Стихи
Я
- Много видевший, много знавший,
- Знавший ненависть и любовь,
- Всё имевший, всё потерявший
- И опять всё нашедший вновь.
- Вкус узнавший всего земного
- И до жизни жадный опять,
- Обладающий всем и снова
- Всё боящийся потерять.
Июнь 1945
Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва, изд-во «Высшая школа», 1969.
ДОЛЖНИК
- Подгулявший шутник, белозубый, как турок,
- Захмелел, прислонился к столбу и поник.
- Я окурок мой кинул. Он поднял окурок,
- Раскурил и сказал, благодарный должник:
- «Приходи в крематорий, спроси Иванова,
- Ты добряк, я сожгу тебя даром, браток».
- Я запомнил слова обещанья хмельного
- И бегущий вдоль потного лба завиток.
- Почтальоны приходят, но писем с Урала
- Мне в Таганку не носят в суме на боку.
- Если ты умерла или ждать перестала,
- Разлюбила меня, — я пойду к должнику.
- Я приду в крематорий, спущусь в кочегарку,
- Где он дырья чинит на коленях штанов,
- Подведу его к топке, пылающей жарко,
- И шепну ему грустно: «Сожги, Иванов!»
Дмитрий Кедрин. Стихотворения. Поэмы. Москва: «Московский Рабочий», 1982.
ЗОДЧИЕ
- Как побил государь
- Золотую Орду под Казанью,
- Указал на подворье свое
- Приходить мастерам.
- И велел благодетель,
- Гласит летописца сказанье,
- В память оной победы
- Да выстроят каменный храм.
- И к нему привели Флорентийцев,
- И немцев,
- И прочих
- Иноземных мужей,
- Пивших чару вина в один дых.
- И пришли к нему двое
- Безвестных владимирских зодчих,
- Двое русских строителей,
- Статных,
- Босых,
- Молодых.
- Лился свет в слюдяное оконце,
- Был дух вельми спертый.
- Изразцовая печка. Божница.
- Угар и жара.
- И в посконных рубахах
- Пред Иоанном Четвертым,
- Крепко за руки взявшись,
- Стояли сии мастера.
- «Смерды!
- Можете ль церкву сложить
- Иноземных пригожей?
- Чтоб была благолепней
- Заморских церквей, говорю?»
- И, тряхнув волосами,
- Ответили зодчие:
- «Можем!
- Прикажи, государь!»
- И ударились в ноги царю.
- Государь приказал.
- И в субботу на вербной неделе,
- Покрестись на восход,
- Ремешками схватив волоса,
- Государевы зодчие
- Фартуки наспех надели,
- На широких плечах
- Кирпичи понесли на леса.
- Мастера выплетали
- Узоры из каменных кружев,
- Выводили столбы
- И, работой своею горды,
- Купол золотом жгли,
- Кровли крыли лазурью снаружи
- И в свинцовые рамы
- Вставляли чешуйки слюды.
- И уже потянулись
- Стрельчатые башенки кверху.
- Переходы,
- Балкончики,
- Луковки да купола.
- И дивились ученые люди,
- Зане эта церковь
- Краше вилл италийских
- И пагод индийских была!
- Был диковинный храм
- Богомазами весь размалеван,
- В алтаре,
- И при входах,
- И в царском притворе самом.
- Живописной артелью
- Монаха Андрея Рублева
- Изукрашен зело
- Византийским суровым письмом…
- А в ногах у постройки
- Торговая площадь жужжала,
- Торовато кричала купцам:
- «Покажи, чем живешь!»
- Ночью подлый народ
- До креста пропивался в кружалах,
- А утрами истошно вопил,
- Становясь на правеж.
- Тать, засеченный плетью,
- У плахи лежал бездыханно,
- Прямо в небо уставя
- Очесок седой бороды,
- И в московской неволе
- Томились татарские ханы,
- Посланцы Золотой,
- Переметчики Черной Орды.
- А над всем этим срамом
- Та церковь была
- Как невеста!
- И с рогожкой своей,
- С бирюзовым колечком во рту,
- Непотребная девка
- Стояла у Лобного места
- И, дивясь,
- Как на сказку,
- Глядела на ту красоту…
- А как храм освятили,
- То с посохом,
- В шапке монашьей,
- Обошел его царь
- От подвалов и служб
- До креста.
- И, окинувши взором
- Его узорчатые башни,
- «Лепота!» — молвил царь.
- И ответили все: «Лепота!»
- И спросил благодетель:
- «А можете ль сделать пригожей,
- Благолепнее этого храма
- Другой, говорю?»
- И, тряхнув волосами,
- Ответили зодчие:
- «Можем!
- Прикажи, государь!»
- И ударились в ноги царю.
- И тогда государь
- Повелел ослепить этих зодчих,
- Чтоб в земле его
- Церковь
- Стояла одна такова,
- Чтобы в Суздальских землях
- И в землях Рязанских
- И прочих
- Не поставили лучшего храма,
- Чем храм Покрова!
- Соколиные очи
- Кололи им шилом железным,
- Дабы белого света
- Увидеть они не могли.
- И клеймили клеймом,
- Их секли батогами, болезных,
- И кидали их,
- Темных,
- На стылое лоно земли.
- И в Обжорном ряду,
- Там, где заваль кабацкая пела,
- Где сивухой разило,
- Где было от пару темно,
- Где кричали дьяки:
- «Государево слово и дело!»
- Мастера Христа ради
- Просили на хлеб и вино.
- И стояла их церковь
- Такая,
- Что словно приснилась.
- И звонила она,
- Будто их отпевала навзрыд,
- И запретную песню
- Про страшную царскую милость
- Пели в тайных местах
- По широкой Руси Гусляры.
1938
Дмитрий Кедрин. Стихотворения. Поэмы. Москва: «Московский Рабочий», 1982.
* * * «Вот и вечер жизни. Поздний вечер…»
- Вот и вечер жизни. Поздний вечер.
- Холодно и нет огня в дому.
- Лампа догорела. Больше нечем
- Разогнать сгустившуюся тьму.
- Луч рассвета, глянь в мое оконце!
- Ангел ночи! Пощади меня:
- Я хочу еще раз видеть солнце
- Солнце первой половины Дня!
30 апреля 1943
Дмитрий Кедрин. Стихотворения. Поэмы. Москва: «Московский Рабочий», 1982.
ЗИМНЕЕ
- Экой снег какой глубокий!
- Лошадь дышит горячо.
- Светит месяц одинокий
- Через левое плечо.
- Пруд окован крепкой бронью,
- И уходят от воды
- Вправо — крестики вороньи,
- Влево — заячьи следы.
- Гнется кустик на опушке,
- Блещут звезды, мерзнет лес,
- Тут снимал перчатки Пушкин
- И крутил усы Дантес.
- Раздается на полянке
- Волчьих свадеб дальний вой.
- Мы летим в ковровых санках
- По дороге столбовой.
- Ускакали с черноокой
- И — одни… Чего ж еще?
- Светит месяц одинокий
- Через левое плечо.
- Неужели на гулянку
- С колокольцем под дугой
- Понесется в тех же санках
- Завтра кто-нибудь другой?
- И усы ладонью тронет,
- И увидит у воды
- Те же крестики вороньи,
- Те же заячьи следы?
- На березах грачьи гнезда
- Да сорочьи терема?..
- Те же волки, те же звезды,
- Та же русская зима!
- На погост он мельком глянет,
- Где ограды да кресты.
- Мельком глянет, нас помянет:
- Жили-были я да ты!..
- И прижмется к черноокой,
- И задышит горячо.
- Глянет месяц одинокий
- Через левое плечо.
1938
Дмитрий Кедрин. Стихотворения. Поэмы. Москва: «Московский Рабочий», 1982.
ПЛАСТИНКА
Л.К.
- Когда я уйду,
- Я оставлю мой голос
- На чёрном кружке.
- Заведи патефон,
- И вот Под иголочкой,
- Тонкой, как волос,
- От гибкой пластинки
- Отделится он.
- Немножко глухой
- И немножко картавый,
- Мой голос
- Тебе прочитает стихи,
- Окликнет по имени,
- Спросит: «Устала?»
- Наскажет
- Немало смешной чепухи.
- И сколько бы ни было
- Злого,
- Дурного,
- Печалей,
- Обид,
- Ты забудешь о них.
- Тебе померещится,
- Будто бы снова
- Мы ходим в кино,
- Разбиваем цветник.
- Лицо твоё
- Тронет волненья румянец,
- Забывшись,
- Ты тихо шепнёшь: «Покажись!..»
- Пластинка хрипнет
- И окончит свой танец,
- Короткий,
- Такой же недолгий,
- Как жизнь.
1939
Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва: «Русский язык», 1981.
ПОГОНЯ
- Полон кровью рот мой черный,
- Давит глотку потный страх,
- Режет грудь мой конь упорный
- О колючки на буграх.
- А тропа — то ров, то кочка,
- То долина, то овраг…
- Ну и гонка, ну и ночка…
- Грянет выстрел — будет точка,
- Дремлет мир — не дремлет враг.
- На деревне у молодки
- Лебедь — белая кровать.
- Не любить, не пить мне водки
- На деревне у молодки,
- О плетень сапог не рвать
- И коней не воровать.
- Старый конь мой, конь мой верный,
- Ой как громок топот мерный:
- В буераках гнут вдали
- Вражьи кони — ковыли.
- Как орел, летит братишка,
- Не гляди в глаза, луна.
- Грянет выстрел — будет крышка,
- Грянет выстрел — кончен Тришка.
- Ветер глух. Бледна луна.
- Кровь журчит о стремена.
- Дрогнул конь, и ветра рокот
- Тонет в травах на буграх.
- Конь упал, и громче топот,
- Мгла черней, и крепче страх.
- Ветер крутит елей кроны,
- Треплет черные стога,
- Эй, наган, верти патроны,
- Прямо в грудь гляди, наган.
- И летят на труп вороны,
- Как гуляки в балаган.
1925
Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва: «Русский язык», 1981.
* * * «Любезный читатель! Вы мрак, вы загадка…»
- Любезный читатель! Вы мрак, вы загадка.
- Еще не снята между нами рогатка.
- Лежит моя книжка под Вашей рукой.
- Давайте знакомиться! Кто Вы такой?
- Быть может, Цека посылает такого
- В снега, в экспедицию «Сибирякова»,
- А может быть, чаю откушав ко сну,
- Вы дурой браните больную жену.
- Но нет, Вы из первых. Вторые скупее,
- Вы ж царственно бросили 20 копеек,
- Раскрыли портфель и впихнули туда
- Пять лет моей жизни, два года труда.
- И если Вас трогают рифмы, и если
- Вы дома удобно устроитесь в кресле
- С покупкой своей, что дешевле грибов,
- Я нынче же Вам расскажу про любовь
- Раскосого ходи с работницей русской,
- Китайца роман с белобрысой Маруськой,
- Я Вам расскажу, как сварили Христа,
- Как Байрон разгневанный сходит с холста,
- Как к Винтеру рыбы ввалились гурьбою,
- Как трудно пришлось моему Балабою,
- Как шлет в контрразведку прошенье мужик
- И как мой желудок порою блажит.
- Порой в одиночку, по двое, по трое,
- Толпою пройдут перед Вами герои,
- И каждый из них принесет Вам ту злость,
- Ту грусть, что ему испытать довелось,
- Ту радость, ту горечь, ту нежность, тот смех,
- Что всех их роднит, что связует их всех.
- Толпа их… Когда, побеседовав с нею,
- Читатель, Вам станет немного яснее,
- Кого Вам любить и кого Вам беречь,
- Кого ненавидеть и чем пренебречь,
- За выпись в блокноте, за строчку в цитате,
- За добрую память — спасибо, читатель!..
- Любезный читатель! А что, если Вы
- Поклонник одной лишь «Вечерней Москвы»,
- А что, если Вы обыватель и если
- Вас трогают только романы Уэдсли.
- Увы! Эта книжка без хитрых затей!
- Тут барышни не обольщают детей,
- Решительный граф, благородный, но бедный,
- Не ставит на карту свой перстень наследный,
- И вкруг завещания тайного тут
- Скапен с Гарпагоном интриг не плетут!..
- Двугривенный Ваш не бросайте без цели,
- Купите-ка лучше коробочку «Дели».
- Читать эту книжку не стоит труда:
- Поверьте, что в ней пустячки, ерунда.
1932
Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва: «Русский язык», 1981.
РАЗГОВОР
- «В туманном поле долог путь
- И ноша не легка.
- Пора, приятель, отдохнуть
- В тепле, у камелька.
- Ваш благородный конь храпит,
- Едва жует зерно,
- В моих подвалах мирно спит
- Трехпробное вино».
- «Благодарю. Тепла земля,
- Прохладен мрак равнин,
- Дорога в город короля
- Свободна, гражданин?»
- «Мой молодой горячий друг,
- Река размыла грунт,
- В стране, на восемь миль вокруг,
- Идет голодный бунт.
- Но нам, приятель, все равно:
- Народ бурлит — и пусть.
- Игра монахов в домино
- Рассеет нашу грусть».
- «Вы говорите, что народ
- Идет войной на трон?
- Пешком, на лодке или вброд
- Я буду там, где он.
- Прохладны мирные поля,
- В равнинах мгла и лень!
- Но этот день для короля,
- Пожалуй, судный день».
- «Но лодки, друг мой, у реки
- Лежат без якорей.
- И королевские стрелки
- Разбили бунтарей.
- Вы — храбрецы, но крепок трон,
- Бурливые умы.
- И так же громок крик ворон
- Над кровлями тюрьмы.
- Бродя во мгле, среди долин,
- На вас луна глядит,
- Войдите, и угрюмый сплин
- Малага победит».
- «Благодарю, но, право, мы
- Питомцы двух дорог.
- Я выбираю дверь тюрьмы,
- Вам ближе — ваш порог.
- Судьбу мятежников деля,
- Я погоню коня…
- Надеюсь — плаха короля
- Готова для меня».
1926
Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва: «Русский язык», 1981.
ПЕСНЯ О ЖИВЫХ И МЕРТВЫХ
- Серы, прохладны и немы
- Воды глубокой реки.
- Тихо колышутся шлемы,
- Смутно мерцают штыки.
- Гнутся высокие травы,
- Пройденной былью шурша.
- Грезятся стены Варшавы
- И камыши Сиваша.
- Ваши седые курганы
- Спят над широкой рекой.
- Вы разрядили наганы
- И улеглись на покой.
- Тучи слегка серебристы
- В этот предутренний час,
- Тихо поют бандуристы
- Славные песни о вас.
- Слушают грохот крушенья
- Своды великой тюрьмы.
- Дело ее разрушенья
- Кончим, товарищи, мы.
- Наша священная ярость
- Миру порукой дана:
- Будет безоблачна старость,
- Молодость будет ясна.
- Гневно сквозь сжатые зубы
- Плюнь на дешевый уют.
- Наши походные трубы
- Скоро опять запоют.
- Музыкой ясной и строгой
- Нас повстречает война.
- Выйдем — и будут дорогой
- Ваши звучать имена.
- Твердо пойдем, побеждая,
- Крепко сумеем стоять.
- Память о вас молодая
- Будет над нами сиять.
- Жесткую выдержку вашу
- Гордо неся над собой,
- Выпьем тяжелую чашу,
- Выдержим холод и бой.
- Все для того, чтобы каждый,
- Смертью дышавший в борьбе,
- Мог бы тихонько однажды
- В сердце сказать о себе:
- «Я создавал это племя,
- Миру несущее новь,
- Я подарил тебе, время,
- Молодость, слово и кровь».
1927
Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва: «Русский язык», 1981.
ИСПОВЕДЬ
- «Смотри, дитя, в мои глаза,
- Не прячь в руках лица.
- Поверь, дитя: глазам ксендза
- Открыты все сердца.
- Твоя душа грехом полна,
- Сама в огонь летит.
- Пожертвуй церкви литр вина
- И бог тебя простит».
- «Но я, греховный сок любя,
- Когда пришла зима
- Грехи хранила для тебя,
- А ром пила сама.
- С любимым лежа на боку,
- Мы полоскали рты…»
- «Так расскажи духовнику,
- В чем согрешила ты?»
- «Дебат у моего стола
- Религию шатал.
- Мои греховные дела
- Гремят на весь квартал».
- «Проступок первый не таков,
- Чтоб драть по десять шкур:
- У папы много дураков
- И слишком много дур.
- Но сколько было и когда
- Любовников твоих?
- Как целовала и куда
- Ты целовала их?»
- «С тех пор, как ты лишен стыда,
- Их было ровно сто.
- Я целовала их туда,
- Куда тебя — никто».
- «От поцелуев и вина
- До ада путь прямой.
- Послушай, панна, ты должна
- Прийти ко мне домой!
- Мы дома так поговорим,
- Что будет стул трещать,
- И помни, что Высокий Рим
- Мне дал права прощать».
- «Я помолюсь моим святым
- И мессу закажу,
- Назначу пост, но к холостым
- Мужчинам не хожу».
- «Тогда прощай. Я очень рад
- Молитвам и постам,
- Ведь ты стремишься прямо в ад
- И, верно, будешь там».
- «Но я божницу уберу,
- Молясь, зажгу свечу…
- Пусти, старик, мою икру,
- Я, право, закричу!..»
- «Молчи, господь тебя прости
- Своим святым крестом!..»
- «Ты… прежде… губы отпусти,
- А уж грехи — потом!»
1926
Екатеринослав Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва: «Русский язык», 1981.
КАЗНЬ
- Дохнул бензином легкий форд
- И замер у крыльца,
- Когда из дверцы вылез лорд,
- Старик с лицом скопца.
- У распахнувшихся дверей,
- Поникнув головой,
- Ждал дрессированный лакей
- В чулках и с булавой.
- И лорд, узнав, что света нет
- И почта не пришла,
- Прошел в угрюмый кабинет
- И в кресло у стола,
- Устав от треволнений дня,
- Присел, не сняв пальто.
- Дом без воды и без огня
- Угрюм и тих. Ничто
- Не потревожит мирный сон.
- Плывет огонь свечи,
- И беспокойный телефон
- Безмолвствует в ночи.
- Лорд задремал. Сырая мгла
- Легла в его кровать.
- А дрема вышла из угла
- И стала колдовать:
- Склонилась в свете голубом,
- Шепча ему, что он
- Под балдахином и гербом
- Вкушает мирный сон.
- Львы стерегут его крыльцо,
- Рыча в густую мглу,
- И дождик мокрое лицо
- Прижал к его стеклу.
- Но вот в спокойный шум дождя
- Вмешался чуждый звук,
- И, рукавами разведя,
- Привстал его сюртук.
- «Товарищи! Хау-ду-ю-ду?[1]
- Сказал сюртук, пища. —
- Давайте общую беду
- Обсудим сообща.
- Кому терпение дано
- Служите королю,
- А я, шотландское сукно,
- Достаточно терплю.
- Лорд сжал в кулак мои края,
- А я ему, врагу,
- Ношу часы? Да разве я
- Порваться не могу?»
- Тут шелковистый альт, звеня,
- Прервал: «Сюртук! Молчи!
- Недаром выткали меня
- Ирландские ткачи».
- «Вражда, как острая игла,
- Сидит в моем боку!» —
- Рубашка лорда подошла,
- Качаясь, к сюртуку.
- И, поглядев по сторонам,
- Башмак промолвил: «Так!»
- «Друзья! Позвольте слово нам! —
- Сказал другой башмак. —
- Большевиками состоя,
- Мы против всякой тьмы.
- Прошу запомнить: брат и я
- Из русской кожи мы».
- И проводам сказали: «Плиз![2]
- Пожалуйте сюда!»
- Тогда, качаясь, свисли вниз
- Худые провода:
- «Мы примыкаем сей же час!
- Подайте лишь свисток.
- Ведь рурский уголь гнал сквозь нас
- Почти московский ток».
- Вокруг поднялся писк и вой:
- «Довольно! Смерть врагам!»
- И голос шляпы пуховой
- Вмешался в общий гам:
- «И я могу друзьям помочь.
- Предметы, я была
- Забыта лордом в эту ночь
- На кресле у стола.
- Живя вблизи его идей,
- Я знаю: там — навоз.
- Лорд оскорбляет труд людей
- И шерсть свободных коз».
- А кресло толстое, черно,
- Когда умолк вокруг
- Нестройный шум, тогда оно
- Проговорило вдруг:
- «Я дрыхну в продолженье дня,
- Но общая беда
- Теперь заставила меня
- Приковылять сюда.
- Друзья предметы, лорд жесток,
- Хоть мал, и глуп, и слаб.
- Ведь мой мельчайший завиток
- Колониальный раб!
- К чему бездействовать крича?
- Пора трубить борьбу!
- Покуда злоба горяча,
- Решим его судьбу!»
- «Казнить!» — в жестоком сюртуке
- Вопит любая нить;
- И каждый шнур на башмаке
- Кричит: «Казнить! Казнить!»
- С опаской выглянув во двор,
- Приличны и черны,
- Читать джентльмену приговор
- Идут его штаны.
- «Сэр! — обращаются они. —
- Здесь шесть враждебных нас.
- Сдавайтесь, вы совсем одни
- В ночной беззвучный час.
- Звонок сбежал, закрылась дверь,
- Погас фонарь луны…»
- «Я буду в Тоуэр взят теперь?»
- «Мужайтесь! Казнены!»
- И лорд взмолился в тишине
- К судилищу шести:
- «Любезные! Позвольте мне
- Защитника найти».
- «Вам не избегнуть наших рук,
- Защитник ни при чем.
- Но попытайтесь…» — И сюртук
- Пожал сухим плечом.
- Рука джентльмена набрела
- На Библию впотьмах,
- Но книга — нервная была,
- Она сказала: «Ах!»
- Дрожащий лорд обвел мельком
- Глазами кабинет,
- Но с металлическим смешком
- Шептали вещи: «Нет!»
- Сюртук хихикнул в стороне:
- «Все — против. Кто же за?»
- И лорд к портрету на стене
- Возвел свои глаза:
- «Джентльмен в огне и на воде,
- Гласит хороший тон,
- Поможет равному в беде.
- Вступитесь, Джордж Гордон,
- Во имя Англии святой,
- Начала всех начал!»
- Но Байрон в раме золотой
- Презрительно молчал.
- Обняв седины головы,
- Лорд завопил, стеня:
- «Поэт, поэт! Ужель и вы
- Осудите меня?»
- И, губы приоткрыв едва,
- Сказал ему портрет:
- «Увы, меж нами нет родства
- И дружбы тоже нет.
- Мою безнравственность кляня,
- У света за спиной
- Вы снова станете меня
- Травить моей женой.
- Начнете мне мораль читать,
- Потом в угоду ей
- У Шелли бедного опять
- Отнимете детей.
- Нет, лучше будемте мертвы,
- Пустой солильный чан,
- За волю греков я, а вы
- За рабство англичан».
- Тут кресло скрипнуло, пока
- Черневшее вдали.
- Предметы взяли старика
- И в кресло повлекли.
- Не в кресло, а на страшный стул,
- Черневший впереди.
- Сюртук, нескладен и сутул,
- Толкнул его: «Сиди!»
- В борьбе с жестоким сюртуком
- Лорд потерял очки,
- А ноги тощие силком
- Обули башмаки.
- Джентльмен издал короткий стон:
- «Ужасен смертный плен!»
- А брюки скорчились, и он
- Не мог разжать колен.
- Охвачен страхом и тоской,
- Старик притих, и вот
- На лысом темени рукой
- Отер холодный пот,
- А шляпа вспрыгнула туда
- И завозилась там,
- И присосались провода
- К ее крутым полям.
- Тогда рубашка в провода
- Впустила острый ток…
- Серея, в Темзе шла вода,
- Позеленел восток,
- И лорд, почти сойдя с ума,
- Рукой глаза протер…
- Над Лондоном клубилась тьма:
- Там бастовал шахтер.
1928
Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва: «Русский язык», 1981.
ПОРТРЕТ
Ф. Сорокину
- Твои глаза — две злые птицы,
- Два ястреба или орла.
- Близ них, как хищные крыла,
- Раскинуты твои ресницы.
- Сползает к мощному надбровью
- Упрямый лоб. На нем война
- Огнем чертила письмена
- И знаки закрепляла кровью.
- Твой лик отточен, тверд и тонок,
- Недвижен, ясен… Лишь порой
- Сквозь этот лик глядит второй:
- Поэт, проказник и ребенок.
- А первый, мужественно-грубый,
- В следах тревоги и войны
- Скрывается. И вот нежны
- Лукавые сухие губы.
- Так ты, единый, весь раздвоен,
- И, чередуясь, тьма и свет
- Живут в тебе, дитя, поэт,
- Ленивый бражник, хмурый воин.
2 января 1928
Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва: «Русский язык», 1981.
ПРОШЕНИЕ
- Ваше благородие! Теперь косовица,
- Хлебушек сечется, снимать бы пора.
- Руки наложить? На шлее удавиться?
- Не обмолотить яровых без Петра.
- Всех у нас работников — сноха да внучек.
- Молвить по порядку, я врать не люблю,
- Вечером пришли господин поручик
- Вроде бы под мухой. Так, во хмелю.
- Начали — понятное дело: пьяный,
- Хмель хотя и ласковый, а шаг до греха,
- Бегать за хозяйкой Петра, Татьяной,
- Которая нам сноха.
- Ты из образованных? Дворянского рода?
- Так не хулигань, как последний тать.
- А то повалил посреди огорода,
- Принялся давить, почал хватать.
- Петр — это наш, это — мирный житель:
- А ни воровать, а ни гнать самогон.
- Только, ухватившись за ихний китель,
- Петр ненароком сорвал погон.
- Малый не такой, чтобы драться с пьяным,
- Тронул их слегка, приподнял с земли.
- Они же осерчали. Грозя наганом,
- Взяли и повели.
- Где твоя погибель — поди приметь-ка,
- Был я у полковника, и сам не рад.
- Говорит: «Расстреляем!» Потому как Петька
- Будто бы есть «большевистский гад».
- Ваше благородие! Прилагаю при этом
- Сдобных пирогов — напекла свекровь.
- Имей, благодетель, сочувствие к летам,
- Выпусти Петра, пожалей мою кровь.
- А мы с благодарностью — подводу, коня ли,
- Последнюю рубашку, куда ни шло…
- А если Петра уже разменяли
- Просим отдать барахло.
1929
Днепропетровск Русская и советская поэзия длястудентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва: «Русский язык», 1981.
СТРОИТЕЛЬ
- Мы разбили под звездами табор
- И гвоздями прибили к шесту
- Наш фонарик, раздвинувший слабо
- Гуталиновую черноту.
- На гранита шершавые плиты
- Аккуратно поставили мы
- Ватерпасы и теодолиты,
- Положили кирки и ломы.
- И покуда товарищи спорят,
- Я задумался с трубкой у рта:
- Завтра утром мы выстроим город,
- Назовем этот город — Мечта.
- В этом улье хрустальном не будет
- Комнатушек, похожих на клеть.
- В гулких залах веселые люди
- Будут редко грустить и болеть.
- Мы сады разобьем, и над ними
- Станет, словно комета хвостат,
- Неземными ветрами гонимый,
- Пролетать голубой стратостат.
- Благодарная память потомка!
- Ты поклонишься нам до земли.
- Мы в тяжелых походных котомках
- Для тебя это счастье несли!
- Не колеблясь ни влево, ни вправо,
- Мы работе смотрели в лицо,
- И вздымаются тучные травы
- Из сердец наших мертвых отцов…
- Тут, одетый в брезентовый китель,
- По рештовкам у каждой стены,
- Шел и я, безыменный строитель
- Удивительной этой страны.
1930
Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва: «Русский язык», 1981.
АФРОДИТА
- Протирая лорнеты,
- Туристы блуждают, глазея
- На безруких богинь,
- На героев, поднявших щиты.
- Мы проходим втроем
- По античному залу музея:
- Я, пришедший взглянуть,
- Старичок завсегдатай
- И ты.
- Ты работала смену
- И прямо сюда от вальцовки.
- Ты домой не зашла,
- Приодеться тебе не пришлось.
- И глядит из-под фартука
- Краешек синей спецовки,
- Из-под красной косынки
- Сверкающий клубень волос.
- Ты ступаешь чуть слышно,
- Ты смотришь, немножко робея,
- На собранье богов
- Под стволами коринфских колонн.
- Закатившая очи,
- Привычно скорбит Ниобея,
- Горделиво взглянувший,
- Пленяет тебя Аполлон.
- Завсегдатай шалеет.
- Его ослепляет Даная.
- Он молитвенно стих
- И лепечет, роняя пенсне:
- «О небесная прелесть!
- Ответь, красота неземная,
- Кто прозрел твои формы
- В ночном ослепительном сне?»
- Он не прочь бы пощупать
- Округлость божественных ляжек,
- Взгромоздившись к бессмертной
- На тесный ее пьедестал.
- И в большую тетрадь
- Вдохновенный его карандашик
- Те заносит восторги,
- Которые он испытал.
- «Молодой человек! —
- Поучительно,
- С желчным присвистом,
- Проповедует он, —
- Верьте мне,
- Я гожусь вам в отцы:
- Оскудело искусство!
- Покуда оно было чистым,
- Нас божественной радостью
- Щедро дарили творцы».
- «Уходи, паралитик!
- Что знаешь ты,
- Нищий и серый?
- Может быть, для Мадонны
- Натурой служила швея.
- Поищи твое небо
- В склерозных распятьях Дюрера,
- В недоносках Джиотто,
- В гнилых откровеньях Гойя».
- Дорогая, не верь!
- Если б эти кастраты, стеная,
- Создавали ее,
- Красота бы давно умерла.
- Красоту создает
- Трижды плотская,
- Трижды земная
- Пепелящая страсть,
- Раскаленное зренье орла.
- Посмотри:
- Все богини,
- Которые, больше не споря,
- Населяют Олимп,
- Очутившийся на Моховой,
- Родились в городках
- У лазурного теплого моря,
- И — спроси их —
- Любая
- Была в свое время живой.
- Хлопотали они
- Над кругами овечьего сыра,
- Пряли тонкую шерсть,
- Пели песни,
- Стелили постель…
- Это жен и любовниц
- В сварливых властительниц мира
- Превращает Скопас,
- Переделывает Пракситель.
- Красота не угасла!
- Гляди, как спокойно и прямо
- Выступал гладиатор,
- Как диск заносил Дискобол.
- Я встречал эти мускулы
- На стадионе «Динамо»,
- Я в тебе, мое чудо,
- Мою Афродиту нашел.
- Оттого на тебя
- (Ты уже покосилась сердито)
- Неотвязно гляжу,
- Неотступно хожу по следам.
- Я тебя, моя радость,
- Живая моя Афродита, —
- Да простят меня боги! —
- За их красоту не отдам.
- Ты глядишь на них, милая,
- Трогаешь их, дорогая,
- Я хожу тебе вслед
- И причудливой тешусь игрой:
- Ты, я думаю молча,
- На цоколе стройном, нагая,
- Рядом с пеннорожденной
- Казалась бы младшей сестрой,
- Так румянец твой жарок,
- Так губы свежи твои нынче,
- Лебединая шея
- Так снежно бела и стройна,
- Что когда бы в Милане
- Тебя он увидел бы — Винчи,
- Ты второй Джиокондой
- Сияла бы нам с полотна!
- Между тем ты не слепок,
- Ты — сверстница мне,
- Ты — живая.
- Ходишь в стоптанных туфлях.
- Я родинку видел твою.
- Что ж, сердись или нет,
- А, тебя, проводив до трамвая,
- Я беру тебя в песню,
- Мечту из тебя создаю.
- Темнокудрый юнец
- По расплывчатым контурам линий
- Всю тебя воссоздаст
- И вздохнет о тебе горячо.
- Он полюбит твой профиль,
- И взор твой студеный и синий,
- И сквозь легкую ткань
- Золотое в загаре плечо.
- Вечен ток вдохновенья!
- И так, не смолкая, гудит он
- Острым творческим пламенем
- Тысячелетья, кажись.
- Так из солнечной пены
- Встает и встает Афродита,
- Пены вольного моря,
- Которому прозвище Жизнь.
1931
Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва: «Русский язык», 1981.
