Жанры
Регистрация
Читать онлайн Сотворение мира бесплатно

Сотворение мира



Книга исхода

Бег

  • Останови! – Замучались вконец:
  • Хватаем воздух ртом, ноздрями,
  • С поклажей, чадами, – где мать, а где отец,
  • Где панихидных свечек пламя, —
  • По суховеям, по метелям хищных рельс,
  • По тракту, колее, по шляху, —
  • Прощанья нет, ведь времени в обрез! —
  • И ни бесстрашия, ни страха, —
  • Бежим, бежим…
  • Истоптана страна!
  • Ее хребет проломлен сапогами.
  • И во хрустальном зале ожиданья, где она,
  • Зареванная, спит, где под ногами —
  • Окурки, кошки, сироты, телег
  • Ремни, и чемоданы, и корзины, —
  • Кричу: останови, прерви сей Бег,
  • Перевяжи, рассекнув, пуповину!
  • Неужто не родимся никогда?!
  • Неужто – по заклятью ли, обету —
  • Одна осталась дикая беда:
  • Лететь, бежать, чадить по белу свету?!
  • Ползти ползком, и умирать ничком —
  • На стритах-авеню, куда бежали,
  • В морозной полночи меж Марсом и стожком,
  • Куда Макар телят гонял едва ли…
  • Беги, народ! Беги, покуда цел,
  • Покуда жив – за всей жратвою нищей,
  • За всеми песнями, что хрипло перепел
  • Под звездной люстрою барака и кладбища!
  • Беги – и в роддома и в детдома,
  • Хватай, пока не поздно, пацаняток,
  • Пока в безлюбье не скатил с ума,
  • Не выстыл весь – от маковки до пяток!
  • Кричу: останови!… – Не удержать.
  • Лишь крылья кацавеек отлетают…
  • Беги, пока тебе дано бежать,
  • Пока следы поземка заметает.
  • И, прямо на меня, наперерез,
  • Скривяся на табло, как бы от боли,
  • Патлатая, баулы вперевес,
  • Малой – на локте, старший – при подоле,
  • Невидяще, задохнуто, темно,
  • Опаздывая, плача, проклиная…
  • Беги! Остановить не суждено.
  • До пропасти.
  • До счастия.
  • До края.

Юдифь и Олоферн

  • Дымы над крышей, Медная Луна,
  • Шатаясь, плачет надо мною…
  • О! Голова моя отягчена
  • Висящей бронзой, бахромою
  • Аквамаринов, серьги близко плеч
  • Мотаются, и шуба жжет мехами…
  • Я – воздух жгу, я – зарево, я – печь,
  • Я – пламя: меж румянами, духами…
  • Трамвайный блеск, парадов звон и чад,
  • Голодные театры лавок,
  • И рынки, где монетами гремят
  • И где лимон рублевый сладок,
  • Моста бензинного чугунный козий рог
  • Над ледокольною невестиной рекою,
  • А за рекой – чертог, что дикий стог,
  • Разметанный неистовой рукою…
  • Он весь в снегу горит, Там Олоферн
  • Пирует, ложкою неся икру из миски
  • Фарфоровой – ко рту, чернее скверн,
  • А тот, прислужник, кланяется низко…
  • А тот, лакейчик, – ишь, сломался он,
  • Гляди-ка, хрустнет льстивая хребтина!…
  • Ну что ж, народ. Ты погрузился в сон,
  • Тебе равно: веревка… гильотина…
  • Так. Я пойду. Под шубой – дедов меч.
  • В лицо мне ветер зимние монеты,
  • Слепя, швыряет. Сотней синих свеч
  • Над черепицей – звезды и планеты.
  • Не женщина, не воин и не зверь,
  • Я – резкий свет на острие дыханья.
  • Я знаю все. Вот так – ударю дверь.
  • Так – взором погружу во прозябанье
  • Телохранителей. Так – локтем отведу
  • Ту стражу, что последняя, в покои…
  • Он спит, Тиран. Его губа в меду.
  • Ему во сне – изгнанники, изгои,
  • Кричащие близ дула и в петле…
  • Мне дымно. Душно. Меч я подымаю.
  • Мех наземь – с плеч! Ходил ты по земле.
  • Ты хочешь жить – я это понимаю,
  • Но над тобой, хрипя, я заношу
  • Всю боль, всю жизнь, где ниц мы упадали!
  • И то не я возмездие вершу:
  • То звезды – бузиною по ножу —
  • Так обоюдоостро засверкали!
  • И пусть потом катится голова,
  • И – ор очнувшихся от спячки,
  • И я, как пасека зимой, мертва, —
  • А морды смердов, что жальчей подачки,
  • Грызут глазами, —
  • Кулаки несут,
  • Зажавши, сумасшедшие шандалы,
  • И рты визжат, – но я свершила суд,
  • Я над содеянным стояла —
  • Я, баба жалкая, – не целая страна, —
  • В сережках, даренных пустыми мужиками,
  • Юдифь безумная, – одна, совсем одна —
  • Пред густо населенными веками!
  • И, за волосы голову держа
  • Оскаленную – перед вами, псы и люди,
  • Я поняла, звездой в ночи дрожа,
  • Что все —
  • И повторится, и пребудет.
  • Норд-ост
  • В этой гиблой земле, что подобна костру,
  • Разворошенному кочергою,
  • Я стою на тугом, на железном ветру,
  • Обнимающем Время нагое.
  • Ну же, здравствуй, рубаха наш парень Норд-Ост,
  • Наш трудяга, замотанный в доску,
  • Наш огонь, что глядит на поветь и погост
  • Аввакумом из хриплой повозки!
  • Наши лики ты льдяной клешнею цеплял,
  • Мономаховы шапки срывая.
  • Ты пешней ударял во дворец и в централ,
  • Дул пургой на излом каравая!
  • Нашу землю ты хладною дланью крестил.
  • Бинтовал все границы сквозные.
  • Ты вершины рубил.
  • Ты под корень косил!
  • Вот и выросли дети стальные.
  • Вот они – ферросплавы, титан и чугун,
  • Вот – торчащие ржавые колья…
  • Зри, Норд-Ост! Уж ни Сирин нам, ни Гамаюн
  • Не споют над любовью и болью —
  • Только ты, смертоносный, с прищуром, Восток,
  • Ты пируешь на сгибших равнинах —
  • Царь костлявый, в посту и молитве жесток,
  • Царь, копье направляющий в сына,
  • Царь мой, Ветер Барачный, бедняк и батрак,
  • Лучезарные бэры несущий
  • На крылах! И рентгенами плавящий мрак!
  • И сосцы той волчицы сосущий,
  • Что не Ромула-Рема – голодных бичей
  • Из подземок на площади скинет…
  • Вой, Норд-Ост! Вой, наш Ветер – сиротский, ничей:
  • Это племя в безвестии сгинет!
  • Это племя себе уже мылит петлю,
  • Этот вихрь приговор завывает, —
  • Ветер, это конец!
  • Но тебя я – люблю,
  • Ибо я лишь тобою – живая!
  • Что видала я в мире? Да лихость одну.
  • А свободу – в кредит и в рассрочку.
  • И кудлатую шубу навстречь распахну.
  • И рвану кружевную сорочку.
  • И, нагая, стою на разбойном ветру,
  • На поющем секиру и славу, —
  • Я стою и не верю, что завтра умру:
  • Ведь Норд-Ост меня любит, шалаву!
  • Не спущусь я в бетонную вашу нору,
  • Не забьюсь за алтарное злато.
  • До конца, до венца —
  • на юру, на ветру,
  • Им поята,
  • на нем и распята.
  • Мать Мария
  • Выйду на площадь… Близ булочной – гам,
  • Толк воробьиный…
  • Скальпель поземки ведет по ногам,
  • Белою глиной
  • Липнет к подошвам… Кто там?… Человек?…
  • Сгорбившись – в черном:
  • Траурный плат – до монашеских век,
  • Смотрит упорно…
  • Я узнаю тебя. О! Не в свечах,
  • Что зажигала,
  • И не в алмазных и скорбных стихах,
  • Что бормотала
  • Над умирающей дочерью, – не
  • В сытных обедах
  • Для бедноты, – не в посмертном огне —
  • Пеплом по следу
  • За крематорием лагерным, – Ты!…
  • Баба, живая…
  • Матерь Мария, опричь красоты
  • Жизнь проживаю, —
  • Вот и сподобилась, вот я и зрю
  • Щек темных голод…
  • Что ж Ты пришла сюда, встречь январю,
  • В гибнущий город?…
  • Там, во Париже, на узкой Лурмель,
  • Запах картошки
  • Питерской, – а за иконой – метель —
  • Охтинской кошкой…
  • Там, в Равенсбрюке. Где казнь – это быт,
  • Благость для тела, —
  • Варит рука и знаменье творит —
  • Делает дело…
  • Что же сюда Ты, в раскосый вертеп,
  • В склад магазинный,
  • Где вперемешку – смарагды, и хлеб,
  • И дух бензинный?!…
  • Где в ополовнике чистых небес —
  • Варево Ада:
  • Девки-колибри, торговец, что бес,
  • Стыдное стадо?!
  • Матерь Мария, да то – Вавилон!
  • Все здесь прогнило
  • До сердцевины, до млечных пелен, —
  • Ты уловила?…
  • Ты угадала, куда Ты пришла
  • Из запределья —
  • Молимся в храме, где сырость и мгла,
  • В срамном приделе…
  • – Вижу, все вижу, родная моя.
  • Глотки да крикнут!
  • Очи да зрят!… Но в ночи бытия
  • Обры изникнут,
  • Вижу, свидетельствую: то конец.
  • Одр деревянный.
  • Бражница мать. Доходяга отец.
  • Сын окаянный.
  • Музыка – волком бежит по степи,
  • Скалится дико…
  • Но говорю тебе: не разлюби
  • Горнего лика!
  • Мы, человеки, крутясь и мечась,
  • Тут умираем
  • Лишь для того, чтобы слякоть и грязь
  • Глянули – Раем!
  • Вертят богачки куничьи хвосты —
  • Дети приюта…
  • Мы умираем?… Ох, дура же ты:
  • Лишь на минуту!…
  • Я в небесах проживаю теперь.
  • Но, коли худо, —
  • Мне отворяется царская дверь
  • Света и чуда,
  • И я схожу во казарму, в тюрьму,
  • Во плащ-палатку,
  • Чтоб от любови, вперяясь во тьму,
  • Плакали сладко,
  • Чтобы, шепча: «Боже, грешных прости!…» —
  • Нежностью чтобы пронзясь до кости,
  • Хлеб и монету
  • Бедным совали из потной горсти,
  • Горбясь по свету.

Варьете

  • Жемчужными ногами – из-под цветной копны!
  • Кругами да бегами! А хохоты слышны!
  • Несут питьем густое и пряную еду…
  • Долой одежы – стоя!… – дрожат на холоду!…
  • Девчонки вы, печенки, – да с тыквами грудей, —
  • От ног крутых и тонких, мужик, похолодей!…
  • Музыка водопадом сдирает с кожи пот…
  • Танцуйте до упаду, – авось оно пройдет:
  • То Квазимодо-Время на глиняных ногах,
  • Что взял себе в беремя малец на костылях, —
  • А он плясать не может, он видел Гиндукуш…
  • Плесни мускатом в рожи, канкана красный туш!
  • Слизни-ка соль, красотка, с воздернутой губы…
  • Пляши – швырнули б сотку из гула голытьбы!
  • Да только те бояре, сощурясь, зрят канкан,
  • Да будто на пожаре, толкают в пасть банан…
  • Танцуй, танцуй, Галина!… А Сонька, ты чего?…
  • А скулы как малина! А в бисере чело!…
  • Колготки рвутся с хрустом, на зраках пелена —
  • Веселое искусство,
  • Веселая страна!
  • Веселые девахи, до тайников мокры, —
  • Танцуйте вы на плахе, танцуйте до поры:
  • Сей танец – не работа, сей грозный карнавал
  • Вас до седьмого пота за гроши убивал!
  • Целованы – по пьяни, в исподнем – из больниц,
  • Танцуйте, Кира, Кланя, в виду кабаньих лиц!…
  • У попугаев ара наряды не пестрей…
  • Оттанцевать – до жара… и в «скорую» – скорей…
  • А трубы – нету сладу!… Табачный воздух рвут!…
  • Танцуйте до упаду – авось они пройдут,
  • Краснознаменны годы, казарменны гудки,
  • Фланговые народы с дрожанием руки…
  • Там будут псы и кошки и каждый – сыт и пьян…
  • Танцуйте, длинноножки, для них блатной канкан!
  • В роскошестве погибнем да в пиршестве помрем,
  • А все же спину выгнем
  • и рому отхлебнем!
  • И выбежим! И спляшем – во вьюгах площадей,
  • Среди кремлевских башен, среди родных людей —
  • И спереди, и сзади – все в лентах и цветах! —
  • Краснознаменны бляди —
  • Любашки, Верки, Нади —
  • Задрогнув, при параде,
  • С улыбкой на устах.

Встреча Марии с Елизаветой

  • Навстречу друг другу
  • Две женщины шли.
  • Мария – во вьюге —
  • Круглее Земли.
  • И Елизавета
  • Кругла, что копна…
  • – Ох, Машка!… Планета…
  • – Ох, Лизка!… Луна…
  • Им вызвездил иней
  • У рта – лисий мех…
  • – Ну, Машка!… А скинешь?…
  • – Ну, Лизка!… – И смех…
  • Мария погладит
  • Товаркин живот:
  • – Ну, ты не в накладе?…
  • – Умножу народ!…
  • И, тяжко брюхаты,
  • Морозы вдохнут:
  • – Хоша б не солдаты…
  • – Мальцов – заберут!…
  • И очи младые
  • Струят слезный свет.
  • – Ты плачешь, Мария?…
  • – Нет, Лизонька… нет…
  • На пальце сверкает
  • Златое кольцо.
  • Из тьмы возникает
  • Родное лицо.
  • И слезы Марии
  • Летят на живот —
  • То снеги косые,
  • Беззвучный полет,
  • То ветры косые,
  • Косые дожди…
  • – Ты плачешь, Мария!…
  • – Лизок… погоди…
  • И так вынимает
  • Тряпичный комок,
  • И лик утирает
  • Соленый платок!
  • Худые рекламы.
  • Да счастье – взаймы.
  • О, мертвые сраму
  • Не имут!… А мы?!…
  • А Елизавета —
  • Вся шепот и всхлип:
  • – Мой… тоже там где-то…
  • Мой – без вести сгиб…

Анкор, еще анкор!…

  • В табачной пещере, где дым, как щегол,
  • Порхает по темным закутам,
  • Где форточка, будто Великий Могол,
  • Сощурилась мерзлым салютом,
  • Где добрая сотня бутылей пустых
  • В рост, как на плацу, подровнялась… —
  • О, сколько штрафных этих рюмок шальных
  • За мощным столом подымалось!… —
  • Где масляных, винных ли пятен не счесть
  • На драной когтями обивке, —
  • В каморе, где жизнь наша – как она есть,
  • Не сахар, не взбитые сливки, —
  • Один, человек на диване лежал,
  • На ложе в ежовых пружинах,
  • Тощой, востроносый, – ну чисто кинжал —
  • Махни, и вонзается в спину…
  • Он пьян был в дымину. Колодою карт
  • Конверты пред ним раскидались…
  • Он выжил в слепом транспортере – то фарт!
  • И пули за ним не угнались…
  • Да только от воплей на минных плато,
  • От крика тех танков горящих
  • Он нынче в постель надевает пальто
  • И мерзнет! – теперь, в настоящем…
  • Ничем не согреться. Хлестай не хлестай
  • Подкрашенную хной отраву…
  • Яичница стынет. Полночный наш Рай.
  • Ад прожит: красиво, на славу…
  • Зазубрины люстры… Свечи мыший хвост…
  • И Жучка – комок рыжемордый…
  • Взы, Жучка!… Ну, прыгай – и в небо до звезд,
  • И в петлю: дворняги не горды!…
  • Ах, дворничиха, ах, дворянка моя,
  • Ну, прыгай же ты… через палку —
  • Свеча догорает… а в кипе белья —
  • Скелет, что пора бы… на свалку…
  • Еще, моя Жучка!… Анкор…эй, анкор!…
  • Вот так-то, смиряйся, зверюга,
  • Как мы, когда – из автомата – в упор,
  • Пред телом веселого друга,
  • Под глазом приказа, в вонючем плену,
  • Во почте, где очи… не чают…
  • Полай ты, собака, повой на Луну —
  • Авось нам с тобой полегчает…
  • Ну, прыгай!… Анкор, моя моська!… Анкор!…
  • Заврались мы, нас ли заврали —
  • Плевать!… Но в груди все хрипит дивный хор —
  • О том, как мы там умирали!
  • Как слезно сверкает в лучах Гиндукуш!…
  • Как спиртом я кровь заливаю…
  • Анкор, моя шавка!… Наградою – куш:
  • Кость белая, кус каравая…
  • Мы все проигрались.
  • Мы вышли в расход.
  • Свечва прогорела до плошки.
  • И, ежели встану и крикну: «Вперед!…» —
  • За мной – лишь собаки да кошки…
  • Что, Армия, выкуси боль и позор!
  • А сколь огольцов там, в казармах…
  • Анкор, моя жизнь гулевая, анкор,
  • Мой грязный щенок лучезарный.

Юродивая

  • Ох, да возьму черпак, по головушке – бряк!…
  • Ох, да справа – черный флаг, слева – Андреевский флаг…
  • А клубничным умоюся, а брусничным – утрусь:
  • Ох ты флажная, сермяжная, продажная Русь!…
  • Эк, тебя затоптал закордонный петух!
  • Песнопевец твой глух, и гусляр твой глух:
  • Че бренчите хмурь в переходах метро?…
  • Дай-кось мужнино мне, изможденно ребро —
  • Я обратно в него – супротив Писанья! – взойду:
  • Утомилася жить на крутом холоду!…
  • Лягу на пузо. Землю целую.
  • Землю целую и ем.
  • Так я люблю ее – напропалую.
  • Пальцами. Звездами. Всем.
  • Дай мне билетик!…
  • Дай мне талончик!…
  • Я погадаю на нем:
  • Жить нам без хлеба, без оболочек,
  • Грозным гореть огнем.
  • Рот мой сияет – ох, белозубо!
  • Жмурюсь и вижу: скелет
  • Рыбий, и водкою пахнут губы,
  • И в кобуре – пистолет…
  • Вот оно, зри – грядущее наше:
  • Выстрелы – в спину, грудь,
  • Площадь – полная крови чаша,
  • С коей нам пену сдуть.
  • …Эй-эй, пацан лохматенький, тя за штанину – цап!
  • В каких ты кинах видывал грудастых голых баб?!
  • Да, змеями, да, жалами, огнями заплетясь,
  • Из вас никто не щупывал нагой хребтиной – грязь!
  • Из вас никто не леживал в сугробном серебре,
  • Из вас никто не видывал, как пляшет на ребре,
  • На животе сияющем – поземка-сволота!…
  • А это я с возлюбленным – коломенска верста —
  • Лежу под пылкой вывеской харчевни для господ —
  • Эх, братья мои нищие! Потешим-ка народ!
  • Разденемся – увалимся – и вот оно, кино:
  • Куржак, мороз на Сретенье, мы красны как вино,
  • М голые, мы босые – гляди, народ, гляди,
  • Как плачу я, блаженная, у друга на груди,
  • Как сладко нам, юродивым, друг друга обнимать,
  • Как горько нам, юродивым, вас, мудрых, понимать…
  • Вижу Ночь. Лед.
  • Вижу: Конь Блед.
  • Вижу: грядет Народ —
  • Не Плоть, а Скелет.
  • Вижу: Смел Смог.
  • Вижу: Огнь Наг.
  • Вижу:
  • Человекобог —
  • Бурят, Грузин, Каряк.
  • Вижу: Радость – Дым…
  • Вижу: Ненависть – Дом!
  • Вижу: Счастье… Над Ним —
  • Огонь! И за Ним! И в Нем!
  • Вижу: Разрывы. Смерть.
  • Слышу: Рвется Нить!
  • Чую: нам не посметь
  • Это
  • Остановить.
  • Чучелко мое смоляное, любименький, жавороночек…
  • Площадь – срез хурмы под Солнцем! А я из вьюги, ровно из пеленочек —
  • На свет Божий прыг!… А Блаженный-то Васенька
  • Подарил мне – ревнуй, сопляк! – вьюжные варежки:
  • Их напялила – вот ладошки-то и горячии,
  • А глаза от Солнца круто жмурю, ибо у меня слезы – зрячии…
  • Воля вольная,
  • Расеюшка хлебосольная —
  • Черный грузовик во след шины
  • Пирожок казенный скинул —
  • Дай, дай полакомлюсь!…
  • Милость Божья
  • На бездорожьи…
  • Не обидь меня, не обидь:
  • Дай есть, дай пить,
  • А я тебя люблю и так —
  • Ни за грош ни за пятак —
  • Дай, дай поцелуйную копеечку…
  • Не продешеви…
  • Дай – от сердца деревянного… от железной любви…
  • Черный грузовик, езжай тише!
  • Пирожки твои вкусны…
  • Я меховая богатейка! Я все дерьмо на копеечку скупила!
  • Я все золотое счастие забыла,
  • Я широко крестила
  • Черное поле
  • Грядущей войны.
  • Дай, дай угрызть!…
  • Жизнь… ох, вкусно…
  • На. Возьми. Подавись. Мне в ней не корысть.
  • …Лоб мой чистый, дух мой сильный —
  • Я вас, люди, всех люблю.
  • Купол неба мощно-синий
  • Я вам, люди, подарю.
  • Вам дитя отдам в подарок.
  • Вам любимого отдам.
  • Пусть идет огонь пожара
  • Волком – по моим следам.
  • Заночую во сугробе.
  • Закручу любовь во рву!
  • В колыбели – и во гробе —
  • Я – войну – переживу.
  • И, космата, под вагоном
  • Продавая плоть свою,
  • Крикну мертвым миллионам:
  • Дураки! я вас люблю…
  • Вы себя поубивали…
  • Перегрызли… пережгли…
  • Как кричала – не слыхали! —
  • Я – о бешеной любви!…
  • Но и в самой язве боли,
  • В передсмертнейшем хмелю,
  • Я хриплю: услышь мя… что ли…
  • Кто живой… тебя – люблю…

Дух белого офицера взирает на Россию нынешнюю

  • Земля моя! Встань предо мною во фрунт.
  • Кинь тачки свои и тележки.
  • Ладони холеные враз не сотрут
  • Невольничьей острой усмешки.
  • Дай гляну в сведенное мразом лицо:
  • Морщинами – топи да копи
  • Да тьма рудников, где мерзлотным кольцом —
  • Посмертные свадьбы холопьи.
  • Россия моя! Меня выстрел сразил,
  • Шатнулся мой конь подо мною,
  • И крест золотой меж ключиц засквозил
  • Степною звездой ледяною…
  • И я перед тем, как душе отлететь,
  • Увидел тебя, Голубица:
  • В лазури – церквей твоих нежную медь,
  • Березы в снегу, как Жар-птицы!
  • Увидел мою золотую жену,
  • Что пулями изрешетили,
  • Узрел – из поднебесья – чудо-страну,
  • Что мы так по-детски любили!
  • Узрел – домны, баржи и грузовики,
  • Цеха, трактора да литейки:
  • Народ мой, страданья твои велики,
  • Да сбросить вериги посмей-ка!
  • Тебя обло чудище в клещи взяло —
  • И давит суставы до хруста…
  • И дух отлетел мой. И Солнце взошло.
  • И было мне горько и пусто.
  • За веру, за Родину и за Царя
  • Лежал я в январской метели,
  • И кочетом рыжим горела заря
  • Над лесом, лиловее Гжели!
  • А я полетел над огромной землей —
  • Над Лондоном, Сеною, Фриско…
  • Но вышел мне срок! Захотел я домой!…
  • И вновь заискрились так близко
  • Увалы, отроги, поля во грязи…
  • Вот – вымерший хутор: два дома
  • Во яхонтах льдов – слез застылых Руси…
  • Вот – в церкви – пивнушка… О, Боже, спаси:
  • Знакомо все – и незнакомо!
  • Детишки молитвы не знают… и так
  • Отборным словцом щеголяют…
  • Гляди же, душа, мой исплаканный зрак,
  • На брата-ефрейтора, что, нищ и наг,
  • В миру с котомой костыляет!
  • На девок панельных. На хлестких купцов.
  • На жирных владык в лимузинах.
  • На черных чернобыльских вдов и вдовцов.
  • В ночлежный декор магазинов.
  • Не плачь, о душа моя, твердо гляди
  • На храм, что сожгли сельсоветы, —
  • Теперь над ним чистые стонут дожди,
  • В ночи – светляками – кометы…
  • Гляди – вот под ветрами трактор гниет…
  • Раскопы пурга обнимает…
  • Гляди, о душа, – твой великий народ
  • Без Бога живот свой умает!
  • Кто это содеял?! К ответу – кого?!…
  • Я всех назову поименно.
  • Я шашки и сабли рвану наголо —
  • За Ад наш трехсотмиллионный!
  • В толпе Вавилонской сплелись языки,
  • Ослабились древние крови —
  • Гляди же, душа, с межпланетной тоски,
  • Как дула здесь наизготове!
  • Ах, долго гремел репродуктор в пурге,
  • Трепались в ночи транспаранты —
  • Намаслен уж ствол, и винтовка – к ноге! —
  • Опричники, тля, оккупанты…
  • Так! Все, что здесь было, – великая ложь!
  • Но, Боже! Я верую в чудо
  • Твое! Я люблю тебя! Ты не умрешь,
  • Красавица, кляча, паскуда,
  • Век целый тащившая проклятый воз,
  • Блудница, царица, святая, —
  • И я, офицер, зревший кровь и навоз,
  • Скитавшийся между блистающих звезд,
  • Мальчонкой – к буранам седеющих кос,
  • К иссохлой груди припадаю.

Мальчик с собакой. Ночной рынок

  • – Тише, пес мой сеттер!…
  • Очень сильный ветер…
  • Нос твой – ветер жадно пьет,
  • Хвост твой – ветер бьет и бьет…
  • Собака моя, собака —
  • Рыжий Огонь из мрака…
  • Я – Мрак тобой подожгу!…
  • …Не смогу.
  • Темные флаги на землю легли,
  • Плоть городскую укрыли.
  • А в снеговой ювелирной пыли
  • Рынка врата – будто крылья.
  • Ночью смыкаются эти крыла.
  • Крытые спят павильоны.
  • Днем тут держава войною прошла —
  • Грубых сапог батальоны.
  • Следом от шины впечатался Путь
  • Млечный – в поднебесья деготь…
  • Рынок! Тебе зацепился за грудь
  • Птичий обломанный коготь —
  • Вот он, малявка, пацан, воробей, —
  • Смерть надоели подвалы,
  • Где среди взрослых и грозных людей
  • Шкетья судьба ночевала!
  • Шел он да шел, без суда, без следа,
  • Сеттер к нему приблудился…
  • Рынок! Пристанище ты хоть куда,
  • Коль ты щенятам сгодился!
  • Сбить на морозе амбарный замок —
  • Плевое дело, игрушка!…
  • Пахнет свининой застылый чертог,
  • Медом, лимоном, петрушкой…
  • Запахов много – все не перечесть!…
  • Ящик – чем хуже перины?!…
  • Сеттер, огонь мой, – скулишь, клянчишь есть,
  • Носом толкаешь корзину…
  • Все здесь подъели, в прогнившей стране.
  • Все подмели подчистую.
  • Всю потопили – в дешевом вине —
  • Голода силу святую.
  • Гладит малец одичалого пса.
  • Тесно прижмутся друг к другу
  • В ящике из-под хурмы… Небеса,
  • Сыпьте арахисом – вьюгу!
  • Сыпьте им яркою радугой – снег,
  • Сахар капусты – с возов и телег,
  • Кровь помидоров – из бака!…
  • Медом стекает по скулам ночлег…
  • В ящике, маленький, спи, человек,
  • Спи, заревая собака.

Девочка с мандарином. Вечерний рынок

  • Это крайняя – я – за лимоном стояла!…
  • Вот глаза ледяные – синее Байкала,
  • Косы из-под платка, что рыбачьи канаты,
  • И все швы на дерюге пальтишка разъяты;
  • Кочерыжка, горбушка, птенец, восьмилетка, —
  • Поднабита людьми рынка ржавая клетка,
  • Все со службы – час пик! – каблуки не источишь,
  • А туда же! – стоишь: мандаринчика хочешь…
  • И распахнуты синие очи иконно
  • На купюры, на смерч голубей заоконных,
  • На торговку златой мандаринной горою,
  • На лица ее булку,
  • на море людское!
  • В кулачонке вспотевшем зажаты копейки…
  • Ты, проталина вешняя, дудка-жалейка,
  • Заплати – и возьми! Тонкокорый, громадный
  • Охряной мандарин – и сожми его жадно,
  • Так зажми в кулаке, чтобы кровь стала капать,
  • Чтобы смог сладкий плод на морозе заплакать —
  • По тебе, истопницына дочь, замухрышка,
  • Сталеварного града сухая коврижка.

Торговка шкурами на иркутском рынке Люба

  • А вот лисы, а вот лисы, а вот зайцы-волки!…
  • Мездру мороз прошивает кованой иголкой,
  • Меха иней зацелует сизыми губами, —
  • Не горжетка то – ослеп ты: пламя это, пламя!…
  • Звери рыскали по лесу. Дитяток рожали.
  • Целясь, очи потемнели! Локти задрожали!…
  • …А теперь зверье – гляди-ко! – рухлядь, красотища!…
  • Закупи – и вспыхнешь павой, а не мышью нищей,
  • Шею закрути лебяжью лисьими хвостами —
  • Пусть мужик твой, жмот и заяц, затрясет перстами,
  • Затрусит на снег монеты из мошны совецкой:
  • Вот он мех колымский, кольский, обский, соловецкий,
  • Вот – куничий да соболий, искристый, богатый,
  • На руках торговки Любы во пурге распятый, —
  • Рвите, рвите, налетайте, по дешевке сбуду
  • Выпивохам да пройдохам, черни, сброду, люду,
  • А не наглым иноземцам с масленым карманом,
  • А родной толпе дремучей, хвойной, дымной, рваной.

Песня

  • Ох, Расея моя, Расея.
  • Головою – о край стола…
  • Каменея, горя, леденея,
  • О, куда б от тебя ушла?!
  • Горевая твоя простуда
  • И чахоткин, с подхрипом, рык…
  • Средь зверья твоего и люда
  • Расплескался мой жалкий крик.
  • Задери головенку: страшно!…
  • Коли страшно – к земле пригнись…
  • Вот они, кремлевские башни, —
  • Им, кровавым, да поклонись.
  • Ты из вервия мне свивала
  • Сети, петли, мешки, хлысты…
  • Ты поземками целовала
  • По-над грудью моей – кресты!
  • Но я землю рвала ногтями!
  • Ела падаль твоих полей!
  • Снег твой мечется меж горстями
  • Сирым клекотом журавлей!
  • И, на нежном пригорке стоя
  • По-над Волгою в синем дыму,
  • Я молюсь – твоей красотою —
  • За вкусивших твою тюрьму!
  • За тебя проклявших, бежавших
  • Во заморских быков стада,
  • За любимых, друг друга сжавших
  • Пред прощанием – навсегда, —
  • Как в горсти – да твою землицу…
  • Я люблю тебя, я люблю:
  • Мне любовь та, Расеюшка, снится,
  • Но плюю, хриплю – во хмелю
  • Ненавидящем,
  • пламя сея
  • Воплем, дланью, нутром, очьми:
  • Ох, Расея моя, Расея,
  • Заполярной совой косея,
  • Всей кандальною Гипербореей —
  • Всю свободу мою возьми.

Адам и Ева

  • Звезды дули в пазы и во щели.
  • Звезды жестко крестили окно.
  • Смертный одр не страшней колыбели,
  • Но царями любовной постели
  • Стать не всем в дольнем мире дано.
  • И в династии сей ты двадцатый
  • Или первый – не ведать о том!
  • Вот на лбу – поцелуйная цата,
  • Вот лобзанье – нательным крестом…
  • Тело вспыхнет вулканами, лавой.
  • Сладко выгнется плод – ешь и пей!
  • Над кроватью дешевою, ржавой —
  • Веер простоволосых лучей!
  • Допотопная, дикая сила,
  • Ласка, будто лисенка… – до слез… —
  • Та коса, что века нас косила
  • Вплоть до лунных старушечьих кос, —
  • Это чрево ли Евы пылает,
  • Это дух ли Адама горит —
  • Это Марс над постелью рыдает
  • И Венера объятие длит!
  • Вширь – по стеклам – хвощи ледяные…
  • Митинговый – на улице – гул…
  • И ругательства хана Батыя
  • Из-за двери, что бомж распахнул…
  • И, распяты, раскинувши длани,
  • Разметав медногорлую плоть,
  • Понимают: любви окаянней
  • Нет в земле, кою проклял Господь.

Омулевая рыбачка Зинаида

  • Я приду к тебе. Руки твои красны.
  • Веки от култука и слез тяжелы.
  • Мне всю жизнь приходили дикие сны
  • Из таежной мги, ледовитой мглы:
  • Круглобокой кадушкой кренится карбас.
  • На Полярной звезде стрекоза висит!
  • И Луны слепой великаний глаз
  • Прямо в бабье сердце мое косит.
  • Тянем сети мы. Ты – смугла, стара.
  • На руках моих сильных – жил синих сеть.
  • Тянем омуля мы – всю ночь, до утра:
  • Тяжело: впору лечь и враз помереть.
  • Как играют мощные рыбьи тела —
  • Древней яростью,
  • Тусклым сребром купцов,
  • Не хотят под нож – а наша взяла,
  • А култук первобытный свистит, свинцов!
  • Зинаида! Вот омуля засолим!…
  • …Руки мерзлые жадно вцепились в сеть.
  • Наш карбас молитвой Зины храним.
  • Не потонем. Будем жить и стареть.
  • Я – в объятьях дрожать, огольцов рожать,
  • Да всей кожей чуять: Конец грядет!…
  • Ты – в руках заскорузлых свечу держать
  • Над серебряной рыбой
  • Во хлябях вод.

Витрина

  • …Целуй же лопатками серый тот дом!…
  • Втирайся, вжимайся шубенкой!…
  • Эх, тот магазин был задуман на слом —
  • Сельмаг, мышеловка, избенка, —
  • А этот!…
  • Гигантской витрины хрусталь,
  • А за хрусталем – мешанина:
  • Парча из Японии, козия шаль,
  • Дворцом – ветчина, солонина…
  • Все втридорога! Вот заколка и брошь,
  • Вот камни повисли на нитке —
  • О, ты без того ожерелья умрешь,
  • Последние скинешь пожитки —
  • А купишь!… Глядит манекенша одна,
  • Как под автоматом ведома…
  • О, звери!… Не троньте – то мать и жена…
  • А рядом – соцветье Содома:
  • Игрушки – бедняцкие пупсы; духи,
  • От коих и ноздри танцуют,
  • И печень!… – и Книги Святые – стихи, —
  • Как шмотками, ими фарцуют…
  • Усыпана золотом пчелок парча:
  • О, фон галактический, темный…
  • А дале в Витрине – киот и свеча,
  • А дале – лишь ветер бездомный…
  • Гляди же! На выбор! Бери! Покупай!
  • Страна тебе все предложила —
  • Икорный, коньячный, севрюжный ли рай,
  • Стиральное черное мыло…
  • И за хрусталем, за стеклом – города
  • В алмазной пыли радиаций,
  • Искристые шубы, плохая еда,
  • С которой больным – не подняться, —
  • Вещей дорогих уцененный обвал
  • Грохочет в пустую корзину!
  • Ты здесь покупал? Продавал? Предавал?…
  • Гляди ж на родную Витрину
  • Теперь из такой запредельной дали,
  • Где души считают на франки, —
  • На эти сараи, собак, корабли
  • Во льдах, с пирогами гулянки,
  • На шлюшек с густым турмалином скулы,
  • На мрачное войско завода,
  • На церковь, где крестит мальчонку
  • из мглы
  • Рука золотого народа.

Звезда полынь. Ночь

  • Распахнулись, раздвинулись, зашевелились
  • Дымной ночи – из перьев вороньих – крыла…
  • Как давно мы не плакали. И не молились.
  • А молились – молитва до звезд не дошла.
  • Горький город заснул. Украшений янтарных —
  • Фонарей – он не сбросил. В окно я гляжу,
  • Как в бездонную бочку. Созвездий полярных
  • Голубой, золотой сок течет по ножу.
  • Во носках шерстяных, во халате, что стеган,
  • Грея руку щекой, зрю в кухонном окне
  • Ту Звезду, что космата, как Людвиг Бетховен,
  • Ту Звезду, от которой погибельно мне.
  • От нее не лучи, а полынные ветки
  • Брызжут уксусом, ржавчиной, солью, песком —
  • И двоятся, троятся, сбираются в клетки
  • И в снопы, и во снежный сбиваются ком —
  • И багрянцем безумствуют протуберанцы!
  • И молюсь я о сгибших в разливах кровей —
  • О, корейцы ли, немцы ли, азербайджанцы —
  • Нет под горькой Звездою планеты мертвей!
  • А полынные ветки растут, обнимая
  • Деготь неба ночного! Котельных дымы!
  • И одна – бьет в окно мне!…
  • И я понимаю —
  • Что отречься у нас от сумы, от тюрьмы —
  • Невозможно…

Видение праздника. Старая Россия

  • От звонниц летит лебедями да сойками
  • Малиновый звон – во истоптанный снег!…
  • Девчонкой скуластой, молодушкой бойкою
  • Гляжу я в зенит из-под сурьмленных век…
  • Небесный прибой синевой океанскою
  • Бьет в белые пристани бычьих церквей!
  • Зима, ты купчиха моя великанская,
  • Вишневки в граненую стопку налей!
  • Уж Сретенье минуло – льды его хрустнули! —
  • Святого Василья отпели ветра —
  • Румяная, масленая и капустная,
  • И зубы-орехи со сластью ядра —
  • В платке снеговейном, по коему розами —
  • Малина и мед, раки, окорока,
  • И свечи в приделах – багряными грозами,
  • Белуги, севрюги – кистями платка! —
  • В брусничном атласе, с лимонными бусами,
  • В браслетах и килечных, и сельдяных,
  • С торосами семги, с варенья турусами,
  • С цукатами тяжких серег золотых,
  • Со бронзой копчушек каспийских, поморских ли,
  • С застылыми слитками сливок густых,
  • С рассольными бочками, словно бы мордами
  • Веселых до глупости псов молодых, —
  • С гудками и крыльями райских раешников,
  • С аджикою плотницкого матерка,
  • С торчащими черными гривами – елками
  • Над холкой февральского Горбунка, —
  • Красавица! Радость моя незабвенная!…
  • Соболюшка!… Черные звезды очей!…
  • В атласах сугробов святая Вселенная!…
  • Твой рыжий торговец, седой казначей,
  • Твой князь – из Юсуповых либо Нарышкиных,
  • Идущий вдоль рынка под ручку с княжной,
  • Монахиня, что из-под траура – пышкою,
  • В надменных усах офицер ледяной,
  • Два Саввы твоих – и Морозов и Мамонтов —
  • С корзинами, где жемчуга да икра —
  • Палитрою гения!… – бархата мало вам?… —
  • Вот – прямо в лицо!… – осетров веера,
  • Глазастый бескостный изюм Елисеева,
  • Бурмистрова радуга звездной парчи,
  • Хвостами налимов – Сияние Севера!…
  • И – что там еще?… —
  • о, молчи же, молчи,
  • Рыдай, припаявши ладонь узловатую
  • К забывшим кипение сбитня губам, —
  • Родная моя!… Это Время проклятое.
  • Но Праздник я твой никому не отдам —
  • Прижму его крепко ко впалой, чахоточной
  • Груди, зацелую в уста и щеку! —
  • Пока не явился жандарм околоточный.
  • Пока не приставили дуло к виску.

Видение рая

  • Уйди. Не стой со склянкой надо мной.
  • Я вижу, вижу драгоценный Рай земной —
  • В берилле неба – яблоки церквей!…
  • Летит в сугробы манна голубей!…
  • Павлина гладит стриженый Малец,
  • У Матери персты – в огнях колец,
  • Полынным сеном пахнет жаркий хлев,
  • И лижет ноги ей смиренный лев!…
  • Все пять хлебов уж муравьи едят…
  • Прекраснейшие женщины летят.
  • В зенита бирюзу, и груди их
  • Пылают сластью яблок наливных,
  • И на серебряных тарелках площадей —
  • Хурма, гранаты, – денег не жалей,
  • А денег нет!… Сожгли!… И даль светла,
  • И светят обнаженные тела
  • Кострами, и бенгальскими свечьми,
  • Лампадами, – о, счастье быть людьми…
  • Уйди!… Я Рай впиваю наяву:
  • Озер сапфиры, детски нежную траву
  • И охристую ржавчину лесов
  • Осенних, и рубины туесов, —
  • Там дикая малина холодна,
  • Там ягодное счастие вина…
  • А солнца тел над лесом на закат
  • Превыше журавлей, крича, летят,
  • И затаил Малец дыханье: ох,
  • Гляди, павлин, – то золотой сполох!…
  • Там муж жену целует сотни лет —
  • Уста, запястья, в жемчугах браслет,
  • Снега ланит растают под рукой,
  • Живот застынет льдяною рекой,
  • Но дождь во чрево брызнет золотой
  • Подземной, поднебесной красотой!…
  • Так вот какая ты, любовь в Раю —
  • Тебя в лицо я, плача, узнаю…
  • А звезды там ручные!… В зимний круг
  • Собьются – и берут огонь из рук:
  • Клешнястый Рак и бешеный Телец,
  • Баран – царь среди звездочек-овец,
  • Две Рыбы – Трилобит и Целакант,
  • И Скорпион – хвостатый музыкант,
  • И пылкий Лев, и льдистый Козерог —
  • Огонь едят и пьют!… Огонь у ног,
  • Огонь в руках моих, – я их пасу,
  • Зверей родных, – во огненном лесу,
  • И я стою, охвачена кольцом
  • Огня! Лоб стянут огненым венцом!…
  • И горным хрусталем улыбки – рот:
  • Там человечья плоть в огне поет,
  • Там человечья плоть поет в земле!…
  • Там папоротник светит на стекле —
  • В мороз – цветком купальской радуги!…
  • Уйди.
  • Я Рай люблю. Я сплю с ним на груди.
  • Не суй во пересохшие уста
  • Мне снадобий, где соль и кислота.
  • Не хлопочи – с намоченным тряпьем
  • К виску. Мы все когда-нибудь умрем.
  • Я не хочу в подвальную юдоль.
  • В битье посуды. В водочную боль.
  • В больницы, где на лестницах лежат.
  • В плакатный красный яд и детский мат.
  • Уйди. Ступай обратно в черный Ад.
  • А я – в Раю. Мне нет пути назад.

Уличная ель. Новогодье

  • Черная, огрузлая, седая,
  • Побрякушками, лампадками увешана,
  • Как цыганка старая, гадает
  • Старикам насупленным, среброзубым женщинам:
  • – Дети ваши будут нюхать сладости,
  • Грызть рожки медовые!…
  • Будут жить они в любви и радости,
  • Позабыв столетие бредовое…
  • Машет ель руками черными.
  • На мулаточке игрушки – сладкими клубниками.
  • А ветра по площади просторные
  • Машут флагами над сморщенными ликами.
  • Машут флагами – еще багряными!
  • Отрывают жесть со крыш серебряных!…
  • А пойдут из магазина пьяные —
  • Выдохнут: «А ель-то… как царевна…»
  • И заплачут пьяные, и выпьют из-за пазухи,
  • И засунут снова под тулуп питье горячее:
  • Их сынки – в земле сырой.Им – праздник памяти!
  • Очи радугою слез горят, незрячие…
  • Ах ты, ель, ты черная, дородная.
  • Не маши ты им стеклярусом-подвесками.
  • Впереди еще – беда народная.
  • Впереди еще – жальба голодная.
  • Дай напялить нам наряды новомодные,
  • Прицепить ко шляпам слезы новогодние,
  • Дай помыслить нам, что мы – клейменые! – свободные,
  • Дай полакомиться
  • Петушками детскими.

Видение жены, стоящей за куском хлеба

  • Ну что же. По-галочьи тут постою.
  • На паперти раньше – вот так…
  • Не сдобой-халвою я тешу семью,
  • А тем, что – за рупь и пятак…
  • Детишки!… Я их – на амбарный замок
  • От лютых гостей заперла…
  • А тут – душит горло горжеткою – смог,
  • Витринные лгут зеркала.
  • Когда завинтишься Галактикой, ты,
  • Спиральная очередь?… Эй,
  • Взамен моей выпитой вмиг красоты,
  • Торговец, клади, не жалей —
  • На ржавую руку орловских весов —
  • Гранитные сколы капуст,
  • Моркву, что промаялась до холодов
  • В подвале, что – Космосом – пуст!…
  • Закрыла глаза в очередной тюрьме…
  • Качаюсь – то ль танец… то ль сон…
  • И брежу: гудит, налетает во тьме
  • Малиновый, сливочный звон…
  • Гудошники в медные дудки дудят…
  • И паюсный хлеб – на возах…
  • Чувашки в сапфирных сережках глядят,
  • И в лезвийных – бесы! – глазах…
  • Колеса медовые снежный атлас
  • Прикрыл… И разрезами семг
  • Над церковью – радуга!… Ягодный глаз:
  • Слеза виноградины – сок…
  • И лапти – что кружево!… И Хохлома —
  • Янтарь по сапожной смоле…
  • И воск буженины!… Схожу я с ума…
  • И брови детей – в серебре…
  • И девушки – шейки их в рюшках-шарфах,
  • Шапчонки куничьи долой! —
  • Толпятся у короба: амброй пропах,
  • И мускусом, и резедой!…
  • Флакончик духов кто в кулак мне сует?…
  • О, запах – Египет… Марсель?…
  • Но брежу, но вижу – толпится народ
  • Поодаль, где грозная ель!…
  • Ну, здравствуй, Царица в висячих серьгах,
  • В смарагдовых бусах до пят!…
  • Ты держишь златых соловьев на руках
  • И снежных пушистых котят!
  • А пряники – ниже, а тут – мотовство:
  • Алмазов ли, стразов не счесть!…
  • То входит копьем под ребро – Рождество…
  • То – было… То – въяве?… То – есть!
  • И вдруг все уставились в море небес,
  • Сверкающих синью святой:
  • Раздвинув руками заоблачный лес,
  • Шел Ангел.
  • Зажглись под пятой
  • Морозные крыши! Лимоны дымов!
  • Багрянец одежд Его жег
  • И Север с раскольничьим духом псалмов,
  • И. С бубном, раскосый Восток!
  • Шел алый тот Ангел.
  • Держал узкий меч.
  • Держал его вниз острием.
  • Горели власы наподобие свеч,
  • И синий горел окоем.
  • И я увидала: за Ним, за спиной
  • Его, где летели крыла, —
  • Огнем занялся зимний мир ледяной,
  • Земля, где отвеку жила!
  • А красный тот Ангел все шел и молчал!
  • Глаза Его были страшны,
  • Огромны… Он ими юдоль примечал
  • От голубя и до Луны.
  • Весь мир застывал во багряных зрачках,
  • А Он все глядел и глядел —
  • На иней, что солью искрил на крестах,
  • На Божий последний удел!
  • Я, щеки зажавши, следила пожар!
  • Мир красен! Но Ангел – красней!…
  • Зачем Ты в ладонях сей меч удержал?…
  • Не поднял – в безумье огней?!
  • Ну что Ты стоишь?!
  • Ну – скорее казни
  • Наш праздник в венце литургий!
  • Взмахни! Отсеки все цветные огни
  • Январских ночных панагий!
  • И головы храмам златые сруби!
  • И людям сердца поизрежь!
  • О, даруй нам смерть!
  • А потом – возлюби.
  • А после – закрой эту брешь.
  • И я на колена упала пред Ним,
  • Пред кровью Его и огнем!…
  • …
  • …А люди запели:
  • – Давненько стоим…
  • Уж ночка, – а встали-то днем…
  • И я разлепила глаза в забытьи.
  • И я поняла, кто таков
  • Наш век окаянный, и братья мои,
  • И голод – во веки веков.
  • И, в смоге, перед иконостасом реклам,
  • Молитвою – ценник шепча,
  • Я так зарыдала
  • По красным крылам,
  • Взмывающим
  • Из-за плеча.

Тьма египетская

  • Вселенский холод. Минус сорок.
  • Скелеты мерзлых батарей.
  • Глаз волчий лампы: лютый ворог
  • Глядел бы пристальней, острей.
  • Воды давно горячей нету.
  • И валенки – что утюги.
  • Ну что, Великая Планета?
  • На сто парсек вокруг – ни зги.
  • Горит окно-иллюминатор
  • Огнем морозных хризантем.
  • И род на род, и брат на брата
  • Восстал. Грядущего не вем.
  • Как бы в землянке, стынут руки.
  • Затишье. Запросто – с ума
  • Сойти. Ни шороха. Ни звука.
  • Одна Египетская Тьма.
  • И шерстяное одеянье.
  • И ватник, ношенный отцом.
  • Чай. Хлеб. Такое замиранье
  • Бывает только пред Концом.
  • И прежде чем столбы восстанут,
  • Огонь раззявит в небе пасть —
  • Мои уста не перестанут
  • Молиться, плакать, петь и клясть.
  • И, комендантский час наруша,
  • Обочь казарм, обочь тюрьмы
  • Я выпущу живую душу
  • Из вырытой могильной тьмы!
  • По звездам я пойду, босая!
  • Раздвинет мрак нагая грудь!
  • … Мороз. И ватник не спасает.
  • Хоть чайник – под ноги толкнуть.
  • Согреются ступни и щеки.
  • Ожжет ключицу кипяток.
  • Придите, явленные Сроки,
  • Мессии, судьи и пророки,
  • В голодный нищий закуток.
  • И напою грузинским чаем,
  • И, чтобы не сойти с ума,
  • Зажгу дешевыми свечами,
  • Рабочих рук своих лучами
  • Тебя, Египетская Тьма.

Давид и Саул

  • В метели, за сараями, в ночи,
  • Где вой собачий Сириусу любый,
  • Пылали руки – две больших шальных свечи,
  • Звенела арфа и метались губы.
  • Сидели на дровах: один – мужик,
  • Под шубой плечи в бархате пунцовом.
  • Другой, пацан, щекою к арфе так приник,
  • Как к телу жаркому скорбящим лбом свинцовым…
  • На голове у грозного тюрбан
  • Увенчивался золотой короной.
  • И, сгорбившись над арфой, опаленной
  • Огнями пальцев, пел и пел пацан.
  • Он пел, и реки глаз его текли.
  • Собаки в подворотне подвывали.
  • Он пел – ручьи весною вдоль земли
  • Его мелодиями небо целовали.
  • Он пел и пел,
  • в снег его хлестал,
  • А грозный царь его, насупясь, слушал,
  • И арфа наподобие креста
  • Распяла плоть, бичуя счастьем душу.
  • Он пел о том, что все мы вновь умрем,
  • О свадебном наряде, что срывает ветер,
  • О том, как перед звездным алтарем
  • Стоят, смеясь, замученные дети!
  • О том, как нежно гладят старики
  • Сухие корни светлых рук друг другу,
  • Как любящие – Времени тиски —
  • Зажмут меж наготы каленой – вьюгу…
  • Он пел – и больше было не понять,
  • О чем! Он пел, и арфа содрогалась!
  • И шли ветра и шли – за ратью рать:
  • Кадыка нежность, губ отверстых жалость!
  • А царь, лоб уронив на кулаки,
  • Сдуваемый метелью с дровяного трона,
  • Шептал: «Играй, пастух!… Моей тоски
  • Никто не понял в полночи бездонной,
  • Лишь ты на бычьих жилах все царю сыграл,
  • Все спел – мои посты, и праздники, и войны:
  • О, ты играл – а я-то – умирал,
  • А я-то – думал, что умру спокойно!…
  • Мой мальчик, о, спасибо же тебе,
  • Утешил мя!… И многольстивой речи,
  • И зелья крепкого не надобно в судьбе —
  • Метались бы над арфой руки-свечи…
  • Спасибо, сын мой!… Буду твой отец!…»
  • Схватил и сжал до боли руку пастушонка,
  • И наклонился над ладонью, и венец,
  • Упав с тюрбана, покатился звонко.
  • И в круговерти вьюги жадно царь приник
  • К руке ребенка – на одно мгновенье:
  • Хотел одним глотком все выпить песнопенье,
  • Хотел найти губами, где родник.

Царица Астис прощается с царем Артаксерксом

  • …И вырвалась она из рук
  • Владыки Трех Миров Подлунных.
  • И свист метелей многострунных,
  • И поездов, и рельс чугунных
  • Закрыл огромный сердца стук.
  • Она стояла на свету.
  • И факелы в руках охраны —
  • Немых юнцов и старцев пьяных,
  • Наемников, чьи кровью раны
  • Сочились в перевязях рваных,
  • Ее ласкали красоту.
  • По коже сполохи ходили.
  • Гранатов связка меж ключиц
  • Сидела стайкой зимних птиц…
  • Браслеты-змеи ей обвили
  • Запястья. Ясписом горели
  • У змей глаза!…
  • В ее ушах,
  • Близ перламутра нежной шеи,
  • Пылал огонь Гипербореи —
  • Топаза льдяная душа.
  • И кабошоны лазурита
  • Лежали меж грудей открытых —
  • Дыханьем поднимала их
  • Царица! Стыли турмалины
  • На лбу, а на висках – рубины,
  • Напоминаньем: эта бровь
  • Воздымется – прольется кровь!…
  • Глаза – соленые глубины —
  • Дышали морем. Их прибой
  • Туда, в пучину, за собой
  • Смывал сердца… Коса сверкала:
  • В червонном золоте – опалы,
  • И запах сена от кудрей,
  • И запах горя все острей…
  • И близ распахнутых дверей
  • Она, дрожа сильней зверей,
  • В уста
  • царя поцеловала.
  • Он за руку ее схватил
  • Смертельной хваткою, питоньей.
  • – Скажи, тебя я оскорбил?!…
  • Тебя любил – что было сил,
  • Сжимал твое лицо в ладонях!…
  • Тебе – телеги и возы
  • Каспийских балыков, урюка,
  • Бериллы, что светлей слезы,
  • Меха, лошажия подпруга,
  • Вся в бирюзе!… Тебе – парча,
  • С закатом сходная, с восходом,
  • Кораллы, пахнущие йодом,
  • И, для осенней непогоды, —
  • В березовый обхват свеча!…
  • Тебе принес свои дары,
  • Слепую страсть, мужское пламя,
  • И пальцы унизал перстнями,
  • И обнимал ночами, днями,
  • Годами напролет, веками…
  • Зачем, осыпана огнями,
  • Меня любила – до поры?!
  • Куда идешь? Там черный ветер
  • Вмиг путника повалит с ног.
  • Там зимний небосвод жесток.
  • Там Альтаир, слепящ и светел,
  • Струит морозный дикий ток.
  • Так все погибло. Избы стынут.
  • Покрылись сажей города.
  • Хрустит оконная слюда.
  • Там Огнецвет из сердца вынут.
  • Там – ничего. Там – никогда.
  • Огонь и Ветер. Звезда. Вьюга.
  • Я понял… Звездам ты сродни…
  • Зачем узнали мы друг друга?!…
  • Остановись! Повремени!…
  • И так Царица отвечала,
  • И на груди блестел гранат
  • Кровавой вязью:
  • – Я познала,
  • Что в мире нет пути назад.
  • Тебя любила и ласкала —
  • Как две зверюшки, бились мы
  • До слез, до смеха, до оскала —
  • Так страсть кинжальная сверкала
  • На голубых шелках зимы!
  • Ты, царь… мне был всего дороже.
  • Мой Бог. Мой Муж. Мой Человек.
  • Твоей любимой смуглой кожи
  • Жар – на моих губах… навек…
  • С тобой мы жили не тужили!
  • Но с Севера летят ветра.
  • Печать на сердце положили.
  • И я почуяла: пора.
  • Царь! Я другого полюбила.
  • Но, сожигая все мосты,
  • Зрю: далеко еще могила,
  • Полна звериной дикой силы,
  • В победном блеске красоты,
  • Я говорю: утешься, милый,
  • Не плачь! Он – это снова ты!
  • Ты! Ты! Кого б ни обнимала
  • В вертепах, избах и дворцах,
  • Кого бы телом ни сжигала,
  • Кому б душою ни дышала
  • В Луну полночного лица, —
  • Все ты, мой Царь! Твоя навеки
  • Пребудет надо мною власть.
  • Сомкну ли старческие веки —
  • Вновь мы с тобою – человеки —
  • Справляем праздник: свет и страсть…
  • Люблю! Но ухожу! По соли
  • Дороги зимней – под пятой,
  • По нашей лученосной боли,
  • По нашей ярости святой…
  • Прощай! Заветные каменья
  • Твои – вовеки не сниму:
  • Топах пылает в исступленье,
  • Рубина кровь течет во тьму…
  • Прорежут медный лик морщины.
  • Избороздится гладь чела.
  • Сочту: то камни – иль мужчины,
  • С какими в мире сем была?…
  • Забуду всех! Перебирая
  • Объятий каторжную сласть,
  • Узрю: с тобой – преддверье Рая,
  • С тобой – к бессмертию припасть!…
  • О Царь!… Иные жгут приделы.
  • Иные фрески в них… и тьма…
  • Но я, тебя бессмертным сделав,
  • Бессмертье обрела сама.
  • И я уже – звезда, монада.
  • Мне душно во дворце твоем.
  • Мне нужен Мир. Его преграды.
  • Его рогожи и наряды.
  • Его сапфирный окоем.
  • Его любовь…
  • Прощай, любимый!
  • Соболью шубу мне накинь.
  • И я уйду – вперед и мимо —
  • В полночную тугую стынь.
  • Ветр иссечет лицо нагое.
  • Ступни изранит жесткий наст.
  • Уже не стану я другою.
  • Уже в церквах поют про нас.
  • Уже ветра поют вокруг
  • Под звон метелей многострунных…
  • И вырвалась она из рук
  • Владыки Трех Миров Подлунных.

Видение жены на космической станции

«И ни ангелы неба, ни духи пучин

Разлучить никогда б не могли,

Не могли разлучить мою душу с душой

Обольстительной Аннабель-Ли!…»

(Эдгар Аллан По)
  • Я одна в саркофаге немом между звезд —
  • Соглядатайка ярких миров.
  • Распустила комета Жар-Птичий свой хвост
  • Над ларцом лучезарных даров.
  • Все приборы блестят под моею рукой
  • Жадной сотней мигающих глаз.
  • Я одна – меж созвездий – с моею тоской,
  • Настигающей здесь и сейчас.
  • Там, в бездонных колодцах, Земля просверкнет
  • Слезной каплей на черной щеке…
  • Здесь – замедлило Время свой яростный ход
  • И дрожит в моей нежной руке.
  • Заложу я в машину листки… И опять
  • Выйдет шипом змеиным ответ:
  • Нет горючего. Век тебе здесь вековать.
  • Ты одна. И спасения нет.
  • На экранах обзора – во всю широту —
  • Как распахнутые крыла —
  • Кажет Космос нагую свою красоту,
  • Что алмазом под сердце вошла!
  • Вот Гиады жемчужною гроздью висят
  • Над звездой – Красным Глазом Тельца…
  • Вот Арктура лучи водопадом летят
  • Во пучину без дна и конца!
  • Рядом – мрачный Плутон: светит выгнутый бок
  • Ослепительным синим серпом…
  • Добирается холод Вселенной до ног,
  • До лица во рыданье слепом…
  • Я одна! Космос, я пред тобою одна.
  • Обнаженнее нету меня.
  • Я дитя твое, матерь твоя и жена,
  • Ветвь, сполох мирового огня!
  • Сколько лет мне отпущено, черный Простор?…
  • Колесница летит надо мной…
  • Выпускай же в меня, через жаркий костер,
  • Стрелы звездные – все до одной!
  • Я вцепляюсь – в рычаг…
  • я вперяюсь – вперед,
  • В солнцеликую бездну огней…
  • И подъялись власы: что там за хоровод…
  • Лики, что лун Сатурна бледней?!…
  • То видение… брежу!… то Космос навлек,
  • Охватил мне короною лоб…
  • Закачался мой утлый небесный челнок,
  • Мой при жизни запаянный гроб!
  • И увидела я: все летели ко мне,
  • Все, любила кого на Земле —
  • Иван Грозный в опричном сполошном огне,
  • Тинторетто во фресковой мгле!
  • И седой лев Бетховен, глухой – синева
  • Его глаз все нутро потрясла! —
  • И раскосый монах – его звоны-слова
  • Канченджанга в снега вобрала… —
  • Тот поморский рыбак, что меня взял в полон,
  • Как севрюгу в путине схватил, —
  • С бородой благовонною царь Соломон,
  • Что кольцо «ВСЕ ПРОХОДИТ» носил,
  • И слепой от рожденья звонарь Калистрат —
  • С ним мы на колокольню взошли,
  • И он плакал, шепча: «Твои очи горят,
  • Как Стожары над краем земли!…» —
  • Первобытный охотник – он тушу вола
  • Мне, кровавую, бросил, смеясь, —
  • И юродивый Ванька – за ним я ушла
  • По суглинку осеннему, в грязь…
  • И старик-летописец, что праздник любви,
  • Как по Четьям-Минеям, справлял,
  • И, целуя рабочие руки мои,
  • Их на досках – лучами писал…
  • Сколько было их?… – Не перечислю вовек:
  • Лики светят, и звезды горят,
  • Каждый раб – человек,
  • Каждый царь – человек,
  • И возлюбленный мною – стократ!
  • О, идите ко мне!… Не покиньте меня!…
  • Я любила вас – кожей, нутром,
  • Плотью сердца, полетом такого огня —
  • Пред кончиной не вспомнят добром!
  • Я вас всех заберу в ледяную ладью.
  • Вы со мной поплывете туда,
  • Где сбираются души в большую семью,
  • Где горит Голубая Звезда…
  • Только чей это лик возникает из тьмы —
  • Лик безносый, немой, костяной…
  • Уходи. Я дала тебе Космос взаймы.
  • Дай побыть мне живою женой.
  • Я люблю моих милых. Гляди – все пришли,
  • Притулились, приникли ко мне!…
  • Напоследок уста горемычной Земли
  • Я целую в кромешном огне!
  • О, любимый мой!… Свет и года, и века
  • Совершает стремительный путь.
  • О, возлюблен будь!… Радость моя велика:
  • И по смерти меня не забудь…
  • Ты пришел ко мне – в лицах во многих един —
  • В заточенье межзвездной тюрьмы —
  • Ты холоп мой и царь,
  • Ты отец мой и сын,
  • Ибо живы друг другом лишь мы!
  • И, безумная баба, в эфире ночном,
  • Простирая ко звездам ладонь,
  • Поняла: бытие снилось девичьим сном,
  • А теперь– настоящий огонь!
  • Настоящая Жизнь.
  • Неподдельная Смерть.
  • И Любовь, что уже ни о чем
  • Не рыдает. И звезд золотых круговерть.
  • И чужая Звезда за плечом.
  • О, чужая Звезда,
  • Голубая Звезда!…
  • Не видна ты с родимой Земли…
  • Ты дрожишь… Ты по-женски светла и горда…
  • Как зовут тебя?… Аннабель-Ли?…
  • И ни ангелы неба, ни духи пучин
  • Никогда уже не разлучат
  • Души любящих женщин, летящих мужчин —
  • Пусть в безмерном полете одна ты, один,
  • Пусть никто не вернется назад.

Фавор

  • Воздымалась гора над Волгой горбом медведя мохнатого.
  • Гроза клубилась. Молния изо чрева, мглой объятого,
  • Ударяла во реки блюдо серебряное.
  • Звезды закручивались в зените браслетами тяжелыми, древними…
  • Ночь пахла ягодой безумной, первым золотом
  • В листве дубов, первым – от звезд идущим – холодом,
  • Молоком из крынки, из погреба вынутой,
  • Соленой слезою души скитальческой, всеми покинутой…
  • Я стояла на горе, в рубахе, голорукая, босая,
  • Под ветром, рыбой пахнущим, худая, простоволосая,
  • По любови – страждущая, без любови – одинокая,
  • Обочь любови плещущая Волга глубокая…
  • И молилась я так, руки лодчонкой смоленой складывая:
  • «Господи! Твой шаг в грозовых лучах угадываю —
  • Пошли мне любовь, Господи, не израненную-избитую,
  • А счастливую, красивую, давно мною позабытую…
  • Чтобы я любимого ласкала-лелеяла-холила,
  • Чтобы я ему в мире подлунном пропасть-загинуть не позволила —
  • В братоубийствах, в речах из глоток кровавых на площадях завьюженных,
  • На земле нашей загубленной, выжженной, выпитой, отравленной, остуженной…
  • Дай, дай мне, Господи!… И меня-то любовь злая до капли выпила.
  • Дай – счастливую!… чтоб я из груди ей в дар
  • теплое сердце вынула!…»
  • И внезапно тучи заходили черными полотнищами.
  • И проклюнулся огонь из туч серными сполохами.
  • И в дегте неба надо мною воссияли три фигуры слепящие.
  • Одежды их радужные развевались, по ветру летящие.
  • Моисей слева – розовый лебедь!
  • Илия справа – синие крыла хитона распахнуты…
  • А посередине Господь – руки Его пылающие на всю полночную твердь
  • размахнуты,
  • Огненные власы Его поджигают радостными свечьми Вселенную,
  • Звездные очи молча кричат: Земля, будь благословенною…
  • Я упала на землю грязную, приникла к ней худым распятием,
  • Шептала: «Господи, только не посылай мне Твое проклятие —
  • Ведь я Тебе служила верою и правдою,
  • Жертвуя нищим Твоим хлебом, сном и иною отрадою!…»
  • И рек Господь с небес:
  • «Не плачь, моя доченька.
  • Грозовая, страшная нынче выдалась ноченька.
  • Одесную меня стоит Илия в ризе индиговой,
  • Ошую – Моисей в хитоне заревом, багряном, архистратиговом,
  • А мои одежды белы как снег, как августовские звезды лучистые:
  • Целуй их, доченька моя, ангелица, голубица чистая!…
  • Много грешила – все грехи с тебя снимаются.
  • Над твоею головушкой – зри!… – Марс с Венерою обнимаются,
  • И тебе дам любовь твою единственную последнюю,
  • облегчу тебе твое изнеможение,
  • Ибо ты увидела нынче в небе черного августа
  • Христово Преображение!…»
  • И протянула я руки к яркому свету: Отче!… Вот милость Божия!…
  • А лучи радужные скользили по грязи, целовали наше бездорожие,
  • Целовали наши овраги, буераки, бурьяны, буреломы, протоки, излучины,
  • Сиротку-пристань внизу под горой, ржавые лодочные уключины,
  • И в свете небесном – Господи!… молясь, шатаясь свечою пьяною,
  • Я увидела ее… ее, любовь мою окаянную…
  • Его… худого как жердь-слега… патлатого мальчишку…
  • богомаза, деревенского художника…
  • Что привязала к одиночеству своему заместо подорожника…
  • Думала – подлечу… а рана разъелась рваная…
  • Ох, Господи… Благодарю Тебя!…
  • …за любовь окаянную,
  • За любовь воздыханную, за портрет ее сияющий,
  • Что намалевал звездами по черной холстине возлюбленный,
  • по мне рыдающий,
  • За любовь великую, идущую маленькой нищенкой
  • меж людьми жестокосердными,
  • За любовь, сотворяющую нас однажды в ночи – бессмертными,
  • За гору Фавор над черною Волгой, за молитвы светлое напряжение,
  • За летящие в небесах самоцветные крылья Господня Преображения!…
  • И у ног Христа в небе я узрела мальчишку тощего, рваного,
  • Что сидел, скрючившись, близ мольберта старого, деревянного,
  • Он сидел у холста, он брызгал с небес на землю краскою,
  • Он писал Христа и улыбался мне ласково.
  • И вскипела во мне кровь! И вскочила я рысьим прыжком на ноги!
  • Господи! Это ж моя любовь! Возьми меня тоже на небо!
  • Чтобы мы там вместе летели, славя любовь нашу последнюю,
  • окаянную,
  • Над любовной постелью,
  • Над младенческой колыбелью,
  • Обочь – над Волгой – креста деревянного,
  • Чтоб летели, сплетясь, сцепившись намертво!…
  • А людям бы на Земле казалося,
  • Что это Андромеда с Персеем крепко обнялась-обвязалася,
  • Что это Дева с Охотником-Орионом съединились в вечном
  • качании-скольжении,
  • Господи!… Ты ж все можешь…
  • Дай нам, двум бедным смертным, это… Преображение…
  • ………………………………
  • И гром загремел. И все исчезло.
  • И одна я на горе Фавор, плачущая.
  • И со мною – только сердце мое, в груди летящее, скачущее.
  • И надо мною – только чайка в черном небе кричит незримая:
  • Не плачь, девочка моя одинокая,
  • доченька любимая.

Пророк Илия возносится на огненной колеснице

1.
  • С пожаром золотых волос-
  • Берез, со шрамами оврагов,
  • С кипением апрельских слез
  • Среди скуластых буераков,
  • С прищурами безрыбных рек,
  • С дерюгою-рваньем буранов —
  • О ты, мой бедный человек,
  • Илья-Пророк, от горя пьяный,
  • Слепой от ненависти, лжи, —
  • Скажи, Илья-Пророк, скажи,
  • Уста отверзни, молви слово
  • Нам, утонувшим во словах,
  • Что остается нам святого
  • Пред тем, как мы сойдем во прах!
  • Отечество тебя объемлет
  • Огромной ночью… Но стоишь
  • В ночи. И зришь Святую Землю:
  • Весь Глад и Мор. И Сушь. И Тишь…
  • И, прострелив очами Время,
  • Весь огненный, в ночной сурьме,
  • Летишь – и плачешь надо всеми,
  • Кто срок пожизненный в тюрьме
  • Мотает, кто хрипит в больнице,
  • Кто в поцелуе невесом…
  • И пламенная Колесница
  • Летит!
  • …И ты – под Колесом.
2.
  • Борода его билась тугим огнем
  • На упорном черном ветру.
  • И от глаз его было светло, как днем.
  • И пылали скулы в жару.
  • Ты, Илья-Пророк, ты два уволок… —
  • А и кто же нам их вернет?… —
  • Эх, старик, ведь наш прогнил потолок,
  • Наш порог обратился в лед.
  • В перекрестье таких проходных дворов,
  • Где секрет – остаться живым, —
  • Ты пророчил:
  • – Будет жива Любовь, —
  • И глотал сигаретный дым.
  • Во застольях таких золотых дворцов,
  • Где цианистый калий пьют,
  • Ты кричал:
  • – Да будет в конце концов
  • Над убийцами – Страшный Суд!
  • А сейчас ты стоишь, весь в пурге-снегу,
  • Тьму жжешь рыжею бородой,
  • И речешь:
  • – Прости своему врагу,
  • Старый царь и раб молодой!
  • Протяните руки друг другу – вы,
  • Убивающие в упор.
  • Возлюбите крепко друг друга вы —
  • Богомаз, офицер и вор!
  • Я пророчу так: лишь Любовь спасет.
  • Чтобы мир не пошел ко дну,
  • Чтобы не обратился в Потопный плот —
  • Возлюби, Единый, Одну!
  • Мы погибнем, чтобы родиться вновь.
  • Мы себя под топор кладем,
  • Чтобы так засверкала в ночи – Любовь:
  • Проливным, грозовым огнем!
  • О, заплачьте вы надо мной навзрыд.
  • Я – Пророк. Мой недолог век.
  • А сейчас – Колесница моя горит,
  • Кони бьют копытами снег.
  • И, доколе не взмыл от вас в небеса,
  • Под серебряный вой пурги,
  • Говорю: распахните настежь глаза,
  • Хоть глаз выколи, хоть – ни зги.
  • И прозрите – все. И прозрейте – все.
  • И прощайте… – мой вышел срок… —
  • Спица огненная в живом Колесе,
  • Рыжеусый Илья-Пророк.

Иов

  • Ты все забрал.
  • И дом и скот.
  • Детей любимых.
  • Жен полночных.
  • О, я забыл, что все пройдет,
  • Что нет великих царств бессрочных.
  • Но Ты напомнил!
  • И рыдал
  • Я на узлах, над коркой хлеба:
  • Вот скальпель рельса, и вокзал,
  • Молочно-ледяное небо.
  • Все умерли…
  • Меня возьми!
  • И голос грянул ниоткуда:
  • – Скитайся, плачь, ложись костьми,
  • Но веруй в чудо,
  • Веруй в чудо.
  • Аз есмь!…
  • И ты, мой Иов, днесь
  • Живи. В своей России. Здесь.
  • Скрипи – на милостыню старцев,
  • Молясь… Все можно перенесть.
  • Безо всего – в миру остаться.
  • Но веруй!
  • Ты без веры – прах.
  • Нет на земле твоих любимых.
  • Так, наша встреча – в небесах,
  • И за спиною – два незримых
  • Крыла!…
  • Вокзал. Немая мгла.
  • Путь на табло?… – никто не знает.
  • Звеня монистами, прошла
  • Цыганка. Хохот отлетает
  • Прочь от буфетного стола,
  • Где на стаканах грязь играет.
  • И волчья песня из угла:
  • Старик
  • О Будущем рыдает.

Пир Валтасара

  • Содвинулись медные круглые чаши
  • Над бедным, в газетах, столом.
  • Вот гулкое, куцее счастие наше —
  • Общага, наш временный дом.
  • Общага, и кружево пены, бутыли,
  • Селедка на рвани бумаг —
  • И, юные, мы среди песни застыли,
  • Друг друга почуяв впотьмах.
  • Какие там юные!… – Грудь моя сыном
  • В те годы отпита была…
  • И двум сыновьям во квартирных теснинах
  • Мерцали твои зеркала…
  • Какие там свежие!… – Галочьи лапы
  • Морщин, недоступных глазам,
  • И – вниз по годам, по соленому трапу,
  • Не ведая, что ахнет там…
  • Подобно то было небесному свету.
  • Тугое мужское лицо
  • Катилось в меня искрометной планетой,
  • Огнями сжималось кольцо.
  • А то, что златое колечко блестело
  • Меж черных мозолей и вен… —
  • Вот тело мужское.
  • Вот женское тело.
  • И жизнь– за секунду – взамен.
  • И как мы над жирной лазурной селедкой,
  • Над звоном стакана в пиру
  • Друг к другу рванулись!
  • Эх, век наш короткий!
  • Эх, вечное наше: «Умру!…»
  • Но ясная песня цвела и кричала
  • И в щеки нам била, как снег:
  • «Любите друг друга, начните сначала
  • Бровей ваших нежность… и век…»
  • И под общежитскую злую гитару
  • Мы друг через друга текли —
  • И маслом кухонным,
  • и детским пожаром,
  • И кровью небес и Земли,
  • И шепотом писем, похожих на воздух,
  • Что – из кислородных резин, —
  • И слезы всходили, как кратные звезды,
  • Над нитями наших седин!…
  • Улыбкой, дыханьем смыкались, впивались,
  • Сливая затылки, ступни…
  • Мы только глядели. Мы не целовались.
  • Мы были в застолье одни.
  • И замер гогочущий пир Валтасара.
  • И буквы вкруг лампы зажглись
  • Табачные, дымные…
  • Я прочитала.
  • И солью глаза налились.
  • Ты тоже те буквы прочел… Содрогнулся…
  • Но все! Пропитались насквозь
  • Друг другом! Дотла!… И ты мне улыбнулся,
  • И остро коснулся волос…
  • А кто-то селедку норвежскую резал!
  • А кто-то стаканы вздымал!
  • И, пьяный, безумный, больной и тверезый,
  • Всей песней – всю жизнь
  • обнимал.

Два урки, в поезде продающие библию за пятерку

  • Эх, тьма, и синий свет, и гарь, испанский перестук
  • Колес, и бисеринки слез, и банный запах рук!…
  • И тамбур куревом забит, и зубом золотым
  • Мерцает – мужики-медведи пьют тягучий дым…
  • А я сижу на боковой, как в бане на полке.
  • И чай в одной моей руке, сухарь – в другой руке.
  • И в завитсках табачных струй из тамбура идут
  • Два мужика бритоголовых – в сирый мой закут.
  • От их тяжелых бритых лбов идет острожный свет.
  • Мне страшно. Зажимаю я улыбку, как кастет.
  • Расческой сломанных зубов мне щерится один.
  • Другой – глазами зырк да зырк – вдоль связанных корзин.
  • Я с ними ем один сухарь. Родную речь делю.
  • Под ватниками я сердца их детские – люблю.
  • Как из-за пазухи один вдруг книжищу рванет!…
  • – Купи, не пожалеешь!… Крокодилий переплет!…
  • Отдам всего за пятерик!… С ней ни крестить, ни жить,
  • А позарез за воротник нам треба заложить!…
  • Обугленную книгу я раскрыла наугад.
  • И закричала жизнь моя, повторена стократ,
  • С листов, изъеденных жучком, – засохли кровь и воск!… —
  • С листов, усыпанных золой, сребром, горстями звезд…
  • Горели под рукой моей Адамовы глаза,
  • У Евы меж крутых грудей горела бирюза!
  • И льва растерзывал Самсон, и плыл в Потопе плот,
  • И шел на белый свет Исус головкою вперед!…
  • – Хиба то Библия, чи шо?… – кивнул другой, утер
  • Ладонью рот – и стал глядеть на снеговой костер.
  • Сучили ветки. Города мыл грязные – буран.
  • Глядели урки на меня, на мой пустой стакан.
  • И я дала им пять рублей за Библию мою,
  • За этот яркий снеговей у жизни на краю,
  • За то, что мы едим и пьем и любим – только здесь,
  • И что за здешним Бытием иное счастье есть.

Орган

  • Ночная репетиция. Из рам
  • Плывут портреты – медленные льдины.
  • Орган стоит. Он – первобытный храм,
  • Где камень, медь и дерево – едины.
  • Прочь туфли. Как в пустыне – босиком,
  • В коротком платье, чтобы видеть ноги,
  • Я подхожу. Слепящим языком
  • Огонь так лижет идолов убогих.
  • Мне здесь разрешено всю ночь сидеть.
  • Вахтерша протянула ключ от зала.
  • И мне возможно в полный голос спеть
  • То, что вчера я шепотом сказала.
  • На пульте – ноты. Как они темны
  • Для тех, кто шифра этого – не знает!…
  • Сажусь. Играть? Нет, плакать. Видеть сны —
  • О том лишь, как живут и умирают.
  • Я чувствовала холод звездных дыр.
  • Бредовая затея святотатца —
  • Сыграть любовь. И старая, как мир —
  • И суетно, и несподручно браться.
  • Я вырывала скользкие штифты.
  • Я мукой музыки, светясь и мучась
  • Вдруг обняла тебя, и то был ты,
  • Не дух, но плоть,
  • не случай был, но участь!
  • И чтоб слышней был этот крик любви,
  • Я ость ее, и кость ее, и пламя
  • Вгоняла в зубы-клавиши: живи
  • Регистром vox humana между нами!
  • А дерево ножной клавиатуры
  • Колодезным скрипело журавлем.
  • Я шла, как ходят в битву напролом,
  • Входила в них, как в землю входят буры,
  • Давила их, как черный виноград
  • По осени в гудящих давят чанах, —
  • Я шла по ним к рождению, назад,
  • И под ногами вся земля кричала!
  • Как будто Солнце, сердце поднялось.
  • Колени розовели в напряженье.
  • Горячих клавиш масло растеклось,
  • Познав свободу взрыва и движенья.
  • Я с ужасом почувствовала вдруг
  • Живую скользкость жаркой потной кожи
  • И под руками – плоть горячих рук,
  • Раскрывшихся в ответной острой дрожи…
  • Орган, раскрыв меня сухим стручком,
  • Сам, как земля, разверзшись до предела,
  • Вдруг обнажил – всем зевом, языком
  • И криком – человеческое тело.
  • Я четко различала голоса.
  • Вот вопль страданья – резко рот распялен —
  • О том, что и в любви сказать нельзя
  • В высоких тюрьмах человечьих спален.
  • Вот тяжкий стон глухого старика —
  • Над всеми i стоят кресты и точки,
  • А музыка, как никогда, близка —
  • Вот здесь, в морщине, в съежившейся мочке…
  • И – голос твой. Вот он – над головой.
  • Космически, чудовищно усилен,
  • Кричит он мне, что вечно он живой
  • И в самой смертной из земных давилен!
  • И не руками – лезвием локтей,
  • Щеками, чья в слезах, как в ливнях, мякоть,
  • Играю я – себя, тебя, детей,
  • Родителей, людей, что нам оплакать!
  • Играю я все реки и моря,
  • Тщету открытых заново Америк,
  • Все войны, где бросали якоря,
  • В крови не видя пограничный берег!
  • Играю я у мира на краю.
  • Конечен он. Но я так не хотела!
  • Играю, забирая в жизнь свою,
  • Как в самолет, твое худое тело!
  • Летит из труб серебряных огонь.
  • В окалине, как в изморози черной,
  • Звенит моя железная ладонь,
  • В ней – пальцев перемолотые зерна…
  • Но больше всех играю я тебя.
  • Я – без чулок. И на ногах – ожоги.
  • И кто еще вот так возьмет, любя,
  • До боли сжав, мои босые ноги?!
  • Какие-то аккорды я беру
  • Укутанной в холстину платья грудью —
  • Ее тянул младенец поутру,
  • Ухватываясь крепко, как за прутья.
  • Сын у меня! Но, клавиши рубя,
  • Вновь воскресая, снова умирая,
  • Я так хочу ребенка от тебя!
  • И я рожу играючи, играя!
  • Орган ревет. Орган свое сыграл.
  • Остался крик, бескрайний, как равнина.
  • Остался клавиш мертвенный оскал
  • Да по углам и в трубах – паутина.
  • Орган ревет! И больше нет меня.
  • Так вот, любовь, какая ты! Скукожит
  • В червя золы – безумием огня,
  • И не поймешь, что день последний прожит.
  • Ты смял меня, втянул, испепелил.
  • Вот музыки владетельная сила!
  • Когда бы так живую ты любил
  • Когда бы так живого я любила…
  • И будешь жить. Закроешь все штифты.
  • Пусть кузня отдохнет до новых зарев.
  • И ноты соберешь без суеты,
  • Прикрыв глаза тяжелыми слезами.
  • О, тихо… Лампа сыплет соль лучей.
  • Консерваторская крадется кошка
  • Дощатой сценой… В этот мир людей
  • Я возвращаюсь робко и сторожко.
  • Комком зверья, неряшливым теплом
  • Лежит на стуле зимняя одежда.
  • И снег летит беззвучно за стеклом —
  • Без права прозвучать… и без надежды.
  • Босые ноги мерзнут: холода.
  • Я нынче, милый, славно потрудилась.
  • Но так нельзя безмерно и всегда.
  • Должно быть, это Божеская милость.
  • А слово «милость» слаще, чем «любовь» —
  • В нем звуки на ветру не истрепались…
  • На клавише – осенним сгустком – кровь.
  • И в тишине болит разбитый палец.
  • И в этой напряженной тишине,
  • Где каждый скрип до глухоты доводит,
  • Еще твоя рука горит на мне,
  • Еще в моем дому живет и бродит…
  • Ботинки, шарф, ключи…
  • А там пурга,
  • Как исстари. И в ноздри крупка снега
  • Вонзается. Трамвайная дуга
  • Пылает, как горящая телега.
  • Все вечно на изменчивой земле.
  • Рентгеном снег, просвечивая, студит.
  • Но музыки в невыносимый мгле,
  • Такой, как нынче, никогда не будет.
  • Стою одна в круженье белых лент,
  • Одна в ночи и в этом мире белом.
  • И мой орган – всего лишь Инструмент,
  • Которым вечность зимнюю согрела.

Матерь мира

  • Дымы, пожарища, хрипение солдат,
  • И крики: «Пить!…» – из-под развалин…
  • И Время не закрутится назад,
  • В молочный сумрак детских спален.
  • Мир обнаженный в прорези окна.
  • Меж ребер пули плачут и хохочут.
  • Так вот какая ты, сужденная война,
  • Багряный Марс, полночный красный кочет!
  • Летят твои кровавые лучи
  • В ключицы и ложбины, в подреберья
  • Дворов и подворотен, и ключи
  • Лежат под ветром выбитою дверью…
  • В проеме – я.
  • В виду застрех и слег,
  • Охваченных полынным, черным дымом,
  • Еще не зверь, уже не человек,
  • Кричу: отдай! Отдай моих любимых!
  • Из чрева моего пошли они
  • В казенный мир, брезентом, порохом пропахший, —
  • Отдай их, Бог! Мои сыны они!
  • И бледный лейтенант, и зэк пропащий!
  • Я – баба. Этот свет я не спасла.
  • Любила мужика… детей рожала…
  • Дай, Бог, мне, дай широких два крыла,
  • Чтоб на крылах сынов я удержала!
  • Хоть двух спасти – а там прости-прощай.
  • Я улечу на Марс кроваво-красный.
  • Пусть рушится земной солдатский Рай.
  • Пусть далеко внизу собачий лай.
  • Еще восстанет жизнь… прекрасной…
  • Держитесь, мальчики! Среди планетных зим,
  • Средь астероидов, кометных копий
  • Заплачем мы над нищим и больным,
  • Океанийским, зверьим и степным,
  • Военным, княжеским, холопьим…
  • И, мать, рукою сыну укажу:
  • – Там – Родина:
  • Междуусобной розни…
  • И мелко, страшно, сердцем, кожей задрожу,
  • И лютый Космос в кулаках я еле удержу
  • Двумя колосьями – черно-искристый, грозный.

Ковчег

  • Затерян в копях снеговых, в ладонях мира ледяного,
  • Один – нет никого в живых, лишь ветер приговор суровый
  • Читает, – он плывет один, он срубовой, и бревна толсты,
  • И сам себе он господин, и шепчут на морозе звезды:
  • «Гляди-ка, дом!…» Земля мертва. Пуста, что ледяная плошка.
  • А в доме том свинья жива, собака лает, плачет кошка.
  • А в доме том седой старик, усатый, сморщенный и лысый,
  • Богатство зрит: вот белка – прыг, вот зайцы, овцы, гуси, крысы,
  • Вот волк с волчицею, павлин, чета волов, стрекозы, козы, —
  • А дом плывет в ночи, один, и на морозе звезды – слезы…
  • Старик по пальцам перечтет змей пестрых и жуков заморских;
  • У ног его, урча, уснет толпа седых котов ангорских…
  • Старик заохает, кряхтя и шерсть линючую сбивая
  • С фуфайки: сын Лисы – дитя, сын Кобры – хитрость огневая!…
  • А там, дай Господи, пойдут роды, и семьи возродятся,
  • И звезды новые сверкнут на пятках скачущего Зайца,
  • И род Оленя, род Совы, род Волка, род Орла Степного
  • Из мерзлой снеговой травы, горя глазами, вспыхнут снова!
  • И гладит, гладит их старик – своих, спасенных им, зверяток:
  • Эх, звери, мир вчера возник, а нынче весь застыл, до пяток,
  • А завтра стает мертвый лед, и забелеют камни-кости,
  • И я вас выпущу… вперед!… В моем дому вы были – гости…
  • Зверюшки… пума и кабан… и леопард, в мазутных пятнах…
  • Мир будет Солнцем осиян. Вы не воротитесь обратно.
  • Вы побежите есть и пить, по суходолам течь, как пламя,
  • Сплетаясь, яростно любить и высекать огонь рогами!…
  • Зверье мое… Когда-нибудь меня ты вспомнишь, серый заяц,
  • В полях полночных долгий путь, поземку, сутемь, горечь, замять…
  • И то, как пережили мы, внутри веселого Ковчега,
  • Ночь красных звезд,
  • чуму зимы,
  • сырой, дырявый саван снега.
  • Как я давал вам хлеб из рук, вас целовал в носы и уши,
  • Сердец собачьих чуял стук, любил медвежьи, волчьи души,
  • И знал, что этот час пробьет, взовьется небосвод горячий,
  • И я вас выпущу… вперед!… – и в корни рук лицо запрячу,
  • И близ распахнутых дверей, близ жизни новых поколений
  • Я упаду среди зверей перед Ковчегом на колени;
  • И по моей спине пройдут копыта, когти, зубы, жала,
  • И смерть пребудет как закут, где жизнь моя щенком дрожала.

Видение войска на небе

  • Войско вижу на небе красное…
  • Любимый, а жизнь все равно прекрасная.
  • Колышутся копья, стяги багряные…
  • Любимый, а жизнь наша – эх, окаянная…
  • Вздымают кулаки хоругви малиновые…
  • Любимый, а жизнь наша – долгая, длинная…
  • А впереди войска – человек бородатый, крылья алые…
  • Любимый, а жизнь-то наша – птаха зимняя, малая…
  • А войско грозно дышит, идет, и строй его тесней смыкается!…
  • Любимый, всяк человек со своей судьбою свыкается…
  • А войско красное – глянь! – уж полнеба заняло!…
  • Любимый, я боюсь, ох, страшное зарево…
  • А и все небо уж захлестнуло войско багровое!… —
  • Любимый, оберни ко мне лицо суровое,
  • И я обниму тебя яростно, и поцелую неистово, —
  • Не бойся, в поцелуй-то они не выстрелят!…
  • Вот она и вся жизнь наша, битая, гнутая, солганная, несчастная,
  • Любовная, разлучная, холодная, голодная, все равно прекрасная.
  • И мы с тобою стоим под пулями в красном объятии, —
  • Любимый, а жизнь-то наша, зри: и объятие, и Распятие.

Крик

  • Обвивает мне лоб мелкий пот.
  • Я в кольце гулких торжищ – жива.
  • И ребенок, кривя нежный рот,
  • Повторяет мои слова.
  • Я молчу, придвигая уста
  • То к посуде, то к мерзлым замкам,
  • То к ладони, где в форме креста —
  • Жизнь моя: плач по ветхим векам.
  • Я молчу. Грубо мясо рублю.
  • На доске – ледяные куски.
  • Накормлю! – это значит: люблю.
  • Чад венчает немые виски.
  • И, когда я на воздух бегу,
  • Чтоб в железных повозках – одной,
  • О, одной бы побыть!… – не могу
  • Говорить – и с самою собой.
  • Правда серых пальто, бедных лиц,
  • Ярких глаз, да несмахнутых слез!
  • В гуще бешенейшей из столиц
  • Я молюсь, чтобы ветер унес
  • Глотки спазм – а оставил мне крик,
  • Первородный, жестокий, живой,
  • Речь на площади, яростный рык
  • И надгробный отверженный вой,
  • И торжественный, словно закон,
  • И простой, будто хлеб с молоком,
  • Глас один – стоголосый мой хор —
  • Под ключицею,
  • Под языком.

Баянист под землей

  • Ветер-нож, разрежь лимон лица!
  • Слезный капнет сок…
  • До конца, до смертного венца –
  • Черный свод высок.
  • И когда спускаюсь в переход,
  • Под землей бреду,
  • Пулей посылает черный свод
  • Белую звезду
  • прямо под ребро…
* * *
  • Белые копья снегов в одичалую грудь
  • Навылет летят.
  • Льдом обрастает, как мохом, мой каторжный путь!
  • Стоит мой звенящий наряд
  • Колом во рдяных морозах! Хозяин собак
  • Не выгонит, пьян, —
  • Я же иду по ночам в лихолетье и мрак:
  • Туда, где баян.
  • Скользок и гадок украшенный кафелем мир
  • Подземных дворцов.
  • Вот сталактиты светильников выжгли до дыр
  • Газеты в руках у птенцов.
  • Вот закрывается локтем несчастная мать,
  • На грязном граните – кормя…
  • Мир, дорогой, я тебя престаю понимать, —
  • Поймешь ли ты мя?!
  • Тихо влачусь под землей по широким мостам —
  • Гранит режет взор,
  • Мрамор кроваво-мясной, кружевной, тут и там,
  • Мономах-лабрадор!
  • Господи, – то ли Карелия, то ли Урал,
  • А то ли Эдем, —
  • Только, Исусе, Ты не под землей умирал —
  • Где свет звездный: всем!…
  • Руки ковшами, долбленками тянут из тьмы
  • Мальцы, старики…
  • В шапках на мраморе – меди мальки… Это мы —
  • Наши щеки, зрачки!
  • Мы, это мы – это мой перекошенный рот
  • У чеченки с мешком…
  • Вдруг из-за царской скульптуры – как песня хлестнет
  • Крутым кипятком!
  • Баянист, гололобый, беззубый, кепчонку надвинь —
  • Сыграй мне, сыграй:
  • “На сопках Манчжурии” резкую, гордую синь,
  • Потерянный Рай.
  • “Зачем я на свет появился, зачем меня мать
  • Родила…” – и марш золотой,
  • “Прощанье славянки”, ту землю, что будет пылать
  • Под голой пятой!…
  • Мни в руках и терзай, растяни, обними свой баян,
  • Загуди, захрипи,
  • Как ямщик умирал, от мороза и звезд горько пьян,
  • Во широкой степи!
  • Как колечко венчальное друга неслышно просил
  • Жене передать, —
  • Баянист, пой еще, пока хватит и денег и сил
  • Близ тебя постоять…
  • О, сыграй мне, сыграй! Все, что мерзнет в карманах, – возьми!
  • То мусор и смерть.
  • Ты сыграй мне, как молния счастия бьет меж людьми —
  • Так, что больно глядеть.
  • Руки-крючья целуют, клюют и колотят баян,
  • Руки сходят с ума —
  • Роща отговорит золотая, и грянет буран,
  • Обнимет зима…
  • А вокруг – люди шьются-мелькают, как нить в челноке,
  • Пронзают иглой
  • Адский воздух подземки, наколку на тощей руке,
  • Свет над масляной мглой!
  • О, сыграй, пока море людское все бьет в берега
  • Небес и земли,
  • Пока дедов баян все цепляет худая рука,
  • Люстр плывут корабли!…
  • Играй, мой родной! Играй! Он пробьет, черный час.
  • Он скует нас, мороз.
  • Играй, пока нищая музыка плещет меж нас
  • Потоками слез.
  • Играй. Не кончайся. Стоять буду год или век
  • У шапки твоей, следя то прилив, то отлив
  • Людской, отвернувшись к морозному мрамору,
  • тающий снег – из-под век —
  • Ладонью закрыв.

Кхаджурахо

Книга любви

Любовь

  • …Ну наконец-то я о Ней скажу.
  • Петлей стыда захватывает горло.
  • О Ней жужжали, пели, свиристели,
  • О Ней – меж хладом дула у виска
  • И детскою бутылкою молочной —
  • Ругательством тяжелым вспоминали
  • Или нежнейшим просверком очей…
  • Молчите все. Мое приспело время.
  • Я повторить чужое не боюсь.
  • Я все скажу старинными словами.
  • А сами мы – из клеток, из костей
  • Да из кровей каких? – не тех ли, давних?!
  • Так что же мне бояться?! Все о Ней,
  • О Ней хотят лишь слушать или ведать,
  • А коль не послана Она – Ее
  • Испить на холоду питьем горячим
  • Из книжных рук, из драненьких тех Библий,
  • Что пахнут сыростью, прошиты древоточцем,
  • Или со свежих глянцевых страниц,
  • Оттиснутых вчера еще, стремглав
  • Распроданных, расхищенных с прилавков, —
  • А там все про Нее, все про Нее…
  • Так нате же, голодные! И вы,
  • Кто Ею сыт по горло, кто познал
  • Ее во всех звериных ипостасях,
  • И в многоложстве, и в грехе Содомском,
  • И кто Ее, как карты, тасовал —
  • Одна! Другая! Козырь вот пошел!… —
  • Вы, кто Ее распялил на столе,
  • Чтоб, как Везалий, изучить все жилы,
  • Где светится отчаянная кровь,
  • Где бродит мед Ее… вы, жесткие поэты,
  • Кричащие о Ней на площадях
  • То, что вдвоем нагие люди шепчут, —
  • И вы, старухи, зубы чьи болят
  • И так все косточки к дождю и снегу крутит! —
  • И вы, мальцы в петушьих гребешках,
  • Вы, рокеры с крутым замахом локтя
  • На тех, кто рядом с вами, в тот же час,
  • В горячем цехе вам деталь штампует
  • Для всех мопедов ваших оголтелых! —
  • И вы, девчонки за стеклом сберкассы,
  • В окошках-прорубях до дна промерзшей почты,
  • Наманикюренные, в здании громадном —
  • Затеряные малые рыбешки,
  • Плывущие зимою океанской,
  • Которой края нет и нет конца,
  • Кладущие печать на извещенья,
  • Мечтающие – все о Ней, о Ней… —
  • И вы, геологи в своих высокогорьях,
  • В прокуренной мужчинской тьме палаток,
  • В вагончиках, где варится на плитке
  • Суп из убитого намедни глухаря, —
  • И вы, хирурги в том Афганистане,
  • Но что еще и в будущем пребудет, —
  • Вы, кто клонился над ногой мальчишки,
  • В поту морозном зажигая кетгут, —
  • А он, родимый, истово кричал:
  • «Она меня безногого – не бросит!…» —
  • Вы, все вы, люди горькие мои,
  • Которых – о, люблю с такою силой, —
  • С неженскою уже, с нечеловечьей:
  • Горы, метели, зверя ли, звезды! —
  • Вы все, любимые, – о, нате же, держите,
  • Хватайте: вам даю ломоть ее,
  • Чтоб с голоду не померли, однако,
  • В разбойном, обнищавшем нашем мире, —
  • ЛЮБВИ.

Тьма пред рассветом

  • Железная кровать ржавеет.
  • Нагие трубы за окном.
  • В ночную фортку звезды веют,
  • Покуда спим тяжелым сном.
  • Скрипят острожные пружины.
  • И в щели дома гарь ползет.
  • Чугунной глыбой спит мужчина.
  • И светел женщины полет.
  • Спят звери, птицы и народы —
  • До пробужденья, до утра.
  • Горит во мраке твердь завода —
  • Его стальные вверы.
  • Пылает зарево больницы:
  • Не сосчитать оконных свеч…
  • Дрожат смеженные ресницы.
  • Пылает масло потных плеч.
  • Сон борет нас. Но мы сильнее.
  • Вот эта тяга.
  • Вот волна —
  • Слепя, сжигая, каменея,
  • Встает из темноты, со дна.
  • Тебя от смерти защищая,
  • Сплетаю руки за спиной.
  • Свечою тела освещаю
  • Храм спальни, душный, ледяной.
  • Обнимешь ты меня устало.
  • Положишь смертных уст печать.
  • И ляжет на пол одеяло,
  • Чтоб нашей воле не мешать.
  • Еще до свиста, до метели,
  • До звона рельсов, до гудка,
  • До белизны святой постели,
  • Где – одинокая тоска,
  • До Времени и до Пространства,
  • До всех измен, где плоть болит,
  • И до такого постоянства,
  • Что золотом – по камню плит,
  • Еще своей любви не веря,
  • Мы просыпаемся, дрожа…
  • И вольно отворяю двери
  • Навстречу острию ножа,
  • Навстречу грубому объятью,
  • Что нежностью истомлено,
  • Навстречу древнему проклятью,
  • Где двое сцеплены в одно!
  • И я, от чуда обмирая,
  • Целуя потный твой висок,
  • Вхожу, смеясь, в ворота Рая,
  • Даю голодному кусок,
  • Дитя нероженое вижу
  • В сиянье нам сужденных дней —
  • И обнимаю крепче, ближе,
  • И невозвратней, и страшней.

Храм Кхаджурахо

  • …А в Индии храм есть. Зовется он так: Кхаджурахо.
  • Огромный, как выгиб горячего бока Земли,
  • Он полон тел дивных из камня, не знающих страха,
  • Застывших навеки, навеки сращенных – в любви.
  • Давно прочитала про храм сей в стариннейшей книжке…
  • Я в Индии – буду ли, нет ли… А может быть, так и помру…
  • Но как прошепчу: «Кхаджурахо!…» – так бьется под левой подмышкой,
  • И холодно, будто стою на широком ветру.
  • Я там не была никогда – а сколь часто себя представляла
  • Я в этих апсидах и нишах, в духмяной, сандаловой тьме,
  • Когда предо мною, в скульптурах, Любовь предстояла —
  • Свободною, голою, не взаперти, не в тюрьме.
  • Гляди! – как сплелись, улыбаясь, апсара и Шива…
  • Он между лопаток целует так родинку ей,
  • Что ясно – вот этим, лишь этим мы живы,
  • Вжимаясь друг в друга немей, и сильней, и больней…
  • А эти! – огонь излучает источенный временем камень:
  • Раздвинуты ноги гигантским озерным цветком,
  • И грудь упоенно цветет меж мужскими руками —
  • И смерть мимо них ковыляет старухой, молчком…
  • А эти, в углу полутемном, – как мастер ваял их, дрожащий?…
  • Откинулась навзничь она, а возлюбленный – вот,
  • Восходит над нею… Их свет заливает, лежащих,
  • И золотом льет на лопатки, на лунный живот…
  • О тело людское! Мужское ли, женское тело —
  • Все любит! Мужчина свою зажигает свечу,
  • Чтоб женская тьма, содрогаясь, огня захотела —
  • Воск жаркий катя по губам, по груди, по плечу!
  • Какое сиянье из всех полушарий исходит!
  • Как сферы расходятся, чтобы вошел резкий луч!
  • Как брага библейская в бочках заклепанных бродит
  • И ветра язык – как ласкает звезду меж пылающих туч!
  • И я, россиянка, девчонка, как мышка стою в Кхаджурахо,
  • Во дерзком том храме, где пары танцуют в любви,
  • И нету уже у меня перед смертью скелетною страха,
  • И очи распахнуты вольно и страшно мои!
  • Под платьем залатанным – под комбинашкой, пропахшей
  • Духами дешевыми – тело нагое мое…
  • О, каждый из нас, из людей, в этом мире – пропащий,
  • Доколь в задыхании, перед любовью, не скинул белье!
  • Доколе, ослепший от света и крика, не сгинул
  • В пучине горячей, где тонут и слезы, и пот,
  • И смех, – где меня мой любимый покинул,
  • И где он меня на сибирском морозе, в тулупе, по-прежнему ждет…
  • И я перед этою бездною мрака и праха,
  • Средь голых возлюбленных, густо, тепло населяющих храм,
  • Девчонкою – матерью – бабкой – стою в Кхаджурахо
  • И мыслю о том,
  • что – такой же —
  • в три дня – и навеки! —
  • Греховною волей создам.
  • И там, в очарованном и новоявленном храме,
  • Я всех изваяю,
  • Я всех, перекрестясь, напишу —
  • И тех, кто друг друга сжимает больными перстами,
  • И тех, кто в подвале, целуясь, вдыхает взахлеб анашу…
  • И тех, кто на нарах тюремных впивался друг в друга —
  • Так в клейкость горбушки впивается рот пацана…
  • А я? Изваяю, смеясь, и себя в эпицентре опасного круга,
  • Где буду стоять – Боже, дай Ты мне силы – одна.
  • Но я изваяю себя – обнаженной! Придите, глядите —
  • Ничто я не скрою: вот складки на шее, живот
  • Огрузлый, – вот в стрижке опричной – латунные нити,
  • В подглазьях – морщины, сиротскими птичьими лапками, – вот!…
  • Вот – я!… Родилась, – уж себя – отвергайте, хулите! – оставлю.
  • На то Кхаджурахо я строю отчаянный свой:
  • Я так, одинокая, страстные пары восславлю,
  • Что воздух зажжется
  • над чернорабочей
  • моей головой.
* * *
  • – Ну, так давай войдем.
  • Это не храм. Это дом.
  • Кошачье царство – подъезд.
  • Безумная площадь – окрест.
  • В подъезде лампа – зверина, тускла.
  • Багряная тьма.
  • Багровая мгла.
  • Окурками мечен
  • лестничный ход.
  • – …и здесь Любовь – живет?…
  • – Дай руку мне.
  • Крепче сожми.
  • Вперед.

Дом

  • Вот он, дом. Я сюда не хотела идти.
  • Я хотела – объятий, как ягод.
  • Только чуяла – под ноги мне на пути
  • Эти лестницы стылые лягут.
  • Поднимайся же, баба, вдоль по этажам.
  • За дверьми – то рыданье, то хохот.
  • Так, должно быть, циркачки идут по ножам,
  • Слыша зала стихающий рокот…
  • Одинока угрюмой высотки тюрьма.
  • На какой мне этаж?… – я забыла…
  • Свет багровый!… А лестница – можно с ума
  • Тут сойти, так вцепляясь в перила!
  • Ну же, выше!… На лестничных клетках – огни,
  • Как волчиные – во поле – зраки…
© BOOK 2025
Контакты для правообладателей
[email protected]