Стихотворения, не вошедшие в циклы
РЕЦЕПТ МЕФИСТОФЕЛЯ
- Я яд дурмана напущу
- В сердца людей, пускай их точит!
- В пеньку веревки мысль вмещу
- Для тех, кто вешаться захочет!
- Под шум веселья и пиров,
- Под звон бокалов, треск литавров
- Я в сфере чувства и умов
- Вновь воскрешу ихтиозавров!
- У передохнувших химер
- Займу образчики творенья,
- Каких-то новых, диких вер
- Непочатого откровенья!
- Смешаю я по бытию
- Смрад тленья с жаждой идеала;
- В умы безумья рассую,
- Дав заключенье до начала!
- Сведу, помолвлю, породню
- Окаменелость и идею,
- И праздник смерти учиню,
- Включив его в Четьи-Минею.
БЫТЬ ЛИ ПЕСНЕ?
- Какая дерзкая нелепость
- Сказать, что будто бы наш стих,
- Утратив музыку и крепость,
- Совсем беспомощно затих!
- Конечно, пушкинской весною
- Вторично внукам, нам, не жить:
- Она прошла своей чредою
- И вспять ее не возвратить.
- Есть весны в людях, зимы глянут
- И скучной осени дожди,
- Придут морозы, бури грянут,
- Ждет много горя впереди…
- Мы будем петь их проявленья
- И вторить всем проклятьям их;
- Их завыванья, их мученья
- Взломают вглубь красивый стих…
- Переживая злые годы
- Всех извращений красоты —
- Наш стих, как смысл людской природы,
- Обезобразишься и ты;
- Ударясь в стоны и рыданья,
- Путем томления пройдешь.
- Минуешь много лет страданья —
- И наконец весну найдешь!
- То будет время наших внуков,
- Иной властитель дум придет…
- Отселе слышу новых звуков
- Еще не явленный полет.
«Перед большим успокоеньем…»
- Перед большим успокоеньем,
- Когда умру я, но не весь,
- Покой тот с истым наслажденьем
- Мной предвкушается и здесь.
- Покой в отсутствии желаний,
- В признаньи мощности судьбы,
- Покой вне дерзостных исканий,
- Вне всяких странствий и борьбы!
- Бой кончен! Поднято забрало!
- Чего здесь в жизни ожидать?!
- Какое дивное начало
- Тому, что может мне предстать!
- Да, радость смерти предвкушая,
- Мой ум спокойный не дерзнет
- Куда-то вновь пойти мечтая,
- Куда-то вновь смотреть вперед.
- Но я боюсь еще, что можно
- Вернуться нежданно назад,
- Когда и дерзко и безбожно
- Зажжет мне душу женский взгляд!
- Покров покоя я откину
- И, словно эллин древних дней,
- Бесстыдно оправдаю Фрину,
- Чуть только выйдет из зыбей.
«Зыбь успокоенного моря…»
- Зыбь успокоенного моря
- Идет по памяти моей…
- Я стар. И радостей и горя
- Я вызвал много у людей.
- Я вызывал их, но невольно,
- Я их не мог не вызывать…
- Ведь и земле, быть может, больно
- Пространства неба рассекать!
- А все же двигаться ей надо…
- Мы тоже движемся, летим!
- В нас зло смеются силы ада
- И горько плачет херувим.
- И только изредка мы властны,
- Случайно, правда, не всегда,
- Бывать к судьбам людей причастны,
- Как у машины провода.
- Вот так и я! Болев душою
- Над горем брата своего,
- Я хлеба не давал порою,
- Но я не отравлял его!
- Я мог бы быть гораздо хуже,
- Служа судьбе проводником…
- Все знают: вслед великой стуже
- Морозец кажется теплом!
- Он не несет окочененья,
- Он может даже согревать,
- И для весеннего цветенья
- Стволы и почки сохранять.
- Да! Много сеял я несчастья!
- Но я далеко не из тех,
- Кто любит зло из любострастья,
- В ком воплощен и ходит грех!
В РОЩЕ
- Слушай, сосна! Расскажи мне былину!
- Я уловлю ее в шуме ветвей!
- Про заколдованный лес, про долину
- Сказочных битв, всех древнейших древней!
- Правда ли, будто здесь прежде живали
- Люди забытые, сродные нам;
- Все, даже имя свое, потеряли
- И отошли к завершившимся снам?
- Так же, как мы, знали злобу и горе,
- Были свободны в ограде тюрьмы;
- Нежность, любовь зажигались в их взоре,
- И умирали они так, как мы?
- Правда ль, что в некое время, когда-то
- Жил тут неведомый волхв иль друид;
- Сердце его было страстью объято,
- Жрицу любил, был любим и убит?
- Правда ль, что в память того преступленья
- Был тут воздвигнут большой мавзолей,
- Синее море несло песнопенья
- К камням подножья с волнами зыбей?
- Море теперь так далеко сбежало;
- Край, прежде людный, совсем позабыт!
- Памяти память — и ту посвевало
- Время… свевает и дальше бежит.
- Вижу: сосна головою кивает —
- Будто бы: да! — говорит мне в ответ.
- Эту былину от прадедов знает,
- Слышала, чуть появилась на свет!
- Правда ли, дальше сосну вопрошаю,
- Будто бы вслед нам, чуть срок подойдет,
- Море прильет к опустелому краю,
- Новая жизнь на песках зацветет?
- Новые сосны взрастут между вами,
- Новые люди вослед нам придут,
- И, обвеваемы новыми снами,
- Тот же печальный вопрос зададут?
- Будут опять увлекаться любовью!..
- Ненависть, злоба, позор и печаль
- Им, нас сменившим, покажутся новью;
- Новая будет заманивать даль.
- Будут они и мечтать и молиться,
- Верить в исход из тяжелой тюрьмы,
- Будут не ведать того, что случится,
- И ошибутся во всем, как и мы?
- Нет мне ответа! Но вижу я ясно:
- Буря подходит, глубоко-темна…
- Низко спускается! Изжелта-красно
- В недрах той бури злорадной до дна!
- Вьются пески и закудрились шквалы,
- Взвизгнули вихри из облачной мглы…
- Дрогнули сосны! Велики и малы
- Вкруг закачалися все их стволы!
- Тьма громоносная тень обложила!
- Воздухом душным дышать тяжело!!
- Первая молния тьму озарила!..
- Буря, раскрыв огневое чело,
- Шла под раскатами мощного грома,
- В диком величьи кругом грохоча,
- Сонмом теней и огнями влекома,
- Все, ею сбитое, следом влача!
- Видел я смутно, как сосны валились!
- Думалось мне: гибель им оттого,
- Что к человеческой мысли склонились
- В поисках тайн бытия своего!
- Что не затем им даны сердцевины,
- Чтобы им нашим сердцам подражать;
- Могут, пожалуй, шептать их вершины —
- Только не смеют со смыслом шептать!
- И смертоносная буря промчалась,
- Стало кругом будто утром светать…
- Роща кругом буреломом валялась!
- Нет! ей былины своей не сказать!
«И холодной волной по железным бортам…»
- И холодной волной по железным бортам
- Разбивается зыбь океана!
- Только в меру ль ему и его глубинам
- Сердца бедного жгучая рана?!
- Нет! Плывет по тебе не живой богатырь,
- Чтоб прославить красу боевую
- Нет! Останки везут, и темна твоя ширь
- И баюкает мощь не живую!
- Что мне в том, что я мал и что мир так велик,
- И что я побежденным остался!
- Все ж я соколом был, к поднебесью привык
- И к нему сколько мог порывался.
- Да, я мал! Да, я слаб! Но велик был любить
- И велик неисходной тоскою…
- И тебе, океан, той тоски не покрыть
- Всею черной твоей глубиною!
«Она — растенье водяное…»
- Она — растенье водяное
- И корни быстрые дает
- И населяет голубое,
- Ей дорогое царство вод!
- Я — кактус! Я с трудом великим
- Даю порою корешок,
- Я неуклюж и с видом диким
- Колол и жег что только мог.
- Не шутка ли судьбы пустая?
- Судьба, смеясь, сближает нас.
- Я — сын песков, ты — водяная.
- Тс! тише! то видений час!
«Снежною степью лежала душа одинокая…»
- Снежною степью лежала душа одинокая,
- Только порою заря в ней румянец рождала,
- Только безмолвная лунная ночь синеокая
- Отблеском жизни безмолвную степь наводняла!
- Чует земля: степь в угрюмом молчании мается.
- Дай-ка, подумала, тихо дохну я туманами…
- Доброю стала земля! Ось к весне наклоняется,
- Степь обнажилась и вся расцветилась тюльпанами!
- Так ли, не так, наяву иль во сне быстротающем,
- В сказке, не в сказке, но некою злой ворожбою
- Ты наклонилась ко мне своим взглядом блистающим…
- Дрогнула степь, я цвету, я алею тобою…
«Налетела ты бурею в дебри души…»
- Налетела ты бурею в дебри души!
- В ней давно уж свершились обвалы,
- И скопились на дне валуны, катыши
- И разбитые вдребезги скалы!
- И раздался в расщелинах трепетный гул!
- Клики радостей, вещие стоны…
- В ней проснулся как будто бы мертвый аул,
- Все в нем спавшие девы и жены!
- И гарцуют на кровных конях старики,
- Тени мертвые бывших атлетов,
- Раздается призыв, и сверкают клинки,
- И играют курки пистолетов.
РИМУ
- Далека ты от нас, недвижима,
- Боевая история Рима;
- Но над повестью многих страниц
- Даже мы преклоняемся ниц!
- А теперь в славном Риме французы
- Наложили тяжелые узы,
- И потомок квиритов молчит
- И с терпением сносит свой стыд!..
[1857–1860]
«Скажи мне, зачем ты так смотришь…»
- Скажи мне, зачем ты так смотришь
- Такими большими глазами,
- Скажи мне, зачем ты так плачешь
- И грудь надрываешь слезами?
- Ты можешь рыдать сколько хочешь,
- И слез ведь надолго достанет,
- Любовь проходящее чувство,
- Потешит, помучит, обманет,
- Зачем утешаться мечтою?
- Не лучше ль рассудку поверить
- И то, что так бедно и мало,
- Огромною мерой не мерить?
- Теперь мы друг друга так любим
- И счастливы очень, так что же?
- Мне каждый твой взгляд, каждый волос
- Всех благ, всех сокровищ дороже.
- Дороже! но, может быть, завтра
- На новую грудь припаду я,
- И в том же, и так же покаюсь
- Под праздничный звук поцелуя.
[1857–1860]
МОИ ЖЕЛАНЬЯ
- Что за вопросы такие? Открыть тебе мысли и чувства!..
- Мысли мои незаконны, желания странны и дики,
- А в разговорах пустых только без толку жизнь
- выдыхаешь.
- Право, пора дорожить и собой и своим убежденьем, —
- Ум прошутить, оборвать, перемять свои чувства нетрудно.
- Мало ли, как я мечтаю, и многого в жизни хочу я!..
- Прежде всего мне для счастья сыскать себе женщину
- надо.
- Женщина вся в нежном сердце и в мягкости линий,
- Женщина вся в чистоте, в непорочности чувства;
- Мне не философа, мне не красавицу нужно; мне нужны
- Ясные очи, коса до колен и подчас поцелуи.
- С этакой женщиной труд будет легче и радость полнее.
- Я бы хотел отыскать себе близких по цели и сердцу,
- Честных людей, прозревающих жизнь светлым оком
- рассудка.
- С ними сходясь, в откровенных беседах часы коротая,
- Мог бы я силы свои упражнять, проверять свои мысли.
- Словом живым заменил бы я мертвые речи печати;
- Голос из книги — не то, что живой, вызывающий голос.
- Я бы хотел, взявши в руки свой посох, спокойно пуститься
- Тем же путем, по которому шло человечество в жизни.
- С Желтой реки до священных лесов светлоструйного
- Ганга,
- С жарких пустынь, где в конических надписях камни
- пестреют,
- Шел бы я рядом развалин столиц азиатских народов;
- Снес свой поклон пирамидам и гордо-задумчивым
- сфинксам.
- В рощах Эллады, на мраморных плитах колонн
- Парфенона
- Мог бы я сесть отдохнуть, подошедши к Эгейскому морю,
- Прежде чем следовать берегом моря за ходом народов,
- Прежде чем сжиться с историей Рима и с жизнью
- Европы.
- Я бы хотел, обратившись на время в печатную книгу,
- В книгу хорошую, полную силы и смысла живого,
- Слиться с народом; себя позабыв, утонуть в нем,
- стереться,
- Слушать удары тяжелого пульса общественной жизни,
- Видеть во всей наготе убеждения каст и сословий;
- Выведать нужды одних, утешать их во время движенья,
- ……………………………………….
- Стать на виду у других……………………
- Я бы хотел, проходя по широкой, бушующей жизни,
- Сердцем ответить на все, пережить все, что можно,
- на свете,
- Всем насладиться душою, и злом и добром человека,
- Светлым твореньем искусства, и даже самим
- преступленьем,
- Ежели только оно не противно той истине светлой,
- Смыслу которой законы и люди так часто враждебны.
- Я бы хотел, умирая, весь скарб своих сил и познаний,
- Весь передать существу молодому, богатому жизнью;
- Пусть бы он начал с того, чем я кончил свой труд
- и печали,
- Пусть бы и он и преемник его умирали для внуков
- С чистою совестью, светлою мыслью и полным
- сознаньем.
- Я бы хотел после смерти, свободен, бесстрастен и вечен,
- Сделаться зрителем будущих лиц и грядущих событий;
- Чувствовать — мыслью, недвижно дремать в созерцаньи
- глубоком,
- Но не ворочаться к жизни, к ее мелочной обстановке
- Из уваженья к себе и к ошибкам прошедшего века!
[1857–1860]
ОН НЕ ЛЮБИЛ ЕЩЕ
- Он не любил еще. В надежде благодати
- Он шел по жизни не спеша,
- И в нем дремала сладким сном дитяти
- Невозмущенная душа.
- Еще пока никто своим нескромным оком
- Его мечты не подстерег,
- Еще он сам в служении высоком
- Своей лампады не зажег.
- И как зато хорош, и как далек сомненья
- Его неведенья покой!
- Он жаждет слов, он чутко ждет движенья
- И блещет жизнью молодой.
- Он незнаком страстям… Так статуя Мемнона,
- Молчанье строгое храня,
- Сидит, чернея в звездах небосклона,
- И жадно ждет прихода дня.
- Обильная роса холодной ночи юга
- Живою свежестью кропит,
- С заботой нежною ласкающего друга,
- Спокойно стынущий гранит.
- Но только первый луч падет ему на плечи,
- Дымясь, зажжется степь вокруг, —
- Немой Мемнон, на ласку светлой встречи,
- Издаст живой и полный звук.
[1857–1860]
ЗАПЕВКА
- Ох! ударь ты, светлый мой топор!
- Ох! проснись ты, темный, темный бор,
- Чтобы знали, что идет работа горячо,
- Разминается могучее плечо.
- Ты ль рука людская не сильна!
- Застонали, плачут ель, сосна…
- Понастроим мы высоких теремов,
- Лодок, бочек, колыбелей и гробов.
- Повалились сосенка да ель!
- Им мягка родных ветвей постель…
- Уж с чего начнем мы строиться, с чего?
- Вы скажите, братцы, что нужней всего?
[1870–1880]
ЗИМНИЙ ПЕЙЗАЖ
- Да, удивительные, право, шутки света
- Есть в пейзаже зимнем, нам родном!
- Так иногда равнина, пеленой снегов одета,
- Богато зарумяненная солнечным лучом,
- Какой-то старческою свежестью сияет.
- Речонка быстрая, что по равнине протекает
- И, кольцами, изгибами крутясь,
- Глубокою зимой не замерзает, —
- Вступает с небом в цветовую связь!
- Небес зеленых яркая окраска
- Ее совсем невероятно зеленит;
- По снегу белому она, зеленая, бежит,
- Зеленая, как изумруд, как ряска…
- И так и кажется тогда, что перед нами
- Земля и небо шутят, краски обменяв:
- Сияет небо, свой румянец снегу передав,
- Цвет зелени полей — он принят небесами,
- И, как бы в память прошлого, как след следа,
- Бежит по снегу белому зеленая вода.
- О! если б можно было вам, равнины неба,
- Приняв к себя все краски лета и весны,
- Взять наши горести, сомненья, нужду хлеба —
- Отдав взамен немного вашей тишины
- И вашего покоя… нам они нужны!
[1870–1880]
БОГИНЯ ТОСКИ
- Своей спокойною вечернею волною
- К моим ногам ласкается река,
- И, мнится мне, богиней над водою
- Ко мне из волн является Тоска…
- В ее очах, и ласковых и скромных,
- Нет светлых звезд, нет яркого огня,
- И слышу я: «Я доля душ бездомных,
- Богиня всех увидевших меня!
- Люблю тебя! Ведь ты со мной сроднился;
- Кто ж из людей остался мне чужим?
- Богиня я! Кто предо мной склонился,
- Тому нельзя склониться прел другим.
- Я всех веду различными путями;
- У всех людей я та же, да не та!
- Властна дарить особыми страстями,
- Я тоже мощь, я тоже красота!
- Я не ищу других богинь величья,
- И мне чужда их гордая семья,
- Мне не дано особого обличья,
- Не дождалась особых храмов я!
- Совсем не так, как у другой богини,
- Моей сестры, родившейся в волнах,
- С огнем страстей, не знающих святыни,
- И с поволокой в млеющих глазах,
- Но я не меньше, чем она, красива,
- Умею я ласкать и обнимать,
- Я не хитра, я вовсе не спесива
- И, как волна, способна указать!
- Твоя всегда без лжи и без сомненья,
- Тебе везде, и в день, и в ночь, верна.
- Твои, твои мне любы вожделенья!..
- Да, я тебе богиня и жена!
- Возьми меня, возьми на все лобзанья,
- Я так прекрасна в складках темноты,
- Я научу любить свои страданья,
- Умчусь с тобой в живых путях мечты!
- Люби меня и поклонись богине!
- Все боги, все, поблекли и прошли,
- А я живу и властвую поныне,
- Я — самоцвет, я — адамант земли!
- Возьми меня! возьми меня скорее!
- Во мне очаг особенных страстей!
- Не ведал мир, кто б был меня сильнее,
- И смерть отрадна на груди моей…
- Спускаю я над ними покрывало…
- Я льну к тебе просящею волной!
- Лишь потому, что ночь опять настала,
- Венчаюсь я, мой избранный, с тобой!
- Нам — смерть зари, нам — ночи нарожден
- Нам — тихих кладбищ бледные огни,
- Нам — привидений смутное хожденье,
- Нам — в тьме ночной светящиеся пни…
- Ты не дерзаешь? Ну, так я дерзаю!
- К тебе сама на ложе нисхожу,
- Тебя беру я, грею и ласкаю…
- О, ты узнаешь, как я извожу!..»
ЦЫГАНКА
- Потрясая бубенцами,
- Позументами блестя,
- Ты танцуешь перед нами,
- Степи вольное дитя!
- Грудь — подвижна, плечи — живы!
- Взгляды жгучих, черных глаз —
- Это дерзкие призывы
- К страсти каждого из нас…
- Но под пологом палатки,
- В сокровенный час ночной,
- Кто ж отважится на схватки
- С непокорною тобой?
- Знаю кто! Вот там в сторонке,
- Руку сунув за кафтан,
- Смотрит вслед красивой женке
- Темно-бронзовый цыган.
- Этот… Он отдернет полог
- Мускулистою рукой…
- Будет сон ваш тих и долог
- Под палаткою родной…
- Как смеешься ты над нами,
- Степи вольное дитя,
- Потрясая бубенцами,
- Позументами блестя!
«Смотрит тучка в вешний лед…»
- Смотрит тучка в вешний лед,
- Лед ее сиянье пьет.
- Тает тучка в небесах,
- Тает льдина на волнах.
- Облик, тающий вдвойне,
- И на небе и в волне, —
- Это я и это ты,
- Оба — таянье мечты.
«Упала молния в ручей…»
- Упала молния в ручей.
- Вода не стала горячей.
- А что ручей до дна пронзен,
- Сквозь шелест cтpyй не слышит он.
- Зато и молнии струя,
- Упав, лишилась бытия.
- Другого не было пути…
- И я прощу, и ты прости.
«Ты поклянись, — она его просила…»
- «Ты поклянись, — она его просила, —
- И верен будь тому, что изречешь,
- Что этой песни — в ней большая сила —
- Ты никому, как мне, не запоешь.
- Не запоешь, когда ко мне на смену
- Придет другая с новой красотой,
- И я утрачу прелести и цену
- Перед твоей окованной мечтой.
- Другие песни пой, коль запоются,
- Кому, и где, и как — мне вс равно.
- Но лишь бы этой песне вновь проснуться
- И повториться не было дано.
- С меня писал ты, я тебя ласкала,
- Я, я низала нити чудных снов,
- Я с нею вместе чувством трепетала…
- Спускала с плеч последний свой покров.
- Та песнь моя! вся, вся без исключенья…»
- Он клятву дал… и наконец запел,
- Когда в час смерти, в облике виденья
- Ее он вновь пришедшую узрел.
ЛЕЗГИН
- Свершивши раннюю молитву,
- Пока проснется генерал,
- Старик-лезгин кряхтит и чистит
- Полуаршинный свой кинжал!
- На лезвии, в сияньи солнца,
- В наседках букв — Корана стих;
- Старик как будто видит что-то
- В клинке, сквозь пальцы рук своих…
- Из-под папах в кустах — винтовки
- По русским целятся войскам…
- Вон дымки выстрелов, вон пушки,
- Вон генералы, вон — имам!..
- Дымится дуло пистолета,
- Лезгин сует его в кабур,
- Глядит: на этот раз удача —
- Упал и корчится гяур…
- Спешат в аул… Победа, радость!
- Там блеск чарующих очей,
- Там — вин холодные кувшины,
- Там песни старых узденей…
- Кинжал дрожит… Другие виды…
- И длинный ряд живых картин…
- Перед лицом воспоминаний
- Расхорохорился лезгин!
- Забыл, что больше нет Кавказа,
- Нет тех времен, нет тех людей!
- Явились в жизнь ключи Боржома;
- Есть нефть, но нет жрецов огней!
- Клокочет жизнь неудержимо,
- Бушует сердце старика…
- Но вдруг — звонок, — мечты исчезли
- От генеральского звонка!
- Кинжал в ножнах. Собравши платье,
- Лезгин торопится служить
- И к генеральской папироске
- Подносит спичку закурить!
РАУТ
- И раут был блестящ! Вся зала
- Сияла множеством огней…
- Владыкам бирж и капитала
- И представителям властей —
- Повсюду лживые приветы,
- Пожатья рук, любезность слов,
- Недобрых взглядов рикошеты,
- И блеск эмалей орденов…
- А с женских плеч в лучах пылали,
- Стремясь былое наверстать,
- Алмазы, что в земле лежали
- И утомились света ждать…
- Казалось мне — певцов эстрада,
- В цветах и искрах хрусталя,
- Плыла, как некая громада,
- Как яркий призрак корабля!
- И к этим людям всякой власти,
- Будя их мысли и сердца,
- Сквозь листья пальм, как бы сквозь
- снасти,
- Благовестила песнь певца.
- Звучит мечтательная лира,
- С ней заодно звучат слова,
- И блещет свет иного мира
- Сквозь их живые кружева.
- О! Сколько было тут химеры,
- Как он кичился — нищ и наг, —
- Как перерос свои размеры
- Пустых людей ареопаг.
- А пестун вечного значенья,
- Глашатай чувства всех времен,
- Певец, — ведь он для развлеченья
- За деньги петь здесь приглашен!
- Они ему рукоплескали,
- И титулованный мирок
- Сплеча оценивал скрижали,
- Которых и прочесть не мог…
- Тут вечное ничтожным стало,
- Атланта с ног сшибал пигмей…
- Корабль! Корабль! Отдай причала
- И уплывай — скорей, скорей…
В АББАТСТВЕ СЕН-ДЕНИ
- А! Вот он наконец, дворец успокоенья,
- Хранитель царственных могил,
- Где под двойной броней гранита и сомненья
- Лежат без прав и даже без движенья
- Властители народных сил.
- Какая высота! Крепки и остры своды,
- Под ними страшно простоять,
- И если из гробов в короткий час свободы
- Встают покойники на призывы природы
- И тянутся, — им есть где погулять.
- И сыро и свежо. Темны углы собора,
- По ним и чернь годов, и копоть залегла,
- А в куполе вверху, свободны от надзора,
- Сошлись на долгий спор, на подпись приговор
- И шепчутся прошедшие дела.
- За перспективою мельчая, умаляясь,
- Стоят ряды готических столбов;
- В цветные стекла радугой врываясь,
- Свет вечера играет, расстилаясь
- Дорожками узорчатых ковров.
- Одеты мрамором, в чехлах, под вензелями,
- Гробницы королей прижались к алтарю,
- Лампады теплятся спокойными огнями,
- Храм населяется вечерними тенями,
- И сонный день приветствует зарю.
- Что, если бы теперь, по воле провиденья,
- Из-под гранита проросли
- Прошедшие дела, как странные растенья,
- И распустили бы во имя сожаленья
- Свои завитые стебли?
- Что, если бы теперь каменья засквозили
- Зевнули рты готических гробниц,
- И мертвецов коронных обнажили,
- И тихим светом осветили
- Черты, как смысл, отживших лиц?
- Вы жили, короли, вас Франция питала,
- Чудовищная мать чудовищным сосцом,
- Веками тужилась, все силы надрывала,
- От вас отплаты, службы ожидала —
- Вы отплатили каждый мертвецом.
- Скажите, короли: под мехом багряницы
- Пришлось ли вам хоть раз когда-нибудь
- На площади взволнованной столицы
- Средь торжества, с парадной колесницы
- По-человечески вздохнуть?
- Пришлось ли вам хоть в шутку усомниться
- В себе самом, смотря на пышный двор,
- Могли ли вы слезой не прослезиться,
- Могли ли сердцу не позволить биться,
- Когда рука черкала приговор?
- Был светлый день, — оков перегоревших
- Народ не снес, о камни перебил
- И трупы королей своих окоченевших,
- В парчах и в золоте истлевших,
- Зубами выгрыз из могил.
- Был мрачный день, — народ остановили,
- Сорвали шапки с бешеных голов,
- Систематически и мерно придушили,
- А трупы королей собрали и сложили
- В большую кучу в склеп отцов.
- И я бы мог, спустившись в склеп холодный,
- Порыться в куче тех костей
- И брать горстями прах негодный,
- Как пыль дорог, как пыль дорог — свободнный,
- Давно отживших королей.
- И в этой-то пыли, и в этом сером прахе
- Смешав Людовиков с Францисками в одно,
- Лежат династии в молчании и страхе
- Под вечным топором, на бесконечной плахе,
- И безнадежно и давно.
- И всякий рвет и рубит то, что хочет,
- Своим ножом от королевских тел;
- Король-мертвец в ответ не забормочет,
- Когда потомок громко захохочет
- Над пустотой происшедших дел.
- Темно. Очерчены неясными чертами,
- Белеют остовы готических гробниц,
- Лампады теплятся спокойными огнями,
- А у меня скользят перед глазами
- Немые образы без лиц…
«Чудесный сон! Но сон ли это…»
- Чудесный сон! Но сон ли это?
- Так ясен он, так ощутим!
- В мельканьи трепетного света
- Он, как ваянье, недвижим!
- Мне снилась юность золотая
- И милой женщины черты
- В расцвете радостного мал…
- Скажи! Признайся! Это ты?
- Но как мне жаль, что я старею,
- Что только редко, иногда,
- Дерзаю бледную лилею
- Окрасить пурпуром стыда.
«Учит день меня…»
- Учит день меня:
- Не люби ее!
- Учит ночь меня:
- Вс ее — твое!
- Я с ума схожу
- В этих да и нет!
- Ночь! цари одна!
- Гасни, солнца свет.
«Когда я ребенком был, мал…»
- Когда я ребенком был, мал,
- Я солнце в воде уловлял,
- И, блестки хватая в реке,
- Мечтал сохранить их в руке!
- Я жил! Жизнь осилила грудь…
- И вновь я хочу зачерпнуть
- Тех искр с их чудесным огнем,
- Что зыблются в сердце твоем!
- Чуть только коснусь — пропадут!
- И капли, что слезы, бегут
- С руки… и в тебе так темна
- Погасшая вдруг глубина.
«Налетела ты бурею в дебри души…»
- Налетела ты бурею в дебри души!
- В ней давно уж свершились обвалы,
- И скопились на дне валуны, катыши
- И разбитые вдребезги скалы!
- И раздался в расщелинах трепетный гул!
- Клики радостей, вещие стоны…
- В ней проснулся как будто бы мертвый аул,
- Все в нем спавшие девы и жены!
- И гарцуют на кровных конях старики,
- Тени мертвые бывших атлетов,
- Раздается призыв, и сверкают клинки,
- И играют курки пистолетов.
«Ты, красавица лесная…»
- Ты, красавица лесная,
- Чудный ландыш, бледный лик!
- Молча я тебя срываю
- В лунном свете, в чудный миг!
- Что же делать? Я не властен!
- Знаю я — зачахнешь ты.
- Смерть — за то, что ты душиста,
- Смерть — во имя красоты!
«Сегодня день, когда идут толпами…»
- Сегодня день, когда идут толпами
- На гробы близких возлагать венки…
- О, не скупись последними цветами!
- Не пожалей движения руки!
- На грудь мою клади венок твой смело!
- Вторично ей в любви не умирать…
- Как я любил… как страсть во мне горела
- Из-под венка, поверь мне, не узнать.
«И мнилось мне, как прежде, вновь…»
- И мнилось мне, как прежде, вновь
- В годах прошедших я вращался…
- Мечтал, грустил, узнал любовь…
- И обожал и сомневался…
- Да! ты одна смелее всех
- В тайник сознанья проникала!
- Меня с ума сводил твой смех…
- Я обмирал — чуть обнимала…
- Прошло! Дебрь старости сильна!
- В ней нет, не может быть прогалин!
- И я, как Марий средь развалин,
- Сижу и ожидаю cна!
«Ярко вспыхивают розы…»
- Ярко вспыхивают розы,
- Раскрываясь по кустам,
- И горят в лучах полудня,
- Пламенея тут и там.
- Отцветут они, погаснут
- Быстро, вслед одна другой,
- Осыпая лепестками
- Куст колючий, но родной…
- Я ревнив, моя голубка!
- Верь, не быть тебе ничьей:
- На груди моей цвела ты
- И осыплешься на ней!
«Топчутся волны на месте…»
- Топчутся волны на месте;
- С ветром играет река;
- Ветер проносится с моря,
- Станет река глубока!
- Быстро река обмелела,
- Ветер идет верховой…
- Люди реке подражают…
- То же со мной и с тобой!
«Я ясно сознаю, что часто надо мной…»
- Я ясно сознаю, что часто надо мной —
- Над помышленьями, никак не над душой, —
- Проходит облако; вдруг думы оттенит
- И придает всему нежданно новый вид!
- Сквозь что-то будто бы идет тревожный свет…
- И краски новые бегут, которых нет.
- И ты, красавица! мне мнилось, будто вдруг,
- Знак святости твоей, дискообразный круг
- Над головой твоей, кто б думать это мог,
- Преобразился вдруг в вакхический венок!
«Не Иудифь и не Далила…»
- Не Иудифь и не Далила
- Мой идеал! Ты мне милей
- Той белой грудью, что вскормила
- Твоих двух маленьких детей!
- Девичья грудь — она надменна,
- Горда! ее заносчив взгляд!
- Твоя — скромна и сокровенна
- И мне милее во сто крат!
- Она мной чуется так ярко,
- Сквозь ткань одежд твоих светла…
- Предупредил меня Петрарка:
- Лаура девой не была.
ДИКИЙ ЦВЕТОК
- Дикий цветок, ты меня полюбила
- И в беззастенчивой страсти твоей
- Светом горячей любви окаймила
- Скорбные пустоши старческих дней!
- Дикий цветок, я тогда не заметил,
- Как эта страсть родилась, как цвела;
- Видно, слепым был, не в пору ответил —
- Вижу теперь, как она убыла…
- Ты говоришь мне: «О, как я любила!
- Как я любила… нет, ты бы не мог…»
- Правда твоя! ты мне очи открыла…
- Не осыпайся, мой дикий цветок!
«Люблю я в комнате сиянье хрусталей…»
- Люблю я в комнате сиянье хрусталей.
- Вдруг, нежданно блеснут то в том углу, то в этом.
- Сверкают, яркие, из сумрачных теней
- Зеленым, пурпурным иль темно-синим цветом.
- И тут же гаснут все; но вот опять блестят,
- Чуть с места я сойду; и снова погасают…
- Не так ли и в тебе на мой тревожный взгляд
- Они нежданные повсюду возникают?
- О! пожалей меня! Где стать, ты мне скажи,
- Чтоб все они в тебе, все сразу засияли…
- Чтоб не смеялись вслед… не прибегали к лжи
- И были скромными… а, главное, молчали!
