Предисловие
Все мои друзья ученые и неученые, убеждали меня не издавать этой сатиры под моим именем. Если бы меня можно было отвратить от влечений моей музы язвительными насмешками и бумажными пулями критики, я бы послушался их совета. Но меня нельзя устрашить руганью, запугать критиками, вооруженными или безоружными. Я могу смело сказать, что не нападал ни на кого лично, кто раньше не нападал на меня. Произведения писателей — общественное достояние: кто покупает книгу, имеет право судить о ней и печатно высказывать свое мнение, если ему угодно; поэтому авторы, упомянутые мною, могут ответить мне тем же. Я полагаю, что они с большим успехом сумеют осудить мои писания, чем исправить свои собственные. Но моя цель не в том, чтобы доказать, что и я могу хорошо писать, а в том, чтобы, если возможно, научить других писать лучше.
Так как моя поэма имела гораздо больше успеха, чем я ожидал, то я постарался в этом издании сделать несколько прибавлений и изменений для того, чтобы моя поэма могла быть прочитана с большим вниманием.
В первом анонимном издании этой сатиры четырнадцать стихов о Попе Боульса были написаны и включены в нее по просьбе одного моего остроумного друга,[1] который теперь собирается издать в свет том стихов.
В настоящем издании они изъяты и заменены несколькими моими собственными стихами. Я руководствовался при этом только тем, что не хотел печатать под моим именем что-либо, не вполне мне принадлежащее; я полагаю, что всякий другой поступил бы точно так же.
Относительно истинных достоинств многих поэтов, произведения которых названы или на которых есть намеки в нижеследующих страницах, автор предполагает, что мнение о них приблизительно одинаковое в общей массе публики; конечно, они при этом, как и другие сектанты, имеют каждый свою особую общину поклонников, преувеличивающих их таланты, не видящих их недостатков и принимающих их метрические правила за непреложный закон. Но именно несомненная талантливость некоторых писателей, критикуемых в моей поэме, заставляет еще более жалеть о том, что они торгуют своим дарованием. Бездарность жалка; в худшем случае над ней смеешься и потом забываешь о ней, но злоупотребление талантом для низких целей заслуживает самого решиельного порицания. Автор этой сатиры более чем кто-либо желал бы, чтобы какой-нибудь известный талантливый писатель взял на себя роль обличителя. Но м-р Джифорд посвятил себя Массинджеру,[2] и за отсутствием настоящего врача нужно предоставить право деревенскому фельдшеру в случае крайней надобности прописывать свои доморощенные средства для пресечения такой пагубной эпидемии, конечно, если в его способе лечения нет шарлатанства. Мы предлагаем здесь наш адский камень, так как, по-видимому, ничто, кроме прижигания, не может излечит многочисленных пациентов, страдающих [очень] распристраненным в настоящее время и пагубным «бешенством стихотворства». Что касается эдинбургских критиков, эту гидру смог бы одолеть только Геркулес; поэтому, если бы автору удалось размозжить хотя бы одну из голов змеи, пускай бы при этом сильно пострадала его рука, он был бы вполне удовлетворен.
- Что ж, должен я лишь слушать и молчать[3]
- А Фитцджеральд[4] тем временем терзать
- Наш будет слух, в тавернах распевая?
- Из трусости молчать я не желаю!
- Пусть критики клевещут и бранят,
- Глупцам я посвящу сатиры яд.
- Перо мое, свободы дар бесценный!
- Ты — разума слуга неоцененный.
- Ты вырвано у матери своей,
- Чтоб быть орудьем немощных людей,
- Служить, когда мозг мучится родами
- И дарит мир то прозой, то стихами.
- Любовь обманет, щелкнет критик злой,
- Обиженный утешится с тобой.
- Тебе своим рождением поэты
- Обязаны, но волн холодной Леты
- Не избегаешь ты… А смотришь: вслед
- Забыт и сам певец. Таков уж свет!
- Тебя ж, перо, вновь призванное мною,
- Как Сид Гамет,[5] я в лаврах успокою!
- Что брань глупцов? Товарищем моим
- Всегда ты будешь. Смело воспарим
- И воспоем не смутное видение,
- Из пылких грез Востока порожденье,
- Нет, путь наш будет гладкий и прямой,
- Хоть встретятся нам тернии порой.
- О, пусть мои стихи свободно льются!
- Когда Пороку жертвы воздаются
- И над людьми он жалкими царит;
- Когда дурацкой шапкою гремит
- Безумие, брат старший преступленья;
- Когда глупец, с мерзавцем в единенье,
- Царя над миром, правду продает
- Любой смельчак насмешек не снесет;
- Неуязвимый, страха он не знает,
- Но пред стыдом публичным отступает;
- Свои грешки скрывать он принужден:
- Смех для него страшнее, чем закон.
- Вот действие сатиры. Я далеко
- От дерзкой мысли быть бичом порока:
- Сильнейшая тут надобна рука,
- Не столь моя задача широка.
- Найдется мелких глупостей довольно,
- Где будет мне охотиться привольно;
- Пусть кто-нибудь со мной разделит смех,
- И больших мне не надобно утех.
- На рифмоплетов я иду войною!
- Отныне шутки плохи вам со мною,
- Вы, эпоса жрецы, элегий, од
- Кропатель! Вперед, Пегас, вперед!
- Принес я тоже музам дар невольный,
- Кропал стихи в период жизни школьной,
- И хоть они не вызвали молвы,
- Печатался, как многие, увы.
- Теперь средь взрослых к этому стремятся…
- Себя в печати каждому, признаться,
- Приятно видеть: книга, хоть она
- Пуста, все ж книга. Ах, осуждена
- Она забвенью с автором бывает!
- Их громкое заглавье не спасает,
- Имен блестящих не щадит провал;
- То Лэм[6] с своими фарсами познал…
- Но он все пишет, позабытый светом,
- Невольно бодрость чувствуя при этом;
- Хочу и я кой-что обозревать.
- Себя с Джеффреем[7] я боюсь равнять,
- Но, как и он, судьею быть желаю
- И сам себя в сей сан определяю.
- Все требует и знанья, и труда,
- Но критика, поверьте, никогда.
- Из Миллера возьмите шуток пресных;[8]
- Цитируя, бегите правил честных.
- Погрешности умейте отыскать
- И даже их порой изобретать;
- Обворожите щедрого Джеффрея
- Тактичностью и скромностью своею,
- Он даст десяток фунтов вам за лист.
- Пусть ваш язык от лжи не будет чист,
- За ловкача вы всюду прослывете,
- И, клевеща, вы славу наживете
- Опасного и острого ума.
- Но вспомните: отзывчивость — чума.
- Лишь погрубей умейте издеваться,
- Вас ненавидеть будут, но бояться.
- И верить этим судьям! Боже мой!
- Ищите летом льду и роз зимой
- Иль хлебного зерна в мякине пыльной;
- Доверьтесь ветру, надписи могильной
- Иль женщине, поверьте вы всему,
- Но лишь не этих критиков уму!
- Сердечности Джеффрея опасайтесь
- И головою Лэма не пленяйтесь…
- Когда открыто дерзкие юнцы
- Одели вкуса тонкого венцы,
- А все кругом, склонившися во прахе,
- Ждут их сужденья в малодушном страхе
- И, как закон, его ревниво чтут,
- Молчание не кстати было б тут.
- Стесняться ль мне с такими господами?
- Но все они смешались перед нами,
- Все как один, и трудно разобрать,
- Кого средь них хвалить, кого ругать.
- Зачем пошел бессмертными стопами
- Я Джифорда и Попа? Перед вами
- Лежит ответ. Читайте, коль не лень,
- И все вам станет ясно, словно день.
- — Постойте, — слышу я, — ваш стих не верен,
- Здесь рифмы нет, а там размер потерян.
- — А почему ж, — скажу я на упрек,
- Так ошибаться Поп и Драйден[9] мог?
- — Зато таких ошибок нет у Пая[10]
- Я вместе с Попом врать предпочитаю!
- А было время, жалкой лиры звук
- Не находил себе покорных слуг.
- Свободный ум в союзе с вдохновеньем
- Дарил сердца высоким наслажденьем.
- Рождалися в источнике одном
- Все новые красоты с каждым днем.
- Тогда на этом острове счастливом
- Внимали Попа нежным переливам…
- Честь Англии и барду создала
- Культурного народа похвала.
- На лад иной свою настроив лиру,
- Тогда гремел великий Драйден миру,
- И сладкозвучный умилял Отвэй,[11]
- Пленял Конгрив[12] веселостью своей;
- Народ наш чужд тогда был вкусов диких…
- Зачем теперь тревожить тень великих,
- Когда сменил их жалких бардов ряд?
- Проносится меж тем перед глазами,
- И чудеса идут за чудесами:
- Прививка оспы, гальванизм и газ
- Толпу волнуют, чтоб потом зараз
- Вдруг с треском лопнуть, как пузырь надутый.
- Плодятся школы новые, и в лютой
- Борьбе за славу гибнет бардов рой;
- Но удается олуху порой
- Торжествовать среди провинциалов,
- Где знает каждый клуб своих Ваалов,[13]
- Где уступают гении свой трон
- Их идолу, телец ли медный он,
- Негодный Стотт, иль Соути,[14] бард надменный.
- Вот рифмоплетов вам кортеж презренный.
- Как каждый хочет выскочить вперед
- И шпоры старому Пегасу в бок дает!
- Вот белый стих, вот рифмы, здесь сонеты,
- Там оды друг на дружке, там куплеты
- Глупейшей страшной сказки; без конца
- Снотворные стихи… Что ж, для глупца
- Приятен треск всей этой пестрой чуши:
- Он, не поняв, совсем развесит уши…
- Средь бури злой «Последний Менестрель»[15]
- Разбитой арфы жалостную трель
- Подносит нам, а духи той порою
- Пугают барынь глупой болтовнею;
- Джильпиновской породы карлик-бес[16]
- Господчиков заманивает в лес
- И прыгает, Бог знает как высоко,
- Детей стращая, Бог весть чем, жестоко;
- Меж тем миледи, запретив читать
- Тому, кто букв не может разбирать,
- Посольства на могилы отправляют
- К волшебникам и плутов защищают.
- Вот выезжает на коне своем
- Мармьон[17] спесивый в шлеме золотом;
- Подлогов автор, витязь он удалый,
- Не вовсе плут, не вовсе честный малый.
- Идет к нему веревка и война,
- С величием в нем подлость сплетена.
- Напрасно, Скотт, тщеславьем зараженный,
- Старьем ты мучишь слух наш утомленный.
- Что из того, что Миллер и Муррей[18]
- В полкроны ценят взмах руки твоей?
- Коль торгашом сын звучной музы станет.
- Его венок лавровый быстро вянет;
- Поэта званье пусть забудет тот,
- Кого не слава — золото влечет.
- Пусть, ублажая хладного Мамона,[19]
- Он не услышит золотого звона:
- Для развращенной музы торгаша
- Награда эта будет хороша.
- Такого мы поэта презираем,
- Мармьону ж доброй ночи пожелаем.[20]
- Вот кто хвалу стремится заслужить!
- Вот захотел кто музу покорить!
- Сэр Вальтер Скотт священную корону
- Отнял у Попа, Драйдена, Мильтона. […]
- О музы юной славные года!
- Гомер, Вергилий пели нам тогда.
- Давало нам столетий протяженье
- Всего одно великое творенье,[21]
- И, как святыню, чтили племена.
- Божественных поэтов имена.
- В веках бесследно царства исчезали,
- И предков речь потомки забывали,
- Никто тех песен славы не достиг,
- И избежал забвенья их язык.
- А наши барды пишут, не умея
- Всю жизнь отдать единой эпопее.
- Так, жалкий Соути, делатель баллад.[22]
- Он вознестись орлом над миром рад;
- Уже Камоэнс,[23] Тасс, Мильтон судьбою
- Обречены. Берет он славу с бою
- И, как войска, свои поэмы шлет.
- Вот Жанну д'Арк он выпустил вперед,
- Бич англичан и Франции спасенье.
- Бедфордом[24] низким девы сей сожженье
- Известно всем, а между тем она
- Поэтом в славы храм помещена.
- Поэт ее оковы разбивает,
- Как феникса, из пепла возрождает…
- Вот Талаба,[25] свирепое дитя
- Аравии пустынной; не шутя,
- Домданиэля[26] в прах он повергает,
- Всех колдунов на свете истребляет.
- Соперник Тумба![27] Побеждай врагов!
- Цари на радость будущих веков!
- Уж в ужасе бегут тебя поэты,
- Последним в роде будешь на земле ты.
- Пусть гении возьмут тебя с собой,
- Ты с честью вынес с здравым смыслом бой.
- Медока[28] образ высится гигантский;
- Уэльский принц и кацик мексиканский,[29]
- Плетет он вздор о жизни стран чужих;
- Мандвиль[30] правдивый в сказочках своих.
- Когда же, Соути, будет передышка?
- Ты в творчестве доходишь до излишка.
- Довольно трех поэм. Еще одна,
- И мы погибли; чаша уж полна.
- Ты мастерски пером своим владеешь,
- Так докажи, что и щадить умеешь.
- Но если ты, наперекор мольбам,
- Свой тяжкий плуг потащишь по полям
- Поэзии и будешь, не жалея,
- Ты черту отдавать матрон Берклея,[31]
- То уж пугай поэзией своей
- Еще на свет не вышедших детей.
- Благословен пусть будет твой читатель,
- И помогай обоим вам Создатель![32]
- Вот, против правил рифмы бунтовщик,
- Идет Вордсворт, твой скучный ученик.
- Нежнейшие, как вечер тихий мая,
- Наивные поэмы сочиняя,
- Он учит друга[33] книжек не читать,
- Не знать забот, упорно избегать
- Волнений жизни бурной, в опасенье,
- Что дух его потерпит раздвоенье.
- Он рассужденьем и стихом зараз
- Настойчиво уверить хочет нас,
- Что проза и стихи равны для слуха,[34]
- Что грубой прозы часто жаждет ухо,
- Что тот постиг высокий идеал,
- Кто сказочку стихами передал.
- Так, рассказал о Бетти Фой[35] он ныне
- И об ее тупоголовом сыне,
- Лунатике; он сущий идиот,
- Своей дороги вечно не найдет;
- Как сам поэт, он ночь со днем мешает.
- Певец с таким нам пафосом вещает
- Об идиота жалкого судьбе,
- Что, кажется, он пишет о себе.
- Здесь о Колридже дам я отзыв скромный.
- Своей надутой музы данник томный,
- Невинных тем любитель он большой,
- Он смысл не прочь окутать темнотой,
- С Парнасом у того лады плохие,
- Кто вместо нежной музы взял Пиксию.[36]
- Зато пойдет по праву похвала
- К его стихам прелестным в честь осла.[37]
- Воспеть осла Колриджу так приятно,
- Сочувствие герою здесь понятно.
- А ты, о Льюис,[38] о поэт гробов!
- Парнас кладбищем сделать ты готов.
- Ведь в кипарис уж лавр твой превратился;
- Ты в царстве Аполлона подрядился
- В могильщики… Стоишь ли ты, поэт,
- А вкруг тебя, покинув вышний свет
- Толпа теней ждет родственных лобзаний,
- Или путем стыдливых описаний
- Влечешь к себе сердца невинных дам,
- Всегда, о член парламента, воздам
- Тебе я честь! Рождает ум твой смелый
- Рой призраков ужасных, в саван белый
- Закутанных… Идут на властный зов
- И ведьмы старые, и духи облаков,
- Огня, воды, и серенькие гномы,
- Фантазии расстроенной фантомы,
- Все, что дало тебе такой почет,
- За что с тобой прославлен Вальтер Скотт.
- Коль в мире есть друзья такого чтенья,
- Святой Лука[39] взорвет и их терпенье;
- Не стал бы жить с тобой сам Сатана,
- Так бездн твоих ужасна глубина!
- Кто, окружен внимательной толпою
- Прекрасных дев, поет им? Чистотою
- Невинности их взоры не блестят
- Румянцем страсти лица их горят.
- То Литтль, Катулл[40] наш. В звуках лиры томной
- Передает он нам рассказ нескромный.
- Его не хочет муза осудить,
- Но как певца распутства ей хвалить?
- Она к иным привыкла приношеньям,
- Нечистых жертв бежит она с презреньем,
- Но, снисхожденьем к юности полна,
- «Ступай, исправься», — говорит она. […]
- В «Симпатии»[41] сквозь дымку легких грез
- Виднеется погибший в море слез
- Кислейших бардов принц косноязычный…
- Ведь ты их принц, о Боульс мой мелодичный?
- Всегда оракул любящих сердец,
- Поешь ли царств печальный ты конец,
- Иль смерть листа осеннею порою,
- Передаешь ли с нежной простотою
- Колоколов Оксфордских перезвон,
- Колоколов Остендэ медный стон…
- К колокольцам когда б колпак прибавить,[42]
- Они могли б сильней тебя прославить!
- О, милый Боульс! Ты мир обнять бы рад,
- Пленяя всех, особенно ребят.
- Ты с скромным Литтлем славу разделяешь
- И пыл любви у наших дам смиряешь.
- Льет слезы мисс над сказочкой твоей,
- Пока она не вышла из детей.
- Но лет тринадцать минет, — пресных песен
- Тоскливый рокот ей неинтересен,
- И бедный Боульс, смотришь, уж забыт. […]
- О Боульс, марай сонетами страницы,
- Но тут поставь фантазии границы!
- Когда же вновь родившийся каприз
- Иль впереди мелькнувший крупный приз
- Одушевят вдруг мозг твой недозрелый;
- Когда поэт, бич тупоумья смелый,
- Лежит в земле, достойный лишь похвал;
- Когда наш Поп, чей гений побеждал
- Всех критиков, нуждается в глупейшем,
- Тогда дерзай! При промахе малейшем
- Ликуй! Поэт ведь тоже человек…
- В той куче, что оставил прошлый век,
- Ищи ты перлов, с Фанни совещайся
- И с Курлем также,[43] вытащить старайся
- Скандалы все давно прошедших лет,
- Бросай с фальшивой кротостью их в свет
- И зависть скрой под маскою смиренной,
- И, как Святым Иоанном[44] вдохновленный,
- Пиши из злобы так же как Маллет
- Писал для звона подлого монет![45]
- Ах, если б ты родился в век достойный,
- Когда нес вздор Деннис и Ральф[46] покойный,
- И если б дать совместно с ними мог
- Больному льву ослиный свой пинок,
- Познал бы ты за подвиг свой награду,
- Попавши вместе с ними в Дунциаду! […]
- Теперь черед за драмой… Что за вид!
- Здесь тьма чудес взор робкий удивит.
- И шуточки, и принц, сидящий в бочке,
- И глупости Дибдиновой[47] цветочки…
- Насытитесь новинками вы всласть.
- Хотя Рошиоманов пала власть,[48]
- Хоть есть у нас актеры с дарованьем,
- К чему они со всем своим стараньем,
- Коль критика все терпит этот вздор,
- Коль шлет Рейнольдс ругательств дикий хор:[49]
- «Черт вас дери», «Проклятье», «Леший с вами»,
- Смысл здравый портя общими местами;
- Коль Кенни «Мир»,[50] — где Кенни ум живой?
- Едва журчит пред сонною толпой;
- Коль «Каратач» Бомонов похищают[51]
- И в глупый фарс бесстыдно превращают!
- Кто слез своих над сценой не прольет?
- Ее упадок с каждым днем растет.
- Иль гениев уж нет под небесами,
- Или исчезла совесть между нами?
- Да где же ты, таланта яркий свет?
- Увы, средь нас его давно уж нет!
- Проснитесь же Джордж Кольман[52] благородный
- И Кумберланд![53] Будите дух народный!
- Пусть ваш набат прогонит глупость вон.
- О Шеридан,[54] восстанови же трон
- Комедии, и пусть не знает сцена
- Германской школы тягостного плена.
- Отдай ты тем Пизарра перевод
- Кому Господь таланта не дает,[55]
- И драмой нас порадуй на прощанье;
- Оставь ее потомкам в завещанье
- И нашу сцену вновь переустрой.
- Доколь, с поднятой гордо головой,
- На тех подмостках глупость будет править,
- Где Гаррик[56] наш ум, искусство славить,
- Где Сиддонс[57] волновала нам сердца?
- Доколь черты презренного лица
- Посмеет фарс скрывать под маской смеха?
- Когда же эта кончится потеха?
- Доколь мы будем громко хохотать
- Над тем, как Гук[58] пытается сажать
- Своих героев в бочки? Режиссерам
- Доколь не надоест нас пичкать вздором
- То Скеффингтона, Гуза, то Шерри?[59]
- А Массинджер, Отвэй, Шекспир внутри
- Своих шкапов доколь же позабыты
- И плесенью от времени покрыты?
- Об аргонавтах славы взапуски
- Меж тем кричат газетные листки,
- Гуз с Скеффингтоном славу разделяют,[60]
- Их призраки Льюиса не пугают! […]
- Так вот, друзья, наш век теперь каков!
- Как больно вспомнить нам про жизнь отцов.
- Убило ль совесть в бриттах вырожденье?
- Всегда ли глупость встретит поклоненье?
- Я не могу всецело нашу знать
- За восхищенье Нольди обвинять,
- За щедрые их итальянцам дани
- Иль панталонам славным Каталани.[61]
- Что ж делать им, когда дают у нас
- Для мысли — смех, для смеха — ряд гримас.
- Пусть нравы нам Авзония смягчает,[62]
- Пускай сердца искусно развращает,
- Своими пусть безумствами дивит,
- Хваля порок, приличий не щадит.
- Пусть наших дам блестят восторгом глазки
- При виде форм Дегэ, сулящих ласки,
- Пусть тешит вид Гайтоновских прыжков
- Мальчишек знатных, знатных стариков,
- Любуются пусть снобы в упоенье
- На формы Прэль, презревшие стесненье
- Несносной ткани. Пусть, — о дивный вид,
- Анджиолини бюст свой обнажит,
- И так красиво ручки округляет,
- И грациозно ножки выставляет.
- Пускай Коллини прелестью рулад
- Влюбленных песен разливает яд,
- Но вы, пророки грозные, молчите!
- Своей косы разящей не точите,
- Гонители пороков наших всех,
- Для коих кружка пива в праздник — грех,
- Как в воскресенье — помощь брадобрея;
- Непочатых бутылок батарея,
- Небритой бороды густая тень
- Вот знак, как чтите вы субботний день. […]
- Вот занавесь упала. Настает
- Для зрителей безумствовать черед!
- Там шествуют богатые вдовицы,
- Там носятся раздетые юницы,
- Отдавшись вальса сладостной волне.
- Походкой плавной движутся одне.
- Гордятся членов гибкостью другие.
- Одне, чтобы ирландцы удалые
- Могли попасть скорей в их сладкий плен,
- Косметиками побеждают тлен
- Их прелестей. С любовными сетями
- Охотятся другие за мужьями
- И узнают, гоня стыдливость прочь,
- Что узнается в брачную лишь ночь. […]
- О истина! Создай ты нам поэта
- И дай ему ты вырвать язву эту!
- Ведь я из этой шайки озорной
- Едва ль не самый член ее шальной,
- Умеющий в душе ценить благое,
- Но, в жизни, часто делавший другое,
- Я, помощи не знавший никогда,
- Столь надобной в незрелые года
- Боровшийся с кипучими страстями
- Знакомый с теми чудными путями,
- Что к наслажденью завлекают нас,
- Дорогу там терявший каждый раз,
- Уж даже я свой голос возвышаю
- И в развращенье нравов обвиняю
- Всех тех господ. Насмешливый мой друг
- С коварною улыбкой скажет вдруг:
- «Да чем же ты их лучше, сумасшедший!»[63]
- Над переменой, чудно происшедшей
- В моих речах, подивятся друзья.
- Пусть так! Когда поэта встречу я,
- Который, как Джифорд, с душою редкой
- Соединит талант к сатире едкой
- И станет защищать от зла добро,
- Тогда свое я положу перо,
- Я подниму лишь голос, чтоб приветом
- Его почтить, хоть и меня при этом,
- Как всех других, он будет бичевать
- И со стези порока совлекать. […]
- Вот вам пример какой прекрасный дан!
- Чем Блумфильду уступит брат Натан?[64]
- Иль Феб ему откажет в одобренье?
- Зажглось в Натане — коль не вдохновенье,
- То рвение к рифмованным строкам.
- Священный пыл больным его мозгам
- Всецело чужд, хоть ум его затмился…
- Крестьянина ль век горький прекратился,
- Иль кто-нибудь огородил свой луг,[65]
- Хвалебной оды тотчас слышен звук!
- Ну что ж, когда британская натура
- Так восприяла яркий свет культуры,
- Пусть властвует поэзия в сердцах,
- И в мастерских цветет, и в деревнях.
- Смелее в путь, башмачники-поэты[66]
- Тачайте стансы так же, как штиблеты!
- Вы музою плените милых дам,
- А, кстати, сбыт найдете башмакам.
- Пусть вдохновеньем неуч-ткач кичится,
- И пусть портной в стихах распространится
- Свободнее, чем в счетах. Светский франт
- Вознаградит живой его талант
- И за стихи ему заплатит сразу,
- Лишь за свои расплатится заказы.
- Воспев поэтов славных, я готов,
- Парнаса чтить непризнанных сынов.
- Раскрой, Камбель,[67] свое нам дарованье!
- К бессмертию святое притязанье
- Кто, коль не ты, осмелится иметь?
- А ты, Роджерса![68] Умел ты раньше петь
- Так сладко нам… Припомни блеск былого[69]
- И вдохновись воспоминаньем снова…
- Дай нам услышать нежный голос твой
- И Феба возведи на трон пустой!
- Будь славен сам, прославь свою отчизну.
- Не вечно ж муза будет править тризну
- Перед могильным Коупера[70] холмом,
- Переходя в отчаянье немом
- Плести венок над скромною могилой,
- Где Борнс[71] лежит, ее поклонник милый?
- Не вечно, нет! Хоть презирает Феб
- Певцов которых манит только хлеб,
- Которым глупость служит вдохновеньем,
- Все ж видит он порою с утешеньем,
- Как бард иной без вычурных гримас
- Бесхитростною песней тронет нас.
- В свидетели Джифорда вызываю,
- С ним Макнэйля и Сотби приглашаю![72] […]
- Случалось слышать мне, что в наши дни
- Лишь призраки блестящие одни,
- Лишь вымыслы одни воображенья
- Влекут к себе поэтов вдохновенье.
- Художники и прозы и стиха
- И впрямь теперь, как смертного греха,
- Чураются словца «обыкновенный»;
- Но иногда свой луч проникновенный
- В певца захочет правда заронить,
- Очарованье песне сообщить…
- Пускай, ценя высоко добродетель,
- Докажет это мой живой свидетель,
- Мой Крабб[73] любезный, музы сельской жрец,
- Природы лучший, преданный певец. […]
- О Вальтер Скотт, пусть твой оставит гений
- Кровавую поэзию сражений[74]
- Ничтожествам! Пусть ожиданье мзды
- Их вдохновляет жалкие труды!
- Талант ведь сам всегда себя питает.
- Свои сонеты Соути пусть кропает,
- Хотя к весне и так уж каждый год
- Его обильной музы зреет плод.
- Вордсворт поет пусть детские рулады,
- Пускай Колриджа милые баллады
- Грудным младенцам навевают сны;
- Льюисовой фантазии сыны
- В читателей пускай вселяют трепет;
- Пусть стонет Мур,[75] а Мура сонный лепет
- Пускай Странгфорд[76] бессовестный крадет
- И с клятвою Камоэнсом зовет.
- Пускай Гейлей плетется хромоногий,
- И Монтгомери бред несет убогий
- И Грамм-ханжа[77] пускай громит грехи,
- И полирует Боульс свои стихи,[78]
- В них до конца и плача и вздыхая;
- Карлейль, Матильда,[79] Стотт, — вся банда злая,
- Что населяет сплошь теперь Груб-стрит
- Или Гросвенор-плэй[80] — пускай строчит,
- Покуда смерть от них нас не избавит
- Иль здравый смысл молчать их не заставит.
- Ужель к тебе, наш славный Вальтер Скотт,
- Язык ничтожных рифмачей идет?
- Ты слышишь ли призыв проникновенный
- Давно уж звуков лиры ждут священной
- И девять муз, и вся твоя страна,
- А лира та тебе ведь вручена!
- Иль Каледонии[81] твоей преданья
- Тебе сумели дать для воспеванья
- Лишь похожденья клана молодцов,
- Мошенников презренных и воров,
- Иль, сказочек достойная Шервуда
- И подвигов геройских Робин Гуда,
- Лишь темные Мармьоновы дела?[82]
- Шотландия! Хотя твоя хвала
- Певца ценнейшим лавром украшает,
- Но все ж его бессмертьем увенчает
- Весь мир, не ты одна. Наш Альбион[83]
- Разрушится, в сон мертвый погружен.
- Но не умрет певец наш вдохновенный!
- О славе той страны благословенной,
- Об Англии потомкам он споет
- И перед миром честь ее спасет.
- Что ж заразить певца одушевленьем,
- Чтоб на борьбу отважиться с забвеньем
- Без удержу течет река времен
- Со сменою и наций и племен;
- Всегда кумир возносится толпою
- И новому гремит хвала герою…
- Но сменит сын отца, а деда внук
- И где ж поэт, где громкий лиры звук
- Ото всего, что раньше так ценилось,
- У нас лишь имя смутно сохранилось!
- Когда трубы победной смолкнет гром,
- Смолкает все, спит эхо крепким сном.
- Как феникс на костре, вдруг слава вспыхнет,
- Свой поздний аромат отдаст — и стихнет. […]
- Коль я сказал, не слыша приглашенья,
- Все, что давно известно, без сомненья;
- Коль объявил жестокую войну
- Я олухам, позорящим страну,
- Виной тому любовь моя к народу,
- Любимцу муз, влюбленному в свободу…
- О Англия! Когда б певцы твои
- С тобой равняли доблести свои!
- Являешься пред изумленным миром
- Афинами в науках, в славе — Тиром,
- В военной силе — Римом ты всегда!
- Тебе покорны суша и вода…
- Но где ж теперь премудрые Афины!
- О славе Рима помнят лишь руины,
- Колонны Тира скрылись под водой…
- Чтоб не случилось этого с тобой,
- О Англия, чтоб мощь не расшаталась,
- И чтоб ты в прах с веками не распалась!..
- Но я молчу. Зачем мне продолжать?
- Кассандру[84] мне к чему изображать?
- Ведь слишком поздно мне, как ей, поверят;
- Пусть наши барды с родиной разделят
- Ее средь стран и славу и почет
- Лишь к этому их песнь моя зовет.
- Несчастная Британия! Богата
- Мужами ты, что гордость для сената
- Потеха для толпы. Живут они
- Тебе на славу долгие пусть дни,
- Ораторы пусть фразы рассыпают,
- О здравом смысле пусть забот не знают,
- Пусть Каннинга[85] пилят за ум, и спит
- В том кресле Портланд, где сидел наш Питт![86]
- Теперь прощай, покуда ветр прибрежный
- Не натянул мой парус белоснежный.
- Брег Африки мой встретит скоро взор,
- Кельпэ[87] напротив цепь откроет гор,
- Затем луна Стамбула засияет.
- Но путь туда корабль мой направляет,
- Где красоту впервые мир познал,
- Где над громадой величавой скал
- Возносит Кафф[88] корону снеговую…
- Когда ж я вновь узрю страну родную,
- Ничей станок меня не соблазнит,[89]
- Что видел я — дневник мой сохранит.
- Пусть светский франт свои заметки с жаром
- Печатает, соперничая с Карром;[90]
- За славою пусть гонится Эльджин,[91]
- Ее в обломках ищет Эбердин:[92]
- Пусть деньгами сорят они без счета
- На статуи лжефидьевой работы[93]
- И из своих пускай они дворцов
- Устроят рынок древних образцов,
- Иные пусть в беседе дилетантской
- О башне нам поведают троянской;[94]
- Топографом пусть будет старый Джель,
- Хвала ему! Зато моя свирель
- Не истерзает вкус ваш прихотливый,
- По крайней мере, — прозой кропотливой.
- Рассказ спокойно я кончаю свой,
- Готовый встретить гнев задетых мной.
- Трусливостью позорной не страдая,
- Сатиру эту я своей признаю;
- Не приписал никто ее другим.
- Мой смех знаком на родине иным:
- Ведь голос мой вторично уж раздался,[95]
- От слов своих ужель я отпирался?
- Так прочь же, прочь, таинственный покров!
- Пусть на меня несется стая псов!
- Пугать меня — напрасные старанья,
- Я не боюсь Мельбурнского оранья,[96]
- Мне ненависть Галлама[97] не страшна,
- Как Сэма гнев, Голландова[98] жена,
- Невинные Джеффрея пистолеты,
- Эдины[99] пылкой дюжие атлеты,
- Ее молниеносная печать!
- Не так легко со мной им совладать!
- Те молодцы в плащах получат то же,
- Почувствуют, что их живая кожа
- Нежнее, чем резиновая ткань.
- Отдам и я, быть может, битве дань,
- Но постою, покуда хватит силы.
- А были дни, — ни разу не сходила
- Язвительность с невинных губ моих,
- Ведь желчь потом уж пропитала их!
- И не было вокруг меня творенья,
- Что б вызвало во мне одно презренье.
- Я зачерствел… теперь не тот уж я,
- Бесследно юность канула моя;
- Я научился думать справедливо
- И говорить хоть резко, но правдиво.
- Я критика сумею осмеять,
- Безжалостно его колесовать
- На колесе, что мне он назначает;
- Коль целовать мне плетку предлагает
- Какой-нибудь трусливый рифмоплет,
- Отпор живой он у меня найдет.
- Пренебрегать привык я похвалами,
- Пускай сидят с нахмуренными лбами
- Соперники-поэты. Я бы мог
- Теперь свалить из них любого с ног!
- Во всеоружье, со спокойным взором,
- Бросаю я перчатку мародерам
- Шотландии и английским ослам!
- Вот что сказать осмелился я вам.
- Бесстрастное другие скажут мненье,
- Нанесено ль здесь веку оскорбленье;
- Пусть в публике стихи мои найдут
- Безжалостный, но справедливый суд!..[100]