Поэмы
ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ
Глава 1
1
- Соломону — первому имажинисту,
- Одевшему любовь Песней песней пестро, —
- От меня, на паровозе дней машиниста,
- Верстовые столбы этих строк.
2
- От горба Воздвиженки до ладони Пресни,
- Над костром всебегущих годов,
- Орать эту новую Песню песней
- В ухо Москвы, поросшее волосами садов.
Глава 2
1
- Фабричные, упаковщицы, из Киноарса!
- Девчонки столиц! Сколько раз вам на спины лечь?
- — Где любовник твой? — Он Венеры и Марсы
- В пространство, как мировую картечь!
2
- Мир беременен твоей красотою,
- В ельнике ресниц зрачок — чиж.
- На губах помада краснеть зарею,
- Китай волос твоих рыж.
3
- Пальцам мелькать — автомобилям на гонке,
- Коромыслу плеч петь хруст.
- Губами твоими, как гребенкой,
- Мне расчесать мою грусть.
4
Груди твои — купол над цирком
С синих жилок ободком.
В полночи мотоциклетные дырки
И трещины фабричных гудков.
5
- Живота площадь с водостоком пупка посредине.
- Сырые туннели подмышек. Глубоко
- В твоем имени Демон Бензина
- И Тамара Трамвайных Гудков.
Глава 3
1
- Полночь стирать полумрака резинкой
- На страницах бульваров прохожих.
- От желаний губ пишущая машинка
- Чистую рукопись дрожи.
2
- Что трансатлантик речными между,
- Ты женщин остальных меж.
- Мной и полночью славлена дважды
- Шуршащего шопота мышь.
3
- Ты умыть зрачки мои кровью,
- Верблюду губ тонуть в Сахаре твоих плечей.
- — Я прозрачен атласной любовью
- С широкой каймой ночей.
4
- Каждым словом моим унавожены
- Поля моих ржаных стихов.
- От слов горячих таять мороженому
- Отсюда через 10 домов.
5
- Небу глаз в облаках истомы проясниться.
- По жизни любовь, как на 5-й этаж дрова.
- Ты прекрасна, моя соучастница,
- Прогибшая вместе кровать.
6
- В сером глаз твоих выжженном пригороде
- Электрической лампы зрачок.
- Твои губы зарею выгореть
- И радугой укуса в мое плечо.
7
- Твои губы берез аллея,
- Два сосца догоретый конец папирос.
- Ты прекрасен, мол твердый шеи,
- Под неразберихой колес.
8
- Лица мостовая в веснушках булыжника.
- Слава Кузнецкому лица.
- Под конвоем любви мне, шерамыжнику,
- Кандалами сердца бряцать.
Глава 4
1
- В небе молний ярче и тверже
- Разрезательные ножи.
- Пульс — колотушка сторожа
- По переулку жил.
2
- Пулемет кнопок. Это лиф — ты
- От плеч до самых ног.
- Словно пение кверху лифта,
- За решоткой ресниц зрачок.
3
- Магазинов меньше в пассаже,
- Чем ласк в тебе.
- Ты дремать в фонарном адажио.
- Ты в каждой заснуть трубе.
4
- Как жир с ухи уполовником,
- Я платье с тебя на пол.
- — Где сегодня твой любовник?
- — Он трамваи мыслей в депо.
5
- Сердцу знать свою частушку,
- Все одну и ту ж.
- Плешь луны к нам на пирушку,
- Как нежданный муж.
6
- Твои губы краснее двунадесятника
- На моих календаре.
- Страсть в ноздрях — ветерок в палисаднике
- В передлетнем сентябре.
Глава 5
1
- Весна сугробы ртом солнца лопать,
- Чтоб каждый ручей в Дамаск.
- Из-за пазухи города полночи копоть
- На Брюссели наших ласк.
2
- На улице рта белый ряд домов
- Зубов,
- И в каждом жильцами нервы.
- В твой зрачок — спокойное трюмо —
- Я во весь рост первый.
3
- Под коленками кожа нежнее боли,
- Как под хвостом поросенка.
- На пальцах асфальт мозолей
- И звонка Луж перепонка.
4
- С ленты розовых поцелуев от счастья ключ,
- 1-2-3 — и открыто.
- Мои созвучья —
- Для стирки любви корыто.
5
- Фабричные, из терпимости, из конторы!
- Где любовник твой? —
- Он одетый в куртку шоффера,
- Как плевок, шар земной.
6
- В портсигаре губ языка сигара...
- Или Где машинист твоих снов? —
- Он пастух автомобилий,
- Плотник крепких слов.
Глава 6
1
- Как гоночный грузовиков между,
- Мой любовник мужчин среди.
- Мной и полночью восславленный трижды,
- Он упрямым любовью сердит.
2
- Его мускулы — толпы улиц;
- Стопудовой походкой гвоздь шагов в тротуар.
- В небе пожарной каланчою палец,
- И в кончиках пальцев угар.
3
- В лба ухабах мыслей пролетки,
- Две зажженных цистерны — глаза.
- Как медведь в канареечной клетке,
- Его голос в Политехнический зал.
4
- Его рта самовар, где уголья
- Золотые пломбы зубов.
- На ладони кольца мозольи
- От сбиванья для мира гробов.
5
- И румянец икрою кета,
- И ресницы коричневых штор.
- Его волосы глаже паркета
- И Невским проспектом пробор.
6
- Эй, московские женщины! Кто он,
- Мой любовник, теперь вам знать!
- Без него я, как в обруче клоун,
- До утра извертеться в кровать.
Глава 7
1
- Каменное влагалище улиц утром сочиться.
- Веснушки солнца мелкий шаг.
- — Где любовник? Считать до 1000000 ресницы,
- Губы поднимать, как над толпами флаг.
2
- Глаза твои — первопрестольники,
- Клещами рук охватить шейный гвоздь.
- Руки раскинуть, как просек Сокольников,
- Как через реку мост.
3
- Твои волосы как фейерверк в саду <Гай>,
- Груди как из волн простыней медузы.
- Как кием, я небесной радугой
- Солнце в глаз твоих лузы.
4
- Прибой улыбок пеной хохота
- О мол рассвета брызгом смех,
- И солнце над московским грохотом
- Лучей чуть рыжих лисий мех.
5
- Я картоном самым твердым
- До неба домики мои.
- Как запах бензина за Фордом,
- За нашей любовью стихи.
6
- Твоих пальцев взлетевшая стая,
- Где кольцо — золотой кушак.
- В моей жизни, где каждая ночь — запятая,
- Ты — восклицательный знак!
Глава 8
1
- Соломону — имажинисту первому,
- Обмотавшему образами простое люблю, —
- Этих строк измочаленных нервы
- На шею, как петлю.
2
- Слониха 2 года в утробе слоненка,
- После в мир на 200 лет.
- В животе мозгов 1/4 века с пеленок
- Я вынашивать этот бред.
- И у потомства в барабанной перепонке
- Выжечь слишком воскресный след.
3
- «Со святыми упокой» не страшно этим строчкам:
- Им в новой библии первый лист.
- Всем песням песней на виске револьверной точкой
- Я — последний имажинист.
1919
В. Шершеневич. Листы имажиниста,
Ярославль, «Верхне-Волжское книжное издательство», 1997 г.
КРЕМАТОРИЙ
Поэма имажиниста
ЧЕТЫРЕ
1918 г.
(источник — В. Шершеневич «Листы имажиниста»,
Ярославль, «Верхне-Волжское книжное издательство», 1997 г.)
СЛЕЗЫ КУЛАК ЗАЖАТЬ
- Отчаянье проехало под глаза синяком,
- В этой синьке белье щек не вымою.
- Даже не знаю, на свете каком
- Шарить тебя, любимая!
- Как тюрьму, череп судьбы раскрою ли?
- Времени крикну: «Свое предсказанье осклабь!»
- Неужели страшные пули
- В июле
- В отданную мне грудь, как рябь?!
- Где ты?
- Жива ли еще, губокрылая?
- В разлуке кольцом горизонта с поэтом
- Обручена?
- Иль в могилу тело еще неостылое,
- Как розовая в черный хлеб ветчина?
- Гигантскими качелями строк в синеву
- Молитвы наугад возношу...
- О тебе какой?
- О живой
- Иль твоей приснопамятной гибелью,
- Бесшабашный шут?!
- Иль твоей приснопамятной гибелью,
- Ненужной и жуткой такой,
- Ты внесешься в новую библию
- Великомученицей и святой;
- А мне?.. Ужасом стены щек моих выбелю.
- Лохмотья призраков становятся явью.
- Стены до крови пробиваю башкой.
- Рубанком языка молитвы выстругав.
- Сотни строк написал я за здравье,
- Сотни лучших за упокой.
- Любимая! Как же? Где сил, чтобы вынести
- Этих дней полосатый кнут.
- Наконец, и мой череп не дом же терпимости,
- Куда всякие мысли прут.
- Вечер верстами меряет згу.
- Не могу.
- От скрипа ломаются зубы.
- Не могу.
- От истерик шатается грудь.
- Неужели по улицам выпрашивать губы,
- Как мальчишка окурок просит курнуть.
- Солнце рыжее, пегое
- По комнате бегает
- Босиком.
- Пустотою заскорузлое сердце вымою.
- Люди! Не знаю: на свете каком
- Неводом веры поймаю любимую.
- О нас: о любимой плюс поэте —
- Даже воробьи свистят.
- Обокрали лишь двух мы на свете,
- Но эти Покражу простят.
- На одну
- Чашку все революции мира,
- На другую мою любовь и к ней
- Луну,
- Как медную гирю, —
- И другая тяжелей!
- Рвота пушек. По щекам равнин веснушками конница.
- Шар земной у новых ключей.
- А я прогрызаю зубами бессонницы
- Густое тесто ночей.
- Кошки восстаний рыжим брюхом в воздухе
- И ловко на лапы четырех сел.
- Но, как я, мечтал лишь об отдыхе
- В Иерусалим Христа ввозивший осел.
- Любимая!
- Слышу: далеко винтовка —
- Выключатель счастья — икнет...
- Это, быть может, кто-то неловко
- Лицо твое — блюдо весны —
- Разобьет.
- Что же дальше? Любимая!
- Для полной весны
- Нужно солнце, нагнущее выю,
- Канитель воробьев и смола из сосны,
- Да глаза твои сплошь голубые.
- Значит: больше не будет весны?
- Мир присел от натуги на корточки
- И тянет луну, на луче, как
- Бурлак.
- Раскрываю я глаз моих форточки,
- Чтобы в черепе бегал сквозняк.
- Счастья в мире настанет так много!..
- Я ж лишен
- И стихов и любви.
- Судьба, словно слон,
- Подняла свою ногу
- Надо мною. Ну, что же? Дави!
- Что сулят?
- — В обетованную землю выезд?
- Говорят
- — Сегодняшний день — вокзал.
- Слон, дави! Может, кровь моя выест,
- Словно серная капля, у мира глаза.
- В простоквашу сгущая туманы,
- На оселке
- Моих строк точу топор.
- Сколько раз в уголке
- Я зализывал раны!
- Люди! Не жаловался до сих пор.
- А теперь города повзъерошу я,
- Не отличишь проселка от Невского!
- Каждый день превращу я в хорошую
- Страницу из Достоевского!
- Череп шара земного вымою —
- И по кегельбану мира его легко
- Моя рука.
- А пока
- Даже не знаю: на свете каком
- Шарить тебя, любимая?!
- Судьба огрызнулась.
- Подол ее выпачкан
- Твоим криком предсмертным...
- О ком? А душа не умеет на цыпочках
- Так и топает сапогом.
- Небо трауром туч я закрою.
- Как кукушка, гром закудахчет в простор.
- На меня свой мутный зрачок с ханжою
- Графин, как циклоп, упер.
- Умереть?
- Не умею. Ведь
- Остановка сердца отменяется...
- Одиночество, как лапу медведь,
- Сосет меня ночью и не наедается.
- Любимая! Умерла. Глаза, как конвой,
- Озираются: Куда? Направо? Прямо?
- Любимая!
- Как же? А стихам каково
- Без мамы?
- С 1917-го года
- В обмен на золото кудрей твоих
- Все стихи тебе я отдал.
- Ты смертью возвращаешь их.
- Не надо! Не надо! Куда мне?!
- Не смею
- Твоим именем окропить тишину.
- Со стихами, как с камнем
- На шее,
- Я в мире иду ко дну.
- С душою растерзанней рытвин Галиции
- Остывшую миску сердца голодным несу я.
- Не смею за тебя даже молиться,
- Помню: «Имени моего всуе...»
- Помню: сколько раз с усопшей моею
- Выступал на крестовый поход любви.
- Ах, знаю, что кровь из груди была не краснее,
- Не краснее,
- Чем губы твои.
- Знаю: пули,
- Что пели от боли
- В июле
- Фьють... фыоть...
- Вы не знали: в ее ли,
- В мою ли
- Вжалились грудь.
- Мир, бреди наугад и пой.
- Шагай, пока не устанут ноги!
- Нам сегодня, кровавый, с тобой
- Не по дороге!!!
- Из Евангелья вырвал я начисто
- О милосердьи страницы и в згу —
- На черта ли эти чудачества,
- Если выполнить их не могу.
- Какие-то глотки святых возвещали:
- «В начале
- Было слово...» Ненужная весть!
- Я не знаю, что было в начале,
- Но в конце — только месть!
- Душа обнищала... Душа босиком.
- Мимо рыб молчаливых
- И болтливых
- Людей мимо я...
- Знаю теперь, на свете каком
- Неводом нежности поймаю любимую!
- Эти строки с одышкой допишет рука,
- Отдохнут занывшие плечи, —
- И да будет обоим земля нам легка,
- Как легка была первая встреча.
1919 г.
(источник — В. Шершеневич «Листы имажиниста»,
Ярославль, «Верхне-Волжское книжное издательство», 1997 г.)
Я МИНУС ВСЕ
- От окна убежала пихта,
- Чтоб молчать, чтоб молчать и молчать!
- Я шепчу о постройках каких-то
- Губами красней кирпича.
- Из осоки ресниц добровольцы
- Две слезы ползли и ползли.
- Ах, оправьте их, девушки, в кольца,
- Как последний подарок земли.
- Сколько жить? 28 иль 100?
- Все нашел, сколько было ошибок?
- Опадает листок за листом,
- Календарь отрывных улыбок.
- От папирос в мундштуке никотин,
- От любви только слезы длинные.
- Может, в мире я очень один,
- Может, лучше, коль был бы один я!
- Чаще мажу я йодом зари
- Воспаленных глаз моих жерла.
- В пересохшей чернильнице горла
- Вялой мухой елозится крик.
- Я кладу в гильотину окна
- Никудышную, буйную голову.
- Резаком упади, луна,
- Сотни лет безнадежно тяжелая!
- Обо мне не будут трауры крепово виться,
- Слезами жирных щек не намаслишь,
- Среди мусора хроник и передовиц
- Спотыкнешься глазами раз лишь.
- Втиснет когти в бумагу газетный станок,
- Из-под когтей брызнет кровью юмор,
- И цыплята петита в курятнике гранок:
- — Вадим Шершеневич умер!
- И вот уж нет меры, чтоб вымерить радиус
- Твоих изумленных зрачков.
- Только помнишь, как шел я, радуясь,
- За табором ненужных годов.
- Только страшно становится вчуже,
- Вот уж видишь сквозь дрогнувший молью туман.
- Закачался оскаленный ужас,
- И высунут язык, как подкладкой карман.
- Сотни их, кто теперь в тишине польют
- За катафалком слезинками пыль.
- Над моею житейскою небылью
- Воскреси еще страшную быль!
- Диоген с фонарем человеке стонет, —
- Сотни люстр зажег я и сжег их.
- Все подделал ключи. Никого нет,
- Кому было б со мной по дороге.
- Люди, люди! Распять кто хотел,
- Кто пощады безудержно требовал.
- Но никто не сумел повисеть на кресте
- Со мной рядом, чтобы скучно мне не было.
- Женщины, помните, как в бандероль,
- Вас завертывал в ласки я, широкоокий,
- И крови красный алкоголь
- Из жил выбрызгивался в строки, —
- И плыли женщины по руслам строк
- Баржами, груженными доверху,
- А они вымеряли раскрытым циркулем ног:
- Сколько страсти в душе у любовника?
- Выбрел в поле я, выбрел в поле,
- С профилем точеного карандаша!
- Гладил ветер, лаская и холя,
- У затона усы камыша.
- Лег и плачу. И стружками стон,
- Отчего не умею попроще?!
- Липли мокрые лохмотья ворон
- К ельным ребрам худевшей рощи.
- На заводы! В стальной монастырь!
- В разъяренные бельма печьи!
- Но спокойно лопочут поршней глисты
- На своем непонятном наречьи.
- Над фабричной трубою пушок,
- Льется нефть золотыми помоями.
- Ах, по-своему им хорошо.
- Ах, когда бы им всем да по-моему!
- О Господь! Пред тобой бы я стих,
- Ты такой же усталый и скверный!
- Коль себя не сумел ты спасти,
- Так меня-то спасешь ты наверно!
- Все, что мог, рассказал я начерно,
- Набело другим ты позволь,
- Не смотри, что ругаюсь я матерно.
- Может, в этом — сладчайшая боль.
- Пусть другие молились спокойненько,
- Но их вопль был камень и стынь.
- А ругань моя — разбойника
- Последний предсмертный аминь.
- Но старик посмотрел безраздумней
- И, как милостынь, вынес ответ:
- — Не нужны, не нужны в раю мне
- Праведники из оперетт.
- Так куда же, куда же еще мне бежать?
- Об кого ж я еще не ушибся?
- Только небо громами не устанет ли ржать
- Надо мной из разбитого гипса?!
- Вижу, вижу: в простых и ржаных облаках
- Васильки тонких молний синеют.
- Кто-то череп несет мой в ветровых руках
- Привязать его миру на шею.
- Кто стреножит мне сердце в груди?
- Створки губ кто свинтит навечно?
- Сам себя я в издевку родил,
- Сам себя и убью я, конечно!
- Сердце скачет в последний по мерзлой душе,
- Горизонт мыльной петли все уже.
- С обручальным кольцом веревки вкруг шеи
- Закачайся, оскаленный ужас!
1920 г.
(источник — В. Шершеневич «Листы имажиниста»,
Ярославль, «Верхне-Волжское книжное издательство», 1997 г.)
ЗАВЕЩАНИЕ
Сергею Есенину
- Города смиренный сын, у каменной постели умирающего отца,
- Преклоняю колени строф, сиротеющий малый;
- И Волга глубокая слез по лицу
- Катится: «Господи! Железобетонную душу помилуй!»
- Все, кто не пьян маслянистою лестью,
- Посмотрите: уже за углом
- Опадают вывесок листья,
- Не мелькнут светляками реклам.
- Электрической кровью не тужатся
- Вены проволок в январе,
- И мигают, хромают и ежатся
- Под кнутами дождя фонари.
- Сам видал я вчера за Таганкою,
- Как под уличный выбред и вой,
- Мне проржав перегудкою звонкою,
- С голодухи свалился трамвай.
- На бок пал и брыкался колесами,
- Грыз беззубою мордой гранит;
- Над дрожащими стеклами мясами
- Зачинали свой пир сто щенят.
- Даже щеки прекраснейшей улицы
- Покрываются плесенью трав...
- Эй, поэты: кто нынче помолится
- У одра городов?..
- Эй, поэты! Из мощных мостовых ладоней
- Всесильно выпадает крупа булыжника, и не слышен стук
- Молотков у ползущих на небо зданий, —
- Города в будущее шаг!
- Эй, поэты! Нынче поздно нам быть беспокойным!
- Разве может трубою завыть воробей?!
- К городам подползает деревня с окраин,
- Подбоченясь трухлявой избой.
- Как медведь, вся обросшая космами рощи,
- Приползла из берлоги последних годин.
- Что же, город, не дымишься похабщиной резче,
- Вытекая зрачками разбитых окон?!
- Что ж не вьешься, как прежде, в веселом кеквоке?
- Люди мрут — это падают зубы из рта.
- Полукругом по площади встали и воют зеваки,
- Не корона ли ужаса то?
- Подошла и в косынке цветущих раздолий
- Обтирает с проспектов машинную вонь.
- И спадает к ногам небоскреба в печали
- Крыша, надетая встарь набекрень.
- О проклятая! С цветами, с лучиной, с корою
- И с котомкой мужицких дум!
- Лучше с городом вместе умру я,
- Чем деревне ключи от поэм передам.
- Чтоб повеситься, рельсы петлею скручу я,
- В кузов дохлых авто я залезу, как в гроб.
- Что же, город, вздымаешь горчей и горчее
- К небесам пятерню ослабевшую труб?!
- Инженеры, вы строили камни по планам!
- Мы, поэты, построили душу столиц!
- Так не вместе ль свалиться с безудержным стоном
- У одра, где чудесный мертвец?!
- Не слыхали мы с вами мужицких восстаний,
- Это сбор был деревням в поход.
- Вот ползут к нам в сельском звоне,
- Словно псы, оголтелые полчища хат.
- «Не уйти, не уйти нам от гибели!»
- Подогнулись коленки Кремля!
- Скоро станем безумною небылью
- И прекрасным виденьем земли.
- Поклянитесь же те, кто останется
- И кого не сожрут натощак, —
- Что навеки соленою конницей
- Будут слезы стекать с ваших щек.
- Два румянца я вижу на щеках бессонниц.
- Умирающий город! Отец мой! Прими же мой стон!
- На виске моем кровь — это первый румянец,
- А второй — кирпичи упадающих стен.
1921 г.
(источник — В. Шершеневич «Листы имажиниста»,
Ярославль, «Верхне-Волжское книжное издательство», 1997 г.)
АНГЕЛ КАТАСТРОФ
- Истинно говорю вам: года такого не будет!..
- Сломлен каменный тополь колокольни святой.
- Слышите: гул под землею? Это в гробе российский прадед
- Потрясает изгнившей палицей своих костей.
- Жизнь бродила старухой знакомой,
- Мы играли ее клюкой.
- Я луну посвящал любимой,
- Приручал я солнце ей.
- И веселое солнце — ромашкой,
- Лепестки ее наземь лучи.
- Как страницы волшебной книжки,
- Я листал этот шепот ночей.
- Я транжирил ночи и песни,
- Мотовство поцелуев и слез,
- И за той, что была всех прекрасней,
- Словно пес, устремлялся мой глаз.
- Как тигренок свирепый, но близкий,
- За прутьями ресниц любовь.
- Я радугу, как рыцарь подвязку,
- Любимой надевал на рукав.
- Было тихо, и это не плохо,
- Было скучно мне, но между тем,
- Оборвать если крылья у мухи,
- Так и то уж гудело, как гром.
- А теперь только ярмарка стона,
- Как занозы к нам в уши «пли»,
- Тихой кажется жизнь капитана,
- Что смываем волной с корабля.
- Счастлив кажется турок, что на кол
- Был посажен султаном. Сидел
- Бы всю жизнь на колу да охал,
- Но никто никуда бы не гнал.
- Казначейство звезд и химеры...
- Дурацкий колпак — небосклон,
- И осень стреляет в заборы
- Красною дробью рябин.
- Красный кашель грозы звериной,
- И о Боге мяучит кот.
- Как свечка в постав пред иконой,
- К стенке поставлен поэт.
- На кладбищах кресты — это вехи
- Заблудившимся в истинах нам.
- Выщипывает рука голодухи
- С подбородка Поволжья село за селом.
- Все мы стали волосатей и проще,
- И все время бредем с похорон.
- Красная роза все чаще
- Цветет у виска россиян.
- Пчелка свинцовая жалит
- Чаще сегодня, чем встарь.
- Ничего. Жернов сердца все перемелет,
- Если сердце из камня теперь.
- Шел молиться тебе я, разум,
- Подошел, а уж ты побежден.
- Не хотели ль мы быть паровозом
- Всех народов, племен и стран?
- Не хотели ль быть локомотивом,
- Чтоб вагоны Париж и Берлин?
- Оступились мы, видно, словом
- Поперхнулись, теперь под уклон.
- Машинист неповинен. Колеса
- В быстроте завертелись с ума.
- Что? Славянская робкая раса?
- Иль упорство виновно само?
- О, великое наше холопство!
- О, души мелкорослой галдеж!
- Мы бормочем теперь непотребство,
- Возжелав произнесть «0тче наш».
- Лишь мигают ресницами спицы,
- Лишь одно нам: на дно, на дно!
- Разломаться тебе, не распеться
- Обручальною песней, страна!
- Над душой моей переселенца
- Проплывает, скривясь, прозвенев
- Бубенцом дурацким солнца,
- Черный ангел катастроф!
1921 г.
(источник — В. Шершеневич «Листы имажиниста»,
Ярославль, «Верхне-Волжское книжное издательство», 1997 г.)
