Стихотворения (1914-1916 гг.)
“К чему узор расцвечивать пестро?…”
- К чему узор расцвечивать пестро?
- Нет упоения сильней, чем в ритме.
- Два такта перед бурным болеро
- Пускай оркестр гремучий повторит мне.
- Не поцелуй – предпоцелуйный миг,
- Не музыка, а то, что перед нею, –
- Яд предвкушений в кровь мою проник,
“Ни утоленности, ни жажды…”
- В истоме вашей не подстеречь.
- Ко всем приветны и взор и речь:
- Соперник мне никто и каждый.
- Как не предать мне мечты, когда
- Не говорите ни нет, ни да,
- Но рот целуете мне взглядом?
- Как бережете свою вы лень…
- Но под глазами густеет тень:
- Он будет – час любовной муки!
РОНДО (Ужель конец? Глаза ненасытимы…)
- Ужель конец? Глаза ненасытимы,
- Уста мои ненасытимей глаз,
- Сама судьба им указала вас,
- Но лишь мгновенье пробыли одни мы.
- Ужель последним будет первый раз?
- Молчание – не тот же ли отказ!
- Я не молю, мой друг неумолимый,
- Но как, тоскуя, не спросить хоть раз:
- Вы, для других мне изменив проказ,
- От уст моих к другим устам гонимы,
- Кому сквозь смех вверяете рассказ
- О том, как друг вас любит нелюбимый?
- Ужель последний возвещен мне час?
САФИЧЕСКИЕ СТРОФЫ (Слишком туго были зажаты губы…)
- Слишком туго были зажаты губы, –
- Проскользнуть откуда могло бы слово? –
- Но меня позвал голос твой – я слышу –
- А когда, так близки и снова чужды,
- Возвращались мы, над Москвой полночной
- С побережий дальних промчался ветер, –
- Ветер, ветер с моря, один мой мститель,
- Прилетит опять, чтобы ты, тоскуя,
- Вспомнил час, когда я твое губами
“Ветер ярый, ветер гневный…”
- Ветер ярый, ветер гневный,
- Сердцу скучно быть спокойным, –
- Словно посвистом разбойным
- Разорви сознанья привязь,
- Всем страстям открой пути.
- Ветер ярый, ветер гневный,
- Разбуди в струне напевной
“Этот вечер был тускло-палевый…”
- Этот вечер был тускло-палевый, –
- Для меня был огненный он.
- Этим вечером, как пожелали Вы,
- Мы вошли в театр «Унион».
- Помню руки, от счастья слабые,
- Чтоб коснуться руки не могла бы я,
- Ах, опять подошли так близко Вы,
- Стало ясно мне: как ни подыскивай,
- Я сказала: «Во мраке карие
- Вальс тянулся, и виды Швейцарии:
- Улыбнулась, – Вы не ответили…
- Человек не во всем ли прав!
- И тихонько, чтоб Вы не заметили,
ГАЗЕЛЫ
- Утишительница боли – твоя рука,
- Белотелый цвет магнолий – твоя рука.
- Зимним полднем постучалась ко мне любовь,
- И держала мех соболий твоя рука.
- Ах, как бабочка, на стебле руки моей
- Погостила миг – не боле – твоя рука!
- Но зажгла, что притушили враги и я,
- И чего не побороли, твоя рука:
- Всю неистовую нежность зажгла во мне,
- О, царица своеволий, твоя рука!
- Прямо на сердце легла мне (я не ропщу:
- Сердце это не твое ли!) – твоя рука.
“Скажу ли вам: я вас люблю?…”
- Скажу ли вам: я вас люблю?
- Нет, ваше сердце слишком зорко.
- Не слово – то, что перед ним:
- Томи томленьем нас одним,
- Единой нас измучай жаждой.
- Увы, как сладостные «да»,
- Как все «люблю вас» будут слабы,
- Мой несравненный друг, когда
- Скажу я, что сказать могла бы.
“Причуды мыслей вероломных…”
- Причуды мыслей вероломных
- Не смог дух алчный превозмочь, –
- И вот, из тысячи наемных,
- Но вдруг, привычные к добыче,
- Безумен взгляд, тоской задетый,
- Угрюм ревниво сжатый рот, –
- Меня терзая, мстишь судьбе ты
“Люблю в романе все пышное и роковое…”
- Люблю в романе все пышное и роковое:
- Адский смех героинь, напоенный ядом клинок…
- А наша повесть о том, что всегда нас – двое,
- Что, друг к другу прильнув, я одна и ты одинок.
- О, как таинствен герой романтически-тощий,
- С томной бледностью щек, с разлетом суровым бровей!
- И есть ли тайна скучнее нашей и проще:
- Неслиянность души с душою, возлюбленной ей.
“Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою…”
Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою.
Сафо
- «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою»-
- Ах, одностишья стрелой Сафо пронзила меня!
- Ночью задумалась я над курчавой головкою,
- Нежностью матери страсть в бешеном сердце сменя, –
- «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».
- Вспомнилось, как поцелуй отстранила уловкою,
- Вспомнились эти глаза с невероятным зрачком…
- В дом мой вступила ты, счастлива мной, как обновкою:
- Поясом, пригоршней бус или цветным башмачком,-
- «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».
- Но под ударом любви ты – что золото ковкое!
- Я наклонилась к лицу, бледному в страстной тени,
- Где словно смерть провела снеговою пуховкою…
- Благодарю и за то, сладостная, что в те дни
- «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».
“Снова знак к отплытию нам дан!…”
- Снова знак к отплытию нам дан!
- Дикой полночью из пристани мы выбыли.
- Снова сердце – сумасшедший капитан –
- Правит парус к неотвратной гибели.
- Вихри шар луны пустили в пляс
- И тяжелые валы окрест взлохматили…
- – Помолись о нераскаянных о нас,
- О поэт, о спутник всех искателей!
“Где море? Где небо? Вверху ли, внизу?…”
- Где море? Где небо? Вверху ли, внизу?
- По небу ль, по морю ль тебя я везу,
- Отлив. Мы плывем, но не слышно весла,
- Как будто от берега нас отнесла
- Был час. – Или не был? – В часовенке гроб,
- Спокойствием облагороженный лоб, –
- Засыпало память осенней листвой…
- О радости ветер лепечет и твой
“Что мне усмешка на этих жестоких устах!…”
- Что мне усмешка на этих жестоких устах!
- Все, чем живу я, во что безраздумно я верую,
- Взвесил, оценщик, скажи, на каких ты весах?
- Душу живую какою измерил ты мерою?
- Здесь ли ты был, когда совершалось в тиши
БЕЛОЙ НОЧЬЮ
- Не небо – купол безвоздушный
- Над голой белизной домов,
- Как будто кто-то равнодушный
- С вещей и лиц совлек покров.
- И тьма – как будто тень от света,
- И свет – как будто отблеск тьмы.
- Да был ли день? И ночь ли это?
- Не сон ли чей-то смутный мы?
- Гляжу на все прозревшим взором,
- И как покой мой странно тих,
- Гляжу на рот твой, на котором
- Пусть лживо-нежен, лживо-ровен
- Твой взгляд из-под усталых век, –
- Ах, разве может быть виновен
“В земле бесплодной не взойти зерну…”
- В земле бесплодной не взойти зерну,
- Но кто не верил чуду в час жестокий? –
- Что возвестят мне пушкинские строки?
- Страницы милые я разверну.
- Опять, опять «Ненастный день потух»,
- Оборванный пронзительным «но если»!
- Не вся ль душа моя, мой мир не весь ли
- В словах теперь трепещет этих двух?
- Чем жарче кровь, тем сердце холодней,
- Не сердцем любишь ты – горячей кровью.
- Я в вечности, обещанной любовью,
- Не досчитаю слишком многих дней.
- В глазах моих веселья не лови:
- Та, третья, уж стоит меж нами тенью.
- В душе твоей не вспыхнуть умиленью,
- Залогу неизменному любви, –
- В земле бесплодной не взойти зерну,
- Но кто не верил чуду в час жестокий? –
- Что возвестят мне пушкинские строки?
- Страницы милые я разверну.
СОНЕТ (Следила ты за играми мальчишек…)
- Следила ты за играми мальчишек,
- Из колыбели прямо на коня
- Неистовства тебя стремил излишек.
- Года прошли, властолюбивых вспышек
- Своею тенью злой не затемня
- В душе твоей, – как мало ей меня,
- Беттина Арним и Марина Мнишек!
- Гляжу на пепел и огонь кудрей,
- На руки, королевских рук щедрей, –
- И красок нету на моей палитре!
- Ты, проходящая к своей судьбе!
- Где всходит солнце, равное тебе?
- Где Гёте твой и где твой Лже-Димитрий?
“Я не знаю моих предков, – кто они?…”
- Я не знаю моих предков, – кто они?
- Где прошли, из пустыни выйдя?
- Только сердце бьется взволнованней,
- Чуть беседа зайдет о Мадриде.
- К этим далям овсяным и клеверным,
- Прадед мой, из каких пришел ты?
- Всех цветов глазам моим северным
- Опьянительней черный и желтый.
- Правнук мой, с нашей кровью старою,
- Покраснеешь ли, бледноликий,
- Как завидишь певца с гитарою
- Или женщину с красной гвоздикой?
“Он ходит с женщиной в светлом…”
- Он ходит с женщиной в светлом, –
- Дом мой открыт всем ветрам,
“Кипящий звук неторопливых арб…”
- Кипящий звук неторопливых арб
- Просверливает вечер сонно-жаркий.
- На сене выжженном, как пестрый скарб,
- Лежат медноволосые татарки.
- Они везут плоды. На конских лбах
- Лазурных бус позвякивают кисти.
- Где гуще пурпур – в вишнях ли, в губах?
- Что – персик или лица золотистей?
- Деревня: тополя в прохладе скал,
- Жилища и жаровни запах клейкий.
- Зурна заныла, – и блеснул оскал
- Татарина в узорной тюбетейке.
“Он в темных пальцах темную держал…”
- Он в темных пальцах темную держал,
- Тяжелую и сладостную розу.
- По набережной к дому провожал
- Нас Requiem суровый Берлиоза.
- Под нами желтая рвалась река,
- Как будто львиная металась грива…
- И, подавая розу, льнет тоскливо
- Над мраморною лестницей, в саду
- Стелили тени плавные платаны,
- И слабо волновался на ходу
- Лиловый шелк торжественной сутаны…
- И расстаемся мы не потому ль
- (Ах, был весь Рим в том профиле орлином!),
- Что горьким вереском и острым тмином
- В моей стране цветет июль?
“Летят, пылая, облака…”
- Разрушился небесный город.
- Раскинут ветром вольный ворот.
- Кто мне промолвил «добрый путь»,
- Перекрестил – кто на дорогу?
- Пусть не устанут ветры дуть,
- От твоего стремить порога.
- Былое – груз мой роковой –
“Журавли потянули к югу…”
- Где я встречу ее, подругу,
- В шумном шелке ли, в звонких латах?
- В кэбе, в блеске ль колесниц?
- Под разлетом бровей крылатых
- И в тиши церковных стен –
- Не Изольду, не Клеопатру,
“Смотрят снова глазами незрячими…”
- Смотрят снова глазами незрячими
- Матерь Божья и Спаситель-Младенец.
- Пахнет ладаном, маслом и воском.
- Церковь тихими полнится плачами.
- Тают свечи у юных смиренниц
- В кулачке окоченелом и жестком.
- Ах, от смерти моей уведи меня,
- Ты, чьи руки загорелы и свежи,
- Ты, что мимо прошла, раззадоря!
- Не в твоем ли отчаянном имени
- Ветер всех буревых побережий,
- О, Марина, соименница моря!
“Должно быть, голос мой бездушен…”
- Должно быть, голос мой бездушен
- Сонет дописан, вальс дослушан
- Передо мной: «L’Abesse de Castro»,
- Холодно-пламенный Стендаль.
- Устам приятно быть ничьими,
- Мне мил пустынный мой порог…
- Зачем приходишь ты, чье имя
- Несет мне ветры всех дорог?
“На синем – темно-розовый закат…”
- На синем – темно-розовый закат
- И женщина, каких поют поэты.
- Вечерний ветер раздувает плат:
- По синему багряные букеты.
- И плавность плеч и острия локтей
- Явила ткань узорная, отхлынув.
- Прозрачные миндалины ногтей
- Торжественней жемчужин и рубинов.
- И волосы – короны неподвижней.
- Под взлетом верхней девичьей губы
- Уже намеченная нега нижней.
- Какой художник вывел эту бровь,
- И на виске лазурью тронул вену,
- Где Рюриковичей варяжья кровь
- Смешалась с кровью славною Комнена?
КАРОЛИНЕ ПАВЛОВОЙ
- И вновь плывут поля – не видишь ты, не видишь! –
- И одуванчик умилительно пушист.
- Росинку шевеля, – не видишь ты, не видишь! –
- Пошатывается разлатый лист.
- И провода поют, – не слышишь ты, не слышишь,
- Как провода поют над нивами, и как
- Вдали копыта бьют – не слышишь ты, не слышишь! –
- И поздний выстрел будит березняк.
- Июль у нас, январь, – не помнишь ты, не помнишь:
- Тебе столетие не долгосрочной дня.
- Так памятлива встарь, – не помнишь ты, не помнишь
- Ни вечера, ни ветра, ни меня!
“Как в истерике, рука по гитаре…”
- Как в истерике, рука по гитаре
- Заметалась, забилась, – и вот
- О прославленном, дедовском Яре
- Снова голос роковой поет.
- Выкрик пламенный, – и хору кивнула,
- И поющий взревел полукруг,
- Сонно смотрит на своих подруг.
- В черном черная, и белы лишь зубы,
- Да в руке чуть дрожащий платок,
- Да за поясом воткнутый, грубый,
- Слишком пышный, неживой цветок.
- Те отвыкнуть от кочевий успели
- В ресторанном тепле и светле.
- Тех крестили в крестильной купели,
- Эту – в адском смоляном котле!
- За нее лишь в этом бешеном сброде,
- Задивившись на хищный оскал,
- Забывая о близком походе,
РОНДЕЛЬ
- Она поет: «Аллаверды, Аллаверды –
- И вздрогнул он, привычный к бою,
- Пришлец из буйной Кабарды.
- Рука и взгляд его тверды, –
- Не трепетали пред пальбою.
- Она поет: «Аллаверды, Аллаверды –
- Под треск гитар, под вопль орды
РОНДО (Я вспомню все. Всех дней, в одном безмерном миге…)
- Я вспомню все. Всех дней, в одном безмерном миге,
- Столпятся предо мной покорные стада.
- На пройденных путях ни одного следа
- Не минуя, как строк в моей настольной книге,
- И злу всех дней моих скажу я тихо «да».
- Не прихотью ль любви мы вызваны сюда, –
- Любовь, не тщилась я срывать твои вериги!
- И без отчаянья, без страха, без стыда
- Пусть жатву жалкую мне принесла страда,
- Не колосом полны – полынью горькой – риги,
- И пусть солгал мой бог, я верою тверда,
- Не уподоблюсь я презренному расстриге
- В тот бесконечный миг, в последний миг, когда
“Снова на профиль гляжу я твой крутолобый…”
- Снова на профиль гляжу я твой крутолобый
- И печально дивлюсь странно-близким чертам твоим.
- Свершилося то, чего не быть не могло бы:
- На пути на одном нам не было места двоим.
- О, этих пальцев тупых и коротких сила,
- И под бровью прямой этот дико-недвижный глаз!
- Раскаяния, – скажи, – слеза оросила,
- Оросила ль его, затуманила ли хоть раз?
- Не оттого ли вражда была в нас взаимной
- И страстнее любви и правдивей любви стократ,
- Что мы двойника друг в друге нашли? Скажи мне,
- Не себя ли казня, казнила тебя я, мой брат?
“Окиньте беглым, мимолетным взглядом…”
- Окиньте беглым, мимолетным взглядом
- Здесь две судьбы, одна с другою рядом,
- Двух жизней линии проходят остро,
- Вот мой ответ, прелестный Калиостро,
- Блеснут ли мне спасительные дали,
- Одну судьбу мою вы разгадали,
АЛКЕЕВЫ СТРОФЫ
- И впрямь прекрасен, юноша стройный, ты:
- Два синих солнца под бахромой ресниц,
- И кудри темноструйным вихрем,
- Лавра славней, нежный лик венчают.
- Адонис сам предшественниц юный мой!
- Ты начал кубок, ныне врученный мне, –
- К устам любимой приникая,
- Мыслью себя веселю печальной:
- Не ты, о юный, расколдовал ее.
- Дивясь на пламень этих любовных уст,
- О, первый, не твое ревниво, –
- Имя мое помянет любовник.
“Как встарь, смешение наречий…”
И дам тебе ключи от Царства
Небесного: и что свяжешь на
Земле, то будет связано на небесах…
Евангелие от Матфея, гл. 16
- – – –
- Как встарь, смешение наречий, –
- Библейский возвратился век,
- И поднял взгляд нечеловечий
- Друг в друге разъяряют злость,
- В Христову плоть вонзают гвоздь.
- По нивам и по горным кряжам
- Что скажете и что мы скажем
- На взгляд взыскующий Петра?
ЕКАТЕРИНЕ ГЕЛЬЦЕР
- И вот она! Театр безмолвнее
- И палочка взвилась, как молния,
- И вновь оркестра грянул гром.
- Лучи ль над ней свой блеск умножили,
- И отрок рядом с ней – не то же ли,
- Что солнцем брошенная тень?
- Его непостоянством мучая,
- Носок вонзает в пол, и вдруг,
- Как циркулем, ногой летучею
- Вокруг себя обводит круг.
- И, следом за мгновенным роздыхом,
- Пока вскипает страсть в смычках,
- Она как бы вспененным воздухом
- Так встарь другая легконогая –
- Прабабка «русских Терпсихор» –
- Сердца взыскательные трогая,
- У щеголей не те же чувства ли,
- На сцену наведен без устали
- Онегина «двойной лорнет».
“Люблю тебя в твоем просторе я…”
- Люблю тебя в твоем просторе я
- Пусть у Европы есть история, –
- В то время, как в духовном зодчестве
- Она в великом одиночестве
- Идет к Христу в себе сама.
- Порфиру сменит ли на рубище,
- Державы крест на крест простой, –
- Над странницею многолюбящей
ГАДАНИЕ
- Я – червонная дама. Другие, все три,
- Против меня заключают тайный союз.
- Над девяткой, любовною картой, – смотри:
- Книзу лежит острием пиковый туз,
- Занесенный над сердцем колючий кинжал.
- Видишь: в руках королей чуждых – жезлы,
- Лишь червонный один меч в руке своей сжал,
- Злобно глядит, – у других взгляды не злы…
- Будет любовь поединком двух воль.
- Кто же он, кто же он, грозный король?
- Ни друзей, ни веселий, ни встреч, ни дорог! –
- Словно оборвана нить прежней судьбы,
- И не свадебный хор стережет мой порог, –
- Брачной постелью в ту ночь будут гробы.
- От всего, что любимо, меня отделя,
- Черные, видишь, легли карты кругом.
- Мысли, черные мысли – гонцы короля:
- Близок приход роковой в светлый мой дом…
- Будет любовь поединком двух воль.
- Кто же он, кто же он, грозный король?
“Как светел сегодня свет!…”
- Как в творческий день Господень,
- Всем птицам, зверям и мне,
- Во мне, как во всем, дыханье,
“Узорами заволокло…”
- Мое окно. – О, день разлуки! –
- Гляжу на первый стужи дар
- Махровей иней и пушистей,
- И садик – как парчовый гроб,
- Под серебром бахром и кистей…
- И телефон молчит жестоко.
- По буквам вывески Жорж Блока.
“В этот вечер нам было лет по сто…”
- В этот вечер нам было лет по сто.
- Темно и не видно, что плачу.
- Нас везли по Кузнецкому мосту,
- И чмокал извозчик на клячу.
- Было все так убийственно просто:
- Вдоль домов непомерного роста
- На вывесках глупость фамилий;
- В вашем сердце пустынность погоста;
- И извозчик, кричащий на остов,
“Краснеть за посвященный стих…”
- Краснеть за посвященный стих
- И требовать возврата писем, –
- От рук кощунственных твоих!
- Что возвращать мне? На, лови
- Тетрадь исписанной бумаги,
- Но не вернуть огня, и влаги,
- Не ими ль ночь моя черна,
- Пустынен взгляд и нежен голос,
- Но знаю ли, который колос
“Ты, молодая, длинноногая!…”
Марине Баранович
- Ты, молодая, длинноногая! С таким
- На диво слаженным, крылатым телом!
- Как трудно ты влачишь и неумело
- Свой дух, оторопелый от тоски!
- О, мне знакома эта поступь духа
- Сквозь вихри ночи и провалы льдин,
- И этот голос, восходящий глухо
- Бог знает из каких живых глубин.
- Я помню мрак таких же светлых глаз.
- Как при тебе, все голоса стихали,
- Когда она, безумствуя стихами,
- Своим беспамятством воспламеняла нас.
- Как странно мне ее напоминаешь ты!
- Такая ж розоватость, золотистость
- И перламутровость лица, и шелковистость,
- И тот же холод хитрости змеиной
- И скользкости… Но я простила ей!
- И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина,
- Виденье соименницы твоей!
