Введение
Уильям Шекспир (William Shakespeare, 1564–1616), великий английский драматург и поэт эпохи Возрождения, родился в городке Стрэтфорд-на-Эвоне, где сейчас находится Мемориальный Шекспировский театр. Когда отец будущего поэта, зажиточный по тем временам торговец, разорился, пятнадцатилетний Уильям вынужден был самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Около 1585 года молодой человек отправился в Лондон, где, сменив, как об этом гласит предание, несколько профессий, решил стать актером. В 1599 году он сделался одним из пайщиков только что основанного знаменитого театра «Глобус».
Как драматург Шекспир начал выступать с конца 80-х годов XVI века. Исследователи считают, что сначала он обрабатывал и «подновлял» уже существовавшие пьесы и лишь затем перешел к созданию своих собственных произведений. Впрочем, многие драмы Шекспира – и среди них такие известные, как «Король Лир», – являются глубоко оригинальными переделками более древних пьес либо созданы на сюжеты, использовавшиеся в дошекспировской драматургии.
Наследие Шекспира составляют тридцать семь пьес. Наиболее известны из них комедии «Укрощение строптивой» (1593), «Много шуму из ничего» (1598), «Как вам это понравится» (1599), «Двенадцатая ночь» (1600), исторические хроники «Ричард III» (1592) и «Генрих IV» (1597), трагедии «Ромео и Джульетта» (1594), «Отелло» (1604), «Король Лир» (1605), «Макбет» (1605), «Антоний и Клеопатра» (1606), «Буря» (1612). Величайшей трагедией Шекспира является «Гамлет» (1601), или «Трагическая история о Гамлете, принце датском».
Эта трагедия воплотила горький исторический парадокс, согласно которому эпоха Возрождения, раскрепостившая личность и освободившая ее от гнета средневековых предрассудков, явилась началом перехода к новому общественному укладу – капиталистическому, с его предрассудками, с его экономическим и духовным гнетом. «Так на рубеже двух миров, – писал советский исследователь творчества Шекспира М. Морозов, – дряхлеющего мира феодализма и нового, рождающегося мира капиталистических отношений – возникает перед нами скорбный образ датского принца. Эта скорбь не случайна. Ее переживал и сам Шекспир, в произведениях которого не рае звучат скорбные мотивы, переживали и многие из его современников. Распадение феодальных связей породило величайший расцвет освобожденной мысли и живого искусства. Но на смену феодальному миру шел мир капиталистический, несший новое рабство для народа, новые оковы для мысли. Гуманисты той эпохи могли только мечтать о счастье человечества, они могли толковать жизнь, но создать это счастье, изменить жизнь они были бессильны. Они создавали утопии. Но они не знали и не могли в ту эпоху знать реальных путей к осуществлению своих благородных мечтаний. И разлад между мечтой и действительностью порождал в них “гамлетовскую” скорбь. Трагедия Гамлета по существу своему является, трагедией гуманизма той эпохи, расцветшего на холодной утренней заре капиталистической эры».
Легенду о Гамлете впервые записал в конце XII века датский летописец Саксон Грамматик. В древние времена, язычества – так рассказывает Саксон Грамматик – правитель Ютландии был убит во время пира своим братом Фенгом, который затем женился на его вдове. Сын убитого, молодой Гамлет, решил отомстить за убийство отца. Чтобы выиграть время и казаться безопасным в глазах коварного Фенга, Гамлет притворился безумным: валялся в грязи, размахивал руками, как крыльями, кричал петухом. Все его поступки говорили о «совершенном умственном оцепенении», но в его речах таилась «бездонная хитрость», и никому не удавалось понять скрытый смысл его слов. Друг Фенга (будущего шекспировского Клавдия), «человек более самоуверенный, чем разумный» (будущий шекспировский Полоний), взялсяпроверить, точно ли Гамлет безумен. Чтобы подслушать разговор Гамлета с его матерью, этот придворный спрятался под лежавшей в углу соломой. Но Гамлет был осторожен. Войдя к матери, он сначала обыскал комнату и нашел спрятавшегося соглядатая. Он его убил, разрезал труп на куски, сварил их и бросил на съедение свиньям. Затем он вернулся к матери, долго «язвил ее сердце» горькими упреками и оставил ее плачущей и скорбящей. Фенг отправил Гамлета в Англию в сопровождении двух придворных (будущие шекспировские Розенкранц и Гильденстерн), тайно вручив им письмо к английскому королю с просьбой умертвить Гамлета. Как и в трагедии Шекпира, Гамлет подменил письмо и английский король вместо него послал на казнь, двух сопровождавших Гамлета придворных. Английский король ласково принял Гамлета, много беседовал с ним и дивился его мудрости. Гамлет женился на дочери английского короля. Затем он вернулся в Ютландию, где во время пира напоил Фенга и придворных и зажег дворец. Придворные погибли в огне. Фенгу Гамлет отрубил голову. Так восторжествовал Гамлет над своими врагами.
В 1576 году французский писатель Бельфоре пересказал эту древнюю легенду в своих «Трагических повестях». В 80-х годах XVI века на лондонской сценебыла поставлена пьеса о Гамлете, написанная, вероятно, драматургом Томасом Кидом. Пьеса эта потеряна. В ней был выведен призрак отца Гамлета(это все, что мы знаем об этой пьесе). Таковы были источники, пользуясь которыми Шекспир в 1601 году создал своего «Гамлета».
Легенда о Гамлете, как мы видели, принадлежит глубокой древности: если действительно произошли события, описанные Саксоном Грамматиком, они, вероятно, относятся к IX веку. Но в шекспировском «Гамлете» мы находим множество деталей, относящихся к значительно более позднему времени. Например, в трагедии упоминается пушечная пальба, а порох был изобретен лишь в XIV веке. Местом действия трагедии является находящийся в датском городке Эльсиноре (на берегу пролива, отделяющего Данию от Скандинавского полуострова) укрепленный замок, который был здесь построен лишь в XVI веке. Шекспир указывает, что Гамлет учился в Виттенберге (в Германии), а между тем университет в этом городе был основан также лишь в XVI веке (в 1502 году). Большинство бытовых и прочих деталей «Гамлета» принадлежит Англии эпохи Шекспира. Но главное – живой действительности эпохи Шекспира принадлежат описанные в трагедии люди, их мысли, чувства, отношения между ними. Под маской старины и чужеземных имен Шекспир показывал зрителям картину современного ему общества.
Действующие лица
Клавдий, король датский.
Гамлет, сын прежнего и племянник нынешнего короля.
Полоний, главный королевский советник.
Горацио, друг Гамлета.
Лаэрт, сын Полония.
Вольтиманд, Корнелий – придворные.
Розенкранц, Гильденстерн – бывшие университетские товарищи Гамлета.
Озрик.
Дворянин.
Священник.
Марцелл, Бернардо – офицеры
Франциско, солдат.
Рейнальдо, приближенный Полония.
Актеры.
Два могильщика.
Призрак отца Гамлета.
Фортинбрас, принц норвежский.
Капитан.
Английские послы.
Гертруда, королева датская, мать Гамлета.
Офелия, дочь Полония.
Лорды, леди, офицеры, солдаты, матросы, вестовые, свитские.
Место действия – Эльсинор.
Акт I
Cцена 1
Эльсинор. Площадка перед замком.[1]
Полночь. Франциско на своем посту. Часы бьют двенадцать. К нему подходит Бернардо.
Входят Горацио и Марцелл.
(Уходит.)
Входит Призрак.
Призрак уходит.
Призрак возвращается.
Поет петух.
Призрак уходит.
Уходят.
Сцена 2
Там же. Зал для приемов в замке.
Трубы. Входят король, королева, Гамлет, Полоний, Лаэрт, Вольтиманд, Корнелий, придворные и свита
Вольтиманд и Корнелий уходят.
Все, кроме Гамлета, уходят.
Входят Горацио, Марцелл и Бернардо
(Бернардо)
(Горацио)
Все, кроме Гамлета, уходят.
Уходит.
Сцена 3
Там же. Комната в доме Полония.
Входят Лаэрт и Офелия.
Входит Полоний.
(Уходит.)
Уходит.
Сцена 4
Там же. Площадка перед замком.
Входят Гамлет, Горацио и Марцелл.
Трубы, пушечные выстрелы за сценой.
Входит Призрак.
Призрак манит Гамлета.
Призрак манит.
(Вырывается от них.)
Призрак и Гамлет уходят.
Уходят.
Сцена 5
Там же. Более отдаленная часть площадки.
Входят Призрак и Гамлет
(Уходит.)
(Пишет.)
Входят Гораций и Марцелл
Уходят.
Акт II
Сцена 1
Эльсинор. Комната в доме Полония.
Входят Полоний и Рейнальдо.
Что это я хотел сказать? Клянусь святым причастием, я что-то хотел сказать. На чем я остановился?
Рейнальдо уходит. Входит Офелия.
Уходят.
Сцена 2[23]
Там же. Комната в замке.
Входят король, королева, Розенкранц, Гильденстерн[24] и свита.
Розенкранц, Гильденстерн и некоторые из свиты уходят. Входит Полоний.
Полоний уходит.
Возвращается Полоний с Вольтимандом и Корнелием.
(подает бумагу)
Вольтиманд и Корнелий уходят.
(Читает.)
«Небесной, идолу души моей, ненаглядной Офелии» Это плохое выраженье, избитое выраженье: «ненаглядной» – избитое выраженье. Но слушайте дальше. Вот. (Читает.) «На ее дивную белую грудь эти…» – и тому подобное.
(Читает.)
О дорогая Офелия, не в ладах я со стихосложеньем. Вздыхать в рифму – не моя слабость. Но что я крепко люблю тебя, о моя хорошая, верь мне. Прощай. Твой навеки, драгоценнейшая, пока цела эта машина. Гамлет.»
Король, королева и свита уходят. Входит Гамлет, читая.
Хорошо, слава богу.
Вы меня знаете, милорд?
Отлично. Вы рыбный торговец.
Нет, что вы, милорд!
Тогда не мешало б вам быть таким же честным.[25]
Честным, милорд?
Да, сэр. Быть честным – по нашим временам значит быть единственным из десяти тысяч.
Это совершенная истина, милорд.
Что и говорить, если даже такое божество, как солнце, плодит червей, лаская лучами падаль…[26] Есть у вас дочь?
Есть, милорд.
Не пускайте ее на солнце.[27] Не зевайте, приятель,
Ну, что вы скажете? Нет-нет, да и свернет на дочку. А вперед не узнал. Рыбный, говорит, торговец! Далеко зашел, далеко! В сущности говоря, в молодости и я ох как натерпелся от любви! Почти что в этом роде. Попробую опять. – Что читаете, милорд?
Слова, слова, слова…
А в чем там дело, милорд?
Между кем и кем?
Я хочу сказать: что написано в книге, милорд?
Клевета. Каналья сатирик утверждает, что у стариков седые бороды, лица в морщинах, из глаз густо сочится смола и сливовый клей и что у них совершенно отсутствует ум и очень слабые ляжки. Всему этому, сэр, я охотно верю, но публиковать это считаю бесстыдством, ибо сами вы, милостивый государь, когда-нибудь состаритесь, как я, ежели, подобно раку, будете пятиться задом.
Если это и безумие, то в своем роде последовательное. – Не уйти ли нам подальше с открытого воздуха, милорд?
Куда, в могилу?
В самом деле, дальше нельзя. (В сторону.) Как проницательны подчас его ответы! Находчивость, которая часто осеняет полоумных и которой люди в здравом уме иногда лишены. Однако пойду поскорей придумаю, как бы ему встретиться с дочкой. – Досточтимый принц, прошу разрешения удалиться.
Не мог бы вам дать ничего, сэр, с чем расстался бы охотней. Кроме моей жизни, кроме моей жизни, кроме моей жизни.
Желаю здравствовать, принц.
О, эти несносные старые дурни!
Входят Розенкранц и Гильденстерн.
Вам принца Гамлета? Вот он как раз.
Спасибо, сэр.
Полоний уходит.
Почтенный принц!
Ну что же, превосходно. Однако что нового?
Ничего, принц, кроме того, что в мире завелась совесть.
Значит, скоро конец света. Впрочем, у вас ложные сведения. Однако давайте поподробнее. Чем прогневили вы, дорогие мои, эту свою Фортуну, что она шлет вас сюда, в тюрьму?
В тюрьму, принц?
Да, конечно. Дания – тюрьма.
Тогда весь мир – тюрьма.
И притом образцовая, со множеством арестантских, темниц и подземелий, из которых Дания – наихудшее.
Мы не согласны, принц.
Значит, для вас она не тюрьма, ибо сами по себе вещи не бывают ни хорошими, ни дурными, а только в нашей оценке. Для меня она тюрьма.
Значит, тюрьмой делает ее ваше честолюбие. Вашим требованиям тесно в ней.
О боже! Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности. Если бы только не мои дурные сны!
А сны и приходят из честолюбия. Честолюбец живет несуществующим. Он питается тем, что возомнит о себе и себе припишет. Он тень своих снов, отражение своих выдумок.
Сон – сам по себе только тень.
В том-то и дело. Таким образом, вы видите, как невесомо и бесплотно честолюбие. Оно даже и не тень вещи, а всего лишь тень тени.
Итак, нищие реальны, а монархи и раздутые герои тени нищих. Однако чем умствовать, не пойти ли лучше ко двору? Ей-богу, я едва соображаю.
Мы будем неотступно следовать за вами с нашими услугами.
Нет, к чему же! Мои слуги стали слишком хорошо смотреть за мной в последнее время. Но, положа руку на сердце, зачем вы в Эльсиноре?
В гостях у вас, принц, больше ни за чем.
При моей бедности мала и моя благодарность. Но я благодарю вас. И, однако, даже этой благодарности слишком много для вас. За вами не посылали? Это ваше собственное побуждение? Ваш приезд доброволен? А? Пожалуйста, по совести. А? А? Ну как?
Что нам сказать, милорд?
Ах, да что угодно, только не к делу! За вами послали. В ваших глазах есть род признанья, которое ваша сдержанность бессильна затушевать. Я знаю, добрый король и королева послали за вами.
С какой целью, принц?
Это уж вам лучше знать. Но только заклинаю вас былой дружбой, любовью, единомыслием и другими, еще более убедительными доводами: без изворотов со мной. Посылали за вами или нет?
Что вы скажете?
Ну вот, не в бровь, а в глаз! – (Громко.) Если любите меня, не отпирайтесь.
Милорд, за нами посылали.
Хотите, скажу вам – зачем? Таким образом, моя догадка предупредит вашу откровенность и ваша верность тайне короля и королевы не полиняет ни перышком. Недавно, не знаю почему, я потерял всю свою веселость и привычку к занятиям. Мне так не по себе, что этот цветник мирозданья, земля, кажется мне бесплодною скалою, а этот необъятный шатер воздуха с неприступно вознесшейся твердью, этот, видите ли, царственный свод, выложенный золотою искрой, на мой взгляд – просто-напросто скопление вонючих и вредных паров. Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! Поступками как близок к ангелам! Почти равен богу – разуменьем! Краса вселенной! Венец всего живущего! А что мне эта квинтэссенция[29] праха? Мужчины не занимают меня и женщины тоже, как ни оспаривают это ваши улыбки.
Принц, ничего подобного не было у нас в мыслях!
Что же вы усмехнулись, когда я сказал, что мужчины не занимают меня?
Я подумал, какой постный прием окажете вы в таком случае актерам. Мы их обогнали по дороге. Они направляются сюда предложить вам свои услуги.
Играющему королей – низкий поклон. Я буду данником его величества. Странствующий рыцарь найдет дело для своего меча и щита. Вздохи любовника не пропадут даром. Меланхолик обретет желанный покой. Над шутом будут надрывать животики все те, кто только ждет его острот, как щекотки. Пускай героиня выкладывает всю душу, не считаясь со стихосложеньем. Что это за актеры?
Те самые, которые вам так нравились, – столичные трагики.
Что их толкнуло в разъезды? Постоянное пристанище было выгоднее в отношении денег и славы.
Я думаю, их к этому принудили последние нововведения.[30]
Ценят ли их так же, как тогда, когда я был в городе? Такие же ли у них сборы?
Нет, в том-то и дело, что нет.
Отчего же? Разве они стали хуже?
Нет, они подвизаются на своем поприще с прежним блеском. Но в городе объявился целый выводок детворы,[31] едва из гнезда, которые берут самые верхние ноты и срывают нечеловеческие аплодисменты. Сейчас они в моде и подвергают таким нападкам старые театры, что даже военные люди не решаются ходить туда из страха быть высмеянными в печати.
Как, эти дети такие страшные? Кто их содержит? Как им платят? Что, это их призвание, пока у них не погрубеют голоса? А позже, когда они сами станут актерами обыкновенных театров, если у них не будет другого выбора, не пожалеют ли они, что старшие восстанавливали их против собственной будущности?
Сказать правду, много было шуму с обеих сторон, и народ не считает грехом стравливать их друг с другом. Одно время за пьесу ничего не давали, если в ней не разделывались с литературным противником.
Неужели?
О, крови при этом испорчено немало!
И мальчишки одолевают?
Да, принц. И Геркулеса с его ношей.[32]
Впрочем, это не удивительно. Например, сейчас дядя мой – датский король, и те самые, которые едва разговаривали с ним при жизни моего отца, дают по двадцать, сорок, пятьдесят и по сто дукатов за его мелкие изображения. Черт возьми, тут есть что-то сверхъестественное, если бы только философия могла до этого докопаться!
Трубы за сценой.
Вот и актеры.
С приездом в Эльсинор вас, господа! Ваши руки, товарищи. В понятия радушия входят такт и светские условности. Обменяемся их знаками, чтобы после моей встречи с актерами вы не подумали, что с ними я более любезен. Еще раз, с приездом! Но мой дядя-отец и тетка-матушка ошибаются.
В каком отношении, милорд?
Я помешан только в норд-норд-вест. При южном ветре я еще отличу сокола от цапли.
Входит Полоний.
Здравствуйте, господа.
Слушайте, Гильденстерн, и вы тоже, Розенкранц. На каждое ухо по слушателю. Старый младенец, которого вы видите, еще не вышел из пеленок.
Может быть, он попал в них вторично? Сказано ведь: старый – что малый.
Предсказываю, что и он с сообщением об актерах. Вот увидите. – Совершенная правда, сэр. В понедельник утром, как вы сказали.
Милорд, у меня есть новости для вас.
Милорд, у меня есть новости для вас. Когда Росций[33] был в Риме актером…
Актеры приехали, милорд.
Неужто! Ax-ax-ax!
Ей-богу, милорд!
Прикатили на ослах…
Лучшие в мире актеры на любой вкус, как-то: для трагедий, комедий, хроник, пасторалей, вещей пасторально-комических, историко-пасторальных, трагико-исторических, трагикомико- и историко-пасторальных и для сцен в промежуточном и непредвиденном роде. Важность Сенеки, легкость Плавта[34] для них не диво. В чтении наизусть и экспромтом это люди единственные.
О Евфай, судья Израиля, какое у тебя было сокровище![35]
Какое же это сокровище было у него, милорд?
А как же:
Все норовит о дочке!
А? Не так, что ли, старый Евфай?
Если Евфай – это я, то совершенно верно: у меня есть дочь, в которой я души не чаю.
Нет, ничуть это не верно.
Что же верно тогда, милорд?
А вот что:
И затем вы знаете:
Продолжение, виноват, – в первой строфе духовного стиха, потому что, как видите, мы будем сейчас развлекаться.
Входят четверо или пятеро актеров.
Здравствуйте, господа! Милости просим. Рад вам всем. Здравствуйте, мои хорошие. – Ба, старый друг! Скажите, какой бородой завесился, с тех пор как мы не видались! Приехал, прикрывшись ею, подсмеиваться надо мною в Дании? – Вас ли я вижу, барышня моя?[36] Царица небесная, вы на целый венецианский каблук залетели в небо с нашей последней встречи! Будем надеяться, что голос ваш не фальшивит, как золото, изъятое из обращения. – Милости просим, господа! Давайте, как французские сокольничьи, набросимся на первое, что нам попадется. Пожалуйста, какой-нибудь монолог. Дайте нам образчик вашего искусства. Ну! Какой-нибудь страстный монолог.
Какой монолог, добрейший принц?
Помнится, раз ты читал мне один отрывок; вещь никогда не ставили или не больше разу – пьеса не понравилась. Для большой публики это было, что называется, не в коня корм. Однако, как воспринял я и другие, еще лучшие судьи, это была великолепная пьеса,[37] хорошо разбитая на сцены и написанная с простотой и умением. Помнится, возражали, что стихам недостает пряности, а язык не обнаруживает в авторе приподнятости, но находили работу добросовестной, с чертами здоровья и основательности, приятными без прикрас. Один монолог я в ней особенно любил: это где Эней рассказывает о себе Дидоне,[38] и в особенности то место, где он говорит об убийстве Приама.[39] Если он еще у вас в памяти, начните вот с какой строчки. Погодите, погодите: «Свирепый Пирр,[40] тот, что, как зверь Гирканский…».[41] Нет, не так. Но начинается с Пирра:
Продолжайте сами.
Ей-богу, хорошо, милорд! С хорошей дикцией и чувством меры.
Слишком длинно.
Это пошлют в цирюльню вместе с вашей бородой. – Продолжай, прошу тебя. Для него существуют только балеты и сальные анекдоты, а от прочего он засыпает. Продолжай. Перейди к Гекубе.[45]
Поруганной царицы?
Хорошо! «Поруганной царицы» – хорошо!
Смотрите, он изменился в лице и весь в слезах! Пожалуйста, довольно.
Хорошо. Остальное доскажешь после. Почтеннейший, посмотрите, чтоб об актерах хорошо позаботились. Вы слышите, пообходительнее с ними, потому что они краткий обзор нашего времени. Лучше иметь скверную надпись на гробнице, нежели дурной их отзыв при жизни.
Принц, я обойдусь с ними по заслугам.
Нет – лучше, чтоб вас черт побрал, любезнейший! Если обходиться с каждым по заслугам, кто уйдет от порки? Обойдитесь с ними в меру вашего великодушия. Чем меньше у них заслуг, тем больше будет их у вашей доброты. Проводите их.
Пойдемте, господа.
Идите за ним, друзья. Завтра у нас представленье.
Полоний и все актеры, кроме первого, – уходят.
Скажи, старый друг, можете вы сыграть «Убийство Гонзаго»?[46]
Да, милорд.
Поставь это завтра вечером. Скажи, можно ли, в случае надобности, заучить кусок строк в двенадцать-шестнадцать, который бы я написал, – можно?
Да, милорд.
Превосходно! Ступай за тем господином, да смотри не передразнивай его.
Первый актер уходит.
Простимся до вечера, друзья мои. Еще раз: вы – желанные гости в Эльсиноре.
Розенкранц и Гильденстерн уходят.
Уходит.
Акт III
Сцена 1
Эльсинор. Комната в замке.
Входят король, королева, Полоний, Офелия, Розенкранц и Гильденстерн.
Розенкранц и Гильденстерн уходят.
Королева уходит.
Король и Полоний уходят. Входит Гамлет.
Ах, так вы порядочная девушка?
Милорд!
И вы хороши собой?
Что разумеет ваша милость?
То, что если вы порядочная и хороши собой, вашей порядочности нечего делать с вашей красотою.
Разве для красоты не лучшая спутница порядочность?
О, конечно! И скорей красота стащит порядочность в омут, нежели порядочность исправит красоту. Прежде это считалось парадоксом, а теперь доказано. Я вас любил когда-то.
Действительно, принц, мне верилось.
А не надо было верить. Сколько ни прививай нам добродетели, грешного духа из нас не выкурить. Я не любил вас.
Тем больней я обманулась!
Ступай в монастырь. К чему плодить грешников? Сам я – сносной нравственности. Но и у меня столько всего, чем попрекнуть себя, что лучше бы моя мать не рожала меня. Я очень горд, мстителен, самолюбив. И в моем распоряжении больше гадостей, чем мыслей, чтобы эти гадости обдумать, фантазии, чтобы облечь их в плоть, и времени, чтоб их исполнить. Какого дьявола люди вроде меня толкутся меж небом и землею? Все мы кругом обманщики. Не верь никому из нас. Ступай добром в монастырь. Где твой отец?[50]
Дома, милорд.
Надо запирать за ним покрепче, чтобы он разыгрывал дурака только с домашними. Прощай.
Святые силы, помогите ему!
Если пойдешь замуж, вот проклятье тебе в приданое. Будь непорочна, как лед, и чиста, как снег, – не уйти тебе от напраслины. Затворись в обители, говорю тебе. Иди с миром. А если тебе непременно надо мужа, выходи за глупого: слишком уж хорошо знают умные, каких чудищ вы из них делаете. Ступай в монахини, говорю тебе! И не откладывай. Прощай!
Силы небесные, исцелите его!
Наслышался я и про вашу живопись. Бог дал вам одно лицо, а вам надо завести другое. Иная и хвостом, и ножкой, и языком, и всякую божью тварь обзовет по-своему, но во что ни пустится, все это одна святая невинность. Нет, шалишь. Довольно. На этом я спятил. Никаких свадеб. Кто уже в браке, пусть остаются в супружестве. Все, кроме одного. Остальные пусть воздержатся. Ступай в монахини!
(Уходит.)
Король и Полоний возвращаются
Уходит.
Сцена 2
Там же. Зал в замке.
Входят Гамлет и несколько актеров.
Говорите, пожалуйста, роль, как я показывал: легко и без запинки. Если же вы собираетесь ее горланить, как большинство из вас, лучше было бы отдать ее городскому глашатаю. Кроме того, не пилите воздух этак вот руками, но всем пользуйтесь в меру. Даже в потоке, буре и, скажем, урагане страсти учитесь сдержанности, которая придает всему стройность. Как не возмущаться, когда здоровенный детина в саженном парике рвет перед вами страсть в куски и клочья, к восторгу стоячих мест, где ни о чем, кроме немых пантомим и простою шума, не имеют понятия. Я бы отдал высечь такого молодчика за одну мысль переиродить Ирода.[51] Это уж какое-то сверхсатанинство. Избегайте этого.
Однако и без лишней скованности, но во всем слушайтесь внутреннего голоса. Двигайтесь в согласии с диалогом, говорите, следуя движениям, с тою только оговоркой, чтобы это не выходило из границ естественности. Каждое нарушение меры отступает от назначения театра, цель которого во все времена была и будет: держать, так сказать, зеркало перед природой, показывать доблести ее истинное лицо и ее истинное – низости, и каждому веку истории – его неприкрашенный облик. Если тут перестараться или недоусердствовать, несведущие будут смеяться, но знаток опечалится, а суд последнего, с вашего позволения, должен для вас перевешивать целый театр, полный первых. Мне попадались актеры, и среди них прославленные, и даже до небес, которые, не во гнев им будь сказано, голосом и манерами не были похожи ни на крещеных, ни на нехристей, ни да кого бы то ни было на свете. Они так двигались и завывали, что брало удивление, какой из поденщиков природы смастерил человека так неумело, – такими чудовищными выходили люди в их изображении.
Надеюсь, у себя, принц, мы эти крайности несколько устранили.
Устраните совершенно. А играющим дураков запретите говорить больше, чем для них написано. Некоторые доходят до того, что хохочут сами для увеселения худшей части публики в какой-нибудь момент, существенный для хода пьесы. Это недопустимо и показывает, какое дешевое самолюбие у таких шутников. Подите приготовьтесь.
Актеры уходят.
Входят Полоний, Розенкранц и Гильденстерн
Ну как, милорд, желает ли король посмотреть эту пьесу?
И королева тоже, и как можно скорее.
Велите актерам поторопиться.
Полоний уходит.
Вы б не пошли вдвоем поторопить их?
Немедленно, милорд.
Розенкранц и Гильденстерн уходят.
Входит Горацио.
Датский марш. Трубы.
Входят король, королева. Полоний, Офелия, Розенкранц, Гильденстерн и другие чины свиты со стражей, несущей факелы.
Как здравствует принц крови нашей, Гамлет?
Верите ли – превосходно. По-хамелеонски.[53] Питаюсь воздухом, начиненным обещаниями. Так не откармливают и каплунов.
Это ответ без связи, Гамлет. Он ко мне не относится.
А ко мне и подавно. (Полонию.) Милорд, вы играли на сцене в бытность свою в университете, не правда ли?
Играл, милорд, и считался хорошим актером.
Кого же вы играли?
Я играл Юлия Цезаря. Меня убивали в Капитолии.[54] Брут убил меня.
С его стороны было брутально убивать такого капитального теленка. – Готовы актеры?
Да, милорд. Они ждут вашего приказания.
Поди сюда, милый Гамлет, сядь рядом.
Нет, матушка, тут магнит попритягательней.
Ого, слыхали?
Леди, можно к вам на колени?
(Растягивается у ног Офелии.)
Нет, милорд.
То есть виноват: можно голову к вам на колени?
Да, милорд.
А вы уж решили – какое-нибудь неприличие?
Ничего я не решила, милорд.
А ведь это чудная мысль – лежать у ног девушки!
Что такое, милорд?
Ничего.
Принц, вы сегодня в ударе.
Кто, я?
Да, милорд.
Господи, ради вас я и колесом пройдусь! Впрочем, что и остается, как не веселиться? Взгляни же, какой радостный вид у моей матери, а всего два часа, как умер мой отец.
Нет, принц, полных дважды два месяца.
Как! Так много? Ну, тогда к дьяволу траур! Буду ходить в соболях. Силы, небесные! Умер назад два месяца и все еще не забыт! Тогда есть надежда, что память о великом человеке переживет его на полгода. Но только пусть жертвует на построение храмов, а то никто не вспомнит о нем, как о деревянной лошадке, у которой на могиле надпись:
Играют гобои. Начинается пантомима. Входят участвующие в пантомиме король и королева. Они проявляют нежность друг к другу. Королева обнимает короля, а он ее. Она становится на колени перед ним с изъявлениями преданности. Он поднимает ее и кладет ей на плечо голову. Потом ложится в цветнике на дерн. Видя, что он уснул, она уходит. Тогда входит отравитель, снимает с него корону, целует ее, вливает в ухо короля яд и уходит. Возвращается королева, видит, что король мертв, и жестами выражает отчаяние. Снова входит отравитель с двумя или тремя похоронными служителям и, давая понять, что разделяет ее горе. Труп уносят. Отравитель подарками добивается благосклонности королевы. Вначале она с негодованием отвергает его любовь, но под конец смягчается. Уходят.
Что это означает, принц?
«Змея подколодная», а означает темное дело.
Наверное, пантомима выражает содержание предстоящей пьесы?
Входит Пролог.
Сейчас мы все узнаем от этого малого. Актеры не умеют хранить тайн и все выбалтывают.
Он объяснит значение показанной вещи?
Да, и любой вещи, которую вы ему покажете. Не стыдитесь только показывать, а он без стыда будет объяснять, что это значит.
Вы злюка, вы злюка! Я буду смотреть пьесу.
Что это, пролог или надпись на колечке?
Действительно, коротковато, милорд.
Как женская любовь.
Входят два актера, изображающие короля и королеву.
(Засыпает.)
(Уходит.)
Сударыня, как вам нравится пьеса?
По-моему, леди слишком много обещает.
О, но она сдержит слово!
Вы знаете содержание? В нем нет ничего предосудительного?
Нет, нет. Все это в шутку, отравление в шутку. Ровно ничего предосудительного.
Как название пьесы?
«Мышеловка». Но в каком смысле? В фигуральном. Пьеса изображает убийство, совершенное в Вене.[57] Имя герцога – Гонзаго. Его жена – Баптиста. Вы сейчас увидите. Это препакостнейшая проделка. Но нам-то что до того? Вашего величества и нас, с нашей чистой совестью, это не касается. Пусть кляча лягается, если у нее зашиблены задние ноги. Наши кости в порядке.
Входит Луциан.
Это некто Луциан, племянник короля.
Вы хорошо заменяете хор, милорд.[58]
Начинай, убийца! Ну, чума ты этакая! Брось свои безбожные рожи и начинай. Ну! «Взывает к мести каркающий ворон».[59]
(Вливает яд в ухо спящего.)
Он отравляет его в саду, чтобы завладеть престолом. Имя герцога – Гонзаго. История существует отдельно, образцово изложенная по-итальянски. Сейчас вы увидите, как убийца достигает любви жены Гонзаго.
Король встает!
Испугался хлопушки?
Что с его величеством?
Прекратите пьесу!
Посветите мне. Прочь отсюда!
Огня, огня, огня!
Уходят все, кроме Гамлета и Горацио.
Ну-с, сэр, если бы другие виды на будущее провалились у меня к туркам, разве это, да целый лес перьев, да пара провансальских роз на башмаках[61] не доставили бы мне места в актерской труппе?
С половинным окладом.
Нет, с полным.
Вы могли бы и в рифму.
О Горацио! Тысячу фунтов за каждое слово призрака! Ты заметил?
Еще бы, принц!
Когда начали играть сцену отравления.
Я с него глаз не спускал.
Ах, ах! А ну, а ну музыку! Ну-ка, флейтисты!
А ну, а ну музыку!
Возвращаются Розенкранц и Гильденстерн.
Добрейший принц! Можно попросить вас на два слова?
Хоть на целую историю, сэр.
Король, сэр…
Да, сэр, что с ним?
Удалился к себе и чувствует себя очень скверно.
От вина, сэр?
Нет, сэр, скорее от желчи.
Остроумней было бы сказать это его врачу. Если я пропишу ему свое слабительное, опасаюсь, как бы желчь не разлилась у него еще сильнее.
Добрейший принц, введите свою речь в какие-нибудь границы и не уклоняйтесь так упорно от того, что мне поручено.
Пожалуйста. Я весь смирение и слух.
Королева, ваша матушка, в крайнем удручении послала меня к вам.
Милости просим.
Нет, добрейший принц, сейчас эти любезности ни к чему. Если вам угодно дать мне надлежащий ответ, я исполню приказание вашей матери. Если нет, я попрошу принять мои извинения и удалюсь.
Не могу, сэр.
Чего, милорд?
Дать вам надлежащий ответ. У меня мозги не в порядке. Но какой бы ответ я вам ни дал, располагайте им, как найдете нужным. Вернее, это относится к моей матери. Итак, ни слова больше. К делу. Моя мать, говорите вы…
В таком случае, вот что. Ваше поведение, говорит она, повергло ее в изумление и ошеломило.
О удивительный сын, так удивляющий свою мать! А не прилипло ли к этому удивлению чего-нибудь повещественней? Любопытно.
Она желает поговорить с вами у себя в комнате, прежде чем вы ляжете спать.
Рады стараться, будь она нам хоть десять раз матерью. Чем еще можем служить вам?
Принц, вы когда-то любили меня.
Как и сейчас, клянусь этими воровскими орудиями.
Добрейший принц! В чем причина вашего нездоровья? Вы сами отрезаете путь к спасению, пряча свое горе от друга.
Я нуждаюсь в служебном повышении.
Как это возможно, когда сам король назначил вас наследником датского престола?
Да, сэр, но «покамест травка подрастет, лошадка с голоду умрет…» – старовата поговорка.
Возвращаются музыканты с флейтами. А, флейты! Дайте мне одну на пробу. Отойдите в сторону. Что это вы все вьетесь вокруг, точно хотите загнать меня в какие-то сети?
О принц, если мое участие так навязчиво, значит так безоговорочна моя любовь.
Я что-то не понял. Ну, да все равно. Вот флейта. Сыграйте на ней что-нибудь.
Принц, я не умею.
Пожалуйста.
Уверяю вас, я не умею.
Но я прошу вас.
Но я не знаю, как за это взяться,
Это так же просто, как лгать. Перебирайте отверстия пальцами, вдувайте ртом воздух, и из нее польется нежнейшая музыка. Видите, вот клапаны.
Но я не знаю, как ими пользоваться. У меня ничего не выйдет. Я не учился.
Смотрите же, с какою грязью вы меня смешали. Вы собираетесь играть на мне. Вы приписываете себе знание моих клапанов. Вы уверены, что выжмете из меня голос моей тайны. Вы воображаете, будто все мои ноты снизу доверху вам открыты. А эта маленькая вещица нарочно приспособлена для игры, у нее чудный тон, и тем не менее вы не можете заставить ее говорить. Что ж вы думаете, со мной это легче, чем с флейтой? Объявите меня каким угодно инструментом, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя.
Возвращается Полоний.
Благослови вас бог, сэр!
Милорд, королева желает поговорить с вами, и немедленно.
Видите вы вон то облако в форме верблюда?
Ей-богу, вижу, и действительно, ни дать на взять верблюд.
По-моему, оно смахивает на хорька.
Правильно: спинка хорьковая.
Или как у кита.
Совершенно как у кита.
Ну, так я приду сейчас к матушке. (В сторону.) Они сговорились меня с ума свести! – Я сейчас приду.
Я так и доложу.
Шутка сказать: «сейчас». – Оставьте меня, приятели.
Уходят все, кроме Гамлета.
Уходит.
Сцена 3
Комната в замке.
Входят король, Розенкранц и Гильденстерн.
Розенкранц и Гильденстерн уходят.
Входит Полоний.
Полоний уходит.
(Отходит в глубину и становится на колени.)
Входит Гамлет.
(Уходит.)
Уходит.
Сцена 4
Комната королевы.
Входят королева и Полоний.
Полоний становится за ковром.
Входит Гамлет.
(Протыкает ковер.)
(Падает и умирает.)
(Откидывает ковер и обнаруживает Полония.)
Входит Призрак.
(показывает на Полония)
Расходятся врозь, Гамлет – волоча Полония.
Акт IV
Сцена 1
Эльсинор. Комната в замке.
Входят король, королева, Розенкранц и Гильденстерн.
Розенкранц и Гильденстерн уходят.
Возвращаются Розенкранц и Гильденстерн.
Розенкранц и Гильденстерн уходят.
Уходят.
Сцена 2
Там же. Другая комната в замке.
Входит Гамлет.
Входят Розенкранц и Гильденстерн.
О чем?
Что я буду действовать в ваших интересах, а не в своих собственных. Да и что еще это за расспросы со стороны какой-то губки?[66] Что отвечать на них сыну короля?
Вы меня сравниваете с губкою, принц?
Да, вас. С губкою, живущей соками царских милостей. Но на поверку это его лучшие слуги. Король закладывает их за щеку, как обезьяна. Сует в рот первыми, а проглатывает последними. Понадобится то, чего вы насосались, – он взял выдавил вас, и снова вы сухи для новой службы.
Я вас не понимаю, принц.
Это меня радует. В уме нечутком не место шуткам.
Милорд, вы должны сказать нам, где тело, и пойти с нами к королю.
Тело во владении короля, но король не во владении телом. Да и какую роль играет тут король?
Король, милорд?
Не более чем ноль. Ведите меня к нему. Гуси, гуси, домой, волк за горой!
Уходят.
Сцена 3
Там же. Другая комната в замке.
Входит король со свитой.
Входит Розенкранц.
Входят Гамлет и Гильденстерн.
На ужине.
На ужине? На каком?
На таком, где ужинает не он, а едят его самого. Сейчас за него уселся синклит[67] червей со всей земли. Червь, что ни говори, единственный столп всякого истинного порядка. Мы откармливаем всякую живность себе в пищу и откармливаем себя в пищу червям. Возьмете ли толстяка-короля или худобу-горемыку – это только два блюда к столу, два кушанья, а суть одна.
Увы! Увы!
Можно вытащить рыбу на червяка, пообедавшего королем, и пообедать рыбой, которая проглотила этого червяка.
Что ты хочешь этим сказать?
Ничего, кроме того, что король может совершать круговые объезды по кишкам нищего.
Где Полоний?
На небе. Пошлите посмотреть. Если посланный не вернется, поищите сами. Во всяком случае, если он не сыщется раньше месяца, вы носом почуете его у входа на галерею.
Подите поищите его там.
Он вас ждет не дождется.
Свитские уходят.
Я вижу херувима, знающего их. – Ну что ж, в Англию так в Англию! – Прощайте, дорогая матушка.
Дорогой отец, хочешь ты сказать, Гамлет?
Нет – мать. Отец и мать – муж и жена, а муж и жена – это плоть едина. Значит, все равно: прощайте, матушка. – Итак, в Англию, вот оно что.
(Уходит.)
Розенкранц и Гильденстерн уходят.
Уходит.
Сцена 4
Равнина в Дании.
Входят Фортинбрас, капитан и войско в походном движении
Фортинбрас с войском уходит.
Входят Гамлет, Розенкранц, Гильденстерн и другие.
(Уходит.)
Все уходят, кроме Гамлета.
Уходит.
Сцена 5
Комната в замке.
Входят королева и Горацио.
Горацио уходит.
Возвращается Горацио с Офелией.
(Поет.)
Входит король.
Хорошо, награди вас бог. Говорят, сова была раньше дочкой пекаря.[69] Вот и знай после этого, что нас ожидает. Благослови бог вашу трапезу!
Воображаемый разговор с отцом.
Об этом не надо распространяться. Но если бы вас спросили, что это значит, скажите:
(поет)
Офелия, родная!
Вот, не побожась, сейчас кончу.
Давно это с ней?
Надеюсь, все к лучшему. Надо быть терпеливой. Но не могу не плакать, как подумаю, что его положили в сырую землю. Надо известить брата. Спасибо за доброе участие. – Поворачивай, моя карета! Покойной ночи, леди.[71] Покойной ночи, дорогие леди. Покойной ночи, Покойной ночи.
(Уходит.)
Горацио уходит.
Шум за сценой.
Входит дворянин.
Шум за сценой.
Входит вооруженный Лаэрт, за ним датчане.
(Уходят за дверь.)
Возвращается Офелия.
А вы подхватывайте: «Скок в яму, скок со дна, не сломай веретена. Крутись, крутись, прялица, пока не развалится». Это вор-ключник, увезший хозяйскую дочь.
Эта бессмыслица глубже иного смысла.
Вот розмарин[73] – это для памятливости: возьмите, дружок, и помните. А это анютины глазки: это чтоб думать.
Безумие наводит на мысль. Из бессмыслицы всплывает истина.
Вот вам укроп, вот водосбор. Вот рута. Вот несколько стебельков для меня. Ее можно также звать богородицыной травой. В отличие от моей, носите свою как-нибудь по-другому. Вот ромашка. Я было хотела дать вам фиалок, но все они завяли, когда умер мой отец. Говорят, у него был легкий конец.
(Поет)
И за все души христианские, господи, помилуй! – Ну, храни вас бог.
(Уходит.)
Уходят.
Сцена 6
Там же. Другая комната в замке.
Входят Горацио и слуга.
Входят матросы.
Была б его воля, а мы не откажемся. – Вот письмо для вас, сэр. Оно от посланника с корабля, шедшего в Англию, – если ваше имя Горацио, как мне сказали.
«Горацио, по прочтении этого письма облегчи его подателям доступ к королю. У них есть письма к нему. Не были мы и двух дней в море, как за нами погнались морские разбойники. Уступая им в скорости, мы их атаковали с вынужденной отвагой. При абордаже я перескочил к ним на борт. В это время корабли расцепились, и я очутился у них единственным пленником. Они обошлись со мной подобно благоразумному разбойнику, хотя сами были морские. Однако они ведали, что творили, За это я должен буду сослужить им службу. Доставь королю приложенные письма и поспеши ко мне, как бежал бы от смерти. Я приведу тебя кое-чем в удивление, хотя это только часть того, что я мог бы тебе рассказать. Эти добряки доставят тебя к месту моего нахождения. Розенкранц и Гильденстерн продолжают путь в Англию. О них тоже расскажу тебе. Прощай. Твой, в чем ты, надеюсь, не сомневаешься, Гамлет».
Уходят.
Сцена 7
Там же. Другая комната в замке.
Входят король и Лаэрт.
Входит вестовой с письмом.
Вестовой уходит.
(Читает.)
«Великий и могущественный, узнайте, что я голым высажен на берег вашего королевства. Завтра я буду просить разрешения предстать перед вашими королевскими очами, чтобы, заручившись вашим благоволением, изложить обстоятельства моего внезапного и странного возвращения. Гамлет».
Входит королева.
(Уходит.)
Уходят.
Акт V
Сцена 1
Эльсинор. Кладбище.
Входят два могильщика с лопатами.
А правильно ли хоронить ее по-христиански, ежели она самовольно добивалась вечного блаженства?
Стало быть, правильно. Ты и копай ей живей могилу. Ее показывали следователю и постановили, чтобы по-христиански.
Статочное ли дело? Добро бы она утопилась в состоянии самозащиты.
Состояние и постановили.
Состояние надо доказать. Без него не закон. Скажем, я теперь утоплюсь с намерением. Тогда это дело троякое. Одно – я его сделал, другое – привел в исполнение, третье – совершил. С намерением она, значит, и утопилась.
Ишь ты как, кум гробокопатель…
Нет, без смеху. Вот тебе, скажем, вода. Хорошо. Вот, скажем, человек. Хорошо. Вот, скажем, идет человек к воде и топится. Хочешь не хочешь, а он идет, вот в чем суть. Другой разговор – вода. Ежели найдет на него вода и потопит, он своей беде не ответчик. Стало быть, кто в своей смерти не повинен, тот своей жизни не губил.
Это по какой же статье?
О сысках и следствиях.
Хочешь знать правду? Не будь она дворянкой, не видать бы ей христианского погребения.
Верное твое слово. То-то и обидно. Чистая публика топись и вешайся, сколько душе угодно, а наш брат прочий верующий и не помышляй. Ну, да ладно. Пора за лопату. А насчет дворян – нет стариннее, чем садовники, землекопы и могильщики. Их звание – от самого Адама.
Разве он был дворянин?
Он первый носил ручное оружие.
Полно молоть, ничего он не носил.
Да ты язычник, что ли? Как ты понимаешь священное писание? В писании сказано: «Адам копал землю». Что ж, он копал ее голыми руками? Ну вот тебе еще вопрос. Только ты отвечай впопад, а то смотри…
Валяй, спрашивай.
Кто строит крепче каменщика, корабельного мастера и плотника?
Строитель виселиц. Виселица переживает всех попавших на нее.
Ей-богу, умница! Виселица – это хорошо. Но только смотря для кого. Хорошо для того, чье дело плохо. Ты сказал плохо, будто виселица крепче церкви. Вот виселица для тебя и хороша. Давай сначала, только теперь спрашивай ты.
Кто строит крепче каменщика, корабельного мастера и плотника?
Вот и говори кто, и отвяжись.
А вот и скажу!
Ну?
Не могу знать кто.
Входят Гамлет и Горацио и останавливаются в отдалении.
Не надсаживай себе этим мозгов. Сколько осла ни погоняй, он шибче не пойдет. В следующий раз спросят тебя эту же вещь – отвечай: могильщик. Его дома простоят до второго пришествия. Ну, да ладно. Сбегай, брат, к Иогену[74] и принеси-ка мне шкалик.
Второй могильщик уходит.
(Копает и поет.)
Неужели он не сознает рода своей работы, что поет за рытьем могилы?
Привычка ее упростила.
Это естественно. Рука чувствительна, пока не натрудишь.
(Выбрасывает череп.)
В этом черепе был когда-то язык, его обладатель умел петь. А этот негодяй шмякнул его обземь, точно это челюсть Каина,[75] который совершил первое убийство. Возможно, голова, которою теперь распоряжается этот осел, принадлежала какому-нибудь политику, который собирался перехитрить самого господа бога. Не правда ли?
Возможно, милорд.
Или какому-нибудь придворному. Он говаривал: «С добрым утром, светлейший государь. Как изволите здравствовать?» Его звали лорд такой-то и такой-то, и он нахваливал лорду такому-то его лошадь в надежде напроситься на подарок. Не правда ли?
Правда, принц.
Да, вот именно. А теперь он угодил к Курносой, сам без челюстей и церковный сторож бьет его по скулам лопатой. Поразительное превращение, если б только можно было подсмотреть его тайну! Стоило ли растить эти кости, чтобы потом играть ими в бабки? Мои начинают ныть при мысли об этом.
(Выбрасывает другой череп.)
Вот еще один. Вообразим, что это череп законника. Где теперь его крючки и извороты, его уловки и умствования, его казуистика?[76] Отчего терпит он удары этого грубияна и не привлекает его к ответственности за оскорбление действием? Гм! В свое время это мог быть крупный скупщик земель, погрязший в разных закладных, долговых обязательствах, судебных протоколах и актах о взыскании. В том ли взыскание по взысканию со всех его земельных оборотов, что голова его вся набита землею? Неужели все его поручительства, простые и двусторонние, обеспечили ему только надел величиной в одну купчую крепость на двух листах бумаги? Одни его передаточные записи едва ли улеглись бы на таком пространстве. А разве сам владелец не вправе разлечься попросторней?
Нет, ни на одну пядь, милорд.
Кажется, ведь пергамент выделывают из бараньей кожи?
Да, принц, а также из телячьей.
Ну, так бараны и телята – те, кто верит в прочность пергамента. Я поговорю с этим малым. – Чья это могила, как тебя там?
Моя, сэр.
(Поет.)
Верю, что твоя, потому что ты лжешь из могилы.
А вы – не из могилы. Стало быть, она не ваша. А я – в ней и, стало быть, не лгу.
Как же не лжешь? Торчишь в могиле и говоришь, что она твоя. Она для мертвых, а не для живых. Вот ты и лжешь, что в могиле.
Эта ложь в могиле не останется. Она перейдет от меня к вам.
Для какого мужа праведна ты ее роешь?
Ни для какого.
Тогда для какой женщины?
Тоже ни для какой.
Для кого же она предназначена?
Для особы, которая, сэр, была женщиной, ныне же, царствие ей небесное, преставилась.
До чего основателен, бездельник! С этим народом надо держать ухо востро, а то пропадешь от двусмыслиц. Клянусь богом, Горацио, за последние три года я заметил: все так осмелели, что простой народ наступает дворянам на ноги. – Давно ли ты могильщиком?
Изо всех дней в году с того самого, как покойный король наш Гамлет одолел Фортинбраса.
А когда это было?
Аль не знаете? Это всякий дурак знает. Это было как раз в тот день, когда родился молодой Гамлет, тот самый, что сошел теперь с ума и послан в Англию.
Вот те на! Зачем же его послали в Англию?
Как это – зачем? За умом и послали. Пускай поправит мозги. А не поправит, так там и это не беда.
То есть как это?
А так, что там никто не заметит. Там все такие сумасшедшие..
Каким образом он помешался?
Говорят, весьма странным.
Каким же именно?
А таким, что взял и потерял рассудок.
Да, но на какой почве?
Да все на той же, на нашей датской. Я здесь тридцать лет на кладбище, с малолетства.
Много ли пролежит человек в земле, пока не сгниет?
Да как вам сказать… Если он не протухнет заживо – сейчас пошел такой покойник, что едва дотягивает до похорон, – то лет восемь-девять продержится. Кожевник, этот все девять с верностью.
Отчего же этот дольше других?
А видите, сударь, шкура-то у него так выдублена промыслом, что долго устоит против воды. А вода, будь вам ведомо, – самый первый враг вашему брату покойнику, как помрете. Вот, например, еще череп. Этот череп пролежал в земле двадцать три года.
Чей он?
Одного шалопая окаянного, лучше не говорить… Чей бы, вы думали?
Не знаю.
Чтоб ему пусто было, чумовому сорванцу! Бутылку ренского вылил мне раз на голову, что вы скажете! Этот череп, сэр, это череп Йорика, королевского скомороха.
Этот?
Этот самый.
Дай взгляну. (Берет череп в руки). Бедный Йорик! – Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки. Он тысячу раз таскал меня на спине. А теперь это само отвращение и тошнотой подступает к горлу. Здесь должны были двигаться губы, которые я целовал не знаю сколько раз. – Где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты? Где заразительное веселье, охватывавшее всех за столом? Ничего в запасе, чтоб позубоскалить над собственной беззубостью? Полное расслабление? Ну-ка, ступай в будуар великосветской женщины и скажи ей, какою она сделается когда-нибудь, несмотря на румяна в дюйм толщиною. Попробуй рассмешить ее этим предсказанием. – Скажи мне одну вещь, Горацио.
Что именно, принц?
Как ты думаешь: Александр Македонский представлял в земле такое же зрелище?
Да, в точности.
И так же вонял? Фу!
(Кладет череп наземь.)
Да, в точности, милорд.
До какого убожества можно опуститься, Горацио! Что мешает вообразить судьбу Александрова праха шаг за шагом, вплоть до последнего, когда он идет на затычку пивной бочки?
Это значило бы рассматривать вещи слишком мелко,
Ничуть не бывало. Напротив, это значило бы послушно следовать за их развитием, подчиняясь вероятности. Примерно так: Александр умер, Александра похоронили, Александр стал прахом, прах – земля, из земли добывают глину. Почему глине, в которую он обратился, не оказаться в обмазке пивной бочки?
Входит шествие со священником во главе, за которым следует тело Офелии, Лаэрт, провожатые, король, королева и их свита.
(Отходит с Горацио в сторону.)
(Прыгает в могилу.)
(Прыгает в могилу.)
(Борется с ним.)
Их разнимают, и они выходят из могилы.
(Уходит.)
Горацио уходит.
(Лаэрту)
Уходят.
Сцена 2
Там же. Зал в замке.
Входят Гамлет и Горацио.
Входит Озрик.
Со счастливым возвращением в Данию, ваше высочество!
Благодарю покорно, сэр. (Вполголоса Горацио.) Знаешь ты эту мошку?
Нет, милорд.
Твое счастье. Знать его – не заслуга. У него много земли, и вдобавок плодородной. Поставь скотину царем скотов – его ясли будут рядом с королевскими. Это сущая галка. Но по тому, куда она залетела, – крупнопоместная.
Милейший принц, если бы у вашего высочества нашлось время, я бы вам передал что-то от его величества.
Сэр, я это запечатлею глубоко в душе. Но пользуйтесь шляпой по назначению. Ее место на голове.
Ваше высочество, благодарю вас. Очень жарко.
Нет, поверьте, очень холодно. Ветер с севера.
Действительно, несколько холодновато. Ваша правда.
И все же, я бы сказал, страшная жара и духота для моей комплекции.
Принц, – неописуемая! Такая духота, что просто не подберу слова. Однако, принц, по приказу его величества довожу до вашего сведения, что он держит за вас пари на большую сумму.
Тем не менее прошу вас…
(Принуждает Озрика надеть шляпу.)
Нет, оставьте, уверяю вас! Мне так лучше, уверяю вас! Сэр, на днях к здешнему двору прибыл Лаэрт, настоящий джентльмен, полный самых законченных достоинств, обаятельный в обращении и прекрасной наружности. Не шутя, если говорить картинно, это справочник и указатель благородства, ибо в нем заключено все, что полагается знать светскому человеку.
Сэр, он ничего не потерял в вашем определении. Хотя, думаю я, описание его по частям затруднило бы память, заставив ее едва тащиться за его достоинствами, однако скажу с искренностью прославителя: это существо высшей породы и такое редкое, что, по совести, с ним сравнимо только его собственное отражение, а его подражатели – только его слабые тени, не больше.
Ваше высочество говорите о нем очень верно.
Куда вы гнете, сэр? Зачем оскверняем мы этого джентльмена своими грубыми разговорами о нем?
Сэр?
Нельзя ли сказать это прямее? Право, постарайтесь, милостивый государь.
К чему приплели вы этого джентльмена?
Лаэрта?
Вы замечаете, как он выдохся? Все золотые слова истрачены.[81]
Да, Лаэрта, сэр.
Я знаю, от вас не скрыто…
Я хотел бы, чтобы это не было скрыто от вас. Хотя и в таком случае я б ничего не выиграл. Итак, сэр?
Я знаю, от вас не скрыто совершенство, с каким Лаэрт…
Не смею судить, чтобы не быть вынужденным с ним меряться. Хотя, вообще говоря, себя вполне узнаешь только из сравнения с другими.
Речь идет о совершенстве, с каким он владеет оружием. По общему убеждению, ему в этом нет равных.
Какое у него оружие?
Рапира и кинжал.
Оружие двойное. Что же дальше?
Король, сэр, держит пари с Лаэртом на шесть арабских коней, против которых тот, как я слышал, прозакладывал шесть французских рапир и кинжалов с их принадлежностями, как-то: кушаками, портупеями и так далее; три пары гужей действительно сказочной красоты и очень подходят к рукоятям; чрезвычайно изящные гужи, с глубокомысленными украшениями.
Что вы называете гужами?
Я предчувствовал, что дело не обойдется без пояснений.
Гужи, сэр, – это ремешки к портупеям.
Выражение было бы более подходящим, если бы вместо шпаг мы носили пушки. До тех пор пусть это будут портупеи. Но не будем отвлекаться. Итак, шесть арабских коней против шести французских шпаг, их принадлежностей и трех пар гужей с глубокомысленными украшениями. За что же все это прозакладовано, как вы сказали?
Король, сэр, утверждает, что при обмене ударами Лаэрт в двенадцати схватках возьмет верх над вами не более чем на три удара. На такое соотношение сил, двенадцати к девяти, король и выставил свою ставку. Это можно было бы немедленно проверить, если бы ваше высочество соблаговолили ответить.
А если я отвечу: нет?
Я хотел сказать, милорд: если вы ответите согласием.
Сэр, я буду прогуливаться по залу. Если его величеству угодно, сейчас время моего отдыха. Пусть принесут рапиры. Если молодой человек не прочь и король не изменит своего намерения, я постараюсь, если смогу, выиграть его пари. Если же нет, на мою долю достанутся только стыд и неотбитые удары противника.
Можно ли именно так передать ваши слова?
Именно так, сэр, с прикрасами, какие вам заблагорассудятся.
Поручаю себя в своей преданности вашему высочеству.
Честь имею, честь имею…
Озрик уходит.
Хорошо делает, что поручает. Никто другой за него не поручится…
Побежал, нововылупленный, со скорлупой на головке.
Он, верно, и материнской груди не брал иначе, как с расшаркиванием. Таковы все они, нынешние. Они подхватили общий тон и преобладающую внешность, род бродильного начала, и оно выносит их на поверхность среди невообразимого водоворота вкусов. А легонько подуть на них – пузырей как не бывало.
Входит лорд.
Милорд, его величество государь посылал к вам с приветом молодого Озрика, который сообщил, что вы ждете его в зале. Государь послал узнать, остаетесь ли вы при желании биться с Лаэртом, или думаете отложить.
Я верен своим решениям. Они приноровлены к желаньям короля. Была бы его воля, а я в долгу не останусь, Сейчас или когда угодно, лишь бы я чувствовал себя так же хорошо, как теперь.
Тогда король, королева и остальные сейчас пожалуют вниз.
В добрый час.
Королева желала бы, чтобы перед состязанием вы помирились с Лаэртом.
Она учит меня добру.
Лорд уходит.
Вы проиграете заклад, милорд.
Не думаю. С тех пор как он уехал во Францию, я постоянно упражнялся. А тут еще льгота в мою пользу. Я выиграю. Но не поверишь, как нехорошо на душе у меня! Впрочем, пустое.
Нет, как же, добрейший принц!
Совершенные глупости. И вместе с тем какое-то предчувствие, которое остановило бы женщину.
Если у вас душа не на месте, слушайтесь ее. Я пойду к ним навстречу и предупрежу, что вам не по себе.
Ни в коем случае. Надо быть выше суеверий. На все господня воля. Даже в жизни и смерти воробья. Если чему-нибудь суждено случиться сейчас, значит, этого не придется дожидаться. Если не сейчас, все равно этого не миновать. Самое главное – быть всегда наготове. Раз никто не знает своего смертного часа, отчего не собраться заблаговременно? Будь что будет!
Входят король, королева, Лаэрт, Озрик, свита, слуги с рапирами и другие.
(Вкладывает руку Лаэрта в Гамлетову.)
Они готовятся к бою.
Бьются.
Бьются.
Бьются.
Лаэрт ранит Гамлета. Затем, в схватке, они меняются рапирами и Гамлет ранит Лаэрта.
Королева падает.
(Умирает.)
(Закалывает короля.)
Король умирает.
(Умирает.)
Марш вдали и выстрелы за сценой.
(Умирает.)
Марш за сценой.
Входят Фортинбрас и английские послы с барабанным боем, знаменами и свитой.
Похоронный марш.
Уходят, унося трупы, после чего раздается пушечный залп.
