Книги

Читать онлайн Дворовое Евангелие бесплатно

Дворовое Евангелие

Жизнь

Что наша жизнь: театр, игра?
Мы родились все не вчера,
Но от утра и до утра
Играем чьи-то роли —
То на провал, то на ура,
В той пьесе, что, как мир – стара.
С пелен до смертного одра
Другой не будет доли.

Из шкуры лезем, из телес,
Сыграть свою вечерю,
А режиссер глядит с небес
И говорит: «Не верю!».

Три Парки, не сочтя за труд,
Любому нить судьбы спрядут.
Кудели хватит на весь люд,
Отмеренной подённо.
Три Мойры вмиг срока соткут.
Через верховный высший суд.
В клубок свой минимум минут
Мотать нам, осуждённым.

Здесь каждый Господом храним,
Все ходим под надзором.
По гроб мы смертники пред ним
С отсрочкой приговора.

Жизнь – это битва и борьба.
Сипит без устали труба.
По капле выдавив раба,
Выходит в поле воин.
Один на всех – все на тебя.
Не прекращается стрельба.
Из пушек бьём по воробьям
И цели нет достойней.

Пора б среди подводных скал
Найти свою Итаку,
Но каждый, сам себе капрал,
Командует: «В атаку!»

Что наша жизнь: лицей, бордель?
То счастья миг, то канитель,
То лет улёт, то тишь недель,
То глубина, то мели,
То высший свет, а то панель
То рядовой, то колонель,
То полон, а то пуст кошель,
То сыт, то еле в теле.

Порой так пухнет голова —
Ни денег, ни работы.
А бандерша праматерь Сва
Кричит: «Плати по счету!»

Жизнь – очень странный книжный том,
Раскрытый наугад творцом,
А также матерью с отцом, —
Ее слова – как птицы,
Не вырубить их топором.
Ума питаем, но при том,
Дозволим, вряд ли, каб не гром,
Себе перекреститься.

Читая по слогам «тыр – пыр»,
В ней видим только фигу,
Но тянет дочитать до дыр
Прекраснейшую книгу.

Ирод

Ироду сообщили, что над Вифлеемом взошла звезда, родился младенец,
который может стать его конкурентом. Ирода это очень огорчило.

Ну вот, опять покоя нет,
И маги не дают совет.
Промедли – и кусать придется локти.
Мужчин, годами до двух лет,
Всех вытащить на божий свет
И извести их – подчистую – к ногтю.

Из рук Израиля бразды,
Из-за какой-то там звезды,
Терять нет смысла, даже и условно.
Удвоить в рубежах посты,
На реках развести мосты
И извести тот час же поголовно.

Кто воспротивится – карать.
Всё прочесать за пядью пядь.
Хоть принимать грех на душу не просто.
Я сам – отец, жива и мать,
Но всё же надо принимать,
Чтоб избежать в дальнейшем холокоста.

Иосиф

Волхвы пришли к Иосифу. Предупредили. И Иосиф решил бежать в Египет.

Чтоб первенца бедной Марии спасти,
Чтоб не потерять его с детства,
Готов я почётную ношу нести, —
Я знаю все правила бегства.
Даёт кров изгоям и беженцам всем
Египет и нас тоже примет.
Бежим, бросив Родину, свой Вифлеем,
В Египет, в Египет, в Египет.

С исхода прошло уже много веков
Забылись былые обиды.
Делились надысь на друзей и врагов,
Всё минуло – мы нынче квиты
Профессия есть, проживём как-нибудь,
Там род наш не будет повыбит.
Бежим же скорей, есть один только путь:
В Египет, в Египет, в Египет.

Песчаные бури, здесь в оба смотри
Покрепче держись за верёвки
Воды есть на день до колодца – все три
Идти надо без остановки
Здесь только присядешь, как тут же самум
Песками барханов засыплет
Есть лишь один путь
И бежать по нему
В Египет, в Египет, в Египет.

Варрава (при первой встрече с Христом до казни)

По пути следования на них хотели напасть разбойники, но юный Варрава
Уговорил сотоварищей этого не делать.

Я по будням праздную убого,
В праздники пашу, как идиот.
Хоть у Бога разного так много,
Только он не каждому даёт.

Наплевать, позабыть, начхать
Не проси, не бойся, не верь!
Счастье – мать,
Счастье – мачеха,
Счастье – бешеный зверь!

Я молчу о многом по омерте,
Нагрешив до опупенья – всласть.
Так боюсь, пусть даже лёгкой смерти,
Но молю, чтоб всё же в рай попасть.

На концерты счастья брал я флаер,
Но там побывать не довелось.
Видно, Бог – давно уже не фраер,
Видит всех и каждого насквозь.

Статью ли не вышел или рожей
Или тем, что поднялся с колен
Боже, всё возьми, что мне не гоже
Ничего не требую взамен

Будущим заманиваешь благом
Но оно в том свете ни к чему
Сам на этом здесь под чёрным флагом
Что сумею, всё своё возьму.

Беловодье

Навстречу беглецам из Египта шли толпами славяне в поисках Беловодья.

Не отдавая дани моде,
Идем и босые и боди,
И путь один по жизни годен,
Чреватый нудной маетой.
В сознании и в здравье вроде,
Шагаем при любой погоде
На край земли за Беловодьем,
За давней дедовской мечтой.

Там все умны, великолобы,
Там носят нимбы, а не робы.
Там нет недугов и хворобы.
Покраше рая те края.
Там нет ни подлости, ни злобы,
Там ветви ломятся от сдобы,
Там девки – самой лучшей пробы,
Причем любая лишь твоя.

Лишь для тебя в любви ретива.
Там все друг к другу терпеливы,
Менты не требуют ни ксивы,
Ни оправдательный билет.
Там все божественно красивы,
Там море водки, реки пива.
На вынос вина и в разливе.
Там поутру похмелья нет.

Господь там встретит у порога,
Введёт в хрустальные чертоги,
В прохладе шелковой полога
Прольёт бальзам своих речей.
И мы, под Божьим взглядом строгим,
Душой оттаем понемногу,
И каждый станет равным Богу.
Причем равней, чем иудей.

Легионер

Когда Ирод умер, на трон взошел его сын Архелай.
Иосиф со своим семейством решил вернуться на Родину.
Иудея на тот момент была колонией Римской Империи,
и под чутким наблюдением оккупационных войск в ней
творилось чёрт знает что.

Эх, улететь бы птицей с марш-броска
На родину, к своей стервозе рыжей.
Своя рубаха к телу так близка,
А без рубахи тело к телу ближе.

Здесь нет тех, у кого тонка кишка,
Но пред стрелой порой склонюсь пониже.
Своя рубаха к телу так близка,
А смерть, она, похоже, ещё ближе.

Свинцовый свист у самого виска —
Не менестрель в каштановом Париже.
Своя рубаха к телу так близка,
А смерть, она, похоже, еще ближе.

Висит на нити тоньше волоска
Жизнь только ради злата – не престижа.
Своя рубаха к телу так близка,
А смерть, она, похоже, еще ближе.

Поставив всё, что есть на кон,
Вброд переходим Рубикон.
Здесь что ни день – Армагеддон,
Здесь ночи все – смертельно пьяны.
Мы льём бальзам, не сыплем соль на раны,
Сметя очередной Иерихон.
За регионом регион
Летят проклятия вдогон,
Ведь имя всем нам – Легион
Почетный – да, но иностранный.

Подсевшему на кровь и анашу,
Мне не до пустословий, не до фальши.
Я по-простому, смерть, тебя прошу:
Побудь подольше от меня подальше.

Корабль дураков

По дорогам бродили пророки, калеки, пьяницы,
Разбойники, лесбиянки, – сплошной корабль дураков,
и все в поисках любви.

Корабль дураков под всеми парусами
Стремительно летит сквозь тьму веков,
И мы все с вами выбираем сами
Себе места на судне дураков:
В команду, пассажиром иль до гроба
Гребцом, прикованным цепями за весло,
И все мы страстно молим Бога, чтобы
Всем нам во всём, как дуракам, везло.
В игре, в любви и, впрочем, в этом роде.
Среди житейских непогод и бурь
Рабы по капле, толк из нас выходит.
Выходит толк и остаётся дурь.
В дурные диспуты, в пари я не влезаю
И в спорах истин не ищу до драк.
Я знаю то, что ничего не знаю,
Но как понять: я – умный иль дурак?

Сто вёрст не круг псам бешеным и лисам,
А голове с ногами по пути.
Нам, дуракам, закон пока не писан,
А тот, что есть, нетрудно обойти.
Дурак находит щуку и Жар-птицу,
Невесту с царством – что ему табу?
А вот заставьте Господу молиться —
И пол и лоб – всё расшибёт в щепу.
Когда ж за борт летим, как спелый овощ,
А море не стакан и не ушат.
Отчаянно друзей зовём на помощь,
Но дуракам на помощь не спешат.

В дурные диспуты, в пари я не влезаю,
И в спорах истин не ищу до драк.
Я знаю то, что ничего не знаю,
Но как понять: я – умный иль дурак?

Не лезет умный в гору, слава Богу!
Доволен сам собою и судьбой.
И лишь дурак идет своей дорогой
В дурацкой шапке с писаной торбой.
Прошёл и я своей дорогой зыбкой
И уровни, и круги, и слои.
Так научился на чужих ошибках,
Что я готов преподавать свои.
Не надеваю на лицо личину,
Чтоб показаться краше и мудрей.
Я, в общем-то, обычный дурачина.
Не царь шутов, но и не шут царей.

В дурные диспуты, в пари я не влезаю,
И в спорах истин не ищу до драк.
Я знаю то, что ничего не знаю,
Но как понять: я – умный иль дурак?

Сыграй, Ванюша

В кабаках пили, плакали и пели.

Опять ночлег не обернулся домом,
И новым клином выбит старый клин.
Выходит натощак, привычным комом,
Как первый, вот уже который блин.

Не повернуть всё вспять, да и в обратку.
Торчат улики бревнами в базу.
Сваргань мне так, Ванюша, на трёхрядке
Чтоб, как огнивом, вышибло слезу.

Пора б уже познать и честь и совесть
На траверсах последних новостей.
Пора б переписать роман на повесть,
И в край далёкий двинуть из гостей.

Иль подождать? Ведь поздно или рано
Разгульной песней высушит глаза.
Драконь гармонь, Ванюша, и на раны
Лей семинотной выдержки бальзам.

Когда закусим жаревом на смальце,
По полному стакану осушив,
Пробрось по чёрно-белым кнопкам пальцы,
По шрамам зарубцованным души.

Под посошок ждёт, выдыхаясь в плошке,
Горилка, а ты с чувством, не спеша,
Сыграй мне так, Ванюша, на гармошке,
Чтоб развернулась, как мехи, душа.

Пусть проводы, впритык к коротким встречам,
Былое отсекут как острый меч.
Ведь мы с тобой не пьём – мы душу лечим
В преддверии грядущих новых встреч.

Язычник

Я оды в честь любви и вирши
Слагал, но преуспеть не смог,
Ведь жизнь, суровая банкирша,
Любовь ссужает под залог.

А ежели залога нет,
Тогда уже сам чёрт не брат,
Когда себя сам растревожишь не на шутку.
Она дешевле во сто крат,
Когда берёшь её в прокат,
На час, на ночь, на сутки.

О ней так сладостно врут птицы
И Гамаюн и Алконост,
А жизнь – скупая ростовщица
Даёт любовь, как деньги, в рост.

Спешат к ней все, собравшись с духом
Мудрец и юноша-студент.
Всем жизнь, процентщица старуха,
Любовь ссужает под процент.

Любви ждём вечной и не меньше,
Порою оплатив вперёд,
Но жизнь, крутая бизнесменша,
Её пускает в оборот.

Приобретаем по дешёвке,
Ведь сэконд-хенда до дуры.
Жизнь – развесёлая торговка!
Её ларёк всегда открыт.

Язычник

Находим интерес на задницу,
Вступив в любовную игру,
Когда соперник за избранницу
Пересчитает по ребру.
Но это, в общем-то, пустяк.
Одна любовь на восемь драк,
Одна любовь на девять бед,
Одна любовь на десять лет.

Она кокетничает, дразнится,
Доводит до смерти, до слёз.
Любовь, беспечная проказница,
Пускает жизни под откос,
Сбивает с толку и с идей.
Одна любовь на пять блядей,
Одна любовь на девять бед.
Одна любовь на десять лет.

Что толку понапрасну мучиться,
Когда всё ясно наперёд:
Любовь – случайная попутчица,
На ближней станции сойдёт.
Пошли ей поцелуй вдогон.
Одна любовь на перегон,
Одна любовь на девять бед,
Одна любовь на десять лет.

Она приходит, как захочется,
Пускает тут же в оборот.
Любовь – серьёзная заводчица,
Она любого заведёт.
Одна любовь за три рубля,
Одна любовь за векселя,
Одна любовь – шальная смесь,
Одна любовь – и вышел весь.

Дружище, не впадай в отчаянье!
Она не лошадь – повезёт.
Любовь – такое достояние,
Она любого достаёт.
И пусть ты одинок пока,
Она придет наверняка,
Одна любовь на сотню бед,
Одна любовь на сотню лет.

Первая Душа

Душа моя, зачем нам эта боль,
Пустых упреков никому не нужных?
Мы отыграли каждый свою роль.
Теперь так скучно.

Закрыта сцена бархатом кулис.
Спектакль отзвучал, но, Боже правый!
Никто не вызывает нас на бис,
Не слышно «браво».

Душа моя, как видно нам самим,
Сценарий был не слишком интересен,
Коль роли свои отдали другим
В провальной пьесе.

Расстанемся без слёз и без обид.
Оркестр сыграет туш прощальный в яме.
Ведь мы в том, что Господь нас не хранит,
Виновны сами.

Вторая Душа

Душа моя, о чём с тобой нам спорить?
И так всё ясно словно Божий день.
Мы пребывали в длительном раздоре,
Бездарно наводя тень на плетень.

От ссор ненужных закруглялись сутки,
Бесследно уходя в дверной проём,
Друг друга призывали мы к рассудку,
Но каждый оставался при своём.

Вот и сейчас не подымай ты кипеж.
Я долг отдам последнему рублю.
Душа моя, а может, всё же примешь?
Не будешь? Так подвинься – оболью.

Лесбийская любовь (Лесбиянка)

О лесбийской любви песен мало написано,
Поэтессы не балуют муз своих нежной строфой.
Мной на стрелы сердец столько женских нанизано,
Вслед за старшей ушедшей сестрицей Сафо.

Я сгораю в кострищах страстей демонических,
Выбиваясь из заданных норм дикой Фауны схем.
По Платону, в причудах любви платонической
Пол партнёра влюблённым не важен совсем.

Пол не важен. Так будь же полёт мой осознанным
Над оскоминой вечно избитых привычных идей.
Я вбираю любовь нестандартными позами
На любовь мою настежь раскрытых грудей.

К цели в море любви не заливом, не шхерами
Я шелками плыву золотистых распущенных кос,
Добираясь попутными, к счастью, галерами.
Порт приписки у них чудный остров Лесбос.

Язычник

Жизнь – кредитор довольно нудный,
И бартер для нее не фарт.
Снимает время поминутно
С застрявших в банкоматах карт.

Плачу за счастия моменты,
Плачу за годы нищеты,
К тому ж безбожные проценты
Кредита данного взаймы.

Удача, нищенкой согнутой,
Всё ждёт, когда ж я ей подам.
А я кредит свой, до минуты,
Поставил на прекрасных дам.

Любовь – волшебница из сказки,
С ножом встречая на пути,
Даёт подержанные ласки,
И тут же требует: плати!

Смерть, жизни компаньонкой верной,
На случай затаив азарт,
Снимает время планомерно
С застрявших в банкоматах карт.

Судьба-наводчица

Кому же счастья не захочется?
И мне вот тоже невтерпёж.
Что ж ты, судьба моя наводчица
Наколку к счастью не даёшь?

Ты не крути вокруг да около,
А дай мне хаты адресок.
Я в одиночку ясным соколом
Возьму со взломом иль на скок.

Его давно уж ищет борзое
Моё приватное Эго.
Пусть не смогу его использовать,
Взглянуть хотя бы на него.

Само ведь в руки не попросится!
Все люди врут о нём, поди.
Но все ж судьба моя наводчица
Меня на счастье наведи.

Баянист

Покамест не дошло до ссоры,
Пока ещё не слишком пьян,
Ты унеси меня, баян,
Под белых кнопок переборы
За синий лес, за сини горы,
За сине море-окиян.

Неси, мелодия, за город
По весям всем и волостям.
Лети, тоскуя и грустя,
Под чёрных кнопок переборы,
Чтобы душа, рванув, как порох,
Разорвалась бы по частям.

Играй, баян, как на притворе,
Жизнь разложи на голоса,
Чтоб, вторя в унисон басам,
Душа подпела бы и, вскоре,
Забыла и беду и горе,
И улетела б к небесам.

Иуда (до знакомства с Христом)

Я обшарил все углы вселенной,
Был и по ту сторону зеркал.
Разные мне предлагали цены,
Да никто достойной не давал.

Я в своей стране совсем не здешний —
Пасынок и городов и сёл.
Знаю цену я себе, конечно,
Ведь платить приходится за всё.

Лезу я порой с тоски на стену
От своих проблем и от забот.
Я себе, конечно, знаю цену,
Да её никто мне не даёт.

Лезу я порой с тоски на сцену
Со стихами шлюхам и ворам.
Я себе, конечно, знаю цену,
А мне льют не больше, чем сто грамм.

Я лечу по жизни, пролетаю,
Бисер перед свиньями мечу
Но себе, конечно, цену знаю
Потому что сам её плачу.

Я продажен, как и всякий бренный.
Разница – количестве монет.
Я себе, конечно, знаю цену,
Да таких на свете денег нет.

Соломенная вдова (жена Иуды)

У бабы волос долог, ум – короток,
Недолга память и недолог век,
И слишком часто льются слёз потоки,
Смывая тушь с ресниц и тени с век.

Под вечер, слёзы выплакав в подушку,
Когда от злой обиды не до сна,
Чтоб подсластить жизнь, наливаю в кружку
Креплёного портвейнского вина.

На время хмель разгонит с сердца стужу,
Чтоб утром разломилась голова.
Как тошно, тяжело жене без мужа!
Жена без мужа – больше чем вдова.

Случилось так, два сапога – не пара,
И сатана с дорогой не одна.
Чтоб подсластить жизнь, наливаю чару
Креплёного портвейнского вина

Когда тревожат жалостные думки
Как он один, как я теперь одна?
Чтоб подсластить жизнь, наливаю в рюмку
Креплёного портвейнского вина.

Мария Магдалина (до знакомства с Христом)

Эх, жизнь бросова
У женской особи.
Берут целковый только по рублю.
Пророка б с посохом,
Да новым способом,
Но нет его, и я тоску топлю.
Пьяна без просыху,
Жива без просыпу.
Кто подвернётся, с тем и пью и сплю.

Мне что ни куст, то и альков.
Я ублажаю дураков,
В кого ни плюнь,
Ублюдок и кретин.
В стране по прихоти богов
Нет настоящих мужиков,
А тот, кто есть – так он на всех один.

Творит без роздыха,
Нет к телу доступа,
В истории останется навек.
И имя на слуху,
И сам хорош собой.
Мне все одно, что бог, что человек.
Пьяна без просыху,
Жива без просыпу,
И там мой дом, где примут на ночлег.

Всех накормил ухой
И хлебом, вроде бы,
Сам сын отца и даже духом дюж.
Водой, как по суху,
Летящий поступью
Идет, а я тону и в блюдцах луж.
Пьяна без просыху,
Жива без просыпу,
Кто выпить поднесёт, тот мне и муж.

Vive amore

Амура меткая стрела
Исподтишка, из-за угла,
Вонзилась, сердце обожгла.
Стал принцем нищий.
Любовь бесстрашна и смела
Угасла, отгорев дотла,
Теперь лишь пепел и зола
На пепелище.

Такие грустные дела.
Не лёг целковый на орла,
На сердце накатила мгла
И не до песен.
Любовь сегодня умерла,
По ней звонят колокола,
Чтоб не мутнели зеркала —
Все занавесил.

Друзей, с кем жизнь меня свела,
Всех тех, кто не желал мне зла,
Жду на поминки у стола
В своём жилище.
Мне всё до искры отдала.
Пусть пухом будет ей земля.
Любовь сегодня умерла,
И принц стал нищим.

Любовь без муки умерла,
Как горлица в когтях орла.
А жизнь течёт, как и текла,
Беда – не горе.
Ещё слетит перо с крыла,
Ведь Синим птицам несть числа.
Любовь сегодня умерла,
Так Vive l’amore!
Vive l’amore, viv l’amore!
И ты ей не прекословь.
Умерла любовь – не горе,
И да здравствует любовь!

Иван Купала

В ночь Ивана Купалы
Все удалы и шалы.
Выпьем браги сначала,
Только чтоб не в повал.
Чтобы песни звучали
Без тоски, без печали,
Чтоб венки от причала
Отогнал краснотал.

В ночь Ивана Купалы
Столько их навязала!
Много ли или мало,
Ни один не пропал.
Ни к чему зазывалы,
Ни к кому не взывала,
Но и старый и малый,
Каждый впал в этот свал.

В ночь Ивана Купалы,
Что каурый что чалый,
Разных я привечала —
Бела тела в навал.
Меня так закачало...
Чья б корова мычала,
И моя не молчала,
Аж трещал сеновал.

В ночь Ивана Купалы,
Там где кол и мочало,
На капище НАЧАЛУ
Отмолили тела.
Но грехи зорькой алой
Сброшу в пламя, пожалуй,
Чтоб в кострах на Купалу
Всё сгорело дотла.

Иоанн Креститель

По гибельному бездорожью падей,
По топям заболоченных низин,
Смотрите, люди, – это он к вам грядет,
Приходит наивысший из мессий.

Когда пророчества свершатся чередою,
Тогда узнает каждый, что почём.
Я иорданской вас крещу водою,
Тот, кто за мной, вас окрестит мечом.

Еще не всех я обратил маланцев,
На очереди сколот, ант и бритт,
Но Саломею обучают танцам,
А медник уже блюдо серебрит.

Люцифер

Я остаюсь всё тем же Люцифером,
Ко всем благожелателен и щедр,
Чтоб быть самим собой, небесным сферам
Я пламя предпочел подземных недр.

За мой огонь, за то, что светоч знаний
Я доношу в пытливые умы,
Вы дали мне за все мои старанья
Два титула – князь мира и князь тьмы.

Всем, невзирая на чины и лица,
Придётся – у вас выбор не большой,
За всё плохое жизнью расплатиться,
Хорошее отплачивать душой.

Да, раздвоенье тяжело для граждан.
Когда одна или другая сторона
Вас тянет, упираетесь: ведь в каждом
Соседствует и Бог, и сатана.

Что стоит, уповая вам на Бога,
И на меня поуповать чуть-чуть.
Не два медведя мы в одной берлоге,
Едины в вас – и это ваша суть.

Пусть одного изгоните из сердца,
Никто из нас не будет победим.
А вам какая разница, где греться
Неразделимы ад и парадиз.

До смертных дней конечных, как и ныне,
Вам будет воздаваться по делам:
Господь в беде и горе не покинет,
Я в радости и в счастье не предам.

Пётр

Зная много россказней и сказов,
Я такого не слыхал ни разу,
Но был точно, ни в одном глазу.
Словно брёвна выпали из лаза,
Следом по столу с бузой размазал
Со щеки слетевшую слезу.

Возопив от счастья, что есть мочи,
Следую, оставив сети в кочах,
Я за духом сыном и отцом.
Посвятив ему все дни и ночи,
Бросил я, конечно, дом свой отчий,
Чтобы человеков стать ловцом.

По лесам, пустыням и по плавням,
Донеся внове к заветам давним
Слово Божье черни и царям,
На холмах, по многим странам дальним,
Буду я краеугольным камнем,
На котором встанет новый храм.

Будут гнать собаки злобным лаем,
Будут бить камнями, проклиная,
Будут ложь, вражда, наветы – пусть!
Безгранично верую, но знаю:
Стану стражем на воротах рая
Опосля, как трижды отрекусь.

Матфей

С наградой за мою поимку
Кому-то вновь не повезло,
Ведь я, скарб завязав узлом,
Свалил на дальнюю заимку,
И вслед за мной пошли в обнимку
Мои друзья – добро со злом.

За волю расплатился вволю,
Ведь я за всё всегда плачу
Судьбе – судье и палачу.
Тащусь с сумой по чисту полю,
А мои воля и неволя
Идут за мной плечо к плечу.

Не совершил бы столько ходок,
То обогнул бы шар земной,
Но я давно уже хмельной,
А рядом, в окруженье пробок,
Лежат и греются бок о бок
Любовь и ненависть со мной.

То продираясь сквозь колючки,
То по неведомым цветам,
Знавал немало знатных дам,
Но все они такие злючки.
Теперь за мной идут под ручку
Ложь с правдой следом по пятам,

О прошлом не скорблю, не плачу,
А будущего нет пока,
И настоящее – никак
Не разрешимая задача,
А невезенье и удача
Идут за мной в руке рука.

Я собираю недоимки
За столько прожитых мной лет,
Мытарю с радостей и бед,
И пребываю невидимкой,
Пока ещё за мной в обнимку
И смерть, и жизнь идут след в след.

Неверный Фома

На ложь, то изощрённую, то грубую,
Порой так часто западаем мы,
Забив пустыми догмами умы,
Но ничего не брал на веру тупо я,
Пока своей рукой я не пощупаю,
Вам не дождаться веры от Фомы.

Глядеть на стены знания бессмысленно —
Я прошибаю кладку крепким лбом,
Чтоб, лемму доказав, застыть столбом.
Не важно, что книг мудрых много издано,
Лишь практика одна – критерий истины,
Что найдена за письменным столом.

Я по крупицам набираюсь опыта,
Раскрыв сомненьям нараспашку дверь,
И правде найденной так рад теперь, поверь!
Ведь для меня она – дороже золота,
Поскольку эта правда мною добыта
Ценой всех моих жизненных потерь.

Напутствие. Христос.

Не будут ваши дни легки —
Воздастся по делам.
Простите должникам долги,
Как я прощаю вам.

Отвлечь народ от пустяков,
Открыть им веры суть,
Вас, как овец среди волков,
Я отправляю в путь.

Слеп человек, он у реки
Не видит берегов,
Ему же злейшие враги —
Домашние его.

Кто хлеб съест с вами за столом,
Последний разломив,
То дом его – достойный дом,
И «дому сему – мир!»

А если встретит вас в ножи,
То, выйдя на порог,
Без злобы, без обид души,
Стряхните прах от ног.

Достаточно для ваших спин
Нарезано ремней,
Науськано голодных псин,
Припасено камней.

Не бойтесь адова огня,
Есть в мире высший счёт:
Кто потеряет за меня,
Тот душу сбережёт..

Язычник

Жду я благ и молю себе лучшего,
Да вот вымолить счастья не смог.
Оскудел под рукою дающего,
Дочиста изобилия рог.

Что творите совсем уж не гожее?
Не понять вас, угрюмых богов.
Молоко млечных рек растворожили,
И слизали кисель с берегов.

Зачерствел мой весёлый дом прянишный.
Вон стоит – и безлюден, и пуст.
Под помадой исчез чистый давешний
Вкус медовых и сахарных уст.

Моих женщин не речи елейные —
Чаще слышу упрёки и плач.
А возможным прекрасным мгновениям
Рубит головы время-палач.

Дайте, боги, мне вашего снадобья,
Чтоб лечить жизнь, что сам поломал.
– Жизнь – диагноз, лекарства не надобны
Слава богу, проходит сама.

Язычник

С неба с бесстыдной ухмылкою сытою
Смотрит на землю лик полной луны,
Плачет земля, талым снегом умытая,
Выдавив на поле слёз валуны.

Пахари будут глядеть огорошено,
Правя зазубрины лезвий орал,
Ну а своё, что мной было разброшено,
Все три булыжника я подобрал.

Заворожён полнолунием бешеным,
Рай не построив в своем шалаше,
Мыкаюсь с камнем, на шее подвешенным,
С камнем на сердце и на душе.

Не задалось триумфальное шествие.
А почему? Жизнь не знает сама:
От недостаточного сумасшествия
Или от слишком большого ума.

Да, я готов к дню последнему, судному
Но, всё же каясь в греховной вине,
Богу напомню, что миру абсурдному
Я был всегда адекватен вполне.

Язычник (сын Ехидны)

Что маячишь с печальною рожею,
Шестикрылый ты мой Серафим?
Может, в жизни и много хорошего,
Только я уже неисправим.

Меня, вьючного, вечно поддатого,
Хлещет жизнь сыромятным кнутом,
Погоняет и лепит горбатого
По пути в исправительный дом.

По пути всё путаны – попутчицы,
Трутся путы на сбитых ногах.
Образ чистой Святой Троеручицы
Затерялся в валдайских снегах.

Нет спасения мне от создателя,
Так что, ангел, не будь ко мне строг.
Стёрты временем злым указатели
На моих перекрёстках дорог.

Заблудился я в дебрях сознания,
И бреду мимо сетей ловцов,
Мимо новой религии здания
В свой языческий Ирий отцов.

Язычник (не иудей)

Я на свои гроши в глуши
Живу без гурий и без пери.
Как видно, мало нагрешил,
Коль Бог в меня пока не верит.

А Петр – ключник и теперь
В свой рай мне не откроет дверь,
По откровеньям Иоанна...
...А в ад пока ещё мне рано.

Мне приглашенье неспроста
Не шлют на тайные вечери.
Видать, душа не так чиста,
Коль сатана в меня не верит.

Мне не связать двух половин.
Последней дорогой потерей
Лишает женщина любви,
Лишь перестанет в меня верить.

Кружу по сумрачным лесам,
Подобно раненому зверю.
Что толку верить в чудеса,
Когда я сам в себя не верю?

Народ

Разобрана кровать
Под образами.
Благослови, Бог, встать.
Мы ляжем сами.

To be o not to be?
Один ход – в буби.
Благослови любить,
А мы разлюбим.

Над пропастью во ржи,
Под небом синим,
Благослови, Бог, жить.
Мы сами сгинем.

Прозревший

Чресла прикрыв истёртою рогожей,
От Иерусалима до Тотьмы
С толпой калек бродил я перехожих,
В смятенье пребывая в мире тьмы.

В закат, в рассветы, в ночь и день погожий
Любой слепец вам подтвердит, ей-ей,
В прекраснейшие лица, даже рожи,
Преображались в памяти моей.

В столицах и в любом селенье дальнем
За мои притчи, песни и псалмы,
Мне подносили столько подаянья,
Что не хватало ёмкости сумы.

Нет, обо мне б подумать, исцеляя,
Что я свихнусь, увидев на свету
В цветущем, в мою бытность зрячью, крае
Разруху, безысходность, нищету.

А впрочем, что клясть лекаря с леченьем
Сам напросился, старый идиот.
Есть сторона обратная прозренья —
Мне зрячему никто не подаёт.

Народ

Достойно жить чтобы, себя не унижая,
Не рыть арыки, не просить дождя,
Не гибнуть за рекорды урожая,
Довольно выбрать мудрого вождя.

Слова на камне в память чуда надо высечь
Что, если верить, можно без затей
Пятью хлебами накормить пять тысяч,
А это же без женщин и детей.

Освободиться до дуры потенциала.
Теперь отныне, не в смятенье чувств,
Дадим мы миру всех наук начала
Ремёсел, философий и искусств.

Агора греков, у славян далеких вече.
И мы назначим лучшего царём
Случись, ему кормить нас будет нечем,
Его мы к чёрту переизберем.

Праведник

Я дожил не греша, блюдя законы,
До той черты, за коей лучший край.
За шаг до смерти вижу: есть препоны
Перед дверьми в обещанный мне рай.

Не бил я никого, избит был часто.
Не крал, но был обобран до гроша.
Средь хитрых искушений и напастей
Чисты остались мысли и душа.

Соблазном не был никогда ведомый.
Измену, блуд прощал жене своей.
Жена ушла, в конце концов, к другому.
Любя врагов, я растерял друзей.

И вот теперь, покрытый грязью, пылью,
Здесь, где лишь смрад отбросов и трухи,
За то, что, веруя в тебя, не жил я,
Прости мне, Господи, твои грехи.

Христос

Когда рассвет дня судного забрезжит
По крышам городов и волостей,
То будут слёзы и зубовный скрежет,
И хруст вставных мостов и челюстей.

Взалкаете себе чумного мора,
Когда на вас обрушится беда,
То участи Содома и Гоморры
Вы будете завидовать тогда.

Завидовать, пенять в сердцах планиде,
Свой проклиная изощрённый ум.
О, горе Хоразину, Вифсаиде
А большее – тебе, Капернаум.

Блудный сын

Поучала мама меня, хлопца,
Солью посыпая каравай:
Ни в менты, ни в слуги, ни в торговцы!
Славу среди сильных добывай.

Говорила старая бабуля,
Когда я пропал впервые в май,
Ты, внучок, гуляй напропалую,
Только девкам жизни не ломай!

Дед, не ставший к старости богатым,
С закосевшей саженью в плечах,
Говорил, за друга, как за брата,
Погибай, да друга выручай.

Говорил отец, налив без меры
Водки, чтоб плеснула через край,
Можешь потерять всё, только веру
Сам в себя и совесть не теряй.

Перед ваших мудрых слов горохом
Я стоял, незыблем как стена,
А теперь вот, хорошо иль плохо,
Принимайте блудного сына.

Сваха

Сватовством уже достала дочь отца,
А тому подавно нужен зять.
За плохого замуж ох не хочется,
А хорошего – ну где же его взять?

Путного заманишь вряд ли булками,
Но любой примчится на запой.
Сваха ходит улками-заулками,
Да собачьей тайною тропой.

Крутится невеста перед зеркальцем,
Щёчки нарумянив под ранет,
Жениха встречать выходит девица,
Не заметив то, что масла в лампе нет.

Борется с прыщами дева в пятницы,
Да ведь не воды же пить с лица,
И готова девка хоть за пьяницу,
Хоть за дурня выйти, хоть за подлеца.

Лазарь

Любой, кто не был слеп,
Тот видел: вскрыт был склеп,
И я пролез оживший сквозь дыру.
Средь юношей и дев,
Сижу, ломаю хлеб,
И разливаю вина на пиру.

Среди мужей и жен,
Средь избранных персон,
Даю сегодня праздничный обед.
Есть в том прямой резон —
Я в жертву принесён,
Чтобы на этом восхвалять тот свет.

Месьё мои, мадам,
Признаюсь только вам,
Одной ногой я побывал в раю.
За то, что видел там,
Я всё теперь отдам,
Чтоб побывать у жизни на краю.

Прозелит

Я ухожу от дедовских могил,
Топча дорог чужих и твердь и жижу.
Врагов всех, как себя, я возлюбил,
А самого себя я ненавижу.

В дороге к доле лучшей
Иной сыграет в ящик,
Но кто дотянет – явно будет свят.
Кто просит, тот получит.
Кто ищет, тот обрящет.
А кто стучит, тому и отворят.

Плыву себе я щепкой по реке,
На Бога уповая, в ус не дуя,
Перекати-травою налегке.
Ударят по щеке – даю другую,

На женщин с вожделеньем не гляжу,
Иначе б уже вырвал оба глаза.
Я с разведённой по ночам лежу,
Но не женился я на ней ни разу.

Из сердца вон гоню злобу и грусть,
Легко вхожу под Божьих очей огляд.
Чтоб клятв не нарушать, я не клянусь.
Я не клянусь – знать, я не буду проклят.

Язычник

От чужих дорог сплошные шрамы,
Вот и торю путь свой, как могу.
Путь чужой иных приводит к храму,
Мой меня доводит к кабаку.

От вина чужого мне не спиться —
Не подносят стопками в горсти.
От чужого счастья мне не спится,
А своё – ну где ж его найти?

От костра чужого не согреться,
Лишь костьми своими в угли лечь.
От чужой любви не загореться,
А свою уж больше не разжечь.

От чужого блага мало толку:
Тюрьмы да холщовая сума.
Вот и рыщем вместе с Русью волком
С нашим общим горем от ума.

Король Лир (прототип, он всё потерял, но не отчаивается)

Опять я потерял
Покой и чувство меры.
Как бы по мелочам,
Куда-то делись вдруг
Маршрут и якоря,
Любовь, Надежда, Вера,
И полный перечень
Всех боевых подруг.

Я потерял друзей.
Кто умер, кто-то предал.
Пропади либидо,
И разум, и резон.
Прошляпил ротозей
Все убежденья, кредо,
Державу, скипетр,
Казну, корону, трон.

Я совесть потерял,
Стыд, срам и чувство долга,
Честь и достоинство,
И доброту души,
Жизнь за себя, дуря,
Бездарно и без толку,
Собор и воинство,
Страну и рубежи.

Я растерял свой дар,
И все свои таланты,
Рассудок, голову,
Мечты и сердца жар.
Не я один дурак,
Такие же атланты,
Что зябнут голые
Чужое сторожа.

Я потерял азарт,
И счастье, и удачу,
На миг – сознание,
И на потеху час,
Везенье, пруху, фарт,
Нюх, к жизни вкус, в придачу,
Остатки знанья,
Но есть последний шанс.

Остались без оков
Здоровье, память, силы,
И мне, бессошному,
Не злобясь, не хуля,
Без глупых пустяков,
Без безделушек милых,
Без груза прошлого,
Бог даст начать с нуля.

Христос

Что за радость вам, в прошлое веруя,
Бить на новое яро в набат?
Не приставить на рубище ветхое
Из небеленой ткани заплат.
На гнилое поставите платьице
И вас паства подымет на смех —
Лоскуток крепкий тут же отвалится,
Увеличив размеры прорех

Что за радость былинными вехами
Мерить новь на свой старый аршин?
Не вливает никто в мехи ветхие
Молодых недодержанных вин.
Пренебречь виноделья основами
Можно лишь один раз, в первый год.
Заиграв, содержимое новое
Оболочку форм старых прорвёт.

Так зачем же ответ мой вам надобен?
Неужели так трудно понять?
Не к святым я явился, не к праведным,
Только грешных пришел я призвать.
Все они и похожи, и разные,
Но всем хватит им мест у огня,
Чтоб со мной веселиться и праздновать,
А поститься уже без меня.

Старейшина

Как видно, свету белому конец.
Шустришь, словно по половицам веник,
Ну ладно б был учёный иль купец,
Но ты же нищ – ни дела и ни денег.

Тебе отец вскрыл тайны ремесла,
Как чёлн долбить, сруб ставить и гнуть дуги.
Пророкам же, как ты, здесь несть числа —
Их как собак нерезаных в округе.

Из дальних стран они живут окрест
Нас теша сказками о чудном рае.
Но ты такой, как мы, из этих мест.
Как можешь знать ты то, что я не знаю?

Мы для тебя ничтожны и грубы,
Питаемся поганой сладкой ложью.
Вот и строгай труны нам и гробы,
Чтоб нам въезжать достойно в царство Божье.

А Бог? Ну что долдонишь ты о нем?
Тебе ли знать всю святость Его лика?
Я ж помню, как сопливым пацаном,
Ты воровал в моём саду клубнику.

Я помню, как с разбитым носом в кровь,
Бежал в слезах к себе домой по крышам.
Не возражай, дружок, не прекословь,
Иди туда, земляк, откуда вышел.

Христос

О, Родина, доколе в тьме и нечисти
Ты будешь гнить в невежества дыму?
Пророк без чести лишь в своем отечестве,
В своём селенье и в своём дому.

Так слушайте того, чьи речи выспренны,
Раз вам любой меня милее плут,
Метать пред вами бисер слов бессмысленно.
Я ухожу туда, где меня ждут.

Здесь в вас, из поколенья в поколение,
Вселялся исподволь безверья бес.
Туда пойду, где жаждут исцеления,
Где ждут моих пророчеств и чудес.

Но скоро к вам придёт мое учение,
Ведь, всё-таки, вы все не так плохи.
Чтоб наступило и для вас спасение,
Я ваши на себя возьму грехи.

О, Родина, не долго в тьме и нечисти
Ты будешь гнить в невежества дыму.
Признается пророк в своем отечестве,
В своём селенье и в своём дому.

Мария

Я все-таки, как мать, не так плоха.
Носила девять месяцев под сердцем
Без тайны первородного греха
Твоё растущее во славу мира тельце.

Сейчас мне так же сладко вспоминать,
Как я тогда тебя кормила грудью.
Ты знаешь, сын, – я прежде всего мать,
А богородицей меня назвали люди.

Но ежели за них пришел твой час
Идти на крест, на плаху и на дыбу,
То и не будь ты Богом, я тотчас
Всем сердцем поддержала бы твой выбор.

Оставь меня, препоны не чиня,
Мне нет пути назад в мою обитель.
За то, что отказался от меня,
Прости меня, сынок, прости, я не в обиде.

Христос

Попробуй благость прояви,
Познав благую весть.
Все ждут возвышенной любви,
Имея ту, что есть.

Не слышно звуков арф и лир,
Но, отойдя от дел,
Ждут приглашения на пир,
А он уж отгудел.

Грехи замолишь не всегда.
Ждёт с ужасом народ
Прихода страшного суда,
А он уже идёт.

Забьют эмоции чрез край
С рассудком не в ладу
Кто на земле свой строит рай
Окажется в аду

Пройдя путь вод, огня, трубы
Не накопив потай
Тот, кто последним в жизни был
Тому дорога в рай.

Вербное воскресенье

Плевать, что по вновь вылезшим ухабам,
В Ерусалим не въехать на осле,
Пьют брагу нынче мужики и бабы.
Сегодня все в селе навеселе.

Уже природа празднует по будням.
Забыты зимних вьюг и визг, и вой.
Весна, ещё чуть тёплая, с полудня
Является дворянкой столбовой.

В пока убогом нищенском убранстве,
Покачивая ветками вербы,
Спешит весна из дальних долгих странствий,
Считая придорожные столбы.

В целительном предчувствии распутства,
Весёлый ветерок припал в тресту.
Природа нагло обнажает чувства,
Да так, что видно даже за версту.

Ты хороша в любом своем наряде,
А впрочем, нам одежда не нужна —
Твоих волос тебя укроют пряди,
Весна моя, пригожая княжна.

Савл

Портные прут артелями в отрыв,
Замаливать былые прегрешенья,
И преют недошитые шатры,
Сгнивая по подсобным помещеньям.

В цехах ржавеют ткацкие станки,
А эти недоумки, обалдуи,
Красильщики, ткачи и челноки
Все бросили пришествие – пируют.

Спрос на палатки непомерно вырос —
Первоначальный давит капитал,
А мне ломает перспективный бизнес
Зарвавшийся непуганый нахал.

Они, быть может, будут прощены —
Без перерыва заседают тройки.
Мне ж не дадут повышенной цены
И мне платить придётся неустойку.

Я ересь от Аравии до Тавра
Смету метлой поганой, это факт,
Чтоб только лишь услышав имя Савла,
Сектант мученьям предпочел инфаркт.

Каиафа

Случись, что ересь, чудеса и мистика
Протянутся еще немного дней,
То от устоев нашей веры истинной
На камне не останется камней.

Турусы мы разводим, антимонии,
Но если на себя не взять вины,
Лишит нас права Рим, остатков автономии,
Религии, налогов и страны.

Быку быково, ну а Богу – Богово.
Известно зло новаторских идей.
И попадает к диссидентам в логово,
Что ни минута, – новый иудей.

Но узами семейными окованным,
Резона нет толпой ходить за ним.
Чтоб не терять всех наших верноподданных,
Придется нам пожертвовать одним.

Иуда

От смертной грусти и тоски
Народ мрёт планомерно.
Ворота жизни так узки,
А смерти – безразмерны.

Нож у того блестит в руке,
Кому ты солнце застишь.
Ворота жизни на замке,
Свои смерть держит настежь.

Из мира грёз войдешь в мир снов,
Лишь допусти промашку.
У жизни на дверях засов,
У смерти – нараспашку.

Вползёт святой, мудрец и мразь,
Избранник и пропащий
В ворота жизни только раз,
В ворота смерти – чаще.

Цела покуда голова,
Резона нет, поверьте,
Ворота жизни миновав,
Искать ворота смерти.

О том речёт благая весть,
Я с ней согласен, то есть
И не искал бы, каб не честь,
Достоинство и совесть.

Ирод

Что подданных заводит хуже водки,
Что душит правоверных зависть, злость?
Ну что ж, швырну народу кость,
Которая в его застрянет глотке.

Теперь пойдут доносы и наводки,
Любой захочет вбить последний гвоздь.
Ну что ж, швырну народу кость,
Которая в его застрянет глотке.

Им багряницы кожу плеч не тёрли.
На крест всходить – не то что на подмость.
Но всё-таки швырну народу кость,
Которая в его застрянет горле.

Могучий ствол, подпиленный по комлю,
Легко на землю рухнет, словно трость.
Но всё-таки швырну народу кость,
Которая в моём застрянет горле.

Пилат

Бьют по спине ремни.
Жаль, что за эти дни,
Никто не взял пророка на поруки.
На солнце и в тени
Все требуют: распни!
Довольно, ша! Я умываю руки

Я спас бы от резни,
А боле – от грызни,
Послал бы его строить акведуки,
Но если эти пни
Кричат: его распни!
Довольно, ша! Я умываю руки

Поглубже их копни —
Безумные одни.
Привыкли мудрых обрекать на муки.
И вот теперь они
Толпой орут: распни!
Довольно, ша! Я умываю руки

Господь, за эти дни
Помилуй, сохрани!
Я взял бы это дело в свои руки,
Но, как ни поверни
Они кричат: распни!
Довольно, ша! Я умываю руки

Юпитер, Адони
Молчат, все как кремни.
Что истина, не говорят науки.
Ты Клио, не брани
Толпа кричит: распни!
Довольно, ша! Я умываю руки.

Пётр (Чужой костерок. Слова Петра Ляхова)

Ищейки не найдут мой нынешний приют.
Пусть бесятся и злоба и тоска.
Я сделал ход конём, свалил на пять минут,
Погреться у чужого костерка.

Теперь пусть в дверь стучат, пусть телефоны рвут,
Проблемы наводя из пустяка.
Довольно! Я сбежал, ушел на пять минут.
Я греюсь у чужого костерка.

Друзья мне не простят, враги не так поймут,
Но совесть на душе моей легка,
Ведь я полжизни шёл на эти пять минут
Погреться у чужого костерка.

Шалят здесь, и поют, и даже водку пьют,
Здесь всё, что потерял я на века,
Так просто отыскать всего за пять минут
У этого чужого костерка.

Когда же Бог иль чёрт безносую пришлют
За мной вниз, в ад, иль вверх, на облака,
Её я упрошу пустить на пять минут
Погреться у чужого костерка.

Варавва

С сердцем пламенным в груди,
По частям разорванным,
Я все кузни исходил,
Да пришёл не кованным.
Что за счастье дуракам
Быть любовью меченым?
Походил по бардакам
И вернулся леченым.

Я хочу податься дале,
Да вот только кони встали,
Отбиваются от рук,
Как вода на пламя,
Налетел топор на сук,
А коса на камень.
Я ушёл бы в монастырь,
Да столько девок холостых:
Нежные и нужные
Девки незамужние.

Столько странствий позади
И краёв напужаных.
Я полмира исходил
И пришёл контуженным.
Что там светит впереди?
Бес в ребро – снег в бороду.
Я все кухни исходил,
Аж припух от голода.

Наплевав на долг и честь,
На весь свет обиженным,
Я разок сходил по шерсть,
И вернулся стриженым.
Замените кнут скорей
Пряником не ломаным!
Столько видел лагерей
Что пришёл раскованным.

Стражник

Влетаем оголтело на семи ветрах,
Черпнув бортом ума из умных книг,
В спирали Бруно, взятый по периметру,
Круг жизни, счастья сдерживая крик.

Себя сочтя первее, чем в ковчеге Ной,
Кем лучше быть, и не понять подчас,
По жизни в чёрно-белой клетке шахматной
Жидом на век, халифом ли на час?

Дамоклов меч на нитке тоньше волоса
Пока висит – и властвуй и цари!
Наотмашь жизнь всегда бьёт ниже пояса.
Её не судит время-рефери.

Всё только против шёрстки меня гладила,
Гася мои потуги и рывки,
Ведь жизнь всегда играет не по правилам,
Выигрывает даже в поддавки.

Как снайпер, не случайно, а намеренно,
Какая б цель на мушку ни легла,
В упор бьёт навесным, сплошным и веерным,
Но чаще всё же бьёт из-за угла.

Под датами и дробными, и целыми,
Как день свою наращивая тень,
В присядку вальс танцует под прицелами
Разумная бегущая мишень.

Стражник Скиф

Что там ни говори,
И в скифские цари
Нет очереди, записи и давки.
В просторах Киммерий
Свой срок лишь отцари,
Как вмиг на шее стянется удавка.

Отравленной стрелы
Яд злобы и хулы
Героя тут же сбросит с пьедестала.
Все станут так смелы,
Где труп – там и орлы,
Стервятники, гиены и шакалы.

Швырнёт в твой огород
Столько камней народ,
Мешая правду, вымысел и слухи.
Известно наперёд:
Жужжа, летят на мёд
И на дерьмо одни и те же мухи.

Меч – акинак врага
Разил наверняка,
Но вот сварганят тризну анареи,
Слезу смахнет друган,
Останется курган
На берегу реки в Гиперборее.

Имея высший чин,
Больней лететь с вершин,
Когда тебя судьба оходит плетью.
Чем муки злей кончин,
Тем более причин,
Чтоб поминать тебя тысячелетья.

Христос (последнее слово)

Я в этот мир пришёл, чтоб дать вам свет,
Упрочить веру, разрешить сомненья.
Кто говорит, что счастья в жизни нет?
Есть путь, через Голгофу к воскресенью.

Всех возлюбив, подставив свою грудь,
За ближнего, за друга и за брата,
Я указал прямой к спасенью путь,
Но это никому из вас не надо.

За все грехи взял на себя вину
И все мне аплодировали дружно.
Я в мир принёс любовь, а не войну,
Но это никому пока не нужно.

Я в этот мир принес не мир, но меч.
Не кладенец, не гладиус – меч божий,
Но то, что голова слетает с плеч,
Не устрашает никого, похоже.

Венец терновый, что венок из роз,
Растиражирован по фрескам и иконам.
Я в мир своё учение принёс,
Но до сих пор его никто не понял.

Не извести зло прямо на корню,
Да и добро не вымерять весами.
Я всех вас, люди, как могу, храню,
Но вы свой мир храните всё же сами.

Вечный жид

Нет слез, я их давно не осушаю,
Столетьями потомков хороня.
Ни ада не дано мне знать, ни рая.
Бог жизни каждого из нас лишает,
А смерти вот лишил он лишь меня.

Плывут передо мной событья, лица...
Я очерствел и ничему не рад.
Кому-то счастье, может быть, лишь снится,
А счастье, повторённое сторицей,
Ужасней, чем пугающий вас ад.

Забыли меня ангелы и черти.
Песка в часах песочных через край.
Тот, кто боится смерти, мне поверьте,
Мои попытки обретенья смерти —
Мой маленький эрзац, но всё же рай.

Топлюсь в пруду или в петле повисну,
Кинжал в грудь или прыгну в жар огня —
Всё без толку. Бессмертен. Зубы стисну.
Бог каждого из вас лишает жизни,
А смерти вот лишил он лишь меня.

Я вовсе не признателен Амрите,
И ничего хорошего не жду.
А вы все – в рабстве, в плебсе и в элите
Живите, размножайтесь, к счастью мрите
Без зависти к известному жиду.

Хор

Не угнаться нам за днями давними,
Как назад гнедую ни гони,
Было время – собирали камни мы.
Бросились – и где ж теперь они?

Всуе поминать, что зря по матушке?
Течь не будут медленней к ночи
По разбросанным бездарно камушкам
Нашей жизни мутные ручьи.

На глазах зевак при полном кворуме,
Как иной осужденый герой,
Целый век тащили камень в гору мы,
Бросились – а он уже под горой.

Под него, на памятник похожего,
Что поставлен мне за тяжкий труд,
Под лежачий сдачей у подножия,
Воды жизни вовсе не текут.

Я, в преддверье очень скорой засухи,
Всё, что мне досталось в барыши,
С шеи сброшу, сброшу из-за пазухи,
С сердца и, естественно, с души.

Налегке прекрасные мгновенья
Проще ждать, когда, взяв в оборот,
Жизнь краеугольным, преткновения
Или философским зашибёт.

Народ

Живем в разнообразной кутерьме,
Не радуясь ни жизни, ни погоде,
Поём на воле песни о тюрьме,
В неволе распеваем о свободе.

В ученье Дарвина, конечно, есть изъяны,
Ведь эволюция – гипотеза, не боле.
Разнится человек от обезьяны,
Лишь только тем, что вечно чем-то недоволен.

Тоскуем дома о неведомых краях,
В чужих краях тоску по дому глушим.
На берегу поём мы о морях,
А в море распеваем мы о суше.

В ученье Дарвина, конечно, есть изъяны,
Ведь эволюция – гипотеза, не боле.
Разнится человек от обезьяны,
Лишь только тем, что вечно чем-то недоволен.

Разруху восстанавливать в стране,
Стабильности расшатывать устои,
В дни мирные петь песни о войне,
А на войне – о мире и покое

В ученье Дарвина, конечно, есть изъяны,
Ведь эволюция – гипотеза, не боле.
Разнится человек от обезьяны,
Лишь только тем, что вечно чем-то недоволен.

Привычку людям так Господь привил,
Чтоб на себя не наложили руки,
В разлуке петь о счастье и любви,
В любви петь об изменах и разлуках.

В ученье Дарвина, конечно, есть изъяны,
Ведь эволюция – гипотеза, не боле.
Разнится человек от обезьяны,
Лишь только тем, что вечно чем-то недоволен.

Журавль в небе. Хочется за ним
Вдаль броситься, всё бросив на удачу,
Имеем что, не ценим, не храним,
Лишь потерявши, очень горько плачем.

Всевышний

Я вижу, смерд устал в сим бытии убогом,
Хлеб добывая потом и горбом.
Я человеком стал, чтоб человек стал Богом,
А он остался Божиим рабом.

Я дух вдохнул в уста, но непристойным словом
Он Господа спешит поднять на смех.
Я человеком стал, чтоб человек стал Богом,
А ему слаще праведности грех.

Да, жизнь не так проста в разнообразье многом,
И над собой работы через край.
Я человеком стал, чтоб человек стал Богом,
А он себе хлопочет пропуск в рай.

Под сению креста завет забыл мой строгий,
Чтоб не был ни один потерян день.
Я человеком стал, чтоб человек стал Богом,
Ну а ему всего милее лень.

Я вижу, смерд устал в сим бытии убогом,
Хлеб добывая потом и горбом.
Я человеком стал, чтоб человек стал Богом,
А он остался Божиим рабом.

Дворовое Евангелие

Жизнь

Ирод

Иосиф

Варрава (при первой встрече с Христом до казни)

Беловодье

Легионер

Корабль дураков

Сыграй, Ванюша

Язычник

Язычник

Первая Душа

Вторая Душа

Лесбийская любовь (Лесбиянка)

Язычник

Судьба-наводчица

Баянист

Иуда (до знакомства с Христом)

Соломенная вдова (жена Иуды)

Мария Магдалина (до знакомства с Христом)

Vive amore

Иван Купала

Иоанн Креститель

Люцифер

Пётр

Матфей

Неверный Фома

Напутствие. Христос.

Язычник

Язычник

Язычник (сын Ехидны)

Язычник (не иудей)

Народ

Прозревший

Народ

Праведник

Христос

Блудный сын

Сваха

Лазарь

Прозелит

Язычник

Король Лир (прототип, он всё потерял, но не отчаивается)

Христос

Старейшина

Христос

Мария

Христос

Вербное воскресенье

Савл

Каиафа

Иуда

Ирод

Пилат

Пётр (Чужой костерок. Слова Петра Ляхова)

Варавва

Стражник

Стражник Скиф

Христос (последнее слово)

Вечный жид

Хор

Народ

Всевышний

Контакты для правообладателей