Жанры
Регистрация
Читать онлайн Стихотворения. Четыре десятилетия бесплатно

Стихотворения. Четыре десятилетия



Александр Кушнер

Стихотворения

Четыре десятилетия

Decima

Книга стихов для меня, лирического поэта, принципиально новый поэтический жанр, возникший в начале XIX века («Сумерки» Баратынского) и закрепившийся в поэзии XX века («Кипарисовый ларец», «Камень», «Форель разбивает лед»; Блок тоже обозначал свой путь книгами стихов).

Книга стихов дает возможность поэту, в обход эпического жанра, поэмы, повествовательного сюжета, — создать целостную картину мира из осколков ежедневных впечатлений. Книга стихов — это пылающий кусок жизни, отчет лирического поэта за несколько лет счастливого труда.

Получилось так, что я писал по три книги в каждое десятилетие — и за сорок лет выпустил двенадцать книг.

Для данного издания избранных стихотворений мне пришлось нарушить мой принцип, распустить пряжу, рискну сказать, — паутину (есть у меня стихотворение, в котором уединенный, самозабвенный, тихий поэтический труд сравнивается с работой паучка на балконе: «Паутинка дрожит, как оптический чудный прицел для какого-то тайного, явно нездешнего глаза»). Как быть, что придумать взамен поступательного движения от книги к книге с их обдуманным сюжетом, прочными связями, рефлексами, постепенным выяснением смысла? Тут-то мне и показалось возможным распределить стихи по четырем разделам-десятилетиям; возможно, и название должно быть у книги не «Стихотворения», а «Decima», или хотя бы такой подзаголовок.

Александр Кушнер

ШЕСТИДЕСЯТЫЕ

«Первое впечатление»

«Ночной дозор»

«Приметы»

ГРАФИН

  • Вода в графине — чудо из чудес,
  • Прозрачный шар, задержанный в паденье!
  • Откуда он? Как очутился здесь,
  • На столике, в огромном учрежденье?
  • Какие предрассветные сады
  • Забыли мы и помним до сих пор мы?
  • И счастлив я способностью воды
  • Покорно повторять чужие формы.
  • А сам графин плывет из пустоты,
  • Как призрак льдин, растаявших однажды,
  • Как воплощенье горестной мечты
  • Несчастных тех, что умерли от жажды.
  • Что делать мне?
  • Отпить один глоток,
  • Подняв стакан? И чувствовать при этом,
  • Как подступает к сердцу холодок
  • Невыносимой жалости к предметам?
  • Когда сотрудница заговорит со мной,
  • Вздохну, но это не ее заслуга.
  • Разделены невидимой стеной,
  • Вода и воздух смотрят друг на друга…

СТАКАН

  • Поставь стакан на край стола
  • И рядом с ним постой.
  • Он пуст. Он сделан из стекла.
  • Он полон пустотой.
  • Граненый столбик, простачок,
  • Среди других посуд
  • Он тем хорошо, что одинок,
  • Такой простой сосуд!
  • Собрание лучей дневных!
  • И вот, куда ни встань,
  • Сверкает ярче остальных
  • Не та, так эта грань.
  • А рядом пропасть, словно пасть
  • Разверстая. И что ж?
  • Он при возможности упасть
  • Особенно хорош.
  • С ним не должно случиться зла,
  • Покуда ты вблизи.
  • Поставь стакан на край стола
  • И сам его спаси.

ОСЕНЬ

  • Деревья листву отряхают,
  • И солнышко сходит на нет.
  • Всю осень грустят и вздыхают
  • Полонский, и Майков, и Фет.
  • Всю осень, в какую беседку
  • Ни сунься — мелькают впотьмах
  • Их брюки в широкую клетку,
  • Тяжелые трости в руках.
  • А тут, что ни день, перемены,
  • Слетает листок за листком.
  • И снова они современны
  • С безумным своим шепотком.
  • Как штопор, вонзится листочек
  • В прохладный и рыхлый песок –
  • Как будто не вытянул летчик,
  • Неправильно взял, на глазок.
  • Охота к делам пропадает,
  • И в воздухе пахнет зимой.
  • «Мой сад с каждым днем увядает».
  • И мой увядает! И мой!

О здание Главного штаба…

  • О здание Главного штаба!
  • Ты желтой бумаги рулон,
  • Размотанный слева направо
  • И вогнутый, как небосклон.
  • О море чертежного глянца!
  • О неба холодная высь!
  • О, вырвись из рук итальянца
  • И в трубочку снова свернись.
  • Под плащ его серый, под мышку.
  • Чтоб рвался и терся о шов,
  • Чтоб шел итальянец вприпрыжку
  • В тени петербургских садов.
  • Под ветром, на холоде диком,
  • Едва поглядев ему вслед,
  • Смекну: между веком и мигом
  • Особенной разницы нет.
  • И больше, чем стройные зданья,
  • В чертах полюблю городских
  • Веселое это сознанье
  • Таинственной зыбкости их.

Эти сны роковые — вранье!

  • Эти сны роковые — вранье!
  • А рассказчикам нету прощенья,
  • Потому что простое житье
  • Безутешней любого смещенья.
  • Ты увидел, когда ты уснул,
  • Весла в лодке и камень на шее,
  • А к постели придвинутый стул
  • Был печальней в сто раз и страшнее.
  • По тому, как он косо стоял, –
  • Ты б заплакал, когда б ты увидел, –
  • Ты бы вспомнил, как смертно скучал
  • И как друг тебя горько обидел.
  • И зачем — непонятно — кричать
  • В этих снах, под машины ложиться,
  • Если можно проснуться опять —
  • И опять это все повторится.

Бог семейных удовольствий…

  • Бог семейных удовольствий,
  • Мирных сценок и торжеств,
  • Ты, как сторож в садоводстве,
  • Стар и добр среди божеств.
  • Поручил ты мне младенца,
  • Подарил ты мне жену,
  • Стол, и стул, и полотенце,
  • И ночную тишину.
  • Но голландского покроя
  • Мастерство и благодать
  • Не дают тебе покоя
  • И мешают рисовать.
  • Так как знаем деньгам цену,
  • Ты рисуешь нас в трудах,
  • А в уме лелеешь сцену
  • В развлеченьях и цветах.
  • Ты бокал суешь мне в руку,
  • Ты на стол швыряешь дичь
  • И сажаешь нас по кругу,
  • И не можешь нас постичь!
  • Мы и впрямь к столу присядем,
  • Лишь тебя не убедим,
  • Тихо мальчика погладим,
  • Друг на друга поглядим.

ВЕЛОСИПЕДНЫЕ ПРОГУЛКИ

  • Велосипедные прогулки!
  • Шмели и пекло на проселке.
  • И солнце, яркое на втулке,
  • Подслеповатое — на елке.
  • И свист, и скрип, и скрежетанье
  • Из всех кустов, со всех травинок,
  • Колес приятное мельканье
  • И блеск от крылышек и спинок.
  • Какой высокий зной палящий!
  • Как этот полдень долго длится!
  • И свет, и мгла, и тени в чаще,
  • И даль, и не с кем поделиться.
  • Есть наслаждение дорогой
  • Еще в том смысле, самом узком,
  • Что связан с пылью, и морокой,
  • И каждым склоном, каждым спуском.
  • Кто с сатаной по переулку
  • Гулял в старинном переплете,
  • Велосипедную прогулку
  • Имел в виду иль что-то вроде.
  • Где время? Съехав на запястье,
  • На ремешке стоит постыдно.
  • Жара. А если это счастье,
  • То где конец ему? Не видно.

Уехав, ты выбрал пространство…

  • Уехав, ты выбрал пространство,
  • Но время не хуже его.
  • Действительны оба лекарства:
  • Не вспомнить теперь ничего.
  • Наверное, мог бы остаться –
  • И был бы один результат.
  • Какие-то степи дымятся,
  • Какие-то тени летят.
  • Потом ты опомнишься: где ты?
  • Неважно. Допустим, Джанкой.
  • Вот видишь: две разные Леты,
  • А пить все равно из какой.

ГОФМАН

  • Одну минуточку, я что хотел спросить:
  • Легко ли Гофману три имени носить?
  • О, горевать и уставать за трех людей
  • Тому, кто Эрнст, и Теодор, и Амадей.
  • Эрнст — только винтик, канцелярии юрист,
  • Он за листом в суде марает новый лист,
  • Не рисовать, не сочинять ему, не петь –
  • В бюрократической машине той скрипеть.
  • Скрипеть, потеть, смягчать кому-то приговор.
  • Куда удачливее Эрнста Теодор.
  • Придя домой, превозмогая боль в плече,
  • Он пишет повести ночами при свече.
  • Он пишет повести, а сердцу все грустней.
  • Тогда приходит к Теодору Амадей,
  • Гость удивительный и самый дорогой.
  • Он, словно Моцарт, машет в воздухе рукой…
  • На Фридрихштрассе Гофман кофе пьет и ест.
  • «На Фридрихштрассе», — говорит тихонько Эрнст.
  • «Ах нет, направо!» — умоляет Теодор.
  • «Идем налево, — оба слышат, — и во двор».
  • Играет флейта еле-еле во дворе,
  • Как будто школьник водит пальцем в букваре.
  • «Но все равно она, — вздыхает Амадей, –
  • Судебных записей милей и повестей».

Эти бешеные страсти…

Л. Я. Гинзбург

  • Эти бешеные страсти
  • И взволнованные жесты –
  • Что-то вроде белой пасты,
  • Выжимаемой из жести.
  • Эта видимость замашек
  • И отсутствие расчета –
  • Что-то, в общем, вроде шашек
  • Дымовых у самолета.
  • И за словом, на два тона
  • Взятом выше, — смрад обмана,
  • Как за поступью дракона,
  • Напустившего тумана.
  • То есть нет того, чтоб руки
  • Опустить легко вдоль тела,
  • Нет, заламывают в муке,
  • Поднимают то и дело.
  • То есть так, удобства ради,
  • Прибегая к сильной страсти,
  • В этом дыме, в этом смраде
  • Ловят нас и рвут на части.

ДВА НАВОДНЕНЬЯ

  • Два наводненья, с разницей в сто лет,
  • Не проливают ли какой-то свет
  • На смысл всего?
  • Не так ли ночью темной
  • Стук в дверь не то, что стук двойной, условный.
  • Вставали волны так же до небес,
  • И ветер выл, и пена клокотала,
  • С героя шляпа легкая слетала,
  • И он бежал волне наперерез.
  • Но в этот раз к безумью был готов,
  • Не проклинал, не плакал. Повторений
  • Боялись все. Как некий скорбный гений,
  • Уже носился в небе граф Хвостов.
  • Вольно же ветру волны гнать и дуть!
  • Но волновал сюжет Серапионов,
  • Им было не до волн — до патефонов,
  • Игравших вальс в Коломне где-нибудь.
  • Зато их внуков, мучая и длясь,
  • Совсем другая музыка смущала.
  • И с детства, помню, душу волновала
  • Двух наводнений видимая связь.
  • Похоже, дважды кто-то с фонаря
  • Заслонку снял, а в темном интервале
  • Бумаги жгли, на балах танцевали,
  • В Сибирь плелись и свергнули царя.
  • Вздымался вал, как схлынувший точь-в-точь
  • Сто лет назад, не зная отклонений.
  • Вот кто герой! Не Петр и не Евгений.
  • Но ветр. Но мрак. Но ветреная ночь.

Удивляясь галопу…

  • Удивляясь галопу
  • Кочевых табунов,
  • Хоронили Европу,
  • К ней любовь поборов.
  • Сколько раз хоронили,
  • Славя конскую стать,
  • Шею лошади в мыле.
  • И хоронят опять.
  • Но полощутся флаги
  • На судах в тесноте,
  • И дрожит Копенгаген,
  • Отражаясь в воде,
  • И блестят в Амстердаме
  • Цеховые дома,
  • Словно живопись в раме
  • Или вечность сама.
  • Хорошо на педали
  • Потихоньку нажав,
  • В городок на канале
  • Въехать, к сердцу прижав
  • Не сплошной, философский,
  • Но обычный закат,
  • Бледно-желтый, чуть жесткий,
  • Золотящий фасад.
  • Впрочем, нам и не надо
  • Уезжать никуда,
  • Вон у Летнего сада
  • Розовеет вода,
  • И у каменных лестниц,
  • Над петровской Невой,
  • Ты глядишь, европеец,
  • На закат золотой.

Я в плохо проветренном зале…

  • Я в плохо проветренном зале
  • На краешке стула сидел
  • И, к сердцу ладонь прижимая,
  • На яркую сцену глядел.
  • Там пели трехслойные хоры,
  • Квартет баянистов играл,
  • И лебедь под скорбные звуки
  • У рампы раз пять умирал.
  • Там пляску пускали за пляской,
  • Летела щепа из-под ног –
  • И я в перерыве с опаской
  • На круглый взглянул потолок.
  • Там был нарисован зеленый,
  • Весь в райских цветах небосвод,
  • И ангелы, за руки взявшись,
  • Нестройный вели хоровод.
  • Ходили по кругу и пели.
  • И вид их решительный весь
  • Сказал нас, что ждут нас на небе
  • Концерты не хуже, чем здесь.
  • И господи, как захотелось
  • На воздух, на волю, на свет,
  • Чтоб там не плясалось, не пелось,
  • А главное, музыки нет!

Танцует тот, кто не танцует…

  • Танцует тот, кто не танцует,
  • Ножом по рюмочке стучит,
  • Гарцует тот, кто не гарцует, –
  • С трибуны машет и кричит.
  • А кто танцует в самом деле,
  • И кто гарцует на коне,
  • Тем эти пляски надоели,
  • А эти лошади — вдвойне!

Но и в самом легком дне…

  • Но и в самом легком дне,
  • Самом тихом, незаметном,
  • Смерть, как зернышко на дне,
  • Светит блеском разноцветным.
  • В рощу, в поле, в свежий сад,
  • Злей хвоща и молочая,
  • Проникает острый яд,
  • Сердце тайно обжигая.
  • Словно кто-то за кустом,
  • За сараем, за буфетом
  • Держит перстень над вином
  • С монограммой и секретом.
  • Как черна его спина!
  • Как блестит на перстне солнце!
  • Но без этого вина
  • Вкус не тот, вино не пьется.

Два лепета, быть может бормотанья…

  • Два лепета, быть может бормотанья,
  • Подслушал я, проснувшись, два дыханья.
  • Тяжелый куст под окнами дрожал,
  • И мальчик мой, раскрыв глаза, лежал.
  • Шли капли мимо, плакали на марше,
  • Был мальчик мал,
  • куст был намного старше,
  • Он опыт свой с неведеньем сличил
  • И первым звуками мальчика учил.
  • Он делал так: он вздрагивал ветвями
  • И гнал их вниз, и стлался по земле,
  • А мальчик тоже пробовал губами,
  • И выходило вроде «ле-ле-ле»
  • И «ля-ля-ля». Но им казалось: мало!
  • И куст старался, холодом дыша,
  • Поскольку между ними не вставала
  • Та тень, та блажь, по имени душа.
  • Я тихо встал, испытывая трепет,
  • Вспугнуть боясь и легкий детский лепет,
  • И лепетанье листьев под окном –
  • Их разговор на уровне одном.

То, что мы зовем душой…

  • То, что мы зовем душой,
  • Что, как облако, воздушно
  • И блестит во тьме ночной
  • Своенравно, непослушно
  • Или вдруг, как самолет,
  • Тоньше колющей булавки,
  • Корректирует с высот
  • Нашу жизнь, внося поправки;
  • То, что с птицей наравне
  • В синем воздухе мелькает,
  • Не сгорает на огне,
  • Под дождем не размокает,
  • Без чего нельзя вздохнуть,
  • Ни глупца простить в обиде;
  • То, что мы должны вернуть,
  • Умирая, в чистом виде, –
  • Это, верно, то и есть,
  • Для чего не жаль стараться,
  • Что и делает нам честь,
  • Если честно разобраться.
  • В самом деле хороша,
  • Бесконечно старомодна,
  • Тучка, ласточка, душа!
  • Я привязан, ты — свободна.

Какая разница…

  • Какая разница,
  • Чем мы развлечены:
  • Стихов нескладицей?
  • Невнятицей волны?
  • Снежком, нелепицей?
  • Или, совсем как встарь,
  • Стеклянной пепельницей,
  • Желтой, как янтарь?
  • Мерцаньем полнится
  • И тянется к лучам…
  • Имел я, помнится,
  • Внимание к вещам.
  • И критик шелковый
  • Обозначал мой крен:
  • Ларец с защелками
  • И Жан Батист Шарден.
  • Все это схлынуло.
  • Стакан, графин с водой
  • Жизнь отодвинула
  • Как бы рукой одной.
  • Смахнула слезы с глаз,
  • Облокотясь на стол.
  • И разговор у нас
  • Совсем иной пошел.

Среди знакомых ни одна…

  • Среди знакомых ни одна
  • Не бросит в пламя денег пачку,
  • Не пошатнется, впав в горячку,
  • В дверях, бледнее полотна.
  • В концертный холод или сквер,
  • Разогреваясь понемногу,
  • Не пронесет, и слава богу,
  • Шестизарядный револьвер.
  • Я так и думал бы, что бред
  • Все эти тени роковые,
  • Когда б не туфельки шальные,
  • Не этот, издали, привет.
  • Разят дешевые духи,
  • Не хочет сдержанности мудрой,
  • Со щек стирает слезы с пудрой
  • И любит жуткие стихи.

РАЗГОВОР

  • Мне звонят, говорят: — Как живете?
  • — Сын в детсаде. Жена на работе.
  • Вот сижу, завернувшись в халат.
  • Дум не думаю. Жду: позвонят.
  • А у вас что? Содом? Суматоха?
  • — И у нас, — отвечает, — неплохо.
  • Муж уехал, — Куда? — На восток.
  • Вот сижу, завернувшись в платок.
  • — Что-то нынче и вправду не топят.
  • Или топливо к празднику копят?
  • Ну и мрак среди белого дня!
  • Что-то нынче нашло на меня.
  • — И на нас, — отвечает, — находит.
  • То ли жизнь в самом деле проходит,
  • То ли что… Я б зашла… да потом
  • Будет плохо. — Спасибо на том.

Он встал в ленинградской квартире…

  • Он встал в ленинградской квартире,
  • Расправив среди тишины
  • Шесть крыл, из которых четыре,
  • Я знаю, ему не нужны.
  • Вдруг сделалось пусто и звонко,
  • Как будто нам отперли зал.
  • — Смотри, ты разбудишь ребенка! –
  • Я чудному гостю сказал.
  • Вот если бы легкие ночи,
  • Веселость, здоровье детей…
  • Но кажется, нет средь пророчеств
  • Таких несерьезных статей.

Когда тот польский педагог…

  • Когда тот польский педагог,
  • В последний час не бросив сирот,
  • Шел в ад с детьми и новый Ирод
  • Торжествовать злодейство мог,
  • Где был любимый вами бог?
  • Или, как думает Бердяев,
  • Он самых слабых негодяев
  • Слабей, заоблачный дымок?
  • Так, тень среди других теней,
  • Чудак, великий неудачник.
  • Немецкий рыжий автоматчик
  • Его надежней и сильней,
  • А избиением детей
  • Полны библейские преданья,
  • Никто особого вниманья
  • Не обращал на них, ей-ей.
  • Но философии урок
  • Тоски моей не заглушает.
  • И отвращенье мне внушает
  • Нездешний этот холодок.
  • Один возможен был бы бог,
  • Идущий в газовые печи
  • С детьми, подставив зло под плечи,
  • Как старый польский педагог.

ПОКЛОНЕНИЕ ВОЛХВОВ

  • В одной из улочек Москвы,
  • Засыпанной метелью,
  • Мы наклонялись, как волхвы,
  • Над детской колыбелью.
  • И что-то, словно ореол,
  • Поблескивало тускло,
  • Покуда ставились на стол
  • Бутылки и закуска.
  • Мы озирали полумглу
  • И наклонялись снова.
  • Казалось, щурились в углу
  • Теленок и корова.
  • Как будто Гуго ван дер Гус
  • Нарисовал все это:
  • Волхвов, хозяйку с ниткой бус,
  • В дверях полоску света.
  • И вообще такой покой
  • На миг установился:
  • Не страшен Ирод никакой,
  • Когда бы он явился.
  • Весь ужас мира, испокон
  • Стоящий в отделенье,
  • Как бы и впрямь заворожен,
  • Подался на мгновенье.
  • Под стать библейской старине
  • В ту ночь была Волхонка.
  • Снежок приветствовал в окне
  • Рождение ребенка.
  • Оно собрало нас сюда
  • Проулками, садами,
  • Сопровождалось, как всегда,
  • Простыми чудесами.

ДВА ГОЛОСА

  • Озирая потемки,
  • расправляя рукой
  • с узелками тесемки
  • на подушке сырой,
  • рядом с лампочкой синей
  • не засну в полутьме
  • на дорожной перине,
  • на казенном клейме.
  • — Ты, дорожные знаки
  • подносящий к плечу,
  • я сегодня во мраке
  • как твой ангел, лечу.
  • К моему изголовью
  • подступают кусты.
  • Помоги мне! С любовью
  • не справляюсь, как ты.
  • — Не проси облегченья
  • от любви, не проси.
  • Согласись на мученье
  • и губу прикуси.
  • Бодрствуй с полночью вместе,
  • не мечтай разлюбить.
  • Я тебе на разъезде
  • посвечу, так и быть.
  • — Ты, фонарь подносящий,
  • как огонь к сургучу,
  • я над речкой и чащей,
  • как твой ангел, лечу.
  • Синий свет худосочный,
  • отраженный в окне,
  • вроде жилки височной,
  • не погасшей во мне.
  • — Не проси облегченья
  • от любви, его нет.
  • Поздней ночью — свеченье,
  • Днем — сиянье и свет.
  • Что весной развлеченье,
  • тяжкий труд к декабрю.
  • Не проси облегченья
  • от любви, говорю.

В ПОЕЗДЕ

  • Не в силах мне помочь,
  • летя за мною следом,
  • пронизывая ночь
  • дождя холодным светом,
  • он плачет надо мной,
  • дымясь среди обочин,
  • и стекол ряд двойной,
  • как стеганка, прострочен.
  • Так плачет только он
  • в сырой ночи без края,
  • цепляясь за вагон,
  • с запинкой, призывая
  • на помощь небеса,
  • листая наш словарик,
  • и каждая слеза
  • как маленький фонарик.
  • Он плачет надо мной,
  • блестящий дождь глотая,
  • любовь мою бедой,
  • виной своей считая,
  • твердя «Прости, не плачь», –
  • и сам в пылу внушенья,
  • как сердобольный врач,
  • нуждаясь в утешенье.
  • Он плачет потому,
  • что нет конца мученью,
  • что я кажусь ему
  • безжизненною тенью;
  • как с этой стороны
  • стекла, где ссохлась муха,
  • глаза мои темны,
  • в них холодно и сухо.

Жить в городе другом — как бы не жить…

  • Жить в городе другом — как бы не жить.
  • При жизни смерть дана, зовется — расстоянье.
  • Не торопи меня. Мне некуда спешить.
  • Летит вагон во тьму. О, смерти нарастанье!
  • Какое мне письмо докажет: ты жива?
  • Мне кажется, что ты во мраке таешь, таешь.
  • Беспомощен привет, бессмысленны слова.
  • Тебя в разлуке нет, при встрече оживаешь.
  • Гремят в промозглой мгле бетонные мосты.
  • О ком я так томлюсь, в тоске ломая спички?
  • Теперь любой пустяк действительней, чем ты:
  • На столике стакан, на летчике петлички.
  • На свете, где и так все держится едва,
  • На ниточке висит, цепляется, вот рухнет,
  • Кто сделал, чтобы ты жива и нежива
  • Была, как тот огонь: то вспыхнет, то потухнет?

Четко вижу двенадцатый век…

  • Четко вижу двенадцатый век.
  • Два-три моря да несколько рек.
  • Крикнешь здесь — там услышат твой голос.
  • Так что ласточки в клюве могли
  • Занести, обогнав корабли,
  • В Корнуэльс из Ирландии волос.
  • А сейчас что за век, что за тьма!
  • Где письмо? Не дождаться письма.
  • Даром волны шумят, набегая.
  • Иль и впрямь европейский роман
  • Отменен, похоронен Тристан?
  • Или ласточек нет, дорогая?

СИРЕНЬ

  • Фиолетовой, белой, лиловой,
  • Ледяной, голубой, бестолковой
  • Перед взором предстанет сирень.
  • Летний полдень разбит на осколки,
  • Острых листьев блестят треуголки,
  • И, как облако, стелется тень.
  • Сколько свежести в ветви тяжелой,
  • Как стараются важные пчелы,
  • Допотопная блещет краса!
  • Но вглядись в эти вспышки и блестки:
  • Здесь уже побывал Кончаловский,
  • Трогал кисти и щурил глаза.
  • Тем сильней у забора с канавкой
  • Восхищение наше, с поправкой
  • На тяжелый музейный букет,
  • Нависающий в желтой плетенке
  • Над столом, и две грозди в сторонке,
  • И от локтя на скатерти след.

СТОГ

Б. Я. Бухштабу

На стоге сена ночью южной

Лицом ко тверди я лежал…

А. Фет
  • Я к стогу сена подошел.
  • Он с виду ласковым казался.
  • Я боком встал, плечом повел,
  • Так он кололся и кусался.
  • Он горько пахнул и дышал,
  • Весь колыхался и дымился.
  • Не знаю, как на нем лежал
  • Тяжелый Фет? Не шевелился?
  • Ползли какие-то жучки
  • По рукавам и отворотам,
  • И запотевшие очки
  • Покрылись шелковым налетом.
  • Я гладил пыль, ласкал труху,
  • Я порывался в жизнь иную,
  • Но бога не было вверху,
  • Чтоб оправдать тщету земную.
  • И голый ужас, без одежд,
  • Сдавив, лишил меня движений.
  • Я падал в пропасть без надежд,
  • Без звезд и тайных утешений.
  • Ополоумев, облака
  • Летели, серые от страха.
  • Чесалась потная рука,
  • Блестела мокрая рубаха.
  • И в целом стоге под рукой,
  • Хоть всей спиной к нему прижаться,
  • Соломки не было такой,
  • Чтоб, ухватившись, задержаться!

Еще чего, гитара!..

  • Еще чего, гитара!
  • Засученный рукав.
  • Любезная отрава.
  • Засунь ее за шкаф.
  • Пускай на ней играет
  • Григорьев по ночам,
  • Как это подобает
  • Разгульным москвичам.
  • А мы стиху сухому
  • Привержены с тобой.
  • И с честью по-другому
  • Справляемся с бедой.
  • Дымок от папиросы
  • Да ветреный канал,
  • Чтоб злые наши слезы
  • Никто не увидал.

Жизнь чужую прожив до конца…

  • Жизнь чужую прожив до конца,
  • Умерев в девятнадцатом веке,
  • Смертный пот вытирая с лица,
  • Вижу мельницы, избы, телеги.
  • Биографии тем и сильны,
  • Что обнять позволяют за сутки
  • Двух любовниц, двух жен, две войны
  • И великую мысль в промежутке.
  • Пригождайся нам, опыт чужой,
  • Свет вечерний за полостью пыльной,
  • Тишина, пять-шесть строф за душой
  • И кусты по дороге из Вильны.
  • Даже беды великих людей
  • Дарят нас прибавлением жизни,
  • Звездным небом, рысцой лошадей
  • И вином, при его дешевизне.

Казалось бы, две тьмы…

  • Казалось бы, две тьмы,
  • В начале и в конце,
  • Стоят, чтоб жили мы
  • С тенями на лице.
  • Но несравним густой
  • Мрак, свойственный гробам,
  • С той дружелюбной тьмой,
  • Предшествовавшей нам.
  • Я с легкостью смотрю
  • На снимок давних лет.
  • «Вот кресло, — говорю, –
  • Меня в нем только нет».
  • Но с ужасом гляжу
  • За черный тот предел,
  • Где кресло нахожу,
  • В котором я сидел.

Зачем Ван Гог вихреобразный…

  • Зачем Ван Гог вихреобразный
  • Томит меня тоской неясной?
  • Как желт его автопортрет!
  • Перевязав больное ухо,
  • В зеленой куртке, как старуха,
  • Зачем глядит он мне во вслед?
  • Зачем в кафе его полночном
  • Стоит лакей с лицом порочным?
  • Блестит бильярд без игроков?
  • Зачем тяжелый стул поставлен
  • Так, что навек покой отравлен,
  • Ждешь слез и стука и башмаков?
  • Зачем он с ветром в крону дует?
  • Зачем он доктора рисует
  • С нелепой веточкой в руке?
  • Куда в косом его пейзаже
  • Без седока и без поклажи
  • Спешит коляска налегке?

БУКВЫ

  • В латинском шрифте, видим мы,
  • Сказались римские холмы
  • И средиземных волн барашки,
  • Игра чешуек и колец,
  • Как бы ползут стада овец,
  • Пастух вино сосет из фляжки.
  • Зато грузинский алфавит
  • На черепки мечом разбит
  • Иль сам упал с высокой полки.
  • Чуть дрогнет утренний туман –
  • Илья, Паоло, Тициан
  • Сбирают круглые осколки.
  • А в русских буквах «же» и «ша»
  • Живет размашисто душа,
  • Метет метель, шумя и пенясь.
  • В кафтане бойкий ямщичок,
  • Удал, хмелен и краснощек,
  • Лошадкой правит подбоченясь.
  • А вот немецкая печать,
  • Так трудно буквы различать,
  • Как будто маргбургские крыши.
  • Густая готика строки.
  • Ночные окрики, шаги.
  • Не разбудить бы! Тише! Тише!
  • Летит еврейское письмо.
  • Куда? — Не ведает само.
  • Слова написаны как ноты.
  • Скорее скрипочку хватай,
  • К щеке платочек прижимай,
  • Не плачь, играй… Ну что ты? Что ты?

Сегодня снег…

  • Сегодня снег,
  • Моя погода.
  • От зимних нег
  • Нам нет прохода.
  • Холодных струй
  • Укол нестрашный
  • Твой поцелуй
  • Напомнит влажный.
  • В снегу густом
  • Видны пустоты,
  • Как будто в нем
  • Мерцают соты.
  • Дары зимы
  • При блеске резком,
  • Ячейки тьмы
  • С янтарным блеском.
  • Метет метель,
  • Стирая дали.
  • Играй, Адель,
  • Не знай печали.
  • Снежинок рой
  • Кружит, сверкая,
  • Одна — пчелой,
  • Шмелем — другая.
  • Сейчас скажу
  • Всю правду сразу,
  • Снежок держу
  • Так близко к глазу.
  • Метет метель.
  • О чем хлопочешь?
  • Бери свирель,
  • Играй что хочешь!
  • Кружись, взлетай,
  • Снежку подобно.
  • Адель, играй!
  • На чем угодно!

Вот я в ночной тени стою…

  • Вот я в ночной тени стою
  • Один в пустом саду.
  • То скрипнет тихо дверь в раю,
  • То хлопнет дверь в аду.
  • А слева музыка звучит
  • И голос в лад поет.
  • А справа кто-то все кричит
  • И эту жизнь клянет.

Когда ты в Павловском дворце…

  • Когда ты в Павловском дворце
  • Искала в зеркале барочном,
  • Роскошном, царственном, порочном
  • Себя — как в тусклом озерце
  • Иль где-нибудь в пруду полночном, –
  • Рябь набегала, и в конце
  • Той залы нам с лицом отечным
  • Являлась фурия в чепце.
  • Потом зеркальная вода
  • Светлела. В ней не без труда
  • Всплывала ты, с песком проточным
  • И пузырьками пополам.
  • Но долго жизнь казалась нам
  • Туманным делом и непрочным!

И если в ад я попаду…

  • И если в ад я попаду,
  • Есть наказание в аду
  • И для меня: не лед, не пламя!
  • Мгновенья те, когда я мог
  • Рискнуть, но стыл и тер висок,
  • Опять пройдут перед глазами.
  • Все счастье, сколько упустил,
  • В саду, в лесу и у перил,
  • В пути, в гостях и темном море…
  • Есть казнь в аду таким, как я:
  • То рай прошедшего житья,
  • Тоска о смертном недоборе.

Скатерть, радость, благодать!..

  • Скатерть, радость, благодать!
  • За обедом с проволочкой
  • Под столом люблю сгибать
  • Край ее с машинной строчкой.
  • Боже мой! Еще живу!
  • Все могу еще потрогать
  • И каемку, и канву,
  • И на стол поставить локоть!
  • Угол скатерти в горсти.
  • Даже если это слабость,
  • О бессмыслица, блести!
  • Не кончайся, скатерть, радость!

СЕМИДЕСЯТЫЕ

«Письмо»

«Прямая речь»

«Голос»

Эти вечные счеты, расчеты, долги…

  • Эти вечные счеты, расчеты, долги
  • И подсчеты, подсчеты.
  • Испещренные цифрами черновики.
  • Наши гении, мученики, должники.
  • Рифмы, рядом — расходы.
  • То ли в карты играл? То ли в долг занимал?
  • Было пасмурно, осень.
  • Век железный — зато и презренный металл.
  • Или рощу сажал и считал, и считал,
  • Сколько высадил елей и сосен?
  • Эта жизнь так нелепо и быстро течет!
  • Покажи, от чего начинать нам отсчет,
  • Чтоб не сделать ошибки?
  • Стих от прозы не бегает, наоборот!
  • Свет осенний и зыбкий.
  • Под высокими окнами, бурей гоним,
  • Мчится клен, и высоко взлетают над ним
  • Медных листьев тройчатки.
  • К этим сотням и тысячам круглым твоим
  • Приплюсуем десятки.
  • Снова дикая кошка бежит по пятам,
  • Приближается время платить по счетам,
  • Все страшней ее взгляды:
  • Забегает вперед, прижимает к кустам –
  • И не будет пощады.
  • Все равно эта жизнь и в конце хороша,
  • И в долгах, и в слезах, потому что свежа!
  • И послушная рифма,
  • Выбегая на зов, и легка, как душа,
  • И точна, точна цифра!

СОН

  • Я ли свой не знаю город?
  • Дождь пошел. Я поднял ворот.
  • Сел в трамвай полупустой.
  • От дороги Турухтанной
  • По Кронштадской… вид туманный…
  • Стачек, Трефолева… стой!
  • Как по плоскости наклонной,
  • Мимо темной Оборонной.
  • Все смешалось… не понять…
  • Вдруг трамвай свернул куда-то,
  • Мост, канал, большого сада
  • Темень, мост, канал опять.
  • Ничего не понимаю!
  • Слева тучу обгоняю,
  • Справа в тень ее вхожу,
  • Вижу пасмурную воду,
  • Зелень, темную с исподу,
  • Возвращаюсь и кружу.
  • Чья ловушка и причуда?
  • Мне не выбраться отсюда!
  • Где Фонтанка? Где Нева?
  • Если это чья-то шутка,
  • Почему мне стало жутко
  • И слабеет голова?
  • Этот сад меня пугает,
  • Это мост не так мелькает,
  • И вода не так бежит,
  • И трамвайный бег бесстрастный
  • Приобрел уклон опасный
  • И рука моя дрожит.
  • Вид у нас какой-то сирый.
  • Где другие пассажиры?
  • Было ж несколько старух!
  • Никого в трамвае нету.
  • Мы похожи на комету,
  • И вожатый слеп и глух.
  • Вровень с нами мчатся рядом
  • Все, кому мы были рады
  • В прежней жизни дорогой.
  • Блещет слезы их живые,
  • Словно капли дождевые.
  • Плачут, машут нам рукой.
  • Им не видно за дождями,
  • Сколько встало между нами
  • Улиц, улочек и рек.
  • Так привозят в парк трамвайный
  • Не заснувшего случайно,
  • А уснувшего навек.

Кто-то плачет всю ночь…

  • Кто-то плачет всю ночь.
  • Кто-то плачет у нас за стеною.
  • Я и рад бы помочь –
  • Не пошлет тот, кто плачет, за мною.
  • Вот затих. Вот опять.
  • — Спи, — ты мне говоришь, — показалось.
  • Надо спать, надо спать.
  • Если б сердце во тьме не сжималось!
  • Разве плачут в наш век?
  • Где ты слышал, чтоб кто-нибудь плакал?
  • Суше не было век.
  • Под бесслезным мы выросли флагом.
  • Только дети — и те,
  • Услыхав: Как не стыдно? — смолкают.
  • Так лежим в темноте.
  • Лишь часы на столе подтекают.
  • Кто-то плачет вблизи.
  • — Спи, — ты мне говоришь, — я не слышу.
  • У кого ни спроси –
  • Это дождь задевает за крышу.
  • Вот затих. Вот опять.
  • Словно глубже беду свою прячет.
  • А начну засыпать –
  • — Подожди, — говоришь, — кто-то плачет!

Конверт какой-то странный, странный…

  • Конверт какой-то странный, странный,
  • Как будто даже самодельный,
  • И штемпель смазанный, туманный,
  • С пометкой давности недельной,
  • И марка странная, пустая,
  • Размытый образ захолустья:
  • Ни президента Уругвая,
  • Ни Темзы — так, какой-то кустик.
  • И буква к букве так теснятся,
  • Что почерк явно засекречен.
  • Внизу, как можно догадаться,
  • Обратный адрес не помечен.
  • Тихонько рву конверт по краю
  • И на листе бумаги плотном
  • С трудом по-русски разбираю
  • Слова в смятенье безотчетном.
  • «Мы здесь собрались кругом тесным
  • Тебя заверить в знак вниманья
  • В размытом нашем, повсеместном,
  • Ослабленном существованье.
  • Когда ночами (бред какой-то!)
  • Воюет ветер с темным садом,
  • О всех не скажем, но с тобой-то
  • Молчи, не вздрагивай, мы рядом.
  • Не спи же, вглядывайся зорче,
  • Нас различай поодиночке».
  • И дальше почерк неразборчив,
  • Я пропускаю две-три строчки.
  • «Прощай! Чернила наши блеклы,
  • А почта наша ненадежна,
  • И в саду листва намокла,
  • Что шага сделать невозможно».

ЛАВР

А. Битову

  • Не помнит лавр вечнозеленый,
  • Что Дафной был и бог влюбленный
  • Его преследовал тогда;
  • К его листве остроконечной
  • Подносит руку первый встречный
  • И мнет, не ведая стыда.
  • Не помнит лавр вечнозеленый,
  • И ты не помнишь, утомленный
  • Путем в Батум из Кобулет,
  • Что кустик этот глянцевитый,
  • Цветами желтыми увитый,
  • Еще Овидием воспет.
  • Выходит дождик из тумана,
  • Несет дымком из ресторана,
  • И Гоги в белом пиджаке
  • Не помнит, сдал с десятки сдачу
  • Иль нет… а лавр в окне маячит…
  • А сдача — вот она, в руке.
  • Какая долгая разлука!
  • И блекнет память, и подруга
  • Забыла друга своего,
  • И ветвь безжизненно упала,
  • И море плещется устало,
  • Никто не помнит ничего.

Я к ночным облакам за окном присмотрюсь…

  • Я к ночным облакам за окном присмотрюсь.
  • Отодвинув суровую штору.
  • Был я счастлив — и смерти боялся. Боюсь
  • И сейчас, но не так, как в ту пору.
  • Умереть — это значит шуметь на ветру
  • Вместе с кленом, глядящим понуро.
  • Умереть — это значит попасть ко двору
  • То ли Ричарда, то ли Артура.
  • Умереть — расколоть самый твердый орех,
  • Все причины узнать и мотивы.
  • Умереть — это стать современником всех,
  • Кроме тех, кто пока еще живы.

Расположение вещей…

  • Расположение вещей
  • На плоскости стола,
  • И преломление лучей,
  • И синий лед стекла.
  • Сюда — цветы, тюльпан и мак,
  • Бокал с вином — туда.
  • Скажи, ты счастлив? — Нет. — А так? –
  • Почти. — А так? — О да!

Какое счастье, благодать…

  • Какое счастье, благодать
  • Ложиться, укрываться,
  • С тобою рядом засыпать,
  • С тобою укрываться!
  • Пока мы спали, ты и я,
  • В саду листва шумела
  • И неба темные края
  • Сверкали то и дело.
  • Пока мы спали, у стола
  • Чудак с дремотой спорил,
  • Но спал я, спал, и ты спала,
  • И сон всех ямбов стоил.
  • Мы спали, спали, наравне
  • С любовью и бессмертьем
  • Давалось даром то во сне,
  • Что днем — сплошным усердьем.
  • Мы спали, спали, вопреки,
  • Наперекор, вникали
  • В узоры сна и завитки,
  • В детали, просто спали.
  • Всю ночь. Прильнув к щеке щекой.
  • С доверчивостью птичьей.
  • И в беззащитности такой
  • Сходило к нам величье.
  • Всю ночь в наш сон ломился гром,
  • Всю ночь он ждал ответа:
  • Какое счастье — сон вдвоем,
  • Кто нам позволил это?

О слава, ты также прошла за дождями…

  • О слава, ты также прошла за дождями,
  • Как западный фильм, не увиденный нами,
  • Как в парк повернувший последний трамвай, –
  • Уже и не надо. Не стоит. Прощай!
  • Сломалась в дороге твоя колесница,
  • На юг улетела последняя птица,
  • Последний ушел из Невы теплоход.
  • Я вышел на Мойку: зима настает.
  • Нас больше не мучит желание славы,
  • Другие у нас представленья и нравы,
  • И милая спит, и в ночной тишине
  • Пусть ей не мешает молва обо мне.
  • Снежок выпадает на город туманный.
  • Замерз на афише концерт фортепьянный.
  • Пружины дверной глуховатый щелчок.
  • Последняя рифма стучится в висок.
  • Простимся без слов, односложно и сухо.
  • И музыка медленно выйдет из слуха,
  • Как после купанья вода из ушей,
  • Как маленький, теплый, щекотный ручей.

ВМЕСТО СТАТЬИ О ВЯЗЕМСКОМ

  • Я написать о Вяземском хотел,
  • Как мрачно исподлобья он глядел,
  • Точнее, о его последнем цикле.
  • Он жить устал, он прозябать хотел.
  • Друзья уснули, он осиротел:
  • Те умерли вдали, а те погибли.
  • С утра надев свой клетчатый халат,
  • Сидел он в кресле, рифмы невпопад
  • Дразнить его под занавес являлись.
  • Он видел: смерть откладывает срок.
  • Вздыхал над ним злопамятливый Бог,
  • И музы, приходя, его боялись.
  • Я написать о Вяземском хотел,
  • О том, как в старом кресле он сидел,
  • Без сил, задув свечу, на пару с нею.
  • Какие тени в складках залегли,
  • Каким поэтом мы пренебрегли,
  • Забыв его, но чувствую: мрачнею.
  • В стихах своих он сам к себе жесток,
  • Сочувствия не ищет, как листок,
  • Что корчится под снегом, леденея.
  • Я написать о Вяземском хотел,
  • Еще не начал, тут же охладел
  • Не к Вяземскому, а к своей затее.
  • Он сам себе забвенье предсказал
  • И кажется, что зла себе желал
  • И медленно сживал себя со свету
  • В такую тьму, где слова не прочесть.
  • И шепчет мне: оставим все как есть.
  • Оставим все как есть: как будто нету.

ПОЙДЕМ ЖЕ ВДОЛЬ МОЙКИ, ВДОЛЬ МОЙКИ…

  • Пойдем же вдоль Мойки, вдоль Мойки,
  • У стриженых лип на виду,
  • Глотая туманный и стойкий
  • Бензинный угар на ходу,
  • Меж Марсовым полем и садом
  • Михайловским, мимо былых
  • Конюшен, широким охватом
  • Державших лошадок лихих.
  • Пойдем же! чем больше названий,
  • Тем стих достоверней звучит,
  • На нем от решеток и зданий
  • Тень так безупречно лежит.
  • С тыняновской точной подсказкой
  • Пойдем же вдоль стен и колонн,
  • С лексической яркой окраской
  • От собственных этих имен.
  • Пойдем по дуге, по изгибу,
  • Где плоская, в пятнах, волна
  • То тучу качает, как рыбу,
  • То с вазами дом Фомина,
  • Пойдем мимо пушкинских окон,
  • Музейных подобранных штор,
  • Минуем Капеллы широкой
  • Овальный, с афишами, двор.
  • Вчерашние лезут билеты
  • Из урн и подвальных щелей.
  • Пойдем, как по берегу Леты,
  • Вдоль окон пойдем и дверей,
  • Вдоль здания Главного штаба,
  • Его закулисной стены,
  • Похожей на желтого краба
  • С клешней непомерной длины.
  • Потом через Невский, с разбегу
  • Все прямо, не глядя назад,
  • Пойдем, заглядевшись на реку
  • И Строганов яркий фасад,
  • Пойдем, словно кто-то однажды
  • Уехал иль вывезен был
  • И умер от горя и жажды
  • Без этих колонн и перил.
  • И дальше, по левую руку
  • Узнав Воспитательный дом,
  • Где мы проходили науку,
  • Вдоль черной ограды пойдем,
  • И, плавясь на шпиле от солнца,
  • Пускай в раздвижных небесах
  • Корабль одинокий несется,
  • Несется на всех парусах.
  • Как ветром нас тянет и тянет.
  • Длинноты в стихах не любя,
  • Ты шепчешь: читатель устанет! –
  • Не бойся, не больше тебя!
  • Он, ветер вдыхая холодный,
  • Не скажет тебе, может быть,
  • Где счастье прогулки свободной
  • Ему помогли полюбить.
  • Пойдем же по самому краю
  • Тоски, у зеленой воды,
  • Пойдем же по аду и раю,
  • Где нет между ними черты,
  • Где памяти тянется свиток,
  • Развернутый в виде домов,
  • И столько блаженства и пыток,
  • Двузначных больших номеров.
  • Дом Связи — как будто коробка
  • И рядом еще коробок.
  • И дом, где на лестнице робко
  • Я дергал висячий звонок.
  • И дом, где однажды до часу
  • В квартире чужой танцевал.
  • И дом, где я не был ни разу,
  • А кажется, жил и бывал.
  • Ну что же? юсуповский желтый
  • Остался не назван дворец,
  • Да словно резинкой подтертый
  • Голландии Новой багрец.
  • Любимая! Сколько упорства,
  • Обид и зачеркнутых строк,
  • Отчаяния, противоборства
  • И гребли, волнам поперек!
  • Твою ненаглядную руку
  • Так крепко сжимая в своей,
  • Я все отодвинуть разлуку
  • Пытаюсь, но помню о ней…
  • И может быть, это сверканье
  • Листвы, и дворцов, и реки
  • Возможно лишь в силу страданья
  • И счастья, ему вопреки.

Больной неизлечимо…

  • Больной неизлечимо
  • Завидует тому,
  • Кого провозят мимо
  • В районную тюрьму.
  • А тот глядит: больница.
  • Ему бы в тот покой
  • С таблетками, и шприцем,
  • И старшею сестрой.

НАШИ ПОЭТЫ

  • Конечно, Баратынский схематичен.
  • Бесстильность Фета всякому видна.
  • Блок по-немецки втайне педантичен.
  • У Анненского в трауре весна.
  • Цветаевская фанатична муза.
  • Ахматовой высокопарен слог.
  • Кузмин манерен. Пастернаку вкуса
  • Недостает: болтливость — вот порок.
  • Есть вычурность в строке у Мандельштама.
  • И Заболоцкий в сердце скуповат…
  • Какое счастье — даже панорама
  • Их недостатков, выстроенных в ряд!

Едкий дымок мандариновой корки…

  • Едкий дымок мандариновой корки.
  • Колкий снежок. Деревянные горки.
  • Все это видел я тысячу раз.
  • Что же так туго натянуты нервы?
  • Сердце колотится, слезы у глаз.
  • В тысячный — скучно, но в тысяча первый…
  • Весело вытереть пальцы перчаткой.
  • Весело с долькой стоять кисло-сладкой.
  • Все же на долю досталось и мне
  • Счастья, и горя, и снега, и смеха.
  • Годы прошли — не упало в цене.
  • О, поднялось на ветру, вроде меха!

Не соблазняй меня парчой…

  • Не соблазняй меня парчой
  • Полуистлевшей, и свечой
  • Полусгоревшей, и листвой
  • Полуопавшей и сырой.
  • Не согревай меня вином
  • За покачнувшимся столом,
  • И затянувшимся глотком,
  • И запахнувшимся платком.
  • Не утешай меня дворцом
  • Полуразмытым, и крыльцом
  • Полуразбитым, и гнездом,
  • Пружинящим под сквозняком.
  • Не задевай меня тоской
  • Полуразлитой, и строкой
  • Полузабытой, и душой
  • Полуоткрытой и чужой.

Быть нелюбимым! Боже мой!..

  • Быть нелюбимым! Боже мой!
  • Какое счастье быть несчастным!
  • Идти под дождиком домой
  • С лицом потерянным и красным.
  • Какая мука, благодать
  • Сидеть с закушенной губою,
  • Раз десять на день умирать
  • И говорить с самим собою.
  • Какая жизнь — сходить с ума!
  • Как тень, по комнате шататься!
  • Какое счастье — ждать письма
  • По месяцам — и не дождаться.
  • Кто нам сказал, что мир у ног
  • Лежит в слезах, на все согласен?
  • Он равнодушен и жесток.
  • Зато воистину прекрасен.
  • Что с горем делать мне моим?
  • Спи. С головой в ночи укройся.
  • Когда б я не был счастлив им,
  • Я б разлюбил тебя. Не бойся!

Показалось, что горе прошло…

  • Показалось, что горе прошло
  • И узлы развязались тугие.
  • Как-то больше воды утекло
  • В этот год, чем в другие.
  • Столько дел надо было кончать,
  • И погода с утра моросила.
  • Так что стал я тебя забывать,
  • Как сама ты просила.
  • Дождик шел и смывал, и смывал
  • Безнадежные те отношенья.
  • Раньше в памяти этот провал
  • Называли: забвенье.
  • Лишь бы кончилось, лишь бы не жгло,
  • Как бы ни называлось.
  • Показалось, что горе прошло.
  • Не прошло. Показалось.

Возьми меня, из этих комнат вынь…

  • Возьми меня, из этих комнат вынь,
  • Сдунь с площадей, из-под дворцовых арок,
  • Засунь меня куда-нибудь, задвинь,
  • Возьми назад бесценный свой подарок!
  • Смахни совсем. Впиши меня в графу
  • Своих расходов в щедром мире этом.
  • Я — чокнутый, как рюмочка в шкафу
  • Надтреснутая. Но и ты — с приветом.

Прощай, любовь!..

  • Прощай, любовь!
  • Прощай, любовь, была ты мукой.
  • Платочек белый приготовь
  • Перед разлукой
  • И выутюжь, и скомкай вновь.
  • Какой пример,
  • Какой пример для подражанья
  • Мы выберем, какой размер?
  • Я помню чудное желанье
  • И пыль гостиничных портьер.
  • Не помню, жаль,
  • Не помню, — жаль, оса, впивайся.
  • Придумать точную деталь
  • И, приукрася,
  • Надсаду выдать за печаль?
  • Сорваться в крик?
  • Сорваться в крик, в тоске забиться?
  • Я не привык.
  • И муза громких слов стыдится.
  • В окне какой-то писк возник.
  • Кричит птенец.
  • Кричит птенец, сломавший шею.
  • За образец
  • Прощание по Хемингуэю
  • Избрать? Простились — и конец?
  • Он в свитерке,
  • Он в свитерке по всем квартирам
  • Висел с подтекстом в кулаке.
  • Теперь уже другим кумиром
  • Сменен, с Лолитой в драмкружке.
  • Из всех услад,
  • Из всех услад одну на свете
  • Г. Г. ценил, раскрыв халат.
  • Над ним стареющие дети,
  • Как злые гении, парят.
  • Прощай, старушка, этот тон,
  • Мне этот тон полупристойный
  • Претит. Ты знаешь, был ли он
  • Мне свойствен или жест крамольный.
  • Я был влюблен.
  • Твоей руки,
  • Твоей руки рукой коснуться
  • Казалось счастьем, вопреки
  • Всем сексуальным революциям.
  • Прощай. Мы станем старики.
  • У нас в стране,
  • У нас в стране при всех обидах
  • То хорошо, что ветвь в окне,
  • И вздох, и выдох,
  • И боль, и просто жизнь — в цене.
  • А нам с тобой,
  • А нам с тобой вдвоем дышалось
  • Вольней, и общею судьбой
  • Вся эта даль и ширь казалась –
  • Не только чай и час ночной.
  • Отныне — врозь.
  • Припоминаю шаг твой встречный
  • И хвостик заячий волос.
  • На волос был от жизни вечной,
  • Но — сорвалось!
  • Когда уснем,
  • Когда уснем смертельным, мертвым,
  • Без воскрешений, общим сном,
  • Кем станем мы? Рисунком стертым.
  • Судьба, других рисуй на нем.
  • Поэты тем
  • И тяжелы, что всенародно
  • Касаются сердечных тем.
  • Молчу. Мне стыдно. Ты свободна.
  • На радость всем.
  • «Любовь свободна. Мир чаруя,
  • Она законов всех сильней».
  • Певица толстая, ликуя,
  • Покрыта пудрой, как стату́я.
  • И ты — за ней?
  • Пускай орет на всю округу.
  • Считаться — грех.
  • Помашем издали друг другу.
  • Ты и сейчас, отдернув руку,
  • Прекрасней всех!

В КАФЕ

  • В переполненном, глухо гудящем кафе
  • Я затерян, как цифра в четвертой графе,
  • И обманут вином тепловатым.
  • И сосед мой брезглив и едой утомлен,
  • Мельхиоровым перстнем любуется он
  • На мизинце своем волосатом.
  • Предзакатное небо висит за окном
  • Пропускающим воду сырым полотном,
  • Луч, прорвавшись, крадется к соседу,
  • Его перстень горит самоварным огнем.
  • «Может, девочек, — он говорит, — позовем?»
  • И скучает: «Хорошеньких нету».
  • Через миг погружается вновь в полутьму.
  • Он молчит, так как я не ответил ему.
  • Он сердит: рассчитаться бы, что ли?
  • Не торопится к столику официант,
  • Поправляет у зеркала узенький бант.
  • Я на перстень гляжу поневоле.
  • Он волшебный! Хозяин не знает о том.
  • Повернуть бы на пальце его под столом –
  • И, пожалуйста, синее море!
  • И коралловый риф, что вскипал у Моне
  • На приехавшем к нам погостить полотне,
  • В фиолетово-белом уборе.
  • Повернуть бы еще раз — и в Ялте зимой
  • Оказаться, чтоб угольщик с черной каймой
  • Шел к причалу, как в траурном крепе.
  • Снова луч родничком замерцал и забил,
  • Этот перстень… На рынке его он купил,
  • Иль работает сам в ширпотребе?
  • А как в третий бы раз, не дыша, повернуть
  • Этот перстень — но страшно сказать что-нибудь:
  • Все не то или кажется — мало!
  • То ли рыжего друга в дверях увидать?
  • То ли этого типа отсюда убрать?
  • То ли юность вернуть для начала?

Взметнутся голуби гирляндой черных нот…

  • Взметнутся голуби гирляндой черных нот.
  • Как почерк осени на пушкинский похож!
  • Сквозит. Спохватишься и силы соберешь.
  • Ты старше Моцарта. И Пушкина вот-вот
  • Переживешь.
  • Друзья гармонии, смахнув рукой со лба
  • Усталость мертвую, принять беспечный вид
  • С утра стараются. И все равно судьба
  • Скупа, слепа,
  • К ним беспощадная. Зато тебя щадит.
  • О, ты-то выживешь! Залечишь — и пройдет.
  • С твоею мрачностью! Без слез, гордясь собой,
  • Что сух, как лед.
  • А эта пауза, а этот перебой –
  • Завалит листьями и снегом заметет.
  • С твоею тяжестью! Сырые облака
  • По небу тянутся, как траурный обоз,
  • Через века.
  • Вот маска с мертвого, вот белая рука –
  • Ничто не сгладилось, ничто не разошлось.
  • Они не вынесли. Им непонятно, как
  • Живем до старости, справляемся с тоской,
  • Долгами, нервами и ворохом бумаг…
  • Музейный узенький рассматриваем фрак,
  • Лорнет двойной.
  • Глядим во тьму.
  • Земля просторная, но места нет на ней
  • Ни взмаху легкому, ни быстрому письму.
  • И все ж в присутствии их маленьких теней
  • Не так мучительно, не знаю почему.

Исследовав, как Критский лабиринт…

  • Исследовав, как Критский лабиринт,
  • Все закоулки мрачности, на свет
  • Я выхожу, разматывая бинт.
  • Вопросов нет.
  • Подсохла рана.
  • И слезы высохли, и в мире та же сушь.
  • И жизнь мне кажется, когда встаю с дивана,
  • Улиткой с рожками, и вытекшей к тому ж.
  • От Минотавра
  • Осталась лужица, точнее, тень одна.
  • И жизнь мне кажется отложенной на завтра,
  • На послезавтра, на другие времена.
  • Она понадобится там, потом, кому-то,
  • И снова кто-нибудь, разбуженный листвой,
  • Усмотрит чудо
  • В том, что пружинкою свернулось заводной.
  • Как в погремушке, в раковине слуха
  • Обида ссохшаяся дням теряет счет.
  • Пусть смерть-старуха
  • Ее оттуда с треском извлечет.
  • Звонит мне под вечер приятель, дуя в трубку.
  • Плохая слышимость. Все время рвется нить.
  • «Читать наскучило. И к бабам лезть под юбку.
  • Как дальше жить?»
  • О жизнь, наполненная смыслом и любовью,
  • Хлынь в эту паузу, блесни еще хоть раз
  • Страной ли, музою, припавшей к изголовью,
  • Постой у глаз
  • Водою в шлюзе,
  • Все прибывающей, с буксиром на груди.
  • Высоким уровнем. Системою иллюзий.
  • Еще какой-нибудь миражик заведи.

ДУНАЙ

  • Дунай, теряющий достоинство в изгибах,
  • Подобно некоторым женщинам, мужчинам,
  • Течет во взбалмошных своих дубах и липах
  • Души не чая, пристрастясь к дешевым винам.
  • Его Бавария до Австрии проводит,
  • Он покапризничает в сумасбродной Вене,
  • Уйдет в Словакию, в ее лесах побродит
  • И выйдет к Венгрии для новых впечатлений.
  • Всеобщий баловень! Ни войны, ни затменья
  • Добра и разума не омрачают память,
  • Ни Моцарт, при смерти просивший птичье пенье
  • В соседней комнате унять и свет убавить.
  • Вертлявый, влюбчивый, забывчивый, заросший
  • В верховьях готикой, в низовьях камышами,
  • И впрямь что делал бы он с европейским прошлым,
  • Когда б не будущее, посудите сами?
  • Что ж выговаривать и выпрямлять извивы,
  • Взывать к серьезности, — а он и не старался!
  • А легкомыслие? — так у него счастливый
  • Нрав, легче Габсбургов, и долго жить собрался.

Слово «нервный» сравнительно поздно…

  • Слово «нервный» сравнительно поздно
  • Появилось у нас в словаре
  • У некрасовской музы нервозной
  • В петербургском промозглом дворе.
  • Даже лошадь нервически скоро
  • В его желчном трехсложнике шла,
  • Разночинная пылкая ссора
  • И в любви его темой была.
  • Крупный счет от модистки, и слезы,
  • И больной, истерический смех,
  • Исторически эти неврозы
  • Объясняются болью за всех,
  • Переломным сознаньем и бытом.
  • Эту нервность, и бледность, и пыл,
  • Что неведомы сильным и сытым,
  • Позже в женщинах Чехов ценил,
  • Меж двух зол это зло выбирая,
  • Если помните… ветер в полях,
  • Коврин, Таня, в саду дымовая
  • Горечь, слезы и черный монах.
  • А теперь и представить не в силах
  • Ровной жизни и мирной любви.
  • Что однажды блеснуло в чернилах,
  • То навеки осталось в крови.
  • Всех еще мы не знаем резервов,
  • Что еще обнаружат, бог весть,
  • Но спроси нас: — Нельзя ли без нервов?
  • — Как без нервов, когда они есть! –
  • Наши ссоры. Проклятые тряпки.
  • Сколько денег в июне ушло!
  • — Ты припомнил бы мне еще тапки.
  • — Ведь девятое только число, –
  • Это жизнь? Между прочим, и это,
  • И не самое худшее в ней.
  • Это жизнь, это душное лето,
  • Это шорох густых тополей,
  • Это гулкое хлопанье двери,
  • Это счастья неприбранный вид,
  • Это, кроме высоких материй,
  • То, что мучает всех и роднит.

Я шел вдоль тяжелой припухлой реки…

  • Я шел вдоль тяжелой припухлой реки,
  • Забывшись, и вздрогнул у моста Тучкова
  • От резкого запаха мокрой пеньки.
  • В плащах рыбаки
  • Стояли уныло, и не было клева.
  • Свинцовая, сонная, тусклая гладь.
  • Младенцы в такой забываются зыбке.
  • Спать, глупенький, спать.
  • Я вздрогнул: я тоже всю жизнь простоять
  • Готов у реки ради маленькой рыбки.
  • Я жизнь разлюбил бы, но запах сильней
  • Велений рассудка.
  • Я жизнь разлюбил бы, я тоже о ней
  • Не слишком высокого мнения. Будка,
  • Причал, и в коробках — шнурочки червей.
  • Я б жизнь разлюбил, да мешает канат
  • И запах мазута, веселый и жгучий.
  • Я жизнь разлюбил бы — мазут виноват
  • Горячий. Кто мне объяснит этот случай?
  • И липы горчат.
  • Не надо, оставьте ее на меня,
  • Меня на нее, отступитесь, махните
  • Рукой, мы поладим: реки простыня,
  • И сладки на ней, и слепящие нити
  • Дождливого дня.
  • Я жизнь разлюбил бы, я с вами вполне
  • Согласен, но, едкая, вот она рядом
  • Свернулась, и сохнет, и снова в цене.
  • Не вырваться мне.
  • Как будто прикручен к ней этим канатом.

Времена не выбирают…

  • Времена не выбирают,
  • В них живут и умирают.
  • Большей пошлости на свете
  • Нет, чем клянчить и пенять.
  • Будто можно те на эти,
  • Как на рынке, поменять.
  • Что ни век, то век железный.
  • Но дымится сад чудесный,
  • Блещет тучка; я в пять лет
  • Должен был от скарлатины
  • Умереть, живи в невинный
  • Век, в котором горя нет.
  • Ты себя в счастливцы прочишь,
  • А при Грозном жить не хочешь?
  • Не мечтаешь о чуме
  • Флорентийской и проказе?
  • Хочешь ехать в первом классе,
  • А не в трюме, в полутьме?
  • Что ни век, то век железный.
  • Но дымится сад чудесный,
  • Блещет тучка; обниму
  • Век мой, рок мой на прощанье.
  • Время — это испытанье.
  • Не завидуй никому.
  • Крепко тесное объятье.
  • Время — кожа, а не платье.
  • Глубока его печать.
  • Словно с пальцев отпечатки,
  • С нас — его черты и складки,
  • Приглядевшись, можно взять.

РАЗГОВОР В ПРИХОЖЕЙ

  • Не наговорились. В прихожей, рукой
  • с четвертой попытки в рукав попадая,
  • о Данте, ни больше ни меньше, с такой
  • надсадой и страстью заспорить:
  • — Ни рая,
  • ни ада его не люблю.
  • — Подожди,
  • как можно… –
  • (И столько же тщетных попыток
  • открыть без хозяина дверь, позади
  • торчащего.)
  • — Вся эта камера пыток
  • не может нам искренне нравиться.
  • — Он
  • подобен всевышнему.
  • — Что так же скучен?
  • — Ну, знаешь… –
  • И с новым запалом вдогон
  • трясущему дверь:
  • — Если ты равнодушен,
  • то это не значит еще… И потом,
  • он гений и мученик.
  • — В чьем переводе
  • читал ты его? Где мой зонт?
  • — Не о том
  • речь, в чьем переводе. Подобен породе
  • гранитной, с вкрапленьями кварца, слюды.
  • И магма метафор, и шахта сюжета.
  • Вот зонт. Кстати, в моде складные зонты.
  • — Твой мрамор и шпат — из другого поэта,
  • не Данте нашедшего в них, а себя,
  • черты своего становленья и склада.
  • По-моему, век наш, направо губя
  • людей и налево, от Дантова ада
  • наш взор отвратил: зарывали и жгли
  • и мыслимых мук превзошли варианты… –
  • Опомнюсь. Мы что, подобрать не могли
  • просторнее места для спора о Данте?

Заснешь и проснешься в слезах от печального сна…

  • Заснешь и проснешься в слезах от печального сна.
  • Что ночью открылось, то днем еще не было ясно.
  • А формула жизни добыта во сне, и она
  • Ужасна, ужасна, ужасна, прекрасна, ужасна.
  • Боясь себя выдать и вздохом беду разбудить,
  • Лежит человек и тоску со слезами глотает,
  • Вжимаясь в подушку; глаза что открыть, что закрыть –
  • Темно одинаково; ветер в окно залетает.
  • Какая-то тень эту темень проходит насквозь,
  • Не видя его, и в ладонях лицо свое прячет.
  • Лежит неподвижно: чего он хотел, не сбылось?
  • Сбылось, но не так, как хотелось? Не скажет. Он плачет.
  • Под шорох машин, под шумок торопливых дождей
  • Он ищет подобье поблизости, в том, что привычно,
  • Не смея и думать, что всех ему ближе Орфей,
  • Когда тот пошел, каменея, к Харону вторично.
  • Уже заплетаясь, готовый в тумане пропасть.
  • А ветер за шторами горькую пену взбивает
  • И эту прекрасную, пятую, может быть, часть,
  • Пусть пятидесятую, пестует и раздувает.

Сквозняки по утрам в занавесках и шторах…

  • Сквозняки по утрам в занавесках и шторах
  • Занимаются лепкою бюстов и торсов.
  • Как мне нравится хлопанье это и шорох,
  • Громоздящийся мир уранид и колоссов.
  • В полотняном плену то плечо, то колено
  • Проступают, и кажется: дыбятся в схватке,
  • И пытаются в комнату выйти из плена,
  • И не в силах прорвать эти пленки и складки.
  • Мир гигантов, несчастных в своем ослепленье,
  • Обреченных все утро вспухать пузырями,
  • Опадать и опять, становясь на колени,
  • Проступать, прилипая то к ручке, то к раме.
  • О, пергамский алтарь на воздушной подкладке!
  • И не надо за мрамором в каменоломни
  • Лезть; все утро друг друга кладут на лопатки,
  • Подминают, и мнут, и внушают: запомни.
  • И все утро, покуда ты нежишься, сонный,
  • В милосердной ночи залечив свои раны,
  • Там, за шторой, круглясь и толпясь, как колонны,
  • Напрягаются, спорят и гибнут титаны.

Придешь домой, шурша плащом…

  • Придешь домой, шурша плащом,
  • Стирая дождь со щек:
  • Таинственна ли жизнь еще?
  • Таинственна еще.
  • Не надо призраков, теней:
  • Темна и без того.
  • Ах, проза в ней еще странней,
  • Таинственней всего.
  • Мне дорог жизни крупный план,
  • Неровности, озноб
  • И в ней увиденный изъян,
  • Как в сильный микроскоп.
  • Биолог скажет, винт кружа,
  • Что взгляда не отвесть:
  • — Не знаю, есть ли в нас душа,
  • Но в клетке, — скажет, — есть.
  • И он тем более смущен,
  • Что в тайну посвящен.
  • Ну, значит, можно жить еще.
  • Таинственна еще.
  • Придешь домой, рука в мелу,
  • Как будто подпирал
  • И эту ночь, и эту мглу,
  • И каменный портал.
  • Нас учат мрамор и гранит
  • Не поминать обид,
  • Но помнить, как листва летит
  • К ногам кариатид.
  • Как мир качается — держись!
  • Уж не листву ль со щек
  • Смахнуть решили, сделав жизнь
  • Таинственней еще?

МУЖЧИНА С РОЗОЙ

  • Мужчина с розой на портрете,
  • Ее он держит меж двух пальцев
  • За стебель гибкий и точеный,
  • Перевернув к себе затылком,
  • Молодцевато и брезгливо,
  • Как все мужчины.
  • Что он мужчина, нет сомнений.
  • Напрасно б венский аналитик
  • Старался розу допросить
  • С пристрастьем: нет ли фетишизма,
  • Инверсионных отклонений, –
  • Их нет, им неоткуда быть.
  • К тому же, роза бессловесна,
  • Полузамучена верченьем
  • В руке, не помнит, где мучитель,
  • Где стол, где кресло, где букет.
  • В кафтане, с пышными усами,
  • Мужчина с розой полумертвой
  • Глядит, не зная, что с ней делать.
  • Вдохнуть тончайший аромат
  • Ему и в голову, конечно,
  • Прийти не может (то ли дело –
  • Сорвать и даме поднести!).
  • Так и должны себя вести,
  • Так и должны чуть-чуть небрежно
  • Мужчины к жизни относиться,
  • К ее придушенной красе,
  • Как этот славный офицер
  • (Тут нету места укоризне), –
  • Чуть-чуть неловко, неумело,
  • Затем что нечто, кроме жизни,
  • Есть: долг и доблесть, например.

КУСТ

  • Евангелие от куста жасминового,
  • Дыша дождем и в сумраке белея,
  • Среди аллей и звона комариного
  • Не меньше говорит, чем от Матфея.
  • Так бел и мокр, так эти гроздья светятся,
  • Так лепестки летят с дичка задетого.
  • Ты слеп и глух, когда тебе свидетельства
  • Чудес нужны еще помимо этого.
  • Ты слеп и глух, и ищешь виноватого,
  • И сам готов кого-нибудь обидеть.
  • Но куст тебя заденет, бесноватого,
  • И ты начнешь и говорить, и видеть.

Какое чудо, если есть…

  • Какое чудо, если есть
  • Тот, кто затеплил в нашу честь
  • Ночное множество созвездий!
  • А если все само собой
  • Устроилось, тогда, друг мой,
  • Еще чудесней!
  • Мы разве в проигрыше? Нет.
  • Тогда все тайна, все секрет.
  • А жизнь совсем невероятна!
  • Огонь, несущийся во тьму!
  • Еще прекрасней потому,
  • Что невозвратно.

ПИРЫ

Андрею Смирнову

  • Шампанское — двести бутылок,
  • Оркестр — восемнадцать рублей,
  • Пять сотен серебряных вилок,
  • Бокалов, тарелок, ножей,
  • Закуски, фазаны, индейки,
  • Фиалки из оранжерей, –
  • Подсчитано все до копейки,
  • Оплачен последний лакей.
  • И давнего мира изнанка
  • На глянцевом желтом листе
  • Слепит, как ночная Фонтанка
  • С огнями в зеркальной воде.
  • Казалось забытым, но всплыло,
  • Явилось, пошло по рукам.
  • Но кто нам расскажет, как было
  • Беспечно и весело там!
  • Тоскливо и скучно!
  • Сатира
  • На лестнице мраморный торс.
  • Мне жалко не этого пира
  • И пара, а жизни — до слез.
  • Я знаю, зачем суетливо,
  • Иные оставив миры,
  • Во фраке, застегнутом криво,
  • Брел Тютчев на эти пиры.
  • О, лишь бы томило. Мерцало,
  • Манило до белых волос…
  • Мне жалко не этого бала
  • И пыла, а жизни — до слез,
  • Ее толчеи, и кадушки
  • С обшарпанной пальмою в ней,
  • И нашей вчерашней пирушки,
  • И позавчерашней, твоей!

Быть классиком — значит стоять на шкафу…

  • Быть классиком — значит стоять на шкафу
  • Бессмысленным бюстом, топорща ключицы.
  • О, Гоголь, во сне ль это все, наяву?
  • Так чучело ставят: бекаса, сову.
  • Стоишь вместо птицы.
  • Он кутался в шарф, он любил мастерить
  • Жилеты, камзолы.
  • Не то что раздеться — куска проглотить
  • Не мог при свидетелях, — скульптором голый
  • Поставлен. Приятно ли классиком быть?
  • Быть классиком — в классе со шкафа смотреть
  • На школьников; им и запомнится Гоголь
  • Не странник, не праведник, даже не щеголь,
  • Не Гоголь, а Гоголя верхняя треть.
  • Как нос Ковалева. Последний урок:
  • Не надо выдумывать, жизнь фантастична!
  • О, юноши, пыль на лице, как чулок!
  • Быть классиком страшно, почти неприлично.
  • Не слышат: им хочется под потолок.

Контрольные. Мрак за окном фиолетов…

  • Контрольные. Мрак за окном фиолетов,
  • Не хуже чернил. И на два варианта
  • Поделенный класс. И не знаешь ответов.
  • Ни мужества нету еще, ни таланта.
  • Ни взрослой усмешки, ни опыта жизни.
  • Учебник достать — пристыдят и отнимут.
  • Бывал ли кто-либо в огромной отчизне,
  • Как маленький школьник, так грозно покинут?
  • Быть может, те годы сказались в особой
  • Тоске и ознобе? Не думаю, впрочем.
  • Ах, детства, во все времена крутолобый
  • Вид — вылеплен строгостью и заморочен.
  • И я просыпаюсь во тьме полуночной
  • От смертной тоски и слепящего света
  • Тех ламп на шнурах, белизны их молочной,
  • И сердце сжимает оставленность эта.
  • И все неприятности взрослые наши:
  • Проверки и промахи, трепет невольный,
  • Любовная дрожь и свидание даже –
  • Все это не стоит той детской контрольной.
  • Мы просто забыли. Но маленький школьник
  • За нас расплатился, покуда не вырос,
  • И в пальцах дрожал у него треугольник
  • Сегодня бы, взрослый, он это не вынес.

ПОСЕЩЕНИЕ

  • Я тоже посетил
  • Ту местность, где светил
  • Мне в молодости луч,
  • Где ивовый настил
  • Пружинил под ногой.
  • Узнать ее нет сил.
  • Я потерял к ней ключ.
  • Там не было такой
  • Ложбины, и перил
  • Березовых, и круч –
  • Их вид меня смутил.
  • Так вот оно что! Нет
  • Той топи и цветов,
  • И никаких примет,
  • И никаких следов.
  • И молодости след
  • Растаял и простыл.
  • Здесь не было кустов!
  • О, кто за двадцать лет
  • Нам землю подменил?
  • Неузнаваем лик
  • Земли — и грустно так,
  • Как будто сполз ледник
  • И слой нарос на слой.
  • А фильмов тех и книг
  • Чудовищный костяк!
  • А детский твой дневник,
  • Ушедший в мезозой!
  • Элегии чужды
  • Привычкам нашим, — нам
  • И нет прямой нужды
  • Раскапывать весь хлам,
  • Ушедший на покой,
  • И собирать тех лет
  • Подробности: киркой
  • Наткнешься на скелет
  • Той жизни и вражды.
  • В журнале «Крокодил»
  • Гуляет диплодок,
  • Как символ грозных сил,
  • Похожий на мешок.
  • Но, может быть, всего
  • Ужасней был бы вид
  • Для нас как раз того,
  • Чем сердце дорожит.
  • Есть карточка, где ты
  • С подругой давних лет
  • Любителем заснят.
  • Завалены ходы.
  • Туманней, чем тот свет.
  • Бледней, чем райский сад.
  • Там видно колею,
  • Что сильный дождь размыл.
  • Так вот — ты был в раю,
  • Но, видимо, забыл.
  • Я «Исповедь» Руссо
  • Как раз перечитал.
  • Так буйно заросло
  • Все новым смыслом в ней,
  • Что книги не узнал,
  • Страниц ее, частей.
  • Как много новых лиц!
  • Завистников, певиц,
  • Распутниц, надувал.
  • Скажи, знаток людей,
  • Ты вклеил, приписал?
  • Но ровен блеск полей
  • И незаметен клей.
  • А есть среди страниц
  • Такие, что вполне
  • Быть вписаны могли
  • Толстым, в другой стране,
  • Где снег и ковыли.
  • Дрожание ресниц,
  • Сердечной правды пыл.
  • Я тоже посетил.
  • Наверное, в наш век
  • Меняются скорей
  • Черты болот и рек;
  • Смотри: подорван тыл.
  • Обвал души твоей.
  • Не в силах человек
  • Замедлить жесткий бег
  • Лужаек и корней.
  • Я вспомнил москвичей,
  • Жалеющих Арбат.
  • Но берег и ручей
  • Тех улиц не прочней
  • И каменных наяд.
  • Кто б думал, что пейзаж
  • Проходит, как любовь,
  • Как юность, как мираж, –
  • Он видит ужас наш
  • И вскинутую бровь.
  • Мемориальных букв,
  • На белом — золотых,
  • Экскурсоводок-бук,
  • Жующих черствый стих,
  • Не видно. Молочай
  • Охраны старины
  • Не ведает. Прощай!
  • Тут нашей нет вины.
  • Луга сползают в смерть,
  • Как скатерть с бахромой.
  • Быть может, умереть –
  • Прийти к себе домой,
  • Не зажигая свет,
  • Не зацепив ногой
  • Ни стол, ни табурет.
  • Смеркается. Друзей
  • Все меньше. Счастлив тем,
  • Что жил, при грусти всей,
  • Не делая проблем
  • Из разности слепой
  • Меж кем-то и собой,
  • Настолько был важней
  • Знак общности людей,
  • Доставшийся еще
  • От довоенных дней
  • И нынешних старух,
  • Что шли, к плечу плечо,
  • В футболках и трусах,
  • Под липким кумачом,
  • С гирляндами в руках.
  • О, тополиный пух
  • И меди тяжкий взмах!
  • Ведь детство — это слух
  • И зренье, а не страх.
  • Продрался напролом,
  • Но луга не нашел.
  • Давай и мы уйдем
  • Легко, как он ушел.
  • Ты думал удивить
  • Набором перемен,
  • Накопленных тобой,
  • Но мокрые кусты
  • Не знают, с чем сличить
  • Отцветшие черты,
  • Поблекший облик твой,
  • Сентиментальных сцен
  • Стыдятся, им что ты,
  • Должно быть, что любой.
  • И знаешь, даже рад
  • Я этому: наш мир –
  • Не заповедник; склад
  • Его изменчив; дыр
  • Не залатать; зато
  • Новехонек для тех,
  • Кто вытащил в лото
  • Свой номер позже нас,
  • Чей шепоток и смех
  • Ты слышишь в поздний час.

В ВАГОНЕ

  • Поскрипывал ремень на чемодане,
  • Позвякивала ложечка в стакане,
  • Тянулся луч по стенке за лучом.
  • О чем они? Не знаю. Ни о чем.
  • Подрагивали пряжки и застежки.
  • Покачивались платья и сапожки.
  • Подмигивал, помаргивал плафон.
  • Покряхтывал, потрескивал вагон.
  • Покатая покачивалась полка.
  • Шнурок какой-то бился долго, долго
  • О стенку металлическим крючком.
  • О чем они? Не знаю. Ни о чем.
  • Усни, усни, усни, сгрузили бревна.
  • К восьми, к восьми, к восьми, нет, в девять ровно.
  • Все блажь, пустяк, прости меня, все бред.
  • Попробуй так: да — да, а нет — так нет.
  • Ах, стуки эти, скрипы, переборы,
  • Сдавался я на эти уговоры,
  • Склонялся и согласен был с судьбой,
  • Уговоренный пряжкой и скобой.

КРУЖЕВО

  • Суконное с витрины покрывало
  • Откинули — и кружево предстало
  • Узорное, в воздушных пузырьках.
  • Подобье то ли пены, то ли снега.
  • И к воздуху семнадцатого века
  • Припали мы на согнутых руках.
  • Притягивало кружево подругу.
  • Не то чтобы я предпочел дерюгу,
  • Но эта роскошь тоже не про нас.
  • Про Ришелье, сгубившего Сен-Мара.
  • Воротничок на плахе вроде пара.
  • Сними его: казнят тебя сейчас.
  • А все-таки как дышится! На свете
  • Нет ничего прохладней этих петель,
  • Сквожений этих, что ни назови.
  • Узорчатая иглотерапия.
  • Но и в стихах воздушная стихия
  • Всего важней, и в грозах, и в любви.
  • Стих держится на выдохе и вдохе,
  • Любовь — на них, и каждый сдвиг в эпохе.
  • Припомните, как дышит ночью сад!
  • Проколы эти, пропуски, зиянья.
  • Наполненные плачем содроганья.
  • Что жизни наши делают? Сквозят.
  • Опомнимся. Ты, кажется, устала?
  • Суконное накинем покрывало
  • На кружево — и кружево точь-в-точь
  • Песнь оборвет, как песенку синица,
  • Когда на клетку брошена тряпица:
  • День за окном, а для певуньи — ночь.

Был туман. И в тумане…

Я. Гордину

  • Был туман. И в тумане
  • Наподобье загробных теней
  • В двух шагах от французов прошли англичане,
  • Не заметив чужих кораблей.
  • Нельсон нервничал: он проморгал Бонапарта,
  • Мчался к Александрии, топтался у стен Сиракуз,
  • Слишком много азарта
  • Он вложил в это дело: упущен француз.
  • А представьте себе: в эту ночь никакого тумана!
  • Флот французский опознан, расстрелян, развеян, разбит.
  • И тогда — ничего от безумного шага и плана,
  • Никаких пирамид.
  • Вообще ничего. Ни империи, ни Аустерлица.
  • И двенадцатый год, и роман-эпопея — прости.
  • О туман! Бесприютная взвешенной влаги частица,
  • Хорошо, что у Нельсона встретилась ты на пути.
  • Мне в истории нравятся фантасмагории, фанты,
  • Все, чего так стыдятся историки в ней.
  • Им на жесткую цепь посадить варианты,
  • А она — на корабль и подносит им с ходу — сто дней!
  • И за то, что она не искусство для них, а наука,
  • За обидой не лезет в карман.
  • Может быть, она мука,
  • Но не скука. Я вышел во двор, пригляделся: туман.

СЛОЖИВ КРЫЛЬЯ

  • Крылья бабочка сложит,
  • И с древесной корой совпадет ее цвет.
  • Кто найти ее сможет?
  • Бабочки нет.
  • Ах, ах, ах, горе нам, горе!
  • Совпадут всеми точками крылья: ни щелки, ни шва.
  • Словно в греческом хоре
  • Строфа и антистрофа.
  • Как богаты мы были, да все потеряли!
  • Захотели б вернуть этот блеск — и уже не могли б.
  • Где дворец твой? Слепец, ты идешь, спотыкаясь в печали,
  • Царь Эдип.
  • Радость крылья сложила
  • И глядит оборотной, тоскливой своей стороной.
  • Чем душа дорожила,
  • Стало мукой сплошной.
  • И меняется почерк.
  • И, склонясь над строкой,
  • Ты не бабочку ловишь, а жалкий, засохший листочек,
  • Показавшийся бабочкой под рукой.
  • И смеркается время.
  • Где разводы его, бархатистая ткань и канва?
  • Превращается в темень
  • Жизнь, узор дорогой различаешь в тумане едва.
  • Сколько бабочек пестрых всплывало у глаз и прельщало:
  • И тропический зной, и в лиловых подтеках Париж!
  • И душа обмирала —
  • Да мне голос шепнул: «Не туда ты глядишь!»
  • Ах, ах, ах, зорче смотрите,
  • Озираясь вокруг и опять погружаясь в себя.
  • Может быть, и любовь где-то здесь, только в сложенном виде,
  • Примостилась, крыло на крыле, молчаливо любя?
  • Может быть, и добро, если истинно, то втихомолку.
  • Совершенное в тайне, оно совершенно темно.
  • Не оставит и щелку,
  • Чтоб подглядывал кто-нибудь, как совершенно оно.
  • Может быть, в том, что бабочка знойные крылья сложила,
  • Есть и наша вина: очень близко мы к ней подошли.
  • Отойдем — и вспорхнет, и очнется, принцесса Брамбила
  • В разноцветной пыли!

Сентябрь выметает широкой метлой…

  • Сентябрь выметает широкой метлой
  • Жучков, паучков с паутиной сквозной,
  • Истерзанных бабочек, ссохшихся ос,
  • На сломанных крыльях разбитых стрекоз,
  • Их круглые линзы, бинокли, очки,
  • Чешуйки, распорки, густую пыльцу,
  • Их усики, лапки, зацепки, крючки,
  • Оборки, которые были к лицу.
  • Сентябрь выметает широкой метлой
  • Хитиновый мусор, наряд кружевной,
  • Как если б директор балетных теплиц
  • Очнулся — и сдунул своих танцовщиц.
  • Сентябрь выметает метлой со двора
  • За поле, за речку и дальше, во тьму,
  • Манжеты, застежки, плащи, веера,
  • Надежды на счастье, батист, бахрому.
  • Прощай, моя радость! До кладбища ос,
  • До свалки жуков, до погоста слепней,
  • До царства Плутона, до высохших слез,
  • До блеклых в цветах элизийских полей!

Там — льдистый занавес являет нам зима…

  • Там — льдистый занавес являет нам зима,
  • Весной подточенная; там — блестит попона;
  • Там — серебристая, вся в узелках, тесьма;
  • Там — скатерть съехала и блещет бахрома
  • Ее стеклянная, и капает с балкона;
  • Там — щетка видится; там — частый гребешок;
  • Там — остов трубчатый, коленчатый органа;
  • Там — в снег запущенный орлиный коготок,
  • Моржовый клык, собачий зуб, бараний рог;
  • Там — шкурка льдистая, как кожица с банана;
  • Свеча оплывшая; колонны капитель
  • В саду мерещится; под ней — кусок колонны –
  • Брусок подмокший льда, уложенный в постель,
  • Увитый инеем, — так обвивает хмель
  • Руины где-нибудь в Ломбардии зеленой.
  • Все это плавится, слипается, плывет,
  • Мы на развалинах зимы с тобой гуляем.
  • Культура некая, оправленная в лед,
  • В слезах прощается и трещину дает,
  • И воздух мартовский мы, как любовь, вдыхаем.

Как клен и рябина растут у порога…

  • Как клен и рябина растут у порога,
  • Росли у порога Растрелли и Росси,
  • И мы отличали ампир от барокко,
  • Как вы в этом возрасте ели от сосен.
  • Ну что же, что в ложноклассическом стиле
  • Есть нечто смешное, что в тоге, в тумане
  • Сгустившемся, глядя на автомобили,
  • Стоит в простыне полководец, как в бане?
  • А мы принимаем условность, как данность.
  • Во-первых, привычка. И нам объяснили
  • В младенчестве эту веселую странность,
  • Когда нас за ручку сюда приводили.
  • И эти могучие медные складки,
  • Прилипшие к телу, простите, к мундиру,
  • В таком безупречном ложатся порядке,
  • Что в детстве внушают доверие к миру,
  • Стремление к славе. С каких бы мы точек
  • Ни стали смотреть — все равно загляденье.
  • Особенно если кружится листочек
  • И осень, как знамя, стоит в отдаленье.

Если камешки на две кучки спорных…

Е. Невзглядовой

  • Если камешки на две кучки спорных
  • Мы разложим, по разному их цвету,
  • Белых больше окажется, чем черных.
  • Марциал, унывать нам смысла нету.
  • Если так у вас было в жестком Риме,
  • То, поверь, точно так и в Ленинграде,
  • Где весь день под ветрами ледяными
  • Камни в мокром красуются наряде.
  • Слышен шелест чужого разговора.
  • Колоннада изогнута, как в Риме.
  • Здесь цветут у Казанского собора
  • Трагедийные розы в жирном гриме.
  • Счастье — вот оно! Театральным жестом
  • Тень скользнет по бутонам и сплетеньям.
  • Марциал, пусть другие ездят в Пестум,
  • Знаменитый двукратным роз цветеньем.

И пыльная дымка, и даль в ореоле…

  • И пыльная дымка, и даль в ореоле
  • Вечернего солнца, и роща в тумане.
  • Художник так тихо работает в поле,
  • Что мышь полевую находит в кармане.
  • Увы, ее тельце смешно и убого.
  • И, вынув брезгливо ее из кармана,
  • Он прячет улыбку. За Господа Бога
  • Быть принятым все-таки лестно и странно.
  • Он думает: если бы в серенькой куртке,
  • Потертой, измазанной масляной краской,
  • Он сунулся б тоже, сметливый и юркий,
  • В широкий карман за теплом и за лаской, –
  • Взовьются ли, вздрогнут, его обнаружа?
  • Придушат, пригреют? Отпустят на волю?
  • За кротость, за вид хлопотливо-тщедушный,
  • За преданность этому пыльному полю?

ВОСЬМИДЕСЯТЫЕ

«Таврический сад»

«Дневные сны»

«Живая изгородь»

Небо ночное распахнуто настежь — и нам…

  • Небо ночное распахнуто настежь — и нам
  • Весь механизм его виден: шпыньки и пружинки,
  • Гвозди, колки… Музыкальная трудится там
  • Фраза, глотая помехи, съедая запинки.
  • Ночью в деревне, шагнув от раскрытых дверей,
  • Вдруг ощущаешь себя в золотом лабиринте.
  • Кажется, только что вышел оттуда Тезей,
  • Чуткую руку на нити держа, как на квинте.
  • Что это, друг мой, откуда такая любовь,
  • Несовершенство свое сознающая явно,
  • Вся — вне расчета вернуться когда-нибудь вновь
  • В эти края, а в небесную тьму — и подавно.
  • Кто этих стад, этой музыки тучной пастух?
  • Небо ночное скрипучей заведено ручкой.
  • Стынешь и чувствуешь, как превращается в слух
  • Зренье, а слух затмевается серенькой тучкой.
  • Или слезами. Не спрашивай только, о чем
  • Плачут: любовь ли, обида ли жжется земная –
  • Просто стоят, подпирая пространство плечом,
  • Музыку с глаз, словно блещущий рай, вытирая.

Ночной листвы тяжелое дыханье…

  • Ночной листвы тяжелое дыханье.
  • То всхлипнет дождь, то гулко хлопнет дверь.
  • «Ай, ай, ай, ай» — Медеи причитанье
  • Во всю строку — понятно мне теперь.
  • Не прочный смысл, не выпуклое слово,
  • А этот всплеск и вздох всего важней.
  • Подкожный шум, подкладка и основа,
  • Подвижный гул подвернутых ветвей.
  • Тоске не скажешь: «Встань, а я прилягу.
  • Ты посиди, пока я полежу».
  • Она, как тень, всю ночь от нас ни шагу,
  • Сказав во тьму: «За ним я пригляжу».
  • Когда во тьме невыспавшийся ветер
  • Находит нас, неспящих, чуть живых,
  • Нет ничего точнее междометий,
  • Осмысленней и горестнее их.
  • Кто мерил ночь неровными шагами,
  • Тот знает цену тихому «увы!».
  • Все, все, что знает жалкого за нами,
  • Расскажет ночь на языке листвы.

НОЧНАЯ БАБОЧКА

  • Пиджак безжизненно повис на спинке стула.
  • Ночная бабочка на лацкане уснула.
  • Где свет застал ее — там выдохлась и спит.
  • Где сон сморил ее — там крылья распластала.
  • Вы не добудитесь ее: она устала.
  • И желтой ниточкой узор ее прошит.
  • Ей, ночью видящей, свет кажется покровом
  • Сплошным, как занавес, но с краешком багровым.
  • В него укутанной, покойно ей сейчас.
  • Ей снится комната со спящим непробудно
  • Во тьме, распахнутой безжалостно и чудно,
  • И с беззащитного она не сводит глаз.

По рощам блаженным, по влажным зеленым холмам…

  • По рощам блаженных, по влажным зеленым холмам,
  • За милою тенью, тебя поджидающей там.
  • Прекрасную руку сжимая в своей что есть сил.
  • Ах, с самого детства никто тебя так не водил!
  • По рощам блаженных, по волнообразным, густым,
  • Расчесанным травам — лишь в детстве ступал по таким!
  • Никто не стрижет, не сажает их — сами растут.
  • За милою тенью. «Куда мы?» — «Не бойся. Нас ждут».
  • Монтрей или Кембридж? Кому что припомнить дано.
  • Я ахну, я всхлипну, я вспомню деревню Межно,
  • Куда с детским садом в три года меня привезли, –
  • С тех пор я не видел нежней и блаженней земли.
  • По рощам блаженных, предчувствуя жизнь впереди
  • Такую родную, как эти грибные дожди,
  • Такую большую — не меньше, чем та, что была.
  • И мята, и мед, и, наверное, горе и мгла.

Страна, как туча за окном…

  • Страна, как туча за окном,
  • Синеет зимняя, большая.
  • Ни разговором, ни вином
  • Не заслонить ее, альбом
  • Немецкой графики листая,
  • Читая медленный роман,
  • Склоняясь над собственной работой,
  • Мы все равно передний план
  • Предоставляем ей: туман,
  • Снежок с фонарной позолотой.
  • Так люди, ждущие письма,
  • Звонка, машины, телеграммы,
  • Лишь частью сердца и ума
  • Вникают в споры или драмы,
  • Поступок хвалят и строку,
  • Кивают: это ли не чудо?
  • Но и увлекшись — начеку:
  • Прислушиваются к чему-то.

Нет лучшей участи, чем в Риме умереть…

  • Нет лучшей участи, чем в Риме умереть.
  • Проснулся с гоголевской фразой этой странной.
  • Там небо майское умеет розоветь
  • Легко и молодо над радугой фонтанной.
  • Нет лучше участи… Похоже на сирень
  • Оно, весеннее, своим нездешним цветом.
  • Нет лучше участи, — твержу… Когда б не тень,
  • Не тень смертельная… Постой, я не об этом.
  • Там солнце смуглое, там знойный прах и тлен.
  • Под синеокими, как пламя, небесами
  • Там воин мраморный не в силах встать с колен,
  • Лежат надгробия, как тени под глазами.
  • Нет лучшей участи, чем в Риме… Человек
  • Верстою целою там, в Риме, ближе к Богу.
  • Нет лучше участи, — твержу… Нет, лучше снег,
  • Нет, лучше белый снег, летящий на дорогу.
  • Нет, лучше тучами закрытое на треть,
  • Снежком слепящее, туманы и метели.
  • Нет лучшей участи, чем в Риме умереть.
  • Мы не умрем с тобой: мы лучшей не хотели.

В тридцатиградусный мороз представить света…

  • В тридцатиградусный мороз представить света
  • Конец особенно легко.
  • Трамвай насквозь промерз. Ледовая карета.
  • Сухое, пенное, слепое молоко.
  • И в наших комнатах согреться мы не в силе.
  • Кроваво-красную не взбить в прожилке ртуть.
  • Весь день в России
  • За край и колется, и страшно заглянуть.
  • Так вот он, оползень! Они смешны с призывом
  • В мороз открытыми не оставлять дверей.
  • Сыпучий оползень с серебряным отливом.
  • Как в мире холодно, а будет холодней.
  • Так быстро пройден путь, казавшийся огромным!
  • Мы круг проделали — и не нужны века.
  • Мне все мерещится спина в дыму бездомном
  • Того нелепого, смешного седока.
  • Он ловит петельку, мешать ему не надо.
  • Не окликай его в тумане и дыму.
  • Я мифологию Шумера и Аккада
  • Дней пять вожу с собой, не знаю почему.
  • Всех этих демонов кто вдохновил на буйство?
  • То в плач пускаются, то в пляс.
  • Бог просит помощи, его приводят в чувство.
  • Табличка с текстом здесь обломана как раз.
  • Табличке глиняной нам не найти замену.
  • Жаль царств развеянных, жаль бога-пастуха.
  • Как в мире холодно! Метель взбивает пену.
  • Не возвратит никто погибшего стиха.

Что мне весна? Возьми ее себе!..

  • Что мне весна? Возьми ее себе!
  • Где вечная, там расцветет и эта.
  • А здесь, на влажно дышащей тропе,
  • Душа еще чувствительней задета
  • Не ветвью, в бледно-розовых цветах,
  • Не ветвью, нет, хотя и ветвью тоже,
  • А той тоской, которая в веках
  • Расставлена, как сеть;
  • ночной прохожий,
  • Запутавшись, возносит из нее
  • Стон к небесам… но там его не слышат,
  • Где вечный май, где ровное житье,
  • Где каждый день такой усладой дышат.
  • И плачет он меж Невкой и Невой,
  • Вблизи трамвайных линий и мечети,
  • Но не отдаст недуг сердечный свой,
  • Зарю и рельсы блещущие эти
  • За те края, где льется ровный свет,
  • Где не стареют в горестях и зимах.
  • Он и не мыслит счастья без примет
  • Топографических, неотразимых.

ПАВЛОВСК

  • Холмистый, путаный, сквозной, головоломный
  • Парк, елей, лиственниц и кленов череда,
  • Дуб, с ветвью вытянутый в сторону, огромной,
  • И отражающая их вода.
  • Дуб, с ветвью вытянутый в сторону, огромной,
  • С вершиной сломанной и ветхою листвой,
  • Полуразрушенный, как старый мост подъемный,
  • Как башня с выступом, военный слон с трубой.
  • И, два-три желудя подняв с земли усталой,
  • Два-три солдатика с лежачею судьбой,
  • В карман их спрятали… что снится им? Пожалуй,
  • Рим, жизнь на пенсии и домик типовой.
  • Природа, видишь ли, живет не наблюдая,
  • Вполне счастливая, эпох, веков, времен,
  • И ветвь дубовая привыкла золотая
  • Венчать храбрейшего и смотрит: где же он?
  • И ей на вышколенных берегах Славянки,
  • Где слиты русские и римские черты,
  • То снег мерещится и маленькие санки,
  • То рощи знойные и ратные ряды.

Твой голос в трубке телефонной…

  • Твой голос в трубке телефонной,
  • Став электричеством на миг,
  • Разъятый так и угнетенный,
  • Что вид его нам был бы дик,
  • Когда бы слово «вид» имело
  • При этом смысл какой-нибудь,
  • Твой голос, сжатый до предела,
  • Во тьме проделав долгий путь,
  • Твой голос в трубке телефонной
  • Неуследимо, в тот же миг,
  • Из тьмы, ничуть не искаженный,
  • Как феникс сказочный возник.
  • Уж он ли с жизнью не прощался,
  • Уж он ли душу не терял
  • И страшно перевоплощался
  • В толченый уголь и металл?
  • И этот кабель, и траншея,
  • И металлическая нить
  • Невероятней и сложнее
  • Души бессмертья, может быть.

И нашу занятость, и дымную весну…

  • И нашу занятость, и дымную весну,
  • И стрижку ровную, машинную газонов,
  • Люблю я плеч твоих худую прямизну,
  • Как у египетских рабов и фараонов.
  • В бумажном свитере и юбке шерстяной
  • Над репродукциями радужных эмалей
  • Как будто бабочек рассматриваешь рой,
  • Повадку томную Эмилий и Амалий.
  • И странной кажется мне пышнотелость дам,
  • Эмалевидная их белизна и нега.
  • Захлопни рыхлый том: они не знают там
  • Ни шага быстрого, ни хлопотного века.
  • Железо — красные тона давало им,
  • И кобальт — синие, и кисть волосяная
  • Писала тоненько, — искусством дорогим
  • Любуюсь сдержанно — чужая жизнь, иная!
  • На что красавица похожа? На бутыль.
  • Как эту скользкую могли ценить покатость?
  • Мне больше нравится наш угловатый стиль,
  • И спешка вечная, и резкость, и предвзятость.

В одном из ужаснейших наших…

  • В одном из ужаснейших наших
  • Задымленных, темных садов,
  • Среди изувеченных, страшных,
  • Прекрасных древесных стволов,
  • У речки, лежащей неловко,
  • Как будто больной на боку,
  • С названьем Екатерингофка,
  • Что еле влезает в строку,
  • Вблизи комбината с прядильной
  • Текстильной душой нитяной
  • И транспортной улицы тыльной,
  • Трамвайной, сквозной, объездной,
  • Под тучей, а может быть, дымом,
  • В снегах, на исходе зимы,
  • О будущем, непредставимом
  • Свиданье условились мы.
  • Так помни, что ты обещала.
  • Вот только боюсь, что и там
  • Мы врозь проведем для начала
  • Полжизни, с грехом пополам,
  • И ткацкая фабрика эта,
  • В три смены работая тут,
  • Совсем не оставит просвета
  • В сцеплении нитей и пут.

НОЧЬ

  • Бог был так милостив, что дал нам эту ночь.
  • Внизу листва шумела,
  • Бежала, пенилась, текла, струилась прочь,
  • Вздымалась, дыбилась, остаться не хотела.
  • Как будто где-то есть счастливее места,
  • Теплее, может быть, роднее.
  • Но нас не выманишь, как тех чижей с куста,
  • Они затихли в нем, оставь их, — им виднее.
  • Бог был так милостив, что дал нам этот век.
  • Кому не думалось про свой, что он — последний?
  • Так думал римлянин, так раньше думал грек,
  • Хотя не в комнатах топтались, а в передней.
  • Мне видеть хочется весь долгий, страшный путь,
  • Неведенью предпочитаю знанье.
  • Бог был так милостив, что, прежде чем уснуть,
  • Я дрожь ловил твою и пил твое дыханье.
  • При сотворении он был один, в конце
  • Свое смущение он делит вместе с нами,
  • И ночью тени на лице
  • Волнами пенятся, колышатся цветами.

На выбор смерть ему предложена была…

  • На выбор смерть ему предложена была.
  • Он Цезаря благодарил за милость.
  • Могла кинжалом быть, петлею быть могла,
  • Пока он выбирал, топталась и томилась,
  • Ходила вслед за ним, бубнила невпопад:
  • Вскрой вены, утопись, с высокой кинься кручи.
  • Он шкафчик отворил: быть может, выпить яд?
  • Не худший способ, но, возможно, и не лучший.
  • У греков — жизнь любить, у римлян — умирать,
  • У римлян — умирать с достоинством учиться,
  • У греков — мир ценить, у римлян — воевать,
  • У греков — звук тянуть на флейте, на цевнице,
  • У греков — жизнь любить, у греков — торс лепить,
  • Объемно-теневой, как туча в небе зимнем.
  • Он отдал плащ рабу и свет велел гасить.
  • У греков — воск топить, и умирать — у римлян.

СОН

  • В палатке я лежал военной,
  • До слуха долетал троянской битвы шум,
  • Но моря милый гул и шорох белопенный
  • Весь день внушали мне: напрасно ты угрюм.
  • Поблизости росли лиловые цветочки,
  • Которым я не знал названья; меж камней
  • То ящериц узорные цепочки
  • Сверкали, то жучок мерцал, как скарабей.
  • И мать являлась мне, как облачко из моря,
  • Садилась близ меня, стараясь притушить
  • Прохладною рукой тоску во мне и горе.
  • Жемчужная на ней дымилась нить.
  • Напрасен звон мечей: я больше не воюю.
  • Меня не убедить ни другу, ни льстецу:
  • Я в сторону смотрю другую,
  • И пасмурная тень гуляет по лицу.
  • Триеры грубый киль в песок прибрежный вдавлен –
  • Я б с радостью отплыл на этом корабле!
  • Еще подумал я, что счастлив, что оставлен,
  • Что жить так больно на земле.
  • Не помню, как заснул и сколько спал — мгновенье
  • Иль век? — когда сорвал с постели телефон,
  • А в трубке треск, и скрип, и шорох, и шипенье,
  • И чей-то крик: «Патрокл сражен!»
  • Когда сражен? Зачем? Нет жизни без Патрокла!
  • Прости, сейчас проснусь. Еще раз повтори.
  • И накренился мир, и вдруг щека намокла,
  • И что-то рухнуло внутри.

Как пуговичка, маленький обол…

  • Как пуговичка, маленький обол.
  • Так вот какую мелкую монету
  • Взимал паромщик! Знать, не так тяжел
  • Был труд его, но горек, спора нету.
  • Как сточены неровные края!
  • Так камешки обтачивает море.
  • На выставке все всматривался я
  • В приплюснутое, бронзовое горе.
  • Все умерли. Всех смерть смела с земли.
  • Лишь Федра горько плачет на помосте.
  • Где греческие деньги? Все ушли
  • В карман гребцу. Остались две-три горсти.

Какой, Октавия, сегодня ветер сильный…

  • Какой, Октавия, сегодня ветер сильный!
  • Судьбу несчастную и злую смерть твою
  • Мне куст истерзанный напоминает пыльный,
  • Хоть я и делаю вид, что не узнаю.
  • Как будто Тацита читал эта крона
  • И вот заламывает ветви в вышине
  • Так, словно статую живой жены Нерона
  • Свалить приказано и утопить в волне.
  • Как тучи грузные лежат на косогоре
  • Ничком, какой у них сиреневый испод!
  • Уж не Тирренское ли им приснилось море
  • И остров, стынущий среди пустынных вод?
  • Какой, Октавия, сегодня блеск несносный,
  • Стальной, пронзительный — и взгляд не отвести.
  • Мне есть, Октавия, о ком жалеть (и поздно,
  • И дело давнее), кроме тебя, прости.

По эту сторону таинственной черты…

  • По эту сторону таинственной черты
  • Синеет облако, топорщатся кусты,
  • По эту сторону мне лезет в глаз ресница,
  • И стол с приметами любимого труда
  • По эту сторону, по эту… а туда,
  • Туда и пуговице не перекатиться.
  • Свернет, покружится, решится замереть.
  • Любил я что-нибудь всю жизнь в руке вертеть,
  • Пора разучиваться. Перевоспитанье
  • Тьмой непроглядною, разлукой, немотой.
  • Как эта пуговичка, я перед чертой
  • Кружусь невидимой, томленье, содроганье.

ПОДРАЖАНИЕ ДРЕВНИМ

  • Никто не знает флага той страны.
  • В морском порту, где столько полосатых
  • И звездчатых, где синие видны,
  • И желтые, и в огненных заплатах,
  • Его лишь нет. Он бел, как облака.
  • Как майская земля, такой же черный.
  • Никто не знает флага, языка,
  • Ландшафт ее равнинный или горный?
  • Никто не знает флага той страны,
  • Что глиняного старше Междуречья.
  • Быть может, все мы там обречены
  • На хаттское и хеттское наречье.
  • Никто не знает флага, языка,
  • Он запылен, как кровельщика фартук.
  • Пока мы здесь, пока твоя рука
  • Лежит в моей, что Иштар нам, что Мардук?
  • Никто не знает флага той страны.
  • Оттуда корабли не приплывали.
  • Быть может, в языке сохранены
  • Праиндоевропейские детали.
  • Что там, холмы, могучая река?
  • Кого там ценят, Будду или Плавта?
  • Никто не знает флага, языка.
  • Ни языка, ни флага, ни ландшафта.

ПРОСТИ, ВОЛШЕБНЫЙ ВАВИЛОН

  • С огромной башней, как рулон
  • Небрежно свернутой бумаги.
  • Ты наш замшелый, ветхий сон.
  • Твои лебедки помню, флаги.
  • Мне стоит в трубочку свернуть
  • Тетрадь, газету, что-нибудь,
  • Как возникает искушенье
  • Твою громаду помянуть
  • И языков твоих смешенье.
  • Гляжу в окно на белый снег.
  • Под веком — век, над веком — век.
  • Где мы? В конце ль? У середины?
  • Как горд, как жалок человек!
  • Увы, из крови он, из глины.
  • Он потный, жаркий он, живой.
  • И через ярус круглый свой
  • Ему никак не перепрыгнуть.
  • Он льнет к подушке головой,
  • Он хочет жить, а надо гибнуть.

И если спишь на чистой простыне…

  • И если спишь на чистой простыне,
  • И если свеж и тверд пододеяльник,
  • И если спишь, и если в тишине
  • И в темноте, и сам себе начальник,
  • И если ночь, как сказано, нежна,
  • И если спишь, и если дверь входную
  • Закрыл на ключ, и если не слышна
  • Чужая речь, и музыка ночную
  • Не соблазняет счастьем тишину,
  • И не срывают с криком одеяло,
  • И если спишь, и если к полотну
  • Припав щекой, с подтеками крахмала,
  • С крахмальной складкой, вдавленной в висок, –
  • Под утюгом так высохла, на солнце? –
  • И если пальцев белый табунок
  • На простыне доверчиво пасется,
  • И не трясут за теплое плечо,
  • Не подступают с криком или лаем,
  • И если спишь, чего тебе еще?
  • Чего еще? Мы большего не знаем.

Мне кажется, что жизнь прошла…

  • Мне кажется, что жизнь прошла.
  • Остались частности, детали.
  • Уже сметают со стола
  • И чашки с блюдцами убрали.
  • Мне кажется, что жизнь прошла.
  • Остались странности, повторы.
  • Рука на сгибе затекла.
  • Узоры эти, разговоры…
  • На холод выйти из тепла,
  • Найти дрожащие перила.
  • Мне кажется, что жизнь прошла.
  • Но это чувство тоже было.
  • Уже, заметив, что молчу,
  • Сметали крошки тряпкой влажной.
  • Постой… еще сказать хочу…
  • Не помню, что хочу… неважно.
  • Мне кажется, что жизнь прошла.
  • Уже казалось так когда-то,
  • Но дверь раскрылась — то была
  • К знакомым гостья, — стало взгляда
  • Не отвести и не поднять;
  • Беседа дрогнула, запнулась,
  • Потом настроилась опять,
  • Уже при ней, — и жизнь вернулась.

Кто первый море к нам в поэзию привел…

…под говором валов…

К. Батюшков
  • Кто первый море к нам в поэзию привел
  • И строки увлажнил туманом и волнами?
  • Я вижу, как его внимательно прочел
  • Курчавый ученик с блестящими глазами
  • И перенял любовь к шершавым берегам
  • Полуденной земли и мокрой парусине,
  • И мраморным богам,
  • И пламенным лучам, — нам темной половине.
  • На темной, ледяной, с соломой на снегу,
  • С визжащими во тьме сосновыми санями…
  • А снился хоровод на ласковом лугу,
  • Усыпанном цветами,
  • И берег, где шуршит одышливый Эол,
  • Где пасмурные тени
  • Склоняются к волне, рукой прижав подол,
  • Другою — шелестя в курчавящейся пене.
  • И в ритмике совпав, поскольку моря шум
  • Подсказывает строй, и паузы, и пенье,
  • Кто более угрюм? –
  • Теперь не различить, — вдохнули упоенье,
  • И негу, и весну, и горький аромат,
  • И младший возмужал, а старший — задохнулся,
  • Как будто выпил яд
  • Из борджиевых рук — и к жизни не вернулся.
  • Но с нами — дивный звук, таинственный мотив.
  • Столетие спустя очнулась флейта эта!
  • Ведь тот, кто хвалит жизнь, всегда красноречив.
  • Бездомная хвала, трагическая мета.
  • Бессонное, шуми! Подкрадывайся, бей
  • В беспамятный висок горячею волною,
  • Приманивай, синей,
  • Как призрак дорогой под снежной пеленою.

Мы спорили, вал белопенный был нашему спору под стать…

  • Мы спорили, вал белопенный был нашему спору под стать,
  • Что нищие духом блаженны и как эту фразу понять?
  • И я говорил, что как дети в неведеньи сердцем чисты,
  • Как солнцем нагретые сети и дикие эти кусты,
  • Лазурная в море полоска и донная рыжая прядь,
  • Что я бы хотел у киоска с похмелья за пивом стоять.
  • А ты говорила, что мрачный, стоящий за пивом с утра,
  • Как лист изможденный табачный, как жесткая эта кора,
  • Как эти кусты у обрыва с обломанной ветвью сухой –
  • То встречного ветра пожива, то вздыбленной гривы морской,
  • Что жить еще горше на свете, когда не осмыслить утрат,
  • А дети… ты вспомни, как дети на взрослые царства глядят!

На паутину похоже с такой высоты…

  • На паутину похоже с такой высоты
  • Море, суденышки в нем, словно черные мухи,
  • Вязнут, запутавшись… Смотрим на них сквозь кусты.
  • Ветер, как жук, завывает, ворочаясь в ухе.
  • Море с такой высоты… На такой высоте
  • Жить бы, и письма писать, и качаться в качалке,
  • Как на балконе, как в утлом вороньем гнезде,
  • В ласточкином, глинобитном, прилепленном к балке.
  • Море с такой высоты… Я хотел бы обнять
  • Всех, голова моя кружится, на опьяненье
  • Это похоже… и облачным клочьям под стать
  • Пена белеет, как сброшенное оперенье.
  • Что там, побоище? Может быть, линька в раю?
  • Странно, что соль к этим взбитым подмешана сливкам.
  • Все, что кричу, ветром сорвано, все, что пою, –
  • Ласточке трудно судить в небесах по обрывкам.

ПЧЕЛА

  • Пятясь, пчела выбирается вон из цветка.
  • Ошеломленная, прочь из горячих объятий.
  • О, до чего э эта жизнь хороша и сладка,
  • Шелка нежней, бархатистого склона покатей!
  • Господи, ты раскалил эту жаркую печь
  • Или сама она так распалилась — неважно,
  • Что же ты дал нам такую разумную речь,
  • Или сама рассудительна так и протяжна?
  • Кажется, память на время отшибло пчеле.
  • Ориентацию в знойном забыла пространстве.
  • На лепестке она, как на горячей золе,
  • Лапками перебирает и топчется в трансе.
  • Я засмотрелся — и в этом ошибка моя.
  • Чуть вперевалку, к цветку прижимаясь всем телом,
  • В желтую гущу вползать, раздвигая края
  • Радости жгучей, каленьем подернутой белым.
  • Алая ткань, ни раскаянья здесь, ни стыда.
  • Сколько ни вытянуть — ни от кого не убудет.
  • О, неужели однажды придут холода,
  • Пламя погасят и зной этот чудный остудят?

Эта тень так прекрасна сама по себе под кустом…

  • Эта тень так прекрасна сама по себе под кустом
  • Волоокой сирени, что большего счастья не надо:
  • Куст высок, и на столик ложится пятно за пятном.
  • Ах, какая пятнистая, в мелких заплатах прохлада!
  • Круглый мраморный столик не лед ли сумел расколоть,
  • И как будто изглодана зимнею стужей окружность.
  • Эта тень так прекрасна сама по себе, что Господь
  • Устранился бы, верно, свою ощущая ненужность.
  • Боже мой, разве общий какой-нибудь замысел здесь
  • Представим, — эта тень так привольно и радостно дышит,
  • И свежа, и случайность, что столик накрыт ею весь,
  • Как попоной, и ветер сдвигает ее и колышет,
  • А когда, раскачавшись, совсем ее сдернет — глаза
  • Мы зажмурим на миг от июньского жесткого света.
  • Потому и трудны наши дни, и в саду голоса
  • Так слышны, и светло, и никем не задумано это.

БОГ С ОВЦОЙ

  • Бог, на плечи ягненка взвалив,
  • По две ножки взял в каждую руку.
  • Он-то вечен, всегда будет жив,
  • Он овечью не чувствует муку.
  • Жизнь овечья подходит к концу.
  • Может быть, пострижет и отпустит?
  • Как ребенка, несет он овцу
  • В архаичном своем захолустье.
  • А ягненок не может постичь,
  • У него на плече полулежа,
  • Почему ему волны не стричь?
  • Ведь они завиваются тоже.
  • Жаль овечек, барашков, ягнят,
  • Их глаза наливаются болью.
  • Но и жертва, как нам объяснят
  • В нашем веке, свыкается с ролью.
  • Как плывут облака налегке!
  • И дымок, как из шерсти, из ваты.
  • И припала бы к Божьей руке,
  • Да все ножки четыре зажаты.

Почему одежды так темны и фантастичны?..

  • Почему одежды так темны и фантастичны?
  • Что случилось? Кто сошел с ума?
  • То библейский плащ, то шлем. И вовсе неприличны
  • Серьги при такой тоске в глазах или чалма!
  • Из какого сундука, уж не из этого ли, в тщетных
  • Обручах и украшеньях накладных?
  • Или все века, художник, относительны, — и, бедных,
  • Нас то в тогу наряжают, то мы в кофтах шерстяных?
  • Не из той ли жаркой тьмы приводят за руку в накидке,
  • Жгучих розах, говорят: твоя жена.
  • Ненадежны наши жизни, нерасчетливы попытки
  • Задержаться: день подточен, ночь темна.
  • Лишь в глазах у нас все те же красноватые прожилки
  • Разветвляются; слезой заволокло.
  • Ждет автобус отступающихся в луже на развилке
  • С ношей горестной; ступают тяжело.
  • И в кафтане доблесть доблестью и болью боль останутся,
  • И в потертом темном пиджаке;
  • Навсегда простясь, обнять потянутся
  • И, повиснув, плачут на руке.

Камни кидают мальчишки философу в сад…

  • Камни кидают мальчишки философу в сад.
  • Он обращался в полицию — там лишь разводят руками.
  • Холодно. С Балтики рваные тучи летят
  • И притворяются над головой облаками.
  • Дом восьмикомнатный, в два этажа; на весь дом
  • Кашляет Лампе, слуга, серебро протирая
  • Тряпкой, а все потому, что не носом он дышит, а ртом
  • В этой пыли; ничему не научишь лентяя.
  • Флоксы белеют; не спустишься в собственный сад,
  • Чтобы вдохнуть их мучительно-сладостный запах.
  • Бог — это то, что не в силах пресечь камнепад,
  • В каплях блестит, в шелестенье живет и в накрапах.
  • То есть его, говоря осмотрительно, нет
  • В онтологическом, самом существенном смысле.
  • Бог — совершенство, но где совершенство? Предмет
  • Спора подмочен, и капли на листьях повисли.
  • Старому Лампе об этом не скажешь, бедняк
  • В Боге нуждается, чистя то плащ, то накидку.
  • Бог — это то, что, наверное, выйдя во мрак
  • Наших дверей, возвращается утром в калитку.

Кавказской в следующей жизни быть пчелой…

  • Кавказской в следующей жизни быть пчелой,
  • Жить в сладком домике под синею скалой,
  • Там липы душные, там глянцевые кроны,
  • Не надышался я тем воздухом, шальной
  • Не насладился я речной водой зеленой.
  • Она так вспенена, а воздух так душист!
  • И ходит, слушая веселый птичий свист,
  • Огромный пасечник в широкополой шляпе,
  • И сетка серая свисает, как батист,
  • Кавказской быть пчелой, все узелки ослабив.
  • Пускай жизнь прежняя забудется, сухим
  • Пленившись воздухом, летать путем слепым,
  • Вверяясь запахам томительным, роскошным.
  • Пчелой кавказской быть, и только горький дым,
  • Когда окуривают пчел, повеет прошлым.

Бессмертие — это когда за столом разговор…

Л. Дубшану

  • Бессмертие — это когда за столом разговор
  • О ком-то заводят, и строчкой его дорожат,
  • И жалость лелеют, и жаркий шевелят позор,
  • И ложечкой чайной притушенный ад ворошат.
  • Из пепла вставай, перепачканный в саже, служи
  • Примером, все письма и все дневники раскрывай.
  • Так вот она, слава, земное бессмертье души,
  • Заставленный рюмками, скатертный, вышитый рай.
  • Не помнят, на сколько застегнут ты пуговиц был,
  • На пять из шести? Так расстегивай с дрожью все шесть.
  • А ежели что-то с трудом кое-как позабыл –
  • Напомнят, — на то документы архивные есть.
  • Как бабочка, ты на приветный огонь залетел.
  • Синеют ли губы на страшном нестрашном суде?
  • Затем ли писал по утрам и того ли хотел?
  • Не лучше ли тем, кто в ночной растворен темноте?

Мне весело, что Бакст, Нижинский, Бенуа…

  • Мне весело, что Бакст, Нижинский, Бенуа
  • Могли себя найти на прустовской странице
  • Средь вымышленных лиц, где сложная канва
  • Еще одной петлей пленяет, — и смутиться
  • Той славы и молвы, что дали им на вход
  • В запутанный роман пожизненное право,
  • Как если б о себе подслушать пенье вод
  • И трав, расчесанных налево и направо.
  • Представьте: кто-нибудь из них сидел, курил,
  • Читал четвертый том и думал отложить — и
  • Как если б вдруг о нем в саду заговорил
  • Боярышник в цвету иль в туче небожитель.
  • О музыка, звучи! Танцовщик, раскружи
  • Свой вылепленный торс, о, живопись, не гасни!
  • Как весело снуют парижские стрижи!
  • Что путаней судьбы, что смерти безопасней?

Вот статуя в бронзе, отлитая по восковой…

  • Вот статуя в бронзе, отлитая по восковой
  • Модели, которой прообразом гипсовый слепок
  • Служил — с беломраморной, римской, отрытой в одной
  • Из вилл рядом с Тиволи, долго она под землей
  • Лежала, и сон ее был безмятежен и крепок.
  • А может быть, снился ей эллинский оригинал,
  • До нас не дошедший… Мы копию с копии сняли.
  • О ряд превращений! О бронзовый идол! Металл
  • Твой зелен и пасмурен. Я, вспоминая, устал,
  • А ты? Еще помнишь о веке другом, матерьяле?
  • Ты все еще помнишь… А я, вспоминая, устал.
  • Мне видится детство, трамвай на Большом, инвалиды,
  • И в голосе диктора помню особый металл,
  • И помню, кем был я, и явственно слишком — кем стал,
  • Все счастье, все горе, весь стыд, всю любовь, все обиды.
  • Забыть бы хоть что-нибудь! Я ведь не прежний, не тот.
  • К тому отношения вовсе уже не имею.
  • О, сколько слоев на мне, сколько эпох, — и берет
  • Судьба меня в руки, и снова скоблит, и скребет,
  • И плавит, и лепит, и даже чуть-чуть бронзовею.

Поэзия — явление иной…

  • Поэзия — явление иной,
  • Прекрасной жизни где-то по соседству
  • С привычной нам, земной.
  • Присмотримся же к призрачному средству
  • Попасть туда, попробуем прочесть
  • Стихотворенье с тем расчетом,
  • Чтобы почувствовать: и правда, что-то есть
  • За тем трехсложником, за этим поворотом.
  • Вот рай, пропитанный звучаньем и тоской,
  • Не рай, так подступы к нему, периферия
  • Той дивной местности, той почвы колдовской,
  • Где сердцу пятая откроется стихия.
  • Там дуб поет.
  • Там море с пеною, а кажется, что с пеньем
  • Крадется к берегу, там жизнь, как звук, растет,
  • А смерть отогнана, с глухим поползновеньем.

В полуплаще, одна из аонид…

  • В полуплаще, одна из аонид –
  • Иль это платье так на ней сидит? –
  • В полуплюще, и лавр по ней змеится,
  • «Я — чистая условность, — говорит, –
  • И нет меня», — и на диван садится.
  • Ей нравится, во-первых, телефон:
  • Не позвонить ли, думает, подружке?
  • И вид в окне, и Смольнинский район,
  • И тополей кипящие верхушки.
  • Каким я древним делом занят! Что ж
  • Все вслушиваюсь, как бы поновее
  • Сказать о том, как этот мир хорош?
  • И плох, и чужд, и нет его роднее!
  • А дева к уху трубку поднесла
  • И диск вращает пальчиком отбитым.
  • Верти, верти. Не меньше в мире зла,
  • Чем было в нем, когда в него внесла
  • Ты дивный плач по храбрым и убитым.
  • Но лгать и впрямь нельзя, и кое-как
  • Сказать нельзя — на том конце цепочки
  • Нас не простят укутанный во мрак
  • Гомер, Алкей, Катулл, Гораций Флакк,
  • Расслышать нас встающий на носочки.

В Италию я не поехал так же…

  • В Италию я не поехал так же,
  • Как за два года до того меня
  • Во Францию, подумав, не пустили,
  • Поскольку провокации возможны,
  • И в Англию поехали другие
  • Писатели. Италия, прощай!
  • Ты снилась мне, Венеция, по Джеймсу,
  • Завернутая в летнюю жару,
  • С клочком земли, засаженным цветами,
  • И полуразвалившимся жильем,
  • Каналами изрезанная сплошь.
  • Ты снилась мне, Венеция, по Манну,
  • С мертвеющим на пляже Ашенбахом
  • И смертью, образ мальчика принявшей.
  • С каналами? С каналами, мой друг.
  • Подмочены мои анкеты; где-то
  • Не то сказал; мои знакомства что-то
  • Не так чисты, чтоб не бросалось это
  • В глаза кому-то; трудная работа
  • У комитета. Башня в древней Пизе
  • Без нас благополучно упадет.
  • Достану с полки блоковские письма:
  • Флоренция, Милан, девятый год.
  • Италия ему внушила чувства,
  • Которые не вытащишь на свет:
  • Прогнило все. Он любит лишь искусство,
  • Детей и смерть. России ж вовсе нет
  • И не было. И вообще Россия —
  • Лирическая лишь величина.
  • Товарищ Блок, писать такие письма,
  • В такое время, маме, накануне
  • Таких событий… Вам и невдомек,
  • В какой стране прекрасной вы живете!
  • Каких еще нам надо объяснений
  • Неотразимых, в случае отказа:
  • Из-за таких, как вы, теперь на Запад
  • Я не пускал бы сам таких, как мы.
  • Италия, прощай!
  • В воображенье
  • Ты еще лучше: многое теряет
  • Предмет любви в глазах от приближенья
  • К нему; пусть он, как облако, пленяет
  • На горизонте; близость ненадежна
  • И разрушает образ, и убого
  • Осуществленье. То, что невозможно,
  • Внушает страсть. Италия, прости!
  • Я не увижу знаменитой башни,
  • Что, в сущности, такая же потеря,
  • Как не увидеть знаменитой Федры.
  • А в Магадан не хочешь? Не хочу.
  • Я в Вырицу поеду, там в тенечке,
  • Такой сквозняк, и перелески щедры
  • На лютики, подснежники, листочки,
  • Которыми я рану залечу.
  • А те, кто был в Италии, кого
  • Туда пустили, смотрят виновато,
  • Стыдясь сказать с решительностью Фета:
  • «Италия, ты сердцу солгала».
  • Иль говорят застенчиво, какие
  • На перекрестках топчутся красотки.
  • Иль вспоминают стены Колизея
  • И Перуджино… эти хуже всех.
  • Есть и такие: охают полгода
  • Или вздыхают — толку не добиться.
  • Спрошу: «Ну что Италия?» — «Как сон».
  • А снам чужим завидовать нельзя.

Горячая зима! Пахучая! Живая!..

  • Горячая зима! Пахучая! Живая!
  • Слепит густым снежком, колючим, как в лесу,
  • Притихший Летний сад и площадь засыпая,
  • Мильоны знойных звезд лелея на весу.
  • Как долго мы ее боялись, избегали,
  • Как гостя из Уфы, хотели б отменить,
  • А гость блестящ и щедр, и так, как он, едва ли
  • Нас кто-нибудь еще сумеет ободрить.
  • Теперь бредем вдвоем, а третья — с нами рядом
  • То змейкой прошуршит, то вдруг, как махаон,
  • Расшитым рукавом, распахнутым халатом
  • Махнет у самых глаз, — волшебный, чудный сон!
  • Вот видишь, не страшны снега, в их цельнокройных
  • Одеждах, может быть, все страхи таковы!
  • От лучших летних дней есть что-то, самых знойных,
  • В морозных облаках январской синевы.
  • Запомни этот день, на всякий горький случай.
  • Так зиму не любить! Так радоваться ей!
  • Пищащий снег, живой, бормочущий, скрипучий!
  • Не бойся ничего: нет смерти, хоть убей.

На самом деле, мысль, как гость…

  • На самом деле, мысль, как гость,
  • Заходит редко, чаще — с нами
  • Тоска, усталость, радость, злость
  • Иль безразличие. Часами,
  • Нет, не часами, — днями! — тьма
  • Забот, рассеянье, обрывки
  • Фраз, вне сознанья и ума,
  • Заставки больше, перебивки.
  • Вцепился куст в земную пядь,
  • И сучья черные кривы…
  • Нельзя же мыслями назвать
  • Все эти паузы, наплывы…
  • Зато какое торжество,
  • Блаженный миг неотразимый,
  • Когда — заждались мы его! –
  • Гость входит чудный, нелюдимый.

Как мы в уме своем уверены…

  • Как мы уме своем уверены,
  • Что вслед за ласточкой с балкона
  • Не устремимся, злонамеренны,
  • Безвольно, страстно, исступленно,
  • Нарочно, нехотя, рассеянно,
  • Полусознательно, случайно…
  • Кем нам уверенность навеяна
  • В себе, извечна, изначальна?
  • Что отделяет от безумия
  • Ум, кроме поручней непрочных?
  • Без них не выдержит и мумия
  • Соседство ласточек проточных:
  • За тенью с яркой спинкой белою
  • Шагнул бы, недоумевая,
  • С безумной мыслью — что я делаю? –
  • Последний, сладкий страх глотая.

Без этой краски, приливающей…

  • Без этой краски, приливающей
  • К лицу, без судороги подкожной
  • Кому нужна душа, без тающей
  • Улыбки нежной, осторожной?
  • Мысль, только мысль? Но мысль — и та еще,
  • Как знать, представится ль возможной?
  • Ей, мысли, нужно раздражение,
  • Телесный нужен отголосок,
  • Она мертва без отношения,
  • Без жил, прожилок и железок.
  • Ей тоже важно наваждение
  • Сосновых смол и свежих досок.
  • Сердцебиение, дыхание,
  • Мысль дремлет без их учащенья.
  • Среди безвкусного питания
  • Она так любит угощенье
  • Объемом, запах, осязанье.
  • О, сшибка чувств и мыслей сутолока –
  • Над смертью легкий мост висячий!
  • Древесный средь земного сумрака
  • Глядит во тьму глазок незрячий.
  • Душа есть смех, есть плач, есть судорога,
  • Есть вздох, и нет ее иначе.

Смысл жизни — в жизни, в ней самой…

  • Смысл жизни — в жизни, в ней самой.
  • В листве, с ее подвижной тьмой,
  • Что нашей смуте неподвластна,
  • В волненье, в пенье за стеной.
  • Но это в юности неясно.
  • Лет двадцать пять должно пройти.
  • Душа, цепляясь по пути
  • За все, что высилось и висло,
  • Цвело и никло, дорасти
  • Сумеет, нехотя, до смысла.

А горы, то их нет, то вот они опять…

  • А горы, то их нет, то вот они опять,
  • Курчавые, пришли, с подробностями всеми!
  • Кто складки им сумел шерстистые придать
  • И тучку поселить меж ними, как в эдеме?
  • Надолго ли? На час, покуда воздух свеж.
  • Останьтесь! — говорим. Но скучно им в низине.
  • И зной пугает их, и ты им надоешь,
  • И море, и шоссе, и яблоки в корзине.
  • Нет, нет, я их боюсь, мне этой высоты
  • Не выдержать, письма в разводах и нажимах.
  • Их тайнопись темна; зачем же хочешь ты,
  • Чтоб я на них смотрел, безлюдных, нелюдимых?
  • Другое дело — холм, предшествовавший им,
  • Раскинувшийся так безвольно у подножья.
  • Вот кто доволен всем: и морем раздвижным,
  • И стекловидным сном, и воздухом, и дрожью.
  • А горы, постояв, уходят, крутизну
  • Убрав свою с небес и луч на ней раскосый,
  • И разве что намек полдневный на луну
  • Субстанцией своей похож на них, белесый.

МИКЕЛАНДЖЕЛО

  • Ватикана создатель всех лучше сказал: «Пустяки»,
  • Если жизнь нам так нравится, смерть нам понравится тоже,
  • Как изделье того же ваятеля»… Ветер с реки
  • Залетает, и воздух покрылся гусиною кожей.
  • Растрепались кусты… Я представил, что нас провели
  • В мастерскую, где дивную мы увидали скульптуру.
  • Но не хуже и та, что стоит под брезентом вдали
  • И еще не готова… Апрельского утра фактуру,
  • Блеск его и зернистость нам, может быть, дали затем,
  • Чтобы мастеру мы и во всем остальном доверяли.
  • Эта стать, эта мощь, этот низко надвинутый шлем…
  • Ах, наверное, будет не хуже в конце, чем в начале.

БЕЛЫЕ СТИХИ

  • Не я поклонник белого стиха.
  • Поэзия нуждается в преградах,
  • Препятствиях, барьера — превзойти
  • Наш замысел ей помогает рифма:
  • Прыжок — и мы в кусты перемахнули
  • И пролетели через ров с водой.
  • Что губит белый стих? Один и тот же
  • Мотивчик: вспоминается то «Вновь
  • Я посетил», то «Моцарт и Сальери».
  • Открытие берется напрокат,
  • Как рюмочки иль свадебный сервиз,
  • Весь в трещинах, перебывав во многих
  • Неловких и трясущихся руках.
  • И если то, что я сейчас пишу,
  • Читается с трудом, то по причине,
  • Изложенной здесь, уверяю вас.
  • Хотя, конечно, два-три виртуоза
  • Сумели так разнообразить этот
  • Узор своим необщим речевым
  • Особенным изгибом, что не вспомнить
  • Никак нельзя такое, например:
  • «Раз вы уехали, казалось нужным
  • Мне жить, как подобает здесь в разлуке:
  • Немного скучно и гигиенично».
  • А все-таки и здесь повествованье
  • Живет за счет души и волшебства.
  • В туманный день лицейской годовщины
  • Я приглашен был школой-интернатом
  • На выступленье в садике лицейском
  • У памятника. Школьники читали
  • Стихи, перевирая их. Затем
  • Учительница: «Представляю слово, –
  • Сказала, — ленинградскому поэту, –
  • Так и сказала громко: представляю, –
  • Он нам своих два-три стихотворенья
  • Прочтет», — что я и сделал, не смутясь.
  • По-видимому, школьники ни слова
  • Не поняли. Но бронзовый поэт,
  • Казалось, слушал. Так и быть должно,
  • Тем более что все стихи всегда –
  • Про что-то непонятное, не станет
  • Нормальный человек писать стихи.
  • «Друзья мои, прекрасен наш союз»? –
  • Еще понятно; все, что дальше, — дико:
  • «Он как душа неразделим и вечен».
  • И как это? «Под сенью дружных муз»?
  • Когда б не Александр Сергеич, в ссылке
  • Томившийся, погибший на дуэли,
  • Перечивший царю и Бенкендорфу,
  • Никто бы нас не звал на торжества…
  • Подписанную затолкав путевку
  • В карман нагрудный, я побрел к вокзалу
  • В задумчивости, разговор ведя
  • Таинственный… не то кивок в ответ,
  • Не то пожатье бронзовой десницы…
  • И только тут увидел лип и кленов
  • Сплошную, как в больнице, наготу.
  • И только тут подобие волненья
  • Почувствовал или намек на смысл.
  • Стоял на тихой улочке, на самом
  • Ее углу — прелестный, с мезонином,
  • Старинный домик, явно подновленный,
  • Ухоженный, с доской мемориальной.
  • Так вот он, дом Китаевой! Так вот
  • Где парочка счастливая, но втайне
  • На гибель обреченная, жила
  • В холерном 31-ом… Я вошел,
  • Купил билет… Безлюдье и сверканье.
  • Как царский камердинер был бы этим
  • Роскошеством приятно удивлен!
  • Дом никогда таким нарядным не был.
  • Но, впрочем, мебель сборная, картинки
  • На стенах, текст, составленный тактично,
  • Меня никто, ничто не задевало,
  • Вот только полукруглая одна
  • Верандочка, стеклянная игрушка,
  • Построенная для игры в лото
  • И чтенья вслух, скрипучая, сквозная,
  • Непрочная, верандочка, залог
  • Другой какой-то, невозможной жизни,
  • Кусочек рая, выступ, выход, — как
  • Его искал потом он, — неприметный,
  • Такой простой, засыпанный сухими
  • Сережками, стручками, — не нашел!

Все гудел этот шмель, все висел у земли на краю…

  • Все гудел этот шмель, все висел у земли на краю,
  • Улетать не хотел, рыжеватый, ко мне прицепился,
  • Как полковник на пляже, всю жизнь рассказавший свою
  • За двенадцать минут; впрочем, я бы и в три уложился.
  • Немигающий зной и волны жутковатый оскал.
  • При безветрии полном такие прыжки и накаты!
  • Он в писательский дом по горящей путевке попал
  • И скучал в нем, и шмель к простыне прилипал полосатой.
  • О Москве. О жене. Почему-то еще Иссык-Куль
  • Раза три вспоминал, как бинокль потерял на турбазе.
  • Захоти о себе рассказать я, не знаю, смогу ль,
  • Никогда не умел, закруглялся на первой же фразе.
  • Ну, лети, и пыльцы на руке моей, кажется, нет.
  • Одиночество в райских приморских краях нестерпимо.
  • Два-три горьких признанья да несколько точных замет –
  • Вот и все, да струя голубого табачного дыма.
  • Биография, что это? Яркого моря лоскут?
  • Заблудившийся шмель? Или памяти старой запасы?
  • Что сказать мне ему? Потерпи, не печалься, вернут,
  • Пыль стерев рукавом, твой военный билет синеглазый.

ДОЖДЬ

  • Я помню дождь и помню, как мы спали
  • Под шум дождя; в раю, увы, едва ли
  • Бывает дождь; дожди у нас везде
  • Идут весной; я вспомню о дожде.
  • Я вспомню, как он в окна наши бился,
  • Какой мне сон тогда счастливый снился,
  • Как просыпался я — и на моей
  • Руке дремала ты, как воробей.
  • Как он ходил, как бегал он по жести!
  • Как нам жилось легко и чудно вместе!
  • Смешливый дождь, рыдающий взахлеб!
  • Всемирный нам не страшен был потоп.
  • Кто виноват, что выпал век суровый?
  • Я вспомню дождь, весенний дождь кленовый
  • И тополиный, клейкий, в золотых
  • Разводах, дождь — усладу для живых.
  • Блаженный дождь; в аду, увы, едва ли
  • Бывает дождь; куда бы ни попали
  • Мы после смерти, будет как зимой:
  • Звук отменен, завален тишиной.
  • Засыпан вечным снегом или зноем.
  • Я вспомню дождь с его звучащим строем,
  • Высоким, струнным, влажным, затяжным
  • И милосердным, выстраданным им.

Если бы жить, никого не любя…

  • Если бы жить, никого не любя!
  • Плащ — товарищ, другого — не надо.
  • Он от ветра укроет тебя,
  • Прорезиненной тканью скрипя,
  • От дождя и пытливого взгляда.
  • Тот свободен, кто так одинок.
  • Что ему телефонный звонок?
  • Он как хвост не трясется овечий.
  • Сто дверей перед ним, сто дорог,
  • Вавилонская башня наречий.
  • Где я? Кто меня сделал таким, –
  • Страх за ближнего, дрожь и смятенье, –
  • Суеверным, пугливым, как дым,
  • По пригоркам ползущий ночным,
  • Обвивающий сны и виденья?
  • Боже мой! Никого не любить!
  • Мостовыми крутыми бродить.
  • Не равны ли все вещи на свете?
  • Подвернувшийся куст теребить:
  • Что кудряшки, что веточки эти.
  • Но душа моя в рабстве своем
  • С каждым часом теплей, с каждым днем,
  • С каждой болью сердечной и страхом.
  • И когда-нибудь станет огнем,
  • И сгорит, и взовьется над прахом!

Вот счастье — с тобой говорить, говорить, говорить…

  • Вот счастье — с тобой говорить, говорить, говорить!
  • Вот радость — весь вечер, и вкрадчивой ночью, и ночью.
  • О, как она тянется, звездная тонкая нить,
  • Прошив эту тьму, эту яму волшебную, волчью!
  • До ближней звезды и за год не доедешь! Вдвоем
  • В медвежьем углу глуховатой Вселенной очнуться
  • В заставленной комнате с креслом и круглым столом.
  • О жизни. О смерти. О том, что могли разминуться.
  • Могли зазеваться. Подумаешь, век или два!
  • Могли бы заглядеться на что-нибудь, попросту сбиться
  • С заветного счета. О, радость, ты здесь, ты жива.
  • О, нацеловаться! А главное, наговориться!
  • За тысячи лет золотого молчанья, за весь
  • Дожизненный опыт, пока нас держали во мраке.
  • Цветочки на скатерти — вот что мне нравится здесь.
  • О Тютчевской неге. О дивной полуденной влаге.
  • О вилле, ты помнишь, как двое порог перешли
  • В стихах его римских, спугнув вековую истому?
  • О стуже. О корке заснеженной бедной земли,
  • Которую любим, ревнуя к небесному дому.

Смотри: речной валун как бы в сплошном дыму…

  • Смотри: речной валун как бы в сплошном дыму,
  • Белесом, голубом, слоеном, золотистом –
  • То тени мелких волн проходят по нему,
  • Как будто на него набросив бахрому,
  • Так чудно отразясь на сумрачном, зернистом.
  • На все это смотреть так больно одному!
  • Я обернусь к тебе и за руку возьму.
  • Что было — грубый холст, то стало вдруг батистом.
  • Тебя я не отдам! На свете этом мглистом
  • Мне страшно без тебя, текучем, каменистом,
  • Дымящемся в лучах, сползающих во тьму.

Страх и трепет, страх и трепет, страх…

  • Страх и трепет, страх и трепет, страх
  • За того, кто дорог нам и мил.
  • Странно жить, с улыбкой на устах,
  • Среди белых, среди темных крыл.
  • С самой жаркой, кровной стороны,
  • Уязвимо-близкой, дорогой –
  • Как мы жалки, не защищены,
  • Что за счастье, вечный страх какой!
  • Кто б ты ни был, знаешь, как я груб,
  • Толстокож, привычен ко всему,
  • Как хочу почувствовать за дуб, –
  • Не за плющ, что вьется по нему.
  • Но средь сучьев, листьев и ветвей,
  • Потакая гибкому плющу,
  • Не в своей я власти, а в твоей,
  • Весь в твоей, ты видишь, трепещу!
  • И задобрить пробую беду,
  • И, пугаясь тени, как во сне,
  • Сам ищу в потемках руку ту,
  • Что из мрака тянется ко мне.

Что за радость — в обнимку с волной…

  • Что за радость — в обнимку с волной,
  • Что за счастье — уткнувшись в кипящую гриву густую,
  • Этот дивный изгиб то одной обвивая рукой,
  • То над ним занося позлащенную солнцем другую,
  • Что радость лежать,
  • Что за счастье — ничком, в развороченной влаге покатой,
  • Эту вогнутость глады, готовую выпуклой стать,
  • Без единой морщины, и скомканной тут же, и смятой!
  • Он еще это вспомнит, зарывшийся в воду пловец,
  • Эта влажная прелесть пройдет у него перед взором
  • Нежной ночью, построившей свой мотыльковый дворец
  • С поцелуями и разговором,
  • Он поймет, почему так шумит и томится волна,
  • И на берег ночной набегает,
  • И на что она ропщет и сетует так, не видна
  • В темноте, и камнями скрипит, и песок загребает.

Морская тварь, трепЕща на песке…

  • Морская тварь, трепЕща на песке,
  • В конвульсиях, сверкала и мертвела,
  • И капелька на каждом волоске
  • Дрожала… Кто ей дал такое тело
  • Граненое, — спросить хотелось мне, –
  • Скульптурное, хоть ставь сейчас на полку?
  • Баюкать сокровенное на дне,
  • Во тьме его лелеять втихомолку!
  • Мерещился мне чуть ли не укор.
  • Все таинства темны и целокупны.
  • Готический припомнил я собор,
  • Те статуи, что взгляду недоступны.
  • Ремонтные леса нужны, чтоб влезть
  • Знаток сумел к ним, сумрачным, однажды.
  • Достаточно того, что это есть.
  • А ты б хотел, чтоб видел это каждый?

Где воздух, где вода? — все стало белым паром…

  • Где воздух, где вода? — все стало белым паром,
  • Сверкает и дрожит, — и лодочка, мой друг,
  • С гребцом, сидящим в ней, подвешена недаром
  • На удочку его, кривую, как на крюк.
  • Я больше ничему не удивляюсь. Море
  • Спроси его, само не знает, где оно.
  • Ты тоже о себе в счастливом разговоре
  • Не помнишь: все в другом, как соль, растворено.
  • Мы в яркой этой мгле, мы в мареве молочном
  • Затеряны. Смотри, как воздух влаге рад,
  • Каким он зыбким стал, трепещущим, проточным,
  • Сверкающим, парным, надев ее наряд.
  • Так было в первый день, счастливый день творенья,
  • А все, что с давней той поры произошло, –
  • Лишь трепет, лишь надрыв, лишь горечь разлученья,
  • Прощанье каждый раз и — в этом смысле — зло.

Из моря вытащив, поджаривают мидий…

  • Из моря вытащив, поджаривают мидий,
  • В их створках каменных, на медленном огне.
  • Я есть не буду их. Мне жаль, что я их видел.
  • А море блеклое лежит как бы во сне,
  • Как бы сомлевшее, наполовину паром
  • Став, небо выпито, и цвет отдав ему.
  • Подростки угольным пугая взгляд загаром,
  • Сидят на корточках в волосяном дыму.
  • Быть может, обморок за сон я принял? Вялый
  • Пульс еле дышащей волны неразличим.
  • Дымок цепляется за ломкий, обветшалый
  • Тростник и прядкою сухой висит за ним.
  • Уйдем! Останемся! Я толком сам не знаю,
  • Чего мне хочется… Сквозь чувство тошноты
  • И этот, вытекший, я, мнится, понимаю
  • Мир, и мертвею с ним, и нет меж нас черты.

Как пахнет эвкалипт пицундский, придорожный…

  • Как пахнет эвкалипт пицундский, придорожный,
  • Как сбрасывает он, обвисшую кору,
  • Сухой, неосторожный!
  • Для запахов никак я слов не подберу.
  • А в знойной вышине как будто десять шапок,
  • Так зеленью кустистой он накрыт.
  • Не память, не любовь, всего сильнее запах,
  • Который ускользнуть навеки норовит.
  • Вот то, чему и впрямь на свете нет названья.
  • Нельзя определить, понять через другой,
  • Сравнить… вот вещь в себе… молчит воспоминанье,
  • Воображенье спит… напрасен оклик твой.
  • Не отзовется тот, кто терпким, вездесущим,
  • Когда под ним стоишь, склонялся, обступал.
  • Он там, вдали от нас, прекрасен и запущен,
  • Как бы волшебный круг сплошной образовал,
  • Магический… зато когда-нибудь, хоть в жизни
  • Совсем другой, вернись под пышный свод –
  • И он тебе вручит и нынешние мысли,
  • И знойный этот день в сохранности вернет.

ДВОРЕЦ

  • В этих креслах никто никогда не сидел,
  • На диванах никто не лежал,
  • Не вершил за столом государственных дел,
  • Малахитовый столбик в руках не вертел
  • И в шкатулке наборной бумаг не держал;
  • Этот пышный, в тяжелых кистях, балдахин
  • Не свисал никогда ни над чьей головой,
  • Этот шелк и муслин,
  • Этот желто-зеленый, лиловый прибой;
  • Это Рим, это Греция, это Париж,
  • В прихотливо-капризный построившись ряд,
  • Это дивная цепь полуциркульных ниш,
  • Переходов, колонн, галерей, анфилад,
  • Этот Бренна ковровый, узорный, лепной,
  • Изумрудный, фиалковый, белый, как мел,
  • Камерона слегка потеснивший собой,
  • Воронихин продолжил, что он не успел, –
  • Это невыносимо.
  • Способность души
  • Это выдержать, видимо, слишком мала,
  • Друг на друга в тиши,
  • Чуть затихнут шаги и придвинется мгла,
  • Смотрят вазы, подсвечники и зеркала.
  • Здесь, как облако, гипсовый идол в углу;
  • Здесь настольный светильник, привыкнув к столу,
  • Наступил на узор, раззолоченный сплошь,
  • Так с ним слившись, что, кажется, не отдерешь.
  • Есть у вещи особое свойство — светясь
  • Иль дымясь, намекать на длину и объем.
  • Я не вещи люблю, а предметную связь
  • С этим миром, в котором живем.
  • И потом, если нам удалось бы узор
  • Разгадать и понять, почему
  • Он способен так властно притягивать взор,
  • Может быть, мы счастливей бы стали с тех пор,
  • Ближе к тайне, укрытой во тьму.
  • Эти залы для призраков, это почти
  • Итальянская вилла, затерянный рай,
  • Затопили дожди,
  • Завалили снега, невозможно зайти,
  • Не шепнув остающейся жизни: прощай!
  • Рукотворный элизий с расчетом на то,
  • Чтобы, взглядом смущенным скользнув по нему,
  • Проходили гуськом; в этой спальне никто
  • Не лежал в розовато-кисейном дыму.
  • А хозяева этих небес на земле,
  • Этих солнечных люстр, этих звездчатых чаш
  • Жили ниже и, кажется, в правом крыле.
  • Золочено-вощеный предметный мираж!
  • Все же был поцелован однажды среди
  • Этих мраморных снов я тайком, на ходу.
  • Мы бродили по залам и сбились с пути.
  • Я хотел бы найти,
  • Умерев, ту развилку, паркетину ту.
  • Это чудо на фоне январских снегов,
  • Афродита, Эрот и лепной виноград,
  • Этот обморок, матовость круглых белков,
  • Эта смесь всех цветов, и щедрот, и веков,
  • А в зеркальном окне — снегопад,
  • Эти музы, забредшие так далеко,
  • Что дорогу метель замела,
  • Ледяное, сухое, как сыпь, молоко,
  • Голубая защита стекла, –
  • В этом столько же смелости, риска, тоски
  • Или дикости, — как посмотреть, –
  • Сколько в жизни, что ждет, потирая виски,
  • Не начну ль вспоминать и жалеть
  • Об исчезнувшей.
  • Нет, столько зим, столько лет,
  • И забылось, и руку разжал.
  • И потом, разве снег за окном поредел?
  • И к тому ж в этих креслах никто не сидел
  • И в шкатулке бумаг не держал.

Тарелку мыл под быстрою струей…

  • Тарелку мыл под быстрою струей
  • И все отмыть с нее хотел цветочек,
  • Приняв его за крошку, за сырой
  • Клочок еды, — одной из проволочек
  • В ряду заминок эта тень была
  • Рассеянности, жизнь одолевавшей…
  • Смыть, смыть, стереть, добраться до бела,
  • До сути, нам сквозь сумрак просиявшей.
  • Но выяснилось: желто-голубой
  • Цветочек неделим и несмываем.
  • Ты ж просто недоволен сам собой,
  • Поэтому и мгла стоит за краем
  • Тоски, за срезом дней, за ободком,
  • Под пальцами приподнято-волнистым…
  • Поэзия, следи за пустяком,
  • Сперва за пустяком, потом за смыслом.

Есть вещи: ножницы, очки, зонты, ключи…

  • Есть вещи: ножницы, очки, зонты, ключи…
  • Полумистическое их существованье
  • Ввергает в оторопь… попробуй отучи
  • От уклоненья их, ущерба, прозябанья.
  • Всегда отсутствуют, когда они нужны.
  • Где был ты, градусник, когда тебя искали?
  • Иль там, за пологом, сильней, чем мы, больны –
  • И ты поэтом не усидел в пенале?
  • Что делать с ножичком? Советовали нам
  • Цветную ленточку подвесить к ножке стула,
  • Чтоб сила некая, гуляя по ногам,
  • В пыли, нечистая, пропажу нам вернула.
  • Я, впрочем, связи тут не вижу никакой.
  • Но знают женщины здесь больше, чем мужчины:
  • В обмен на ленточку получишь ножик свой.
  • Причем здесь логика, кому нужны причины?
  • Вещами ведает какой-то младший дух,
  • Положит в тумбочку и трижды перепрячет,
  • Бубнит и шастает, жалеет он старух,
  • С детьми считается и умников дурачит.

Откуда пыли столько в доме?..

  • Откуда пыли столько в доме?
  • Как юношеский пушок.
  • На телефоне, на альбоме.
  • Откуда иней и снежок, –
  • Мы твердо знаем. Пыль откуда?
  • О, еженощный, мягкий слой!
  • Какое женственное чудо,
  • Мучитель вкрадчивый какой!
  • Вдоль полок палец по привычке
  • Скользит во власти забытья.
  • Как хорошо лежат частички,
  • Таинственного бытия,
  • Реснички, ниточки, ворсинки…
  • Как нежен хаос, волокнист!
  • Как страхи все видны, заминки
  • Того, кто на руку нечист.
  • Нужней солдата и героя
  • Хозяйка, женщина, жена.
  • Ты видишь: жизнь была б, как Троя,
  • Давным-давно погребена,
  • Забыта, в эпос легендарный
  • Глубоко спрятана, когда б
  • Не вечный труд неблагодарный.
  • Опять сильнее тот, кто слаб.

РАЗВЕРНУТЫЙ УЗОР

  • 1
  • Цезарь, Август, Тиберий, Калигула, Клавдий, Нерон…
  • Сам собой этот перечень лег в стихотворную строчку.
  • О, какой безобразный, какой соблазнительный сон!
  • Поиграй, поверти, подержи на руке, как цепочку.
  • Ни порвать, ни разбить, ни местами нельзя поменять.
  • Выходили из сумрака именно в этом порядке,
  • Словно лишь для того, чтобы лучше улечься в тетрадь,
  • Волосок к волоску и лепные волнистые складки.
  • Вот теперь наконец я запомню их всех наизусть.
  • Я диван обогнул, я к столу прикоснулся и к стулу.
  • На таком расстоянье и я никого не боюсь.
  • Ни навету меня не достать, ни хуле, ни посулу.
  • Преимущество наше огромно, в две тысячи лет.
  • Чем его заслужил я, — никто мне не скажет, не знаю.
  • Свой мир предо мной развернул свой узор, свой сюжет,
  • И я пальцем веду по нему и вперед забегаю.
  • 2. ПЕРЕД СТАТУЕЙ
  • В складках каменной тоги у Гальбы стоит дождевая вода.
  • Только год он и царствовал, бедный,
  • Подозрительный… здесь досаждают ему холода,
  • Лист тяжелый дубовый на голову падает, медный.
  • Кончик пальца в застойной воде я смочил дождевой
  • И подумал: еще заражусь от него неудачей.
  • Нет уж, лучше подальше держаться от этой кривой,
  • Обреченной гримасы и шеи бычачьей.
  • Что такое бессмертие, память, удачливость, власть –
  • Можно было обдумать в соседстве с обшарпанным бюстом.
  • Словно мелкую снасть
  • Натянули на камень — наложены трещинки густо.
  • Оказаться в суровой, размытой дождями стране,
  • Где и собственных цесарей помнят едва ли…
  • В самом страшном своем, в самом невразумительном сне
  • Не увидеть себя на покрытом снежком пьедестале.
  • Был приплюснут твой нос, был ты жалок и одутловат,
  • Эти две-три черты не на вечность рассчитаны были,
  • А на несколько лет, но глядят, и глядят, и глядят.
  • Счастлив тот, кого сразу забыли.
  • 3
  • Перевалив через Альпы, варварский городок
  • Проезжал захолустный, бревна да глина.
  • Кто-то сказал с усмешкой, из фляги отпив глоток,
  • Кто это был, неважно, Пизон или Цинна:
  • «О, неужели здесь тоже борьба за власть
  • Есть, хоть трибунов нет, консулов и легатов?»
  • Он придержал коня, к той же фляжке решив припасть,
  • И, вернув ее, отвечал хрипловато
  • И, во всяком случае, с полной серьезностью: «Быть
  • Предпочел бы первым здесь, чем вторым или третьим в Риме…»
  • Сколько веков прошло, эту фразу пора забыть!
  • Миллиона четыре в городе, шесть — с окрестностями заводскими.
  • И, повернувшись к тому, кто на заднем сиденье спит,
  • Укачало его, спрошу: «Как ты думаешь, изменился
  • Человек или он все тот же, словно пиния или самшит?»
  • Ничего не ответит, решив, что вопрос мой ему приснился.

Представь себе: еще кентавры и сирены…

  • Представь себе: еще кентавры и сирены,
  • Помимо женщин и мужчин…
  • Какие были б тягостные сцены!
  • Прибавилось бы вздора и причин
  • Для ревности и поводов для гнева.
  • Все б страшно так переплелось!
  • Не развести бы ржанья и напева
  • С членораздельной речью — врозь.
  • И пело бы чудовище нам с ветки,
  • И конь стучал копытом, и добро
  • И зло совсем к другой тогда отметке
  • Вздымались бы, и в воздухе перо
  • Кружилось… Как могли б нас опорочить,
  • Какой навлечь позор!
  • Взять хоть Улисса, так он, между прочим,
  • И жил, — как упростилось все с тех пор.

Гудок пароходный — вот бас, никакому певцу…

  • Гудок пароходный — вот бас; никакому певцу
  • Не снилась такая глубокая, низкая нота;
  • Ночной мотылек, обезумев, скользнет по лицу,
  • Как будто коснется слепое и древнее что-то.
  • Как будто все меры, которые против судьбы
  • Предприняты будут, ее торжество усугубят.
  • Огни ходовые и рев пароходной трубы.
  • Мы выйдем — нас встретят, введут во дворец и полюбят.
  • Сверните с тропы, обойдите, не трогайте нас!
  • Гудок пароходный берет эту жизнь на поруки.
  • Как бы в три погибели, грузный зажав контрабас,
  • Откуда-то снизу, с трудом, достают эти звуки.
  • На ощупь, во мраке… Густому, как горе, гудку
  • Ответом — волненье и крупная дрожь мировая.
  • Так пишут стихи, по словцу, по шажку, по глотку,
  • С глазами закрытыми, тычась и дрожь унимая.
  • Как будто все чудища древнего мира рычат –
  • Все эти драконы, грифоны, быки, минотавры…
  • Дремучая смесь и волшебный, внимательный взгляд,
  • И, может быть, даже посмертные бедные лавры.

Паучок на окне, — ну что бы ему у земли…

  • Паучок на балконе, — ну что бы ему у земли
  • Где-нибудь провисать среди розовых клумб и самшита,
  • А не здесь, на ветру, словно видеть морскую скалу, корабли
  • И морскую волну так уж важно, — соткал деловито
  • И, увы, нерасчетливо дивную, тонкую сеть
  • Меж двух прутьев железных.
  • Что, приятно сновать по стежкам нитяным и висеть
  • Выше всех? Сколько сил, сколько хищных трудов бесполезных!
  • Должен быть же какой-то искусству предел!
  • Золотая, слепая зараза…
  • Паутинка дрожит, как оптический чудный прицел
  • Для какого-то тайного, явно нездешнего глаза.
  • Замер… серенький, впроголодь, трудно живущий… рывком
  • Пробежал. Вот меня-то как раз и не нужно бояться!
  • Не смахну рукавом.
  • Неприметное, как я люблю тебя, тихое братство!

За дачным столиком, за столиком дощатым…

  • За дачным столиком, за столиком дощатым,
  • В саду за столиком, за вкопанным, сырым,
  • За ветхим столиком я столько раз объятым
  • Был светом солнечным, вечерним и дневным!
  • За старым столиком… слова свое значенье
  • Теряют, если их раз десять повторить.
  • В саду за столиком… почти развоплощенье…
  • С каким-то Толиком, и смысл не уловить.
  • В саду за столиком… А дело в том, что слишком
  • Душа привязчива… и ей в щелях стола
  • Все иглы дороги, и льнет к еловым шишкам,
  • И склонна все отдать за толику тепла.

В объятьях августа, увы, на склоне лета!..

  • В объятьях августа, увы, на склоне лета
  • В тени так холодно, на солнце так тепло!
  • Как в узел, стянуты два разных края света:
  • Обдало холодом и зноем обожгло.
  • Весь день колышутся еловые макушки.
  • Нам лень завещана, не только вечный труд.
  • Я счастлив, Дельвиг, был, я спал на раскладушке
  • Средь века хвойного и темнокрылых смут.
  • Как будто по двору меня на ней таскали:
  • То я на солнце был, то я лежал в тени,
  • С сухими иглами на жестком одеяле.
  • То ели хмурились, то снились наши дни.
  • Казалось вызовом, казалось то лежанье
  • Безмерной смелостью, и ветер низовой
  • Как бы подхватывал дремотное дыханье,
  • К нему примешивая вздох тяжелый свой.

В лазурные глядятся озерА…

В лазурные глядятся озера…

Тютчев
  • В лазурные глядятся озерА
  • Швейцарские вершины, — ударенье
  • Смещенное нам дорого, игра
  • Споткнувшегося слуха, упоенье
  • Внушает нам и то, что мгла лежит
  • На хОлмах дикой Грузии, холмится
  • Строка так чудно, Грузия простит,
  • С ума спрыгнУть, так словно шевелИтся.
  • Пока еще язык не затвердел,
  • В нем рЕзвятся, уча пеньЮ и вздохам,
  • РезЕда и жасмин… Я б не хотел
  • Исправить все, что собрано по крохам
  • И ластится к душе, как облачкО,
  • Из племени духОв, — ее смутивший
  • Рассеется призрАк, — и так легко
  • Внимательной, обмолвку полюбившей!

В любительском стихотворенье огрехи страшней, чем грехи…

  • В любительском стихотворенье огрехи страшней, чем грехи.
  • А хор за стеной в помещенье поет, заглушая стихи,
  • И то ли стихи не без фальши иль в хоре, фальшивя, поют,
  • Но как-то все дальше и дальше от мельниц, колес и запруд.
  • Что музыке жалкое слово, она и без слов хороша!
  • Хозяина жаль дорогого, что, бедный, живет, не спеша,
  • Меж тем, как движенье, движенье прописано нам от тоски.
  • Все благо: и жалкое пенье, и рифм неумелых тиски.
  • За что нам везенье такое, вертлявых плотвичек не счесть?
  • Чем стихотворенье плохое хорошего хуже, бог весть!
  • Как будто по илу ступаю в сплетенье придонной травы.
  • Сказал бы честно: не знаю, — да мне доверяют, увы.
  • Уж как там, не знаю, колеса, немецкую речку рыхлят,
  • Но топчет бумагу без спроса стихов ковыляющий ряд, –
  • Любительское сочиненье при Доме ученых в Лесном,
  • И Шуберта громкое пенье в соседнем кружке хоровом.

ВОСПОМИНАНИЯ

  • Н. В. была смешливою моей
  • подругой гимназической (в двадцатом
  • она, эс-эр, погибла), вместе с ней
  • мы, помню, шли весенним Петроградом
  • в семнадцатом и встретили К. М.,
  • бегущего на частные уроки,
  • он нравился нам взрослостью и тем,
  • что беден был (повешен в Таганроге),
  • а Надя Ц. ждала нас у ворот
  • на Ковенском, откуда было близко
  • до цирка Чинизелли, где в тот год
  • шли митинги (погибла как троцкистка),
  • тогда она дружила с Колей У.,
  • который не политику, а пенье
  • любил (он в горло ранен был в Крыму,
  • попал в Париж, погиб в Сопротивленье),
  • нас Коля вместо митинга зазвал
  • к себе домой, высокое на диво
  • окно смотрело прямо на канал,
  • сестра его (умершая от тифа)
  • Ахматову читала наизусть,
  • а Боря К. смешил нас до упаду,
  • в глазах своих такую пряча грусть,
  • как будто он предвидел смерть в блокаду,
  • и до сих пор я помню тот закат,
  • жемчужный блеск уснувшего квартала,
  • потом за мной зашел мой старший брат
  • (расстрелянный в тридцать седьмом), светало…
  • 1979

И В СКВЕРИКЕ ПОД ВЯЗОМ…

  • Бог, если хочешь знать, не в церкви грубой той
  • С подсвеченным ее резным иконостасом,
  • А там, где ты о нем подумал, — над строкой
  • Любимого стиха, и в скверике под вязом,
  • И в море под звездой, тем более — в тени
  • Клинических палат с их бредом и бинтами.
  • И может быть, ему милее наши дни,
  • Чем пыл священный тот, — ведь он менялся с нами.
  • Бог — это то, что мы подумали о нем,
  • С чем кинулись к нему, о чем его спросили.
  • Он в лед ввергает нас и держит над огнем,
  • И быстрой рад езде в ночном автомобиле,
  • И может быть, живет он нашей добротой
  • И гибнет в нашем зле, по-прежнему кромешном.
  • Мелькнула, вся в огнях, — не в церкви грубой той,
  • Не только в церкви той, хотя и в ней, конечно.
  • Старуха, что во тьме поклоны бьет ему,
  • Пускай к себе домой вернется в умиленье.
  • Но пусть и я строку заветную прижму
  • К груди, пусть и меня заденет шелестенье
  • Листвы, да обрету покой на полчаса
  • И в грозный образ тот, что вылеплен во мраке,
  • Внесу две-три черты, которым небеса,
  • Быть может, как теплу сочувствуют и влаге.

Трагедия легка: убьют или погубят…

  • Трагедия легка: убьют или погубят –
  • Искуплен будет мрак прозреньем и слезой.
  • Я драм боюсь, Эсхил. Со всех сторон обступят,
  • Обхватят, оплетут, как цепкою лозой,
  • Безвыходные сны, бесстыдные невзгоды,
  • Бессмертная латынь рецептов и микстур,
  • Придет грузотакси, разъезды и разводы,
  • Потупится сосед, остряк и балагур.
  • Гуляет во дворе старик больным ребенком,
  • И жимолость им вслед пушистая шумит.
  • Что ж, лучше алкашом он были или подонком?
  • Всех бед не перечесть, не высказать обид.
  • Есть ужасы, что нам, должно быть, и не снились.
  • Под шторку на окне просунутся лучи.
  • Ты спишь? Не за тебя ль в соседней расплатились
  • Квартире толчеей и криками в ночи?

Надгробие. Пирующий этруск…

  • Надгробие. Пирующий этруск.
  • Под локтем две тяжелые подушки,
  • Две плоские, как если бы моллюск
  • Из плотных створок выполз для просушки
  • И с чашею вина застыл в руке,
  • Задумавшись над жизнью, полуголый…
  • Что видит он, печальный, вдалеке:
  • Дом, детство, затененный дворик школы?
  • Иль смотрит он в грядущее, но там
  • Не видит нас, внимательных, — еще бы! –
  • Доступно человеческим глазам
  • Лишь прошлое, и все же, крутолобый,
  • Он чувствует, что смотрят на него
  • Из будущего, и, отставив чашу,
  • Как звездный свет, соседа своего
  • Не слушая, вбирает жалость нашу.

Есть два чуда, мой друг…

  • Есть два чуда, мой друг:
  • Это нравственный стержень и звездное небо, по Канту.
  • Средь смертей и разлук
  • Мы проносим в стихи неприметно их, как контрабанду,
  • Под шумок, подавляя испуг.
  • Не обида — вина
  • Жжет, в сравнении с ней хороша и желанна обида.
  • Набегает волна,
  • Камни, крабы, медузы — ее торопливая свита.
  • На кого так похожа она?
  • Пролетает, пища,
  • В небе ласточка, крик ее жалобный память взъерошит.
  • Тень беды и плаща
  • Вижу; снова никак застегнуть его кто-то не может,
  • Трепеща и застежку ища.
  • Кто построил шатер
  • Этот звездный и сердце отчаяньем нам разрывает?
  • Ночь — не видит никто наш позор.
  • Говорун и позер
  • Сам себе ужасается: совесть его умиляет.
  • Иглокожая дрожь.
  • Нет прощенья и нет пониманья.
  • Но, расплакавшись, легче уснешь.
  • Кто нам жалость внушил, тот и вызвездил мрак мирозданья,
  • Раззолоченный сплошь.

Ты не права — тем хуже для меня…

  • Ты не права — тем хуже для меня.
  • Чем лучше женщина, тем ссора с ней громадней.
  • Что удивительно: ни ум, как бы родня
  • Мужскому, прочному, ни искренность, без задней
  • Подпольной мысли злой, — ничто не в помощь ей.
  • Неутолимое страданье
  • В глазах и логика, тем четче и стройней,
  • Что вся построена на ложном основанье.
  • Постройка шаткая возведена тоской
  • И болью, — высится, бесслезная громада.
  • Прижмись щекой
  • К ней, уступи во всем, проси забыть, — так надо.
  • Лишь поцелуями, нет, собственной вины,
  • Несуществующей, признанием — добиться
  • Прощенья можем мы. О, дщери и сыны
  • Ветхозаветные, сейчас могла страница
  • Помочь волшебная, все знающая, — жаль,
  • Что нет заветной под рукою.
  • Не плачь. Мы справимся. Люблю тебя я. Вдаль
  • Смотрю. Люблю тебя. С печалью вековою.

Как писал Катулл, пропадает голос…

  • Как писал Катулл, пропадает голос,
  • Отлетает слух, изменяет зренье
  • Рядом с той, чья речь и волшебный образ
  • Так и этак тешат нас в отдаленье.
  • Помню, помню томление это, склонность
  • Видеть все в искаженном, слепящем свете.
  • Не любовь, Катулл, это, а влюбленность.
  • Наш поэт даже книгу назвал так: «Сети».
  • Лет до тридцати пяти повторяем формы
  • Головастиков-греков и римлян-рыбок.
  • Помню, помню, из рук получаем корм мы,
  • Примеряем к себе беглый блеск улыбок.
  • Ненавидим и любим. Как это больно!
  • И прекрасных чудовищ в уме рисуем.
  • О, дожить до любви! Видеть все. Невольно
  • Слышать все, мешая речь с поцелуем.
  • «Звон и шум, — писал ты, — в ушах заглохших,
  • И затмились очи ночною тенью…»
  • О, дожить до любви! До великих новшеств!
  • Пищу слуху давать и работу — зренью.

Увидеть то, чего не видел никогда…

  • Увидеть то, чего не видел никогда, –
  • Креветок, например, на топком мелководье.
  • Ты, жизнь, полна чудес, как мелкая вода,
  • Жирны твои пески, густы твои угодья.
  • От гибких этих тел, похожих на письмо
  • Китайское, в шипах и прутиках, есть прок ли?
  • Не стоит унывать. Проходит все само.
  • Креветка, странный знак, почти что иероглиф.
  • Какие-то усы, как удочки; клешни,
  • Как веточки; бог весть, что делать с этим хламом!
  • Не стоит унывать. Забудь, рукой махни.
  • И жизнь не придает значенья нашим драмам.
  • Ей, плещущейся, ей, текущей через край,
  • Так весело рачков качать на скользком ложе,
  • И мало ли, что ты не веришь в вечный май:
  • Креветок до сих пор ведь ты не видел тоже!
  • Как цепкий Ци Бай-ши с железной бородой
  • В ползучих завитках, как проволока грубой,
  • Стоять бы целый день над мелкою водой,
  • Готовой, как беда, совсем сойти на убыль.

Ну, музыка, счастливая сестра…

  • Ну, музыка, счастливая сестра
  • Поэзии, как сладкий дух сирени,
  • До сердца пробираешь, до нутра,
  • Сквозь сумерки и через все ступени.
  • Везде цветешь, на лучшем говоришь
  • Разнежившемся языке всемирном,
  • Любой пустырь тобой украшен, лишь
  • Пахнет из окон рокотом клавирным.
  • И мне в тени, и мне в беде моей,
  • Средь луж дворовых, непереводимой,
  • Не чающей добраться до зыбей
  • Иных и круч и лишь в земле любимой
  • Надеющейся обрести привет
  • Сочувственный и заслужить вниманье,
  • Ты, музыка, и подаешь нет-нет
  • Живую мысль и новое дыханье.

На череп Моцарта с газетной полосы…

  • На череп Моцарта с газетной полосы
  • На нас смотревшего, мы с ужасом взглянули.
  • Зачем он выкопан? Глазницы и пазы
  • Зияют мрачные во сне ли, наяву ли?
  • Как! В этой башенке, в шкатулке черепной,
  • В коробке треснувшей с неровными краями
  • Сверкала музыка с подсветкой неземной,
  • С восьмыми, яркими, как птичий свист, долями!
  • Мне человечество не полюбить, печаль
  • Как землю жирную, не вытряхнуть из мыслей.
  • Мне человечности, мне человека жаль!
  • Чела не выручить, обид не перечислить.
  • Марш — в яму с известью, в колымский мрак, в мешок,
  • В лед, «Свадьбу Фигаро» забыв и всю браваду.
  • О, приступ скромности, ее сплошной урок!
  • Всех лучших спрятали по третьему разряду.
  • Тсс… Где-то музыка играет… Где? В саду.
  • Где? В ссылке, может быть… Где? В комнате, в трактире,
  • На плечи детские свои взвалив беду,
  • И парки венские, и хвойный лес Сибири.

Грубый запах садовой крапивы…

  • Грубый запах садовой крапивы.
  • Обожглись? Ничего. Терпеливы
  • Все мы в северном нашем краю.
  • Как султаны ее прихотливы!
  • Как колышутся в пешем строю!
  • Помню садик тенистый, лицейский,
  • Сладкий запах как будто летейский,
  • Неужели крапива? Увы.
  • Острый, жгучий, горячий, злодейский,
  • Пыльный дух подзаборной травы.
  • Вот она, наша память и слава.
  • Не хотите ее? Вам — направо,
  • Нам — налево. Ползучий налет,
  • Непролазная боль и отрава.
  • Лавр, простите, у нас не растет.
  • Непреклонна, угрюма, пушиста.
  • Что там розы у ног лицеиста?
  • Принесли их — они и лежат…
  • Как труба за спиною флейтиста:
  • Гуще, жарче ее аромат.

АПОЛЛОН В СНЕГУ

  • Колоннада в снегу. Аполлон
  • В белой шапке, накрывшей венок,
  • Желтоватой синицей пленен
  • И сугробом, лежащим у ног.
  • Этот блеск, эта жесткая резь
  • От серебряной пыли в глазах!
  • Он продрог, в пятнах сырости весь,
  • В мелких трещинах, льдистых буграх.
  • Неподвижность застывших ветвей
  • И не снилась прилипшим к холмам,
  • Средь олив, у лазурных морей
  • Средиземным ее двойникам.
  • Здесь, под сенью покинутых гнезд,
  • Где и снег словно гипс или мел,
  • Его самый продвинутый пост
  • И влиянья последний предел.
  • Здесь, на фоне огромной страны,
  • На затянутом льдом берегу
  • Замерзают, почти не слышны,
  • Стоны лиры и гаснут в снегу,
  • И как будто они ничему
  • Не послужат ни нынче, ни впредь,
  • Но, должно быть, и нам, и ему,
  • Чем больнее, тем сладостней петь.
  • В белых иглах мерцает душа,
  • В ее трещинах сумрак и лед.
  • Небожитель, морозом дыша,
  • Пальму первенства нам отдает,
  • Эта пальма, наверное, ель,
  • Обметенная инеем сплошь.
  • Это — мужество. Это — метель.
  • Это — песня, одетая в дрожь.
  • Январь 1975

Луны затмение мы долго наблюдали…

  • Луны затмение мы долго наблюдали:
  • Весь мрак земли, сгустясь, ложился на нее,
  • Все огорчения, несметный печали,
  • Все наши дикости, все сны, все забытье.
  • На яснолицую — все наши предрассудки,
  • На тонкокожую — вся тяжесть, вся тоска,
  • Все наши выверты, сомнительные шутки
  • С вращеньем вымученным пальца у виска.
  • Луны затмение… Какой на недотроге
  • След отвратительный, багрово-черный дым!
  • Какие грязные мы вытираем ноги
  • О коврик желтенький с рисунком неземным!
  • Луны затмение… Вся в копоти и саже.
  • Затменье разума, затмение любви:
  • Никто не выйдет в ночь, не будет ждать на пляже
  • Средь лунных отсветов с волнением в крови.
  • Так вот что значит жить, так вот что значит к людям
  • Принадлежать, увы… Прости мне этот стыд,
  • Теперь, как думаешь, быть может, чище будем,
  • Светлее, искренней?.. Опять луна блестит.

ДЕВЯНОСТЫЕ

«Ночная музыка»

«На сумрачной звезде»

«Из новых стихов»

«Слава — это солнце мертвых»…

  • «Слава — это солнце мертвых».
  • Пыль на стоптанных ботфортах,
  • Смерти грубая печать.
  • Сыну почв сухих и твердых,
  • Корсиканцу лучше знать.
  • Смуглый, он-то в этом зное
  • Разбирался, как никто.
  • Припечет нас золотое
  • Лет примерно через сто.
  • Фивы рядом с нами, Троя.
  • Не похож ты на героя:
  • Шапка, зимнее пальто.
  • Не тянись, себя не мучь.
  • Что ж, любил, любил я страстно
  • В нашей стуже из-за туч
  • Достававшийся нечасто
  • Изможденный, слабый луч.
  • Ненадежное мерцанье
  • Сквозь клубящийся туман –
  • Нам он был как обещанье
  • Незакатных волн и стран.
  • Городские расстоянья,
  • Разбежавшиеся мысли…
  • А тому, кого при жизни
  • Он избаловал, тому
  • Будет холодно в отчизне
  • Той, как в зимний день в Крыму.

Не так ли мы стихов не чувствуем порой…

  • Не так ли мы стихов не чувствуем порой,
  • Как запаха цветов не чувствуем? Сознанье
  • Притуплено у нас полдневною жарой,
  • Заботами… Мы спим… В нас дремлет обонянье…
  • Мы бодрствуем… Увы, оно заслонено
  • То спешкой деловой, то новостью, то зреньем.
  • Нам прозу подавай: все просто в ней, умно,
  • Лишь скована душа каким-то сожаленьем.
  • Но вдруг… как будто в сад распахнуто окно, –
  • А это Бог вошел к нам со стихотвореньем!

Как ночью берегом крутым…

  • Как ночью берегом крутым
  • Ступая робко каменистым.
  • Шаг, еще шаг… За кем? За ним.
  • За спотыкающимся смыслом.
  • Густая ночь и лунный дым.
  • Как за слепым контрабандистом.
  • Стихи не пишутся — идут,
  • Раскинув руки, над обрывом,
  • И камешек то там, то тут
  • Несется с шорохом счастливым
  • Вниз: не пугайся! Темный труд
  • Оправдан праздничным мотивом.
  • Я не отдам тебя, печаль,
  • Тебя, судьба, тебя, обида,
  • Я тоже вслушиваюсь в даль,
  • Товар — в узле, все шито-крыто.
  • Я тоже чернь, я тоже шваль,
  • Мне ночь — подмога и защита.
  • Не стал бы жить в чужой стране
  • Не потому, что жить в ней странно,
  • А потому, что снится мне
  • Сюжет из старого романа:
  • Прогулка в лодке при луне,
  • Улыбка, полная обмана.
  • Где жизнь? Прокралась, не догнать.
  • Забудет нас, расставшись с нами.
  • Не плачь, как мальчик. Ей под стать
  • Пространство с черными волнами.
  • С земли не станем поднимать
  • Монетку, помнишь, как в Тамани?

Облаков на небе маленьких так много!..

  • Облаков на небе маленьких так много!
  • Мелких-мелких, в темном небе, в поздний час.
  • Из гостей мы. Что за странная тревога
  • На Суворовском охватывает нас?
  • Убыстряем шаг, зачем? Остановиться
  • Было б правильней, подумать, постоять…
  • Эта белая ночная вереница
  • Разве лучшим нашим мыслям не под стать?
  • Или трудно нам собрать свои волокна?
  • И в рассеянье закончить легче день?
  • И собор покрашен в цвет какой-то блеклый,
  • И бесформенной толпой стоит сирень.
  • Как бы я себя ругал, как недоволен
  • Был бы я собой, когда б я шел один!
  • Ты спешишь — и я как будто приневолен.
  • Пусть плывут себе подобьем мелких льдин!
  • Так хорош он, этот мир, что не по силам
  • Нам… скорей, скорей домой, скорее лечь
  • Да, немыслящим; бездушным, да; бескрылым!
  • Счастье в том, что можно счастьем пренебречь.

Мы-то знаем с тобою, какие цветы…

  • Мы-то знаем с тобою, какие цветы
  • Всех милей и нежней, как у тихой воды,
  • К ним склоняясь, теребила их ты.
  • Мы-то знаем с тобою, какая вода
  • Ниоткуда всех тише течет в никуда,
  • Под быками какого моста.
  • Мы-то знаем с тобою, какие слова
  • Значат больше, чем все золотые права,
  • Как мягка на откосе трава.
  • И как глупость, нахмурясь над лучшей строкой,
  • Ничего не поймет, — мы-то знаем с тобой, –
  • Будет требовать мысли прямой.
  • Мы-то знаем с тобою, в каких дураках
  • Ходит ум в самых лучших, горячих стихах,
  • Как он сеном и мятой пропах.
  • Мы-то знаем с тобою средь многих помех,
  • И забот, и тенет, кто любимее всех,
  • Сомневаться нам было бы грех.
  • Мы-то знаем с тобою, кто лучший поэт,
  • Но пока не прошло ста и более лет,
  • Никому не расскажем. Секрет!

Мне весело: ты платье примеряешь…

  • Мне весело: ты платье примеряешь,
  • Примериваешь, в скользкое — ныряешь,
  • В блестящее — уходишь с головой.
  • Ты тонешь, западаешь в нем, как клавиш,
  • Томишь, тебя мгновенье нет со мной.
  • Потерянно гляжу я, сиротливо.
  • Ты ласточкой летишь в него с обрыва.
  • Легко воспеть закат или зарю,
  • Никто в стихах не трогал это диво:
  • «Мне нравится», — я твердо говорю.
  • И вырез на спине, и эти складки.
  • Ты в зеркале, ты трудные загадки
  • Решаешь, мне не ясные. Но вот
  • Со дна его всплываешь: все в порядке.
  • Смотрю: оно, как жизнь, тебе идет.

Сторожить молоко я поставлен тобой…

  • Сторожить молоко я поставлен тобой,
  • Потому что оно норовит убежать.
  • Умерев, как бы рад я минуте такой
  • Был: воскреснуть на миг, пригодиться опять.
  • Не зевай! Белой пеночке рыхлой служи,
  • В надувных, золотых пузырьках пустяку.
  • А глаголы, глаголы-то как хороши:
  • Сторожить, убежать, — относясь к молоку!
  • Эта жизнь, эта смерть, эта смертная грусть,
  • Прихотливая речь, сколько помню себя…
  • Не сердись: я задумаюсь — и спохвачусь.
  • Я из тех, кто был точен и зорок, любя.
  • Надувается, сердится, как же! пропасть
  • Так легко… сколько всхлипов, и гневных гримас,
  • И припухлостей… пенная, белая страсть;
  • Как морская волна окатившая нас.
  • Тоже, видимо, кто-то тогда начеку
  • Был… О, чудное это, слепое «чуть-чуть»,
  • Вскипятить, отпустить, удержать на бегу,
  • Захватить, погасить, перед этим — подуть.

Говорю тебе: этот пиджак…

  • Говорю тебе: этот пиджак
  • Будет так через тысячу лет
  • Драгоценен, как тога, как стяг
  • Крестоносца, утративший цвет.
  • Говорю тебе: эти очки,
  • Говорю тебе: этот сарай…
  • Синеокого смысла пучки,
  • Чудо, лезущее через край.
  • Ты сидишь, улыбаешься мне
  • Над заставленным тесно столом,
  • Разве Бога в сегодняшнем дне
  • Меньше, чем во вчерашнем, былом?
  • Помнишь, нас разлучили с тобой?
  • В этот раз я тебя не отдам.
  • Незабудочек шелк голубой
  • По тенистым разбросан местам.
  • И посланница тьмы вековой,
  • К нам в окно залетает пчела,
  • Что, быть может, тяжелой рукой
  • Артаксеркс отгонял от чела.

Посмотри, в вечном трауре старые эти абхазки…

  • Посмотри, в вечном трауре старые эти абхазки.
  • Что ни год, кто-нибудь умирает в огромной родне.
  • Тем пронзительней южные краски,
  • Полыхание роз, пенный гребень на синей волне,
  • Не желающий знать ничего о смертельной развязке,
  • Подходящий с упреком ко мне.
  • Сам не знаю, какая меня укусила кавказская муха.
  • Отшучусь, может быть.
  • Ах, поэзия, ты, как кавказская эта старуха,
  • Все не можешь о смерти забыть.
  • Поминаешь ее в каждом слове то громко, то глухо,
  • Продеваешь в ушко синеокое черную нить.

Ушел от нас… Ушел? Скажите: убежал…

  • Ушел от нас… Ушел? Скажите: убежал.
  • Внезапной смерти вид побег напоминает.
  • Несъеденный пирог, недопитый бокал.
  • На полуслове оборвал
  • Речь: рукопись, как чай, дымится, остывает.
  • Не плачьте. Это нас силком поволокут,
  • Потащат, ухватив, за шиворот, потянут.
  • А он избавился от пут
  • И собственную смерть, смотри, не счел за труд,
  • Надеждой не прельщен, заминкой не обманут.
  • Прости, я не люблю стихов на смерть друзей,
  • Знакомых: этот жанр доказывает холод
  • Любителя, увы, прощальных строф, при всей
  • Их пылкости; затей
  • Неловко стиховых, и слишком страшен повод.
  • Уж плакальщиц нанять приличней было б; плач
  • Достойней рифм и ямба.
  • Тоска, мой друг, тоска! Поглубже слезы спрячь
  • Иль стой, закрыв лицо, зареван и незряч, –
  • Шаблона нет честней, правдивей нету штампа.

Пол не безлик, хотя и наг…

  • Пол не безлик, хотя и наг.
  • Кто говорит, что пол угрюм,
  • Забыл, как весел может мрак
  • Быть! Ах, тюльпан не то что мак.
  • Ленор не то что Улялюм.
  • Душа не то, что нам твердят
  • В течение двух тысяч лет
  • О ней. От головы до пят
  • Вся — дрожь, вся — жар она, вся — бред!
  • Ее целуют, с нею спят.
  • Она на пальцах у меня,
  • На животе, на языке,
  • И ангелы мне не родня!
  • И там, где влажного огня
  • Мне не сдержать, и на щеке.

АПОЛЛОН В ТРАВЕ

  • В траве лежи. Чем гуще травы,
  • Тем незаметней белый торс,
  • Тем дальнобойный взгляд державы
  • Беспомощней; тем меньше славы,
  • Чем больше бабочек и ос.
  • Тем слово жарче и чудесней,
  • Чем тише произнесено.
  • Чем меньше стать мечтает песней,
  • Тем ближе к музыке оно;
  • Тем горячей, чем бесполезней.
  • Чем реже мрачно напоказ,
  • Тем безупречней, тем печальней,
  • Не поощряя громких фраз
  • О той давильне, наковальне,
  • Где задыхалась столько раз.
  • Любовь трагична, жизнь страшна.
  • Тем ярче белый на зеленом.
  • Не знаю, в чем моя вина.
  • Тем крепче дружба с Аполлоном,
  • Чем безотрадней времена.
  • Тем больше места для души,
  • Чем меньше мыслей об удаче.
  • Пронзи меня, вооружи
  • Пчелиной радостью горячей!
  • Как крупный град в траве лижи.

Две маленьких толпы, две свиты можно встретить…

  • Две маленьких толпы, две свиты можно встретить,
  • В тумане различить, за дымкой разглядеть,
  • Пусть стерты на две трети,
  • Задымлены, увы… Спасибо и за треть!
  • Отбиты кое-где рука, одежды складка,
  • И трещина прошла, и свиток поврежден,
  • И все-таки томит веселая догадка,
  • Счастливый снится сон.
  • В одной толпе — строги и сдержанны движенья,
  • И струнный инструмент поет, как золотой
  • Луч, Боже мой, хоть раз кто слышал это пенье,
  • Тот преданно строке внимает стиховой.
  • В другой толпе — не лавр, а плющ и виноградный
  • Топорщится листок,
  • Там флейта и свирель, и смех, и длится жадный
  • Там прямо на ходя большой, как жизнь, глоток.
  • Ты знаешь, за какой из них, не рассуждая,
  • Пошел я, но — клянусь! — свидетель был не раз
  • Тому, как две толпы сходились, золотая
  • Дрожала пыль у глаз.
  • И знаю, за какой из них пошел ты, бедный
  • Приятель давних дней, растаял вдалеке,
  • Пленительный, бесследный
  • Проделав шумный путь в помятом пиджаке…

Дорогой Александр! Здесь, откуда пишу тебе, нет!..

  • Дорогой Александр! Здесь, откуда пишу тебе, нет
  • Ни сирен, — ах, сирены с безумными их голосами! –
  • Ни циклопов, — привет
  • От меня им, сидящим в своих кабинетах, с глазами
  • Все в порядке у них, и над каждым — дежурный портрет.
  • Нет разбойников, нимф,
  • Это все — на земле, как ни грустно, квартиры и гроты;
  • Что касается рифм,
  • То, как видишь, освоил я детские эти заботы
  • На чужом языке, вспоминая прилив и отлив.
  • Шелестенье волны,
  • Выносящей к ногам в крутобедрой бутылке записку
  • Из любимой страны…
  • Здесь, откуда пишу тебе, море к закатному диску
  • Льнет, но диск не заходит, томят незакатные сны.
  • Дорогой Александр,
  • Почему тебя выбрал, сейчас объясню; много ближе,
  • Скажешь, буйный ко мне Архилох, семиструнный Терпандр,
  • Но и пальме сосна снится в снежной красе своей рыжей,
  • А не дрок, олеандр.
  • А еще потому
  • Выбор пал на тебя, нелюдим, что живя домоседом,
  • Огибал острова, чуть ли не в залетейскую тьму
  • Заходил, все сказал, что хотел, не солгал никому, –
  • И остался неведом.
  • В благосклонной тени. Но когда ты умрешь, разберут
  • Все, что сказано: так придвигают к глазам изумруд,
  • Огонек бриллианта.
  • Сколько чудищ обвел вокруг пальца, статей их, причуд
  • Не боясь: ты обманута, литературная банда!
  • Вы обмануты, стадом гуляющие женихи.
  • И предательский лотос
  • Не надкушен, с тобой — твоя родина, беды, грехи.
  • Человек умирает — зато выживают стихи.
  • Здравствуй, ласковый ум и мужская, упрямая кротость!
  • Помогал тебе Бог или смуглые боги, как мне,
  • Выходя, как из ниши, из ямы воздушной во сне,
  • Обнимала прохлада,
  • Навевая любовь к заметенной снегами стране…
  • Обнимаю тебя. Одиссей. Отвечать мне не надо.

В наших северных рощах, ты помнишь, и летом клубятся…

  • В наших северных рощах, ты помнишь, и летом клубятся
  • Прошлогодние листья, трещат и шуршат под ногой,
  • И рогатые корни южанина и иностранца
  • Забавляют: не ждал он высокой преграды такой,
  • Как домашний порог, так же буднично стоптанный нами,
  • Вообще он не думал, что могут быть так хороши
  • Наши ели и мхи, вековые стволы с галунами
  • Голубого лишайника, юркие в дебрях ужи.
  • Мы не скажем ему, как вздыхаем по югу, по глянцу
  • Средиземной листвы, мы поддакивать станем ему:
  • Да, еловая тень… Мы южанину и иностранцу
  • Незабудочек нежных покажем в лесу бахрому,
  • Переспросим его: не забудет он их? Не забудет.
  • Никогда! ни за что! голубые такие… их нет
  • Там, где жизнь он проводит так грустно… Увидим: не шутит.
  • И вздохнем, и простимся… помашем рукою вослед.

Боже мой, среди Рима, над Форумом, в пыльных кустах…

  • Боже мой, среди Рима, над Форумом, в пыльных кустах
  • Ты легла на скамью, от траяновых стен — в двух шагах,
  • В трикотажном костюмчике, — там, где кипела вражда,
  • Где Катулл проходил, бормоча: — Что за дрянь, сволота!
  • Как усталостью был огорчен я твоей, уязвлен
  • Тем, что не до камней тебе этих, побитых колонн,
  • Как стремился я к ним, как я рвался, не чаял узреть…
  • Ты мне можешь испортить все, все, даже Рим, даже смерть!
  • Где мы? В Риме! Мы в Риме! Мы в нем.
  • Как он желт, кареглаз!
  • Мы в пылающем Риме вдвоем. Повтори еще раз.
  • Как слова о любви, повтори, чтоб поверить я мог
  • В это солнце, в крови растворенное, в ласковый рок.
  • Ты лежала ничком в двух шагах от теней дорогих.
  • Эта пыль, этот прах мне дороже всех близких, родных.
  • Как усталость умеет любовь с раздраженьем связать
  • В чудный узел один: вот я счастлив, несчастен опять!
  • Вот я должен сидеть, ждать, пока ты вздохнешь, оживешь.
  • Я хотел бы один любоваться руинами… Ложь.
  • Я не мог бы по прихоти долго скитаться своей
  • Без тебя, без любви, без родимых лесов и полей.

Все эти страшные слова: сноха, свекровь…

  • Все эти страшные слова: сноха, свекровь,
  • Свекр, теща, деверь, зять и, боже мой, золовка —
  • Слепые, хриплые, тут ни при чем любовь,
  • О ней, единственной, и вспоминать неловко.
  • Смотри-ка, выучил их, сам не знаю как.
  • С какою радостью, когда умру, забуду!
  • Глядят, дремучие, в непроходимый мрак,
  • Где душат шепотом и с криком бьют посуду.
  • Ну, улыбнись! Наш век, как он ни плох, хорош
  • Тем, что, презрев родство, открыл пошире двери
  • Для дружбы, выстуженной сквозняками сплошь.
  • Как там у Зощенко? — Прощай, товарищ деверь!
  • Какой задуман был побег, прорыв, полет,
  • Звезда — сестра моя, к другим мирам и меркам,
  • Не к этим, дышащим тоской земных забот
  • Посудным шкафчикам и их поющим дверкам!
  • Отдельно взятая, страна едва жива.
  • Жене и матери в одной квартире плохо.
  • Блок умер. Выжили дремучие слова:
  • Свекровь, свояченица, кровь, сноха, эпоха.

Под шкафом, блюдечком, под ложечкой, под спудом…

  • Под шкафом, блюдечком, под ложечкой, под спудом,
  • Под небом Африки, под креслом, под судом,
  • Под страхом смерти злой, чудачествам, причудам
  • Не веря, под вечер, одной звездой ведом,
  • Под небом голубым страны своей, под гнетом
  • Обид, под насыпью, под бурею судеб,
  • Под длинной скатертью столов, под переплетом,
  • Под снегом, под руку, под шапкой снега — Феб,
  • Под зноем флорентийской, если помнишь, лени, –
  • Строка растянута — и сразу не узнать,
  • Тоска, друзья мои! Спасибо, куст сирени,
  • Под ней, персидскою, мы встретимся опять,
  • Под гневным лозунгом, любуясь под грозою
  • Уснувшим воином, под влажный шум листвы,
  • Под ветром, выяснив, что под его рукою
  • Не бьется сердце, — жаль, в ее стихах, увы,
  • Под солнцем вечности, творительным предлогом
  • Все это вырастив вокруг и сотворив,
  • Под мраком, если бы я мог сказать: под Богом!
  • Так подбирается и сам ведет мотив.

Ты душа, энтелехия, как говорил…

  • Ты, душа, энтелехия, как говорил
  • Не Платон, а строптивый его ученик,
  • Ты устала, потратив так много чернил,
  • Столько строк сочинив, повлияв на язык
  • Поэтический, только! — в обиду не дав,
  • Как дитя, на растленье семье воровской,
  • Не покинув его, но держа за рукав,
  • Да не вырвется, не соблазнится тоской
  • Трехкопеечной, помня и в черные дни
  • О еще не разгаданном нами родстве,
  • Но счастливом, лишь руку во тьме протяни,
  • Со звездой в облаках и дыханьем в листве.

Тает, тает, в лучах выгорая…

  • Тает, тает, в лучах выгорая,
  • За предел отступая земной
  • То, что бабочка может ночная
  • Рассказать по секрету дневной,
  • Захоти она вдруг, засыпая,
  • Выдать радужной нас, золотой.
  • Но бесхитростен день благосклонный
  • И разумен, как честный чертеж.
  • Кто ж поверит ей, серенькой, сонной:
  • Слишком правда похожа на ложь!
  • Блещут стекла, сверкают флаконы
  • И занятья осмысленны сплошь.
  • Среди ярких таких декораций
  • Заподозрить ни в чем нас нельзя.
  • Что вы! Мало ли как улыбаться
  • Можно, в комнату чайник внося…
  • И сама бы могла догадаться –
  • Недогадлива! В золоте вся.

Мы останавливали с тобой…

Я список кораблей прочел до середины…

О. Мандельштам
  • Мы останавливали с тобой
  • Каретоподобный кэб
  • И мчались по Лондону, хвост трубой,
  • Здравствуй, здравствуй, чужой вертеп!
  • И сорили такими словами, как
  • Оксфорд-стрит и Трафальгар-сквер,
  • Нашей юности, канувшей в снег и мрак,
  • Подавая плохой пример.
  • Твой английский слаб, мой французский плох.
  • За кого принимал шофер
  • Нас? Как если бы вырицкий чертополох
  • На домашний ступил ковер.
  • Или розовый сиверский иван-чай
  • Вброд лесной перешел ручей.
  • Но сверх счетчика фунт я давал на чай –
  • И шофер говорил: «О’кей!»
  • Потому, что, наверное, сорок лет
  • Нам внушали средь наших бед,
  • Что бессмертья нет, утешенья нет,
  • А уж Англии, точно, нет.
  • Но сверкнули мне волны чужих морей,
  • И другой разговор пошел…
  • Не за то ли, что список я кораблей,
  • Мальчик, вслух до конца прочел?

Лучше всего оно знаешь, когда, когда…

  • Лучше всего оно знаешь, когда, когда?
  • Знаешь, когда оно лучше всего, всего?
  • В послеобеденный час, когда спит орда
  • Отпускников, — и нет на море никого!
  • В самый горячий, расплавленный, сонный час,
  • Самый пустынный и знойный, глаза слепя.
  • Было бы лучше еще, если б также нас
  • Не было, плещется лишь для себя, для себя.
  • Только себя оно принадлежит светло
  • Глядя на спящий, себя позабывший мир,
  • Столь абсолютное, словно добро и зло,
  • Столь драгоценное, словно брильянт, сапфир.
  • Словно идея платонова наяву,
  • Овеществленная силой его ума…
  • Спросят, что делаю? Точный ответ: живу.
  • Яркие вспышки и пенная бахрома.
  • И обнаружив среди золотистых сот
  • Голову прочно увязшего в них пловца,
  • Видишь: есть кто-то всегда, кто полней живет
  • И углубленней, решительно, до конца.

Нечто вроде прустовского романа…

  • Нечто вроде прустовского романа,
  • Только на языке другом и не в прозе,
  • А в стихах, — вот чем я занят был, Ориана,
  • Албертина, Одетта, и на морозе,
  • А не в благословенном Комбре, Бальбеке,
  • Не в Париже, с сиренью его, бензином,
  • И хотя в том же самом железном веке,
  • Но железа прибавилось в нем, интимном,
  • Но с поправкой на общие беды, плане,
  • То есть после Освенцима и на фоне
  • Стариков, засыпанных в Магадане
  • Снегом, звездами, тучами… «встали кони».
  • Нечто вроде прустовского романа
  • По количеству мыслей в одеждах ярких,
  • Только пил из граненого я стакана
  • Чаще, чем из бокала, и та, с кем в парке
  • На скамье целовался, носила платье
  • От советской портнихи по два-три года,
  • И готовились загодя мероприятия
  • Юбилейные, громкие, в честь Нимрода,
  • И не поощрялся любовный шепот,
  • Потому что ценился гражданский пафос,
  • Но я знал тогда: это опыт, опыт,
  • А не просто ошибка и скверный ляпсус.

ТРОЯ

Т. Венцлове

  • — Поверишь ли, вся Троя — с этот скверик, –
  • Сказал приятель, — с детский этот садик,
  • Поэтому когда Ахилл-истерик
  • Три раза обежал ее, затратил
  • Не так уж много сил он, догоняя
  • Обидчика… — Я маленькую Трою
  • Представил, как пылится, зарастая
  • Кустарничком, — и я притих, не скрою.
  • Поверишь ли, вся Троя — с этот дворик,
  • Вся Троя — с эту детскую площадку…
  • Не знаю, что сказал бы нам историк,
  • Но весело мне высказать догадку
  • О том, что все великое скорее
  • Соизмеримо с сердцем, чем громадно, –
  • Пи Гекторе так было, Одиссее,
  • И нынче точно так же, вероятно.

Нету сил у меня на листву эту мелкую…

  • Нету сил у меня на листву эту мелкую,
  • Эту майскую, детскую, липкую, клейкую,
  • Умозрительно воспринимаю ее,
  • Соблазнившись укромной садовой скамейкою,
  • Подозрительный и как бы сквозь забытье.
  • О, бесчувственность! Сумрачная необщительность!
  • Мне мерещится в радости обременительность
  • И насильственность: я не просил зеленеть,
  • Расцветать, так сказать, заслоняя действительность,
  • Утешать, расставлять для меня эту сеть!
  • Это склочный старик с бородой клочковатою
  • Пел любую весну, даже семидесятую,
  • Упивался, как первой весной на земле,
  • Не считаясь в душе ни с какою затратою
  • И сочувствуя каждой пролетной пчеле.
  • Даже как-то обидно, что стерпится — слюбится:
  • Оплетет, обовьет, обезволит причудница
  • И еще подрастет — и поверю опять,
  • Не смешно ли? что все состоится и сбудется,
  • Что? не знаю, и в точности трудно сказать.

Он поймал себя, пылкий, на том ощущенье…

  • Он поймал себя, пылкий, на том ощущенье,
  • Обнимая ее, что опять — в лабиринте,
  • Правда, в этот раз — в маленьком, и восхищенье
  • Испытал: с этим делом у них тут на Крите
  • Хорошо, как нигде. И, смутясь, свою рыбку
  • Прижимал, словно птичку, к себе что есть силы.
  • В полумраке она разглядела улыбку
  • У него на лице и подумала: милый!
  • Хорошо, что не все наши мысли и тени
  • Мыслей, проблески, молнии, вспышки, догадки
  • Для сторонних, — чужих и родных — наблюдений
  • Абсолютно открыты, — смешны они, сладки,
  • Прихотливы, сомнительны, непроизвольны,
  • Безответственны, жутки, Бог знает откуда
  • К нам приходят, темны их пути и окольны.
  • Он сказал ей, опомнившись: ты мое чудо!

Лишайничек серый, пушистый, на дачном заборе…

  • Лишайничек серый, пушистый, на дачном заборе,
  • Такой бархатистый, — свидетелем будь в нашем споре.
  • Жизнь — чудо, по-моему, чудо. Нет, горечь и горе.
  • Да, горечь и горе, а вовсе не счастье и чудо.
  • На дачном заборе, слоистый, не знаю откуда.
  • Такой неказистый, пусть видит, какой ты зануда!
  • Какие лишенья на мненье твое повлияли,
  • Что вот утешенья не хочешь, — кружки и спирали
  • Под пальцами мелкие, пуговки, скобки, детали.
  • Всего лишь лишайничек, мягкою сыпью, и то лишь
  • Забывшись, руке потрепать его быстро позволишь,
  • И вымолишь вдруг то, о чем столько времени молишь.
  • Затем что и сверху, и снизу, и сбоку — Всевышний,
  • Поэтому дальний от нас, выясняется, — ближний,
  • Спешащий на помощь, как этот лишайничек лишний.

Человек узнает о себе, что маньяк он и вор…

  • Человек узнает о себе, что маньяк он и вор.
  • Что в автографе гения он преднамеренно строчку
  • Исказил, — как он жить будет с этих, подумаешь, пор?
  • А никак. То есть так, как и прежде, с грехом в одиночку.
  • Потому что в эпоху разомкнутых связей и скреп
  • Никому ничего объяснить не дано — и не надо.
  • Кислой правды назавтра черствеет подмоченный хлеб.
  • Если правду сказать, и строка та была сыровата.
  • И не трогал ее, а дотронулся только слегка.
  • Совершенного вида стесняется несовершенный.
  • Спи, не плачь. Ты старик. Ну, стихи, ну, строфа, ну, строка.
  • Твой поступок — пустяк в равнодушной, как старость, Вселенной.
  • Ай! Не слышат. Ой-ой! Ни одна ни сойдет, не кричи,
  • С ненавистной орбиты ревущая зверем громада,
  • Серный газ волоча. О, возить бы на ней кирпичи,
  • Как на грузовике, что несется в пыли мимо сада.
  • — Ах, вы вот как, вы так? Обещая полнейшую тьму,
  • Беспросветную ночь, безразличную мглу, переплавку…
  • Он сказал бы, зачем это сделал, певцу одному,
  • Если б очную им вдруг устроили личную ставку!

Разве можно после Пастернака…

  • Разве можно после Пастернака
  • Написать о елке новогодней?
  • Можно, можно! — звезды мне из мрака
  • Говорят, — вот именно сегодня.
  • Он писал при Ироде: верблюды
  • Из картона, — клей и позолота –
  • В тех стихах евангельское чудо
  • Превращали в комнатное что-то.
  • И волхвы, возможные напасти
  • Обманув, на валенки сапожки
  • Обменяв, как бы советской власти
  • Противостояли на порожке.
  • А сегодня елка — это елка,
  • И ее нам, маленькую, жалко.
  • Веточка колючая, как челка,
  • Лезет в глаз, — шалунья ты, нахалка!
  • Нет ли Бога, есть ли Он — узнаем,
  • Умерев, у Гоголя, у Канта,
  • У любого встречного, — за краем.
  • Нас устроят оба варианта.

КОНЬКОБЕЖЕЦ

  • 1
  • Зимней ласточкой с визгом железным,
  • Семимильной походкой стальной
  • Он проносится небом беззвездным,
  • Как сказал бы поэт ледяной,
  • Но растаял одический холод,
  • И летит конькобежец, воспет
  • Кое-как, на десятки расколот
  • Положений, углов и примет.
  • 2
  • Геометрии в полном объеме
  • Им прочитанный курс для зевак
  • Не уложится в маленьком томе,
  • Как бы мы ни старались, — никак!
  • Посмотри: вылезают колени
  • И выбрасывается рука,
  • Как ненужная вещь на арене
  • Золотого, как небо, катка.
  • 3
  • Реже, реже ступай, конькобежец…
  • Век прошел — и чужую строку,
  • Как перчатку, под шорох и скрежет
  • Поднимаю на скользком бегу:
  • Вызов брошен — и должен же кто-то
  • Постоять за бесславный конец:
  • Вся набрякла от снега и пота
  • И, смотри, тяжела, как свинец.
  • 4
  • Что касается чоканья с твердой
  • Голубою поверхностью льда, –
  • Это слово в стихах о проворной
  • Смерти нас впечатлило, туда,
  • Между прочим — и это открытье
  • Веселит, из чужого стиха
  • Забежав с конькобежною прытью:
  • Все в родстве-воровстве, нет греха!
  • 5
  • Не споткнись! Если что и задержит,
  • То неловкость, — и сам виноват.
  • Реже, реже ступай, конькобежец,
  • Твой размашистый почерк крылат,
  • Рифмы острые искрами брызжут,
  • Приглядимся к тебе и поймем
  • То, что ласточки в воздухе пишут
  • Или ветви рисуют на нем.
  • 6
  • Не расстаться с тобой мне, — пари же,
  • Вековые бодая снега.
  • И живи он в Москве — не в Париже,
  • Жизнь тебе посвятил бы Дега,
  • Он своих балерин и лошадок
  • Променял бы, в тулупчик одет,
  • На стремительный этот припадок
  • Длинноногого бега от бед.

Там, где весна, весна, всегда, где склон…

  • Там, где весна, весна, всегда весна, где склон
  • Покат, и ласков куст, и черных нет наветов,
  • Какую премию мне Аполлон
  • Присудит, вымышленный бог поэтов!
  • А ствол у тополя густой листвой оброс,
  • Весь, снизу доверху, — клубится, львиногривый.
  • За то, что ракурс свой я в этот мир принес
  • И не похожие ни на кого мотивы.
  • За то, что в век идей, гулявших по земле,
  • Как хищники во мраке,
  • Я скатерть белую прославил на столе
  • С узором призрачным, как водяные знаки.
  • Поэт для критиков что мальчик для битья.
  • Но не плясал под их я дудку.
  • За то, что этих строк в душе стесняюсь я,
  • И откажусь от них, и превращу их в шутку.
  • За то, что музыку, как воду в решето,
  • Я набирал для тех, кто так же на отшибе
  • Жил, за уступчивость и так, за низачто,
  • За je vous aime, ich liebe.

Мне приснилось, что все мы сидим за столом…

О. Чухонцеву

  • Мне приснилось, что все мы сидим за столом,
  • В полублеск облачась, в полумрак,
  • И накрыт он в саду, и бутыли с вином,
  • И цветы, и прохлада в обнимку с теплом,
  • И читает стихи Пастернак.
  • С выраженьем, по-детски, старательней, чем
  • Это принято, чуть захмелев,
  • И смеемся, и так это нравится всем,
  • Только Лермонтов: «Чур, — говорит, — без поэм!
  • Без поэм и вступления в Леф!»
  • А туда, где сидит Председатель, взглянуть…
  • Но, свалившись на стол с лепестка,
  • Жук пускается в долгий по скатерти путь…
  • Кто-то встал, кто-то голову клонит на грудь,
  • Кто-то бедного ловит жука.
  • И так хочется мне посмотреть хоть разок
  • На того, кто… Но тень всякий раз
  • Заслоняет его или чей-то висок,
  • И последняя ласточка наискосок
  • Пронеслась, чуть не врезавшись в нас.

Ох, я открыл окно, открыл окно, открыл…

  • Ох, я открыл окно, открыл окно, открыл
  • На даче, белое, и палочки подставил,
  • Чтоб не захлопнулось, и воздух заходил,
  • Как Петр, наверное, по комнате и Павел
  • В своем на радости настоянном краю
  • И сладкой вечности, вздымая занавеску,
  • Как бы запахнуты в нее, как бы свою
  • Припомнив молодость и получив повестку.
  • Ох, я открыл окно, открыл окно, открыл
  • И, что вы думаете, лег лицом в подушку!
  • Такое смутное томленье, — нету сил
  • Перенести его, и сну попал в ловушку,
  • Дождем расставленную, и дневным теплом,
  • И слабым шелестом, и пасмурным дыханьем,
  • И спал, и счастлив был, как бы в саду ином,
  • С невнятным, вкрадчивым и неземным названьем.

ВЕНЕЦИЯ

  • Знаешь, лучшая в мире дорога –
  • Это, может быть, скользкая та,
  • Что к чертогу ведет от чертога,
  • Под которыми плещет вода
  • И торчат деревянные сваи,
  • И на привязи, черные, в ряд
  • Катафалкоподобные стаи
  • Так нарядно и праздно стоят.
  • Мы по ней, златокудрой, проплыли
  • Мимо скалоподобных руин,
  • В мавританском построенных стиле,
  • Но с подсказкою Альп, Апеннин,
  • И казалось, что эти ступени,
  • Бархатистый зеленый подбой
  • Наш мурановский сумрачный гений
  • Афродитой назвал гробовой.
  • Разрушайся! Тони! Увяданье –
  • Это правда. В веках холодей!
  • Этот путь тем и дорог, что зданья
  • Повторяют страданья людей,
  • А иначе бы разве пылали
  • Ипомеи с геранями так
  • В каждой нише и в каждом портале,
  • На балконах, приветствуя мрак?
  • И последнее. (Я сокращаю
  • Восхищенье.) Проплывшим вдвоем
  • Этот путь, как прошедшим по краю
  • Жизни, жизнь предстает не огнем,
  • Залетевшим во тьму, но водою,
  • Ослепленной огнями, обид
  • Нет, — волненьем, счастливой бедою.
  • Все течет. И при этом горит.

Когда б я родился в Германии в том же году…

…тише воды, ниже травы…

А. Блок
  • Когда б я родился в Германии в том же году,
  • Когда я родился, в любой европейской стране:
  • Во Франции, в Австрии, в Польше, — давно бы в аду
  • Я газовом сгинул, сгорел бы, как щепка в огне.
  • Но мне повезло — я родился в России, такой,
  • Сякой, возмутительной, сладко не жившей ни дня,
  • Бесстыдной, бесправной, замученной, полунагой,
  • Кромешной — и выжить был все-таки шанс у меня.
  • И я арифметики этой стесняюсь чуть-чуть,
  • Как выгоды всякой на фоне бесчисленных бед.
  • Плачь, сердце! Счастливый такой почему б не вернуть
  • С гербом и печатью районного загса билет
  • На вход в этот ужас? Но сказано: ниже травы
  • И тише воды. Средь безумного вихря планет!
  • И смотрит бесслезно, ответа не зная, увы,
  • Не самый любимый, но самый бесстрашный поэт.

Все нам Байрон, Гете, мы, как дети…

  • Все нам Байрон, Гете, мы, как дети,
  • Знать хотим, что думал Теккерей.
  • Плачет Бог, читая на том свете
  • Жизнь незамечательных людей.
  • У него в небесном кабинете
  • Пахнет мятой с сиверских полей.
  • Он встает, подавлен и взволнован,
  • Отложив очки, из-за стола.
  • Лесосклад он видит, груду бревен
  • И осколки битого стекла.
  • К дяде Пете взгляд его прикован
  • Средь добра вселенского и зла.
  • Он читает в сердце дяди Пети,
  • С удивленьем смотрит на него.
  • Стружки с пылью поднимает ветер.
  • Шепчет дядя: этого… того…
  • Сколько бед на горьком этом свете!
  • Загляденье, радость, волшебство!

САХАРНИЦА

Памяти Л. Я. Гинзбург

  • Как вещь живет без вас, скучает ли? Нисколько!
  • Среди иных людей, во времени ином,
  • Я видел, что она, как пушкинская Ольга,
  • Умершим не верна, родной забыла дом.
  • Иначе было б жаль ее невыносимо.
  • На ножках четырех подогнутых, с брюшком
  • Серебряным, — но нет, она и здесь ценима,
  • Не хочет ничего, не помнит ни о ком.
  • И украшает стол, и если разговоры
  • Не те, что были там, — попроще, победней, –
  • Все так же вензеля сверкают и узоры,
  • И как бы ангелок припаян сбоку к ней.
  • Я все-таки ее взял в руки на мгновенье,
  • Тяжелую, как сон. Вернул — и взгляд отвел.
  • А что бы я хотел? Чтоб выдала волненье?
  • Заплакала? Песок просыпала на стол?

Когда страна из наших рук…

М. Петрову

  • Когда страна из наших рук
  • Большая выскользнула вдруг
  • И разлетелась на куски,
  • Рыдал державинский басок
  • И проходил наискосок
  • Шрам через пушкинский висок
  • И вниз, вдоль тютчевской щеки.
  • Я понял, что произошло:
  • За весь обман ее и зло,
  • За слезы, капавшие в суп,
  • За все, что мучило и жгло…
  • Но был же заячий тулуп,
  • Тулупчик, тайное тепло!
  • Но то была моя страна,
  • То был мой дом, то был мой сон,
  • Возлюбленная тишина,
  • Глагол времен, металла звон,
  • Святая ночь и небосклон,
  • И ты, в Элизиум вагон
  • Летящий в злые времена,
  • И в огороде бузина,
  • И дядька в Киеве, и он!

Как нравился Хемингуэй…

  • Как нравился Хемингуэй
  • На фоне ленинских идей, –
  • Другая жизнь и берег дальний…
  • И спились несколько друзей
  • Из подражанья, что похвальней,
  • Чем спиться грубо, без затей.
  • Высокорослые (кто мал,
  • Тот, видимо, не подражал
  • Хемингуэю, — только Кафке)
  • С утра — в любой полуподвал,
  • По полстакана — для затравки –
  • И день дымился и сверкал!
  • Зато в их прозе дорогой
  • Был юмор, кто-нибудь другой
  • Напишет лучше, но скучнее.
  • Не соблазниться нам тоской!
  • О, праздник, что всегда с тобой,
  • Хемингуэя — Холидея…
  • Зато когда на свете том
  • Сойдетесь как-нибудь потом,
  • Когда все, все умрем, умрете,
  • Да не останусь за бортом,
  • Меня, непьющего, возьмете
  • В свой круг, в свой рай, в свой гастроном!

Эти травинки, которые в дом…

  • Эти травинки, которые в дом
  • Мы на подошвах приносим из сада,
  • В зеленоватом, потом золотом
  • Блеске их — радость для нашего взгляда.
  • Вымести их удается с трудом.
  • Сад наш запущен, другого — не надо!
  • Раньше косили, куда-то коса
  • Делась, быть может, забрали соседи?
  • Что ж, если есть на земле чудеса,
  • К ним приплюсуем соломинки эти.
  • Рай, — нам хватает его за глаза,
  • Кротким, попавшим в силки его, сети.

Я рай представляю себе, как подъезд к Судаку…

  • Я рай представляю себе, как подъезд к Судаку,
  • Когда виноградник сползает с горы на боку
  • И воткнуты сотни подпорок, куда ни взгляни,
  • Татарское кладбище напоминают они.
  • Лоза виноградная кажется каменной, так
  • Тверда, перекручена, кое-где сжата в кулак,
  • Распята и, крылья полураспахнув, как орел,
  • Вином обернувшись, взлетает с размаха на стол.
  • Не жалуйся, о, не мрачней, ни о чем не грусти!
  • Претензии жизнь принимает от двух до пяти,
  • Когда, разморенная послеобеденным сном,
  • Она вам внимает, мерцая морским ободком.

Пить вино в таком порядке…

  • Пить вино в таком порядке:
  • Рислинг кисленький и гладкий,
  • Херес чуть шероховат,
  • И портвейн, как столик, шаткий,
  • И мускат как бы покат.
  • «Черный доктор» за мускатом
  • Кажется продолговатым,
  • И коньяк не пропустить
  • С лошадиным ароматом.
  • А шампанским все запить.
  • Ну, какой я дегустатор!
  • Жизнь прекрасна, так и быть.

Я смотрел на поэта и думал: счастье…

Памяти И. Бродского

  • Я смотрел на поэта и думал: счастье,
  • Что он пишет стихи, а не правит Римом.
  • Потому что и то и другое властью
  • Называется. И под его нажимом
  • Мы б и года не прожили — всех бы в строфы
  • Заключил он железные, с анжамбманом
  • Жизни в сторону славы и катастрофы,
  • И, тиранам грозя, он и был тираном,
  • А уж мне б головы не сносить подавно
  • За лирический дар и любовь к предметам,
  • Безразличным успехам его державным
  • И согретым решительно-мягким светом.
  • А в стихах его власть, с ястребиным криком
  • И презреньем к двуногим, ревнуя к звездам,
  • Забиралась мне в сердце счастливым мигом,
  • Недоступным Калигулам или Грозным,
  • Ослепляла меня, поднимая выше
  • Облаков, до которых и сам охотник,
  • Я просил его все-таки: тише! тише!
  • Мою комнату, кресло и подлокотник
  • Отдавай, — и любил меня, и тиранил:
  • Мне-то нравятся ласточки с голубою
  • Тканью в ножницах, быстро стригущих дальний
  • Край небес. Целовал меня: Бог с тобою!

Все знанье о стихах — в руках пяти-шести…

  • Все знанье о стихах — в руках пяти-шести,
  • Быть может, десяти людей на этом свете:
  • В ладонях берегут, несут его в горсти.
  • Вот мафия, и я в подпольном комитете
  • Как будто состою, а кто бы знал без нас,
  • Что Батюшков, уйдя под воду, вроде Байи,
  • Жемчужиной блестит, мерцает, как алмаз,
  • Живей, чем все льстецы, певцы и краснобаи.
  • И памятник, глядишь, поставят гордецу,
  • Ушедшему в себя угрюмцу и страдальцу,
  • Не зная ни строки, как с бабочки, пыльцу
  • Стереть с него грозя: прижаты палец к пальцу –
  • И пестрое крыло, зажатое меж них,
  • Трепещет, обнажив бесцветные прожилки,
  • Тверди, но про себя, его лазурный стих,
  • Не отмыкай ларцы, не раскрывай копилки.

Фету кто бы сказал, что он всем навязал…

  • Фету кто бы сказал, что он всем навязал
  • Это счастье, которое нам не по силам?
  • Фету кто бы сказал, что цветок его ал
  • Вызывающе, к прядкам приколотый милым?
  • Фету кто бы шепнул, что он всех обманул,
  • А завзятых певцов, так сказать, переплюнул?
  • Посмотреть бы на письменный стол его, стул,
  • Прикоснуться бы пальцем к умолкнувшим струнам!
  • И когда на ветру молодые кусты
  • Оживут, заслоняя тенями тропинку,
  • Кто б пылинку смахнул у него с бороды,
  • С рукава его преданно сдунул соринку?

Стихи — архаика. И скоро их не будет…

  • Стихи — архаика. И скоро их не будет.
  • Смешно настаивать на том, что Архилох
  • Еще нас по утру, как птичий хохот, будит,
  • Еще цепляется, как зверь-чертополох.
  • Прощай, речь мерная! Тебе на смену проза
  • Пришла, и Музы-то у опоздавшей нет,
  • И жар лирический трактуется как поза
  • На фоне пристальных журналов и газет.
  • Я пил с прозаиком. Пока мы с ним сидели,
  • Он мне рассказывал. Сюжет — особый склад
  • Мировоззрения, а стих живет без цели,
  • Летит, как ласточка, свободно, наугад.
  • И третье, видимо, нельзя тысячелетье
  • Представить с ямбами, зачем они ему?
  • Все так. И мало ли, о чем могу жалеть я?
  • Жалей, не жалуйся, гори, сходя во тьму.
© BOOK 2025
Контакты для правообладателей
[email protected]