Пока живешь...
                    
 ПОКА ЖИВЁШЬ...
   - Так хочется, пока живешь на свете, 
- наслушаться прибоя и скворцов, 
- настроить фантастических дворцов 
- и не бояться быть за них в ответе, 
- на громкие слова слывя скупцом, 
- не замечать обиды и наветы, 
- а если и придется быть купцом, 
- иметь в кармане ветры да планеты, 
 - быть добрым сыном, правильным отцом, 
- усвоить суть свободы и запрета, 
- быть искренним, как в час перед концом, 
- и не жалеть о том, что не был где-то, 
- вставать с постели задолго до света, 
- распознавать по взгляду мудрецов, 
- не приставать с наукой и советом 
- и научиться жить в конце концов, 
 - и, вспоминая дом с резным крыльцом, 
- задуматься от детского ответа, 
- не злить ни стариков и ни глупцов 
- и верить в сны и добрые приметы, 
- с гармонией, палитрой и резцом 
- играть свободно формой, звуком, цветом, 
- но никогда ни правдой, ни лицом, 
- и брать за все душой, а не монетой. 
- Так хочется, пока живешь на свете... 
«Я ИСТИНУ ЛЮБЛЮ ВНУТРИ...»
   - Я истину люблю внутри, 
- внутри сосуда из моих понятий. 
- Она еще не познана — смотри, 
- смотри, как сфера формы вся помята. 
- Ты видишь — это тяжкое зерно 
- дает росток со стрельчатым побегом. 
- Из плоти он взойдет и все равно — 
- на пораженье или на победу. 
- Как солнца луч, попавший на ладонь, 
- побег мне в сердце тычется с доверьем. 
- До срока хорони в себе огонь, 
- храни тоску по правде в подреберьи. 
- Еще пока и взгляд, и разговор 
- жонглируют различными вещами, 
- но, выйдя на космический простор, 
- та истина тебя порабощает. 
- И вот тебе уже покоя нет — 
- произнесенному всегда живем в угоду. 
- Ты раб философических тенет, 
- которые тебе сулят свободу.
«КОГДА ТЕБЕ ОПЯТЬ И ПУСТО И ПЕЧАЛЬНО...»
   - Когда тебе опять и пусто и печально,
- в глазах покоя нет, а в мыслях высоты,
- ты вспомни, что в тебе нет боли изначально,
- а только трение мечты и суеты.
- И если слезы есть — старайся в одиночку
- их выплакать сперва, и к людям не спеши.
- И мужество не в том, чтобы поставить точку,
- а чтобы претерпеть рождение души.
 - И если так с тобой случится не однажды,
- то с каждым разом легче будет этот миг.
- Жестоки чувства одиночества и жажды,
- но страшно — если ты к ним вовсе не привык.
- Досадно — если ты, надеясь на подспорье,
- в ответ не получил желанной сослезы.
- но в сотню раз страшней, когда, испив от горя,
- в чужую исповедь ты смотришь на часы.
 - И если нет того, о чем мечтал вначале, 
- и про высокий путь гаданья не правы, 
- люби все то, что есть,— и страхи, и печали, 
- и труд обычный свой, и вздохи, и увы. 
- И меры счастью нет, и смысла в обладаньи —
- все сквозь тебя, как космос протечет.
- И оправданье жизни только в состраданьи,
- в желаньи размышлять — другое все не в счет.
ЯЗЫК
   - И в этой стране, и не в этой стране, 
- на этом наречьи в согласных, 
- которые липнут (как пальцы к струне) 
- к зубам, к языку, ко щекам и к спине 
- (с поклажей раба несогласной),
 - на том, что любого трудней языка; 
- в стране, но в стране или в зале, 
- откуда из зрителей брали в зека, 
- как воду у рыбы в Арале 
- (за что никого не карали),
 - но в зале, что залит не светом-водой, 
- (водой ли?) — (аквариум спирта?), 
- не жидкой средой-всклень заполнен бедой;
- и борт не худой, и поддон не худой, 
- следы от заделанных дыр так
 - толкают завыть на родном языке, 
- поскольку в наборе словарном тону, 
- как Ивашка в крутом кипятке, 
- держа над водой Ушакова в руке 
- и Даля сжимая в бездарном
 - трусливом ротишке, что тысячу слов 
- с бедой пополам произносит, 
- не вызнав у пращуров молви основ, 
- и мат с междометьями в духе ослов 
- риторики — по миру носит.
 - Но русский струится, слепит и трещит, 
- как речка, огонь и валежник, 
- и шуйцей по струнам, и саблей о щит, 
- и груздем во кузов, и куром в ощип — 
- прибоя и дождика смежник.
СЛОВО
   - Слово возводится в царский сан —
- не прикоснись, не скажи по-иному,
- вроде бы ноги не вытер и сам
- ходишь нетрезвый по тем небесам,
- где тебе ползать убогому гному,
- слово несущее знак перемен
- в лучшую сторону, к лучшему быту,
- к лучшей истории (лучший гамен
- был в нем убит и тебе быть убиту
- к славе, меняющей колор знамен),
- слово под ре — эволюции крест,
- где распинают народы.и книги,
- для недоразвитых душ благовест,
- пропуск в партер коммунальных чудес,
- к ликам святым с выражением фиги,
- слово — прибежище крупных воров,
- даже крупнейших с Р. X. и потопа,
- лучшая часть партитуры хоров
- против голов, и хлебов, и коров,
- лишь бы татарина съела Европа.
- Будет Ромео предатель и трус,
- и с Дон Кихотом расправится тройка.
- Брак поневоле — прочнейший союз.
- Наш эллипсоид неведомый груз
- тянет (свою неустойку).
- Кто кредитор? — разглядеть не дано.
- Суть перехода количеств
- в разные качества? Скажем, вино
- в слабость корон и величеств?
- (Что старикашкам известно давно.)
- Юная стая безмозгла, увы,
- что ее делает средством.
- То есть, конечно, являет умы,
- но для любовных забав и тюрьмы
- и для стихов по соседству.
- Гвоздь этой правды-имеешь-отдай!
- И отдавай ежечасно
- жизнь и детей, петуха и Китай,
- в общий котел без сомнений кидай
- голос и станешь безгласным.
- Будет ли свет, как монтер восклицал?
- будет ли бульба без гнили?
- будет ли слово — ликующий царь 
- хотя бы на нашей могиле? 
- или и слово убили? 
- Что для Галактики горе Руси?— 
- гибель каких-то бактерий... 
- Слушай вселенную и не проси счастья, 
- а только-о, Боже, спаси истину от суеверий!
ИГРЫ
   - Есть игры, доступные детям зверей,—
- рычанье, прыжки, зубохватство, кульбиты, —
- их цель — половчей, похитрей, поскорей.
- Зверек подрастает, и игры забыты,
- хотя не совсем — репетиции драм
- приводят к охоте, убийству, добыче.
- Природа к своим беспечальным дарам
- порой добавляет и кровь и величье.
- И в играх детей человеческих взмах
- присутствует как элемент тренировки.
- Потом в неуютных бетонных домах
- кончают мужья своих- жен монтировкой.
- То игры простые, и грубый их текст
- на первых страницах наследственной книги.
- Но выпечен гомо из множества тест
- и вкусен друг другу повыше ковриги.
- И разные уровни этих забав
- всегда отвечают зигзагам извилин.
- Проста красота богатырских застав,
- и сложен театр полицейских давилен.
- Но вот в монотонные дикости дней
- является слово из древней Эллады,
- в котором (компьютерных игр не бедней)
- запрятана участь всеобщей награды.
- Страдательный демос и царственный крат —
- два корня великого древа,
- алмаз европейский крупнейших карат,
- возросший в темнилище хлева.
- В России его не распилишь на всех.
- и он украшает пиджак антипода,
- когда нарекают разбойничий грех
- заботой о благе народа.
- И демос не кратный века ничему, 
- а только природе и смерти, 
- взирает на грани, сверлящие тьму, 
- как на игуменью черти. 
- И эта игра посложнее других, 
- поскольку в ней примут участье 
- ведущие вечную битву враги — 
- народ и народа начальство.
«МЫ НЕ ВИДЕЛИСЬ СКОРО ГОД...»
   - * * *
- Мы не видались скоро год, 
- неверны Ваши предсказанья — 
- не избавленье от забот, 
- разлука с Вами — наказанье.
 - Пусть я понять Вас не сумел, 
- но разлюбить не в силах Вас я. 
- Стареем мы от дел, от дел... 
- И любим горше и прекрасней.
 - Прощайте! Есть всему конец, 
- но жизнь идет, и слава богу, 
- что я дурак, а не подлец... 
- В дорогу, дураки, в дорогу!
БАЛЛАДА О БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШЕМ
   - Меня нашли в четверг на минном поле. 
- В глазах разбилось небо, как стекло, 
- и все, чему меня учили в школе,
- в соседнюю воронку утекло. 
- Друзья мои по роте и по взводу ушли назад, 
- оставив рубежи, и похоронная команда 
- на подводу меня забыла в среду положить.
 - И я лежал и пушек не пугался, 
- напуганный до смерти всей войной, 
- и подошел ко мне какой-то Гансик 
- и наклонился тихо надо мной. 
- И обомлел недавний гитлерюгенд,
- узнав в моем лице свое лицо, 
- и удивленно плакал он, 
- напуган моей или своей судьбы концом.
 - О жизни не имея и понятья,
- о смерти рассуждая, как старик,
- он бормотал молитвы ли, проклятья,
- но я не понимал его язык.
- И чтоб не видеть глаз моих незрячих,
- в земле немецкой мой недавний враг,
- он закопал меня, немецкий мальчик,—
- от смерти думал откупиться так.
 - А через день, когда вернулись наши,
- убитый Ганс в обочине лежал.
- Мой друг сказал — как он похож на Сашу!
- Теперь уж не найдешь его, а жаль...
- И я лежу уже десятилетья
- в земле чужой, я к этому привык
- и слышу — надо мной играют дети,
- но я не понимаю их язык.
ИНФОРМАЦИЯ
   - Как медленно, мелко, зерно за зерном,
- за фактом, словцом и намеком
- фрагмент проявляется, но полотном
- еще не насыщено око.
- И нищим, сбирающим истины медь
- на паперти нового храма,
- стоишь, притворяясь осанну запеть,
- в итоге немея от срама.
- Но многие годы блужданий и встреч
- под фресками вечных сюжетов
- доводят до пения темную речь
- и головы до пистолетов.
- И соединенье молекул житья
- в реторте общественной кухни
- с натужным познаньем приемов битья
- и катализатор непрухи
- дают непрозрачную горькую смесь —
- лекарство от рабства и лени,
- веселую глупость и скромную спесь —
- воспитанный ген поколений.
- И действует тот проявитель года,
- когда фотография духа
- былых поколений — являет стада,
- лишенные зренья и слуха.
- И только желудок и чресел медок
- тревожат мозги или мышцы...
- И разум течет, как течет потолок
- в квартире, где пьянство и мыши.
 - В обители лжи поклоненье волхвов
- в параграфе сна и тумана,
- и в норме — склонение мудрых голов
- под саном и словом болвана.
- Но что же картина, сиречь полотно?..
- и дышит ли в нас реставратор?..
- Кора макияжа засохла давно —
- бессильны фланель или вата,
- сдирай по живому!.. иные куски
- слиняют змеиною кожей.
- Химеры, живущие в чреве тоски,
- на истину слабо похожи.
- Реальных чудовищ расчищенный лик
- ужасней Харибды и Сциллы...
- Но ты же философ, ты к крови привык
- и ложкой хлебаешь бациллы.
- О, музыка средних и ближних веков!..
- палитра Дали и Пикассо!..
- о, время мое в аксельбантах оков,
- мои проходные и кассы!..
- Безумна история русской души,
- печальней шекспировской сказки.
- И счастливы только российские вши,
- и тоже по чьей-то указке.
- Еще не доигран двадцатый хорал —
- гигантская страстная фуга...
- И бог здесь не первую скрипку играл,
- его отодвинули в угол.
САМОЛЕТ
   - Август в звездные метели гонит нас из дома... 
- Самолет мой — крест нательный у аэродрома. 
- Не к полетной красоте ли вскинут взгляд любого?. 
- Самолет мой — крест нательный неба голубого. 
- Злится ветер — князь удельный в гати бездорожной... 
- Самолет мой — крест нательный на любви безбожной. 
- Свет неяркий, акварельный под стрелой крылатой... 
- Самолет мой — крест нательный на любви проклятой. 
- Я сойти давно хочу, да мал пейзаж окрестный. 
- Распят я, и нету чуда, что летает крест мой. 
- Даль уходит беспредельно в горизонт неявный... 
- Самолет мой — крест нательный на тебе, и я в нем.
НЕДОСТРЕЛЕННАЯ ПТИЦА
   - Нас стравили, как мышей, как клопов и тараканов.
- Мы тупели, с малышей превращались в истуканов.
- К нам влезали в явь и в сон, и в карманы, и в стаканы,
- заставляли в унисон распевать, как обезьяны.
- Нас кормили, как зверей, стадо в очередь поставив.
- и камнями алтарей побивали и постами
- многолетними уста иссушали, замыкали,
- и боялись мы куста, и моргали, и икали.
- И икотный этот ген передали нашим чадам.
- Он боится перемен, соответствуя наградам.
- Узнавали мы в лицо — вот начальник! вот начальник!
- Предавали мы отцов и мычаньем, и молчаньем.
- И не взыщут с нас отцы... Что удобно, то затенькал.
- Даже лучшие певцы распевают ложь за деньги.
- Эта дикая игра все ломает, все итожит,
- и пора «ура! ура!» заменить на «боже! боже!»
- Господин Великий Нов-город мой любимый Питер,
- Ирод с Вами был не нов и Пилат, что вымыл, вытер.
- Я пророчествую Вам — Ваше имя возродится!
- Возлетает к небесам недостреленная птица.
ВИДИШЬ, МАМА...
   - Четверть шестого.
- утро, с балкона упала книга,
- молятся рядом баптисты,
- это осенний Львов.
- Это жестоко —
- на простыне нарисована фига —
- черный фломастер на белом батисте.
- Не состоялась любовь.
 - К чести твоей, донна Анна,
- рыло Хуана
- тут же за книгой ныряет с балкона 
- (астма и фальшь об асфальт) 
- и замирает, как тело геккона.
 - если снято оно на стеклянной пластинке,
- а напротив окно медленно едет по дому к трубе
- водосточной,
- как рука в маникюре к ширинке,
- только грубей
- и восточней.
 - Мне говорили, как стать сумасшедшим,
- чтоб не маячить в прицеле душмана.
- И вот я вернулся оттуда
- и совсем позабыл о прошедшем
- времени, где корешался с дурманом.
 - Видишь, мамуля, 
- как мясо мое муравьи облепили,
- сделана пуля
- в Чикаго, а может, в Шанхае.
- Она разлетелась в груди наподобие пыли.
- И вот я по небу шагаю,
 - ибо меня призывают, как наш подполковник, Аллах
- Саваоф, Озирис и Ярила, и Яхве.
- Я им устроил подобие конкурса
- по шестибалльной системе,
- чтобы мой прах 
- сторговать за цистерции, франки и драхмы.
- Хитрость же фокуса
- в том, что я жив, но не в вашей системе
 - солнечной (это имею в виду я).
- Ты же меня наблюдаешь своим изумительным глазом,
- словно я в этой. Позволь, но понятья введу я
- новые не постепенно, а сразу.
- Так материнское горе —
- это знакомо, весомо и нужно,
- когда сыновья получают оружие,
- но вскоре 
- становится ясно предельно —
- это досадная блажь
- для губернаторов, что проживают отдельно
- от неудобства, от пьянства и краж,
- от призыва детей,
- от смертей,
 - и, говоря языком площадей,
- от народа. 
- Это свобода,
- что недоступна сознанью людей,
- как недоступны философы прошлого века
- в библиотеках,
- что охраняются дамами с низкой зарплатой.
- Нет виноватых.
 - Мненье скорее мое, чем Тацита,—
- не колбаса, или сахар и пиво,
- или салфетки для нежного зада —
- суть дефицита.
- Честь и достоинство, то, что красиво
- для маленькой мышцы в груди
- или взгляда
- на мир, как на поле добра и привета.
- Серость привита
- с казни Сократа,
- С казни крестьянства в тридцатых.
- Нет виноватых...
 - Рана моя — это искусство
- высокого тона,
- что убито, зарыто, забыто
- (без стона
- над нами сидящих прокрустов), 
- ричину всегда отделяют пространства, века или годы
- Для примера,
- скажем, и Пушкина нет без Овидия или Гомера.
- Нет современного лауреата
- без непросвещенных князей,
- без Малюты, малюток и прочих друзей,
- без плановой нищей зарплаты.
- Нет виноватых...
 - Мама, в твоей голове копошатся химеры
- (а по траве снова идут и поют пионеры).
- Жизнь продолжается, мама,
- и старики
- умирают с тоски,
- и молодые стареют упрямо.
- юноши пьяные лапают дев,
- что не умеют продаться за сотню ворам.
- Халат сумасшедший на тело надев,
- гуляет твой дух по гератским дворам.
 - Ищешь ты сына...
- Видишь — мой череп валяется у магазина.
- Нищий душман собирает в него подаянье.
- Сам без ноги, без руки и без глаза...
- Череп, как ваза,
- полон купюрами сотенного содержанья 
- с профилем Ленина, нам дорогим.
- Наши враги 
- продают на чужбине мое покаянье.
ЖЕСТОКАЯ МОЛОДЕЖЬ
   - Окрепнув на молоке матерей, 
- труды отцовские переварив, 
- спешат позабыть о них поскорей 
- юные дикари. 
- Какая помощь?! Простого письма 
- месяцы, годы ждешь... 
- Выбьет слезы, сведет с ума 
- жестокая молодежь.
 - Как несерьезно устроен мир — 
- жизнь не ценя ни в грош, 
- весь свет превращает в кровавый тир 
- жестокая молодежь. 
- Все устарело — и честь, и стыд, 
- в моде платеж и нож. 
- Сердца пусты и мозги пусты... 
- Жестокая молодежь.
 - Трудно добреньким простачкам
- поверить, что это не ложь,
- но служит сытым и злым старикам
- жестокая молодежь.
- Сдав под процент золотой мешок,
- платя дуракам медяки,
- командуют этим стадом, дружок,
- безумные старики.
«ОДНАЖДЫ ОСВЕТИТСЯ ИЗНУТРИ...»
   - * * *
- Однажды осветится изнутри
- век сумеречной жизни на планете —
- свободно сомневайся и твори,
- и правдой не плати за право это.
- Но светлые проходят времена,
- и мрак творит над разумом вендетту—
- невидимая трудная война,
- где по тылам не спрятаться поэту.
- Коснись одежды, но не трогай плоть,
- переноси на плоскость многомерность,
- и скорлупу не пробуй расколоть,
- храни поверхности зеркальной верность.
- И если жизнь стоит на тормозах,
- безвременье рождает антиподов—
- одни мудрят и гибнут на глазах,
- расплющив лбы о каменные своды,
- другие, осадив своих коней,
- недвижимостью сделав недвижимость,
- живут всегда хозяевами в ней,
- уверовав в свою непогрешимость.
- Но третьи есть! — у них высок удел,
- и над возней и мелким мельтешеньем
- они встают, презрев любой предел,
- не требуя наград и утешений.
- И если есть в поэзии цена,
- она имеет вес такой свободы,
- которая сравнится лишь одна
- с неторопливой мудростью Природы.
ПОИСКИ СЧАСТЬЯ
   - Постигаю я терпение, мой друг, 
- чистоте пытаюсь слово научить, 
- все, что кажется нам темным поутру, 
- высветляют предзакатные лучи. 
- Если мысли не уместятся в тетрадь, 
- этих птиц в неволе памяти держи... 
- Это страшно — опыт сердца рифмовать — 
- видишь, я еще не умер, но не жив.
 - Ну, а если нет ни счастья, ни судьбы,
- ну, а если непонятно все кругом,
- ты начни опять с мечты и ворожбы,
- не грози пустому небу кулаком
- и уверуй — вера каждому дана,
- будет радость, если множить грусть на грусть..
- Пусть же люди, снисходящие до нас,
- полагают, что нас знают наизусть.
 - Есть на каждую беду страшней беда — 
- к утешениям себя ты не неволь, 
- мы и счастливы бываем, 
- если боль покидает нас на время иногда. 
- Все не наше — ни начала, ни концы, 
- наша жизнь, она и есть та соль земли, 
- а счастливыми бывают мудрецы, 
- что свой путь через несчастия прошли.
ЛЕНИНГРАДСКИЕ АКВАРЕЛИ
   - Контуры чисты, блики не густы,
- крыши и мосты, арки...
- Сонны берега, призрачна река,
- замерли пока парки.
- Тихо проплыло тяжкое крыло,
- светлое чело или
- в выси ветровой мальчик над Невой,
- ангел вестовой на шпиле.
 - Мимо Спаса, мимо Думы я бреду путем знакомым, 
- мимо всадников угрюмых к бастиону Трубецкому.
- Вдохновенья старых зодчих, Петербурга привиденья
- дразнят память белой ночью и влекут в свои владенья.
 - Грани берегов, ритмы облаков
- в легкости штрихов застыли,
- и воды слюда раздвоит всегда
- лодки и суда на штиле.
- Все без перемен — кадмий старых стен,
- и колодцев плен лиловый,
- эхо и лучи множатся в ночи,
- как орган звучит слово.
 - Розоватый дождь в апреле, разноцветные соборы, 
- зимы в синей акварели, в охре осени узоры. 
- Кто-то кистью, кто-то мыслью измерял фарватер Леты,
- кто-то честью, кто-то жизнью расплатился за сюжеты.
«А ВЕТРЫ ЗАКРУЖИЛИ, ЗАВЕРТЕЛИ...»
   - * * *
- А ветры закружили, завертели 
- листву и закачали сосняком, 
- но ласточки еще не улетели, 
- и даже люди ходят босиком. 
- Шальная развеселая картина —
- мне осень платит листьями за грусть, 
- но все они застряли в паутине, 
- и я до них никак не дотянусь.
- А может быть, в стране далекой где-то, 
- куда не залетали корабли, 
- в ходу такие желтые монеты — 
- раскаянья и совести рубли. 
- Осталось две получки до метели 
- и ни одной любви до рождества, 
- но ласточки еще не улетели, 
- и на березах желтая листва.
ДВЕ ПТИЦЫ
   - Мы встретились в таком просторе, 
- в таком безмолвии небес, 
- что было чудом из чудес 
- пересеченье траекторий.
 - Быть может, мы в совместный путь 
- могли с тобой пуститься вскоре — 
- в чем состояла цель и суть 
- всей нашей жизни, но на горе
- мы с удивлением открыли, 
- что птица птице не под стать, 
- стремительные наши крылья 
- в полете будут нам мешать.
 - Так мощен наших крыл разлет, 
- что сблизиться нам не дает.
ТРИ СЫНА
   - Три сына мои, три сердца, три боли... 
- В них все — не отнять, не прибавить. 
- Я царь их и раб. Нет прекрасней неволи... 
- Петр, Александр и Павел. 
- И каждый из них — мой давнишний портрет. 
- Но вспомните старые фото — 
- меняются ракурс, одежда и свет, 
- и в нас изменяется что-то.
 - Они нарушают мой тихий настрой, 
- не любят порядка и правил, 
- им кажется жизнь бесконечной игрой... 
- Петр. Александр и Павел. 
- Пытаюсь зажечь в них хотя бы свечу, 
- не худшая все-таки участь... 
- Мне кажется — я их чему-то учу, 
- а это они меня учат.
 - В них память веков и любви моей суть, 
- и свет уж другого столетья. 
- И каждый найдет свой особенный путь... 
- Ох, весело буду стареть я! 
- Три сына мои — три чистейших души... 
- Я жизнь от забот не избавил, 
- так просто проблему бессмертья решив — 
- Петр, Александр и Павел.
ДВА МАЛЬЧИКА
   - Два мальчика на длинном берегу, 
- два юных существа святых и голых.. 
- Восторг и дрожь на них наводят волны 
- и ветер их сбивает на бегу.
 - Огромен мир, и небо необъятно, 
- и солнце друг, и море страшный друг. 
- Оно влечет, как тайна, и испуг 
- несут ваты и пенистые пятна.
 - День бесконечен, время не течет... 
- Что значит завтра? Что такое вечер?— 
- не знает пятилетний человечек 
- и благу жить не воздает почет.
 - Он — воздух, и вода, и сам он благо... 
- Глаза — как морс, кожа — как песок. 
- Пугливый и беспечный полубог, 
- не соизмеривший пути и шага.
 - Два мальчика и больше ни души. 
- А я — не в счет, я нынче не природа. 
- Я знаю химию земли и небосвода 
- и их судьбой (увы!) могу вершить.
 - Слияние лростора, ветра, вод
- с их легким существом растает скоро.
- Они уедут в северный свой город
- и не заметят этот переход,
- два мальчика на длинном берегу...
МЛАДШИЙ СЫН
   - Мой маленький, толстенький, хитрый сынок, 
- несчастье мое и услада, 
- по сути — шпана, а на вид ангелок, 
- двойной крокодил шоколада, 
- с моторчиком в сердце, в ногах и в руках, 
- и бога, и черта творенье — 
- гостей оставляешь всегда в дураках, 
- съедая и торт и варенье, 
- великий политик, великий хитрец, 
- конфет и плодов скороварка, 
- знаток умиленных и добрых сердец, 
- святой вымогатель подарков, 
- воинственный рыцарь и рыцарь скупой 
- со складом под старой подушкой, 
- чинящий у братьев грабеж и разбой, 
- лихой доноситель на ушко, 
- крикун, матершинник, пройдоха и вор, 
- обжора и эксплуататор, 
- влезающий нагло в любой разговор, 
- приказчик, министр, император.
 - О боже! Ну как же тебя я терплю?!
- И все удивляются тоже.
- И что удивительней — даже люблю,
- но ты мне бываешь дороже,
- когда ты жалеешь уставшую мать
- и просишь проверить на деле,
- что можешь нас слушаться и понимать.
- Четыре минуты в неделю
ВОПРОСЫ НА КЛАДБИЩЕ
   - По бревнам моста, как по клавишам,
- несли с пирожками пакет
- два сына со мною на кладбище
- (четыре и девять лет).
- Нетрудно погостище в Колпино
- найти — с электрички налево.
- А там уже смерти накоплено
- с японской войны и холеры.
 - Шагали беспечные мальчики, 
- мои дорогие шагали, 
- играли растерзанным мячиком 
- и спрашивали о Шагале.
- —  А как это дяденька с тетенькой 
- без крыльев летали над Витебском?
- — Там кнопка, а выглядит родинкой(?) 
- нажмешь и летишь над правительством.
 - Какие вопросы прекрасные, 
- какие ответы чудесные! 
- Вопросы становятся баснями, 
- ответы становятся песнями.
- — А что тут за цифры на камешке?
- — А время от вдоха до выдоха.
- — Мы знаем в метро есть для памяти 
- отметки у входа и выхода.
- — А крест для чего над могилою?
- — А это Христа поминание. 
- На нем он страдал, мои милые.
- — А что это значит — страдание?
- — А это основа познания,
- как жалость, любовь и терпение.
- — За что же ему наказание?
- — За пение, братцы, за пение.
АЗИЙСКИЕ МОТИВЫ
   - Один ли вконец поглупевший старик
- решил азиатскую склоку,
- а может быть, цепью ходов и интриг
- мы втянуты в эту мороку?
- И вот в мусульманскую гниль и жару
- мальчишки из русских провинций
- уходят и гибнут там не на миру
- за царскую чью-то провинность.
 - А те, кто вернулся в родные места,
- живут как незваные гости...
- Кругом воровство, ни на ком нет креста,
- и больно от срама и злости.
- А честный народ, ненавидя войну
- и труся, в домашнем халате
- слегка философствуя, ищет вину
- в подбитом, нецелом солдате.
 - Болит к непогоде в плече и в боку 
- и культя протезом намята, 
- но мать будет плакать не раз на веку 
- от счастья, что видит солдата. 
- А тот, кто пропал (ох, дай бог не в плену!), 
- для матери вечное горе. 
- Отца ее тоже убило в войну... 
- История дышит в повторе.
 - Троих сыновей я для жизни ращу, 
- и думаю часто за полночь— 
- вдруг чаша не минет — я их отпущу 
- куда-то кому-то на помощь... 
- А слава Отечества (где же она?) 
- не стоит единственной тризны. 
- И только свобода, свобода одна 
- достойна  и смерти и жизни.
ВОПРОСЫ, ВОПРОСЫ, ОТВЕТЫ
   - Сидящие тихо в своих конурах 
- потомки крестьян и придворных, 
- начальство, богатства пустившее в прах, 
- компании пьяниц в уборных, 
- негромкие дети шумливой страны — 
- чиновники разных сословий, 
- служители страха — сиречь сатаны, 
- соавторы всех суесловий, 
- и многие, многие из хитрецов,
- принявшие массу обличий,
- сыны, предающие память отцов, 
- владельцы фальшивых отличий,—
 - я к вам обращаю мой горький напев,
- совсем не надеясь на отзвук.
- Так волк завывает, опасность презрев,
- приняв исступленную позу.
- Взгляните на мир из святой нищеты
- тупого прогорклого духа!
- За обликом юной, высокой мечты
- сокрыта больная старуха.
- Над ней насмеялись, прогнав за кордон
- Руси интеллект недобитый,
- как стадо скотов запирая в загон
- потомков славян и семитов.
 - Прекрасная правда за тьмою гробов 
- свободу рабам обещала; 
- и всех победивших в своих же рабов 
- невидимо вспять обращала. 
- И если б ошибка, нелепый изъян, 
- издержки святой обороны...
- Но библия счастья, свободы коран
- свели в перегной миллионы.
- И тщетно поэты и Маркс, и Исус
- гармонию в хаосе ищут.
- Идеи всегда изменяют свой вкус,
- когда воплощаются в пищу.
 - Один задает благородный вопрос — 
- другие ответствуют плетью. 
- Тому ли учил гениальный Христос, 
- что церковь творила столетья? 
- И век обращается к вохрам идей упрямо, 
- безумно, как шизик,— 
- так стоит ли сытость ленивых людей 
- одной человеческой жизни?! 
- Решение горьких извечных проблем 
- нисходит однажды к поэту. 
- Но жизнь не выносит решений и схем, 
- что дарит поэзия свету.
ВОСПОМИНАНИЕ ОБ УТОПИСТАХ
   - При Сталине, при Молотове — так 
- Мы говорим, воюя с этим веком; 
- и вот истории невежественный знак 
- становится и символом и вехой. 
- При Джугашвили или при Петре, 
- при Брежневе, Хрущеве, Иоанне... 
- И кажется — столетья на дворе, 
- когда Россия в рабстве и в тумане.
 - И при любом судьбу благодари,
- когда остался цел и не унижен.
- Как будто все цари, цари, цари,
- а мы — рабы в глуши бетонных хижин.
- О, как бы мне хотелось произнесть
- не с хитростью, не с ложью, не в цинизме —
- Ты помнишь этот свет, благую весть?..
- И не при ком-то — при социализме.
 - Ах, утописты, Ваш великий дух 
- витает над распятьями мальчишек
- седых и юных, что терзали слух
- периодами ваших славных книжек. 
- И до сих пор мы счастливы иметь мгновение,
- чтоб правду тихо крикнуть. 
- Пока нас не заглушат ложь и медь -
- доутопические, вечные реликты.
БАЛЕТ
   - Батманы, па и пируэты, пуанты, мощные прыжки
- и куртуазные шажки — как сон — волшебные балеты.
- Они наивны и добры, они полны очарованья...
- Здесь сладки и легки страданья, нездешни краски и миры.
 - Но нет здесь плоти без увечий, а сколько судеб пополам! 
- и пот летит по зеркалам от пируэтов бесконечных. 
- Носками врозь отроковицы спешат сквозь города бетон, 
- их аскетические лица, как лица маленьких мадонн.
 - Их ждут надежды и обманы и с плотью вечная борьба, 
- и в стае плыть на заднем плане их лебединая судьба. 
- Но время страсти не разрушит, искусству тяжкому поклон.. 
- Вам — грациозные старушки, кордебалет былых времен.
«НЕТ В МИРЕ ВЫСШЕГО БЛАЖЕНСТВА...»
   - * * *
- Нет в мире высшего блаженства, 
- чем осознание пути, 
- когда, достигнув совершенства, 
- ты все же вынужден уйти, 
- когда и сердцем и мышленьем 
- приемлешь равно мрак и свет, 
- когда легчают сожаленья 
- о пустоте минувших лет.
 - И нет лекарства в мире лучше, 
- от страха стать золой в золе, 
- чем уяснить, что ты лишь случай, 
- прекрасный случай на земле, 
- когда проводишь самых близких 
- в недосягаемую даль, 
- когда уже не знаешь риска, 
- а лишь терпенье и печаль,
- когда войдешь два раза в реку, 
- на дне останешься сухим, 
- когда прощаешь человеку 
- его успехи и грехи, 
- когда по взгляду и по вздоху 
- поймешь, что сделалось с душой, 
- когда тебе с другими плохо, 
- а им с тобою хорошо.
«НЕТ, ЦЕНИТЬ НЕ МОЖЕМ МЫ...»
   - * * *
- Нет, ценить не можем мы 
- того, что нам судьба послала. 
- Вот так Орфею было мало 
- вести любимую из тьмы.
 - Из нелюбви, как из тюрьмы, 
- мы убегаем с кем попало, 
- не повернув свой взгляд к началу, 
- забвеньем облегчив умы.
 - Но если осенью ненастной 
- или в другой какой-то срок 
- нам выпадет внезапно счастье, 
- мы вдруг умнеем от тревог
 - и, оглянувшись очень мудро, 
- опять одни встречаем утро.
«У ЗЕРКАЛА ТЫ БИТЫЙ ЧАС...»
   - * * *
- У зеркала ты битый час 
- сидишь и портишь очень мило все, 
- чем природа одарила тебя, 
- что ценно без прикрас.
 - И примеряешь по сто раз 
- ты металлические вещи, 
- в зеркальной заводи трепещут 
- две золотые рыбки глаз.
 - О, женщины из всех веков! 
- Как вы стремитесь терпеливо 
- пленить безвкусных петухов, 
- любителей тонов крикливых.
 - Вот так же на фасаде храма 
- висит торговая реклама.
«Я ВСЕ ОТДАЛ БЫ, ЧТОБЫ ВЕРИТЬ...»
   - * * *
- Я все отдал бы, чтобы верить 
- в твою измену, милый друг. 
- Я не боюсь тогда разлук, 
- когда осознана потеря,
 - и сомневаюсь в той же мере, 
- в какой горю от страшных мук, 
- но разорвать порочный круг 
- боюсь, себя в беде уверя.
 - И не решаюсь предложить 
- вопрос жестокий и постыдный. 
- О, как бы ясно было видно, 
- что делать — как на свете жить.
 - И мы молчим, молчим лукаво, 
- пока молчать имеем право.
ДОМА
   - Размечтались мы о правде, разохотились до чести.
- переполнены газеты исцеляющей бедой.
- И сидит историк тихий на своем доходном месте,
- со страниц чужие слезы выметая бородой.
- И стоят дома большие, где в огромных картотеках
- прибавляется фамилий, прибавляется имен.
- Что сказал, что спел когда-то, все до буквы, как в аптеке,
- в эти клетки самый грустный, самый честный занесен.
 - И стоят дома поменьше, где приказчики культуры 
- и чиновники от прозы и поэзии корпят
- и вершат судьбою духа сторожа номенклатуры,
- в инженеры душ наметив поухватистей ребят.
- Шахиншахские приходы за вранье в стихах и в прозе
- охраняют от огласки через главное бюро...
- Не коснется свежий ветер подмосковных мафиози.
- С переделкинских маршрутов безнадежен поворот.
 - И дома другого сорта понаставлены по свету,
- где во чреве бюрократов спят параграфы речей,
- где у них за преступленья отбирают партбилеты —
- индульгенции на подлость и повадки палачей.
- И дома пажей болтливых, бессердечных, твердолобых,
- где из мальчика с румянцем лепят хитрого жреца,
- где готовится замена умирающим набобам,
- чтоб властительная серость не увидела конца.
 - И стоят дома попроще, где врачи и инженеры,
- ветераны справедливой и несправедливой битв,
- наши матери и жены, и святые нашей веры —
- все опальные поэты, сочинители молитв,
- там, где рокеры, и барды, и рабочие, и дети,
- и мадонны, и старухи, проходившие ГУЛАГ,
- там, где теплится культура всех пределов и столетий,-
- гарнизоны осажденных поднимают белый флаг.
 - Где эта улица, где этот дом, 
- с юности светлой знакомый? 
- Где эта барышня, что я влюблен? 
- О боже! работник райкома.
«КОГДА ЭТО БЫЛО — НЕ ПОМНЮ...»
   - * * *
- Когда это было — не помню, и где это было — как знать? 
- Я солнцем однажды наполнил клееную эту тетрадь. 
- Оно разлилось по страницам, как воды весенней реки, 
- запели веселые птицы на ветках двадцатой строки.
 - Созрели хлеба, а поляны полны были белых грибов,
- и ветер беспечный и пьяный запутался в ветках дубов.
- И капли на строчки бросая, качалась намокшая рожь.
- И вдруг я увидел — ко мне ты босая по мокрому полю идешь.
ТАМ, ГДЕ СЕРДЦЕ
   - Загляделся я в глубь голубейшего полога,
- и навеки, упали в глаза небеса,
- мне однажды луна зацепилась за голову
- и оставила свет свой в моих волосах.
- Я ходил по дорогам России изъезженным
- и твердил я великих поэтов стихи,
- и шептали в ответ мне поля что-то нежное.
- ветер в храмах лесов отпускал мне грехи.
- Я в рублевские лики смотрелся, как в зеркало.
- печенегов лукавых кроил до седла.
- в Новегороде меду отведывал терпкого.
- в кандалах на Урале лил колокола.
 - От открытий ума стал я идолом каменным.
- от открытий души стал я мягче травы,
- и созвучья мои подходили устам иным.
- и отвергшие их были правы, увы...
- Я смотрел только ввысь и вперед, а не под ноги,
- был листвою травы и землею земли.
- Все заботы её, и ошибки, и подвиги
- через сердце мое, как болезни, прошли.
- Если кланяюсь я, то без тихой покорности.
- и любовь и презренье дарю не спеша,
- и о Родине вечной, прекрасной и горестной
- буду петь я всегда, даже и не дыша.
 - Там, где сердце всегда носил я, 
- где песни слагались в пути, 
- болит у меня Россия, 
- и лекаря мне не найти.
ГОСУДАРСТВО СИНИХ ГЛАЗ
   - Летний вечер от пригорка малахитом стелет тень, 
- земляникой сладко-горькой на губах растаял день. 
- Я живу — в росе колени, удивляясь каждый час 
- чудесам и откровеньям в государстве Синих Глаз. 
- В этом царстве-государстве, где погодится без бурь, 
- мне прощается гусарство и мальчишеская дурь. 
- Пусть я подданный, но всё же я весьма беспечный класс, 
- притворяюсь я вельможей в государстве Синих Глаз.
- Только что тут притворяться, я как на ладони весь. 
- Пропадай мое дворянство, спесь меняется на лесть. 
- Подольститься просто очень, это делал я не раз... 
- Сверхдоверчивые очи в государстве Синих Глаз. 
- А устроен я так странно, все скучаю по ветрам, 
- неизведанные страны снятся, снятся по утрам. 
- А когда за сотни далей я шагаю, как сейчас, 
- мои мысли улетают в государство Синих Глаз.
И СЫН МОЙ СКАЖЕТ...
   - Никто не нужен никому... И в одиночестве фатальном
- живет душа, сокрыта тайной и недоступная уму.
- И с чувством, может быть, шестым глядим в глаза родным
- и милым
- и не предвидим, что могилы ни разу их не посетим. 
- И на твою обитель сна не явится твой сын невечный, 
- в бегах за золотом овечьим забыл он крови имена. 
- Так ускоряется конец и благородства и природы, 
- что разорвутся небосводы, чтоб посмотрел на нас творец. 
- И храмы утренних молитв, как и вместилища вечерних, 
- взойдут былым предназначеньем на пустырях убогих битв. 
- И сын мой скажет: где же мы так долго искренне блуждали?! 
- И пустовали эти дали, когда искали мы тюрьмы. 
- И он прочтет мою строку, и в смысл ее проникнет духом, 
- и станет мной — рукой и слухом, и повернет лицо к врагу. 
- Но не найдет его лица... И обесцветится тревога, 
- и будет новая дорога, как в песнях старого отца.
ДРУЗЬЯ И ВРАГИ
   - Есть порой у нас забота — отводить навет и ложь, 
- если стоишь ты чего-то, без врагов не проживешь. 
- Различать врагов несложно, так на свете повелось — 
- чем враги твои ничтожней, тем безудержней их злость. 
- Ну что за жизнь, когда кругом одни друзья, и их не счесть.. 
- Никто не стал твоим врагом, не заслужил ты эту честь.
 - Оболгут твои дороги, кто изустно, кто строкой, 
- будут все твои тревоги им на радость и покой. 
- Нет, друзья мои, не нужно обижаться (век учись) — 
- ваша лесть обезоружит, злоба их толкает ввысь.
- Не вестник боли и беды, а дум высоких верный знак, 
- и за последние труды награда мне — мой новый враг.
 - Я врагов крупнее жажду по зубам и по уму,
- мне из них понятен каждый, я неясен никому.
- Я за ними наблюдаю, изучаю каждый шаг.
- Вы, друзья, мне много дали, вдвое больше — каждый враг.
- С друзьями сдержан я подчас и снисходителен к врагам,
- я с другом ссорился не раз, но за него и жизнь отдам.
 - Если враг меня похвалит и растопит старый лед,
- значит, с другом прозевали мы ошибку, недолет.
- Враг меня работать учит и спасает от тоски.
- Нет друзей верней и лучше, чем заклятые враги.
- Среди сует и передряг нас жизнь порою вознесет...
- И верный друг и верный враг, как два крыла среди высот.