Краски цветов
Пусть жизнь будет прекрасна, как цветы летом, а смерть, как осенние листья.
Тагор
Несколько лет назад мне пришлось некоторое количество дней провести в одиночестве, в рериховском Наггаре. Просыпаться от ярких, сулящих зной, рассветных лучей и засыпать под звуки гимнов, раздававшихся в разных домашних храмах селения – с этими гремящими песнопениями символически кормили вареным рисом, разоблачали, укладывали на покой и в густеющей тьме убаюкивали статуи бесчисленных богов долины Кулу. Днем же я, покидая улицу маленьких гималайских отелей, проходил несколько сот метров до знакомой тропы, круто поднимавшейся в гору. И добираясь до стоящего на вершине старинного храма Кришны, обычно пустеющего в эти часы, шел мимо плещущего ручья, где местные юноши увлеченно совершали омовение; на поворотах сталкивался с нежными, зорко-темноокими отроковицами, несущими кувшины к источнику и от источника. В лесу меня со свирепым шипением обступали стаи обезьян и нехотя уступали дорогу. В посвисте закипающих под ветром ветвей мне чудилась древняя песня джунглей… В такие мгновения, когда дороже всего собственное непосредственное ощущение, не хотелось никаких литературных ассоциаций, никаких чужих слов. И все же я невольно вспоминал о том, что все здесь мною увиденное это – мир, воспетый Рабиндранатом Тагором и, по счастью, еще наяву существующий хотя бы тут, в отрогах Гималаев, но также и в городках Пенджаба и Тамилнада, в граничащих с манговым лесом селениях Бенгалии…
«Аристократом-художником» назвал его Джавахарлал Неру. Конечно, не только потому, что Рабиндранат Тагор (собственно, Робиндронатх Тхакур, но иная транскрипция во всем мире утвердилась) и в самом деле происходил из аристократической семьи, к тому же, благодаря коммерческим оборотам дедушки поэта, несметно богатой, обладавшей имениями, дворцами, сокровищами. Но прежде всего потому, что великий поэт оставался эстетом и индивидуалистом даже в буре всенародной освободительной борьбы, которой всегда безусловно сочувствовал.
Бесспорно, он был рожден для того, чтобы жить вечностью и ее высокими мгновениями, говорить о самом главном – о любви и смерти, уходе:
Он жил такой напряженной, чуткой, одновременно всепоглощающей и жертвенной жизнью творца. Однажды записал в тетради: «Мысли несутся в моем уме подобно веренице птиц в небе. Мне слышен шум их крыльев». Казалось бы, что мудрецу до суетного и страждущего человечества… Но все-таки и все же… Кто был народней этого эстета! Кто бы еще так умел связать свою судьбу, свою личную историю с общей, рассказ о былой любви, вспоминаемой с острой болью, соединить с повествованием о повседневной жизни родного народа!
Ну, да, это перевод Бориса Пастернака, и словарь, стих, интонация – все пастернаковское, но ведь и Тагор, подлинный в своей проникновенности, здесь присутствует. Что в данном случае роднит переводимого поэта и поэта-переводчика? Ощущение связи поэзии и совести, желание и в любовной драме всегда соприкасаться с окружающей жизнью, с чужими существованиями, с народной гущей. Быть может, ненавязчивое, но убежденное толстовство того и другого писателя. Подобно графу Льву Толстому, потомственный заминдар, бенгальский помещик Рабиндранат Тагор решительно перешел на сторону малоимущих и угнетенных. Мысленно превращался в простого крестьянина, занятого своим трудом и живущего в одной деревне с любимой: «Розы те, что в час молитв очередной В воду с гхата их бросают богу в дар, Прибивает к гхату нашему волной…» Подобно Толстому, проповедовал ненасилие и проклинал дары цивилизации:
Между тем он нередко бывал в Европе, подолгу жил в Англии, слушал лекции в Лондонском университете, изучал литературу и музыку. Универсальный гений, он не боялся влияний и заимствований. В его ранних стихотворных сборниках воздействие романтической лирики Шелли сочеталось с образами санскритской словесности, а в написанной им музыкальной драме «Гений Вальмики» звучат то индийские мелодии, то ирландские песни. С годами усилилось влияние поэзии и натурфилософии Гёте. В конце концов, он был интернационалистом, возвышенным космополитом, решительно приветствовал ждущие человечество радикальные перемены. Одобрил разрушение феодальной морали, распад старинных, суровых форм семейной жизни. Произнес слово жалости и сострадания, обращенное к «неприкасаемым»… Но что поделать, если все равно и вопреки всему самым дорогим оставалось для него родное, выпавшее из истории захолустье! Узкая сельская улица, на которой и шатающийся без дела слон – не экзотика, а затаившийся на околице тигр – обыденность. И всюду – бурление не изменяющейся в основах жизни. В стихотворении «Переправа» нет осуждения тысячелетней косности – только правда и сердечная привязанность к маленькой вселенной, частице необозримой Индии:
Он любил свою родину во всем ее многообразии, во всем многолюдстве. О, если бы он предвидел неимоверность ее нынешнего народонаселения, превратившего Индию даже не в континент – в целую планету! Впрочем, она и всегда была планетой… Он слышал «стон Хиндустана» и не был безучастен. Будущее виделось ему плывущим по Гангу на золотой ладье. Его песни превратились в народные. Две – одна об Индостане, другая о родной Бенгалии – стали соответственно гимнами Индии и поднявшейся из Восточного Бенгала Бангладеш (хотя это и мусульманское государство, а величайший из бенгальцев сохранил верность вере предков).
Он основательно изучил христианский (или псевдохристианский) Запад и, как Достоевский, автор «Легенды о Великом инквизиторе», был в ужасе от всего увиденного и пережитого:
Пожалуй, его творчество стало достойным, гордым, полновесным ответом Киплингу – отзывом с Востока.
В 1913 году за стихотворный сборник «Гитанджали»(«Жертвенные песни»), переведенный самим Тагором на английский язык, он получил Нобелевскую премию. Замечательный случай (повторившийся с Томасом Манном), когда главные произведения лауреата еще не были написаны. И впереди – кажущееся неисчислимым количество стихотворных книг, романы, рассказы, драмы… Мировая слава Тагора не обошла и Россию. «Жертвенные песни» были у нас четырежды изданы в одном только 1914 году. До революции в переводе на русский вышли два собрания сочинений Тагора. Его стихи, проза, афоризмы были прочтены поэтами русского Серебряного века. Переимчивый Валерий Брюсов в «Подражании Рабиндранату Тагору» пытался скопировать «твердую форму», стилистически упирая на блаженную детскость этой нежащей бенгальской лирики: «Когда тебе, дитя, я приношу игрушки, Мне ясно, почему так облака жемчужны, И так ласкающе к цветам льнет ветер южный, – Когда тебе, дитя, я приношу игрушки». Забытый ныне Николай Баршев (своеобразный поэт и соавтор А.Н. Толстого в драматургии) писал: «А мечта – больная в клетке птица, Помнишь, как в «Письме царя» Тагора – Маленький Амал в окне томится, Верит, что письмо получит скоро». А Игорь Северянин создал почтительно-восхищенный и вдумчиво-рассудительный сонет на своем изысканном, не чуждом лиризма жаргоне:
Его известность достигла и русских уездных городов и национальных окраин. Свою первую книгу «Солнечные кларнеты» (кстати, выдающуюся и лучшую, но все же изданную на родном украинском языке и не снабженную хотя бы пересказом содержания) Павло Тычина счел необходимым послать в Индию Тагору. По предложению грузинских поэтов Тициана Табидзе и Паоло Яшвили самый большой новооткрытый тифлисский духан был назван «Рабиндранат Тагор». Предполагалось, что людей искусства будут в этом заведении кормить и поить бесплатно – за удачно выбранное название. На вывеске был изображен благородной наружности индус в белых шароварах, держащий слона за уздечку…
В 1930 году Тагор побывал в СССР и впечатление выразил в знаменитых «Русских письмах». Дыша собственной, в грезах взлелеянной социальной утопией («абстрактно-гуманной», с нашей точки зрения), он в целом приветствовал грандиозный социальный эксперимент. Но оказался всё же не так благодушен и наивен, как некоторые другие (хорошо оплаченные) почетные визитеры. Далеко не все безоговорочно хвалил, кое-что твердо осудил.
В советское время его стихи перелагали многие мастера переводческого ремесла, и среди них – Борис Пастернак и Анна Ахматова.
Явление Тагора было и для Запада и для России новым открытием Индии. Конечно, в новое время прозвучало несколько великих индийских имен. Из современников Тагора – прежде всего, имена Ганди и Вивекананды. Но в отличие от этих мыслителей, Тагор был еще и писателем. Поэтом, вероятно, самым значительным из тех, кого Индия показала миру через столетия после Калидасы и Кабира. Иноземные влияния влияниями, но всё же он – законный наследник индийской классической традиции. И разве не напомнят нам древнейшую драму эти прелестные стихи:
Писал он под внутреннюю диктовку, быстро и легкими, светлыми красками: «Что-то от легких касаний, что-то от смутных снов, – Так возникают напевы – отклик на дальний зов. Чампак средь чащи весенней, полаш в пыланье цветенья – Подскажут мне звуки и краски, – путь вдохновенья таков…» (перевод М. Петровых).
…Впервые на индийскую землю я вступил более четверти века назад. Был и в Бенгалии, видел ту Калькутту, о которой сказано, что тот, кто ее узрел, будет стремиться любой ценой в нее вернуться. Экскурсию во дворец Тагора не позабыть. Тогда в громадном городе туманов и фантастических видений день и ночь грохотали спорящие рупора конкурирующих компартий. Одной из них дом поэта был захвачен и превращен в маоистский университет. На большом лугу перед монументальным зданием, прямя спины и слегка наклоняя взоры к марксистской литературе, сидели на траве молодые партийцы, а также и седовласые ветераны в белых рубашках и красных пионерских галстуках. Во дворце же была постоянно действующая экспозиция рисунков Тагора, его легкокрылой, как мотыльковые крылья, живописи, выполненной красками, сделанными из цветов Индии. Эти краски не выцвели, не вылиняли, не потускнели…
Михаил Синельников
Последняя поэма
Перевод Аделины Адалис
Из книги «Вечерние песни» («Шонддха Шонгит»)
1881
Ночь
Из книги «Картины и песни» («Чхоби о чан»)
1883
Йог
Из книги «Диезы и бемоли» («Кори о комол»)
1886
Конец весны
Руки
Из книги «Образ любимой» («Маноши»)
1890
Герой Бенгалии
Новобрачные
Брачное ложе
Муж
Жена
Через два дня
Муж
Жена
Во внутреннем дворе
Муж
Жена
Муж
Жена
Муж
Жена
Из книги «Золотая ладья» («Шонар тори»)
1893
Золотая ладья
Пробный камень
На качелях
Из книги «Пестрое» («Читра»)
1895
Счастье
Старый слуга
Два бигха[13] земли
Урваши[17]
Джибондебота
(«Божество жизни»)
Из книги «Жатва» («Чойтали»)
1896
Переправа
Карма[18]
К цивилизации
Старшая сестра
Женщина
Засуха
Непознанный мир
Я плыву по реке…
Из книги «Предания» («Котха»)
1900
Доверенный
Из книги «Фантазии» («Колпона»)
1900
Бог любви
До сожжения
После сожжения
Упущенный миг
Гордость
Индия-лакшми
Из книги «Мгновения» («Кхоника»)
1900
Пьяный
Мы живем в одной деревне
Из книги «Дары» («Нойбеддо»)
1901
* * *
Из книги «Ее памяти» («Шорон»)
1903
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Из книги «Посвящения» («Утшорго»)
1903
* * *
* * *
* * *
* * *
Из книги «Паром» («Кхейа»)
1906
Паром
Непотревоженная
Приход
Раб
Путник
Из книги «Жертвенные песни» («Гитанджали»)
1910
* * *
* * *
Из книги «Гирлянда песен» («Гитималло»)
1914
* * *
* * *
Из книги «Песни» («Гитали»)
1914
* * *
Из книги «Журавли» («Болака»)
1916
Всеуничтожение
Труба
Шах Джахан[39]
Беспокойная
Подарок
Суд
Жизнь и смерть
Рай
Весна
Воздаяние
Неведомое
Журавли
Шекспир
Юность
Новый год
Из книги «Беглянка» («Полатока»)
1918
Смуглянка
Праздник дедушки
Из книги «Малыш Бхоланатх» («Шишу Бхоланатх»)
1922
Малыш Бхоланатх
Пальмира[54]
Воспоминанье
Раджа и его жена
Из книги «Вечерние мелодии» («Пуроби»)
1925
Шоттендронатх Дотто[55]
Птица бокуловой чащи
Солнце
Чьи-то шаги
Благодарный
Дар
Мед
Встреча
Из книги «Мохуа»[62] («Мохуа»)
1929
Знакомство
Мужественная
Мохуа
Кроткая
Услада взора
Загадка
Мечтательница
Певунья
Горожанка
Изваянье
Садовница
Сердобольная
Радость
Утренняя заря
Из книги «Голос леса» («Бонобани»)
1931
Хвала дереву
Манговый лес
Лиана сапфирная
Шал
Медвяная
Кутирбаши[71]
Из книги «Завершение» («Поришеш»)
1932
Вопрос
Несмышленый ум
Старая книга
Удивление
Друзья
Страх
Из книги «Сад песен» («Гитобитан»)
1932
Моление
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Родина
* * *
* * *
Любовь
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Времена года
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Из книги «Снова» («Пуношчо»)
1932
Последнее письмо
Обыкновенная девушка
Флейта
Чистый
Золото любви
Завершение омовения
Первое богослужение
Не к месту
Сын человеческий
Паломничество
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
Из книги «Последняя октава» («Шеш шопток»)
1935
* * *
Господину Шудхиндронатху Дотто
1
2
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Из книги «Дорога» («Битхика»)
1935
Написанное на досуге
Твой портрет
Скупая доброта
Сумерки
Дождливая ночь
(Песня)
В месяце ашшин
Из книги «Чаша листьев» («Потропут»)
1936
* * *
* * *
* * *
Из книги «Шамоли» («Шамоли»)
1936
Душа распалась
Цветок тамаринда
Шамоли
Из книги «Конечное» («Прантик»)
1937
* * *
* * *
* * *
Из книги «Вечерний свет» («Шенджути»)
1938
Память
Новое время