АЛИШЕР НАВОИ
Говоря о том, что стихи знаменитого поэта Мир Касым Анвара очень ценил народ, а правители преследовали его, Навои в конце своей жизни писал: «Первый стих, который я выучил, было вот это двустишие:
- Мы — гуляки и влюбленные, предающие огню
- весь мир, и беззаботные —
- Перед блаженством скорби но тебе нет нам дела
- до раздумий о мире!
В то время мне было около трех или четырех лет. Когда досточтимые люди предлагали мне прочесть их, многие удивлялись моему чтению».
Вспоминая свое отношение к крайне сложной философской поэме великого Ф. Аттара, Навои сообщает следующий не менее интересный факт: «В мои детские годы, в школе… я был любознателен и всей душой стремился выучить «Речь птиц»… Мое наивное сердце расцветало от слов этой книги. Все мое существо было наполнено ими… Моя любовь к этой книге так усилилась, что это порвало мою связь с людьми… Я возненавидел обычные слова, употребляемые людьми в разговоре, и сам себе сказал: убегу в уединение от плохих людей…
Родители испугались… Лишили меня возможности читать… Прошло некоторое время, и они начали терять надежду, так как слова той книги оставались у меня в памяти. Я все время повторял их про себя».
Так подлинная поэзия с детских лет и навсегда вошла в жизнь Алишера, будущего создателя гениальных художественных ценностей, которые, как все, что неподвластно даже всесильному времени, бессмертны.
Весьма примечательно, что в тяжелые дни войны в декабре 1941 года в Эрмитаже крупнейшие ленинградские ученые и представители общественности собрались, чтобы отметить пятисотлетие Алишера Нивои, замечательную дату в культурной жизни советских народов.
Председательствовал академик И. А. Орбели. За стенами рвались снаряды, а под сводами Эрмитажа звучали слова великого узбекского поэта о мире, радости жизни, торжестве человеческого разума над тьмой жестокости и угнетения.
Так, пережив века, дошел он и до нас, ибо его творчество созвучно с нашим временем.
I
Эпоха, которая породила, вырастила и дала человечеству великого поэта и мыслителя, имела свои специфические особенности.
Годы пагубных междоусобных войн, придворных, феодально-клерикальных интриг и времена относительного спокойствия; чудесные архитектурные сооружения, пышные дворцы и разбросанные по всей стране трущобы; процветающая культура и почти сплошная неграмотность населения; падение, бурный подъем и опять падение экономики и культуры; произвол «сильных мира сего» и бесправие широких народных масс; расширение и вместе с тем ослабление торговых, политических и культурных связей со многими странами мира, — вот чем отличалась эта эпоха.
Все это наложило свой отпечаток и определило образ мышления, характер творчества и жизненный путь Алишера Навои. К тому же, с одной стороны, служба и высокие должности при феодальном дворе, в окружении различной, в большей своей части реакционной феодально-клерикальной знати, а с другой — высокие мечты и благородные цели; поиски большой правды, удачи и неудачи, незнание подлинных «тайн» своих неудач и связанная с этим мучительная духовная драма, преследовавшая всю жизнь гениального сына своего времени.
После смерти грозного Тимура (1405 г.) быстро распалась его огромная феодально-деспотическая империя. Начались и продолжались на протяжении нескольких лет кровопролитные междоусобные войны. Свирепствовала реакция, одним из характерных и трагических проявлений которой было убийство великого ученого Улугбека, жестокое преследование его коллег по науке и разрушение его знаменитой астрономической обсерватории в Самарканде, являвшейся гордостью человеческого разума.
Когда Алишер родился (в Герате в 1441 г.) и учился в школе, эта трагедия все еще была свежа в памяти людей. Еще юношей он видел и помнил множество жестоких правителей, душивших живую мысль и занимавшихся грабежом народа.
Хотя Алишер вышел из знатной семьи, близкой тимуридским придворным кругам, но на его долю выпала весьма неспокойная, сложная и тяжелая жизнь. В результате смут и быстрых перемен в политической жизни семья Навои сначала покидает, а через несколько лет возвращается в Герат, пятнадцатилетний юноша поступает на службу к правителю Абул-Касыму Бабуру, затем переезжает в Мешхед, где начинает учиться в медресе, потом опять возвращается в Герат, а оттуда через некоторое время отправляется в Самарканд, который в то время славился как один из центров культуры на Востоке.
Наступил 1469 год — год, с которого начался новый период в жизни и деятельности Алишера: друг его юности Хусейн Байкара, с давних пор боровшийся за власть, наконец достиг своей цели, и по его приглашению Навои переезжает в Герат, столицу нового правителя, и получает высший придворный чин — хранителя печати. С этого года и до конца своей жизни он участвует в бурной и трудной общественно-политической и государственной деятельности. Служба при дворе протекала в исключительно сложных и порою опасных для жизни условиях. То Навои повышали в должности, то понижали, то вообще отстраняли, и все это сопровождалось его победами и поражениями в борьбе за свои передовые идеалы.
Хусейн Байкара не был типичным феодально-ограниченным правителем. Он способствовал установлению и сохранению относительного спокойствия в стране в течение длительного времени. В этот период большое развитие получили культура, наука, искусство и экономика. Находясь у него на службе, Навои осуществил ряд крупных общественно-полезных мероприятий в стране. Сам Хусейн Байкара был незаурядным поэтом, поощрял людей поэзии, искусства, а в своем творчестве боролся за развитие узбекского языка.
Однако при всем этом Хусейну Байкаре не чужды были деспотизм и произвол. Этим объясняется и то, что он не всегда поддерживал Навои в его прогрессивных начинаниях, а иногда и прямо конфликтовал с ним.
Несмотря на суровость своего века и трудность собственной жизни, Навои сумел создать бессмертные произведения, имеющие общечеловеческое значение. В них он бичевал угнетателей, разорителей народа, изобличал социальное зло, воспевал добро и справедливость.
Все это усиливало ненависть к нему со стороны представителей знати, выражавших и защищавших интересы реакционных феодалов, духовенства, сепаратистски настроенных вельмож.
В 1476 году Навои слагает с себя обязанности вазира (министра) и целиком отдается творческой работе. Он создает замечательные стихи и бессмертную «Пятерицу» («Хамсу») (1483–1485 гг.), проникнутую самыми передовыми для своего времени идеями.
Борьба представителей феодально-клерикальной реакции против Навои еще больше усиливается. И в 1487 году его отправляют в далекий Астрабад.
Но борьба — есть борьба. Нельзя падать духом, нельзя сдаваться. И в этой далекой и заброшенной части своей родной страны Навои упорно занимается благоустройством края и большой творческой работой. Его глубоко занимает судьба всей отчизны, беспокоят козни придворных, которые в это время бесчинствовали в Герате и причиняли огромный ущерб стране, народу, а также подрывали престиж относительно централизованной власти Хусейна Байкары, которая в числе других факторов способствовала (особенно при непосредственном содействии Навои) сохранению спокойствия в стране.
Поэт неоднократно обращается к Хусейну Байкаре с просьбой вернуть его в Герат. Но безрезультатно. Спустя некоторое время султану многое становится понятным: интриги вельмож и авантюристов приобретают все более открытый и наглый характер, в столице и при дворе создается угрожающее положение. В результате Хусейн Байкара снова прибегает к помощи умного, предприимчивого Навои и в 1488 году разрешает ему вернуться в Герат.
Сохранилась не лишенная доли правды народная легенда.
Однажды представители феодальной реакции предприняли очередную попытку столкнуть Алишера Навои с Хусейном Байкарой. Султан поддался на это и удалил Навои от двора. Прошло несколько дней, Хусейн стал испытывать чувство раскаяния в содеянном по отношению к своему другу и одновременно гнев и ненависть — к интриганам. И вот наконец он вызвал к себе придворных и резко сказал им:
— Охотник заметил идущую в поле газель, прицелился в нее и выстрелил. Газель упала. Охотник подбежал и видит, что его стрела вошла в правую ногу животного и вышла через правое ухо.
До вечера разгадайте, каким образом это могло случиться. Иначе всех вас предам мучительной казни.
Убедившись в том, что подобную загадку может разгадать только великий Алишер, и предпочтя позор наказанию, обеспокоенные придворные пошли к нему. Навои сразу же понял, в чем дело, и саркастически сказал:
— Идите и ответьте вашему повелителю: в тот момент, когда охотник выстрелил, газель правой ногой почесывала свое правое ухо…
Интриганы, вне себя от радости, побежали к Хусейну и ответили так, как учил поэт. Шах понял, в чем дело, и разгневался.
— Подлые, бессовестные глупцы! Такую загадку мог бы разгадать только тот, на кого вы клеветали. Значит, вы опять совершаете преступление перед Алишером, выдавая его мудрость за свою. Я исполню свое обещание!
Сказав все это, шах приказал их казнить.
Вскоре Хусейн присваивает Навои титул «Приближенного его Величества Султана». Они предпринимают ряд мер, направленных на нормализацию положения в стране (строго наказывают некоторых высокопоставленных лиц, занимавшихся интриганством). Но не все меры дают желанный результат: поздно, многое было упущено, слишком тяжелые и глубокие раны были нанесены влиятельными реакционными сановниками.
К тому же надвигалась еще более грозная опасность. То в одной, то в другой части страны сыновья Хусейна Байкары поднимают восстания против централизованного государства, — восстания, направленные на расчленение страны. Шах оружием, Навои своими советами и непосредственным участием неоднократно пытаются усмирить мятежных царевичей. Но без успеха.
Наконец в декабре 1500 года становится известно, что Хусейн Байкара возвращается в столицу из очередного похода против одного из своих взбунтовавшихся сыновей. Совершенно обессиленный, Навои отправляется из Герата, чтобы встретить его. Во время их свидания ему стало худо, и через несколько дней — 3 января 1501 года — великий Алишер навсегда закрывает глаза.
II
Издавна на Ближнем и Среднем Востоке бурно развивалась поэзия, представленная различными течениями и множеством жанров. Творчество каждого из великих представителей этой поэзии — Рудаки, Фирдоуси, Низами, Аттара, Саади, Хафиза, Джами — всякий раз открывало новую блестящую страницу в истории мировой изящной словесности.
Поэтическое наследие выдающихся предшественников способствовало формированию и развитию поэтического своеобразия таланта Алишера Навои.
К тому времени и узбекская литература имела уже свои сложившиеся многовековые традиции. Об этом свидетельствуют творения Дурбека, Атаи, Саккаки, Лутфи и др. Недаром современник и близкий друг Навои — великий таджикский поэт и мыслитель Абдуррахман Джами (да и сам Алишер) называл Лутфи «царем поэтов». Выдающиеся узбекские поэты своим творчеством способствовали развитию родного литературного языка, что имело большое значение для того времени. Наряду с развитием традиционной любовной лирики они расширили рамки социальной проблематики поэзии. Весьма важным явилось и то, что они значительно усилили светский характер литературы, намного углубив и обогатив ее содержание.
Это была богатейшая поэтическая школа свободомыслия, на традициях которой воспитывался и вырос великий поэт-гражданин Навои.
Кроме того, он был достаточно хорошо знаком и с индийской и арабской литературой, творчески переосмысливал ее лучшие образцы. Не случаен, например, тот факт, что по указанию Хусейна Байкары (очевидно, не без инициативы Навои) был переведен на фарси шедевр индийской и мировой литературы — «Калила и Димна».
Другим важным истоком творчества Навои были мифологические предания и произведения устного творчества узбеков и других народов Востока, которые он широко и своеобразно использовал. Об этом красноречиво свидетельствуют часто встречающиеся в его произведениях образы мифических героев, притчи и сказания, пословицы и поговорки, афоризмы и сказки.
Навои считал, что главная задача литературы — утверждение прекрасного и борьба против социального зла. Художественное слово должно обличать угнетателей, отстаивая при этом духовное превосходство простых людей.
Размышляя о смысле поэзии, он пишет:
- Ее одежда может быть любой,
- А суть в ней — содержанье, смысл живой.
- Не ценится газель, хоть и звучна,
- Когда она значенья лишена.
- Но смысл поэма выскажет сильней,
- Когда прекрасен внешний строй у ней.
Художественное слово могуче, если оно выражает правду:
- Коль слово жаром Истины горит,
- Оно и камень в воду превратит.
В своем творчестве Навои был верен принципам реализма, а также позитивного, жизнеутверждающего романтизма. Образы Фархада, Искандара и других символизировали высокие идеалы, могучую духовную силу и творческую способность человека.
В эпоху Навои борьба за узбекский язык приняла особо острый социальный характер. Поэт понимал, что язык является одним из важных средств развития культуры и приобщения народа к свету и знаниям. Он был убежден, что пренебрежительное отношение, оскорбляющее не только язык, но и народ, говорящий на нем, может причинить большой вред. Надо было раскрыть огромные возможности родного языка, развить и обогатить его.
С этой грандиозной задачей поэт справился блестяще, создав свои монументальные произведения, сохраняя при этом искреннее и глубокое уважение к языкам других народов. Заканчивая одну из своих поэм, он с гордостью писал:
- Я — не Хосров, не мудрый Низами,
- Не вождь поэтов нынешних Джами,
- Но так в своем смирении скажу:
- По их стезям прославленным хожу.
- Пусть Низами победоносный ум
- Завоевал Берда Гянджу и Рум;
- Пускай такой язык Хосрову дан,
- Что он завоевал весь Индустан,
- Пускай на весь Иран поет Джами,
- В Аравии в литавры бьет Джами, —
- Но тюрки всех племен, любой страны,
- Все тюрки мной одним покорены!..
Как поэт и ученый, Навои опирался на огромный, богатейший опыт, накопленный выдающимися учеными античного Востока и Средней Азии в области астрономии, математики, химии, философии и т. д. Об этом свидетельствует его интерес к работам Абу али ибн Сины, Фараби, Улугбека и других и множество собственных естественно-научных, философских, социологических наблюдений.
Навои понимал, что наука служит духовной эмансипации человека, народа, интересы которых он ставил превыше всего, и с глубоким уважением относился к художественным ценностям, созданным до него. Творчески соревнуясь со своими предшественниками, он, развивая традиционные сюжеты и образы героев, вкладывал в них новое содержание.
Говоря о своих поэмах, включенных в «Пятерицу» и весьма восторженно отзываясь о поэтах, некогда работавших в этом же жанре, Навои писал:
- Преданья эти — плод седых веков, —
- О них писали Низами, Хосров.
- Основой взяв, я перестроил их:
- Я жизни больше влил в героев их.
Так, сознательно не выходя за установившиеся жанровые рамки «Пятерицы», Навои по-своему продолжил сложившуюся в литературе Востока традицию — «назира» («подражание», «ответ»), дав на существующие и общепризнанные произведения данного типа свой полемический, совершенно новый вариант.
Тернистым был творческий путь Алишера Навои. Живя в сложных и суровых условиях, он всю свою жизнь искал правду и боролся за справедливость. Временами он был доволен результатами своих поисков и чувствовал себя победителем в этой борьбе.
Вместе с тем сама эпоха, представители господствующих классов отвергали лучшие стремления Навои, обрекая их на неудачу. Поэт, как сын своего времени, не мог постичь главных причин крушения своей мечты, в справедливости которой он был глубоко уверен.
Более того, Навои ставил и такие вопросы-задачи, на которые ни эпоха в целом, ни люди и наука тех времен, в частности, не смогли дать ответов. В этом бессилен был и гений Алишера.
Так, например, он хотел познать тайны далеких звезд и бескрайнего мироздания, понять внутреннюю сущность жизни на земле, установить подлинные причины того, почему добро растоптано, а зло торжествует, или мечтал о таком светлом обществе (особенно ярко это выражено в одном из его стихотворений на персидском языке), где существует гармония и господствует справедливость, где нет притеснителей и страдающих от них.
И, конечно, для великого гуманиста крайне мучительно было сознание несбыточности (и непонимание ее причин) благороднейшей мечты, составляющей по сути квинтэссенцию всего его творчества, всех его поисков истинной правды и справедливости!
В результате назревала глубокая и мучительная духовная драма Навои, — духовная драма, которая временами доводила его до отчаяния и которая столь образно выражена им в следующих строках:
- О, почему с тобой я не дружу, вино?
- Забота и беда гнетут меня давно…
- На этот мир земной чем больше я гляжу,
- Тем более мое сознание темно!
- Хотел небесных тел природу я постичь —
- Не тайна для меня отныне ни одно.
- Приход мой в мир земной, уход мой в мир иной —
- Вот этого понять, увы, не суждено.
- Ни мудрость многих книг, ни вера в благодать
- Загадку разгадать не могут все равно.
- Дружить старался я со множеством людей;
- В чем жизни цель — никем ответа не дано.
- И врач лечил меня, и чудотворец-шейх, —
- Неисцелим недуг неразрешимых «но».
- И ты бессилен здесь, мой многомудрый пир!..
- Все существо мое сомнения полно.
- Мне стало тяжело влачить неверья груз,
- Терпение мое вконец истощено.
- Бегу в питейный дом, прошу вина, — гляжу:
- Разбитый черепок в руках своих держу!
Многозначительная деталь: и в питейном доме — разбитый черепок в руках поэта!.. Так глубока и сурова была трагедия великого человека!
Но Навои не сдавался. Вполне закономерная в условиях тех вре-мен его духовная драма, сколько бы она ни была сильна и мучительна, не могла помешать ему постоянно искать, находить, сомневаться, творить и бороться за высокие идеалы.
III
Удивительно широк и многогранен круг творческих интересов и поисков Навои. Он — поэт и мыслитель, ученый историк и лингвист, естествоиспытатель и теоретик литературы, музыки, государства и права, политический деятель. В своем творчестве он старался всесторонне и глубоко отображать действительность во всем ее многообразии. Нет ни одного более или менее заслуживающего внимания вопроса общественной жизни, человековедения своего времени, о котором не сказал бы своего слова и не определил бы своего отношения к нему Навои.
Так он создал свыше тридцати произведений, составляющих золотой фонд узбекской литературы.
В 1499 году он пишет свою большую философскую поэму «Язык птиц».
В этой поэме, являющейся ответом на «Речь птиц» знаменитого поэта Аттара, Навои выступает против того направления суфийской философии, которое было очень распространено на протяжении нескольких веков и сторонники которого считали природу и человека жалкой тенью бога, пропагандировали квиетизм, отказ от своего «я», от всего мирского.
Навои обожествляет человека и считает его самым ценным существом, неотделимым от самой природы, которая также прекрасна.
Другое произведение «Собрание утонченных» было написано Навои и 1491–1492 годах, а спустя несколько лет доработано. Эта книга представляет собою своего рода антологию современной автору поэзии. Будучи сам великим мастером художественного слова и тонким теоретиком литературы, Навои приводит в ней ценнейшие материалы и сведения более чем о трехстах поэтах. Исключительно важными являются предельно лаконичная, но меткая характеристика и точная оценка, которые дает автор творчеству и миропониманию поэтов, их моральному облику и поведению, их месту и роли в литературе и жизни; его критические замечания, глубокие наблюдения и теоретические высказывания при разборе литературных и морально-этических явлений, об идейно-художественных достоинствах и недостатках творчества поэтов; суждения о назначении поэзии и т. д.
За несколько месяцев до своей кончины Навои создает философский, общественно-политический трактат «Возлюбленный сердец», в котором чувствуется влияние «Гулистана» Саади и «Бахаристана» Джами.
В начале произведения, как бы подводя итоги своей многолетней жизни, Навои описывает пройденный им тернистый и мучительный путь, полный тревог и волнений. Читая эти строки, нельзя не испытать боли и горечи и вместе с тем не восхищаться подвигом, стойкостью поэта, величием свершенных им творческих и практических дел.
Навои бичует шахов-деспотов, чиновников и воинов, грабящих народ и разрушающих страну; представителей духовенства, торговцев, обманывающих и обирающих тружеников; поэтов и ученых, одни из которых служат народу, а другие думают только о своих выгодах.
Конечно, как сын своей эпохи, Навои не ставил вопроса о коренном переустройстве современной ему социально-экономической действительности. Но одно ясно: великому гуманисту было глубоко ненавистно то положение, когда на его родине сосуществовали накопленные богатства немногих и мучительная нищета огромных масс людей, лишенных возможности и прав пользоваться этими богатствами.
Последняя работа — «Спор двух языков» — написана совсем незадолго до смерти автора. В ней Навои, как выдающийся ученый-лингвист, теоретик литературы, обобщает опыт своей многолетней борьбы за родной язык, показывает его богатство, тонкость и изящество. Недаром он с гордостью писал:
«Мне кажется, что я утвердил великую истину перед достойными людьми тюркского народа, и они, познав подлинную силу своей речи и ее выражений, прекрасные качества своего языка и его слов, избавились от пренебрежительных нападок на их язык и речь со стороны слагающих стихи по-персидски».
Так, Алишер Навои, в своих монументальных произведениях давно практически показавший богатейшие возможности родного языка, теперь теоретически обосновывает свои мысли о том, что на узбекском языке можно и нужно создавать сложные и крупные произведения для народа, говорящего на нем.
Навои очень рано начал писать стихи, и впоследствии поэзия стала главной в его жизни и деятельности. До конца своих дней он самоотверженно трудился на этом сложнейшем и благороднейшем поприще. Итогом этого поистине титанического труда явилась его знаменитая «Сокровищница мыслей», огромный поэтический свод, являющийся одним из самых крупных и выдающихся произведений всей мировой литературы.
Несмотря на то, что почти все формы лирической поэзии были достаточно хорошо разработаны еще в арабской, персоязычной и частично тюркоязычной литературе, Навои творчески использовал достижения своих предшественников всякий раз, выступая как поэт-новатор. К тому же он написал специальный трактат по теории техники и специфики стихосложения на узбекском языке, который называется «Весы размеров» и является замечательным научным руководством для тюркоязычных поэтов.
Навои значительно расширил тематику лирики, углубил ее социальное содержание, социальную направленность. Тем самым он в известной мере преодолел ту традицию, которая господствовала в течение нескольких столетий и в силу которой любовные чувства составляли единственный или почти единственный объект описанья.
Тематика поэзии Алишера Навои настолько широка, а ее содержание настолько глубоко, что его «Сокровищницу мыслей» вполне можно считать опоэтизированной энциклопедией человековедения той эпохи.
Навои был глубоким знатоком всех тонкостей человеческой психологии, поэтому главное и ведущее лицо в его стихах — лирический герой, весьма многогранный и сложный, но вместе с тем нередко простой и легко понятный. На страницах «Сокровищницы мыслей» вырисовывается обобщающий и цельный образ этого лирического героя со своими возвышенными устремлениями и ярко выраженным сложным человеческим характером. Читатель слышит биение его сердца, сочувствует его страданиям, когда он в горе, отчетливо слышит его голос радости, когда он счастлив, и вместе с тем не может не переживать или не радоваться одновременно с ним.
Так захватывающе ярок, богаг и понятен этот герой огромного поэтического творения.
Навои создал еще один замечательный свод лирических стихов, который называется «Диван Фани». Эти стихи, созданные на иерсидско-таджикском языке и подписанные псевдонимом «Фани», не уступают «Сокровищнице мыслей», написанных на узбекском языке и подписанных — «Навои».
IV
Другим крупным плодом художественного гения Навои является «Пятерица», объединяющая в себе пять бессмертных поэм.
По своему собственному признанию, Навои, щедро отдавая дань газелям и вообще лирическим стихотворениям, все время думал о создании «Пятерицы». Это свидетельствует о том, что сам поэт придавал особое значение этому произведению, как главному труду своей жизни.
Ведь после Низами, который как бы «открыл» этот жанр, многие стремились создать подобное поэтическое полотно, но только отдельным счастливцам удалось это. Навои стал одним из них. Именно в «Пяте-рице» поэт смог наиболее полно, глубоко и цельно отобразить эпоху и выразить свои сокровенные мысли и чувства.
«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.
В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. Для подтверждения и обоснования этого тезиса Навои обожествляет человека и объявляет его самым прекрасным в мире.
После восхваления Низами Гянджеви, Хосрова Дехлави и Абдуррахмана Джами Навои переходит к последующим разделам поэмы, начиная их с высказываний о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности. При этом непременными и главными условиями являются народность и правдивость. Прежде всего именно это делает художественное слово полезным и действенным:
- Но если слово — правды лишено,
- Для перлов нитью станет ли оно?
Исходя из этих принципов, Навои в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.
Вот характерная картина из жизни шаха и окружающих его, которые грабят народ, страну, предаются пьянству и разврату.
- Там сквернословья слышен пьяный хор,
- Там непотребства оскорбляют взор…
- Так целый день в тени твоих палат
- Царят разгул, и скверна, и разврат…
- Когда же утро землю озарит,
- Чертог царя являет гнусный вид:
- Как будто рать в сраженье полегла,
- Распластаны упившихся тела,
- Едва проснутся, бросятся опять
- Последнее у нищих отбирать…
- Казну пополнят, а ночной порой
- Опять и шум, и гам, и пир горой…
Крайне важно и интересно отметить, что Навои признает только такого правителя, который честно служит народу, родине; и отвергает утверждение о том, что шах — представитель всевышнего на земле, ибо он такой же смертный, как и его подданные.
Поистине гражданским подвигом являлись следующие слова великого поэта, сказанные им в адрес правителя:
- Своим рабам подобен ты во всём —
- Во внешности и в существе своем.
Это было направлено против одного из основных принципов феодальной идеологии и связанных с ней господствующих общественных устоев.
В специальной главе поэт с гневом разоблачает реакционных представителей духовенства и говорит: одежда шейха соткана из ниток лжи, а игла взята из уса духа зла; хоть у него велика чалма, но под чалмой нет ни света, ни ума; посох его есть опорный столб дома обмана; а четки — зерна приманки для поимки простых людей в свои сети…
И Навои делает вывод:
- Вот для чего им хитрость и обман:
- Их цель — богатство, власть, высокий сан.
Так шейх «ведет людей к геенне огненной!».
Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни. При этом к каждой из этих глав приводится притча, которая является изумительным образцом новеллы в стихах. Таковы, например, рассказы о Бахраме и Хатаме Тайском.
В одной из последних глав Навои поэтически воспевает красоту и богатство родной страны, восхищается талантливым народом и чудесными плодами его труда. Весьма характерны слова, сказанные в связи с этим в адрес шаха:
- Знай: справедливость громче славных битв
- И выше догм, религий и молитв…
- Пока стоят земля и небосвод,
- Пусть благоденствует любой народ.
Второй поэмой «Пятерицы» является «Фархад и Ширин», которая выделяется широтой охвата самых значительных и животрепещущих вопросов эпохи. Среди них: воспевание жизнеутверждающей любви, дружбы, лучших человеческих качеств, осуждение губительной вражды, предательства, коварства, несправедливых разрушительных войн.
Центральная фигура поэмы — Фархад еще юношей освоил все известные в те времена науки и ремесла. Его не радуют и не интересуют ни царский трон отца, ни дворец, ни золото. Что-то очень серьезное, но таинственное мучает его. Он страстно влюблен, но объект его любви неизвестен; его душу терзает какой-то высокий, пленительный идеал, но что он собой представляет конкретно, неясно. После долгих поисков и путешествии по странам, после победы над фантастически сильными животными и после встречи с философом Сукротом (Сократом) Фархаду удается овладеть «талисманом Искандара» — зеркалом, в котором отображались все происходящие события, все то, что было и будет, весь многообразный мир и все тайны тайн. Благодаря этому зеркалу Фархад выясняет все то, что так долго мучало и терзало его сердце, — он видит в зеркале царицу красоты и сказочную страну справедливости. Рассказывая художнику Шапуру, с которым он подружился после кораблекрушения, Фархад называет эту страну чудесной, бесподобной и говорит, что именно ее он и разыскивал так долго. Сказочность этой страны подтверждает и Шапур, который говорит: я был там и вновь стремлюсь к тем дивным небесам.
- Живительно-тепло погодье в ней,
- Обилье роз и плодородье в ней.
- Как сам Ирем, пленительно свежа
- Она от рубежа до рубежа.
Забегая немного вперед, скажем, что это подтверждает и сам простой житель этой страны, — один из тех, кто в муках пытался открыть путь к воде:
- Отчизна наша — это рай земли…
- Венчает добродетелью страну
- Царица, наш оплот — Михин-Бану…
- Опора нам владычество ее,
- Отрада нам величество ее.
Это, конечно, в известной мере напоминает тот идеал, о котором мечтали великие поэты и мыслители прошлого, — мечту о такой стране, во главе которой стоит умный и справедливый правитель и население которой живет спокойно, счастливо. Именно такой описывает Навои страну армян.
Здесь важно не только то, что поэт воспевает свою мечту о справедливом государстве. Главное — в показе и осуждении грабительских войн, акта неприятельского нашествия против этой дивной страны.
Фархад со своим другом Шапуром прибывает в этот край и видит все то, что раньше показывало ему зеркало мира.
Характерно то, что Фархад сразу же обращает внимание на людей, которые пытаются провести канал через гранитную гору, и тут же сам берется за дело, освобождая их от мучительной работы. Показывая чудеса созидательного труда, он пробивает канал. Радостная весть быстро доходит до царицы Михин-Бану и Ширин. И тогда
- Воскликнула Ширин: «Кто ж он такой,
- Наш гость, творящий чудеса киркой?
- Он добровольно нам в беде помог —
- Действительно, его послал к нам бог!..»
Фархад осуществляет не только то, к чему так тщетно стремились люди. Он строит сказочный замок для Ширин и создает водохранилище.
- Так, что дворец Ширин со всех сторон
- Узором водным был осеребрен.
- Когда он дело это завершил,
- И город он снабдить водой решил.
- А город был внизу, и без воды
- Там огороды гибли и сады.
- Фархад исчислил высоту, — она
- Двум тысячам локтей была равна.
- И с этой кручи вниз пустил Фархад
- За водопадом в город — водопад.
- И так благодаря его трудам
- Все люди воду получили там…
Народ «изумлен трудом Фархада», наступает праздник водопуска:
- Когда же стал арык приютом вод,
- Волненье всколыхнуло весь народ.
- Как будто вся толпа сошла с ума,
- Такая началась там кутерьма,
- Такая суматоха, клики, рев, —
- И тут и там, с обоих берегов.
- Подтягивали пояса певцы, —
- Настраивали голоса певцы,
- Так, чтоб напевы их звучали в лад
- С водой, которую пустил Фархад.
Народ ликует, безгранично счастливы в своей чистой любви Фархад и Ширин.
Но… именно в этот момент Навои и переходит ко второй основной, а в некоторых отношениях — к главной части произведения, то есть описанию и осуждению деспотов-захватчиков и грабительских войн. Всю свою ненависть и проклятье, все острие своей критики поэт направляет против них.
Иранский шах Хосров с целью пленения Ширин и покорения ее страны, ее народа начинает войну, сея на своем пути смерть и разруху. Фархад вступает в неравный бой с полчищами насильников. Иного выхода у него нет, ибо: «Иль он Хосрова, иль Хосров — его?» И,
- Любя Ширин, ее народ любя,
- Он поступил, как муж, врагов губя…
Убедившись в невозможности победить Фархада в открытом бою, Хосров с помощью предательства и коварства берет его в плен. Между ними происходит знаменитый диалог, допрос-ответ, который является кульминацией в столкновении и борьбе двух взаимоисключающих начал — добра и зла, героизма и вероломства.
Ни Фархад, ни Ширин не сдаются. Хосров вновь прибегает к обману — посылает к находящемуся в заточении герою колдунью с ложным сообщением о своем браке с Ширин. От этого горя Фархад умирает.
Но этим трагедия не кончается. Далее Навои описывает страшную сцену отцеубийства: для того чтобы завладеть Ширин и троном, сын Хосрова убивает своего отца. Но судьба жестоко карает его. По просьбе Ширин труп Фархада привозят в ее замок, где она, будучи не в силах навсегда расстаться со своим возлюбленным, умирает.
Однако финал поэмы не пессимистичен. Напротив, смерть Фархада и Ширин по существу означает победу над злом, с которым они не хотели и не могли смириться. К тому же их трагедия и гибель вызывают активную ненависть против злых сил и горячую симпатию к тем, кто способен с ними бороться.
Бахрам, молочный брат Фархада, прибывает с войском в страну армян, изгоняет захватчиков, заставляет их возместить весь ущерб, причиненный войной, а одного мудрейшего человека из родни Михин-Бану торжественно возводит на престол.
- Дабы народу в государстве том
- Стал мудрый муж покровом и щитом;
- Дабы, держась державных правил там,
- По справедливости он правил там;
- Чтоб заново страну отстроил он,
- Ее богатства чтоб утроил он.
- Народам и державам — там расцвет,
- Где справедливость есть, где гнета нет!..
В заключительной части Навои с гордостью говорит:
- Писал я вдохновенно день за днем
- На милом сердцу языке родном.
Второй поэмой «горя и разлуки» является «Лейли и Меджнун».
Юные Кайс и Лейли горячо и страстно полюбили друг друга. Однако отец девушки является вождем крупного арабского племени и обладателем большого богатства. Поэтому он запрещает дочери даже показываться Кайсу, сыну менее состоятельного предводителя небольшого арабского племени. Более того, он нарекает Кайса именем «Меджнун» (одержимый) и заставляет его отца посадить сына на цепь, как умалишенного. Но юноша верен своему чувству, он мучается, но предан любимой.
Лейли безмерно страдает, думая о возлюбленном. Несмотря на все это, ее отец дает согласие болезненному и развратному, но очень богатому Ибн-Саламу на брак с дочерью. Свадьба откладывается из-за того, что Лейли заболевает от страданий.
Меджнуну удается порвать цепи и бежать в степь. После долгих поисков родители находят его и везут в Мекку в надежде на то, что это паломничество освободит его от любви и исцелит его болезнь. Но тщетно. Вернувшись, Меджнун опять находит приют в степи, среди диких зверей. Однажды он встречается с неким Науфалем, который обещает помочь ему. Меджнун соглашается, но, опасаясь того, что отец Лейли может убить дочь, уговаривает Науфаля не начинать войну.
И снова он один в степи. Отец слишком стар и крайне измучен. Меджнун вынужден дать согласие на брак с дочерью Науфаля, которая во время свадьбы сообщает, что у нее есть свой любимый. Юноша очень рад этому обстоятельству, сердечно благодарит девушку и уходит, говоря: «Я сам хотел уйти. Ты помогла». К его мукам от разлуки с любимой прибавляются еще и новые обстоятельства: умирают отец и мать, не перенеся горя сына. В это время происходит сватовство Ибн-Салама и Лейли, которая убегает со свадебного вечера, встречается в степи с Меджнуном, после чего вынуждена снова вернуться в свой шатер. Не выдержав боли разлуки и несправедливости, она тяжело заболевает. Узнав о страданиях любимой, юноша приходит в дом Лейли. Происходит последняя встреча — Лейли и Меджнун навсегда прощаются с жизнью, предпочтя смерть унижению и насилию.
В своей всемирно известной поэме Навои воспевает чистую и возвышенную любовь, которая облагораживает и возвеличивает человека. Она настолько могущественна, что человек ради своей любви и возлюбленной не останавливается ни перед какими трудностями и препятствиями. Светлое чувство Лейли и Меджнуна задушено и растоптано, оскорблено и унижено в феодальном обществе, одним из главных законов и моральных норм которого является непоколебимый принцип: богатство превыше всего. Поэт осуждает ненавистное и свойственное феодальному обществу материальное и общественно-политическое неравенство, источник множества людских трагедий. Он отвергает господствующий антигуманистический моральный принцип, согласно которому человек, его достоинства, честь и совесть не имеют никакой ценности.
В главе, посвященной беседе отца Меджнуна с отцом Лейли, последний очень точно и образно «обосновал» свое несогласие на любовь двух молодых людей:
- Знай, заслужил безумец одного:
- Цепь, только цепь — лекарство для него!
- Иль ты забыл могущество мое,
- И каково имущество мое,
- И как мое значенье велико?
- С тобой и с сыном справлюсь я легко!
- Или тебе неведом больше страх?
- Я раздавлю, я превращу вас в прах!..
Благодаря резкому осуждению и отрицанию бесчеловечного принципа «богатство превыше всего», который погубил Лейли и Меджнуна, поэма, выходя за рамки чисто любовной тематики, приобретает огромный внутренний социальный смысл.
Будучи не в состоянии перенести удары злой судьбы и подлых людей, Меджнун проявляет слабость и находит приют в безлюдной степи, предпочитая либо полное одиночество, либо дружбу с хищниками, обитателями пустыни.
Искренне сочувствуя трагедии Меджнуна, восхищаясь чистотой и благородством его души, Навои не одобряет его одиночества и словами умнейшего и благороднейшего полководца Науфаля осуждает пассивность героя, который пренебрегает дружбой с людьми:
- Наперекор обычаям, пойми,
- Ты зверям другом стал, порвав с людьми.
- Ласкаешь ты зверей, людей боясь,
- Ужель тебе с людьми противна связь?
- Творения светило — человек,
- Предвидения сила — человек!..
- И погуляй со мною в тех местах,
- Где ты навек запутался в сетях…
- Нам не помогут просьбы и казна, —
- Поможет нам священная война…
- Одной породы — люди все, поверь,
- Природы разной — человек и зверь!..
- Коль встреча с ней — желание твое,
- Ты приложи старание твое!
Пытаясь раскрыть внутреннюю динамику развития образа Меджнуна, Навои стремится психологически мотивировать поступки героя, который, поддавшись уговорам своего друга Науфаля, готов отказаться от своего прежнего образа жизни и стать активным борцом за торжество правды и справедливости.
Одна из величайших трагедий эпохи Навои заключалась в исключительно тяжелом и бесправном положении женщин, которые находились в значительно худшем положении, чем мужчины. Трагедия женской судьбы нашла свое яркое образное отражение в одном из писем Лейли к Меджнуну:
- Но что поделать, если я раба,
- Владеет мной жестокая судьба.
- Хотя недугом страсти болен ты,
- Но ты мужчина, в страсти волен ты.
- Куда захочешь, можешь ты пойти, —
- Одни колючки встанут на пути.
- Пойдешь ли в горы, побежишь ли в дол, —
- Тебе не станет цепью твой подол.
- Но мне бежать оковы не дают,
- Освободиться не могу от пут!
Лейли и Меджнун погибают. Однако их гибель в известном смысле означает торжество высокого идеала, торжество свободной любви, а это и есть наивысшее человеческое счастье. Лейли и Меджнун предпочли честную смерть рабской позорной жизни, которую навязывали сильные мира сего, — стало быть, идеалы двух влюбленных сердец оказались сильнее античеловечных устоев эпохи, одержав победу над ними. Поэтому не случайны слова Лейли, которые она, как назидание, говорит перед смертью своей рыдающей матери:
- Пусть эту розу победил недуг, —
- Не плачь, когда цветок уйдет на луг,
- И если солнце навсегда зайдет,
- Пусть не затмится пылью небосвод.
- Но люди, звери, горы и леса
- Поймут твоей печали голоса…
Предпоследняя поэма «Пятерицы» называется «Семь планет». Это остросюжетное многоплановое произведение, в котором ход повествования перебивается семью вставными новеллами в стихах. Причем каждая из них, при ее самостоятельном характере, связана с главной сюжетной линией поэмы, в центре которой история любви шаха Бахрама Гура и невольницы по имени Диларам.
Деспотичный шах влюбляется в Диларам и. безрассудно поддавшись своей страсти, перестает заниматься государственными делами, доводит свой народ до полной нищеты. Положение усугубляется еще и тем, что в порыве гнева он бросает свою возлюбленную в безлюдной степи на съедение хищным зверям. Раскаявшийся шах, потеряв Диларам, утратил покой. Чтоб успокоить Бахрама, каждую ночь к нему приводили странника из далекой страны, который рассказывал ему нравоучительную историю.
Первый рассказ посвящен щедрости. Во втором — говорится о мошеннике-ювелире, который обманным путем накопил огромное богатство.
На третий день Бахраму поведали о том, как бесстрашный, предприимчивый юноша по имени Саад, благодаря совету мудреца, преодолевает всевозможные преграды и женится на дочери шаха, становится его наследником.
В четвергом и пятом рассказах повествуется о том, как в крайне тяжелых условиях и сложнейших ситуациях, проявляя подлинный героизм и отвагу, девушки спасают своих возлюбленных от гибели.
Очень характерен следующий вывод, который делает поэт, сообщая о казни тиранов и убийц:
- И кровью их окрасились поля,
- Розовоцветной сделалась земля…
- Пришла пора цветенья роз. Взгляни,
- Какие дивные настали дни!
Шестой рассказ посвящен двум юношам — Мукбилю, который, благодаря своей правдивости, честности, завоевал любовь и уважение людей и справедливого шаха и стал его зятем, и Мудбиру, который лгал честным людям, что и привело его к гибели.
В последнем, завершающем рассказе странник, ни о чем не подозревая, повествует Бахраму об исключительно красивой и талантливой женщине, приехавшей в Хорезм и живущей там, о ее приметах, о тайне ее судьбы. Шах догадывается, что речь идет о Диларам, которую спас ее приемный отец, и немедля посылает в Хорезм своих слуг, которые и привозят ее. И опять начинается праздная, беззаботная жизнь, пьянство, охота, угнетение, ограбление народа…
В конце своей поэмы Навои рассказывает о возмездии, которое ожидает Бахрама: во время его очередной охоты природа «восстает», поднимается буря, гремит гром, кровь закипает в арыках; обильно пролитые шахом и его приближенными слезы и народная кровь превращают землю в страшное бушующее болото, которое и поглощает угнетателей и убийц.
- Творили люди на охоте смерть,
- Но сами обрели в болоте смерть.
Пятой, последней, поэмой «Пятерицы» является «Стена Искандара», представляющая собой подлинную энциклопедию общественной жизни и мыслей эпохи Навои.
Вначале поэт подчеркивает необходимость и полезность глубокого изучения истории и сам по-своему, то есть совершенно по-новому, воскрешает давно прошедшие буйные времена.
Воспитываясь у мудрейших ученых, Искандар уже юношей овладел всеми науками и проявил удивительные способности в понимании самых сложных вопросов мироздания. После смерти отца он стал шахом и сразу начал карать притеснителей народа и проводить важные мероприятия на пользу страны. Родина Искандара и многие другие страны изнывали под игом иранского императора-деспота Дары. Искандар вступил с ним в войну и победил его. После этого все, подчинявшиеся Даре, выразили согласие служить Искандару. Только правители Кашмира, Китая и Индии отказали ему в этом. Искандар силой оружия победил шаха Кашмира, остальные непокорные, убедившись в бесполезности сопротивления, приняли его условия и признали его власть над собой. Затем Искандар отправился походом на Магриб — Северную Африку и установил там свои законы. Возвращаясь на родину, он встретил жителей гористых местностей, которые просили помочь освободить их от гнета и нашествия чудовищных племен людоедов —
- На их макушках волосы — копной,
- Торчат их космы — в семь пядей длиной,
- Ничем не одеваются они,
- Ушами укрываются они…
- Они клыками, словно кабаны,
- Изрыли землю нашей стороны.
Искандар воздвигает величественную и неприступную защитную стену, подвергает разгрому и истреблению дикарей, пришедших на очередную расправу с жителями.
Так благодаря усилиям Искандара народ навсегда освободился от разорения, страха и угрозы смерти.
Во всех известных в те времена странах устанавливаются Искандаровы порядки. Великий полководец хочет теперь изучить тайны природы, для чего в специально изготовленном стеклянном шаре опускается на дно моря. Не ограничиваясь этим, он ищет источник жизни. Но тщетно. В пути на родину Искандар тяжело заболевает и умирает. Его тело отправляют в Александрию. Выполняя завещание полководца, его рука не покоится на груди, а поднята высоко над краем саркофага, а это значит: люди, смотрите, даже сам Искандар, владыка всей земли, уходит из этого мира с пустыми руками…
«Стена Искандара» — объемное многоплановое эпическое произведение, в котором нашли свое отражение основные вопросы, волновавшие умы и сердца людей того далекого времени.
Главным героем поэмы является Искандар, и почти весь сюжет произведения связан с его личностью, с его деятельностью и мировоззрением. В лице великого полководца древности Навои создает образ идеального правителя и противопоставляет его государственным деятелям своей эпохи. Создав яркий и многогранный образ Искандара, Навои якобы имел в виду Александра Македонского, о котором очень много писалось на Востоке. Однако в действительности герой поэмы не имеет ничего общего с подлинным историческим полководцем и императором.
Искандар совершенно безразличен к богатству. Более того, гнаться за золотом он считает великим преступлением. Его твердое убеждение таково:
- …Что мне казна, что — блеск ее!
- Народ и рать — сокровище мое…
- Тот царь, чей благоденствует народ,
- Богатство подлинное обретет…
- Зачем нам золото и серебро.
- Когда от них беда, а не добро?
И Навои, как бы подтверждая слова своего героя, говорит:
- За золотом и серебром в поход
- Он не пошел; освободил народ.
Искандару чужды чванливость и эгоцентризм. Он окружил себя величайшими учеными, мудрецами, с которыми часто беседует и которые своими ценными советами помогают ему успешно осуществить задуманное. Более того, он совещается с народом и считается с его мнением и пожеланиями.
Искандар не рвется к власти. Для него власть не цель, а средство для претворения в жизнь благородных задач, Как правитель, он чувствует ответственность перед государством и его жителями. Он «созывает народное собрание» и обращается к собравшимся со следующей «небывалой речью»:
- О люди Рума! Вы — пред солнцем дня —
- Как море, окружившее меня!
- Высокой вы иль низкой вы судьбы,
- Вы все, как я, Всевышнего рабы…
- Могучий духом нужен вам, друзья,
- У власти муж, а не такой, как я…
- Нет у меня таланта — шахом быть!
- За правду вы должны меня простить…
- Теперь, достойнейшего возлюбя,
- Царя вы изберите для себя!
Затем он советует народу избрать такого правителя,
- Чтоб он во всем и всех превосходил,
- Чтоб править только он достоин был.
- Чтобы с любовью, с чистою душой,
- Как солнце, он сиял над всей страной.
- Чтоб в правосудье вечной был весной,
- А для злодеев — громовой стрелой.
- Чтобы врага нещадно он разил,
- А подданных надежно защитил…
- И пусть высоко он свой держит меч,
- Сумеет угнетение пресечь…
- Пусть угнетателям отпор дает,
- Чтобы в покое, в мире жил народ.
Весьма характерно и отношение народа к Искандару, который одобряет его деятельность.
- «Среди врагов сильнейших в трудный час
- Не оставляй беспомощными нас!
- Ведь к слову правды наш народ не глух,
- Ты словом правды поразил наш слух…
- Где нам найти подобного тебе,
- Великой приобщенного судьбе?..
- Ведь справедливость источаешь ты,
- Как солнце — свет, дыхание — цветы!..
- Но отходи же от судьбы своей!
- Эй, шах, не обездоливай людей!
- Ведь стонов, бедствий, слез и нищеты
- Не вынесешь, коль нас покинешь ты… "
- Так Искандару говорил народ,
- Взывал, вопил и слезы лил народ.
Но Искандар не ограничивается заботой о процветании своей страны, его занимают судьбы народов мира, которые разорены и изнывают под гнетом своих поработителей. Он собирает огромную армию из представителей различных народов (среди них были и русские, высокими боевыми качествами которых восхищается поэт) и отправляется в поход для осуществления своей заветной мечты: «Освобождай народы мира, превращая в прах их угнетателей, а весь свет — в цветущий сад». В каждой стране народ благодарит своего спасителя. Так, например, из Кашмира ему
- Писали: «Под насильственным жезлом
- Народ наш не народом был — рабом!
- Но, испытав могучий твой таран,
- Бежал Маллу, безжалостный тиран.
- Тобой от рабства освобождены,
- К тебе мы благодарностью полны».
Искандар создает своеобразное централизованное государство, в котором повсеместно восторжествовали справедливость и благоденствие.
- И радовались люди всей земли,
- Которые свободу обрели.
- И ликовал не только весь народ,
- Весь ликовал девятисферный свод.
В произведениях некоторых предшественников Навои, посвященных Искандару и его походам, рассказывается о том, как великий полководец случайно встретил сказочный городок, где царило общее благополучие. В своей поэме Навои опускает этот эпизод, по-видимому, потому, что в отличие от других авторов он хочет показать, что во всем подвластном Искандару государстве нет угнетателей и угнетенных, поработителей и порабощенных, кровавых интриг и войн.
Подвергая резкой критике современный ему мир раздора и разрухи, золота и нищеты, гнета и мрака, великий гуманист лелеял, хотя и несбыточную в те времена, мечту о создании идеального государства благополучия народов.
V
Творчество Навои проникнуто высокими идеями гуманизма и патриотизма. Его безграничная любовь к своему народу и Родине нисколько не мешала с большим уважением относиться к другим народам. Он возвеличил и воспел дружбу между народами независимо от того, где они проживают, на каком языке говорят, к какой расе относятся и каково их вероисповедание. Эта дружба обогащает, облагораживает народы:
- Поймите, люди всей земли: вражда — плохое дело,
- Живите в дружбе меж собой — нет лучшего удела.
Фархад из Хотана, где жили узбеки, и армянка Ширин, Шапур из Ирана и индийцы Масуд, Фаррух, аравитянка Лейли и араб Меджнун, греки Искандар, Арасту, Афлатун, римлянин Плиний и многие другие, — самые любимые герои Навои!
Далеко не случайна глубочайшая ненависть Навои, человека, жившего во времена кровопролитных и губительных событий, гуманиста, всем сердцем желавшего, чтобы все народы жили в мире, дружбе и благе, — к жестоким и несправедливым войнам и захватчикам, которые сеили вражду, смерть и горе. «Они, — говорил поэт, — страшные существа, хуже смерти. Их занятие — грабить все, что удается награбить, и, как саранча, уничтожать зелень… повреждать листья в чужих странах. Между ними и человечностью ничего общего нет… Им чужды сознательность, рассудок, совесть и разум. Куда бы они ни направлялись, беспощадно сжигали все, день и ночь занимались мерзостями… Они не сознают, какие мучения приносят народу холод и жара, насколько вредны и мучительны голод и нагота. Они — самые подлые животные, звери… Их желудки не насытятся награбленным; они живут лишь для того, чтобы сеять смерть и горе».
Да, гуманиста Навои интересовали судьбы не только своего народа, но и всех народов земного шара, он не мог равнодушно относиться к их горькой участи. И поэтому в своих эпико-героических поэмах он призывал к активной борьбе с теми, кто сеет вражду между людьми.
Сам Алишер Навои, будучи близким другом великого таджикского поэта Абдуррахмана Джами, своей общественно-политической и творческой деятельностью показал удивительный образец дружбы, который является прекрасным выражением и символом многовекового братства узбекского и таджикского народов.
…Навои связал свою судьбу с народом, с его сокровенными мечтами о лучшем будущем, с его стремлениями к прекрасному и доброму.
Подлинная народность, общечеловеческий, интернациональный характер его творчества, гениальное художественное мастерство обусловили то огромное влияние, которое оказывал он на протяжении нескольких столетий на развитие передовой художественной культуры не только узбекского, но и ряда других народов. Характерным является то, что все основоположники новых литератур этих народов — узбекской, казахской, азербайджанской, туркменской, татарской, каракалпакской и других — считали его одним из своих великих учителей и наставников.
Творчество Навои, выдержав суровые испытания веков, дошло и до нас. Великий и прозорливый поэт верил в могучую силу человеческого разума и совести и, обращаясь к потомкам, говорил:
- За темнотой придет сиянье света,
- Ты в это верь и будь неколебим…
Вахид Захидов
СМЯТЕНИЕ ПРАВЕДНЫХ
О НИЗАМИ И О ХОСРОВЕ ДЕХЛАВИ
- Он — царь поэтов — милостью творца
- Жемчужина Гянджийского венца.
- Он — благородства несравненный перл,
- Он в море мыслей совершенный перл.
- Его саманной комнаты покой
- Благоухает мускусной рекой.
- Подобен келье сердца бедный кров,
- Но он вместил величье двух миров.
- Светильник той мечети — небосвод,
- Там солнце свет неистощимый льет.
- Дверная ниша комнаты его —
- Вход в Каабу, где дышит божество.
- Сокровищами памяти велик
- Хранитель тайн — учителя язык.
- Хамсу пятью казнами назови,
- Когда ее размерил Гянджеви.
- Там было небо чашей весовой,
- А гирею батманной — шар земной.
- А всю казну, которой счета нет,
- Не взвесить и не счесть за триста лет.
- Он мысли на престоле красоты
- Явил в словах, что как алмаз чисты,
- Так он слова низал, что не людьми
- А небом был он назван: «Низами».[1]
- И «Да святится…» как о нем сказать,
- Коль в нем самом и свет и благодать?
- Хоть пятибуквен слова властелин,
- Но по числу — он: тысяча один![2]
- От бога имя это рождено!
- А свойств у бога — тысяча одно.
- «Алиф» начало имени творца,[3]
- Другие буквы — блеск его венца.
- Шейх Низами — он перлами словес
- Наполнил мир и сундуки небес.
- Когда он блеск давал словам своим,
- Слова вселенной меркли перед ним.
- После него Индийский всадник был
- В звенящей сбруе воин полный сил.
- С его калама сыпался огонь,
- Как пламя был его крылатый конь.
- К каким бы ни стремился рубежам,
- Шум и смятенье поселялись там.
- И в крае том, где мудрый строй царил,
- Он сотни душ высоких полонил.
- Его с индийским я сравню царем,—
- Ведь Хинд прославил он своим пером.
- Все пять его волшебных повестей
- Живут, как пять индийских областей.
- А Шейх Гянджи собрал, как властный шах,
- Казну — неистощимую в веках.
- Стал от него Гянджийский край богат,
- Он был не только шах, но и Фархад.
- Путь прорубал он, гору бед круша…
- Гора — поэзия, а речь — тиша.
- Душа его, как огненная печь,
- И току слез печали не истечь.
- Он сходит — пир свечою озарить,
- Пирующих сердца испепелить.
- Когда знамена над Гянджой развил,
- Он, как державу, речь объединил.
- В те страны, что открыл он в мире слов,
- Вослед повел полки Амир Хосров.[4]
- От старого гянджийского вина
- Душа делийца навсегда пьяна.
- Где б Низами шатер ни разбивал,
- Потом делиец там же пировал.
- С «Сокровищницей тайн» гянджиец был,[5]
- Делиец — с «Восхождением светил».[6]
- Гянджиец новым нас пленил стихом,
- Делиец следовал ему во всем.
- Все, что потом им подражать пошли,
- К ограде сада мусор принесли.
- Единственный лишь равен тем двоим,
- Который, как они, — неповторим.
ОБ АБДУРРАХМАНЕ ДЖАМИ[7]
- Он, как звезда Полярная в пути,
- К познанью призван избранных вести.
- Он клады перлов истины открыл,
- В зерцале сердца тайну отразил.
- С семи небес совлек он тьму завес,
- Разбил шатер поверх семи небес.
- Он обитает в мадрасе своей,
- Вкушая мир средь истинных друзей.
- Его цветник — высокий небосвод,
- Он пьет из водоема вечных вод.
- Как небо несказанное, высок
- Его словоукрашенный чертог.
- Там ангелы крылатые парят,
- Чертог его от нечисти хранят.
- Под сводом худжры, где живет мой пир,
- Скажи — не мир блистает, а Сверхмир.
- Дервишеской одеждою своей
- Он затмевает блеск земных царей.
- Душа его есть плоть и естество,
- Хоть пышно одеяние его.
- От лицемерия освобожден,
- Лохмотьев странничьих не носит он.
- Невидимое, скрытое от нас,
- Он видит, совершая свой намаз.
- Его походка — молнии полет
- Летящий изумляет небосвод.
- Перелистав страницы мира, он
- Соткал, как облак, занавес времен.
- Из крови сердца, а не из чернил
- Соткал он занавес — и тайну скрыл.
- В его чернильнице сгустилась тьма,
- Но в ней — вода живая — свет ума.
- Кто из его чернильницы возьмет
- Хоть каплю, тот бессмертье обретет.
- Стихом он все иклимы покорил,
- А прозой новый мир сердцам открыл.
- Им пленены дервиши и цари,
- Ему верны дервиши и цари.
- Но преданности в круге бытия
- Столь твердой нет, как преданность моя!
- Хоть солнцем вся земля озарена,
- В нем и пылинка малая видна.
- Один — средь певчих птиц в тени ветвей,
- Шах соловей над розою своей.
- Прочесть мне было прежде всех дано
- Все, что ни создал мудрый Мавлоно.[8]
- Так солнце озарит вершины гор
- Пред тем, как осветить земной простор.
- Так видит роза, к свету бытия
- Раскрыв бутон: шипы — ее друзья.
- Мне помнится одна беседа с ним:
- Был наших мыслей круг необозрим.
- И вот — в потоке сокровенных слов —
- Возникли Низами и Мир Хосров.
- Две «Пятерицы» создали они,
- Тревожащие мир и в наши дни.
- По среди этих дивных десяти
- Ты первых два дастана предпочти.
- Что ты в «Сокровищнице тайн» открыл,
- Найдешь и в «Восхождении светил».
- И остальные все дастаны их
- Прекрасны; в них — глубины тайн живых.
- «Сокровищница тайн»… в ней глубина,
- Где вечных перлов россыпь рождена.
- И отблеск «Восхождения светил»
- Нам Истины завесу приоткрыл.
- Коль слово жаром Истины горит,
- Оно и камень в воду превратит.
- Но если слово — правды лишено,
- Для перлов нитью станет ли оно?
- А если нить надежна и прочна,
- Без жемчуга какая ей цена?
- И дни прошли после беседы с ним.
- И счастье стало вожаком моим.
- Вновь навестил я пира моего
- И вижу рукопись в руках его.
- Он оказал мне честь, велел мне сесть,
- Дал мне свой «Дар», как радостную весть.
- Сказал: «Возьми, за трудность не сочти,
- Сначала до конца мой труд прочти!»
- А я — я душу сам ему принес,
- Взял в руки «Дар», не отирая слез.
- «Дар чистых сердцем» — тут же прочитал,[9]
- Как будто чистый жемчуг подбирал.
- То — третий был дастан; хоть меньше в нем
- Стихов, но больше пользы мы найдем.
- В нем скрыто содержанье первых двух,
- Но есть в нем все, чтоб радовался дух.
- И, потрясенный, сердце я раскрыл,
- Его творенье в сердце поместил.
- И, завершив прочтенье песни сей,
- Желанье ощутил в душе своей,
- Желанье вслед великим трем идти —
- Хоть шага три пройти по их пути.
- Решил: писали на фарси они,
- А ты на тюркском языке начни!
- Хоть на фарси их подвиг был велик,
- Но пусть и тюркский славится язык.
- Пусть первым двум хвалой века гремят,
- Но тюрки и меня благословят.
- Коль сути первых двух мне свет открыт,
- То будет третий мне и вождь и щит.
- Когда я к цели бодро устремлюсь,
- Когда с надеждой за калам возьмусь,
- Я верю — мне поможет Низами,
- Меня Хосров поддержит и Джами.
- Тогда смелее к цели, Навои!
- И пусть молчат хулители твои.
- Порой бедняк, к эмиру взятый в дом,
- Эмиром сам становится потом.
- Ведь мускус родствен коже; а рубин
- Из горных добыт каменных глубин.
- Сад четырех стихий — усладный хмель;
- Ограда сада — бедная скудель.
- Отрадны пламя, воздух и вода,
- Земля же — их основа навсегда.
- Красив цветочный дорогой базар,
- Но рядом есть и дровяной базар,
- Пусть у тебя одежд атласных тьма,
- Но ведь нужна для дома и кошма.
- В цене высокой жемчуг южных вод,
- Солому же один янтарь влечет.
- Царь выпьет чистый сок лозы златой,
- Пьянчужка рэнд потом допьет отстой.[10]
- Я псом себя смиренным ощутил —
- И вслед великим двинуться решил.
- Куда б ни шли, и в степь небытия,
- Везде, как тень, пойду за ними я.
- Пусть в подземелье скроются глухом,
- За ними я пойду — их верным псом.
ГЛАВА XIV
О СЛОВЕ
- Я славлю жемчуг слова! Ведь оно
- Жемчужницею сердца рождено.
- Четыре перла мирозданья — в нем,
- Всех звезд семи небес блистанье — в нем.
- Цветы раскрылись тысячами чаш
- В саду, где жил он — прародитель наш.
- Но роз благоуханных тайники
- Еще не развернули лепестки.
- И ветер слова хлынул с древних гор
- И роз цветущих развернул ковер.
- Два признака у розы видишь ты:
- Шипы и благовонные цветы.
- Тех признаков значенье — «Каф» и «Нун»,
- То есть: «Твори!» Иль, как мы скажем: «Кун!»
- И все, что здесь вольно́ иль не вольно́,
- От этих букв живых порождено.
- И сонмища людей произошли
- И населили все круги земли.
- Как слову жизни я хвалу скажу,
- Коль я из слов хвалу ему сложу.
- Ведь слово — дух, что в звуке воплощен,
- Тот словом жив, кто духом облачен.
- Оно — бесценный лал в ларцах — сердцах,
- Оно — редчайший перл в ларцах — устах.
- С булатным ты язык сравнил клинком,
- С алмазным слово я сравню сверлом.
- Речь — лепесток тюльпана в цветнике,
- Слова же — капли рос на лепестке.
- Ведь словом исторгается душа,
- Но словом очищается душа.
- Исус умерших словом воскрешал —
- И мир его «Дающим Жизнь» назвал.
- Царь злое слово изронил сплеча,
- Так пусть не обвиняют палача.
- По слову в пламя бросился Халил,
- И бремя слова тащит Джабраил.
- Бог человека словом одарил,
- Сокровищницу тайн в него вложил.
- Не попади душой кумиру в плен,
- Чей рот молчанием запечатлен.
- Она прекрасна, уст ее рубин
- Твой ум пьянит сильнее старых вин.
- Но пусть она блистает, как луна,
- Что в ней — всегда безмолвной, как стена?
- Ты, верно, не сравнишь ее с иной,
- Не спорящей с небесною луной.
- Пусть не лукавит взглядом без конца,
- Пусть не пронзает стрелами сердца.
- Пусть даже внешне кажется простой
- И пусть не ослепляет красотой.
- По если дан ей ум, словесный дар,
- То он сильнее самых сильных чар.
- Она упреком душу опьянит,
- Посулом смуту в сердце породит.
- И пусть обман таят ее слова,
- Но как от них кружится голова!
- И видишь ты, что все ее черты
- Полны необычайной красоты.
- Как устоишь перед таким огнем,
- Хоть ты сгораешь, умираешь в нем?
- А коль она прекрасна, как луна,
- И в речи совершенна и умна,
- Коль, наряду с природной красотой,
- Владеет всею мудростью земной.
- Она не только весь Адамов род,
- Но коль захочет — целый мир сожжет.
- Такой красе, сжигающей сердца,
- В подлунной нет достойного венца.
- Когда певец прославленный средь нас
- Ведет напев под звонкострунный саз,
- То как бы сладко он ни пел без слов,
- Нам это надоест в конце концов;
- Мелодия любая утомит,
- Когда мутриб пграет и молчит.
- Но если струны тронет он свои
- И запоет газели Навои,
- Как будет музыка его жива,
- Каким огнем наполнятся слова!
- И гости той заветной майханы
- Зарукоплещут, радостью полны,
- И разорвут воротники одежд,
- Исполнены восторга и надежд.
- Что жемчуг, если слово нам дано?
- Оно в глубинах мира рождено!
- Пусть слова мощь сильна в простых речах,
- Она учетверяется в стихах.
- Стих — это слово! Даже ложь верна,
- Когда в правдивый стих воплощена.
- Ценнее зубы перлов дорогих;
- Когда ж разрушатся — кто ценит их?
- В садах лелеемые дерева
- Идут в нагорных чащах на дрова.
- Речь обыденная претит порой,
- Но радует созвучной речи строй.
- Когда дыханье людям дал творец,
- Он каждому назначил свой венец.
- Шах, расцветая розой поутру,
- Главенствует в суде и на пиру.
- И каждый место пусть свое займет,
- Тогда во всем согласие пойдет.
- Царь должен за порядком сам смотреть,
- И не дозволено ему пьянеть.
- Не должен бек с рабами в спор вступать,
- Строй благолепный пира нарушать.
- Фигуры, бывшие в твоей руке,
- Рассыпались на шахматной доске
- И кто-то из играющих двоих
- В порядке, по две в ряд, расставит их.
- Встают ряды и стройны и крепки —
- В двух песнях две начальные строки.
- Но силы их пока затаены,
- Меж ними есть и кони и слоны.
- Коль у тебя рассеян ум и взгляд,
- Твой шах и от коня получит мат.
- Столепестковой розою цветет
- Тетрадь, чей сшит любовно переплет;
- Но вырви нить, которой он прошит, —
- Лист за листом по ветру улетит.
- Так участь прозы — с ветром улетать,
- Поэзии же — цветником блистать.
- Удел ее поистине велик —
- Она цветет в предвечной Книге Книг.
- Ее одежда может быть любой,
- А суть в ней — содержанье, смысл живой.
- Не ценится газель, хоть и звучна,
- Когда она значенья лишена.
- Но смысл поэма выскажет сильней,
- Когда прекрасен внешний строй у ней.
- О боже, дай мне, бедному, в удел,
- Чтоб я искусством слова овладел!
ГЛАВА XV
Несколько слов о том, что в слове содержание является его душой, а без содержания форма слова — тело без души
ГЛАВА XVII
ОПИСАНИЕ ДУШИ
- В саду эдема — на заре времен —
- Был человек из глины сотворен.
- Дохнуло утро по лицу земли,
- Чтоб все цветы вселенной расцвели;
- Дабы прекрасен и благоухан
- Возрос из праха созданный Рейхан.
- Дух жизни искру жизни раздувал,
- Чтобы огонь души не угасал.
- О ты, воспевший мир живой души,
- Ее природы свойства опиши!
- Бутоном розы в тело вмещена,
- Она раскрыться розою должна.
- Твоя душа в твоей крови живет,
- В биенье сердца жив души оплот.
- Но это внешний вид ее и цвет,
- В ней — мира суть, без коей жизни нет.
- Все, что душа собой животворит,
- Как кровь, живою розою горит.
- Но ведь Ису нельзя сравнить с ослом,
- Пророка не сравнить с его врагом!
- Суфием торгаша не назовешь,
- Хоть розни в них телесной не найдешь.
- Не о душе телесной говорю,
- На степень духа высшую смотрю.
- Есть разница меж сердцем и душой,
- Их — по названью — путают порой.
- Душа над розой тайны — соловей,
- Светильник в доме искренних людей.
- Эдемское благоуханье — в ней,
- Истока истины сиянье — в ней.
- Ее «Вершиною» назвал мой пир;
- Суфий сказал, что это — Высший мир.
- Но этот Высший мир — мне скажешь ты,
- Увы, незрим в зерцале чистоты.
- Священна Мекка для любой души,
- Но — прах она пред Каабой души.
- Святыня Каабы влечет сердца;
- Душа — святыня вечного творца.
- Но трудный путь должна душа пройти,
- Чтобы сокровищницу обрести.
- Искуса тропы круты и трудны,
- Пока твой дух дойдет до майханы.
- Как облака несущегося тень,
- Обгонит он молящихся весь день…
- Душа в обитель горнюю придет
- И там, с мольбой, к порогу припадет.
- Иль, забредя в кабак небытия,
- Поклонится огню душа твоя…
- Твоя душа — Фархад в горах скорбей;
- Ее удар — стальной кирки острей.
- Порою на земных лугах вдали
- Душе твоей является Лейли.
- И кружится Меджнуном вкруг нее
- Душа твоя, впадая в забытье.
- То саламандрой пляшет на огне,
- То прячется, как жемчуг в глубине.
- То в воздухе как облако встает,
- То сыплет наземь проливень щедрот.
- Но где бы ни была — везде должна
- Свой образ совершенствовать она.
- Увидеть все должна и все познать,
- Чтоб назначенье в мире оправдать.
- Того, кто в этот высший мир идет,
- Мир «Человеком духа» назовет.
- Халифов и царей сравнишь ли ты
- С владыкою сокровищ доброты?
- И ведай: счастье зиждет свой престол,
- Чтоб чистый сердцем на него взошел.
- Ты душу, сердце — все отдай ему,
- Душой и сердцем подражай ему.
- О, Навои! Полы его одежд
- Коснись — во исполнение надежд!
ГЛАВА XVIII
ПЕРВОЕ СМЯТЕНИЕ
Исход души из мрака небытия и соединение ее с утром бытия
- Эй, кравчий! Отогнала мрак заря!
- Дай пить мне из фиала, как заря!
- Синица спела мне: «пинь, пинь!» — «пить, пить!»
- И утром я, с похмелья, должен пить!
- Я заглушу вином печаль свою,
- Как утренняя птица запою.
- Встал златоткач рассветных покрывал,
- Основу стана ночи оборвал.
- И письмена он выткал для меня:
- «Клянусь зарей! Клянусь светилом дня!»
- И горные вершины озарил,
- И коврик свой молитвенный раскрыл,
- Ночь утащила черный свой престол,
- И веник утра след ее замел,
- И мускус, сеявшийся над землей,
- Сверкающей сменился камфарой.
- И вот нежно-лиловый небосвод
- Раскрыл в росе златой тюльпан высот.
- Эбен дарчи слоновой костью стал,[11]
- И желтым жаром запылал мангал.
- Рассветный сумрак в утреннем огне
- Сгорел; померкли звезда в вышине.
- Павлиньих перьев ночи блеск исчез,
- И стало чистым зеркало небес.
- И человек открыл глаза свои —
- В забвенье бывший, как в небытии.
- Как жизнь, он ветер утренний вдохнул,
- Завесу тьмы забвенья отогнул.
- Рожденный в мире, мира он не знал
- И самого себя не понимал,
- Беспечному подобен ветерку,
- Не ведая, что встретит на веку.
- Явленья мира стал он изучать,
- Со всех загадок снять хотел печать.
- Чем больше было лет, чем больше дней,
- Разгадка становилась все трудней.
- Все было трудно робкому уму,
- И откровенья не было ему.
- И, не уверен, слаб и удивлен,
- В чертоге мира занял место он.
- И безнадежен был, и в некий час
- Из неизвестности услышал глас:
- «Вставай! Простор вселенной обойди!
- На чудеса творенья погляди!»
- Он встал, пошел — и видит пред собой
- Сады Ирема, светлый рай земной.
- И вечный он презрел небесный сад,
- Овеян чарами земных услад,
- Где древеса, склоняясь до земли,
- Густые ветви с лотосом сплели.
- Что небо перед их густой листвой?
- В их тень уходит солнце на покой.
- Там стройных кипарисов синий лес
- Стоит опорой купола небес.
- Там тысячью широколапых звезд
- Чинар шумит — защита птичьих гнезд.
- И лишь зимой, как золото, желты,
- С чинара наземь падают листы.
- Сандал листвой вздыхает, как Иса,
- Умерших оживляет, как Иса.
- Не землю — чистый мускус ты найдешь,
- Когда в тот сад прекрасный забредешь.
- Там ветерок с нагорий и полей
- Колеблет ветви белых тополей.
- Там, как меняла, со своих купин
- Монеты сыплет утренний жасмин.
- Деревья там — густы и высоки —
- Укрыли звезды, словно шишаки.
- Чинарами окружены поля,
- Соперничают с ними тополя.
- Стан кипариса розы оплели;
- Там ветви ив склонились до земли.
- И пуговицы на ветвях у них —
- Подобье изумрудов дорогих.
- Там — в хаузах — прозрачна и светла,
- Вода блистает, словно зеркала.
- Ручьи, чей плеск от века не смолкал,
- Мерцают рукоятями зеркал.
- Живая в тех ручьях течет вода,
- В ней жажду сердца утолишь всегда.
- Там самоцветами окружены
- Цветы неувядающей весны.
- Те камушки — не кольца на корнях,
- Хальхали у красавиц на ногах.
- Цветы теснятся, полны юных чар,
- И не развязан узел их шальвар.
- А для кого красуются цветы?
- Ты — их султан, над ними волен ты.
- Здесь поутру дыханье ветерка
- Росинку скатывает с лепестка…
- Здесь ветви в хаузе отражены,
- Как локоны красавицы луны.
- Роса на розах утренних блестит,
- Как светлый пот на лепестках ланит.
- И лилии, как змеи, извиты —
- Здесь перешли предел своей черты.
- Гремит и щелкает в тени ветвей
- Отравленный смертельно соловей.
- То, что мы пуговицами сочли,
- Колючкой стало вьющейся в пыли.
- А соловей… неймется соловью,
- Поет он, презирая боль свою.
- В тени фазан гуляет и павлин,
- Как радуга безоблачных долин.
- Он пьян, павлин; ломает он кусты
- И попирает нежные цветы.
- Густые космы ива расплела,
- Как будто впрямь она с ума сошла.
- Ей на ногу серебряную цепь
- Надел ручей, чтоб не сбежала в степь,
- Морковка тянется — тонка, бледна.
- Или она желтухою больна?
- Но почему ей рыбкою не быть,
- Чей взгляд желтуху может излечить!
- Чем ярче блещет золото лучей,
- Тем весны расцветают горячей.
- Тюльпан — игрок; продув весь цвет красы,
- Под утро платит каплями росы.
- Его игрой залюбовался мак,
- И сам — до нитки — проигрался мак.
- Фиалка опустила шаль до глаз,
- Она росинку прячет, как алмаз.
- Пусть молния расколет небосвод,
- Дождинка вестью Хызра упадет.
- И ветерок на долы и леса
- Дыханьем жизни веет, как Иса.
- Шумя, стремятся воды с высоты,
- Растут, блистают травы и цветы.
- А тот, кто это увидать сумел,
- В глубоком изумленье онемел.
- Куда бы он ни обращал свой взгляд,
- Чудес являлось больше во сто крат.
- Себя он видел под дугой небес,
- В кругу неисчерпаемых чудес.
- Но главной нити всех явлений он
- Не видел, непонятным окружен.
- И понимал, тревогою томим,
- Что вот — безумья бездна перед ним.
- Но — образ мира в этом цветнике,
- И целый мир сокрыт в любом цветке.
- Не сам собой растет он и цветет,
- Есть у него Хозяин-Садовод.
- И тот, кто сердцем истину познал,
- В своем смятенье сам себе сказал:
- «Пусть предстоит в явленьях бездна мне,
- Но удивленье бесполезно мне.
- Свой разум светом правды озари,
- На все глазами сердца посмотри!»
- И правду он в груди своей открыл,
- И свет ему дорогу озарил.
- Воркует голубь, свищет соловей,
- Лепечут дерева листвой ветвей.
- И все живой хвалою воздают
- И славу Неизменному поют.
- По свойствам, им присущим навсегда,
- Слагают песню ветер и вода.
- И удивленный вновь был поражен:
- Все пело, а молчал и слушал он.
- Он молча облак вздоха испустил
- И снова стал беспамятным, как был.
* * *
- О, кравчий, существо мое — в огне!
- Вином зари лицо обрызгай мне.
- Чтоб овладел я памятью моей
- И в чаще слов гремел, как соловей.
ГЛАВА XIX
ВТОРОЕ СМЯТЕНИЕ
О том, как душа, подобная птице, обладающей перьями Хумаюна, перелетела из цветка этого мира в небо — во мрак неизвестного мира ангелов
- День за горами скрыл прекрасный лик,
- Над степью ветер мускусный возник.
- Нарцисс благоухающий уснул,
- Восток дыханьем амбры потянул.
- Цветок заката желтый облетел.
- Небесный сад цветами заблестел.
- И день, уйдя за грань земель иных,
- Рассыпал мускус из кудрей своих.
- Благоухает мускусом ручей,
- А в сердце человека сушь степей.
- Он, утомленный долгим жарким днем,
- Закрыл глаза, чтобы забыться сном.
- Уснул рябок в посеве до зари,
- Во мраке мечутся нетопыри,
- Сова, бесшумно взвившись в вышину,
- Как в круглый бубен, гулко бьет в луну.
- И тысячи разнообразных роз
- В росе раскрылись, словно в брызгах слез.
- И дивные дела в ночной тиши
- Явились взору дремлющей души.
- Судьба, как фокусник и лицедей,
- Пришла с палаткой колдовской своей.
- Ее палатка — синий небосвод,
- А куклы — звезд несметный хоровод.
- И полудужье Млечного Пути
- Звало, манило — на небо взойти.
- Тот путь — зовущий издревле сердца —
- Не живопись на куполе дворца.
- Прекрасен сад небесной высоты,
- Где блещут звезд бессмертные цветы.
- Душа, как птица, вся рвалась в полет
- И устремилась в высоту высот.
- Телесный прах оставив на земле,
- Она кружила в небе, в млечной мгле.
- И крылья, что внезапно отросли,
- Высоко над землей ее несли.
- Вот так душа живая — ты пойми —
- Была на первом небе из семи.[12]
- Дух человека землю облетал,
- Жемчужной сферой мира заблистал.
- Кружились хоры звезд в своем кольце,
- Стал человек алмазом в том кольце.
- Нет, то кольцо, как блюдо, мне блестит,
- Где сонм свечей собранье осветит.
- Душа — в ночи разлуки мне она
- Свечой среди развалин зажжена;
- Свечою в хижины несущей свет,
- Сияньем, пред которым ночи нет.
- Кругл облик мира. Вечный звон его
- Несметных четок — славит божество.
- И мнится пение его кругов
- Мне словарем, где мириады слов.
- И вот душа живая, окрылясь,
- В сады второго неба поднялась.
- И там она красавицу нашла,
- Чьи брови — черный лук, а взгляд — стрела.
- Кольчуга локонов из-под венца
- Завесой скрыла лунный блеск лица.
- В ней было двойственное существо —
- Она и Кравчий, и творец Наво.
- Хоть вешней юностью она цвела,
- Старуха ей подругою была.
- Все были жилы и мослы видны
- На теле ущербленной той луны.
- Певец, как врач, свой обнажал ланцет,
- И плакал он, что в жилах крови нет.
- Он плакал, крови не добыв из жил,
- И плачем этим Вечному служил.
- И в новый круг небес душа пришла,
- Там, где султанша мудрая жила.
- Она писала, или — может быть —
- Жемчужную нанизывала нить.
- Вся прелесть мира — в образе ее
- Бесценном, редкостном, как мумиё.
- Ее вниманье тонкое всегда
- В любой сосуд вольется, как вода.
- Ее перо черно, но письмена
- Блистают. Славит истину она…
- И дух черту высот перелетел,
- На некий новый свод перелетел.
- В ларце сапфирном неба там блистал
- Перл, что вселенной средоточьем стал.
- Был свет его в надоблачной тиши,
- Как свет первоисточника души.
- Как зеркало, весь мир он отразил,
- Свет зеркалу луны он подарил;
- Он ангелом кружит по тверди сей,
- На крыльях огневеющих лучей.
- Там сам Иса живой открыл родник,
- Неистощимый вечных сил родник.
- Не потому ли вечный мрак глубок,
- Что вечной жизни в нем горит исток?
- Бьет исполинскими лучами свет,
- Как крылья величайшей из планет.
- Нет — то не огненные арыки,
- То — славящие бога языки…
- И вот увидел дух в пути своем
- Тот круг, где Тахамтан стоит с копьем.[13]
- Он — в тучах гнева. В годы старины
- Им сотни звезд хвостатых рождены.
- Они летают в небе сотни лет,
- Но духу гнева примиренья нет.
- Он миру местью издавна грозит,
- И меч его двуострый ядовит.
- Он в руки череп чашею берет
- И не вино — а кровь из чаши пьет.
- Идет он, стрелы длинные меча;
- Луна Навруза — след его меча.
- Но меч его и каждая стрела —
- Все это было Вечному хвала.
- И перенесся дух живой тогда
- В тот круг, где шла счастливая звезда.
- Она, как ангел в радужных шелках,
- Она — дервиш небес и падишах.
- Хоть на высоком троне вознеслась,
- Она от блеска мира отреклась.
- Она являет по ночам свой лик,
- Ей в небе — факел счастья проводник.
- В ней — разум, а лица ее цветок —
- Как счастья совершенного залог.
- В ее владеньях нет ни тьмы, ни зла,
- А в песнопеньях — Вечному хвала.
- Душа вошла потом в питейный дом;
- Ходжа — индийский старец в доме том.
- Во всех своих деяньях терпелив,
- Усердием в работе он счастлив.
- Как ночь страданий, темен он челом —
- И на обе ноги, должно быть, хром.
- За расторопным служкой он глядит,
- А сам в углу по целым дням сидит.
- Как Каабу, он весь небесный свод
- За тридцать лет однажды обойдет.
- Но четки звезд перебирает он,
- Единственного восхваляет он.
- И дух, что чуждым стал мирской тщете,
- К надмирной устремился высоте.
- Неколебимая твердыня — там.
- Коран гласит: «Светил святыня — там,
- Где под землей и над землей идет
- Двенадцати созвездий хоровод».
- Но холм в любом созвездье видишь ты —
- Престол для несказанной красоты.
- Взгляни, как чередуются они,
- Как над землей красуются они!
- И все глаголом сердца говорят,
- Дарителя щедрот благодарят.
- И вот ступил на высшую ступень
- Скиталец-дух — незримый, словно тень.
- Вошел он в храм, где статуи Богов,
- Как изваяния из жемчугов.
- Там не было брахманов, но кругом
- Блистали Будды древним серебром.
- Гул их молитвы истов был и чист,
- Казалось: Будде молится буддист.
- Увидев эти дива, не спеша
- Весь круг их чутко обошла душа.
- И поклонилась. Было им дано
- То видеть, что от нас утаено…
- И вот душа, внезапно изумясь,
- Стократным удивленьем потряслась.
- Все в средоточье здесь.
- Одна она Рассеянна и речи лишена.
- Свет откровения ее поверг
- В беспамятство. И свет ее померк.
* * *
- О, кравчий мой! Мне столько испытать
- Пришлось, что стало тягостно дышать.
- Я к чаше сам не дотянусь моей —
- Ты в рот мне сам вино по капле влей!
ГЛАВА XX
ТРЕТЬЕ СМЯТЕНИЕ
Нисхождение смятенного странника мрака мира ангелов в столицу государства тела
- Вот солнце стягом осенило мир
- И весь под ним объединило мир;
- И село на высокое седло,
- И крупной рысью по небу пошло,
- Пересекло меридиан, спеша,
- Жарой испепеляющей дыша.
- А странник-дух — дремал в ту пору он,
- В забвенье изумленьем погружен.
- Над ним полдневный небосвод пылал;
- И вздрогнул он, опомнился и встал.
- Жар лихорадочный таился в нем,
- Как будто жар вина струился в нем.
- Он ощутил себя чужим всему,
- И родина возжаждалась ему.
- Опять дорогой трудной он пошел,
- Стезю исканий миру предпочел.
- Земной простор скитальца восхитил.
- И в некий дивный город он вступил.
- По воле движется тот город сам;
- Предела нет в нем скрытым чудесам.
- Из глины первозданной сотворен,
- Он формой совершенной наделен.
- На двух столпах саманных, город тот
- В себе самом вселенную несет.
- Четыре перла сокровенных сил
- В состав его строитель положил:
- Огонь и дух — две силы высших в нем,
- Земля, вода — две силы низших в нем, —
- Слились в нерасторжимое одно,
- Как волею творящей решено.
- В том городе — мечеть, базар и сад,
- Дома, дворцы, и даже — харабат.
- Его огонь — горящий куст Мусы,
- Дыханье — как дыханье уст Исы.
- Орошены рекой живой воды
- Его благоуханные сады.
- Стоит в твердыне града тахт златой,
- Там шах сидит, что правит всей страной.
- Во всех краях страны и поясах
- Смятенье, коль на троне болен шах.
- Но процветают город и страна,
- Когда рука правителя сильна.
- Над градом возвышается дворец,
- Чей круг наметил циркулем творец.
- Не по божественным ли чертежам
- Воздвигнут свод — на удивленье нам?
- Тот свод — вершина всех земных чудес —
- Подобье свода вечного небес.
- Что куполу небесному дано —
- Все в куполе земном отражено.
- Когда врата откроет тот чертог,
- То перлы сыплются через порог.
- Из цельного рубина створы врат
- Бесценные жемчужины таят.
- За ними, восхищающими взор,
- Разостлан царский пурпурный ковер.
- Дворец — на пропитание свое —
- В ворота вносит яство и питье.
- Посредством сих божественных забот
- Весь этот город дышит и живет.
- И два истока есть в твердыне сей —
- Дороги очистительных путей.
- Два продуха есть над рубином врат,
- Что город весь дыханием дарят.
- Снаружи замок чистым серебром
- Окован с несказанным мастерством.
- А звукоуловители его
- Внимают звукам сущего всего.
- И, внемля этим голосам, народ
- Державы той в спокойствии живет.
- И царь страны с советниками сам
- Всегда внимает этим голосам.
- У шаха мудрый первый есть вазир.
- Чье назначенье — изучить весь мир.
- Что даже круг незримой точки сей
- Сумеет разделить на сто частей.
- Его решенья — мудры и ясны —
- Велениями жизни рождены.
- Вазир счастливый охраняет трон,
- И справедливость у него — закон.
- Пять неусыпных стражей в замке том,
- Все внемлющих, все знающих кругом.
- Но каждый делом занят лишь своим,
- И несравнимы все один с другим.
- Хоть каждый на посту за свой лишь страх —
- Согласие у них во всех делах.
- Один из них все зримое кругом
- Увидеть должен в зеркале своем.
- Другой, внимая чутко каждый звук,
- Все знает, что свершается вокруг.
- А третий — кравчий — пробует подряд
- Все блюда: не сокрыт ли в пище яд.
- Четвертый — различает дух любой.
- Он слышит: мускус мокрый иль сухой.
- А пятый чует холод и жару,
- Колючки он не предпочтет ковру.
- Вот: зренье, осязанье, вкус, и слух,
- И обонянье — клички этих слуг.
- С их помощью дана нам благодать
- Весь мир, нас окружающий, познать.
- Чертоги замка росписью горят,
- У входа пять хранителей не спят.
- И зорко вглядываются во тьму,
- И внемлют движущемуся всему.
- И в тот же миг доносят обо всем
- Глядящему бессонно за дворцом.
- Все вести тот, кого «Умом» зовут,
- Приносит размышлению на суд.
- И третий есть хранитель той страны —
- Оценщик знаний, счетчик всей казны.
- То память — сторож кладовой дворца,
- Богатства собирает без конца.
- Все, что извне к нему ни попадет,
- Он прибирает, счет всему ведет.
- Приобрести способен целый мир
- Казнохранитель — истовый вазир.
- Восходит он к властителю в чертог,
- Сей Каабы облобызав порог.
- И внемлет сам ему счастливый шах —
- Высокий духом, справедливый шах.
- Сокровищницу проверяет он,
- И то, что нужно, отбирает он.
- Ценнейшее берет он для даров
- Владыке и зиждителю миров.
- Дабы достигнуть ревностью своей
- В познанье блага высших степеней,
- Дабы надежды светоч обрести
- На том крутом спасительном пути.
- И станет сам на том пути вождем,
- Коль верен он в служении своем.
- Увидел дух, смятеньем обуян,
- Весь мир — в пылинке, в капле — океан.
- И, поглощенный мыслью, как китом,
- Он закружился в океане том.
- Хоть дым раздумий до неба вставал,
- Он ничего вокруг не понимал.
- В огне смятенья истребился он,
- В огонь чистейший превратился он.
- Телесно он очистился огнем,
- И новый зренья дар открылся в нем.
- Свет вечности скитальцу заблестел,
- И он себя в том городе узрел.
- В то царство он вошел, как свет во тьму,
- И подчинился целый мир ему.
- Сам стал он царством, троном и царем,
- Всевидящим и сведущим во всем.
- Он суть свою, как книгу, прочитал,
- Себя познав, он Истину познал.
* * *
- Дай, кравчий, чашу чистого вина!
- Да будет чаша царственно полна!
- Я пламя жажды духа утолю,
- Как бога, человека восхвалю!
Миниатюра из рукописи XV в.
«Смятение праведных»
ГЛАВА XXVI
ТРЕТЬЯ БЕСЕДА
О султанах
- О ты, кому, как небу, власть дана,
- Ты, чьи литавры — солнце и луна.
- Ты волен в зле сегодня и в добре,
- И солнце всей страны — в твоем шатре.
- Венец твой вознесен главой твоей,
- Престол твой утвержден стопой твоей.
- И звезды неба — горы серебра
- Для твоего монетного двора.
- Твой трон, пред коим падают цари,
- Благословляет хутбой Муштари.
- Запечатлен твой перстень на луне,
- Твой светлый щит, как солнце по весне.
- Ты — мудрый Сулейман в юдоли сей;
- Хума парит над головой твоей.
- Ты правишь там, где правил древний Джам.
- Златой фиал идет твоим перстам.
- Но ты на перстне надпись не забудь,
- Что «В справедливости — к спасенью путь»!
- Молясь, аят Корана повторяй:
- «Правитель, справедливо управляй!»
- Ты помни, что судья в твоих делах —
- Сам возвеличивший тебя аллах.
- Могучих он к ногам твоим поверг,
- И чуждый блеск перед тобой померк.
- Склоняется перед тобой народ,
- Покорно он твоих велений ждет.
- Творец миров, владыка звездных сил,
- Людей твоей деснице подчинил.
- Но сам пред ним ты немощен и слаб,
- Ты сам — его творение и раб.
- Как все, ты — прах и обречен земле.
- Как все, ты — сгусток тьмы, не свет во мгле.
- Своим рабам подобен ты во всём —
- По внешности и в существе своем.
- Но красотою речи и умом,
- Но совершенством в мастерстве любом,
- Упорством каждодневного труда,
- И честностью — со всеми и всегда;
- Но преданностью богу твоему
- И полным подчинением ему
- Ты уступаешь — не мужам святым,
- А самым низким подданным своим.
- Но все ж калам судьбы предначертал,
- Чтоб ты султаном в этом мире стал.
- Неизреченный дал тебе печать,
- И жезл, и власть — людьми повелевать.
- Ты каплей был. Но в море превратил
- Тебя живой Источник Вечных Сил.
- И в этом — воля, власть и мощь творца;
- А божью власть приемлют все сердца.
- По жребию ли тайному, — одно
- Такое счастье здесь тебе дано, —
- Ты знай: вершина мудрости земной
- В искусстве управления страной.
- Пусть для народа шах добро творит
- И за добро творца благодарит.
- Установи закон добра взамен
- Насилия — «И будешь ты блажен!»
- Да, здесь ты — царь, но царь на краткий срок…
- «Так осчастливь людей!» — сказал пророк.
- Божественных велений череда Несметна.
- Друг народу — будь всегда!
- Народ — твой сад. Будь мудрым, Садовод!
- Будь, пастырь, добрым! Стадо — твой народ.
- Пастух задремлет — волки нападут,
- Урон великий стаду нанесут.
- Забросишь сад — засохнут дерева
- И пригодятся только на дрова.
- Благоустраивай и орошай
- Свой сад! Волков от стада отгоняй!
- За то, что стадо защитишь и сад,
- Награда — урожай, приплод ягнят.
- А коль сады загубишь и стада,
- Придут к тебе тревога и беда.
- Умрешь, перед судом предстанешь ты…
- Что ты ответишь? В бездну канешь ты.
- Открой глаза и правдой озарись!
- Всю жизнь на благо подданных трудись!
- Ты благоденствуешь, а твой народ
- В невыносимых бедствиях живет.
- Но труженик, и в бездне нищеты,
- Духовно выше степенью, чем ты.
- Предстанут пред владыкою времен
- Тот, кто гнетет, и тот, кто угнетен.
- Награду угнетенный обретет,
- А на тебя проклятие падет.
- Язык того, кого ты угнетал,
- Тебе вонзится в сердце, как кинжал.
- И перед бездной содрогнешься ты,
- Как стебель, от стыда согнешься ты.
- Ты счастлив ныне, но идешь во мрак.
- В эдем пойдут гонимый и бедняк.
- Когда же все грехи твои сочтут,
- Тебя стократным мукам предадут.
- И не поможет бог беде твоей, —
- Предвечный бог — не сборщик податей.
- Иглу у нищих силою возьмешь —
- Знай: та игла тебя пронзит, как нож.
- Спеши, утешь обиженных тобой!
- Не то — сгоришь в геенне огневой.
- За всех, кого колючкой ранишь тут,
- Тебе стократно в бездне воздадут.
- И будет пламень вкруг тебя жесток
- За тех, кого хоть искрой ты обжег.
- Отнимешь нить у нищих, эта нить
- Удавом вырастет — тебя душить.
- Ты властен. Над тобою — никого.
- Но ты — палач народа твоего.
- Насильник обездоленных людей,
- Насильник ты и для души своей.
- Взгляни: ты в скверне по уши погряз!
- Беги, пока твой разум не погас,
- Уйди от зла, добром наполни мир!
- А ты, восстав от сна, бежишь на пир.
- Подобен раю, светел и высок
- Для пиршества украшенный чертог.
- Но в киноварной росписи его
- Алеет кровь народа твоего.
- Завеса, чья неслыханна цена,
- Не из парчи — из жизней соткана.
- Украшен жемчугами твой шатер, —
- Ты у народа отнял их, как вор!
- Чтоб яшму взять для арки и стены,
- Гробницы древние разорены.
- Вот на пиру садишься ты на трон.
- Фиал вином шипучим опенен.
- Там кравчие снуют — полны красы,
- Вельможи льнут к ногам твоим, как псы.
- Чтоб жажду утолить, шербет, вино —
- В стократном им количестве дано.
- Там речи — пустословие одно,
- Их верным слушать стыдно и грешно.
- Там сквернословья слышен пьяный хор,
- Там непотребства оскорбляют взор.
- Покамест день сияет над землей,
- На сборище разгульном чин такой.
- Когда ж звезда вечерняя блеснет
- И ночь страницу дня перечеркнет,
- Зажгутся свечи, но бесчинство то ж
- Идет и у тебя, и у вельмож.
- Свеча, пылая, плачет над тобой,
- И, падая, рыдает кубок твой.
- «Дай денег!» — казначею ты кричишь
- И, как петух охриплый, голосишь.
- Так целый день в тени твоих палат
- Царят разгул, и скверна, и разврат.
- Забыт завет пророка! От вина
- Толпа твоих гостей пьяным-пьяна.
- Хоть каждый тигра злобного лютей,
- Но все покорны власти пса страстей.
- Корыстью низкой души их горят,
- Они давно презрели шариат.
- Не дрогнут изнасиловать, растлить,
- Чтоб низменную похоть утолить.
- Когда же утро землю озарит,
- Чертог царя являет гнусный вид:
- Как будто рать в сраженье полегла,
- Распластаны упившихся тела.
- Уже намаз полуденный вершат,
- А в замке царь, вельможи, войско спят.
- Едва проснутся, бросятся опять
- Последнее у нищих отбирать.
- Все взыщут, не оставят ни зерна:
- Мол, пополненья требует казна!
- Казну пополнят, а ночной порой
- Опять — и шум, и гам, и пир горой.
- Когда бесчинству царь дает пример,
- Бесчинствуют вельможа и нукер.
- Вот так проходят ночи их и дни;
- О будущем не думают они.
- Пророка и халифов четверых —
- Ты вспомни, заступивший место их!
- Где у тебя закон? Где правый суд?
- К чему твои поступки приведут?
- По воле бога ты султаном стал —
- А ты народ измучил, обобрал!
- Молитва, пост завещаны тебе,
- А ты привык к веселью и гульбе.
- В самозабвенье дни твои пройдут…
- Опомнись! Вспомни: грянет грозный суд!
- И ужас смерти обоймет тебя;
- Никто в ту пору не спасет тебя.
- Не шахом, жалким прахом станешь ты.
- Как из пучины зла воспрянешь ты?
- Когда ты жизни грань перешагнешь,
- Ты знай, что там пощады не найдешь.
- Раскайся, справедливость прояви,
- Себя для жизни вечной оживи!
- Твое насилье, низость и разврат
- Земле и небу вечному претят.
- Раскайся же отныне навсегда!
- Трудись! Страшись грядущего суда!
- Хоть никакой не волен человек
- Не совершить греха за долгий век,
- Хоть совершенства полон только тот,
- Кто создал мир и многозвездный свод,
- Но ты, порой невольно оступясь,
- Раскайся, о прощении молясь.
- И коль невольно утеснил людей,
- Воздай им тут же милостью своей.
- И должен ты, как свет во тьме, светить,
- Все души справедливостью пленить.
- Как солнце, луч над миром простирай,
- И подданным своим любовь являй!
- Ту доблесть, что жила в былых царях,
- Хранит один победоносный шах!
ГЛАВА XXVII
Рассказ о султане и старухе
- В те дни, когда Победоносный шах
- С врагами царства пребывал в боях,
- Нукеров верных сотни две всего
- Сопровождали шаха своего.
- В сраженьях каждая его стрела
- Смертельной для противников была.
- Аллах возвел его на шахский трон,
- Что был его отцами утвержден.
- Когда в свою столицу он вступил,
- Он двери справедливости открыл.
- Он истребил насилие и гнет,
- Украсил город от своих щедрот.
- При нем исчезли ересь и разврат,
- И стал опорой правды шариат.
- Дабы столицу осмотреть кругом,
- Султан однажды выехал верхом.
- И некая старуха подошла
- И крепко за полу его взяла.
- «Эй, шах! — кричала, плакала она.—
- Передо мною на тебе вина!
- Ты справедлив. Так пусть же призовут
- Тебя ответчиком на правый суд!»
- А царь: «Не дрогну, жизнь тебе отдав,
- Когда твой иск но шариату прав!»
- И вот на суд к исламскому кази
- Пришли — старуха и султан Гази.
- Был весь народ смятеньем обуян,
- Когда, как подсудимый, сел султан.
- Они сидели, словно Заль и Сам,[14]
- Открытые земле и небесам.
- Старуха начала: «Когда в боях
- Сначала отступал великий шах,
- В отряд, что двинулся против него,
- Неволей взяли сына моего.
- Он кипарисом был в саду моем,
- Единственным на ниве колоском.
- Но царь убил кормильца моего…
- Мечом он в битве зарубил его!»
- Судья ей: «Для признания вины
- Мне два живых свидетеля нужны».
- Старуха молвила: «Я приведу
- Двух очевидцев правому суду».
- А царь: «Вину свою я признаю.
- Все так. Я зарубил его в бою».
- Судья сказал: «Иль кровью заплати
- За кровь, или потерю возмести!»
- Султан ответил: «Я, без дальних слов,
- По шариату жизнь отдать готов!»
- Мешок динаров золотых открыл
- И меч старухе плачущей вручил;
- Сказал: «Казною жизнь не возместить,
- И ты вольна мне голову рубить.
- В бою убил я сына твоего,
- Но жизнь тебе отдам за жизнь его!»
- Потупила старуха скорбный взгляд,
- Увидев тот прославленный булат.
- В смятении, она к ногам царя
- Упала, так сквозь слезы говоря:
- «Мой сын против тебя пошел на бой,
- Я за тебя пожертвую собой!
- Меня теперь ты с миром отпусти,
- Коль я виновна, мне вину прости!»
- Так у всего народа на глазах
- Явил святую справедливость шах.
- Старуха-мать от мести отреклась,
- От денег — ради чести — отреклась.
- Но сам султан ей сына заменил,
- Безмерно он ее обогатил.
- Своим вниманьем, как небесный Заль,
- Утешил, сколько мог, ее печаль.
* * *
- Забудь обиды жгучие свои
- Пред блеском солнца правды, Навои!
- Эй, кравчий, дай мне верности фиал,
- Чтоб верности цветник не отцветал!
- Вина мне! Выпью радостно его
- За справедливость шаха моего!
ГЛАВА XXVIII
ЧЕТВЕРТАЯ БЕСЕДА
О лицемерных шейхах
- Эй ты, обманщик, дармоед в хырке,
- Чей крик с утра мне слышен вдалеке!
- Эй, лицемер, на рубище своем
- Заплаты нашивающий кругом!
- Не деньги ли под множеством заплат
- Ты прячешь, как в народе говорят?
- По тем заплатам нитка лжи прошла,
- Твоя игла — из уса духа зла.
- Заплаты он кладет на небосвод,
- С планетами игру свою ведет.
- Зарозовеет утренний туман,
- Но это утро — призрак и обман.
- Пускай у шейха велика чалма,
- Но под чалмой — ни света, ни ума.
- Взгляни на посох шейха и скажи:
- — Сей посох — столп опорный дома лжи!
- А четки подобрал он из кусков
- С порога у ваятеля божков.
- Сосуд греха — их камень головной,
- А нить — зуннара шнур волосяной.
- Подошвы деревянные его
- Стучат, к соблазну города всего.
- Но он восходит на минбар святой,
- Тряся своей козлиной бородой.
- Пусть он козел, не страшен он ворам.
- Хоть и козел он — а ворует сам.
- Козел почтенный, если мудр и стар,
- Становится водителем отар.
- Не так ли шейх хвастливый, как козел,
- Доверчивых ведет долиной зол?
- Взгляни, как зорко, сам идя вперед,
- Козел стада на пастбища ведет…
- А шейх, тряся козлиной бородой,
- Ведет людей к геенне огневой!
- Заблудших он ведет, на свет маня;
- Но это отблеск адского огня.
- Прибежище, где царствует разврат,
- Зовется: «Храм», «Молельня», «Харабат».
- Там шейх циновку стелет. Смысл ее,
- По начертанью слова — «бу-риё».[15]
- В мечети их столбы, изгиб стены —
- Отвращены от южной стороны.
- Из храма гебров — створы их дверей,
- Михраб их — дуги женственных бровей.
- Шейх этим грешным молится бровям,
- Ему шайтан подсказывает сам.
- И, полн доверья, слушает народ
- Невежественный — все, что он поет.
- А шейх сгибает спину, словно «Нун»,
- Сидит в углу, как набожный Зуннун.
- Средь истинных суфиев — первый он.
- Его решения для них закон.
- И он своей пустою болтовней
- Увлечь людей умеет за собой.
- Одним внушает: — В угол сядь, молись! —
- Другим внушает: — В горы удались!
- Он шлет на мученичество одних
- И тешит небылицами других.
- Умеющий обманывать народ,
- Он выдумку за правду выдает.
- Себя обманывает… Для него
- Нет друга, кроме Хызра самого.
- Он в тряпке банг упрятал; и она
- От цвета банга стала зелена.
- Не потому ль кричат: «Вот Хызр идет!» —
- Что зеленью тряпье его цветет?
- Такой он — этот шейх! Его душа
- Всецело в обаянье гашиша.
- В ночи, дурманом банга обуян,
- Он видит под собой звезду Кейван.
- И кажется ему, что он достиг
- Вершин познанья — и, как бог, велик.
- Услышать най бродяги — все равно
- Что выпить вечной истины вино.
- И чем приятней песня, чем звучней,
- Тем громче сам он подпевает ей.
- Он топает не в лад, ревет, как слон,
- Не понимая — как ничтожен он.
- И, по примеру шейха своего,
- Суфии кружатся вокруг него.
- Несутся вихри ликов неземных
- В расстроенном воображенье их.
- И все они, как их беспутный пир.
- И пляска, что ни день, у них, и пир.
- В самозабвенье кружатся они;
- Ты их с ночною мошкарой сравни —
- В самозабвении, в глухой ночи
- Кружащейся вокруг твоей свечи.
- Круженье, вопли тех «мужей святых»,
- Их исступленье, обмороки их
- У них зовутся «поиском пути»,
- Дабы «в забвенье истину найти».
- Но в них пылает пламя адской лжи.
- Ты с их ученьем, верный, не дружи.
- Они всю ночь не устают плясать, —
- Да так, что поутру не могут встать.
- Но вожделенье в них одно и то ж:
- Привлечь к себе внимание вельмож,
- Чтоб сам вазир верховный поглядел —
- Насколько в «Вере» круг их преуспел,
- И убедился в набожности их,
- И счел бы их за подлинно святых;
- И всех бы их от бедствий защитил
- И щедрою рукой обогатил;
- Чтоб щит страны — султан великий сам,
- Молясь о них, к предвечным пал стопам,
- Чтоб шейха лицемерного того
- Возвысил, стал мюридом у него;
- Чтоб для него казну он расточил,
- Чтоб землю шейх в подарок получил.
- А ты на ненасытность их взгляни,
- Когда обогатятся все они.
- Увидишь: суть их — низменная страсть:
- Разбогатеть; а там — пускай пропасть.
- Вот для чего им хитрость и обман:
- Их цель — богатство, власть, высокий сан.
- Так пусть о них всю правду знает свет:
- Обманщиков подлее в мире нет!
- Их внешность благовидна и свята,
- Но души их — отхожие места.
- Любой из них — пристрастий низкий раб:
- Любой из них пред нечистью ослаб.
- Снаружи — перья ангелов блестят,
- Внутри их — дивы и бездонный ад.
- Пусть веет мускусом от их рубах,
- Но в их сердцах — смятение и страх.
- Динар фальшивый позлащен извне,
- Но золото очистится в огне.
- Ну, а для этих, правду говоря,
- Огонь гееннский раздувают зря.
- Никто бы вечно жить в огне не мог,
- От них же сам огонь бы изнемог.
- Людей различных порождает мир:
- Святыня этим — кыбла, тем — Кумир.
- Сожженья недостойные, они,
- Не веря в жизнь, проводят жизнь одни…
- Свет истины! Дорогу освети,
- И мир, и жизнь, и душу возврати
- Тем искренним, чей путь прямой суров,
- Отрекшимся от блага двух миров,
- Труждающимся, страждущим в тиши,
- Чтоб не погас живой огонь души;
- Тем, что в огне сожгли свою хырку
- И не злоумышляли на веку;
- Которым ни мечеть, ни майхана,
- Ни Кааба святая не нужна!
- Все ведают они! Но в их глазах
- Вселенная — соломинка и прах.
- Настанет день — и мирозданья сень
- В небытии исчезнет, словно тень.
- Им эта мысль сердца не тяготит,
- Живая мысль их зеркалом блестит.
- В том зеркале горит желанье их,
- Любимой лик — и с ней слиянье их.
- Той мысли земнородным не вместить,
- Лишь грань той мысли в сердце может жить.
- И в каждой грани — вечно молодой
- Лик отражен красавицы одной.
- И ты в какую грань ни бросишь взгляд,
- Везде глаза волшебные глядят.
- Везде глаза прекрасные того,
- Кто смысл и суть живущего всего.
- И те, кто видел это, лишь они —
- Суфии подлинные в наши дни.
- Они несут свой путеводный свет,
- Всем заблудившимся в долине бед.
- Они, как Хызр, отставшего найдут
- В пустыне и к кочевью приведут.
- По зоркости вниманья своего
- Они — как братья Хызра самого.
- Под их дыханьем даже Хызр святой
- Нам кажется зеленою травой.
- Источник вечной жизни Хызр найдет
- В слезах, что по ланитам их течет.
- Пыль их сандалий зренье исцелит,
- Их слово камень в злато превратит.
- Пред гневом их бессилен небосвод
- И круг планет, что род людской гнетет.
- В их цветнике всегда цветет весна,
- Как два листка, там солнце и луна.
- Они — в пути, и пот на лицах их
- Непостижимее глубин морских.
- Как многозначно содержанье слов
- В благословенном строе их стихов!
- Суфий сидит в углу — чуть виден сам,
- А ходит по высоким небесам.
- В иклимах мира их путей черта
- От всякой ложной мудрости чиста.
- На светлом том пути — ристанье их,
- В делах и мыслях — состязанье их.
- Их ночи жаркою мольбой полны,
- Чтоб сонмы верных были спасены.
- Путем пророка следуют они,
- Его лишь волю ведают они.
- Слезами веры путь свой орося,
- Они идут — награды не прося.
- Под бурей не сгибаются они,
- В беде не содрогаются они.
- Смиренны, без надежды на эдем,
- Лишь к истине стремятся сердцем всем.
- Любовь их только к истине одной.
- Нет во вселенной истины иной.
- О ищущий жемчужину любви,
- О ней к глубинам вечным воззови!
ГЛАВА XXX
ПЯТАЯ БЕСЕДА
О щедрости
ГЛАВА XXXI
Рассказ о Хатаме Тайском
- Спросил Хатама некий человек:
- «О славный муж, я прожил долгий век,
- Но кто же равного тебе найдет,
- С тех пор как ты простер ладонь щедрот!»
- Ответил: «Я под сень шатров моих
- Созвал однажды всех людей степных.
- Чтоб изобильна трапеза была,
- Барашков я зарезал без числа.
- На том пиру мне душно стало вдруг.
- Я вышел в степь, гостей покинув круг.
- И на тропе глухой, среди песков,
- Увидел старика с вязанкой дров.
- Под этой тяжестью сгибался он,
- Кряхтя, на посох опирался он.
- Вся хижина телесная его
- Шаталася от бремени того.
- Так, что ни шаг, он тяжело вздыхал
- И, останавливаясь, отдыхал.
- Я был взволнован видом этих мук
- И ласково сказал ему: «О друг,
- Твой непосилен груз! Тебя язвит
- Колючек ноша, как гора обид,
- Ты — житель степи — видно, не слыхал,
- Что здесь у вас Хатам с шатрами стал,
- Что он, дабы в сердцах посеять мир,
- Всех, злых и добрых, звать велел на пир?
- Сбрось ты колючек ношу с плеч долой!
- В цветник добра, на пир идем со мной!»
- Мое волненье увидал бедняк;
- Он улыбнулся мне и молвил так:
- «Цепями алчности окован ты,
- На шее у тебя — петля тщеты.
- На башню благородства никогда
- Не вступишь ты — не знающий труда.
- Поверь: мой тяжкий труд не тяжелей,
- Чем иго благодарности твоей.
- И лучше мне трудом дирхем добыть,
- Чем от Хатама стадо получить!»
- И не сказал в ответ я ничего,
- Склонясь перед величием его».
* * *
- О Навои! Будь сердцем щедр во всем, —
- Да будет сам Хатам твоим рабом!
- Дай чашу, кравчий, щедро нам служи,
- Пример Хатаму Тая покажи!
- Мы бедны. Не на что купить вино,
- Тебе лишь море щедрости дано!
ГЛАВА XXXII
ШЕСТАЯ БЕСЕДА
О благопристойности
ГЛАВА XXXIII
Рассказ о стыдливости Ануширвана[16] - В дни юности своей Ануширван
- Любовным был недугом обуян.
- Он от любви своей изнемогал,
- Но в тайне ото всех ее держал.
- И, мукою великой истомлен,
- Свиданья, наконец, добился он.
- В дворцовом цветнике, в тени ветвей,
- Он встретился с возлюбленной своей.
- И руку он к любви своей простер;
- Но, видя, что глядит она в упор,
- Он прочь отдернул руку, устыдясь.
- Она спросила: «Что с тобою, князь?
- Ты руку протянул и прочь убрал?»
- И так Ануширван ей отвечал:
- «Не суждено мне счастье в этот час,
- Огонь мой пред нарциссами погас!»
- Вот так не перешла своей черты
- Стыдливость юношеской чистоты.
- Нарциссы глаз своих склонил в слезах,
- Ушел, и от любви отрекся шах.
- Иной огонь светил уму его.
- И по величью духа своего
- Владыкой он непобедимым стал,
- Мир справедливостью завоевал.
* * *
- О Навои, все души страсть влечет,
- Но чистота — величия оплот.
- Эй, кравчий! Скромно кубок наполняй,
- Девятикратно кланяясь, подай!
- Чтоб сам тебе я молвил: «Друг, испей!»
- Вина уронишь каплю — не жалей!
- За каплю девять чаш я выпить рад,
- Прольешь — я выпью тридцать чаш подряд.
ГЛАВА XXXIV
СЕДЬМАЯ БЕСЕДА
О воздержанности
ГЛАВА XXXV
Рассказ о юношах — нетребовательном и алчном
- От бедности два друга в старину
- Пошли пешком из Фарса в Чин-страну.
- Один смиренно гнет судьбы терпел,
- Другой богатства, почестей хотел.
- И вот на некий горный перевал
- Взошли они. И камень им предстал
- Утопленный в земле; а над землей
- Он высился обтесанной плитой.
- И надпись, врубленную долотом,
- Увидели они на камне том:
- «Кто б ни пришел когда-нибудь сюда,
- Пусть, не жалея силы и труда,
- Подроет камень и перевернет.
- На нем он указание прочтет,
- Что есть вблизи забытый харабат,
- И там, среди руин, закопан клад.
- А кто меня, не тронув, обойдет —
- Богатство в бескорыстье обретет!»
- И взволновался алчный, не тая,
- Как в нем свирепа жадности змея.
- Стал рыть он землю, руки в ход пошли,
- Чтоб выворотить камень из земли.
- А бескорыстный молвил: «Никогда
- Такого я не начал бы труда!
- Не лучше ли, чем душу изнурять,
- Своим душевным кладом обладать?
- А если бог захочет одарить,
- Он может скалы в щебень сокрушить!»
- Так он сказал и путь свой продолжал,
- А на рассвете город увидал.
- Открылись створы городских ворот,
- И он вошел под их высокий свод.
- Когда ж вошел в ворота, вкруг него
- Столпились люди города того.
- А в той стране обычай бытовал:
- Когда глава державы умирал,
- С утра к воротам выходил народ;
- И первого, кто в город их войдет,
- Они венчали золотым венцом
- И над собою ставили царем.
- Вот так в цари скитальца, бедняка,
- Избрали горожане и войска.
- А спутник, лютой жадностью объят,
- Рыл землю, чтобы найти желанный клад.
- И наконец, смертельно изнурен,
- Ту глыбу камня выворотил он.
- И прочитал: «Кто за мечтой идет
- Несбыточной, тот — в бездну упадет».
- Так бескорыстный странник стал царем,
- Корыстный же остался бедняком.
* * *
- О Навои, корысти устыдись,
- Добром последним с бедным поделись.
- Эй, кравчий мой! Я жаден лишь к вину,
- Оно смывает алчность, как вину.
- Я выпью, чтоб на жизненном пути
- Престол в стране смиренья обрести!
ГЛАВА XXXVI
ВОСЬМАЯ БЕСЕДА
О верности
ГЛАВА XXXVII
Рассказ о двух влюбленных
- Слыхал я: четырех улусов хан,
- Эмир Тимур, великий Гураган,
- Повел войска железною рукой,
- И, в Хинд войдя, жестокий принял бой.
- Удачи неизменная звезда
- Ему дала победу, как всегда.
- А чтобы не могли враги восстать,
- Велел он всех индийцев убивать.
- И там он столько жизней погубил,
- Что кровь убитых потекла, как Нил.
- Отрубленные головы горой
- Лежали над кровавою рекой.
- Там не было пощады никому,
- Настала смерть живущему всему.
- Шел некий воин — весь окровавлен,
- И двух влюбленных бедных встретил он,
- Готовых вместе молча смерть принять;
- Им негде скрыться, некуда бежать.
- Убийца-воин обнажил свой меч,
- Чтобы мужчине голову отсечь.
- Но заслонила женщина его
- И так молила воина того:
- «Ты хочешь голову? — мою руби,
- Но пощади его и не губи!»
- Убийца-воин повернулся к ней,
- А друг ее вскричал: «Меня убей!»
- И вновь убийца двинулся к нему,
- И вновь предстала женщина ему.
- Тот со стальными пальцами барлас
- Разгневался: «Убью обоих вас!»
- Занес он меч над жертвою своей,
- А женщина кричит: «Меня убей!»
- Мужчина же: «Меня убей сперва,
- Чтоб лишний миг она была жива!»
- Так спорили они наперебой,
- Под меч его склоняясь головой.
- Угрюмый воин медлил. Между тем
- В толпе раздался крик: «Пощада всем!»
- Спешил глашатай войску возвестить,
- Что царь велел убийства прекратить.
- За жертвенность, быть может, тех двоих
- Рок пощадил оставшихся в живых.
* * *
- О Навои, и ты любви своей
- Пожертвуй всем, души не пожалей!
- Дай чашу, кравчий, если ты мне друг
- И в чистой радости, и в море мук.
- Я задыхаюсь, мне исхода нет.
- Врачуй! Исполни верности обет!
ГЛАВА XXXVIII
ДЕВЯТАЯ БЕСЕДА
О пламени любви
- Когда прекрасный жизненный восход
- Нас напоит вином своих щедрот,
- Веленьем вечной мудрости дыша,
- Как сад Ирема, расцветет душа.
- Скажи: не сад, что насадил Ирем,
- А гурий обиталище — эдем.
- Там птицы в яркой зелени ветвей
- Рассказывают сотни повестей.
- В чудесном том саду цветок любой
- Сияет, блещет полною луной.
- Там цвет необлетающий горит,
- Как лепестки блистающих ланит.
- Растет самшит вечнозеленый там,
- Как стан прекрасный — юношески прям.
- Там — завитки сунбула и лилей
- Подобны кольцам мускусных кудрей.
- А вертограда несказанный лик —
- Не солнца ль ослепительный родник?
- Прекрасен лик! И зной и влага в нем.
- Схож подбородок с водным пузырем.
- Нарциссы глаз берут сердца в полон,
- Зовут уста — смеющийся бутон.
- Листва в движенье, как лицо, живет,
- На ней роса — благоуханный пот.
- Подобной красоте сравненья нет,
- Предела чувству изумленья нет.
- Но сквозь нее провижу я черты
- Непостижимой, высшей красоты.
- Весною ранней в сень родных ветвей
- Из-за морей вернулся соловей:
- И розу новую он увидал,
- И, захлебнувшись страстью, зарыдал.
- Все ярче блещет розовый цветок,
- Как разгорающийся огонек.
- Огонь горит в сердечной глубине,
- А соловей сгорает в том огне.
- Все глубже чары розы; все сильней
- Печаль певца, гремящего над ней…
- Когда рассвет над миром засиял,
- Так соловей защелкал, засвистал,
- Такой он поднял звон, и гром, и крик,
- Что зашумел, проснулся весь цветник.
- Когда сгоришь, поймешь ты, может быть,
- Что значит быть любимым и любить.
- Любовь смятенья смерч несет уму,
- И чужд влюбленный сущему всему.
- А кудри несказанной красоты
- Арканами крутыми завиты.
- Живой огонь любви с пожаром схож;
- Всю землю охватил его грабеж.
- Огонь бушующий неукротим;
- Все небо — дым и искры перед ним.
- И пери с неба падают без сил,
- Как мотыльки, спаливши перья крыл.
- И разума чело омрачено,
- Дыхание рыданьем стеснено.
- Из-за любви, чья власть сильней судьбы,
- Черны одежды светлой Каабы.
- Вином любовным Будда опьянен,
- Прекрасный лик румянцем озарен.
- Лист за листом — любовь Коран сожгла,
- В костер его подставку унесла;
- Она святую Веру в плен ведет,
- Мечеть во власть неверным отдает.
- На пса напяливает тайласан,
- Где шит по шелку золотом тюльпан.
- Она велит: «Святой Инжил читай,[17]
- Кумир гранитный Буддой почитай!»
- Она в мечети продает вино,
- В михраб молящимся несет вино.
- Она огни, как розы в цветнике,
- Ночами зажигает в погребке.
- Сады не знают — как они цветут,
- Кувшин не знает — что в него нальют.
- Шипами роз душа уязвлена,
- Опьянена дыханием вина.
- Из-за любви пути ума темны,
- Противоречий спутанных полны.
- Невежество над знаньем восстает
- И как безумца в даль степей зовет.
- Огонь любви безумной… разум твой
- Сгорает в нем соломинкой сухой.
- А сердце! — как в печи плавильной, в нем
- Любовь горит бушующим огнем.
- Но сердце, где огонь любви возник,
- Бесценно, как рубиновый рудник.
- А если нет любви — зачем она,
- Вселенная? Зачем и жизнь нужна?
- Любовь — душа души, она чиста,
- А без нее мертва и красота.
- Любовь — волшебный камень. Шах времен
- В невзрачную кочевницу влюблен.
- Любовь — алмаз; а сердца твоего
- Вместилище — шкатулка для него.
- Ты сердце зодиаком назови,
- Когда, как солнце, ярок свет любви…
- Не солнце, а пылающий огонь,
- Живой, всепожирающий огонь!
- Телесный строй — надежный, словно дом,
- Испепеляется ее огнем.
- Страсть красота рождает. Так в ночи
- Горит костер от огонька свечи.
- Сколь ни желанна красотой своей
- Любимая, огонь любви сильней.
- Так в горле соловья тоска звонка,
- Что превосходит силу чар цветка.
- Костер дымит, но ты его разрой —
- И к небу вихрь взовьется огневой…
- Когда огонь великий налетит,
- Не только жизнь — он целый мир спалит.
- Смягчается жестокий ум тогда,
- Как в горне расплавляется руда.
- Аскетов сонм смятеньем обуян,
- Как вспыхнувший от молнии саман.
- Та сила так сильна, что слон пред ней,
- Как под ногой слоновьей — муравей.
- Кто скажет: «Я влюблен!» — не верь ему.
- Не каждый верен чувству своему.
- Кто ищет только внешней красоты,
- Томим тоской душевной пустоты,
- В нем огонек и брезжит, может быть, —
- Но на свече булат не размягчить.
- В нем горя нет. Но так он лгать привык,
- Что — как от горя — рвет свой воротник.
- Его дела и видимость — обман;
- Лицом он — ангел, а душой — шайтан.
- Он — светоч верности; но посмотри —
- Какую мерзость он таит внутри.
- Он у любимой требует всего,
- Дабы алчба насытилась его.
- Великой жертвы требуя, он рад
- Дождю им не заслуженных наград.
- Святую плоть — благоуханней роз —
- Он восхваляет — искренне, до слез.
- Его письмо — украшен и цветист,
- Но полон подлой ложью каждый лист.
- Как фонаря волшебного стекло,
- Он чист; а за стеклом — обман и зло.
- Когда б подобный лжевлюбленный мог
- Мне встретиться — его б я вживе сжег!
- Нет, истинно влюбленный — лишь такой,
- Кто чист очами, речью и душой,
- Сгорающий в огне сверх бытия
- И, все познав, отрекшийся от «я».
- Он боль скрывает, но поблекший лик
- Лишь слезы омывают, как арык.
- Он исхудал, как нитка, он больной;
- Суставы, как узлы, на нитке той.
- Он на плечах костлявых сто скорбей
- Влачит — вьюков верблюжьих тяжелей.
- Как в слове «дард» согнулась буква «даль»,[18]
- Согбенный болью, он плетется вдаль;
- И язв не счесть на теле у него,
- Как звезд не счесть у неба самого.
- Его порывистый горящий вздох
- Рождает в небесах переполох.
- Оборванные — в тысяче заплат —
- Его рубаха и его халат.
- Он однолюб и славы чужд земной,
- Душой стремится он к любви одной.
- Он, сердцем чужд навек иных забот,
- Речений праздных не произнесет.
- И, в изумленье, созерцает он
- Одну, чьим взглядом дух его пронзен.
- Взгляни: то не слеза — рубин горит
- На желтизне его худых ланит.
- Куда б ни глянул — вдаль иль в высоту,—
- Везде одну он видит красоту.
- Любуясь блеском образа того,
- Себя он забывает самого.
- Лишь искренне влюбленному дано
- Блаженного познания вино.
- Лишь тот самозабвенно опьянен,
- Кто красотою вечною пленен.
- Не будь отшельником, в миру живи,
- Но не гаси в себе огня любви!
- Пусть в том огне душа горит всегда,
- Пусть тот огонь не гаснет никогда!
- Быть может, здравомыслящих собор
- Ему суровый выскажет укор,
- Блаженства райские начнет сулить,
- Чтоб жар безумья в сердце остудить,
- И вот он их послушает… А там
- Пойдет черед молитвам и постам.
- Начнет он раны сердца врачевать,
- Обломки стрел из плоти вырывать.
- И птицу тела, словно западней,
- Накроет он суфийскою хыркой.
- Но в том затворе истомится он,
- И на свободу устремится он.
- И садом, что цветеньем обуян,
- На загородный выйдет он майдан.
- Нарядных всадников увидит строй
- За конным состязаньем иль игрой.
- Увидит скачущую на коне
- Красавицу, подобную весне.
- Огнем вина пылает цвет ланит,
- Султаном роза на чалме горит.
- Сравни с пожаром эту красоту,
- Или — с гранатной веткою в цвету.
- Как страж индийский — родника у ней,
- Глаза бездонной пропасти черней.
- А брови — словно лунных два серпа;
- Увидев их, теряет ум толпа.
- То два убийцы — скажешь ты — сошлись.
- На злое дело вместе собрались.
- А над бровями родинки пятно —
- Над буквой «нун» укропное зерно.
- Спадают кудри черною волной,
- Подобные кольчуге боевой.
- А уши — тюркский воин на коне
- Красуется в блистающей броне.
- Глаза, где обольщенье и обман,
- Сжигают благочестия хирман.
- И не от дыма ль огненных зениц
- Черней сурьмы густая сень ресниц.
- От этого огня, от этой тьмы
- Вселенная одета в цвет сурьмы.
- На розовых щеках сверкает пот,
- Как амбровые капли вечных вод.
- Сквозит пушок над верхнею губой,
- Как травка над рекой воды живой.
- Цветастым шелком стан высокий скрыт,
- Как вьющимися розами самшит.
- И как струя небесного огня,
- Как молния — полет ее коня.
- Она сама, как солнце на коне,
- Блистающее в синей вышине.
- Парчовый заткнут за пояс кафтан,
- Цветут шальвары, как цветок савсан.
- Сверкает радугой узор платка,
- А покрывало легче лепестка.
- Цветок багряный на чалме горит,
- Цветок тюльпана к тополю привит.
- Вот чар волшебных сила, о душа!
- Вот он — цветник Халила, о душа!
- Творенье неба лучшее — она
- Непобедимой нежностью сильна.
- Суровый содрогнется человек,
- Когда она вблизи стремит свой бег.
- Когда проскачет конь ее, пыля,
- Пред нею рухнут небо и земля.
- Где, словно див, ее промчится конь,
- Объемлет души ангелов огонь.
- Скажи: она — убийца на коне,
- Но сеет смерть не по своей вине.
- Муж разума Зуннун и сам Шибли [19]
- От красоты ее с ума сошли.
- И плачет вера над безумьем их;
- Печаль в пещерах, в ханаках святых.
- И тот, чей дух — незыблемый утес,
- Ее увидев, льет потоки слез.
- Молитва, ясный разум — свет всего
- Значение теряют для него.
- Огонь любви невежду не страшит,
- Но тот блажен, кто видит и горит.
- Вся грязь уничтожается в огне,
- А злато очищается в огне.
- И тот счастливым будет в двух мирах,
- Кому перед огнем неведом страх.
Миниатюра из рукописи XV в.
«Смятение праведных».
ГЛАВА XL
ДЕСЯТАЯ БЕСЕДА
О правдивости
- Тот, кто правдив, не думает о том,
- Что древний свод идет кривым путем.
- Ведь не помеха мчащейся стреле
- Бугры и буераки на земле.
- Ум направляет к цели — по прямой.
- От цели отдаляет путь кривой.
- Высокого познания мужам
- Любезен звонкий най за то, что прям.
- А чангу крутят каждый раз колки,
- Чтоб струны были прямы и звонки.
- Копье достойно богатырских рук;
- Веревкой вяжут караванный вьюк.
- Свеча высоко на пиру горит,
- Сердца гостей сияньем веселит.
- А по кривой летая, мотылек
- Попал в огонь и крылышки обжег.
- Прям кипарис и к небу устремлен,
- И никогда не увядает он.
- А гиацинт деревья обвивал,
- И почернел под осень, и увял.
- Пряма на таре звонкая струна;
- А лопнет — в кольца скрутится она.
- Коль по линейке строки пишешь ты,
- Калам не отойдет от прямоты.
- А коль наставишь точки, как пришлось,
- Вся рукопись пойдет и вкривь и вкось.
- В сияние одетая душа —
- Как ни была бы пери хороша,
- Хотя б красавицы вселенной всей
- Склонялись, как служанки перед ней,
- Хотя б огнем ланит, венцом чела
- Она весь мир испепелить могла, —
- Но коль живой сердечной прямоты
- В ней нет, то ею не прельстишься ты;
- Она прямыми стрелами ресниц
- Не поразит и не повергнет ниц.
- И не привяжется душою к ней
- Никто из чистых искренних людей.
- Коль верные михраб не возведут,
- Намазы их напрасно пропадут.
- Будь благороден, пишущий! Пиши
- Правдиво перед зеркалом души.
- Тот прям душой, чей правду видит взор;
- Рукою гибкой обладает вор.
- Когда же явным станет воровство,
- Палач отрежет кисть руки его.
- В косых глазах, так говорит молва, —
- Одно явленье видится, как два.
- А в вечном и едином видеть двух
- Есть многобожие; запомни, друг!
- Был непостижный дар всезнанья дан
- Великому, чье имя Сулейман.
- Царь Сулейман — владыка и пророк —
- Наполнил славой Запад и Восток.
- В песках, где даже коршун не живет,
- Он словом воздвигал дворцовый свод;
- На облаках ковер свой расстилал,
- В походе ветер, как коня, седлал;
- Заставил дивов, пери, свет и тьму
- Повиноваться перстню своему.
- Была на перстне надпись; смысл ее:
- «В правдивости — спасение твое!»
- Живет в наш век султан, хакан времен, —
- Нет, не хакан, а Сулейман времен;
- Тот, чей престол вздымается в зенит,
- Чьим блеском затмевается зенит.
- Ему отважных преданы сердца;
- Как небо в звездах — свод его дворца.
- Джемшида он величием пышней,
- Войсками Искандара он сильней.
- Он близ Хурмуза ставит ратный стан,
- Там, где когда-то правил Сулейман.
- По вечной воле разума времен,
- Как Сулейман, он перстнем одарен.
- Тот перстень сила звезд ему дала,
- Чтоб совершать великие дела.
- Не лал бесценный славен в перстне том,
- А надпись на окружье золотом.
- Я изумился, прочитав ее:
- «В правдивости — спасение твое!»
- Пусть этот перстень мощи не дает,
- Владелец перстня мощь в себе найдет.
- И каждый будет жизнь отдать счастлив
- Владыке, что к народу справедлив.
- Правдивость — сущность истинных людей;
- Два главных свойства различимы в ней.
- Вот первое: не только на словах,
- Правдивым будь и в мыслях и в делах.
- Второе: сожалей о мире лжи,
- Но правду вслух бестрепетно скажи.
- И оба свойства эти хороши,
- И оба — знак величия души…
- О, если б каждый лживый человек
- Поменьше лгал! — Но не таков наш век…
- Так мыслит в наше время целый свет,
- Что слово правды хуже всяких бед!
- Там, где ты ищешь правды, прямоты,
- Лжи закоснелой вижу я черты.
- «Страной неверных» дальний Чин зовут,
- Но верность и правдивость там живут.
- Хоть правда от природы всем дана,
- Но всем потом не по сердцу она.
- Где сердце ты правдивое найдешь
- Средь изолгавшихся, чья правда — ложь?
- И кто правдив сегодня — о, как он
- Гоненьем и нуждою угнетен!
- Взгляни на время! Видишь, как оно
- В движении своем искривлено.
- Как циркуль движутся пути светил,
- Но циркуль тот «прямой» не начертил.
- Правдивым — слава! Но у них всегда
- С коловращеньем времени — вражда.
- Калам писца стезей спешит прямой,
- И платится за это головой.
- Был прям «Алиф», но в плен его взяло
- Петлею начертание «Бало».[20]
- Веревка прямо, как струна, в шатрах
- Натянута; но вся она — в узлах.
- По линии прямой — метеорит
- Летит к земле; и, падая, горит.
- Свиваясь в кольца, древняя змея
- Над кладом дремлет, яд в зубах тая.
- Чарует сердце новая луна,
- Хоть, словно серп, она искривлена.
- А сколько завитков вокруг чела
- Накручивают, чтоб чалма была?
- Нет, нет! Не то хотел сказать я вам, —
- Видать, ошибся быстрый мой калам!
- Над нами искривлен небесный свод,
- Но в правде сердца истина живет.
- Свеча сгорает, изливая свет,
- И для свечи отрады большей нет.
- А яркий росчерк молнии кривой
- Блеснет — и поглощается землей.
- Садовник, чьи орудья — шнур и взгляд,
- Кустарник дикий превращает в сад.
- Когда широкозубой бороной
- Не заскородишь пашни поливной,
- Напрасно будешь землю поливать,
- Напрасно будешь урожая ждать.
- И зеркала поверхность — чем ровней,
- Тем отраженье в зеркале верней,
- Тем ярче в нем сиянье красоты
- И резче безобразия черты.
- Так солнца диск в озерах отражен,
- А кривизною зыби — искажен.
- Когда ты по невежеству солжешь,
- То, может быть, — не в счет такая ложь.
- Но тот — неверный, не мужчина тот,
- Кто делом лжи, как ремеслом, живет.
- И сколько бы ни ухитрялся он,
- В конце концов он будет обличен.
- И если он обманет весь народ,
- То все же от возмездья не уйдет.
- Хоть целый век обманывай глупцов,
- Но выдаст ложь себя — в конце концов.
- Рассвет вещает наступленье дня,
- Обманчив яркий блеск его огня.
- Фальшивыми монетами платеж
- Подсуден. Что же не подсудна ложь?
- Ты в злобе клялся ложно, может быть,
- Но ложь свою ты можешь искупить.
- Тому, кто средь людей слывет лжецом,
- Народ не верит никогда, ни в чем.
- И если правду будет говорить,
- Он никого не сможет убедить.
- Обманщик он! — трубит о нем молва,
- Ему не верьте! Ложь — его слова!
- В народе имя доброе навек
- Утратит, изолгавшись, человек.
- Коль правда весь народ не убедит,
- Ложь эту поросль правды заглушит.
- Когда не можешь правды ты сказать —
- Молчи, терпи и жди, но бойся лгать.
ГЛАВА XLI
Рассказ о птице — лгуне-тураче
- Жил у подножья гор, в лесу большом
- Могучий лев, с небесным схожий львом.
- Но, не страшась в округе никого,
- Боялся он за львенка своего.
- Все муравейники он разорил,
- Чтоб муравей дитя не укусил.
- Испытывая постоянный страх,
- Таскал повсюду львенка он в зубах.
- Жил там один турач, гласит молва;
- Он пуще коршуна боялся льва.
- Лев проходил, детеныша держа.
- Турач, от страха смертного дрожа,
- Вдруг перед носом льва взлетал, крича.
- А лев пугался крика турача.
- На миг сильней он челюсти сжимал,
- Чтобы в беду детеныш не попал;
- И сам, не рассчитавши страшных сил,
- Невольно львенку раны наносил.
- От этого душой терзался лев,
- Вернее — просто убивался лев.
- И чтоб конец несчастью положить,
- Он с этим турачом решил дружить.
- Сказал: «Не причиню тебе вреда!
- Так поклянемся в дружбе навсегда.
- Ты всякий страх забудь передо мной,
- Сиди себе в своих кустах и пой.
- Я здесь среди зверей слыву царем,
- А ты придворным будь моим певцом.
- Мне убивать тебя корысти нет,
- Сам знаешь — бык мне нужен на обед.
- Враги твои — охотники одни;
- И ты остерегайся западни.
- Но если в сеть ловца ты попадешь —
- То знай: во мне спасителя найдешь.
- Твой крик услышав, я примчусь бегом
- И вмиг с твоим разделаюсь врагом.
- Вот этой страшной лапою моей
- Спасу тебя от вражеских сетей!»
- Так лев могучий мягко говорил,
- Что сердце турача обворожил.
- Вот лев и птица в дружбе поклялись
- И впрямь, как братья кровные, сошлись.
- Где лев свирепый в полдень отдыхал,
- Туда турач без страха прилетал.
- И даже, шла о нем в лесу молва,
- Садился смело он на гриву льва,
- Как птица легендарная Анка
- На гребень царственного шишака.
- Порой — «На помощь!» — в шутку он кричал;
- За это лев сердился и ворчал:
- «Эй, друг, не лги, со мною не шути!
- Ложь до добра не может довести».
- Но турачу понравилась игра.
- «На помощь!» — он в кустах кричал с утра,
- А лев устал его увещевать,
- Не стал на крик вниманья обращать.
- Так жил шутник до рокового дня,
- Когда его поймала западня.
- Беспечно начал он зерно клевать
- И в сеть попал, а сеть не разорвать.
- Он закричал: «На помощь, — друг, скорей!
- Один я тут не вырвусь из сетей!»
- Спросонья лев подумал: «Снова крик…
- Какой обманщик! Экий озорник!
- Сто раз напрасно он меня пугал,
- Сто раз его спасать я прибегал.
- Сто раз обман устроивши такой,
- Он только потешался надо мной!..»
- О помощи не докричался лжец —
- Попал в беду, настал ему конец.
- Тому, кто никогда нигде не лжет,
- Без спора верит на слово народ.
* * *
- Будь, Навои, прямым в своих речах,
- Будь искренним в напевах и стихах!
- О кравчий, дай отрадный мне фиал,
- Чтоб выпил я — и льву подобен стал!
- Пускай пирушку озарит свеча!
- Пускай дадут кебаб из турача!
ГЛАВА XLII
ОДИННАДЦАТАЯ БЕСЕДА
О возвышенности звезд на небе знаний
ГЛАВА XLIII
Рассказ о встрече имама Фахра Рази и султана Мухаммада Хорезм-шаха в бане
- Познания взыскующих притин,
- Имам всех верных в мире Фахраддин
- В Хорезме свой шатер установил,
- Но Хорезм-шах его не посетил;
- Мол — как живешь? Не надо ли чего?
- И Фахраддин не посетил его.
- Шах устыдился, встречи стал искать,
- Имам не захотел его принять.
- И не могли их люди помирить,
- Завесу отчужденья приоткрыть.
- Имам великий в баню раз пошел;
- Шах в ту же баню в тот же час пошел.
- И там — в пару, в горячих облаках,
- Ученого спросил хорезмский шах:
- «О мудрый муж — прославленный везде,
- Скажи — что нас на Страшном ждет суде?
- Кому, какие муки суждены
- Там — на путях загробной стороны?»
- Уместно — в бане — задал шах вопрос.
- И так имам ответно произнес:
- «Ты знать хотел, что там — за гранью тьмы?
- Так знай: все там, как в бане, будем мы.
- Там нищий и султан, во всем равны,
- Предстанут пред судом — обнажены.
- Ты голым в баню Страшного суда
- Войдешь, венец оставив навсегда.
- А я на грань судилища того
- Вступлю в сиянье знанья своего.
- Ты здесь могуч и самовластен был,
- Ты будущего сам себя лишил!»
* * *
- О Навои, познанием живи,
- В деяньях знание осуществи!
- Эй, кравчий, дай вина познанья нам,
- Чтобы молитву позабыл имам!
- А пьющим то вино — как дольний прах
- И золотой Хорезм, и Хорезм-шах!
ГЛАВА XLIV
ДВЕНАДЦАТАЯ БЕСЕДА
О людях Калама
ГЛАВА XLV
О том, как возвеличился Якут благодаря своему прекрасному почерку, высокому искусству калама и кисти
- На ветке сада бренности живой
- Был в Сухраварде славен шейх святой.
- Он дива вожделений истребил,
- В зените истины кометой был.
- Раз во дворец халифа шейх пришел,
- Как милость вечного в долину зол.
- И как Хиджас пред Меккой, перед ним
- Державный преклонился Мутасим.[21]
- На трон пришельца усадил халиф
- И рядом сел, беседой с ним счастлив.
- Ларец один, в нем — пара жемчугов,
- Как две звезды в созвездье Близнецов.
- Шейх говорил, что путь наш — тарикат.
- Халиф ему внимал, потупя взгляд.
- И слушали, дыханье затая,
- Придворные, царевичи, князья.
- Окинул взглядом шейх огромный зал
- И вдруг — в толпе Якута увидал.
- И он, стремительно покинув трон,
- Якуту отдал поясной поклон.
- Халиф сказал: «Посмею ли спросить,
- Я сам тебе по-рабски рад служить;
- За что же честь ему! Кто он такой,
- Что ты пред ним склонился головой?»
- Ответил шейх: «Он, средь людей дворца,
- Единственный — по милости творца.
- Ты сам отличья выше дать не мог
- Той степени, что дал ему сам бог!
- Искусством переписывать Коран
- Он славится до отдаленных стран.
- И с ним никто в искусстве не сравним,
- Вот почему склонился я пред ним».
- Халиф был несказанно изумлен,
- Якута скромного возвысил он.
- С тех пор в покоях царского дворца
- Он занял место главного писца.
* * *
- О Навои, перечеркни слова,
- В которых нет дыханья божества!
- Друг, яхонтовым нас пои вином,
- Покамест до Багдада не дойдем!
- Чтобы опорой сильной я владел,
- Чтоб камень желтый яхонтом зардел!
ГЛАВА XLVI
ТРИНАДЦАТАЯ БЕСЕДА
О тех, кто приносит пользу людям
ГЛАВА XLVII
Рассказ о том, как Айюб указал дорогу вору
ГЛАВА XLVIII
ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ БЕСЕДА
Жалоба о построении судьбы
ГЛАВА XLIX
Рассказ о том, как Искандар завоевал весь мир
ГЛАВА L
ПЯТНАДЦАТАЯ БЕСЕДА
О пьянстве
О ты, что в радость плотскую влюблен,
Невежества вином ты упоен.
Ты бражничаешь, дух живой губя,
Разгул и днем и ночью у тебя.
В твоем нутре всегда кипит вино;
Не ты кричишь — в тебе кричит вино.
Как хум, гордынею вскипаешь ты,
Что ты ничтожен — забываешь ты.
Ты говоришь, но речь твоя гнусна;
Как пена, на губах твоих слюна.
Ты позабыл о жизненном вине,
Ты позабыл и о последнем дне.
Когда неумолимый Азраил
Придет — что скажешь ты, лишенный сил!
Об камень бы тебя, как хум, разбить,
В осколки мелкие бы раскрошить!
Разбить бы вдребезги тебя давно
И по земле разлить твое вино!
Чтоб кровь твоя во тьму земных глубин
Ушла и превратилась там в рубин.
Ты пьешь вино, едва блеснет рассвет;
Но близок час: за все ты дашь ответ.
Идут года… Беспутства устрашись,
От своего безумья отрекись!
Изверженный из общества людей,
Посмешище ты уличных детей.
Как только пьяный выйдет из ворот,
В него кидает грязью всякий сброд.
Покамест держит пиалу рука,
Он пьет. А выбравшись из кабака,
О притолку ударясь головой,
Ои падает — с распутанной чалмой.
И, в лужу грязи окуная пос,
Он на прохожих лает, словно пес.
Хоть кажется ему, что все пустяк,
Но в нем слабеют мышцы и костяк.
Тропу домой никак он не найдет;
Он хочет пить и грязь из лужи пьет.
Ограду увидав, ломает он;
Обломками в людей бросает он.
Толпа детей швыряет вслед ему
Камнями, волоча его чалму.
Он поминутно падает, потом
Из грязи подымается с трудом.
И снова падает, и вновь встает,
Пройдет два шага, снова упадет.
Лежит в грязи, не помня ничего;
И лижут псы блевотину его.
Проспавшись, в час рассветной тишины
Он вновь стучится в двери майханы.
Найти чалму не в состоянье он.
Он был с деньгами — денег он лишен,
Его богато вышитый халат,
Как саван с мертвеца, ворами снят.
Кинжал его украли дорогой.
В одной он туфле. Туфли, нет другой.
Подол его рубахи и штаны
Разорваны, и мокры, и грязны.
Шатаясь, он по улице бредет
И вновь домой дороги не найдет.
Всем телом от озноба он дрожит.
Его тошнит, и все ему мерзит.
По переулкам пыльным бродит он,
Своей калитки не находит он.
Все, что не взяли воры у него,
Ночная стража оберет с него.
Ночная стража всюду такова,
Худая про нее у нас молва.
Давно ль он был богат, красив, хорош?
Но посмотри — на что теперь похож!
Весь в ссадинах, в грязи и синяках,
Он бродит, наводя на встречных страх.
Бредет, горя от жажды, изнурен,
Из-за беспутства радости лишен.
Нет на душе веселья у него,
Мучительно похмелье у него.
Как могут люди так себя забыть?
Как могут люди так себя губить?
Причин безумья знать мне не дано.
Безумцы есть; но ясно мне одно, —
Что всякий сей пригубливатель чар
Ответит — я, мол, рэнд и каландар.
Но этот рэнд о совести забыл,
Ее в постыдном пьянстве истребил.
Что нам о строчкогоне надлежит
Сказать, коль он себя бессмертным чтит?
Палач, что без убийств не может жить,
И собственных детей готов убить.
На розы не глядит навозный жук,
Когда помета множество вокруг.
Но углежоги — лицами черны,
А нет на них за черноту вины.
Сова угрюма, но среди руин
Ей кажется, что и она — павлин.
От пьянства — гибель тела и ума,
Так сель ломает стены и дома.
Ужасно буйство ливневой воды;
Спасенье в бегстве от такой беды.
С разливом бедственным сравню вино,
Мужей могучих валит с ног оно.
Живое тело — это дом души,
Храм — где бессмертный свет горит в тиши.
Все сокрушает ливневый поток,
Ломает и лачугу и чертог.
А пьянство неумеренное — тьма,
Гасящая бессмертный свет ума.
Коль на свечу хоть капля попадет,
Дрожащий огонек свечи умрет.
Но диво — винопийца день за днем
Привык свой светоч заливать вином.
Не только жар в мангале потушить,
Способен ливень и маяк залить.
Плеснув воды на тлеющий сандал,
Ты видишь — жаркий уголь черным стал.
Кто веселить себя привык вином,
В мрак погружает свой духовный дом.
Скажи: вино — огонь, что создал бес,
И может сжечь посев семи небес.
О смертный, ты на плоть свою взгляни,
С сухой соломою ее сравни!
Страшись, не затевай с огнем игру,
Иль кучей пепла станешь на ветру.
Вино, огонь родящее в крови,
Огнем геенны адской назови.
Прозрачно, чисто, как вода, вино,
Коварным обольщением полно.
Оно играет искристо, маня
Пленительным сиянием огня.
Четыре свойства у огня того;
Печальна участь пленника его.
Четыре элемента существа
На том огне сгорают, как трава.
Сгорают тело, чувство, разум сам,
Сгорают честь, и вера, и ислам.
Того огня ничем не потушить
И никакой водою не залить.
Ведь ливнями шумящий небосвод
Им порожденных молний не зальет.
Вот так же бурный дождь апрельских гроз
Не может погасить сиянья роз.
Но в том светильник жизни не зачах,
Кто искренне раскается в слезах,
И только эти слезы, может быть,
Способны пламя ада потушить.
Слеза мольбы на желтизне щеки
ильней потока яростной реки.
Кто плачет, полон веры и любви,
Слезу его жемчужиной зови.
У плачущих в раскаянье людей
Слеза любая жемчуга ценней.
Кто кается на людях, тем не верь:
Прощения для них закрыта дверь.
Неискренен в раскаянии тот,
Кто руку на святой Коран кладет.
Не верь ни воплям, ни потоку слез
Того, кто кается, страшась угроз.
Кто предан истине всем существом,
Не волен тот в раскаянье своем.
В душе всегда хранит он божий страх
На трудных испытаниях путях.
Пусть — по незнанью — он в грехе живет,
Раскаянье само к нему придет.
Несовершенство чувствуя свое,
Он плачет, истребляя бытие.
И, грозный счет ведя делам своим,
Рыдает он — отчаяньем томим,
Но, милостью небесной огражден,
Как золото из тигля, выйдет он.
Свет красоты бессмертной возлюбя,
Откажется от самого себя.
И он в своем раскаянье найдет
Неисчерпаемый исток щедрот.
Сам человек — что может сделать он,
Коль силой высшею не одарен?
Без помощи таинственной ее —
Увы — ничто раскаянье твое.
Под вечным светом очищай себя!
От вечной тьмы оберегай себя.
Молись, чтоб совести твоей скала
Всегда несокрушимою была.
Ведь совершенный сердцем человек —
Гора неколебимая вовек.
Друг! Не своим желанием живи,
А волею божественной любви.
ГЛАВА LII
ШЕСТНАДЦАТАЯ БЕСЕДА
Об алчных себялюбцах
ГЛАВА LIV
СЕМНАДЦАТАЯ БЕСЕДА
О временах года и возрастах жизни людей
- Когда апрель прекрасный наступил
- И миру всю любовь свою явил,
- Нам ветерок с нагорий и лугов
- Принес благоухание цветов.
- Он ветви гибкие плакучих ив
- Шуметь заставил, до земли склонив.
- Им подмести велел он пыль с земли,
- А тучки землю поливать пришли.
- Вот молнии сверкающий аркан
- Весь облачный перепоясал стан.
- Гром отгремел, весенний дождь прошел,
- Рейхан благоухающий расцвел.
- В саду, обильно политом, возник
- Из черной почвы синий базилик.
- И этот цвет полмира охватил,
- Как сферу синюю цветник светил.
- Росток рейхана, ростом как дитя,
- Смеется, юной красотой блестя.
- Весна, свое являя колдовство,
- Готовит благовонье из него.
- Покрылось поле травяным ковром,
- Цветы рейхана — гурии на нем.
- Раскрылись розы в свежести ночной,
- Роса их льется розовой водой.
- И дремлет, в сновиденья погружен,
- Младенец — нераскрывшийся бутон.
- Тюльпан в степи так весело плясал,
- Что ветер шапку у него сорвал.
- Цветы, как дети, вкруг зеркальных вод
- В саду образовали хоровод.
- И в пляске круговой они идут
- И песенку «Гульходжа-Гуль» поют.[22]
- И так же все похожи на детей
- Травинки, обступившие ручей.
- Как звезды на высоких небесах,
- Цветы красуются на деревах.
- И все живущие изумлены
- Величием цветения весны.
- Как будто не ряды дерев цветут,
- А хороводы девушек идут,
- Чтоб красоту их видели поля,
- И горы, и холмы, и вся земля.
- Дни эти — пир, и блеск, и торжество
- В полях, в садах — цветущего всего.
- Но несколько ночей и дней пройдет,
- Наступит новый времени черед.
- Когда возникнут завязи плодов,
- Осыплет ветер лепестки цветов.
- Зазеленеет на ветвях листва,
- Заплещет, как стоустая молва.
- Знамена бело-красные падут,
- Зеленые знамена расцветут.
- Шелка цветные сбрасывая, сад
- В зеленый облачается халат;
- Взамен жемчужин — изумруд блестит,
- А вместо красных лалов — хризолит.
- Цвет яблонь в стекловидных лепестках
- Покрылся ржавчиной на всех ветвях.
- И вот сквозной листвой блистает сад,
- Как Хызр, надев зеленый свой халат.
- Темнее ночь в тени его густой,
- Его роса — родник воды живой.
- Как молодая пери, скажешь ты,
- Сад полон неги, томной красоты.
- В зеленый шелк одеты все сады;
- На шелке, вместо пуговиц, плоды.
- Деревья — в пуговицах золотых,
- В жемчужинах, в рубинах дорогих.
- Плоды айвы, как золото, горят,
- А яблоки — как жемчуг и гранат.
- Инжир благоухает, словно мед,
- И груши налились прозрачней сот.
- Под кровлей виноградной, в знойный день,
- Где зреют гроздья, — сладостная тень.
- Я этот сад, что полн творящих сил,
- С великим бы художником сравнил.
- Он словно рай, блистающий в тиши,
- Он словно жизнь разумная души.
- Когда плоды садовник соберет,
- Сад станет как беззвездный небосвод.
- Торчат нагие ветви без плодов;
- Он как жемчужница без жемчугов.
- Прекрасный сад разграблен до конца,
- Нет у него жемчужин для венца.
- Усильем созданные жизни всей —
- Плоды надежд оборваны с ветвей.
- А ветви без плодов ты назови
- Людьми, в чьем сердце нет живой любви.
- Грусть каждой обнаженной ветви той
- Сравнима лишь с душевной пустотой.
- Мне кажется — болеют дерева:
- Желтеет и чернеет их листва.
- Желтея в муках, как меджнун больной,
- Листву роняет ветка над водой.
- Она согнулась, словно буква «даль»,
- От безнадежности ее печаль.
- С плакучих ив, как ливень медных стрел,
- Под ветром вихорь листьев полетел.
- Листва сама пожелкнуть не могла,
- Ее печаль огнем своим сожгла.
- Спалил листву, как пламя, листопад,
- И только сучья черные торчат.
- Листки последние — клочки парчи —
- Декабрьский ветер оборвет в ночи.
- Печален сад безлиственный, нагой…
- Земля покрыта тлеющей листвой.
- В долинах, защищенных гранью гор,
- Кой-где желтеет лиственный убор.
- Но и туда дыханье января
- Доходит, разорение творя.
- Стоят ряды деревьев, — о тоска! —
- Как черные индийские войска.
- Стоят деревья голы и черны,
- Как толпы пленников обнажены.
- Они скрипят и стонут на ветру
- И, леденея, стынут поутру.
- А листья, если в ворох их сгребут,
- Лишь на костер для сторожа пойдут.
- В ад превратился светлый райский сад;
- Ад с ним в сравненье — райский вертоград.
- Мне наших дней весна и листопад
- Напоминают чем-то этот сад.
- Ведь каждый человек, едва рожден,
- Как бы сияньем утра озарен.
- Сперва он, словно свежий куст в росту,
- Где розы раскрываются в цвету,
- Где лепестки, покрытые росой,
- Бессмысленно полны сами собой.
- О, как они милы! У них — с утра
- До вечера — еда, питье, игра.
- И вот он понемногу, день за днем,
- Становится разумным существом.
- Как свежий к солнцу тянется побег,
- Так тянется, растет и человек.
- И розы — девы лик сквозь тонкий дым,
- Как солнце, возникает перед ним.
- Нарциссы томные — ее глаза,
- Так нежны, так скромны, но в них — гроза.
- Ресницы — стрелы длинные у ней,
- Туранский лук — изгиб ее бровей.
- А взгляд — колдует, усыпляет он;
- Верней — от глаз влюбленных гонит сон.
- Ее ланиты — алым лепесткам
- Подобные — способны сжечь ислам.
- Она вино пригубит на пиру
- И разум твой развеет на ветру.
- Вино пылает на ее щеках,
- Пот выступает на ее висках.
- Где в мире жарче пламя, чем у ней,
- Что от воды горит еще сильней?
- Ее губа, пушком отенена,
- И умерщвлять и оживлять вольна.
- Так молодость блеснет и отцветет…
- И понемногу зрелость настает.
- Осыплет время лепестки цветов,
- Наступит созревание плодов.
- Отступит горьких заблужений тьма
- Перед лучом бессмертного ума.
- Хирман невежества, где мрак и стыд,
- Разумный знанием испепелит.
- Как древо плодоносное, свой век
- Разумный украшает человек!
- Коль знаниями овладеет он,
- Безумье мира одолеет он.
- Один всю жизнь исследует Коран,
- Хоть он непостижим, как океан.
- Другой ютится в келье, в медресе,
- Чтоб воедино свесть хадисы все.
- Что слава? Что награда за труды,
- Когда с ветвей осыплются плоды?
- Когда печали ураган дохнет
- И стан твой, словно дерево, согнет.
- И все твои желанья отгорят
- И, словно листья с пальмы, облетят;
- Услышишь ты беспечный смех детей
- Над желтизной и дряхлостью твоей…
- В прищуре век светильники очей
- Завесишь ты завесами бровей.
- Глаза от света яркого болят,
- А брови их, как сторожа, хранят.
- От света слепнущие и от слез,
- Глаза тусклы, как медный купорос.
- А если в полдень пред глазами ночь,
- Стеклянными очками не помочь.
- О посох старца! О согбенный стан!
- Вы — ось Зенита и Меридиан!
- Ларец жемчужный рта — без жемчугов;
- Десна, как буква «син», но без зубцов.[23]
- Рассыпаны все четки — до зерна,
- Зубцов своих твердыня лишена.
- Зато хребет являет становой
- Все позвонки — дугою костяной.
- Все угасает. Словно саван, бел,
- На теле темный волос поседел.
- Стан, словно «даль», деньми отягощен,
- Земле прощальный отдает поклон.
- В глубокой безнадежности тогда
- Последних дней проходит череда,
- Пока посланец смерти не придет
- Освободить страдальца от забот.
- И кто бы в этот мир ни приходил,
- В свой срок из чаши сей глоток испил!
- Душа, пригубив смертного вина,
- Путем небытия уйдет — хмельна,
- Забыв себя и мир земных страстей…
- А где блуждает? — Нет о ней вестей.
- Из чаши смерти всяк хлебнет в свой час,
- И эта чаша не минует нас.
- Что слезы перед гибельной чертой
- О жизни, бесполезно прожитой?
- Весь долгий день я спал, пока я жил…
- Очнулся, вижу — вечер наступил;
- Забыл свой труд; не помышлял о том,
- Что поздно будет каяться потом.
- Без пользы я растратил жизнь свою;
- Не будет пользы, коль себя убью.
- Живя беспутно, что я совершил?
- Опомнился, но время упустил.
- Остался краткий срок, а путь далек…
- Все тяжко мне, как тягостный упрек.
- Коль за грехи мои прощенья нет,
- Что ждет меня? Увы! Спасенья нет!
- Наш век на части разделен судьбой,
- Все эти степени пройдет любой.
- До десяти он в игры погружен,
- До двадцати он миром опьянен.
- У всех до тридцати, до сорока
- Жизнь — это наслаждения река.
- Всем в мире наслаждение дано;
- И это было мне не суждено.
- Коль к полувеку муж не умудрен,
- То в шестьдесят пойдет он под уклон.
- Достойный, ты и в семьдесят ходи,
- А в восемьдесят у огня сиди.
- Мудрец, и в девяносто ясен будь;
- А во сто — собирайся в дальний путь.
- Когда животной жизнью человек
- Живет, он без следа пройдет свой век.
- Ты жизни не желай себе такой,
- Коль нет защиты неба над тобой!
- Уйди от жизни низменных людей,
- Она — не жизнь, но гибели страшней…
ГЛАВА LVI
ВОСЕМНАДЦАТАЯ БЕСЕДА
О ценности жизни
- Для духа мир — узилище, но он
- Рай для невежды, что в него влюблен.
- Не унижай величья своего,
- Не пей, мой дух, из кладезя его!
- Коль мира этого круговорот
- В свой срок рабом в подземный град сойдет,
- Зачем о нем печалиться, скорбя,
- И — прежде смерти — убивать себя?
- Зачем при жизни траур надевать?
- Умрешь — тебя успеют обрыдать.
- В душе твоей печаль; ты не страдай,
- Свою печаль стократ не умножай!
- Заботами свой век не сокращай,
- Одну заботу в две не превращай,
- Но от своей печали отдохни,
- Усталость, скуку, горечь отгони!
- Пускай судьбы гоненье велико,
- Старайся пережить его легко.
- Как ни громаден труд, но победит
- Тот, кто на этот труд легко глядит.
- Пусть Шам цветет, красуется Герат,
- Когда они души не тяготят.
- И стоит ли печалиться о них
- Нам — странникам на сих путях земных?
- Сад этой жизни верности лишен,
- В нем лучший цвет на гибель обречен.
- И если этот сад от бурь и гроз
- Укрыть своих не может лучших роз,
- Там не ищи успокоенья ты,
- Где благовонья лишены цветы.
- Что совершится, то навек уйдет.
- Кто прошлое догонит? Кто вернет?
- Что можешь ты о будущем сказать?
- Как можешь ты судьбу предугадать?
- Не властен управлять грядущим днем
- Живущий во мгновении одном.
- В мгновенье каждом, это помни ты,
- Грядущее и прошлое слиты.
- Что ты скорбишь над бездной бытия,
- Когда одно мгновенье — жизнь твоя?
- Ты милосерден, ты — родник любви,
- Не мучься, милость сам себе яви.
- Тебе одно мгновенье здесь дано, —
- Так пусть же будет счастливым оно.
- Твое дыханье — жемчуг дорогой,
- Прозрачный жемчуг — друг надежный твой.
- Ты в четках чередуй рубины дней
- С жемчужинами радости своей.
- Равняю жемчуг духа твоего
- С жемчужиною солнца самого.
- Сияет всем светило бытия;
- Но в глубине — жемчужина твоя.
- Восходит солнце, падает во тьму…
- Но внемлет мир дыханью твоему.
- Способно солнце полдня все спалить,
- А без дыханья мир не может жить.
- В дыханье сущность жизни всей живой;
- Так назови его «живой водой».
- Дыханье, дух!.. От бездны до звезды
- Источник вечный в нем живой воды.
- Дыханье сил творящих, суть всего, —
- В твоем живом дыханье дух его.
- О дуновенье, что миры творит,
- Сосуд из глины разумом дарит!
- В дыхании Исы увидишь ты
- Ступень к познанью вечной красоты.
- Живущее погружено во тьму,
- Но духом вечным жизнь дана ему.
- Вокруг тебя — без края и конца —
- Как океан, струится дух творца.
- Могучим будешь, коль познаешь ты,
- Каким богатством обладаешь ты!
- Все — от него: бессмертье бытия,
- И каждый шаг, и вздох, и жизнь твоя.
- А жизнь твоя — дыхания длина,
- Но сотнями скорбей омрачена.
- Ты унижаешь высший дар ее,
- Виной тому — неведенье твое.
- Ничтожны мысли в голове твоей,
- Ничтожен смысл пустых твоих речей.
- Подумай о сокровище своем,
- Не будь живой душе своей врагом!
- Не унижай величья своего,
- Но устыдись хоть бога самого.
- Воспрянь из тьмы и праха, сын земли,
- И назиданью мудрости внемли.
- Тот, кто всему дыхание дает,
- Тебя осыпал множеством щедрот.
- Ты призван быть не зверем, не ростком,
- Не камнем — а разумным существом.
- Сознанья чистый свет в тебе горит,
- Путь правой веры пред тобой открыт.
- Пять чувств тебе даны, чтоб осязать,
- И видеть, и внимать, и обонять;
- И руки, и запас телесных сил,
- И ноги — чтобы прямо ты ходил.
- Ты различаешь вкус различных блюд,
- Но помни: милость вечного и тут.
- Дары творца несметны… Пусть же вам
- О них напомнит вкратце мой калам.
- Так много у тебя одежд цветных,
- Что ум не может перечислить их.
- Твой конь, твой мул, твой верховой верблюд
- Тебя в любую даль перенесут.
- Твои сады полны живых щедрот,
- В садах бегут потоки светлых вод.
- В садах кумиры дивной красоты,
- Как гурии небесной высоты.
- До звезд айваны твоего дворца.
- Возносятся — по милости творца.
- Пусть счета нет богатству твоему,
- Но знай — за все обязан ты ему.
- Дороже всех богатств, тебе дана
- Бесценная жемчужина одна:
- И это — разум. Не сравняться с ним
- Рубинам и алмазам дорогим.
- В жемчужнице земного бытия
- Заключена жемчужина твоя.
- В ней — дар познанья тайн и высоты,
- Вот чем при жизни удостоен ты!
- Аллах, когда свой перл тебе вручал,
- Тебя короной щедрости венчал.
- Благодари его за дар любой
- И ведай: благодарным — дар двойной.
- За хлеб насущный, за питье и снедь
- Молитвой благодарности ответь.
- И да не будет до скончанья дней
- Предела благодарности твоей.
- На сущность жизни взор свой устремим,
- О духе бытия поговорим.
- Вот чудо силы зиждущей, живой —
- Твой каждый вдох и каждый выдох твой.
- Вдох новой силой наполняет грудь,
- А выдох — в нем существованья суть.
- Тебе дана двойная благодать —
- Всей грудью вольным воздухом дышать.
- Дыханьем жив светильник бытия.
- Благодари! Дыханье — жизнь твоя!
- Дыханье, дух живой! — Его почтил
- Творец всего, владыка вечных сил.
- Ты помни с благодарностью о том,
- Что почитаемо самим творцом!
- Ведь мыслишь ясно, видишь, слышишь ты
- И чувствуешь — покамест дышишь ты.
- Сознанье да сопутствует ему —
- Дыханию святому твоему.
- Ты душу будь всегда отдать готов
- Тому, кто твой защитник, друг и кров.
- Страшись о верности забыть своей,
- Нет сердцу испытанья тяжелей.
- В рассеянье, в самозабвенье ты
- Чем занят в этом вихре суеты?
- В твоих делах аллаху пользы нет…
- Смотри, чтоб не возникли грех и вред.
- Пускай твои заботы и дела —
- Впустую, но не делай людям зла!
- Противоядие тебе претит,
- Зачем же ядом кубок твой налит?
- Счастлив, коль друга ты сумел найти,—
- Ему вниманье сердца посвяти.
- Но устрашись насилье совершить,
- Страшись жестокость к людям проявить!
- Уж лучше пир веселый в майхане,
- Чем стон и слезы по твоей вине.
- Не тронь ничью казну, ничью семью
- И чти чужую честь, как честь свою.
- Друзей и собеседников найди,
- От гнета горя жизнь освободи.
- Увидя чудо розы молодой,
- В саду беседу избранных устрой.
- С любезностью, с изысканностью всей,
- Присущей мудрым, созови друзей.
- Чтоб с их приходом, радостна, светла,
- Как сад весенний, жизнь твоя цвела.
- В лачуге ль темной, в роскоши ль палат
- Будь щедрым, беден ты или богат.
- Ни серебра для истинных друзей
- И ни души своей не пожалей.
- Возрадуется пусть душа твоя,
- Когда вокруг тебя твои друзья.
- Здесь на разлуку все обречены.
- Как меч кривой, сверкает серп луны.
- Счастливец на земле любовь обрел,
- Воздвиг беспечной радости престол;
- Но, выкованный небом, меч кривой
- Обрубит ветви радости живой.
- Он неразрывных сердцем разлучит,
- Как вихрь закрутит, в стороны умчит.
- Таков в своих деяньях небосвод,
- Таков его ужасный обиход.
- О, если б от грозы его спаслись
- Прекрасный ирис, стройный кипарис.
- Как гости, все они в саду земном,
- Как братья, все они в кругу своем.
- О, если б сердце в мире повстречать,
- Способное на дружбу отвечать!
- Стремящийся к возлюбленной своей
- Да будет осчастливлен встречей с ней.
- Когда душой с любимой будет слит,
- Пусть он меня в тот миг благословит.
- Достигший здесь желанного всего,
- Пускай на лоне счастья своего
- Благодаренье поспешит изречь,
- Чтоб счастья цвет от бедствий уберечь.
- Пусть вечно благодарным будет он
- За благодать, которой наделен.
- И пусть создатель сущего всего
- Продлит и осчастливит жизнь его!
ГЛАВА LVIII
Рассказ о красавице Чина
- Изображал художник не один
- Красавицу, прославившую Чин.
- Как передам я эту красоту?
- Ее лицо — страна Хотан в цвету.
- Лицо светилось, говорят, у ней
- Под сенью темной мускусных кудрей.
- Она такие сети чар плела,
- Что даже сердце хана в плен взяла.
- Чин потрясен был этой красотой,
- Шатался вечной истины устой.
- Ее изображенья обошли
- Весь мир, околдовав людей земли.
- Все люди — ближней, дальней ли страны
- О ней лишь были мыслями полны.
- Однажды эта дева на майдан
- Собралась ехать — поиграть в човган.
- Хан в этот день не мог поехать с ней,
- Но дал в охрану избранных людей.
- Дабы ее не оскорбил ни взгляд,
- Ни слово, сказанное невпопад.
- Он этой страже приказал хватать
- Всех, кто хоть слово смел о ней сказать.
- А стража, чем усердней, тем лютей;
- Хватали в день по нескольку людей.
- Они погибли в муках и крови…
- Но был один — неколебим в любви.
- Он жаждал встречи с ней, изнемогал;
- Пил не вино, а кровь свою глотал.
- Отчаяния хмель его увлек —
- И чудом он проник в ее чертог.
- В ее опочивальню он попал,
- Но, сердцем слаб, в беспамятстве упал.
- Тут стража зоркая его нашла,
- Скрутила руки, к хану привела.
- Всех, кто посмел хоть сердцем полюбить
- Красавицу, — хан повелел убить.
- Сказал: «На стройке крепости моей
- Кладите их меж глыбами камней.
- Пусть головы их из стены торчат
- И дерзких, непокорных устрашат.
- Да видит их мученья весь народ
- И помнит пусть — кто дерзок, тот умрет».
- И стали слуги хана в тот же час
- Осуществлять чудовищный приказ…
- Закат померк. И ветерок ночной
- Рассеял черный мускус над землей.
- Хан собирался в степь, но вздумал вдруг
- Взглянуть, как новых стен возводят круг.
- В его крови — огонь вина любви,
- С ним свита — звери, чьи мечи в крови.
- При свете факелов увидел он
- Постройку стен, услышал крик и стон.
- Услышал скрип навоя, гул труда.
- Сошел с коня и сам пошел туда.
- На стонущих он посмотреть решил,
- Которых сам на гибель осудил.
- Увидеть — стойки ли в любви своей
- Они, несчастнейшие из людей.
- Вопили, плача, каялись они,
- Предсмертной мукой маялись они.
- Средь них один лишь благородный был,
- Тот, кто любви всю душу посвятил.
- Измученный он на земле лежал,
- Не плача, смертной очереди ждал.
- Нет, видя близость страшного конца,
- Он горячо благодарил творца.
- «Господь! Пока я жив, дышу пока,
- Во мне жива любовь, мне смерть легка!»
- Пред смертью, за великий дар — любить —
- Он продолжал творца благодарить.
- «Любимая моя!» — он повторял
- И плакал, ослабев, и замирал.
- Увидевши его, жестокий хан
- Был состраданья бурей обуян.
- Его от казни он освободил,
- С возлюбленной его соединил.
- Он горести любви душой постиг,
- Стал справедлив и подлинно велик.
* * *
- О Навои, благослови того,
- Чей дух — основа духа твоего!
- Мой кравчий, жар души не утолен,
- В красавицу из Чина я влюблен!
- Дай чашу Чина — жажду утолить!
- Я сам, как люди Чина, стану пить!
ГЛАВА LIX
ДЕВЯТНАДЦАТАЯ БЕСЕДА
О бесподобном Хорасане и о прекрасном граде Герате
Воздвиг творец сияющих высот
И явный и не явный небосвод.
Он семь небес округлых сотворил,
Семью светильниками озарил.
Шесть — лучезарны, но седьмой средь них,
Как яркий факел среди свеч простых.
Три — в нижних сферах, три — огни высот,
А факел озарил четвертый свод.
Есть шесть небесных свеч; и все они —
От факела рожденные огни.
Тот факел перлом млечным назови,
Не перлом — солнцем вечным назови.
Султан семи небесных сфер — оно
Душою в тело неба внедрено.
На средней сфере неба свой престол
Султан светил блистающий обрел.
И поговорку вспомнить тут не грех,
Что «Дело среднее — важнее всех».
Как всем планетам путь указан свой,
Семь поясов имеет мир земной.
Меж ними вечная взаимосвязь
Во дни миротворенья родилась.
Но солнце ярче всех; оно идет
Эклиптикой, что делит небосвод.
Четвертый круг небес, что избран им,
Сравним с четвертым поясом земным.
Четвертый пояс средь земных широт
Блистает, как четвертый небосвод.
В науке измерения земли
Иклим четвертый «раем» нарекли.
И в нем — прекрасней всех подлунных стран —
Лежит благословенный Хорасан.
Четвертой сферы неба шире он,
Как свод седьмой, возвышен в мире он.
Его неисчислимы города,
И каждый город — яркая звезда.
Все города в тени садов густых;
Как ангелы и пери — люди в них.
Над Хорасаном горные хребты,
Как стены неприступной высоты.
А в недрах гор — сокровищ тайники,
К ним глубоко прорыты рудники.
Живые воды на степной простор
Бегут, шумя, с могучих этих гор.
Краса его долин светлей стекла —
Где водоемы, словно зеркала.
Его полям зеленым и садам
Завидует цветник небесный сам.
Цветет он, плодородием дыша.
Мир — это тело; Хорасан — душа.
Скажи: грудная клетка мира — он;
В груди Герат, как сердце, заключен.
Живое сердце, в похвале о нем,
«Султаном царства тела» мы зовем.
Ты свой Герат, исполнившись любви,
«Султаном стран вселенной» назови!
Он сердце мира и живет в сердцах;
Так в центре войск шатер свой ставит шах.
При виде шаха, радости полны,
Войска восторгом воспламенены.
Не грех, что полюбился он сердцам:
Герат — наш кров, наш отчий дом и храм.
Перо мое крылатое, спеши,
Красу его убранства опиши.
Ты свой Герат не градом называй —
Ирема светлым садом называй.
Окружность Хорасана велика:
Чтоб обойти его, нужны века.
Узор дорог бесчисленных его
Начертан кистью неба самого.
Здесь почва — мускус, урожай — двойной,
Страна обильна, словно рай земной.
В Герате башни крепостной стены
Долину озирают с крутизны.
Вокруг Герата главы снежных гор
Встают под небо синее в упор.
Неколебим гератских стен отвес,
Врата их — арки девяти небес.
А купола дворцов в лучах зари
Горят, как ангельские алтари.
Резьба блистает на стенах дворцов
Под бирюзою синих куполов.
Сквозь арки непомерной вышины
Пройти могли б небесные слоны.
Видны хребта земного позвонки
Во рвах; так рвы твердыни глубоки.
Как небо, крепость замка высока;
Над замком звезды неба, как войска.
Базары града знает целый свет,
Там дорогим товарам счета нет.
Там сколько бы добра ни покупать,
Во сто раз больше будут предлагать.
Шумят базары, чуть блеснет заря,
Неисчерпаемые, как моря.
Там блещут, как небесная река,
Стоцветные атласы и шелка.
А у заргаров радугой огней
Играют груды дорогих камней.
Ты на большом базаре городском
Заблудишься, забудешь обо всем.
На главную соборную мечеть
Нельзя без восхищения глядеть.
Столица — мир, мечеть в ней — мир другой,
Как в синей сфере неба — шар земной.
Его минбар уводит к небесам,
Туда, где Муштари сияет нам.
Ее михраб, серпом луны горя,
Прекрасен, как вечерняя заря.
Дворцы блистают дивной красотой
И в городе, и за его чертой.
Везде, куда пришлец ни поглядит,
Благоустройство дивное царит.
Из многих малых городов и сел
Возник Герат, как море, и процвел.
Названия кварталов и садов
Идут от ста названий городов.
О боже, боже! — Люди говорят,—
Храни всегда прекрасный наш Герат.
В нем два светила, двух планет светлей,
Как Млечный Путь, цветенье двух аллей.
Я там мечетей не сочту святых,
Смотрю с благоговением на них.
Там каждый хлеб, что бедным раздают,
Подобным солнцу люди назовут.
Там по утрам Корана каждый стих
Гремит, как хоры ангелов святых,
Там медресе, как медресе небес,
Ключи познанья и живых словес.
Строителям, сумевшим их создать,
Поистине присуща благодать.
Познанья жар в учениках горит,
У них учиться должен Утарит.
Возвышенные своды этих школ —
Как купола небесного престол.
Горит рассвет, блеснув из облаков,
В сверкающей эмали куполов.
И минареты дивной высоты
Красуются повсюду, как цветы.
Над ними пери легкие парят,
Обряд для нас неведомый творят.
Ты видишь — стая ангелов сошла
На их сверкающие купола.
Ты скажешь: минареты — строй колонн,
На коих трон аллаха утвержден.
На острых куполах серпы луны
Путь человека озарять должны.
Там муэдзин по лестнице крутой
Восходит ночью со своей свечой.
Движенье неба чередой полос
На куполах блестящих отлилось.
Мечети дивной красоты стоят,
Украшенные, как небесный сад.
Там голуби живут, как Джабраил,
Сложивший крылья у престола сил.
Войдя в мечеть, под исполинский свод,
Чистосердечно молится народ.
Пять раз на дню ты должен совершать
Намазы и пророка восхвалять.
Сады Герата! Каждый сад его
Прекраснее эдема самого.
И каждый сад — отрады полон он
Всем, кто трудом и зноем изнурен.
Там цветники всегда полны цветов,
Тропинки вьются между цветников.
Там шестигранные есть цветники
И восьмигранные есть цветники.
Там расцветает столько видов роз,
Что мне их сосчитать не удалось,
И садоводы знающие тут
Плодовые деревья берегут.
Вот так цветет, красуется Герат,
Земля услад, прекрасный сад отрад.
Там розы, обвиваясь вкруг ветвей,
Цветут среди мощеных площадей.
Там сотни птиц пернатых гнезда вьют
И день и ночь на сто ладов поют.
Журчанием арыков ночь полна,
Как пир отрадный бульканьем вина.
Журчанье вод и свежий шум ветвей
Велят на пир ночной созвать друзей.
Чертогами, пленяющими взгляд,
Художники украсили Герат.
На стенах роспись — чинские шелка,
В той росписи Мани видна рука.[24]
А на твердыне замка сам Кейван,
Как страж, хранит Герат и Хорасан.
На юге город огражден рекой,
Она подобна небу синевой.
Взгляни на пузыри кипящих вод:
Любой из них, как бирюзовый свод.
А с севера — прозрачны и звонки —
Наш город орошают две реки.
Вода их вкусом слаще райских вод,
В них влагу жизни черпает народ.
Сады над ними, полные красы,
Под ветром шелестят, как речь Исы.
Предместья города среди садов —
Подобия цветущих городов.
Ни Самарканд с предместием любым,
Ни даже Миср богатый не сравним.
Продли, аллах, святого мира дни,
Герат от всех несчастий охрани!
Таким он не был двадцать лет назад —
Прекраснейший из городов Герат.
Столица и держава расцвели
По воле властелина сей земли.
Разумен, тверд во всех своих делах
Победоносный справедливый шах.
Ануширван — прославленный в былом —
Стал ныне бы его учеником.
Пусть в справедливости он преуспел,
Но светочем ислама не владел.
Закон, без света истины святой,
Негоден в управлении страной.
Забыто все… Лишь тем в столетьях жив
Ануширван, что был он справедлив.
Знай: справедливость громче славных битв
И выше догм, религий и молитв.
Султан, что справедливость утвердит,
Свой век бессмертной славой озарит.
Пока стоят земля и небосвод,
Пусть благоденствует любой народ.
Благоустраивай лицо земли,
Добру и справедливости внемли.
В твоих руках — народ и мир земной,
Не только этот — но и мир иной!
ГЛАВА LX
Рассказ о царе Бахраме
- Когда из мира Язди-Джирд ушел,
- Бахрам воссел на отческий престол.
- Но вместо управления страной,
- Он затевал вседневно пир горой.
- Коль царь умеет только пить и спать,
- Враги начнут державу разрушать.
- Бахрам, в угодьях рыская степных,
- Не видел горя подданных своих.
- Его вазиры грабили казну
- И разоряли славную страну.
- Охотился Бахрам в глухих степях.
- Отстала свита; заблудился шах.
- Шалаш разрушенный увидел он,
- Услышал чей-то тихий плач и стон.
- Дом обвалился, словно дом души,
- От всех таящей боль свою в тиши.
- В стене торчали стрелы, след вражды,
- Насилия или другой беды…
- В руину царь вошел и видит в ней
- Ограбленных, измученных людей.
- Хозяин бедственной лачуги той
- Принес Бахраму хлеб, кувшин с водой.
- «Как ты живешь?» — спросил его Бахрам.
- Ответил: «Как живу, ты видишь сам».
- Бахрам сказал: «Всю правду мне открой,—
- Что здесь случилось с ними и с тобой?»
- Ответил: «Прежде лучше нам жилось,
- Пока гонение не началось.
- Наш новый царь вино беспечно пьет,
- Не видит он, как мучится народ.
- Царь спит, а слуги царские в тот час
- Идут и грабят беззащитных нас.
- Вся эта столь богатая страна
- В пустыню мертвую превращена».
- Руины замка увидал Бахрам,
- Спросил: «Скажи, что прежде было там?»
- Ответил: «Это был богатый дом,
- Прекрасный сад старинный рос кругом.
- Цвели там розы, зрели там плоды,
- Журчал поток каризовой воды.
- От тех живых неистощимых вод
- У земледельца множился доход.
- Насильники, что грабить нас взялись,
- Разрушили, засыпали кариз.
- Сады погибли, высохли поля,
- Мертва неорошенная земля.
- Край обезлюдел, рушатся дома,
- Как будто здесь у нас прошла чума.
- Сам погляди — что с этих взять людей?
- А слуги шаха все лютей и злей.
- Мы — нищие, все отняли у нас,
- Нам нечем жить. Пришел последний час!»
- Все понял шах: мучительным огнем
- Душа, скорбя, воспламенилась в нем.
- Меч состраданья грудь его терзал,
- От горя ком под горло подступал.
- От сердца прочь беспечность отошла,
- Увидел ясно он все корни зла.
- Решил он — притеснителей казнить,
- Добро и справедливость утвердить.
- Великую он в этом клятву дал…
- Тут кто-то с вестью доброй прибежал:
- «Как мы взялись раскапывать кариз,
- Воды прозрачной струи полились!»
- Хозяин молвил: «Милостив творец!
- Видать, наш царь-пьянчужка наконец
- Над нашим горем сжалился душой.
- Вода! — К добру, наверно, знак такой!»
- Встал царь, дикхана поблагодарил
- И щедро всех несчастных одарил.
- Он истребил насилие и гнет,
- От лихоимства защитил народ.
- И правда им была утверждена,
- И снова расцвела его страна.
- Великий шах живет — известно мне —
- Заботой о народе и стране.
- За то и раем Хорасан зовут,
- Что люди в благоденствии живут.
* * *
- Мой шах? Мечты да сбудутся твои!
- Да будет радость в том и Навои!
- Эй, кравчий, поспеши фиал налить,
- Хочу достойно шаха восхвалить!
- Душа моя скорбит, угнетена.
- Я смою гнет живой водой вина.
ГЛАВА LXI
ДВАДЦАТАЯ БЕСЕДА
Наставление царевичу Бадиуззаману
ГЛАВА LXIII
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
- Когда я к этой книге приступил,
- Почувствовав прилив духовных сил,
- Я за живой водой пошел во тьму,
- В страданиях, не зримых никому.
- Я сталью острой очинил калам
- И дал исход стремительным словам.
- Страницы украшая, словно рай,
- Тростник мой зазвучал, как звонкий най.
- Звук, порожденный писчим тростником,
- Пел, нарастал, взывая, как маком.
- Приняв за пенье флейты этот звук,
- Запел и заплясал суфийский круг.
- Тот звук отшельничьих пещер достиг,
- Всех девяти небесных сфер достиг;
- Он поднял смуту среди толп людских,
- Смятенье в сонме ангелов святых.
- И праведники стали горевать
- И вороты одежды разрывать.
- И этой звонкой флейты перелив
- Внимали пери, крылья опустив.
- Под этот звук освободясь от мук,
- Больные позабыли свой недуг.
- Теперь, когда пленяющая взгляд
- Красавица одета в свой наряд
- И над землей, величия полна,
- Взошла, как двухнедельная луна,
- Стал виден весь Восток в ее лучах,
- И смута на земле и в небесах
- Вновь началась… Сломался пополам
- Секретаря небесного калам.[25]
- Сокровищницы неба казначей
- Слетел, кружась над головой моей.
- Меня дождем бесценных жемчугов
- Осыпал он из девяти ларцов.[26]
- Осыпал золотом и серебром
- В великом расточительстве своем.
- Как легкий вихрь кружился он, и пал.
- И пыль у ног моих поцеловал.
- Расставил он передо мной подряд
- Сокровища, которыми богат.
- Осыпал серебро моих седин
- Рубинами неведомых глубин.
- И стал я в удивленье размышлять,
- Стал в размышленье душу вопрошать:
- Ведь это все — написанное мной —
- С моею жизнью сходственно самой;
- Но это только тысячная часть
- Того, над чем души простерта власть.
- Пусть мой дастан достоинств не лишен,
- Но как далек от совершенства он.
- Он мыслями богат. Но где же строй?
- В нем нет системы строгой и прямой.
- Бывало — вдохновением дышу,
- Но лишь двустиший десять напишу,
- Зовут заботы; надо все бросать,
- И некогда затылок почесать.
- Как только тушь на небе голубом
- Рассвет сотрет сернистым мышьяком,
- И утро тьму ущелий, мглу и дым
- Сметет лучистым веником своим,
- И ночь знамена мрака унесет,
- А день свой стяг багряный развернет,
- И до поры, покамест этот стяг,
- Склонясь к закату, не уйдет во мрак,
- Покамест ночь наставшая опять
- Не станет с сажей киноварь мешать,
- Покамест над землею небосвод
- Опять свои светила не зажжет, —
- С рассвета до ночи душою всей
- Я пленник жалоб множества людей.
- Не остается ни мгновенья мне
- Побыть с самим собою в тишине.
- И кто в мой дом печальный ни придет,
- Сидит и забывает про уход.
- Тяжелый, долгий разговор ведут,
- Сидят, пока другие не придут.
- Толпится в доме множество людей,
- Сжигая зданье памяти моей.
- Задачи ставят, коих, может быть,
- Никто не может в мире разрешить.
- Прощенья просишь — дерзостью сочтут,
- Все объяснишь — обиду унесут.
- Будь с ними щедр, как небо, в их глазах
- Любая щедрость только тлен и прах.
- Тем, кто утратил в жадности покой,
- Нет разницы меж каплей и рекой.
- Все, что ты им даешь, они возьмут
- И на тебя же с жалобой пойдут.
- О, этот разнобой речей пустых!
- Лишь алчность — чувство общее у них.
- Будь ты могуч, как богатырь Рустам,
- Будь ты безмерно щедр, как был Хатам,
- Будь, как Карун, несметно ты богат,
- Останешься пред ними виноват.
- Хоть я от всяких служб освобожден,
- Хоть я своей болезнью угнетен,
- Но все же не решаюсь их прогнать,
- А слушаю, — и должен отвечать.
- Я в слабости души себя виню —
- И все-таки докучных не гоню.
- И это каждый день… в теченье дня
- Пересыхает горло у меня.
- Страдаю днем от глупости людей,
- А ночью — от бессонницы моей.
- И отдыха не суждено мне знать;
- Урывками я принужден писать.
- Прости погрешности стихов моих!
- Мне было некогда чеканить их.
- Мне сроки рой забот укоротил,
- Свой замысел не весь я воплотил.
- О, если б я, благодаря судьбе,
- В день час иль два принадлежал себе,
- То я не знал бы никаких препон,
- Всецело в море мыслей погружен,
- Я доставал бы перлы редких слов,
- Ныряя в бездну, как жемчуголов.
- Я добыл бы — силен, свободен, смел —
- Сокровищ столько, сколько я хотел.
- Я показал бы в наши времена,
- Какою быть поэзия должна.
- А так, возможно, тщетен был мой труд,
- И звуки этих строк навек замрут…
- Когда я так в печали размышлял,
- Мне друг мой, светлый разумом, сказал:
- «Что ты без сил склонился головой,
- О воин справедливости святой?
- Ты, честности пример среди людей,
- Не поддавайся слабости своей!
- Ты здесь достиг вершины красоты,
- Но можешь высшего достигнуть ты,
- Ты — языка творец — дерзай, твори!
- Свободно крылья раскрывай, пари!
- Твои созданья — редкостный товар,
- И вся вселенная — его базар.
- Звездой блистает этот твой дастан,
- Молва о нем дошла до дальних стран.
- Я «Украшением вселенной всей»
- Зову творение души твоей.
- Небесной милостью осенено,
- Блистает шахским именем оно!»
- О шах, твоею славой, как аят,
- Динары справедливости звенят.
- Согнулось небо пред тобой кольцом;
- И солнце — как твоя печать — на нем.
- Как я могу хвалу тебе слагать?
- Пылинке среди звезд не заблистать.
- И капля меру знать свою должна,
- Не может океаном стать она.
- Но то, что высшей волей суждено,
- Да будет человеком свершено.
- Сгорел в огонь влетевший мотылек,
- К огню не устремиться он не мог.
- Несчастный сумасшедший — для детей
- Посмешище, мишень для их камней.
- Подобьем тех камней, того огня,
- Поэзия, ты стала для меня.
- Хоть в мире слов свободно я дышу,
- Но нет мне пользы в том, что я пишу.
- И мысль меня преследует одна,
- Что эта страсть опасна и вредна;
- Поэзией зовется эта страсть,
- И горе тем, кто предан ей во власть.
- Нижи газель, как жемчуг; но лишь те
- Поймут ее, кто чуток к красоте.
- За истину в ней выдается ложь,
- И скажут все: «Как вымысел хорош!»
- Кто был стихописаньем увлечен,
- Мне кажется, что жил напрасно он.
- Да лучше в погребке небытия
- За чашей бедности сидел бы я!
- Сумел бы от мирских тревог уйти
- И думал бы о будущем пути!
- Когда бы зной степной меня палил,
- Я кровью сердца жажду б утолил…
- Платил бы я на пиршествах ночных
- Динарами телесных ран моих.
- Меня бы одевала пыль пустынь,
- Я не желал бы лучших благостынь.
- Зонтом от солнца плеч не затеня,
- Упорно к цели гнал бы я коня.
- Была б в ягач моих шагов длина,
- Моим венцом была бы седина.
- Я шел бы, к цели устремлен одной,
- Не чувствуя колючек под ногой.
- Все бренные заботы разлюбя,
- Я перестал бы сознавать себя.
- И был бы царский жемчуг слез моих
- Приманкой птицам далей неземных.
- И рана скорби на груди моей
- Была б святыней страждущих людей.
- Кровавые мозоли пят моих
- Дороже были б лалов дорогих.
- Из каждой капли крови этих ран
- В долине бед раскрылся бы тюльпан.
- Я искрами моих горящих мук
- тепной простор осыпал бы вокруг.
- И как весною, снова б зацвели
- Пески пустынной, выжженной земли.
- Когда бы я дорогой ослабел
- И отдохнуть немного захотел,
- Везде мне место — лечь, забыться сном,
- Везде мне небо — голубым шатром,
- Предгорий луг ковром служил бы мне,
- А изголовьем камень был бы мне.
- Едва прохлада сменит жаркий день,
- Я лег бы на землю легко, как тень.
- К моим ногам, измученным ходьбой,
- Фархад склонился б и Меджнун больной.
- И были бы ланиты их в крови
- От сострадания к моей любви;
- Хоть ни пред кем я не взывал о ней,
- Не плакал о возлюбленной моей.
- И поняли бы вдруг, изумлены,
- Два призрака глубокой старины,
- Что в области любви властитель — я,
- Что на века над ними — власть моя.
- …Когда б такой я степени достиг
- И стал душой в страданиях велик —
- Весь мир, подобный радостной весне,
- Прекрасный мир зинданом стал бы мне!
- Тогда б сурьмою пыль моих одежд
- Была для ангельских пречистых вежд,
- И мне любовь моя и божество
- Открыла б солнце лика своего,
- И жители небес, как стая птиц,
- Кружась пред нею, падали бы ниц…
- …И устремил свой взор духовный я
- Поверх небытия и бытия.
- Решил бесстрашно, как Сейид-Хасан,
- Преодолеть сей бурный океан.
- Меня душа, как птица, ввысь влекла,
- К земле тянули низкие дела.
- Вело веленье духа в райский сад,
- А низменная страсть бросала в ад.
- Лик этой страсти ангельски красив,
- Но в ней слились в одно шайтан и див
- И, каждый миг бесчисленно плодясь,
- Над слабым сердцем утверждают власть.
- Когда умножится зловещий рой,
- Всецело овладев живой душой,
- То человек, о правде позабыв,
- Становится коварным, злым, как див.
- Так говорю я, ибо я и сам —
- Увы! — подвластен гневу и страстям.
- Во имя бога вечного, душа,
- Воспрянь, опору зла в себе круша!
- Во власти этих дивов я томлюсь,
- Великой кары в будущем страшусь.
- Мой обиход — коль правду говорить —
- Так плох, что хуже и не может быть.
- А жизнь души нерадостной моей
- Еще печальнее и тяжелей…
- Пусть даже слез я океан пролью,
- Грудную клетку превращу в ладью,
- Но выплыть мне не даст в ладье такой
- Гора грехов — огромный якорь мой.
- Я внешне человек, но — видит бог,
- Как я от человечности далек…
- Меня — изгнанника — от Солнца Сил
- Поток тысячелетий отделил…
- Вот мудрецы беседуют в ночи —
- В своих речах они прямей свечи.
- Но змеи зависти в душе их те ж,
- От бури злобы в сердце их мятеж.
- И я, как все, вместилище страстей
- И недостоин похвалы людей.
- «Защитником народа» я слыву,
- Гласит молва, что правдой я живу.
- Слыву «плененным вечной красотой»,
- Безгрешным и глазами и душой.
- Соблазн гоню от глаз… Но как в тиши
- Осилю вожделения души?
- Погибну, коль на помощь не придешь,
- Коль сам меня ты, боже, не спасешь!
- Всю жизнь мою, все прошлые года
- Я вспоминаю с мукою стыда.
- А весь мой труд — калам, бутыль чернил,
- Всю жизнь свою бумагу я чернил…
- Калам речистее, чем мой язык,
- Письмо чернее, чем мой темный лик.
- Коль милостью их не омоешь ты,
- Как им избавиться от черноты?
- Длинна, я вижу, цепь моих стихов;
- Стократ длиннее цепь моих грехов.
- О господи, раба не осуди!
- Меня над гранью бездны пощади,
- Коль хорошо сложил дастан я свой!
- А если плохо — то я весь плохой.
- Благоволеньем озари мой труд,
- Пусть эти строки сердца не умрут,
- И пусть глубины мысли в книге сей
- Откроются, сияя, для людей!
- Велик мой грех. Но что весь груз его
- Пред морем милосердья твоего?
- Пусть добрых дел моих ничтожен след,
- Но милости твоей предела нет!
РАССКАЗ О РАБЕ
- Жил, знаменитый правосудьем встарь,
- В одной стране великодушный царь.
- Раб у него был верный, пазанда,
- Великий повар, славный в те года.
- Однажды царь с гостями пировал,
- А повар сам все блюда подавал.
- И в спешке вдруг, усердием горя,
- Горячим блюдом он облил царя.
- И все решили: нет прощенья тут,
- За грех такой его теперь убьют.
- Шах глянул на несчастного того
- И сжалился и пощадил его.
- Вазир сказал: «Ответь, владыка мой, —
- Как ты миришься с дерзостью такой?»
- А царь в ответ: «Взгляни — он весь дрожит,
- Он страхом и смущением убит.
- А ведь убитого — ты должен знать,
- Не принято повторно убивать.
- Он тягостным раскаяньем томим,
- И мы его невольный грех простим!»
- О боже, мир падет, хвалу творя,
- К стопам великодушного царя.
- Я трудно жил, в грехах свой век губя,
- Но жив одной надеждой на тебя!
- Измучен я, казнен моим стыдом,
- Но ты за муки воздаешь добром.
- Хоть недостоин я твоих щедрот,
- Но свет моей надежды не умрет.
- О море щедрости! Кто я такой?
- Из моря хватит капли мне одной.
- Я знаю — только с помощью творца
- Довел я эту книгу до конца.
- И я «Смятеньем праведных» назвал
- Свой труд, как только суть его познал.
- Пишу в благословенный восемьсот
- Восемьдесят восьмой — по хиджре — год.[27]
- Ты, переписчик будущего дня,
- Молитвой краткой помяни меня!
- И да исполнит бог мечту твою,
- Да уготовит сень тебе в раю.
- О Навои, вина теперь налей
- И чашу благодарности испей.
- Эй, кравчий мой, хранитель чистых вин,
- Не надо чаши! Дай мне весь кувшин.
- Сегодня я без меры пить хочу,
- На время сам себя забыть хочу!
Миниатюра из рукописи XV в.
«Смятение праведных».
СТЕНА ИСКАНДАРА
Перевод В. Державина
Первые главы содержат восхваление аллаха, пророка Мухаммеда, посвящение и наставление сыну султана Хусейна Байкары, наследнику хорасанского престола Баднуззаману
В следующих главах Навои говорит о своем душевном состоянии после завершения четырех книг «Пятерицы». Он утомлен, но полон решимости приступить к написанию пятого дастана своей Хамсы
Навои с уважением вспоминает своих предшественников, создавших пятерицы, Низами, Эмира Хосрова Дехлави и своего друга и учителя Джами
Далее следует краткое изложение истории шахов Ирана — легендарных пишдадидов и кейанидов, ашканидов (исторических аршакидов) и сасанидов
Начало сказания об Искандаре, ведущее к нахождению истины. Открытие подлинной его истории, в которой запечатлено веление промысла
Противоречия в родословной Искандара вымышлены летописцами; исследователи, устраняя эти противоречия, узнают правду о его происхождении
Когда правитель Файлакус ушел в ворота вечности, престол его бренного владения занял Искандар
- Тот, кто былое кистью оживил,
- Завесу над картиной приоткрыл:
- Четыре царских рода власть несли
- В пределах обитаемой земли.[107]
- А длилось время их, как помнит свет,
- Четыре тысячи и триста лет;
- И тридцать шесть еще последних лет
- И десять месяцев еще вослед.
- То были открыватели цари,
- Мирозавоеватели цари.
- И мир тысячелетний, и покой
- Вкусил при тех владыках род людской.
- Но, призванные благо утвердить,
- Цари не все успели совершить.
- В сей малый срок, что дан живущим в дар,
- Взращен был добрым шахом Искандар.
- Коль перечислим все его дела,
- То всякий скажет: «Слава и хвала!»
- Теперь я суть вступленья объясню,
- Происхожденья тайну проясню.
- Четыре царских рода было. Он
- После второй династии рожден.
- Когда покинул мир последний кей,
- Бахман Дара вселенной правил всей.[108]
- Дара гордился, что цари земли
- Ему покорно дань свою несли.
- Тогда в Юнане правил Файлакус,
- Его царем признали Рум и Рус.[109]
- Все свойства были царственными в нем;
- Он — ангел был в обличии земном.
- Чтоб знать его историю, возьми
- Прочти царя поэтов Низами.
- В сказанье, что как вечный свет горит,[110]
- Он так о Файлакусе говорит:
- Хоть в мире счастлив был его удел,
- Наследника он — сына — не имел.
- Тоской по сыну был он удручен,
- Скажи: опоры в жизни был лишен.
- И вот однажды, позднею порой,
- С охоты возвращался он домой.
- И увидал в пустыне властелин
- Столпы и стены сумрачных руин.
- Врата и свод обрушились давно,
- Как сердце, что тоской сокрушено.
- В тени руин заснул он, утомлен,
- И был дыханьем утра пробужден.
- Услышав стон, воспрянул он, глядит:
- Пред ним, мертва, роженица лежит.
- И с ней — новорожденное дитя,
- На гибель обреченное дитя.
- Ее мучений день конца достиг…
- Был жалобен и слаб младенца крик.
- Как будто понимал малютка сын,
- Что вот он — беззащитен и один.
- А Файлакус? Живое сердце в нем
- От состраданья вспыхнуло огнем.
- Он кликнул слуг, велел дитя хранить,
- А мать умершую похоронить.
- Найденыша того забрал с собой
- И стал его счастливою судьбой.
- Он Искандаром отрока назвал
- И трон ему, как сыну, завещал.
- Другой хранитель памяти веков[111]
- Так открывает корни двух родов.
- Даре румиец дочь — дитя свое —
- Вручил, как деревцо из мумиё.
- Но дело к недостойному концу
- Пришло: Дара вернул ее отцу.
- Лишь ночь царевна с мужем провела,
- И некий дар бесценный обрела.
- И был жемчужницею перл рожден,
- И мир был этим перлом изумлен.
- Среди преданий, что хранит Иран,
- Одно открыл неведомый дихкан,
- Что будто Искандаров было два.
- Один из них — как говорит молва —
- Разбил Дару, другой же пребывал
- Всю жизнь в походах и возвысил вал.
- Теперь поведал нам иной рассказ
- Царь мудрецов, живущий среди нас,
- Хранитель истины, чье слово — свет,
- Наставник наш, храни его Изед,
- Об Искандаре, о его делах
- Джами пропел нам в сладостных стихах.
- Пошел я той же трудною стезей;
- И летописи были предо мной.
- Но я, от малых знаний был немым,
- Придя к Джами, советовался с ним.
- «Двух Искандаров не было! — сказал
- Учитель мне и свитки показал. —
- Походы все и подвиги его —
- Деянья человека одного!»
- Так говорил правдивый Низами,
- Так подтвердил и в наши дни Джами.
- Открыт источник истины один,
- Что Искандар был Файлакусов сын.
- Исследуя, я правду проверял,
- В исследованье правду отыскал.
- Так говорил истории знаток,
- Что изучал сей двойственный чертог:
- Обретший Искандара Файлакус
- Его и царства утвердил союз.
- Он слуг и войско щедро одарил,
- Врата дворца для празднеств отворил.
- Блюдя порядок царский и завет,
- Дал оку ясновидящему свет.[112]
- Заботясь о наследнике своем,
- Он ни на час не забывал о нем.
- Он воспитанье истиной питал,
- Достойной пищей разум воспитал.
- Не только в царской роскоши, в тиши
- Его растил он, в глубине души.
- Так перл таится в сумраке глубин,
- Так в руднике скрывается рубин.
- Достойными он сына окружил
- И путь ученья перед ним открыл.
- Накумохис приставлен был к нему,[113]
- Наставником пытливому уму.
- Тот, что как небо в знанье был велик
- И всех явлений мира связь постиг.
- Ты скажешь — видел острый взгляд его
- Зерно и корень сущего всего.
- Главой ученых был он в пору ту:
- Ему был сыном славный Арасту.
- После кончины своего отца
- Стал Арасту светильником дворца.
- Был он велик. Минули сотни лет —
- Ему подобных не было и нет.
- И мудрый Файлакус избрал его
- Учителем для сына своего.
- Счел порученье Арасту за честь;
- Была от звезд ему благая весть:
- Когда глаза он к небу обратил,
- Читая предсказания светил,
- Все, что добро и зло сулить могло б,
- Предугадав, составил гороскоп.
- Ища решенья в знаках звезд ночных,
- Исчислил Арасту значенье их.
- «Родился, — прочитал он в небесах, —
- Счастливый, мудрый, справедливый шах.
- Весь мир он обитаемый пройдет
- И славою наполнит небосвод.
- Владыки примут власть его и суд,
- Ярмо его приказов понесут.
- Он мир великодушьем осенит,
- Ему, как бубен, солнце зазвенит.
- Движение светил предскажет он,
- Заветный узел тайн развяжет он.
- Познанье в кровь и плоть его войдет.
- Он целый мир сокровищ обретет.
- Законы звезд он заключит в число
- И по рукам земное свяжет зло.
- Пройдет он по неведомым морям,
- Проложит путь к безвестным островам.
- Судил всевышний на заре времен —
- Все царства мира завоюет он».
- Так, проведя последнюю черту,
- Свой гороскоп закончил Арасту.
- Скрижаль наук он стройно начертил
- И к обученью шаха приступил.
- Плоды столетних поисков и дум
- Впивал, как влагу, отроческий ум.
- Когда он грань науки познавал,
- Другую грань догадкой раскрывал.
- Был в жажде знанья истинно велик
- От бога одаренный ученик.
- Весь век учась, он прожил на земле,
- Был сведущим во всяком ремесле.
- Он также, с первых дней своей весны,
- Стал привыкать к ведению войны.
- Он знал, что милость царская войскам —
- Разгром и поражение врагам.
- И в конном отличался он бою,
- И в пешем закалялся он строю.
- Скажу ль — стрелой пронзал он сеть кольчуг?
- Нет, мыслью разрывал он сеть кольчуг.
- Копьем он ратоборцам нес беду;
- Метнув копье, он поражал звезду.
- Своим мечом он разрубал гранит.
- Где меч его? Земля его хранит.
- Метнув аркан на крепостной отвес,
- Достиг бы он и крепости небес.
- Когда свои войска он в бой пускал,
- В долину рушились громады скал.
- Против дракона обнажая меч,
- Дракона мог он надвое рассечь.
- Он быстрой мыслью, пуще ратных сил,
- Как молнией внезапною, разил.
- Стал наконец державный ученик
- В искусстве ратном подлинно велик.
- А Файлакус в ту пору умирал;
- И он проститься с сыном пожелал.
- Могучий стан годами был согбен,
- В глазах его земная слава — тлен.
- И устремился Искандар к нему —
- К отцу и властелину своему.
- Прощения у бога попросил
- Шах Файлакус и сыну власть вручил;
- Державу завещал его руке
- И опочил на гробовой доске.
- Две было ветви древа: из одной —
- Гроб сделан, трон вселенной — из другой.
- На первой ветви птица песнь поет,
- А на другой гнездо другая вьет.
- Отца оплакивая своего,
- Готов был шах отречься от всего.
- Но после, по внушенью мудреца,
- Он вспомнил завещание отца:
- «Врага в свои владенья не пускай.
- Мой прах на поруганье не предай!
- Пусть именем твоим, твоей рукой
- Мой будет вечный огражден покой!
- Я вырастил тебя в моем саду
- Затем, чтобы, когда навек уйду,
- Меня ты был достоин заменить
- И нашу славу в мире сохранить».
- Шах к завещанью не остался глух,
- Дабы отцовский радовался дух
- И сор не падал в чистый водоем,
- Веленье долга пробудилось в нем.
- Обряд поминок справив по отцу,
- Он возвратился к власти и венцу.
- К престолу сонмы подданных сошлись.
- Напевы саза стройно полились.
* * *
- О кравчий, грудь слезами ороси,
- Прощальную мне чашу поднеси.
- Чтобы печаль вином я с сердца смыл,
- Чтоб слезы по отце моем не лил.
- Приди, певец, звенящий чанг настрой.
- И заиграй, и песнь веселья спой!
- Здесь было царство слова мне дано,
- И во дворце хвалы я пил вино.
- О Навои, не поддавайся лжи
- И блеску мира! С разумом дружи!
- Неверность мира — всюду и во всем.
- Быть в мире лучше нищим, чем царем.
- Дервиш свободный выше здесь, чем шах,
- Чей дух томится в путах и сетях.
Слово о высоком парении царственного благородства, тень крыльев которого образует гнездо на темной горе Каф сказочной птицы Солнца, и в похвалу величия духа, которое укрывает крыльями серебряное яйцо птицы Солнца; и, если тень этих крыльев падет на несчастного, царь будет нищим перед ним, если ж шах лишен этой тени, то и нищий перед ним выглядит шахом
Рассказ об Искандаре и падишахе, который желал быть нищим, или, вернее, о нищем, достойном быть падишахом; Искандар вызволил нищего из ямы бедственности и хотел посадить на трон; тот отказался от короны царства и предпочел корону отречения
НАЗИДАНИЕ
В этой главе Искандар спрашивает Арасту, как быстрее и как лучше дойти до цели; Арасту указывает путь к совершенству и советует идти налегке
О том, как Искандар, отрекшись от короны владычества, удалился от престола власти и как народ Рума, склонив перед ним главы, высоко поднял подножие трона и возвеличил ценность венца; и зеркало его справедливости, солнцем ослепив летучих мышей ночи гнета, осветило мир, и жестокие люди вместе с мраком бежали с лица земли
Рассказ о деяниях Искандара, с сокращением подробностей и подробное истолкование этих сокращений. Посланник Дары приходит к Искандару за золотым яйцом и получает ответ в словах острых, как стальные копья. Молния сияния острия сжигает хирман терпения Дары; он посылает кунжут, мяч и клюку. Искандар этой клюкой отбивает мяч, а кунжут клюют птицы
- Так проницательный поведал нам
- Историк, счет ведущий временам:
- В те дни, как Искандар, заняв престол,
- Строй справедливый у себя завел,
- Ему внушил его наставник-пир
- Мысль — обойти весь необъятный мир.
- И всюду справедливость утвердить,
- Народы от ярма освободить.
- Мысль эта в царской памяти жила,
- Ветвилась, мощным древом возросла,
- Но влек его не славы бранной шум,
- Был мудростью глубок пытливый ум.
- Как солнце, поднимаясь издали,
- Одно блистает над лицом земли,
- Так Искандар под сводом древним сим,
- Ни с кем в делах великих несравним.
- Ему сопутствовали чудеса…
- Пред ним смолкали гордых голоса.
- Коль все его деянья описать,
- Не хватит жизни — книгу прочитать.
- Ведь важен каждый день его и час, —
- Начав писать, нельзя прервать рассказ.
- Поэтому я много упущу
- И повесть нарочито сокращу.
- Коль завершу сказание мое,
- Исполнится желание мое.
- Я из забвенья повесть подыму,
- Столь много говорящую уму.
- Немало есть значительного в ней,
- Но больше удивительного в ней.
- Отсеяв ложь, рожденную в веках,
- Скажу я правду в искренних стихах.
- Он — покровитель государства был
- И в Руме утвердитель царства был.
- Освободил народ свой от оков,
- Страну свою очистил от врагов.
- И, убедясь, что власть его крепка,
- Он за предел страны повел войска.
- Магрибским дивам он нанес удар,
- Завоевал далекий Зангибар.
- Большая распря у него была
- С Дарой — оплотом зависти и зла.
- Не медля, как опору бытия,
- Завоевал он франкские края,[114]
- И, с франкским миром заключив союз,
- Он покорил далекий Андалуз.
- Идя обратно, Миср он захватил,
- И небосвод — царя благословил.
- Он там, с войсками ставши на привал,
- Искандарию-город основал.
- Потом, суди его источник сил,
- Зардуштовы огни он погасил.[115]
- Потом в Иран пошел, в иракский край,
- Чтоб радостно запел иракский най.
- Когда иракской он достиг земли,
- В Ираке люди радость обрели.
- Потом он взял Халеб и землю Шам,
- Принес благополучье беднякам.
- Когда Йемену он явил свой лик,
- Там камни превратились в сердолик.
- Потом пред Меккой он предстал святой
- И в Мекке прах поцеловал святой.
- Потом к морским пошел он берегам,
- Кладя основу славным городам.
- Незавоеван оставался Фарс.
- И что ж — ему без боя сдался Фарс.
- И знамением счастья озарен,
- В поход на Север устремился он.
- И цепи гор пустынных увидал…
- Вернулся и Хорезм завоевал,
- Даря, как солнце, милостью своей
- Простор кипчакских пастбищ и степей.
- И он в трудах походных не ослаб,
- Прошел через Саксин, через Саклаб.
- Прошел он стороною Ос и Рус[116]
- И с ними дружбы заключил союз.
- И гурджей и чаркасов посетил,
- И гурджей и чаркасов покорил.
- От Севера, где древних рек исток,
- Он с войском устремился на Восток.
- Колючки истребил в стране Фархар,
- Отраду подарил стране Фархар.
- В Мавераннахр он прилетел, как дым,
- И Самарканд открыл врата пред ним.
- Как ветер западный, страну Чигиль
- Овеял он, — так нам вещает быль.
- И, в Чин прибыв, он там разбил свой стан.
- И сам пришел служить ему хакан.
- И с Хиндом у него была война,
- Пред ним склонилась Кейдова страна,
- Он изваянья идолов низверг,
- На древних алтарях огонь померк.[117]
- И к правой вере — всей вселенной круг
- Привел он, указавши путь — на юг.
- И через Синд, пройдя к Кечу Мукран,
- Без остановки двинулся в Кирман.
- Воздвиг он в Хорасане, говорят,
- Прекраснейший из городов — Герат.
- Пройдя пустынный и безлюдный край,
- Построил Рей, как первозданный рай.
- И плод созрел в саду великих дум…
- Мир покорив, он воротился в Рум.
- Но — в радостях, в пирах — не отыскал
- Отрады той, что сердцем он алкал.
- И вновь походом обошел весь мир,
- Повсюду утвердив добро и мир.
- Защитой от яджуджей им стена [118]
- Была железная возведена.
- Скажи: он обошел не мир земной,
- А девять сводов неба над землей.
- На всех дорогах, для любой страны,
- Ягач он сделал мерою длины.
- И знаки расстояний на путях
- Велел установить великий шах.
- А на местах ночлегов каждый край
- Был должен ставить караван-сарай.
- Благоустраивал без шума он
- Строй жизни мира, к благу устремлен.
- И в море, словно кит, решил уплыть;
- И корабли смолить велел, снастить.
- И долго плавал, как гласит молва,
- И открывал средь моря острова.
- Есть острова в неведомых морях,
- Которые благословил аллах.
- На них высаживаясь, Искандар
- Брал их себе, как лучший божий дар.
- Так он до крайних островов дошел,
- Но утоленья сердца не нашел.
- Великим беспокойством обуян —
- В неведомый поплыл он Океан.
- Под кораблем — пучины вечных вод,
- Над кораблем — бескрайный небосвод.
- Но, дерзкое задумав, Искандар
- С собою вез большой стеклянный шар.
- Он влез в него; и крышку засмолить
- Велел, и шар в пучину опустить.
- Канат надежный — в десять верст длиной
- Разматывался черною змеей;
- Он к шару прикреплен одним концом,
- К навою на борту — другим концом.
- Шах быстро погружался в глубину,
- Водоворотом увлечен ко дну.
- Он чудеса увидел бездн морских…
- Нет слов у нас, чтоб рассказать о них.
- И вытащен из глубины с трудом,
- Очнулся он на корабле своем.
- Противоречья, должен я признать,
- В рассказе этом можно отыскать.
- Искатель возвратился в мир земной
- И устремился за живой водой.
- Свет жизни он во тьме пошел искать,
- И не нашел, и обратился вспять.
- Истока вечной жизни не нашел,
- С устами пересохшими ушел.[119]
- Вел Хызр его по суше, а Ильяс
- В морях — вставал к кормилу в грозный час.
- Свершить же не под силу никому
- Все, что до нас свершить пришлось ему.
- Дал небосвод ему такую власть,
- Что целый мир пред ним был должен пасть.
- Коль все, что я о нем храню в уме,
- Запечатлеть — возникнет «Шах-наме».[120]
- Итак, все, что я знаю, записать
- Решил я кратко в малую тетрадь.
- В любом двустишии заключена
- Невоплощенной песни глубина.
- Все было так; я сделал все, что мог;
- Но если мне теперь поможет бог,
- Всю правду ведая в делах земных,
- Я расскажу о ней в стихах моих.
- Тогда бессудный царствовал Дара,
- Чинивший зло, не делавший добра.
- Отец же Искандара Файлакус
- С Дарой неравный заключил союз.
- Дара тогда владыкой мира был,
- Народ румийский дань ему платил.
- Ведь он — потомок Кейев был прямой,
- И в мире власти не было иной.
- Установлён закон Лухраспом был,
- Строй войсковой введен Гуштаспом был,
- Но всех порядков Кейевых не знал
- Дара, что от Бахмана власть приял.
- Он — царь царей, столпы его основ —
- Великий Кей-Кубад и Кей-Хосров.[121]
- Объяты страхом, все цари земли
- Ему свои короны поднесли.
- Харадж платили и везли дары
- Все, павшие к подножию Дары.
- И Файлакус Даре был подчинен;
- Харадж платил беспрекословно он.
- Харадж, где — угнетенного слеза,
- Был в десять сотен золотых байза.
- Когда ж навеки Файлакус ушел,
- Шах Искандар наследовал престол.
- Наследовал он угнетенья строй
- И бремя униженья пред Дарой.
- Сначала, утвердив закон и трон,
- На шаха Занга устремился он.
- Как молния, он свой нанес удар,
- И почернел, как уголь, Зангибар.
- Хоть были прежде лица их черны
- Как уголь, зинджи были сожжены.
- На поле битв в долинах той земли
- Как будто бы тюльпаны расцвели.
- Так воевал три года он с тех пор,
- Соседям жадным грозный дав отпор.
- Поверг врагов, завистников своих,
- Забрал богатство их и земли их.
- Удвоил и утроил он предел
- Земель, ему доставшихся в удел.
- Людей учил он воевать с врагом,
- Чтоб каждый был среди онагров львом.
- Его величье морем разлилось.
- К зениту знамя Рума поднялось.
- Меч — молния в руке, как ветер — конь,
- Лицо его — сжигающий огонь.
- И он решил весь мир завоевать,
- О меньшем не хотел и помышлять.
- Он видел: мир земной не так велик
- И равных нет ему среди владык.
- Так за три года набрался он сил,
- Владенья Рума удесятерил.
- За все три года он не вспоминал
- И даже мысли в сердце не держал,
- Что он с Дарою должен в спор вступить
- Или харадж и дань ему платить.
- Ничтожным мнит подобного себе,
- Кто вознесен благодаря судьбе.
- Румийца у своих не видя ног,[122]
- Дара смириться и простить не мог.
- Румиец должен был перед Дарой
- Склониться или выйти с ним на бой.
- Два льва, два равных силою своей
- Сошлись; но — кто моложе, тот смелей.
- Так не страшись, когда вражда идет, —
- Враг тоже полон страха и забот.
- Когда враждой два змея возгорят,
- Какая разница — чей больше клад?
- Акула — как ни велика она —
- Киту, владыке моря, не страшна.
- Так Искандар в те дни беспечен был
- И небеса за все благодарил.
- Но от Дары явился вдруг гонец,
- С поклонами вошел он во дворец.
- И пожелал перед царем предстать,
- Дабы наказ Дары пересказать.
- Увидев шаха и его престол,
- Подножье трона бородой подмел.
- Почтительно он восхвалил царя,
- С достоинством благословил царя.
- Честь Искандар явить хотел гонцу,
- Перед собой он сесть велел гонцу.
- Посол смиренно сел у царских ног
- И от смущенья говорить не мог.
- Фарр Искандара ослепил его
- И языка и чувств лишил его.
- Тут понял Искандар: посол смущен,
- Молчит, священным блеском устрашен,
- Со свитою он разговор завел,
- Чтоб понемногу тот в себя пришел.
- Когда смятенье гостя улеглось,
- Ему он задал царственный вопрос:
- «По-доброму ли шах Дара здоров,
- Счастливейший, как древний Кей-Хосров?»
- Ответил гость и прах поцеловал,
- И вновь владыка Рума вопрошал:
- «Коль мир у вас и счастье и покой,
- С какою вестью послан ты Дарой?»
- И, вновь пред ним поцеловавши прах,
- Посол ответил: «О великий шах,
- Я пред величием твоим дрожу,
- Но раз ты повелел — я все скажу.
- Отец твой — венценосный Файлакус
- С Дарой когда-то заключил союз.
- И десять сотен слитков золотых
- Платил Даре, по договору их.
- Прошло три года, как отец твой шах
- В небесных наслаждается садах.
- Но Рум не шлет хараджа третий год;
- Долг этот, дружбы двух царей оплот,
- В сокровищницы к нам не поступил…
- Иль, может, вовсе не отправлен был.
- И цель прихода моего одна —
- Долг этот получить с тебя сполна.
- Отдашь — я увезу. А если нет —
- Скажи. Я передам Даре ответ».
- Желчь Искандару горло обожгла,
- Когда услышал он слова посла.
- Лик приобрел внезапно цвет огня,
- Что может все спалить, воспламеня.
- Но молча Искандар чело склонил,
- На пламя воду мудрости излил.
- Перед величием его ума
- Орд исступленья отступила тьма.
- И, светлый лик подняв, уста открыл,
- Дорогу перлам речи отворил.
- Сказал: «Привет мой передай Даре,
- Потом ответ мой передай Даре:
- В юдоли сей ничья не вечна власть,
- Удел величья — пасть, истлеть, пропасть.
- Не мучься — ради завтрашнего дня,
- Стяжаньем душу живу бременя!
- Пусть ты ни с кем в богатстве не сравним,
- Но ты богатством угнетен своим.
- Где польза от богатства твоего?
- Зачем без пользы собирать его.
- Когда от дела происходит вред,
- Такое дело делать смысла нет.
- И вот: тебе — нет пользы, нам — печаль.
- Смотри — себя и нас не опечаль.
- Забудь наш долг! Ведь птица унеслась,
- Что золотыми слитками неслась!
- Коль примешь ты наш дружеский совет,
- То и вражды у нас с тобою нет.
- Но коль отвергнешь ты мои слова,
- То мы отвергнем и твои слова.
- Без пользы для себя хлопочешь ты!
- Подумай, если мира хочешь ты:
- Ведь мудростью глубокой обладать
- Нам нужно, чтоб соперника познать.
- Ты слабых подавлял и покорял.
- Таких, как я, ты прежде не встречал.
- Харадж и дань с полмира ты берешь.
- Взамен — короны старые даешь.
- Харадж — источник бедствий и невзгод
- Тем, кто берет, и тем, кто отдает.
- Без счета море жемчугов таит,
- Подвластен ли тебе свободный кит?
- Хоть жемчуга и много у него,
- Как ты харадж потребуешь с него?
- Чрезмерные желания — тщета.
- Не стань и ты добычею кита!
- Источник счастья — мудрость, свет ума;
- Но в силе алчность там, где нет ума.
- Нам непосильна дань минувших лет;
- Потребуешь — мы сами скажем: нет.
- А от судьбы — пусть ты могуч, богат —
- Могущество и власть не защитят.
- И пусть бесчисленны твои войска,
- Их опрокинет сильная рука.
- Пусть мы тебя слабее во сто раз,
- То, что нас ждет, — утаено от нас.
- Когда страна богата и сильна,
- То не нужна такой стране война!»
- Речь Искандар закончил. И тогда
- Притих гонец персидский, как вода.
- В обратный путь ни жив ни мертв — пошел
- Из Рума незадачливый посол.
- И прибыл восвояси наконец,
- И все Даре пересказал гонец.
- Когда Дара великий услыхал
- Слова гонца, он так ему сказал:
- «Коль впрямь Румиец это говорил,
- То, значит, бог ума его лишил.
- Иль, может быть, в ту пору был он пьян
- И от вина безумьем обуян?
- Иль он еще дитя, не зрел умом
- И управлять не может языком?»
- Так он — носитель царского венца —
- Спросил. И услыхал ответ гонца:
- «За ним следил я зорко, не шутя:
- Не пьян он, не безумен, не дитя.
- Нет, разумом он светел и здоров,
- И попусту он не бросает слов!
- Благоразумен, сведущ и учен,
- Он мудростью глубокой наделен!
- Сильно иль слабо воинство его, —
- В его словах — достоинство его.
- В величии — хоть обойди весь свет —
- Ему подобных не было и нет!
- Присматривался долго я к нему
- И удивлялся дивному уму».
- Так был взъярен Дара ответом сим,
- Что смерть сама не сладила бы с ним.
- От гнева, как от грома, он оглох,
- И в небесах пошел переполох.
- И охватил полмира лютый страх,
- Когда ворота гнева отпер шах.
- В оковы он посла забить велел,
- В колодец черный посадить велел.
- Сказал: «Румиец — раб мой, сын рабов,
- Что ползали у ног моих отцов.
- Он — раб, и предки подлые его
- Рабами были предка моего!
- Кто он такой, чтоб милостью моей
- Возвесть его в достоинство царей?
- Чтобы слова его словами счесть,
- Что оскорбляют нашу власть и честь?
- Ни страха предо мной не стало в нем
- И ни стыда перед людским судом!..
- Но мы такой отпор дадим ему,
- Так я его ничтожность покажу,
- Что этот необузданный дикарь
- Опомнится, раскается, как встарь!»
- И царь Дара гонца найти велел,
- Который бы находчив был и смел.
- И, отправляя, дал ему наказ.
- В словах, как острый серп и как алмаз,
- Човган и крепкий мяч послу вручив,
- В две эти вещи тонкий смысл вложив.
- И дал с кунжутным семенем мешок, —
- Свою угрозу в притчу он облек.
- Посла отправив, глаз он не спускал
- С дороги царской… Все ответа ждал.
- Посол примчался в Рум, клубясь, как дым,
- Язык свой сделал бедствием своим.
- Явились к шаху стражи во дворец,
- Сказали: «От Дары опять гонец!»
- Стал пред царем гонец, как был — в пыли.
- Как перед ликом солнца — ком земли.
- Гонец увидел шаха — фарр его,
- И речь застряла в горле у него.
- Пал пред величьем Искандара он,
- Ослабнув телом, страхом сокрушен,
- Уста к подножью трона приложил,
- Молитву по обряду сотворил.
- Царь молвил: «Сядь, о деле расскажи,
- Цель твоего прибытья изложи!»
- Сказал носитель тайны, пав во прах:
- «Сто раз благослови тебя аллах!
- Нет сил мне говорить перед тобой…
- Но обо всем, что велено Дарой,
- Коль ты позволишь, речь я поведу,
- А скажешь — «нет», смиренно прочь уйду».
- Посланец Искандару дал понять,
- Что он о многом должен толковать.
- Сказал: «Дара, по милости своей,
- Взымает дань со всех земных царей.
- Берет харадж, по праву древних лет,
- Хоть в том у нас нужды особой нет.
- Но шахи, что зависимы от нас,
- Что исполняют наш любой приказ,
- Харадж не забывают в срок платить,
- Чтоб о своем покорстве заявить.
- Отец твой нам платил, пока был жив,
- Служил нам преданно — и был счастлив.
- Но умер он… Ты сел на отчий трон.
- Ты б должен делать то, что делал он.
- Но не пошел ты по его пути,
- Решил от послушанья отойти.
- Три года с вас налог не поступал.
- Но царь царей не требовал и ждал.
- И наконец гонца решил послать,
- Чье дело — недоимки собирать.
- Но ты с гонцом столь дерзко говорил,
- Что, знать, забыл — кто есть ты, чем ты был.
- Но так как ты — годами молодой —
- Не стукался о камень головой,
- Мы поняли: невежество и тьма
- Сильны в тебе от малого ума!
- Великодушье мы должны явить
- И, как ребенку, промах твой простить.
- Но образумься и не прекословь;
- Дань собери — к отправке приготовь;
- И сам спеши — под царственную сень,
- Поцеловать высокую ступень!
- Чтоб не покрыться пятнами стыда,
- Будь честен с нами, предан нам всегда.
- Увидишь много милостей от нас…
- Но коль отклонишь царственный приказ,
- Тщеславьем и гордынею объят,
- И дивы злобы дух твой победят, —
- Поймем, что буйство младости твоей
- Благоразумья твоего сильней.
- Привез я от великого Дары
- Тебе, о царь, достойные дары!»
- Так краснобай-гонец проговорил
- И мяч с клюкой пред шахом положил.
- Сказал: «Тебе, как юноше, под стать
- Клюкою мячик по полю гонять!
- Тебе приличны — мяч, клюка, майдан.
- Но царство — это не игра в човган!
- Коль вновь ты возразишь царю царей,
- Стыдясь признаться в слабости своей,
- Тебе возмездье ныне, а не месть,
- И зол своих тебе тогда не счесть.
- Ты знай, что больше войск в его руке,
- Чем семени кунжутного в мешке!»
- И принесли мешок посольский тут,
- В котором был просеянный кунжут.
- Проворно это семя на ковре
- Гонец рассыпал, преданный Даре.
- «Вот наше войско! Пусть сочтет его,
- Кто не боится шаха моего!»
- Умолк посол и опустил глаза,
- Все стихло, будто пронеслась гроза.
- С улыбкой Искандар внимал ему,
- Все высказать — не помешал ему.
- Когда гонец все, что хотел, сказал —
- Он так ему достойно отвечал:
- «Дара — чистопородный кей и шах,
- Быть нам примером призванный в веках.
- Но я, тебе внимая, изумлен:
- Как стал в своих словах несдержан он.
- Владык вселенной, как презренный сброд,
- Достойнейших — рабами он зовет!
- Царей, которых во главе людей
- Поставил бог по мудрости своей,
- Дара решил рабами называть?
- Но тут пути добра не отыскать.
- Мы все — рабы Иездана, только бог
- Меня своим рабом назвать бы мог.
- Пускай твой шах подумал бы сперва
- Пред тем, как эти вымолвить слова.
- Себя с великим богом он сравнил,
- Грех святотатства страшный совершил
- Меня безумцем пьяным он зовет,
- Дитятею, не знающим забот.
- Меня он обвиняет в трех грехах,
- А сам он богохульствует — твой шах!
- Коль уважения меж нами нет —
- И примирения меж нами нет!
- Допустим, что я мал, а он велик, —
- Но как несдержан у него язык!
- Большая птица — аист; но и он
- От ястреба уходит, устрашен.
- Твой царь Дара мне милость оказал,
- Клюку и мяч в подарок мне прислал.
- Я в этом вижу тайный смысл…
- Ну что ж — В истолкованье он весьма хорош…
- Мысль мудрецов, что землю обошла,
- Нам говорит: земля, как мяч, кругла.
- Дара свой смысл в мяче и клюшке скрыл,
- А бог мне целый мир, как мяч, вручил.
- Какая же загадка скрыта в нем
- В човгане этом с загнутым концом?
- Я понял: повелителем времен
- Човган судьбы вселенной мне вручен,
- Чтоб торопил я своего коня,
- Чтоб мяч отбил у всех, вперед гоня.
- Здесь — предсказанье, радостная весть…
- Да, в этой вести — счастье мне и честь.
- Не новую принес сегодня мне
- Ты притчу о кунжутовом зерне.
- Мол, как семян кунжута вам не счесть,
- Так и числа моим войскам не счесть.
- Пусть ваша рать несметна, как кунжут,
- Ее мои цыплята поклюют!»
- И на кунжут, что был среди палат
- Рассыпан, он принесть велел цыплят.
- Все поклевали птицы; и зерном
- Не поделились даже с муравьем.
- Посол Дары глядел, молчал, бледнел;
- Понуро пристыженный он сидел.
- И молвил Искандар: «Встань! Подобру
- Иди от нас. И извести Дару:
- Что слышал здесь, ему ты донеси,
- В дороге дальней слов не растряси!»
- Согбенный от стыда ушел посол, —
- Не на ногах — на голове ушел.
- И распахнулись ворота беды…
- Взметнулся до небес огонь вражды.
- Нахлынул смуты неуемный вал,
- И мир из хижин бедственных бежал.
* * *
Дай, кравчий, мне вина! Пусть, опьянев,
Я зарычу, как разъяренный лев!
Во вражий стан ворвусь я пьяным львом
И в миг единый разочтусь с врагом.
Спой мне, певец, в рассветной полутьме
Напев воинственный из «Шах-наме».
Два шаха тронули струну вражды,
Так пусть же будут воины тверды.
О Навои! Покоя в мире нет,
Под горьким ветром смуты меркнет свет.
Коль хочешь мира в наши времена,
Не расставайся с чашею вина.
Круг наших бед земных неисчислим,
Но тот, кто пьет, — тот не подвержен им.
Осуждение вражды, которая является причиной разрушения достояния людей и которая грозит гибелью миру
О том, как от вражды двух правителей ударила молния бедствий в харман народов мира, а от союза двух друзей пролился дождь милости и потушил языки огня
НАЗИДАНИЕ
Искандар просит Арасту рассказать о причинах войн. Раздоры нежелательны, и войны губительны для всех народов, но случается ли, что война становится неизбежной? Арасту открывает свет в этой тьме и объясняет истинное начало вражды
Дара поражен словами Искандара, он собирает бесчисленное войско со всех концов света и идет войной против Искандара. Искандар, оказавшись лицом к лицу с этим морем несчастий и селем бедствий, готов повергнуть эту гору опасностей молнией сражения. Оба царя готовятся перевернуть небо вверх дном. Однако знамя государства Дары повергнуто иной бурей, а знамя Искандара сверкает как солнце
- Историк древней распри двух царей
- Так завил кольца повести своей:
- Когда посол Дары, что в Руме был,
- Речь Искандара шаху изложил, —
- Все передал, утайки не творя,
- Что слышал от румийского царя, —
- Дара, владыка необъятных стран,
- Был исступленьем гнева обуян.
- Стал, как огонь, от головы до ног
- Он, пред которым трепетал Восток.
- «Тьфу!» — обращаясь к небу, он кричал,
- Упрек земле и небу обращал.
- Как молния небес, метался он,
- Как в лихорадке, содрогался он.
- И чтобы гнев души своей унять,
- Приказ он отдал — войско собирать.
- И хлынули, как реки в океан,
- Полки из ближних и далеких стран.
- Иран, Туран, Монголия, Китай,
- Где мира обитаемого край,
- Откуда солнце поутру встает, —
- Все поголовно поднялись в поход.
- И побережья западных морей
- Послали всех мужчин царю царей.
- И люди Африки, и тех земель,
- Где вечный сумрак, стужа и метель, —
- Все на могучий клич войны пришли,
- И не прийти — ты скажешь — не могли.
- Волнуясь, по долинам и горам,
- Без края простираясь по степям,
- Необозримо воинства текли, —
- Цари, султаны, ханы их вели.
- И так был шум идущих войск велик,
- Что высшей сферы неба он достиг.
- Лишь Зангибар, и Рум, и Франгистан
- Людей не слали в Кей-Кубадов стан,[123]
- Затем, что Искандарову в те дни
- Власть добровольно приняли они.
- Текли войска в течение двух лет,
- Сошлись войска, каких не видел свет.
- Небесных звезд бесчисленней полки,
- Несметней, чем пустынные пески.
- И негде было им шатры разбить,
- Рек не хватило коней напоить.
- Туда, где сбор войскам назначен был,
- Шах, нетерпенья полный, поспешил.
- Когда такую рать он увидал,
- Сильней в нем пламень мести запылал.
- Сказал: «Коль двинусь на небо в поход —
- Я отступить заставлю небосвод!»
- Цари и шахи, данники Дары,
- Меж тем несли бесценные дары, —
- Хоть каждый дома грозным был царем,
- Здесь кротко нес сильнейшего ярем.
- Плеск ликованья загремел в войсках,
- Когда предстал пред ними шаханшах.
- Не осенял дотоле небосклон
- Султана величавее, чем он.
- Всех войск вожди — цари — к Даре пришли,
- Склоняясь перед троном до земли,
- У ног Дары целуя прах земли, —
- И этим честь и славу обрели.
- Кто удостоен был у шахских ног,
- Пав на лицо, поцеловать песок, —
- Тот мог быть счастлив: на его дела
- Печать благоволения легла.
- Так до жары полуденной с утра
- Рабов венчанных принимал Дара.
- Средь них был Чина властелин хакан,
- Был падишах индийцев — Кара-хан.
- Был Тимур-Таш — орды кипчакской хан,
- Был Pec-Варка — египетский султан.
- Был Фарангис — король страны Хавран,
- Был Давали — султан земли Ширван.
- Там царских сыновей толпа была,
- Там полководцам не было числа.
- Все также возвеличились они
- Лобзаньем Кейянидовой ступни,
- Вниманьем сильного вознесены,
- Величием его осенены.
- И столько в дар сокровищ привезли,
- Что их и за сто лет бы не сочли
- Все счетчики великого царя,
- Не зная сна, усердием горя.
- Когда ж даров окончился прием,
- По чину, наивящим чередом, —
- Велел великий царь царей Дара
- Вождей и шахов звать под сень шатра.
- Подобен небосводу был шатер —
- Так полы он широко распростер.
- И венценосцам сесть Дара велел
- Вкруг трона, на котором он сидел.
- Как слуги, полководцы стали в круг, —
- У трона места не было для слуг.
- И, обозрев испытанных в бою,
- Владыка мира начал речь свою:
- «Вот в чем причина сбора войск моих
- И нарушенья мирных дел мирских.
- Как только Файлакус — румийский хан —
- Ударил в погребальный барабан,
- Власть захватил его безумный сын,
- Текущий криво, как вода стремнин,
- Неукротимый, как степной огонь,
- И непокорный, словно дикий конь.
- Он — данник мой. Четвертый год настал
- С тех пор, как дань платить он перестал.
- Столь гордым он в своем безумье стал.
- Когда же я гонцов к нему послал,
- Чтоб разузнать о положенье дел
- И почему платить он не хотел, —
- И сразу все расчеты с ним свести,
- И сразу взять всю дань и привезти, —
- Моим послам он дерзко отказал!
- Он много слов бессвязных им сказал,
- Необоснованных и наглых слов.
- И снова я послал к нему послов,
- Чтоб от его главы отвеять зло,
- Но наставленье в пользу не пошло:
- Глупец! Он так ответил дерзко мне,
- Что кровь моя вскипела, как в огне!
- Решил я слов напрасно не терять,
- Решил я уши наглому надрать.
- Вот каково начало, — отчего
- Потрясено все мира существо!»
- Умолк он. Поднялись за шахом шах,
- Все — в ратных искушенные делах.
- И лицами опять к земле припав,
- И пыль у ног Дары поцеловав,
- Сказали: «Как причиной столь пустой
- Мог быть смущен властителя покой!
- Румийский царь приличьям не учен,
- Любым из нас он будет укрощен!
- А тысяч сорок всадников пошлем,
- Проучим мы его — в песок сотрем!»
- Дара сказал: «Уж раз собрал я вас, —
- Рум будет местом отдыха для нас.
- Что Рум? На Франгистан и Зангибар
- Направить мы теперь должны удар,
- Дойти до крайних мира берегов,
- Вселенную очистить от врагов —
- Дней за десять! Свидетель — вечный бог, —
- Никто придумать лучше бы не мог».
- Судьба царю вложила речь в уста.
- Нет от судьбы лекарства, нет щита!
- И, как с судьбой, никто не спорил с ним…
- И воротились все к войскам своим.
- Не спали ночь — готовились в поход.
- Едва багряно вспыхнул небосвод,
- Рать, как гроза, на запад потекла.
- Когда до Искандара весть дошла,
- Что на него Дара — владыка стран —
- Несется, как песчаный ураган,
- Неотвратим, громаден и жесток, —
- Он — Искандар — беспечным быть не мог.
- Навстречу он лазутчиков послал —
- О каждом вражьем шаге узнавал…
- Спокойный, полный мужества и сил,
- Он способы защиты находил,
- Не зная отдыха и сна, — пока
- Не подготовил так свои войска,
- Что каждый рядовой его двустам
- Врагам противостал бы, как Рустам.[124]
- И, дивною отвагой облечен,
- Сам ринулся врагам навстречу он,
- Как буря на простор морских валов,
- Как лев рычащий на табун ослов.
- И весть о том до войск Дары дошла
- И ужасом гордыню потрясла, —
- Как никому не ведомый царек
- На властелина мира выйти мог?
- Когда же переходов семь дневных
- Всего лишь оставалось между них, —
- Все медленнее обе стороны
- Сходились, осторожности полны.
- При остановке войск вокруг шатров
- Вал насыпали и копали ров.
- И так охрана бдительна была,
- Что мимо даже кошка б не прошла.
- Так двигались два воинства.
- И вот Меж них один остался переход.
- Гора крутая возвышалась там,
- Рассекшая пустыню пополам.
- По ту и эту стороны горы —
- Войска Румийца и войска Дары.
- И вал велел насыпать Искандар,
- Чтоб выдержать за ним любой удар.
- И, выучку проверив войск своих,
- Он сердце успокоил верой в них.
- Полки своих мужей, готовых в бой,
- На высоту возвел он за собой.
- С высокой той горы он кинул взор
- На открывавшийся пред ним простор.
- И увидав врагов — их тьмы и тьмы!
- Черны от войск равнины и холмы, —
- Как будто ширь земная ожила
- И в грозное движение пришла.
- И пыль над войском, дым и конский пот
- Лазурный омрачили небосвод.
- Шум плыл от войск, как волн пучины шум…
- И потрясен был Искандаров ум.
- «Что ж! — молвил, — если здесь я бой приму —
- Сам собственную голову сниму!
- Я от гордыни в ослепленье был,
- Когда ковер сраженья расстелил.
- Отсель путей для отступленья нет,
- Здесь гибель ждет меня, сомненья нет!»
- Пока так сердцем сокрушался он,
- В рассеянье воззрясь на крутосклон,
- Двух куропаток вдруг перед собой
- Заметил. Шел меж ними лютый бой.
- Одна была сильнее и крупней,
- Другая — втрое меньше и слабей.
- Он, видя их неравенство в борьбе,
- Даре их уподобил и себе.
- И пристально смотрел он на борьбу,
- Как будто видел в ней свою судьбу.
- Он знал — победа будет за большой, —
- И колебался скорбною душой.
- Как вдруг могучий сокол с высоты
- Упал стрелою рока, — скажешь ты.
- Он куропатку сильную схватил
- И на вершины скал с добычей взмыл.
- А слабая осталась там одна,
- Свободна и от смерти спасена.
- Когда Румиец это увидал,
- Он, сердцем ободрясь, возликовал.
- Он понял: помощь некая придет —
- И враг сильнейший перед ним падет.
- Когда ж к своим войскам вернулся он,
- Знамена ночи поднял небосклон
- И факел дня, упав за грани гор,
- Дым цвета дегтя по небу простер.
- Душой, входящей в тело без души,
- Вернулся царь к войскам в ночной тиши.
- И ободрил он воинов своих,
- И верных выставил сторожевых…
- …Все спят. Не спят лишь в думах о войне
- Цари на той и этой стороне.
- Дара, что войск своих числа не знал,
- Победу неизбежною считал.
- Как мог иначе думать царь царей,
- Могучий властелин подлунной всей?
- Не видел он сквозь будущего тьму,
- Что небосвод кривой сулит ему.[125]
- И так же Искандар не ведал сна, —
- Заботами душа была полна…
- Уж воины под кровом темноты
- Готовили оружье и щиты.
- Когда заря прекрасная взошла
- И знамя золотое подняла,
- И озарила воздух голубой
- Счастливой Искандаровой звездой,
- Два войска, как два моря, поднялись, —
- И шум и топот их наполнил высь.
- Богатыри издали страшный крик —
- Такой, что слуха солнца он достиг.
- И содрогнулся весь земной простор,
- И глыбы скал оторвались от гор.
- Подобны тюрку неба[126], на конях,
- В железно-синих кованых бронях,
- Построились огромные ряды,
- Как грозовые темные гряды.
- Так выстроил Дара, владыка стран,
- Не войско — кровожадный океан!
- Ты скажешь: лик земли отобразил
- Все миллионы воинства светил!
- Был строй составлен из семи рядов —
- Семи великих мира поясов.[127]
- От Самарканда и до Чина шло
- Войск Афридуна правое крыло.
- Шесть сотен тысяч — на крыле одном —
- Испытанных в искусстве боевом.
- Узбеков было за сто тысяч там.
- Калмыков — полтораста тысяч там.
- Там войска Чина был отборный цвет,
- По мужеству нигде им равных нет.
- Парчою — цвета радужных огней —
- Богатыри украсили коней.
- Китайский шелк в отливах заревых
- На шлемах развевается у них.
- Там хан Тукваб, грозе военной рад,
- Построил степняков своих отряд.
- От них пришли в минувшие года
- В мир — суматоха, ужас и беда.
- Мечи их блещут, душу леденя,
- Как языки подземного огня.
- Я на собаке не считал волос,
- Но больше там монголов поднялось.
- Подобный льву, их вождь Мунгу ведет,
- В мрак погружает страны их налет.
- Мангыты там в чаркасских шишаках,
- Чернь блещет на седельных их луках.
- Мавераннахра далее сыны,
- Как львы — отважны, как слоны — сильны.
- А украшеньем левого крыла
- Громада воинств Запада была.
- Сопутствовали ассирийцы им,
- И буртасы, и берберийцы им.
- Желты у них знамена и наряд,
- Их латы медью желтою горят.
- Арабов сорок тысяч было там, —
- Завидуют ветра их скакунам.
- И копья и знамена их — черны,
- Под чепраком попоны их — черны.
- Ваки — султаном был аравитян.
- Тали был предводитель мавритан.
- Сто тысяч сабель, ужасавших мир,
- Из Медаина вывел Ардашир.
- Был цвет знамен — фиалковый у них,
- И цвет попон — фиалковый у них.
- Вел Густахам, в один построив ряд,
- Три города — Катиф, Бахрейн, Багдад.
- Шли воины, как голубой поток,
- В железных латах с головы до ног.
- Шесть сотен тысяч было их число —
- Войск, составлявших левое крыло.
- Семьсот же тысяч — войск Дары краса, —
- Что изумляли даже небеса,
- Посередине двух огромных крыл
- Стояли в голове всех царских сил.
- Кафтаны были белые у них,
- Тюрбаны были белые у них.
- Шли далее янтарные ряды
- Людей Хорезма и Кипчак-орды.
- И грозный, что ядром всех полчищ был,
- Отряд ряды, как горы, взгромоздил.
- И было семь в отряде том рядов —
- И в каждом по сто тысяч удальцов,
- Отборных из отборнейших мужей —
- Телохранителей царя царей.
- Им шахом власть и красота даны,
- В зеленое они облачены.
- Зеленый шелк на стягах их шумел.
- Их строй, как чаща леса, зеленел.
- А сам Дара — средь войска своего.
- И нет у неба грома на него!
- Так выстроив порядок сил своих,
- Спокойно на врага он двинул их.
- Шах Искандар на стороне другой,
- Отвагой полн, людей готовил в бой.
- И франков — сотня тысяч их число —
- Поставил он на правое крыло.
- Был князь Шейбал военачальник там,
- По доблести он Заля сын — Рустам.
- Их одеяний франкский аксамит
- Был драгоценным жемчугом обшит.
- Они — как львы в пылу кровавых сеч,
- Склоняется пред ними солнца меч.
- Враг падает пред ними, устрашен
- Блистаньем семицветных их знамен.
- А русов он на левое крыло
- Поставил, сотня тысяч их число —
- Суровых, ярых, как небесный конь,[128]
- В бою неукротимых, как огонь.
- Весь их доспех — лишь копья да щиты,
- Они как совы в море темноты.
- Плащ красной шерсти — воина броня,
- Чепрак багряный на спине коня.
- Шлем руса сходен с чашею стальной,
- На шлеме перья иволги лесной.
- Согласным — дружбы он несет звезду,
- А несогласным — гибель и беду.
- А зинджи стали войска головой,
- У зинджей был от всех отличный строй,
- Изделье черных зинджей — их булат,
- Щитки их лат, как зеркала, блестят.
- От вавилонских шлемов бьют лучи, —
- То скачет зинджей воинство в ночи.
- Их шлемы — как орлиные носы,
- Изогнутый их строй — острей косы.
- Так превратил их латы в зеркала
- Напильник угнетения и зла.
- Смерть отразилась в зеркалах их лат,
- Их враг бежит, смятением объят.
- Из румских войск ядро составил шах.
- Румянец юности на их щеках.
- Красивые в движениях — как львы,
- И грозны в нападениях — как львы;
- Как шкура льва и тигра — их броня.
- Плащи их — цвета желтого огня.
- Войска грозой грохочущею шли.
- Покрыли львы и тигры лик земли.
- Султан прекрасный — воинства глава,
- Был светлый стяг над ним похож на льва.
- Победы ветер знамя развевал
- Над львом, что войском львов повелевал.
- Так, наподобие пчелиных сот,
- Войска построив, он пошел с высот,
- Как будто диких пьяных дивов хор,
- Завыл под барабанами простор.
- Кавказ отгрянул, содрогнулся Тавр
- От грохота бесчисленных литавр.
- И надвое кровавый свой престол
- Тюрк неба перед боем расколол.
- Карнаи выли так, как будто ад
- Разверзся и нагрянул кыямат.
- До неба тучей заклубилась пыль,
- Земля — ты скажешь — превратилась в пыль
- Скажи — не пыль! — то небо обняла
- Безлунной ночи мускусная мгла.
- Как молнии, зерцала и мечи
- Сверкали в той грохочущей ночи.
- И ржанье коней было словно гром,
- Разящий землю огненным копьем.
- Когда же воины издали крик,
- Гром потерял от ужаса язык.
- Будь небосвод беременной женой,
- От страха плод он выкинул бы свой!
- Когда ж умолкли воины на миг,
- Настала тишина — страшней, чем крик.
- И тучу пыли ветер отогнал,
- И строю строй в долине виден стал.
- И вот стрелою грозовых высот
- Румиец некий выехал вперед,
- Красавца аргамака горяча,
- Играя синим пламенем меча.
- Крылом зеленым с левого плеча
- Китайская клубилась епанча.
- Как столб шатра, его копье, а щит
- Был яхонтами алыми покрыт.
- Как лилии раскрывшийся бутон,
- Шишак султаном белым оперен.
- Проворный, пламенный любимец сеч,
- Став на ристалище, он начал речь,
- Всевышнего восславив и судьбу,
- За Искандара он вознес мольбу
- И, обратив к войскам врага свой лик,
- Провозгласил: «Я — Бербери-Барик.
- Я был слугой Дары — царя царей,
- Но проку в службе не было моей.
- За верный труд — не то чтобы добра —
- И взгляда мне не уделил Дара.
- Стоящих много ниже — он дарил,
- Меня ж, моих заслуг не оценил!
- Когда о том я шаху доложил,
- К рабу властитель слуха не склонил!
- Когда ж меня просил я отпустить,
- Он, в гневе, приказал меня избить!
- Униженному тяжко, мне тогда
- Блеснула Искандарова звезда!
- Когда я к Искандару прискакал,
- Мне царь так много ласки оказал,
- Так ни за что меня он наградил,
- Что от стыда я голову склонил.
- На смертный бой теперь я выхожу,
- Две добрых думы на сердце держу:
- Всемерно Искандару послужить
- И вражьей кровью в битве стыд отмыть!
- Всех, кто отмечен щедрым был Дарой,
- Поодиночке вызываю в бой.
- Пусть шах, чьей мудростью земля полна,
- Увидит сам, какая им цена!»
- Когда же Бербери-Барик умолк,
- Навстречу воин вылетел, как волк, —
- С лицом убийцы, темен, словно дым,
- Нависший над пожарищем степным.
- В индигоцветной сумрачной броне,
- На черном, искры сыплющем коне.
- То — в туче бедствий — гибели огонь!
- То — небосвод бегущий, а не конь!
- Копье в руке, как башенный таран,
- А имя было воину — Харран.
- Произнеся молитву за царя,
- Он в бой рванулся, яростью горя.
- И сшиблись на ристалище враги,
- И разлетелись, делая круги.
- Слетелись вновь. И долго длился бой,
- Не побеждал ни тот и ни другой.
- Но вот Барик проворство проявил,
- Он в грудь копьем Харрана поразил —
- И вышиб из седла, сломав ребро.
- И прогремели небеса: «Добро!»
- Поводьями Барик врага связал
- И с пленником перед царем предстал.
- Вновь Искандару дух возвеселил
- Знак вещий, что победу им сулил.
- Шах Искандар — ты скажешь — в пору ту
- Победы первой видел красоту.
- А лев-бербер, отвагой обуян,
- Вновь на кровавый выехал майдан.
- И вышел из рядов врага тогда
- Слоноподобный богатырь Шейда.
- Но льва от пораженья и стыда
- Хранила Искандарова звезда.
- И он такой удар Шейде нанес,
- Что рухнул тот на землю, как утес.
- К царю Барик сраженного привел, —
- Связал и униженного привел.
- Дара, владыка стран и мощных сил,
- Копьем в досаде небу погрозил.
- И вновь на поле, раскрывая зев,
- Примчался лютый берберийский лев.
- Другой — навстречу — издающий рев.
- И страшно лица их наморщил гнев.
- Но и его, как молнии стрела,
- Бербер ударом вышиб из седла.
- Так повалил Барик рукой своей
- Девятерых подряд богатырей.
- И больше в бой никто не выходил,
- Но вспять коня Барик не обратил.
- Он громко ратоборцев вызывал;
- Скажи: огонь в сердца врагов бросал!
- Ужасный гнев Дарою овладел;
- Сильнейших звать на бой он повелел.
- Муж выступил — похожий на слона,
- Кружиться заставляя скакуна.
- Силен, как слон, он с ног слона валил.
- А конь, как носорог, огромен был.
- Мех леопарда на его боках,
- Тигровый плащ у мужа на плечах,
- Как кровь живая, красный шлем горит —
- Чалмой, как гибель, черною повит.
- Не шлем — тюльпан! Но только не черно
- Его пятно, а словно кровь красно.
- Его лицо, как финики, темно.
- А волосы — льняное волокно.
- Глаза — алмазы! Но орбиты глаз,
- Как после казни полный кровью таз.
- Из стран заката он ведет свой род —
- Таков обличьем весь его народ.
- Неслыханная сила им дана,
- Им никакая сила не страшна.
- И если занятый войною шах,
- Терпящий беды в боевых делах,
- Хоть одного из них пошлет на бой,
- Как слон, растопчет он отряд любой.
- Но если в битве пленника возьмет, —
- Все бросит и с добычей прочь уйдет
- Домой, в пределы рода своего,
- И силы нет остановить его.
- А пленника приволочет в свой дом
- И сделает навек своим рабом.
- Но бербериец не был устрашен, —
- Как молния, на бой рванулся он,
- И сшиблись ратоборцы, и сплелись,
- И по полю, петляя, понеслись.
- То настигал один, то убегал,
- То вновь врага на край майдана гнал.
- То первого бойца второй боец
- Гнал на другой ристалища конец.
- И подымали пыль они порой,
- И пыль крутилась, словно смерч степной.
- Кто мог бы льва, который вышел мстить,
- В кровавом поединке победить?
- Но все же истомил бербер коня, —
- И в нем самом уж не было огня.
- Ведь он девятерых мужей сразил
- И силу мышц железных истощил.
- Ловец людей, поняв, — слабеет враг, —
- Схватил бербера крепко за кушак.
- Добычу взяв, не отдал никому —
- И не вернулся к войску своему.
- Увел коня и пленника увлек.
- И помешать никто ему не мог,
- Ушел и скрылся медленно вдали,
- Среди увалов пасмурной земли,
- Там, где садилось солнце-властелин
- За грани гор, в чертог морских пучин.
- Увидев, что бербер его пропал,
- Душою Искандар в унынье впал;
- Сказал: «О, как горька его судьба!
- О, как тяжел, увы, удел раба!»
- Но он был рад, что богатырь такой
- Неслыханный потерян был Дарой.
- А шах Дара? — порадовался он,
- Что бербериец лютый укрощен.
- Но все же втайне он был огорчен,
- Что боевой ушел из войска слон.
- …Ночь наступила. Поднялась луна,
- Как Искандар, величия полна.
- И разделила ночи глубина
- Войска. И наступила тишина.
- В своем шатре Дара не ведал сна, —
- Ему потребны чаша и струна.
- Увы! — он кровь глотал взамен вина!
- «Что завтра явит мир, что даст война?»
- Румиец ночь в молитве проводил,
- Он помощи просил у бога, сил.
- Смиренно он чело к земле склонил,
- В слезах о справедливости молил.
- Когда ж уста мольбы он затворил,
- Рассветный луч вершины озарил.
- Тревожно вновь заволновался стан,
- Взревели трубы, грянул барабан.
- И в поле потекли войска тогда,
- Как сонм воскресших в Страшный день суда.
- И тучи пыли омрачили высь, —
- Мечи и копья яростно сплелись.
- Зерцала рассекая синих лат,
- Богатырям сердца пронзал булат.
- Сраженьем управляя издали,
- Шах Искандар глядел на лик земли.
- И в пору ту гонец пред ним предстал, —
- В пыли, в поту — он тяжело дышал.
- Склонясь во прах, он уст не отворил
- И свиток запечатанный вручил.
- Вскрыл свиток Искандар. Но как же он
- Был тем письмом глубоко изумлен!
- Он понял, что расправился с врагом
- Небесный свод в могуществе своем.
- Два были у Дары, раба судьбы, —
- Наместники царя, а не рабы.
- Но незаслуженно султан их гнал
- И ужасом их души напитал.
- «Войну закончу — смерть нашлю на них!» —
- Он молвил о наместниках своих.
- Поняв, что им в живых не долго быть,
- Решили те властителя убить:
- «Пока не обнажил на нас он меч,
- Должны мы сами жизнь его пресечь!..
- Когда мы корни шаха поразим,
- Народ от гнета мы освободим.
- И пусть умрем потом! Ведь все равно
- Светило наших дней обречено!
- Желаний нет у нас других. Умрем,
- Но души от насилия спасем!»
- Они письму доверили сердца.
- В румийский стан отправили гонца
- К великому царю чужой земли, —
- И тем на гибель души обрекли.
- Когда же войск построились ряды, —
- В кипенье нераскаянной вражды,
- Те два, как заговор их был решен,
- Настигли шаханшаха с двух сторон.
- И разом заблистали их мечи,
- Рубиновыми стали их мечи.
- Один царю в живот клинок вонзил,
- Другой — жестоко в темя поразил,
- Возмездье и насилие творя
- За гордость и насилие царя.
- И наземь пал, как горделивый кедр,
- Тот, корни чьи — в глубинах древних недр.[129]
- Величие Бахмана враг поверг.
- Светильник рода Кейева померк…
- И дрогнул воинств необъятный строй…
- Прочтя письмо, Румиец той порой,
- Вручив судьбу и душу небесам,
- Сел на коня и поскакал к войскам, —
- Кровопролитие остановил.
- Во вражий стан бестрепетно вступил.
- И расступились люди перед ним,
- И преклонились люди перед ним.
- И о беде поведали ему, —
- Как светочу, вошедшему во тьму.
- И наземь он тогда сошел с коня,
- В шатер Дары вошел, как солнце дня, —
- И видит: в луже крови шах лежит,
- Кровавой багряницею покрыт.
- И сердце горем сокрушилось в нем.
- И сел он, горько плача над врагом,
- И голову Дары в ладони взял,
- И столько слез горячих проливал,
- Что у Дары в его предсмертный час
- Открылись сонные нарциссы глаз.
- Он понял, кто у изголовья был,
- И тихо так Дара заговорил:
- «Добро пожаловать, мой юный шах!
- Мудрец и богатырь, подлунной шах!
- Кто перл родил столь дивной чистоты?
- Кто мог бы так врагу простить, как ты?
- О, как я гневом на тебя кипел!
- Как часто гибели твоей хотел!
- Средь сильных, миром правящих земным,
- Один ты был соперником моим.
- Кто в мире есть, как ты? Нет никого!
- В тебе явилось миру божество.
- Я на лицо твое взирать хочу!
- Склонись ко мне! Тебе внимать хочу!
- Ты — гость мой, — но в какие времена?
- Дом рухнул мой, разграблена казна!
- Как послужу я гостю моему?
- Где друга долгожданного приму?
- Вот лишь душа не отдана судьбе…
- Коль примешь — душу я отдам тебе!
- Мой милый гость! Ты сердцем так велик,
- Теперь я сам — твой гость! — твой гость на миг!
- И если дружба, а не зло — твой стяг, —
- Бог да хранит тебя на всех путях!
- Но если ты явился, чтоб убить,
- Склонился, чтоб главу мою срубить, —
- Великодушен будь — не убивай!
- Помедли миг, сказать два слова дай!»
- Крик Искандар и громкий плач подъял,
- Венец свой сбросил, ворот разорвал.
- Вскричал: «Живи, великий шах земли!
- Уйдешь — как буду от тебя вдали?
- Вот пред тобой слуга смиренный твой,
- Но я стыжусь, что был плохим слугой!
- Увы! в ножны не вкладывая меч,
- Я должен был властителя беречь.
- Я должен был очистить от врагов
- Чертог, где обитает Кей-Хосров![130]
- О, если б о врагах его я знал,
- Я б из пределов мира их изгнал!
- Нет слов! Язык в бессилии молчит.
- Отчаяньем стыда мой ум убит!
- В безумье, знай, я принял вызов твой,
- В безумье на тебя я вышел в бой.
- Я не поверил вражьему письму.
- И как — скажи — поверить мог ему?
- Но вот — увы! — злодейство свершено.
- И для меня светило дня черно!..
- Свидетель — небо: лгать я не могу!
- Ты знаешь, властелин, что я не лгу!
- Я умер бы, судьбу благодаря,
- Лишь бы спасти от гибели царя!
- Теперь свою мне волю сообщи!
- Ее исполнить в мире поручи!
- Меня в свои желанья посвяти!
- Дай светоч мне на жизненном пути!»
- Молитву небу шах земли вознес
- И голосом чуть слышным произнес:
- «Внемли, — вот три желания мои!
- Три главных завещания мои!
- Те, что меня убили без вины,
- Твоей рукой да будут казнены.
- Пусть не поможет месть моей судьбе,
- Но польза будет в деле том тебе.
- Спасти меня — нет средства. Я умру.
- Но делом правды ты почти Дару!
- Не обижай, прошу, родни моей!
- Не забывай: их прародитель — Кей.
- Знай! Никого средь них я не найду,
- Кто мог бы затаить к тебе вражду.
- Сиротам милосердье окажи,
- К себе их вечной дружбой привяжи.
- Не обрубай моих ветвей живых!
- Нет для тебя опасности от них!
- Дочь — Роушанак! — с сегодняшнего дня
- Она одна осталась без меня!
- Короной Кейев древнею она —
- Хосрова пурпуром осенена.
- Она — луна в созвездии царей,
- Перл драгоценный шаховых морей.
- Ковер свой украшай ее лучом!
- И сердце утешай ее лучом!
- Ее женою в свой шатер введи,
- На трон с собою рядом посади!
- Она — частица печени моей,
- Последний колос скошенных полей.
- С моею слабой печенью свяжись!
- Будь сыном мне! Во внуке дай мне жизнь!
- Кусочек печени моей живой,
- Внук будет продолжатель мой и твой.
- Сын Искандара он и Кейанид, —
- Меня с тобой навек соединит!
- Трех этих просьб, о друг, не отвергай, —
- Прим и их! Мне ж пора сказать: «Прощай!»
- Воздел Румиец руки к небесам,
- Дал волю горьким воплям и слезам.
- «О царь царей, величия предел!
- Все принял я, что ты мне повелел,
- И к богу обращаюсь я с мольбой,
- Чтоб он простил мой грех перед тобой!»
- Когда Дара услышал, что желал,
- Вздохнул он и навеки замолчал.
- И солнце закатилось, пала ночь.
- В Бахмановом дворце настала ночь.
- Закон пропал, что начертал Лухрасп,
- Обычай пал, что завещал Гуштасп.
- Кто светоч Кей-Хосрова омрачил?
- Кто печень Кей-Хосрова поразил?
- Смотри — Кава забвением объят.
- Кто помнит, как был славен Кей-Кубад?
- Страх духом Минучихра овладел,
- На Афридуна ужас налетел…[131]
- Шах Искандар владыкой мира стал
- И все Дары могущество приял.
- В блистающий табут он прах царя
- Убрал, едва забрезжила заря.
- Зазеленела степь, как изумруд,
- В ней все цветы благоуханье льют.
- И вывел шах войска в степной простор,
- А посреди поставил свой шатер.
- Шатер, как небосвод, установил
- И мир народам мира возгласил.
* * *
- Вина мне, кравчий! Душу в нем найду,
- Беду слезами скорби отведу!
- Пусть рок Даре поспешно яд несет, —
- Живой воды Румиец не найдет!
- Приди, певец, и снова чанг настрой!
- Но, сладких струн коснувшись, плачь, не пой,
- Чтоб горько зарыдал я над Дарой,
- Как мех вина кровавою струей.
- О Навои! Вот мира существо!
- Неверность и жестокость — суть его.
- Будь верным, но о верности забудь.
- Коль хочешь быть богатым, бедным будь!
О царственном порядке и строе в божественной мастерской мира, подобных порядку и строю во владениях Вечного, где ангелы, избранники, и пророки, и сонмы других созданий его по своим свойствам и качествам располагаются каждый на своем месте; и если все в этом мире помогают друг другу — это хорошо; а если нет — плохо
Рассказ о султане Абу Саиде Курагоне, да будет светлой его могила, который с помощью своего ума, устраняющего все препятствия, взял много стран и мечом разрушения жизни разгромил многие народы, но его воины, не будучи согласны с ним, однажды возмутились; и он остался в опасности — один среди врагов, а противник мечом мести снес голову этому достойному
- Глубокий мыслью в царственных делах
- Был в Курагоне знаменитый шах.
- Он взял Мавераннахр и Хорасан
- И много славных городов и стран.
- Хорезм завоевал он и Кирман,
- Кашгар он захватил и Сипахан.
- Забулистан, Кабулистан при нем
- Весенним заблистали цветником.
- Благоразумен, знающ, умудрен,
- Великую державу создал он.
- И мысль глубоко овладела им —
- Всем этим миром завладеть земным.
- И вот — все взвесив, после долгих дум,
- Повел он войско на Табриз и Рум.
- Но хоть благоволил ему пророк,
- Тот мудрый царь имел один порок.
- Несметные богатства он собрал,
- Но в скудости людей своих держал.
- Предусмотрителен был мудрый шах,
- А недовольство ширилось в войсках.
- Когда на Рум обрушил он удар,
- Немедля рать свою собрал кейсар.
- Чтоб нападенью должный дать отпор,
- Он поднял бранный щит и меч простер.
- Надолго затянулись дни вражды,
- Дни голода, и жажды, и нужды.
- А шаха Курагонского войска
- Ни в чем добра не видели пока.
- И заговоров корни проросли
- Средь войска, в глубине чужой земли.
- Одни мечи бросают и бегут,
- А те на сторону врага встают.
- И, всеми брошен, пленником врагов
- Стал царь семи вселенной поясов.
- Явило небо неприязнь к нему;
- Как солнце, закатился он во тьму.
- Меч палача презренный заблистал,
- Рубиновым от царской крови стал.
- Внемли народа ропщущего глас,
- Пока расплаты не нагрянул час!
- Покинутый войсками властелин
- Ничтожен; что он сделает один?
- Засохнет быстро сорванный цветок;
- Вне тела сердце — мяса лишь кусок.
- Вот истина, известная давно,
- Что шах и войско быть должны — одно.
- Как два влюбленных — говорили встарь, —
- Должны в согласье жить народ и царь.
- Завоевать весь мир — легко ль сказать…
- Но в дружбе с войском — не страшись дерзать!
Искандар, став владыкой в стране Дары, рассыпал золото и жемчуга, как солнце и рассвет, из его казны в сокровищницы, и этими дарами благоустроил дела подданных, и послал гонцов, чтобы вызвать шахов стран мира, и они все подчинились его приказам, а шах Кашмира произнес неподобающее заклинание, раджа Хинда ответил несогласием, и хакан Чина с недовольством отклоняет его предложение
- Когда покончил Искандар с войной,
- Вошел он в силу, словно лев весной.
- Но духом щедр и разумом велик —
- Он справедливости престол воздвиг.
- Даруя счастье и миротворя,
- Он стал душеприказчиком царя.
- Печалью несказанною объят,
- Оплакиванья справил он обряд.
- И долго над Дарой он слезы лил
- И царственно его похоронил.
- Скажу я, что тужил он не о нем,
- Скорбел о положении своем;
- Такую власть, такие бремена,
- На юные он поднял рамена.
- Насколь велик властителя удел,
- Настолько угнетен вершитель дел…
- Последнюю Даре воздавши честь,
- Цареубийц он приказал привесть.
- На солнцепеке — в час жары дневной —
- Повесили их книзу головой.
- И всем в народе, кто б ни пожелал,
- Он стрелами стрелять в них приказал.
- Тела казненных предали костру,
- Развеяли их пепел на ветру.
- «Такая участь — низкому тому,
- Кто изменил владыке своему!»
- Так Искандар веление царя
- Свершил, всевышнего благодаря,
- И молвил — полн желанием добра:
- «Сирот оставил властелин Дара, —
- Так пусть же успокоятся они!
- И счастливы пребудут во все дни!»
- Наделы, что даны им были встарь,
- Пожаловал сиротам юный царь.
- У власти над страною новой всей
- Поставил верных, знающих людей.
- Позвал писца, царевне Роушанак,
- Участья полон, написал он так:
- «Твоя потеря горше всех потерь.
- Но ты напрасно не крушись теперь.
- Покорность воле неба в дни беды
- Дает цветенье счастья и плоды.
- Пусть куст увядший вырвет садовод,
- Весной его отводок расцветет.
- Разбитой быть — жемчужницы удел,
- Чтоб чистый жемчуг в мире заблестел».
- И он к царевне тамошних князей
- Послал, даря их милостью своей,
- Чтоб в царский сад князья перевезли
- Тот лучший кипарис садов земли,
- Не кипарис, а гурию высот,
- Что солнцем озаряет небосвод.
- И царь, когда обет исполнен был,
- К завоеванью мира приступил.
- Сокровища, накопленные встарь,
- Приумножал Дара, великий царь.
- От Фаридуна не расточена
- Была Кейанов царская казна.
- Все, чем был сонм отцов его богат,
- Приял от них избранник Кей-Кубад.
- Таков был строй Ирана вековой:
- Царь умирал, на трон вступал другой,
- И по завету мудрому веков
- Удваивал казну своих отцов.
- Миродержавный, наконец, Дара
- Владыкой стал несметного добра.
- Так было тысячу и триста лет.
- Четырнадцать владык увидел свет.
- А бог богатства все былых царей
- Румийцу отдал в щедрости своей.
- Сто восемьдесят замков было там.
- Дара богатства вверил их стенам.
- В подвалах, вырубленных в толще скал,
- Он золото под серебром скрывал.
- И стражи тех могучих крепостей,
- Начальники, хранители ключей
- Пришли к царю, склонились до земли
- И все ключи и списки поднесли.
- Рассеяв страх и горе в их сердцах,
- Расспрашивал их милостиво шах
- И, видя преданность и верность их,
- Сидеть оставил на местах своих.
- И он велел, чтоб книги принесли,
- Где всем богатствам царским счет вели,
- И сколько ловят жемчуга в морях,
- И лалов добывают в рудниках.
- И у кого сходился верно счет,
- Тем Искандар оказывал почет.
- А где по книгам счет не доставал,
- Он тех допросам строгим подвергал.
- И вот, когда дабиры всё сочли,
- К царю за приказаньями пришли.
- И, вняв дабирам преданным своим,
- Такой приказ владыка отдал им:
- «Пусть всю казну сюда перевезут.
- Пусть под рукой у нас хранится тут,
- Чтоб не смутили дух моих врагов
- Сокровища — наследие веков».
- И слуги дружной двинулись толпой,
- Как ветер по волнам береговой.
- Понес за караваном караван
- Вьюки сокровищ в царственный диван.
- Два года, словно реки в океан,
- Текли богатства в Искандаров стан.
- И доложили шаху, как сочли,
- Что половины не перевезли.
- То, что осталось на своих местах,
- Хранить велел надежным людям шах
- В глубоких подземельях, в тайниках,
- На кованых засовах и замках.
- Все исполнялось так, как он велел,
- И совершалось так, как он хотел.
- Когда ученые его земли
- В сокровищнице Джема всё сочли,
- И ободрил великий мудрый шах
- Людей, служивших у Дары в войсках,
- Будь то вельможа, воин ли простой,
- Иль тысячник, иль сотник войсковой,
- Велел, чтоб всяк о нуждах говорил
- И сколько прежде им Дара платил.
- Когда от них к владыке весть дошла,
- Сказал он: «Плата воинству мала».
- «Бывало так, — услышал он в ответ, —
- Что не платили нам по многу лет.
- Казна заплатит — тут же и возьмет.
- Ярмо налогов тяжких нес народ».
- Когда о бедствии людей узнал,
- Как море щедрый, Искандар сказал:
- «Был у Дары обычай отнимать, —
- Обычай будет наш — вдвойне давать».
- Сказал он: «Дам вам отдых от войны,
- Двойную плату выдам из казны.
- Четыре сотни тысяч — войск ядро, —
- На службе потерявших все добро,
- Сполна всю плату будут получать,
- Чтоб никогда им нищеты не знать.
- Еще две сотни тысяч человек,
- На службе царской бывших весь свой век,
- Кем весь порядок держится в стране,
- Получат также мзду свою вдвойне».
- И на шесть сотен тысяч войск своих
- Велел он выдать денег кормовых.
- Войска вдвойне за службу наградил.
- Харадж вдвойне народу облегчил.
- Так защитил он войско и народ
- И осенил страну, как небосвод.
- Сокровища он людям раздарил,
- Страдающих от горя защитил.
- Сказал: «Что мне казна, что — блеск ее!
- Народ и рать — сокровище мое.
- И пусть дары морей и рудника
- В казне моей несметнее песка,
- Пусть я богаче всех владык земных,
- Какой мне толк от всех богатств моих, —
- Коль не приносят пользы мне они!
- Гранит с гранатом искристым сравни:
- Гранит — дешевый камень, а гранат
- Увидев, люди алчностью горят.
- И если ты сокровища хранишь,
- Разбойники не спят, пока ты спишь.
- Тот царь, чей благоденствует народ,
- Богатство подлинное обретет».
- Румиец, став богатым, полным сил,
- Иран своею тенью осенил.
- И, одарив довольством весь народ,
- Стал собирать войска свои в поход.
- Храня святой закон былых царей,
- На службу взял он знающих мужей.
- Призвал таких, чья мысль, как сталь, остра,
- Пускай на них одежда не пестра.
- Меч языка у каждого из них
- Грозней оружья полчищ боевых.
- Такую сеть их мысль могла сплести,
- Что сильному из сети не уйти.
- Коварнее покрытых медом жал
- Их языка отточенный кинжал.
- Они постигли глубь земных наук.
- Высокий разум — спутник им и друг.
- Премудрый Искандар назначил их
- Послами быть во всех краях земных.
- К саклабам шел один, другой — в Саксин.
- Тот — в царство Индии, а третий — в Чин.
- Один из них в Аравию пойдет,
- В Кашмир далекий должен ехать тот.
- В Миср едет этот, а другой в Багдад,
- А тот в пределы царства Наушад.
- Он каждого посла снабдил письмом.
- Шла речь во всех посланьях об одном.
- Одна во всех посланьях весть была —
- Речь, что успокоение несла.
- Калам Румиец тонко очинил,
- И мысль такую в письмах он явил:
- «Пишу тебе от имени того,
- Кем создан мир и живо естество.
- Того, кто видит мысли и сердца,
- Не знает ни начала, ни конца,
- Из бездны бедствий подымает он,
- Царей с престолов низвергает он.
- Любой владыка, грозный падишах
- У ног его — ничтожество и прах.
- Того ничто не в силах защитить,
- Кого решил он в гневе истребить.
- И нищему, лишенному всего,
- Есть хлеб и место за столом его.
- Царей на трон Дары возводит он,
- А воля вседержителя — закон.
- В покорстве воле бога — мир сердец.
- Не спорит с вечным промыслом мудрец».
- Так он, хвалу воздавший небесам,
- Речь обратил крылатую к царям:
- «Я — власть Дары приявший, Искандар.
- Весь мир земной сужден судьбой мне в дар.
- Ты — Чина прославляемый хакан,
- Кого своим вождем назвал Туран,
- Ты ведаешь: все, чем владеешь ты,
- Величье бытия и прах тщеты,
- И что придет, и что навек уйдет, —
- Не нашей волей дышит и живет.
- Господь дарует троны беднякам
- И посылает бедствия царям,
- С благоговеньем должно принимать
- И дар его любой добром считать.
- Будь это жизнь, иль смерть, иль тьма, иль свет, —
- С его веленьем спорить смысла нет.
- Нельзя отвергнуть неба приговор.
- С предвечной волей тщетен всякий спор.
- И тайно так иль явно он хотел, —
- Весь этот мир отныне — мой удел.
- Мне в этом деле воли не дано.
- Так было всемогущим решено.
- Он предрешил, как жизнь пойдет моя,
- И ум и мудрость дал он мне в друзья.
- Отец мой, уходя навек ко сну,
- Мне завещал и царство и страну.
- Но дух познанья с детства мной владел,
- И я желанья власти не имел.
- Дал бог мне царство в некий день и час, —
- Но ведь желанья наши — не от нас.
- То в книге судеб предначертан был
- Мой путь. И воли бог меня лишил.
- К тому ж в народе внял я вопль и стон,
- И крик о помощи со всех сторон;
- К тому ж, услышав некий тайный глас,
- Я принял власть, душой ее страшась.
- И гласу духа внемля, свой удар
- Обрушил я на черный Зангибар.
- Труд принял я в походе и войне,
- Буртасов племя покорилось мне.
- И волей бога Франкская страна
- До Моря Тьмы[132] была мне отдана.
- И силу пробудил в моих руках
- Творец миров, и пал Дара во прах.
- Как победить я стольких сильных мог?
- Мне силу дал мою, помог мне бог.
- Раз во сто больше враг мой был порой,
- Но волей бога выходил я в бой,
- И каждый раз сильнейшего громил,
- По воле неба пылью мир затмил.[133]
- Когда Иран под власть мою подпал,
- Любой из вас мне подчиненным стал.
- И всяк, кто прежде почитал Дару
- И шел с поклонами к его двору, —
- Все поспешили в стан ко мне прибыть
- И, как Даре, мне поклялись служить.
- Любой из тех царей не ожидал
- Великих милостей, что я раздал.
- И если в суть ты разумом проник
- И счастье друг тебе и проводник, —
- Встань и явись к величью моему,
- Подобному лишь небу самому.
- Приди, услышь, одобри речь мою,
- Склони покорно голову свою.
- Приди, покорность, дружбу мне яви
- И век под сенью милости живи.
- И возвеличен средь иных царей
- Ты будешь светом милости моей.
- Когда ко мне ты явишься, в тот час
- Я во вселенной оглашу приказ,
- Что перед всеми я тебя взыщу
- И ото всех тебя я защищу.
- Но если есть препятствие в пути
- И не сумеешь ты ко мне прийти,
- И если болен и не в силах ты
- Добра и счастья перейти черты,
- И если волей бога ты не смог
- Высокий мой облобызать порог,
- То пусть твой старший сын иль младший брат
- Ко мне, тебе в замену, поспешат.
- Из родичей пошли мне одного,
- Своим доверьем одари его.
- Чтоб он разумен был, осведомлен,
- Чтоб за тебя во всем ответил он.
- Пусть принесет он все твои долги
- С поклоном и покорностью слуги.
- Твои желанья пусть объявит нам
- И оправданья пусть объявит нам,
- Чтоб тайным чаяньям твоим я внял
- И все исполнил, как пообещал.
- Но если от покорства в эти дни
- Откажешься ты — бог тебя храни!
- Когда вражду, как знамя, ты взметнешь,
- Дорогой заблуждения пойдешь,
- То, если поразит тебя судьба,
- Брани себя — неверного раба.
- И о заступничестве ты моем
- Не помышляй. Вини себя во всем.
- Вот все, что я сказать разумным счел.
- Все остальное разъяснит посол!»
- Письмо писцам отдав переписать,
- Велел он эти списки разослать
- В иные страны, всем другим царям.
- Что ж, есть пора — молчать, пора — словам.
- Коль царь напишет глупые слова,
- О нем пойдет недобрая молва.
- Для слова важного и время есть.
- Что сказано не в пору — то не в честь.
- Поехали с письмом во все концы
- С охраною надежною гонцы.
- И прибыли в предел иной земли.
- И вот цари послание прочли.
- Один от страха, тот награды ждет, —
- Гонцам Румийца всюду был почет.
- Всяк из царей, кто с разумом дружил,
- К глазам письмо Румийца приложил.[134]
- Цари, прочтя посланье до конца,
- Ты скажешь, стали слугами гонца.
- Харадж, и дань, и щедрые дары
- Отправили наследнику Дары.
- И в чаянье, что милость обрели,
- Они к подножью славному пришли.
- Лишь три владыки гордых трех сторон
- Не тронулись к Румийцу на поклон.
- Все трое, верные одной судьбе,
- Но скажешь, каждый сам был по себе.
- Бесстрашьем льву подобен и орлу,
- Так говорил кашмирский царь Маллу:
- «Хоть Искандар всю землю заберет,
- Над всей землею я, как небосвод.
- Три силы вечным богом мне даны,
- И я не дрогну под грозой войны.
- Мои твердыни древние крепки,
- Заоблачные горы высоки.
- И диво для врага, и горе есть, —
- Подземное под царством море есть.
- Есть пламя, есть источники огня,
- Есть чародеи-слуги у меня.
- Пускай с небес на нас падет беда,
- Они не дрогнут мыслью никогда.
- Прикажут: «Суслик, львом свирепым стань!
- Могучим тигром стань, степная лань!»
- Таков Кашмир. Нагрянет Искандар,
- Я на него обрушу свой удар.
- Бедой подую я в лицо ему,
- Как вихрь солому, войско подыму.
- Но если чарами владеет он
- И наши силы одолеет он,
- То в глубине страны пустыня есть.
- Там, на крутой скале, твердыня есть.
- Из красной меди крепость сложена,
- Издревле заколдована она.
- Под крепостью есть потаенный ход.
- Твердыня подпирает небосвод.
- А захотим — невидима она…
- Такая мощь заклятий нам дана.
- Искусство чар не каждый обретет
- Из тех, кто в нашей крепости живет.
- А спросят нас — искусство ваше в чем?
- В том, что огонь и ветер стережем.
- Так силен жар полуденной поры,
- Что люди умирают от жары.
- Спасенье — свежий ветер. Но когда
- Подует он, то всем живым — беда.
- Под ветром тем огня не развести,
- Под кровлею защиты не найти.
- Ужасен климат наш. Людей сердца
- Он убивает. Здесь не жди венца».
- Вот так Маллу Румийцу угрожал,
- И так раджа из Хинда отвечал:
- «Царь Искандар сказал мне — я внемлю,
- Что б он ни приказал мне — я внемлю.
- Но ведь когда Дара, владыка стран,
- Призвал к себе на помощь Хиндустан,
- Как он хвалил меня в письме своем!
- Как льстил, нуждаясь в воинстве моем!
- Что ж, я откликнулся. Но не забудь —
- Мы на год, на два снаряжались в путь.
- Забрал налоги за два года я.
- Взял от полей и от приплода я.
- Вперед я войску за год заплатил.
- Когда ж пришел на битву полный сил,
- Увидел я, что рок Дару сразил.
- Царя сетями смерти обкрутил.
- И день твой вспыхнул в боевой пыли…
- А мы обратно по горам пошли
- И снаряженье износили все,
- Без боя по ветру пустили все.
- В поход мы вышли в несчастливый час.
- В пути напало бедствие на нас.
- Теперь в лохмотьях сыновья князей,
- Воруют, как рабы, чужих коней.
- Пустыни я и горы миновал,
- Ногою твердой вновь на царство встал.
- Гляжу: увел я войско на войну,
- Привел лишь часть десятую одну.
- Увы, постигла наш народ беда,
- Какой отцы не знали никогда!
- Ты думаешь, что черен мой народ,
- Но горя это черного оплот.
- Я чернотою горя с головой
- Покрыт. Но верь, я не противник твой.
- Я внял твоим веленьям. Но гляди,
- Как бедствуем мы! Нашу кровь щади!
- Будь милосерден, слезы нам отри
- И дай нам жить спокойно года три.
- Пусть в мире обездоленный народ
- Еще хоть два-три года проживет!
- И если снова в силу мы войдем,
- Я сам хотел бы встретиться с царем.
- А понуждать войска в поход сейчас —
- Докука беспредельная для нас.
- Его посланье шлю обратно я.
- Его веленье — не судьба моя.
- Как смел? Как мне приказывать он мог!
- Он — царь там у себя, но он не бог!
- Он дерзок был, послы! Я вежлив к вам.
- Пусть внемлет с честью он моим словам».
- Так дал ответ раджа Румийцу в стан.
- Иначе отвечал ему хакан.
- Сказал: «В посланье этом злая речь,
- Как черный яд, как изощренный меч.
- Наверно, царь ваш не в своем уме, —
- Настолько дерзок он в своем письме.
- Богата и сильна страна моя.
- Ни в чем ему не уступаю я.
- Все, что он пишет мне в письме своем,
- Несовместимо с честью и умом.
- Не скажет мне и вечный небосвод, —
- Пусть, мол, хакан передо мной падет.
- С Дарой у нас, давно установясь,
- Была когда-то дружеская связь.
- Но он меня ни в чем не принуждал.
- Меня, как старший, он не унижал.
- Пусть Искандар — второй Дара.
- Пусть он Владыкой мира будет наречен,
- Но что ж не подсказал премудрый пир[135]
- Ему, что Чин — огромный целый мир?
- Поспешен он по молодости лет,
- Но я не тороплюсь давать ответ.
- Он дерзок был в письме, я так скажу,
- Но я запальчивость свою сдержу.
- Пусть нам он дружбу явит, как Дара,
- Тогда дождется он от нас добра.
- Но если он всех выше мнит себя,
- Лишь о своем величии трубя,
- Утратил меру, упоен собой, —
- То встретит он у нас вражду и бой.
- Я не грожу, — пойду, мол, истреблю!
- Но с ним на рубеже я в бой вступлю.
- Он нападет на нас — не устрашусь.
- Не спрячусь в город, в замок не запрусь.
- Я выйду в поле, пыль взмету смерчом.
- Во всеоружье дам отпор мечом».
- Вернулись три посла в поту, в пыли.
- Все Искандару, спешась, донесли,
- Что отвечал раджа, Маллу-султан,
- Что отвечал надменный им хакан.
- Зато сошлись во множестве — смотри! —
- Покорность проявившие цари.
- Для них Румиец во дворце Дары
- Устраивал вседневные пиры.
- Но сам он не был счастлив на пирах:
- О непокорных думал он царях.
- Веселье вкруг него весь день цветет,
- А в сердце, в мыслях у него — поход.
- Меж тем на мир повеяло зимой,
- А войск не водят зимнею порой.
- Смиряя сердце, на зимовку шах
- Повел полки в Иран и Карабах.
* * *
- О виночерпий, тяготы отринь,
- Бутыль до дна в мой кубок опрокинь!
- Улыбкой, как стекло ее, блистай.
- В Кашмир пойду я, в Индию, в Китай!
- Приди, певец! Кашмирский чанг настрой
- И песню на индийский лад запой!
- Пусть тот, кто чашу Чина мне нальет,
- Дайрой поднос фарфоровый возьмет.
- О Навои, возьми испей до дна
- Источник животворного вина!
- Нет в мире ни хакана, ни Маллу.
- Они ушли в неведомую мглу.
- По краю кубка вязью вьется стих.
- «Они ушли, не говори о них!..»
- И не об Искандаре песнь веди,
- О Хызре говори и о Махди![136]
Описание зимы, леденящий ветер которой напоминает холодные вздохи скорбящих сердцем влюбленных и стужа которой рассказывает легенды о душистом дыхании влюбленных, в душе которых горит огонь, и ледяной покров которой напоминает мрамор, а ее буран побеждает весь мир, и в это время года белый мир с небесным ликом становится светлым от пламени, подобного солнцу, или от вина, подобного огню, и собрание пирующих расцветает от весны улыбок солнцеликой красавицы
- Огонь — зиме, вино пирам дано.
- Вино, как пламя, пламя, как вино.
- Огонь в жаровне, словно гроздий сок.
- Вино красно, как пламени цветок.
- А шейки фляг длинней гусиных шей,
- А на углях жаркое из гусей.
- Как розы, рдеют угли в очагах.
- Игра их отражается в глазах.
- Вино красавец юный в кубки льет.
- Другой — алоэ на угли кладет.
- И угли, источая сладкий дым,
- Дом озаряют блеском золотым.
- Рубином уголь чудится в золе.
- Рубин вина, как пламя в хрустале.
- Пусть ночь, как мускус, за окном черна,
- Сияньем наша горница полна.
- Там, за дверьми, над мускусной землей,
- Ночные тучи сыплют камфарой.[137]
- За дверью буря, вьется снежный прах,
- А здесь — огонь и гости на коврах,
- С опущенной в раздумье головой,
- Внимают пенью пери молодой.
- Поражено их сердце не вином,
- А пеньем пери, глаз живым огнем.
- В том пробудилась тайная печаль,
- И он на крыльях дум унесся вдаль.
- Когда ж он станет жертвою вина,
- И сядет юная пред ним луна, —
- В нем, непрерывно горечью дыша,
- Как чаша, переполнится душа.
- Жизнь без нее — долина горьких бед.
- Взглянуть же на нее отваги нет.
- Скажи: беда тому и тот пропал,
- Кому она свой поднесет фиал.
- И он главу преклонит, и тогда
- Не подниматься ей до дня Суда…
- Но тот блажен, кто в этот час умрет,
- Жизнь вечную он в смерти обретет.
- Когда влюбленный разума лишен,
- Упав, как пьяный, он впадает в сон.
- Луна, едва зарей блеснет восток,
- Чтоб отогнать похмелье, пьет глоток.
- И, затевая пиршество опять,
- Повелевает свечи зажигать.
- Ее глаза и томны и темны,
- И мы вином ее опьянены.
- Колпак соболий набекрень у ней
- На светлый лоб надвинут до бровей.
- В баранью шубку кутаясь, она
- Как солнце дня в созвездии Овна.[138]
- И, календарь забыв, не видим мы
- Помехи для весны среди зимы.
- Она найдет влюбленного в нее,
- Что впал, как в смерть, в глухое забытье.
- Возьмет потреплет за ухо его,
- Чтоб красоты он видел торжество.
- И как мессия, к жизни воскресит
- Того, кто ночью ею был убит.
- Блажен, кто ею к жизни возвращен, —
- Он Хызром к новой жизни приобщен.
- Тот, кто живую воду изопьет,
- Дыханье новой жизни обретет,
- И притчей в мире станет речь о том,
- Кто опален бессмертия огнем.
- Не говори, что пьян Меджнун больной,
- Скажи: расстроен в нем сознанья строй.
- Он обезумел, пери увидав,
- Ушел от мира, мира не познав.
- Увидев, что любовь грозит уму,
- Чтоб тайна не открылась никому,
- Он выйдет из дому в рассветной мгле,
- Пойдет бродить безумцем по земле.
- Пусть он ушел во вьюгу, по снегам,
- Но мир иной открыт его глазам…
- С нагорий дует ветер все лютей,
- Пронизывая тело до костей.
- Пластинами сверкающего льда
- Окаменела быстрая вода.
- Источник-солнце в чаше ледяной
- Блистает, искрясь яркою звездой.
- И звезд небесных чистые лучи
- Пылают ярче над землей в ночи.
- А солнце светит тускло, и тепло
- Из естества лучей его ушло.
- И люди прячут лица в башлыках,
- У странников сосульки на усах.
- Как летом мотыльки на свет свечи,
- Слетелись птицы на огонь в ночи.
- Тенета дыма разостлал костер,
- Как зерна, искры разбросал костер.
- Лик месяца от стужи посинел.
- Свод неба, словно льдина, побледнел.
- Седые в небе облака висят,
- Рождающие белый снегопад.
- Знамена вьюги хан зимы подъял
- И с войском бурь на край садов напал.
- Он цветники разграбил и в ночи
- Сорвал с деревьев золото парчи.
- Тепло и свет пытаясь уберечь,
- Деревья просят — их в костер посечь.
- И пламя ярко блещет, как фазан,
- Зимы студеной озаряя стан.
- Мир в горностай оделся, нем и глух
- Оделись люди в мех, и шерсть, и пух,
- И, в плечи головы свои втянув,
- Сидят, перед сандалом прикорнув.
- Коль на змею зимою поглядишь,
- Ее с куском веревки ты сравнишь.
- Безвредна, силы стужей лишена,
- Она свиваться, прядать не вольна.
- К огню живому гурии сошлись,
- Как звезды, что вкруг солнца собрались.
- И всяк зимою привлечен огнем,
- Как желтая солома янтарем.
- Когда декабрь повеет на пруды
- И серебром покроет ртуть воды, —
- То рыба, скрыта под ледовый свод,
- Зиме-акуле в пищу не пойдет.
- Когда подымет рать январь-Бахман,
- Земля, тверда, лежит, как Руинтан.[139]
- И вновь столпотворенье над землей
- Несет воитель, от снегов седой.
- В его глазах суровых стынет мгла,
- И не вольна сразить его стрела.
- И странным взору мнится мир земной,
- Где все смешалось в буре снеговой.
- Тогда в смущенье отступаем мы
- Перед набегом воинства зимы,
- И нет пути в пустынях снеговых,
- И свет очажный — благо для живых.
- Согрет и дышит амброю покой,
- Ад снеговой бушует за стеной.
- И гурия небес к тебе сойдет,
- И чашу вод Ковсара принесет.[140]
- Подъемля чашу к жаждущим губам,
- Блаженства полн, пади к ее ногам.
- Тогда крутую выю небосвод,
- Боюсь, от зависти к тебе, свихнет.
- Счастливец, час раздумьям посвяти,
- От сглаза заклинание прочти.
- Пусть дом твой — рай, пусть в нем тепло и свет,
- Что — рай, когда с тобой любимой нет!
О Меджнуне, как он ходил зимой и днем, и долгой темной ночью, вдыхая мускусный запах локонов Лейли от каравана ветра, и как счастливая судьба, наряжающая невест, дает ему в руки конец нити, ведущей к цели
НАЗИДАНИЕ
Искандар спрашивает Арасту о зиме, почему люди желают ее и почему естество их требует ее, несмотря на жестокий холод и снег. Мудрец открывает уста для ответа и сыплет жемчуг из облака мудрости
Искандар выступает в поход ради обладания миром, доходит до Хорасана, строит Герат, берет Мавераннахр, создает несравненный Самарканд, отправляется в сторону Кашмира, и, чтобы преодолеть колдовские чары кашмирцев, он, как Муса, своей блистающей рукой разрушает крепость колдовства, и Маллу, потерпев поражение, направляется к своей волшебной крепости, а Искандар доходит до города Кашмира
- Победы книгу пишущий для нас
- Так начинает новый свой рассказ:
- Стал Искандар владыкою земли,
- И все к нему с покорностью пришли
- Цари, которыми еще вчера
- Багрянородный управлял Дара.
- Но трое не пришли: кашмирский хан,
- Шах Индии, хакан восточных стран!
- В поход на них готовясь, юный шах
- Избрал зимовки местом — Карабах.
- Он войско снаряжал и отбирал,
- Мужей своим примером ободрял.
- Но средь великих воинских забот
- Не забывал державу и народ.
- В час отдыха — на светлых берегах
- Аракса — он охотился в горах.
- Когда ж к покою брачному Овна
- Светило мира привела весна
- И молодая зелень поднялась,
- Над всею степью объявляя власть,
- Войска он вывел на простор степной,
- Бесчисленные, как цветы весной.
- Как предсказал тысячезвездный свод,
- В счастливый час он выступил в поход.
- Лицо он к Исфагану обратил
- И власть над всем Ираном утвердил.
- И, за спиной оставив Исфаган,
- Вступил в благословенный Хорасан.
- И той страны измерил он края, —
- То не страна — отрада бытия.
- Обширно-беспредельная — она
- Обилия и красоты полна.
- Там чистый воздух щек не опалит,
- Он, как вино, бодрит и веселит.
- И много рек и речек на простор,
- Шумя, течет с ее прекрасных гор.
- Четыре самых славных и больших,
- По щедрости, как море, волны их.
- В самозабвенье вечный небосвод
- Внимает пенью их могучих вод.
- Подобна раю той страны земля,
- Там реки рая льются на поля.
- Хирманд-рекою мы зовем одну,
- Она поит Забулистан-страну.
- Хирманда брег — Рустама древний кров,[141]
- Забул — долина роз, страна садов;
- Она, как солнце, озаряет мир.
- Ее «Нимрузом» называет мир.[142]
- Последний нищий там — богач Хатам,[143]
- И каждый воин там, как всадник Сам.
- Другая же из этих рек — Абхар,
- Ее вода — золотоносный дар.
- В полдневный зной глоток воды ее
- Пьют гурии, как райское питье.
- Но жизнь врага от волн ее горька.
- Питает древний Балх Абхар-река.
- Тот Балх, что шах Гушанг облюбовал
- И всей земли столицею назвал.
- А третья там река — Муграб. Она
- Струей Ковсара вечной рождена.
- От всех болезней и душевных ран
- Ей исцеленья дар волшебный дан.
- Струящимся сокровищем зовет
- Ее народ. Над нею Мерв цветет,
- Где гурий полный рай себе обрел
- Шах Тахмурасп, воздвигнув свой престол.
- Сады полны непобедимых чар,
- Где позже обитал султан Санджар.
- А Ханджаран — четвертая река,
- Она бежит в горах — сквозь облака.
- Подобна небу — гор могучих грудь;
- В горах река блестит, как Млечный Путь.
- Как жемчуг, камешки у ней на дне,
- Играют звезды на ее волне.
- Тот, кто живой воды ее испил,
- Спасенье от недугов находил.
- Как Хызр, сады цветут на берегах,
- Не зная увядания в веках.
- Как чаша неба, мир ее полей,
- Как воздух рая, воздух чист над ней.
- Пусть нёбо мира зноем спалено, —
- Оно ее волной охлаждено!
- Потом река по пламенным пескам
- Течет, даруя счастье берегам.
- В дали пустынь теряется она, —
- В подземный мир скрывается она…
- Шах Искандар, объехав Хорасан,
- На светлых берегах разбил свой стан.
- Любуясь благодатною страной,
- Сказал он: «Не земля — а рай земной!»
- И местом и рекою восхищен,
- Прекрасный город там построил он.
- И сто названий перебрав стократ,
- Назвал свое создание — «Герат».
- «Герат» — мы говорим, но посмотри:
- Простолюдины говорят «Гери»…
- И само солнце город молодой
- Избрал своей счастливою звездой.
- Как семь планет на тверди голубой,
- Семь поясов имеет мир земной.
- Как солнце посреди планет своих,
- Так Хорасан средь поясов земных.
- А в Хорасане — величавый град,
- Прекрасная душа его — Герат…
- Покамест солнце над землей встает,
- Сияньем наполняя небосвод,
- Пусть Хорасан красуется всегда,
- Не зная смут и горя никогда!
- Когда владыка мира город свой
- Воздвиг и окружил его стеной,
- Вновь для войны покинув свой престол,
- Джейхун-реку он с войском перешел.
- И распростерлась перед ним страна —
- В цвету, как лучезарная весна.
- Она «Мавераннахром» названа, —
- Меж двух великих рек лежит она.
- Страны Мавераннахра ширина,
- Примерно, восьмистам верстам равна.
- С востока у нее — река Сейхун.
- А с юго-запада — река Джейхун.
- Есть в той стране еще пятнадцать рек,
- И лучшая река из них — Кухек.
- Река Кухек, как Нил с Магрибских гор,
- С горы Кухек стремится на простор.
- То не гора — бесценный талисман,
- Сокровищ всей вселенной талисман!
- Не глиняные осыпи на ней,
- Рубиновые россыпи на ней!
- Кто видел эту гору, молвил тот:
- «Вот голова Меджнуна слезы льет!»
- Был Искандар тем краем восхищен,
- Был им, как светлым раем, восхищен.
- Построил город близ горы Кухек
- И Самаркандом город свой нарек.
- Столицей новою украсив мир,
- Он двинулся немедля на Кашмир.
- Повел через безводные пески
- Войска — величьем духа и руки.
- И много царств дорогой покорил
- И вот к горам Кашмира подступил.
- И грозную увидел крутизну —
- Ее гранит царапает луну,
- Вершина подпирает небосвод,
- На кручу взглянешь — шапка упадет!
- Сверкая, уходил во мглу небес
- Ее стены обтесанный отвес.
- Вскарабкаться нельзя на гору ту,
- Перелетать — орлу невмоготу.
- От неба до земли была она
- Огромной трещиной разделена.
- Ущелье то, не шире ста локтей,
- Глубоко в гору шло, теряясь в ней.
- В ущелье тесный закрывали вход
- Две створы тяжких кованых ворот.
- Их арка тонет в сумраке высот,
- Дуга той арки — как небесный свод.
- Созданье чародейства — не руки, —
- Врата на диво мощны и крепки.
- Волшебники, что создавали их,
- Гранитом сплошь облицевали их.
- На сто локтей от уровня земли
- Вверху две медных башни возвели.
- Ты скажешь: то не крепость! Не стена!
- Ей никакая сила не страшна.
- То плод ума, уменья, колдовства —
- Так о твердыне той гласит молва.
- В той крепости две тысячи людей —
- Из них любой — колдун и чародей.
- От шлема и до пят снаряжены
- Они для обороны и войны.
- Так угрожающ облик тех высот,
- Что враг к ним на ягач не подойдет.
- Оцепенеет злополучный тот,
- Кто колдовства черту перешагнет,
- Хотя б он на лихом скакал коне,
- В беде себя увидит, в западне.
- Там ослабеют ноги у коня.
- Коню и всаднику там западня!
- Там круг могучих чародейских сил
- Пути для наступленья преградил…
- В смятении о мощи тех преград
- Царю передовой донес отряд.
- Но шаха этот слух не устрашил,
- И с мудрым Арасту он поспешил
- Туда — за край рядов передовых,
- Проверить вести воинов своих.
- Проверив вести войска своего,
- Он молвил: «Вот Кашмира колдовство!
- Нерасторжима волшебства черта!
- Несокрушимы башни и врата!»
- Но, дум своих волненье укротив,
- Вернулся в стан, войска поворотив.
- В шатре с ним Арасту и Афлатун,
- Сократ, Аршамидус и Кылинмун,
- И муж Волис, и румский Балинос,
- Хурмус, и Фарфурнус, и Шаминос.[144]
- И с ними на совет к царю пришли
- Пятьсот ученейших мужей земли.
- Шах Искандар у мудрецов спросил:
- «Где средство есть от чародейских сил?»
- И встали приближенные царя,
- Совет держали, рвением горя,
- И говорят: «Великий шах-сардар!
- Не опасайся черных вражьих чар:
- Пусть крепость их грозна, как небосвод,
- Наука наша вход в нее найдет!
- Мы сломим ухищрения врагов,
- Разрушим укрепления врагов.
- Что против знанья — маг и чародей,
- Обманщик и базарный лицедей?
- Вот мы, зиждители твоей судьбы,
- Какие там зиждители, — рабы!
- Любой — и Афлатун и Балинос —
- Не устрашится колдовских угроз.
- А не удастся их осилить нам,
- Пусть будут нам уделом — стыд и срам!
- Пусть чародеями ворон зовут,
- Нам разогнать их — не великий труд!
- Ты, царь, два дня спокойно отдыхай
- Иль в степи на охоту поезжай.
- На третий день мы дело разрешим,
- Желание твое осуществим:
- Кашмира чары сокрушим во прах!»
- …От их речей возрадовался шах.
- «Оставьте все дела! — сказал он им, —
- Одним займитесь делом — коренным!»
- И мудрецы, за шаха помолясь,
- Ушли, всецело к делу обратясь.
- Расположенье звезд учли сперва,
- Взаимосвязь планет и естества.
- Горн раскалили силой поддувал
- И в нем с металлом сплавили металл —
- Ртуть, бронзу, олово. И наконец
- Отлили тверди звездной образец —
- Блестящий твердый шар, пустой внутри.
- И что ж они придумали, смотри!
- От четырех стихий по части взяв,
- Огонь и воду с глиною смешав,
- Неведомое миру вещество
- Сварили, заложили в шар его.
- А в два отверстья шара фитили
- Заправили — из нитей конопли.
- Стал этот шар драконьей головой, —
- Не головой — стрелою громовой!
- Коль фитили поджечь, а шар метнуть
- За арку врат, за каменную круть,
- То догорят в полете фитили —
- И, чуть коснется тот снаряд земли,
- Едва о камни грянется снаряд,
- Возникнет гром и смертоносный град
- Осколков шара, — будет дым, огонь,
- И вихрь, и ужасающая вонь
- Взорвавшегося в шаре вещества,
- И сокрушится сила волшебства.
- Тогда врата железные падут,
- И гибель чародеи обретут,
- И дымом омрачится лик луны,
- И станут лица колдунов черны.
- От страха обезумеют они!
- О бегстве лишь подумают они!..
- Как был готов прекрасный талисман —
- Луне подобный ясной талисман, —
- К царю, — нет! — к солнцу неба и земли,
- А не к царю, ученые пришли
- С ядром изобретенья своего
- И описали таинства его.
- Прекрасноликий шах, придя в восторг,
- Крик изумленья радостно исторг.
- Сказал: «Вот чудо для ума и глаз!
- Простите мне, что сомневался в вас!
- Когда ж возмездья пустим мы стрелу
- В оплот жестокосердого Маллу?»
- «Да хоть сейчас! — ответили ему, —
- Согласно повеленью твоему!»
- И шах явил войскам свой светлый лик,
- И ликованья шум в войсках возник.
- Сел на коня могучего султан —
- За ним войска пошли, как Океан.
- Цари земли у стремени его —
- Оруженосцы бремени его.
- Ученые же люди — погляди!
- Орудье грома катят впереди.
- Не на колесах медную трубу,
- А грозную противника судьбу.
- И, выйдя за передний воинств ряд,
- Они в трубу вкатили свой снаряд.
- Спервоначалу Чина вещество[145]
- На дно трубы насыпав под него.
- Когда ж того орудья фитили
- Мудрейшие из мудрых подожгли,
- Раздался гром — и талисман взлетел,
- Дабы народа тягостный удел
- Одним ударом счастливо решить,
- Дабы оплот насилья сокрушить!
- Вот в крепости врагов снаряд упал,
- И разорвался, и загрохотал.
- Возникли ад, огонь, зловонье, гром —
- И воины попадали кругом.
- От дыма почернели лица их,
- И раскололись створы врат стальных,
- И распахнулось крепости жерло,
- И на врагов смятение нашло, —
- В безумье их повергли гром и дым…
- Что, кроме бегства, оставалось им?
- Вопя, они помчались в свой удел,
- Там, где Маллу, злосчастный шах, сидел.
- Золотолицыми они пришли,
- А вспять черней, чем негры, утекли.
- Сизоворонками они пришли,
- Воронами и галками ушли.
- Вот враг непобедимый поражен!
- Вот глины ком на тысячу ворон![146]
- …Когда же вести выслушал Маллу
- Про грозную румийскую стрелу,
- Об Искандаре тут подумал он
- И понял, что он слаб, а тот силен!
- Что маг перед ученым-мудрецом?
- Что он — Маллу — перед таким царем?
- И понял он, что мир его померк
- В тот день, когда он мир с царем отверг.
- И видит он, в смятении народ…
- И сам от страха места не найдет.
- В подземный ход — иного нет пути —
- Сокровища велел перенести.
- Оружье, золото и серебро,
- Рубины, перлы — все свое добро.
- Но вы, что столь богатым можно быть,
- Увы, не сможете вообразить!
- А сам на Каратаг он улетел
- И, словно муха на ворону, сел!
- И тот, кому свой меч вручил Дара,
- Тот Джем,[147] увидев действие ядра,
- Сказал: «Ну, с богом, в крепость мы войдем!»
- Но мудрецы, стоявшие кругом,
- Ответили ему: «Сегодня — нет!
- До завтра налагаем мы запрет.
- Там не рассеялся зловредный дым.
- До завтра здесь спокойно посидим!»
- И сердце к отдыху и пиршеству
- Шах обратил, подобный божеству.
- Мужей науки в свой шатер созвал,
- И много почестей им оказал,
- И милостью своей их озарил,
- И возвеличил их, и одарил…
- Когда же закатился солнца шар,
- Что над землей блистал, как Искандар,
- И кубок наслажденье даровал
- Всем, кто к нему устами припадал,
- Из царского шатра они ушли
- И с чистым сердцем отдых обрели.
- Когда же встало солнце, сквозь туман
- Горя, как Искандаров талисман,
- Прекрасный шах явил войскам свой лик,
- Как солнце утра — светел и велик, —
- И выехал верхом к своим войскам,
- Слоноподобный мощью, как Рустам.
- И воинство рекою потекло
- И в крепость чародейскую вошло.
- Тесниной шло оно дней пять иль шесть,
- Когда примчалась из Кашмира весть.
- Гонец — к царю: письмо в руке одной
- И ключ от города — в руке другой.
- Писали: «Под насильственным жезлом
- Народ наш не народом был — рабом!
- Но, испытав могучий твой таран,
- Бежал Маллу, безжалостный тиран.
- Тобой от рабства освобождены,
- К тебе мы благодарностью полны!
- Но хоть избегли рабской мы судьбы,
- Тебе мы будем верные рабы!
- Простри над нами, мудрый царь царей,
- Десницу справедливости твоей!
- Мы совершим, что только скажешь ты!
- Исполним все, что ни прикажешь ты!
- Велишь — навстречу мы тебе пойдем
- Всем городом! Твоей лишь воли ждем!»
- И шах в ответ послал такой приказ:
- «Мы не желаем беспокоить вас.
- Сам буду к вам я через два-три дня.
- Не бойтесь — и молитесь за меня!»
- И вскоре Искандар в Кашмир вступил.
- И в городе войска расположил.
- Дворец отрады шах Маллу воздвиг,
- Взрастил увеселения цветник.
- В том замке, что свободным стал от чар,
- Со свитой разместился Искандар.
- Впервые в жизни в сад прекрасный тот
- Теперь свободно приходил народ.
- Вниманье шаха люди там нашли,
- Надежду жизни новой обрели.
- Любовней и заботливей отца
- Он обнадежил скорбные сердца.
- Сказал: «Вот отдал я приказ войскам,
- Дабы обид не наносили вам!
- И кто у вас веревку отберет,
- Висеть на той веревке будет тот.
- И ни один боец румийских сил
- Обиды жителям не причинил.
- Все ж люди несказанной той земли
- Дань добровольно шаху принесли.
- Дань эту войску Искандар раздал,
- А сам — с веселым сердцем — пировал.
- И чашу, в коей отражался мир,[148]
- Он отыскал, обследовав Кашмир.
- Да, кстати, у Маллу был казначей,
- Хранитель всех сокровищ и ключей.
- Он Искандару все ключи поднес,
- Когда Маллу сбежал, трусливый пес.
- И шах премудрый, овладев казной, —
- Смотрите! — кубок отыскал другой
- Тот кубок полн рубиновым вином,
- Вино не сякнет, сколь ни отопьем!
- «Вот это кубок жизни!» — шах сказал,
- И «Чашей жизни» он его назвал;
- Хоть кубок первый больше знаменит,
- О нем рассказ в дальнейшем предстоит.
- Взяв чашу — счастья величайший дар, —
- Запировал великий Искандар.
- Пчелою он, прильнувшей к розе, стал
- И письмена на чаше прочитал:
- «Когда полмира покорил Джемшид,
- Обиженным и униженным щит, —
- Сонм мудрецов, что с шахом пребывал,
- Сковал две чаши и заколдовал.
- И «Отражающая мир» — одна,
- Другая — «Чашей счастья» названа».
- Шах Искандар, что с бою взял Кашмир,
- Забыл о чаше — отражавшей мир.
- Он к «Чаше счастья» жаждущий приник, —
- Смотри: к фиалке мотыльком приник!
- Смотри! Вот радость для моих друзей!
- Вина не будет меньше, сколь ни пей!
- Его до дна вовеки не допить
- И не пролить, хоть кубок наклонить.
* * *
- О чародей Кашмира, кравчий мой!
- Ласкающую сердце песню спой!
- Хочу, чтоб песню ты не прекращал,
- Пока я в чаше дна не увидал.
- Да не иссякнет чаша никогда!
- Да не коснется дна ее вода!
- Когда найдешь тот кубок, Навои,
- Его ты «Вечным Кубком» назови!
- Пей, друг, — но только если кубок тот
- Розовощекий кравчий поднесет.
Рассуждение о том, что созерцание творений и деяний творца несравненного и бесподобного дает решительное доказательство и явное подтверждение его существования. Приведение доказательств того, что чудеса творения можно лучше постигнуть, путешествуя по свету. Разделение путешествий на три вида: один шествует по дороге, как путник, проходящий долину погружения в себя и стремящийся к святыне; другой бродит по миру, как странник, получая на стоянках стремления к истине наставление совершенного руководителя; третий — это полководец, который ведет войско многочисленное, как звезды, чтобы овладеть миром
Рассказ о двух товарищах, один из которых, много путешествуя, стал государем, подобно солнцу, царствующему на небе. Другой был недвижим, подобно праху под ногами, и был сровнен с землей. Он, как песчинка, не мог оторваться от земли и достичь высокого положения
НАЗИДАНИЕ
Искандар спрашивает Арасту: почему мудрецы советуют совершать дальние путешествия
Когда Искандар дошел до Кашмира, Маллу из своей волшебной крепости с помощью ветра украл огонь из Кашмира и превратил эту область в подобие мертвого тела, лишенного дыхания и потерявшего тепло жизни; Афлатун раскрывает это колдовство и тайным ветром разрушает жизнь Маллу, рассыпая искры и жар скрытого огня на хирман его жизни, а Искандар зажигает светильник власти Фируза на месте Маллу
О свежести утреннего ветерка, благодаря которому все вокруг постепенно расцветает, о красоте цветника юности, который постоянно радует сердце. Похвала тем, кто стал ясноликим, как солнце, предаваясь молитвам и склоняясь в молитве, подобно фиалке
Рассказ о беспечном юноше, который не знал цены советам мудрого старца и раскаяние которого не принесло пользы
НАЗИДАНИЕ
Искандар спрашивает Арасту, почему в юности человек избегает молитв, почему к старости слабеет его разум; светлый ум духовного наставника помогает счастливому шаху постигнуть истину
Выступление Искандара из Кашмира в Индию
- Историк, что в индийском жил краю,
- Так начинает летопись свою:
- Как обещал великодушно, в дар
- Кашмир Фирузу отдал Искандар,
- Возвел на трон, царем его назвал,
- Платить харадж посильный обязал.
- Сказал он: «Здесь два месяца живи
- И справедливый строй установи.
- За этот срок войска ты соберешь
- И в Индию ко мне их приведешь.
- От всех забот в ту пору устранись
- И в Индию походом устремись».
- Царю Кашмира дав наказ такой,
- Простился Искандар с его сестрой.
- Подобную светильнику небес
- Укрыл парчою девяти завес.[149]
- Он двинуться решил на Индустан,
- Все силы устремил на Индустан.
- Рать поднялась, покинула Кашмир,
- Пошла, ногами попирая мир.
- Покрыли землю грозные войска,
- Всклубились желтой пыли облака.
- Шли по ущельям, горной крутизной,
- Не меря долгий переход дневной.
- Все страны покоряя на пути,
- Румиец дальше продолжал идти.
- Твердыни на заоблачных горах
- Пред Искандаром падали во прах.
- Дурных он гнал, насильников казнил,
- А добрым людям радость приносил.
- Величье гордых он с землей сровнял.
- Кто властвовал — теперь подвластным стал.
- Везде остались дел его следы.
- Пески пустынь он превратил в сады.
- Проведал раджа: Искандар идет,
- Войска неисчислимые ведет;
- Что он Кашмир каким-то чудом взял,
- Веревку чудодейства развязал,
- Огня и Ветра крепость захватил
- И мир и свет Кашмиру возвратил.
- Услышал это все индийский шах,
- И охватил его великий страх.
- Все взвесил он и понял, что в бою —
- Увы! — он власть не отстоит свою.
- И он решил покорность проявить,
- Дарами гнев Румийца усыпить.
- Он взял по девяти ото всего,
- Чем славились владения его.
- Слонов сначала вспомнить надлежит,
- Под чьею поступью земля дрожит.
- Слоны-громады в девять шли рядов,
- Был каждый ряд по девяти голов.
- Так слышал я; а есть другой рассказ:
- По тридцати их было девять раз.
- Как из гранитных созданные глыб,
- Слоны гранитный кряж свалить могли б.
- Шаги их — поступь тяжкая судьбы,
- Несокрушимы каменные лбы.
- Слон, как корабль, что по суху идет,
- А по бокам два паруса несет.
- Нет, не корабль, — как небо, каждый слон,
- А хобот — Млечный Путь или дракон,
- Завитый в кольца; а по толщине —
- Дракон и хобот были б наравне.
- Когда свой хобот изгибает слон,
- Ты скажешь: извивается дракон.
- Чинар он вырвет, если обовьет,
- Повалит стену, если лбом толкнет.
- Так белы два могучие клыка,
- Что в зависти темнеют облака.
- И каждый клык, как пальмы ровный ствол,
- Как тополь бел и, как таран, тяжел.
- Слона-громаду с небом мы сравним,
- Как месяц, крюк погонщика над ним.
- Величье, сила, мощь в любом слоне.
- У каждого попона на спине —
- Золототканая, семи цветов,
- С каймой из драгоценных жемчугов.
- На каждом — диво-башенка, а в них
- По девять индианок молодых.
- И все они, как родинки, черны,
- Весельем сердца, прелестью полны.
- Их платья желты, зелены, красны,
- Как осень, блещут на пиру весны.
- Слоны, качая хоботами, шли,
- Гордясь, что смуглых гурий рой несли.
- Вслед за слонами, вихрем рождены,
- Играя, выступали скакуны,
- В попонах пышных, в золоте кистей,
- Все кони разных девяти мастей.
- Как див обличьем, быстрый, как огонь,
- И словно пери неба — каждый конь;
- Как ветер в беге, плавен, как волна,
- Небесного обгонит скакуна.
- Они широкой рысью стройно шли,
- Как будто не касаяся земли.
- Когда, как птица, пегий выступал, —
- Конь времени далеко отставал.
- Коль рыжий, шею вскидывая, ржал, —
- То весь, как солнца рыжий конь, сверкал.
- В масть были цветом паперси на них,
- В звенящих колокольцах золотых.
- И копьеносец на коне любом —
- В цветном кафтане, в поясе златом.
- Все, как Кейван, темны, а души их
- Воинственны и храбры, как Маррих.
- В ушах их — серьги верности; любой
- Готов за шаха устремиться в бой.
- И девять шло навьюченных ослов
- С запасом платья и цветных шелков.
- И та одежда так тонка была,
- Что даже мысли скрыть бы не могла.
- Хоть десять тех одежд надел бы ты,
- Скрыть ими не сумел бы наготы.
- Несли сосуды золотые вслед,
- Как солнце, излучающие свет,
- Кувшины, блюда, чаши, пиалы, —
- Как солнце, с виду ярки и светлы, —
- И клетки с попугаями вослед;
- Забавны птицы, скоры на ответ.
- Их перья — изумруд, а клюв, как лал,
- Речений звучный жемчуг рассыпал.
- Павлинов в клетках золотых везли
- Из птичника небес, а не земли.
- Блистанье радуг на хвостах у них,
- Венцы невест на головах у них.
- Алоэ драгоценный и сандал
- Царю вселенной раджа посылал.
- И слал еще редчайшие дары —
- Запасы мускуса и камфары.
- Издревле был до отдаленных стран
- Учеными прославлен Индустан.
- Любой, как Арасту и как Сократ,
- Был несказанно знаньями богат.
- Все праведны, все — истины оплот,
- Все пламенны, как солнечный восход.
- И всем им дан провидения дар,
- Все мудры, как Фаридаддин Аттар.[150]
- И раджа мудрецов к себе созвал,
- Покаялся пред ними и сказал:
- «Увы! Я — раб, а Искандар — мой шах.
- И перед ним я рад упасть во прах.
- Мысль не вступала в голову мою
- С ним воевать и спорить с ним в бою.
- Судьбою было так предрешено,
- А нам с судьбою спорить не дано.
- Я выполнить веленья не успел.
- Болел я телом, духом ослабел.
- Я свиток шаха принял, как судьбу,
- Поцеловал и приложил ко лбу.
- Я рад бы службу у него нести,
- Но болен был, не смог к нему пойти.
- Его приказа я не отвергал,
- Не отрекался, спорить не дерзал.
- Я перед вами всей душой открыт.
- Гонец румийский это подтвердит.
- Я немощен в ту пору, болен был,
- И мнится, я прощенье заслужил.
- Коль Искандар вниманье явит мне,
- И остановится в моей стране,
- И возвеличит милостью своей
- Мою главу среди земных царей,
- И трон мой средь народа утвердит, —
- Навек мое он сердце победит.
- Рабом я буду преданным ему,
- Пока не скроюсь в гробовую тьму.
- А если в гнев душою он впадет
- И яду в чашу милости вольет, —
- Что ж? Черного индийца — так и быть —
- Всяк может в черном деле обвинить.
- Я сил и средств для спора не найду,
- Подумайте, как отвести беду.
- И грешный дух мой в слабости виня,
- Перед царем вступитесь за меня.
- Он миром правит, милостью дыша.
- Как зеркало, чиста его душа.
- Когда пред ним вы встанете, как щит,
- Шах Искандар вину мою простит!»
- Так правдомыслен и красноречив,
- Он к мудрецам свой обратил призыв.
- И старцы устремились, как челны,
- Навстречу ярости морской волны.
- Они с великими дарами шли;
- Несли величье, блеск своей земли.
- …Вот запестрел сквозь утренний туман
- Необозримый Искандаров стан.
- И старцы к воинским пришли вождям,
- Румийским поклонились мудрецам.
- Гостей с почетом принял анджуман
- Ученых, что прославили Юнан.
- Те выслушали старцев и пошли,
- И о посольстве шаху донесли.
- При этой вести вождь румийских сил
- Огонь вражды невольной погасил.
- И, радуясь приходу мудрецов,
- Освободил он сердце от оков.
- На дар индийца он и не глядел;
- Индийских старцев видеть он хотел.
- Призвал их, усадил их на ковер,
- Повел отрадный сердцу разговор.
- Приход их знаком счастья он почел.
- Навстречу старцам с трона он сошел.
- Смиренья полн, приветствовал он их,
- Как ученик наставников своих.
- И перед каждым голову склонил
- И каждому внимание явил.
- Без всякой пышности, покинув трон,
- В кругу ученых сел на землю он.
- Свет истины и знанья возлюбя,
- Он с честью усадил их вкруг себя.
- Ведь как воды целительных ключей,
- Как истины, он жаждал их речей.
- Сказал: «Простите! Много вам в пути
- Пришлось из-за меня перенести!»
- Те, вознеся молитву за него,
- Открыли цель прихода своего.
- Шах Искандар смущен их речью был.
- Чело он перед старцами склонил,
- Сказал: «Открыта вам душа моя.
- Что ни попросите, исполню я.
- Ни малой, ни великою виной
- Ваш царь не отягчен передо мной.
- И пусть он прежде непокорен был,
- Но он раскаялся, и я простил,
- Тем более когда ко мне пришли
- Вы — избранные светочи земли,
- Пришли о снисхождении просить, —
- Виновного могу ли не простить?
- И если много зла он совершил,
- И если казнь он даже заслужил,
- Но вы пришли, и вот — смиряюсь я,
- И от возмездья отрекаюсь я.
- И здесь его не казнь, а милость ждет.
- Пусть он к порогу моему придет.
- Я истинную власть ему вручу,
- Его дела величьем облачу.
- Престол неколебимый дам ему,
- Его знамена к небу подыму.
- О мудрые, храни вас вечный свод!
- Мне знамение счастья ваш приход.
- Ко мне пришли вы, ноги натрудив,
- И вот я светел духом и счастлив.
- За все прощения у вас прошу,
- Но силой новой я теперь дышу.
- Закон есть: покоренная страна
- Дань победителям платить должна.
- Я вовсе дани с вас не буду брать,
- Чтоб страждущий народ не изнурять.
- Ваш царь мне должен был харадж платить,
- Но от хараджа вас освободить
- Решил я на два года, чтоб народ
- Не впал в беду от столь больших забот».
- Увидев, как добросердечен шах,
- Склонились мудрецы пред ним во прах.
- Величьем духа он их поразил
- И так их на прощанье одарил,
- Что старцы не сумели слов найти,
- Чтоб за него молитву вознести.
- Величье милости уразумев,
- Они сидели, словно онемев.
- И встали, чистой радостью горя,
- И вознесли молитву за царя:
- «Пока вращается небесный свод,
- Покамест солнце по небу идет,
- Пусть будет твой престол на небе том,
- А солнца круг подушкою на нем!
- Да не уйдешь из жизни никогда,
- Да светишь нам, как мудрости звезда,
- И покорятся пусть в конце концов
- Тебе все семь великих поясов!
- Блистай, как солнце, одаряй весь мир,
- Как чаша Джема, озаряй весь мир!
- Мы шли к тебе, душой угнетены,
- Тревогой и сомненьями полны.
- Мы думали — и ты, как все цари,
- Снаружи — блеск, но зло и тьма внутри
- И видим: все владыки — черный прах,
- Ты из добра и света создан, шах.
- Тебя таким предвечный сотворил,
- Чтоб ты над всеми странами царил.
- Узнав тебя, твой благородный нрав,
- Воспрянули мы, страх в душе поправ.
- Пусть в темной чаще розы цвет укрыт,
- Благоуханье розу облачит.
- Подавлены величием твоим,
- Мы в удивленье пред тобой стоим.
- Когда же нам ты помыслы открыл,
- Вдвойне ты наши души удивил.
- Дан свет могучий духу твоему,
- Из смертных не присущий никому.
- Мы видим свойства ангела в тебе,
- Дыханье вечного в твоей судьбе!
- Когда бы раджа нрав твой угадал,
- Сюда б он сам немедля прискакал.
- Позволь, владыка наш, прийти ему,
- Припасть челом к порогу твоему.
- Вернемся, радже милость возвестим,
- От скорби дух его освободим.
- Когда он примет власть из рук твоих,
- Вернейшим станет среди слуг твоих».
- И молвил царь индийским мудрецам:
- «Пусть так и будет, как желанно вам!»
- И встали, поклонились мудрецы,
- В обратный путь пустились мудрецы.
- И рассказали радже обо всем,
- Сказали: «Препояшься, и пойдем».
- Увидел царь индийский — он спасен,
- Из мрака смерти к жизни возвращен.
- Вновь старцев к Искандару он послал,
- А сам за ними следом поспешал.
- Повел огромный караван даров.
- Чтоб описать дары, не хватит слов.
- Доверясь мудрецам-проводникам,
- Спешил он по долинам и горам.
- И те светильники его земли
- На всем пути беседу с ним вели.
- Об Искандаре, о делах его,
- О полных мудрости словах его.
- И, внемля их речам, индийский шах
- Плыл, как пылинка в солнечных лучах.
- Вот наконец привел свой караван
- Индийский раджа в Искандаров стан.
- И тут же Искандару донесли,
- Что царь и спутники его пришли.
- Ответил Искандар: «Гостям я рад.
- Пусть люди знанья дом мой озарят».
- Индийский раджа повеленья ждал,
- И на пороге царском он предстал
- С мечом на шее, бледен, удручен,
- Как перед казнью, в саван облачен.
- Но Искандар воскликнул: «О мой брат!
- Не унижайся, ты не виноват!
- И мне достаточно того, что сам
- Теперь явился с избранными к нам».
- И сняли с шеи униженья меч,
- И сняли саван у индийца с плеч.
- В парчу его и пурпур облекли
- И к трону миродержца подвели.
- Румиец обнял гостя своего.
- С собою рядом усадил его,
- Но вновь индиец пал у шахских ног,
- Как с гор кипящий падает поток.
- И снова поднял Искандар его,
- И обнял, словно друга своего,
- Любовь явил, и милости, и честь.
- И раджа повелел дары принесть.
- Блюдя обычай древний и обряд,
- Дарил он так, как нынче не дарят.
- Его Румиец поблагодарил, —
- Скажи, — рудник добра пред ним раскрыл.
- И усадил вокруг людей святых,
- Мужей ученых, мудрецов седых,
- Великую опять явил он честь
- И близ престола попросил их сесть.
- И понял старцев и провидцев круг,
- Что он не властелин для них, а друг.
- Сам чародеев он очаровал,
- Сердца их нитью верности связал.
- Цепь тонких мыслей длинною была,
- Далеко за полночь беседа шла.
- Увидел раджа милости поток,
- И встал, и просьбу так в слова облек:
- «Царь, я лелею в сердце мысль одну,
- Чтоб осчастливил ты мою страну,
- Чтобы у нас остался, погостил,
- Как солнце, землю нашу осветил.
- Увидишь сам: индийская страна,
- Чудес нигде не виданных полна.
- Стрелок в лесах привольных для охот
- Зверей и птиц диковинных найдет.
- Да и зима уж близко подошла;
- Зимой же все кончаются дела.
- Потребны людям — радость и покой,
- Вино, веселье, музыка зимой.
- Зима же в Индустане, о мой шах,
- Сияет, как весна в других краях.
- Из тучи — дождь, в садах весенний цвет,
- Ни стужи, ни жары, ни пыли нет.
- Когда же солнце в знак Овна войдет,
- Тогда ты сможешь продолжать поход.
- Войска вести иль труд начать иной,
- Во всем удача будет той порой!»
- Как жаждущий, что воду увидал,
- Словам индийца Искандар внимал.
- По сердцу эта мысль ему пришлась,
- И молвил он, к собранью обратясь:
- «Где место мне укажете вы — там
- Стоять шатрам и отдыхать войскам!»
- Сказали: «Главный город наш — Дехли,
- Туда и войску двигаться вели!»
- Ответил: «В город войска не вмещу,
- В лесах я лучше места поищу.
- Когда Дехли полками наводню,
- Ущерб я горожанам причиню.
- Пусть кто-нибудь из вас пойдет вперед
- И место вне столицы мне найдет.
- Пусть будет от столицы далеко,
- Везде перезимуем мы легко».
- И раджа вновь сказал, склонясь во прах:
- «Прикажет пусть миродержавный шах,
- И я — твой раб — на место поспешу,
- И все решу, и дело завершу.
- Урочища, долины осмотрю,
- Где зимовать великому царю».
- Румиец раджу поблагодарил,
- Престол, венец и пояс подарил,
- Потом — большой табун, где скакуны
- Сильны, как носороги и слоны,
- Под седлами в сверкающих камнях,
- В расшитых жемчугами чепраках.
- Домой отправил раджу наперед,
- И сам он следом двинулся в поход.
- Вернулся раджа, в город свой вступил
- И весть благую людям объявил.
- Сказал: «Войны не будет! Пусть народ
- В покое, безопасности живет!»
- И ликовал народ, узнав, что он
- От дани тягостной освобожден.
- А раджа сам не думал отдыхать;
- Румийца он готовился встречать.
- Был близко от столицы лес Нигар,
- Как райский сад цветущий, полный чар;
- Немолчным пеньем птичьим оглашен,
- Был всякой дичью изобилен он.
- Как мускус, в том лесу земля была;
- В ночи вставала амбровая мгла.
- Стволы эбена в чаще поднялись,
- Сандаловые ветви извились.
- Эбен чернел агатом. Словно медь,
- Желтела драгоценная камедь.
- От зарослей сандала ветерок
- Благоуханья приносил поток.
- И этот запах чувства оживлял,
- Леса, ущелья, долы наполнял.
- Подобно косам сребротелых дев,
- Висели змеи на стволах дерев.
- Гвоздика, к гиацинту наклонясь,
- Его соблазнам сладким предалась.
- Там дерева вставали до небес;
- В листве их темной солнца диск исчез.
- Под той листвою, в самый знойный день,
- Был сумрак влажен и отрадна тень.
- Чинар, ветвей раскинув пятерни,
- Казалось, солнцу мира был сродни.
- От благовония лесных щедрот,
- Как голова, кружился небосвод.
- Смоковницу до звезд вздымал тот лес,
- Смущая мир смоковницы небес.
- Там пальмы упирались в небеса,
- И вверх по их стволам вилась лоза.
- И гроздья ль то над головой висят
- Или огни бесчисленных Плеяд?
- Лоза, что к небу гроздья подняла,
- Петлей небесный лотос обвила.[151]
- Она до звезд дошла — сказал бы ты, —
- Чтобы похитить лотос с высоты.
- Распустит осень лучезарный хвост,
- Рассыплет сотни тысяч ярких звезд.
- Мильоны птиц, как странники небес,
- Кричат, поют, слетаясь в этот лес.
- Там попугаи пестрые царят,
- Порхают, не смолкая говорят.
- Они повсюду стаями снуют.
- Одни — зеленые, как изумруд,
- Всю ветку сплошь обсядут, и она,
- Как одеянье Хызра, зелена.
- Вот стая красных пала с высоты
- На пальму, словно алые цветы.
- Цвет их пера — гранатовый цветок,
- Клюв каждого, как яркий огонек.
- Зеленых, красных стаи средь ветвей,
- Как гроздья разноцветных фонарей.
- Там, как преданий сказочных творцы,
- Сидят красноречивые скворцы.
- Переливаясь, блещут перья их
- Подобием пластинок золотых!
- В узорах радужных и в письменах
- Венцы горят у них на головах.
- И все движенья плавные скворца
- Способны очаровывать сердца.
- Атласные обновы на скворце,
- И колпачок парчовый на скворце.
- Там, словно житель ангельских долин,
- В одежде пышной шествует павлин.
- Дугою выгнув шею, опьянен,
- Как плавно движется, как томен он!
- Эмалью синей та дуга блестит
- И тонкой позолотою сквозит…
- Фазаны, куропатки на лугах
- Пестрели, словно радуги в глазах.
- Где к кипарису подлетал фазан,
- Сам кипарис к нему склонял свой стан.
- Павлин в ветвях высокой пальмы был,
- Как среди кущ небесных Джабраил.
- Таков был лес Нигар чудесный тот,
- Зеленый и цветущий круглый год.
- Там с юга был богатый город Хинд,
- А с севера река большая Синд.
- Ладьи по водам плыли и челны,
- Как по небу плывет ладья луны.
- На том отлогом берегу реки
- Высокие вставали тростники.
- То не простой был — сахарный тростник,
- Как дар небес, он в тех краях возник.
- В тех тростниковых зарослях вода,
- Как сладостный шербет была всегда.
- Лес отражала с запада гора
- Пестрее многоцветного ковра.
- Весна цвела на склонах круглый год,
- Гудели пчелы, собирая мед.
- И там медовой пальмы сладкий сок
- Был словно меда чистого поток.
- С журчаньем выбиваясь из земли,
- Там сладкие источники текли.
- От бурных тех источников река,
- Как мед, желта была, как мед, сладка.
- Там тысячи резвились диких коз,
- Не ведая охотничьих угроз.
- Олени жили в зарослях густых,
- Тростник, как путы, на ногах у них.
- Играли рыбы там в речных волнах,
- Подобны Рыбе в южных небесах.
- Загонщикам тот лес не окружить,
- Ловцам всей дичи не переловить.
- Тонул в садах прекрасных город сам;
- В нем счета нет чертогам и дворцам.
- Тот лес Нигар, подобный небесам,
- Река, гора, что описал я вам,
- Открытостью своей и красотой
- Пленяли взгляд, бодрили дух живой.
- Там раджа Искандара поселил,
- Как будто рай земной ему открыл.
- На том лугу, на склонах той горы
- Все воинство раскинуло шатры.
- Был Искандар стоянкой восхищен;
- Лес, гору, берег сам объехал он,
- Сказал: «Хоть мир из края в край пройти,
- Нигде зимовки лучше не найти!»
- С ним раджа неотлучно всюду был,
- Радушья полон, сам ему служил.
- И, отдыху предавшись до весны,
- Царь Искандар забыл дела войны.
* * *
- Златую чашу, кравчий, мне налей!
- Вино в ней блещет яхонта светлей.
- Владеет мной индийская страна,
- И чаша мне индийская нужна.
- Певец, веди напев в ночной тиши,
- Наполни звуки пламенем души.
- Расцвел рожденный в Индии цветок,
- И стал печален дней моих поток.
- О Навои, к далеким берегам
- Увел тебя крылатый твой калам.
- Так пусть индиец, слыша песню ту,
- Своей судьбы избудет черноту!
О достоинствах великодушия, благодаря которому щедрые и мужественные дуновением благоволения вытаскивают соломинки греха виновных из моря сердца на берег спасенья, и лица их не хмурятся, как волны моря, и блуждающих в темноте смятения они выводят из долины гибели, освещая путь свечой благородства
Рассказ о купце, который разорился, расставшись со своим сыном. И лицо его обагрилось кровью его сердца. На оставшиеся в кармане деньги он выкупил приговоренного к казни, и спасенный оказался его сыном. Он вновь обрел и сына и богатство
Искандар, словно солнце, вышедшее из мрака ночи и вошедшее в полуденное сияние дня, выступил из Хинда и вступил в страну Чин; хакан Чина, услышав о приближении с быстротой солнца завоевателя мира, собрал, для выступления против него бесчисленное, как песок, войско и послал для переговоров с ним посла; получив неудовлетворительный ответ, поднял воинов, по числу подобных песку, и сам не оставил предпринятого дела без своего ничтожного внимания
Как луна-путешественница приближается к солнцу, так хакан приезжает к Искандару под видом посла, и поскольку это приближение привело к согласию, он, подобно луне, наполняется светом и блаженством
Восхваление правдивости и прямоты, которые являются лучшими образцами кипарисоподобных красавиц в плодовом саду мира; и восхваление искреннего слова, являющегося избраннейшим среди чистых веяний утра в царстве ночи и о следах достойной награды стремлений, которые, подобно солнцу, украшающему мир, постепенным движением озаряют всю Землю, и о полезностях правдивых речей, которые малым словом приносят много доброго жителям мира
Рассказ о том, как Ардашир[152] был не в силах отразить врага мечом и разрешил это трудное дело разумными действиями и мечом языка
- Великий Ардашир — Сасана сын —
- Был храбрый воин, мудрый властелин.
- Когда от Ардавана он бежал,
- С огромным войском тот его догнал.
- И понял Ардашир, что этот бой
- Неравным будет, как борьба с судьбой…
- Но ревность к делу царства ни на пядь
- Ему не позволяла отступать.
- И в мыслях Ардашир искал пути,
- Как от разгрома верного уйти.
- Мир предлагать — ходил к врагам посол,
- Но Ардаван на это не пошел.
- У Ардашира некий муж служил,
- А это вражий соглядатай был.
- Был Ардашир о том оповещен,
- Но соглядатая не трогал он.
- Был Ардаван на расстоянье дня
- Он Ардашира окружал, тесня.
- Но Ардашир был истинно велик, —
- Такой в нем дивный замысел возник:
- Он всех созвал соратников своих;
- Был и разведчик вражий среди них.
- И Ардашир сказал им: «Враг силен,
- Но он сегодня будет истреблен.
- Нам силы вечного благоволят.
- Я бесконечной радостью объят.
- Теперь внимайте слову моему,
- Его не разглашайте никому!»
- Все поклялись молчание хранить,
- И радостно он начал говорить:
- «У Ардавана есть богатыри —
- Опора войска. Их десятка три;
- По именам известный нам народ,
- Решающий сражения исход.
- Но их, по скупости, обидел шах;
- И гнев и недовольство в их сердцах.
- Мне тайное письмо принесено
- От этих пахлаванов. Вот оно:
- «Когда назавтра, с утренней зарей
- Пойдут войска в долине строй на строй,
- Мы шаха Ардавана окружим
- И учиним возмездие над ним.
- Главу его мы принесем тебе
- И все на службу перейдем к тебе».
- Вот что измыслить Ардашир сумел!
- Дух воинов окреп и осмелел.
- А соглядатай, что в совете был,
- Все Ардавану тут же сообщил.
- Внял вести Ардаван — надменный шах,
- И овладел им беспредельный страх»
- Так этим страхом сокрушился он,
- Что выйти в битву не решился он.
- Хоть сила больше у него была,
- Он принял мир, дабы избегнуть зла.
- И Ардашир, благодаря уму,
- Открыл дорогу счастью своему.
НАЗИДАНИЕ
Искандар спрашивает у Арасту, какова причина того, что здравый ум принимает верные решения, но иногда все же впадает в ошибку — и выслушивает его ответ
Хакан, учредив пиршество для Искандара, просит его пожаловать в Чин; в восхваление того царского пиршества и гостеприимства; перо, описывающее редкостные явления, рассыпает жемчужины; в описании порядка преподнесения подарков и редкостных вещей совершенная натура рассыпает драгоценности; в подсчете приношений исписываются страницы девяти небес; в истолковании радующих сердце пиршеств глаза мудрости отвергают чудеса восьми райских садов
О благородных людях, подобных кипарисам в саду гостеприимства, которые, крепко повязав пояс услужения, с открытым, как роза, лицом, всегда держат разостланной скатерть щедрости; и их гости, пусть они будут попугаи или соловьи, в соответствии со своим желанием находят усладу на этой скатерти; и они свободны от принуждения и излишнего поглощения пищи
Рассказ о Бахрам-Гуре, который был гостем у трех обладателей домов; двое из-за крайности и чрезмерности были отвергнуты и порицаемы, а третий по справедливости признан богачом Коруном
Мудрецы изготовляют для Искандара астролябию и зеркало для постижения тайн Неба и Земли
- Художник, что Мани подобен был,
- Картину на шелку изобразил:
- Когда хакан Румийцу другом стал,
- Чин пребываньем Искандар избрал.
- Зима в ту пору на землю пришла,
- Все перевалы снегом занесла.
- Хакан же беспредельно сам желал,
- Чтоб Искандар у них зазимовал.
- Чтоб с ним, покамест не придет весна,
- Дни коротать за чашею вина.
- Он Искандару просьбу изъявил,
- И тот хакана поблагодарил.
- В согласии с душевной прямотой,
- Зимовки местом он избрал Ал-Хтой.
- Как солнце дня и месяц, на пиру
- Они беседовали ввечеру.
- А поутру, охотой увлечен,
- В горах, в лесах ловил оленей он.
- И, возвращаясь в город отдыхать,
- При звуках флейт он пировал опять.
- Но чаще средь ученых пребывал,
- В речах их тайну знания впивал.
- Загадкой был зеркальный талисман,
- Который подарил ему хакан.
- Бывало, иногда — к нему на суд
- За правдой двое с тяжбою придут.
- Он зеркало пред ними открывал
- И сразу ложь и правду узнавал.
- Но ни один из мудрецов его
- Не понял тайны зеркала того.
- Тот талисман зеркальный на пирах
- Перед гостями ставил славный шах.
- И каждый, кто в застолье опьянел,
- Трезвел, когда в то зеркало глядел.
- Тем чудо-зеркалом был изумлен
- И очарован властелин времен.
- Его недоумение росло
- И в дали размышления вело.
- «Вот зеркало! — он думал, — ведь оно
- Руками смертного сотворено.
- Но одаряет разумом людей
- Небесный царь по милости своей.
- И волею небес в конце концов
- Мне служат сотни славных мудрецов.
- Даны миры живого знанья им,
- Открыта книга мирозданья им.
- А зеркало, подобное Луне,
- Рождает мысль отважную во мне:
- Ведь если б мудрецы моей земли
- Всю мощь пытливой мысли напрягли,
- То мы, загадки этой сняв печать,
- Сильнее талисман могли б создать!»
- И тайно мудрецов он пригласил
- И свой великий замысел открыл.
- И отвечали знания мужи:
- «О царь вселенной! Слово нам скажи,
- Все, даже невозможное для нас,
- Мы совершим, исполним твой приказ!
- Разгадку талисмана мы найдем
- И чудо Чина делом превзойдем».
- Тут разделились на две стороны,
- Посовещавшись, мудрецы страны:
- Налево стали Афлатун, Сократ,
- Направо Арасту и Гиппократ.
- И были средь ученых тех людей
- Хурмус, Аршамидус и Птолемей.
- Направо стали двести мудрецов,
- Налево стали двести мудрецов.
- И так они по двести разошлись
- И неким тайным делом занялись.
- И правильное наконец нашли
- Изображенье Неба и Земли.
- Один чертил круги земных широт,
- Другой же изучал небесный свод.
- Измеривши длину земной дуги
- И рассчитавши звездные круги,
- Они, познав вселенной естество,
- Явили мощь искусства своего.
- Металлы в тигле сплавив, — ты взгляни,
- Два талисмана сделали они.
- Был первый — астролябия, другой
- Изображал собою шар земной.
- Был первый — бронзовый и золотой,
- Из чистой светлой стали был другой.
- Тот шар стальной, что мир изображал,
- Зеркальною поверхностью блистал.
- Два дивных талисмана наконец
- Доставили в фарфоровый дворец.
- Являлось людям в первом из шаров,
- Движенье сфер небесных и кругов.
- Все отражалось в зеркале стальном,
- Что в мире совершается земном.
- В одном — небес являлась глубина,
- В другом же — вся земля была видна.
- В одном зенит был виден и надир,
- В другом — весь нижний необъятный мир.
- Когда же солнце, блеща, как стекло,
- На башню равноденствия взошло,
- Горя, как золотой зеркальный шар,
- Что создал величавый Искандар,
- Царь мира сел на троне золотом,
- Как солнце в равноденствии своем.
- И с ним хакан. И множество царей
- Внизу сидело — сонмище гостей.
- Весна настала, обновлялся мир.
- И в честь весны пошел великий пир.
- И подошли к престолу мудрецы,
- Двух талисманов славные творцы.
- Как высший разум, души их ясны.
- От бренного они отрешены.
- Царь встал пред ними, оказал им честь,
- На возвышенье пригласил их сесть.
- Когда они уселись на коврах,
- Вдруг охватил гостей невольный страх.
- В чертоге, где лился поток вина,
- Глубокая настала тишина.
- И вот мужи мудрейшие земли
- Две сферы, ими созданных, внесли.
- И людям показали чудеса —
- Весь необъятный мир и небеса.
- Стал виден весь небесный свод в одном,
- В другом — долина праха целиком.
- И девять сфер надмирной вышины,
- И семь иклимов стали всем видны.
- В безмолвии хакан на них глядел,
- Скажи, — от изумленья онемел.
- Потом великою воздал хвалой,
- Склонясь перед Румийцем головой:
- «Таких, как ты, не создавал творец!
- Что без тебя престол? Зачем венец?
- И старцы, что соседствуют тебе,
- В величье соответствуют тебе!
- Да будет вечно слава их жива,
- Коль их святая сущность такова!»
- Я описать не в силах щедрый дар,
- Которым наградил их Искандар.
- Тем мудрецам сокровищ Океан
- Он подарил и дал в удел Юнан.
- Хакан великий тоже щедрым был,
- Он столько жемчуга им подарил,
- Что солнцем заблистали, — ты скажи, —
- Все эти — солнцам равные — мужи.
- И радостью расцвел духовный свет
- Царя, познавшего пути планет.[153]
- Знаток светил великий был Сократ;
- Пути светил в ночи следил Сократ.
- Он все, что звездный небосвод сулил,
- По астролябии определил:
- Когда светило дня на синий свод
- Под знаком равноденствия взойдет,
- То шах, расставшись с чашею друзей,
- С невестой сочетается своей.
- С прекрасною царевной Роушанак,
- Что блеском превращала свет во мрак.[154]
- О ней Дара пред смертью завещал,
- Чтоб Искандар ее женой назвал.
- Но в войнах год за годом проходил,
- И властелин времен о ней забыл.
- И дочь была Маллу, Наз-Михр краса,
- Какой досель не помнят небеса.
- Среди тревог походных и о ней
- Не вспоминал великий царь царей.
- Но, вспомнив, пир велел он учредить,
- Дабы весь мир в веселье утопить.
- Когда осветит ярко Роушанак
- Его опочивальни полумрак,
- То и с Наз-Михр прекрасной он в тиши
- Найдет покой и счастье для души.
- Когда решенье утвердилось в нем,
- Призвал он многоопытных умом.
- И что помыслил, все поведал им —
- Учителям, наставникам своим.
- Сказал: «Кто может миром овладеть,
- Тот должен и наследника иметь.
- Проходит Солнце в небе голубом
- В раздумьях о наследнике своем.
- И, уходя в морскую глубину,
- Зовет своим наместником Луну.
- И пусть не равен Солнцу свет Луны,
- При ней ночные мраки не темны.
- Коль древо падает, прожив свой век,
- Оно оставит молодой побег,
- Который пышным древом возрастет
- И пользу принесет, и тень, и плод!»
- Когда с ним согласились мудрецы,
- Велел он: «Кличьте клич во все концы,
- Трубите сбор, чтоб все на пир пришли,
- Чтоб это праздник был для всей Земли!»
- И за семь дней весь исполинский край,
- Весь Чин украсился, как светлый рай.
- Так весь украшен был подлунный свет,
- Что, если бы рассказывать сто лет,
- До сотой доли мы бы не дошли,
- О тысячной сказать бы не смогли.
- И не было на славном том пиру
- Учета золоту и серебру.
- И пир настал великий наконец,
- Пора отрад и радости сердец.
- Была весна, гремел в тени ветвей
- Над розою-невестой соловей.
- В те дни весны на улице любой
- Шумел не умолкая брачный той.
* * *
- Налей мне, кравчий, чашу до краев
- В день радости веселья и цветов!
- В день равноденствия заварим пир,
- Чтоб ликовал и радовался мир.
- Певец, на лад весенний чанг настрой
- И пой мне песню, возглашая: «Хой!»
- Коль скажешь: «Брат мой! О мой друг! Яр! Яр!»
- Отвечу: «Дух мой полон мук! Яр! Яр!»
- Коль в дальнем Чине жить мне предстоит,
- Пусть чанг твой песней Чина зазвенит.
- Пой мне: «Яр! Яр!» А я под песнь твою
- В глухом изгнанье молча слезы лью.
О приятности весны юности и радостях сердечных в пору юности весны; прославление ее, подобное песне соловья, в тысяче мелодий восхваляющего столепестковую розу. Дети цветника насыщаются грудью кормилиц-облаков и обретают зелень одухотворенности
- Прекрасный мира сад меня влечет.
- Прекрасен утра юности восход.
- Дни юности, как воды с крутизны,
- Свергаются, но радости полны.
- Весною к голубым лугам Овна
- Идут пастись и солнце и луна.
- И обрастают молодой листвой
- Нагие ветви с новою весной.
- Гремящие громады облаков
- Идут, как стадо боевых слонов.
- То, низвергая брызги вдалеке,
- Смотри, — слоны купаются в реке!
- И капли падают из темных туч,
- Как с каменных боков слоновых круч.
- Не капли — струи, бурная река!
- Весенние несутся облака,
- Не капли рассыпая — жемчуга
- На синие моря и на луга.
- Трава открыла глубь подземных жил,
- И красный свой фиал тюльпан раскрыл.
- Но в чашечке тюльпана чернота,
- Дурная у него в крови черта.
- Отгонный луг, цветением объят,
- Перепоясал шелком свой халат.
- Такие расцвели цветы в саду,
- Что равных им я в Чине не найду,
- Вкруг кипариса, красно-золотой,
- Как волос, вьется дягиль молодой.
- И дягиля высокие цветы,
- Как амбровые кудри, завиты.
- Фиалка к говорливому ручью
- Склонила томно голову свою;
- Она хмельна, хоть из ручья пила,
- Недаром свой подол подобрала.
- И у нарцисса день за днем пиры,
- А пьет он из лимонной кожуры.
- И, набекрень колпак напялив свой
- Он в полудреме никнет головой.
- Цвет лилии белеет невдали,
- Иль то Меджнун тоскует о Лейли?
- Или душой от мира он ушел
- И радость в отрешенности обрел?
- Пылает роза, пламени красней;
- Над ней, как саламандра, соловей.
- Но роза не гнездо его сожгла,
- А само существо его сожгла.
- Несется по полям гонец ветров,
- Стеля шелка стоцветные ковров.
- Как фонари, тюльпаны зажжены,
- Но чернью их сердца заклеймены…
- И ветерок, когда о том узнал,
- Их лепестки по степи разметал.
- А роза белая, полна красы,
- Отяжелела в серебре росы.
- И на рассвете инеем блестит
- Роса, что цвет весенний тяготит.
- В ту пору расцветает аргаван,
- Весь в пурпуре — блистает аргаван.
- И восхищает он сердца людей
- Багряною одеждою своей.
- Из тучи капли падают, блестя,
- Круги на влаге циркулем чертя.
- Нет, ты взгляни, без циркуля они
- Круги и кольца чертят, как Мани.
- Блистая станом дивной красоты,
- Подвесил тополь серьгами цветы.
- И, как эдем, цветет весенний луг,
- Где кипарисы стали в полукруг.
- И дождиком на рощи и луга
- Апрель свои рассыпал жемчуга.
- Несутся грозовые облака,
- Раскатывая гром издалека.
- И львиным ревом содрогают степь,
- И грозных молний разрывают цепь.
- Весенний дождь сравни с живой водой,
- А струи с жизнью — вечно молодой.
- Идут — за водоносом водонос —
- Над степью тучи в полыханье гроз.
- И воплощается душа травы
- В ростки, цветы и яркий блеск листвы.
- А в том, кого не радует весна,
- Жизнь не жива, душа омрачена.
- В том человеческого сердца нет,
- Кого весны не опьянит расцвет.
- Вот распустилась роза, и над ней
- Поет, гремит, стенает соловей.
- Но тот под сени сада не придет,
- Кто встречи с другом избранным не ждет.
- А мы за Искандаром в сад сойдем,
- Осыпанный сверкающим дождем.
РАССКАЗ О СОЛОВЬЕ
НАЗИДАНИЕ
Искандар спрашивает Арасту, почему естество человека как бы возрождается в пору цветения весенних роз; и ответ Арасту, подобный дыханию ветерка из сада мудрости
Искандар, покидая страну Чин, направляется в земли Магриба
- И вновь он мудрости броню надел
- И на престоле разума воссел.
- Он знал, что не владыка мира он,
- Пока Магриб ему не подчинен.
- Награду дал он воинам сперва,
- О том до наших дней звучит молва.
- Потом, когда войска он наградил,
- Приказ о выступленье объявил.
- А коль по нраву вождь своим войскам,
- Он нанесет урон любым врагам.
- И если царь народ свой не гнетет,
- То за него народ стеной пойдет.
- Храни аллах! Любой погибнет шах,
- Коль недовольство у него в войсках.
- Нет, щедрость людям царская нужна,
- А строгость — там, где правильна она.
- А Искандар — он царь счастливый был
- И полководец справедливый был.
- Полкам в поход велел сбираться он.
- С владыкой Чина стал прощаться он.
- И, кроме Чина, западный Ал-Хтой.
- Вручив, сказал: «Прими подарок мой!»
- И вот из Чина вывел он войска…
- Скажи, — на запад хлынула река.
- Сопутствовать ему хакан решил,
- Но Искандар его отговорил
- И, тайны многие открыв ему,
- Вернул хакана к дому своему.
- Шел к югу… Чудо сущего всего —
- Направо Хинд остался от него.
- Ждал раджа Хинда на его пути
- С войсками, чтобы с ним в поход идти.
- Но раджу он обратно отослал
- И вдаль к Магрибу скакуна погнал.
- И войск поток, блестя булатом лат,
- Прошел без боя землю Худжарат.
- Вот наконец войска пришли в Оман,
- Увидели Индийский океан.
- В Омане все владельцы кораблей
- С готовностью пришли к царю царей.
- И он под парусами тех судов
- Ходил к пределам дальних островов.
- Порой, на быстроходном корабле,
- Он приплывал к неведомой земле.
- И много городов завоевал,
- И много новых, славных, основал.
- На кораблях он море переплыл
- И диких гор хребты перевалил,
- Безмерностью пространства изумлен,
- Шел с войском по степям безлюдным он.
- Здесь это описать мы не смогли б,
- Как Искандар завоевал Магриб.
- И там, всегда добро творить готов, —
- Он много взял прекрасных городов.
- Магриб ведь величайшей был страной
- Средь всех, что украшают мир земной.
- Магрибский царь пощады стал просить,
- Любую дань пообещал платить.
- Шах Искандар объехал склоны гор,
- Холмы, долины и степной простор.
- И где бы он ни разбивал шатер
- И чем бы он ни утешал свой взор,
- Все продолжал в пути он тосковать
- О родине, о Руме вспоминать…
- И было много в той стране чудес, —
- Там подымались горы до небес,
- А за горами — тайна. Полон дум,
- Откладывал он возвращенье в Рум.
- И вот с отрядом всадников он сам
- Пошел через пустыню к тем горам.
- Селенья некоего он достиг,
- Деревья там росли, журчал родник.
- А дальше к югу земли шли — ничьи,
- Огромные там жили муравьи;
- Вернее — псы в обличье муравьев,
- Чудовища, страшней пустынных львов.
- На всех, кто в их владенья попадал,
- Рой муравьев внезапно нападал
- И разрывал, со всех сторон тесня,
- Мгновенно человека и коня,
- Да так, что от несчастного того,
- Скажи, не оставалось ничего.
- Царь молвил: «Тайну этой стороны
- Разведать осторожно мы должны!»
- И о повадках муравьев-зверей
- Расспрашивал у тамошних людей.
- Сказали: «Рыскают они кругом,
- И в постоянном страхе мы живем.
- Знай: истребят в степи войска твои
- Чудовищные эти муравьи.
- Коль невредим сквозь муравьев пройдешь,
- Страну, как сад Ирема, там найдешь.
- Но великаны страшные стоят
- На страже у дороги в этот сад.
- И это — ужас! Весь их род заклят,
- Сокровища Земли они хранят.
- По виду — люди; но из них любой
- Не с человеком схож, а со скалой.
- Сто воинов не справятся с одним…
- А муравьи степные служат им.
- Их речь слышна порою вдалеке
- На непонятном людям языке.
- Коль этот путь пройдешь, храним судьбой,
- Откроется долина пред тобой,
- Но вход в долину заградит отвес
- Двух гор, царапающих свод небес.
- И золотая вся — одна гора,
- Другая — целиком из серебра.
- Та, — золотая — солнцем взгляд слепит,
- Серебряная — месяцем блестит.
- Они бесценней всех богатств земных.
- А великаны охраняют их.
- Тем великанам-сторожам дана
- Необычайная потребность сна.
- Они свой срок на страже отстоят,
- А как уснут, то десять суток спят.
- И к службе возвращаются своей,
- Как только выспятся за десять дней.
- И десять суток бодрствуют опять,
- Покамест не настанет время — спать.
- Лишь в пору их очередного сна
- Их сила может быть истреблена.
- Но муравьи огромные хранят
- Их сон, покуда великаны спят.
- Чудовищные эти муравьи
- Ни часа не бывают в забытьи».
- Шах Искандар был этим удивлен,
- И свет ума призвал на помощь он.
- Сказал, созвавши мудрых на совет:
- «Как быть — решайте! Нам возврата нет».
- Молчал совет. Но были все сердца
- Потрясены величием творца.
- И понял разум, как пред божеством
- Ничтожен он в неведенье своем.
- Круг мудрецов, безмолвствуя, сидел;
- Язык их в изумленье онемел.
* * *
- Дай чашу, кравчий, из ключа души,
- Несовершенный разум оглуши!
- Меня ума величье не спасло,
- Мне изумленье душу потрясло!
- Певец! На лад Магриба песню спой,
- В Магрибе я шатер поставил свой.
- Я золото Магриба, словно прах,
- На темя сыплю здесь — в иных песках.
- О Навои, о родине своей
- Не вспоминай, не сетуй, не жалей.
- Восток в себе и Запад совмести,
- Весь мир сумей в самом себе найти!
О людях, которые, взирая на миротворение глазами, озаренными светом знания, воздают хвалу зиждителю
Искандар приводит в порядок свои войска для охоты на сонмище муравьеподобных, и то стадо дивоподобных, обезумев, появляется и выстраивается напротив его войска, и из них один — разрушитель рядов — выступает впереди войска и побеждает богатырей Искандара; чинская газель, как львица, выходит на майдан и охотится за драконом. Искандар избирает ее газелью своего гарема; а пленника пленяет еще раз своей милостью, и тот вместе с побежденными им возвращается к царственному собранию
Описание тьмы ночи разлуки; дым ада несчастья по сравнению с ним — гиацинт рая радости; о трудности положения тех, чья жизнь омрачена ночью разлуки и чьи глаза не освещаются рассветом свидания
- Тот счастлив, — будь в разлуке он сто лет, —
- Пред кем желанной встречи вспыхнул свет.
- Пусть перенес он муки ста смертей,
- Но встретился с возлюбленной своей,
- В той встрече — искупленье мук его,
- В той встрече — вечной жизни торжество.
- Пусть утром, после пира, муж любой
- Порою тяготится сам собой,
- Но если чашу выпьет ввечеру,
- Забудет все на новом том пиру.
- Разлука с другом так трудна для нас,
- Что смерть любая легче во сто раз!
- А миг слиянья с милой — этот миг,
- Как счастье бесконечное, велик.
- Но если дни разлуки тьмы темней,
- То безнадежна тьма ее ночей.
- О ночь разлуки! С этой грозной тьмой
- Сравним лишь ужас гибели самой!
- Томление разлуки — черный день,
- Чья безнадежна тягостная тень.
- Не будь разлуки, не было б средь нас
- Роняющих, как слезы, кровь из глаз.
- Там — за морем разлуки — грозный суд
- Провидит он, где слезы не спасут…
- Не потому ль, что розы далеки,
- Тюльпаны рвут свой пурпур на куски.
- И небосвод, когда б не тосковал
- О солнце, туч кошму б не надевал.
- И туча, разлученная с луной,
- Рыдает над пустынею степной.
- А перстень, что без Сулеймана он,
- Хотя и талисманом наделен?
- Что без души Фархада Бисутун?
- Что степь, когда навек ушел Меджнун?
- Гора в разлуке стоны издает,
- Глухая степь ушедшего зовет.
- Тоской о розе соловей спален,
- Не потому ли цвета пепла он?
- Он серым стал от горя, как зола:
- Упала молния и сад сожгла.
- Кто разлучен с любимой, только тот
- И понял, как огонь разлуки жжет.
- Ты у того, кто плачет, сна лишен,
- Спроси — и все тебе откроет он.
- Но скорбь скрывают тайную одну
- Все, кто, как я, в разлуке и в плену.
- Я плакать кровью сердца обречен
- С тех пор, как с милой сердцу разлучен.
- Пусть в этом истребляющем огне
- Никто не мучится, подобно мне!
- Лишь встреча может муки утишить,
- Негаснущее пламя потушить.
- Но стала бесконечной для меня
- Разлуки нашей ночь. Дождусь ли дня?
- Я так страданья книгу изучил,
- Что все страданий виды различил:
- С богатством разлученье — это знай —
- Беда для тех, кто в бренном видит рай.
- Отторженность от милых, от друзей —
- Для сердца благородного больней.
- Разлука с близкими, с семьей своей,
- Еще ужасней, нет ее страшней.
- Как пережить разлуку, коль в крови,
- Коль в существе твоем — болезнь любви?
- Не равны тягостью рода разлук,
- Но всякая из них — источник мук.
- Тягчайшая из них, когда пути
- Не смог ты сердцем к Истине найти.
- Все — кроме первого — рода разлук
- Я испытал и стал горнилом мук.
- Но человек, пускай всего лишен,
- Коль сердцем тверд, не ослабеет он.
- Пускай в душе предела мукам нет,
- Тогда надежда свой подъемлет свет,
- И мы к устам тот кубок поднесем,
- Наполненный слияния вином.
- Зови его напитком бытия.
- Навек в нем возродится жизнь твоя.
- О боже, новой жизни весть яви!
- Надежду дай страдальцу Навои!
Когда, после завоевания Магриба, Искандар направлялся в Рум, народ страны Кирван пожаловался ему на притеснение яджуджей. И он, чтобы закрыть дорогу этому бедствию, строит стену; и строители, подобные ученым-геометрам, и каменщики, подобные звездочетам, шнуром наметили место стены. И литейщики, по мысли Утарида, и кузнецы, по знаку Сухейля, заливая гипс расплавленной бронзой, а известь блестящей сталью, возвели стену до небесного купола
- Тот, кто событья века записал,
- Так мускусом по амбре начертал:
- Когда правитель Рума, скажешь ты,
- Дошел до крайней западной черты —
- На западе увидел племя он,
- Чьей злобой род людской был изнурен.
- Хан из улуса к Искандару в плен
- Попал — и милость получил взамен.
- Он, покорясь румийскому ярму,
- Привел все племя в подданство ему.
- Им Искандар сказал: «Вы все со мной,
- Чтоб верность доказать, пойдете в бой,
- Чтоб муравьев огромных истребить,
- Мир от опасности освободить!»
- «О царь! — сказало войско дикарей, —
- Опора мира и вселенной всей!
- Коль этих муравьев мы перебьем,
- Мы — великаны — сами пропадем:
- Когда мы десять суток спим подряд,
- В ту пору муравьи нас сторожат.
- Мы десять суток бодрствуем; потом
- Мы десять суток спим глубоким сном.
- В ту пору к нам враги не подойдут —
- Врага любого муравьи убьют!»
- В ответ им шах ни слова не сказал,
- Всем муравьям помилованье дал.
- Сказал: «А где из золота гора?
- И где еще гора из серебра?»
- Тот исполин, себя ударив в грудь,
- Сказал: «О них и думать позабудь!
- Нельзя пойти по этому пути,
- А кто пошел — того нельзя спасти.
- Отсюда, где стоим, от степи сей
- До этих гор дорога — в десять дней.
- Но мы их не видали никогда,
- Хоть и недальний путь ведет туда.
- На той дороге бедствий и вреда
- Подстерегает путника беда.
- Там воды смертоносные текут,
- Деревья ядовитые растут.
- Там, жаждой разрушенья обуян,
- Свирепствует пустынный ураган.
- Все на своем пути сжигает он,
- Дракона в воздух подымает он.
- Те, кто, минуя этот смерч, пройдут,
- Без счета на дороге змей найдут.
- Там кобры и очковые кишат,
- И каждая хранит старинный клад.
- А змей число, как старцы говорят,
- Тьмы тысяч, а вернее — мириад.
- И воздух напоен над степью всей
- Дыханьем ядовитым этих змей.
- И аспиды, чей убивает взгляд,
- На том пути к сокровищам стоят.
- Ты не ходи к пределам той земли,
- Мы до нее и сами не дошли!»
- Ответил Искандар ему: «Ты прав!
- Рассказ твой необычный услыхав,
- Куда хотел пойти, я не пойду,
- Войска в обитель бед не поведу.
- Зачем нам золото и серебро,
- Когда от них беда, а не добро?
- Несовместимо с нашим естеством,
- Идя за золотом и серебром,
- Войска в пути беспечно истребить,
- Богатство жизни вечной погубить!»
- За золотом и серебром в поход
- Он не пошел; освободил народ.
- Суровых этих диких степняков
- Он защитил от рабства и оков
- И отпустил их, поручив судьбе.
- Но нескольких оставил при себе.
- Из-за ужасного обличья их
- Поставил среди избранных своих.
- Когда Магриб им завоеван был,
- Он взгляд опять на север обратил.
- И кручи снежных гор перевалил,
- И голубое море переплыл.
- Пока корабль его, как колыбель,
- Качали волны, чинская газель,
- Чья в бедствии рука его спасла,
- Кудрей арканом в плен его взяла.
- Взяла его в глубоких плен утех,
- Для Искандара став желанней всех.
- С утра была, как кравчий, на пиру.
- Зухрой ему сияла ввечеру.
- Вот близ Фаранга корабли царя
- Пристали, опустили якоря.
- Пред ним лежала хмурая страна,
- Меж западом и севером она.
- Там, где зима свирепая грозна,
- Разрозненные жили племена.
- И приступали к шаху: «В добрый час,
- Бери свой меч и заступись за нас!
- Там, где порядок свой построил ты,
- Судьбу людей благоустроил ты.
- А мы твоей защиты лишены, У
- гнетены врагом, разорены!»
- А царь: «Какие к вам враги пришли,
- Рассыпали вас по лицу земли?»
- Ответили: «Из неизвестных стран
- Они идут через страну Кирван,
- Где солнце от захода до утра
- Скрывается, там высится гора.
- К нам из-за той горы беда идет,
- Оттуда — ужас, и оттуда — гнет.
- Предел вселенной, той горы хребет
- Дневного солнца заслоняет свет.
- В горах — ущелье; по тому пути
- Нельзя сквозь горы никому пройти,
- Яджуджи злобные гнездятся там,
- Подобные чудовищным зверям.
- Оттуда вихри бедствий к нам летят.
- Их нападенье — сущий кыямат.
- Видать, их породил аллах святой,
- Разгневавшись на грешный род людской.
- За чью вину мы — жертва мести их?
- В словах не описать нечестья их!
- Как дивов тьма, бесчисленны они,
- Как бездны тьма, немыслимы они.
- На их макушках волосы — копной,
- Торчат их космы — в семь пядей длиной,
- Ничем не одеваются они,
- Ушами укрываются они.
- Страшны их лица — желты и черны,
- Их бороды, как ржавчина, красны.
- У них глаза свирепых обезьян;
- Их темный разум злобой обуян.
- Даны еще, как печи, ноздри им, —
- Они их чистят языком своим.
- Они клыками, словно кабаны,
- Изрыли землю нашей стороны.
- Там, где яджудж, как злой кабан, пройдет,
- Не то что злак, былинка не взрастет.
- Самцы они иль самки, но подряд
- У всех две груди длинные висят.
- С тех пор, как существует этот свет,
- Их сквернословию сравненья нет,
- А круча той горы так высока,
- Что у ее подножий — облака.
- Весь тот хребет в сединах снежных глав
- Зовется издревле горою Каф.
- Она, подковой кругозор объяв,
- Подобна начертанью буквы «каф».
- Хребты заоблачные разорвав,
- Теснина есть в горах, как в букве «гаф».[155]
- И через узкий горный тот проход
- К нам от яджуджей бедствие идет.
- Из горных нор своих два раза в год
- На мир яджуджи движутся в поход.
- И все живое губят на пути,
- Как нам спастись? Куда от них уйти?
- И вот — покинули мы навсегда
- Поля свои, сады и города.
- Скитаемся мы по пескам степей,
- Оторванные от своих корней.
- Все города великой сей страны
- В развалины врагом превращены.
- А эти изверги зверей лютей,
- Поверишь ли — они едят людей!
- Овец, коров, коней — забрали все,
- К себе угнали и пожрали все.
- Здесь ни зерна нет в закромах пустых.
- Все съели! Только смерть насытит их.
- Вот все сказали мы тебе! Прости!
- Народ наш можешь только ты спасти!»
- Шах Искандар спросил: «Когда же тут
- На вас яджуджи злобные идут?
- Как вы догадываетесь о том,
- Чтобы успеть уйти перед врагом?»
- Ответили ему: «Два раза в год
- Идет на нас народ свирепый тот.
- Тогда, клубясь, как туча, пыль встает,
- Зеркальный затмевая небосвод.
- Пыль, омрачающая блеск небес,
- Предозначает нам, что мир исчез».
- И царь спросил: «Когда вы ждете их?»
- Сказали: «По примеру лет былых
- Жить нам в покое — месяц или два».
- Запали в сердце шаха те слова.
- И войску станом там он стать велел,
- Стан войска валом окопать велел.
- Но возроптали толпы бедняков,
- Рассеянные сонмы степняков:
- И молвили царю: «До коих пор
- Терпеть нам это горе и позор?»
- Нас от врага не можешь ты спасти…
- И просим мы тебя от нас уйти!
- В тот день, когда чудовища придут,
- Твоих румийцев воинства падут.
- Вы все погибнете! А нам тогда
- В сто крат настанет худшая беда!»
- Царь им ответил: «Не пугайтесь вы!
- Но все же здесь не оставайтесь вы.
- До нитки все забрав, что есть у вас,
- Подальше откочуйте — в добрый час!
- Спешите! Бог — свидетель, я не лгу, —
- Надеюсь — помогу вам, как смогу!»
- Ушли они… Но там остался сам
- Шах Искандар, подобный небесам.
- Сказал он, и к ущелью, словно львы,
- Пришли мужи и выкопали рвы.
- И клич он кликнул лучшим мастерам,
- Прислали лучших Рум, Фаранг и Шам.
- Постигших числа мира и расчет
- Движенья, где река светил течет.[156]
- Нет, не литейщиков, не кузнецов —
- Он созвал мироздания творцов!
- Чтоб мир стеною вечной защитить,
- Навек дорогу бедствий преградить.
- Медь, олово и сталь со всей земли
- На тысячах верблюдов привезли.
- Печей плавильных тысячи зажгли,
- И реки огненные потекли.
- А Искандар — при первом свете дня,
- Встав раньше всех, садился на коня;
- И объезжал подошву Кафских гор,
- Стеной загородивших кругозор.
- А там — скалу валили за скалой
- И камень резали стальной пилой.
- Но увидали, дел не завершив,
- Что пыль встает, полнеба омрачив.
- Яджуджи шли, — скажи, за дивом див!
- Неудержим, как сель, был их порыв…
Искандар, скрыв свое войско за неприступными рвами и устроив засады, дал отпор яджуджам, выждав срок, пока не истощится сила этого племени, и, оплакав погибших воинов, приступил к завершению своего замысла
- Когда пожрал все, что пожрать успел,
- Свирепый род яджуджей ослабел
- И ринулся в ущелье наутек,
- Как вспять внезапно хлынувший поток,
- Бегущих Искандар велел рубить,
- Чтоб навсегда их память истребить.
- Так воля добрая и сильный ум
- Заставили умолкнуть этот шум.
- Вот приступили, знанием сильны,
- Румийцы к возведению стены.
- Меж двух отвесных исполинских гор
- Могучий стали воздвигать затвор.
- Определил строитель-звездочет
- Счастливый час начала всех работ.
- И начертили место на земле,
- Где ставить стену — от скалы к скале.
- Над чем-то колдовали мудрецы,
- Все строго рассчитали мудрецы.
- Вновь к небесам поднялся голубым
- От тысячи печей плавильных дым.
- Опору всей твердыни основав,
- Не гипс — семи металлов лили сплав.
- На сплав горячий клали глыбы плит,
- Сперва их обтесав, как надлежит.
- Во всей работе слушались они
- Великого строителя Бани.[157]
- Так плотно клали каменный оплот,
- Что между плит и волос не пройдет.
- Пятьсот локтей, вот ширина стены,
- И тысяч за десять длина стены.
- Десятки тысяч каменщиков там
- Повиновались мудрым мастерам.
- Полгода — ночи напролет и дни —
- Без отдыха работали они.
- И наконец твердыню возвели, —
- Скажи, восьмое чудо всей земли.
- А высота стены громадной всей,
- Как говорят, была в пятьсот локтей.
- На верх стены две лестницы вели,
- Чтоб восходить дозорные могли.
- Сторожевая башня на стене
- Блестела синей сталью в вышине.
- Укрытие для стражи было там,
- Запас камней — метать их по врагам.
- И печи, чтоб котлы разогревать,
- Врага смолой кипящей обливать.
- И были там дозор нести должны
- Бессменно сотни стражей той страны.
- Шах, видя завершение трудов,
- Вознес хвалу строителю миров.
- Он видел, как могуча и крепка
- Стена, построенная на века…
- Но вот померкли небеса в пыли,
- Ордой к стене яджуджи подошли.
- Но что поделать их клыки могли
- С твердыней величайшею земли!
- Тут Искандар сказал сторожевым:
- «Бросайте камни на головы им!»
- И тысячи проворных сторожей
- Низвергли на чудовищ град камней,
- Свинцом кипящим обливали их,
- Горящей серой обжигали их.
- Яджуджи, подымая страшный вой,
- Вспять понеслись ревущею толпой.
- Вот так, за все содеянное зло,
- На них теперь возмездие сошло.
- И вновь пришли и встретили отпор,
- И перестали нападать с тех пор.
- Так Искандар несчастных защитил,
- И от яджуджей мир освободил,
- И, как поток блистающей реки,
- В обратный путь повел свои полки.
- Овеян славой, полон морем дум,
- В объятья матери вернулся, в Рум.
* * *
- Дай, кравчий, мне отчаянья фиал!
- Я по родной стране затосковал!
- Так долго я блуждал в чужих краях,
- Что — мнилось: мир земной распался в прах.
- Певец! Я вновь теперь в краю родном…
- Спой мне теперь забытый мной маком!
- В слезах, внемля стенания твои,
- Забуду я скитания свои!
- Я — Навои — предела своего
- Достиг, но нет мне пользы от того.
- Ведь все, кого любил когда-то я,
- Исчезли за пределом бытия!
Искандар, как солнце, овладев миром, ради открытия неведомых морей садится в корабль желания и подымает ветрила страсти; и, согласно совету ученых, на берегу Румийского моря собирает искуснейших судостроителей мира и приказывает строить корабли
И когда были спущены на воду три тысячи кораблей, из которых каждый был подобен юной луне, они устремились, как стрелы, выпущенные из натянутого лука, и Искандар на этих кораблях в письменах волн читает поэму завоевания Океана
- Из моря этого жемчуголов,
- Ныряя в бездну, вынес жемчуг слов.
- Вернувшись из похода, Искандар
- Родной стране принес полмира в дар.
- Он отдых утомленным дал войскам
- И новой силы набирался сам.
- И розой счастье Рума расцвело,
- Как солнце, что к зениту подошло.
- И радовались люди всей земли,
- Которые свободу обрели.
- И ликовал не только весь народ,
- Весь ликовал девятисферный свод.
- Четвертый свод гордится оттого,
- Что солнце ходит по кругам его.
- Был Искандар в дому своем счастлив,
- Из кубка мира жажду утолив.
- И начал час за часом, день за днем
- Он о походе вспоминать своем:
- «Вот все пределы суши матерой
- Я обошел, руководим судьбой.
- И все, что удивительного есть,
- Я видел. А земных чудес не счесть.
- Я видел много на стезе своей
- Растений необычных и зверей.
- И все изведать было мне дано,
- Что на земле под солнцем рождено.
- Лишь Океана я не переплыл,
- Завесы тайн его не приоткрыл.
- Хоть много есть чудес на берегах,
- Но больше есть чудес на островах.
- Морская необъятна пелена,
- Неизмерима моря глубина.
- Огромный этот круглый шар земной
- Со всех своих сторон покрыт водой.
- А суша — часть десятая всего,
- Не более, поверхности его.
- Доныне плавать приходилось нам
- Вдоль берегов — по внутренним морям.
- Миротворенья непостижна суть,
- Познанья тайны бесконечен путь.
- Десятой доли мира человек
- Не может изучить за долгий век.
- Не можем мы рукой до звезд достать,
- Не можем их загадки разгадать.
- Лишь части мира постигает ум,
- Но целого не обнимает ум.
- Вершится волей неизвестных сил
- Движенье сфер небесных и светил.
- Прошли мы по неведомым путям,
- И мир подлунный покорился нам.
- Нам знанье и могущество дано,
- Но наше дело не завершено.
- Коль наложу запрет я и печать
- На вечное стремленье все познать,
- Я сам веленье духа обману,
- В неведении жалком утону.
- Моря земли я должен переплыть,
- Неведомые страны посетить.
- Прошел я с Хызром мудрым по земле,
- С Ильясом поплыву на корабле».
- Страсть эта Искандара обняла
- И снова в путь неведомый звала.
- Коль эта страсть исхода не найдет,
- Она разрушит разума оплот.
- Владела мысль одна его умом,
- И страх безумья появился в нем.
- И он созвал ученых, мудрецов,
- Чтоб рассказать им все в конце концов.
- С достойными он долго говорил
- И замысел свой тайный им открыл.
- Поведал цель великую свою,
- Что стала оправданьем бытию.
- И поняли ученые, что он
- Душой к морям безвестным устремлен.
- Один из них пытался возражать,
- Но принужден был вскоре замолчать.
- И средь ученых мира большинство
- Одобрило желание его.
- Так им повелевали долг и честь,
- А спорить было неуместно здесь.
- Сказали старцы, покорясь судьбе:
- «Мысль эта свыше внушена тебе.
- Пусть тот, кто держит мир и небосвод,
- Даст силу нам свершить морской поход!»
- Когда согласье старцев получил,
- Румиец тут же к делу приступил.
- Созвал он из приморских городов
- Искусных корабельных мастеров.
- И поручил им, для своих людей,
- Три тысячи построить кораблей.
- На тысяче он сам был должен плыть
- И все, кто с ним в дороге должен быть.
- Ученые на тысяче другой —
- Помощники в правлении страной.
- На восьмистах — отважные бойцы,
- А на двухстах — бывалые купцы.
- Все корабли надежны быть должны,
- Как крепости, против любой волны.
- Не корабли, а город поплывет,
- Где человек все нужное найдет.
- Дома и башни, словно на земле,
- Подымутся на каждом корабле.
- Еще построить триста кораблей,
- Вмещающих по тысяче людей,
- Так, чтобы всем просторно было им
- С оружьем, снаряженьем боевым.
- А двести кораблей должны вести
- Припас еды на много лет пути.
- И был еще на сотне кораблей
- Запас цепей, канатов, якорей.
- И кони и верблюды на двухстах
- Для высадки на дальних островах.
- Как солнце, будут все суда блестеть,
- Одеты в пурпур, золото и медь.
- Чуть Искандар успел отдать приказ,
- Немедля стали выполнять приказ.
- И много тысяч плотников пришло,
- Орудья их — топор, бурав, тесло.
- В лесах деревья стали вырубать,
- Рекой к морскому берегу сплавлять.
- Строители по берегам реки
- Вставали шумным станом, как полки.
- Везде по склонам этих берегов
- Трудились над постройкою судов.
- Пятнадцать тысяч столяров одних
- И много тысяч мастеров иных.
- Там с утренней и до ночной поры
- Звенели пилы, пели топоры,
- Гремели кузницы. Огонь печей
- Плавильных полыхал во тьме ночей.
- Три долгих года стук, и гул, и гром
- Строительный не умолкал кругом.
- И закачались на волнах зыбей
- Три тысячи могучих кораблей.
- И мореходов тысячи пришли
- И поднялись на эти корабли.
- Грузить взялись проворно в тот же час
- Необходимый в плаванье припас.
- И журавлиным клином встали в строй
- Суда, приняв порядок боевой.
- Со всем народом попрощался царь,
- Прийти с победой обещался царь.
- И с милой матерью своей простясь,
- И от оков любви освободясь,
- Сел на коня и поскакал в свой стан,
- Где море делит Рум и Франгистан,
- Вот Искандар на палубу шагнул,
- Поводья дальних странствий натянул.
- И, высоту светил определив,
- Решил он — час отплытия счастлив.
- И он с кормы высокой корабля
- Сказал, пока не отошла земля:
- «Прощайте! Честно вы служили мне,
- В трудах моих, как братья, были мне!
- Надолго с вами разлучаюсь я,
- На вашу верность полагаюсь я.
- Я должен плыть. Не волен я в себе,
- И мы не в силах дать отпор судьбе.
- Друзья, я счастьем вашим дорожу,
- Запомните же то, что я скажу:
- Во всем, что каждому из вас дано
- И что заранее определено —
- Разумный, твердый сохраняйте строй,
- Не нарушайте распорядок мой.
- Примите сердцем этот мой наказ,
- И счастье ваше не уйдет от вас.
- Вы пожеланья блага шлите нам,
- Хоть этой службой послужите нам!»
- Когда сказал все это славный шах,
- Великий плач возник на берегах.
- У провожавших слезы полились,
- И возгласы стоусто раздались:
- «В морях безвестных, где бы ты ни плыл,
- Хотя бы антиподов победил,
- Мы здесь в печали будем без тебя,
- Не будет счастья людям без тебя!
- Пусть, видя мир вселенской красоты,
- Душой в пути возрадуешься ты!
- Мы сохранить сумеем твой наказ,
- Иных не будет помыслов у нас.
- Пусть вечный промысел тебя хранит
- Средь бурь морских, как нерушимый щит!»
- Вот главный кормчий высоту светил
- По астролябии определил.
- В тот день входило солнце в знак Овна
- И синева небес была ясна.
- Хоть было небо зеркала светлей,
- Шел бесконечный дождь из глаз людей.
- Вот выбрали, усердием горя,
- Окованные цепью якоря.
- И киноварью лопастей своих
- Блеснули весла — крылья птиц морских.
- Вот кормчий в рог свой медный затрубил,
- Строй кораблей в морской простор поплыл.
- Покрылась пеной водяная гладь,
- И волны в берег начали плескать.
- То плыл огромный город по воде,
- Какого не увидите нигде.
- То двигалась дубовая река,
- Все паруса раскрыв, как облака.
- Так с воинством могучих кораблей
- Стал Искандар владыкою морей.
- На волнах пена, словно облака,
- Пучина непомерно глубока.
- Водоворотами возмущена,
- Выбрасывала перлы глубина.
- И открывала тайны бездн морских
- В просторах неоглядно голубых.
- А верный, если гость придет такой,
- Не жемчугом пожертвует — душой.
* * *
- Дай, кравчий, чашу — как морской залив!
- Пусть на мгновенье буду я счастлив.
- Дай мне отраду влажного огня, —
- Как берег, сухи губы у меня.
- Певец, настрой свой чанг, запой, играй,
- Печаль души с мелодией смешай!
- Чтоб слезы, словно жемчуг, я ронял,
- Чтоб, как весенний облак, зарыдал.
- О Навои, нет верности нигде
- В сем мире, что построен на воде!
- Не возлагай надежд на этот дом[158] —
- Мгновенный, схожий с водным пузырем.
НАЗИДАНИЕ
Искандар спрашивает мудрецов о строении моря, и Сократ объясняет, как вода окружает сушу, и, выделив вокруг Океана семь морей, волнующихся, как семь голубых небес, рассказывает о двенадцати тысячах островов, помимо множества других; и описанием морей поражает слушателей
Искандар, захватив семь морей и двенадцать тысяч городов на островах, очертил, как циркулем, круг водных просторов и направился к центру Океана, и в этом походе его деревянные кони двигались на парусах, как на крыльях, под ветром, а равнина вод казалась небом, и на этой равнине он много трудов перенес; и на этом пути ты много найдешь примет — как капля дробит камень
О бесстыдстве виночерпиев на пиру жизни, наливающих в чашу жизни яд смерти, не видя разницы между невеждой и знающим; и о неверности работающих в саду жизни, которые, срезая живые ветви острием смерти, не отличают нищего от шаха; и призыв отряхнуть полы от пыли этого презренного мира и указание верного пути, дабы избегнуть водоворота гибели
- О сердце бедное — не вечен мир!
- Здесь верность в гости не придет на пир.
- Мир — только глины ком; ты это знай —
- И белизну одежд не замарай.
- Сей в океане плавающий ком
- Пучиной затопляется кругом;
- Три четверти сокрыты под водой:
- Зовется четверть сушею земной.
- Одежды духа светлы, ясен взор
- У рассекающих морской простор.
- Но тонешь сердцем ты в грязи, в пыли —
- В пределах обитаемой земли.
- Не погружайся в эту пыль и грязь,
- Прочь от соблазнов мира устремясь.
- Кого трясина мира засосет,
- Тот сам пути к спасенью не найдет.
- Пустынный вихрь песок и пыль клубит,
- Рот забивает и глаза слепит.
- Так, сам Бахрам в трясине той увяз,
- И свет его до дня Суда угас.
- Пропал в пустыне мира Кей-Хосров,
- И не нашли нигде его следов.
- Где все они? Куда теперь ушли
- Владыки величайшие земли?
- Хоть мир несметно их обогатил,
- Сам их потом ограбил и казнил.
- А для того, кто может возразить,
- За образцом недалеко ходить.
- Ведь был недосягаемо высок
- Шах Искандар, мудрец, святой пророк.
- Стремясь, он цели достигал любой
- И, нищий, прочь ушел — с пустой рукой.
- Весь мир он обошел и победил
- И ничего с собой не захватил.
- Когда он пыль до неба подымал,
- Оружье враг бросал и убегал.
- И не явилось в мире никого,
- Кто повторил бы подвиги его.
- От Каюмарса и до наших дней
- Не перечесть прославленных царей.
- Но что исполнить удалось ему,
- Не выпало на долю никому.
- Ему свою покорность принесли
- Семь поясов сей четверти земли.
- С семи майданов — пред его шатром
- Пять барабанов грянули, как гром.
- Тогда, в безвестность устремляя взор,
- Как кит, он ринулся в морской простор.
- И, семь вселенной обойдя кругов,
- Открыл двенадцать тысяч островов.
- Против яджуджей стену он воздвиг,
- Что описать бессилен мой язык.
- Построенная знаньем и умом,
- Возникла астролябия при нем.
- Философов великих ученик,
- В познаниях вершины он достиг.
- Нет, не мечом — а мудростью своей
- Завоевал он преданность людей.
- Он ведал все. Сокрытый ото всех,
- Он видел путь и свет грядущих вех.
- Он смог своим примером доказать,
- Что только мудрый может управлять.
- И он не только властью был силен,
- А некой высшей силой наделен.
- Кто был еще таким, как он? Никто!
- Кто был так небом одарен? Никто!
- И он повержен, предан был судьбой,
- Подобно твари страждущей любой.
- Давно ли был силен, могуч и бодр
- Сегодня брошенный на смертный одр!
- Вчера он был всех выше вознесен,
- Сегодня на мученья обречен.
- Когда забвенье вечное придет,
- Он от скорбей телесных отдохнет.
- Взгляни, как небом Искандар сражен —
- Его одолевает смертный сон.
- Он по степям и по холмам скакал
- И ослабел, с коня на землю пал.
- Провел в разлуке вереницу дней
- С возлюбленными, с матерью своей.
- Он в дальних странах, в плаванье морском
- Душой о крае тосковал родном.
- Горячей жаждой радости влеком,
- Спешил он, торопился в отчий дом.
- Он видел цель достигнутой почти.
- Его настигла смерть в конце пути.
- Он средь пустыни, преданный беде,
- Лежал, как рыба на сковороде.
- Где светлый дух, которым он храним?
- Ни друга, ни наперсника над ним.
- Болезнь его свалила, как палач,
- В больной душе — беспомощность и плач.
- Что ближних скорбь, что состраданье там,
- Где не поможет никакой бальзам!
- Делами мира разум потрясен,
- Да видит в этом назиданье он.
- Да умудрится этой притчей тот,
- Кого влечет мирской водоворот.
Рассказ о том, как Лукман предпочел мирским благам развалины, подобные сокровищам; но и тысячу лет спустя он не избег настигшего его дракона небес
- Оставя власть, богатства и дворец,
- Ушел в руины жить Лукман-мудрец.
- Жизнь средь развалин взял себе в удел,
- Как бы сокровищами овладел.
- Не защищен от града и дождя,
- Он жил, в ином отраду находя.
- Лукман тысячелетним старцем был.
- И некий пришлый у него спросил:
- «О мудрый, озаривший лик земли!
- Зачем ты здесь — в ничтожестве, в пыли?
- Прославленный ученый, ты бы мог
- Избрать жилищем царственный чертог.
- Тебе ведь стоит только пожелать,
- Чтоб всем богатством мира обладать!»
- Лукман ему в ответ: «О человек,
- Среди развалин этих — долгий век,
- Пусть я подобен старому сычу,
- Но здесь я злу противлюсь, как хочу.
- Я смог от мира корни оторвать,
- И мир с тех пор не смог меня связать.
- Мир у меня, когда мой срок придет,
- Одни руины эти отберет.
- Их все равно с собой не взял бы я
- В безвестный дальний путь небытия.
- Чем легче бремя здесь несешь, о друг,
- Тем легче в будущем избегнешь мук».
В этой главе некий человек спрашивает Лукмана: «Где источник твоих великих знаний? Дай нам знать о нем». Ответ Лукмана: его определение поступков злых людей и правило — придерживаться обратного.
- Спросили у Лукмана, говорят:
- «О муж, всезнаньем напоивший взгляд!
- Мы не отыщем в глубине веков
- Таких, как ты, ученых мудрецов.
- Кто был учитель твой? Не утаи —
- Где почерпнул ты знания свои?»
- Ответил: «Недоступен был мне круг
- Философов, мыслителей, наук.
- И я учился не у мудрецов,
- А у невежд и низменных глупцов.
- Глянь на невежду и дела его —
- Все делается плохо у него.
- Я поступал всегда наоборот,
- Вот в чем моя твердыня и оплот.
- Невежество людей ведет во тьму.
- Тот знающ, кто противится ему.
- И тот блажен, кто в срок оставить мог
- Безумье мира, вихрь его тревог.
- В самом себе богатство мудреца.
- Он предпочтет руинам блеск дворца.
- Богатый духом — истинно богат;
- Залог благоустройства — харабат».
Искандар пишет письмо матери, сгибаясь, как тростинка, в смертных мучениях, дабы запретить плач по нем; а после этого судьба сворачивает в свиток письмо его жизни и приближенные переносят табут с его останками в Искандарию. И когда то письмо дошло до его матери, она выходит к месту погребения и, словно баюкая маленького сына, чтобы он уснул в колыбели, она провожает его — погруженного в непробудный сон в колыбели могилы, и, как по шву разрывая грудь земли, она предает его земле
- Историк, что все это описал,
- Примерно так сказанье завершал:
- Очнулся шах и понял, что — вот-вот —
- Навеки солнце дней его зайдет,
- Увидел смертный пред собой порог
- И понял: жить осталось малый срок…
- Так повелитель мира, говорят,
- Как все — из чаши смерти выпил яд.
- Он вспомнил мать, и дух воспрянул в нем,
- Объятый удивительным огнем.
- Открыв глаза, он на людей взглянул
- И, через силу, глубоко вздохнул.
- Велел писца с бумагою позвать,
- Чтоб матери письмо продиктовать;
- Чтоб лик бумаги чернотой покрыть
- И дело завещанья завершить.
- Чернила, белый лист дабир достал,
- Тростник в персты молниеносный взял;
- Дословно все в письме сумев сберечь,
- Запечатлел он царственную речь,
- Здесь — пересказ, подобие тому
- Страданьем напоенному письму.
- В начале восхваление того,
- Чье безначально, вечно существо,
- Кто, свет неисчерпаемый лия,
- Жизнь вызывает из небытия.
- Жемчужину души он в персть кладет
- И то, что дал, в конце концов возьмет.
- Он — кормщик плавающему в морях,
- Он — спутник странствующему в степях.
- Бедняк, униженный среди людей,
- В его глазах превыше всех царей.
- «Меня недуг, как божий гнев, настиг,
- И я в песках, униженный, поник.
- И этой силы мне не превозмочь,
- И власть моя не может мне помочь.
- Есть сокровенный смысл в судьбе любой;
- Моей судьбы не понял разум мой.
- Я, как последний дар из рук творца,
- Приемлю чашу смертного конца!»
- Вот так он восхваленье завершил
- И к слову завещанья приступил:
- «От сына твоего в тот час, как он
- Стенает — войском смерти окружен.
- Тебе, живой источник существа,
- Душе моей, да будешь ты жива!
- С тобой в разлуке долго пробыл я,
- Печалил я тебя, о мать моя.
- Владела мной бессмысленная страсть —
- Навеки утвердить над миром власть.
- Но мысль была незрелой в глубине,
- Я чашу осушил — и яд на дне.
- Хоть ныне разум прояснился мой,
- Ошибки не исправлю роковой.
- Я — сын дурной — с тобой бы должен жить,
- По-рабски должен был тебе служить!
- Что все величье царства моего
- Пред пылью у порога твоего?
- Но помешали счастью небеса…
- Навек я смолкну через полчаса.
- К последней воле преклонись моей:
- Не плачь, не сокрушайся, не жалей!
- Да не коснется скорбь твоей главы,
- Не то — увы, мне бедному, увы!
- Пускай я волю нарушал твою,
- Ты эту просьбу выполни мою.
- О мать, когда письмо мое прочтешь,
- Ты все душой и разумом поймешь.
- Пускай смятенье в мире не пойдет,
- Когда меня могильный скроет свод.
- Ты сделаешь, чтобы народ узнал,
- Все то, что я о царстве завещал.
- И знай, все это нужно было нам,
- Что некогда предначертал калам.
- От скорби корни сердца оторви,
- Служи иной, возвышенной любви.
- Да скорбь твоих ланит не очернит,
- Да седина волос не убелит!
- Да не оденется могильной тьмой
- Блестящий свод небесный над тобой!
- Как солнце, разметавшее лучи,
- Не рви волос! Не плачь, крепись, молчи,
- Чтоб от твоих неосушимых слез
- Сносить мне горше муку не пришлось!
- Но, коль собой не сможешь овладеть,
- Не в силах будешь мук своих терпеть —
- Вели устроить пир. И пусть народ,
- Пусть весь народ на пир к тебе придет.
- Весть разошли, чтоб люди всей земли —
- Великие и малые — пришли.
- Пусть на твоих айванах чередой
- Садятся все за убранной суфрой.
- Пусть угощенья твоего обряд,
- Как прежде, будет царственно богат.
- Пускай глашатай им объявит весть:
- «С весельем сердца ешьте то, что есть,
- И радуйтесь, коль хоть один живет,
- Кто в землю никогда не отойдет!»
- И если кто-либо среди гостей
- Преломит хлеб на скатерти твоей,
- И если привлечет людей еда,
- Печалься обо мне и плачь тогда.
- Когда ж гостей твоих обширный круг
- К готовой пище не поднимет рук,
- То, значит, нет ни одного средь них,
- Кто б не утратил близких, дорогих…
- Вот он — всего живущего удел, —
- Кто о своих утратах не скорбел?
- Не надо мною слезы проливай,
- Всем людям мира сердцем сострадай!
- Поденщик ли, избранник ли судьбы:
- Они пред волей высшею — рабы.
- И воле той покорствовать должно.
- Тот мудр, кому понять ее дано.
- Покорна высшей воле, как раба,
- Приемли все, что нам несет судьба.
- Хорош я был иль плох, мой путь свершен,
- Разящей жизнью я не пощажен.
- Чего я здесь достиг с таким трудом?
- Что пользы мне в раскаянье моем?
- Остаток дней на жизненном пути
- Служенью воле бога посвяти.
- А что бы горе в сердце не росло,
- Чтобы тебя, как солнце, не сожгло,
- Будь в обществе наставников моих,
- Внимай высоким поученьям их.
- А вспоминая сына своего,
- Молитвой тихой радуй дух его!»
- «Все!» — начертал писец в углу листа,
- Когда великий шах сомкнул уста.
- Все завещал он в нем, что мог желать,
- Свернув письмо, привесили печать.
- И молвил шах с трудом: «Гонцов скорей
- С письмом пошлите к матери моей.
- Когда в груди дыхание замрет,
- И для меня исчезнет небосвод,
- И скроется, как солнце, жизнь моя
- За черным облаком небытия —
- Тогда мужайтесь и не рушьте мир,
- Пусть без меня он не пребудет сир.
- Мои останки положа в табут,
- И днем и ночью пусть его несут.
- Да будет бренный прах царя царей
- В Искандарию принесен скорей.
- Да будет непробудный сон мой тих
- В прекраснейшем из городов моих.
- Запомните еще такой приказ,
- И это вам последний мой приказ:
- Пускай в отверстье гробовой доски
- Наружу будет кисть моей руки.
- Дабы на будущие времена
- Осталась поучением она:
- Шах Искандар держал весь мир земной
- Сей растопыренною пятерней.
- Он этой дланью, — алчностью горя, —
- Забрал все страны суши и моря.
- Но барабан отхода прозвучал —
- И мира он в руке не удержал.
- Ушел от мира; и рука пуста,
- Как пятерня чинарного листа.
- Кто мудр, кому помощник — знанье, тот
- В такую западню не попадет».
- Смолк Искандар и глубоко вздохнул,
- Закрыл глаза и навсегда уснул.
- Он бренным миром краткий срок владел
- И вечность во владенье захотел.
- Унес он тайну вечную с собой,
- Влеком девятисводной высотой.
- Взметнулся смерч, дыханием паля…
- И содрогнулись небо и земля.
- И леденящий ветер налетел,
- И лик земли от пыли потемнел.
- Трон раскололся, молнией разбит.
- В пыли корона царская лежит.
- Взгляни на скорбь, на черноту ее —
- Как исцарапала лицо свое!
- Разорван книги редкой переплет,
- Страницы вихрь в пустыне разнесет…
- Хранители духовных тайн и сил,
- Скажи, оделись в черноту чернил.
- Мир был таким смятением объят,
- Что наступил, казалось, кыямат.
- Достигла войска весть. И плач, и стон,
- И вопли раздались со всех сторон.
- Казалось — день последний настает,
- Казалось — наземь рухнул небосвод.
- Раскалывалась высота небес,
- А мир во тьме, в густой пыли исчез.
- Гремя, качались небо и земля,
- И разрушались небо и земля.
- Беде, казалось, не было конца,
- Но вот — все стихло, волею творца.
- Склонились люди, плача и молясь,
- Угрозы небосвода устрашась.
- И, поминая шаха своего,
- Спешили волю выполнить его.
- Хоть слезы молча по щекам лились,
- Они проворно делом занялись,
- Соорудили смертную постель —
- Гроб, словно золотую колыбель.
- Гроб на носилки водрузив, пошли,
- В Искандарию тело понесли.
- А раньше их гонец письмо примчал,
- С письмом пред шахской матерью предстал.
- Узнала мать, что суд небес свершен,
- Что Заль навек с Рустамом разлучен.
- Она без чувств, как бездыханный прах,
- Упала; свет померк в ее глазах.
- Очнувшись, больше не хотела жить,
- Сама себя хотела истребить.
- Она письмо сыновнее прочла,
- Но утешенья в горе не нашла.
- То был душе ее последний дар,
- Что завещал исполнить Искандар.
- Умом высоким овладела тьма,
- Не достигал сознанья смысл письма.
- Не видя, где мучениям исход,
- Скажи — сжигая вздохом небосвод,
- Она так истомилась, говорят,
- Что тайно приняла какой-то яд.
- И хоть не сразу умерла она,
- Но сердце ядом тем сожгла она.
- Телесные мученья, может быть,
- Ей горе помогли переносить.
- Суставы, жилы истлевали в ней,
- Сухие кости пеплом стали в ней.
- И в эту пору к ней явились те,
- Кто степь и горы видел в черноте.
- Они несли носилки на плечах
- И в золотом гробу сыновний прах.
- Когда она все это поняла,
- Могучей волей боль превозмогла.
- Надев убор и пояс завязав,
- Навстречу вышла, посох в руку взяв.
- Увидев жертву своего суда,
- Главу склонило небо от стыда.
- О, черный день! При виде этих слез,
- Несокрушимый дрогнул бы утес.
- Табут и гроб увидя издали,
- Сдержать рыданья люди не могли.
- О, вероломный свод! О, мир — палач!
- Средь сонма ангелов поднялся плач.
- Царица славных к гробу подошла
- И говорить сквозь слезы начала:
- «Добро пожаловать, мой дорогой!
- Твоя служанка, жертва — пред тобой.
- Наш бедный кров тебя не скрыл, не спас.
- Любитель странствий, ты покинул нас.
- Ты там теперь, где льется чистый свет,
- Тебя отныне в темном мире нет.
- Там — светлый сад эдема для тебя!
- Смятенье мира немо для тебя.
- И хоть постичь не может разум мой
- Уход внезапный твой в предел иной,
- Но если ныне радостно тебе,
- То покориться мы должны судьбе.
- А мне, увы, сносить превыше сил
- Гонение бесчувственных светил.
- Зачем сама я прежде не ушла,
- Тебе устроить встречу не смогла?
- Вот солнце путь закончило дневной,
- Остался древний свод, объятый тьмой!
- Могла ль поверить я, что ждет меня?
- Не дождалась бы я такого дня.
- Коль мне бы видеть сон такой пришлось,
- То сердце бы мое разорвалось!
- Сель налетел на этот ветхий дом
- И все разрушил на пути своем…
- Когда б я волю дать могла слезам,
- Подобно всем несчастным матерям,
- В рыданьях скорбь моя бы изошла,
- И я свои бы волосы рвала,
- Покрыла бы ланит своих шафран
- Тюльпанами кровоточащих ран,
- Вопя, разорвала бы ворот свой,
- Вся черным бы покрылась с головой,
- Как рев карная, мой немолчный крик,
- Наполнив мир, зенита бы достиг!
- Я над твоим бы ложем гробовым
- Нашла конец страданиям своим.
- От гнета неба, вслед тебе спеша,
- Освободилась бы моя душа.
- Вот — ты ушел в неведомую даль…
- И мука мне, и вечная печаль,
- Что не могу покинуть этот свет,
- Что не могу нарушить твой запрет.
- Пришло ко мне, тебя опередив,
- Письмо твое, и в том письме ты жив.
- Боль исступленную я утаю
- И в мире волю выполню твою.
- И что печаль моя, что слезы глаз,
- Когда передо мною твой приказ.
- Ведь это не хакан и не кайсар
- А сам повелевает Искандар!
- О, чистый перл жемчужницы моей!
- Где ты, владыка суши и морей?»
- Так говорила мать царя. И вот
- В смятенье впал толпившийся народ.
- Как дети или женщины — скажи,
- С царем прощаясь, плакали мужи.
- И вот в могилу опустили прах,
- Земному праху возвратили прах.
- В глубокий склеп тяжелый гроб внесли,
- И скрыли солнце в глубине земли.
- Таков он — мира древний обиход:
- В бездонный кладезь солнце дня уйдет.
- Над темною могилой светлый храм
- Воздвигли — подобающий царям.
- Над храмом — купол, бирюзы синей.
- Оплакивали шаха сорок дней,
- И понемногу в людях наконец
- Утихла, улеглась печаль сердец.
- Чредою дни иные подошли,
- С собой свои заботы принесли.
- Терпимость к повелениям судьбы
- Являют люди, времени рабы.
* * *
- Саки! Печалью горькой грудь полна!
- Наполни чашу горечью вина.
- Пусть я источник чаши осушу,
- Мой дом пустой рыданьем оглашу.
- Приди, певец, прижми к губам свой най,
- Руину сердца песней наполняй.
- И я с любовью сердца разлучен,
- Разлукой неисходной омрачен.
- Нет в мире верности, о Навои,
- Хоть верность все сокровища твои!
- Мирской бедой не будет сокрушен,
- Кто чтит священной бедности закон!
Семь мудрецов приходят к матери Искандара; и каждый из них, кроме молитв и похвал, одевая мысль в шелковые одеяния слов, как бы излучает сияние мудрости и, кроме похвал и одобрений, рассыпает жемчужные украшения избранных речений; и, склонясь перед ними, как дряхлый мир перед семью небесами, она просит у них прощенья
- Рыдающая в тишине дворца,
- Терзающая избранных сердца,
- Мать говорила: «Вечной темнотой
- Вселенная покрылась предо мной!..»
- Но, шахскому велению верна,
- Все поспешила выполнить она.
- Чтоб справедливый властвовал закон,
- Что Искандаром был установлен.
- И вот о подвиге ее трудов
- Узнали семь великих мудрецов.
- Пошли к ней — горе с нею разделить.
- Советом поддержать и укрепить.
- Над гробом сына, в прахе и пыли
- Сидящую, они ее нашли.
- К той, что звалась «короною мужей»,
- Пришли жемчугоносных семь морей.
- Узнав их, благосклонности полна,
- Приблизиться велела им она.
- Благословенных семь морей пришли,
- Заставив двигаться круги земли.
- Возвышенны в смирении своем,
- Друг друга усадили чередом.
- Сперва их круг безмолвие хранил.
- И первым Афлатун заговорил:
- «Познавшей этот мир и суть его,
- Царице мудрой времени сего —
- Ей ни советы наши не нужны
- И ни слова, что мы терпеть должны.
- По знанию, по мудрости своей
- Она сама — наставница людей.
- Но пользы мало от молитв одних.
- Мы здесь — помощники в делах твоих.
- Перл в море канул — в море пусть живет,
- Пусть день померк — незыблем небосвод.
- Зачем твердить, что наш удел — терпеть?
- Сам Искандар нам повелел терпеть!
- Исполнено с избытком все, что он
- Нам заповедал — властелин времен.
- И вот — светило будущих веков,
- Могучий, словно сто отважных львов,
- Он принял смерть! Согласием своим
- Ответил смерти — и ничем иным.
- Надеюсь — боль горчайшей из обид
- Великий бог в грядущем возместит».
- Смолк Афлатун. И встал мудрец Сократ,
- Такую речь сказал мудрец Сократ:
- «Владычица семи великих стран,
- Ты — мудрости и знаний океан!
- Не надрывай напрасно стоном грудь.
- Будь твердой, ко всему готовой будь.
- Что наставленья разума тому,
- Кто яростно противится ему,
- Кто с грозным, звездным куполом самим,
- С веленьями судьбы непримирим?
- Шипами терний занозив пяту,
- Метнет он стрелы жалоб в высоту.
- Холодным вихрем бури окружен,
- Все проклиная, стоном стонет он.
- Кто мудр — приемлет все, добро и зло,
- Что по веленью вечного пришло.
- Утешься, мать! Твой совершенен путь!
- Храни светильник знанья, верной будь!»
- Когда Сократ уста свои закрыл,
- Встал Балинос, молитву сотворил.
- Как дуновенье вздоха, Балинос
- Без слов хвалу зиждителю вознес.
- Сказал: «Тебе подобной не найти,
- Хотя б весь мир подлунный обойти.
- Как ночь, бегут невежество и тьма
- Перед светилом твоего ума.
- Тебя постигла тяжкая беда,
- Великая утрата — навсегда.
- И этой боли в мире не избыть
- И, может быть, нельзя вознаградить,
- Но разуму расследованья луч
- Дал тот, кто милосерден и могуч.
- И ты за неотложное возьмись,
- А что не нужно делать — откажись».
- Закончил слово Балинос. И вот
- Встал седовласый и сказал Букрот:
- «Ты гору скорби на плечи взяла,
- И выстояла, и перенесла.
- Велик аркан терпенья твоего,
- Пусть каждый миг растет длина его!
- Что движется — то движется не век,
- Любая вещь теряет свой разбег.
- В игре с човганом резво мяч бежит,
- А пробежав свой путь, в траве лежит.
- Пока кружится звездный небосвод,
- Движенью и покою — свой черед.
- И есть конец у каждого пути,
- И вечного движенья не найти.
- Таков закон для всех земных людей
- И, может быть, удел вселенной всей.
- Кого возлюбит светлый разум — тот
- Суть этого увидит и поймет.
- Хвала тому, кто землю сотворил
- И разумом живущих одарил!»
- Умолк Букрот. Хурмус великий встал,
- И произнес молитву, и сказал:
- «О сад, листву роняющий с ветвей,
- Свеча, лишенная своих лучей!
- Ты знаешь — если роза расцветет,
- Ее однажды срежет садовод.
- Свеча в собранье, сколько ни гори,
- Светить ей лишь до утренней зари.
- Таков итог всего. Был колос цел
- И зерна растерял, когда созрел.
- Не говори о пользе в мире бед!
- Все здесь мгновенно, все ущерб и вред.
- Тебе всевышний разуменье дал,
- Тебе самой он наставленье дал.
- И мне ль тебя, разумную, учить,
- Всезнающей о знанье говорить!»
- Умолк хранитель знания Хурмус.
- Встал изощренный в слове Фарфурнус:
- «О госпожа, дороже жемчугов
- Жемчужины твоих премудрых слов!
- Сегодня ты подобна глуби вод,
- Где жемчуга ныряльщик не найдет.
- Расстанется однажды дно морей
- С последнею жемчужницей своей.
- И где такая отмель, где родник,
- Куда б искатель перлов не проник?
- Закон миротворения пойми,
- Закон творца в смирении прими.
- Да будут все веления твои
- Достойны восхваленья и любви!
- Благодари за все, что ни пошлет
- Источник вечный истинных щедрот!»
- И встал и начал слово Арасту,
- Не слово — сад в невянущем цвету.
- Он говорил, но прерывался глас,
- И только слезы падали из глаз:
- «Прости мне! слез не лить я не могу!
- Слов много… говорить я не могу!
- Как словом я тебе поддержку дам,
- Когда в поддержке я нуждаюсь сам?
- Былой наставник сына твоего —
- Чем я утешусь, если нет его?
- Я шел к тебе — участьем устремлен,
- А сам безумьем горя омрачен.
- Что делать мне? Немеет мой язык,
- Смятенье в мыслях, в сердце… дух поник.
- Бог госпоже в беде ее помог.
- Какой пример душе! Какой урок!
- Она — среди сгорающих сердец —
- Духовного величья образец.
- Хоть черной кровью грудь ее полна,
- Народу улыбается она.
- Судьбу не проклинает, не корит,
- Творца за доброту благодарит.
- Не молвила кощунственных речей,
- Их даже в мыслях не было у ней.
- В удел ей, небо, благодать пошли,
- Печаль души развей и просветли!»
- Словам разумных госпожа вняла —
- Тьма от ее сознанья отошла.
- Так напоен был пластырь их речей
- Бальзамом утоления скорбей,
- Что боль сердечной раны улеглась
- И разум вновь явил и мощь и власть.
- Руиной горя ставшая — она
- Речь начала, смущения полна.
- Для тех семи алмазных рудников
- Рассыпала сокровищницу слов:
- «Из-за меня и сына моего
- Печаль вам… это тягостней всего!
- Поистине — его взрастили вы,
- Его наставниками были вы.
- Он вашим другом был, а не царем,
- Советам вашим следуя во всем.
- Вы — явное и тайное его!
- Вы как два мира были для него.
- И вот навек ушел ваш верный друг…
- Теперь навек осиротел наш круг.
- Пусть небо ваше горе облегчит,
- Печаль потери тяжкой возместит!
- Хоть мы опоры нашей лишены,
- Сочувствием друг к другу мы полны.
- Вот — я дала зарок себе — молчать
- На срок, пока осталось мне дышать,
- Но вы пришли мне горе облегчить.
- Нельзя нам в общем горе розно быть.
- Сочувствию друзей открыта дверь.
- Спасибо вам! Все сказано теперь».
Решение с бережением нанизать на нить поэзии эти жемчуга повторений, и написать о доверии до конца, и поведать о перлах, таящихся в сердце светлого мыслями наставника Мейханы[159], и молвить о тайне приятия чистыми духом откровений великих поэтов; и о просьбе их помолиться за падишаха ислама[160], и молитва просящего
- Рука, что путь указывала мне,
- Ведет проверку этой пятерне.[161]
- «То не панджа, — сказал наставник мой, —
- А твердый камень, монолит стальной!»[162]
- Я поднял пятерню, чтоб сильным стать,
- Чтобы в пяти окрепли эти Пять.
- Пусть будут мощны, будут велики,
- Но эта мощь не от моей руки.
- Мой пир, когда дастаны прочитал,[163]
- «Пятью сокровищами» их назвал.
- Пять книг, чьи перлы светозарней дня,
- Дала мне высшей силы пятерня.
- Что значит слабая моя рука
- Перед рукой, что, как судьба, крепка?
- Как мог я, изнуренный и больной,
- Соперничать с небесной пятерней?
- Мне поединок сердце изнурил,
- Персты мои лишил последних сил.
- Но от борьбы не мог я прочь уйти,
- Не мог оставить труд на полпути.
- В тот час, когда надежду я терял,
- Явился вестник счастья и сказал:[164]
- «Эй, слабый, тонущий в волнах нужды,
- Не знающий, как выйти из беды!
- Иди к порогу пира своего
- И обратись к всезнанию его!
- Пусть он — великой мудрости оплот —
- К тебе с любовью сердца низойдет.
- Ключи найдет для каждого замка
- Его благословенная рука!»
- Вняв тем словам, пошел я в тот же час
- К великому, живущему средь нас.
- Когда ступил я на его порог,
- Казалось, в райский я попал чертог.
- Где кровля — движущийся небосвод,
- Где ангелы как стражи у ворот.
- В заветном том покое, в тишине,
- Сомнения рассеялись во мне.
- И я — надежды полон — ощутил
- В усталом сердце волны новых сил.
- Хоть в дверь не мог я постучать рукой,
- Но дверь сама открылась предо мной.
- «Войди, просящий!» — тут я услыхал,
- Как будто слову откровенья внял.
- И не отшельник в снежной седине,
- А сам Рухуламин явился мне.[165]
- В его покое — свет и чистота,
- В его речах и мыслях — высота.
- Казалось, разум мира был вмещен
- Под кровлей той, где обитает он.
- Когда шагнул я за его порог,
- Как бы попал в сияющий чертог;
- И к старцу в белоснежных сединах
- Поплыл пылинкой в солнечных лучах.
- Сам от себя освобождался я,
- Верней — освобождалась суть моя.
- И долго мыслей я не мог собрать,
- Зачем пришел — не мог я рассказать.
- Невольно речи он меня лишил
- И, как Иса, со мной заговорил.
- Все, что я скрыл в сердечной глубине,
- Как свиток, он прочел и молвил мне:
- «Созрела мысль твоя! И надо сметь
- Преграду немоты преодолеть!»
- Как врач, заботящийся о больном,
- В недуге разобрался он моем.
- Все трудности мои он разрешил,
- Распутал все узлы и так решил:
- «Все, что тобой задумано давно,
- Должно быть сказано и свершено!
- Час, предназначенный тебе, настал,
- И срок, что дан тебе, не миновал.
- Но хоть тебе и трудно, это твой —
- Пред богом и народом — долг святой.
- И в том богатства духа ты найдешь,
- Сокровища вселенной обретешь.
- Мы всматривались долго в этот, мир,
- Как дик он, и безграмотен, и сир.
- Доныне в мире не было руки,
- Чтобы писать на языке тюрки.[166]
- Не только тюрки, Персия прочтет
- И славный труд твой чудом назовет.
- Мы знаем, что не меньше двух недель
- Потребно, чтоб сложить одну газель.
- Ты мастеров тончайших назови,
- Что пишут песни мерой маснави.
- Им десять лет потребно, может быть,
- Чтобы двустиший тысячу сложить!
- В наш век поверхность белую листа
- Сплошных письмен покрыла чернота.
- И в этой черноте, как в тьме ночной,
- Заблудится читающий любой.
- И в этом мраке нет живой воды,
- Нет ни луны блестящей, ни звезды.
- Ведь если небо мускусом покрыть,
- Тьма эта может сердце омрачить.
- Два было грозных льва в пустыне той,
- Могучих два кита в пучине той.
- Будь смелым львом, чтоб перейти черту,
- Подобен стань могучему киту.
- Сегодня в мыслях тонок только ты,
- В словах могучих звонок только ты.
- Прославленный на языке дари,[167]
- Ты новые нам перлы подари.
- Тебе присущи ясность, чистота,
- Богатство речи, слога красота.
- Великое внушил доверье нам,
- Крылатый раздвоенный твой калам.
- И столько он живой воды таит,
- Что жажду всей вселенной утолит.
- Свой замысел ты должен воплотить.
- В тебя мы верим, — иначе не быть!
- Иди и, как орел, пари всегда,
- Стремись лишь к завершению труда.
- Мы ждем! Спеши на подвиг — в добрый час,
- Прими благословение от нас!»
- Я вести жизни внял в его словах,
- Душа вернулась в охладевший прах.
- Мой пир дыханье жизни ощутил
- В речах моих и жизнь мне возвратил.
- И, новым вдохновеньем обуян,
- Я ринулся в словесный океан.
- Поцеловав наставника порог,
- Вернулся я, светильник свой зажег.
- Старательно калам свой заострил
- И ста желаньям двери отворил.
- И, завершив «Смятенье» наконец,
- Им победил смятение сердец.
- Когда я стал «Фархада» создавать,
- Пришлось мне тоже скалы прорубать.
- Когда «Меджнуна» свет в стихах померк,
- То многих он в безумие поверг.
- Когда «Семи» я покорил отвес,
- Услышал похвалу семи небес.
- К «Румийцу», словно огненный язык,
- Повлекся я, и «Стену» я воздвиг.
- Дастан мой люди лучшие земли
- «Стеною Искандара» нарекли.
- Пять в мире лучезарных лун взошло,
- Пять стройных кипарисов возросло.
- Пять пальм в небесных выросло садах, —
- Дыхание мессии в их ветвях,
- Всегда зеленых, шумно-молодых;
- И гурии живут под сенью их.
- С пяти сокровищниц я снял печать,
- Их все успел подробно описать.
- И в переплет надежный заключил
- Листы, куда всю душу я вложил.
- И сердцем потянулся вновь к нему,
- К учителю и другу моему.
- Он в поисках мой покровитель был,
- Он в помыслах мой повелитель был.
- Пошел к Джами. Ведь он один умел
- Открыть мне тайну завершенья дел.
- Но мучилась сомненьем мысль моя,
- Что быстро это дело сделал я.
- Ведь каждый живший до меня поэт
- Потратил для «Хамсы» десятки лет.
- Великий наш учитель Низами,
- Как он писал! С него пример возьми!
- Он семя слов живое насадил,
- Твердь языка живого сотворил;
- Нашел, уйдя от низменных людей,
- К пяти сокровищницам пять ключей;
- Пока над ним вращались небеса,
- Поистине творил он чудеса!
- Храним вниманьем шахов и царей,
- Он отдал тридцать лет «Хамсе» своей.
- И тюрк с индийским прозвищем — Хосров
- Мир покорил гремящим войском слов.
- Но крепость взяв, потратив много сил,
- Он древнее сказанье сократил.
- Он очень долго размышлял о том,
- Как повесть новым повести путем.
- Слыхал, — не знаю, правда или нет, —
- Что над «Хамсой» сидел он сорок лет.
- Кто, как они, был с тем путем знаком?
- Кого мы с ними равных назовем?
- А я — судьбою связанный своей —
- Чем озабочен? Судьбами людей.
- Весь день — о нуждах царства разговор,
- Разбор докучных жалоб, тяжб и ссор…
- И негде для ушей затычки взять,
- Чтоб ропота людского не слыхать.
- Но внял я сердцем новые слова,
- Мир небывалый создал года в два.
- Калам твой к завершению спешит,
- К великому свершению спешит.
- Пусть упрекать ученый нас начнет,
- Века ему другой поставят счет.
- Отвечу — полугодья не прошло
- С тех пор, как солнце новое взошло.
- Стихии воздвигали мой дастан!
- Основа — тюркской речи океан…
- Не буду слушать, что гласит молва,
- Коль справедливы все мои слова!
- Огрехи могут быть в любом стихе,
- Не надо думать о таком грехе.
- Рожденное душой — приму его
- Живою сутью духа своего!
- Дитя и некрасивым может быть,
- Но мать не может им не дорожить.
- Сычата гадки, но сычиха-мать
- Не станет на павлинов их менять.
- Хоть улетел пыльцы кенафа дым,
- Он кипарисом кажется большим.
- Как знать: по нраву ль каждый мой дастан
- Придется мудрым людям многих стран?
- Но важно, что о нем, — душа, пойми, —
- Нам скажет проницательный Джами.
- Я трудной шел тропой творцов былых;
- Надела маски смерть на лица их…
- Они теперь в сияющем раю,
- Но открывают душу нам свою.
- Не знаю я, что скажут обо мне
- Они — блистающие в вышине;
- Я верил: все мне скажет светлый пир
- И утвердит в горящем сердце мир.
- Сомненья может разрешить один
- Наставник мой — вершина всех вершин.
- Так я пришел к великому опять,
- Чье имя не посмею повторять;
- Его порога прах поцеловал
- И к милосердью вечного воззвал.
- Чуть из сафьяна я достать успел
- Тетрадь дастанов — сердцем ослабел.
- Рассыпал рукопись к его ногам,
- Подобную индийским жемчугам.
- Я в Океан ветрила устремил,
- И Океан объятья мне открыл.[168]
- Он всю мою «Хамсу» перелистал,
- За бейтом бейт с вниманьем прочитал.
- И спрашивал меня; и, просияв,
- Как солнце, ликовал — ответу вняв.
- Не ждал я сотой доли от него
- Глубокого признания того.
- Мудрец, он в каждом слове был велик;
- Он говорил, что цели я достиг.
- И смысл глубинный мной рожденных слов
- Открылся мне, как чашечки цветов.
- Учитель пел, как вешняя гроза;
- А я кивал, потупивши глаза.
- И, труд мой одобряя горячо,
- Он руку возложил мне на плечо.
- Рукав одежд его был так широк,
- Что осенил бы Запад и Восток,
- Укрыл бы, словно свиток, небосвод…
- И я — под этим рукавом щедрот
- По-новому все начал понимать
- И перестал себя воспринимать.
- Сознанье я терял… И, как во сне,
- Виденье в этот миг явилось мне.
- Средь цветников я очутился вдруг
- В густом саду, что как бы плыл вокруг.
- Тот сад был, как блистающий эдем,
- Которому завидовал Ирем.
- Я садом шел, благословлял судьбу,
- Обозревая эту Каабу.
- Вдруг вижу их. Они, средь сада став,
- Беседовали, круг образовав.
- Тут обратился к малости моей
- Один из горделивых тех мужей.
- Он был прекрасен, строен, средних лет,
- В глазах горел провидения свет.
- Меня тот муж, как величавый князь,
- Приветствовал, почтительно склонясь:
- «Подобные пророкам и святым
- Зовут тебя к себе! Приблизься к ним!»
- И я пошел посланному вослед,
- Спросив: «Но кто они?» — и был ответ:
- «Источниками счастья их зови!
- Они — творцы бессмертных маснави.
- И все они — создатели «Хамсы»,
- Сокровищниц божественной красы.
- Принять в свой круг тебя они хотят
- И для тебя явились в этот сад.
- О муж! Хасан мне имя. А народ
- Меня «Делийским» издревле зовет.[169]
- Ответ услыша, вновь я ощутил,
- Волненье сердца, изнуренье сил.
- Но волею и духом овладел
- И к славным, как на крыльях, полетел.
- Тут мне Хасан назвал их имена,
- Прекрасные, как вечная весна.
- Сказал: «На величавых, как цари,
- На трех главенствующих посмотри!
- И первый тот, чьи помыслы чисты,
- Сей старец несказанной красоты.
- Ты предстоишь пред светлостью его —
- Перед очами шейха твоего![170]
- Направо — полководец войска слов,
- Завоеватель стран — Эмир Хосров.
- А слева старец — твой духовный пир, —
- Он звал тебя на этот светлый пир.
- Коль эти люди — плоть, наставник твой
- Пусть назовется их живой душой.
- А коль душа нетленная — они,
- Его со светом Истины сравни!
- Ты видишь круг пирующих вдали?
- Иди к ним, поклонись им до земли!
- Они — великие! Ты это знай,
- Пред ними блеска речи не являй!»
- Я, вняв совету, устремился к ним,
- К своим предтечам, ангелам земным.
- И, увидав меня за сто кары,
- Они свои покинули ковры;
- И встали, и навстречу мне пошли,
- Как будто не касаяся земли.
- С кем предстояла встреча впереди,
- Я знал: то — Фирдоуси и Саади,
- И вещий Санаи, и Унсури,
- И дивный Хагани, и Анвари.[171]
- Коль все о них подробно говорить,
- Рассказ я не успею завершить.
- Пересказать я также не смогу,
- Как очутился вдруг я в их кругу.
- Тут подошел к нам — Солнце трех веков —
- Шейх Низами, и рядом с ним Хосров,
- И знаний океан — наставник мой.
- И все пошли блистающей тропой.
- Шейх впереди, как путеводный свет;
- И я, несчастный, поспешил вослед.
- Великий пир, явив свою любовь,
- Всем избранным меня представил вновь.
- С ресниц ронял я капельки дождя,
- Припав к деснице моего вождя.
- Тут — подхватив меня — Хосров, Джами
- Поставили пред ликом Низами.
- Раба печали с двух сторон храня,
- Два мира взяли за руки меня.
- Владели мной растерянность и страх,
- Но я два мира ощутил в руках!..[172]
- Я, пав пред шейхом на златой песок,
- Припал к стопам благословенных ног.
- И девяти небес бегущий свод
- Завидовал слезам, что смертный льет.
- Рукой участия я поднят был.
- Познанья свет стезю мне озарил.
- Но, как река весенняя, светло
- Все в том саду струилось и текло.
- И в просьбе вновь склонился я пред ним —
- Святым первоучителем моим.
- Растаяли, как предрассветный мрак,
- Сомнения, когда он подал знак.
- Он сел и сесть мне рядом приказал.
- А я опять пред ним на землю пал.
- Но милостиво шейх, склонив свой взор,
- Десницу, как опору, мне простер.
- Спросил о состоянии моем,
- И я в ответ склонился в прах лицом.
- Он молвил: «Благодарен будь судьбе,
- Хоть в мире нет сопутника тебе!
- Ты, волей неба, слова властелин,
- В веках неповторимый и один.
- Ты областью газелей овладел,
- И блеск других газелей потускнел.
- Ты мир стихом завоевал в тиши,
- Не мир земной, а высший мир души.
- Теперь своим и море маснави
- Жемчугоносным морем назови.
- Ты в царстве слова подвиг совершил,
- Величий ложных сонмы сокрушил.
- В моей «Хамсе» могучий твой исток,
- И обо всем просить меня ты мог.
- А есть в моем творенье стих такой:
- «Тот, кто дерзнет соперничать со мной,
- Падет бесславно! Голову ему
- Мечом алмазным слова я сниму!»
- И многие на то ристанье шли,
- Но все на том ристанье полегли.
- Когда ж Хосров о милости просил,
- Сокровищницу я ему открыл.
- Удел свой получили, — сам смотри,
- После него несчастных два иль три.
- А ты, когда на этот путь ступил,
- Мысль о себе ты первый истребил.
- Хоть ты — гора, ты — прах низин степных
- Перед громадой замыслов твоих.
- Слезами просьб скрижаль души омой
- И начертаньем верности покрой!
- Премудрый пир, наставник твой Джами
- Нашел опору в древнем Низами.
- Он, взяв калам пречистою рукой,
- Путь к Истине открыл перед тобой.
- И по утрам за рукопись садясь,
- Еще творцу миров не помолясь,
- Обдумывая новый свой рассказ,
- Ты помни с чувством искренним о нас,
- Благословляя каждую зарю
- Словами: «С вашей помощью творю!»
- И знай — о чем бы нас ты ни просил —
- Неисчерпаем ключ извечных сил!
- Когда б тебе мы все не помогли,
- «Хамсу» бы ты не создал, сын земли.
- Как смог бы ты свой перл без нас добыть,
- В два года «Пятерицу» завершить?
- Те пять сокровищ, что тебе даны,
- От ограбления ограждены,
- Пять ожерелий, где в замке — алмаз,
- Надежно скрыты от враждебных глаз.
- Твой труд свершен. Но сам не знаешь ты
- Сокровищ, что в душе скрываешь ты.
- Ты с чистой просьбой к нам пришел, любя,
- И люди тайны приняли тебя;[173]
- Те, что вязать и разрешать вольны,
- С тобой отныне, в помощи сильны.
- Мы ведаем, что совершенен шах,
- Что для него блаженства мира — прах,
- Султан Гази,[174] чей нерушимый щит
- На страже справедливости стоит,
- На девяти высоких небесах
- Благослови его святой аллах
- За то, что в век его явился ты
- И что на подвиг свой решился ты!
- Ты совершил свой труд. Века пройдут,
- Но дум твоих плоды не опадут».
- Услышав шейха, я из праха встал,
- Благоговейно, но без страха встал.
- И руки древний шейх горé вознес
- И так молитвословье произнес:
- «Господь! Пока твой светлый мир цветет,
- Пусть будет счастлив каждый в нем народ.
- Да будет всем земля ковром услад,
- Где радость, песни и плодовый сад!
- Пусть на престоле мира сядет мир,
- И люди все придут к нему на пир.
- И в радости, в веселье заживут,
- Пока не призовет их божий суд.
- Пусть в мире справедливость и покой
- Воздвигнут совершенные душой!»
- Как книгу, шейх сложил ладони рук,
- Умолк словам его вторивший круг.
- Моленье добрых слышно в небесах.
- Моленью добрых внемлет сам аллах.
- И вновь о «Пятерице» я воззвал,
- Страницу за страницей доставал,
- И на землю слагал их, орося
- Слезами, покровительства прося:
- «Вот — порожденье сердца моего,
- Росток, где новой речи торжество!
- Великодушны были вы к нему,
- К заветному творенью моему.
- Пять книг моих… Перелистайте их
- И благосклонно прочитайте их!
- Пусть ваши руки их благословят,
- Пусть наши внуки их усыновят!»
- И поднял шейх творение мое,
- Живое откровение мое;
- И молвил пиру: «Милость изъяви,
- Сокровищницу слов благослови!
- Просящий этот — нам как младший сын,
- Последний урожай моих долин.
- Те, кто за ним пойдут тропою сей,
- Нам будут сыновьями сыновей.
- Благослови его — душой велик!
- Он — верный твой мюрид и ученик».
- Когда мой пир к молитве приступил,
- Весь круг мужей ладони рук сложил.
- Молитва та, звучавшая в тиши,
- Была бальзамом для моей души.
- Как кит, я выплыл к свету из пучин,
- Когда они промолвили: «Омин!»
- И тая, словно отблески зари,
- Сказали мне: «Царя благодари».
- При звуке этих слов очнулся я,
- Как бы от обаянья забытья.
- Увидел вновь отшельничий покой
- И старца, увенчанного чалмой,
- С лицом светлей небесного луча;
- Тут снял он руку с моего плеча.
- Я голову свою пред ним склонил,
- Его стопы слезами оросил.
- Меня коснувшись ласково рукой,
- Участливо спросил он: «Что с тобой?»
- Я отвечал ему: «О добрый друг!
- Меня томит неведомый недуг!..»
- И молвил он: «Был истинно велик
- Прозренья твоего прекрасный миг.
- Тот миг — тебя он спас, тебе помог!
- Иди молись! Твоя защита — бог».
- Припав к ногам духовного отца,
- Я встал, покинул сень его дворца.
- Я видел — цель достигнута моя,
- Но пройдена долина бытия.
- Свою «Хамсу» я завершить успел —
- Но мир передо мною опустел…
- Молюсь тому, кто вечен и велик,
- Под чьей защитой цели я достиг,
- Как будто у подножья трона сил,[175]
- Склонясь, страницы эти положил.
- На лоно счастья ныне удалюсь,
- Устрою пир, на час развеселюсь.
* * *
- Эй, кравчий! Чашу счастья поднеси,
- Мой мозг усталый ливнем ороси!
- Чтоб ожил я, испивши чашу ту,
- Как степь в благоухающем цвету!
- Последним бейтам, мой певец, внемли,
- Печаль души напевом утоли!
- О Навои, ты все свершил, что мог,
- Твои наво тебе внушил твой бог.[176]
- Не спи! В сиянье утренней зари
- Дарующего свет благодари!
ПОЯСНИТЕЛЬНЫЙ СЛОВАРЬ
Айван — открытая галерея, портик, терраса.
Алтаир — название звезды Альфа в созвездии Орла.
Ал-Хтой — так называлась часть территории Китая.
Альбурз — Альбурзский хребет, огибающий южный берег Каспийского моря и делящийся на горы Талышские, Гилянские и Мазендеранские. Высшая его точка — погасший вулкан Демавенд (5500 м).
Анка (Симург) — легендарная птица, приносящая счастье.
Аргаван — куст, ствол и ветви которого весной покрываются красными цветами.
Армен — Армения.
Архар — горный козел.
Атабек — дядька при особе царского рода, воспитатель.
Ахриман — по представлению зороастризма, начало зла на земле и противник доброго божества Ормузда.
Аят — стихи Корана.
Байза — золотая пластина; здесь единица денежного счета.
Банг (Бендж) — наркотик из индийской конопли.
Барлас — род узбеков, к которому принадлежал Тимур (см.).
Батман — старинная мера веса, колеблющаяся в разных местах от 2,9 кг до 13,8 кг.
Бахрам — 1. Планета Марс; 2. Иранский шах (421—438 гг.).
Бендж — см. Банг.
Берберийцы — народ, обитающий в Северной Африке.
Берда (Бердаа) — разрушенный в 943—944 гг. крупный город Азербайджана и всего Кавказа, расположенный околи реки Тертер.
Брахманы — священнослужители брахманизма — религии, распространенной преимущественно в Индии. Здесь брахманы названы в качестве «языческих» жрецов.
Вазир — первое должностное лицо при султане, царский советник, министр.
Газель — лирическое стихотворение в классической персидско-таджикской поэзии.
Гебр — вероотступник, безбожник.
Герат — столица государства Хорасана.
Гилманы — прекрасные юноши, которым предстоит обслуживать праведников в раю.
Гураган — прозвище Тимура (см.).
Гурия — прекрасная райская дева.
Гянджа (Ганджа) — город в Азербайджане, ныне называется Кировобад. Расположен на берегах реки Гянджа и притока Куры. Древняя столица Аррана. В XIII в. Гянджа считалась одним из прекраснейших городов Передней Азии. В это время здесь жил и творил великий азербайджанский поэт Низами Гянджеви.
Дабир — писец.
Дайра — бубен.
Дастан — поэма.
Дервиш — отшельник.
Дехли — Дели.
Джабраил (Джебраил)—посланец аллаха, несущий добрые вести.
Джейран — антилопа.
Джейхун — арабское название реки Аму-Дарья в Средней Азии.
Джинн — злой дух.
Див (дев) — злой дух.
Диван — 1. Собрание лирических стихотворений, стихи в котором располагаются в алфавитном порядке по последней букве завершающейся строки; 2. Канцелярия.
Дивона — юродивый, бесноватый.
Динар — золотая монета.
Дирхем — мелкая серебряная монета.
Дихкан — 1. В Древнем Иране представитель низшей родовой земледельческой знати. 2. Хранитель древних преданий.
Зангибар (Занзибар) — Занг — так назывались земли в Африке, населенные неграми.
Заргар — ювелир.
Зиндж — негр. В поэзии — символ черноты.
Зуннар — ошейник.
Зухра — название планеты Венера, которая считалась покровительницей музыки и на восточных миниатюрах изображалась в виде женщины с бубном в руках.
Изед (Изад, Яздан) — бог, творец.
Иклим — страна, часть света.
Ильяс — библейский Илья-пророк; считался покровителем мореплавателей.
Имам — духовное лицо.
Ирем — сад, подобный раю, который создал мифический тиран Шеддад, обладавший властью над людьми и духами. Легенда говорит, что Шеддад умер, не успев войти в свой рай — Ирем.
Калам — тростниковое перо.
Каламзан — писарь (буквально: «ударяющий пером»).
Каландар — странствующий дервиш (см.), аскет, бродяга.
Кари — мера длины, около одного аршина.
Кариз — подземный канал, который сооружается для сбора подземных вод в специальных колодцах.
Карун (библейский Корей) — мифический богач, упоминаемый в Коране.
Кашмир — государство на северо-западе Индии.
Кебаб — мясо, жаренное на вертеле, шашлык.
Кейван — планета Сатурн.
Кейсар — так называли на Востоке византийских императоров.
Кенаф — пенька, джут.
Кирман — область на юго-востоке Ирана.
Коран — священная книга мусульман.
Кулан — дикий осел.
Кыямат — так называемый день Страшного суда, день восстания из мертвых.
Лал — рубин.
Мавераннахр — средневековое название Средней Азии, точнее, области между Сыр-Дарьей и Аму-Дарьей.
Майдан — площадь, ристалище, поле боя.
Мангыты — узбекское племя.
Меджнун — буквально «одержимый», прозвание героя поэмы «Лейли и Меджнун» Кайса.
Месневи (Маснави) — поэтическое произведение в персидско-таджикской поэзии, написанное в форме двустишия со смежными рифмами.
Мештате — служанка, в обязанность которой входило наряжать и украшать свою госпожу.
Миль — термин, обозначающий верстовой столб.
Минбар — трибуна, кафедра в мечети.
Миср — Египет.
Михраб — ниша в мечети, указывающая направление, где находится храм в Мекке, куда надлежит обращаться с поклоном во время молитвы.
Мумиё — горная смола, из которой получают бальзам.
Мускус — ароматическое вещество черного цвета. В поэзии — синоним благоухания и черного цвета.
Мухаммед — пророк мусульман, основатель веры, умер в 653 г.
Муштари (Муштери) — планета Юпитер.
Муэдзин (Муэззин) — лицо, возвещающее с минарета мечети о времени молитвы.
Мюрид — ученик дервишского шейха, который обязан был полностью выполнять волю своего наставника.
Навруз — праздник Весны.
Навшад — легендарный город, жители которого якобы отличались особенной красотой.
Надир — точка небесной сферы, противоположная зениту.
Най — тростниковая свирель.
Намаз — обряд молитвы у мусульман, совершаемый пять раз в течение суток.
Наснас — фантастическое существо, получеловек; упоминается в мусульманских космографиях.
Нукер — вооруженный дружинник.
Нух — мусульманский пророк, соответствующий библейскому Ною; по преданию, жил несколько столетий.
Онагр — дикий осел.
Пери — сказочная фея добра, оберегающая людей от злых духов.
Пир — старец, духовный наставник.
Раджа — титул правителей Индии.
Редиф — слово, повторяющееся в двух или нескольких строках после рифмы.
Рейхан — базилика.
Рум — Византия и ее владения.
Саз — музыкальный инструмент.
Саклабы — так обычно называли славян.
Сардар — полководец.
Сейхун — арабское название реки Сыр-Дарья.
Сель (Силь) — горный поток, образующийся вследствие сильных ливней.
Серендиб — древнее название острова Цейлон и его столицы.
Симург — см. Анка.
Суфий — последователь религиозного мистического учения суфизма, в основе учения которого лежит пантеистическое представление о мире как проявлении высшей божественной сущности — истины. Для суфизма характерны аскетизм и вера в возможность общения с богом в результате полного отречения от собственной личности.
Сухейль — звезды Канопус. По представлениям мусульманских астрологов, связана с Йеменом. Считалась счастливой звездой.
Табут — погребальные носилки.
Таваф — ритуальное хождение вокруг Каабы во время паломничества.
Тавр — Таврида.
Тайласан — молитвенная одежда.
Таммуз — июнь (по-арабски).
Тахт — трон.
Тимур (1336—1405) — основатель и правитель империи, простиравшейся от Поволжья до Иранского залива, от Малой Азии до Индии. Могила его находится в городе Самарканде, бывшей столице его империи.
Той — праздничный пир.
Тулпар — волшебный конь в эпосе среднеазиатских народов.
Туман — 1. Золотая монета; 2. Десять тысяч.
Туран — название древней страны, расположенной на нынешней территории Средней Азии и Казахстана, где в основном проживали тюркские народности.
Утарид — планета Меркурий, в восточной астрологии — покровитель наук.
Фарс — область на юго-западе Ирана. В древности большое могучее государство.
Фархар — мифический город, славящийся красотой своих жителей.
Фирман — приказ, указ.
Хадис — высказывания и наставления пророка Мухаммеда.
Хакан — первоначально верховный правитель тюрков Синьцзяна, позже титул китайского императора.
Халеб — Алеппо, город в Сирии.
Ханака — обитель дервишей.
Харабат — разруха; в переносном смысле, место сбора фанатично преданных богу лиц.
Харадж — поземельная подать.
Харвар — мера веса, около 300 кг.
Хиджра — мусульманское летосчисление. Начинается со времени переезда (Хиджарат) пророка Мухаммеда из Мекки в Медину.
Хинд — Индия, Индостан.
Хирман — место сбора.
Хорасан — государство в XV в., охватывающее нынешнюю территорию Афганистана, части Ирана и Средней Азии.
Хорезм — государство в Средней Азии.
Хотан — город в Восточном Туркестане, находился в пограничной области между Китаем и Тибетом. Верховную власть осуществлял правитель, именовавший себя «верховным владыкой тюрков и тибетцев».
Хум — глиняный кувшин большого размера.
Хума — фантастическая птица.
Хызр — таинственное существо, одаренное сверхъестественными способностями. По преданию, Хызр сопровождал Искандара во время его хождения в страну вечного мрака за «живой водой». Он нашел источник, выпил этой воды и поэтому обрел бессмертие.
Хырка — поношенная старая одежда.
Чанг — музыкальный инструмент.
Чигиль — город в Восточном Туркестане, славившийся красивыми женщинами.
Чин — Синьцзян; Восточный Туркестан; расширительно — Китай.
Човган — спортивная игра; род поло.
Шам — Сирия.
Шариат — свод мусульманских религиозных и юридических правил, опирающихся на Коран.
Шах — царь.
Шаханшах — царь царей.
Шахзаде — царевич, принц.
Шейх — духовный глава.
Шербет — сладкий фруктовый напиток.
Эбен — тропическое дерево с древесиной черного цвета; в поэзии — синоним черного цвета.
Эдем — рай; приют загробного блаженства.
Эмир — правитель.
Юнан — Греция.
Ягач — мера длины, около 7 км.
Яр — друг.
Ятаган — кривой кинжал.