ЧАСТЬ РЕЧИ
«Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря…»
- Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
- дорогой, уважаемый, милая, но неважно
- даже кто, ибо черт лица, говоря
- откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
- и ничей верный друг вас приветствует с одного
- из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
- я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
- и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
- поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
- в городке, занесенном снегом по ручку двери,
- извиваясь ночью на простыне —
- как не сказано ниже по крайней мере —
- я взбиваю подушку мычащим «ты»
- за морями, которым конца и края,
- в темноте всем телом твои черты,
- как безумное зеркало повторяя.
«Север крошит металл, но щадит стекло…»
- Север крошит металл, но щадит стекло.
- Учит гортань проговаривать «впусти».
- Холод меня воспитал и вложил перо
- в пальцы, чтоб их согреть в горсти.
- Замерзая, я вижу, как за моря
- солнце садится и никого кругом.
- То ли по льду каблук скользит, то ли сама земля
- закругляется под каблуком.
- И в гортани моей, где положен смех
- или речь, или горячий чай,
- все отчетливей раздается снег
- и чернеет, что твой Седов, «прощай».
«Узнаю этот ветер, налетающий на траву…»
- Узнаю этот ветер, налетающий на траву,
- под него ложащуюся, точно под татарву.
- Узнаю этот лист, в придорожную грязь
- падающий, как обагренный князь.
- Растекаясь широкой стрелой по косой скуле
- деревянного дома в чужой земле,
- что гуся по полету, осень в стекле внизу
- узнает по лицу слезу.
- И, глаза закатывая к потолку,
- я не слово о номер забыл говорю полку,
- но кайсацкое имя язык во рту
- шевелит в ночи, как ярлык в Орду.
«Это — ряд наблюдений. В углу — тепло…»
- Это — ряд наблюдений. В углу — тепло.
- Взгляд оставляет на вещи след.
- Вода представляет собой стекло.
- Человек страшней, чем его скелет.
- Зимний вечер с вином в нигде.
- Веранда под натиском ивняка.
- Тело покоится на локте,
- как морена вне ледника.
- Через тыщу лет из-за штор моллюск
- извлекут с проступившем сквозь бахрому
- оттиском «доброй ночи» уст,
- не имевших сказать кому.
«Потому что каблук оставляет следы — зима…»
- Потому что каблук оставляет следы — зима.
- В деревянных вещах замерзая в поле,
- по прохожим себя узнают дома.
- Что сказать ввечеру о грядущем, коли
- воспоминанья в ночной тиши
- о тепле твоих — пропуск — когда уснула,
- тело отбрасывает от души
- на стену, точно тень от стула
- на стену ввечеру свеча,
- и под скатертью стянутым к лесу небом
- над силосной башней, натертый крылом грача
- не отбелишь воздух колючим снегом.
«Деревянный лаокоон, сбросив на время гору…»
- Деревянный лаокоон, сбросив на время гору с
- плеч, подставляет их под огромную тучу. С мыса
- налетают порывы резкого ветра. Голос
- старается удержать слова, взвизгнув, в пределах смысла.
- Низвергается дождь: перекрученные канаты
- хлещут спины холмов, точно лопатки в бане.
- Средизимнее море шевелится за огрызками колоннады,
- как соленый язык за выбитыми зубами.
- Одичавшее сердце все еще бьется за два.
- Каждый охотник знает, где сидят фазаны, — в лужице под лежачим.
- За сегодняшним днем стоит неподвижно завтра,
- как сказуемое за подлежащим.
«Я родился и вырос в балтийских болотах, подле…»
- Я родился и вырос в балтийских болотах, подле
- серых цинковых волн, всегда набегавших по две,
- и отсюда — все рифмы, отсюда тот блеклый голос,
- вьющийся между ними, как мокрый волос,
- если вьется вообще. Облокотясь на локоть,
- раковина ушная в них различит не рокот,
- но хлопки полотна, ставень, ладоней, чайник,
- кипящий на керосинке, максимум — крики чаек.
- В этих плоских краях то и хранит от фальши
- сердце, что скрыться негде и видно дальше.
- Это только для звука пространство всегда помеха:
- глаз не посетует на недостаток эха.
«Что касается звезд, то они всегда…»
- Что касается звезд, то они всегда.
- То есть, если одна, то за ней другая.
- Только так оттуда и можно смотреть сюда:
- вечером, после восьми, мигая.
- Небо выглядит лучше без них. Хотя
- освоение космоса лучше, если
- с ними. Но именно не сходя
- с места, на голой веранде, в кресле.
- Как сказал, половину лица в тени
- пряча, пилот одного снаряда,
- жизни, видимо, нету нигде, и ни
- на одной из них не задержишь взгляда.
«В городке, из которого смерть расползалась по школьной карте…»
- В городке, из которого смерть расползалась по школьной карте,
- мостовая блестит, как чешуя на карпе,
- на столетнем каштане оплывают тугие свечи,
- и чугунный лес скучает по пылкой речи.
- Сквозь оконную марлю, выцветшую от стирки,
- проступают ранки гвоздики и стрелки кирхи;
- вдалеке дребезжит трамвай, как во время оно,
- но никто не сходит больше у стадиона.
- Настоящий конец войны — это на тонкой спинке
- венского стула платье одной блондинки,
- да крылатый полет серебристой жужжащей пули,
- уносящей жизни на Юг в июле.
Мюнхен «Около океана, при свете свечи; вокруг…»
- Около океана, при свете свечи; вокруг
- поле, заросшее клевером, щавелем и люцерной.
- Ввечеру у тела, точно у Шивы, рук,
- дотянуться желающих до бесценной.
- Упадая в траву, сова настигает мышь,
- беспричинно поскрипывают стропила.
- В деревянном городе крепче спишь,
- потому что снится уже только то, что было.
- Пахнет свежей рыбой, к стене прилип
- профиль стула, тонкая марля вяло
- шевелится в окне; и луна поправляет лучом прилив,
- как сползающее одеяло.
«Ты забыла деревню, затерянную в болотах…»
- Ты забыла деревню, затерянную в болотах
- залесенной губернии, где чучел на огородах
- отродясь не держат — не те там злаки,
- и дорогой тоже все гати да буераки.
- Баба Настя, поди, померла, и Пестерев жив едва ли,
- а как жив, то пьяный сидит в подвале,
- либо ладит из спинки нашей кровати что-то,
- говорят, калитку, не то ворота.
- А зимой там колют дрова и сидят на репе,
- и звезда моргает от дыма в морозном небе.
- И не в ситцах в окне невеста, а праздник пыли
- да пустое место, где мы любили.
«Тихотворение мое, мое немое…»
- Тихотворение мое, мое немое,
- однако, тяглое — на страх поводьям,
- куда пожалуемся на ярмо и
- кому поведаем, как жизнь проводим?
- Как поздно заполночь ища глазунию
- луны за шторою зажженной спичкою,
- вручную стряхиваешь пыль безумия
- с осколков желтого оскала в писчую.
- Как эту борзопись, что гуще патоки,
- там не размазывай, но с кем в колене и
- в локте хотя бы преломить, опять-таки,
- ломоть отрезанный, тихотворение?
«Темно-синее утро в заиндевевшей раме…»
- Темно-синее утро в заиндевевшей раме
- напоминает улицу с горящими фонарями,
- ледяную дорожку, перекрестки, сугробы,
- толчею в раздевалке в восточном конце Европы.
- Там звучит «ганнибал» из худого мешка на стуле,
- сильно пахнут подмышками брусья на физкультуре;
- что до черной доски, от которой мороз по коже,
- так и осталась черной. И сзади тоже.
- Дребезжащий звонок серебристый иней
- преобразил в кристалл. Насчет параллельных линий
- все оказалось правдой и в кость оделось;
- неохота вставать. Никогда не хотелось.
«С точки зрения воздуха, край земли…»
- С точки зрения воздуха, край земли
- всюду. Что, скашивая облака,
- совпадает — чем бы не замели
- следы — с ощущением каблука.
- Да и глаз, который глядит окрест,
- скашивает, что твой серп, поля;
- сумма мелких слагаемых при перемене мест
- неузнаваемее нуля.
- И улыбка скользнет, точно тень грача
- по щербатой изгороди, пышный куст
- шиповника сдерживая, но крича
- жимолостью, не разжимая уст.
«Заморозки на почве и облысенье леса…»
- Заморозки на почве и облысенье леса,
- небо серого цвета кровельного железа.
- Выходя во двор нечетного октября,
- ежась, число округляешь до «ох ты бля».
- Ты не птица, чтоб улететь отсюда,
- потому что как в поисках милой всю-то
- ты проехал вселенную, дальше вроде
- нет страницы податься в живой природе.
- Зазимуем же тут, с черной обложкой рядом,
- проницаемой стужей снаружи, отсюда — взглядом,
- за бугром в чистом поле на штабель слов
- пером кириллицы наколов
«Всегда остается возможность выйти из дому на…»
- Всегда остается возможность выйти из дому на
- улицу, чья коричневая длина
- успокоит твой взгляд подъездами, худобою
- голых деревьев, бликами луж, ходьбою.
- На пустой голове бриз шевелит ботву,
- и улица вдалеке сужается в букву «У»,
- как лицо к подбородку, и лающая собака
- вылетает из подоворотни, как скомканная бумага.
- Улица. Некоторые дома
- лучше других: больше вещей в витринах;
- и хотя бы уж тем, что если сойдешь с ума,
- то, во всяком случае, не внутри них.
«Итак, пригревает. В памяти, как на меже…»
- Итак, пригревает. В памяти, как на меже,
- прежде доброго злака маячит плевел.
- Можно сказать, что на Юге в полях уже
- высевают сорго — если бы знать, где Север.
- Земля под лапкой грача действительно горяча;
- пахнет тесом, свежей смолой. И крепко
- зажмурившись от слепящего солнечного луча,
- видишь внезапно мучнистую щеку клерка,
- беготню в коридоре, эмалированный таз,
- человека в жеваной шляпе, сводящего хмуро брови,
- и другого, со вспышкой, чтоб озарить не нас,
- но обмякшее тело и лужу крови.
«Если что-нибудь петь, то перемену ветра…»
- Если что-нибудь петь, то перемену ветра,
- западного на восточный, когда замерзшая ветка
- перемещается влево, поскрипывая от неохоты,
- и твой кашель летит над равниной к лесам Дакоты.
- В полдень можно вскинуть ружью и выстрелить в то, что в поле
- кажется зайцем, предоставляя пуле
- увеличить разрыв между сбившемся напрочь с темпа
- пишущим эти строки пером и тем, что
- оставляет следы. Иногда голова с рукою
- сливаются, не становясь строкою,
- но под собственный голос, перекатывающийся картаво,
- подставляя ухо, как часть кентавра.
«…и при слове «грядущее» из русского языка…»
- …и при слове «грядущее» из русского языка
- выбегают черные мыши и всей оравой
- отгрызают от лакомого куска
- памяти, что твой сыр дырявой.
- После стольких лет уже безразлично, что
- или кто стоит у окна за шторой,
- и в мозгу раздается не земное «до»,
- но ее шуршание. Жизнь, которой,
- как дареной вещи, не смотрят в пасть,
- обнажает зубы при каждой встрече.
- От всего человека вам остается часть
- речи. Часть речи вообще. Часть речи.
«Я не то что схожу с ума, но устал за лето…»
- Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
- За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
- Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла все это —
- города, человеков, но для начала — зелень.
- Стану спать не раздевшись или читать с любого
- места чужую книгу, покамест остатки года,
- как собака, сбежавшая от слепого,
- переходят в положенном месте асфальт. Свобода —
- это когда забываешь отчество у тирана,
- а слюна во рту слаще халвы Шираза,
- и, хотя твой мозг перекручен, как рог барана,
- ничего не каплет из голубого глаза.
