Святоша
Антирелигиозная повесть
- Эта ночь,
- Этот холод движенья
- Оседают ознобом во мне.
- Я дрожу, и мое отраженье
- Тоже горбится зябко в окне.
- Я дрожу от бессилья, от злобы,
- От железного мрака вдали.
- И куда это гонит автобус? —
- Никуда не угонишь с Земли.
- Никуда не уйти от утраты,
- От тебя, злое горе мое:
- Равнодушные к скорби лопаты
- Завтра в землю зароют ее.
- И я слышу все то же и то же:
- Мать-старуха хлопочет над ней.
- То бормочет, то воет Святоша
- В желтом свете пугливых свечей.
- Как мне мерзко ее бормотанье
- Словно боль от зубного сверла:
- «Без причастия, без покаянья
- Ты в грехе, моя дочь, умерла.
- Слезно плачет твой ангел-хранитель,
- Что не будешь ты в светлом раю.
- А все он, этот бес-искуситель,
- Сбил с дороженьки душу твою.
- И за что ты его полюбила,
- Как пиявка, пристала к нему?
- Мужа венчанного осрамила,
- Мать-страдалицу ввергла во тьму…»
- Ой, тебе бы на сцену, кликуша,
- Истеричек-притворщиц играть.
- Да, ты знала, чем Танину душу
- Столько лет на веревке держать.
- Ты полвека с ней именем божьим
- Расправлялась, сознанье темня.
- И гнала и молитвой, и ложью
- Из любящего сердца меня.
- Я и кос-то, и пес-то, и бес-то,
- С кистенем на дороге стою.
- Не для нас, комсомольцев бескрестых,
- Народила ты Таню свою.
- Ты ей жизнь раздвоила, разбила
- Не спроста, а во имя Христа:
- Повенчала насильно с немилым,
- В дом ввела, ибо он сирота.
- Ибо он и хороший и божий,
- И боится греха на земле.
- Нет, не зря тебя, видно, Святошей
- Звал и старый и малый в селе.
- Мы боролись с кулацким засильем,
- В темноте пробивали тропу;
- Мы людей поднимали на крылья,
- А Иван жался к богу, к попу.
- Ой, как Таня его не любила —
- До предательской дрожи, до слез.
- А Иван ухмылялся уныло
- И терпел, как завзятый Христос.
- Ну и черт с ним! Какое мне дело
- До его бороденки святой
- И до тещи его очумелой,
- Вечно богом своим занятой!
- Лишь отец Танин — клубный художник
- (В прошлом — тертый мужик-богомаз)
- И первейший в округе безбожник —
- Был за нашу любовь, был за нас.
- Красный конник, сиреневый Врубель,
- Он сердца земляков потрясал:
- Рисовал декорации в клубе,
- Первомайскую радость писал.
- В серой шляпе и в шубе нагольной,
- Не искал для себя ничего,
- Он ушел от жены богомольной,
- И она отреклась от него.
* * *
- А автобус все гонит и гонит —
- Через ночь, через дождь, через дым.
- На сиденьях пустых никого нет,
- Только я с отраженьем своим.
- Неподвижный, небритый, угрюмый,
- Усмиряю на сердце пургу.
- И о Тане все думаю думу
- И не думать о ней не могу.
- Вот она в той тяжелой палате,
- У могилы на самом краю
- В непривычном больничном халате
- Жизнь от смерти спасает мою.
- Что ей мать, что ей муж, что ей дети,
- Если капает кровь из бинтов,
- Если мартовский взбалмошный ветер
- Потушить наше счастье готов!
- Голова разворочена колом,
- И минуты мои сочтены.
- — Зря поднялся ты, Коленька-Коля,
- Против злобной кулацкой стены.
- — Нет, не зря! Двадцать раз похоронят,
- Но я встану на битву опять…
- А автобус по-прежнему гонит,
- Словно хочет от смерти угнать.
- За окном черных теней смятенье
- И густая течет темнота.
- Я смотрю на свое отраженье,
- На глаза, что глядят из бинта.
- Три недели, четыре недели
- Их томило тогда забытье —
- Так они и на Таню глядели
- И лечились улыбкой ее.
- И пока нестихающим гулом
- Смерть стонала за белой стеной,
- Таня глаз ни на час не сомкнула,
- Двадцати раз умирала со мной.
- А лотом по апрелю, по лужам
- В дом родной побрела, как в тюрьму,
- Не к поповскому жалкому мужу,
- А к грудному дитю своему.
* * *
- Ни повязчи, ни крови, ни боли —
- Все проломы мне врач залечил.
- Через год в краевой профтехшколе
- Я от Тани письмо получил.
- «Зря меня ты считаешь упрямой,
- Молишь в город примчаться скорей,
- Не могу я — не брошу я маму,
- Кто ж бросает родных матерей.
- Знаю, как ее благовест жалок,
- И о рае пресветлом — вранье.
- Но она меня в муках рожала,
- Я же груди сосала ее.
- Мать она мне…»
- А в нашем народе
- Брал свое пятилеток накал.
- В новом цехе на автозаводе
- Я к железу всерьез привыкал.
- Жизнь давно закатилась за двадцать,
- Отыграли овражки мои.
- Как же, Таня, мне дальше скитаться
- Без жены, без детей, без семьи?
- И ответила Таня:
- — Мой милый,
- Я скажу, ничего не тая:
- Как бы Нина тебя ни любила —
- Не полюбит сильнее, чем я.
- Что же сердце тоскует от страха
- И душа от предчувствий черна?
- Нина — девушка, вольная птаха,
- Ну, а я кто? Чужая жена.
- Да, жена — не из сказки царевна,
- Я в стеклянном гробу не лежу:
- Жну, кошу, печь топлю ежедневно
- И опять с новым брюхом хожу.
- А из сердца кровавые маки
- Тянут красные головы ввысь.
- Как мне трудно на белой бумаге
- Ставить черное слово:
- «Женись!»
- Эти строки читала и Нина
- И сказала тогда:
- — Не беда,
- Я любви твоей старую льдину
- Растоплю, распалю навсегда.
- Позабудешь ты сельские дали
- Танин дом над прудом, тополя…
* * *
- Жизнь спешит. Время жмет на педали,
- От боев сатанеет земля…
- И в кустах у днепровской протоки,
- На переднем краю у войны
- Я читаю прощальные строки
- От ушедшей к другому жены.
- «Видно, мало тебя я любила,
- Мой родной, мой навеки чужой.
- Старой льдины я не растопила,
- И мне холодно стало с тобой.
- Я согреться хочу, молодая,
- Хоть сердечным теплом не бедна.
- Ты мне правду писал,
- Утверждая,
- Что любовь нам дается одна.
- Только где ее взять, неизменной…»
* * *
- Я четвертое лето в бою.
- И летит треугольник военный
- В старый дом у села на краю.
- Где у образа тлеет лампада
- И молитвенный зуд не утих,
- Где, как будто от мужа-солдата,
- Таня ждет редких писем моих.
- И читает на конном украдкой,
- Накормивши колхозных коней.
- Там ей быть не мешают солдаткой
- И поплакать над долей своей:
- Нашей встречи загадывать сроки,
- Слышать сердце родное вдали…
- Муж теперь на железной дороге,
- Дети тоже работать пошли…
* * *
- А автобус все катит и катит,
- Гонит желтого света межу.
- Ну, чего я все думаю? Хватит!
- Лучше в черную ночь погляжу.
- Но в сыром, запотевшем окошке
- Только ухо да стиснутый рот.
- И опять по знакомой дорожке
- Горе память живую ведет:
- Ни войны, ни переднего края —
- Зарастает горелая жуть.
- Я из Вены к сестре заезжаю,
- Чтоб на Таню хоть разик взглянуть.
- А она ворвалась без оглядки,
- Закричала с порога:
- — Живой!
- И, как делают это солдатки,
- Мне упала на грудь головой.
- Укололась о рыжие щеки
- И к шершавым припала губам.
- Как малы эти горькие сроки,
- Что судьбою отпущены нам!
- Нам и вечности было бы мало
- В сенокосом запахшем краю…
- А Святоша уже завывала,
- Выдавала программу свою.
- Старых баб собирала под окна,
- Выкликала, трясла головой:
- — Погоди, дочь моя, вот подохну —
- И живи хоть с самим сатаной.
- Потерпи, остается немного,
- Что же делать, коль бог позабыл!..
- И вот этой же самой дорогой
- Ехал я от сестры — и любил.
- Да, любил, как и в юности алой
- У калитки под синей ветлой…
- Снова сердце цвело, трепетало,
- Поднималось высокой волной.
- И соломенный шорох повети,
- И веселый сверчок в тишине,
- И наш месяц, и вечер, и ветер,
- И наш шепот — все жило во мне:
- Озарялось за тайною дверцей
- Смутным светом живого огня.
- Таня, Таня жила в моем сердце,
- И казня, и лаская меня…
- А она мне писала все чаще,
- Замерзая в семье, как в снегу:
- «Мой единственный, мой настоящий,
- Больше я без тебя не могу.
- Мать с Иваном молитвы бормочут,
- Распевают унылую муть.
- И бранятся с утра и до ночи,
- Стоит мне о тебе вспомянуть.
- Ну, да бог с ними. Дети большие,
- Улетели от нас кто куда.
- Мы теперь как три птицы чужие
- В зимней стуже худого гнезда.
- Три дыханья, три смерзшихся пара,
- Три засохших растреснутых пня.
- То, что раньше держало — отпало,
- Отболело, не держит меня.
- Как легко собираться в дорогу,
- Словно уте к родному теплу,
- От сердитого черного бога,
- Что молчит над лампадой в углу!»
* * *
- И Святоше на страх и на диво
- Засверкала она, как звезда.
- Вот такой — и чужой, и красивой —
- Муж не видел ее никогда.
- Не мотора горячее тело
- Гнало круглую бурю колес —
- Это сердце на крыльях летело,
- Не стесняясь нахлынувших слез.
- Хинной горечи старая льдинка
- Истончалась в душе от тепла.
- А навстречь в багреце, в паутинках
- Бабья щедрая осень текла…
- И всю первую ночь до рассвета
- С Таней глаз мы сомкнуть не могли,
- Все бродили с ней в юности где-то,
- В той — с коротеньким счастьем — дали,
- Где свистели знакомые птицы
- Из гречишного мрека полей,
- Где мигали немые зарницы…
- А меж тем становилось светлей.
- А меж тем из окошка листами
- Клен махал нам, на волю маня.
- Первый завтрак сготовила Таня,
- На завод проводила меня.
- С нами шел знаменитый, бывалый,
- Из огня и железа народ.
- И мечтательно Таня сказала:
- — Вот и я поступлю на завод,
- В твою кузницу.
- Коленька, милый,
- Сколько счастья у нас впереди!
- Ни молитвой тебя и ни силой
- Из моей не изгнали груди.
* * *
- Но одна за другой телеграмма
- Стали брать на испуг, на обман:
- «Поп соборовал.
- При смерти мама.
- Вылетай самолетом.
- Иван».
- «Мать хрипит.
- Никуда не годится.
- Хоть на час появись.
- Помирись»…
- И зачем ты, несчастная птица,
- Таню взмыла в последнюю высь?
- Нет ее? И не будет. Не будет! —
- Ни на день, ни на час, ни на миг…
- Ночь летит.
- Ветер голову студит.
- И глядит на меня мой двойник.
- Я не помню ни лица, ни числа.
- Только — даль! Только черная даль!
- Словно это не ночь, а повисла
- Скорбным траурным флагом печаль.
- Мать она у могилы отбила,
- А сама надломилась, слегла.
- Ну, а та и у края могилы
- Из души ее беса гнала.
- Ведь она же добра ей желала
- И за гробом небес благодать.
- И жевала ее, и жевала,
- И опять принималась жевать.
- Заклинала Христом, голосила,
- Устрашаясь земного греха…
* * *
- «Братец, Таня приехать просила.
- Не откладывай: очень плоха».
* * *
- Заскрипел, закачался постылый,
- Божьей скукой пропитанный дом.
- А она улыбнулась мне:
- — Милый.
- И глаза растворила с трудом.
- И, дрожа перед вечной разлукой,
- У густеющей тьмы на краю
- Я схватил ее жаркую руку,
- А она чуть сцепила мою.
- И затихла.
- И все.
- И не скажет
- Никогда, ничего, никому…
- Ночь как мокрая, черная сажа,
- И автобус несется сквозь тьму.
- Недалеко и мне до разлуки,
- До последних прощальных минут.
- И меня чьи-то добрые руки
- Нашей легкой земле предадут.
- Но пока я живу на планете
- И дышу атмосферой земной.
- Все — и Таня, и вечер, и ветер,
- И любовь наша — будет со мной.
- И любой нашей правды строкою,
- Обличая постылую ложь,
- Я любовь, как от вьюги, закрою
- От кликуш,
- От чинуш,
- От святош!
© Шестериков Михаил Васильевич, текст, 1970?