ТЩЕТА
Тому, кто – дав дыханье мертвой –
Испепелил живую ткань.
ТЩЕТА
«Дай, тебе расскажу я…»
ОН ПРИДЕТ
СКАЗКА ПРО ТОСКУ
4
5
6
СОН О БОГОРОДИЦЕ
II
III
СОРОК ДВА
I. Прибой
II. Мертвая зыбь
III. Затишье
УКЛАДКА
ОБ АНТИХРИСТЕ. Стих не духовный
СТАНСЫ
СНЕГОВАЯ ВЕЧЕРНЯЯ
1. Эктения
2. Прокимен
3. Тропарь
4. Полиелей
МИСТИЧЕСКОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
КАНИТЕЛЬ
Мои причуды и прикрасы,
Энигм и рифм моих кудель,
Моей улыбки и гримасы
Очередная канитель.
«Если мы плачем кровавыми слезами...»
ДУШИ НЕЖИВЫХ ВЕЩЕЙ
I. Интимная
II. Канон
III. Свободная
IV. Безнадежная
V. Рабочая
VI. Напрасная
VII. Последняя
VIII. Веселая
ПЛАТЬЯ
1. Лиловое шелковое
2. Батистовое в крапинках
3. Белая фата
4. Черное кружево
5. Дорожное
6. Коричневое в полоску
7. Английский костюм
8. Халатик
9. Затрапезное
10. Выцветшее синее
11. Серое форменное
12. Душегрейка
13. Прозодежда
14. Теплая шаль
15. Остатки от сезона
СКАЗКА ГОРОДА
ЛИСТИКИ
Зеленые
1. «Да что ж это за листики весенние…»
2. «Светлый диск в кольце туманном…»
3. «В окно влетели стайкой белою…»
4. «От звезд норовя занавеситься…»
5. «С неба шел, на землю падал…»
6. Нездешний
7. «Метнулась пугливой кошкой…»
Желтые
1. «И в тихой дали, в неба глуби…»
2. «Березка растет высоко…»
3. «Бесцветный день – оторванный листок…»
4. «Кривыми улицами непролазных…»
5. «Зашумели, зашуршали…»
6. «Вечерни солнца конченная треба…»
«Иерофант ли знаком знания…»
«Был вечер утру солнца равен…»
ВО ВЛАСТИ СЛОВ
«Есть слова – не от уст к устам…»
ЛИШНИЕ ОГНИ
ЕВГЕНИЮ АРХИППОВУ
«Замаскированных и ряженых…»
КИТАЮ-ГОРОДУ НА ЗАБОРОЛЕ
1. Купола
2. Трамваи
3. Лавки
4. Кафе
ДНИ ГНЕВА, ДНИ СКОРБИ
I. «Небо – свидетелем и порукою…»
II. «Устала слушать, устала…»
III. «Москва моя, Москва моя, горящая…»
IV. «Снег снисходительный и добрый…»
V. «Пробоина – в Успенском соборе…»
ИЗ НОЧИ В НОЧЬ
На земных дорогах
Не сберечь души.
И. Эренбург
МОЙ РОМАН
1. В разлуке
– Дорогая, здесь не томись ты,
2. У себя дома
3. Друг ревнует
4. Счастливое окончание
ОНА ПРИТВОРИЛАСЬ ЛЮБЯЩЕЙ
I. «Любови плен...»
II. Неузнанная
III. Птичьи лапки
ОНА ПРИТВОРИЛАСЬ НАБОЖНОЙ
ОНА ПРИТВОРИЛАСЬ ПОЭТОМ (Рождение кометы)
НЕСОВПАДЕНИЯ
«Плачущая ль проталина…»
«Зову своих – но путь оснежен их…»
ПОМИНАЛЬНАЯ СУББОТА
16.XI.16.
«Прогулки вечерней обычность люблю же я…»
«В кресле старенькая сводит…»
СОН ТРОИМ ПРИСНИВШИЙСЯ
1. «Изменившие, верьте – не верьте…»
2. Зайчик на стене
3. «Мягка подушка белая…»
4. «Сломана, отброшена и смята…»
5. «Мы – дамы Грустной Маски…»
СЛОМАННЫЙ ОРГАНЧИК
1. «Вот только это и было…»
2. Мой город
3. «Сразу сегодня дождь не выльется…»
4. «Опять открылись дождевые лейки…»
5. Чаша мук
6. Июньская метель
7. Из больницы – домой
8. К себе домой
А.Н. ЧЕБОТАРЕВСКОЙ
«Прошли мои именины…»
СПРЯТАЛОСЬ
1. «Бледным майским вечером, одна, незамечена…»
2. «Мраморная головка…»
3. «За чайным столом, разговаривая…»
4. Спираль
5. «Поскорей, ведь счастие так хрупко…»
6. «О, эти дети, нами не рожденные…»
КАК ВСЕ
«Я позабыла все слова…»
«Земных путей истоптано, исхожено…»
И. ЭРЕНБУРГУ
«Да, нам любовь цвела и пела…»
С ЧУЖОГО ГОЛОСА (Оттепель ночью)
I. Романтика 30-х годов
II. По Вячеславу Иванову
III. По А. Ахматовой
IV. По А. Блоку
V. По М. Кузмину (Секстина)
VI. По В. Брюсову
VII. По Игорю Северянину (Искролиза)
VIII. По В. Меркурьевой
ЛЮБИТЕЛЬСКИЕ СНИМКИ
I. Эренбург Неистовый
II. Курганная Царевна (Е. Кузьмина-Караваева)
III. Бабушка русской поэзии (Автопортрет)
ПОД ЗНАКОМ ИЗЪЯТИЯ
МОЙ ДЕМОН
«Пришла к нему неловкою и робкой…»
22.X.1917
«Бросают то в жар, то в озноб…»
АСПЕКТ МИФИЧЕСКИЙ
Он был светильник горящий и светящий,
а вы хотели малое время порадоваться присвете его.
Иоан. V. 35.
АСПЕКТ КОСМИЧЕСКИЙ
АСПЕКТ ЛИРИЧЕСКИЙ
АСПЕКТ КОМИЧЕСКИЙ
АСПЕКТ ЛЮЦИФЕРИЧЕСКИЙ
И кто-то странный по дороге
К нам пристает и говорит
О жертвенном, о мертвом Боге.
Cor Ardens I
Введение во круг
Бред I-й
Соблазн II
Сон III
Такт смежный
Контакт последний
Видение вокруг
Когда-то прежде
МЕЧТАНИЕ О ВЯЧЕСЛАВЕ СОЗВЕЗДНОМ
Миф о нем
Легенда о нем
Ложь о нем
Правда о нем
Сон о нем
ПЕСЕНКИ САЛЬЕРИ
Рондо
Песенка («Не вашей матери рука…)
Баллада
Песенка («Она его любила – как любилось…»)
Песенка («Смотри, я – воск в твоей руке…»)
Рондо («Не измени своей высокой ноте…»)
Восьмистишия
Триолет
ОБЛАКО (Венок сонетов)
Посв. Евгению Архипову
1. «Ко мне – глаза, и руки, и сердца…»
2. «Все лики, времена, пределы, страны….»
3. «Шлют на мои бескрайние поляны…»
4. «За взглядом взгляд, как за гонцом гонца…»
5. «Ни от кого не утаю лица…»
6. «Смотрите все сквозь ясные туманы…»
7. «Как светятся лучей блаженных раны…»
8. «Кровавый выем белого венца…»
9. «Моя свобода – солнечного плена…»
10. «Моя судьба – быть вечно-преходящим…»
11. «Моя любовь – приняв, рассеять свет…»
12. «Моя душа, игры пустая пена…»
13. «Ее даю одним бессонно-спящим…»
14. «И тем, кто есть лишь там, где больше нет…»
15. «Ко мне – глаза, и руки, и сердца…»
ДИКИЙ КОЛОС
С ПЕСЕННОЙ КЛЮКОЙ
Где же быть вам? Где вам быть уместней,
Бедные, бездомные вы песни!
Вера Меркурьева
1. «Давно я знахарки личину…»
2. «Круг тополей карнизом…»
3. «Люди любовь берегут…»
4. «Беспокоен и бестолков…»
5. «Глубокая, темна подземная река…»
ЛИШНИЕ ОГНИ
«Это будет когда-нибудь очень просто…»
ОСИНКА (Из цикла «Души неживых вещей»)
«Своей вы меня считаете?..»
КОЛЯДА
Из цикла «ЛЮБОВИ ПЛЕН»
1. «Моя любовь не девочка, что зарится…»
2. «Тонкий бумаги лист, чуть-чуть керосину…»
3. «Под вечер солнце холодней»
И долго нежная заноза
Шипов любви не отдает.
Вячеслав Иванов
4. «Все-то романические нити…»
ЛУЧИНКА
1. «Лучинка, щепочка белая…»
2. «Лиходей не спит, ворожит…»
3. «На рынке на Смоленском…»
4. «Хлеба нет – зато жасмин цветет…»
5. «Опять я у печки дымной…»
6. «У камина такая нега…»
7. «Разве это я – в обносках рваных, старых?..»
8. «Промчался Новый год к буйной встрече…»
9. «Где-то на горах азалии цветут…»
10. «И опять ты,белая, цветешь…»
СОНЕТ С КОДОЙ (Силуэт-Акростих)
Из цикла «ЛИСТИКИ»
Зеленые
1. «И в том же сердце та же горесть…»
2. «Такая сизая мгла…»
3. «В неясности незавершенных линий…»
4. «Покрасил воду в зелень-цвель…»
5. «Луна чуть видимая сквозь тумана…»
Желтые
1. «Мой светлый золотой лучик…»
2. «Листья по земле хрустами шебаршили...»
3. «Не с дерева лист падает по осени…»
– Ты замуж нейди, душа, за богатого,
4. «Капитан, ссыпающий золото...»
5. «За полночь, а всё дремота…»
6. «Белые косматые пчелы...»
ДИКИЙ КОЛОС
«Каждый раз, себя приоткрывая…»
ОСТАЛАСЬ
Память Марии Александровны Меркурьевой
1. «Ночью поздно, утром рано…»
2. Цепь забот
3. Разлука
– милая моя, разлука есть!
4. Свидание
5. Она пришла
6. Второй прибор
7. «Так посмотреть, чтоб ясно стало вдруг…»
«За часом час, за годом год уносит...»
ПОПУТЧИК
«В келье у ели позатынной…»
МОГИЛА НЕИЗВЕСТНОГО ПОЭТА
«Хорошо тому, кого зима…»
РЕДАНТ [4]
НЕ ВЧЕРА ЛИ
НЕПОЛУЧЕННЫЕ
1. «Дождь ли, вёдро ли утро начали…»
2. От маленького
3. От него
4. От них
5. «Скрипнет дверь ли, ставня ль, ступеньки ли…»
«Железная машина…»
«Из тусклой створки голос пел протяжный…»
«Отчего под кожею белой…»
«Не бурный гром, не ярая гроза…»
«Мы загородимся резьбой кустарных полочек…»
«Я пришла к поэтам со стихами…»
СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ
«Прекрасная, печальная, живая…»
«Ушел мне сердце ранивший…»
«Глаза лучам осенним рады…»
ЛЮБОВНЫЙ КУБОК
ТЕПЕРЬ (Серия «Прежде и Теперь»)
«Словаки? но, право, это дикция…»
КАК НЕ НАДО ПИСАТЬ СТИХИ
«Нежный мой, цветик ранний...»
«Как месяц бросит в высоту…»
«Несносный день с его ворчливым лепетом…»
«Над головой голубое небо...»
«Мусорная площадь, вся в окурках…»
«Без лета были две зимы…»
«В одичалом саду неполотом…»
«Дальний голос: я еще с вами…»
ГОЛОДНАЯ
«Металась я, усталая, бежала я…»
«На сковородке жарится лягушка…»
«Дождь моросит, переходящий в снег…»
«Неизвестные нам пружины…»
«Вечерний час. Домой идти пора…»
КЕНОТАФИЯ [5]
С ДВУХ КОНЦОВ СТОЛА
«Хроменькая, ноженьки не крепки…»
«По Арбату,по Арбату ходит ветер…»
«Разбередило окаянное…»
«Чужой он – чего же ради мы…»
ПОД СНЕГОМ
I. «Запушено на небо окно…»
II. «Еще не светло, но уже не темно…»
III. Хроника
IV. «Снег, все улицы заметающий…»
V. «И ты взаправду, сердце, отлюбило…»
СОНЕТ НОВОГО ГОДА
ПРИШЕЛЕЦ
НА ПОДСТУПАХ К МОСКВЕ (Венок сонетов)
1. «Стране и миру говорит Москва…»
2. «Страну и мир вновь позовет отбой…»
3. «И на урочный труд, и на покой…»
4. «Пока уступит тишине тревога…»
5. «Один за всех и все за одного…»
6. «Стань на защиту дома – своего…»
7. «Грозит разбоем ворог у порога…»
8. «Бездомным кров, затерянным права…»
9. «Голодным – хлеб, закованным – свободу…»
10. «Семьи – равно ребенку и народу…»
11. «Даю родных не знающим родства…»
12. «Всю полноту земного естества…»
13. «Всё, чем сама богата, всю природу…»
14. «Я вам даю в утеху и в угоду…»
КАТОПТРА
«Ревнителю отеческих преданий...»
«Вы помните – ночью, в углу разоренном…»
«На юге, где зимою лето…»
ГЕНИЧКЕ-СОМУЧИНИЦЕ
«Полу-смеясь, полу-тоскуя…»
М. М. ЗАМЯТНИКОВОЙ
«Анафемы и аллилуйи...»
НА СМЕРТЬ ЭР-ГА (если бы он умер)
НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ ЭР-ГА (если бы он остался жив)
А. КОЧЕТКОВУ
I. «Что, кроме песни, дать поэту?..»
II. «Смотри, смотри: еще вчера под снегом…»
Е. РЕДИНУ
ЕМУ ЖЕ
АВТОРУ CI-DORE
М. СЛ. («Опять Ваш день,Михал Иваныч…»)
М. М.
МИЛОЧКЕ АНГЕЛИДЗЕ
I.«Помечтала барышней уездной...»
II. «Не потому ль от горькой жажды…»
М. СЛ. («Карандашом в стакане…»)
СИЛУЭТ Л. БЕРИДЗЕ
А. Б. (Моему издателю)
SONETTO DI PROPOSTA
«Жили мы в избушке на курьих ножках…»
«Радоваться? – не под стать мне…»
«Легкою предстанет переправа…»
ЕВГЕНИЮ АРХИППОВУ
I. «А ночи в июне-то росны…»
II. «Начать приходится ab ovo…»
«За лепестки, что как улыбки были…»
«На голове клетчатая кепка…»
«Искусства мнительнейший ревнитель…»
ДРУЖЕНЬКЕ-СУХАРИКУ (Е. Р-ч)
РОНДО
А. С. КОЧЕТКОВУ
I. «В одеянье злато-багряном…»
II. «Прежде рыцарь к славе Дамы…»
III.Летний отдых
Д. С. УСОВУ
«Когда б, цветам подобно, раскрывать…»
«Меж вымыслов лирических косметик…»
«Не в тягость? Цепь? но ведь тогда покорно…» (С. Шервинскому)
Для пленников их цепь была не в тягость.
С.Ш.
«Ступит ли на островерхий скат она…»
«Где Вы теперь? Кто Вам кусает ушки?..»
«Средь переулков неувязки…»
ЗА ТО, ЧТО В НЕЙ
ОН И Я (Sonetto di proposta)
НАЯВУ
«Долетевший с вами горный ветер…»
«Еще вот здесь, пока у нас…»
С. В. ШЕРВИНСКОМУ [11]
ИНЫЕ (А. Кочеткову) [12]
Во многих смертных формах я искал
Того кумира тень, о ком мечтал.
Шелли
«Он к нам слетел взорванным осколком…»
«Все потеряв, и бросив, и отринув…» (Екатерине — Михаилу)
«Онегинская строфа»
Рондо с кодой («Влача рифмованные цепи…»)
«Пускай велит Вам разум разом…»
Рондо («Когда Вертепу Вы явились…»)
КАК ОНО БЫЛО
«Вертепу»
«Легенда, созданная раз…»
Вчерашней имениннице
«Сказаны все слова…»
«Вам привет плетя узорно-чинный…»
АНТОНИНЕ БЁМЕ
Милочке Беридзе. Надпись к портрету. (если б он у меня был)
«С нежностью нагнусь я над мешком…»
Кате Юрченко
МИХАИЛ ЛЕОНОВИЧ ГАСПАРОВ О ВЕРЕ МЕРКУРЬЕВОЙ
ВЕРА МЕРКУРЬЕВА (1876-1943). Стихи и жизнь [13]
Бабушка русской поэзии (Автопортрет)
Это стихотворение было написано Верой Александровной Меркурьевой 18 июня 1918 года в Москве. Что такое «Зубовская пустынь» и «церковь цирком называет», почему жизнелюбивый бубен оборачивается покаянным псалмодием, и наоборот, – мы увидим чуть дальше. «Бабушкой» она себя зовет не как прародительницу кого-то или чего-то – избави Боже! – а наоборот, в знак старости и бесплодия. А ей было неполных 42 года, и только что в московском альманахе «Весенний салон поэтов» (изд-во «Зерна», составители И. Эренбург и М. Цетлин-Амари) появились первые ее напечатанные стихи. Альманах в принципе состоял из перепечаток, но для неведомой дебютантки было сделано исключение. Стихи назывались «Души неживых вещей» и на фоне других произведений сборника выделялись необычными интонациями достаточно заметно. <…> Мелькнув в этом бурном году, имя Веры Меркурьевой исчезает из литературы. Потом будет еще одна альманашная подборка в провинциальном сборнике 1926, два-три разрозненных стихотворения в случайных изданиях, и всё. За всю жизнь в печати появилось чуть более полутора десятков ее стихотворений. Даже специалистам-филологам ее имя ничего не говорит. «А может, лучшая победа / Над временем и тяготеньем –/ Пройти, чтоб не оставить следа, / Пройти, чтоб не оставить тени…» – написала однажды Цветаева. Именно так прошла по русской поэзии Вера Меркурьева. Эту бездольность она выбрала себе сама, смолоду отказавшись бороться за свою судьбу. – а судьба в ее веке была сурова. <…>
Вера Александровна Меркурьева родилась во Владикавказе 23 августа (4 сентября) 1876. Отец ее Александр Абрамович был землемер, межевой ревизор Тифлисской судебной палаты, мать Мелания (Эмилия) Васильевна, урожденная Архиппова, – дочь крестьянки Воронежской губернии и солдата николаевских времен. Раннее детство – в Тифлисе, потом родители разошлись, мать поселилась во Владикавказе с пятерыми детьми: Евгений, на 12 лет старше Веры, Мария, старше на 9 лет, Ольга – на 5 лет, Нина – моложе на 4 года. Вера «всегда исключительно была привязана ко всем членам своей семьи, не очень удачливой», вспоминает ее подруга. Жили на улице Красивой, дом 9, «вдали виднелись предгорья Кавказского хребта, возвышалась Столовая гора». Мать – черный чепец, строгое, почти игуменское одеяние, прекрасный народный язык в сочетании с высоким стилем 1840-х. «С Верой, как и со всеми молодыми людьми, Эмилия Васильевна была наставнически строга и благостна» (воспоминания Е. Архиппова).
В автобиографии 1926 Меркурьева пишет: «Росла в большой семье больным одиноким ребенком. Читать выучилась 4-х лет почти самоучкой: показывали буквы, но не склады. Сейчас же ушла в книги, главным образом стихи; 6-7-ми лет читала Пушкина всего, и Лермонтова, но Пушкина любила больше. Первое стихотворение написала 9-ти лет. Тогда, т. е. на том же году, несколько моих стихотворений родные послали Я. П. Полонскому. Он ответил милым письмом с советами, указаниями и благословениями. В 1889 году поступила во Владикавказскую Ольгинскую женскую гимназию, где и кончила курс (7 классов) в 1895 году». В гимназии сдружилась с семьей доктора Я. Рабиновича, «поразительно похожего на Фета», жившей через дом; дочь его, Евгения Яковлевна, стала ее подругой на всю жизнь. Ее воспоминания: «В.А. была нервным, слабым ребенком с сильно ослабленным слухом. Прекрасные черные глаза, живые, выразительные, черные вьющиеся волосы, большая худоба, постоянно сменяющееся выражение лица, что-то напоминающее итальянку в наружности. Она умела быть заразительно веселой, насмешливой, обаятельно общительной. Но часто тосковала, впадала в уныние…» Нервная болезнь не позволила ей преподавать в гимназии (как Геня Рабинович): в 1897 она получила диплом домашней учительницы, этим стала прирабатывать.
Первая сохранившаяся тетрадка со стихами – 1890, первое стихотворение – «Другу» («Когда тебя невыносимо / Язвит людская клевета…»), второе – «Поэт», третье – «Голубые глаза», ученические шаблоны, сильнее всего (наперекор автобиографии) влияние Лермонтова. В семнадцать лет — влюбленность в гимназическую «светскую» подругу, стихи к «Царевне-Недотроге»; в восемнадцать – к «В.С.» (В. Станкевичу, преподавателю словесности, «очень романтически-литературному»?), в двадцать два – к «К.П.» (актеру?), в двадцать пять – к «Я.Р.» (Яков Рабинович, брат Гени, студент-математик, рано умерший в Швейцарии). Стихи пишутся как дневник, и дневник этот – школа безответности. «Мне не по силам эта доля – / Быть нищей, лишней и одной. / Но ты хотел. Да будет воля / Твоя вовеки надо мной» (20 мая 1905). «И вновь отчетливо и властно / Звучит сознания завет: / С тобою вместе – жизнь ужасна, / С тобою порознь – жизни нет» (13 июня 1905). Потом она найдет для себя еще более жестокие слова:
Так до 30 лет. В автобиографии записано: «После гимназии 18 лет мистических настроений, аскетизма в жизни, тренировки, школы». В записной книжке 1898—1899: «Слушала доклад о пятой расе», «получила вегетарианскую поваренную книгу», чтение «Капитала» рядом с первыми книгами Бальмонта; в стихотворной тетради — «Голос Безмолвия» на буддийские темы («Нельзя тебе идти путем спасенья, / Пока ты сам не станешь тем путем…»). Первое выступление в печати (пока не обнаруженное) — в журнале «Вестник теософии», потом заметки в местной газете «Терек» (где литературную часть вел С. М. Киров) — «о голоде 1912 г., о всемирном братстве, о законе воздаяния». «В 1906 г. в первый раз в Москве. Первое впечатление – город вывесок, не понравилось, рвалась домой. Эти же 18 лет запойное чтение всего без разбору, по-русски, по-французски и по-английски. Приблизительно в 1909— 1910 г. знакомство с литератором Евгением Архипповым, – общее поклонение символизму/стам. В 1909 г. – вторая поездка в Москву, знакомство и дружба с В. В. Переплетчиковым, ходила с ним по Москве, полюбила ее». Живописец В. В. Переплетчиков был, видимо, связующим звеном между меркурьевским семейством и Москвой: еще раньше он вывез в Москву младшую Верину сестру Нину, она была членом престижного «Общества свободной эстетики», в 1907 после бурного (но ближе не известного) выступления там Андрея Белого «против богемства» Нина (вместе с Переплетчиковым и др.) вышла из «Общества)» и скоро умерла. Переплетчиков уверял Белого: «это вы убили Меркурьеву!» Е. Архиппов вспоминает Веру у гроба сестры: «Янтарные в лучах солнца глаза, как два звездных огня, уносились вослед отошедшей… Открытые широко, они были внутренне закрыты каким-то принятым на себя обетом, какой-то аскезой отречения… будто взор был обращен в два мира». «Янтарные в лучах солнца глаза, как два звездных огня, уносились вослед отошедшей. <…> Открытые широко, они были внутренне закрыты каким-то принятым на себя обетом, какой-то аскезой отречения. <…> …будто взор был обращен в два мира». Такова она и на сохранившейся фотографии приблизительно тех лет.
После 30 лет Меркурьева то ли (по словам автобиографии) перестает писать стихи, то ли (вероятнее) они до нас не дошли. Поэтому от нас скрыт важнейший поворот ее поэтического пути: знакомство с символизмом и овладение его поэтической техникой. Ее руководитель, Евг. Архипов, на 6 лет моложе, преподаватель владикавказской гимназии с 1906, пылкий критик-импрессионист, поклонник и библиограф Анненского, стал ее другом после смерти Нины и до конца жизни. Его прижизненные воспоминания о ней патетичны: «…глаза темноянтарные, затененные, спрашивающие и хотящие, чтоб не был услышан вопрос. Улыбка – ласки и тонкой благословляющей насмешки. Тяжелые волосы, слегка отклоняющие голову назад. <…> Ее речь – несколько растянутая, поющая, как в сказке. Ее походка – скользящая, но шаги мелкие и тревожные. В ее прикосновениях больше прохлады, чем тепла <…>. Желая обратить внимание, касается руки несколькими пальцами, слегка и быстро лаская ими. Желая передать касание в большей мере, касается обратной стороной ладони. <…> Ее рассказы причудливы: о белой парче и черном солнце, о рыцаре Блоке, о призывающих в Москве колоколах, о рыцаре Дориане, <…> о жемчугах и воздушных мостах Чурляниса, <…> о далеких русских дебрях, о тайных и сказочных птицах, о Финисте, о Китеже, скрытом в лесах».
Ученицей она была строптивой, спорщицей, острой на язык. Архиппова она дразнила, не признавая его любимого Анненского, а восхищаясь незаметной Н. Бромлей (сборник «Пафос», 1911, подражания Елене Гуро) и Игорем Северяниным. «Связанна с великими и сильными <…>, она всегда искала преклониться перед малыми», – замечает Архиппов. Но выучка пошла впрок: потом, в 1918, она за неделю напишет цикл вариаций на тему «Оттепель ночью»: «Романтика 30-40-х гг, – По Вяч. Иванову. – По А. Ахматовой – По А. Блоку. – По М. Кузмину. – По В. Брюсову. – По Игорю Северянину. – По Вере Меркурьевой» – не пародии, а очень тонкие (и очень трудные) стилизации. Почтительная современница стольких великих поэтов, она сумела выработать собственный стиль, не подражающий никому <…>. В 1914, после еще одной поездки в Москву, она заводит новую записную книжку с эпиграфом из Ахматовой: «В этой жизни я немного видела, / Только пела и ждала». Одно из первых стихотворений в ней – «о призывающих в Москве колоколах» – «Купола» (за год до цветаевских «Стихов о Москве»). <…>
16 ноября 1916 умерла мать Меркурьевых, Мелания Васильевна. Последними ее словами были: «Устала я». Через несколько месяцев Меркурьева найдет для этого слова в стихах «Маме». <…> Это о ней будет она думать над стихотворением «Поминальная суббота». <…>
Смерть матери стала переломом в жизни дочери. Она бросает опустелый Владикавказ и впервые уезжает в отдельную, самостоятельную жизнь: в Москву, навстречу поэзии и, может быть, любви: тому человеку, которого она будет называть и «друг», и «чужой».
Ей сорок лет. Стихотворение «Маме» написано почти накануне отъезда. Автобиография: «В 1916 году смерть матери, ликвидация всего и отъезд в Москву “навсегда”, в первых числах марта 1917 года. Одинокое лето в Москве, жара, болезнь – всё сразу. Всё оборвалось и одни стихи. <…>….огненный взрыв революции вне и внутри <…>». В Москве она живет у Гени Рабинович, осенью после болезни поступает на службу в Московский губернский книжный склад. Осенью же отваживается на решительный шаг: передает через кого-то «тетрадь стихов того лета» человеку, в котором ищет не только учителя слова, но и учителя жизни, – Вячеславу Иванову. Что было в этой тетради? («Мой город», «Лавки», «Кривыми улиц непролазных…», «Был вечер утру солнца равен…»).
Вячеслав Иванов жил на Зубовском бульваре («Зубовская пустынь» – видели мы у Меркурьевой) с молодой женой (его падчерицей) Верой Константиновной и двумя детьми. Здесь уже не было атмосферы той петербургской его квартиры-«башни» десятилетней давности, которая была точкой кипения русского символизма. Но авторитет хозяина был высок, титул «Вячеслав Великолепный» (заглавие едкой статьи Л. Шестова) сросся с его именем без всякой иронии, «излученье тайных сил» (слова Блока) по-прежнему исходило от него, начинающие поэты появлялись у него приливами и отливами – от Пастернака и Цветаевой, явившихся в литературе еще до войны, до таких мальчиков, как Александр Кочетков и Иван Кашкин. Стихи Меркурьевой ему понравились. 22 октября она пришла к нему впервые. Для нее, столько лет убеждавшей себя в собственном ничтожестве, это признание было событием почти непереносимым. «22.Х.1917» – озаглавлено двухчастное ее стихотворение <…> Через два месяца о том же самом написано другое стихотворение: («Пришла к нему неловкою и робкой…»). Мы почти можем подслушать разговор Меркурьевой с Вячеславом Ивановым и представить себе его завораживающие реплики. В архиве Иванова сохранилось письмо Меркурьевой с его пометами на полях 19 декабря 1917. «…имеют ли мои стихотворения, кроме условно эстетической, какую-либо ценность общего характера – по содержанию? есть ли в них что-нибудь, кроме размышлений одного бессмертного английского школьника на тему: “мир велик, а я мал”?» Помета: «Однако с прибавлением: “но я – мир”». – «Не верю я себе, и правильно: знаю же я себя». Помета: «Верить нужно не себе, а тому, что знаешь в себе». – «Очень способна всё бросить опять, и свет замерцавший – поэзию, “и уйти поруганной и нищей и рабой последнего раба”. И отчего это Волошин не посмел или не захотел сказать: “в Сатане юродивая, ‘Русь’”?» Помета: «От Аримана ближе к Христу, чем от Люцифера: это – русское чувство».
На Иванова новая гостья произвела неожиданно сильное впечатление. Меркурьева становится постоянной посетительницей его дома зимой 1917/18, в октябре — ноябре 1918 месяц живет у него и Веры Константиновны, пишет полугрустные-полушутливые стихи Александре Чеботаревской, подруге дома, и М. М. Замятниной, его домоправительнице. Он надписывает ей книги: «“Психея, пой!” Дорогой В. А. М. с требованием песен. <…> Рождественские дни. 1917 г.», «Вере Александровне Меркурьевой с радостным чувством совершенной уверенности в ее большом поэтическом даровании. <…> 25/111. 1918 г.», «Дорогой Вере Александровне Меркурьевой, – “… любимой Аполлоном, живущей в плену, в чужой земле и чьим не верят снов и песен звонам,… которая возьмет свой первый приз”. <…> 17/30 сент. 1918 г.» (цитата – из стихов Меркурьевой «Рождение кометы»), «Моей дорогой подруге Вере Александровне Меркурьевой, поэтессе, которою горжусь, – собеседнице, постоянно остерегающейся быть обманутой, но сознательно мною не обманываемой, – памятуя завет: “Любите ненавидящих вас” <…>. 1 мая 1920 г.». В копии, сделанной Е. Архиповым, «Вере Меркурьевой» посвящено стихотворение Иванова «Неотлучная» («Ты с нами, незримая, тут…»), написанное в августе 1919 и при жизни не печатавшееся; «незримая» – это покойная жена и вдохновительница Иванова Л. Д. Зиновьева-Аннибал (мать Веры Константиновны), чье присутствие он чувствовал и после ее смерти; здесь о ней говорится: «Ты нас, путеводная, водишь / По дебрям, где дремлет печаль, / И кров нам пещерный находишь, / И порознь разбредшихся вдаль / Влеченьем таинственным сводишь…» («Это я очень люблю», – надписала Меркурьева на копии Архиппова в 1932).
Освятить общее «влеченье таинственное» к высшему миру именем покойной Зиновьевой означало для Иванова высшую степень признания.
Для Меркурьевой признание Иванова стало толчком к истинному пароксизму творчества. Зимой и весной 1917/18 она пишет стихи непрерывно, почти ежедневно. Среди них две Центральные большие вещи (не считая многих мелких) посвящены Иванову. Первая – цикл: «Вячеславу Иванову – о нем»; оглавление: «Аспект мифический – Аспект космический – Аспект комический — Аспект лирический – Аспект люциферический» и в последнем: «Введение в круг — Бред 1-й — Соблазн II-й – Сон III-й – Такт смежный – Контакт последний – Видение вокруг». Вторая вещь – «Мечтание о Вячеславе Созвездном», чередование рифмованной ямбической прозы и коротких стихотворений; оглавление: «Миф о нем – Легенда о нем – Ложь о нем – Правда о нем – Сон о нем» и еще сопроводительное, контрастно-полушутливое стихотворение. Дата под ним 4 марта 1918. На следующий день Иванов ответил на ее «аспекты» стихотворением <…>:
5 марта 1918
Вефиль – библейский образ, урочище, где Иванову в его странствии явился Бог. Содержание понятно: Иванов явно был обеспокоен этой творческой волной стихов Меркурьевой, почувствовав в ней женскую влюбленность, хоть и сколь угодно духовно-возвышенную. Ее он и отстраняет ключевыми словами: «И Вера, ясная, как утро бытия…» Вера – с большой буквы – сразу в двух смыслах: и как христианская добродетель, и как Вера Константиновна Иванова-Шварсалон. Опасения были напрасны: Вера Меркурьева знала свое место, держалась тихо и особняком. Вот ее стихотворение о себе у Иванова: реплики хозяина и ее мысленные отклики. Заглавие: «Она притворилась набожной». <…>
Даже из этих стихов, написанных «всегда у ног», видно, что Мекркурьеву не следует представлять себе безоглядной поклонницей Иванова, каких у большого поэта всегда много. Вспомним слова в надписи Иванова о завете «Любите ненавидящих вас»; вспомним «аспект люциферический» в ее цикле, вспомним стихи о том, что «не вечен Бог, но вечен мир», немыслимые для Иванова. Мы читали в ее «автопортрете», что «церковь цирком называет» и «почему-то ладан ненавидит». Одновременно с «Аспектами Вяч. Иванова» она пишет <…> неожиданное стихотворение («Да, нам любовь цвела и пела…»)
Такое двойственное отношение к Вяч. Иванову было в эту пору, по словам живых свидетелей, не у нее одной. В самом деле: о чем больше всего говорил Иванов с младшими собеседниками? О вере. Но вера начинается там, где кончается знание. А Вяч. Иванов знал всё – «таков был общий глас». Так веровал он сам? Может быть, он был не кто иной, как Великий Инквизитор? Именно об этом – с вызовом и преклонением одновременно – написано у Меркурьевой «Мечтание о Вячеславе Созвездном». <…> Опытный читатель угадывает, по какому образцу слагает Меркурьева это «миф о Вячеславе Иванове»: это буддийское представление о бодхисатве – святом, достигшем спасения, но отказавшемся от него, чтобы спасать других. Еще более сжато и ярко это сказано в другом стихотворении – «Когда-то прежде». <…>
Первая встреча Меркурьевой с Вяч. Ивановым, мы помним, – это 22 октября 1917; а через три дня по Москве покатилась неделя революционной войны. «Дни гнева, дни скорби» – озаглавлен цикл стихов, написанный в это время. <…> При обстреле Кремля был пробит купол Успенского собора (не все знают, что красной артиллерией при этом командовал футурист Василиск Гнедов, а реставрацией купола через десять лет занимался символист Модест Дурнов) – это потрясло всех. Вера Меркурьева откликнулась на это сонетом – одним из самых сильных стихотворений революционного года («Пробоина – в Успенском соборе…»).
Меркурьева приняла революцию как должное («прав державный лапоть…») и долю своего поколения – тоже как должное («На лобном месте, веку злого лихие вины искупив…»). Потом, 25 лет спустя, за год до смерти, она писала Е. Архиппову: «…Вы и я верны себе, измененные, вошедшие в иную жизнь, приявшие ее как свою, верные ей – этой новой – но мы есть мы – и в этом наша ценность для новой жизни» (4 апреля 1942). Если новая жизнь не захочет принять ее и ее товарищей по культуре – она готова была к смерти. Об этом – «Стансы», написанные 21-24августа 1918 <…>.
Автобиография: «Зима 1917-1918 года – у В. И. Иванова и в кружке Цетлина (издательство «Зерна»), знакомство почти со всеми находившимися тогда в Москве поэтами и философами, с И. Эренбургом, вступление в Союз Московских писателей». У Иванова она познакомилась с Бердяевым, Шестовым, Гершензоном, Чулковым; сохранилось очень дружеское письмо к ней Гершензона. В Союзе писателей сблизилась с Толстым и Н. Крандиевской; встречалась с Цветаевой и Мандельштамом. Рекомендацию в «Зерна» написал ей Вяч. Иванов: «Я вижу во всем, что она мне сообщает, дарование необыкновенное, самобытность и силу чрезвычайные…» (21 февраля 1918). Эренбургу она посвящала полушуточные стихотворения: «На смерть Эренбурга (если бы он умер)», «На выздоровление Эренбурга (если бы он остался жив)». И уже без шуточности – проницательное изображение из цикла «Любительские снимки» (рядом с собственным «Автопортретом») <…> Ломаный ритм, неточные рифмы – это меткая имитация собственной манеры стиха Эренбурга этих лет. Такая игра формой давалась ей легко, без щегольства; в том же блокноте у нее записаны два стихотворения под ироническими заглавиями «Как не надо писать стихи» (с нарочито-изысканными рифмами и «Как надо» (с виду легко и ясно, а на самом деле – в редкой форме сонета с «кодой», избыточной строкой). <…>
Эренбург не только напечатал стихи Меркурьевой в «Весеннем салоне поэтов» – он дал первый отзыв о ее (по большей части еще никому не известных) стихах в московских «Новостях дня» (13 апреля 1918, статья «Четыре» – о поэтессах Н. Крандиевской, М. Цветаевой. В. Инбер, В. Меркурьевой): «Вера Меркурьева – послушница, но в ее келью часто залетает не чертенок какой-нибудь, а сам дьявол. Я думаю, что это он галантно оставил ей томики русских символистов… Но порой он искушает ее по-настоящему, не рифмами… В ее стихах последняя борьба, между слезами Сладчайшего и улыбкой второго господина. В них елей и желчь. Но иногда она забывает и книги Вячеслава Иванова, и ночные нашептывания, и сложные рифмы, чтобы нелепо и трогательно жаловаться, как ребенок…» Он явно имел в виду стихотворение («Моя любовь не девочка, что зарится…»).
Через четыре года, издавая в Берлине маленькую антологию «Поэзия революционной Москвы» (1922), Эренбург включил туда рядом со стихами именитых поэтов одно стихотворение Меркурьевой в том же нравившемся ему цикле – «Прокимен» из цикла «Снеговая вечерня» <…>.
Эти русские темы в стихах Меркурьевой нравились не только Эренбургу. Когда Е. Архиппов послал ее стихи Е. И. Васильевой («Черубине де Габриак», подруге Волошина, которую он боготворил почти как самого Волошина), та откликнулась: «Стихи Кассандры: они меня пленили, совсем пленили, особенно русские: “Моя любовь не девочка”… и о Финисте. В ней есть то, чего так хотела я и чего нет и не будет: подлинно русское, от Китежа, от раскольничьей Волги. Мне так радостно, что есть Кассандра…» (1927). «О Финисте» – это маленькая поэма под заглавием «Сказка про Тоску»; вариант заглавия – «Сказочка обо мне». <…>
Что значит заглавие «Сказочка обо мне»? Мы не знаем. Личная жизнь Веры Меркурьевой нигде не прорывается ни в сохранившееся письма ее, ни в воспоминания о ней, ни в свидетельства знавших ее в старости. Стихи о любви в последний раз вспыхивают в ее творчестве в пору ее отчаянного и неожиданного переезда в Москву. За полмесяца до переезда, 15 февраля 1917, написано – заранее безнадежное – стихотворение «Зайчик на стене» <…>. А уже через месяц после переезда, 5 апреля 1917, «Считай часы, считай минутки…». Еще через два с половиной месяца, 18 июня, 1917, последний вскрик: стихи «Июньская метель». <…> Осенью 1917 – «Сказочка обо мне». А затем всё переходит в прошедшее время и в условное наклонение: рядом с уже знакомым нам заглавием «Она притворилась набожной» и под ним – стихотворение «Неузнанная» (23 февраля 1918) <…>. Терцины, ямбы, Чурлянис, Скрябин – всё это наводит на мысль, что адресатом стихотворения мог быть Вяч. Иванов; но следующее стихотворение этого цикла, написанное в тот же день и упоминающее «берег Терека», свидетельствует, что начало этой любви – еще владикавказское. Два чувства наслаиваются одно на другое: лишнее напоминание, что стихи – ненадежная опора при восстановлении биографии. «…не сшиты моего романа / По листам разрозненные части», – сказано в стихотворении, где Меркурьева пытается вписать свою судьбу в «мировой строй», поминая как его прообраз древнюю Индию, Ариварту (3 апреля 1918) <…>.
Человек, который был для Меркурьевой «Фенистом ясным Соколом», по-видимому, исчезает из жизни Меркурьевой в 1917 и потом оказывается в эмиграции. В 1920 она пишет «Без лета были две зимы…». А в 1927, уже опять во Владикавказе, в стихотворении «… Меж нами десять лет простерлися…» <…> она пишет (и, по понятным причинам, вычеркивает) строфу:
Стихи о любви превращаются в стихи о роковом разминовении жизненных путей (будущая цветаевская тема). <…>
Одиночество, не только одиночество среди людей, но и одиночество внутри себя – тема цикла «Души неживых вещей», написанного на исходе 1917. Борьба «между мной-собой, другим-собой», о которой говорилось в «Даме Пик», – это те же «речи с самой собою», которые были в стихотворении «Веселая», напечатанном в «Весеннем салоне поэтов». Рядом с этой страшноватой «Веселой» в цикле была «Безрадостная» <…>.
Выход – в творчестве; контраст между видимым, «дневным» ничтожеством человека и истинным, «ночным» всевластием поэта – обычная тема в поэзии тех лет, но у Меркурьевой с ее опытом самоуничижения она приобретает особую остроту. Рядом с «Веселой» и «Безрадостной» стоит «Свободная» О том же самом – только пространнее и смелее, с резкими стилистическими перебоями, царапавшими слух первых немногих читателей, с дантовским повторением рифмующих слов в кульминации – написаны терцины «Рождение кометы». И опять, верная недоверию к себе, Меркурьева ставит над этим патетическим стихотворением – вслед за «Она притворилась набожной» и «Она притворилась любящей» – надзаголовок «Она притворилась поэтом» <…>. О том же самом – и венок сонетов «Облако», посвященный потом Е. Архиппову: тем же стилистическим сплавом, где «Осанны» рифмуется с «экраны», а «арканы» в 6 сонете – двузначное слово, по-латыни означающее мистические тайны, а по-русски (и по-татарски) – петли, которыми бездны захлестывают душу. Когда Меркурьева, покидая Москву, соберет свои стихи 1915-1920-х в большой рукописный сборник под заглавием «Тщета» (разделы: «Тщета», «Канитель», «Из ночи в ночь», «Под знаком изъятия» – за эти несколько лет написано почти столько же, сколько за все последующие годы ее жизни), то она поставит «Облако», заключением к нему. <…>
Автобиография: «Я на службе в Московском продовольственном комитете. Затем холод (две зимы в нетопленных комнатах, без печки). Переселение в Лосиноостровскую (Ярославск. жел. дор.), где топят – рубят в лесу деревья (температура + 6-8°). <…> Продаю на Смоленском рынке, Сухаревке… Весной 1920 года отъезд на Кавказ в санитарном поезде – счастье!» <…>
В Лосиноостровской жил новый друг Меркурьевой, с которым она познакомилась у Иванова, – юный поэт Александр Сергеевич Кочетков. Родившийся в 1900, он годился ей в сыновья. В 1920 он работал в Кисловодске: туда и переехала Меркурьева, туда решили они перевезти, спасая от голода и холода, Вячеслава Иванова, перед которым благоговели оба. Ал. Зботаревская оставалась в Москве; с Меркурьевой они были тезками по прозвищу – как Меркурьева с владикавказских времен, так Чеботаревская со времен парижских и петербургской «башни» носили, каждая в своем кругу, прозвище «Кассандра». Перед отъездом Меркурьева написала ей прощальное стихотворение: «Дай руку, дай, я погадаю…»
Вячеслав Иванов приехал в Кисловодск в сентябре 1920 – с двумя детьми и без жены: Вера Константиновна умерла в августе. В Кисловодске он почти не задержался и скоро переехал дальше, в Баку, куда его пригласили профессором. Без него в Кисловодске Меркурьевой нечего было делать: в морозном январе 1921 она перебирается в свой Владикавказ, к сестре Марии, работавшей зубным врачом («Удел досадный и нелюбый, / Но одинаков у двоих: / Ты век свой кротко лечишь зубы, / Я – заговариваю их…»). Письма Меркурьевой к нему в Баку не сохранились (жил он там – любопытное совпадение – на Меркурьевской улице). Несколько ответных писем Иванова уцелели. Вот их тон: «…Знайте (вопреки всему, что Вы думали и думаете обо мне), что дружба с Вами одна из значительнейших и мучительнейших страниц моей жизни. Мысль о Вас меня почти не покидает. Как бы желал я быть с Вами!» (30 ноября 1921). «Дорогая Вера Александровна, я почти не сомневаюсь, что Вы слышите меня на расстоянии (так упорно и томительно я думаю о Вас), – и тогда Вы поймете, о чем писать не умею. <…> Если бы Вы знали, как Вы мне дороги, как, быть может, нужны! <…> Хотелось бы молча – плакать, что ли, – вместе с Вами, подле Вас…» Подпись: «Являвшийся (в зеркалах), не сущий, себя забывший. Вас помнящий – “Вяч. Иванов”» (26 декабря 1922). Но письма становятся всё реже, и еще до отъезда Иванова в Италию переписка замирает. В 1926, узнав от Чулкова римский адрес Иванова, она пишет ему последнее, сохранившееся в римском архиве, письмо: «…А Вы? отодвинувшись на столько дней пути, отошли ли и на много лет забвения?..» Ответа не было.
Первое из бакинских писем откликнулось в стихах Меркурьевой: «Дальний голос: я еще с вами…» Прекращение переписки – в другом стихотворении: «Беспокоен и бестолков» «До Вячеслава», «при Вячеславе», «вдали от Вячеслава», а впереди уже ясное «без Вячеслава» так она ощущает теперь свою жизнь. На этом последнем пороге она начинает подводить итоги: собирает свои владикавказские стихи в новый рукописный сборник, потоньше, под названием «Дикий колос» (заглавие одного из стихотворений Вяч. Иванова, ставшее для нее символичным, как мы видели, еще в «Сне о нем»), пишет по просьбе Е. Архиппова автобиографию.
Владикавказские стихи этих лет как бы слабеющим эхом откликаются на все основные темы «Тщеты». Даже на такую дальнюю, как московская (даты в рукописях нет; может быть, писано еще в Москве, но не вошло в «Тщету»): «По Арбату, по Арбату ходит ветер…». О революции – «Новогодний сонет», с ритмическими перебоями в начале и конце <…>. О поэзии – из цикла «С песенной клюкой»: «Давно я знахарки личину…». О любви – о том, кто был «Фенистом ясным соколом»: «…Меж нами десять лет простерлися…». Еще о любви; вспомним «зеркальце» из «Зайчика на стене», вспомним, что начало ее, по-видимому, было здесь, во Владикавказе: «Каштан, ссыпающий золото…». О том мире, которым живет поэт, – отголосок «Облака»: «Сольются в море капельки всех рек…». Это стихотворение написано на следующий день после «…Меж нами десять лет простерлися…» и стоит с ним в паре: в одной из подборок первое озаглавлено «От него», второе – «От них». Это как бы стихи о неполученных письмах – тема, в которой здесь, в провинции, воплощается чувство одиночества: «Дождь ли, вёдро ли утро начали…». Мысль о смерти – всё более частая – тоже связывается теперь с почтой: «Это будет как-нибудь очень просто…». Еще о том же – с уловимой цитатой из Тютчева в ст. 8: «За часом час, за годом год уносит…» – «А мы идем и тратим, не считая, / Последние, останные деньки».
«Мы» – это неширокий круг владикавказских друзей Меркурьевой. Старых, памятных по дореволюционным годам, становилось всё меньше. Архиппов в 1920-е работал в Новороссийске, другие отправлялись в противоположную сторону: «И северо-восточной пылью / Запорошило чудеса…» – начинается одно из ее напутственных стихотворений. Зато неожиданно обнаружились молодые люди, любящие поэзию: «Голодно и весело. Все пишут стихи, верят, что отсюда революция литературы». Это М. Слободской, Е. Редин, Л. Беридзе, приезжающий из Кисловодска А. Кочетков; и Меркурьева, острая поперечница и добрая спорщица, находит с ними общий язык. Кружок получает название «Вертеп»: «в обоих смыслах», как когда-то в стихах к Иванову, – как вертеп Христа-младенца и вертеп разбойников. Устав был сочинен раешным стихом: «§ 1. Общество, именуемое Вертеп, / имеет целью [ниспровержение] существующего литературного строя, / освобождение от формальных закреп / и кое-что другое. § 2. Подымаясь по наклонной плоскости вниз, / состоит сия ассоциация из:…» и т.д. Далее характеристики; о самой себе – такая: «Вера Александровна Меркурьева / речью — райская гурия, а характером — адская фурия, / вида и обхождения елейного, но никто не знает настроения ейного. / И в глаза и за глаза скажу ей не льстиво я, / что она в верном стаде овца самая паршивая. / Но она за грехи и так уж наказана / тем, что к Вертепу накрепко привязана». Все, кроме Кочеткова, остались в поэзии дилетантами, авторами дружеских полушуточных посланий в стихах, – Меркурьева тоже писала их легко и много. В 1926 «Вертепу» удалось издать микроскопическим тиражом во Владикавказе альманах «Золотая зурна»: Беридзе, Кочетков, Меркурьева, Слободской. Одиннадцать стихотворений Меркурьевой, напечатанных здесь (в том числе «Сказка про тоску», «Неузнанная», «С песенной клюкой»), – вторая и последняя публикация ее оригинальных стихов. Критика в местной прессе (Шумской Л. // Власть труда. 1926. 14 ноября), разумеется, осудила сборник за вневременность, но Меркурьеву бранила с оговорками: «Поэтесса Вера Меркурьева оставляет впечатление двойственное. Работает она и под Ремизова, и под Бальмонта, и под Зин. Гиппиус, и под прочих бардов, находящихся по ту сторону. Язык ее стихов полновесный, округлый, дородный, певучий. В. Меркурьева твердо и уверенно держит руль своей поэзии. Она отлично знает цену слова, проявляет гибкость в обращении с ним, и поэзия ее со стороны ритма и мелодики заслуживает пристального внимания».
Минорный тон «Дикого колоса» и игровой тон «вертепных» стихов на случай разрезается двумя стихотворениями, как бы обрамляющими владикавказский период жизни Меркурьевой. Первое – 1922 год, с посвящением Евг. Архипову – видимо, от него шли слова, которыми начинается стихотворение. Заглавие – «Как все». Это лучшая из автохарактеристик поэтессы. <…> Другое – 17 августа 1931, за год до отъезда из Владикавказа; обращено, вероятно, к товарищам по литературным кружкам, без заглавия: «Своей вы меня считаете?..»
Автобиография 1926 кончается: «В настоящее время мне почти 50 лег, я больна общим разрушением организма, нервным заболеванием (обмороки), лишающим меня возможности выходить из дому, снята с социального обеспечения, как не прослужившая 8 лег при советской власти, даю уроки английского языка и бедствую терпеливо и довольно равнодушно, но упорно и постоянно. Жизнь впрохолодь, еда впроголодь. Ну вот – вся жизнь. А что было за этим – разве расскажешь? Что в этом мертвом перечне от того удивительного непрекращавшегося и не прекращающегося чуда – моей жизни. Темнота, ростки под землей до 40 лет, затем огненный взрыв революции вне и внутри – выбилась Тщета – и опять под землю, или под воду, тихое мерцание отраженным светом. И всё? Очень трудно жить. Старость и слабость застали в тяжелых условиях, а нет на земле ни одного человека, который бы помог. Нет, я неблагодарна: в 1919-м г. я от Союза писателей в Москве получила 2 пуда муки, на них жили месяц мы все. А в 1922-м году – 3 посылки Ара <…> – тоже просуществовали всю зиму мы все здесь. А сейчас, верно, не надо – пора кончать житие. <…> Всё, всё и всё!»
Два человека оставались ближе всего Меркурьевой в эти годы и остались до конца жизни. Первый – это А. С. Кочетков; с ним «знакомство мое <…> составляет любопытную и причудливую сказку, но здесь ей не место, – писала Меркурьева в автобиографии. «С глазами романтика и со стихами классика», – говорил о нем Вяч. Иванов. К концу 1920-х он перебирается из Кисловодска в Москву, становится известным переводчиком, собственных стихов пишет много, но даже не пытается печатать – до сих пор он известен только как автор романса «С любимыми не расставайтесь», а остальные его стихи публикуются медленно и оцениваются еще медленней. Меркурьева приветила его триолетом еще в лосиноостровский 1920 год: «Что, кроме песен, дать поэту? / Что, кроме песен, даст поэт?..» Год спустя он ответил стихами (не первыми и не последними), посвященными ей: «Ты всё провидела заране: / Безумье, отрешенность, страсть, / И то, что вновь, в благом тумане, / К твоим ногам приду упасть <…> И вот зачем не трепетала, / Всепримеренна и легка, / Когда мой путь благословляла, / Твоя жестокая рука!». Ее любовь к нему – и материнская и женская, с женой его она тоже была очень близка, а он всю жизнь признавал себя учеником Меркурьевой: «Вы единственный человек, с которым у меня истинная душевная близость… Вас я готов слушаться всегда и во всем… И пока вы существуете, мне все-таки легче бороться с судьбой. Целую Вашу руку» (17 июля 1931). Среди его ненапечатанных стихов есть сонет-воспоминание с посвящением «Вяч. Иванову и Вере Меркурьевой»: «Памяти Блока», 1922; приведем его (и заметим в нем меркурьевский образ: «Мастер Зла»):
Второй – это Евг. Архиппов, вернувшийся во Владикавказ в 1931; 17 лет спустя этот старый символист за педагогическую работу будет награжден орденом Ленина. Потом Меркурьева описывала его Анне Ахматовой так: «Серебряные волосы, юное розовое лицо, черные глаза – грустные и спрашивающие. Насмешлив, зол и нежен. Остроумен, редкий чтец. Картонажных дел мастер. Предан М. Волошину, любит Гумилева, Ахматову, ценит Маяковского. Не писатель и не спутник литературы, но литератор истинный, нашедший свой стиль» (пересказ в письме Архиппову из Ташкента, 4 апреля 1942). Образец стиля Архиппова мы уже видели; «картонажным мастером» он назван за то, что свои и чужие любимые стихи он переписывал в маленькие книжечки (почерк у него был как у князя Мышкина) и художественно их переплетал для себя и друзей: образец старой культуры, ушедшей в быт, в рукопись. Так же он изготовлял и книжки собственных статей о близких авторах: в 1927 были написаны «Аспекты Веры Меркурьевой», в 1938 – «Книга о Вере Меркурьевой». «Вертеп» он переименовал в «Винету» – сказочный город, скрывший свои богатства на морском дне. Меркурьева любила его, но не без иронии: «… Вы будто в хронической обиде на меня. А за что? Могу сказать – неповинна ни деянием, ни помышлением разве иногда словом зубастым, так это манера моя» (25 июня 1934). О книжке его стихов «Дальняя морена» (заглавие из «Облака» Меркурьевой) отзывалась: «Ценная это вещь, Евгений, но до того вне нашей жизни, что не придумаешь для нее места» (3/16 октября 1925). Ему посвящен ее сонет-акростих (с кодой) – как обычно, имитирующий стиль адресата <…>.
Архиппов оставил перечень книг, которые он запомнил на полке у Веры во Владикавказе: Вяч. Иванов («почти все»), Блок, Белый, Кузмин, Сологуб, Ахматова («Белая стая»), Цветаева («Из двух книг» и «Версты»), Крандиевская, Клюев, Эренбург («Стихи о канунах» и три тетради рукописей), много английских книг. Не было Бальмонта, В. Брюсова, М. Волошина, Н. Гумилева, Есенина, И. Северянина. «Не было на полках и Пришвина, которого Вера старательно собирала наряду с Островским и Клюевым. Одно время даже себя Вера в шутку называла Вера Клюевна. Еще собирала Вера духовные песни, стихи и сказки».
Потом, в 1932, Архиппов рассылал по знакомым писателям «Вопросы о любви к поэтам и к книгам». Вот отрывки из ответов Меркурьевой.
Какие 7-мь книг стихов и 7 книг прозы Вы оставили бы навсегда с собой <…>? – Стихи: Пушкин, Фет, Ахматова, Блок, Цветаева, Гумилев, Клюев. Проза: Пушкин, Островский, Лесков, Чехов, Гоголь, Клычков, Мельников-Печерский. – Какие поэтические произведения были прочитаны для Вас в раннем детстве и кем именно? – «Демон» и многие лирические пьесы Лермонтова – моей матерью. – От каких поэтов, ценимых Вами раньше, Вы отошли теперь? <…> – Вяч. Иванов, Блок, все символисты, Иг. Северянин, Эренбург. – Кого из поэтов Вы считаете обладающим атлантической памятью? – Белый, Гумилев. [Волошин считал, что Бальмонт; Вс. Рождественский ответил: «Не понимаю вопроса». Архиппов называл «Пепельной царицей Атлантиды» саму Меркурьеву.] – Любите ли Вы стихотворения Пастернака или он просто для Вас интересен и ценен? – Ни в какой мере. – Любите ли Вы Мандельштама? Какую книгу более <…>? – Да – Tristia. – Назовите вечную, неизменяемую цепь поэтов, о которых Вы можете сказать, что любите их исключительно и неотступно. – Пушкин, Ахматова, Цветаева, Кочетков. – Можно ли любить М. Волошина или ему можно только удивляться? Если Вы любите, то за что именно? – Можно любить восхищаясь и удивляться с нежностью. За пророческий дар и удел; за любовь к родине и за пустынный затвор. – Какую из книг Гумилева любите больше всего? <…> – Огненный Столп, чередуя с Посмертным сборником. – Что больше любите из Блока <…>? – 12. – Может ли быть время, когда Вы отойдете от Блока, или – оно уже наступило? – Блок уже не то, чем был раньше для меня, но он из моих спутников. — Что больше всего любите из Лескова? – Очарованный Странник, Запечатленный ангел. – На кого из поэтов современности (после 1920-1921 гг.) обращено Ваше внимание? – Рождественский (из печатающихся?). – Что Вы могли бы еще перечитать из Достоевского? – Не могу ничего. – Кто ближе всего к Вам: Сомов, Мусатов, Судейкин, Сапунов? – Мусатов. – Любимое Вами прозаическое сочинение Пушкина? – Дама Пик [так!]. – Любимая поэма Пушкина? – Медный Всадник. – Дорожите ли сейчас Земною Осью или Огненным Ангелом? – Земною Осью. – Что любите больше всего из Вальтер-Скотта и Диккенса? – «Талисман» первого и «Святочные рассказы» второго. – Кого из западных и восточных поэтов любите больше всего? – Омар-Хайям. – Что Вы хотели бы пристально и любовно перечитывать из Вячеслава Иванова? – Канцону I и цикл сонетов «Смерть». – Кто Вам ближе: Анна Ахматова или Марина? – Боюсь – вторая. [Запомним мимоходом этот последний ответ.]
В «Винете» ей не было так весело, как в «Вертепе». Кочетков настойчиво звал ее письмами в Москву, обещал переводческую работу. В 1931 году умерла сестра Мария Александровна, с которой жила Вера: порвалась последняя родственная связь с Владикавказом. Через год она решается уехать. Решение было болезненным: «Милые! поймите же: я еду в изгнание». 16 сентября 1932 года друзья собрались на прощальную встречу; заодно отметили «45-летний юбилей» первых, детских стихов Меркурьевой. Этот день совпал с известием о смерти Волошина в Крыму. Меркурьева читала свои стихи, больше – старые; среди них – «Как все».
Памяти сестры она посвятила цикл стихов под заглавием «Осталась». <…> В этих стихах замечательна кульминация: «а наша кошка?..». Подбирать и выхаживать искалеченных кошек, щенков, птиц было постоянной заботой Меркурьевой – как, впрочем, и Кочетковых; когда с этим «зверолюбивым миром» (выражение С. Шервинского) столкнулась Анна Ахматова, она спросила: «У них всегда такое безобразие?»
В Москве устроиться было нелегко: голодно, тесно, тоскливо. Ее пробные переводы из Шелли понравились акад. М. И. Розанову и Г. Г. Шпету, но не понравились издательству. «Ложное положение человека без места в жизни, инвалида без пенсии, иждивенца без семьи» (К. Архипповой, 21 января 1933); «всё чужое и я здесь всем чужая» (ей же, 10 августа 1933); «здесь нужны: привычка смолоду, сила, а еще больше верткость. А я могу только ждать» (Е. Архиппову, 4 января 1934); сердечные приступы, легочные обострения, вся надежда на то, чтобы достать слуховой аппарат и давать уроки — в Москве ли, во Владикавказе ли. Стихи иссякают. Ощущение конченной жизни звучит в самом, пожалуй, странном – потому что отстраненном – ее стихотворении; «Могила неизвестного поэта» <…>.
Прошел год, пока дела стали налаживаться. Осенью 1933 ее принимают в московский горком писателей (Союза писателей еще не существовало). Рекомендацию (25 сентября) ей писали шестеро: М. Н. Розанов, твердокаменный В. Вересаев, Георгий Чулков, Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Борис Пильняк. Мандельштам помог ей получить первый заказ на переводы – с туркменского. (Было время повального спроса на переводы с языков народов СССР – в эти самые дни Мандельштам писал: «И может быть, в эту минуту / Меня на турецкий язык / Японец какой переводит / И в самую душу проник…») «Срочно и строчно», по выражению Меркурьевой. Условия были такие, что вдвоем с Кочетковым они сочинили эпиграмму:
1 ноября 1933
В 1934 она уже получает заказ на Байрона (ранняя лирика – перевод остался не издан), в 1935 – на Шелии. Не без трудностей, но книга вышла (Избранные стихотворения / Под ред. М.Н. Розанова. М., 1937) – единственная выпущенная ею книга, да и то на титуле вместо «Пер. В.А. Меркурьевой» было напечатано «Пер. В.Д. Меркурьевой». Перевод получился плох: резкий угловатый стиль, к которому пришла в эту пору Меркурьева <…>, мало подходил к нежной лирике Шелли. «Какая-то кустарная молотьба, цеп, тяпанье тупым топором, – при чем здесь Шелли?» – писал рецензент (Александров В. Шелли и его редакторы // Литературный критик. 1937. № 8. С. 69). Заявка на перевод Браунинга (во где был бы уместен этот стиль!) не прошла, зарабатывать приходилось мелочами – переводами цитат, эпиграфов. Помогали друзья – старые, как Кочетков, новые, как С.В. Шервинский или Д.С. Усов: «писала ли я, <…> что в ГИХЛ ежедневно скачут “десять тысяч меркурьеров?”» (К. Архиповой, без даты). Директор ГИХЛа И. К. Луппол даже предложил составить ей собственный сборник листов на пять: «Издаем Ахматову – почему не издать Меркурьеву?». «Я бы хотела получить все деньги за Шелли, продать свой сборник, раздать все полученные суммы “каждому по потребностям” и – ничего больше не дожидаясь, отойти безболезненно и непостыдно» (Е. Архиппову, 5 августа 1935). Сборник был составлен: «О печати речи быть не может, разумеется, но раз сами просили – нате вам!» (М. Слободскому, 10 октября 1935). Как известно, ни Ахматова, ни Меркурьева в ГИХЛе 1930-х так и не появились.
Весной 1935 Вере Александровне удается получить комнату в Москве – на Арбате, угол Смоленской площади (до сих пор она жила на Зубовском у Гени Рабинович). Летом, начиная с этого года, она живет вместе с Кочетковыми в избе в Старках, под Коломной, близ летнего дома Шервинских: комната разгорожена на четыре четвертушки, в двух Кочетков с женой, в двух Меркурьева с Рабинович, Кочетков гонит в день по 100 строк Шиллера, она, в постели, по 30-50 строк Шелли. «Я в первый раз близка к северной природе, и могу сказать – успокоительна» (М. Слободскому, 10 октября 1935). «Больно, что от старости, от бессилия не могу почувствовать всё в полной мере: проходит мимо, как тени в полусне. Кончена жизнь, кончена я, как поэт – осталась высохшая личинка» (Б. Архиппову, 17 июля 1936). «Не надо цветущей молодости и здоровья, но хоть бы я могла часа два в день ходить одной без усталости, сводящей тело и мозг» (К. Архипповой, 31 января 1936). «Какая будет зима? если получу работу – всё устроится – если нет – уеду к брату “доживать, голодая вместе”. Но сейчас он болен <…> Пока – лежит в Краснодарской клинике. <…> последний оставшийся из моей семьи. Переживу ли я всех?» (Е. Архипову, 3 октября 1936). К семидесятилетнему брату она ездила полутора годами раньше. «Не писала и не пишу, потому что болею, извожусь, ничего не знаю о будущем <…> До свидания – не знаю, где и когда» (ему же, 5 августа 1938). «О себе нечего писать – доживание, туберкулез, астма, и сердечные припадки, одиночество, безработность и бессилие. Еще люди и кошки – неинтересные, но милые» (ему же, 4 января 1939). «Вы знаете, Клоденька, я всю жизнь входила в других людей, отражала их слова, даже мысли. Теперь учусь жить своим кругом, не впуская в него других, думать о своем, а не о чужом – и это трудно с непривычки» (К. Архиповой, 15 сентября 1937).
«Ну, стихов, разумеется, не писала – впору с чужими управиться, не до своих. А хотелось временами» (М. Слободскому, 10 октября 1935). Когда кончаются переводы из Шелли, подступает нищета, но подступают, пусть редко, и стихи. Почти все – к друзьям, больше всего – Кочеткову с женой, которые бережно заботятся о больной Меркурьевой, она почти чувствует себя членом их семьи. Им еще нет сорока, их молодость побуждает в Меркурьевой чувства собственной молодости («я всю жизнь входила в других людей…»). Такое пробуждение проходит через цикл «Под снегом» <…>. О том же самом – о «жизни и других» – надпись Кочеткову на книге Шелли; заглавие «Иные» <…>. О том же – о тех, «кто любит другого» – стихотворение на пороге неведомого 1941 года. «Учуять ветр с цветущих берегов» – цитата из Фета, которого в эти годы особенно любил Кочетков. Напряженнее стал стих, прерывистее синтаксис, перехватывающий фразу на переломах от строки к строке: здоровье становится слабее, голос сильнее. Заглавие – «Пришелец» <…>.
У Кочеткова был любимый жанр: драматические сцены в стихах. В 1939 его драма «Коперник» была поставлена на сцене. Может быть, это подтолкнуло Мерурьеву к единственной в ее жизни попытке большой стихотворной формы: весной 1941 она пишет пьесу-сказку «Двенадцать месяцев» (таким же угловатым стихом, звучащим то прозаизированно, то напряженно-энергично). На фоне скажи про падчерицу в лесу («русский стиль» вновь оживает у Меркурьевой) в пьесе чередуются сцены с бабушкой и внуками-пионерами, с приемной девочкой, которую приводит в семью отец-летчик, с разговорами между отцом и матерью – о том, что нет чужого, все друг другу родные, вплоть до каштановых листьев, и правда мужская и женская сливаются в правде человеческой. Потом, уже в эвакуации, она признается (К. Архипповой, 23 февраля 1942): «Я год назад написала пьесу – полусказку, полу современную быль. Никому, кроме Кочетковых, ее не показала, а в ней 2 тысячи строк. Евгению она бы не понравилась, а я в нее влила и сводку своих 65 лет, и пристрастие к русской песне, и сказочно-колдовское ремесло, и попытку новаторства в стихе, и тягу мою к новой жизни. <…> Нет у меня охоты показывать кому бы то ни было: всё кажется — уже устарело, уже никому не нужно. Я ведь очень к себе недоверчива, Вы знаете. Странно это: ничего во мне здорового нет, я вся развалилась, а вот “песен дивный дар” не умер, как-то по временам оживает».
Оживала в дружеском кругу и веселость. В 1936 летом, проездом в Старки заехала Клавдия Архипова – сразу захотелось позвать из Владикавказа и Евгения; Меркурьева и Кочетков посылают ему «Теле-сонет»:
15 июля 1936, Старки
«Зухирамур» – это сокращение кличек архипповских кошек (которых Меркурьева не раз нежно поминала в письмах); «Фауст в новом переводе» – недоизданный перевод Брюсова, который в свое время редактировал Шервинский. Главной приманкой была «Анна Атова» – об этом «лете с Ахматовой» написал потом Шервинский в своих воспоминаниях (От знакомства к родству. Ереван, 1986. С. 244-261). Именно тогда Ахматова зашла в избу к Меркурьевой и Кочетковым, и Меркурьева искренне убивалась, что нет ничего красного – подстелить под ноги такой гостье. Лев Горнуш; друг Шервинского, фотографировал Ахматову (сфотографировал потом, в Москве, и Меркурьеву – за столом, перед догорающей свечой). Ахматова подарила Меркурьевой свою фотографию с надписью: «Чудесной и мудрой Вере Александровне Меркурьевой в знак благодарности. 22 июня 1936. Ахматова. “Старки”». («Чудесной и мудрой» – Ахматова не бросалась зря такими словами.) Потом Меркурьева писала Архилпову: «Жизнь не полна у тех, кто не видел ее в лицо. <…> ни с кем, ни к кому у меня не было того, что к ней: полное признание, полное отречение от себя, – нет меня, есть только она. Встреться мы 20 лет назад – была бы, вероятно, “дружба до гроба”, – а сейчас – мое преклонение и ее отклонение. Так и должно быть, несбыточного не бывает» (3 октября 1936). Это была третья встреча ее с Ахматовой. Первая, осенью 1933, была без слов: Меркурьева зашла к Мандельштамам, их не было дома, дверь отворила неожиданно приехавшая Ахматова – «и ослепила». «Я смотрела на нее и молчала <…> она тоже. <…> …я стала уходить не прощаясь, молча – онемела, она закрыла за мной дверь со словами: “До свиданья”. Вот всё» (К. Архипповой, 16 ноября 1933). Потом «видела Анну Ахматову, слышала ее, читала ей» уже в феврале 1934 (К. Архипповой, 28 февраля). Потом пошли стихи: «Из тусклой створки голос пел протяжный…», «За то, что в ней».
И все-таки вспомним: на вопрос анкеты Е. Архиппова «Кто Вам ближе: А. Ахматова или Марина?» – Меркурьева написала: «Боюсь – вторая». Чуткий читатель сам расслышит цветаевские интонации в меркурьевском «Как все», сходство между «Пробоиной» и «Лебединым станом», стихами к В. Иванову и стихами к Блоку, между, наконец, стихами к Ахматовой и у той и у другой. Волошин, как известно, говорил молодой Цветаевой, что ее хватило бы на несколько поэтов; одним из этих поэтов могла бы быть Меркурьева. Сделаем опыт по психологической арифметике: вычтем из стихов Цветаевой самое броское – ее пафос самоутверждения, представим себе, что самое программное для нее стихотворение – «Пройти, чтоб не оставить следа, / Пройти, чтоб не оставить тени…» – и в остатке такого психологического вычитания получится Вера Меркурьева.
С Цветаевой Меркурьева была отдаленно знакома еще по Москве через Иванова или через Эренбурга. Когда в 1939 Цветаева вернулась в Россию, одинокая и бездомная, то Меркурьева написала ей; Цветаева откликнулась (20 февраля 1940): «Я помню – это было в 1918 г., весной, мы с вами ранним рассветом возвращались из поздних гостей. И стихи Ваши помню – не строками, а интонацией, – мне кажется, вроде заклинаний? Эренбург мне говорил, что Вы – ведьма и что он, конечно, мог бы Вас любить. …Мы все старые – потому что мы раньше родились! – и все-таки мы, в беседе с молодыми, моложе их, – какой-то неистребимой молодостью! – потому что на нашей молодости кончился старый мир, на ней – оборвался». Это первое из трех сохранившихся цветаевских писем к Меркурьевой, а в третьем (31 августа 1940) Цветаева пишет: «Моя жизнь очень плохая. Моя нежизнь. <…> …Москва меня не вмещает. Мне некого винить. И себя не виню, потому что это была моя судьба. Только – чем кончится?? <…> … меня – всё меньше и меньше <…> Остается только мое основное нет ». Меркурьева с Кочетковым откликаются на это самым человеческим образом: приглашают Цветаеву с сыном на лето 1941 к себе в Старки. В 10-х числах июня они списываются, а 22-го начинается война. «Она прожила у нас в Старках перед отъездом 2 недели и была такая сама не своя, что чувствовалось что-то недоброе», – писала потом Меркурьева уже из эвакуации (К. Архипповой, 23 февраля 1942).
Местом эвакуации был Ташкент, ехали туда 24 дня, Меркурьева – с воспалением легких. В Ташкенте – голод, холод, темнота, теснота, нервы, ссоры, письма в Москву, каких было так много в войну: «помогите, вы ведь можете что-нибудь сделать!» Жили втроем с Кочетковыми, Александром Сергеевичем и Инной Григорьевной.«…на цены рынка нет подъемности, получки за работу у Ал. С. затяжные и неравномерные, живем тем, что снимаем с себя и продаем, и этого хватает на черный хлеб по карточкам, кипяток, часто без молока, и капусту с редькой <…> Конечно, жаловаться дико – во время войны должны все иметь свою долю тяжести, несправедливо было бы укрыться за фронтом и жить припеваючи. Это нормально и правильно, что пока нет покоя там, не должно быть его и здесь. Но мне просто трудно выносить то, что могут другие, так что я не думаю, чтобы могла выжить и дождаться хорошего» (К. Архипповой, 23 февраля 1942). «Ал. Серг. мрачен и патологически раздражителен, Инна Гр. измотана непосильной физической работой. Я – в каком-то полусознательном состоянии от удушья (тяжелая астма, скорей грудная жаба), истощения и, главное, беспросветности. Живое одно – газеты, начинаешь дышать, читая, как вытесняют немцев и с ними ту тяжесть, тот гнет, что 7 месяцев навис над нами. <…> до благополучного конца этой войны я не доживу – силы мои убывают с каждым днем. Но за других я рада, кому доведется участвовать в подъеме всех сил жизни после победы. Это будет небывалый расцвет страны и личности» (Е. Шервинский, 1 марта 1942). Через пять месяцев: «… сама не знаю, как вынесла жару, верно, судьба еще бережет меня для новых ударов. <…> Продано всё возможное и даже невозможное. <…> совместная жизнь делается пыткой. <…> Выход один – мне уехать в Москву <…> Неужели же я лучшего не заслужила? Я много страдала, добро – делала, зла – никому, работала как могла, всю жизнь до 66 лет. За всё прошу одного: кончить жизнь в своем углу <…> Знаю, сейчас не время для личного устройства, вся страна в огне. Но мы же часть страны, спасая себя, мы для нее сможем жить. Я вот сейчас начала цикл стихов о войне – и не могу писать в моих условиях, а у себя в Москве – чувствую – могла бы» (ей же, 9 августа 1942).
Цикл стихов о войне она дописала – это венок сонетов «На подступах к Москве», последняя ее вещь. Трудно представить, что это написано женщиной на пороге смерти. <…>
Перед смертью, говорят, в сознании человека проносится вся его жизнь. Как представлялась она в эти месяцы Вере Меркурьевой, мы знаем из неожиданного источника – из ее письма она даже не была знакома, – к другому ташкентскому постояльцу, Корнею Чуковскому (8 декабря 1942). «Протаясь всю долгую жизнь, почему приоткрываюсь к концу? Именно потому – под конец. <…> …Вы понятливый, и Вы насмешливый и нежный – редкая, мною особо любимая смесь». В письме – шесть «картинок», по ее выражению:
I. 1916 г., январь. Белый домик с колоннами балкона, из окна – снежные горы, Казбек. Нетопленая комната, мебель 60-х годов. С книжкой и папиросой 4-я сестра Чеховских Трех сестер. 40 лет, «некрасива, но интересна», плохо слышит, дико застенчива. Дочь гражданского чиновника, не из крупных, мать – крестьянка. Образование – 8 классов женской гимназии, английский и французский языки, запойное чтение – Таухниц вперемежку с Владимиром Соловьевым. Окружение – офицеры пехотинцы, студенты медики. Стихи читает страстно, своих не пишет, кроме шуточных и на случай. Веселая, грустит для порядка. «В Москву, в Москву» наезжает изредка.
На западе догорает империалистическая бойня. Андрея Белого «Петербург».
II. 1917 г., декабрь. Кабинет Вячеслава Иванова на Зубовском бульваре. 4-я сестра с тощей тетрадкой – уже своих – стихов. Признана, увенчана. Все поэты и философы Москвы и Петрограда – пэресса среди пэров. Выступает на вечерах меценатов, печатается в Салоне поэтов, газетках и журнальцах, о ней пишет Эренбург, ее пародируют в «Кафе поэтов».
(1918 г.) Гражданская война. Голод и холод.
«Двенадцать» Блока, «Зимние сонеты» Вяч. Иванова, громит Маяковский. Своя книга «Тщета».
Первый день Пасхи в ее комнате на Староконюшенном переулке, пришли поздравить А. Толстой, И. Эренбург, М. Цейтлин, Вячеслав Иванов, входит его красивая жена: «да у вас салон поэтов». Переводы для Госиздата – Жорес и др. В 20-м году отъезд «домой».
III. 1932 г., октябрь. Тот же белоколонный дом перед горами. Миновали 10 лет уюта, покоя, восстановившегося здоровья, доверия к жизни. Книга: «Дикий колос». Рухнуло всё. Отъезд окончательный в Москву. Судорожные поиски работы.
IV. 1935 г., октябрь. Хатка на Кубани. Улицы, поросшие травой. Диккенсовские старички-хозяева – брат с женой. Перевод Шелли – первый в жизни перевод стихов (не считая микроскопических), без консультантов, без редакторов, без пособий – единственное – толковый словарь Annandale. За год – 6000 строк (изуродована Шенгели 1-я половина книги, кончая Элладой).
V. 1940 г., август. Подмосковная дача. Река – большая, широкая, гудки пароходов, равнина, окаймленная лесами.
«Двенадцать месяцев» – сказка для сцены. Закончен «Дикий колос».
VI. 1942 г., октябрь. Ташкент. Койка, на ней – развалина, «тень своей тени», 66 лет, все болезни, лютый холод временами, всегда впроголодь, беспомощность, безвыходность, близкая неминучая смерть. Оглядывает «свой дивный горький век». И – воля к жизни, жажда преодолеть, «подняться над».
Венок сонетов «На подступах к Москве».
Встреча с Чуковским не состоялась, помочь ей он не мог, только ответил ей отчаянным письмом, она ему – таким же: «… если Вы не увидели моей катастрофы, значит, Вам дела нет до меня. А почему ему быть-то? <…> Никогда никого не молила, Вас умоляю и верю, дойдет до Вас мольба…». Письмо помечено 30 января 1943: жить ей оставалось меньше месяца.
В Ташкенте были последние встречи Меркурьевой с Ахматовой. «Приходит иногда к нам, внося с собою, нет – собою “ветр с цветущих берегов”, читала стихи новые, до меня долетавшие чудесными звуками (Е. Шервинской, 1 марта 1942). «Была недолго, как всегда, ушла, накинув на голову черное кружево. Оставила, как всегда, черту невероятного, неправдоподобного – единственно реального. Моя ташкентская мука оправдана ею. А жить трудно, не жить легче. <…> от кровати до стола еле додвигаюсь. <…> Вообще, последняя глава книги о Вере Меркурьевой – лучше Вам ее не писать: сварливая, поедом едящая всех Яга, сгорбленная, вся в морщинах, уродливая калека – и злая» (Е. Архиппову, 4-5 апреля 1942). Это не рисовка: Е. Юрченко, ее младшая подруга еще по Владикавказу, эвакуированная со своим институтом в тот же Ташкент, пишет тому же Архиппову: «Последние полгода она бродила по всему двору в поисках папирос, кофе и т. п., т. к. никогда не хотела считаться с тем, что есть, чего нет и что может быть. А между тем Вы отлично знаете, что Кочи никогда ей ни в чем не отказывали. <…> Последнее время В.А. очень досадовала на отсутствие света, т. к. мы жили целый месяц при фитильках <…> И в таких случаях она всегда обвиняла нас всех в этом и сердилась на всех. <…> …невероятно ссорилась с А.С. и за последнее время совсем постарела <…> может, и лучше, что она теперь успокоилась ». Успокоилась: Вера Меркурьева умерла 20 февраля 1943, подруга пишет об этом два дня спустя. «У нее было воспаление легких, и за 2 дня до смерти она потеряла сознание. Звала Машу, но называла ее Маня». Здесь, в Ташкенте, за 15 лет до того умерла в ссылке Е. Васильева – Черубина де Габриак – которой так нравились стихи Меркурьевой. «21-го ее похоронили на одном кладбище с Черубиной и, по-моему, недалеко от Черубины, тоже над городом. Там чудесный вид на горы, целую цепь гор. Был ясный солнечный день, и горы были как на ладони». Ни могила Черубины, ни могила Веры Меркурьевой не найдены.
ВЕРА МЕРКУРЬЕВА: ТЕХНИКА СТИЛИЗАЦИИ
<…> Зима 1917-1918 г., одухотворенная встречами с Вячеславом Ивановым, была самым плодотворным временем в творчестве Меркурьевой: стихи писались почти ежедневно. Можно думать, что толчок к написанию цикла «С чужого голоса» был подан разговорами с Ивановым: вопрос «пол ли я, самостоятельна ли я» возникал в них и устно и письменно («Лица», с. 19). Тогда этот цикл является, так сказать, упражнением по выявлению индивидуальности поэта. Внешние, стиховые приметы индивидуальных стилей переданы легкоузнаваемо. «Романтика 30-х гг.»: вторая строфа – онегинская, первая – начинается и кончается как онегинская и выбивается из нее лишь в ст. 9-10. «По Вячеславу Иванову»: сонет (впрочем, с перекрестной рифмовкой в катренах, а не с более удобной охватной). «По Анне Ахматовой»: 3-стопный ямб подсказан такими стихами, как «И на ступеньки встретить…», «Ни в лодке, ни в телеге…». «По А. Блоку» – первое стихотворение имитирует «Стихи о Прекрасной Даме» с их запоминающимся дольником («Вхожу я в темные храмы…», перебой ритма в конце – как в «Осень поздняя. Небо открытое…»), второе – ямбы II—III тома. «По М. Кузмину» – образцом была секстина «Не верю солнцу, что идет к закату…» из «Осенних озер» (впрочем, порядок повторения строк у Меркурьевой не соблюден, и в коде собраны не 6, а лишь 3 ключевых слова). «По В. Брюсову» – терцины у него были (циклом) только в «Tertia vigilia». «По Игорю Северянину» – имитируется размер «Из лепестков цветущих розово-белых яблонь…» или «Я прикажу оркестру где-нибудь в людном месте…». «По В. Меркурьевой» – не очень характерный для нее размер, но характерные густые рифмы (в том числе неравносложные), особенно на цезуре.
Стилистические приметы еще менее подчеркнуты. В «Романтике» – архаизмы «огнь», «озлати», согласование «сквозь пелены»; контраст – обрат древоточца, для романтиков слишком низкий. В «Вячеславе Иванове» – «зане», «влеки», игра корнем слова «личина», два мифологических имени; контраст – прозаизм «пик» и низкий стиль «измокла» (подсказан пародической пушкинской одой Хвостову с рифмой «взмокла – Фемистокла»). В «Ахматовой» только «ах» усиливает романсную традицию выбранного размера. В первом стихотворении «Блока» поэтический язык ровный, во втором – с перебоями на неблоковских словах «черный трап» и «как-нибудь» (конечно, от пушкинского «плетется рысью как-нибудь»). В «Кузмине» индивидуальных языковых примет нет («остеклела», «таимы», «ответны» – это общесимволистский языковой стиль, а «казаться безучастну… бесчувственну…» архаизм, нехарактерный ни для кого в эпохе, кроме разве Вячеслава Иванова). В «Брюсове» индивидуальной может считаться гиперболическая напряженность и, может быть, обилие прилагательных («поэтом прилагательных» называл его К. Чуковский). В «Северянине», конечно, бросается в глаза накопление неологизмов (не менее шести) и повторов; кульминация с «иксом» и «принцем Air-fix'oM» (олицетворением оттепели) кажется чрезмерной даже для Северянина. За этим не замечаются более тонкие стилистические приемы («недавний принц»).
Заданная общая тема «Оттепель ночью» предполагает не действие, а описание, поэтому картина у всех статична: прилагательных больше, чем глаголов (только в «Романтике» и в «Блоке»-1 глаголов немного больше). В русской поэзии это редкость: даже в статичной лирике и поэме пушкинского времени число глаголов едва-едва сравнивалось с числом прилагательных. Больше всего перевес прилагательных над глаголами у «Вячеслава Иванова», «Блока»-2 и «В. Меркурьевой». Больше всего существительных снабжено прилагательными, как сказано, у «Брюсова» и еще у «Ахматовой».
В заданную общую тему входят существительные следующих семантических полей: небо и земля (всего 8 упоминаний), ночь и туман (7), луна (9), снег и лед (20), таянье (13), фонарь, извозчик, сани (15), разные (улицы, ворота, пешеход, пес… – 8). Из общего числа 315 существительных эти тематические составляют в среднем 25%. (Если исключить длинную и поэтому мало насыщенную темой секстину «Кузмина», то этот процент повысится до 29.) Все остальные существительные принадлежат другим темам, привлекаемым по сходству, смежности или контрасту. Выше всего процент общей темы у «Вячеслава Иванова» (86%) и «Северянина» (64%), ниже всего у «Кузмина» (13%) и «Брюсова» (29%).
И в общей теме и в индивидуальных темах присутствуют как слова с прямым значением, так и с переносным – в метафорах, метонимиях, сравнениях. Например, в «Романтике» луна присутствует реально, а круг метонимически (точнее, синекдохически: серебрится , конечно, сама луна, а не ее круг); небо реально, а пелена метафорически (по сходству); воспоминание реально, а древоточец стен – лишь в сравнении. В среднем в общей теме две трети существительных употреблены в прямом значении, одна треть – в переносном. Выше всего процент переносно употребленных слов общей темы – у «Вячеслава Иванова» (63%) и «Северянина» (50%); именно за счет метафор и метонимий разбухает у них словарь общей темы (как мы видели, до 86% и 64%). Меньше всего процент переносно употребленных слов общей темы у «Ахматовой» (ни одного; пламя, вода, место и роль относятся не к общей, а к вспомогательной теме), у «Кузмина» и «Блока»-1 (11%). Заметим, что не всегда можно однозначно сказать, реально или вспомогательно присутствует в стихотворении тот или иной образ: значит ли слова «Ахматовой» я…как иней, холодна , что «иней» присутствует не только в сознании говорящего, но и в его оттепельном окружении? следует ли представлять героя «Блока»-2 воином в латах и с факелом или только похожим на воина в латах и с факелом?
Таким образом, для развертывания общей темы есть две возможности: через умножение ее образов метафорами, метонимиями, сравнениями (так – у «Вячеслава Иванова» и «Северянина») и через дополнение ее образами вспомогательных, оттеняющих тем, индивидуальных для каждого поэта (так – у всех остальных).
У «Вячеслава Иванова» принцип подбора вспомогательных образов – «две стороны единой сути» – взят, конечно, из сонета «Любовь» («Мы — два грозой зажженные ствола…»), ставшего магистралом венка сонетов в «Cor ardens». В общей теме «его» сонета прямыми можно считать значения слов Селена, небес, душа миров, миры души, вода и снег по колено, возничий во сне, переносными – вериги плена, рог серпа, зерно и колос снопа, двойник – пик хребта вечности, личина, лик двуличий, и величий, на колеснице Патрокла над праматерью–Геей ; во вспомогательной теме (душевная жизнь) прямые: воспоминанья упованьям смена , переносные: удар цепа . Украшенную таким образом тему можно сформулировать: «“Луна”, она же Душа миров, замкнулась от людской души, людская же душа без нее видит двойственным всё, что едино, даже самое себя».
У «Северянина» общей, светлой теме принадлежат прямые значения слов протень, проталь, темнеем, лунарь, сторож, дровни-автолет и переносные – прорезь, хрусталины (метафоры), не икс, звездами на небо (сравнения), принц Эрфикс (олицетворение); вспомогательной, контрастной, темной теме – кошмар, нота, грязь и отвратительно-повторное время: вчера, сегодня (дважды), завтра, раз .
Игра вспомогательными темами проще всего представлена в первом, самом наглядном стихотворении «Романтика»: все 12 слов общей темы сосредоточены в первой строфе (все, кроме круга , в прямом значении), а во второй строфе последовательно сменяются три вспомогательные темы: «душа» (11 слов, в том числе древоточец стен – в переносном), «любовь» (7 слов, в том числе огнь в груди и крылья – в переносном), «путь» (4 слова). Последняя тема возвращает читателя к образу возницы в начальной теме.
У «Блока»-1 общая тема занимает 9 существительных из 23 (из них одно метафорическое, звон проталин), остальное – дополнительная тема утопающих «зыбкого» и «юной» с точки зрений «лунных» (редкое нагнетание субстантивированных прилагательных), объединяющий образ – «хляби» в оттепельном мире, в сердце и в слезах. Образы воды и, тем более, утопания не так уж часты у Блока, так что этот выбор ассоциативной темы – индивидуальная особенность Меркурьевой.
У «Блока»-2 общая тема занимает 9 существительных из 26 (из них три метафорических, чернь с отблеском стали), остальное – дополнительная тема «я иду» (в сравнениях – не властитель и не раб, в метафорах – золото и сталь песен, черта круга; о неясности факела и лат уже говорилось). Ассоциация общей темы с дополнительной темой – через образ Девы Снеговой – проясняется только в конце. Любопытно, что дополнительная тема подавляет главную: из главной исчезает оттепель, остается ключ, скованный льдом.
У «Ахматовой» общая тема теряет образы «таянья» и «возницы» и сводится к теме «ночь» (улица, снег, луна, фонарный луч у двери ); первая вспомогательная тема – «я» (сердце, печаль, боль, боль ; переносные роль, место, в пламя и воду ), вторая – «кто-то» (только слово тень ).
У «Брюсова» общая тема покрывает 12 слов из 42 (из них три переносных – око фонаря и грань солеи, рубеж здешнего и иного мира). Первая вспомогательная тема, контрастная – Рок, тоже 12 слов (из них только два, мироубийцаРок, в прямом значении, остальные – переносные атрибуты: кольца, извивы, бичи, жала и т. д., из которых читатель реконструирует олицетворенный образ змея-Рока: слово «змей» не названо). На фоне этой большой вспомогательной темы опять-таки контрастно выступают две малые: «я» (два слова, «иду к истокам через межу двух миров») и «мы» (16 слов, из низ 8 переносных: поля под градинами, кубок стража, указ, девиз и пр.). За таким иерархическим нагромождением вспомогательных тем почти теряется основная (29%), хоть в ней есть все заданные образы, кроме только луны. Тема борьбы с Роком не чужда поэзии Брюсова и близка самой Меркурьевой, отсюда ее выбор.
У «Кузмина» общая тема покрывает 9 слов из 70: небо, шаль тумана (метафора), луна, снег, струйка льдинкой, фонарь, очертанья саней . Заданные образы все налицо; однако так как форма секстины требовала большого объема (39 строк 5-стопного ямба), то они едва видны за толщей вспомогательных тем. Первая из них – точка зрения (одно слово: взор); за ней вторая – сердце (7 слов, из них три переносных); за ней третья – содержимое сердца, то есть любовь (53 слова, основной массив стихотворения). Кузмин как певец любви – образ традиционный, от первых критиков до наших дней. Тема любви развертывается через (по крайней мере) десять перифразов: 1) влага жизни (застывающая льдинкой), 2) пыл страсти (в плену у лавы), 3) моря любви (а в них остров, зримый оку и свету ), 4) голубка, летящая под кров (от слова – льдинки ), 5) жемчужина в раковине , 6) снопыогня под золой (грозящие льдинкой утраты ), 7) узор мороза (для взора), 8) лед – игра (для взора), 9) игра луча со льдинкой , 10) узор на ткани жизни . Мы видим, что к основным словам перифраза сплошь и рядом присоединяются вспомогательные, складывающиеся во второй слой этой темы любви; по большей части они подтягивают основной перифрастический образ к тем словам, которые по правилам секстины должны повторяться (льдинка, взор ). Можно сказать, что у «Кузмина» в самом длинном из оттепельных стихотворений, соединяются оба приема разворачивания темы, которыми пользуется Меркурьева: она вводит вспомогательную тему (как для «Блока» и «Ахматовой») и наполняет ее метафорами, метонимиями, сравнениями (как для «Вячеслава Иванова» или «Северянина»).
Наконец, «В. Меркурьева» старается восстановить равновесие между метафоризацией заданной темы и метафоризацией а вспомогательной темы. В основной, общей теме у нее занято 21 слово (тема упрощена: нет фонаря и извозчика, оставлены только стихийные явления), из них 6 переносных (дважды осколки , дважды иголки, глаза, губы , может быть – крупки ).
Повторяющихся слов в этом стихотворении больше, чем в любом другом, – видимо, Меркурьева видела в этом примету своего стиля, который недаром сравнивался со стилем заговоров и заклинаний. Во вспомогательной теме у нее 25 слов, из них на первом плане 13: тайна (целых 9 раз!), чудо и вечность конца и срока . Остальные 12 слов переносным образом характеризуют эту Тайну: она – сердце (дважды), ад, невольница, зольница, дорога и тропа от мертвых к мертвым, она ищет солнца полудня, но находит лишь невстреченность . Так ей удается добиться, чтобы развернутая вспомогательная тема не заслоняла основную. Что «тайна» и «чудо», действительно, ключевые слова для художественного мира Веры Меркурьевой (наряду с «убожеством» и «жертвенностью»), ясно даже по тем ее стихотворениям, которые опубликованы.
Так воспринимала Меркурьева творчество поэтов-образцов и свое собственное, так соединяла их индивидуальные темы с той общей темой, которая своей невинной городской пейзажностью была, казалось, далека от них от всех.
УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
ВСП – «Весенний салон поэтов». М., 1918.
ДК– [Вера Меркурьева.] Дикий колос. Москва, 1937. [Машинописный сборник. Переплет работы Е. Архиппова.] – РГАЛИ. Ф. 2209. I Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 42-171.
ЗЗ –Золотая зурна. Владикавказ, 1926.
Лица – Вера Меркурьева. Стихи и жизнь / Публ. М. Л. Гаспарова // Лица. Биограф. альманах. 1994. № 5.
ЛC– Петросов К. Г. Литературные Старки (поэты «черкизовского круга» и Анна Ахматова). М.: Знание, 1991.
Октябрь – Вера Меркурьева. Из литературного наследия / Вступ. ст. публ. М. Л. Гаспарова // Октябрь. 1989. № 5. С. 149-159.
Т – Вера Меркурьева. Тщета. [Машинописный сборник.] – РГАЛИ. Ф. 2209. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 1-126.
Т1 – Вера Меркурьева. Тщета. [Рукописный сборник.] – РГАЛИ. Ф. 2209. Оп. 1. Ед. хр. 6. Л. 1-293.
VI – Гаспаров М. Л. Вера Меркурьева – неизвестная поэтесса круга Вячеслава Иванова // Vjaceslav Ivanov – Russischer Dichter, europaischer Kulturphilosoph, hrsg. v. W. Potthoff. Heidelberg, 1993, S.113-126.
ПРИМЕЧАНИЯ
Ввести в круг чтения полноценный свод произведений автора, почти не публиковавшегося при жизни, – задача трудная, поэтому настоящее издание следует рассматривать как предварительное (особенно в части справочного аппарата), имеющее целью насколько возможно полно и аутентично представить В. Меркурьеву-поэта такого, каким она виделась и запомнилась современникам. Исходя из этого, решено было отказаться от включения в настоящий сборник стихотворений 1890-1907 гг.: сама Меркурьева никогда к ним не возвращалась и на ее поэтический облик в восприятии современников они никак не повлияли. Также за пределами настоящего издания остаются стихотворения, написанные в соавторстве, поэтические переводы, стихотворная пьеса «Двенадцать месяцев», письма к ратным лицам. Хочется надеяться, что эти довольно существенные пробелы будут восполнены в будущем.
В настоящее издание вошли все известные составителю стихотворения В. Меркурьевой, написанные в период 1914-1942 гг., как включенные автором в сборники, так и оставшиеся за их пределами Исключение составляет незначительное количество стихотворений из разряда отнесенных нами в раздел «Катоптра».
Сборники стихотворений печатаются согласно вариантам, выражающим последнюю авторскую волю. Остальные стихотворения печатаются в хронологическом порядке. Датировка, практически отсутствующая в сборниках, восстанавливается по сохранившимся архивным материалам – не представленным в настоящем издании сборникам избранных стихотворений, записным книжкам, блокнотам, отдельным автографам, сохранившимся в различных фондах РГАЛИ и фонде Вяч. Иванова в РГБ (Ф. 109. Карт. 29. Ед. хр. 93; Карт. 45. Ед. хр. 42. 43). Приблизительные даты заключены в угловые скобки. Следует помнить, что с переходом на летоисчисление по григорианскому календарю Меркурьева продолжала придерживаться старого стиля. Некоторые ст-ния 2-й половины 1920-х гг., подписаны двойными датами (в т. ч. и в копиях) – по старому и новому стилям; позже вторая дата исчезает, однако точно установить, когда именно перешла (и перешла ли) Меркурьева на новый стиль, не удается.
Орфография приведена к современной норме, за исключением отдельных индивидуальных особенностей написания; очевидные опечатки и описки исправлены. Авторская пунктуация, на первый взгляд необычная, но глубоко мотивированная, практически не затронута; восполнены лишь явно недостающие знаки препинания, Источники печатаемого текста для сборников указаны в преамбулах к примечаниям, для остальных стихотворений – непосредственно в примечаниях к ним. Также указываются известные публикации стихотворений.
Составитель выражает искреннюю благодарность Е. В. Витковскому, А. М. Гаспаровой (А. Зотовой), В. М. Гаспарову, Т. Ф. Нешумовой, М. Турчинскому, сотрудникам РГАЛИ и ОР РГБ за всестороннюю помощь в работе над изданием.
Сборник складывался, по свидетельству автора, в 1917-1920 гг. Замысел возник, вероятно, в конце 1918 – начале 1919гг., когда уже было написано большинство стихотворений, составивших «Тщету». Первоначальная редакция (Т1) включает 161 стихотворение в составе четырех разделов. Окончательная редакция (Т) 123 стихотворения в составе трех разделов, видимо, сложилась одновременно с ранней редакцией «Дикого колоса», т. е. не раньше 2-й половины 1920-х гг. Машинопись представляет собой механическую копию первых трех разделов Т1 или идентичного текста, поверх которой вносилась правка. В машинописи отсутствуют в основном тексты стихотворений, повторенных в составе «Дикою колоса», – возможно, они были использованы для ранней, несохранившейся редакции этого сборника,
Сборник печатается по составу и сохранившимся текстам Т; источники текстов, отсутствующих в Т, оговариваются особо. Два стихотворения, по неизвестным причинам вычеркнутые в оглавлении Т, сохраняются, дабы не нарушать целостность циклов. Варианты заглавий в ДК приводятся в комментариях.
Эпиграф – слегка видоизмененные ст. 17-18 ст-ния «Введение во круг» (с. 216).
Тщета
Он прилег. Клир – духовенство как особое сословие Церкви, отличное от мирян.
Сказка про Тоску. 33. С. 71-74. – Октябрь. С. 153—154. – Лица. С. 35– 37. Печ. по: ДК. Л. 51-53. В Т.1 под загл. «Сказочка обо мне»; заглавие исправлено в оглавлении. Т. Убрус – старинный русский женский полотенчатый головной убор. Монисто – ожерелье из бус, монет, или камней.
Сон о Богородице. Сорокоуст – поминовение умершего на церковной литургии в течении сорока дней со дня кончины. Страстной монастырь – Страстной женский монастырь на пл. Тверских ворот (тж. Страстная пл., ныне Пушкинская пл.): упразднен в 1919; службы продолжались до 1928, после чего в монастыре разместился Центральный антирелигиозный музей: здания (три храма и часовня) разрушены в 1937. Танок – хоровод. Перестреть – преградить путь. Риза – металлическое покрытие иконы, оставляющее видимыми лик и руки образа. Утоли моя печали и далее Нечаянная радость, Неопалимая Купина, Троеручица, Скоропослушница, Державная, Невеста Неневестная – названия православных икон Богородицы. Лал – устаревшее название рубина. Крылос (клирос) – в православной церкви предалтарное возвышение, где помещаются певчие и чтецы. Элои (арамейск.)– Боже мой. См.: Мр. XV, 34.
Укладка. Укладка – сундучок, ларчик. Зернам пересыпятся окатным… – т. е. округлым жемчугом. …по земле по нетовой / Пустоцветики… – узор несуществующего праздничного платья.
Об Антихристе. Неключимый – негодный, бесполезный. Спасовы яблоки – т.е. те, что едят на Яблочный Спас (Преображение Господне, 6/19 августа). Призор – сглаз. Кто любит брата своего… см.: Мф. X, 37. …кто душу погубит свою… — см.: Мр. VIII, 35. согрешив ли – Меня помянет… – см.: Лк. XXIII, 42—43. Еще ли не в житнице пшеница…-см: Мф. XIII. 24—30,36-43. Я жну, где не сеял… и далее Неимущему дастся… — см.: Мф. XXV. 14—30. Мертвые пусть хоронят мертвых… — см.: Мф. VIII, 21-22. …милости хочу, а не жертвы… – см.: Мф. IX, 13. … и блажен кто не соблазнится о Мне – см.: Мф. XI, 6.
Стансы. Октябрь. С. 155. – Лица. С. 30-31. Напоследях – напоследок.
Снеговая вечерня. Печ. по: ДК. Л. 54-58. Вечерня – совершаемая в вечерние часы церковная служба.
I.Эктения. Эктент – молитвословие, начинающееся с призыва к молитве и состоящее из ряда прошений и заключительного возгласа, прославляющего Бога. Пшеница – в русских былинах богатырь-девица, по образу жизни ничем не отличавшаяся от витязя-мужчины.
II.Прокимен. Поэзия революционной Москвы / Под ред. И. Оренбурга. – Берлин: Мысль, 1922. С. 81. – Лица. С. 34-35. Прокимен – краткое изменяемое молитвословие, предшествующее чтению из Священного Писания и состоящее преимущественно из строк псалмов. Метание – один из уставных поклонов, т. н. поясной.
III.Тропарь. Тропарь – краткое молитвенное песнопение, в котором раскрывается сущность праздника или прославляется священное лицо.
IV.Полиелей. Полиелей – торжественное песнопение, состоящее из стихов Псалтири; поется в воскресные и праздничные дни во время богослужения утрени.
Мистическое приключение. Печ. по: ДК. Л. 49-50, куда вошло под загл. «Одной ночью». Диафан – матовый фарфор без глазури.
Канитель
Эпиграф – слегка видоизмененные ст. 5-8 ст-ния «Полу-смеясь, полу-тоскуя…»
«Если мы плачем кровавыми слезами…». «Колеблемые трости…» – см.: Мф. IX, 7.
ДУШИ НЕЖИВЫХ ВЕЩЕЙ
I. Интимная.ВСП. С. 126-127, № 1 в цикле «Души неживых вещей». Печ. по: ДК. Л. 75, куда вошло под загл. «Домашняя».
II. Канон.ВСП. С. 129-130, №4 в цикле «Души неживых вещей». – Лица. С. 7. Канон – музыкальная форма, в которой один голос повторяет другой, вступая позже него.
III. Свободная.Лица. С. 44-45. Свастика (санскр. Благосостояние, благополучие) – у большинства древних народов символ движения жизни, Солнца, света и благополучия.
IV. Безнадежная.Лица. С. 44. под загл. «Безрадостная». Печ. по: ДК. Л. 76.
V. Рабочая.Печ. по: ДК. Л. 77. Скимн – львенок, молодой лев; в Септуагинте и Русском Синодальном переводе Библии олицетворение злых сил, вероломства и несчастий, наряду с львом. Бенвенуто – Бенвенуто Челлини (1500-1571), выдающийся итальянский скульптор, ювелир, живописец, музыкант.
VII. Последняя.Порфира (багряница) – в древности одежда багряного цвета у представителей верховной власти.
VIII. Веселая.ВСП. С. 127-128. № 2 в цикле «Души неживых вещей». – Октябрь. С. 152. – Лица. С. 6-7. Серсо – игра, в которой участники поочередно ловят на палку бросаемые соперниками обручи.
ПЛАТЬЯ
5. Дорожное.«На утре лет» – из ст-ния А.С. Пушкина «К Дельвигу» (1817). Страстная неделя – последняя неделя Великого поста перед Пасхой, посвящена памяти о страданиях Христа.
6. Коричневое в полоску.Пречистенский бульвар – ныне Гоголевский.
7. Английский костюм.grab apple (crabapple) blossoms (англ. Лепестки, цветы дикой яблони) – видимо, разновидность духов.
8. Халатик.Лица. С. 38,без загл.
9. Затрапезное.Лица. С. 8, без загл. Кассандра (греч. миф.) дочь Приама и Гекубы, возлюбленная Аполлона, который наделил се даром провидения и, не получив от девушки взаимного чувства, в отместку сделал гак, что ее пророчества никто не принимал всерьез. Кассандрой В. Меркурьеву прозвали еще в юности. Флейта Пана (сиринга) – музыкальный инструмент, состоящий из параллельно расположенных полых трубок различной длины. По античному мифу, козлоногий Пан влюбился в нимфу Сирингу; испугавшаяся нимфа обратилась в бегство, но путь ей преградила река; бог реки внял мольбам нимфы и превратил ее в тростник; Пан, срезав несколько тростинок и скрепив их воском, смастерил сладкозвучную флейту.
13. Прозодежда.Прозодежда – рабочий костюм, выдаваемый работающим на производстве за счет предприятия. Фрагонар – Жан Оноре Фрагонар (1732-1806), французский живописец и гравер. Ватто – Жан Антуан Ватто (1684-1721), французский живописец и рисовальщик, представитель стиля рококо. Кофе-глясе (фр.) – кофе с мороженым. Де Грие, Манон Леско – персонажи повести Антуана Франсуа Прево (аббата Прево. 1697– 1763) «История кавалера де Грие и Манон Леско». Ассигновка – документ, по которому производится расходование кредитов, открытых должностному лицу или учреждению, или выдается определенная сумма для конкретной цели.
15. Остатки от сезона.Метерлинк – Морис Метерлинк (1962– 1949), бельгийский поэт, драматург, философ. Новалис (наст. имя Фридрих фон Гарденберг, 1772-1801) – немецкий писатель, один из крупнейших представителей немецкого романтизма.
СКАЗКА ГОРОДА.Лица. С. 43. Лель – пастух, персонаж русских народных сказок, в т. ч. о Снегурочке. «Двенадцатая ночь» – пьеса У. Шекспира.
Листики
Зеленые
1. «Да что ж это за листики весенние…».Печ. по: ДК. Л. 117.
2. «Светлый диск в кольце туманном…».«Московский альманах. ii. – М.: товарищество «Книгоизд-во писателей в Москве», 1923. С. 11, ошибочно напечатано как ст-ние К. Бальмонта. Печ. по: ДК. Л. 118.
4. «От звездноровя занавеситься…».Печ. по: ДК. Л. 119. Ширинка – ручник, полотенце.
5. «С неба шел, на землю падал…».Печ. по: ДК. Л. 120.
7. «Метнулась пугливой кошкой…».Печ. по: ДК. Л. 121.
Желтые
1. «И в тихой дали, в неба глуби…».Лица. С. 33. Печ. по: ДК. Л. 127. В одном из ранних автографов записано после ст-ния «Как не надо писать стихи» (с. 578) и озаглавлено «Как надо».
2. «Березка растет высоко…». Печ. по: ДК. Л. 128.
3. «Бесцветный день – оторванный листок…».Печ. по: Т1. Л. 98. Качалов — Василий Иванович Качалов (наст. фам. Шверубович. 1875-1948), великий русский актер.
4. «Кривыми улицами непролазных…».Лица. С. 16. Печ. по: Дк. Л. 131. Виссон – тонкая льняная или хлопчатая ткань белого цвета.
5. «Зашумели, зашуршали…».Печ. по: ДК Л. 129.
6. «Вечерни солнца конченная треба…».Треба – жертвоприношение. исполнение священного обряда. Антигона (греч. миф.) – фиванская царевна; вопреки запрету предала земле тело погибшего брата, за что была заключена в подземелье, где покончила с собой. Олицетворение родственной любви и долга. Клеопатра – Клеопатра VII Филопатор (69-30 гг. до н. э.). знаменитая египетская царица; ее романтизированный в лит-ре и иск-ве образ – олицетворение красоты, хитрости и жестокости. Аштр (Алатырь) – камень, упоминаемый в славянской мифологии; хранитель силы русской земли, под которым берут начало источники живой воды.
«Иерофант ли знаком знания…».Иерофант (мистагог) – у древних греков старший пожизненный жрец, посвящавший в таинства во время мистерий. Чернавка – смуглая черноволосая девушка.
«Был вечер утру солнца равен…».Октябрь. С. 155-156. – Лица. С. 17.
ВО ВЛАСТИ СЛОВ.Лица. С. 13. без загл.
«Есть слова – не от уст к устам…».Печ. по: ДК. Л. 67.
ЛИШНИЕ ОГНИ.Печ. по: ДК. Л. 66. где заглавие отошло к разделу. Кинемо – кинематограф.
ЕВГЕНИЮ АРХИППОВУ.Лица. С. 12. Архиппов Евгений Яковлевич (1882-1950) – поэт, библиограф, критик, педагог. Арго (греч. миф) легендарный корабль аргонавтов, героев, совершивших плавание в Колхиду за Золотым руном. Смирна (мирра) – ароматная смола миррового дерева, используемая в священных действах. Кумирня – небольшая языческая (обычно буддийская) молельня с кумирами, идолами.
«Замаскированных и ряженых…».Домино – маскарадный костюм в виде длинного и широкого плаща с рукавами и капюшоном.
КИТАЮ-ГОРОДУНА ЗАБОРОЛЕ.Заглавие – парафраза на «Слово о полку Игореве»: «Ярославна рано плачет Путивлю городу на забороле». Китай-город – один из старейших районов Москвы с множеством церквей, известных архитектурных и исторических памятников; являлся на протяжении нескольких столетий торговым центром. 3абароло – верхняя часть крепостной стены, где находились защитники.
1. Купола.Лица. С. 11-12. Храмы, упоминаемые в ст. 1-10, кроме последнего, расположены или располагались на территории Московского Кремля. Архангельские головы… – купола Архангельского собора. Ивановские царь-колокола… – колокола на Колокольне Ивана Великого. Успенские истертые ступени… – ступени Успенского собора. Чудовские сводчатые сени… – сени Чудова мужского монастыря: разрушен в 1929 году. …маковок Апостольских шатер… – купола церкви Двенадцати Апостолов при Синодальном доме. …верхний Спас – за золотой решеткой… – собор Спаса Нерукотворного Образа (в обиходе Верхоспасский. Спасский собор, Спас за Золотой Решеткой); закрыт в 1918, с тех пор недоступен. Спас на бору.. – собор Преображения Господня, что на Бору (в обиходе Преображенский, Спасопреображенский, Спаса Преображения, Спасский собор); разрушен 1 мая 1933 года. …Спас – что на крови… – видимо, так по ошибке назван собор Василия Блаженного, с которым внешне очень схож Храм Воскресения Христова (Спас на Крови) в Санкт-Петербурге. Предтеча – церковь Усекновения Главы Иоанна Предтечи, что в Старой Конюшенной слободе (в обиходе Иоаннопредтеченская, Предтеченская, Ивановская церковь; Староконюшенный пер., [19]); закрыта в 1931, разрушена в 1933. Борис и Глеб – церковь свв. Бориса и Глеба на Поварской (в обиходе Борисоглебская церковь); закрыта в 1933, разрушена в 1936, ныне на ее месте Государственный музыкально-педагогический институт им. Гнесиных. Большое Вознесенье – церковь Вознесения Господня у Никитских ворот (на Царицынской улице, в Сторожах; а обиходе церковь Большего Вознесения, Вознесенская церковь); закрыта в 1931, колокольня сломана в 1937; ныне отреставрирована, выстроена новая ампирная колокольня, в 1990 возобновлены богослужения. Савва – церковь (часовня) Саввы-Сторожевского на подворье Саввино-Сторожевского монастыря (а обиходе Саввинская церковь) на ул. Тверской; опечатана в 1921, вскоре разорена, в 2000 часть помещений возвращена РПЦ, подворье возобновлено, вместо храма действует Саввинская часовня. Страстной монастырь – см. примеч. к ст-нию «Сон о Богородице». Успенье – на Могильцах – церковь Успения Пресвятой Богородицы, что на Могильцах (в обиходе Богородицкая, Успенская церковь) в Мертвом пер. (совр. адрес – Большой Власьевский пер., 2/2); закрыта в 1932; богослужения возобновлены в 2001 в Никольском приделе. Полиелейный – см. примеч. к ст-нию «Полиелей». Благовестный – благовест – мерные удары в большой колокол, извещение о церковной службе.
2. Трамваи.ЛС. С. 57.
3. Лавки.Лица. С. 15-16. Верхние ряды – торговые ряды на Красной площади (построены в 1890-1893 гг.), нынешний ГУМ. Мюр-и-Мерилиз – торговый центр на Петровке, собственность одноименной фирмы, основанной в первой половине XIX в. шотландцами Эндрю Мюром (1817-1899) и Арчибальдом Мерилизом (1797-1877) в Петербурге. С 1922 – ЦУМ. Лямин – неустановленное лицо. Рале – Альфонс Антонович Рале, французский подданный, купец; организовал в Москве первое парфюмерно-косметическое производство – фабрику «А. Ралле и Ко» (1843). Фаберже – Петр Карл Фаберже (1846-1920) – российский ювелир, основатель семейной фирмы и династии мастеров ювелирного искусства.
4. Кафе.Тонный – соблюдающий в поведении изысканный тон, манеры.
ДНИ ГНЕВА, ДНИ СКОРБИ.Заглавие – парафраза на первую строку средневекового латинского гимна: «dies irae, dies illa» («День гнева, день скорби», т.е. Судный день).
III. «Москва моя, Москва моя, горящая…».Лица. С. 29. Три праведника – согласно поверью (видимо, почерпнутому В. Меркурьевой из ценимого ею Н. С. Лескова), «без трех праведных несть граду стояния». В данном случае, вероятно, имеется в виду (также следуя Лескову) Троица Ветхозаветная, более всего известная по иконе Андрея Рублева.
V. «Пробоина – в Успенском соборе…».Октябрь. С. 150. в тексте вступ. ст. «Кассандра». – Лица. С. 29-30.
Из ночи в ночь
Эпиграф – из романа в стихах И. Эренбурга «В звездах» (1918).
Мой роман. Печ. по: ДК. Л. 68-71.
4.Счастливое окончание. Зернь – игра в кости или зёрна.
ОНА ПРИТВОРИЛАСЬ ЛЮБЯЩЕЙ
I. «Любови плен».Печ. по: ДК. Л. 89, где заглавие отошло к циклу.
II. Неузнанная.ЗЗ. С. 75-76. – Лица. С. 39. Печ. по: ДК. Л. 95, без загл. Чурлянис – Микалоюс Константинас Чюрлёнис (1875-1911), литовский художник и композитор. Скрябин – Александр Николаевич Скрябин (1872-1915), русский композитор, пианист.
ОНА ПРИТВОРИЛАСЬ НАБОЖНОЙ.VI. – Лица. С. 21. На одном из ранних автографов В. Меркурьевой приписано против двух последних строк: «Это почти буквально слова Вячеслава Иванова».
ОНА ПРИТВОРИЛАСЬ ПОЭТОМ.Лица. С. 45-49. Печ. по: ДК. Л. 59-63, где в качестве заглавия использован подзаголовок. Набойка – ткань с цветным узором, нанесенным вручную при помощи рельефных форм. Сазандарь (перс.) – народный музыкант. Октоих (осмогласник) – книга церковных песнопений на восемь голосов. Элизий (греч. миф.) – часть подземного царства, место пребывания душ блаженных. Эреб (греч. миф.) – сын Хаоса, олицетворение вечного мрака. Левит – представитель низшего сословия священнослужителей в системе древнееврейского культа. Струг – русское плоскодонное парусно-гребное судно XI-XVIII вв.
НЕСОВПАДЕНИЯ.Лица. С. 41-43. Печ. по: Т1. Л. 145-147. Соня – героиня романа Ф. Достоевского «Преступление и наказание». Татьяна – героиня романа в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин».
ПОМИНАЛЬНАЯ СУББОТА.Октябрь. С. 157. – Лица. С. 14. Синодик (греч.) – особая памятная книжка, куда вписываются имена живых и мертвых, поминаемые на литургиях и вселенских панихидах.
16.XI.16.Лица. С. 13-14, ранняя редакция. Заглавие – дата смерти матери В. Меркурьевой, Эмили Васильевны.
«Прогулки вечерней обычность люблю же я…».Сестра – Нина Александровна Меркурьева (см. о ней в статье М. Л. Гаспарова в наст. изд.). «Небо всё в алмазах» – неточная цитата из финала пьесы А. П. Чехова «Дядя Ваня» (слова Сони).
СОН ТРОИМ ПРИСНИВШИЙСЯ.
2. Зайчик на стене.Лица. С. 37-38.
СЛОМАННЫЙ ОРГАНЧИК.
1. «Вот толькоэто и было…».Схима – у православных монахов соблюдение особо строгих аскетических правил поведения.
2. Мой город.Лица. С. 15. Печ. по: ДК. Л. 79.
4. «Опять открылись дождевые лейки…».Печ. по: ДК. Л. 78.
6. Июньская метель.Лица. С. 38.
8. К себе домой.Мертвый переулок – ныне Пречистенский, в 1936-1994 – улица Н. А. Островского.
А.Н. ЧЕБОТАРЕВСКОЙ.Лица. С. 56-57. Чеботаревская Александра Николаевна (1869-1925) – переводчица и критик, сестра Анастасии Чеботаревской, жены Ф. Сологуба. Ведовской – колдовской, знахарский. Талан – счастье, судьба.
СПРЯТАЛОСЬ.Цикл датируется по автографу ранней редакции в составе пяти ст-ний; к № 5 датировка не относится (написано в 1920-х гг.).
1. «Бледным майским вечером, одна, незамечена…».Печ. по: ДК. Л. 81.
2. «Мраморная головка…».Печ. по: ДК. Л. 82.
3. «За чайным столом, разговаривая…».Печ. по: ДК. Л. 83.
4. Спираль.Печ. по: ДК. Л. 84, без загл.
5. «Поскорей, ведь счастие так хрупко…».Печ. по: ДК. Л. 85.
6. «О, эти дети, нами не рожденные…».Печ. по: Т1. Л. 107-108. В оглавлении Т вычеркнуто.
КАК ВСЕ.Октябрь. С. 153. – ЛС. С. 58. – Лица. С. 66. Печ. по: ДК. Л. 73.
«Земных путей истоптано, исхожено…».Печ. по: ДК. Л. 72.
И. ЭРЕНБУРГУ.Эренбург Илья Григорьевич (Ширшевич) Эренбург (1891-1967), русским поэт, прозаик, переводчик, публицист, общественный деятель.
«Да, нам любовь цвела и пела…».VI. – Лица. С. 22. Эпиграф неточно цитированные ст. 19-20 ст-ния А. Блока «Тишина цветет» (1906). Маркизет (фр.) – легкая прозрачная хлопчатобумажная или шелковая ткань, вырабатываемая из очень тонной крученой пряжи. Гро-дама – плотная шелковая одноцветная ткань. Архонт – в античности высшее должностное лицо в древнегреческих полисах (городах-государствах)… эдем вертепный – в обоих смыслах… – вертеп – 1) пещера, по преданию, Иисус Христос родился в вертепе; 2) убежище преступников, притон. Грааль – по наиболее распространенной теории чаша, из которой причащались ученики Христа на Тайной вечере и в которую позже его приверженцы собрали несколько капель крови распятого на кресте Спасителя. Дионис (греч. миф.) – бог вина, производительных сил природы, вдохновения и религиозного экстаза.
С ЧУЖОГО ГОЛОСА. Оттепель ночью.Гаспаров М. Вера Меркурьева: техника стилизации // Presenze femminili nella letteratura russa. Padova. 2000. P. 62-72.
II. По Вячеславу Иванову.Селена (греч. миф.) – богиня Луны. Патрокл (греч. миф.) – участник Троянской войны, друг Ахилла, славился искусством в управлении колесницами: на запряженной бессмертными конями колеснице Ахилла, когда тот отстранился от сражений, обратил троянцев в бегство, но, вопреки завету Ахилла, преследовал их до самых стен Трои, где был убит Гектором. Гея (греч. миф.) богиня земли.
III. По А. Ахматовой.ЛС. С. 56.
IV. По А. Блоку
2. «И вновь, как встарь, туманы встали…».Дева снеговая – видимо,аллюзия на ст-ние А. Блока «Снежная дева» (1907).
VI. По В. Брюсову.Солея – небольшое возвышение пола перед алтарем или иконостасом в православном храме.
VIII. По В. Меркурьевой.ВСП. С. 128-129, под загл. «Ночная тайна», №3 в цикле «Души неживых вещей».
ЛЮБИТЕЛЬСКИЕ СНИМКИ
I. Эренбург Неистовый.Лица. С. 32. Кариот (Кериот) – поселение в Иудее, откуда происходил апостол Христа Иуда, предавший его. Тот хитон… – одежды Иисуса Христа, которые по жребию делили распявшие Его.
II. Курганная Царевна.В оглавлении Т вычеркнуто. Курганная Царевна – заглавие цикла, открывающего первый сборник ст-ний Е. Кузьминой-Караваевой «Скифские черепки» (1912). Кузьмина-Караваева Е. – Монахиня Мария (Скобцова), урожд. Елизавета Юрьевна Пиленко, по первому мужу и в лит-ре доэмигрантского периода Кузьмина-Караваева, в лит-ре эмиграции Мать Мария (1891-1945), русская поэтесса, мемуаристка, деятель французского Сопротивления.
III. Бабушка русской поэзии.Октябрь. С. 153. – VI. – Лица. С. 5. Псалмодий (псалмодия) – пение псалмов, а также тип мелодии, характерный для псалмов и основанных на них церковных песнопений. Пустынь – монашеское поселение, удаленное от основного монастыря; обитель отшельника. Цезура — в стихосложении словораздел, стоящий на строго определенном месте в строке.
Первоначально – четвертый, заключительный раздел Т1. Как самостоятельный сборник (машинопись с авт. правкой – РГАЛИ. Ф. 2209. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 127-176) оформился одновременно с Т.
«Пришла к нему неловкою и робкой…».Лица. С. 19. Плеяды – рассеянное скопление в созвездии Тельца; в древнегреческой мифологии семь дочерей гитана Атланта и океаниды Плейоны. По одному из мифов. Плеяды, охваченные горем по поводу гибели их брата Гиаса и сестер Гиад, покончили с собой, были взяты на небо и превращены в созвездие.
22.X.1917.Лица. С. 18. Заглавие-дата первого визита В. Меркурьевой к Вяч. Иванову. Нессом одеяние (греч. миф.) – кентавр Несс был смертельно ранен Гераклом при попытке похитить его жену Деяниру; перед смертью Несс посоветовал Деянире собрать его кровь и натереть ею одежду Геракла в случае, если он полюбит другую женщину; приревновав мужа к пленной царевне Иоле, Деянира послала ему с гонцом сотканную ею праздничную одежду, смазанную кровью Несса; испытывая в этой одежде невыносимые мучения и не в силах снять ее, Геракл умолил сжечь его на погребальном костре.
АСПЕКТ МИФИЧЕСКИЙ.Кумирня – см. примеч. к ст-нию «Евгению Архиппову». Сирин – птица-дева, одна из райских птиц, являющаяся, однако, посланницей темных сил. В русских духовных стихах, спускаясь из рая на землю, зачаровывает людей пением; в славянской мифологии – чудесная птица, чье пение разгоняет печаль и тоску; в западноевропейских легендах – воплощение несчастной души. Алконост – в русских и византийских средневековых легендах райская птица-дева; услышавший ее пение забывает обо всем на свете. Гамаюн – в славянской мифологии вещая птица с женской головой и грудью, посланница богов, поющая людям божественные гимны и предвещающая будущее тем, кто умеет слышать тайное. Мирра – см. примеч. к ст-нию «Евгению Архиппову». Феникс – в некоторых древних мифологиях, в т.ч. египетской, птица, обладающая способностью сжигать себя и возрождаться из пепла, символ вечного обновления.
АСПЕКТ КОСМИЧЕСКИЙ.Милоть – древняя верхняя одежда из овечьих шкур. Роза и Крест – эмблема Ордена Розенкрейцеров («Братства Розы и Креста»). По одной из интерпретаций, крест олицетворяет Христа, роза – Марию Магдалину.
АСПЕКТ ЛИРИЧЕСКИЙ.cor ardens (лат. пламенеющее сердце) — сборник ст-ний Вяч. Иванова. Терция – музыкальный интервал в три ступени. Потир – сосуд для освящения вина и принятия причастия. Хвалитная стихира (стихира на хвалитех) — краткое песнопение на стихи псалмов 148, 149 или 150: стихиры на хвалитех поются на утрене перед Великим славословием.
АСПЕКТ КОМИЧЕСКИЙ.Эпитрахиль (греч. то, что вокруг шеи) — принадлежность богослужебного облачения православного священника и архиерея: длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь. «Трансцендентальные предпосылки» — Ноуменальный – непознаваемый. Парнас — священная гора в Греции, местонахождение Кастальского источника, посвященного Аполлону и музам. Лхаса (тиб. место богов) — историческая столица Тибета, традиционная резиденция Далай-Ламы. Фавор — гора в Нижней Галилее; в христианстве считается местом Преображения Господня.
АСПЕКТ ЛЮЦИФЕРИЧЕСКИЙ.Эпиграф из ст-ния Вяч. Иванова «Путь в Эммаус» (сб. «Cor Ardens»). Люцифер – в христианской мифологии падший ангел, дьявол.
Введение во круг.Орба (орб, орбис) – сфера влияния планеты, в пределах которой ее взаимодействие с другими планетами и точками гороскопа считается действующим.
Бред I-й. Стигма – в Древней Греции клеймо на теле раба или преступника.
Контакт последний. Эон – в древнегреческой философии термин, означающий «жизненный век», «время» (в противоположность «вечности»).
Когда-то прежде.VI. – Липа. С 27-28. Денница – утренняя заря.
МЕЧТАНИЕ О ВЯЧЕСЛАВЕ СОЗВЕЗДНОМ
Миф о нем.VI. – Лица. С. 23-24. Мистерия – жанр западноевропейского религиозного театра (XIV-XVI вв.). Рахиль (библ.) вторая жена Иакова, долгое время бывшая бесплодной, «о детях плачет и утешиться не мажет» – см. Иер. 31, 15. Уриэль Акоста (1595?-1647?) — нидерландский публицист и мыслитель. …оракула треножник – на античных изображениях сидение пифии, жрицы в Дельфийском храме Аполлона. «взыскающий художник» – из ст-ния А. С. Пушкина «Поэту» (1830). Князь Мира – дьявол, сатана.
Легенда о нем.Слоновой кости башня – один из эпитетов Девы Марии в католической литании; здесь – намек на «башню» Вяч. Иванова, его петербургскую квартиру, в которой по средам устраивались литературные собрания, «благостны и правы, Любовь, твои уставы» и далее «воскреснуть вместе, вместе умирая – из ст-ния Вяч. Иванова «Канцона II» (сб. «Cor Ardens»). «алтарь любви палящей, и жрец, и бог» – из ст-ния Вяч Иванова «Психея» (сб. «Кормчие звезды»), «скорбящая чета над мрамором божественного гроба» – из сонета Вяч. Иванова «Любовь» (сб. «Кормчие звезды»; позднее – магистрал «Венка сонетов» в сб. «Cor Ardens»). «умер – бедный раб – у ног» – из ст-ния А.С. Пушкина «Анчар» (1828).
Правдао нем.vi. – Лица. С. 24-25. Кафизмы – части Псалтири (всего 20), на службах читаются по отдельности – так, чтобы за неделю была прочитана вся Псалтирь. «Моя молитва – благоволение и мир» – из ст-ния Вяч. Иванова «Ночь в пустыне» (сб. «Кормчие звезды»), «крестная зияла розой рана» — из сонета 12 «Венка сонетов» Вяч. Иванова (сб. «Сог Ardens»; в оригинале – «в розах»). Мистагог – см. примеч. к ст-нию «Иерофант ли знаком знания…». Пантеон – совокупность всех богов какой-либо религии; также храм, посвященный всем богам. Пандемоний – местопребывание демонов… как Лазарь, в раю увидев… – см.: Лк. XVI, 19-31. Орфей (греч. миф.) – певец и музыкант, наделенный магической силой. Ваия – пальмовая ветвь.
Сон о нем.VI. – Лица. С. 25-27. «Икона Тайны Нежной» – ср. в ст-нии Вяч. Иванова «Примитив» (сб. «Нежная Тайна. – Лепта»). Орифламма – в средневековой Франции пурпурный с золотым крестом боевой стяг христиан, под которым долженствовало идти на бой с неверными. «Дикий колос» – заглавие ст-ния Вяч. Иванова (1917; опубл. посмертно в сб. «Свет вечерний»). Плащаница – полотнище с изображением положения во гроб Иисуса Христа, употребляемое в богослужении. Багряница – см. примеч. к ст-нию «Последняя» (с. 557). Лаг – прибор для измерения скорости судна и пройденного им расстояния.
ПЕСЕНКИ САЛЬЕРИ.Сальери – Антонио Сальери (1850-1825), австрийский композитор итальянского происхождения, по давней легенде – завистник и отравитель композитора В. А. Моцарта (1756– 1791).
Рондо.«Ты, Моцарт, бог» – из «Моцарта и Сальери» А. С. Пушкина.
Баллада.Иерофант – см. примеч. к ст-нию «Иерофант ли знаком знания…»
Восьмистишия.Реквием – последнее, неоконченное произведение В. А. Моцарта. Дон-Жуан. Свадьба Фигаро – оперы В. А. Моцарта. Страстная неделя – см. примеч. к ст-нию «Дорожное». Кармель – горный массив на северо-западе Израиля (часто упоминается как гора), сказанный, по убеждению многих, с персонажами Ветхого Завета. Звериное Число – 666.
ОБЛАКО. Венок сонетов.Лица. С. 49-55. Печ. по: ДК. Л. 96-103. Диафан – см. примеч. к ст-нию «Мистическое приключение». Волчец – колючее сорное растение. Морена – ледниковые отложения, накопленные глетчерным льдом; Е. Архипов, позаимствовав словосочетание «дальняя морена», озаглавил им сборник своих ст-ний. посвященный В. Меркурьевой. Эбен – черное дерево. Елена (греч. миф.) – дочь Леды и Зевса, прекраснейшая из женщин, жена спартанского царя Менелая, похищение которой дало повод к Троянской войне. Чернец – монах.
Первая редакция сборника, о которой упоминает Д. Усов в письме к Е. Архипову (РГАЛИ. Ф. 2209. Оп. 1. Ед. хр. 56), видимо, не сохранилась. Сборник печатается по ДК; в первых двух разделах опущены стихотворения, вошедшие в предыдущие сборники.
С песенной клюкой
В ДК заглавие «С песенной клюкой» носят раздел и открывающий его цикл. В наст. изд. заглавие цикла опущено, т.к. раздел при исключении из него ст-ний, вошедших в предыдущие сборники, представлен только ст-ниями из одно именного цикла. Эпиграф – из ст-ния «Я пришла к поэтам со стихами…»
1. «Давно я знахарки личину…».ЗЗ. С. 85-86, № 3 в цикле «С песенной клюкой». – Октябрь. С. 157. – Лица. С. 60-61. Домовина – гроб.
2. «Круг тополей карнизом…».ЗЗ. С. 83-84, № 1 в цикле «С песенной клюкой».
4. «Беспокоен и бестолков…».ЗЗ. С. 84-85, № 2 в цикле «С песенной клюкой». – Лица. С. 58-59.
5. «Глубокая, темна подземная река…».ЗЗ. С. 87, № 4 в цикле «С песенной клюкой».
Лишние огни
«Это будет когда-нибудь очень просто…».Лица. С. 64.
«Своей вы меня считаете?..».Лица. С. 66-67.
КОЛЯДА.Коляда – в древнерусской языческой мифологии воплощение смены годового цикла, зимнего солнцеворота. Празднование Коляды проходило с 25 декабря / 7 января (Рождество Христово) по 6/19 января («решение Господне), в период самых сильных морозов, совпадающий, по древним поверьям, с разгулом нечистых духов, и выражало веру в неизбежность победы добра над злом. Валка – небольшая сухая или с временным водотоком долина с задернованными склонами. Плес – глубоководный участок русла реки, расположенный между мелкими (перекатами). Пойма – часть дна речной долины, затопляемая в половодье или в паводки. Волчец – см. примеч. к ст-нию «Облако».
Из цикла «ЛЮБОВИ ПЛЕН»
1. «Моя любовь не девочка, что зарится…».Лица. С. 33—34. Уставщица – заведующая порядком чтения и пения в церкви (преимущ. в монастырях) согласно с церковным уставом. Старица – пожилая православная монахиня или религиозная женщина, пользующаяся уважением за свою подвижническую жизнь. …в раскольничьем скиту – раскольники – в XVII веке старообрядцы, противники церковной реформы патриарха Никона; скит в православии уединенное жилище отшельника. Дивий клик – парафраза на «Слово о полку Игореве»: «Дивъ кличеть връху древа»; див – однозначных толкований не имеется; по различным версиям птица, воплощение бога Сварога и т. д. Постница – строго соблюдающая посты.
3. «Под вечер солнце холодней».Эпиграф – заключительные строки ст-ния Вяч. Иванова «Бельт» (сб. «Cor Ardens»). Анчар – тропическое дерево, содержащее ядовитый млечный сок.
4. «Все-то романические нити…».Лица. С. 40-41. В Т1 под загл. «Дама Пик». Ариаварта (санскр. путь, страна ариев) – цепь плодородных долин в Гималаях, обиталище народов-прародителей, давших миру основы наук и искусств.
ЛУЧИНКА
2. «Лиходей не спит, ворожит…».Всенощная – вечерняя церковная служба у православных христиан. Канон – сложное многострофное произведение, входящее в состав нескольких богослужения и посвященное прославлению какого-либо праздника или святого. Окоротень – укороченная одежда.
3. «На рынке на Смоленском…».ЗЗ. С. 77-78. – ЛС. С. 16-17. – Лица. С. 55-56. Смоленский рынок – толкучий рынок, известный с XVII в.; занимал часть Садового кольца (Смоленская площадь – Проточный переулок); исчез в середине 1920-х гг.
6. «У камина такая нега…».ЗЗ. С. 79-80. Мессир Бертран – видимо, провансальский рыцарь и трубадур Бертран д’Аламанон, герой пьесы Э. Ростана «Принцесса греза».
7. «Разве это я – в обносках рваных, старых?».Тамара – героиня поэмы М. Лермонтова «Демон». Миньона – героиня романа И.В. Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера». Princesse Lointaine (фр.) – «Принцесса Греза», пьеса Э. Ростана; в данном случае – героиня пьесы, восточная принцесса Мелисанда. Психея – в древнегреческой мифологии олицетворение души, дыхания.
8. «Промчался Новый год к буйной встрече…».Лица. С. 60, под загл. «Новогодний сонет». Васильев вечер – день Св. Василия Великого (1 января ст. ст.0, в который совершались обрядовые действия, способствовавшие хорошему урожаю, богатому приплоду скота и благополучию семьи в наступившем году.
СОНЕТ С КОДОЙ.Лица. С. 69. В корпус и оглавление ДК вписан Е. Архипповым. Печ. по: РГАЛИ. Ф. 1458. Он. 1. Ед. хр. 108. Л. 6-6об. Иерофант см. примеч. к ст-нию «Иерофант ли знаком знания…». Ревнивый спутник музы Кифарэда… – кифарэд (греч.) – музыкант, играющий на кифаре, один из эпитетов Аполлона; видимо, Кифарэдом здесь назван И. Анненский (по ассоциации с его трагедией «Фамира-кифарэд»), любимый поэт Е. Архипова, культивировавшего его стиль в собственном творчестве. Леда (греч. миф.) – дочь этольского царя Фестия; по одним преданиям, Зевс, пораженный красотой Леды, предстал перед ней в образе лебедя – и плодом их союза стали Полидевк и Плена; по другим – Клена вышла из яйца Леды, оплодотворенного олимпийским лебедем.
Из цикла «ЛИСТИКИ»
Зеленые
«Такая сизая мгла…».ЗЗ. С. 82.
Желтые
3.«Не с дерева лист падает по осени…».Росстань – перекресток нескольких дорог, распутье.
4. «Капитан, ссыпающий золото…».Октябрь. С. 157. – Лица. С. 62.
6. «Белые косматые пчелы…».…бурмицкие зерна – жемчужины; бурмицкий (гурмыжский) жемчуг – т.е. персидский, добывавшийся в Персидском заливе, – в древнее время считался самым дорогим.
Дикий Колос
ОСТАЛАСЬ.Лица. С. 71-76.
4. Свидание.Октябрь. С. 156.
5. Она пришла.Октябрь. С. 156.
7. «Так посмотреть, чтоб ясно стало вдруг…».Шарлах – краска ярко-красного цвета.
«За часом час, за годом год уносит…».ЗЗ. С. 81. – Лица. С. 64-65.
ПОПУТЧИК.Невегласить – авторское производно от сущ. «невегласие» – невежество, неученость. Трамвай буквы Бе – маршрут трамвая по Садовому кольцу.
«В келье у ели позатынной…».Сутемь – сумрак, полумрак. Притоманный – истинный, сущий.
МОГИЛА НЕИЗВЕСТНОГО ПОЭТА.Лица. С. 76-77.
НЕПОЛУЧЕННЫЕ
1. «Дождь ли, вёдро ли утро начали…».Лица. С. 63-64.
3. От него.Лица. С. 61.
4. От них.Лица. С. 62-63.
«Из тусклой створки голос пел протяжный…».Октябрь. С. 158. – ЛС. С. 56. – Лица. С 85. В автографе – с посвящением А. Ахматовой.
«Не бурныйгром, не ярая гроза…».… скатная бурлацкая слеза – см. примеч. к ст-нию «Белые косматые пчелы…»
«Я пришла к поэтам со стихами…».Октябрь. С. 159. – Лица. С. 96-97. Внук Стрибожий… – Стрибог в восточнославянской мифологии бог ветра.
В раздел вошли стихотворения, не включенные в авторские сборники или написанные после того, как окончательно определился состав последнего из них (ДК). Тексты ст-ний в этом и следующем разделах, кроме особо оговоренных случаев, печатаются по материалам, хранящимся в личном фонде В. Меркурьевой (РГАЛИ. Ф. 2209. Оп. 1), поэтому в примечаниях указываются только номера единиц хранения и листов.
«Прекрасная, печальная, живая…».5.33-33об.
«Ушел мне сердце ранивший…».5.42-42об.
«Глаза лучам осенним рады…».5.45. О.П.О. – неустановленное лицо.
ЛЮБОВНЫЙ КУБОК.5.71-71об.
ТЕПЕРЬ.5.72-72об. Он – кадет, она – эсерка… – соответственно, члены Конституционно-демократической партии и Партии социалистов-революционеров. Сьют (от англ. suit) – костюм. Пушкин – имеется в виду памятник на Пушкинской площади.
«Словаки? но, право, это дикция…».18.131об.
КАК НЕ НАДО ПИСАТЬ СТИХИ.Лица. С. 32-33. Автограф – 18.134.
«Нежный мой, цветик ранний…».14.16.
«Как месяц бросит в высоту…».14.21-21об.
«Несносный день с его ворчливым лепетом…».14.22-22об.
«Над головой голубое небо…».14.23-23об.
«Мусорная площадь, вся в окурках…».14.24.
«Без лета были две зимы…».Октябрь. С. 154-155. – Лица. С. 41. Автограф – 5. 104.
«В одичалом саду неполотом…».14.27.
«Дальний голос: я еще с вами…».Лица. С. 58. 14.27об. Эпитрахиь – см. примеч. к ст-нию «Аспект комический».
ГОЛОДНАЯ.14.30-30об.
«Металась я, усталая, бежала я…».14.32.
«На сковородке жарится лягушка…».14.34. Вьюшка – крышка или задвижка, которой закрывают отверстие в дымоходе для прекращения тяги воздуха. Вибрион – бактерия, имеющая вид изогнутой палочки или запятой. Фаэтон (греч. миф.) – сын Гелиоса и Климены; выпросил у отца позволение править солнечной колесники и приблизился на ней к земле, от этого загоревшейся. Левиафан – чудовищный морской змей, упоминаемый в Ветхом завете.
«Дождь моросит, переходящий в снег…».14.36-36об. Омар-Хайям, Саади и Гафиз – классики персидской поэзии.
«Неизвестные нам пружины…».12.82-83.
«Вечерний час. Домой идти пора…».10.56. Парастас – заупокойная утреня, посвященная молитве за умерших; служится накануне родительских суббот.
КЕНОТАФИЯ.ЗЗ. С. 88, без загл., № 5 в цикле «С песенной клюкой». Автограф – 14.107.
С ДВУХ КОНЦОВ СТОЛА.11.3. Случайный спутник странной жизни… – Александр Сергеевич Кочетков (1900-1953), поэт, переводчик, участник поэтических кружков «Вертеп» и «Винета». Возможно, ст-ние написано в 1920, когда Меркурьева и Кочетков жили вместе в Кисловодске.
«Хроменькая, ноженьки не крепки…».12.93.
«По Арбату,по Арбату ходит ветер…».Лица. С. 59-60. Машинопись – 11.11. Явленный Никола – церковь Николая Чудотворца Явленного на Арбате (Серебряный пер., [2]); разрушена в 1931, сохранился фрагмент кладки колокольни.
«Разбередило окаянное…».18.62-62об.
«Чужой он – чего же ради мы…».18.63-64об.
ПОД СНЕГОМ.18.64об-68, 74-75.
I. «Запушено на небо окно…». Лица. С. 79-80.
II. «Еще не светло, но уже не темно…».Всполье – окраина поля.
III. Хроника.И.П. – неустановленное лицо.
IV. «Снег, все улицы заметающий…».Лица. С. 80-81.
V. «И ты взаправду, сердце, отлюбило…».Лица. С. 81.
СОНЕТ НОВОГО ГОДА.РГАЛИ. Ф. 2189. Оп. 1. Ед. хр. 7. Л. 21.
ПРИШЕЛЕЦ.Лица. С. 82-83. Автограф – 18.78-79. «учуять ветер с цветущих берегов» – из ст-ния А. Фета «Одним толчком согнать ладью живую…» (1887; в оригинале – «ветр»).
НА ПОДСТУПАХ К МОСКВЕ.Лица. С. 88-94. Машинопись, выполненная Е. Архипповым, и фрагменты белового и чернового автографов – 20.1-34. В отличие от правильного венка сонетов (замкнутый круг из 14 сонетов, каждый из которых начинается последней строкой предыдущего и заканчивается первой строкой последующего, а 15-й сонет – магистрал – складывается из первых строк 14-ти) здесь № 1 является магистралом, № 2 начинается последней строкой № 1 и заканчивается его же предпоследней строкой, № 3 начинается предпоследней строкой № 1 и заканчивается его же 3-й строкой с конца и т.д. Кат – палач. Адамант – алмаз, бриллиант.
Раздел озаглавлен по рукописному сборнику, составленному Е. Архипповым: Катоптра. Сборник стихотворений. Том I. – Составлен Марселиной Струнской. Издан Д. Щербинским. [Оба имени – псевдонимы Е. Архиппова. – В.Р.] Смальгольм. 1933. – Надписи. Посвящения. Стихотворения на случай. Эпиграммы. Акростихи. Шуточные стихотворения (РГАЛИ. Ф. 2209. Оп. 1. Ед. хр. 16). В сборник вошли ст-ния участников «Вертепа» (Л. Беридзе, А. Кочеткова, Е. Редина, М. Слободского), а также О. Мандельштама, Вс. Рождественского, Д. Усова, С. Шервинского и др. Катоптра (греч.) – зеркало.
«Ревнителю отеческих преданий».5.47. И.Р. – Иван Васильевич Рябикин, из владикавказского круга знакомых В. Меркурьевой. Дельфийский треножник – см. примеч. к ст-нию «Миф о нем». Миртовый Венец – заглавие сборника эссе Е. Архиппова о символистах (М.. 1915).
«Вы помните – ночью, в углу разоренном…».5.53-53об. Анита – неустановленное лицо.
«На юге, где зимою лето…».5,54. Эрфикс – видимо, Е. Архиппов. «Ни на письмо, ни на любовь» – из ст-ния А. Апухтина «Письмо» (1882).
ГЕНИЧКЕ-СОМУЧИНИЦЕ.14.162. Геничка – Евгения Яковлевна Рабинович, подруга В. Меркурьевой с юношеских лет. Одесную и ошуюю – справа и слева. Владимирка – Владимирский тракт, по которому в XIX веке этапировали каторжных; ныне Шоссе Энтузтастов. «В тонце сне» – видимо, из «Жития протопопа Аввакума»: «А се мне в Тобольске в тонце сне страшно возвещено…». Внутрьуду и внеуду – внутри и снаружи. Обоюду – с обеих сторон. Семо и овамо – сюда и туда.
«Полу-смеясь, полу-тоскуя…».14.115. Посвящение – Вяч. Иванов. Вскую – попусту, напрасно.
М. М. ЗАМЯТНИКОВОЙ.Лица. С. 28, без ст. 1-12. Автограф – 14.212. Замятнина Мария Михайловна (1852-1919) – ближайший друг и домоправительница семьи Вяч. Иванова. Убрус – см. примеч. к ст-нию «Сказка про Тоску». Искусница Вероника – видимо, Св. Вероника, подавшая Иисусу Христу, идущему на казнь, кусок ткани, чтобы утереть пот с лица; на ткани отпечатлелось «истинное изображение» лика Иисуса. Присуха – приворотное зелье. Изуроченный – испорченный сглазом. Епанча – широкий кафтан без рукавов.
«Анафемы и аллилуйи…».18.107. Посвящение – И. Эренбург. Гвардафуи – мыс на полуострове Сомали в Африке. Полиелей – см. примеч. к ст-нию «Полиелей».
На смерть Эр-га. 18.130. Синай – гора, на которой, по преданию. Бог передал Моисею Скрижали Завета с Десятью заповедями. Альдонса – Альдонса Лоренсо, персонаж романа М. де Сервантеса «Дон Кихот», деревенская девушка, которую Дон Кихот избрал своей дамой, назвав ее Дульсинея (Дульцинея) Тобосская. Рубашка Бланш – название пьесы И. Эренбурга (1918), написанной совместно с А. Н. Толстым для театра-кабаре «Летучая Мышь» (постановка не осуществилась).
НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ ЭР-ГА.18.131.
А. КОЧЕТКОВУ. 14.8об-9.
II. «Смотри, смотри: еще вчера под снегом…».ЛС. С. 57.
Е. РЕДИНУ. 14.31. Редин Евгений Иванович – поэт, участник поэтического кружка «Вертеп». Оцет – уксус. Испил отравы тайной оцет… – см. примеч. к циклу «Песенки Сальери». Огненный столп – название стихотворного сборника Н.С. Гумилева (1921).
ЕМУ ЖЕ. 14.31.
АВТОРУCI-DORE. 16.51. ci-dorE – заглавие стихотворного цикла А. Кочеткова, обыгрывающее название места, где он был написан, – Сидоровское.
М. СЛ.14.89. Посвящение – Слободской Михаил Иванович (1895-?), поэт, участник поэтических кружков «Вертеп» и «Винета». «Неузнанная» – стихотворение В. Меркурьевой. Палимпсест – рукопись на пергаменте поверх смытого или соскобленного текста. Кифарэд – см. примеч. к ст-нию «Сонет с кодой».
М. М.14.88. Посвящение – Мария Меркурьева.
МИЛОЧКЕ АНГЕЛИДЗЕ.14.90об. Посвящение – Людмила Александровна (Ладо) Бериздзе, поэтесса, участница поэтического кружка «Вертеп».
I. «Помечтала барышней уездной».«Старый мир… прочь руки от Китая» – видимо, парафраза на ст-ние В. Маяковского «Прочь руки от Китая!» ([1924]). …в зелени Девица – нигелла (девица в зелени, чернушка), однолетнее растение семейства лютиковых.
II. «Не потому ль от горькой жажды…».Ихтиол – черное маслообразное лекарственное вещество, продукт перегонки смолистых горных пород, содержащих остатки ископаемых рыб. Тюлин – Юрий Николаевич Тюлин, участник поэтического кружка «Вертеп».
М. СЛ.14.96об. Кастальская влага – вода Кастальского источника на горе Парнас, около Дельф, считавшегося с эллинистических времен символом поэзии. Пегас (греч. миф) – крылатый конь, символ связи всего живого. Внегда — когда, если.
СИЛУЭТ Л. БЕРИДЗЕ.14.101. Сарпинка – тонкая хлопчатобумажная ткань в полоску или в клетку. Избачить – избач – культурно-просветительный работник в деревне, заведующий избой-читальней. Замзавить – замзав (сокр.) – заместитель заведующего.
А. Б.14.104об. Посвящение – Антонина Павловна Беме, ближайшая подруга Меркурьевой с гимназических времен. Изограф – художник, иконописец.
SONETTODIPROPOSTA.13.70. sonetto di propasta (итал.) – сонет-предложение (предполагающий сонет-ответ, sonetto di riposta).
Ответ М. Слободского (автограф – 13.71):
SONETTO DI RIPOSTA
В.А. Меркурьевой
25.VIII.1926
«Жили мы в избушке на курьих ножках…».18.5. Посвящение – Антонина Бёме. Шемаханская царица – персонаж «Сказки о золотом петушке» А. С. Пушкина.
«Радоваться? – не под стать мне…».18.7. Посвящение – Всеволод Рождественский (1895-1977), поэт, переводчик. Орфей – см. примеч. к ст-нию «Правда о нем».
«Легкою предстанет переправа…».18.9. Посвящение – Сергей Аргашев наст. имя и фам. Сергей Петрович Семенов (1902-1985), инженер, исследователь механической технологии металлов, поэт, переводчик, автор сб. «Парида» (1924, единственный из участников сборника «Золотая зурна», не имевший отношения к кружку «Вертеп».
ЕВГЕНИЮ АРХИППОВУ.РГАЛИ. Ф. 1458. Оп. 1. Ед. хр. 108. Л. 5-8, без нумерации. В записной книжке (18.15-18) части цикла пронумерованы. Часть II, «Сонет с кодой», см. в сб. «Дикий колос».
II. «Начать приходится ab ovo…».Примеч В. Меркурьевой: «Пасха 1928-го года. В сопровождении страусового яйца», Леда – см. примеч. к ст-нию «Сонет с кодой». Лета (греч. миф.) – река забвения в подземном царстве Аида. О пробулгаковском яйце… — в повести М. А. Булгакова «Роковые яйца» (1925) на Москву движутся полчища гигантских гадов, которые вылупились из яиц, присланных из-за границы. Смерть Кащея – в русских народных сказках смерть Кощея Бессмертного спрятана в игле, которая спрятана в яйце, которое спрятано в утке и т. д. Полковник Белавенец – в 1920-е гг. один из жильцов петроградского Дома искусств. Аллюзия на шуточное стихотворение О. Мандельштама «Умеревший офицер» (1920): «Полковнику Белавенцу / Каждый дал по яйцу» и т. д. Колумбово яйцо – крылатое выражение, означающее простое решение трудных вопросов. По легенде, X. Колумб попросил некоего субъекта, отреагировавшего на его рассказ об открытии Нового Света репликой «Так просто?», поставить яйцо на острый конец и, когда тот затруднился, сделал это сам, слегка разбив острый конец яйца о стол.
«За лепестки, что как улыбки были…».18.19. Примеч. В. Меркурьевой: «Перед отъездом в Красноярск». Посвящение – Клавдия Лукьяновна Архиппова (1900-1976), жена Е. Я. Архиппова.
«На голове клетчатая кепка…».18.22. Посвящение – Екатерина Юрченко, подруга В. Меркурьевой.
«Искусства мнительнейший ревнитель…».10. 3.
ДРУЖЕНЬКЕ-СУХАРИКУ.16.27об-28. Посвящение – Евгения Рабинович…. общая жилплощадь – в 1932-1935 Меркурьева жила в квартире Е. Рабинович на Зубовском бульваре.
Рондо. 18.43. Посвящение – неустановленное лицо.
А. С. КОЧЕТКОВУ.18.43об-44об, 46об-47. Части I, II и IV цикла. Часть III, «В келье у ели позатынной…», см. в сб. «Дикий колос».
I. «В одеянье злато-багряном…».18.43об. «Лирика Гёте» имеется в виду книга: Гёте И. В. Лирика. Переводы русских поэтов / Ред. и вступ. ст. Б. В. Гиммельфарба. – М.-Л.:ГИХЛ, 1931, в числе переводчиков которой был А. Кочетков.
III. Летний отдых.18.46об-47. …в своем девятом кругу – в первой части «Божественной комедии» («Ад») Данте Алигьери (1265-1321) в девятом кругу Ада томятся саиые страшные преступники – предатели и изменники, вмерзшие в ледяное озеро Коцит и терзаемые Люцифером.
Д.С. УСОВУ. 18.47об. Усов Дмитрий Сергеевич (1896-1943) – поэт, переводчик. Расин – Жан Расин (1639-1699), французский драматург-трагик, входивший в так называемую «великую тройку» драматургов XVII века наряду с Корнелем и Мольером. Девица-в-зелени – см. примеч. к ст-нию «Милочке Ангелидзе». Лары – по верованиям древних римлян божества, покровительствующие дому, семье и общине в целом. Танагрэтка – небольшая изящная терракотовая статуэтка из древнегреческого города Танагра. God’s
acre (англ.) – кладбище; что имеется в виду, неясно.
«Когда б, цветам подобно, раскрывать…».18.48. Гатор (Атор) – египетская богиня, в Древней Греции уподоблявшаяся Афродите. Флора – древнеримская богиня цветов, расцвета, весны, полевых плодов.
«Меж вымыслов лирических косметик…».11.35-35об. Посвящение – А. Кочетков.
«Не в тягость? Цепь? но ведь тогда покорно…».18.60. Посвящение – Сергей Васильевич Шервинский (1892-1991). поэт, переводчик, прозаик; в его имении Старки В. Меркурьева. А. С. и И. Г. Кочетковы и Е. Рабинович жили в 1930-х гг. во время дачного сезона. «Нежней и суеверней» – см. ст-ние Ф. Тютчева «Последняя любовь» (1851-1854): «О, как на склоне наших дней / Нежней мы любим и суеверней…» «Небрежный карандаш» – из поэмы Е. Баратынского «Бал» (1825-1828). …кладезь рифм к Шелли – Меркурьева в это время занималась переводами П.Б. Шелли для будущей книги (М., 1937), неофициальным редактором которых попросила быть С. Шервинского.
Приводим ст-ние С. Шервинского, строка из которого послужила эпиграфом для ответного ст-ния (копия В. Меркурьевой – 18.158— 158об.):
* * *
В. А. М-ой
Сосед
21.VI.1935
«Ступит ли на островерхий скат она…».18.61об.
«Где Вы теперь? Кто Вам кусает ушки?..».16.66. Пародия на песню А.Н. Вертинского «Лиловый негр» («Где Вы теперь? Кто Вам целует пальцы?..»). Посвящение – Инна Григорьевна Кочеткова (урожд. Прозрителева), жена А.С. Кочеткова.
«Средь переулков неувязки…».18.68. Посвящение – Елена Владимировна Шервинская, вторая жена С.В. Шервинского.
ЗА ТО, ЧТО В НЕЙ.Октябрь. С. 158. – Лица. С. 85-86. Автограф – 18.70-71.
ОН И Я.Из архивов Шервинского, Дурылина, Сидорова. Публ. Т. Нешумовой // Toronto Slavic Quarterly Ns 18. Fall 2006 (http://www.utoronto.ca/tsq/18/neshumova18.shtml), с неточностями в тексте и архивной ссылке. Автограф – РГАЛИ. Ф. 1364. Оп. 3. Ед.
хр. 706. Л. 16. Цехин – золотая монета, впервые отчеканенная в Венеции в 1284 г.; вышла из обращения в XIX веке. Асмодей – дух вожделения. Ост-Индея – «Ост-Индия», историко-приключенческий роман С. Шервинского (М.: Academia, 1933), действие которого происходит в Нидерландах XVII века. Иост – Йост Корнелис Дрохслот (1586-1666), нидерландский живописец и офортист. Аграмант – плетеная тесьма для отделки мягкой мебели, платьев, занавесей и т. п. Хитон – мужская и женская нижняя одежда в Древней Греции.
НАЯВУ. 18.71об-72об. Стола – длинное просторное парадное платье в Древней Греции и Риме. Трапезунд (Трабзон) – турецкий город на высоком берегу Черного моря, важнейший торговый пункт.
«Долетевший с вами горный ветер…». 18.73.
«Еще вот здесь, пока у нас…». 18.73об. Птица Киприды (греч. миф.) – Киприде (Афродите Кипрской) были посвящены голуби и воробьи.
С. В. Шервинскому. 18.75об. …четверть Шеллия – цела – видимо, намек на вмешательство издательского редактора в переводы В. Меркурьевой, каковым она считала Г. Шенгели.
ИНЫЕ. Лица. С. 82. 18.76об.
«Он к нам слетел разорванным осколком…». 18.80. Посвящение – Леонид Васильевич Соловьев (1906-1962), русский советский писатель, сценарист, автор дилогии о Ходже Насреддине.
Отдавая себе отчет в сомнительности подобного самоуправства, составитель всё же взял на себя смелость внести в текст статей М. л. Гаспарова следующие изменения (заключены в фигурные скобки): 1) тексты ст-ний В. Меркурьевой, опубликованные автором статей полностью (к сожалению, со многими неточностями), и впрямую относящиеся к ним немногочисленных фразы заменены многоточиями (при этом сохраняются ст-ния Вяч. Иванова, А. Кочеткова и ваписанные В. Меркурьевой в соавторстве с А. Кочетковым); 2) для связности на месте некоторых сокращений введен текст – в основном заглавия или строки цитируемых ст-ний.
Вера Меркурьева (1876-1943). Стихи и жизнь. Лица. С. 5-97. Текст в квадратных скобках принадлежит автору статьи. Цитаты сверены и исправлены по оригиналам. Сокращения в цитатах раскрываются в угловых скобках. Многоточием в угловых скобках обозначаются пропуски в цитатах, сделанные автором статьи. Ст-ние Вяч. Иванова печ. по статье, посвященной его текстологическому разбору: Гаспаров М. «Мирьядами зеркал мой образ отражая…» (Вячеслав Иванов и Вера Меркурьева: несколько дополнений к статье К. Г. Петросова) // Europe Orientalis. 17 (1998), 2, p. 97 –102.
Bepa Меркурьева: техника стилизации. presenze femmmili nella letteratura russa. Padova, 2000. P. 62-72.
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Чем бы ни занимался в своей необозримой научной жизни академик Михаил Леонович Гаспаров (1935-2005) – классической филологией, стиховедением, литературоведением, переводом, – его подвижнический труд неизменно получал высшую оценку как в научном, так и в широком читательском кругу. Пожалуй, в отечественной филологии он был олицетворением никогда не бывшего в моде качества – совести.
Среди множества заново открытых М. Л. Гаспаровым русских поэтов Вера Меркурьева занимает особое место. Подготовив в 1989 году первую посмертную публикацию ее стихотворений, в последующие годы Михаил Леонович не раз возвращался в той или иной связи к Вере Меркурьевой, в том числе планировал издать ее стихи отдельным сборником.
В конце 2004 года издательство «Водолей Publishers» заручилось его согласием на подготовку книги стихов В. Меркурьевой. Этому проекту не суждено было осуществиться: через год, почти целиком проведенный на больничной койке, М. Л. Гаспарова не стало.
Настоящее собрание стихотворений В. А. Меркурьевой своею рода завещание Михаила Леоновича. Если оно хотя бы в малой мере соответствует замыслу М. Л. Гаспарова, мы будем считать свой долг выполненным.
