Сергей Сергеевич Козлов
СКИНЬКЕДЫ
маленькая повесть впамять о погибшем племяннике
* * *
Душноватыми, липкими отнедавно отступившей жары сумерками вкрадчиво входил в город июльский вечер.Солнце ещё полыхало оранжевым заревом на западе, будто катился в сторонугоризонта огненный вал, и день вроде бы не совсем кончился, но все малыши давноуже посмотрели программу «Спокойной ночи». Те же, кто был постарше, собиралисьв это время в беседке в центре детской площадки, доставали сигареты, кока-колу,кое-кто потягивал пиво, некоторые просто сидели, поддерживая пустую болтовнюмногозначительным молчанием. Дюжина ребят от 14-ти до 20-ти ежедневнообреталась здесь для того, чтобы придумать продолжение вечерних похождений,либо, отдав время бесцельным разговорам, разойтись по домам после полуночи.Днём в беседке собирались реже. Туда приходили вследствие приступов безделья внадежде встретить хоть кого-нибудь и разжиться деньгами или сигаретами,прокачать округу принесённой на плечах новомодной музыкой, побренчать нагитарах; приходили, если уже некуда было или, наоборот, никуда не хотелосьидти. Таким образом, в большей степени это было место сбора ни для чего, апотому... Зато здесь всегда могло начаться что-то, хотя не всегда хорошокончиться. В этом, кстати, легко усмотреть вселенскую закономерность. Уж еслиИстория порой начинается от места, к примеру: от египетских пирамид, отгималайских вершин, от Акрополя, - то нет ничего удивительного, что житейскимисториям тоже надо плясать от какого-то места. И молодые люди приходили сюда, впервую очередь, потому, что здесь более всего ощущалась сопричастность кмасштабным событиям, даже если они таковыми не были или их не было вообще.Ощущение причастности заменяло то, что взрослые называли самореализацией. Но ужесли эта самореализация начиналась, то история могла получиться пусть не сбольшой буквы, но с восклицательным знаком!
В июле дворовая дружиназаметно редела. Многих вывозили к теплым морям родители, некоторых почти силойотправляли в местные, а потому «беспонтовые» лагеря, третьи находили летомвременную работу. Те, кто собирался в беседке летом, принадлежали либо ккатегории социально неблагополучных, либо, наоборот, к везунчикам, каковыхродители оставили дома со старшими сестрами, братьями, а то и в полной самостоятельности.Таким счастливчиком этим летом был Валик - Валентин Запрудин, крепкий белокурыйпаренёк, который весной окончил десятый класс, а летом бескомпромиссно заявилродителям, что не поедет с ними жариться на пляже, потому как в шестнадцать летему уже стыдно повсюду таскаться за ними хвостиком. После недолгого, но бурногосовещания отец решил проверить зрелость сына посредством полива дачного участкаи содержания дома в образцовом порядке, а вздыхающая мама на пяти листахрасписала не только последовательность действий на каждый день, но и несложныерецепты приготовления некоторых блюд. Понятно, что в листы Валик ни разу незаглядывал... Денег, разумеется, ему тоже оставили, подробно рассчитав траты, атакже спрятали на книжных полках заначку, которую Валик без труда нашёл через полчасапосле того, как родители отбыли в аэропорт. Достаточно было пробежаться потомам любимого отцом Пикуля и увидеть в «Фаворите» гладенькие купюры.
Сегодня был второй вечерего самостоятельной жизни. Первый удался на славу, но помнил он его смутно. Впервую ночь Валик решил стать мужчиной, для чего пригласил в гости свою соседкуи одноклассницу Ольгу Большакову. С ней у него складывался вялотекущий роман:провожалки, танцульки, совместные походы в кино с несмелыми поцелуями. Товарищис более богатым опытом посмеивались над Запрудиным, критикуя егонерешительность и делая непристойные подсказки. Но роман Валентина и Ольги хотьи был размеренно-скучноватым, но зато искренним. Что-то необъяснимое тянуло ихдруг к другу и не позволяло совершать резких движений. Роман был романом, а непошлыми страстишками, о которых сально баяли в беседке старшие товарищи, смакуяпорой отвратительные подробности. Планируя перевести затяжную скучную частьромана в бурную фазу, Валентин распотрошил отцовский бар и, накачивая себя длясмелости, нагрузился до рвотного рефлекса. Полночи Ольга таскала из-под неготазы, а он последними остатками сознания проклинал алкоголь и собственнуюглупость. Утром в пустой квартире он сгорал от стыда и сухости во рту.
Уже ближе к полудню,опустошая единым духом литровую бутылку «Аква-минерале», Валик одновременноприводил в порядок мысленный сумбур, царивший в его голове. Первая и правильнаямысль была следующей: так жить нельзя. Но жить правильно - скучно. Принявнужное количество влаги внутрь, Валик перешел к наружному применению и минутдвадцать отмокал под душем. Здоровый организм, ещё ночью отторгнувшийалкогольную отраву, требовал себе нормальной пищи. Бутерброды с колбасой и чайс лимоном окончательно восстановили баланс сил, и теперь мозг способен былвоспринимать дальнейшее развитие событий во всей их непредсказуемойпоследовательности. В нём блуждала необъяснимая и всепоглощающая силакаких-либо действий, порождающих либо развлечения, либо приключения. Она ивытолкнула его во двор, в самый, так сказать, штаб - в беседку. Там на этотмомент обретался только один завсегдатай и местный Чапаев - студент второгокурса университета Алексей Морошкин. Лицо его на момент прибытия Валентинавыражало муки рождения мысли, способной перевернуть мир. Лоб под короткимежиком волос пересекали отнюдь не юношеские морщины.
Морошкин слыл во двореискусным придумщиком по части массовых развлечений, приколов, маленькихподлостей, сведущим в самых разных областях знаний, так как был начитан, атакже знал кучу историй, которые любили слушать в этой беседке по вечерам.Ребята всех возрастов относились к нему с уважением, иногда не в обиду называяего «Энциклопедия». Жили они вдвоём с матерью в однокомнатной квартире весьмаскромно, поэтому каждое лето, когда его мама Валентина Петровна устраивалась накакую-нибудь халтуру, Алексей либо слонялся по двору, либо тоже находилслучайные заработки: от курьера в какой-нибудь фирме до поденщика-грузчика нарынке. На вырученные деньги он, к удивлению многих, покупал чаще всего книги.Родился он в конце мутных восьмидесятых годов, когда никто рожать и рождатьсяне хотел из-за всяческой нестабильности, поэтому сверстников у него было мало,зато Алексей легко находил общий язык как со старшими, так и с младшими.
- Здорово, - протянулВалик руку.
- Возможно, - как-тостранно ответил Морошкин.
- Чё мозг морщишь?Вчерашний день забыл? - осведомился Запрудин.
Морошкин на это не спешадостал сигарету, прикурил и, только сделав несколько затяжек, изрёк:
- Представляешь, этотмир отвратительно несправедлив!
- Только что об этомузнал?
- Нет, в очередной разубедился.
- Что стряслось-то?
- Моя Ольга вчеравечером кинула меня! Села в тачку к мальчику-мажору и укатила с ним куда-то нафазенду его папы!
- А моя Ольга вчера всюночь тазы из-под меня таскала... Стыдно, блин...
- Стыдно, носправедливо, - признал Морошкин, - а вот в моем случае... У меня даже слов нет.И вот я тут решил... Решил очень важное...
- Банк ограбить? Так тыв прошлом году собирался.
- Нет, как учит наснезабвенный Остаб-Ибрагим-Бендер-бей, с кодексом надо дружить. Я решил создатьобщество народных мстителей.
- Общество народныхмстителей? - Валик недоверчиво ухмыльнулся.
- Именно, мой юный друг.И предлагаю тебе вступить в него первым.
- И кому будем мстить?
- Всем! Всему этомучеловеческому обществу! Всей этой долбаной демократии, всем этим партиям, всемобокравшим страну миллионерам, всем этим хапающим чиновникам, всем этимрастусованным поп-звёздам, всем, кто учит нас, что так жить правильно, хотя мызнаем, что так жить нельзя.
- Ты в комсомол невступил? - вспомнил Запрудин знакомое слово.
- Этим тоже будеммстить. Они тоже мажоры! Молодая гвардия по заказу! Всем! Всем, кромеуниженных, оскорбленных, обездоленных, честных работяг, настоящих ученых,талантливых поэтов, художников, музыкантов... Остальных - к стене позора! - вглазах Морошкина при этом горел недобрый огонёк революционного порыва, на ёжикеволос выступили капли пота, а трафарет Че на футболке недоверчиво съежился.
- И что ты собираешьсяделать? - Валик почувствовал интригу, ему захотелось сходить за пивом и напоитьим всех пацанов во дворе, лишь бы они прониклись в этот момент воззваниемМорошкина.
- Смех продлевает жизнь,это аксиома. Но смех и убивает. Я буду мочить их смехом. Поднимать их на смех ибросать с его головокружительной высоты. Никакой суд, даже их купленный,никогда не признает это убийством. Будем прикалываться, Валик. Вступай вобщество народных мстителей, и кавээновские шутки покажутся тебе детскими забавами,а «Комеди-клаб» - пошлой развлекухой для богатых раздолбаев и богемных пижонов.Ну? У меня уже есть первый ход!
- Не посадят? - навсякий случай спросил Запрудин.
- Даже не арестуют. Упапаши этого мажора супермаркет в центре города.
- Хочешь украсть оттудасникерс или пачку презервативов? - ухмыльнулся Валик.
- Фу, как мелко, -сморщился Морошкин. - Я хочу поднять его на смех. На смех со всей его холёнойсолидностью. Повеселимся, брат! Смех лечит! Мне не нравится дедушка Ленин, номне противен и напрочь лишённый справедливости капитализм, жертвой которого ясегодня стал. Нет, вру, я уже родился таким. Я родился в СССР, в отличие отвсех вас, детей ущербной демократии и беспредела. Я родился в империи, какие быприлагательные не прикладывали к этому понятию. Я в лоне матери чувствовал еёмощь, у меня реликтовая память на величие, а тут мне предлагают пусть и самыйбольшой огрызок, населенный вымирающими моральными уродами! Так что я объявляюэтому бесчеловечному строю войну! Начну с супермаркета «Престиж»...
- И как ты это сделаешь?
- Отправлюсь туда софициальным визитом. Правда, для этого мне потребуются декорации. А, вон Вадикуже кое-что тащит...
Вадик Перепелкин, чтоучился курсом младше Морошкина, выбежал из соседнего подъезда, прижимая к грудистарую потрепанную овечью шубу. Даже издали было видно, что она в несколькихместах проедена молью и состоит на треть из пыли.
- Ты замёрз, что ли? -спросил Валентин.
- Это ты замёрз, мойюный друг, в своей стагнации. Эта шуба - главная часть образа. Лучше подумай,что у твоих родителей есть старого и ненужного из одежды, вызывающееотвращение.
- Кого одеваем?
- Интеллигентного бомжа.
- У меня есть отцовскийберет, - вспомнил Валик, - он в нём на дачу раньше ездил, в нём дырки, как отпуль, а ещё он коричневый, как спелая какашка. Короче, полный отстой.
- Годится.
- Есть ещё ботинки. Отецв них белил гараж. Видок убойный.
- Тащи! Сейчас ещёБганба принесёт старые трико, роговые очки, а у меня есть пачка «Беломора» иразные носки с дырками.
Через пятнадцать минутМорошкин прямо в беседке вырядился во всё доставленное товарищами старьё, и,когда в заключение нацепил на кончик носа очки бабушки Бганба, крупнотелыйабхаз зашелся таким заразительным смехом, что вся компания схватилась заживоты. Успокоиться далось им не сразу. Не смеялся только Морошкин, онгримасничал, принимал важные позы, входил в роль. Из-под шубы тревожновыглядывал Че Гевара. Видимо, завидовал боевому берету Алексея. Трико Бганба наногах Алексея выглядело, как спружиненное галифе. Главное, что удалось вобразе, - стараниями Ольги Большаковой и её косметички невозможно былоопределить ни пол, ни возраст получившегося бомжеватого существа. Последнимштрихом стало удостоверение члена общества защиты прав потребителей, котороеМорошкин купил по случаю на рынке. Но внутри оно было заполнено весьмаграмотно.
- Эх, если бы самому небыло противно, я бы предпочел пахнуть мочой и кошачьими какашками, -мечтательно произнес Алексей, - ну хотя бы дешёвым одеколоном меня облейте.
* * *
Через полчаса они были уцентрального входа в супермаркет. Внешнее кольцо охраны преодолели легко.Бганба якобы помог трясущемуся нервному существу осилить ступени, сочувствуяего жалкому виду, буквально под руку провёл мимо раскрывших рты качков, которыестали что-то торопливо говорить в свои рации. Остальная группа ребят вошла вмагазин так, будто никакого отношения к происходящему не имела.
- Война дворцам, - кривоухмыльнулся Морошкин, оказавшись в центре торгового зала и обретя заветнуютележку покупателя.
Он нагло двинулся вдольприлавков, заставляя шарахаться в стороны благовидных представителей среднегокласса и лощёных богачей. Отвращение на их лицах вызывало у него внутреннееторжество. За ним неотступно следовала группа охранников аж из трех человек,которые поминутно советовались с кем-то по рациям. Алексей поочередно хватал сприлавка что-либо особенно дорогое, подолгу крутил в руках, принюхивался купаковкам и с недовольным видом ставил обратно.
- Чаво в Рассеюпонавезли! Генетически мудифицированные продукты! Отрава, блин!
Охранники, точноозадаченные бульдозеры, всё же окружили Морошкина, и один из них потребовал:
- Слышь... это... - онне знал, как обратиться к существу, - покинь магазин.
- На каком основании? -оскалился Морошкин. - Я платежеспособный гражданин России. - И в подтверждениесвоего финансового достоинства он достал из кармана ворох купюр - результатпредварительной складчины дворового сообщества.
- И вот сюда ещё глянь,соколик, - протянул Алексей удостоверение.
Охранник брезгливо взялв руки документ, раскрыл его и поменялся в лице, читая вслух:
- Калабухов ВольдемарОльгердович, заместитель председателя общества защиты прав потребителей. Чё заксива такая? - спросил он себя и напарников и снова обратился к спасительнойрации.
Воспользовавшись их замешательством,Морошкин ринулся к мясному прилавку, где скопилась, хоть и небольшая, очередьпорядочных граждан. С приближением Морошкина она скоропостижно растаяла. Двеудивленных продавщицы воззрились на странного покупателя, стараясь не зажиматьносы от запаха лосьона «Троян», образующего вокруг Алексея пятиметровую аурунедосягаемости.
- Двадцать пять грамм«докторской», - любезно обратился к продавщицам Морошкин.
- Как? - переспросилата, что взяла в руки нож.
- Двадцать пять грамм«Докторской» и восемнадцать «Венской», - добавил Морошкин, непринуждённо ирасполагающе улыбаясь.
- Так и резать,восемнадцать?
- А чего, мы цифер незнаем? Начальное-то образование, небось, есть?
Одна из продавщиц сталанехотя выполнять заказ, а вторая ехидно осведомилась:
- А фаршику вам ненажевать?
- Ты, милая, не ёрничай,- успокоил её Алексей, - ты мне пока полкило российского сыра пластикаминарежь. Смотри не ошибись, полкило... И пластики чтоб тонкие были. У менядрузья интеллигентные, придирчивые в гости придут.
- Поди, тройной одеколониз хрустальных рюмок пить, - процедила сквозь зубы первая.
- Мне что, «Книгуотзывов и предложений» попросить, написать, как мне тут хамят? Я, между прочим,деньги платить собираюсь, - нахмурился от вопиющей несправедливости Морошкин.
- Ничего, если«Докторской» двадцать шесть грамм? - спросила, глядя на электронные весы,продавщица.
- Ладно уж, милая, хотьи вгоняешь ты меня в лишние растраты. Смотри с «Венской» не ошибись.
Чуть в стороне двороваякомпания едва сдерживала смех. Когда Морошкин с тележкой откатил от мясногоотдела, продавщицы были выведены из строя до конца рабочего дня. Морошкин подстрогим надзором сопровождающих его охранников небрежно метнул в корзинунесколько пачек чипсов. По сценарию в его кармане запел мобильный телефон.Звонил ему из соседнего отдела Запрудин. Когда Алексей картинно раскинул надухом престижную «Нокию», охранники окончательно утратили чувство реальности.
- Да, Леопольд Львович,- как можно громче якобы ответил Морошкин, - в супермаркете «Престиж». Да. Могувас заверить, что отношение здесь к социально-незащищенным гражданам, прямоскажем, предвзятое. Меня повсюду сопровождают надзиратели. Конечно, это унижаетчеловеческое достоинство.
После этих словохранники отступили на пяток шагов, продолжая консультации по рациям.
Морошкин же,рассчитываясь с кассиром, будто только что вспомнил нечто, ударил себя по лбу иозадаченно возопил:
- «Хенесси» забыл!Леопольд Львович расстроится. Мальчики! - обратился он к окончательно впавшим вступор охранникам. - Принесите, пожалуйста, бутылочку «Хенесси», а то я ужерассчитываюсь.
- «Хенесси»? -переспросил старший смены.
- Да, и, пожалуйста,настоящий.
- У нас в магазине всёнастоящее.
Через пару минутохранник вернулся с коробкой, в которую был упакован дорогой коньяк. Морошкинпридирчиво открыл коробку и намеренно чуть не выронил бутылку, отчего дыханиеперехватило не только у кассира, но и у всей честной компании. Внимательноизучив лейблы и этикетки, Алексей тоном знатока заключил:
- Польский, точнопольский. Подделка варшавская.
- Не может быть! -возмутилась кассирша.
- Вы мне, девушка, нерассказывайте, я сам на подпольном заводе в Польше из одной бочки и «Наполеон»,и «Курвуазье» лил. А в бочке был дешевый бренди. И эта бутылка оттуда же!
- Ну не покупайте, есливам не нравится! - охранник потянул руку к заветной коробке.
- Нет уж, господа,теперь пригласите мне какого-нибудь старшего менеджера, мы с ним об экспертизепоговорим.
Охранник после этих словпобагровел, стало ясно, что в любой момент он может просто снести, растоптатьМорошкина, просто размазать его по дорогому мраморному полу. И давно бы ужесделал это, если б не боялся замараться.
- Слышь, - процедил онсквозь зубы, - может, ты всё-таки уйдёшь от греха подальше? Вали по-тихому, а?Очень тебя прошу. У нас тут, блин, не рюмочная, а нервы у моих ребят нежелезные.
- Ага, угрозы, значит, -спокойно констатировал Алексей, - и нервишки шалят. Не похоже на цепных псовкапитализма, неужели церберов плохо дрессируют? Сидеть, лежать, апорт, голос,фас - вот тебе доллар!
После таких словбульдозеры плотной группой двинулись на Морошкина. Но тот (в момент высшегонапряжения) неожиданно вытащил из-за пазухи полиэтиленовый пакет, наполненныйнедвусмысленной коричневой жижей.
- Стоять! - крикнул он.- Или я вынужден буду применить биологическое оружие.
Охранники притормозили.
- Что за фигня? - кривялицо, спросил один из них.
- Фекалии изинфекционного отделения второй городской больницы, - подробно и с нескрываемымудовольствием пояснил Морошкин. - И если какая-нибудь тварь посмеет нарушитьмоё конституционное право на неприкосновенность личности, всё это добро щедрымибрызгами разлетится по данному помещению.
- Ты что, специально вбольницу ходил дерьма набрать? - усомнился старший смены.
- Зачем специально, я тамработаю... В морге, - с видом победителя уточнил Алексей. - Так что, мальчики,если не хотите замараться, стойте спокойно, я расплачусь и тихо уйду.
- Тьфу, - старший сменыразочарованно принял безысходность патовой ситуации, - но если я тебя ещё раз внашем магазине увижу, я тебя всё, что у тебя в карманах, съесть заставлю...
Едва отойдя отсупермаркета, дворовая команда предалась неудержимому хохоту. Ребята,согнувшись пополам, показывали на Морошкина пальцами, сыпали колкостями,повторяли сцены, только что виденные в магазине. Не смеялся только Морошкин,он, судя по всему, обдумывал дальнейший план действий.
В это время к группеподошла скромно одетая женщина, из тех, что часто стоят у дверей лощёныхмаркетов с протянутой рукой, не дотянув до очередной пенсии.
- Грех, ребята, смеятьсянад нищими, - сказала она.
Все враз замолчали. А уМорошкина подпрыгнули брови:
- Да вы что, мать, мы женаоборот, мы над буржуями... - он достал из кармана мелочь и несколько купюр. -Вот, возьмите.
У огромного Бганбы дажегубы затряслись. Он тоже порылся в карманах и щедро извлёк оттуда сотенную.
- Возьмите, пожалуйста.Это от души, вам нужнее. Мы не смеялись над бедными. Меня мой отец на месте быприбил, если бы я стал таким человеком, - от волнения у него появился кавказскийакцент, которого отродясь не было.
Женщина так и осталасьстоять с деньгами в руках, похоже, не поняв, что тут только что происходило.Только прошептала им вслед:
- Храни вас Бог,деточки...
Уже в беседке, когдаэффект проведённого мероприятия пошёл на спад, Морошкин, открыв бутылку пива,констатировал:
- Это, ребята, детскийлепет. Надо что-нибудь посерьёзнее. Всем - домашнее задание: придумать актмести капитализму. Любым его проявлениям, всей этой извращенной демократии.
- Ты, Лёха, что,революцию решил сделать? - спросил Геннадий Бганба.
- Революции делаютущербные люди, - ответил Морошкин, - а я просто... как бы это назвать? Назовёмэто по-умному: моделирование общественного поведения в условиях экстремальныхситуаций в условиях российского либерализма.
- Ну прямо курсоваяработа, - усмехнулся Перепёлкин.
- Пацаны, а мне это поприколу! - признался в восторге Валик.
- Только не называй наспацанами, - прищурился Морошкин, - не люблю я этого слова.
- Чё в нём такого?
- Оно происходит отеврейского слова «поц», что означает писюн, так что ты сейчас нас всех писюнаминазвал. Кто как, а я писюном себя не считаю.
- Да я не знал, -потупился Валик.
- Есть же другие слова:парни, ребята, друзья, в конце концов...
- Ну, это ты у насЭнциклопедия...
- Кстати, в словаре Далявообще нет такого слова, - добавил Алексей.
- А как обращаться кдевушкам? - спросила Ольга, которая чувствовала себя в мужской компаниинеуютно.
- Вас, Оля, мы будемназывать «сударыня», устроит?
- Вполне. А можно я своюподругу на следующее... - она стала вспоминать слово, - на следующеемоделирование приглашу? Светлану. Вы её знаете, она тоже поприкалываться любит.- И пристально посмотрела на Алексея.
- Можно, - разрешилМорошкин, который был автоматически признан лидером.
- А как мы будемназываться? - озадачился Валик. - Есть там антиглобалисты, есть анархисты,нацболы есть, есть скинхеды... А мы?
- Это формализм, -поморщился Алексей, - любое осмысленное название влечёт за собой обязательнуюпрограмму, уставы, символы и прочую требуху. А мы, как Баба Яга, против, и всё.При этом никакого нигилизма, чисто человеческое неприятие. Пусть будут там«Наши», нацболы, скинхеды, а мы будем, к примеру, «скинькеды»! И всё! И никакихобъяснений. «Неуловимые мстители» уже были, в нескольких сериях. Скинь кеды, непарься, расслабься - зашнуровать тебя всегда успеют.
- «Скинькеды», -задумчиво повторил Вадим, - а мне иногда хочется сбросить обувь и пойти поулицам босиком... Летом, конечно. Да и полезно, говорят.
- Кеды - удобная,дешёвая спортивная обувь, - согласилась Ольга.
- Слушай, Лёх, -вспомнил вдруг Бганба, - а в пакете у тебя натуральное?..
- Какао с водой, ну иещё некоторые ингредиенты, для пущей наглядности, - усмехнулся Морошкин, - менябы самого стошнило. Зато как сработало? А? Я даже пожалел, что не взял с собойнатуральный продукт. Точно бы плюхнул им под ноги. Представляю себе заголовкиместных газет: в супермаркете «Престиж» совершен террористический акт...Надолго бы мы им покупателей отбили. - Морошкин встал и мечтательно потянулся: -Ну ладно, ребята, пойду переоденусь, мне ещё сегодня контейнеры соспортинвентарём разгружать. Встретимся завтра вечером. Каждому принести с собойидею, а ты, Оля, можешь вместо идеи привести свою подругу.
В это время во дворвъехал лаковый «Лексус». Он замер как раз у подъезда Морошкина. Из негопоявилась возлюбленная Алексея Ольга Вохмина с огромным букетом орхидей. Издругой дверцы вальяжно вышел молодой человек, одетый в белые джинсы, белуюфутболку и золотую цепь в палец толщиной. Он предупредительно проскользнул кдвери, чтобы открыть её для девушки. На пороге они обменялись лёгким поцелуем,отчего Морошкина скривило.
- Молилась ли ты наночь, Дездемона? - саркастически прокомментировал он. - А ещё вчера ты кляласьмне в вечной любви...
- Ну так, - поддакнулВадим, - у него вон какое точило...
- Оля, а если у меня небудет «Лексуса», ты тоже от меня уйдёшь? - иронично спросил у БольшаковойВалентин.
- Дурак ты, Запрудин, -обиделась Ольга и направилась к своему подъезду.
- Знаете, ребята, -горько признался Алексей, - если честно, мне почти до слёз обидно. Мы с ней сдесяти лет дружили, с тех пор как она в наш дом переехала. А этот меня своим«Лексусом» за один вечер переехал...
В беседке повислосочувственное молчание.
* * *
Всю ночь Валик ворочалсяс боку на бок. Во-первых, не удалось помириться по телефону с Ольгой и зазватьеё к себе. Дёрнул же леший с этой дурацкой фразой про «Лексус»! Во-вторых, емуочень хотелось придумать какую-нибудь акцию не хуже морошкинской. В-третьих, онпожалел, что не пригласил Морошкина к себе переночевать, вместе подумать над«моделированием общественного поведения», а заодно дёрнуть с горя пивка поповоду подлой измены Ольги Вохминой. Валентин ворочался, часто вставал и бежална кухню попить воды, пока не догадался притащить пластиковую бутыль изхолодильника к постели, переключал кнопки на дистанционнике телевизора, где подвенадцати из пятнадцати каналов стреляли, а на остальных трёх шла как быдопустимая эротика. Причём на одном из трёх ведущие упорно продвигали правасексуальных меньшинств. Именно прыганье по каналам навело его на нужную идею.
Ещё только улавливая её,он подошёл к отцовскому сейфу с оружием. И хотя ключи от него (как полагалотец) были надёжно спрятаны, Валик прекрасно знал где. Кроме двух охотничьихружей в сейфе хранился газовый пистолет «Double Eagle». Там же всегда лежалакоробка холостых патронов (иногда они с отцом баловались на даче, устраиваявесёлую пальбу). И патроны, и пистолет были на месте. После обследования оружияВалик лёг спать со счастливой улыбкой. Завтра он принесёт идею покручеморошкинской.
День прошел с ленивымзапахом лапши быстрого приготовления и медленным течением времени. Пару разВалик выходил во двор, но кроме июльского зноя там никого не было. Во второйполовине дня позвонил Ольге, она как раз должна была вернуться с тренировки погимнастике. Не лень же человеку летом с утра гнуться и тянуться! Но зато какаяфигура!
- Оль, ну не обижайся, -начал Валентин, когда она взяла телефонную трубку, - ну глупость я вчерасморозил.
- Валь, а вот скажичестно, ты меня любишь? - вдруг огорошила его Ольга. - Мы столько временивместе, ты мне что угодно говорил, только не это. Я всё после первого поцелуяждала, после второго... Может, Валентин, ты меня за маркитантку какую держишь?
- Маркитантку?
- Ну, помнишь, намисторик рассказывал. Следуют за войском торговки, продают необходимое, а я ещёпотом вычитала, что они и телом приторговывают или являются походными жёнамикомандиров.
- Оль, да ты что! - ужесам обиделся Валик. - Подожди, только не говори больше таких глупостей.Маркитантку... Сейчас, - он набрал в легкие побольше воздуха, словно собиралсянырнуть, и выдохнул: - Оля, я тебя люблю, ты самая лучшая на свете...
Послушав её ответноемолчание, продолжил:
- Знаешь, я не разчитал, как объясняются и любви. Просто «любовь» это такое огромное слово.Огромное, понимаешь? Мне иногда становится противно от того, как мы всеобщаемся друг с другом. Как придурки из эм-ти-ви... И произнести посреди всегоэтого хлама слово «любовь» - это как розу на навоз бросить. Я просто хотелпо-настоящему...
- А сейчас тыпо-настоящему сказал? - наконец заговорила Оля.
- Да. Конечно. А теперьмогу я у тебя спросить?
- Валентин, я тоже тебялюблю, - опередила Ольга, - просто девушкам не принято признаваться первыми, аот тебя не дождёшься. А позавчера ночью ты меня для чего позвал?
От следующего вопроса влоб у Запрудина похолодело в груди, неправильный ответ мог перечеркнуть всёвышесказанное. От растерянности он начал кусать губы, Ольга же терпеливо ждала,не оставляя ему шанса на уход в сторону. Помогать ему девушка не собиралась.
- Оль, - выдавилВалентин, - я хотел затащить тебя в постель; не знаю, что бы из этогополучилось. Но только ты поверь, что я не для того... А... в общем... - дальшеон не знал, что говорить.
- Спасибо, что несоврал, - облегченно вздохнула на другом конце провода Оля, - только давай стобой договоримся сразу, я лично хочу окончить школу и поступить в институт. Иесли тебе не терпится, если ты такой современный парень, а я тебе кажусьстаромодной, то меня так родители воспитали, а ты можешь себе поискатьчто-нибудь посовременнее. Уверена, проблем не будет, только свистни.
- Да ты что, Оль, - чутьне замахал руками Запрудин, будто она могла увидеть. Потом вдруг собрался ивесьма твёрдо сказал: - Знаешь, я к тебе испытываю такую сильную нежность... Ябы и так не перешагнул через тебя. Может, я тоже старомодный? Но что намтеперь, может, и не целоваться?
- Этого я не сказала, -уже с весёлой хитринкой заговорила девушка. - Валь, пусть всё будет в своёвремя.
- Скажи, я пьяный сильнопротивный был?
- Жалкий и смешной, нодо противного не так далеко.
- Ты придёшь ко мне?
- Конечно, я же хочутебя поцеловать, хоть у тебя нет и, возможно, не будет «Лексуса».
Когда Валентин положилтрубку, ему захотелось порхать подобно бабочке, и он даже устыдился такогонемужского, на первый взгляд, поведения. С улыбкой вспомнил, как дразнили их сОльгой в младших классах только за то, что они ходили за руку в школу. Дразнилив основном мальчишки. И с гордостью подумал о том, как завидуют теперь, когдаОле могут позавидовать звёзды подиумов. Завидуют всё те же бывшие мальчишки...
А ведь пришлось дажепару раз подраться за свою даму сердца со старшеклассниками. В восьмом классеон дрался с десятиклассником Нефёдовым, и хотя был изрядно побит, Нефёдовничего не выиграл. «Быковатый какой-то», - сказала тогда про него Оля, и тотвынужден был искать себе в возлюбленные другую кандидатуру. А в этом годуприцепился мальчик-мажор - одиннадцатиклассник Гулиев. Этого Запрудин вытащилна школьный двор сам и парой ударов отбил желание приставать к чужим девушкам.Но потом Валика прилично «оттоптали» многочисленные родственники и землякиГулиева, русской же поддержки Валентину, как водится в России, не сыскалось. Влюбом случае, Оля оставалась с ним, а его синяки и ссадины были предметом еёгордости.
- Ты бы пошёл из-за меняна дуэль, как в девятнадцатом веке? - спросила она после гулиевского разгрома.
- Конечно, - нераздумывая, ответил он.
И теперь, сжимая в рукеотцовский пистолет, Валентин представлял себе такой поединок. И признался себе:«А на шпагах я не умею».
* * *
Вечером в беседке вследза Валентином, Ольгой и Светланой сначала появился озадаченный Гена Бганба (укоторого не было идеи, зато были проблемы: мать сказала прибрать квартиру кприезду многочисленных родственников), затем Вадик Перепёлкин (тоже без особыхсоображений), потом подтянулся из соседнего двора Денис Иванов (просто так) исамым последним явился Морошкин. Оглядев компанию весьма скептическим взглядом,он устало сел на перила и закурил.
- Есть же люди, которыевсю жизнь работают грузчиками, - Алексей выдохнул облако дыма, - теперь японимаю, почему пролетариат так пассивен, даже есть не хочется, - признался они тут же сыграл словами: - А идеи есть?
Валик выдержал паузу,подождал, пока все пожмут плечами, виновато прокашляются, и лишь потом победноогласил:
- Есть!
- Излагай, - равнодушнопредложил Морошкин.
- У меня дома лежитгазовый пистолет с холостыми патронами! - выпалил Валик. - Не у меня, конечно,у отца, но сейчас я могу им попользоваться.
- Ты опять про банк? -обозначил морщины на лбу Алексей.
- Нет, я промоделирование ситуаций.
- И? Моделируй, -Морошкин явно сомневался, что ещё больше подзадоривало Запрудина.
- Моделируемперестрелку. Или покушение. Кто-то стреляет, кто-то падает, типа, взаправду. Исмотрим на народ вокруг. Пострелять лучше всего у бара «Голубая лагуна», тамохранники без оружия...
У Морошкина в глазахзагорелся нехороший огонёк. Он поймал мысль Валентина сходу.
- Валик, гениально, -оценил он, - у меня есть стартовый револьвер. Значит, можно имитировать мощнуюперестрелку. Почему в «Голубой лагуне»? Там же эти, мальчики, которые девочки,- он предупредительно кивнул на нормальных и порядочных девушек.
Света при этом презрительносморщилась, Ольга никак не реагировала.
- Во-первых, - началпояснять Запрудин, - там вряд ли окажут серьезное сопротивление; во-вторых, якак-то мимо шёл, и ко мне там два размалёванных пи... - он глянул на девушек,Ольга была не из тех, при ком можно выражаться, - два размалёванных пристали:«Мальчик, не хотите ли раскрепоститься, ой, какой хорошенький...» Меня чуть невырвало.
- Валик, ты гомофоб! -определил Морошкин.
- Ты чё обзываешься? -обиделся Запрудин, который не знал значения этого слова.
- Не кипятись, Валик, онсказал, что ты нормальный парень, - разъяснил Бганба, который знал, кто такиегомофобы, благодаря своим многочисленным горячим родственникам. Толерантностьсреди них была явно не в почете, да и слова такого они не знали и знать нехотели.
- Вы тут какую темузатеваете? - наконец обозначился Денис Иванов.
Морошкин мельком глянулна его ноги и с радостью обнаружил, что он обут в такие же дешёвые, как и онсам, кеды.
- А ты скинь кеды, прощебудет понять, - улыбнулся он, а все хохотнули.
- Чё? Босиком ходить? -не понял Иванов.
- Да не, это так,присказка, а в сказке можешь поучаствовать. У тебя есть дома маленькаявидеокамера?
- У предков есть, -сразу сознался Денис.
- Отлично, будешьхроникёром. Оператором. Надо снимать нашу борьбу за счастье униженных иоскорблённых.
- А нам что делать? -напомнила Света. - Нас в «Голубую лагуну» точно не пустят. По половымпризнакам. Если только постричься и в парней нарядиться...
- Не надо, - замахалрукой Алексей, - а кто у нас будет народным мстителем? Кто принесёт на алтарьмести разбитое женское сердце? - с пафосом спросил он. - Как я понимаю, вы неиспытываете тёплых партнерских чувств к сексуальным меньшинствам?
- Тьфу, - передёрнулоСвету.
Ольга сдержанно, новесьма однозначно покачала головой.
- Отлично, значит,Бганбу застрелите вы!
Абхаз тут же подорвалсяс места:
- Э! А меня за что?
- Как за что? За измену.
- Э, какую измену?
- Ну не родине, конечно.Не переживай, я за тебя отомщу после твоей смерти. Завалю всех, последнюю пулюсебе в висок... Драма, достойная Шекспира. - Тут Морошкина стало разрыватьхохотом, сквозь него он просил Иванова: - Дэн, ты только успевай снимать, какгомосеки будут по окопам расползаться... Ой, блин, я эту картину представляю...Бганба, ты меня любишь, мой кавказский медвежонок?!
Тут уже смеялись все,кроме Бганбы.
- Если отец узнает, чтоя ходил в этот бар, он мне стопроцентное обрезание сделает дедушкиным кинжалом,- хмуро сказал он самому себе под нос.
Когда все успокоились,Морошкин начал излагать план:
- Хотя в этом баре, поизвестным соображениям свободы личности, нет камер слежения, нам надоизмениться до неузнаваемости. Даже холостая пальба пахнет реальной статьёй.Вдруг кто-нибудь из девочек с усами родит во время боя? А вы - настоящиедевочки, - обратился он к Ольге и Светлане, - готовы пожертвовать своейкосметикой?
- Даже своих мам, -ответила за обеих Света.
- Отлично! Гена, тебепонадобятся шикарные кавказские усы и хотя бы тёмные очки. Вадим, машину у отцавозьмёшь на пару часов?
- Попробую...
- Валик, ты делаешьнесколько дымовушек. Напоминать как - надо?
- Нет, с детского садаумею.
- Света, а тебе придётсястать панком... Да так, чтоб тебя реальную никто в этом панке распознать немог.
- А я? - спросила Ольга.
- Оля, ты будешь за наспереживать. Постоишь на атасе. Больше некому. Общий детальный план будеттакой...
* * *
К десяти вечера всё былоготово. Морошкин превратился в знойную парня-девицу, Бганба - в горячегокавказского ухажёра, Светка - в разукрашенного во все цвета панка в рваныхджинсах и застиранной футболке, Иванову тоже пришлось придать своему лицуженственности, Валик нацепил непроницаемые отцовские очки-капли. Из всейкоманды камуфляж не нанесли только Вадик, который въехал во двор на отцовской«Волге», и Ольга, что несколько часов преображала своих друзей. Проведястроевой смотр своей команды, Морошкин остался доволен.
- Ну и уроды же мы,ребята, - подытожил он. - Осталось только всем купить кеды. Во время следующейоперации так и сделаем. Это будет наша визитная карточка. Хоть и естьопасность, что органы правопорядка просекут этот финт, но чем больше риск, тембольше кайфа. - Он повернулся к Бганбе и женским тенором спросил: - Ты готовлюбить меня, противный?
- Тише, - попросилБганба, обливаясь потом в дорогом костюме, - если кто-то из моих родственниковуслышит, нас зарежут ещё до того, как вы достанете пистолеты.
- Убедил, - согласилсяАлексей.
В баре, несмотря намощную вентиляцию, было накурено, курили псевдодевочки не по-женски. Застоликами велись тихие приватные беседы, две пары слились в самозабвенном танце,а за стойкой грустил бармен, по всей видимости, настоящего мужского рода. Стеныбара представляли собой работу заборного художника на тему «как я вижу береглазурного острова». Из стилизованных под корабельные бочек то тут, то тамподнимались между столиками тщедушные пальмы, а одна из стен была жалкойимитацией водопада. В динамиках меланхолично страдал Элтон Джон.
Морошкин потащил Гену кстойке и капризно потребовал у бармена:
- Милый, наполни намбокалы «Маргаритой», и не надо этих пошлых соломок, мы предпочитаем хлебать доодури, правда, милый? - повернулся он к возлюбленному Бганбе.
- Да, - натянутосогласился Гена и после паузы добавил, - дорогая.
Бармен с вялымбезразличием, но профессиональной скоростью выполнил их просьбу и снова сталсмотреть сквозь танцующих.
- Вата в бюстгальтерещекочет мне соски, - злым шепотом признался Алексей.
- Если папа узнает, гдея был... - горевал Бганба, - ни одна девушка не выйдет за меня замуж.
- Ну ты-то у нас хотьактивист, а я? - подбодрил его Морошкин. - А вот и Дениссима Иванова совсевидящим оком.
В бар спустился Денис.Этот, как ни старался, не мог скрыть растерянности, и хотя обувь у него была нена каблуках, а на платформе, двигался он смешным шагом греческого гвардейца.
- Здравствуй... Алёна, -поприветствовал он Морошкина, - здравствуй, Гиви, - это относилось к Гене, -мне то же самое, - кивнул он бармену, а шепотом сказал Морошкину: - Мне пукнутьхочется от волнения.
- Не стоит, вдруг этотаромат здесь является внешним раздражителем? Терпи... Даша, - последнее словоон акцентировал.
За ближним столикоммежду тем шла печальная беседа. Две «подруги» жаловались поочерёдно.
- Он такойбесчувственный, такой жлоб! Представляешь, так с людьми только на зонеобращаются. Вульгарно и грубо. Никакой утончённости. Наверное, я не выдержу иброшу его...
- Давно бы так, терпетьненавижу жлобов.
- Но у него такаяспортивная фигура, такие татушки обалденные...
- А у тебя такие синяки,что даже тональным кремом не замажешь...
В этот драматическиймомент беседы на входе появилась Светка, являя собой пик женской ярости.
- Вот ты где, подлец! -выкрикнула она сквозь сигаретный туман в сторону Гены. - На кого ты меняпроменял! Ушлёпок кавказский! Лучше бы ты мне с горным бараном изменил! - послеэтих слов она вытащила из спортивной сумки внушительный пистолет Запрудина иоткрыла огонь.
Бганба как-топодчеркнуто радостно подался навстречу виртуальным пулям. По сияющей белизнесорочки под пиджаком разлилась алым пятном кровь, что томилась до сих пор вполиэтиленовом пакете под мышкой. Донором был кусок баранины, заначенный егоотцом в морозилке для изготовления шашлыков.
- Пращай, дарагая, - ужслишком по-кавказски и чересчур театрально попрощался он с Ларисой Морошкиной.
Вообще-то с такимиранениями и чирикнуть не успевают.
Иванову пришлосьспрыгнуть с табуретки, чтобы отснять момент падения Гены на соседний столик.
- Тварь! - это фальцетомвыкрикнул Морошкин, доставая из дамской сумочки револьвер, и сделал триподчеркнуто неточных залпа в сторону Светки.
- Какая драма, -заворожено произнесла «дамочка», что недавно жаловалась на грубость своегодружка.
- Ну всё, - ответилаСветка всем подряд, водя стволом из стороны в сторону, - конец голубому вагону,старуха Шапокляк пришла! - и начала палить во все стороны.
При таком триллерномразвороте мелодрамы народ посыпался под столы, теряя парики и с таким трудомобретённую женственность. Танцующие залегли первыми, причём между ними началасьстранная борьба, похожая на то, кому под чьим телом укрываться.
- Щас я вам ещё дырокнаделаю! - кричала вошедшая в роль Светка.
Следующую пулю посценарию получил Иванов Денис-Даша. Упав, он постарался направить камеру всторону бушующей Светки.
- Ну, теперь наконец-тозакроют, - как-то радостно сказал бармен, что спокойно сидел на корточках засвоей стойкой, машинально протирая бокал.
Влетевшие на грохотпальбы охранники предпочли ретироваться, потому как Морошкин пару раз выстрелилв их сторону, а Светка согнулась, обливаясь кровью, будто получила пулю вживот, при этом она продолжала трясущейся рукой целится в зал, над которымпарил дружный визг. Под занавес в бар влетел Валик и одну за другой бросилнесколько дымовушек и хлопушек. Ощущение реального побоища передалось дажеимитаторам. Помещение быстро наполнилось едким дымом. Кто-то совсем непо-женски призвал публику:
- Дёргаем отсюда! Сейчасрванёт!
Публика подорвалась,ломая высокие каблуки, жертвуя колготками и макияжем. Первыми, что характерно,на спасительную улицу вырвались охранники.
Кто-то из прохожих тутже прокомментировал появление толпы из злачного места и клубы дыма, валившие изоткрытых дверей:
- Во педики обкурились!
- Ну вот, началсявнеплановый гей-парад, можно вызывать ОМОН, - констатировал внутри Морошкин. -Там есть выход во двор, - наклонился он к «убитому» Гене.
Бганба благодарно чихнули сел.
- Сваливаем, а? -спросил-предложил он.
- Ясно - не остаёмся,тут щас такая любовь развернётся. Если приедут мальчики в голубой форме, то ещёничего, эти как родственники по цвету, а если в камуфляжной, то так раскорячат...
- Никогда больше сюда неприду, лучше бы мы его просто взорвали, - причитал Бганба, пробиваясь черезподсобки.
У выхода они столкнулисьс барменом, который озадаченно посмотрел на кровавое пятно на рубахе Гены,потом на Морошкина, на лице которого не осталось ни следа тихого «женскогосчастья», ни приступа безумной ревности.
- Бегите, парни, -сочувственно сказал бармен, открывая перед ними дверь, - я не выдам.
- Спасибо, рад встретитьнастоящего мужчину в этом... - Алексей не договорил, вытолкнутый напиравшимтелом абхазца на улицу.
Через пару минут всякомпания, кроме Ольги, мчалась на перепёлкинской «Волге». Сначала намеренноплутали по улицам, попутно стирая с лиц макияж, и только минут через двадцатьмашина нырнула во двор, а ещё через две Морошкин начал разбор полётов. В целом,оценив акцию моделирования как состоявшуюся, Морошкин остался недоволен еёрезультатами. Последствия, по его мнению, могли быть более эмоциональными иразрушительными. Отметив также слабую актёрскую игру в некоторых эпизодах,отчего операцию нельзя назвать окончательно «гейниальной», он завершил своютираду следующим:
- Ну, теперь будем ждатьвестей в «городской болтушке». В криминальных новостях обязательно что-нибудьнапечатают. Интересно, чем у них закончится поиск тел?
- Я с этими, - прорваловдруг с акцентом Гену, - не то что в одном баре, я в одном морге с ними лежатьнэ буду!
Компания на этохохотнула.
- А кассету можно у меняпосмотреть, предки на дачу скоро уедут. С ночёвкой, - предложил Иванов.
- А у меня есть новаяидея, - задумчиво изрёк Морошкин, вызвав тем самым общее молчание-ожидание. -Всё, что мы делаем, это развлечения, не больше. Нужно что-то посерьёзнее.Заставить лечь на землю голубков - это не сложно, а вот кого покруче?.. Тут непросто кураж, тут отвага нужна. Как насчёт того, чтобы пощекотать нервишкиновым русским и новым нерусским?
- Запросто, - тут жеподдержал Валик, которому меньше всего хотелось, чтобы подошедшая в этот моментОльга посчитала его трусом, а главное - не хотелось, чтобы такое весёлоевремяпровождение закончилось.
- Вот и отлично, -продолжил Алексей, будто получил общее согласие. - Подробности завтра. Послеработы. Сейчас всё равно следует сделать паузу.
* * *
Отец Алексея Морошкина,майор Морошкин, зимой 1995 года был отправлен на странную войну. Если до техпор семья жила небогато, а так, как принято говорить, ниже среднего уровня, тос отъездом отца Алексей впервые узнал, что на завтрак может не хватить хлеба,поэтому его надо оставить с вечера, отказав себе в лишнем куске на ужине. Крометого, он узнал, что блюд из картофеля и лука может быть великое множество. Аещё он понял, что компьютеры есть у всех, кроме него, но мать сказала, чтокниги лучше компьютера. И он сам постиг это, когда научился погружаться в миры,созданные писателями.
Выдернуть его оттуда могтолько окрик мамы: «Лёша, поменяй пелёнки Нине!», то бишь младшей сестре. Когдаотец служил в сибирской тайге, то в военном городке у них была служебнаядвухкомнатная квартира, и у Алексея почти была своя комната. Но потом отцаперевели в город, где предоставили только однокомнатную. Выбор был невелик:либо согласиться и отдать под козырёк, либо сократиться из армии. Отец безармии себя не мыслил, хотя, как видел Алексей, ненавидел всё, что происходилотогда в войсках. «Даже в Афгане было проще», - говорил он про эти дни, хотя тамон воевал в звании рядового и даже получил медаль, которую ценил больше другихнаград.
Майору Морошкинупосчастливилось вернуться с первой кавказской войны целым и невредимым. Хотячто под этим понимать? Отсутствие пулевых и осколочных ранений? Но как быть спростреленными навылет душами? Отец часто напивался, мог до утра сидеть сбутылкой на кухне и часто твердил пытающемуся успокоить его Алексею: «Сынок, изнас, из моих парней делали мясо, а потом его продавали, как на рынке, да нет,даже не продавали, а просто кидали на корм собакам... Самое обидное, что потомэту войну постараются забыть и сделать вид, что почти ничего не было...» И совторой войны подполковник Морошкин вернулся целым и невредимым, если не считатьошибку снайпера, оставившего своим выстрелом глубокий шрам на щеке покасательной. Отец привёз с собой много денег. «Откуда?» - спросил Алексей.«Деньги нынче - вместо победы», - сурово пояснил подполковник Морошкин. «Настеперь убивают не за Родину, а за деньги...»
После возвращения купилидолгожданный компьютер, собирались переехать в обещанную начальствомтрехкомнатную квартиру, но вместо войны отец не вернулся с рынка. Теперь никтои никогда не узнает, что же там произошло, следователи очень быстро склонилиськ бытовой драке, во время которой юркий черноглазый продавец воткнул нож вспину российскому офицеру. И что с того, что несколько дней после этого рынокне работал, торговцы справедливо опасались мести военных. Теперь он работаеткак ни в чём не бывало, и, возможно, там до сих пор бойко торгует убийцаподполковника Морошкина. Вместе со смертью отца закончились разговоры оквартире: нет человека, нет проблемы. Осталась только смешная по нынешнимвременам пенсия да настоящая помощь боевых друзей. Но они с каждым годомпоявлялись всё реже.
На желание Алексея послешколы поступить в военное училище мать ответила кратко: «Хочешь и меняпохоронить? Мы тут с Ниночкой вдвоём совсем дойдём». И Алексей поступил вуниверситет. Поступил легко, не оставляя ни единого шанса приёмной комиссииоставить его за кадром ради так называемых «платников». Рана постепеннозатягивалась, и среди друзей Морошкина появись выходцы с Кавказа. Тот жеБганба, который, между прочим, рассказывал, как чечены отчаянно воевали вместес абхазами и русскими казаками против грузин, и о том, что все абхазцы считаютсебя гражданами России, а отнюдь не американской Грузии. И всё же с одной изненавистей в себе Морошкин не мог справиться: он не мог без едкой иронии, а иногдаоткрытого зубоскальства смотреть на богатых. На тех, кто богатым стал водночасье, одновременно зачислив себя в люди первого сорта. Если во временавоенной демократии на первый план выдвигались лучшие воины, то теперь в этиряды выдвигались, кроме сильных, хитрые и подлые, а все вместе они были вбольшинстве случаев лишены каких бы то ни было моральных ориентиров. И оченьчасто откровенно глупы. Нет, они, разумеется, могли придумывать хитроумныепланы отъёма денег у беднейшего большинства, с умным видом демонстрировать другдругу бизнес-планы, листать гламурные журналы, знать биржевые сводки, отличатьфирменные лейблы от поддельных, но легко могли перепутать не то что Сократа сПлатоном, но и Пушкина с Лермонтовым. Последней переполнившей чашу терпения каплейстала измена Ольги. Это было так больно, что Алексей впервые после смерти отцапожаловался матери. Она посмотрела на него внимательно своими выплаканнымиглазами, потрепала по голове, чего сто лет не делала, и сказала:
- Лёш, она ещё сто разпожалеет об этом. А ты её пожалей, Лёш. Этот богатенький вряд ли на нейженится, помяни моё слово. Поиграется и бросит.
- Может, мне его убить?- весьма серьёзно озадачился Алексей.
- Упаси тебя Бог дажеговорить такое, - испугалась мать, - у тебя же золотая голова.
- Но я её люблю, мама! Аради любви знаешь какие поступки совершают!
- В книгах читала, вкино смотрела, а в жизни видела редко. Ради любви чаще всего смиряются. Найтисвою половинку - это удача от Бога, а некоторые, между прочим, даже обретя её,не могут оценить этого дара. Только потеряв...
- Ты снова о папе?..
- Да нет, ничего, сынок.Это уж у меня до могилы болеть будет.
- Всё равно, я объявляюим войну, - твёрдо решил Алексей.
- Лёша! - не на шуткувзмолилась мать. - У нас уже был один мужчина на войне! У нас война в стране некончается. Нигде! Будь они прокляты все со своей политикой, Горбачевы иЕльцины! Вся свора их! Живи тихо, Лёш, Бог тихих любит!
- И потому Илья Муромецсвятой, и Александр Невский, и Дмитрий Донской, и Суворов с Ушаковым, - настойчивоответил Алексей.
- Упрямый ты, в отца, -грустно сказала мать.
* * *
Следующим вечеромкомпания снова была в сборе. Морошкин как всегда пришёл последним, зато принёсс собою газету «Городские ведомости».
- Во, - объявил он,разворачивая газетный лист, и начал читать: - «Кровавый закат в "Голубойлагуне". Вчера в известном баре произошла массовая перестрелка, причинойкоторой стала банальная ревность. По свидетельству очевидцев, обе стороныприменяли огнестрельное оружие, с обеих сторон были раненые и убитые. Носледствие на сегодняшний день располагает только лужами крови, над которымиработает экспертиза...» - и добавил от себя: - Вот они удивятся, когда группакрови укажет им на минотавра!
- Кого? - не понялИванов.
- Мифы надо читать, - нестал объяснять Алексей и продолжил: - «Во время перестрелки пострадал один изохранников, он разбил себе голову об дверь, когда уклонялся от пуль.Примечательно, что самих пуль на месте перестрелки обнаружено не было». Плохоищут, - иронично наморщил лоб Морошкин. - «Бар "Голубая лагуна" будетзакрыт на неопределённое время. Но, как заявил директор бара Эдуард Качиньский,он приложит все усилия, чтобы его посетители как можно раньше могли вернуться втак полюбившееся им заведение». В этом месте читатели роняют скупую слезу ивысказывают сочувствие притесненным представителям сексуальных меньшинств.
- Следственные органы -это не так уж хорошо. Наша шутка может пойти по статье хулиганство, - заметилаСвета, которая училась на первом курсе юридического.
- С тяжёлыми последствиями,- брызнул на неё резким взглядом Алексей.
- Конечно, с тяжёлыми, -задумчиво подтвердил Бганба, - рубашка не отстиралась, «Ариэль» не проник вструктуру волокон, выкинуть пришлось. А пиджак я унёс в химчистку...
- И сказал, что ел сыруюбаранину, - с досадой продолжил за него Морошкин.
- Ничего не сказал!
- Ой, Гена, мог бы хотьнеделю подождать, - поддержала Алексея Света.
- Моя мама страшнеелюбого прокурора, - отрезал Бганба.
- Ладно, - примирительносказал Морошкин, - кто испугался, может покинуть эту беседку сейчас. Простоуходя, пусть помнит: тут уже собрались не просто товарищи по развлечениям, аподельники. Кто уходит?
Все промолчали.
- Давай тему, Лёх, -нахохлился Валик.
- Легко! Это планспорткомплекса «Торнадо», - Морошкин достал из кармана и развернул раздобытыйгде-то план эвакуации, - кто там тренируется, отдыхает, развлекается - всезнают?
- Все, - ответил за всехВалик.
- План у менянаполеоновский. Предусматривается сразу несколько акций. Правда, подготовкатребует времени и некоторых средств. Уязвимые места комплекса - бассейн, сауна,раздевалка и вот эти комнатки, якобы массажные. По вечерам там обычный вертеп.Днём в спортивных залах качается братва, а богатые дяденьки и тетёнькизаботятся о своих дорогостоящих телах, но их телохранители в это время грустятв машинах или вообще в офисах. Крепость данная считается нейтральнойтерриторией, здесь не бывает разборок по их какому-то внутреннему соглашению.Охрана тут, тут и тут, - он указал пальцем, - скорее всего, не с пустыми карманами,плюс мастера всяких там единоборств. Пути отхода вот - пожарные лестницы ихозблок.
- Кто нас-то тудапустит? - задал справедливый вопрос Денис.
- И что мы там сможемсмоделировать, прежде чем вам, мальчики, сломают рёбра? - добавила Ольга.
- С недавних пор я тамработаю уборщиком. Это значит, что сам я в операции действовать не смогу,засветят на месте и там же зароют, но для вас я открою выход во двор, вотздесь, - он ткнул на один из выходов, - там мусорные баки, открою по сигналу.Позвоню по мобиле. Моделировать будем следующее. Мы всех их оставим без одежды,просто бросим её в мусорные баки. Эффект, спросите вы? Представьте себереспектабельных тёток и дядек, которые вываливают на улицу в купальниках?
- Не пройдёт, -решительно возразил Валик.
- Почему?
- У моего отца как-то вбане украли куртку, а была зима, он просто позвонил мне, и я принёс ему другую.А этим целый гардероб самосвалом привезут.
- Это точно, - вздохнулМорошкин. - Но очень жаль упускать возможность покуражиться в таком заведении.Перестрелка там тоже не пройдёт, в нас уже через несколько секунд будутстрелять совсем не холостыми.
В это время к беседкеподошли участковый, капитан Смоляков и его помощник сержант Тухватуллин. Оба -люди в районе уважаемые, особенно в молодёжной среде. А всё потому, что никогдаСмоляков и Тухватуллин своих доморощенных хулиганов за ухо к родителям нетаскали или в Комиссию по делам несовершеннолетних, а разбирались во всём сами,справедливо и честно. Вот и сейчас - подошли и поздоровались с каждым индивидуально,как с равными. Ребята примолкли: раз пришли участковые, значит, что-то не так.Тухватуллин, голубоглазый татарин, почти всегда улыбался, и улыбался так, что,казалось, он знает все твои последние шалости, вот-вот расскажет. Смоляков же,наоборот, был подчёркнуто серьёзен, но добродушен.
- Ну что, спасателиМалибу, - начал он, - вчера состоялся странный налёт на бар «Голубая лагуна».Слышали?
- Да вот, в газетахпишут, - настороженно ответил за всех Морошкин.
- Вот, уже пишут, а настут по тревоге подняли - дворы чесать, не самое приятное, скажу вам,удовольствие. Тел, понимаете ли, нету. Но, полагаю, их не было...
- Вот странно, да? -поддержал начальника Тухватуллин. - И кровь красная, а должна быть голубая...
Компания угрюмохохотнула.
- А тел и быть не могло,- продолжил капитан, - потому как в руках у меня, - он достал из кармана ипоказал всем, - очень интересная гильза калибра девять миллиметров. Вроде быничего примечательного, но вот только разрешение на этот пистолет я сам одномучеловеку выписывал, а патроны эти, холостые, мы с ним вместе покупали. Вот ведьнезадача... Я как раз в магазин «Калибр» тогда зашёл по своим надобностям... -Смоляков сделал паузу, высверливая взглядом побледневшего Валика. - А что,Валентин, отцовский пистолет, случайно, никто у вас не украл?
- Не знаю, он в сейфе, -потупился Валик.
- Пойдем посмотрим?
- Не стоит, ФёдорАлексеевич, - включился Морошкин, - вам чистосердечное сразу, или сначалапаковать будете?
- Рассказывайте, -Смоляков, как и все ребята, сел спиной в окно беседки, свесив ноги на скамейку.
- Только так, чтоб намбыло так же весело, как было весело вам, - присоединился, радостно щурясь,Тухватуллин.
- У вас зарплата какая,Фёдор Алексеевич, и у вас, Ринат Файзуллович?
- О! А чё так издалека?- удивился участковый.
- Иначе можетенеправильно истолковать наши благородные действия. Мы же, зная вас, какчеловека честного и справедливого, не хотели бы в ваших глазах...
- Кончай прелюдию,начинай по существу.
- Ну, во всём виноват я,поэтому организованной преступностью тут и не пахнет.
- Нэ! - возмутилсяБганба. - Мне туда папа не разрешает ходить, я там не был, но я тоже виноват!Потому что я их не люблю!
- Зато ты им понравился,- засмеялся Тухватуллин, - свидетели говорят, был молодой красавец с Кавказа.Правда, говорят, погиб.
- Вот что, ребята, -Смоляков окинул команду задумчивым взглядом, видимо, принимая какое-то решение,- если выложите всё, как есть, то обещаю, дальше нас с Ринатом это не пойдёт.Вы меня знаете, я слов на ветер не бросаю.
- Да ладно, Лёх, валяй,- будто разрешил Вадик Перепёлкин.
Морошкин некоторое времяпокусывал губы, внимательно посмотрел на каждого из товарищей.
Рассказывая, он опустилтолько три детали: свою ненависть к богатым и глупым, Ольгу Вохмину и её новогоухажёра, а также дворовый неологизм «скинькеды». Алексей употребил весь свойталант, так что даже участники приключений слушали, будто это не про них. Походу повествования было заметно, как Смоляков сдерживает улыбку, а Тухватуллинвообще не старался быть серьёзным и поминутно похохатывал. Кульминационныйпакет в «Престиже» всё же заставил засмеяться и участкового. Поэтому когда делодошло до жеманных ужимок посетителей «Голубой лагуны», Смоляков дал волю своемубаритону, правда, старался перевести смех в кашель, мол, он у меня такойнеобычный. После того как Морошкин вопросительно замолчал, глядя научасткового, тот тоже начал издалека:
- Вы, братцы, наверное,очень удивитесь, когда узнаете, что первоначально, в семидесятые годы, «Голубаялагуна» называлась кафе «Буратино», специальное детское кафе, куда мы с РинатомФайзулловичем ходили от души поесть пломбира. А в девяностые это кафе два разапереходило из рук в руки, пока, наконец, не стало тем, чем стало. Но мало ликто кому не нравится, вам посчастливилось жить в свободное время, так чторадуйтесь, - как-то иронично сказал он.
- А чё они к нормальнымпарням пристают, мимо пройти нельзя, хоть на другую сторону дороги сваливай, -не согласился Валик.
- Водилы им сигналят,когда мимо проезжают, - поддержал Запрудина Перепёлкин.
- Выделили бы имнеобитаемый остров, пусть там друг друга любят, - добавил Бганба.
- Парни, вы чегоразорались, будто я там такое кафе разрешил? - справедливо возмутилсяучастковый. - Мне от этого одни проблемы. Вы думаете, только вы туда развлекатьсятаким образом приходите? Там и посерьёзнее ребята выражают своё негативноеотношение к нетрадиционному сексу. А вы?! Думаете, пошалили, и всё шито-крыто?Стреляли-то вы холостыми, зато прокурор настоящий и дело настоящее завели.Могли бы хоть в другой район уйти, чтоб у меня лоб меньше чесался. Ну?
- Фёдор Алексеевич, адля лесбиянок тоже кафе откроют? - с вызовом спросила Ольга.
- Это не ко мне, вопросв Государственную Думу или знатокам в «Что? Где? Когда?». А вам я вот чтоскажу, раз обещал, то слово свою с держу, но вам придётся искупать свою вину.Не перед этими, - поторопился он сбить выплывавшее на лица ребят возмущение иотвращение, готовое прорваться галдежом, - перед теми, чьей боли вы не видите.Вот ты, Лёх, после смерти отца, думаешь, я не знаю, что весь мир у тебявиноват, ты думаешь, тебе хуже всех?
- Ничего я не думаю, -пробубнил Морошкин, опуская голову.
- А думать надо. Я тожетам был, где и твой отец. И Ринат вон... Я приехал, зла не хватало, а меня одинумный человек одной фразой вылечил. Знаешь, что он мне сказал? Он сказал: надочаще делать добро, чтобы не оставалось времени для зла. И ещё. Тебе плохо?Оглянись, вокруг тебя те, кому во сто крат хуже! Сначала я ничего не понял,даже хотел этого человека послать с его моралью... Да через пару дней нашёл наулице грудного младенца, которого мать бросила. Всё! Край! Дальше некуда!Голубые по сравнению с ней напакостившие котята! Так что, братцы, вместодопросов, бесед с родителями, вы мне этим летом должны три-четыре рабочих часав день. Возражения? Замечания? Предложения?
- Чего делать-то? -спросил Перепёлкин.
- Завтра в десять утравстречаемся здесь же, всё узнаете. Если кто-то не придёт, будем считать егопредателем общего дела.
- Мне завтра кдвенадцати на работу в «Торнадо», - сообщил Морошкин.
- Отпущу пораньше, -пообещал Смоляков, - Ринат тебя подвезёт. Ну всё, совещание окончено, у нас ещёработа есть.
Милиционеры ушли, аребята долгое время молча смотрели им вслед. Первым очнулся Запрудин.
- А я знаю, что в«Торнадо» надо сделать! Не одежду красть, мы же с уголовным кодексом дружим,надо их самих заставить выскочить на улицу голыми!
- Как? - без энтузиазмаспросил Морошкин.
- У меня же папа вэмчеэс работает, - хитро улыбнулся Запрудин.
- О'кей, вопрос остаетсяна повестке дня, но сначала надо у Смолякова отработать, сами понимаете, емуничего не стоило нас сдать. А там, если и не посадили бы, то, по крайней мере,на «условно» могли бы наскрести... Но твоих идей я, Валик, опасаюсь, вдругопять твой батя с участковым в одном магазине отоваривается, и он снова к нампридёт.
- Так он уже знает, чтоты там работаешь, - вступилась за Валентина Ольга.
- М-да, - угрюмосогласился Алексей, - это факт. Я уж думал, мы всё, отвоевались, и военнаятайна нам не нужна.
- Ребята, а пошлите ко мневсе ночевать! - пробило дружеским чувством Запрудина. - Родителей нет!
- Не могу, - отказалсяпервым Бганба, - у меня скоро годовщина, как дядю убили, надо дома быть. Всяродня соберётся. Отец не поймёт, если я матери помогать не буду. Он братасильно любил. Бабушка будет плакать. Каждый день плачет, а там вообще сердцепорвёт.
- А у меня трудовойфронт с родаками на даче, - отказался Перепёлкин.
- Да не, хватит насегодня приключений, - отмахнулся Денис Иванов.
Валик, Ольга, Света иАлексей невольно остались пара на пару и перед дилеммой: а не пойти ли ночеватьк Запрудиным?
* * *
Гена Бганба родилсяперед самой войной. Разумеется, он не помнил, как летом 1992 года вся семьяпокинула дом на улице Дзержинского в Сухуми. Он не понимал, что отец и его братвоевали с грузинской национальной гвардией. Не знал, что сначала их приютилиродственники в Сочи, потом в Москве, что потом они переехали в Сибирь, где матьсмогла устроиться по специальности на работу в больницу. Ютились сначала вобщежитии, а потом отец с дядей уехали, чтобы участвовать в битве за Сухуми.Гене было тогда всего два года, а его двоюродному брату пять. Но войной,борьбой за независимость Абхазии была пронизана вся жизнь семьи Бганба. Поэтомуон знал о ней всё. И один и тот же рассказ здесь звучал каждый год: как погибдядя Валера. Война уже кончилась, в Абхазию вошли российские миротворческиевойска, а дяде выстрелили в спину прямо на улице. Скорее всего, это была чья-томесть. И она была бы понятна, если бы не подлый выстрел в спину. Ненависть кгрузинам здесь была таким же обычным делом, как любовь к ближним. Просто ихположено было ненавидеть. Хотя это не была слепая ненависть. Как-то Генаспросил у отца: все ли грузины плохие?
Отец внимательнопосмотрел на сына и ответил, взвешивая каждое слово:
- Нет, конечно, не все,раньше мы даже дружили семьями с грузинами, жили на одной площадке, нам делитьбыло нечего, грузины тоже очень пострадали от войны. Почти все, больше четвертимиллиона вынуждены были покинуть Абхазию, которая была для них родиной...
- Почему же мы их непустим обратно? - резонно спросил Гена.
- Потому что вместе сними вернётся война, теперь уже по-другому быть не может.
- Тогда зачем война?
- Война - это пища длябогатых, для тех, кто хочет стать богатым и управлять другими людьми, - короткообъяснил отец.
- Но почему большаяРоссия молчит?
- Потому что в Россиитоже идёт война, и ей намного тяжелее, чем маленькой Абхазии, на ней большаяответственность. Мы же входили в Россию как отдельный народ и выходить изРоссии не собираемся.
Именно поэтому Генаподружился с Алексеем. Оба не понимали, как могут спокойно жить люди, тем болеев роскоши, когда где-то идёт война и гибнут невинные люди. И оба они содинаковой силой презирали Горбачёва и Ельцина.
Мать не согласиласьвозвращаться в Сухуми ни под каким предлогом.
- Я столько перевязалараненых с обеих сторон, что заслужила себе мир и покой, - говорила она.
Даже спустя нескольколет после того, что она видела в городе во время боёв, она пугалась разрывовпетард и салютов. Едва-едва её удалось уговорить ездить в Сухуми в отпуск.Всё-таки - солнце и море бесплатно. А в этом году поехать не удалось, потомукак маму оставили на лето вместо главного врача. Отец же настоял, чтоб всеродственники собрались помянуть дядю Валеру на территории России. У них дома.
Отец так и разрывался надве части, мотаясь между Сухуми и Сибирью. С переменным успехом занималсякоммерцией. Повзрослев, Гена понял, что отец занимается перевозкой не толькотоваров народного потребления и мандарин, но и ведёт какие-то дела сроссийскими военными. К тому времени у всех Бганба были российские паспорта,поэтому отец настоял, как старший в семье, чтобы двоюродный брат Владиславпоступил в институт в России. Следом пошёл и Гена. Правда, получив в этом годудиплом, Владислав уехал с отцом, а Геннадия оставили единственным мужчиной вдоме. Это было похоже на приказ, и отказаться он не мог. Но вчера они вернулисьи привезли с собой запах некончившейся войны...
* * *
В десять утра всякоманда была в сборе. Смоляков пришёл один, опоздав на пять минут. В руках унего была большая спортивная сумка. Утро выдалось пасмурным. Задумчивые облакабыстро погрустнели до состояния туч. Стало прохладнее, но небо уронило тольконесколько капель на квадратный метр, попугав дождём. Погода добавила хмурости иозабоченности лицам ребят. Участковый же, напротив, пришёл с особымвдохновением.
- Ну что, детилейтенанта Шмидта, двинули?
- Куда?
- Щас всё увидите, тутнедалеко.
Маленьким отрядом онипрошли три квартала и вошли в один из дворов, состоящий из муниципальных зданийи офисов. Почти в центре стоял старый, века ещё девятнадцатого, огороженныйчугунной изгородью двухэтажный особняк. На воротах красным фоном выделяласьвывеска с надписью «Дом ребёнка», мелкими буквами было обозначено его районноезначение и отношение к системе образования. Никто из ребят лишних вопросов незадавал, милиционер и сам вёл скупую экскурсию. Так, у входа в особняк онуказал на заделанный не так давно прямоугольный проём в дверях.
- Здесь был специальныйящик... Для младенцев... - и ответил на немой вопрос ребят: - Сюда малышейподбрасывали мамаши, у коих совести чуть больше, чем у тех, которые бросаютпищащие пакеты с детьми на помойки.
Такое начало нагнало ещёбольше хмури, девочки вообще заметно волновались.
На первом этаженаходились разнообразные административные и хозяйственные помещения, характернопахло кухней и прачечной одновременно. В одной из комнат, в коей не былодверей, крутились центрифуги нескольких стиральных машин. Смоляков провёл ребятк массивной лестнице на второй этаж.
- За мной, - по-военномускомандовал он.
На втором этаже онпровёл быструю рекогносцировку:
- Так, к грудничкам вамрано, сами недавно из памперсов выпрыгнули, а вот в старшую группу в самый раз,я заодно там своего крестника проведаю. По коридору прямо, дверь налево. Ну-ну,чего мы такие смущенные. В атаку! Это вам не «Голубую лагуну» штурмом брать,тут вас самих обстреляют, - и открыл дверь.
Ребята несмело двинулисьследом.
- Скинь кеды, - сказалон на пороге идущему следом Морошкину, и тот от знакомого словосочетаниявздрогнул. Зато когда расшнуровал обувь, с улыбкой заметил, что вся его командатоже снимала с ног именно кеды.
- Дешёвая обувь откитайских коммунистов, - негромко сказал он.
В достаточно большойкомнате суетились возле игрушек десять малышей четырех-пяти лет. Шесть девочеки четыре мальчика. Один из них, завидев в дверном проёме Смолякова, тут жебросился к нему.
- Дядя Федя, питолетыпинёс?!
- Принёс, Федяка,принёс! - и участковый расстегнул сумку, доставая оттуда игрушечное оружие.
- Играть в войну будем?Лома будет, Тасик будет, Ваня будет, ты будешь?
- Я - нет, не могу,извини, Федя, но я привёл тебе отличных стрелков, - и тут же выдал стоявшемурядом Морошкину пластмассовый револьвер: - Защищайтесь, сударь.
Морошкин стоял врастерянности, разглядывая игрушку, а по нему уже открыла огонь малышня.
- Дыджь...
- Дуф!
- Джух!
- Та-та-та...
И тогда, мгновенноприняв правила детской игры, он театрально согнулся пополам, падая, кинулпистолет Бганбе:
- Гена, лови, я убит.
Его падение вызваложуткий восторг маленьких солдат, которые тут же начали палить в Гену. Тот женаходчиво выставил вперёд Перепёлкина и, прикрываясь им, как живым щитом,перешёл в наступление. Солдатики с визгом рассыпались в разные стороны.
Одна из девочек сгрустным вопросительным взглядом подошла к Смолякову. Потянула его за рукавкителя.
- Дядя Федя, а мнечего-нибудь плинёс?
- Ну, конечно, Дина, какты и просила, парикмахерская для кукол, - достал из сумки набор в коробке, - иЮле принёс, вот эта... Барби-Синди, и Ане, и Марине... Всем принёс, налетайте.
- Балуете вы их, ФёдорАлексеевич, - из соседней комнаты, которая являлась спальней, появиласьвоспитательница.
Высокая стройнаяженщина, явно рано поседевшая, но ничего не предпринимающая, дабы скрыть этуседину, с немного воспаленными, словно от частого недосыпания, глазами с незлымосуждением смотрела на участкового.
- Да я же не часто. Намою зарплату, Галина Васильевна, не очень-то и побалуешь.
- Всё равно, они потом ккаждому встречному-поперечному пристают.
Оля и Светлана быстросообразили, что им делать: куклы из сумки участкового весело отправились вимпровизированную парикмахерскую Дины, где они стали работать помощницамимастера. Только две девочки не подошли к группе играющих. Одна сидела в креслеи задумчиво разглядывала шумных гостей (перестрелка приняла неожиданныйхарактер, убитого Валика тут же сменил Денис, а убитого Дениса уползший вкоридор из последних сил Морошкин), другая на детском стулике медленно гладилапо голове мягкую игрушку, большую собаку, которая, как сторож, сидела рядом.
- Ну а вы, - поманилаСвета, - идите к нам!
- Саша не может, -вполголоса объяснила Галина Васильевна, - она вообще не ходит, а Наташа - невидит.
Оля и Света замерли накакое-то время, сдерживая моментально навернувшиеся на глаза слёзы. Застыл спистолетом в руке Морошкин, который только на миг представил себе, что егосестра Нина не ходит или не видит, а главное - у неё нет ни мамы, ни Алексея.Бганба сказал что-то похожее на ругательство на абхазском. И только Наташасидела всё с тем же огромным, но ничего не видящим синим взглядом, направленнымчуть в потолок. Рука её продолжала гладить игрушечного пса. Воспитательницаразрядила обстановку, хлопнув в ладоши:
- Так, все собираемся,здесь тесно, вон пыли сколько подняли, вояки, перемещаемся во двор. Кто покатитсо мной Сашу?! - обратилась она к малышам, но их опередила Оля.
- Можно, я?
- Только аккуратно, -предупредила Галина Васильевна, будто Оля могла сделать это хуже, чемпятилетний ребёнок.
- У моего младшего братаостался отличный пулемёт... Он ему уже не нужен, можно я принесу? - спросил унеё пришедший в себя первым Денис Иванов.
- Можно, но лучше ненужно. Мы оружие как-то не поощряем. Это у нас Фёдор Алексеевич, ему прощается,ребятишки однажды у него настоящий чуть не украли. Прямо из кобуры.
- Да ладно, ГалинаВасильевна... Вы им тут расскажете, они потом подумают, что я за табельныморужием не слежу. Кто ж такое мог предусмотреть, что в кобуру втихаря залезут?Это всё Федька, вояка!
- Так вы Федю сюдапринесли?! - догадался вдруг Запрудин.
- Федей его здесьназвали, - опустил голову Фёдор старший. - Ладно, мне на службу надо. Яспециально отпросился, типа с вами профилактическую беседу провёл. Так что,если спросят, подтвердите. А пока поиграйте с ребятами. У них в двенадцатьобед, вам недолго... мучиться. Алексей, поедешь? - спросил он Морошкина. -Сейчас «уазик» подкатит.
- Не, я с ребятамиостанусь. Опоздаю, перебьются новые русские без пяти уборок в день. А выгонят,ну и фиг с ними.
- Как хочешь...
Во дворе военныедействия начались с новой силой. Правда, Рома уже через минуту побежал с крикомк Галине Васильевне:
- Мама, меня ланило, яписять хочу!
От его звонкого «мама»взрослые ребята снова замерли, но Галина Васильевна привычно взяла его за рукуи повела в сторону корпуса. Заметив замешательство новых помощников, спокойносказала:
- На следующие суткизаступит Валентина Сергеевна, и она тоже будет «мама».
- Мама Валя - тоже мама,- подтвердил Стасик. - А ты будешь мне блатик? - спросил он вконецрастерявшегося Валентина.
- А ты мне разрешишь?
- Лазлешу. Тебя какзовут?
- Валя... Валентин...
- Как маму Валю?
- Ну, получается...
- Ты что, её сын?
- Нет. Просто нас зовутодинаково.
Ольга и Светлана междутем подключили к игре Сашу. Она просто стала старшим парикмахером. Руки еёслушались плохо, но куклу она держать могла и с удовольствием наблюдала, каквокруг неё суетятся визажисты.
- Волосы красить небудем, мама Галя говорит, это пошло и ненатурально, - весьма серьезно заявилаЮля, чётко, в отличие от остальных, выговаривая «р».
Это навело Ольгу наинтересную мысль.
- А давайте теперьиграть в школу, - предложила она, намереваясь разместить на песке школьнуюдоску.
- Оценки будем получать?- спросила Марина.
- Будем, только«пятерки».
Галина Васильевнапоглядела на происходящее с одобрением, но, обращаясь к девочкам, попросила:
- Вот если б кто нянечкепомог белье на заднем дворе развесить, она ростом маленькая, тянется, неудобноей.
- Да это запросто, -вызвалась Света.
Проходя мимо воспитательницы,Света тихо спросила:
- А что, Саше и Наташепомочь нельзя? Операции какие-нибудь?
Та в ответ взвесила еёоценивающим взглядом, в котором читалось: много тут благодетелей исострадальцев бродит, - но вслух сухо и тихо ответила:
- Очень большие деньгинужны, да и то шансов, если верить докторам, почти ноль. Их специализированныедетдома ждут. А вот биологическим мамам помочь ещё можно, клизма с солянойкислотой в одно место - очень поможет. Если у тебя будут дети, ты помни проэто, - она кивнула на детей.
- У меня обязательнобудут дети, - твёрдо сказала Света. - Куда идти?
- Туда... Там, на первомэтаже... Нянечку тётя Римма зовут.
* * *
Вечером все собрались вбеседке. День таки отыгрался на жаре коротким, но проливным ливнем. В воздухеплыли озон и ароматы зелени. Лужи, правда, высыхали буквально на глазах. Именнодождь натолкнул Валика на новую идею.
- План с собой? -спросил он у Алексея.
Морошкин недоверчиводостал из кармана свернутый вчетверо лист бумаги:
- Есть предложения? Мнепосле сегодняшнего ничего не хочется.
- Не, ну есть же такиеродители! Хуже зверей! Их надо в клетках держать, - прокомментировал своёсостояние Бганба.
Перепёлкин угрюмо имолча крутил в руках ключи, Ольга и Светлана вполголоса обсуждали, что можнопринести девочкам в «Дом ребёнка», Денис выжидательно слушал Запрудина иМорошкина. Он и вставил нужный оборот в их разговор.
- Вот и надо зажиревшимвстрясочку сделать. Их-то детки в Европах и Америках образование получают...
Морошкин после этих словсловно получил заряд вдохновения.
- Ну, чего ты там,Валик, намышковал?
- Если сюда - враздевалки, сюда - в холл и сюда - под лестницы поставить дымовые шашки, тоостанется только один путь эвакуации - на улицу, по центральной лестнице.
- В купальниках иливообще неглиже, - продолжил его мысль Алексей. - Но где взять дымовые шашки?Обычными дымовушками тут никого не проведёшь.
- У меня же папа в МЧС,- напомнил Запрудин, - дело за малым, съездить на дачу, там в подвале штукшесть или восемь, не помню... Завтра мне как раз поливать, сегодня-то дождьбыл. Кто-нибудь может поехать со мной и помочь?
- А тебя опять по этимшашкам не вычислят? - спросил Бганба.
- Нет, - уверенноответил Валик. - Они уже лет... не помню сколько там лежат. Отец и сам про нихзабыл. А я недавно прибирался в подвале и нашёл.
- Смотри, батю неподставь, - предупредил Перепёлкин.
- Ребята, а может,вообще не стоит? Это уже уголовка. Пожарные приедут, тут уж точно на теракттянет, - засомневалась Ольга.
- М-да... Плюсорганизованная преступность, - окинула взглядом команду Света. - Детям помогатьсложнее, там возиться надо, а тут напакостил - и в кусты.
- Кто в кусты?! -завёлся Морошкин. - Может, нам демонстрацию несогласия с существующим строемпровести? Вся власть Советам?! Чихня! Мы не убиваем, мы не насилуем, мы несживаем со свету, как они делают это с нами, мы поднимаем на смех! И надо,чтобы не только пожарные, которые и сами туда приедут, но и телевидениеорганизовать. Эти тоже любят у кого-нибудь в белье порыться. Думаете, они обэтих детях помнят? О Феде, которого участковый на помойке нашёл?! О Саше?! ОНаташе?!
- Па-аслушайте, -вытянул по-абхазски звук «а» Гена, - девушки пусть с нами не ходят, не женскоеэто дело - война. Я точно вам говорю...
- А никому идти и ненадо, вообще никому! Валик мне шашки организует, я сам всё сделаю. - Алексей свызовом окинул взглядом нею команду. - Я войну объявил и капитулировать несобираюсь. Кому не нравится, могут сдать кеды и быть паиньками!
С минуту в беседкевисела неопределённая тишина. По Морошкину было видно, что он вот-вот уйдёт.
- Да ладно, Лёх, - началспасать положение Перепёлкин, - чё завёлся-то? Мы ж не дезертиры. Просто у менясегодня на душе так хреново, что даже слов никаких нет. Знаешь, у меня, - онподчеркнул это интонацией и повторил, - у меня такое чувство, что это я у этихдетей украл что-то. Что это я сам их в «Дом ребёнка» сдал! Что это из-за меняНаташа слепая!
У Ольги при этом наглаза навернулись слёзы.
- И у меня так же, -признался Бганба.
- Та же тема, -согласился Денис Иванов.
- А мне их домой забратьзахотелось. Всех. Думал, только у меня так, - сказал Валик.
- Наташа меня взяла заруку и не отпускала... Долго... Я всё боялась, что она меня мамой или сестройназовёт, - голос Ольги плыл и ломался. - Почему так? Почему такое вообще может быть?
- Знал Смоляков, куданам экскурсию устроить, - признал Морошкин.
- А я сегодня, как дура,у нянечки, тёти Риммы, спрашиваю, когда бельё развешивали: почему Бог такоеразрешает? В чём эти дети перед Ним виноваты? - заговорила Света. - А она какзыркнет на меня, маленькая такая, снизу вверх, и говорит: «А что, Бог их сюдаотправил? Бог их на улицу выбросил? Восемьсот тысяч детей по России только Богоставил, а не мамаши-безбожницы? После войны такого не было! Раз мы здесь,значит, Бог-то их и не оставил». А я такая стою, перевариваю: восемьсот тысяч!Представляете! Целый город сирот!
Дальше начали делитьсявпечатлениями наперебой:
- А я думал, что вседети в таких домах в одинаковой одежде, как в инкубаторе, а они в разной.
- Точно, но, заметили,от одежды почему-то пахнет пригорелой кашей?..
- А не домом...
- Откуда там взятьсядомашним запахам?
- Слушайте, а ГалинаВасильевна с ними веселится, а глаза у неё всегда грустные.
- А вот у Саши глазатакие чистые и пронзительные...
- А у Федьки -озорные...
- Точно, он конкретныйзаводила!
- Аня просиламороженого; интересно, им можно принести?
- На фиг, я вообщебольше об этом говорить не могу, у меня сердце разорвётся!..
Точку поставил Морошкин,который всё это время молчал, глядя в заплёванный, замусоренный пол беседки.
- А мама всё думала,куда Нинины обноски отдать. Надо завтра унести.
Они ещё долго сидели, ноговорить ни о чём привычном, а, по сути, неважном не могли. Куда-то отступили,стёрлись лица шоу-звёзд, актёров, компьютерные игры, мобильные телефоны, маркииностранных автомобилей, достижения спортсменов и даже книги, о которыхрассказывал Алексей. Да и сам разнеженный, наполненный ожиданиями и приятным,кажущимся нескончаемым бездельем июль вдруг поменялся. В пряных цветочныхзапахах появилась заметная горчинка, а Валик, который мечтал о многочисленныхзвёздных мирах, запрокинув голову, вдруг заметил, что в этот вечер стало ихбольше, но выглядели они холоднее и отстранённее. И не верилось, как раньше,что там может быть какая-то удивительная другая жизнь.
* * *
На следующий деньМорошкин и Валик поехали с утра за дымовыми шашками, а заодно политьзапрудинский урожай. Денис Иванов тоже не пришёл, он позвонил Вадику намобильный и сообщил, что мать запрягла его в обязательном порядке помогать ейна рынке. Этого он стеснялся и не любил больше всего. Именно поэтому онпредпочитал ходить в соседний двор, в своём ему казалось, что на него всесмотрят с укором: мать торговала на рынке дешёвым бельем.
Когда отца сократили изразваливающегося НИИ, семья оказалась перед выбором в буквальном смысле: либожить торговлей, либо пойти попрошайничать. Мать тогда ещё работала в Домекультуры, но даже её смешную зарплату задерживали. Пометавшись, помыкавшись,отец пошёл с поклоном к бывшему парторгу своего НИИ, который каким-то невероятнымобразом смог на незадействованных в связи с отсутствием финансированиялабораторных площадях открыть рынок. Парторг, зная Иванова как добросовестного,исполнительного работника, поднимавшего на собраниях руку, когда это былонужно, пошёл ему навстречу. Выделил место на рынке, дал канал на поставщиковбелья и обложил невысокой данью сверх налогов, объясняя это тем, что и онплатит вышестоящим покровителям. Читай, бандитам и номенклатуре. И самоеудивительное, не сразу, но у отца стало получаться. Сначала он нанималпродавцов, но когда понял, что те его, каждый по-своему, обсчитывают, заставилмать уволиться и самой встать в торговые ряды. При распределении прибыли онпервым делом платил парторгу, потом - государственные налоги, а оставшуюсячасть делил на две: проживание и расширение бизнеса. Первое время отец наширокую ногу выпивал с партнёрами и соседями по рынку, но потом понял, что такденьги летят в трубу, точнее, в бутылку, а похмелье мешает нужному рабочемусостоянию следующего дня. Поэтому он без каких-либо напоминаний со сторонырезко завязал с алкоголем, позволяя себе рюмку-другую только по календарным, ане придуманным алкоголиками праздникам. Постепенно в доме стала появлятьсяпрестижная бытовая техника, сделали ремонт, купили машину, потом вторую, началиездить отдыхать за границу... Но что-то стало происходить с родителями.
В последнее время ихразговоры были так или иначе связаны с деньгами, да счет им вёлся даже вприторных мелочах. Считали так, будто сами по ночам шили эти трусы и лифчики, иесли на первом этапе накопления холодильник ломился от продуктов и деликатесов,то на следующем он выглядел изнутри весьма аскетически. Родителей будтоподменили, они никогда не подавали нищим, словно ещё недавно сами не моглиоказаться с ними в одном ряду. Дениса коробило, когда они решали, что подаритьродственникам на праздник или на день рождения, чтобы это не выглядело бедно,но и стоило недорого. Не то чтобы они отказывали в чём-то Денису, но уж слишкомчасто напоминали, ради кого они корячатся с коробками белья, хотя корячился сними именно Денис. Так экономили на услугах грузчиков. Вот и сегодня емупредстояло таскать эти злополучные коробки «ради своего счастливого будущего».Счастливое будущее, выходит, зависело не от способностей Дениса, а от трусов,маек, лифчиков, носков и всяких там бретелек. Родителей Денис уважать неперестал, но стесняться начал. Они сами не заметили, как в них сломалосьчто-то, что отделяет нормального человека от сребролюба и крохобора. И онпонимал, что вкалывают они действительно на него, и честно не мог определить,что лучше: бедствовать, как раньше, или слушать постоянную подбивку и расчётына кухне по вечерам, как нынче.
К полудню Денис закончилсвою часть работы и предполагал отпроситься у мамы, чтобы присоединиться кдрузьям. Надо было только найти повод выпросить побольше карманных денег. Емухотелось что-нибудь принести малышам. Он уже вошёл в павильон, обдумывая, чемразжалобить мать, как увидел воспитательницу Галину Васильевну. Оставаясь незамеченным,он предпочёл выйти в коридор, чтобы не смущать женщину при выборе интимноготовара. В этот момент он порадовался за свою мать, которая умело предлагаланужное, кратко и чётко давая характеристику товару. В этот момент его посетиланужная мысль. Деньги отступили на второй план. Он воззрился на ту частьприлавка, которая была заполнена детским бельём.
Когда Галина Васильевнаушла, Денис начал разговор с матерью.
- Мам, ты детей любишь?
- Господи! Что завопрос, сынок! А вы с Таней нам зачем были бы? Я что - обидела тебя чем?
- Да нет, мам, просто явчера был в «Доме ребёнка».
- Где?
- В «Доме ребёнка», таммалыши... сироты... А одна девочка ходить не может, другая, Наташа, - слепая...
- Господи...
- Мам, давай им поможем.
- Всем не поможешь,сынок.
- Давай им, - он сделалударение на это слово, - поможем.
- Да что делать-то,сынок?!
- У нас вон сколькодетского белья. Галина Васильевна, воспитательница, только что у тебя покупала,говорила, что там у них пятьдесят человек детей, разного возраста детсадовского.И груднички... Ты, мам, собрала бы мне, а я бы унёс.
- Надо отцу сказать, онже, знаешь, не любит, когда мы без него хозяйничаем.
- Ладно, - глаза Денисанаполнились злым разочарованием, - ты пока спрашивай, а то вдруг разоримся, а як ним пойду. Сколько я там сегодня по вашим расценкам заработал? Да ладно, - онмахнул рукой, - ничего не надо... - И пошёл было из магазина.
- Стой, Денис, сынок! -мать выскочила из-за прилавка, догнала его уже в коридоре: - Неужели ты менябессердечной такой считаешь? Я правда без отца боюсь что-либо делать...
Денис молча достал изкармана мобильник, протянул ей. Она торопливо натыкала номер и начала с места ив карьер:
- Роман! Роман! Тут надодетям помочь. Какая разница, каким, если речь о детях идёт? Да объяснять долго!Что? Пятьдесят комплектов белья! Если жалко, из моей зарплаты вычтешь, - и далаотбой. - Пойдём, сынок, выберем что поинтереснее...
* * *
Пока Света играла состальными девочками в их любимую игру - «в дом», Ольга занималась с Наташей,как научила её Валентина Сергеевна. Она подавала девочке разные фигурки,которые та крутила в руках, а Ольга же объясняла их значение:
- Звёздочка... Кубик...Шарик... - И снова: - Звёздочка... Кубик... Цилиндр... - Потом считали палочки:- Один, два, три... - Потом снова фигурки: - А это мой сотовый, он умеет игратьмузыку. Я тебе включу... Ну-ка нажми вот эту кнопочку... Эту-эту, правильно.
Только на первый взглядданное занятие казалось простым. Для неподготовленного к чужой слепоте человекатакое обучение на ощупь было выматывающим душу состраданием, да ещё требующимогромного терпения. Ольга порой кусала губы, чтобы не заплакать. И хоть знала,что Наташа не увидит, как в её глазах стоят слёзы, но быстро поняла, чтодевочка легко определяет её состояние. Та же говорила мало и несвязно, новполне понятно.
- Ляляй исё ключи.Ляляй.
Ольга одну за другойзапускала на мобильнике мелодии, звуки отвлекли из песочницы мальчишек,строивших с Геной гараж и гоночную трассу. Перепёлкин ремонтировал дверь вкомнате грудничков.
- Дай поиграть, -попросил оказавшийся рядом Рома, и растерянность Ольги воспринял как молчаливоесогласие. Забрал у Наташи телефон, а та всё повторяла: «Ляляй, ляляй», хватаяручками воздух вокруг себя.
- Оля, не перегружай!Она потом будет этот телефон у всех требовать. Лучше возьми её за руку ипогуляйте вокруг...
Валентина Сергеевна былакрупной, как говорят, дородной женщиной. При этом движения её были не плавными,а больше похожими на рывки, также и выражение лица менялось почти мгновенно, ноосновным его фоном была озабоченность, не хмурая, правда, а этакая ищущая,точно она переживает за всех и вся вокруг. Между ребятами она металась, как отскакивающийот стола теннисный шарик. Большой, правда, шарик. При этом забот у неё было наодного мальца больше, потому как на работе её сопровождал собственный младшийсын Павлик, которого не с кем было оставить на целые сутки.
Денис Иванов прибыл,когда ребят уже собирались вести на обед. В руках у него была клетчатая сумка,получившая в народе название «мечта оккупанта». Он раскрыл её перед ВалентинойСергеевной и победно произнёс:
- Это малышам. Нужноведь?
- Нужно, - улыбнуласьВалентина Сергеевна. - Очень нужно. Этого всегда нехватка. Только надо удиректора и завхоза всё оформить.
- Да ну, ерунда какая,чего оформлять-то? Трусы и майки? Просто раздать ребятам, и дело с концом, носумку мне вернуть надо. Бизнесу без такой ёмкости каюк.
- В любом случае - кзавхозу, он на первом этаже в левом крыле.
Буквально через паруминут во двор вошли Запрудин и Морошкин. Со счастливыми лицами они поставили настолик во дворе бидон с клубникой. Ярко-красные крупные ягоды мгновенноочаровали и притянули ребят. Они собрались вокруг все, кроме Саши и Наташи, изачарованно смотрели на них, даже не пытаясь протянуть руку.
- Налетай, ребята! -скомандовал Морошкин.
А Запрудин опередилвопрос Валентины Сергеевны:
- Вы не переживайте, онимытые.
- Да надо было послеобеда, но теперь чего уж... И откуда вас таких помощников навербовали?..
Оля кормила Сашу, аНаташу кормила Света. Спустя некоторое время всех остальных малышей вместе содеждой можно было сдавать в мойку. Клубничный сок румянцем лёг на щёчки иразнокалиберными пятнами на майки, футболки и платья. Валентина Сергеевнатолько захлопала себя по бокам, как курица-мама, и повела всех в умывальник.
Бганба, Перепёлкин иДенис Иванов подошли к Запрудину и Морошкину.
- Ну что, есть шашки? -спросил Гена.
- А то, - широкоулыбнулся Валик, - на имитацию трёх пожаров хватит.
- Когда будем...моделировать?
- А завтра слабо? Чётянуть-то? - окинул взглядом команду Морошкин.
Из особняка вышли Оля иСвета, которые помогали Валентине Сергеевне.
- Ну что, скинькеды,похулиганим? - Алексей явно испытывал прилив вдохновения. - Дэн, ты вместотелевидения будешь снимать, там перед выходом есть непростреливаемое место, гдетебя не засекут. Не хочу я такой сюжет на халяву телевизионщикам дарить, мы импотом кассету загоним или на программу «Я всегда с собой беру видеокамеру»отправим.
- Ох, парни, - вздохнулаОльга, - накроют нас медным тазиком. Тоже мне, придумали одиннадцатое сентября.
- Ну так как? - необратил внимания на её слова Морошкин. - Завтра в десять здесь, мне матьобещала кое-что собрать для ребят. А после обеда у меня как раз смена в«Торнадо». Надо оправдать название этого заведения.
Бганба, глядя на окна«Дома ребёнка», вдруг отвлёкся от темы:
- А мне сюда трудноходить, чё хотите со мной делайте. У меня такое чувство, будто я во всём насвете виноват. Думал, сегодня не будет, а оно снова.
- Не у тебя одного, -положил руку ему на плечо Перепёлкин, - у всякого психически нормальногочеловека так. Есть, конечно, моральные уроды, которым по барабану, или которыеживут по принципу: спасение утопающих - дело рук самих утопающих, и их, похоже,много.
- Но почему мнепридушить кого-нибудь хочется? - сам себя спросил Бганба и, согнув и локтях руки,сжал огромные кулаки, рассматривая их, как рассматривают посторонние и ненужныепредметы.
- Вот и придушим слегка.Завтра, - подвёл итог Морошкин, - пошли к Запрудину, он давно звал, у него хатапустая. Пиво или вашу детскую кока-колу? Кстати, на даче у него тоже классно,там озеро, можно всем вместе съездить, искупнуться на славу, а то мы сегоднятолько чуть окунулись. Вода - парное молоко.
Во дворе они по законуподлости напоролись на знакомый «Лексус». На переднем сидении всё длился иникак не мог кончиться долгий поцелуй Ольги Вохминой и её нового друга.Морошкин нагло встал перед лобовым стеклом, буравя брезгливым взглядомсомкнувшиеся лица. Остальным пришлось сделать вид, что они смотрят по сторонам.Наконец в машине почувствовали, что они объект внимания, и парень с искажённымот злобы лицом выскочил на улицу, кинулся было к Морошкину, но, заметивответное движение огромного Гены, осадил. Театрально имитируя превосходство,сказал резко и чётко, точно был хозяином положения:
- Тебя вежливости неучили? Смотри - поучат.
- Ты, что ли? - уточнилМорошкин равнодушным голосом.
- Я не мараюсь, - спренебрежением ответил парень.
Тут же с угла подъехала«БМВ», из которой выпрыгнули, как пружины, два здоровяка. Один из них в двапрыжка оказался рядом.
- Э, мурзики, двинулисьотсюда, пока я вас «вискас» есть не заставил.
- Ты бы ещё спротивотанковой гранатой на нас вышел, - сказал Морошкин и спокойно направилсяк подъезду.
- Умник, хайло своёзакрой и больше не открывай, а то в следующий раз дышать разучишься, губошлёп.А ты, чурка, чё вылупился? - перестроился он на самого крупного Гену.
Бганба в ответ толькоосуждающе покачал головой и устремился в другую сторону.
- Увидимся, - буркнул онсебе под ноги.
Ребята сталирасходиться, лишь Ольга и Света презрительно смотрели на сидевшую в салонеВохмину. У подъезда Морошкин остановился и повернулся к девочкам:
- А вы говорите...«Накроют нас медным тазом». Да мы под ним сидим и нос высунуть боимся. Анекоторые под этим тазом родились... Вы как хотите, а я объявляю им войну, - вдовершение фразы он хлопнул дверью.
* * *
Света и Ольга пришли кВалику вместе. За ними появились Морошкин с Перепёлкиным, позвякивая бутылкамив полиэтиленовых пакетах, потом Бганба, последним явился Иванов. Он был явновзволнован, что тут же сканировал Морошкин.
- Что стряслось? -спросил Алексей.
- Отец устроил материскандал за благотворительность, а я ему - за жадность. В первый раз в жизниполучил затрещину, ну и пропел он мне старую песню, кто кого кормит. «Ради когоэто всё?!» - завопил, передразнивая отца, Денис. - «Помогать надо, но всем непоможешь, надо же рассчитывать всё, всё считать надо!..» Ох, и противно мнестало. Короче, ушёл я. Ночь в моём распоряжении.
Девушки что-то колдовалина кухне, ребята собрались в гостиной, детально обдумывая проект предстоящейоперации. Сидели на полу вокруг плана эвакуации из «Торнадо», то ли какполководцы, то ли как казаки, пишущие письмо турецкому султану. В главныедействующие лица настырно просился Валик, мотивируя ещё и тем, что это онраздобыл шашки. Никто особенно не возражал. Морошкину отводилась рольоткрывателя дверей, а дальше он, как работник «Торнадо», должен был помогатьэвакуации посетителей. Денис, как повелось, - снимать. Поэтому придётсяпомириться с родителями и взять камеру. Перепёлкин с машиной будет дежурить усоседнего офисного здания, чтобы не привлекать внимание. Бганба - прикрывает вслучае чрезвычайных обстоятельств, ловит пустую сумку, сброшенную Валиком скрыши, а так - просто прогуливается рядом. Можно даже с девочками, если онибудут настаивать. Иванов тут же предложил и решение о публикации кадров.
- Интернет, - сказал он.- Можно туда выгрузить и «Голубую лагуну», и «Торнадо», уж там зрителей будетбольше, чем в самых больших кинотеатрах!
- Подходит, - согласилсяМорошкин, - главное - сохранить инкогнито. Там и милиция, и фээсбэ будут рыть.Всю сеть перетрясут.
- Слить можно вообще издругого города, из интернет-клуба, пусть потом ищут.
Определив время ипозиции каждого в новом моделировании, снова вернулись к «Дому ребёнка».
- Надо быть честными,парни, - сказал Морошкин, - ну походим мы туда, ребятишки к нам привыкнут, новсё равно мы не меценаты, усыновлять нас ещё самих можно, поэтому прежде чем мыоттуда уйдём, надо подумать, как уйти с чувством выполненного долга. Чтоб кошкина душе не скребли. Пусть это звучит помпезно...
- Как? - переспросилВалик.
- Ну... Величественно...Да неважно! Мысль-то моя понятна?
- Мне кажется, я знаю, -ловил собственную мысль Гена. - Я сегодня на заднем дворе, там, где бельёразвешивают, видел сваленные в кучу карусели, качели, прибамбасы всякиедетские, лазалки... Так вот, Валентина Сергеевна сказала, что никак детскийгородок сделать не могут: всё есть - рабочих нанять не на что. Что мы, несможем?
- Ну, - задумалсяАлексей, - Тимур и его команда...
- Какой Тимур? - непонял в этот раз Бганба.
- Да был такой пионеркнижный, помогал всем. И была у него команда...
- Э-э, мне большескинькеды нравится, зачем нам Тимур? - возмутился Гена.
- Да не грузись, этоаллегория.
- Слушай, Энциклопедия,мы знаем, что ты умный, но не говори, пожалуйста, так, чтобы остальныечувствовали себя дураками, - почти обиделся Гена.
- Да ничё я особенногоне сказал, - отмахнулся Морошкин. - Но твоя мысль, Гена, о детском городке мнеочень понравилась. Что мы, не сможем врыть горки-карусели? Облагородитьплощадку?
- Да уж, не хужетаджиков сделаем, - ухмыльнулся Денис, - у нас во дворе они горку натрансформаторную будку направили, брусья на метр друг от друга поставили, акачели только неделю выдержали. Зато в туалет они и по большому и по маленькомупрямо во дворе ходили.
В этот момент зазвонилтелефон. Валик буквально выпрыгнул из общего круга, дал всем знак соблюдатьтишину и снял трубку.
- Да, пап, привет, -отвечал он, - сегодня поливал, без происшествий и катастроф; да, питаюсь, друзьяиногда приходят; соседи пока не жалуются, если захотят - я им дам твой сотовый.- После небольшой паузы: - Да, мам, привет... - и повторил почти то же самое,добавив только информацию о наличии продуктов в холодильнике. - Да вы тамзагорайте спокойно, что я, детсадовский? Ну всё, целую, пока.
- Ежедневный отчёт? -сочувственно спросил Морошкин.
- Нет, раз в два дня.
- У меня сегодня тожеродственники ночью приезжают, - сообщил Бганба, - мне идти надо, мы с мамойвстречать будем, - и после того как все посмотрели на него неодобрительно,заручился поддержкой целого коллектива, - отец с братом, тётя, сводный братотца с двумя сыновьями и дочкой, ещё двоюродный брат, только мамы, у него ещёдети...
- Короче, какая частьсуверенной Абхазии приезжает в наш город? - прервал его Морошкин.
- Да много, что я могусказать? Мы все собираемся.
- Ладно, Ген, надо - такиди.
- И кушать не будешь? -спросила вошедшая в комнату Ольга.
- Не, там мама такойкельдым наготовила, неделю есть придётся. Я в магазин и на рынок шесть разходил.
- Нам больше достанется,- согласился Валик.
- А шашки дымовыепокажите? - попросил Гена перед тем как уйти.
- Валик, засвети.
Валентин достал из-подстола коробку и открыл её. В ней лежала дюжина цилиндров желто-коричневогоцвета с потёртой надписью на боку «РГД-2б» и «РГД-2ч».
- Это гранаты, я точнознаю, - сказал Гена, - настоящие, военные. Если старые, могут взрываться. Этознаете?
- Да, знаю, - успокоилВалик.
- Одно хорошо, у них дымне ядовитый.
- И это знаю. Затовалить будет по полной!
- Ладно, кушайте, япошёл.
- И я, вам большедостанется, - включился Перепёлкин, - мне тоже идти надо, я вот пивка выпил, абатя меня в гараже ждёт, там у нас работа есть.
Поужинали впятеромжареной картошкой и колбасой. Травили анекдоты и последние казусы окончившегосяучебного года с одноклассниками и однокурсниками. В какой-то момент Денис сталчувствовать себя лишним. В начале двенадцатого он тоже стал собираться.
- Хорошо с вами, нопойду домой, всё равно с ними мириться надо. Видеокамера, опять же...
Когда он ушел, Морошкинвышел на балкон покурить. Через минуту к нему присоединилась Света. Валик сОльгой остались в гостиной. Они сидели, обнявшись, на диване перед телевизором,делали вид, что смотрят какой-то очередной боевик, а в действительности каждыйиз них думал и решал, что может принести сегодняшняя ночь. Всё было просто:Ольга отпросилась у родителей к Свете; Свете отпрашиваться было не надо,родители уехали на турбазу. Оставалось только отзвониться тем и другим помобильному где-то полдвенадцатого, и ночь - в собственном распоряжении. Ольгасидела, поджав под себя колени, голову положив на грудь Валентина. Он же вдыхаларомат её волос и порой жмурился от нежности, которую испытывал к Оле в этотмомент. Внешне - сидели в обнимку два молодых человека, без особого интересасмотрели телевизор, но внутри они были наполнены тем сладостным напряжением,продолжения которого и ждали, и боялись одновременно.
Морошкин курил, погрузившисьвзглядом в ночной город. Света тихонько встала рядом и первое время молчала.Потом спросила тихонько:
- Лёш, ты из-за Вохминойсильно переживаешь?
- А ты как думаешь? -ответил он вопросом.
- Просто я хотела тебесказать, если бы меня так любили, то я не продалась бы ни за какие коврижки, низа какие иномарки. Богатый - не значит счастливый.
- Я знаю, - подтвердилон последнее.
- Если б я могла, язаменила бы Вохмину... - сказала то, что хотела сказать, Света.
Морошкин некоторое времяобдумывал её слова, потом повернулся к ней лицом, стал всматриваться, словновидел её в первый раз, или, скорее всего, сравнивал её с Ольгой Вохминой. Оттакого пронзительного взгляда Света опустила глаза, ей стало не по себе,почувствовала себя товаром на прилавке.
- Свет, ты красивая,хорошая, добрая. Может, только лишку боевая...
- Я знаю, так всемдевчонкам говорят, - улыбнулась Света, - чтоб уродкам не обидно было.
Она улыбнулась, но ейхотелось заплакать. Алексей понял это и привлёк к себе, обнял, как обнял быстарший брат младшую сестру.
- Ты не уродка, вот ужточно, я помню тебя в прошлом году. Длинные волосы, такие красивые, зачем тыпод мальчугана подстриглась? Поди, ещё и пирсинг сделала?
- Сделала, - ответилаона ему в плечо, - на пупе, думала, так круче.
- Так нелепее, женскоетело красиво и без всяких прибамбасов, зачем смешивать его с металлоломом? Этопапуаски всякие на себя чё попало вешают, а русской женщине это ни к чему. Нашадолжна, знаешь, выйти на улицу, плечом повести, взглядом повести - и попадалимужики вокруг.
- Скажешь...
- Я видел некрасивых, смоей точки зрения, женщин, которые умели подавать себя так, что за ними мужикиполками ходили. И главная ставка в этом случае - женственность.
- Мне так здорово стоятьс тобой. И вечер такой тёплый.
- Мне тоже сейчасспокойно...
Утром первым проснулсяМорошкин. Рядом с ним, на нерасправленной двуспалке родителей Запрудина,свернувшись калачиком, спала Света. Оля и Валик, обнявшись лицом к лицу, спалина диване в гостиной. Или не спали, а так и пребывали в состоянии замершейнежности, боясь потревожить друг друга. Алексей тихонько вышел на балкон иосмотрелся. День обещал быть жарким. Морошкин достал из кармана план эвакуации«Торнадо» и стал рисовать на обратной стороне другой план. Закончив работу, онне решился будить своих сладко спящих друзей и спустился во двор. Направился ксвоему подъезду - надо было повидаться с матерью и отвести в садик Нину.Буквально у дверей он столкнулся с Ольгой Вохминой.
- Как дела в большембизнесе? - спросил он.
- Лёш, ты зря так, онхороший парень, я совсем не поэтому. То, что было у нас, это детство какое-то,- начала объяснение Ольга, но вынуждена была замолчать, потому что к подъездуподкатил пресловутый «Лексус».
- С ума сойти, какаяпунктуальность, - подивился Морошкин.
- Алик точен ипредупредителен, - обиженно прищурилась Ольга.
- Можно быть таким,когда не думаешь о хлебе насущном.
Алик между тем вышел измашины и сходу бросился на Алексея.
- Ты что, специальномежду нами трёшься?!
- Трутся свиньи обзабор, а я домой иду, может, мне ещё квартиру поменять, чтоб не являться предтвои светлые очи?
- Надо будет, поменяешь,- предупредил Алик.
- Да пошёл ты, ушлёпокзажиточный, махнулся бы я с тобой по дворовым правилам, да вон твои гориллы ужебегут.
Гориллы оказались весьмарезвыми, и один из них на этот раз без предупреждения ударил Алексея в лицо,отчего тот упал, зажимая рукой разбитый нос.
- Извини, Алик, чуть неопоздали, - сказал он, уже не обращая внимания на Алексея, который пыталсявстать.
- Зря, - ответил Алик.
- Зря, - услышали они впоследний момент перед тем, как всю троицу начали жёстко и массово избивать.
Дюжина абхазцев разныхвозрастов и комплекций во главе с Геной подбежали от соседнего подъезда и безлишних объяснений, в сущности, точно так же, как поступили с Морошкиным, началиусердно воспитывать охрану. Гена же от души наладил пинка Алику, на защитукоторого выступила Ольга. В итоге охранникам пришлось отступать вслед заАликом.
- Детей бить нельзя! -крикнул им вслед старший Бганба, потом посмотрел в сторону поднявшегося на ногиАлексея, прижимавшего платок к разбитому носу, и задумчиво сказал: - Странныевы, русские, столько веков всех защищали, а теперь сами за себя постоять неможете...
Гена обнял Морошкина ипотрепал его по плечу.
- Они же вернутся, всейкодлой своей, - сказал Алексей.
- Если понадобится, сюдався Абхазия приедет, - ответил двоюродный брат Гены Владислав.
* * *
В десять утра всякоманда сидела в кабинете директора «Дома ребёнка». Им оказалась маленькая,невысокая, худая женщина в огромных очках. Весь её внешний вид абсолютно несочетался с образом начальника. Даже голос был тихий и вкрадчивый, совсем некомандный, а просящий. Звали её Анна Николаевна.
- Вот что, ребята, -уговаривала она скинькедов, - мне ваш порыв понятен, сейчас стало больше людей,которые хотят нам помочь. И слава Богу. Но чтобы построить детскую площадку,представьте себе, нужна специальная лицензия, потому что, если что не так, невыдержит качель, ребёнок покалечится, нам потом отвечать. Мне - в первую очередь.Спросят, кто строил, и что я скажу?
Ребята молчали,удручённые таким поворотом дел. Анна Николаевна предлагала им другие способы,как помочь, но все они казались им какими-то неявными, незначительными. А онавсё извинялась, будто была перед ними виновата.
- Денег я ещё не скоронайду, чтобы обратиться в строительную организацию: у социальной защиты нет, укомитета по образованию нет, у мэра планов громадьё. Уже второй год все этижелезки ржавеют.
- Мы смажем, - заговорилМорошкин, у которого созрело нужное решение, коего от него ждали все ребята. -Давайте так, Анна Геннадьевна, мы строим. Строим быстро и надёжно,по-настоящему, где нужно - посоветуемся со строителями, вон у нас Перепёлкин встроительном учится, если надо, преподавателей подключит. Вряд ли кто в такомделе откажет. А когда закончим, вы пригласите специальную комиссию из той жемэрии, пусть принимают и дают официальное заключение. Если признают негодным кэксплуатации, мы за день всё обратно сломаем.
- За полдня, - увесистодобавил Бганба. - Заодно в администрации города что-нибудь...
- Вы думаете, так можно?- сомневалась Анна Николаевна.
- У вас цемент есть?Песок мы видели.
- Да, в подвале мешкилежат. Этой весной чуть не затопило, переживала, что он схватится, таскай потомоттуда бесполезные бетонные камни.
- Нужны ещё лопаты,ломы, носилки, кирпич...
- Это найдём, но я всёравно боюсь, ребята, честно вам говорю.
- Глаза боятся, рукиделают, - подбодрил директора Денис Иванов. - Главное, чтобы голова думала. А унас, - он посчитал, словно мог ошибиться, - семь голов.
- Ну да, ну да... -задумалась Анна Николаевна. - А девочки тоже с вами будут цемент таскать?
- Нет, вот их мы отдадимна полное растерзание вашим воспитанникам, - определил Морошкин.
- Вы их к грудничкампоставьте, пусть учатся пелёнки менять, - подтрунил Перепёлкин.
- Нет, к грудничкам немогу, - испугалась Анна Геннадьевна, - там особый уход нужен. Почти допуск!
- Инструменты где можновзять? - спросил Алексей.
- Там же, где цемент, вподвале. Так вы прямо сейчас начнёте?
- А чего тянуть? Вот, ятут план набросал, вы пока поизучайте. Во дворе всё это будет выглядеть воттак. С шести утра рисовал...
* * *
К обеду установиликарусель и качели. Цемент в ямах ещё не схватился, но Бганба уже порывалсяпровести испытание собственной массой.
- Не бойтесь, язастрахован, - радостно кричал он, когда его отталкивали от качелей.
В результате получиласьвесёлая свалка в песочнице. Гену всё же завалили всей толпой и даже начали тутже зарывать. Валик предложил ещё и зацементировать его, чтобы получился готовыйпамятник.
- Ага, борцу засиротское счастье, - ухмылялся Морошкин.
- Напишите что-нибудьпро Абхазию, - умолял Бганба, сложив на груди руки, точно покойник.
На крыльце появиласьГалина Васильевна и позвала всю команду обедать. Отмывшись в душевой на первомэтаже, поднялись в столовую, где пришлось сесть на пол, чтобы поместиться замаленькими столиками. Почувствовав в Морошкине вожака, мальчики окружили его свопросами. Федя всё спрашивал, когда придёт крёстный, а Стасик, когда можнобудет кататься на карусели. Девочки с Ольгой и Светой весело работали ложкамипод какие-то хитрые уговоры.
- Девочки сегоднямолодцы, полили все цветы в доме. Даже у директора, - сообщила ГалинаВасильевна.
- Я поливала дилектола,- сказала Дина.
- А я мамы Вали цетокполила, - похвасталась своими достижениями Юля.
- Ну когда дядя Федяпидёт? - не отставал от парней Федя-младший.
- Он сейчас на работе, -ответил Валик, - ловит бандитов злых, ловит и садит в тюрьму.
- А мой папа и моя мамав тюльме, - сказал вдруг Ваня. - Когда их отпустят, они меня забелут в свойдом.
После его слов всезамолчали. Бганба не донёс ложку до рта, так и замер.
- Ваню совсем недавно кнам привезли, - пояснила Галина Васильевна. - Ему ещё шесть лет ждать...
Тишина стала гуще и напряжённее.
- Тюрьма - это что? -добил всех своим вопросом Рома, который чётко выговаривал букву «р» послезанятий с логопедом над собственным именем.
* * *
За час до акцииПерепёлкин забежал домой за ключами от машины. На беду дома оказались обародителя. Отец по замене раньше закончил читать лекции в институте, а мамауходила на ночное дежурство в больницу.
- Вадик, ты хоть обедал?- спросила мать.
- Да, мама, мы там, в«Доме ребёнка», помогали площадку делать, нас накормили. Теперь я знаю, чемкормят сирот.
- Ты серьёзно? -воззрился на него, отложив газету, отец.
- Вполне.
- Я думал, ты уже задевчонками рассекаешь. А зачем тебе опять машина?
И тут случился провал.Вадик поймал себя на мысли, что не придумал причину, а другой мысли у него всчитанные секунды не появилось.
- Так, покататься... -только и нашёл, что сказать, он.
- Вадя, я тебе ничего незапрещаю, но ты помнишь, сколько нынче стоит бензин? Покататься - дорогоеудовольствие. Особенно в семье, где родители кормятся от бюджета.
- Помню, пап, но я ужепообещал ребятам, что подъеду. Я куда-нибудь подработать устроюсь.
- У тебя былавозможность поехать в стройотряд, но ты предпочёл безделье. Так куда высобрались? Или это тайна?
- Пап, я в прошлом годуездил в стройотряд, пахал, как вол, получил копейки, а наши руководителиотгребли себе по новенькой иномарке. Видал я такую работу...
- Ты не ответил на мойвопрос.
Вадик вспомнил, чтогде-то читал: если сказать неожиданную правду, её не воспримут всерьёз, авопрос отпадёт. Пользуясь такими поверхностными знаниями психологии, он сформулировалответ:
- Мы поедем вспорткомплекс «Торнадо». Хотим позаниматься.
- Ну да! - удивилсяотец. - Туда только абонемент шесть тысяч в месяц стоит. Это же для богатых!Знаешь, я с детства чувствую, когда ты врёшь, поэтому лучше скажи правду.
- Пап, мне восемнадцатьлет, я обязан обо всём докладывать?
- Можешь, конечно, неговорить, раз ты такой взрослый, но тогда возьми свою машину, на которую тызаработал, - обиделся отец.
Вадик молча повесилключи на стену в прихожей и ушёл. «Не вовремя отец занялся расследованиями ивоспитанием», - злился он.
* * *
После обеда усталыйМорошкин еле ворочал шваброй в коридорах «Торнадо». Основная масса посетителейдолжна была подтянуться к вечеру растрясти свои бизнес-ланчи, чтобы потом сноваплотно поужинать. Акцию назначили на шесть, но уже в три часа он оставилоткрытой дверь на задний двор, куда выносил мусор. Охранники точно чуяли что-тонеладное, и двое из них постоянно курсировали вокруг него, поигрывая литыми наанаболиках мышцами. Алексей переживал, чтобы Валик не перепутал коридоры.Проносить сумку с гранатами сам он не стал, демонстративно пройдя мимо качковчерез центральный вход.
- Когда весь этотаэродром вымоешь - мышцы накачаешь, - поддевали его по ходу работы те, что следилиза порядком внутри.
Обычно их работало трипары. Одна на входе, вторая курсировала в свободном режиме по коридорам, третья- у дверей особых комнат для vip-персон. Всякий раз, когда они дружескипохлопывали Алексея по плечу, тот с ненавистью вспоминал одну из сериймультфильма «Ну, погоди!», где здоровенный капитан, то ли бобёр, то ли бегемот,так же похлопывал несчастного, загнанного худого волка, драившего палубу передочередным рывком.
Валик должен былпросочиться к нему в подсобку, где был свален уборочный инвентарь, инструментысантехников и электриков, старые огнетушители и прочая дребедень, от старыхгантелей до сломанных тренажеров. Помещение было весьма просторным - видимо,неиспользуемый зал, поэтому у сантехников там даже стояли два токарных верстакаи пара станков. Но сами они появлялись крайне редко, только для ежедневногоосмотра или по вызову. Скорее всего, работали по совместительству.
Без двадцати шестьМорошкин зашёл в подсобку. Валик был уже там и сидел на гимнастической скамейкеу стены. Сумку он разумно куда-то засунул с глаз долой.
- Не передумал? -спросил на всякий случай Алексей, потому как лицо Валика показалось ему бледнееобычного.
- Не-а... Только бымаршрут разбрасывания не забыть. Да потом смотаться. Очень хочется самому состороны посмотреть, как они отсюда посыплются. Вот бы малышей сюда привестиповеселиться!
- Ты что, хочешьвырастить из них профессиональных революционеров? - вскинул брови Морошкин,потому как Запрудин высказал мысль радикальнее, чем его собственные.
- Каких?
- Ладно, проехали...
В этот момент запиликалмобильный Алексея.
- Иванов, - считал он снаружного дисплея. И уже в трубку своей раскладушки: - Да, понял, ты наисходной, а вот это хреново. Пусть Гена держится поближе. Ну всё. Хоп!
- Что там? - заметноволновался Валик.
- Перепёлкин не смогвзять машину. А как дополнительное средство эвакуации она нам бы не помешала.Мало ли что.
- Да ладно, - смирилсяВалик, - ноги пока ещё бегают.
Морошкин постоял ещё сминуту в раздумьях, прокручивая свой план и его возможные огрехи.
- Фидель высаживался наКубу нахрапом, - успокоил он себя сам.
- Какой Фидель? -проявил Валик незнание новейшей истории.
- Вас чему в школе учат?- удивился Морошкин. - Хотя учат ли вообще, из вас же дебилов делают, какГитлер завещал.
- А Гитлер чего завещал?
- Да был у него план«ОСТ», «Восток» переводится. По этому плану славянам отводилась роль рабов. Онсчитал, что образование в школах на оккупированных территориях нужно свести доминимума: научить считать до десяти, буквы, желательно немецкие, читать послогам. А вот историю и литературу как предметы он предлагал вообще запретить.Вам что, ваш историк не рассказывал?
- Нет, мы вообще войнупо новой программе за четыре урока прошли. Наш историк по этому поводу толькоругал министерство образования. Он его называет министерством обрезования. Я изапомнил только двадцать второе июня и девятое мая. Жукова там помню.Сталинград...
- Вот и получается,Гитлера мы победили, а план его действует.
- Выходит так, -согласился Валик. - А Фидель?
- Фидель Кастро Рус!Могучий революционер, который под боком у Штатов провернул революцию на Кубе исмог её отстоять. Он там до сих пор главный и поплёвывает в сторону штатаФлорида.
- Слушай, Лёх, тыстолько знаешь, как у тебя голова не пухнет? Ты меня за минуту отгрузил так,как меня в школе за день не отгрузят.
- Валик! Да это жеэлементарные вещи, которые всякий знать должен. Я терпеть не могу смотретьразные так называемые интеллектуальные шоу, потому как сразу видно, сколько встране дебилов! Они ещё чего-то булькают против Америки, хотя давно уже сталилучшими американцами: жрут попкорн и пялятся в телеэкран, собственных мыслей -ноль. Гитлер был бы рад... Ладно, не время об этом, пора. Я на исходную, - онподхватил специальное ведро с системой отжима и швабру. - В случае чего, япервый тушу, - кивнул он на воду в ведре. - Ты, главное, уходи резче.
- Не ссы, командир,выкурим мы твоих немцев.
Морошкин ободряющеподмигнул ему и вышел. С особым рвением он начал бороздить по бело-плиточнымполям «Торнадо». Валик вышел из укрытия пятью минутами позже. Первые двегранаты он кинул в две раздевалки, следующие - в два туалета на первом этаже,они сработали, как положено, и уже через пару минут из-под дверей разнополыхзаведений валил густой, но не едкий дым. Ещё две гранаты были оставлены подугловыми лестницами, ведущими со второго этажа. Таким образом, свободной отзадымления осталась только одна центральная лестница - прямиком к центральномувходу. Валику нравилось, что разные гранаты дают разный дым, одни - густоймолочный, другие - чёрный, как при сгорании автомобильных покрышек. А вотседьмая граната от старости, похоже, предательски взорвалась у входа в подвал.Охранники тут же рванули в ту сторону, но Валик испугался больше их, но, соблюдаямаршрут, рванул на третий этаж, где располагались офисы спорткомплекса. Ищаубежища, он уткнулся в лестницу, ведущую к чердачной коробке на крыше. По ходуон забросил ещё одну гранату в коридор второго этажа, нарушая инструкцию Морошкина.Выбравшись на крышу, Валентин подошёл к южному парапету и сбросил оттуда сумку.Внизу её должен был подобрать Бганба. В кармане у него оставалась ещё одназапасная граната и коробок спичек.
В это время уже вовсюнадрывалась сигнализация, сирена чередовалась с мужским голосом, каким впорубыло читать сводки Совинформбюро, что сообщал о пожаре в здании и предлагалвсем посетителям и персоналу покинуть его. Первыми вывалили качки изтренажерного зала, следом - дамочки из своего фитнеса, посетители бассейнанесколько задержались. План эвакуации, разумеется, никто не читал, тренировок,как в школе, не проводил, поэтому движение людей было хаотичным, но не оченьволнительным. Похоже, они никак не хотели расстаться даже на несколько минут сосвоей респектабельностью. Правда, растущая густота дыма всё же заставляла ихускоряться. К раздевалкам невозможно было подойти, и охранники почти силойразворачивали всех и отправляли подальше. Работники «Торнадо», надо отдать имдолжное, не бежали впереди всех, а таки направляли всех к главной лестнице. Таклюди в купальниках и спортивных костюмах стали появляться на улице. Подъехавшаяпожарная машина перекрыла выезд с парковки, а водителя этой машины уже крылаотборным матом девица в купальнике. Причём пожарники вынуждены были отвлекатьсяот разматывания брандспойтов на её вызывающие трусики-стринги.
- Освободи дорогу,придурок! - кричала она. - Я в машину свою хочу!
- Ключи у тебя где? -резонно вразумлял её водитель. - Загорай пока, а не хочешь загорать, на вот -накинь, - он кинул ей в окно кусок брезента, - а то щас ребят тушить придётся.
- Хамло! - поблагодариладевица.
Подчёркнуто нервная дамав махровом халате уже на выходе периодически дёргала одного из охранников зарукав белой форменной сорочки:
- Скажите, а враздевалке всё сгорит?
- Не знаю, - ответнобубнил он.
- Но у меня таммобильный телефон, там в памяти очень важные номера, он тоже сгорит?
- Обязательно, - недумая, успокоил её охранник.
- Но как я потом позвонюМите?!
Охранник посмотрел нанеё как на логическую головоломку и потом радостно сообщил:
- Вон там, на углу,автомат.
- Но я не помню номер!
- Справочное - нольдевять.
- Вы думаете, они знаютномер Мити?
В конце концов, он невыдержал и ответил почти рёвом:
- А вы думаете, я умеюдумать?!
Больше всего не повезлотем, которые выбежали из солярия и массажного кабинета. Но пиковым былопоявление группы девиц в весьма примечательном нижнем белье, которых отличалиособые манеры поведения. Эти перекидывались с подгоняющими их охранникамиплощадной бранью, а перед зеваками, коих в считанные минуты собралось приличноеколичество, стали позировать и открыто предлагать свои услуги. Одна из девицкричала опешившему на тротуаре старичку:
- Дяденька, у тебястолбняк или инфаркт?! Иди сюда, если столбняк - полечу!
Мужчины помоложе самикричали в сторону этой группы:
- Девочки, вы какимвидом спорта занимаетесь?!
- Зажимбол!
- Прыжки на шпагат!
- Худ-дожественнаягимнастика!
Наконец кто-то изадминистрации «Торнадо» догадался направить всю толпу в соседнее здание. В самкомплекс пробежали несколько групп милиционеров, у входа стояли две «скорые» ипоявились ребята со спокойными лицами в бронежилетах с жёлтой надписью на спине«ФСБ». Только к этому времени из комплекса неторопливо, каждым шагомподчёркивая своё достоинство, а взглядом - пренебрежение к публике, вышелсолидный чернявый мужчина в тёмном костюме в сопровождении двух охранников.Вероятно, это был сам владелец заведения. Он отдал какие-то распоряжения и селв подъехавший ко входу чёрный «Мерседес», рванувший с места, заставивотпрыгивать особо любопытных прохожих.
Морошкин, который вместес охранниками помогал выводить людей, теперь стоял в толпе зевак и пристальноосматривался. Он видел Бганбу со знакомой спортивной сумкой через плечо, словнотот шёл на тренировку и вот - не получилось. За его спиной маячили Ольга иСвета. Денис, уже не скрываясь, снимал прямо из толпы. Всё верно: мало липочему здесь оказался человек с камерой? Перепёлкин вообще стоял рядом. Нигдене было Валика, который по всем расчётам уже должен стоять рядом.
* * *
На крыше Валентинзалюбовался произведённой им имитацией чрезвычайного происшествия. Почему-тохотелось бросить в полуголую толпу внизу последнюю гранату. Он видел, какнепосредственно продолжают себя вести те, кто считал себя хозяевами жизни. Необращая внимания на суету милиции и пожарных, они даже заигрывали с девицамилёгкого поведения. Некоторые из них двинулись к своим джипам и, безжалостновыбив у них дверные стёкла, сели в свои машины, радостно гогоча надпроисходящим. Выходит, вся эта заварушка была им не более как очередноеразвлечение. Увлечённый зрелищем, Валентин потерял контроль над временем ибдительность. Уже давно нужно было спуститься по пожарной лестнице с глухойсеверной стороны здания, а он продолжал стоять, опираясь руками на парапет иглядя на происходящее у центрального входа. Он даже помахал рукой Морошкину, нотот не видел его.
Только успел подумать,что Морошкин не похвалит его за такую неосторожность, и за спиной хлопнуладверь чердачной кабины. Он резко оглянулся и выронил из затёкшей руки цилиндргранаты. Он, как назло, покатился в сторону двух мужчин в черных футболках,вышедших на крышу с каким-то ящиком, который они несли за ручки с двух сторон.Сразу было понятно, что это работники «Торнадо», а в ящике то, что нежелательнопредставлять чьему-либо взору.
- Э, ти что тут делаешь?- спросил один с явным кавказским акцентом.
Вместо ответа Валикрванулся в сторону пожарной лестницы и буквально перепрыгнул парапет. Теперьбыло важно, насколько хорошо его успели рассмотреть. Он, во всяком случае,ничего особенного не запомнил, кроме футболок и акцента. Через пять-шестьсекунд он понял, что один из мужчин спускается за ним следом. Начал ускорятьсяи чуть не сорвался, промахнувшись ногой по ступеньке.
Забыв, что Перепёлкинуне удалось взять машину, Валик в первую очередь рванул в переулок, где поуговору должна была стоять «Волга», но уже на полпути вспомнил, что там её нет.На бегу оглянулся: показалось, ему удалось оторваться или преследовательпередумал. Он вытащил из кармана мобильник и позвонил Морошкину.
- Меня, кажется, засеклина крыше, - сообщил он сквозь сбитое дыхание.
- Кажется? - переспросилМорошкин.
- Точно, - призналсяВалентин.
- Точно-точно, - услышалон со стороны свободного уха, сильная рука попыталась вырвать у него телефон.
Валентин ринулся всемтелом, что было сил, даже не пытаясь оглянуться. «Всех подставил», - подумалон, набирая скорость и опасаясь только одного: лишь бы ноги не стали ватными.Страх мешал ему сосредоточиться в выборе пути, и он, не глядя по сторонам, выскочилна трассу, ведущую из города. Он даже не успел идентифицировать неуспевающим заногами сознанием визг тормозов под самым ухом, только шарахнулся в сторону.Водитель затормозившей «Газели» крикнул ему:
- Рехнулся?! Все машиныраспугал! А если бы я на фуре ехал?
Валик остановился, издесь его инстинкт самосохранения не подвёл, он, оббежав машину, быстрозапрыгнул на пустующее сидение рядом с шофёром.
- Дядя, поедем, а? Замной какой-то нерусский придурок с ножом гонится.
У водителя хватило умане рассуждать и не расспрашивать, а рвануть с места. Мужчина в черной футболкезамер в лесополосе, в пятидесяти метрах, раздраженно плюнул в сторонуудаляющейся «Газели» и отправился в обратную сторону.
* * *
- Надеюсь, они тебя влицо не запомнили, - ворчал Морошкин вечером в беседке. - Напомню, могут впаятьорганизованный терроризм.
- Интересный терроризм!- возмутился Бганба. - В новостях сказали, что неизвестными лицами имитированподжог спортивного комплекса «Торнадо». Пострадавших нет. Кавказский след врасчёт не берётся, потому что комплекс уже три года принадлежит представителямэтой диаспоры. Во время расследования сотрудниками фээсбэ обнаружен в подвалепритон, скрытые камеры в раздевалках, массажных и бассейне...
- Думаю, ещё не всё, -сказал Валик, - какой-то ящик они на крышу вытащили. Похож на оружейный.
- Неплохо, - грустноухмыльнулся Морошкин, - выходит, не зря мы эту малину тряхнули. А ягодки-токакие осыпались...
- А когда-то в «Торнадо»был спортивный клуб «Динамо», - сказал Денис, - я там лёгкой атлетикойзанимался. В классе шестом. Детская спортивная школа была. Потом закрыли.Денег, что ли, не было? А потом эти выкупили или в аренду взяли. Вот смешно:чёрные открыли притон для белых!
Бганба пристальнопосмотрел на Иванова. Тот спохватился:
- Гена, ты хоть необижайся.
- Да я не обижаюсь,привык уже, чё с вами сделаешь? Кавказ большой - говна хватает, но Россия ещёбольше, - намекнул он.
- Базару нет, -облегчённо вздохнул, соглашаясь, Денис.
- Интересно, если бы ихне задымили, то никто бы их так и не трогал? - озадачился Перепёлкин.
Никто ему не ответил,всё и так было ясно. Зато к беседке подошли Тухватуллин и с ним какой-топодчёркнуто серьёзный парень лет двадцати. Тухватуллин, следуя традиции Смолякова,со всеми, кроме девочек, поздоровался за руку, парень тоже, одновременнопредставившись. Его звали Игорь.
- Вся команда в сборе? -осведомился Тухватуллин.
- А кого ещё нужно,Ринат Файзуллович? - ответил Валик.
- Это хорошо, ФёдорАлексеевич сказал познакомить вас с этим человеком, - он указал на Игоря, -прошу любить и жаловать.
Игорь сразу перехватилинициативу и повёл как по накатанному:
- Я представительмолодежного общественного движения «Молодая гвардия», наш штаб...
И тут же был оборван наполуслове Морошкиным.
- А я думал - вас всехфашисты убили.
- Какие фашисты? - непонял Тухватуллин, чувствуя подвох.
- Нормальные.Гитлеровцы. «Молодая гвардия» - это же Олег Кошевой, Ульяна Громова, ЛюбовьШевцова... Роман писателя Фадеева не читали, Ринат Файзуллович?
- Всё, что положено, вдетстве читал, - начал злиться сержант, - я вам человека по делу привёл, а вына пороге буксовать начинаете.
- Ребята, - снова началИгорь, - мы работаем вместе с партией «Единая Россия», мы её молодёжноекрыло...
- Партия? - опять несдержался Морошкин. - Мой покойный отец говорил: кто-то играет партию вшахматы, кто-то играет партию людьми... Вы по какой части?
- Мы знаем, что выстроите площадку в «Доме ребёнка» на улице Герцена. Я, ребята, вас неагитировать пришёл, мы помочь хотели. Возьмёте с собой наших?
- Возьмём! - поторопилсяс ответом Валик и был буквально прибит взглядом Морошкина.
- Представляю себестрочку в новостях, - едко сказал он, - молодые люди решили помочь несчастнымсиротам, собственноручно и бесплатно они построили им детскую площадку. Акция былапроведена активистами молодёжного движения «Единая Россия». Партия реальных дели так далее... У меня матери сказали: вступай в партию, поможем с квартирой.Она вступила, теперь ходит, как намагниченная, на всякие собрания, митинги иплатит по двести рублей в месяц с пятитысячной зарплаты. А могла бы дочке наэти деньги мороженого покупать. Так какие у вас ещё есть добрые дела?
- Зря вы так, есть жесоциальная программа, а мы, к примеру, парк вычистили, берег реки в городскойчерте... Движение «Наши» помогало...
- Ваши? А кто у васчужие? - навис над ним огромный Багнба. - «Чужие» - смотрел кино такое?
- Наша партия самаятолерантная, это не на словах, - твёрдо ответил Игорь, подразумеваянациональность Гены.
- Толерантная - это чё,всех любит? - спросил Гена у Морошкина.
- Ну, к примеру,недавно, как полагает милиция, группа скинхедов совершила налёт на бар «Голубаялагуна», чтобы поиздеваться над сексуальными меньшинствами. Мы осудили этотпозорящий российскую демократию поступок и даже готовы поддержать пострадавшихв их желании пройти маршем по нашему городу, чтобы обозначить проблемутерпимости.
Тухватуллин, оказавшийсяв это время за спиной митингующего Игоря, изобразил на лице мину безнадёжности.
- Девочек обижатьнельзя, - из-за спины, едва сдерживая смех, сказал он. - Ладно, мы пойдём, а выподумайте. Ребята с хорошими предложениями пришли, - и так чисто по-татарскивыделил слово «хорошими», что было абсолютно непонятно, какой он смысл в неговложил.
- Наш народдействительно похож на большого терпеливого Иванушку-дурачка, и если бы СамБог, по великой Его милости, не был на его стороне, он давно бы сидел голыйгде-нибудь на окраине тайги, - подвёл итог дебатам Алексей.
- Мой отец говорил, чтона своём курсе в институте он был комсоргом. Интересно, он выглядел такжепо-идиотски? - спросил у кого-то Денис Иванов.
* * *
На городок у ребят ушлоещё три дня. Морошкин за эти дни уволился из «Торнадо». В сущности, никто еготам особо не держал, и взяли-то его, пока не могли найти техничку-женщину. ЗатоАнна Николаевна приняла его временно, на лето, рабочим по обслуживанию здания.Должностные обязанности у него были самые широкие: от подай-принеси до отремонтируйкран, унитаз или тумбочку. Командовали им завхоз и нянечка тётя Римма. Ольга иСвета побывали-таки в первый раз у грудничков, помогали выносить их на улицу надневной сон, одевать и раздевать. По вечерам в беседке делились своимивпечатлениями.
- Они как будто в душузаглядывают, - говорила Ольга.
- Реально, - соглашаласьСвета, - глаза, как у взрослых. И ручонки к тебе тянут.
- Я всё боялась, чтокто-нибудь из них скажет «мама». Я бы там в обморок упала.
- А нянечкам ивоспитателям они всё равно скажут, когда придёт время...
- Глаза - будто онипонимают, что сироты.
- Там нянечка заболела,нас завтра просили в шесть утра прийти, кормить помогать. Блин, я мечтала хотьлетом отоспаться.
- Фигня, невыспанныепойдём.
- Пойдём, конечно.
- Мы всё равно незаменим им родителей, - справедливо заметил Морошкин.
- Ну хотя бы побудембратьями и сёстрами, - сказала Света.
- Братьями и сёстрами? -задумался Алексей. - Как в храме...
В выходные проводилиполевые испытания всех конструкций городка. Внештатным лётчиком-испытателем былназначен Бганба, как самый тяжёлый. Он качался на качелях, его всей толпойкрутили в карусельной люльке, перевешивали втроем на коньке-качалке, загонялина всякие лазалки и скидывали с металлической горки. Валик предложил присвоитьГене звание Героя Советского Союза и обосновал это тем, что Абхазия входила вСоветский Союз. Бганба согласился, но заметил, что если его ещё пару разпропустят по этой полосе препятствий, звание придётся присваивать посмертно, ипросил похоронить его в песочнице.
Результатом работы, атакже испытательными играми взрослых детинушек вышел любоваться весь персонал.Анна Николаевна после каждого запуска Бганбы на очередном испытательном стендеахала и затаивала дыхание. Перепёлкин, чтобы поддержать слабонервных, исполнялна щеках цирковой туш.
- Ведите теперь любуюкомиссию, - произнёс Анне Николаевне своё заключение Морошкин, - пустьпопробуют не принять, мы на них Бганбу напустим.
- Покататься... -добавил Денис Иванов.
- Ребята, а мы всеприглашаем вас на торт и чай, - растроганно позвала директор.
Скинькеды переглянулисьи, разумеется, согласились. Но главное их ожидало в игровой комнате, где всемалыши младшей и старшей группы построились во главе с тётей Риммой и, когдаребята вошли туда, дружно и чётко прокричали: «СПА-СИ-БО, МЫ ВАС ЛЮ-БИМ».Скинькеды потупились, а Бганба, которому некуда было деваться со своим ростом,шепнул Алексею, от волнения срываясь на акцент:
- Лёха, так нельзя, да?!Им радостно, а мне плакать хочется. Как будто я ещё больше виноват стал.
- Ген, у самого комок вгорле, - признался Морошкин.
- А у нас сегодня ещёпроводы, - объявила Анна Николаевна. - За Федей придут новые мама и папа -Федор Алексеевич и Нина Михайловна.
- Участковый? - спросилПерепёлкин.
- Да. Они долго решали,Федя даже несколько раз был у них дома.
- Если мне кто-нибудьскажет, что среди ментов нет порядочных людей, - загрызу, - буркнул Бганба.
- А то про Смолякова иТухватуллина ты и так не знал, - одёрнул его Перепёлкин.
Маленький Федя был одеткак именинник. В чёрные шорты, белую рубашечку с чёрной же инкрустированнойузорчиком под серебро бабочкой.
- А ещё у нас Наташазавтра уедет в Германию. У неё тоже будут новые родители.
- Её взяли? - тихоудивилась Ольга.
- Тиш! - шикнула на неётётя Римма. - Она слышит лучше нас всех! Взяли, конечно. Немчура бездетная, нобогатая. Говорят, девочке можно операцию сделать. Чем в России, где она никому,кроме нас, не нужна, пусть лучше в Германии. Чё там, тоже люди. Мы её окрестилипо-православному, пусть попробуют в своё лютеранство переделать, обратнозаберём!..
Потом ели торт, амаленький Федя всё смотрел на двери. Скинькеды за столом стали называть егоуважительно Фёдором Фёдоровичем. Федя не возражал...
* * *
И так бы закончилась этанемного грустная и в меру весёлая повесть. Такая, какой, собственно, и бываетбесшабашная и быстро летящая юность, если бы в сентябре не приключилась беда.
Ольга Большакова нашлаВалентина Запрудина в его подъезде с четырьмя ножевыми ранениями в областьсердца и брюшную полость. Он был уже без сознания и просто истекал кровью.«Скорая» приехала только через двадцать минут, а ещё через пять минут Валикумер, опутанный бесполезными капельницами, не приходя в сознание.
Убийца не оставилникаких следов. И никаких видимых да и невидимых причин убивать ВалентинаЗапрудина в этом мире ни у кого, казалось бы, не было. В руке у него был зажатмобильный телефон, на котором в последние минуты своей жизни он набирал номерОльги.
Вечером Оля билась вистерике на груди Морошкина, колотила в эту грудь кулаками, пока не наступилополное изнеможение, ноги подкосились, и она просто повисла на руках Алексея.Она считала, что убийство как-то связано со спортивным комплексом «Торнадо», ноникаких улик или указаний на это убийца не оставил. Что уж говорить о том, чтосвидетелей не оказалось. Смоляков и Тухватуллин два вечера подряд сидели сребятами в беседке, где собиралось уже не семь, а в три раза больше человек,беседовали, предполагали, искали и вместе со всеми роптали на эту нелепожестокую жизнь.
На похороны Валикасобрались три школы района, студенты университета и студенты архитектурнойакадемии. Гроб подвезли к школе, и вся молодежь выстроилась в колонну по шестьчеловек, так, как будто все эти годы у них велась начальная военная подготовка.В первом ряду стояли Алексей Морошкин, Вадим Перепёлкин, Геннадий Бганба, ДенисИванов, Ольга Большакова и Света Глоткова. Траурное шествие растянулось на несколькокварталов, но почему-то только немногие заметили, что на ногах у всех молодыхлюдей, шедших в колонне, были надеты кеды...
На девятый день вечером,после того как все, кто хотел, побывали на кладбище и в церкви, посидели рядомс отчаявшимися от горя родителями, к беседке со всех сторон стали стекатьсяребята разных возрастов. Через час огромная толпа двинулась в сторонуспортивного комплекса «Торнадо». У каждого в обеих руках было по камню или осколкукирпича. Этих камней хватило, чтобы выбить все окна в бывшей спортивной школепри клубе «Динамо», включая форточки, загнать градом камней обратно внутрьохранников, пытавшихся что-то предпринять, превратить в груду мелкого стеклабольшие стеклянные двери. Во время побоища в одно из окон на третьем этажевыглянул мужчина в чёрной футболке и что-то пытался угрожающе крикнуть, но одиниз камней попал ему точно в лоб. Так и осталось неизвестным, сможет ли онвообще после этого связно говорить. Толпа растворилась группами на ночныхулицах так, словно маршрут каждой из них был продуман детально. Милиция никогоне смогла задержать. Потому что никто не обратил внимания на то, что всямолодёжь и в этот раз была одета в дешёвые китайские кеды. В них, наверное,проще было убегать.
После этого случая(теперь уже майор) Федор Алексеевич Смоляков не пришёл, как водится, в беседку.Ему было некогда, он занимался воспитанием Фёдора Фёдоровича. А ещё черезмесяц, точнее, на сороковой день смерти Валентина Запрудина, побоище в«Торнадо» повторилось один в один. Газеты и телевидение стали искать на улицахгорода скинхедов и, разумеется, нашли. Идеология «скинькедов» так и не всплыла,потому что её никогда не было. «Торнадо» сначала на время прикрыли. Говорят,что посетителей в нём значительно поубавилось уже после первого побоища, апосле второго хозяева предпочли выставить комплекс на продажу. «Торнадо»выкупила обратно городская администрация, хотя когда-то она же отдала его вчастные руки почти за бесплатно. После ремонта и некоторой переделки тамобещали вновь открыть спортивную школу.
Следующим летом АлексейМорошкин забрал документы из университета и уехал. Говорят, что уехал в Ейск,где до сих пор ещё жила его бабушка, мать его отца, и поступил там в лётноевоенное училище, куда не смог поступить в своё время его отец. Оттуда он писалписьма Светлане Глотковой и родителям Валентина, который так и не успелрасстаться со своей детской мечтой стать космонавтом. А может, и не рассталсябы никогда. Ольгу Вохмину уже давно никто не видел в салоне лаковой иномарки, авот в беседке и в кедах её видят теперь часто. Место вожака в дворовой командепо праву занял Перепёлкин. Денис Иванов по-прежнему помогает родителямрасширять бизнес. Ольга Большакова поступила в медицинский институт. В Абхазиибыло неспокойно, и Гена на этот раз поехал с отцом и двоюродным братом туда,где в любой момент начнётся маленькая война с большой кровью.
В России война некончается совсем, унося каждый год по миллиону и больше жизней. 20 тысяччеловек ежегодно пропадают без вести, 15 тысяч гибнут на пожарах, вавтомобильных катастрофах погибает 30 тысяч человек, 70 тысяч - отпередозировки наркотиков, 40 тысяч отравляются некачественным алкоголемнасмерть, милиция обнаруживает ежегодно 42 тысячи трупов, и причины смерти установитьневозможно, в результате убийств гибнут ежегодно 50 тысяч россиян...
Наверное, кому-нибудьзахочется высказать автору своё недоумение: вот, взял и с лёгкой руки убилодного из героев. Но это сделал не я. Это каждый день происходит на нашихулицах. Оглянитесь.
Всего с 1989 по 2004 годРоссия потеряла около 30 миллионов человек. Среди них Валентин Запрудин и мойплемянник Алексей Ященко.
Потери сравнимы спотерями СССР во время Второй мировой войны. Против России воюет весь мир...
