Игорь Изборцев
ВЕЛИКИЙ
(Роман в письмах по e-mail)
Дата: 2 сентября
Кому: [email protected]
Тема: Avecl'espoir et la foi
Ко мне залетелазвезда. Ночью я смотрела в окно. Увы, я еще живу с этой глупой детскойпривычкой, по-прежнему надеясь, что величественная дама в черном однаждызаметит меня. Я стояла с этой глупой надеждой и волнующим предчувствием, а дамаза окном тихо шуршала по стеклам складками звездного плаща… За стеной зашелся впошловатом кашле Михаил Терентьевич, - это мой сосед, моя "суровая правдажизни", - и я едва не разрыдалась. Нет, все-таки не разрыдалась, шагнула кокну и распахнула створки. Холодный воздух остудил отчаяние, а звездный плащколыхнулся и стряхнул с себя одну маленькую блестящую конфетти. Она пронзиланочь яркой чертой и залетела в мое окно… Мне показалось, что сердце моеразорвалось - такая мгновенная глубинная боль пронзила его, дыханиеостановилось, и только мысль продолжала свое трепетное существование, пытаясьобъять и вместить в себя случившееся. Мимоходом она напомнила сердцу о егообязанностях, подтолкнуло замерзшее в легких дыхание, и я задышала, ожила - ноуже другим дыханием и другой жизнью. Ко мне залетела звезда…
Я решиланаписать обо всем этом именно Вам, глубокоуважаемый Иван Сергеевич! Проститеменя за столь странное, и, быть может, дерзкое желание. Но виноваты в этом Высами! Ведь это именно Вы сказали, что "стремление получить невозможное -единственное подтверждение нашего права на жизнь". Стремление кневозможному - безумие. Об этом каждую ночь кашляет за стеной МихаилТерентьевич, и обвешивающая меня стрелка весов на рынке каждый день напоминаето том же. Я уж не говорю о гнусном подмигивании сантехника Привалова во дворе.Но пусть его… К нему никогда не залетала звезда. Она прилетела ко мне, и ярешила впредь никогда не закрывать окно. Вдруг ей захочется улететь? Это ееправо, я не смею препятствовать. Впрочем, что об этом? Надо о другом. Я знаю -я часть невозможного! Это навсегда и никакие бесстыжие стрелки не отнимут теперьэто знание! Прежде я читала об этом у Вас, Иван Сергеевич - верила и не верила,надеялась и теряла надежду - теперь, когда у меня звезда, знаю. Знаю! СпасибоВам, Вы подарили мне спасительное знание, Вы подготовили меня… И простите застоль бесцеремонное вторжение в Вашу жизнь.
Не знаю,достанет ли мне дерзновения написать Вам еще? Да и прочтете ли Вы это письмо.Об ответе я даже не думаю, хотя только что с надоедливостью твердила Вам, чтоневозможное возможно. Возможно? На всякий случай ставлю галочку против строки"запросить уведомление о прочтение", предавая себя в руки Вашегомилосердия. Мне очень нравится Ваше имя: Иван Сергеевич! Почему я не Ася?
На всякий случай, прощайте!
Ваша читательница и искренняя поклонница
Соня
P.S. Ваш адреся нашла в интернете после долгих, мучительных поисков. Благодарение Создателю!
* * *
Дата: 4 сентября
Кому:[email protected]
Тема: Sub specie aeternitatis
В эту ночь мне не спалось!
И неработалось... Я присаживался к монитору и тут же отщелкивал от себя клавиатуру.Брался за перо - всуе. Ходил по кабинету, пытаясь найти свой былой след. Но… sillentium![1]Дороги не вели в Рим! И тут в мое раскрытое окно впорхнуло Ваше письмо…Признаюсь: я редко принимаю этих незваных гостей. Для этого есть передняя иреферент. Но… иногда я веду себя странно. Без видимой цели приоткрываю дверкишкафов, забираюсь на антресоли, перетряхиваю задохнувшиеся пылью фолиантыэнциклопедий; я орудую консервным ножом, вспарывая животы жестянкам со шпротамии сардинками (как же жутко я их ненавижу со студенческой юности!), заставляюкастрюли снимать передо мною шляпы. Но разве не безумие, подобно Вергилию,вечный спутник Великого? Можно ли без этого хромого поводыря пройти поосклизшим от забрызгавшего их серого вещества эвристическим[2]лабиринтам и "выжить"? Вы спросите, зачем все это? Но лишь там выходыза пределы круга, - часто просто невзрачные отверстия, скрытые в извилинахлипких стен, - повезет, и ты ткнешься в них носом, сделаешь всего лишь один шаги сможешь наконец что-то увидеть… О, эти капризные эйдосы[3]!Порой они прячутся в самых непредсказуемых вещах. Они неуловимы, как всеневыраженное… и мстительны. Вынужденные царапаться о туманные вершины Великого,они морщатся… и мстят, изыскивая всякую возможность ускользнуть. Но куда? Куда?Выше только Сам Бог…
Признаюсь,распечатывая Ваш папирус, я чувствовал себя мелким корыстолюбцем, протянувшимруку к ящику Пандоры. А вдруг? Вдруг с этого цветка вспорхнет тот самыйнедоступный крылатый логос? Ищите и обрящете! Итак… Что? Ах, да:
Здравствуйте незнаемая мной Соня!
И Ваша звезда!Быть может, в прошлом внезапный объект Вашего ночного познания сумел бы меняочаровать. Но что это Ваше "действительно существующее" для менясегодня, когда собственный эйдетизм доводит меня до отчаяния, мучит и жалит?Представьте себе, я помню каждую игрушку на каждой елке всех лет моего детства,помню изгибы лент серпантина, нюансы красного и белого в костюмах и масках всехвиданных мною Санта-Клаусов. Поверьте, это печально, и Ваша картинка - сущностьсверх необходимого! К тому же, хочу Вас предостеречь. О, эти звезды! Бойтесь,чтобы одна из них холодным предательским светом вдруг не рассеяла молчаниесвященного мрака. Пропасть между сознанием и бытием скрывает чудовищ,пожирающих разум! Не пожелаю Вам однажды их увидеть! Absit![4]Они не оставят, не отпустят!
Слушайте кашельВашего Михаила Терентьевича, наслаждайтесь его храпом - это и есть познаваемоесущее, доказываемое невозможное. Обмыслимое бытие куда лучше поисковвнеэмпирического смысла сознания. А сантехники - наши спасители,"говорящие вещи", они главные факторы бытия. Долой пустые анализыслов!
Прощайте!
Сколько Вам:семнадцать, шестьдесят четыре? Боитесь ли Вы зеркала? В любом случае,радуйтесь, что Вы не Ася.
И.С.
P.S. Где Выоткапали этот адрес, на который давно никто не пишет? Этот ящик я давнозаколотил самыми крепкими интернетгвоздями! Вы порушили его святую паутину. Оде жавю, мое де жавю!
* * *
Дата: 19сентября
Кому: [email protected]
Тема: Avecl'espoir et la foi
Уважаемый Иван Сергеевич!
Я бесконечноечисло раз говорю Вам: здравствуйте! И простите!
Кончено же несдержала обещания не писать! Но осень - Осень! - она нашептала мне стольконенужных слов! (И это, конечно же, извинит меня.) Как же она легкомысленна! Тонаряжается, как разбитная Солоха, и вдруг сбрасывает с себя все, как привыкшаяк неглиже Пышка. Вчера она встретила меня, "надевши яркую плахту скитайчатою запаскою, а сверх ее синюю юбку, на которой сзади нашиты былизолотые усы". Эх, быть бы мне тем самым дьяком, который бы непременно"зашкаливался и прищуривал невольно в ту сторону глаза". Воскликнулабы и я: "Эх, добрая баба! Черт-баба!" Но во мне нашлась лишь улыбка иеще чуточку радости для золотого кленового дождя. Но уши мои беззащитны. Они слегкостью впитывали шуршащую пеструю лесть и верили всем обещаниям. Я, верно,опьянела от этих слов. И сделала глупость. Приняла предложение МихаилаТерентьевича оценить его гастрономические таланты. Ужин был разнообразен, нобесцветен и вял. А мой визави - многословен, но убийственно прозаичен. Егопредсказуемость прорастала цветами на моей могиле (ох, не накаркать бы!).Каждая его фраза словно поднята из подвала районной газеты. Олигархи, зарплатаи, конечно же, пресловутый "еврейский вопрос" - вот орбиты его"высоких" мыслей. А котлеты по-киевски были отменны. В благодарностья чмокнула Михаила Терентьевича в лобик…
Ах, простите, уменя точно нет совести. Я расшалилась с Вами, словно с другом детства. Но с техпор, как Вы прикоснулись взглядом к буковкам моего письма, я ощущаю Вас близкими, простите, родным. Нет, я жила предчувствием этого и прежде, когда читалаВаши замечательные книги. "Этот человек не может быть для менячужим", - так я думала, лаская глазами столь дорогие для меня (и, признаюсь,не до конца еще мной осмысленные) строки…
"Подпологом надежды плачут березы. И наши страдающие души. Эти слезы не обжигают,не рождают отчаяния, не разрывают сердце, но благорастворяют в нем воздухивечности и умиротворяют, соделывая причастником всей глубины бытия, даруявозможность отклика на всякий самомалейший звук, звук, извлекаемый из сущностивещей струнами этой капризной арфы под названием наша жизнь. Под пологомнадежды плачут наши души - и омываются, становясь подобными тем самым белымберезам с зелеными куполами веры. С нами Бог!".
Так Вы писали ия безмерно Вам благодарна! Я… Вы же ничего обо мне не знаете! Простите!
Итак. Мнедвадцать восемь лет. Я люблю осень и одиночество. Это не плод экзальтации исумасбродства - это объективная реальность. Сложилось так, что в последние годысамым близким для меня человеком был тот самый Михаил Терентьевич. (Не в томсмысле, что близкий, а в том, что рядом). Я не мизантропка и не страдаюгомофобией, но так уж повернулась жизнь. Родные и близкие ушли слишком рано, адрузья не смогли подойти слишком близко. Почти как у Гейне:
"Любил янемало друзей и подруг. Но где они? Кто их отыщет?"
Впрочем, несовсем так. Но для того, чтобы объяснить потребовалось бы слишком много слов.Не хотелось бы делать это сейчас… Пусть краткость будет моей сестрой. (Проститеза нескромность!) Итак, в нашем маленьком городе N.[5],где кладка древних крепостных стен замешана на мужестве и искренности ихстроителей-защитников, есть парк, неизменно утопающий в великолепии времени года.В середине этого оазиса - фонтан, подле которого скамейка - моя скамейка. Ввоскресенье после обеда она становится моим "Михайловским", моей"Ясной Поляной", а подаренные ей краткие минуты - моей бесконечнойБолдинской осенью. О, если бы я не была журналисткой, я непременно стала быпоэтессой! Но мой "умный" журнал, увы, не печатает стихов,предпочитая кухню на злобу текущего дня. Не буду о грустном… Еще - я недурнасобой, романтична и почти что независима. Разве это не счастье? Или, по крайнеймере, его отражение? Когда-то я была маленькой девочкой и тоже считала себясчастливой. Мама и папа водили меня за руку в парк. И я, быть может, сидела натой самой скамейке. Мой радостный лепет сливался с беззаботным птичьимщебетаньем… Как же все это мимолетно! Мама умерла, отец женился на другой. Иесли бы не один человек, мое детство, наверное, завершилось бы досрочно. Он(позже я обязательно расскажу Вам о нем подробнее) подарил мне"классики", "дочки-матери", "скакалки" и возможностьулыбаться. Он протягивал мне карамельку, гудел низким басом и непритворновходил в мои детские проблемы. Он рассуждал, давал советы, ласково журил,дергая меня за косичку… И в этом, мне кажется, и есть Высшая Справедливость,которая никогда не лишает нас всего. Надо лишь уметь увидеть этот высший дар,ибо он всегда рядом. Мне повезло: я выросла, не разрушив отчаяньем и ненавистьюсвою душу. После бабушки в деревне остался большой дом, и отец, чтобы облегчитьсебе жизнь, поменял его на комнату в коммуналке - для меня. В придачу мнедостался ночной кашель Михаила Терентьевича. Я давно уже не встречаюсь с отцоми не знаю, каково его "кукушкино" счастье? Впрочем, даже и думать обэтом недосуг… Одиночество и осень отнимают так много времени! И еще - монитор,клавиатура, мои играющие на ней пальцы; а далее - вселенная смыслов, гармониязвуков, "ангельский хор" в поднебесье, и я - всего лишь одна букванеизвестно какого алфавита. (Скорее всего, на этом языке уже никто не пишет ине говорит).
На всякий случай, до свидания!
Ваша преданная поклонница
Соня.
P.S.Не утомила ли я Вас своей сумасбродностью? Простите! Уже запускаю "OutlookExpress" и через мгновение нажму на "enter". Останется лишь пожелать моему белому голубкудостигнуть Ваших звездных вершин - atout prix[6]!
* * *
Дата: 24сентября
Кому: [email protected]
Тема: Sub specie aeternitatis
Здравствуйте Соня! Или Ася? Пусть так,как Вам нравится больше!
Увы, я не N.N.и шалить со мной - как правило, дело пустое…
Да! Я же бывал вВашем славном городе! Проездом, правда, лет двадцать назад. Выпил, помнится, навокзале бутылку местного пива, и ничего - остался жив! Значит, есть у Васвозможность жить! Еще - бумага, перья, компьютеры (и даже интернет?). И роща загородскими стенами у Гекадема… И фонтан, вода которого (как думал Еврипид)легко смывает все людское зло…[7] Итак, у Вас имеется фонтан? Скамейки, клумбы и цветы на них? Большое дело!Значит можно жить!
Простите меня,Соня, за эту шутку! Я позволил себе - что редкость! - отшалиться Вам в ответ!
Понимаю Вашенетерпение: Вас терзает желание проникнуть в творческую лабораториюсовременного "алхимика" от литературы? Войти, так сказать, во"святая святых"? Кто-то, когда-то помянул его имя в контексте именВеликих? Не заблуждение ли это? Но, быть может, пребывая в неведении, Выизбежали бы ожога разочарования? Не зря ведь говорят, что большое видится нарасстоянии! И все же, я согласен немного об этом поговорить…
Что такоесегодня жизнь современного писателя, творчество которого, что называется,востребовано и поставлено на поток? Сложный производственный процесс, вкотором, кроме автора, участвуют множество прочих лиц. Литагенты, референты,издатели, критики, редакторы журналов и т.д. Референты - одна из важнейшихчастей. Кто-то превращает их в литрабов, но для меня, например, - это первыедрузья, которые помогают справиться с массивом черновой и"малотворческой" работы. Главное - идея, сюжет, основные установкикомпозиции, разработка взаимодействия персонажей и пр. - принадлежит автору (покрайней мере, должно ему принадлежать). Но иногда иные обитатели творческихвершин "бронзовеют" и желают лишь почивать на лаврах. Тогда мир"их" произведений - продукт деятельности литрабов. Чуткий читатель,однако, всегда умеет различить подмену истинного творчества поделкамилитературных рабовладельцев. "Автор настолько талантлив и работоспособен,что издает пять-десять великолепных романов в год", - если Вы прочтететакое, знайте, что речь идет об очередном литаферисте.
Уверяю Вас, бытьписателем в современном мире - дело не простое. Талант, работоспособность,ясное целеполагание - это далеко не все... Есть, например, корпус"обязательных идей", которые современный востребованный автор долженвсегда держать пред творящим умственным взором. По сути - это "неудобоваримые"инструкции, для истолкования которых требуется особый "толмач", нопренебрегать ими – значит заведомо обречь себя на неуспех.
Рука моя тянетсяк книжной полке и касается запыленного стекла старой фотографии. Это ЭдмундГуссерль[8]- человек, к которому я с юности испытываю смешанные чувства восхищения ибрезгливости… Седая бородка клинышком "а-ля троцкий", жесткиепродольные складки на щеках и застывший взгляд одержимого из-под дурацких очковв тонкой металлической оправе… Чем может осчастливить мир этот великий творец"инструкций"? Откладываю фотографию и тяну с полки еще более пыльныйкнижный фолиант… Открываю наугад… Читаю…
"Изучатькакой-нибудь род предметности в его общей сущности (изучение, которое должнопреследовать интересы, лежащие далеко от теории познания и исследованиясознания) значит проследить способы его данности и исчерпать его существенноесодержание в соответствующих процессах «приведения к ясности»".
Можно ли спомощью этой "инструкции" настроить Ваш телевизор, включить пылесос,починить утюг, наконец? Попробуйте! Получилось? То-то! Но современное искусствобез нее (и ей подобных) положительно невозможно! (Как невозможно вежливоеобращение без слова "пожалуйста".) "Увы" это или "ксчастью" - уже дело оправдания современного искусства. В порядке чего,хочу Вам, любознательная Соня, сообщить следующее… (Впрочем, необязательное дляпрочтения!) История человечества состоит из смены существующих парадигм -политических, экономических, этических и т.д. Искусство не являетсяисключением. Тектонический сдвиг в современном искусстве порождает чудовищную всвоей грандиозности парадигму, которая требует широкого концептуального иметодологического разнообразия. Что с неизбежностью делает современноеискусство (в традиционном осмыслении) маргинальным, поскольку оно способноразвиваться только вне каких бы то ни было рамок и норм. Эта широта ошибочновоспринимается, как агрессия против существующих постулатом и догм. Но есть лиздесь оппозиция основным направлениям общечеловеческой мысли? Или последняя, взапале ставших уж ей привычными амбиций, просто не способна согласиться с тем,что давно стала частью чего-то более грандиозного? Как же быть с тем, чтосовременный потребитель искусства не желает более довольствоваться получаемымдоселе от художников-традиционалистов "вторичным" опытом; что онвожделеет иметь дело с "сущностью", а не с ее изображением, систинным "сознанием", а не с бытием, как его коррелятом? Пора быосознать, что современное художественное поле - это tabula rasa[9] и признать право нового экспериментаторана его свободное заполнение. Впрочем, достаточно оправданий…
Знаете, чтопришло мне в голову? Если Ваши письма будут залетать ко мне и впредь, я сделаюих частью моей новой романтической повести. Назову ее, предположим,"Цветок Гекадема". Каково? Героиня будет непременно Асей. (Ведь Вымечтали об этом, не так ли?) А сам превращусь в старого ипохондрика,обремененного, кроме тьмы болезней, всей мудростью жизни. Она - молода, красиваи живет утешением найти в нем все ответы на все вопросы; он - стар, болен,разочарован и опустошен знанием. Она никогда его не видели, но любит всейполнотою сердца; он же - хорошо ее знает и даже немного влюблен. Он знает, чтоможет подойти и сорвать этот цветок, но не сделает этого. Цветок должен расти.И пусть кто-то другой впопыхах его затопчет - это будет более справедливым,более естественным; не явится насилием над природой вещей, грубымвмешательством вышних сил… Итак, их "чувству" не суждено разгореться:ибо нечему гореть - на его вершине одни снега! Однако Великого хватает длямногих - в нем полнота! Их общение перерастает в нечто большее, чем простобанальное соединение "влюбленных сердец". В нем раскроется смыслневозможного - подлинное значение Великого…
Чувствую, чтоуспех этому проекту гарантирован! Поверьте, я редко ошибаюсь в таких вещах!
Каково Вам -облечься в бессмертную тогу Великого? Грандиозность, подлинный масштаб! Думаю,у нас не будет поводов для разочарований. И не надо слов благодарности!
Жду и держу свое окно открытым!
И.С.
* * *
Дата: 3 октября
Кому:[email protected]
Тема: Avecl'espoir et la foi
"Я лишьодна буква неизвестно какого алфавита". Написала и засомневалась. Так ли?Скорее, я, подхватив налету перо, продолжаю собой чью-то строку…
Здравствуйте, Иван Сергеевич!
Не пугает ли Васосень своим однообразием? Не потому, что иногда словно стучит по одной клавише,вытягивая бесконечный ряд из повторов случайно выбранной ею буквы; не потомучто дождь сменяется дождем: то красно-желтым, то монотонно-промозглым, тогорько-соленым - и все это со мной и сейчас… Да нет же! Октябрь 1833-го,октябрь 1859-го, октябрь каждого года девятнадцатого столетия, и двадцатого, еt cetera, et cetera[10] - нескончаемая желтая нить с нанизанными на нее листьямисудеб. И лишь великие письмена на иных - попытка оправдания. "Октябрьуж наступил - уж роща отряхает Последние листы с нагих своих ветвей…" …"И на порфирные ступени Екатерининских дворцов Ложатся сумрачные тениОктябрьских ранних вечеров…" Впрочем, еще какое оправдание!
Сегодня я вдругвспомнила, что обещала рассказать Вам про одного человека, - из моего детства,- дядю Ваню Парусова. Итак, слушайте… Мы жили тогда в старой хрущовке, и он былнашим соседом по площадке. Шумный и от того, верно, самый заметный в нашемподъезде, он внешним видом странным образом соответствовал своей фамилии: грудьи живот у него были как раздутый парус, голос - как параходный гудок; я уж неговорю про брюки - солпины так полоскались на ветру, что, казалось, ноги егопередвигаются, подталкиваемые этим самым ветряным потоком. При всем этом он былрослый, как грот-мачта. Он, кстати, очень любил морские словечки: бизань, фок,грот, бак, корма, отдать швартовы, - хотя, по-моему, на флоте никогда и неслужил. Но что делать, фамилия ему досталась такая! Дядя Ваня был человекомкомпанейский и необыкновенный добряк. Всем детишкам, бывало, с получки отпуститпо леденцу или по прянику. Пошутит с каждым по-свойски, без хамства и грубости- как добрый Дедушка Мороз - с каждым найдет минутку поговорить, вникнуть в"глубокие" детские проблемы. А как же он любил праздники! Те нашисоветские - первое мая, седьмое ноября, Новый год, конечно. Но особенно -первое мая, из-за демонстрации, наверное. Он впереди колонны, как парус, тянетее за собой, в руках самый большой флаг. Потом взрослые собирались во дворе наскамейках за деревянным столом. Водочка, селедочка, салатики - каждый выносил,чем богат. Музыка из окон - такая же простая и понятная, как эта селедочка случком, как граненые стаканы. Потом застольные песни - и так до вечера.Гулевали… Рядом росла береза, тогда еще молодая, но безумно стремящаяся к небу,жить. Мы тоже росли, но угнаться за ней конечно же не могли, и она, жалея нас,сбрасывала не дающиеся нам сережки вниз, под ноги или прямо на стол, в тарелкис закуской и стаканы с портвейном… Однажды дядя Ваня после демонстрации целыйдень просидел во дворе с портретом кого-то там из Политбюро в руке. Выпивал совсеми подходящими и знакомил с важной персоной. "Друг, значится, мой, -дурачился он, - не пьет, правда, зараза, в завязке". - "Посодят тебя,Иван!", - пугали его знающие люди из бывалых. "А по мне пускай хоть ипосодят,- отшучивался он, - и там, чай, будет с кем словом перемолвиться".Нет, уже не сажали. Маячили на подходе перестройка и Горбачев. Дядя Ваня,правда, не дождался: случилось что-то - то ли со здоровьем, то ли по семейнойчасти - и он бросил в одночасье выпивать. Заскучал и перестал быть парусом.Брюки на нем беспомощно обвисли, словно попали в вечный штиль, и грудь уж неколесом, а потянула за собой вниз и плечи, и глаза. Тоска его одолевала. Никогоне замечал: идет с работы и будто глаз у него нет - ни с кем ни полслова, ни"здрастье", ни "до свиданья". Или встанет возле подъезда,голову поднимет и смотрит куда-то. Мог так целый час простоять. Говорят, женане выдержала и сама ему бутылку принесла: мол, выпей Вань. Но, как видно,поздно: выела его тоска до дна. Отодвинул он тогда от себя пол-литра, вздохнул,и спать пошел. А утром его уже не добудились: за два часа до рассвета сердцедяди Вани Парусова остановилось… (Мне кажется, той ночью была метель? Или это вдень похорон завьюжило и закружило? Скорее последнее… Lavérité absolue[11].)
История обычная,каждый припомнит таких не одну. Но почему-то для меня эти воспоминания оченьважны. Не могу этого объяснить… Меня мучит вопрос, странный, нелепый, бытьможет, вопрос: о чем он так сосредоточенно думал, выстаивая свои последние часыу подъезда? О чем? Синдром завязавшего алкоголика, страдающего по отнятомустакану? Да нет же! Пускай я была тогда ребенком и прошлое от будущего мнеотсекала кружащая вокруг меня проволока скакалки, и впечатления мои былиподобны эскимо на палочке за одиннадцать копеек - съела и забыла. Может быть вдругом и так, но не в этом. Дядя Ваня был парус, а для меня это как звезда - навсю жизнь… Я уверена, что его тоска имела иную природу. Но о чем? Не о том лиему открылось, что терзает нас сегодня, чем больны мы сейчас? Все, что он любили чему отдавался с такой детской непосредственностью - скоропреходяще иобречено смерти? Не это ли открылось ему? Если так, то он просто решил уйтираньше, чем это сделает его мир. Нужен ли парус одиноким пловцам, стремящимсявыплывать подальше друг от друга? Петь одну песню умеет народ, население нелюбит пения хором, предпочитая, глядя в телевизор, смеяться над собой. Нет, снаселением он не смог бы сидеть до вечера во дворе, да и оно на это неспособно. Его убила будущая ложь; грядущий цивилизованный хам. Он этопочувствовал, увидел и не смог больше оставаться парусом…
Удивляюсь себе:что это со мной? Игра в слова? Рефлексия? Наивный идеализм? Идиотизм… или,вопреки всему, не желание жить нарисованной на заборе жизнью? Быть может, всеэто вместе взятое? Быть может. Наверное, так и есть…
Не судите меня строго!
Бесконечно Ваша
Соня
P.S.И все-таки, я буква родного алфавита! Это - окончательно и бесповоротно!
* * *
Дата: 8 октября
Кому:[email protected]
Тема:Sub specie aeternitatis
Разумная Соня!
Меня не пугает осень. Я не знаю осени. Намоей вершине вечная зима!
А Вашсемиотический патриотизм вызывает восхищение! Этот алмаз постижений, дажеограняемый французской шлифовальной мельницей (еtcetera, еt cetera), удивительно прозрачен. И, как всякий алмаз,подвластен дисперсии. На какие цвета раскладывается Ваш патриотизм? Какой, кпримеру, дарите Вы незабвенному Михаилу Терентьевичу? Худо, если он дальтоник,и лишен счастья видеть lamultitude de vos peintures[12]. (Так, кажется, следуетговорить в данном случае?).
Дорогая Соня! Уменя тоже есть для Вас одна история. Но в отличие от Вашей, она совсем неромантична. Просто я ее помню! Она и есть мой эйдетизм…
В юности у менябыл друг, Георгий Перов, Гоша. Его имя Вам, скорее всего, ничего не скажет (каки мне - имя героя Вашего рассказа), хотя в свое время оно было на слуху.Представьте себе: Гошу Перова называли восходящей звездой (ненавижу этот"звездный" риторический код - но куда от него?). И это уже послепервого (он же - последний) поэтического сборника! Мы вместе учились влитинституте. Естественно, ходили на Таганку, в Современник, читали друг другусвои "гениальные" стихи. После выпуска один из нас какое-то времяработал в Литературке, другой - ночным вахтером. Первый кропал рецензии, второй- творил Поэзию, подобно Вам, любуясь на звезды. Думаю, нет смысла светитьфонарем в их лица? Who is who и Wer Existiert Wer?[13] Через два года у Гоши вышла та самаякнига… (А ведь и я для этого обивал пороги в издательствах, используя ресурсысвоих скромных новоприобретенных связей). Прихоть судьбы - книгу похвалилкто-то наверху, и критика тут же взорвалась соловьиным пафосом. О, эта нашапоспешность! Почему? Мне думается, что многие взлетают не за тем, чтобы статьнебесным телом, но чтобы подчеркнуть изысканность и глубину небосвода, чтобыоттенить неповторимость других - настоящих! - звезд. Они - для того чтобысгореть и вспышкой украсить небесную сферу. Иначе - провидение лишено разума,да и права вершить наши судьбы. Но вершит! Вершит и отпускает срок, чтобывзойти и светить. А что поднялось и воссияло - то и есть настоящее! У Гоши небыло этого срока (надеюсь, семантика этого размышления не вызовет у Васотторжения; уверяю Вас - это не "маленькая трагедия", а чистая прозажизни), не было совсем! Он "угас" уже в тот предновогодний вечер, ибопоследнее "сияние" его славы видели лишь стены моей комнаты и я,нарезающий огурчики и колбаску. Он вошел ко мне первым гостем за четыре часа добоя курантов, но ожидание "брызг шампанского" не входило в его планы.Гоша сообщил, что едет на рыбалку и там, в одиночестве над лункой, встретит колесницуноворожденного Гелиоса. О, он уже ощущал себя гением, - вошел в образ! - истарался соответствовать этому поступками! Я плеснул нам водки, мы выпили занаступающий, и Гоша на десять минут присел в уголке на кресло. Он что-тоцарапал пером в блокноте, а я, раздраженный его звездной оригинальностью, молчастрогал салат. Потом он ушел, оставив на журнальном столике вырванный изблокнота листок. В нем - пять поэтических строк. Помню, что подивился их, несвойственным Гошеному перу, неуклюжести и нарочитости. Вот эти строки:
Когдаты ляжешь в мерзлую постель,
Украсишьдом парчовой бахромою, -
Последнийдом, что дан тебе судьбою, -
Сглотнеттвое дыхание метель,
ИВечность двери за тобой закроет.
Верно, еготоропило Провидение, - безжалостное и беспощадное! - даже на эпитафиюотпустившее ему всего лишь несколько жалких минут. Шедевра не получилось!Кстати, Гошиного тела так и не нашли - лишь рыбацкий ящик у полыньи… Но, бытьможет, он вырвал не тот листок из блокнота? И его завершающий шедевр хищно "сглотнуламетель"? Думаю, все-таки этого не было. Как не было звездной судьбы! И чтоэто за парчовая бахрома в последнем доме? FataMorgana![14]Его "последний дом" - шипение раскаленной материи в выстуженной воде…
Привет с заснеженных вершин!
И.С.
* * *
Дата: 15 ноября
Кому: [email protected]
Тема: Avecl'espoir et la foi
Все еще осень…Но как будто уж и не она, а кто-то иной вместо нее под заунывную песньзавершает убогое сиротское раздевание: авось что-то подадут из жалости; а она, настоящая- лишь смутно отражается в замерзшем зеркале: ушла бы, да "глупые мнениясвета" не дают. "Было! Было!" Шепчу, вытираю слезы, но все-такинадеюсь дыханием отогреть лед на стекле и увидеть то самое настоящее, которогоищу всю жизнь…
Здравствуйте, Иван Сергеевич!
Кажется, ясплела паутинку, в которую с головой угодила сама. Мои эпистолы к Вам, ВеликомуЧитающему Немому, стали моей "неосознанной потребностью", стихийнойреализацией "права свободы", подобно "права на вену" у иглынаркомана. Впрочем, стоит Вам однажды разрешить эпистолярную альтернативу впользу "нет", и я, обещаю, что лишу себя этого "правасвободы". Представляю, как буду глядеть на эти бесконечные осенние строкис a vol d’oiseau[15]. Но пока Вы выбираете "да", яне могу отказать себе в удовольствии этого странного общения. Моя главнаяновость:
МихаилТерентьевич сделал мне предложение!
Нет, он, конечноже, делал это и прежде, делал тысячи раз: когда приглашал меня пить чай,рассказывал, как подвернул ногу, пытаясь догнать автобус, чинил замок в моейдвери; когда смотрел на меня украдкой, разбивая яйца в скворчащее сковородноечрево… Я читала это в каждым его вздохе, в каждом повороте головы, в скрипеполовиц под его ногами, в его ночном кашле, наконец. И всегда у меня был один итот же ответ... Я уговаривала себя перемениться к нему. "Неужели тебя непрельщают мирный очаг и домашний уют? Неужели тихое семейное счастье не дорожетебе какой-то там выдуманной звезды? Он будет любить тебя до конца жизни!"Согласиться с этим было легко, но сказать "да" - невозможно…
О, МихаилТерентьевич совершил ради меня подвиг. (По крайней мере, я расцениваю этоименно так). Недавно он поколотил хама Алексея Привалова (нашего сантехника,помните?). Каюсь - это я рассказала ему (Михаилу Терентьевичу) о давно ужепретерпеваемых мной оскорблениях. (О, это еще мягко сказано! Представьте, с чемимеет дело в рабочие будни сантехник? Так вот, со мной он обращался именно, какс "этим".) Дальше все было как в водевиле. "Почему вы до сих пормолчали?", - вскричал Михаил Терентьевич и выбежал во двор. Отыскал вкаком-то закутке полупьяного Привалова, вытащил на свет Божий и публичнонадавал кулаком по лицу, приговаривая, чтоб впредь тот обходил меня за версту.Говорят, что Привалов поклялся меня убить. Ну да Бог с ним…
Так вот этотголос, этот внутренний "тайный советник", - он нашептывал мне бытьблагосклонной к моему "ночному кошмару". Но чей это голос? Мой ли?Нет, я не узнавала его. Я садилась к компьютеру и стучала по клавишам. Длячего? Сейчас и об этом…
Знаю, что в этомгновение упаду в Ваших глазах, рухну в бездну, из которой, впрочем, прилетеламоя звезда… Но у меня, кажется, нет иного выхода. Итак, я написала повесть ихочу доверить ее Вам. "Ну вот, - печально вздохнете Вы, - вот оно то, радичего готовился этот ужин на двоих. После вальса при свечах подано главноеблюдо, которое я не заказывал и не имею желания есть". Поверьте, я и несмею настаивать! Хотя, буду безмерно рада, если Вы согласитесь попробовать,пусть на один зубок. Надежда на это - и есть подтверждение моего права нажизнь. Цитирую Вас не подхалимства ради, но следуя своим убеждениям. Повестьназывается "Осень бесконечная". О чем я писала? О себе, конечно, осебе, растворенной в бездне жизни, пытающейся заполнить эту бездну, связать иобъяснить, сделать хотя бы чуть-чуть более целым то, что по недомыслию когда-торазбила. Истрачено столько слов… Но я объясню, почему я стала писать. Попробуюобъяснить. Просто мне вдруг показалось, что происходит какая-то ошибка. Люди,получившие от Творца талант художника, начинают красить заборы. Покрывают ихпричудливыми, совершенно небывалыми орнаментами, волшебными иероглифами,необычной формы фигурами… Красиво, многозначительно, умно, понятно далеко невсем и от того загадочно и притягательно. Но на заборе и малярной кистью…Современное творчество… Что оно для меня? Лабиринт Минотавра, быть может… Нет,скорее большой равнодушный дом, холодный пустынный замок, с вечным полумракомвнутри. Бесконечные коридоры с неясными тенями, мозаичные окна со страннымимертвыми узорами, залы с огромными, засыпанными остывшим пеплом каминами,портреты чьих-то забытых предков с растерянными от беспамятства лицами ибесстыдно обнаженными телами, а некоторые совсем без лиц - просто ничьипортреты; пытающиеся нашептать о скрытых за них загадках двери, но ведущиечасто в никуда, в глухую кирпичную кладку; осколки стекла под ногами - этозеркала, они были когда-то зеркалами, но разбиты… Что делаю там я? Пытаюсьпрочесть чьи-то застрявшие в паутине мысли? Но кому они нужны, если их былые обладателиразорвались в клочки, рассыпались мелкими осколками, подобно тем разбитымзеркалам? Зайдешь сюда и, как выйдешь, тут же забудешь, зачем приходил. Если,конечно, найдешь выход. А это не всегда и не со всеми… Так о чем же я мечтаю?Быть может о том, чтобы прошлое и будущее были вместе, а настоящее - какнадежный узел между ними; морской - дядя Ваня умел вязать такие (Вы еще помнитео нем?). И что б не эхо, не неясные тени, а живые голоса и родные лица, песни освоем и понятном. И не хохот из телевизора, а улыбка на счастливом лице того,до кого можно дотянуться рукой. Где эти лица и голоса?.. Но ведь стремлениеувидеть их, - надежда на то, что это случится, - и есть (еще раз повторю Вас)подтверждение нашего права на жизнь? Так? Как и всякое стремление получитьневозможное…
Надеющаяся на Вас Соня
P.S.Забыть о хорошем и бродить, исследуя альтернативные варианты несуществующейдействительности? Никогда! Никто не убедит меня, что процесс важнее, чемрезультат!
* * *
Дата: 21 ноября
Кому: [email protected]
Тема:Sub specie aeternitatis
Здравствуйте, наивная девушка Соня!
"Творчестводо тех пор только и живо пока символы его имеют религиозный смысл, болееглубокий, чем эстетический".
Вы читалиМережковского? Кажется, нет… Милая Соня, Ваш символизм стихиен, Вы более живетесвоими интуициями и предчувствиями. А знаки и символы постмодернизма - для Вассобачьи метки на столбах и заборах. Вы брезгливо морщитесь, ощущая интуитивнымобонянием миазмы от их фрагментированных реалий. Вы отказываете им в праве наавтономию и, следовательно, на чистоту творчества. Но почему бы им и не быть"мерой всех вещей"? Чем их "антихудожественная" (в Вашемвосприятии) чувствительность умалена перед Вашими неумелыми попытками "овладетьхаосом", перед наивным поиском полноты и общности бытия? Чем"деконструкция" Деррида хуже Вашей толстовской"отстраненности"? Вы упрекаете современное художественное слово встремление бежать от упрощений, в приверженности к "отсутствующей действительности",но сами, в поисках "определяющих" символов, плодите ненужныесущности. Что Вы ищете? Бога? Или идущего к Нему человека? Тогда стряхните ссебя те самые "иероглифы", над которыми иронизируете и читайте"Лествицу", а потом карабкайтесь по ней к аналою и кресту. Это, междупрочим, единственный путь разумного упрощения. Так или иначе, Ваши поиски либоокончательно ввергнут Вас в пропасть, либо выведут на эту дорогу. Вам должнобыть женщиной в платочке (ничего уничижительного в этих моих словах нет!).Срочно обвенчайтесь с Михаилом Терентьевичем и ужасающие Вас бездны затворятся.Ставьте по воскресеньям свечки за усопшего раба Божия Ивана (дядю Ваню) имолитесь о вразумление заблудшего Алексея (да освободит его Творец отбезызвильной инфалнтильности и дарует крохи "разума истины"). Вашидочери будут (под Вашим присмотром) читать Евангелие и катехизис, а ночами(украдкой) слушать Алсу и Витаса, пока Ваши платочки не придутся им впору, иони осмысленно не завяжут их крепким узлом под подбородком. Поверьте, ихмолитвы за Вас, за собственных дядь Вань и Алексеев будут более чисты ивозвышенны… В этом и состоится Ваша победа над хаосом. И я, будьте уверены,стану завидовать Вам и радоваться за Вас…
Теперь о Вашейповести… Я прочитал ее, и именно этим, как Вы догадываетесь, обусловлено всевышесказанное. Признаюсь, субтильность Вашей мысли меня пугает.
Чем же вызванаВаша рефлексия? К чему бесконечное цитирование сентенций (пусть, и моих, кстати- безнадежно устаревших)? "Стремление получить невозможное - единственноеподтверждение нашего права на жизнь"? О, Боже… Magister dixit?[16]Так? Но откуда Вам знать, быть может (?) это всего лишь та же, по сутиотрицаемая Вами, трансгрессия, т.е. попытка прорыва из сферы известногочеловеку "возможного", "преодоление непреодолимогопредела"? Вы стучите указкой по парте Бланшо и Фуко. О, наивное дитя! Gurare in verba magistri[17] - опасное заблуждение. Вашепредставление о "невозможном" отлично от моего…
А Ваше наивноебогоискательство приводит меня в умиление. Чего стоят, например, эти Ваши строки:
"Одинчеловек, - пишете Вы в авторском отступлении (кто: дядя Ваня? МихаилТерентьевич? Иван Сергеевич Дальнев-Анзорский?), - научил меня, что тьмы нет,что она - лишь отсутствие света, и каждая душа, в которой светит волшебныйфонарик веры и добра, способна рассеять любую мглу. А если много (не все, номного!) этих чудных светильников скрестят над нами свои волшебные лучи, товсякая ложь обнажится и потеряет силу. О, скольких из нас она погубила! … Когдадолго смотришь в холодные, пустые глаза лжи, невольно становишься ее частью.Лишь свободно рожденная гармония света имеет силу противостоять ей…" et cetera, et cetera[18] Шедевр девушки-семинаристки! (Не знаю,есть ли такие, но если есть - Вы точно из их числа.) К чему этот беспомощныйнабор трюизмов? Хочу Вам доложить, что эта Ваша борьба "pro aris et fogis"[19]- смешна и нелепа. Воистину, мне жалко моих чернил! Милая Соня, пишите про"бесконечные коридоры с неясными тенями, мозаичные окна со страннымимертвыми узорами, залы с огромными, засыпанными остывшим пеплом каминами";пишите про осень, зиму, весну… - у Вас это лучше выходит.
Еще одно важноезамечание… Если Вы все же хотите научить мир, скройте "нравоучительныймомент" в подтекст, растворите его в вещах и событиях; не надо действоватьнапролом - кроме раздражения и, как следствие, - отторжения, ничего недобьетесь. В контексте вышесказанного, не могу удержаться, чтобы непроцитировать фрагмент завершающего монолога Вашего главного героя."Абсолютное Добро, - восклицает он с обличительным пафосом, - онипоставили рядом с пособием по безработице; Любовь, которая никогда неперестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знаниеупразднится[20],они уравняли в правах с вручением памперсов сербским малышам, искалеченным ихже "цивилизаторскими" бомбами; дела плоти (которые суть:прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство,вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, соблазны, ереси, ненависть,убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное[21])они, перемешав, подняли на один уровень с истинными плодами духа (которые есть:любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость,воздержание[22])и выражение предпочтений отностильно последних назвали “нарушением нормплюрализма”".
Что это,прокламация, вложенная в уста беспомощного (перед бесцеремонным авторскимпроизволом) персонажа? Этот проповеднический напор выглядел бы естественным возвучивании Максима Исповедника, например, или, на худой конец - в контекстесубботнего "слова пастыря" на первом канале, но уж никак не вяжется собразом современно человека, "типический" характер которого Выпостоянно стараетесь подчеркнуть. Давайте не будем подменять собой врачей!Иначе плодов Ваших творческих усилий придется ждать ad callendas Graecas[23].
Чего я, конечноже, Вам не могу пожелать.
Передаю поклонот моих пыльных полок и стеллажей!
И.С.
P.S.Сонечка, играя со мной, Вы соткали себя из противоречий, и Ваш образ никак недается мне. Давая Вам советы, я не уверен: тому ли человеку я их адресую? Какаявы? Где Ваше "настоящее"?
* * *
Дата: 1 декабря
Кому:[email protected]
Тема: Avec l'espoir et la foi
Проходит все? Нопочему и тогда остается? Почему заглядывает сквозь запотевшее окно, почемуоставляет утром морозные письмена на стекле? Как образ предательства: едва имповеришь, потянешься к ним рукой, а их уж нет - их выплакало мимоходом, бездела заглянувшее в окно солнце… Вы знаете, как пахнет предательство? А ложь?Какая она на вкус? Если правда бывает горькой, то какова ложь? Можно ли еюнасытить себя; можно ли ею вообще кого-либо насытить? Или она как обманчиваясладость Чупа Чупса, оставляющего после себя лишь зубную боль и никчемнуюлипкую палочку в руке? Но почему мы не можем без нее?
Дорогой ИванСергеевич! Великий Читающий Немой!
Я все Вамнаврала. Я все придумала о себе. Кроме дяди Вани и моей повести (она была вВаших руках, и теперь никто не сможет отрицать ее наличие в этом мире) и,конечно, звезды - она (будучи столь долго ожидаемой) явилась мне так явственно,так пугающе достоверно, что, будь это не сон, я возвестила бы об этом a la ville et le monde[24]. Впрочем, именно это я, кажется, и сделала в своем первомписьме к Вам?
Я не написалаВам самого главного. Кокетничала с Вами, рассыпалась в сантиментах по поводу"пустых холодных комнат". Отчего бы мне сразу не сказать Вам правду?О том, что я, как маленький испуганный зайчишка, долго заглядывала в глазапрохожих и искала свое отражение. Но зачастую видела только разбитые зеркала.Это действительно так - там были лишь черные трещины и сколы амальгамы. Я неотражалась там! Как мало людей! Поистине, нужен фонарь Диогена. Но ведь этобыло! Я помню, как безупречно точно отражались мои глаза в глазах напротив -это были глаза дяди Вани. Они улыбались, и я в них улыбалась. Он подарил мневеру в человека. Она как искра тлела во мне и не давала остыть моему желанию"найти". И я нашла… В одной книге (совершенно случайно попавшей комне) я прочитала вот что:
"Жил наземле человек, муж гигантской силы духа, имя его Силуан. Он долго молился снеудержимым плачем: "Помилуй меня," но не слушал его Бог. Прошломного месяцев такой молитвы, и силы души его истощились; он дошел до отчаяния ивоскликнул: "Ты не умолим!" И, когда с этими словами в его изнемогшейот отчаяния душе что-то надорвалось, он вдруг на мгновение увидел живогоХриста; огонь исполнил сердце его и все тело с такой силой, что, если бывидение продлилось еще мгновение, он умер бы. После он уже никогда не могзабыть невыразимо кроткий, беспредельно любящий, радостный, непостижимого мираисполненный взгляд Христа, и последующие долгие годы своей жизни неустанносвидетельствовал, что Бог есть любовь, любовь безмерная, непостижимая…"
Я прочитала этукнигу до конца и пошла по следам Силуана. Храм, исповедь причастие… - все этопостепенно становится частью моей жизни. Самое важное, полученное мной (и это -est inappréciablela perle[25]) - понимание того, что надо не искать своеотражение в других, но отражать самой; самой быть зеркалом. Благословенна рукадающего! Нет, пройти далеко мне еще не удалось. Отсюда этот мучительный страхпоказаться merle blanc[26] и желание скрыть от Вас свое лицо подвуалью прежней жизни. Но я действительно с изумлением прочитала Вашу повесть ииспытала духовный восторг. Старый журнал "Сибирские Огни" - я, какподарок судьбы, нашла его среди кипы сваленных в кладовку ненужных бумагМихаила Терентьевича. И неожиданная радость - знакомство с Вашей повестью"Березовый полог надежды"! Каюсь, других Ваших книг я еще не успелапрочесть. Это счастье впереди! А пока… (сейчас, соберусь с силами, чтобыпризнаться), сейчас - решается моя судьба. Мы с Михаилом Терентьевичем решилисвязать свои жизни. Да-да, я приняла его предложение! (И, похоже, сделала этоуже давно, задолго до "писем" и "игры в слова".)
Прошу Васнаперед забыть мой недобрый шепот в его сторону (его ночной кашель мне вовсетеперь не противен!). Быть может, когда-нибудь мы вместе с ним придем на Вашувстречу с читателями и подарим тот самый журнал "Сибирские Огни" (снего ведь, благодарение Богу, все началось!)… Впрочем, нет, он слишком мнедорог! Я сохраню его, a tout prix[27]. А Михаил Терентьевич обязательно купитВам бутылку дорогого коньяку. У него есть средства. В отличие от меня, у негоприличный заработок, что, надеюсь, позволит мне в будущем больше времениуделять перу и бумаге. Да, я же еще не успела сделать это важное признание: явовсе не модная журналистка, я преподаю французский язык в одном из городскихколледжей. Увы, моих финансов хватает только на пару свечей в воскресенье, нахлеб и интернет… и на мои визиты к отцу. Знаете, что я сделала после первойисповеди? Побежала к нему и долго плакала у него на плече. (Великодушноотпустите мне мою прежнюю ложь!) Он ничего не понимал (как же, столько лет!), ая плакала и прижимала его высохшее тельце к своей груди. О, он уже сполнаполучил свой груз страданий! Его семейная жизнь - мука, старость - наказание!Теперь, надеюсь, ему станет легче…
Простите, япутаюсь и спешу. Я не знаю, как быть цельной, как не разделяться в себе? Япыталась найти ответ у Вас, но Вы - Великий Читающий Немой. К счастью, я знаю,где есть все ответы. Высокомерие духа мешает принять их простоту. И если непоймешь, что она и есть итог истинного высшего развития - ничего не достигнешь…
Признаюсь, менямучает совесть, когда я вспоминаю о несчастном, пострадавшем из-за меня,Алексее (так зовут нашего бедного сантехника Привалова!). И, наверное, я сделаювот что: я пойду к нему… Я скажу ему: "Алексей, вы не клякса в тетрадинерадивого ученика - человек не может быть кляксой. Если он буква"А", то всегда остается этой буквой, как бы криво и грязно невыписывала его на листе проданное перо. Это достойно и красиво - стоять в рядуродного алфавита". Я найду самые верные, самые убедительные слова и еслидля этого понадобится целая жизнь - не пожалею и ее. Надеюсь, МихаилТерентьевич поймет и поддержит меня. А сколько их повсюду - этих несчастныхзаброшенных Алексеев?
Прощайте,Великий Читающий Немой! Не-мой. Не мой! Прощайте!
P.S.А востребованную рынком "продвинутую" литературу я не люблю запритворство и лукавство, за грязь и насилие над чистотой и простотой бытия. Мойправедный протест против их (новоявленных кропателей? творителей?) смакованиясодержимого помоек и отхожих мест, против их навязчивого желания снова и сноваокунать голову читателя в бочку ассенизатора, где, по их мнению, и пребываетсамая главная "суть вещей". За ненависть к родному алфавиту, занасилие над языком… Что вытворяют они со словами? "Безвластно властвоватьнад тем, что только казалось мирозданием"; "черная пустота какнемыслимый синтез культурных языков..."; "значимое какнезначимое" и т.д. Всю эту чушь я выписала из отдела критики свежеготолстого журнала. (Хотя, знаю, что и сама отчасти этим грешна.) Увы!
* * *
Дата: 7 декабря
Кому:[email protected]
Тема: Sub specie aeternitatis
Здравствуйте, заблудившаяся в дебряхмироздания Соня!
Впрочем, насамом деле мы с Вами живем в разных вселенных и поэтому сказать друг другу"здравствуйте", положительно, не имеем возможности. Если мы с Вамиговорим о безднах, то это - разные бездны; если смотрим на звезды, то глазанаши пронзают бесконечно удаленные друг от друга пространства!
Да, наши солнцавосходят в антимирах!
Вы с самогоначала подсознательно знали это! Отсюда Ваша испуганная рефлексия,непоследовательность, неспособность внятно ответить на мучающий Вас вопрос:"Кто я?" Действительно, кто? Мне кажется, теперь я знаю ответ…
Ваша повесть -это и есть Вы, а эпистолярии - синтез Ваших ненужностей, которые Вы пытаетесьиз себя извергнуть. Но я не психотерапевт, и мои "умные" рецензии,применительно к Вашему естеству, - смешны и нелепы. Глупо рецензироватьчеловеческую душу, пусть и запутавшуюся, заблудшую. Чтобы не быть голословным,я разъясню свои слова. Я не касаюсь Ваших "аналоев" и"паникадил" - для меня все это бесконечно далеко и чуждо. (Смешно, япытался примерить на Вас платочек! Но, похоже, это Вы все время снимали с меняшляпу!) Меня просто немного задел (не за живое, нет, - его Вам не достать! -просто, скажем, чуть-чуть обидел) Ваш обличительный пафос. Итак, Ваш"праведный протест" направлен "против их смакования содержимогопомоек и отхожих мест". Против "них" - это и против меня,поэтому я вынужден сделать ответный "укол".
Коль скоро Вы говоритео "помойках" и "отхожих местах", то, следовательно,предполагаете наличие антитезиса, который возводите в ранг "неоспоримогоистинного", не подлежащего человеческому суду. На протяжении тысяч летпередовая человеческая мысль боролась с "абсолютным и недосягаемым",доказывая его несуществование. Она меняла местами "земное" и"небесное", возвращала их на место и опять меняла. И сегодня уженевозможно доказать аутентичность исходной позиции. Вы утверждаете, что кто-торазвенчивает Ваши догмы, повергает ниц алтари, оскверняет святыни, превращая ихв "помойки" и "отхожие места". Но метаморфоза последних вдостоинство первых - естественный процесс. Абсолютного и недосягаемого нет!Наивное дитя, истину нельзя обожествлять! Благословляется лишь процесс ее поиска,причем, в любом направлении. Пусть пирамиды Великих сегодня - это опущенные вяму лестницы. Пусть! Но главное ведь - быть на расстояние от толпы. А она(толпа) всегда будет вожделенно смотреть туда, где пребывают ее Великие. Скаким чудовищным восторгом громоздятся они у края этих ям, пытаясь насытитьсвой выеденный проказой зависти разум продуктами жизнедеятельности Великих. Авожди и политики? Владельцы "алладиновых" пещер, пещерок и сундучков?У их лестниц вниз вообще едва ли возможно обнаружить конец… Они настолькоуспели в погружении, что из этих сказочных глубин их слова и поступки кажутсяжителям земной юдоли непонятными и даже абсурдными. Но такова участь Великого!Неужели среди вместилищ аналоев и паникадил, Вам настолько выпрямили извилины, чтоВы не способны это понять? Ваш "верх" - это наш "низ"!Векторы движения поменялись, и поделать с этим положительно ничего невозможно!Это следует просто принять и наслаждаться новым Великим! Не отрицаю, бытьможет, скоро все опять изменится, и вектор Великого кардинально переместится впространстве. Что ж, все прочее последует за Великим, и опять будет восхищатьсяи плакать от восторга.
"Каюсь,других Ваших книг я еще не успела прочесть…" Вы не "играли" сомной, Вы меня просто "надули"! Как же я не смог раскусить Вашегоковарства раньше! Что ж, у меня есть для Вас достойный ответ, наивная Соня…
Я рассказывалВам про человека по имени Георгий Перов; про то, как в роковой для негопредновогодний вечер он оставил у меня на столе пять поэтических строк. Таквот, я не все довел до Ваших благостных ушных раковин... Знайте, еще он (Гоша)вынудил меня принять его последнюю прозаическую работу, чтобы я прочел ивысказался. Эта была рукопись с повестью, на титульном листе которой под егофамилией стояло название: "Березовый полог надежды". Да, я изменилтолько имя автора - на свое имя, Иван Сергеевич Дальнев-Анзорский! Докажите,что я поступил неправильно? Вопреки какой логики? Относительно какого"абсолютного и недосягаемого"? То-то! Литература только выиграла, Гоша"остался при своих" (а зачем ему ТАМ что-то еще?), а читатели… Ну, обэтом Вы сами знаете лучше меня. Признаюсь, теперь я прячусь от этого текста. ЯНИКОГДА его не переиздавал и не намерен делать этого впредь (впрочем, моииздатели и не позволили бы этого - за такие тексты не дают "букеров"и "аполлонов григорьевых"). Вот так! Вы ошиблись адресом! Вы писалине мне и поэтому все, изреченное Вами, я отправляю к настоящему адресату - внебытие!
А свои, неполученные Вами письма… Да, я ведь не сообщил Вам самого главного: я неотправил Вам ни одного(!) своегописьма (включая и это!), ограничиваясь лишь согласием на "уведомлениео прочтение" Ваших. Вот она - истинная мудрость Великого! Итак, своинеотправленные письма я запру в самом глухом и заброшенном месте моегокомпьютера, в папке под названием "Hic jacet Nihil"[28]
Прощайте!
P.S.Язык Цицерона, Саллюстия и Овидия, как козырная карта, всегда покроет"простуженный" галло-романский прононс.
* * *
Дата: 31 декабря
Кому: [email protected]
Тема: Sub specie aeternitatis
Бедная Соня!
Мне искренне жаль!
Я узнал отрагедии из интернета. Удивляюсь себе: какая-то неведомая сила побудила меня"бродить" по сайтам города N., такимже бесцветно-серым, как и выщербленные камни Ваших героических стен, стольобильно опутанных паутинами истории, что солнечный свет перемен едва ли когдапробьется сюда! О, эти тени прошлого… Даже из колонок происшествий доноситсяпосвист Соловья-разбойника или, в лучшем случае, просвечивает зазубренноелезвие топора Раскольникова… Я бродил среди этих серых занавесей, быть может,разыскивая Ваш след, остывающий, но еще не остывший и потому побуждающий ккаким-то странным поступкам. Иногда молчание, как стрела Париса, разит в самоеуязвимое место. Что же еще остается уязвленному, как не искать? И я нашел! (Незнаю, того ли, чего хотел? О, эти темные глубины подсознания!)
"СантехникP., находясь в состоянии алкогольного опьянения, нанес ножевое ранениягражданке S.. Ранение оказалось несовместимым с жизнью. S. скончалась на месте,не приходя в сознание. Предположительно, убийство совершено на почве личнойнеприязни. Как отмечают представители следствия, P. проявил искреннее раскаяниев содеянном и требует для себя самого сурового приговора. Как выяснил нашкорреспондент, 28-летняя гражданка S.работала преподавателем иностранных языков в одном из городских колледжей. Вближайшем будущем готовилась вступить в брак и, наверное, стать матерью, норука подонка, одурманенного низкокачественной алкогольной продукцией местногопищевого комбината, оборвала ее молодую жизнь. Мы уже не однократно писали обантинародной бюджетной политике областной Администрации, с неизменнымпостоянством финансирующей из скудных средств области производство алкоголя.Доколе это будет продолжаться?" и т. д.
Признаюсь, уменя екнуло сердце. Еще не дочитав, я уже знал кто эти P.и S. Трагический постскриптум нашейпереписки… Я, конечно же, не мог быть на Ваших похоронах, но в этом и нетнеобходимости - все события этого последнего акта драмы без усилий предстаютпред моим внутренним взором... Снег, метель, разверстое чрево земли, дамы изучительской с замерзшими букетами, несколько любимых учеников, закаменевшеелицо Михаила Терентьевича, звенящие тройные выстрелы, подземным эхом отражающиеот соснового свода… Опять снег и метель, торопливо кроющие белым свеженарытыйпесчаный холм. Две нежно-розовые гвоздики на снегу у самого креста могли быбыть от меня. Их задергивают занавесом из венков. Все…
Я размышлял:изменилось ли бы что-нибудь, если бы я отправил Вам свои письма? И пришел квыводу: нет! Нет! Не мы вершим и отпускаем срок! Не мы! Поэтому на нас нет ивины. Но Гоша? Как мог узнать он? Откуда это: "когда ты ляжешь в мерзлуюпостель…"? Моему воспаленному мозгу мнится, что будто бы тогда онназывал Ваше имя? Вы теперь знаете точный ответ, но я… Как быть мне?
Впрочем, я нашелсебе занятие, которое надежно отвлечет меня от "горячки" памяти. Вмоих мыслях - новый роман, главной частью которого станет Ваша повесть"Осень бесконечная". Наверное, я так и назову роман. (Быть может этои будет для меня - res omnis aetatis[29]) Я уже продумал форму, выстроил рядперсонажей. Вы - главный. Я даже сохраню Ваше настоящее имя; Вы будете Соней М.(Да, ведь Ваша настоящая фамилия мне доселе неизвестна?). Убежден: у меня всеполучится! Вы не поверите, Соня! Ваша "тонкая романтическая" струнавсе еще звучит во мне. И я чувствую себя слипшимся с фантиком Чупа Чупсом,который долго глядел в глаза лжи. Но теперь во время работы я смогу смотреть вВаши глаза. Знайте же: я за все Вас простил и изрекаю sub specie aeternitatis[30]: "Absolvo te!In saecula saeculorum![31]
И да поможет мне Бог!
Спите спокойно!
И.С.
Отиздателя. Дискетас текстами "переписки" была передана нам неизвестным лицом всороковины кончины писателя Ивана Сергеевича Дальнева-Анзорского. Все мыпомним, что в день его похорон с нашей планетой столкнулся крупный метеорит,пронзивший плотные слои атмосферы и сгоревший над самой поверхностью земли. Ксожалению, сильная февральская метель помешала нам увидеть это феерическоекосмическое действо. Сама природа завершающим салютом воздала почести ушедшемуот нас Великому художнику слова! Мы же, скромные почитатели его таланта, сочлисвоим долгом немедленно предать гласности его последние творения.
Издатель,надеясь на подлинность текстов переписки, вместе с тем заявляет, что не несетответственности за достоверность изложенных в них фактов и событий. Текстынапечатаны без каких бы то ни было изменений.
[1] Молчание (лат.) - Здесьи далее примечания Издателя.
[2] Эвристика - совокупностьлогических приемов и правил исследования и отыскания истины.
[3] Eidos (греч.) - образ,форма, сущность.
[4] Не дай Бог (лат.).
[5] Здесь и далее названиегорода "вымарано" либо самим И.С., либо другим, оставшимся для наснеизвестным, редактором рукописи.
[6]Любойценой; во что бы то ни стало (фран.).
[7] По всей видимости,автор письма в иронической форме сравнивает достопримечательности города N. с рощей герояГекадема, более известной сегодня под названием "Академия", гдедолгие годы жил великий философ Платон.
[8] Гуссерль Эдмунд(1859-1938), немецкий философ, основатель феноменологии.
[9] Гладкая дощечка, т. е.чистый лист; нечто чистое, нетронутое (лат.).
[10] И так далее (фран.).
[11] Абсолютная правда(фран.).
[12] Множество ваших красок(фран.).
[13] Кто есть кто? (англ. инем.)
[14] Мираж, иллюзия (лат.).
[15] C птичьего полета(фран.).
[16] Так сказал учитель(лат.). (Ссылка схоластов на Аристотеля как на непререкаемый авторитет).
[17] "Клясться словамиучителя" (из Горация); слепо следовать словам учителя (лат.).
[18] И прочее, и так далее(лат.).
[19] «За алтари и очаги»(Цицерон), т. е. (сражаться) за самое важное, самое дорогое.
[20] 1Кор.13:8.
[21] Гал.5:19-21.
[22] Гал.5:22.
[23] Букв. - «догреческих календ», то есть никогда.
[24] Городу и миру (фран.).
[25] Бесценная жемчужина(фран.).
[26] Белая ворона (фран.).
[27] Любой ценой (фран.).
[28] Здесь покоится Ничто(лат.).
[29] Дело всей жизни (лат.).
[30] С точки зрения вечности(лат.).
[31] Отпускаю грехи твои! Вовеки веков! (лат.).
