ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Жорж Данден один.

Жорж Данден. Сколько хлопот с женой-дворянкой! И какой урок моя женитьба всем крестьянам, которые, вроде меня, захотели бы подняться выше своего звания и породниться с господами! Дворянство само по себе вещь неплохая, стоящая вещь, что и говорить, но неприятностей с дворянами не оберешься, с ними лучше не связывайся. Я это испытал на собственной шкуре и знаю, как ведут себя господа, когда они позволяют нам, простым людям, войти в свою семью. К нам самим они не особенно льнут, им важно повенчаться с нашим добром. Я человек зажиточный, вот бы мне и жениться на доброй, честной крестьянке, а я взял жену, которая смотрит на меня свысока, стыдится носить мое имя и думает, что я при всем своем богатстве не могу окупить честь быть ее мужем. Жорж Данден, Жорж Данден, какую же ты сделал глупость! Теперь я собственного дома боюсь. Как ни придешь — вечно одни огорчения.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Жорж Данден, Любен.

Жорж Данден (заметив, что из его дома выходит Любен). Что нужно в моем доме этому чертову прощелыге?

Любен (заметив Жоржа Дандена, про себя). Какой-то человек меня разглядывает.

Жорж Данден (про себя). Он не знает, кто я такой.

Любен (про себя). Он что-то подозревает.

Жорж Данден (про себя). Эге! Ему как будто неловко мне поклониться.

Любен (про себя). Боюсь, не разболтал бы он, что видел, как я отсюда выходил.

Жорж Данден. Здравствуйте!

Любен. Мое почтение!

Жорж Данден. Вы, должно быть, не здешний?

Любен. Нет, я пришел посмотреть на завтрашний праздник.

Жорж Данден. Гм!.. Скажите, пожалуйста, вы вышли вот из этого дома?

Любен. Тсс!

Жорж Данден. Что такое?

Любен. Молчок!

Жорж Данден. Да что случилось?

Любен. Ни гугу! Никому не говорите, что вы видели, как я отсюда вышел.

Жорж Данден. Почему?

Любен. Ах ты, господи! Да потому!..

Жорж Данден. А все-таки?

Любен. Тише! Как бы нас не подслушали!

Жорж Данден. Нет-нет!

Любен. Дело в том, что я сейчас говорил с хозяйкой этого дома по поручению одного господина, который строит ей глазки. Так вот об этом никто не должен знать, понимаете?

Жорж Данден. Понимаю.

Любен. Ну вот и все. Мне сказали, чтобы я никому не попадался на глаза, и я прошу вас не болтать, что вы меня видели.

Жорж Данден. И не подумаю.

Любен. Раз мне так велено, то я бы хотел проделать все это незаметно.

Жорж Данден. Отлично.

Любен. Муж-то, говорят, ревнивец, он не желает, чтобы за его женой волочились, и, если это до него дойдет, сам черт тогда с ним не сладит. Вам это ясно?

Жорж Данден. Еще бы не ясно!

Любен. Он ничего не должен знать.

Жорж Данден. Конечно.

Любен. Его собираются так одурачить, чтобы он ни о чем не догадывался. Вы меня понимаете?

Жорж Данден. Как нельзя лучше.

Любен. Если вы кому-нибудь расскажете, что видели, как я выходил из его дома, вы испортите все дело. Поняли?

Жорж Данден. Вполне. Гм! А как зовут господина, который вас сюда послал?

Любен. Это сеньор из нашего селения — виконт… как его? Тьфу ты! Никак не могу запомнить, уж больно чудное имя. Господин Кли… Клитандр.

Жорж Данден. Не тот ли это молодой придворный?

Любен. Около вон той рощи.

Жорж Данден (в сторону). Так вот почему этот лощеный франт поселился против моего дома! У меня хороший нюх, это соседство мне давно уже кажется подозрительным.

Любен. Провались я на этом самом месте, такого порядочного человека днем с огнем не найдешь. Он дал мне целых три золотых только за то, чтоб я сказал этой женщине, что он в нее влюблен и что он мечтает с ней поговорить. Подумайте сами: будто это уж такой большой труд, чтобы столько за него платить! А за свою работу я получаю всего лишь десять су!

Жорж Данден. Ну и что же? Исполнили вы его поручение?

Любен. Да. Ко мне вышла какая-то Клодина; она с первого слова поняла, чего мне надо, и помогла переговорить с ее госпожой.

Жорж Данден (в сторону). Ах, подлая служанка!

Любен. Черт побери, а ведь эта Клодина прехорошенькая! Мы с ней подружились, и теперь только за ней дело, чтобы мы стали мужем и женой.

Жорж Данден. А какой ответ дала ее хозяйка придворному?

Любен. Она велела ему сказать… Постойте, я уж теперь всего и не припомню… Велела сказать, что она ему очень благодарна за его любовь, но что муж у нее с придурью, его надо остерегаться, надо скрывать свои чувства и придется, мол, ему подумать, как им безопаснее всего видеться с глазу на глаз.

Жорж Данден (в сторону). Ах, мерзавка!

Любен. Потеха, истинный бог! Ведь муж-то и не догадывается об этой интрижке, вот здорово! И останется наш ревнивец с носом, верно?

Жорж Данден. Вы совершенно правы.

Любен. Ну, прощайте! Главное, держите язык за зубами. Не проговоритесь, а то как бы муж не узнал.

Жорж Данден. Ладно, ладно!

Любен. А я будто ни при чем. Я — хитрая бестия, на меня никто и не подумает. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Жорж Данден один.

Жорж Данден. Ну что, Жорж Данден? Теперь ты видишь, как поступает с тобой твоя супруга? Вот что значит жениться на дворянке! Терпи все и не смей слова сказать — дворянские приличия сковывают тебя по рукам и ногам. Если муж и жена — одного звания, то муж по крайней мере имеет право посчитаться с женой. Будь у тебя жена крестьянка, ты бы мог без всякого стеснения поучить ее здоровенной палкой. Но тебе захотелось попробовать, какое бывает дворянство, тебе наскучило быть хозяином у себя в доме! Ах, как я зол на себя, впору оплеух себе надавать! Каково! Выслушивать без всякого стыда любовные признания какого-то дворянчика и обещать ему взаимность! Нет, черта с два! Я этого так не оставлю. Пойду пожалуюсь отцу с матерью — пусть узнают, какие обиды я терплю от их дочки, и рассудят нас. А, вот и они! Как раз кстати!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, г-жа де Сотанвиль.

Г-н де Сотанвиль. Что случилось, любезный зять? У вас такой расстроенный вид!

Жорж Данден. Будешь тут расстроен…

Г-жа де Сотанвиль. Боже! Как вы плохо воспитаны, дорогой зять! Вы даже не здороваетесь!

Жорж Данден. Честное слово, уважаемая теща, у меня сейчас совсем не то на уме…

Г-жа де Сотанвиль. Час от часу не легче! Неужели вы не понимаете, в каком обществе вы находитесь? Когда вы наконец научитесь обхождению с людьми высшего круга?

Жорж Данден. Да что такое?

Г-жа де Сотанвиль. Когда вы перестанете в разговоре со мной употреблять простонародное слово «теща» и привыкнете называть меня «сударыня»?

Жорж Данден. Вот тебе раз! Если вы зовете меня зятем, так, мне думается, я тоже могу называть вас тещей?

Г-жа де Сотанвиль. Сравнили! Это совсем не одно и то же. Потрудитесь запомнить, что вам не пристало обращаться так к особам моего звания. Хоть вы и наш зять, а все-таки между нами огромная разница, и вы должны знать свое место.

Г-н де Сотанвиль. Полно, душенька, оставим это!

Г-жа де Сотанвиль. Ах, господин де Сотанвиль, ну можно ли быть таким скромным! Вы никогда никому не покажете, как себя нужно с вами вести!

Г-н де Сотанвиль. Нет, черт побери, этому меня учить не надо! Я неоднократно доказывал, и притом самым решительным образом, что я за себя постоять умею. Но на этот раз достаточно вашего внушения. А теперь скажите нам, почтенный зять, что у вас такое.

Жорж Данден. Если говорить начистоту, то, господин и госпожа де Сотанвиль, у меня есть причины для…

Г-н де Сотанвиль. Позвольте, любезный зять! Запомните, что называть людей по фамилии невежливо, — тем, кто выше нас по положению, мы должны говорить «сударь», и только.

Жорж Данден. Так вот, сударь, и только, а не господин де Сотанвиль, я хочу сказать, что жена моя подает мне…

Г-н де Сотанвиль. Постойте! Запомните также, что вы не должны говорить «моя жена», когда речь идет о нашей дочери.

Жорж Данден. Сил моих нет! Как так? Моя жена — не моя жена?

Г-жа де Сотанвиль. Да, любезный зять, она ваша жена, но вам нельзя ее так называть. Вот если б вы были женаты на ровне, тогда другое дело.

Жорж Данден (в сторону). Ах, Жорж Данден, куда ты попал! (Громко.) Да забудьте вы, ради бога, хоть на минуту ваши дворянские замашки и позвольте мне говорить с вами, как я умею! (В сторону.) Послать бы к черту эту кабалу и все их выкрутасы! (Г-ну де Сотанвилю.) Да, так вот: я недоволен своей женитьбой.

Г-н де Сотанвиль. А что за причина, любезный зять?

Г-жа де Сотанвиль. Вот новости! Да ведь вас же облагодетельствовали!

Жорж Данден. Какое же это благодеяние, сударыня, если на то пошло? Для вас это была выгодная сделка: до меня ваши обстоятельства были, извините, в сильном расстройстве, и моими деньгами вы заткнули изрядные дыры. Ну, а я-то что на этом выгадал, скажите на милость, кроме разве того, что фамилия моя стала длиннее и что вместо «Жоржа Дандена» меня теперь благодаря вам титулуют «господин де ла Дандиньер»?

Г-н де Сотанвиль. А что вы стали членом семьи де Сотанвилей — это вы не считаете, любезный зять?

Г-жа де Сотанвиль. А также семьи де ла Прюдотри,[3] к которой я имею честь принадлежать? Моя семья передает дворянское звание по материнской линии — благодаря этой ценной привилегии ваши дети тоже станут дворянами.

Жорж Данден. Да, это хорошо: дети мои будут дворянами, а я, если не навести порядка в доме, буду носить рога.

Г-н де Сотанвиль. Что это значит, любезный зять?

Жорж Данден. Это значит, что ваша дочь ведет себя не так, подобает порядочной женщине, она не блюдет своей чести.

Г-жа де Сотанвиль. Довольно! Как вы смеете говорить такие вещи? Моя дочь происходит из столь добродетельного рода, что она не может совершить поступок, оскорбляющий нравственность, — в семье де ла Прюдотри за триста лет не было, слава богу, ни одной женщины, о которой кто-нибудь сказал дурное слово.

Г-н де Сотанвиль. Клянусь честью, в роду де Сотанвилей никогда не было развратниц. Целомудрие женщин, так же как и храбрость мужчин, — это у нас в роду.

Г-жа де Сотанвиль. Жаклина де ла Прюдотри так и не согласилась быть любовницей герцога и пэра, губернатора нашей провинции.

Г-н де Сотанвиль. Матюрина де Сотанвиль отвергла двадцать тысяч экю, которые ей предложил фаворит короля только за то, чтобы она в виде особой милости побеседовала с ним.

Жорж Данден. Вот как? Ну а дочка ваша не так недоступна — уж очень она большую волю себе забрала в моем доме.

Г-н де Сотанвиль. Говорите яснее, любезный зять. Мы ей потворствовать не станем, мы — ее родители, и мы вам поможем ее проучить.

Г-жа де Сотанвиль. Мы хорошо знаем, что с честью шутить нельзя, мы воспитали нашу дочь в самых строгих правилах.

Жорж Данден. Вот что я вам скажу: тут поблизости живет один придворный, — наверно, вы его видели, — и он под самым моим носом влюбился в нее и объясняется ей в любви, а она милостиво его выслушивает.

Г-жа де Сотанвиль. Праведное небо! Если она отступила от правил чести своей матери, я задушу ее своими руками.

Г-н де Сотанвиль. Проклятие! Если она покрыла себя позором, я проколю своей шпагой сердце и ей и ее любовнику.

Жорж Данден. Ну так вот, я вам принес на нее жалобу, а уж вы рассудите нас.

Г-н де Сотанвиль. Не беспокойтесь, я рассужу вас по справедливости. Я вам кого угодно скручу. Ну а сами-то вы вполне уверены в том, что это именно так?

Жорж Данден. Вполне.

Г-н де Сотанвиль. Смотрите, будьте осторожны! Для дворянина это вопрос щекотливый, иначе можете попасть впросак.

Жорж Данден. Все истинная правда, от первого до последнего слова.

Г-н де Сотанвиль. Душенька, поговорите с дочерью! А мы с зятем побеседуем с этим господином.

Г-жа де Сотанвиль. Ах, дружочек, неужто она в самом деле так забылась? Вы же знаете, что я всегда служила ей благим примером. (Входит в дом к Жоржу Дандену.)

Г-н де Сотанвиль. Мы прольем свет. Следуйте за мной, любезный зять, и не падайте духом. Сейчас вы увидите, какого звону мы задаем тем, кто оскорбляет лиц, имеющих отношение к нашей семье.

Жорж Данден. Он сам идет нам навстречу.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, Клитандр.

Г-н де Сотанвиль. Вы меня не знаете, сударь?

Клитандр. Кажется, нет, сударь.

Г-н де Сотанвиль. Меня зовут барон де Сотанвиль.

Клитандр. Очень приятно.

Г-н де Сотанвиль. Меня знают при дворе. В молодости я имел честь сражаться в первых рядах ополчения при Нанси.[4]

Клитандр. Рад за вас.

Г-н де Сотанвиль. Мой отец, барон Жан-Жиль де Сотанвиль, отличился при знаменитой осаде Монтобана.

Клитандр. Я в восторге.

Г-н де Сотанвиль. Кроме того, у меня был предок Бертран де Сотанвиль, который пользовался таким уважением, что ему позволили распродать все его имущество для поездки в святую землю.

Клитандр. Охотно верю.

Г-н де Сотанвиль. Мне сообщили, сударь, что вы преследуете своей любовью молодую женщину, мою дочь, а между тем ее интересы касаются меня так же близко, как и интересы вот этого человека, имеющего честь быть моим зятем.

Клитандр. Кто? Я преследую?

Г-н де Сотанвиль. Да, вы. И сейчас я пользуюсь случаем, чтобы попросить у вас объяснений.

Клитандр. Это клевета! Кто вам сказал, сударь?

Г-н де Сотанвиль. Некто, считающий себя хорошо осведомленным.

Клитандр. Этот «некто» солгал. Я человек честный. Неужели вы, сударь, считаете меня способным на такую низость? Чтобы я вдруг полюбил молодую прекрасную особу, которая имеет честь быть дочерью барона де Сотанвиля! Я слишком вас для этого уважаю и слишком вам предан. Вам это сказал какой-нибудь дурак…

Г-н де Сотанвиль. Ну, держитесь, любезный зять!

Клитандр. Негодяй, мошенник!

Г-н де Сотанвиль (Жоржу Дандену). Отвечайте же!

Жорж Данден. Отвечайте сами.

Клитандр. Если бы я знал, кто это, я бы в вашем присутствии проткнул ему шпагой живот.

Г-н де Сотанвиль (Жоржу Дандену). Поддержите же свое обвинение!

Жорж Данден. Оно и так держится, все это сущая правда.

Клитандр. Так это ваш зять, сударь?

Г-н де Сотанвиль. Да, он явился ко мне с жалобой.

Клитандр. В таком случае пусть он благодарит судьбу, что он ваш родственник, а то бы я ему показал, как распускать обо мне сплетни.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же, г-жа де Сотанвиль, Анжелика и Клодина.

Г-жа де Сотанвиль. Ох уж эти ревнивцы! Я нарочно привела сюда свою дочь, чтобы все знали, как обстоит дело.

Клитандр (Анжелике). Это вы, сударыня, сказали вашему супругу, что я в вас влюблен?

Анжелика. Я? Как я могла ему это сказать? Да разве вы в меня влюблены? Попробуйте в меня влюбиться! Прошу вас, притворитесь, будто вы правда в меня влюблены, — увидите, что вам за это будет. Я вам очень советую! Пустите в ход все уловки влюбленных: начните, шутки ради, засылать ко мне гонцов, тайно писать мне любовные записки, ловите минуты, когда моего мужа нет дома или когда я выхожу гулять, и говорите мне о своей любви. Вы только начните — обещаю вам, что вы будете вознаграждены.

Клитандр. Ну-ну! Не горячитесь, сударыня! Вам нет надобности поучать меня и приходить в такое негодование. Кто вам сказал, что мне вздумалось полюбить вас?

Анжелика. А почем я знаю, что тут на меня наговорили?

Клитандр. Наговорить можно все что угодно, но вы-то знаете, признавался я вам хоть раз в любви с тех пор, как встретил вас впервые, или нет.

Анжелика. Попробуйте — вас примут с честью.

Клитандр. Меня вам нечего бояться, уверяю вас. Я неспособен причинить горе такой красавице, как вы, я слишком уважаю вас и ваших почтенных родителей, мне и в голову не могло бы прийти влюбиться в вас.

Г-жа де Сотанвиль (Жоржу Дандену). Ну что? Видите?

Г-н де Сотанвиль. Теперь вы удовлетворены, любезный зять? Что скажете?

Жорж Данден. Скажу, что все это сказки для малых ребят. Я знаю, что знаю, и если уж говорить начистоту, так она только что принимала его посланца.

Анжелика. Что? Я принимала посланца?

Клитандр. Посланца от меня?

Анжелика. Клодина!

Клитандр (Клодине). Это правда?

Клодина. Честное слово, враки!

Жорж Данден. Молчи, потаскушка! Я о тебе кое-что знаю: это ты впустила посланца.

Клодина. Кто? Я?

Жорж Данден. Да, ты. Нечего притворяться овечкой!

Клодина. Господи, какие нынче люди пошли! Подозревать меня в таких вещах! Да ведь я — сама невинность!

Жорж Данден. Молчи, дрянь! Строишь из себя тихоню, но я-то давно тебя знаю: ты мошенница!

Клодина (Анжелике). Сударыня! Неужели я…

Жорж Данден. Молчи, тебе говорят! Хорошо бы расквитаться с тобой за всех прочих — у тебя ведь нет папаши-дворянина.

Анжелика. Это наглая ложь! Я до того возмущена, что у меня нет даже сил возражать. Как это ужасно — тебя порочит муж, которому ты ничего дурного не сделала! Увы! Если и можно меня осуждать, так только за то, что я слишком хорошо с ним обращалась.

Клодина. Конечно.

Анжелика. Все мое несчастье в том, что я слишком его уважала. Если б небу угодно было, чтобы я откликнулась на чье-либо нежное чувство, как это утверждает мой муж, мне было бы сейчас легче. Прощайте, я ухожу! Выслушивать подобные оскорбления — это выше моих сил. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, Клитандр, г-жа де Сотанвиль, Клодина.

Г-жа де Сотанвиль (Жоржу Дандену). Ах, вы не стоите такой честной жены!

Клодина. Хорошо, если б она в самом деле ему это устроила! Будь я на ее месте, право, я бы не задумалась. (Клитандру.) Да, сударь, чтобы его наказать, вы должны поухаживать за моей госпожой. Попробуйте, и я вам ручаюсь: дело пойдет на лад. Я обещаю вам помочь — все равно он в этом меня обвиняет. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, Клитандр, г-жа де Сотанвиль.

Г-н де Сотанвиль. Вы сами, любезный зять, повинны в том, что вам говорят в лицо такие вещи. Ваше поведение всех против вас восстановило.

Г-жа де Сотанвиль. Подумайте о том, как следует обращаться с женой, которая происходит от благородных родителей, и постарайтесь вперед не делать таких ошибок. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, Клитандр.

Жорж Данден (про себя). С ума можно сойти! Оказаться виновным, когда ты прав!

Клитандр (г-ну де Сотанвилю). Сударь! Видите, как меня оклеветали? Вы знаете законы чести, и я жду вашего приговора по поводу нанесенного мне оскорбления.

Г-н де Сотанвиль. Верно! Таков порядок. (Жоржу Дандену.) Послушайте, любезный зять: вам придется дать удовлетворение этому господину.

Жорж Данден. Какое удовлетворение?

Г-н де Сотанвиль. Да, так полагается, раз вы возвели на него ложное обвинение.

Жорж Данден. А я не согласен, что я его ложно обвинил. Я остаюсь при своем мнении.

Г-н де Сотанвиль. Это не важно. Мнение свое вы оставьте при себе, а он все опроверг и должен получить удовлетворение. Никто не имеет права обвинять человека, если он говорит, что этого не было.

Жорж Данден. Стало быть, если я застану его в постели с моей женой, ему стоит сказать, что этого не было, — и мы в расчете?

Г-н де Сотанвиль. Никаких разговоров. Вам сказано: извинитесь перед ним.

Жорж Данден. Мне же еще перед ним извиняться?

Г-н де Сотанвиль. Да ну же, говорят вам, нечего раздумывать! Не бойтесь сказать что-нибудь лишнее: вами руковожу я.

Жорж Данден. Да я не знаю…

Г-н де Сотанвиль. Черт побери! Не раздражайте меня, любезный зять, или я приму его сторону. Извольте слушать, что вам говорят.

Жорж Данден (про себя). Эх, Жорж Данден!

Г-н де Сотанвиль. Во-первых, снимите шляпу: он дворянин, а вы нет.

Жорж Данден (со шляпой в руке, про себя). Я в бешенстве!

Г-н де Сотанвиль. Повторяйте за мной: «Сударь…»

Жорж Данден. «Сударь…».

Г-н де Сотанвиль. «Я прошу у вас прощения…» (Видя, Жорж Данден медлит.) Ну?

Жорж Данден. «Я прошу у вас прощения…»

Г-н де Сотанвиль. «…за то, что я подумал о вас дурно».

Жорж Данден. «…за то, что я подумал о вас дурно».

Г-н де Сотанвиль. «Это потому, что я не имел чести вас знать».

Жорж Данден. «Это потому, что я не имел чести вас знать».

Г-н де Сотанвиль. «И я прошу вас верить…»

Жорж Данден. «И я прошу вас верить…»

Г-н де Сотанвиль. «…что я ваш покорный слуга».

Жорж Данден. Вы хотите, чтобы я назвал себя слугой человека, который хочет наставить мне рога?

Г-н де Сотанвиль (снова угрожающим тоном). Ну?

Клитандр. Довольно, сударь!

Г-н де Сотанвиль. Нет, я хочу, чтобы он докончил, чтобы все было по форме, «…что я ваш покорный слуга».

Жорж Данден. «…что я ваш покорный слуга».

Клитандр (Жоржу Дандену). А я — ваш, сударь, от всей души, и я готов забыть о том, что произошло. (Г-ну де Сотанвилю.) А вас, сударь, я приветствую и выражаю сожаление, что причинил вам маленькую неприятность.

Г-н де Сотанвиль. Мое нижайшее почтение! Когда вам будет угодно, я с удовольствием позабавлю вас травлей зайцев.

Клитандр. Вы очень любезны. (Уходит.)

Г-н де Сотанвиль. Вот, милый зять, как надо улаживать дела. Прощайте! Помните, что вы вошли в семью, которая всегда вас поддержит и никому не позволит оскорбить. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Жорж Данден один.

Жорж Данден. Ах, как я… Ты сам этого хотел, ты сам этого хотел, Жорж Данден, ты сам этого хотел, так тебе и надо, вот тебя и обвели вокруг пальца! Ты получил по заслугам! А все-таки надо раскрыть глаза папеньке и маменьке. Может, я и сумею этого добиться!

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Клодина, Любен.

Клодина. Да, уж я догадалась, что это из-за тебя. Ты кому-нибудь все рассказал, а тот передал нашему господину.

Любен. Честное слово, я только шепнул какому-то человеку словечко, чтоб он никому не говорил, что видел, как я выходил из дома. Уж очень в этом селе народ болтливый!

Клодина. Хорошо же виконт разбирается в людях, коли выбрал тебя посланцем! Нечего сказать, удачный выбор!

Любен. Ладно, в следующий раз буду похитрее и поосторожнее.

Клодина. Да, не мешает.

Любен. Ну, довольно об этом! Послушай!

Клодина. Что мне слушать?

Любен. Повернись ко мне лицом.

Клодина. Ну? Что тебе?

Любен. Клодина!

Клодина. Что?

Любен. Будто ты не знаешь, что я хочу сказать?

Клодина. Не знаю.

Любен. А, черт! Я тебя люблю!

Клодина. В самом деле?

Любен. Да, черт меня побери! Можешь мне верить, если уж я клянусь.

Клодина. Желаю тебе удачи!

Любен. У меня сердце так вот и прыгает, когда я на тебя гляжу.

Клодина. Очень рада.

Любен. Что ты делаешь, чтобы быть такой красивой?

Клодина. То же, что и все.

Любен. Знаешь, нечего тут долго размазывать: если хочешь, будь моей женой, а я стану твоим мужем, и будем мы муж и жена.

Клодина. Ты, пожалуй, будешь таким же ревнивым, как наш хозяин.

Любен. Ну что ты!

Клодина. А я терпеть не могу недоверчивых мужей. Мне нужен такой, чтоб он не сходил с ума из-за всякого пустяка, чтоб он мне верил во всем, чтоб он всецело полагался на мою честность. Пусть около меня хоть три десятка мужчин — это не должно его беспокоить.

Любен. Отлично! Вот я как раз таким и буду.

Клодина. Не доверять женщине, мучить ее — это глупее глупого. В конце концов ничего хорошего из этого не получается. Это только наводит нас на грешные мысли. Часто бывает так: мужья поднимут шум неизвестно из-за чего — глядь, и накликали беду.

Любен. Отлично! Я тебе дам полную волю.

Клодина. И тогда никто тебя не обманет. Если мужья полагаются на нашу скромность, мы пользуемся свободой лишь настолько, насколько она нам необходима. Это все равно что открыть кошелек и сказать: «Бери!» Тогда мы тратим честно и довольны немногим. А тех, кто нас прижимает, мы стараемся обобрать до нитки и нисколько их не жалеем.

Любен. Ну что ж, я буду открывать кошелек, только выходи за меня.

Клодина. Ладно, ладно, там посмотрим!

Любен. Поди-ка сюда, Клодина.

Клодина. Что тебе надо?

Любен. Поди сюда, тебе говорят!

Клодина. Ну ну, потише! Я не люблю, когда меня так хватают.

Любен. Будь со мной поласковее!

Клодина. Пусти, говорят тебе! Без глупостей!

Любен. Клодина!

Клодина. Ну тебя!

Любен. Экая недотрога! Отталкивать человека невежливо! Как же тебе не стыдно: такая красотка — и не даешь себя погладить! Вот так!

Клодина. Я тебе нос разобью!

Любен. Злюка! Бешеная! Тьфу, чтоб тебя! Бессердечная, право, бессердечная!

Клодина. Чересчур разошелся!

Любен. Ну что тебе стоит? Ведь это такой пустяк!

Клодина. Надо иметь терпение.

Любен. Один поцелуйчик — в счет будущих, законных!

Клодина. Нет уж, увольте!

Любен. Клодина! Ну прошу тебя: взаймы до свадьбы!

Клодина. Ни-ни! Меня уже так один раз поймали. Прощай! Поди скажи виконту, что я постараюсь передать его письмо.

Любен. Ну прощай, жесткокожая красавица!

Клодина. Вот так любезность!

Любен. Прощай, камень, каменная глыба, могильная плита и все, что ни есть твердого на свете! (Уходит.)

Клодина. Пойду передам моей госпоже… Да вот и она вместе с мужем. Отойду и дождусь, когда она останется одна. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Жорж Данден, Анжелика, потом Клитандр.

Жорж Данден. Нет-нет, меня не проведешь! Я уверен, что все это правда. Глаза у меня на месте, ваши россказни меня не ослепили.

Входит Клитандр и останавливается в глубине сцены.

Клитандр (про себя). Ах, вот она! Но с ней муж!

Жорж Данден (не замечая Клитандра). Как бы вы ни выворачивались, я стою на своем. Мне сказали правду: те узы, которыми мы с вами связаны, вы не уважаете.

Клитандр и Анжелика кланяются друг другу.

Ах ты, господи, перестаньте кланяться! Я не о таком уважении говорю. Вы все время издеваетесь надо мной!

Анжелика. Я? Издеваюсь? Вовсе нет.

Жорж Данден. Я угадываю все ваши мысли, я знаю…

Клитандр и Анжелика снова кланяются.

Опять? Да оставьте вы наконец эти фокусы! Я знаю, что вы кичитесь своим благородством и смотрите на меня сверху вниз. Но когда я говорю об уважении, я не имею в виду себя самого — я говорю об уважении к священным узам брака.

Анжелика делает знак Клитандру.

Нечего пожимать плечами! Я с вами не шучу.

Анжелика. Никто и не думает пожимать плечами.

Жорж Данден. Ах ты, господи! Я все прекрасно вижу! Еще раз вам говорю: брак — это узы, к которым надо относиться со всяческим уважением, нехорошо с вашей стороны так поступать.

Анжелика кивает головой Клитандру.

Да-да, нехорошо это с вашей стороны. Можете сколько угодно мотать головой и строить мне гримасы.

Анжелика. Какие гримасы? Не понимаю, что вы хотите сказать.

Жорж Данден. Я-то хорошо понимаю! И эти ваши усмешки мне знакомы. Хоть я и не дворянин, но род мой ничем не запятнан, семья Данденов…

Клитандр (позади Анжелики, не замечаемый Жоржем Данденом). Одно словечко!

Жорж Данден (не видя Клитандра). А?

Анжелика. Что? Я ничего не сказала.

Клитандр уходит, отвесив Жоржу Дандену низкий поклон.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Жорж Данден, Анжелика.

Жорж Данден. А он все вокруг вас увивается.

Анжелика. Я-то чем виновата? Что я должна, по-вашему, делать?

Жорж Данден. Я хочу, чтобы вы сделали то, что делает всякая женщина, которая желает нравиться только мужу. Что бы там ни говорили, а никакой любезник не добьется своего, если женщина сама к тому не стремится. Есть такой сладкий душок, который их притягивает, как мух к меду, но честные женщины умеют их отшить.

Анжелика. Отшить? А с какой стати? Мне вовсе не обидно, что меня находят красивой, мне это доставляет удовольствие.

Жорж Данден. Так! А какую роль, по-вашему, должен играть в этих шашнях муж?

Анжелика. Роль порядочного человека, которому приятно видеть, что на его жену обратили внимание.

Жорж Данден. Слуга покорный! В мои расчеты это не входит, Дандены к такой моде не привыкли.

Анжелика. О, и Дандены к ней привыкнут, если захотят! Я вам прямо скажу: я не намерена уходить от мира и хоронить себя заживо подле своего супруга. Как вам это понравится! Только из-за того, что кому-то заблагорассудилось на нас жениться, все для нас должно быть кончено и мы обязаны порвать всякую связь с живыми людьми? До чего доходит тиранство господ мужей, просто удивительно! Это, конечно, очень мило с их стороны — желать, чтобы жены их умерли для светских развлечений и жили только для них, ну, а по-моему, это смешно. Я вовсе не собираюсь умирать такой молодой.

Жорж Данден. Так вот как вы исполняете обет верности, который вы дали мне при свидетелях?

Анжелика. Я? Я дала его вам вовсе не по доброй воле, вы у меня вырвали его силой. Спросили вы меня перед свадьбой, согласна я за вас выйти или нет? Вы говорили об этом только с моим отцом и с матерью, — это они, собственно говоря, с вами поженились, к ним вы и обращайтесь по поводу всяких неприятностей. А я — я никогда не предлагала вам на мне жениться. Вы меня взяли, ничего не спросив о моих собственных чувствах, и я не считаю себя обязанной рабски подчиняться вашей воле. Если вам угодно знать, я хочу наслаждаться счастьем молодости, радостью свободы, на которую мне дает право мой возраст. Я хочу бывать в обществе, хочу испытать, как приятно выслушивать нежные признания. Будьте к этому готовы — это вам послужит наказанием. Благодарите небо, что я неспособна на что-нибудь худшее.

Жорж Данден. Ах вот вы как? Я — ваш муж, и я вам говорю, что этого не будет.

Анжелика. А я — ваша жена, и говорю вам, что так будет.

Жорж Данден (про себя). У меня чешутся руки рожу ей растворожить; я бы так ее отделал, чтоб она сразу опротивела всем этим медоточивым болтунам. Крепись, Жорж Данден! Нет, пожалуй, не удержусь, лучше уйти от греха. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Анжелика, Клодина.

Клодина. Сударыня! Никак я не могла дождаться его ухода. Мне нужно передать вам записочку, сами знаете от кого.

Анжелика. Посмотрим.

Клодина (про себя). Судя по ее виду, записка не очень ее огорчила.

Анжелика. Ах, Клодина! В каких изысканных выражениях изъясняет он свои чувства! Эти придворные умеют быть очаровательными в каждом своем слове, в каждом поступке! Что такое рядом с ними наши провинциалы?

Клодина. После знакомства с ними Дандены, кажется, вам совсем разонравились.

Анжелика. Побудь здесь. Я пойду напишу ему ответ. (Уходит.)

Клодина. Я думаю, мне нет нужды советовать ей ответить поласковее. Но вот…

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Клодина, Клитандр, Любен.

Клодина. Какого, однако, толкового посланца вы нашли себе, сударь!

Клитандр. Я не решился послать кого-нибудь из своих слуг. А теперь, милая Клодина, мне надо отблагодарить тебя за все услуги, которые, по моим сведениям, ты мне оказывала. (Шарит в карманах.)

Клодина. Э, сударь, это не важно! Сударь! Я для вас стараюсь потому, что вы этого стоите, потому, что я чувствую к вам расположение.

Клитандр (давая Клодине деньги). Очень тебе обязан.

Любен (Клодине). Раз уж мы все равно поженимся, дай-ка я спрячу их вместе с моими.

Клодина. Я приберегу их для тебя вместе с поцелуем.

Клитандр (Клодине). Ты передала мою записку своей прекрасной госпоже?

Клодина. Да, она пошла отвечать вам.

Клитандр. А нельзя ли с ней поговорить, Клодина?

Клодина. Можно. Пойдемте со мной, я вам это устрою.

Клитандр. А вдруг она будет недовольна? Не опасно ли это?

Клодина. Нет-нет. Мужа нет дома. Кроме того, она считается не с ним, а со своими родителями. И если вы расположили их в свою пользу, то вам бояться нечего.

Клитандр. Я полагаюсь на тебя.

Клитандр и Клодина уходят.

Любен (один). Черт побери! Ну и ловкая будет у меня жена! Ума у нее — на четверых хватит.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Любен, Жорж Данден.

Жорж Данден (про себя). Вот он, мой недавний знакомый! Эх, кабы он согласился подтвердить родителям моей жены, а иначе они мне ни за что не поверят!

Любен. А, вот и вы, господин сплетник! Ведь я же вас просил никому ничего не говорить, и вы мне обещали. Видно, это у вас такая страсть — молоть языком и разбалтывать все, что вам сообщают по секрету!

Жорж Данден. У кого? У меня?

Любен. Да, у вас! Это вы обо всем доложили мужу, и из-за вас он поднял бучу. Я очень рад, что узнал, какой у вас длинный язык, больше я вам ничего не стану рассказывать.

Жорж Данден. Послушай, приятель…

Любен. Если б вы не сплетничали, я бы вам рассказал, что сейчас происходит, но в наказание вы ничего не узнаете.

Жорж Данден. А что происходит?

Любен. Ничего не происходит! Вот что значит болтать: ничего вы теперь не пронюхаете! Хоть лопните от любопытства!

Жорж Данден. Погоди минутку!

Любен. Ни секунды!

Жорж Данден. Только два слова!

Любен. Ни-ни-ни! Вам, наверно, очень хочется из меня кое-что вытянуть.

Жорж Данден. Нет, совсем не то.

Любен. Нашли дурака! Я вижу, куда вы гнете.

Жорж Данден. Да я совсем о другом… Послушай!..

Любен. Держите карман шире. Вам, конечно, хотелось бы узнать, как виконт дал Клодине денег и как она провела его к своей хозяйке? Но я не так глуп!

Жорж Данден. Ради бога!

Любен. Нет!

Жорж Данден. Я тебе заплачу…

Любен. Дудки! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Жорж Данден один.

Жорж Данден. Я напрасно надеялся на помощь этого болвана. Однако он сейчас тут проболтался, и это мне тоже может пригодиться. Если вертопрах сейчас у меня в доме, это будет для отца и матери достаточной уликой — они увидят, какая у них бесстыдница дочка. Да вот беда: не знаю я, как мне лучше поступить, чтобы из этой улики вышло побольше толку. Если я войду в дом, негодяй улизнет, и, сколько бы я ни клялся, что собственными глазами видел свой позор, мне никогда не поверят и будут говорить, что все это мне приснилось. А если я пойду за тестем и тещей, не зная наверное, застану я любовника на месте или нет, может выйти то же самое и я опять попаду впросак. Нельзя ли как-нибудь осторожно подглядеть, там ли он еще? (Подсматривает в замочную скважину.) Силы небесные! Никаких сомнений! Я только что сам его видел в замочную скважину. Сама судьба посылает мне случай осрамить мою дражайшую половину, и в довершение всего она же приводит сюда тех судей, которые мне нужны.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, г-жа де Сотанвиль.

Жорж Данден. Давеча вы мне не поверили, и ваша дочь осталась права, ну а теперь я вам покажу, что она вытворяет. Слава богу, мой позор так очевиден, что вы не станете больше сомневаться.

Г-н де Сотанвиль. Как, любезный зять, вы все еще об этом толкуете?

Жорж Данден. Да, все об этом, и теперь у меня есть самые веские доказательства.

Г-жа де Сотанвиль. Опять будете морочить нам голову?

Жорж Данден. С моей головой обращаются куда хуже.

Г-н де Сотанвиль. Не надоело вам приставать к нам?

Жорж Данден. Мне надоело быть в дураках.

Г-жа де Сотанвиль. Когда вы наконец отделаетесь от своих нелепых подозрений?

Жорж Данден. Я хочу отделаться от жены, которая меня так бесчестит.

Г-жа де Сотанвиль. Праведное небо! Что у вас за язык!

Г-н де Сотанвиль. Черт побери! Выбирайте по крайней мере менее обидные выражения!

Жорж Данден. Обворованному купцу не до смеха.

Г-жа де Сотанвиль. Помните, что вы женились на дворянке.

Жорж Данден. Я и так помню, до самой смерти не забуду.

Г-н де Сотанвиль. А если помните, потрудитесь говорить о ней почтительно.

Жорж Данден. А почему бы ей самой не потрудиться вести себя со мной, как подобает честной жене? Что это такое? Если она дворянская дочь, значит, она вольна делать со мной, что ей вздумается, а я и пикнуть не смей?

Г-н де Сотанвиль. Да что с вами? На что вы жалуетесь? Ведь вы сами слышали сегодня утром, что она отрицала знакомство с человеком, на которого вы мне указали.

Жорж Данден. Да, слышал. А что вы скажете, если я вам докажу, что этот волокита сидит сейчас у нее?

Г-н де Сотанвиль. У нее?

Жорж Данден. Да, у нее, в моем доме!

Г-жа де Сотанвиль. В вашем доме?

Жорж Данден. Да, в моем собственном доме!

Г-жа де Сотанвиль. Если это так, мы всецело будем на вашей стороне.

Г-н де Сотанвиль. Да, честь нашей семьи нам дороже всего. Если вы сказали правду, мы от дочери отступимся и отдадим ее вам на расправу.

Жорж Данден. Ну так пойдемте со мной!

Г-жа де Сотанвиль. Смотрите, как бы не вышло ошибки!

Г-н де Сотанвиль. Не повторите того, что было!

Жорж Данден. Ах ты, господи, увидите сами! (Указывая на Клитандра, который выходит с Анжеликой.) Ну, что я вам говорил?

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же, Анжелика, Клитандр и Клодина (все трое в глубине сцены и не замечают остальных.)

Анжелика (Клитандру). Прощайте! Я боюсь, как бы вас здесь не застали, надо быть осторожнее.

Клитандр. Обещайте же мне, сударыня, что я увижу вас нынче ночью.

Анжелика. Я сделаю все, что могу.

Жорж Данден (г-ну и г-же де Сотанвиль). Пойдемте потихоньку сзади, так, чтоб нас не заметили!

Клодина (Анжелике, тихо). Ах, сударыня, все погибло! Вот ваш отец и ваша мать вместе с вашим мужем!

Клитандр (про себя). О небо!

Анжелика (Клитандру и Клодине, тихо). Не подавайте виду, что вы их заметили, предоставьте все мне. (Клитандру, громко.) И вы смеете так поступать после того, что было утром? Так-то вы скрываете свои чувства? Мне говорят, что вы в меня влюблены и намерены добиваться взаимности. Я выражаю свое негодование и объясняюсь с вами при всех. Вы отрицаете свою вину и даете мне слово, что у вас и в мыслях не было меня оскорбить. И, несмотря на это, в тот же день вы осмеливаетесь явиться ко мне с визитом, говорите мне о своей любви и рассказываете сотни глупых басен для того, чтобы я отнеслась благосклонно к вашим безумствам, как будто я могу нарушить обет, данный мужу, и изменить добродетели, в которой меня воспитали отец и мать! Если бы про это знал мой отец, он живо заставил вас прекратить домогательства. Но порядочные женщины не любят огласки. Я ничего не стану ему говорить (делает знак Клодине, чтобы та принесла палку), я вам докажу, что, хоть я и женщина, у меня хватит смелости оградить себя от оскорблений. Ваше поведение недостойно дворянина, и расправлюсь я с вами тоже не по-дворянски. (Берет палку и замахивается на Клитандра, тот увертывается, и удары сыплются на подвернувшегося Жоржа Дандена.)

Клитандр (кричит так, как будто его бьют). Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Перестаньте!

Клодина. Бейте его, сударыня! Так его! Так его!

Анжелика. Если у вас еще остались какие-нибудь чувства, я готова на них ответить.

Клодина. Будете знать, с кем имеете дело!

Клитандр убегает.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, г-жа де Сотанвиль, Анжелика, Клодина.

Анжелика. Ах, батюшка! Вы здесь?

Г-н де Сотанвиль. Да, дочь моя. Я вижу, ты достойный отпрыск рода Сотанвилей, твоя добродетель и твое мужество приводят меня в восхищение. Иди ко мне, я тебя поцелую.

Г-жа де Сотанвиль. Поцелуй меня, дитя мое! Ах, я плачу от радости! Я узнаю свою кровь!

Г-н де Сотанвиль. Любезный зять, в каком вы должны быть восторге! Какое радостное для вас событие! Прежде вы имели основания сокрушаться, но все ваши подозрения благополучнейшим образом рассеялись.

Г-жа де Сотанвиль. Разумеется, любезный зять, теперь вы счастливейший человек на свете.

Клодина. Еще бы! Вот это жена так жена! Вы ее недостойны, вы должны целовать следы ее ног.

Жорж Данден (про себя). У, злодейка!

Г-н де Сотанвиль. Что же, любезный зять, неужели вы не поблагодарите свою жену за привязанность к вам, которую она проявила на ваших глазах?

Анжелика. Нет-нет, батюшка, не нужно! Он мне ничем не обязан, я поступила так из уважения к самой себе.

Г-н де Сотанвиль. Куда же ты уходишь, дочь моя?

Анжелика. Я удаляюсь, батюшка, чтобы не слушать его похвал.

Клодина (Жоржу Дандену). Она вправе на вас сердиться. Эту женщину нужно обожать, вы не умеете с ней обращаться.

Жорж Данден (про себя). Подлая тварь!

Анжелика и Клодина уходят.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Жорж Данден, г-н де Сотанвиль, г-жа де Сотанвиль.

Г-н де Сотанвиль. Это обида, оставшаяся от недавней ссоры, но вы приласкайте ее — и все пройдет. Прощайте, любезный зять, вам не о чем больше тревожиться. Ступайте помиритесь и постарайтесь ее успокоить, попросите прощения за свою вспыльчивость.

Г-жа де Сотанвиль. Примите наконец в соображение, что девушка воспитана в добродетели, она не привыкла, чтобы ее подозревали в дурных поступках. До свиданья! Я в восторге от того, что ваши неурядицы кончились, теперь вы можете только восхищаться ее поведением.

Г-н де Сотанвиль и г-жа де Сотанвиль уходят.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Жорж Данден один.

Жорж Данден. Я молчу, все равно мои слова ни к чему не приведут. Вот незадача! Что же я за несчастный, и до чего же ловка моя потаскушка жена: всегда-то она суха из воды выйдет и меня же еще во всем обвинит! Неужто она всякий раз будет праздновать победу надо мной, все улики будут против меня и я так и не разоблачу мою обидчицу? Господи, помоги мне! Пусть все увидят воочию, как она меня бесчестит!

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Клитандр, Любен.

Клитандр. Уже ночь. Боюсь, не опоздал ли я. Совсем не вижу дороги. Любен!

Любен. Я, сударь!

Клитандр. Туда ли мы идем?

Любен. Как будто бы туда. Тьфу ты пропасть! Вот дурацкая ночь, черным-черна!

Клитандр. Это, конечно, плохо с ее стороны. Но зато, мешая нам видеть, она мешает увидеть и нас самих.

Любен. Ваша правда, это с ее стороны неплохо. А хотел бы я знать, сударь, — ведь вы человек ученый, — отчего ночью не бывает солнца?

Клитандр. Вопрос серьезный, ответить на него не так-то просто. А ты, однако, любознателен, Любен!

Любен. Да. Будь я человеком ученым, я бы думал о таких вещах, о которых никто еще не думал.

Клитандр. Охотно верю. По лицу видно, что у тебя тонкий и проницательный ум.

Любен. Это правда. Да вот вам: я понимаю латынь, хотя никогда ее не изучал. Намедни вижу на больших воротах надпись: Collegium, и сразу угадал, что это значит — коллегия.

Клитандр. Удивительно! Так ты умеешь читать?

Любен. Да, по-печатному, а вот по-писаному никак не могу научиться.

Клитандр. Ну вот мы и у самого дома. (Хлопает в ладоши.) Это условный знак для Клодины.

Любен. Вот, ей-богу, золотая девка! И люблю же я ее изо всех сил!

Клитандр. Я и привел тебя сюда, чтобы ты с ней повидался.

Любен. Сударь! Я вам за это…

Клитандр. Тише! Я слышу какой-то шум.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Анжелика и Клодина.

Анжелика. Клодина!

Клодина. Что вам угодно?

Анжелика. Не затворяй дверь.

Клодина. Я так и сделала.

Клитандр (Любену). Это они! Тсс!

Анжелика. Тсс!

Любен. Тсс!

Клодина. Тсс!

Клитандр (Клодине, принимая ее за Анжелику). Сударыня!

Анжелика (Любену, принимая его за Клитандра). Это я!

Любен (Анжелике, принимая ее за Клодину). Клодина!

Клодина (Клитандру, принимая его за Любена). Это ты?

Клитандр (Клодине, думая, что говорит с Анжеликой). Ах, сударыня, как я счастлив!

Любен (Анжелике, думая, что говорит с Клодиной). Клодина, милая ты моя Клодина!

Клодина (Клитандру). Полно, сударь!

Анжелика (Любену). Опомнись, Любен!

Клитандр. Это ты, Клодина?

Клодина. Я.

Любен. Это вы, сударыня?

Анжелика. Я.

Клодина (Клитандру). Вы приняли меня за госпожу.

Любен (Анжелике). Виновата ночь: ни зги не видать!

Анжелика. Вы ли это, Клитандр?

Клитандр. Да, сударыня.

Анжелика. Мой муж храпит вовсю, и я пользуюсь этим, чтобы побыть с вами.

Клитандр. Поищем, где бы нам присесть.

Клодина. Счастливая мысль!

Анжелика, Клитандр и Клодина садятся в глубине сцены.

Любен. Клодина! Где же ты?

Жорж Данден, полуодетый, выходит из дома.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Жорж Данден.

Жорж Данден (про себя). Я слышал, как жена сошла вниз, и поскорее оделся, чтобы идти за ней. Куда она могла деться? Неужели ушла из дома?

Любен (ища Клодину). Клодина! Да где же ты? (Принимая Жоржа Дандена за Клодину.) А, вот ты где! Ну и ловко же, ей-богу, одурачили твоего хозяина! Пожалуй, это не хуже, чем в тот раз, когда его, говорят, отколотили палкой. Твоя хозяйка сказала, что он храпит сейчас во все носовые завертки. Ему и в голову не приходит, что, пока он спит, она тут беседует с виконтом. Хотел бы я знать, что ему в эту минуту снится? Потеха, право, потеха! И что это он выдумал ревновать свою жену и требовать, чтобы она любила его одного? Он просто нахал, виконт великую честь ему оказывает. Да что же ты словечка не вымолвишь, Клодина? Давай сделаем, как они: ты мне дашь свою лапку, а я ее поцелую. Ах, как сладко! Точно варенье ем. (Целует руку Дандену, Данден тычет ею Любену в лицо.) А, черт! Вот так так! Лапочка-то довольно тяжелая!

Жорж Данден. Кто это?

Любен. Никто.

Жорж Данден. Сообщил мне о новом предательстве моей мерзавки — и удрал! Ну, теперь надо, не теряя времени, послать за родителями. Авось этот случай поможет мне избавиться от нее навсегда. Эй, Колен! Колен!

Колен (у окна). Что вам угодно, сударь?

Жорж Данден. Скорей сойди сюда!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Колен.

Колен (прыгает из окна). Вот и я! Скорей сойти невозможно!

Жорж Данден. Ты здесь?

Колен. Здесь, сударь.

Пока Жорж Данден ищет Колена на той стороне сцены, где слышался его голос, Колен переходит на другую.

Жорж Данден (обращаясь в ту сторону, где, по его мнению, должен находиться Колен). Не шуми! Говори тише! Слушай! Ступай к моим тестю и теще и скажи, что я убедительно прошу их сейчас же прийти сюда. Ты слышишь? Колен! Эй, Колен!

Колен успел было заснуть, но тут он просыпается.

Колен (на другой стороне сцены). Что угодно, сударь?

Жорж Данден. Куда ты, черт побери, девался?

Колен. Я здесь.

Жорж Данден. Чтоб ты сдох, мерзавец! Куда ты ушел?

Жорж Данден идет туда, где, по его мнению, должен находиться Колен, а в это время полусонный Колен переходит на другую сторону сцены.

Я тебе говорю, чтобы ты мигом слетал к моему тестю и теще и сказал им, что я умоляю их сию же минуту прийти сюда. Ты хорошо меня понял? Отвечай! Колен! Колен!

Колен опять заснул, но тут он снова просыпается.

Колен. Что вам, сударь?

Жорж Данден. С ума меня сведет этот висельник! Иди ко мне!

Оба натыкаются друг на друга и падают.

Ах, злодей! Он меня искалечил! Да где же ты? Поди сюда, я тебе надаю колотушек. Да он удирает от меня!

Колен. Как же не удирать?

Жорж Данден. Подойдешь ты ко мне или нет?

Колен. Ей-богу, не подойду!

Жорж Данден. Говорят тебе, подойди!

Колен. Ни за что! Вы хотите меня прибить.

Жорж Данден. Да нет же! Ничего я тебе не сделаю.

Колен. Наверно?

Жорж Данден. Наверно. Подойди. Ну вот. (Держа Колена за руку.) Твое счастье, что я в тебе сейчас нуждаюсь. Ступай скорей, попроси от моего имени тестя и тещу как можно скорей прийти сюда, скажи, что это дело первейшей важности, и, если они станут отговариваться поздним часом, ты настаивай, объясни им толком, что это необходимо; в каком бы виде они ни были, все равно пусть приходят. Теперь ты хорошо меня понял?

Колен. Да, сударь.

Жорж Данден. Ну, беги живей и сейчас же возвращайся.

Колен уходит.

А я пойду домой и буду ждать, пока… Но тут кто-то есть! Уж не жена ли? Воспользуюсь-ка я темнотой да послушаю. (Становится у дверей своего дома.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Клитандр, Любен, Анжелика, Клодина, Жорж Данден.

Анжелика (Клитандру). Прощайте! Мне пора.

Клитандр. Что вы! Так скоро!

Анжелика. Мы уже наговорились.

Клитандр. Ах, сударыня, разве я могу с вами наговориться? Разве можно в такой короткий срок найти все слова, которые жаждешь сказать? Чтобы выразить все, что я чувствую, мне нужно было бы несколько дней, я не высказал вам и ничтожной доли того, что хотел.

Анжелика. В другой раз побеседуем подольше.

Клитандр. О, какой удар наносите вы моему сердцу, говоря о разлуке! В какой печали вы меня оставляете!

Анжелика. Мы найдем случай увидеться снова.

Клитандр. Да. Но я думаю о том, что, покидая меня, вы идете к мужу. Эта мысль меня убивает. Привилегия мужей ужасна для пламенно влюбленного.

Анжелика. Неужели это вас беспокоит? Неужели вы думаете, что женщина способна любить такого мужа, как мой? Выходишь замуж потому, что не можешь отказаться, потому, что зависишь от родителей, которые думают только о деньгах. Но зато цена таким мужьям не велика, смешно было бы с ними носиться.

Жорж Данден (про себя). Бывают же такие стервы!

Клитандр. Надо сказать правду: тот, кто достался вам в мужья, не заслуживает этой чести. Ваш союз с ним просто нелеп.

Жорж Данден (про себя). Бедные мужья! Вот как вас костят!

Клитандр. Разумеется, вы достойны лучшей участи — небо создало вас не для того, чтобы вы были женой мужика.

Жорж Данден (про себя). Дал бы бог ее тебе — ты бы не так заговорил. Пойду-ка я домой, с меня довольно! (Входит в дом и запирает дверь изнутри.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Клитандр, Любен, Анжелика, Клодина.

Клодина. Сударыня! Если вы хотите еще позлословить о своем муже, то торопитесь — уж поздно.

Клитандр. Ах, Клодина, какая ты жестокая!

Анжелика. Она права. Расстанемтесь!

Клитандр. Если вы этого требуете, я подчиняюсь. Но умоляю вас: пожалейте меня, мне предстоят такие горькие минуты!

Анжелика. Прощайте!

Любен. Где же ты, Клодина? Дай мне хоть пожелать тебе спокойной ночи.

Клодина. Ладно, ладно, это можно и издали! Желаю тебе того же.

Клитандр и Любен уходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Анжелика, Клодина.

Анжелика. Войдем как можно тише.

Клодина. Дверь заперта.

Анжелика. У меня есть ключ.

Клодина. Только отпирайте потихоньку.

Анжелика. Заперто изнутри! Что же нам делать?

Клодина. Кликните слугу, который там спит.

Анжелика. Колен! Колен! Колен!

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же и Жорж Данден.

Жорж Данден (высовываясь из окна). «Колен! Колен!» Ага, наконец-то вы попались, любезная супруга! Пока я сплю, вы устраиваете ночные прогулки? Очень рад видеть вас ночью на улице!

Анжелика. А что же тут такого — выйти подышать свежим воздухом?

Жорж Данден. Вот-вот! Самый подходящий час, чтоб освежиться! А вернее сказать — погреться, негодяйка вы этакая! Мы знаем все ваши шашни с этим вертопрахом. Мы слышали, как мило вы тут беседовали, какие славные куплеты сочиняли в мою честь. Но я утешаюсь тем, что сейчас отплачу вам и что ваши родители убедятся теперь в справедливости моих жалоб и в вашем распутстве. Я уже послал за ними, они сейчас придут.

Анжелика (в сторону). О небо!

Клодина. Сударыня!

Жорж Данден. Вы, конечно, не ожидали такого удара? Уж теперь-то победа за мной! Теперь я сумею сбить вашу спесь и разрушить ваши затеи. До сих пор вы надо мной насмехались, вы отводили глаза своим родителям, всякий раз прятали концы в воду. Что бы я ни видел, что бы я ни говорил, ваша хитрость всегда брала верх над моей правотой, всегда вам удавалось выпутаться. Но на этот раз, слава богу, все станет ясно, ваше бесстыдство всплывет наружу.

Анжелика. Откройте, пожалуйста!

Жорж Данден. Нет-нет! Подождите, пока ваши родители придут, — я хочу, чтобы они застали вас в такой час на улице. А тем временем пораскиньте умом, как бы вам и на сей раз вывернуться. Найдите какое-нибудь средство замести следы, придумайте какую-нибудь уловку, чтобы всех обморочить, а самой чтоб остаться чистенькой, придумайте какой-нибудь хитроумный предлог для вашего ночного странствия: например, будто ваша подруга рожает, а вы ходили ей помочь.

Анжелика. Нет, я ничего не стану от вас скрывать. Раз вам и так все известно, я не буду оправдываться и отрицать свою вину.

Жорж Данден. Да, все пути отрезаны — что бы вы теперь ни говорили в свое оправдание, я вас изобличу.

Анжелика. Каюсь, я виновата, у вас есть повод быть мною недовольным. Смилуйтесь, однако, надо мной: не выдавайте меня моим родителям, отоприте мне дверь!

Жорж Данден. Нет уж, извините!

Анжелика. Миленький мой муженек, умоляю вас!

Жорж Данден. А, «миленький муженек»! Теперь, когда вы попались, я для вас «миленький муженек»? Очень рад! Раньше вам и в голову не приходило обращаться ко мне с такими нежностями.

Анжелика. Послушайте: я обещаю никогда больше вас не огорчать, никогда не…

Жорж Данден. Это вам не поможет. Я ни за что не упущу такого случая, я хочу, чтобы все наконец удостоверились, какая вы распутница.

Анжелика. Умоляю вас, позвольте мне вам ответить! Минуту внимания!

Жорж Данден. Ну, что еще?

Анжелика. Да, я поступила дурно, еще раз повторяю: вы рассердились на меня за дело — я воспользовалась вашим сном и вышла на свиданье к известному вам человеку. Но ведь все это простительно в моем возрасте: это увлечение молодой женщины, которая так мало видела в жизни, которая едва успела вступить в свет; это одна из тех вольностей, которые позволяешь себе без злого умысла, в которых нет ничего такого, чтобы…

Жорж Данден. Так я вам и поверил!

Анжелика. Я вовсе не собираюсь оправдываться. Я только прошу вас забыть мой проступок, в котором я искренне раскаиваюсь, прошу вас избавить меня от встречи с моими родителями и от тяжелой обязанности выслушивать их суровые упреки. Если вы будете настолько великодушны, что окажете мне эту милость, то ваш благородный поступок, ваша доброта покорят меня окончательно. Они тронут мое сердце и зародят в нем такое чувство к вам, какого не могли в него вселить ни воля родителей, ни узы брака. Одним словом, я отвергну любые ухаживания, я буду привязана к вам и больше ни к кому. Да, я даю вам слово, что отныне вы найдете во мне прекрасную жену, я буду с вами так нежна, я искуплю свою вину перед вами!

Жорж Данден. У, крокодил! Подлизывается, а потом проглотит!

Анжелика. Окажите мне эту милость!

Жорж Данден. Довольно разговоров! Я непреклонен.

Анжелика. Будьте великодушны!

Жорж Данден. Нет!

Анжелика. Ради бога!

Жорж Данден. Ни за что.

Анжелика. Заклинаю вас!

Жорж Данден. Нет, нет, нет! Я хочу, чтобы все поняли, кто вы такая, я хочу опозорить вас перед всеми.

Анжелика. Ну что ж, если вы доводите меня до отчаяния, то я вас предупреждаю, что женщина в таком состоянии способна на все. Сейчас я над собой что-нибудь сделаю. Спохватитесь, да поздно будет.

Жорж Данден. Что же именно вы сделаете, позвольте узнать?

Анжелика. Я могу в исступлении решиться на крайнее средство — я могу убить себя на месте вот этим ножом.

Жорж Данден. Ха-ха! В добрый час!

Анжелика. Для вас это будет час не такой уж добрый. Все кругом знают о наших ссорах, знают, что вы давным-давно точите на меня зубы. Если меня найдут мертвой, то ни у кого не будет сомнения, что меня убили вы, а мои родители, конечно, так этого не оставят: они обрушат на вас все кары, которые только могут изобрести правосудие и лютый их гнев. Вот когда я вам отплачу! Многие женщины еще до меня прибегали к такому роду мщения и, не колеблясь, кончали с собой, чтобы погубить тех, чья жестокость доводит нас до последней крайности.

Жорж Данден. Сделайте одолжение! Теперь никто себя не убивает, эта мода давно прошла.

Анжелика. Можете быть уверены, что я это сделаю. И если вы наотрез мне откажете, если вы не отопрете мне дверь, клянусь, я сию же минуту покажу вам, на что способна женщина, доведенная до отчаяния.

Жорж Данден. Пустяки, пустяки! Вы просто хотите меня запугать.

Анжелика. Ну что ж! Если так — вот что нас рассудит и покажет, шутила ли я. (Делает вид, что убивает себя.) А! Кончено! Дай бог, чтобы смерть моя была отомщена так, как я того желаю, и чтобы виновник получил справедливое возмездие за свою жестокость!

Жорж Данден. Вот тебе раз! Неужели она такая злая, неужели она зарезалась только для того, чтобы меня повесили? Возьму-ка я огарок и пойду посмотрю. (Отходит от окна.)

Анжелика (Клодине). Тсс! Тише! Давай скорей станем по обе стороны двери!

Жорж Данден с огарком в руке выходит из дома. Анжелика и Клодина тотчас же прокрадываются в дом и запирают дверь изнутри.

Жорж Данден. Неужели женская злоба может до этого дойти? (Оглядывается по сторонам.) Никого нет. Так я и знал. Негодяйка увидела, что от меня ни просьбами, ни угрозами ничего не добьешься, и ушла. Ну и прекрасно! Теперь ее положение еще хуже: когда придут отец с матерью, они сразу увидят ее преступление. (Подходит к двери.) Ай-ай! Дверь захлопнулась! Эй, кто-нибудь! Откройте мне сейчас же!

Анжелика (показывается с Клодиной в окне). Как! Это ты? Где ты пропадал, разбойник? Статочное ли это дело — возвращаться домой на рассвете? Разве так должен вести себя порядочный муж?

Клодина. Не стыдно ли всю ночь пьянствовать, а бедную молодую жену оставлять дома одну-одинешеньку?

Жорж Данден. Что такое? Да вы…

Анжелика. Прочь, прочь, негодяй, мне надоело твое беспутство, я сейчас пожалуюсь отцу с матерью!

Жорж Данден. Как! Вы еще смеете…

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же, г-н и г-жа де Сотанвиль в ночном одеянии и Колен с фонарем.

Анжелика (г-ну и г-же де Сотанвиль). Идите сюда, ради бога! Защитите меня скорей от этого чудовищного наглеца, оградите меня от моего мужа! От пьянства и от ревности у него в голове помутилось, и он уж не знает, что говорит, что делает: сам послал за вами, чтобы вы были свидетелями этого безобразного поступка. Я прождала его целую ночь, он только сию минуту изволил вернуться, а послушать его, так он расскажет вам про меня всякие небылицы, будто я тайком убежала от него и где-то шаталась и еще невесть что, хотя все это ему приснилось.

Жорж Данден (про себя). Вот зловредная шлюха!

Клодина. Да-да, он уверял нас, будто он сам был дома, а мы на улице. Уперся на своем — и ни с места.

Г-н де Сотанвиль. Как! Что это значит?

Г-жа де Сотанвиль. И он еще имел наглость посылать за нами!

Жорж Данден. Я никогда…

Анжелика. Нет, батюшка, я не могу больше выносить такого мужа, терпению моему пришел конец. Он мне сейчас наговорил таких грубостей!

Г-н де Сотанвиль (Жоржу Дандену) Вы бесчестный человек, черт побери!

Клодина. Я не могу видеть, как он обращается с несчастной молодой женщиной! Вопиющее безобразие!

Жорж Данден. Как можно…

Г-жа де Сотанвиль. Перестаньте! Я бы на вашем месте сгорела со стыда.

Жорж Данден. Дайте мне сказать…

Анжелика. Вы только послушайте его, он вам бог знает что расскажет!

Жорж Данден (про себя). У меня руки опускаются!

Клодина. Он так напился, что рядом с ним стоять невозможно. Даже до нас винный запах доносится.

Жорж Данден. Почтенный тесть! Умоляю вас…

Г-н де Сотанвиль. Отойдите! От вас перегаром разит.

Жорж Данден. Сударыня! Прошу вас…

Г-жа де Сотанвиль. Фу! Не подходите! Ваше дыхание отравляет воздух.

Жорж Данден. Позвольте мне вам…

Г-н де Сотанвиль. Отойдите! Кому сказано? Вам ничего нельзя позволить.

Жорж Данден (г-же де Сотанвиль). Ради бога, разрешите мне…

Г-жа де Сотанвиль. Фу! Меня тошнит! Говорите издали, если вам так хочется.

Жорж Данден. Ну что ж, издали так издали. Клянусь вам, что я ни на секунду не отлучался из дома, это она уходила.

Анжелика. Слышите, слышите?

Клодина. Сами видите, как это похоже на правду.

Г-н де Сотанвиль. Да вы издеваетесь над нами! Сойди, дочь моя, поди сюда!

Жорж Данден. Бог свидетель, я был дома и…

Г-жа де Сотанвиль. Замолчите! Не могу я больше слушать эту чушь.

Жорж Данден. Разрази меня гром, если я…

Г-н де Сотанвиль. Перестаньте морочить нам голову, лучше попросите прощения у своей жены.

Жорж Данден. Это мне-то просить у нее прощения?

Г-н де Сотанвиль. Да, сию же минуту!

Жорж Данден. Чтобы я…

Г-н де Сотанвиль. Молчать, черт побери, со мной шутки плохи!

Жорж Данден (про себя). Эх, Жорж Данден!

Г-н де Сотанвиль. Иди, иди, дочь моя, твой муж будет просить у тебя прощения.

Анжелика (выйдя из дома). Как! Простить ему все, что он мне наговорил? Нет-нет, батюшка, я не могу себя заставить. Прошу вас избавить меня от моего мужа, я не в силах с ним больше жить.

Клодина. Да разве это возможно?

Г-н де Сотанвиль. Дочь моя! Разрыв никогда не обходится без большого скандала. Ты должна быть благоразумнее его, еще раз наберись терпения.

Анжелика. Опять терпеть, после таких оскорблений! Нет, батюшка, я на это не согласна.

Г-н де Сотанвиль. Так надо, дочь моя, я тебе приказываю.

Анжелика. Ваше слово для меня закон, я вся в вашей власти.

Клодина. Какая кротость!

Анжелика. Нелегко заставить себя забыть такую обиду, но, как бы я ни страдала, я должна быть вам послушна.

Клодина. Бедная овечка!

Г-н де Сотанвиль (Анжелике). Подойди поближе.

Анжелика. Но только все это бесполезно. Вот увидите: завтра будет то же самое.

Г-н де Сотанвиль. Ничего, мы наведем порядок. (Жоржу Дандену.) Становитесь на колени![5]

Жорж Данден. На колени?

Г-н де Сотанвиль. Да, на колени, живо!

Жорж Данден (на коленях; про себя). О господи! (Г-ну де Сотанвилю.) Что я должен говорить?

Г-н де Сотанвиль. «Сударыня, простите меня, пожалуйста…»

Жорж Данден. «Сударыня, простите меня, пожалуйста…»

Г-н де Сотанвиль. «…за то, что я такой сумасброд».

Жорж Данден. «…за то, что я такой сумасброд…» (про себя) вздумал на вас жениться.

Г-н де Сотанвиль. «Я обещаю вам исправиться».

Жорж Данден. «Я обещаю вам исправиться».

Г-н де Сотанвиль. Ну смотрите! Да будет вам известно, что мы в последний раз терпим ваши грубости.

Г-жа де Сотанвиль. Упаси боже! Если это повторится еще раз, мы вас научим, как дóлжно уважать вашу жену и тех, от кого она происходит.

Г-н де Сотанвиль. Уже светает. Прощайте! (Жоржу Дандену.) Идите домой и подумайте о своем поведении. (Г-же де Сотанвиль.) А мы, душенька, скорей в постельку!

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Жорж Данден один.

Жорж Данден. А мне уже не до постели! Моему горю ничем нельзя помочь. Кто, как я, женился на скверной бабе, тому остается одно: камень на шею — и в воду.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Элиза, Валер.

Валер. Элиза, милая, что ж это? Вы только что уверяли, что никогда не измените мне, а теперь задумались? Я в восторге, а вы вздыхаете? Уж не жалеете ли вы, что меня осчастливили? Или вы раскаиваетесь в том, что уступили моим пламенным чувствам и дали слово?

Элиза. Мне не в чем раскаиваться, Валер. Власть любви так отрадна! У меня не хватило бы сил ей противиться. Но если уж говорить правду, я тревожусь за будущее. Я боюсь, что люблю вас больше, чем следует.

Валер. Чего бояться, Элиза, когда делаешь доброе дело?

Элиза. Ах, многого можно бояться: рассердится отец, станет упрекать семья, осудит свет… Но больше всего боюсь я, Валер, что изменится ваше сердце, что вы станете платить мне преступной холодностью, как это часто бывает, если мы уж очень пылко и доверчиво любим.

Валер. О, не обижайте меня, не судите обо мне по другим! Подозревайте меня во всем, Элиза, но только не в том, чтобы я мог изменить своему долгу. Я слишком сильно люблю вас и буду любить, пока жив.

Элиза. Ах, Валер, не вы один это говорите! Послушать — все мужчины одинаковы, а на деле какая между ними разница!

Валер. Ну так и судите меня по моим делам, а не по мнимым проступкам, — это все ни на чем не основанные опасения, плод докучливого воображения. Умоляю вас: будьте справедливы, не добивайте меня чувствительными ударами оскорбительных подозрений, дайте мне время привести вам бесчисленное множество доказательств моей любви.

Элиза. Когда любишь, так охотно веришь! Да, Валер, я думаю, что вы не способны обмануть меня. Я верю, что вы меня действительно любите и никогда мне не измените, я ни в чем не хочу сомневаться, но что обо мне скажут? Вот чего я страшусь.

Валер. Да что же могут сказать?

Элиза. Я бы ничего не боялась, если бы все знали вас так, как знаю я. Вы служите оправданием моим поступкам. Защитой мне служат ваши достоинства, а также признательность к вам, которую внушает мне само небо. Я никогда не забуду этого ужасного случая, благодаря которому мы с вами познакомились, никогда не забуду, с каким удивительным самоотвержением бросились вы за мной в воду и спасли от ярости бурных волн, с какой нежной заботливостью привели меня в чувство, как потом вы были почтительны и терпеливы в своей горячей любви ко мне, которую ни препятствия, ни время не сумели охладить, как ради меня вы забыли своих родных, забыли родные края, остались здесь и, чтоб не расставаться со мной, под чужим именем поступили в услужение к моему отцу. Все это произвело на меня неизгладимое впечатление, иначе я не дала бы вам согласия. Но, быть может, в глазах других людей это не оправдание, я не уверена, что меня поймут.

Валер. Единственная моя заслуга перед вами — это моя любовь. Ваш отец — вот ваше оправдание, если уж оно вам так необходимо. При его страшной скупости, при его строгости к детям и не то еще извинить можно. Простите меня, дорогая Элиза, но тут ничего другого и не скажешь. Как только мне удастся найти отца и мать, нам легко будет с ним сладить. Я с нетерпением жду известий, и, если мои родители запоздают, я сам за ними отправлюсь.

Элиза. Ах, Валер, не оставляйте меня, прошу вас! Старайтесь понравиться отцу — только это сейчас и нужно.

Валер. Я и то стараюсь. Вам известно, к каким я должен был прибегнуть уловкам, чтобы попасть к нему в услужение, как я к нему подлаживаюсь, как я к нему подольщаюсь, чтобы войти в доверие, какую комедию я ломаю перед ним ежедневно, чтобы заслужить его любовь. И я уже вижу большие успехи. Подражай людям в их склонностях, следуй их правилам, потворствуй их слабостям, восторгайся каждым их поступком — и делай из них что хочешь; это самый лучший путь, можно смело играть в открытую, теперь я в этом убежден. Пересаливать не бойся, тут и самый умный человек поймается, как последний дурак, явный вздор, явную нелепость проглотит и не поморщится, если только это кушанье приправлено лестью. Нельзя сказать, чтобы это было честно, но к нужным людям необходимо применяться. Раз другого средства нет, виноват уж не тот, кто льстит, а тот, кто желает, чтобы ему льстили.

Элиза. Хорошо бы вам и с братом подружиться, а то на служанку полагаться опасно — вдруг она вздумает выдать нас?

Валер. С обоими я, пожалуй, не слажу. Они так друг на друга не похожи, что к ним сразу не подделаешься. Лучше уж вы воздействуйте на брата — ведь вы же с ним дружны… Да вот и он. Я ухожу. Поговорите-ка с ним теперь же, только не очень откровенничайте.

Элиза. Не знаю, хватит ли у меня храбрости.

Валер уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Элиза, Клеант.

Клеант. Ты одна, Элиза? Как я рад! Слушай: я должен открыть тебе тайну.

Элиза. Я слушаю тебя внимательно. Что скажешь?

Клеант. Многое скажу, сестра, но в двух словах: я влюблен.

Элиза. Влюблен?

Клеант. Да, влюблен. Но погоди! Я знаю, что завишу от отца и не смею выходить из его воли. Без согласия родителей мы не вправе давать какие бы то ни было обязательства, их желания должны быть нашими желаниями, других мы иметь не можем — так уж судили небеса. Они застрахованы от всяких безумств, а потому у них и ошибок меньше, чем у нас, им виднее, что нам пригодно, что — нет. Благоразумие просвещает, а страсть ослепляет. Увлечения молодости толкают нас к пропасти… Все это я говорю тебе, сестра, для того, чтобы ты мне этого уже не говорила: моя любовь ничего не желает слушать, разуверять меня бесполезно.

Элиза. Ты посватался, Клеант?

Клеант. Нет еще, но это решено. Еще раз прошу тебя: не отговаривай меня.

Элиза. Ты считаешь меня способной на это?

Клеант. Нет, Элиза, но ты не влюблена: ты не знаешь, какую отрадную власть имеет пылкая любовь над сердцами, я боюсь твоей рассудительности.

Элиза. Ах, не будем говорить о моей рассудительности, Клеант! Кто хоть раз в жизни не терял рассудка? Открой я тебе свое сердце, ты, быть может, увидел бы, что я гораздо менее рассудительна, чем ты.

Клеант. О, если бы и твое сердце…

Элиза. Поговорим сначала о тебе. В кого ты влюблен?

Клеант. В молодую девушку, она недавно поселилась неподалеку от нас. Ее достаточно увидеть, чтобы полюбить. Никогда еще природа не создавала ничего более прелестного, с первой же встречи я пришел в восхищение. Зовут ее Марианой, живет она с больной матерью и трогательно заботится о ней, как истинно любящая дочь. Что бы она ни делала, все у нее выходит так мило! Это само очарование, сама нежность, подкупающая доброта, изумительная душевная чистота… Ах, если б ты увидела ее, Элиза!

Элиза. А я и так ее вижу. Ты ее любишь — этого с меня довольно.

Клеант. Я узнал стороной, что они очень небогаты и при всей своей бережливости еле-еле сводят концы с концами. Представь себе, Элиза, как был бы я рад облегчить нужду любимой девушки и незаметно помочь скромным, хорошим людям. Представь и пойми, каково это мне, что из-за скупости отца я принужден лишить себя этой радости и ничем не могу доказать свою любовь!

Элиза. Да, я понимаю, Клеант, как тебе должно быть горько.

Клеант. То есть так горько, сестра, что и сказать нельзя. В самом деле, что может быть ужаснее этой черствости, этой непонятной скаредности отца? На что нам богатство в будущем, если мы не можем воспользоваться им теперь, пока молоды, если я весь в долгу, оттого что мне жить не на что, если нам с тобой приходится, чтобы мало-мальски прилично одеваться, брать в долг у купцов? Выведай у отца, как он отнесется к моему решению. Коли заупрямится, я уеду с Марианой, бог даст, как-нибудь да проживем. Перехвачу где-нибудь деньжонок. Знаешь что, Элиза, если и ты в таком же положении, как и я, если отец будет нам мешать, уедем оба, бросим его, освободимся наконец от невыносимого гнета его скупости.

Элиза. Да, с каждым днем нам все тяжелее становится жить без матушки и…

Клеант. Я слышу его голос. Уйдем, докончим наш разговор и попробуем совместными усилиями сломить его нрав.

Элиза и Клеант уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Гарпагон, Лафлеш.

Гарпагон. Вон сию же минуту, без всяких разговоров! Убирайся, мошенник! Прочь с глаз моих, висельник!

Лафлеш (про себя). Отродясь не видал я такого злого старикашку. Бес в него вселился, прости, господи, мое согрешение.

Гарпагон. Что ты там бормочешь?

Лафлеш. За что вы меня гоните?

Гарпагон. И ты еще спрашиваешь, негодяй? Вон, пока я тебя не исколотил!

Лафлеш. Что я вам сделал?

Гарпагон. Я хочу, чтоб ты убрался, — вот что!

Лафлеш. Ваш сын, сударь, приказал мне дожидаться его.

Гарпагон. Дожидайся на улице, а не у меня в доме. Нечего тебе здесь торчать, высматривать да вынюхивать. Соглядатай! Предатель! Так и следит, так и шарит своими проклятыми глазами, что я делаю, где что плохо лежит, нельзя ли что-нибудь стянуть, — мне это надоело.

Лафлеш. Черта с два у вас что-нибудь стянешь, когда вы все под замком держите да еще день и ночь сторожите!

Гарпагон. Держу под замком — значит, нахожу нужным; сторожу — значит, мне так нравится. Сыщик тоже выискался, до всего ему дело! (Про себя.) А что, если он проведал о моих деньгах? (Громко.) Уж не вздумал ли ты рассказать где-нибудь, что я деньги прячу?

Лафлеш. А вы таки прячете?

Гарпагон. Я этого не говорил, бездельник! (Про себя.) Как он меня бесит! (Громко.) Я спрашиваю: не дернула ли тебя нелегкая рассказывать, что у меня есть деньги?

Лафлеш. Э, что нам за дело — есть у вас деньги, нет ли! Нам от этого ни тепло ни холодно.

Гарпагон (замахнувшись, чтобы дать ему пощечину). Ты еще рассуждаешь? Я тебя отучу рассуждать… Убирайся вон, в последний раз говорю тебе!

Лафлеш. Хорошо, я уйду.

Гарпагон. Постой! Ты ничего не стащил?

Лафлеш. Что у вас тащить-то?

Гарпагон. Не верю. Покажи руки![7]

Лафлеш. Вот вам руки.

Гарпагон. Другие!

Лафлеш. Другие?!

Гарпагон. Другие.

Лафлеш. Вот вам другие!

Гарпагон (показывая на его штаны). А туда ничего не спрятал?

Лафлеш. Посмотрите!

Гарпагон (ощупывая его). Эти широкие штаны как раз для того и придуманы, чтоб прятать краденое. Вешать бы тех надо, кто такие штаны носит!

Лафлеш (про себя). Вот он-то как раз и заслуживает того, чего боится, вот бы кого я с радостью обокрал!

Гарпагон. А?

Лафлеш. Что?

Гарпагон. Что это ты говоришь: обокрал?

Лафлеш. Я говорю, что вы меня обыскиваете — думаете, что я вас обокрал.

Гарпагон. Вот-вот! (Шарит у Лафлеша в карманах.)

Лафлеш (про себя). Будь прокляты все скряги со всем их скряжничеством!

Гарпагон. Как? Что ты говоришь?

Лафлеш. Что я говорю?

Гарпагон. Ну да! Что ты говоришь о скрягах и о скряжничестве?

Лафлеш. Я говорю: будь они прокляты.

Гарпагон. Кто?

Лафлеш. Скряги.

Гарпагон. А кто они, эти скряги?

Лафлеш. Пакостники и сквернавцы.

Гарпагон. Кто ж они такие?

Лафлеш. Да вы-то из-за чего беспокоитесь?

Гарпагон. Это уж мое дело.

Лафлеш. Вы, может, думаете, что я говорю про вас?

Гарпагон. Я думаю то, что думаю, но ты мне должен сказать, кому ты это говоришь.

Лафлеш. Я говорю… Я говорю моей шапке.

Гарпагон. Вот тебе по шапке-то и попадет за это.

Лафлеш. Не можете же вы запретить мне бранить скряг!

Гарпагон. Не могу, но зато я могу заткнуть тебе глотку, чтоб не слышать твоих дерзостей. Молчать!

Лафлеш. Я никого не назвал.

Гарпагон. Я тебя отдую, если ты еще хоть слово скажешь.

Лафлеш. Знает кошка, чье мясо съела!

Гарпагон. Ты замолчишь?

Лафлеш. Замолчу — поневоле.

Гарпагон. А-а!

Лафлеш (показывает Гарпагону карман своего камзола). Смотрите, вот еще карман. Теперь вы довольны?

Гарпагон. Ну-ну, отдай сам!

Лафлеш. Да что отдать-то?

Гарпагон. То, что ты взял.

Лафлеш. Я у вас ничего не брал.

Гарпагон. Наверно?

Лафлеш. Наверно.

Гарпагон. Прощай! Пошел ко всем чертям!

Лафлеш (про себя). Вот так расчет!

Гарпагон. Грех на твоей душе, ежели что…

Лафлеш уходит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Гарпагон один.

Гарпагон. Этот бездельник вывел меня из себя, видеть не могу хромого пса![8] Да, немалая забота — хранить у себя много денег. Счастлив тот, кто может держать капитал в надежном месте, а в кармане иметь только на необходимые расходы. Куда их спрячешь? Сундукам я решительно не доверяю; это приманка для воров — на сундуки-то они первым делом и кидаются.

Входят Клеант и Элиза и тихо говорят между собой.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Гарпагон, Клеант, Элиза.

Гарпагон (думая, что он один). Не знаю, хорошо ли я сделал, что зарыл в саду десять тысяч экю, которые мне вчера вернули. Держать десять тысяч экю золотом — это я вам скажу… (Заметив Клеанта и Элизу.) Боже! Я сам себя выдаю! Я увлекся и, кажется, начал думать вслух. (Клеанту и Элизе.) Что такое?

Клеант. Ничего, батюшка.

Гарпагон. Вы давно здесь?

Элиза. Только что вошли.

Гарпагон. Вы слышали?

Клеант. Что, батюшка?

Гарпагон. Да вот…

Клеант. Что?

Гарпагон. Что я сказал…

Клеант. Нет.

Гарпагон. Врешь! Врешь!

Элиза. Простите, но…

Гарпагон. Вы кое-что слышали, дело ясное. Это я сам с собой рассуждал, как трудно теперь наживать деньги, говорил, что, мол, счастлив тот, у кого есть десять тысяч экю.

Клеант. Мы боялись подойти, чтобы не помешать вам.

Гарпагон. Я очень рад, что разъяснил вам, а то вы, чего доброго, не так поняли бы меня — вообразили бы, что это я про себя говорю, будто у меня десять тысяч экю.

Клеант. Мы в ваши дела не вмешиваемся.

Гарпагон. Ах, если б у меня было десять тысяч экю!

Клеант. Я не думаю…

Гарпагон. Уж как бы они мне пригодились!

Элиза. Это такое дело…

Гарпагон. Они мне очень нужны.

Клеант. Я полагаю…

Гарпагон. Это бы сильно поправило мои дела.

Элиза. Да вы…

Гарпагон. Я бы тогда не плакался на худые времена.

Клеант. Батюшка! Вам ли плакаться? Всем известно, что вы человек богатый.

Гарпагон. Кто? Я богатый? Врут! Вот уж напраслина! Одни мошенники могут распускать такие слухи.

Элиза. Не сердитесь, батюшка.

Гарпагон. Не диво ли, что родные дети предают меня и становятся моими врагами?

Клеант. Разве сказать, что вы богаты, значит быть вашим врагом?

Гарпагон. Да. Такие разговоры и твое мотовство приведут к тому, что меня скоро зарежут — в надежде, что у меня денег куры не клюют.

Клеант. Какое ж такое мотовство?

Гарпагон. Какое? Да что может быть неприличнее того роскошного костюма, в котором ты шатаешься по городу? Вчера я бранил твою сестру, но это еще хуже. Как тебя еще земля носит? Ты только посмотри на себя — на тебе все с иголочки. Двадцать раз говорил я тебе, Клеант: не нравится мне твое поведение. Строишь из себя маркиза. Чтобы так одеваться, ты должен обкрадывать меня, не иначе.

Клеант. То есть как — обкрадывать?

Гарпагон. А я почем знаю! Ну где ты берешь деньги, чтобы жить так, как ты живешь?

Клеант. Где? Я играю, мне обыкновенно везет, весь выигрыш я на себя и трачу.

Гарпагон. Это очень дурно. Если тебе везет в игре, ты должен этим пользоваться и отдавать деньги в рост, чтобы сберечь их на черный день. Не говоря о чем другом, хотелось бы мне знать, на кой черт все эти ленты, которыми ты увешан с ног до головы? Разве недостаточно полдюжины шнурков, чтобы штаны держались? Зачем тратить деньги на парики, когда можно даром носить свои волосы? Я готов об заклад биться, что твои парики и ленты стоят по крайней мере двадцать пистолей, а двадцать пистолей приносят в год восемнадцать ливров шесть су восемь денье — и это только из восьми процентов![9]

Клеант. Вы правы.

Гарпагон. Оставим это, однако, и поговорим о другом. (Заметив, что Клеант и Элиза обмениваются знаками.) Э! (Про себя.) Мне сдается, что они замышляют обокрасть меня. (Громко.) Что вы там? А?

Элиза. Мы с ним торгуемся, кому первому говорить: мы оба хотим вам кое-что сказать.

Гарпагон. И я вам тоже хочу кое-что сказать.

Клеант. Мы насчет брака, батюшка.

Гарпагон. И я тоже насчет брака.

Элиза. Ах, батюшка!

Гарпагон. Почему «ах»! Что тебя так испугало: слово или самый брак?

Клеант. Брак может испугать нас обоих оттого, что мы не знаем, как вы на него смотрите. Мы боимся, что наши чувства, пожалуй, будут не согласны с вашим выбором.

Гарпагон. Имейте терпение. Беспокоиться вам решительно не о чем. Я знаю, что для вас обоих нужно, вам не придется сетовать на то, как я намерен поступить. Итак… (Клеанту.) Скажи: ты видел молодую особу по имени Мариана, что живет недалеко отсюда?

Клеант. Видел, батюшка.

Гарпагон (Элизе). А ты?

Элиза. Я об ней слыхала.

Гарпагон. Как ты находишь, Клеант, эту девушку?

Клеант. Прелестная девушка!

Гарпагон. Какова она?

Клеант. Сама скромность, а уж какая умница!..

Гарпагон. А наружность? Обращение?

Клеант. У нее все хорошо!

Гарпагон. Не правда ли, о такой девушке стоит подумать?

Клеант. О да, батюшка!

Гарпагон. Не правда ли, лучшей жены и желать не надо?

Клеант. Конечно, не надо.

Гарпагон. Не правда ли, из нее выйдет отличная хозяйка?

Клеант. Еще бы!

Гарпагон. И муж будет вполне ею доволен?

Клеант. Вполне.

Гарпагон. Есть, однако, маленькая помеха: боюсь я, что она вся тут, со всем ее приданым.

Клеант. Ах, батюшка, что значит приданое, когда женишься на такой девушке!

Гарпагон. Напрасно ты так говоришь, напрасно! Лучше мы скажем так: нет приданого? Что делать! При умении можно его возместить.

Клеант. Само собой разумеется.

Гарпагон. Ну, я очень рад, что мы сошлись. Ее скромность и кротость очаровали меня, и я решил жениться на ней, лишь бы нашлось у нее хоть что-нибудь в приданое.

Клеант. Ах!

Гарпагон. Ты что?

Клеант. Вы решили?..

Гарпагон. Жениться на Мариане.

Клеант. Кто? Вы? Вы?

Гарпагон. Ну да, я! я! я! Что с тобой?

Клеант. Мне дурно, я должен уйти.

Гарпагон. Это ничего. Ступай на кухню и выпей стакан холодной воды.

Клеант уходит.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Гарпагон, Элиза.

Гарпагон. Вот она, нынешняя молодежь! Мокрые куры! Итак, Элиза, насчет себя я решил твердо. Твоего брата я женю на вдове, о которой мне говорили утром, а тебя я выдаю за господина Ансельма.

Элиза. За господина Ансельма?

Гарпагон. Да. Это человек степенный, благоразумный, толковый, ему не больше пятидесяти лет, о богатстве же его всем известно.

Элиза (приседая). Смею вас уверить, батюшка, что я вовсе не хочу идти замуж.

Гарпагон (передразнивая). Смею вас уверить, милая дочка, что вы замуж выйдете.

Элиза (приседая). Не взыщите, батюшка.

Гарпагон (передразнивая ее). Не взыщите, дочка.

Элиза. Я очень уважаю господина Ансельма, но (приседая), как вам будет угодно, я за него не выйду.

Гарпагон. Я ваш покорный слуга, но (передразнивая ее), как вам будет угодно, а вы за него выйдете сегодня вечером.

Элиза. Сегодня вечером?

Гарпагон. Сегодня вечером.

Элиза (приседая). Этого не будет, батюшка.

Гарпагон (передразнивая ее). Будет, дочка.

Элиза. Нет!

Гарпагон. Да!

Элиза. Говорят вам — нет!

Гарпагон. Говорят вам — да!

Элиза. Вы меня не заставите!

Гарпагон. Нет, заставлю!

Элиза. Я скорей руки на себя наложу, чем выйду за него.

Гарпагон. Рук ты на себя не наложишь, а за него выйдешь. Нет, какова дерзость! Слыхано ли, чтобы дочь так разговаривала с отцом?

Элиза. А видано ли, чтобы отец так выдавал дочь замуж?

Гарпагон. Против такой партии ничего не скажешь: всякий одобрит мой выбор, хоть сейчас об заклад.

Элиза. Хоть сейчас об заклад, что ни один умный человек вашего выбора не одобрит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же и Валер.

Гарпагон (заметив в глубине сцены Валера). Вот Валер. Хочешь, отдадимся на его суд?

Элиза. Я согласна.

Гарпагон. И ты подчинишься его решению?

Элиза. Да, что он скажет — тому и быть.

Гарпагон. Чего лучше! Поди сюда, Валер! Мы тебя выбрали судьей, чтобы ты решил, кто из нас прав — она или я.

Валер. Конечно, вы, и толковать не об чем.

Гарпагон. Да ты знаешь ли, о чем у нас речь?

Валер. Нет, но вы не можете быть не правы: вы — олицетворенный разум.

Гарпагон. Я хочу нынче же вечером выдать ее за человека и богатого и степенного, а она, бездельница, смеется мне в глаза и говорит, что не хочет. Что ты на это скажешь?

Валер. Что я на это скажу?

Гарпагон. Да.

Валер. Гм! Гм!

Гарпагон. Что?

Валер. Я скажу, что, в сущности, я на вашей стороне, вы не можете ошибаться, но и у нее, вероятно, есть какие-нибудь основания, так что…

Гарпагон. Господин Ансельм — это ли не партия? Человек благородный, благонравный, положительный, разумный и с большими средствами. От первого брака детей у него нет. Это ли не сокровище?

Валер. Так-то оно так, но она может сказать вам: к чему такая спешка? Нужно хоть немного времени, чтобы проверить свои чувства…

Гарпагон. Случай надо хватать за вихор. Упустишь — другого не дождешься: Ансельм-то ведь берет ее без приданого.

Валер. Без приданого?

Гарпагон. Да.

Валер. А! Ну, тогда другое дело. Это, видите ли, такой убедительный довод… тут уж нечего…

Гарпагон. Что я сберегаю-то при этом!

Валер. Понятно! Какие уж тут возражения? Правда, ваша дочь может сказать, что брак — великое дело. Выйти замуж — значит, быть ей счастливой или несчастной на всю жизнь, так что, прежде чем заключить союз до могилы, нужно крепко подумать.

Гарпагон. Без приданого!

Валер. Вы правы. Это решает все, кончено дело. Кто-нибудь, пожалуй, станет убеждать вас, что в подобных случаях нельзя не считаться с сердцем девушки и что слишком большая разница в возрасте, наклонностях и чувствах крайне опасна для супружества.

Гарпагон. Без приданого!

Валер. Да, тут уж ничего не скажешь, дело ясное, тут сам черт рта не разинет. Хотя опять-таки есть немало родителей, которым счастье их дочерей дороже денег; они ни за что не пожертвовали бы этим счастьем ради собственной выгоды и прежде всего позаботились бы о том, чтобы супруги жили ладно, дружно, в радости и в спокойствии, были верны друг другу и чтобы…

Гарпагон. Без приданого!

Валер. Да, правда, молчу! Без приданого! Этим все сказано!

Гарпагон (про себя, поглядывая в сторону сада). Ой! Кажется, собака лает. Не добираются ли до моих денег? (Валеру.) Не уходи. Я сейчас вернусь. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Элиза, Валер.

Элиза. Что за шутки, Валер?

Валер. Это для того, чтобы не раздражать его и добиться, чего нам надо. Противоречить ему — значит, все испортить. Есть такие упрямцы, люди, неуступчивые от природы: на них можно действовать только окольными путями, они не терпят ни малейшего сопротивления, всякая правда ожесточает их, прямым доводам рассудка они не внемлют, им необходимо потакать. Делайте вид, что во всем соглашаетесь с ним, и будет по вашему, а иначе…

Элиза. Но этот брак, Валер!..

Валер. Подумаем, как бы его расстроить.

Элиза. Думать уже поздно — много ли времени до вечера?

Валер. Попросите отсрочки, притворитесь больной.

Элиза. Я притворюсь, а врач меня выдаст!

Валер. Тоже сказали! Что они понимают, врачи-то? Притворяйтесь смело, какую хотите болезнь выдумывайте — они всему поверят и всему дадут объяснение.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же и Гарпагон.

Гарпагон (в глубине сцены, про себя). Все слава богу.

Валер (не видя Гарпагона). Наконец, у нас есть спасение в бегстве. И если ваша любовь, дорогая Элиза, способна устоять… (Заметив Гарпагона.) Да, дочь должна повиноваться отцу. Разбирать женихов — не ее дело, а если еще без приданого, так уж тут и рассуждать нечего: бери что дают.

Гарпагон. Так! Отлично сказано!

Валер. Простите, сударь, я погорячился и позволил себе взять неподобающий тон.

Гарпагон. Что ты! Да я в восторге, даю тебе над ней полную власть! (Элизе.) Теперь уж ты не отвертишься. Ту власть над тобой, которой меня облекло небо, отныне я передаю ему и требую, чтобы ты из его воли не выходила.

Валер (Элизе). Попробуйте теперь меня ослушаться!

Элиза уходит.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Валер, Гарпагон.

Валер. Я пойду за ней, сударь, и буду продолжать наставлять ее.

Гарпагон. Ты меня очень этим обяжешь…

Валер. Ее надо держать в ежовых рукавицах.

Гарпагон. Это верно. Тем более что…

Валер. Не беспокойтесь. Я уверен в успехе.

Гарпагон. С богом, с богом! А мне необходимо отлучиться ненадолго.

Валер (направляется к выходу и, дойдя до двери, как бы обращается к Элизе). Да, деньги важнее всего на свете. Вы должны бога благодарить за то, что у вас такой отец. Он знает жизнь. Когда предлагают взять девушку без приданого, вперед заглядывать нечего. Без приданого — это все, это заменяет красоту, молодость, знатное происхождение, честь, благоразумие, скромность.

Гарпагон. Славный малый! Что ни слово, то перл. Хорошо, что у меня такой слуга!

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Клеант, Лафлеш.

Клеант. Негодяй ты этакий! Где ты пропадаешь? Ведь я приказал тебе…

Лафлеш. Точно так, сударь, я хотел вас дождаться во что бы то ни стало, но ваш батюшка — неучтивый он человек, доложу я вам, — прямо-таки выгнал меня и едва не прибил.

Клеант. Как наше дело? Обстоятельства нас торопят: отец — мой соперник.

Лафлеш. Ваш батюшка влюбился?

Клеант. Да. И чего мне стоило скрыть от него мое волнение, когда я узнал об этом!

Лафлеш. Ему влюбляться? Что за блажь! Уж не лукавый ли его попутал? Издевается он над добрыми людьми, что ли? Таким ли, как он, влюбляться!

Клеант. За грехи мои, должно быть, пришло это ему в голову.

Лафлеш. Что же вы не открылись ему?

Клеант. Не хотел возбуждать в нем подозрений, иначе мне трудно будет расстроить этот брак… Ну, какой ответ?

Лафлеш. Ей-богу, сударь, занимать деньги — чистая беда: попадешь в лапы к ростовщикам, как вы, например, — всего натерпишься.

Клеант. Полный отказ, стало быть?

Лафлеш. Нет, почему? Наш Симон — это, я вам доложу, маклер, каких мало, — говорит, что он для вас все вверх дном перевернул. Уверяет, что вы одним своим видом пленили его.

Клеант. Так я получу пятнадцать тысяч франков?

Лафлеш. Да, но только в том случае, если вы согласитесь на некоторые условия.

Клеант. Посылал он тебя к заимодавцу?

Лафлеш. Что вы! Да разве так дела делаются? Тот еще старательнее прячется, чем вы: здесь такая таинственность, что вы и представить себе не можете. Он ни за что не откроет своего имени. А сегодня вас сведут с ним в чужом доме, и вы скажете ему про ваше состояние и семейное положение. Ну, конечно, как только он узнает, кто ваш отец, — дело устроится.

Клеант. Тем более что мое состояние — материнское, оттягать его нельзя.

Лафлеш. А вот его условия — он сам продиктовал их Симону, чтобы тот предъявил вам их, прежде чем вести дальнейшие переговоры: «Если заимодавец сочтет себя в достаточной мере обеспеченным, заемщик же достиг совершеннолетия и принадлежит к семейству, обладающему изрядным, прочным, верным, чистым и свободным от долгов состоянием, надлежащей точности обязательство будет подписано у благонадежного нотариуса, по выбору заимодавца, для которого в особенности важно, чтобы настоящий договор соответствовал всем требованиям закона…»

Клеант. Против этого ничего нельзя сказать.

Лафлеш. «Заимодавец, дабы не испытывать ни малейших угрызений совести, желает ссудить требуемую сумму лишь из пяти процентов…».

Клеант. Из пяти процентов? Это по-божески. Грех жаловаться.

Лафлеш. Что верно, то верно. «Но так как вышеупомянутый заимодавец не располагает требуемой суммой и для удовлетворения заемщика вынужден занять таковую у другого лица из двадцати процентов, то эти последние — само собой разумеется — должны быть уплачены тем же заемщиком ввиду того, что вышеупомянутый заимодавец совершает заем единственно из одолжения…».

Клеант. Ах, черт возьми! Да ведь это жид, да ведь это арап! Ведь это уж выходит из двадцати пяти!

Лафлеш. Совершенно верно, я так и говорил. Подумайте.

Клеант. Да что тут думать! Мне деньги нужны, поневоле согласишься.

Лафлеш. Я так и сказал.

Клеант. Еще что-нибудь есть?

Лафлеш. Еще одно маленькое условие: «Из требуемой суммы в пятнадцать тысяч франков заимодавец может выдать наличными деньгами лишь двенадцать тысяч; остальные три тысячи заемщик обязуется принять вещами, поименованными в прилагаемой описи, по произведенной вышеупомянутым заимодавцем умеренной и добросовестной оценке…».

Клеант. Что это значит?

Лафлеш. «Во-первых, кровать на четырех ножках — покрывало оливкового цвета, весьма искусно отделано венгерским кружевом, — стеганое одеяло и полдюжины стульев. Все в полной исправности, одеяло и покрывало подбиты легкой тафтой красного и голубого цвета. Далее, полог из добротной омальской саржи[10] цвета засохшей розы, с позументами и шелковой бахромой…».

Клеант. Куда мне это, на что?

Лафлеш. Постойте. «Далее, тканые обои с узорами, изображающими приключения двух любовников — Гомбо и Масеи.[11] Далее, большой раздвигающийся стол орехового дерева на двенадцати точеных ножках; к нему шесть табуретов…».

Клеант. На кой мне это черт!

Лафлеш. Имейте терпение. «Далее, три мушкета крупного калибра, выложенные перламутром; к ним три сошки.[12] Далее, кирпичная перегонная печь с двумя колбами и тремя ретортами — вещь необходимая для любителей перегонки…».

Клеант. Сил моих нет!

Лафлеш. Не волнуйтесь. «Далее, болонская лютня с почти полным комплектом струн. Далее, бильярд, шашечница, а также гусек, игра древних греков, ныне снова вошедшая в моду, — во все эти игры приятно поиграть от нечего делать. Далее, чучело ящерицы, длиной в три с половиной фута, — эту диковину можно привесить к потолку для украшения комнаты. Все вышепоименованные предметы, стоящие никак не менее четырех с половиной тысяч ливров, заимодавец из любезности готов уступить за тысячу экю».

Клеант. Провались он со своей готовностью, кровопийца гнусный! Слыхано ли что-нибудь подобное? Мало ему чудовищных процентов — он еще хочет навязать мне хламу всякого вместо трех тысяч ливров! Да я и двухсот экю за него не выручу!.. И все-таки приходится согласиться: разбойник приставил мне нож к горлу и дохнуть не дает.

Лафлеш. Не прогневайтесь, сударь, но залезать в долги, дорого покупать, дешево продавать, съедать хлеб на корню — это прямой путь к разорению: вспомните Панурга!

Клеант. А что прикажешь делать? Вот до чего наши отцы доводят нас своей проклятой скупостью! Можно ли после этого удивляться, что мы желаем их смерти?

Лафлеш. По правде говоря, скаредность вашего батюшки хоть кого выведет из терпения. Я, благодаря бога, к мошенническим проделкам не очень склонен, и хоть наш брат не прочь поживиться где можно, но я знаю меру и умею увертываться от всего, что мало-мальски пахнет виселицей, однако, глядя на вашего батюшку, меня, сознаюсь, так и подмывает обокрасть его, и я даже думаю, что это было бы доброе дело.

Клеант. Покажи-ка мне опись…

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Гарпагон и Симон.

Клеант и Лафлеш в глубине сцены.

Симон. Да, сударь, этот молодой человек нуждается в деньгах. Обстоятельства его таковы, что он заранее согласен на все ваши условия.

Гарпагон. А вы уверены, Симон, что это дело безопасное? Известно ли вам имя, имущество и семейное положение того, о ком вы говорите?

Симон. Нет. Мне известно о нем очень мало — меня случайно указали ему. Но вам-то он, конечно, все расскажет, его человек уверял меня, что вы останетесь им довольны. Знаю только, что он из богатой семьи, что его мать умерла и что он ждет смерти отца не позже как через восемь месяцев, в чем готов даже выдать вам расписку.

Гарпагон. Все это похоже на дело. Любовь к ближнему, Симон, обязывает нас по мере возможности оказывать помощь.

Симон. Разумеется.

Лафлеш (узнав Симона, Клеанту, тихо). Что это? Наш Симон говорит с вашим батюшкой.

Клеант (Лафлешу, тихо). Неужто Симон узнал, кто я такой? Не ты ли меня выдал?

Симон (Клеанту и Лафлешу). Э, вы поторопились! Кто вам сказал, что это здесь? (Гарпагону.) Они явились сюда не по моей вине, сударь, — я им не говорил, как вас зовут и где вы живете. Но я думаю, что большой беды в этом нет: я уверен в их скромности. Вам остается только объясниться с ними.

Гарпагон. Как!

Симон (указывая на Клеанта). Вот он, молодой человек, который желает занять у вас пятнадцать тысяч ливров.

Гарпагон. Бездельник! Так это ты дошел до такого безобразия?

Клеант. Батюшка! Так это вы занимаетесь такими нехорошими делами?

Симон убегает, Лафлеш прячется.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Клеант, Гарпагон.

Гарпагон. Так это ты намерен разорить себя постыдными займами?

Клеант. Так это вы наживаетесь на предосудительном ростовщичестве?

Гарпагон. И после этого ты осмеливаешься показываться мне на глаза?

Клеант. И после этого вы осмеливаетесь смотреть в глаза добрым людям?

Гарпагон. Дойти до такого беспутства, влезть в неоплатные долги, бессовестно размотать состояние, в поте лица скопленное родителями, — да где у тебя стыд?

Клеант. Опозорить себя подобного рода сделками, пожертвовать добрым именем ради наживы, превзойти в утонченном лихоимстве самых отъявленных кровопийц, — и вы не краснеете?

Гарпагон. С глаз долой, негодяй! С глаз долой!

Клеант. Кто, по-вашему, хуже: тот ли, кто нуждается в деньгах и достает их за деньги, или тот, кто их грабит и не знает, что с ними делать?

Гарпагон. Убирайся, говорят тебе! Не выводи меня из терпения!

Клеант уходит.

Нет худа без добра, теперь уж я буду глядеть за ним в оба!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Гарпагон, Фрозина.

Фрозина. Сударь!

Гарпагон. Подожди. Я сейчас вернусь и поговорю с тобой. (Про себя.) Посмотрю, что-то мои денежки! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Фрозина, Лафлеш.

Лафлеш (не видя Фрозины). Вот так приключение! Должно быть, у него целый склад всякой рухляди, в описи нет ни одной знакомой вещи.

Фрозина. А, это ты, Лафлеш! Как ты сюда попал?

Лафлеш. Батюшки! Фрозина! Ты здесь зачем?

Фрозина. Все за тем же: устраиваю делишки, оказываю услуги, насколько хватает умения. Без этого теперь и на свете не прожить, сам знаешь: такие люди, как я, только ловкостью да пронырством и сыты.

Лафлеш. У тебя какие-нибудь дела с хозяином этого дома?

Фрозина. Да, есть у нас с ним дельце, надеюсь поживиться.

Лафлеш. От него-то? Ну уж… Честь тебе и слава будет, если ты хоть что-нибудь из него вытянешь! Должен тебя предупредить, что здесь деньги в большой цене.

Фрозина. Услуга услуге рознь.

Лафлеш. Как бы не так! Ты, видно, еще не знаешь господина Гарпагона. Господин Гарпагон из всех человеческих существ существо самое бесчеловечное, это не простой смертный, а смертный грех. Нет такой услуги, которая бы заставила его из благодарности раскошелиться. Насчет похвалы, знаков уважения, благосклонности на словах, дружбы — это сколько угодно, а вот насчет денег — ни-ни! Его любезности и ласки сухи и бесплодны. Нет для него хуже слова, чем дать; он никогда не скажет — дам, а непременно — ссужу.

Фрозина. Господи боже мой! Меня-то уж не учить, как людей выдаивать. Я кого хочешь разжалоблю, до любого сердца достучусь, ни одного слабого местечка без внимания не оставлю.

Лафлеш. Все это здесь ни к чему. Посмотрю я, как ты его разжалобишь по части денег! Это чистый турок, да и турок-то из самых безжалостных. Околевай на его глазах — он и не пошевельнется. Одним словом, деньги для него дороже славы, дороже чести, дороже добродетели. Один вид просящего вызывает у него судороги. Попросить у него — это значит бить его по больному месту, пронзить ему сердце, вытянуть из него внутренности, и если… Идет! Прощай! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Фрозина, Гарпагон.

Гарпагон (про себя). Все в порядке. (Громко.) Ну что, Фрозина?

Фрозина. Ах, как вы прекрасно выглядите! Сразу видно, что вы вполне здоровы!

Гарпагон. Кто? Я?

Фрозина. Я еще никогда не видала вас таким свежим и бодрым.

Гарпагон. В самом деле?

Фрозина. Я думаю, во всю свою жизнь вы не были таким молодцом, как теперь; я знаю двадцатипятилетних — старики перед вами!

Гарпагон. Однако, Фрозина, мне уже шестьдесят.

Фрозина. Ну и что же? Шестьдесят лет! Подумаешь, как много! Самый что ни на есть цветущий возраст, лучшая пора для мужчины.

Гарпагон. Пожалуй. А все-таки лет двадцать с плеч долой, было бы не худо.

Фрозина. Полно! Никакой вам в этом надобности нет: вы и так сто лет проживете.

Гарпагон. Ты думаешь?

Фрозина. Непременно. По всем приметам. Покажитесь-ка!.. Ну так и есть: между бровей складка — это к долголетию.

Гарпагон. Ты в этом что-нибудь смыслишь?

Фрозина. Еще бы не смыслить! Дайте руку… Господи боже мой, и конца-то не найдешь!

Гарпагон. Чему?

Фрозина. Видите, до какого места эта линия доходит?

Гарпагон. А что это означает?

Фрозина. Хотите — верьте, хотите — нет, я сказала — сто, так еще двадцать накиньте!

Гарпагон. Врешь!

Фрозина. На вас и смерти нет, прямо вам скажу. Вы еще детей и внуков похороните.

Гарпагон. Тем лучше! Как наши дела?

Фрозина. И спрашивать нечего. Когда-нибудь я не исполняла, за что бралась? А уж где сватовство, там на меня смело положитесь. Нет такой свадьбы на свете, какой бы я живо не состряпала. Кажется, приди мне только в голову — турецкого султана женила бы на республике венецианской.[13] Наше-то дело, конечно, полегче. И мать и дочь хорошо меня знают, и я наговорила им о вас с три короба. Матери успела шепнуть, что вы не раз видели Мариану на улице и у окна и какие у вас на ее счет намерения.

Гарпагон. Что ж она?

Фрозина. Обрадовалась. А когда я ей сказала, что вы хотите сегодня же вечером свадебный контракт подписать, — понятно, чтоб и невеста тут же была, — она сейчас же согласилась и дочку мне поручила.

Гарпагон. Видишь ли, Фрозина, мне пришлось позвать сегодня на ужин господина Ансельма, так вот хорошо бы заодно и Мариану угостить…

Фрозина. Это правда. После обеда она сделает визит вашей дочери, потом хотела побывать на ярмарке, а оттуда и на ужин.

Гарпагон. Так они вместе поедут — я могу ссудить им свою карету.

Фрозина. Вот и прекрасно!

Гарпагон. А насчет приданого, Фрозина, был у вас разговор с матерью? Ты ей сказала, что для такого случая она должна хоть что-нибудь придумать, хоть как-нибудь изловчиться, извернуться? Нельзя же, в самом деле, чтобы девушка так-таки ровно ни с чем замуж выходила!

Фрозина. Как — ни с чем? Да она вам принесет двенадцать тысяч ливров годового дохода.

Гарпагон. Двенадцать тысяч ливров годового дохода?

Фрозина. Ну да. Во-первых, выращена и воспитана она в большой воздержанности: салат, молоко, сыр, яблоки — вот и вся ее пища, а разных там закусок да пирожных, всяких разносолов, как другие привыкли, для нее хоть бы и не было; стоит же все это немало — уж три тысячи франков в год кладите. Кроме того, она любит ходить опрятно, но без всякой роскоши, не надо ей ни платьев нарядных, ни уборов драгоценных, ни мебели великолепной, до чего все женщины такие охотницы, а ведь эта статья принесет вам более четырех тысяч ливров в год. Наконец, никакой игры она не выносит, а возьмите-ка нынешних барынь и барышень! Я знаю одну из здешних: в этом году двадцать тысяч проиграла. Но мы меньше положим, вчетверо меньше. Выходит, стало быть, пять тысяч франков на игру, четыре тысячи франков на наряды и уборы — это девять, да тысячу экю на стол… Двенадцать тысяч франков ровнехонько!

Гарпагон. Да, это, конечно, недурно, но существенного-то я здесь ничего не вижу.

Фрозина. Скажите на милость! Какую же вам еще жену надо? Не щеголиха, не мотовка, не картежница — это все несущественно, по-вашему?

Гарпагон. Ты говоришь, что она на то-то и то-то не будет тратиться — и вот, мол, ее приданое. Да это насмешка, а не приданое. Не могу я выдать расписку в том, чего не получал; ты мне в руки дай, чтоб я чувствовал!

Фрозина. Господи, да вы почувствуете! Они мне еще говорили, что у них имение где-то есть — вам же достанется.

Гарпагон. Это надо проверить. И еще одно меня, Фрозина, беспокоит: Мариана молода, как ты знаешь, а молодежь льнет к молодежи. Боюсь я, не стар ли я для нее и не завела бы она у меня в доме новых порядков, от которых мне, пожалуй, плохо придется.

Фрозина. Ах, как мало вы ее знаете! Она и тут на других не похожа. Вот что я вам скажу: молодых людей она терпеть не может, а стариков обожает.

Гарпагон. Кто? Она?

Фрозина. Да-да. Послушали бы вы ее! На молокососов, говорит, и смотреть, говорит, мне противно, а уж как увижу старика с почтенной бородой — так сама не своя. Чем старее, тем для нее лучше, так что вы своих лет перед ней не скрывайте. Ей подавай шестидесятилетнего. Четыре месяца назад совсем было уж замуж вышла, да жених сказал, что ему пятьдесят шесть, и контракт без очков стал подписывать — ну и расстроилось дело.

Гарпагон. Только из-за этого?

Фрозина. Только из-за этого. Мне, говорит, пятидесяти шести мало, да и что, говорит, за нос, когда на нем очков нет!

Гарпагон. Поди ж ты! Сколько на свете живу — в первый раз такое слышу.

Фрозина. Да это еще что! В комнате у нее висят картины и гравюры. Вы думаете небось: Адонисы да Кефалы, Парисы да Аполлоны? Нет-с, извините, прекрасные изображения Сатурна, царя Приама, престарелого Нестора, добродетельного Анхиза, спящего на плечах у своего сына.

Гарпагон. Поразительно! Вот уж никогда бы не подумал. Я очень рад, что у нее такой вкус. В самом деле, будь я женщина, я бы тоже не любил молокососов.

Фрозина. Понятно! А за что их и любить-то, дрянь такую? Кто на них, на сопляков да на мотов, польстится? И чем, собственно, они могут нравиться, желала бы я знать?

Гарпагон. Я по крайней мере решительно этого не понимаю и удивляюсь, за что их женщины так любят.

Фрозина. Дуры, одно слово. Разве здравомыслящая девушка польстится на молодость? Все эти красавчики — да разве это мужчины? Что в них привлекательного?

Гарпагон. Я каждый день твержу то же самое. Петушиные голоса, кошачьи усики, парики из пакли, штаны чуть держатся, живот наружу…

Фрозина. Да, уж хороши, особенно как с вами сравнишь! Вот это мужчина, есть на что посмотреть! Вот как надо одеваться, чтобы нравиться!

Гарпагон. Так, по-твоему, я ничего?

Фрозина. Просто прелесть! На картину проситесь! Повернитесь, пожалуйста… Лучше не надо! Пройдитесь… Телосложение изящное, осанка молодецкая, движения свободные, и никаких болезней не заметно.

Гарпагон. Да я никаких особенных болезней, слава богу, и не знаю. По временам только одышка одолевает.

Фрозина. Это пустяки. Одышка вас не портит: когда вы кашляете, так оно даже как-то мило выходит.

Гарпагон. Скажи ты мне вот что: Мариана никогда не видала меня? Хоть мельком?

Фрозина. Никогда. Но мы много говорили с ней о вас. Я уж вас как следует расписала и на все лады расхвалила: такого, мол, мужа днем с огнем поискать.

Гарпагон. Умница! Спасибо тебе.

Фрозина. У меня к вам, сударь, небольшая просьба. Я веду тяжбу и могу проиграть ее — деньжонок не хватает.

Гарпагон хмурится.

А я бы легко ее выиграла, если б только вы были так добры… Вы не поверите, как она рада будет вас видеть!

Гарпагон снова принимает веселый вид.

Ах, как вы ей понравитесь! Ваши старомодные брыжи произведут на нее неотразимое впечатление. А про штаны, привязанные шнурками к камзолу, и говорить нечего: она с ума сойдет от восторга. Жених в штанах со шнурками! Да она будет на седьмом небе!

Гарпагон. Отрадно слышать.

Фрозина. Так вот, сударь, эта тяжба очень для меня важна.

Гарпагон хмурится.

Если проиграю — вконец разорюсь, а не бог весть сколько мне и нужно-то… Если б вы видели, с каким восторгом она меня слушала, когда я говорила о вас!

Гарпагон снова принимает веселый вид.

Глазки так и сверкали, а уж я-то старалась!.. И довела ее наконец до того, что сейчас, говорит, хочу за него замуж, сию минуту!

Гарпагон. Разодолжила ты меня, Фрозина! Так разодолжила, что не знаю, чем и отблагодарить тебя.

Фрозина. Так вот вы, сударь, мне и помогите.

Гарпагон хмурится.

Тогда я поправлюсь и век буду за вас бога молить.

Гарпагон. Прощай! Мне нужно дописать письма.

Фрозина. Клянусь вам, сударь, что вы меня выручили бы из большой беды.

Гарпагон. Я велю заложить карету, чтобы везти вас на ярмарку.

Фрозина. Если б не крайность, я бы не докучала вам.

Гарпагон. А ужин закажу пораньше — на ночь есть вредно.

Фрозина. Не откажите, будьте благодетелем!.. Ах, сударь! Если б вы знали, какая радость…

Гарпагон. Мне надо идти. Меня зовут. До скорого свидания! (Уходит.)

Фрозина (одна). А, чтоб тебя, старый пес! Ничем не проймешь его, скареда. Ну да я этого дела не оставлю. Не с этого, так с другого конца, а уж я свое возьму!

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Гарпагон, Клеант, Элиза, Валер, Клод, Жак, Брендавуан, Ламерлуш.

Гарпагон. Ну, все сюда! Я вам отдам приказания на сегодня и распределю обязанности. Подойди, Клод! Начнем с тебя.

В руках у Клод половая щетка.

Ты уже во всеоружии, это хорошо. Твое дело — позаботиться, чтобы везде было чисто, но как можно осторожнее обращайся с мебелью, не три ее очень — испортишь. Кроме того, во время ужина ты должна смотреть за бутылками: пропадет ли какая, разобьется ли — ты жалованьем своим отвечаешь.

Жак (про себя). Хитро придумано.

Гарпагон (к Клод). Ступай.

Клод уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Гарпагон, Клеант, Элиза, Валер, Жак, Брендавуан, Ламерлуш.

Гарпагон. Брендавуан и Ламерлуш! Вы будете полоскать рюмки и подавать вино, но только в случае надобности; не берите примера с тех болванов слуг, которые сами навязываются, когда иной, может быть, и думать забыл о вине. Ждите, пока попросит раз-другой, да чтоб воды побольше на столе было.

Жак (про себя). Ну еще бы! С чистого-то вина сразу охмелеешь.

Ламерлуш. Кафтаны снять, сударь?

Гарпагон. Да, когда начнут съезжаться гости, но смотрите, не запачкайте платья.

Брендавуан. Вам известно, сударь, что у меня на камзоле спереди жирное пятно.

Ламерлуш. А у меня, сударь, сзади штаны разорваны, так что, извините за выражение, видна…

Гарпагон. Довольно! Поворачивайся к гостям больше передом, а задом к стене. (Брендавуану, показывая, как нужно держать шляпу, чтобы прикрыть пятно.) А ты, когда будешь прислуживать, держи шляпу вот так.

Брендавуан и Ламерлуш уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Гарпагон, Клеант, Элиза, Валер, Жак.

Гарпагон. Ты, Элиза, наблюдай за тем, как будут убирать со стола — чтобы все цело было. Это как раз занятие для девушки. А пока что приготовься достойно принять мою невесту и поезжай с ней на ярмарку. Слышишь, что я говорю?

Элиза. Слышу, батюшка. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Гарпагон, Клеант, Валер, Жак.

Гарпагон. А ты, сынок бесценный, — я простил тебе сегодняшний случай, так ты и подавно не вздумай встретить ее с кислой миной.

Клеант. С кислой миной? Да из-за чего?

Гарпагон. Боже ты мой! Известно, как ведут себя дети, когда их отцы вторично женятся, и как они смотрят на свою мачеху. Если ты хочешь, чтоб я забыл твою выходку, то изволь быть как можно любезнее и предупредительнее.

Клеант. Откровенно говоря, батюшка, я вовсе не рад тому, что она будет моей мачехой, что ж мне вас обманывать! А что касается любезности и предупредительности, то это я вам обещаю.

Гарпагон. Да уж, постарайся.

Клеант. Останетесь довольны.

Гарпагон. Ну и хорошо.

Клеант уходит.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Гарпагон, Валер, Жак.

Гарпагон. Ты мне нужен, Валер. Поди-ка сюда, Жак, теперь и до тебя очередь дошла.

Жак. С кем вы желаете говорить, сударь: с кучером или с поваром? Я ведь у вас и то и другое.

Гарпагон. И с тем и с другим.

Жак. А с кем сначала?

Гарпагон. С поваром.

Жак. Сию минуту. (Снимает кучерской кафтан и остается в одежде повара.)

Гарпагон. На кой черт это переодевание?

Жак. Что прикажете?

Гарпагон. Сегодня, Жак, у меня будет ужин.

Жак (про себя). Что за чудеса!

Гарпагон. Можешь расстараться?

Жак. За хорошие деньги.

Гарпагон. Провались ты! Опять деньги! Только и слышишь от них: «Деньги! Деньги! Деньги!» Привязались: давай им денег. Все о деньгах! Ни шагу без денег!

Валер. Глупее этого ответа я ничего не слыхал. Эко диво — приготовить хороший ужин за хорошие деньги! Это легче легкого, так-то всякий дурак справится. Нет, уж коли ты мастер своего дела, так давай говорить о хорошем ужине, но подешевле.

Жак. О хорошем ужине, но подешевле?

Валер. Да.

Жак. Сделайте милость, господин дворецкий, откройте нам секрет. Возьмите уж на себя и мои обязанности, благо вы здесь все в свои руки забрали.

Гарпагон. Перестань! Так что же тебе требуется?

Жак. Да вот, дворецкий приготовит вам хороший ужин подешевле.

Гарпагон. Я спрашиваю не его, а тебя.

Жак. На сколько персон?

Гарпагон. Будет человек восемь-десять, но готовить надо не больше как на восемь. Где сыты восемь, там сыты и десять.

Валер. Понятно.

Жак. Ну, стало быть, четыре перемены. Пять сортов закусок, суп, заливное…

Гарпагон. Да ты что, черт тебя побери, намерен целый город накормить?

Жак. Жаркое…

Гарпагон (зажимает ему рот). Изверг! Хочешь по миру меня пустить?

Жак. Еще одно легкое блюдо…

Гарпагон. Еще что?

Валер (Жаку). Да что ты, в самом деле, закормить всех хочешь? Гостей-то разве наш господин на убой созвал? Почитай-ка правила здоровья да спроси врачей: что может быть вреднее обжорства?

Гарпагон. Так, так!

Валер. Заруби у себя на носу, любезный, и всей своей родне внуши, что кто подает у себя за столом много мяса, тот прямой душегуб; если хозяин любит своих гостей, он должен соблюдать умеренность. Есть даже такое древнее изречение: мы для того едим, чтобы жить, а не для того живем, чтобы есть.[14]

Гарпагон. Отлично сказано! Подойди, я тебя поцелую. Отроду ничего умнее не слыхал: мы для того живем, чтобы есть, а не для того едим… Нет, что-то не то. Как бишь ты сказал?

Валер. Мы для того едим, чтобы жить, а не для того живем, чтобы есть.

Гарпагон (Жаку). Вот. Слыхал? (Валеру.) Какой великий человек изрек это?

Валер. Забыл.

Гарпагон. Напомни мне записать эти слова. Я прикажу золотыми буквами вырезать их над камином в зале.

Валер. Непременно. А насчет ужина позвольте распорядиться мне — я все устрою в лучшем виде.

Гарпагон. Устраивай.

Жак. Вот и прекрасно. Меньше забот.

Гарпагон (Валеру). Нужно что-нибудь такое, чего много не съешь: рагу из барашка, например, пожирнее, паштет с каштанами…

Валер. Положитесь на меня.

Гарпагон. Затем, Жак, нужно почистить карету.

Жак. Простите. Это уже относится к кучеру. (Надевает кучерской кафтан.) Так вы изволили сказать…

Гарпагон. Нужно почистить карету и заложить лошадей — поедешь на ярмарку.

Жак. Лошадей, сударь? Да они с места не сдвинутся. Не стану лгать: они валяются не на подстилке — подстилки у бедных животных никакой нет. А постятся они у вас так, что и на лошадей не похожи — одна тень от них осталась.

Гарпагон. Ах, бедненькие! Да им же ничего не приходится делать!

Жак. Можно и ничего не делать, сударь, а есть-то все-таки надо? Да они, бедняги, на какую угодно работу пойдут, лишь бы сытыми быть. Сердце надрывается глядеть, как они тощают. Я ведь люблю лошадок, мне за них больно. Каким жестоким человеком надо быть, сударь, чтобы не жалеть ближних!

Гарпагон. Довезти до ярмарки — не бог весь какой труд.

Жак. Нет, сударь, у меня и духу на это не хватит. Понадобится стегнуть — рука не поднимется. Как вы хотите, чтобы они сволокли карету, когда они сами ног не волочат?

Валер. Я попрошу, сударь, соседа Пикара сесть за кучера, а Жак пусть остается и готовит ужин.

Жак. Ладно. Подохнут, так по крайней мере не из-за меня.

Валер. Уж больно ты умничаешь, Жак.

Жак. Уж очень ты подлизываешься, дворецкий!

Гарпагон. Молчать!

Жак. Я не выношу льстецов, сударь. Я же его насквозь вижу: вечно усчитывает хлеб, вино, дрова, соль, свечи, и все это для того только, чтобы к вам подмазаться и подольститься. Меня это бесит. А послушать, что о вас говорят каждый день, — право, досада возьмет. Как-никак я же вас люблю после лошадей больше всех на свете.

Гарпагон. А нельзя ли узнать, Жак, что обо мне говорят?

Жак. Можно, сударь, если б только я был уверен, что вы не рассердитесь.

Гарпагон. Нисколько не рассержусь.

Жак. Ох, рассердитесь! Непременно рассердитесь!

Гарпагон. Да нет же! Напротив, это доставит мне удовольствие, мне очень любопытно это знать.

Жак. Раз уж вы сами желаете, сударь, так я вам должен сказать по чистой совести, что над вами везде смеются, всячески на ваш счет прохаживаются, перемывают вам все косточки — рассказов про вашу скаредность не оберешься. Одни говорят, что вы заказали особые календари, где постных дней вдвое больше, чем надо, — это для того, чтобы ваша прислуга почаще постилась; другие — что у вас прислуга никогда не получает ни подарков к праздникам, ни жалованья при расчете, потому что вы всегда сыщете, к чему придраться. Один рассказывает, что как-то вы притянули к суду соседскую кошку за то, что она съела у вас остатки баранины; другой — что раз ночью вас накрыли, как вы у своих же лошадей овес воровали, и что кучер, который до меня был, отдул вас палкой в темноте, только вы промолчали об этом. Словом сказать, вас на все корки отделывают, куда ни сунься. Вы — посмешище всего города, на каждом перекрестке клянут вас, и нет вам иных имен, как скряга, скаред, сквалыга и скупердяй.

Гарпагон (бьет его). А ты дурак, негодяй, мошенник и нахал!

Жак. Ну вот, разве я был не прав? А вы мне не верили. Я же вас предупреждал, что вы рассердитесь, если я вам правду скажу.

Гарпагон. А ты сначала выучись разговаривать со мной! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Валер, Жак.

Валер (смеясь). Насколько я могу судить, Жак, тебе плохо платят за твое прямодушие.

Жак. Не твое дело, выскочка! Напустил на себя важность! Смейся, когда тебя самого поколотят, а надо мной смеяться нечего.

Валер. Не сердись, многоуважаемый!

Жак (про себя). Ага! Поджал хвост! Нагоню-ка я на него страху! Если он будет так глуп, что испугается меня, то и бока намну. (Громко.) Советую вам помнить, господин зубоскал, что я зубоскалить с вами не намерен, а выведете меня из терпения, так я заставлю вас иначе зубы скалить. (Грозит Валеру и загоняет его в глубину сцены.)

Валер. Ну-ну, потише!

Жак. Да что там потише! Я не хочу потише!

Валер. Ну пожалуйста!

Жак. Невежа, вот ты кто!

Валер. Господин Жак!..

Жак. Я тебе дам «господин Жак»! Вот как возьму палку, так всю важность из тебя выколочу.

Валер. Что? Палку? (Наступает на Жака.)

Жак. Да я ничего…

Валер. Советую помнить вам, господин Жак, что я еще лучше могу вас оттузить!

Жак. Не смею спорить.

Валер. Жалкий поваришка!

Жак. Конечно, конечно!

Валер. Ты еще меня узнаешь.

Жак. Прошу прощения!

Валер. Ну? Что ж ты меня не бьешь?

Жак. Да это я пошутил!

Валер. Мне твои шутки не нравятся. (Бьет его палкой.) Плохой ты шутник, так и знай! (Уходит.)

Жак (один). Вот я и поплатился за свое прямодушие! Невыгодное это занятие — говорить правду, зарекаюсь. Хозяин прибьет — куда ни шло, но дворецкий… Погоди, я тебе отплачу!

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Жак, Мариана, Фрозина.

Фрозина. Ты не знаешь, Жак, хозяин дома?

Жак. Дома, дома. Кому-кому, а мне-то это хорошо известно.

Фрозина. Так скажи ему, пожалуйста, что мы здесь.

Жак уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Мариана, Фрозина.

Мариана. Ах, Фрозина, какое странное чувство я испытываю! Я так боюсь того, что меня ожидает!

Фрозина. Да отчего же? Что ж тут такого?

Мариана. И ты еще спрашиваешь! Представь себя на моем месте: ведь я все равно что на казнь иду.

Фрозина. Я вижу ясно, что от такой казни, как Гарпагон, умереть вам не очень-то приятно. И еще я знаю, что молодчик, о котором вы мне говорили, не выходит у вас из головы, меня не обманешь.

Мариана. Я и не собираюсь обманывать тебя, Фрозина. Он так прекрасно держал себя, когда бывал у нас, что, сознаюсь, я не могла остаться к нему равнодушной.

Фрозина. Да вы знаете, кто он такой?

Мариана. Нет. Знаю только, что полюбить его не трудно. Если б мне позволили выбирать, конечно, я бы не задумалась, но меня принуждают выйти за другого, и это для меня пытка.

Фрозина. Да уж, эти молодчики умеют вкрасться в душу, разливаются соловьем, но ведь почти каждый из них гол как сокол, а вам прямой расчет выйти хоть за старого, да за богатого. Конечно, о любви тут не может быть и речи, жить с таким мужем — радость не велика. Да ведь это ненадолго. Поверьте, жить ему не много осталось, и тогда выбирайте любого: он вас за все вознаградит.

Мариана. Бог с тобой, Фрозина! Думать о счастье — и желать или ожидать чужой смерти! И когда еще он умрет!

Фрозина. Вона! Да вы с тем за него и выходите, чтобы как можно скорей овдоветь, об этом следует и в контракте упомянуть. Свинья он будет, если через три месяца не помрет. А вот и он.

Мариана. Ах, Фрозина, какой урод!

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же и Гарпагон.

Гарпагон (Мариане). Не прогневайтесь, красавица, что принимаю вас в очках. Я знаю, что ваши прелести бросаются в глаза, их нельзя не увидать, никаких увеличительных стекол для них не надо, но ведь на звезды мы смотрим в увеличительные стекла, а я утверждаю и удостоверяю, что вы — звезда, да еще какая! Самая что ни на есть прекрасная… Фрозина! Она молчит и как будто не рада, что видит меня.

Фрозина. Она еще не оправилась от смущения. Девушки стыдятся сразу показывать, чтó у них на сердце.

Гарпагон. Это верно. (Мариане.) Вот, милое дитя, позвольте вам представить мою дочь.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же и Элиза.

Мариана. Простите, сударыня, что я так поздно выбралась к вам.

Элиза. А вы меня простите, что я вас не опередила — это была моя обязанность.

Гарпагон. Видите, какая она у меня большая? Дурная трава в рост идет.

Мариана (Фрозине, тихо) Какой противный!

Гарпагон (Фрозине). Что наша красавица говорит?

Фрозина. Она в восторге от вас.

Гарпагон. Слишком много чести, очаровательница.

Мариана (про себя). Отвратительное существо!

Гарпагон. Я вам несказанно благодарен за ваше лестное мнение обо мне.

Мариана (про себя). Нет сил терпеть!

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Те же, Клеант, Валер и Брендавуан.

Гарпагон. А это мой сын, пришел засвидетельствовать вам свое почтение.

Мариана (Фрозине, тихо). Ах, Фрозина, какая встреча! Ведь это я о нем тебе говорила!

Фрозина (Мариане, тихо). Вот так случай!

Гарпагон. Вы, я вижу, удивлены, что у меня такие взрослые дети, но я скоро от них обоих отделаюсь.

Клеант (Мариане). По правде говоря, сударыня, я не ожидал ничего подобного. Батюшка привел меня в немалое изумление, когда объявил о своем намерении.

Мариана. Я могу сказать вам то же самое. Эта неожиданная встреча удивила меня не меньше, чем вас, — я совсем не была подготовлена.

Клеант. Само собой разумеется, сударыня, лучшего выбора батюшка сделать не мог: видеть вас — это большое счастье для меня, но я не стану уверять, будто я мечтаю о том, чтобы вы были моей мачехой. Я не умею говорить любезности и сознаюсь откровенно, что не хотел бы вас так называть. Кое-кому, пожалуй, мои слова покажутся грубыми, но вы — я убежден — поймете их как должно. Вам нетрудно представить себе, что я теперь испытываю; зная меня, вы поймете, что радоваться мне тут нечему, и я считаю своей обязанностью, с позволения батюшки, объявить вам, что, если бы моя воля, не бывать бы этому браку никогда!

Гарпагон. Отличился! Наговорил любезностей!

Мариана. Я вам отвечу тем же: как вы не хотите называть меня мачехой, так и я, конечно, не хочу называть вас пасынком. Пожалуйста, не считайте меня виновницей вашего огорчения. Я никогда не решилась бы по своей воле причинить вам какую-нибудь неприятность. Даю вам слово, что — не будь надо мною власти — я бы никогда не огорчила вас этим браком.

Гарпагон. Разумно! На дурацкую речь и ответ должен быть такой же. Не взыщите с него, грубияна, красавица: по молодости и по глупости он сам не знает, что говорит.

Мариана. Я нисколько не обижена, уверяю вас. Напротив, я очень благодарна ему за откровенность, я довольна его признанием. Если бы он говорил иначе, я бы его не уважала.

Гарпагон. Вы чересчур снисходительны к нему. Со временем, однако, он поумнеет и чувства у него изменятся.

Клеант. Нет, батюшка, я никогда не изменюсь, — прошу вас, сударыня, мне верить.

Гарпагон. Какое сумасбродство! Продолжает стоять на своем!

Клеант. А вам угодно, чтобы я кривил душой?

Гарпагон. Он все свое! Нельзя ли о чем-нибудь другом?

Клеант. Хорошо. О другом так о другом. Позвольте мне, сударыня, заменить батюшку и высказать вам, что в жизни я не встречал никого прелестнее вас, что нет для меня высшего счастья, как нравиться вам, и что назваться вашим мужем — такая честь, такое блаженство, которые я не променял бы на жребий величайшего из земных царей. Да, сударыня, обладать вами — заветная мечта моя, предел моей гордости. Всем бы я пожертвовал ради такой победы, ни перед чем бы не остановился…

Гарпагон. Полегче, брат, не увлекайся!

Клеант. Это я говорю от вашего имени.

Гарпагон. У меня у самого, слава богу, язык есть, поверенных мне не надо… Дайте-ка нам кресла!

Фрозина. А не лучше ли нам на ярмарку отправиться? Пораньше бы вернулись — и побеседовать время осталось бы.

Гарпагон (Брендавуану). Карету заложить!

Брендавуан уходит.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Мариана, Фрозина, Гарпагон, Элиза, Клеант, Валер.

Гарпагон (Мариане). Простите, красавица, что я позабыл угостить вас чем-нибудь перед прогулкой.

Клеант. Я уж об этом позаботился, батюшка: сейчас должны принести мандаринов, апельсинов и варенье — я распорядился от вашего имени.

Гарпагон (тихо). Валер!

Валер (тихо). Он с ума сошел!

Клеант. Вы полагаете, батюшка, что этого будет мало? В таком случае прошу извинения у нашей гостьи.

Мариана. Мне никакого угощения не надо.

Клеант. Случалось ли вам, сударыня, видеть такой дивный брильянт, как вот у батюшки на перстне?

Мариана. Какой он яркий!

Клеант (снимает перстень с пальца Гарпагона и протягивает его Мариане). Посмотрите получше.

Мариана. Чудный брильянт! Как он сверкает! (Хочет возвратить перстень.)

Клеант (загораживает ей дорогу). Нет-нет, сударыня, он еще ярче заиграет на вашей прелестной ручке. Батюшка вам его дарит.

Гарпагон. Я? Дарю?

Клеант. Ведь правда, батюшка, вы желаете, чтобы Мариана приняла от вас этот перстень как залог вашей любви?

Гарпагон (Клеанту, тихо). Это еще что такое?

Клеант (Мариане). Да что я спрашиваю! Видите, он делает мне знаки, чтобы я уговорил вас?

Мариана. Я ни за что…

Клеант. Полноте! Назад он не возьмет.

Гарпагон (про себя). Что мне с ним делать?

Мариана. Это было бы…

Клеант (не дает вернуть перстень). Нет-нет, вы его обидите.

Мариана. Пожалуйста!

Клеант. Ни в коем случае!

Гарпагон (Клеанту, тихо). А, чтоб тебя!

Клеант. Видите? Видите? Это его ваш отказ так огорчил.

Гарпагон (Клеанту, тихо). Злодей!

Клеант (Мариане). Он в отчаянии.

Гарпагон (Клеанту, тихо, с угрозой). Кровопийца!

Клеант. Батюшка! Я не виноват. Я уговариваю Мариану принять ваш подарок, а она не хочет.

Гарпагон (Клеанту, тихо, в ярости). Висельник!

Клеант. Из-за вас, сударыня, батюшка бранит меня.

Гарпагон (Клеанту, тихо, грозя ему). Грабитель!

Клеант (Мариане). Он захворает. Не отказывайтесь, сударыня!

Фрозина (Мариане). Да что вы ломаетесь! Возьмите, коли уж так просят.

Мариана (Гарпагону). Чтоб вас не сердить, я оставлю перстень у себя — до той поры, когда можно будет возвратить его.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Те же и Брендавуан.

Брендавуан (Гарпагону). Какой-то человек, сударь, спрашивает вас.

Гарпагон. Скажи, что я занят; пусть в другой раз зайдет.

Брендавуан. Он говорит, что принес вам деньги. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Мариана, Фрозина, Гарпагон, Элиза, Клеант, Валер.

Гарпагон (Мариане). Прошу меня извинить. Я сейчас вернусь.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Те же и Ламерлуш.

Ламерлуш (вбегает и сбивает с ног Гарпагона). Сударь!

Гарпагон. Смерть моя!

Клеант. Что, батюшка, вы не ушиблись?

Гарпагон. Этот злодей, наверно, подкуплен моими должниками, чтобы шею мне сломить.

Валер (Гарпагону). Успокойтесь!

Ламерлуш. Простите, сударь, я думал вам угодить…

Гарпагон. Что тебе нужно, разбойник?

Ламерлуш. Обе лошади расковались.

Гарпагон. Так пусть отведут их в кузницу.

Клеант. А пока, батюшка, я возьму на себя роль хозяина, провожу Мариану в сад и туда же велю подать лакомства.

Все, кроме Гарпагона и Валера, уходят.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Гарпагон, Валер.

Гарпагон. Валер! Присмотри за тем, как он будет угощать, спаси, что только можно, и отошли обратно купцу.

Валер. Будет исполнено. (Уходит.)

Гарпагон (один). Чадушко! Разорить меня задумал?

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Клеант, Элиза, Мариана, Фрозина.

Клеант. Войдемте сюда, здесь гораздо лучше: никто нас не станет подслушивать, мы можем говорить свободно.

Элиза. Да, Мариана, брат мне во всем признался. Я знаю, какие неприятности и огорчения чинят такого рода помехи, и, поверьте, принимаю искреннее участие в вашем деле.

Мариана. Ваше участие — великое для меня утешение. Я так несчастна, Элиза, не отнимайте же у меня вашей дружбы!

Фрозина. Бедные вы мои детки! Что же вы мне раньше не сказали? Я бы все повернула иначе — не на горе вам, а на радость.

Клеант. Что поделаешь! Такова уж, видно, судьба моя. На что же вы решаетесь, прелестная Мариана?

Мариана. Ах, мне ли на что-нибудь решаться? В моем зависимом положении я могу только желать.

Клеант. Желать — и ничего больше? И ничем не помочь мне? Ничем не выразить сочувствия, не проявить доброты, ничем не доказать свою любовь?

Мариана. Что мне вам на это сказать? Поставьте себя на мое место и рассудите, что я могу сделать. Придумывайте, приказывайте — я на все согласна. Надеюсь, вы будете благоразумны и ничего нескромного, неблагопристойного не потребуете от меня?

Клеант. Покорно благодарю! Придумывай, приказывай да еще заботься о том, чтобы не нарушить ни скромности, ни благопристойности!

Мариана. Как же мне быть? Положим, я бы пренебрегла многим из того, к чему обязывает наша девичья честь, но ведь у меня есть и обязанности дочери. Матушка так любит меня, что я ни за какие блага не решусь ее опечалить. Приложите все усилия, чтобы заслужить ее расположение. Я позволяю вам сказать ей все, вообще действуйте, как найдете нужным, а когда она спросит меня, тут уж я, конечно, таиться от нее не стану.

Клеант. Фрозина, голубушка Фрозина! Ты нам поможешь?

Фрозина. Про это и спрашивать нечего: я всей душой готова помочь. По природе-то я жалостлива, сердце у меня не каменное, я всегда рада услужить, когда вижу такую любовь — честную, благородную. Что бы такое предпринять?

Клеант. Подумай хорошенько!

Мариана. Научи нас!

Элиза. Распутай все, что сама напутала.

Фрозина. Трудновато. (Мариане.) Матушку-то вашу, я думаю, можно будет уговорить: отец ли, сын ли — ей все равно. (Клеанту.) Да беда в том, что отец-то этот — ваш отец.

Клеант. Ты права.

Фрозина. Я хочу сказать, что, если ему откажут, он с досады и против вашего брака упрется. Не лучше ли будет устроить так, чтобы он сам отказался? (Мариане.) А для этого надо, чтобы вы ему перестали нравиться.

Клеант. Верно!

Фрозина. Сама знаю, что верно. Мысль хорошая, а вот как ее, черт возьми, осуществить?.. Постойте! Найти бы женщину в летах да половчее, вроде меня, мы бы ей имя почуднее придумали, свитой бы ее снабдили, и пусть бы она знатную даму разыграла, маркизу там какую-нибудь либо виконтессу, из Нижней Бретани, что ли. Я бы уж сумела уверить вашего родителя, что она пребогатая — сто тысяч капиталу имеет, не считая домов; без памяти влюблена в него, желает выйти за него замуж и все свое состояние готова ему по брачному контракту отписать. Будьте уверены, он этого мимо ушей не пропустит. (Мариане.) Любить-то он вас любит, что и говорить, но денежки любит чуточку побольше. А когда он поймается на эту удочку да согласится на ваш брак, так нам и горя мало: пусть разделывается со своей маркизой как знает.

Клеант. Отлично придумано.

Фрозина. Я сама все оборудую. Я вспомнила одну свою приятельницу — она как раз для этой роли хороша.

Клеант. Отблагодарю же я тебя, Фрозина, если только наше дело выгорит! А тем временем, Мариана, нужно все-таки воздействовать на вашу матушку. Только бы нам этот брак расстроить! Напрягите все силы, играйте на ее любви к вам, воспользуйтесь неотразимым очарованием ваших взоров и ваших речей, расточайте нежные слова, умоляйте ее, ласкайтесь — и я убежден, что она не устоит.

Мариана. Я сделаю все, что могу, ничего не забуду.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Гарпагон.

Гарпагон (никем не замеченный, про себя). Э, мой сын целует руку у будущей мачехи, а будущая мачеха не очень-то противится! Нет ли тут какого подвоха?

Элиза. А вот и батюшка!

Гарпагон. Карета готова. Если угодно, можете ехать.

Клеант. Раз вы не едете, батюшка, то я их провожу.

Гарпагон. Нет, останься. Они без тебя обойдутся, а мне ты нужен.

Элиза, Мариана и Фрозина уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Клеант, Гарпагон.

Гарпагон. Ну так вот, если забыть о том, что она твоя будущая мачеха, как ты ее находишь?

Клеант. Как я ее нахожу?

Гарпагон. Да, каково ее обращение, сложение, наружность, ум?

Клеант. Так себе.

Гарпагон. Только-то?

Клеант. Откровенно говоря, я воображал ее не такой. Обращение у нее жеманное, сложение неуклюжее, наружность весьма посредственная, ум самый заурядный. Не думайте, батюшка, что я хочу расхолодить вас: она ли, другая будет мне мачехой — мне решительно все равно.

Гарпагон. Давеча ты говорил ей, однако…

Клеант. Говорил пустые любезности от вашего имени и вам в угоду.

Гарпагон. Так что у тебя нет никакого влечения к ней?

Клеант. У меня? Ни малейшего.

Гарпагон. Досадно! А мне пришла было в голову хорошая мысль. Смотря на нее, я поразмыслил о своем возрасте и подумал: что скажут люди, если я женюсь на молоденькой? И я решил бросить эту затею, а так как я уже сделал ей предложение и связан с ней словом, то, если б она не была тебе противна, уступил бы ее тебе.

Клеант. Мне?

Гарпагон. Тебе.

Клеант. В жены?

Гарпагон. В жены.

Клеант. Послушайте… Это верно, что она мне не очень по вкусу, но, чтобы доставить вам удовольствие, батюшка, я на ней женюсь, если вам угодно.

Гарпагон. Я гораздо благоразумнее, чем ты полагаешь, приневоливать тебя я вовсе не намерен.

Клеант. Я сам себя готов приневолить — из любви к вам.

Гарпагон. Нет-нет. Где нет влечения, там нет и счастья.

Клеант. Влечение может явиться потом, батюшка. Недаром говорят: стерпится — слюбится.

Гарпагон. Нет, мужчина не должен действовать очертя голову: последствия могут быть очень прискорбные, брать на себя ответственность за них я не хочу. Если бы ты чувствовал к ней хоть какую-нибудь склонность — в добрый час: я женил бы тебя на ней вместо себя; но раз этого нет — я остаюсь при своем первоначальном намерении и женюсь на ней сам.

Клеант. Ну, если так, батюшка, то я не стану перед вами таиться: узнайте всю правду. Я люблю ее с того дня, как увидел на прогулке. Тогда же я хотел просить вашего благословения и только потому воздержался, что узнал о вашем намерении и побоялся прогневать вас.

Гарпагон. Ты был у нее?

Клеант. Да, батюшка.

Гарпагон. И не один раз?

Клеант. Не один.

Гарпагон. И хорошо тебя принимали?

Клеант. Очень хорошо, но они не знали, кто я такой, оттого-то Мариана и растерялась, когда увидела меня здесь.

Гарпагон. Ты с ней объяснился и просил ее руки?

Клеант. Конечно. Я даже и матери намекнул.

Гарпагон. Как же она к этому отнеслась?

Клеант. Весьма любезно.

Гарпагон. А дочка отвечает тебе взаимностью?

Клеант. Судя по некоторым признакам, можно думать, батюшка, что я ей не противен.

Гарпагон (про себя). Прекрасно! Я только этого и добивался. (Громко.) Ну-с, так вот что я тебе скажу, сынок: ты должен об этой любви забыть, оставить в покое мою невесту и в ближайшее время жениться на той, кого я для тебя предназначил.

Клеант. Ловкую вы со мной сыграли штуку, батюшка! Так знайте же и вы, коли на то пошло, что от Марианы я никогда не откажусь и вам ее ни за что не уступлю; вы заручились согласием ее матери, а я, быть может, другие пути найду.

Гарпагон. Как, бездельник! Ты смеешь со мной соперничать?

Клеант. Это вы со мной соперничаете! Я раньше вас с ней познакомился.

Гарпагон. Я твой отец, ты обязан почитать меня.

Клеант. В таком деле что отец, что сын — все равно: любовь ничего этого знать не хочет.

Гарпагон. А вот я возьму палку, так ты узнаешь!

Клеант. Напрасны все ваши угрозы.

Гарпагон. Ты откажешься от Марианы?

Клеант. Ни за что на свете!

Гарпагон Палку мне! Палку!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Жак.

Жак. Э! э! э! Что такое, господа? Что это вы вздумали?

Клеант. А мне наплевать!

Жак (Клеанту). Полегче, сударь!

Гарпагон. Я выучу тебя, нахал, как разговаривать со мной!

Жак (Гарпагону). Сударь! Ради бога!

Клеант. Я от своего не отступлюсь!

Жак (Клеанту). На родного-то отца?

Гарпагон. Пусти меня!

Жак (Гарпагону). На родного-то сына? Ведь это вам не я!

Гарпагон. Жак! Рассуди, кто из нас прав.

Жак. Извольте. (Клеанту.) Отойдите в сторонку.

Гарпагон. Я люблю одну девушку и хочу на ней жениться, а этот висельник имел наглость тоже ее полюбить и тоже хочет на ней жениться, несмотря на то, что я ему запрещаю. Какова наглость?

Жак. Нет, он не прав.

Гарпагон. Какой ужас! Сын затеял соперничество с отцом! Он из уважения ко мне должен отказаться от всяких посягательств.

Жак. Вы правы. Постойте здесь, я с ним поговорю. (Подходит к Клеанту.)

Клеант. Если уж он выбрал тебя судьей, пусть будет так, мне все равно — ты ли, другой ли. Суди нас, Жак, я готов.

Жак. Вы мне оказываете большую честь.

Клеант. Я влюблен в одну девушку; она мне отвечает взаимностью и охотно принимает мое предложение, а батюшке пришло в голову разлучить нас и жениться на ней самому.

Жак. Понятно, он не прав.

Клеант. Не стыдно ли в его годы думать о женитьбе? Пристало ли ему влюбляться? Пусть предоставит это тем, кто помоложе.

Жак. Вы правы. Он пошутил. Дайте мне сказать ему пару слов. (Гарпагону.) Ну, ваш сын совсем не такой уж сумасброд, он одумался. Вот что он мне сказал: я, говорит, сознаю, что обязан уважать батюшку, я, говорит, просто погорячился и готов исполнить его волю, лишь бы он, говорит, стал со мной поласковей и выбрал мне невесту по моему вкусу.

Гарпагон. А! Так ты скажи ему, Жак, что при таких условиях он может на меня надеяться. Кроме Марианы, я разрешаю ему жениться на ком он хочет.

Жак. Погодите. (Клеанту.) Ну, ваш батюшка совсем уж не так безрассуден. Он меня уверил, что его рассердила ваша горячность, но что у него и в мыслях не было идти вам наперекор: я, говорит, согласен на все, чего бы он ни пожелал, лишь бы он, говорит, не бесновался, а выказал уступчивость, сыновнюю покорность и уважение.

Клеант. А, так и ты уверь его, Жак, что если он отдаст мне Мариану, то увидит во мне самого покорного сына, и уж тогда я из его воли ни в чем не выйду.

Жак (Гарпагону). Конец делу. Он на все согласен.

Гарпагон. Так-то лучше.

Жак (Клеанту). Наша взяла. Он удовлетворен.

Клеант. Слава богу!

Жак. Можете продолжать беседу, господа. Теперь у вас пошло дело на лад, да и поссорились вы только оттого, что один другого не понял.

Клеант. Жак, голубчик! Я тебе всю жизнь буду благодарен.

Жак. Не за что, сударь.

Гарпагон. Ты меня порадовал, Жак, и заслужил награду. (Шарит в кармане. Жак протягивает руку, но Гарпагон вынимает носовой платок.) Ступай! Я этого не забуду, можешь быть уверен.

Жак. Низко вам кланяюсь. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Клеант, Гарпагон.

Клеант. Простите, батюшка, что я так погорячился.

Гарпагон. Ничего!

Клеант. Уверяю вас, что я глубоко раскаиваюсь.

Гарпагон. А я глубоко радуюсь твоему благоразумию.

Клеант. Как вы добры, что так скоро забыли мою вину!

Гарпагон. Когда дети становятся послушны, их вины легко забываются.

Клеант. У вас не осталось ни малейшей досады на мое сумасбродство?

Гарпагон. Ты меня обезоружил своей покорностью и почтительностью.

Клеант. Обещаю вам, батюшка, что до гроба не забуду вашей доброты.

Гарпагон. А я тебе обещаю, что от меня ни в чем тебе отказа не будет.

Клеант. Ах, батюшка, мне ничего больше от вас не надо: вы мне дали все, потому что дали Мариану.

Гарпагон. Что?

Клеант. Я говорю, батюшка, что я вполне удовлетворен: вы были так добры, что отдали мне Мариану, чего же мне еще?

Гарпагон. Кто сказал, что я отдал тебе Мариану?

Клеант. Вы, батюшка.

Гарпагон. Я?

Клеант. Ну да!

Гарпагон. Как! Да ведь ты же обещал от нее отступиться?

Клеант. Я? От нее отступиться?

Гарпагон. Конечно!

Клеант. Ни за что!

Гарпагон. Так ты не передумал?

Клеант. Напротив, я думаю о ней больше, чем когда-либо.

Гарпагон. Негодяй! Ты опять за свое?

Клеант. Я слова на ветер не бросаю.

Гарпагон. Пеняй же на себя, негодный мальчишка!

Клеант. Как вам будет угодно.

Гарпагон. Я запрещаю тебе показываться мне на глаза!

Клеант. Дело ваше.

Гарпагон. Я от тебя отрекаюсь.

Клеант. Отрекайтесь.

Гарпагон. Ты мне больше не сын!

Клеант. Пусть будет так.

Гарпагон. Я лишаю тебя наследства.

Клеант. Всего, чего хотите.

Гарпагон. И проклинаю тебя!

Клеант. Сколько милостей сразу!

Гарпагон уходит.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Клеант, Лафлеш.

Лафлеш (выходит из сада, держа шкатулку в руках). Ах, сударь, как хорошо, что я вас встретил! Идите скорей за мной.

Клеант. Что такое?

Лафлеш. Идите за мной, говорят вам! Нам повезло.

Клеант. В чем повезло?

Лафлеш. Вот оно, наше счастье!

Клеант. Что это такое?

Лафлеш. То, к чему я давно подбирался.

Клеант. Да что же это?

Лафлеш. Казна вашего батюшки — я ее подтибрил.

Клеант. Как это ты сделал?

Лафлеш. Все узнаете. Бежать надо — он уж там кричит.

Клеант и Лафлеш убегают.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Гарпагон один.

Гарпагон (кричит еще в саду, затем вбегает). Воры! Воры![15] Разбойники! Убийцы! Смилуйтесь, силы небесные! Я погиб, убит, зарезали меня, деньги мои украли! Кто бы это мог быть? Что с ним сталось? Где он? Куда спрятался? Как мне найти его? Куда бежать? Или не надо бежать? Не там ли он? Не здесь ли он? Кто это? Стой! Отдай мои деньги, мошенник!.. (Сам себя ловит за руку.) Ах, это я!.. Я потерял голову — не пойму, где я, кто я и что я делаю. Ох, бедные мои денежки, бедные мои денежки, друзья мои милые, отняли вас у меня! Отняли мою опору, мою утеху, мою радость! Все для меня кончено, нечего мне больше делать на этом свете! Не могу я без вас жить. В глазах потемнело, дух захватило, умираю, умер, похоронен. Кто воскресит меня? Кто отдаст мне мои милые денежки или скажет, кто их у меня взял? А? Что?.. Никого нет. Кто бы ни был этот вор, но ведь нужно же было ему выследить, выждать, и время-то как раз выбрал такое, когда я с мошенником сыном препирался… Пойду позову полицию — пусть весь дом допрашивают… слуг, служанок, сына, дочь, меня самого. Что это? Сколько народу! И всех-то я подозреваю, в каждом вижу вора!.. А? О чем это они говорят? Не о том ли, кто меня ограбил?.. Что это за шум там, наверху? Не вор ли там?.. Сжальтесь надо мной: если знаете что о моем воре, не таите, скажите! Может, он среди вас прячется?.. Смотрят, смеются… Так-так! Все они там были, все воровали! Скорее за комиссарами, за сержантами, за приставами, за судьями, пытать, вешать, колесовать! Всех до одного перевешаю, а не найду денег — сам повешусь.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Гарпагон, комиссар, писарь.

Комиссар. Предоставьте действовать мне — я свое ремесло, благодарение богу, разумею. Не с нынешнего дня открываю кражи. Хотел бы я иметь столько мешочков по тысяче франков, сколько я отправил народу на виселицу.

Гарпагон. Все власти должны вмешаться в это дело. Если я не отыщу моих денег, я пойду дальше.

Комиссар. Необходимо произвести самое тщательное дознание и расследование. Вы говорите, что в шкатулке было…

Гарпагон. Ровно десять тысяч.

Комиссар. Десять тысяч экю?

Гарпагон. Десять тысяч экю.

Комиссар. Кража значительная.

Гарпагон. Нет той казни, которая была бы достаточна за такое преступление, и, если оно останется безнаказанным, значит, нет у нас ничего священного.

Комиссар. В какой монете была эта сумма?

Гарпагон. В новеньких полновесных луидорах и пистолях.

Комиссар. Кого подозреваете в краже?

Гарпагон. Всех! Весь город и все предместья — под стражу, не иначе!

Комиссар. Поверьте мне: никого понапрасну тревожить не следует, нужно постараться исподтишка добыть улики и тогда со всей строгостью приступить к обнаружению похищенного.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Жак.

Жак (обращаясь за сцену). Я сейчас вернусь, а без меня его зарезать, опалить ножки, окунуть в кипяток и подвесить к потолку.

Гарпагон (Жаку). Кого? Моего вора?

Жак. Я говорю о поросенке, которого прислал мне ваш дворецкий: будет приготовлен по новому способу.

Гарпагон. Не об этом речь. Вот этому господину (показывает на комиссара) желательно знать кое-что другое.

Комиссар (Жаку). Не бойтесь: я вас не обижу, все обойдется тихо.

Жак. Вы гость, сударь?

Комиссар. Вы не должны, любезный друг, ничего скрывать от вашего господина.

Жак. Будьте спокойны, сударь, я все свое искусство покажу и так угощу вас, что останетесь довольны.

Гарпагон. Не в этом дело.

Жак. Если ужин выйдет не такой, как я хотел, так уж это вина вашего дворецкого: он меня своей бережливостью по рукам и ногам связал.

Гарпагон. Негодяй! Тут дело поважней твоего ужина. Ты мне говори про деньги, которые у меня украли.

Жак. У вас деньги украли?

Гарпагон. Да, разбойник! И тебя повесят, если ты их не отдашь.

Комиссар (Гарпагону). Послушайте: зачем вы так на него нападаете? Я по его лицу вижу, что он честный малый, его не надо сажать в тюрьму, он и так все расскажет. (Жаку.) Да, мой друг, если вы сознаетесь, вам худа не сделают, а ваш господин щедро вознаградит вас. У него сегодня украли деньги. Не может быть, чтобы вы об этом не знали.

Жак (про себя). Вот когда я отплачу дворецкому! Стоило ему сюда поступить — и он стал любимчиком, хозяин только с ним и советуется. Да и палку его я еще хорошо помню.

Гарпагон. О чем задумался?

Комиссар (Гарпагону). Не троньте его. Он собирается с духом и сейчас все расскажет. Повторяю: он честный малый.

Жак (Гарпагону). Коли хотите знать правду, сударь, так это ваш дворецкий.

Гарпагон. Валер?

Жак. Он самый.

Гарпагон. Валер, которому я так верил?

Жак. Он, он. По-моему, это он вас обокрал.

Гарпагон. Почему ты так думаешь?

Жак. Почему?

Гарпагон. Да, почему?

Жак. Потому что… Думаю — и все тут.

Комиссар. Нам нужны улики.

Гарпагон. Ты видел, как он бродил вокруг того места, где были спрятаны деньги?

Жак. Видел, как же… А где у вас деньги были?

Гарпагон. В саду.

Жак. Ну, так и есть! Я видел, как он по саду кружил. А в чем были деньги?

Гарпагон. В шкатулке.

Жак. Вот-вот! Я у него и шкатулку видел.

Гарпагон. Какая же она? Я сейчас узнаю, моя ли.

Жак. Какая?

Гарпагон. Да.

Жак. Такая… вроде шкатулки.

Комиссар. Само собой разумеется, но вы опишите нам ее.

Жак. Большая шкатулка.

Гарпагон. А моя небольшая.

Жак. Правда, сама по себе она небольшая. Я сказал — большая, потому что в ней денег много.

Комиссар. А какого она цвета?

Жак. Какого цвета?

Комиссар. Да.

Жак. Цвета она… этого, знаете ли… Ну вот, вертится на языке…

Гарпагон. Ну?

Жак. Не красного ли?

Гарпагон. Нет, серого.

Жак. Да-да, красновато-серого. Я это и хотел сказать.

Гарпагон. Нет никакого сомнения: это она. Запишите, сударь, запишите его показание! Господи! На кого теперь положиться можно? После этого я ни за кого не поручусь — не поручусь даже, что я сам себя не обворую.

Жак (Гарпагону). Вот он идет, сударь. Только вы не говорите ему, что это я его выдал.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Валер.

Гарпагон. Поди-ка сюда! Признавайся в самом грязном поступке, в самом ужасном злодеянии, какого еще не видывал свет!

Валер. Что вам угодно, сударь?

Гарпагон. Как, мерзавец! И ты не краснеешь, совершив такое преступление?

Валер. О каком преступлении вы говорите?

Гарпагон. О каком преступлении я говорю? Бесстыжий! Как будто не знает, о чем речь! Напрасно будешь отпираться: дело раскрыто, мне известно все. Отплатил за мою доброту, нечего сказать! Нарочно втерся ко мне, чтобы сыграть со мной такую штуку!

Валер. Раз уж вам все известно, сударь, я ни увертываться, ни отпираться не буду.

Жак (про себя). Ого! Стало быть, нечаянно угадал!

Валер. Я и без того намерен был сознаться вам, ждал только удобного случая. Но уж если вы сами узнали, так прошу вас не сердиться и выслушать мои оправдания.

Гарпагон. Какие еще там оправдания, гнусный воришка?

Валер. Нет, сударь, я не заслужил такого названия. Я, конечно, провинился перед вами, но мою вину, воля ваша, можно простить.

Гарпагон. То есть как — простить? Такое-то злодейство, такое-то смертоубийство простить?

Валер. Ради бога, успокойтесь! Когда вы меня выслушаете, вы увидите, что зло не так велико, как вам кажется.

Гарпагон. Зло не так велико, как мне кажется! Кровь моя, нутро мое — вот ведь это что, висельник!

Валер. Ваша кровь, сударь, нисколько здесь не пострадала, да и не могла пострадать. Дело легко поправить.

Гарпагон. Я этого и добиваюсь. Отдай то, что украл.

Валер. Ваша честь, сударь, получит полное удовлетворение.

Гарпагон. Не о чести речь. Ты мне лучше скажи, кто тебя подтолкнул на это?

Валер. Ах, сударь, и вы еще спрашиваете?

Гарпагон. Да-да, спрашиваю!

Валер. Меня подтолкнуло то чувство, которое все оправдывает: любовь.

Гарпагон. Любовь?

Валер. Да, любовь.

Гарпагон. Нечего сказать, хороша любовь, хороша любовь! Любовь к моим луидорам.

Валер. Нет, сударь, не богатство ваше привлекло меня, и не оно меня обольстило: я заранее отказываюсь ото всех ваших денег, оставьте мне только то, что уже есть у меня.

Гарпагон. Черта с два! Так я тебе и оставил, дожидайся! Оставь ему то, что он у меня украл, — наглость-то какая!

Валер. Вы называете это кражей?

Гарпагон. Еще бы не кража! Этакое-то сокровище!

Валер. Да, правда, сокровище и притом самое драгоценное из ваших сокровищ, но отдать его мне — еще не значит потерять. На коленях умоляю вас: не отнимайте у меня это прелестное сокровище! Отдайте его мне, сделайте доброе дело!

Гарпагон. Да ты что? Ошалел?

Валер. Мы дали друг другу слово, поклялись никогда не расставаться.

Гарпагон. Хорошо слово, хороша клятва!

Валер. Да, мы связаны навеки.

Гарпагон. Я сумею вас развязать, не беспокойтесь!

Валер. Одна только смерть может разлучить нас.

Гарпагон. Околдовали его мои денежки!

Валер. Я уже сказал вам, сударь, что поступил так не по расчету. У меня и в мыслях не было того, что вы подозреваете: я действовал по благородному побуждению.

Гарпагон. Слышите? Он еще скажет, что норовит завладеть моим добром из христианского милосердия. Но знай, висельник, знай, разбойник: я приму меры, закон не попустит несправедливости.

Валер. Вы властны поступать, как вам угодно, я все готов снести, но прошу вас верить одному: если тут и есть чья-нибудь вина, то разве только моя, дочь же ваша ни в чем не виновата.

Гарпагон. Я думаю! Странно было бы, если бы она тебе пособляла! Но к делу, однако: признавайся, куда ты ее спрятал?

Валер. Никуда я ее не прятал, она у вас в доме.

Гарпагон (про себя). Милая моя шкатулочка! (Громко.) Так она дома?

Валер. Да, сударь.

Гарпагон. А скажи, ты ее не тронул?

Валер. Я? Тронул? Вы нас обоих обижаете. Я пылал к ней чистой, почтительной любовью.

Гарпагон (про себя). Пылал к моей шкатулке!

Валер. Я предпочел бы умереть, чем оскорбить ее даже намеком, она для этого слишком благоразумна и добродетельна.

Гарпагон (про себя). Моя шкатулка слишком добродетельна!

Валер. Единственное наслаждение, которое я себе позволял, — это любоваться ею. Ни одна преступная мысль не осквернила той любви, какую мне внушили ее прекрасные глаза.

Гарпагон (про себя). Прекрасные глаза моей шкатулки! Он говорит о ней, как о возлюбленной.

Валер. Клод знает всю правду, сударь, она может вам засвидетельствовать…

Гарпагон. Как! И моя служанка тут замешана?

Валер. Да, сударь, она была свидетельницей нашей клятвы, и только после того, как ей стало ясно, что у меня честные намерения, — только после этого она согласилась убедить вашу дочь дать мне слово.

Гарпагон. А? (Про себя.) От страха он, кажется, заговариваться начал. (Валеру.) С чего ты мою дочь сюда приплетаешь?

Валер. Я говорю, что мне стоило огромных усилий победить ее стыдливость силой моей любви.

Гарпагон. Чью стыдливость?

Валер. Вашей дочери. Только вчера решилась она подписать брачное обязательство.

Гарпагон. Моя дочь подписала брачное обязательство?

Валер. Да, и я тоже.

Гарпагон. Господи! Новая напасть!

Жак (комиссару). Пишите, сударь, пишите!

Гарпагон. Мало мне горя! Этого еще недоставало! (Комиссару.) Исполните ваш долг, сударь, передайте его дело в суд — он вор и соблазнитель.

Валер. Я ни то, ни другое. Когда вы узнаете, кто я…

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же, Элиза, Мариана и Фрозина.

Гарпагон. А, мерзкая девчонка, недостойная дочь! Нечего сказать, впрок пошли тебе мои наставления! Ты позволяешь себя увлечь проходимцу, вору, ты даешь ему слово без моего согласия! Но вы оба промахнулись! (Элизе.) Будешь сидеть в четырех стенах. (Валеру.) А по тебе за твою наглость виселица плачет.

Валер. Ваша запальчивость — плохой судья, и судить меня не вам, а кто будет судить, те прежде выслушают.

Гарпагон. Я оговорился: тебя не повесят, нет, тебя колесовать будут живого.

Элиза (на коленях). Батюшка, не будьте так суровы, умоляю вас! Не злоупотребляйте родительской властью! Не поддавайтесь первому порыву гнева — сначала обдумайте все хладнокровно! Постарайтесь поближе узнать человека, которого вы осыпаете оскорблениями. Он совсем не тот, за кого вы его принимаете. Вы станете ко мне снисходительнее, когда узнаете, что без него меня давно бы уж не было на свете. Да, батюшка, это он спас меня, когда я тонула, ему вы обязаны тем, что не потеряли дочь — ту самую дочь…

Гарпагон. Все это меня не касается. Лучше бы он тебя тогда не спас, только бы не учинял такого злодеяния.

Элиза. Батюшка! Заклинаю вас родительской любовью…

Гарпагон. Нет-нет, и слышать ничего не хочу. Да совершится правосудие!

Жак (про себя). Это тебе за побои!

Фрозина (про себя). Все перепуталось!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Ансельм.

Ансельм. Что это, господин Гарпагон? Вы так взволнованы…

Гарпагон. Ах, господин Ансельм, перед вами несчастнейший человек в мире! Как раз, когда нужно подписывать с вами контракт, у меня столько неприятностей, столько тревог! Меня всего обворовали — отняли имущество, отняли честь. Вот этот злодей, этот изверг посягнул на священнейшие права, прокрался ко мне под видом слуги, стащил у меня деньги и соблазнил мою дочь.

Валер. Да никто о ваших деньгах и не помышляет! Перестаньте вы чушь городить.

Гарпагон. Да, они обручились. Это уж прямо вас касается, господин Ансельм; ваша святая обязанность — подать на него в суд, преследовать его судебным порядком и выместить на нем всю нанесенную вам обиду.

Ансельм. Насильно я ни за что не женюсь. Сердца, отданного другому, мне не надо, но из участия к вам я готов взяться за ваше дело, как за свое собственное.

Гарпагон. Вот комиссар, он — честный комиссар, он ничего не упустит, все исполнит, что по долгу службы следует. (Комиссару, указывая на Валера.) Сударь! Прошу составить обвинительный акт таким образом, чтобы все его злодеяния были выставлены в самом черном свете.

Валер. Какое преступление в том, что я полюбил вашу дочь? Почему я должен нести кару за то, что мы обручились? Когда вы узнаете, кто я такой…

Гарпагон. Слыхал я эти сказки. Много развелось теперь воров благородного звания и всяких обманщиков, что в мутной воде рыбу ловят и прикрываются первым попавшимся именем, лишь бы оно было известно.

Валер. Смею вас уверить, я слишком честен для того, чтобы присваивать себе чужие имена. Весь Неаполь может засвидетельствовать мое происхождение.

Ансельм. Осторожнее! Сначала подумайте, а потом уже говорите. Вы можете попасть впросак: перед вами человек, которому знаком весь Неаполь. Я вас выведу на чистую воду.

Валер (с гордым видом надевая шляпу). Я ничего не боюсь. Если вам знаком Неаполь, то должен быть знаком и дон Томазо д’Альбурчи.

Ансельм. Конечно, знаком. Мне ли его не знать?

Гарпагон. Дон Томазо, дон Мартино — мне-то какое до них дело? (Увидав, что горят две свечи, одну из них задувает.)[16]

Ансельм. Пожалуйста, не перебивайте. Послушаем, что он скажет.

Валер. Я хочу сказать, что он — мой отец.

Ансельм. Дон Томазо?

Валер. Да.

Ансельм. Полноте! Придумайте что-нибудь поудачнее, а этим нас не обманете и себя не спасете.

Валер. Прошу вас быть осторожнее в выражениях. Я вас не обманываю и могу это доказать.

Ансельм. Как! Вы осмеливаетесь утверждать, что вы — сын дона Томазо д’Альбурчи?

Валер. Да, осмеливаюсь и готов подтвердить это где угодно.

Ансельм. Неслыханная дерзость! Так знайте же — и да будет вам стыдно, — что шестнадцать лет назад, если не больше, этот человек погиб в море с женой и детьми, когда бежал из Неаполя от беспорядков[17] и преследований вместе с другими благородными семействами.

Валер. Да. Но знайте же и вы — и да будет вам стыдно, — что его семилетнего сына и одного из слуг подобрал испанский корабль, и этот спасенный сын — я! Капитан корабля пожалел меня, приютил и воспитал, как родного сына. Потом я вступил в военную службу. Вскоре я узнал, что мой отец, которого я считал умершим, жив. Я отправился на поиски, и здесь небо уготовало мне встречу с прекрасной Элизой. Ее красота пленила меня. Моя страстная любовь, а также суровость ее отца вынудили меня проникнуть под чужим именем в этот дом, а на поиски родителей я отправил другого человека.

Ансельм. Но чем вы докажете, что это не сказка, а быль?

Валер. Доказательства и свидетели налицо: капитан корабля, рубиновая печать моего отца, агатовый браслет, который мать надела мне на руку, и старик Пьетро — тот самый слуга, который спасся вместе со мной во время кораблекрушения.

Мариана. Ах, теперь и я могу подтвердить, что вы не обманщик! Из ваших слов явствует, что вы — мой брат.

Валер. Я — ваш брат?

Мариана. Да. Сердце мое забилось при первых же твоих словах. А как матушка-то будет рада! Она часто рассказывала мне о наших злоключениях. Бог не попустил и нашей гибели при кораблекрушении, но мы променяли смерть на неволю: нас спасли корсары. Через десять лет, и то случайно, мы вырвались на свободу и вернулись в Неаполь. Оказалось, что все наше имущество продано, а об отце ни слуху ни духу. Тогда мы перебрались в Геную — там матушке удалось собрать жалкие крохи, оставшиеся от расхищенного наследства, но ее родня дурно обошлась с нею; она приехала сюда и здесь еле-еле сводит концы с концами.

Ансельм. О небо! Нет предела твоему могуществу. Обнимите меня, дети, и порадуйтесь вместе с вашим отцом.

Валер. Так вы — наш отец?

Мариана. А матушка вас оплакивала!

Ансельм. Да, дочь моя, да, сын мой, я дон Томазо д’Альбурчи. Небо спасло меня от гибели в морской пучине и от разорения: все деньги были при мне. Шестнадцать с лишком лет считал я вас всех погибшими и наконец, после долгих скитаний, вздумал искать счастья в новом браке, в новой семье, вздумал жениться на кроткой и благородной девушке. Возвращаться в Неаполь я не рискнул и решил покинуть его навсегда. Мне удалось заглазно продать имущество, и я поселился здесь под именем Ансельма, чтобы прежнее мое имя не напоминало мне о былых невзгодах.

Гарпагон. Так это ваш сын?

Ансельм. Да.

Гарпагон. В таком случае потрудитесь уплатить мне десять тысяч экю, которые он у меня украл.

Ансельм. Он? У вас украл?

Гарпагон. Да, он.

Валер. Кто это вам сказал?

Гарпагон. Жак.

Валер (Жаку). Ты это говорил?

Жак. Вы же видите, что я молчу.

Гарпагон. Комиссар записал его показания.

Валер. И вы думаете, что я способен на такую подлость?

Гарпагон. Там уж способен ли, нет ли, а денежки мои отдай!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же, Клеант и Лафлеш.

Клеант. Успокойтесь, батюшка, и никого не обвиняйте. Я кое-что узнал о вашей пропаже и пришел вам сказать, что если вы позволите мне жениться на Мариане, то деньги будут вам возвращены.

Гарпагон. Где они?

Клеант. Не тревожьтесь: они в надежном месте, я за них отвечаю, и вообще все зависит от меня. Я только жду вашего решения. Предоставляю вам на выбор — или отдать мне Мариану, или проститься со шкатулкой.

Гарпагон. Ты ничего из нее не вынул?

Клеант. Ничего. Матушка Марианы уже объявила, что ей все равно, вы или я, — как сама Мариана хочет. Итак, дело за вами.

Мариана (Клеанту). Вы еще не знаете, что теперь этого согласия уже недостаточно: небо возвратило мне не только брата (указывает на Валера), но и отца. (Указывает на Ансельма.) Что-то он скажет?

Ансельм. Неужто я вернулся к вам, дети мои, для того, чтобы противиться вашим желаниям? Сознайтесь, господин Гарпагон, что для молодой девушки сын всегда будет больше по сердцу, чем отец. Не заставляйте же меня тратить лишние слова, возьмите пример с меня и соглашайтесь на обе свадьбы.

Гарпагон. Пока я не увижу моей шкатулки, я ничего не скажу.

Клеант. Она цела и невредима.

Гарпагон. На приданое денег у меня нет.

Ансельм. У меня найдутся. Об этом не беспокойтесь.

Гарпагон. Вы принимаете на себя все расходы по обеим свадьбам?

Ансельм. Да, принимаю. Вы удовлетворены?

Гарпагон. Да, но вы должны сшить мне к этим свадьбам новое платье.

Ансельм. Идет. А теперь можно и повеселиться.

Комиссар. Стойте, господа, стойте, не торопитесь. А кто мне заплатит за составление акта?

Гарпагон. На что нам ваш акт?

Комиссар. Выходит, я даром трудился?

Гарпагон (указывая на Жака). Вот вам вместо платы: можете его повесить.

Жак. Как же после этого жить на свете? Скажешь правду — бьют палкой, солжешь — хотят повесить.

Ансельм. Уж вы его простите, господин Гарпагон!

Гарпагон. А комиссару заплатите?

Ансельм. Так и быть. Ну, детки, поспешим обрадовать вашу матушку.

Гарпагон. А я поспешу к моей милой шкатулочке!

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Эраст, певица, два певца, музыканты, танцоры.

Эраст (музыкантам и танцорам). Исполняйте в точности мои распоряжения, касающиеся серенады, а я уйду и больше здесь уже не покажусь. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Певица, два певца, музыканты, танцоры.

Серенада состоит из пения, музыки и танцев. Слова намекают на отношения между Эрастом и Жюли и выражают чувства двух влюбленных, которым препятствуют их упрямые родители.

Певица.

Первый певец.

Второй певец.

Все трое вместе.

Танец двух балетмейстеров.

Танец двух пажей.

Четверо любопытных поссорились между собой во время танца пажей и теперь сами танцуют и одновременно дерутся на шпагах.

Два солдата швейцарской гвардии разнимают дерущихся и, помирив их, начинают танцевать вместе с ними.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Жюли, Эраст, Нерина.

Жюли. Ах, Эраст, будем осторожны, иначе нас застанут врасплох! Я так боюсь, что нас увидят вместе: ведь тогда все погибло — мне же запрещено встречаться с вами.

Эраст. Я смотрю кругом и никого не вижу.

Жюли (Нерине). Будь и ты, Нерина, начеку. Смотри в оба, не идет ли кто-нибудь.

Нерина (отходя в глубину сцены). Положитесь на меня и смело говорите все, что вам нужно сказать друг другу.

Жюли. Ну что, Эраст, придумали вы, как помочь нашему горю? У вас есть надежда расстроить эту злополучную свадьбу, которую затеял мой отец?

Эраст. По крайней мере мы трудимся над этим изо всех сил и уже приготовили немало боевых снарядов, чтобы разрушить эту нелепую затею.

Нерина (подбегает к Жюли). Сюда идет ваш батюшка, слово!

Жюли. Ах, разойдемся скорее в разные стороны!

Нерина. Нет-нет, стойте спокойно: мне показалось.

Жюли. Боже, как ты глупа, Нерина! Ну можно ли так пугать?

Эраст. Да, прелестная Жюли, мы придумали тьму всяких ухищрений и, с вашего соизволения, решимся все пустить в ход. Не спрашивайте, какие мы для этого нажмем пружины. Вас это позабавит: мы, как в комедиях, усладим вас прелестью нежданного, заранее не открывая, что вам предстоит увидеть. Достаточно сказать, что у нас в запасе есть несколько совершенно готовых планов военных действий и что за это дело берутся находчивая Нерина и ловкий Сбригани.

Нерина. Конечно! Ваш батюшка совсем с ума сошел: вздумал навязать вам лиможского адвоката,[19] сроду его и не видав, — этого господина де Пурсоньяка, который тащится сюда в почтовом дилижансе, чтобы выкрасть вас из-под самого нашего носа. Из-за каких-нибудь лишних трех-четырех тысяч экю по одному лишь слову вашего дядюшки дать отставку жениху, который вам нравится! Ну пара ли такая девушка какому-то лиможцу? Уж если ему не терпится жениться, почему же он не возьмет какую-нибудь свою, лиможскую, а добрых людей не оставит в покое? Одно имя господина де Пурсоньяка приводит меня в неописуемую ярость. Меня бесит господин де Пурсоньяк! Из-за одного этого имени «Пурсоньяк» я себя не пожалею, а уж расстрою эту свадьбу! Не бывать вам госпожой де Пурсоньяк! Пурсоньяк! Разве можно с этим примириться? Нет, меня мутит от Пурсоньяка. Мы так его одурачим, столько шуток с ним сыграем, что наш господин де Пурсоньяк живо уберется к себе в Лимож!

Эраст. Вот наш хитроумный неаполитанец и, верно, с новостями.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Сбригани.

Сбригани. Сударь! Ваш недруг сейчас прибудет. Я видел его в трех милях отсюда, там, где дилижанс останавливается на ночлег. На кухне, куда он явился позавтракать, я наблюдал за ним добрых полчаса и могу сказать, что знаю его теперь вдоль и поперек. О его наружности я ничего вам говорить не стану. Вы сами увидите, каким нарисовала его природа и соответствует ли облику его убранство. Что же касается ума, то предупреждаю вас заранее: тупица, каких мало, а это нам и на руку. Словом сказать, этот человек попадется в любые сети, какие бы ему ни расставили.

Эраст. Это правда?

Сбригани. Истинная правда, если только я мало-мальски разбираюсь в людях.

Нерина. Сударыня! Вы имеете дело со знаменитостью: в лучшие руки ваше дело просто не могло попасть. Он истинный герой нашего века, для подвигов, какие нам предстоят, равного ему не найти. Перед вами человек, который раз двадцать, только чтобы помочь друзьям, великодушно рисковал угодить на каторгу, который с опасностью для жизни добросовестно доводит до конца самые отчаянные предприятия и которого все же изгнали из родной страны за множество честных дел, а ведь он брал их на себя исключительно по своему благородству.

Сбригани. Такие похвалы хоть кого могли бы смутить. Однако с еще большим правом я мог бы воздать хвалу вам за те чудеса, которые совершали вы. Особенно мне бы хотелось напомнить вам о том, какую славу вы себе стяжали, когда столь честным образом обжулили в игре на двенадцать тысяч экю молодого знатного иностранца, которого ввели к вам в дом; или же когда вы столь искусно составили фальшивый договор и разорили целую семью; или же когда вы, обнаружив несравненное величие духа, сумели отпереться, будто вы в глаза не видели ценностей, которые вам были сданы на хранение; или же когда вы своим лжесвидетельством столь самоотверженно отправили на виселицу двух ни в чем не повинных людей.

Нерина. Право, это такие мелочи, о которых не стоит говорить. Я краснею от ваших комплиментов.

Сбригани. Я готов пощадить вашу скромность. Оставим этот разговор и примемся за дело. Начнем с того, что немедленно отправимся к нашему провинциалу. А вы держите наготове прочих актеров нашей комедии.

Эраст (к Жюли). Во всяком случае, сударыня, помните вашу роль и, чтобы лучше скрыть нашу игру, притворитесь, как мы уговорились, что вы чрезвычайно довольны решением вашего отца.

Жюли. Если дело только за этим, все выйдет чудесно.

Эраст. А что, если, прелестная Жюли, из всех наших ухищрений ничего не получится?

Жюли. Тогда я откроюсь отцу в моих истинных чувствах.

Эраст. А если он не поглядит на ваши чувства и будет стоять на своем?

Жюли. Я пригрожу ему, что уйду в монастырь.

Эраст. А если и это его не остановит и он будет принуждать вас к браку?

Жюли. Что мне вам на это ответить?

Эраст. Что ответить?

Жюли. Да.

Эраст. То, что говорят, когда любят.

Жюли. Что же именно?

Эраст. Что никакая сила не может вас к этому принудить и что, несмотря на все старания отца, вы обещаете мне быть моею.

Жюли. Ай, боже мой, Эраст! Довольствуйтесь тем, что я делаю сейчас, и не выпытывайте заранее решений моего сердца. Не насилуйте моего дочернего долга и не предлагайте мне тех ужасных крайностей, в которых, может быть, и не встретится нужды. А если мне и придется к ним прибегнуть, то лишь поневоле, если так сложатся обстоятельства.

Эраст. Ну что ж…

Сбригани. А, да вот и он! Приготовимся!

Нерина. Вот так фигура!

Эраст, Жюли и Нерина уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Сбригани, господин де Пурсоньяк.

Господин де Пурсоньяк (глядя в ту сторону, откуда он появился, и обращаясь к людям, которые, видимо, шли за ним следом). Ну что? Что случилось? В чем дело? Черт бы побрал этот дурацкий город со всеми дуралеями, которые здесь живут! Шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на болванов, которые пялят на тебя глаза и хохочут! Эй, ротозеи! Займитесь своими делами, дайте человеку пройти и не гогочите ему в лицо! Черт меня возьми, если я не тресну кулаком по роже первого, кто засмеется!

Сбригани. Что ж это такое, господа? Что это значит? К кому вы пристаете? Разве можно так издеваться над честными провинциалами, которые к нам приезжают?

Господин де Пурсоньяк. Вот это, сразу видно, человек разумный.

Сбригани. Как вы себя ведете? И что вас так распотешило?

Господин де Пурсоньяк. Правильно!

Сбригани. Что в этом господине такого смешного?

Господин де Пурсоньяк. Вот-вот!

Сбригани. Разве он не такой, как все люди?

Господин де Пурсоньяк. Кривобокий я, что ли, или горбатый?

Сбригани. Учитесь распознавать людей!

Господин де Пурсоньяк. Прекрасно сказано!

Сбригани. Лицо этого господина внушает уважение.

Господин де Пурсоньяк. Совершенно справедливо.

Сбригани. Он человек знатный…

Господин де Пурсоньяк. Да, лиможский дворянин.

Сбригани. …умный…

Господин де Пурсоньяк. Окончивший курс юридических наук.

Сбригани. Он оказал нам слишком много чести тем, что посетил наш город.

Господин де Пурсоньяк. Несомненно!

Сбригани. В нем нет ничего такого, что могло бы вызвать насмешку.

Господин де Пурсоньяк. Разумеется!

Сбригани. И тот, кто позволит себе над ним смеяться, будет иметь дело со мной!

Господин де Пурсоньяк. Милостивый государь! Я чрезвычайно вам обязан.

Сбригани. Мне крайне прискорбно, сударь, что столь достойной особе, как вы, оказан такой прием, и я прошу у вас прощения за наш город.

Господин де Пурсоньяк. Я ваш покорный слуга.

Сбригани. Я видел вас еще утром, сударь, во время остановки дилижанса: вы изволили завтракать, и, глядя, как изящно вы кушали хлеб, я сразу почувствовал к вам симпатию. Я знаю, вы здесь в первый раз, совсем новый здесь человек, и очень рад, что встретился с вами и могу предложить вам свои услуги на время вашего приезда. Я вам объясню, как надо вести себя с местными жителями, ведь они не всегда относятся с должным уважением к порядочным людям.

Господин де Пурсоньяк. Вы слишком любезны.

Сбригани. Я уже говорил вам, что с первого взгляда почувствовал к вам расположение.

Господин де Пурсоньяк. Крайне вам признателен.

Сбригани. Мне очень понравилось ваше лицо.

Господин де Пурсоньяк. Чрезвычайно польщен.

Сбригани. Я сразу увидел в нем нечто весьма достойное…

Господин де Пурсоньяк. Покорно вас благодарю.

Сбригани. …нечто приятное…

Господин де Пурсоньяк. Ах, что вы!

Сбригани. …привлекательное…

Господин де Пурсоньяк. Ах, что вы!

Сбригани. …кроткое…

Господин де Пурсоньяк. Ах, что вы!

Сбригани. …величавое…

Господин де Пурсоньяк. Ах, что вы!

Сбригани. …искреннее…

Господин де Пурсоньяк. Ах, что вы!

Сбригани. …и задушевное.

Господин де Пурсоньяк. Ах, что вы!

Сбригани. Поверьте, что я весь к вашим услугам.

Господин де Пурсоньяк. Моей признательности нет границ.

Сбригани. Говорю от чистого сердца.

Господин де Пурсоньяк. Охотно верю.

Сбригани. Если б я имел честь быть вашим знакомым, вы убедились бы, что я человек в высшей степени искренний…

Господин де Пурсоньяк. Нисколько не сомневаюсь.

Сбригани. …враг всякого притворства…

Господин де Пурсоньяк. Твердо в этом уверен.

Сбригани. …неспособный скрывать свои чувства.

Господин де Пурсоньяк. Я так и думал.

Сбригани. Я вижу, вы обратили внимание, что на мне платье другого покроя, чем у местных жителей, но дело в том, что ваш покорный слуга родом из Неаполя,[20] и я решил хотя бы отчасти сохранить манеру одеваться, а также искренность, присущую моим землякам.

Господин де Пурсоньяк. Прекрасно сделали. А мне вот захотелось одеться так, как одеваются придворные, когда отправляются в путешествие.

Сбригани. Клянусь честью, наряд этот вам более к лицу, нежели всем нашим придворным.

Господин де Пурсоньяк. То же самое говорил мне мой портной. Костюм изящный, роскошный, он наделает в Париже много шуму.

Сбригани. Вне всякого сомнения. Вы, конечно, побываете в Лувре?

Господин де Пурсоньяк. Пожалуй, мне придется представиться ко двору.

Сбригани. Король будет в восторге от вашего посещения.

Господин де Пурсоньяк. Надо полагать.

Сбригани. Вы уже наняли квартиру?

Господин де Пурсоньяк. Нет, только еще собирался искать.

Сбригани. Вы доставили бы мне огромное удовольствие, если бы разрешили помочь вам; мне здесь знакома каждая улица, каждый дом.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Эраст.

Эраст. Что это? Кого я вижу? Какая приятная встреча! Господин де Пурсоньяк! Как я рад вас видеть! Но что это? Вы как будто меня не узнаете?

Господин де Пурсоньяк. Доброго здоровья, сударь.

Эраст. Неужели каких-нибудь пять-шесть лет настолько изгладили меня из вашей памяти, что вы не узнаете лучшего друга семьи Пурсоньяков?

Господин де Пурсоньяк. Прошу прощения. (К Сбригани.) Честное слово, я его не знаю.

Эраст. В Лиможе я знаю всех Пурсоньяков от мала до велика. Когда я жил там, я только у них и бывал и почти каждый день имел честь видеть вас.

Господин де Пурсоньяк. Это я имел честь, сударь…

Эраст. Неужели мое лицо вам не знакомо?

Господин де Пурсоньяк. Да, правда. (К Сбригани.) Знать его не знаю.

Эраст. Разве вы не помните, сколько раз я имел счастье с вами выпивать?

Господин де Пурсоньяк. Простите! (К Сбригани.) Не понимаю, что он говорит.

Эраст. Как зовут того трактирщика в Лиможе, который всегда так вкусно кормит?

Господин де Пурсоньяк. Пти-Жан?

Эраст. Он самый. К нему-то мы с вами чаще всего и хаживали, чтобы подзакусить. А как у вас в Лиможе называется место для прогулок?

Господин де Пурсоньяк. Аренское кладбище?

Эраст. Вот-вот. Сколько приятных часов я провел там в беседах с вами! Неужели не помните?

Господин де Пурсоньяк. Простите… Припоминаю… (К Сбригани.) Черт меня возьми, если я помню что-нибудь подобное.

Сбригани (господину де Пурсоньяку). Такие вещи часто выпадают из памяти.

Эраст. Обнимемся же и вновь скрепим узы нашей старинной дружбы!

Сбригани (господину де Пурсоньяку). По-видимому, этот человек вас очень любит.

Эраст. Скажите, пожалуйста, как поживают ваши родные? Как чувствует себя ваш… ну, этот самый… такой почтенный человек…

Господин де Пурсоньяк. Мой брат, консул?

Эраст. Да-да.

Господин де Пурсоньяк. Великолепно себя чувствует.

Эраст. Как я рад! А этот весельчак? Ну, этот ваш…

Господин де Пурсоньяк. Мой двоюродный брат, асессор?

Эраст. Правильно.

Господин де Пурсоньяк. Все такой же веселый и бодрый.

Эраст. Ах, как меня это радует! Ну а ваш дядюшка, которого я…

Господин де Пурсоньяк. У меня нет никакого дядюшки.

Эраст. В те времена как будто бы был…

Господин де Пурсоньяк. У меня была тетка.

Эраст. Тетушку-то я и имел в виду. Ну как она поживает?

Господин де Пурсоньяк. Уже полгода, как умерла.

Эраст. Как жаль! Бедная женщина! Такая прекрасная особа!

Господин де Пурсоньяк. Мой племянник, каноник, тоже чуть было не умер от оспы.

Эраст. Вот было бы жалко!

Господин де Пурсоньяк. Разве вы и его знаете?

Эраст. Что за вопрос! Высокий, статный молодой человек.

Господин де Пурсоньяк. Ну, не такой уж он высокий.

Эраст. Да, но хорошо сложен.

Господин де Пурсоньяк. Вот это верно.

Эраст. Он ведь ваш племянник?

Господин де Пурсоньяк. Да.

Эраст. Сын вашего брата или сестры?

Господин де Пурсоньяк. Правильно.

Эраст. Каноник церкви святого… как его…

Господин де Пурсоньяк. Святого Стефана.

Эраст. Вот-вот, о нем я и говорю.

Господин де Пурсоньяк (к Сбригани). Он перечислил всю мою родню.

Сбригани. Он знает вас великолепно.

Господин де Пурсоньяк. По-видимому, вы долго жили в нашем городе?

Эраст. Целых два года.

Господин де Пурсоньяк. Стало быть, вы были у нас, когда губернатор крестил ребенка у моего кузена, асессора?[21]

Эраст. Конечно, я был одним из первых приглашенных.

Господин де Пурсоньяк. Это было торжественно.

Эраст. Очень торжественно.

Господин де Пурсоньяк. Обед был на славу.

Эраст. Еще бы!

Господин де Пурсоньяк. Значит, вы были свидетелем моей ссоры с перигорским дворянином?[22]

Эраст. Был.

Господин де Пурсоньяк. Черт возьми! Нашел с кем связываться!

Эраст. Ха-ха!

Господин де Пурсоньяк. Он, правда, влепил мне пощечину, зато и я в долгу не остался.

Эраст. Разумеется. Итак, я совершенно уверен, что вы остановитесь у меня.

Господин де Пурсоньяк. Я боюсь…

Эраст. Помилуйте! Я не допущу, чтобы мой лучший друг поселился не у меня.

Господин де Пурсоньяк. Это вас…

Эраст. Нет, черт возьми, вы остановитесь у меня!

Сбригани (господину де Пурсоньяку). Раз он так настаивает, мой совет — воспользоваться его приглашением.

Эраст. Где ваши вещи?

Господин де Пурсоньяк. Я оставил их на попечение слуги в гостинице.

Эраст. Мы пошлем кого-нибудь за ними.

Господин де Пурсоньяк. Нет. Я наказал ему не отходить от них, пока сам за ними не приду, а то ведь могут и обокрасть.

Сбригани. Весьма разумная предосторожность.

Господин де Пурсоньяк. В этом городе надо держать ухо востро!

Эраст. Сразу видно умного человека.

Сбригани. Я схожу за вещами вместе с господином де Пурсоньяком, а затем приведу его, куда вы укажете.

Эраст. Отлично. Я пока отдам кое-какие распоряжения, а вы пожалуйте прямо в этот дом.

Сбригани. Мы скоро будем у вас.

Эраст (господину де Пурсоньяку). Жду с нетерпением.

Господин де Пурсоньяк (к Сбригани). Право, я никак не рассчитывал на такое знакомство.

Сбригани. Он производит впечатление порядочного человека.

Господин де Пурсоньяк и Сбригани уходят.

Эраст (один). Ну, господин де Пурсоньяк, теперь вы у нас запляшете! Все готово, остается только постучать в эту дверь. Отворите!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Эраст, аптекарь.

Эраст. Если я не ошибаюсь, сударь, вы тот доктор, с которым на днях говорили от моего имени?

Аптекарь. Нет, сударь, я не доктор, мне эта честь не принадлежит; я всего лишь аптекарь, скромный аптекарь, готовый к вашим услугам.

Эраст. А доктор дома?

Аптекарь. Да, принимает больных. Пойду скажу ему, пожаловали.

Эраст. Не нужно, не ходите. Я подожду, пока он освободится. Его заботам я собираюсь поручить одного моего родственника, о котором с ним уже говорили. Он слегка поврежден в уме, и мы, его родные, хотели бы сначала вылечить его, а потом женить.

Аптекарь. Знаю, знаю, о ком идет речь. Я был у доктора, когда с ним об этом говорили. По чести скажу, по чести скажу, искуснее врача вам не найти! Он знает медицину, как я — «Отче наш», и ни на йоту не отступит от правил, предписанных древними, хотя бы из-за этого больной отправился на тот свет. Да, он всегда идет проторенной дорогой, проторенной дорогой и не станет плутать по нехоженым тропам. Ни за какие блага не согласился бы он лечить больного средствами, которых не предписывают медицинские светила.

Эраст. Правильно делает. Больной не должен хотеть выздороветь, если нет на то соизволения медицинских светил.

Аптекарь. Я так хвалю его не потому, что мы с ним большие друзья. Но, право, одно удовольствие, одно удовольствие быть его пациентом. Я предпочел бы умереть от его лекарств, чем выздороветь от лекарств другого врача. Что бы ни случилось, с ним всегда можно быть уверенным, что все протекает как должно, и, если даже вы с его врачебной помощью умрете, вашим наследникам не в чем будет вас упрекнуть.

Эраст. Да, это большое утешение для покойника!

Аптекарь. Конечно! По крайней мере знаешь, что умер по всем правилам. К тому же он не из тех врачей, у которых больные залеживаются, как товар на полке. Он человек проворный, проворный, любит поторапливать больного, и если кому-либо суждено умереть, то он содействует тому, чтобы это случилось как можно скорее.

Эраст. В самом деле, чем скорее, тем лучше.

Аптекарь. Совершенно справедливо. К чему мешкать и ходить вокруг да около? Нужно только сразу определить, долго или не долго протянется болезнь.

Эраст. Вы правы.

Аптекарь. На мою долю выпала особая честь: он лечил у меня троих детей, и в какие-нибудь три дня они уже убрались, а попади они к другому, так мучились бы еще месяца три.

Эраст. Какое счастье иметь таких друзей!

Аптекарь. Еще бы! У меня теперь осталось двое детей, и заботится он о них, как о своих собственных: лечит и распоряжается ими, как ему вздумается, я уж ни во что не вмешиваюсь. Часто бывает так: возвращаюсь домой и с удивлением узнаю, что им пустили кровь или дали слабительные по его предписанию.

Эраст. Поистине дружеские попечения!

Аптекарь. Вот он и сам, вот он и сам, вот он и сам идет!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же, первый доктор, крестьянин и крестьянка.

Крестьянин. Сударь! Ему невтерпеж. Очень уж, говорит, сильно болит голова.

Первый доктор. Ваш больной — дурак, тем более что, по Галену,[23] при болезни, которой он страдает, должна болеть не голова, а селезенка.

Крестьянин. Что вы говорите, сударь, а у него вдобавок уже шестой месяц как не проходит понос.

Первый доктор. Прекрасно. Это симптом, что внутренности прочищаются. Я навещу его дня через два. Но если он умрет за это время, вы не преминете известить меня об этом, ибо не приличествует врачу посещать мертвеца.

Крестьянин уходит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Эраст, аптекарь, первый доктор, крестьянка.

Крестьянка (доктору). Сударь! Моему отцу все хуже да хуже.

Первый доктор. Я в этом не виноват. Я пользую его всевозможными средствами, что ж он не выздоравливает? Сколько раз ему отворяли кровь?

Крестьянка. За двадцать дней, сударь, пятнадцать раз.

Первый доктор. Пятнадцать раз?

Крестьянка. Да.

Первый доктор. И он все не выздоравливает?

Крестьянка. Нет.

Первый доктор. Это доказывает, что болезнь не в крови. Мы столько же раз дадим ему слабительное и проверим, не в соках ли она. А если и это не поможет, пропишем ему ванны.

Аптекарь. Вот оно, искусство, вот оно, искусство медицины!

Крестьянка уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Эраст, аптекарь, первый доктор.

Эраст (доктору). Я, сударь, посылал к вам на днях для переговоров об одном моем родственнике, у которого слегка помутился рассудок. Мне было бы желательно поместить его у вас: так и лечить его будет удобнее и он меньше будет мозолить людям глаза.

Первый доктор. Да, сударь, я уже распорядился и могу ручаться, что уход за ним будет самый тщательный.

Эраст. А вот и он.

Первый доктор. По счастливому стечению обстоятельств у меня сейчас гостит мой старый приятель; мне было бы весьма любопытно посоветоваться с ним по поводу вашего больного.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же и господин де Пурсоньяк.

Эраст (господину де Пурсоньяку). Мне нужно будет отлучиться по делу (указывая на доктора), но я оставлю вас на попечение этого господина; ради меня он сделает для вас все, что от него зависит.

Первый доктор. Это мой долг. Постараюсь оправдать ваше доверие.

Господин де Пурсоньяк (в сторону). Это его дворецкий. Видно, мой хозяин — человек знатный.

Первый доктор. Да, обещаю вам заботиться о вашем госте методически, по всем правилам нашей науки.

Господин де Пурсоньяк. Ради бога, к чему столько церемоний? Я никому не хочу причинять беспокойство.

Первый доктор. Такая обязанность — для меня одно удовольствие.

Эраст (доктору). Вот вам пока шесть пистолей в счет обещанного.

Господин де Пурсоньяк. Нет-нет, прошу вас! Я не допущу, чтобы вы на меня тратились и посылали за покупками.

Эраст. Ради бога, не беспокойтесь! Деньги я дал совсем не на то.

Господин де Пурсоньяк. Прошу вас, будьте со мной запросто.

Эраст. Я этого и хочу. (Доктору, тихо.) Самое главное, не отпускайте его от себя ни на шаг: временами он порывается бежать.

Первый доктор. Насчет этого не беспокойтесь.

Эраст (господину де Пурсоньяку). Простите, что я так невежлив…

Господин де Пурсоньяк. Помилуйте! Вы и так ко мне слишком внимательны.

Эраст уходит.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Аптекарь, первый доктор, господин де Пурсоньяк, второй доктор.

Первый доктор. Это большая честь для меня, сударь, что именно мне поручили за вами ухаживать.

Господин де Пурсоньяк. Очень вам признателен.

Первый доктор. Рекомендую вам моего собрата, ученейшего человека. Я с ним сейчас посоветуюсь, какой нам режим установить для вас.

Господин де Пурсоньяк. Еще раз повторяю: к чему такие церемонии? Я довольствуюсь малым.

Первый доктор. Эй, принесите сюда кресла!

Появляются лакеи, подают кресла и уходят.

Господин де Пурсоньяк. Однако какая мрачная прислуга у такого молодого человека!

Первый доктор. Прошу вас, сударь, садитесь.

Доктора сажают его между собой.

Господин де Пурсоньяк (садится). Очень благодарен.

Доктора щупают ему пульс.

Что это значит?

Первый доктор. Хорошо ли вы кушаете, сударь?

Господин де Пурсоньяк. Да, а пью еще лучше.

Первый доктор. Вот это-то и плохо. Такая сильная потребность в холодном и влажном указывает на внутренний жар и сухость. Хорошо ли вы спите?

Господин де Пурсоньяк. Да, особенно когда поужинаю.

Первый доктор. Видите сны?

Господин де Пурсоньяк. Случается.

Первый доктор. Какого рода?

Господин де Пурсоньяк. Сны как сны… Что это за разговор, черт возьми?

Первый доктор. Каков у вас стул?

Господин де Пурсоньяк. Честное слово, не понимаю, к чему эти вопросы? Лучше бы пропустить стаканчик-другой.

Первый доктор. Немного терпения! Мы при вас же обсудим, как с вами быть, а чтобы вы нас поняли, будем говорить не по-латыни.

Господин де Пурсоньяк. Да какие же особые обсуждения требуются для того, чтобы закусить?

Первый доктор. Поелику известно, что нельзя вылечить болезнь, не изучив ее досконально, а досконально изучить ее невозможно, в точности не определив, на основании диагностических и прогностических данных, ее особой идеи и подлинной сущности, то позвольте мне, наш уважаемый старейшина, войти в рассмотрение оной болезни, а затем уже коснуться терапии и лечебных средств, к коим нам должно будет прибегнуть для совершенного ее излечения. Итак, милостивый государь, с вашего позволения я утверждаю, что пациент наш, здесь присутствующий, имеет несчастье быть пораженным, одержимым, охваченным, измученным тем видом умственного расстройства, каковой мы весьма удачно именуем ипохондрическою меланхолией, формой помешательства весьма тяжелой, для излечения которой требуется такой эскулап, как вы, непревзойденный мастер, поседевший, как говорится, в боях, через руки коего прошло великое множество всякого рода больных. Сей недуг именуется мною ипохондрической меланхолией, в отличие от двух других его форм, поелику достославный Гален научным, как это ему свойственно, способом установил три вида сего недуга, каковой мы именуем меланхолией и именуемый подобным образом не только римлянами, но и греками, что в сем случае особое имеет значение. Первый вид его зависит от болезни мозга как таковой; второй зависит от общей порчи крови, наполнившейся и пропитавшейся желчью; третий же, именуемый ипохондрическим, каковой мы в сем случае и наблюдаем, происходит от расстройства в нижней части внутренностей, главным образом селезенки, коей воспаление засоряет мозг нашего больного изрядным количеством густой и грязной копоти, испарения каковой, черные и зловредные, нарушают функции важнейшей нашей способности, чем и вызывается, по нашему разумению, данный недуг, коим наш больной столь явно поражен и терзаем. Дабы удостовериться в безошибочности диагноза, мною поставленного, достаточно взглянуть на это сосредоточенное выражение лица, заметить на этом лице печаль в сочетании со страхом и подозрительностью, заметить признаки патогномонические[24] и индивидуальные, столь точно указанные божественным старцем Гиппократом, обратить внимание на эту физиономию, на эти глаза, красные и блуждающие, на эти длинные усы, на сложение этого тела, хилого, тщедушного, смуглого и волосатого, каковые признаки свидетельствуют о крайней пораженности оного субъекта сим недугом, от ипохондрического расстройства происходящим, каковой недуг, с течением времени укрепившись, укоренившись, угнездившись, обретя, так сказать, права гражданства, легко может перейти в манию, в чахотку, в апоплексию, даже в буйное помешательство. Исходя из этого, поелику правильно распознанный недуг уже наполовину исцелен, ибо ignoti nulla est curatio morbi,[25] вам нетрудно будет со мной согласиться касательно врачебных мер, которые к больному применить должно. Во-первых, дабы сие чрезмерное полнокровие и вместе с тем худосочие, по всему телу распространившееся, остановить, предлагаю подвергнуть больного усиленной флеботомии,[26] иными словами — кровопусканиям частым и обильным, сперва из плечевой вены, засим из головной и даже, буде болезнь окажется упорной, вскрыть лобную вену с широким отверстием в оной, дабы сгустившаяся кровь могла выйти наружу. В то же время необходимо очистить, освободить и опорожнить его внутренности надлежащими и соответственными слабительными, колагогическими, меланогогическими[27] и прочими. А поелику истинной причиной всякого недуга являются загрязненные и замутненные соки, иначе говоря — черные, плотные испарения, затемняющие, заражающие и отравляющие животные силы, то я почитаю за благо на будущее время назначить больному ванну из чистой и свежей воды с большим количеством сыворотки, дабы вода изгнала муть из соков, а сыворотка рассеяла черноту испарений. Но прежде всего я почитаю необходимым развлечь больного приятною беседою, пением и игрой на музыкальных инструментах, к коим я не почел бы неуместным добавить и пляску, дабы танцоры движениями своими, легкостью и проворством оживили больного и вывели его из оцепенения, вызванного застоем в крови, а застой в крови и есть источник его недуга. Таковы предлагаемые мною меры, к которым наш старейший и ученейший собрат благодаря своему опыту, мудрости и познаниям, кои он приобрел в нашей науке, волен присовокупить другие, более действительные. Dixi.[28]

Второй доктор. Я далек от мысли, милостивый государь, что-либо прибавлять к только что вами сказанному. Вы так подробно остановились на признаках, симптомах и причинах недуга и рассуждение ваше представляется мне столь ученым, столь прекрасным, что больного нельзя не признать помешанным, меланхоликом-ипохондриком, а если бы даже он и не был таковым, то он должен им стать ради красоты речей ваших и справедливости вашего суждения. Да, милостивый государь, вы поистине графически, graphice depinxisti, изобразили все, что оного недуга касается. Большей учености, мудрости и находчивости невозможно было высказать в постижении, обдумывании и осмысливании всего того, что вы изволили сказать по поводу этой болезни, как по части диагноза, так и по части прогноза, а равно и терапии. И мне остается лишь поздравить пациента, что он попал в ваши руки, и объявить ему, что это великое для него счастье, что он помешался, ибо это дает ему возможность испытать на себе целебную силу тех мягких врачебных средств, которые вы имели полное основание ему назначить. Я все их одобряю вполне: manibus et pedibus descendo in tuam sententiam.[29] Я бы только предложил, помимо всего прочего, делать больному нечетное число кровопусканий и промываний желудка, ибо numero Deus impari gaudet;[30] сыворотку давать больному внутрь перед ванной; на лоб ему надеть повязку с солью, ибо соль есть символ мудрости; выбелить стены его комнаты, дабы рассеять мрачные его мысли: album est disgregativum visus,[31] и, не откладывая, сделать легкое промывательное, каковое послужило бы прологом и введением к тем разумным мерам лечения, кои, если только больному суждено выздороветь, должны принести ему облегчение. Дай бог, чтобы ваше желание, милостивый государь, исполнилось и предписанные вами меры пошли больному на пользу!

Господин де Пурсоньяк. Господа! Я вас слушаю целый час. Мы что, комедию здесь играем?

Первый доктор. Нет, сударь, мы совсем не играем.

Господин де Пурсоньяк. Что же все это значит? К чему тогда вся эта галиматья и все эти глупости?

Первый доктор. Ага, уже начал бросать оскорбления! Только этого симптома нам и не хватало для окончательного определения его болезни. Болезнь легко может превратиться в манию.

Господин де Пурсоньяк (в сторону). С кем это меня тут посадили? (Плюет несколько раз.)

Первый доктор. Еще симптом: обильное слюнотечение.

Господин де Пурсоньяк. Сейчас все брошу и уйду.

Первый доктор. Еще симптом: безудержное стремление к перемене места.

Господин де Пурсоньяк. Да что же это такое? Чего вы от меня хотите?

Первый доктор. Вылечить вас, как нам было приказано.

Господин де Пурсоньяк. Вылечить меня?

Первый доктор. Да.

Господин де Пурсоньяк. Черт возьми, я же совершенно здоров!

Первый доктор. Нехороший признак, когда больной не ощущает своей болезни.

Господин де Пурсоньяк. Уверяю вас, я отлично себя чувствую.

Первый доктор. Нам лучше знать, как вы себя чувствуете. Мы медики, и нам виднее, в каком вы состоянии.

Господин де Пурсоньяк. Если вы медики, то на что же вы мне нужны? Плевать я хотел на медицину!

Первый доктор. Ого! Ого! Да он еще более невменяем, чем мы предполагали.

Господин де Пурсоньяк. Мои родители не принимали никаких лекарств и оба скончались без помощи врачей.

Первый доктор. Тогда неудивительно, что сын, которого они произвели на свет, безумен. (Второму доктору.) Итак, приступим к лечению и сладостною гармонией, веселящей душу, смягчим, утешим и укротим возмущенный его дух, готовый, как видно, разъяриться.

Аптекарь и оба доктора уходят.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

[32]

Господин де Пурсоньяк один.

Господин де Пурсоньяк. Что за дьявольщина! Или все в этом городе рехнулись? Никогда еще я ничего подобного не видел и ничего не могу понять.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Господин де Пурсоньяк, два смешных медика, которых изображают итальянские певцы.

Все трое усаживаются. Медики несколько раз встают и кланяются господину де Пурсоньяку, который тоже всякий раз встает и отвечает им поклоном.

Оба медика.

Первый медик.

Второй медик.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Господин де Пурсоньяк, два смешных медика, шуты.

Пляска шутов вокруг господина де Пурсоньяка.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Господин де Пурсоньяк, аптекарь с клистирной трубкой.

Аптекарь. Милостивый государь! Вот легонькое средство, легонькое средство; пожалуйста, примите, пожалуйста, примите!

Господин де Пурсоньяк. Что? Этого еще только недоставало!

Аптекарь. Его вам прописали, его вам прописали!

Господин де Пурсоньяк. Совсем оглушил!

Аптекарь. Примите же, примите; оно не повредит, оно не повредит!

Господин де Пурсоньяк. Ох!

Аптекарь. Легонький клистирчик, легонький клистирчик, нежный-пренежный, да-да, он очень нежный! Вам надобно его поставить, сударь, чтоб вас прочистило, прочистило, прочистило!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Господин де Пурсоньяк, аптекарь, два смешных медика, шуты.

Медики с клистирными трубками и шуты пляшут вокруг господина де Пурсоньяка, затем останавливаются перед ним и поют.

Оба медика.

Господин де Пурсоньяк. Идите вы ко всем чертям! (Отбивается шляпой от клистирных трубок и, преследуемый медиками и шутами, бежит в глубину сцены, затем возвращается на прежнее место и садится в кресло, возле которого его поджидает аптекарь; медики и шуты возвращаются следом за ним.)

Оба медика.

Господин де Пурсоньяк убегает вместе с креслом, аптекарь бежит за ним и приставляет клистирную трубку к креслу; медики и шуты устремляются вслед за ними.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Первый доктор, Сбригани.

Первый доктор. Он преодолел все воздвигнутые мною преграды и убежал от лечения, которое я начал было к нему применять.

Сбригани. Надо быть самому себе врагом, чтобы спасаться от столь целительных лекарств, как ваши.

Первый доктор. Нежелание выздороветь есть признак больного мозга и помраченного рассудка.

Сбригани. Вы бы его мигом вылечили.

Первый доктор. Несомненно, даже при наличии двенадцати осложнений.

Сбригани. Однако по его милости вы теряете пятьдесят пистолей, которые вы заработали честным трудом.

Первый доктор. Я вовсе не намерен их терять: хочет он или не хочет, а я его вылечу. Он привязан и прикован к моим лекарствам, и, где бы я его ни нашел, я велю схватить его, как дезертира медицины и нарушителя моих предписаний.

Сбригани. Вы правы. Ваши снадобья — дело верное, эти деньги он все равно что у вас из кармана вытащил.

Первый доктор. Где бы мне узнать о нем?

Сбригани. У милейшего Оронта, конечно: это ведь на его дочери он собирается жениться. Боюсь только, как бы тот, ничего не зная о болезни будущего зятя, не вздумал поспешить со свадьбой.

Первый доктор. Сейчас же пойду к нему.

Сбригани. Хорошо сделаете.

Первый доктор. Мне его отдали под залог моей лечебной помощи. Больному нельзя позволять издеваться над врачом.

Сбригани. Правильно. Послушайтесь вы моего совета: не давайте ему жениться до тех пор, пока досыта не напичкаете его своими снадобьями.

Первый доктор. Положитесь на меня.

Сбригани (вполголоса). А я, со своей стороны, придумаю какую-нибудь другую махинацию и оставлю в дураках и тестя и зятя. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Первый доктор, Оронт.

Первый доктор. Милостивый государь! Правда ли, что некий господин де Пурсоньяк женится на вашей дочери?

Оронт. Да, он должен приехать из Лиможа. Вероятно, уже здесь.

Первый доктор. Да он уже приехал, его поместили ко мне, а он сбежал. Именем медицины я запрещаю вам заключать брачный договор, пока я должным образом не подготовлю жениха, дабы он был в состоянии производить здоровое и телом и душой потомство.

Оронт. Как понять ваши слова?

Первый доктор. Ваш будущий зять был вверен моим попечениям в качестве пациента. Его недуг — это моя собственность, входящая в состав моего движимого имущества. Так вот, я заявляю вам, что не допущу этого брака, прежде чем он не возместит убытков, нанесенных медицине, и не примет всех лекарств, которые я ему назначу.

Оронт. Он болен чем-нибудь?

Первый доктор. Да.

Оронт. Чем же именно, позвольте спросить?

Первый доктор. Не трудитесь расспрашивать…

Оронт. Разве это такая болезнь, что…

Первый доктор. Мы, медики, обязаны соблюдать тайну. Достаточно того, что я приказываю вам и вашей дочери без моего согласия не заключать с ним брачного договора, дабы не навлечь на себя гнев медицинского факультета и не пасть жертвой болезней, которые нам угодно будет на вас наслать.

Оронт. В таком случае я не настаиваю на этом браке.

Первый доктор. Мне его поручили, и он обязан быть моим пациентом.

Оронт. Совершенно справедливо.

Первый доктор. Сколько бы он ни убегал, я по суду заставлю его у меня лечиться.

Оронт. Вполне с вами согласен.

Первый доктор. Пускай он сдохнет, а я его вылечу.

Оронт. От всей души этого желаю.

Первый доктор. А если я его не разыщу, то примусь за вас и стану вместо него лечить вас.

Оронт. Я совершенно здоров.

Первый доктор. Меня это не касается. Мне нужен больной, возьму первого попавшегося.

Оронт. Берите кого хотите, только не меня.

Первый доктор уходит.

Вот так рассуждение!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Оронт, Сбригани, одетый фламандским купцом.

Сбригани. Мосье! Разрешайте порекомендоваться: я иностранная фламандская купца, и я очень желательна поспрашивать у вас небольшая сведения.

Оронт. Что вы говорите, сударь?

Сбригани. Наденьте ваша шляпа на ваша голова, мосье, попрошу вас.

Оронт. Что вы хотите мне сказать, сударь?

Сбригани. Я ничего не сказал, мосье, если вы не надевал ваша шляпа на ваша голова.

Оронт. Пусть будет по-вашему. Так в чем же дело, сударь?

Сбригани. Знакомая ли вам в этот город некая господин Оронт?

Оронт. Да, я его знаю.

Сбригани. Какая она человек, мосье, разрешайте спросить?

Оронт. Человек как человек.

Сбригани. Я вас спросить, мосье, богатая ли она ли состояние?

Оронт. Да.

Сбригани. Очень сильно богатая, мосье?

Оронт. Да.

Сбригани. Мой очень рад, мосье.

Оронт. Что же вас так радует?

Сбригани. На это есть небольшой причина, очень важный для нас.

Оронт. В чем же все-таки дело?

Сбригани. Дело то, мосье, что эта господин Оронт отдаст своя дочь замуж за некая господин де Пурсоньяк.

Оронт. Ну и что же?

Сбригани. А эта господин де Пурсоньяк, мосье, очень много задолжала десять или двенадцать фламандская купца, которая сюда приехала.

Оронт. Господин де Пурсоньяк много задолжал десяти-двенадцати купцам?

Сбригани. Да, мосье, и восемь месяц уже, как мы получили исполнительная лист, а она отложила расплата со свой кредиторы из приданая, что господин Оронт будет давать за своя дочь.

Оронт. Гм-гм! Он отсрочил свою расплату с кредиторами до этого времени?

Сбригани. Да, мосье. И мы все с большая нетерпения ожидаем эта свадьба.

Оронт (в сторону). Недурное известие! (Громко.) Желаю вам всего доброго.

Сбригани. Я благодарна мосье за большая любезность.

Оронт. Ваш покорный слуга.

Сбригани. Я, мосье, больший чем обязан вам за добрая известия.

Оронт уходит. Сбригани снимает накладную бороду и фламандский костюм, надетый поверх обыкновенного.

Дела идут недурно. Скинем наш фламандский наряд и подумаем о новых кознях. Постараемся посеять между тестем и зятем столько розни, столько подозрений, что затеянная свадьба расстроится. Оба они готовы клюнуть на любую удочку, какую им ни закинь, так что для нашего брата, первостатейного мошенника, поймать такую легкую добычу — это детская игра, не больше.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Сбригани, господин де Пурсоньяк.

Господин де Пурсоньяк. «Поставь сие, синьор мосье, поставь, поставь, поставь сие!» Что за белиберда? (Увидев Сбригани.) Ой!

Сбригани. Что такое, сударь? Что с вами?

Господин де Пурсоньяк. Куда ни взгляну, мне всюду мерещится промывательное.

Сбригани. Как так?

Господин де Пурсоньяк. Вы не знаете, что со мной случилось в том доме, к которому вы меня подвели?

Сбригани. Понятия не имею. А что?

Господин де Пурсоньяк. Я надеялся, что меня там как следует угостят.

Сбригани. Ну и что же?

Господин де Пурсоньяк. «Я вас оставляю на попечение этого господина…» Лекари в черном… Усаживают в кресло… Щупают пульс… «Сомнений нет: он помешан». Двое каких-то толстомордых… в широкополых шляпах… «Добрый день, добрый день…» Шестеро шутов… «Та-ра-та-та, та-ра-та-та… Не унывайте, мосье Пурсоньяк!..» Аптекарь… Клистир… «Вам надобно его поставить, сударь, легонький клистирчик, нежный-пренежный. Чтоб вас прочистило, прочистило, прочистило! Поставь сие, синьор мосье, поставь, поставь, поставь сие!» Никогда в жизни мне не приходилось слышать столько глупостей.

Сбригани. Что же все это значит?

Господин де Пурсоньяк. Это значит, что человек, который лез ко мне обниматься, просто обманщик: он пригласил меня к себе, чтобы посмеяться надо мной и устроить мне гадость.

Сбригани. Так ли это?

Господин де Пурсоньяк. Я в этом не сомневаюсь. За мною по пятам гнались человек десять полоумных, и мне стоило огромного труда вырваться из их лап.

Сбригани. Подумайте только, до чего наружность обманчива! Я был уверен, что это один из самых близких ваших друзей. Неужели на свете могут быть такие мошенники? Мне это представляется невероятным.

Господин де Пурсоньяк. Скажите, пожалуйста, от меня не пахнет промывательным?

Сбригани. Гм! Немножко припахивает.

Господин де Пурсоньяк. У меня и обоняние и воображение полны этим запахом. Мне все чудится, что в меня нацеливаются десятки клистирных трубок.

Сбригани. До чего доходит людская злоба! Бывают же такие мерзавцы, такие злодеи!

Господин де Пурсоньяк. Укажите мне, ради бога, дом господина Оронта: я хочу прямо сейчас пойти к нему.

Сбригани. Эге, да вы, оказывается, влюбчивы? Слышали, должно быть, что у господина Оронта есть дочка?

Господин де Пурсоньяк. Да. Я собираюсь на ней жениться.

Сбригани. Же… жениться?

Господин де Пурсоньяк. Да.

Сбригани. Законным браком?

Господин де Пурсоньяк. А как же еще?

Сбригани. А, тогда другое дело, прошу прощения.

Господин де Пурсоньяк. Что вы этим хотите сказать?

Сбригани. Ничего.

Господин де Пурсоньяк. Нет, все-таки?

Сбригани. Право, ничего. Это я так, не подумав.

Господин де Пурсоньяк. Я вас очень прошу мне сказать, что за этим кроется.

Сбригани. Уверяю вас, в этом нет необходимости.

Господин де Пурсоньяк. Ради бога!

Сбригани. Нет-нет. Умоляю вас, увольте меня от этого!

Господин де Пурсоньяк. Значит, вы мне не друг?

Сбригани. Напротив, самый преданный друг.

Господин де Пурсоньяк. В таком случае вы ничего не должны от меня скрывать.

Сбригани. Здесь затронуты интересы другого лица.

Господин де Пурсоньяк. Вот перстенек, я прошу вас принять его в знак любви ко мне; быть может, он побудит вас быть со мною откровенным.

Сбригани. Дайте мне немного подумать, не иду ли я против совести. (Отходит на несколько шагов от господина де Пурсоньяка и говорит вполголоса, но так, что тот его слышит.) Вот, например, человек устраивает свои дела, старается как можно выгоднее пристроить дочь, но ведь вредить-то никому не следует. Дела эти, по правде сказать, ни для кого здесь не тайна, но я-то их собираюсь открыть человеку, который о них не знает, а порочить своего ближнего возбраняется. Все это так, но, с другой стороны, представьте себе приезжего человека, которого хотят поймать, а он по простоте душевной собирается жениться на девушке, не зная ее и сроду в глаза не видав. К тому же он дворянин, хороший человек, я к нему расположен, он считает меня другом и тем оказывает мне особую честь, доверяет мне и в знак любви дарит перстень. (Господину де Пурсоньяку.) Да, я считаю, что вправе сказать вам все — совесть мне это позволяет. Постараюсь, однако, быть как можно мягче, чтобы по возможности не обижать людей. Сказать, что эта девушка ведет себя недостойно, было бы, пожалуй, слишком сильно. Поищем выражения помягче. Слова «легкомысленная» недостаточно. «Прожженная кокетка» точней всего, мне кажется, выразит нашу мысль, и я осмеливаюсь воспользоваться этим определением, чтобы честно вам сказать, кто она такая.

Господин де Пурсоньяк. Что же, меня хотят обвести вокруг пальца?

Сбригани. Видите ли, возможно, что, в сущности, она не так уж порочна, как о ней думают. К тому же, на худой конец, найдутся ведь люди, которые стоят выше этого и не считают, что их честь зависит…

Господин де Пурсоньяк. Слуга покорный, я отнюдь не питаю пристрастия к подобного рода головным уборам. Пурсоньяки привыкли ни перед кем не опускать глаз.

Сбригани. А вот и ее отец.

Господин де Пурсоньяк. Этот старик?

Сбригани. Да. Я удаляюсь. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Господин де Пурсоньяк, Оронт.

Господин де Пурсоньяк. Здравствуйте, сударь, здравствуйте!

Оронт. Честь имею кланяться, сударь.

Господин де Пурсоньяк. Вы господин Оронт, не так ли?

Оронт. Он самый.

Господин де Пурсоньяк. А я господин де Пурсоньяк.

Оронт. Очень приятно.

Господин де Пурсоньяк. Вы думаете, господин Оронт, что лиможцы — глупцы?

Оронт. А вы думаете, господин де Пурсоньяк, что парижане дураки?

Господин де Пурсоньяк. Уж не воображаете ли вы, господин Оронт, что такой мужчина, как я, возьмет в жены первую попавшуюся девушку?

Оронт. Уж не воображаете ли вы, господин де Пурсоньяк, что такая девушка, как моя дочь, возьмет в мужья первого попавшегося мужчину?

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Жюли.

Жюли. Мне сказали, батюшка, что господин де Пурсоньяк приехал. Ну конечно, это он — мне подсказало сердце! Как он сложен! Как хорош собой! Как я довольна, что у меня будет такой супруг! Позвольте мне обнять его и засвидетельствовать ему…

Оронт. Спокойней, дочь моя, спокойней!

Господин де Пурсоньяк (в сторону). Батюшки, как влюбчива! Так сразу и загорелась!

Оронт. Желал бы я знать, господин де Пурсоньяк, на каком основании вы являетесь…

Жюли (приближается к господину де Пурсоньяку, смотрит на него томным взглядом и хочет взять за руку). Как я счастлива вас видеть, и как я горю нетерпением…

Оронт. Ах, дочь моя, отойди, говорят тебе!

Господин де Пурсоньяк. Ого, какая бойкая девица!

Оронт. Желал бы я знать, повторяю, на каком основании, позвольте вас спросить, вы берете на себя смелость…

Жюли продолжает ту же игру.

Господин де Пурсоньяк (в сторону). Господи, пошли мне сил!

Оронт (к Жюли). Опять? Да что же это такое, наконец!

Жюли. А почему мне нельзя ласкать супруга, которого вы сами для меня выбрали?

Оронт. Нельзя. Ступай к себе.

Жюли. Дайте же мне на него наглядеться!

Оронт. Иди, говорят тебе!

Жюли. Позвольте мне остаться здесь!

Оронт. Нет, не позволю, и если ты сию минуту не уйдешь…

Жюли. Ничего не поделаешь, ухожу.

Оронт. Моя дочь — дура: она ничего не понимает.

Господин де Пурсоньяк (в сторону). До чего я ей понравился!

Оронт (к Жюли, которая сделала несколько шагов и остановилась). Уйдешь ты или нет?

Жюли. Когда же вы наконец обвенчаете меня с господином де Пурсоньяком?

Оронт. Никогда! Он тебе не пара.

Жюли. А я мечтаю за него выйти, да вы и сами этого хотели.

Оронт. Прежде хотел, а теперь расхотел.

Господин де Пурсоньяк (в сторону). Как ей не терпится прибрать меня к рукам!

Жюли. Сколько бы вы ни противились, а мы с ним наперекор всему свету непременно поженимся.

Оронт. Ничего, я сумею вас обоих приструнить, можете мне поверить! Вот нашла на девчонку блажь!

Жюли уходит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Господин де Пурсоньяк, Оронт.

Господин де Пурсоньяк. Ах, боже мой, нареченный тестюшка, не волнуйтесь! Никто не собирается похищать вашу дочь, своими уловками вы никого не проведете!

Оронт. А ваши тоже ни к чему не приведут.

Господин де Пурсоньяк. Как вы могли подумать, что Леонард де Пурсоньяк купит кота в мешке, что у него не найдется и крупицы разума, чтобы осмотреться, порасспросить людей и удостовериться, что, вступая в брак, он не порочит своей чести?

Оронт. Не знаю, что вы этим хотите сказать. Но вы-то как могли подумать, что человек в шестьдесят три года может быть таким безмозглым и так мало уважает свою дочь, что выдаст ее за человека, который вы сами знаете чем болен и отдан доктору на излечение?

Господин де Пурсоньяк. Это подвох, я решительно ничем не болен.

Оронт. Да мне сам врач сказал!

Господин де Пурсоньяк. Врач вам солгал. Я дворянин и готов с ним встретиться со шпагой в руке.

Оронт. Я знаю, чему мне должно верить, и обмануть меня вам не удастся, так же как и по части долгов, которые вы собирались покрыть приданым моей дочери.

Господин де Пурсоньяк. Каких долгов?

Оронт. Перестаньте притворяться. Я виделся с фламандским купцом: он вместе с прочими кредиторами восемь месяцев назад получил на вас исполнительный лист.

Господин де Пурсоньяк. Какой фламандский купец? Какие кредиторы? Какой исполнительный лист?

Оронт. Вы отлично понимаете, о чем я говорю.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же и Люсетта.

Люсетта (господину де Пурсоньяку). А, вот ты где? Наконец-то я тебя разыскала. Что, негодяй, можешь ты мне в глаза смотреть?

Господин де Пурсоньяк. Что этой женщине от меня нужно?

Люсетта. Что надо, бессовестный? Ты еще притворяешься, будто меня не знаешь, и не краснеешь, бесстыжий, на меня глядя? (Оронту.) Не знаю, господин хороший, о вас ли идет молва, будто выдаете вы за него свою дочку, только смею вас уверить, что я ему жена, что семь лет назад он проездом через Пезенас сумел ко мне подольститься, и уж не знаю, как это ему удалось, только покорил он мое сердечко, и стала я его женушкой!

Оронт. Вот так так!

Господин де Пурсоньяк. Что за черт!

Люсетта. А через три года бросил меня, подлец! Наплел, будто едет по каким-то делам на свою сторону, и с той поры о нем ни слуху ни духу. Вдруг добрые люди говорят, будто объявился он в нашем городе и собирается жениться на другой, а родители ее отдают, потому что не знают про его первый брак. Как услышала я, все бросила и кинулась сюда, чтоб помешать этому незаконному браку и осрамить перед всем честным народом этого неслыханного злодея.

Господин де Пурсоньяк. Удивительная нахалка!

Люсетта. Бессовестный, и не грех тебе меня обижать? Неужто тебя совесть не мучает?

Господин де Пурсоньяк. Я — ваш муж?

Люсетта. А то, скажешь, нет, низкий ты человек? Ты сам хорошо знаешь, что все это истинная правда. Уж как же я жалею, что все это так вышло: была бы я теперь невинной девушкой, жила бы себе спокойно, горюшка не зная, — на беду мою ты мне подвернулся, улестил, да и обманул меня. Если б не ты, не терпела бы я сейчас такого срама, не пришлось бы мне смотреть, как злодей муж гнушается моей любовью. Вся душа у меня изныла из-за его коварной измены, а ему меня нисколечко не жаль.

Оронт. Не могу удержаться от слез! (Господину де Пурсоньяку.) Какой же вы злой человек!

Господин де Пурсоньяк. Ничего не могу понять.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же и Нерина, одетая пикардийкой.

Нерина. Ой, мочи нет! Совсем запыхалась! Ах, обманщик, заставил же ты меня побегать! Теперь уж ты от меня не уйдешь! Правосудия, правосудия требую! Этой свадьбы нельзя допускать! (Оронту.) Это мой муж, сударь, и я не я буду, коли его не повесят, висельника этого!

Господин де Пурсоньяк. Как, еще одна?

Оронт (в сторону). Ну и молодчик!

Люсетта. Что это ты тут наговорила: не допускать, повесить? Этот человек — твой муж?

Нерина. Да, сударыня, а я его жена.

Люсетта. Врешь ты, это я его жена, и коли быть ему на виселице, так уж повешу его я и никто другой.

Нерина. Не разберу, что ты там городишь.

Люсетта. Я про то толкую, что я ему супружница.

Нерина. Супруга?

Люсетта. Ну да.

Нерина. А я тебе повторяю, что его жена я.

Люсетта. А я говорю — я.

Нерина. Четыре года, как он на мне женат.

Люсетта. А мы с ним лет уж семь как поженились.

Нерина. Я приведу очевидцев — они подтвердят.

Люсетта. У нас в округе все про это знают.

Нерина. Весь наш город тому свидетель.

Люсетта. Весь Пезенас был на нашей свадьбе.

Нерина. Весь Сен-Кентен присутствовал на нашем венчании.

Люсетта. Я говорю истинную правду.

Нерина. Я говорю сущую правду.

Люсетта (господину де Пурсоньяку). Что, окаянный, посмеешь ты отрицать?

Нерина (господину де Пурсоньяку). Откажешься ты от меня, злодей?

Господин де Пурсоньяк. Обе вы одинаково правы.

Люсетта. Ну и бессовестный! Неужто ты, мерзавец, забыл про бедненькую Фаншон и про несчастного Жане, которые у нас родились?

Нерина. Посмотрите на этого подлеца! Как! Ты не помнишь наше бедное дитя, крошку Мадлену, которую ты мне оставил в залог своей верности?

Господин де Пурсоньяк. Бессовестные нахалки!

Люсетта. Поди сюда, Фаншон, поди и ты, Жане, подите сюда оба, подите, поглядите на этого зверя отца, которому не жаль своих детищ!

Нерина. Подойди, Мадлена, подойди, дитятко, пристыди своего бессовестного отца!

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же и дети.

Дети. Ах, папа! Папа! Папа!

Господин де Пурсоньяк. Подите прочь, потаскушкины отродья!

Люсетта. Ты что, изменник, последней совести лишился: не признаешь своих детей? И в тебе не говорит отцовская любовь? Нет, ты от меня так не отделаешься, негодяй! Я от тебя не отстану, буду попрекать тебя твоим злодейством, пока тебя не повесят, изверг, пока тебя не повесят!

Нерина. И не стыдно тебе говорить мне такие слова и быть таким бесчувственным к ласкам этого несчастного ребенка? Нет, ты не уйдешь из моих рук! Как ни вертись, а я докажу, что я твоя жена, и добьюсь, что тебя повесят.

Дети. Папа! Папа! Папа!

Господин де Пурсоньяк. Караул! Караул! Куда мне бежать? Не могу больше!

Оронт (Люсетте и Нерине). Вы действительно хорошо сделаете, если его накажете. Он заслуживает, чтобы его повесили.

Все уходят. Входит Сбригани.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Сбригани один.

Сбригани. Я слежу за всем издали: дела идут недурно. Мы так доймем нашего провинциала, что он, честное слово, рад будет унести отсюда ноги.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Сбригани, господин де Пурсоньяк.

Господин де Пурсоньяк. Ах, я совсем разбит! Что за мучение! Вот проклятый город! Напали со всех сторон!

Сбригани. Что с вами, сударь? Опять что-нибудь стряслось?

Господин де Пурсоньяк. Да. В этом городе хоть пруд пруди женами и клистирами.

Сбригани. Как так?

Господин де Пурсоньяк. Две мерзкие трещотки явились ко мне с обвинением, будто я женат на обеих, и грозят судом.

Сбригани. Скверно ваше дело! Местный суд дьявольски строг по части таких преступлений.

Господин де Пурсоньяк. Да, но если б даже и состоялось следствие, разбор дела, предварительное решение и вступление его в силу по неявке одной из сторон, то у меня остается еще возможность обжаловать приговор, приостановить его действие и отменить ввиду нарушения процессуальных норм.

Сбригани. Вот что значит изъясняться на языке чисто юридическом! Сразу видно, что вы с этим делом знакомы.

Господин де Пурсоньяк. Я? Ничего подобного. Я дворянин.

Сбригани. Чтобы так изъясняться, нужно иметь опыт.

Господин де Пурсоньяк. Ничего подобного. Просто здравый смысл подсказывает мне, что мои доводы не могут не быть приняты во внимание и что меня не осудят по одному лишь голословному обвинению, без проверки свидетельских показаний и без очной ставки.

Сбригани. Какое знание всех юридических тонкостей!

Господин де Пурсоньяк. Эти слова сами так и срываются у меня с языка, но значения их я не понимаю.

Сбригани. Мне думается, что здравый смысл может помочь дворянину разобраться в вопросах права и судопроизводства, но не в крючкотворном языке.

Господин де Пурсоньяк. Слова эти встречались мне в романах, и я их запомнил.

Сбригани. Ах вот оно что!

Господин де Пурсоньяк. В доказательство того, что крючкотворство мне чуждо, я попрошу вас направить меня к какому-нибудь адвокату, чтобы посоветоваться с ним о моем деле.

Сбригани. Извольте, я вас познакомлю с двумя опытными адвокатами. Но предупреждаю вас, чтобы вы не удивлялись их манере говорить: они усвоили в суде привычку говорить нараспев, так что можно подумать, будто они поют. Вы примете их разговор за пение.

Господин де Пурсоньяк. Не все ли мне равно, как они говорят? Лишь бы сказали то, что мне важно от них услышать.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Те же, два адвоката, из которых первый тянет слова, а второй говорит скороговоркой, два прокурора и двое полицейских.

Первый адвокат.

Второй адвокат.

Танец двух прокуроров и двух полицейских, а второй адвокат между тем продолжает.

Господин де Пурсоньяк, выйдя из терпения, прогоняет их.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Эраст, Сбригани.

Сбригани. Да, все складывается так, как мы того желаем. Человек он совершенно необразованный, очень недалекий, и мне так удалось запугать его строгостью здешних законов и приготовлениями к его казни, что он не чает, как отсюда выбраться. А чтобы легче ускользнуть от стражей, которые, как я его уверил, поставлены у городских ворот с целью его задержать, он решил переодеться и при этом — в женское платье.

Эраст. Хотелось бы мне на него посмотреть в этом наряде!

Сбригани. Постарайтесь же и вы довести комедию до конца, и, пока я буду разыгрывать с ним мои сцены, пойдите… (Шепчет ему на ухо.) Понимаете?

Эраст. Понимаю.

Сбригани. А после того, как я его сплавлю… (Шепчет ему на ухо.)

Эраст. Отлично!

Сбригани. И когда я уведомлю отца… (Снова шепчет ему на ухо.)

Эраст. Лучше и придумать нельзя!

Сбригани. Вон идет наша барышня. Уходите скорее, он не должен видеть нас вместе.

Эраст уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Сбригани, господин де Пурсоньяк, переодетый женщиной.

Сбригани. Я твердо уверен, что в этом наряде ни одна душа вас не узнает. Вид у вас, как у знатной дамы.

Господин де Пурсоньяк. Меня удивляет, что у вас совершенно не соблюдаются судебные формальности.

Сбригани. Я уже вам говорил: здесь человека сначала вешают, а судят потом.

Господин де Пурсоньяк. Вот уж поистине неправосудное правосудие!

Сбригани. Суд здесь чертовски строг, особенно по части такого рода преступлений.

Господин де Пурсоньяк. Но если человек не виновен?

Сбригани. Это безразлично. К тому же местные жители терпеть не могут ваших земляков, для них нет большего удовольствия, чем когда вешают лиможца.

Господин де Пурсоньяк. Да что им сделали лиможцы?

Сбригани. Этим грубиянам ненавистны учтивость и добродетели не-парижан. Должен вам сознаться, что я очень за вас боюсь. Если вы попадете на виселицу, это будет для меня неутешное горе.

Господин де Пурсоньяк. Меня заставляет бежать отсюда не столько страх смерти, сколько позорная для дворянина казнь через повешение: подобный случай может бросить тень на все дворянское звание.

Сбригани. Да, конечно, после этого у вас стали бы оспаривать право на звание кавалера. Ну а пока что я поведу вас под руку, вы же старайтесь подражать походке, речи и манерам знатной дамы.

Господин де Пурсоньяк. Тут я вас не подведу: мне случалось видеть великосветских дам. Одно меня смущает — мои усы.

Сбригани. Пустое! Бывают и женщины с такими же усиками, как у вас. Давайте посмотрим, как это у вас получится.

Господин де Пурсоньяк прохаживается, подражая манерам дамы из высшего общества.

Хорошо!

Господин де Пурсоньяк. Эй, карету мне! Где ж это моя карета? Боже мой, какое несчастье иметь таких слуг! Неужели меня заставят ждать целый день на улице и так и не подадут кареты?

Сбригани. Превосходно!

Господин де Пурсоньяк. Эй, вы там, кучер, лакей! Ну, негодник, получишь ты у меня сегодня кнута! Лакей! Лакей! Куда же запропал мой лакей? Сквозь землю он провалился, что ли? Да есть у меня, наконец, лакей или нет?

Сбригани. Прелесть как хорошо! Одно только: у вашего чепчика немножко не сходятся концы. Я схожу принесу другой, потуже, чтобы, в случае если мы с вами кого-нибудь встретим, вы могли бы лучше закрыть лицо.

Господин де Пурсоньяк. А что мне пока делать?

Сбригани. Подождите меня здесь. Я сейчас приду. А вы немножко пройдитесь. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Господин де Пурсоньяк, два солдата швейцарской гвардии.

Первый солдат (не замечая господина де Пурсоньяка). Шифей, шифей, камрад! Итем скорей, штопы поспеть на Гревскую площадь, а то не уфитим, как путут каснить этофо каспатина те Пурсоньяка, которофо прикофорили к пофешению са шею.

Второй солдат (не замечая господина де Пурсоньяка). Лучше пыло пы снять окошко, штоп поклятеть, как путут ушинять нат ним распрафу.

Первый солдат. Кофорят, там уше постафили польшую фиселицу, софсем нофенькую, штопы утафить на ней этофо Пурсоньяка.

Второй солдат. Шестное слофо, путет польшое утофольствие фитеть, как фстернут этофо лимошца.

Первый солдат. Та, фитеть, как он затрыкает ноками наферху перет всем наротом!

Второй солдат. Сапафный плут! Кофорят, он шенился зрасу на трех!

Первый солдат. Шатный шорт! Сакотелось отному трех шен. Мало ему отной!

Второй солдат (заметив господина де Пурсоньяка). А, топрый тень, мамсель!

Первый солдат. Што вы тут телаете в одиношестве?

Господин де Пурсоньяк. Дожидаюсь своих слуг, господа.

Первый солдат. Та она красотка, ей-погу!

Господин де Пурсоньяк. Полно, господа!

Второй солдат. Мамсель! Не укотно ли фам пофеселиться с нами на Гревской площати? Мы фам покашем отно маленькое, но прекорошенькое пофешение.

Господин де Пурсоньяк. Премного вам благодарна.

Второй солдат. Там отнофо лимошскофо тфорянина лофким опрасом фстернут на фысокую переклатину.

Господин де Пурсоньяк. Я не любопытна.

Первый солдат. Какая у фас пышная груть!

Господин де Пурсоньяк. Руки прочь!

Первый солдат. Шестное слофо, я пы с утофольствием с вами поресфился!

Господин де Пурсоньяк. Нет, это слишком! Таких непристойностей не говорят женщинам моего звания!

Второй солдат. Отфяшись, я сам хочу с ней поресфиться!

Первый солдат. А я не посфолю!

Второй солдат. А я тебя не спрошу!

Оба тянут господина де Пурсоньяка в разные стороны.

Первый солдат. Ты нишефо со мной не стелаешь!

Второй солдат. Фрешь!

Первый солдат. Сам ты фрешь!

Господин де Пурсоньяк. Помогите! Караул!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же, полицейский офицер и два стража.

Полицейский офицер. Что такое? Что за безобразие? Чего вы пристали к этой даме? Живо проваливайте отсюда, не то я сейчас же отправлю вас в тюрьму!

Первый солдат. Латно, я пошел. Што, не тосталась она тепе?

Второй солдат. Латно, я тоше пошел. И тепе она не тосталась!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Господин де Пурсоньяк, полицейский офицер, два стража.

Господин де Пурсоньяк. Я вам чрезвычайно признательна, сударь, за то, что вы спасли меня от этих наглецов.

Полицейский офицер. Что я вижу! Этот человек очень похож лицом на того, которого мне описывали.

Господин де Пурсоньяк. Уверяю вас, это не я!

Полицейский офицер. Эге! Стало быть, вы…

Господин де Пурсоньяк. Я ничего не знаю.

Полицейский офицер. Почему же вы так сказали?

Господин де Пурсоньяк. Просто так.

Полицейский офицер. Нет, за вашими словами что-то кроется, и я вас сейчас арестую.

Господин де Пурсоньяк. Ах, сударь, помилуйте!

Полицейский офицер. Нет-нет! Судя по вашему лицу и по вашим словам, вы тот самый господин де Пурсоньяк, которого мы ищем, — вы только переоделись. Вы немедленно отправитесь в тюрьму.

Господин де Пурсоньяк. Какой ужас!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Сбригани.

Сбригани (господину де Пурсоньяку). Боже! Что это значит?

Господин де Пурсоньяк. Они меня узнали!

Полицейский офицер. Да-да, как я рад!

Сбригани (офицеру). Ах, сударь, ради меня! Мы же с вами давнишние друзья. Заклинаю вас, не уводите его в тюрьму!

Полицейский офицер. Нет, это невозможно.

Сбригани. Вы человек сговорчивый. Нельзя ли уладить дело за несколько пистолей?

Полицейский офицер (страже). Уйдите отсюда на минутку.

Стражи уходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Господин де Пурсоньяк, полицейский офицер, Сбригани.

Сбригани (господину де Пурсоньяку). Ему надо дать денег, чтобы он вас отпустил. Скорее!

Господин де Пурсоньяк (дает Сбригани денег). У, проклятый город!

Сбригани. Вот, сударь.

Полицейский офицер. Сколько здесь?

Сбригани. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.

Полицейский офицер. Нет-нет, мне дан слишком строгий приказ.

Сбригани (полицейскому офицеру, который собирается уходить). Ах, боже мой, погодите! (Господину де Пурсоньяку.) Скорее дайте ему еще столько же!

Господин де Пурсоньяк. Но…

Сбригани. Скорее, говорят вам, не теряйте времени! Быть вздернутым — удовольствие не из приятных!

Господин де Пурсоньяк. Ай! (Дает Сбригани еще денег.)

Сбригани (полицейскому офицеру). Получите, сударь.

Полицейский офицер (к Сбригани). Мне придется бежать вместе с ним. Оставаться тут теперь и для меня небезопасно. Позвольте, я его провожу, а вы останьтесь здесь.

Сбригани. Пожалуйста, позаботьтесь о нем хорошенько!

Полицейский офицер. Обещаю вам не покидать его, пока не доставлю в надежное место.

Господин де Пурсоньяк (к Сбригани). Прощайте! Вы единственный честный человек, которого я встретил в этом городе.

Сбригани. Не теряйте времени! Я вас так люблю, что мне хочется, чтобы вы были уже как можно дальше отсюда. (Один.) Скатертью дорога! Ну и простофиля! Но вот…

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Сбригани, Оронт.

Сбригани (делает вид, что не замечает Оронта). Ах, какой ужасный случай! Какая печальная весть для отца! Бедный Оронт, как мне тебя жалко! Как ты это перенесешь, как справишься с таким ужасным горем?

Оронт. Что случилось? Какое несчастье ты мне предвещаешь?

Сбригани. Ох, сударь! Этот коварный лиможец, этот вероломный господин де Пурсоньяк похитил вашу дочь!

Оронт. Похитил мою дочь?

Сбригани. Да! Она так обезумела от любви к нему, что покинула вас и последовала за ним. Говорят, в нем есть что-то такое, от чего все женщины сходят с ума.

Оронт. Скорее обратимся к правосудию! Стражу за ним в погоню!

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же, Эраст и Жюли.

Эраст (к Жюли). Идите же, не упирайтесь: я должен возвратить вас отцу. (Оронту.) Сударь! Вот ваша дочь, я силой вырвал ее из рук человека, с которым она бежала. И сделал я это не из любви к ней, а только из уважения к вам, ибо после поступка, совершенного ею, я должен презирать ее и окончательно исцелиться от любви, которую прежде питал к ней.

Оронт. Ах, негодница!

Эраст (к Жюли). Возможно ли? Так поступить со мной после всех доказательств моей сердечной склонности? Я не корю вас за то, что вы подчинились воле вашего отца. Он мудр и справедлив во всех своих действиях, и я нисколько не в обиде на него, что он отверг меня ради другого. Если он не сдержал данного мне слова, значит, у него есть на то свои причины Его уверили, что другой богаче меня не то на четыре, не то на пять тысяч экю, а это сумма немалая и стоит того, чтобы ради нее человек нарушил свое слово. Но в одно мгновение забыть мой сердечный пламень, загореться страстью к первому встречному и позорно, не спросив согласия отца, последовать за ним после всех преступлений, в которых его обвиняют, — о, за этот поступок вас осудит весь мир, сердце мое не находит для вас достаточно горьких упреков!

Жюли. А что же тут такого? Да, я полюбила его и решила за ним последовать, потому что мой отец избрал его мне в супруги. Что бы вы ни говорили, он очень честный человек, и все преступления, которые ему приписывают, — это гнусная клевета.

Оронт. Молчи, бесстыдница, я лучше знаю, кто он такой!

Жюли. С ним, конечно, сыграли злую шутку, и, может быть (указывает на Эраста), он и подстроил ему эту каверзу, чтобы отвратить вас от него.

Эраст. Вы считаете, что я на это способен?

Жюли. Считаю.

Оронт. Молчать, тебе говорят! Ты дура!

Эраст. Нет-нет, не думайте, что мною руководило желание расстроить вашу свадьбу и что бежать за вами меня принудила страсть! Нет! Повторяю: я сделал это только из уважения к вашему отцу. Я не мог допустить, чтобы ваш низкий поступок покрыл позором почтенные седины этого достойного человека.

Оронт. Я бесконечно вам обязан, господин Эраст.

Эраст. Прощайте, сударь. Я был исполнен самого горячего желания войти в вашу семью, я сделал все, чтобы добиться этой чести, но мне не посчастливилось: вы не сочли меня достойным такой милости. Это не помешает мне сохранить к вам чувство глубокого уважения и беззаветной преданности. И если мне не суждено стать вашим зятем, по крайней мере я всегда буду вашим покорным слугой.

Оронт. Постойте, господин Эраст! Ваше поведение тронуло меня до глубины души, и я даю согласие на ваш брак с моей дочерью.

Жюли. Я не хочу другого мужа, кроме господина де Пурсоньяка.

Оронт. А я хочу, чтобы ты сейчас же вышла замуж за господина Эраста. Давай сюда руку.

Жюли. Нет, ни за что!

Оронт. Я тебе сейчас влеплю такую затрещину!

Эраст. Нет-нет, сударь, не прибегайте к насилию, умоляю вас!

Оронт. Она должна меня слушаться! Я ей покажу, кто тут из нас хозяин!

Эраст. Разве вы не видите, как она любит этого человека? И вы хотите, чтобы я обладал ее телом в то время как ее душа будет принадлежать другому?

Оронт Он приворожил ее, — вот увидите, что ее чувства скоро изменятся. Дайте-ка мне вашу руку. Ну же!

Жюли. Я не…

Оронт. Ах, сколько лишних разговоров! Дай руку, говорят тебе! Давай, давай, давай!

Эраст (к Жюли). Не думайте, что это из любви к вам я отдаю вам свою руку; я влюблен в вашего батюшку, на нем я и женюсь.

Оронт. Очень вам благодарен. К приданому моей дочери я прибавлю еще десять тысяч экю. Позовите нотариуса для составления брачного договора!

Эраст. А до его прихода можно и повеселиться. Пусть войдут все маски, которых привлекла сюда со всех концов города молва о свадьбе господина де Пурсоньяка!

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Цыганка, цыган, маски, поющие и танцующие.

Цыганка.

Хор масок.

Цыганка.

Цыган.

Цыганка.

Цыган.

Цыганка.

Цыган.

Цыганка.

Оба вместе.

Хор.

Маска (изображающая Панталоне).[35]

Все.

Пляска дикарей.

Пляска бискайцев.[36]

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Сострат, Клитид.

Клитид (про себя). Он погружен в свои мысли.

Сострат (полагая, что он один). Нет, Сострат, я не вижу для тебя никакого выхода, тебе не избавиться от мук.

Клитид (про себя). Он говорит сам с собой.

Сострат (полагая, что он один). Увы!

Клитид (про себя). Многозначительные вздохи! Моя догадка верна.

Сострат (полагая, что он один). Какие несбыточные мечты заронили в твое сердце надежду? Чего можешь ты ждать впереди, кроме томительных дней, полных тоски и горя, кроме страданий, от которых тебя избавит лишь смерть?

Клитид (про себя). Он в несравненно большем затруднении, нежели я.

Сострат (полагая, что он один). Сердце мое, сердце мое! Куда ты меня завело?

Клитид (громко). Мое почтение, господин Сострат!

Сострат Ты куда, Клитид?

Клитид. А вы что тут делаете? Видно, тайная грусть, мрачное расположение духа удерживают вас в лесу, между тем как все спешат на великолепное празднество, которым любовь принца Ификрата увеселяет морскую прогулку принцесс, между тем как их слух и зрение услаждаются чудной музыкой и танцами, а прибрежные скалы и воды украшены фигурами разнообразных божеств в честь прекрасных виновниц торжества.

Сострат. Я и не видя достаточно ясно представляю себе это великолепие. Обыкновенно на празднествах бывает такая толчея, что я счел благоразумным не увеличивать собой числа докучных зевак.

Клитид. Вы знаете, что ваше присутствие ничего не может испортить, вы нигде не можете быть лишним. Вы всюду желанный гость, вы не принадлежите к разряду тех обиженных природою людей, которых никогда не встретит приветливый взгляд монарха. К вам благоволят обе принцессы. И мать и дочь столь явно к вам расположены, что вам нечего бояться наскучить им. Нет-нет, не это опасение удерживает вас здесь.

Сострат. Признаюсь, я не большой охотник до такого рода зрелищ.

Клитид. Пусть даже вас не интересует само зрелище, но ведь всегда любопытно посмотреть на людей. Как бы то ни было, странно забираться во время торжеств в лесную глушь. У вас что-то есть на уме.

Сострат. Что же именно?

Клитид. Гм! Не знаю от кого, но здесь пахнет любовью. Нет, это не от меня… Ба! Да это же от вас!

Сострат. Ты с ума сошел, Клитид!

Клитид. Нет, я в здравом уме. Вы влюблены. У меня тонкое обоняние, я сразу почувствовал.

Сострат. Откуда ты взял?

Клитид. Откуда?.. А что, если я вам еще вдобавок скажу, в кого вы влюблены?

Сострат. Я?

Клитид. Да. Бьюсь об заклад, что я сейчас отгадаю имя вашей возлюбленной. Я умею угадывать не хуже нашего астролога, который так обворожил принцессу Аристиону. Он умеет человеческую судьбу читать в звездах, а я умею читать в глазах людей имена тех красавиц, в которых эти люди влюблены. А ну-ка откройте глаза. Первая буква — Э; затем — р, и — Эри; ф, и — Эрифи; л, а — Эрифила. Вы влюблены в принцессу Эрифилу.

Сострат. Ах, Клитид! Признаюсь, я не могу скрыть мое смущение. Ты меня поразил как громом.

Клитид. Видите? Я тоже человек ученый.

Сострат. Если тебе случайно стала известна тайна моего сердца, то заклинаю тебя: не открывай ее никому, а главное, храни эту тайну от несравненной принцессы, имя которой ты только что произнес.

Клитид. Но если, следя за вашими поступками, легко удалось раскрыть таимую вами страсть мне, постороннему человеку, то как могла ее не заметить принцесса Эрифила? Уж вы мне поверьте: красавицы отличаются особой проницательностью по части того сердечного жара, который они вызывают; язык взглядов и вздохов лучше всего понятен той, к которой они относятся.

Сострат. О, пусть, Клитид, пусть она читает в моих вздохах и взглядах ту любовь, которую внушают мне ее чары, но будем настороже, чтобы никто другой не мог сообщить ей об этом.

Клитид. Чего вы боитесь? Ужели тот самый Сострат, который не побоялся ни Бренна, ни всех его галлов,[37] длань которого так блестяще содействовала нашему освобождению от потока варваров, опустошавших Грецию, — ужели этот человек, храбрый в бою, робок в любви, ужели он дрожит от самого слова «люблю»?

Сострат. Ах, Клитид, я дрожу недаром! Все галлы, вместе взятые, не так страшны, как прекрасные глаза, исполненные очарования.

Клитид. А вот я другого мнения: я знаю наверное, что один галл с мечом в руке заставил бы меня задрожать гораздо сильнее, чем пятьдесят самых очаровательных глаз, вместе взятых. Так что же вы намерены делать?

Сострат. Умереть, так и не открыв моей страсти.

Клитид. Нечего сказать, утешительно! Да вы что, шутите? Смелость всегда приносит успех влюбленным, проигрывают застенчивые. Я бы признался в моей страсти самой богине, если бы влюбился в нее.

Сострат. Увы! Многое обрекает мою любовь на вечное молчание.

Клитид. А именно?

Сострат. Во-первых, ничтожество моего происхождения, разбивающее мои честолюбивые мечты; во-вторых, высокое положение принцессы, создающее между нею и мною целую пропасть; наконец, соперничество двух принцев, любовный пламень которых поддерживается их пышными титулами, двух принцев, которые непрерывными дарами оспаривают друг у друга славу победы над принцессой и которым она не сегодня-завтра должна объявить свою волю. Но более всего удерживает меня, Клитид, то безграничное уважение, которому подчиняют ее дивные глаза всю силу моей страсти.

Клитид. Уважению весьма часто предпочитают любовь. Быть может, я заблуждаюсь, но, по-моему, юная принцесса узнала про вашу страсть и… к ней небезучастна.

Сострат. Ах, не старайся льстить из жалости к скорбящему!

Клитид. Мое предположение имеет свои основания. Я вижу, как она откладывает выбор супруга, и постараюсь выяснить, в чем тут дело. Вы знаете, что я некоторым образом у нее в милости, имею к ней свободный доступ и благодаря моей ловкости приобрел право вмешиваться в разговоры и толковать с ней о всевозможных вещах. Иной раз мне это удается, иной раз нет. Предоставьте все мне. Ведь я ваш друг, я принимаю близко к сердцу дела людей достойных, и я непременно выберу время, чтобы побеседовать с принцессой насчет…

Сострат. Молю тебя: если ты хоть сколько-нибудь мне сочувствуешь, ничего не говори ей о моей любви. Лучше умереть, чем дать ей возможность обвинить меня хотя бы в малейшей дерзости. То глубокое уважение, которое ее божественная красота…

Клитид. Тише! Сюда идут.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Аристиона, Ификрат, Тимокл, Анаксарх и Клеон.

Аристиона (Ификрату). Принц! Я не нахожу слов, чтобы выразить вам, как я восхищена всем виденным и слышанным. Нет на свете такого зрелища, которое могло бы поспорить своим великолепием с тем, что нам сейчас показали. Живые картины — это нечто из ряду вон выходящее. Кажется, само небо не могло бы явить нашему взору ничего более высокого и величественного. Я убеждена, что с этим ничто не может сравниться.

Тимокл. Подобные картины нельзя показать на всех празднествах. Я трепещу, принцесса, за судьбу того небольшого и незамысловатого развлечения, которое я намерен предложить вашему вниманию в роще Дианы.

Аристиона. Я уверена, что это будет что-нибудь необыкновенно приятное. Признаюсь, эта местность мне очень нравится, у нас нет времени скучать в этом прелестном уголке, прославленном под именем Темпеи всеми поэтами.[38] Не говоря уже об удовольствиях, доставляемых нам охотой, и о торжественности готовящихся пифийских игр,[39] вы оба берете на себя труд беспрерывно услаждать нас всевозможными развлечениями, способными рассеять самую глубокую грусть… Сострат! Почему вы не пошли с нами на прогулку?

Сострат. Легкое нездоровье, принцесса, помешало мне принять в ней участие.

Ификрат. Сострат полагает, принцесса, что не следует быть любопытным. И в самом деле: приятно делать вид, что ты не бежишь туда, куда бегут все.

Сострат. Принц! Я никогда не притворяюсь. Не желая делать вам комплиментов, должен, однако, заметить, что на этом празднестве много для меня привлекательного, но одно обстоятельство меня удержало.

Аристиона. А Клитид все видел?

Клитид. Да, принцесса, но только с берега.

Аристиона. Почему же с берега?

Клитид. Признаюсь, принцесса, я опасался несчастного случая, какие обыкновенно бывают в такой сумятице. Ночью мне снились дохлая рыба и разбитые яйца, а господин Анаксарх мне сказал, что разбитые яйца и дохлая рыба — это к несчастью.

Анаксарх. Я замечаю, что Клитиду не о чем было бы говорить, если бы он не говорил обо мне.

Клитид. Это потому, что о вас можно сказать так много! Сколько ни говори — никогда не кончишь.

Анаксарх. Вы могли бы найти другую тему — я же вас просил.

Клитид. Каким образом? Не вы ли утверждаете, что предрасположение сильнее всего? И если начертано в светилах, что я предрасположен говорить о вас, то разве я в силах изменить мою судьбу?

Анаксарх. При всем моем уважении к вам, принцесса, я должен признаться, что при вашем дворе есть один пренеприятный обычай: здесь всякий волен говорить, наичестнейший человек не защищен от насмешек первого попавшегося злого шутника.

Клитид. Благодарю за лестное мнение обо мне.

Аристиона (Анаксарху). Стоит ли на него обижаться!

Клитид. При всем уважении, которое я питаю к принцессе, я должен признаться, что есть одна вещь, удивляющая меня в астрологии: неужели те, что постигли все тайны богов и обладают познаниями, благодаря которым они далеко превосходят всех прочих людей, — неужели они должны угождать кому-либо и о чем-либо просить?

Анаксарх. Вам бы следовало развлекать принцессу более удачными остротами, а то вы только зря получаете деньги.

Клитид. Я шучу как умею. Вы вот говорите что придется, а ремесло шутника — это не ремесло астролога. Уметь хорошо лгать и уметь хорошо шутить — две вещи разные: гораздо легче обманывать людей, чем их смешить.

Аристиона. Что ты хочешь этим сказать?

Клитид (про себя). Молчать! Экий ты дерзкий! Разве ты не знаешь, что астрология — государственное дело и что на этой струнке играть нельзя? Тебе сколько раз было говорено, а ты забываешься, ты разрешаешь себе такие вольности, которые, вот увидишь, окажут тебе плохую услугу. Не сегодня-завтра тебе дадут пинок в зад и прогонят за глупость. Если ты умен, так молчи.

Аристиона. А где моя дочь?

Тимокл. Она покинула нас. Я предлагал проводить ее, но она отказалась.

Аристиона. Принцы! Вы согласились подчинить ваше чувство к Эрифиле моим требованиям, мне удалось добиться от вас, чтобы вы оставались соперниками, не становясь врагами, вы вполне подчиняетесь воле моей дочери и ждете ее выбора, в котором я ей предоставила полную свободу, — откройте же мне свою душу и скажите мне чистосердечно, насколько каждый из вас, как ему кажется, завладел ее сердцем.

Тимокл. Принцесса! Я не люблю хвастаться. Я сделал все, что мог, чтобы тронуть сердце принцессы Эрифилы, и, как мне представляется, сделал это с величайшей осторожностью, которая только доступна влюбленному. Я благоговейно приносил к ее ногам мои мольбы, я выказывал ей всевозможные знаки внимания, каждый день старался услужить ей, изливал мою страсть в самых нежных стихах, сетовал на мои мученья в самых страстных выражениях, изъявлял взглядами и устами безнадежность моей любви, испускал у ее ног томные вздохи, более того — проливал слезы, и все напрасно: мне так и не удалось вызвать в душе принцессы сочувственный отклик на мою пламенную страсть.

Аристиона (Ификрату). Ну а вы, принц?

Ификрат. Я, принцесса, зная равнодушие и безразличие вашей дочери к выказываемым ей чувствам, решил не расточать напрасно перед нею ни жалоб, ни вздохов, ни слез. Мне известно, что она всецело подчиняется вашей воле и что иначе как из ваших рук не пожелает взять супруга. Так вот, чтобы добиться ее расположения, я обращаюсь к вам и не столько ей, сколько вам свидетельствую мою готовность служить и выражаю мое глубочайшее почтение. Как было бы хорошо, принцесса, если бы вы заняли ее место, если бы вы пожелали воспользоваться плодами тех побед, которые вы одерживаете для нее, и выслушать те признания, с которыми вы отсылаете к ней!

Аристиона. Принц! Это комплимент ловкого любовника. Вы, вероятно, от кого-нибудь слыхали, что для того, чтобы найти доступ к сердцу дочери, надо ухаживать за матерью, но в данном случае, к сожалению, это бесполезно. Я решила всецело предоставить выбор моей дочери.

Ификрат. Какую бы власть вы ей ни предоставили, то, что я сейчас сказал вам, вовсе не комплимент. Я ищу руки принцессы Эрифилы только потому, что она — ваша дочь. Я нахожу ее привлекательной лишь постольку, поскольку она на вас похожа, в ней я обожаю вас.

Аристиона. Вот так так!

Ификрат. Да, принцесса, всем известно, как вы прелестны, как вы очаровательны…

Аристиона. Оставим, принц, разговор о прелести и очаровании. Вы знаете, что я вычеркиваю эти слова из комплиментов. Я терплю, если меня хвалят за искренность, если говорят, что я добрая принцесса, что у меня для каждого находится приветливое слово, что я люблю своих друзей, уважаю заслуги и доблесть, — все это я еще выношу. Что же касается прелести и очарования, то я предпочитаю не выслушивать этих нежностей. Сколько бы правды в них ни заключалось, все-таки, согласитесь, мать такой дочери, как моя, должна подвергать сомнению подобные похвалы.

Ификрат. Принцесса! Вы решили непременно оставаться матерью, и только матерью, вопреки желаниям всех. Нет человека, который не противился бы этому решению. Вам стоит лишь захотеть — и принцесса Эрифила будет вам сестрой.

Аристиона. Ах, боже мой, принц! Все эти глупости, до которых так падки многие женщины, меня не занимают. Я хочу оставаться матерью, потому что я на самом деле мать и напрасно старалась бы не быть ею. В слове «мать» для меня нет ничего неприятного — я стала матерью по собственному желанию. В этом — слабость нашего пола, и слава богам, что я представляю собой пример именно такой слабости. Для меня не существует столь неприятного для многих вопроса о возрасте, а ведь на этом помешано столько женщин!.. Возвратимся, однако, к нашему разговору. Неужели вы так до сих пор и не узнали, кого предпочитает Эрифила?

Ификрат. Это для меня загадка.

Тимокл. Это для меня непроницаемая тайна.

Аристиона. Быть может, застенчивость мешает ей признаться в этом вам и мне. Воспользуемся кем-нибудь другим, чтобы открыть тайну ее сердца. Сострат! Я поручаю это вам. Окажите принцам услугу, постарайтесь выведать у моей дочери, к кому из двух принцев она питает расположение.

Сострат. Принцесса! У вас столько придворных, на которых вы могли бы с большим успехом возложить честь подобного поручения! Боюсь, что я не сумею его выполнить.

Аристиона. Ваши заслуги, Сострат, не ограничиваются одними ратными подвигами. У вас есть ум, ловкость, уменье себя держать, моя дочь питает к вам доверие.

Сострат. Лучше кто-нибудь другой, принцесса…

Аристиона. Нет-нет, вы напрасно отказываетесь.

Сострат. Раз вы настаиваете, принцесса, мое дело — повиноваться. Но клянусь вам, что любой ваш придворный сумел бы гораздо лучше выполнить ваше приказание.

Аристиона. Вы слишком скромны. Вы всегда отлично справляетесь с любыми поручениями. Осторожно выпытайте чувства Эрифилы и напомните ей, что в роще Дианы надо быть как можно раньше.

Аристиона, Анаксарх и Клеон уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Сострат, Клитид, Ификрат, Тимокл.

Ификрат (Сострату). Можете быть уверены, что я отношусь к вам с не меньшим уважением, чем принцесса.

Тимокл (Сострату). Поверьте, что я восхищен ее выбором.

Ификрат. Теперь вы можете оказать услугу вашим друзьям.

Тимокл. У вас есть полная возможность оказать благодеяние кому вы захотите.

Ификрат. Я вовсе не прошу вас поддерживать именно мои притязания.

Тимокл. Я не прошу вас хлопотать только за меня.

Сострат. Да это было бы бесполезно! Я не имею права переходить границы данного мне поручения. Вам же лучше, если я не буду говорить в чью-либо пользу.

Ификрат. Я предоставляю вам полную свободу действий.

Тимокл. Действуйте как вам заблагорассудится.

Сострат уходит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Клитид, Ификрат, Тимокл.

Ификрат (Клитиду, тихо). Помните, что вы — мой друг. Я вам усиленно советую защищать мои интересы в ущерб моему сопернику.

Клитид (Ификрату, тихо). Положитесь на меня. Какое может быть сравнение между ним и вами! Что вам какой-то захудалый принц!

Ификрат. Я отплачу вам за эту услугу. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Клитид, Тимокл.

Тимокл. Мой соперник увивается вокруг вас, Клитид, но ведь вы же хорошо помните свое обещание поддержать меня.

Клитид. Конечно! Куда ему против вас, этакому сопляку!

Тимокл. Я все для вас готов сделать. (Уходит.)

Клитид (один). Все меня ублажают… Но вот и принцесса. Подождем удобного случая. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Эрифила, Клеониса.

Клеониса. Может показаться странным, принцесса, что вы удалились от общества.

Эрифила. Для таких лиц, как мы, вечно осаждаемых толпой придворных, приятно побыть немного в уединении, отрадно после бесконечных утомительных разговоров отдаться своим собственным мыслям. Я хочу погулять здесь одна!

Клеониса. Не угодно ли вам, принцесса, взглянуть на испытание блестящих дарований, горящих желанием вступить в ряды ваших артистов? Вы увидите комедиантов, которые своими жестами и движениями могут изобразить все. Их называют пантомимами. Я боялась сказать вам про них раньше[40] — при дворе найдутся люди, которые мне этого не простят.

Эрифила. Я вижу, Клеониса, что вы намерены угостить меня плохим развлечением. Вы не упускаете случая рекомендовать всякого, кто бы к вам ни обратился, вы так добры, что никем не пренебрегаете. У вас находят убежище все нуждающиеся музы, вы великая покровительница непризнанных талантов, люди добродетельные и вместе с тем неимущие находят пристанище у вас.

Клеониса. Если у вас нет желания на них посмотреть, мы не станем их звать.

Эрифила. Нет-нет, отчего же, пусть придут.

Клеониса. А вдруг они будут танцевать скверно?

Эрифила. Все равно посмотрим. К чему откладывать? Отделаемся — и к стороне.

Клеониса. Это будет, принцесса, обыкновенный танец, в другой раз…

Эрифила. Не надо никаких предисловий, Клеониса! Пусть танцуют.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Эрифила, Клеониса.

Эрифила. Прекрасно! Лучше нельзя! Я рада, что они будут теперь у меня.

Клеониса. А я была рада доказать вам, что у меня не такой уж плохой вкус.

Эрифила. Рано торжествуете! Я уверена, что вы не замедлите подвести меня в чем-нибудь другом. Оставьте меня здесь одну.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Клитид.

Клеониса (идя навстречу Клитиду). Я должна вас предупредить, Клитид, что принцесса желает быть одна.

Клитид. Не беспокойтесь! Я знаю, что делаю.

Клеониса уходит.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Эрифила, Клитид.

Клитид (поет). Ла-ла-ла-ла! (Прикидываясь изумленным при виде Эрифилы.) Ах! (Хочет уйти.)

Эрифила. Клитид!

Клитид. Я вас не видел, принцесса.

Эрифила. Поди сюда. Ты откуда?

Клитид. Я только что имел честь находиться при вашей матушке: она направлялась к храму Аполлона в сопровождении большой свиты.

Эрифила. Как здесь хорошо, не правда ли?

Клитид. Совершенно верно. Влюбленные в вас принцы тоже были там.

Эрифила. Какие красивые излучины образует река Пеней!

Клитид. Очень красивые. Сострат тоже был там.

Эрифила. Почему он не участвовал в прогулке?

Клитид. У него в голове что-то засело, что мешает ему принимать участие в торжествах. Он хотел поговорить со мной, но вы мне так решительно запретили вмешиваться в ваши дела, что я не уделил ему внимания. Я ему так и сказал, что не расположен его слушать.

Эрифила. Напрасно, ты должен был его выслушать.

Клитид. Я сначала так и сказал, а потом все-таки выслушал.

Эрифила. И хорошо сделал.

Клитид. В самом деле, он мне очень нравится. Он из тех людей, которые мне по душе: он не развязен, не крикун, умен, положителен, говорит все только кстати, нетороплив в решениях, в высшей степени тактичен. Какие бы прекрасные стихи ему ни читали наши поэты, я никогда не слыхал, чтобы он сказал: «Это выше Гомера». Одним словом, я питаю к нему расположение. Будь я принцесса, он не был бы несчастлив.

Эрифила. Да, без сомнения, это человек с большими достоинствами. О чем же он с тобой говорил?

Клитид. Он меня спрашивал, привело ли вас в восторг дивное зрелище, которое было устроено в вашу честь, говорил мне о вас с восхищением, превознес выше небес, восхвалял вас так, как только можно восхвалять совершеннейшую из принцесс, и сопровождал свою речь глубокими вздохами, говорившими больше, чем он хотел. Я всячески пытался вызнать причину его глубокой грусти, которую заметил уже весь двор, и в конце концов Сострат был принужден сознаться, что он влюблен.

Эрифила. То есть, как — влюблен? Какова дерзость! Да я такого сумасброда никогда больше на глаза к себе не пущу!

Клитид. Чем вы, собственно, недовольны, принцесса?

Эрифила. Как! Иметь смелость влюбиться в меня! Более того — иметь смелость говорить об этом!

Клитид. Но он не в вас влюблен, принцесса.

Эрифила. Не в меня?

Клитид. Нет, принцесса, он слишком вас уважает, и он слишком умен, чтобы даже подумать об этом.

Эрифила. Но в кого же, Клитид?

Клитид. В одну из ваших приближенных — в юную Арсиною.

Эрифила. Что же в ней такого привлекательного? Почему он именно ее счел достойной его любви?

Клитид. Он ее любит безумно и молит вас о покровительстве.

Эрифила. Меня?

Клитид. Нет-нет, принцесса, я вижу, что это вам не нравится! Это ваш гнев заставил меня пойти на такой маневр. Сказать по правде, он любит до безумия вас.

Эрифила. Ты, однако, наглец! Прибегать к подобным приемам, чтобы поймать меня врасплох! Ступай! Ты суешься читать в сердцах, хочешь проникнуть в тайны сердца принцессы… Прочь с глаз моих, Клитид, чтобы я никогда тебя больше не видела!

Клитид. Принцесса!..

Эрифила. Постой! Я тебя прощаю.

Клитид. Как вы добры, принцесса!

Эрифила. Но с условием: хорошенько запомни то, что я тебе скажу, и под страхом смерти никому об этом ни слова.

Клитид. Будет исполнено.

Эрифила. Так Сострат сказал тебе, что он меня любит?

Клитид. Нет, принцесса. Я вам скажу всю правду. Я хитростью вырвал у него из сердца тайну, которую он хотел скрыть от всех, которую он решил унести с собою в гроб. Он был в отчаянье, когда я вырвал у него эту тайну. Он не только не поручал мне открыть ее вам, но, напротив, заклинал, молил меня и не заикаться вам об этом. Я его предал.

Эрифила. Тем лучше! Сострат может мне понравиться только благодаря тому уважению, которое он ко мне питает. Если бы он дерзнул открыть мне свою любовь, он навсегда утратил бы мое расположение и навсегда лишился бы возможности меня видеть.

Клитид. Вы можете быть уверены, принцесса…

Эрифила. А вот и он. Взываю к твоему благоразумию: помни о наложенном мною запрете.

Клитид. Не беспокойтесь, принцесса. Придворному не подобает быть нескромным. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Эрифила, Сострат.

Сострат. Простите, принцесса, что я осмеливаюсь нарушить ваше уединение, но у меня есть поручение к вам от вашей матушки, и это должно извинить мою дерзость.

Эрифила. Какое поручение, Сострат?

Сострат. Постараться узнать, к которому из двух принцев склоняется ваше сердце.

Эрифила. Моя матушка поступила благоразумно, что выбрала вас для такого поручения. Вам оно было, без сомнения, приятно, Сострат, и вы приняли его с радостью?

Сострат. Я принял его, принцесса, в силу необходимости, по долгу повиновения, но, если бы вашей матушке было угодно принять мой отказ, я охотно предоставил бы эту честь другому.

Эрифила. Какая же причина, Сострат, побуждала вас отказываться?

Сострат. Боязнь плохо выполнить возложенное на меня поручение.

Эрифила. Вы думаете, что я недостаточно вас уважаю для того, чтобы открыть вам мое сердце и сказать все, что вы желали бы знать относительно принцев?

Сострат. После того, что вы сказали, принцесса, мне уже нечего больше желать. Сделайте милость, прибавьте к этому только то, что сами найдете нужным.

Эрифила. До сих пор я уклонялась от объяснений. Моя матушка была так добра, что позволяла мне откладывать выбор, которым я буду связана навсегда, но мне будет приятно показать всем, что я готова сделать многое из расположения к вам, и, если вы настаиваете, я сообщу наконец столь долгожданное решение.

Сострат. Это дело такого рода, принцесса, что я не стану надоедать вам, я не стану проявлять настойчивость — вы сами прекрасно знаете, как лучше поступить.

Эрифила. Но ведь моя матушка желает, чтобы именно вы узнали о моем решении.

Сострат. Я ведь и ее предупреждал, что не справлюсь с поручением.

Эрифила. Вы, Сострат, человек проницательный, ничто не ускользнет от вашей наблюдательности. Вы не догадываетесь о том, что всех приводит в недоумение? Не подметили ли вы чего-нибудь, что выдало бы мою сердечную склонность? Вы видите, как принцы за мной ухаживают, как стараются мне угодить. К кому из принцев, по вашему мнению, я более благосклонна?

Сострат. Подобного рода сомнения зависят обыкновенно от того, насколько близко те или иные обстоятельства принимаются к сердцу.

Эрифила. А вы, Сострат, кого бы предпочли? Скажите, кого вы прочите мне в супруги?

Сострат. Принцесса! Здесь все зависит не от моих желаний, а только от вашей склонности.

Эрифила. А если бы я с вами посоветовалась?

Сострат. Если бы вы со мной посоветовались, я был бы в большом затруднении.

Эрифила. Вы не могли бы мне сказать, который из двух вам кажется более достойным предпочтения?

Сострат. Если вам угодно знать мое мнение, то нет никого, кто был бы достоин такой чести. Все принцы в мире слишком ничтожны, чтобы мечтать о вас. Только боги могли бы на это притязать, а от людей вам следует принимать лишь фимиам и жертвоприношения.

Эрифила. Как это любезно с вашей стороны! Вы — мой истинный друг. Но мне бы хотелось знать, к кому из принцев вы питаете особое расположение, кого из них вы охотнее избрали бы своим другом.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Хореб.

Хореб (Эрифиле). Сюда идет ваша матушка, а затем вместе с вами отправится в рощу Дианы.

Сострат (про себя). Как ты вовремя пришел, мой мальчик!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же, Аристиона, Ификрат, Тимокл, Анаксарх и Клитид.

Аристиона. Про тебя спрашивали, дочь моя. Некоторых весьма огорчает твое отсутствие.

Эрифила. Я думаю, матушка, что обо мне спрашивали только из вежливости.

Аристиона. Нам готовят столько развлечений, что все наше время занято. Если мы не хотим пропустить что-нибудь, то нам нельзя терять ни минуты. Пойдем в лес и посмотрим, что нас там ожидает. Здесь очень красиво. Итак, займем места.

Сцена представляет лес, куда приглашена принцесса. Нимфа приветствует ее пением. Для развлечения принцессы перед ней разыгрывают маленькую пьесу с пением следующего содержания: один пастух жалуется двум своим товарищам на холодность любимой им пастушки; товарищи его утешают; в это время является сама пастушка; все трое прячутся и начинают наблюдать за ней. Пастушка поет жалобную песню о любви, потом ложится на лугу и засыпает. Влюбленный пастух приближается со своими друзьями, чтобы полюбоваться красотой пастушки, но всячески стараются не разбудить ее. Пастушка, проснувшись и увидев у своих ног пастуха, жалуется на его преследования, но, наконец уверившись в его постоянстве, соглашается в присутствии двух его товарищей стать его возлюбленной. Прибегают два сатира, сетуют на решение пастушки и ищут утешения в вине.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Нимфа Темпейской долины.

Нимфа.

(Скрывается.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Тирсис один.

Тирсис.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Тирсис, Ликаст, Менандр.

Ликаст.

Менандр.

Тирсис.

Ликаст.

Тирсис.

Менандр.

Тирсис.

Ликаст.

Тирсис.

Ликаст и Менандр.

Тирсис.

Ликаст и Менандр.

Тирсис.

Ликаст и Менандр.

Тирсис.

Ликаст и Менандр.

Тирсис.

Ликаст и Менандр.

Тирсис.

Ликаст.

Менандр.

Тирсис.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Калиста одна.

Калиста.

(Засыпает.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Калиста, Тирсис, Ликаст, Менандр.

Тирсис.

Все трое.

Тирсис.

Все трое.

Калиста (проснувшись, Тирсису).

Тирсис.

Калиста.

Тирсис.

Калиста.

Ликаст.

Менандр

Калиста (Тирсису).

Тирсис.

Ликаст.

Менандр.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и два сатира.

Первый сатир (Калисте).

Второй сатир.

Калиста.

Первый сатир.

Второй сатир.

Все.

Шесть дриад и фавнов выходят из своих жилищ и начинают красивый танец. Затем появляются Климена и Филинт и разыгрывают небольшую сценку любовной размолвки.

Климена, Филинт.

Филинт.

Климена.

Филинт.

Климена.

Филинт.

Климена.

Филинт.

Климена.

Климена и Филинт.

Все.

Фавны и дриады возобновляют свой танец, пастухи и пастушки поют. В глубине сцены три маленьких фавна и три маленькие дриады повторяют все происходящее на авансцене.

Пастухи и пастушки.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Аристиона, Эрифила, Ификрат, Тимокл, Сострат, Анаксарх, Клитид.

Аристиона. Невольно повторяешь одно и то же: «Восхитительно! Восхитительно! Неподражаемо! Бесподобно!»

Тимокл. Вы преувеличиваете, принцесса, это все пустяки.

Аристиона. Такие «пустяки» могут развлечь самых серьезных людей. В самом деле, дочь моя, ты очень обязана этим принцам, едва ли тебе удастся в должной мере отблагодарить их за все их старания и хлопоты.

Эрифила. Я все это чувствую, матушка.

Аристиона. А между тем заставляешь их так долго томиться в ожидании ответа. Я обещала не принуждать тебя, но их любовь обязывает поспешить с ответом и не откладывать награду за их усердие. Я поручила Сострату выведать тайну твоего сердца, но не знаю, приступил ли он к выполнению этого поручения.

Эрифила. Приступил. Но мне кажется, что я, напротив, спешу с этим выбором, меня за него непременно станут порицать. Я себя чувствую в равной степени обязанной обоим принцам и за их любовь, и за их рвение, и за их услуги. Я поступлю очень несправедливо, если проявлю неблагодарность к одному из них, отказав ему в моей руке и предпочтя его соперника.

Ификрат. Это значит, принцесса, сказать весьма лестный комплимент, с тем чтобы отказать нам обоим.

Аристиона. Подобного рода сомнения, дочь моя, не должны тебя тревожить. Оба принца заранее подчиняются тому предпочтению, которое окажет одному из них твоя склонность.

Эрифила. В склонности, матушка, можно легко ошибиться. Несравненно легче сделать правильный выбор лицу постороннему, незаинтересованному.

Аристиона. Ты знаешь, что я дала слово ничего не высказывать по этому поводу. Твоей склонности нельзя ошибиться, твой выбор между двумя принцами не может быть дурным.

Эрифила. Чтобы не нарушить данного вами слова и чтобы и мне не идти против совести, примем, матушка, решение, которое я сейчас позволю себе предложить.

Аристиона. Какое решение, дочь моя?

Эрифила. Пусть этот вопрос решит Сострат. Вы его выбрали, чтобы он открыл тайну моего сердца, позвольте же и мне обратиться к нему, чтобы выйти из того затруднения, в котором я нахожусь.

Аристиона. Я настолько уважаю Сострата, что захочешь ли ты через его посредство выразить свои чувства или же вполне положиться на его выбор — повторяю: я так ценю его достоинства и так уважаю его мнение, что охотно принимаю твое предложение.

Ификрат. Это значит, принцесса, что нам придется ублажать Сострата?

Сострат. Нет, принц, вам не придется меня ублажать: при всем том уважении, какое я питаю к принцессам, я отказываюсь от предлагаемой мне чести.

Аристиона. Но почему же, Сострат?

Сострат. У меня есть на то свои соображения, принцесса.

Ификрат. Уж не боитесь ли вы, Сострат, нажить себе врага?

Сострат. Что мне, принц, бояться врагов, которых я себе наживу, повинуясь моим повелительницам?

Тимокл. По какой же причине вы отказываетесь принять предлагаемые вам полномочия и приобрести дружбу принца, который будет вам обязан своим счастьем?

Сострат. По той причине, что я не в состоянии даровать принцу то, что он желал бы от меня получить.

Ификрат. Какая же это причина?

Сострат. Зачем вы так настоятельно добиваетесь от меня ответа? Быть может, у меня есть тайные мысли, которые противятся притязаниям вашей любви. Быть может, у меня есть друг, пылающий почтительной страстью к пленившим вас неотразимым чарам принцессы, но не смеющий это высказать. Быть может, этот друг ежедневно поверяет мне свои горести, ежедневно жалуется на жестокость своей участи и смотрит на брак принцессы как на грозный, как на смертный приговор самому себе. И вот если бы это было так, скажите, принц, разумно ли было бы с моей стороны нанести ему своей рукой смертельный удар?

Ификрат. Похоже на то, Сострат, что вы и есть тот друг, интересы которого вы так близко принимаете к сердцу.

Сострат. Не говорите об этом, прошу вас, иначе меня могут возненавидеть лица, которые вас слушают. Я знаю свое место, принц. Такие обездоленные люди, как я, явственно различают предел своих мечтаний.

Аристиона. Ну хорошо, мы найдем другой способ покончить с нерешительностью моей дочери.

Анаксарх. Лучший способ решить дело ко всеобщему удовольствию — это обратиться за ответом к небу. Я уже говорил вам, что начал набрасывать таинственные фигуры, которым учит нас наше искусство, и надеюсь в скором времени показать вам, что сулит будущее столь желанному союзу. Тогда уже не может быть места колебаниям. Счастья и благополучия, которые небо пообещает тому или иному выбору, будет достаточно, чтобы на нем и остановиться. Тот, кто будет отвергнут, не может быть в обиде, коль скоро так судили небеса.

Ификрат. И я всецело этому подчиняюсь. Этот путь представляется мне наиболее благоразумным.

Тимокл. Я того же мнения. Под любым решением неба я подписался бы не задумываясь.

Эрифила. Но, Анаксарх, так ли ясно читаете вы в судьбах человечества, что ошибка с вашей стороны невозможна? Кто нам поручится, что небо сулит счастье и благополучие тому, а не этому союзу?

Аристиона. Дочь моя! Ты склонна ко всему питать недоверие.

Анаксарх. Многократные испытания моих предсказаний, произведенные у всех на глазах, принцесса, служат непреложным доказательством их безошибочности. Наконец, когда я вам раскрою то, что готовит вам небо в обоих случаях, вы вольны поступить как вам заблагорассудится, от вас будет зависеть выбрать то или другое.

Эрифила. Так вы утверждаете, Анаксарх, что небо укажет, что меня ожидает в обоих случаях?

Анаксарх. Да, принцесса, вам откроются и те блага, которые посыплются на вас, если вы выйдете за одного, и те неприятности, которые с вами случатся, если вы выйдете за другого.

Эрифила. Но раз я не могу выйти замуж за обоих, то, следовательно, на небе будет начертано не только то, что должно случиться, но также и то, чего не может произойти?

Клитид (в сторону). Кажется, астрологу приходится туго.

Анаксарх. Чтобы понять это, вам пришлось бы выслушать, принцесса, пространное изложение основ астрологии.

Клитид. Остроумный ответ. Принцесса! Я не собираюсь говорить ничего дурного об астрологии. Астрология — прекрасная вещь, а господин Анаксарх — великий человек.

Ификрат. Астрология неопровержима, никто не в состоянии оспорить верность ее предсказаний.

Клитид. Разумеется.

Тимокл. Я человек по натуре недоверчивый, но что касается астрологии, то нет ничего более верного и более надежного, чем ее гороскопы.

Клитид. Нет ничего на свете более ясного.

Ификрат. Ежедневно совершается множество предсказанных ими происшествий, и это убеждает самых недоверчивых.

Клитид. Совершенно верно.

Тимокл. Кто станет отрицать всем известные события, которые вошли в историю?

Клитид. Только те, кто лишен здравого смысла. Как можно оспаривать то, что признано всеми?

Аристиона. Сострат молчит. Какого он на этот счет мнения?

Сострат. Принцесса! Не всякий ум способен понять тонкости этих благодетельных, так называемых таинственных наук. Существуют умы настолько грубые, что они никак не могут постигнуть то, что другие умы познают с чрезвычайной легкостью. Нет ничего отраднее, принцесса, великих посулов этих блистательных наук. Все превращать в золото; продлевать жизнь до бесконечности; исцелять словами; заставить кого угодно полюбить вас; знать все тайны будущего; по желанию низводить с неба на металлы чудодейственные отпечатки;[42] повелевать демонами; создавать невидимые полчища неуязвимых воинов — все это, без сомнения, прекрасно, и есть люди, для которых не составляет никакого труда все это уразуметь: усвоение подобных истин для них легче легкого. Но, признаюсь, моему грубому уму трудновато понять это и в это поверить. Мне всегда казалось, что это неосуществимо именно потому, что уж очень все это заманчиво. Все эти веские доводы относительно существования сокровенных свойств симпатии и магнетической силы так тонки и неуловимы, что они ускользают от моего земного рассудка. Не говоря о чем-нибудь другом, я никогда не мог поверить, что на небе начертано все до мельчайших подробностей, касающееся судьбы самого ничтожного человека. Какое соотношение, какая связь и какое сродство может быть между нами и между мирами, которые находятся на таком громадном расстоянии от нашей земли? И наконец, каким путем эта чудесная наука досталась человечеству? Открыл ли ее кто-нибудь из богов? Или она родилась из опыта, из наблюдений над несметным числом светил, которых никому еще не удавалось видеть дважды в одном и том же расположении?

Анаксарх. Я вам сейчас объясню.

Сострат. Значит, вы искуснее других.

Клитид (Сострату). Он вам прочтет целую лекцию.

Ификрат (Сострату). Если вы этого не понимаете, то по крайней мере можете поверить тому, что мы видим ежедневно.

Сострат. Мой рассудок до того туп, что ничего не в состоянии понять, да и глаза мои столь же несчастливы — они никогда ничего подобного не видели.

Ификрат. А я, например, видел, и меня это убедило.

Тимокл. И я тоже.

Сострат. Ну, раз вы видели, то вам ничего иного не остается, как верить. Должно быть, ваши глаза устроены иначе, чем мои.

Ификрат. Наконец, сама принцесса верит в астрологию, следовательно, и нам надлежит поверить. Как, по-вашему, Сострат: разве у принцессы нет ни разума, ни здравого смысла?

Сострат. Вопрос неуместный. Ум принцессы — не пример для моего, ее понимание может возвышаться до познаний, недоступных моему рассудку.

Аристиона. Я, Сострат, тоже многому не верю. Что же касается астрологии, то мне рассказывали и показывали вещи столь непреложные, что я не могу в ней сомневаться.

Сострат. На это мне нечего ответить, принцесса.

Аристиона. Прекратим этот разговор. Пусть нас оставят одних. Зайдем, дочь моя, вот в этот красивый грот — я обещала туда заглянуть… Что ни шаг, то новое развлечение.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Аристиона, Эрифила.

Аристиона. Кто бы нам это ни устроил, нельзя себе вообразить ничего более изящного и более удачного. Дочь моя! Я уединилась от общества, чтобы поговорить с тобой. Я хочу, чтобы ты сказала мне всю правду. Не скрываешь ли ты в своем сердце какой-нибудь тайной привязанности, в которой не хочешь нам признаться?

Эрифила. Я, матушка?

Аристиона. Будь со мной откровенна, дочь моя. Я это заслужила — ведь я так много для тебя сделала! Я думаю только о тебе, ты для меня дороже всего на свете, я отвращаю свой слух от всех предложений, которые бы на моем месте благосклонно выслушали многие, — все это, казалось бы, должно тебя убедить, что я хорошая мать и что я не способна отнестись сурово к твоим признаниям.

Эрифила. Если бы я не следовала вашему примеру, матушка, и открыла бы доступ в свое сердцу такому чувству, которое имела бы причины скрывать, то все же у меня нашлись бы силы, чтобы заставить замолчать эту страсть и не совершить ничего такого, что могло бы быть недостойно вашей наследницы.

Аристиона. Нет-нет, дочь моя, ты можешь без всякого стеснения открыть мне свои чувства. Я вовсе не ограничиваю влечения твоего сердца выбором между этими принцами. Ты можешь распространить их на кого угодно: душевные качества имеют для меня такое же значение, как и все остальное. И если ты мне откровенно признаешься, ты увидишь, что я без всяких возражений признаю избранника твоего сердца.

Эрифила. Вы так добры ко мне, матушка, что я просто не могу нарадоваться. Но на этом испытывать вашу доброту я не стану. У меня к вам единственная просьба: не торопить меня с браком, я сама еще не пришла к определенному решению.

Аристиона. До сих пор я представляла тебе полную свободу действий, однако нетерпение влюбленных в тебя принцев… Но что это за шум? Ах, дочь моя! Посмотри, какое зрелище открывается перед нами! К нам спускается богиня… Да это сама Венера! Кажется, она хочет что-то сказать нам.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и мнимая Венера в колеснице; ее сопровождают четыре мнимых амурчика.

Венера (Аристионе).

(Исчезает вместе с амурчиками.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Аристиона, Эрифила.

Аристиона. Дочь моя! Сами боги полагают конец всем нашим колебаниям. Теперь нам ничего не остается, как только принять из их рук то, что они намерены нам дать, — ты ясно слышала их волю. Пойдем в ближайший храм уверить их в нашем послушании и поблагодарить за их доброту.

Аристиона и Эрифила уходят.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Анаксарх, Клеон.

Клеон. Принцесса уходит. Вам не угодно поговорить с ней?

Анаксарх. Подождем, когда она будет одна. Я слегка побаиваюсь сметливости ее дочери — Эрифилу не так-то просто обойти, как ее мать. Во всяком случае, сын мой, мы с тобой все видели через эту щелку — хитрость удалась вполне. Наша Венера натворила чудес. Наш восхитительный изобретатель, взявшийся за устройство этой ловушки, так умело все расположил, так искусно разъединил потолок грота, так тщательно прикрыл проволоку и все прочие приспособления, так хорошо наладил освещение и вырядил актеров, что тут всякий обманулся бы. А так как принцесса Аристиона очень суеверна, то не подлежит сомнению, что она далась в обман. Я, сын мой, давно готовил эту западню и вот наконец достиг своей цели.

Клеон. Но для которого же из принцев вы затеяли все это хитросплетение?

Анаксарх. Они оба просили меня о содействии, и я обещал прийти к ним обоим на помощь со своим искусством. Но подарки принца Ификрата и его обещания превосходят во много раз все, что мог сделать другой, потому-то на его долю и придутся наиболее благоприятные указания всех моих волхвований, и так как своим успехом он будет всецело обязан мне, то мы с тобой разбогатеем. Я постараюсь укрепить принцессу в ее заблуждении, указав ей на связь между словами Венеры и предсказаниями моих астрологических фигур. А теперь помоги мне довести дело до конца — распорядись, чтобы шесть человек хорошенько спрятались в лодке за скалою, выждали бы, когда принцесса Аристиона под вечер выйдет, по обыкновению, одна погулять на берегу; чтобы они, улучив подходящую минуту, набросились на нее, как разбойники, и дали возможность принцу Ификрату прийти ей на помощь. Так он, согласно указанию свыше, станет обладателем принцессы Эрифилы. Я предупредил принца — он должен спрятаться в прибрежной рощице. Однако выйдем из грота. Я тебе скажу по дороге, о чем еще надо позаботиться… Вон идет принцесса Эрифила. Нам необходимо избежать этой встречи!

Анаксарх и Клеон уходят.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Эрифила одна.

Эрифила. Увы! Как тяжела моя участь! Чем я прогневала богов, чем вызваны их заботы обо мне?

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Эрифила, Клеониса.

Клеониса. Принцесса! Сострат к вашим услугам. Услышав ваше приказание, он немедленно последовал за мной.

Эрифила. Пусть подойдет, а ты, Клеониса, оставь нас на минуту одних.

Клеониса уходит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Эрифила, Сострат.

Эрифила. Сострат! Вы меня любите?

Сострат. Кто? Я, принцесса?

Эрифила. Перестаньте отнекиваться, Сострат. Мне все известно, я вас одобряю и позволяю вам объясниться. Я уверилась в истинности вашего чувства, и, кроме радости, оно мне ничего доставить не может. Если бы я не принадлежала к высшему кругу, ваша любовь не была бы несчастной. Я много раз мечтала о том, чтобы судьба даровала вам такое положение в свете, которое позволило бы мне обнаружить мою тайную склонность. Не подумайте, Сострат, что душевные качества человека сами по себе не имеют в моих глазах никакой цены и что я не предпочла бы ваши достоинства блестящим титулам, коим украшены другие. Моя мать не стесняет моей воли, и, по правде говоря, я нисколько не сомневаюсь, что она пойдет мне навстречу. Но в известных обстоятельствах, Сострат, предел мечтаний недостижим. Нелегко стать выше всех предрассудков — злословие заставляет платить слишком дорого за то блаженство, которое нам доставляет удовлетворение наших желаний. На это, Сострат, я пойти не могу, — мне кажется, я и так уже сделала немало, отвергнув предложения принцев. Но наконец сами боги позаботились о том, чтобы дать мне супруга. Все эти длительные отсрочки, при помощи которых я откладывала мое замужество и на которые по своей доброте соглашалась моя мать, — эти отсрочки теперь уже невозможны, я должна покориться велению небес. Поверьте, Сострат, что этот брак вызывает во мне величайшее отвращение. Если бы я могла распорядиться собой по своему усмотрению, я принадлежала бы или вам, или никому. Вот что я считала себя обязанной сообщить вам, Сострат, из уважения к вашим достоинствам, вот те слова утешения, какие я считала нужным сказать нам, зная вашу любовь ко мне, на которую я отвечаю глубокой нежностью.

Сострат. О принцесса! Этого слишком много для такого несчастного человека, как я. Я не готовился умереть с подобными почестями. С этой минуты я перестаю сетовать на судьбу. Мне суждена доля, гораздо более низкая, чем предмет моих желаний, зато я родился настолько счастливым, что вызвал сострадание такой принцессы, как вы. Это возвышающее сострадание стоит скипетров и короны, стоит доли могущественнейших государей. Да, принцесса, как только я дерзнул вас полюбить (вы сами вызываете меня на то, чтобы я употребил это нескромное слово), я тотчас же и осудил дерзновенность моих мечтаний, я сам себе уготовал неизбежную участь. Час моей смерти, принцесса, не будет для меня неожиданным — я готов к этому исходу, но ваша доброта увенчивает меня такой славой, на которую я не смел надеяться. Я умру счастливейшим и славнейшим из людей. Я дерзаю испросить у вас, принцесса, всего лишь две милости. Молю вас коленопреклоненно, во-первых, не прогонять меня до вашего счастливого брака, который должен положить конец моей жизни, а во-вторых, утопая в неге и нескончаемом блаженстве, которое небо сулит вашему браку, хотя бы изредка вспоминать о любившем вас Сострате. Могу ли я, небесное созданье, надеяться на такое сверхблагодеяние?

Эрифила. Уходите, Сострат, уходите! Если вы хотите, чтобы я вспоминала о вас, значит, вы не дорожите моим покоем.

Сострат. Ах, принцесса, если ваш покой…

Эрифила. Говорят вам, уйдите, Сострат, пощадите мою слабость, не вынуждайте меня изменить мое решение.

Сострат удаляется.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Эрифила, Клеониса.

Клеониса. Принцесса! Я вижу, вы чем-то опечалены. Хотите, ваши танцоры, так хорошо умеющие передавать все движения души, покажут вам сейчас свое искусство?

Эрифила. Я согласна, Клеониса. Пусть они изображают что им угодно, а меня оставят с моими мыслями.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Клитид, потом Эрифила.

Клитид. Куда направить стопы? Куда пойти? Где бы я сейчас мог найти принцессу Эрифилу? Ведь это немалое преимущество первому принести подобную весть… А, вот и она!.. Принцесса! Имею честь объявить вам, что небо только что даровало вам супруга.

Эрифила. Не мешай мне, Клитид, предаваться моей злой кручине.

Клитид. Простите, принцесса, но я думал услужить вам сообщением, что небо назначило вам в супруги Сострата. Но, я вижу, вам это неприятно, а потому я беру свои слова назад и немедленно удаляюсь.

Эрифила. Клитид! Полно тебе, Клитид!

Клитид. Я не хочу мешать вам, принцесса, предаваться вашей злой тоске.

Эрифила. Постой, говорят тебе, иди сюда! Что ты хотел мне сказать?

Клитид. Ничего, принцесса. Иной раз торопишься что-нибудь сообщить великим мира сего, а им, оказывается, это безразлично. Прошу меня извинить.

Эрифила. Как ты жесток!

Клитид. В другой раз буду осторожнее, а то как бы не помешать вам.

Эрифила. Ты меня пугаешь. Что ты хочешь сообщить мне?

Клитид. Пустяки, принцесса, это насчет Сострата, я вам расскажу в другой раз, когда вы будете не так озабочены.

Эрифила. Да не мучь же ты меня, поведай мне свою весть!

Клитид. Вам очень хочется узнать ее, принцесса?

Эрифила. Да, и как можно скорее! Что ты можешь сообщить мне о Сострате?

Клитид. Необычайное приключение, которого никто не ожидал!

Эрифила. Да говори же, в чем дело!

Клитид. А это не помешает вам, принцесса, предаваться вашей злой кручине?

Эрифила. Да ну же!

Клитид. Вот что я хотел вам сказать, принцесса. Ваша матушка шла с небольшой свитой в лесу, по одной из тех тропинок, которые столь приятны для прогулок, как вдруг страшный кабан (эти противные кабаны причиняют много хлопот, их следовало бы изгнать из охраняемых лесов), как вдруг страшный кабан, преследуемый, вероятно, охотниками, выбежал на дорогу, по которой мы шли. Быть может, для украшения моего рассказа мне бы следовало подробно описать кабана, но я думаю, что дело обойдется и без этого, — скажу лишь, что это было преотвратительное животное. Он перебегал нам дорогу. Благоразумнее всего было бы ему в этом не препятствовать и не искать с ним столкновений, но принцесса пожелала выказать меткость, пустила в него дротик, не в обиду ей будет сказано — не очень удачно, и слегка ранила его чуть повыше уха. Кабан, очевидно, плохо воспитанный, имел наглость на нас броситься. Нас, несчастных, тут было двое, не то трое, и мы побледнели от страха. Каждый бросился к ближайшему дереву, беззащитная принцесса осталась одна перед разъяренным зверем, но в это мгновение явился Сострат, как будто его послали боги.

Эрифила. И что же, Клитид?

Клитид. Не надоел ли я вам, принцесса? А то ведь можно отложить до другого раза.

Эрифила. Скорей досказывай!

Клитид. А мне и правда не много осталось досказать. Я маленько струсил, и потому не все подробности боя мне известны. Одно могу вам сказать наверное: когда мы вышли, то увидели, что мертвый кабан с распоротым брюхом лежит в луже крови. Ликующая принцесса называла Сострата своим спасителем, а вашим достойным и счастливым супругом, которого вам судили небеса. Услышав эти слова, я решил, что этого достаточно, и поспешил первым принести вам радостную весть.

Эрифила. Ах, Клитид, ничего более приятного ты не мог мне сообщить!

Клитид. За вами идут, принцесса.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Аристиона и Сострат.

Аристиона. Я вижу, дочь моя, что ты уже знаешь все. Боги произнесли свое слово гораздо раньше, чем мы могли бы ожидать. Грозившая мне опасность не замедлила открыть нам их волю. Они несомненно приняли участие в этом выборе, так как предпочтение оказано личным достоинствам и заслугам. Ты ничего не имеешь против, дочь моя, в награду за спасение моей жизни отдать свое сердце, ты не откажешься выйти замуж за Сострата?

Эрифила. Из рук богов и из ваших рук, матушка, я могу получить только нечто весьма мне приятное.

Сострат. О небо! Не сон ли это, волшебный сон, которым боги хотят меня утешить? Не настанет ли ужасное пробуждение, которое вновь обнаружит все мое злополучие?

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Клеониса.

Клеониса. Принцесса! Спешу сообщить вам, что принцы, которых Анаксарх до последней минуты тешил надеждой, что они станут наконец избранниками принцессы, услышав о случившемся с вами, обрушили всю свою ярость на него. Слово за слово, страсти разгорелись, и принцы нанесли ему несколько ран. Оправится ли он от них — неизвестно… А вот и они…

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же, Ификрат и Тимокл.

Аристиона. Принцы! Вы прибегаете к непозволительному насилию. Если Анаксарх вас оскорбил, то я сумела бы в этом разобраться.

Ификрат. Скажите, принцесса: можно ли ожидать от вас справедливости по отношению к Анаксарху, если вы так несправедливы по отношению к нам?

Аристиона. Но вы же сами решили подчиниться или велению неба, или склонности моей дочери?

Тимокл. Да, принцесса, мы подчинились бы выбору между принцем Ификратом и мною, но мы не потерпим отказа нам обоим.

Аристиона. Но если каждый из вас мирился с тем, что его могут предпочесть сопернику, что же может быть для вас неожиданного в том, что произошло? И много ли значат для каждого из вас интересы соперника?

Ификрат. Да, принцесса, много. Когда предпочитают равного тебе человека, в этом есть все-таки нечто утешительное. А ваше ослепление просто невероятно.

Аристиона. Принц! Я не желаю ссориться с человеком, который оказал мне столько услуг. Покорнейше прошу вас укротить свой гнев. Благоволите вспомнить, что о заслугах Сострата знает вся Греция, а то высокое положение, до которого его ныне возносит небо, уравнивает его с вами.

Ификрат. Да-да, принцесса, мы будем это помнить, но, быть может, и вы когда-нибудь вспомните, что два оскорбленных принца — противники опасные.

Тимокл. Быть может, принцесса, вам недолго придется злорадствовать.

Аристиона. Я прощаю вам эти угрозы, так как их порождает любовь, считающая себя оскорбленной. Мы же будем спокойно любоваться пифийскими играми. Пойдемте туда, дабы увенчать торжественным зрелищем этот необыкновенный день.

Увертюра исполняется множеством инструментов; посреди сцены за столом ученик учителя музыки сочиняет мелодию для серенады, заказанной г-ном Журденом.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Учитель музыки, учитель танцев, два певца, певица, два скрипача, четыре танцовщика.

Учитель музыки (певцам и музыкантам). Пожалуйте сюда, вот в эту залу, отдохните до его прихода.

Учитель танцев (танцовщикам). И вы тоже, станьте с этой стороны.

Учитель музыки (ученику). Готово?

Ученик. Готово.

Учитель музыки. Посмотрим… Очень недурно.

Учитель танцев. Что-нибудь новенькое?

Учитель музыки. Да, я велел ученику, пока наш чудак проснется, сочинить музыку для серенады.

Учитель танцев. Можно посмотреть?

Учитель музыки. Вы это услышите вместе с диалогом, как только явится хозяин. Он скоро выйдет.

Учитель танцев. Теперь у нас с вами дела выше головы.

Учитель музыки. Еще бы! Мы нашли именно такого человека, какой нам нужен. Господин Журден с его помешательством на дворянстве и на светском обхождении — это для нас просто клад. Если б все на него сделались похожи, то вашим танцам и моей музыке больше и желать было бы нечего.

Учитель танцев. Ну, не совсем. Мне бы хотелось, для его же блага, чтоб он лучше разбирался в тех вещах, о которых мы ему толкуем.

Учитель музыки. Разбирается-то он в них плохо, да зато хорошо платит, а наши искусства ни в чем сейчас так не нуждаются, как именно в этом.

Учитель танцев. Признаюсь, я слегка неравнодушен к славе. Аплодисменты доставляют мне удовольствие, расточать же свое искусство глупцам, выносить свои творения на варварский суд болвана — это, на мой взгляд, для всякого артиста несносная пытка. Что ни говорите, приятно трудиться для людей, способных чувствовать тонкости того или иного искусства, умеющих ценить красоты произведений и лестными знаками одобрения вознаграждать вас за труд. Да, самая приятная награда — видеть, что творение ваше признано, что вас чествуют за него рукоплесканиями. По-моему, это наилучшее воздаяние за все наши тяготы, — похвала просвещенного человека доставляет наслаждение неизъяснимое.

Учитель музыки. Я с этим согласен, я тоже люблю похвалы. В самом деле, нет ничего более лестного, чем рукоплескания, но ведь на фимиам не проживешь. Одних похвал человеку недостаточно, ему давай чего-нибудь посущественнее. Лучший способ поощрения — это вложить вам что-нибудь в руку. Откровенно говоря, познания нашего хозяина невелики, судит он обо всем вкривь и вкось и рукоплещет там, где не следует, однако ж деньги выпрямляют кривизну его суждений, его здравый смысл находится в кошельке, его похвалы отчеканены в виде монет, так что от невежественного этого мещанина нам, как видите, куда больше пользы, чем от того просвещенного вельможи, который нас сюда ввел.

Учитель танцев. В ваших словах есть некоторая доля истины, но только, мне кажется, вы придаете деньгам слишком большое значение; между тем корысть есть нечто до такой степени низменное, что человеку порядочному не должно выказывать к ней особой склонности.

Учитель музыки. Однако у нашего чудака вы преспокойно берете деньги.

Учитель танцев. Конечно, беру, но деньги для меня не главное. Если б к его богатству да еще хоть немного хорошего вкуса — вот чего бы я желал.

Учитель музыки. Я тоже, ведь мы оба по мере сил этого добиваемся. Но, как бы то ни было, благодаря ему на нас стали обращать внимание в обществе, а что другие будут хвалить, то он оплатит.

Учитель танцев. А вот и он.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, г-н Журден, в халате и ночном колпаке, и два лакея.

Г-н Журден. Ну, господа? Как там у вас? Покажете вы мне нынче вашу безделку?

Учитель танцев. Что? Какую безделку?

Г-н Журден. Ну, эту самую… Как это у вас называется? Не то пролог, не то диалог с песнями и пляской.

Учитель танцев. О! О!

Учитель музыки. Как видите, мы готовы.

Г-н Журден. Я немного замешкался, но дело вот в чем: одеваюсь я теперь, как одевается знать, и мой портной прислал мне шелковые чулки, до того узкие — право, я уж думал, что мне их так никогда и не натянуть.

Учитель музыки. Мы всецело к вашим услугам.

Г-н Журден. Я прошу вас обоих не уходить, пока мне не принесут мой новый костюм: я хочу, чтоб вы на меня поглядели.

Учитель танцев. Как вам будет угодно.

Г-н Журден. Вы увидите, что теперь я с ног до головы одет как должно.

Учитель музыки. Мы в этом нисколько не сомневаемся.

Г-н Журден. Я сделал себе из индийской ткани халат.[44]

Учитель танцев. Отличный халат.

Г-н Журден. Мой портной уверяет, что вся знать по утрам носит такие халаты.

Учитель музыки. Он вам удивительно идет.

Г-н Журден. Лакей! Эй, два моих лакея!

Первый лакей. Что прикажете, сударь?

Г-н Журден. Ничего не прикажу. Я только хотел проверить, как вы меня слушаетесь. (Учителю музыки и учителю танцев.) Как вам нравятся их ливреи?

Учитель танцев. Великолепные ливреи.

Г-н Журден (распахивает халат; под ним у него узкие красного бархата штаны и зеленого бархата камзол). А вот мой домашний костюмчик для утренних упражнений.

Учитель музыки. Бездна вкуса!

Г-н Журден. Лакей!

Первый лакей. Что угодно, сударь?

Г-н Журден. Другой лакей!

Второй лакей. Что угодно, сударь?

Г-н Журден (снимает халат). Держите. (Учителю музыки и учителю танцев.) Ну что, хорош я в этом наряде?

Учитель танцев. Очень хороши. Лучше нельзя.

Г-н Журден. Теперь займемся с вами.

Учитель музыки. Прежде всего мне бы хотелось, чтобы вы прослушали музыку, которую вот он (указывает на ученика) написал для заказанной вам серенады. Это мой ученик, у него к таким вещам изумительные способности.

Г-н Журден. Очень может быть, но все-таки не следовало поручать это ученику. Еще неизвестно, годитесь ли вы сами для такого дела, а не то что ученик.

Учитель музыки. Слово «ученик» не должно вас смущать, сударь. Подобного рода ученики смыслят в музыке не меньше великих мастеров. В самом деле, чудеснее мотива не придумаешь. Вы только послушайте.

Г-н Журден (лакеям). Дайте халат, так удобней слушать… Впрочем, постойте, пожалуй, лучше без халата. Нет, подайте халат, так будет лучше.

Певица.

Г-н Журден. По моему, это довольно заунывная песня, от нее ко сну клонит. Я бы вас попросил сделать ее чуть-чуть веселее.

Учитель музыки. Мотив должен соответствовать словам, сударь.

Г-н Журден. Меня недавно обучили премилой песенке. Погодите… сейчас-сейчас… Как же она начинается?

Учитель танцев. Право, не знаю.

Г-н Журден. Там еще про овечку говорится.

Учитель танцев. Про овечку?

Г-н Журден. Да-да. Ах, вот! (Поет.)

Правда, славная песенка?[45]

Учитель музыки. Еще бы не славная!

Учитель танцев. И вы хорошо ее поете.

Г-н Журден. А ведь я музыке не учился.

Учитель музыки. Вам бы хорошо, сударь, поучиться не только танцам, но и музыке. Эти два рода искусства связаны между собой неразрывно.

Учитель танцев. Они развивают в человеке чувство изящного.

Г-н Журден. А что, знатные господа тоже учатся музыке?

Учитель музыки. Конечно, сударь.

Г-н Журден. Ну так и я стану учиться. Вот только не знаю когда: ведь, кроме учителя фехтования, я еще нанял учителя философии — он должен нынче утром начать со мной заниматься.

Учитель музыки. Философия — материя важная, но музыка, сударь, музыка…

Учитель танцев. Музыка и танцы… Музыка и танцы — это все, что нужно человеку.

Учитель музыки. Нет ничего более полезного для государства, чем музыка.