Жанры
Регистрация
Читать онлайн Полдень в пути бесплатно

Полдень в пути



Николай Семенович Тихонов. Полдень в пути

Рис.1 Полдень в пути
Николай Семенович Тихонов

I

СТИХИ О ВЕЛИКОЙ ДРУЖБЕ

  • Эта дружба народы спаяла,
  • Их в великом единстве собрав,
  • Как в печах чудотворных Урала,
  • Превратившись в неведомый сплав.
  • Эти воля и мощь неохватны…
  • Стерли силою рук трудовых
  • С карты нашей все белые пятна,
  • Пятна черные дней горевых.
  • И теперь там, где пенится вьюга,
  • Там, где знойных пустынь полусон,
  • Ты повсюду под крышею друга,
  • Теплым дружеством ты окружен.
  • И, как мать, называют родною
  • Люди в нового века весну,
  • Так назвали Отчизной одною
  • Небывалую в мире страну.
  • Если Родине враг угрожает,
  • На священный, на воинский труд
  • Все народы, врага отражая,
  • Всеединой дружиной встают.
  • Глубочайшей той дружбы заслуга,
  • Что, когда ты оружье берешь,
  • Ты в походе почувствуешь друга,
  • Брата-воина в битве найдешь.
  • Про победу Великого Года
  • Будут петь в самом дальнем краю,
  • Эту песню любого народа
  • Примешь ты, как родную свою.
  • Пред тобою просторы открыты
  • Вольных душ, городов и полей,
  • Непочатый в них жизни избыток,
  • Удивляющий силой своей.
  • Каждый сердцем тебе отзовется
  • На удачу иль горе твое,—
  • Это Ленинской дружбой зовется,
  • Ничего нет сильнее ее!

ПОСТИЖЕНИЕ

  • Ты создаешь в тени лабораторий
  • На горах рассыпанных костей
  • Все, что знали ветреное море,
  • Свет лесов и таинства путей.
  • Хаос будет знаньями размечен,
  • В звездной бездне и в земной пыли
  • Ты постигнешь, богочеловечен,
  • Ложь небес и истину земли!

ПЕРЕКРЕСТОК УТОПИЙ

  • Мир строится по новому масштабу,
  • В крови, в пыли, под пушки и набат
  • Возводим мы, отталкивая слабых,
  • Утопий град — заветных мыслей град.
  • Мы не должны, не можем и не смеем
  • Оставить труд, заплакать и устать:
  • Мы призваны великим чародеем
  • Печальный век грядущим обновлять
  • Забыли петь, плясать и веселиться,
  • О нас потом и спляшут и споют,
  • О нас потом научатся молиться,
  • Благословят в крови начатый труд.
  • Забыть нельзя — враги стеною сжали,
  • Ты, пахарь, встань с оружием к полям,
  • Рабочий, встань сильнее всякой стали,
  • Все, кто за нас, — к зовущим знаменам.
  • И впереди мы видим град Утопий,
  • Позор и смерть мы видим позади,
  • В изверившейся, немощной Европе
  • Мы первые строители-вожди.
  • Мы первые апостолы дерзанья,
  • И с нами все: начало и конец.
  • Не бросим недостроенного зданья
  • И не дадим сгореть ему в огне.
  • Здесь перекресток — веруйте, поймите,
  • Решенье вам одним принадлежит,
  • И гений бурь начертит на граните —
  • Свобода или рабство победит.
  • Утопия — светило мирозданья.
  • Поэт-мудрец, безумствуй и пророчь,
  • Иль новый день в невиданном сиянье.
  • Иль новая, невиданная ночь!

О РОССИИ

  • Не плачьте о мертвой России —
  • Живая Россия встает, —
  • Ее не увидят слепые,
  • И жалкий ее не поймет.
  • О ней горевали иначе,
  • Была ли та горесть чиста?
  • Она возродится не в плаче,
  • Не в сладостной ласке кнута.
  • Не к морю пойдет за варягом,
  • Не к княжьей броне припадет,
  • По нивам, лесам и оврагам
  • Весенняя сила пройдет.
  • Не будет пропита в кружале,
  • Как прежде, святая душа
  • Под песни, что цепи слагали
  • На белых камнях Иртыша.
  • От Каспия к Мурману строго
  • Поднимется вешний народ,
  • Не скованный именем бога,
  • Не схваченный ложью тенет.
  • Умрет горевая Россия
  • Под камнем седым горюном,
  • Где каркали вороны злые
  • О хищников пире ночном.
  • Мы радости снова добудем,
  • Как пчелы — меды по весне,
  • Поверим и солнцу, и людям,
  • И песням, рожденным в огне

ПРОЛЕТАРИЙ ГОВОРИТ

(ИЗ ПОЭМЫ)

  • …Дать человеку человечность,
  • Мечте — захват безумных крыл,
  • Вести из временного в вечность
  • И к небу, к небу — из могил.
  • Открыть все рынки и подвалы,
  • Все двери настежь: ешь и пей!
  • Ввести в разубранные залы
  • Убогой улицы детей.
  • Смотреть, смеяся тихим смехом.
  • Как полны счастья, как легки.
  • Как рады солнечным потехам
  • Их глаз святые васильки.
  • Нет моего. Все ваше, ваше,
  • Кто вин изысканных знаток?
  • Другой их пил из вашей чаши,
  • Другого нежил пряный сок.
  • Зачем, дитя, ты в жалком черном?
  • Бери сверкание парчи,
  • Смотри, как ловко и узорно
  • В цветах здесь вытканы лучи.
  • О мать, ты потеряла сына,
  • Не плачь, здесь все твои сыны,
  • Они почтут твои седины
  • Своими песнями весны.
  • Старик, ты хмур — боишься ночи?
  • Зачем молчанье и тоска?
  • Я сам имею глаз пророчий,
  • Я сам старее старика.
  • Ты хмур, что пали эти храмы?
  • Ты зол, — дворцы в руках чужих?
  • Кто был согбен — тот ходит прямо,
  • Нет больше нищих и слепых.
  • Все чуда разом совершились,
  • Как все расплавились венцы,
  • За всех страдали, и молились,
  • И гибли деды и отцы…
  • Кто духом был отважней прочих,
  • Знал лишь могильные огни,
  • Всегда безжалостные ночи
  • И злом отравленные дни.
  • И саван мутного рассвета
  • С лица земного я сорвал,
  • И скорбь погасла, как комета,
  • И ужас пал и задрожал.
  • И властный голос окрыленно
  • На все края сказал: твори,
  • И дети подняли короны
  • В пыли смеющейся зари.
  • Усталых спины разогнулись.
  • Вздохнула солнцем красота,
  • И мне за это улыбнулись
  • Детей хрустальные уста!

БАНКИР

  • Он для себя построил небоскребы,
  • Дворцы, музеи, театры, алтари,
  • К нему пришли священники и снобы,
  • Ученые, артисты и цари.
  • И он поставил пушки против пушек,
  • Купил умы, дома и корабли,
  • Судьбу одних предательски разрушил,
  • Судьбу других победно окрылил.
  • Его собакам, слугам — преклоненье,
  • Его цилиндр поэтами воспет,
  • Он, снисходя, приходит слушать пенье
  • Певцов и див, которым равных нет.
  • У ног его несметный полк рабочих,
  • И силу рук, и силу их умов
  • Он взял себе, свободу дня и ночи,
  • Приставив к ним своих надежных псов.
  • От юношей — желанья и расцветы,
  • От стариков — надежду отдохнуть,
  • Он отнял все. Пылало зноем лето,
  • В тисках труда пылала кровью грудь!
  • Вихрь ледяной носился по кварталам,
  • Стучал озноб, синели кулаки,
  • Нужда, как тень, за их спиной стояла,
  • И голод бил в холодные виски.
  • А он, как бог, всеведущ и незнаем,
  • Незримо всюду: в небе, в рудниках,
  • В своем дворце, для всех недосягаем,
  • Он блеск и тьма, надежда, счастье, страх.
  • Форты и рынки, пастбища и троны
  • В его руках — и власти нет конца,
  • И смотрит он надменно, благосклонно,
  • С презрительной усмешкой хитреца.
  • Но близок день, но близок час возмездья,
  • Сгорит дворец, и рухнет небоскреб —
  • Рабочих звезд великие созвездья
  • Осветят гроб, банкира страшный гроб.
  • На всех путях преграды вихрь поставит
  • И в городах, и в небе, и в воде,
  • К какой тогда неведомой отраве
  • Он прибежит в последней череде?
  • И доллары покатятся, как кости,
  • И отзвенят в окаменевшем рту,
  • И смерть, как тюк, его костяк подбросит
  • И, засмеявшись, кинет в пустоту.

ПЕТЕРБУРГ

  • Тебе я посвящаю этот стих,
  • Который похвалить ты не обязан.
  • Тебе, прекрасному, как тот жених,
  • Что не любил еще ни разу.
  • А все ведут века невест:
  • Свободу, бурю радостей лукавых,
  • Тебя не выкурил из трубки Геркулес
  • Затяжкой крепкой пороха и славы.
  • Тебя не выдавил его ботфорт
  • Из чрева гнило-синего болотца,
  • Куда заброшен старенький топор,
  • Каким он ставил первые воротца.
  • Где кости моряка, который рот
  • Забыл закрыть при громовом ударе,
  • Когда его услышал галиот
  • Салютный бас из пасти Хирвисари?
  • Ты сотворен тяжелою рукой,
  • И мыслью ты мозолистой украшен,
  • Вот почему ты величав и страшен,
  • И я люблю, что ты такой.
  • О, усмехнись же и ответь мне: нет!
  • Я знаю, сероглазый демон,
  • Пускай не каждый житель твой поэт,
  • Но каждый камень твой поэма!

«Приплыл ли в челне я дырявом…»

  • Приплыл ли в челне я дырявом,
  • Сошел ли с небес по сосне,
  • Пришел ли я с поля, где травы
  • Сочатся весенней отравой,—
  • Мое утвержденье — во мне.
  • Как облако облака шире,
  • Как море моря синей,
  • Плывут в расцветающем мире
  • Воскрылия песни моей!

«Заката тлеющим пожаром…»

  • Заката тлеющим пожаром
  • Горит кораблик вырезной,
  • А я разбившимся Икаром
  • Плыву, качаясь над волной.
  • Но лишь в приветливые гроты
  • Меня, печалясь, вносит вал,
  • С одной мечтой, с одной заботой
  • Встает в душе моей Дедал.
  • И вновь он мечет страшный жребий,
  • И вновь велит идти рискнуть,
  • Прорезать путь в глубоком небе,
  • В грудь солнца — радостную грудь.
  • Я пью тот зов, манящий вышним,
  • Я алчу блещущих высот,
  • Но незаметно и неслышно
  • Мой разум в бездну упадет —
  • И снова я перед пожаром,
  • Перед закатной тишиной,
  • И вновь разбившимся Икаром
  • Плыву, качаясь над волной.
  • И без мечты и без заботы
  • Я рву огней закатных вязь,
  • И вновь сверкающие гроты
  • Меня приветствуют, теснясь!

«Полюбить бы песенки простые…»

  • Полюбить бы песенки простые,
  • Чистые, как воздух на заре,
  • В них не нужно путать запятые,
  • О словах справляться в словаре.
  • В них дыханье трав и перелесков
  • Так же нежно, как лазурь,
  • И в глаза не бьют прибоя блески,
  • В уши — заклинанья бурь.
  • В их покое что-то есть о чуде,
  • Все, что можно сердцем пожелать,
  • В них не нужно размышлять, что будет,
  • Ни о чем не нужно вспоминать…

НОЧНАЯ ГРОЗА НАД НЕВОЙ

  • Весь звездный блеск на небе выпит
  • Устами жаждущей грозы,
  • И слух испуганнее выпи
  • Следит неведомого зык.
  • Зигзагный светоч ненарочен,
  • Сжигая неба бархата,
  • Он углубил глубины ночи,
  • Неопалимые уста.
  • О, стой, застыв душой, беззвучен.
  • Внимай соревнованью сил,
  • Пусть мысль, как ласточка на круче,
  • Трепещет радужностью крыл.
  • В разбитых тучах алебастры,
  • Виденья ртутной синевы,
  • И фосфорические астры
  • Вскипают в пенностях Невы!

«Через покосы, прямо, без дороги…»

  • Через покосы, прямо, без дороги
  • Ты шла, устав,
  • Ты исколола праздничные ноги
  • О срезы трав.
  • И было ль жаль тебя тогда — не помню,
  • И падал ржавый диск
  • В леса за мглистую каменоломню
  • Под жабий визг.
  • Не помню я, прощался иль приветил,
  • Была ты радость иль укор,
  • Но слышал: визгу жабьему ответил
  • Вершинной арфой сосенный простор!

«Крутили мельниц диких жернова…»

  • Крутили мельниц диких жернова,
  • Мостили гать, гоняли гурт овечий.
  • Кусала ноги ржавая трава,
  • Ломала вьюга мертвой хваткой плечи.
  • Мы кольца растеряли, не даря,
  • И песни раскидали по безлюдью,
  • Над молодостью — медная заря.
  • Над старостью… — но старости не будет.

«Ах, в воздухе такая нега…»

  • Ах, в воздухе такая нега,
  • Рябина щек красней,
  • Белей белеющего снега
  • Попался заяц мне.
  • И муть медвежья междулесья
  • Опять зовет, кричит,
  • И этим криком поднят весь я
  • На снеговой, широкий щит!

«Ты мне обещана, но кем — не знаю…»

  • Ты мне обещана, но кем — не знаю,
  • Но кем-то добрым и большим,
  • Когда я что-нибудь обещаю,
  • Обещаю именем твоим.
  • О если б был я хранитель стада,
  • Моряк, купец или земледел,
  • Я б отдал все за трепет сада,
  • Где теплый лист на тихой воде,
  • Где ты читаешь, поешь иль плачешь,
  • О нет, не плачешь — то плачу я,
  • Где все знакомо и все иначе,
  • И даже слезы как блеск ручья.
  • Сейчас я скитающийся невольник,
  • Я вижу вокруг лишь сады чужих,
  • Но мне не завидно, мне не больно,
  • Иду уверенно мимо них.
  • И я забываю свои скитанья,
  • Чтоб память только тебе отдать,
  • Я помню только: ты — обещанье,
  • А тот, кто помнит, — умеет ждать!

ЭКСПРЕСС В БУДУЩЕЕ

  • В час, когда месяц повешенный
  • Бледнее, чем в полдень свеча,
  • Экспресс проносится бешеный,
  • Громыхая, свистя, грохоча…
  • И когда над мостами в пролеты
  • Проведет он живую черту,
  • Прыгни сразу — и огненный кто-то
  • Вдруг подхватит тебя на лету.
  • И никто на путях незаказанных
  • Не прервет его окриком: стой!
  • Будет все тебе в мире рассказано,
  • Если дух свой сольешь с быстротой.
  • Через степь неживую, колючую
  • Просвистит по ребру пирамид,
  • Перережет всю Африку жгучую,
  • В Гималаях змеей прозвенит.
  • Обжигая глазами сигнальными,
  • Прижимая всю землю к груди.
  • Он разбудит столицы печальные,
  • Продышав им огни впереди.
  • И когда из-за сумрака мглистого
  • Очертанья стуманятся в ряд,
  • Заревет он раскатно, неистово,
  • Пролетев Вифлеем — Петроград.
  • Его след на полях чернозема
  • И в плантациях чая пролег,
  • В лабиринтах Европы, как дома,
  • На дорогах волшебный свисток.
  • Шоколадные люди Цейлона,
  • Позабытый огнем эскимос…
  • Провожают сверканье вагонов,
  • Вихревые расплески колес.
  • Чудо рвется из глотки со свистом,
  • Всем понятны сигналы его,
  • И мудрее его машинистов
  • Не найти на земле никого.

«Не было ни дней, ни вечеров…»

  • Не было ни дней, ни вечеров
  • И родней, и радостней, и чище,
  • И вкуснее не вкушал я пищи,
  • Веселей не слышал слов,
  • Чем сейчас на летнем перепутье…
  • Вот, как я, такими ж, люди, будьте!
  • Отчего ж так ясно хорошо?
  • Будто жизнь тяжелую, большую,
  • Что как буря стлалася, бушуя,
  • Прожил я и уложил в мешок.
  • И легко на плечи ношу взбросил,
  • И пошел — и вот к тебе приду,
  • Кто же у возлюбленной не просит
  • Встречи в комнате или в саду.
  • Но ты, и ты меня не встретишь,
  • Вся в чужие перешла глаза,
  • Даже и случайно не заметишь,
  • Даже не оглянешься назад.
  • И теперь мне только небо снится,
  • В голубой расту, расту пыли,
  • Так легко колеблет крылья птица,
  • Перед тем как улететь с земли.

«Мне было ничего не жалко…»

  • Мне было ничего не жалко,
  • Я все узнал, через все прошел,
  • Но в полночь дерзкая гадалка
  • Мне карты бросила на стол.
  • Зеленый луч глаза мне залил,
  • Я понял: это будет здесь —
  • Упали карты и сказали:
  • Дорога, женщина и песнь.
  • Я днями шел, а ночью снилась
  • Страна, которой в жизни нет,
  • Ты в ней моей дорогой билась,
  • Как песнь, звучала мне во сне.
  • Не помню — на Неве, на Ниле,
  • Молниеносностью огня
  • Два долгих солнца ослепили
  • Дорогу, песню и меня.

«Девятый вал угадывать нетрудно…»

  • Девятый вал угадывать нетрудно,
  • Когда валы проходят чередой,
  • Но не в стенах испытанного судна
  • Меня застиг неснившийся прибой.
  • Подобную кочующей медузе,
  • Он вынес душу к камням золотым,
  • Чтобы прозрачный, драгоценный узел,
  • Не замечая, растоптала ты.

«Праздничный, веселый, бесноватый…»

  • …Когда возникнул мир цветущий
  • Из равновесья диких сил…
Баратынский
  • Праздничный, веселый, бесноватый,
  • С марсианской жаждою творить.
  • Вижу я, что небо небогато,
  • Но про землю стоит говорить.
  • Даже породниться с нею стоит,
  • Снова глину замешать огнем.
  • Каждое желание простое
  • Осветить неповторимым днем.
  • Так живу, а если жить устану,
  • И запросится душа в траву,
  • И глаза, не видя, в небо взглянут,—
  • Адвокатов рыжих позову.
  • Пусть найдут в законах трибуналов
  • Те параграфы и те года,
  • Что в земной дороге растоптала
  • Дней моих разгульная орда.

«Огонь, веревка, пуля и топор…»

  • Огонь, веревка, пуля и топор,
  • Как слуги, кланялись и шли за нами,
  • И в каждой капле спал потоп,
  • Сквозь малый камень прорастали горы,
  • И в прутике, раздавленном ногою,
  • Шумели чернорукие леса.
  • Неправда с нами ела и пила,
  • Колокола гудели по привычке,
  • Монеты вес утратили и звон,
  • И дети не пугались мертвецов…
  • Тогда впервые выучились мы
  • Словам прекрасным, горьким и жестоким.

«Мы разучились нищим подавать…»

  • Мы разучились нищим подавать,
  • Дышать над морем высотой соленой,
  • Встречать зарю и в лавках покупать
  • За медный мусор золото лимонов.
  • Случайно к нам заходят корабли,
  • И рельсы груз проносят по привычке;
  • Пересчитай людей моей земли —
  • И сколько мертвых встанет в перекличке.
  • Но всем торжественно пренебрежем.
  • Нож сломанный в работе не годится,
  • Но этим черным сломанным ножом
  • Разрезаны бессмертные страницы.

«Посмотри на ненужные доски…»

  • Посмотри на ненужные доски —
  • Это кони разбили станки.
  • Слышишь свист, удаленный и плоский?
  • Это в море ушли миноноски
  • Из заваленной льдами реки.
  • Что же, я не моряк, и не конник,
  • Спать без просыпа? книгу читать?
  • Сыпать зерна на подоконник?
  • А! Я вовсе не птичий поклонник,
  • Да и книга нужна мне не та…
  • Жизнь учила веслом и винтовкой,
  • Крепким ветром, по плечам моим
  • Узловатой хлестала веревкой,
  • Чтобы стал я спокойным и ловким,
  • Как железные гвозди — простым.
  • Вот и верю я палубе шаткой,
  • И гусарским упругим коням,
  • И случайной походной палатке,
  • И любви, расточительно краткой,
  • Той, которую выдумал сам.

«Хотел я ветер ранить колуном…»

  • Хотел я ветер ранить колуном,
  • Но промахнулся и разбил полено,
  • Оно лежало, теплое, у ног,
  • Как спящий, наигравшийся ребенок.
  • Молчали стены, трубы не дымили,
  • У ног лежало дерево и стыло.
  • И я увидел, как оно росло,
  • Зеленое, кудрявое, что мальчик.
  • И слаще молока дожди поили
  • Его бесчисленные губы. Пальцы
  • Играли с ветром, с птицами. Земля
  • Пушистее ковра под ним лежала.
  • Не я его убил, не я пришел
  • Над ним ругаться, ослепить и бросить
  • Кусками белыми в холодный ящик,
  • Сегодня я огнем его омою,
  • Чтоб руки греть над трупом и смеяться
  • С высокой девушкой, что — больно думать —
  • Зеленой тоже свежестью полна.

ЗАСУХА

  • В душном пепле падал на страну
  • Лунного осколок изумруда,
  • Шел и ширился подземный гул,
  • И никто до света не уснул.
  • Он пришел — я не спросил откуда?
  • Я уж знал — и руку протянул.
  • На ладонь своей рукой лохматой
  • Точкою на вязь ладонных строк
  • Положил сухой, продолговатый,
  • Невысокий черный уголек.
  • — Здесь, — сказал он, — все — земля и
  •                                                                           небо,
  • Дети, пашни, птицы и стада,
  • Край мой — уголь, мертвая вода,
  • И молчанье, где я только не был,
  • На, возьми, запомни навсегда!
  • Подо мной с ума сходили кони.
  • Знал я холод, красный след погони,
  • Голос пули, шелесты петли…
  • Но сейчас, сейчас я только понял,
  • Что вот этот холмик на ладони
  • Тяжелей всех тяжестей земли.

«Где ты, конь мой, сабля золотая…»

М. Песлуховской

  • Где ты, конь мой, сабля золотая,
  • Косы полонянки молодой?
  • Дым орды за Волгою растаял,
  • За волной седой.
  • Несыть-брагу — удалую силу —
  • Всю ковшами вычерпал до дна.
  • Не твоя ль рука остановила
  • Бешеных любимцев табуна?
  • На, веди мою слепую душу,
  • Песнями и сказками морочь!
  • Я любил над степью звезды слушать,
  • Опоясывать огнями ночь.
  • Не для деревенских частоколов,
  • Тихопламенных монастырей,
  • Стал, как ты, я по-иному молод,
  • Крови жарче и копья острей.
  • Проклянет меня орда и взвоет,
  • Пусть, ведь ты, как небо, весела,
  • Бог тебе когда-нибудь откроет,
  • Почему такою ты была.

«Когда уйду — совсем согнется мать…»

  • Когда уйду — совсем согнется мать,
  • Но говорить и слушать так же будет,
  • Хотя и трудно старой понимать,
  • Что обо мне рассказывают люди.
  • Из рук уронит скользкую иглу,
  • И на щеках заволокнятся пятна,
  • Ведь тот, что не придет уже обратно,
  • Играл у ног когда-то на полу.

«Мою душу кузнец закалил не вчера…»

  • Мою душу кузнец закалил не вчера,
  •        Студил ее долго на льду.
  •        Дай руку, — сказала мне ночью гора, —
  •        С тобой куда хочешь пойду!
  • И солнечных дней золотые шесты
  •        Остались в распутьях моих,
  • И кланялись в ноги, просили мосты,
  •        Молили пройти через них.
  • И рощи кричали: «Любимый, мы ждем,
  •        Верны твоему топору!»
  • Овраги и рощи горячим дождем
  •        Мне тайную грели нору.
  • И был я беспутен, и был я хмелен,
  •        Еще кровожадней, чем рысь,
  • И каменным солнцем до ног опален —
  •        Но песнями губы зажглись.

«Полюбила меня не любовью…»

  • Полюбила меня не любовью,
  • Как березу огонь — горячо,
  • Веселее зари над становьем
  • Молодое блестело плечо.
  • Но не песней, не бранью, не ладом
  • Не ужились мы долго вдвоем,—
  • Убежала с угрюмым номадом,
  • Остробоким свистя каиком.
  • Ночью, в юрте, за ужином грубым
  • Мне якут за охотничий нож
  • Рассказал, как ты пьешь с медногубым
  • И какие подарки берешь.
  • «Что же, видно, мои были хуже?»
  • «Видно, хуже», — ответил якут
  • И рукою, лиловой от стужи.
  • Протянул мне кусок табаку.
  • Я ударил винтовкою оземь.
  • Взял табак и сказал: «Не виню.
  • Видно, брат, и сожженной березе
  • Надо быть благодарной огню».

«Длинный путь. Он много крови выпил…»

  • Длинный путь. Он много крови выпил.
  • О, как мы любили горячо —
  • В виселиц качающемся скрипе
  • И у стен с отбитым кирпичом.
  • Этого мы не расскажем детям,
  • Вырастут и сами все поймут,
  • Спросят нас, но губы не ответят
  • И глаза улыбки не найдут.
  • Показав им, как земля богата,
  • Кто-нибудь ответит им за нас:
  • «Дети мира, с вас не спросят платы,
  • Кровью все откуплено сполна».

«Не заглушить, не вытоптать года…»

  • Не заглушить, не вытоптать года,—
  • Стучал топор над необъятным срубом,
  • И вечностью каленая вода
  • Вдруг обожгла запекшиеся губы.
  • Владеть крылами ветер научил,
  • Пожар шумел и делал кровь янтарной,
  • И брагой темной путников в ночи
  • Земля поила благодарно.
  • И вот под небом, дрогнувшим тогда,
  • Открылось в диком и простом убранстве,
  • Что в каждом взоре пенится звезда
  • И с каждым шагом ширится пространство,

СЕВЕРНАЯ ИДИЛЛИЯ

  • Не простые чайки по волне залетели,
  • Забежали невиданные шнявы,
  • Как полночному солнцу иволги пели,
  • Слушал камень лютый да травы.
  • Расселись гости, закачали стаканы,
  • С зеленой водой пекут прибаутки,
  • Кроют блины ледяной сметаной,
  • Крепкие крутят самокрутки.
  • Чудят про свой город; гора не город,
  • Все народы толкутся в нем год целый,
  • Моржей тяжелей мужи поморы,
  • В смоленом кулаке держат дело.
  • — А у нас валуны как пестрые хаты,
  • Заходи-ка, чужак, в леса спозаранья,
  • Что отметин на елях понаставил сохатый,
  • Что скрипу чудного от крыла от фазанья.
  • Хохочет кожаный шкипер, румяный, манит:
  • — Ну, заморского зелья, ну, раз единый,
  • Стеклянная кровь ходуном в нем нынче
  •                                                                           мурманит,
  • В собачьем глазу его тают льдины.
  • Руку жмет, гудят кости, что гусли,
  • Лает ласково в дым и ветер.
  • — Лондон, Лондон — Русь моя, Русь ли?
  • В ушкуйницу мать — ушкуйники дети.
  • Расплылся помор, лапу тычет вправо,
  • Колючебородый, с тюленьей развалкой старик:
  • — А вон там, пес ты божий, глянь через
  •                                                                           камень и травы,
  • Москва-мать, ходу десять недель напрямик.

«Потным штыком банку пробил…»

  • Потным штыком банку пробил,
  • Зажевали губы желтое сало,
  • Он себя и землю любил,
  • И ему показалось мало.
  • От моря до моря крестил дороги,
  • Желтое сало — как желтый сон,
  • А запаивал банку такой же двуногий,
  • Такой же не злой и рябой, как он.
  • Галдели бабы: зайди, пригожий!
  • Ворчали деды: погоди, погоди!
  • От моря до моря все было то же.
  • Как ты ни пробуй, как ни ходи.
  • Язык по жестянке жадно бегал,
  • Не знает консервный заморский слуга,
  • Как можно любить эти комья снега,
  • Кривые цветы на колючих лугах.
  • А ударит буря или сабля положит,
  • Покатится банка, за ней — голова.
  • Ну, как рассказать, что всего дороже
  • Живая, впитавшая кровь трава.

«Еще в небе предутреннем и горбатом…»

  • Еще в небе предутреннем и горбатом
  • Тучи горят в пустынях ночных.
  • Самой последней и злою платой
  • Я откупил силу рук твоих.
  • Люди легли, как к саням собаки,
  • В плотно захлестнутые гужи,—
  • Если ты любишь землю во мраке
  • Больше, чем звезды, — встань и скажи.
  • Песню наладим, как ладят шхуну,
  • Встретим сосну — улыбнись, пойму,
  • Песенным ветром на камни дуну —
  • И камни встанут по одному.
  • Отчего и на глине и на алмазе
  • Рука твое имя всегда найдет?
  • Ветка курчавая знает разве,
  • К солнцу какому она растет?

ЧЕЛОВЕК С СЕВЕРА

  • Они верили в то, что радость — птица,
  • И радость била большим крылом,
  • Под ногами крутилась черной лисицей,
  • Вставала кустами, ложилась льдом.
  • Лед пылью слепящей, сухой и колкой
  • Этот снившийся путь не во сне, не во сне
  •                                                                             окружил —
  • Так плечо о плечо, — а навстречу сугробы и елки,
  • А навстречу сторожка у сосновой бежит межи.
  • Кто войдет в нее — сам приготовит ужин,
  • Разбуянит огонь и уж больше ночей не спит,
  • И кровь его смешана с ветром, с вьюжной
  •                                                                               тяжелой стужей,
  • Долгою зимнею песней неудержимо стучит.
  • Ночная земля осыпана снегом и хмелем,
  • Мы отданы ей, мы земному верны мятежу —
  • В расплавленной солнцами Венесуэле
  • Пальмовым людям когда-нибудь все расскажу:
  • О сердцах, о глазах, больших и тревожных,
  • О крае моем, где только зима, зима,
  • О воде, что, как радость земную можно
  • Синими кусками набить в карман.
  • И люди поверят и будут рады,
  • Как сказкам, поверят ледяным глазам.
  • Но за все рудники, стада, поля, водопады
  • Твое имя простое я не отдам.

«Разве жить без русского простора…»

  • Разве жить без русского простора
  • Небу с позолоченной резьбой?
  • Надо мной, как над студеным бором,
  • Птичий трепет — облаков прибой.
  • И лежит в руках моих суглинок
  • Изначальный, необманный знак —
  • У колодцев, теплых стен овина
  • Просит счастья полевой батрак.
  • Выпашет он легшие на роздых
  • Из земной спокойной черноты,
  • Жестяные, согнутые звезды,
  • Темные иконы и кресты.
  • Зыбь бежала, пала, онемела,
  • А душа взыграла о другом,
  • И гайтан на шее загорелой
  • Перехвачен песенным узлом.
  • Земляной, последней, неминучей
  • Послужу я силе круговой —
  • Где ж греметь и сталкиваться тучам,
  • Если не над нашей головой?

«Я одержимый дикарь, я гол…»

  • Я одержимый дикарь, я гол.
  • Скалой меловою блестит балкон.
  • К Тучкову мосту шхуну привел
  • Седой чудак Стивенсон.
  • И лет ему нынче двадцать пять,
  • Он новый придумал рассказ —
  • Ночь отменена, и Земля опять
  • Ясна, как морской приказ.
  • Пуля дум-дум, стрела, динамит
  • Ловили душу мою в боях,
  • И смеялась она, а сегодня дрожит
  • Болью о кораблях.
  • Но я такой — не молод, не сед,—
  • И шхуне, что в душу вросла,
  • Я не могу прочертить ответ
  • Соленым концом весла.
  • Пусть уходит в моря, в золото, в лак
  • Вонзать в китов острогу,
  • Я сердце свое, как боксер — кулак,
  • Для боя в степях берегу.

ЛОДКА

  • Кустарник стоял. Поредели сосны.
  • На неожиданном краю земли
  • Лежала лодка в золотых осколках
  • Последнего разбившегося солнца.
  • Ни голоса, ни следа, ни тропы —
  • Кривая лодка и блестевший лед.
  • Как будто небо под ноги легло,
  • Лед звал вперед, сиял и улыбался
  • Большими белыми глазами — лед!
  • Он легким был, он крепким был, как мы,
  • И мы пошли, и мы ушли б, но лодка —
  • Она лежала строго на боку,
  • Вечерние погнувшиеся доски
  • Нам говорили: «Здесь конец земли».
  • За черным мысом вспыхнуло сиянье,
  • И золото в свинец перелилось.
  • Ты написала на холодной льдине —
  • Не помню я, и лед и небеса
  • Не помнят тоже, что ты написала,—
  • Теперь та льдина в море, далеко
  • Плывет и дышит глубоко и тихо,
  • Как этот вечер в золотых осколках
  • Плывет в груди…

ВЕТЕР

  • Вперебежку, вприпрыжку, по перекрытым
  • Проходам рынка, хромая влет
  • Стеной, бульваром, газетой рваной,
  • Еще не дочитанной, не дораскрытой,
  • Вчера родилась — сейчас умрет,
  • Над старой стеною часы проверив,
  • У моря отрезал углы, как раз —
  • Ты помнишь ветер над зимним рассветом,
  • Что прыгал, что все перепутывал сети,
  • Что выкуп просил за себя и за нас.
  • Сегодня он тот же в трубе и, редея,
  • Рассыпался в цепь, как стрелки, холодея,
  • И, грудью ударив, растаял, как залп,
  • Но что б он сказал, залетев в наши стены,
  • Мы квиты с ним, правда, но что б он сказал?

ЭПОХА

  • Над сонной прихотью семян,
  • В сердца заброшенных привычкой,
  • Встает обширная семья
  • Тревог живых, огней и кличей.
  • Сквозь ветхой ночи ледоход,
  • Сквозь пену будней проступила,
  • Во множестве имен растет
  • Ее связующая сила.
  • И в урожайном жите сел,
  • И в колуна кривой насечке,
  • Она, где в волны кинут мол
  • И волноломами иссечен.
  • Впивая пульсы птичьих горл,
  • Над цветником колдует пулей,
  • Так город ритмом камня горд,
  • Горд месяц облаком в июле.
  • И чтоб никто не избежал,
  • Не медью — нет, не мерой метит,
  • Но в щеки, в травы льется жар,
  • В ручьи, как в руки, входит ветер.
  • И чтоб никто ни перед кем
  • Не утаил, не прожил розно,
  • Секундомер в ее руке
  • Как прорезь жил в листе березном.

В КАРЕЛИИ

  • На дне корзины, выстеленной мохом,
  • Не так яснеет щучья чешуя,
  • Как озеро, серебряным горохом
  • Вскипающее рьяно по краям.
  •            Иду за ним. Подъем оброс
  •            Лесной глухой породой,
  •            Поверх подъема лег погост —
  •            Карелов мертвых отдых.
  • Выходит пастор — углублен и сух,
  • Выносит гроб, по вереску шурша,
  • Морщинятся высокие старухи,
  • Слезая с таратаек не спеша.
  •            Ну разве так работника хоронят,
  •            Под шамканье, под ветхие слова?
  •            Зарытая в молитвенной попоне,
  •            Старушечья мерцает голова.
  • Я ухожу. Мне не по нраву это,
  • Трущоба крика просит,
  • Я не хочу прослыть немым
  • Над озером, перед толпою сосен,
  • Вздымающих зеленые умы.
  •            Сквозь черноту, черемухины скаты,
  •            Замытые, слепые поколенья
  •            Я вызываю старого собрата.
  •            За мною глушь горланит: «Вейнемейнен!»
  • Игрок в слова! Твоя страна Суоми
  • Гранитным пауком оплетена,
  • Она без языка сегодня, Вейнемейнен,
  • Твоя, старик, страна.
  •            Игрок в людей! Твоя страна Суоми
  •            Угрюмою щетиной поросла,
  •            Она с веревкою на шее, Вейнемейнен,
  •            У ног хозяйского стола.
  • В Суоми нет игры. Паучье
  • Гнездовье стены замело,
  • Пой, Вейнемейнен, ты ведь знаешь лучше,
  • В чем яростное песен ремесло.
  •            Как нужно песен узел завязать
  •            И распустить, соединяя снова,
  •            Я здесь затем, чтоб посмотреть в глаза
  •            Трущобам, требующим слова.
  • Разведчик я. Лишь нагибаю ветки,
  • Стволы рубцую знаками разведки,
  • Веду тропу, неутомим,
  • Чтобы товарищ меткий
  • Воспользовался опытом моим.
  •            А что подчас шагаю я неслышно,
  •            Что знаки непонятны иногда
  •            И что мою тропу находят лишней,—
  •            Так, Вейнемейнен, это не беда.

ЛАДОГА

  • Заря утра обводит леса плечи,
  • Мы глушью сыты до краев,
  • Закат сыграл свои сигналы, вечер —
  • Все та же глушь поверх голов.
  • Так день изо дня среди озера пашен
  • Лишь парус рабочий маячит,
  • Да конь полудикий стоит ошарашен,
  • Подброшен холмами, как мяч.
  • Да с ужасом видит болотный народ,
  • Как озеро входит в собранье болот,
  • И требует власти, и душит
  • Раздетый кустарник, и сосны кладет,
  • Запенясь от ярости тут же.
  • На крышах поселка курчавится дым,
  • Рыбак распахнул нам бревенчатый дом,
  • И дом, зачарованный скрипом воды,
  • Качался каждым бревном.
  • Качался сетей порыжелый навес,
  • Далеко лишь в озере где-то,
  • Высокая сойма у самых небес
  • Стремилась, омытая светом.
  • Был к озеру сон полуночный причален,
  • Лишь сосен вздымались ряды,
  • Да, цепью бряцая, собака кричала,
  • Пугаясь пустынной воды.

ФИНСКИЙ ПРАЗДНИК

  • Медной рябиной осыпан гравий,
  • Праздничный люд шуршит, разодет.
  • Солнце — вверху, внизу — Хэпо-Ярви,
  • Может быть, Хэпо, а может, и нет.
  • Пепельный финн в потертой кепке,
  • Древнебородый, и тот посвежел,
  • Место расчищено — ноги крепки,
  • Все приготовлены рты уже.
  • Медленной песни заныла нота,
  • Странствуя, гнется, странно темна,
  • Гнется и тянется без поворота…
  • Из неподвижных рядов — короткой
  • Походкой выходят он и она.
  • Желтее желтка ее платок,
  • Синьки синее его жилет,
  • Четыре каблука черных сапог
  • Тупо стучат: туле-н! туле-т!
  • Он пояс цветной рукой обводит,
  • Угрюмо и молча, шагом одним
  • Обходят площадку, вновь обходят
  • И снова в обход идут они.
  • Стучат без улыбки на месте потом,
  • Странствует песня, гнетет и гнетет,
  • И дымнобородый с пепельным ртом
  • Сквозь желтые зубы нить ведет.
  • Упрямо и медленно ноги идут,
  • А звук на губах все один, один —
  • Как будто полки пауков прядут
  • Струну, ледянее льдин…
  • Но вертятся вдруг каблуки. Жесток
  • Их стук тупой: туле-н! туле-т!
  • И желтой пеной горит платок,
  • И синим огнем пылит жилет.
  • Рябины ветви, как рога,
  • Летят на них, и сразу
  • В глазах косых — Алтай, снега,
  • Змеиные искры Азии.
  • Рябины красные рога
  • Их тусклый танец сторожит,—
  • Желтым огнем полыхает тайга,
  • Синей пылью пылят ножи.
  • Проходит тысяча темных лет,
  • И медленно снова: туле-н! туле-т!
  • Обходят опять неизменно и кротко,
  • Обходят площадку… Черной чечеткой
  • Оборвана песни нить…
  • Танцоры буксуют. Походкой короткой
  • Идут под рябину они.
  • С достоинством он на скамейку садится,
  • С цветного пояса руку берет,
  • Угрюмо и жестко целует девицу…
  • И праздник над ними шуршит и толпится
  • А пепельный финн вытирает пот.

БОЛОТНЫЙ ЛЕС

  • Лес переполнен духотой,
  • Храпят седые валуны,
  • Хрустят хвощи да плауны
  • Своей зеленой темнотой.
  • Но сладковато вьется жуть,
  • Когда шагнешь и, точно мыло,
  • Болото вспенишь, ноги в муть
  • Уходят, чавкая постыло.
  • И холод бьется под ногой,
  • А сверху, над моим кочевьем,
  • Висят мякиною рябой
  • От жара тусклые деревья.
  • Но я на слух, я наизусть
  • Учу на ощупь леса кручи,
  • Чтоб эту дичь и этот хруст
  • Одеть одеждою гремучей.
  • И я сегодня рад как раз
  • Пути по дебрям простодушным,
  • Где костяники красный глаз,
  • Окостеневший равнодушно,
  • Глядит в лесную кутерьму
  • На разноцветное господство,
  • Где я когда-нибудь пойму
  • Его скупое превосходство.

ГУЛЛИВЕР ИГРАЕТ В КАРТЫ

  • В глазах Гулливера азарта нагар,
  • Коньяка и сигар лиловые путы,—
  • В ручонки зажав коллекции карт,
  • Сидят перед ним лилипуты.
  • Пока банкомет разевает зев,
  • Крапленой колодой сгибая тело,
  • Вершковые люди, манжеты надев,
  • Воруют из банка мелочь.
  • Зависть колет их поясницы,
  • Но счастьем Гулливер увенчан,—
  • В кармане, прически помяв, толпится
  • Десяток выигранных женщин.
  • Что с ними делать, если у каждой
  • Тело — как пуха комок,
  • А в выигранном доме нет комнаты даже
  • Такой, чтобы вбросить сапог.
  • Тут счастье с колоды снимает кулак,
  • Оскал Гулливера, синея, худеет,
  • Лакеи в бокалы качают коньяк,
  • На лифтах лакеи вздымают индеек.
  • Досадой наполнив жилы круто,
  • Он — гордый — щелкает бранью гостей,
  • Но дом отбегает назад к лилипутам,
  • От женщин карман пустеет.
  • Тогда, осатанев от винного пыла,
  • Сдувая азарта лиловый нагар,
  • Встает, занося под небо затылок:
  • «Опять плутовать, мелюзга!»
  • И, плюнув на стол, где угрюмо толпятся
  • Дрянной, мелконогой земли шулера,
  • Шагнув через город, уходит шататься,
  • Чтоб завтра вернуться и вновь проиграть.

САРАНЧА

  • Полками, одетыми как напоказ,
  • Она шевелилась умело,
  • Хлопала красными ядрами глаз,
  • Зубцами челюстей синела.
  • По степи костлявой, по скалам нагим,
  • Усы наточив до блеска,
  • Она верещала жратвенный гимн,
  • От жадности вся потрескивая.
  • Мотая рядами отвесных голов
  • И серыми бедрами ерзая,
  • Она принималась поля полоть,
  • Сады обкусывать розовые.
  • Давно ль псалмопевец воспеть это мог,
  • Присев под заплатанной скинией,
  • Но тут зашумел двукрылый пророк,
  • Покрытый дюралюминием.
  • Однажды, на древних армейцев сердит,
  • Бог армии смерть напророчил,
  • И долгую ночь небесный бандит
  • Рубил их поодиночке.
  • А тут — самолет, от хвастливости чист,
  • Лишь крылья свои обнаружил,
  • И все кувырнулись полки саранчи
  • Зеленым брюхом наружу.
  • И только селькоры подняли звон,
  • Шумели и пели про это;
  • Положен на музыку был фельетон
  • За неименьем газеты.

ПОИСКИ ГЕРОЯ

  •        Прекрасный город — хлипкие каналы,
  •        Искусственные рощи,
  •        В нем топчется сырых людей немало
  •        И разных сказок тощих.
  • Здесь выловить героя
  • Хочу — хоть неглубокого,
  • Хотя бы непонятного покроя,
  • Хотя б героя сбоку.
  •        Но старая шпора лежит на столе,
  •        Моя отзвеневшая шпора.
  •        Сверкая в бумажном моем барахле,
  •        Она подымается спорить.
  • «Какого черта идти искать?
  • Вспомни живых и мертвых,
  • Кого унесла боевая тоска,
  • С кем ночи и дни провел ты.
  •        Выбери лучших и приукрась,
  •        А если о людях тревоги
  •        Не хочешь писать — пропала страсть,—
  •        Пиши о четвероногих,
  • Что в кровяной окрошке
  • Спасали тебя, как братья,—
  • О легкой кобыле Крошке,
  • О жеребце Мюрате.
  •        Для освеженья словаря
  •        Они пригодятся ловко».—
  •        «Ты вздор говоришь, ты лукавишь зря,
  •        Моя стальная плутовка!
  • То прошлого звоны, а нужен мне
  • Герой неподдельно новый,—
  • Лежи, дорогая, в коробке на дне,
  • Поверь мне на честное слово».
  •        В город иду, где весенний вкус,
  •        Бодрятся люди и кони,
  •        Людей пропускал я, как горсти песку,
  •        И встряхивал на ладонях.
  • Толпа безгеройна. Умелый глаз
  • Едва похвалить сможет,
  • Что не случайно, что напоказ,—
  • Уже далеко прохожие.
  •        В гостях угощают, суетясь,
  •        Вещей такое засилье,
  •        Что спичке испорченной негде упасть,
  •        Словесного мусора мили.
  • «Ну что ж, — говорю я, — садись, пей
  • Вина Армении, русскую
  • Горькую — здесь тебе
  • Героя нет на закуску».
  •       …Снова уводят шаги меня,
  •        Шаги, тяжелее верблюда,
  •        Тащу сквозь биенье весеннего дня
  •        Журналов российских груду.
  • Скамейка садовая, зеленый сон,
  • Отдых, понятный сразу
  • Пешеходам усталым всех племен,
  • Всех времен и окрасок.
  •        Деревья шумели наперебой,
  •        Тасуя страницы; мешая
  •        Деревьям шуметь, я спорил с собой —
  •        Журналов листва шуршала.
  • Узнал я, когда уже день поник,
  • Стал тучами вечер обложен:
  • На свете есть много любых чернил,
  • Без счета цветных обложек.
  •        Росли бумажные люди горой,
  •        Ломились в меня, как в двери,
  •        Каждый из них вопил: «Я герой!»
  •        Как я им мог поверить?
  • Солнце закатывалось, свисая
  • Багряной далекой грушей,
  • Туча под ним, как туша кривая,
  • Чернела хребтом потухшим.
  •        Ее свалив, ее прободав,
  •        Как вихрь, забор опрокинув,
  •        Ворвалась другая, летя впопыхах,—
  •        Похожа лицом на лавину.
  • Светились плечи ее, голова,
  • Все прибавлялось в весе,
  • Как будто молотобоец вставал,
  • Грозя кулаком поднебесью.
  •        Героя была у него рука,
  •        Когда у небес на опушке,
  •        Когда он свинцовую, как быка,
  •        Тучу разбил, как пушку.
  • Руку о фартук вытер свою,
  • Скрываясь, как берег в море,—
  • Здесь много геройства в воздушном бою,
  • Но больше еще аллегории.
  •        Я ухожу, я кочую, как жук,
  •        Севший на лист подорожника,
  •        Но по дороге я захожу —
  •        Я захожу к сапожнику.
  • Там, где по кожам летает нож,
  • Дратва скрипит слегка,
  • Сердце мое говорит: «Потревожь
  • Этого чудака!»
  •        Пока он ворочает мой каблук,
  •        Вопросов ловушку строю.
  •        Сапожник смеется: «Товарищ-друг,
  •        Сам я ходил в героях.
  • Только глаза, как шило сберег,
  • Весь, как ни есть, в заплатах,
  • Сколько дорог — не вспомнишь дорог,
  • Прошитых ногами, что дратвой.
  •        Я, брат, геройством по горло богат».
  •        Он встал — живо сказанье,
  •        Он встал — перемазанный ваксой Марат —
  •        И гордо рубцы показал мне!

САГА О ЖУРНАЛИСТЕ

  • Событья зовут его голосом властным:
  • Трудись на всеобщее благо!
  • И вот человек переполнен огнем,
  • Блокноты, что латы, трепещут на нем —
  • И здесь начинается сага.
  • Темнокостюмен, как редут,
  • Сосредоточен, как скелет,
  • Идет: ему коня ведут,
  • Но он берет мотоциклет —
  • И здесь начинается сага.
  • Газеты, как сына, его берегут,
  • Семья его — все города,
  • В родне глазомер и отвага,
  • Он входит на праздник и в стены труда —
  • И здесь начинается сага.
  • Он — искра, и ветер, и рыцарь машин,
  • Столетья кочующий друг,
  • Свободы охотничья фляга.
  • Он падает где-нибудь в черной глуши,
  • Сыпняк или пуля, он падает вдруг —
  • И здесь начинается сага.

ДОЖДЬ

  • Работал дождь. Он стены сек,
  • Как сосны с пылу дровосек,
  • Сквозь меховую тишину,
  • Сквозь простоту уснувших рек
  • На город гнал весну.
  • Свисал и падал он точней,
  • Чем шаг под барабан,
  • Ворча ночною воркотней,
  • Светясь на стеклах, в желобах,
  • Прохладных капель беготней.
  • Он вымыл крыши, как полы,
  • И в каждой свежесть занозил,
  • Тут огляделся — мир дремал,
  • Был город сделан мастерски:
  • Утесы впаяны в дома.
  • Пространства поворот
  • Блестел бескрайнею дугой.
  • Земля, как с Ноя, как сначала,
  • Лежала спящей мастерской,
  • Турбиной, вдвинутой в молчанье.

ПОВСЮДУ РАННЕЕ УТРО

  • Свет льется, плавится задаром
  • Повсюду, и, в себя придя,
  • Он мирным падает пожаром
  • На сеть косящую дождя.
  • Прохожий, как спокойный чан,
  • Что налакался пива вволю,
  • Плывет по улице урча,
  • Инстинкта вверенный контролю.
  • Мечты рассол в кастрюлях сна!
  • Скользит с глубоким постоянством
  • Такого ж утра крутизна
  • Над всей землей доокеанской.
  • Но дождь немарный моросит,
  • Пока богатый тонко спит.
  • Но цепенеет серый двор,
  • Лоскутья лиц. Трубач играет.
  • Постыло лязгает затвор
  • И пулю в череп забивает.
  • Он может спать, богач, еще.
  • Смерть валит сыновей трущоб.
  • Еще толпится казни дым
  • От Рущука до Трафальгара,
  • И роет истина ходы
  • В слоях огня и перегара,—
  • Но льется утро просто так,
  • Покой идет из всех отдушин,
  • Пусть я мечтатель, я простак,
  • Но к битвам неравнодушен.

РАВНОВЕСИЕ

  • Воскресных прогулок цветная плотва
  • Исполнена лучшей отваги.
  • Как птицы, проходят, плывут острова
  • Крестовский, Петровский, Елагин.
  • Когда отмелькают кульки и платки,
  • Останется тоненький парус,
  • Ныряющий в горле высокой реки,
  • Да небо: за ярусом ярус.
  • Залив обрастает кипучей травой,
  • У паруса — парусный нрав,
  • Он ветреной хочет своей головой
  • Рискнуть, мелководье прорвав.
  • Но там, где граниту велели упасть,—
  • У ржавой воды и травы,—
  • От скуки оскалив беззубую пасть,
  • Сидят каменистые львы.
  • Они рассуждают, глаза опустив,
  • На слове слепом гарцуя,
  • О том, что пора бы почистить залив,
  • Что белая ночь не к лицу им.
  • Но там, где ворох акаций пахучих,
  • В кумирне — от моста направо,
  • Сам Будда сидит позолоченной тучей
  • И нюхает жженые травы.
  • Пустынной Монголии желтый студент,
  • Покинув углы общежитья,
  • Идет через ночи белесый брезент
  • В покатое Будды жилище.
  • Он входит и смотрит на жирный живот,
  • На плеч колокольных уклоны,
  • И львом каменистым в нем сердце встает
  • Как парус на травах зеленых.
  • Будда грозится всевластьем своим…
  • Сюда, в этот северо-западный сон,
  • Сквозь жгучие жатвы, по льдинам седым,
  • Каким колдовством занесен?
  • С крылатой улыбкой на тихом лице
  • Идет монгол от дверей:
  • «Неплохо работает гамбургский цех
  • Литейщиков-слесарей».

«И мох и треск в гербах седых…»

  • И мох и треск в гербах седых,
  • Но пышны первенцы слепые,
  • А ветер отпевает их
  • Зернохранилища пустые.
  • Еще в барьерах скакуны
  • И крейсера и танки в тучах
  • Верны им, и под вой зурны
  • Им пляшет негр и вою учит.
  • Но лжет жена, и стар лакей,
  • Но книги, погреба и латы,
  • И новый Цезарь налегке
  • Уже под выведенной датой.
  • Средь лома молний молньям всем
  • Они не верят и смеются,
  • Что чайки, рея в высоте,
  • Вдруг флотом смерти обернутся.

ЛИСТОПАД

  • Нечаянный вечер забыт — пропал,
  • Когда в листопад наилучший
  • Однажды плясала деревьев толпа,
  • Хорошие были там сучья.
  • С такою корой, с таким завитком,
  • Что им позавидует мистик,
  • А рядом плясали, за комом ком.
  • Оттенков неведомых листья
  • Так разнобумажно среди дач
  • Кружились между акаций,
  • Как будто бы в долг без отдачи
  • Швырял банкир ассигнации.
  • Был спор за ветер и за луну
  • У них — и все вертелось,
  • Но я завоевывал лишь одну —
  • Мне тоже плясать хотелось.
  • Времена ушли. Среди леса тишь,
  • Ветер иной — не звончатый,
  • Но ты со мной — ты сидишь,
  • И наши споры не кончены.
  • То весела, то печальна ты,
  • Я переменчив вечно,
  • Мы жизнь покупаем не на фунты
  • И не в пилюлях аптечных.
  • Кто, не борясь и не состязаясь,
  • Одну лишь робость усвоил,
  • Тот не игрок, а досадный заяц —
  • Загнать его — дело пустое.
  • Когда же за нами в лесу густом
  • Пускают собак в погоню,
  • Мы тоже кусаться умеем — притом
  • Кусаться с оттенком иронии.
  • Так пусть непогодами был омыт —
  • Сердца поставим отвесней.
  • А если деревья не пляшут — мы
  • Сегодня им спляшем песней.

КОГДА РАЗВОДЯТ МОСТЫ

  • Фонарь взошел над балок перестуком,
  • Он две стены с собою уволок,
  • И между них легко, как поплавок,
  • Упала пропасть, полная разлуки,
  • Прохожий встал на сонной высоте,
  • И, памятников позы отвергая,
  • По-своему он грелся и кряхтел,
  • Полет стены уныло озирая.
  • Конторщика глаза, черней
  • Ночных дежурств, метали в реку перья,
  • Чернильницы граненой холодней,
  • Стекло реки в уме текло с похмелья.
  • В очах извозчика овес
  • Шумел, произрастая,
  • Волна чесалася о мост,
  • Как лошадь перед сном простая.
  • Свисток милицейского помнил немало:
  • Забор зубов и губ тепло.
  • Он сам служил ремесленным сигналом,
  • Разводка ж моста — тоже ремесло.
  • Он сторожил порядка хоровод,—
  • Желтела женщина лисицей,
  • Чтобы над пеной валких вод
  • Своею пенностью гордиться.
  • И беспризорный, закрывая ухо
  • Воротника подобьем, осязал,
  • Что не река, а хлебная краюха —
  • Засохшая — царапает глаза.
  • Тогда и я взглянул издалека
  • На неба дымную овчину —
  • Там разводили облака
  • Вторую ночи половину.
  • Роптали граждане — и в жар,
  • В живую роспись горизонта
  • Я записал их, как товар,—
  • Товар, к несчастью, полусонный.

ЗА ГОРОДОМ

  • Как по уставу — штык не вправе
  • Заполнить ротный интервал,
  • Как по уставу — фронтом вправо,
  • Погрупно город отступал.
  • Дома исчезли. Царство луж
  • И пустыри с лицом несвежим,
  • Изображая в красках глушь,
  • Вошли в сырое побережье.
  • Дороги к берегам пусты,
  • Деревья перешли в кусты.
  • Дымились лачуги, с судьбой не споря,
  • По огородам чах репей,
  • И, отлученные от моря,
  • Тупели груды кораблей.
  • Без ропота, ржавые палубы сжав,
  • Ветвистые мачты,—
  • Они опустились, пошли в сторожа
  • К лачугам, лугам бродячим.
  • У всех навигаций единый закон:
  • Грузиться и плыть напролом.
  • Но если ты сдал и на слом обречен,
  • Ты будешь дружить с пустырем.
  • Над пароходною трухой
  • Костер мальчишки разжигали,
  • Но дым кривлялся, как глухой,
  • Но дым у ветра был в опале.
  • Голубоглазые сычи
  • Кричали ветру: «Прочь! Не тронь!»
  • Но этот ветер их учил,
  • Как нужно выпрямлять огонь
  • Старуха собирала хворост,
  • Ее спина трещала,
  • Ее дыханье раскололось
  • На длинное и малое.
  • А дальше волны, разлетевшись,
  • Синели, синих трав наевшись.
  • Я кинул глаз по сторонам —
  • Синела нищая страна:
  • Лачуги, пароходный хлам.
  • И вдруг взглянули пустыри
  • Глазами, полными зари.
  • Из нищенских ножон
  • Сверкнуло мне лицо победы:
  • «Здесь будет город заложен
  • Назло надменному соседу»…
  • Пусть Петербург лежал грядой
  • Из каменных мощей,
  • Здесь будет вымысел другой
  • Переливаться в кровь вещей.
  • Ветхий край ключи утра
  • Положит сам в ладонь
  • Вот этим детям у костра.
  • Играющим в огонь.
  • Без крепостей, без крови водопадов,
  • Без крепостных — на свой покрой,—
  • В мохнатые зыбей ограды
  • Они поставят город свой —
  • Приморский остов Ленинграда!

ЛЮБОВНЫЕ ПРИМЕЧАНИЯ

  • Может быть, ты возникла,
  • Как совесть лично.
  • Опровергла мою прямоту.
  • Так моряк отмечает
  • На карте отличной
  • Глубину — по ошибке не ту.
  • Может быть, то любовная
  • Мгла ночей —
  • Садоводов неведомых зов,
  • Обязательно слива без косточек,
  • Состязание чувств — без призов.
  • Может, это купанье, где издали
  • Только взмахи и пена, и вдруг
  • Узнаешь, если отмели выдали,
  • Белизну опьяняющих рук.
  • Может, август и душно,
  • Гости до дна
  • Иссушили беседу, и, кроме
  • Облаков над полями,
  • Только ты и верна
  • Всем прохладам,
  • Не понятым в доме.
  • Может быть, то легенда —
  • С ума сойти
  • Всем по списку подряд
  • И, опять
  • Безыменно вернувшись
  • На те же пути,
  • Отмелькавший рассказ повторять.

ОТРЫВОК ИЗ «ПИСЬМА О ЖЕЛЕЗЕ»

  • …Кроме того, сообщаю вам,
  • Что дом железом пронизан,
  • По всем по кирпичным его рукавам
  • Железо живет, как вызов.
  • Не оттого ль, что в полной мере
  • Им дышат стены снизу до вершин —
  • Мне снятся битвы, рельсы, подмастерья,
  • Грызущие, как семечки, гроши.
  • Железо то из самых бытовых
  • Металлов, чей состав тягчайший
  • Встречает примесь марганцев седых,
  • Мышьяк лукавый, серу, фосфор…
  •                                                           Дальше:
  • Вся почта, все идущие ко мне
  • (А я живу под самой крыши срезом)—
  • Они, взбираясь от стены к стене,
  • Они сопровождаются железом.
  • Железные перила, как болезнь,
  • Раскручивают черную кривую,
  • Теперь поймете, почему я здесь
  • О нежности сугубой не тоскую.
  • Железо ночью стынет на руке,
  • Моя кровать — она железный случай,
  • Не вспомните ль, проверено ль и кем
  • Влияние жилища на живущих.
  • Перед грозой пылинок трескотня
  • Бывает великански ощутима —
  • Поймите! Вздох железного плетня —
  • Он тоже не проходит мимо.
  • Он легкими, как воздух, поглощен,
  • Он в грудь стиха, как пуля в доску, врезан,
  • Не всемогущ, конечно, он еще,
  • Но яблоко беру — и в нем железо…

СОБРАНИЕ ДРУЗЕЙ

  • Белуга, спящая в томате, вспомните,
  • Хоть вы давно уже без головы,
  • Каких бесед свидетельницей в комнате
  • Лежали вы меж дыма синевы.
  • Вы дрянь в соку, всякой дряни мимо
  • Друг говорит:
  •                         — Позвольте, я моряк,
  • Шел миноносец как-то возле Крыма,
  • А мины там стоят на якорях,
  • Мы в минном поле, карты нет, черт в стуле,
  • Идем, осадка: некуда деваться,
  • У всех, конечно, студнем ходят скулы,
  • Не знаешь, плакать или раздеваться.
  • Чин чином выбрались. Плясали, как медузы,
  • А все-таки ведь лучше нет красот
  • Воды, сплетенной в этакий вот узел —
  • Яссо! —
  •                 Он показал руками узел вод.
  • Но друг второй:
  •                           — Нет, что же, я, простите.
  • Оспорить должен: лишь мотор пошел,
  • Тебе кричит механик: «Слушай, Витя!»
  • Ну, слушаешь — и очень хорошо.
  • Не должен летчик храбрость обнаружить,
  • А так от всех привычек по куску
  • «16-bis — гидро Савойя» — хоть в лужу
  • Садись — такой неслышный спуск.
  • Коли ты штопором пошел — заело,
  • Не развернуться — ну, понятно, крышка,
  • Без парашюта плохо наше дело,
  • А все же небо — лучшая страстишка…
  • Не летчик я и плавать не горазд,
  • Но, третий друг, меня хоть поддержи ты,
  • Что и земля не кроличья нора
  • И далеко еще не пережиток.
  • Когда мороз дерет тебя со всех
  • Лопаток, вкруг стреляют сучья,
  • И пахнет лес, как закавказский мех,
  • С таким вином, какого нету лучше…
  • Тут сидели женщины. Шурша,
  • Курили и доканчивали груши,
  • И в разговор летела их душа,
  • Насторожив внимательные уши.
  • Казалось, доедая и куря,
  • Сказать хотели длинными глазами:
  • «Нам отдадите все свои моря,
  • И землю всю, и небо с потрохами».
  • Их белых рук открытые вершки
  • Шептали в тон, воспользовавшись мигом:
  • «Вы боги, обжигаете горшки,
  • Займемся мы самих богов обжигом…»

СТИХИ НА РАССВЕТЕ

  • Был черновик к заре окончен,
  • Лень трубку жечь, и пепел лег.
  • Примяли пальцы то, что ночью
  • Мечтой играло, отошло.
  • Окно восстанием теней
  • Клубилось, мысль опережая,
  • За ним слепой метался снег,
  • Дрожаньем крыш сопровождаем.
  • Как бред, в стакане плыл лимон,
  • Он плыл, царапался и падал,
  • Несчастный комик поражен
  • Стеклянною оградой.
  • Он осложнял собой игру,
  • Он принимал углы стакана,
  • Как я, — за очерк женских рук,
  • За грань волны, за первозданный
  • Фонарь над пьяною поляной
  • Стихов, трезвевших лишь к утру.
  • Они сияли на столе,
  • Как гвозди, свернутые в кучу,—
  •  Табак, поднявшись синей тучей,
  • Желал им счастья на земле.
  • В окне восстание теней
  • Исчезло раньше, чем историк
  • Его отметил в полусне,—
  • И солнце хлынуло, как море.
  • Дом превращался снова в лавку,
  • Где предлагают разговор,
  • Посуды дрожь, семейный шорох
  • И зайцев солнечных на шторах.
  • …С этих пор
  • Он шел без пенсии в отставку,
  • Ночных торжеств охрипший хор…
  • Лимон, застывший в чайной пене,
  • Желтел условно, что актер,
  • Упавший в обморок на сцене…

ОБЩЕДОСТУПНАЯ ИСТОРИЯ СТИХОТВОРЦЕВ

  • Пора проверить окрестности,
  • Кончая с неточными толками,
  • В любой населенной местности
  • Стихотворцы пасутся толпами.
  • Они одинаковы, как торцы,
  • У каждого есть, однако,
  • Клей, для особых услуг щипцы,
  • Ведро разведенного лака.
  • Ножницы рядом, под рукой,—
  • Таков арсенал победы;
  • Размеры и рифмы находят легко
  • Щипцами в карманах соседа.
  • Затем из газет имена вождей
  • Стригут и, спутав старательно
  • С метафорой жиденькой вместо дрожжей,
  • Разводят ряд прилагательных.
  • Встряхнув, остыть немного дают
  • И, клеем соединивши,
  • Ставят вариться похлебку свою,
  • От бедности не посоливши.
  • Красного лака пускают тут
  • Застыть на словесной массе.
  • Блестит лакированный пресный пруд,
  • И вот тебе — новый классик.
  • Похлебка в журнальный котел на приход
  • Записана между прочим:
  • Читатель читает (читатель растет),
  • Читатель читать не хочет.
  • Товарищи! Вывод отсюда какой?
  • Ведь надо по чести взвесить —
  • Не стоит делать приемный покой
  • Из самой веселой профессии…

ИЗ ЦИКЛА «ЮГ»

  • Смотри кругом, красавица,
  • По щебяным наростам
  • Здесь, как шакал, шатается
  • Войны вчерашней остов.
  • Пугая племя черепах
  • И развлекаясь заодно,
  • Катает ветер черепа
  • Потерянных скакунов.
  • За жадным держидеревом
  • Ползет, вися на блиндажах.
  • Здесь юг тягался с севером
  • На выбранных ножах.
  • Темнейшее из лезвий,
  • У старой балки, нами,
  • Твоей рукою трезвой
  • Подобрано на память.
  • С кем был он, нож повергнутый
  • В подгорные луга,
  • Кому давал ответ крутой
  • Некупленный слуга?
  • Кружился ли он пьяный,
  • Прося остановиться,
  • Глядя в глаза сурьмяные
  • Упрямицы станицы.
  • Имел ли подругу проще?
  • Иль с ним плясала тогда
  • Красношелковыми рощами
  • Расшитая Кабарда?
  • …В ржавчину битва упала,
  • Иззубрив огонь и крик,
  • С лохматых стен перевала —
  • Весь мир снова юн и велик.

НОРД-ОСТ

М.К.Н.

  • Смятенные шли перед ним
  • Шорохи, соль, песок,
  • Он, синим холодом тесним,
  • Ударил Севером в висок.
  • Перехлестнул кору, уча
  • Деревья сопротивленью,
  • Упорных ломая, по кротким стуча,
  • Слепых обволакивал тенью.
  • Волну хребтов рукой густой
  • Подбросил, тешась, ближе —
  • Был ястреб, точно лист простой,
  • Сбит сбоку им и унижен.
  • Но птица, решеткой ноги сложив,
  • Скрипела, вниз скользя,
  • Глаза ее — острые ножи —
  • Шипели…
  • Кустарники рвались стаей,
  • Поля сдавались на милость,
  • Он шел, дышать не переставая,
  • Следя, чтобы все клонилось
  • Темнообразьями фелюг,
  • Трубами, по трубкам, забытым
  • В зубах, канавами на валу,
  • Бельем, плясавшим в корытах.
  • Шел широко и травил миры,
  • Подпрыгивая, зачеркивал
  • Головы, стекла, карьеры горы
  • И все ж — недоумевал:
  • Затем, что опять деревья лица
  • Несли, от земли подняв
  • Козьи глаза, острей черепиц
  • Бежали по зеленям.
  • Мангалы дымили, вились усы,
  • Гречанки красили брови,
  • Ненужную рыбу жевали псы,
  • От лени с волнами вровень…

МОРЕ

1
  • Я гостем прошел перед тобой,
  • Ветрами земли качаем,
  • Дыханья твоего прибой
  • Вздымался, неисчерпаем.
  •           Гремя своим ростом и голосом,
  •           Выбрасываясь из тумана,
  •           Ты гнев высылало на вал,
  •           Он свинчивал в белые полосы
  •           Бежавшие рыхло поляны
  •           И вдребезги разбивал.
  • Когда не служат кровлей горы,
  • Постелью — степи, мосты —
  • Петля, беглец кончает спорить,
  • К тебе приходит он, чтоб ты
  • В размах синего предела
  • Его обуло и одело.
  • Когда не спалось им, а песни истлели.
  • Ты солью кормило их и стыдом,
  • Ты отдало черной беде в Марселе
  • Людей оставивших дом.
  • Сломавших винтовки о выступ
  • Твой разный размах зашвырнул
  • Туда, где выходит на выстрел
  • Пустынь длинный гул,
  • И свергнул легших не в песке —
  • На дно Босфорово плавать,
  • Вещать на мертвом языке
  • Про добровольческую славу.
  • Ты право, судилище, ты хохочи,
  • Законы пишут на воде,
  • Все побежденные ручьи
  • Всегда глотал водораздел.
  •           Чалма ли правит, или фуражка
  •           На берегах тебе под стать.
  •           Твоим рукам не будет тяжко
  •           Надменной ночью клокотать.
2
  • Но, одеяло расстелив
  • С затасканным концом,
  • Я смею на старом отрыве земли
  • Лежать к тебе лицом.
  •           Вот я в горло времени дую,
  •           Сабель горят чеканы,
  •           Трясут твою руку, руку седую
  •           Днепровских папах атаманы.
  •           Летает пламень на курень,
  •           От качки страны рушатся,
  •           Как груши в сломанный плетень.
  •           Под свистами свинца,
  •           И сыну статному не лень
  •           Переиграть игру отца.
  • Склони рога, о берегах
  • Забота новая строга,
  • Стучит московская нога
  • Теперь о берега.
  •           Как в годы год, как в волны лот,
  •           Как сталь между углей,
  •           Гудел ямбический полет
  •           На пушкинской земле.
  • Среди колодников, колод,
  • Усмешкой распечатанных,
  • Среди колодцев и полей,
  • Неравных и заплатанных,
  • Быть надоело одному,—
  • Он поднял кольца побережий,
  • Грозы и скуки на краю,
  • Пустил гулять отвагу,
  • Ударил в связанную тьму,
  • В Россию перезвоном свежим
  • Громадных песен — про твою,
  • Про зеленеющую влагу.
3
  • Через дебри, года, оды,
  • Из домов, где камень затих,
  • Из лесов, где зеленая одурь,—
  • Я расстелил одеяло на отдых
  • У звучных честно ног твоих.
  •           Дымом трубки я буду петь,—
  •           Дыши и вздымайся гуще,—
  •           Тебя, цветущее, как медь,
  •           Как слово, в ночь бегущее.
  • Проникнись табака
  • Революционным дымом.
  • Он безбандеролен, как и рука,
  • Как ты — неукротим он.
  •           Буря жиреет на якоре,
  •           Чем пахнет твой горизонт?
  •           Вчера еще маяк горел,
  •           Сегодня слеп и он.
  • Чайка причаливает, ждет
  • На теплых плечах громад,
  • К седым чанам в садах идет,
  • Восходит виноград.
  •           Лодка ступает на лотки,
  •           Шипя по ракушек резьбе,—
  •           Ворот ворчит повороту руки,
  •           Ворот выносит корму на себе.
  • Колебля загар усов,
  • Мачты шатают тени,
  • Республика ищет парусов
  • Для тысячи направлений.
  •           Покатый, короткий узел,
  •           Упорство игры изучив,
  •           Мыс возится с морем, он сузил
  •           Размытые солью зрачки.
  • Светлеет вдруг, подняв из пены
  • Лицо свое береговое,
  • Без времени, без перемены,
  • Но берегись: оно другое!

ПЕРЕХОД В НОЧЬ

  • Закат согнул свой желтый стан,
  • Снимая с веток птичью речь,
  • Чтоб в смуглоту упала та,
  • В прохладу смуглых плеч.
  •           Он мачты застеклял в порту
  •           И выдувал из волн огни —
  •           Не ты ли властвовала тут
  •           С ним вместе и над ним?
  • С любезностью всех негордых,
  • У сада, у бревен сарая,—
  • Ты тени сгоняла на отдых,
  • Шагами тишь проверяя.
  •           Постелена козам солома,
  •           И куры в курятне отменной.
  •           У нас ни постели, ни дома —
  •           Ничего, кроме старой Вселенной.
  • Ничего, кроме радости зрячей,
  • Так о ней одной говори.
  • Волна, бездомная рыбачка,
  • Волочит звезды-козыри.
  •           Зеленые, желтые — пачками —
  •           Всплывают, тонут, и опять
  •           Ты можешь, платья не запачкав,
  •           Их с камня подобрать.
  • Светляк, приплывшая звезда,
  • Дождь капель радуг рябей,
  • Они идут твоим сандальям,
  • Как эта ночь тебе.
  •           Возьмем живущего дары:
  •           Что, если все богатые
  •           Нам в руки козыри сданы
  •           Ночами, вихрями, закатами?
  • И мы обречены играть,
  • Тасуя жизнь без берегов,
  • А им заимствовать пора
  • От наших песен и шагов —
  •           Еще играть, еще южней
  •           Сияньем шеи, губ, как пеной
  •           Волн бесхитростных на дне
  •           И наверху таких надменных.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

  • Льется воздух, мужеством настоен,
  • Пыль чужая падает с плеча,
  • В днях чужих я жил не как историк,
  • Нрав племен в томах не изучал,
  • Жилы строк в моих скрипели жилах,
  • В них любовь и ненависть моя,
  • По-другому чайки закружили,
  • За Толбухин вылетев маяк.
  • Им не надо плыть в закат зловещий,
  • В чужестранной ночи костенеть,
  • В уши мне советский говор плещет,
  • Мне в глаза залива светит медь.
  • Угасает запад многопенный,
  • Друга тень на сердце у меня,
  • По путям сияющей вселенной
  • Мы пройдем когда-нибудь, звеня:
  • Но куда б по свету ни бросаться,
  • Не найти среди других громад
  • Лучшего приморского красавца,
  • Чем гранитный город Ленинград.

РАННЕЕ УТРО

  • Мир молодой, как небо на заре.
  • Встречал меня на той полугоре.
  • И, книжным словом не оскорблена,
  • Чернела леса дальняя стена.
  • И созданная заново роса
  • Гордилась тем: росу пила оса.
  • И шепоты властительные трав,
  • В свое дыханье мощь земли вобрав,
  • Вступали в спор с могучею осой,
  • Был у осы граненый глаз косой.
  • Казалось, шепчет мне полугора
  • Мильоном уст: тебе устать пора.
  • Я сел на пень. Я вспомнил жизнь свою.
  • Я унижать ее не устаю.
  • Разменивать на мусор малых дел,
  • Как будто не поставлен ей предел.
  • И, может быть, уж вся она за мной,
  • Как этот холм перед лесов стеной.
  • И объяснить я должен муки все
  • Немедля — курослепу иль осе.
  • Кому еще? Я вспомнил город твой,—
  • Ты спишь еще, и сон над головой,
  • Закрыты ставни. Улица гремит
  • Железом всех сомнений и обид.
  • Ты спишь еще. Еще твоей рукой
  • Владеет жизни комнатный покой.
  • Ты — легкая, не знавшая родов,
  • Ты — вольная в неволе городов,
  • Ты тихо спишь — и, как у статуй ровно,
  • Твои глаза глядят еще условно!

«Был майский день, но ветер шел с залива…»

  • Был майский день, но ветер шел с залива
  • И вел туман, и ставил на холмы,
  • Как будто бы из мглы неторопливой
  • Являлось мне видение зимы.
  • На старый снег похожи стали воды,
  • Свинцовостью мерцая снеговой,
  • Но не было мне дела до природы
  • И до ее поруки круговой.
  • Лишь потому мне и приснился буер,
  • В глубокий снег ушедший до плеча,
  • Что только ты всей образною бурей
  • Моих стихов владела в этот час.
  • И, твоему покорен самовластью,
  • Стал буер яхтой, легкою, как дым,
  • И он прошел, как скромный вестник счастья,
  • Прорезав сердце килем ледяным.
  • То не был сон, что путал время года,
  • Но дальний плеск одной волны родной,
  • Туман исчез, весенняя природа
  • С твоей улыбкой встала предо мной.

«Как след весла, от берега ушедший…»

  • Как след весла, от берега ушедший.
  • Как телеграфной рокоты струны,
  • Как птичий крик, гортанный, сумасшедший
  • Прощающийся с нами до весны,
  • Как радио, которых не услышат,
  • Как дальний путь почтовых голубей,
  • Как этот стих, что, задыхаясь, дышит,
  • Как я — в бессонных думах о тебе.
  • Но это все одной печали росчерк,
  • С которой я поистине дружу,
  • Попросишь ты: скажи еще попроще,
  • И я еще попроще расскажу.
  • Я говорю о мужестве разлуки,
  • Чтобы слезам свободы не давать,
  • Не будешь ты, заламывая руки,
  • Белее мела, падать на кровать.
  • Но ты, моя чудесная тревога,
  • Взглянув на небо, скажешь иногда:
  • Он видит ту же лунную дорогу
  • И те же звезды, словно изо льда!

СЕНТЯБРЬ

  • Едва плеснет в реке плотва.
  • Листва прошелестит едва,
  • Как будто дальний голос твой
  • Заговорил с листвой.
  • И тоньше листья, чем вчера.
  • И суше трав пучок,
  • И стали смуглы вечера,
  • Твоих смуглее щек.
  • И мрак вошел в ночей кольцо
  • Неотвратимо прост,
  • Как будто мне закрыл лицо
  • Весь мрак твоих волос.

«Стих может заболеть…»

  • Стих может заболеть
  • И ржавчиной покрыться,
  • Иль потемнеть, как медь
  • Времен Аустерлица,
  • Иль съежиться, как мох,
  • Чтоб Севера сиянье —
  • Цветной переполох —
  • Светил ему в тумане.
  • И жаждой он томим,
  • Зарос ли повиликой,
  • Но он неизгоним
  • Из наших дней великих.
  • Он может нищим жить,
  • Как в струпьях, в строчках рваных,
  • Но нет ни капли лжи
  • В его глубоких ранах.
  • Ты можешь положить
  • На эти раны руку —
  • И на вопрос: «Скажи!» —
  • Ответит он, как другу:
  • «Я верен, как тебе,
  • Мое любившей слово,
  • Безжалостной судьбе
  • Столетья золотого!»

«Мой город так помолодел…»

  • Мой город так помолодел —
  •          Не заскучать,
  • И чайки плещутся в воде,
  •          Устав кричать.
  • И чаек крылья так легки,
  •          Так полны сил,
  • Как будто душу у реки
  •          Кто подменил.
  • И самолетов в вышине
  •          Горят круги.
  • Я слышу в синей тишине
  •          Твои шаги.
  • Как будто слух мой стал таков,
  •          Что слышит сон,
  • Как будто стук твоих шагов
  •          Заворожен.
  • Как будто губ твоих тепло.
  •          Прохладу плеч
  • На крыльях чаек принесло
  •          — Сюда — беречь.
  • Иль ты одна из этих птиц
  •          Сама,
  • И мне по ней в огне зарниц
  •          Сходить с ума!

«Я снова посетил Донгузорун…»

  • Я снова посетил Донгузорун,
  • Где лед светил в реки седой бурун.
  • Остры, свежи висели вкруг снега,
  • Я видел: жизнь моя опять строга,
  • И я опять порадовался ей,
  • Что можно спать в траве между камней,
  • И ставить ногу в пенистый поток,
  • И знать тревогу каменных берлог.
  • В глуши угрюмой, лежа у костра,
  • Перебирать все думы до утра.
  • И на заре, поднявшись на локте,
  • Увидеть мир, где все цвета не те…

ЭЛЬБРУС С БЕЧАСЫНА

  • …Намеченный смело
  • Над зыбью полей
  • Светящимся мелом
  • По аспидной мгле…
  • Вычерчивал мастер
  • Во весь небосклон
  • Его, как на части
  • Разбившийся сон.
  • Чертил он и правил
  • Снега, как рассказ,
  • И гору поставил,
  • И вывел на нас.
  • И падал кусками,
  • И сыпался мел,
  • Но гору на память
  • Он кончить сумел!

«Женщина в дверях стояла…»

  • Женщина в дверях стояла,
  • В закате с головы до ног,
  • И пряжу черную мотала
  • На черный свой челнок.
  • Рука блеснет и снова ляжет,
  • Темнея у виска,
  • Мотала жизнь мою, как пряжу
  • Горянки той рука.
  • И бык, с травой во рту шагая,
  • Шел снизу в этот дом,
  • Увидел красные рога я
  • Под черным челноком.
  • Заката уголь предпоследний,
  • Весь раскален, дрожал,
  • Между рогов аул соседний
  • Весь целиком лежал.
  • И сизый пар, всползая кручей,
  • Домов лизал бока,
  • И не было оправы лучше
  • Косых рогов быка.
  • Но дунет ветер, леденея,
  • И кончится челнок,
  • Мелькнет последний взмах, чернея,
  • Последний шерсти клок.
  • Вот торжество неодолимых
  • Простых высот,
  • А песни — что? Их тонким дымом
  • В ущелье унесет.

ГУНИБ

  • Здесь ночи зыбкие печальны,
  • Совсем другой луны овал,
  • Орлы, как пьяницы, кричали,
  • Под ними падая в провал.
  •            И взмах времен глухих и дерзких
  •            Был к нашим окнам донесен,
  •            Перед лицом высот Кегерских
  •            Гулял аварский патефон.
  • Тревогу смутную глушили
  • И дружбой клялись мы навек.
  • Как будто все мы в путь спешили,
  • Как будто ехали в набег.
  •            Из пропасти, как из колодца,
  •            Реки холодной голос шел:
  •            «Не всем вернуться вам придется,
  •            Не всем вам будет хорошо…»
  • А мы смеялись, и болтали,
  • И женщинам передавали
  • Через окно в кремнистый сад,
  • Огромной ночью окруженный,
  • Стаканы с тьмой завороженной,
  • Где искры хитрые кипят.

ЖЕНЩИНЫ КУРУША

  • Где Шахдаг пленяет душу,
  • Я привстал на стременах:
  • Ходят женщины Куруша
  • В ватных стеганых штанах,
  • В синем бархате жилеток,
  • В самотканом полотне,
  • И лежат у них монеты
  • На груди и на спине.
  • С чубуком стоят картинно
  • У оград и у ворот,
  • И мужской у них ботинок
  • Женской обувью слывет.
  • Их бровей надменны дуги,
  • Хмурой стали их рука,
  • И за ними, словно слуги,
  • Бродят стаей облака.
  • Гость иной, поднявши брови,
  • Их усмешкой поражен,
  • Скажет: нету жен суровей
  • Богатырских этих жен.
  • Нет, предобрые созданья
  • В ватных стеганых штанах
  • Украшают мирозданье
  • Там, где высится Шахдаг.
  • Тараторят понемножку,
  • Носят воду над скалой,
  • Из кунацкой за окошко
  • Облака метут метлой.
  • И они ж — под стать лавинам,
  • В пропасть рвущимся коням,
  • И страстям — неполовинным,
  • Нам не снившимся страстям!

«Он — альпинист и умирал в постели…»

Марку Аронсону

  • Он — альпинист и умирал в постели,
  • Шла тень горы у бреда на краю,
  • Зачем его не сбросили метели
  • Высот Хан-Тенгри в каменном бою,
  • Чтоб прозелень последнего мгновенья
  • Не заволок болезни дым,
  • Чтоб всей его любви нагроможденье.
  • Лавиной вспыхнув, встало перед ним.
  • Прости, что я о смерти говорю
  • Тебе, чье имя полно жизни нежной,
  • Но он любил жестокую зарю
  • Встречать в горах, осыпан пылью снежной.
  • Я сам шагал по вздыбленному снегу
  • В тот чудный мир, не знавший берегов,
  • Где ястреба как бы прибиты к небу
  • Над чашами искрящихся лугов.
  • Мы знали с ним прохладу сванских башен,
  • Обрывы льда над грохотом реки,
  • О, если б он…
  •                          Такой конец не страшен,
  • Так в снежном море тонут моряки.
  • И если б так судьба не посмеялась,
  • Мы б положили мертвого его
  • Лицом к горе, чтоб тень горы касалась
  • Движеньем легким друга моего,
  • И падала на сердце неживое,
  • И замыкала синие уста,
  • Чтоб над его усталой головою
  • Вечерним сном сияла высота.

ГОРЕЦ

  • Сказал, взглянув неукротимо:
  • «Ты нашим братом хочешь быть,
  • Ты должен кровью побратима
  • Свое желание скрепить».
  • И кровью гор морозно-синей
  • Кипел ручей, высок и прям.
  • «Ты, горец, прав! Клинок я выну —
  • Я буду верный брат горам!
  • Пускай на рану льет отвесно
  • Простая горная струя,
  • Пускай сольется с кровью трезвой
  • Кровь опьяненная моя».

«Давайте бросим пеший быт…»

  • Давайте бросим пеший быт,
  • Пусть быт копытами звенит.
  • И, как на утре наших дней,
  • Давайте сядем на коней.
  • И для начала мы лугами
  • Пройдем широкими кругами,
  • Огладив шею скакуна,
  • Проверив, крепки ль стремена,
  • Взмахнем камчой над конским глазом —
  • В полет скакун сорвется разом.
  • И ну чесать то вверх, то вниз —
  • Взлетать с разбега на карниз,
  • В ручей с карниза, пену взмылив,
  • А в травах что-то вроде крыльев
  • Летит зеленою парчой
  • Под обалдевшей алычой.
  • В камнях, над гривой не дыша,
  • Прошепчешь: «Ну, прощай, душа!» —
  • И — нет камней, лишь плеск в ушах,
  • Как птичьи плески в камышах.
  • А ты забыл, что хмур и сед,
  • И что тебе не двадцать лет,
  • Что ты писал когда-то книги,
  • Что были годы, как вериги,
  • Заботы, женщины, дела,—
  • Ты помнишь только удила,
  • Коня намыленного бок,
  • И комья глины из-под ног,
  • И снежных высей бахрому
  • Навстречу лёту твоему…

«Я хочу, чтоб в это лето…»

  • Я хочу, чтоб в это лето,
  • В лето, полное угроз,
  • Синь военного берета
  • Не коснулась ваших кос.
  • Чтоб зеленой куртки пламя
  • Не одело б ваших плеч,
  • Чтобы друг ваш перед вами
  • Не посмел бы мертвым лечь

РИСУНОК

  • Как будто с лодки уронив весло,
  • Гляжу в поток, каким его несло.
  • В томительной, как сердце, быстрине
  • Горит лицо, смеющееся мне.
  • Струящиеся крылья легких рук —
  • Лилейной жизни влажный полукруг.
  • Я позабыл и лодку и весло,
  • Наивное я вспомнил ремесло,
  • И, как дикарь, приснившийся поток
  • Я начертил рисунком этих строк.

НОЧЬ

  • Спит городок.
  • Спокойно, как сурок.
  • И дождь сейчас уснет,
  • На крышах бронзовея;
  • Спит лодок белый флот
  • И мертвый лев Тезея,
  • Спит глобус-великан,
  • Услада ротозея,
  • Спят мыши в глобусе,
  • Почтовый синий ящик,
  • Места в автобусе
  • И старых лип образчик,—
  • Все спит в оцепенении одном,
  • И даже вы — меняя сон за сном.
  • А я зато в каком-то чудном гуле
  • У темных снов стою на карауле
  • И слушаю: какая в мире тишь.
  • …Вторую ночь уже горит Париж!

«Проходят буря, и чума…»

  • Проходят буря, и чума,
  • И дождь, и даже ночь сама,
  • И снова утро настает.
  • Мой добрый друг, не все пройдет.
  • Деревья, что цвели при нас,—
  • Они остались про запас.
  • В другой иль в этой стороне —
  • Они остались вам и мне.

«Каких рассказов вас потешить…»

  • Каких рассказов вас потешить
  • Такой бродяжьей пестротой,
  • Такой веселостью нездешней,
  • Такой нелепой прямотой,
  • Чтоб вы могли уже в постели,
  • Упав лицом в подушек снег,
  • Одна зеленой их метели
  • Легко смеяться в полусне…

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ГОРОД

  • Уже отлязгал паровоз,
  • Уж дребезжал трамвай урочный,
  • Но все струился дым волос —
  • Тех, золотых, — над смуглой ночью.
  • Но в электрической росе
  • В стекле деревья плыли снова,
  • И профиль девушки висел
  • Ундиной города родного.

ПИСЬМО

  • Писал письмо большое
  • О жизни о прибрежной,
  • Писал письмо с душою,
  • Местами даже нежно.
  • Романтике внимая,
  • В бутыль вложил письмо я,
  • Чтобы волна немая
  • Его несла бы, моя.
  • Плеснул воде посуду,
  • Сквозь пены венчик мылкий
  • Дивлюсь морскому чуду —
  • Все в двух шагах бутылка.
  • И мне сказала чайка,
  • Взлетая словно белка,
  • Что для письма такого
  • Все это море — мелко!

«На водяных полянах…»

  • На водяных полянах
  • Покой белей струны,
  • На спящих гидропланах
  • Лежит рука луны.
  • Ты на воду подуй-ка,
  • На струйку на одну —
  • Луна черпнет ту струйку,
  • Ту струйку, как струну.
  • В очарованье странном
  • Струны той молодой
  • Ты станешь гидропланом,
  • Луною и водой…
  • А что-то чуда вроде
  • Свой дивный множит рост,
  • И тень твоя уходит
  • Куда-то в море звезд!

«Где-то в душном Камеруне…»

  • Где-то в душном Камеруне
  • Есть съедобная земля,
  • Сохнут там колосья втуне,
  • Там заброшены поля.
  • Там прекрасной синей глиной
  • Набивают люди рот
  • И, запив водой невинной,
  • Водят голый хоровод.
  • Но моя земля не хуже,
  • Чем не лакомый кусок:
  • Море синее на ужин,
  • Сосны, вереск и песок.
  • И не в смысле переносном
  • Путник жадно норовит
  • Уплетать холмы и сосны,
  • Больно вкусен этот вид!
  • Запивать струею чистой,
  • Ковш подняв над головой,
  • Чуть соленой, чуть шерстистой,
  • Темной влагой стиховой!

«На улице, как на поляне…»

  • На улице, как на поляне,
  • Темно, а спички не горят,
  • Падучих звезд летят сиянья,
  • Как отсыревших спичек ряд.
  • Как будто там гигант нескладный
  • Своих шагов замедлил ход
  • И перед женщиной громадной
  • За спичкой спичку — звезды жжет,
  • Или с усмешкою нескромной —
  • Былых страстей — в полночный час
  • Следит за нами призрак темный
  • И передразнивает нас.

«Всю ночь огни играют мной…»

  • Всю ночь огни играют мной,
  • В глаза вонзая блески льдинок,
  • Над морем буйный дух земной
  • Меня зовет на поединок.
  • Лучом прожектора настиг
  • И рвется в дом слепящей птицей,
  • Ошибся домом ты, старик,—
  • Я не хочу с тобою биться!
  • Не притворяйся маяком,
  • Фортов сигналами глухими,
  • Я помню мертвых моряков,
  • Я помню все — я не таков,—
  • Я дал земле другое имя!

ПТИЦЫ

  • Вечер мрачен, словно инок,
  • И зудит, как старый овод.
  • Телеграфных линий ряд,
  • Где похожи на сардинок,
  • Что наколоты на провод,
  • Птицы малые сидят.
  • Птицы малые — сардинки,
  • Что скрипите под сурдинку
  • Телеграфных жалоб вы?
  • Что ваш коготь сердцу вынет:
  • Лета легкие поминки,
  • Мирной осени крестины,
  • Зелень долгую травы?
  • Или быстрых вьюг похмелье,
  • Кровожадное веселье
  • Наскрипели вы тягуче —
  • Темных кодов разговор,
  • И теперь вас жалость мучит,
  • Оттого вы так и сели
  • На меня смотреть в упор?

«Рассказы все рассказаны…»

  • Рассказы все рассказаны
  • Под кленами ль, под вязами.
  • Дорожки все исхожены,
  • Следы дождями скошены.
  • Осеннею метелью
  • Все листья облетели,
  • И только память зелена,
  • И ей стареть не велено.

«Давно такой хорошей осени…»

  • Давно такой хорошей осени
  • Моя душа не знала,
  • Не то чтоб в небе много просини
  • Иль хмури в жизни мало,—
  • Но всюду здесь, где осень кружится,
  • Сквозь темный лик осенний
  • Сквозит мне тонкий облик дружеский
  • Родным души весельем!

«Сквозь ночь, и дождь, и ветер, щеки режущий…»

  • Сквозь ночь, и дождь, и ветер, щеки режущий,
  • Урок суровый на ходу уча,
  • Уходит лондонец в свое бомбоубежище,
  • Плед по асфальту мокрый волоча.
  • В его кармане — холодок ключа
  • От комнат, ставших мусором колючим.
  • …Мы свой урок еще на партах учим,
  • Но снится нам экзамен по ночам!

МОРСКАЯ БАСНЯ

  • Над морем дым столбом стоит —
  • Ты думаешь найти гиганта вид,
  • Берешь бинокль и видишь: пароходик,
  • Дымит вовсю замызганный уродик.
  • …Так человек дымит не по тоннажу,—
  • Ты ищешь дел — находишь только сажу.

ПРУД

  • Обиды все и неудачи
  • Сложить в один мешок большой
  • И написать углем горячим:
  • «Все это звалося душой!»
  • И бросить в пруд, не размышляя,
  • Но над прудом висит печать
  • И надпись грозная, глухая:
  • «Прошу прудов не засорять!»

МАВР

  • Закручивал Дездемоне рассказы
  • О войнах, путешествиях, морях,
  • И слушала, не подымая глаза,
  • Девическая синяя заря.
  • Лукаво улыбалась, как немая,
  • Глаза блестели в мира полутьму,
  • Дездемону еще я понимаю,
  • Но Мавра вот никак я не пойму!

ОДИССЕЙ И ВЫ

Девушке,

изучавшей древнегреческий

  • Он отлюбил, отпьянствовал,
  • Отпел и отсражался,
  • Он клялся постоянством
  • Путей, какими шлялся.
  • До умопомрачения
  • Он приключенья сеял,
  • Такое дней верчение
  • Зовем мы одиссеей.
  • Мне же не в волнах агатовых,
  • В эгейской пены выческах,
  • Внимать словам пиратовым
  • Из ваших губ девических.
  • Вы просто в тихой комнате
  • Строфу на память вспомните,
  • И станут древних вечера,
  • Как будто было все вчера.

СОН

  • Мне снилось: листьев колесница,
  • Листа о землю синий стук,
  • Никто не мог уж веселиться,
  • А листья падали вокруг.
  • Пускай те листья были немы,—
  • Они звучали, как поэмы,
  • Но листья жили, как уста,
  • Чья речь сердечная проста.
  • Пускай еще, еще приснится
  • Такая листьев колесница.
  • Пусть будет осень хоть в аду —
  • Я в этот ад за ней приду!

ПАЛАТКА ПОД ВЫБОРГОМ

Виссариону Саянову

  • Мне снились юность, снег,
  • Друзей далеких тени,
  • И нежность лиц во сне
  • Была, как снег и пенье.
  • Проснулся я впотьмах,
  • Вскочил одним движеньем,
  • Я вспомнил: я в горах
  • Пред новым восхожденьем.
  • Палатки узкий вход,
  • Закат алел громадой,
  • Порозовевший лед,
  • И грохот камнепада.
  • Все было наяву,
  • Все ощутимо грубо —
  • И то, что я живу,
  • И холод ледоруба.
  • И все было не так.
  • И все в другом порядке:
  • Вечерний бивуак
  • Под Выборгом в палатке.
  • И не закат горел,
  • А Выборга руины,
  • Не камнепад гремел,
  • А ряд орудий длинных.
  • Не ледоруба сталь,
  • Винтовки ствол морозный,
  • Мне юности не жаль,
  • Мне изменяться поздно.
  • В своей стране родной
  • Я знал покой и счастье,
  • И вражий надо мной
  • Вал огневой не властен.
  • Ничто не страшно мне,
  • И я за все ответил,
  • Как эти сны во сне,
  • Как две палатки эти.

ПАМЯТИ ПЬЯНКОВА

  • На той дороге фронтовой
  • От ближних зарев снег был розов,
  • И лед на касках голубой
  • Вставал щетиною морозной.
  • Заледенев, на лбу коней,
  • Дымясь, позвякивали челки,
  • И на боках и на спине
  • Лежал узор попоны колкой.
  • То пота липкого струи
  • Замерзли, превратясь в узоры…
  • Все это видели твои
  • Льдом застилаемые взоры.
  • Снег взвихрив, вырвал яму тол,
  • В ночном лесу, в земле гранитной
  • Привал последний ты нашел,
  • Наш скромный друг неименитый.
  • Что в том, что дружбе году нет,
  • Мы счет иной ведем сердцами,
  • И поднял командир планшет
  • Окаменевшими руками.
  • Пока стоявшие вокруг
  • С тобой прощалися по-братски,
  • Занес на карту он, как друг,
  • Твой бугорок земли солдатской.
  • И кони тронулись опять,
  • Таща орудья в снежной пыли,
  • Опять хрипеть и громыхать
  • В ту ночь, когда тебя убили.
  • В ту ночь я видел, что и ты.
  • Такой же лес, дорогу, пушки,
  • Весь мир походной маеты,
  • И вьюгу, словно повесть, слушал.
  • Как будто повесть о тебе,
  • Простую, русскую, ночную,
  • О долге, родине, судьбе…
  • …С нее свой завтра день начну я.

МЫЗА ХУМАЛА

  • Я должен был взорваться в этом доме,
  • Я шел к нему все утро, день, всю ночь,
  • Я так мечтал о крыше, о соломе,
  • Чтоб лечь, уснуть и чтоб все мысли прочь.
  • А он стоял на пустыре горелом
  • И ждал меня, тот домик небольшой,
  • Я опоздал — и лунным утром белым
  • Взорвались те, кто ранее пришел.
  • Зачем они меня опередили?
  • Я так же мерз, я так же жил в огне,
  • Одни пути мы вместе проходили,
  • А этот дом не уступили мне.

КОНЕЦ ВОЙНЫ

  • Мы в Выборге. Ходим в ералаше
  • Горящих улиц, падающих стен,
  • Вокруг огонь, он разноцветно пляшет,
  • Вокруг покой нежданных перемен.
  • Уж санный путь по-мирному укатан,
  • И голоса по-мирному слышны,
  • И только мин глухие перекаты
  • Нам говорят о прошлом дне войны.
  • А там, на мызе Лиматта, за рощей,
  • Где часовой у входа на тропе,
  • Сидит комбриг, усталый, поздней ночью
  • В заброшенном подвале, на КП.
  • Измученный, над картой уже лишней,
  • И нету сна и мира ни на миг.
  • Подвал еще горячкой штурма дышит,
  • И шорох ночи слушает комбриг.
  • Еще в ушах разрывов визги, трески.
  • Еще в глазах — как будто на весу —
  • И надолбы в проклятом перелеске,
  • И красный снег за насыпью внизу…

«Я не умею головы кружить…»

  • Я не умею головы кружить,
  • Я не умею равнодушно жить.
  • Я не умею так мельчить слова,
  • Чтобы они означились едва.
  • О силе слов скажу я только двух,
  • И в той зиме, захватывавшей дух,
  • Вновь ощутил я в смертоносном вое,
  • Что есть на свете братство боевое.

КРАСНАЯ АРМИЯ

  • В ее тени играли наши дети,
  • Поля шумели, жили города,—
  • Нет армии любимее на свете —
  • Хранительницы мира и труда.
  • Пройди весь свет, проверь всех армий славу,
  • Пересмотри былые времена,—
  • Нет армии, которая была бы
  • С народом слита больше, чем она.
  • Фашистских орд железная комета
  • Явилася на наших рубежах,—
  • Нет армии, которая б, как эта,
  • Комету эту бросила во прах.
  • И яростная битва закипела,
  • Как никогда громадна и грозна.—
  • Нет армии, которая б имела
  • Вождя полков такого, как она.
  • Народам час освобожденья снится
  • В истерзанной Европе наших дней,—
  • Нет армии, которая сравнится
  • Своею правдой с правдою твоей.

НАШ ГОРОД

  • Пусть тянет руку дерзкий враг
  • К нам в ленинградские пределы.
  • Их было много, тех вояк,
  • Чья рать войти сюда хотела.
  • На неприступном берегу
  • Обрубим руку мы врагу.
  • На крыльях черные кресты
  • Грозят нам нынче с высоты.
  • Мы стаи звезд на них пошлем,
  • Мы их таранить в небе будем,
  • Мы те кресты перечеркнем
  • Зенитным росчерком орудий.
  • Стой, ленинградец, на посту,
  • Смотри в ночную высоту,
  • Ищи врага на небосклоне,—
  • С тобой на вахте боевой
  • Стоит суровый город твой
  • И дни и ночи в обороне!
  • Проверь и крышу и подвал,
  • Забудь, как мирно ночевал,
  • Забудь беспечность и веселье.
  • Пускай, как крепость, темен дом,
  • Он вспыхнет радостью потом —
  • В победы нашей новоселье.

1919–1941

1
  • Я помню ту осень и стужу.
  • Во мраке бугры баррикад,
  • И отблеск пожарища в лужах,
  • И грозный, как ночь, Петроград!
  • И в ночь уходили мужчины
  • С коротким приказом: вперед!
  • Без песен, без слов, без кручины
  • Шел питерский славный народ.
  • И женщины рыли толпою
  • Окопы, о близких шепча.
  • Лопатой и ржавой киркою
  • В тяжелую землю стуча.
  • У них на ладонях темнели
  • Кровавых мозолей следы,
  • Но плакать они не умели —
  • Как были те люди горды!
  • И как говорили без дрожи:
  • «Умрем, не отступим назад.
  • Теперь он еще нам дороже,
  • Родной, боевой Петроград!
  • За каждый мы камень сразимся,
  • Свой город врагу не сдадим…»
  • И теми людьми мы гордимся
  • Как лучшим наследьем своим!
2
  • Враг снова у города кружит,
  • И выстрелы снова звучат,
  • И снова сверкает оружье
  • В твоих августовских ночах.
  • И снова идут ленинградцы.
  • Как двадцать два года назад,
  • В смертельном сраженье сражаться
  • За свой боевой Ленинград.
  • Их жены, подруги и сестры
  • В полдневный, в полуночный час
  • Киркой и лопатою острой
  • В окопную землю стучат.
  • Друзья, земляки дорогие!
  • Боев наших праведный труд
  • И рвы, для врага роковые,
  • В народную память войдут.
  • Так пусть от истока до устья
  • Невы пронесется, как гром:
  • «Умрем, но врага не пропустим
  • В наш город, в родимый наш дом!»

«Патрульная птица выходит из облака…»

  • Патрульная птица выходит из облака,
  • Ей радостно видеть с высот:
  • Внизу под крылом средь простора глубокого
  • Наш город могучий встает.
  • Он тянется к Пулкову бастионами
  • Своей цитадели труда,
  • Он входит в залив островами зелеными,
  • И крыши блестят, как вода.
  • И летчик любуется и улыбается,
  • Воздушных высот часовой,
  • Что вот в ленинградском он небе купается,
  • И солнце над головой.
  • И солнце, прикрытое облачным пламенем,
  • Ему говорит поутру,
  • Что город — герой и что Красного Знамени
  • Лег блеск на достойную грудь.
  • Что столько красы в этой дымке редеющей,
  • Что с ней он один на один,
  • Что век его молод в стране хорошеющей
  • И счастье его впереди!
  • Что только вчера он фашистских налетчиков
  • Крушил поворотом крутым.
  • Что славного города славные летчики
  • Недремно летают над ним.
  • А черные крылья покажутся вражьи —
  • Ударит их пламя атак,—
  • Запенясь, в огне лишь обломками ляжет,
  • О землю ударится враг!

ДВА БОГАТЫРЯ

  • Летит корабль с лицом нетопыря,
  • Разрывы бомб тяжелые грохочут —
  • Два города, как два богатыря,
  • Встают во тьме, в багряных пятнах ночи.
  • Встает Москва — народная краса.
  • Москва, Москва! Святыня нашей славы!
  • Звенят огнем ночные небеса.
  • Твой мчится в небе латник темноглавый.
  • О древний город! Вещий богатырь,
  • Живой водой поивший все народы.
  • Так вот она — великой битвы ширь
  • С врагом нечеловеческой породы,
  • Где льется кровь, как будто Волги воды,
  • По крыльям, танкам, грудам мертвых тел,
  • От самых дальних высей небосвода
  • До мерзлых ям, где враг окостенел.
  • Да, враг силен! Он разъярен, он ранен,
  • Он слеп от крови, рвется наугад,—
  • Как богатырь над волнами в тумане,
  • Стоит в сверканье молний Ленинград!
  • Над миром ночь бездонна и темна,
  • Но в скрежете, в гуденье, в звоне стали —
  • Клянемся, что отмстим врагу сполна.
  • Что за Отчизну биться не устанем!
  • Не дорожа своею головой,
  • Испепелим врага кровавым градом —
  • Клянемся в том могучею Москвой,
  • Клянемся в том любимым Ленинградом.
  • Она взойдет, победная заря,
  • Над тьмой фашистской, злобной и холодной,
  • Два города, как два богатыря,
  • Возглавят праздник славы всенародной!

ЛЕНИНСКОЕ ЗНАМЯ

  • То не чудо сверкает над нами,
  • То не полюса блеск огневой,—
  • То бессмертное Ленина знамя
  • Пламенеет над старой Невой.
  • Ночь, как год девятнадцатый, плещет,
  • Дней звенит ледяная кора,
  • Точно вылезли древние вещи —
  • И враги, и блокада, и мрак.
  • И над битвой, смертельной и мглистой,
  • Как тогда, среди крови и бед,
  • Это знамя сверкает нам чистым,
  • Окрыляющим светом побед!
  • И ползущий в снегу с автоматом
  • Истребитель — боец молодой
  • Озарен этим светом крылатым
  • Над кровавою боя грядой.
  • Кочегар в духоте кочегарки
  • И рабочий в морозных цехах
  • Осенен этим знаменем ярким,
  • Как моряк на своих кораблях.
  • И над каменной мглой Ленинграда
  • Сквозь завесы суровых забот,
  • Это знамя сквозь бой и блокаду
  • Великан знаменосец несет.
  • Это знамя — победа и сила —
  • Ленинград от врага защитит,
  • Победит и над вражьей могилой —
  • Будет день! — на весь свет прошумит!

«Растет, шумит тот вихрь народной славы…»

  • Растет, шумит тот вихрь народной славы,
  • Что славные подъемлет имена.
  • Таким он был в свинцовый час Полтавы
  • И в раскаленный день Бородина.
  • Все тот же он. Под Тулой и Москвою,
  • Под Ленинградом в сумрачных лесах
  • Бойцы идут. У них над головою
  • Родные звезды в снежных небесах.
  • Нет, рано враг торжествовал победу!
  • И сквозь пожаров дымные рога
  • Бойцы идут по вражескому следу,
  • Врезая шаг в скрипучие снега.
  • А враг бежит, смятенный и голодный,
  • Кляня судьбу проклятую свою.
  • Как завершенье веры всенародной,—
  • Слова вождя исполнились в бою.
  • Бойцы идут среди родимых пашен
  • Победным шагом, грозны и легки,
  • А их народ зовет: гвардейцы наши,
  • Любимые, желанные сынки.
  • Идут бойцы, их губы крепко сжаты,
  • Лежит на запад огненный поход,
  • Их движет месть, безжалостный вожатый,
  • И вражьих тел великий счет ведет.
  • Громя врага и мстя, мы твердо знаем,
  • Она пройдет, смертельная пурга.
  • Последний залп над Рейном и Дунаем
  • Сразит насмерть последнего врага!

ЛЕНИН

  • Зима нежданна и проста, зима, а ночи страшно кратки,
  • Дел бесконечна широта, мелькают дни смертельной
  •                                                                                                  схватки.
  • Под утро редкий перерыв, в работе отдых
  •                                                                                скоротечный,—
  • И вот он видит, как с горы, страну, забывшую
  •                                                                                    беспечность,
  • Страну в походе, на ходу, страну любимую — Россию,
  • На шапках — красную звезду, в огне просторы снеговые.
  • Не дни пылают там — века, и в очистительном пожаре
  • Гудит народная река, и тот огонь ее не старит.
  • Все так же молодо оно, народа сердце ретивое,
  • Всех гроз огнем озарено предназначенье мировое.
  • И он, отдавший жизнь свою служенью радостной
  •                                                                                           России,
  • Ведет бестрепетно в бою ее дружины молодые.
  • Зарей окрашен небосклон… Уж в вечной дымке годы
  •                                                                                                     эти…
  • Любить Россию так, как он! Что может быть святей
  •                                                                                              на свете!
  • Бушует снова вихрь войны, и вновь зима и ночи кратки,
  • И стонут вновь поля страны под топотом смертельной
  •                                                                                                    схватки.
  • Страна в походе, бой идет, в народном сердце мести
  •                                                                                                     пламя,
  • И знамя Ленина встает опять над русскими полками!

ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ ФЕВРАЛЯ

1
  • Да, в Ленинграде падают снаряды
  • Зарею, в полдень, на исходе дня,
  • Его гранит осколками граня
  • И осыпаясь дымной колоннадой.
  • Но что столпы визжащего огня,
  • Развалин наших тихие громады,
  • Когда над теплым пеплом Сталинграда
  • Летит победа, крыльями звеня.
2
  • С лесной красой простились мы старинной,
  • Для дзотов нам нужна была она,
  • Для блиндажей, для надолбов нужна,—
  • Со всей страной делили подвиг длинный,
  • Чтоб ожила азовская волна,
  • Зазеленели волжские равнины.
  • Вздохнул свободно тополь Украины,
  • Кубанский клен, кавказская сосна.
3
  • Была зима — ту зиму не забудем,
  • И вновь зима — средь городов седых,
  • Где враг сгубил и зданья и сады,
  • Все вместе нынче радоваться будем,
  • Когда бойцов великих и родных,
  • Из рабства извлеченные, как в чуде,
  • Советские измученные люди,
  • Смеясь и плача, обнимают их.
4
  • В том казаке, что дрался на Неве,
  • Жил вольный Дон, вовек неукротимый,
  • И за Эльбрус с его папахой дымной
  • Шел ленинградец горцев во главе.
  • Украинские, — где-нибудь у Тима,—
  • Сердца в бою вдруг билися живей:
  • Сквозь вьюгу боя кликал сыновей,
  • Ломая лед неволи, Днепр родимый.
5
  • Сегодня примет красная столица
  • Лет боевых и славных дел парад.
  • Пусть все знамена встанут нынче в ряд,
  • И Перекоп, и скромный тот отряд,
  • Что первым шел под Псковом с немцем биться.
  • Так старый воин доблестью гордится —
  • Вновь ленинградцу шлет привет Царицын,
  • И Сталинграду — братский Петроград.

МАЛЬЧИКИ

  • Сияет майский Ленинград,
  • Народных волн кипенье.
  • Глядит мальчишка на парад.
  • Весь красный от волненья,
  • Как лес, пред ним штыки растут,
  • Блестят клинки нагие,
  • Какие танки мчатся тут.
  • Броневики какие!
  • Идут большие тягачи
  • И тянут сто орудий,
  • На них сидят не усачи,
  • А молодые люди.
  • И шепчет мальчик, как во сне.
  • Пленен зеленой сталью:
  • «Вот если б мне, вот если б мне
  • Такую б пушку дали!»
  • Мальчишка рос, мальчишка креп,
  • Носил уж галстук бантом…
  • Глядишь, уж ест солдатский хлеб,
  • Стал мальчик лейтенантом.
  • И пушку дали, целый склад
  • Снарядов чернобоких,
  • И вышел мальчик на парад
  • Смертельный и жестокий.
  • Там, где залива плещет вал,
  • На солнечной опушке,
  • Там, где ребенком он играл,—
  • Свои поставил пушки.
  • За ним был город дорогой,
  • За ним был город милый,
  • А перед ним — леса дугой,
  • Набиты вражьей силой.
  • И через голову идут
  • Куда-то вдаль снаряды,
  • Не вдаль враги куда-то бьют,
  • А бьют по Ленинграду.
  • И он, сжимая кулаки,
  • Сквозь все пространство слышал
  • И стон стекла, и треск доски,
  • И звон разбитой крыши.
  • Он представлял себе до слез
  • Так ясно это пламя,
  • Что рвется там и вкривь и вкось
  • Над мирными домами:
  • Над домом, где родился он.
  • Над школой, где учился,
  • Над парком, где в снегу газон,
  • Где в первый раз влюбился.
  • Кричал он пересохшим ртом:
  • «Огонь!»— кричал, зверея.
  • Стегал он огненным кнутом
  • По вражьей батарее.
  • И, стиснув зубы, разъярен,
  • Сквозь всех разрывов вспышки,
  • Всегда мальчишку видел он,
  • Шел улицей мальчишка.
  • Совсем такой, каким был сам,
  • Весенний, длинноногий,
  • Неравнодушный к воробьям,
  • Такой — один из многих.
  • И сам он был как воробей,
  • Как те, немного тощий,
  • Шептал себе он: «Не робей!
  • Храбрись, так будет проще!»
  • Лишь вражий залп отбушевал
  • И дым унесся пьяный,
  • Уж он осколки подбирал
  • Горячие в карманы.
  • И так он сердцу близок был
  • За гордость и за смелость,
  • Что весь свой гнев, что весь свой пыл
  • Ему отдать хотелось.
  • «Такого мальчика не тронь!»
  • От ярости бледнея,
  • Вновь лейтенант кричал: «Огонь!
  • Бей беглым по злодеям!»
  • …И наступила тишина,
  • Над зимней рощей реет…
  • «К молчанию приведена
  • Фашистов батарея».
  • «Приведена? Ну, хорошо.
  • То дело нам знакомо…
  • Так, значит, мальчик мой дошел,
  • Поди, сидит уж дома…»—
  • «А что за мальчик?» — «Это так,
  • Так, вспомнилось чего-то,
  • Ведь не о мальчике, чудак,
  • У нас сейчас забота».
  • И, сам на мальчика похож,
  • Лукавый, легкий, тощий,
  • Чуть усмехнувшись, лейтенант
  • Пошел вечерней рощей.

БАЛЛАДА О ТРЕХ КОММУНИСТАХ

  • Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов —
  • Разведчики бывалые, поход для них не нов.
  • Стоят леса зеленые, лежат белы снега,—
  • В них гнезда потаенные проклятого врага.
  • Зарылись дзоты серые, переградив пути,
  • Ни справа и ни слева их никак не обойти.
  • Зарылись норы вражьи в приволховском песке,
  • На них идут разведчики, гранату сжав в руке.
  • То дело им знакомое — и в сердце ровный стук,
  • Когда гуляют громы их гранатные вокруг.
  • Гуляют дымы длинные меж узких амбразур,
  • И трупы немцев синие валяются внизу.
  • И снег как будто глаже стал и небо голубей,—
  • Бери оружье вражье, повертывай — и бей.
  • И взвод вперед без выстрела, — но тотчас взвод
  •                                                                                       залег.
  • Попав под град неистовый из новых трех берлог.
  • Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов —
  • Все трое в те мгновение увидели одно:
  • Что пулеметы вражьи из амбразур не взять,
  • Что нет гранаты даже — и медлить им нельзя!
  • Что до сих пор разведчики, творя свои дела,
  • Не шли туда, где легче им, — куда война вела.
  • И вот сейчас на подвиг пойдут в снегах глухих
  • Три коммуниста гордых, три брата боевых.
  • Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов
  • Глядят на дзоты серые, но видят лишь одно:
  • Идут полки родимые, ломая сталь преград,
  • Туда, где трубы дымные подъемлет Ленинград,
  • Где двести дней уж бьется он с фашистскою ордой
  • И над врагом смеется он смертельной красотой.
  • Спеши ему на выручку! Лети ему помочь
  • Сквозь стаи псов коричневых, сквозь вьюгу, битву,
  •                                                                                               ночь!
  • И среди грома адского им слышен дальний зов:
  • То сердце ленинградское гудит сквозь даль лесов!
  • И оглянулись трое: и, как с горы видна,
  • Лежит страна героев, родная сторона.
  • И в сердце их не прежний, знакомый, ровный стук,—
  • Огнем оделось сердце, и звон его вокруг.
  • И ширится с разлету и блещет, как заря,—
  • Не три бойца у дзотов, а три богатыря.
  • Навстречу смерть им стелется, из амбразур горит,
  • Но прямо сквозь метелицу идут богатыри.
  • Вы, звери, псы залетные, смотрите до конца,
  • Как ярость пулеметную закрыли их сердца.
  • А струи пуль смертельные по их сердцам свистят,—
  • Стоят они отдельные, но как бы в ряд стоят.
  • Их кровью залит пенною, за дзотом дзот затих,
  • Нет силы во вселенной, чтоб сдвинуть с места их,
  • И взвод рванул без выстрела — в штыки идет вперед,
  • И снег врагами выстелен, и видит дзоты взвод.
  • И называет доблестных страны родной сынов:
  • Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов!
  • Темны их лица строгие, как древняя резьба,
  • Снежинки же немногие застыли на губах.
  • Простые люди русские стоят у стен седых,
  • И щели дзотов узкие закрыты грудью их!

«В разгаре ярая зима…»

  • В разгаре ярая зима,
  • Мороз, метели вой,—
  • А по-весеннему грома
  • Гремят над Лозовой!
  • Какая ранняя гроза
  • Гремит над Лозовой?
  • То наших пушек голоса,
  • То шквал их грозовой!
  • И мчится весть над всем Днепром
  • От нашей Лозовой:
  • «Мы в пыль захватчиков сотрем,
  • Клянемся головой!»
  • Мужайтесь, братья за Днепром,—
  • Падет фашистский кат,
  • Осветится родимый дом
  • Опять, как год назад!
* * *
  • Еще мороз вгоняет в дрожь —
  • А снежной целиной
  • Прошел тяжелый, жаркий дождь
  • Над Западной Двиной!
  • Откуда дождь, весенний дар,
  • Пролился над Двиной?
  • То Красной Армии удар,
  • Снарядов дождь стальной!
  • И мчится весть по всей Двине
  • И реет над Двиной:
  • «Сгорят захватчики в огне,
  • Клянусь Двины волной!»
  • Мужайтесь, братья за Двиной,—
  • Палач-фашист падет,
  • Вновь будет полон дом родной,
  • Огнями расцветет.
* * *
  • Литовец, эст и белорус,
  • Мужайтесь, братья, — вскоре
  • Согнем врага, чтоб зверь и трус
  • Хлебнул до смерти горя.
  • Уж голос наших пушек густ,
  • И танки крепки в споре.
  • Согнем врага, чтоб зверь и трус
  • Хлебнул до смерти горя.
  • Пусть клятва всех сердец и уст
  • От моря и до моря:
  • Согнем врага, чтоб зверь и трус
  • Хлебнул до смерти горя.
  • Чтоб прах развеялся его —
  • Сорняк, пожаром сжатый,
  • Чтоб не осталось ничего
  • От всей орды проклятой.

УТРО ПОБЕДЫ

  • Уничтожив все вражьи стоянки
  • И кончая смертельный свой труд,
  • Полны сил, наши кони и танки
  • Воду Эльбы и Одера пьют.
  • К Бранденбургским вратам не украдкой,
  • А победно, в дыму и в пыли,
  • Через Шпрее, по мостикам шатким,
  • Штурмовые отряды прошли.
  • Под руинами стен раскаленных
  • Еще смертники пьяно галдят,
  • Их последние фауст-патроны
  • Из разбитых подвалов летят.
  • Догорают фашистские бредни,
  • И над городом дымный венец,
  • И конец фолькштурмистам последним,
  • Первым фюрерам — тоже конец.
  • Вот салюты победы грохочут…
  • Над пожарищем, а майском тепле,
  • Уже мирное утро хлопочет
  • На разбитой к черной земле,
  • И детей, истощенных, голодных,
  • В это утро, что нету свежей,
  • Из котлов своих кухонь походных
  • Победители кормят уже.
  • И от страха тяжелые ноги
  • Унося от столичных ворот.
  • Самый главный палач по дороге
  • В пустоту одиноко бредет.
  • Он напрасно заклятья бормочет…
  • И над ним беспощадно клонясь,
  • Занесен над обломками ночи
  • Светлый меч восходящего дня!

ЛЕНИНГРАД

  • Петровой волей сотворен
  • И светом ленинским означен —
  • В труды по горло погружен.
  • Он жил — и жить не мог иначе.
  • Он сердцем помнил: береги
  • Вот эти мирные границы,—
  • Не раз, как волны, шли враги,
  • Чтоб о гранит его разбиться.
  • Исчезнуть пенным вихрем брызг,
  • Бесследно кануть в бездне черной —
  • А он стоял, большой, как жизнь,
  • Ни с кем не схожий, неповторный!
  • И под фашистских пушек вой
  • Таким, каким его мы знаем,
  • Он принял бой, как часовой,
  • Чей пост вовеки несменяем!

ШУМАДИЙСКИЕ ЛЕСА

  • Партизан шумадийский сидит на Зверинской,
  • В Ленинграде, и песни поет,
  • Как их пели под Брянском и пели под
  •                                                                    Минском,—
  • Там, где был партизанский народ.
  • А Шумадии чащи лесные — краса их —
  • Эти песни любили до слез,
  • И качаются сербские буки, касаясь
  • Светлопесенных русских берез.
  • Здесь лесов шумадийских гвардейское право
  • О себе говорить, потому
  • Что Нева здесь сливается с синей Моравой,
  • Чтобы течь по пути одному.
  • Мы такую хлебали смертельную вьюгу,
  • Добывая победу свою,
  • Мы, как братья, стояли на страже друг друга.
  • Помогая друг другу в бою.
  • Потому что фашист, сербской пулей пробитый,
  • Над Невой не вставал из могил,
  • Потому что фашист, над Невою убитый,
  • Шумадийским лесам не грозил.
  • Мы об этом поем в Ленинграде полночном.
  • Миру ясно, о чем мы поем,
  • Долго жили мы только приветом заочным,
  • А сегодня — сошлись за столом!

ПОЛДЕНЬ В ПУТИ

  • После бури, после мрака,
  • Где ревел простор земной,
  • Мы в селенье Филипп-Яков
  • Повстречались с тишиной.
  • Здесь и рощи полусонны,
  • И дома по сторонам.
  • Вот кувшин воды студеной
  • Девушка выносит нам.
  • Мне почудилось, что долго,
  • Долго, долго будет так:
  • Камень белый, полдень колкий,
  • Лист пожухлый на кустах.
  • И над плавными волнами
  • Будет небо голубеть,
  • Чуть тревожными глазами
  • Будет девушка смотреть.
  • Прядь откидывая резко,
  • Будет бусы колыхать,
  • Так же будет занавеска
  • В белом домике играть.
  • Жажду я хочу иную
  • Утолить — ее одну,—
  • Пить, как воду ледяную,
  • Эту мира тишину.
  • Пить глотками, пить большими,
  • Не напьешься ею, брат,—
  • Так губами меловыми
  • Час затишья пьет солдат.
  • Пьет между двумя боями
  • Тишину, как синий сон,
  • Пересохшими губами,
  • Всем на свете увлечен:
  • Теплой рощей полусонной,
  • Легким небом без конца,
  • Этой девушкой, влюбленной
  • В неизвестного бойца!

II

УМИРАЮЩИЙ БАМБУК

  • Бамбук умирает,—
  •       Приходит черед и бамбуку.
  • И он зацветает
  •       Раз в жизни — на скорую руку
  • И желтых цветов этих
  •       Переплетенья —
  • Ничем не согреть их,
  •       Подернутых тенью.
  • А розы — как пламя,
  •       Ликуют самшиты,
  • И тунга цветы как шелками
  •       Расшиты.
  • Бамбук засыпает
  •       И видит в неведомом сне,
  • Как лес проступает
  •       В тяжелых снегов белизне.
  • Зарницы дрожат
  •       На высоком чужом берегу,
  • Две палки бамбука лежат
  •       На снегу.
  • Они умирают,
  •       Припав к белоснежной земле,
  • Они зацветают,
  •       Но цвет их заката алей.
  • Здесь лыжник покинул
  •       Ему предназначенный путь.
  • Он руки раскинул,
  •       Как будто прилег отдохнуть.
  • Недвижно лежит,
  •       И слышится смутно ему,
  • Как Черное море
  •       Шумит через белую тьму.

КАДА

  • Похожая на скатерть-самобранку
  • Поляна. Небо. Горные края.
  • И выпил я за женщину-крестьянку,
  • В колхозный вечер стоя выпил я.
  • Не потому я пил за незнакомый
  • Печальный, добрый взгляд,
  • Что было здесь мне радостно, как дома,
  • Иль весело, как двадцать лет назад.
  • Не потому, что женщина вдовою
  • Бойца была и муж ее зарыт
  • В обугленной дубраве над Невою,
  • И сыну мать об этом говорит.
  • Не потому, что, бросив хворост наземь,
  • Ответила улыбкою одной,
  • И в дом ушла, и вынесла, как в праздник,
  • Печенье, что белело под луной.
  • Нет, я смотрел на ломтики витые,
  • Что по-грузински «када» мы зовем,—
  • Вернулись мне рассветы боевые
  • В неповторимом городе моем.
  • …Мешочек тот был невелик и ярок —
  • И на ладони када у меня.
  • Кто мне прислал тот фронтовой подарок
  • На край земли, на линию огня?
  • Шатаясь от усталости, лишь к ночи
  • Вернувшись с поля, может быть, она,
  • Склонив над ним заплаканные очи,
  • Сидела молчаливо у окна.
  • Чтоб в ночь осады, в этой тьме кромешной,
  • Мне просиял ее далекий зов,
  • Привет земли, такой родной и вешней,
  • Грузинским солнцем полный до краев.
  • …Мне завтра в путь, в работу спозаранку.
  •  Темнеют неба дальние края.
  • Вот почему за женщину-крестьянку
  • В колхозный вечер стоя выпил я.

«Россия, Украина — дружба вечна…»

  • Россия, Украина — дружба вечна,
  • И с детства я к тому уже привык,
  • Чтоб слышать рядом прелесть русской речи
  • И украинский сладостный язык!
  • Отечества нам сладок запах дыма,
  • Родной души — незримая краса,
  • Народов наших дружба нерушима,
  • Как наши земли, наши небеса!
  • В борьбе за волю были мы едины,
  • И труд и дом наш вместе бережем,
  • И в дни торжеств, и в бедствия годины
  • Едины мы, плечо к плечу идем!
  • Мы любим жизнь и песенное слово,
  • Полет мечты, кипенье юных сил,
  • О нас — семье великой, вольной, новой,
  • Еще Тарас великий говорил.
  • Клялись мы братства боевою честью
  • Когда вставал борьбы девятый вал,
  • И «Заповит», как гимн, мы пели вместе,
  • Как вместе пели «Интернационал»!
  • Все так же вместе, рано или поздно.
  • Закончим мы великих жизней труд,
  • Войдем в тот мир, что будет нами создан,
  • Что коммунизмом люди назовут!

СОВЕТСКИЙ ФЛАГ

  • Флаг, переполненный огнем,
  • Цветущий, как заря,
  • И тонким золотом на нем
  • Три доблести горят:
  • То молот вольного труда,
  • Серпа изгиб литой,
  • Пятиконечная звезда
  • С каймою золотой.
  • Был побежден народный враг
  • Народною рукой, и
  • И сто народов этот флаг
  • Взвивают над собой —
  • На самой высшей высоте,
  • На самой дальней широте,
  • Среди полей и городов,
  • Меж волн бесчисленных рядов.
  • В нем — человечеству привет,—
  • И проще в мире флага нет;
  • В нем — нашей славы жаркий цвет,—
  • И жарче в мире флага нет;
  • В нем — нашей силы грозный свет,—
  • Сильнее в мире флага нет;
  • В нем — правда наших красных лет,—
  • Правдивей флага нет!

ПЕРЕКЛИЧКА ГЕРОЕВ

  • В просторах вольных ветер дышит.
  • Румянит осени лицо,
  • Четыре голоса он слышит,
  • Как перекличку храбрецов.
  • Над степью дальней, степью голой
  • Могучий голос говорил:
  • «Я друга верного — монгола
  • Оборонил и охранил!
  • Я крылья вражеские сбросил
  • С небес на Горькие пески,
  • Где жаркой пылью вихрь заносит
  • Разбитых гусениц куски!»
  • Над львовским тополем, над Пущей
  • Веселый голос в небе рос:
  • «На братний крик, на крик зовущий
  • Мой путь был радостен и прост».
  • Над морем, с пеною стальною,
  • Над прибалтийскою сосной
  • Шел голос третий над волною:
  • «Я здесь исполнил долг иной!
  • Я встал пятой неколебимой
  • На этих дружбы берегах,
  • Чтоб славу родины любимой
  • И день и ночь оберегать!»
  • Над финским вереском и хвоей
  • Бил голос в неба глубину:
  • «Я здесь на бой ответил боем,
  • К полету крылья развернув!
  • И под крылом летящих строев,
  • С победой новой заодно,
  • Река Сестра — моей сестрою,
  • Рекой советской стала вновь!»

КОГДА ВЕСЬ ГОРОД ПРАЗДНИЧНО ОДЕТ

  • Когда весь город празднично одет,
  • По улицам проходят знаменосцы,
  • И отражаясь в масляной воде,
  • Играют флаги яхт и миноносцев,
  • И вслед коням, залязгав на ходу,
  • Стремятся танки армии любимой,
  • А в небесах, в подоблачном ряду,
  • Стозвучных птиц полет неукротимый,—
  • Народ поет о радостях живых
  • И о бойцах отваги непреклонной,
  • И я стою на площади зеленой,
  • И двадцать лет упало с плеч моих.
  • Гранитных плит торжественный квадрат,
  • Вокруг него ноябрьские деревья,
  • Вокруг него великий Ленинград,
  • Народных толп веселое кочевье,
  • Вдали широкоплечая Нева,
  • А здесь — в квадрате, полном странной
  •                                                                         силы,—
  • Сверкающая инеем трава,
  • Геройская спокойная могила.
  • В земле родной легко лежат они,
  • Что шли в боях в сиянье стягов красных,
  • В дни торжества народного взгляни
  • На имена погибших не напрасно.
  • Кипящей город, черной банды бунт.
  • Трепещет враг пред силой пролетарской,
  • И падает неистовый трибун,
  • Из-за угла сраженный Володарский.
  • И под набат, как под удар ножа,
  • Встал Нахимсон средь палачей сутулых,
  • И пред его спокойствием дрожат
  • Белогвардейцев каменные скулы.
  • И Ярославль обманутый горит,
  • Летит измены пепел раскаленный…
  • Но голосом Урицкого гремит
  • В ночах Чека — Советов оборона.
  • О, если б с нами, радостью дыша,
  • Он шел сейчас по площади знакомой,
  • Каким его народ бы встретил громом,
  • На празднике приветствовать спеша.
  • Здесь Сиверса окончен путь недлинный,
  • Он мало жил, но много битв узнал,
  • Он немцев бил на нивах Украины,
  • Он гайдамаков волчьи стаи гнал.
  • Весна. Цветы. Леса омыты светом,
  • До нежности ли, вёсны ни при чем,—
  • В последний бой, как в огненное лето,
  • Наган сжимая, входит Толмачев.
  • Из смерти в смерть, о жизни не жалея,
  • Водили мы непобедимый строй.
  • Здесь Купше спит, Таврин лежит, Сергеев,
  • И Раков здесь, моих стихов герой.
  • И Лихтенштадт, и храбрый Солодухин,
  • И сколько рядом — всех не перечесть…
  • Недаром — нет! — несли вы через муки
  • Свободы честь и славной смерти честь.
  • И с вами лег, овеян ветром сосен,
  • Страны озер бесстрашный коммунист,
  • И Виттасари снится в шхерах осень.
  • На мох летит березы острый лист.
  • И говорит товарищу он: «Вейне,
  • Другой весной мы родину вернем…»
  • Так спите, братья, — есть у вас наследник,
  • Всемирный брат его мы назовем.
  • Сегодня с нами также он ликует,
  • И радостью душа его полна,
  • Он вспоминает летопись такую ж,
  • Такие же, как ваши, имена.
  • На улицах далекого Шанхая,
  • В испанской ли неведомой глуши…
  • Мы будем петь, чтоб песни, не стихая,
  • Весь страшный мир по-братски обошли,
  • Чтоб среди песен, радостных и сильных,
  • Одна была — как грозный взмах крыла:
  • О крови той, что пролита обильно,
  • О крови той, что даром не прошла!

«Когда людям советским в их мирном сне…»

  • Когда людям советским в их мирном сне
  • Все хорошее, доброе снится,
  • Я хочу говорить об одной тишине,
  • О глубокой, полночной, большой тишине,
  • Что стоит на советской границе.
  • Пусть граница песками, горами идет,
  • По лесам, по полям и по льдинам,—
  • Пограничник дозор неустанно ведет,
  • Милый край охраняя родимый,
  • В этой звонкой тиши тебе слышать дано,
  • Если ты остановишься с хода,
  • Как спокойно и радостно бьется оно —
  • Сердце родины, сердце народа.
  • Ты поставлен на строгий, священнейший пост —
  • Оглянись — и над леса резьбою
  • Ты увидишь сиянья струящихся звезд,
  • То кремлевские звезды с тобою.
  • А над рощей, где лунные льются лучи,
  • Тень легла на утес исполинский,
  • Будто в первой седой пограничной ночи
  • Проверяет заставы Дзержинский.
  • И наследье чекистское свято храня,
  • Ты идешь в тишине необычной,
  • Чтоб ни лязгом винтовки, ни стуком коня
  • Не смутить тишины пограничной.
  • И, глядя в зарубежный, сгустившийся мрак,
  • Ты стоишь замирая, не дышишь,
  • Каждый вражеский шорох и вражеский шаг
  • Точным ухом ты сразу услышишь.
  • Точным выстрелом сразу сожжешь эту тьму,
  • Потому что в стрельбе ты отличник,
  • И спокойно, товарищ, мы спим потому,
  • Что границу хранит пограничник.
  • Я хочу говорить о большой тишине,
  • Полной громкой, торжественной славы,
  • Этой песней, подобной неслышной волне,
  • Верным стражам Советской Державы!

КОМСОМОЛЬСКАЯ ОДА

  • От пен океанского вала
  • До старых утесов Кремля
  • Такой молодежи не знала
  • Видавшая виды земля.
  • Стучит ли топор дровосека
  • В глуши затаймырских болот,
  • Подводный ли строится флот,
  • Где сложные тайны отсека
  • И грозных машин обиход,
  • Плывет ли в Гренландию лед.
  • Где знамя советского века
  • Над полюсной льдиной встает,—
  • От книжных страниц до раскрытых
  • Пустынь стратосферных высот
  • Кипит этой силы избыток.
  • Идет комсомольский поход.
  • От пен океанского вала
  • До старых утесов Кремля
  • Такой молодежи не знала
  • Видавшая виды земля.
  • Под гулкий азарт стадионов,
  • Г де мускулы бронзой полны,
  • Под грохот товарных вагонов,
  • Везущих богатства страны,
  • В морях ли, во льдах и туманах,
  • У горнов, где блещет литье,
  • В путях ли, которым Стаханов
  • Дал строгое имя свое,
  • Под гул самолетных моторов,
  • В колхозах, где рожь высока,—
  • Остры их горячие взоры,
  • Крепка молодая рука.
  • От пен океанского вала
  • До старых утесов Кремля
  • Такой молодежи не знала
  • Видавшая виды земля.
  • Идут, отшвырнув белоручек,
  • В тайгу, где лишь дебри рычат.
  • Там жизнь их суровая учит,
  • Где волки учили волчат.
  • В мученье трудов неприметных,
  • В закалке их яростных воль
  • Встает из тайги беспросветной,
  • Как юный рассвет, — Комсомольск.
  • И смотрят отцов их громады
  • На мир, что действительно нов,
  • И сердце отцовское радо
  • Такому упорству сынов.
  • От пен океанского вала
  • До старых утесов Кремля
  • Такой молодежи не знала
  • Видавшая виды земля.
  • Бандитский ли залп перекатом
  • Пройдет пограничной грядой,—
  • На смену упавшему брату
  • Встает его брат молодой.
  • На сопках таких Заозерных,
  • Где желтый налетчик залег,
  • Где, флаг его сбросив узорный
  • В разбойничьей крови поток,
  • Сметая налетчика силу,
  • Промчался наш огненный шквал,
  • Там над самурайской могилой
  • И штык комсомольский сверкал.
  • От пен океанского вала
  • До старых утесов Кремля
  • Такой молодежи не знала
  • Видавшая виды земля.
  • Далеко идут по вселенной
  • Круги нескончаемых битв,
  • Но слава о нас неизменно
  • Над ветхой землею гремит.
  • И пламя растет молодое —
  • Могучего леса побег,
  • И солнце глядит золотое
  • На листьев зеленых разбег.
  • И в шуме той рощи веселой
  • Пророчество будущих лет:
  • Свободной земли новоселы
  • Идут во Всемирный Совет.
  • От пен океанского вала
  • До старых утесов Кремля
  • Такой молодежи не знала
  • Видавшая виды земля.

ЗАЗДРАВНЫЙ ТОСТ

  • Мы крепки. Устать еще рано,
  • Нам нету дороги ко сну.
  • До края налейте стаканы.
  • Мы пьем за родную страну!
  • За то, как ломали невзгоды,
  • Чтоб горе сломить навсегда,
  • За братские наши народы,
  • За звездные их города!
  • За города юного выси.
  • Что в дебрях поставили вы,
  • За древние башни Москвы,
  • За новые стены Тбилиси.
  • Пусть сердцем прокатится радость,
  • Которая всем дорога:
  • Мы пьем за красу Ленинграда,
  • За синей Невы берега.
  • От дыма полярного чума,
  • Где сало тюленье чадит,
  • До южного плеска и шума
  • Гремящих всю ночь Чаладид,
  • За все города и колхозы,
  • Что подняты нашей рукой.
  • Мы пьем за туркменские розы,
  • За льдистых полей непокой.
  • За наших заводов ряды,
  • Что дружно гудят из тумана,
  • Мы пьем. Мы сильны и горды.
  • До края налейте стаканы!
  • За труд, что могуч и суров,
  • За сердцу его ретивое,
  • За вольных его мастеров,
  • За их мастерство мировое.
  • За молодость, славу, за риск,
  • Мы пьем за охотничьи тропы,
  • За планер, умчавшийся ввысь,
  • За юных геологов опыт,
  • За штурм неприступных высот,
  • За верный удар ледоруба,
  • За солнцем спаленные губы,
  • За реки, пройденные вброд.
  • За женщин и девушек наших,—
  • В работе, в учебе, в борьбе
  • Товарищей лучше и краше
  • Сыскать не удастся тебе.
  • Мы петь их еще не умеем,
  • Так выпьем сегодня в их честь,
  • Чтоб юным — им жить, пламенея,
  • И внуков под старость не счесть.
  • Пока мы пируем в тепле,
  • Отметим же тостом отличным,—
  • По темной промерзшей земле
  • Дозором идет пограничник,
  • Чтоб падали вороги ниц
  • От пули, без промаха бьющей,
  • За витязей наших границ,
  • И в стужу и в зной стерегущих!
  • За счастье колхозных дворов,
  • Кочевья колхозной отары.
  • За грохот в полях тракторов,
  • За новые врубов удары,
  • За новые шахты, за нефть,
  • За верфи, за домны, за станы,
  • За жизнь, что гремит неустанно
  • И век не устанет греметь.

МОСКВЕ 800 ЛЕТ

  • По духу, и по сердцу, и по праву —
  • Столица ты, тебе замены нет,
  • Москва, Москва, свети земле на славу —
  • Не восемьсот, а восемь тысяч лет!
  • И чтоб они советской славой были,
  • Недаром встали над твоей судьбой
  • Те тридцать лет, что полностью затмили
  • Восьми веков сиянье над тобой,
  • Чтоб праздновала снова ты и снова
  • Победы большевистского пути,
  • Чтоб Ленинское огненное слово,
  • Как солнце, жило у тебя в груди

«Как будто осветила вдруг гроза…»

  • Как будто осветила вдруг гроза
  • Огромную Россию, как на карте,
  • Когда поднялся Ленин и сказал:
  • «Есть такая партия!»
  • Он говорил в событий быстрине,
  • Среди российской всей разрухи,
  • В лицо врагу, кричавшему: «В стране
  • Нет партии, что власть взяла бы в руки!»
  • …Настанет день, когда на всей земле
  • Восторжествует ленинское знамя,
  • Войдут тогда в великий Мавзолей
  • Послы планеты стройными рядами,
  • Чтоб благодарность мира принести
  • За мировую вольную Отчизну,
  • За то, что Ленин указал пути
  • Ведущие народы к коммунизму!

ЛЕНИН В РАЗЛИВЕ

  • За гладью вод Разлива длинного,
  • За рощей сумрачно рябой,
  • Поляна тихая, старинная,
  • Над нею — полдень голубой.
  • Там в зное августа палящего
  • Такого, что звенит в ушах,
  • Стоял косарь с косой блестящею,
  • Задумавшись у шалаша.
  • Молчанье вдруг — стеною серою,
  • А дума на душу легла,
  • И жизнь сама сказала: верую
  • В его великие дела.
  • Здесь утром — тишина росистая,
  • Безмолвье ночью и туман,
  • А там бурлит вся ширь российская,
  • Гремит рабочий океан.
  • Он оглядел поляну скромную,
  • Далеко мысли унесло —
  • А разве там все царство темное
  • Быльем-травой не поросло?
  • Он знал, с косою занесенною
  • Над бурой, выцветшей травой,
  • Что вслед за нею — неживой —
  • Все скосит царство полусонное
  • Размахом бури мировой!

ПУШКИНУ

  • Восходя на горя кручи,
  • Не отчаявшись в судьбе,
  • Захотел народ могучий
  • Слышать песню о себе,
  • Что пришла бы в мир печальный,
  • Как веселая гроза,
  • Чтоб певец необычайный
  • Правду жизни рассказал.
  • И в весенний день румяный,
  • Расцветавший в синеву.
  • Колыбелью великана
  • Выбрал славную Москву.
  • Вывел в песенное поле,
  • На просторе неглухом,
  • Научил, как вольной волей,
  • С юных лет дышать стихом.
  • Чтобы жили поколенья
  • Кровью сердца стиховой,
  • Жаром пушкинского пенья
  • Над Невой и над Москвой.
  • Чтоб над степью и горами,
  • Как нежнейший сердца друг,
  • Был тот голос вечно с нами,
  • Как родной нам речи звук.
  • Чтобы в ссылках и в гоненьях
  • Восходил он, как заря,
  • Чтоб в глуши великий Ленин
  • Стих твой гордый повторял.
  • Мы возвысили Отчизну,
  • О которой ты мечтал,
  • Чтоб зарею коммунизма
  • Стих, как пламя, прорастал.
  • Оттого Москва в движенье,
  • Как весенняя река,
  • Чтоб восславить день рожденья
  • Дорогого земляка.
  • И советский наш единый
  • Весь народ пришел сюда,—
  • Это встреча исполинов,
  • Правды, песни и труда!

ПЕСНЯ О КОМСОМОЛЕ

1
  • Давно уж прошлое, как сон,
  • Что снится без конца,
  • Сквозь даль исчезнувших времен
  • Я вижу два лица.
  • Как слепки с миллионов лиц,
  • Веселых и родных,
  • В пурге полей, в огнях столиц,
  • В боях я вижу их.
  • С винтовкой юноша идет,
  • И девушка за ним,
  • И красная звезда встает
  • Над их путем большим.
  • Готовы жизни положить,
  • Чтоб будущим владеть,
  • Но смерть не может их убить,
  • Они идут сквозь смерть.
  • И с ними в книгу, в барельеф,
  • В знамен весенних шелк
  • Он входит, песней прозвенев,
  • Бессмертный комсомол!
2
  • Сегодня родина зовет
  • К просторам золотым,
  • И снова юноша идет,
  • И девушка за ним.
  • Я вижу эти два лица
  • В светящейся пыли
  • Среди стенного багреца
  • Разбуженной земли.
  • Как слепки с тысяч лиц других,
  • Их в глушь несет река,
  • И тени утренней тайги
  • Бегут по их щекам.
  • Над ними вновь звезде сиять,
  • Они — на славный труд,
  • Земли богатства добывать
  • Для родины идут.
  • И с ними в книгу, в барельеф,
  • В знамен весенних шелк
  • Он входит, песней прозвенев,
  • Бессмертный комсомол!
3
  • А завтра, вновь помолодев,
  • Появятся они
  • На шумном празднике, в труде,
  • Совсем в другие дни.
  • И все ж похожие на тех,
  • Что брали Перекоп,
  • Что шли дорогой первых вех
  • И первою из троп.
  • Смиряли русла грозных рек
  • И море целины,
  • И вот теперь, в атомный век
  • Идут на штурм луны.
  • Корабль космических высот,
  • Их вдохновенный труд,
  • Сигнала отправленья ждет,
  • В полет они идут…
  • И с ними в книгу, в барельеф,
  • В знамен весенний шелк
  • Он входит, песней прозвенев,
  • Бессмертный комсомол!

«Под сосен снежным серебром…»

  • Под сосен снежным серебром.
  • Под пальмой юга золотого,
  • Из края в край, из дома в дом
  • Проходит ленинское слово.
  • Уже на дальних берегах,
  • Уже не в первом поколенье,
  • Уже на всех материках
  • И чтут и любят имя: Ленин!
  • В сердцах народных утвержден.
  • Во всех краях он стал любимым,
  • Но есть страна одна, где он
  • Свой начал путь неповторимый.
  • Где были ярость, ночь, тоска
  • И грохот бурь в дороге длинной,
  • Где он родного языка
  • Любил могучие глубины,
  • И необъятный небосклон,
  • И все растущий вольный ветер…
  • Любить Россию так, как он —
  • Что может быть святей на свете!

«Даль полевая как при Калите…»

  • Даль полевая как при Калите,
  • Унылая, осенняя, нагая.
  • Леса в зеленой хвойной темноте
  • Стоят, покой земли оберегая.
  • И облака проходят тяжело.
  • Отражены в озерной древней чаше
  • И ворон тянет тихое крыло
  • В безмолвие безлюдных пашен.
  • И лишь над лесом, черные, маяча,
  • Бросая тень по просекам в траву,
  • Столбы высоковольтной передачи
  • Мне говорят, в какой я век живу!

ЧУДО НА ЛУГУ

  • На том лугу над кашкой густо-красной,
  • Над синими огнями васильков,
  • Вдруг облачко явилось в небе ясном,
  • Чудесней всех обычных облачков.
  • И этот луг, теплом земли дышавший,
  • Свидетельствовать первым мог о том,
  • Как, сняв скафандр, оранжевый, сиявший.
  • Шла женщина в небесно-голубом.
  • Земля ковер свой лучший расстилала,
  • И по узорам, по цветам ковра,
  • Из космоса вернувшись, шла устало,
  • Впервые в мире звездная сестра!

СИБИРЬ

  • Сто лет назад еще встречались
  • В твоих раздольях старики,
  • Что в океанах наскитались,
  • Хлебнув и штормов и тоски.
  • На гулких парусах летели
  • В края тропической земли,
  • Свою Америку имели
  • И русской гордо нарекли.
  • Но край Сибирский — дом родимый
  • И на Аляске в сердце жил,—
  • Тоской по родине гонимый,
  • Из странствий путник приходил
  • И видел, сколько надо силы
  • Здесь приложить, чтобы Сибирь
  • Все тайны недр своих открыла,
  • Позолотив хлебами ширь.
  • И вот пришли такие годы,
  • Как чудных рек твоих разбег,
  • И всю красу твоей природы
  • Хранит и ценит человек.
  • В его хозяйстве — небо, воды,
  • Земля, и уголь, и руда,
  • Встают в тайге его заводы,
  • Растут, как в сказке, города.
  • Идут, скользя степным раскатом,
  • Тень самолета, тень орла,—
  • Ты никогда такой богатой,
  • Такой могучей не была!

ПЕСНЯ О ТРУДОВОМ СОЮЗЕ

  • Мы создали сами народную славу,
  • Любовь нашу, мира весну —
  • Советский Союз, трудовую державу,
  • Любимую нашу страну,
  •            Необъятную,
  •            Ширококрылую,
  •            Непобедимую,
  •            Могучей силою
  •            От бед хранимую.
  • Пусть жизнь ее будет все краше и краше,
  • Пусть жизнь к коммунизму ведет
  • Великая партия наша,
  • Великий советский народ,
  •            Необъятную,
  •            Ширококрылую,
  •            Непобедимую,
  •            Могучей силою
  •            От бед хранимую —
  • Народов славу.
  • Мира весну —
  • Советский Союз — трудовую державу,
  • Любимую нашу страну!

ВОСПОМИНАНИЕ

  • Не может сердце позабыть былого,
  • Хотя оно уж за годов горой,
  • Я вспоминаю — и волнуюсь снова —
  • Далекий ныне год сорок второй.
  • Над обгорелой рощей легкой тенью
  • Весь голубой июньский день летел.
  • На линии резервных укреплений
  • Один участок генерал смотрел.
  • Смотрел окопы, блиндажи и доты,
  • Всю маскировку, лазы и ходы,
  • Все было крепкой, мастерской работы.
  • Он вдруг увидел девушек ряды.
  • И в строгие он всматривался лица,
  • Как будто видел первый раз таких,
  • Каким не только надо удивиться,
  • А унести в солдатском сердце их.
  • — Скажите мне, что здесь работы вашей?—
  • Спросил он.
  •                          — Все, товарищ генерал!
  • — Как, эти доты строили вы даже?
  • А кто ж их так хитро маскировал?
  • — Мы все!..
  •                        — А кто вам проволоку ставил?
  • А кто же вам окопы одевал
  • Так чисто, что и щепки не оставил?
  • — Все мы одни, товарищ генерал!
  • И генерал пошевелил бровями:
  • — Но мины ж вы поставить не могли?
  • — Саперами мы тоже были сами,
  • Всю связь мы тоже сами провели…
  • — Немалый путь, я вижу, вы прошли!
  • И взгляд его скользнул по лицам острым
  • По их суровой, девичьей красе:
  • — А что вы все похожи, словно сестры?
  • — Мы сестры все, мы комсомолки все!
  • Мы ленинградки!..
  •                                   В солнечные дали,
  • За Пулковский, в боях разбитый вал,
  • Невольно тут взглянул поверх развалин,
  • Чтоб скрыть волненье, старый генерал…
  • Когда теперь мы слышим отовсюду
  • Про молодости подвиг трудовой —
  • На целине, на стройках, равных чуду,
  • Сиянью зорь над юной головой.
  • Я знаю, что ничто не остановит
  • Бесстрашных, тех, упорных юных тех,
  • Пусть грозы все гремят степною новью,
  • Шторма встают штормов превыше всех,
  • Пусть колет вихрь мильонами иголок
  • И валит с ног на предполярном льду…
  • Я вспоминаю этих комсомолок
  • Под Пулковом в сорок втором году.

НЕВИДИМАЯ ЛИНИЯ

  • Поля, холмы, лощины темно-синие,
  • И перелески легкою волной,
  • Но через все — невидимая линия,
  • Неслышная идет передо мной.
  • От Ладоги вы всю ее пройдете,
  • Она к заливу прямо приведет,
  • На старой карте вы ее найдете,
  • С пометкой грозной — сорок первый год.
  • Та линия еще сегодня дышит,
  • Она по сердцу нашему идет,
  • Она листву вот этих рощ колышет,
  • И в новый дом подчеркивает вход.
  • Возможно, поколеньям близким,
  • Не так, как будущим, она видна,
  • Хоть кое-где гранитным обелиском
  • И надписью отмечена она.
  • Но кажется, она еще дымится,
  • И молнии пронизывают мрак,
  • На ней — на этой огненной границе —
  • Отброшен был и остановлен враг.
  • Заговорила роща на откосе,
  • Прислушайся, о чем шумит она,
  • Как будто ветер, набежав, приносит
  • Бесчисленных героев имена!

«Есть такое в ленинградцах…»

  • Есть такое в ленинградцах,
  • И чему они верны —
  • В чем никак не разобраться
  • Никому со стороны.
  • Не в удаче, не в богатстве,
  • Не в упрямстве даже суть —
  • А в особом нашем братстве
  • Над Невой, не где-нибудь!
  • И в бою и в непогоду,
  • Среди самых злых забот —
  • Ленинградская порода
  • Никогда не пропадет!

БЕРЛИН —9 МАЯ

  • Дома здесь двадцать лет назад
  • В огне и грохоте кипели,
  • И шли бойцы сквозь этот ад
  • Неотразимо — к высшей цели.
  • И вдруг над яростью атак,
  • Последним, исступленным бредом —
  • Не красный над рейхстагом флаг,
  • А солнце красное Победы!
  • Здесь был окончен долгий путь,
  • Сюда пришли мы за расплатой —
  • И Гитлер не посмел взглянуть
  • В лицо советскому солдату…
  • …И вновь покой на тихих лицах,
  • Берлин встречать весну готов,
  • Не пепел — теплый дождь струится
  • На цвет сияющих садов.
  • О мире люди говорят,
  • Горит воспоминаний пламя,
  • Пусть злобные глаза следят
  • Из ночи западной за нами.
  • И пусть в двадцатую весну
  • Народы слышат наше слово:
  • — Здесь, где добили мы войну,
  • Мы не дадим родиться новой!

«Великим океаном нашей жизни…»

  • Великим океаном нашей жизни
  • Сейчас плывем к тем дальним берегам,
  • Что назовем землею коммунизма…
  • Наш долгий путь закончим только там.
  • На меньшее мы в мире не согласны,
  • И чтобы нам ни встало на пути,
  • Что сами мы предотвратить не властны,—
  • Но мы дойдем — нам суждено дойти.
  • О, если б взрывы ядерные стихли,
  • Войны холодной вдаль ушел туман,
  • О, если бы могли назвать мы Тихим
  • Несущий нас Великий океан.
  • Мы помним, как увидели японцы
  • И как рыбак в смятенье закричал:
  • «На Западе встает впервые солнце!» —
  • Но то лишь взрыв, несущий смерть, вставал.
  • Что б ни было — за нас земные сроки,
  • И каждый день весь род людской следит,
  • Как солнце жизни всходит на востоке,
  • Пусть солнце смерти с запада грозит!
  • Мы доплывем — и берег счастья встанет,
  • И каждому тот берег будет дан,
  • И каждый даст ему свое названье,
  • Восславив жизни синий океан!

III

СОЛНЕЧНЫЙ ДОЗОР

  • Бывает, в летний вечер красный
  • Иль в вечер с синим льдом
  • Вдруг с теплотой огней всевластных
  • Лучи ворвутся в дом.
  • К вещам обычным прикасаясь
  • Неслышно и светло,
  • Как будто передать стараясь
  • Последнее тепло.
  • То книге, ярко освещенной,
  • То шхуне костяной,
  • Или фигурке полусонной,
  • Что вспыхнет белизной.
  • Живые токи света бродят,
  • Наш ослепляя взор,—
  • Как будто через жизнь проходит
  • Тот солнечный дозор.
  • С таким возвышенным стараньем,
  • С неведомых сторон,
  • Все, что зовем воспоминаньем,
  • Вдруг освещает он,—
  • И то, что было злым и ломким,
  • Или сродни громам,
  • Души косматые потемки
  • И темный лес ума.
  • Но то, чем в прошлом сердце жило,
  • Ключей всех горячей,
  • Встает пред нами с новой силой,
  • Струясь в огне лучей.
  • Пока они блестящим дымом
  • Текут, как сон за сном,
  • Тем, что уже неповторимо,
  • Мы заново живем!

БРОНЕВИК

  • Эта ночь была не проста,
  • В ней родился победы клич!
  • Броневик у вокзала встал —
  • И с него говорил Ильич.
  • И казалось ему самому —
  • Броневик лишь сигнала ждет,
  • Будто сам подставил ему
  • Броневое плечо народ.
  • Черной ночью, от искр рябой,
  • Изменялся города лик,
  • Человеческий шел прибой,
  • Унося с собой броневик.
  • В море лет тот прибой не стих.
  • До сих пор он в сердцах звучит,
  • Жив и отблеск волн огневых.
  • Броневик в апрельской ночи.
  • А теперь он стоит суров,
  • Как исполнивший долг боец,
  • И не нужно высоких слов,
  • И не нужен красок багрец.
  • Пусть на нем играет заря
  • Молчаливо и горячо,
  • Только шапку сними, смотря
  • На его седое плечо!

ГЕРБЕРТ УЭЛЛС В РОССИИ

  • Уэллс сидел, смущение осилив,
  • Мудрец, посол от Запада всего,—
  • Глаза прищурив, перед ним Россия
  • Заговорила, выслушав его.
  • Тьма за окном грознее все и гуще,
  • А собеседник говорил о том,
  • Как жизнь народа расцветет в грядущем,
  • Наполненная светом и теплом.
  • Как будто бы страны он слушал душу,
  • Уэллс запомнит этот день и час,
  • Как будто бы впервые в мире слушал
  • Прекрасный утопический рассказ.
  • Но вспомнил грязь, детей голодных руки,
  • Всех бедствий за углом девятый вал,
  • Там холод, смерть искусства и науки,
  • Безграмотные нищие, развал…
  • — Как справитесь вы с вашим отставаньем,
  • Во мгле слепой, никак я не пойму…—
  • Российским фантастическим мечтаньем
  • Весь разговор представился ему.
  • Простился, шел, пожав плечами, к двери,
  • Иронии во взгляде не тая,
  • И мозг фантаста отказался верить
  • Простому реализму бытия.
  • Он снова в мире, где тепло и чисто,
  • Где и шутя не могут намекнуть,
  • Что именно в России этой мглистой
  • Нашли рычаг — жизнь мира повернуть.
  • Что именно в России — так уж вышло,
  • Превыше всех больших и малых правд,
  • Что именно отсюда к звездам вышним
  • Взлетит победно первый космонавт.

«В Смольном комната есть небольшая…»

  • В Смольном комната есть небольшая.
  • Ее знает вся наша страна,
  • Глыбы времени в прах сокрушая,
  • Все такая ж, как прежде, она.
  • И все кажется, в этом молчаньи,
  • А оно неподвластно перу,
  • Что в нее он с ночных совещаний,
  • Как всегда, возвратится к утру.
  • Мы увидим всей памятью сердца,
  • Что сейчас лишь о нем говорит;
  • Он к окну подойдет, чтоб вглядеться
  • В нарастающий пламень зари.
  • Точно все, что свершится на свете,
  • Все, что будет с родною страной,
  • Он увидит на зимнем рассвете
  • В это синее с хмурью окно.
  • Пусть другим ничего не известно,
  • Ему видеть далёко дано…
  • Мы стоим в этой комнате тесной
  • И в волшебное смотрим окно.
  • Пораженные видом мгновенным,
  • Ощущая времен перелом,
  • Точно темные судьбы Вселенной
  • Вдруг столпились за этим стеклом.

ИНДИЙСКИЙ ГОСТЬ

  • Рафик Ахмед пришел на площадь Красную,
  • И точно сон увидел наяву —
  • Почти полвека прожил не напрасно он,
  • Мечта сбылась — он прилетел в Москву.
  • Почти полвека он в столице не был,—
  • А кажется, что лет прошло уж сто,
  • Из старого осталось только небо,
  • Да и оно какое-то не то.
  • И в нем, как верхолазы — вертолеты,
  • Разросся город — нет конца ему,
  • И вспомнил он далеких дней заботы
  • И в Пешаваре старую тюрьму.
  • В кровь сбитые свои увидел ноги,
  • Снег перевалов, каменную глушь,
  • Смертельный мрак басмаческой берлоги,
  • Разбойничьих, как ночи черных, душ…
  • — Из Индии в Москву идешь, изменник! —
  • Убили бы… Но красные клинки
  • Его спасли. Освобожденный пленник
  • Пришел в Москву, жил у Москвы-реки.
  • Здесь сердце билось гулко, по-иному,
  • Здесь ленинские слышал он слова.
  • …И через горы вновь дорога к дому,
  • И вновь тюрьма и нищий Пешавар.
  • Все позади… Над ним закат пылает,
  • И Красною он площадью идет,
  • Пред ним склонились нынче Гималаи,
  • Его увидя сказочный полет.
  • Московских зданий розовеют глыбы,
  • Сады осенним пламенем горят.
  • — Тебе, Москва, тебе, Москва, спасибо!
  • Так старый говорит Рафик Ахмад.
  • — Когда-то шел я тропами глухими,
  • Сегодня вижу я побед зарю,
  • И славлю я твое большое имя,—
  • Спасибо, Ленин, трижды повторю!
  • Я шел в Москву кровавыми ногами —
  • Сейчас летел быстрее света дня,
  • Ты сделал так, что лет крылатых пламя
  • Крылатым также сделало меня.
  • Сегодня знают люди всей Вселенной,
  • Что человек и должен быть крылат! —
  • На этой Красной площади священной
  • Так старый говорит Рафик Ахмад!

КОСТЕР У СМОЛЬНОГО

  • На пороге немыслимых дней,
  • Там, где Смольный стоял, как гора,
  • Был солдат из рабочих парней,
  • И задумался он у костра.
  • Он глядел в этот жаркий костер
  • И за огненный видел порог,
  • Что костер этот пламя простер
  • В бесконечность походных дорог.
  • Осветил небывалые дни,
  • И горела на шлеме звезда,
  • И горели биваков огни,
  • Нестерпимо большие года.
  • Пусть они отсверкали в былом,
  • Все казалось, что снова стоит
  • У сибирских костров, над Днепром,
  • Там, где город далекий — Мадрид.
  • В сорок пятом окончился шквал,
  • Полон чувством единым одним,
  • Уж в Берлине стоял генерал,
  • И костер догорал перед ним.
  • И в костре том, на майской заре,
  • Он узнать уголек был не прочь
  • От костра, что когда-то горел
  • Перед Смольным в Октябрьскую ночь!

ГОВОРЯТ ЛЕНИНГРАДЦЫ

  • Чего бы нам пророки не вещали,
  • Ни перед кем мы не были в долгу.
  • Исполнили, как деды завещали,—
  • Мы Ленинград не отдали врагу!
  • Легенды снова сделали мы былью,
  • А враг наш был смертелен, но не нов,
  • Мы первые его остановили
  • В Европе, потрясенной до основ.
  • Лишь четверть века мирно миновало,
  • А кажется, уже прошли века,
  • И Ленин так же, как тогда — сначала,
  • Нам с башни говорит броневика.
  • Гремят салюты и веселий струны,
  • Лежат снега светлее серебра,
  • А белой ночью комсомолец юный
  • О подвигах мечтает до утра…

КРЕМЛЬ

  • На апрельском рассвете с Волхонки —
  • Только выйди на площадь совсем —
  • Он нежданно рождается, звонкий,
  • Легкостенный и розовый Кремль.
  • Весь прозрачный, как сон, многоглавый,
  • Точно солнца сияющий брат,
  • Точно жаркою солнечной славой
  • Его стены и башни звучат.
  • Весь рассветною силой расцвечен,
  • И на гребне растущей волны
  • Точно встал он, расправивши плечи,
  • Над зарей небывалой страны.

СМЕНА КАРАУЛА

  • Есть мастера известного картина,
  • И в ней, идя на зрителя, растут
  • Бойцы, шагая улицей старинной,
  • Чтоб встать у Мавзолея на посту.
  • Москвы ночной глубок рабочий роздых,
  • Шаги в тиши отчетливо стучат,
  • Морозный свет горит на красных звездах
  • И на щеках у молодых солдат.
  • Какая озабоченность застыла
  • В их строгом взоре, точно разлита
  • Здесь в воздухе торжественная сила,
  • Особого величья простота.
  • И, пост такой впервые принимая,
  • Здесь чует сердцем каждый, кто идет,
  • Что их сюда сама страна родная,
  • Как сыновей любимейших, ведет.
  • А позже время им самим укажет —
  • Отцам на смену, дням их и ночам,
  • Им, молодым, дано стоять на страже
  • Родной земли и ленинских начал.

«Тогда заря звалась Авророй…»

  • Тогда заря звалась Авророй,
  • Розовопенной и живой,
  • И согревала нас и город
  • Над крупноплещущей Невой.
  • И в этом юном очертаньи
  • От сна встающего огня
  • Могла быть песней, изваяньем,
  • Предтечей молодого дня.
  • Мы были юностью богаты,
  • Не все ли было нам равно,
  • Какой богинею крылатой
  • Стучится нам заря в окно.
  • Мы в классике богинь хранили,
  • Зарей обычной дорожа,
  • Мы много символов сменили,
  • В суровой жизни возмужав.
  • Пришла пора. И в эту пору
  • К иной заре сердца пришли —
  • Иную мы зажгли Аврору
  • Для всех людей, для всей земли!
  • И снова вспыхнувшее имя
  • Вернулось в мир людей живых,
  • Родившись в грохоте и дыме
  • Из пены взвихренной Невы.
  • Аврора! Про твое рожденье
  • На всю планету говорим!
  • Ты стала знаком пробужденья
  • Всечеловеческой зари!

«Какой-то гул глухой…»

  • Какой-то гул глухой
  • Меня вдруг ночью будит —
  • И луч слепой скользит
  • По моему лицу,
  • Тревога давних лет приходит
  • Снова к людям,
  • Как будто мирный быт
  • Опять пришел к концу.
  • И человек опять, вскочив,
  • К оружью встанет…
  • Но в мире тишина,
  • И в тишине ночной
  • То эхо донеслось
  • Глухих воспоминаний
  • Из темной памяти,
  • Ожившей под луной.

«Один тиран, не будем имя…»

  • Один тиран, не будем имя
  • Его мы к ночи называть,
  • Пришел он с ордами своими
  • Наш Ленинград завоевать.
  • Вообразил в кошмаре дымном
  • И с помраченной головой,
  • Что превратит наш город дивный
  • В пустынный хаос над Невой.
  • И весть дошла до края света —
  • Навстречу силе огневой
  • Встал Ленинград, в грозу одетый,
  • И принял вызов боевой.
  • И где искать теперь тирана —
  • Где прах развеялся немой?
  • А он, как прежде, утром рано
  • Встает и блещет, город мой.
  • Шагает в золотом узоре,
  • В узоре солнечных оград,—
  • О Ленинград! — какие зори,
  • Какое счастье — Ленинград!

«Лес полон то звоном, то воем…»

  • Лес полон то звоном, то воем,
  • Никак разобрать не могу,
  • Откуда берется такое —
  • Деревья, разбитые боем,
  • Стоят в почерневшем снегу.
  • С колючей обмоткой рогатка
  • Висит на сожженной сосне,
  • Колючая проволока шатко
  • Качается, словно во сне.
  • Заброшена взрывом рогатка,
  • Гудит, и звенит, и поет,
  • И стонет в тоске, как солдатка,
  • Как ротный, в атаку зовет.
  • Нет, это не арфа Эола,
  • Здесь ветер колючей струной
  • Над мира пустыней тяжелой
  • Звучит в красоте ледяной.
  • А снег на убитых не тает…
  • На дикой сосне, на весу,
  • Солдатская арфа играет
  • В ночном и бессмертном лесу.

«В той же комнате, где Пушкин…»

Я увидел бронзовую деву с разбитым кувшином, сидящую в лицейской комнате поэта в освобожденном городе Пушкине.

  • В той же комнате, где Пушкин,
  • Лицеист с пером гусиным,
  • Голос муз впервые слушал,
  • Мира светлые глубины;
  • В доме бывшего лицея,
  • В кресле темном и старинном,
  • Там сидела, бронзовея,
  • Чудо-девушка с кувшином.
  • На плечах шинель у девы.
  • Ночь в окне… Свеча пылает,
  • И она, как отблеск гнева,
  • Все лицо преображает.
  • Светлый луч бежит вдоль шеи,
  • Только деве не до света,
  • Точно вышла из траншеи
  • Дева-мстительница эта.
  • Боевой достойна чести,
  • Шла в атаку непреклонно,
  • И вошла с бойцами вместе
  • В город свой освобожденный,
  • И пришла туда, где Пушкин,
  • Лицеист с пером гусиным,
  • Голос грозной Музы слушал,
  • Мира черные глубины.

СТРЕЛА ПАПУАСА

  • Привез тот лук не вождь суровый,
  • Ученый с доброю душой,
  • Держал тот лук, с Гвинеи Новой,
  • Дикарь — раскрашенный, большой.
  • Смотрели взрослые и дети,
  • Как он в музее над Невой
  • Свой лук держал почти столетье
  • С натянутою тетивой.
  • Когда же средь осады гула,
  • У дико вспененной Невы,
  • Волна взрывная дом качнула —
  • Стрела сорвалась с тетивы.
  • Как будто место вдруг сместилось,
  • Родные встали берега,
  • И с гулким посвистом вонзилась
  • В дверь шкапа, словно в грудь врага.
  • И свет пожара огнекрылый,
  • Ворвясь, как дальная заря,
  • Вдруг осветил в лице застылом
  • И гнев и ярость дикаря,
  • Который вышел на мгновенье
  • Из неподвижности своей —
  • Чтоб отразить в недоуменье
  • Налет нежданных дикарей.

«Какое уже на войне любованье?..»

  • Какое уже на войне любованье?
  • Великая тяжесть труда,
  • Дорог и сражений чередованье,
  • Могилы. Из жести звезда.
  • Но мы понимали того генерала,
  • Что крикнул в смертельном аду,
  • Увидев в атаке народ свой бывалый:
  • — Смотри, молодцами идут.

«Когда мы слышали слова…»

  • Когда мы слышали слова:
  • — Я — ленинградская вдова,—
  • То ей сердечно отвечали
  • Словами, полными печали.
  • Но — «ленинградский я вдовец» —
  • Звучало тускло, как свинец.
  • Пускай он худ был, как скелет,
  • Он громких слов не ждал в ответ.
  • С лицом, как старый, серый мел,
  • Он плакать права не имел.
  • Имел он в городе своем,
  • Где прожил жизнь, где мы живем,
  • Смертельным схваченном кольцом,
  • Одно лишь право — быть бойцом!

МАЛАЯ ГРЕБЕЦКАЯ, 9/5

Посвящается М.К.Н.

Здесь, на квартире преподавателя пехотного юнкерского училища К. Ф. Неслуховского, с осени 1906 года до начала 1907 года работал В. И. Ленин. Там же происходил ряд совещаний членов ЦК РСДРП.

  • О, эта редкая квартира,
  • Где с наивысшей простотой
  • Крыло неведомого мира
  • Касалось мебели простой.
  • Среди обычных дел и малых,
  • Всему живущему взамен,
  • Рождалось чувство небывалых,
  • Непредставимых перемен.
  • И вместе с тем все шло так гладко,
  • В порядке общего всего,
  • Что даже вражьих глаз догадка
  • Не угадала б ничего!
  • Какое б грянуло смятенье,
  • Когда б узнали стороной,
  • Что здесь в тиши работал гений
  • Над мира новою судьбой.
  • Сквозь лет неизгладимых тени
  • Сегодня ясно помнишь ты,
  • Как дальней юности виденье,—
  • Его слова, его черты.
  • Над прошлым бури и туманы,
  • Но все он в памяти живет,
  • Тот ленинский, всегда нежданный,
  • Всегда волнующий приход.
  • При скучном сумеречном свете,
  • В пальто, блестевшем от дождя,
  • Так скромный вид хранит Бессмертье,
  • В жилище смертного входя.

«Мы прожили вместе так долго…»

  • Мы прожили вместе так долго
  • Хорошие, злые года,
  • Что в сене искать нам иголку
  • Уже не составит труда.
  • Иголку искать мы не будем,
  • Но в нашем пути непростом
  • Мы отдали главное людям,
  • И мы не жалеем о том.

«Когда все то, что мы любили…»

  • Когда все то, что мы любили
  • И что святым для сердца было,
  • Затмилось в тучах черной пыли,
  • В огне и грохоте тротила.
  • Когда дома валились просто,
  • И город стал душой без тела,
  • И всюду с треском, как береста,
  • Свиваясь, прошлое горело.
  • И ум отказывался верить,
  • Что улица другою стала,
  • Чтоб тут же за открытой дверью
  • У дома Смерть подстерегала.
  • И стало темным, диким, нищим,
  • Морозом сковывая пальцы,
  • Давно знакомое жилище —
  • Пещерою неандертальца.
  • И в этом хаосе разлуки,
  • Потерь и черного мученья
  • Твои поддерживали руки
  • Живой огонь сопротивленья.
  • Каким теплом светились очи.
  • Была ты мужества примером,
  • Всех лучших мыслей средоточьем
  • Последней прелестью и верой.
  • И на блокадных грозных кручах
  • Делилась всей души богатством,
  • Когда ты — лучшая из лучших —
  • Крепила боевое братство.
  • То не подсказывает разум,
  • То было в сердце все хранимо,
  • Всей жизнью я тебе обязан,
  • И это — неопровержимо!

«Небо с облачным глетчером…»

  • Небо с облачным глетчером
  • В голубеющем инее,
  • Может быть, таким вечером
  • Все прощается зимнее.
  • И уходит все мглистое,
  • Все сурово-тяжелое,
  • Все, что под ноги выстелил
  • Снег парчой невеселой.
  • Ты идешь и не хмуришься
  • Теплой улицей братскою,
  • Ты идешь и любуешься
  • Стороной Петроградскою.
  • Молодежною речью,
  • Взглядов прелестью синею.
  • Может быть, таким вечером
  • Все прощается зимнее.

«Здесь мы, родясь когда-то…»

  • Здесь мы, родясь когда-то,
  • Вошли душой и телом
  • И в невские закаты
  • И в счастье ночи белой.
  • Здесь поднимали чаши
  • Сердечного порыва,
  • Шуршали лыжи наши,
  • Скользя по льду залива.
  • Мы жили, мы любили
  • Хорошею любовью,
  • И нам сады светили
  • Своей осенней кровью.
  • И нам сияли песни
  • И вы, родные лица.
  • Когда умрем — воскреснем
  • Чтоб снова здесь явиться.

ПРЕДМАЙСКИЙ СНЕГ

  • Шел мокрый, предмайский, пушистый
  •                                                                   снег,
  • В лощинах млели туманы,
  • Гулял человек, смотрел человек:
  • На пробу били фонтаны.
  • В потоках взлетающей к небу воды
  • Снежинки пели и плыли,
  • Рождая почти музыкальный дым,
  • Звучащий тончайшей пылью.
  • И статуя-дева из древних Афин
  • Разинула рот от счастья,
  • И на воротах деревянный дельфин
  • Смеялся веселой пастью.

«ВАРЯГ»

  • Сначала все было морскою судьбой,
  • Под сенью военного флага,
  • И в память навечно вошел этот бой,
  • Геройская гибель «Варяга».
  • И пели крестьянин, рабочий, моряк,
  • Отдав ему славу по чину:
  • — Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,—
  • Корабль провожая в пучину.
  • В ответ лишь шумела морей синева,
  • Не верили в грусти суровой,
  • Что встретятся песни народной слова
  • С «Варягом», воскреснувшим снова.
  • Но время настало — и в вечер один
  • Тряхнула Нева головою,
  • Как будто из песенных вышел глубин
  • Советский «Варяг» над Невою.
  • Он воздухом нового века дышал,
  • Вплывая в крылатые весны,
  • Как будто легенды корабль возмужал,
  • Став крейсером ракетоносным.
  • Уйдет на охрану Советской страны
  • В моря он на долгие годы,
  • С той песней, как шум океанской волны,
  • Вздымавшейся в сердце народа.

ДОМ

  • Стоит он на углу известных,
  • Старинных улиц — этот дом,
  • Как бы в забвении чудесном,
  • Вполне оправданном притом.
  • Лет двести уж ему, допустим,
  • Висит доска, как старожил,
  • Читаю с гордостью и грустью,
  • Что в этом доме Герцен жил.
  • В годах необозримо дальних
  • Здесь Пушкин по Морской бродил
  • И к Смурову, в колониальных
  • Товаров лавку, заходил.
  • Пройдя в апрельский холод Невским
  • (И дневником сей факт храним),
  • Здесь был Шевченко с Лазаревским
  • И грелся джином огневым.
  • И в этом доме чинно-хмуром,
  • Среди погон и вензелей,
  • Столетний справил новый Смуров
  • Своей торговли юбилей.
  • И в год, для всех купцов печальный,
  • Плакатом красным окрылив,
  • Из лавки той мемориальной
  • Уж вырос кооператив.
  • А в дни осады беспросветной,
  • Все окна, как глаза, закрыв,
  • Дом только вздрагивал ответно
  • На недалекой бомбы взрыв.
  • И вот сейчас я, как прохожий,
  • У старокаменных ворот
  • Стою и думаю: «Похоже,
  • До коммунизма доживет!»
  • Ну как же прочно он построен,
  • И без особенных затей,
  • Он не уступит древней Трое
  • По монолитности своей.
  • Проходит век в огне и громе,
  • Смотрю в знакомое окно,—
  • Ведь я родился в этом доме…
  • Припомнить страшно, как давно.

«Есть полянка на Москве-реке…»

  • Есть полянка на Москве-реке,
  • И над ней, у каменного края,
  • Сам Тарас стоит невдалеке,
  • Шумную столицу озирая.
  • Тополя за ним уходят вбок,
  • Перед ним дубовая аллея,
  • Там и мной посаженный дубок
  • Вырастает, тонко зеленея.
  • И когда я посмотрю вокруг —
  • На дубок, закатом позлащенный,
  • Я невольно вспоминаю вдруг
  • О баньяне острова Цейлона.
  • Там, в глуши тропических полян
  • И среди скромнейших, тихих келий.
  • Посадил священный я баньян,
  • Он растет и здравствует доселе.
  • И как будто даже связи нет
  • Меж дубком и тем баньяном дальним,
  • Но горит далекой дружбы свет
  • Надо всем тревожным и печальным.
  • Мир сейчас как никогда жесток,
  • Но у дружбы есть свои законы,
  • Чтоб растить московский мой дубок
  • И баньян мой, дружбе посвященный.

«Лес хорош, прохладен, светел…»

  • Лес хорош, прохладен, светел,
  • Зацветают сосен свечи,
  • По верхушкам ходит ветер,
  • Лес трепещет птичьей речью.
  • Весь наполнен свежим, новым,
  • Звонким, пряным и густым
  • Стиховым зеленым словом,
  • Над костром веселый дым,
  • Точно в бездну тысячелетий
  • Небу шлют земли сыны
  • Жертву, первую на свете,
  • И в воде отражены
  • И костер, и лес, и дети,
  • Словно изображены
  • Первым мастером весны,
  • Что на все сейчас ответил.

ЯМА В ПРИГОРОДНОМ САДУ

  • За равнодушных лилий полосою,
  • Из-за кустов, с дорожки не видна,
  • Большая яма со слепой водою,
  • В ней зелень юных лип отражена.
  • Я иногда смотрю на эту яму,
  • На водяной, тоскливый, тусклый щит,
  • Дыханием истории упрямой
  • Мои виски здесь ветер холодит.
  • Года войны ко мне подходят снова,
  • Сквозь их туман я вижу наяву —
  • Здесь танк стоял, закрытый и готовый
  • Своею грудью отстоять Москву.
  • И эта яма — яма не простая,
  • Так близко враг был — сердца на краю,—
  • А танк стоял, в родную крепь врастая,
  • Чтоб победить иль умереть в бою.
  • Теперь здесь тишь… Лишь по дороге мчатся
  • Грузовики и слышен крик детей,
  • Которые не могут не смеяться,
  • Не могут обходиться без затей.
  • И в этом месте мало кто и знает,
  • Что значит яма сонная в саду…
  • А мимо жизнь гремит, цветет, сверкает,
  • Как новый танк на боевом ходу!

ЛЕТОПИСЕЦ

  • Может быть, то было против правил.
  • Иль нашла такая полоса,
  • Начатую запись он оставил,
  • Впал в раздумье — и не дописал.
  • Сколько мук земля в себя впитала,
  • Летопись хранит их, как тайник…
  • Вышел в степь, безмолвно степь лежала,
  • И к земле полночной он приник.
  • И услышал, затаив дыханье,
  • Дальний гул, что был с землею слит,
  • То ль грозы далекой грохотанье,
  • Топот ли бесчисленных копыт,
  • Стон ли горя, трепетавший глухо,
  • Спали травы, от росы дымясь.
  • Он лежал, к земле припавши ухом,
  • Разгадать грядущее стремясь.
  • Встал потом он на одно колено,
  • Весь росой алмазною пыля…
  • — Будь же ты вовек благословенна.
  • Радость сердца — русская земля!

ЧАС ТИШИНЫ

  • Настала тишина,
  • Не шелохнется нива,
  • Не плещется волна
  • И не трепещет ива.
  • И братья муравьи,
  • И наши сестры пчелы,
  • Верша дела свои,
  • Прервали труд тяжелый.
  • Ну, просто тишину
  • Природа предписала,
  • В ее чудес страну
  • Пока проникли мало.
  • Не знаем мы пока,
  • Что в ульях пчелам снится,
  • Какие там века?
  • Какие летописцы?
  • Все стихло, может быть,
  • Перед землетрясеньем,
  • И всех предупредить
  • Должна в своих владеньях.
  • Мы в этом не сильны,
  • И нам гордиться нечем.
  • Есть время тишины
  • И в жизни человечьей.
  • Ждет мир, в тиши влачась,
  • В безвыходном покое,—
  • Что дал нам этот час:
  • Открытье мировое?
  • Иль музыкальный шквал?
  • Поэмы чудо строфы?
  • Иль сердце мира сжал
  • Пред новой катастрофой?

МАКИ

  • Уже флоксы стали лиловее.
  • Маки, маки, я всегда готов
  • Видеть вас на поздней ассамблее
  • С летом расстающихся цветов.
  • Вы, как реки, льетесь по пустыне,
  • Север наш дает вам свой приют,
  • На Луне, как выяснилось ныне,
  • Никакие маки не цветут.
  • Я люблю вас, полноцветных, крепких,
  • С криком ваших разноцветных ртов,
  • Предо мной встаете вы как слепки
  • С лучших чувств, принявших вид цветов.
  • В маках розовых, с оборкой белой
  • Что-то от веселых танцовщиц,
  • В маках желтых — прелесть онемелых
  • От восторга славок-небылиц.
  • Белые — как дети белой ночи,
  • Легкий пламень, снежный полусон,
  • Только в алых песня видеть хочет
  • Алость губ и алый шелк знамен.
  • Потому что смертною порою,
  • Облетев, покроют наяву,
  • Точно кровью павшего героя,
  • Лепестками алыми траву.

«Опять стою на мартовской поляне…»

  • Опять стою на мартовской поляне,
  • Опять весна — уж им потерян счет,
  • И в памяти, в лесу воспоминаний,
  • Снег оседает, тает старый лед.
  • И рушатся, как ледяные горы,
  • Громады лет, вдруг превращаясь в сны,
  • Но прошлого весенние просторы
  • Необозримо мне возвращены.
  • Вновь не могу я вдоволь насмотреться
  • На чудеса воскресших красок дня,
  • Вернувшись из немыслимого детства,
  • Бессмертный грач приветствует меня!
  • Мы с ним идем по солнечному склону,
  • На край полей, где, как судьба, пряма,
  • Как будто по чужому небосклону,
  • Прошла заката рдяная кайма.

ДЕТИ МИРА

  • Чья там бродит тень незримо,
  • От беды ослепла?
  • Это плачет Хиросима
  • В облаках из пепла.
  • Чей там голос в жарком мраке
  • Слышен исступленный?
  • Это плачет Нагасаки
  • На земле сожженной.
  • В этом плаче и рыданьи
  • Никакой нет фальши,
  • Мир весь замер в ожиданьи:
  • «Кто заплачет дальше?»
  • Дети мира, день не розов,
  • Раз по всей планете
  • Бродит темная угроза,
  • Берегитесь, дети!

У КОСТРА

  • У костра в саду, после прогулки,
  • Задремав, увидел: я в горах,
  • Будто я сижу за старым Гулом,
  • У ночного сванского костра.
  • На зеленой маленькой поляне,—
  • Перед ней встает, как призрак, лед,—
  • Тень большая Миши Хергиани[1]
  • По стене по Ушбинской идет.
  • Искры блещут, по горе маячат,
  • Точно ночи скальная тоска,
  • Точно все снега беззвучно плачут,
  • Вздох лавин ловя издалека.
  • Камнепад разрушил ревом грома
  • Тишину приснившихся громад,
  • Смёл он сванский мой костер знакомый,
  • Что горел так много лет назад.
  • Сонную смахнул с лица я одурь,
  • А в саду костер — как слюдяной,
  • Тих и мал, мои зато уж годы
  • Выше сосен встали надо мной.

"Наш век пройдет. Откроются архивы…"

  • Наш век пройдет. Откроются архивы,
  • И все, что было скрыто до сих пор,
  • Все тайные истории извивы
  • Покажут миру славу и позор.
  • Богов иных тогда померкнут лики,
  • И обнажится всякая беда,
  • Но то, что было истинно великим,
  • Останется великим навсегда.

ВТОРОЕ ДЕКАБРЯ — ПЕСЕННЫЙ ДЕНЬ

Герою Социалистического Трудя Александру Прокофьеву.

  • Облака идут гурьбою
  • Над твоей Кобоной,
  • Над травою голубою,
  • Над волной зеленой.
  • Так идут гурьбой чудесной,
  • В Ленинграде — к дому —
  • В старом сердце столько песен,
  • Впору — молодому!
  • Облака те непростые,
  • Это — жизни годы,
  • Годы легкие, литые.
  • Есть стальной породы.
  • Годы алые, как вишни,
  • Вешние истомы,
  • Годы поступи неслышной,
  • Годы — словно громы.
  • Встал хозяин, чтоб размяться,
  • Песенник и воин,
  • И сказал — Я, нынче, братцы,
  • Лучших слов достоин.
  • Вы хулите, иль хвалите,
  • Не судите строго,
  • Я на свете — славный житель,
  • Видел в жизни много.
  • Со щитом и на щите был,
  • Всякое бывало,
  • Всякая там к черту небыль
  • Предо мной дрожала.
  • Этот день — хороший вестник
  • На большой неделе,
  • Так споем же, братцы, песню,
  • Как бывало пели.
  • Когда были помоложе,
  • Кровь кипит по жилам,
  • Будем петь ее чуть строже,
  • Но со старым пылом!
  • Пусть ту песню слышно будет
  • Всему белу свету!..
  • И пошла та песня в люди,
  • И конца ей нету.

"Поет нам утро не трубой старинной…"

  • Поет нам утро не трубой старинной,
  • Оно звучит, как пионерский горн,
  • О гневе гор грохочут нам лавины,
  • Есть у морей свои законы волн.
  • И мы закон Октябрьский утвердили
  • Одна шестая мира ожила,
  • И стали уже сказочною былью
  • Тех первых дней герои и дела.
  • Мечты веков сбываются не скоро,
  • Настало время в нашей стороне —
  • Наш человек — хозяин всех просторов
  • Наш луноход работал на Луне.
  • Наполнен силой солнечного света,
  • Но на земле особой силы круг,
  • От света новых наших пятилеток,
  • Светлее в мире делается вдруг!

"Неисчислимы Ленина портреты…"

  • Неисчислимы Ленина портреты,
  • Они — вблизи и в дальнем далеке,
  • В полярном мраке, на зимовках где-то,
  • В огнях столиц, в разбуженной тайге.
  • На корабле, что все моря изведал,
  • На заводской, на вахте боевой,
  • Его портрет на знамени Победы,
  • И в космос взял его Береговой.
  • Любовь людей и глубже все и шире,
  • Во имя жизни, лучшего всего,
  • И нет сейчас таких народов в мире,
  • Чтобы не знали облика его.
  • С грядущего завесу Ленин поднял,
  • Чтоб видеть мир свободным от оков,
  • И Ленина приветствуют сегодня
  • Народы всех пяти материков.
  • Поднявшись над прославленными всеми,
  • Живущий вечно в мыслях и в сердцах,
  • Он всех живей — над ним не властно время —
  • И не измерить дел его размах.
  • Он весь — земли бесценное наследство,
  • Пусть поколенья свой проходят круг,
  • И с каждым он встречаться будет с детства,
  • И в жизни жить, как самый верный друг!

ДЕНЬ СТРАНЫ

  • Леса пропалывают самолеты,
  • Чтоб уничтожить мусор и гнилье,
  • Летит пчела — пополнить улья соты,
  • Рыбак уходит в плаванье свое.
  • Идут комбайны, поле убирая,
  • Вступает в строй листопрокатный стан,
  • Горят фонтаны газа, не сгорая,
  • И теплоход выходит в океан.
  • Спартакиада флаги поднимает,
  • Чеканщик оживляет серебро.
  • Подземной трассой, что во тьме сверкает,
  • Гордится вновь Московское метро.
  • Вчерашний день причислен к жизни
  •                                                                древней,
  • О всем другом уже идет рассказ,
  • Над всем, что видим в городе, в деревне,
  • Лежит Советов Ленинский наказ.
  • Вся жизнь гудит, блистает и трепещет,
  • А там, всему живущему назло,
  • За рубежом — оно шумит зловеще,
  • Враждебных станций радиокрыло.
  • Да, там полвека злобу не тушили.
  • О, если бы нам дали мирно жить,
  • На пользу мира что бы мы свершили,
  • Что мир без нас не мог бы сам свершить!

IV

ВЫРА[2]

15 марта 1918 года

  • Четвертый съезд Советов
  • Столпился перед зыбью,
  • Рокочут анархисты, взводя курки.
  • Ныряют соглашатели, чешуйчатостью рыбьей
  • Поблескивают в зале глухие уголки.
  • Колючей пеной Бреста
  • Ораторы окачены,
  • Выкриками с места
  • Разъярены вконец —
  • Эсеры гонят речи, но речи, словно клячи,
  • Барьеров не осилив, ложатся в стороне.
  • По лицам раскаленным
  • Проносится метелица,
  • Ведь нам же, ведь сегодня, здесь,
  • Вот здесь решать гуртом —
  • Винтовкой беспатронной ли
  • В глаза врага нацелиться,
  • Или уважить вражью спесь
  • И расписаться в том.
  • «Вот когда мы шагали верстами,
  • Не так, как теперь, дорожим вершком,
  • Так ведь за нами — и очень просто —
  • Те же эсеры шли петушком!»
  • Зала разорвана. Ленин, заранее
  • Нацелясь, бьет по отдельным рядам,
  • Точно опять погибает Титаник,
  • Рты перекошены, в трюмах — вода.
  • «Теперь как бойцы мы ничтожны слишком,
  • Тут и голодный и всякий вой,
  • Вот почему нам нужна передышка —
  • Мы вступили в эпоху войн».
  • Тонут соглашатели. Лысины как лодки,
  • Рты сигналы мечут напропалую — ввысь,
  • Но гром нарастает — кусками, и ходко
  • Холмы рукоплесканий сошлись и разошлись.
  • Рук чернолесье метнулось навстречу,
  • Видно, когда этот лес поредел,
  • Что это зима, где не снег бесконечен,
  • А люди — занесенные метелями дел!
1
  • Меж Ладогой и Раута
  • Угрюма сторона —
  • Только таборы холмов
  • Да сосна.
  • Только беженец,
  • От белых пуль ходок,
  • Гонит стадо несвежее
  • На восток.
  • Словно в ссылку сектанты,
  • Шагают там быки,
  • Кровавыми кантами
  • Обшиты их зрачки.
  • Скучая по крову,
  • Голосами калек
  • Поносят коровы
  • Разболтанный снег.
  • И лошади бурый
  • Волочат свой костяк,
  • Закат как гравюра,
  • Но это — пустяк.
  • Над всеми голосами
  • Скотов, дыша,
  • Умные лыжи остриями
  • Судьбы шуршат.
  • По ветру в отчаянье
  • Удерживая крик,
  • От смерти — нечаянно
  • Уходит большевик.
  • Меж Ладогой и Раута
  • Угрюма сторона,
  • Товарища Ракова
  • Еще щадит она.
  • Остались он да беженец,
  • От белых пуль ходок,
  • Холмы в личине снежной
  • Да в сердце — холодок.
  • Только с Красной Финляндией
  • Кончен бал,
  • Над черепов гирляндами
  • Бал забастовал.
  • Только в стадо включенный
  • Упрямый костоправ
  • Уходит побежденным,
  • Узлами память сжав!
2
  • Изведавшее прелести годов несчетных,
  • Развесистое дерево взирало на столы,
  • В саду за музеем на месте почетном
  • Пестрая очередь топтала палый лист.
  • Дождь струился по людям незнакомым,
  • Плечам и фуражкам теряя счет,—
  • Спасского Совдепа военкомом,
  • Товарищем Раковым, веден переучет.
  • Комсостав, окутанный паром
  • Осени дряблой и жирной, как
  • Борщ переваренный, — шел недаром
  • В списки резервного полка.
  • Всем ли довериться этим бывшим
  • Корнетам, капитанам, подпрапорщикам?
  • На месте погон были дырки, а выше —
  • Сентябрьская слякоть стекала по щекам.
  • Одни были напуганы, как сада ветви,
  • Жалобно трещавшие под сапогом.
  • Иным безразлично было все на свете,
  • А третьи говорили: «Товарищ военком».
  • Очередь курила, таинственно крякала,
  • Как будто она продавалась на вес.
  • Самсоньевский, Зайцев? — разгадывать всякого —
  • Значит, в саду на полгода засесть.
  • Качавшееся дерево вместо промокательной
  • Пухлой шелухой осыпало стол —
  • Осень старалась быть только карательной,
  • Темной экспедицией, мокрой и густой.
  • Но, казалось, ссориться сегодня не придется,
  • Все глядели вымытыми, словно из колодца.
  • И, казалось, с лишними, снятыми отличьями
  • Снято все давнишнее, снято — и отлично!
3
  • Весь день гоньба под знаком исполкома.
  • Верти до ночи ручку колеса,
  • Где совещанья, речи, пыль и громы —
  • Ты доброволец, ты не нанялся!
  • Необходимость машет булавой.
  • Хвали и злись, ручайся головой,
  • Пока внезапно день не испарится,
  • И к полночи он различает лица
  • Лишь с точки зренья боевой
  • Или досадной единицы.
  • Блокада вкруг, как петли паука,
  • Давай, солдат — крепись, товарищ Раков,
  • В ночной глуши досаден с потолка
  • Летящий герб в махорочных зигзагах.
  • И особняк, где шли пиры, обеды,
  • Черт знает что — в дыму других печей,
  • И в нем кипит, как варево победы,
  • Весь срочный быт военных мелочей.
  • Телефонист молодой
  • Перехмурил брови —
  • Он сидит, как под водой,
  • Иль витает с крышей вровень.
  • Страна полна такими.
  • Привычными, что крик,
  • Красноармеец имя им,
  • А век их не велик.
  • И Раков смотрит: вот из тех —
  • Телефонист,
  • Кому отдать сейчас не грех —
  • Своей лепешки лист.
  • «Товарищ, ешьте!»—
  • «Военком, я сыт.
  • Я из гусаров спешен,
  • Я даже сбрил усы.
  • Из роты Карла Либкнехта,
  • В войне четвертый год,
  • Пишу стихи, отвыкнуть чтоб
  • От всяческих забот».—
  • «А ну-ка, попробуйте»… Сразу растет,
  • Лицо тяжелеет, но грусть водолаза
  • Кошачьим прыжком заменяется сразу,
  • Слова начинают зеленый полет:
  • «Книги друг к другу прижались,
  • В праздности шкап изнемог,
  • Вы разве в шелку рождались,
  • Гордые дети берлог?
  • В щепы — стеклянные дверцы,
  • Праздничных строк водопад
  • Каждому в душу и сердце —
  • Пей и пьяней наугад.
  • В буре — спасение мира,
  • К ней восхваленно взывай,
  • Души лови — реквизируй.
  • Если негодны — взрывай».
  • «Интеллигент, — подумал Раков тут,—
  • Такие все иль пишут или пьют.
  • Вы искренни — в том зла большого нет,
  • Но революция гораздо проще,
  • На кой вам черт разбитый кабинет,
  • Откуда книги тащите на площадь?..»
  • Ушел, засел до солнца коротать
  • Часы в бумажной пене и окрошке,
  • К рассвету мысли начали катать
  • Какие-то невидимые крошки.
  • Мышиный мир наладил визготню,
  • Стих мелькнул, усталость вдруг упрочив,
  • Окно зажглось — и солнце на корню
  • Увидел он, — и солнце было проще.
4
  • Фасад казармы давящий, всячески облупленный,
  • Он стоил прошлой ругани и нынешней насмешки,
  • А люди в шинелях глядели, как халупы,
  • Такие одинокие во время перебежки.
  • Тут бывшие семеновцы мешались с тем загадочным,
  • Как лавочный пирог, народом отовсюду,
  • Что бодр бывал по-разному в окопах и на явочных,
  • Оценивая многое, как битую посуду.
  • Ученье шло обычнее — так конь прядет ушами,
  • И Раков слышал: рвением напряжены сердца.
  • Но чувствовал, как винт ничтожнейший мешает
  • Ему поверить в то, что это до конца.
  • Но было все почтенно: портянки под плакатом,
  • Как встреча двух миров, где пар из котелка —
  • Достойный фимиам, и Раков стал крылатым.
  • Смеркалось… Плац темнел, как прошлое полка.
5
  • Сведя каблуки, улыбаясь двояко,
  • Блестяще он выбросил локоть вперед,
  • Смутился: «Вы — Ра…» Запинаясь: «Вы — Раков?
  • Самсоньевский, к вам в переплет».
  • Финские сосны в уме побежали,
  • С улицы лязгом ответил обоз.
  • Шел комиссар в офицерские дали,
  • В серую карту морщин и волос.
  • Карта тянулась: рада стараться!
  • Билетом партийным клялась за постой,
  • Билет был билетом, но череп ногайца,
  • Но петлями — брови, но весь не простой.
6
  • Вопреки алебастру, вощеному полу,
  • Портьерных материй ненужным кускам,
  • Вопреки даже холоду, он сидел полуголый,
  • Отдыхая как снег, под которым река.
  • Для него ль кресла с министерской спинкой?
  • У паркетного треска предательский ритм.
  • Разве дом это? Комнат тяжелых волынка,
  • Вражья ветошь, по ордеру взятая им.
  • Шелуха от картофеля с чаем капорским,
  • Плюс паек, плюс селедок сухой анекдот,
  • А над городом, в пику блокадам заморским,
  • Стопроцентное солнце весенних ворот.
  • Точно школьником — книги оставлены в парте,
  • Дезертиром — заботы в мозгу сожжены,
  • Он свободен, как вечность, от программ и от партий,
  • И в руках его — плечи спокойной жены.
  • Это то, когда место и вещи забыты,
  • Когда ребра поют, набегая на хруст
  • Духоты, потрясает все жилы избыток
  • И, пройдя испытанье, сияет осколками чувств.
  • Только губы застигнуты в высшем смятенье,
  • Только грудь расходилась сама не своя,—
  • Революции нет — только мускулов тени,
  • Наливаясь, скользят по любимым краям.
  • Отзвенело морей кровеносных качанье,
  • Рот и глаз очертаний обычных достиг,
  • По иссохшим губам, как неведомый странник,
  • Удивляясь жаре, спотыкался язык.
  • Шелуха от картофеля с чаем капорским.
  • Плюс паек — снова быт возвращен,
  • Снова встреча с врагом, и своим и заморским.
  • Шорох чуждого дома, не добитый еще.
  • И струею воды, до смешного короткой,
  • Так что кажется кран скуповатым ключом.
  • Он смывает костер. И по клочьям работа
  • Собирается в памяти. Мир заключен.
7
  • Не проблеск молнии,
  • Пробравшийся в шкапы, в лари,
  • Оно безмолвней,
  • Чем земля горит,
  • Оно приходит смертью к вам на ужин
  • Или мигает, сумеречно даже,
  • Оно — оружье,
  • Взятое у граждан.
  • Оно как образцовый
  • Оружейника пир —
  • От маузеров новых
  • До старых рапир.
  • Чтоб пыл боевой не остыл,
  • Сменяет хозяев оружье…
  • «Самсоньевский, ты
  • Смотри сюда поглубже…» —
  • «Не жалко ль тебе, эх, военком,
  • Ходить вокруг фонаря.
  • Сколько людей раздели силком…» —
  • «Ну, что ж — раздели не зря…» —
  • «Не страшно ль тебе, что со всех сторон
  • Не жизнь, а щетина ежа,
  • Одно оружье мы с поля вон —
  • Другого готов урожай»,—
  • «Самсоньевский, ты ли
  • Нас предлагаешь потчевать
  • Елеем соглашателей,
  • Да разве мы остыли,
  • Да разве мы приятели
  • С господчиками?
  • Слова твои путают наши ряды.
  • Не изгибайся, брат батальонный…» —
  • «Но, Раков; я классовой полон вражды,
  • Что и красные эти знамена…
  • Им верен, как дому на родине — аист,
  • Скажи: распластайся — и я распластаюсь.
  • Но маузер взбросишь — богат заряд,—
  • Дашь по чужому, а валится брат?»
  • Оружьем комната завалена,
  • Закатной налита бурдой.
  • Они стоят, как два татарина,
  • Их мысли движутся ордой.
  • Отполированная сталь,
  • Она клокочет переливами,
  • Она имеет сходство с гривами,
  • И голос звонкий, как кастрат.
  • «Нет, ты с предателем не схож,
  • Самсоньевский, резок ты.
  • Ты — наш, я верю. Подхалимство ж
  • Я буду гнать до хрипоты.
  • Я сам в трактирах горе грыз,
  • Я был не блюдолиз —
  • Лакейства два — как ни рядись.
  • Одно — наверх, другое — вниз.
  • Одни держали на людей
  • Экзамен дорогой.
  • Зато уже никто нигде
  • Их не согнет дугой…
  • Другим понравилось житье
  • И сладость попрошаек,
  • Носить хозяйское тряпье
  • И хлопать в такт ушами…
  • Я пережил Думы
  • Имперский трактир,
  • Где больше болтали, чем пили,—
  • Солдатский, угрюмый,
  • Где смерть взаперти,
  • Пожалуй, лишь смерть в изобилье.
  • И я говорю тебе сущий резон:
  • Страшись притворяться лакейской слезой.
  • Гвардейская спесь на дыбы встает
  • В тебе и кричит тебе: „Здравствуй!“
  • Но если в рабочий ты вшит переплет —
  • Гордись переплетом — и баста!»
8
  • Тогда бывал незамечаем
  • Иных случайностей размер,
  • Случаен дом, где булки с чаем,
  • Случаен театр, а в нем — Мольер.
  • С толпой рабочей грея руки
  • Хлопками, гулко — Раков с гор
  • Войны вошел в партер, в простор,
  • Он ощущал закланье скуки,
  • Он веселел, как сам актер.
  • Могло казаться даже страшным,
  • Что люди чтят переполох
  • Чужой, смешной, почти домашний,
  • А за стеной — борьба эпох.
9
  • Ночь гордилась луной, очень крупной
  • Залихватской и шалой,
  • Зеленые листья кипели на струпьях
  • Домов обветшалых.
  • Трава шелестела, и шел человек не старинный,
  • Как будто он шел огородом,
  • Не городом — пахло тополем, тмином,
  • Пахло бродом,
  • Человек не мог заблудиться —
  • Он пришел из хитрейших подполий,
  • Город вымер и вправе обернуться лисицей
  • Или полем.
  • Раков шел огородом, не городом… Тучи
  • Кирпича, балконов умерших вымя,
  • Мог ли думать, что это воскреснет, получит
  • Его имя?
10
  • Эстонцы кривились, ругаясь с генералами,
  • Британцы шипели, требуя атак,
  • Нацелили белые мало-помалу,
  • Ударив через Вруду, на Гатчину кулак.
  • Тогда пришло в движенье пространство за
  •                                                                              пространством,
  • От штабных неурядиц, от транспортных баз,
  • От крика беженцев до темного убранства
  • Лесов уже весенних и гулких, как лабаз.
  • Фабричными гнездами, жерлами Кронштадта
  • Пространство завладело, угрозами звеня,
  • Вздувало коллективы и требовало плату:
  • «Резервы немедленно на линию огня!»
11
  • Оратор, не колеблясь, дышал прямотой,
  • Был выше кучи трагиков в волнении простом,
  • У служащих Нарпита короткий свой постой
  • Он делал историческим, не думая о том.
  • Над грудой передников, тарелок, бачков,
  • Над всем мелководьем, кусочками, щами,
  • Он видел: здесь мало таких дурачков.
  • Что шепчут и грустно поводят плечами.
  • Он видел, что слабость, голодная грусть
  • Исчезли, как лошадь, сраженная сапом,
  • Что стены прозрачны, собрания пульс
  • До Гатчины слышен — кончается залпом.
  • Он вспомнил, как был председателем их,
  • Союза трактирного промысла слуг,
  • Они были втоптаны в тину густых,
  • Безвыходных дней и разрух.
  • Их рвала свирепого быта картечь,
  • И вот они — свежи, как свечи,
  • Как будто им головы сброшены с плеч,
  • И новые — ввинчены в плечи.
  • Волненье мешало, как ноющий зуб,
  • Как ссора, иль спор из-за денег,
  • Есть в пафосе пункт, где пускают слезу
  • Актер, адвокат, священник.
  • Сейчас этот пункт пролетел стороной,
  • Толпа, что с плакатами щит.
  • Гудела — но Раков заметил одно:
  • «Самсоньевский здесь и молчит».
12
  • Доверье — не пышное слово
  • (И грустное «е» на хвосте),
  • С ним женщина ляжет к любому,
  • Прельстившему сердце, в постель.
  • Им можно испытывать дружбу,
  • Им можно растапливать печь,
  • И Раков, честнейший к тому же —
  • Доверьем не мог пренебречь.
  • Самсоньевский — скверненький зверь он.
  • Доверье! Весь полк запылен
  • Тревожною пылью! Доверье!
  • Пусть слухи идут на рожон.
  • Кто ждет их, должно быть, и глуп же.
  • Доверье чужим и родным!
  • Ну, что же — Раков, и Купше,
  • И все подписались под ним.
13
  • Где подразумеваются развернутые взводы
  • Противника — разведкой не щупаны почти,—
  • Там самая ручная, знакомая природа
  • Омыта беспокойством, и мимо не пройти.
  • Лес мажется издевкой, поляны воспалены,
  • Болото смотрит гибелью, домашность потеряв,
  • Ползешь меж дружелюбных, хороших трав
  •                                                                                   по склону,
  • А следующий склон — враждебных полон трав.
14
  • Длится поход бесконечный день,
  • Люди отупели, усталость под ребром.
  • …Философоподобные лбы лошадей,
  • Ба! санитарной двуколки гром.
  • Раненый кажется сплошь холмистым
  • От вздыбленной шинели, похожей на тьму,—
  • Раков узнает того телефониста,
  • Ночного сочинителя, не нужного ему.
  • Он существует пожухлой обезьяной,
  • Курит самокрутку, орет по сторонам,
  • Видно, несмотря на тряску и на рану,
  • Душа его весельем полным-полна.
  • Раков себя ловит на том, что не жалость,
  • А только досада сквозит, как решето:
  • «Он и про меня еще сочинит, пожалуй,
  • Его неугомонности хватит и на то!»
15
  • Как толстые суслики, вниз головой
  • Идут сапоги, наедаясь взасос
  • И мокрым песком, и шершавой травой,
  • И каменной кашей приречных полос.
  • Но люди унылы — без предисловий
  • Землисты и тяжки, и видно любому,—
  • Вот так же шагали в Митаву и в Ковель,
  • Они не умеют шагать по-другому.
  • И вспомнились финские стаи волчат,
  • И красноармейцев ударные взводы,
  • Они воевали, как струны — бренча,
  • Шагали, как сосны особой породы.
  • Теперь он глядит из-под хмурых бровей,
  • И вот не хватает чего-то на свете —
  • Неужели молодость воли своей
  • Оставил он в финском лесу, не заметив?
16
  • Двадцать восьмого мая
  • Вошла деревня Выра.
  • Как вестница немая,
  • В глаза куриным выводком
  • Безмолвствующих изб.
  • Синея, встали долы,
  • Ручей, пески дробивший,
  • Лесов сплошная тушь,
  • И в уши хлынул голос,
  • Когда-то говоривший:
  • «Вы — Pa-ков? Что за чушь?»
  • В разбросе окон дробных,
  • Овинов, лип, людей,
  • В колодезных цепях,
  • В тишине загробной
  • Сушившихся бадей —
  • Не чуялось худого,
  • А белый вечер белым был
  • Лишь по природе слова.
  • Тут, котелком мелькая,
  • Солдатский ожил улей,
  • Получше да поглубже
  • Избу отвоевать,—
  • Пусть завтра — хоть сраженье.
  • Зачем же грусть такая,
  • Мгновенная, как пуля,—
  • «Самсоньевский, Купше,
  • Отдай распоряженье —
  • Здесь будем ночевать».
17
  • Ночь как ночь, замела даже имя
  • Той разведки, где как по разверстке
  • Леса и поля рисовались такими,
  • Какими они на двухверстке.
  • Ну, просто броди и броди по кустам,
  • Но, прогнана сквозь новоселье,
  • В последнюю комнату мысль заперта,
  • Как пробка притерта к аптечному зелью.
  • Уже человек неотчетлив, как столб.
  • Разъеден, приближен, что радуга к бездне.
  • Нельзя же так мучить! Бросайте на стол
  • И режьте, но дайте названье болезни.
  • Не ночь, а экзамен на фельдшера, мел
  • Крошится, доска неопрятна, лица убоги,
  • Солдаты, как цифры, дробятся в уме…
  • Разведка вернулась к обычной дороге.
  • Раков, меж пальцев крутя лепесток
  • Замятый, крутя с непонятной заботой,
  • Советовал фланг отнести на восток,
  • За Оредеж к Лампову, вкось от болота.
  • Советовал верить, но тот комсостав,
  • Что за музеем шел в мути творожной,
  • Казался теперь паутиной в кустах,
  • Которую снять, не порвав, невозможно.
  • Машина спешила на Выру — домой,
  • Он, фельдшером, знал вот такое томленье,
  • Его не возьмешь никакой сулемой,
  • Оно не в родстве ни с одною мигренью.
  • Заснувшая Выра, условный свисток,
  • Изба, простокваши нежданная нежность —
  •  Замятый, закатанный вдрызг лепесток,
  • Прилипший к шинели, клялся в неизбежном.
18
  • Вот комиссары в штаб идут
  • Налево, а направо
  • Выходит запевала смут —
  • Самсоньевский с оравой.
  • Ночь как ночь, замела даже имя
  • Той разведки, глухой, как силок.
  • Командиры с плечами крутыми
  • По-гвардейски садятся в седло.
  • Вот их кони, как лани,
  • Ступают в дубравах ползущих,
  • Вот их жизнь, как ольшаник,
  • Становится гуще…
  • За деревней — леса. На пустом расстоянье —
  • Часовые с кокардой зовущей.
  • Как пейзаж, лес не нужен совсем,
  • Люди сумрачны слишком,
  • Ночь их варит под крышкой
  • Стопудовых котлов, но Самсоньевский нем.
  • Спотыкаясь о корни,
  • Кони яму обходят правей,
  • Но Самсоньевский просто зловещ,
  • Загляделся на повод, как навязчивый шорник,
  • За копейку купивший непродажную вещь.
  • Если б лес этот встал, завопив,
  • И лесничих сожрал, как корова грибы,
  • На порубщиках их же топор иступив,
  • И охотников сжег ворохами крапивы,—
  • Все равно — не уйти от судьбы!
  • В большевистской вселенной
  • Он поденщика ниже,
  • Он с плеча ненавидит низы —
  • Он, как торф, догорел до измены,
  • Он, как пень, оголен, как ветви, обижен
  • Превосходным презреньем грозы.
  • Деловито, что хуторяне,
  • Морды коней набок кривя,
  • Всадники жмутся — дым совещанья
  • Заворачивается на поляне,
  • С куревом вместе — тает в ветвях.
  • Жизнь загустела, вздыбилась горкой,
  • Лесом покрылась для игрищ ночных,
  • Вот он — азарт! Но с такой оговоркой,
  • Что каторжанин счастливее их.
  • …Рысью меж деревьев — травы веерами,
  • Белой ночи в небе колеи,
  • Рокот затворов — погоны с номерами,
  • Голос через гриву: «Смирно! Свои!»
19
  • Сон переживал последнюю историю —
  • Предутреннюю вялость, недоступную перу,
  • Когда неожиданно, как смерч на плоскогорье,
  • По ставням забегали десятки рук.
  • Красноармейцы путались в подсумках,
  • Бились в шинелях, рукавов не находя,
  • «Белые в деревне» — звенело, как по рюмкам.
  • По стеклам, иголками в головах бродя.
  • Батальона не было — вылезали тени,
  • Тени страшились того, что впереди,
  • Хриплого значенья стреноженных волненьем
  • Слов командирских: «Сдавайся! Выходи!»
  • Какой рябиной в будущем
  • Подарит осень или
  • Какие облака — не кровь ли с молоком?
  • Вопросы тишины упали грудой щеп,—
  • Забор оброс тоской, как подворотной пылью,
  • Кто не нашел сапог, сдавался босиком.
  • Самсоньевский, нежась в золоте погон,
  • Красным билетом махая, нарочно
  • Рвал его на части, плюя на картон,
  • Ничем не повинный, но гордый и в кусочках.
  • Выра обернулась берлогой, оврагом,
  • Где путник попадает на волчий бал.
  • Падает Калинин, Купше — с отвагой,
  • Падает Таврин, пробитый как бумага,
  • И враг его слетает, что камень — наповал.
  • Воскреснув, врывается само янычарство,
  • Стирающее расу, привычки, лоск — насквозь,
  • Швыряют людей, их режут, как пространство,
  • В них шпарят, как в доску, и в мясо, и
  •                                                                        в кость.
  • И тут же целуются, тут же скулы
  • Подернуты дрожью у пленных, как у дев,
  • Артачатся лошади, и тащится сутулый
  • Царский семеновский марш, обалдев.
  • …К штабу запылили балахоны.
  • Криками набухла кутерьма —
  • Это смерть, махнув на все препоны.
  • Приближалась, прячась за дома.
20
  • Что ж истины доверия?
  • Их смерть всегда мгновенна.
  • Осталось хлопнуть дверью
  • И выйти на арену.
  • Схватить за горло, вклинить в мех
  • Золотовражий пальцы.
  • Остаться у друзей в уме
  • В порядке регистрации.
  • И завещать, что завещать?
  • Когда никто не смел прощать,
  • Любая мстящая праща
  • Не уставала верещать —
  • И голова желтком во щах
  • Купалась… Что здесь завещать?
21
  • Ракову даже не нужно было
  • Последнего слова — дулом водя,
  • Шаркал пулемет, как танцор, — относило
  • Шарканье каплями тончайшего дождя.
  • Что еще заметить напоследок,
  • Кроме гильз стучащих, кроме
  • Бревен потолочных, кроме объедков
  • Хлеба на растерзанной соломе?
  • В мире не осталось сожаленья —
  • Шквал огня по дому одному —
  • То не просто злость, а исступленье,
  • Выход в допотопнейшую тьму,
  • То не поединок — преступленье,
  • Шквал огня по дому одному.
  • Хоть бы кто — лишь хобот пулемета,
  • Хоть бы слово — вражья трескотня,
  • Хоть бы знак — хоть тряпка на воротах,
  • Голос друга — шквал и западня.
  • Так с курьерского прыгнувший наземь
  • Видит, летя сквозь кустарный лом,—
  • Точно медалями, точно призами,—
  • Насыпь, усеянную щебнем и стеклом.
  • Насыпь, холодную, как спина,
  • Боль полосует, в ребрах натужась,
  • Это не отчаянье и даже не ужас —
  • Это готовность лететь до дна.
  • Сердце заплывает в удар еще,
  • Время иссякло — люди ни при чем,—
  • Только беспорядочная глина в товарищах,
  • Только репейник случайный на плечо.
22
  • Оно отмирало, сиянье полночное,
  • Как выхухоль зябкая, прячась,
  • Когда в маховине, по зыбкости кочек,
  • Ступая в грязи наудачу,
  • Брели одиночки, хлебнувшие горя,
  • Красноармейцы предательских рот,
  • С гиблым лицом, как подмоченный порох,
  • Они изучали фарватер болот,
  • Они, превращенные случаем в сброд,
  • Бежали от белых, а было их сорок…
УЛИЦА ИМЕНИ РАКОВА
  • Дома, стоящие служебно,
  • Углы с коммерческой весной,
  • Из них восходит запах хлебный
  • И солнца сытости иной.
  • Доски прибитой не касаясь,
  • Судьбы, висящей наяву,
  • Проходит жизнь внизу, как зависть,
  • Как бык — на свежую траву.
  • Тьма пешеходов в пену канет,
  • Но им, во всем не знатокам —
  • Подобно лунному вулкану,—
  • Причина чести далека.
  • Партиец, может, вспомнит имя,
  • Школяр, сомненье задержав,
  • Заснет над строками седыми,
  • И есть в музеях сторожа…
  • Над Вырой вечность дует в перья
  • Легенд, на мельнице времен —
  • И все же в мире есть доверье,
  • Да будет лозунг повторен.
  • Я доверяю простодушно,
  • Косноязычно, может быть,
  • Но без него мне было б душно,
  • Как душно жить всю жизнь рябым.
  • Слова ж горят из всех отдушин,
  • Ты слышишь плеск их, храп и хруст,
  • Но входит ночь — словарь потушен,
  • И, если хочешь, входит грусть.
1927

КИРОВ С НАМИ

1
  • Домов затемненных громады
  • В зловещем подобии сна,
  • В железных ночах Ленинграда
  • Осадной поры тишина.
  • Но тишь разрывается воем —
  • Сирены зовут на посты,
  • И бомбы свистят над Невою,
  • Огнем обжигая мосты.
  • Под грохот полночных снарядов,
  • В полночный воздушный налет,
  • В железных ночах Ленинграда
  • По городу Киров идет.
  • В шинели армейской походной,
  • Как будто полков впереди.
  • Идет он тем шагом свободным,
  • Каким он в сраженья ходил.
  • Звезда на фуражке алеет,
  • Горит его взор огневой.
  • Идет, ленинградцев жалея.
  • Гордясь их красой боевой.
2
  • Стоит часовой над водою —
  • Моряк Ленинград сторожит,
  • И это лицо молодое
  • О многом ему говорит.
  • И он вспоминает матросов
  • Каспийских своих кораблей,
  • Что дрались на волжских откосах
  • Среди астраханских полей.
  • И в этом юнце крепкожилом
  • Такая ж пригожая стать,
  • Такая ж геройская сила,
  • Такой же огонь неспроста.
  • Прожектор из сумрака вырыл
  • Его бескозырку в огне,
  • Названье победное «Киров»
  • Грозой заблистало на ней…
3
  • Разбиты дома и ограды,
  • Зияет разрушенный свод,
  • В железных ночах Ленинграда
  • По городу Киров идет.
  • Боец, справедливый и грозный,
  • По городу тихо идет.
  • Час поздний, глухой и морозный.
  • Суровый, как крепость, завод.
  • Здесь нет перерывов в работе.
  • Здесь отдых забыли и сон,
  • Здесь люди в великой заботе,
  • Лишь в капельках пота висок.
  • Пусть красное пламя снаряда
  • Не раз полыхало в цехах.
  • Работай на совесть, как надо,
  • Гони и усталость и страх.
  • Мгновенная оторопь свяжет
  • Людей, но выходит старик,—
  • Послушай, что дед этот скажет,
  • Его неподкупен язык:
  • «Пусть наши супы водяные,
  • Пусть хлеб на вес золота стал,
  • Мы будем стоять, как стальные,
  • Потом мы успеем устать.
  • Враг силой не мог нас осилить,
  • Нас голодом хочет он взять,
  • Отнять Ленинград у России,
  • В полон ленинградцев забрать.
  • Такого вовеки не будет
  • На невском святом берегу,
  • Рабочие русские люди
  • Умрут, не сдадутся врагу.
  • Мы выкуем фронту обновы,
  • Мы вражье кольцо разорвем,
  • Недаром завод наш суровый
  • Мы Кировским гордо зовем».
4
  • В железных ночах Ленинграда
  • По городу Киров идет.
  • И сердце прегордое радо,
  • Что так непреклонен народ,
  • Что крепки советские люди
  • На страже родимой земли…
  • Все ближе удары орудий,
  • И рядом разрывы легли.
  • И бомбы ударили рядом,
  • Дом падает, дымом обвит,
  • И девушка вместе с отрядом
  • Бесстрашно на помощь спешит.
  • Пусть рушатся стены и балки,
  • Кирпич мимо уха свистит,
  • Ей собственной жизни не жалко,
  • Чтоб жизнь тех, зарытых, спасти.
  • Глаза ее грустны и строги,
  • Горит молодое лицо,
  • Ей гвозди впиваются в ноги,
  • И проволок вьется кольцо.
  • Но сердце ее непреклонно
  • И каменно сжаты уста,
  • Из Кировского района
  • Прекрасная девушка та.
  • Вот юность — гроза и отрада,
  • Такую ничто не берет.
  • В железных ночах Ленинграда
  • По городу Киров идет…
5
  • Глашатай советского века,
  • Трибуном он, воином был
  • На снежных предгорьях Казбека,
  • Во мраке подпольной борьбы.
  • Он помнит кровавые, злые,
  • В огне астраханские дни,
  • И ночи степные, кривые,
  • Как сабли сверкали они.
  • Так сердцем железным и нежным
  • Осилил он много дорог,
  • Сражений, просторов безбрежных
  • Опасностей, горя, тревог.
  • Но всей большевистской душою
  • Любил он громаду громад
  • Любовью последней, большою —
  • Большой трудовой Ленинград.
  • …Но черные дни набежали,
  • Ударили свистом свинца,
  • Здесь люди его провожали
  • Как друга, вождя и отца.
  • И Киров остался меж ними,
  • Сражаясь, в работе спеша.
  • Лишь вспомнят могучее имя —
  • И мужеством крепнет душа.
6
  • На улицах рвы, баррикады,
  • Окопы у самых ворот,
  • В железных ночах Ленинграда
  • За город он тихо идет.
  • И видит: взлетают ракеты,
  • Пожаров ночная заря,
  • Там вражьи таятся пикеты,
  • Немецких зверей лагеря.
  • Там глухо стучат автоматы,
  • Там вспышки, как всплески ножа
  • Там, тускло мерцая, как латы.
  • Подбитые танки лежат.
  • Враг к городу рвется со злобой,
  • Давай ему дом и уют,
  • Набей пирогами утробу,
  • Отдай ему дочку свою.
  • Оружьем обвешан и страшен,
  • В награбленных женских мехах,
  • Он рвется с затоптанных пашен
  • К огням на твоих очагах.
  • Но путь преградить супостату
  • Идет наш народ боевой,
  • Выходит, сжимая гранату,
  • Старик на сраженье с ордой.
  • И танки с оснеженной пашни
  • Уходят, тяжелые, в бой;
  • «За родину!» — надпись на башне,
  • И «Киров» — на башне другой.
7
  • И в ярости злой канонады
  • Немецкую гробить орду
  • В железных ночах Ленинграда
  • На бой ленинградцы идут.
  • И красное знамя над ними.
  • Как знамя победы, встает.
  • И Кирова грозное имя
  • Полки ленинградцев ведет!
1941, ноябрь

СЛОВО О 28 ГВАРДЕЙЦАХ

  • Безграничное снежное поле,
  • Ходит ветер, поземкой пыля,—
  • Это русское наше раздолье,
  • Это вольная наша земля.
  • И зовется ль оно Куликовым,
  • Бородинским зовется ль оно,
  • Или славой овеяно новой,
  • Словно знамя опять взметено,—
  • Все равно — оно кровное наше,
  • Через сердце горит полосой.
  • Пусть война на нем косит и пашет
  • Темным танком и пулей косой,
  • Но героев не сбить на колени,
  • Во весь рост они встали окрест,
  • Чтоб остался в сердцах поколений
  • Дубосекова темный разъезд,
  • Поле снежное, снежные хлопья
  • Среди грохота стен огневых,
  • В одиноком промерзшем окопе
  • Двадцать восемь гвардейцев родных!
1
  • Из Казахстана шли бойцы,
  • Панфилов их привел могучий:
  • Он бою их учил, как учат
  • Сынов чапаевцы-отцы.
  • Учил маневру и удару
  • Лихих колхозников Талгара,
  • Казахов из Алма-Ата,
  • Киргизов и казаков дюжих.
  • Была учеба не проста:
  • Кругом бои, пустыня, стужа,
  • Фашисты рвутся на Москву,
  • Снега телами устилая.—
  • Стоит дивизья удалая.
  • Похожа сила боевая
  • На тонкой стали тетиву.
  • Она под опытной рукою
  • Звенит, натянута, и вдруг
  • Своей стрелою роковою
  • Рвет вражьей силы полукруг.
  • Она гвардейская восьмая,
  • Врага уловки понимает.
  • Стоит, откуда б он ни лез.
  • На всех путях наперерез.
  • И не возьмешь ее охватом,
  • Не обойдешь ее тайком,—
  • Как будто место то заклято
  • Огнем, уменьем и штыком.
  • Герой подтянутый и строгий,
  • Стоит Панфилов у дороги,
  • Ему, чапаевцу, видны
  • В боях окрепшие сыны.
  • Глядит в обветренные лица,
  • На поступь твердую полков,
  • Глаза смеются, он гордится:
  • «Боец! Он должен быть таков!»
  • Его боец!.. Пускай атака,
  • Пусть рукопашная во рву —
  • Костьми поляжет — и, однако,
  • Врага не пустит на Москву!
2
  • Окоп. Гвардейцев двадцать восемь.
  • Сугробов белые ряды,
  • По горизонту ветер носит
  • Пожаров дальних черный дым,
  • Там горе горькое маячит,
  • Там песен больше не поют,
  • Там хоронятся, стонут, плачут,
  • Там подневольный рабский труд.
  • Стоят в окопе двадцать восемь
  • Под небом диким и седым,
  • Глядя, как ветер вдаль уносит
  • Пожаров долгих горький дым.
  • И говорит Кужебергенов
  • Дружку Натарову:
  •                                              «Иван,
  • Москвы стоят за нами стены,
  • Любимый солнцем Казахстан!
  • Там наши девушки хохочут,
  • Какие там весною ночи,
  • Какие в песнях там слова,
  • Какая там в лугах трава!
  • Я грузчик. Я простой рабочий.
  • Я жизнь люблю. Я жил, Иван,
  • Но дай сейчас две жизни сразу —
  • Не пожалею их в бою,
  • Чтоб бить фашистскую заразу
  • И мстить за родину свою!
  • Смотри, Иван, на эти дымы
  • И этот край — наш край любимый!
  • Он близок сердцу моему,—
  • Как тяжело сейчас ему!
  • Стоит на страже под Москвою
  • Кужебергенов Даниил:
  • Клянусь своею головою
  • Сражаться до последних сил!»
  • И говорит Иван Натаров:
  • «Я тоже человек не старый,
  • Я тоже человек прямой —
  • Боец дивизии восьмой.
  • И память — нет, не коротка.
  • Я помню, как мы ладно жили,
  • Как мы работали, дружили.
  • Дни тяжелы у нас пока —
  • В них тяжесть полного подсумка,
  • Есть у меня такая думка:
  • Что мы не посрамим Восьмой,
  • Не посрамим гвардейской чести,
  • А час придет — погибнем вместе,
  • Врага в могилу взяв с собой!»
  • Окоп. Гвардейцев двадцать восемь.
  • Здесь каждый вспоминал свое,
  • Родных, родного неба просинь,
  • Ее, далекую ее,
  • Ту девушку, что помнит друга…
  • Как сон, что снится наяву,
  • Все возвращались под Москву.
  • Сияньем преданности высшей,
  • Любовью всех окружена,
  • Она вставала неба выше,
  • И каждого звала она.
  • …И тут увидел Добробабин
  • Меж снежных горок и ухабин
  • Иную, черную гряду.
  • «Идут, — сказал, — они идут!»
3
  • Посланцы ржавой злобы вражьей,
  • Фашистской детища чумы,
  • Шли двадцать танков с лязгом тяжким,
  • Сминая снежные холмы.
  • Танкист увидел низколобый
  • Большие белые сугробы.
  • Окоп, который раздавить
  • Труда не стоит никакого…
  • Шли двадцать танков, как быки,
  • Один другого безобразней,
  • Из мира каторжной тоски,
  • Из стран безмолвия и казней.
  • Шли двадцать танков, как один,
  • И низколобый паладин
  • Не об окопе думал ближнем —
  • О повторении Парижа:
  • Вино, ночной распутный час,—
  • Посмотрим, какова Москва там?
  • И, грохнув, первые гранаты
  • Порвали гусеницу враз.
4
  • На русском поле снежном, чистом
  • Плечо к плечу в смертельный миг
  • Встал комсомолец с коммунистом
  • И непартийный большевик.
  • Гвардейцы! Братьев двадцать восемь!
  • И с ними вместе верный друг,
  • С гранатой руку он заносит —
  • Клочков Василий, политрук,
  • Он был в бою — в своей стихии…
  • Нам — старший брат, врагу — гроза.
  • «Он дие, дие, вечно дие»,—
  • Боец-украинец сказал.
  • Что значит: вечно он в работе.
  • В том слове правда горяча,
  • Он Диевым не только в роте,—
  • В полку стал зваться в добрый час.
  • И вот сейчас Василий Диев
  • С бойцами примет смертный бой.
  • Он с ними вместе, впереди их
  • Перед грохочущей судьбой.
  • «Ну что тут, танков два десятка,
  • На брата меньше, чем один»,—
  • Он говорит не для порядка,
  • Он видел подвиг впереди.
  • Хвала и честь политрукам,
  • Ведущим армию к победе,
  • В бою, в походе и в беседе
  • Сердца бойцов открыты вам.
  • Пускай цитаты на уме.
  • Но правда, правда в самом главном,—
  • В живом примере, а пример,
  • Живой пример — сей бой неравный!
5
  • Тяжелой башни поворот —
  • И танк по снегу без дороги,
  • Как разъяренный бык, идет,
  • Тупой, железный, однорогий.
  • Не побледнел пред ним боец —
  • Лишь на висках набухли жилки,
  • И — однорогому конец:
  • С горючим падают бутылки.
  • Прозрачным пламенем одет,
  • Как бык с разрубленною шеей,
  • Он издыхает, черный бред,
  • Пред неприступною траншеей.
  • На бронебойных пуль удар —
  • Удары пушек, дым и стоны,
  • Бутылок звон. И вновь пожар,
  • И грохот танков ослепленных,
  • И танки на дыбы встают
  • И с хрипом кружатся на месте,—
  • Они от смерти не уйдут,
  • Они закляты клятвой мести.
  • Смотри, родная сторона.
  • Как бьются братьев двадцать восемь!
  • Смерть удивленно их уносит:
  • Таких не видела она.
  • И стих обуглится простой
  • От раскаленной этой мощи,
  • Пред этой простотой святой,
  • Что всяких сложных истин проще.
  • И слабость моего стиха
  • Не передаст того, что было
  • Но как бы песня ни глуха,—
  • Она великому служила!
  • Часы идут. В крови снега.
  • Гвардеец видит, умирая,
  • Недвижный, мертвый танк врага
  • И новый танк, что стал, пылая.
  • Нет Добробабина уже,
  • Убит Трофимов и Касаев,—
  • Но бой кипит на рубеже,
  • Гвардейский пыл не угасает.
  • Упал Шемякин и Емцов,
  • И видит, падая, Петренко:
  • Среди железных мертвецов
  • Дымятся новых танков стенки.
  • Снарядный грохот стон глушит,
  • И дым течет в снегах рекою,—
  • Уже четырнадцать машин
  • Гвардейской сломаны рукою.
  • И страшный новый гул один,
  • Не схожий с гулом бьющей стали,
  • Со снежных стелется равнин,
  • Идет из самой дальней дали.
  • И тихий голос в нем звучит:
  • «Кто, как они, не может биться,—
  • Пусть тоже подвиги вершит,
  • Которым можно подивиться».
  • Героя миги сочтены,
  • Но в сердце входит гул огромный:
  • То руки верные страны
  • В забоях рушат уголь скромный,
  • То гул неисчислимых стад,
  • То гул путины небывалой,
  • То стали льется водопад
  • В искусной кузнице Урала;
  • Станиц казахских трактора
  • Идут в поля с веселым гулом,
  • Гудит высокая гора
  • Трубой заводской над аулом.
  • И слился мирный гул работ
  • С непревзойденным гулом боя,
  • Как перекличка двух высот,
  • Перепоясанных грозою.
6
  • Глядит Клочков: конец когда же?
  • И видит в дымном полусне,
  • Как новых тридцать танков тяжко
  • Идут, размалывая снег.
  • И Бондаренко, что когда-то
  • Клочкова Диевым назвал,
  • Сказал ему сейчас, как брату,
  • Смотря в усталые глаза:
  • «Дай обниму тебя я, Диев!
  • Одной рукой могу обнять,
  • Другую пулей враг отметил».—
  • И политрук ему ответил,
  • Сказал он:
  • «Велика Россия,
  • А некуда нам отступать,
  • Там, позади, Москва!..»
  •                                                 В окопе
  • Все обнялись, как с братом брат,—
  • В окопе снег, и кровь, и копоть,
  • Соломы тлеющий накат.
  • Шли тридцать танков, полны злобы,
  • И видел новый низколобый
  • Сожженных танков мертвый ряд.
  • Он стал считать — со счета сбился,
  • Он видел: этот ряд разбился
  • О сталь невидимых преград.
  • Тут нет ни надолб, ни ежей,
  • Ни рвов, ни мин, ни пушек метких,
  • И он в своей железной клетке
  • Не видел одного — людей!
  • Спеша в Москву на пир богатый,
  • Навел он пушку, дал он газ,—
  • И вновь гвардейские гранаты
  • Порвали гусеницу враз.
  • И видит немец низколобый:
  • Встают из снега, как из гроба,
  • Бойцы в дыму, в крови, в грязи,
  • Глаза блистают, руки сжаты,
  • Как будто бы на каждом латы
  • Из сплава чудного горят.
  • Летят последние гранаты,
  • Огонь бутылочный скользит.
  • Уже вечерняя заря
  • Румянцем слабым поле метит,
  • И в тихом сумеречном светё —
  • Достойной — так же, как и жил,—
  • Кужебергенов Даниил,
  • Гранат последнее сцепленье
  • Последним взрывом разрядив,
  • Идет на танк, дыша презреньем,
  • Скрестивши руки на груди,
  • Как будто хочет грузчик грозный
  • Схватить быка за черный рог.
  • С ним вместе гаснет день морозный,
  • Склонясь у ночи на порог.
  • …Нет Бондаренко, а Натаров
  • Лежит в крови, упал Клочков…
  • Пока все в поле в сизом дыме,
  • Раскрой страницы книги старой
  • И гвардию большевиков
  • Сравни с гвардейцами иными.
  • Увидишь синие каре
  • Наполеоновой пехоты,
  • Где офицеры в серебре,
  • В медвежьих шапках гибнут роты
  • Ваграм с убийственным огнем,
  • И Лейпциг — день железней лавы,
  • И Ватерлоо в резне кровавой,—
  • Вам не сравниться с этим днем
  • Гвардейской русской нашей славы!
  • Переверни еще листы,
  • Увидишь Торрес-Ведрас ты,
  • Красномундирные колонны
  • И с пиренейской высоты
  • Солдат бывалых Велингтона.
  • Нет, нет, они дрались не так,—
  • Чтоб до последнего, чтоб каждый
  • С неотвратимой силой жаждал
  • Врага в могилу взять с собой,
  • Чтоб смерть играла им отбой!
  • На Гинденбурга гренадар
  • В болотной Фландрии воде,
  • Ни люди Марны и Вердена,—
  • Гвардейцы всех времен Вселенной,
  • Вы не сравнитесь никогда
  • С советским богатырским парнем!
  • И нашей гвардии звезда
  • Всех ваших гвардий лучезарней.
  • Ну, где у вас такой окоп?
  • А где такие двадцать восемь?
  • Здесь танк, уткнувшийся в сугроб,
  • У мертвецов пощады просит!
7
  • Стемнело в поле боевом,
  • Лежит израненный Натаров,
  • И Диев жадно дышит ртом,
  • И шепчет он с последним жаром:
  • «Брат, помираем… вспомнят нас
  • Когда-нибудь… Поведай нашим,
  • Коль будешь жив…»
  •                                 И звук погас,
  • Как гаснет искра среди пашен.
  • И умер Диев в поле том,
  • В родном, широком, белоснежном,
  • Где под ночной земли пластом
  • Зерно сияло блеском нежным.
  • Колосья летом зазвенят,—
  • Полей колхозная отрада.
  • Спи, Диев! Все солдаты спят,
  • Когда исполнили, что надо.
  • Уж вьюга поле бороздит,
  • Как будто ей в просторе тесно.
  • Лежит Натаров, он не спит
  • И все же видит сон чудесный:
  • Как будто с вьюгой он летит.
  • И голосов полна та вьюга.
  • То политрук с ним говорит,
  • То слышит Даниила-друга.
  • А вьюга кружит по стране,
  • По городам, по селам вьется,
  • И, как бывает лишь во сне.
  • Он слышит голос полководца:
  • «Натаров, доблестный стрелок,
  • Сейчас лежишь ты, холодея,
  • Но ты сражался так, как мог
  • Сражаться истинный гвардеец!..»
  • И плачет радостно Иван,
  • И снова с вьюгой дальше мчится.
  • Он видит яркий Казахстан,
  • Хребты, и степи, и станицы.
  • Он слышит песню, молвит он:
  • «Полна та песня славы гула,
  • О ком она?» Он поражен:
  • О нем поют уста Джамбула.
  • Поют о двадцати восьми,
  • Поют о доблести и долге,
  • И песнь живет между людьми
  • Над Сыр-Дарьей, Курой, над Волгой.
  • Он входит в Красную Москву.
  • Еще не смог он удивиться,—
  • Как сон исчез, и наяву
  • Над ним видны родные лица,
  • Красноармейских шапок ряд.
  • Бойцы с ним тихо говорят
  • И перевязывают раны…
  • А дальше: вьюги новый плен,
  • Но это вьюга белых стен,
  • Простынь, халатов лазаретных.
  • И шепчет он рассказ заветный
  • О всех товарищах своих,
  • О жизни их, о смерти их,
  • О силе грозной их ударов…
  • Сказал — задумался, затих…
  • Так умер наш Иван Натаров!
8
  • Нет, героев не сбить на колени,
  • Во весь рост они стали окрест,
  • Чтоб остался в сердцах поколений
  • Дубосекова темный разъезд.
  • Поле снежное, снежные хлопья
  • Среди грохота стен огневых,
  • В одиноком промерзшем окопе
  • Двадцать восемь гвардейцев родных!
1942, март

МЫС ДОНДРА

  • Вот оно — дыханье океана,
  • Вот он сам над берегом навис,
  • Бьет волна, взлетая пеной рваной,
  • Самый дальний, самый южный мыс!
  • И по черным валунам стекает
  • Струйками прозрачного огня,
  • Снежный блеск горит и не сгорает
  • В гривах волн, бегущих на меня.
  • Кроны пальм в неистовом наклоне,
  • Шаг еще — и в небо полетят,
  • Тьму веков волна шипит и стонет,
  • На песке горячем шелестя.
  • Предо мной, как в сновиденье странном
  • Волнами изгложены, черны,
  • На песке лежат катамараны,
  • Старые рыбацкие челны.
  • Неизвестной северу породы,
  • Но родной тропическим волнам,
  • На таких ходили мореходы,
  • Когда молод был еще Адам.
  • Я смотрю на паруса и сети,
  • Даль уходит в голубой туман,
  • А вокруг коричневые дети
  • В свой родной играют океан.
  • Скатов волокут и осьминогов,
  • И медуз, и маленьких акул,
  • В этом детстве, первобытно строгом,
  • Вместо песен — океана гул.
  • За рыбачьим за поселком малым,
  • Вместо сказок — джунгли залегли,
  • Г де слоны, как аспидные скалы,
  • Где цветы, как дикий сон земли.
  • Древних царств там призраки маячат,
  • Там вихары, храмы, города,
  • Зеленью замытые… Там скачут
  • Обезьян крикливые стада.
  • И сегодня на заре суровой
  • Весь Цейлон — чудес земных гора,
  • Как давно потерянный и снова
  • Людям уж не возвращенный рай.
  • Уж не лечь под пальмою беспечно,
  • Погрузившись в сладостный покой,
  • Жизнь сурова в джунглях человечьих,
  • Так же, как и в джунглях за рекой
  • Я пришел в горячий полдень душный
  • На истертый, каменный карниз,
  • На мысу стою я самом южном,
  • Дондра называют этот мыс.
  • Я стою на грани необычной,
  • Шум земли — он отошел, погас,
  • Слышу голос дали безграничной,
  • Океана вольного рассказ.
  • Тот рассказ в свою пустыню манит.
  • Где ни птицы нет, ни корабля,
  • Если плыть на юг, какая встанет
  • Первая навстречу мне земля?
  • — Будешь плыть сквозь бури и в тумане,
  • Месяцами будешь плыть, пока
  • Не зажжет полярное сиянье
  • Черных бездн у льдов материка.
  • А потом в шуршании зловещем
  • Гор плавучих встанет в сизой мгле
  • Берег Правды. Красный флаг заплещет
  • Над поселком Мирным на скале.
  • Вечный холод, вечное безмолвье,
  • Как пустыни белой белый гнев,—
  • Снег, что в пыль тончайшую размолот,—
  • Взмыт пургой и мчит, осатанев.
  • Точно дух земли обледенелой
  • В диком горе воет не со зла,
  • Той земли оплакивает тело,
  • Что зеленой некогда была.
  • Мчится он все яростней, все круче,
  • Много дней в крутящей тьме пройдет,
  • Прежде чем, неистовством измучен.
  • Он в бессилье навзничь упадет.
  • В тишине безжизненной, бесплодной,
  • Вновь лежит бескровная страна.
  • Вся тоской голодной и холодной,
  • Точно судорогой, сведена.
  • И над ней магнитной бури шквалы
  • В молниях невидимых, огне
  • Убивают радиосигналы
  • В ледяной небесной глубине.
  • Странные увидеть можно вещи
  • Надо льдов прибрежной полосой:
  • Айсберги, поднявшись в небо, блещут
  • Призрака причудливой красой.
  • По ночам полярные сиянья
  • В черном небе водят хоровод,
  • Краски, как живые изваянья,
  • Словно небо красками поет.
  • Люди же в полярных одеяньях
  • Здесь проходят, лыжами скользя,
  • Темные глубины мирозданья
  • По-хозяйски в книги занося.
  • Дуя на озябнувшие руки,
  • Входят в теплый, скромный свой чертог
  • Смелые водители науки,
  • Ледяных водители дорог.
  • Летчики немыслимейшей трассы,
  • И радисты сказочных широт,
  • И для них, с полночным этим часом,
  • Как и дома, отдых настает.
  • С края света шлют до края света,
  • С антарктидских ледовитых плит,
  • К Северному полюсу приветы,
  • Где на льдине станция стоит.
  • Строгие на станции порядки,
  • Те порядки Арктикой зовут,
  • Там прочтут зимовщики в палатке,
  • Как на Южном полюсе живут.
  • И летит дорогою условной
  • Их ответ в далекий южный дом:
  • «Шлем привет. Сегодня мы в Верховный
  • Выборы на льдине проведем!»
  • …Марта день шестнадцатый сегодня,
  • Океан сияет, как стекло,
  • И глаза я к горизонту поднял —
  • Дальней птицы вспыхнуло крыло.
  • Ну конечно, нынче воскресенье…
  • Я невольно вспомнил в этот час:
  • В Антарктиде новый день весенний,
  • День пришел и в Арктику сейчас.
  • Пальмы веерами надо мною,
  • И брамин, он худ, высок и прям,
  • Над травой поросшею стеною
  • Плачется, жалея мертвый храм.
  • Кто ж его разрушил? Португальцы,
  • Лет уже четыреста назад…
  • И жреца слабеющие пальцы,
  • Как веками, четками шуршат.
  • Паруса над зыбью вод маячат,
  • Полон день заботы и трудов,
  • На мысу бьют палками рыбачки
  • Волокно кокосовых плодов.
  • Сеть плетут — она прочней нейлона,
  • Но по тропам в пальмовом саду,
  • Я иду уже не по Цейлону —
  • Я Страной Советскою иду.
  • Мартовской землею сине-черной,
  • По снегам, где лыжню провожу,
  • С горцем я иду тропою горной,
  • С лесорубом лесом прохожу.
  • Я иду песками и торцами,
  • Прохожу великою Москвой,
  • Над Невой — заводами, дворцами,
  • Антарктидой, Арктикой живой.
  • Вижу облик родины красивой,
  • Сильной, доброй, радостной, большой
  • Имена я вижу справедливых,
  • Смелых, честных сердцем и душой.
  • Имена строителей, героев,
  • Партии большие имена,
  • И людей обычного покроя,
  • Чьи дела приветствует страна,
  • Выбирает их в Совет Верховный
  • Тот народ, какого нет мудрей,
  • И народного доверья волны
  • Выше волн построенных морей.
  • В Ленинграде в бюллетене встанет
  • Имя многим ясное без слов —
  • Бригадир монтажников «Светланы»,
  • Ленинградка с невских берегов.
  • В Арктике, на станции, на льдине,
  • В Антарктиде, в «Мирном» в этот день
  • Рады Емельянцевой Галине,
  • Что в полярный входит бюллетень.
  • На Неве, и в Арктике погожей,
  • Антарктиды белой на краю
  • С ней мое соседит имя тоже,
  • Я же у экватора стою…
  • Я стою на мысе Дондра старом.
  • И за мной вся жизнь стоит моя,
  • Этот мыс не случай, не подарок,
  • Должен был его увидеть я.
  • И к нему пришла моя дорога,
  • Как судьба он входит в этот стих,
  • Я изведал в жизни слишком много,
  • Слишком много — хватит на двоих.
  • Испытанья щедро отпуская,
  • Время щедро и на дней размах.
  • Жажда жизни как вода морская…
  • Соль ее доныне на губах.
  • И за право жить в эпохе славной
  • Жизнью я своей не дорожил,
  • И о том, что было в жизни главным,
  • Я, как мог, стихами говорил.
  • Видел я в пути своем такое.
  • Что не дай вам бог и увидать,
  • Я не знал, что значит жить в покое,
  • От дорог далеких отдыхать.
  • Некогда в Октябрьский вечер, в ветер
  • Начат революции поход.
  • Хорошо с ней странствовать на свете,
  • С ней дышать и с ней идти вперед!
  • И со мной на этот остров ныне
  • Все пришли, пославшие меня,
  • Люди поля, города, пустыни,
  • Дела мира близкая родня.
  • Дело мира нас соединило
  • И меня послало на Цейлон,
  • Над планетой атомная сила
  • Взрывами слепила небосклон.
  • Знали все, что дальше это значит!
  • Кто тогда, шагая по гробам,
  • Гибель человечества оплачет,
  • Как брамин, оплакивавший храм?
  • Саван смерти атомной не ляжет,
  • По земле из края в край скользя,
  • Все народы бодрствуют на страже,
  • Есть у мира сильные друзья!
  • Март стоял. Теплей светило солнце,
  • В Азии шафрановую даль
  • Вез я мира премию цейлонцу,
  • Золотую с Лениным медаль.
  • И у сына древнего Цейлона
  • Заблестели тихие глаза,
  • Когда он, поднявшись, словно с трона,
  • Ту медаль народу показал.
  • И лицо у каждого светилось,
  • Хлопали, смотрели не дыша,
  • Точно вдруг, сияя, приоткрылась
  • Азии неведомой душа!
  • …Мир огромный, в думы погруженный,
  • Красноземный, бледно-голубой,
  • Вечный гул он слышит волн взмятенных,
  • Вечный шорох джунглей над собой.
  • В темных чащах звери колобродят,
  • Птицы не поют — свистят, кричат,
  • Буйволы в воде зеленой бродят,
  • Розовые лотосы едят.
  • Бабочки в пятнистых тенях тают,
  • И стоит задумавшийся слон,
  • Утки из Сибири прилетают
  • Каждый год погреться на Цейлон.
  • Стоит крикнуть в этой знойной шири,
  • И услышу я издалека
  • Вместе с криком уток из Сибири,
  • Шумный вздох — то трактор ЧЗК.
  • Он пришел расчистить эти чащи,
  • Он идет, вздыхая и ворча.
  • Он идет — помощник настоящий
  • Тех, что рубят прошлое с плеча.
  • Знаю, что коричневые дети
  • Вырастут, и жизни океан,
  • Самый лучший океан на свете,
  • Будет им во всем величье дан.
  • И я знаю также, поздно ль, рано ль,
  • В дружбы честь, могу вообразить,
  • Что гигантские катамараны
  • Будут нашу Волгу бороздить…
  • …Нынче вечер поздний под Москвою,
  • Тень сосны как синева кулис.
  • Мыс возник за этой синевою —
  • Дондра называют этот мыс.
  • Солнце там заходит в океане,
  • В небе дождь струится золотой,
  • В теплом, легком, призрачном тумане
  • Ночь идет, вдыхая трав настой.
  • Уж гремят зеленые лягушки,
  • Гимном ночи потрясая лес,
  • Им цикады вторят на опушке,
  • Славят ночь, как чудо из чудес.
  • Где уснули хижины рыбачьи,
  • Спит в песке катамаранов ряд,
  • Ртутным блеском пену обозначив,
  • Волны потемневшие кипят.
  • Точно ветер раздувает пламя.
  • Искрами неснившейся красы —
  • Светляки несчетными рядами
  • Над алмазной россыпью росы.
  • И луна выходит из тумана,
  • В океане ртутный блеск дрожит,
  • Где-то там, у лунного вулкана,
  • Вымпел наш с гербом страны лежит.
  • В Антарктиде воет вихорь вьюжный,
  • В Арктике трещит тяжелый лед,
  • Спутник наш, вокруг Земли он кружит
  • Счет кругам невиданным ведет.
  • И планета, можно ей гордиться,
  • Человек советский сделал сам —
  • В глубине безумной мира мчится
  • К новым солнцам, к новым небесам.
  • Сосны — пальмы! Правда, вы похожи,
  • Ваши кроны с пальмами сродни,
  • И гудят, как раковины, тоже,
  • Засыпают тоже, как они.
  • Спите, сосны! В нашей роще стройной
  • Ночь стоит и смотрит сверху вниз,
  • Спи же, Дондра, засыпай спокойно,
  • Самый дальний, самый южный мыс!
1959, сентябрь-декабрь
1 Мировой чемпион альпинизма Миша Хергиани погиб в Итальянских Альпах летом 1969 года.
2 Выра — деревня около Гатчины, где 29 мая 1919 г. бывший Семеновский полк перешел на сторону белых. Здесь погиб комиссар рабочей бригады, член исполкома товарищ Раков. Раков — по профессии официант, начал революционную деятельность с 1912 г., был председателем профсоюза служащих трактирного промысла, работал во фракции большевиков в Государственной думе, был арестован, выслан; в 1914 г., не желая идти сражаться, сдал экзамен на фельдшера. В Февральскую революцию был избран председателем 42-го армейского корпуса и членом Петроградского Совета от Выборгского крепостного гарнизона. Он принимал самое активное участие в гражданской войне в Финляндии. Когда финский пролетариат был разломлен, комитет 42-го корпуса был весь уничтожен под деревней Раута, товарищу Ракову чудом удалось спастись от белых Они назначили крупную сумму за голову товарища Ракова и даже послали своих агентов в Петербург, чтобы убить его.
© BOOK 2025
Контакты для правообладателей
[email protected]