От издателя
Ирина Ратушинская родилась в 1954 году в Одессе. В конце семидесятых, окончив университет, переехала в Киев к мужу. В сентябре 1982 года «за антисоветскую агитацию и пропаганду» Ирина была арестована. Приговор — 7 лет лишения свободы и пятилетняя ссылка. Формулировка обвинения была «за распространение клеветы на советскую власть в стихотворной форме». А в качестве доказательств в деле фигурировали несколько ранних стихотворений. Это был один из последних политических процессов в СССР — и небывало суровый приговор для молодой женщины.
Ирина продолжала писать и в заключении. Официально политзон (как и политзаключённых) в СССР не было, вместо них были номерные «железнодорожные хозяйства» — ЖХ. Потом, через несколько лет, в книге «Серый — цвет надежды» Ирина описала мордовские лагеря, колонию «для особо опасных преступников», голодовки, долгие недели карцера. Странно и даже немного страшно видеть под светлым, почти детским стихотворением что-то вроде «1982 год. Тюрьма КГБ».
К счастью, в 1986 году после множества писем и обращений Ирину досрочно освободили. Переданные из заключения стихи несколько раз издавались за рубежом, и одна из книг попала в руки Рональда Рейгана. Так судьба Ирины оказалась темой, обсуждавшейся на самом высоком уровне, а её освобождение стало одним из условий очередного тура переговоров. В судьбе Ратушинской приняли участие Франсуа Миттеран, Маргарет Тэтчер.
Но когда после освобождения они с мужем выехали для лечения в Великобританию, обоих лишили советского гражданства. Следующие девять лет они провели в эмиграции.
Ирина много писала и публиковалась. По приглашению Рональда Рейгана побывала в США. Из-за отказа принимать участие в деятельности, направленной против России, возникли проблемы с публикациями.
В 1992 году Ирина родила двоих сыновей. Когда детям настало время идти в школу, они с мужем подали документы на получение российского гражданства.
С 1998 года Ирина живёт в Москве. Её книги изданы в 18 странах. В России вышли романы «Одесситы», «Наследники минного поля», «Тень портрета» и написанный в соавторстве роман-буриме «Золотой эшелон».
«Стихотворения» — первая книга стихов Ратушинской, выходящая в России. Мы гордимся, что именно издательству «БастианBooks» выпало сделать читателям этот чудесный подарок.
Уцелевшие ранние стихи
«Под соборными сводами вечными...»
- Под соборными сводами вечными,
- Босиком по пыльным дорогам,
- С обнажённо дрожащими свечками
- Люди ищут доброго Бога.
- Чтобы Он пожалел и понял
- Сквозь убийства, бред и обманы,
- Чтобы Он положил ладони
- На висок, как на злую рану,
- Чтоб увидел кричащие лица,
- Темень душ и глаза без света,
- Чтоб простил дурака и блудницу,
- И священника, и поэта.
- Чтобы спас беглеца от погони,
- Чтобы дал голодающим хлеба...
- Может, Бог — это крест на ладони?
- Может, Бог — это тёмное небо?
- Как к Нему отыскать дорогу?
- Чем надежду и боль измерить?
- Люди ищут доброго Бога.
- Дай им Бог найти и поверить.
1970 Одесса О НЕПОНЯТНЫХ ЗВУКАХ НА КОММУНАЛЬНОЙ КУХНЕ
- Тучи по небу мотаются зря.
- Скучно и мокро в конце сентября.
- Дождик холодный в окошко стучит,
- Лапка мохнатая тихо шуршит.
- Как хорошо посидеть вечерком
- В старой калоше за сундуком!
- Чёрная ветка скребётся в стекло,
- За сундуком и темно, и тепло:
- Запах корицы и полный уют.
- Возле плиты тараканы поют.
- Тихая песенка еле слышна,
- Кажется грустной немножко она.
- Как хорошо здесь шуршавчиком[1] жить,
- Когти о плинтусы тихо точить,
- В давней газете статью прочитать,
- Ухом лохматым слегка пошуршать,
- В норку к мышам на чаёк заглянуть
- И, воротившись в калошу, заснуть.
1970 Одесса ОДНОКЛАССНИК
- Странный сон приснился мне сегодня:
- Расстрелять меня должны на рассвете.
- И сижу я в бетонном подвале,
- А рассвета из подвала не видно.
- И является мой одноклассник.
- Мы сидели с ним за одной партой,
- И катали друг у друга заданье,
- И пускали бумажного змея
- (Правда, он не взлетел почему-то...)
- Одноклассник говорит:
- — Добрый вечер.
- Как тебе не повезло. Очень жалко.
- Ведь расстрел — это так негуманно.
- Я всегда был за мягкие меры.
- Но меня не спросили почему-то,
- Сразу дали пистолет и прислали.
- Я ведь не один, а с семьёю.
- У меня жена и дети: сын и дочка.
- Вот, могу показать фотографии...
- Правда, дочка на меня похожа?
- Понимаешь, у меня старуха-мама,
- Мне нельзя рисковать её здоровьем.
- Нам недавно дали новую квартиру,
- В ванной — розовые кафельные стены.
- А жена хочет стиральную машину.
- Я ведь не могу... И бесполезно...
- Всё равно мы ничего не изменим.
- А у меня путёвка в Крым, в санаторий.
- Ведь тебя же всё равно... на рассвете.
- Не меня бы прислали, так другого,
- Может быть, чужого человека.
- А ведь мы с тобой вместе учились
- И пускали бумажного змея.
- Ты представить себе не можешь,
- Как мне тяжело... Но что делать?
- Я всегда переживаю ужасно,
- У меня на прошлой неделе
- Появился даже седой волос.
- Ты ведь понимаешь... работа!
- И смущённо смотрит на манжеты,
- И боится со мной встретиться взглядом.
- А рассвета из подвала не видно,
- Но, наверно, он уже наступает,
- И в растрёпанном ветрами небе
- Косо падают
- бумажные
- змеи.
- И тогда он пистолет берёт с опаской
- И, зажмурившись, стреляет мне в спину.
1970 Одесса ПЕСНЯ КОШКИ, КОТОРАЯ ГУЛЯЕТ САМА ПО СЕБЕ
- Серенький грустный дождь идёт,
- А я сижу на трубе.
- В подъезде кто-то кого-то ждёт,
- А я сама по себе.
- За мной протянулась цепочка следов,
- Стекает с усов вода.
- А дождь до утра зарядить готов,
- А может быть, навсегда.
- Деревья будут чернеть сквозь туман,
- Руки подняв в мольбе.
- А я по крышам уйду одна —
- Опять сама по себе.
- От злых и ласковых я уйду,
- И будет дождь, как теперь.
- Я знаю людей — и я не войду
- В раскрытую ими дверь.
- Они погладить меня захотят,
- Позволят ходить по коврам,
- А если утопят моих котят —
- То мне же желая добра.
- И снова будет чья-то вина
- Лежать на моей судьбе.
- Но я по крышам уйду одна —
- Опять
- сама по себе.
1971 Одесса «Есть далёкая планета...»
- Есть далёкая планета.
- Там зелёная вода.
- Над водою кем-то где-то
- Позабыты города.
- Между белыми домами
- Чутко дремлет тишина.
- Смыты мягкими дождями
- С древних башен письмена.
- В мелких трещинах — колонны,
- Тёплый камень — как живой,
- Оплетённый полусонной
- Дерзко пахнущей травой.
- А планета всё забыла,
- Всё травою поросло.
- Ветер шепчет: что-то было,
- Что-то было, да прошло.
- А весна поёт ветрами,
- Плачет медленно вода
- И дрожит над городами
- Небывалая звезда.
- Умудрённо и тревожно
- Смотрят рыбы из реки,
- В тёмных травах осторожно
- Пробираются жуки,
- Птицы счастливы полётом,
- Вечно светел белый свет...
- Может, снова будет что-то
- Через много-много лет?
1971 Одесса «Будет время — в тёмном покое...»
- Будет время — в тёмном покое
- Без расчёта
- И без обмана
- Чьё-то сердце возьму
- Рукою —
- И перчатку снимать не стану!
- Променяю
- Слабость на силу,
- Никого не прося о чуде —
- Без оглядки на то, что было!
- Без опаски за то, что будет!
- Пусть мне будут чёрные кони
- Вместо бледных цветов в конверте!
- Я пройду по чьей-то ладони
- Параллельно
- Линии смерти.
- Уведу с дороги, посмею,
- Брошу в ноги —
- Свою причуду...
- Я свою судьбу в лотерею
- Проиграю —
- И позабуду!
- И без жалости расставаясь,
- Не допив до конца стакана,
- Может быть,
- Я в грехах покаюсь.
- Но, скорее всего,
- Не стану.
1972 Одесса «Трубы, большие и маленькие...»
- Трубы,
- большие и маленькие.
- Я иду по крыше.
- Звёзды как сажей вымазаны:
- Чёрные, не блестят.
- Полночь на переломе.
- Летучие мыши
- В этот час на прогулку
- Выводят своих
- мышат.
- Провод дрожит, натянутый.
- Я —
- над асфальтовой пропастью.
- Тёмные окна ставнями
- В сонное небо глядят.
- Ветер трясёт антеннами.
- Флюгера старые лопасти
- На поворотах жалобно,
- Как дворняга,
- скулят.
- На чердаках играет
- В прятки
- нечисть лохматенькая,
- Паучьих снастей сплетения
- Выбелены
- луной...
- Не будите лунатиков!
- Не будите
- лунатиков!
- Пускай они, зачарованные,
- Ходят над вашей землёй.
1972 Одесса «Вы знаете, как начинается самоубийство?..»
- Вы знаете,
- Как начинается самоубийство?
- Учите на память:
- Не будет ни слёз, ни последней записки,
- Ни самокопанья.
- Ни слова «прощайте»,
- Ни потустороннего взгляда —
- Не будет.
- И не вспоминайте.
- Не надо.
- Да встаньте с колен!
- И себя не казните — не место!
- ...Убрать на столе.
- Не забыть бы чего.
- Как к отъезду.
1973 Одесса «Не надо просить о помощи...»
- Не надо просить о помощи.
- Мир этот создан
- мастерски.
- Что будет —
- Зачем загадывать,
- А горечь уже прошла.
- Пойду отражаться
- полночью
- В пустых зеркалах
- парикмахерских
- И многократно гаснуть
- С другой стороны стекла.
- На грани воды
- и месяца
- Остановлю мгновение:
- Шагну,
- запрокинув голову,
- Ладонью скользну в пустоту.
- И стану случайным отблеском,
- Мелькнувшим обманом
- зрения,
- Как отражение девочки,
- Которой нет
- на мосту.
1973 Одесса СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ РОМАНС
- Ах, какое наступило злое время —
- С каждым часом тяжелее тишина.
- Рассветает, дон Алонсо, — ногу в стремя,
- Жребий брошен — вам теперь судьба одна.
- Вам не будет ни креста, ни пьедестала,
- Ваша рыцарская доля нелегка.
- Дай вам Боже, чтоб сражаться не устала,
- Дон Алонсо, ваша верная рука!
- Вам не надо ни молитвы, ни награды,
- Вы не служите ни Богу, ни царю —
- Только знаете, что может быть, когда-то
- Я за подвиг вам улыбку подарю.
- Ногу в стремя, дон Алонсо, рассветает!
- Дайте шпоры, пусть поскачет вороной,
- Поспешите — я давно вас ожидаю,
- Замурована за каменной стеной.
- У подъёмного моста заржавел ворот
- И давно весёлых песен не поют.
- Дон Алонсо, надо мной сомкнулся город —
- И драконы в этом городе живут.
- Я сижу, склонясь над бледными шелками,
- Чья-то поступь по булыжнику слышна...
- Дон Алонсо, как мне страшно вечерами,
- Как хочу я вас увидеть из окна!
- Как я выбегу, заплакав, на дорогу,
- Обниму колени вашего коня...
- Дон Алонсо, поспешите, ради Бога,
- Отыщите в страшном городе меня.
1976 Одесса «Мы играли в прятки...»
- Мы играли в прятки
- Посреди двора.
- И кого-то звали —
- Ужинать пора.
- Вечер всё тянулся,
- Кончиться не мог.
- Он играл, наверно,
- В бабушкин клубок.
- Старая считалка,
- Тоненькая нить...
- И мгновенье было —
- Не остановить!
- Мы не знали слова,
- Чтоб его назвать.
- И кричали просто:
- — Я иду искать!
1976 Одесса «Моя фортуна весела...»
- Моя фортуна весела —
- Она прощает мне измены,
- И я движением надменным
- Сметаю фишки со стола.
- И, может быть, она добра —
- Она умеет так смеяться,
- Как это делают паяцы,
- Вставая с пыльного ковра.
- И сколько раз её крыла
- Чертили вечер надо мною,
- И чтоб свести рука с рукою
- Меня с тобой, — она, смела,
- Кольцо бросала золотое.
- Но я подарка не брала.
1976 Одесса «Скажи мне правду, цыганка...»
- — Скажи мне правду, цыганка,
- К чему мне приснился ветер?
- — Неправда. Он тебя любит.
- А ветер снится к дороге.
- — Скажи мне, цыганка, правда,
- У нас судьба на ладони?
- — Дай руку. Он тебя любит.
- А это — к дальней дороге.
- — Цыганка, скажи, к чему же
- У нас догорела свечка?
- — А это к скорой разлуке
- И самой дальней дороге.
- — Цыганка, скажи, что это
- Неправда! Скажи, цыганка,
- Что это не та дорога!
- — Не бойся. Он тебя любит.
1977 Одесса «Как нечаянны наши встречи!..»
- Как нечаянны наши встречи!
- У свечи догорают плечи,
- Тают пальчики у свечи.
- Наши мысли теперь далече —
- И растаял наш бедный вечер,
- Как Снегурочка на печи.
- Ночь стоит за окном — босая.
- Мы бледны, друг друга спасая,
- Заслоняя собой беду.
- Свет ладонями прикрывая,
- Мы в такую игру играем,
- Будто я сейчас не уйду.
- Проведённые вместе годы,
- И печали, и непогоды,
- Что ниспосланы нам двоим,
- То, что будет обоим сниться,
- То, чему никогда не сбыться, —
- Догорает.
- А мы молчим.
- Вот сейчас догорит —
- И встанем,
- И в глаза друг другу заглянем
- Сквозь наставшую темноту;
- И сплетём напоследок руки,
- И молчание — знак разлуки, —
- Осенив, замрёт на лету.
- И не будет иных знамений,
- Только с моря сквозь дым осенний
- Долгий колокол прозвучит.
- Молча мечутся наши тени.
- У свечи догорают колени.
- Тают пальчики у свечи.
1977 Одесса «На моей печи не поёт сверчок...»
- На моей печи
- Не поёт сверчок.
- У меня в ночи —
- Лишь огня клочок.
- На моём плече
- Не ночует плач.
- На моей свече —
- Язычок горяч!
- От её луча —
- Мне печали нет...
- Поворот ключа.
- Через час — рассвет.
1977 Одесса «Нет, не спаси, не сохрани...»
- Нет, не спаси, не сохрани.
- Мы так отвыкли от защиты!
- О, мы совсем не те пииты,
- В стихах искавшие брони, —
- Мы не холопы и не свита.
- В своей гордыне — что ж, карай! —
- Не преклонившие колена...
- Не допусти в последний рай,
- Но только сбереги от тлена
- Что нам одно — закон и честь,
- Что мы растим своим дыханьем
- И называем вслух стихами,
- Не смея имя произнесть.
1977 Одесса «И я развязала старый платок...»
- И я развязала старый платок —
- И тотчас ко мне пришли
- Четыре ветра со всех дорог,
- Со облаков земли.
- И первый ветер мне песню спел
- Про дом за чёрной горой,
- Про заговоренный самострел
- Мне рассказал второй.
- И третий ветер пустился в пляс,
- И дал четвёртый кольцо.
- А пятый ветер пришёл, смеясь, —
- И я знала его в лицо.
- И я спросила:
- — Откуда ты?
- И кто мне тебя послал?
- А он вгляделся в мои черты
- И ничего не сказал.
- И я прикоснулась к его плечу —
- И всех отпустила прочь.
- И этот ветер задул свечу,
- Когда наступила ночь.
1977 Одесса РОДИНА
- Ненавистная моя родина!
- Нет постыдней твоих ночей.
- Как тебе везло
- На юродивых,
- На холопов и палачей!
- Как плодила ты верноподданных,
- Как усердна была, губя
- Тех — некупленных
- и непроданных,
- Обречённых любить тебя!
- Нет вины на твоих испуганных —
- Что ж молчат твои соловьи?
- Отчего на крестах поруганных
- Застывают
- слёзы твои?
- Как мне снятся твои распятые!
- Как мне скоро по их пути
- За тебя —
- родную,
- проклятую —
- На такую же смерть идти!
- Самой страшной твоей дорогою —
- Гранью ненависти
- и любви —
- Oпозоренная, убогая,
- Мать и мачеха,
- благослови!
1977 Одесса ВАЛЬС С ЗОНТИКОМ, ШАРМАНКОЙ И ПИРОГОМ
- Я шляпу надену и выйду гулять
- Сегодня в четвёртом часу.
- Я дома оставлю буфет и кровать,
- А зонтик с собой понесу.
- И будут все говорить мне: «Сэр,
- Какой замечательный цвет и размер
- У вашего зонтика, сэр!..»
- И буду я отвечать: «О да,
- Такого не видели вы никогда.
- Мне тётушка Несси прислала его
- На прошлое Рождество!»
- Я шляпу надену и щёлкну ключом,
- А чтоб веселее идти,
- Повешу шарманку через плечо
- И буду играть по пути.
- И будут все говорить мне: «Сэр,
- Какой замечательный звук и размер
- У вашей шарманки, сэр!»
- И буду я отвечать: «О да,
- Такого не слышали вы никогда.
- Её подарил мне мой дядюшка Билл
- И ручку крутить научил!»
- Я шляпу надену, ступлю за порог,
- А чтобы подольше гулять,
- Возьму с собой сладкий вишнёвый пирог
- И буду идти и жевать.
- И будут все говорить мне: «Сэр,
- Какой замечательный вкус и размер
- У вашего кушанья, сэр!..»
- И буду я отвечать: «О да,
- Такого никто не едал никогда,
- Пока я не взялся и сам не испёк
- Мой сладкий вишнёвый пирог!»
1977 Одесса «Мне двадцать лет спустя не суждено...»
- Мне двадцать лет спустя не суждено
- Забыть свою свободу молодую,
- Склонить повинно голову седую —
- И затворить весеннее окно.
- Мне не судьба однажды повстречать
- Друзей с надорванными голосами,
- И слышать суд над ними — и смолчать,
- И проводить беспомощно глазами,
- И ощутить предательства печать.
- Пускай вершит законы большинство —
- Ему дано иное время года.
- А мне за право первого ухода
- Благодарить неведомо кого.
1977 Одесса МАЛЬЧИКУ САШЕ
- Один мой медведь знакомый
- Живёт по адресу:
- Небо,
- Одиннадцать километров
- Над уровнем Чёрного моря,
- Правее
- Южного ветра,
- Левее
- Грозы Марии.
- Он каждое утро гуляет
- По самым белым сугробам
- И лижет самые сладкие
- Розовые облака.
- И ловит лохматой лапой
- Маленькие самолёты,
- И держит их осторожно —
- Чтобы не сделать больно.
- Посмотрит — и выпускает.
- Пускай летают на воле.
- Захочет —
- Летит над лесом,
- Захочет —
- Плывёт над морем,
- А если понравится город —
- Прольёт над городом лапу.
- И станут мокрыми крыши,
- Прохожие
- И трамваи,
- И станут светлыми окна,
- А дети будет смеяться.
- И будет всё отражаться
- В лужах
- Из лапы медведя.
- А медведь улетит на Север
- Отращивать новую лапу.
1977 Одесса «Ну возьми же гитару...»
- Ну возьми же гитару,
- Возьми на колено своё —
- Как ребёнка —
- И струны потрогай.
- И склонись к ней щекою,
- И гриф охвати, как копьё —
- Всей рукой.
- Остальное от Бога.
- Через несколько дней
- Я забуду мотив и слова
- И уйду
- В сумасшедшее лето.
- Мне охватит колени волной —
- И морская трава
- Перепутает
- Вечер с рассветом.
- А потом —
- За снегами снега —
- Всё тесней и тесней
- Полетят
- На опальные крыши.
- И за сотни ненужных земель
- И потерянных дней
- Неужели
- Тебя не услышу?
- Я с твоей телеграммой
- В пути разминусь, прилечу —
- И на миг
- Задохнусь у порога...
- Ну, возьми же гитару,
- Настрой —
- И помедли чуть-чуть.
- Помолчим
- Перед дальней дорогой.
1977 Одесса
Предчувствие
«Я напишу о всех печальных...»
- Я напишу о всех печальных,
- Оставшихся на берегу.
- Об осуждённых на молчанье —
- Я напишу.
- Потом сожгу.
- О, как взовьются эти строки,
- Как запрокинутся листы
- Под дуновением жестоким
- Непоправимой пустоты!
- Каким движением надменным
- Меня огонь опередит!
- И дрогнет пепельная пена.
- Но ничего не породит.
1978 Одесса «Не исполнены наши сроки...»
- Не исполнены наши сроки,
- Не доказаны наши души,
- А когда улетают птицы,
- Нам не стыдно за наши песни.
- Мы бредём сквозь безумный город
- В некрасивых одеждах века,
- И ломают сухие лапки
- Наши маленькие печали.
- Безопасные очевидцы —
- Мы не стоим выстрела в спину,
- Мы беззвучно уходим сами,
- Погасив за собою свечи.
- Как мы любим гадать, что будет
- После наших немых уходов!
- Может, будут иные ночи —
- И никто не заметит ветра?
- Может, будет холодным лето —
- И поэтов наших забудут?
- И не сбудутся наши слёзы,
- И развеются наши лица,
- И не вспомнятся наши губы —
- Не умевшие поцелуя?
- Неудачные дети века,
- Мы уходим — с одним желаньем —
- Чтобы кто-нибудь наши письма
- Сжёг из жалости, не читая.
- Как мы бережно гасим свечи —
- Чтоб не капнуть воском на скатерть!
1978 Одесса «Отпусти мой народ...»
- — Отпусти мой народ
- (Нет моего народа).
- — Отпусти в мои земли
- (Нет земель у меня).
- — А иначе мой Бог
- (Я не знаю Бога исхода)
- — Покарает тебя,
- И раба твоего, и коня.
- Посмотри —
- Я в змею обращаю свой
- Посох
- (О, я знаю — твои жрецы
- Передразнят стократ!).
- — Не чини мне преград,
- Ибо мне этот путь
- Послан.
- (О, я знаю — мне не дойти.)
- — Да не сверну назад.
1978 Одесса ШУТОЧКА
- Видимо, всё же земля похожа на
- Огурец:
- Есть один конец и другой конец.
- И, конечно, ты на одном
- Конце, а я на другом.
- Посреди пупырышки. Более —
- Ничего.
- И вся горечь собрана именно на
- Концах.
- Так это и называется — закон
- Огурца.
- И кричу я: «Горько!»
- А ты говоришь: «Угу».
- И на своём конце
- Целуешь бабу-
- Ягу.
- А на всё это смотрит
- Создатель наш и Отец,
- Размышляя: — А
- Не нарезать ли
- Огурец?
- Может, вдоль настругать его,
- Или же
- Поперёк?
- А пускай размышляет.
- На
- То он и Бог.
1978 Одесса «Почему половина побегов — во сне?..»
- Почему
- Половина побегов — во сне?
- (О, не бойся — не настигают!)
- Темнота пересохла. Дожить бы!
- Но в завтрашнем дне —
- Половина другая.
- От живых, что холодными пальцами
- правят судьбой,
- Из ловушки зеркал,
- Что, как устрицы, жадные створки
- Приоткрыли — беги!
- Не печалься, что там, за тобой.
- За тобой ничего.
- Вот они уже рвутся на сворке.
- По пустыне асфальта,
- По тверди —
- Нестынущий след
- Оставляя,
- Сбиваясь,
- Защиты просить не умея —
- Мы уходим, бежим, задыхаемся...
- Нет
- Впереди Моисея.
1978 Одесса «А мы остаёмся...»
- А мы остаёмся —
- На клетках чудовищных шахмат —
- Мы все арестанты.
- Наш кофе
- Сожжёнными письмами пахнет
- И вскрытыми письмами пахнут
- Почтамты.
- Оглохли кварталы —
- И некому крикнуть: «Не надо!»
- И лики лепные
- Закрыли глаза на фасадах.
- И каждую ночь
- Улетают из города птицы,
- И слепо
- Засвечены наши рассветы.
- Постойте!
- Быть может — нам всё это снится?
- Но утром выходят газеты.
1978 Одесса «Кому дано понять прощанье...»
- Кому дано понять прощанье —
- Развод вокзальных берегов?
- Кто может знать, зачем ночами
- Лежит отчаянье молчанья
- На белой гвардии снегов?
- Зачем название — любовь?
- А лучше б не было названья.
1978 Одесса «Сия зима умеет длиться...»
- Сия зима умеет длиться,
- И нет болезни тяжелей.
- И чашу декабря — налей! —
- В слепых домов лепные лица
- Плеснуть — застынет на лету!
- И грянет голосом студёным —
- Снежком в окно —
- стекольным звоном —
- Но звон увязнет за версту.
- И вновь под белыми мехами,
- Под ватным бредом за окном —
- Неизлечимое дыханье
- О винограде вороном.
1978 Одесса «Как беззвучно стремится мимо...»
- Как беззвучно стремится мимо
- Этот бешеный снегопад!
- Словно ссорятся херувимы —
- Только перья с небес летят!
- Словно белые кони в мыле —
- Свита снежного короля —
- На лету, ошалев, застыли,
- А возносится вверх земля.
- И достаточно молвить слово —
- И подхватит, и унесёт
- Так стремительно и бредово,
- Что дыханье в губах замрёт.
- И завьются ветра крутые
- Под ногами, и сей же час
- Побледневшие мостовые,
- Накренясь, пропадут из глаз.
- И, боясь упустить из вида
- Сногсшибательный ваш полёт,
- С бельэтажа кариатида
- Белой рученькой вам махнёт.
- Ну, возьмите её с собою
- В эти дьявольские снега,
- В это буйное голубое,
- Растерявшее берега!
- Пропадайте в большом зените,
- Не оглядываясь назад!
- Что ж вы медлите?
- Посмотрите —
- Ваш кончается снегопад.
1978 Одесса «А рыбы птицами мнят себя...»
- А рыбы птицами мнят себя,
- Не ведая облаков.
- Они парят — сродни голубям —
- Над пальчиками цветов.
- И есть у них рожденье и смерть,
- И есть печаль и любовь,
- Морские кони, вода и твердь.
- А нет одних облаков.
1978 Ленинград «В двух верстах от реки Двины...»
Моему незнакомому прадеду — подполковнику гражданской войны - В двух верстах от реки Двины —
- С пулей в горле —
- В последней муке —
- Посредине своей войны
- Ты навек запрокинул руки.
- И по белой рубашке — кровь
- Голубая.
- И рот прокушен.
- И растерянных муравьёв —
- Хороводом —
- Простые души.
- Вместо будущих летних дней,
- Вместо горькой посмертной славы
- В опрокинутой глубине
- Голосят
- Над тобою травы.
- Отлетела
- Твоя гроза.
- Мы — в позоре чужих парадов.
- Но даны мне твои глаза —
- Как проклятие
- И награда.
1978 Одесса «Этот странный Четверг...»
- Этот странный Четверг
- был на царство рождён,
- Но надел шутовской наряд.
- И правленье его началось дождём
- С четырьмя ветрами подряд.
- И на мокрых улицах было темно,
- И мело по шоссе огнём,
- А утро было отменено —
- И никто не спросил о нём.
- И пошла клоунада нежданных встреч,
- И в упор фонари зажглись,
- И срывали плащ с королевских плеч
- Сквозняки из-за всех кулис.
- И мы вдруг позабыли свои слова —
- И никто никого не спас.
- А в суфлёрской будке сидела сова
- И навылет смотрела в нас.
- А Четверг, смеясь, гремел бубенцом
- И дурачился невпопад.
- — Это просто, — кричал, —
- со счастливым концом,
- А попробуйте наугад!
- Вам сюжет не позволил бы жечь кораблей,
- Я его высочайше отверг.
- Я велю вам сегодня играть без ролей —
- Божьей милостию Четверг!
- И мы тогда на подмостки взошли,
- И стояли — в руке рука —
- И, ненужные небу, лежали в пыли
- Бутафорские облака.
- И нам был сценарием чистый лист
- И отчаянье вместо слов,
- И нам был безразличен галёрки свист
- И молчание первых рядов.
- А Четверг смотрел, а потом ушёл —
- И никто не заметил, когда.
- И Пятница следом взошла на престол,
- Прекрасна и молода.
1978 Ташкент «Там на небе погром...»
- Там на небе погром —
- Отлетают рояльные клавиши
- И перины беспомощно сыплются
- вспоротым смехом.
- Ах, мы тоже живём
- Всё под той же кометой кровавейшей.
- Но оттуда,
- Оттуда уже никому не уехать.
- Но оттуда — куда?
- Всё уже переписано набело,
- Чьи-то крылья слетают — но кружат,
- Но всё же опали...
- Ах, кому он теперь —
- Черновик убиенного Авеля —
- Сумасшедшая льдинка
- В неверно поющем бокале.
1979 Одесса «Добрый вечер, февраль, — о, какие холодные руки!..»
- Добрый вечер, февраль, — о, какие холодные руки!
- Вы, наверно, озябли? Постойте, я кофе смелю.
- Синий плед и качалка.
- И медленный привкус разлуки —
- Что ещё остаётся отрёкшемуся королю?
- Расскажите мне, как там на улицах?
- Прежний ли город?
- Не боятся ли окна зажечь на кривых этажах?
- Расскажите об их занавесках, об их разговорах,
- И не тает ли снег,
- И не страшно ли вам уезжать?
- Я, конечно, приду на вокзал.
- Но тогда, среди многих,
- Задыхаясь, целуя и плача, едва прошепчу:
- — До свиданья, февраль!
- Мой любимый, счастливой дороги!
- Дай вам Боже, чтоб эта дорога была по плечу.
1979 Киев «Сентябри мои за морями...»
- Сентябри мои за морями.
- Мы не станем друг другу сниться.
- Город с низкими фонарями,
- Задевающими за ресницы,
- Ты, растящий своих паяцев
- Там, где время — стена немая,
- Ты, умеющий так смеяться,
- Как другие хлеба ломают, —
- Я желаю тебе — погоды!
- Улыбнись.
- Я сдержу дыханье.
- Посмотри — я твоей породы.
- Я не порчу плачем прощанье.
1979 Одесса «Ну что ж — весна!..»
- Ну что ж — весна!
- Улыбка обезьянки.
- Лукавые очистки апельсинов,
- Портовый воздух между влажных стен.
- Нам ворожат
- Печальные цыганки,
- И мы во сне вдыхаем, обессилев,
- Предчувствие дождей и перемен.
- Ну что ж, пора...
1979 Одесса «Что же стынут ресницы...»
И. Г. - Что же стынут ресницы —
- Ещё не сегодня прощаться,
- И по здешним дорогам ещё не один перегон —
- Но уже нам отмерено впрок
- Эмигрантское счастье —
- Привокзальный найдёныш,
- Подброшенный в общий вагон.
- Мы уносим проклятье
- За то, что руки не лобзали.
- Эта злая земля никогда к нам не станет добрей.
- Всё равно мы вернёмся —
- Но только с иными глазами —
- Во смертельную снежность
- Крылатых её декабрей.
- И тогда
- Да зачтётся ей боль моего поколенья,
- И гордыня скитаний,
- И скорбный сиротский пятак —
- Материнским её добродетелям во искупленье —
- Да зачтутся сполна.
- А грехи ей простятся и так.
1979 Киев «Оx, разучилась вязать узелок!..»
- Оx, разучилась вязать узелок!
- А бабка умела.
- Наше ль добро обернуть тяжело
- Лоскутом белым?
- Что нам с собою? Тетради сгорят,
- Хлеб зачерствеет.
- Всё же исполним прощальный обряд —
- Накрест затянем назначенный плат.
- Кто как сумеет.
- В руки — и с Богом!
- Травы не пригнём —
- Так невесомы.
- Не обернёмся и не упрекнём.
- Что нам показывать муку при Нём —
- Невознесённом?
- Вслед захлебнётся в сырой теплоте
- Чей-то невольник...
- Стоит ли медлить на самой черте?
- Как мы условны на здешнем холсте!
- Даже не больно.
1979 Киев «Какие бальные снега...»
- Какие бальные снега
- В такой нежданный день недели!
- И полумаски мы надели —
- Затем, чтоб друга и врага
- Узнать —
- Одним рукопожатьем.
- И вот моё простое платье
- Переполняет берега.
- Мазурка пенится волною —
- И всё, что станется со мною,
- Уж решено меж нас двоих.
- И я читаю с губ твоих —
- Уже моих —
- Простое слово...
- А завтра вечность —
- Я готова.
- Позор этапа —
- Я готова.
- И рек холодных берега —
- Затем, чтоб друга и врага
- Узнать —
- Уже без полумаски...
- Снега опальные летят.
- И нет конца печальной сказке,
- Затем, что свечи не хотят
- Погаснуть.
1979 Киев «Мы уедем в страну Италию...»
- Мы уедем в страну Италию,
- А оттуда ещё куда-нибудь.
- Мы возьмём с собой колокольчик,
- Пару кисточек и тетрадь.
- И не будет нам жертвы праведной,
- Приговора
- И оправдания.
- Лишь останутся основания
- Для умеющих обвинять.
- Мы с тобой заведём собаку,
- Чёрную и большую.
- Ты мне выстроишь дом из пряников
- С белой башенкой и окном.
- Я забуду, как плакать шёпотом,
- И тебе письмо напишу я,
- То, которое перехвачено
- И подшито давным-давно.
- И как дети после болезни —
- Новый голос и новый взгляд,
- И уже никогда — в назад —
- Мы полюбим другие песни.
- Пусть винят или не винят.
1979 Киев ЛЕНИНГРАДСКИЙ ТРИПТИХ
Наталье Лесниченко - Этому граду никто не подымет век.
- Улица взведена — только не побеги!
- В городе мёртвых — живому держать ответ.
- Слышишь — по лестничной клетке —
- их сапоги?
- В этом забвении — век не расти траве,
- В этом молчании — только кричать во сне!
- Наше дыхание — здешней зимы трофей,
- И на губах у прохожих не тает снег.
- Итак,
- Купанье Чёрного коня
- На Чёрной речке.
- Всплеск диагонали!
- И офицеры встали у воды.
- Итак — снега над белыми полями
- И вкус свободы тает на губах.
- Наш ход — из клетки в клетку.
- Нет, не плачь.
- Пусть не тебе — корона королевы.
- Не плачь, не снись.
- Моё каре смертельно.
- Как просто подстрелить мою планиду:
- Не росчерком — движением руки — одним.
- Не надо.
- Не смотри туда.
- Не в первый раз над белыми полями
- Такой декабрь —
- Смешенье пуль и крыльев.
- Зачем нам знать,
- Когда река чернеет?
- Матерь Божья, почему темно?
- Хочешь, я зелёную лампаду
- Затеплю?
- А впрочем, нет, не надо.
- Ты глядишь, как девочка, в окно:
- Чьи шаги звучат по Петрограду?
- И тебе ещё не всё равно.
1979 Ленинград «Ах, как холодно в нашей долине...»
- Ах, как холодно в нашей долине —
- Здешним ангелам снега не жаль.
- Злые ящерки пляшут в камине
- И не греет зелёная шаль.
- Ты не в духе, ты пишешь и правишь —
- В чёрных брызгах рукав и тетрадь —
- И в досаде касаешься клавиш.
- Я уйду, я не буду мешать.
- Присмотреть за домашней работой
- Со старушечьей связкой ключей,
- Для тебя переписывать ноты
- Да срезать огонёк на свече.
- В нашей церкви, добротной и грубой,
- Ни лампад, ни лукавых мадонн.
- Неподвижны органные трубы
- И безгрешен суровый канон.
- Да четыре стихии впридачу,
- Да засаленный мудрый колпак...
- Я не плачу, мой милый, не плачу!
- Ты пиши, это я просто так.
- Ну, пускай не веронское лето,
- И не чёрного кружева вздох —
- Напиши для меня канцонетту.
- Мой любимый, одну канцонетту!
- За одну не обидится Бог.
1979 Киев «А мы — фортель хохочущей природы...»
- А мы — фортель хохочущей природы,
- Кому дожить до зрелости — позор,
- Кому морщин внимательный узор
- Умножит стыд за прожитые годы —
- О, как мы жаждем чести и клинка!
- Нам не дано.
- Отъяты до рожденья
- Не только звуки слов, но их значенье
- И совершенье их — и только немота!
- И только боль.
- Да будет коротка.
1979 Киев БАЛЛАДА О СТЕНКЕ
- Да воздастся нам высшей мерой!
- Пели вместе —
- Поставят врозь,
- Однократные кавалеры
- Орденов — через грудь насквозь!
- Это быстро.
- Уже в прицеле
- Белый рот и разлом бровей.
- Да воздастся!
- И нет постели
- Вертикальнее и белей.
- Из кошмаров ночного крика
- Выступаешь наперерез,
- О, моё причисленье к лику,
- Не допевшему
- До небес!
- Подошли.
- И на кладке выжженной,
- Где лопатки вжимать дотла,
- С двух последних шагов я вижу —
- Отпечатаны
- Два крыла.
1979 Киев «Семидесятые — тоска!..»
- Семидесятые — тоска!
- Семидесятые — позора
- Как наглотались!
- И доска —
- последняя —
- Меня от сора
- Не оградит
- тех стыдных лет.
- Они возьмут своё — без лишку!
- Кому подсунут партбилет,
- Кому — прописку и сберкнижку,
- Кому — психушку,
- а кому —
- Любовь, рождённую в неволе.
- Некормленый в твоём дому
- Младенец, выброшенный в поле,
- Утихнет к вечеру:
- Ни плач,
- Ни хрип...
- Всё тихо. Это годы
- Семидесятые — палач!
- Семидесятые — погоды
- Не ждущие: ни у морей
- (К морям нельзя),
- ни у ограды...
- Пускай бы кончиться скорей
- Годам, которые, как гады,
- Как змии, мудры —
- в каждый дом,
- И между каждых двух — ненастьем!
- Душа, рождённая рабом!
- Младенец, вышиблен из яслей
- За не-благонаме-ренность!
- Бросай семидесятым — кость
- От кости,
- Оставляя плоть,
- В восьмидесятые (Господь,
- Храни!) —
- почти что невесом —
- Иди!
- Уже не страшный сон:
- Иди!
- Как колется трава...
- Иди!
- Закопанного рва
- Не зацепи босой ступнёй:
- А ну как встанет?
- Простынёй —
- Накроет?
- Что там — впереди?
- Не спрашивай!
- Живой — иди!
1979 Киев ПИСЬМО В 21-Й ГОД
Николаю Гумилёву - Оставь по эту сторону земли
- Посмертный суд и приговор неправый.
- Тебя стократ корнями оплели
- Жестокой родины забывчивые травы.
- Из той земли, которой больше нет,
- Которая с одной собой боролась,
- Из омута российских смут и бед —
- Я различаю твой спокойный голос.
- Мне время — полночь — чётко бьёт в висок.
- Да, конквистадор! Да, упрямый зодчий!
- В твоей России больше нету строк —
- Но есть язык свинцовых многоточий.
- Тебе ль не знать?
- Так научи меня
- В отчаяньи последней баррикады,
- Когда уже хрипят:
- — Огня, огня! —
- Понять, простить — но не принять пощады!
- И пусть обрядно кружится трава —
- Она привыкла, ей труда немного.
- Но, может, мне тогда придут слова,
- С которыми я стану перед Богом.
1979 Киев «Кого уж тут спасать проплаканным теплом...»
- Кого уж тут спасать проплаканным теплом,
- Когда звезда — полынь,
- Когда вода — стекло,
- И час печали мой, исполненный очей, —
- Уже со мной, в ногах, как пёс ничей, —
- И пальцы в шерсть.
- И я не прогоню.
- Не доползти к издохшему огню!
- Не воротить бегущие круги,
- Не целовать пергаментной руки,
- Которой небо свёрнуто в рулон,
- Чтобы уже ни оком, ни крылом —
- Ни-ни!
- Но мы
- Ещё, мой бедный пёс,
- Всего один — последнейший — допрос
- Продержимся!
- Дыханье сбережём
- И полыхнём последним мятежом —
- Непредусмотренным!
- За гранью топора!
- Ну что ж.
- Пошли, зверюга.
- Нам пора.
1979 Киев «И вот я лечу по ступеням...»
- И вот я лечу по ступеням
- Почти кувырком, как во сне.
- А день до безумья весенний,
- И двор с простынями — весенний,
- И сор под ногами — весенний!
- И нет никакого спасенья
- От буйного беса во мне.
- О, как мне немедленно нужно
- Туда, где всего голубей:
- У крана расплёскивать лужи,
- С карниза пугать голубей!
- Как быстро меняются местом —
- Шажок, перебежка, прыжок —
- Холодная гулкость подъезда
- И неба внезапный ожог!
- И пахнет котами и хмелем
- От сохнущих каменных плит.
- А я задыхаюсь апрелем
- И брату кричу: «Ты убит!»
1979 Киев «Мы ёлку с тобой принесём — дикарёнка смешного...»
- Мы ёлку с тобой принесём — дикарёнка смешного,
- И она от испуга замрёт у тебя на руках.
- Как давно мне знаком
- этот детский рождественский страх —
- Застеклённый огонь, и с мороза не вымолвить слова!
- Я на робкую лапку надену кольцо с янтарём,
- Я витую цепочку повешу ей вместо игрушки,
- А потом ты ладонь проведёшь по колючей макушке
- И, учтиво склонившись, поздравишь её с январём.
- — С январём, наш зелёный малыш.
- Ничего, не гляди,
- Что не постлана белая скатерть и стены чужие.
- С январём, с январём! Это значит — декабрь позади,
- Двадцать пятый мятеж позади, а мы всё-таки живы!
- Не дрожи, дурачок, наш декабрь угоняет коней,
- Не смотри — это просто от ветра колеблется штора...
- Мы сейчас сочиним к нашей сказке
- хороший конец —
- И поверим в него на сегодня. А завтра не скоро.
1980 Киев НЕВРАСТЕНИЧЕСКАЯ СЧИТАЛКА
- Эх, раз, ещё раз —
- Брось бумаги в унитаз!
- Раз-два, раз-два —
- Не качай свои права!
- Раз-два-три —
- Ни о чём не говори!
- Раз-два-три-четыре —
- Чтоб не взяли на квартире!
- Раз-два-три-четыре-пять —
- Дальше страшно продолжать...
1979 Ленинград «Где вместо воздуха — автобусная брань...»
- Где вместо воздуха — автобусная брань,
- Где храп барака вместо новоселья...
- Ах, родина, зачем в такую рань,
- Как сонного ребёнка из постели,
- Ты подняла меня?
- Татары ли насели?
- Да нет — молчок!
- Лишь тьма да таракань,
- Да русский дух.
- А гуси улетели.
1980 Киев «На Батыевой горе...»
- На Батыевой горе —
- Там стоял наш дом:
- Как на чёрном серебре —
- Белым серебром.
- Три бетонные стены,
- Полоса стекла...
- Три недели тишины,
- Света и тепла!
- Было нечего терять,
- Да ключи в горсти:
- Наглотавшись января —
- Дух перевести.
- Наше доброе жильё,
- Временный приют...
- То вино, что не допьём —
- Другие допьют!
- Приручили все замки,
- Хлеба принесли.
- На столе черновики
- Снегом наросли.
- А прощаться подошло —
- Горе не беда!
- Нам уже не тяжело
- Было — в никуда.
1980 Киев «О, как мы умели любить: оживляли перстами!..»
- О, как мы умели любить: оживляли перстами!
- О, как отрешённо мы плакать под утро могли!
- Теперь-то мы всё понимаем,
- но как мы устали.
- О, как мы устали к полудню,
- и ноги в пыли.
- И были развилки —
- Но надписи маревом стёрло,
- И были печали —
- Но мы продолжаем идти.
- Пульсирует солнце,
- и кровью пропахшее горло
- Не может ни звука,
- И дрожь размывает пути.
- Но мы уже знаем, когда исполненье гаданья,
- И что там за птицы
- чернеют на дальних полях.
- В четвёртом часу —
- и не раньше! —
- Второе дыханье.
- И тёплая пыль, что под сорок,
- Осядет на шлях.
1980 Киев «Не берись совладать...»
- Не берись совладать,
- Если мальчик посмотрит мужчиной —
- Засчитай, как потерю, примерная родина-мать!
- Как ты быстро отвыкла крестить уходящего сына,
- Как жестоко взамен научилась его проклинать!
- Чем ты солишь свой хлеб —
- Чтоб вовек не тянуло к чужому,
- Как пускаешь по следу своих деловитых собак,
- Про суму, про тюрьму,
- Про кошмар сумасшедшего дома —
- Не трудись повторять.
- Мы навек заучили и так.
- Кто был слишком крылат,
- Кто с рождения был неугоден —
- Не берись совладать, покупая, казня и грозя!
- Нас уже не достать.
- Мы уходим, уходим, уходим...
- Говорят, будто выстрела в спину услышать нельзя.
1980 Киев «Сквозь последний трамвай протолкаюсь...»
Юрию Галицкому - Сквозь последний трамвай протолкаюсь —
- Во славу ничью,
- И последнего герба медяшка уже отдана,
- И последнюю очередь номером отстою —
- И не буду знать, что это она.
- И забуду, а это значит — прощу,
- А потом для мальчика о циклопьей стране
- В старой книжке с кириллицей отыщу
- Непутёвую сказку — и сын не поверит мне.
- Онемел мой апрель под наркозом последних дел.
- Тяжело вздохнуть — и выдохнуть тяжело.
- Но с грифончиком, что невесть откуда
- к нам залетел,
- Я зайду попрощаться, поглажу ему крыло.
1980 Киев «Что чернильницы доливают...»
- Что чернильницы доливают —
- Безнадёжный обряд почтамта!
- Сургучами на наковальне
- Косо смазывают штампы.
- Воровское клеймо таможен —
- На плече любви уходящей.
- Слава Богу: выжил и дожил,
- Остальное — в почтовый ящик!
- Да и это сгребут оттуда
- И без почестей захоронят.
- Колокольчик болит по чуду...
- Тише-тише, король на троне!
- Королева в спальне не плачет:
- Там закрыта дверь — и ни звука.
- Оставляя кукол и мячик,
- Уходя на взрослую муку —
- Королева письма листает
- С той же скоростью, что и пламя.
- Видишь, дым стоит над мостами.
- Со вчера стоит над мостами.
1980 Киев «С польским грошиком на цепочке...»
- С польским грошиком на цепочке,
- С ветром шляхетским по карманам
- По базару иду, базару
- Против солнца сегодня в полдень.
- Я молчу почти без акцента:
- Не прицениваюсь, не торгуюсь,
- Потому что солнце слезится —
- То зелёным, а то лиловым,
- Ударяет в голову звоном,
- Как медведь учёный, по кругу
- Ходит, грошики собирает.
- Вот я кину свой грошик в шляпу,
- Обезьянка мне вынет счастье —
- И пущу я его по ветру,
- Не читая.
- А что с ним делать,
- Раз кириллицей — моё счастье?
- Разве только пустить на волю...
- Ох, оно б меня отпустило!
1980 Киев «Ах, какая была весна!..»
- Ах, какая была весна!
- Весь апрель — под знаком вокзала.
- Как преступно она дрожала —
- Вкось заброшенная блесна!
- Деревянную крестовину
- Вышибала настежь — луной,
- Шла бессонными мостовыми —
- Тень раздваивала за мной.
- Как в объятьях душила, бестия,
- Как лечила: не умирай!
- Ни России — ни вьюг — ни Пестеля —
- Вот он, твой завещанный край!
- Узнаёшь ли — листок с оскоминой,
- Старой музыки бледный круг,
- Смех солёный да свет соломенный —
- Не разнять окаянных рук!
- Как вступала свирель приливами,
- Как отлив горчил — не беда —
- До чего мы были счастливыми
- В двух неделях от «навсегда»!
- Как отважно читали повесть
- С эпилогом про сладкий дым...
- Он ушёл, тот весенний поезд.
- Слава Богу, ушёл живым.
1980 Киев «Я знаю, в это трудно поверить...»
- Я знаю, в это трудно поверить,
- Но все мы жили —
- Хотя недолго, —
- Но все мы рыли свои каналы
- И одевались по странной моде.
- Мы были юны, остроконечны,
- И на ногтях — золотые точки,
- И мы отражались в наших каналах —
- Легковолосы, в кругах из нимбов —
- А наше время вздымало гребень,
- И от предчувствий немели губы,
- Но все мы жили.
- А ваше завтра
- Нас осеняло пустынным утром.
- И что нам было до наших хроник,
- Когда мы живы?
- Потом напишут.
1980 Киев «Плачешь, родина отсутствующая моя...»
- Плачешь,
- родина отсутствующая моя?
- Раскидала детей,
- И куда уж теперь собрать?
- Да и где сама,
- на каких небесах края...
- Убиенная,
- что ж ты плачешь опять?
- Что ты душу рвёшь подкидышам во гнезде,
- Что ты стонешь голосом,
- от которого — дрожь устам?
- Что ещё с тобою, в какой ты ещё беде,
- Убиенная?
- У какого ещё креста
- Не отплакала,
- По каким ещё площадям
- Не кричала в безумьи кощунственные слова?
- Ты стучишь ко мне
- (О, я знаю: не пощадят
- Те, которые постучат вослед)
- И хрипишь: — Жива!
1980 Киев «Вот, я найду слово...»
- Вот, я найду слово —
- Хитро выманю из тетрадки —
- И возьмусь за него снова,
- И слеплю из него лошадку.
- Небольшую лошадку — кроху.
- Я ей буду давать овсянку,
- А когда с «геркулесом» плохо —
- Молоко из консервной банки.
- Ах, как скачет моя лошадка!
- Бьёт копытами между строчек!
- Нет ни сладу с ней, ни порядка —
- Лупит клавиши и хохочет!
- Ах, как цокает по глаголам —
- Аж соседи кричат: потише!
- Ну и ладно: взбрыкнёт над полом
- И уйдёт танцевать на крыше.
1980 Киев «Господи, что я скажу, что не сказано прежде?..»
- Господи, что я скажу, что не сказано прежде?
- Вот я под ветром Твоим в небелёной одежде —
- Между дыханьем Твоим и кромешной чумой —
- Господи мой!
- Что я скажу на допросе Твоём, если велено мне
- Не умолчать, но лицом повернуться к стране —
- В смертных потёках, и в клочьях, и глухонемой —
- Господи мой!
- Как Ты решишься судить,
- По какому суду?
- Что Ты ответишь, когда я прорвусь и приду —
- Стану, к стеклянной стене прислонившись плечом
- И погляжу,
- Но Тебя не спрошу ни о чём.
1980 Киев «Опять в горсти дешёвый карандашик...»
Юрию Галицкому - Опять в горсти дешёвый карандашик.
- Которое письмо —
- Из града в град,
- Из века в век,
- На дудочку!
- Когда же
- Увидимся? Увидим. Жизнь покажет.
- Приедешь ли? Уеду?
- Век покажет.
- Последний класс. Раздача всех наград.
- — Во грядущем ли, во былом
- Мы срастёмся, как перелом.
- Ах, не гипс и не медь — травой
- Нам залечат слово «живой»,
- Диким зельем — не извести! —
- Нам затянет дыру в горсти...
- Что ж, Петербург, венчай во адресаты!
- Которое письмо — конверт, как шрам,
- Зализываю! — Смятый, как цитата,
- Надорванный — но он дойдёт когда-то!
- — Пиши.
- — Пишу.
- Кому же, как не нам.
1980 Киев «Я твердь сложу, и обведу зубцами...»
- Я твердь сложу, и обведу зубцами,
- И купол выращу светлее облаков,
- И буквицы глубоко врежу в камень,
- И не сорвусь с расшатанных мостков.
- Шагну назад, но разучусь паденью
- И, не расслышав снизу голоса,
- Намечу контуры — невидимые зренью,
- Но ясные, когда закрыть глаза.
- А для незрячих — краску разведу,
- Которую ни страх, ни тлен не тронет.
- И напишу такую красоту,
- Что проклянут меня и похоронят.
1980 Киев «Мимо идущий, не пей в этом городе воду...»
- Мимо идущий, не пей в этом городе воду —
- Насмерть полюбишь за соль
- С привкусом лета!
- Не приклони головы — остановятся годы.
- Ты не прошёл по Тропе.
- Помни об этом.
- В добрых домах не забудь цели,
- Не уступи мостовых
- Пыльное счастье...
- Слышишь, как тихо? Но ангелы улетели.
- Сердце твоё да свершится вне их власти.
- Женской руки не целуй в человеческой гуще:
- Бойся запомнить апрель —
- Запах перчаток!
- Знаком Тропы да пребудет твой лоб опечатан,
- Гордыми губы да будут твои,
- Мимо идущий!
- Не возлюби.
1980 Одесса «В низкой комнате тёмный воздух...»
- В низкой комнате тёмный воздух —
- Только занавесы качнут...
- Мы опять играем во взрослых.
- Ах, как скучно играть во взрослых!
- Ах, как долго играть во взрослых!
- Но осталось пару минут.
- Помолчим, успокоим руки.
- Так ли тошен червонный сон?
- Страшно ль, Господи, в первой вьюге,
- В первой памяти, в первом круге?
- Но спиралью уходит он.
- Ах, как мы играем старательно —
- Худо-бедно ли — всё едино:
- Те, кто выживет, — в дочки-матери,
- А кто сгинет, — в отца и сына.
- До последнего, до упада —
- Лишь бы душу не загубя...
- Не казни себя, мальчик, не надо.
- Это сделают за тебя.
1980 Киев «С какою нежностью и властью...»
- С какою нежностью и властью
- Нас время за плечи берёт,
- Чтоб об свободу в клочья — рот,
- Да степь, да шпоры —
- Да вперёд —
- Какая жизнь, какое счастье,
- Какой блистательный конец, —
- Напишет вдохновенный лжец
- С неисторическим пристрастьем.
- Чтоб семилетним пацаном,
- Расплакавшись над нашим «прежде»,
- Готовый тою же ценой
- Всё те же искупить надежды —
- Хоть кто-нибудь, когда-нибудь...
- Казённый дом, червонный путь.
1980 Киев «Хорошая моя собака...»
- Хорошая моя собака
- (Ну так что же, что не моя?),
- Ну его — этот смысл бытия,
- Эту смесь правоты и ва-банка!
- Мы с тобою залезем под плед
- (Четверговые клетки на сером)
- И прикинемся, будто нас нет.
- Но не слишком — чтоб сверху не сели.
- Нам напустят из форточки стужу,
- Никотин выгоняя на двор.
- А мы носа не сунем наружу
- И ни ухом не ввяжемся в спор.
- И пускай себе копья ломают
- (Поломаются — не беда)...
- Ты не думай, я всё понимаю.
- Только жаль — говорю иногда.
1980 Киев «Бестолковый приёмник...»
- Бестолковый приёмник
- короткими плещет волнами.
- Ничего не слыхать.
- Приговор. А на сколько? кому?
- Лишь стеклянного столика
- хрупкая твердь между нами —
- Да растрёпанный ангел
- грустит в сигаретном дыму.
- И кого он сумеет сберечь,
- Несмышлёная птаха —
- Неумело пернат,
- Темноглаз не по здешним краям,
- Не по здешним порядкам
- не знающий плача и страха —
- Неуказанно чей беспризорник
- И чей савояр!
- И кому он слетит на плечо
- Между дверью и цепью?
- С кем поделит удушье
- И в свой молчаливый черёд
- Переменит на пайку паёк,
- Да тряпьё на отрепье,
- Да ажурную штопку оград
- на простой переплёт?
- И зачем он ввязался в кошмар,
- Где снега без ответа,
- Где с рожденья до казни
- одно выбирают из двух?
- Он не знает, он спит,
- Заслоняясь ладошкой от света...
- Он привык под помехи.
- Не нужно прикручивать звук.
1980 Киев «О, какое богатство разом...»
- О, какое богатство разом:
- В тесноте картонной коробки —
- Разноцветный ряд круглобокий —
- Ах, как катятся и смеются!
- Непонятное слово «искусство»,
- Где последнее «с» двойное —
- Как на лодке странное имя:
- Блещет золотом, пахнет лаком,
- А наощупь — крепость печати!
- Может, остров так называют?
- Ну, пускай — красивое слово.
- Самый добрый, конечно, синий:
- Мягко-мягко идёт в бумагу,
- Пахнет вечером и мышами.
- Самый лютый, конечно, рыжий:
- Твёрдой линией — только контур!
- Не желает ложиться тенью,
- И придётся раскрасить синим
- Даже тень оранжевой кошки,
- И усы этой тени — синим...
- А зелёных в коробке двое:
- Очень бледный — капустный дождик,
- Очень яркий — самый прекрасный!
- Он — деревья, лягушки, море,
- Он — извилистые драконы,
- Он светлей светящихся стрелок —
- Не пускает глаза с бумаги,
- А закроешь глаза — горячий...
- И приходится даже солнце
- Рисовать этим ясным цветом:
- Ни соломенный, ни яичный
- Не умеют гореть на небе.
- Ими можно мостить дорогу,
- Или бабочкам красить юбки,
- Или с красным пускать побегать.
- А не каждого пустишь с красным,
- Потому что он сам — нахальный:
- Всех теснит — петухов рисует.
- А ещё там в коробке чёрный.
- А зачем там чёрный — не знаю.
1980 Киев СТИХИ ЕЛЕНЕ
- А бесенята лижутся
- Кошачьими язычками
- И мокрой рожицей тычутся
- В ладошку к бiсовой маме.
- Кузнечики в шкурке чёртовой,
- Что им до Божьего Сына!
- Им ли читать над чётками?
- Перекрести — сгинут.
- Ну, не сердись, не к чему.
- Я — на одно сегодня.
- Засмейся — ну меня к лешему!
- Сгину когда угодно.
- Мне ли Невой маяться?
- Мне ли зима скована?
- Где мне такой каяться?
- Коленки не в ту сторону.
1980 Ленинград «Отчего снега голубые?..»
- Отчего снега голубые?
- Наша кровь на тебе, Россия!
- Белой ризой — на сброд и сор,
- Нашей честью — на твой позор
- Опадаем — светлейший прах...
- Что ж, тепло ль тебе в матерях?
1980 Киев КОЛЫБЕЛЬНАЯ
- По расхристанной рогоже
- Что ты, псёнок, шелестишь?
- Плакать маленьким негоже:
- Не указан, не положен
- Детский шорох. Цыц, глупыш!
- Спи, как братик, пасть разиня,
- Тёплой варежкой сопя.
- Добрый дядя, над корзиной
- Разгребая запах псиный,
- Всех утопит — не тебя!
- Баю-баю, засыпаешь.
- Что-то снится — снег ли, волк?
- Слюни сонные пускаешь —
- Тише, тише... Ты хватаешь
- Чьё-то горло!
- Будет толк.
1980 Киев «Всё мне чудится город, в котором никто не живёт...»
- Всё мне чудится город, в котором никто не живёт,
- Где мизинчики трав
- растолкали порядок бетона,
- И в обломках костёла ещё молодая Мадонна,
- Как русалка над туфелькой,
- всё Благовещенья ждёт.
- Не сегодня так завтра: ведь лето уже навсегда,
- И деревьям детей не терять,
- и не стыть по одежде.
- Торжествуют стрекозы,
- заржавела в рельсах вода,
- Проступают светила, которых не видели прежде.
- И ни школьным звонком не урвать,
- Ни смести декабрём:
- Волчий вечер да полдень полыни —
- Утешься, Мадонна!
- От былья до зверья —
- Мы никто никогда не умрём.
- Мы пребудем с тобой.
- Этот город — уже вне закона.
1981 Киев «Русалки, и звёзды с лучами...»
- Русалки, и звёзды с лучами,
- И буквицы в рамках резных!
- Какую печаль заключали
- Виньетки потрёпанных книг!
- В каком говорили смятеньи:
- — О, мы понимаем... Расти!
- Но помни: тончайших растений
- Не видит, кто старше шести.
- Не бойся, они не завянут,
- И звери останутся тут.
- Но буквы навеки затянут
- И душу твою уведут.
- Полюбишь другие игрушки,
- А нас — за порог слепоты...
- Смотри же: вот листья петрушки,
- И ангелы вот, и цветы!
1981 Киев «Самый лёгкий мне дан смех...»
- Самый лёгкий мне дан смех,
- Самый смертный мне дан век,
- Самый вещий мне дан свет —
- Накрахмаленный вхруст снег.
- И ни папертью, ни конём,
- Ни разбитой стекляшкой вен —
- Не унять остыванья в нём
- До четвёртого из колен.
- И куражится хриплый смерд,
- Ветхой сказочки не щадя,
- Как до плахи простелен след
- По заплаканным площадям:
- «Выдыхай-выдыхай слова —
- Не впервой городить кресты!
- Ай, горячая голова —
- Кабы горлышку не простыть!»
- Вот и замкнут мой первый круг:
- В опозореннейшей из стран
- Самый честный поэт — друг,
- Самый грубый солдат — страж.
- Так и жить на едином «нет»,
- Промерзать на любом углу,
- Бунтовать воробьём в окне —
- Птичьим пульсом да по стеклу!
- И не ведать, кому прочесть,
- Несожжённый листок храня...
- Изо всех обречённых здесь
- Есть ли кто счастливей меня?
1981 Москва «Нет, мне не страшно: через год...»
- Нет, мне не страшно: через год,
- Дыша острожными ночами,
- Я доживу до той печали,
- Назвать которую — исход.
- Петух проплачет мне свободу,
- А здесь — коленями в грязи —
- Мои сады роняют воду
- И воздух Севера сквозит.
- И как нести чужой планете
- Едва не слёзы — как домой...
- Неправда, страшно, милый мой!
- Но сделай вид, что не заметил.
1981 Киев «Третий день беременны тучи...»
- Третий день беременны тучи,
- Животами цепляют стены.
- И по норам — каждый ползучий,
- И бегущий каждый измучен
- И роняет в овраги пену.
- Были травы — да все скосили,
- Были кони — да стали хромы...
- Сердце в обморочном бессильи
- Упадает от жажды грома.
- Правый Боже,
- грянь в этот город
- Ярым пламенем добела!
- Осени громовым глаголом
- Уцелевшие купола!
- Счистят площади след неверный
- Вместе с кожею мостовой...
- Если даже не смоешь скверны —
- Хоть яви свой гнев грозовой!
- Голубую свою зарницу
- Не томи, с руки отпусти!
- Видишь, плачет над сыном птица:
- Вырос мальчик,
- а не летит.
1981 Киев «Чёрта с два — отражать им эпоху!..»
- Чёрта с два — отражать им эпоху!
- Нашли мне занятье!
- Загляните в глаза — да не бойтесь! —
- Где ваша эпоха?
- Там стоит человечек
- в нелепом обдёрганном платье.
- Посмотрите, пока он один:
- Хорошо ему жить или плохо,
- Каково декабрями дышать,
- Каково отражаться?
- Отшатнулся и сгинул...
- И щупал себя: не засвечен?
- И дышал, и боялся: живой!
- Остальное — эрзацы.
- Остального, по сути, и нет.
- Лишь один человечек.
1981 Киев «Попрощаюсь легко и строго...»
- Попрощаюсь легко и строго,
- Догрызу вишнёвый листок...
- Так куда же моя дорога,
- Раз не Запад и не Восток?
- Где исход моего Исхода,
- Если в пене мятежных мук
- Сквозь позор моего народа
- Ненавидяще дышит Юг?
- Что осталось, куда с котомкой?
- Где устать, дописав тетрадь?
- Голубые мои потомки,
- Не судите — не выбирать!
- Чужероднейшую по крови,
- Но светлейшую из дорог...
- Как серебряный могендовид,
- Упадёт на рельсы снежок.
1981 Москва «Не бессонница, просто недосып...»
- Не бессонница, просто недосып:
- По глазам песок!
- Не споткнуться бы (ах ты, волчья сыть!)
- И оглох висок.
- Занемела бровь, и у самых глаз —
- Бестелесный звон.
- Да обрывком песенка запеклась —
- Давний фон.
- «Я кораб-лик клеи-ла...»
- Да. Алло!
- Наконец-то... Как там? Письмо дошло?
- Вот собаки. Ладно, не в первый раз.
- Мы в порядке. Держимся. Что у вас?
- Никого не трогали со вчера?
- Ах уже. С крещеньем. И то — пора!
- Ну и как ты — стреляным воробьём?
- Завари-ка кофею, да запьём.
- Похандрим немножечко —
- Горе не беда!
- Поболтаем ложечкой
- Врозь по городам...
- Не сверчок за печкою —
- Не уберегу.
- Ты у Чёрной речки
- На том берегу.
1981 Киев «Я метну из-за пазухи...»
- Я метну из-за пазухи
- Апрель-весну —
- Отогрелась!
- Рукавом взмахну
- И кольцом блесну,
- Во холсты высот
- Отпущу струну —
- Как хотелось!
- И ответным выстрелом
- Грянет свод —
- Опереньем белым
- Пропоют насквозь
- Меж небес и вод
- Аполлона стрелы.
- И, последней бледности
- Не успев,
- Голову закину
- В апрель-полёт!
- И взойдёт гроза,
- И крыло прольёт,
- Разметав по сумеркам
- Божий гнев.
1981 Киев ЖЕНСКИЙ РАЗГОВОР
- Когда я буду богатой,
- Я выброшу все обмылки,
- Чулки перестану штопать,
- Когда я стану богатой.
- Я новой джинсовой юбкой
- Сотру с соседки ухмылку
- И для гостей клубники
- Куплю на четверть зарплаты.
- Как только разбогатею —
- Куплю парашютного шёлка,
- Сошью обалденную куртку —
- Модную, с капюшоном!
- Ещё заведу собаку...
- Нет, настоящего волка!
- Дам Таньке с Алёшкой денег
- На воду с тройным крюшоном.
- Куплю хрустальную вазу
- И, первой дождавшись свары —
- Как брякну её о стену! —
- Чтоб знал, что нервы дороже.
- Ещё заведу на кухне
- Чешскую скороварку...
- Ой нет, не буду готовить,
- А накуплю пирожных!
1981 Киев «Как стеклянный шарик, невесть куда закатиться...»
- Как стеклянный шарик, невесть куда закатиться
- (Уж кто-то, а они всегда пропадают бесследно:
- В самом трудном углу не найти,
- лишь пыль на ресницах.
- Паучок на стене да кружок от монетки медной).
- Закатиться, я говорю, где никто не достанет:
- Там стеклянные шарики катятся по ступеням,
- То ли сумерки, то ли ветер между мостами —
- Словом, странное место, где я не отброшу тени.
- Выше горла уже подошло: закатиться —
- Ото всех углов, сумасшедших лестниц и комнат!
- Не писать, не звонить!
- Ну разве только присниться,
- Как затерянная игрушка,
- которую днём не вспомнят.
1981 Киев «Догорят наши письма...»
- Догорят наши письма —
- и будет хороший сентябрь.
- Отшумят перелёты — и всех нас минуют потери.
- Горьковатый покой
- Навсегда разольют по сердцам
- Свет над вишней, и дом за горою,
- И всё, как хотели.
- Мы залечим обиды,
- Забудем, как прячут глаза,
- Соберёмся все вместе и сдвинем весёлые вина.
- И с улыбками вспомним
- историю блудного сына —
- Эмигранта,
- Который с повинной вернулся назад.
1981 Киев «Я вернусь в Одессу, вернусь...»
- Я вернусь в Одессу, вернусь —
- Я знаю, когда.
- Я знаю, как это будет: вечер и плеск.
- Как легко выходить из моря,
- Когда вода
- Тёплым камешком шевелит,
- Как легко выходить без
- Ложной памяти —
- Стоит ли плакать, вот и домой.
- Вот эти две скалы — их никто не взрывал.
- Стоит ли так бежать —
- Бог с тобой!
- Всё хорошо — дыши — здесь перевал.
- Здесь уже не достанут —
- Дыши —
- Помнишь траву?
- Красная пыль обрыва. Вечер и плеск.
- Здесь вода ничего не весит.
- Но я живу.
- Вот и тропинка вверх.
- Как легко выходить здесь.
1981 Киев «Ни в топот твоего коня...»
- Ни в топот твоего коня
- Не брошусь,
- Ни вослед не гляну.
- Не дрогну, зажимая рану,
- И кандалы не прозвенят.
- Не поменяться городами —
- Своя судьба, своя сума.
- И сводит губы холодами
- Жестокой выучки зима.
- Что ж, за руки!
- Уже немного
- Отпущено на суету.
- Избравшего свою дорогу —
- Превыше спутников почту!
- Как знать, кто уцелеет в битвах?
- Но про тебя был вещий сон...
- Моя вечерняя молитва
- Вся состоит из двух имён.
1981 Киев «Как невыгодно для парада...»
- Как невыгодно для парада:
- По Дворцовой площади — дождь!
- И текут щиты на фасадах,
- И подплыл пролетарский вождь
- Чем-то липким.
- И мокнут флаги,
- И преступно ползут следы —
- По плакатам,
- тряпью,
- бумаге —
- Как по плахе бубновый дым!
- Силуэты уже безглазы,
- Но годятся пугать ребят.
- В мокрый камень грохая разом,
- По Дворцовой грядёт парад.
- А она больна и покорна,
- Очи наглухо — ни окна!
- Красной чернью что кровью чёрной —
- По периметру окружена.
- Вот сомкнутся — довольно слова —
- Озвереют, сорвавшись с мест...
- Но не смеют — ангел суровый
- Так упрямо возносит крест!
1981 Ленинград «Что-то грустно, и снов не видно...»
- Что-то грустно, и снов не видно.
- Не дождусь рассвета и встану,
- И надену свой старый свитер,
- И уйду собирать каштаны.
- Карий глянец косматых парков —
- Ни за что ни про что награда —
- Бесполезней царских подарков
- И бездомней ветра и града.
- Ах, невысохшие цыплята!
- Пересмеиваются — кто подымет?
- И толпятся стволы, как шляхта, —
- В пышной щедрости и гордыне.
- Разорившись, пустив по ветру
- Горы золота, звон и пламя,
- Ни единой не дрогнут веткой
- Под калёными холодами!
- Прорастая сквозь юг России
- Из расстрелянных поколений,
- Не допустят пасть до бессилья
- Гефсиманских слёз и молений,
- Не позволят забыть осанку,
- Не изменят и не устанут.
- Я за тем и приду спозаранку,
- Я приду собирать каштаны.
1981 Киев «Где ты, княже мой?..»
- Где ты, княже мой?
- На каких нарах?
- Нет, не плачу: ведь обещала!
- Мои очи — суше пожара.
- Это только начало.
- Как ты держишься? (Нет, я знаю:
- лучше всех!) О, взять бы за руку!
- Занавеска зимы сквозная
- Гонит-гонит ветра по кругу —
- До отчаянья.
- Изнемог воздух
- На решётке оставлять клочья.
- Засыпаешь ли?
- Уже поздно.
- Я приснюсь тебе этой ночью.
1981 Москва, Бутырки «Вот он над нами — их жертвенный плат...»
- Вот он над нами — их жертвенный плат,
- Мазаный кровью.
- Выйди пророчить мор и глад —
- Никто и бровью...
- Стоит ли спрашивать, что тебя ждёт
- На повороте?
- Молча Кассандра чаю нальёт,
- Сядет напротив.
- Молча постелет, заштопает рвань,
- Кинет на кресле...
- Молча разбудит в бездонную рань
- И перекрестит.
- Нет ещё колера для твоего
- Смертного флага.
- Больно уж молод — да что ж, ничего!
- Гож для ГУЛага.
1981 Ленинград «Сколько мне ни приходится смахивать снег...»
- Сколько мне ни приходится смахивать снег
- С беспризорных скамеек —
- Но я не привыкну к вашей зиме,
- Хоть иной не имею.
- Я не стану убийцу отчизною звать —
- И другой не желаю, и этой.
- Не признаю ваш суд,
- Не приму от раба благодать —
- У раба её нету.
- И любую облаву раскиньте — уйду,
- И убейте — с пути не вернёте.
- И подслушайте, что там —
- В последнем бреду —
- Всё равно не поймёте.
1981 Киев «Как бездарно ходит судьба...»
- Как бездарно ходит судьба
- Собирать оброк!
- Двадцать пять годов без тебя —
- Это первый срок.
- Десять суток с тобою врозь —
- Это срок второй.
- Ну так что же третий,
- Который не за горой?
- Ведь не дольше первого,
- И второго не голодней...
- Отвори старушке:
- Грешно смеяться над ней!
1981 Киев «От застолья выйти на холод...»
- От застолья выйти на холод,
- Захлебнуться тьмой и услышать
- Бой часов и плетенье нитей,
- Чей-то шорох и голоса...
- Чёрный с золотом космос
- Громоздится над нашей крышей,
- Гривы спутаны у созвездий
- И горят восторгом глаза.
- Как над шаром стеклянным дети,
- Позабыв дышать от волненья,
- Тесным кругом сойдясь, глазея
- Из-за худенького плеча —
- Те, над нами, толпятся в небе,
- Очарованы представленьем,
- Так несхожим со всем на свете —
- От кулис до взмаха плаща!
- Ах, серебряные трубы,
- Злые кони да птица кочет,
- Плач у стремени, смерть и слава —
- Порван занавес, не спустить!
- Ни пощады никто не примет.
- Ни антракта никто не хочет.
- Хорошо ль мы умеем падать
- С порыжелой землёй в горсти?
1981 Москва «Эта осень пахнет кострами...»
- Эта осень пахнет кострами.
- Там на небе пекут картошку,
- Разгребают золу и дуют,
- Вспоминая старые песни.
- И грустят по мне вечерами,
- И стараются хоть в окошко
- Разглядеть,
- А когда взойду я
- На хрустальнейшую из лестниц —
- Как там встретят меня: заждались!
- Мол, не вечно же в колыбели...
- А потом, с оттенком печали:
- — Мы ведь тоже не всё успели.
1981 Москва, Бутырки БУТЫРСКИЕ ВОРОБЬИ
- Вот и снег загрустил.
- Отпусти обессиленный разум —
- Да покурим-ка в форточку,
- Пустим на волю хоть дым...
- Прилетит воробей
- И посмотрит взыскательным глазом:
- — Поделись сухарём!
- И по-честному делишься с ним.
- Воробьи, они знают,
- К кому обращаться за хлебом.
- Пусть на окнах двойная решётка —
- Лишь крохе пройти.
- Что за дело для них,
- Был ли ты под судом или не был!
- Накормил — так и прав.
- Настоящий судья впереди.
- Воробья не сманить —
- Ни к чему доброта и таланты:
- Он не станет стучать
- В городское двойное стекло.
- Чтобы птиц понимать —
- Нужно просто побыть арестантом.
- А раз делишься хлебом,
- То значит, и время пришло.
1981 Москва, Бутырки «Уже сегодня пальцы не дрожат...»
- Уже сегодня пальцы не дрожат.
- Стою,
- Хоть потолок ещё кружится.
- Все стёкла настежь!
- Мне бросает взгляд
- Весёлая бессмысленная птица.
- Я говорю: «Привет!»
- Она: «Чирик!»
- И мы хохочем, головы закинув.
- Какая оттепель!
- Какой ребячий крик!
- Как тает снег в очистках апельсинов!
- Нелепое начало января:
- Весна, вне ожиданья и закона
- Вот-вот прорвётся мятежом зелёным —
- Немедленно!
- Пускай ещё горят
- Нахохленные ёлки, пахнет снедью —
- Апрельский бунт уже не удержать!
- По небу, по распластанному снегу —
- Дорогу январю перебежать,
- И смех пустить под сумрачные своды,
- И лужи порасплёскивать в моря!
- И задохнуться радостной свободой —
- Всё той ещё —
- Наследьем декабря.
1982 Киев «Там на крыше никто не плачет...»
- Там на крыше никто не плачет,
- Там луна выгибает спину.
- Там навек закатился мячик
- В уголок за карниз старинный.
- Воробьиные разговоры
- Принимают размер баталий.
- И грустят снеговые горы,
- Что уже своё отлетали.
- И решается честным боем
- Давний спор на кошачьей пьянке:
- Валерьянка пахнет весною
- Или лестница — валерьянкой?
1982 Киев «Мой единственный равный...»
- Мой единственный равный,
- Нездешнего века и дня,
- Мой, сумевший заворожить меня,
- Не желающий ведать о конце и трубе,
- Каково тебе?
- Каково тебе средь моих заломленных рук,
- Не приявший крещенье слабых,
- Не брат, не друг —
- Мой владеющий мною, как синева — стрелой,
- Сумасшедший мой!
- Что смотреть на небо — оттуда идёт зима.
- Что бояться жизни,
- глотнув февральской воды?
- За углом караулит город —
- Кому водить?
- Ну так что же. Ладно.
- Будем сходить с ума.
1982 Киев «Давай отпразднуем грозу...»
- Давай отпразднуем грозу:
- В саду истерику сирени,
- Окна слепое озаренье
- И на балконе стрекозу.
- Оглох букет в дрожащей склянке,
- А с неба — грохот и пожар,
- Как будто лопнул у цыганки
- Непроданный лиловый шар!
- Как наши праздники случайны
- И неожиданны для нас,
- Какой судьбой необычайной
- Подарены — в который раз!
- И, право, стоит ли печали,
- Что телефоны замолчали,
- Что зимних писем не несут...
- Уже Крещенье — за плечами.
- Апрель. Мы празднуем грозу.
1982 Киев «Под чёрным зонтиком апреля...»
- Под чёрным зонтиком апреля
- Промокнуть к вечеру успев,
- В гусиной коже, онемев —
- Вернуться в дом, чтоб отогрели,
- И отругали за разбой,
- И, в бабушкин платок укутав,
- Сказали: — Впрочем, Бог с тобой.
- Какие могут быть простуды
- У этих лайдаков? Апрель!
- Пей молоко и марш в постель.
- Но «марш» лукаво затянуть,
- И под шумок забраться в кресла,
- И в королевском праве детства —
- Над томом Пушкина заснуть.
1982 Киев «Когда мне исполнилось семь...»
- Когда мне исполнилось семь —
- не котёнка в мешке,
- Не стрелы и лук, не матроску,
- не страшную книжку —
- Мне дали в подарок напёрсток по детской руке:
- Блестящую штучку, оправу на палец-худышку.
- И мне бы учиться шитью, постигая дела
- Лукавых узоров, опущенных взоров и кружев...
- Но я упирала иголку об угол стола:
- Мой славный напёрсток
- мне был не для этого нужен.
- Я в нём подавала напиться усталым коням,
- И мой генерал отличался блистательной каской,
- И хитрая ведьма брала по ночам у меня
- Всё тот же напёрсток —
- летать в отдалённые сказки.
- Тот год был печален, и новый, и новый пришёл.
- Пора бы умнеть. Но опять и опять полнолунье!
- И я, непутёвая, тычусь иголкой об стол.
- А воины бьются, и лошади пьют,
- и летают колдуньи.
1982 Киев «О, вы знаете слово?..»
- О, вы знаете слово?
- Да вы не поляк ли, мой милый?
- Королеве положено длинное платье,
- Да старушечий глаз —
- Присмотреть, чтоб достойно грешила,
- Чьи-то перья в пыли — да любовь —
- Да на чётках распятье.
- А у нас холода да беда —
- Не сезон для элегий.
- И на наш эшафот
- не прольётся холопская жалость.
- Королевское «нет» нам осталось —
- Из всех привилегий.
- О, не спорьте, мой милый.
- Уж вам ли не знать, что осталось.
1982 Киев «Где я видела мокрую ветку на стёртых камнях...»
- Где я видела мокрую ветку на стёртых камнях,
- И торговку черешнями в шляпке немыслимых роз,
- И кофейню с железным ангелом на дверях —
- Где я видела?
- Безнадёжный вопрос.
- Я не помню даты, врезанной во фронтон,
- Я не слышу города, что грустит по моим шагам.
- Мне пора идти,
- Оставляя всё на потом —
- На бессонницу через сотню лет —
- Плач по тем берегам,
- Что когда-то стыли вечером; сохла соль,
- А волна целовала руку и умерла.
- Все дорожки к месяцу отливали в смоль,
- А одна уводила вверх, и была бела.
- А вослед звенели окнами допоздна,
- Но уже голоса кузнечиков и детей
- Становились меньше,
- И капала тишина.
- Только плакал старый трамвайчик между путей.
1982 Киев «Мы словесно непереводимы...»
- Мы словесно непереводимы.
- Что стихи? Это запах дыма —
- Не тому, кто курит, а рядом.
- Аромат, переставший быть ядом,
- Синь-трава, невесомое дело!
- А когда потянет горелым —
- Так положено. Все это знают.
- Неизодранное знамя
- Существует до первого боя.
- Выше!
- Вот уже — в клочья!
- С тобою —
- Бог,
- А кто за тобой — невредимы,
- Только волосы пахнут дымом.
- А другой судьбы просто нету.
- На роду российским поэтам —
- Быть простреленными, как знамёнам.
- А потом уже — поимённо.
1982 Киев «В идиотской курточке...»
- В идиотской курточке —
- Бывшем детском пальто,
- С головою, полной рифмованной ерунды,
- Я была в Одессе счастлива, как никто —
- Без полцарства, лошади и узды!
- Я была в Одессе — кузнечиком на руке:
- Ни присяг, ни слёз, и не мерять пудами соль!
- Улетай, возвращайся —
- Снимут любую боль
- Пыльный донник, синь да мидии в котелке.
- Мои улицы мною стёрты до дыр,
- Мои лестницы слизаны бегом во весь опор,
- Мои скалы блещут спинами из воды
- И снесёт с Соборной площади мой собор.
- А когда я устану,
- Но встанет собор, как был —
- Я возьму билет обратно в один конец:
- В переулки, в тёплый вечер, в память и пыль!
- И моя цыганка мне продаст леденец.
1982 Киев «Не лгут зеркала...»
- Не лгут зеркала,
- Да пока им и незачем врать.
- И самый внимательный глаз не заметит старенья.
- Ну что же — печаль...
- Но какая осанка и стать!
- Ну что ж — одиночество...
- Да, но ещё не смиренье!
- Мудрее замужних —
- В дождях и бездонном труде,
- В речах и одежде —
- Изящней бессмысленно-юных,
- Но так бесконечно добры в настоящей беде,
- Но так напряжённо — до боли —
- натянуты струны
- Светлейшей души —
- Ну, возможно ли не полюбить!
- Вам, ясновельможная, сердце моё — без остатка!
- Смущённая нежность,
- Последней гордыни остатки,
- И страх вечерами: а ну как решит, что не быть?
1982 Киев «А вот и я: над газовой плитой...»
- А вот и я: над газовой плитой,
- В безукоризненном двадцатом веке
- Вся, до оборочки! Подделки никакой.
- Четвёртый час. Отяжелели веки,
- Но теплится беседа, как свеча,
- И не успеет догореть — как утро!
- Мне возражают. Ласково и мудро.
- А я упрямствую. Движением плеча,
- И шёпотом, и вот почти слезами —
- Упрямствую!
- Мне так немного лет,
- Что я сужу, не пользуясь весами,
- Но зная окончательный ответ.
- И где уж мне за кофе уследить!
- Вот он сбегает на плиту победно,
- Безумствует, и пляшет, и чадит,
- И дышит пеной из кастрюльки медной.
- А я кидаюсь, обрывая спор,
- Спасать! И мы запутались руками...
- Кофейный бунт подавлен.
- Тихнет пламя.
- И я опять несу упрямый вздор.
- Мне возражают, ласково... Нет силы!
- Я вверх гляжу, дыханье задержав.
- А впрочем, я давно уже забыла
- И сущность спора,
- И того, кто прав.
1982 Киев «А тебе показалось, что ночь...»
- А тебе показалось, что ночь —
- и прожектор в окно!
- Ты вскочил, просыпаясь.
- Но это был просто рассвет.
- До будильника час —
- на последние сны, мой родной!
- Постарайся уснуть.
- А что птицы — ещё не в листве —
- В набухающих ветках,
- по первому пуху — орут —
- Это значит: сегодня взорвутся зелёным леса!
- Трудный день впереди.
- Отпусти на привычный маршрут —
- Паруса и полёт —
- Сколько там остаётся минут...
- Не достанут,
- Никто не достанет твои паруса.
1982 Киев «Раз пора облака загонять и доить...»
- Раз пора облака загонять и доить,
- В кабаках откупоривать вина,
- Пани — утренний грим на вечерний сменить —
- Наступает szara godzina.[2]
- Но трёхцветные кошки, как флаги, царят,
- Но парят витражи леденцами,
- Но неоновых трубок цыганский парад
- В ритме пульса мерцает.
- О, я вижу тебя — как глаза ни закрой —
- Ты стоишь, негасима...
- Над отчизной моей —
- Первой или второй? —
- Наступает szara godzina.
- Но пройду я по улицам сквозь патрули,
- Ветром Гданьська ночного.
- Как израненный пёс,
- Сердце молча болит:
- Знать бы нужное слово!
- Знать бы польское слово — не может не быть —
- Что дарует свободу!
- На остатке дыханья — все песни забыть —
- За высокую оду!
- Чтобы всё — в твой костёр,
- В твой костёл, в твой прибой
- Цвета пепла и мела...
- Кровь на стыках, как поезд, грохочет тобой:
- Nie zqinela![3]
1982 Киев
Перед этапом
«Из незнакомого окна...»
- Из незнакомого окна
- Скупой огонь дрожит и льётся
- Да отражённая луна
- Плывёт, как яблоко в колодце.
- И всё.
- Ни пса и ни звезды.
- Минуты капают, но мимо...
- Как сердце, падают плоды,
- Но дрожь земли неощутима.
- Кем нам назначен этот час —
- Души немое предстоянье?
- Себе ли ищем оправданья?
- Виним ли время, горячась?
- Без слов тоскуем ли по дальним?
- И ловим зов, хоть не слышны
- Ни голоса, ни звук кандальный.
- Но посредине тишины
- Возможно ль этот зов опальный
- За отпущение вины
- Принять?
1982 ночью перед арестом, село Лышня «Молоко на строке не обсохло...»
- Молоко на строке не обсохло,
- А отчизна уже поняла,
- И по нас уже плакали ВОХРы,
- И бумаги вшивали в дела.
- Мы дышали стихами свободы,
- Мы друзьям оставались верны,
- Нас крестили холодные воды
- Отвергающей Бога страны.
- А суды громыхали сроками,
- А холопы вершили приказ —
- Поскорее прикрыть медяками
- Преступление поднятых глаз.
- Убиенны ли, проданы ль братьями —
- Покидаем свои города —
- Кто в безвестность,
- а кто в хрестоматию —
- Так ли важно, который куда?
- Сколько выдержат смертные узы,
- На какой перетрутся строке?
- Оборванка российская муза,
- Не умеет гадать по руке.
- Лишь печалится: ай, молодые!
- Неужели и этих в расход?
- Погрустит и пойдёт по России.
- Озари ей дорогу, Господь!
1982 тюрьма КГБ, Киев «Моя тоска — домашняя зверюшка...»
- Моя тоска — домашняя зверюшка.
- Она тиха и знает слово «брысь».
- Ей мало надо: почесать за ушком,
- Скормить конфетку и шепнуть: «Держись».
- Она меня за горло не хватает
- И никогда не лезет при чужих.
- Минутной стрелки песенка простая
- Её утешит и заворожит.
- Она ко мне залезет на колени,
- По-детски ткнётся носом и уснёт.
- А на мою тетрадь отбросит тени
- Бессмысленный железный переплёт.
- И только ночью, словно мышь в соломе,
- Она завозится, и в полусне
- Тихонько заскулит о тёплом доме,
- Который ты ещё построишь мне.
1982 тюрьма КГБ, Киев «Леденцы, кому леденцы!..»
- Леденцы, кому леденцы!
- Нету слаще, прозрачней нет!
- Налетай скорей, сорванцы:
- На лучинках — целый букет!
- Жёлтый заяц, красный петух
- И четыре лиловых слона.
- Забирай себе сразу двух:
- Что за радость, если одна?
- У моих леденцов секрет:
- Ветер, мята и барбарис.
- Нету слаще, прохладней нет —
- Налетай и смелей берись:
- Облизни — во рту холодок,
- Откуси — растает как сон,
- Глянь насквозь — зелёный ледок,
- Жёлтый мёд, малиновый звон!
- Динь-дон — сахарное стекло!
- Этим летом, в этом саду —
- Налетайте — вам повезло!
- Завтра я уже не приду.
- Жёлтый заяц, лиловый слон
- Не вернутся — и не беда.
- Леденцовый старый закон:
- Что за радость, если всегда?
1982 тюрьма КГБ, Киев «Наше время — больная корова...»
- Наше время — больная корова:
- Бабий взгляд и наждачный язык.
- Изжевало нам судьбы без крови,
- Без особых страстей и грозы.
- Сунет морду — всё ближе и ближе,
- Не успеешь оставшихся дней
- Уберечь: дотянулось и лижет!
- Тем охотнее, чем солоней.
1982 тюрьма КГБ, Киев «На лестнице, пропахшей керосином...»
- На лестнице, пропахшей керосином,
- На третьем марше, гулком, как орган,
- Гранёная стекляшка — как красиво!
- Восторг сорок, поэтов и цыган!
- Бывают ли находки вдохновенней?
- Скорей надраить об рукав — и вот
- На что ни глянь — сиреневые тени
- И апельсинный радостный обвод!
- Витки перил! Карниз! Лепные маски!
- И нетерпенье прыгает уже:
- Не пропадут ли сказочные краски
- Вне мрамора и пыльных витражей?
- Но милостивы сумрачные чары:
- Двор — в леденцах!
- О, с кем бы разделить
- Открытие?
- — Муркет! Смотри, котяра:
- Какое солнце, аж стекло болит!
1982 тюрьма КГБ, Киев «Сложно жить летучей кошке...»
- Сложно жить летучей кошке:
- Натянули провода.
- Промахнёшься хоть немножко —
- И калека навсегда!
- Развели тоску такую,
- Понавешали тряпьё...
- Но лечу! Кто не рискует —
- Тот шампанское не пьёт!
- Виражи кручу я лихо,
- Лучшим асам нос утру...
- Догоняю воробьиху,
- Хоть и в рот их не беру.
- Мне приятно по привычке
- Развлекаться по пути:
- Выдрать хвостик Божьей птичке
- И по ветру распустить.
- Я люблю качать антенны,
- Портить нервы паукам,
- И заглядывать за стены,
- И ходить по потолкам.
- Я могу влететь в окошко
- На девятом этаже,
- Тихо скушать курью ножку,
- Торт и мятное драже,
- Глянуть в зеркало с улыбкой,
- В ванной краны повертеть,
- Изловить из банки рыбку —
- И на крышу — песни петь.
- Там уже под мокрым снегом
- Пахнет мятой и луной,
- Там не терпится коллегам
- Поздороваться со мной.
- Сколько рыжих, сколько серых
- Стонет от моей красы!
- Там такие кавалеры —
- Со спины видны усы!
- Март-апрель... Наверно, в мае
- Буду нянчить я котят.
- Ни за что не отвечаю,
- Если тоже полетят!
1982 тюрьма КГБ, Киев «Минуты памяти о недожитом лете...»
- Минуты памяти о недожитом лете
- Пришли ко мне и встали у дверей,
- Наивны и торжественны, как дети,
- В тугих нарядах принцев и зверей.
- Они свои сокровища держали
- Так бережно на худеньких руках —
- Все грозы, всех жуков!
- Мне было жаль их.
- И мы заговорили о стихах.
- Потом листали мятые страницы,
- Потом молчали. А ещё потом
- Неслышные полуночные птицы
- Столпились за единственным окном.
- И так они внимательно глядели,
- Так неуклонно, будто счёт вели,
- Перебирая каждый день недели.
- И гости распрощались и ушли.
- А я в смятеньи собираю силы.
- Ещё чуть-чуть! Мне следует давно
- Тех птиц впустить.
- Их время наступило.
- Но как мне трудно отворить окно!
1982 тюрьма КГБ, Киев «Господи, как он там? Присмотри за ним...»
- Господи, как он там? Присмотри за ним,
- Чтоб с ума не сошёл в пустом закутке квартиры.
- Устыди его боль, от отчаянья охрани —
- Чтобы с ясным лицом — за двоих —
- Он встал перед миром.
- Подымаю чашу — да будет воля Твоя!
- Видишь: руки спокойны, легко беру и не трушу.
- Но на черно-белой эмульсии бытия —
- Укрепи его душу!
- Мне светлей, чем ему, и дорога моя проста:
- Отшлифована сколькими!
- Вызубрен каждый камень!
- Мне не трудно на ней — гляди!
- Лишь его не оставь
- В сумасшедших углах, размеченных пауками!
- Только руку не отними от его плеча,
- Только не лиши опоры — Твоей твердыни,
- И ошейник он скуёт на нашу печаль
- Из бессмертного сплава верности и гордыни.
- А когда мы вместе встанем пред Тобой,
- Ни о чём не прося —
- что больше, когда мы рядом? —
- Ни клинком не разнять,
- ни архангельскою трубой! —
- Мы ответим Тебе, не опуская взгляда.
1982 тюрьма КГБ, Киев ПИСЬМО КАРАНДАШОМ
- Я знаю, что его не получить
- И не отправить. В мелкие клочки —
- Как только домараю — черновик.
- Потом. Когда-нибудь. Ведь ты привык,
- Читая между недошедших строк,
- Всё понимать. И в крошечный листок
- Я умещаю ночь, не торопясь.
- Куда спешить, когда минувший час —
- Всё в тот же срок, неведомо какой.
- И шевелится слово под рукой —
- Скворчонком! Шорохом! Движением ресниц!
- Всё хорошо. Но ты пока не снись.
- Чуть позже. Я узлом скручу печаль,
- Закину голову, и на уста — печать —
- Улыбку, княже! Хоть издалека!
- Ты чувствуешь: тепла моя рука —
- По волосам! По впадинке щеки!
- Как декабрём подуло на виски...
- Как похудел... Ещё приснись, ещё!
- Открыть окно. Подушке горячо.
- Шаги за дверью, и на башне бой:
- Два, три... Ты помнишь, а ведь мы с тобой
- Не попрощались! Это ничего.
- Четыре... Всё. Какой тяжёлый звон!
- Зи-ма. Темно.
- За-крой окно.
- Последний свет
- Не упусти.
- На сколько лет —
- Зима в горсти?
- Чет-вёртый сон —
- И что потом?
- Ко-торый стон
- Душить платком?
- Ко-торый век?
- Бездарный счёт...
- И хлоркой — снег —
- Глаза печёт...
- Дыши ровней!
- ...Не смей! Не смей!
- Ах, какая смешная башня!
- Горе-нянька моих ночей!
- Как бы славно в одной рубашке
- Пореветь на твоём плече!
- Что за классика! Что за нега!
- Упустить ли случай такой?
- Упускаю. Казённым снегом
- Простыня горит под щекой.
- А на ней клеймо — чтоб не спёрли:
- Изолятор, мол, КГБ...
- Душно. Кошки скребутся в горле.
- Хочешь, нянюшка, я тебе
- Расскажу немодную сказку?
- Слушай, старая, не ворчи.
- Не смотри, что сюжет затаскан:
- Всё на свете не без причин.
- Жили-были серые мыши
- В старом кованом сундуке.
- И старались как можно тише
- Шарудеть в своём уголке.
- И плодились, и размножались,
- Как Господь повелел зверью:
- Потихонечку нарожают —
- Да и песенку запоют.
- — Спи, малыш.
- Храбрый мыш.
- Час проспишь
- И два проспишь.
- Кошку скушаешь во сне,
- А кота оставишь мне.
- Спи, убоище моё.
- Мама песенку споёт:
- Как за нашим
- Сундуком
- Сладко пахнет
- Сахарком,
- Как на нашем
- На полу —
- Корка хлебушка
- В углу...
- Корка тоже хочет
- Спать...
- Что ты крутишься
- Опять?
- Не пугайся, дурачок:
- Это тикает
- Сверчок.
- В доме тихо —
- Ни души.
- Не скреби
- И не шурши.
- А не то придёт
- Бабай...
- Спи, ушастик,
- Баю-бай!
- И растили они детишек
- Осторожно, как под метлой.
- Объясняли им: тише, тише —
- Злющий кот и хозяин злой!
- Кот сожрёт,
- Хозяин отравит...
- Жисть — не песенка — не храбрись!
- Изничтожат — и в полном праве,
- И никто им не скажет: «Брысь».
- Самый тихий мышонок слушал —
- И наматывал на усы...
- Но его послушную душу
- Загубил кусок колбасы.
- Мышеловка — такое дело —
- Даже смирным кладёт предел!
- Уж и мама его жалела!
- Уж и папа весь поседел!
- Самый умный мышонок думал:
- Раз хозяин сильнее всех —
- Я сотрудничать с ним пойду, мол,
- Обеспечу себе успех.
- Я могу из пугливой твари
- Человечьим коллегой стать!
- Сдал анкету, попал в виварий...
- Но потом перестал писать.
- Самый шустрый мышонок тоже
- Не хотел, как велят отцы.
- Говорил: «До чего я дожил,
- Я не лошадь, чтоб под уздцы!
- Всю мышиную жизнь бояться
- Ради корочки или двух...
- Ах, уйдёмте отсюда, братцы!
- В чистом поле высокий дух
- Обретём. Не рабы, не воры —
- В старом дереве у реки
- Мы такие построим норы
- И отгрохаем сундуки!
- Мы посеем ячмень, и воду
- Проведём — не сочтём трудом...
- Кто однажды глотнул свободы —
- Не воротится в кошкин дом!»
- Как он шкурку рвал нараспашку,
- Этот маленький диссидент...
- Ну да ладно, старая башня,
- Обойдёмся без хэппи энд!
- Хэппи энд — это суп с котом,
- Это мышья толпа, ликуя...
- Смейся, нянька, беззубым ртом!
- Дело давнее, не могу я
- Вспомнить, что с ним было потом.
- Может, лучше начнём другую?
- А другая сказка простая:
- В чьём-то городе чей-то сын...
- Но уже, посмотри, светает!
- Не зевай, отбивай часы!
- Всем измученным и бессонным
- Возвести:
- дождались утра!
- И плывут за натужным звоном
- Горы снега и серебра.
- Да. Да. Горе — не беда.
- Время будет,
- Время — ерунда.
- Я-то знаю —
- Голова седа —
- Нет такого
- Слова: навсегда!
- Что часы —
- Фигурки изо льда!
- Их сметёт
- Весенняя вода.
- Что тоска —
- По снегу борозда!
- Не навеки
- Тёмная звезда.
- Пусть идут
- Этапом поезда —
- Посмотри:
- Сменяются года.
- Позади —
- Сплошная череда,
- Впереди —
- Высокая гряда!
- Вот я пишу, а ночь уже прошла,
- И утро об решётку — в два крыла —
- Стучит. И значит — хлеба накрошить,
- Насыпать за окно. И значит — жить.
- Зарядкой — в пот. И ледяной водой —
- В озноб. Чтоб от бессонницы — следов —
- Ни-ни!
- Сухарь. Да пара польских книг.
- Да с хрустом продираться сквозь язык
- Полузабытый, но такой родной!
- И вдруг!
- Не может быть. Глазам темно:
- «Будешь ясной панной, будешь ясной панной
- При большом дворе,
- А я чёрным ксёндзом, а я чёрным ксёндзом
- В бел-монастыре...»
- Та песенка! Я помню: двадцать строк —
- Всегда до слёз! Ещё — большой платок.
- Я им укутана. И — бабкиной рукой —
- Крест-накрест: — да хранит...
- Обряд простой,
- Непостижимый, но привычный мне.
- За гранью памяти, в забытом детском сне —
- Та песенка! Какая встреча — здесь,
- В клеймённой книге, после слова «честь»!
- Ну что ж, прошло не меньше двадцати.
- И я на предназначенном пути,
- И ты, мой княже, рядом. И двоим —
- Куда как легче в этот сладкий дым
- Любезного отечества! В костёр!
- В удушье камеры! Потом — в бетонный двор
- На пять шагов, а после — на этап
- С немецкою овчаркой по пятам —
- Всё в тот же срок, неведомо какой.
- Не столь уж отдалённым «далеко» —
- Пренебрежём! Мы вместе! Не разнять
- Соединённых, сросшихся! Ни дня,
- Ни мысли — без тебя! Сквозь весь бетон
- Ты слышишь — сердце? Но не крик, не стон —
- Спокойный счёт. Как о причал прибой.
- Вот так и жить. Удар в удар с тобой.
- Вот так на суд. Ещё успеть обнять,
- Ещё увидеться — хотя б на четверть дня,
- Единственные выдохнуть слова,
- Единственную руку целовать —
- Твою!
- И разделить одну скамью.
- И первый круг. И крылья первых вьюг.
1982 тюрьма КГБ, Киев «Не может быть! Тюремный домовой...»
- Не может быть! Тюремный домовой —
- Совсем уж нереальная фигура!
- Ну, козни. Ну, лукавая натура...
- Но где он спрячется?
- С большою головой,
- Косматый, седенький...
- В подушке? Под кроватью?
- Найдут при обыске. За тумбочкой? Опять
- Найдут... Куда же? Заползёт под платье?
- Но платье утром будут надевать...
- А вот завёлся, бестия! Шуршит
- И возится. То форточку откроет
- И дунет так, что черновик слетит,
- То под окном тихонечко завоет,
- Как если дуть в порожний пузырёк.
- То ночью грохнет мыльницею с полки,
- То утром я расчёсываю чёлку,
- А в ней — косичка. Ласковый намёк!
- И тоненький скребётся хохоток —
- За батареей, что ли? Кошки-мышки!
- Кого ловить? И кто на чьём хвосте?
- Зачем закладку вынимать из книжки
- И, трубочкой свернув, пихать в постель?
- Ну ладно: лампочка сгорает раз в неделю —
- По вторникам. И бесится конвой,
- Натужно постигая: в чём же дело?
- Хорошенькое дело — домовой!
- Ну что ему пришьёшь? И как допросишь?
- Какую, к чёрту, выберешь статью?
- Хотя статью найдут, и к ней — доносы...
- Ну а кого посадишь на скамью?
- Допустим, бутерброды все без масла
- И потому не падают. И он
- Тут ни при чём. Но мне ещё неясно:
- Когда на отдалённой башне звон
- И бьёт четырнадцать — какое это время?
- И кто там бьёт? И, может быть, кого?
- Ох, шестипалое лихое племя!
- Ужо я доберусь! Но тут совок
- Для мусора тихонечко съезжает
- По стенке... Трах! Как громко для совка!
- Обиделся! Мол, пусть не обижают
- Нахалки разные седого старика!
- А, впрочем, он не дуется подолгу!
- Лукавец от ушей и до хвоста —
- Хихикнул, хрюкнул — и полез на полку.
- И там затихло. Видимо, устал.
- А тут и спать пора. Закрыть от света
- Глаза ладонью. Самый лучший сон
- Заказываю! Что я дам за это?
- — А что с тебя возьмёшь? — смеётся он.
- И вот я вижу: поле зверобоя,
- И кто-то там летит над ним, летит...
- И мне кричит: «Беру тебя с собою!»
- А за спиною вдруг как захрустит!
- Ах ты, лохматый! Маленький дикарь!
- Кончай шалить, уж на сегодня хватит!
- Гляжу спросонок... Лёжа на кровати,
- Сокамерница кушает сухарь.
1982 тюрьма КГБ, Киев «Король уехал в горы...»
- — Король уехал в горы,
- На дальнюю охоту.
- Ну что ты плачешь, дурочка,
- Охота — не война!
- — Конечно, милый братец,
- Мне так — взгрустнулось что-то.
- Служанка королевы
- Горько плачет у окна.
- — Ах, он уехал в горы
- Без слуг и без короны
- И клялся королеве
- Вернуться поскорей.
- А может, там и правда —
- Ещё живут драконы?
- Ну что он сможет сделать
- С десятком егерей?
- Ведь люди говорили:
- Следы нечистой силы,
- И козы пропадают,
- И хохот в рудниках...
- А он ещё на подвиг
- Хотел отправить сына,
- Но принц пришёл без шпаги
- И в спущенных чулках.
- Ах, как бы я хотела —
- Ведь я верхом, как мальчик —
- Хоть подержать бы стремя,
- Хотя бы щит нести!
- Неправда, милый братец:
- Ты видишь,
- я не плачу.
- Но я осталась в замке,
- Когда король в пути!
- — Ну что тебе, девчонке,
- До королевской славы!
- Он поседел на войнах
- И к странствиям привык.
- А женщинам пристали
- Домашние забавы —
- Ручная обезьянка
- И карлик Доминик!
- — Я знаю, милый братец:
- Шелка да гобелены...
- Служанка королевы —
- Не рыцарь королю.
- Не мне бросаться с башни,
- Когда осадят стены,
- Ни плена, ни победы
- Я с ним не разделю,
- Ни мантии,
- ни сласти
- Отравленного кубка —
- Ни под одной планетой,
- Ни под одной плитой...
- Зачем перед отъездом
- Он мне сказал: «Голубка,
- Кому ты вышиваешь
- Заплаканный платок?»
1982 тюрьма КГБ, Киев «Плачет серый ветер...»
- Плачет серый ветер,
- Что дразнит ворона.
- Ворона хохочет —
- Качаются сосны.
- Ах серый ты, серый!
- Пора бы на Север:
- Прилечь бы на льдине —
- Никто не увидит.
- Ах бедный ты, бедный!
- Качаются сосны,
- А муравьи лезут
- Смотреть, как ты плачешь.
- А там ещё выше —
- Дождик да тучи,
- А там ещё ниже —
- Грибы да колючки.
- Зачем ветру плакать
- В такой пустой вечер?
- Пошли стряхнём листья
- С соседнего леса!
1982 тюрьма КГБ, Киев «Я письмо пишу сегодня...»
- Я письмо пишу сегодня
- На тот свет. А что же —
- Если с этого ни строчки,
- Ни вести? А рожи
- Тюремные — не людские,
- Не ясные лица —
- Так и сунутся в кормушку:
- Что ж, мол, не боится?
- Может, всё-таки заплачет,
- А там и пощады —
- Заскулит? Глазок незрячий,
- Конвоир прыщавый...
- И не страшно, да ведь пакость!
- Воздух липнет к коже.
- Не учили в детстве плакать —
- Царствие им Божье —
- Бабка с дедом — а всё буквам,
- Латинским и нашим...
- Не пугали меня букой,
- Не пихали кашей.
- Только выучить успели
- Доброе от злого
- Отличать — как у постели
- С крестом в изголовье
- Всё сиротство отревела
- Я вперёд, на годы...
- Дед, не шляхетское дело —
- Плакать перед сбродом,
- Правда? Бабушка, в любистке
- Ты меня купала,
- Чтоб по камерам гебистским
- Свежесть не пропала,
- Да? Шептала и крестила,
- Платком укрывала,
- Чтобы горло не простыло
- В тюремных подвалах!
- А сейчас бы передачу
- Принесла, и гордо
- Посмотрела бы — без плача! —
- В служебные морды.
- Яснейшая моя пани
- В ботах из починки!
- Хороши ли под стопами
- Облаков овчинки?
- Деду, самый первый рыцарь,
- Твердыня кристалла!
- Помнишь: «Трижды разориться —
- Лишь бы честь осталась!»
- Видишь, крепко заучила.
- Доволен ли мною?
- Мне ль набрасывать кручину
- На плечи весною?
- Улыбнитесь мне, родные,
- И благословите
- На пути мои земные —
- Не в холопьей свите,
- И не в свалке за погоны
- Да чёрную «Волгу»,
- А в столыпинском вагоне
- На верхнюю полку,
- Да на ватник не по росту,
- На платок измятый,
- На лёгкую мою поступь
- Меж двух автоматов.
1982 тюрьма КГБ, Киев «Всё круче тропа — предстало...»
- Всё круче тропа — предстало
- То время, что я ждала.
- И горлу воздуха мало,
- Но боль высоты — светла.
- Хрустит ледяная плёнка,
- Вмерзающая в весну,
- И сердце чёрным козлёнком
- Взлетает на крутизну.
- А дальше — кремнём и серой,
- И всё невесомей шаг,
- Но здесь высочайшей мерой
- Отмерится мне душа.
- И если дойду — над твердью
- Увижу мосты лучей,
- А нет — казни меня смертью,
- Моя голубая честь!
- О, сколько нас есть и было
- На этом горнем пути!
- Лишь эхо — школьник-зубрила
- Заучит:
- — Пора! Лети!
1982 тюрьма КГБ, Киев «Кому мечта по всем счетам оплатит...»
- Кому мечта по всем счетам оплатит,
- Кому позолотит пустой орех...
- А мне скулит про бархатное платье,
- Вишнёвое и пышное, как грех.
- О, недоступное! Не нашей жизни!
- И негде взять, и некуда надеть...
- Но как мне хочется!
- Резонной укоризне
- Наперекор — там, в самой тесноте
- Сердечных закутков — цветёт отрава
- Тяжёлых складок, тёмного шитья...
- Ребяческое попранное право
- На красоту! Не хлеба, не жилья —
- Но королевских небелёных кружев,
- Витых колец, лукавых лент — ан нет!
- Мой день, как ослик, взнуздан и нагружен,
- А ночь пустынна, как тюремный свет.
- Но я в душе — что делать! Виновата! —
- Всё шью его, и тысячный стежок
- Кладу в уме, застёгивая ватник
- И меряя кирзовый сапожок.
1982 тюрьма КГБ, Киев «Круто сыплются звёзды...»
- Круто сыплются звёзды,
- и холод в небесных селеньях.
- Этот месяц на взмахе — держись, не ослабя руки!
- Закрываешь глаза — и за гранью усталого зренья
- Конькобежец, как циркуль, размеренно чертит круги.
- В черно-белой гравюре зимы исчезают оттенки,
- Громыхает глаголом суровое нищенство фраз.
- Пять шагов до окна и четыре от стенки до стенки,
- Да нелепо моргает в железо оправленный глаз.
- Монотонная хитрость допроса волочится мимо,
- Молодой конвоир по-солдатски бесхитростно груб...
- О, какое спокойствие — молча брести через зиму,
- Даже «нет» не спуская
- с обмётанных треснувших губ!
- Снежный маятник стёрся: какая по счёту неделя?
- Лишь темнее глаза над строкою да лоб горячей.
- Через жар и озноб — я дойду, я дойду до апреля!
- Я уже на дороге. И Божья рука на плече.
1982 тюрьма КГБ, Киев «А вот зима! Кому прохлады?..»
- А вот зима! Кому прохлады?
- Хрустит заснеженный лоток...
- Не застуди зубов! Халатом
- Крахмальным, святостью и мятой —
- У самых губ! У самых ног!
- Лови! Топчи!
- Всё так нелепо,
- Так запрокинуто, смеясь,
- Как будто сыплют белым хлебом —
- По крошке — ангелы на нас.
- Всем узникам на свете хватит!
- Щедрейшей пайкой — пышный слой:
- Всем ребятишкам — сладкой ватой,
- Всем убиенным — за оградой
- Пресветлым пухом;
- Мне — весной.
1982 тюрьма КГБ, Киев ПОСЛЕДНИЙ ДРАКОН
- Плохо мне, плохо.
- Старый я, старый.
- Чешется лес, соскребает листья.
- Заснёшь ненароком — опять кошмары.
- Проснёшься — темень да шорох лисий.
- Утро. Грибы подымают шляпы.
- Бог мой драконий, большой и добрый!
- Я так устал:
- затекают лапы
- И сердце бьётся в худые рёбра.
- Да, я ещё выдыхаю пламя,
- Но это трудно. И кашель душит.
- В какой пустыне метёт крылами
- Ангел, берущий драконьи души?
- Мне кажется, просто меня забыли,
- Когда считали — все ли на месте.
- А я, как прежде, свистнуть не в силе,
- Чтоб дохли звёзды и падал месяц.
- Возьми меня, сделай такое благо!
- В холодном небе жадные птицы.
- Последний рыцарь давно оплакан
- И не приедет со мной сразиться.
- Я знаю: должен — конный ли, пеший —
- Придти, убить и не взять награды...
- Но я ль виноват, что рыцарей меньше
- Ты сотворил, чем нашего брата?
- Все полегли, а мне не хватило.
- Стыдно сказать, до чего я дожил!
- В последний рёв собираю силы:
- За что я оставлен без боя, Боже?
1982 тюрьма КГБ, Киев «Государь-император играет в солдатики — браво!..»
- Государь-император играет в солдатики — браво!
- У коней по-драконьи колышется пар из ноздрей...
- Как мне в сердце вкипела твоя оловянная слава,
- Окаянная родина вечных моих декабрей!
- Господа офицеры в каре индевеют — отменно!
- А под следствием будут рыдать и валяться в ногах,
- Назовут имена... Ты простишь им двойную измену,
- Но замучишь их женщин
- в своих негашёных снегах.
- Господа нигилисты свергают святыню... недурно!
- Им не нужны златые кумиры — возьмут серебром.
- Ты им дашь в феврале поиграть
- с избирательной урной
- И за это научишь слова вырубать топором.
- И сегодня, и завтра — всё то же, меняя обличья, —
- Лишь бы к горлу поближе! —
- и медленно пить голоса,
- А потом отвалиться в своём вурдалачьем величье
- Да иудино дерево молча растить по лесам.
1982 тюрьма КГБ, Киев «Морозом пахнет от коня...»
- Морозом пахнет от коня,
- Заряжено ружьё,
- И не размокшая стерня,
- А звонкий путь ведёт меня —
- Скорей, скорей, — поёт.
- Ещё не езжена тропа.
- Как тихо дышит лес!
- Под ясным снегом сладко спать,
- Но нас выводит убивать
- Небесный знак — Стрелец.
- Горя предутренним костром,
- Его глаза светлы...
- Мой хлоп играет топором,
- И самородным серебром
- Я зарядил стволы.
- Мой зверь залёг, и нет следов,
- И стынут стремена.
- Но сердце чует дымный зов:
- Моя охота, как любовь,
- Смертельна и хмельна.
- Глаза в глаза — мы встанем с ним
- На свежий холст зимы,
- И кровь прольётся под одним:
- Моя — лазурь, его — кармин...
- Друг друга стоим мы!
- Я спешусь у твоих ворот
- И шкуру в дом внесу.
- А хочешь — пусть наоборот,
- И мой медведь меня убьёт
- В серебряном лесу.
- Легко дышать и сладко жить,
- Но лес уже притих,
- И пар над логовом дрожит.
- Ты обещала ворожить —
- Кому из нас двоих?
1982 тюрьма КГБ, Киев «Солнце в голову — круче вин!..»
- Солнце в голову — круче вин!
- Сотый шаг — да ещё один.
- Комарино звенит висок.
- Кто-то рядом — лицом в песок.
- Проходи, не смотри туда:
- Он уже навсегда.
- Завтра солнце сожжёт мундир,
- Ветер сдует клочки седин.
- Помни-помни, незваный гость:
- Здесь одна униформа — кость,
- Здесь одно угощенье — смерть,
- Да сыпучая злая твердь.
- И зачем через столько лет
- По зыбям Александров след —
- Перестеливать?
- Может, криво лёг?
- Посмотри: песок и песок
- Льётся, марево разогрев!
- Пусть бы рылся британский лев
- В сей песочнице — хоть века!
- Но измученная рука
- Всё цепляется за лафет —
- Горячо? Отпусти — в скелет
- Побелеешь за пару дней!
- Гренадеры — хвосты коней
- Намотали на кулаки.
- Шагом-шагом через пески,
- Через дюны, через валы —
- Императорские орлы!
- Плещет знамени рваный край.
- Девятнадцатый день —
- И в рай!
- — Обещают, что скоро Нил.
- — Врут, наверное. Был да сплыл.
- — Был мираж, да и тот усох.
- Ох, упасть бы, да не в песок —
- В снег! Чтоб горлом — по белизне!
- Император! Веди на снег,
- В волчьи зубы! На холода!
- Только — смилуйся — не сюда!
- Злится-злится огненный бог.
- Фляжка дразнит: а вдруг глоток —
- Да остался?
- Стерва, не ври!
- Я-то помню: их было три.
- Я с Деноном два разделил,
- А последний тайком допил
- Нынче утром. Нутро палит —
- Мало солнца — ещё и стыд!
- ...Красный вечер. Хрипят отбой.
- Неужели ещё живой?
- Падай-падай, где горн застал,
- Как под пулями — наповал —
- Под несметной атакой звёзд!
- Я б во Францию их привёз —
- Сколько мог бы набрать в мешок.
- Ах как было бы хорошо:
- Пухлой вдовушке за постой —
- Нету денег — плачу звездой!
- И портному, и скрипачу,
- И девчонок озолочу!
- А для уличных сорванцов
- Лавку, полную леденцов, —
- Грабьте, варвары! — всю куплю!
- Красных, жёлтых, зелёных...
- Сплю.
- Сладок-сладок солдатский сон,
- Но по спящему войску — стон:
- — Эту сласть бы запить... Воды!
- — За ведро — четыре звезды!
- — Душу дьяволу — за стакан!
- — До последнего медяка
- Жалованье — за глоток!
- Да впридачу — пару сапог,
- Ранец,
- Первый пух на губе...
- Только маршальский жезл — себе!
- Всё до нитки с себя пропьём,
- Но его сохраним...
- Подъём!
- Хрипом-хрипом вдохни рассвет,
- Пошатнись, но впечатай след,
- Франция!
- Чтоб за шаг один —
- Тридцать тысяч легло оспин —
- На пустое лицо песка!
- Пяльтесь-пяльтесь на нас, века
- С пирамид — да их не видать!
- Только кони бредят: вода!
- Потянуло живым...
- Скорей!
- Не измученных кляч — зверей
- Сумасшедше блестит оскал.
- Налегли. Уже не тоска —
- Лихорадка горит из глаз.
- Сургучом жара запеклась
- На солдатских иссохших ртах.
- Не муштрованный строй — орда
- Рвётся! Кто поперёк — рискни!
- — Проблеснуло!
- — Неправда...
- — Нил!
- Храп из лютых конских ноздрей...
- — Нил! Готовь котелок скорей!
- Да какой котелок! Туда —
- В чём стоишь, в сапогах! Вода!
- Каской! Пригоршней!
- Прямо ртом!
- — Отпрягай лошадей!
- — Потом!
- Потянули — не удержать —
- в воду! Пушки в грязи лежат!
- — Позже вытащим! Не сгниёт!
- Не молебствие:
- Войско пьёт.
- Вечно пить! Остальное — тлен!
- Но уже поднялся с колен
- Кто-то первый,
- И жадный взгляд —
- Через Нил!
- О! Глаза болят!
- Арки, шпили — город Каир!
- Перейдём — и закатим пир
- У подножия пирамид,
- На другом берегу! Блестит
- То ли золото, то ли свет.
- За четыре тысячи лет
- Накопилось — кто разберёт?
- Завтра трубы грянут: вперёд,
- Франция!
1982 тюрьма КГБ, Киев «Ну вот и достали игрушки и свечи...»
- Ну вот и достали
- Игрушки и свечи,
- Оденем принцессу,
- Осыплем дождём...
- Поставим Шопена
- И сказочный вечер
- Одни, без гостей,
- Не спеша проведём.
- Достанем из ваты
- Лиловую шишку —
- И в хвойную гущу,
- Чтоб руки в смоле...
- И пахнет лимоном,
- Медовой коврижкой
- Да мятным морозом
- Ребяческих лет...
- — Ты помнишь?
- — Я помню.
- Как быстро стемнело!
- И в сахарных листьях
- Померкло окно.
- Но длится наш праздник,
- И что нам за дело
- До старых печалей,
- Уснувших давно;
- Верхушку — звездою,
- Подножье — простынкой,
- А лапки — огнём,
- Серебром, бирюзой...
- Допела свеча и остыла пластинка,
- Но кружит мазурку
- Стеклянный узор.
- Сейчас ты закуришь
- Движеньем привычным,
- Я кофе налью
- И к тебе подойду...
- А ёлка грустит
- И роняет реснички.
- Но их подметут
- В наступившем году.
1982 тюрьма КГБ, Киев «Чтобы первого января...»
- Чтобы первого января —
- Ни одной иголки не вымести!
- И ворчит соседка с утра,
- Раздраженье стараясь выместить.
- А потом внезапно ревёт.
- Я не лезу: чем тут поможешь?
- — На прогулку!
- Красный ковёр.
- Конвоиров хмельные рожи.
- Поскорей пройти коридор
- (Хлоркой, снедью, мочой, мастикой)
- И на воздух! В бетонный двор!
- Шестьдесят минут уже тикают.
- Лязг ключей. И беззлобный смех:
- — Хорошо погулять, девчата!
- А соседка:
- — О, чтоб вас всех!
- Дальше, детки, не для печати.
- Пять шагов — от стены к стене.
- Сверху сетка — не улетите!
- А соседке к утру во сне
- Иоанн явился Креститель.
- Будто в камеру привели.
- Как с этапа — такой усталый.
- Весь оброс, и ноги в пыли.
- И уж так его жалко стало!
- И она полотенца край
- Отодрала, чтоб ноги вымыл.
- Взял. И ей говорит:
- — Живыми
- Трудно быть, но тебе пора.
- И собрался лететь. Сиянье
- Тут пошло, а она кричит:
- — Пусть мне с дочкой дадут свиданье!
- Ты, мол, можешь, похлопочи!
- Только он ей не подал знака
- Ни рукой, ни крылом. Смолчал.
- Даже — ей показалось — плакал.
- Это значит: будет печаль.
- Или, может, несчастный случай?
- Исполняется сон к утру...
- А уж ей — такой невезучей! —
- Хоть бы раз приснился к добру!
- — Да кончай ты свою зарядку!
- (Это мне). Ведь на целый срок
- Не наскачешься! И в тетрадку
- Плюнь писать — отсыпайся впрок!
- Ты того, как я погляжу...
- Что ты пялишься? Люба — злая?
- Просто я третий год сижу.
- А тебе я добра желаю...
- Я киваю. И снова — в бег.
- Сколько месяцев — бег на месте!
- Сколько снов я бегу к тебе,
- Увязая, как в липком тесте,
- В хлорном запахе, в простыне,
- Рваных тряпках и грязных стенах...
- Разве можно любить сильней,
- Чем отсюда? Не на кресте — но
- В тошной муке дверных глазков,
- В утончённом хамстве допросов,
- В маяте соседкиных снов,
- В синеве её папиросы,
- В лютой жалости к ней — больной,
- Доведённой до полусмерти,
- Истеричной, доброй и злой,
- И клянущей того, кто вертит
- Этот шарик, — в белиберде
- Дней без солнца и слёз без грима —
- Напряжённей, святей — нигде
- Невозможно любить, любимый!
- Чтобы первого января —
- О твою щеку не кольнуться,
- Но осанку не потерять
- И конвойному улыбнуться:
- Не жалей меня, дурачок!
- Громыхай, громыхай ключом!
1983 тюрьма КГБ, Киев ТАНЕЦ С ТЕНЬЮ
- Тридцать первого — динь-дон!
- Близко к полночи — сгинь, сон!
- Я с тобой пойду — глаз в глаз —
- В новогодний пляс!
- Размахну подол — кружева!
- Закружи, сокол, — чуть жива!
- Чтобы свечечки — все в одну,
- Чтобы душеньку — всю в струну,
- Чтобы горюшко — в дым, в окно...
- Чтоб глазам темно!
- А глаза-то я подвела...
- А под сердцем — то не игла —
- То ресничка упала: вынь!
- Да снежок смахни с головы!
- Шитой скатертью крыт — стол,
- А каёмочка — вся крестом,
- А стаканы — дзынь — наливай полней!
- Глянь — хвоинка на дне... Так и пей!
- Я с тобой глотну
- Новогодний лёд,
- Я тебя втяну
- В танец — напролёт;
- Эта наша ночь — динь-дон! —
- Да исполнится.
- Загадай сон.
1982 тюрьма КГБ, Киев «Ах, южане — лжецы и поэты!..»
- Ах, южане — лжецы и поэты!
- Ах, горячие головы — смоль!
- Сквозь печаль византийского лета
- Проступает приморская соль.
- В самой лютой Сибири узнаю:
- По гордыне — что слёзы грешны,
- По ресницам — что темень сквозная,
- По рукам — что крыла не нужны.
1983 тюрьма КГБ, Киев «Блажен Василий петушиным храмом...»
- Блажен Василий петушиным храмом,
- Блажен солдат берёзовым крестом,
- Блаженны дети маком и мечтами,
- А дураки — исчёрканным листом.
- Сегодня снова голубиный вечер,
- И дышит снег наивно и легко.
- Как хорошо б лишиться дара речи
- И пить зимы парное молоко!
- И видеть свет — младенчески-блаженно!
- Но бьёт глагол в гортани, но в тисках —
- Дыханье, но в пылу самосожженья
- Обуглен рот, и пепел на висках.
- Обломки строк — мучительнее бритвы,
- Истерзан лист на тысячи ладов...
- И только бессловесная молитва
- Уймёт смятенье, как на лоб — ладонь.
1983 тюрьма КГБ, Киев «И я когда-нибудь — опять...»
- И я когда-нибудь — опять
- В мой нелюбимый город.
- Скормлю монетку в автомат,
- «Алло» возьмёт за горло —
- И я опять скажу «привет»
- И отшатнусь от трубки:
- Ори! Да, через столько лет —
- Не призраком, не трупом —
- Живая, мокрая (туман!),
- Кто первый отогреет?
- Нальёшь ли, Галицкий, стакан?
- Нальёшь? Тогда скорее!
- А Ленка где? Ах, здесь! Давай!
- Алло, сейчас я буду!
- А ты сгущёнку открывай,
- Побольше ложку доставай
- И дождь уйми покуда!
- И будет так: тепло и свет,
- И пышный друг Гораций*
- Достойно примет мой привет
- И с византийской грацией
- Уйдёт налево — без речей,
- Не щуря ведьминых очей.
- А нам отшибло словеса
- С размаху узнаванья.
- Всё смазано — одни глаза!
- Секунды замерли в часах
- И пульс не отбивают.
- Вот мы какие — через срок!
- А в горле — как лимоном...
- Мы лучше стали? Что за прок
- В не столь уж отдалённом,
- Не столь уж смертном — если мы
- Не чище, не смелее —
- Из путанки! Из мокрой тьмы!
- Налей — да отогреем
- Всё, что примёрзло, — не сказать,
- Не выдохнуть за годы...
- Звучней, стаканов голоса!
- За то, что у друзей глаза
- Всё те же! За свободу!
- Не за эрзац по паспортам,
- Не лагерь без конвоя —
- За ту, что с нами даже там,
- За то, что в нас — живое
- Всё так же бьётся и болит!
- За то, что Галицкий — пиит!
- За то, что Ленка так добра,
- Как будто бы не из ребра,
- А из слезы сотворена!
- И за Наталеньку! Она
- С осанкой киевской княжны
- Заварит чай из бузины,
- А может, мяты. И на стол —
- Стихи да хлеб, кто б ни пришёл.
- Мы всё подчистим на корню...
- О, хлеб друзей! Не уроню
- В тебя сентиментальных слёз!
- И так не высохнешь авось.
- ...Тут все закурят. Я одна,
- Запрету мужнему верна,
- На сигарету погляжу,
- Вздохну — и блюдце оближу
- Из-под сгущёнки. Мне дольют,
- И расслабляющий уют
- Меня охватит, покачнёт —
- И времени тюремный счёт
- Совсем отпустит. Захочу
- Не электричества — свечу,
- Чтоб возносилась не спеша
- Её прозрачная душа,
- И чтоб из воска лить цветы,
- А Юрка чтоб развёл мосты,
- И чтоб сверчок на огонёк
- Пришёл. И мы за болтовнёй
- Забудем полночь. Ну её!
- Нам утро радости нальёт!
1983 тюрьма КГБ, Киев «Всё, как я просила...»
- Всё, как я просила:
- Будет мне, будет
- (Господи, спасибо!)
- Дальняя дорога
- И новые люди.
- Будет мне, будет
- Бездомная песня
- И гордая память.
- Будет мне небо,
- Добытое честью,
- И плащ под стопами.
- Будет мне —
- Когда же —
- Счастливая сказка
- В полыни и мяте,
- Платье, полумаска,
- Кружевная пляска...
- И никто не скажет:
- — Пожила и хватит!
1983 тюрьма КГБ, Киев «Паучок-математик (грустней не придумаешь зверя!)...»
- Паучок-математик (грустней не придумаешь зверя!)
- Всё старается тонкие лапки свои посчитать.
- Но полученной маленькой цифре он мудро не верит
- И сердито бормочет: «Не вышло опять ни черта!»
- Он соткал чертежи, он углы вымеряет прилежно,
- Он решает задачу с капустой, где волк и коза,
- Но не верит ответу и снова шуршит безнадёжно,
- И вздыхает: решение ясно, а как доказать?
- Ах ты, чокнутый гений, распятый на координатах,
- Чудачок-Пифагор, полоумный тюремный пророк!
- Подожди уползать, я поверю твоим результатам!
- Пораскинь вензеля, посчитай мне, пожалуйста, срок.
1983 тюрьма КГБ, Киев «Я с мышами и звёздами говорю...»
- Я с мышами и звёздами говорю,
- Я зелёную луковку полила,
- Я сухарь покрошу в окно — январю,
- А он мне узор на форточке — два крыла —
- Ясным сахаром насечёт:
- Холод-хруст!
- И — снежинку с мятным лучом:
- — Какова на вкус
- Шестикрылая? Не горчит голубым — печаль?
- Первый круг — не сердцу ли вопреки?
- Но я знаю, что ему отвечать:
- — Всё в порядке, мастер,
- Твоей руки
- На устах не тает печать
- Филигранная, и почётней нет
- Белых звёзд на моих плечах.
- Вифлеемских тех эполет
- Удостоена — благодарю,
- Что как женщине — в кружевах —
- Ты сковал их. Пока жива —
- Сберегу чистейшими — январю
- Обещаю. Кричат: «Виват!»
- Воробьи, чтоб мастеру не грустить.
- И я пью из чаши, его резьбой
- Изукрашенной. Он говорит:
- — Прости,
- Я боялся пересластить.
- Бог с тобой.
1983 тюрьма КГБ, Киев «Куклу с моющимися волосами!..»
- Куклу с моющимися волосами!
- С голубыми испуганными глазами!
- С круглой попкой и пальчиками-конфетками
- Во дворе купала дочка соседки.
- Вдохновенный обряд напоказ творила:
- Наливала воду, взбивала мыло,
- Локтем пробовала: не горячо? —
- И лила на розовое плечо —
- Дорогое, немецкое (мягкий пластик)!
- Мы сгорали молча, в жестокой власти
- Аккуратных ресничек в шёлковых бликах,
- Добросовестных щёчек цвета клубники,
- Русых локонов и ладошек зябких,
- И бесстыдства кружев, снятых хозяйкой.
- А наш худенький круг обходила зависть
- И моргала пластмассовыми глазами.
- И уже выбирала: кого — себе —
- Навсегда? Кому судьба — поседеть
- У неё под мякотью локотка,
- В пышной сласти сахарного лотка,
- В нежной ванночке,
- что в коробку — комплект! —
- Упакована? Кто за входной билет
- В изобильную благодать
- Первым взносом — попросить дать
- Подержать! Дотронуться! Посмотреть!
- Заплати — и конец игре!
- И щенкам, посягающим на газон,
- И слезам над обиженной стрекозой,
- И ещё чему-то. Мы знали это,
- Отступая в босяцкую вольность лета:
- К самодельным коням, хворостинке-шпаге,
- Треугольному киверу из бумаги...
- Как с арены звери, презрев опилки,
- Мы ушли, деревянно держа затылки.
- И свой гордый выбор перестрадали,
- Подчиняя сердце такту сандалий.
1983 тюрьма КГБ, Киев «Мне в лицо перегаром дышит моя страна...»
- Мне в лицо перегаром дышит моя страна.
- Так пришли мне книгу, где нет ничего про нас.
- Чтобы мне гулять по векам завитых пажей,
- Оловянных коньков на крышах и витражей,
- Чтоб листать поединки, пирушки да веера,
- Чтоб ещё не пора — в костёр, ещё не пора...
- И часовни ещё звонят на семи ветрах,
- И бессмертны души, и смеха достоин страх.
- Короли ещё молоды, графы ещё верны,
- И дерзят певцы. А женщины сотворены
- Слабыми — и дозволено им таковыми быть,
- И рожать сыновей, чтобы тем — берега судьбы
- Раздвигать, и кольчуги рвать, и концом копья
- Корм историкам добывать из небытия.
- Чтоб шутам решать проблемы зла и добра,
- Чтобы львы на знамёнах и драконы в горах,
- Да в полнеба любовь, да весёлая смерть на плахе,
- А уж если палач — пускай без красной рубахи.
1983 тюрьма КГБ, Киев «Чёрная картинка...»
- Чёрная картинка —
- Стрелолист!
- Витая тропинка —
- Расстелись!
- Дрогни, белогривый,
- Под седлом!
- В штрихи-переливы —
- Напролом!
- Пробираться чащей
- В сласть и жуть!
- За святою чашей —
- Грешный путь.
- Озёра, драконы,
- Зверь-единорог...
- Гибнуть — так без стона,
- Жить — так без дорог!
- Мёртвые, живые —
- Сплетены в бою.
- В церкви кружевные
- Мальчики поют.
- Дамы за шелками —
- Страстоцвет! —
- Слабыми руками
- По канве
- Пышный герб выводят,
- Подают:
- — Сбереги в походе.
- А убьют —
- Воспоют сторицей
- Каждый бой...
- Мой весёлый рыцарь,
- Бог с тобой!
1983 тюрьма КГБ, Киев «Мне как-то снилось: кони и попоны...»
Моему другу Валерию Сендерову - Мне как-то снилось: кони и попоны,
- Рука с колючим перстнем на плече,
- И горький лик коричневой иконы,
- И твёрдый ропот тысячи мечей.
- Потом не помню. Травы уставали
- Оплакивать надломы, волки — выть,
- И кто-то пел по мёртвым на привале,
- И сохли раны, и хотелось пить.
- Был месяц август. Дозревали звёзды
- И падали в походные костры,
- И родину спасти ещё не поздно
- Казалось нам. Мы дождались поры,
- Мы встали, и в который раз, спасая,
- Ушли в траву и перестали быть.
- Юродивая девочка, босая
- По нам бежала с криком.
- Не убить —
- Так просто. Кажется, сейчас усвоит
- Моя земля бесхитростный урок...
- Но нет! Ржавеют воды, бабы воют.
- А мы встаём, когда приходит срок.
1983 тюрьма КГБ, Киев «Зачем бояться манекенов?..»
- Зачем бояться манекенов?
- А вот поди ж: до тошноты!
- Они молчат в прозрачных стенах
- И улыбаются... А ты
- Кричишь: — Скорей, пойдём отсюда!
- И тянешь за руку. Но вслед —
- Они... О, детская причуда!
- Не оставляешь столько лет —
- Зачем?
- Недвижные уроды
- При галстуках и в пиджаках,
- Младенцы мертвенной породы
- В передничках и ползунках,
- И женщины... У них снимают,
- Меняя платье, кисти рук...
- Кадавров линия прямая!
- А вдруг однажды поутру
- Ты выплеснешь своё отродье
- На улицы? Войдёшь в дома?
- И родине моей юродивой...
- А впрочем, ведь она сама
- Хватает за руки — проверить:
- Снимаются? Ну, значит, свой!
- А нет — в наручники!
- И двери —
- На ключ!
- И встанет часовой,
- Обшитый синим кантом — рядом,
- И ты тогда поймёшь по взгляду,
- Что он — тот самый! Неживой.
1983 тюрьма КГБ, Киев «Что календарь? Формальность бытия!..»
- Что календарь? Формальность бытия!
- Любой февраль уже сиренью дует.
- И прежнюю печаль на молодую
- Под буйную крамолу воронья
- Сменяет. Но приросшая — болит!
- Скребут асфальту шкуру.
- Соль земли
- Разметена по влажным тротуарам.
- Цветные сны слоятся тонким паром,
- А мы отвыкли радости делить.
- Как женщина неловкая — пакеты,
- Мы их роняем всей охапкой в снег!
- Но всё равно хватает всем, на всех!
- О перемен прозрачная примета!
- О времени весёлое весло!
- Промокших варежек наивное тепло
- Впечатается в корочку сугроба,
- Зашмыгают иззябшие микробы,
- Весенние созвездья из берлог
- Подымут лёгкий запах нафталина,
- И Бог, слепив дитя из мокрой глины,
- Остатками запрудит ручеёк.
1983 тюрьма КГБ, Киев «О нём толковали по всем лагерям...»
- О нём толковали по всем лагерям,
- Галдели в столыпинских потных вагонах,
- И письма писали о нём матерям,
- И бредили в карцере хрипнувшим горлом.
- Давно ли сидит он — не помнил никто,
- Но знали: делился пайком и заваркой,
- И отдал мальцу на этапе пальто,
- А в зоне голодных кормил с отоварки.
- И спутав со слухом невнятную быль,
- Гадали: за что он влетел в арестанты?
- Одни говорили: за то, что любил.
- Другие шептали, что за пропаганду.
- А он им паёк в колбасу превращал,
- Лечить их не брезгал — чесотка ли, вши ли.
- А женщин жалел, понимал и прощал.
- И даже не требовал, чтоб не грешили.
- Он боль унимал возложеньем руки,
- Учил: вы не звери, пора бы из клеток...
- И самые верные ученики
- Его продавали за пачку таблеток.
- А он говорил: ваши души во тьме,
- И что, мол, с вас спросишь,
- И гневался редко.
- А впрочем, болтали в Бутырской тюрьме,
- Что он за донос изувечил «наседку».
- Одни уходили, отмаявши срок,
- Другие амнистии ждали напрасно,
- А он под неё и попасть бы не мог,
- Поскольку считался особо опасным.
- Но четверо зэков, уйдя по домам,
- О нём записали, что знали, в тетрадку.
- Их тут же забрали, и к новым делам
- Подшили их записи — всё по порядку.
- И взяли его — неизвестно куда.
- И где он теперь — в рудниках или ссылке,
- А может, под коркой сибирского льда —
- Спросите попутчиков на пересылке.
1983 тюрьма КГБ, Киев «И оказалось: это просто скучно...»
- И оказалось: это просто скучно —
- Не более того. А теснота
- Клетушки, загородки в зале душном —
- Уютная, дубовая черта
- Меж судьями и мною — чтоб не спутать.
- Глаза в глаза! Ребячье торжество:
- Воротятся!
- Боятся в зале смуты?
- А может, мой весёлый глаз жесток
- По-зэковски? Чтоб и во сне — за горло?
- Но мой разбой уже превозмогла
- Чеканенная прадедами гордость:
- Что мне за дело до холопских глаз!
1983 гор. суд, Киев «Сегодня утро пепельноволосо...»
- Сегодня утро пепельноволосо.
- И, обнимая тонкие колени,
- Лениво наблюдает птичью россыпь
- Во влажном небе. Бремя обновлений
- Сегодня невесомо: ни печалей,
- Ни берега в бездонной передышке!
- И ремешки отброшенных сандалий
- Впечатаны в скрещённые лодыжки.
- И безмятежный взор влекут осколки
- Витых ракушек, сохнущие сети,
- Песчинки да сосновые иголки,
- Да звон и лёгкость бытия на свете.
1983 тюрьма КГБ, Киев «Наспех прячу за сарай портфель...»
- Наспех прячу
- За сарай портфель,
- Конь мой пряничный —
- Айда в апрель!
- Жестяной трамвайчик,
- Башенка-часы,
- Запертые дачи,
- Брошенные псы.
- Волчьи мои морды!
- Переглажу всех!
- На боках потёртых —
- Прошлогодний мех.
- Сказочная свита,
- До-го-няй!
- В зубы ненасытные —
- Бросаю коня!
- По дохлой полыни,
- Оползнями — вниз:
- В такое синее —
- Хоть захлебнись!
- В облако ли, в воду —
- С самой крутизны!
- Звонкая свобода
- Десятой весны!
- Водоросли, звери,
- Свет морской!
- Ветер с берега
- Хохочет: стой!
- Но лечу с разгона —
- Не остановлюсь!
- Волны, как драконы.
- Ботинки — вхлюст!
- Кубарем по кромке,
- По ничьей земле!
- Послушным и робким —
- За партой млеть!
- Примерным-прилежным —
- Позвонки кривить,
- А мне — волчья нежность
- Да гул в крови!
- А мне — находки —
- Счастливей нет:
- Выброшенной лодки
- Крутой скелет,
- Странные стекляшки,
- Бронзовый крючок...
- От солёной ласки —
- Горлу горячо!
- По древнему праву —
- Всех князей верней,
- По дерзкому нраву —
- Всех земель родней,
- Буйное самое —
- Моё! Присягай!
- Пенными усами
- Вались к ногам!
- Голубой кровью
- Греми в щиты!
- Никого — кроме!
- Я и ты.
1983 тюрьма Лефортово, Москва «У изменницы и отступницы...»
- У изменницы и отступницы,
- У сучка в державном глазу,
- У особо опасной преступницы —
- Ну и смеху! — режется зуб.
- По-цыплячьи стучится, лезет,
- Ничего не желая знать.
- Что с того, что окно в железе?
- Всё растёт —
- но на то и весна!
- Приговор мой ждёт утвержденья,
- Заседает Верховный суд...
- Тут бы хныкать о снисхожденьи —
- Но мешает крамольный зуб!
- Прёт наружу целое утро,
- И скворцом трещит голова...
- Непутёвая моя мудрость!
- Ты нашла, где качать права!
- Что поделать? А завтра обыск!
- Обнаружат, подымут вой,
- И за то, что не смотрят в оба,
- Нагоняй получит конвой...
- По инструкции —
- не положен
- Острый, режущий сей предмет!
- Как так вырос? Да быть не может!
- Да такого в правилах нет!
- Ишь, нахалка, что вытворяет!
- Это слыханные ль дела?
- Где другие — зубы теряют,
- Эта — новенький завела!
- Может, сунули в передачу?
- Может, это хитрый протез
- C телекамерой? Не иначе,
- Как на денежки НТС!
- И пойдут по столам бумаги,
- И начальник тюрьмы вздохнёт:
- — Поскорее бы сплавить в лагерь!
- Потерпите ещё денёк!
- Есть у нас на шальных поэтов
- Наш гуманный Верховный суд:
- Утвердят приговор, и поеду.
- Может, крылышки отрастут!
1983 тюрьма КГБ, Киев «Мне сегодня плохо. Милый, не семь же лет...»
- Мне сегодня плохо. Милый, не семь же лет —
- Полувальсом — по бедам, как по воде!
- Да, не нашей породе — знаю — себя жалеть,
- Но сегодня никто не увидит,
- Не вспомнит — где
- Улыбаюсь, держусь и в письмах шутки шучу.
- Мне сегодня плохо: отпустите меня
- Из бессмертия! Пятый угол ищу!
- У Владимира колокола звонят —
- Не по мне, и не разобрать, по ком!
- Я не слышу, я уже далеко.
- И по ком в телефон кричат и не спят ночей,
- И по ком окаянный взгляд — знаю, знаю чей —
- Плавит хор свечей и олифы лоск,
- Богородицу доводя до слёз:
- — Заступись!
- А куда ей, бедной, с дитём —
- За других? Своего не сберечь: растёт!
- И, беспомощная, плачет — а что ещё?
- — Опусти глаза, не мучь! Горячо!
- Ну не плачь, голубка, всё, он сейчас уйдёт,
- И твои ожоги сбрызнут святой водой,
- И твои печали залечат колокола...
- Ну, уж ведь легче? Это он не со зла.
- Он не будет больше, я напишу: не смей!
- Мне совсем не плохо!
- И — рожицу на письме.
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия «По хлебам России бродил довоенный ветер...»
- По хлебам России бродил довоенный ветер,
- А смешной гимназист,
- влюблённый во всё на свете,
- Изводивший свечи над картами Магеллана,
- Подрастал тем временем. Всё по плану
- Шло, не так ли, Господи?
- Под холодным небом
- Бредил всеми землями, путая быль и небыль.
- — Апельсинные рощи Сорренто, —
- шептал и слушал,
- Как чужие слова застилают печалью душу.
- — Варвары спустились в долину, —
- Он твердил по латыни,
- И рвалось, как из плена,
- сердце к этой долине.
- А когда уездный город Изюм занесло снегами,
- Он читал, как рабыни, давя виноград ногами,
- Танцевали над чаном
- под хохот медных браслетов,
- И от этого сохло горло,
- как прошлым летом.
- Со стены улыбался прадед в литых лосинах,
- Бесконечно юный,
- но потускневший сильно.
- Застеклённый декабрь стоял,
- как часы в столовой,
- И смотрел,
- и ждал,
- не говоря ни слова.
- А потом весна-замарашка в мокрых чулках —
- Тормошила, смеясь, и впадинку у виска
- Целовала — и мальчик немел от её насмешек.
- Все уроки — кубарем! Все законы — смешаны!
- Он сбегал посмотреть ледоход,
- и ветер апреля
- Выдувал облака соломинкой. Марк Аврелий
- Ждал с античным терпеньем,
- открыт на той же странице.
- Продавали мочёные яблоки. Стыли птицы
- В синеглазой бездне, выше колоколов!
- И для этой печали уже не хватало слов.
- И рука отчизны касалась его волос...
- Он как раз дорос до присяги,
- когда началось.
- Он погиб, как мечтал, в бою,
- защищая знамя.
- Нам бы знать — за что нас так, Боже?
- А мы не знаем.
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия
Вне лимита
«Есть у нашей совести два оттенка...»
- Есть у нашей совести два оттенка,
- Два молчания, две стороны застенка.
- Сколько лет старались забыть! Однако
- В алфавите два молчаливых знака:
- Мягкий — круглый, родственный и лояльный,
- И старинный твёрдый, ныне опальный.
- Сколько раз его, гордого, запрещали,
- Из машинок выламывали клещами,
- Заменяли апострофом, и у слов
- Обрубали концы, чтоб ни-ни!
- Крылом,
- Лебедь стриженный, не зачерпнёшь утра,
- Не почувствуешь осенью, что пора,
- В холода высот не рванёшь из жил —
- Захлебнёшься сном, не узнав, что жил.
- И споют тебе колыбельный гимн
- Медным горлышком, чтоб на страх другим!
- Самиздатский томик — в архивный тлен —
- Крысьей лапкой на склизком листать столе,
- Мягкой пылью — тише! — стелить шажок,
- И — шнурок на вдох: помолчи, дружок!
- Помолчи — проси
- Не губить — простить,
- Помолчи — скажи
- Слово — и спаси
- Сам себя! Во лжи —
- Хочешь? — Воскреси
- Униженьем — жизнь!
- Ну?! И — хруст в кости.
- Но старинной твёрдости взгляд — ответ,
- Голубых кровей отражённый свет,
- Гул молчания — княжьего — палачу —
- Ни полслова!
- С телеги — толпе — молчу!
- Как суду — ни бровью, так им — ни стон,
- Ни холопский — в четыре конца — поклон!
- Привыкать ли: с закинутой головой
- К эшафоту — под радостный зверий вой,
- Чёткой поступью — медленно — по плевкам,
- Да по грязной соломе, да по векам;
- Не оправдываясь — не пристанет ложь!
- Той же смертной дорогой и ты пройдёшь.
- И российской совестью — в прорву лет —
- Двухголосье молчания грянет вслед.
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия «А я не знаю, как меня убьют...»
- А я не знаю, как меня убьют:
- Пристрелят ли в начале заварухи —
- И я прижму растерянные руки
- К дыре, где было сердце.
- И сошьют
- Мне белую легенду, и примерят,
- И нарядят — потом уже, потом,
- Когда окончится! Когда сочтут потери,
- Протопят каждый уцелевший дом,
- И вдруг смутятся, затворяя двери,
- И загрустят неведомо о ком.
- А может даже раньше — хоть сейчас:
- Разденут — и в бетон, в окочененье
- Законное! За подписью врача —
- В калеки, в смертники — на обученье!
- Чтобы не дрогнув — медленно — до дна!
- Согласно предписаниям режима!
- О, белая легенда! Холодна!
- И — с головы до пят — неотторжима!
- А может, проще — новостью в письме:
- — Ты знаешь... Оказалось... Что ж, мужайся!
- Ты сильная...
- И удержу ли смех
- Над смятыми листками? Как прижаться
- Дырой, где было сердце — только что —
- К рукам — уже ненужным и неважным?
- И дальше — как? За гранью? За чертой
- Непреступаемой? Отмеренной? Бумажной?
- Ох, только бы не так! Не через вас,
- Мои!
- Пускай не вы, пускай другие!
- Ведь не пощады! Но другую гибель —
- Цемент ли, пуля — только не слова!
- А впрочем, что я горожу? Не мне —
- В друзьях сомненье допустить, в любимом —
- Смятенье допустить! Единым «нет» —
- Я отметаю допущенье грима
- На самых верных душах всей земли,
- На самых яростных и самых гордых!
- Что, волчий век? Воротишь зверью морду?
- Кому кого бояться — знаешь?
- Пли!
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия ЗЕМЛЯНИЧНЫЙ ГОРОД
- В Земляничном городе —
- Звонкие окошки,
- В Земляничном городе —
- Молоко для кошки,
- В Земляничном городе —
- Пряники с картинками,
- Башенки с часами,
- Цыганки с корзинками,
- Лужи да кораблики,
- Финики-бананы,
- Гордые вороны,
- Мудрые бараны.
- Целый вечер — мультики,
- Целый день — мороженое,
- А по воскресеньям —
- И добавки можно!
- И уже видали
- В Земляничном городе
- Выраженье счастья
- У лошади на морде!
- А ещё там ёжики,
- Тигры и медведи!
- Купим кучу сахару —
- И скорей поедем
- В Земляничный город!
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Ни сына не оставивший, ни дома...»
О.М. - Ни сына не оставивший, ни дома,
- Во вьюгу поднятый среди строки,
- Щерблёною дорогою ведомый —
- Нелепым дуновением руки,
- Бессмертным птичьим взмахом —
- Не меня ли
- Благословил на этот мёрзлый путь?
- И правящему чёрными конями
- Я не боюсь в глазницы заглянуть:
- Ни странных птиц кружение и трепет,
- Ни гул последней облачной черты —
- Не преуспеют испугать, раз ты
- Уже на берег вышел, чтобы встретить,
- И ждёшь у края сумрачной воды.
- Я узнаю твой взмах — и рвутся звенья
- Бессильных уз, и опадает тлен!
- А ты сейчас шагнёшь по неземле —
- И руку мне подашь, чтобы забвенье
- Не доплеснуло до моих колен.
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Неумелая пила, пышные опилки...»
Татьяне Великановой - Неумелая пила,
- Пышные опилки.
- Предосенние дела.
- Доживём до ссылки!
- Скоро, скоро на этап,
- В тёплый свитер — скоро,
- А свобода — по пятам
- С матерщиной пополам,
- Сыском да надзором!
- Восемьдесят третий год —
- Солью, не хлебами —
- Вхруст по косточкам пройдёт,
- Переломится вот-вот!
- Недорасхлебали.
- За ворота, за предел —
- С каждой нотой выше!
- Тихий ангел отлетел.
- Нам судьба накрутит дел —
- Дайте только выжить!
- Ну, до встречи где-нибудь.
- Зэковское счастье —
- Улыбнись!
- Счастливый путь.
- Нету сил прощаться.
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Если выйти из вечера прямо в траву...»
- Если выйти из вечера прямо в траву,
- По асфальтовым трещинам —
- в сумрак растений,
- То исполнится завтра же — и наяву —
- Небывалое лето счастливых знамений.
- Все приметы — к дождю,
- Все дожди — на хлеба,
- И у всех почтальонов — хорошие вести.
- Всем кузнечикам — петь,
- А творцам — погибать
- От любви к сотворённым —
- красивым, как песни.
- И тогда, и тогда —
- Опадёт пелена,
- И восторженным зреньем —
- иначе, чем прежде, —
- Недошедшие письма прочтём,
- И сполна
- Недоживших друзей оправдаем надежды.
- И подымем из пепла
- Наш радостный дом,
- Чтобы встал вдохновенно и неколебимо.
- Как мы счастливы будем — когда-то потом!
- Как нам нужно дожить!
- Ну не нам — так любимым.
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Я проеду страною — в конвойной свите...»
Тане и Ване - Я проеду страною —
- В конвойной свите,
- Я измучу людским страданьем глаза,
- Я увижу то, что никто не видел —
- Но сумею ли рассказать?
- Докричу ли, как мы такое можем —
- По разлуке, как по водам?
- Как становимся мы на мужей похожи —
- Взглядом, лбом, уголками рта,
- Как мы помним —
- до каждой прожилки кожи —
- Их, оторванных на года,
- Как мы пишем им: «не беда,
- Мы с тобою — одно и то же,
- Не разнять!»
- И звучит в ответ
- Твердью кованное «навек» —
- То стариннейшее из словес,
- За которым — без тени — свет.
- Я пройду этапом,
- Я всё запомню —
- Наизусть — они не смогут отнять!
- Как мы дышим —
- Каждый вдох вне закона!
- Чем мы живы —
- До завтрашнего дня.
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Что-то завтра, кораблик наш, Малая зона...»
- Что-то завтра, кораблик наш, Малая зона,
- Что сбудется нам?
- По какому закону —
- Скорлупкой по мёртвым волнам,
- Весь в заплатах и шрамах,
- На слове — на честном — одном —
- Чьей рукою храним наш кораблик,
- Наш маленький дом?
- Кто из нас доплывёт, догребёт, доживёт —
- До других,
- Пусть расскажет: мы знали
- Касание этой руки.
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Дай мне кличку, тюрьма...»
- Дай мне кличку, тюрьма,
- В этот первый апрель,
- В этот вечер печали,
- С тобой разделённый.
- В этот час твоих песен
- О зле и добре,
- Да любовных признаний,
- Да шуток солёных.
- У меня отобрали
- Друзей и родных,
- Крест сорвали с цепочки
- И сняли одежду,
- А потом сапогами
- Лупили под дых,
- Выбивая с пристрастьем
- Остатки надежды.
- Моё имя подшито,
- И профиль, и фас —
- В нумерованном деле,
- Под стражей закона —
- Ничего моего!
- Так же, как и у вас —
- Никого, ничего!
- На решётке оконной —
- Вот я весь — окрести,
- Дай мне имя, тюрьма,
- Проводи на этап
- Не мальчишку, а зэка,
- Чтоб встречала меня
- Потеплей Колыма,
- Место ссылок и казней
- Двадцатого века.
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Помню брошенный храм под Москвою...»
- Помню брошенный храм под Москвою:
- Двери настежь, и купол разбит.
- И, дитя заслоняя рукою,
- Богородица тихо скорбит —
- Что у мальчика ножки босые,
- А опять впереди холода,
- Что так страшно по снегу России —
- Навсегда — неизвестно куда —
- Отпускать темноглазое чадо,
- Чтоб и в этом народе — распять...
- — Не бросайте каменья,
- не надо!
- Неужели опять и опять —
- За любовь, за спасенье и чудо,
- За открытый бестрепетный взгляд —
- Здесь найдётся российский Иуда,
- Повторится российский Пилат?
- А у нас, у вошедших, —
- ни крика,
- Ни дыхания —
- горло свело:
- По её материнскому лику
- Процарапаны битым стеклом
- Матерщины корявые буквы!
- И Младенец глядит, как в расстрел:
- — Ожидайте, Я скоро приду к вам!
- В вашем северном декабре
- Обожжёт Мне лицо, но кровавый
- Русский путь Я пройду до конца,
- Но спрошу вас — из силы и славы:
- Что вы сделали с домом Отца?
- И стоим перед Ним изваянно,
- По подобию сотворены,
- И стучит нам в виски, окаянным,
- Ощущение общей вины.
- Сколько нам — на крестах и на плахах —
- Сквозь пожар материнских тревог —
- Очищать от позора и праха
- В нас поруганный образ Его?
- Сколько нам отмывать эту землю
- От насилья и ото лжи?
- Внемлешь, Господи? Если внемлешь,
- Дай нам силы, чтоб ей служить.
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Что ты помнишь о нас, мой печальный...»
- Что ты помнишь о нас, мой печальный,
- Посылая мне лёгкие сны?
- Чем ты бредишь пустыми ночами,
- Когда стены дыханью тесны?
- Вспоминаешь ли первые встречи,
- Дальний стан, перекрёстки веков?
- Говорит ли неведомой речью
- Голубое биенье висков?
- Помнишь варваров дикое стадо,
- И на гребне последней стены
- Мы — последние — держим осаду
- И одною стрелой сражены?
- Помнишь дерзкий побег на рассвете,
- Вдохновенный озноб беглецов,
- И кудрявый восточный ветер,
- Мне закидывающий лицо?
- Я не помню, была ли погоня,
- Но, наверно, отстала вдали,
- И морские весёлые кони
- Донесли нас до тёплой земли.
- Помнишь странное синее платье —
- И ребёнок под шалью затих...
- В этот год исполнялось проклятье,
- И кому-то кричали: «Мы — братья!»
- А кого-то вздымали на штык...
- Как тогда мы друг друга теряли —
- В суматохе, в дорожной пыли —
- И не знали: на день, навсегда ли?
- И опять — узнаёшь ли — нашли!
- Через смерть, через годы и годы,
- Через новых рождений черты,
- Сквозь забвения тёмные воды,
- Сквозь решётку шепчу: это ты!
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Вот и снова декабрь...»
- Вот и снова декабрь
- Расстилает холсты,
- И узорчатым хрустом
- Полны мостовые,
- И напрасно хлопочут
- Четыре стихии
- Уберечь нас от смертной
- Его чистоты.
- Пустим наши планеты
- По прежним кругам —
- Видно, белая нам
- Выпадает дорога.
- Нашу линию жизни
- Залижут снега —
- Но ещё нам осталось
- Пройти эпилогом.
- Но, упрямых следов
- Оставляя печать,
- Подыматься по мёрзлым ступеням
- До плахи —
- И суровую холодность
- Чистой рубахи
- Ощутить благодатью
- На слабых плечах.
1983 ЖХ-285/2 ШИЗО, Мордовия «И доживу, и выживу, и спросят...»
- И доживу, и выживу, и спросят:
- Как били головою о топчан,
- Как приходилось мёрзнуть по ночам,
- Как пробивалась молодая проседь...
- Но улыбнусь. И что-нибудь сострю.
- И отмахнусь от набежавшей тени.
- И честь воздам сухому сентябрю,
- Который стал моим вторым рожденьем.
- И спросят: не болит ли вспоминать,
- Не обманувшись лёгкостью наружной.
- Но грянут в памяти былые имена —
- Прекрасные — как старое оружье.
- И расскажу о лучших всей земли,
- О самых нежных, но непобедимых:
- Как провожали, как на пытку шли,
- Как ждали писем от своих любимых.
- И спросят: что нам помогало жить,
- Когда ни писем, ни вестей — лишь стены,
- Да холод камеры, да чушь казённой лжи,
- Да тошные посулы за измену.
- И расскажу о первой красоте,
- Которую увидела в неволе:
- Окно в морозе! Ни глазков, ни стен,
- И ни решёток, и ни долгой боли —
- Лишь синий свет на крохотном стекле,
- Витой узор — чудесней не приснится!
- Ясней взгляни — и расцветут смелей
- Разбойничьи леса, костры и птицы!
- И сколько раз бывали холода,
- И сколько окон с той поры искрилось —
- Но никогда уже не повторилось
- Такое буйство радужного льда.
- Да и за что бы это мне — сейчас,
- И чем бы этот праздник был заслужен?
- Такой подарок может быть лишь раз.
- А, может быть, один лишь раз и нужен.
1983 ЖХ-385/3, Лагерная больница, Мордовия «Я сижу на полу, прислонясь к батарее...»
- Я сижу на полу, прислонясь к батарее, —
- Южанка, мерзлячка!
- От решётки на лампочке
- тянутся длинные тени.
- Очень холодно.
- Хочется сжаться в комок по-цыплячьи.
- Молча слушаю ночь,
- Подбородок уткнувши в колени.
- Тихий гул по трубе.
- Может, пустят горячую воду?
- Но сомнительно.
- Климат ШИЗО. Кайнозойская эра.
- Кто скорей отогреет —
- Державина твёрдая ода,
- Марциала опальный привет
- Или бронза Гомера?
- Мышка Машка стащила сухарь
- И грызёт за парашей.
- Двухдюймовый грабитель,
- Невиннейший жулик на свете!
- За окном суета,
- И врывается в камеру нашу —
- Только что со свободы —
- Декабрьский разбойничий ветер.
- Гордость Хельсинкской группы не спит —
- По дыханию слышу.
- В Пермском лагере тоже не спит
- Нарушитель режима.
- Где-то в Киеве крутит приёмник
- Другой одержимый...
- И встаёт Орион,
- и проходит от крыши до крыши.
- И печальная повесть России
- (А может, нам снится?)
- Мышку Машку, и нас, и приёмник,
- И свет негасимый —
- Умещает на чистой, ещё непочатой странице,
- Открывая на завтрашний день
- Эту долгую зиму.
1983 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия «О чайной ложечке любви...»
Илюше - О чайной ложечке любви
- Давай грустить, мой друг далёкий!
- О том, что бесконечны сроки,
- Что так суровы все пророки —
- И хоть бы кто благословил!
- Мой друг, давай грустить о том,
- Как я из марта прибегала.
- Ты ждал в дверях.
- И в добрый дом
- Вводил. А занавес вокзала
- Был так нескоро, что цвела
- Обломленная наспех ветка —
- И в робость воскового света
- Каморка тесная плыла.
- Давай грустить о том, что мы
- Так щедро молоды поныне —
- Но нам, рождённым на чужбине
- С судьбой скитанья и гордыни, —
- Искать ли родины взаймы?
- Как онемевший бубенец —
- Сердечный спазм.
- Сейчас отпустит.
- Как впереди бездонно пусто!
- Но есть у самой долгой грусти
- Одна улыбка под конец.
1983 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия «Вот и стихли крики, Пенелопа...»
- Вот и стихли крики, Пенелопа,
- Покрывало в сторону!
- Он вернулся, твой высоколобый,
- К сыну и престолу.
- К лошадям своим и горожанам,
- К ложу из оливы...
- Ни разлучница не удержала,
- Ни эти, с Олимпа.
- Вытер меч, меняя гнев на милость,
- Дышит львино...
- Раз рука его не усумнилась —
- Значит, нет невинных!
- Всем злодеям вышло наказанье
- От законной власти...
- Вот рабыни смоют кровь с мозаик —
- И начнётся счастье.
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Вот и кончена пляска по синим огням...»
- Вот и кончена пляска по синим огням,
- По калёным орешкам углей.
- Вот и роздых оранжевым пылким коням,
- А тепло всё смуглей и смуглей.
- Оскудевшей ладошкой остатки лови —
- Не держи — отпускай на скаку!
- Остыванье камина печальней любви,
- Обречённей котёнка в снегу.
- А когда догорит, отлетит и умрёт,
- Как цыганский костёр на песке —
- То останется маленький грустный зверёк,
- Охвативший колени в тоске.
- Что ж, не всё танцевать этой долгой зимой,
- Раз никак не кончается год!
- И теряется в сумерках тоненький вой,
- Унесённый в пустой дымоход.
- Что ж, не всё баловаться, свиваясь кольцом,
- Да хвостом разводить вензеля...
- И хотелось бы года с хорошим концом —
- Да остыла под лапкой зола...
- Не скули, дурачок, мы газету зажжём —
- Всю подшивку — в разбойничий дым!
- Хоть и мало тепла — да горит хорошо!
- Потанцуем, а там поглядим.
1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Подумаешь — сгрызли метлу от ступы...»
- Подумаешь — сгрызли метлу от ступы
- И полподметки от сапога!
- У нас, драконов, чешутся зубы
- По полнолуниям и четвергам!
- Ну, скушали грабли — большое дело!
- Сожрали осла — велика печаль!
- Моя бабуся однажды съела
- Министра — и то никто не кричал.
- А что мы съели — то съели честно:
- Интриги-сплетни нам не с руки.
- Уж если что-то чесать — известно,
- Что лучше зубы, чем языки.
- Нам всё годится: хрум-хрум — и нету!
- Вот только было бы, чем запить.
- Сжуём и туфельку, и карету,
- А Золушку выплюнем — так и быть!
- Но, дело имея с людской породой,
- Мотайте, мальчики, на усы:
- Я дожил до старости тем, что сроду
- Не ел их докторской колбасы.
- Да, мы жуём, но рискуем сами —
- Такая уж наша драконья жисть!
- Ох, снова, проклятые, зачесались...
- У вас не найдётся, чего погрызть?
1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия МЕДВЕЖЬЯ ПЕСЕНКА
- Самым мягким лапкам —
- Баю-бай!
- Самым круглым попкам —
- Баю-бай!
- Самым толстопузым,
- Тёплым и лохматым,
- Сонным медвежатам —
- Баю-бай!
- Как у нас в берлоге
- Три бочонка мёду,
- Как у наших деток —
- Сладенькие лапки...
- Первый сон — гречишный,
- А второй — цветочный,
- А как выйдет месяц —
- Липовый приснится.
- Соням и сластёнам,
- Баловням-задирам,
- Медвежовым деткам —
- Баюшки под ушко!
1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия «И — в вечерний полёт...»
- И — в вечерний полёт,
- по-ребячьи раскинувши руки,
- Словно в бездну,
- роняя затылок в крахмальную стынь —
- Пронесёмся по снам,
- ни в одном не уставшие круге,
- В обомлевших ветрах наводя грозовые мосты!
- Мы узнаем там тех, кого вспомнить пытались,
- но меркла
- У границы сознанья прозрачная память веков.
- Мы в неё свою жизнь наводили,
- как встречное зеркало,
- Но глаза ослеплял свет неведомых нам берегов.
- В озареньи полёта мы будем бесстрашны и мудры,
- И придут к нам крылатые звери с небесных ворот...
- А в кого превратимся, ударившись оземь, наутро —
- Нам ещё не известно,
- и стоит ли знать наперёд?
1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Таня Осипова, как вы мне надоели!..»
- Таня Осипова, как вы мне надоели!
- Даже здесь — вдвоём:
- близнецовый эффект виноват!
- Серый ветер гуляет по дощатой нашей постели
- И вечерние мыши вышли на променад.
- Мы опять в ШИЗО, ох не гладят нас по головке!
- Под одной звездой отмерзать ото всех забот.
- Ну, на крайний случай — вы в ШИЗО,
- а я в голодовке.
- Или тот же случай, только наоборот.
- Видно, ангелы наши время нашли и место
- Спохватиться: где мы болтались врозь,
- и они правы.
- Где вы были в Москве во время моих наездов?
- И где я была, когда в Лефортово — вы?
- Двум таким безголосым как же было не спеться?
- От судьбы не уйдёшь: раз уж нас не свели свои —
- Удружили власти, теперь никуда не деться!
- Принесли баланду; возьмите на нас двоих.
1984 ЖХ-385/2, ШИЗО, Мордовия «А в этом году подуло весной...»
- А в этом году подуло весной
- Четвёртого февраля.
- И на вспененной лошади вестовой
- В нелепом мундире старинных войн
- Промчал по мёрзлым полям.
- Прокатили мускулы облаков
- По всем горизонтам гром,
- И запели трубы былых полков
- Смертью и серебром.
- И по грудь в весне провели коней,
- И намокли весной плащи,
- А что там могло так странно звенеть,
- Мне было не различить.
- Но рвануло сердце на этот звон,
- И усталость крылом смело.
- И это был никакой не сон:
- Было уже светло.
1984 ЖХ-385/2, ШИЗО, Мордовия «Лошади мои, лошади!..»
- Лошади мои, лошади!
- По каким боям — гривы по ветру?
- Что за бабы плачут у повода?
- Что за пули ждут своей очереди?
- Серые мои, рыжие!
- По каким холстам — лёгкой поступью?
- Из каких веков, мои поздние?
- Из каких переделок выжили?
- Небывалые мои, гордые!
- Не косите свои агатовые!
- Уходя, не надо оглядываться.
- Лишь копыта в небо — аккордами.
1984 ЖХ-385/2, ШИЗО, Мордовия «Нарядили в тяжёлое платье...»
- Нарядили в тяжёлое платье,
- И прекрасною дамой назвали,
- И писали с неё Божью матерь,
- И клинки на турнирах ломали.
- И венцы ей сплетали из лилий,
- И потом объявили святой.
- И отпели, и похоронили —
- А она и не знала, за что.
1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия «Сойдём с ума печальною весной...»
- Сойдём с ума печальною весной,
- Когда снега вздыхают об апреле,
- Когда уже грозит подрыв основ
- Сугробам; и камины догорели,
- Когда стоит над нами Орион,
- Но наплывают странные созвездья,
- Когда из мира не приходят вести,
- Но он такой душою одарён,
- Что прорывается в молчание утрат —
- С ума сойти!
- Какого ветра милость?
- Вот так проснёшься как-нибудь с утра —
- И всё исполнится,
- Как только что приснилось.
1984 ЖХ-385/3, Лагерная больница, Мордовия «Их пророки обратятся в ветер...»
- Их пророки обратятся в ветер,
- В пепел обратятся их поэты,
- Им не будет ни дневного света,
- Ни воды, и не наступит лето.
- О, конечно, это справедливо:
- Как земля их носит, окаянных!
- Грянут в толпы огненные ливни,
- Города обуглятся краями...
- Что поделать — сами виноваты!
- Но сложу я договор с судьбою,
- Чтобы быть мне здесь
- И в день расплаты
- Хоть кого-то заслонить собою.
1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Мы не войдём в одну и ту же реку...»
- Мы не войдём в одну и ту же реку,
- Не разведём заросших берегов,
- Не будет нам хромого человека,
- Который нас перевезти готов.
- А будет вечер — тёплый, как настойка
- На тёмных травах; лень и тишина.
- Тогда отступит лагерная койка,
- И холод камеры, и ветер из окна.
- Но мы запомним разговоры в кружку,
- Счастливейшие сны в полубреду,
- Мордовских баб, пихающих горбушку:
- — Хоть хлебушка возьми, не голодуй!
- И это нам нести своим любимым,
- По-честному делясь — кому о чём:
- Всё страшное — себе,
- Всё злое — мимо,
- Всю доброту Земли — ему в плечо.
1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Над моей половиной мира...»
Моему незнакомому другу Дэвиду Макголдену - Над моей половиной мира
- Распускают хвосты кометы.
- На моей половине века —
- Мне в глаза — половина света.
- На моей половине — ветер,
- И чумные пиры без меры.
- Но прожектор по лицам светит
- И стирает касанье смерти.
- И отходит от нас безумье,
- И проходят сквозь нас печали,
- И стоим посредине судеб,
- Упираясь в чуму плечами.
- Мы задержим её собою,
- Мы шагнём поперёк кошмара.
- Дальше нас не пойдёт — не бойтесь
- На другой половине шара!
1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Лилии да малина...»
- Лилии да малина,
- Горностаи, белые псы,
- Да знамёна в размахах львиных,
- Да узорчатые зубцы.
- По настилам гремят копыта,
- Воронёная сталь тепла.
- И слетает кудрявый свиток
- С перерубленного стола.
- А с небес — знаменья да рыбы,
- Чьи-то крылья и голоса.
- Громоздятся в соборы глыбы,
- Но пророки ушли в леса.
- Рук иудиных отпечатки
- На монетах — не на сердцах.
- Но отравленные перчатки
- Дарят девочкам во дворцах.
1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Под созвездием Девы ручьи убегают в ночь...»
- Под созвездием Девы ручьи убегают в ночь —
- И доносится смех, и возня весенних баталий.
- Это было уже когда-то — давным-давно.
- Кем мы были тогда, какие ветра глотали?
- Эта чёрная лёгкость взмаха — каким крылом?
- Этот шалый бег по остолбеневшим водам,
- Этот странный озноб (апрель, и уже светло),
- Эта получужая кровь — другого кого-то —
- Затаилась — а вдруг взбурлит, понесёт конём —
- Не удержишь изодранных губ ни уздой, ни гневом!
- И тогда, ничего не успев, лишь рукой взмахнём,
- Но рука — уже не рука, и хохочет Дева.
1984 ЖХ-385/3, Мордовия «Так за дверью: «Вам телеграмма»...»
- Так за дверью: «Вам телеграмма».
- Что б там ни было — открывай!
- Так юродивые при храмах —
- Чьих пророков хрипят слова?
- Так условленное судно —
- Тем ли парусом обожжёт?
- В самых долгих минутах судеб
- Мы не ведаем, что нас ждёт.
- Нам не следует знать, что будет,
- Но тем твёрже мы предстоим,
- Вслух настаивая на чуде,
- Что положено нам двоим.
- По режиму! По праву крови!
- И по каждому вздоху врозь!
- И по каждой ночи без крова!
- И по бреду под стук колёс!
- Не награда и не возмездье —
- Но суровейшее из чудес,
- За которым уходят в песню,
- Оставляя уставших здесь.
1984 ЖХ-385/3 Лагерная больница, Мордовия «И предадут, и тут же поцелуют...»
- И предадут, и тут же поцелуют —
- Ох, как старо! Никто не избежал.
- Что ж, первый век! Гуляй напропалую,
- Не отпускай потомков с кутежа!
- Весенний месяц нисан длится, длится —
- Ночных садов мучительный балет.
- Что поцелуй? Пустая небылица.
- Всё скоро кончится. За пару тысяч лет.
- Но этот месяц — на котором круге? —
- Дойдёт до нас, и прочих оттеснят,
- И скажут — нам: — Пойдём умоем руки,
- Мы ни при чём. Ведь всё равно казнят.
1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Этот вечер для долгой прогулки...»
- Этот вечер для долгой прогулки.
- Серый час, как домашняя кошка,
- Тёплой тенью скользит у колена,
- А подъезды печальны и гулки.
- Ты надень свою старую куртку.
- Мы набьём леденцами карманы
- И пойдём, куда хочется сердцу,
- Безо всякого дельного плана.
- По заросшим ромашкой кварталам,
- Где трамвай уже больше не ходит,
- Где открытые низкие окна,
- Но старушек в них прежних не стало.
- Так мы выйдем к знакомому дому,
- И увидим на спущенной шторе
- Тень хозяина, и улыбнёмся:
- Кто сегодня в гостях, с кем он спорит?
- Мы замедлим шаги: не зайти ли?
- Но заманят нас сумерки дальше,
- Уведут, как детишек цыгане,
- Как уже много раз уводили.
- И тогда, заблудившись, как дети,
- В незнакомом обоим предместье,
- Вдруг очнёмся: мы живы и вместе!
- И вернёмся домой на рассвете.
1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия «Так закат воспалён, что не тронь!..»
- Так закат воспалён, что не тронь!
- Ну так что же?
- В общем, всё хорошо. А детали —
- Ну что же детали...
- Мы давно не от мира газет
- Да словес, прилипающих к коже,
- Да Иудиных цен.
- Даже страхи — и те растеряли.
- Мы давно отмолчали допросы,
- Прошли по этапу,
- Затвердили уроки потерь —
- Чтоб ни слёз и ни звука!
- Мы упрямо живём —
- Как зверёк, отгрызающий лапу,
- Чтоб уйти от капкана на трёх, —
- Мы освоили эту науку.
- И с отважной улыбкой —
- Так раны бинтуют потуже —
- Мы на наши сомненья
- Печальные ищем ответы.
- А на наши печали — найдётся трава...
- Почему же
- Так закат воспалён,
- Что глаза не сомкнуть до рассвета?
1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Мандельштамовской ласточкой...»
- Мандельштамовской ласточкой
- Падает к сердцу разлука,
- Пастернак посылает дожди,
- А Цветаева — ветер.
- Чтоб вершилось вращенье вселенной
- Без ложного звука,
- Нужно слово — и только поэты
- За это в ответе.
- И раскаты весны пролетают
- По тютчевским водам,
- И сбывается классика осени
- Снова и снова.
- Но ничей ещё голос
- Крылом не достал до свободы,
- Не исполнил свободу,
- Хоть это и русское слово.
1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия «И за крик из колодца «мама!»...»
- И за крик из колодца «мама!»
- И за сшибленный с храма крест,
- И за ложь твою «телеграмма»,
- Когда с ордером на арест, —
- Буду сниться тебе, Россия!
- В окаянстве твоих побед,
- В маяте твоего бессилья,
- В похвальбе твоей и гульбе.
- В тошноте твоего похмелья —
- Отчего прошибёт испуг?
- Всё отплакали, всех отпели —
- От кого ж отшатнёшься вдруг?
- Отопрись, открутись обманом,
- На убитых свали вину —
- Всё равно приду и предстану,
- И в глаза твои загляну!
1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия «Когда-нибудь, когда-нибудь...»
- Когда-нибудь, когда-нибудь
- Мы молча завершим свой путь
- И сбросим в донник рюкзаки и годы.
- И, невесомо распрямясь,
- Порвём мучительную связь
- Между собой и дальним поворотом.
- И мы увидим, что пришли
- К такому берегу Земли,
- Что нет безмолвней, выжженней и чище.
- За степью сливы расцветут,
- Но наше сердце дрогнет тут:
- Как это грустно — находить, что ищем!
- Нам будет странно без долгов,
- Доброжелателей, врагов,
- Чумных пиров, осатанелых скачек.
- Мы расседлаем день — пастись,
- Мы удержать песок в горсти
- Не попытаемся — теперь ведь всё иначе.
- Пускай победам нашим счёт
- Другая летопись ведёт,
- А мы свободны — будто после школы.
- Жара спадает, стынет шлях,
- Но на оставленных полях
- Ещё звенят медлительные пчёлы.
- Ручей нам на руки польёт,
- И можно будет смыть налёт
- Дорожной пыли — ласковой и горькой.
- И в предвечерней синеве
- Конь переступит по траве
- К моей руке — с последней хлебной коркой.
1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Переменился ветер...»
- Переменился ветер,
- А новый самодержавен.
- Небо встало осадой
- И пригороды берёт.
- За северною стеною
- Раскатом кони заржали,
- Но первый поток прорвался
- Сквозь брешь восточных ворот.
- И сразу в дымном провале
- Исчезли остатки башен,
- Смело надвратную церковь,
- Кресты и колокола.
- Мой город сопротивлялся.
- Он был прекрасен и страшен.
- Он таял в ревущем небе,
- Затопленный им дотла.
- А позже, когда над нами
- Сомкнулись тучи и воды, —
- Никто не знал их победы
- И не воспел зари.
- И нет им с тех пор покоя:
- Всё лепят, лепят кого-то —
- То руку, то край одежды,
- Бессильные повторить.
1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия «Вот их строят внизу...»
- Вот их строят внизу —
- их со стенки можно увидеть.
- (Ну, а можно и пулю в невежливый глаз получить!)
- Золочёные латы (это — в Веспасиановой свите),
- Гимнастёрки солдат, да центурионов плащи.
- Завтра эти ребята, наверное, двинут на приступ.
- И, наверно, город возьмут, изнасилуют баб —
- И пойдёт, как века назад и вперёд, —
- огонь да убийства.
- Если спасся — счастливый раб, если нет —
- то судьба.
- Храм, наверно, взорвут и священников перережут.
- Впрочем, может, прикажут распять,
- сперва допросив.
- Офицеры возьмут серебро, солдаты — одежду —
- И потянутся пленные глину лаптями месить.
- А потом запросят ставку — что делать дальше?
- И связист изойдёт над рацией, матерясь.
- Будет послан вдоль кабеля рвущийся к славе
- мальчик,
- Потому что шальною стрелой перешибло связь.
- А другая стрела его в живот угадает.
- А потом сожгут напалмом скот и дома,
- Перемерят детей колесом
- И стену с землёй сравняют,
- Но, возможно, не тронут старух,
- сошедших с ума.
- И не тычьте в учебник:
- истории смертники знают —
- Прохудилось время над местом казни и дало течь.
- Дай вам Бог не узнать, что видит жена соляная:
- Автомат ППШ или римский короткий меч?
1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Все дела заброшу...»
- Все дела заброшу —
- Поминайте лихом!
- Сяду на трамвайчик,
- Поеду к портнихам,
- Чтоб захлопотали,
- Как куклу вертели,
- Чтобы сшили платье
- Цвета карамели!
- Три мои портнихи:
- Одна молодая,
- Другая постарше,
- А третья седая...
- Вот они над платьем
- Мудрят, как и прежде:
- Первая отмерит,
- Вторая отрежет,
- Третья на булавки
- Прикинет: любуйся!
- Иголкой прихватит
- И нитку откусит.
- — Ишь, как засветилось!
- Облако, не платье!
- Надень без заботы,
- Сомни на закате,
- Танцуй, с кем захочешь,
- Но попомни слово:
- Как разлюбишь сласти —
- Ты придёшь к нам снова:
- За вечерним платьем,
- За цветом печали...
- Проводили садом
- И вслед помахали.
- Месяцы ли, годы
- Буду вспоминать я
- Как меня кружило
- Молодое платье,
- Как одна смеялась,
- Одна подмигнула...
- Почему же третья —
- Седая — вздохнула?
1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Я заведу большой сундук...»
- Я заведу большой сундук
- И всё сложу туда:
- Картинку с грешником в аду
- И сонного кота.
- И карты стран, которых нет,
- И шляпу-котелок,
- Ещё старинный пистолет,
- Рогатку и свисток.
- И с этим самым сундуком
- Я завтра двину в путь,
- И — где верхом, а где пешком
- Дойду куда-нибудь.
- Пусть будет край, куда приду,
- На сгибе карты стёрт!
- Картинкой с грешником в аду
- Мы разведём костёр.
- Кот распугает всех зверей,
- Что смотрят из кустов,
- Но сахар делает добрей
- Бесхвостых и с хвостом.
- Мы чай заварим в котелке,
- А с ним упавший лист.
- Все, кто вблизи и вдалеке,
- Сойдутся к нам на свист.
- Мы будем песни распевать,
- Болтать о сём, о том,
- И не загонит нас в кровать
- Никто-никто-никто!
- И звёзды ярче леденцов
- Взойдут над головой...
- А чтоб не портить всё концом,
- Я не вернусь домой!
1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «С перепоя неймётся, матушка?..»
- С перепоя неймётся, матушка?
- Отойдёшь к утру, ничего!
- Всё мерещатся ангелы падшие?
- Не впервой!
- Ну-ка хлопни их туфлей сношенной,
- В стенку вмажь!
- Вот и будет им ров некошеный,
- Дурья блажь!
- Бей с размаху, лепи, что силы —
- Так их мать!
- Да по девкам ихним красивым,
- Да по крылушкам, чтоб летать
- Разучились! Да по сусалам!
- По глазам!
- Что ж ты валишься, мать? Устала?
- Что ты взвыла? На образа
- Что косишься, когда их нету?
- Что ты видишь там по углам?
- Ты ж очкарику прошлым летом
- За поллитру их отдала!
- Ну, кончай причитать, мамаша!
- Раз по ангелам не попасть —
- Хлопни рюмку, давай попляшем —
- Наша власть!
- Наше право: хотим — гуляем —
- Раззудись, плечо!
- Что ж ты ткнулась в подол соплями?
- Ну, о чём?
- Что ты пялишься, как на Каина?
- Спать пора!
- Нет, теперь поехала каяться.
- Это точно, что до утра.
1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Нас Россией клеймит...»
- Нас Россией клеймит
- Добела раскалённая вьюга,
- Мракобесие тёмных воронок —
- Провалов под снег.
- — Прочь, безглазая, прочь!
- Только как нам уйти друг от друга —
- В бесконечном круженьи,
- В родстве и сражении с ней?
- А когда наконец отобьёшься
- От нежности тяжкой
- Самовластных объятий,
- В которых уснуть — так навек,
- Всё плывёт в голове,
- Как от первой ребячьей затяжки,
- И разодраны лёгкие,
- Как нестандартный конверт.
- А потом, ожидая, пока отойдёт от наркоза
- Всё, что вышло живьём
- Из безлюдных её холодов, —
- Знать, что русские ангелы,
- Как воробьи на морозах,
- Замерзают под утро
- И падают в снег с проводов.
1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Скоро будет прилив...»
- Скоро будет прилив.
- Сгонит отару вод
- Северный ветер.
- Сдвинутся корабли,
- Небо вкось поплывёт,
- Что случится на свете?
- Выгнется линзой свод,
- Хрупкий взметнут балет
- Птицы-чаинки.
- Выступит мёд из сот,
- И покачнутся в земле
- Чьи-то личинки.
- Дети чужих зверей
- Стиснут в мехах сердца —
- Шорох по норам...
- Ветер, то ли свирель —
- Не угадать лица —
- Будет, и скоро.
- Знают сверчки небес
- Рации всех судов,
- Пеленг сосновый.
- Нордом сменится Вест.
- Смоется след водой.
- Ступишь ли снова?
1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия «Есть праздник любования луной...»
- Есть праздник любования луной,
- Так сказано в одной японской книге.
- Подставить лоб под голубые блики.
- Когда — не помню.
- Кажется, весной.
- А может, осенью, когда дозреет небо?
- Как знать? В моём неласковом краю
- Такое действо — невидаль и небыль,
- Наверное, поэтому стою —
- Привычно вопреки —
- И жду минуты,
- Когда взойдёт
- И медленной рукой
- Погладит лоб,
- И снизойдёт покой
- Со вкусом снега, вечера и руты.
- Так мало между нами — лишь забор,
- Сигнализация, два ряда заграждений
- (Но не под током, кажется),
- Да тени,
- Которые своё происхожденье
- Никак не прояснили до сих пор.
- Ещё решётка. Долго ли взойти,
- Из проржавевших яростных колючек
- Заботливо выпутывая лучик,
- Неосторожно сбившийся в пути!
- Оставь земле её докучный хлам,
- Не обижайся на её игрушки!
- Давай-ка лучше из помятой кружки
- Хлебнём воды за то, что ты взошла!
- Теперь иди, срывая облака —
- Всё дерзостней, всё звонче, всё нежнее, —
- Иди, с дыханьем каждым хорошея, —
- Как девочка на первых каблуках!
- Теперь постой.
- До дна зрачков согрей!
- Я так хочу надолго наглядеться!
- А что решётке никуда не деться —
- Так сквозь решётку зрение острей.
1984 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Ну так будем жить, как велит душа...»
- Ну так будем жить,
- Как велит душа,
- Других хлебов не прося.
- Я себе заведу ручного мыша,
- Пока собаку нельзя.
- И мы с ним будем жить-поживать,
- И письма читать в углу.
- И он залезет в мою кровать,
- Не смывши с лапок золу.
- А если письма вдруг не придут —
- (Ведь мало ли что в пути!) —
- Он будет, серенький, тут как тут
- Сердито носом крутить.
- А потом уткнётся в мою ладонь:
- — Ты, мол, помни, что мы вдвоём!
- Ну не пить же обоим нам валидол,
- Лучше хлебушка пожуём!
- Я горбушку помятую разверну,
- И мы глянем на мир добрей.
- И мы с ним сочиним такую страну,
- Где ни кошек, ни лагерей.
- Мы в два счёта отменим там холода,
- Разведём бананы в садах...
- Может, нас после срока сошлют туда,
- А вернее, что в Магадан.
- Но, когда меня возьмут на этап
- И поведут сквозь шмон —
- За мной увяжется по пятам
- И всюду пролезет он.
- Я его посажу в потайной карман,
- Чтобы грелся под стук колёс.
- И мы сахар честно съедим пополам —
- По десять граммов на нос.
- И куда ни проложена колея —
- Нам везде нипочём теперь.
- Мы ведь оба старые зэки — я
- И мой длиннохвостый зверь.
- За любой решёткой нам будет дом,
- За любым февралём — весна...
- А собаку мы всё-таки заведём,
- Но в лучшие времена.
1984 ЖХ-285/2 ПКТ, Мордовия
Страна задумчивых вокзалов
«Это всё грачи смутили мне душу...»
- Это всё грачи смутили мне душу —
- Чернокрылые, как лукавый веер!
- Это всё они суматохой вьюжной
- Заморочили:
- Дрогнула боль живее —
- Та, обычная, что баюкаю по ночам,
- Так привычная, что не требует палача,
- Ошарашенная
- Крылом — в смоль,
- Не вчерашняя,
- А стократ — боль!
- Никогда не льстилась чужой дорогой,
- На все проводы собирала силы:
- Устоять, на последнем взмахе не дрогнуть!
- А на этих всё-таки не хватило.
- И молитва твоя не уберегла:
- Через все сметённые берега —
- Наваждением, ветром издалека
- Обожжённая —
- Хлещет из жил тоска!
- Улетайте, прощаться невыносимо!
- Вам — другое небо, с иным законом.
- Не на вас обрушит снега Россия
- И не вам в ней стынуть крылом калёным.
- Путь вам облаком —
- Легче лёгкого!
- Утра доброго,
- Перелётного!
- Улетайте — долой с глаз!
- Провожаю — в какой раз?
1984 пересыльная тюрьма, Потьма «Перед боем кони щиплют клевер на завтрашнем поле боя...»
- Перед боем
- Кони щиплют клевер на завтрашнем поле боя.
- Полководцы
- Мерят циркулями поля — выбирай любое!
- Не политы
- Муравьиные тропы ещё ни свинцом, ни кровью.
- Только утром —
- Грянет, и бледный всадник лицо откроет.
- Перед боем
- Молодые солдаты слушают байки старых.
- Офицеры
- Пишут письма, а после кто-то берёт гитару.
- Затихают
- К ночи травы на поле боя, и пахнет мёдом.
- Только утром —
- Грянет, и письма будут уже от мёртвых.
1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия «Научились, наверно, закатывать время в консервы...»
- Научились, наверно, закатывать время в консервы,
- И сгущённую ночь подмешали во все времена.
- Этот век всё темней,
- И не скоро придёт двадцать первый,
- Чтоб стереть со вчерашней тюремной стены имена.
- Мы его нагружали ушедших друзей голосами,
- Нерождённых детей именами — для новой стены.
- Мы с такою любовью его снаряжали, но сами
- Мы ему не гребцы, даже на борт его не званы.
- Но отмеренный груз укрывая рогожею грубой,
- Мы ещё успеваем горстями просеять зерно —
- Чтоб изранить ладони, но выбрать драконовы зубы
- Из посева, которому встать после нас суждено.
1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия «Снова кутать бессмысленной рванью озябшие плечи...»
- Снова кутать бессмысленной рванью озябшие плечи,
- Просквожённое дырами платье сводя на груди
- Бесполезным движением, зная: закалывать нечем,
- Всей горячкой свободы
- вмерзая в сегодняшний вечер,
- И не ведая, сколько таких вечеров впереди.
- И во имя чего,
- И какого прозрения ради?
- Неужели для края, где прячут в ладони лицо,
- Где с гробницы следят
- за всеобщим участьем в параде?
- Но мятежные дети ведут голубые тетради
- И умеют их прятать от слепорождённых отцов.
- Вырастай из наследства,
- Из книжек и песен вчерашних,
- Не робей оперяться, назначенный к жизни птенец!
- Но в летейской воде
- окрещённый кораблик бумажный
- Разверни и прочти:
- — Умирать — это тоже не страшно,
- Лишь немного тошнит,
- Когда входишь в пятно на стене.
1984 ЖХ-385/1 ШИЗО, Мордовия «А не пора ли обратно...»
- А не пора ли обратно,
- Мы так задержались тут.
- Пересохнут наши каналы и ветры наши уснут.
- Наши кони забудут руку, а планеты забудут бег.
- Не пора ли, Отец,
- От чужих берегов — к себе?
- Всё, что Ты велишь, мы оставим в этом краю:
- И своё дыханье, и труд,
- И печаль свою.
- Но, пройдя из конца в конец эту землю,
- Ты видишь сам:
- Мы на каждой тропе опознаны —
- По глазам!
- Мы у каждой стены расстреляны —
- Без суда!
- Сколько раз умирать, пока Ты не скажешь «да»?
- Не пора ли обратно,
- Мы выплатили долги —
- За себя, а потом ещё за других.
- Мы стократно преданы, всё исполнено — что ещё?
- Под какую лавину ещё подставлять плечо?
- Между двух врагов кидаться —
- В какой борьбе?
- И какое небо ещё держать на себе?
- Наши кони ждут, Отец,
- Наши травы медлят расти!
- Посмотри — мы прошли все назначенные пути,
- В здешний камень врезали
- Все слова, что стоит сказать —
- Ради права уйти,
- Не оглядываясь назад.
1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия «...Но только бы не думать о дороге...»
- ...Но только бы не думать о дороге —
- Прогретой, пыльной, чтоб идти, идти!
- Храни меня, храни, рассудок строгий,
- Не отпускай узды на полпути!
- Ещё нам долго вместе отбиваться
- От каторжных удушливых ночей,
- Острожных снов — почти галлюцинаций,
- Бессмысленных издёвок палачей,
- Предательства уставших, и отравы
- Их поцелуев... Сдохни, но снеси —
- Не зная срока, не имея права
- Сказать, что всё, что больше нету сил!
- Не позволяй слабеть, казни отказом
- Ребяческое «больше не могу...»
- В кромешный век — храни меня, мой разум!
- Храни — и я тебя уберегу.
1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Если долго идти от автобуса снежной дорожкой...»
- Если долго идти от автобуса снежной дорожкой,
- Ориентируясь больше по звёздам,
- чем по фонарям —
- То растает мороз на губах недозрелой морошкой
- И покажется дом кораблём посреди января.
- Как спасённые на борт, подымемся мы на ступени,
- И откроется тёмная дверь под ледышкой ключа,
- И привычно шарахнутся в стороны быстрые тени
- Из компании тех, что шалят в пустоте по ночам.
- В кухне кран заскулит по-щенячьи,
- услышав хозяев,
- Заскрипит половица, ругаясь, что поздно пришли,
- И молоденький месяц, за долгую вахту озябнув,
- Сунет рожки в окно, как любая зверюшка Земли.
- Мы огонь разведём,
- Чтоб сходились к нам добрые люди,
- Чтоб звенел и звенел
- колокольчик у наших дверей...
- Если долго идти — это всё обязательно будет —
- Посреди января.
- Но которого из январей?
1985 ЖХ-385/3-4, Мордовия «А когда тебя скосит в битвах...»
- А когда тебя скосит в битвах —
- Ты увидишь: люди пришли.
- На тебя, ещё незарытого,
- Они бросят комья земли.
- И друзья, и просто знакомые —
- Вон их сколько! Так странно разве,
- Если брошенные комья
- Обернутся комьями грязи?
- Кто-то робко, а кто-то смело:
- — Эка невидаль — за свободу!
- Ты погоды для них не сделал.
- Вот и грязь —
- От плохой погоды.
1985 ЖХ 385/3, Мордовия ЛЕДИ ГОДИВА
- Как мне мало известно про вас,
- Огнегривая леди!
- Ни причины изгнанья,
- Ни что с вами было потом...
- Лишь обрывок легенды
- О вашей безмолвной победе
- Над властительным хамом,
- О том, как вам были щитом
- Затворённые окна
- И строгая воля народа:
- Не позволить глумленья!
- (Ну как не любить англичан?)
- Обезлюдевший город,
- Закрытые глухо ворота:
- Ни единой души —
- Разве только считать палача.
- Впрочем, был ли палач?
- Может быть, я его сочинила?
- Но в подобных делах
- Как же можно его обойти?
- Как лукавит судья,
- Как могильщик копает могилу —
- Так палач ожидает
- На каждом бессмертном пути.
- Но глаза палача не видны
- Сквозь разрез капюшона,
- Как во все времена
- (Может, им не положено глаз?)
- В целом мире лишь двое:
- Граф Ковентри, глядя с балкона,
- Да безглазый палач
- Провожают в изгнание вас.
- Только топот коня
- В переулках пустынных немеет,
- Как забытое слово,
- Что в шорох веков сорвалось.
- Здесь заклинило время стоп-кадром,
- И ветер не смеет
- Шевельнуть небывалым плащом
- Из тяжёлых волос.
- Ах, отважная леди,
- Пришпорим коня без боязни,
- Да проедем насквозь,
- Не считая годов и минут!
- Как слоёный пирог,
- Прорезая эпохи и казни,
- И другие эпохи,
- Которые следом придут!
- Продырявим историю —
- Нас она, что ли, жалела?
- Срежем ратуши угол,
- Пугая судейских крючков,
- И в чужое столетье прорвёмся
- С конём ошалелым,
- Отразившим расколотый мир
- Удивлённым зрачком!
1985 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Наш свод достаточно прочен...»
- Наш свод достаточно прочен —
- Как холод стеклянной колбы.
- Наш мир достаточно вечен —
- Мы раньше погибнем оба.
- Но всё же мы пишем письма
- Пустынными ноябрями.
- Ты разве не знал, Создатель —
- Гомункулюсы упрямы!
- И будут плодить упрямых,
- Стыдящихся горбить плечи,
- Умеющих с Божьим взглядом
- Скрестить глаза человечьи!
- Так разве странно, Создатель,
- Что в ходе эксперимента
- Не хватит на всех смиренья,
- Отпущенного для смертных?
- Мы будем друг к другу — рваться!
- (Ох, береги приборы!)
- На все Твои лабиринты —
- Выдумывая порох!
- На смертную нашу муку —
- Слагая слова победы,
- На боль — закусив улыбку,
- Без стона — в Кого бы это?
- Не Твой ли закон, что глина
- Лишь крепче после обжига?
- Что если едины двое —
- Трубою нерасторжимы!
- В мерцающую колбу
- Вглядись и махни рукою:
- Ну что Тебе — в целом стаде,
- Ведь снова отбились — двое!
- ...Пора выключать рубильник.
- Так что же Ты медлишь, Отче?
- Что можно на нас обрушить
- Ещё, кроме вечной ночи?
- Какой Ты ещё назначишь
- Своим гордецам — завет?
- ...Стоим, запрокинув лица
- В невыключенный свет.
1985 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Что колышется в ритме прибоя...»
- Что колышется в ритме прибоя —
- Только то и вечно на свете.
- В небе — чёрное и голубое,
- А в столетиях — пыль столетий.
- Что сменяется, то бессмертно...
- Погоди, февраль, дай додумать!
- Но летят воробьи со смехом,
- Но с мороза весной подуло!
- Сбросим шкуры и сменим души
- На весенние, клочья шерсти
- Оставляя — ни снов недужных,
- Ни прошедшего, ни грядущего —
- Не возьмём в апрельское шествие!
- По ещё не просохшей тверди,
- По раскинутым складкам века,
- Уловляя нежданный ветер,
- А придётся — так против ветра!
- А когда протрубят к отбою —
- Полыхнёт по глазницам снова
- Небо — чёрное и голубое —
- Бесконечно знакомым зовом.
1985 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Прошедший день издох и не вернётся...»
- Прошедший день издох и не вернётся.
- Устроим же поминки попышней!
- О да, я знаю: будет много дней
- Таких же чёрных. Чем
- Восточней, тем трудней
- Брести сквозь них (удел первопроходца!)
- Но медленная радость вечеров —
- Живой водой по вымотанным жилам:
- День пережит. Стихает кровь. Мы живы.
- Пускай неласков край и век суров,
- Но сумерек целебное питьё
- Нас возвращает на иную землю,
- Где с молодой отвагой мы приемлем
- Свободу — и расплату за неё.
1985 ЖХ-385/3-4, Мордовия ПРИЗВАНИЕ
- Сегодня Господу облака
- Вылепил Микеланджело.
- Ты видишь — это его рука
- Над брошенными пляжами.
- Над морем и городом их несёт
- И над шкурой дальнего леса,
- И — слышишь — уже грохочет с высот
- Торжественная месса!
- Сегодня строгую ткань надень
- И подставь библейскому ветру.
- Смотри, какой невиданный день —
- Первый от сотворенья света!
- Исполнится всё — лишь посмей желать,
- Тебе — и резец, и право!
- Ликуют тяжёлые колокола,
- И рвётся дыханье, и вечность мала:
- Безмерна твоя держава!
- Отныне ты — мастер своих небес:
- Назначишь ли путь планетам?
- Изо всех чудес — поверить себе —
- Труднейшее чудо света!
- Но какими ты вылепишь облака —
- Таким и взойти над твердью...
- Так встань перед миром!
- Прямей!
- Ну как?
- Отважишься ли — в бессмертье?
1985 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Лукавый старец, здесь ты не солгал...»
- Лукавый старец, здесь ты не солгал.
- Остановить высокое мгновенье
- Нам не позволит вечное сомненье:
- А может, выше будет перевал?
- Ведь наш зенит ещё не наступил,
- И дымный запах будущей победы
- Тревожит нас, и мы стремимся следом,
- По-юному исполненные сил.
- Но истинная наша высота
- Неузнаваема, пока мгновенье длится:
- Наполеон Аркольского моста
- Прекраснее, чем под Аустерлицем!
- И кто посмеет, будто птицу влёт,
- Стоп-кадром сбить пернатую минуту?
- По счастью, мы и сами, в свой черёд,
- Безудержны в стремлениях и смутах.
- Всегда на шаг за завтрашней чертой,
- Во всех свершеньях наперёд повинны!
- И если время скажет нам «постой» —
- Пройдём насквозь, плечом его раздвинув.
1985 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Сядь, закури. Мы вдвоём, но так ненадолго...»
- Сядь, закури. Мы вдвоём, но так ненадолго.
- Мы ничего не успеем: этот сон не имеет конца.
- Нам уже не узнать,
- Что за книги лежат на полках,
- Что за крыша над головою,
- что за лошади у крыльца.
- Нас уже ждут, пора, и времени нету,
- Чтоб говорить о годах, проведённых врозь.
- Наше с тобой «вдвоём» — на одну сигарету,
- На молчаливый миг —
- Глаза в глаза и насквозь.
- Знаю: мы что-то везём туда, где нас ожидают,
- Что-то важнее нас и наших потерь.
- Что ж, мы готовы в путь,
- Но докурим, пока седлают,
- И намертво сцепим руки, пока отворяют дверь.
1985 ЖХ-385/6 ШИЗО, Мордовия «Человек со свёрнутым в трубку ковром...»
- Человек со свёрнутым в трубку ковром
- Куда-то шагает вечером.
- Вот сейчас он скроется за поворот —
- И уйдёт, никем не замеченный.
- И никто не узнает, что там на ковре —
- Птицы или олени.
- И откуда он взялся на нашем дворе,
- Где матери — в окнах, а дети — в игре,
- Где старушки в кивающем серебре
- Держат памятью три поколенья?
- Во дворе, где знают по именам —
- Кто убит, кто жив, кто уехал,
- И кого зовёт из чьего окна
- Надтреснутая Пьеха!
- Мимо стука костяшек за стёртым столом
- И доцентова автомобиля —
- Он проходит, неся на плече рулон
- С чуть заметным запахом пыли.
- Может, он на этом ковре живёт,
- И, найдя подходящее место,
- По-хозяйски велит: — Расстелись, ковёр! —
- Предварив заклятьем уместным.
- И ковёр развернётся со всем, что на нём:
- С этажеркой и клавесином,
- И с продавленным креслом,
- И лампой с огнём,
- И с играющим в кубики сыном.
- А быть может, ковёр обучен летать —
- И тогда, завершая прогулку,
- Он шарахнется вверх, не оставя следа,
- Из пустынного переулка.
- И блаженно расправит упругий квадрат,
- С южным ветром знакомый коротко!
- А хозяин будет курить до утра,
- Наблюдая мерцанье города.
- А потом потеряется в синеве,
- Обронив невнятное слово...
- Чудак-человек,
- Чужак-человек,
- Чего и ждать от такого!
1985 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Ну не то чтобы страшно...»
- Ну не то чтобы страшно,
- А всё же не по себе.
- И обидно: вдруг сына родить уже не успею.
- Потому что сердце сдаёт, и руки слабеют —
- Я держусь,
- Но они, проклятые, всё слабей!
- Я могла бы детские книжки писать,
- И я лошадей любила,
- И любила сидеть на загривке своей скалы,
- И умела, в море входя, рассчитывать силы,
- А когда рассчитывать не на что —
- Всё же как-то доплыть.
- Я ещё летала во сне, и мороз по коже
- Проходил от мысли, что скоро и мне пора.
- Но уже прозвучало: «Если не я, то кто же?»
- Так давно прозвучало —
- Мне было не выбирать!
- Потому что стыдно весь век за чаями спорить,
- Потому что погибли лучшие всей земли!
- Помолитесь, отец Александр, за ушедших в море,
- И ещё за землю,
- С которой они ушли.
1985 ЖХ-385/6 ШИЗО, Мордовия «Где-то маятник ходит, и плачет негромко кукушка...»
- Где-то маятник ходит, и плачет негромко кукушка,
- Что считать ей часы, а не долгие годы для нас.
- И в оставленном доме всё с той же заботой старушка
- Закрывает по-прежнему ставни в положенный час.
- Где-то в сумерках лампа горит, шевелится вязанье,
- И хранятся нечастые письма, и ждут новостей.
- А она, как обычно, печалясь одними глазами,
- Без нужды поправляет портреты подросших детей.
- И за что нам такое,
- И кто перед нею не грешен?
- И кому, уходящему, вслед не чертила креста?
- Но кого она любит — да будет спасён и утешен.
- И кого она ждёт — пусть, вернувшись,
- успеет застать.
1985 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия ИАКОВ
- Одиночества первый воин,
- Без полка и без полководца!
- Высшей доблести удостоен —
- С грозным Богом своим бороться!
- Ни защиты, и ни опоры,
- Ни Его — за спиной — дыханья.
- Первый опыт на равных спора —
- Жесточайшее испытанье.
- Но предстал — до зрачков подобен,
- Но не дрогнул — Его работа!
- Неподвластный страху и злобе —
- До утра, до смертного пота
- Схватку выстоявший с Бессмертным
- Крепкой мышцей и сердцем мужа!
- Не холопом Его, не смердом —
- Честно силу Его — Ему же
- Возвращая — без лести предан,
- Без мольбы и паденья брюхом!
- Самой гордой Его победой.
- Торжеством Отцовского духа.
- Первый призванный, кто ответил,
- Первый, меченый сей десницей!
- К дерзким внукам в силе и свете
- Приходящий, когда не спится —
- Гранью мускулов, лбом упрямым,
- В славе рваного сухожилья!
- Чтобы в битвах не звали маму.
- Чтоб считали за стыд бессилье.
- Чтоб искать им пути — не стада,
- Чтоб нести им в крови — свободу!
- Им и жилы-то рвать не надо.
- Бог и так узнаёт породу.
1985 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Сизифом, который не принял издёвки Зевеса...»
- Сизифом,
- Который не принял издёвки Зевеса —
- И вытащил камень!
- Левитом,
- Посмевшим откинуть с ковчега завесу —
- И взяться руками!
- Галчонком,
- Разбившим окно, вылетая наружу
- Из дома чужого —
- Упорствую!
- Если не мне, то кому же?
- И снова, и снова:
- Не холод —
- Уже не достанет за гранью сознанья
- (Там тёплые реки!)
- Не время —
- Гороховый шут, что тягается с нами
- За слово «навеки»,
- Но даже разлука —
- Грошовой личиной, но даже неволя —
- В погонах паяца!
- Пожизненной мукой
- Бессмертные души пугать — не смешно ли?
- Так будем смеяться!
1985 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия ПЕСЕНКА
- Быть бы мне цыганкой,
- А тебе — ясным паном —
- Я б тебе напела
- Разлуку и встречу.
- Быть бы мне росою,
- А тебе — бурьяном —
- Я к тебе сходила б
- Каждый вечер.
- Быть бы мне рекою,
- А тебе — горьким морем —
- Я бы твою горечь
- По капле размыла,
- Быть бы нашим семьям
- В королевской ссоре —
- Я к тебе босая
- Убежала б, милый!
- Жить бы мне на свете
- Хоть ещё немного —
- Ты б ко мне прорвался,
- Раньше или позже!
- О последней встрече
- Попроси у Бога.
- Говорят, Он добрый.
- Говорят, Он может.
ЖХ-385/6 ПКТ, Мордовия «Если волосы чешешь — забытая прядь...»
- Если волосы чешешь — забытая прядь
- Означает дорогу.
- Так поехали с Богом — чего нам терять —
- От острога к острогу.
- Нам железная щель повторяет мотив
- Из берёз да заборов.
- Напишите нам письма, за всё нас простив:
- Мы ответим нескоро.
- Бьётся щебень о днище, машину трясёт —
- Видно, едем по шпалам.
- И уже не до местных пейзажных красот —
- Вот и щели не стало...
- И какими краями теперь мы пылим,
- И какими веками?
- Все неровности жёсткого шара Земли
- Ощущая боками...
- Но сойдя, в неизвестно котором году,
- Мы вернёмся, быть может.
- Напишите нам письма. Пускай не дойдут.
- Мы прочтём их попозже,
1985 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Озноб осеннего рассвета...»
- Озноб осеннего рассвета —
- И сердце под его мотив,
- Как вольница без права вето,
- Немеет, бездну ощутив.
- Ещё вихры седьмого лета
- Хранят молочное тепло,
- Но мстят холодные предметы:
- Клеёнка, кафель и стекло.
- И мать — холодными губами:
- — Передник! Волосы! Постель!
- ...Убрать стакан. Сложить портфель.
- И мёрзлый свет в оконной раме
- Таким не кажется чужим,
- Как этот каменный режим!
- На сколько лет?
- И кто упрямей?
- ...Отброшенной цепочки звон.
- Захлопнуть дверь.
- Скорее вон.
1985 ЖХ-285/2 ПКТ, Мордовия «Завтра ли, сегодня...»
- Завтра ли, сегодня —
- Обещали дождик,
- Обещали с градом
- Цветного горошка.
- А я возьму сумку,
- И ты возьми тоже —
- Может, напоследок
- Подбросят пирожных.
- Ведь эти прогнозы —
- Под знаком вопроса:
- Синоптики — люди,
- Могут ошибиться.
- Теперь такой климат —
- Циклоны да грозы,
- Что радиоволнам —
- И тем не пробиться!
- У англичан с неба —
- Собаки да кошки,
- На Бермудах — вовсе
- Дожди из лягушек,
- А у нас — тряпки,
- Рваные галоши,
- Ненужные буквы,
- Да мёртвые души.
- Такие осадки,
- Конечно, мешают,
- С таким беспорядком —
- Одно только горе:
- Рваные галоши
- Вредят урожаю,
- А лишние буквы —
- На каждом заборе!
- Но это всё временно,
- Завтра будет лучше.
- Уже обещали
- Цветного горошка!
- Как свалится с неба
- Огромная куча —
- Так и нам с тобою
- Отсыплют немножко!
- Может, уже где-то
- Прошёл такой дождик —
- Говорят, в Калуге
- Уже выдавали!
- Так что не волнуйся:
- До нас дойдёт тоже.
- — Мужчина, вы крайний?
- Я буду за вами!
1985 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Здесь от сырости голоса садятся...»
- Здесь от сырости голоса садятся,
- Но цементную слизь прошибут пока.
- Не напрасно всей конницею толпятся
- Над землёй Мордовией облака!
- Все-то знают они — как своею шкурой,
- Всей-то грязи липнущей вопреки —
- То задумчивы, то светлы, то хмуры,
- Но всегда отчаянно высоки.
- Здесь любое видело столько боли,
- Что без крика стерпит острожный взгляд.
- А не выдержит — заревёт над полем...
- Вы не чувствуете? хлеб горьковат!
- Не убрать свидетелей крутолобых,
- Не достать и в камеру не втащить!
- Всё как есть обрушат они сугробом
- Вам на крыши, зонтики и плащи!
- Режет глаз непрошенная истина,
- Не щадя ни умников, ни тупиц...
- Белой совестью город выстелят,
- Чтоб вам вздрогнуть, прежде чем наступить!
- И уже другие теснятся в стаи:
- Чьих дыханий слепки,
- Чьей бабы стон?
- Снова над Мордовией молча встали.
- Нам отсюда видно их сквозь бетон.
1985 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Мы научились провожать...»
Валерию Сендерову - Мы научились провожать.
- От нас уходят, уезжают,
- И нас порою провожают,
- И рельсы, словно два ножа,
- Взрезают белое пространство...
- Мы начинаем жить со странствий,
- И никого не удержать.
- Как трудно развести глаза!
- Но вот колёса — чаще, чаще...
- Мы знаем: легче уходящим,
- А остающимся — назад
- Брести, с вокзальной пустотою,
- Ходить по комнате, молчать.
- И свет не хочется включать,
- И чай заваривать не стоит.
- Мы научились отпускать
- Друзей отзывчивые руки,
- Но на каком-то дальнем круге
- Уже знакомая тоска
- Нас настигает неуклонно,
- Пожизненно
- И поимённо,
- Умея сердце отыскать.
- А мы — её черновики,
- Палитры сумасшедшей кисти,
- Мишени беспощадных истин —
- Мы все её ученики,
- И знаем все её секреты:
- Её ночные сигареты
- И телефонные звонки.
- Но ей на верность никогда
- Не присягали мы, однако.
- Клеймённые острожным знаком
- Её бессонного труда,
- Не исчисляя счёт потерям —
- Мы ей отчаянно не верим!
- И в наши дерзкие года
- Так легкомысленно свистим
- Её жестокие мотивы
- Лишь потому, что все мы живы,
- И есть кому произнести,
- Упрямо ей противореча,
- Что предстоит когда-то встреча
- Всем, расстающимся в пути.
1985 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «А если не спится — считай до ста...»
- А если не спится — считай до ста,
- И гони эти мысли прочь.
- Я знаю: меня уже не достать
- И уже ничем не помочь.
- Так не рви, сгорая в ночном бреду,
- Белый бинт последнего сна!
- Может быть, я скоро опять приду —
- И тогда ты меня узнай.
- Я буду ребёнком или кустом —
- С ладошками нет нежней,
- А ты нагадай мне с хорошим концом
- Сказку — да подлинней.
- Я буду травою или песком —
- Чтобы было теплей обнять,
- Но если я буду голодным псом —
- Ты накорми меня.
- Я цыганкой дерзко схвачу за рукав,
- Или птицей метнусь к окну —
- Но ты меня не гони, узнав.
- Ведь я просто так — взглянуть.
- А однажды в снег, или, может, в дождь
- Ты в каких-то чужих краях
- На котёнка озябшего набредёшь —
- И опять это буду я.
- И кого угодно, в любой беде,
- Тебе будет дано спасти.
- А я к тому времени буду везде,
- Везде на твоём пути.
1985 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «В этом году — семь тысяч...»
детям тюремщицы Акимкиной - В этом году — семь тысяч
- Пятьсот девяносто четвёртом
- От сотворенья мира —
- Шёл бесконечный снег.
- Небесная твердь утрами
- Была особенно твёрдой,
- И круг, очерченный белым,
- Смыкался намертво с ней.
- Дело было в России.
- В Мордовии, чтоб точнее —
- В стране, вошедшей в Россию
- Полтысячи лет назад.
- Она за эту заслугу
- Орден теперь имеет,
- Об этом здесь регулярно
- По радио говорят.
- И песни поют — про рощи
- С лирическими берёзами.
- Поверим на слух: с этапа
- Не очень-то разглядишь.
- Зато здесь растут заборы,
- И вышки торчат занозами,
- И путанка под ветрами
- Звучит, как сухой камыш.
- Ещё тут водятся звери:
- Псы служебной породы.
- Без них — ни этап, ни лагерь,
- И ни одна тюрьма —
- Испытанная охрана
- Всех времён и народов:
- Про них уж никто не скажет,
- Что лопают задарма.
- А небо над этим краем
- Утверждено добротно:
- Оно не сдвинется с места,
- Хоть годы в него смотреть.
- А если оно замёрзло —
- Так это закон природы
- Приводится в исполненье
- В положенном декабре.
- ...Шёл снег — четвёртые сутки,
- И в камере мёрзли бабы —
- Совсем ещё молодые:
- Старшей — двадцать один.
- — Начальница, — говорили, —
- Налей кипятку хотя бы,
- Позволь хотя бы рейтузы —
- Ведь на полу сидим!
- А им отвечали: — Суки,
- Ещё чего захотели!
- Да я бы вам, дармоедкам,
- Ни пить, ни жрать не дала!
- А может, ещё вам выдать
- Валенки да постели?
- Да я б вас вовсе держала,
- Свиней, в чём мать родила!
- Ну что ж, они заслужили
- Ещё не такие речи:
- Небось не будет начальство
- Зазря сюда посылать!
- Зима — так пускай помёрзнут,
- Ведь не топить им печи.
- На то и ШИЗО — не станут
- Сюда попадать опять!
- Небось не голые — выдали
- Казённые балахоны.
- Да много ли им осталось —
- Дело уже к концу...
- Они уже обессилели.
- Лежат, несмотря на холод,
- И обнаглевшие мыши
- Бегают по лицу!
- А впрочем, никто не умер.
- Вышли, как отсидели.
- И нечего выть над ними:
- Калеки, да не с войны!
- Кто — через десять суток,
- Кто — через две недели...
- А застудились — некого
- Кроме себя винить!
- Пускай отбывают сроки
- Законного наказанья,
- Да лечатся на свободе,
- А тут и без них возня!
- А что рожать не смогут —
- Они пока и не знают.
- Да, если толком подумать,
- Не их это дело — знать.
- Потом, конечно, спохватятся,
- Пойдут по врачам метаться,
- В надежде теряя разум,
- Высчитывать мнимый срок...
- Заплачут по коридорам
- Бесчисленных консультаций,
- И станет будить их ночью
- Тоненький голосок:
- — Мамочка, ты слышишь?
- Ты меня слышишь?
- Помнишь, тебе снилось,
- Что ты родила?
- Съели меня мыши,
- Серые мыши.
- Где же ты,
- Где же,
- Где же ты была?
- Мама, мне здесь холодно —
- Заверни в пелёнку!
- Мне без тебя страшно —
- Что ж ты не идёшь!
- Помнишь, ты хотела
- Девчонку,
- Девчонку?
- Что же ты,
- Что же —
- Даже и не ждёшь?
- ...А в общем-то, что случилось?
- Другие орут в роддоме.
- Народу у нас хватает —
- На миллионы счёт!
- Найдётся, кому построить
- Заводы, цеха и домны,
- Найдётся — кому дорога,
- Найдётся — кому почёт!
- Ещё не такие беды
- С лица истории стёрты —
- Так эта ли помешает
- Работать, петь и мечтать
- Сегодня, сейчас — в семь тысяч
- Пятьсот девяносто четвёртом!
- ...От Рождества Христова —
- Неловко как-то считать.
1985 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия СТАРИННАЯ ПЕСЕНКА
- Ты прости, сестрица,
- И маленький братик,
- Что я не сказалась,
- Не взяла с собою.
- За Горелым лесом
- Стану клюкву брати,
- Одна-одинёшенька
- Сердце успокою.
- Стану клюкву брати,
- Ягоды считати,
- Забуду кручину —
- Как и нет на свете...
- За Горелым лесом —
- Нехожено место:
- Запою ль, заплачу —
- Никто не ответит.
- Как первая ягода —
- Что кровинка птичья:
- Лебединой паре —
- На роду разлука.
- А за ней вторая —
- Ала кровь девичья:
- Ехали татаре,
- Стреляли из лука.
- А ягоду третью —
- Ох не буду трогать,
- Обойду сторонкой,
- Чтоб ночью не снилась:
- Суженому завтра —
- Дальняя дорога,
- А вернётся, нет ли —
- На то Божья милость.
1986 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Плачет-огорчается зверь бурундук...»
- Плачет-огорчается
- Зверь бурундук:
- — Где же я орехи
- Теперь найду?
- Я ли не искал их
- Столько дней?
- Я ли их не прятал
- Между корней?
- Я ли не катал их
- За щекой?
- Каждый — облюбованный,
- Каждый — мой!
- Шляются тут разные —
- Дурачьё!
- Ну, нашёл запасы —
- Спросил бы: чьё?
- Нет, он лезет лапами
- Прямо в склад!
- Катятся орешки,
- А он и рад!
- Стал и ухмыляется,
- Медвежья морда!
- Клык тебе сломать бы
- На самом твёрдом!
- А ворона дразнит:
- -— Тюфяк ты, матрас!
- Запасай побольше
- В следующий раз!
- Ох я невезучий,
- По-ло-сатый!
- Бедные полосочки —
- От первой до пятой!
- Лапки мои бедные
- И несчастный хвост!
- Обобрал-ограбил
- Нахальный прохвост!
- Дать бы ему в ухо —
- Да нету силы!
- Что ж ты меня, мама,
- Породила —
- Такого нестрашного,
- Небольшого?
- Мама бурундучья,
- Роди меня снова:
- Чтобы горе горькое
- Не постигло,
- Если полосатым —
- То тогда уж тигром!
1985 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Родина, ты мне врастаешь в рёбра!..»
- Родина, ты мне врастаешь в рёбра!
- Погоди, помедли, не теперь!
- Я тебя так редко помню доброй.
- Ты свирепа, как библейский зверь.
- Снова дождик лупит по бетону,
- Хлещет по решёточной броне.
- Надышаться ветром заоконным
- Дай мне сквозь намордник на окне!
- Знаю: этой ласки ждать нелепо,
- И смолчу, и боль не покажу.
- Я возьму сегодня пайку хлеба
- И на завтра корку отложу.
- Сколько лет, склоняясь над стихами,
- Мне их прятать, слыша звон ключей?
- Сколько ты отмеришь мне дыханья,
- Сколько лютых камерных ночей,
- Родина? В твоих тяжёлых лапах
- Так до стона трудно быть живой!
- Скоро ль день последнего этапа,
- Чтоб могла ты прорасти травой
- Сквозь меня, затихнуть надо мною,
- Ветер уведя за облака?
- Впрочем, погоди ещё с отбоем:
- Видишь — не дописана строка
- Главная.
1985 тюрьма КГБ, Киев ПЕСНЯ ВОЛНЫ
- Он оставил тебя и ушёл ко мне —
- Так в чём же моя вина?
- И сколько ни стой у Белых Камней —
- Ты будешь стоять одна.
- Так не мучь глаза на морском ветру,
- Не ходи по кромке воды.
- Я ведь снова, нахлынув, твой след сотру,
- Как и все другие следы.
- Потому что мой путь — на тысячи лет —
- Указал, Кто мог указать:
- Чтобы мне возвращаться к этой земле
- И опять уходить назад.
- И для звёзд — закон, и для рыб — закон,
- И мужчине твоей страны
- На роду написано быть рыбаком
- До своей последней волны.
- Он оставил тебя и ушёл ко мне —
- Ты ведь знаешь, как он упрям.
- А если ласка моя солоней —
- То он её выбрал сам.
- Я выкину трубку к Белым Камням,
- Я вынесу янтаря,
- Но только не требуй его у меня:
- Теперь он в иных морях.
- Я сама ему постелю кровать —
- Из морского шёлка траву,
- Я стану в губы его целовать,
- Но обратно не позову.
- И ты не дождёшься, но до седины,
- До последней боли в груди
- По обычаю женщин твоей страны
- Будешь к берегу приходить.
- Ты ведь так же упряма, как он упрям,
- И, конечно, когда-нибудь
- Ты уйдёшь за ним следом к иным морям,
- А я продолжу свой путь.
- И продолжит путь ваш упрямый род —
- От берега, как и встарь.
- И кто-то трубку его подберёт,
- Придя собирать янтарь.
1986 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Пространства гулкие высоких потолков...»
- Пространства гулкие высоких потолков,
- Уже давно не виданные мною!
- Консерваторских ветреных смычков
- Прибежища, где тайна за стеною,
- Где мысли стрельчаты,
- Где странны голоса,
- Где, как детей, торжественные своды
- Нас бережно берут за подбородок
- И заставляют подымать глаза!
- Я к вам приду с измученной душой,
- С ожогами, невидимыми глазу,
- Как в синий лес полузабытых сказок,
- Где всё всегда кончалось хорошо.
1986 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Словам — огня, и крепости — вину...»
- Словам — огня, и крепости — вину,
- И лёгкости — смычку, и дерзкой славы!
- И прадеды с улыбкою лукавой
- Из тёмных рам отпустят нам вину —
- За то, что хоть на вечер, хоть на час
- Мы оживим забытую эпоху.
- А если натворим переполоху —
- Вольно ж им было просыпаться в нас!
1986 тюрьма КГБ, Киев СВИДАНИЕ
- Всё равно нам с тобою не знать никогда,
- Что нам завтра судьба обещает.
- Наше дело — бесстрашие, если беда,
- И спокойствие, если прощанье.
- Улыбнись через силу, смотри мне в глаза —
- Чтобы так и запомнить друг друга!
- Нам не время ещё отпускать тормоза,
- Не пройдя даже первого круга.
- Мне не время по-бабьи ещё зареветь
- На плече твоём, твёрдом от муки.
- Пять минут — и меня уведут запереть
- За воротами новой разлуки.
- Громыхайте, ключи: нам души не сомнут
- Штемпеля на обратном билете!
- Будет время — и пять этих лютых минут
- Нам зачтутся — за сколько столетий?
1986 тюрьма КГБ, Киев «Цапля ходит болотом...»
- Цапля ходит болотом,
- Ставит циркулем ноги.
- Холод лежит над лесом
- Зеленоватой тенью.
- Воздух, серый и плотный,
- Сам под крыло ложится.
- Сверху — сумерки неба,
- Снизу — пряжа растений.
- Кто там играет с ветром?
- Кто, изменяя голос,
- Дважды позвал из леса,
- Но не пошёл навстречу?
- Луч забытого света
- Зябко пробует воду.
- Вот и пошёл кругами
- Наш бесконечный вечер.
- Звери, люди и птицы,
- И голоса, и блики —
- Все мы проходим рябью,
- И исчезает каждый.
- Кто из нас повторится?
- Кто в кого перельётся?
- Что нам нужно на свете
- Для утоления жажды?
1986 тюрьма КГБ, Киев «Страна задумчивых вокзалов...»
- Страна задумчивых вокзалов
- И вечно жалостливых баб!
- Своих детей — силён ли, слаб —
- Ты всех сомненьем наказала!
- Твои вопросы — до рассвета,
- Твои укоры — до седин,
- И нет бесспорного ответа
- Ни на один. Ни на один.
- И как нам жить с тобой, такою?
- Куда — с твоей землёй в горсти?
- Ты смотришь, заслонись рукою:
- Забыть? проклясть? перекрестить?
1986 Москва «Звёзды все отлетели, но всё же посмеем желать...»
- Звёзды все отлетели, но всё же посмеем желать.
- Вот упала снежинка, не хуже звезды по размеру.
- Загадай же нам чудо
- с ребячьей торжественной верой,
- Ведь не зря тебе дерзкая гостья ладонь обожгла.
- А за нею другая мятежно отбилась от стаи,
- И по-птичьи неловко присела ко мне на плечо.
- Ждёт ещё небывалого слова, и медлит растаять,
- И шепчу, торопясь и сбиваясь —
- Ты знаешь, о чём.
- А над нами уже декабрю не сдержать берегов!
- Он в гусарской отваге, и щедрость его безупречна.
- Но зима коротка,
- Но мы молоды так бесконечно,
- Что на наши желанья не хватит российских снегов.
1986 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия «Верьте мне, так бывало часто...»
- Верьте мне, так бывало часто:
- В одиночке, в зимней ночи —
- Вдруг охватит теплом и счастьем,
- И струна любви прозвучит.
- И тогда я бессонно знаю,
- Прислонясь к ледяной стене:
- Вот сейчас меня вспоминают,
- Просят Господа обо мне.
- Дорогие мои, спасибо
- Всем, кто помнил и верил в нас!
- В самый лютый острожный час
- Мы, наверное, не смогли бы
- Всё пройти — из конца в конец,
- Головы не склонив, не дрогнув —
- Без высоких ваших сердец,
- Озаряющих нам дорогу.
1986 Киев «Где-то там, далеко-далеко, есть такая страна...»
Ричарду Роджерсу - Где-то там, далеко-далеко, есть такая страна,
- Мне знакомая с детства
- по книгам и вытертым картам.
- Белый берег из моря встаёт, как из давнего сна.
- Как мне страшно проснуться
- И снова очнуться на каторге!
- Где-то там меня ждали, когда я не чаяла жить,
- Там мой друг разделял мои карцеры
- в клетке железной,
- Там, вестей не имея,
- Упрямо не верили лжи
- И, годов не считая, упрямо спасали из бездны.
- Написать бы — письмо не дойдёт,
- Телефон онемел со вчера,
- Прилететь бы — но держат за плечи
- незримые сети!
- Не ломайте железную клетку, мой друг,
- Не настала пора.
- Но пускай она будет последнею клеткой на свете!
1986 Киев «Погодите ещё прощаться...»
- Погодите ещё прощаться,
- Погодите просить прощенья,
- Погодите давать поручения:
- Вы ведь знаете наше счастье.
- Нету двери, чтоб нам не заперли,
- Нету сети, чтоб не раскинули!
- И другим так было — и запили.
- И другим так было — и сгинули.
- А теперь нас осталось несколько,
- Вот и лупят — прямой наводкой!
- Что теперь? Читать Достоевского?
- Собирать по рублю на водку?
- Но и так нас осталось мало.
- Но стоять нам, как видно, насмерть.
- Но сковал нас жестокий мастер
- Из неведомого металла.
- Может быть, сомневался в прочности?
- Может, ждал от нас отречения?
- Так давайте нам поручения!
- Мы берёмся исполнить в точности.
- Погодите ещё отчаиваться:
- Вы ведь знаете наше счастье.
1986 Киев «Время складками ложится...»
- Время складками ложится
- И стекает по плечам.
- Слышно: площадь веселится —
- Ожидают палача.
- Пьяны люди, сыты кони —
- То ли хохот, то ли пляс...
- В каждом доме на иконе
- Беспощадно смотрит Спас.
- Кто там в сумерках кружится?
- Погоди, ещё светло!
- Время петлями ложится.
- Глядь — под горло подошло.
1986 Киев ЛАГЛЕ ПАРЕК
- Не по-здешнему светлоголова,
- С ясным взглядом и речью мудрой —
- Принесла нам эстонское слово:
- — Tere hommikust — с добрым утром!
- В лагерях так медленны годы,
- Но сквозь письма родина светит,
- Но по русским сводкам погоды
- Лагле ловит балтийский ветер.
- ...Шесть часов. Громыхают нары.
- И в решётку сквозит рассветом.
- Tere hommikust, Лагле Парек!
- Мы вас помним. Знайте об этом.
1986 Киев ИСХОД
- Всё повторяется в жизни, всё повторяется:
- Вот опять ночная дорога и рука, в которой моя.
- Всё изменяется в мире, всё изменяется:
- Вот ещё поживёшь немного, и увидишь: часы стоят.
- И не движутся чёрных стрелок витые пальчики,
- И уходит из сердца рубцам и обидам счёт,
- И молчит у креста твоего стоящая мачеха,
- И, входя в последний туннель, ты знаешь,
- Кто тебя ждёт.
- А пока — ночная дорога, и тикают цифры точные,
- И мотает нам километры не нами меренный путь.
- И стоит моя недотрога, звезда моя полуночная,
- Говорит: — Как начнёшь прощаться —
- Смотри меня не забудь.
1986 Киев «Царь Приам проходит по стенам...»
- Царь Приам проходит по стенам,
- А внизу клубится осада.
- Как душа расстаётся с телом —
- Без отчаянья и досады —
- Из немыслимого покоя
- Глядя в город — уже вчерашний,
- Присягнув обречённой Трое,
- Он не двинется с этой башни.
- За высокий глоток прощанья
- Он Ахилла просил о сыне.
- Всё исполнено. И отныне —
- Никаких забот за плечами.
- Посмотрите, люди и боги:
- На лице — ни страха, ни боли.
- Вот стоит он, седой и строгий —
- Как раба отпустив на волю.
- Вот ещё посмотреть на кровли,
- Да на храм — беззащитно-белый.
- А потом захлебнуться кровью
- От стрелы, что уже запела.
1986 г. Киев
Письмо домой
СВЯТОЙ ГЕОРГИЙ
- Ах как много драконов на свете!
- Что с того, что один убит?
- Бьётся-бьётся в кольчугу ветер,
- Брызжет облако из-под копыт.
- А внизу — города, народы
- И — квадратиками — поля.
- Там веками ищут свободы,
- Только ей не гнездо — земля.
- Только там она — редкой гостьей:
- Осенит — и махнёт крылом.
- Плачут матери на погосте:
- — Что ж вы, мальчики, напролом
- Шли? На жизнь и смерть присягали?
- Не спускали своих знамён?
- Полегли — без крестов и регалий,
- А над нами снова — дракон!
- И откуда столько берётся?
- И куда ж ты смотришь, святой?
- И солдаты, и полководцы —
- На земной груди на крутой
- Спят. Их видно оттуда, сверху?
- Спят. Над ними свет голубой.
- И на утреннюю поверку
- Не поднять их простой трубой.
- Что ж ты смотришь, святой Георгий?
- И Георгий берёт копьё.
- Над землёю — родной и горькой —
- Красным заревом бой встаёт.
- Но так много в мире драконов,
- Много битв и ночных погонь!
- И опять — упрямо, бессонно —
- Скачет небом крылатый конь.
1987 Бруэрн ПЕСНЯ МАРГАРИТЫ
- Снова ночь без тебя, и день без тебя — который?
- Где ты, милый, в развилке каких дорог?
- Грозовых облаков повисли тупые горы
- И тебя сквозь них, наверно, не видит Бог.
- Ах, как я ненавижу хвалёные грозы мая,
- Ах, как я б растерзала всех, кто мучил тебя!
- Мой родной, без тебя я стала, наверно, злая.
- Нет, неправда, не злая!
- Но что мне делать, любя,
- Не умея забыть ни на одно дыханье,
- И вестей не имея, и не умея помочь?
- Кто тебя пожалеет в безлюдных твоих скитаньях?
- И какая ещё на тебя обрушится ночь?
- Я сама, я тысячу раз сама виновата:
- Как я смела тебя оставить в том октябре?
- Но не знала, что будет так жестока расплата
- За палящее солнце в тот день на Лысой горе.
- Где тебя найти, подай мне лишь весть, я буду
- Хоть в гробу, хоть в аду —
- в назначенный день и час!
- Если Бог не поможет — так я обойдусь без чуда.
- Я Его попрошу сегодня в последний раз.
1987 Чикаго ПЕСНЯ ПОЛЁТА
- Так седлайте скорей, пока
- Не начался рассвет!
- Дорога недалека —
- Всего лишь на тот свет.
- Всего лишь один круг
- От старых дорог Земли.
- Мы будем там поутру.
- За нами уже пришли.
- И ноздри коней дрожат
- Под счёт последних минут.
- Мы едем без багажа,
- Сердца оставляя тут.
- Так будем спешить, пока
- Они не разорвались!
- И шпоры — чёрным бокам,
- Чтоб сразу — в гулкую высь!
- Без пытки прощаньем — грянь
- В глазницы — свод голубой!
- Мы едем в такую рань,
- Чтоб — ничего с собой!
- Бессонный кромешный труд
- И страх подойти к вратам —
- Мы всё оставляем тут,
- Чтоб легче ответить там.
- Чтоб, не отвернув лица,
- В бестрепетный свет шагнуть —
- Мы вам оставим сердца:
- Сгодятся на что-нибудь.
1987 Лондон ДУЭТ
- Мастер:
- И кто бы знал, что это так возможно —
- Пойти гулять под вишнями в цвету,
- Забыть про тьму, и злую пустоту,
- И обо всём, что истинно и ложно.
- Нам ляжет под ноги полынь-трава,
- Друзья по ней простелят к нам дорогу,
- И вступит счастье в давние права —
- Как прежде. Только прошлого не трогай.
- Мы всё простили — значит, нет долгов,
- Вино почти черно в тяжёлых кубках —
- Так за тебя, тебя, моя голубка,
- Пришедшая с нездешних берегов!
- Так за тебя, спасающую нас
- Движением руки, единым взглядом,
- Одним упрямством пребыванья рядом,
- Когда друзья ушли, и Бог не спас...
- Маргарита:
- Это лишнее, лишнее, лишнее —
- Ах, не надо, не вспоминай!
- Мы пойдём под цветущими вишнями —
- Видишь, как он нас ждёт, этот край.
- Ты забудешь, забудешь, забудешь —
- Перестанет болеть голова,
- И придут к нам хорошие люди,
- И задышат в камине дрова.
- Ах, не думай, не думай, не думай —
- Больше нету ни слёз, ни оков.
- Мы же дома, мы дома, мы дома —
- Навсегда, во веки веков.
- Мастер:
- И кто бы знал, что это так возможно...
1987 Чикаго СТИХИ КРИСТИНЕ
- Быть бы голубем в Амстердаме,
- Вить гнездо под мостовой аркой.
- Слышать плеск воды между снами,
- Старый город с почтовой марки
- Облетать по утрам дозором:
- Все ли башни видны в тумане?
- Затевать с воробьями ссоры
- И души никому не ранить.
- И не помнить сырого хлеба
- Пополам с прошлогодним снегом,
- И не знать о смертях нелепых,
- О которых и плакать некому.
- Быть бы голубем — мирной птицей,
- В правоте своего бессилья!
- Только боль моя не вместится
- В голубином размахе крыльев.
- Только проволокой колючей
- Мне вонзилась родина в душу!
- Что ж, наверное, это к лучшему.
- Что ж, наверное, как-то сдюжу.
1987 Амстердам «Дом под соломенной крышей...»
- Дом под соломенной крышей
- На берегу канала.
- Белоголовых мальчишек
- Стайка возле причала.
- — Эй, перелётные птицы!
- Месяц февраль на изломе.
- Где вас найдёт за границей
- Грусть о маленьком доме?
- Вам забывать не больно.
- Но что у вас в сердце, птицы?
- — Воды да колокольни,
- Да красные черепицы.
1987 Роттердам СОНЕТ
- Опять дорога и опять закат.
- Опять поля печальные лежат,
- И родина чужая под ногами.
- А кто-то там над нами молча ждёт,
- Напоминая о себе дождём.
- Он знает всё, что приключится с нами.
- И сколько нам отмерено пути,
- И то, куда нам велено дойти,
- И что Он спросит, встретившись глазами.
- А птицы чертят крыльями ветра,
- А это значит, что и нам пора,
- Но каждый путь мы выбираем сами —
- Упрямее, чем прежде, во сто крат!
- Опять дорога и опять закат.
1987 Роттердам «Засвети мне зелёный огонь среди ночи...»
- Засвети мне зелёный огонь среди ночи,
- Я пойду на него напролом,
- как на свет из окна.
- Что ты странно глядишь,
- почему так измучены очи,
- Моя грустная кровь,
- моя вросшая в сердце страна?
- Что ты поровну хлеба на всех не ломаешь, Россия,
- Ты, меня научившая пайку делить пополам?
- Что так горько в разлуке щемишь
- перехваченной ксивой,
- И от каждой свечи
- что за тени встают по углам?
- Засвети одинокий огонь, расстели своё поле —
- Мне дорогу во тьме всё же легче найти, чем тебе.
- Хочешь — я напророчу:
- не будет ни страха, ни боли —
- Только ласковый свет на твоей непутёвой судьбе.
- Погоди убивать — я тебе доброты напророчу,
- И простят тебя дети твои,
- только слёзы не лей.
- Лишь огонь засвети,
- лишь решись на огонь среди ночи!
- И не бойся: вот видишь — тебе уже стало светлей.
1987 Лондон МАРСИАНСКИЙ ТРИПТИХ
- Самолётик летит,
- Басом песенку поёт.
- Два пилота в нём сидят —
- Один с усами, другой без.
- Нам усов не разглядеть,
- Потому что высоко.
- Самолётик не видать,
- Потому что темнота.
- Только видно огоньки:
- Они сверху, мы внизу.
- ...Если с Марса поглядеть —
- Будет всё наоборот.
- Вот котёнок идёт —
- Весь из лапок и хвоста.
- Вот старушка прошла —
- Из авосек и платков.
- Вот трамвайчик бежит —
- Из жестянок да звонков.
- А вот мы, дураки —
- Из вопросов и стихов.
- ...Если с Марса посмотреть —
- То останутся стихи.
- Вот мы едем в метро,
- Отражаемся в стекле:
- Две косички, седина,
- Чья-то шляпка набекрень,
- Чьи-то серые усы
- И усталые глаза,
- Чьи-то тёмные очки
- И с перчаткою рука.
- Все мы сами по себе,
- Все стоим плечо к плечу.
- ...Если с Марса поглядеть —
- Будет видно лишь траву.
1987 Лондон «Где-то сад, там заморские птицы на ветках цветут...»
- Где-то сад,
- Там заморские птицы на ветках цветут.
- Мне туда не попасть,
- Моё место не там и не тут.
- Почему же мне снится
- Слабый утренний свет и крыло снегиря?
- Ах, заморские птицы,
- Вам тоже нельзя за моря.
- А меня не пускает к вам в сад
- Та решётка — далёко, в Перми —
- Между мной и друзьями,
- И поезд на стыках гремит:
- — На этап, на этап!
- Собирайся в пятнадцать минут,
- Не бери барахла!
- Твоё место не там и не тут.
- И покуда они по этапам —
- Ты будешь в пути.
- Ах, как птицы зовут оставаться!
- Но надо идти.
1987 Нью-Йорк «Аx, как наша планета мучительно невелика...»
- Аx, как наша планета мучительно невелика:
- Все ребячьи качели похожи одни на другие,
- И всё те же гуляют по душам четыре стихии,
- И всё так же внимательно смотрят на нас облака.
- Мы въезжаем в весну, и сужаются рельсы на юг,
- Но на север направлены птичьи тревожные стаи.
- Мы апреля не ждём,
- Но сердцами в него прорастаем
- Так счастливо и трудно, как будто во славу Твою.
1987 Вашингтон «Мы с тобой прозрачны, как тени...»
- Мы с тобой прозрачны, как тени,
- Потому что особенный вечер:
- То ли стали удачно звёзды,
- То ли запахи в лад попали.
- Даже робкие пальцы растений
- Так доверчивы нам навстречу:
- Мы сегодня сквозим, как воздух —
- Ни мизинчика не примяли.
- Хочешь, мы пойдём по заливу —
- По пружинящей водной плёнке,
- Хочешь — с белками поиграем,
- Хочешь — ветру почешем холку.
- Шевелятся цветы на сливах,
- Как младенцы в белых пелёнках,
- Копошится трава сырая
- И сверчок в темноте защёлкал.
- Хочешь — тем же ему ответим,
- Или крикнем ночною птицей,
- Хочешь — кинемся прямо в небо,
- Словно в пруд — и звёзды расплещем.
- Как дрожит несёдланный ветер!
- Нас там ждут, нам это не снится.
- Что мы знаем про быль и небыль?
- Видишь — ворон. Не бойся — вещий.
1987 Чикаго «Снова чёрный кирпич...»
- Снова чёрный кирпич
- И заклёпки мостов,
- И копчёная насыпь,
- И запах железа.
- Так похожи окраины всех городов,
- Так похож перестук
- Бесконечных отъездов.
- И всё та же трава у обочин цветёт —
- Почему-то всё жёлтым,
- Упорно и странно.
- И босая девчонка стоит у ворот,
- Так мечтая увидеть
- Далёкие страны.
- Что ж мы ей не успели махнуть из окна?
- Убегая, грохочут
- Деревья и реки.
- Сколько встреч по дороге —
- Разлука одна.
- Потому нам и грустно от слова «навеки».
1987 Линкольн «Звери уходят от нас перед смертью...»
- Звери уходят от нас перед смертью —
- И правы.
- Травы стоят до последнего ветра —
- И правы.
- Мёртвые чайки не ждут
- Деревянной оправы:
- Море колышет их перья
- В разводах мазута.
- Стёртой монетой мы купим
- Забытое право —
- Медленно выйти на берег
- И ждать переправы
- С лёгкой душой,
- Не печалясь о смене маршрута.
1987 Роттердам «В Италии барочны облака...»
- В Италии барочны облака,
- И Тибр тугими петлями ложится,
- А с выпуклых холмов слетают птицы,
- И каждая дуга божественно легка.
- Откуда мне известны наперёд
- Дождями полусмытая тропинка,
- На солнечных часах проросшая травинка
- И времени такой неспешный ход,
- Как будто впереди все те века,
- Что в эту землю врезали дороги.
- И рано говорить об эпилоге,
- Когда так бьётся каждая строка
- И хочет жить...
- В горах смеются боги.
- А смерть не видит нас издалека.
1987 Рим «Господи, я гражданин мира...»
- Господи, я гражданин мира —
- Как Ты когда-то велел.
- В доказательство предъявляю дыры —
- Оцени прогресс —
- Не от стрел!
- А от пуль со смещённым центром,
- От жаканов и разрывных.
- Мой экзамен — Твоя оценка,
- Палачи в стороне: не до них!
- Меж границ сегодняшних стран —
- Бьюсь об стены, Господи!
- Окровавленной рванью беру на таран,
- Продираюсь лоскутом.
- Ох и тяжко Твоё наследство,
- Сын Человеческий!
- Только б выдержать Твоё следствие,
- Ну а там — приговор к вечности.
- Тридцать три. Слабеют колена,
- Но в отверстых глазницах — свет.
- Ты уж Сам разбирайся с тленом:
- Быть ему или нет.
1987 Рива Тригозо «Кипарисы, как лошади, стоя спят...»
- Кипарисы, как лошади, стоя спят,
- Голубому свету воля дана,
- А душе — покой, на все времена:
- Что сегодня, что сотню смертей назад.
- Мы кормили с рук облака небес,
- Нам подземным пламенем губы жгло,
- Нас моря носили и прятал лес,
- Отдавала дорожная пыль тепло,
- Осыпал ночными звёздами Юг,
- Север в ноги стлал горностай снегов —
- И никто не верил, что нас убьют:
- Ни один изо всех друзей и врагов.
- Нас крестили белым крыла побед,
- Красным в травы тёк проигранный бой.
- Но опять и опять к нам нисходит свет,
- Что превыше земных забот — голубой.
1987 Сериати «Подошед, сентябрь перевесил звёзды пониже...»
- Подошед, сентябрь перевесил звёзды пониже —
- И в шторма до них рыбы доплескивают плавниками.
- Огрубевшие волны ночами шлифуют камень,
- И дома берегов затаились, и молча слышат.
- Лепесток пространства свернулся и лёг заливом,
- Горы встали, как псы, и тихо щетинят шкуры.
- Человек сидит и чертит в песке фигуры.
- В пару тысяч лет он откроет, как быть счастливым.
1987 Рива Тригозо «У вулканов зловеще дымили кратеры...»
- У вулканов зловеще дымили кратеры.
- Стерегли границы — и днём, и ночью.
- Популярные римские императоры
- Уменьшали плату своим доносчикам:
- Вдвое, втрое — в меру гражданской совести.
- Все дороги вели неизменно к Риму.
- Вдоль дорог распинали. Из римских офисов
- Шли приказы. Последствия были зримы
- На крестах. Не надо валить на гуннов!
- Пропылённым когортам светила слава.
- Безнадёжная цезарская фортуна
- Улыбалась двусмысленно и лукаво,
- Зная: каждый сей олимпийцам равен,
- А по всем законам земли и неба —
- Облечённый властью никак не вправе
- Отказать доносчику в пайке хлеба.
1987 Чикаго ПИСЬМО ДОМОЙ
- Есть на свете края, что вбирают глаза,
- Есть такие до грусти красивые страны!
- И вечерние горы — на все голоса,
- И открытые всем скоростям автострады.
- Сладок яблочный запах иных языков,
- И доверчивы реки, где пляшут форели.
- Далеко-далеко
- От родных и врагов
- По нерусским домам нас друзья отогрели.
- К нам чужбина добра, да не в ней нам лежать:
- Нам другую судьбу пригвоздили к ладони.
- И дорожную обувь
- Шнуруем опять,
- Хоть и знаем, что больше не будет погони.
- Только как позабыть свою землю в беде,
- Раз по-русски крестили, когда провожали?
- Мы когда-нибудь скажем
- На Страшном Суде,
- Что исполнили всё, в чём клялись на вокзале.
- Мы с другого плацдарма — всё в том же бою,
- Мы тут губы кровяним о ту же свободу!
- Пусть не мы отмеряем дорогу свою —
- Дай нам Боже успеть —
- От заката к восходу.
1987 Милан ГОВОРИТ ВЕТЕР
- Доигрался, князь, до рабской клячи,
- И, по чести, так тебе и надо!
- Если бы не то, что Фрося плачет —
- Я б тебе, бессмысленное чадо,
- Облаками не темнил побега,
- Травы б не разнеживал дождями:
- Тешься с половчанкой под телегой,
- Заедай обиду лебедями!
- Ну да ладно: свищут за рекою,
- Кони ждут; хлебни Донца по-волчьи!
- И не бойся: смелым хватит боя,
- А погони — это дело сволочи.
- Ты уйдёшь, противника не встретя,
- Ты бобром рубец утрёшь кровавый.
- А тобой положенные кмети
- Прорастут травой во княжью славу.
- Но твои наследники в России
- Восходя на крепостные стены
- Прежде вспомнят бабку Евфросинью,
- А уж там — бежавшего из плена.
1987 Чикаго КРЕЩЕНИЕ РУСИ
- Обыскали всю нашу планету,
- Чтоб счастье найти за холмами.
- Путь отметили городами,
- Но счастливых находок нету,
- И уже не вернуться к маме.
- Не уткнуться в тёплый передник,
- На вопросы прося ответа.
- Только в детстве нам дан посредник
- Между нами и белым светом.
- А потом нам под сирым ветром
- Серым камнем мостить дорогу.
- Всё изведать и всё отвергнуть,
- Но, быть может, вернуться к Богу.
- Безо всех счастливых открытий,
- Сбивши ноги о серый щебень...
- Не устань, Владимир-креститель,
- Крест держать меж нами и небом!
1987 Роттердам ПОБЕДИТЕЛЬ ДРАКОНА
- — Выноси меня, белый конь,
- Выноси с перебитой жилой;
- Отдыхать не судьба: мы живы
- После всех боёв и погонь.
- Пролетай небеса, и воды,
- И снега — из последних сил:
- Кто однажды глотнул свободы —
- Не вернётся во тьму могил.
- Выноси! Оживи ветрами
- И травой, что кроет холмы,
- Дай увидеть Того — над нами,
- И Того, кто мудрей, чем мы!
- Выноси!
- И последним вздохом —
- Помоги мне сладить с мечом,
- Разделив «хорошо» и «плохо» —
- Красной струйкой. Ты ни при чём,
- Белый конь!
- Тебя не пятнает
- Эта грань — уходи, белей
- Всех кто знает и кто не знает
- Сей черты,
- И плач матерей —
- Да не метит пути, и звёзды —
- Да не властны над бегом влёт!
- Выноси!
- Да ещё не поздно —
- Всех друзей простить наперёд.
1987 Чикаго «Пастушья звезда...»
- Пастушья звезда —
- Как по-учёному звать —
- Я не знаю.
- Святая вода
- Пала росою, и ранняя стая —
- Над головой, и зелёное небо —
- Над стаей,
- И мной, и коровами.
- Плакать нелепо.
- Пальцы примёрзли к ладам.
- Час до рассвета.
- Господи, хочешь — отдам
- Дудку — за это?
1987 Чикаго ОТЦАМ
- Видишь, папа, мальчик образумился:
- Он старается у верстака.
- Всё точнее тонкая рука.
- Он способный. Трудится до сумерек:
- Видно, чувствует свою вину.
- Ох уж этот переходный возраст!
- Ты простишь его ребячий возглас:
- — Мой Отец — во храме!
- И жену
- Ты простишь за бредни, что внушала:
- Ведь сама девчонка, хоть и мать.
- Что с неё возьмёшь —
- Она не знала,
- Как легко ребёнка потерять!
- Ты забудешь знойный пыльный город,
- Где, сбиваясь с ног, искал мальца.
- А припомнишь так ещё не скоро!
- Мальчику двенадцать.
- До конца —
- Больше двадцати. Ещё науку
- Превзойдёт нехитрую твою
- До того, как плотницкую руку —
- Нецелованную —
- В крест вобьют.
1987 Чикаго «Гавриил печален с иконы...»
- Гавриил печален с иконы,
- Очи чёрным обведены.
- Сколько лет ему слышны стоны
- И упрёки моей страны!
- Не светите ему лампаду,
- Чтобы горе было видней!
- Ничего объяснять не надо.
- Посмотрите: ему больней.
- Мы любви ещё не умеем,
- Только страх сильны превозмочь.
- Это с нашим лукавым змеем
- Всей бессонницей бьётся ночь.
- Но рассветным холстом суровым
- Свят решёточный переплёт.
- Сколько лет нам терзаться словом —
- Тем, что ищем век напролёт?
1987 Чикаго «Идёт человек по снегу...»
- Идёт человек по снегу,
- Время дня не дано,
- Как и номер года и века.
- Сереет, но не темно.
- У него под рубахой свиток
- Или, может, стопка листков,
- Что с эпохой ещё не квиты.
- Идти ему далеко.
- О, слово — ещё не дело,
- Но гончие входят в раж...
- Чернеют следы на белом.
- Один экземпляр — тираж.
1987 Чикаго «Вы знаете: друзья не все уходят...»
- Вы знаете: друзья не все уходят.
- Любимые не все в беде бросают.
- Не все печали вечно колобродят:
- Иные поболят и угасают.
- Вы знаете, какое будет счастье
- Чуть позже, но ещё на вашей жизни!
- Так рвите душу — вдребезги, на части,
- Прислушиваясь к чуждой укоризне!
1987 Чикаго «Я проиграю лошадь — безнадежно...»
- Я проиграю лошадь — безнадежно.
- Как всё проигрывала в безнадежном споре:
- Несбыточные вещи, и одежды,
- И псов, и лошадей... лишь бы не море!
- На море я не спорила ни разу:
- Уж лучше на себя, и с потрохами —
- Цыганкой защищённую от сглазу,
- С ребячеством, слезами и стихами.
- Всё проиграю — только бы не море!
- Пусть ни коня и ни меня —
- Волною
- Оно смеётся в равном разговоре —
- С другой девчонкой. Вовсе не со мною.
1987 Чикаго «Что такое — «менталитет»?..»
А.И. Солженицыну - Что такое — «менталитет»?
- Это значит: сыт и одет
- Никогда тебя не поймёт,
- Хоть гори весь век напролёт.
- Что такое — «страна рабов»?
- Это значит — в твою любовь
- Ни одна душа, ни одна...
- Кроме русского пацана.
1987 Чикаго «Пошли меня, Боже, в морские коньки...»
- Пошли меня, Боже, в морские коньки
- И дай мне осанку дракона,
- Ребристую шкуру, шипы-плавники,
- И море — судьбой вместо трона.
- Умножь беззаботное племя моё,
- Храни жеребят и кобылок,
- Волнуй ненадёжное наше жильё,
- Чтоб страшно и весело было!
- Пусть море чернеет, гремит и встаёт
- Стеной меж собою и сводом!
- Я вспомню забытое имя Твоё —
- Лишь только даруй мне свободу!
- Да будет зелёная плотная соль
- Мне вместо дворца и темницы...
- Шаги.
- Я смогу умереть как король.
- Но я не хотел им родиться!
1988 Итака «Так просто, так просто создать нашу землю...»
- Так просто, так просто создать нашу землю:
- Пускай она странных сердец не приемлет —
- Но в колоб тугой закатать, да покруче,
- А то что осталась — пустить бы на тучи
- Немыслимых форм, сумасшедших изгибов —
- Чтоб помнились мальчикам, грянув и сгинув.
- Да зябких ракит подпустить наважденье,
- Да льдам обозначить ночное движенье,
- Да перечной россыпью птиц — на полсвода,
- Да детского плача, да смутного года.
1988 Чикаго МОЛИТВА
- Все умеют плакать,
- А радоваться — одна.
- Богородице-дево, радуйся, не оставь!
- Круче всей морей твоя судьба солона —
- Так помилуй нас: научи улыбке уста.
- Научи нас радости,
- Непутёвых чад,
- Как учила Сына ходить по твоей земле.
- Мы теперь на ней себе устроили ад;
- Научи не сбиться с пути в обозлённой мгле!
- Погасила твои лампады моя страна...
- Видишь, как нам души судорогой свело!
- Всё страшней — суды,
- а заботишься ты одна —
- Из поруганных риз —
- Чтобы нам, дуракам, светло.
- Ты одна умеешь — кого же ещё просить —
- Отворять врата любовью, а не ключом.
- Разожми нам сердца,
- Чтобы смели её вместить,
- Как умела разжать младенческий кулачок.
1988 Чикаго «Заседлайте мне лошадку...»
- Заседлайте мне лошадку —
- да по кругу, да по кругу,
- Натяните надо мною
- пёстрый ситец расписной!
- Да шарманку, да скорее,
- да в погоню друг за другом:
- Лебедь белая за мною,
- чёрный конь передо мной!
- Если точно-точно в полдень,
- да на самой нужной ноте,
- Да на самом развороте
- взять покрепче удила —
- То сорвёшься прямо в небо,
- ощутив уже в полёте,
- Как лошадка распускает
- за тобою два крыла.
- Вот сейчас — айда, лошадка!
- Полетели! полетели!
- До чего же всё на свете
- сверху видно хорошо!
- Выше, круче, голубее!
- Вот — за облако задели...
- До свиданья, мама-папа:
- я вернусь уже большой.
1988 Чикаго «Она была стройна...»
- Она была стройна,
- Зимой ходила с муфтой
- И никому детей не родила.
- Поэты ей писали:
- «Ах ты — ух ты!»
- И отмечали, что была бела,
- И странно повела себя при встрече,
- И обронила шпильку из волос,
- И шёлк шумел — особенно под вечер;
- Но слова не сказала на вопрос
- Естественный,
- Но не была печальна,
- Когда положено:
- Смеялась невпопад.
- А если хором улицы кричали —
- Опять была со временем не в лад.
- И сгинула —
- Ещё тогда, в двадцатых.
- И ни креста, и ни родни: была!
- Но не оставила —
- Ни строчек на рассаду,
- Ни длинного окурка,
- Ни весла
- Для «девушки с веслом».
- И умыкнулась —
- Непойманной! Ни логика, ни долг...
- А сознающих долг — остался полк.
- Куда же эта?
- Где она проснулась?
- Не нам гадать, смотря на облака,
- Не нам судить, рождённым под капустой...
- Потеря — ей же ей! — невелика.
- Ведь пользы — ни на грош.
- А всё же грустно.
1988 Чикаго «Возьмёмте Моцарта с собой...»
Олегу Геращенко в опале. - Возьмёмте Моцарта с собой
- Во многомильную дорогу,
- Простого счастия залогом
- Возьмёмте Моцарта с собой!
- Не надо вещи паковать:
- Они истлеют под дождями,
- И повстречавшиеся с нами
- Друзья не будут узнавать.
- Нам будет ветер как огонь,
- Колодец будет как награда,
- И скудных сумерек прохлада —
- Как доброй мачехи ладонь.
- Возьмёмте Моцарта с собой:
- Всё остальное будет лишним.
- Ведь мы за скрипкой не услышим,
- Когда нам протрубят отбой.
1988 Чикаго «Как по матушке по Волге...»
36-му лагерю особого режима, живому и убиенному. - — Как по матушке по Волге
- Все княжны перевелись,
- Как на матушке осине
- Шестипалый вырос лист,
- Да как батюшка скончался —
- На кресте всея, всея...
- — Сдохни, птаха-канарейка,
- Подколодная змея —
- Фиоле-то-вая!
- — Как пошли наши ребята
- На планету Колыму,
- Порубили лес на щепки:
- Не достанься никому!
- Щепки — в пепел, да по ветру —
- Забубенна голова!
- Как дубинушка ни ухни —
- Переделает сова
- На сво-и сло-ва:
- — Рас-ту-да,
- Горе — не беда,
- Мельница — по косточкам,
- А в мельнице — вода...
- Жер-но-ва,
- Сдюжишь — чёрта с два...
- Птаха-канареечка,
- Ты ещё жива?!
- Золочёна клеточка,
- Зёрнышки-корма...
- Спи спокойно, деточка,
- Не сходи с ума!
- — Не шей ты мне, матушка,
- Красный сарафан:
- В кумаче-рубашечке
- Веселится, пьян
- Да на Лобном месте —
- Кну-то-бой...
- Дай ты мне, невесте,
- Голубой покой!
- Дай мне, канарейке,
- Берёзовый крест —
- Бабы в телогрейках —
- С молитвой и без —
- Поревут-поплачут
- Надо мной...
- Золотой калачик —
- Не достать рукой —
- Встанет над острогом
- В тёмну ночь...
- — Спой нам на дорогу,
- Материна дочь!
- — Как по матушке по Волге —
- Струги белые...
- Как на батюшке Урале —
- Поседелые...
- Мужики мои, жаленные, болезные!
- Да под самым топором,
- Да под лезвием:
- Не юродивые,
- Не солдатушки...
- Без креста, под номерами —
- Ребятушки...
- Ой мальчишечки мои, ой весёлые!
- Частоколами,
- Протоколами —
- Захороненные вживе —
- Лишь бы мать жива!
- На помятой да на ксиве —
- Непонятные слова:
- — За пра-ва...
1988 Чикаго «Так серьёзно - как ребёнок снизу: во все глаза...»
- Так серьёзно —
- как ребёнок снизу: во все глаза!
- Так морозно —
- как этапный путь: никогда в назад!
- Так смертельно —
- как рубаху надеть перед тем, как лечь!
- Огнестрельно
- (Это значит — насквозь)
- проникнет речь:
- От бессонной матери, что встаёт на рёв,
- Отговаривая ото страшных снов,
- От безногого, порубленного войной
- (Непонятны слова, но понятен вой),
- Ото школьной доски под сухим мелком,
- От угрюмой очереди за молоком —
- До печёнок!
- До мозга (кажись, спинной) —
- Проникает, и властвует надо мной.
- И уже не отпустит,
- И я её
- Не пущу в заморское забытьё:
- Проросли (и я сквозь неё — трава),
- Прикипели (татарским свинцом — в слова:
- — Дайте крест!
- И — хрип. И глазницы — ввысь.)
- И уже не разнимут казённым «брысь!»
- Лютой мукой плачено за любовь,
- И не страшно банальнейшей рифмы «кровь»
- Я — твоё дитя —
- Незаконное,
- Бесцензурное,
- Заоконное,
- На крыльцо в кожухе положенное,
- Сытым змеем спьяна недожранное —
- Присягаю —
- От порванных вещих струн
- До бухого мата на том ветру,
- Что продул до косточек, на твоём:
- Выживать — вдвоём,
- Подыхать — вдвоём
- Обрекаю себя — да твоим крестом!
- И стою на том.
- И паду — на том.
1988 Чикаго «Шесть тысяч — и свидетели берёзы...»
(перевод с украинского, автор — Микола Руденко) - Шесть тысяч — и свидетели берёзы —
- Расстрелянных и взятых на ножи...
- Про молодых черниц святые слёзы
- Хоть ты, лесная глина, расскажи!
- Они кричали в тучи грозовые
- Про Страшный Суд, разорваны в клочки.
- И долго находили неживые
- Предметы: крестики и башмачки
- На этом месте. А мордвин, плетущий
- Колючую ограду, был тогда
- Курносым пацаном... Живи, живущий!
- Но помни перед Богом те года.
1988 Чикаго
Птичьи темы
«Взрослым ангелам нужно терпенье...»
- Взрослым ангелам нужно терпенье:
- И у них там своя малышня.
- Соберёшься лететь с порученьем —
- Так и плачут: — Возьмите меня!
- Объясняешь: там боль и ненастье,
- Там война и чужая вина,
- Там так трудно мечтают о счастье —
- Том, что тут вам навеки — сполна!
- Но глядят убеждённо и свято:
- — Мы большие... Возьмите сейчас!
- Мы слыхали: зовут из кроваток
- Те, что очень похожи на нас!
- И потом, вечерами, по-детски
- Повторяют земные слова:
- — Как зовут то созвездье?
- — Донецком.
- — А вон то, что побольше?
- — Москва.
1988 Чикаго «Радуйся, дикий мой сокол...»
- Радуйся, дикий мой сокол:
- Нам день для охоты,
- Радуйся, дикий мой конь:
- Позабудь про узду.
- По июньским холмам
- Пронесёмся мы бегом и лётом,
- А под вечер Господь
- Нам затеплит большую звезду.
- Приютивших нас на ночь
- Мы щедро одарим добычей,
- Разбудившую девушку
- Звонким одарим кольцом...
- Улыбнись, моя радость,
- Услышав, как соколы кличут!
- Если сына родишь —
- Извести меня первым гонцом.
1988 Ньюкастл «Добрый вечер, мой мальчик...»
- Добрый вечер, мой мальчик.
- Ты снова один,
- Рвёшь бумагу неловким пером.
- Фонари усложняют узоры гардин.
- Лупит в окна зима, как погром.
- И до судорог ясно, что чушь на листе,
- И по-детски заманчива смерть.
- Только там, в погремушечной пустоте,
- Бьются зёрна о круглую твердь.
- Не сейчас тебе встать,
- И погибнуть не тут
- Вам с пером, неразлучным двоим.
- Эти зёрна, мой мальчик, ещё прорастут
- Сквозь невзрослые рёбра твои.
1988 Лондон «Ах, железный сентябрь!..»
- Ах, железный сентябрь!
- Дети — в школу,
- Яблоки — на винный завод,
- А тебя — в тюрьму.
- Небо скинуло звёзды
- И нынче голо.
- Особенно пусто утром:
- Поровну. Никому.
- Особенно гол металл:
- Куда там нудистам!
- Но стократ срамней,
- когда он чем-то прикрыт.
- На прогулке (руки назад!) —
- Вороний диспут:
- Допустимо ли вольной пташке
- Жрать из корыт
- Человечьего зоопарка?
- Они как сетка
- В жёстком воздухе, и от них черно.
- Облетают мудрые перья, легко и метко.
- Ни одно не упало белое.
- Ни одно.
- Ах, весёлый сентябрь!
- Бесшабашность
- Полуптичьих костей:
- Держись, молодая голь!
- Слушай, выкормыш-век,
- как часы на башне
- Отмеряют пайку небес:
- — Соль.
- — Хлеб.
- — Соль.
1988 Лондон «Белый ворон, белый ворон...»
- Белый ворон, белый ворон,
- Что ты крутишь надо мной?
- Ты же знаешь, что не скоро
- Белой пропасти земной
- За утраченного братца,
- На исходе черна дня —
- Отворяться,
- Отворяться,
- Отворяться для меня!
- Белый ворон, что ты лезешь
- На развилки без дорог?
- Указатели — в железе,
- Хоть бы лапы поберёг!
- Видишь — чёрные седины
- Правят веком под конвой?
- Серединой,
- Серединой
- Пролети, пока живой.
- Ах ты, чокнутая птица!
- Не отстанет, хоть кричи...
- И не спится,
- И не снится,
- И не плачется в ночи.
- Белый ворон, ты упрямый:
- Раньше всех пришёл ко мне —
- Декабрями,
- Декабрями,
- Чёрным бликом на окне.
- Так не бейся на пороге,
- Сядь на левое плечо.
- — Что ж, тепло ль тебе в остроге?
- — Где ты греешь — горячо!
1988 Лондон «За блаженные вопли цикады...»
- За блаженные вопли цикады,
- За упорство калёных кремней —
- Наши души вернутся в Элладу
- Для прощального круга над ней.
- На исходе оборванной пряжи,
- Сдавши глине дыханье и вес,
- Все леса и скалистые кряжи
- Мы увидим с горячих небес.
- А тогда засмеёмся счастливо,
- И возница коней охлестнёт.
- Перекрученной веткой олива
- Нам небрежно по ветру плеснёт.
1988 Скиатос «Птичьи темы, вы мучили, не умея...»
- Птичьи темы, вы мучили, не умея
- Отогреть назад, когда отравят мотив,
- Так и шли за вами в небо, немея,
- Не успев последней строки, но её простив.
- Птичьи темы, вы свыше роняли перья,
- Чтобы ранить листы: за тысячи лет кровят!
- И по всем колыбелям да каторгам шли поверья,
- Что нашедший вовек несчастен будет и свят.
- И корились вам, порой ребячьи бунтуя,
- И кидались на рельсы века, как на ножи.
- Не на вас ли парады побед буксуют?
- Не от вас ли мрут, уже не умея лжи?
- Нет на вас ни кодексов, ни презумпций.
- Всех восточных зверств провокаторы — соловьи...
- Лишь одно вы честно дали своим безумцам:
- Привилегию, что их порешат — свои.
1988 Лондон «Кого в степи настигли вскачь...»
- Кого в степи настигли вскачь,
- Кого казнят на площади...
- Святая Дева, ты не плачь.
- Ты наших женщин пощади.
- Ты помоги рожать мальцов,
- Дай молока в пустую грудь.
- Они сочтутся за отцов.
- Когда-нибудь. Когда-нибудь.
- Кто — из обугленных бойниц,
- Кто — из-под каменной пыли...
- Ты изо всех небесных птиц
- Нам белых аистов пошли.
- И помоги, чтоб встали те,
- Кому в назначенном «потом»
- Тебе в последней простоте
- Шептать слова разбитым ртом.
- Святая Дева, ты не плачь.
- Ты наших женщин сохрани.
- Пусть нам — застенок и палач,
- А продолжают нас они.
- Дай им поднять таких сынов,
- Чтобы — глаза в глаза — как мы.
- Убереги от страшных снов,
- От мора, глада и тюрьмы,
- Пока младенцы, а когда
- Подымут головы — забудь
- Бойцов — до Страшного Суда,
- Но матерям наполни грудь.
1988 Лондон «Гроза прошла, и дали вылет...»
- Гроза прошла, и дали вылет,
- На этот раз в один конец —
- В сей непросохший, как птенец,
- Отмытый свет, где спросят: — Вы ли?
- Была ль дорога вам легка
- И нет ли на душе печали?
- Какого цвета облака
- С той стороны, где вы молчали?
1989 Париж «Улетай, мой белый, лети!..»
- Улетай, мой белый, лети!
- Я тяжёлый, а ты лети!
- Десять раз собьёшься с пути —
- И тебя уже не найти.
- Улетай!
- Оставляй
- И меня, и магнитное поле, и ветер,
- И поля, и моря, что бывают на свете —
- Забывай!
- Покидай!
- Уходи, не спросясь, на другую планету —
- В синий рай,
- В птичий грай,
- В темны заросли бересклета —
- Улетай, раз уж я не могу
- (Потому что я лгу,
- Как учили ремнём и обидой).
- Потеряйся скорее из виду —
- Где локаторам не достать,
- Где другие — тебе под стать,
- Где не надо в школе стараться,
- Где не надо — чёрным по белому...
- Аист мой, из бумаги сделанный,
- Принеси мне братца!
1989 Лондон ВМЕСТО ПОЛЕМИКИ
- Есть ещё наглецы из числа недобитых,
- Не ушедшие в землю, где травы — взасос...
- Да за что же наносят такую обиду
- Корневым вожделеньям родимых берёз!
- И смеются, и дышат, не чувствуя меры,
- Над бестактной строкой протирая штаны.
- Не хватает им, что ли, прекрасных примеров
- Так удачно умерших талантов страны?
- На посмертную корочку члена союза
- Как им было бы лестно смотреть с высоты!
- А они вместо этого балуют с музой,
- Да терзают гитары, да портят холсты.
- А спросите по чести, чего они ищут —
- Так и сами не знают до белых волос...
- До чего же без них недостаточно пищи
- Для гражданского чувства газетных полос!
- А они бестолковые свищут мотивы,
- Биографии портят едой и питьём,
- И живут, и живут... Если все будут живы —
- То скажите на милость, куда мы придём?
- Кем шпынять молодых возомнивших поэтов,
- Чьими датами жизни тиранить ребят?
- Вы дурили — ну ладно. Забудем про это.
- Помирайте скорее, и всё вам простят!
1989 Кембридж КОПЧЁНЫЙ ЧАЙНИК
триптих - Так вы жили, весело старея,
- О копчёный чайник руки грея,
- Ярче всех базарных леденцов —
- Дерзкий сброд бездомных мудрецов
- В мишуре и рвани кружевной,
- В запахах дорожного зверинца —
- К вечеру: неузнанные принцы,
- По ночам: — Куда тебе со мной?
- Белый ворон завтра засмеётся,
- Новый город гомоном детей
- Вам укажет, из чьего колодца
- Напоить усталых лошадей.
- Вы пройдёте.
- Выгорят афиши.
- Вами бредившие сорванцы
- Выйдут в люди. Ваши бубенцы
- Не изменят мира. Тише... тише.
- Девочка, куда тебе со мной?
- Опадают рёбра балагана.
- Наши женщины стареют рано.
- Ни одной счастливой. Ни одной.
- Не смотри на вышитые шали
- И на блёстки потного седла!
- Наших женщин столько обижали,
- Что у них улыбки, как смола —
- В рот вкипевшая. У них румяна —
- Щёки выели, а дети — грудь.
- Я тебя бросаю — без обмана.
- Я снесу пощёчину. Забудь.
- Если есть на свете Божий рай
- Там теперь мой старый попугай,
- Пол-Европе нагадавший счастье,
- Оскорбивший все мирские власти
- Бранью на несчётных языках,
- Захрипевший на моих руках,
- Не жалевший больше ни о ком:
- Лишь меня назвал он дураком.
1989 Париж «Вот и печка нагрета, и мать не корит...»
- Вот и печка нагрета, и мать не корит,
- И не нужно смертельной отваги.
- Но зигзаг Ориона над нами горит,
- Как устам — повторенье присяги.
- Те же звёзды внимательно смотрят на нас,
- Те же сны, затаивши дыханье,
- Наблюдают за нами: погас — не погас
- В испытаньи бездонным скитаньем.
- Те же струны печалят подросших гонцов,
- Хоть иную узду обгрызают.
- Лютый смерч декабря —
- Не отыщешь концов! —
- Обелить наши тени дерзает.
- Как рискованно след по пороше вести:
- Сразу видно, куда и откуда!
- Ни слепец, ни певец не укажет пути,
- И смеётся с осины Иуда.
- Многомерное эхо двухслойных словес
- Ищет глотку с улыбкой волчицы.
- Но всё те же огни с отдалённых небес
- В нас глядят, как озябшие птицы.
1989 Лондон ГОРОД КИТЕЖ
- Вначале появились купола.
- Века воды крестов не затемнили,
- И колокол из радуг влажной пыли
- Нам просквозил несмелые тела.
- И бил нещадно — от ребра к ребру,
- Спасая наши замершие души,
- Но находя лишь след великой суши —
- Извилистую тёмную нору.
- А мы стояли, странно онемев —
- Ораторы, молчальники, блудницы —
- Узнать не смея радостный напев.
- Но первыми очнулись наши птицы.
- И взмыли, и ушли, и далеки
- Казались нам для самой меткой пули.
- А китежане, их кормя с руки,
- Забыли нас.
- Уже потом взглянули.
1989 Лондон «Рощица, где под чёрным тополем — шорох лисий...»
- Рощица,
- Где под чёрным тополем — шорох лисий.
- Комната,
- Где рассыпан по полу чёрный бисер.
- Камера,
- Где на стенах нет белых пятен.
- Летопись,
- Где сквозит ответ, но невнятен.
- Палочки, из которых ты —
- Человечек.
- От какой зимы до какой версты
- Плачем свечек
- Тешишься? А от лап Медведицы
- Шорох стужи,
- Тени по снегу — очи светятся —
- Ты им нужен.
- О, какая лесть
- горлу твоему!
- Сквозь тебя процвесть —
- роще ни к чему,
- В этой комнате
- ты не будешь свой,
- В эту камеру
- приведёт конвой
- Летописца — уже другого.
- Молодого.
- За то же слово.
- И твоей гортани
- не догрызя —
- Стая молча встанет: глаза в глаза.
1989 Лондон «Ну, купите меня, купите!..»
- Ну, купите меня, купите!
- Я такой хороший и рыжий!
- Ну, возьмите — и не любите,
- Но внесите к себе под крышу!
- Я вам буду ловить мышей,
- И если отважусь — крыс.
- Домовых прогоню взашей,
- И приду на ваше «кис-кис».
- Я буду вам песни петь,
- Выгревая ваш ревматизм,
- И на свечи ваши смотреть —
- С подоконника, сверху вниз.
- Заберите меня из клетки,
- Я во все глаза вам кричу!
- И не бойтесь нудной соседки:
- Уж её-то я приручу.
- Откупите меня у смерти!
- Ну, кого вы ещё откупите!
- Вы вздыхаете, будто верите.
- Сквозь решётку пальцем голубите,
- Но уйдёте, как все другие,
- И не будет тепла и чуда.
- О единственные!
- Дорогие!
- Заберите меня отсюда!
1989 Лондон «А ты не тоскуй, конвой...»
- А ты не тоскуй, конвой,
- А ты не считай шаги!
- Большой Медведицы вой
- В штопор — над головой,
- А впереди — ни зги.
- А ты не смотри вперёд:
- Кажись, там одна беда,
- Гляди, твой бушлатник прёт:
- Он знает, сволочь, куда.
- А ты передёрни — щёлк!
- Прикрикни из-за спины!
- Товарищ Тамбовский Волк
- Подвоет тебе с луны.
- Коростой взялась шинель.
- За час не дойдём — молись!
- И губы вмерзают в «шнель!»,
- Хотя сказать «шевелись!»
- А твой-то бушлатник — псих:
- Сачкует вминать следы.
- И тени от вас двоих
- Повёрнуты — не туды!
- А руки облапил снег —
- Уже не спустить курок!
- — Какой тебе, парень, срок?
- — Не помню. Айда в побег!
1990 Лондон «Где я? Идиотский вопрос...»
- — Где я?
- Идиотский вопрос.
- Но, едва губами владея,
- В кислород (ожог разряд купорос)
- Возвращённые силой: — Где я?
- Так и мне, не умея забыть черты,
- За которой — ни псу, ни ворону,
- Вновь проснуться: — Где?
- И увидев: — Ты!
- Согласиться — по эту сторону.
- Ладно,
- Будь потолок — чужой,
- Будь неясно: Мордва ль, Италия,
- Чей подъём — в озноб,
- Чей рассвет — вожжой,
- Чей тут гимн — ура, и так далее.
- Пусть их.
- Раз — на твоём плече,
- Значит, дали ещё свидание:
- В этот серый свет,
- В этот час ничей,
- В это «здравствуй» — без оправдания.
1990 Лондон «Деревья яблока не рвали...»
- Деревья яблока не рвали
- И не стыдятся наготы.
- И шлют наивные листы
- Тем, кто внизу, в полуподвале:
- — Я вижу облако.
- А ты?
1990 Кингз Линн «Наши машины огромны и неуклюжи...»
- Наши машины огромны и неуклюжи,
- Как футболисты двадцатых — в трусах до колен.
- Наши печали в обмотках бредут по лужам.
- Наши тела называются словом тлен.
- В наших садах одуванчики да крапива,
- Как малолетние воры, вершат набег.
- Нашим глазам — расплавить зло и счастливо
- Тот, адресованный свыше, великий снег.
1990 Кингз Линн «Пёс мой, пёс, которого нет...»
- Пёс мой,
- Пёс, которого нет!
- Больше некому — залижи мне боль.
- На нещаднейшей изо всех планет
- Мне не страшно, пока с тобой.
- Нам на шею камень —
- Да в белый свет,
- Где лишь ты — защита, лохматый мой.
- Надо жить — не сказано, сколько лет.
- Но потом обещано, что домой.
- И туда нас впустят —
- С тобой вдвоём,
- Шкурой спасший меня от обид и бед.
- Потому что там — настоящий дом,
- Ты там — будешь, пёс, которого нет!
1990 Кингз Линн «А мы всё живём в этом бедном году...»
- А мы всё живём в этом бедном году,
- Где пахнет карболкой, как в детском саду,
- Где краску с игрушек слизали давно,
- Но где обещают назавтра кино,
- Где нас не спеша обучают азам:
- Водить хоровод и не верить слезам.
- Но где то один, то другой ввечеру
- Зачем-то замрёт, обрывая игру,
- Как будто случайно — у створки дверной,
- И с тихим отчаяньем:
- — Нет. Не за мной.
1990 Кингз Линн «Смейся, мальчик, у края Эреба...»
- Смейся, мальчик, у края Эреба:
- Из погони, любви или боя —
- Они все уходили на небо
- И зверей забирали с собою.
- О счастливые псы и медведи,
- Как ваш табор кострами украшен!
- Голоса и бряцание меди
- Как мы слышим со спичечных башен!
- Как нас там, в золотой круговерти,
- Ждут и дарят нам игры с огнями,
- Раз молочные реки бессмертья
- Шире ветра бушуют над нами!
- Пусть под немощный бред асфоделей
- Позабытые бродят обиды.
- Изо всех, кто любили и пели —
- Ни один не достался Аиду!
1990 Лондон КОЛЫБЕЛЬНАЯ
- Ходит, ходит белый кот,
- Чешет баки у ворот.
- Завтра утром будет снег
- Выше крыши, как во сне.
- Кот на лапках и с хвостом
- И с пушистым животом.
- Он не любит молока —
- Только снег и облака.
- Он по месяцу ходил,
- Коготки позолотил,
- Лапы вылизать забыл
- И по небу наследил.
- От звезды и до звезды
- Это всё его следы.
- А потом он спрыгнул вниз,
- Распугал мышей и крыс
- И уселся на трубе.
- Мы возьмём его к себе.
1991 Лондон «Волк, скулящий «не стало на свете волков»...»
- Волк,
- Скулящий «не стало на свете волков» —
- Не проси в утешенье жакана!
- Этой чести достойней любой из щенков,
- И никто из упившихся смертью стрелков
- За тебя не подымет стакана.
- Не на шкуру забытого точится нож;
- Принимай же собачью присягу!
- Чтоб оскалился молча на пёсий скулёж
- Твой подраненный брат из оврага.
- Он залижет бока,
- Он учует: пора —
- Не взыскуя ответного зова.
- И на целой земле не найдут серебра,
- Чтобы пулю отлить на такого.
1991 Лондон ПИСЬМО С ОТКАЗОМ
- Я надеюсь, что лошади Пржевальского
- тоже хватит травы.
- Правда, травы мельчают последнюю тысячу лет.
- В рассужденьи прогресса, возможно, Вы и правы.
- Но моя жена (Вы ведь знаете жён)
- говорит, что нет.
- Я подумал, взвесил, потом посмотрел на детей,
- И подумал ещё, и решился не вымирать.
- Так позволишь себя убедить — а там и костей
- Не собрать... Ах, Вы готовы собрать?
- Благодарствую. Но я как-то уже привык
- Жить под косматым солнцем у ледника.
- Вы говорите — необратимый сдвиг?
- Это Вы просто считаете на века.
- А века мелковаты для единиц судьбы.
- Чем за ними гоняться — уж лучше я постою
- На своём.
- До самого дня последней трубы
- Будет племя моё трубить на закате в моём краю.
- До свиданья.
- Желаю Вам травы и воды,
- И счастливого млекопитания, и лобастых детей.
- Остаюсь, признательный Вам за Ваши труды.
- С нетерпением жду через тысячу лет вестей.
1991 Лондон
Ветер в городе
ВОДОПОЙ
- Четыре ветра,
- Двенадцать месяцев,
- Сорок тысяч братьев,
- А сестёр уж нет.
- Седлай до света.
- Твой путь не вместится
- Ни в чьё объятье,
- Ни в чей завет.
- — Кто ты? Ау!
- Чей рог поутру?
- — Не тебя зову,
- Я ищу сестру.
- Четыре века,
- Двенадцать месяцев,
- Сорок семь заутрень,
- А сестёр всё нет.
- Лишь по всем рекам —
- Плывут и светятся
- Розмарин, и рута,
- И первоцвет.
- — Напои коня,
- Брат ничей.
- Тут, в зеленях —
- Ледяной ручей.
- Четыре лика —
- Там, в глубине.
- Цветёт повилика
- На самом дне.
- Обовьёт копыта —
- Струям вспять:
- Горе позабытое
- Зацеловать!
- — Четыре света,
- Двенадцать теменей,
- Сто царств и три волости —
- Я коня губил.
- Но нет ответа,
- Не стало времени,
- Не слышно голоса,
- Только там, вглуби —
- Розмарин и мята
- Цветут, цветут.
- Названого брата
- Зовут, зовут.
- — Четыре ветра,
- Двенадцать месяцев,
- Сорок тысяч братьев —
- И никто не спас.
- Драконы и вепри
- Под копьём бесятся,
- Но её заклятье —
- На обоих нас:
- На коне и мне.
- — Так спеши, пора!
- Свидимся на дне.
- Я — ничья сестра.
«Пропел петух...»
- Пропел петух,
- Но ангел не трубил.
- И мы живём на этом островке
- Крутого времени.
- Немного сохнут губы.
- И дети бегают,
- Которым всеми снами
- Не утолить желания летать.
- Какая сила
- Их влечёт к обрыву?
«Полунощный взвар...»
- Полунощный взвар
- Синевы — травы —
- Буйной крови.
- Спят сыны,
- Как на гербе львы:
- Профиль в профиль.
- А на нас — года
- Налегли плащом:
- Лапы в горло.
- А к ногам — вода,
- Поиграть лучом,
- Светом горним.
- Ей подай — звезду,
- Да ещё — звезду —
- До Петрова дня!
- Переклик:
- — Я жду!
- — Я сейчас приду,
- Подожди меня!
- Я приду — дожив,
- Чтоб до дна — дожечь,
- В голубой нажим —
- Всей твердыней плеч!
- Я уже в пути:
- Загадай полёт!
- Господи, прости...
- Не меня ль зовёт?
АНГЛИЯ
- В этой стране хорошо стареть,
- В этой стране хорошо расти.
- Первая треть, последняя треть.
- Время собаку себе завести:
- Пёсьего мальчика — глаз из шерсти
- Не разгрести.
- В этой стране — ходить по траве,
- Вдумчиво разжигать камин,
- Считать корабли в ночной синеве.
- У них и флаг — синева, кармин,
- Но всё-таки белое во главе:
- На каждом их льве.
- Странно, как здесь уважают львов.
- Это эстетика всех ворот,
- Стен, и оград, и старых домов —
- С римских времён, с южных широт.
- Странный народ.
- Юным положено уезжать.
- В Австралию или ещё куда.
- В этом сходятся плебс и знать:
- Выросли — стало быть, из гнезда.
- Плачут ли мамы?
- Нет.
«Добрый зверь...»
- Добрый зверь,
- Который со мной в ладу,
- Тот, которого я у двери жду,
- Кого можно ловить за штанины,
- Тот, нелепо ходящий, длинный,
- У кого в задних лапах приятно спать
- На ленивом и мягком звере «кровать»,
- Кто с утра наливает мне белого зверя
- Под названием «молоко», —
- Говорят, теперь далеко.
- Врут.
- Не верю.
- Он сейчас придёт. Я сижу в окне.
- Добрый, тёплый зверь, он придёт ко мне.
- Не заметив тех — как насквозь пройти,
- Странных запахов нанеся в шерсти,
- Он ко мне придёт.
- Я к нему скакну:
- Зря ль я службу нёс твоему окну?
- Зря ли ждал, никому не веря,
- У твоей, у холодной двери?
- Мою песенку, как натёк свечной,
- Не спугни тогда, мой живой ручной!
ЭМИГРАНТКЕ
- Дома тебе — на вершине холма,
- Спелых каштанов из старого парка,
- Добрых окошек — утешить неярко
- Зябкого зверя по кличке зима.
- Храбрый зайчонок, пустившийся в путь,
- Гордая птаха в заломленной шляпе!
- Всё хорошо — и не страшно ничуть...
- Так и напишем маме и папе.
- Дома тебе: чтобы лёгких шагов
- Звук узнавал по вечерним кварталам.
- И — чтобы этого всё-таки мало —
- Сказочных туфелек, синих снегов.
ЮЖНЫЙ ВЕТЕР
- Долго ль, коротко здесь пробуду ли —
- Нарисуй мне белого пуделя
- Вот на этой,
- Нещадно битой мячом стене,
- Уцелевшей не то в ремонте, не то в войне.
- И — да мир вашим стенам и кровлям,
- Когда уйду,
- И — да будет ваш город с водой и небом в ладу,
- Чтобы ваша летопись —
- Вся из целых листов,
- Чтоб века струились меж кружевных мостов,
- Чтоб ограды травой и мхом покрывал туман,
- Чтоб цыганки отчаянно врали про ваш талан —
- А сбывалось бы.
- И чтоб синицы в садах,
- Шпили — в тучах, и лебеди — на прудах,
- Чтоб сквозь семь побелок
- наш пудель вилял хвостом.
- Ну, а что тебе?
- Расти. Я скажу потом.
«Ты пошто яришься, волчий глаз?..»
- Ты пошто яришься, волчий глаз?
- Ты затем ли будишь, волчий свист?
- С трёх китов к чему ты сорвалась —
- Хоть вели казнить, да отзовись,
- Осударыня-планета-мать!
- Лишь сурепкой шевельнёт в ответ:
- — Вам ли, несмышлёнышам, пытать?
- Лишь во мне вам, чада, сраму нет.
«Но однажды, однажды...»
- Но однажды, однажды —
- Закончится вся моя стирка,
- И Господь меня спросит:
- — Хорошо ли стирала, раба?
- О мой ангел Ирина,
- Встряхни оскудевшей котомкой:
- Сколько миль голубых
- На истлевших прищепках висит?
«Блажен, кто не знает названья звезды...»
- Блажен, кто не знает названья звезды,
- Что ниже луны и хохочет, и пляшет,
- Бесстыдно, как россыпь дешёвых стекляшек,
- Обманно, как шаг от судьбы до беды.
- Блажен, кто не мучит начало пути
- Под чёрные с белым дрожащие стрелки.
- Бессмертные бездны играют в горелки,
- И юным метелям концов не найти.
- Блажен, кто смеётся,
- И имя своё
- Горам прокричит, низвергая лавины,
- И вспомнит земных виноградников вина,
- Покуда плеча не коснулось копьё.
- А если коснётся — не сметь обернуться,
- На голос — очнуться, в полёте — проснуться,
- И глаз не поднять, и ни имени молвить —
- Но встать, задохнувшись, и вечность исполнить,
- Оглохнув от боли: падение в рост.
- Блажен, кто не знает значения звёзд.
«О ветер дороги, весёлый и волчий!..»
- О ветер дороги, весёлый и волчий!
- Сквозняк по хребту от знакомого зова.
- Но жаркою властью сокрытого слова
- Крещу уходящего снова и снова:
- — С тобой ничего не случится плохого.
- Вдогонку. Вослед. Обязательно молча.
- Меня провожали, и я провожаю:
- — Счастливой дороги.
- — Ну, сядем. Пора.
- А маятник косит свои урожаи.
- Мы наспех молчим, а потом уж рубаха
- Становится мёртвой и твёрдой от страха —
- Не сразу. Не ночью. В четыре утра.
- Но страхи оставшихся — морок и ложь.
- Терпи, не скажи, проскрипи до рассвета.
- Не смей нарушать молчаливое вето,
- И ангелов лишней мольбой не тревожь.
- А если под горло — беззвучно шепчи
- Про крылья, и щит, и про ужас в ночи.
- Он стольких сберёг, этот старый псалом:
- Про ужас в ночи
- И про стрелы, что днём.
ВЕТЕР В ГОРОДЕ
- Меж рассветом и восходом,
- Меж полётом и походом —
- В акварельный
- Шершавый час —
- Ветки робко копошатся,
- Флюгера дохнуть боятся:
- Кто там смотрит
- На нас?
- Кто там землю развернул —
- Городом под кромку света?
- Гаснут звёзды и планеты,
- Кто там смотрит —
- На одну?
- День был жаден — что ж, мы жили:
- Прачки пели, швейки шили,
- Лошадей гнали
- Кучера.
- Свечерело — вина пили,
- Дамы вдумчиво грешили:
- Вполприщура
- Веера.
- Кто заснул, кто не заснул —
- Фонари потели светом,
- Фитили шептались с ветром:
- — Месяц, месяц...
- — На блесну.
- А потом наступил
- Четвёртый час —
- Самый страшный,
- Знающий всё о нас.
- И младенцы плакали,
- Матери их кормили.
- И тюремщики плакали:
- Их ни за что корили.
- И часы на башнях
- Захлебнулись на третьем «бом»:
- Поделом умирающим
- И рождающим — поделом.
- Отошла ночная стража,
- Отмолили спящих граждан
- В отдалённом
- Монастыре.
- Спят убийцы и старушки,
- Спят усталые игрушки,
- Спят гравюры
- Доре.
- Вот и птичий час плеснул
- Вхолостую по карнизам.
- Чей-то голос:
- — Эй вы, снизу!
- Только город мой уснул.
- Неповинный в рыжих крышах,
- Драных кошках, гриппах, грыжах,
- Грешный в том — не помню в чём,
- В кружевах седьмого пота,
- В башнях дедовской работы,
- Искушённый,
- Что почём.
- Застеклённый от тревог,
- Пиво пивший, брашна евший,
- Трижды начисто сгоревший —
- Он себя не превозмог.
- Вот и спит,
- А уже пора.
- Транспаранты и прапора —
- В тряпки выхлестаны,
- И фитили
- Просят гибели: утоли!
- Кто там смотрит:
- Стоит ли утру быть?
- Литься ль облаку,
- Чтобы птицам пить?
- Пусто глазу в кровлях —
- Сто снов окрест,
- И никто не крестится
- На уцелевший крест.
- Только мокрой мостовою,
- Только кровлей листовою —
- Ангел ветра
- Да ангел зари.
- Да в засаленной одёжке
- Наш фонарщик тушит плошки
- И последние
- Фонари.
«Открываю старую книгу...»
- Открываю старую книгу
- И читаю никому не нужные вещи.
- Никому, кроме, может быть, ненормальных,
- У кого болит то, чего нет,
- Справедливо называемых психами.
- Это в нашем веке было такое ругательство.
- В очередях.
- Открываю, а они уже теснятся:
- Все невидимые глазу тени,
- Что ведут бессонницу в поводу. А бессонница
- Хочет пить.
- Эти знают, эти напоят.
- Завлекут, затанцуют, заморочат.
- Чур вас, чур, конокрады!
- У меня артерии — сонные. Не по адресу, господа.
- Вот чайник: электрический, сам выключается.
- Вот столик: кофейный, и для журналов.
- Радиатор исходит теплом.
- Закройте книгу, сквозняк
- С этого разворота, где волосок завитком —
- Неизвестно чьим.
- Может, просто читала и обронила —
- Какая-то она,
- Семьдесят лет назад.
- Или боялась обыска, проверяла.
- Знаменитая проверка на волосок:
- Если выпал, заложенный —
- Значит, книги трясли.
- Кто же она была,
- С завитком, ещё не седым?
- Я знаю, была одна:
- За её спиной переглядывались,
- Но царственно, смехотворно, неукоснительно —
- Она проверяла на волосок
- Всё своё состояние в странных буквах нашего века:
- Ежедневно,
- Как чистить зубы.
- А потом шла стоять в свою очередь.
- Впрочем, волосы её не вились.
- Стало быть, это другая
- Обронила
- Случайно.
«Как выдаёт боязнь пространства...»
- Как выдаёт боязнь пространства
- Желание вписаться в круг,
- Как самозваное дворянство
- Изобличает форма рук,
- Как светят контуры погостов
- Из-под разметки площадей,
- Как бродят, царственно и просто,
- Лакуны бывших лошадей
- По преданным бесплодью землям —
- Так, слепком каждому листу
- И каждой птице на кусту —
- Хранит природа пустоту,
- Подмен надменно не приемля.
«Баба Катя вышла с кошёлкой, с утра пораньше...»
- Баба Катя вышла с кошёлкой, с утра пораньше,
- До отвоза мусора,
- Чтоб соседей не стыдно.
- А усатый, что в телевизоре, гад-обманщик,
- Перевёл часы, и теперь ничего не видно.
- Ёжится баба Катя, в смурных потёмках
- Разгребает палочкой —
- Где бутылки, а где объедки.
- В самогонном кайфе небритые спят потомки.
- В виртуальных пространствах
- Бдят внучки-малолетки.
- А счастливая баба Катя нашла картонку:
- Если встать на неё, то валенки не промокают.
- А над нею месяц всея Руси:
- Тонкий-звонкий.
- Задержали, видать, зарплату, и припухает.
- Роется баба Катя.
- Штаны с начёсом
- Поистёрлись: за минус с ветром уже не держат.
- Не хватало свалиться, всем на смех,
- в помойку носом!
- Помоги,
- Святой Николай, новомученик-самодержец!
- А нечистый как раз над городом свесил морду.
- Увидала Катя:
- Батюшки, ну и харя!
- Рожки выставил, и не только.
- Раздулся гордо,
- Да корячит пальцы, как Ахмет на базаре.
- Ахнула баба Катя, и ну креститься.
- А потом дерзнула. Старушечью лапку в жилах
- Замахнула вверх:
- Крестом тебя, вражья птица!
- Не таких видали,
- Сгинь, нечистая сила!
- И завыл, и сгинул. Зелёный рассвет, и зябко.
- А добыча богатая — шесть бутылок и кеды.
- И пошла Катерина довольная:
- Хоть и бабка,
- А заступник и ей послал,
- Чем праздновать День Победы.
«Сказки ходят на кошачьих лапах...»
- Сказки ходят на кошачьих лапах,
- И от них смородиновый запах,
- И они по ночам воруют:
- Мальчиков,
- если плохо лежат,
- Девочек,
- если плохо лежат,
- Даже маленьких медвежат.
- Озоруют, ох, озоруют!
- А украденному — лес-малина,
- Мост Калинов, а за ним долина,
- И чего боишься, то будет.
- Бабушка
- таращится: съесть,
- Дерево
- цепляется: съесть,
- В темноте волчьих глаз не счесть,
- И никто-никто не разбудит!
- Бойся всласть, а хочешь — полетели
- Поскакать на облачной постели,
- Звёзды щекотать за усами:
- Звон червонный,
- жаркая медь!
- Обожжёшься —
- чур, не реветь:
- Там по небу ходит медведь,
- Ждёт потехи с гончими псами.
- А оттуда — всё, как на ладони:
- Замки, и дороги, и погони.
- Вот русалки машут, смеются.
- Эй вы там,
- за медной горой!
- Кто герой —
- выходи на бой!
- Чур, кто струсит — тому домой
- Навсегда-навсегда вернуться!
- И потом реви под одеялом,
- Вспоминай, как было — и не стало,
- Только запах, как после грома.
- Эй вы,
- звёзды и голоса!
- Вот я
- жмурю-жмурю глаза:
- Украдите меня назад!
- Всё равно убегу из дома!
«Тот ветер, как и смерть, приходит сверху...»
- Тот ветер, как и смерть, приходит сверху.
- Он городам ломает башни и гробницы.
- Он смахивает крошки самолётов
- С разодранных небесных скатертей.
- И вожаки кричат последнюю поверку,
- И отвечают им измученные птицы,
- Теряя одержимость перелёта,
- Уже с паденьем
- В сломанном хребте.
- Зачем нам знать, что этот ветер будет?
- Ведь мы не лезем с микрофонами к пророкам,
- Зато достигли мудрых философий
- И пластиковых банковских счетов.
- И вожаки людей успешно вышли в люди,
- И суррогаты апельсинового сока
- И чашки обезвреженного кофе
- Нас ждут в любом
- Из аэропортов.
- Неважно, где. А важно, что под крышей.
- Ещё желателен хороший курс валюты.
- В любое место выдаются визы,
- В любом отеле мягкая кровать.
- И если птицы закричат, мы не услышим.
- Лишь иногда бывает зябко почему-то.
- И мы тогда включаем телевизор
- И смотрим жутик,
- Чтоб спокойней спать.
«Мне было очень трудно на душе...»
- Мне было очень трудно на душе,
- И я искала знака, не решаясь
- По Имени позвать и попросить:
- Мол, дай мне знак. Под горло подошло.
- А только лишь — без всяких прав — искала.
- И он не милостив — тот знак, что я нашла
- На Бородинском поле:
- Сердце встало
- Ленивой лошадью. Потом опять пошло,
- Но неуверенно: как воду мы искали.
- Но та вода нам — не на то, чтоб пить.
- На страшное. На вечное.
- На службу —
- Не легче той, в лосинах и колетах,
- Парадных, праздничных,
- Чтобы виднее кровь.
- На той крови нам проросли колосья.
- И на высоком месте — сорняки,
- Вполне созревшие, и мечущие семя,
- Пушистые, лиловые.
- И глаз
- Зовущие: чего ещё искать?
- А там, пониже, трудными рядами —
- Колосья ржи, чуть вышедшие в стрелку.
- Так гибко от случайного дождя
- Зависящие: жить или не жить.
- Я помню: будто воду мы искали —
- Те, кто пришли сюда, и те колосья.
- Но не было воды. Нас пили слепни.
- Решало солнце круг — без квадратуры,
- В которую нам только и вписаться.
- Мы не умеем вписываться в круг.
- И вот мне знак:
- Незрелые колосья
- Спасительницы-ржи, и сорняки —
- Во всей красе. Напополам. Без мести.
- И окрик ангелам — евангельский:
- Не сметь
- Их разделять! Ещё не время жатвы.
- Что ж, ищешь знак — рискуешь и найти.
«Там, далёко-далёко...»
- Там, далёко-далёко,
- на синем от гроз берегу,
- Слышны топот, и пенье, и визги, и жаркие споры.
- Что я знаю о детстве, которое я берегу?
- Вот и лето, и мячик летает,
- и школа нескоро.
- Непонятное слово написано в лифте,
- и стыдно спросить,
- Но звучат водяные ступени Нескучного сада
- И неведома взрослым трава
- под названием «сныть»,
- А в земле мертвецы,
- и ещё там закопаны клады.
- Но отцовской руки
- так уверен весёлый посыл,
- Что не страшно идти, и не рано, а в самую пору.
- Вот они и уходят — счастливые, полные сил.
- Вот и осень, и воздух пустеет,
- а вечность нескоро.
ПЕСНЯ БОЙЦОВ СВЯТОСЛАВА
- А ну-ка, девочки,
- Скидайте льны!
- Идущий в бой
- Пускай найдёт подругу.
- Чтоб знали все:
- Испробуют сыны
- Хазарский череп, пущенный по кругу.
- Ваш праздник, отроки:
- Они идут на ны!
- Мы встретим их,
- Когда роса спадёт,
- Где наши травы
- И могилы наши.
- Пускай праматерь
- Наливает мёд
- В хазарский череп — круговую чашу.
- Отцы, ваш праздник:
- Да продлится род!
- Они идут,
- Их бог не утолён,
- И отказать
- Они ему не вправе.
- Так постигай
- Чужой земли закон,
- Хазарский череп в золотой оправе!
- Ваш праздник, женщины:
- Вам есть, где сеять лён!
ПЕРЕДЫШКА
- Вот,
- У меня больше нет ничего.
- Что от Господа —
- Отнято, и молчанье.
- И ни ворона,
- И ни индекса над головой.
- И над телом — уже не моим —
- Сыны откричали.
- Вот,
- Безо всего нечему и болеть.
- Что положено —
- Сделано, и свобода.
- Даже ветер
- Не ищет нерва, в котором петь,
- За его отсутствием
- В проданных ёлках года.
«Мы, как дети в лесу...»
- Мы, как дети в лесу,
- Заблудились во времени грубом
- И как храбрые дети
- Поверили слову «всегда».
- Что нам пряничных домиков
- Кремово-белые трубы,
- Если с грозных высот
- Вифлеемская льётся звезда:
- Так доверчиво,
- Будто — ни зверя, ни змея,
- Так счастливо,
- Как будто не страшно ничуть,
- Так предерзостно,
- Будто вдохнём — и посмеем
- Хоть упрямством, хоть радостью
- Сердце туда доплеснуть.
- Из кургузых одёжек,
- Что нам покупали на вырост,
- Из ревнивых кустов,
- Что держали роднее забот,
- Из подножек корней,
- Сквозь попрёки, и жалость, и сырость,
- Не считая порезов —
- Осмелиться в бег и в полёт.
- Только помня,
- Что кто остаётся — тому тяжелее,
- Только зная,
- Что кто обернётся — накличет беду.
- Невесомым лучом
- Ни пройти, ни прожить не умея —
- Мы, оборвыши мира,
- Бредём.
- И растём на ходу.
ПЕСЕНКА
- Как по небу птицы —
- Чтоб тоска не гасла.
- Через степь граница —
- Чтобы мытарь спасся.
- Пыльная дорога —
- Чтобы ясный вечер.
- А поэт — для Бога,
- Если гаснут свечи.
«Это мы — сынАм своим родина...»
- Это мы — сынАм своим родина:
- Наши руки и наши лица.
- Время воет на повороте, но
- И его обкапают птицы:
- Чем помпезнее, тем щедрее —
- Всё, от памятников до башен.
- Поднимайтесь, сынки, скорее:
- Бог не выдаст и бес не страшен.
- И летают во сне мальчишки,
- И пугаются, и смеются.
- Парикмахер мудрит над стрижкой:
- Русы волосы, да не вьются.
- И отец им делает луки,
- И с дворовой ордой знакомой
- Хлеб ломают малые руки,
- Как в присягу нашему дому,
- Где распахнуты смех и споры,
- Где иконы, книги и звери,
- Где им родина — в рост и впору.
- И охАйте — так не поверят.
ОДИНОЧЕСТВО
- И снова в одиночество, как в воду,
- С весёлой жутью, с дрожью по хребту.
- Кто остаются — мне простят уходы.
- Уже так было.
- Я опять приду.
- Ещё горят ожоги жадной суши,
- Но губы леденеют глубиной,
- И тишина до боли ломит уши.
- И меркнет свет,
- Ненужный и земной.
- Пустые цифры дома-века-года
- Смываются с былого бытия.
- Там правит сердцем строгая свобода.
- Там лишних нет.
- Там только Бог и я.
- И нет дыханья, чтобы молвить слово.
- А только ждёшь, что, может быть, опять —
- Так редко с лаской, чаще так сурово —
- Но прозвучит,
- Что Он хотел сказать.
- И всё. И не позволит задержаться.
- И даст посыл: как в поле со двора.
- Ты знаешь, Господи, что я хочу остаться.
- Я знаю, Господи,
- Что не пора.
- Но в судороге жёсткой, как в конверте,
- Выносит ослабевшая рука,
- Что вложено в неё — для тех, на тверди:
- Жемчужницу,
- А может, горсть песка.
- Не сразу и разжать.
- Но, узнавая,
- Но удивляясь, что ещё стоят
- Всё в том же времени, и ждут у края —
- Протянешь руку: что там, я не знаю.
- Но те, кто ждали —
- Те всегда простят.
РЕДЬЯРДУ КИПЛИНГУ — С ЛЮБОВЬЮ
- Посмотри, чужак:
- Вот мои сыновья,
- Вот земля — в перекате ржи.
- Это ты сказал,
- Но попомню — я,
- Что нельзя вам любить чужих.
- Что хороший чужой —
- Значит мёртвый чужой —
- Это правда твоя и ложь.
- И ты сам, чужак,
- За такой чертой,
- Что не спросишь и не найдёшь.
- Там солдатам — сон,
- Покой и приют,
- Но за землю спорить — живым.
- И мои сыновья
- У костра споют
- То, что ты завещал своим.
РАВНОВЕСИЕ
- Десять лет — это полная ясность в мире:
- Все девчонки дуры. Классный фломастер.
- Не обидно, когда дважды два — четыре.
- Лужи — мокрые.
- В картах четыре масти.
- Десять лет — взгляд философа на корову
- До того, как та начала бодаться:
- Если плюнулся зуб — значит, будет новый.
- Дом — для сна.
- Учительница — для нотаций.
- Ни оттенков, ни сумерек и ни хмури.
- Кто родил котят — тот не кот, а кошка.
- На фига человеку мятеж и буря,
- Раз так прочен мир
- На железных ножках?
- Это всё не навеки, уж мы-то знаем.
- Угадайте, кто не сдержал корову?
«Где не правит ни босс, ни бес...»
- Где не правит ни босс, ни бес,
- Где не властны ни смерть, ни ложь,
- Ты в счастливых садах небес
- Золотые яблоки рвёшь.
- А по выпуклости земли —
- Детский топот, и крик, и смех.
- Ты им землю берёг — на всех.
- А тебя сберечь не смогли.
- Чьё невидимое «нельзя»
- Лепит в кольца газетный чад?
- Лишь подраненные друзья
- Третий тост за тебя смолчат.
- Вот зелёнка пошла: апрель.
- Новый снайпер прищурил глаз.
- Ты не верь газетам, не верь.
- Ты же видишь оттуда нас?
«Что ж, фигуры расставлены...»
- Что ж, фигуры расставлены,
- пешки обречены.
- Белые не выигрывают,
- это теперь нельзя.
- И продавлен новый закон
- черно-белой страны,
- Чтобы пешке было никак
- пробиться в ферзя.
- Поздравляем коней,
- буква «г» в законе пока,
- Но лихие прыжки
- вызывают странный размен.
- Ну, а слоники пусть побегают,
- вспоминая века,
- Где они звались офицерами
- и не чаяли перемен.
- А не наш ли король решает стратегию?
- Нет, не наш.
- А не нам ли шах отразить по правилам?
- Нет, ни-ни.
- А нельзя ль хоть размен по-честному:
- баш на баш?
- Да забудьте думать, усвойте:
- мы не они.
- Господа офицеры,
- вас как бы нет на доске.
- Но слонам наш климат похуже,
- чем смертный страх.
- Может, лучший ход —
- не пуля в висок в тоске,
- Раз уж прадед — весёлый гусар
- с сединой в кудрях.
«Вновь кружАтся снежинки...»
- Вновь кружАтся снежинки,
- как утренник в детском саду.
- Дикий посвист российской беды
- ещё крыши не снёс.
- В уцелевших палатках
- ещё продают ерунду:
- Белых зайцев, электрогирлянды
- и ворохи роз.
- Ты запомни нас, время,
- покуда горят фонари:
- Вот мы в пробках стоим,
- вот летим на крутом вираже.
- Нам старуха с косой
- не сказала «навеки замри»,
- А и скажет —
- да мы не такое слыхали уже.
- Наши русские лица,
- тепло наших русских домов —
- Неужели сметёт
- Набухающей третьей ордой?
- Кто ей встанет навстречу?
- Мой сын говорит, что готов.
- Ты услышь его, Боже.
- Он справится. Он молодой.
«Четыре утра...»
- Четыре утра
- ещё не конец мира
- не плачь мой сверчок
