Книги

Жанры

Вход

Регистрация

Читать онлайн Родник пробивается в скалах бесплатно

Родник пробивается в скалах

Над горами

Я видел горы свысока,
Идя путём вершин.
Мне в мозг впечаталась строка:
«Прекрасен сход лавин…»

Окликни тишь, что спит века,
И всё сойдет с основ…
Но стыли синие снега
На спинах ледников.

Казались пропасти игрой
Горячечной мечты,
Смыкались там гора с горой
В бескрайние хребты.

Лепились села, точно мох,
Убоги и тесны,
И реки брали мир врасплох,
Срываясь с крутизны.

Наш самолет бросало в дрожь
Над безднами лететь.
И я подумал: вот где ложь
Не сможет уцелеть!

1976 г.

Тропы

Случается в жизни решиться на шаг,
Отбросив, как хлам, что придумали люди.
Пусть глянец на всём, чую: что-то не так,
И лишь самому докопаться до сути.

А мне говорят: «Светел мир и велик,
Где правят расчёты и точные числа.
Живи, как другие — не лезь напрямик.
Что толку в метаньях и в поисках смысла?

Хлебнув передряг, ты вернулся назад,
А было б спокойней остаться у дома.
К чему рисковать и блуждать наугад,
И так ли уж плохи одни аксиомы?»

Но всем вопреки путь я выбрал иной,
Минуя дороги, прямые, как стропы.
С тех пор простираются передо мной
Глухие, кривые, Окольные тропы.

1978

Мы живём, открытые ветрам…

Мы живём, открытые ветрам,
Над обрывом в глинобитном доме.
Притерпелись к вечным сквознякам,
Хлеб жуём и деньги экономим.

От порога тропы — круто вверх.
В сторону шагнёшь — сломаешь ноги.
Сохнут слёзы, застывает смех
От того, что натворили боги.

Пласт — на пласт, скала вросла в скалу,
Прилепились домики, как гнёзда.
Здесь вольготно одному орлу,
Да и тот предпочитает воздух.

Те, кто хвалят хмурый горный край,
Либо лгут, или в горах не жили.
Их бы на полгода в этот «рай»,
Мигом всю б романтику забыли.

1977

Следишь за миром через «цейс»…

Следишь за миром через «цейс»
В глухом безлюдье постоянном,
Живёшь в горах, как эдельвейс,
Вдыхая холод и туманы.

На высоте чистейший слог
Сгорает в рифме и длиннотах,
И только тишина и Бог,
И через месяц день отлёта…

1979 г.

Горная ностальгическая

Что тянет нас к бедовым кручам,
Когда внизу намного лучше?
Вершины скрыты в хмурых тучах,
А нам унынье ни к чему.
Готовы вниз нестись лавины,
Нам не пройти и половины,
Но ждут невзятые вершины,
И нас подруги не поймут.

Мы лезем в скалы не за риском,
Не за уменьем альпинистским.
Мы к небесам подходим близко, —
Как хорошо на высоте!
Внизу долины, точно карты,
Сдувает ветер нас с азартом,
И понимаешь, что не стар ты,
А истина лишь в простоте.

Когда мы сходим с небосвода,
Раз в пять труднее переходы.
Мы говорим: «Прощай, свобода,
Нас ждут глухие города…»
Но ветер, пахнущий снегами,
Но эдельвейс прекрасной даме,
Но высоту за облаками
Душа запомнит навсегда.

1979

Нога с уступа соскользнёт…

Нога с уступа соскользнёт, —
Когда-нибудь случится это,
И бывший друг перешагнёт
Через тебя, не зная, где ты.

А ты во льдах заснул навек,
Пятью обвалами засыпан.
Зачем стремишься, человек,
К горам? Скажи, что там забыто?

Вершины ль видимая даль
Тебе доступнее сокрытой?
Он скажет: «Не твоя печаль! —
Мне по душе страна гранита».

Чайки в городе

Чайки в городе, в городе… Птицы!..
Не людей, так хоть их пожалеть!
Чайкам голодно, надо кормиться
И в полете не умереть.

Вот зима, но исчезли вороны.
Странный признак! — чего им не жить?
Только чайки летят на балконы,
Рвутся в окна, прося их впустить.

Чайки, чайки, хорошие птицы.
Трудно вам? Я впущу вас, впущу!
Только где же вам всем разместиться?
Что, не в гости? Хоть корм притащу!

Но пугливы вы страшно — и точка.
Подойдешь — всех, как ветром снесет,
Не берете из рук ни кусочка.
Верно! Пуганый дольше живет.

Всё равно вам, кто чуток, не чуток…
Всё меняется, всё до поры.
Снег пойдет через несколько суток,
А пока чайки белят дворы.

1985

Эдельвейс

Где туманы дремлют и поныне,
Порожденьем недоступных мест,
Рос цветок прекрасный на вершине,
Нежно называясь Эдельвейс.

С высотой небес устав бороться,
Пролетал орёл к исходу дня
Там, где Эдельвейс тянулся к солнцу,
Головы бесстрашно не клоня.

Так и жил бы он, ничьей рукою
Не встревожен, так же свеж и чист,
Но однажды в этот край покоя
Вторгся, страх презревший, альпинист.

Лез по скалам он, как по ступеням,
И вершин без счёта покорил,
Чужд был сожаленьям и сомненьям,
И цветистых слов не говорил.

Тот, кому победы мало значат,
Сделал на вершину первый шаг,
И сорвал цветок, как приз удачи,
А потом впихнул его в рюкзак.

И — назад, свою развеяв скуку,
Покоряя дальше белый свет.
Но тому, кто поднимает руку
На красу Земли, спасенья нет.

Зашатался камень под рукою,
Задрожал и канул свод небес.
Покоритель спит в краю покоя,
Рядом с ним — увядший Эдельвейс.

Что ж, на свете всякое бывает, —
Погибают люди там и тут…
Горы боль свою не забывают,
Эдельвейсы снова прорастут.

1985

Я живу в высотном доме…

Я живу в высотном доме
На последнем этаже,
Крыш, небес и солнца кроме —
Только молнии стрижей.

По проспекту ходят люди,
Сверху — точно муравьи, —
Так о нас и боги судят,
Без пристрастья и любви.

Мчатся разные машины,
Отравляя мир вокруг,
Ну а мне с моей вершины
Грузовик — и тот, как жук.

Просыпаюсь — сразу к свету,
Вся отдушина — балкон.
У кого балкона нету, —
Жизнь влачит в плену окон.

Поутру на воздух выйду,
Сигарету закурю,
Сам себе прощу обиду,
Сам с собой поговорю.

Не хожу давно к знакомым
И скупее стал в речах
Потому, что лифт поломан,
А вода — лишь по ночам.

Сталь куют за стенкой справа,
Слева крутят «Бони М»,
Снизу тетка злого нрава
Сочиняет тьму проблем.

Но о том ли все мечтали?
Знали бы, как мне вас жаль!
Ах, какие видно дали,
Если вглядываться в даль…

Люд в свои стремится норы,
Скукой мается, а зря.
Надоел мне этот город,
Между нами говоря.

Бьёшь баклуши на работе, —
До зарплаты как дожить? —
И ещё не старый, вроде,
А куда исчезла прыть?

Годы мчатся неуклонно,
Скоро пенсия
— и что ж?
Сиганул бы я с балкона,
Да на землю упадёшь.

Но все беды, словно мыши,
Убегают в никуда,
Если дождь идёт по крыше,
С потолка течёт вода.

Если с крыши, если с крыши
Тихо капает вода…

1983

Дождь в городе

Зеркал асфальтовых не счесть —
Их полирует дождь.
Бормочет он… О чем? Бог весть…
О том, чего не ждешь.

Вот взять бы и расколдовать
Звон капель, дробь в окно,
И записать в свою тетрадь
Решенье хоть одно.

Но вместо слов дыханьем снов —
Нет сил их удержать, —
Смывая пыль со всех основ,
Дожди идут опять.

Столовая общепита

Что — помню, а что — забыто,
Но где-то на самом дне
Столовая общепита
Всплывает, как в давнем сне.

С десяток столов и стойка,
Где борщ, котлеты, компот,
А хлеб — хватай его столько,
Сколько рука наберет.

Прибавишь стакан сметаны,
И всё это на поднос,
И дешево, как ни странно,
И съесть это — не вопрос.

Подсядешь к окну, и сыто
Икнешь полчаса спустя.
Столовая общепита,
Живу, о тебе грустя.

2009

Лермонтов

Перелистай историю, расстроя
Внимание от скучных цифр в строке,
Покажется: вчера погибла Троя,
И час назад — дуэль на Машуке…

Погиб поэт, но есть другой,
Не менее опасный,
Его недрогнувшей рукой
Написан стих ужасный.

Он забияка и фрондёр,
Гроза кокеток светских,
Поклонник демона и гор,
И шуток изуверских.

Им недоволен царь и двор:
Откуда столько понта?
Идет душок с Шотландских гор
От прадеда Лермонта.

Ему и ссылка — не беда,
Он взял себе в обычай
Хлестать, как будто спирт — вода,
С приятелем Казбичем.

Между боями сочинял,
Публиковался редко,
Подозревая, что попал
К жандармам на заметку.

Жил, вынося свою тюрьму,
Поглядывал на тучи,
И зло наскучило ему,
И он ему наскучил.

И пулю предпочтя ножу,
Помедлил на мгновенье,
Сказав: «Печально я гляжу
На наше поколенье».

О том же, как погиб поэт,
Как чтим он в каждой сакле,
Сказал литературовед
Андронников Ираклий.

Русская горянка

У родника, нагнувшись над водою,
Ловя струю в серебряный кувшин,
Стояла дева, строгой красотою
Пленяя взгляды старцев и мужчин.

Белее всех снегов с вершин Кавказа,
Зарёю алой тронутое чуть,
Лицо её, чуть скрытое от глаза
Платком, светилось, обнажая суть.

Из-под ресниц, синей аквамарина,
Пылал огонь, в груди стесняя вдох.
Горянку на Руси назвали Ниной,
Там, где Всевышний не Аллах, а Бог.

Науму Гребневу, поэту и переводчику

Для того, чтоб душа, воспарив,
Устремлялась из сумерек к свету, —
Волнам хаоса мыслей и рифм
Вопреки — континенты поэтов.

Где безмолвье жило до поры,
Пустота заменяла сознанье,
Мастер слов созидает миры,
Как Господь создавал Мирозданье.

В Прометеевом горном краю,
Где случалось ещё не такое,
Дарит он гениальность свою
Тем, кто, может, того и не стоит.

Все другие дела отложив,
Не отмеченный славою вящей,
Он своим вдохновением жив, —
Человек и поэт настоящий.

Вот и память о нём занесли,
Как снега, бесконечные годы…
А по небу летят журавли,
Точно строчки его перевода.

Бывало, пишу себе в стол, как всегда…

Бывало, пишу себе в стол, как всегда,
И грежу зарплатою.
Приходит реальность — уходит мечта,
Нигде не печатают.

Системы разрушены, век на нуле,
Иные правители,
Но я не в союзе, компашке, в числе,
А в дальней обители.

Хотя отношенья с Союзом писак
Приятельские,
Они на дела не влияют никак
Писательские.

Владеют умами и финн и калмык,
Тунгус изощряется,
Но это меня, хоть меняют ярлык,
Пока не касается.

Пусть ищут пути и в добре и во зле,
Вещают пророчества,
Но есть утешенье: на этой Земле
Честней одиночество.

Я получил твое письмо… П. Рамазановой

Я получил твое письмо,
Хорошее и теплое,
И вечером, в часу седьмом,
Пишу под дождь за стеклами.

Сквозь усыпляющую дробь
Идет строка: «Спасибо Вам…»,
И мысль: «Смотри, не засиропь
Слова!» —
С опаской выплыла.

Что напишу и что смогу,
Чью отогрею душу я,
Коль слов и рифм не берегу,
А если трачу — лучшие?

Зажег свечу. Со стен — глаза
Высоцкого и Галича
Мне смотрят за душу и за
Грядущие ристалища.

Мне кажется, я ждал письма,
Вот только к а к отвечу я?
За все бессонные дома
Тебе спасибо вечное!

Скитаясь в поисках свободы…

Скитаясь в поисках свободы
Средь суеты, крови и лжи,
Все земли обойдя и воды,
Мир от усталости дрожит.

Ему прилечь бы в сладкой дрёме,
Чтобы наутро стать собой,
Но свет тернист и неукромен,
А тьма стремится стать судьбой.

Несутся облака, не споря,
Ветрам попавшие в аркан,
Туда, где припадает к морю
Мой край, скалистый Дагестан,

Туда, где пики режут шквалы
Лихих ветров из ночи в день,
Туда, где эхо и обвалы,
И где живёт свободы тень.

Я сам, придя на эту Землю,
Слегка растерян был и глуп,
И истинам затёртым внемля,
Не размыкал, по счастью, губ.

Но прозревая очень скоро
Учений зыбкую мораль,
Предпочитал морали горы,
Горизонтали — вертикаль.

От поражений неминучих,
От самомненья и страстей, —
Меня от бед спасали кручи,
Ведя тропой меж пропастей.

И в высь иного небосвода
Смотрю теперь из суеты,
И там живёт моя свобода, —
Свобода мысли и мечты.

Родник пробивается в скалах…

Родник пробивается в скалах,
Буравя спрессованный пласт.
Он силу подарит усталым,
Надежды и веры придаст.

И струйка чистейшая льётся
Сквозь мрамор, базальт и гранит.
Так слово поэта пробьётся
И души людей напоит.

Писатели строчат о Шамиле…

Писатели строчат о Шамиле,
Поэты составляют срочно оды, —
По Дагестанской выжженной земле
Пахнуло свежим воздухом свободы.

Одни твердят: — Ах, как он был велик!
Другие: — Патриот родного края!
Так говорят, когда иссяк родник:
«Какая в нём вода была живая!..»

Растёт гора бумаги на столе, —
Сумеют ли прочесть всё это люди?
Кто только ни писал о Шамиле,
Но Шамилём никто уже не будет!

1995

Про Дагестан

Давненько же я не был в Дагестане,
Седой Кавказ сильнее поседел,
В живых уж нет иных на годекане,
А кто в живых, пожалуй, не у дел.

Была у нас страна, брат, мировая,
Езжай куда захочешь — всюду ждут,
Последнее кладут и наливают,
И дома ты кругом — и там и тут.

Мне говорят: стреляют в Дагестане,
Не стоит ездить в гости; ну и что ж,
Что знаешь ты где каждый столб и камень? —
Нарвёшься иль на пулю, иль на нож.

Изводят населенье, как чеченцев,
И нет работы, и без счёта вдов,
Гуськом в леса уходят ополченцы,
Чтобы сражаться с бандами ментов.

Не отрекаясь от себя и веры,
Затягивают туже пояса,
Кругом — долги, ну а
миллионеры
Оплачивают спорт и чудеса.

Я знаю, что настали дни крутые,
Уже от бед не поднимают глаз,
Но люди там остались золотые,
И будут жить, пока стоит Кавказ!

2011 г.

Полвека прошло, стало время ценней…

Полвека прошло, стало время ценней,
Пройти его надо достойно.
Тружусь над строкой, а в родной стороне
Опять, говорят, неспокойно.

Вживаясь в чужбины глухой неуют,
Не понят, не принят и странен,
Я плохо живу, но я знаю: живут
И хуже меня в Дагестане.

И я обращаюсь лицом к стороне,
Покинутой в спешке когда-то,
И вижу вершины нетающий снег,
И слышу лавины раскаты.

Хотя мне меч и не с руки…

Хотя мне меч и не с руки,
Но получилось так в итоге,
Что жил я веку вопреки,
И перешёл дорогу многим.

Сулили недруги провал,
Спуская клеветы лавины,
Но я о том не горевал,
А молча шёл к своим вершинам.

Открытьям прошлым — грош цена,
Жизнь прожита наполовину.
Но где-то есть ещё одна
Моя невзятая вершина…

Регистрация
Вход

Внимание! Ошибка!