ЧернилаАлёна Половнева

hulder.ru, 2013

2004 год

Глава первая.

- Заваркины, вымерзкие несносные поганки! Вы пропали на целый год, вы не звонили, вы втихуюпоувольнялись. И откуда у вас деньги? Где вы теперь работаете?

Зульфия насекунду перестала бомбардировать гостеприимных хозяев вопросами, отпила глотокиз большого винного бокала и огляделась по сторонам. Их маленькая и дружнаякомпашка переместилась с темной и тесной кухни панельной многоэтажки за барнуюстойку светлой и просторной студии на последнем этаже только что построенногокомплекса переменной этажности. Кухня Заваркиных теперь была убрана мрамором,украшена хорошим деревом с хромированными вкраплениями, которые, все же немогли скрыть налет временности – неистребимый атрибут съемной квартиры. К томуже, впечатление портили сваленные  в углу картонные коробки с кухонной утварьюи чехлы для верхней одежды.

- Мне плевать,откуда у вас деньги! - сказала Зульфия, не дождавшись ответа, - но почему выпрятались и не общались со мной?

- Мы даже номерателефонов не поменяли, - возразил ей Вася. Анфиса толкнула его локтем подребра: монолог Зульфии имела право прерывать только Зульфия.

- Чем вызанимаетесь? Почему вы живете в этом претенциозном небоскребе?

- Она задаетвопросы, - тихо сказал Вася, наклонившись к Анфисиному уху, - но мы не должныотвечать?

Анфиса покачалаголовой и приложила палец к губам.

- Где у насхайболы? - спросила она, хлопнув себя по бедрам и встав.

- Что мы будемпить? - оживился Вася.

- Кубу либре, -ответила Анфиса, шаря по кухонным шкафчикам.

- Ты меняслушаешь вообще? - возмутилась Зульфия.

- Нет, -призналась Анфиса и кинула брату зеленый плод, - режь лайм.

- Попросинормально, - буркнул тот.

- Васенька,порежь, пожалуйста, лайм, - пропищала Анфиса противным тоненьким голоском.

- Заваркины, япо вам соскучилась, - умилилась Зульфия.

- Мы по тебетоже, - ответила Анфиса с улыбкой.

- Да ни капли, -хрюкнул Вася.

- Ну, чем высейчас занимаетесь? - не отставала Зульфия.

Заваркиныответили одновременно.

Ася: абсолютно ничем.

Вася: у меня свой бизнес.

- Фотомастерская— это не бизнес, - фыркнула Анфиса, - это чтоб девок снимать! Зачем ты еевообще открыл? Еще нарик этот, Спотыкайло который…

- Буду я у тебяеще спрашивать, чем мне заниматься, - добрый братец захотел было отвеситьАнфисе подзатыльник, но та увернулась и плюхнула в высокие стаканы примернотреть бутылки рома. Разбавив его колой и выдавив в них порезанный лайм, она сшиком отправила их по мраморной стойке. Вася ловко поймал и свой, и Зулин.

- Заваркина,никогда не критикуй мужчину, чтобы он не задумал, - мудрая дагестанская женщинанаставительно подняла палец вверх.

- Расскажи лучшепро себя, - попросила Анфиса, - у тебя наверняка бурная жизнь.

- Ох, -вздохнула она, - и не спрашивай...

Эта фраза всегдаобозначала начало какого-нибудь интересного и очень длинного разговора. Васякинул взгляд в сторону их минибара: крепких напитков там не было, зато стоялидве задорные пыльные бутылки полусладкого шампанского.

- Приключиласьтут со мной одна история, - продолжила Зуля, - началась она, как полагается, созвонка в редакцию...

Заваркиныодинаково дьявольски ухмыльнулись. На их предыдущем месте работы все самое странноеи интересное начиналось со звонка редакционного стационарного телефона. Зульфияулыбнулась, со значением кивнула и продолжила.

Через несколькомесяцев после увольнения Заваркиных, Зуля тоже сбежала из сети городскихпорталов. Теперь она работала в местной газете под названием «Причудливыеновости». Газетка была средней во всех смыслах: умеренно политизированной,умеренно развлекательной с умеренным числом сотрудников и, следуя последнимвеяниям моды, имела онлайн-версию. Зульфию назначили редактором, и она пришла ввосторг: ей лучше удавалось распределять и контролировать, чем бегать изаписывать.

- В тот вечер ябыла одна в офисе, доверстывала заметки на сайт, - вещала Зуля, - звониттелефон, я, ничего не подозревая, поднимаю трубку и слышу властный женскийголос.  «Алло, барышня» - говорит голос. Я понимаю, что сейчас будет Ад иИзраиль, разверзнутся небеса и на меня польются мутные потоки какого-нибудьзатейливого дерьма…

- Давай безпафоса, - велел Вася, снова наполняя бокалы.

- Без пафоса,так без пафоса, - легко согласилась Зуля, - звонила тетка из поселка Дубный.Умом она оказалась крепка, но слышала плохо. Поэтому она, в основном, говорила…

- Чтоговорила-то? – заинтересовалась Анфиса.

- Поведала онаследующее: в поселке нет воды. Совсем. Никакой. Бедствие, говорит, барышня,самое настоящее. У нее внучка беременная, девка молодая совсем, психует ипаникует, в обморок, говорит, даже падала от жары…

Анфисапередернула плечами и скривилась.

- Не обращайвнимания, - пояснил Вася, - это у нее на слово «беременность» такая реакция.

Зуля слюбопытством посмотрела на нее, но расспрашивать не стала.

- Вот тетка иговорит: приезжай, значит, деточка, я знаю, кто виноват. Самый главный,говорит, виноват, - торжествующе заключила Зуля.

- Ой, да брось,- отмахнулась Заваркина, - неужто на нашего усатого господина бочку покатишь?

Зуля пожалаплечами и улыбнулась.

- Я на вашупомощь рассчитывала, - призналась она, - я туда завтра еду.

- Вот я так изнал, - ткнул в нее пальцем Вася, - год о нас не вспоминала, а как помощьпонадобилась, ты тут как тут!

- У него этобольная тема, - Анфиса улыбнулась и похлопала брата по плечу, - ему кажется,что его все используют. Ему в голову не приходит, что к нему без повода уже прийтив гости или позвонить поболтать неловко и как-то страшновато.

Вася запрошедший год набрал килограмм пятнадцать мышечной массы и обзавелся суровымвыражением лица.

- Ой, да ладно,- он как-то по-детски кокетливо махнул рукой и побрел открывать шампанское.

- Я могу поехатьс тобой, - сказала Заваркина, - мне совсем нечем заняться.

- Твояобязанность сидеть дома и жарить мне котлеты, женщина, - заявил Заваркин,залихватски хлопнув пробкой от шампанского. Сладко пахнущая желтоватая жижапотекла в заботливо подставленные бокалы-«флейты».

- Вот и сижу вплену у неблагодарного брата, - притворно вздохнула Анфиса.

- Зато смотри,как здорово вы живете, - Зульфия повертела головой и даже посмотрела вверх. Надстойкой она увидела подвешенные за ножки хрустальные бокалы всех сортов.

- Мы много пьем,- усмехнулась Анфиса, уловив ее взгляд.

- Ей и правдаскучно, - сказал Вася, зачем-то выдавливая лайм себе в бокал.

Анфиса кивнула.Зуля поедала виноград из большой вазы и разглядывала хозяев дома.

- У менявообще-то есть идея как ее развеселить… - протянул Вася.

- Я не будусниматься голой! – отрезала Анфиса. Зуля прыснула.

- А за пятьшоколадок? – рассмеялся Вася. Его сестра отрицательно покачала головой. – А заэто?

Он нагнулся идостал из черного непрозрачного пакета, что валялся весь вечер у его ног,прямоугольную коробку и легким движением отправил ее по скользкой стойке.Зульфия, увидев то, что написано на крышке, ахнула.

- Вот сучонок! -протянула Анфиса и открыла коробку, - это же «пигаль». Классика.

В коробке лежалиочень изящные и дорогие туфли: черные, лакированные, на тонкой120-миллимитровой шпильке и с красной подошвой. Анфиса достала одну из них,надела на ногу и залюбовалась, склонив голову, точь-в-точь как Зульфия, котораядаже забыла про бокал, который держала в руках. Тоненькая струйка потекла изнего на стойку, образуя липкую лужицу.

Анфиса наделавторую и метнулась к зеркальному шкафу: туфли были безупречны сами по себе, а всочетании с ее классическими подвернутыми джинсами с прорезью на коленке,безразмерной футболкой и короткой стрижкой смотрелись еще и безумно стильно.Она отодвинула дверцу шкафа и достала кожаную куртку в металлических заклепках.

- Ну, пряммодЕль, - завистливо сказала Зульфия и спросила у Васи, - а у тебя еще такихнету?

Тот засмеялся иотрицательно покачал головой.

- Я, конечно,проститутка, - сказала Заваркина восхищенно, - но я приду завтра в пять.

- Идет, -ухмыльнулся Вася и отпил из своего бокала глоток победителя.

- Прихвати ссобой завтра фотоаппарат, - вдруг ляпнула Зуля. Она ни на секунду не забывала,зачем пришла.

Вася ткнул в неепальцем и скорчил зверскую рожу.

- Я знаю, чтозлоупотребляю, - заныла Зульфия, - но мне правда надо…

- А чего тывдруг взялась сама копаться в водоканальных делах? – рассеянно спросила Анфиса,поглаживая лакированную кожу, украшающую ее ступни, - у тебя подчиненные жеесть… Или они еще не научились грамотно троллить высокопоставленных лиц?

Зуля молчала.Она давно не могла выразить словами то чувство, которое подвигло ее вылезти изредакторского кресла и отправиться в поля.

- Во имясправедливости… - напыщенно начала она. Заваркины скривились.

- Ну, ладно,скажу правду, - вдруг сказала Зуля и опрокинула в себя бокал шампанского, - яхочу большего, чем имею сейчас! Я хочу…

- Можешь непродолжать, - ответила Анфиса, на секунду оторвавшись от созерцания своих ног,- мне понятно.

- Возьми старый«Кэнон», - улыбнулся Вася. Анфиса соскочила с высокого стула и грациознопроцокала к стеклянному шкафу, полки которого были уставлены фотокамерами. Онаоткрыла дверцу и присела на корточки, выискивая что-то на нижней полке.

- Брежу этойбабой, - признался Вася вполголоса, наклонившись к Зуле, - тощая, лысая,психованная… Люблю ее страшно.

- Зачем ты ееголой заставляешь сниматься? – так же вполголоса спросила Зуля, стараясь неслишком удивляться столь неожиданному откровению.

- Не заставляю,- хитро улыбнулся он, - но если не попросить у нее ничего взамен, она на шеюсядет: потребует кабриолет и наркотиков.

Зулярассмеялась.

- Прекратитешептаться, - велела Анфиса, возвращаясь с камерой в руках. Она не сняла«шипованную» куртку и то и дело поглядывала на себя в зеркало. – И кабриолет яне захочу. Я хочу черный, наглухо тонированный внедорожник, что так… вжууух! Япьяна, наливай еще…

Вечер уже давнопревратился в ночь, ром и шампанское подошли к концу. Захмелевшую Зульфию былорешено оставить ночевать на диванчике.

- А вы как? –спросила она заплетающимся языком.

- Я, чур, в Аськинойкровати,- обрадовано воскликнул Вася. Он скакнул к противоположной стене, гдестояла большая кровать с железной кованой спинкой, и в мгновение ока оказалсяпод пышным белоснежным одеялом.

- Эй, а я где? –возмутилась та.

- В ванной, -Вася показал на закуток в дальнем углу, ограниченный ширмой.

- Вот ужхренушки, - заявила Анфиса, - я буду спать с тобой! Двигайся, давай! Ненравится, иди сам в ванну.

Зуля виноватоподхихикнула из-под пледа. Ей было неловко стеснять друзей.

Заваркина сняла,наконец, свою куртку и швырнула ее в кресло. Туда же отправились и джинсы.Туфли же были заботливо поставлены на стойку: теперь ими можно было любоватьсяс любой точки. Анфиса, едва забравшись в постель, уставилась на них влюбленнымиглазами.

- Я пьян, но безвертолета, - поведал шепотом Вася.

- Что-тоновенькое? – Анфиса, перегнувшись через него, принялась шарить по карманам егоджинсов, лежащих на полу. Наконец, она нашла то, что искала: прозрачный пакет стаблетками.

- Кое-чтоусовершенствовал, - похвастался Вася, не открывая глаз, - сейчас не пей.

- Сделай мнечто-нибудь. Для хладнокровия, - попросила она.

Он кивнул ипогладил ее по попе. Анфиса вернулась на кровать, нырнула под одеяло и сделаластрашные глаза, кивнув на Зульфию, которая уже тихо посапывала.

- Она спит, -шепнул Вася, тоже забираясь под одеяло. Анфиса отпихнула его и решительноотвернулась. Он провел рукой по стриженому затылку, длинной шее и узкой спине,пытаясь сдержать возбуждение. Анфиса обернулась и, хитро улыбнувшись, приложилапалец к губам. Вася кивнул и стянул с нее трусики.

- Я знала, -прошептала Зуля, демонстративно посапывая, - Зульфию не обманешь!

Она приняласьтак старательно прикрывать глаза, что даже успела задремать, пропустив тотмомент, когда Анфиса вылезла из кровати и прошлепала босыми ногами мимо еедиванчика к банному закутку. Вася вовсю храпел.

- Я знаю, что тыне спишь, - тихо сказала она и включила маленький абажур, стоящий на бортикеванны.

Зульфияпохолодела, но на всякий случай открыла глаза. Она повернулась на другой бок ипосмотрела на непрозрачную стеклянную ширму. Ей показалось, что Анфиса говоритпо телефону.

- Иди сюда, -позвала ее вдруг появившаяся из-за ширмы стриженая голова. В предрассветныхсумерках выражения лица было не разобрать, но по тону было слышно, чтоЗаваркина улыбается.

Зуля нашарила натумбочке свои очки и водрузила их на нос. Она встала, завернулась в плед инеслышно подошла к Анфисе.

- Ты меня теперьубьешь? - нервно спросила она.

- Ты умная, тыбы сама все поняла рано или поздно - сказала Заваркина. Она стояла, оперевшисьзадом о раковину, и курила. Она протянула Зуле сигарету и та взяла ее, пытаясьунять дрожь в пальцах.

- Вы ведь неродственники? – взмолилась она. Мысль об инцесте была ей отвратительна до слез.

Заваркинаотрицательно покачала головой. Зуля облегченно вздохнула и заметно повеселела.

- У нас оченьдолгая и запутанная история, - сказала Анфиса, - нам проще и удобнее былоназываться братом и сестрой с двенадцати лет. Я прошу тебя и впредь о насдумать именно так.

Зуля открылабыло рот, но Анфиса опередила ее.

- Я тебеобязательно все расскажу, - пообещала она, - не упущу ни одной детали. Но несейчас. Сейчас мы просто хотим мирно, спокойно и, прости господи завульгарность, сыто пожить.

Зульфия кивнулаи вдруг, повинуясь внезапному порыву, обняла Анфису. Он не могла сейчасподобрать слов, чтобы выразить то, насколько она благодарна за доверенную ейтайну.

Глава вторая

Подвигами,как известно, злоупотреблять не стоит. Иначе можно привыкнуть к геройству ипрожить всю свою жизнь безымянным страдальцем. Зульфия установила геракловскийлимит: не больше двенадцати в год.

Но уже кконцу этой недели она чувствовала себя вымотанной.  Помимо подъемов в семьутра, каждый из которых уже тянул на отдельный подвиг, она выдержала ромовуювечеринку у Заваркиных, от которой на утро болела печенка, и умудриласьподчистить накопившиеся «хвосты»: ей не терпелось съездить в Дубный - поселок,оставшийся без воды. Поэтому утром в четверг усталой Зуле казалось, чтопридется либо похерить ограничения на великие свершения, либо просидеть тихоостаток года.

Клянявесь свет, она проснулась по будильнику, и, не нашарив левый тапочек на коврикеу кровати, в раздражении запустила правым прямо на книжную полку. Она сводиласебя в душ и позволила кофе убежать из турки, нашла в шкафу чистую и немятуюодежду и заела раздражение бутербродом. К девяти заявилась  вредакцию, планируя отправить двух девчонок-журналисток с заданиями и в тишине, подсигаретку составить план номера.

Ее офисбыл страшной съемной комнаткой в обшарпанном бывшем НИИ. Зуля однажды поймаласебя на мысли, что никогда не работала там, где был бы сверкающий пол изанавески, подходящие к мебели. Ей доставались только душные прокуренныекоридоры, заваленные строительным мусором, рассохшиеся окна и стены, крашенныемасляной краской в омерзительно-зеленый.

Онидоговорились встретиться с Заваркиной в час дня: Зульфия решила поехать в«обезвоженный» поселок в самое пекло, чтобы фотографии получились драматичнее.Ей виделась растрескавшаяся земля, обветренные лица людей, старушка в пыльномплатке, утирающая слезы сухонькой ручонкой, раскрасневшаяся беременная деваха,изнывающая от духоты и жажды. Воображая весь этот постапокалиптический ужас,Зульфия разве что в ладоши не хлопала: она предвкушала сенсацию.

Заваркиназашла в комнатку и с отвращением оглянулась по сторонам.

- Язабыла, как это противно, - скривилась она.

- Чтоименно? – рассеянно переспросила Зульфия.

-Работать, - ответила Анфиса и уселась на стул, стоящий у двери. Тот предательскихрустнул.

- Ясейчас я кое-что отправлю начальству, и поедем, - хозяйским тоном заявилагоспожа Редактор. Она отчаянно важничала, но Заваркина, привыкшая к ее стилюобщения, равнодушно принялась перелистывать фото в старой Васиной камере, то и делоулыбаясь каким-нибудь кадрам.

- Жарко,- вдруг сказала она, и провела рукой по стриженой голове, словно смахивая с неепыль.

- Ой,побыла бы ты здесь  в июне! – улыбнулась Зульфия, -  вот это былакрасотища: духота, тополиный пух мечется по кабинету, и еще этот монстроглушительно хрюкал. Теперь, слава Богу, сломался, - Зульфия махнула рукой на допотопныйкондиционер. Окно, на котором он висел, было огромное и страшное, каксуществование жителей стран третьего мира.

В отличиеот прошлого лета, которое неумело сочетало сорокапятиградусную жару с ураганами, нынешнее выдалось самым обыкновенным: с самой обыкновенной жарой, ссамым обыкновенным палящим солнцем и самыми обыкновенными душными ночами.Пыльный и раскаленный городской воздух, в котором висела белая и плотнаяцементная пыль, едва ли был пригоден для дыхания. Зульфие все время хотелосьумыться, а лучше – окунуть туловище целиком в прохладную воду и ходить мокройдо наступления сумерек.

- Я непредставляю, как в такую жарищу сидеть вообще без воды! – вознегодовала она,когда дряхлый автобус высадил их на центральной площади Дубного, – да еще ибеременной!

Анфисахрюкнула что-то невнятное в ответ. Она оглядывалась по сторонам.

- Ты былакогда-нибудь беременной? – поинтересовалась она.

- Нет! – воскликнулаЗульфия и тут же засмущалась своих интонаций. Ее «нет» прозвучало, будтопредположение, что она может забеременеть, оскорбляло ее как человека.

Заваркинас любопытством посмотрела на нее.

- Ну,буду же когда-нибудь! – поправилась Зуля, - а ты?

- Менязабавляет мысль, что во мне могут завестись дети, - Заваркина пожала плечами, -но тогда нам придется уехать из города…

Зулявспомнила о доверенной ей тайне, и в ее голове помимо воли завертелиськартинки. Самой яркой из них было видение, в котором Асю и Васю закидывают наГлавной площади камнями, обвинив в инцесте. Зуля помотала головой и выкинулаэту чушь из очереди на обдумывание: она не хотела отвлекаться от дела.

- Ипредставь себе – летом,  в жару и без воды, - вернулась она к теме, - ад же!

- Ладно,пойдем и найдем угнетенных граждан, - Заваркина снова огляделась по сторонам, -куда идти-то?

Зулямахнула рукой, и они медленно побрели мимо пыльных пятиэтажек, которыми былазастроена западная половина Дубного. Восточная половина состояла из особняков,солидных и не очень, и Зульфия знала, что среди них затерялся скромный домикглавы города Б.

- Нас тамкто-нибудь ждет?  - скучным голосом спросила Заваркина, пнув камешеккрасным кедом.

- Да,внучка Ольги Алексеевны, та беременная бедняжка, встретит нас у подъезда.

Внучка,отекшая блондинка с жидкими волосенками на седьмом месяце беременности, переминаласьу подъезда на своих слоновьих ногах. Она постно кивнула и молча завела их в прохладноенутро подъезда.

Ни ОльгаАлексеевна, ни ее квартира не производили впечатления чего-то побитого жизнью иглубоко несчастного, что расстроило Анфису. Зульфия же приободрилась, узреввместо предполагаемой маразматической старушки чопорную пожилую даму саккуратно уложенными и старомодно подсиненными седыми волосами и французскимманикюром. Она восседала на диване в большой светлой комнате среди своихизображений: ее фото украшали книжные полки, тумбочку и письменный стол, а настене висел ее огромный портрет - на холсте и маслом.

- Огосподи! Это Высоцкий? – завопила Зуля, едва войдя в комнату.

- Да, этоВладимир Семенович, - строго отозвалась старуха, - и вам не стоит так кричать.

Заваркина,пытаясь спрятать улыбку, уставилась на носки своих «конверсов».

- Ой,простите, просто … это ведь вы там, на фотографии? – промямлила Зульфия ивместо ответа поймала недоумевающий взгляд. Она помнила, что старушка плохослышит, и не понимала, почему та не позволяет ей орать.

-Слуховой аппарат, - сказала Заваркина негромко, обращаясь к своим ногам.

- Да,барышни, теперь я действительно нуждаюсь во вспомогательных средствах, -хозяйка отвела волосы от уха и Зуля смогла разглядеть прозрачную дужку ителесное «тельце» аппарата.

«Матьтвою», - мысленно поразилась Зуля, скосив глаза на очередное фото – «да это жеГорбачев!».

- Я - Зульфия,редактор «Причудливых новостей». Мы разговаривали с  вами потелефону, - Зуля махнула рукой на Анфису, -  а это моя коллега, фотограф АнфисаЗаваркина. Мы…

- Присаживайтесь, - велела Ольга Алексеевна, указав на круглый стол, на котором былизысканно сервирован послеобеденный чай.

Уселисьвчетвером, и Зуля с Асей приготовили уши, в которые незамедлительно полилсяплавный рассказ. Хозяйка вещала как со сцены: делала паузы, расставлялаакценты, одухотворенно интонировала. Гостьи догадались, что перед ними стараяактриса.

Дело былотак: два дня назад около полудня жители Дубного не обнаружили в кранах воды. Нигорячей, ни холодной. Никто не обратил особого внимания, решив, что отсутствиестоль необходимого летом достижения цивилизации – явление временное, всего нанесколько часов. Около четырех, жители стали робко позванивать во всевозможныеслужбы. «Ответчики» им намекали на загадочную аварию, причины которой неизвестныи последствия которой якобы устраняются.

Наутро,когда выяснилось, что обезвожена только многоэтажная часть Дубного, жители отбросили деликатность, бросили недоумевать и сетовать, и приличноразозлившись,  принялись осаждать коммунальщиков всерьез. К обеду те пересталиотвечать на звонки, но самые упорные наведались в районную администрацию иводоканал, и там, и там наткнувшись на висячий замок.

Дубнинцыоказались в сложном положении: уличные колонки были давно упразднены, а машинас водой, которую стоило бы подогнать к домам обездоленных, так и не появилась.Жители покупали минеральную воду в пятилитровых бутылках, которую не хватало надуш и туалет. Раздражение достигло апогея, и дубнинцы кинулись к журналистам.

- Оленькепришлось ехать в нашу квартиру в городе, которую мы сдаем, чтобы элементарнопомыться, - трагическим, хорошо поставленным голосом вещала Ольга Алексеевна, –и так уже три дня!

- Ужас-ужас,- периодически поддакивала Зульфия.

- Как,по-вашему, в чем причина аварии? – вдруг ляпнула Заваркина, которая, казалось,больше интересовалась овсяным печеньем, чем беседой.

ОльгаАлексеевна сделала паузу, сверля Анфису взглядом. Та невозмутимо пережевывалапеченюшку и смотрела на хозяйку дома.

-Напомните, кто вы? – промолвила она.

- Это нашфотограф… - затараторила было Зульфия, но старуха жестом остановила ее.

- Милаядевушка, - заговорила Ольга Алексеевна, - несмотря на то, что вы так грубо меняперебили, я поделюсь с вами некоторыми предположениями.

И онаподелилась. По ее словам, воду в поселке (точнее, его многоэтажной части)перекрыли для того, чтобы наполнить свежевырытый пятидесятиметровый бассейнгубернатора.

-Простите мне мою бесцеремонность, - ехидно начала Заваркина, - но, судя пофотографиям, вы на короткой ноге с сильными мира сего. Вы задумывались ореакции тех, кого вы решились упомянуть в разговоре с нами? Не боитесь бытьстертой в порошочек?

Зульфияопешила. Она хотела пнуть Заваркину под столом в голень, чтобы та прекратилахамить хозяевам, но та была слишком далеко.

 - ОльгаАлексеевна, вы простите… - начала она, но старуха в который раз перебила ее.

 - Выслишком молоды, чтобы воспринимать адекватно такие тонкие материи! – заявиластарая актриса убежденно. Заваркина смотрела на нее очень внимательно, склонивголову набок. – Я, может, и не могу повлиять на создавшуюся ситуацию, но я – неничтожество! Меня уважают, меня помнят и любят. Уверяю вас, я вовсе необеспокоена последствиями своей дерзости!

Ееблеклая внучка выскользнула из-за стола и так же незаметно вернулась, подавбабушке стакан воды. Та от души глотнула, аккуратно поставила стакан на стол иуставилась на Зульфию, будто декларировала намерение отныне общаться только со«старшим по званию». Та поняла, что пора брать инициативу в свои руки.

- Так вот,повлиять на них я, действительно, не могу. Жизнь, обстоятельства,сложились таким образом, что все, кто хм… был мне близок или умерли, или впалибеспросветный маразм. Теперь приходится справляться самой. Но я точно знаю, чтовысокопоставленным мужам неблагоприятные отзывы в прессе так же вредны, как итворческим людям.

- Аоткуда вы сами узнали про бассейн? – снова влезла Заваркина с вопросом.

Зуляподумала, что старуха сейчас наденет ей на лысую голову вазочку с печеньем, нота лишь хитро улыбнулась. Она встала, открыла резной секретер и достала старыйи пожелтевший углами лист ватмана, который оказался очень подробным планомместного водопровода.

- Ух ты!– восхитилась Заваркина и, едва лист коснулся столешницы, принялась водить понему пальцем.

Старуха осталасьдовольна произведенным эффектом и благосклонно улыбнулась.

- И гдевырыли бассейн? – спросила у нее Заваркина. Ольга Алексеевна ткнула пальцем.

Несмотряна то, что Ольга Алексеевна наотрез отказалась рассказать, откуда именно узналапро бассейн, она довольно четко объяснила Заваркиной как, где и под какимдавлением в поселке должна циркулировать живительная влага и какие препятствиямогут этому помешать. Зульфия тут же нафантазировала, что у старухи был роман сшишкой из местных управленцев и приободрилась.

Но когдастаруха их, наконец, отпустила, на Зулю снова накатило раздражение.

- Тыохренела? – взвилась Зульфия, едва за ними захлопнулась подъездная дверь.

Зуляпоняла вдруг, что рассердилась не на шутку. Все мысли, которые она старательноотгоняла от себя на протяжении разговора, вдруг хлынули в ее голову и надломилиее самообладание. Что Заваркина о себе возомнила? Кто она такая? Почему онасчитает, что в состоянии справиться с подобной работой? Зря она ее с собойвзяла!

- Брось,не злись, - примирительно хлопнула ее по плечу, - ты раскопала гениальнуюисторию. Но ты слишком хорошо воспитана и дружелюбно настроена к людям, чтобыих выводить на эмоции. Она бы со схемой водопровода тянула бы до последнего,рассусоливая о своих несчастьях. А у меня печенье кончилось, и еще два часадемонстративного заламывания рук я не выдержала бы. К тому же, если она вдругпосле публикации захочет отказаться от своих слов, спроси у нее: значит, вывсе-таки ничтожество?

Зуля неуловила никакого смысла в ее словах, но слово «гениальный» приятно пощекоталоей самолюбие.

- Я так несмогу, - сказала она, смягчившись.

- Ясмогу, - уверила ее Анфиса, - обожаю ставить людей в безвыходное положение!

Онивыбрались из панельно-пятиэтажного плена и двинулись по дороге, уложеннойплиткой, мимо разнообразных особячков и заборчиков. Дубный был первым поселком,появившимся в пригороде Б после перестройки. В то время он поражал сознаниеобывателей размахом строительства и буйством архитекторской фантазии, но сейчасв начале зажиточных нулевых, поселок стал просто поселком с красивыми домиками.

- Из того,что старушка нам рассказала плюс ядовитые выхлопы остальных жителей  плюс комментарийот водоканала, уже можно собрать что-то путное, - рассуждала Зульфия, - мне ужене терпится вернуться в редакцию.

Заваркинаее не слушала. Она смотрела себе под ноги и о чем-то размышляла.

- Тольконам нужна картинка, - сказала Зуля и ткнула ее в плечо, - эй! Включайся!

- Будеттебе картинка, - усмехнулась Заваркина и кивнула влево, на глухой бетонныйзабор, украшенный камерами видеонаблюдения.

- Это нетот дом, - усомнилась Зульфия.

- А какойтот?

Зуляповертелась на месте. Эта часть поселка была разделена на внушительныетерритории одинаковыми бетонными заборами с зыркающими по сторонам камерами.

- Есличто вломимся в следующий, - пообещала Заваркина, - подсади меня.

Зульфияснова разозлилась. Какого черта эта девица снова раскомандовалась?!

-Давай-давай, зря я, что ли, десять килограмм сбросила, - подбодрила ее Анфиса,- хоть какая-то польза от меня будет.

«Ну, хотькакая-то», - мысленно согласилась Зуля и подставила ей сцепленные замком руки.

- У насне так много времени, - Заваркина заметила, как камера наблюдения повернулась вих сторону.

Зульфияприслонилась спиной к нагретому бетону и Анфиса, легко оттолкнувшись от ее рук,ловко взлетела на забор. Оседлав его, как смирного коня, она «прицелилась»объективом.

- Душамоя, ни хренашеньки не видно, - отрапортовала Анфиса Зульфие, которая протираласалфеткой руки, испачканные ее кедами.

- Привет,ты кто? – вдруг раздался тоненький голос из-за забора. Анфиса посмотрела вниз.Зульфия похолодела и нетерпеливо посмотрела по сторонам. Ей чудилось, что заними уже выехали.

- Я –Заваркина. А ты?

- Дура,не называй фамилию, - прошипела Зульфия. Анфиса отмахнулась.

- Я –Соня, - сказала голосок.

- Привет,Соня, - сказала Анфиса и сфотографировала ее, - залезай ко мне.

- Мненельзя, - обиженно сказал голосок.

-Расскажи, когда ваш бассейн водой наполнили? – перешла к делу Заваркина.

-Позавчера. А сегодня у нас праздник. Папин день рождения.

- А к вамна праздник нельзя попасть?

-Приходите, - сказала девочка.

- Яприду, - пообещала Заваркина, - пока, Соня.

- Пока.

Анфиса спрыгнула с двухметровогозабора, мягко, как кошка, и, схватив за руку Зульфию, рванула к дому черезулицу. Они протиснулись между двумя ограждениями и пробежали по узкой тропинкедо дубовой посадки. Там, укрывшись под сенью деревьев, они остановились, иЗульфия тут же сложилась пополам: она ненавидела бегать.

- Что… на тебя… нашло? –возмутилась та, тяжело дыша и держась за правый бок.

- То есть ты не видела охрану? –поинтересовалась Заваркина, - пошли. Нечего тут отсвечивать.

- Но… ты… ничего… не сняла!

- Там нечего снимать, - уверила ееАнфиса, - двор да деревья. Чтобы снять бассейн, надо попасть на сегодняшнюювечеринку.

- Туда не попасть! – отрезала Зуля.

- С таким настроем, конечно, -улыбнулась Заваркина, - поэтому ты туда и не идешь. Я возьму Ваську.

Зуля возмущенно фыркнула.

- Тебе нужны фотки или нет? –прищурилась Заваркина.

Фотографии ей были нужны. Конечно,можно было обойтись и без откровенного компромата – полунамеками и полутонами –но с фотографиями… С фотографиями эта статья стала бы бомбой в пять килотонн.Зуле не терпелось заявить о себе.

- А какВася отреагирует на перспективу провести вечер с тобой в кустах? – спросилаЗуля озабоченно.

Ей ненравилось просить о чем-то Заваркина. Он никогда не отказывал, но исполнялпросьбу с таким видом, будто собирался за это заставить ее, Зулю, отработать занего смену на каком-нибудь кошмарном производстве. Например, на забое скота.

- Откроютебе страшную тайну, раз уж мы здесь с тобой одни, – Заваркина выпучила глаза впритворном ужасе, - он сначала размажет меня по стене мрачным взглядомисподлобья, потом примется ворчать, что его, дескать, бедняжку, все используюти всем от него нужны только фотки. Потом он заявит, что не двинется с места, акогда я буду обуваться, возникнет рядом с камерой, и, снова разворчавшись,зашнурует мне кеды. Потому что, на самом деле, он страдает, когда вдругоказывается никому не нужным. И это его самая страшная тайна.

Зульфияулыбнулась. Теперь ей снова казалось, что привлечь Заваркиных к «делу одногобассейна» было отличной идеей.

Глава третья.

- Снимем этукофточку… - из-за двери раздавался жаркий мужской шепот.

- Ты такойнакачанный... – вторил ему тонкий девичий голосок.

- Какаяпрелесть, - громко фыркнула Анфиса и раздвинула двери-ширмы, закрывающие вход вфотомастерскую.

Ее взоруоткрылась большая светлая комната, с кирпичными стенами, с которых подизайнерской задумке кое-где была оббита штукатурка. На диванчике для отдыхагостей Вася стаскивал розовую блузку с крохотной блондиночки, которой на видбыло лет восемнадцать. Анфиса вошла в комнату,  прислонилась к косяку искрестила руки на груди, будто заявляя, что с места не двинется в ближайшиетриста лет.

- Это моясестра, не обращай внимания, - сказала Вася и принялся целовать шею блондинки.Девчушка растерялась и, нелепо приподняв голову, разглядывала Анфису.

Та ухмыльнуласьи, оторвавшись от косяка, продефилировала к диванчику и остановилась уизголовья.

- Ты вот тут ещене облизал, - Анфиса ткнула пальцем в ухо девушки. Та пискнула.

- Ну, все,хватит! – заявил Вася и слез со своей любовницы, - сгинь!

- Ты прав, -Анфиса приложила указательный палец к губам, притворившись, будто задумалась, -я не должна мешать твоей личной жизни. Поэтому я не просто сгину, я поднимусьнаверх и разобью все твои камеры! На их месте теперь будут жить мои туфли.

Ничего непонимающаяся блондиночка тихонько нагнулась и потянула с пола свою блузку.

- Вам восемнадцать-тоесть? – усомнилась Анфиса, глядя на ее растерянное раскрасневшееся личико ипушистые растрепанные волосы.

- Ты этого несделаешь! – не поверил Вася.

- Ты прав. Развея способна на такую подлость? – издевательски вопросила Анфиса и, весело рассмеявшись,выбежала прочь из мастерской.

- Твою мать, -он на минуту задержался, чтобы накинуть футболку и выбежал за ней.

Он опоздал надолю секунду. Когда он выбежал на лестничную клетку, двери лифта, мягкочмокнув, захлопнулись за Анфисой.

- @#$@#$! –выругался он, - черт меня дернул сделать мастерскую на первом этаже своего жедома!

Если бымастерская была достаточно далеко от дома, Заваркин имел бы огромную фору: вотуже несколько месяцев он водил мотоцикл.

Он бросился верхпо лестнице. Где-то на шестом Вселенная сжалилась над ним, и он успел заскочилв подъехавший лифт, довольно ощутимо толкнув какую-то старушку.

- Ууу, бандюган!– она погрозила ему вслед узловатым кулачком.

Пока Вася ехал влифте, он вытащил ремень из своих джинсов: иного способа справиться спсихованной сестрицей, чем щелканье импровизированным кнутом, он не придумал.

Когда онворвался в квартиру, стеклянный шкаф был в мелких осколках, а его новенький«Никон» летел в стену.

- Сука! – онхотел было схватиться за голову в отчаянии, но Анфиса выхватила из груды стеклау своих ног настоящее сокровище – винтажную «Лейку», стоившую целое состояние.

Васе некогдабыло раздумывать. Он подлетел к сестре и отвесил ей такую мощную оплеуху, чтота не удержалась на ногах. Она упала в груду стекла и под ней что-топодозрительно хрустнуло.

- Упс! – онапритворно всплеснула руками и засмеялась.

Заваркин, непомня себя, схватил ее за шиворот и оттащил подальше от техники. Он принялсялупить ее ремнем и ногами, куда придется, а она уворачивалась от ударов,оберегая лицо, и хохотала. Когда Вася выбился из сил, а у Анфисы закончилсявоздух в легких, они приостановили свою жестокую возню.

- «Лейку» я всеравно разобью, - хрипло пообещала Анфиса.

- Не разобьешь,- осадил ее Заваркин.

С достойнойиного применения сноровкой он стянул ее руки ремнем настолько крепко, что кистипобагровели. Он протащил ее по полу к кровати – осколки стекла впивались ей вбока – и примотал один конец ремня к кованому изголовью. Анфиса усмехнулась идовольно ощутимо лягнула его в бедро.

- Ах, так? –спросил он тоном, не предвещавшим ничего хорошего, и выдернул шнур из портьеры,висевшей тут же. Он обвил им обе Анфисины ноги и намертво примотал к изножью.После чего он перевернул ее на живот, с силой вдавил ее лицо в матрас и приселна краешек отдышаться.

- Ты мне сексобломала, - он зачем-то посмотрел на свои ладони, а потом на сестру, -  и тытакая беззащитная сейчас…

Вася встал,расстегнул свою ширинку и стянул ее джинсы до колена. На Анфисе не было белья,и она даже не подумала сопротивляться.

Он раздвинул ееягодицы и решительно вошел. Анфиса тихонько заскулила.

- Терпи, -прошептал ей Вася на ухо, - ты разбила техники на полтора миллиона...

Он кончил за трифрикции и, не потрудившись надеть штаны, снова плюхнулся на кровать рядом.

- Во что завтраиграем? – весело спросила Анфиса, поднимая голову от подушки.

- Ты разбила моюлюбимую камеру, - в голосе Васи не было злости, лишь легкий укор.

- Развяжи меня -Анфиса трепыхнулась, как рыба, выброшенная на берег. Вася ухмыльнулся илегонько толкнул ее, разворачивая на бок. Путы на ее ногах и руках еще сильнеевпились в белую кожу.

- А ты неразобьешь «Лейку»? - спросил он, погладив кончиками пальцев короткий ежик волосна ее лобке.

Анфисаотрицательно помотала головой и примирительно улыбнулась. Вася дернул заремень.

- Ты же знал,что я приду в пять, - сказала Заваркина, садясь и растирая опухшие кисти, - ты специальноподгадал, чтобы заняться сексом у меня на глазах? Тебя это заводит?

- Я несобирался  заниматься сексом, - ухмыльнулся он и легонько ткнул ее в плечокулаком, - у меня ни на кого, кроме тебя, не стоит…

- Не ври, -отмахнулась Анфиса.

- Вспомни, тывидела хоть раз… хм… сам процесс?

Анфисазадумалась. В прошлый вторник она отогнала баристу из ближайшей кофейни тоже настадии поцелуев, а Васин мотоцикл лишился кое-каких деталей. В субботу девчонкас дискотеки была выставлена ею еще на подступах к кровати, а пятнадцатилетнийодносолодовый виски, который ее брат вкушал по воскресеньям под яичницу с беконом,был безжалостно вылит в раковину.

- То-то и оно, -заключил Вася и достал из кармана белую таблетку с буковкой. Он приоткрылАнфисин рот, закинул в него таблетку и хлопнул по нижней челюсти, чтобы тапровалилась в желудок.

- Что это? –поинтересовалась она, скривившись от горечи.

-Обезболивающее, - ухмыльнулся Вася, - тебе оно явно понадобится.

- Мда, ощутимо,- она поерзала на попе.

- Ты перегнулапалку…

- Знаю, - согласиласьона, посмотрев на кучу битого стекла и сиротливо лежащие на нем фотоаппараты, -но я верю в твой талант, который расцветет еще пуще, если ты будешь снимать накитайскую мыльницу.

- Это что,чувство вины? – усмехнулся Вася. Он ухватил ее за подбородок и взглянул ей влицо.

Анфиса отмерилабольшим и указательным пальцем опухшей правой руки примерно сантиметр, чтобыпоказать, насколько крошечно ее чувство вины.

- Врешь? –вздохнул Вася.

- Вру, -подтвердила Анфиса, - мне не стыдно. Творишь х..ню, получаешь реакцию. Законсохранения энергии.

- Это,по-твоему, адекватная реакция?! – возмутился Вася.

- Ну, этадевчонка была симпатичная, - протянула Анфиса с улыбкой.

- Мда, -Заваркин мечтательно улыбнулся, вспоминая свою безымянную подружку. Анфисаотвесила ему легкую пощечину. Он засмеялся и прижал ее к груди.

- Мне нужныэмоции, - вдруг признался он.

- Я знаю, -ответила Анфиса почему-то шепотом.

- Я люблю тебя.

- Я знаю, -Анфиса отпрянула и с негодованием уставилась в его глаза цвета агата, - тогдапочему ты меня все время бьешь?

- Потому чтоболь – это единственное, что ты можешь почувствовать.

В голосе Васибыло такое отчаяние, которое никак не отражалось на лице, что Анфисе стало непо себе. Она отвернулась от него и принялась развязывать узлы на своих ногах. Стех пор как появилось документальное подтверждение ее якобы бесчувственности,которое выписал некомпетентный коновал-мозгоправ, Вася не находил себе места.

- Неправда, -сказала она, справившись, - я еще пауков боюсь.

- Неправда, -передразнил ее Вася, снова притягивая к себе, - никаких пауков ты не боишься. Явидел, как ты, встретив одного на балконе, одним движением растерла его в пыль.

- Но это незначит, что я не испугалась, - улыбнулась она, прильнув к его груди.

Они посиделимолча минут пять, в течение которых Анфиса что-то соображала: она хмурилась,почесывала нос и то и дело поглядывала на Васю.

- Ну чего? – невыдержал он.

- А что если? –она села, поморщившись от боли, и вгляделась в его лицо.

- Что? –нетерпеливо усмехнулся Заваркин.

- Что если тыдашь мне одну ночь? – весело спросила Анфиса, гордясь своей выдумкой, - целуюночь, после которой ты поймешь, что я  - не бесчувственный хлам, и поверишь,наконец, в то, что я тоже тебя люблю?

Заваркин сощурилглаза и вытянул губы трубочкой. Этот жест означал, что он оценивает риски.

- Идет, -согласился он, - сегодня?

- О, нет, - ссодроганием сказала Анфиса, потерев зад. Вася засмеялся. – Пусть это будетсубботняя ночь. Обломаю тебе своей любовью какое-нибудь свидание…

Вася сновазасмеялся. Идея пришлась ему по нраву.

- А что если невыйдет? – спросил он, вдруг став серьезным.

- Тогдаразойдемся по свету искать счастья, - Анфиса была уверена в себе, - может,попробуем встречаться с другими людьми…

- Я попробую, аты – нет, - отрезал Вася.

- Почему я немогу тоже с кем-нибудь встречаться?

- Если ты менябросишь, я тебя убью, - мрачно пообещал Заваркин и для пущего эффекта щелкнулсвоим раскладным армейским ножом у нее перед носом, - поняла?

Анфиса поняла,что он не шутит, и осторожно кивнула. Она всегда знала, когда нужноостановиться. Она встала, натянула спущенные братом джинсы, и прошла на кухню.

- Не смей есть!– крикнул Вася ей вслед.

- Чего это? – еефилейная часть уже торчала из-за дверцы холодильника.

- Потому что тыне хочешь!

Вася соскочил скровати и запутался в собственной одежде. Времени, в течение которого Васяразбирался со своим туалетом, хватило Анфисе, чтобы запихать в рот целуюкуриную ногу.

- Прекрати этоделать, слышишь? – велел Вася.

- Что делать? –притворно удивилась Анфиса, оббежав барную стойку и остановившись напротивбрата, - я ем!

- Ты не ешь, -негодовал он, - ты обжираешься! Причем мне назло!

- Я ем, когдарасстроена, - засмеялась она.

- Ты не можешьбыть расстроена, ты – бесчувственный хлам!

Он кинулсявправо, но проворная Анфиса, обогнув стойку слева, ухватила из холодильникабургер, и, хохоча, забралась на кровать.

- Это даже невкусно, - скривился Заваркин, подойдя к ней, - дай хоть разогрею…

Анфисаотрицательно помотала головой, откусила от чизбургера огромный кусок ипринялась прыгать на кровати.

- Дура! –резюмировал Вася, - опять же блевать потом пойдешь…

- Пойду. Что мнееще остается? - пообещала его сестра, откусывая еще один здоровенный кусок, - аеще я пойду на день рождения к губернатору. И ты тоже.

- Еще чего! –буркнул Вася.

Анфиса спрыгнулас кровати и вложила ему в руку пустую обертку, после чего завернула в банныйзакуток и, склонившись над унитазом, сунула два пальца в рот.

- Не смей этогоделать! – Вася выдернул руку у нее изо рта, но было поздно. Содержимое желудка,которое еще даже не успело потерять своей первоначальной формы, упало в воду.

- Зачем ты этоделаешь? – спросил он и сгреб ее в охапку. Анфиса и не думала вырываться.

- Хочу хотьчто-то контролировать в моей жизни.

В ее глазах онувидел то, что не видел уже много-много лет. Ненависть. С таким же лицом онаоднажды кинула спичку в связанных и облитых бензином обидчиков. Вася растерялсяи отпустил ее. Она обогнула его и угнездилась на барном стуле, подперев мрачноелицо кулаком.

- Брось,Асенька, - ласково сказал он, обнимая ее сзади. Ее спина была неестественнонапряжена. –  Что ты будешь без меня делать?

- Заведу кошку,- мрачно откликнулась она, - буду носить красное и не буду фотографироваться.Никогда.

Заваркинпоцеловал ее в основание черепа, и короткий ежик волос на ее затылке приятно пощекоталему ноздри. Он не сможет жить, не вдыхая ее аромат: сладкий запах ванили ияблок, приглушенный никотином и сглаженный свежим ветром. Если он не сможетбольше поцеловать ее холодную белую ладонь, когда она сервирует его воскресныйзавтрак, или коснуться ее татуированной правой лопатки, поправляя ей подушку восне, зачем тогда ему жить?

И зачем тогдажить ей?

Главачетвертая

Зульфияпробиралась по неосвещенной улице и отчаянно трусила. Она только что нерешилась сесть в такси, заподозрив в нем подставу: ей почудилось, что водитель– специально посланный за ней человек, который завезет ее в лес, убьет изакопает – как и пообещал ей господин Барашкин, вице-губернатор, ответственныйза информационную политику в регионе.

Зульфия получилафотографии от Заваркиных тем же вечером. Те, что сделала Ася, были скучными ипошлыми, как жизнь обычного непривилегированного населения Дубного: на них былзавален горизонт, запечатлена отекшая Оленька с сальными волосами и какие-топечальные бабульки с пустыми баклажками.

Фотографии, чтоотщелкал Василий, были шедевром: красивые нарядные смеющиеся люди, фланирующиес бокалами вокруг огромного бассейна, в котором резвятся их дети. Вася,работавший в своей уникальной мрачноватой манере, поймал очень живописныемоменты: на полного мужчину упал солнечный луч, отчего его лицо выглядело какмасляный блин, одна эффектная женщина скривилась в адрес другой, пришедшей впохожем платье, и еще множество других моментов и моментиков. К тому же, послеобработки день рождения губернатора стал выглядеть гротескно: как бал вампиров,которые празднуют какую-нибудь Великую Полночь, насосавшись человеческой крови.Даже блики заходящего солнца, играющие в их бокалах, разжились своим подтекстом:светило осуждающе выхватывало из сгущающихся сумерек тех, кто питается чужимижизненными соками.

Пройдя через Васинобъектив, как сквозь кривое зеркало, даже прелестное русоволосое и большеглазоесоздание – Соня, губернаторская дщерь, десяти лет от роду – стала выглядетьмаленьким избалованным вампиренком. Вася поймал ее жизнерадостную улыбку внужном ракурсе,  превратив в хищный и издевательский оскал. И даже бассейн, вкотором она плавала на надувном крокодиле, плескался оскорбительно. ГубернаторКравченко, к сожалению, в кадр не попал, но это было и не нужно: его жилище,его семья и друзья были весьма узнаваемы.

Зульфия тогдаглубоко вздохнула и выложила в онлайн-версию газеты «Причудливые новости» почтивсе фотографии, перемешав их между собой. Ее взору открылась такая впечатляющаякартина, которую простому люду мог обеспечить только канал «НТВ». В момент,когда она увидела ленту, она поняла всю гениальность своей затеи с привлечениемЗаваркиных: они уловили и засняли то, что она очень хотела, но не могла сказатьсловами.

Зуля решила нерастекаться мыслью по древу и не портить статью морализаторством и собственнымивпечатлениями, а представить читателю только сухие факты. Зульфия простопроцитировала Ольгу Алексеевну и еще парочку местных жителей, вставила «Безкомментариев» от водоканала и пресс-службы губернатора, даже не задав ни одногориторического вопроса, вроде банального «доколе?». Она подготовила материал вномер печатной версии «Причудливых новостей» и стала ждать.

Однако, эффектот статьи превзошел даже самые смелые ее ожидания. На нее обрушился шквалзвонков от благодарных дубнинцев и пылающих праведным гневом жителей города Б, отпресс-служб, которые хотели забрать назад свои «без комментариев», от своегособственного начальства, которое невнятно злопыхательствовало. Ей даже позвонилкакой-то чинуша, «главный по воде» и угрожал судебным разбирательством. Отовсех она легко отбилась одной и той же фразой: «Переиграть ничего нельзя».Кроме «водного» чинуши: ему она намекнула, что его хамские слова записаны надиктофон, и она не постесняется предоставить этот файл суду и общественности.Тот фыркнул и бросил трубку.

Несмотря на то,что все в ее статье было чистой правдой, она поняла, что переступила некуючерту, а именно: наехала на того, кого всуе упоминать нельзя.

Как назло, вмомент, когда она это осознала, ей позвонили от вице-губернатора, инепререкаемым тоном уведомили, что ее аудиенция у господина Барашкина,назначена на завтра на четыре часа дня. Явка обязательна.

Такуюголовомойку, которую ей закатил этот властвующий муж, можно было сравнить развечто с публичной поркой в детском саду. И то, и это наказание Зульфия перенесластоически, гордо неся голову, не сутулясь, не вымолвив не единого лишнегослова. Но внутри у нее кипела и бултыхалась лава, то и дело обнажая крохотныйкаменный островок, составленный из ее страха.

На цокольномэтаже паба «Медная голова» была ресторация. Темно-зеленая прохладная зала быларазделена глухими перегородками темного дерева на множество кабинок. Они былиукрашены пластиковым трилистником и надежно укрывали посетителей от глаз другдруга.

- Ты чегомрачная такая? – спросил Вася.

Заваркины занялиугловую кабинку. Вася уже вкушал какую-то выпивку янтарного цвета, а Асярассеянно рисовала пальцем листок клевера на густой пене ирландского стаута,заполнявшего ее высокий стакан. Другой рукой она гладила Васю по голове. Она ираньше так делала, но теперь Зуля заметила в этих легких ласках отнюдь слишкоммного сексуального и в который раз мысленно отругала себя за то, что раньше недогадалась об их отношениях.

- Барашкин мнеугрожал, - Зульфия нервно скомкала салфетку.

- А кто у нас Барашкин? –поинтересовалась Ася, отпив из бокала.

- МестныйГеббельс, только тупой, - ответствовала Зульфия и заказала пива у подошедшейофициантки.

Барашкин был навид совершенно обычным мужчиной. Короткий вихрь из соломенных волос, обрюзгшеетело, глубокие носогубные складки, обвисшие брылья и дорогой костюм – всёвыдавало в нем серьезного человека. Но Зуле он показался крайне неприятным, восновном, из-за того, что в процессе разговора он покраснел жуткимилихорадочными пятнами.

Когда Зуля вошлав его кабинет, он копался в бумагах и не обратил на нее никакого внимания.Зуля, твердо решив не робеть, подошла к длинному полированному приставномустолу, выдвинула кресло из середины, церемонно уселась, стараясь не выдатьсвоего волнения слишком поспешными движениями, и уставилась на Барашкина.

Всё, что онсказал ей, слилось в ее памяти в огромный, вонючий, бесформенный и пульсирующийкомок, из которого Зуля могла вычленить только те обрывки, что зацепили еебольнее всего.

«Ваше дело борщиварить».

«Вы недостаточнокомпетентны, чтобы решать, что можно знать людям, а что - нет».

«Вы преступиличерту и будете наказаны».

«Я бы не ходилна вашем месте темными аллеями. Вдруг на вас гопники нападут?».

Единственное,чего Барашкин не учел: у Зульфии всегда был включен диктофон. И теперьЗаваркины слушали запись, поделив наушники на двоих.

- Это пустыеслова, - уверенно сказал Вася, дослушав до конца, - он лепечет чушь,рассчитанную на впечатлительных институток.

- Ваське в этомвопросе можно верить, - кивнула Анфиса, - ему постоянно угрожают.

Зуля удивиласьоблегчению, залившему солнечное сплетение. Почему-то она поверила Заваркиным тутже, не споря, и ее охватило теплое и уютное чувство безопасности. Даже еслигде-то бродит душегуб, посланный за ней, пока рядом Заваркины, он не сможет еедостать. Достаточно одного взгляда на широкие Васины плечи, обтянутые дорогойфутболкой, его серьгу в ухе и мощный мотоцикл, прислоненный к бетонному парапетуу входа в паб, чтобы понять – с этим типом лучше не связываться. А Анфиса?Похудевшая и осунувшаяся за этот год, рядом с братом она смотрелась тщедушной,но не безобидной. Сколько раз Зульфия сама пугалась ее злобного прищура ирешительных действий? Однажды она своими глазами видела поединок Анфисы скаким-то незадачливым «догхантером», который поймал пса на детской площадке.Зулину душу раздирало зрелище испуганных детских мордашек, которые только чтоиграли со знакомым добрым и ласковым дворовым псом и вот его уже тащат нажелезной петле на верную смерть. Ее почти убивала беспомощность родителей этихдетей, которые кричали, что это их собака: выросшая здесь, безвредная и любимаяих детьми. Зульфия страдала, но ничего не делала.

Анфиса Заваркинаникого не умоляла и не пыталась убедить. Она вырвала у дворника лопату, которойтот убирал снег, и тяжело и страшно обрушила ее на затылок «догхантера».Собака, юркая пегая дворняжка, вырвалась из петли и прижалась к детским ногам впоисках спасения. Анфиса вернула лопату ошалевшему дворнику, отряхнула руки ивелела всем убираться, прихватив с собой собаку.

Ее поступоктогда вызвал в Зульфие противоречивые чувства: возмущение нападением наслужащего «Б-благоустройства», выполняющего порученную ему работу, смешалось сумилением счастливыми детскими рожицами, обращенными к спасенному зверю. ТогдаЗуля решила для себя, что больше тронута, чем возмущена.

Сейчас она быласчастлива от того, что ей посчастливилось тогда наблюдать. То, насколько далекоее подруга может зайти, чтобы остановить несправедливость, вселяло в Зульфиюнадежду. Теперь ей казалось, что пленение той дворняжки было сущейнесправедливостью, приблизительно такой же, с какой сегодня обошлись с ней.

Зулявпоследствии много раз проходила через тот двор и однажды, наконец, увидела то,что хотела: пегая дворняжка гордо вышагивала на поводке и в ошейнике. Мальчик,который плакал горше всех в момент ее захвата, вышагивал по ту сторону поводка,неся мешочек и совочек для уборки какашек. Зульфия очень обрадоваласьоткрывшемуся ей зрелищу и мысленно поставила Заваркиной плюсик.

Зуля улыбнуласьвоспоминаниям и залпом допила свое пиво. Рядом с сильным духом и телом Васей ивзбалмошной Асей, умеющей здорово вооружаться подручными средствами, никакая полуночнаяшпана ей не страшна.

«Я хочу видетьвашего фотографа», - вдруг вспомнила Зульфия требование Барашкина.

«Она –внештатный фотограф», - ответила ему Зульфия тихо, но твердо, - «я могупередать ей ваше приглашение, но не могу обязать ее прийти».

«Она? Ей?» –Барашкин вздернул брови, - «вы ничего не путаете?»

По уговоруЗульфия не должна была упоминать Васю ни в коем случае. Он сказал, что его неинтересуют их глупые расследования, что он решился вломиться в губернаторскийдворик только из-за тяги к приключениям и чтобы помочь Аське сделать вменяемыефото, раз это для нее так важно. Сам того не ведая, своими действиями Васяподтвердил все то, что Анфиса, смеясь, поведала Зуле под сенью вековых дубов.Следуя этому уговору, под всеми без исключения фотографиями Зуля поставилаподпись – «Анфиса Заваркина».

- Кстати, как вытуда попали? – поинтересовалась Зуля, - и как, во имя Господа, вы оттудавыбрались?

- Нам Сонякалитку открыла, - засмеялась Анфиса, - она поджидала нас у ворот.  Засмеялась,меня увидев, спросила, почему я так коротко стригусь, и, не дождавшись ответа,убежала купаться.

- На нас никто ивнимания не обратил, - поведал Вася, обнажив в широкой улыбке крупные белыезубы, - гости уже были поддаты и вокруг них вились два придворных фотографа.Аська даже креветок успела наесться…

- А Васька успелнакокетничаться, - наябедничала Заваркина, - его дамочки облепили и давайпозировать…

Вася отвесилсестре легкий подзатыльник.

- Заваркины, вы– гении, - резюмировала Зуля. Алкоголь ударил ей в голову.

- Она, - сказалВася, закуривая, - я бы не смог так легко пробраться на закрытую вечеринку. А унее это в крови…

Анфисасамодовольно кивнула.

- Здесь тыдолжна была похвалить фотографии, - обиженно протянул Заваркин и ущипнул ее забок.

- Я усталаговорить тебе, что ты великолепен, - рассмеялась та, - отстань!

- Василий –по-гречески значит «царь», - пропел он, дернув ее за ухо, - вот и восхваляйменя, женщина!

Анфисарассмеялась и хлопнула его по коленке.

- Тывеликолепен, - похвалила Васю Зульфия.

Вася Заваркинкивнул точно так же, как его сестра: с легкой ухмылочкой победителя. Зульфияпосмотрела на них, будто впервые увидела. Ее раскаленный мозг вдруг пронзилоозарение: ей незнаком этот вид отношений.

Заваркины небыли родней по крови, но не были они и обычной парой, которых связывает секс,привычка, деньги или гормоны. Их отношения были иными: будто однажды внепролазной лесной чаще одно дерево выросло слишком близко к другому, и, чтобывыжить, им пришлось сцепиться корнями. Идут годы, но они лишь глубже врастаютдруг в друга, переплетаясь ветвями. Они вместе противостоят ураганам и свинцу впочве, что их питает. У них два ствола, но они – единый организм, живущий всимбиозе. Даже принадлежавшие к разным видам, они стали неуловимо похожи – неразберешь, какой листок с какого дерева упал. Кому, например, изначальнопринадлежала эта хитрая заваркинская ухмылка?

Зульфия вдругпоняла, что завидует. Ей никогда не встречались столь увлеченные друг другомлюди, да и сама она никогда не испытывала похожих чувств. От жалости к себе и  пережитогостресса – ведь ей, на минуточку, угрожал здоровый, злобный, почти всемогущиймужик – ей захотелось расплакаться.

- Я пойду,возьму еще пива, а то эту официантку не дождешься, - быстро сказала она,проглотив душившие ее рыдания. Чтобы Заваркины не успели ее остановить – галантныйВася ни за что бы не пустил ее добывать алкоголь самостоятельно – онаподскочила и ринулась вверх по лестнице.

В туалете напервом этаже она умыла покрасневшее лицо, и ей стало легче. На выходе онастолкнулась с высоким черноволосым мужчиной: он был в камуфляже – новом, нодовольно грязном – он извинился ей вслед с акцентом. Зульфия не обратила нанего никакого внимания и направилась к стойке.

В пабе былодовольно многолюдно: к вечеру «Медная голова» набивалась до предела. Ирландскийпаб был только что открывшейся диковинкой, жемчужиной среди злачных заведенийгорода Б.

- Позвольте васугостить, - вежливо осведомился голос за Зулиной спиной. По акценту онадогадалась, что это толкнувший ее молодой человек.

Если бы не этаудушливая зависть к чужим отношениям, не стресс и не внезапные слезы, Зуляникогда бы не позволила незнакомому человеку заплатить за ее выпивку. Она былаженщиной свободолюбивой и придерживалась современных взглядов в отношениимужчин –на свидании раздельный счет, домашнее хозяйство пополам иработа-работа-работа. Она чувствовала себя неловко даже тогда, когда ВасяЗаваркин, не обращая внимания на ее сопротивление, оплачивал ее выпивку илимороженое.

- Сегодня позволю,- сказала она, грустно кивнув. Мужчина махнул бармену.

Он был высок,строен и хорош собой. Его орлиный нос с легкой горбинкой выглядел благородно,черные глаза в обрамлении пушистых ресниц смотрели тепло и немногопокровительственно. Зуля глянула на его руки, когда он подавал пятисотрублевуюбумажку бармену: тонкие запястья, длинные пальцы с глубокими ямочками междусбитыми костяшками.

- Это коктейльназывается «Ирландская республиканская армия», - пояснил он, когда Зуля приняластакан у бармена. В стакане болтался сливочный ликер, кубики льда и соломинки. –ИРА часто называют «*ndefeated»,что значит «непобежденная». Я вижу, что вы расстроены какими-то неприятностями,поэтому и заказал его. Чтобы иметь возможность сказать: никому никогда непозволяйте себя сломить! К тому же у него приятный вкус…

Душа Зульфии наполниласьпризнательностью незнакомцу: он сказал именно то, что она хотела услышать. Справильной интонацией и в нужное время.

- Меня зовутЗульфия, - представилась она, будто сделала признание.

- Я – Георгиос,но друзья зовут меня просто Зузич, - сказал он, - это моя фамилия.

- Вы – грек? –поинтересовалась Зуля.

- Моя мать – гречанка,отец – русский, - улыбнулся он. Улыбка у него была теплая и как будто немноговиноватая. – А вы? Вы ведь с Кавказа?

- Как выдогадались? – поразилась она.

В Зульфие –обладательнице очень светлой кожи и русых волос  - никто никогда не признавалдагестанку, пока она не называла свое имя. Немного рисуясь, она произносила его,украшая неподражаемыми интонациями, которые культивировали в своей речи жителигорода Б – она намеренно фрикатизировала свою «г» и растягивала гласные.

- У вас чудесныйнос, - произнес Зузич с улыбкой, - очень благородный. Немного ужесточает вашелицо, но очень вам идет.

Зульфияпоразилась. Ей делали достаточно комплиментов: хвалили белую кожу, густыеволосы или пышную грудь, но никто никогда не говорил ей, что у нее красивый нос.

- Я, знаете ли,спец по носам, - засмеялся Зузич и тронул свою переносицу пальцем. Зуля тожезасмеялась и поняла, что снова краснеет: на этот раз не от обиды или гнева, аот смущения.

«Попала,старушка, под чары» - подумала она.

Зузич рассказал,что он – кинолог, дрессирует служебных собак и извинился за свой замаранныйнаряд, сказав, что приехал в паб прямо с работы, где ему пришлось валяться впыли с собакой по имени Фред. Овчарку выписали из Франции и она, к сожалению,понимала команды только по-французски. Зузич, как единственный человек вздешней полиции, знающий французский, взялся ее переучивать.

- Этопрактически невыполнимая задача, - смеялся он, - но я люблю трудности…

Он был умен,обаятелен и самое главное: он, так же как и Зуля, был увлечен своим делом. Ониобменялись телефонами, и Зузич, ничтоже сумняшеся, назначил их новую встречу назавтра.

- Вы ведь необижаете нашу подругу? – спросила подошедшая Заваркина. Вася маячил за ееспиной, навесив на лицо самое мрачное выражение.

- Ни в коемслучае, - снова рассмеялся Зузич, подняв руки, будто сдаваясь. Зуля судовольствием отметила, что внешность Анфисы не произвела на него никакоговпечатления, несмотря на ее глубокое декольте и очень низкие джинсы,подчеркивающие стройные ноги и круглый задик.

- Смотрите, -Заваркина вдруг стерла с лица вежливую улыбку и приблизилась вплотную к Зузичу,- если вы ее обидите, я вас убью.

Вася за ееспиной хрустнул запястьем, словно готовясь одним ударом свалить Зузича с ног.

Зуля в этомгновение вдруг подумала, что ее новый знакомый сейчас сбежит: до того былострашно Анфисино лицо. Но Зузич не спасовал. В миг став серьезным, он созначением кивнул. Заваркина бросила быструю улыбку Зульфие и скрылась с Васей втуалете.

Зуля хотела былоразозлиться за столь грубое вмешательство в личную жизнь и сказать Зузичучто-нибудь резкое про Анфису, но тот ее опередил. Он накрыл ее ладонь своей и теплопроизнес:

- Береги ее, -голос его был мягок и обволакивал измученную Зулину душу, - она – настоящийдруг.

Глава пятая.

- Привет,милашка. Ты почему дрыхнешь на закате?

Анфиса открылаглаза и увидела нависшую над ней улыбающуюся мордаху.

- Времяоплачивать франшизу, - пропела физиономия.

Под «оплатойфраншизы» подразумевались ежемесячные взносы, которые Вася и Анфиса платилисемейной паре из Муравейника за пользование их фамилией. Номинально, подокументам, они являлись их усыновителями: Анфиса выбрала чету Заваркиныхнаобум, ткнув пальцем в самую звучную фамилию в телефонной книге.

Заваркины жилиочень скромно, и тринадцатилетний Вася решил действовать прямо и нагло: онпредложил финансовую или любую другую помощь в обмен на их подпись вдокументах. Те подняли его на смех, но Вася и Анфиса не отступили: перспективабыть Петровыми или Сидоровыми, и оставаться ночевать в Доме каждую ночь их негрела. Заваркины сдались через полгода плотной осады – слежки из-за угла,внезапных появлений дома, уговоров, нытья и посулов. Немалую роль в принятиирешения сыграла их дочь, второклассница Алиса - прелестная девчушка, которая смладенчества была не в силах сдержать любопытства, и при каждом удобном случаепряталась у дверной щелочки, чтобы послушать, о чем говорят взрослые. Кактолько она поняла, что речь идет о перспективе обзавестись братом и сестрой,она, издав чудовищно громкий вопль, выскочила из своего укрытия и повисла уВаси на шее. Следующие два часа он провел с ней, играя в куклы.

- Подружись сней, это наш шанс, - шепнул он Анфисе.

На Россиюнапрыгнули девяностые годы, учинив неразбериху везде, в том числе и в системеусыновления. Всего лишь два раза Васе, Асе, Алисе и Заваркиным приходилосьизображать счастливую семью перед органами опеки. И только Алисе это удаваласьбез труда: она гипнотизировала служащих своими рассказами об их пикниках уозера и спасенных котятах, о том, как они хотят завести волнистых попугайчикови что Анфиса обещала научить ее готовить лазанью. Она называла ее «лизанья».

Усталые женщиныиз опеки коротко кивали и принимались задавать каверзные на их взгляд вопросы.

- Во сколько выложитесь спать? - спрашивала одна.

- А вы? –спрашивала у нее Анфиса в ответ, участливо улыбаясь и наклоняя голову набок.

- Какой твойлюбимый предмет в школе? – спрашивала «опека» у Васи.

- Химия иматематика, - бурчал он и смотрел на них исподлобья. Его глаза были постоянноприпухшими, а переносицу уже тогда перерезала морщина: он подрабатывал по ночами хронически не высыпался.

Чете Заваркиныхтолько и оставалось, что стоять молча, выпучив глаза. Их приводила в трепет таловкость и непоколебимая настойчивость, с которой эти тринадцатилетние детивгрызались в жизнь.

Заваркины былитихими и незаметными  людьми, а Алиса - их поздним ребенком. Не тем, которогождут, отчаиваясь после начала каждой менструации, а тем, который получилсяслучайно, когда его никто не хотел. Родители не справлялись с ней: им прощебыло запереть девчонку дома, чем приглядывать за ней на улице или учитьобщаться со сверстниками. Когда в ее жизни появились Вася и Анфиса, она была одичавшимволчонком, изголодавшимся по вниманию, любви и ласке, к тому сильно отставшим вразвитии. Ее новые фальшивые родственники взялись за нее с таким рвением, чтоскоро она нагнала и даже перегнала по успеваемости своих одноклассников.

Пытаясьподружиться с Алисой, Анфиса немного перестаралась: ее новоиспеченная младшаясестренка ходила за ней хвостом и изрядно доставала. Но Заваркина со временемпривыкла к ней, как привыкают пить кефир вместо ужина. В конце концов, Алиса небыла ни жадиной, ни забиякой: она охотно делилась своими косорылыми плюшевымизверятами, почти никогда не спорила и часто норовила уснуть, забравшись к нейна колени, особенно по время объяснения математики.

Вот и сейчас оназабралась в кровать к Анфисе и обняла ее.

- Привет,зайчик, - хрипло сказала Анфиса и погладила ее по голове, - как универ?

- Как нистранно, нормально, - откликнулась та, - начинаем первый самостоятельныйпроект.

- Молодцы, -Анфиса потянулась, - что это у тебя на лице?

Алисин рот былнарисован ярко-красным.

- Нравится? –спросила она с надеждой.

- Для дняслишком красочно, а так красиво, - сказала Анфиса, - свари мне кофе, а?

- Нина говорит,что я с этим цветом на клоуна похожа, - Алиса легко подскочила с кровати ипринялась шарить по ящичкам в поисках фильтров для кофеварки.

- Дура твояНина, - сказала Анфиса, - фильтров нет, свари в турке.

СтаршиеЗаваркины как-то быстро угасли: сначала от рака скончалась она, следом за нейушел и он. Умирая, он держал Анфису за руку.

- Не бросай ее,- попросил он, кивнув на Алиску, которая в углу давилась рыданиями, - онапропадет.

- Не брошу, -пообещала Анфиса и пожала ему руку.

- Ох, деточки, -сказал он, глядя на Васю, стоящего у окна, - если б мы знали, что вы нам такойопорой будете, ни минуты бы не сомневались. Спасибо вам, Вася, Анфиса…

Это были егопоследние слова.

Первое, чтосделал Вася после его похорон – оплатил Алисе очередной год в университете.После он поставил памятники на их могилы, и теперь они старались не поминатьЗаваркиных-старших без повода: чувствительная Алиса тут же принималась плакать.

- Я слышала утебя сегодня большой день, - Алиса многозначительно приподняла брови, - точнее,большая ночь.

- О да, -саркастично ответила Анфиса, - буду доказывать, что я не хлам.

- Ты не хлам, -Алиса кивнула для пущей убедительности.

Анфисаулыбнулась и уселась по-турецки на барной стойке.

- Почему тебявсе время тянет на верхотуру забраться? – спросила ее Алиса, - ты кошка?

- Почему ты всевремя бегаешь и хохочешь? – парировала Анфиса, - ты ведьма?

Алисаулыбнулась. Улыбка у нее была чудесная: жемчужные зубки, ямочки на щеках, алаяпомада, которая действительно ей очень шла.

- Тебе сэпиляцией помочь? – спросила Алиса, подавая ей тонкую фарфоровую чашку.

- Нет, выдираниеволос не вписывается в мой хитрый план, - улыбнулась Заваркина и отхлебнулаглоток кофе, крепкого и черного как смоль, - потому что как раз этого он отменя и ждет.

- Действительно,делать то, чего от тебя ждут – это отвратительно. И это не сарказм…

- Деньги,кстати, у Васьки, - вспомнила Анфиса. После смерти Алисиных родителей, они«подкармливали» ее, как и обещали. А она придумала им шутку про франшизу иназывала свою маленькую семью «Заваркины Инкорпорейтед».

- А сам Васькагде?

- Внизу. Делаетвид, что работает.

- Ладно, -улыбнулась Алиса, - удачи тебе!

Анфиса, неотрываясь от кофе, подняла вверх крепко сжатый кулак, на что Алиса засмеялась ивыпорхнула из квартиры.

Заваркина знала,что ее брат появится лишь тогда, когда ночь над городом станет плотной ичернильно-синей. Так оно и случилось: Вася робко замаячил в дверном проеме,когда на улице зажглись фонари.

Анфиса невключала свет. Она не сменила свой халат на что-то более сексуальное и даже неподумала нанести макияж.

- Мне, междупрочим, страшно, - сказал Вася. По голосу было слышно, что он улыбается.

- Иди сюда, -шепнула ему Анфиса.

- Что мы будемделать?

Анфиса снекоторой долей удивления разглядывала его: он медленно присел на краешеккровати и очень осторожно погладил ее по голой коленке.

- Мы будемзаниматься сексом, - заговорщицки прошептала Анфиса, - я думала, чтопредупредила тебя…

- Прекратииздеваться, - вспылил Вася, - к чему мне быть готовым? Огромные змеи? Мясные крюки?Жидкий латекс с трубочками для дыхания?

- Никакихфокусов, только чувства, - прошептала Анфиса, - ты же этого хотел?

Она потянула егоза руку и он, все еще нерешительный, позволил себя увлечь. Упав на спинупосреди их широкой кровати, она обвила его ногами и принялась гладить рукамиего мускулистую спину под футболкой, задирая ее все выше и выше, пока та,вывернутая наизнанку, не упала на пол. Ее рука легко справилась с молниейширинки, скользнула в джинсы и, нащупав его набухающий член, пробежалась понему кончиками пальцев. Он аккуратно стянул с себя стесняющие движения штаны илегко скользнул в нее. Анфиса изогнулась, тихонько застонала и прижала свою шеюк его губам.

- Ты такаянежная... - шепотом удивился он.

- Тебе все равноникто не поверит, - улыбнулась Анфиса и провела кончиком языка по его верхнейгубе.

Когда им былолет по десять, Вася часто засматривался на ее рот. Ему казалось, что однажды,когда он коснется его своими губами, земля под ними разверзнется и их проглотитземлетрясение. Почти так всё и произошло.

Тем летом Анфиседолжно было исполниться шестнадцать. Вася принес своим девчонкам свежую малину,купленную у какой-то бабульки и Алиска, никогда не отличавшаяся аккуратностью,немедленно перепачкала лицо, руки, платье и даже коленки. Но у Анфисы толькогубы были тронуты малиновым соком и выглядели будто покусанные. Вася тогда,повинуясь неведомому порыву, провел пальцем по ее верхней губе, притворяясь,будто хочет стереть эти ягодные следы. Анфиса робко посмотрела на него,испугавшись столь неожиданной близости, и Вася вдруг понял, что не сможетскрыть от нее свою эрекцию. И они, два смущенных подростка, стояли и смотрелидруг на друга, не зная, что предпринять. Первой решилась Анфиса: она сделалакрохотный шажок ему навстречу и, привстав на цыпочки, осторожно провелакончиком языка по его верхней губе.

Точь-в-точь каксейчас. В его голове будто взорвалась плотина, сдерживающая воспоминания: ивкус ее губ, и малиновый аромат, мельком пощекотавший ноздри, и хитрый взглядмаленькой женщины, впервые попробовавшей свои чары на мужчине. Воспоминаниязатопили ночную комнату, закрутили-завертели их тела в водовороте бесстыжихобразов, которые возникли в их маленьких мозгах во время первого взрослогопоцелуя.

- Ты помнишь? -спросил Вася. Он был и смущен, и растроган, и хотел ее так, как будто им сновабыло шестнадцать.

- Конечно, -выдохнула она.

В косой полоскеискусственного света, упавшей из окна на ее лицо, он разглядел ту, которуюлюбил больше жизни и ту, что так же любила его: шестнадцатилетнюю девчонку,запертую в теле взрослой женщины, прячущуюся за масками из страха бытьпойманной на слабости. Ее глаза впервые за долгое время не смотрели на негоравнодушно. В них не было ни похоти, ни дьявольского огонька, ни желаниядоминировать. Только чистое и незамутненное «я тебя люблю».

- Ты победила, -прошептал он и, не имея больше сил для отсрочки блаженства, задвигался быстрее,и быстрее, и быстрее. Анфиса хрипло закричала и впилась короткими ноготками вего упругие ягодицы. В момент, когда Васе начало казаться, что их тела вошли врезонанс, он, повинуюсь порыву, подхватил ее на руки и встал на колени накровати. Она издала протяжный стон и, расслабленная, стекла с его рук к егоногам. Его сперма оставила на ее теле блестящую полоску, которую никто из нихне заметил.

- Господи, какхорошо... - прошептала Анфиса.

- Почему мыраньше такого не делали? - поинтересовался Вася, обессилено падая рядом с ней.

Она улыбалась.

- Ладно, сдаюсь,- притворно вздохнул Вася, - ты меня любишь. Довольна?

- Ага, -рассмеялась Анфиса и забралась на него сверху.

- Ты теперьвсегда такая будешь? - поинтересовался Заваркин, пытаясь скрыть жалкую мольбу,которая слышалась в этой фразе.

- Нет. Завтраприму свой обычный угрюмый вид, так что спеши воспользоваться моментом.

Неловкокувыркнувшись, он опрокинул ее на спину и принялся целовать куда попало. Онасмеялась и гладила его по лысой голове, мощной спине и даже, расшалившись,шлепнула по попе. Вдруг Вася затих и прижал Анфису к себе что было сил. Обычнов таких ситуациях, уткнувшись ему в грудь и оставшись без доступа кислорода,она демонстративно крякала, как Дональд Дак, или принималась лупить по нему,как утопающий по воде. Но сейчас, этой волшебной ночью, она точно так жеприжалась к нему всем телом.

Этот рассвет онивстретили, не выпуская друг друга из объятий.

Глава шестая.

На этот разсекретарша разговаривала с ней вежливо и уважительно. В ее голосе не слышалосьни намека на требование «явиться», «предстать немедленно пред начальственнымиочами» или на «явка обязательна». Она назвала ее по имени-отчеству и ласковоспросила, не найдется ли у нее, Зульфии, минутка, чтобы заскочить проведатьвице-губернатора Барашкина, заведующего информационной политикой в регионе.

Зуля не знала, кчему готовиться. Скандальная статья давно отшумела свое, в Дубном дали воду,мир был восстановлен. Чего еще хотел от нее Барашкин?

Зульфия зашла вего прохладный кабинет, прошлась по ковру, укравшему звук ее шагов, выдвинулаиз-под приставного стола тот же стул, на котором сидела в прошлый раз,осторожно уселась и посмотрела на Барашкина. Тот сосредоточенно подписывалчернильным «Монбланом» какие-то документы.

- Добрый день, -поздоровалась Зульфия. Вице-губернатор поднял на нее насмешливый взгляд. Онизучал ее с минуту, после чего коротко кивнул.

- Вы, наверно,не догадываетесь, почему я вас позвал? – спросил он, зачем-то взмахнув своейдорогой ручкой.

- Нет, -призналась Зульфия, - но вы же мне объясните, правда?

- Правда, -сказал он бодро, снова взмахнув ручкой. С ее пера сорвалась чернильная капля и,пролетев довольно приличное расстояние, шмякнулась на стол перед Зульфией. Иона, и Барашкин проводили ее взглядом.

- Стол испорчен,- сказала Зульфия равнодушно. Внутри он была напряжена, сжата, как пружина вруках у часовщика.

- Это вы верноподметили, - вдруг развязно подмигнул ей вице-губернатор.

Он встал сосвоего кресла и, обойдя приставной стол с другой стороны, остановился напротивЗульфии.

- Представьте,что этот предмет меблировки, сделанный из редких пород дерева и отполированныйприходящей уборщицей – это город Б. А вы… Вы – чернила, - Барашкин ткнулпальцем в каплю и размазал ее. Зульфия прерывисто вздохнула: не зря он начал сметафоричного размазывания ее по столешнице.

- Так вот, -продолжал он, - если вам позволить летать там, где вам вздумается, вы испортитевесь стол и сведете на нет труд множества людей.

«Ах, вот оночто!», - подумала Зульфия. Метафора показалась ей неправдоподобной, и, есличестно, довольно глупой, но она благоразумно промолчала.

- Вы – чернила,- снова повторил он, - если перефразировать, то вы – «чернилы». Вы и ваш якобыфотограф Анфиса Заваркина. Вы очерняете и пачкаете наш город добра иблагополучия для собственной потехи…

Ехидные словарвались у Зульфии с языка. Ей хотелось напомнить, что не она потехи ради«обезводила» в самую жару целый поселок с живыми людьми. Не она давалаидиотские комментарии и не она присылала ничего не значащие отписки в ответ навполне вменяемые запросы. И не она сейчас врет и выкручивается, пытаясьпредставить все случившееся нелепостью, недоразумением, не стоящим внимания.

Но Зульфия нерешилась озвучить свои мысли. Она лишь повела бровью, давая знатьвсматривающемуся в ее лицо Барашкину, что ожидает продолжения.

- Я хочу, чтобывы работали на меня, - наконец выпалил он и замолчал. Зульфия поняла, что времяреагировать.

- Мне нужныподробности, - сказала она, пытаясь сгладить модуляции своего голоса и не датьпробиться негодованию. Она догадывалась, что если отказаться тут же, «не отходяот кассы», да еще и присовокупить несколько крепких словечек, то вице-губернатор,как выражается Заваркина, сотрет ее в порошочек.

Барашкин, будтопоняв, что компромисс возможен, вернулся в свое кресло и расслабился.

- Городвыпускает газету под названием «Благая весть», - начал он, - ничего особенного,очередной листок с городскими новостями. Я хочу, чтобы вы взяли ее под своекрыло и, как исключительно чуткий руководитель, превратили ее в нечто стоящее.Не буду скрывать: задача сложная. В штате предусмотрено всего две ставки: вас,редактора и начальника, и одного журналиста. Временами к вам на практику будетнаправляться интерн, выпускник журфака, которого вы сможете обучить всемпремудростям профессии. Я считаю, что для вас «Благая весть» - это шансраскрыть все свои таланты: и как руководителя, и как педагога, и какжурналиста.

Вице-губернаторсделал паузу и Зульфия поняла: Барашкин пытался играть на ее тщеславии ижелании блеснуть и выделиться из местной серой журналисткой братии, скучной какподложка под замороженной курицей. И она с удивлением обнаружила, что не прочьпринять этот вызов. К тому же, владелец «Причудливых новостей», который поимелнемало проблем из-за ее самодеятельности, дал ей понять, что рано или поздноукажет ей на дверь. Причем, скорее, рано, чем поздно.

- Но у меня естьусловие, - голос Барашкина стал вкрадчивым, - вы возьмете на ставку журналистаопределенного человека.

«Ага!» -возликовала та часть Зульфии, что была помешана на конспирологии, -«соглядатай!».

- Это не то, очем вы подумали, - Барашкин будто прочитал ее мысли, - я хочу, чтобы вы взялина работу вашего фотографа Анфису Заваркину. Нельзя дать пропасть такомуталанту.

Барашкинулыбался, а Зульфия опешила. Не потому, что не хотела работать с Анфисой, апотому что не ожидала такого поворота. Да, фотографии были замечательные, ноэто не повод делать из Заваркиной журналиста.

- Мне нужновремя, - сказала она. Барашкин встал и застегнул пуговицу на пиджаке, даваяпонять, что не против окончания аудиенции. Он подошел к поднявшейся со стула Зульфиеи протянул ей руку.

- Не тяните сответом, - он снова развязно подмигнул ей. Зульфия, пожала протянутую влажнуюкисть, и, борясь с желанием немедленно вытереть руку об джинсы, вышла изкабинета, коротко кивнув на прощание.

В голове у нее взалихватском танце кружились вопросы. Зачем ему понадобилась Заваркина? Сколькоей будут платить? Ждут ли от нее каких-то особенных материалов? Или от неетребуется только сидеть, клепать дурацкие статейки и помалкивать? Стоит ли ейсогласиться на непыльную и легкую работенку, презрев свои стремления выраститьна плодородной почве города Б настоящую журналистику?

Она не моглапосоветоваться с Анфисой или Васей. Зульфие казалось, что лучше всего будетоставить ее будущее соглашение с вице-губернатором втайне от обоих. И, не найдядругого выхода, подавив стеснение, она набрала «эсэмэску» Зузичу, попросив овстрече. Она написала, что хочет попросить у него совета в одном важномвопросе, и тот с радостью согласился, написав, что заедет за ней после работы.

Зульфия отметилапро себя, что ответная «эсэмэска» пришла почти сразу же. Он ждал ее звонка? Иличатился с другими женщинами, когда пришло ее сообщение? В ее голове сновазавертелись вопросы, но она решительно отставила их в сторону: на этот раз онане будет ничего портить беспочвенными подозрениями и прочими женскимислабостями. Все ведь так хорошо…

Зульфия сновавернулась к решению, которое ей предстояло принять, и почувствовала какое-тостранное веселье. Несмотря на кучу вопросов без ответа, глухое презрение кБарашкину, негодование за попытку свалить на нее вину за случившееся в Дубном ипрочие вещи, которые портили ей жизнь, она, Зульфия, все-таки блеснула.

Так или иначе,она заявила о себе.

***

- Очевидно, она,как редактор, умеет управлять Заваркиной, - предположил Барашкин.

Федор ГавриловичКравченко зашел к нему в кабинет под конец рабочего дня. Вице-губернатор понял,что если начальник отложил все дела и погнал свою английскую машину в такуюжару из пригорода, то разговор предстоит серьезный.

Но губернаторбыл настроен благожелательно. Ему уже успели доложить, что история с Дубнымбольше не повториться, что «чернилы» обезврежены (Барашкину очень понравилосьиграть словами) и что никто больше не вторгнется в его частные владения безособого на то разрешения и не заговорит с его дочерью. Последнее Кравченкоподчеркнул особо.

- Я понимаюжелание этих падальщиков нарыть как можно больше свежих трупов… - говорил онзадумчиво.

- Хуже всего,что они и старыми не побрезгуют, - позволил себе вклиниться Барашкин. Отвластного гласа, которым он разговаривал с Зульфией, не осталось и следа: сейчасон был сущий мед.

- Поэтому нельзядопустить, чтобы эти …хм… люди считали, что они могут просто так посидеть намоем заборе и поболтать с моей дочерью.

Барашкин понимающекивнул.

- Ты знаешь, уменя охрана, - вдруг сказал он по-свойски, - и новейшая система видеонаблюдения.В мой дом нельзя попасть просто так. А если уж попал, то из него не выйдешь.Как эта девка пролезла внутрь? Где нашла брешь? Ее провели нанятые официанты?Или ведущий? Она подделала приглашение? Как?  И как она, черт ее подери,убедила моих гостей весь вечер ей позировать?

В голове угубернатора Кравченко, похоже, тоже безостановочно крутилась карусель из вопросов.

- Я не думаю,что вам следует беспокоиться, - Барашкин предпринял попытку успокоитьначальника, - как она просочилась, мы обязательно выясним. И я уверен, что вашаСоня – умная девочка, которая знает, что общаться с людьми за заборомнебезопасно. Я думаю, она понимает, что вы действуете в ее интересах.

- Ей всегодесять, - губернатор встал и прошелся по кабинету, разглядывая книжные полки.Барашкин понял, что переборщил с похвальбой.

Кравченкообернулся к нему.

- Ты знаешь, мойБоливар выдохся и больше не выдержит не то, что двоих… Он уже себя не видит.Опух от сладкой жизни. Похоже, подсел на героин.

Барашкин несразу понял, кого именно имеет в виду начальник. Через тридцать секунднапряженных раздумий до него дошло: губернаторский негласный «придворный»хроникер, немного пишущий фотограф Спотыкайло, публикующий под псевдонимомвыгодные для Кравченко разоблачения. Похоже, его работа начала сбоить.

- Я хочуЗаваркину, - заявил он тоном, не терпящим возражений, - она пронырливая сука иее в городе еще никто не знает. Она идеальна для этой работы. К тому же, онахороша собой, что будет выгодно для ее безопасности. Красивых женщин редкозабивают черенками от лопат, какую бы чушь они не писали. Как там звали того…?Что пострадал от огородников, помнишь? Написал, что они сами виноваты в том,что у них участки отобрали, мол, нечего было документы подмахивать, не глядя…

Но Барашкин непомнил: он не занимался воспитанием этой череды великовозрастных бездельников ине трудился запоминать их имена. Федор Гаврилович сам подсаживал их на крючок –в основном, это были деньги, но иногда приходилось прибегать и к шантажу – иселил их в квартире, оформленной на его дочь. Он говорил им, что и про когописать, где и на что фотографировать и как слепить сенсацию из преподнесеннойинформации.

Барашкин большуючасть времени был уверен, что губернатору нет нужды самому заниматься подобнымимелочами. По гулким коридорам здания администрации города Б ходил осторожныйслух, что Кравченко получает удовольствие от садистской игры в шахматы с людьмии пестует свой синдром Бога, а его карманный журналист – его пешка, дошедшая допротивоположного края доски, его названный ферзь, его тайное оружие, которое,отслужив свое, идет на переплавку в червонцы. Барашкин пресекал этотбесполезный треп: то, что его начальник делает с этими креаклами, казалось емуневинной забавой, к тому же очень удобной и приносящей пользу. Если ему нравитсязаниматься этим самостоятельно и у него хватает на это времени, то *hy not?

Но иногда, когдаему приходилось отчитывать очередного неподконтрольного писаку за накаляканное,ему казалось, что Кравченко ему попросту не доверяет.

Всех, дажесильных мира сего, иногда одолевают вопросы без ответа.

Глава седьмая.

Анфиса смазохистским упорством пыталась вспомнить свою вчерашнюю апатию послеамфетамина. Она напоминала сиесту для мозга: приятная пустота, будто бредешьутром после классной вечеринки по лужку с лютиками, уставшая, но без тошноты иголовной боли.

«Ничего этогобольше не будет», - эта мысль стучала ей настырным молоточком в левый висок, -«в ближайшие два года точно». Сейчас все ее сознание заполняла невнятнаясубстанция, состоящая из могучего аромата антисептика, фекалий и пригоревшеймолочной каши.

Она посмотрелапо сторонам, на всех этих тупых и счастливых беременных самок, и вдруг ей показалось,что внутри у них копошатся черви, а не дети.

- Неудивительно,- пробурчала она себе под нос, - сырая рыба нынче в моде.

Она встала сбольничной скамейки и побрела к выходу. Ее провожали сочувственные взгляды.Старая санитарка даже покачала головой и цокнула языком.

- Бедная, - тихосказала она, - наверно, ребеночка потеряла…

Анфиса непомнила, как добралась домой.

За барнойстойкой Вася и Зуля учили Алису играть в покер.

- Что такое этиваши блайнды? - вопрошала она, - привет, Аська.

- Привет, -помахала ей Зульфия.

Вася,единственный во всем мире, кто всегда мог верно истолковать выражение ее лица,тревожно замолчал и выпустил карты из рук.

Анфиса скинула ссебя туфли и куртку прямо на пол. Хорошо, что все они здесь: есть вероятность,что Вася оставит ее в живых.

- Я беременна исобираюсь рожать, - сообщила Заваркина тускло, ни к кому не обращаясь, - еслиты заставишь меня делать аборт, я покончу с собой. Я не шучу.

Проговорив этислова, Анфиса прошла к кровати и упала на нее плашмя. Она накрыла подушкой ухо,чтобы не слышать их разговоры, и отключила сознание.

Она решилаоставить ребенка. Несмотря на недоумение, которое вызывали у нее дети,Заваркину всегда очаровывали рассказы об эмоциях, которые обуревают молодыхмамаш. Все эти «чтобы ощутить, надо родить» интриговали ее донельзя: ейхотелось уж если не испытать эти чувства, то хотя бы понять их. К тому же, пожилаядокторша и перепуганная ее истерикой медсестричка пообещали ей здорового и крепкогомладенца.

Следующие паручасов Анфису никто не тревожил, и ей даже удалось задремать. Но когдаспасительная подушка сползла с ее уха, голоса ворвались в ее сознание изаставили прислушиваться сквозь сон.

- Это оченьмаленький город, - сказала Зульфия, - ты все правильно делаешь.

- Мнепонадобится твоя помощь, - сказал Вася. Его голос звучал глухо.

- Только ненавешивай на меня ничего сверх моих возможностей, - забеспокоилась Зуля, ноосеклась, - конечно, я о ней позабочусь…

Анфисараздраженно зашевелилась. Ей не хотелось, чтобы какие-то решения относительноее персоны принимались без ее участия.

- Я пойду, -засуетилась Зульфия, заметив ее телодвижения.

Анфиса выползлаиз кровати, только когда за ней захлопнулась дверь. Вася был полностью одет исобирал свои пожитки в большую дорожную сумку.

- Нам придетсяотсюда уехать, - он, не глядя на нее, отодвинул зеркальную дверцу шкафа и сгреботтуда стопку футболок. Они глухо шмякнулись на дно сумки. - Я устроюсь нановом месте и заберу тебя.  Из моего бизнеса, как ты понимаешь, просто так несоскочишь, поэтому придется устроить маленький спектакль. С кульминациейгде-нибудь в феврале. Зульфия о тебе позаботится.

- Кульминация вфеврале, но уезжаешь ты прямо сейчас? – раздраженно уточнила Анфиса, устраиваясьна барном стуле и тщетно пытаясь поймать его взгляд.

- Да, уехать мненужно прямо сейчас, - произнес он, сфокусировав взгляд на ламинатной пластинкеу себя под ногами.

- Посмотри наменя! – вдруг заорала Анфиса.

Вася поднял нанее взгляд, и она оторопела. В его глазах цвета агата плескался страх, и этот  жуткийвзгляд превращал его лицо в посмертную маску. Она видела его таким лишьоднажды: когда он нашел ее избитой, с раскроенным черепом и изуродованнымлицом, лежащую в луже крови в пустой классной комнате в Доме. Этот ужас на его лице,который она выхватила краешком затухающего сознания, отпечатался в немнавсегда.

Вася Заваркинбыл на грани нервного срыва.

Он не хочетиметь детей. Более того, он считает, что им нельзя иметь детей. Заваркиныникогда не видели, какой должна быть нормальная семья, в которой ребеноквырастет психически здоровым человеком и адекватным членом общества с правом насчастье. Стало быть, родители из них получатся чуть похуже, чем из кукушки имертвого богомола.

«Обожаю ставитьлюдей в безвыходное положение», - вдруг вспомнила Анфиса свои слова.

Она сползла сбарного стула, подошла к нему и крепко обняла. Он положил голову на ее плечо, инемного поколебавшись, пристроил руку на низ ее живота. Они простояли так всегонесколько секунд, после чего Вася, отшвырнув сумку, выскользнул из объятий ивылетел прочь из квартиры.

Анфиса поняла,что не сможет спокойно наблюдать его сборы, а он не сможет спокойно собираться,пока она за ним наблюдает. Она вытащила из сумки мобильник и набрала Зульфию.Та ответила сразу же.

- Ты ведьнедалеко ушла?

Когда Анфисавышла из подъезда, Зульфия сидела на лавочке и курила. Было заметно, что онасгорает от любопытства.

- Нерасспрашивай, - улыбнулась Анфиса, - мне нужно отвлечься. Лучше расскажи мне,зачем Барашкин тебя снова вызывал? Чтоб опять гадостей наговорить?

- Ты знаешь,нет, - ответила Зульфия, - он плел, что понимает мои мотивы и все такое прочее…«Чернилой» меня обозвал. И тебя тоже…

- А вообще этозабавно – мелких людишек спасать, - заметила Заваркина, пропустив мимо ушейсвое новое прозвище.

- Мне ненравится словосочетание «мелкие людишки», - скривилась Зульфия.

- Оно отражаетсуть, - просто ответила Анфиса, - мы – мелкая мошкара, и наши проблемы никогоне волнуют. Единственное, что мы можем делать – это летать вокруг и больнокусаться.

- Как ты с такимнастроем будешь ребенка воспитывать? – съехидничала Зульфия, но тут жеприкусила язык: ей вдруг показалось, что она перегнула палку.

- Сына, -улыбнулась Анфиса и непривычным для нее жестом потрогала живот, - у меня будетмальчик. Я его Васей назову. Будет у нас такое семейное имя.

Они вывернули настарейшую улицу города Б и замедлили шаг.

- У нас сЗузичем все серьезно, - нашла Зуля безобидную тему, - я, наверно, замуж выйду.

- Здорово, -тускло откликнулась Заваркина, - будешь Зуля Зузич.

Онипереглянулись и вдруг расхохотались. Выдавливая из себя напряженность последнихдней через смех, они хватались за бока, стучали кулаками по бедрам и повторялина разные лады магическое сочетание трех букв «з».

- Зуля Зузич -это очень смешно, - сказала новоиспеченная невеста, нахохотавшись до бессилия.

- Это красиво, -сказала Заваркина, улыбаясь, - но я буду тебя подкалывать…

- Подкалывай,жалко мне, что ли? – Зуля согласилась бы сейчас на все что угодно, лишь быЗаваркина не переставала улыбаться.

Они помолчали. Заваркинавзяла Зулю под руку.

- Ты Васькепообещала обо мне заботиться, - напомнила Анфиса, - как ты это делать-тособираешься? Домой меня к себе заберешь?

- На работу, -улыбнулась Зуля.

- Я буду жить втвоем ужасном офисе?

- Нет, -ответила Зульфия, - я не знаю, где ты будешь жить. Подумаем об этом после. Но уменя есть к тебе деловое предложение: тихая, непыльная работенка в газете«Благая весть», оклад приличный, я – редактор, ты - журналист. Можем иногда надосуге спасать мир.

Заваркинаненадолго задумалась.

- Идет, -согласилась она. Госпожа Редактор просияла.

- Я есть хочу, -призналась вдруг она, глядя на универмаг: здание из стекла и бетона, у подножиякоторого кафе раскинули свои летние террасы.

Но Анфисасмотрела в другую сторону: ее внимание привлекли высокие кованые ворота,украшенные гербом – львом с факелом в лапе.

- Я здесьучилась, - поведала она Зульфие, ткнув в трехэтажное здание из красного кирпичаи обнимающий его парк.

- Что это?

- Школа СвятогоИосаафа, - пояснила Заваркина, - надо будет разведать, что сейчас нужно длятого, чтобы туда попасть.

Пока онирассматривали фасад, из школьных ворот выплыла семья. Женщина решительновышагивала впереди, отбивая четкий ритм высокими каблуками. За ней шел высокий рыжеволосыймужчина и тащил за руку мальчика лет десяти. У мальчика были точно такие же огненно-рыжиеволосы, как у отца, и он плелся нога за ногу, то и дело спотыкаясь и пинаямелкие камешки.

Семья прошламимо Анфисы и Зули, не обратив на них никакого внимания. И только мальчикподнял голову и с интересом посмотрел на Заваркину огромными зелеными глазами. Таприветливо махнула засмотревшемуся отроку, отчего он смущенно покраснел и вочередной раз споткнулся. Всю дорогу от кованых ворот до машины, мальчикоглядывался на Анфису, словно на русалку, вдруг выпрыгнувшую из моря на палубуего яхты: со смесью восторга и испуга.

- Смотри, тымальчонку поразила в самое сердце, - заметила Зульфия.

- Ты знаешь, ктоэто? – спросила Анфиса, глядя, как семья садится в машину. Самый младший еечлен был помещен на заднее сиденье, и тут же уставился в окно на Заваркину.

- Не знаю, -призналась Зульфия, - кто?

- Есть у менякое-какие документы, - начала Анфиса, задумчиво глядя вслед отчалившемуавтомобилю, - на первый обывательский взгляд никакой ценности непредставляющие. Я вот думаю, не пересмотреть ли мне их еще разок? Я же не одинучебник по юриспруденции и всяким разным правам проштудировала.

- А эти-то,рыжие, кто? – не поняла Зульфия.

- Господин Борязи его семья, занимаются нефтью, - ответила Заваркина, повернувшись к подруге, -пацан, кстати, симпатичным вырастет.

Зульфияпонимающе кивнула, хотя ничего не поняла. По правде говоря, кто такие этиБорязы и как они относятся к чтению каких-то документов – все это не заботилоЗульфию. Ее волновал только запах мяса, жареного на углях, который вытекал изтурецкого кафе, гладил ее обонятельные рецепторы и звал за собой.

- Ну, пошли жепоедим, - заныла Зуля, - ты же беременна, тебе надо есть.

- Ох, ну пошли,- сдалась Заваркина, - умеешь же ты клянчить…

Они повернулисьспиной к школе Святого Иосаафа и обратили свои стопы в светлое будущее.

Когда Заваркинавернулась домой, Васи уже не было. Осталась только недокуренная сигарета впепельнице, стакан с недопитым виски и свитер, забытый на дальней полке вшкафу. Анфиса достала его и, усевшись по-турецки на полу, надела на себя, хотяза окном цвел душный августовский вечер. Она вдохнула едва уловимый запах еголосьона после бритья и прислонилась к зеркальной дверце. Из ее груди вырвалсявздох.

Первую Анфисину истерику,ту, которой она напугала гинекологов, вызвал страх: отупляющий и обжигающий, ноне животный, а самый что ни на есть человеческий. Страх перед очереднымжизненным поворотом, который она не сумела предсказать и в который будет оченьсложно вписаться. Она хотела носить красивые туфли, лихо ездить на мотоцикле,вцепившись в мощную спину брата, закидываться легкими наркотиками и загоратьголой на крыше. Ей хотелось беззаботности, крупицы которой они еле донесли доэтого лета.

Ася безумноустала от Васи.

Он заботился оней с трехлетнего возраста - сначала как брат, потом как муж - хотя ему самомубыло немногим больше. Это был внушительный срок, больше двадцати лет, и теперьего душевные силы были на исходе. Вася часто срывался, уходил в неизвестномнаправлении, возвращался с окровавленным лицом и разбитыми костяшками. Анфиса вего отсутствие мучила себя, воображая, как он, вооруженный, невменяемый, бродитпо улицам, ища неприятностей, а над его лысой головой развевается разорванныйплакат «Город Б – город Добра и Благополучия™».

Ася теперь быладля Васи источником жизненной силы. Боясь потерять единственное, что держит егона ногах, он не давал ей вздохнуть, ни самой напитаться энергией. Анфиса незнала, где достать новые впечатления и темы для разговоров, она не знала, какзавести новое знакомство так, чтобы впоследствии не подвергнуться егобезжалостным пыткам: и эмоциональным, и физическим. Он, стараясь получить отнее всё больше и больше, перешел к откровенному садизму, а она подсела нафаст-фуд и наркотики. Она боялась мрака его измученной души, а он, полностьюопустошенный к двадцати пяти годам, уничтожал ее, выжимая из нее последниежизненные соки. Они оба были не в восторге от своей жизни.

Маленький Васяспас свою мать от своего отца. Беременность Анфисы бросила Васе-старшему очереднойвызов, но спасительная хитрость была в том, что преодоление требовало от негоминимальных эмоциональных затрат. Не зря же говорят: отец становится отцомтолько тогда, когда с ребенком уже можно погонять мячик. Вася, не отрываясь отсвоей задачи, сможет отдохнуть от забот об Асе, а Ася отдохнет от издевательствВаси.

И в отличие отбрата, Заваркина точно знала, что шанс стать нормальными родителями у них есть.И неплохой.

Проветривая головус Зульфией, она развлекалась внутренним диалогом-спором с самой собой.Перво-наперво, она задала себе вопрос: что именно отличает ее от обычнойженщины? Чем таким особенным она сможет испортить жизнь своему сыну? ЧастьАнфисы, которую она нарекла «истцом», стремясь найти ответ на вопрос, воображалаеще нерожденного Василия в разных жизненных ситуациях.

Вот, например,он, маленький и беззащитный, рыдает за дверью, а она, его мать, ничем не можетему помочь.

В ответ на это Анфиса-ответчиксамоуверенно и пренебрежительно фыркнула. Она в любом случае найдет, чтосказать и чем поддержать. А если не найдет, то исправит все неполадки в егожизни исподтишка. Она знала человеческую натуру, как никто другой: безошибочноугадывала слабые места и никогда не стеснялась на них нажимать. Заваркина ловкоманипулировала людьми и собиралась приложить максимум усилий в этомнаправлении, дабы обеспечить сыну комфорт и легкость бытия.

Анфиса-истецвывела с ее сознание следующую ситуацию, прямо противоположную предыдущей. Вотее сын, белобрысый и жизнерадостный Васенька, раскрасневшийся от любопытства,выкалывает глаза живой кошке. С леденящей душу деловитостью и убивающим надеждуравнодушием. Так, как однажды это сделал его отец.

Анфиса-ответчикравнодушно рассмотрела эту ситуацию со всех сторон. Надо будет сразу объяснитьмалышу главный закон, по которому существует этот мир: если не хочешь нарушитьравновесие и пострадать сам – не причиняй страдания невинным. Страдать должныте, кто виновен, причем те, кто причинил вред непосредственно тебе и твоимблизким.

А как насчетвопроса всех вопросов: как быть с твоей бесчувственностью, Анфиса Заваркина?

«Может, я ничегоне чувствую, но я «понимаю». Я различаю едва уловимые оттенки эмоций, можетбыть, даже лучше, чем те, кого они поглощают целиком», - рассуждала она, глядякак Зульфия вгрызается в мясо, - «я могу нацепить любую маску, я могу сыгратьлюбую роль. Я уже играю много лет: жену, сестру, подругу, любовницу, женщину. Ясмогу сыграть еще и мать: подумаешь, одной ролью больше. Моя бесчувственность –мой козырь, мой щит, непробиваемая защита от беспочвенных беспокойств о сопляхне того цвета или о девочке, в которую он влюбится в пятнадцать лет».

К тому моменту,когда Зульфия довела ее до дома, Анфисе уже успела развеять все сомнения: онапоступила правильно, решив оставить ребенка. Причем решив втихаря, без участияВаси, просто поставив его перед фактом. Если бы он учуял даже слабый запашок сомнения,он не оставил бы Анфисе ни единого шанса на сопротивление: заставил бы вынуть ивыбросить в корзину с медицинскими отходами плод той безумной чувственной ночи.Потому что его источник должен быть только его, а не принадлежать ревущемупачкуну пеленок.

Они остались бывместе и довели бы друг друга до самоубийства.

«Теперь всёбудет по-другому». Повторяя эту фразу, Анфиса чувствовала облегчение.

Ей подумалось,что в этот момент было бы правильно всплакнуть. Но она не могла. Не умела. Вместоэтого она взялась за рассмотрение последней, самой тревожной из гипотетическихситуаций, которая к Анфисиной радости не была связана ни с ее социопатией, ни сее покореженным детдомом детством. Это были обычные вопросы, которые хотя быраз в жизни обязательно задает себе каждый родитель.

Что, еслиоднажды, вдруг случится так, что ее сын останется без нее?

Вспомнит ли еемаленький Вася?

Найдутся лилюди, которые расскажут ему о его матери?

Кто будет этимчеловеком? Зульфия? Выдержит ли их дружба испытание временем и совместнойработой? Не рассорятся ли они, такие взбалмошные, непримиримые и непохожие,из-за какого-нибудь пустяка? Вася? Вася точно предпочтет молчать. Но кто тогда?Алиса? Она сможет. Если не забудет.

Той жаркойлетней ночью, сидя на полу своей съемной студии в свитере и дрожа всем телом,Анфиса Заваркина просила только об одном.

«Пожалуйста,пусть найдется человек, который сможет рассказать обо мне моему сыну».

Эпилог. Спустя пятнадцать лет.

Софья Кравченко 12.06.2019

Здравствуйте,Василий! Вы, верно, ломаете голову над тем, кто я…

Василий Заваркин 12.06.2019

Да!!!Уснуть не могу более трех недель

Софья Кравченко 12.06.2019

Непреувеличивайте, я только сегодня тут зарегилась)

Василий Заваркин 12.06.2019

Оу

Софья Кравченко 12.06.2019

Я - подругавашей матери, и вы наверняка помните меня.

В нашем свами общем прошлом есть одна чернильная бомба

И один Бална Хэллоуин.

Помните?

Мне есть,что вам рассказать об Анфисе.

Я прошувас. Нам нужно встретиться.

Причем,срочно!

Василий Заваркин 12.06.2019

Я не хочуее обсуждать. Тем более с Вами. Моя мать умерла

Софья Кравченко 12.06.2019

Не будьтетак уверены…