1928 г.
Камень
«Звук осторожный и глухой…»
- Звук осторожный и глухой
 - Плода, сорвавшегося с древа,
 - Среди немолчного напева
 - Глубокой тишины лесной…
 
1908
«Сусальным золотом горят…»
- Сусальным золотом горят
 - В лесах рождественские елки;
 - В кустах игрушечные волки
 - Глазами страшными глядят.
 
- О, вещая моя печаль,
 - О, тихая моя свобода
 - И неживого небосвода
 - Всегда смеющийся хрусталь!
 
1908
«Только детские книги читать…»
- Только детские книги читать,
 - Только детские думы лелеять,
 - Всё большое далёко развеять,
 - Из глубокой печали восстать.
 
- Я от жизни смертельно устал,
 - Ничего от нее не приемлю,
 - Но люблю мою бедную землю,
 - Оттого, что иной не видал.
 
- Я качался в далеком саду,
 - На простой деревянной качели,
 - И высокие темные ели
 - Вспоминаю в туманном бреду.
 
1908
- Нежнее нежного
 - Лицо твое,
 - Белее белого
 - Твоя рука,
 - От мира целого
 - Ты далека,
 - И вcе твое —
 - От неизбежного.
 
- От неизбежного
 - Твоя печаль,
 - И пальцы рук
 - Неостывающих,
 - И тихий звук
 - Неунывающих
 - Речей,
 - И даль
 - Твоих очей.
 
1909
- На бледно-голубой эмали,
 - Какая мыслима в апреле,
 - Березы ветви поднимали
 - И незаметно вечерели.
 
- Узор отточенный и мелкий,
 - Застыла тоненькая сетка,
 - Как на фарфоровой тарелке
 - Рисунок, вычерченный метко, —
 
- Когда его художник милый
 - Выводит на стеклянной тверди,
 - В сознании минутной силы,
 - В забвении печальной смерти.
 
1909
«Есть целомудренные чары…»
- Есть целомудренные чары —
 - Высокий лад, глубокий мир,
 - Далёко от эфирных лир
 - Мной установленные лары.
 
- У тщательно обмытых ниш
 - В часы внимательных закатов
 - Я слушаю моих пенатов
 - Всегда восторженную тишь.
 
- Какой игрушечный удел,
 - Какие робкие законы
 - Приказывает торс точеный
 - И холод этих хрупких тел!
 
- Иных богов не надо славить:
 - Они как равные с тобой!
 - И, осторожною рукой,
 - Позволено их переставить.
 
1909
«Дано мне тело – что мне делать с ним…»
- Дано мне тело – что мне делать с ним,
 - Таким единым и таким моим?
 
- За радость тихую дышать и жить
 - Кого, скажите, мне благодарить?
 
- Я и садовник, я же и цветок,
 - В темнице мира я не одинок.
 
- На стекла вечности уже легло
 - Мое дыхание, мое тепло.
 
- Запечатлеется на нем узор,
 - Неузнаваемый с недавних пор.
 
- Пускай мгновения стекает муть —
 - Узора милого не зачеркнуть.
 
1909
«Невыразимая печаль…»
- Невыразимая печаль
 - Открыла два огромных глаза,
 - Цветочная проснулась ваза
 - И выплеснула свой хрусталь.
 
- Вся комната напоена
 - Истомой – сладкое лекарство!
 - Такое маленькое царство
 - Так много поглотило сна.
 
- Немного красного вина,
 - Немного солнечного мая —
 - И, тоненький бисквит ломая,
 - Тончайших пальцев белизна.
 
<1909>
«На перламутровый челнок…»
- На перламутровый челнок
 - Натягивая шелка нити,
 - О, пальцы гибкие, начните
 - Очаровательный урок!
 
- Приливы и отливы рук —
 - Однообразные движенья,
 - Ты заклинаешь, без сомненья,
 - Какой-то солнечный испуг, —
 
- Когда широкая ладонь,
 - Как раковина, пламенея,
 - То гаснет, к теням тяготея,
 - То в розовый уйдет огонь!
 
<1911>
«Ни о чем не нужно говорить…»
- Ни о чем не нужно говорить,
 - Ничему не следует учить,
 - И печальна так и хороша
 - Темная звериная душа:
 
- Ничему не хочет научить,
 - Не умеет вовсе говорить
 - И плывет дельфином молодым
 - По седым пучинам мировым.
 
1909
«Когда удар с ударами встречается…»
- Когда удар с ударами встречается,
 - И надо мною роковой,
 - Неутомимый маятник качается
 - И хочет быть моей судьбой,
 
- Торопится, и грубо остановится,
 - И упадет веретено;
 - И невозможно встретиться, условиться,
 - И уклониться не дано.
 
- Узоры острые переплетаются,
 - И всё быстрее и быстрей
 - Отравленные дротики взвиваются
 - В руках отважных дикарей…
 
1910
«Медлительнее снежный улей…»
- Медлительнее снежный улей,
 - Прозрачнее окна хрусталь,
 - И бирюзовая вуаль
 - Небрежно брошена на стуле.
 
- Ткань, опьяненная собой,
 - Изнеженная лаской света,
 - Она испытывает лето,
 - Как бы не тронута зимой;
 
- И если в ледяных алмазах
 - Струится вечности мороз,
 - Здесь – трепетание стрекоз
 - Быстроживущих, синеглазых.
 
1910
Silentium[1]
- Она еще не родилась,
 - Она и музыка, и слово,
 - И потому всего живого
 - Ненарушаемая связь.
 
- Спокойно дышат моря груди —
 - Но, как безумный, светел день,
 - И пены бледная сирень —
 - В мутно-лазоревом сосуде.
 
- Да обретут мои уста
 - Первоначальную немоту,
 - Как кристаллическую ноту,
 - Что от рождения чиста!
 - Останься пеной, Афродита,
 - И, слово, в музыку вернись!
 - И, сердце, сердца устыдись,
 - С первоосновой жизни слито!
 
1910
- Слух чуткий парус напрягает,
 - Расширенный пустеет взор,
 - И тишину переплывает
 - Полночных птиц незвучный хор.
 
- Я так же беден, как природа,
 - И так же прост, как небеса,
 - И призрачна моя свобода,
 - Как птиц полночных голоса.
 
- Я вижу месяц бездыханный
 - И небо мертвенней холста;
 - Твой мир болезненный и странный
 - Я принимаю, пустота!
 
1910
«Как тень внезапных облаков…»
- Как тень внезапных облаков
 - Морская гостья налетела
 - И, проскользнув, прошелестела —
 - Смущенных мимо берегов.
 
- Огромный парус строго реет;
 - Смертельно бледная волна
 - Отпрянула – и вновь она
 - Коснуться берега не смеет;
 
- И лодка, волнами шурша,
 - Как листьями…
 
1910
«Из омута злого и вязкого…»
- Из омута злого и вязкого
 - Я вырос, тростинкой шурша,
 - И страстно, и томно, и ласково
 - Запретною жизнью дыша.
 
- И никну, никем не замеченный,
 - В холодный и топкий приют,
 - Приветственным шелестом встреченный
 - Коротких осенних минут.
 
- Я счастлив жестокой обидою
 - И в жизни, похожей на сон,
 - Я каждому тайно завидую
 - И в каждого тайно влюблен.
 
1910
«В огромном омуте прозрачно и темно…»
- В огромном омуте прозрачно и темно,
 - И томное окно белеет;
 - А сердце, отчего так медленно оно
 - И так упорно тяжелеет?
 
- То всею тяжестью оно идет ко дну,
 - Соскучившись по милом иле,
 - То, как соломинка, минуя глубину,
 - Наверх всплывает, без усилий…
 
- С притворной нежностью у изголовья стой
 - И сам себя всю жизнь баюкай,
 - Как небылицею, своей томись тоской
 - И ласков будь с надменной скукой.
 
1910
«Как кони медленно ступают…»
- Как кони медленно ступают,
 - Как мало в фонарях огня!
 - Чужие люди, верно, знают,
 - Куда везут они меня.
 
- А я вверяюсь их заботе,
 - Мне холодно, я спать хочу;
 - Подбросило на повороте
 - Навстречу звездному лучу.
 
- Горячей головы качанье
 - И нежный лед руки чужой,
 - И темных елей очертанья,
 - Еще не виданные мной.
 
1911
«Скудный луч, холодной мерою…»
- Скудный луч, холодной мерою,
 - Сеет свет в сыром лесу.
 - Я печаль, как птицу серую,
 - В сердце медленно несу.
 
- Что мне делать с птицей раненой?
 - Твердь умолкла, умерла.
 - С колокольни отуманенной
 - Кто-то снял колокола.
 
- И стоит осиротелая
 - И немая вышина —
 - Как пустая башня белая,
 - Где туман и тишина.
 
- Утро, нежностью бездонное, —
 - Полу-явь и полу-сон,
 - Забытье неутоленное —
 - Дум туманный перезвон…
 
1911
«Воздух пасмурный влажен и гулок…»
- Воздух пасмурный влажен и гулок;
 - Хорошо и не страшно в лесу.
 - Легкий крест одиноких прогулок
 - Я покорно опять понесу.
 
- И опять к равнодушной отчизне
 - Дикой уткой взовьется упрек:
 - Я участвую в сумрачной жизни
 - И невинен, что я одинок!
 
- Выстрел грянул. Над озером сонным
 - Крылья уток теперь тяжелы,
 - И двойным бытием отраженным
 - Одурманены сосен стволы.
 
- Небо тусклое с отсветом странным —
 - Мировая туманная боль —
 - О, позволь мне быть также туманным
 - И тебя не любить мне позволь.
 
1911
«Сегодня дурной день…»
- Сегодня дурной день,
 - Кузнечиков хор спит,
 - И сумрачных скал сень —
 - Мрачней гробовых плит.
 
- Мелькающих стрел звон
 - И вещих ворон крик…
 - Я вижу дурной сон,
 - За мигом летит миг.
 
- Явлений раздвинь грань,
 - Земную разрушь клеть,
 - И яростный гимн грянь,
 - Бунтующих тайн медь!
 
- О, маятник душ строг —
 - Качается глух, прям,
 - И страстно стучит рок
 - В запретную дверь к нам…
 
1911
«Смутно-дышащими листьями…»
- Смутно-дышащими листьями
 - Черный ветер шелестит,
 - И трепещущая ласточка
 - В темном небе круг чертит.
 
- Тихо спорят в сердце ласковом
 - Умирающем моем
 - Наступающие сумерки
 - С догорающим лучом.
 
- И над лесом вечереющим
 - Встала медная луна;
 - Отчего так мало музыки
 - И такая тишина?
 
1911
«Отчего душа так певуча…»
- Отчего душа так певуча,
 - И так мало милых имен,
 - И мгновенный ритм – только случай,
 - Неожиданный Аквилон?
 
- Он подымет облако пыли,
 - Зашумит бумажной листвой,
 - И совсем не вернется – или
 - Он вернется совсем другой…
 
- О, широкий ветер Орфея,
 - Ты уйдешь в морские края —
 - И, несозданный мир лелея,
 - Я забыл ненужное «я».
 
- Я блуждал в игрушечной чаще
 - И открыл лазоревый грот…
 - Неужели я настоящий,
 - И действительно смерть придет?
 
1911
Раковина
- Быть может, я тебе не нужен,
 - Ночь; из пучины мировой,
 - Как раковина без жемчужин,
 - Я выброшен на берег твой.
 
- Ты равнодушно волны пенишь
 - И несговорчиво поешь;
 - Но ты полюбишь, ты оценишь
 - Ненужной раковины ложь.
 
- Ты на песок с ней рядом ляжешь,
 - Оденешь ризою своей,
 - Ты неразрывно с нею свяжешь
 - Огромный колокол зыбей;
 
- И хрупкой раковины стены, —
 - Как нежилого сердца дом, —
 - Наполнишь шепотами пены,
 - Туманом, ветром и дождем…
 
1911
«О небо, небо, ты мне будешь сниться!..»
- О небо, небо, ты мне будешь сниться!
 - Не может быть, чтоб ты совсем ослепло,
 - И день сгорел, как белая страница:
 - Немного дыма и немного пепла!
 
1911
«Я вздрагиваю от холода…»
- Я вздрагиваю от холода —
 - Мне хочется онеметь!
 - А в небе танцует золото —
 - Приказывает мне петь.
 
- Томись, музыкант встревоженный,
 - Люби, вспоминай и плачь
 - И, с тусклой планеты брошенный,
 - Подхватывай легкий мяч!
 
- Так вот она – настоящая
 - С таинственным миром связь!
 - Какая тоска щемящая,
 - Какая беда стряслась!
 
- Что, если над модной лавкою,
 - Мерцающая всегда,
 - Мне в сердце длинной булавкою
 - Опустится вдруг звезда?
 
1912
«Я ненавижу свет…»
- Я ненавижу свет
 - Однообразных звезд.
 - Здравствуй, мой давний бред, —
 - Башни стрельчатой рост!
 
- Кружевом, камень, будь
 - И паутиной стань:
 - Неба пустую грудь
 - Тонкой иглою рань.
 
- Будет и мой черед —
 - Чую размах крыла.
 - Так – но куда уйдет
 - Мысли живой стрела?
 
- Или, свой путь и срок,
 - Я, исчерпав, вернусь:
 - Там – я любить не мог,
 - Здесь – я любить боюсь…
 
1912
«Образ твой, мучительный и зыбкий…»
- Образ твой, мучительный и зыбкий,
 - Я не мог в тумане осязать.
 - «Господи!» – сказал я по ошибке,
 - Сам того не думая сказать.
 
- Божье имя, как большая птица,
 - Вылетело из моей груди.
 - Впереди густой туман клубится,
 - И пустая клетка позади…
 
1912
«Нет, не луна, а светлый циферблат…»
- Нет, не луна, а светлый циферблат
 - Сияет мне, и чем я виноват,
 - Что слабых звезд я осязаю млечность?
 
- И Батюшкова мне противна спесь:
 - «Который час?», его спросили здесь —
 - А он ответил любопытным: «вечность».
 
1912
Пешеход
<М. Л. Лозинскому>
- Я чувствую непобедимый страх
 - В присутствии таинственных высот.
 - Я ласточкой доволен в небесах,
 - И колокольни я люблю полет!
 
- И, кажется, старинный пешеход,
 - Над пропастью, на гнущихся мостках,
 - Я слушаю, как снежный ком растет,
 - И вечность бьет на каменных часах.
 
- Когда бы так! Но я не путник тот,
 - Мелькающий на выцветших листах,
 - И подлинно во мне печаль поет;
 
- Действительно, лавина есть в горах!
 - И вся моя душа – в колоколах, —
 - Но музыка от бездны не спасет!
 
1912
Казино
- Я не поклонник радости предвзятой,
 - Подчас природа – серое пятно, —
 - Мне, в опьяненьи легком, суждено
 - Изведать краски жизни небогатой.
 
- Играет ветер тучею косматой,
 - Ложится якорь на морское дно,
 - И бездыханная, как полотно,
 - Душа висит над бездною проклятой.
 
- Но я люблю на дюнах казино,
 - Широкий вид в туманное окно
 - И тонкий луч на скатерти измятой;
 
- И, окружен водой зеленоватой,
 - Когда, как роза, в хрустале вино, —
 - Люблю следить за чайкою крылатой!
 
1912
Золотой
- Целый день сырой осенний воздух
 - Я вдыхал в смятеньи и тоске;
 - Я хочу поужинать, и звезды
 - Золотые в темном кошельке!
 
- И, дрожа от желтого тумана,
 - Я спустился в маленький подвал;
 - Я нигде такого ресторана
 - И такого сброда не видал!
 
- Мелкие чиновники, японцы,
 - Теоретики чужой казны…
 - За прилавком щупает червонцы
 - Человек – и все они пьяны.
 
- Будьте так любезны, разменяйте, —
 - Убедительно его прошу, —
 - Только мне бумажек не давайте —
 - Трехрублевок я не выношу!
 
- Что мне делать с пьяною оравой?
 - Как попал сюда я, Боже мой?
 - Если я на то имею право —
 - Разменяйте мне мой золотой!
 
1912
Лютеранин
- Я на прогулке похороны встретил
 - Близ протестантской кирки, в воскресенье,
 - Рассеянный прохожий, я заметил
 - Тех прихожан суровое волненье.
 
- Чужая речь не достигала слуха,
 - И только упряжь тонкая сияла,
 - Да мостовая праздничная глухо
 - Ленивые подковы отражала.
 
- А в эластичном сумраке кареты,
 - Куда печаль забилась, лицемерка,
 - Без слов, без слез, скупая на приветы,
 - Осенних роз мелькнула бутоньерка.
 
- Тянулись иностранцы лентой черной,
 - И шли пешком заплаканные дамы.
 - Румянец под вуалью, и упорно
 - Над ними кучер правил в даль, упрямый.
 
- Кто б ни был ты, покойный лютеранин,
 - Тебя легко и просто хоронили.
 - Был взор слезой приличной затуманен,
 - И сдержанно колокола звонили.
 
- И думал я: витийствовать не надо.
 - Мы не пророки, даже не предтечи,
 - Не любим рая, не боимся ада
 - И в полдень матовый горим, как свечи.
 
1912
Айя-София
- Айя-София – здесь остановиться
 - Судил Господь народам и царям!
 - Ведь купол твой, по слову очевидца,
 - Как на цепи подвешен к небесам.
 
- И всем векам – пример Юстиниана,
 - Когда похитить для чужих богов
 - Позволила эфесская Диана
 - Сто семь зеленых мраморных столбов.
 
- Но что же думал твой строитель щедрый,
 - Когда, душой и помыслом высок,
 - Расположил апсиды и экседры,
 - Им указав на запад и восток?
 
- Прекрасен храм, купающийся в мире,
 - И сорок окон – света торжество;
 - На парусах, под куполом, четыре
 - Архангела прекраснее всего.
 
- И мудрое сферическое зданье
 - Народы и века переживет,
 - И серафимов гулкое рыданье
 - Не покоробит темных позолот.
 
1912
Notre Dame
- Где римский судия судил чужой народ,
 - Стоит базилика – и, радостный и первый,
 - Как некогда Адам, распластывая нервы,
 - Играет мышцами крестовый легкий свод.
 
- Но выдает себя снаружи тайный план,
 - Здесь позаботилась подпружных арок сила,
 - Чтоб масса грузная стены не сокрушила,
 - И свода дерзкого бездействует таран.
 
- Стихийный лабиринт, непостижимый лес,
 - Души готической рассудочная пропасть,
 - Египетская мощь и христианства робость,
 - С тростинкой рядом – дуб,
 - и всюду царь – отвес.
 
- Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,
 - Я изучал твои чудовищные ребра,
 - Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
 - И я когда-нибудь прекрасное создам…
 
1912
Старик
- Уже светло, поет сирена
 - В седьмом часу утра.
 - Старик, похожий на Верлэна,
 - Теперь твоя пора!
 
- В глазах лукавый или детский
 - Зеленый огонек;
 - На шею нацепил турецкий
 - Узорчатый платок.
 
- Он богохульствует, бормочет
 - Несвязные слова;
 - Он исповедоваться хочет —
 - Но согрешить сперва.
 
- Разочарованный рабочий
 - Иль огорченный мот —
 - А глаз, подбитый в недрах ночи,
 - Как радуга цветет.
 
- Так соблюдая день субботний,
 - Плетется он – когда
 - Глядит из каждой подворотни
 - Веселая беда;
 
- А дома – руганью крылатой,
 - От ярости бледна, —
 - Встречает пьяного Сократа
 - Суровая жена!
 
1913
Петербургские строфы
<Н. С. Гумилёву>
- Над желтизной правительственных зданий
 - Кружилась долго мутная метель,
 - И правовед опять садится в сани,
 - Широким жестом запахнув шинель.
 
- Зимуют пароходы. На припеке
 - Зажглось каюты толстое стекло.
 - Чудовищна, – как броненосец в доке —
 - Россия отдыхает тяжело.
 
- А над Невой – посольства полумира,
 - Адмиралтейство, солнце, тишина!
 - И государства <крепкая> порфира,
 - Как власяница грубая, бедна.
 
- Тяжка обуза северного сноба —
 - Онегина старинная тоска;
 - На площади Cената – вал сугроба,
 - Дымок костра и холодок штыка…
 
- Черпали воду ялики, и чайки
 - Морские посещали склад пеньки,
 - Где, продавая сбитень или сайки,
 - Лишь оперные бродят мужики.
 
- Летит в туман моторов вереница;
 - Самолюбивый, скромный пешеход —
 - Чудак Евгений – бедности стыдится,
 - Бензин вдыхает и судьбу клянет!
 
1913
«Здесь я стою – я не могу иначе…»
«Hier stehe Ich – Ich kann
niсht anders…»
- «Здесь я стою – я не могу иначе…»
 - Не просветлеет темная гора —
 - И кряжистого Лютера незрячий
 - Витает дух над куполом Петра.
 
<1915>
«…Дев полуночных отвага…»
- …Дев полуночных отвага
 - И безумных звезд разбег,
 - Да привяжется бродяга,
 - Вымогая на ночлег.
 
- Кто, скажите, мне сознанье
 - Виноградом замутит,
 - Если явь – Петра созданье,
 - Медный всадник и гранит?
 
- Слышу с крепости сигналы,
 - Замечаю, как тепло.
 - Выстрел пушечный в подвалы,
 - Вероятно, донесло.
 
- И гораздо глубже бреда
 - Воспаленной головы
 - Звезды, трезвая беседа,
 - Ветер западный с Невы…
 
1913
Бах
- Здесь прихожане – дети праха —
 - И доски вместо образов,
 - Где мелом, Себастьяна Баха,
 - Лишь цифры значатся псалмов.
 
- Разноголосица какая
 - В трактирах буйных и в церквах,
 - А ты ликуешь, как Исайя,
 - О, рассудительнейший Бах!
 
- Высокий спорщик, неужели,
 - Играя внукам свой хорал,
 - Опору духа в самом деле
 - Ты в доказательстве искал?
 
- Что звук? Шестнадцатые доли,
 - Органа многосложный крик,
 - Лишь воркотня твоя, не боле,
 - О, несговорчивый старик!
 
- И лютеранский проповедник
 - На черной кафедре своей
 - С твоими, гневный собеседник,
 - Мешает звук своих речей.
 
1913
«В спокойных пригородах снег…»
- В спокойных пригородах снег
 - Сгребают дворники лопатами;
 - Я с мужиками бородатыми
 - Иду, прохожий человек.
 
- Мелькают женщины в платках,
 - И тявкают дворняжки шалые,
 - И самоваров розы алые
 - Горят в трактирах и домах.
 
1913
«Мы напряженного молчанья не выносим…»
- Мы напряженного молчанья не выносим —
 - Несовершенство душ обидно, наконец!
 - И в замешательстве уж объявился чтец,
 - И радостно его приветствовали: «Просим!»
 
- Я так и знал, кто здесь присутствовал незримо:
 - Кошмарный человек читает «Улялюм».
 - Значенье – суета, и слово – только шум,
 - Когда фонетика служанка серафима.
 
- О доме Эшеров Эдгара пела арфа.
 - Безумный воду пил, очнулся и умолк…
 - Я был на улице. Свистел осенний шелк…
 
1913
Адмиралтейство
- В столице северной томится пыльный тополь,
 - Запутался в листве прозрачный циферблат,
 - И в темной зелени фрегат или акрополь
 - Сияет издали, воде и небу брат.
 
- Ладья воздушная и мачта-недотрога,
 - Служа линейкою преемникам Петра,
 - Он учит: красота – не прихоть полубога,
 - А хищный глазомер простого столяра.
 
- Нам четырех стихий приязненно господство,
 - Но создал пятую свободный человек.
 - Не отрицает ли пространства превосходство
 - Сей целомудренно построенный ковчег?
 
- Сердито лепятся капризные медузы,
 - Как плуги брошены, ржавеют якоря;
 - И вот разорваны трех измерений узы,
 - И открываются всемирные моря.
 
1913
«В таверне воровская шайка…»
- В таверне воровская шайка
 - Всю ночь играла в домино.
 - Пришла с яичницей хозяйка;
 - Монахи выпили вино.
 
- На башне спорили химеры:
 - Которая из них урод?
 - А утром проповедник серый
 - В палатки призывал народ.
 
- На рынке возятся собаки,
 - Менялы щелкает замок.
 - У вечности ворует всякий;
 - А вечность – как морской песок:
 
- Он осыпается с телеги —
 - Не хватит на мешки рогож —
 - И, недовольный, о ночлеге
 - Монах рассказывает ложь!
 
1913
Кинематограф
- Кинематограф. Три скамейки.
 - Сентиментальная горячка.
 - Аристократка и богачка
 - В сетях соперницы-злодейки.
 
- Не удержать любви полета:
 - Она ни в чем не виновата!
 - Самоотверженно, как брата,
 - Любила лейтенанта флота.
 
- А он скитается в пустыне —
 - Седого графа сын побочный.
 - Так начинается лубочный
 - Роман красавицы-графини.
 
- И в исступленьи, как гитана,
 - Она заламывает руки.
 - Разлука; бешеные звуки
 - Затравленного фортепьяно.
 
- В груди доверчивой и слабой
 - Еще достаточно отваги
 - Похитить важные бумаги
 - Для неприятельского штаба.
 
- И по каштановой аллее
 - Чудовищный мотор несется,
 - Стрекочет лента, сердце бьется
 - Тревожнее и веселее…
 
- В дорожном платье, с саквояжем,
 - В автомобиле и в вагоне,
 - Она боится лишь погони,
 - Сухим измучена миражем.
 
- Какая горькая нелепость:
 - Цель не оправдывает средства!
 - Ему – отцовское наследство,
 - А ей – пожизненная крепость!
 
1913
Теннис
- Средь аляповатых дач,
 - Где шатается шарманка,
 - Сам собой летает мяч —
 - Как волшебная приманка.
 
- Кто, смиривший грубый пыл,
 - Облеченный в снег альпийский,
 - С резвой девушкой вступил
 - В поединок олимпийский?
 
- Слишком дряхлы струны лир:
 - Золотой ракеты струны
 - Укрепил и бросил в мир
 - Англичанин вечно юный!
 
- Он творит игры обряд,
 - Так легко вооруженный,
 - Как аттический солдат,
 - В своего врага влюбленный!
 
- Май. Грозовых туч клочки.
 - Неживая зелень чахнет.
 - Всё моторы и гудки —
 - И сирень бензином пахнет.
 
- Ключевую воду пьет
 - Из ковша спортсмэн веселый;
 - И опять война идет,
 - И мелькает локоть голый!
 
1913
Американка
- Американка в двадцать лет
 - Должна добраться до Египта,
 - Забыв «Титаника» совет,
 - Что спит на дне, мрачнее крипта.
 
- В Америке гудки поют,
 - И красных небоскребов трубы
 - Холодным тучам отдают
 - Свои прокопченные губы.
 
- И в Лувре океана дочь
 - Стоит, прекрасная, как тополь;
 - Чтоб мрамор сахарный толочь,
 - Влезает белкой на Акрополь.
 
- Не понимая ничего,
 - Читает «Фауста» в вагоне
 - И сожалеет, отчего
 - Людовик больше не на троне.
 
1913
Домби и сын
- Когда, пронзительнее свиста,
 - Я слышу английский язык —
 - Я вижу Оливера Твиста
 - Над кипами конторских книг.
 
- У Чарльза Диккенса спросите,
 - Что было в Лондоне тогда:
 - Контора Домби в старом Сити
 - И Темзы желтая вода.
 
- Дожди и слезы. Белокурый
 - И нежный мальчик Домби-сын;
 - Веселых клерков каламбуры
 - Не понимает он один.
 
- В конторе сломанные стулья;
 - На шиллинги и пенсы счет;
 - Как пчелы, вылетев из улья,
 - Роятся цифры круглый год.
 
- А грязных адвокатов жало
 - Работает в табачной мгле —
 - И вот, как старая мочала,
 - Банкрот болтается в петле.
 
- На стороне врагов законы:
 - Ему ничем нельзя помочь!
 - И клетчатые панталоны,
 - Рыдая, обнимает дочь…
 
1913
«Отравлен хлеб и воздух выпит…»
- Отравлен хлеб и воздух выпит.
 - Как трудно раны врачевать!
 - Иосиф, проданный в Египет,
 - Не мог сильнее тосковать!
 
- Под звездным небом бедуины,
 - Закрыв глаза и на коне,
 - Слагают вольные былины
 - О смутно пережитом дне.
 
- Немного нужно для наитий:
 - Кто потерял в песке колчан;
 - Кто выменял коня – событий
 - Рассеивается туман;
 
- И, если подлинно поется
 - И полной грудью наконец,
 - Всё исчезает – остается
 - Пространство, звезды и певец!
 
1913
«Летают Валькирии, поют смычки…»
- Летают Валькирии, поют смычки.
 - Громоздкая опера к концу идет.
 - С тяжелыми шубами гайдуки
 - На мраморных лестницах ждут господ.
 
- Уж занавес наглухо упасть готов;
 - Еще рукоплещет в райке глупец.
 - Извозчики пляшут вокруг костров.
 - Карету такого-то! Разъезд. Конец.
 
1913
1913 («Ни триумфа, ни войны!..»)
- Ни триумфа, ни войны!
 - О, железные, доколе
 - Безопасный Капитолий
 - Мы хранить осуждены?
 
- Или римские перуны —
 - Гнев народа – обманув,
 - Отдыхает острый клюв
 - Той ораторской трибуны;
 
- Или возит кирпичи
 - Солнца дряхлая повозка,
 - И в руках у недоноска
 - Рима ржавые ключи?
 
<1914>
«…На луне не растет…»
- …На луне не растет
 - Ни одной былинки;
 - На луне весь народ
 - Делает корзинки —
 - Из соломы плетет
 - Легкие корзинки.
 
- На луне – полутьма
 - И дома опрятней;
 - На луне не дома —
 - Просто голубятни;
 - Голубые дома —
 - Чудо-голубятни…
 
1914
<Ахматова>
- Вполоборота, о, печаль,
 - На равнодушных поглядела.
 - Спадая с плеч, окаменела
 - Ложно-классическая шаль.
 
- Зловещий голос – горький хмель —
 - Души расковывает недра:
 - Так – негодующая Федра —
 - Стояла некогда Рашель.
 
1914
«О временах простых и грубых…»
- О временах простых и грубых
 - Копыта конские твердят.
 - И дворники в тяжелых шубах
 - На деревянных лавках спят.
 
- На стук в железные ворота
 - Привратник, царственно ленив,
 - Встал, и звериная зевота
 - Напомнила твой образ, скиф! —
 
- Когда с дряхлеющей любовью,
 - Мешая в песнях Рим и снег,
 - Овидий пел арбу воловью
 - В походе варварских телег.
 
1914
«На площадь выбежав, свободен…»
- На площадь выбежав, свободен
 - Стал колоннады полукруг —
 - И распластался храм Господень,
 - Как легкий крестовик-паук.
 
- А зодчий не был итальянец,
 - Но русский в Риме: ну, так что ж?
 - Ты каждый раз, как иностранец,
 - Сквозь рощу портика идешь;
 
- И храма маленькое тело
 - Одушевленнее стократ
 - Гиганта, что скалою целой
 - К земле беспомощно прижат!
 
1914
«Есть иволги в лесах, и гласных долгота…»
- Есть иволги в лесах, и гласных долгота
 - В тонических стихах единственная мера.
 - Но только раз в году бывает разлита
 - В природе длительность, как в метрике Гомера.
 
- Как бы цезурою зияет этот день:
 - Уже с утра покой и трудные длинноты;
 - Волы на пастбище, и золотая лень
 - Из тростника извлечь богатство целой ноты.
 
1914
«”Мороженно!” Солнце. Воздушный бисквит…»
- «Мороженно!» Солнце. Воздушный бисквит.
 - Прозрачный стакан с ледяною водою.
 - И в мир шоколада с румяной зарею,
 - В молочные Альпы, мечтанье летит.
 
- Но ложечкой звякнув, умильно глядеть —
 - И в тесной беседке средь пыльных акаций
 - Принять благосклонно от булочных граций
 - В затейливой чашечке хрупкую снедь…
 
- Подруга шарманки, появится вдруг
 - Бродячего ледника пестрая крышка —
 - И с жадным вниманием смотрит мальчишка
 - В чудесного холода полный сундук.
 
- И боги не ведают – что он возьмет:
 - Алмазные сливки иль вафлю с начинкой?
 - Но быстро исчезнет под тонкой лучинкой,
 - Сверкая на солнце, божественный лед.
 
1914
«Есть ценностей незыблемая скала…»
- Есть ценностей незыблемая скала
 - Над скучными ошибками веков.
 - Неправильно наложена опала
 - На автора возвышенных стихов.
 
- И вслед за тем, как жалкий Сумароков
 - Пролепетал заученную роль,
 - Как царский посох в скинии пророков,
 - У нас цвела торжественная боль.
 
- Что делать вам в театре полуслова
 - И полумаск, герои и цари?
 - И для меня явленье Озерова —
 - Последний луч трагической зари.
 
1914
«Природа – тот же Рим и отразилась в нем…»
- Природа – тот же Рим и отразилась в нем.
 - Мы видим образы его гражданской мощи
 - В прозрачном воздухе, как в цирке голубом,
 - На форуме полей и в колоннаде рощи.
 
- Природа – тот же Рим, и, кажется, опять
 - Нам незачем богов напрасно беспокоить —
 - Есть внутренности жертв, чтоб о войне гадать,
 - Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить!
 
1914
«Пусть имена цветущих городов…»
- Пусть имена цветущих городов
 - Ласкают слух значительностью бренной.
 - Не город Рим живет среди веков,
 - А место человека во вселенной.
 
- Им овладеть пытаются цари,
 - Священники оправдывают войны,
 - И без него презрения достойны,
 - Как жалкий сор, дома и алтари!
 
1914
«Я не слыхал рассказов Оссиана…»
- Я не слыхал рассказов Оссиана,
 - Не пробовал старинного вина;
 - Зачем же мне мерещится поляна,
 - Шотландии кровавая луна?
 
- И перекличка ворона и арфы
 - Мне чудится в зловещей тишине;
 - И ветром развеваемые шарфы
 - Дружинников мелькают при луне!
 
- Я получил блаженное наследство —
 - Чужих певцов блуждающие сны;
 - Свое родство и скучное соседство
 - Мы презирать заведомо вольны.
 
- И не одно сокровище, быть может,
 - Минуя внуков, к правнукам уйдет;
 - И снова скальд чужую песню сложит
 - И как свою ее произнесет.
 
1914
Европа
- Как средиземный краб или звезда морская,
 - Был выброшен водой последний материк;
 - К широкой Азии, к Америке при<ник>,
 - Слабеет океан, Европу омывая.
 
- Изрезаны ее живые берега,
 - И полуостровов воздушны изваянья;
 - Немного женственны заливов очертанья:
 - Бискайи, Генуи ленивая дуга…
 
- Завоевателей исконная земля,
 - Европа в рубище Священного союза;
 - Пята Испании, Италии медуза,
 - И Польша нежная, где нету короля;
 
- Европа цезарей! С тех пор как в Бонапарта
 - Гусиное перо направил Меттерних, —
 - Впервые за сто лет и на глазах моих
 - Меняется твоя таинственная карта!
 
1914
Посох
- Посох мой – моя свобода —
 - Сердцевина бытия,
 - Скоро ль истиной народа
 - Станет истина моя?
 
- Я земле не поклонился,
 - Прежде чем себя нашел;
 - Посох взял, развеселился
 - И в далекий Рим пошел.
 
- А снега на черных пашнях
 - Не растают никогда,
 - И печаль моих домашних
 - Мне по-прежнему чужда.