ПРЕДИСЛОВИЕ
То, что означают приключения для искателя приключений, для романтика означает романтика. Пусть кто-то, просматривая страницы Генерального каталога Whiteley's, найдет там только факты и цены; глазам другого предстанет то, что, как нам думается, нашли в каталоге мы — глубокая и трогательная человеческая драма.
Э. В. Л.
Д. М.
Глава I
ДЕТСТВО
Я был рожден почти в самом конце года.
Усадьба, где я родился, располагалась в уединенном уголке Чилтерн-Хиллс[1][2]. Говорят, здесь однажды ночевала королева Елизавета.
Отец мой был человеком гостеприимным,
и держал сигары на любой вкус.
Не обладая физической крепостью,
То был идеальный союз. Они любили друг друга с тех пор, как мать моя носила коротенькие платьица.
К нашему дому примыкал чудесный участок, а сад представлял собою сцену дикого величия.
Два лебедя — английский и австралийский — всегда плавали по озеру.
Наш главный лесник — добрый малый! — заботился о том, чтобы птиц было вдоволь.
Отец был не только прекрасным стрелком.
но и охотником и после долгого дня, проведенного с гончими, нередко возвращался домой усталый, но торжествующий, увешанный лисьими хвостами.
Первое воспоминание — я лежу в колыбельке и размышляю, обречен ли я судьбою на ложь[3].
Я любил Грегсон больше всех прочих нянюшек.
Она была дочерью бедного разорившегося кларнетиста, но оставалась настоящей леди, несмотря на одежды служанки.
Все были добры ко мне. Наш садовник-голландец восхищался мною,
Но счастливейшие часы проводил я с дочуркой нашего соседа сэра Истона Веста[4]. Она была прелестным ребенком, и я по-мальчишески старался привлечь ее внимание.
Ее родители жили в поместье эпохи Тюдоров, которое, по слухам, облюбовали привидения.
Согласно легенде, что шепотом передавали друг другу обитатели дома и жители деревни, не успевали часы пробить полночь,
как появлялся безголовый призрак, медленно шествующий по озаренному лунным светом холлу.
Бедняжка Белинда, припадки совсем измучили ее.
Не знаю, где она теперь, однако вспоминаю, что она стала музыкантом. Я был на ее первом концерте. Концерт увенчался грандиозным триумфом. Громадная аудитория вскочила на ноги, вызывая исполнительницу на бис.
Я пропускаю заурядные события детства, как-то похищение меня цыганами,
Глава II
ШКОЛЬНЫЕ ДНИ
ШКОЛЬНЫЕ ДНИ! Кто назовет время счастливей? Меня отправили в школу д-ра Боди[5] в Западном Кенсингтоне.
Название значилось на двери — «Драйбург». Ошибки быть не могло.
Страдая годами от болезни почек,
Он был женат на швейцарке, даме не менее активной, нежели он сам,
Снисходительный и великодушный учитель, д-р Води часто водил нас в Хрустальный дворец[6]
Мы особенно любили играть в чехарду.
Я был тогда привлекательным мальчиком четырнадцати лет.
Среди моих школьных товарищей попадались отличные ребята,
Самым близким моим другом был Евстафий Блик-Везер[7], с которым я частенько проводил школьные каникулы;
Его отец был образованным и интересным человеком, обладавшим, увы, лишь одним и отнюдь не редким недостатком.
Они жили в красивом доме, укрытом холмами Суррея.
Мы оба обожали мать семейства.
Несмотря на это соперничество, мы были друзьями и остались ими в университетские годы, давно покинув школу д-ра Боди.
Евстафий был блистателен во всех отношениях. Великолепный рыболов
Только однажды (припоминаю) он промахнулся по дичи. Он стрелял снова и снова, но птица по-прежнему сидела на месте.
Бедный Евстафий! роковое стремление к полюсу охватило его,
Но вернемся к моей истории. В восемнадцать лет я закончил школу и поступил в Оксфорд,
Глава III
ЛОНДОН В ДАВНИЕ ДНИ
Я ПОГРУЗИЛСЯ в вихрь светских развлечений и, естественно, свел знакомство со многими людьми, тем паче что все еще был холост.
Например, леди Мейфейр, нынешнюю королеву общества, я помню маленькой, едва начавшей ходить девочкой; бывало, она забиралась ко мне на колени.
Я близко знал Монти Уотерспуна, чемпиона по игре в пирамидку среди любителей.
Монти был сорвиголова старой школы. Помню, какую шумиху он вызвал, проехав на пари от Гардс-клуба до самого Харлингема в хэнсоме без вожжей.[8]
Конец его был трагичен. Его отравила жена. Она тщательно прополоскала бокал и считала, что смыла все следы яда; но Закон ей не удалось обмануть.
При вскрытии обнаружились безошибочные признаки смертоносного снадобья.
Вспоминаю графа Креветт; тот никогда не вылезал из бриджей для верховой езды — истинный кентавр.
Именно лорд Креветт выиграл Дерби[9] верхом на «Салатовых днях».
Эксцентричный сэр Уильям Гузпельт[10] также был моим другом. В числе прочих странностей водилась за ним и такая: он очень любил принимать ванну из патоки.
Уши у сэра Уильяма были огромные, и ему приходилось носить шляпу на завязках, чтобы она не слетела. Благодаря этому обстоятельству он приобрел незавидную репутацию человека, не отличающегося вежливостью в общении с женщинами.
Его жена, милая леди Гузпельт, страдала хронической инвалидностью и жила на очаровательной маленькой villegiatura в Борнмуте.[11]
Прелестная усадьба сэра Уильяма сгорела дотла, если правильно припоминаю, 23-го сентября.
Дали сигнал тревоги, но лошадей раздобыть было негде, и пожарная команда застряла.
В те времена заметен был в обществе и сэр Генри Пунт, Он и его жена (красивая женщина) были, я полагаю, самыми завзятыми игроками, каких только видел мир.
Леди Пунт, в числе немногих светских дам, получила королевское пособие на рождение тройни, и я часто видел, как ее обворожительное потомство резвится в мраморном бассейне: их парк располагался по соседству с моим.
Сэр Генри (умер он лишь в минувшем году) любил выращивать грибы для праздников урожая.
Граф Пудси,[12] невзирая на свое богатство, обладал скаредным характером. Он также был, в некотором смысле, клептоманом, и после его смерти была найдена поистине выдающаяся коллекция зонтиков, которые он в свое время похитил с клубной стойки.
Как-то раз его застали врасплох, когда он вздумал припрятать часы одного из гостей.
Тем не менее (такова людская терпимость к величию), после смерти графа в его честь был сооружен внушительный монумент.
Супруга его сына, леди Клипстоун, была одной из самых настойчивых охотниц за автографами, каких мне доводилось встречать.
Единственная дочь графа, ставшая леди Графолин Мидоус, не появлялась нигде без своей диадемы — настоящего произведения ювелирного искусства.
Другой его сын, лорд Берти, женился на фешенебельной сестре лорда Джона Зангазура.
Приблизительно в то же время я познакомился с Уильямом Брауном из Лондона, отличительная черта которого заключалась в том, что его никогда нельзя было застать. Считается, что за много лет он и дня не провел дома.
Нередко появлялся сэр Уильям Броадфут, известный контр-адмирал.[13] Он часто отправлялся на этюды, но был так рассеян, что забывал краски и мольберт.
Помню и лорда Хайлоу[14]: он построил дирижабль собственной конструкции и частенько поднимался на нем над Бруклендс[15] в компании двух своих прелестных дочерей.
Я дружил также со Стенли Херном, мотоциклетным чемпионом. Увы! После ужасного столкновения с моторизованным автобусом он больше не садится в седло.
Я немного знал сэра Алджернона Слэка, миллионера, по некоей причуде никогда не имевшего при себе зонта.
Этот странный человек отличался еще одним чудачеством: он не выносил присутствия кошек.
Его кончину, говорят, ускорили варикозные вены на правой руке.
Он скончался в 1901 году и был похоронен рядом с женой.
Глава IV
УКРАДЕННЫЕ БРИЛЛИАНТЫ
ОДНИМ из наиболее любопытных приключений моей насыщенной событиями жизни было участие в знаменитом похищении драгоценностей из Кло-зур-Кастла.
Я гостил тогда у лорда Бундерборна. Его старинный, укрытый деревьями особняк времен короля Якова был идеальной сценой для дерзкого ограбления.
Была, как сейчас помню, середина зимы. Фонтан замерз.
Мы только что отобедали,
То была полнейшая правда. Сейф оказался пуст.
В волнении мы позабыли о своих сигарах.
Телефонировали детективу, который явился не мешкая.
Сперва он набросал план дома,
Понта, сторожевой пес, был словно не в себе. Не иначе, ему подмешали в еду какую-то отраву, сказал детектив.
Он также подметил, что шея лошади странным образом раздулась.
Хотя некоторые были в в déshabille,[16]
Подозрение пало сперва на старшего лакея, чье замешательство никак не свидетельствовало о невиновности.
Осмотрев комнату лакея, детектив сразу же пришел к выводу, что постель была нетронута и ночью на ней никто не спал.
Тем временем, оставшись в одиночестве в гостиной, я инстинктивно почувствовал, что за ширмой кто-то прячется.
Я был уверен, что слышал звук затачиваемого ножа.
Не имея под рукой никакого другого оружия, я извлек зубочистку.
Но в этот момент вернулся детектив. Он переоделся в костюм, который мог сбить с толку самого проницательного наблюдателя.
Он немедленно подверг осмотру содержимое таинственного мешка,
продемонстрировал нам подвижное кольцо,
и привлек наше внимание к признакам борьбы.
Далее он показал нам отпечаток кровавой руки на стене
и, достав записную книжку, убежденно заявил, что, несмотря на определенные поверхностные различия, то был один и тот же человек.
Мы были весьма впечатлены, и несколько мгновений спустя грабитель был пойман.
После того, как детектив вновь принял свой естественный облик,
В ожидании тюремной кареты он рассказал нам о нескольких интересных случаях из своей практики.
Не кто иной, как он, похоже, был истинным героем истории с заговором анархистов на Шарлотт-стрит,[17] который он сумел разоблачить, подслушав беседу двух негодяев в одном из ресторанов Сохо.
Он также поделился с нами любопытными сведениями об изобретательных методах известных преступников. Так, ставший притчей во языцех одноглазый Джимми Снаффльс[18] использует особый инструмент для проникновения в дом, каковой он перед вторжением обычно пробует на деревьях, растущих у дома.
Имеется и респектабельная чета, Том Билкс[19] и его жена. По ночам они забираются в дома с помощью стремянок, днем же держат невинную регистратуру в Бэлхэме.[20]
Глава V
НЕЖНАЯ СТРАСТЬ
Не стоит даже отрицать, что в свое время я был мужчиной видным.
Меня можно было счесть и денди. Полагаю, я казался женщинам ужасно привлекательным.
Влекло их и мое нормандское происхождение: ведь всем известно, что один из моих предков, сэр Икимо де Медичи, пришел в Англию с Вильгельмом Завоевателем.
Я всегда был впечатлителен и быстро влюблялся. Первой моей innamorata[21] стала дочь укротителя львов; будучи суфражисткой,[22] она — тем не менее — и сама принадлежала к этой романтической профессии.
Ее отец не одобрял возникшей между нами близости, и переписываться нам приходилось тайно. Написав и запечатав свое письмо, она клала его в футбольный мяч, который оставляла в условленном месте.
Моей второй любовью была чемпионка Голдерс-Грин[23] по игре в гольф.
Дражайшая Гонория — от своего дяди, сэра Феликса Чолкстоунса,[24] она унаследовала самые изящные голени, какие только можно найти в лондонских графствах.[25]
К несчастью, бедняжка была глухонемой, и мы при встречах были вынуждены обмениваться нежностями с помощью неуклюжего языка жестов.
Третьей была Лили, которая никогда не писала, а только разговаривала со мной по телефону.
— Дорогая моя, храбрая Лили, в тяжелые дни так старавшаяся поддержать мать и несчастную больную Сьюзен.
Но наконец я встретил свою судьбу — леди Бренду Бердсай.[26] Я приехал на автомобиле в фамильное гнездо ее отца — Кэвендиш-Коурт. Обошел комнаты; дом был пуст. Ланч еще не убрали со стола.
Пустынен был и теннисный корт,
Влюбленный болван — мне казалось, что леди Бренде я небезразличен. Похоже, ей нравилось, когда я оплачивал ее ланч. Нас часто видели вместе в Ранелахе.[27]
Но я пребывал в мире иллюзий — она любила другого. Эту новость я узнал за завтраком.
С кем же была она помолвлена? С лордом Кемптоном, этим низкопородным грубияном. Что мне оставалось делать? В мгновение ока я вызвал такси и прыгнул в экипаж.
Горничная сказала, что ее нет дома. Я заявил, что должен ее увидеть. Она приняла меня. Позднее я слышал, что это усилие далось ей нелегко.
Я поклялся отомстить сопернику, даже если мне придется последовать за ним на дно океана.
Она не оставила мне надежды, я же оставил ее в отчаянии. Дни напролет я ничего не ел, кроме нескольких бутербродов.
Постепенно мои мысли приняли более философическое направление. Я испробовал самые разнообразные занятия, пытаясь забыть о ней,
Восстановив силы, я решил, что путешествие успокоит мои расстроенные нервы.
Глава VI
ПУТЕШЕСТВИЯ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ
В безумных попытках забыть леди Бренду я, как отверженный, скитался по миру.
То я оказывался в причудливых укрепленных городах Нормандии,
Чувствуя, что азарт может меня подстегнуть, я принял участие в моторных гонках Монте-Карло
Я отправился в Венецию
Но напрасно — я не мог забыть леди Бренду и проводил ночи без сна.
Вдобавок я страдал провалами в памяти и часто забывал рубашки и пиджаки.
От безысходности я на недолгий и безумный период пристрастился к выпивке, но вел себя так, чтобы никто не смог заподозрить наличие бутылки.
Из Неаполя путь мой лежал в Индию, эту землю тайн
Я впервые оказался в тропиках. Жара была нестерпима.
По ночам я лежал с раскрытым пологом палатки;
Однако, приняв необходимые предосторожности, я сохранил свое здоровье.
Со мной был верный, замечательный грум; подобно всем, когда-либо знавшим меня (исключая, увы! леди Бренду), он восхищался мною.
Затем началась Война герильи в Патикаке.[29] Я встал в строй, чтобы сражаться с инсургентами-геркинами.[30]
В ночь перед битвой я крепко спал.
Получив множество ран, я продолжал сражаться, пока не лишился чувств от потери крови — но не ранее, чем мы одержали решительную победу. В тот вечер из моего тела извлекли одиннадцать пуль; я по сей день храню их.
Магараджа сердечно отблагодарил меня за услуги
После отъезда из Патикаки я оказался на волосок от смерти. Мой поезд направлялся в Калькутту; но
Моим глазам открылась леденящая душу картина. Землю устилали куски человеческих тел.
К счастью, я не получил ни единой царапины, но был чрезвычайно потрясен этой катастрофой.
До возвращения в Англию я также посетил Японию,
В тот же день я видел и закат — не менее впечатляющее зрелище.
Из Японии я отплыл в Африку. В числе множества сделанных мною там фотографий — вид крааля на берегу реки Оумба, Нугскмбаси, Б. К. А.[31]
Глава VII
ЖИЗНЬ ДОМА
На лайнере плывшем в Англию,
Она была дочерью вышедшего на покой государственного чиновника, который наслаждался безмятежной и счастливой старостью.
Мы давно обменивались жаркими взглядами. Когда я сделал предложение, она порывисто протянула мне обе руки.
Наша помолвка была исполнена романтики,
Свадебные подарки были очень современными.
В роли моего шафера выступил лорд Вангльклик.[33]
Старинный приятель — мы познакомились в банях.
Церемония была прекрасна, и деревенские жители, чьи сердца бились в унисон с нашими,
Несмотря на мрачный внешний вид дома, нас ждало идиллическое счастье в Фрисби-Тауэрс.
Вкусы у нас обоих были вполне сельские: жена любила забрасывать удочку,[34]
Иногда мы катались в авто,
В ненастные дни нам было чем заняться.
Порядки у нас заведены были простые, и часто мы даже не переодевались к обеду.
По вечерам, после небольшой, но recherché трапезы[35] — ибо cuisine в Фрисби-Тауэрс[36] была выше всяческих похвал
Мы принимали множество гостей. Как и мой отец, я очень гостеприимен.
Не успевает гость войти, как я предлагаю прохладительные напитки.
Были у меня и хобби. В 1904 году, после многих неудач, мне удалось получить гибрид черепахи и дикобраза.
К тому же, я являюсь лучшим конхиологом[38] страны; каталогизация моего собрания, состоящего из 14,000 видов береговых улиток и ныне находящегося в Музее естественной истории, в то время занимала долгие вечера.
В нашей жизни бывали волнующие мгновения. Время от времени в моей коллекции севрского фарфора случалось пополнение;
Порой гость объявлял ренонс;[39]
Бывало, между нами с женой пробегала кошка, и мы не разговаривали друг с другом; но буря вскоре стихала.
В воскресные дни мы, естественно, посещали церковь, для которой я, в качестве сквайра, приобрел новый орган;
Глава VIII
АПОФЕОЗ
Так мирно проходила моя жизнь в течение долгих лет —, отмеченных только появлением на свет моего сына и наследника —,
но в 1911 году, моем annus mirabilis,[41] все изменилось, поскольку премьер-министр любезно предложил мне стать членом палаты лордов; я с радостью принял его предложение — и теперь прощаюсь со своими терпеливыми и, пожалуй, чересчур снисходительными читателями, оставаясь готовым к услугам бароном Дропмоуром из Корфа.
