Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2 читать онлайн бесплатно,

Читать онлайн Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2 бесплатно

Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2

Лилия Абдрахманова

Сила жизни

Корпускулы —
из красных маков,
Из вечных льдов и жарких злаков,
Из горной солнечной воды
И незатейливой еды —
Свела таинственная сила,
Плюс с минусом соединила,
Со светом – тьму,
С прохладой – зной,
Всё это как-то оживила,
Что в результате
стало мной.

* * *

В предгорьях Ала-Тау тает снег,
Под жарким солнцем загорают склоны,
Вершат цветы весенний свой набег —
Взрываются подснежников бутоны.
Снег станет пищей горных рек – водой,
Стремительно сбегающей со склонов,
Не ведая в свободе молодой
Ни тишины, ни глубины затонов…

* * *

Тень моя множится в свете ночных фонарей,
Около ног, как распахнутый веер кружится.
Может, подобно, рождаясь от сути моей,
Жизнь моя здесь многократно ещё повторится…

Спираль

Я вылью шумно воду из корыта,
Скручу в спираль тяжёлый ком белья,
Пытаясь выжать каплю Бытия
Из мелкого застиранного быта.

* * *

Быть может, по зову невольному плоти
Прародину ищем в природной среде:
Мечтаем, взирая на птиц, о полёте,
А глядя на рыб, мы грустим о воде…

Анестезия

Однажды почти поднялась до небес,
Прозрачно вошла в ослепительный лес,
Где множится вместо деревьев, растёт
Рисунок, похожий на соты, на мёд…
И стала я сотой-ячейкой безвестной
В какой-то абстрактной стране бестелесной.
В безмолвии полном мне слышится звон,
И всё это вроде бы вовсе не сон.
Я тела не чую, лишь мысль моя есть,
И плоти, как видно, не нужно ей здесь.
А как без неё совершу я дела,
Которые сделать пока не смогла?..
«Где я? – вопрошаю, ответа моля, —
Где ты с притяженьем привычным, Земля?»
И мысленно в мир незнакомый кричу:
«Я в тело, я в тело вернуться хочу!»
И словно бы кто-то услышал меня:
Глаза распахнула в сияние дня!
Забилась душа моя, отяжелела,
Как сетью, ячейками поймана тела…

Кундалини

Сущность моя – змея,
Мудрая и красивая.
Жилище моё – Земля,
В ней черпаю силу я.
Меня называют красивой,
Не понимая вполне,
Что это и есть та сила,
Которая дремлет во мне.
Порой она просыпается
Под музыкальный звук,
И вдруг во мне проявляется
Змеиной пластикой рук,
Танцем цветным, узорным,
Излечивая от печали…
И снова прячется в форму
Трёхвитковой спирали.

* * *

Я слышу ритмы для стихов,
Они меня сопровождают,
Вплетаясь в ритм моих шагов,
И я душою осязаю,
Как музыку, звучанье слов,
Понять пытаюсь их значенья,
И смутен чувств моих поток…
В таком ритмическом движенье
Пульсирует, наверно, сок
В деревьях – перед их цветеньем…

* * *

Рождается опять в моём сознанье
Живой калейдоскоп воспоминаний, —
Не то в них больно, что уже случилось,
А то, что так и не осуществилось…

Ольга Авдеева-Мокрак (г. Кишинёв)

* * *

«Мне Вас не хватает. Мне Вас не хватает…»
А снег на ладонях прохладных не тает,
А снег замерзает на тёмных ресницах.
Во сне Вам былое, быть может, приснится.
Быть может, знакомые звуки ноктюрна
Напомнят далёкое зимнее утро,
Когда согревались в ладонях ладони,
И мчались по Невскому быстрые кони.
И снег на прохладных ладонях не таял.
Мне Вас не хватает, мне Вас не хватает…

* * *

Отболела душа ностальгией по отчему краю,
Где озёр зеркала отражают зелёный простор,
Где белеют берёзы и ветви ко мне простирают
И где ждёт моего возвращенья наш старенький двор.
Рыжим пламенем осень сожгла все мосты-переправы,
Словно вновь испытала она мою верность судьбе.
Только знаю, вернусь, окунусь в твои росные травы!
Возвращаясь в Россию, я вновь возвращаюсь к себе.

* * *

Вопреки закону – вот дела! —
В декабре малина вдруг созрела.
Это мать-природа захотела
Подарить зимою нам тепла.
Заалели радостно плоды
На живых и незамёрзших ветках,
Птицам Бог послал их, словно деткам,
И с небес благословил сады.

Нина Агафонова

* * *

Явилась ночь и свергла день,
Он канул в пропасть наших вздохов.
Нам пела каждая ступень,
Что дома плохо, плохо, плохо...
Но мы, преодолев подъём
Всех этажей и всех печалей,
Вошли в свой дом, забылись в нём,
Залив тревоги жарким чаем.
И он покой принёс душе,
И было сердце не в обиде,
И что там есть, – в той темноте, —
Уж лучше нам не знать, не видеть.

* * *

Окажи мне услугу: дай руку!
Уведи меня в песню ночи́
По мелеющим улиц излукам,
Где распахнуты крылья-плащи.
Где слетелась горластая стая
На проспекты рекламных огней,
Где о воле мечта золотая
Манит скованных силой коней.
И мое заведённое сердце
Тянет к свету от чёрной тоски.
Не опомниться, не оглядеться,
Только б мчаться над гладью реки,
Дивный, чудный, мой город – мой пламень,
Не стихающий в пенной крови,
К той звезде, что сияет над нами
Недоступной вершиной любви!

Странники

Ходили странники чудные
По сирым пашням деревень,
Копили капли дождевые
В ладонях, пили, славя день.
И был так тих, почти беззвучен
Их говор о житье своём,
Их грозовые ждали тучи,
Ложась к закату в чернозём.
К рассвету каждый поднимался
И шёл в свой странный мир удач,
Но только путь их мне казался —
Единый, непрерывный плач.

Монолог осени

Сначала я думала, парки пусты оттого,
Что холод и мгла разогнали уставшие души,
Я дважды просила вернуться, но всё никого,
Но всё никого, да и разве услышат, уснувши.
Затем я решила, что, может быть, в сладостных снах
Мне легче какой-нибудь светлой молитвой явиться,
И слёзы польют, и страданье проснётся в глазах,
И все вдруг увидят, как страшно однажды забыться.
Но вновь никого. Ни молитва, ни плач, ни призыв —
Ничто не проникло сквозь тяжесть забвения к спящим.
Густой снегопад, на немеющий сад повалив,
Печально внимает шагам, по листве уходящим.

Лариса Александрова

В Крыму

Простор черноморский венчая,
Прилив поднимался волной,
И чайки кричали, кричали…
И снова мой Крым предо мной…
«Как звать вас? – спросила я чаек, —
Мы так по рождению бли́зки…»
Спросила, ответа не чая,
И чайки, взлетая, вскричали:
«Лариски…Лариски…Лариски…»

Совет

«В плохом всегда ищи хорошее,» —
Советовала мне сестра…
То я влюблялась в дождь с порошею,
То у случайного костра
Отогревалась…То красивою
Мечтой спасалась, сладким сном…
И научилась быть счастливою,
Живя в обыденном, простом.

Победитель

Который раз в бараний рог
Судьба скрутить его хотела…
Он все невзгоды превозмог,
Не отделил души от тела…
Дорога…Нет! Спираль дорог
Крутым витком ему верстала
Путь испытаний и тревог —
До бронзового пьедестала.

Андрей Victoria Андреев

Дай умереть…

«Не просыпайся, – я шепчу ей, – рано,
Трамваи по проспекту не гремят».
Лицо во сне так ласково-румяно,
И губы поцелуй ещё хранят.
«Не просыпайся, солнечный посыльный
Тебя погладит кисточкой луча»…
Задёрну шторы… Господи всесильный!
Дай умереть, слова любви шепча.

Нос к носу

Вот опять мы столкнулись нос к носу
С хулиганкой девчонкой – Весной.
Ручейками по ноженькам босым
Побежала звенящей волной.
Поманила в поля и дубравы,
Где под солнцем расплакался снег,
И уже просыпаются травы,
Тянут ручки, как дети, Весне.
По ручью поплывёт мой кораблик,
Полный красок из детского сна…
Я опять наступаю на грабли,
Что оставила в поле она…

Пробегусь по парапету

Раскинув руки, пробегу по парапету:
Да, не мальчишка и смешон со стороны.
Но за судьбой иду в согретые рассветы
И чуда жду от разгулявшейся весны.
По ручейку пущу кораблик я бумажный,
И прочитают пожеланья небеса:
Прошу зари как небоскрёб, многоэтажной,
И бурю чувств, чтоб разрывала паруса
На бригантине сонной жизни…Южный ветер,
Несёт акации цветущей аромат.
Раскинув руки, пробегусь по парапету
И взмою в небо за мечтою…в звездопад…

* * *

В последний вечер мая
Резвился звездопад,
И звёздочка шальная
Упала в Летний сад.
В кустах переоделась,
Припрятала лучи.
Украдкой огляделась
И вышла…свет в ночи.
У нового фонтана
Ей встретился Поэт.
Двухтомником романа
Они оставят след…

Наталья Андреева

Старые письма

Устала и забросила дела,
Ушла от всех и окунулась в книжки.
И вдруг в них письма старые нашла
От первого любимого мальчишки.
Одно уж пожелтело… в том письме
Его слова смешной любовью дышат.
В его пятнадцать лет. Да кто он мне,
Что про любовь с ошибками мне пишет?
Корявый почерк… Просто буква «Ц»…
И сердце со стрелою. И ромашка.
И красной ручкой приписал в конце
Без запятой: «Люблю тебя Наташка»…
Я в школе тридцать лет преподаю…
И каждый раз, тетради проверяя,
В мальчишке каждом я его люблю,
Им с нежностью ошибки исправляя.

* * *

Свинцовое небо упало
В холодные воды Невы.
О Боже, как холодно стало,
Что даже оскалились львы.
О Боже, как холодно стало,
Как будто ушёл лучший друг.
Природа всегда удивляла
Причудами Санкт-Петербург.
Но в холоде, в сумраке мглистом,
Ты помни, что это пройдёт…
И ангел, как лучик искристый,
Нам снова с небес подмигнёт.

Разлуки

Ты знаешь, а разлуки я люблю.
Я в мыслях о тебе и день и вечер.
Я капельки любви своей коплю,
Чтоб полной чашей их отдать при встрече.
Ты знаешь, а разлуки мне нужны.
Тебе стихи и песни я слагаю.
И средь вечерней звёздной тишины
Твои глаза и руки вспоминаю.
Ты знаешь, чем разлуки хороши?
Вот нет тебя, а в мыслях я с тобою.
И нежные движения души
Я утром солнцу, как тебе, открою.
Ты знаешь, ты мой самый близкий друг.
Как здорово, когда мы вместе снова.
Но не хочу любви я без разлук.
Я подождать, чтоб встретиться, готова…

* * *

Глаза насытиться не могут
Рассвета нежной красотой.
Шепчу молитву, славлю Бога...
И верю я, что он со мной.

Чёрная речка

А нашей Чёрной речки нет черней.
Ведь здесь «погиб поэт, невольник чести».
Сюда несу цветы, и всё сильней
Я чувствую, что сердце не на месте —
Как будто потеряла я отца,
Что мне открыл в поэзию дорогу.
Стучатся строчки прямо к нам в сердца
И в них вселяют странную тревогу.
Тоскуют без поэта острова —
И Летний сад, и липы вековые.
Скорбит и плачет Мойка, как вдова,
Но… Наполняют нас стихи живые.
Великий Пушкин, солнечный поэт,
Живёт в сердцах и душах поколений.
Чернее нашей Чёрной речки нет…
Но Петербург хранит волшебный свет,
Что миру подарил наш добрый гений.

Иллюзия

Я видела: в лужу смотрелась луна,
Подумалось ей, что она не одна.
Что в мире подлунном, где ей не бывать,
Двойняшку-сестру удалось повидать.
Луна улыбнулась – ей лужа в ответ.
И кто вам сказал, что взаимности нет?..
Луна укатилась – и в луже темно.
Ну просто большое сырое пятно.

Светлана Анненкова (г. Ижевск)

* * *

Солнце часто прячется, исчезает где-то,
Снова за окошком умирает лето.
Всё могло быть плохо, но сентябрь-проказник
Маскирует похороны под великий праздник.
Воздух сделал терпким и немного пряным,
Все вокруг завесил жёлтым и багряным,
Чтобы, опьянённые красотой-дурманом,
Мы не заподозрили подлого обмана.
Скоро всё закончится ноябрём холодным,
Лето будет съедено осенью голодной.
И тогда однажды, в первый день морозный,
Все обман заметят, только будет поздно.
А пока так славно и тепло на свете,
Только дождик плачет о погибшем лете….

* * *

Придёшь ты, тоску прогонишь,
Ноябрь обращая в бегство,
Ты в жизнь мою снова входишь,
Как светлый кусочек детства.
Вдвоём тишину разбудим
И сядем за чай с вареньем,
Мы чайной ложечкой будем
Мешать разноцветные тени.
И праздник, и новые песни,
Цветы, на столе – конфеты…
Мы живы, мы снова вместе,
И скоро вернётся лето.

Екатерина Асмус

* * *

Прости меня, любимый город.
В грязи, руинах и снегу
Ты мне всегда предельно дорог.
Твой светлый образ берегу
И в дальних странах, и в болезни,
Когда уныньем сломлен дух,
Я вспоминаю ветра песни
И тёплый тополиный пух,
Парад дворцов, мосты литые,
Каналов спутанную сеть,
Соборов купола златые
И шпилей острых в небе медь.
Державный блеск былой столицы
Твои дома ещё хранят.
Но сила каменной десницы
Ослабла. Нет пути назад.
Зов Командора нам не слышен,
А в бывшей роскоши палат
Тихонько шебуршарят мыши
И нет замков у царских врат.
Мелькнёт лицо дворянской стати
Среди заносчивой толпы
Лишь на секунду.
Дождь и слякоть
Вмиг слижут чуждые следы.
И всё. В изгнанье было слово
Заступничества и любви.
Остался лёд. Зимы оковы
И отблеск подвигов твоих.
Прости меня, любимый город!
Я, память прошлого храня,
Ничто – ни делом и ни словом
Не в силах сделать для тебя!

* * *

Мне хочется с тобой поговорить.
Не на́ людях. А в тишине, спокойно.
В уединенье от знакомых лиц,
Приветствий, объяснений недостойных.
Мне хочется с тобой поговорить,
Чтоб ясным было слово диалога.
«Как ты живёшь? Что думаешь?» – спросить.
«Когда в последний раз ты слышал Бога?»
«Как там погода? Пишешь ли стихи?
Или украдкой по ночам играешь
В компьютерные игры?»
Ты прости...
Такой вопрос, наверно, – против правил!
Мне хочется с тобой поговорить.
Неспешно. Не скрываясь и не ссорясь.
Так узелком разорванную нить
Связать швея старается на совесть.
Мне хочется с тобой поговорить...

Ольга Атаманова

* * *

А поутру – ещё белей, чем днём.
Вот выпал снег и не успел растаять,
никем ещё не тронут, и на нём
лишь свежий след от первого трамвая.
Он слишком бел, и так кристально чист,
что в городе белей и первозданней…
Черны стволы, и ни единый лист
не полетит по ветру синью ранней.
И кажется мне ясным и простым
Всё, что сомненьем было и обманом
на улице, не шумной и не пьяной,
над городом, совсем ещё ночным…
Однажды я пойму, что не люблю,
с предельной ясностью, без всякой злобы,
что не смогу быть верною до гроба
и не возьму в подарок жизнь твою…
За что ревнуешь? Нету никакой
любви во мне, и звуки никакие
не потревожат мёртвую стихию,
а только звон ветвей над головой,
пустые кроны и стволы нагие…
И кажется, что вовсе не умру,
пока зима такая молодая,
пока снега однажды не растают
под звон капели, рано поутру…

Кризис сорока
Сонет

Конец иллюзий? Мудрости начало?
Минут бессмысленное воровство?
Я знаю жизнь – от шляпки до скандала,
Предел – всему. Бездонность Ничего,
Салатик из травы, когда, бывало,
Недосыпала пряностей в него,
И страсти – жар. И песни – колдовство.
И тишину полночного квартала,
И крики, и неистовство толпы,
Послать за Геркулесовы Столпы[1]
Готовой неугодных… Только срок
Безумию – давно определён.
Алхимик-Время, как ты ни учён —
Что мне сейчас твой золотой песок?

* * *

… И листьев нет, но далеко зима,
В сиянье полдня растворились тени
И кажется, что даже смерть сама
Прозрачна и тиха, как день осенний.
В безмолвье том – предчувствие зимы.
Застыли отшуршавшие аллеи.
И смерть всё меньше отрицаем мы,
Всё легче примиряемся мы с нею.

Михаил Балашов

* * *

Продрогшие чёрные ветки осин,
Трава прошлогодняя стынет белёсо,
И кажется, в целой Вселенной – один…
Незваная, серая, дряхлая осень.
Обманутых птиц не слышны голоса,
И плещет на речке не рыба, а ветер.
Я щепкой «Весна» на песке написал —
И стало немного уютней на свете.

* * *

Какая славная погода,
Уютно дождик моросит.
И сердце чувствует свободу,
Как полюс чувствует магнит.
Набухла сыростью одежда,
Промокли ноги и душа.
Наверно скептик ни гроша
Не дал бы даже за надежду
На то, что будет впереди
Когда-нибудь тепло и сухо:
По всей Вселенной льют дожди
Суровым испытаньем духа.
А я пожертвую грошом.
Здесь нет ни капельки бравады:
Мне это в самом деле надо…
Да нет, мне, правда, – хорошо.

Татьяна Баканова

По Миллионной

Арсению Дубину, петербургскому историку и светлому человеку

Пойдём гулять по Миллионной,
Вниз, по течению Невы,
Там ночью белой и бессонной
Мы будем с городом на Вы.
Как будто гостем из Помпеи
Возникнет Мраморный дворец,
И царский конь, скалой чернея,
Проскачет из конца в конец.
Пустая Главная аптека,
Вписавшись в нынешний контраст,
Из восемнадцатого века
Нас мятным запахом обдаст.
В чернила обмакнув рейсфедер,
Нагнувшись к чистому листу,
Неутомимый Штакеншнейдер
Начертит новую мечту.
Нырнёт под арку Эрмитажа
Неторопливый катерок,
Горбатый мост незримо свяжет
Двух рек и улицы поток.
И Зимний вдруг, такой огромный,
Раздвинет утренний туман…
Пойдём гулять по Миллионной,
Поклонимся её домам.

Давиду Самойлову

Ветреный город. Там тихие улочки
К морю спускаются все до единой.
Улица Калева – кофе и булочки,
Улица Мере – дубы-исполины.
Буйство черёмухи – улица Тооминга,
Свечи каштанов, чернила сирени,
Красные крыши, кирпичные домики,
Старых деревьев прозрачные тени.
Вот этот дом. И калитка распахнута,
Словно душа или книги страница,
И на окошке расставлены шахматы,
Будто хозяин сейчас возвратится.
Сад зацветает. Живое, зелёное
Вечное царство – малина и слива,
Но на губах тает горько-солёная
Влага, что ветер приносит с залива.
Аист в гнездо по весне возвращается,
Я улыбаюсь ему или пла́чу?
Жизнь продолжается, жизнь продолжается…
Разве на свете бывает иначе?

* * *

Памяти поэта-подводника Игоря Озимова

Спит в тумане канал Грибоедова,
Над водой проплывают дома…
Из простывшего города бледного
Наконец-то уходит зима.
Я иду по знакомому адресу,
Над волнами – мосты-корабли,
Шелест тонкого белого паруса
Слышу я в океанской дали.
Вижу Вас молодым, в белом кителе,
Ваш лучистый улыбчивый взгляд…
Окна старого дома и жители
На канал, как на море, глядят.
Вы ушли… Буду верить, что в плаванье,
На неведомый остров ушли.
Ваше судно стоит в тихой гавани
В неизученной точке земли.

* * *

Я мою окно после вьюги и стужи,
Январских снегов и февральских метелей.
Они отошли, отлегли, отшумели,
И снова весна в тихом воздухе кружит.
А город заполнен движеньем и шумом:
Трамваи по рельсам, часы с колокольней…
Как больно бывает мыть окна, как больно,
Когда о тебе все тревоги и думы.
Ты вышел во двор, я тебя увидала
Сквозь стёкол прозрачность, натёртых до скрипа.
А тряпка полощется в миске со всхлипом,
А мне чистоты безупречной всё мало.
Я мою окно после долгих морозов,
Как будто с окна смыть твой образ пытаюсь.
А он только чище, чем больше стараюсь.
Текут по стеклу ручейки, словно слёзы.

Алина Бартенева

Аннушка

Не вернулись с фронта два её сынка.
Страшное известие пришло издалека.
Где-то там за Бугом в облаке смертей
Потерялись судьбы двух её детей.
Все в селе гадалки ей твердят одно,
Что ребята живы, постучат в окно.
Ветры да метели мчались по селу.
Жадно припадала Аннушка к стеклу.
Только перед утром сон её ломал,
А во сне навстречу младшенький бежал.
Старший чуть смущённо улыбался ей:
«Познакомься, мама, с жёнушкой моей».
Как бы ей хотелось, чтобы этот сон
Длился бесконечно, не кончался он.
Годы пролетали – счастье не сбылось.
Знать, гадалки врали, чтоб светлей жилось.

* * *

Не гасите свечу, пусть горит до конца.
Ведь расплавленный воск – как застывшие слёзы,
Что скатились с небес по веленью Творца
И упали на листья озябшей берёзы.
Посмотрите на пламя зажжённой свечи —
Как на жизнь нашу пламени пляска похожа:
То неистово скачет, как всадник в ночи,
То падёт и забьётся болезненной дрожью.
Задержите дыханье чуть-чуть у огня,
Не спугните пылающий трепет мгновенья.
Пусть сопутствует вам до последнего дня
Негасимый и вечный огонь вдохновенья!

Ирина Басова

* * *

Я на исповедь в чащу лесную хожу,
Как язычница, как святоборова жрица.
Согрешу и покаюсь, и вновь согрешу,
Чтобы скудным пайком у берёз причаститься.
У лесин белоствольных свой грех отмолю.
Солоны и горьки покаянные слёзы!
И в ответ на святую молитву мою
Благодатная замироточит берёза…

* * *

Мне отрадно глядеть в эти дивные дали,
Упиваясь мучительно светлой тоской
О незримом, надмирном, святом Валааме,
В облака вознесённом над скверной мирской!
Стать бы птицею вольной да взмыть в поднебесье
Над суровою, вздыбленной ветром волной.
Отчего ты бескрыло, смущённое сердце,
Отчего не обрящешь ты край неземной?
Оттого ль, что взыскующий Божьего храма
Не от мира сего и за правду гоним?
В небеса вознеслись купола Валаама,
Словно явленный горний Иерусалим.

Наталья Бевза

Там, где лес просыпается...

Там, где лес просыпается, зыбкий, безлиственный,
Начинают сезонный покос:
Методично, привычно, как в поисках истины,
Режут белую кожу берёз.
Не насквозь, не навылет – наствольными срезами
Извлекают живительный сок
Из глубин бересты, письменами истерзанной —
Вдосталь пьют, запасают и впрок.
У России нет вечных обласканных символов —
Всё лихие у ней времена:
Иссекая крест-накрест развенчанных идолов,
На крови строит храмы она.
Обрекут, нарекут рощи новыми храмами,
Разбредясь по домам, чернецы.
Белоствольные души возносят над шрамами
Изумрудного света венцы.

Я прожила чужую жизнь...

Свет мой синий
Свет мой дальний,
Безымянная звезда...
А. Топчий

Я прожила чужую жизнь,
хоть знала: где-то
Моя – заброшенно лежит
среди макетов,
В бюро невысказанных дум
и нот неспетых,
А я верхом, как мальчик-грум,
скачу за светом.
Чужая жизнь давно в плечах
мне тесновата,
И голос стиснутый зачах,
пропал куда-то,
Но даже если велики
одна-две даты,
Не написала ни строки
для адресата.
Вот жизнь моя – дрожит рука:
хочу примерить,
Да вижу, будет велика…
В пустом вольере
Теряюсь я,
но синеву
Прошу —
проверить:
Чужая жизнь, что я живу,
кому – потеря?
Отдам её, не пожалев,
владельцу в руки —
Полуобъёмный барельеф
рутинной скуки.
Я не хочу судьбы такой
и жизни куцей,
Где самый страшный непокой —
гнев резолюций.
Теперь иной ориентир,
тональность песен:
Я – не слуга! Прощай, мундир,
который тесен,
Не буду в цирковом трико
идти парадом,
Мой свет – не тот, что далеко,
а тот, что рядом…

Окно

Дымкой, словно кисеёй лёгких штор,
Занавешены грядущие дни,
А за ней, как за окном, ждёт простор,
Просто спрятанный в полночной тени.
До рассвета я не сделаю шаг,
Чтоб взглянуть на спящий путь предо мной —
Я боюсь того, что временный мрак
Вдруг окажется бетонной стеной.
Звёзды гаснут, кану с выси и я.
Перед сном, когда решу – всё равно,
Всколыхнётся ветерком кисея,
Чтоб я верила: за нею – окно.

Белый свет

Недоверчиво прищурилась
Я от собственных идей:
Чур, меня! Мне вдруг почудилось
Племя странное людей.
Там потомок взглядом пращура —
Половецкого князька,
Веки запахнул как плащ – пора:
Две бойницы вполглазка.
Истерия душ в мистерии,
В страхах вычурности поз,
В тёмных щёлочках – неверие:
Узкоглаз великоросс.
Не чураясь чар поветрия,
Ветер выбился из сил:
В чашку Петри эндометрия
Споры жизни привносил.
Белый свет! В глазницы падая,
Озаряй, но не слепи:
Пусть живёт высокоградая
Русь – в распахнутой степи.
Род веду теперь от аза я,
В зеркалах – иконостас,
Чудь глядится белоглазая
Из глубин раскосых глаз.

Яна Бердникова

Навстречу солнцу

Промчатся дни, промчится год,
Протрутся ноги и земля...
И каждый, кто в пути, найдёт
Не факт что счастье, но себя.
Босыми стопами по льду
И головой ныряя в снег,
Вперёд за счастьем я пойду.
Сюрприз! Я тоже человек.
Навстречу солнцу побегу
По освещённой стороне.
Перед собою я в долгу,
А перед прочими – вдвойне.

Не подарок

Я не подарок, и нет на мне красочной ленточки.
Нету сережек, и прочих безделиц за тысячу.
Сердце моё почему-то как тонкая веточка…
Ножиком ржавым на ней чей-то опус был высечен.
Я не прекрасна. Ни правильная, ни неверная...
Не принимаю в подачку монеты на паперти.
В принципе... я не особенно обыкновенная
Тем, что свободна, а совестью всё-таки заперта.

Над рекою

Я застыла. А волны протяжные
Ударяют сильней и безжалостней.
Заморозят зимой меня заживо
За сомненья, за робость, за слабости.
Я останусь скульптурою белою,
Ледяною фигурой невзрачною.
На одно лишь надеюсь и верую:
Что для всех буду столь же прозрачною.
Что прочтут в моем сердце прохожие
Всю меня, словно сборник поэзии.
Я должна была быть осторожнее,
А сама лишь мечтала, да грезила.
Я не верила чувству тревожному,
Я бросала решенья, как дротики.
И жила из пустого в порожнее
Над рекою на низеньком мостике.

Задыхаюсь

Задыхаюсь. Я увлеклась.
Не заметила грязь на теле.
И на облаке кратких фраз
След остался отнюдь не белый.
Слово вырвалось, грянул гром...
Вот бы вымолвить всё обратно!
Ведь кислотным в душе дождем
Не отмыть в отношеньях пятна.
Если смотришь на жизнь любя —
Чёрный цвет виден нежно синим...
Мне теперь лишь до слёз обидно,
Что ошиблась насчет тебя.

Альмира Биккулова

Любовь матери
Перевод с башкирского Николая Михина

Любовь материнская – солнца лучи.
Без них – словно тьма бытиё.
Нужны нам, чтоб мир был и светел, и чист,
Духовные силы её.
Творишь, созидающей жизнью влеком,
С рожденья начавшийся ты,
Впитав с материнским в себя молоком
Всю силу земной красоты.
Чем опыт богаче, тем время быстрей,
Всё ближе к конечной черте…
Как мир, без границ лишь любовь матерей
В нетленной своей красоте.

Родной язык
Перевод с башкирского Николая Михина

Для каждого Родина только одна —
Единственная, словно мать.
Род – корень: родная, природа, родня,
Народ, урожай и рожать…
Нет, чудо-язык, состоящий из слов,
Не зря человечеству дан:
Духовная сила всех в мире родов,
Бесценный Всевышнего дар.
Чтоб было друг друга легко понимать,
Из слов зарождается речь.
И надо язык свой, как Родину-мать,
Лелеять, любить и беречь.

Людмила Бокшицкая

* * *

Замирают лес и поле,
Замолкает шёпот трав.
Осень мечется на воле,
Красит головы дубрав.
Заливает мир дождями,
Ночью слышен ветра вой,
И холодными сетями
Мы опутаны с тобой.
Звёзды прячутся со страхом
За лохмотья облаков.
Осыпает листьев прахом
Осень след твоих шагов.
Плен осенний слаще мёда,
Тише, тише пульс в груди.
Для чего теперь свобода?
Оглянись, не уходи!

* * *

Три нежных жёлтых лепестка
На стол упали с вазой рядом.
Рисунка линия тонка,
Но лишь букет окинешь взглядом,
В глаза бросается изъян —
Момент начала увяданья.
Ещё ты от букета пьян,
Но есть оскомина свиданья.

* * *

В пустыни превращаются поля,
В глухие и ненужные угодья.
Уже давно не вспахана земля
И некому в руках держать поводья.
И не чернеет ровной полосой
Краюха луга. Дальше за холмами
Лежит годами сотканный покой,
Наследство дедов, брошенное нами.

* * *

Сколько припомню имён...
Нет всех – зови не зови.
Тянется тоненький лён
В звёздные сети любви.
Трав ароматный дурман,
Сена сухого скирда.
Жизнь – как великий обман…
Золота блеск? Нет, – слюда.
В звуках причудливых фраз
В пропасть летят времена.
В ночь повторяю не раз
Близких людей имена.

* * *

Как заунывный метроном
Осенний дождь стучит по раме.
А, может, создали мы сами
Безумный холод за окном.
И, низко ветки опустив,
Стоят озябшие рябины.
Мы виноваты иль невинны
За этот стынущий мотив?

Анатолий Бондаренко

Я приду к тебе с январём

Я приду к тебе с январём,
Мне всегда не хватало лета.
И тогда в окошке твоём
Будет свет гореть до рассвета.
Я приду к тебе с январём.
И совсем, совсем без опаски
Постучусь в окно снегирём, —
Ты не бойся людской огласки.
Я приду к тебе с январём.
В этом добрая есть примета.
Постучусь в окно снегирём,
Мне всегда не хватало лета.

Затопленный храм

Расширяли озеро Белое,
Деревеньку сносили.
Деды – бороды белые —
О пощаде просили.
Избы медленно падают,
Став простыми дровами.
Поглощает их впадина
С родниками, холмами.
Расширяли озеро. Бедную
Деревеньку сносили…
Только церковь над бездною
Смотрит в небо России.

Виктор Бондаренко

Уход сентября

Уходит сентябрь, октябрю уступая просторы,
Оставив в наследство ненастье лихое своё.
В дождливом тумане леса, и равнины, и горы —
Как тусклой природы простое земное житьё.
Уходит сентябрь, наградив нас неясной тоскою,
Отвергнув слова, что вошли в нашу жизнь, будто новь.
Растаял вдали, словно дымка, над серой рекою,
С собою унёс непонятную нашу любовь.
Что ждёт впереди, средь октябрьских глубоких желаний?
Какой огонёк маяком будет в тёмной ночи?
Войдёт ли реальность в надежду сердечных мечтаний?
Подарит ли Бог от судьбы потаённой ключи?

О молодости

Отплясала молодость, умчалась
В прошлые, далёкие края.
Только память в сердце мне досталась
О года́х, когда был счастлив я.
Отдурила молодость навечно,
Птицей исчезая в облаках,
Бросила меня в пути беспечно,
Будто лёд, весенняя река.
Повзрослела молодость, наверно,
Зрелостью явилась мне в делах,
Приучая жить спокойно, мерно…
А летать в цветных, счастливых снах.

Мария Борисова

С Неведомым наедине

1.

Угасла вечера порфира,
Померкли краски на холсте,
И звёздный хор течёт над миром
В своей великой немоте.
Что наш испытывает разум:
Страх, удивление, экстаз?
Как древний Аргус многоглаза,
Глядит Вселенная на нас.
Постигнуть – тщетные усилья,
Но, прикоснувшись к тишине,
Душа свои расправит крылья
С Неведомым наедине.

2.

…Звёзды, словно кувшинки Вселенной,
Собираю в космический чёлн.
Владимир Морозов

Ночь тянется к строке исповедальной,
Её шаги всё явственней в тиши,
И наполняет свет созвездий дальний
Таинственное озеро души.
Воображенье прихотью чудесной
Чуть взбаламутит гладь спокойных вод,
И вот уже кувшинкою небесной
Душа сама среди светил плывёт.

* * *

Обдавая то стужей, то зноем,
Вестовые дождей и снегов,
Неустанно кружат над Землёю
Ветры – вольные дети богов.
Сколько разных наречий на свете —
Столько ветреных этих владык,
Из стихий лишь изменчивый ветер
В проявлениях так многолик:
То колышет полотна тумана,
То листочком играет в пыли,
А потом посреди океана
Ураганом крушит корабли.
Всё по силам ему, виртуозу.
Вечный странник – зачем ему кров?
И ему посвящённая роза
Называется розой ветров.

Поэзия

…Не ржавыми оковами событий,
А золотом прозрений и открытий!..
М.Толчельникова

Не определяет судьбы мира,
Изгнана на свой чердак под крышей.
Грустно за Поэзию, чья лира
Не нужна, хотя дана нам свыше.
Но она умелою рукою
Вышивает по канве событий
Свой узор затейливой строкою,
«Золотом прозрений» и наитий.

Улыбка на блюдце

…Чтоб засиять на вечном небосклоне
«Улыбкою Чеширского кота»!
Остатки кофе вылила на блюдце,
Похожее на полную луну.
Ирина Талунтис

Остатки кофе вылиты на блюдце
Рукою торопливо… Блажь, каприз…
Кто ж знал, чем это может обернуться,
Что случай приготовил нам сюрприз.
Вдвоём сидим и наблюдаем чудо,
Дурёхи, отвести не в силах глаз.
Волшебная попалась нам посуда —
На блюдечке улыбка разлилась.
Воображенью нужен только повод,
Оно в разладе с логикой простой:
Мне почему-то вспомнился тот город
И кофе тот, божественно густой, —
Подобие любовного напитка,
Того, что предназначен лишь двоим,
И человек, что был моею пыткой,
Был счастьем и мучением моим…
Возможно, центр магического круга —
Наш столик, где давно уже вдвоём,
Взволнованные, мы сидим с подругой,
Допили кофе и чего-то ждём.
Её рукой, изящною и гибкой,
Узор волшебный создан неспроста…
А с блюдечка сияла нам улыбка,
Наверное, Чеширского Кота.

Мартышкино

1.

…Ромашек позднее цветенье
И белых лилий хрустали.
В.Морозов

Там – детства светлая планета,
Ромашек – целые поля,
Там бесконечно длилось лето,
Тянулись к небу тополя.
Ткал август лета паутинки,
Манил залив, ведь там, вдали,
Сияли жёлтые кувшинки
«И белых лилий хрустали»…
Душа моя твердит упрямо,
Что это вовсе не конец,
Там дом, поёт там песни мама
И что-то мастерит отец.

2.

Ирине Талунтис

Там, где к воде склонились ивы,
Давным-давно большой медведь
Сошёл воды попить к заливу,
Чтоб тут же камнем замереть.
Большой лобастой головою
Навеки он к воде приник
И шепчется с водой живою,
Пока безмолвствует тростник.
Вглядись внимательнее в юность —
Двойной ведёт от камня след…
Там мы с тобою разминулись,
Однажды… и на сорок лет.

* * *

Гость незваный на жизни весёлом пиру,
Чашу горькую тихо приемлю.
Дней моих календарь шелестит на ветру,
Лепестки осыпая на землю.
Золотых там немного. На пальцах руки
Можно счесть, не собьёшься со счёта,
Но под мрачною грудой свинцовой тоски
Не померкла на них позолота,
Согревают лучами, искрясь и маня
Всеми красками светлого рая…
Утешают. А может быть, дразнят меня,
Искушая надеждой... Не знаю.

* * *

Говорят, Земля когда-то представлялась людям плоской,
И они изображали и, возможно, неспроста,
Реки, горы и долины на тарелочке в полоску,
А тарелку эту тащат три задумчивых кита.
Но потом путём наитий, вычислений и открытий
Доказали – это сфера, отнесли в разряд планет.
И с тех пор Земля, как надо, по своей плывёт орбите,
Так что, предки, извините, – здесь китов и рядом нет…
Но сегодня мне приснилось, это было очень странно,
Что Земля – огромный мячик над космической рекой,
А на нём рисунок виден: континенты, океаны, —
И дельфины в мяч играют… Ну, к чему бы сон такой?

Нелли Бородянская

Железные цветы

Октябрь.
Сквозь листопад Михайловского сада
В окладе золотом уходит в небо храм.
Железные цветы, – вплетённые в ограду —
Все в жёлтых мотыльках, прильнувших к лепесткам.
В мозаике листвы, на хрупком покрывале,
Лежит убогий бомж – избитый и ничей,
Сегодня в храм войти ему опять не дали,
В последний раз войти – согреться у свечей.
В обрубках пальцев рук он жёлтый лист сжимает.
Прохожие идут. На храм кладут кресты.
Звенят колокола... Бродяга умирает,
И смотрят на него железные цветы.
Железные цветы – тюльпаны, хризантемы…
А он в своём раю... У каждого свой рай.
В его раю весна. Там, у ворот Эдема,
Черёмухи цветут, бушует Первомай.
В руке его флажок… внизу смеется мама.
Он, маленький совсем, – на шее у отца…
А люди всё идут… и крестятся у храма,
И кутают в плащи железные сердца.

Баллада о неизвестном солдате

Алым солнцем истекал закат.
Каждый яр окопом был и дзотом.
И свинцовый дождь косил солдат
Межнациональной нашей роты.
Силы были слишком неравны.
Погибали. Но не отступали.
Пал последний... Пал за честь страны.
Шагинян, а может Мосхавале...
Гончарук, Зозуля или Плятт,
Лифшиц, Исмаилов… Неизвестно.
И неважно – просто НАШ солдат.
По-советски правильный и честный.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Догорал закат один на всех.
Догорала хатами деревня.
Красный снег… Фашистов чёрный смех…
Виселицы прямо на деревьях…
По сугробам мчались босиком
Полем к лесу мальчики-подранки,
Загнанные... Падали ничком...
Падали – под гусеницы танка...
Детской кровью опьянённый вдрызг,
Фриц не знал, что близится расплата...
Из небытия, из алых брызг
Вырос ОН с карающей гранатой —
Гончарук, Зозуля или Плятт,
Хайми, Сакалаускас, Плисетский,
Иванов... Неважно – наш солдат!
Правильный и храбрый – по-советски!
Детские закаты на снегах
Тень его к отмщению воззвали.
Он стоял – на сломанных ногах,
Шагинян, а может, Мосхавале...
За тебя стоял и за меня...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Из металла камня и бетона.
Перед ним у вечного огня
Развевались гордые знамёна.
Но когда пошёл на брата брат,
Разрывая Родину на пазлы,
Сыновья и внуки тех ребят
Подогнали краны да КамАЗы...
Загудели пилы, трактора,
Заработал мощный экскаватор.
С помощью взрывчатки «мастера»
Добивали стойкого солдата.
И лежал поверженный солдат...
Мимо проходили, проезжали
Шагинян, а может Мосхавале...
Алым солнцем истекал закат.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Оторвалась от небес звезда...
И они как будто покачнулись —
Это ваши деды, господа,
От стыда в гробах перевернулись...

Илья Брагин

* * *

Я выполнил свой долг перед тобой,
И что с того, что раны кровоточат?
Зато душа свободна и не хочет
Признать, что бой проигран был судьбой.
Проигран бой. Враг жёстче и смелей.
Ему победа кажется прекрасной…
Но выход есть: быть одиноким властно,
Не в схватке быть, а воспарить над ней.

* * *

Морозный воздух. Снега тайна.
И ветра спущенный курок…
Я встретил Вас почти случайно
И от виденья изнемог.
В паденье безразличном снега
И трепетанье сонных звёзд
Внезапно умиранья нега
Явилась мне, как на погост.
Я вспомнил лета полыханья,
Чтоб отрезвить себя чуть-чуть,
Но это смутное желанье
Лишь духу преградило путь.
Я полюбил Вас незаметно:
Так ночь идёт на смену дню.
Возможно, нужен мне ответ, но
И безответно Вас люблю.

Память

Озираясь назад, память всё подменяет:
Там, где выщерблен день, мнится правил парад,
В апогее томлений, сомнений и мает
Видишь, ближний, предавший тебя, всё же брат.
Там где был ты влюблён – адвокат Достоевский,
Что там! Сам ты артист, и роман – лишь игра.
Дон-Жуан – тоже роль, ты играл её с блеском,
Контрапункт – покаянье прошёл «на ура».
Там, где был ты не нужен – находишь загадку
И какой-то ещё в суете видишь толк.
Ну, а там, где ты слаб и подвержен припадку,
Дурковато душа скажет: «Выполнен долг».
В этом мире, увы, выживает сильнейший.
Если Богом целован, то всё нипочём.
Память всё подменяет. За это нежнейше
Я пою свою память молитвы ручьём.

* * *

Через речку положен мост.
Вьётся речка – змеиный хвост.
На мосту ловит рыбу дед,
Рядом – старый велосипед.
Я в дела его сунуть нос
Постеснялся, а старый пёс
Подошёл и обнюхал вмиг.
Дед ругнулся, но в дело вник:
Покормил, пожурил чуток…
Пёс продолжил свой марш-бросок.
Посмотрел вслед ему рыбак,
Улыбнулся, – он был добряк.
И забросил по новой снасть,
Ощущая к рыбалке страсть.

Алексей Бриллиантов

Трибуну

Посвященье В.

1.

День выеден. Распахнуто окно.
Улиткой липкой заползает вечер.
Черновиком, зарытым под сукно,
Ждёшь миг, когда в зените вспыхнут свечи.
Как будто он изменит ход времён:
Вот-вот – и ты витаешь на орбите,
Не в муках старта, а уже в зените,
И целишься примерить Орион.
Вот-вот – и толпы суетных племён,
Бросая пропылённые кибитки,
Без бичеванья и призывных свитков
В Орду собьются, в цвет одних знамён…

И гребни волн достанут небосклон…

2.

Но гаснет небо, розовея дном.
С востока в город катит гулкий топот,
Неотвратимей, чем цунами рокот —
И хлопоты ордой владеют днём:
Расставить свечи, выбить шёлк знамён,
Бич перевить и снова свиток править,
Да так, чтобы Последний из племён
От крыльев беркута в себе нащупал память,
Желая небосклон отбить у волн,
Под пастбища наметив Орион…

3.

Век выеден, и влажен небосклон.
А под сукном потомки что-то ищут:
Не то шелка обветренных знамён,
Не то строку в клочке бумажки писчей.

Выбор

Этот выбор ни прост, ни сложен,
И открыт, как прямая речь:
Если шашка ползёт из ножен —
Значит, в поле назрела сечь.
Если сечь – значит, алой солью
Будет залит закат и ночь,
И дороги: одна к застолью,
А другая – от жизни прочь.
Век с похмелья оброс осотом —
Не проймёт и «ядрёна мать»…
Но соху поливаешь потом —
Ржи встаёт золотая рать.
Мне неведомо имя Бога.
Я не видел его послов.
Не смогу я среди уБОГих
Лик его написать со слов.
Но на каждой развилке – встреча;
Каждый день открывает новь:
Пот – на дело;
За правду – сеча;
Выбор – с Ним;
Ну а ОН – Любовь.

Таинство

Мне ль искать, что истину, что Бога…
Вот затеплю тонкую свечу,
Понесу, куда ведёт дорога,
С багажом, назначенным плечу.
Шелест облетающей гордыни
Вниз, под корни, будто бы я клён,
Что с обрыва ветками слепыми
Силится ощупать небосклон:
Там, где к алтарю придёт дорога,
К образам нетраченных святынь,
Где вопросы зябнут за порогом,
А ответы – рослая полынь.
Что ж искать, что истину, что Бога —
Их не разместить душой одной,
Разве искрой, иль крупицей, слогом,
Брызгами над рухнувшей волной…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Утро будет тихим и урочным.
Бережно, как редкостный кристалл,
Подниму с листа четыре строчки,
Что в ночи мне кто-то диктовал…

Горизонт

Там, где ходят кони золотистые
По урезу голубых небес,
Где прибойной пеною слоистою
Облака нанизаны на лес,
Где багрянцы и пурпу́ры бесятся
В топке догорающего дня, —
Синий луг до черни выбрит месяцем,
Звёздная царапает стерня.
Где гнездовья вьют ветра и радуги,
Где живут и завтра, и вчера, —
Там начало Волге есть и Ладоге,
И туда нацелен взгляд с утра.
Где туман кромешный прячет истово
Снившийся Колумбу континент, —
Там недосягаемые пристани,
Где творца припрятан инструмент.

Поэт

Поэтов производят не Союзы —
Неловкий трепет юного крыла,
Дождливый ритм на козырьке картуза
Да сердце зацепившая стрела.
В поэты производят не владыки:
Вне власти их луна, весна, века,
В размер строки вагонный лязг на стыке,
Безмолвная закатная река.
Поэтов не разводят факультеты:
Как ни шлифуй, а в туфе нет карат.
И сложенные правильно сонеты
Без милой не влекут в Эдемский сад.
Поэта пробуждает не желанье,
Не практика, не чувств веретено:
Сквозь плоть наружу режется исканье
Души, которой пусто и темно.
Поэт – не свет, не тень, не долг, не выбор:
Он – зеркало. Он – дар земли – родник.
И спать бы мог, но слог ломает дыбой.
И кто-то жжёт негаснущий ночник...

Дежурка, или сиротство света

Пока ещё горит свеча,
Гоняя тени в зыбком круге.
Ночь во дворе, напившись вьюги,
На дверь кидается рыча.
Но всё ещё горит свеча,
Теряя стать в оплывшем воске.
Глядит плакат какой-то плоский
Ко мне в блокнот из-за плеча...
И всё ещё горит свеча.
Горит строка – фитиль поэта,
И, верю, вновь постигну это:
Горит пока ещё свеча...
Свечей и звёзд в безбрежье мрака
Извечно тлеют огоньки,
Друг к другу жутко далеки.
Но спутаны, корнями злака,
В пространствах тянутся лучи,
Что Ариадны нить в ночи.
И я спешу – свой луч плету,
Чтобы искро́й – за пустоту,
И тени в круге таял след,
Пока свече отпущен свет...

Сердце ночи

Тишины безъязыкий качается колокол.
Стынет небо, сиянием звёздным исколото.
Не находится взгляду ни стен, ни опоры —
Прячет полночь в провалах былинки и горы.
И мечтает душа на околице тела
О своём возвращении к вечным пределам.

Алла Бройн

Море

Когда весь мир со мной в раздоре,
Боль от потерь стучит в висок,
Я вспомню ласковое море
И тёплый солнечный песок.
В тот миг, когда не устоять мне
Под шквалом жизненных штормов,
Кидаюсь я в твои объятья —
Ты всё поймёшь без лишних слов.
Волной в руках твоих забыться
Под упоительный прибой
И Афродитою явиться,
Рождённой пеною морской…

Апрель

Снова голову заморочил
Юный ветреник плут-апрель.
Он меня разбудил с полночи,
Как Снегурочку в сказке Лель.
Я, окно распахнув, мечтаю,
Пью весеннюю благодать.
Я со снегом последним таю,
А с туманом учусь летать…
Мне в весеннюю ночь не спится.
Птичьей трелью звенит капель,
И поёт, опустив ресницы,
О любви златокудрый Лель…

Разговор с осликом

Не печалься, милый грустный ослик.
Мы с тобой немножечко похожи.
Тычешь мне в ладонь свой тёплый носик
И глядишь из-под ресниц тревожно.
Запряжённый в пеструю повозку,
Бегаешь по замкнутому кругу,
И мелькают чередой берёзки
В хороводе чинном друг за другом.
Хочется скакать тебе на воле,
Луг топтать, который солнцем дышит,
Только ты, своей покорный доле,
Целый день катаешь ребятишек.
Хорошо, когда смеются дети,
Их вози в жару или в ненастье.
Для того и созданы на свете
Мы, чтобы дарить друг другу счастье.

* * *

Кузнечик смолк. Печальным вздохом скрипки
Застыло лето в предосеннем стоне.
Так скоротечна летняя улыбка!
Вновь осень будет царствовать на троне.
Она придёт непрошенною гостьей.
Проснётся сад от стука яблок спелых.
Ведь не звала красавицу я, просто
Она меня спросить не захотела.
Ну а пока она листвы не тронет —
Вдыхаю аромат цветущих флоксов
И думаю, как жизнь не проворонить
В чаду осеннее-летних парадоксов…

* * *

Воздух Крестовского свежий,
Летним дождём напоённый…
Ветер с залива небрежно
Гривы растреплет у клёнов.
Липам пригладит макушки,
Высушит гроздья сирени.
Вновь растревожат мне душу
Запахи, звуки и тени…

* * *

Одинокие души блуждают в тумане.
В этой жизни они – как в морях корабли,
И, случайно сойдясь в штормовом океане,
Помогают друг другу доплыть до земли.
Притяжение душ в штормовой непогоде
Нарушает теченье привычных минут…
Их невидимый ангел друг к другу приводит,
И, как в зеркале, души себя узнают.
Помоги им, Всевышний, смирив расстоянья,
Обрести в этом мире покой и приют.
Светлый ангел в ночи никогда не обманет,
Если души друг другу надежду дают.

Александр Брыков

Незатейливый вальсок

1.

Петербургские дремлют каналы,
Петербургские дремлют мосты…
В глубине их томятся устало
Вод потоки, темны и пусты.
Над Невою опять непогода,
Руки прячутся сами в карман…
Мелкий дождик опять на Обводном,
А на Карповке снова туман.

2.

Отразится в Смоленке случайно
Лодки старой прогнивший остов…
А какие скрываются тайны
В тёмных сводах гранитных мостов?..
Берега Чёрной речки в тумане…
И на Невках царит полный штиль.
Тихо спит в предрассветном дурмане
Беспокойный ночной Оккервиль…

3.

Ветер носится в невской тельняшке,
Листьев жухлых несёт шепоток…
Присмирели Фонтанка и Пряжка.
Тихо Шкиперский дремлет Проток…
Не проснуться и Мойке под утро,
Ветер осени ряби нагнал…
И мерцает седым перламутром
Рядом с Мойкою Крюков канал.

4.

И привычным осенним ненастьем
Ты, дыханье своё затаив,
Наблюдаешь, как с божьим участьем
Просыпается Финский залив…
Как подсвеченным северным утром
Волны тихо уходят в песок…
Лишь поэтому над Петербургом
Незатейливый слышен вальсок.

Ещё ничто не предвещало

Ещё ничто не предвещало,
Ещё не падал мелкий дождь,
И небо слёз не обещало…
И я не знал, что ты уйдёшь.
Ещё счастливыми казались
Все дни и ночи напролёт.
И улыбаться мы пытались,
Не зная, что произойдёт…
Ещё сирень в садах не чахла
Сияло солнце, как всегда.
И расставанием не пахло,
И птицы пели у пруда…
И ты опять мне всё прощала,
И «хэппи энд» был, как в кино…
Ещё ничто не предвещало,
Но было всё предрешено.

Николай Бутенко

В парке осень

В парке осень. Дождь грибной
землю заливает.
Листья кружат надо мной
журавлиной стаей.
Лодку утлую в пруду
к берегу прибило.
По тропинке я иду
на свиданье к милой.
Пусть я вымок и продрог,
простужусь под вечер,
нет мне сладостней дорог,
чем любви навстречу.

Песня

Где-то там, вдали, за речкой
песня дивная звучала.
Не стучи ей в такт, сердечко,
не споют её сначала.
Ей, в долине, одинокой
безразлично горе чьё-то.
Ей самой в ночи глубокой
опечалил сердце кто-то.
Ей самой в долине тёмной
затеряться бы навечно
да шептать ветрам бездомным
о делах своих сердечных.

Исповедь

Не дай-то Бог:
под утро пожалеть,
что день напрасно прожит был вчера,
а завтра вновь спокойной жизнью тлеть,
без радости, без цели и добра;
лишиться сна, покоя и угла,
по миру с равнодушием брести,
и ради чрева крохи со стола
лихой судьбы безропотно смести;
талант, что дан природой, загубить,
предавшись славе, пьянству, бытию,
использовать, предать и позабыть
всех тех, кто мне доверил жизнь свою;
на холмике пощады у земли
не вымолить на кладбище дедов,
а изгнанным, от Родины вдали,
замкнуться в одиночестве годов;
при свете дня не сбиться бы с пути,
зло обойдя спокойно стороной,
и не прощённым в мир иной уйти,
возненавидев светлый мир земной;
в свой судный час услышать от врагов,
что в пользу их я предавал друзей
и дал душе – бесчестие грехов,
а имени – проклятье матерей!
Не дай-то Бог…

Дорога к Богу

У каждого к Нему своя дорога,
ведущая сквозь мглу и бурелом,
но к каждому одна для всех у Бога,
зовущая нас в храм, как в отчий дом.
Где тень распятья перекрёстком ляжет,
пред выбором благословляя нас,
ступай! И пусть душа тот путь укажет,
где ей дышать свободней, чем сейчас.

Память

За упокой зажгу свечу…
Припомнив всех, я задыхаюсь, —
и имя каждого шепчу,
кого хоть раз обидел… Каюсь.
О, память! —
Времени вино,
хмельное, горькое, как зелье,
нам в виде совести дано,
как бесшабашному похмелье.
А Время лечит и летит,
всё унося в забвенье, в Лету…
Пусть Бог простит, и мать простит,
но память душу бередит,
чтоб в смертный час призвать к ответу.

Триада

Союз мужчин не знает трещин,
покуда нет меж ними женщин,
покуда слава и богатство
не посетят святое братство.
Увы! Коварная триада
разит мужчин не хуже яда!

Восхищение

Под чистым небом – радужные дали,
в лучах вечерних – жёлтые луга.
Как вы прекрасны, в девственном начале,
когда весною с вас сойдут снега!
Цветы в саду не видят цвет свой нежный,
в дыханье сна – себя таёжный лес,
и океан – простор свой безмятежный,
и красота – своих земных чудес.
Как сладко мне парить над облаками,
спускаясь к морю горною тропой,
моими восхищёнными глазами
природа наслаждается собой!

Золотые наливы

Падают яблоки в осень
с шелестом тихим под ноги,
Будто с собою уносят
в вечность земную тревоги.
Их золотые наливы,
в дом принесённые нами,
так же, как прежде, красивы,
пахнут дождём и ветрами.
Завтра морозы и вьюга
сад опустевший отбелят.
И не узнают друг друга
яблони в белой метели.

Виктор Васильев

Ломоносов

Полярный край. Ветров раздолье,
Борьбы и мужества залог...
Рыбак Михайло – сын Поморья —
Шагнул во мглу через порог.
Собрался он не в Холмогоры,
Куда на праздники ходил.
Тысячевёрстные просторы
Пред ним вставали впереди.
Его за снежною пустыней
Ждала с владимирских времён
Патриархальная Россия —
Страна серпов и веретён.
И он, мужик широколобый,
Оставив прошлое в ночи,
Шагал в Москву через сугробы
Россию азбуке учить!

Ночь таёжная

Чары холодные, тайные,
Месяц разлил над тайгой.
Дремлют просторы бескрайние,
Белый туман над рекой.
Тени костёр догорающий
Гонит к ночной вышине;
Грустная песня товарищей
Тает в густой тишине,
Звёзд хоровод беспорядочный,
Сов бархатистый полёт...
В царстве пугливом, загадочном
Мудрая сказка живёт.

Письмо нежданное

Южные сумерки,
света мерцание.
Цигарку на койке
кручу по-солдатски.
Письмо на подушке
лежит в ожидании:
Знакомые буковки,
штамп Ленинградский.
Письмо я читаю,
теплы его строчки.
Сегодня в душе
у меня воскресенье.
И пахнут весною
скупые листочки:
Ты пишешь: «Целую,
не жду разрешенья».
Ты пишешь, что будешь
незримо со мною,
Тебя я не смею
забыть на минутку...
Один лишь вопрос
не дает мне покоя:
Ты пишешь от сердца
иль все это – шутка?!

Светлана Васильева

Тень

Тень моя далеко, на другом берегу.
Я добраться, пожалуй, туда не смогу.
Все дороги черны, потерялись в ночи,
И холодные бьют под водою ключи.
Вот плывут облака в волнах звёздных морей,
Вот попала луна в сети чёрных ветвей.
Может, тень не моя на чужом берегу?
Может, я от неё навсегда убегу?
Тонет елей покой в бездне сонных глубин,
Чуть касаются звёзды их острых вершин.
Тень меня увела в сон таинственных вод,
Где безвременье воду бессмертия пьёт.

* * *

Дано любви другое зренье —
Любовь трудна для осмысленья.
Не мира нашего познанье —
Иное, чистое дыханье.
И не любовь слепа, а мы
Не отличаем свет от тьмы.
Нам просто страшно.
В мире этом
Такого не бывает света.
И Бог простит, наверно, нас,
Глаза закрывших в трудный час.

Юрий Виноградов

* * *

Опять я осень жду,
Как первого свиданья.
Что увядает – дорого вдвойне.
Забытые, спешат ожить страданья,
И боль их разгорается во мне.
Чьих глаз печаль и блеск я снова вижу?
Чьих рук далёких чувствую тепло?
Как в юности, люблю и ненавижу,
И на душе, как в юности, светло.

* * *

М.Г.

Кончается октябрь. Печален лес…
В березняке светло от листопада.
В замёрзших омутах – глаза небес
И сосен затаённая досада.
Как искренна печаль осенних ив…
Прозрачны родники и так глубоки,
Что кажется, глоток из них испив,
Я пью Земли живительные соки.
Природа мне – наставница и мать,
И лучший друг в любое время года.
Я, как она, способен увядать
И возрождаться так же, как природа.

Эклога

Но туман не шелохнётся…
А. Блок

«Но туман не шелохнётся»,
Колонистский парк притих.
Над собором тихо льётся
Свет вечерний, светлый стих.
Над «Царицыным покоем»
Загорается звезда.
Тонким сумеречным слоем
Покрывается вода.
Ольгин пруд яснее, чище
Отражает тростники.
В старых ивовых ручищах
Запах озера, реки.
Тихо замок оживает.
В окнах вспыхивает свет,
И на занавесях тает
Чей-то тонкий силуэт.

* * *

Как пахнет донник у дороги…
Теплынь, и солнце, и покой.
А над забытою рекой
Озёрной чайки облик строгий.
Её печальный резкий крик
Застыл над листьями кубышки.
Здесь зона, здесь колючка, вышки.
И тихо плещется родник.

Ольга Виор

Семейный портрет

В клетке попугай зелёный. Рядом кот.
На полу их пёс огромный стережёт.
Дочка, муж, за кадром где-то я,
В сборе вся моя весёлая семья.
Взгляд зацепится за фото невзначай…
Мужа бывшего я не зову на чай,
Дочка выросла, псу подошла черта,
Но сначала – попугай достал кота.
Он дразнил его, клевал, ходил у ног.
Кот однажды совладать с собой не смог.
Пара пёрышек зелёных на окне,
Кот исчез потом с балкона по весне.
Сколько судеб в старых снимках, сколько лет…
В годы прожитые я возьму билет,
Сядем с дочкою на кухне мы вдвоём,
Полистаем вместе старенький альбом.

* * *

Хочется тебе помочь. Нечем.
Ну, поплачься на груди, что ли?
Этот странный и пустой вечер
Словно создан для чужой боли.
Для моей бы подошёл тоже,
Но на несколько веков раньше.
Ведь страданья у людей схожи…
Просто я тебя чуть-чуть старше.

Натюрморт

На старой клеёнке расцветки неброской
Повытерли годы цветы и полоски,
И бледное блюдце с отколотым краем
Венчает лимонная корка сухая.
Растаяло масло в зелёной маслёнке,
Просыпалась соль из хозяйской солонки,
А сам он взирает серьёзно и строго
На дом свой родной перед дальней дорогой.
Внимательно смотрят глаза с фотоснимка
А дочка с женой тихо плачут в обнимку.
Никто и не думал, а вышло-то вот как …
Под хлебом в стакане «Столичная» водка.

Мопассан

Час пик. Метро. Рассказы Мопассана
У девушки, стоящей надо мной.
Вагон – битком, и смотрится чуть странно
Нелепый плащ и шарфик кружевной.
Старательно накрученные пряди,
Невзрачное колечко с бирюзой...
И хочется спросить – чего же ради
Таскаете тяжёлый том с собой?
Уступит место молодой парнишка,
Она, от чтенья глаз не оторвав,
Кивнёт, уткнувшись в старенькую книжку,
Одной из героинь рассказа став.

Февраль

Февраль. Достать чернил и плакать…
Б. Пастернак (1912)

Минус двадцать, февраль и Питер.
Дом не топят вторые сутки.
Спать ложусь – надеваю свитер,
Всё равно замерзают руки.
Карандаш со свечой на кухне —
Девяносто квартир без света.
Этот мир несомненно рухнет…
Свет в ночи – вечный путь поэта.
Как же можно так жить, послушай!?
Мы в культурной столице, вроде?
В феврале умер Саша Пушкин,
А курок до сих пор на взводе.
Убиваемся, убиваем…
Бьёмся грудью об лёд, что толку?
Лишь любовью обогреваем
Этот день, эта жизнь, и только.
Взгляд назад – оседают лица.
Как же душно мне здесь, как душно!
С февралём я готова слиться,
Мне чернила искать не нужно.

Родина

Петербургские трущобы,
Го́рода окраина.
Рассыпаются «хрущобы»,
Гибнут без хозяина.
Нет воды горячей летом,
А зимой, как водится,
Весь квартал сидит без света —
Свечками обходится.
Жгут бомжи костры в подвале —
Стены в чёрной копоти.
Дверь отмоется едва ли…
Им бы наши хлопоты!
Эх! Весёлый мой посёлок!
Хулиган на гопнике!
С Коллонтай до Новосёлов —
Панки, фрики, готика…
За стеной опять веселье —
Вечная бессонница.
Что ни ночь, то новоселье,
Некогда опомниться.
После трёх – орут в полсилы,
Затихают вроде бы…
Дочь вчера меня спросила:
«Что такое Родина?»

Школьная фотография

Типичный снимок
Типичной школы.
Кто с кислой миной,
А кто – весёлый.
Девчонки в платьях,
Мальчишки в «двойках».
Вот это – Катя,
А это – Борька.
У Машки рожки —
Понятно людям:
Петров Серёжка,
Он Машку любит!
А вот Иришка,
Моя подружка.
У нас с ней книжки
Важней игрушек!
Дружили так, что
В огонь и в воду!
Забылось как-то,
Затёрли годы.
Теперь всё реже,
По юбилеям…
А я-то где же?
А я – болею.

Павел Волчик

* * *

Что мне в шелесте листьев?
Молитвы девичьей прошение…
В этом парковом храме
Деревья поют об одном:
Пережить холода в городах
И другие лишения,
Целовать южный ветер
Зелёным трепещущим ртом.
Ты вошла в кабинет,
Разметав в свежем воздухе руки,
Шлейф обманчивых слухов
Втащив в незакрытый проём.
Нет слюнявой романтики
В тихом молитвенном звуке,
Только веток качание
В небе моём голубом.
Ты взяла молоток —
Застонали отчаянно гвозди
От ударов по шляпкам
Взревел обезумевший дом,
И доскою закрыв
Облаков белоснежные грозди,
Ты ушла. Я остался сидеть
Под забитым окном.
Не ищи торжества —
Я не злюсь, неумелый мой мастер.
Отболела на сердце горячем
Живая тоска.
Что мне в шелесте листьев?
В нём нет твоей мстительной страсти…
Я люблю и дышу —
оторвалась
от рамы доска.

* * *

Лихо ночное лапой остылой
Звёздные зёрна в ступе месило,
Пыль пропуская сквозь хвойное вито,
Сыпало сахар в земное корыто.
Иней звенел в предрассветном покое.
Город покрылся алмазной мукою.
Вышел из дома, пошёл к электричке.
Тоненький месяц девичьей ресничкой
Лодочкой в море пурпурном купался.
Сверил часы, всё на месте, собрался.
Вдруг, отражаясь от стёкол машинных,
Жарким хребтом разрезая вершины,
Чудище доброе влезло на крыши,
Иней слизало с асфальта и дышит.
Лихо ночное зарёй закатилось,
В тени домов убежало и скрылось.
Кто-то поджёг в небесах занавески,
В дымчатых струйках сияют подвески:
Труб заводских не погашены спички!
Я на работу спешил по привычке…

Предчувствие

Море золотое станет хлебом…
Тучи взбухнут жидким серебром,
Ласточки, придавленные небом,
Взрежут нивы шёлковым серпом.
Ветер по лесам тугой пригоршней
Вычешет трухлявый сухостой.
Чаще запорхает хищный коршун,
Над равниной мертвенно-пустой.
Рыбьей чешуёй заблещут лужи,
В лихорадке спляшут провода,
И внезапный шквал обезоружит
Неженок, живущих в городах.
Как пою я в этой пьяной буре!
Как душа резвится вместе с ней!
Я вожусь с устройством новой сбруи
Для моих Пегасовых коней.
Дикий храп пускай тебя не будит,
Не нарушит цокот выдох-вдох,
Под периной трепетные груди
Не встревожит утренний всполо́х.
Не услышишь шороха и всплеска,
Не поднимешь замерших бровей,
Только всколыхнётся занавеска,
В полутёмной комнате твоей.

Ольга Воронцова

* * *

Вниз с холма сбегают две дороги:
На одной – толпы безликой след,
На другой – смешной и длинноногий
Полунищий юноша поэт.
Но, увы, никто ему не внемлет
В чёрно-белом мире без прикрас —
Он не сеет и не пашет землю,
Не кутит в корчме в досуга час.
Он виновен в том, что звуки лиры
В колыбели с детства услыхал
И увидел все богатства мира
Через призму сказочных зеркал.
Муза шепчет, не даёт покоя
(Сам поэт лишь ведает о том),
К небу вознесён своей строкою,
Он изгоем стал в краю родном.
И живёт он вечно одиноко
В стихотворном мире на листе,
Ведь в своём отечестве пророка
Не признали даже во Христе.

Шахматы

В моей стране всегда война.
И в клетке чёрного квадрата
Я одинока, но сильна,
Я – Королева Шахамата.
И в центре шахматной доски,
На самом чёрном в мире троне,
Я засыхаю от тоски
По беломраморной короне.
Квадратный мир безумно мал,
А я хочу простора власти;
Мой господин – как мой вассал,
А я желаю взрыва страсти.
Чужой престол в моих мечтах,
Чужой Король, как змей для Евы.
Мой избалованный, Вам шах
И сердце Чёрной Королевы.
А Вашей царственной жене
Пойдет кипенно-белый саван,
А белый плащ её на мне
Пускай красуется на славу.
Вдруг… Слышу голос, как набат.
Похож на мой, но полон гнева:
«Моя соперница, Вам мат
И смерть от Белой Королевы».

Поэт и Беатриче

Тон твой резок, а смех неприличен.
Но когда ты приходишь к нему,
Он-то знает, что ты – Беатриче,
В бело-сером табачном дыму.
Отражаясь в раскрылиях окон,
Непрерывно дрожа на ветру,
Для него твой сверкающий локон —
Словно солнечный луч поутру.
Глаз поэта – звезды сердцевина.
В нём сквозь сотни неведомых призм
Ты мила и по-детски наивна
И нарочно играешь цинизм.
А когда ты, как нимфа без платья,
Без стесненья ныряешь в кровать,
Для него ты – Мадонна в объятьях,
Он не смеет тебя осквернять.
А тебе это даже и лучше —
Слишком странна такая любовь.
Что же взять-то с него? Только душу,
Не богатство, не хлеб и не кров.
Не такой ли была Беатриче?
И была ли? А может, и нет.
Только жил в поднебесье, по-птичьи,
Ослеплённый любовью поэт.

Валерия Вьюшкова

Поле Куликово

Под серой ватой облаков,
Как под уютным одеялом,
Вздремнуло поле… Шесть веков
Прошло с тех пор, как здесь стояла
Русь против Золотой Орды…
Характер русского народа
Ковался молотом беды.
Мы – с поля Куликова родом.
Смерть и Победа – наравне
Решили здесь судьбу России:
Перед лицом угроз извне —
Единой стать, огромной, сильной!

Детская роща

Пригорок за сараем…
Тропа… Трава густа…
Нам, детям, – был он раем!
Два или три куста
Да рослая берёза
Давали нам приют.
От грозной власти взрослых
Мы укрывались тут.
Мы в играх создавали
Фантазии миры.
Мы детские печали
Меняли на дары
Общения. В нём зёрна
И плевелы растут…
Что – честь, а что – позорно
Мы постигали тут.
Иллюзии не строю.
С тех пор прошли года.
Не сходна жизнь с игрою.
Я больше никогда
Не чувствовала общность,
Защиту и уют
Далёкой детской рощи…
Души истоки – тут.

Кошка

Голубая лунная дорожка
Третью ночь ложится на паркет
От окна – и до угла, где кошка
Спит обычно…
Кошки, впрочем, нет…
Кошка,
Вновь поддавшись страсти пылкой, —
Убежала погулять с котом…
С блохами и плешью на затылке, —
Но счастливой, возвратится в дом.
Третью ночь мне снится:
От окошка
По дорожке лунной голубой
Дюжину котят ведёт мне кошка,
Хвост задрав торжественно трубой!

Анатолий Гаврилов

Ожидание

Тихая осень с холодным дождём,
Листьев томительный хруст.
Мы ещё встреч очарованных ждём
С жарким слиянием уст.
Локонов жёлтых горячий язык
Вьётся вдоль вен голубых.
Чётким рисунком божественный лик
В мыслях застывших моих.
Ив сквозняковая даль, меж ветвей
Тени застывших надежд
Каплями жизни твоей и моей
В слабом движении вежд.
Путь нескончаемый. Сумерки. Даль.
Ветер меж веток затих.
Встреч предзакатных холодный хрусталь
В мыслях крошится моих.

* * *

Как печален лес осенний:
Скрип деревьев, ветра свист,
Ельник весь дождём просеян,
Не звенит намокший лист.
Шум шагов и шорох капель,
Как аккорда звук один.
Силуэты серых цапель
Посреди сырых равнин.
Тяжелеет свод небесный,
Всё тревожней птичий вскрик.
Далеко ли миг чудесный,
Тот желанный встречи миг?
Там, за мокрыми холмами,
За озёрным рубежом,
Между старыми домами
Незабвенный отчий дом.

Склоняясь ниц

Шуми, шуми, мой добрый лес,
Гаси слезу зари сгоревшей;
Раскройся, полог потемневший,
Мерцаньем бархатных небес.
Под тенью поросли густой
Я, словно мальчик в колыбели,
Гляжу в задумчивые ели
И слышу тихий голос твой.
Среди коробчатых домов,
Квартир бетонных и асфальта
Я вижу ситцевые платья
Твоих взлохмаченных холмов.
Перед величием твоим,
Перед твоим святым терпеньем,
Я опускаюсь на колени,
Склоняясь ниц к ногам грибным.

Цветы

Не говорите с женщиной о времени,
Не спрашивайте о её годах, —
Она в весне, в листве, в росинках, в семени,
Она – в цветах.
Она во всём: в печали и стремлении.
Мы счастливы в объятиях цветов.
Не говорите с женщиной о времени —
Я это трижды повторить готов.

Людмила Гарни

* * *

Крот прорыл «подземку» у мангала,
Словно в огороде места мало.
Аккуратненько прикрыта норка
Свежею землёю, словно шторкой.
Крот пронюхал – здесь ночами шумно,
Смех звенит от анекдотов умных,
А ему, бедняге, одиноко
В домике прохладном и глубоком.
Вот и выбрал крот местечко ловко,
Где весёлых дачников тусовка.
Только к нам наружу он не выйдет —
Вдруг в чужой компании обидят?..

* * *

Вяжу подругам джемпера,
Одной, другой и третьей…
И, вслушиваясь в скрип пера,
Пишу стихи о лете.
А Юлий Цезарь, говорят,
Умел одновременно
И легионы строить в ряд,
И речь держать отменно.
Мой отпуск быстро промелькнёт
Под танец спиц и строчек…
Стихами полнится блокнот
И тает нить-клубочек.

Виктория Гинзбург (Колесникова)

Распутье

Мечта застряла на перекрёстке.
Стоит и ищет подсказку свыше.
Там бездорожье, растут берёзки
И даже голос кого-то слышен.
Налево – память стирает числа
И грустью полнит чужие даты.
Направо… встречи, порой без смысла;
Грех, откровение, час расплаты...
Сомненья – груз для мечты излишний,
Ей надо смело стереть пространство!
Мечта задумалась… Запах вишни.
Весна. Луч солнца… Непостоянство…

Июньский вечер

В тиши лесов так много миражей,
Уснувших сказок и забытых истин.
Мы, задыхаясь в суете своей,
Сжигаем жизнь, прикрывшись
Тайным смыслом.
Порока стопудовая печать
Нас давит постоянным оправданьем.
Мы учимся себе и близким лгать
И тщимся незаслуженным признаньем.
Среди людей досужая молва
Нам кажется важней всего на свете.
И шелестят безликие слова,
И наши страхи продолжают дети.
А память детства верою жива;
В лесной тиши есть сказок острова.

Любовь и разлука

На светлых крыльях наших снов,
Где неизбежно совершенство,
Разлукой полнится любовь,
Дарует встреча миг блаженства.
Но только чувства сохранить
Порой в разлуке невозможно.
И рвётся страсти хрупкой нить
От суеты неосторожной.
Бывает, что любви бокал
Пересыхает от разлуки,
Хоть ты летал, мечтал и ждал,
От расстоянья стихли звуки.
Волненья трепетной груди
В пространстве растворились синем,
Тебе оставив от любви
Одно лишь… Имя.

Меня оставила подруга

Подруга верная забыла про меня
(Мы с ней когда-то встретились случайно).
Она была советчик и судья,
Мой оппонент и посвящённый в тайны.
С ней не бывало грустно по ночам,
Умела рассмешить в одно мгновенье,
Её воздушным ветреным речам
Внимала я, горя от нетерпенья.
Потом бумаги девственная гладь
За ней порывы мысли отражала.
Моих кудрей распавшаяся прядь
Её нередко чем-то забавляла.
Но мы расстались... Видимо, её
Теперь другие вдохновляют лица.
Подруги-Музы острое копьё
Выводит буквы на чужой странице.

Монолог Шамаханской царицы перед зеркалом в 2012 году

Мне скучно стало. Уж который век
Я соблазняю слабых, нерадивых,
А хочется, однако, быть счастливой.
Что делать, я ведь тоже человек.
Морщинка новая… откуда у меня?..
Я не прислуга – гордая царица.
Хотела вот на Прагу подивиться,
Но утомила эта беготня.
Всех мудрецов склевали петухи.
Цари… они давным давно женаты,
Сынки – глупы и часто простоваты
И соблазнять их просто… чудаки...
Людская спесь не ведает границ,
Но проявляется всегда в одном и том же.
Волшебник-звездочёт тут не поможет, —
Пред зрелищем толпа ложится ниц.
Монетный звон в сердцах, а для него
Святого нет, законов нет и правил.
Для тех, кто честь свою в утиль отправил,
Все чувства – прах, а пошлость – божество.
В Париж отправиться?! Но там и без меня
Болонский лес наполнен всякой дрянью.
Давно не посещала я Германью…
Я в Дрезден съезжу, там живёт родня.
К тому же, говорят, что петушки
Ещё сидят на тонких шпилях где-то…
Какая всё же круглая планета,
Года летят, и страсти коротки…

Память

Сыплют на душу былого крупинки;
Может, слезинки – кому-то смешинки.
Только минутами жизнь не исправить,
Снегом растаявшим полнится память.
Полнится память улегшёйся вьюгой,
Словом обидным, забытой подругой,
Недолюбившими нас за мечтами,
А иногда и пустыми слезами.
На остановках прошедшего лета
Память бывает дождями согрета,
В ней оживают забытые тени,
Светлой весны возрождают ступени.
Память порою бывает беспечна,
Чуть легкомысленна и бессердечна.
Мы в ней ошибки стремимся исправить…
Только обманом наполнится память.

Юлия Гордеева

* * *

Город хрущёвский попахивал пивом,
Каждый второй шёл с пропитым лицом.
Маленький мальчик выводит курсивом
Мат пятиярусный перед отцом.
Город подобен безликой деревне,
Где неизвестен глагол «создаём».
Невский район – верный шаг в подземелье,
Люди с рождения прячутся в нём.
Страх их терзает зажить по-другому
И развернуться бесстрашно вперёд,
Перечеркнув вековые законы,
В жизни своей совершить поворот.

* * *

В пространстве неприкрытого цинизма
Под сводами седеющих небес
Мне вспомнилась эпоха коммунизма,
Идущая с сегодняшней вразрез.
Мне вспомнились с уверенностью чёткой
Просторы в приозерских Осельках,
Где девочка с растрепанною чёлкой
Разбрасывает сено на полях.
Высокие соседские качели,
Подвешенные туго на цепях.
Дни детства с ними будто улетели,
Оставив лишь истому второпях.
Настала перестройка, с ней – талоны
С очередями… К нам пришёл «прогресс»,
Диктуя рынка хищные законы,
Блюдя во всём свой шкурный интерес.
Но раньше, без мобильных телефонов
И даже интернетовских сетей,
Нам письма приносили почтальоны,
И были связи меж людьми живей.

* * *

Ангел света стучится мне в двери,
Шепчет, с нежностью глядя: «Держись,
Пережить помогу я потерю,
Буду рядом с тобою всю жизнь.
Не бросайся в овраг безрассудства,
Трезвый разум не вздумай терять,
Возродись, надо к жизни вернуться,
Лишь поверь, станешь прежней опять!»
Ангел света поглядывал нежно,
Гладил ласково по волосам,
Открывая дорогу надежды
И огонь возвращая глазам.

Юлия Гржибовская

Отчий дом

Наш отчий дом. Терраса и балкон,
В распахнутые окна перезвон
Врывается – весёлый птичий гвалт,
Крыльцо сбегает прямо в вешний сад:
Сирень благоухает на ветру,
Жених-жасмин томится поутру,
Акация душиста и бела
И яблоня-невеста расцвела.
Любой из нас на многое готов,
Чтоб вновь обнять двух милых стариков,
Услышать тихое «пока живём».
Не покидай же, счастье, отчий дом.

Сирень

Сиреневый туман над нами проплывает…
Владимир Маркин

В сирени утопали все дома,
Кружилось счастье в переулках лета.
Летела из открытого окна
Мелодия влюблённого сонета.
Сиреневая ночь, «сиреневый туман»
И аромат сиреневой купели…
Восторженной влюблённости роман —
Ах, как они тогда любить умели!

Виолетта Гриневич

Послания в никуда

* Смешные ниточки бытия собираются в злой узел трагедии.
* Хрупкая скорлупа независимости.
* Великие люди – маленькие сумасшедшие Земли.
* Что такое хорошо, когда всё плохо?!
* Загубленные идеи хлюпают босиком по лужам значимости.
* Только когда кувшин наполнен – он не звенит.
* Героическими усилиями заслужила отдых на краю вечности.
* Куски фраз. Вход в лабиринт мысли.
* Наша жизнь – вздох Вселенной, выдох уже без нас.
* Душу надо причёсывать.
* Взял себя в руки и случайно выронил.
* Потерял то, чего не имел.
* Разумная страсть может тоже лишиться разума.
* А соль дорог тоже съедобна?
* Бывает, жизнь преподносит подарки в виде маленькой сосульки: пососёшь – и подарка нет, а, может, его и не было?
* Подкова свалилась на меня, теперь очередь за счастьем.
* Динамит творчества сотрясает окружающий мир.
* Потерять свои иголки – обнажить спрятанное.
* Поэт стоял в очереди за вермишелью, а ушёл с поэмой.
* Как можно терпеть себя всю жизнь?
* Вероятностей много, а я одна.
* Берёза уже наклонилась, а ветер всё дует и дует.
* Камень мечты так придавил, что пропал голос, потом смысл, потом желание, а потом и сама мечта… и остался только камень…
* От горечи твоих слов появилась душевная изжога.
* Все говорят о лебединой верности, а кто расскажет о лебединой тоске?
* Стихла боль разлуки – началась пустыня свободы.

Мария Груздева

* * *

Юрию

Я в прошлой жизни лебедем была,
А может, чайкой, аистом изящным —
Лучистой белой птицей, что, крыла
Раскинув, листопадом шелестящим
С небесной любовалась высоты…
Дремало ожиданье в сердце птичьем.
Я родилась осенним утром. Ты
Меня искал в моём втором обличье,
Забыв про первое. Теперь не упрекай,
Что на Земле я белая ворона,
Что тянет в голубой небесный край
До головокруженья и до стона…
Не потеряй меня. Не отпусти.
Я человечью нежность пригубила,
Я к прошлому сожгла себе пути.
Лишь у души крылатой – та же сила.

* * *

Мужу Юрию

Сквозь осеннюю топь и слякоть,
Неуютный трамвайный звон…
Ты меня научил не плакать,
Если беды – со всех сторон.
Наземь брошенный, но хранимый
Золотеющий лист в снегу —
Это нежность моя, любимый.
Я избыть её не могу.

* * *

Ю.В.

Зима, покинув календарь,
На ветках почки сотворила.
Дождит январь, цветёт январь,
И у любви – такая сила:
Пространству, времени назло
И всем законам жизни краткой —
Зашелестеть строкой тепло,
Сверкнув для вечности загадкой.

* * *

Ю.В.

Я люблю свой возраст —
тридцать восемь.
Вот сейчас и начинаю жить.
Золотая, трепетная осень —
Чувств и мыслей солнечная нить.
Отболело сердце, отгрустило,
Обретая нежность и покой.
И откуда вдруг такая сила —
Птичью стаю приманить рукой?
Радугу зажечь, над полем сонным
Листопадной закружить волной…
Стало сердце смелым и бездонным,
Словно лунный свет в тиши ночной.
Пламенеть – не поздно и не рано.
Радостно: что было – то не зря!
Смотрит, как с картины Левитана,
Дышит зноем вечер сентября.

В Чесменском соборе

Мужу Юрию

Вспоминается всё чаще
День июньский шелестящий,
Свод старинного собора,
Сердца трепет, звуки хора.
К небесам взмывают свечи.
Лик сурового Предтечи…
И венчальная икона
Сокровенно и бездонно
Родниковый дарит свет…
Словно смерти в мире нет.

* * *

Ю.В.

Ты напрасно глядишь тревожно
И волнуешься зря опять.
Мне тебя разлюбить —
невозможно!
Невозможно тебя потерять.
Слишком долго пути-дороги
Разлучали, кружили нас…
Не могу я теперь без тревоги
Разминуться с тобой на час.
Поступь счастья
теперь я знаю,
Я сумею его сберечь…
Чтобы наша встреча земная,
Как моё кольцо, золотая,
Стала ярче небесных встреч.

* * *

Ю.В.

Двадцать первый век. Дремучий век.
Город коммуналок и трущоб.
Посмотри, какой нездешний снег
Выпал и тебя в ладони сгрёб.
Ты послушай эту тишину —
Зимнюю, студёную – в ночи.
Отдохни. Я тоже отдохну.
Помолчи мой город, помолчи.
Поутру проснёшься и, увы,
Задохнёшься криком, суетой.
В глубине морозной синевы
Почернеет ангел золотой.
Видишь ты рождественские сны,
Как новорождённый, ты притих,
Город, где глаза старух грустны,
Город лиц нахмуренных, чужих…
А на тёмном небе – лунный лик,
И в зрачках любимого – луна…
Так щемяще дорог этот миг.
И дремучесть века не страшна.

* * *

Тихо-тихо, плавно-плавно
Облака над миром плыли.
Жить на свете, правда, славно?
Вы когда-нибудь любили?
Вы когда-нибудь грустили?
И давно ли так? Недавно?
Облака над миром плыли
Тихо-тихо, плавно-плавно.

Андрей Грунтовский

Осень

Снова осень, и снова над полем
Сиротеет распластанный клин...
Воздух Родины пьющий запоем, —
Ну, а мы-то куда улетим!
Перед этой небесною синью
Проживаю с судьбой не в ладах...
– Не грусти, это только предзимье,
И наступят ещё холода...
Заметелит Россию, завьюжит,
Ляжет чистым пред Богом листом...
Что пропишется зимнею стужей
За морозным оконным крестом?
А повеет теплом в разговенье
Под пасхальный благой перезвон...
Реки синью набухнут, как вены,
И, взломав, понесут ледолом.
По весне, вместе с солнышком вешним,
Нас приветствуя кликом иным,
Журавли всё прощают нам, грешным...
Мы их ждём… Мы куда улетим?..

* * *

Из России мы уйдём... в Россию —
Вечность это будет или нет...
Словно на листке Твоём росинку
Я увижу всю её на свет.
В этой сфере мизерной, хрустальной
Отразится тысяча веков —
Поле, что засеяно крестами,
Звон синиц и говор родников...
И куда бы нас ни заносило,
Отовсюду Родина видна...
Из России мы уйдём в Россию —
У Христа за пазухой она.

* * *

Эх, куда, куда мне деться
От распахнутых полей!
Запах лета, запах детства,
Запах Родины моей…
Он мне мнится, он мне снится,
Вместе с ним и я навек
Рею в небе вольной птицей,
Беспечальный человек.
В поле кашка, в поле – клевер
И дремучий иван-чай...
Я лежу в траве, как в небе
С облаками по плечам...
Гнётся колос коромыслом,
Паучишки судьбы ткут...
Облака, как Божьи мысли,
В волнах вечности текут.

«Блажен, кто посетил...»

Строчки-строчки – семечки,
Что повисли бременем?
Ах, какое времечко, —
Говорят – безвременье!
Кто сказал – безвременье?
Наше дело – правое.
Кожею шагреневой
Сжалась рана рваная.
Преломились призмами
Все победы – бедами...
Мы на пир ли призваны?
С кем мы собеседуем?
Есть у нас сомнение,
Нету покаяния...
Но дана до времени
Жизнь, как подаяние!
Мы в хребтине хрустнули,
Но везём – везучие...
Али мы не русские, —
Дураки живучие!
Прыгают под темечком
Мысли мои бренные:
Ах, какое времечко,
Времечко-безвременье!

* * *

Осталось две недели
До первых холодов.
Все птицы улетели,
И мой роман готов.
Я жил, как в одиночке,
Не зная слова «ты»...
Я все расставил точки
И все сложил листы.
А дождь стучит по крыше,
Как двадцать лет назад...
Со мною только мыши
О чем-то шебуршат...
И те – уснули. Поздно...
Мечты мои тихи...
Осталась только проза
И поздние стихи...

Тамара Гусарова

* * *

Не стану пудрить кожу,
Накладывая грим.
Пока ещё пригожа —
Какая есть, люби!
И озорства, и прыти,
Влюблённости полна.
А радости открытий
Не исчерпать до дна!
Порыв мечты заветной
Готов сорваться с уст, —
Огонь пылает… тщетный?
Пусть разгорится, пусть?

* * *

Пушистой рыжею лисой
Прокралась осень меж домами.
Так поскорей глаза раскрой —
Очарованье рядом с нами!
Кругом такая благодать
И красок солнечных разливы!
Есть в осени момент счастливый,
Который нам не удержать:
Не скажешь осени: «Постой!»,
Ведь у неё характер лисий:
Она уйдёт, махнув хвостом
Из красновато-рыжих листьев…

Бабочка

Я Вам явилась бабочкой в ночи,
В окно раскрытое влетающей из сада.
Вниманья Вашего холодные лучи
Меня не согревают, и не надо.
Я к Вам стремлюсь сквозь тучи мошкары,
Кружащей и снующей оголтело…
Мне безразличны правила игры —
Я за любовью Вашей прилетела!
Ах, если б я в её огне сгорела —
Клянусь, мне это было б всё равно!
Я душу отдаю свою и тело
За то, что мне распахнуто окно.
Я – бабочка, летящая на свет:
Меня влечёт другой души лампада.
Пускай тепла от Вашей лампы нет,
Меня не замечают – и не надо.
Но, грудью ударяясь о стекло,
Я вспышку света в ослепленье вижу!
И гибну. Гибну, глупая, за то,
Что к вам хотела быть как можно ближе!..

Эдуард Данилов

Собака

Стена говорила с высью,
Окошко печально тлело.
Под ним, затаившись рысью,
Собака во тьму глядела.
И звёзд неусыпных взгляды
Топорщили душу псине.
Ведь звёздам еды не надо
В далёкой полночной сини.
А там, за желтком окошка,
На кухне еда варилась,
И сыто дремала кошка,
И время счастливо длилось.

* * *

Вот новая страница подоспела, —
Страница жизни. Прожит целый год.
Кукушечка ещё разок пропела…
Господь, убереги нас от невзгод.
Пусть, что сбылось – хотя бы сохранится.
О чём мечтал – дождётся впереди.
Всё, что мне надо, – только видеть лица
Любимых и в метели, и в дожди.
Размер потерь исследовать нет смысла.
Роптать на жизнь, возможно, – тяжкий грех.
Года идут и убегают числа…
Жизнь не прожить без каверзных помех.
У каждой жизни есть своя граница.
Но я живу, улыбки не тая.
Да, в книге ЖИЗНИ прожита страница.
Перелистну её спокойно я.

☼ Виктор Драчёв

Берёза

Погожим днём иль непогодою,
С каких неведомо времён,
За добрый нрав самой природою
Ей косогор был отведён?
Ёе крестили ветры с грозами,
Букеты молний гром дарил,
И много раз в румянце розовом
Восход ей что-то говорил.
Её ласкают воды вешние,
На ней заря порой горит.
Одна, как будто бы нездешняя,
На косогоре том стоит.
И у тропы, давно нехоженой,
У этой жизни на краю,
Всё ждёт случайного прохожего
Поведать исповедь свою.

* * *

Вышел месяц в караул,
Осветил крылечко,
Звёзды с неба сыпанул
Прямо в нашу речку.
Лунным светом моросит
На холмы, равнины,
Где над заводью висит
Гомон лебединый.
Слышу птичье соло я
Средь ветвей черешен.
Воздух трелью соловья
С мёдом перемешан.

Анатолий Дридзо

* * *

Скиталец, остановленный тобой,
Стеснённый в рамках жизненного круга,
Не обойдён я всё-таки судьбой —
Мы встретились и обрели друг друга.
Мне хватит такта чувством дорожить,
И сколько бы мгновений ни осталось,
Я каждое желаю так прожить,
Чтоб ощутить от радости усталость.
Когда надгробьем вечности скала
Моё чело придавит к изголовью,
Сквозь чёрный слой зеркального стекла
Я буду на тебя смотреть с любовью!
И если через бездну бытия
Я не смогу с тобой соединиться,
То, может быть, хотя бы тень моя
Преодолев барьер, с твоей сроднится.
И снова будет радость каждый день
В прекраснейшем из всех миров на свете,
Где ты живёшь, отбрасываешь тень,
А я лечу с тобою по планете!
Без трепета, без звука, без следа,
От близости блаженства согреваясь,
Ломаясь на изгибах иногда,
Но никогда с тобой не расставаясь!

* * *

По нему огонь не открывают
Даже на контрольной полосе,
По земле открыто он шагает,
Хоть с улыбкой ждут его не все.
Но пройдя сквозь зоны и границы,
И у нас наступит Новый год.
И должно хоть что-то измениться
С той поры, когда он к нам придёт.
Пусть и праздник уж не тот, что прежде,
В «мрачные, застойные года»,
Каждый новый – дарит жизнь надежде,
И осуществляет – иногда.

* * *

Улыбкой глаз ты повергаешь в трепет —
Естественна, изящна и стройна,
И долго в памяти всплывать должна
Того, кто этот взгляд однажды встретит.
В чём сила чар? Кто на вопрос ответит?..
Мне кажется, случайная волна
Тебя внесла в мой мир, где ночь темна,
Из сна! И как луна твой облик светит!
Замкнётся цикл, нахлынет вал опять
И унесёт нечаянное чудо,
Переместив в неведомость отсюда,
И снова нужно к мраку привыкать!
Но буду я признателен судьбе
За трепетную память о тебе.

Анна Дубинская

* * *

Я пробую ветер на вкус,
Глотаю холодные вздохи.
Я – памятник прошлой эпохи —
Придавлена грузом обуз,
Но стойко стою на ветру,
Всё больше на плечи беру:
Заботы, работу и дом —
Оставив себя на потом…

* * *

Тупик в асфальтовых заплатах,
Привычный зонтик под рукой,
А небо в грозовых раскатах
Уже темнеет за Невой.
Я не прошу судьбу иную —
Деревни, горы и леса,
По птичьим трелям не тоскую,
Когда светлеют небеса…
Здесь тесно сдвинутые стены
И разведённые мосты —
Стал Петербург моей Вселенной,
Я с ним с рождения на ты.

Дмитрий Дубков

* * *

Из старых, добрых, умных книг,
От тех, кто судьбы нам пророчит,
Узнали мы, что жизнь – есть миг,
А счастья миг – ещё короче.

Двое расставались у моста

У разлуки суть всегда проста —
Силуэт печали у разлук…
Двое расставались у моста,
Долго так не разжимая рук.
Не было обычного: «Пока!»
Не было привычного: «Прости!»
Двое расставались, и река
Молча грусть пыталась унести.
И безмолвны были облака —
От дождя влюблённых берегли.
И стояли так к щеке щека
Двое, что расстаться не могли.
Уходили в море корабли,
Поезда бежали в города,
Лишь расстаться двое не могли, —
Понимали, это навсегда.
Всё уносит тёмная вода,
Оставляя рябь свою, как след,
На её несказанное: «ДА»,
На его несказанное: «НЕТ».

Сравнения

Помнишь, милый, наши откровенья?
Словно постигая жизни суть,
Ты во всём любил искать сравненье,
Сравнивал всё что-то с чем-нибудь.
Видимо, в том было упоенье.
На поляне, в море, между скал
Черпал у природы вдохновенье
И везде сравнения искал.
Ты просил – попробуй, угадай-ка,
На кого похожи валуны?
Что отчаянно кричала чайка?
Что напоминает шум волны?
Мне казалось, что со мною – гений,
Кру́гом голова от этих фраз,
Не вздохнуть, не охнуть от сравнений.
И меня ты сравнивал не раз
С ветром, с облаками, или с градом.
Но тебя, мой милый, не виню,
Я таким сравненьям даже рада.
Можно я тебя теперь сравню?
Знаешь, дорогой, я – не гадалка,
Крест такой мне, видно, Богом дан,
Тяжело нести и бросить жалко,
Милый – ты похож на чемодан.

Мудрец и жрец (притча)

У мудреца однажды жрец
Спросил:
– Ты видишь мой дворец?
Там поклоняются богам,
Там счёта нет златым деньгам,
И я, его верховный жрец,
Вершитель судеб и сердец,
И непокорные в огне
Сгорают, коль угодно мне.
А ты, бродяга здешних мест,
Влачишь свой скудный жалкий крест.
Не ведал ты, что значит власть,
Не наслаждался пищей всласть.
Ответь немедля, наконец:
За что тебя зовут – мудрец?
– Ты прав! —
Сказал мудрец жрецу, —
Мне эта почесть не к лицу.
Конечно, скудное добро
В суме моей, не серебро,
Там только хлеб и молоко,
Но на душе моей легко,
Поскольку люду и царю
Я мысли просто так дарю.

Елена Евсеева

Скамейка

Летний сад был не летним. Метался февраль по аллеям.
Ветер лапал деревья и ветви трепал на бегу.
Под столетнею липой, от входа немного правее,
Притулилась скамейка по самые локти в снегу.
Будто Ноев ковчег, затерялась в расхлябанной хмари,
И промёрзлою тушей своей вспоминает во сне,
Как попарно на ней размещались влюблённые твари,
Отплывая в июль на её деревянной спине.
«Оля плюс Николай», чуть пониже – «Наташа плюс Вова».
Заметаются снегом автографы прошлых времён…
И порою мне жаль, что на этой скамейке садовой
Не останется места для наших с тобою имён.

Изнанка

Памяти деда

На изнанке июня – декабрь и холод такой,
Что промёрзлая память мешает и даты, и сроки...
Завершается год. Приближается сорок второй —
Самый страшный из трёх и, наверное, самый глубокий.
На изнанке войны – запах хлеба и липовый мёд.
Кто всё это поймёт, тот способен увидеть воочью,
Как зимою уходят машины под ладожский лёд
И туманом озёрным в июне сгущаются к ночи.
Млечный путь через озеро – снегом присыпанный тракт,
Млечный Путь через небо – он тоже немногим назначен.
А колонны идут. С придорожной позёмкою в такт.
И летят лепестки с белых яблонь на питерских дачах.
Жизнь даётся на срок, как в аренду сдаётся жильё:
Для кого-то на день, а иному – недели и годы.
Неизбежная смерть прорастает в изнанку её
И с изнанки – становится хлебом и липовым мёдом.

Женитьба Фи…

Свинья не выдаст – Бог не съест, а стало быть, услышит…
И если поздняя весна – отдушина души,
Имеет право на отъезд свихнувшаяся крыша,
Плевать, что виза не дана и некуда спешить.
Который раз не в глаз, а в бровь, и не по Сеньке шапка.
Под саркастический прищур насмешницы-зари
Опять несчастная любовь меня сгребла в охапку,
И я отчаянно пищу, не в силах говорить.
Над головой прямой эфир: обрывки и обноски
Небесных тучек и ветров, а прямо в голове —
Безумный день, женитьба Фи… смешенье по-Облонски,
Сплетенье рук, смятенье дров на скомканной траве.
Я за тобой тащусь вослед, как нитка за иголкой.
Не то, чтоб замкнутый, но круг: не муторно, но зря.
Мне крыша шлёт физкульт-привет своею треуголкой
И отправляется на юг – в полёт… до ноября.

Посох Моисея

Сорок лет как в пути! Это ж надо такое придумать!
Он кругами их, что ли, по этой пустыне водил?!
Я рассохся вконец. Я от жажды чуть было не умер,
А ему всё – то сушу, то воду – возьми да роди!
Он, я знаю, такой: что задумал – исполнит, упорный,
И пройдя сквозь пески, донесёт, доведёт до конца…
Но народ-то попался какой-то скандальный и вздорный:
Им не Богу служить, а пасти Золотого Тельца.
И за этих, за них, кто не верил и верить не будет,
Он сжимает меня в истомлённой пустыней руке,
И забьёт мой родник из скалы растревоженных судеб,
И оставит свой след даже в этом бесплодном песке.
И пускай до меня нет ему интереса и дела,
Я пойму, я прощу – лишь бы вместе – в мученьях и зле…
Обопрётся душа на моё деревянное тело
И вдвоём, по пустыне, к обещанной Богом земле!

Сфинкс

Сфинкс лежит в песке золотистой тушей,
Отражая свет золотистой кожей.
Он сегодня слеп и прекраснодушен.
Он бы, может, съел... Но уже – не может.
Что же ты стоишь? А идти – далече
По глухой тропе из его пророчеств...
Ты напрасно маешься, человечек:
Он бы, может, спел, но ещё не хочет.
Спелый вечер встал, как вода в затоне.
Сфинкс забыл ответ на свою задачу.
Он когда-то знал... Но уже не помнит.
Он, должно быть, знак, но ещё не значит.
И его итог – не большой, а малый,
И его следы заметает время...
Он, конечно, бог, но уже усталый.
А усталый бог не творит, а дремлет.

Парашютист

1. Прыжок.

Ой, мурашки по спине пляшут!
Ой, чечёткою трясёт зубы!
В самолёт залезть – и то страшно,
А уж прыгать – так совсем глупо.
Словно пена, облака белы,
Неба – море! Да не все тонут…
Вот до люка дотащу тело,
Оттолкнусь – и с головой в омут!
А инструктор, хохотнув глухо,
Пробасит: «Земля тебе пухом!»

2. Полёт.

Ой, ребята, что же я сделал!?
В сердце холод, а душе жарко,
А над миром парашют белый
Триумфальною цветёт аркой.
И в минуты уложив годы,
(Даже времени – и то тесно!)
Я болтаюсь под её сводом,
Колокольчиком звеня песню:
Ой ты гой еси!
Под дугой виси!
И со звоном – прямо в рай, смело!
А не пустят, загляну в щёлку:
Между небом и моим телом
Только ветер да клочок шёлка!

3. Приземление.

Сердцу больно, словно соль в ране,
Нервы всмятку и синяк с тыла…
Да. Слыхал я, что к земле тянет,
Но не думал, что с такой силой!..
А над миром – парашют синий…
Подожди, постой! Я здесь! Мигом!
Соберу – всё, что собрать в силах,
Подлатаю – да опять – прыгать.

Анна Ефанова

* * *

В поэзии затишье у меня,
Полмесяца не пишется ни строчки.
Копыта белокрылого коня
Не оставляют на листе ни точки.
Смирилась с этой участью и вот
Сижу на кухне тихо, словно мышка.
Одна встречаю Старый Новый Год —
Всё чинно и пристойно. Даже слишком.
В подъезде нашем шум и суета.
На улице петарды и хлопушки.
Но одинокая полночная звезда
Подмигивает, словно бы подружке.
Не удивляюсь этому ничуть —
Сегодня необычный русский праздник.
К моей душе прокладывая путь,
Случайной рифмой снова муза дразнит.

* * *

Луга в цвету, ширь и бездонность неба —
Всё это было, было до меня.
И запах выпекаемого хлеба,
И радость наступающего дня.
Нет, мой приход не изменяет мира.
Не потекли ручьи и реки вспять.
И до меня поэт, владевший лирой,
Смысл бытия хотел, как я, понять.

* * *

От стрекотания кузнечиков в траве
Исходят чудодейственные чары.
И копошатся мысли в голове,
А рифмы чётко выстроились в пары.
Вплывает летний вечер в мой уют,
Таинственность неся, подобно чуду.
За речкой в роще соловьи поют,
И запах скошенной травы повсюду.
Дела закончены. Присяду на крыльцо,
Из полевых цветов венок сплетая.
И струи ветра, остудив моё лицо,
Дурманят ароматом иван-чая.

* * *

Я, заглянув за горизонт,
Смогу увидеть там,
Что мне родиться был резон,
И что Земля – мой храм.
Что жизнь моя не столь мала,
Чтоб мне жалеть о ней.
И каждый день, что прожила, —
Не худший среди дней.

* * *

Затаите дыхание, слушайте чутко,
Как секунды бегут, за минутой минутка.
Ночь неслышно ступает, а в это же время
Прорастает звезда, как небесное семя.
Ночью слышно, как ветер гуляет по крыше
И в соломе шуршат осмелевшие мыши,
И крадётся на цыпочках тень в нашем доме,
И плывёт над землёй сон на звёздном пароме.

* * *

Осенний гром, двух радуг коромысла.
Такое увидать – и стоит жить.
Какого-то таинственного смысла
Невидимая, тоненькая нить.
Ещё тепло, но пожелтели липы.
Сентябрь раскрыл оранжевый свой зонт.
И мелкий дождь похож на чьи-то всхлипы.
Дни лета утекли за горизонт.
Листвы опавшей шорох под ногами
Под музыку земного бытия.
Далёкий лес в багрово-жёлтой гамме,
В чертогах осени былинкой тонкой – я.

* * *

Словно пёс на цепи,
Я работой прикована к дому.
Хоть вопи-не вопи,
Но мне нынче нельзя по-другому.
В этой комнате я
Замурована, будто бы в склепе.
Лишь окно-полынья
И будильника утренний лепет.
Горы всяких бумаг,
Интернет и друзья в телефоне.
Может, что-то не так?
Обращаюсь я к старой иконе.
Строки белых стихов
На листе из тетрадочки в клетку.
Груз каких-то грехов
Да снотворного на ночь таблетку.

* * *

Я песчинка и в мире, и в городе.
Замерзает душа в вечном холоде.
Я наполнена трепетной ласкою,
Что скрываю холо́дности маскою.
Я стремилась к любви не из праздности
Через жизни моей несуразности.
Став кому-то единственно-нужною,
Я оттаю и стану послушною.
А пока, вся в бунтарском смятении,
Я не лезу в вожди или в гении.
Вырываюсь из бренной телесности,
Чтоб душа не исчезла в безвестности.

* * *

Горизонт раздвинул шторы,
Солнце выспалось как будто.
Облака плетут узоры.
Утро.
И подобно бриллиантам,
На траве роса искрится.
Небесам читает мантры
Птица.
Разметая пыль, как дворник,
Ветер одурел от воли.
Зацветает жёлтый донник
В поле.
Светлячки задули свечи
В ожидании рассвета.
Новый день спешит навстречу.
Лето.

* * *

В подсознании, где-то там,
Из минувших дней хоровод,
Что приходят, подобно снам,
Отмеряя за годом год.
Неотступно за мной бегут,
Чьей-то тенью жмутся у стен.
Эхо прошлого там и тут
Разрушает призрачный плен.
Наше прошлое нам милей.
Словно омут, к себе влечёт —
То осенний запах аллей,
То скворцов весенний прилёт.
Многогранен былого лик,
Всех оттенков не уловить.
Настоящее – только миг
К нашей памяти – мостик, нить.

* * *

Не принимай за чистую монету
Всё то, что мной написано в стихах.
Сейчас зима, а я пишу, что лето.
О святости пишу, как о грехах.
Не верь словам о страсти неуёмной —
Бессонница что хочешь наплетёт.
Но это и не ложь с изнанкой тёмной,
А мысли необузданной полёт.
Весь этот мир фантазий и желаний
Мной выдуман, возможно, наяву.
Стремление познать той жизни грани,
Которой я обычно не живу.

Ирина Жаркова

Осенние миражи

Петербургская ночь заблудилась в туманах,
Где мерцающим светом горят фонари,
Здесь нетрудно поверить фантазиям странным
И в счастливом обмане дожить до зари.
Но дождливым рассветам и сумеркам рада,
Я ни в чем не посмею мой город винить —
Надо мною в аллеях старинного сада
Ветер кружит стихов серебристую нить.
И летят по ветвям разноцветные блики,
От шагов разбиваются луж витражи,
О любивших тебя – и простых, и великих,
Летний сад, ты мне тайны свои расскажи...
Здесь мелькают порою прошедшего тени —
Адъютантов, красавиц, их верных пажей
И поэтов, бродивших в аллеях осенних.
Летний сад, я в плену у твоих миражей!
Оживают застывшие в камне сюжеты,
Осень вновь пишет золотом автопортрет.
Петербургская ночь окликает поэтов,
И струится в ночи вдохновения свет.

* * *

Стонали яблони под бременем плодов,
Под бременем цветов клонились травы.
И стойкий аромат лесной приправы
Сливался с ароматами садов.
В садах качались жёлтые шары —
Цветы с каким-то солнечным свеченьем.
Прощаясь, август раздавал дары,
Нас восхищая щедрым угощеньем.
А ты – такою летнею была,
Но календарь, неумолимо строгий,
Взывал, чтоб ты в реальность снизошла,
Что время подводить уже итоги.
Но не хотелось верить в холода,
Душе твоей, любовью обогретой,
И понимать, что это – не года,
А жизнь сама перетекает в Лету.

* * *

Есть на Руси колодцы у дорог,
Чтобы из них напиться каждый мог.
Издалека идут к ним за водой,
Считая и живою, и святой.
А мой колодец, хоть и в стороне,
Но оттого не меньше дорог мне.
Прозрачна и кристальна в нем вода,
А рядом – пруд, и над прудом – звезда.
То с радостью приду, а то – с бедой,
Умоюсь ключевой его водой,
В берёзовой прохладе постою
И душу успокою я свою.
Печали не оставит и следа
Воистину целебная вода.

* * *

Казалось бы: я – городская,
Откуда о деревне стих?
Ответ мгновенно возникает:
От прапрабабушек моих.
Чьи гены, не уразумею,
Издалека пришли в мой род.
Устинья или Пелагея,
В моем характере живёт?
Болтать в семействе не любили,
Ценили дело, ремесло,
И вдруг в праправнучке Ирине
Их слово – словно проросло.
Вернулась к жизни та напевность,
Нашёлся невзначай мотив,
Где песни задушевной верность,
Пусть даже моде супротив.
Да, я, конечно, городская,
Но отзывается во мне
Порой – губерния Тверская
По материнской стороне.

Танго бессонной ночи

1.

Зыбкая гладь канала,
Свет фонарей неясный,
Там, где берёт начало
Город ночей прекрасных..
Кажется, странный зодчий
Правит здесь бал особый,
Магию этой ночи.
Ты разгадать не пробуй…

2.

Танго бессонной ночи —
Отзвук любви счастливой,
Вихри летящих строчек,
Радостно-торопливых.
Танго ночных свиданий,
Страстных, святых иль тайных,
Шёпот твоих признаний,
Искренних, неслучайных.
Строчка торопит строчку,
Царствует – Вдохновенье...
Этой безумной ночью
В вечность летят мгновенья!

☼ Ирина Живописцева

Что страшнее страшного

Вспомнить мне страшнее страшного,
Как от пули на бегу
Парни тёплые, домашние
Застывали на снегу.
И ещё страшнее страшного:
Наяву, а не во сне,
Школьники ещё вчерашние
Гибли в танковом огне.
И ещё страшнее страшного,
Как подбитый самолёт
Падал на́ поле с ромашками…
Взрыв – его последний взлёт.
И ещё страшнее страшного,
Как казнили тех ребят
Звери племени продажного,
Что из наших рук едят.
И ещё страшнее страшного:
То, что было на войне,
Будет памятью всегдашнею,
Мукой совести – вдвойне.

* * *

Вздрагивают листья под дождём,
Шепчут: «Мы потерпим, подождём».
Солнце, поднимаясь поутру,
Говорит: «Я слёзы вам утру».
Птицы заливаются поют:
«Как хорош и весел наш уют!».
И в тени, прервав безумный бег,
Отдыхает добрый человек.

☼ Валерий Жидков

* * *

Нетерпевший под глазами слякоть
с царских тех, кнутом сечёных лет,
на виду у всех соседей плакал
мой, хлебнувший вдоволь горя, дед.
И в годину лихолетья, грамма
не пролив слезиночки в подол,
плакали и бабушка, и мама,
обхватив руками в кухне стол.
От непонимания с досады
приоткрыл и я для плача рот…
День Победы! Радоваться надо —
знать, у взрослых всё наоборот.

Отчий дом

Не июньским утром зорьки ранние
позабыть вовеки не смогу,
отчий дом на городской окраине,
горенкой в сибирскую тайгу.
Там зимой надёжные качели
мастерила из хвои́ пурга,
дружно на завалинке сидели,
как деды, мохнатые снега.
Каждый год подзадержавшись где-то,
как спортсмен-разрядник налегке,
в шортах к дому прибегало лето
и качалось в нашем гамаке.
Был столетний кедр, словно крёстный,
и дьячком хрипел петух с плетня,
и до школьной парты ёлки, сосны,
в нянечках ходили у меня.

Николай Зайченко

* * *

У каждого из нас есть истина своя,
Своя судьба, характер и харизма,
Но мнение своё о смысле бытия
Мы часто ищем в чьих-то афоризмах.

* * *

Никак одну проблему не решу
В жестоком мире, завистью объятом:
С сестрой таланта я почти дружу,
Но как с её мне породниться братом?!

* * *

Героев и антигероев —
Рождает для подвигов мать:
Одних, чтобы что-то построить,
Других, чтобы это сломать…

* * *

Непросто первый раз соврать,
И первый раз предать непросто,
Потом и сердце станет чёрствым
И можно подлость оправдать.

* * *

Любое мненье —
Спорное, увы!
Согласны ли
С подобным мненьем вы?

* * *

Нет ничего – дороже мира,
Нет ничего – страшней войны,
Неважно: в наших ли квартирах
Или в масштабе всей страны.

* * *

Природа примирить умеет
С годами женщин и мужчин:
Чем наше зрение слабее,
Тем меньше видим мы морщин!!!

* * *

Да! Эта истина известна всем давно
И жизнь её нам подтвердит вполне:
Создать семью – мужчине лишь дано,
Но сохранить её – по силам лишь жене!

* * *

Глупец не сомневается, а гений
Всегда находится в плену своих сомнений…
В науке каждое из множества сомнений
Напоминает лестницы ступени!

* * *

И в тюрьмах плачут, и на воле,
И на погостах, и в дому…
Есть слёзы радости и боли,
Но нет ненужных никому.

* * *

Толпа – всегда глупа,
Но с каждым годом
Умнеет
И становится народом!

Сергей Заляжный

* * *

Льётся мелко процеженный дождик
Из осенних промозглых небес.
Я раскрыл свой поношенный зонтик
И к заливу иду через лес.
От асфальта – на землю живую,
От машин, суеты и молвы,
Каждый кустик глазами целуя
В тихом трепете мокрой листвы.
Напитать можно душу простором
Над безбрежной стихией морской,
Соучастником стать разговоров
Волн, ласкающих берег сырой.
И, очистив природой сознанье,
Отдохнув хоть на время душой,
Погрузиться опять в волхованье,
Что творит с нами город большой.

* * *

Чернеет ствол на фоне снега,
Подобно букве на листе.
Снежинок девственная нега
Лежит на стылой бересте.
Позёмку ветер наметает,
Шуршит пожухлая трава.
Зима в России наступает,
Входя опять в свои права.
Минорной гаммой – в небе птицы,
В рубахах белых спят поля.
Склоняет влажные ресницы
Сосна в исходе ноября.

Леонид Захаров

По поводу анкеты

Не состоял… Не привлекался… Не был…
И за границей родственников нет…
Я требую мне дать анкету, где бы
Я мог поставить слово «да» в ответ!
Да – был любим, и даже не однажды,
Да – сам любил. Был счастлив? – Да, да, да!!!
Да – пил взахлёб, да – мучился от жажды,
Когда вокруг – фонтанами – вода!
А «нет» бывало? Как ещё бывало!
По жизни реже – да, а чаще – нет.
Нет – с ног сбивало, вдох перекрывало…
Но это ведь не тема для анкет.

Нелепое занятье

Зачем, слова рифмуя,
Горю я, не сгорая,
И почему горюю
В пяти шагах от рая?
Сплетённые созвучья
Тонки, как паутина.
Занятие паучье
Мне вовсе не противно.
Стремлюсь ли в глубь ли, в высь ли —
Ценю свою повадку:
Кирпичиками мысли
Укладываю в кладку.
Кладу её всё выше,
Смелей и бесшабашней,
Грызут сомнений мыши
Фундамент этой башни:
Кажусь себе невежей,
Болваном и тупицей,
И ради рифмы свежей
С душой готов проститься.
От неизбывной жажды
Уже свихнулся малость —
Чтоб ты, прочтя однажды,
Не разочаровалась.

Опять

Опять про стрекозу и муравья
В который раз рассказываю я.
Что до Крылова, то ему милей
Бескрылый трудоголик муравей,
Поскольку труд – не тот ли самый кит,
На коем мир из века в век стоит.
Действительно, стоит – из века в век,
И муравью подобен человек.
Но в мир без шелеста стрекозьих крыл
Я б не вошёл. И дверь бы не открыл!
Мир, состоящий только из труда,
Не будет настоящим никогда.
Я в мире быть согласен муравьём,
Чтоб стрекозою тылетала в нём.

Олег Зорин

* * *

Ничего нет у Бога вечного
Средь изломов библейских дней,
Под небесной дорогой Млечною,
В бренном мире земных страстей.
Так позволь целовать до одури
Вахлаку твой манящий стан,
Ведь недолог, воспетый одами,
В этой жизни любви дурман.
Сединой запоро́шит волосы,
Отцветут над рекой сады,
Прочертив вдоль берёзок полозом
За ограду конец судьбы.
Бросит время на деревянную
Крышку гроба могильный пух,
Из мытания окаянного
В ад отправив мой грешный дух.

Переоценка ценностей

Пусть мало времени осталось
Для дел земных, зато взамен,
Сдувая бренную усталость,
Сподобил ветер перемен
Воспринимать, как откровенье
И праздник, дни календаря,
Взирая с трепетным волненьем
На то, как робкая заря,
Над горизонтом разгораясь,
Лазурь вплетает в небосвод
И, серебром переливаясь,
Разлив сияет росных вод.

Галина Ильина

Черёмуха

Зачерёмушело вокруг,
Запрохладило, зазнобило.
А весенний ветер – упруг,
А весеннее солнце – в полмира!
То ли снег в лицо, то ли цвет...
Горсть черёмуховой позёмки
Тишиной застилает след,
И становится шаг негромким.
Родниковой свежестью день
Напоён – и поэтому хладен...
И царят полутон, полутень
В горьковато-густом цветопаде.

Питерские крыши

Питерские крыши стали выше,
Чем осенний сникший небосвод.
Глуше звуки, но яснее. Слышу
Слов уставших сурдоперевод,
Листопада вздох, ветров одышку,
Шепоток щемящий: шу-шу-шу...
Питерские крыши. Дождь застывший.
Осень. Тишиной прошитый шум.

* * *

Бинтует сердечные раны
Прохладой густой Млечный путь.
И как-то тревожно и странно
И хочется птицей вспорхнуть
В небесную высь, в невесомость,
В ночную лечебную тишь.
Врачует неспящую совесть
Вид медленно тающих крыш.

* * *

На бездорожье и тропа – дорога,
Как на безрыбье и пескарь – налим…
Ты подожди, товарищ мой, немного,
Нальём вина и тихо посидим,
Поговорим о нашей жизни трудной,
О быстротечности пустого бытия.
Глядишь – и отдалим немного судный
Нелёгкий день…
Не мне учить тебя,
Что утро ярче, чем туманный вечер,
Что в молодости слаще, чем сейчас,
А эта наша на закате встреча
Последней может статься…
Только в час,
Когда задуют нашей жизни свечи,
Заплачут-зазвонят колокола,
Мы вспомним этот немудрёный вечер,
Тропу, безрыбье, праздные слова…

* * *

Дождь со снегом опять в Рождество,
И в Крещение – снег с дождём.
Исковеркано естество
У природы. А мы все ждём,
Что наступит зима вот-вот
И снегами укроет грязь.
Ярким инеем расцветёт
На окошках снежинок вязь.
Только месим который год
На дорогах густой кисель
Из пустых надежд и хлопот...
Так и кружится карусель.

* * *

Сон разума рождает чудовищ...
испанская поговорка

Зима демисезоньем хмурым
На землю прилегла понуро.
И с сумерками целый день
Моя соперничает тень,
И тихо вязнет в хмари влажной.
Ненатуральным и бумажным
На ощупь кажется лицо.
И лёгонькое пальтецо
На шубу не сменю никак.
Уж дважды клеила башмак,
Но вновь напившись до похмелья
Из луж отравленного зелья,
Он расползается по швам.

* * *

Как парное молоко,
В кринке неба – облако!
Широки у кринки стенки,
Только облачные пенки
Льются прямо через край.
Хочешь, кружку подставляй!

* * *

Чёрное море в белых барашках,
Вкрадчивый шорох волн,
Парус пузырится белой рубашкой —
Там одинокий чёлн.
Горы направо, горы налево,
А между ними – синь.
Сердце щемит от адыга напева,
Или от здешних вин.
Перебираю солнце ногами,
Словно ожог – загар.
Пахнет домашними пирогами,
От шашлыков – угар.
Ритмом далёким восклик «чурчхела!»
Музык различных гвалт.
В горных аулах черешня поспела
И на лотках – развал.
Ракушки всякие – круглые, плоские,
Встречных улыбок свет.
Всё это юг, всё курорт черноморский.
Берег, где времени нет.

Наталья Ильина

Дуэт

Пеленой дождя укрыты крыши,
Листья, травы. Влажно слепнут окна.
Дождь шумит, стучит, шуршит чуть слышно,
Свесив струй прозрачные волокна.
С ветром песню дождь поёт дуэтом,
Ветер зло картавит в ржавых трубах
И наотмашь хлопает при этом
Старой ставней – раздражённо, грубо.
А потом, ворча, укроет плечи
Влажным пледом и подвяжет космы,
Улыбнётся, глядя в бесконечность,
Дунет резче – дождь польётся косо...

Осень

Осень, тропинкой из лета, к порогу зимы
Сонно бредёт, вороша облетевшие листья.
Наши пути затерялись, теряем и мы
Важное что-то, а что-то не очень – из жизни.
Мятым листком под ногами закончился день
И паутиной теней от ветвей оголённых.
Пойманы осенью в сеть настроенья людей,
И на свободе остались лишь души влюблённых.
Травы седеют, и воздух печалью звучит,
Криками птиц, улетающих в сторону лета.
Колокол в небо читает слова из молитв,
Мир наполняя частичками Божьего света.

Немного о прошедшем

Как последние капли дождя,
Дни-остаточки летние августа
Провожаем мы, взглядом найдя
Лист, плывущий, как лодочка с парусом.
Надеваем одежды теплей,
Зонт теперь, как ручной, – к пальцам ластится.
В ожидании дней-сентябрей
Вяжет мокрое платье Ненастьице…
Ветер с ветром ведёт разговор
О привычности тяжб Лета с Осенью,
И по улице кружится сор
Вдоль забора, что писан не прописью.
Дни-остаточки, как карамель,
Та, из детства, к кармашку прилипшая,
Ощущение сладких потерь
И чего-то, ещё не возникшего.

Ступеньки

Ступеньки вниз, ступеньки вверх – обыденность,
Случайность встреч на энном этаже,
Вплелась в событий будних непредвиденность
И чувством отразилась в витраже.
В стекольно-леденцовом разноцветии
Кусочки нас, кусочки наших слов,
И ритм в груди отсчитывал столетия,
Очистив наше «раньше» от грехов.
Ступеньки вверх, ступеньки вверх – неистово,
В дыханье спазм, в слепом блужданье губ,
Сквозь витражи мы ангелами чистыми
Летим, чуть выше водосточных труб.
Не дотянули до небес немножечко,
Чтоб Тот, кто наверху, – благословил,
Ступеньки вниз, ступеньки вниз – итожится,
А на любовь нам не хватило сил...

Несовпадение

Я не люблю вокзальной суеты,
Где смена лиц – как смена декораций,
Где действия – в отсутствии оваций,
И чьих-то встреч и проводов цветы.
Я не люблю вокзальной пустоты,
Перроны, продуваемые ветром,
Вопросы, что остались без ответа,
Признаний торопливых наготы.
Я не люблю вокзальной слепоты,
Где на часы обращены все взоры.
Бегу, вплетаясь в улочек узоры…
По улицам гулять не любишь ты.
Я не люблю тебя подолгу ждать,
Скрутив жгутом отчаянье и горечь,
И лгать себе, что ты приедешь вскоре.
Вокзалы не люблю… И провожать.
Нам не совпасть – ты любишь уезжать…

Игорь Казанцев

* * *

Осенний полдень – словно вольный стих.
Листает ветер мысли, как страницы
Истории о храме для двоих.
Не жди, она уже не повторится.
Пытаясь раствориться в блеске глаз,
Засохнешь, как библейский куст инжира.
Мы лучшие для тех, кто верит в нас,
Для прочих мы – всего лишь пассажиры.
Земля, впитав надежду и любовь,
Чиста, а потому опять красива.
Сценарий переписывают вновь
Дожди каллиграфическим курсивом.
И лучшего лекарства не найти
От злобы, от обид и просто боли,
Чем в сердце – ощущение Пути.
Я верю. Я иду. И тем доволен.

Осенняя сказка

Рассвет, словно сказкой осенней навеян,
В обеденный полдень садится за стол.
Никто до тех пор умереть не посмеет,
Пока не узнает, откуда пришёл.
А я – паучок на серебряной нити,
И веру в тебя называю судьбой,
И, дверь закрывая в земную обитель,
Уже никогда не расстанусь с тобой.

* * *

Вопрос «почему» – самый трудный из всех,
Я знаю ответ, только он не поможет.
Сегодня со мной и тревога, и смех;
Как близкие, мы друг на друга похожи.
Но чудо имеет условный предел:
Я к роли приятеля вновь привыкаю.
Ты злишься за то, что от будничных дел
Тебя без особой нужды отвлекаю.
А ночью, когда разводные мосты
Вчерашней печалью блеснут на изломе,
Захочется в горестный миг пустоты
Набрать затерявшийся в памяти номер.
И я телефонную трубку сниму,
Мой голос отправится вслед за монетой;
Единственный детский вопрос «почему?»
Аукнется истиной: «Ждите ответа…»

Рубикон

Со скрипом открываются врата,
Приходит долгожданный час расплаты.
И вот уже сбывается мечта,
Но что считать конечным результатом?
Земля, что так сурова и груба,
Запомнится по истинным приметам,
И в новой роли прежняя судьба
Потянется к неузнанным секретам.
Так цель определяется в борьбе,
В осколках Абсолютного, и даже
Моя душа завещана тебе,
В нужде и в серебре – одна и та же.
А выводы оставим на потом,
Пусть кто-то критикует нашу повесть.
И в вымученном счастье, и в простом
Для сердца безусловна только совесть.

Пётр Камчатый

* * *

Я был подобен речке подо льдом.
Там, в глубине, она жила, дышала,
А сверху – в белом панцире литом —
Холодное спокойствие внушала.
Я был уверен, что не по-мужски,
(Что равносильно самообнаженью
Нашествие любви или тоски),
Раскрыть души порывы и движенья.
Жизнь предъявляет новые права.
Мир бел и розов, чёрен и оранжев,
И я не прячу от тебя слова,
Которыми пренебрегал я раньше.
И ты со мной. И вот за годом год
Идёт во мне весенний ледоход.

Чужак

Город мой, я для тебя – чужак.
Мне знакомы улицы ночные,
Парни и девчата озорные,
Только жизнь моя течёт не так.
Петербург – ты в хаосе, как все
Города растерзанной России.
…А хотелось музыки Россини,
Видеть город в красочной красе.
Петербург, ты чужаку не рад.
Изменили наименованье!
В паспорте моём воспоминаньем
Остаётся: «Город Ленинград».

Алексей Капранов

Забыли – срубили!

Трусишки, панамка и жёлтый песок.
А из-под панамки – смешной голосок:
– Не надо песочек здесь, дядя, топтать.
Я прутиком буду коня рисовать.
– Но ты рисовала вчера здесь коня.
– А он не выходит никак у меня.
Сегодня я маму просила помочь,
Она рассердилась. Ты – папина дочь,
Упряма, как папа, а папа – как пень…
И выброси палку, панамку надень.
Малышка, конечно же, мама права.
Твой папа упрямый, тебе уже два,
А ты была с папой один только день.
Был деревом папа, теперь же он – пень.
Забыли – срубили! И знать не хотят,
А корни – живые и очень болят.
Вздохнул, помолчал, ничего не сказал,
Взял прутик у дочки… и конь вдруг заржал!
И слышали звонкое ржанье одни
На всей шумной улице только они.

* * *

Если срезается в сетку подача,
Рвёт перепонки вам свист оглушительный,
Жизнь, хоть и катится спущенным мячиком,
Всё же прекрасна и удивительна!
В поле, омытый колосьями хлебными,
Похолодев от внезапной любви,
Выдохну тихо в бездонное небо:
«Жизнь так прекрасна и так удиви...»
Сбудутся дерзкие ваши желания,
Только с утра двадцать раз повторите
Наисильнейшее заклинание:
«Жизнь и прекрасна, и удивительна!»

Краткий миг

Вся жизнь по сути – ожиданье,
За счастьем гонка. Есть – настиг!
Тела сплелись, одно дыханье...
О, сладостный, но краткий миг.
К тебе, манящей, нежной, томной,
Как в жаркий день к ручью, приник.
Ты мир открыла мне огромный!
Но, почему... на краткий миг?!
С тех пор по жизни, словно компас,
Ведёт меня твой светлый лик,
Твой незабвенный, чистый образ,
Всё озарив на краткий миг.

Елена Кириллова

* * *

Открыты вымытые сени,
По саду важно ходят кошки,
Кусты доверчивой сирени
Раскрыли липкие ладошки.
Душа устала быть пустою,
Как дом, в котором ветру вольно.
Здесь я ещё чего-то стою,
Здесь мне ещё хоть каплю больно.
На двери, что давно кривая,
Ещё осталась детства метка.
Здесь я ещё чуть-чуть живая,
Как в воду брошенная ветка.

* * *

Звёзды в небе мерцают, как факелы.
Я ступлю на заснеженный лёд.
Да, конечно, мы – падшие ангелы,
Потому нам и снится полёт.
Потому в эти ночи морозные,
В темноте, где не видно ни зги,
Эти очи бездонные, звёздные
Непонятно и страшно близки.
Как волчонок, послушный, прирученный,
Настороженно, тихо стою.
За высокими снежными кручами
Вижу кровную стаю мою.

Екатерина Кирилова

Весенний город

Давно весенний лёд расколот,
Вода игристая легка…
Бежит к заливу через город
В гранитных рукавах река.
А ветерок слегка небрежно
За косы иву тормошит,
Берёзок новые одежды
Подёргать весело спешит.
Настали праздничные сроки,
Капель звенит, шумит Нева!
Пищат птенцы, галдят сороки,
Плетут деревья кружева…
И солнце ярче в небе светит,
На бал готовится сирень;
Играют и смеются дети —
Пусть будет праздник каждый день!
Я обожаю город этот —
Его ансамбли и дворцы!
Он – вдохновенье для поэта!
Ему поют свой гимн скворцы!

Лечу в любимые края

Лечу в любимые края,
Где двадцать лет жила когда-то…
Сибирь – не родина моя,
Но там – мои святые даты.
Сибирский край – он так богат,
Гостеприимен, уникален…
Неповторимый здесь закат,
Восход пылает – словно пламень…
Смотрю в иллюминатор я,
Внизу, во курсу самолёта, —
Тайга, озёра, как моря,
Непроходимые болота…
Я вспоминаю отчий дом,
Походы с папой за грибами —
Мы вёдра полные с трудом
Несли в подарок нашей маме…
Как те места меня манят!
Моя там начиналась юность,
Там нежно, трепетно меня
Любовь своим крылом коснулась…

Я никто для тебя

Я никто для тебя…
Я как песня неспетая в прошлом…
Я лишь только мечта из далёких несбывшихся снов.
Ты меня потерял, потому что был столь осторожным
И не смог мне сказать главных слов, ожидаемых слов.
Я никто для тебя…
Слишком поздно, ведь ты понимаешь, —
Я уже не с тобой… вместе нам не сойтись никогда.
Ты улыбку мою, может быть, иногда вспоминаешь.
Что поделать теперь – вот такая случилась беда…
Я никто для тебя…
Я растаявший снег прошлогодний,
Унесённый ручьями… Я горечь забытых обид.
Я спешу не к тебе, не с тобою встречаюсь сегодня…
Ну, а сердце моё, слыша имя твоё, вновь болит…

Галина Климина

* * *

Помолчи, дружок, помолчи,
Ничего говорить не надо,
Только дождик в окно стучит
Да шуршит по аллеям сада.
Только ветер трубит в трубе
И поленья трещат в камине,
В одинокой моей избе
Запах хвои и горькой полыни.
Пусть горит огонёк в ночи, —
Эта ночь для меня награда.
Помолчи, дружок, помолчи,
Ничего говорить не надо.

* * *

Не морозь меня, злая метель,
Не студи меня, снежная вьюга.
Я любовью согрею постель
Для желанного милого друга.
Поцелуем его обожгу,
Нежной лаской навек околдую.
Для него одного берегу
Неуёмную страсть молодую.
И пускай за окошком зима,
Пусть погода сулит мне ненастье,
Я сумею добиться сама
Долгожданного женского счастья.

Размышления о жизни

Чем ближе к старости, тем ниже небеса,
Короче дни, а ночи всё длиннее.
Чего-то жду и верю в чудеса,
Но на беду – не становлюсь умнее.
Бледнеют в небе замков миражи,
И жизнь подносит новые сюрпризы.
Всё выше скорости и круче виражи,
Порой мне не понять её капризы.
А время набирает свой разбег,
Куда-то быстро мчится по спирали.
Я лишь песчинка, просто человек,
Догнать его теперь смогу едва ли.

* * *

Любимые уходят иногда
Туда, куда уходят без возврата,
И то, что нам доселе было свято,
Уносят за собою навсегда.
А мы, в дорогу провожая их
И горько плача над своей утратой,
Мы так же как они, уйдём когда-то,
Оставив наше место для других.
Но где она, та роковая сеть,
Которую сплели из наших судеб?
И нет неумолимей грозных судей,
Решающих: нам жить иль умереть.

Евгений Ключников

Был вечер...

Был вечер холоден и дик,
Злой ветер доставал до сердца.
Я в магазинчик старых книг
Нырнул, чтоб чуточку согреться...
Март, подражая декабрю,
Усыпал мокрым снегом плечи,
Но я его благодарю
За мимолётность этой встречи!..
За осязаемый покой
У книжных полок из фанеры,
Где обнаружил томик твой,
Поэт, на фото в дымке серой...
Библиотечный мутный штамп
Похож на губ прикосновенье.
Заглавье: «Осип Мандельштам.
Стихотворенья».

* * *

В тишине, без единого слова —
Полуночник наивный, чудак,
С бесконечностью снова и снова
Крутит знаки свои Зодиак.
В западню сладких снов увлекая,
Ночь безлунная сводит с ума,
Тёмно-серые, с края до края,
Молчаливо толпятся дома.
Разгадавший судьбы моей ребус
В тусклом свете немых фонарей,
Одинокий последний троллейбус
Затеряться спешит поскорей.

Ирина Ковшевная

Криница

Вокруг тебя мелькают лица.
Как много их! А ты одна,
Подобно старенькой кринице,
В лесу заброшенном. Она
Из недр пробилась первозданных,
Не в силах изменить свой путь,
И ждёт, что в этих дебрях странных
Её отыщет кто-нибудь.
Придёт, устало сядет рядом,
Испив живой воды глоток,
Лицо умоет и в награду
Прочистит бережно исток.
И отойдёт. На расстоянье
Оглянется и промолчит,
Подумав о судьбе печальной,
Вздохнёт и сердце защемит.
А может, прибежит волчица
С весёлым выводком своим
Игрой потешиться. Криница
Журчаньем подыграет им.
А вдруг тропинкою нежданной
Пробьётся сквозь каскад камней
Надежды луч, такой желанный,
Чтоб осветить остаток дней.

Метель

Метель колдует надо мной,
Играя с лешими в потёмках,
То воет за моей спиной,
То отголоском плачет тонким.
Мне страшно. Словно на беду,
Она оскал свой показала.
Плутая, в темень я бреду
Своей походкою усталой.
От ужаса туман в глазах,
Ещё совсем немного – тело
Окоченеет… И слеза
Сорвалась бусинкою белой.
Присела. Снежная постель
Накрыла мягкой поволокой,
Кружи, колдуй, реви, метель,
Я засыпаю сном глубоким.

Вечер непогожий

Горько плачет ива, слёзы льются в речку.
На столе тесовом зажигаю свечку.
Воск сползает вяло бусинками в блюдце.
Скоро в роще нашей соловьи зальются.
Не до вас сегодня, не до ваших трелей.
Ком подкрался к горлу, слёзы одолели.
Впрочем, я не вправе вам давать советы, —
Вы всего лишь птахи, пойте до рассвета.
Пойте, вам, наверно, весело, ну что же —
Пусть мне будет грустно в вечер непогожий.

Татьяна Кожурина

Дорожное

1.

Снова дождь проливной.
Холод. Ночь. Непролазная слякоть.
Дальнобои проносятся вдаль – только ветры шумят!
В обречённой России давно разучилась я плакать.
Только веру в Христа не отнять у меня, не отнять.
Ты послушай, дитя моё, песню о Деве Марии,
Как она пробиралась в Египет с младенцем-Христом.
Подрастёшь – свою грешницу-мать и пойми, и прости, и —
Нас укроет с тобой Богородица светлым крылом.
Под ногами колючим хребтом вырастают отроги.
Вновь младенца кормить по-над морем, у голой скалы.
Впереди – всё дороги, раскисшие злые дороги,
Позади – знойный Крым, и Кавказ, и степей ковыли...
Разверну у обочины карту путей пилигримов:
Эти тонкие нити уводят на жаркий Восток!
А меня впереди ждут развалины Третьего Рима,
Византии ушедшей последний – чуть видный! – росток!

2.

Как суровые дуют ветра, с непогодою споря!
И пещера в расщелине скал – неуютным жильём...
Колыбельные я напевала – так нежно! – у моря.
Ох, дорога, дорога, мой вечный скитальческий дом.
Развернётся опять утомлённою лентой дорога.
Но свобода, свобода – вот слово милее всего!
Не имея иконы, я звёздам молилась как Богу —
Эти тысячи глаз в небесах – лишь Единое Око Его!
Пощади и помилуй, Господь! Не меня – так младенца!
Не его в том вина, что цветком придорожным рождён...
Кабы знать нам, когда упадём, – то подбросили б сенца…
Будет тысячу лет длиться этот безрадостный сон.
Снова дождь проливной. Холод. Ночь. Непролазная слякоть.
Дальнобои проносятся вдаль – только ветры шумят...
В обречённой России давно разучилась я плакать.
Только веру в Христа не отнять у меня, не отнять.

Ночная молитва

Здесь, в Петербурге, сквозь столичный гам, —
Колоколов густые перезвоны.
Хранят мою обитель по ночам
Золотокрылые суровые грифоны.
А на горе далёкой Митридат —
Торжественные белые ступени,
Осколки императорских палат, —
Пантикапея призрачные тени.
Сверкающая близится зима —
Но осень не даёт зиме уступки.
А на Босфоре – сильные шторма,
И корабли швыряет, как скорлупки.
Над бухтами сверкают маяки —
Ночного моря каменные стражи.
И опытные шутят моряки:
«Не дай нам, Боже, сгинуть в этой каше!»
Нева зажата в розовый гранит...
К далёким берегам лети, молитва!
Господь мой! Наши души сохрани!
Дай выиграть у моря эту битву!

Маргарита Константинова

* * *

Нелепой кажется война,
когда она вдали,
когда воюют племена
к примеру, в Сомали.
Кто прав? Никто из них не прав.
Всему виной их дикий нрав!
Но если вдруг, не дай-то Бог,
война придёт на твой порог —
ты разберёшься, кто есть кто,
где правда, где враньё?
Чьё дело правое?
Да то,
которое твоё!
И нет сомнений в правоте,
поскольку на войне
герои – те, и правы – те,
на чьей ты стороне!

* * *

Ваши души бессмертны,
и вам пережить суждено
вашу Землю, звезду, и Галактику —
всё остальное!..
Обещали вам землю другую
и небо иное.
Вам обещано это,
и, стало быть, будет оно.
И, представьте себе,
среди Ангелов светлых витая
в райских кущах, однажды
к душе обратится душа:
– Как прекрасна Земля,
Изумрудная и золотая!
Но и прежняя, чёрная —
Помнишь – была хороша…

Зинаида Королева

* * *

Проталина льдом оторочена,
Намаявшись, ветер уснул.
Подснежник на тёплой обочине
Раскрылся и солнцу кивнул.
Его белоснежная шляпа
Надета чуть-чуть набекрень.
Цветком очарованный папа
Присел на берёзовый пень.
И на удивлённого папу
Несмело взглянул первоцвет,
Поправил приветливо шляпу
И улыбнулся в ответ.

* * *

Край мой родимый, Молога.
Сказано много о нём.
Вьётся тропинка полого,
Поле расшито жнивьём.
Сосны и ели, как прежде,
Грусть унесут в вышину.
Ветками держат надежду
И стерегут тишину.

Ольга Крупенчук-Вознесенская

Учителю неузнанному

Сбылись пророчества веков,
А мы – сочли обузой.
И Он стоит, в потоке слов
Непризнан и неузнан.
Его признать? Нельзя никак —
Он все каноны рушил:
Он ноги мыл ученикам!
А вымыл наши души…

* * *

В эту ночь – тишина,
Только звёзды летят в бесконечности,
И душа – как струна,
И мороз пробирает от Вечности.
Ты – один на один
С этой стужей вселенской, Отеческой.
Над тобой – Бог един,
Только Он над душой человеческой.
А внизу – огонёк
И тумана дрожащие полосы.
Им, внизу, – невдомёк,
Что кричать невозможно без голоса.
Вакханалия тел,
Покаянья, молитвы, проклятия.
Жизнь – суровый удел
На земле, где свершилось Распятие…

* * *

Здесь камни – как ножи —
И режут, и блестят,
И озеро дрожит
Как первый детский взгляд.
Над твёрдо-хрупким льдом,
Над уходящим днём,
И нашим бытиём,
Не растворяясь в нём.
Ежевечерний свет
В неповторимый час
Приходит столько лет,
Чтоб исповедать нас!

* * *

Та слеза невзначай на февральском ветру —
Это стынет печаль. Я её не сотру.
Это память моих обмороженных щёк
И любимой горы поцелуй и упрёк.

Музыка гор

Орган... Покоряются звуки.
Спокойствие вечного льда.
Взмахнули крылатые руки —
И вырвалась песня-мольба.
И эхом взлетела на пики
Молитва – органный хорал,
И белые снежные блики
Коснулись тебя, перевал.
Ты снова такой первозданный,
Такой недоступно-родной,
Что кажется самой желанной
Тропа, не пройдённая мной.

Горы помнят

С.Ф.

Вы думали: холод засел в ледниках,
Обвал сторожит, не иначе...
Поймите, по людям, погибшим в горах,
Вершины тоскуют и плачут.
И даже когда позабыли внизу,
Не смолкнут у скал водопады.
И высушит солнце на камне слезу,
И памяти лучшей – не надо!

* * *

Кедры пальцами сильными держат
Камни мелкие и валуны.
А над кронами светится снежник
И мелькает улыбка Луны.
И цепляет берёзовый стланик
Всех идущих по этой тропе,
Но уж если дошёл, ты – избранник,
И гора – как награда тебе.

* * *

Не минет и века – закончится путь.
Взлетит помудревшая память.
Присядет на Млечном мосту отдохнуть,
И в Вечность без трепета глянет.

* * *

Не ведая потерь,
Не плача ни о ком,
Открою в Вечность дверь.
И буду в ней цветком…

Лето

Сумасшедший запах лета,
Запах будущих дорог —
То ли поезд свистнул где-то,
То ли в памяти сурок.
Сумасшедший дует ветер,
Светит полная луна.
Снятся горы на рассвете —
Не оборвана струна.
Через пропасть, через бездну
Я пройду по той струне.
Не удержишь – бесполезно:
Этот путь начертан мне.
Я оплачивать готова
Каждый метр и каждый шаг —
Я хочу услышать Слово.
Ждёт сознательно душа.

Книжный магазин

Я знаю правила игры:
Едва останешься один,
Обступят разные миры,
И меркнет книжный магазин.
Страницы тихо шелестят,
Как пальм зелёные листы.
Расфокусированный взгляд
На них едва бросаешь ты.
Пространство гнётся и зовёт,
И ты уже вошёл туда,
И так легко идти вперёд,
Как будто это навсегда...
Но вот последняя строка —
И в мир иной закрыта дверь.
Отяжелевшая рука
Качает маятник потерь…

Шуйская сказка

Свет дневной удаляется прочь —
Вот и встретились Вечер и Ночь.
И купались они голышом
Под своим семизвёздным ковшом,
И шептали друг другу: «Замри!»
Пред рождением юной Зари.
От её красоты вечно пьян,
Расстилался игривый Туман,
И на ветках у старой сосны
Отдыхали усталые сны.

Тучки

Солнце садится и тянется лучик
К подолам и щёчкам хорошеньких тучек,
И те розовеют смущённо и сладко,
И нежные взоры бросают украдкой.

Капелька надежды

Дождинки гладят лысины камней,
Стекая в их глубокие морщины.
И сердце разрывается во мне
Без объяснимой разумом причины.
Ну разве это повод так страдать? —
Стекающая капелька надежды...
Но страсти безнадежной благодать
Непостижима для души невежды.

Алла Кузнецова

Край Бажова

Разгулялся ветер морозный,
В буйной пляске души не чая,
То ли небо качает сосны,
То ли сосны небо качают?..
И ещё разберись, попробуй,
В этой белой кипящей куче —
Опустились тучи к сугробам
Иль сугробы взметнулись к тучам!
А вчера было тихо и звёздно
(Настоящая белая нега!),
Так спокойно дремали сосны
Под огромными шапками снега.
Притаился сугроб волнорезом,
Шла тропинка прямой бороздою,
И висела лунища над лесом
Раскалённою сковородою…
Принимаю уральскую зиму
Всей душой своею раскрытой!
Край Бажова неотразимый,
Где стучит оленёк копытом…
Вот такая забавная штука!..
Сохраню драгоценною данью
В малахитовой жизни шкатулке
Эти белые зимы Елани.

* * *

Реку мыл туман сизой ветошью,
Да явилась ночь тёмной ретушью,
Ночь осенняя, слишком ранняя,
Что свела на нет те старания.
Ты прости, туман, ночи вольницу,
Пусть надеждою сердце полнится:
Речку вымоешь с первым солнышком —
Жизнь покажется спелым зёрнышком.
Подави печаль разумением,
Где трудом бери, где терпением,
В жизни каверзной то лишь значимо,
Что судьбой твоей предназначено.
А всего – не счесть днями долгими
С пересудами, с кривотолками,
Понатыкано, понавешано,
Где горошина, где орешина…

Колокольчик

Я держу колокольчик Валдая,
Чуть качну – переливистый звон!..
И каурая или гнедая
Лихо мчит седока под уклон,
Воет вьюга, грозя перемётом,
Бездорожье зовёт прямиком,
Густо пахнет и летом, и мёдом
Из корзины, набитой битком.
Запорошила дымка седая
Ямщика, что примёрз к облучку,
А весёлый певун из Валдая
Навевает любовь и тоску.
Звон желанный всё тише и тише
По квартире, что за полночь спит,
То ли сердца удары я слышу,
То ли стук лошадиных копыт?..

У Владимирского собора

Опечалено сердце
неправдой и скверной
(Что-то люди мельчают
в пустой суете),
Снова к храму иду
прихожанкою верной
Поклониться тому,
кто распят на кресте.
Неподкупный свидетель
истории прошлой!..
Поистерты веками,
где годы – не дым,
Башмаком, сапогом
или голой подошвой
Все ступени, ведущие
к ликам святым.
Нет, не хлебом единым,
а верой мы живы,
И надежды прозренья
не так уж плохи́,
Тем, в ком чёрствые души
коварны и лживы,
Отмолить бы при жизни
земные грехи!

Мария кузьмина

Кинобоевик

На фоне розовой зари
Красиво скачут кони.
А только, что ни говори,
Стрелять умеет Джонни.
Идёт то бой, то мордобой
Над скалами ущелья.
Но кто бандит, а кто ковбой
Не разберу с похмелья.
Пиф-паф! Пиф-паф!
И весь в дыму
С коня сползает Билли.
Хотя, по чести, не пойму,
За что его убили.
Пиф-паф – и прерия горит,
И бедная Луиза
О чистом чувстве говорит
При помощи стриптиза.
А вот опять – какой-то гад
Щекочет кольтом нервы.
Как любит наш кинопрокат
Подобные шедевры!
О всемогущее кино!
Великая эпоха!
А в зале душно и темно,
И что-то с сердцем плохо.

Лора Кутузова

* * *

Слышать, как шуршит трава,
Видеть доброе в начале,
Написать любви слова,
Разгоняя все печали,
И дышать тобой одним…
Разве это не причина
Быть дыханием твоим,
Знать, что рядом есть мужчина?
Добрый, нежный и родной,
Пусть немного даже грустный,
(Если только голос мой
Возрождает в сердце чувства,
Что знакомы сотню лет).
Жизнь слилась в одно дыханье…
Разве это не сюжет?
На орбитах мирозданья
Наши встретились пути.
Пусть не юность у порога,
Сколько вьюга ни крути,
Снова ждёт судьба – дорога.
Раздавая добрый свет,
Приносящий радость людям,
Напиши ещё сонет —
Мир светлей и чище будет!
Пусть за окнами рассвет
Предвещает радость встречи,
Ты пойдёшь за мною вслед,
Ты мои обнимешь плечи.
Губы нежно целовать,
Обнимать душа летела...
Ты не будешь горевать,
Сделав так, как я хотела...
Вечер будет для двоих,
Долгожданный и чудесный,
Мы напишем новый стих —
Он прольётся доброй песней
Незапятнанных надежд
Вновь исполненных желаний,
Ярких праздничных одежд,
Светлых мыслей и мечтаний.

Чайка

Я – Лариса[2], я – чайка, кричащая,
Над бушующим морем парящая.
А ещё в моем имени сладком
Горький привкус любви-шоколадки,
Сладкий привкус ночных поцелуев.
Ты запомни меня – такую…
Мы бродили жасминовым маем.
Показалось, что всё понимаем
Друг о друге мы с полуслова.
Я узнала тебя другого…
В этом жарком, шальном июле
Волны страсти нас захлестнули.
Сладкий привкус ночных поцелуев…
Ты запомни меня… Такую!

Светлана Кутузова

* * *

Юлии Друниной

Наплачешься, стихи её читая.
Окопы. Смерть. А ей семнадцать лет.
Талантливая, юная, простая…
Как жаль, что поэтессы рядом нет.
Её стихи без грусти не читают,
Жила в стихах любимая моя.
Боль за Россию с нею разделяют
Её однополчане и друзья.

* * *

Идёт девчонка красно-рыжая:
«Я из Торжка, не из Парижа я.
Нет, я не бегаю за модою,
А цвет волос мне дан природою».
Любовь украсила девчоночку,
Воткнула в волосы гребёночку,
Лицо в веснушках, очи чёрные,
Фигурка стройная, точёная.
Идёт девчонка, счастьем звонкая,
А ветер нежно треплет чёлку ей.
Откуда ж родом ты такая? —
«Не из Парижа, из Торжка я».

Александр Лазарев

* * *

Ты – город свершений Петра,
Мой город осенних скитаний.
Небесные хлещут ветра
По спинам простуженных зданий.
Гранитный корсет берегов
И невские тёмные воды…
Мне слышится эхо веков —
Времён подпирающих своды.
Атлантам всю жизнь суждено
Держать небеса величаво.
Виват Петербургу! Окно
Открыто Петром нам во славу.

* * *

Устало сердце. Крест на шее,
И с ним поэт уснул в ночи.
Молитвы голоса́ светлее,
Чем пламя яркое свечи.
Горит свеча у изголовья.
И жизнь длинна и коротка.
Ценна она для нас любовью —
Я только ею жив пока.

* * *

Шагнул вперёд и опоздал —
Напарник занял пьедестал.
Метла и швабра не в чести:
Стихи творить – не двор мести.

Алла Леванова

Женщина

Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине – нелепость...
Анна Ахматова

Я – женщина и жизни соль,
Но мне неведомо пока,
Кто я – песчинка, цифра «ноль»
Иль мысль, сразившая века.
В полёте яви и огня,
Сквозь годы обозначив путь,
Я мчусь, мерцая и маня, —
И в том моя навеки суть.
Я вознесусь над суетой,
Над старой кухней и бельём,
И над несбыточной мечтой,
Что мы придумали вдвоём.
И, долетев до облаков,
Услышу Бога вещий глас
И, может, истину веков
Постигну в этот самый час!..

* * *

Что же есть у меня, кроме гроздьев рябин,
Кроме рыжей листвы, что слетает с осин,
Кроме вязов и клёнов средь старых дворов,
Кроме храма Николы златых куполов,
Кроме нашей Покровки, Фонтанки, Невы
И «Плешивого сада» поникшей главы,
И вознёсшихся башен седого моста,
Кроме дома на Псковской, на шее – креста?..

Татьяна Лестева

Последняя любовь

Невесенняя, невозвратная,
А осенняя, предзакатная
Иль предзимняя и предвьюжная,
Безнадёжная и ненужная,
Безрассудная, безоглядная,
Многотрудная, необъятная,
Очень нежная, виртуальная
И безбрежная, и реальная,
Лебединая и сакральная,
Ты единая и прощальная.

Мимоза

А весною она – как пушистый котёнок,
Блики рыжие солнца прильнули к стеклу.
Ввысь летит аромат, он по-девичьи тонок,
Не проникнуть ему в заоконную мглу.
В этой комнате сумрак царит зазеркалья.
Здесь не вспыхнут ни люстра, ни свет ночника.
Так тоскуют повторы басов в пассакалье,
Здесь увял амариллис, как жизнь старика.
В этой комнате плотно задёрнуты шторы,
Не завьётся кольцом сигареты дымок.
Взял хозяин рюкзак и отправился в горы,
Не вернулся к мимозе в назначенный срок.
Он в горах укрывается снежной лавиной,
Сотни метров в обнимку он с ней пролетел.
Об измене не думал. Мимозе невинной
Одиночества горечь – девичий удел.

Виталий Летушев

Колесница времени

Не дано нам время понять —
Что оно в сём мире кипящем?
Сто веков вперёд или вспять —
Ведь живут-то все в настоящем.
В настоящем предкам жилось,
В настоящем пройдут потомки;
Всё по той же Земле, но врозь —
Им не встретиться в этой гонке.
Мы для предков – будем ещё,
Для потомков – мы уже были.
Тем же Солнцем мир освещён,
Под которым до нас любили.
Улыбается всем Луна,
И Земля на той же орбите,
Точно так же цветёт весна,
Нету времени – не ищите.
Просто выдумал Бог для нас
Эту быструю колесницу,
Чтобы жизни свет не угас,
Чтобы каждый смог прокатиться.
Тонут звёзды во мгле густой,
В глубь веков сливаются реки…
Вот и я в колеснице той
Мчусь уже в двадцать первом веке.

Не покину

Вроде был недавно мальчишкой,
А потом – всего только миг.
Убежал мальчишка вприпрыжку —
Не догонит его старик.
Промелькнуло детство и юность
Да и зрелых лет не вернуть.
Что-то небо вдруг покачнулось,
По спине пробежала жуть.
Не скрипите, грустные ноты,
Не печальте песню души.
Не считай, Земля, обороты
И, пожалуйста, не спеши.
Я тобой не налюбовался
В переливах зорь и зарниц.
Свежим ветром не надышался,
Не наслушался пенья птиц.
Далеко ли, близко ли финиш,
Но искрится сердце, бурля.
Если ты в объятия примешь,
Я тебя не покину, Земля.

Серебряная нить

Сгорает время, стынет пыл,
Но мысли – о былом.
Собрать бы всех, кого любил,
За праздничным столом.
Поднять бокалы за мечты,
Не сбывшиеся, пусть,
За чудо женской красоты,
За радость и за грусть.
Услышать музыку опять
Забытых голосов,
Но понапрасну не плескать
Потоки пылких слов.
И восхищаться от души
Цветами милых глаз.
Припомнить свет зари в тиши
И трели в поздний час.
Но тянет ветер за окном
Серебряную нить.
Запить бы прошлое вином,
Да…
неохота пить.

Наважденье

О.П.

Так моя душа давно не пела,
А быть может, даже никогда.
Я на голос твой рванулся смело —
Подпевать решился – вот беда.
В трепете старинного романса
Расцветали розы на устах.
У меня же никакого шанса,
Лишь бы удержать себя в руках.
Волшебством пронизанные звуки
Унесли меня куда-то ввысь,
А твои чарующие руки
Будто бы с мелодией слились.
Лет минувших чудные мгновенья
Оживили и восторг, и грусть,
И не убежать от наважденья.
Может, и не надо – ну и пусть...
Дивный голос слышится мне снова,
Образ твой передо мной опять.
Льётся свет от волшебства такого...
Жаль, что не умею подпевать.

Опять в кафе

Опять в кафе, и тот же столик,
Мерцающий от свечки свет.
Здесь дым воспоминаний горек —
Стал пеплом пламенный сонет.
Склонили головы тюльпаны —
Наверно, вянут много дней.
С холодной горечью стаканы
Поднять да выпить поскорей.
Недавно здесь мечты благие
Владели нами невпопад.
Теперь глаза твои другие —
Чужой и отрешённый взгляд.
Как будто чья-то злая сила
Преобразила свет во мрак,
Огонь душевный погасила,
А мне не верится никак.
Во мраке растворились чувства,
В порыве надорвалась нить.
Теперь уже не до искусства —
Ошибок бы не сотворить.
А на стене – два силуэта
Неясно вижу, как в бреду...
Свеча слезится, мало света,
Сюда я больше не приду.

Две свечи

Вот опять вхожу я за ограду,
Будто в сад загадочный, святой.
Скорбною тропой иду по саду
И вдыхаю горечи настой.
Этот мир наполнен тишиною,
Только птицам петь разрешено.
Под седой высокою сосною
Спят мои родители давно.
Вспоминаю – видятся живыми,
От портретов – светлые лучи.
Я поставил молча перед ними
Меж цветами в землю две свечи.
Разгорелись, трепетно мерцая,
Обжигая память, расцвели.
Будто бы энергия живая
Теплится огонь – из-под земли.
Ветер непрестанно задувает,
Кажется, погасли, нет огня.
Но внезапно снова оживают
В полумраке пасмурного дня.
Под дождём и ветром – трепетанье,
И моя терзается душа.
Так прошло безмолвное свиданье.
Ухожу отсюда не спеша.
Спряталось за тучами светило.
Мне вослед глядят отец и мать.
Опустилось небо… Моросило…
Две свечи остались догорать.

Светлана Лизунова

Белизна

Лес в алмазной крошке —
В платье подвенечном.
По лыжне-дорожке
Я иду беспечно.
На равнине снежной,
Как на покрывале,
Иероглиф нежный
Птицы начертали.
Воздух от мороза
Свежестью исполнен,
И свечой берёзы
Штрих зимы дополнен.

Я играю в облака

Небо – ширь кинотеатра,
А тапёром здесь река.
Бесконечной лентой кадров
Проплывают облака.
Это облако – слонёнок,
Эта тучка – крокодил,
Вот весёлый кабанёнок,
Обезьянка-гамадрил,
Белка, ласточка, овчарка —
Новый фильм уже готов:
Я брожу по зоопарку,
Зоопарку облаков.

Наталья Лубянко

Осенне-зимнее

Разбросано шуршащее монисто
Цветастыми монетами листвы —
У Осени уловки оптимиста
В надежде откупиться от Зимы.
Деревья рассыпают позолоту,
Что стелется божественным ковром.
Надеются – в награду за красоты
Морозы не накинутся потом.
Наивные, настроились без стужи,
Без холода, сугробов, вьюг и льда
Добраться до весны, засыпав лужи
Шедеврами осеннего труда…
Бегут деньки. Темнеют под ногами,
Поблёкли уж, и будто невпопад
Забытыми осенними дарами
Листочки-подношения лежат.
Приблизилась Зима. Без интереса
Шагнула в разноцветие монет
И, подтвердив обыденность процесса,
Всё выкрасила тут же в белый цвет.

Ночь

По комнате моей ступает ночь.
Скрипит паркетом, трогает портьеры.
Она у суток не простая дочь:
Желанья тайны и темны манеры.
Она всегда приходит не одна —
С охапкой снов, и звёзд, и слёз отчасти.
Она туманно льётся из окна,
Вползает в двери, усмиряет страсти;
Вуалью чёрной тянется, легка,
Струится всюду тишиной глубокой;
И вьётся грёз бездонная река,
Укрыв меня своей волной широкой.
Уже глаза закрыты. Лунный вздох
Окутал комнату, и всё – в её объятьях.
И ночь, рассеяв звёздный свой горох,
Целует нежно спящих на кроватях.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Лишь кот не засыпает в темноте:
Его глаза блестят, как мини-звёзды.
И только он расскажет честно мне,
Что происходит в доме ночью поздней…

А в Питере всегда немножко осень...

А в Питере всегда немножко осень…
И холодно бывает ночью белой.
Сквозь тучи иногда пробьётся просинь,
Прорвётся луч, неяркий и несмелый,
И потеплеет вдруг. Осенним летом
Обмануты доверчивые лица.
Но берега в гранитный плащ одеты,
Суровы, не спешат на ложь купиться —
Им хорошо известна антреприза:
Хозяйка-Осень, раздавая роли,
Все краски лета призовёт капризно
На пару актов. А потом уволит.

Воробьи

Уж воробьи беспечной трелью
Похоже, просятся на «Бис!» —
Весёлой капнув акварелью
На зимний питерский эскиз,
Они украсили звучанье
Ледовых северных сонат:
На ветках – «ноток» щебетанье —
Так с зимней темой невпопад.
И солнца лучики теплеют,
Собрав весь жар из закромов.
Они слабы, но осмелеют
Под вздохи тающих снегов.
Зима уже почти чужая,
И днём покорна и светла,
Но к ночи – властная и злая —
Творит морозные дела.
А воробьи, собравшись кучкой,
Интригу звонкую плетут:
Они зиме готовят взбучку,
На клочья снежные порвут!

Евгений Макаров (Мартын-Балалай Питерский)

Дети Ноевые
(притча во языцех)

Стонут, ноют
дети Ноевые.
Настало время
СОИ,.. соивое.
Соития дети
и те, и эти, и я —
дети соооииитиия.
А их дети?
Куда деть их?
Деть их куда, а?
Как одеть их,
Одеть их как, а?
Ааа, Бээ, Вээ, Гээ, Дээ…
Ааа, Быы, Выы, Гаа, Дыы…
Вы…, гады,
выгадывать
вы… рады!
Дети добра,
добра дети,
добродетель
добро… дети… ль?
Как, в детях добро?
Вдеть их в добро как?
Как в добро вдеть их, как?
Вон войны лицо:
в он – ой!
в она – ай!
в оно – оай!
в Ной, вой на вой,
ногой его, ногой,
ведь он нагой,
ведь он из… гой!
Аааай! Ооойооой!
Валом валит произвол,
тяяянет лямку жизни вол.
Эээй! Вол, скажи, чьи
законы человечьи?
Вол,..чьи???
Волчьи?!!!
Клыком удары
в сердце ножевые,
но мы… живые.
Удары кулаком в живот,
но мы же… вот.
И жизнь живёт,
она гремит, грохочет,
плачет, хочет и хо-хо-хочет,
она жива, она… живот..,
вот Библия наша,.. вот!
Мы любим природу,
но любовь эта хрупка,
послушайте-ка…
«Хруп…хруп…к…Аааа!
И её ось – хруп…кость,
Христа пронзивший гвоздь,
и всем нам её до слёз жр-р-р-аааль!
Эээй, братва!
Жизнь разве не жратва,
жизнь – жертва разве, а?!!!
Ха-ха-ха!!!
Опомнимся, сынки!
Раскроем шире зенки,
ссыпем славы венки
и покаемся.
Но нет нам покаяния,
пока я – не Я,
пока ты – не я,
пока я – не Ты,
нет понятых,
но есть понятые!
Доспехи... зла… ты,
Каины… да Пилаты.
Ээй! Лицо!
Послушайте мысль
с выи-и-иеденное лицо,
лицо Единого
и ночью и днём.
Кто прибывает во Мне
и Я – в нём.
Встряхнёмся!
Сбросим грусти сгустки,
подымем Лицо Мира,
посмотрим, прислушаемся…
Ведь в Лице миРА – ЛИРА!!!
Сердца лира!
Гармонии доверим Дух наш!
Гармонией поверим слух наш!
И пусть грехов всех наших КАМЕНЬ
Молитвою избудет АМЕН!

Ольга Мальцева

В антикварной лавке

В антикварную лавку под вечер зайду,
Где старинная роскошь стоит на виду, —
И услышу дыхание прошлых времён,
И откликнется эхо забытых имён.
Приоткроется давнего времени срез,
Клавесин-старичок проскрипит полонез,
На картине – в дверях повернутся ключи,
Раздадутся шаги, тихий шелест парчи.
Продолжается жизнь отслуживших вещей, —
Золочённый подсвечник, скажи мне, ты чей?
Но молчит, чью-то тайну храня сквозь века…
Всё же помнит хозяина, наверняка.

Встреча

Вот и кончились белые ночи,
И желтеет наряд сентября,
Бег счастливых минут всё короче,
Но под вечер – нежнее заря.
Позабудем, где были не правы,
Не для нас грустных дней череда:
Отдышали высокие травы,
Но, мерцая, не гаснет звезда.
Нам судьбою назначена встреча,
Что весна унесла – не зови,
Но сияют в реке быстротечной
Золотые крупицы любви.

* * *

Когда на лунном небе звёздам тесно,
И я не сплю, склоняясь над столом,
Мне и самой бывает неизвестно,
Что нарисует ночь моим пером.
Когда она колдует и пророчит
Живые посылая полусны,
Почувствую затихшей зимней ночью
Прикосновенье чудное весны.
Её мотив из юности звенящей
Вернёт мне строгой памяти укор…
А надо мною – небосвод летящий,
Далёких звёзд безмолвный разговор.

* * *

Я пою, и пусть не все услышат,
Я пишу, и пусть прочтут не все,
А мои стихи простором дышат,
В утренней купаются росе.
Пусть они просты, как незабудки,
Дружат с ветром в поле и травой,
Но кого-то хоть на две минутки
Остановят строчкою живой.
Будет на душе легко и чисто…
Снова я предчувствую и жду:
Ты придёшь, и в этот день лучистый —
Роза расцветёт в моём саду!

Земной уголок

Травой зарос уютный милый двор,
Грустят о лете мокрые берёзки,
Богатый растерявшие убор,
Но дорог мне и этот вид неброский.
Черёмуха, подружка юных дней,
Беспечную влюблённость вспомнить рада
И первые свидания под ней
В пленительности белого наряда.
Разлапистой смородины кусты
У ног моих в приветственном поклоне —
Растроганны, доверчиво-просты,
Роняют бусы слёз в мои ладони.
А дом скучал… Стоит передо мной,
В нём силу духа чувствую и верю:
Он ждал меня, как ждёт отец родной.
И рад, что я распахиваю двери!

Прозрение

Сколько раз в перекрёстных огнях на развилке дорожной
Интуиция мне помогала, как сказочный маг.
В лабиринтах судьбы не споткнуться порой невозможно,
И, глаза закрывая, ошибочный делаю шаг.
Я ступаю туда, где на шатких мостах ждёт сомненье,
Удержусь, злым ветрам и всем бедам лихим вопреки,
И неважно, на тропке какой снизойдёт озаренье,
А прозренье придёт, если светят в душе маяки.

Елизавета Мангутова

Время винограда

Какое гремучее эхо!
Какое дремучее лихо!
Ну, право же, нам не до смеха,
А всё ж посмеёмся мы тихо
Над слишком нелепою жизнью,
Над слишком серьёзною смертью…
Легко умереть за Отчизну!
Не верите? Что же… Проверьте.
Но, впрочем, не время об этом,
Ещё не пора винограда,
Где все наши боль и отрада —
Соль выжимок в чаше поэта.

11 июля 2011 года

Легчайший вздох, ненужный в этом мире,
Летящий лепесток, пока ещё живой…
Живёт и дышит в дремлющем эфире
Поэзия, забытая тобой.
Она – любовь, которая лишь снится,
Она – мечта, которой больше нет…
Ей, как дождю, неважно, где пролиться —
Она проста, как жизнь, мудра, как свет.

Алуда Кетесаури

Посвящается Важе-Пшавели

Глухая мгла, и нет ответа,
И гибнет слово, как зерно, —
Ещё не увидавши света,
Уже на смерть обречено.
Но прорастёт оно в надежде
Для всех, забывших про него,
И, в новой воссияв одежде,
Не вспомнит больше ничего.
Так сквозь бессилье – всепрощенья
Вдруг пробивается родник,
Над бездной ярости и мщенья
Отображая Божий Лик!

Успение

Шаг от купели до погоста —
И мним, что свита жизни ткань…
Но повелительно и просто
Уже звучит: «Девица, встань!»
В смертельной сомкнуты обиде,
Для вздоха расцветут уста,
И первой Ей дано увидеть
Улыбку и слезу Христа.
И над Рабой Господней позже
Для всей Вселенной прозвучит:
«К чему себя вам мучить ложью?
Не умерла она, но спит».

Ванда Медведева

Умейте радоваться

Умейте радоваться свету,
умейте радоваться лету,
умейте радоваться следу,
что вывел вас на верный путь.
Остановитесь на тропинке,
но не заденьте паутинки,
и снова радуйтесь травинке
и ветру распахните грудь.
Умейте радоваться звуку,
что журавли уносят к югу,
и даже бешеную вьюгу
примите именно такой.
Остановитесь на минуту,
пусть звуки льются отовсюду,
умейте радоваться чуду,
а чудо рядом, под рукой.
Умейте радоваться другу,
звонкам в квартиру, в двери стуку,
в беде протянутую руку
примите для себя как честь.
Остановитесь на пороге,
к своим поступкам будьте строги
и снова радуйтесь в итоге
тому, что вы на свете есть.

* * *

Когда ты рядышком со мной,
путь обозначен,
и мир небесный и земной
в чертах прозрачен,
я подчиняюсь в дождь и зной
его посылам,
и что не сделать мне одной,
двоим – по силам.

Михаил Мельников-Серебряков

Поэтические миниатюры

* * *

Мои солнечные часы – тень на стене комнаты от ствола ясеня за окном.

* * *

Набегались за день, устали и рядом заснули в траве, свернувшись клубочками, – кот и улитка.

* * *

В огороде так одиноко бобылю-пугалу… Поставлю-ка рядом с ним ещё одно пугало – в женской одежде!

* * *

Не каждой сосне выпадает высокая честь стать столбом у дороги.

* * *

Совсем обмелела река. Потолки в доме ершей стали пониже…

* * *

Замерли босые ноги у входа в отцовский дом: на крыльце такие тёплые доски!

* * *

Оловянный солдатик. Стоя на месте, он куда-то бодро шагает!

* * *

Трудно понять тебя, книга: мне говорила одно, а кому-то шепчешь другое…

Александр Мефодиев

* * *

Моей супруге, покорительнице
Джомолунгмы и Качетджанги,
«Снежному Барсу»,
ученице Ю. Визбора, посвящается

Прекратите вы свои споры,
Не рассказывайте нам сказки:
Я без Светки не пойду в горы,
Только с нею быть хочу в связке!
Несмотря на нрав её вздорный,
Не боюсь я с ней сыграть в ящик.
Не смогу взойти на склон горный —
Ничего! Она меня втащит!
Будем вместе хохотать глупо,
Опрокинув с козырька чайник,
А увидим мы в горах группу,
Будем им кричать: «Привет, парни!»
И не ждите вы от нас писем,
Просто пойте о горах песни…
Мы любые покорим выси,
Всё сумеем, если мы вместе!
Я сквозь тернии бреду к звёздам,
Позабыв, что мне вставать рано,
В тесной кухне до зари поздней
Над несбыточным сижу планом…
На словах мы на подъём скоры,
Всё в мечтаньях и речах можем…
Я без Светки не пойду в горы!
… Да и с нею не пойду тоже!

Рассвет

Моему учителю, поэту и гражданину
Юрию Ивановичу Логинову – посвящаю

Рассветный луч струной звенящей
На горизонта гриф наложен,
Колками рощи близлежащей
Натянут в сумерках до дрожи!
Пройдя по деке окоёма,
Под резонатором опушки,
Поёт он песнь Весны и грома
Под медиатором кукушки…
Звенит мотив любви и счастья,
Оставь дела – рассвет послушай! —
Не оставайся безучастным:
Открой ему навстречу душу!
Аккорды звуков несусветных
Укутай нежных слов заботой,
На полсекунды вспыхни светом,
Порви струну, но стань хоть нотой!
Пролей дождём в иссохшем поле
Ноктюрн проснувшейся планеты,
Ведь нету в мире лучшей доли,
Чем быть во тьме лучом рассвета!

Раиса Мечиташвили

* * *

Сентябрь… Щедрот природных месяц.
От зноя отдыхает местность.
В червлёном золоте кусты.
Букеты крон ещё густы.
Я помню сентябрей немало.
Я с их приходом воскресала…
Нарядной радуясь поре,
Все чувства зреют в сентябре!
Люблю багряный листопад.
Листы парят. Листы шуршат.
Стопа ступает, как в перину…
С гортанным кликом журавлиным
Летят по небу стаи клином…
Предвестье холода и вьюг…
Хочу тепла! Хочу на юг!

Поёт февраль

Поёт февраль – то скрипка, то гобой...
Весь Петербург метелями заснежен.
На юге – купол неба голубой
И набухают почки у черешен.
В снегу февральском – аромат весны.
Ветра зиме проводят отпеванье.
Земля ещё досматривает сны,
Но первоцветы рвутся на свиданье...

* * *

Какая безголосая весна!
Ни пенья птиц,
Ни разговора вод.
Застыла одинокая сосна.
Летит к земле снежинок хоровод.
На стёклах ночью ветреный апрель
Рисует пальмы и пустынный пляж.
Осветит солнце эту акварель —
И оживёт заманчивый пейзаж.
Захочется взять шляпу и рюкзак,
И – к морю, к пальмам, в южное тепло!
Из лета подаёт приветный знак
Лукавое апрельское стекло....

В Подмосковье

По-сентябрьски нам август отплачет,
Редкий день золотой постучится.
Не ропщу – это всё же удача —
Хоть чуть-чуть отдохнуть от столицы.
По зеркальной нетронутой глади
Проплывает утиная стайка.
Откровенно в глаза твои глядя,
Обо всём говорю без утайки.
Среднерусские чудо-пейзажи!
Дух смолистый от елей струится.
Он настолько целебный, что даже
От тебя я смогла б исцелиться.
Но сегодня не дождик, а вёдро!
В суете попытаюсь забыться.
Я держусь независимо твёрдо —
Я в ночи научилась молиться.

* * *

Заболит, только тронь, только тронь...
Мне б в себе разобраться самой!
Знаю, снова стреноженным конь
Из раздолья вернётся домой.
Крылья сложит усталый Пегас,
Вновь на Землю с Небес воротясь.
Затаю свои думы о Вас,
Черноокий мой ласковый князь.
Седоглавый, таинственный друг,
Из разлук и из нежности вязь,
Не от Ваших ли бронзовых рук
К горным высям любовь родилась?
То ли ночь, то ль предутренний час —
Бьются мысли в бездонной тиши.
Покорил меня гордый Кавказ
Широтою свободной души.

* * *

С нами тот овраг и это поле,
Где по пояс травы луговые,
Праздничные звоны колоколен,
Алые рассветы зоревые.
По аллеям Павловского парка
В круг войдём, где белые берёзы.
Может, мы – Лаура и Петрарка?
Между нами сохнут чьи-то слёзы.
Между нами – годы и погосты...
«Мы» у нас слагается непросто.

* * *

Раз в Крещенский вечерок...
В.А.Жуковский

Рука – к руке. Ладонь – к ладони...
Огонь? Тепло?
Что отзовётся тонким звоном —
Хрусталь? Стекло?
Меж нами – время разговора
Минут числом.
Меж нами – осторожность горя —
Гребок веслом.
Тревожит в тишь Крещенской ночи
Загадка сна.
Зачем прокукарекал кочет?
Один... Одна...
К чему зелёная одежда,
От лампы свет?
К чему плечо, сонет, надежда?
К чему ответ?
С пристрастием листаем сонник:
К чему? К чему?
Один-единственный виновник
У Вас в дому.

* * *

Я не входила в этот дом,
Но знаю каждый звук.
Я слышала, как в доме том
Кричал в ночи петух.
Там женский голос утверждал,
Что ночь, что спать пора.
Плыл свет луны в глазах зеркал
Мерцаньем серебра.
Мы без беседы не уснём,
Знакомые едва.
Мы оба искренни во всём, —
Ловлю в тиши слова.
Струится тихий баритон,
На исповедь спеша.
Я не входила в этот дом,
Но там – моя душа.

* * *

Кострища стылые у́голья...
Памяти хрупкая нить.
Вспыхнуло... Замерло... Умерло...
Милый, зачем ворошить?..

Сожаление

Живёт без мамы друг который год!
Меня к могиле матери ведёт.
Сажаю привезённые цветочки
И слышу (чувствую!): «Спасибо, дочка!..»
...Быть может, это шорох стебелька?
Быть может, дуновенье ветерка?
Я слышала так явно слово «дочка»,
Которое сказали не уста!..
Нет, слово было вымолвлено духом!
Я слышала его... глубинным слухом.
Не померещилось!
Не показалось!
Оно в награду мне досталось...
Спасибо Вам, чужая мама!
Жаль, не пришлось сродниться с Вами.

Софья Миролюбова

* * *

– Как душно здесь! Открой окно, чудак!
– Но там гроза, и ливень бьёт по крыше,
И гром грохочет, разве ты не слышишь?
Нет, я уж посижу, пожалуй, так.
– Открой окно, чудак!
– Но там жара.
Ты чувствуешь, как солнце припекает?
И пыль, и тополиный пух летает,
И мухи налетят, и мошкара.
– Открой окно, чудак!
– Но там ноябрь.
Там так промозгло, ветрено и мокро,
И дождь уныло барабанит в стёкла.
Нет, не открою, я здоровьем слаб.
– Открой окно, пока хватает сил!
Живёшь, как в душной яме, как в могиле!
– Ну, ладно, в этот раз уговорили.А там пурга.
– Ну, я же говорил!

* * *

Уплыл кораблик мой бумажный,
Дождь, слякоть, тучи без просвета…
А, может, всё не так уж страшно,
В конце концов пройдёт и это?
Я на ходу слагаю строфы,
Холодный ветер дует в спину…
Нет, твой уход – не катастрофа,
Жизнь без тебя – не гильотина.
И комнаты пустой объятья
Не так удушливы, как мнится,
И, может быть, ещё, как знать, я
Когда-нибудь поеду в Ниццу,
И ты мне перестанешь сниться,
Свободной стану я однажды.
….Но осень, улетели птицы,
И быть иль нет – уже неважно.

* * *

Кончается ещё одна весна,
А, кажется, ещё не начиналась,
Я так ждала, когда придёт она,
И вот почти прошла. Какая жалость!
Я не вела своим обидам счёт,
И разочарованьям, и потерям.
Что было – не жалела ни о чём,
А о весне, похоже, пожалею.
Вот голубь сел, воркуя, на карниз,
Цветёт сирень, а на душе – усталость.
Что там – весна! К концу подходит жизнь,
А, кажется, ещё не начиналась.

* * *

В свободе счастье мы искали,
И вот свободны. А итог?
Открылась истина простая:
Свободен – значит, одинок.
Свободен – значит, вне закона,
И вне друзей, и вне любви.
Любить другого нет резона?
Хотя бы сам себя люби.
Нет ничего свободы хуже,
Когда один сидишь в дому,
Когда никто тебе не нужен,
И ты не нужен никому.
Стихами полнится тетрадка,
И волком хочется завыть.
Конечно, быть свободным – сладко,
Но, может, лучше нужным быть?

* * *

На крутом мосточке утром рано
Как-то повстречались два барана.
Ты, читатель, думаешь напрасно:
«Ну, начнут бодаться, тут всё ясно!»
Нет, бараны вежливыми были,
Этикету с детства их учили.
Каждый сразу повернул обратно,
Чтоб дорогу уступить собрату.
– Проходите!
– Только после Вас!
Блеяли друг другу битый час.
И, – творенье Гоголя нетленно! —
Решено пройти одновременно.
Узкий мостик, тонкие перила,
Горная река внизу бурлила…
Как бы ни воспитывал их рьяно
Даже самый умный педагог,
Если повстречались два барана,
Будет всё равно один итог.

Николай Михин

Безвизовые перелёты

Вереницей сплошной друг за другом,
Хоть не близок безвизовый путь,
По-осеннему низкие, скучные,
В оправданье названия – тучные
Мчатся тучи под солнышко юга
Отогреться, чуть-чуть отдохнуть.
И – обратно. Опять же без визы…
Знать приятны им эти круизы.
Над рекой, над домами, над лугом —
Путь-дорога до дому легка.
Потеплевшие и посветлевшие,
По-весеннему подобревшие,
Не спеша возвращаются с юга
Отдохнувшие облака.

Верность и Вера

Без Верности гибнут семья и страна.
И Дружба становится лжива.
Но Верности Вера, как воздух, нужна.
Мы Верой и Верностью живы.
А с Верой Неверие рядом живёт, —
Есть этому в жизни примеры.
В сравнении их понимает народ
Величье и значимость Веры!

Замечательная доля

Не всё было гладко и ладно,
Хотя, в основном, – нормалёк:
Не дышат пока что на ладан,
И чувств не угас уголёк.
Прожили в согласии ровно
Не пять – пятьдесят один год.
Её величают Петровной,
А он её Ладой зовёт.
Ещё бы!.. Он пел ей рулады,
Когда был совсем молодым.
Пленил удалец сердце Лады.
С тех пор у них в жизни – лады.
Совсем незнакомые люди
С любовью о них говорят.
И дети, и внуки их любят,
А правнуки – боготворят.
Цветут – одуванчики в поле, —
Семейный их славен удел…
Такой замечательной доли,
Наверно бы, каждый хотел.

Яблонька

Полезным не так-то быть просто,
Коль ты не велик, и не дюж.
Ты – словно девчонка-подросток
В саду среди яблонь и груш.
Но кроной, зелёной и пышной,
Спасала нас в ливень и зной.
А яблочки что твои вишни,
И цветом, и величиной.
За это их русские люди
Китайкой обычно зовут.
И соки их сладкие любят,
А джемы с повидлами – гут.
Но дело не только лишь в этом.
Ты лучшим бальзамам сродни —
Сердца наши радуешь цветом,
Особенно в майские дни.

Друзья

Синицы звонко тенькают.
Январским ясным днём
Мы с верным другом Стенькою
По улице идём.
Два друга, два приятеля,
Всё делим пополам…
Полезное с приятным —
Прогулка по делам.
В аптеку – путь недальний,
Над нами – неба синь…
Я – льготник федеральный,
А Стенька – сукин сын.

* * *

Всё в жизни приемлю, как надо:
Земной неизбежности край,
Реальность, где горе и радость,
И сказки, сулящие рай.
И Правду, и Ложь принимаю:
Фиаско и громкий успех;
Февраль, притворившийся маем,
Дождём притворившийся снег.
Живущий Любовью и Словом,
Доживший до нищенских льгот,
Я сам… притворяюсь здоровым.
И мне это даже идёт.

* * *

Вторгались в судьбу мою беды,
Вползало непрошено зло.
Я всякого в жизни изведал.
И всё-таки мне повезло,
Что я на планете не лишний,
Позиций своих не менял,
Всегда был для ближнего – ближним
И зла ему не причинял.
Всей сутью поверьте мне люди,
Любви присягал, не рублю,
Я думаю: жизнь меня любит.
А я её очень люблю.

☼ Анатолий Молчанов

* * *

Говорят, я ребёнок блокады.
Возражаю решительно: «Нет!»
Был я школьник тогда, и не надо
Это путать за давностью лет.
В сорок первом мне стукнуло девять,
И Гайдар нас уже научил,
ЧТО мальчишкам положено делать,
Если к бою сигнал прозвучит.

* * *

Берёзовая роща…
Тих и бел
Твой светлый мир
Спокойствия и ласки…
Я, путник,
Что в дороге поседел,
Стою, молчу и жду
Чудесной сказки.
Берёзовая роща,
Белый храм,
Где каждая берёзонька —
Колонна…
И солнышко уходит,
Как с амвона,
Багряное,
К неведомым богам…

Юрий Монковский

Сын

На уголке тропинки узкой,
Где догорал избы скелет,
Сидел —
один,
последний,
русский,
Иван,
шести неполных лет.
Ручонкой смахивал нетвёрдой
Слезу чумазый малышок;
К нему фашист приблизил морду
В упор, нос к носу на вершок.
И, целиком закрыв от мира,
В его глаза вселила страх
Стена фашистского мундира
В кровавых пятнах и крестах.
Легко убить мальчонку немцу,
Вполне достаточно пинка;
Но «победитель» над младенцем
Ещё куражился пока.
Лишь чудом минула расправа,
Врага, как бурей, унесло!
Пехота слева, танки справа
Ворвались в дымное село.
Машины мчались ураганом,
Взрывая пепел и бурьян,
И тут внезапно мальчугана
В дыму заметил капитан.
С железным лязгом, в клубах пыли,
Чуть не поставив на дыбы,
Солдаты танк остановили
Вблизи мальчишеской судьбы.
Стальной, от шрамов полосатый,
Он встал как Родина, как дом!
Парнишку взял боец усатый,
Свой гнев смиряющий с трудом;
И паренёк почуял душу,
Родные русские сердца...
– Как звать, герой, тебя?
– Ва-а-ню-ю-ша!..
И сжали пальчики бойца...
И танк, взревев, рванулся к бою
В разруху, пламя, темноту,
Чтоб мстить за взятого с собою
Из круга смерти сироту,
Метель огня несла машина,
Всё сокрушая на пути,
И каждый выстрел бил – «ЗА СЫНА!»
(Уж ты, Ванюша, их прости!)
Ты подрастёшь;
но память твёрдо
Твоя удержит до конца
Фашиста алчущую морду
И ласку русского бойца.
Живи, сынок!
В крестах мундиры
К тебе не сунутся опять!..
С колен мы подняли полмира!
Так как же Сына не поднять?!

Владимир Морозов

Из цикла «Свет»

Памяти Ирины Талунтис

* * *

Вас за добро благодаря,
Печаль пытаюсь превозмочь.
В свинцовом небе ноября
Ищу спасительную ночь,
Ищу приметы высших сил
И высших сфер вселенский знак.
За Вас я Господа просил,
Шепча слова в холодный мрак,
Чтоб по делам судил и рек
Свой приговор, когда пред ним
Предстанет светлый человек,
Мир нёсший именем своим.

* * *

Ты навсегда останешься живой,
Реальности кромешной вопреки…
Срифмуем жизнь с зелёною травой,
Бесстрашье записав в черновики.
Исправим смысл, подумав над строкой,
Изменим ритм.
И, устремляясь ввысь,
Восславим стих, возвышенный такой…
Держись, моя хорошая, держись!
Поэтам ведь отсрочка суждена
От вечного забвения – на срок,
Пока осталась хоть строка одна
Иль всё, что остаётся между строк.

* * *

А я всё не привыкну без тебя…
Печально мыслю, голову склоня,
В мгновениях – лишь прошлое любя —
Смотрю на пламя прежнего огня,
Чтоб взглядом зачарованным следить
Сквозь боли затуманенный овал
Слезы,
Что как вольфрамовую нить
Незримый кто-то
Там нарисовал,
Отображая неизвестный путь,
Но для меня начертанный теперь…
Огонь всё повторяет: «Не забудь!
И слову несказа́нному поверь!»

* * *

Твоя душа незримо будет рядом,
Каких бы сказок ни придумал я.
Ты смотришь на меня весёлым взглядом,
Насмешливо о чём-то говоря.
А фоном для портрета – невский берег
И неба чуть нахлынувшая тень.
Я был и меланхолик, и холерик,
Флегматик и сангвиник…
Дребедень
Такая находила, что порою
Смотрела ты и, смысла не найдя
В словах, что были взрослою игрою,
Смеялась, всё куда-то уходя,
Спешила, словно каждое мгновенье
Пыталась сохранить, чтоб нынче я
Иронию возвысил до прозренья,
Начав к ней восхожденье от нуля,
А лирику печали в тихом слове
Смог вознести до горней высоты.
Ведь свет в моих стихах тебе не внове,
Ему меня и научила ты.

* * *

Перебирая старых дневников
Когда-то позабытые тетради,
Где слово обретает зримость слов
Той жизни в позабытом Ленинграде,
Я всё до каждой буквы разберу,
Читая и сквозь время прозревая,
Как ты стоишь беспечно на ветру,
Как будто ждёшь из юности трамвая,
Как в сумраке предутреннем спеша,
Сквозь стёкла перемёрзшие взирая,
Трепещет, словно бабочка, душа
Твоя, дорог своих не выбирая.
А ты сама проходишь стороной
Подъяческой Большой и вдоль канала,
Туда, за исчезающей луной,
Где будет свет и новое начало.
Светясь в лучах над куполом собора…
И ты пыталась миг запечатлеть,
Не зная, что всё кончится так скоро.
Бывает снег недолговечен ведь,
И он неслышно падал, сразу таял
И застывал дождинками у глаз…
И я, воспоминания листая,
Теперь вот вспомнил беспечальных нас.

* * *

Я иногда пытаюсь угадать
То слово, что в ответ бы мне сказала,
Как будто возвратить хочу опять
Уже невозвратимое начало
И словно замираю над строкой
И, ни во что не веря, ясно вижу,
Что ты меня приветствуешь рукой,
Но вот улыбку даришь лишь Парижу.

* * *

Дни невозвратны, как в календаре.
Оборван лист, но знаю наперёд,
Всё также будет осень в ноябре,
А в лужах декабря застынет лёд.
Ты жаждала о будущем прочесть,
А вот теперь осталась в прошлом лишь,
Но наша книга прозы всё же есть,
Где ты жива и тихо говоришь
Словами героини, что судьба
Лишь в будущем и явлена – а в нём
Лишь книга, где за жизнь велась борьба,
Нам строки добавляя день за днём.
А, может, надо было путь иной
Избрать, где и спокойствие, и сон,
И молча упиваться тишиной,
С безмолвием вздыхая в унисон.
Нет, ты права – какие бы слова
Тебе ни говорились бы в ответ,
Ведь на страницах книги ты жива,
И как в ней замечателен портрет!

Анатолий Мохорев

* * *

Заря встаёт в осенней сини,
Листва вразброс.
Среди лесов живу России,
Среди берёз.
Среди берёз и стройных сосен
Я с детства рос,
Где в речке пили воду лоси
В кругу стрекоз.
В лучах заката тихий вечер,
Длиннее тень.
Затих дневной осенний ветер,
Уходит день.
В тумане белом сны седые
И купола…
И звон несут в края родные
Колокола.

* * *

У лета ягодный наряд,
В цветах – страницы.
На провода, как нотный ряд,
Садятся птицы,
Трепещут трели соловья
Над тихим лугом,
Вода весёлого ручья
Сверкает кругом.
Всё дышит свежестью дождей,
Живёт и кружит,
И в блеске радужных лучей
Поля и лужи.
В курчавых небо облаках,
И смех на речке…
Малыш у мамы на руках
Спит на крылечке.

Не скрою

Закружили осенние краски,
Пожелтела зелёная прядь,
И с дождём вспоминаются сказки.
Их послушать со мною присядь.
Посмотри на листву золотую
И послушай – вокруг тишина.
Я судьбу не желаю другую,
Кроме той, что с тобою дана.
Кружит время с осенней листвою.
Облака над землёй как вуаль.
Ты – желанная. Это не скрою.
Для тебя ничего мне не жаль.

Рассвет

Вновь с рассветом под свирели
Стадо выйдет на луга,
Разлетятся птичьи трели,
Лес наполнят, берега.
Шмель на ветке встрепенётся
Ото сна, блаженных грёз.
Вешний луч реки коснётся,
Засверкает средь берёз.

Алекс Надир

Волчица

К границе облаков, по кромке неба,
За милю обходя шальные звёзды,
Где снова, грани смывши, быль и небыль
Бросают на лицо смешные блёстки.
И тут же, повинуясь странной власти,
Ты слушаешь украдкой и подолгу,
Как вдалеке, в последней вспышке страсти,
Волчица с грустью подвывает волку.
Им вторит лес – своим тягучим скрипом,
Ворчаньем и брюзжаньем старых сосен.
Дни прошлые летят, как птицы, мимо
И жалят – как встревоженные осы…
И хочется вдруг знать, что жизнь – иная,
Мой путь – домой, и он уже не снится,
И так же, взора с неба не спуская,
Меня ждёт тоже верная волчица.

Per Apollinem medicum et Aesculapium…[3]

Кому-то век, кому-то миг, кому-то жизнь…
Он не виновен в том, что дрогнула рука.
Снимите грех с давно измученной души,
Не надо видеть в нем заклятого врага.
«В расчёт не принял, проглядел!» – а что он мог?!
А если с ночи?.. Если с ночи и устал?
Его учили: «бедность – это не порок!»,
А дома вновь на этой почве зрел скандал.
Какая клятва?! Умоляю: вы о чём?
Остатки доброй простодушной старины.
Смягчите сердце! Он предстанет пред судом.
Не перед тем… Перед которым все равны!
Ну а сегодня – к чёрту этот реваншизм.
Сияет солнце: у природы новый бал!
«Кому-то век, кому-то миг, кому-то жизнь».
К тому же он её не раз уже спасал…

* * *

Звезда сверкнула и во тьме погасла,
Зеваки разошлись, ворча чуть слышно:
Мол, бесполезно, глупо и опасно
Сверканье этих пламенных страстишек.
Свеча горела медленно и мёртво,
Желтя мое лицо в квартире пыльной,
И не было ни света, ни комфорта…
Зато, как говорят, была стабильность.

* * *

Сколько колыбельных бабушка напела,
Сколько позабыто сладких детских снов,
И река искрилась, и метель шумела,
Жаль, что не вернется к нам все это вновь;
Тут дома другие, не грохочут ставни,
Загазован воздух, блеск ночных огней,
Огрубели чувства, заживают раны
В свете одичалых мутных фонарей;
Сколько колыбельных бабушка напела!
Сколько разных сказок, сколько добрых слов!
И река искрилась, и метель шумела,
И была когда-то первая любовь…

Татьяна Непорада

Тайна великой улыбки

Острой башней пришпиленный к Сене,
После долгого дня спит Париж,
В ожерелье дождливо-осеннем,
Под каскадом прокуренных крыш.
Супермодные в ряд магазины —
Елисейские псевдо-поля —
Ощетинили светом витрины,
Мода мира… шелка, соболя....
В тишине отдыхает Джоконда
От потока всеобщей любви,
Где когда-то весьма изощрённо
Сеть интриги плели короли.
Ей пройтись бы летящей походкой
По изысканным залам дворца!
Но она – целомудренна, кротка,
Тень улыбки не сходит с лица…
Напряженье достигло предела:
«Королева! – шепну в тишине, —
Сотни лет ты сердцами владела
И владеешь… Открой тайну мне!»
«Поклонения ваши напрасны,
А прицелы сверкающих глаз
Душу ранят безжалостно часто,
Да и сердце... оно – не алмаз…
Убежать бы в прекрасные дали,
В Елисейские скрыться поля,
Там когда-то цветы бушевали,
Под свободным крылом журавля.
Королевские жгут полномочья:
В Лувре к самой почётной стене —
Пригвожденная я!!! Даже ночью
Улыбаться предписано мне…»

Предчувствие любви. Предтеча

Луна поздней ночью в окно заглянула,
К плечу прикоснувшись, встревожила сон.
И звёзды-пажи из её караула
Меня пригласили на зыбкий балкон.
Я вышла, легка, в невесомой одежде,
В плену разметавшихся сонных волос,
Вся жизнь пронеслась в подсознании прежде,
Чем я поняла: предложенье всерьез!
Сегодня меня – да, меня! – нарочито
Луна призвала на торжественный бал,
Где призрачно счастье, где истина скрыта,
Чуть дрогнет в руке серебристый бокал,
Мне будет шептать на ушко́ небылицы
Не в меру красивый и преданный кот,
Холодные руки и маски на лицах
Живой вереницей сомкнут небосвод.
А далее – целая вечность с любимым,
Как сон в облаках – тишина и покой,
Но ночь коротка и уже уязвима.
Я утром проснусь: ты не рядом со мной…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Да, да, полечу! Без сомнений! Без страха!
Чтоб вновь оказаться в объятьях твоих.
– А если там ждёт не корона, а плаха?
– Я выдержу всё!
Не скорбя! За двоих!

Ольга Нефёдова-Грунтова (Константинова)

* * *

Как много приготовлено подарков!
Я встретила порядочных людей.
Восторженно вхожу теперь под арки
Ворот любви. Тропа судьбы – светлей.
Тьма сожжена надеждой: люди – братья!
Развеяна несчастий маята:
Сошла душа с проклятого распятья,
Целуя на распятье свет Христа.
Нашли меня и стали мне друзьями
Те, кто поднял меня из черноты
Бессилия, где ночи длятся днями,
Жизнь заключив в могильные кресты.
Ворвалось ветром счастье в грустный дом
Рождественским лучом – любви дождём!

* * *

Без доброты, душевной чистоты,
Нас не спасут посты от преисподней.
Когда в душе завистлив, мелок ты —
Не славь Творца – ты не певец Господний.
Иной язычник в десять раз светлей
Того, кто славит Господа, а в жизни
Другому роет яму и людей
Не ценит! О, прости его, Всевышний!
Прости раба, и просвети добром
Того, кто в сердце преисполнен Веры.
Но боль мою не описать пером,
Когда поют о Боге лицемеры.

* * *

Игорю

Покраснел от листвы покрасневшей стыдящийся дождь —
Вновь спустили его, не спросив, как собаку – на лето.
День с чихающим солнцем, ехидная осень, не трожь —
Солнцу долго болеть по народным – безродным приметам.
Лаять ливням гнилым, кашлять ветру и мороси стыть.
В обветшалом дому с голосящей коптящей буржуйкой
Не согреться в дыму. Дождь не может унять злую прыть
И змеит по стеклу беспросветно банальные струйки.
Лишь твои поцелуи удержат на самом краю
Умиранья тепла в нерождённое – чахлое лето.
Раскрывая объятья, себя я на пламя крою
И покорную нежность, которыми вместе согреты…

* * *

Игорю

Прижму к себе афишу прежних лет,
С которой улыбается лукаво
Мой друг – поэт, выветривая бред
Того, что нанесло в судьбины гавань
Беспутицей моих былых обид.
И щепки слов, что ранили когда-то,
Метёт в углы прощений новый быт,
Стирая напаскудившие даты.
Взгляну в глаза, которые меня
Умчали в рай домашнего бездомья,
Расцвечивая мир, что полинял,
Не обещая счастью многотомья….
Ты на афише старой – молодой.
Года распашут лица жизни плугом…
По гальке доброты над пустотой
Ведёт нас нежность кругом друг за другом…

Татьяна Никифорова

Не гадала я и не мечтала

Падал снег на землю белый-белый,
Первый в середине ноября.
Разговор со мной завёл несмелый,
Скрип да скрип – снежинками маня.
Стало всё вокруг светлей и краше,
Только на душе совсем не так.
Где-то разошлись дороги наши,
Мне снежинки говорили в такт.
Не гадала я и не мечтала,
Что с тобою встречусь на пути.
О тебе и думать перестала,
А теперь покоя не найти.
Знаю я, что первый снег растает,
И душа, быть может, отболит.
Но любовь моя, как птичья стая,
Стороной твой берег облетит.

Наивно думать

Настрой гитару на мажорный лад,
Звучать, наверно, будет по-другому.
Попробуй изменить на жизнь свой взгляд
И курс держать лишь к берегу родному.
Наивно думать, что заката нет,
Что где-то есть на свете жизнь другая.
И вряд ли даст нам кто-нибудь совет,
Где нам причалить. Где истоки рая?
Напрасно говорить глухим о том,
Что и Земля у нас для всех едина.
Как распознать в параграфе простом,
Где край, где золотая середина.
И всё же жаль, что угасает свет,
Надежда лишь одна, на небосводы.
А вдруг и к ним уже дороги нет?
А вдруг на ней опять одни невзгоды?

Как холодно…

Так холодно, так пусто на душе…
Седая осень ледяной рукою
Коснулась струн души, и вот уже
Она покой уносит за собою.
Все краски золотого октября
Пропитаны холодными дождями.
Но жизнь дана нам, всё-таки не зря, —
Возьму и распишу её стихами.
Мне жизнь моя в потоке этих дней
Не кажется бессмысленным теченьем.
Пусть свет небес и блеск ночных огней
Дадут мне веру, силу и прозренье.

Эдуард Новиков

Сосна

Во славу флота Российского

Когда в бору в час непогоды
Гудит сосна тугой струной,
Я слышу, словно через годы,
Далёкий гул волны морской.
Качаются, как мачты, сосны,
Качаются – покоя нет…
Давно промчавшиеся вёсны
Я вижу сквозь туманы лет:
Из тьмы лесов Россия смело
К просторам синим подалась —
Державой юной овладела
Всё сокрушающая страсть…
И было море перед нею,
И были дикие места,
Но разве русский оробеет,
Когда его зовёт мечта?..
И сразу закипело дело:
Ручьём бежал мужицкий пот,
Стучал топор, пила звенела…
Россия создавала флот.
И краше не было картины,
Мир не видал таких чудес:
Росли фрегаты, бригантины…
Казалось, вышел в море лес.
И, оставляя след вспенённый,
Шёл кораблей российских строй…
В портах Европы изумлённой
Запахло русскою сосной.
И долго по морям носила
Сосна победы паруса.
Прославил флот добром и силой
Народ России и леса.
Но быстро годы пролетели,
Другими стали корабли:
Из деревянной колыбели
Они в железный мир ушли…
Стою я у сосны высокой,
Прильнув к её стволу щекой,
И слышу моря дальний рокот,
И вижу пенистый прибой.

Музыка дождя

В саду всё стихло, как в концертном зале…
Рябины чуть качнулась гроздь…
И тьму небес вдруг молнии порвали…
Гром грянул… и… маэстро-дождь…
Пальцами прозрачными и тонкими,
Длинными, от неба до земли,
Стал аккорды серебристо-звонкие
Извлекать на клавишах листвы.
Музыкой волшебной околдованный,
Льющейся с небес на старый сад,
Я иду, как странник очарованный,
Весь промокший, с головы до пят.

Любовь Новикова

* * *

Открывая книг материки,
Обживаем их до самой корки.
Мы выходим в мир из узкой норки,
Из ручья – в широкий путь реки,
Чтоб до океана и до звёзд
Дотянуться крыльями и зреньем,
И потомкам передать уменье,
Через время перекинув мост.

* * *

Осенне-зимние пейзажи
Мне надоели. Скоро март.
Прочищу дымоход от сажи,
Достану стопку пыльных карт…
Покину домик свой уютный —
Порядок в нём и чистота —
В иллюминаторы каюты
Видна другая красота,
Другая цель за горизонтом.
Другое время к ней течёт.
А дома ждёт мой старый зонтик,
И песни старый кот поёт.

Александр Новосёлов

Осень

То дождь прольётся, что есть мочи,
То солнца луч пробьётся вдруг…
Короче дни, длиннее ночи,
Листва опавшая вокруг.
Вот птичья стая улетает,
На небе составляя клин.
О том, что осень наступает,
Напоминает цвет рябин.
Кровавый цвет плодов калины —
Как брызги старого вина.
И на холмах, и на ложбинах
Палитра осени видна.

* * *

Я прожил жизнь не праздно и не зря,
И молод духом, несмотря на годы!
На ИЛ летал и, бороздя моря,
Ходил нередко в дальние походы.
Я помню рёв «широт сороковых»,
Как судно содрогалось и скрипело,
И сотни звёзд во время вахт ночных,
И океан без края и предела…
Сейчас о море снятся только сны,
Стал метеозависим от погоды,
Но часто слышу шум морской волны
И вспоминаю дальние походы.

Александр Оберемок

Если ты идёшь к женщинам…

Ты идёшь к женщинам? Не забудь плётку!
Фридрих Ницше

Да ладно тебе. Ты совсем измучен.
Возьми молоток и забей на всё.
По горло залейся вином, а лучше
лежи на диване, читай Басё.
Устроил себе тут подвал гестапо!
Да выключи к чёрту ты эту «Belle»!!!
Неделя-другая – и тихой сапой
безумная мука уйдёт, как хмель.
…Я б сам за такую стрелялся где-то…
на Чёрной речке, дарил бы цветы.
А корчить всерьёз перед ней поэта —
на это способен один лишь ты.
Холодную душу пером не тронешь —
её от стихов не бросает в дрожь.
Есть Белгород, Питер, Москва, Воронеж —
ты вряд ли когда-то её найдёшь.
Ну да, хороша... Но не в этом дело,
она же красотка и без «Lancôme».
Она навсегда улететь хотела,
ну так и летели бы с ней вдвоём!
Ты сам виноват…
Не пустил бы корни —
взлетел бы Икаром за нею, но...
Ты всё же остался, решив упорно
держаться корней. Ну, держись, бревно…
Прости, что во время семейной драмы
мне вспомнился Ницше и эта плеть.
Пойми, ей не только нужна реклама,
ей нужно агентство своё иметь.
Она завела бы легко и просто
любовника, двух… впрочем, всё равно.
Она бы плевала из окон РОСТА
на всё, что напомнит твоё окно.
Ей скучно с тобой. У неё в копилке,
пожалуй, ты лучший бунтарь-поэт.
Беда лишь в одном – деловой прожилки
в твоей рудоносной породе нет.
Она меркантильна, к тому – же стерва.
Как можно влюбляться в таких «богинь»?
Всё слишком запущено, взломан сервер,
накрылся сердечный пароль. Аминь.
Допустим, вернётся. Что делать дальше?
Каким же глаголом общаться с ней?
И что бы ответила генеральша
песчаных карьеров души твоей?
Ты умер. Ты жить без неё не можешь.
Ты зомби, ты просто ходячий труп.
Но если вернётся, ты даже кожу
отдашь за касание милых губ.
Ты скажешь, что с плетью меня заносит,
а Ницше другое имел ввиду.
Я знаю... Достали мои вопросы?
Ответь на последний – и я уйду.
Да я не дурак, понимаю – драма...
А я с Заратустрой – далась мне плеть…
НО СКОЛЬКО ИЗ ЗЕРКАЛА ТЫ УПРЯМО
МНЕ ПРИСТАЛЬНО БУДЕШЬ В ГЛАЗА СМОТРЕТЬ?!

Надежда Ораевская

Осенний свет

Мы поздно встретились. И что же?
Пречист последний жар любви.
Всё уходящее дороже.
Прошу, Господь, благослови.
Младым гулять в цветущих вишнях,
Для них шумит весёлый май, —
Нас не наказывай, Всевышний,
Осенний свет не отнимай!
Любимый мой, словам пророчеств
Дурных не верь, ведь я твоя.
Смотри, как птицы одиночеств
Летят в далёкие края…
И пусть их гонит стылый ветер.
Моей любовью сердце грей.
В наш сад зимою на рассвете
Слетятся стаи снегирей.

* * *

Всему на свете свой отпущен срок,
Но, к счастью, и не думается сразу,
Что белый снег, искрящийся у ног,
Когда-нибудь обычной станет грязью.
Владимир СУЯЗОВ

Вы жалеете снег?.. Не жалейте,
Пусть он тает, как тают года.
На ожившей серебряной флейте
Вальс-прощанье сыграет вода
И помчится.
Была ль она снегом,
Ей ли помнить? – Бурлива, как встарь.
Ей ли помнить, что быстрым разбегом
Устремится в грядущий январь?
Перетопчется грязь межсезонья.
Полонит перемен круговерть.
Жизнь, как сон.
Кто же вспомнит спросонья
Про финал под названием смерть?

Умирающий лебедь

Великой балерине Анне Павловой

Вдруг сцена ожила без декораций:
Божественны изгибы мёртвой птицы.
Всё замерло на миг и… Взрыв оваций!
И зрителей восторженные лица!
Окончен танец. Руки лебединны.
К её ногам летят, как стрелы, розы:
Партер, галёрка, ложи – все едины.
Сен-Санс растроган и глядит сквозь слёзы.
И публика ликует: «Браво! Браво!»
Спорхнула прима к Фокину в объятья:
– Твой «Лебедь» дорогого стоит, право;
В нём жизнь моя, теперь смогла понять я…
Ах, Фокин, в постановке знаешь толк!
Я карточный тебе прощаю долг.

Старый граф

Граф, сутулясь, сидит над колодою карт, —
Он берёт по одной из колоды.
Ветви снова в снегу, а за окнами март,
Постоянства не жди от погоды.
Вот и старость пришла, постоянство – в дому,
Отшумели балы, отшумели.
Старый граф овдовел, и ему одному
Дама треф подмигнёт из метели.
А червонный валет – сын, почивший давно;
Он геройски погиб от картечи.
Загорчило в графине у графа вино,
Догорают в подсвечниках свечи.
Тает память, как вешние тают снега.
Растопить бы камин – ломит спину.
Под подушкой у графа графини серьга,
Грусть томит по супруге и сыну.
Бьют часы мелодично в положенный час,
Дремлет зеркало в бронзовой раме.
Разрыдался старик, головою затряс —
Вновь графиня привиделась в даме…
Ветви снова в снегу, а за окнами – март,
Постоянства не жди от погоды…
Умер граф. Остывала рука возле карт.
Выпал… вышел король из колоды.

Татьяна Орехова

Ностальгия по крестьянской жизни
(Ироническая поэма, стилизация)

Я заброшу писать стихи
И займусь рукодельем и грядками,
Буду нянчить наших детей,
О тебе вздыхая украдкою.
И до гроба верной женой
Поклянусь быть в святой обители,
Не корите меня за любовь,
Не хулите и не браните.
Я корову буду доить,
Прясть и ткать,
И ходить с коромыслом,
И гостей хлебной брагой поить,
А тебя кормить кашей с маслом.
Самовар на шишках согрев,
На иконку с тобой помолимся,
И работу всю сделать успев,
На полати поспать завалимся.
А на утро, устав от косьбы,
В городки мы с тобой поиграем,
Ты займёшься по кости резьбой,
Я на гуслях тебе сыграю.
Будем в баньке хлестаться с тобой
Ароматным дубовым веничком.
Эх, скорее б, хозяин мой,
Золотое настало времечко!
Научусь я корзины плести,
Ты – пилить и работать в кузнице,
Станем вместе хозяйство вести
И молиться в господней ризнице.
И чтоб кушать нам вдоволь и всласть,
Разведём мы свиней и индюшек,
От мышей чтобы нам не пропасть,
Заведём мы котов и кошек.
На свирели ты станешь играть,
Подражая лесной пичужке,
Я – на пяльцах крестом вышивать
И лепить из глины игрушки.
Сепаратор мы купим с тобой,
Чтобы делать вкусные сливки,
А когда притомишься, друг мой,
Угощу вишнёвой наливкой.
По весне буду репу сажать
И посею горох с чечевицею,
Буду часто брюхатеть, рожать,
Разведём мы курей с разной птицею.
Летом станем играть мы в лапту,
При лучине плести детям лапти,
Я в лесу соберу бересту,
Чтоб депешу тебе отправить,
Если будешь ты в дальних краях,
Где наладишь торговое дело,
Весть мою старый беглый монах
Передаст для тебя, чтоб задела
Эта грамота из бересты
Твою нежную русскую душу.
Подпишусь, помолившись за ты,
«Христианка, жена твоя Луша».

Олимпиада Осколкова

Синяя птица

В тот час «меж волка и собаки»,
Когда зелёный луч горит
И свет волшебный в буераки
С небесной тишиной летит,
Я сумерки благословляю.
О, светомузыка, продлись!
Далёкая и неземная,
Сквозь морок вечера явись.
И в напряжённом синем мире
Предчувствий и счастливых встреч
Мои стихи на скромной лире
Мне в звуки помоги облечь.
В мелодию совсем простую:
Как всплески озера в тиши,
Как шорох ветра в листьях туи
Иль колокольчики души.
Я жду те краткие мгновенья,
Я так боюсь их упустить!
Меня приводит вдохновенье
В страну, где можно воздух пить,
Где нет ни полымя, ни драки,
Где жизнь не губят за гроши,
Где волки сгинули, – собаки?
Понятливы и хороши.
Я сумерки благословляю.
О, светомузыка, явись
Как птица счастия земная,
Продлись, мгновение, продлись!

* * *

Куда-то рвётся и зовёт душа,
Всего ей мало: в доме, в поле, в небе…
Но вот ползёт улитка не спеша
И дом несёт, не думая о хлебе,
О завтрашнем, – довольна тем, что есть,
живёт одним: сегодняшним, коротким
мгновеньем дня, другого не привнесть
В её фатальность.
Видом нежно-кротким,
Почти родным, ребёнка умилит,
Когда ему свои покажет рожки.
Мне люб его восторг: моллюска вид
Так добр на детской маленькой ладошке!
Жить не смогу без голоса из трав,
Дождя, луны изменчивого лика,
Без сада под окном…
Мудрец был прав:
«В великом – малое,
и в малом всё велико».

Ирина Остроумова

Традиция

Уже зари проснулась трепетная лань
И воду пьёт из озера небес.
И жемчугом росы расшита ткань
Полей. И полусонный лес
Глазами-дуплами осматривает мир.
Ночного зверя ждёт домой нора,
Туман в низине вязкий, как зефир,
И птице первой петь пришла пора:
Музей. Картина. Выходной. Сестра.

Северным рекам

Июня ночь, ты – белая сова —
Крылами защищаешь сладкий мор…
Спит речка. Разметала рукава
Рубахи синей. Заняла простор
Предсеверный – неспешна, глубока.
Прибрежный ветер поутру ослаб.
Стрекоз рассвет не разбудил пока.
А вдоль подола пенная строка
Да на песке трилистник птичьих лап…

Виктор Плиев

Шесть лет трагедии в Беслане

Шесть лет прошло с тех дней печальных,
Когда трагедия в Беслан
Вошла в одеждах погребальных.
Как много незаживших ран!..
В глазах усталых неземная,
Неутолимая тоска —
А он глядят, не понимая, —
За что их доля нелегка.
Мать не забудет павших деток!
Они, как ангелы, кружат
И с облаков дают советы,
Как хлеб собрать и виноград.

Светлана Петрова-Амбрасовская

Рождество

1.

Любовь прекрасна, но порой незрима,
Неощутима, как тепло звезды,
В морозы струйкой ласкового дыма
Она спасает вечности сады.
Жаль, вечность для людей так мало значит…
Посланцы суеты – мы мчимся прочь.
И тихо Дева вслед дождями плачет,
Скрывая грусть в Рождественскую ночь.

2.

Когда над спящим Вифлеемом
Сверкал Божественный маяк,
Земным благословленный хлевом,
Сын Божий сделал первый шаг
В мир для него чужой и новый,
Навстречу жизни и мечте.
Но уж в младенчестве готовый
Спасти всех смертью на кресте.

Вильнюсу

Чем у́же улочки, тем запах кофе гуще,
Тем глуше шаг по старой мостовой.
Здесь грех унынья тишиной отпущен,
Вернее, Богом, ставшим тишиной.
Чем у́же улочки, тем кажутся милее
Жильцы угрюмых первых этажей —
Их занавески чище и белее,
Коты пушистей, фикусы свежей.
Чем у́же улочки, тем реже ширь проспекта
Влечёт своею шумной кутерьмой,
В них осенью есть ощущенье лета
И больше света пасмурной зимой.

Лишь такие, как вы…

Посвящается насельницам
Снетогорского монастыря

Как белы ваши лица, как странно бесчувственны губы.
Тихий шорох молитв веет даже в безмолвии рта.
Мне казалось, вы злы и с мирскими подчёркнуто-грубы,
Неприступные сёстры, невесты Иисуса Христа.
Но проникнув к вам в дом под покровом нежданного чуда,
Оказавшись средь чёрных одежд и средь белых цветов,
Я с пронзительной болью познала вдруг правду – покуда
Лишь такие, как вы, могут снять убиенных с крестов.
Лишь такие, как вы, могут раны живых и усопших
Омывать родниковой бесхитростно-чистой водой.
Лишь такие, как вы, без кокетства, без по́сулов пошлых,
Беспричинностью веры навеки ведут за собой.
Лишь такие, как вы, не страшась нищеты и проказы,
Не страшась злой молвы, что опасней болезни в сто крат,
Красят душу земли. И цветами полны ваши вазы,
Чтобы лики святых не забыли садов аромат.

Марине

Я чёрным золотом пишу твой лик сквозь быль.
Мне холст – душа.
Мне голос – кисти.
Твой лоб закатный – мраморная пыль,
Осевшая на барельефе жизни.
Трущоб кладбищенских мне не изведать дна, —
В них нет заветной точки отправленья.
Одна при жизни, вне её – одна,
Ты огоньком болотным на мгновенье
Блеснёшь среди кромешной темноты
И канешь в вечность. Вечность – ты…

Белле

Твой белый лист! Он был твоей иконой.
Ты ставила его перед собой,
Когда в приюте вечности, искомой
Не находила нежности земной.
Твой белый лист – граница преломленья
Воздетых рук и падающих звёзд.
Ему – твои проклятья и моленья,
И слёзы в шутку, и стихи всерьёз.
Твой белый лист – прямоугольник неба
Под простеньким картонным корешком.
На переплёте надпись «belle Белла»
И росчерк жизни тоненьким штришком.
Твой белый лист – что образ чудотворный.
Струится свет сквозь сумерки сердец.
И миг разлуки, – горестный и скорбный,
То преломленье лишь, но не конец.

Мария Подалевич

* * *

Как мало надо для любви.
Короткий взгляд. Слезинка. Мушка.
И локон, убранный за ушко.
И взгляд, что просит – позови.
Взлетай, душа. Танцуй и пой.
Лети к звезде, тебя зовущей,
Туда, где синева погуще,
Где вьётся ангел золотой.

* * *

Зима царит в своих владеньях
Ни снега не щадя, ни сил,
Душе даруя вдохновенье.
Ты не об этом ли просил?
Зима прошла до поворота,
Дороги все запороша.
Душа опять зовёт кого-то,
На то она и есть – душа.

* * *

Синий сумрак бредёт по аллеям,
В голых ветках запутался снег.
Отстранённо, себя не жалея,
В ночь уходит один человек.
Не догонит его, не окликнет
И не бросится птицей вослед.
Головою к плечу не приникнет
Та, что в жизни – и темень и свет,
И спасенье, и стон, и звезда,
И печаль и проклятья печать…
А дорога ведёт в никуда.
Та, которую просто начать.

Наталия Пономаренко

* * *

Как часто рассыпаются мечты,
Крыла поранив об уступы быта!
Уступишь раз – глядишь, мечта забыта,
И ты опять в тисках у суеты.
Всю жизнь мы строим к небесам мосты,
Пиная повседневности корыто.
А дверца – рядом, даже приоткрыта
Для всех, кто сердцем не успел остыть.
Немногие доходят до вершин —
И у вершин различные приметы.
Художники, мыслители, поэты
Пронзают кистью, мыслью неба синь —
Хотят познать причины всех причин.
И получают иногда ответы...

Сонет о строках

Свою любовь душа похоронила...
Не там, где вечный сумрак и покой,
А там, где сердце с сердцем говорило
Изысканной и трепетной строкой.
Когда-то белым, нынче пожелтелым,
Полуистлевшим вверена листам —
Жила, дышала, плакала и пела
Моя любовь. Она и ныне там.
В земное счастье вылиться не смея,
Строками на бумагу пролилась.
И над иными душами имеет
Она отныне призрачную власть.
Размереннее стали дни, тихи.
Среди людей теперь живут стихи.

* * *

Аромат воскресных пирогов,
Сшитое иглой усердной платье,
Связанного шарфика объятья,
Запах свежевымытых полов,
Блеск и чистота во всех углах —
Радостные ясные мгновенья!..
Ни в какое не идут сравненье
С непонятной радостью – в стихах:
Блеск ума и ясность изложенья,
Свежесть мысли, стиля чистота.
Аромат, идущий от листа,
Где живет ТВОЁ стихотворенье...

Судьям

Как знать, а вдруг у нашего судьи
Искажены и зренье, и лекало.
Выравнивая линии судьбы,
Дорогу нам он искривит немало!
Как разглядеть тонюсенькую грань
И сохранить баланс на ней умело?
Воздать судье заслуженную дань
И быть собой – иметь такую смелость?
Кто искренне старается помочь,
Кому помощник преданный – злословье,
Бывает, разобраться нам невмочь.
Рассудит время. Жизнь – лишь предисловье.

* * *

Давай оставим тоненькие створки
Меж душами, моею и твоей.
Пусть ветер перемен колышет шторки,
Но насовсем не закрывает дверь!..

* * *

Погасло Солнце. Больше не горит.
Померкло мне сиявшее светило.
И лишь душа с душою говорит,
Всё вспоминает, что возможно было...
Мир приобрёл навек печальный вид,
Несётся без руля и без ветрила —
Замкнувшийся среди могильных плит
И сузившийся до твоей могилы.
Невыразима боль моей тоски!..
Но вдруг порой предутренней, туманной
Уронит на могилу лепестки
Цветок, кивнув головкой безымянной.
Он будто постарался передать
Мне твой привет. Какая благодать!..

Сиреневый Вечер

Сиреневый вечер
Склоняет к печали.
Затеплить ли свечи,
Налить ли нам чаю...
Всё ближе причалы,
Отчётливей речи.
Всё дальше начало.
А время – не лечит...

Разноцветье

Синь озёр, небес голубизна,
Зелень лета, снега белизна —
Если научиться видеть краски,
Можно жить, как в разноцветной сказке!

Евгений Попов

Зимой в деревне

Синеют стога и овины,
Закутаны ели до пят
В снегу, как в пуху лебедином
Деревни российские спят.
И. Стремяков

Деревня в снегу, льдом закована речка,
И дом наш промёрзший дрожит на ветру.
Никто не затопит в нём русскую печку,
Не выйдет с лопатой во двор поутру.
Тоскливо и грустно… Недели без солнца.
Вокруг сумасшедшая воет пурга.
Лишь где-то мелькнёт огонёк из оконца,
Мелькнёт и утонет в бескрайних снегах.
И путнику трудно, когда припозднился,
Бороться со снегом и ветром в пути.
И с плохо заметной дороги не сбиться…
Живым до родного порога дойти.
В остывшей избе всё холодное, злое.
И печка дымит, в окна рвётся метель.
Читаю стихи под ворчанье глухое,
И лечь не могу в ледяную постель.
А за ночь насыпало снегу под крышу!
Мне сил не хватило открыть нашу дверь.
И если б не юркий соседский мальчишка —
Пришлось бы в трубу на метле – верь не верь!

На окраине села Петровское

Много лет у Петровского я не бывал,
Захотелось взглянуть на пейзаж, что писал:
Старый дом, сад фруктовый, дощатый забор...
Много лет незаметно промчалось с тех пор.
Стал небрежным и плохо ухоженным двор,
На дырявые зубы похожим забор.
И совсем, показалось, осел в землю дом,
Но как прежде антенна с вороной на нём.
От дождей и ветров сильно дом постарел.
Сад фруктовый с годами совсем оскудел.
Лишь берёза по-прежнему пышно растёт
И, качаясь, привет, как знакомому, шлёт…

Осень

Разосенилась погода,
Раздождились небеса,
Закружились хороводом
Листопада чудеса.
Промелькнуло бабье лето,
Заклубились облака,
Вот картина для поэта —
Так и просится строка!
Я на белую бумагу
Бросил радугу листвы,
Акварельной краски влагу
Из небесной синевы!
Там, прощаясь, в этой дали
К югу грустно плыл косяк…
Тихо слёзы набежали
И печально стало так…
И печальная погода,
И печальны небеса,
Но в любое время года —
Есть в природе чудеса!

Елена Попова

* * *

Найдите время для стихов
Средь суеты житейской прозы.
Вдохните аромат веков,
Чужие радости и грёзы.
Устройте праздник для души —
Пусть воскресает всё былое.
«Как были розы хороши
У алтаря на аналое…»
Как чуден стройный длинный ряд
Старинных рифм и слов сплетений!
Былого тени оживят
Следы страданий и волнений.
Тот скромный томик средь томов
Подарит радостные слёзы…
…Найдите время для стихов
Средь суеты житейской прозы.

* * *

Позвольте женщине быть хрупкой,
Хоть ноша жизни – нелегка.
Не раздавите жёсткой шуткой
Живую прелесть лепестка.
Позвольте ей остаться гордой
За выбор, сделанный Судьбой,
Позвольте ей остаться доброй,
Когда обидите порой.

Виталий Прохоренко

Вечернее

Ласкают отблески заката
Столетний сгорбленный плетень.
От вербы, пламенем объятой,
Легла узорчатая тень.
О чём-то шепчутся осины,
Собравшись стайкой у пруда.
Гудят, как струны мандолины,
Над переулком провода.
Темнеет над притихшим садом
Небес белёсая эмаль.
В душе спокойно и отрадно,
И дня прошедшего не жаль.

На даче

Сквозь ветви придорожных сосен
Сквозит луны озябший луч.
Вернулась ветреная осень,
По небу гонит стаи туч,
О днях ушедших и далёких
Напоминает мне опять,
И сердце грустью одинокой
Спешит, как чашу, наполнять.
А лягу спать – сквозь сон я слышу,
Как плачут яблони в саду,
И пришлый дождь на дачной крыше
Играет с ветром в чехарду.

* * *

Порою летней, сбросив с плеч усталость,
вернуться так и хочется в село,
где детство гулким эхом затерялось
и счастье разнотравьем заросло!
И там с поклоном и святой любовью,
придя к родным и памятным местам,
дотронуться шершавою ладонью
до тишины, плывущей к небесам.

Моя звезда

Живу спокойно, не спеша,
Свечи огарком догорая,
Но оживает вновь душа,
Услышав зов родного края.
Мне не забыть отцовский дом,
Родное, милое жилище,
И тот пригорок за селом,
Где ветер и сегодня рыщет.
Я жить спешил, взрослея там,
Не замечал, как мчатся годы,
И, отдавая дань мечтам,
Я жаждал славы и свободы.
В село влюблённый навсегда,
Я не обижен был судьбою:
Родимый край – ты как звезда —
И жизнь озарена тобою!

Наталия Пунжина

Деревня

Родная деревня и храм невдали.
Крыльями машет мельница…
– Ты дом свой запомни!
– А надо ли?
Куда отчий дом денется?
– Смотри же, смотри во все глаза,
Родное вбирай истово!
И сердце сумеет тебе подсказать,
Как на ветрах выстоять…
…Встречали рассвет.
Лишь к тебе одной
Все реки судьбы катятся!
Шептала: «Запомни меня, родной,
В ромашковом этом платьице…»
Но страны манили и города,
О коих не каждый слыхивал.
На дeнь возвращался домой, когда
Кленовый пожар вспыхивал.
А там – до зимы подать рукой.
И что ты оставишь памяти?
Просила: «Запомни меня – такой —
До первой осенней замети…
Запомни, запомни такой меня —
Хотя бы в снегах! На беду мою,
На счастье ли – не было в жизни дня,
Чтоб я о тебе не думала!..»
…И память, чтоб спрятать былинки дней,
Что временем жадно выжаты,
Конверт шьёт. И вышита грусть по канве —
Седым волоском вышита.

Апрель

В окне, как в раме из багета
С облезшим за зиму углом,
В бесцветной вазе – сухоцветы
Грустят картинно за стеклом.
И до весны им нету дела,
И дела нет до выходных.
Пускай отчаянно и смело
Ныряет ветер оголтелый
В ушко подъездов проходных!
Скрипит, порой на визг срываясь,
Латунь расшатанных петель.
Сбивает с крыш сосулек завязь
Апреля дружная артель.
А солнце в шляпе из велюра,
В монокле, как почтенный муж,
Разглядывает кракелюры
На слюдяном покрове луж.
Лишь дом-сундук стоит недвижно
С душой, закрытой на засов.
И время шелестит чуть слышно
Живыми стрелками часов.

Детство

В руках букетик – прост и мил,
И желуди во всех карманах…
…Был август огненным и пряным,
И, словно дуб, роскошным был.
Стекали дни за горизонт,
Не раз дожди суля в наследство,
Но август, как прозрачный зонт,
Как полусфера, плыл над детством.
Он к сентябрю – за нами вслед —
Спешил по лугу, по пролескам
И защищал от многих бед
Небесной кроной королевской.
Он каждый миг хотел венчать
Своей сияющей короной.
Но – чудо! – вдруг под дуба кроной
Минуты обращались вспять,
И август замедлял свой шаг,
И вещим оком зоркой птицы
Смотрел на каждый желудь так,
Как будто вечность в них таится…
И мы сидели на земле,
Как в центре сказочной Вселенной,
И пел кузнечик вдохновенно
О долгом лете, о тепле,
И, словно испугавшись рук,
Сползали под корягу тени.
И мир слепил, зависнув вдруг
У дуба в солнечном сплетенье.

Памяти мамы и бабушки

«Ты свои не опускай рученьки,
Белый день не превращай в ноченьку.
Коли горестно – молись, внученька,
Пред горящею свечой, доченька.
Не погас чтоб огонёк, деточка,
Защити его живой веточкой,
Заслони от ветерка резвого
Свежим лапничком,
В лесу срезанным…»
…Улетают журавли клинышком,
Да курлычет ручеёк, вторит им…
Нынче Ленушка ушла к Линушке —
В горний мир.
Ну а живым – горе-то!
Ах ты, Ленушка, моя
мамушка…
Ах ты бабушка моя, Линушка…
…За оградку выношу камушки —
Чтоб легка была земля-глинушка…

Вдохновение

Мы играем. Играем простыми словами. Мы дети.
Возраст тут ни при чём – таково состоянье души.
Не на ветер бросаем – на сердце, как зёрна. Ответит
Кто-то нам, почему мы никак повзрослеть не спешим?
Может, скажете, знаем чудесное, тайное средство?
Или, может, нам ведом какой-то особый талант?
Кто поэт, кто поёт, кто влюблён, —
Всем по детству в наследство,
Или детству в наследство – влюблённый, поэт, музыкант.
Мы играем себя. Словно книга, открыты пред вами.
В нашем сердце – весь красочный мир уместился едва.
Все мы дети по сути. И все мы играем словами.
Или нами играют сошедшие свыше слова?

Високосный Год

Декабрь пришёл, чтоб камнем в память кануть,
Обрушить в душу дней минувших строй.
Насколько ты бездонна всё же, память!
Насколько ты безжалостна порой!
Безжалостна. И небо сиротливо
В твои глубины тщится заглянуть,
И в муке стонут сосны у залива,
И старый год у пирса молчаливо
Средь валунов застыл, в снегу по грудь…
А вдалеке, у самого Кронштадта,
Фарватера мелькают огоньки.
Они ярки. И новый год крылатый
Из царственной серебряной палаты
На валуны взирает без тоски…
…Ещё не раз решать, наверняка, мне,
Катить ли в гору камень целый век,
Разбрасывать ли, собирать ли камни
Иль согревать их тёплыми руками.
Но где их взять, когда кругом лишь снег?..

Диана Радес

Стихи из цикла «Венок Цветаевой»

* * *

Сегодня честь моя задета,
Неявно, замутнённым днём.
И чем отвечу я на это?
Молчаньем? Острых слов огнём?
– На солнце пятна? Что ж ты хочешь?
И убери грозящий стек.
О ерунде сейчас хлопочешь,
Очнись, нормальный человек!
Смирюсь? Тяжка оценка эта…
Но есть спасенье, господа:
Душа – заступница поэта,
И шепчет истину всегда…

* * *

Любви полуденный зной
Угас, и висок твой сед.
Давай поправим, родной,
С колен сползающий плед.
Любовь у нас – без огня,
Зато и дыма в ней нет…
Как прежде, любишь меня?
И мне ли твой мягкий свет?

Алексей Разумовский

Русская осень

Нагих деревьев вскинутые руки,
Как осени последняя мольба,
В предчувствии забвенья и разлуки,
Которую готовит ей судьба.
Всё раздала, была щедра душою
И не вела своим богатствам счёт.
И вот теперь с пустою кладовою
Зимы, как избавленья, тихо ждёт.
Грустна, как одинокие старушки,
Что доживают век свой в деревнях,
Топя зимой убогие избушки,
Тоскуя об ушедших сыновьях.
Отдав им всё – и молодость, и силу,
Родив и воспитав не одного,
Смиренно ждут сошествия в могилу,
Живя вблизи погоста своего.
О детях к Богу в зимние морозы
Молитва материнская идёт.
Они не плачут – выплакали слёзы.
За них дождями осень слёзы льёт.

* * *

Во мне живёт неведомая сила,
Проснется вдруг, потом опять заснёт.
Она меня недавно посетила,
И я не спал три ночи напролёт.
Бежит перо, и строчка рифмой дышит,
Но не гордись, убогий рифмоплёт.
Поэт – он сам свои стихи не пишет.
Их кто-то с неба в дар ему даёт.

☼ Ольга Растворова

Привыкая к разлуке

Не прошло ещё даже месяца,
А как будто бы вечность минула.
Я иду по печальной лестнице,
Где ступеньки – дни без любимого.
Каждый день пишу тебе письма.
Каждый день ожидаю чуда.
Каждый день пугаюсь при мысли,
Что когда-то и ждать не буду…

Сентябрьская молитва

Воздух осенний ясен.
Клёнов зарделись кроны.
Господи, как прекрасен
Мир, Тобой сотворённый!
На Сестрорецкой ветке
Вновь отдыхают рельсы…
Так электрички редки —
Просто садись и грейся.
Слава тебе, Художник,
Так расписавший листья!
Боже, ах, если б можно,
Стать мне твоею кистью!

Татьяна Ремерова

Последний снег

Печально укрывал дороги,
С зимой прощаясь, грустный снег,
Пушистый коврик стлал под ноги
И заметал тотчас же след,
Дарил деревьям полушубки,
Принаряжал в меха дома.
Снег был расстроен не на шутку,
Страдал – кончается зима!
Грустил, что завтра он растает
И, юной дерзости полна,
Ворвётся в город с птичьей стаей
Животворящая весна.

Лесные чары

Туман, словно дым сигарет,
Курился в лесу на опушке.
Там леший на мшистой подушке
Дымил, поджидая рассвет.
К ногам его ветер кидал
С берёз золотые монетки,
Слагали ему мадригал,
Склоняясь услужливо, ветки.
Зарделась румянцем заря,
Встречая дневное светило —
Оно над землёю восходило,
Тепло и улыбки даря.
В лесу наступил новый день.
Рассеялись чары и духи.
Похожий на лешего пень
Попался навстречу старухе.

Летний день

Ветер на листьях играет кадриль.
Кружится вихрем дорожная пыль.
Облаком солнце прикрыло глаза.
На руку села ко мне стрекоза,
Словно старинный изящный браслет.
Вздрогнула я – и его уже нет.

Ностальгия

Над городом сонным, как в люльке, качается вьюга,
Ей ветер ночной колыбельную песню поёт.
Звонок из Канады – опять позвонила подруга,
Приснился ей сон: Ленинград, снегопад, Новый год,
Фонтанка и Мойка, канал у Никольского сада,
Маршруты из детства, как белое поле – Нева.
Мы снова бредём по дорогам того Ленинграда,
Где юность беспечная в памяти нашей жива.
Следы заметает, не видно случайных прохожих,
Лишь редкой машины, сверкнув, пропадёт огонёк.
И Невский без шумной толпы, на себя не похожий,
В плаще снежно-белом изящен, печален и строг.
Подруге приснилось, как в городе кружится вьюга,
Ей ветер о прошлом печальную песню поёт,
По улицам детства идём, провожая друг друга,
Не сможем расстаться и бродим всю ночь напролёт.

Декабрьское настроение

На перине снежно-белой умирал декабрьский день,
Лик его заиндевелый поглощала ночи тень.
Словно траурные свечи, зажигались фонари.
Не сложилась наша встреча, грустно, что ни говори!
Не сложилась, не вписалась в жизни бешеный поток.
От мечты моей осталась только горсть ненужных строк.

Пасхальный ветер

Повелевал весенний ветер
Движеньем лёгких облаков.
Воскресный день был чист и светел, —
И нет оков.
Нет больше мук, обид, терзаний,
Искусственных проблем и бед.
В душе, уставшей от страданий,
Есть только свет.
Духовный свет перерожденья,
Счастливых слёз.
Тепло и радость пробужденья —
Воскрес Христос!
Христос Воскрес! – нёс свежий ветер
Пасхальный колокольный звон.
Мой мир теперь стал чист и светел,
Вновь возрождён.

Творчество

То ливень побеждал – то солнце
В июльской битве облаков,
А облака – небес питомцы —
Напоминали мне богов
Античных, гневных и прекрасных,
Властолюбивых и опасных,
Которых в наш проблемный век
По мифам знает человек.
Их образы будили рифмы,
Текла за строчкою – строка.
Упорно огибая рифы,
Неслась мелодии река.
Так в голове рождался опус,
Сверкал, умывшись, летний день,
На дачу вёз меня автобус
Среди лугов и деревень.

Андрей Родосский

Архимандриту Назарию[4], наместнику Александро-Невской лавры

Священник, да еще с казачьими корнями —
Как много общего, честной отец, меж нами:
Быть может, донесла слушок до Вас толпа
О том, что правнук я станичного попа.
Петром Строителем заложенная лавра
Была безбожникам страшнее Минотавра —
Но снова в сих стенах, как завещал монарх,
Живет, работает и молится монах.
И обретённые святого князя мощи —
Залог того, что Русь не потеряла мощи,
И вслед за многими я возвестить берусь:
Как некогда Христос, воскреснет наша Русь!

У храма

Пришли мы, поднялись на паперть.
Угас негромкий разговор.
Листва, как выцветшая скатерть,
Накрыла весь церковный двор.
Вздыхали нежные берёзы,
Печалился безмолвно клён —
И, как непрошеные слёзы,
Полился колокольный звон.
Из храма заструилось пенье...
Что там? «Исаия, ликуй»?
Нет, нет! Печальны здесь моленья,
Как наш прощальный поцелуй.
Не суждено надеждам сбыться,
Благим мечтаниям – конец.
А клён осенний золотится,
Точь-в-точь супружеский венец.
Кого винить, что так случилось,
Что счастье выпало не нам?
Ты истово перекрестилась,
Вошла благоговейно в храм.

Пасхальное

Красное яичко я припас —
Вот оно, в расписанной скорлупке!
Целомудренно целую Вас
В Ваши ненакрашенные губки…
Может быть, смешон я или глуп —
Что же делать старому повесе!
И, касаясь робко Ваших губ,
Кротко я шепчу: «Христос Воскресе!»

Зимний романс

Не слыша, как падает снег,
Стоял у Аничкова моста
Один молодой человек
Довольно высокого роста.
Пригожая девушка с ним
Стояла задумчиво рядом
И взглядом скользила своим
По стройным дворцовым фасадам.
Вся в белом Фонтанка-река,
Все в инее Клодтовы кони...
Просилась девичья рука
Погреться в мужские ладони.
А юноша робко ласкал
Рукав запорошенной шубы,
Потом, всё смелее, искал
Губами желанные губы...
Но множество пылких речей —
Увы! – оказалось бесплодным:
Ладони согрелись у ней,
А сердце осталось холодным...

Заячий остров

Пётр Великий не любил охоты —
Аль другой печали да заботы
Нет у православного царя,
Чем зверюшек убивать зазря?
Оттого-то заинька отважный
Там, где царь прохаживался важно,
Мысля крепость заложить и порт,
Прыгнул государю на ботфорт!

Фестиваль корюшки

В Неву из моря-морюшка
Идёт на нерест корюшка —
Знать, выведутся деточки…
А попадётся в сеточки,
Спечётся на горелочке
И ляжет на тарелочки
Она с хрустящей коркою
И жёлтою икоркою…
Идёт на нерест корюшка
В Неву – себе на горюшко!

Ирбис Руа

Две меня назад

Рисую ложкой… в чашке листопад,
Размешиваю крупные чаинки,
Ты помнишь, где-то «две меня» назад
Я в волосах носила «невидимки»?
С тех пор две жизни про́жил этот взгляд.
Вот тает сахар, будто первый снег,
Во мне вот также память растворялась,
Я прошлая – чужой мне человек…
Я дважды умирала и рождалась,
А ты таким же оставался, как на грех.
Нет «невидимок», лишь волос каскад.
Мне чужды все слова «вчера», «намедни»…
Я выпью чай и стихнет «листопад»…
Ты знаешь, я неважный собеседник
О том, что было «две меня назад».

Я люблю этот дом

Я люблю этот дом…
Дом, в который я не постучусь.
Грязно-кремовый дом
С черепицей под цвет перца чили.
Не встревожу ключом
Я замка заедавшего пульс…
А его до сих пор,
Я уверена, не починили.
Я люблю этот дом,
В окнах звёзды – почти «домино».
Посмотри на окно,
Может, это игральные кости?
Шесть – в моём, три – в твоём,
На двоих нужно нам лишь одно.
Совместим два окна? Изнутри…
Если явишься в гости.
Что же я говорю?!
В гости я не зову в этот дом.
Я давно не живу в этом доме
С огромным балконом.
Помнишь, старый урюк,
Тот, что ветки стелил на балкон,
Я любила срывать
Каждый плодик незрелым, зелёным.
Я люблю этот дом,
В нём училась казаться «как все».
И, навеки в лицо цементируя чуждые маски,
Я листала альбом,
Ставя даты на каждом листке,
И штрихуя в пятно
Слишком близкие сердцу участки.
Я люблю этот дом,
Хоть его я не помню почти.
Есть защитный синдром
У болезненной памяти каждой.
Будто сломан паром, —
И на берег уже не сойти.
Не доплыть-долететь,
И мы лжём, что все это неважно.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не прошусь на ночлег в дом,
Которого даже боюсь,
(я однажды ушла,
разрушая стальные засовы).
Вдруг чужой человек
Дверь откроет на громкий мой пульс
И, спросонья взглянув,
Спросит как-то невежливо: «Кто Вы?»

Кружились ангелы сомнений

Кружились ангелы сомнений,
Волненья трепетом шурша,
И падала мне на колени
Сомненьем сбитая душа.
И недоверья запах терпкий
Дурманом ревности крушил
Моей мечты сырые слепки,
Где этот мир макетом был.
Кружились ангелы сомнений,
Слабели, растворяясь в плач.
И ангелов недоумений
Сменили ангелы Удач.

Просто дождливый день

Прости, теперь мне нравятся дожди,
Шуршанье шин в серебряном асфальте,
И солнечный у неба карантин
В заоблачной витражной грубой смальте.
Мутовкой ночь взбивает облака
В молочное и негустое тесто,
И лепит силуэт змеевика
Для ветра рукодельница-невеста.
И каждой ночью прячет под платок
Свой оберег из филигранных лунниц,
И сквозняком холодным на порог
Роняет слёзы на циновку улиц.
И капли дождевые словно зернь —
В старинном украшении сирени.
Мне нравится дождливый каждый день,
Что в отражения ваяет наши тени.

Вальс на Садовой

Мы по Малой Садовой – три четверти такт.
И восторгом прохожих оплаченный фрахт.
Вечер, словно факир, кружит рядом огни…
Нет ни римов, ни мекк… Целый мир отмени!
Флейты это ль поют? Или уличный шум?
Звёзды скомканы в блеск, как незрелый изюм.
Лист руки – на плечо, первый шаг – и провал
В ураган торжества, в листопад-карнавал.
«После» знать ни к чему… И не вспомнить, что «до».
Только струны звенят городских проводов.
И вальсирует ночь, скинут под ноги фрак…
Вальс ли это, скажи?!...Или что-то не так?!

Владимир Руднев

Исповедь

Как нелегко мне русским быть
в суровой русской доле,
среди волков во-волчьи выть
и тосковать о воле.
Дана и мне от века здесь
земля упокоения,
моя языческая спесь,
мечты и вожделения —
богатым стать иль бедняком,
искать, терять и строить,
быть вечно пьяным мужиком,
иль душу успокоить,
её спасая во Христе
молитвой – покаянием,
иль снова в русской маяте
всем потакать желаниям…
Негоже жить в чужой земле
в довольстве и в безделье;
с даро́вым яством на столе —
в чужом пиру похмелье.
Однако здесь и только здесь
земля упокоения,
моя существованья весь,
мечты и вожделения.
В любви к Отечеству, к добру.
в судьбу свою уверовав,
здесь я родился и умру
во имя Слова Первого.

Татьяна Рудыковская

Ладога

Граниты круто падают к воде,
А сосны – как мадонны – величавы.
Барашки волн сбегаются к причалу.
Мотор послушен, словно конь в узде.
Закат, как мёд, над волнами разлит,
но чайки криком тишину тревожат.
И с каждым годом дальше и моложе
все те, кто здесь под обелиском спит.

Мне не спится при луне

А я люблю дождь…
(Из разговора)

– Ну, хватит, хватит о войне!
Растёт уж третье поколенье!
А я всё помню дым в окне,
гул самолётов в отдаленье…
Я помню запах пепелищ,
куски упавшей штукатурки,
бойца в обмотках и тужурке,
что спас собою чью-то жизнь.
Трамвай снарядом разворочен,
и рельсов вздыбленные прутья…
Груз нашей памяти так прочен,
полсотни лет не отряхнуться…
– Ну, хватит, хватит о войне!
…А мне не спится при луне.
Коль ночь светла, коль день пригож,
я помню, всё бомбёжки ждёшь.
…Не потому ль ты любишь дождь?

Василий Рысенков (г. Торжок)

* * *

В девяносто первом звёзды сложились скверно.
Если бы бедность и дурь отыскали устье,
Рынок и план сдружились, то я б, наверно,
Был агрономом в ласковом захолустье;
Слушал болтливый овёс на ветру весёлом,
Путал стихи в карманах и накладные,
На мотоцикле гонял по весенним сёлам,
Пил с мужиками в клубе под выходные.
И собрались бы, как пазлы, осколки, части
Зеркала жизни, той, настоящей доли.
Мне бы ещё открылась формула счастья
В майской зелёной дымке за тёплым полем.
Радость и нежность песни далёкой влита
В шорохи космоса и родниковый воздух…
Знать бы и верить, что нет ничего вдали-то
Лучше, чем этот туман, пригасивший звёзды.
А за туманом ещё разглядеть осталось
Край, где светло и осмысленно жили люди,
Где от работы – радостная усталость,
Где засыпаешь и знаешь, что ЗАВТРА будет.

* * *

Векового ельника темень.
Непролазны снега завалы.
Робкую лазоревку в темя
Небо поцеловало.
Рядом трасса – слякоть и давка,
Выхлоп над железной толпою.
И грузовики на заправках —
Стадо на водопое.
В реках света – мели и броды,
А истоки – в городе где-то.
В споре человека с природой
Победителя нету.
Может, сбережёшь тишину ты
В поле, за позёмкой ползучей,
Грохот и гуденье минуты
Вечностью не обеззвучишь?
Если бы уйти, затеряться
Там, за голубыми лесами…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Девушки идут, матерятся
Нежными голосами.

* * *

Безлюдные глухие зимы.
Дремота. Пыль под образами.
Смотреть вокруг невыносимо
Живыми трезвыми глазами.
Бурьяны. Свалки. Мимо, мимо…
Давным-давно неизлечимы
И этот мир, и все мы сами.
Есть утро хмурое, в котором
Надежды нет, что день настанет.
Порочный круг – пустые споры,
Где всё меняется местами.
Скрыл нищету в рекламе город,
И зимний ветер рыщет вором,
И завывает под мостами.
В деревне ни холста, ни крынки,
Ни слёз, ни гнева, ни веселья.
Вороны празднуют поминки.
Тоска справляет новоселье
В казённом доме и на рынке.
А небо серое «с овчинку»
Пропорото засохшей елью.
И горе – вроде анекдота.
И в мире что-то с тормозами.
И только сверху смотрит кто-то
Большими трезвыми глазами.

* * *

Призрачных мутных снегов нашествие.
В печке дымят и трещат дрова.
Лучшее средство от сумасшествия —
Опустошённая голова.
Лип медитация и качание…
Сумерки прячутся в дровяник.
Лучшее средство от одичания —
Общество старых и добрых книг.
Вьюга – крушение мироздания.
Хаос позёмками не прошить.
Лучшее средство от опоздания —
Сесть и уже никуда не спешить.
Вьюга – как сбывшееся пророчество.
Трубы архангеловы – в трубе…
Главное средство от одиночества —
Весь этот мир поселить в себе.

Алла Садовская

Набат

Не одета и не обута,
Но ни ветер, ни гром не страшен,
Амазонкою буду будто!
Так мне кажется жизнь краше.
И неведомо, днём иль ночью,
За околицей иль в столице
Вдохновения ищут очи,
А вокруг только лица, лица…
Лица бритые, лица-чёлки,
Лица разных кровей и масти!
Боже мой! Я не вижу толку,
Неуютно мне в этой массе!…
Миллионы людей похожих
Каждый день мне идут навстречу,
Неужели себя я тоже
Вдруг однажды в толпе замечу?!
Подойду к «себе» и… – Ну, здравствуй.
– Что так грустно? – в ответ спрошу «я».
– Посмотри, мир такой прекрасный!
Мир божественен! Аллилуйя!
Богослов, возложите руки
На меня, ибо вздуты вены.
Понимаю – иду на муки
В самый центр мировой арены!…

* * *

Люблю я Россию слушать…
Раскатом колокола́…
За то, что однажды душу
Она мне свою дала.
За то, что дышу раздольно —
И вдоволь, и всласть дышу,
За то, что бывает больно,
Когда я о ней пишу…

* * *

Посмотрите на этот город!
Он велик не размером – статью!
Он велик тем, что лютый ворог
Не предал его лик распятью!
Путь к победе был слишком труден,
Обнимало кольцо блокады.
Только выжили эти люди!-
Эти ЛЮДИ – из ЛЕНИНГРАДА!
Посмотрите на эти лица,
Вы, зелёные от утробы,
Вам во сне это не приснится,
Вы ж по жизни теперь все снобы.
Вам Америка даст программы,
Вам Германия даст валюту.
Что вам эти блокадные граммы,
Если жрать осетра с «Абсолютом».
Так за что же они умирали,
Если нету теперь Державы?
Чтобы мы их здесь обирали?!
И купались в лучах их славы?!

Виталий Севрюгин

Печальный караван

Шагал вперёд печальный караван
Среди песков и жалящих колючек…
Прощай навек, родной Узбекистан,
В Россию уезжаю – край могучий.
Скучаю я по детству и весне,
Не позабыл могилу старой мамы…
И до сих пор мне чудятся во сне
Далёких дней цветные панорамы.
И вот теперь мой скорбный караван
Достиг границы северной столицы.
Я подошёл к кисельным берегам,
Где солнечные сходятся зарницы.
В берёзовой России я живу
И залечил сердечные все раны,
Но снятся мне, как будто наяву,
Страны далёкой синие туманы.

В чайхане

Какая сильная жара,
Какая знойная погода!
Под летним солнышком с утра
Томится южная природа.
Одно спасение: тенёк
Да чайхана под старым дубом,
Где можно попивать чаёк,
Беседуя с хорошим другом.
Там можно славно отдохнуть,
Поесть самсу с курдючным салом,
Покушав, можно и вздремнуть
И даже выспаться задаром.
В тени жарища – нипочём,
А в чайхане уютно, мило,
Не думай только ни о чём
И жди, чтоб голова остыла.

Юлия Семёнова

* * *

Люблю дыханье светлой тишины,
Когда в свой разговор вступают двое:
Небесный свод и ласковое море,
Где редкие слова едва слышны.
Туман скрывает призрачной накидкой
Свиданье между небом и водой,
И, разливаясь далью голубой,
Чуть брезжит свет дрожащею улыбкой.
Едва лучей касается волна
И ветер волн перебирает струны…
Качаются молитвенные думы,
И царствует святая тишина…

Дочери

Ты – Ангел. Ты сошла с Небес
И путь мой светом озарила.
Я на тебя нательный крест
Надела – Душу окрестила.
Склонюсь над люлькой не спеша,
Поправлю тихо одеяльце
И поцелую чуть дыша
Твои божественные пальцы.
Крутись, крутись веретено
И Нить Судьбы пряди исправно,
Чтоб в дивное Души окно
Свет Неба лился неустанно.

Юрий Семилетников

Ночь

Я поэтом пробыл до рассвета,
Превращая слова в сигареты.
Чашки кофе, чернильные кляксы —
И слова по листу, словно таксы,
Удлинённые. Чувства, пороки…
Всё прожить, что не смог, и ответить
До рассвета на всё, что сокрыто,
Где-то там, где играются дети,
Разряжая назойливость быта;
Всё прожить! До рассвета есть время,
Есть ещё вдохновенье и силы,
Есть ещё не проросшее семя —
Мысль. Мгновение – заколосилось!
Поле белых листов плодородное
Заиграло словесными злаками,
Беспородными чувствами-всходами,
Непонятными чёрными знаками.

* * *

Я сотни строчек променял
На сотни многоточий.
Так много я не досказал,
И потому средь ночи
Я снова высеку строку
Из белизны листа,
В которой я дышать смогу,
Строку, одну из ста.

* * *

Сердце гонит простые слова,
Превращая чернила в стихи.
Пишем мы, засучив рукава,
Кто домой, кто куда.
За грехи
Мы свои отплатили сполна,
Словно исповедь в каждом письме:
«Тем спасибо, кто ждёт у окна,
Тем, кто помнит ещё обо мне».

* * *

Непонятные сборища фраз,
Многоточия в каждой строке.
Эй, свобода, да где ты сейчас?
В чьей-то грубой и сильной руке?
Нет, скорее, навечно в руках
Той, что нежно прощалась со мной,
Говорила, что прах – это прах,
Так что, радуйся, если живой.

* * *

Мальчишка. Подвиг. Смерть. Звезда.
Герой. Три залпа. Мама. Слёзы.
Венок – пластмассовые розы.
Молчат минуту города.
Простая жизненная проза.

* * *

Вокруг оси вращает мир
Пять миллиардов разных мнений.
Увы, не вечен даже гений,
Не то что временный кумир
Столь мимолётных поколений.

Владимир Симаков

* * *

Спасибо за ласковый вечер,
За то, что живу на земле,
За то, что горят в доме свечи
И есть ещё хлеб на столе.
Спасибо любимым и близким,
Что душу согрели в пути.
Бывало, что падал я низко,
Вы мне говорили: «Взлети!»
В беде помогали и в горе,
Обиды былые простив,
И плыл я в открытое море,
Услышав призывный мотив.
Мы утро встречали с улыбкой
И день проводили спеша,
И всё, что случилось, ошибкой
Признать не желает душа.
А мир бесконечен и вечен.
Он в звёздной теряется мгле.
Подкрался задумчивый вечер,
Но я не один на земле…

* * *

Почему-то всё меньше хорошей погоды,
Почему-то всё больше погоды плохой.
Растворяются радости, всходят невзгоды,
Тишина исчезает, растёт непокой.
Ветерок, что ласкал, бьёт слепым ураганом,
Добрый дождик прольётся потопом сплошным.
Майский день омрачён снегопадом нежданным,
Солнце прячется летом в удушливый дым.
Что мы сделали? В чём мы опять виноваты?
Ведь не зря нам природа настойчиво мстит!
Тень Чернобыля новой отмечена датой,
И планета Земля в неизвестность летит…

Падающий дом

На Большой Пушкарской, возле храма,
Дом стоит, в опору упершись…
У него особенная драма
И своя, особенная жизнь.
Стены кривы и полы покаты:
Завалился набок, но стоит!
Зори дом встречает и закаты,
Но, увы, – ничем не знаменит.
То ли дело – знают башню в Пизе,
Приезжай в Италию – глазей!
А у нас без всяческих коллизий
Целый дом жилой, а не музей!
Интересно, как же в нём живётся?
Люди там особенные, что ль?
Там вода из чашки не прольётся
И диван не сдвинется нисколь?
Может, у жильцов своя планида:
Им из искривлённого окна
Кажется, что нет прямее вида —
Вся Россия, грешная, видна.

Черновики

В черновиках рассыпаны слова.
Все о тебе – куда от них мне деться?
Ещё вчера кружилась голова,
А ныне редко замирает сердце.
В природе получился перекос:
Тепла зимы минувшей не забыли,
А в мае стало холодно до слёз,
И мы весной замёрзли и застыли.
И нет сиянья незабвенных глаз,
И дверь твоя закрыта на защёлку.
Черновики, набросанные враз,
Давным-давно заброшены на полку.
За горизонтом наших кратких встреч
Останутся, другим тревожа душу,
И вдруг изранят, словно острый меч,
Привычное спокойствие порушив…
В черновиках рассыпаны слова…

Майский снег

А май сегодня невпопад,
Как будто пьяница с похмелья,
Взял да обрушил снегопад
Среди весеннего веселья.
Куда вчерашнее тепло
Под ветром северным слетело?
Дрожь пробирает, как назло,
Изнеженное солнцем тело.
Склонились, словно от невзгод,
Под снегом согнутые ветки,
И мрачен тучный небосвод
В невзрачной серенькой жилетке.
Ужель коварная весна
Отнимет будущее лето?
А мне напомнила она
Жизнь, заблудившуюся где-то…

* * *

Пусть этот мир совсем не весел —
Он всех и каждого продаст —
Не напишу печальных песен —
Довольно грусти и без нас.
Потерь минувших не измерить,
Грехов былых не искупить,
Но к поискам заветной двери
Ведёт серебряная нить.
Пока она не оборвётся,
Во имя жизни и труда
Звезда небесного колодца
В дороге светит нам всегда.
И там, в неведомом просторе,
Где ждут любовь и правый суд,
За все шторма в житейском море
Нам приговор произнесут.

Крестик

Крестили во Львове мальчишку.
Был яркий и солнечный день.
Священник читал тихо книжку
И крестик вручил мне: «Надень!»
Серебряным, но самодельным —
Такие кустарь штамповал —
Я крестиком этим нательным
Друзей убивал наповал.
Дивились диковинке редкой,
Опасной по тем временам:
Недобрая стала соседка
Всё чаще заглядывать к нам.
И мама, тревожась немало,
Сказала мне строго: «Сними!»
Обидно и горько вдруг стало:
Да что же такое с людьми?!
И в школе, уже в Ленинграде,
Не дали мне крестик носить —
Лишь только спокойствия ради…
Но можно ль за то укорить?
Полвека минуло, полвека —
И мамы не стало, увы…
А в шкафчике старом аптека,
И там, средь лечебной травы
Он всё же нашёлся, мой крестик,
Утраченный мой талисман!..
Ещё поживём мы с ним вместе
И жизни допишем роман.

Сергей Ситкевич

* * *

Вы ещё уедете в деревню,
Отравившись духом городским.
Вы ещё оцените деревья,
Запах сена, тишину и дым,
Что струится по утрам над кровлей:
Пусть томится в печке молоко.
Вы ещё откажетесь от роли
Баловней судьбы. И высоко
Безгранично распахнётся небо —
Что там шпили, башни, купола!..
Вы ещё поймёте, как нелепа
Ваша жизнь столичная была
В едкой спеси, важности в полоску
И в весёлой скуке набекрень…
Вас научит томный кот Матроскин
Бутерброды есть и пить ревень
Вместо пепси, деньги экономить —
Самосадный жаловать табак.
Если и придется сквернословить,
Поделом, поди, не просто так.
И померкнут подвиги и славы,
И беседы с лириками тьмы.
Вас излечат родники и травы
От депрессии, богатства и сумы.

* * *

О многом помечтал, о многом передумал.
И был звездой и принцем на коне,
Пока, в конце концов, весь блеск с себя не сдунул
И понял точно,
Что
От жизни нужно мне:
Оставить на земле ни дерево, ни сына,
Ни особняк с бассейном и трубой —
Духовный талый след, хотя бы в пол-алтына,
В котором с грустью мир любуется собой.

* * *

В плену бездарных дел, обманчивых открытий
Покажется с утра: иллюзией дышу.
И склеиваю жизнь в мозаику событий,
Прокладывая мысль и чувственность по шву.
И думаю: проснусь непризнанным героем,
Когда уткнётся в ил поэзии ладья.
И будет речь людей гудеть пчелиным роем,
И в каждом слове тлеть измученность моя.
Закономерна смерть. Досаден факт рожденья —
Я этот горький день затёр в календарях.
Напрасны и пусты великие свершенья.
Не лучше ли стоять в распахнутых дверях
И просто лицезреть природы вдохновенье,
Сдержав хмельной порыв и жажду жить, как все;
Не в женщине искать возможность продолженья,
А в звёздных небесах и утренней росе?

Мой усатый врач

Энергетический комок,
Окутанный урчаньем.
Ключ, отпирающий замок
Истоков мирозданья.
Свернувшись
На груди́
В луну,
Вливает сладко, ленно
В меня за волнами волну —
Всю благодать Вселенной.
Из клеток изгоняя хворь,
Чтоб луг души – без рытвин,
Пыхтит один за целый хор...
А я-то думал – дрыхнет.

* * *

Смотрю на ребёнка. Щемящее чувство.
Здоров и накормлен. Ему хорошо:
Игрушки, да мамка, и кажется чудом
Движенье вокруг.…
Встал.… Споткнулся.… Пошёл!..
Пошёл. И вот тут-то… не знаю, не знаю…
Завидовать, нет ли, что всё впереди?
Но он – драгоценность. Его пеленают.
И ротик невинный подносят к груди.
А я то.… А я-то изведал. И плёнка
Восторгов истлела. Но вот, изумлён.
И, в поисках чуда, гляжу на ребёнка.
И мне, словно бог, улыбается он.

Сергей Скаченков

* * *

Скорбный образ, образ милый,
Холмик горестной земли.
И над маминой могилой
Пролетают журавли.
Лето мамино уносят
Безвозвратно. Навсегда.
День печали. Дождик. Осень.
Безысходная беда.

Обелиски

Вот оно – геройское братание!
Память эту чтим мы не впервые.
Холмики могил – напоминание:
Здесь прошли сраженья боевые.
Спят сыны России без пробудки
На просторах близких и неблизких.
И цветы простые – незабудки —
Грустно украшают обелиски.

* * *

Что со мною? В душе – соловьи!
Хоть и осень в окошко стучится.
Это руки и губы твои —
Надо ж было такому случиться!
Через уйму промчавшихся лет
Мы с тобою увиделись снова,
И приходит весеннее слово
В этот поздний осенний привет.

Марина Скородумова

* * *

Любовь, что пропела мне песнь свою,
Теперь стала просто дружбой.
Я новые песни теперь пою,
Живу, для тебя ненужной.
Ах, было! Смущенье влюблённых глаз
И трепетных рук взаимность.
Слагались стихи, радость пела в нас,
И счастье в глазах светилось...
Не лучше ль то время не вспоминать?
Ведь стало уже привычно:
Весёлой улыбкой тебе сказать,
Что всё у меня – отлично...

Юбилейное

Оглядываю прожитые годы
И памятью высвечиваю дни:
Плывут куда-то мимо пароходы —
Не манят их весёлые огни.
Свою читаю повесть беспристрастно
С разлуками щемящими в груди…
Я знаю, всё в ней было не напрасно:
Итоги и финалы – впереди...
Своим путём иду среди дорожек,
Средь хитрых лабиринтов-тупиков,
И взгляд мой всё придирчивей и строже
Преумножает счёт черновиков.
Всё шире вдох моих благодарений
За солнца луч, за друга тёплый взгляд,
За рифмы для своих стихотворений,
За это счастье, полное преград...
Живу, как будто завтра день мой Судный, —
Тряпицей красной среди душ – душа,
И день в тиши, разнообразьем скудный,
Я праздную негромко, не спеша...
Открыты взору небеса и дали,
И к ним стремится жизни колея.
Мои тревоги, радости, печали
Так далеко от суетного дня...

* * *

Словно птиц, отпускаю стихи,
Пусть свободно летит моё слово,
Отголоски душевных стихий —
Стаей певчей из плена немого.
А постигну ли времени суть,
Духом над суетою взлетая?..
Вы летите, нелёгок ваш путь
К небу, птицы бумажного рая...

Наталья Снеткова

* * *

До весны совсем чуть-чуть остаётся.
Вот и снег уже летит, как придётся.
Я свои подставлю снегу ладоши:
«Приземляйся, отдохни, мой хороший!
Тяжело пришлось, к земле подлетая?»
«Да, – вздохнул он, – я устал», – и растаял.

* * *

Как любим мы свои обиды!
Мы бережём их, как детей.
За их стеною нам не видно
Чужих мучений и страстей.
Когда мы всё же понимаем —
Пора сомненья разрешить,
Обиду снова вынимаем
Из дальних уголков души.
И вот уже ей места мало,
Собою всё закрыла вновь!
Ну почему обида стала
Для нас важнее, чем любовь?

* * *

Прошу прощенья у себя
За нелюбовь к себе, любимой.
За то, что всё вокруг любя,
Саму себя прошла я мимо.
И кто-то, кто во мне сидит,
Уже устал от ожиданья.
Лишь укоризненно глядит
И мне не ищет оправданья.
А я кричу ему: «Прости!
Себя любить я обещаю!
Не обижайся, не грусти!»
А он мне: «Я тебя прощаю!»

Ольга Соколова

Горчит миндаль

Две бабочки – два шарика воздушных —
вот-вот вспорхнут.
Твои слова прощальные бездушны:
в них только суд.
Две бабочки – два шарика воздушных —
я отпущу,
Нескучный сад стал для двоих вдруг скучным —
но я прощу.
Две бабочки – два шарика воздушных —
умчались вдаль…
Бесстрастен мир осколочно-остужный,
горчит миндаль…

Мологино

Деревенька моя, глубинка —
Неба синего голубинка!
Незабудкой глядишь синеоко,
И глаза твои – с поволокой.
В бескорыстии величава,
Облаками светла и курчава,
Заблудился лён в твоих косах,
А в руках святых – скромный посох.

Александр Соколовский

Первая шеренга

Мой первый бой, пока дышу я, —
всегда во мне. Ещё бушует…
В багровых трассах степь донская,
необозрима и строга.
Шло наступленье, не стихая,
на укрепления врага.
Я был бойцом второго ряда.
Передо мной – спина бойца.
Прикрытье верное – что надо!
Спина – стена. Спина отца.
Иди за ним. Вперёд! На запад!
Иди и не гляди назад.
Но рухнула стена внезапно,
и перешёл я в первый ряд.
Оголены, как провод, нервы,
иду наедине с судьбой…
Поныне я в ответе первый
за всех, кого прикрыл собой.

Тепло Гольфстрима

Свой путь оценивая строго,
Предубеждения отсеяв,
Скажу: в судьбу мою и строки
Вошли навечно Флот и Север.
Они – и в радости, и в горе.
Они – внутри меня, незримы.
Так входит в Баренцево море
Тепло Гольфстрима.

Военные девчата

На фронте, бывало, зайдёшь
в землянку к военным девчатам:
«С комфортом живёшь, молодёжь!
Не то, что другие… Куда там!»
Ну как не обрадуют взгляд
уют и порядок в землянке?!
Портьерки при входе висят.
Ромашки покоятся в банке.
Скатёркою ящик накрыт…
И, Бог его знает, откуда
явилось в задымленный быт
вот это домашнее чудо?!
Пусть завтра в поход, пусть убьют,
пусть на день жилище-времянка, —
но всё-таки мирный уют
наводят девчата в землянке…
Наверно, и надо – вот так.
День каждый – особенно важный.
День – он не случайный бивак,
а жизнь, что даётся однажды.

Марианна Соломко

* * *

Ищем орехи, в траве сиротливы,
Листьев дворянских горят вензеля,
Осень по-конски, с растрёпанной гривой
Зорко глядит в нежилые поля.
Ищем орехи, в траве сиротливы,
Скоро их надвое сломит зима,
Выпорхнут души – темны, черносливы,
С ядрышком смысла, с горчинкой ума.
Будут ютиться, найдут ли обитель? —
Только полёт их совсем не высок —
В зимнем клубке из серебряных нитей
Тонок удачи седой волосок.
Райские птицы возьмут эти души
В клювы, на спины, и пустятся ввысь,
В мир, что никем не разъят, не нарушен,
В мир, где орехи не падают вниз.

* * *

Закраплены окна геранью,
Разбита и склеена чаша,
Я вышла на росстань страданий —
На проводы листьев опавших,
Где солнца малиновый гелий
В осиновой кроется сакле,
Где осени винное тело
В садах иссякает по капле.
И нет ни огня, ни сиянья
В усопших глазницах палитры —
Лишь дерева ветхое знамя,
И листьев сухие молитвы.

* * *

Упало яблоко
В саду соседнем,
Летело облако
Листом осенним,
И, как бездомные,
Лежат, без панцирей,
Орехи тёмные
В холодном карцере.

* * *

Эта бабочка в парке летает
Кареглазой осенней вдовой,
То взметнётся, то вниз опадает,
Как дыханья чахоточный сбой.
В тёмной роще ободраны стены,
Заколочены окна осин,
А она – Афродитой из пены —
Восстаёт, выбиваясь из сил.
Есть пора забытых декораций,
Отыгравших паденья спектакль,
Вот – Овидий, Лукреций, Гораций,
Вот – озябший кленовый пентакль.
Оголённые ветви, как спицы,
Ворох листьев – разрушился дом,
Но дельфийской парит танцовщицей
Эта бабочка в парке пустом.

Григорий Соломыкин

* * *

Догорала свеча, обливаясь слезами.
За окном занимался тревожный рассвет.
Жизнь моя приближалась к обыденной драме
За порогом судьбою отпущенных лет.
В этих гиблых местах, где за дальние дали
Убегают разливы бескрайних болот,
В недостроенном домике мы коротали
Вместе несколько дней для души каждый год.
Улыбалась нам утром высокая ёлка,
И шумели берёзы, послушны ветрам,
И растерянный флюгер вертелся без толку,
То ли ветру служа, то ли преданный нам...

* * *

Прокралась в душу горечь, точно дым,
Что от костра сырого гонит ветер:
Я был совсем недавно молодым —
И вот уже рассыпал звёзды вечер.
И тот восторг, что порождал беспечность,
Броженье сил и верных ритмов звон
Так окрылял меня, что к слову вечность
Образовался отчужденья фон.
Я знал о нём, но гнал в иные дали,
В далёкие от жизни времена,
И получал приятностей медали
И даже наслаждений ордена.
Но вдруг невдалеке сплошной стеной
Остановилось прошлое за мной.
Куда, увы, ушла моя беспечность?
Я здесь ещё, но где-то рядом – вечность.

* * *

Журавли, журавли, как вы стали пугливы,
Устремляя всё выше полёт в небеса!
Вы летите туда, где кончаются нивы,
Где внизу тонет в дымке озёр бирюза.
Отыскать бы вам край, где непуганый ветер
Над болотистой речкой склонил камыши,
Где от шёлковых трав, самых пряных на свете,
Разливается вера, что в них – ни души.
Вы летите домой, разглашая секреты
То тревожным, то радостным криком своим.
Жаль, что любят вас, птицы, не только поэты,
Но и те, в чьих руках порох ружей и дым.

* * *

На берега речонки этой узкой
Я приходил ловить больших стрекоз,
И здесь, в конце земли великорусской,
В таёжных дебрях незаметно рос.
Покачивались нежные кувшинки,
Багульник цвёл, благоухал жасмин,
И махаоны крылышки и спинки
На солнце грели в поймах луговин.
Я жил в шатрах, питался виноградом,
Спал в шалаше на травах и цветах,
Орешников колючие парады
Я принимал на солнечных местах.
Со мной дружили кедры вековые,
Лимонник для меня в чащобах зрел...
Я, Маугли, открывший мир впервые,
Другой любви не знал и не хотел.

Шекспир

Он был Шекспир, но кто об этом знал,
Когда вокруг все короли да пэры?
Его пирожник сэром обозвал,
И целый день смеялись кавалеры.
Хохочет зал: – Двенадцатая ночь!
Весь двор ты уморить сумел, писака!
Король – и тот смеяться был не прочь,
А принц от смеха, право, чуть не плакал!
А он им в лица: быть или не быть?
Вот в чём вопрос в подходе к миру строгом.
Принц датский Гамлет им сумел открыть,
Что все равны судьбою перед Богом.
Бросая в ложи беспощадный слог,
Разящий души точно арбалетом,
Он показал им, чем играет рок
На грани между тем и этим светом.
Любить до смерти, ревновать сильней
Всего того, что в этой жизни ценишь,
Отдать корону и богатство с ней
Тому, кто недостоин даже тени.
Неслышным шагом ходит в мире зло,
Змеиным ядом отравляя души,
И никому ещё не повезло
Лихую асимметрию нарушить.
И пусть не раз менялся этот мир,
Дают законы те же результаты.
Он был пророк великий и глашатай,
Он среди нас. Его зовут Шекспир.

Геннадий Старков

* * *

Над Россией плачут журавли,
Улетая в утренние дали.
А я живу давно один вдали
Одиноким журавлём без стаи.
Я давно не слышал майских гроз
И соскучился по зимам вьюжным.
Променял я кружева берёз
На чужбину, пальмы, берег южный.
А во сне брожу я по лесам,
Где отсеялись дождями тучи,
И тоскую по родным местам,
По ольхе, по ивушке плакучей.
По росистым в васильках полям,
По размытым ливнями дорогам,
По разливам рек и по церквам,
И по русским деревням убогим.
Солнце обжигает плечи мне,
Словно негодуя на чужого.
Нет прохлады и в морской волне,
Мне б побыть у ручейка лесного.
И когда я слышу журавлей,
Высоко летящих в поднебесье,
Замирает всё в душе моей
От печальной журавлиной песни…
Над Россией плачут журавли.

Владислав Старикан

* * *

И.С.

Придёшь из утреннего завтра —
под током вздрогнут провода,
как выход в космос астронавта,
как в Пасху талая вода.
Струитесь, чувства, буйствуй, разум!
Не за горой девятый вал.
Едва тебя увидел, сразу
своей любимою назвал.
И разглядел в твоём обличье
весны безветренную синь.
И вдруг услышал пенье птичье
за дрожью мартовских осин.
Пусть ветру море по колено,
земле по пояс небосклон.
Я доверяю сокровенно
тебе и явь мою и сон.

* * *

Побежали белые пожары
по садам окрестных деревень.
Яблони – ленивые кошары,
и у вишни грива набекрень.
Косолапый гром рвёт в клочья тучи.
Нет конца и края небесам.
И ручьи, ручьи по скользким кручам —
дождь течёт у ветра по усам.
Не пройдут пожары стороною.
То молюсь, то плачу, то пою.
Опалённый ранней сединою,
провожаю молодость свою.

* * *

На пороге беззубого дома – трава.
Там за пазухой запертой двери – топор.
Золотая с небес не слетит голова.
Куст калины как пьяный упал под забор.
Над рубиновым зонтиком клёна в тени
лижет мох огрубевшую холку конька.
Остроклювый колодец все ночи и дни
смотрит в сторону сада, где возле пенька
две дорожки сливаются нежно в одну
и, не чувствуя больше земли под собой,
мимо дома – как будто в другую страну —
убегают, петляя, в туман голубой.

Дождь на реке

Тихо осыпалась роща.
Крикнет сова вдалеке.
Плачущей осени росчерк —
дождь на реке.
Ветер вздохнёт и остудит
пыл серебристых ракит.
Времени нет, и не будет.
Утка летит …
Берег – теченью основа,
Руслу…
Судьбе вопреки
жизнь начинается снова
с красной строки.

* * *

Меняют кожу миражи.
Судьба нетороплива.
Стихами правду расскажи
мне, ветреная ива.
Завесь туманом слов глаза.
Стели дорогу в ноги.
Пусть запятые – тормоза —
скрипят под ритм убогий.
С испугу жизни колея
окажется в кювете.
Мои стихи спасут меня
на том и этом свете.
Во тьме ночной, при свете дня,
я вспомню строки эти.
Мои стихи прочтут меня
на том и этом свете.
До дыр зачитан, мне – ужу —
плясать на сковородке.
Стихами правду расскажу
до красной пены в глотке.

Елена Суланга

Я рисую Дракона

Я рисую Дракона,
живого царя Поднебесной.
Из багровых и алых клубящихся огненных туч
Проявляется лик, чтобы сделаться в меру телесным:
Я светящейся краски добавила в солнечный луч.
Он глядит свысока,
но уздечка наброшена ловко.
И, послушным скотом обрекая ходить по земле,
Я рисую Дракона, но снова и снова верёвка
Перекрученным нервом теряется где-то во мгле.
Я его приручу!
Ипостасью природы нетленной,
Ничего не даря, ничего не имея взамен,
Я постигну Дракона – предвечную тайну Вселенной:
Он смеётся над формой и жаждет любых перемен!
Я рисую Дракона.
Но взмыл он с ликующим криком,
Вольный царь Поднебесной, ушёл... Никого не щадя,
Заметалась гроза, и на небе, от вечности диком,
Словно струны, запели косые полоски дождя.
В ярко красной короне,
с жемчужиной в огненной речке,
Он явил мне себя – и уплыл в первозданную мглу…
И остались в руке лишь обрывок волшебной уздечки
Да рисунок, где небо и облако в правом углу.

Сондуга
(посвящение заброшенной деревне)

Сон русских деревень… Здесь только звуки.
Как будто колокольчик? Или поступь
Незримого коня? Какой-то всадник,
Исполненный тоской и любопытством,
Проедет мимо изб без крыш и стекол,
Лениво помахав рукой «деревне»,
И, поклонившись, тихо скажет: «Ave!»
Плешивой кошке, дремлющей в тени.
Сон мёртвых деревень… Куда отрадней
Писать о ярких снах с музейной полки!
(Мычание коровы, лай собаки
Да детский лепет. Чья-то перебранка
Не в счёт… О том, как выглядела прялка,
Какой узор был вышит на салфетке,
И как сосед однажды спел соседке
Частушки с неприличнейшим концом!)
Сон русских деревень – в фантомной боли.
Мы слышим эти сны, когда проходим
По старым переулкам без названий
С пугающе высокою травою,
Когда глядим на выбитые стекла,
Боясь переступить черту порога
(Как будто есть у изб душа!), когда
Отводим взгляд от северной иконы
Со стёртым ликом…
… Хруст стеклянной крошки.
В углу сидит задумчивая кукла
Без головы. И ярко светит солнце
Сквозь дыры в потолке. Здесь только звуки.
Здесь начинает скручиваться Время
В обрывках сновидений. И часы
Внимательно отсчитывают Вечность…

Восстание Авессалома
(монолог пророка и царя Давида)

Мой маленький ловец стрекоз!
По какой дорожке
ты сегодня убежал?
Тиё (потеряв сына)

Хотел и лестью, и коварством, —
А, впрочем, каждому свой срок
И умирать, и править царством…
Ты так запутался, сынок!
Мечтал убить меня, наследник,
Преступной яростью горя?
Не первый ты, и не последний
Кто руку поднял на царя!
Всех жён моих увёл из стана,
На ложе силой приволок,
И лишь любви Ионафана
Твой факел опалить не смог!
Какой, скажи, мудрец лукавый
Тебе преступный дал совет:
«Здесь всё твоё, твоё по праву;
Убей отца: в нём проку нет!»
Везде предатели, как змеи,
Клубятся возле самых ног!
Я одолеть тебя сумею,
Ты так запутался, сынок!
Война? Изволь! Мужи для битвы.
Отважен, смел – ну просто лев!
Бог в помощь! Все твои молитвы
Достанутся одной земле.
Ты будешь стоек и спокоен?
Не убежишь от града стрел
И примешь бой – последний воин,
Живой – над грудой мёртвых тел?
Увы, увы! Он гонит мула,
И тот бежит, не чуя ног!
Тебя удача обманула,
Ты так запутался, сынок!
Судьба жестока к нам порою,
А суета рождает страх.
Застрял меж небом и землёю,
Повис на собственных кудрях!
К чему теперь ругаешь древо?
Зачем так много громких слов?
Вот три стрелы вонзились в чрево,
И потекла на землю кровь.
Ты – словно в ритме злого танца!
Застыли мёртвые глаза.
И на щеке у самозванца
Сидит живая стрекоза…
… Какой закат! В Иерусалиме
Сегодня праздник до утра.
Опять туман упал в долине;
Что проку с этого костра?
Толпа мальчишек незнакомых
Бежит по полю босиком.
Они ловили насекомых —
Стрекоз, каких-то мотыльков…
О, память! Как из вязкой глины,
Ты лепишь в сердце двойника!
(Пылал закат. Я брёл долиной.
В моей руке – твоя рука…)
Ты здесь! Стоишь в толпе мальчишек,
Зажав добычу в кулачке!
Кричать? А если не услышишь?
Застыли тени на песке.
Ладонь раскрыта. И, играя
Со стрекозой иль мотыльком,
Ты что-то говоришь о рае
Нелепым детским языком…
И вновь закат кровавит блики
Над телом мёртвенной реки.
И снова тьма съедает лики,
И тают тени-мотыльки.
Дорогой, солнцем опалённой,
Тропинкой, сотканной из грёз,
Куда ушёл мой несмышлёный,
Мой маленький ловец стрекоз?
Я тоже мал, и слаб, и грешен,
И бесконечно одинок!
Я тоже должен быть повешен
На этом дереве, сынок!
Сынок! Мы оба слишком правы,
Но, поступь мерную храня,
Уходит отрок златоглавый
Всё дальше, дальше от меня…
В моей душе – сквозная рана,
Мерцанье прежнего огня.
Хочу туда, где нет обмана,
Где светлый дух Ионафана,
Не предававшего меня…

Владимир Суховский

Бабье лето

Неповторимым рикошетом
Своё короткое тепло
Отбросит осень в «бабье лето»,
Ведь настоящее – прошло…
Прошло – и груз одежд осенних
Придавит тонкие шелка,
А лёгкость летних настроений
Теснит осенняя тоска.

Предновогоднее

Вопрос один, – ответов очень много:
Что наша жизнь, – мгновенья у виска?
А может, вдаль зовущая дорога,
А может, – полноводная река?
Мы с нетерпеньем ждём конца недели,
Но вот уже и листья пожелтели…
Вот снегопад кружится за окном,
А мы года торопим день за днём!
Что наша жизнь – вращенье суеты…
Но вот опять в саду растут цветы.

Прогноз

Погода будет определяться
взаимодействием тёплого
и холодного атмосферных фронтов…
Из метеопрогноза

Опять дошло до рукопашной
В незримой метеовойне:
Туманом стёрта телебашня
На Петроградской стороне.
Ну что ж – невелика потеря,
Простой оптический обман,
Пробьётся солнце и рассеет
Тяжёлый утренний туман.

Ожидание

Прошёл черёмухи обман,
Предвестник холодов весенних,
Жасмина приторный дурман
Сменил элегию сирени,
Июль дождист, дождливо лето,
Дождись обещанной жары.
Дожди, дожди, и нет просвета,
И нет прекраснее поры.

☼ Ирина Талунтис

* * *

Бутон пиона, белый и пушистый,
Под ветром распускается иль взглядом…
Я мысленно рисую пару листьев
Цветку, плывущему над Ленинградом,
Над знойною Сосновою Поляной,
Над электрички душною стрелою,
Над потною соседкой полупьяной.
И представляю самолёт пчелою,
Что за нектаром в облако ныряет…
Но раздаётся в небе хохот нервный!
Гроза в июле – не в начале мая!
Куда желанней и благословенней!

Вернусь…

Не огорчайся.
Я ещё вернусь.
Скорей всего, под видом рыжей кошки.
Во взгляде, затуманенном немножко,
Узнаешь человеческую грусть
По власти книг и вольности Невы,
По шляпке новой, древностям Парижа…
Стихам весёлым… Только кошке рыжей
Ты вряд почитаешь их. Увы!

* * *

Зачем ты жил? Страдания нести,
Разруху, голод, смерть… под чёрным флагом,
Сметая всё на гибельном пути,
Не видя на глазах планеты влагу?
Зачем ты жил? Сжечь миллионы книг,
Людей, домов, как бесполезный мусор,
Взобраться на позорной славы пик
И в час расплаты оказаться трусом?
В истории оставить грязный след?..
А кто-то вновь твой вешает портрет!

* * *

Облетевших с берёзы листьев
Золотая шуршит казна.
Ветер вдруг по-дельфиньи свистнул,
Словно что-то хотел сказать.
Может, ты из страны далёкой
Попросил передать привет?
Кто хотел бы мне дать уроки,
Взяв в оплату лишь звон монет?!
Репетиторство нынче в моде,
Иностранный язык в цене…
… Впрочем, нет слов любви в природе,
Предназначенных только мне.

* * *

Нева качает нежно истерзанные льдины —
Зимы самодержавной последние следы,
Нехитрый рай земной большой семьи утиной
И Космос, отражённый от плоскости воды.
На что потратить жизнь, когда осталось мало?
На деньги? На любовь? На ухарский кураж?
Вот и ещё одна минута пробежала,
Следы оставив – строчки, бессмысленную блажь!

На Волковском

На Волковском лежат отец и мать.
Я прихожу сюда восьмого мая,
Чтоб листья прошлогодние убрать
И погрустить, о счастье вспоминая,
И радость ощутить, что я жива,
Что праздник наступает долгожданный…
Под пенье птиц быстрей растёт трава,
Могильные нарциссы и тюльпаны...
Но размышлений прерываю нить,
Ведь навести порядок всё же надо —
Я с яростью выдёргиваю сныть,
Спасавшую родителей в Блокаду!

* * *

Отпустили зверька на волю —
В этом мы понимали толк…
Анатолий Жигулин

Гранитный берег. Тёмная вода
С почти неуловимым блеском стали.
Признайтесь, дамы, вы же никогда
В руках живую мышку не держали!
Рывок весла – и медленно скользишь,
След оставляя, словно стих в тетради…
Кто видел, как плывёт вдоль борта мышь
С мольбою о спасении во взгляде?
Мир отражённый волнами дробя,
Ныряет меж кувшинок уток стая…
А кто героем ощущал себя,
Обычный женский страх превозмогая?
Дрожит полёвка мокрая в горсти,
В своё спасенье веря и не веря,
Живые глазки просят: «Отпусти!»
И как не отпустить на волю зверя?!

* * *

Сесть у Невы, прижаться к тёплой стенке,
Сквозь бахрому некрашеных ресниц
Воды бегущей серые оттенки
Предпочитать шуршанию страниц
И ощущать себя частицей света,
Проникшей, раздвигая темноту,
С напористым усердием поэта
В сознания чужого пустоту.

* * *

Скрывала тайны древняя планета
На берегах чужих далёких стран —
Живой, огромный, в переливах света
Мне в детстве снился Тихий океан.
Летел фрегат, с волнами дерзко споря,
Но под бесстрастный стук земных часов
Предел мечтаний сузился до моря
И ожиданья алых парусов.
Потом, устав от горьких поражений,
Несла надежды крохи на Неву,
И Северной Пальмиры отраженье
Корабль судьбы держало на плаву.
Пройдёт ещё лет двадцать или тридцать —
Под песню, что поёт весной вода,
Мне океан сверкающий приснится,
В котором остаются навсегда.

Тоска

Как с бесприютной справиться тоской?!
Куда б ни шла, она плетётся рядом,
Касается просящею рукой,
Доверчивым окутывает взглядом.
Не отогнать ни словом, ни зонтом,
Не проявить болезненную жалость,
Впустив бродяжку в наш уютный дом...
Тоска вошла... За дверью я осталась!

* * *

Три драгоценности: ум, сердце и душа!
Я на твою не претендую душу.
Она под водку с килькой хороша,
А я диеты строгость не нарушу.
И сердце я в подарок не приму —
Пусть им владеет женщина другая.
Отдам же предпочтение уму,
Наивно в Вас его предполагая.

Исключительно о грибах

На полянке у лесной дороги
Вырос белый гриб в густой траве,
Не боясь, что попадёт под ноги
Женщине с платком на голове.
А другой, судьбой своей играя,
Вырос на огромном сгнившем пне,
Мир вокруг себя обозревая,
Первому кричал: «Везёт же мне!
Всё – источник радости и смеха
На земле, на пне и в вышине!»
Тяжкий звук шагов, как будто эхо,
В утренней разнёсся тишине.
Первый, хоть почти лишённый света,
Мне язык показывал, дразня...
Впрочем, он – фантазия поэта,
Но второй – в корзинке у меня.

Александр Темников

* * *

От стужи защищалось лето
Кривыми саблями осок.
А там, за горизонтом где-то,
Маячил осени висок.
Крапива жгла нерасторопных,
А подорожник в силе сник,
Но округлились в бедрах копны,
И вылез к людям боровик.
Им продержаться надо малость, —
Взглянуть на мир и замереть,
Чтоб в ко́рнях сила удержалась
И жизнью выплеснулась впредь.
Завяли травы, – корни живы.
Не зря в холодном декабре
Земля им крепостью служила,
Верней, чем стража при дворе.

Песни бабьего лета

Зябнет солнце в голубой тиши,
Первой тучкой осени задето.
Жарко поработало всё лето,
Не забыть колосья-крепыши.
А теперь торопится домой
И глядит не так, а ведь, бывало,
У реки с мальцов штаны срывало,
В воду загоняя по прямой.
Шепчутся, сутулясь, облака,
Глядя на задумчивые листья,
И рябин окрашенные кисти
Обогреться тянутся к рукам.
Вспомнятся шальные соловьи,
А потом погасит осень свечи
И уйдёт, допев в последний вечер
Песни задушевные свои.
Бабье лето улетает в высь.
Что нам горевать, зачем сердиться?!
Вновь кукушка, заглянув нам в лица,
Щедро в мае отсчитает жизнь.

Счастье – в слове

Слова родные собираю.
Коплю наследство сыновьям.
Слова – что крошки каравая
И ноты бесконечных гамм.
Мои запасы не богаты,
Но счастье близко, а пока
В них звуки – светлые сонаты,
Что в праздник льются в облака.
Отдельно слово можно взвесить —
И пустяковый будет вес,
Собрать же по российским весям,
То шар земной – их легче. Весь!
За словом бегаю, – мальчишка.
Ловлю, как бабочку, кричу.
Потом записываю в книжку
И в церкви жгу ему свечу.

Марина Толчельникова

* * *

Памяти Лены Горелкиной

Каким ты берегом уходишь,
Вода прозрачная в реке?...
А мне останется всего лишь...
Ракушка хрупкая в руке,
И голос, в небеса зовущий,
И то, что больше... не вернёшь,
Песок, без времени текущий
Меж пальцев, одолевших дрожь...

Лес

Подхватит дождь непрошеные слёзы,
Соединит с небесною водой,
И задрожат сочувственно берёзы
Над вечной человеческой бедой...
И растворится боль в объятьях леса,
В еловых лапах, колющих любя,
И станет вдруг светло и интересно.
Куда тропинка выведет тебя?..

* * *

Крадётся время по сугробам,
По первым листьям, по грибам,
Чтобы потом припасть к порогу
Родного дома… Я отдам
Весь этот путь, и декораций
Сменяемость, и маету,
И громкий свист, и шум оваций
За нежность позднюю за ту,
Когда, усталое с дороги,
Приляжет время на плечо,
На том единственном пороге,
Где даже солнцу горячо…

* * *

И друг от друга вдалеке
Мы разговор не прекращаем,
Течёт он, как вода в реке…
Я наливаю в чашку чаю
И листик мяты грею в нём…
Пронизывает ароматом
Тебя не позабывший дом,
Где забывали мы когда-то
О всех тревогах и путях,
О всех прощённых и простивших…
Ты знаешь, память – не пустяк,
Для нас, без памяти любивших…

* * *

Ласково закат окрасил ели,
Те, что замечтались у калитки.
Вспоминаю бабушку, качели,
Кот Матрос запутывает нитки...
Далеко от детства не уходим,
Вот оно – в сиреневом просторе,
В дачной всепрощающей природе,
В тихом задушевном разговоре…

* * *

Будь музою, но только не кричи,
Не превращай сухие ветки в пламя…
Будь музою, как в сентябре лучи,
Что греют нежно, трепетно, не раня…
Я у излома утренней реки
Рисую угольком сгоревшей муки,
И проникает свет в черновики,
В береговую линию разлуки…

Сергей Топильский

* * *

Надут зелёный парус,
Луна – последний грош —
Вот всё, что мне осталось…
Куда ты, лес, плывёшь?
Ты жадностью людскою
Обижен и молчишь…
Хочу и я с тобою —
В нетронутую тишь.
Без мыслей беспокойных,
Без прибыльных затей
Жить можно там достойно
И полюбить людей.

* * *

Я в места, где обилие ягод,
Пробирался тропинкой лесной,
Но волнения жизненных тягот
Всё равно оставались со мной.
Гоноболь голубыми волнами
Гнала боль и тоску от меня,
И казалась мне грусть облаками
В тишине золотистого дня.
Хорошо под зелёным навесом
Укрываться от зноя тревог…
Я, общаясь по-дружески с лесом,
Не обижу невзрачный цветок.
С километрами дня за плечами,
Выйдя из лесу в час заревой,
Понял я, что не стоит печали
Суета за опушкой лесной.

Ирина Тульская

На пасеку

Пару дней достать бы из запасника
Своего музейного житья
Да уехать к дедушке, на пасеку:
– Здравствуй, деда, это ж, вправду, – я!
Помнишь, мы носились здесь весёлыми,
Приставая: «Ну когда же мёд?»
А Витька́, покусанного пчёлами,
Думали – и мама не уймёт!
Помнишь пруд с серебряными рыбами?
Ты сказал: «Клюёт, теперь держись!»
В общем, Витька вместе с Людкой выбыли
Из игры с названьем «просто жись»…
Помнишь, как вдвоём с тобой кумекали:
Полетит ли наш воздушный змей?
Ехать, стало быть, к тебе и некому:
Все – уже! А я – чуток поздней…
Мной давно забыты куклы-классики —
То ль забудешь, близких хороня…
Ты там, деда, на небесной пасеке
Обожди отставшую меня!

В земном раю, где солнечные пятна...

В земном раю, где солнечные пятна —
Невинный штрих к гармонии Вселенной,
Казалась смерть почти невероятной,
А жизнь – большой и необыкновенной.
Вплетался день в доверчивые прядки
Черёмухой распущенных соцветий,
Был полон дом, а в мире – всё в порядке,
И чистым приходил от речки ветер.
На грядках озабоченные куры
Искали то ли зёрен, то ли клада...
Бабуля их гоняла: «Кыш, петлюра,
Вот вечно нос суют – куда не надо!»
А дед шутил, разбрасывая просо
На зов бегущим крохотным цыплятам:
«И внучкин нос здесь крутится не просто,
Наверно, тоже в чём-то виновата!»
Никто не рвал чужой души на части,
Не бились чашки, плыли небом птицы.
И Божия коровка мне за счастьем
Летела каплей! Чтобы возвратиться...

А небо тут всё-таки выше...

Оврага заросшая полость,
Бурьян да крапива у ног…
Дремучая N-ская волость,
Где ты пригодиться не смог.
Но смотрят приветно домишки —
От самой Твери – вдоль пути,
И машет мне выпивший лишку
Сосед, приглашая зайти.
А небо тут всё-таки выше,
Поют по утрам петухи.
И самые лучшие пишет
Скрипучий колодец – стихи.
Картошка в мундирах на ужин
Из печки в литом чугуне,
И, кажется, больше не нужен
Тот мир, что тревожит извне…

После грибного дождя...

После грибного дождя
День, подгулявший немножко,
Высушит сбитую грязь,
Счастлив финалом вполне.
Радуга, чуть погодя,
В пруд семицветную ножку
Свесит и будет, смеясь,
Пяткой стучать по волне.
Дружная стайка мальков
Робко завьётся у клада,
Доли своей до утра
Ищет в земле скарабей.
И далеко-далеко,
Может быть, дальше, чем надо,
Всё, что казалось вчера
Важным и мне, и тебе…

Лоси

Ты опять вздыхаешь: «Не сбылось, и
Приговора не пересмотреть», —
Но плывут опушкой леса лоси,
Утонув в малиннике на треть.
Это ли не тот счастливый случай,
Что померкнет, буднями избыт:
Вот они, прекрасны и могучи
От рогов до кончиков копыт!
Равнодушны к нашим пепелищам,
Где без толку множатся дела,
Ничего не алчут, кроме пищи.
Разве – воли, света и тепла.
Ждёт, родной, и нас такая пристань,
Для какой не надобен билет...
И рассвет, богат, как Монте-Кристо,
Золото прольёт в лосиный след!

Звёздное

Над еловыми колкими лапами —
Сквозь густую дремотную тьму —
Звёзды тонко звенели и капали,
Будто плача невесть по кому.
Золотыми вселенскими знаками
Прожигали снега до земли
И хотели домой одинаково,
Но вернуться уже не могли.
Для житейских коллизий не созданы,
Угасали: спасения нет...
А с утра мать-и-мачехи звёздами
Из проталин моргали на свет.

Тоска

Ест меня тоска вторые сутки…
Рассосётся ль как-нибудь само?
Поутру в трясущейся маршрутке
Сочиняю Господу письмо.
Чтоб во гневе ликом не суровел
(Разбирать каракули – не мёд!),
Вывожу по буковкам: здоровье!
Для кого? Он – умный, Он поймёт…
Сколько мы обид разворошили —
Не помогут Вагин и Леви…
Попрошу мозги!
Кому? Страшиле!
Дровосеку – сердце, в нём – любви!
Ты лети, молитва, к Богу на дом,
Мол, подай! Я здесь издалека…
А себе?
Да ладно…
Мне не надо!
Что – тоска…
Подумаешь, тоска!

Вячеслав Тухтунский

* * *

Бой в горах, душманы атакуют,
Бьют на пораженье из-за скал.
Умереть героем, но такую
Смерть никто, наверно, не искал.
Пули вылетают ниоткуда,
Рвёт тела безжалостный свинец.
Взрыв снаряда и металла груда,
Плачет окровавленный юнец.
Мамка не поможет, только слёзы
Влагой оросят могильный крест,
И родные русские берёзы
В память прошумят листвой окрест.
Эхо разрывает перепонки,
Выжить нелегко в чужих горах.
– Господи! – кричит солдат в сторонке,
Но с вершин доносится: – Аллах.
Кончилась война, в стакане водка.
Нет победы, кто же виноват?
Песней пьяной надрывает глотку
Без ноги оставшийся солдат.

* * *

Не завидуйте люди, не надо:
Солнце выйдет, согреет и вас,
И плоды Гефсиманского сада
Вас с любовью накормят не раз.
Радость сменит унылую пору,
Слёзы счастья омоют глаза.
Прекратите обиды и споры,
Подойдите к святым образам.
Небо вновь будет светлым и ясным.
Пенье птиц, шелест трав и листвы
Вам напомнят о самом прекрасном,
Знайте, люди земли – это вы.
Знайте, где б вас пути ни водили,
Как бы дни на земле ни неслись;
Память вечная – крест на могиле,
А на куполе крест – это жизнь.
Православие – вера и верность.
Дух, который в сраженьях окреп.
Честность, преданность и откровенность,
Помощь другу, голодному – хлеб.
Не завидуйте люди, не надо.
Доброту сохраните вовек,
И надейтесь, что будет награда,
Ведь умеет любить человек.

* * *

Покосились избы, почернели,
И ограда сгнившая лежит.
Ни души, и лишь сова на ели
Всё это богатство сторожит.
Как же будешь жить теперь, Россия,
Без корней, что дали древу жизнь?
А когда-то здесь луга косили,
Тройки с колокольцами неслись.
Я заплакал, но сквозь слёзы вижу:
Дети на другом краю села,
Паренёк своей лошадке рыжей
Поправляет ловко удила.
Вижу, поле вспахано у леса.
Жив мужик! И главное – не ленится:
Банька у реки, а под навесом
Дров к зиме огромная поленница.
А когда увидел дом красивый,
Рубленный из нового бревна,
Понял я – моя земля Россия —
Не совсем пропащая страна.

* * *

Загудела в бане печка,
Будет лёгкий пар.
Выхожу я на крылечко,
Ставлю самовар.
Хочешь – веник из берёзы,
Хочешь – из ольхи.
Из парилки – в снег морозный,
А потом – стихи.
На столе блины с вареньем,
Ароматный мёд.
Баня, чай, стихотворенья,
Аж душа поёт!

Галина Тычина

Старый Tоомас

Эти узкие улочки Таллина,
Что уводят в квартал старины…
Скрипка звуки роняет печальные
В тёмной нише замшелой стены.
Возвышаются шпили над городом,
Зацепившись за край облаков,
И слетаются стаями во́роны,
Будто призраки давних веков.
Старый Тоомас, ветрами пронизанный,
Город свой бережёт от беды,
И туманы полотнами сизыми
Укрывают былого следы.

Стокгольм

Город древних сказаний, поверий
И готических строгих церквей.
Берегут незакрытые двери
Связь минувших и будущих дней.
Тонут парки в расплывчатой тени.
Волны рябью в каналах дрожат.
И томится в безделье и лени
Катеров многочисленный ряд.
Прохожу мимо Ратуши красной,
Время словно увязло в смоле.
И зовёт голос прошлого властно,
Как звучанье органа во мгле.

* * *

Полон звуками дом деревянный:
Скрип ступеней тревожит в тиши,
Мышь скребётся в углу под диваном...
За окном – ни единой души.
Кроток трепет горящей лампады —
Тень дрожит в полумраке ночном,
И в мерцании лунного сада
Дремлет лето под каждым кустом.
Мне не спится в родительском доме.
В жаркой печке поленья поют...
До рассвета лежу в полудрёме —
Так отраден забытый уют...

* * *

Стою в объятьях синих далей,
Заря ласкает прядь волос,
Маня от прожитых печалей
В долину трепетных стрекоз,
Где пахнет мятой и смолою,
Где рябью вод любуюсь я,
Идя заросшею тропою
По разнотравью бытия.
Тут сонной тайной дышит время
И пишет вязью в тишине,
А Богом брошенное семя
Библейской мыслью светит мне.

* * *

Живу во снах, как наяву,
Я в них играю чьи-то роли
И прячусь бабочкой в траву
На васильковом светлом поле,
Я разнолика в каждом сне:
Русалка в озере... Жар-птица…
Лежу жемчужницей на дне,
Слыву в Египте первой жрицей.
В бурлящей плаваю реке,
Преодолев её пороги,
Держу планету на руке,
Ищу заветные дороги...

* * *

Стоит прихожанка с котомкой
Под грузом душевных грехов,
Читая молитву негромко —
Канон из библейских стихов.
Здесь лики святые на стенах
В окладах неброских висят.
И вкрадчиво-зыбкие тени
Качаются в свете лампад.
Под купол церковного неба
Взмывая к истокам своим,
Венчает пасхальный молебен
Заутрени выдох – «Аминь!»

Николай Уланов

На новгородчине

Сколько здесь полегло в лихолетье
Заслонивших Россию солдат!
Сколько шрамов глубоких, отметин
Вдоль дорог на потомков глядят!
Не безмолвны в цветах обелиски.
Каждый камень расскажет о том,
Как сражались с чумою фашистской
Братья старшие в сорок втором,
Как сражались простые ребята
В час нелёгкий за наш Ленинград.
Эту память великую свято
Наши дети и внуки хранят.

Мокрая зима

Раньше, я помню, зимой любовались,
С горки высокой на санках катались,
Строили крепости… Нынче ж – беда:
Снежной зимы не осталось следа.
Дождь моросит, расползаются лужи,
Отдых такой нам, пожалуй, не нужен.
Лучше уж дома у печки сидеть —
С дедушкой песни любимые петь.

Ирина Устинова

Я бегу босиком по рассветам...

Я бегу босиком по рассветам,
По траве, по росе леденящей,
По уже запоздавшему лету
И по звёздам на небе блестящим.
Я ловлю каждый миг уходящий,
Исчезающий сразу из виду.
Забываю под ливнем летящим
Жало зла и слепую обиду.

Сказка русской зимы

1.

Сказка русской зимы…
Деревенька. Снега.
Запорошена в город дорога.
Жёлтый свет из окна.
Синих елей стога.
И душа просит милость у Бога…

2.

Снегов беспризорные горы —
Стога вездесущей зимы,
Рождественских ёлок узоры,
Тропический запах хурмы.
Разлито безмолвие в дрожи
Слепого январского дня.
Как тихо... Я чувствую кожей
Твой взгляд, что целует меня...

* * *

В сладком сумраке спящего дома
Мне с собой хорошо и легко,
Первобытная мягкая дрёма
Собирает соцветья стихов.
Шепчут сонмы сиреневых сосен
В задремавшем волшебном саду,
Где в дождях заплутавшая осень
Стелет листья на гладком пруду.

* * *

Дойти до корней, до основ,
Отбросив пустые сомненья.
Я слушаю шорохи слов
И ритма тугое движенье.
Мечом не разрушу мечты, —
Мучительны каждые роды,
И слово летит с высоты,
Даруя поэту свободу.

* * *

Серебристые струи осенних дождей
Выбивают по крышам мелодии грусти,
Я запру на замок ворох летних затей,
Чтоб зимой воскрешать нежных бабочек буйство,
Чтоб зимой отомкнуть заржавевший замок
И увидеть тревожную россыпь рассвета,
И вспорхнёт лёгких крыльев лесной ветерок
Так давно потускневшего сладкого лета.

Галина Уфимцева

* * *

Предпочитаю письменную речь,
Она в молчанье легче мне даётся.
Уста молчат, ну а душе неймётся
Безмолвье в слово на листе облечь.
Предпочитаю письменную речь,
Когда шумят, галдят в атаке спора.
Она не так быстра, но эта скорость
Мне помогает душу уберечь!
Меня спасает письменная речь,
Когда слеза мою туманит душу.
Перед бумагой никогда не струшу!
Исповедальна письменная речь

* * *

Любовь слепа, а горе зорко,
Кто в горе руку мне подаст?!
Любовь предаст, а горе-горько
Страданьем исцеляет нас.
Но вот сквозь стиснутые губы
Шепчу с тоскою вновь и вновь:
Избавь, Всевышний, от остуды,
О дай мне, дай ещё Любовь!

* * *

Ель-свеча стоит в конце дороги.
Я иду на этот белый свет…
Прочь с души сомненья и тревоги!
Подрастаю я душою в Боге,
И преград для Божьей силы нет.

Любовь Федунова

Новгород

Тучи свинцовые небо покрыли
И, над Детинцем повиснув, застыли.
Голубь вздремнул на ступенях собора,
Пенье услышав небесного хора.
Колокол спит. Не волнуется Вече.
Всюду затихли и звоны, и речи.
Дождь моросит над Кремлём и Софией.
Меч крестоносца и копья Батыя
Где-то лежат за широкой рекой,
А над Софией – осенний покой.
Пахнет листвой уходящего года,
Древнею Русью и словом «свобода».

На Волковском кладбище

Нет цветов на могиле Блока.
Загрустил потемневший снег.
Предсказал Гамаюн синеокий
Невозвратного времени бег.
Постою на безлюдной тропинке,
Помолюсь над угаснувшим днём,
И растают холодные льдинки
В растревоженном сердце моём.
Гроздь рябины к могиле поэта
Положу я на тающий снег,
И лучи предзакатного света
Посулят половодья разбег.

* * *

Оранжевый листок упал на плечи,
и пробудилась спящая душа.
Околица – берёзовые свечи
и шорохи речного камыша.
Дрожит роса на зелени осоки
в предчувствии снегов и ветряка.
Призывный клич над омутом глубоким
свинцовые заполнил облака.
Смешала осень запахи и краски,
Янтарно-изумрудные холсты
развесила по миру без огласки
среди житейской нашей суеты.
В тишь Лукоморья позвала тропинка,
где дремлет богатырь – кленовый лист.
Чуть-чуть спугнув нарядную осинку,
трёхрядку ладит ветер-баянист.
Лукавое, божественное – рядом.
Сомнений ком – седая голова.
Но лечит всё осенняя прохлада
и превращает травостой в слова.

Памяти архитектора Коробова

Дворцы Петербурга! Вы дети Растрелли,
барокко взметнувшего в небо качели.
Парадные залы, огни и фонтаны
рассеяли вмиг Петербурга туманы.
Сквозь призму лесов и шипение фабрик
я вижу под парусом русский кораблик,
летящий над морем в Галерную пристань,
где Коробов строил дома неказисты.
Аптеки и склады, сараи для флота —
России нужна и такая работа!
Черти, архитектор, валы да стропила,
готовь молотки да зубастые пилы!
«Иваном» – назвали, «Иваном» – крестили.
А где и когда – все архивы забыли.
Лишь помнят Голландии Новой каналы,
как шёл он со службы смертельно усталый.
Промокшие ноги сушил у камина,
А рядом стояли два маленьких сына…
За окнами ветер свирепый ярился,
но крепла Россия, и град возносился.

Записные книжки

Открываю книжки записные,
но молчат из прошлого звонки.
Только всюду голоса родные
окликают: в поле, у реки.
Из былого тихо и неспешно
мне они расскажут обо всём:
о своих несбывшихся надеждах
и о счастье, что входило в дом.
За окном – тяжёлые туманы,
лист парит под кронами осин.
Телефонный номер – в сердце рана,
и тепло ладоней: «Здравствуй, сын!»

Виктор Фёдоров-Вишняков

Валдай

Меж Петербургом и Москвою
Есть легендарный древний край
С печальной русскою душою,
С весёлым именем Валдай.
Иваном Третьим осаждённый,
Лишился Новгород свобод,
А «Вечник» – колокол соборный —
В Москву отправили. Но вот
Валдайские крутые горки,
С подводы там сорвался он
И раскололся на осколки,
Низвергнут, но не покорён.
И все осколочки, оскольцы,
Освободившись от оков,
Вдруг превратились в колокольцы,
Запев на тыщи голосов.
А ямщики, здесь проезжая,
Их подобрали и спасли,
И колокольчики Валдая
С тех пор звучат по всей Руси.

Дороженька

Далека ли ты, моя дороженька?
Лишь бы сил хватило на пути,
Лишь бы только выдержали ноженьки,
Лишь бы только всю тебя пройти.
Озарится солнцем утро раннее,
Защебечут птицы в тишине,
Позовет меня дорога дальняя
В край родной, к забытой стороне.
Ты веди, веди меня, дороженька,
К домику в сиреневом саду,
Постучу в оконце осторожненько
И без сил, как птица, упаду.
Но никто меня не встретит ласково,
Отзовётся домик тишиной.
Только щебетать мне станут ласточки
И кружиться будут надо мной.
А пока шагаю по дороженьке
И считаю вёрсты на пути.
Помоги, Всемилостивый Боженька,
К роднику родимому дойти.

Предчувствие весны

Тамаре Уржумовой

Стали ночи намного короче,
Продолжительны дни, и ясны,
А февральская вьюга пророчит
Нам приход долгожданной весны.
Что-то в нас по весне встрепенется,
И, взлетев, за собой позовёт,
Веселей ретиво́е забьётся,
А душа соловьём запоёт.
И утихнут былые печали,
И с невиданной силою вновь,
Озарив неоглядные дали,
Вспыхнут Вера, Надежда, Любовь!

Галина Федорова

* * *

Всё былое-прошлое
Замело порошею,
Лишь стихи остались
И живут в душе.
Пролетели годики,
Отходили ходики,
Цепь замкнулась времени:
Каждый день – клише.
Дети наши выросли
Не в слезах и сырости,
А в любви и счастии:
Мама-папа – есть.
Школу все окончили,
Вузом озабочены,
Есть любовь у каждого,
Благородство, честь.

Обращение к поэту

Согрей меня своим стихом,
Чтоб я, придя домой с работы,
Спешила в руки взять твой том,
Усталость сбросив и заботы.
Изранить сердце мне не дай,
Оно и так уже устало...
За окнами звенел трамвай,
Луна вопросы задавала...
Пусть шум машин и ветра вой,
Дождливое, сырое лето.
Я, закрывая томик твой,
Живу, стихом твоим согрета.

Лев Фунчиков

Детство

Опять мне снилось детство.
Сирены нудный вой.
В подвале по соседству
Мальчонка чуть живой.
Опять всю ночь терзали
Фугасы тишину.
В подвале проклинали
И темень, и войну.
Над низким сводом гулко
Ломился в дом металл
И сыпал штукатурку
На головы подвал.
И замирало резко
В груди под мёртвый свист.
Неслышно,
Занавеску
Вспугнув,
Зелёный лист
На стол мне бросил ветер.
В нос прянул майский мёд.
Чу! Детство, детство где-то
За окнами идёт.
Шаля, смеясь, шагает
Под звонкий гам весны.
Я рад: оно не знает,
Что есть такие сны.

* * *

Одеяло на пол
С голых плеч ползёт.
Мишка косолапый
Тапки стережёт.
В выгоревшей майке
Спит малыш. Устал.
Золотистый зайчик
В волосах застрял…
Спит малыш. Чуть слышно
Тикают часы.
Стрелки-шалунишки
Сдвинули усы.
Тихо в этом мире.
Нет в нём грубых слов.
На земле в эфире
Только стук часов!
Где-то там за рамой
Мир полей, росы…
Только мишка, мама,
Зайчик и часы.

У часов

Сквер. Часы. Скамейка. Ровно десять.
Возле циферблата пляшет снег.
В тучи окунулся жёлтый месяц.
На скамейке замер человек.
Не придёт. Из темноты минуту
Стрелка, вздрогнув, вырвала опять.
Он не знал, что это очень трудно
Одному с пустой скамейки встать.

Юлия Хрисанфова

Чудо

Не видим, куда и откуда
Пришли мы в назначенный час,
Но ждём непременного чуда
Во всём, что сокрыто от глаз.
И кажется вечной дорога,
Вопросы роятся и жгут —
Удастся ли вылепить Бога
По образу светлых минут?..
Узнаем ли правду на склоне,
Душой обращённые вспять —
К тому, что всегда на ладони, —
О том, что нельзя осязать...

Звучание

Я шью иглой карандаша
Всё, чем дышу на свете белом…
Словами выткана душа,
Душою высказано тело,
Несовершенство глаз и рук,
Смех жизни, слёзы погребений…
Всё – воплощённый в мире – звук
Совсем нездешних откровений.
И в море созданных помех
Звучим – один другого тише.
И каждый сказан был – для всех,
но мало кто его услышал.

Сумерки

Полусвет кому-то – полутьма,
Ярче очертания предметов.
В полутьме унылая зима
Спрятала улыбчивое лето.
Спрятала, да так, что не найдёшь
В сумерках неискреннего слова…
Полуправда для кого-то – ложь,
Сколько ни доказывай иного.

* * *

Ко всему безучастно готов
Мой рассудок, а что остаётся?
Остывает в пыли городов
Медный след уходящего солнца.
И неловко от детских обид —
Их цена возросла многократно.
Я лелею последний гранит,
Охранивший родимые пятна
От рабов, проходимцев, калек,
Чья наука – торги да смотрины.
Самозванец – неоновый век —
Без огня зажигает витрины,
Вызывающе светел и глух —
Повзрослев, мы о многом забыли…
А летящий над пропастью Дух
До сих пор создаёт нас – из пыли.

Кубок

Когда крыльца не заскрипят ступени,
Дорога ляжет чёрною чертой,
Ты всё отдашь рассудку, как забвенью,
Как с жизнью, распрощаешься с мечтой...
И выпадет из рук заветный кубок,
И воспалится явью тишина —
Вернёт на землю ласково и грубо
Ошибок недопитая вина...
Вернёт на землю ласково и грубо
Та тьма, что затекла под образа...
Когда безлико улыбнутся губы,
Останутся печальными глаза.

В пустоте

Всё растащили, всё разворовали,
В душе – как в тёмном и пустом подвале,
Где страшно, холодно, ни выхода, ни входа,
И, словно плесень, нарастают годы...
Осталось ждать, что счастье улыбнётся,
Зажжёт свечу, согреет, приберётся,
Натащит новой светлой суеты...
Меня наполнить можешь только ты...

Силуэты

Что загадать? Я ничего не знаю…
А то, что знаю, – прожито другими.
Там – истина, померкшая за краем,
А здесь костры, – и мне уютно с ними.
А здесь война за каждую улыбку,
И на прокрустовом бессонном ложе
Земле не спится… холодно и липко
Проводит свет по воспалённой коже.
Там – в вышине, у лампы золотистой
Мелькает силуэт за силуэтом —
Другие звёзды… или просто листья,
И каждый лист – упавшая планета.

Молитва феминистки

Спаси меня от правдолюбцев,
Чья честность радует и бесит,
Спаси от умных и безумцев,
От революций и депрессий,
От похвалы и поруганий,
Гармоний и противоречий,
Не самых страшных испытаний
И обязательных увечий.
Я допоздна сжигаю грёзы,
Мешая слёзы с никотином —
Спаси от чёртова наркоза,
Что называется «мужчина» —
Его так много на орбите,
Но на планете очень мало...
Спаси, ... мой раб и покровитель,
Я слишком от тебя устала.

Ирония

Утро светлое, беспокойное,
Холод выпит весь до глотка...
Как нам быть теперь, недостойный мой?
иль не быть пока...
Переждём зарю предрассветную,
Не заладится – убежим
Снова светлыми, снова смертными,
снова – в жизнь...
Целоваться по тихим лестницам,
Может, просто – поговорим,
Будет дым сигаретный пениться,
белый дым...
А любовь моя... ты не тронь её,
Холод выпит весь до глотка,
Снова глаз промелькнёт ирония...
...и – «пока»

* * *

Бессонный воздух пахнет дымом,
Светла за окнами заря,
Я занята необходимым
На перекрестье декабря —
Вдыхаю воздух тёмной спальни,
Где призрак завтрашнего дня
Блуждает сумрачный и дальний,
И так похожий на меня...

Алевтина Чевокина

* * *

Блокада – слово, как набат,
Блокада – это мрак и холод,
Снарядов гул, бомбёжки, голод, —
Всё перенёс мой Ленинград!
Блокада – это боль утрат,
Но наш народ – непобеждённый!
Восстал из пепла возрождённый,
Мой вечно юный Ленинград!
Блокада – крепкой дружбы узы,
К победе воля… И живой,
Всегда прекрасный город мой —
Герой Советского Союза!

Мать-и-мачеха

Улыбка первая весны —
Мать-мачеха проснулась,
И улыбнулась в день войны —
Так скорбно улыбнулась.
«Я буду матерью для вас, —
Тихонько прошептала, —
Сорви меня, сорви сейчас,
Пока листочков мало.
Я витаминов злой зимой
Хранила вашу долю,
Примите дар скромнейший мой,
Питайтесь ими вволю».
С тех пор прошло немало лет,
Путь в прошлое – неблизкий…
О, желтоглазый первоцвет,
Прими поклон мой низкий!

После первой публикации в газете

В мой стих селёдку завернут
Иль хлебушка кусок,
А, может, в туфлю затолкнут,
Чтоб просушить носок.
И станет мокнуть бедный стих
И киснуть в темноте.
Мне жаль его – из нас двоих
Лишь он на высоте.
Он беззащитен, хоть не тих,
Он искренен всегда,
Не заворачивайте в стих
Селёдку, господа.

Исток Волги

Здесь приютился скромный монастырь,
Овеян именем святой княгини Ольги,
И сердце радует простор земли и ширь
Лугов, холмов. И здесь истоки Волги.
Святые земли – радость для души,
Её отрада, мудрость, вдохновенье.
Сюда хоть раз ты в жизни поспеши
И получи душе благословенье.
Так познаём мы Родину свою.
Чем раньше, тем сильней, светлей и чище.
Кто смог к её приникнуть алтарю —
Себе другой он родины не ищет.

Нина Чидсон

* * *

В обнимку с питерским дождём,
В тени широкой тучи-шляпы,
Окутанной его плащом,
Спит ель, покачивая лапой.
Замшелой сединой своей
Ты на меня слегка похожа,
В краю, где царствует Борей,
И я гуляю, дни итожа.
И пусть судьбы моей пальто
Потрёпано, давно не модно
И полиняло, но зато
Мне в нём уютно и удобно.
От стрессов жизненных препон,
От лжи и пошлости эфира
Надёжно служит капюшон
Из нитей внутреннего мира.

Зима

Питерских шпилей острые копья
В клочья порвали ткань тучных перин,
И разлетелись мохнатые хлопья
Белого пуха с небесных вершин.
Плавно осело плотное облако,
Снег на деревьях, цветных куполах,
Ожило всё, нету прежнего облика
Города в пасмурных серых тонах.
Снег укрывает пледом искристым
Скверы, ограды, решётки ворот,
Куст под окошком стал белым, пушистым,
Словно ангорский породистый кот.

Слово

В начале было Слово,
Слово было у Бога,
Слово было Бог.
Евангелие от Иоанна, 1-1

О, Слово истины! Ты – Бог,
И сила слова всем известна.
Но святости твоей чертог
Мы преступаем повсеместно.
Шуршим словесной шелухой,
Что говорим, не помним сами,
Мы рушим ближнего покой,
Соря обидными словами.
Льют в уши искушенья яд
Наивным Евам Казановы;
Суд над талантами творят
Завистники коварным словом.
Кружит банальных фраз поток,
Пытаясь, и порой искусно,
Прикрыть, как фиговый листок,
Срам нищеты ума и чувства.
О, Слово, ты мой царь, мой бог,
Так научи, мне неизвестно,
Как говорить, чтоб между строк
Простор был мыслям в слове тесном!

Ночь в Дагомысе

Лиловый купол южной ночи
Стремительно спустился вниз,
Окутав мраком город Сочи,
Его курорты, Дагомыс.
Прибой у ног мурлычет кошкой,
Штурмует грозно скальный склон.
Сияет лунная дорожка
Прорехой на асфальте волн.
Под музыку мелодий старых
Призывно стонет саксофон,
В кафе скользят неспешно пары —
Здесь танцевальный марафон.
А на вершине терренкура —
Скамейка для усталых тел,
В засаде там сидят амуры
С колчанами любовных стрел.
Совсем забыла, вот досада,
Сосед на танцы звал вчера,
Но лень, давленье мерить надо,
Пожалуй, и в постель пора.

Бабье лето

Куст ромашек жалкий, куцый
Облететь давно готов.
Греется в огне настурций
Просинь васильков.
А прозрачные берёзки
Им не застят свет,
Щедро сыплют на дорожки
Медь своих монет.

* * *

Кровь умирающего дня
Течёт из рваной раны.
Пробитых облаков броня
Окрашена багряно,
Пожаром полыхнув в окне,
Теплом стекает светлым
И застывает на скамье
Холодным серым пеплом.
Ушёл на отдых зной дневной,
Луна встаёт устало,
И укрывает шар земной
Дырявым покрывалом.
Недолго длится ночи тень,
Незыблема основа
Закона жизни: умер день —
Да здравствует день новый!

Бессонница

Часы стучат: «не так, не так».
И закружился у постели
Бессвязных мыслей кавардак.
Невнятных образов метели.
С тобою, спутница ночей,
Бессонница, мой спор извечен
В проулках памяти моей.
Ты бродишь, зажигая свечи.
Не разделив со мной мечты,
Подносишь горький яд сомненья,
Надежд увядшие цветы
Бросаю на алтарь смиренья.

Виктор Чиркунов

* * *

Афанасию Фету

О, сколько в нём сокрыто мощи
И как он дорог для меня,
Певец благословенной ночи,
Певец искрящегося дня!
Он в самой сути изначален,
Как вечный холод или зной, —
Певец изнеженной печали
И бурной радости земной.
Един и противоположен —
Набат и хрупкость хрусталя.
Неравнозначен, непреложен
И вечной памятью умножен
Певец твой, Русская земля!

Осень на Вальзе

Ах, чёрт возьми, какая осень!
Какие краски – ну и ну!
За тысячи звенящих вёсен
Не отдал бы её одну!
Такой простор! Такая свежесть!
Такой пожар горит везде!
Такая буря! Кротость! Нежность!
В одном берёзовом листе!
Орга́н и скрипка. Крик молчанья,
В багрянце стынущие сны,
Немое, страшное отчаянье,
Гроза и песня тишины.
В лесу, в полях кипит работа,
И дни багрянца сочтены.
Но осень-мать готовит ноты
Для песни будущей весны.

Флейтист

Не у дороги полевой,
Не над глухим причалом,
Не между небом и землёй
Мелодия звучала.
В неясном свете замер гам,
И в глубине, у стенки,
Играл флейтист – совсем пацан —
На станции подземки.
На бледно узеньком лице
Дробился лучик тонкий,
И пела флейта о певце —
О жаворонке звонком.
Флейтист мелодией явил
И зной, и дух полыни,
И пела флейта о любви
И о небесной сини.
А наверху кипел балдёж,
И пелось, и плясалось,
Там золотая молодёжь
По полной отрывалась.
И баксы тысячами шли,
И обнажалось тело.
А здесь, в подземке, о любви,
О счастье флейта пела,
О том, как хороша весна,
Как славно жить на свете,
О том, что Родина одна,
И мы – России дети.

Константин Шатров

Любить по-русски

Всё! Конец! Развожусь! Уезжаю!
Все мосты порублю и сожгу!
Вот ведь стерва попалась какая!..
Видеть больше её не могу!
Уходя, прибабахаю дверью,
Так что треснут и дверь и стена!
Говорят, за Торжком или Тверью
Есть забытая Богом страна.
В ней укроюсь от внешнего мира.
Прагматично с природой сольюсь.
От ходячего в юбке кумира
Я с усмешкою злой отрекусь.
Чтоб совсем не свихнуться без дела,
Буду свой обустраивать дом.
Постараюсь, чтоб женского тела
Даже запаха не было в нём.
И ушёл. И уехал. И дверью
Жахнул так, что считай, двери нет.
И пошёл, помешавшийся Тверью,
На вокзал – брать плацкартный билет.
Ну, и что получилось в итоге?
Я уехал не в Тверь, а к сестре.
Это, в общем, почти по дороге,
Но дешевле… в соседнем дворе.
И сестра, незамужняя сроду,
Приняла – всё же в доме мужик…
Не учла, что в прошедшие годы
Я работать по дому отвык.
Что обычно, вернувшись с работы,
На диване с газетой лежу.
Если где-то испортилось что-то,
Я упорно туда не гляжу.
Образ жизни мой, видимо, вскоре
До печёнок сестрицу достал.
Поначалу случайные ссоры
Перешли в перманентный скандал.
Я, признаться, её понимаю,
За скандалы её не кляну,
Но всё чаще с тоской вспоминаю
Нашу дачу, квартиру, жену…
Бесконечно, особенно ночью,
Эротичные мучают сны.
И я вижу, как будто воочью,
То коленки, то спину жены.
И теперь не Торжком и не Тверью,
А женой наполняю мечты.
Я готов реставрировать двери
И уже воздвигаю мосты.
По утрам, не успею проснуться,
Шлю подарки и письма пишу,
И уже мне позволить вернуться
Обещают, когда заслужу.

Зеркало

Разбилось зеркало. В осколках тротуар.
А в них калейдоскопом – мельтешенье —
Теней и красок праздничный базар,
Обрывки моментальных отражений.
Мелькают руки, сумочки, плащи,
Портфели, джинсы, туфельки, корзины —
И тут уж понапрасну не ищи
Доступной пониманию картины.
Здесь всё в лоскутьях, всё и вкривь и вкось,
Сплелось, смешалось: небо, вещи, лица —
Сплошное буйство пятен и полос,
Но целым ничему не отразиться.
Таким вот люди постигают мир
Через осколки собственного взгляда.
И видят только крохотку громады
Из личных дач своих, машин, квартир.
Но вот, заветной мыслью одержим,
Придёт сюда мудрец, осколки сложит,
И в зеркале весь мир увидеть сможет,
И обо всём поведает другим.

Я верю

Я верю – летопись России
В скрижали наши вековые
Не до конца занесена.
Народа дух неукротимый
Сокрыт внутри.
Неотвратимо
Воспрянет спящая страна!
Я верю – мысли светлый гений
Рассеет сумрак заблуждений,
И мир увидит наяву
Неисчервлённую свободу
В руках Великого народа.
И этой верой я живу.

Майя Шеремет

* * *

Я рада – мой гостеприимный дом
Вас радует не блеском и изыском,
А теплотою дней, прошедших в нём
В кругу ушедших дорогих нам близких.
Я расставляю старый мой сервиз
На скатерти, подаренной свекровью,
И красное вино, как лучший приз,
В стаканах отливает тёмной кровью.
Вы слышите родные голоса
И видите знакомые вам лица.
Земных богатств дарю вам чудеса
И предлагаю ими насладиться.
Гость каждый, посетивший этот дом,
Мне дорог – этот дом ему стал близок,
И я живу в сиянии улыбок,
Преподнесённых мне за дружеским столом.

* * *

Держу в руках я не синицу,
Я сокола держу в руках,
Я знаю: этой гордой птице
Парить достойно в облаках.
Я сокола рукою грею,
Слова шепчу и слёзы лью
И, удержать его не смея,
Простору неба отдаю.
Он не зовёт меня с собою,
Уже он к звёздам на пути,
А я шепчу ему – прости,
Не суждено нам быть с тобою!

* * *

Памяти Владимира Шеремет

Они погибли в ту войну
Как воины, по сути – дети,
Из пекла боя – в тишину,
Не добежав в двадцатилетье.
И приняли они тот бой,
Лет недожитых не считая,
Победе проложив собой
Дорогу в незабвенность Мая.
Из них никто встать не успел,
Ни даже просто крикнуть: «Мама!...»
Таков солдатский был удел —
Лицом к врагу, вперёд и прямо.
Их души детские взошли
Звезда́ми красными: на нивах,
Вдоль всех дорог родной земли
И возле речек торопливых.
Потомок! Поклонись им низко,
Пусть память станет обелиском
На тех могилах безымянных
В родной стране и в дальних странах.

Анна Шишкина

* * *

Нечаянность сюжета одного
Так очевидна и неоспорима,
В порыве ветра женщина шла мимо
Дубов летящих – в полотне Коро.
Но это мне – восторженному духу —
Струной звенящей с листьями взлетать,
А женщина, скорей всего, старуха,
Хотела перед ветром устоять.
Наклон вперёд – упрямо, жёстко, грубо,
И юбка – парус, главное – успеть.
О, стойкая бретонка, эти губы —
В столетьях отвердевшая камедь!
Умерь свой шаг и подожди немного.
Чуть отдышись, уж близится рассвет.
Листва густа, и не видать дороги,
Меня услышь – я твой теряю след…
Когда октябрь, как плачущий Пьеро,
А сердце – словно одряхлевший лапоть,
Мне хочется открыть альбом Коро —
Рассматривать и размышлять, и плакать.

Счастье

Нет, не умрёт, нетленно будет небо
И те сердца, что вновь и вновь горят,
И этот аромат кусочка хлеба,
И дочки взгляд, ах, что это за взгляд!
Все дети верят, что бессмертны мамы,
Бессмертны игры, птицы и цветы.
Они порой бывают так упрямы —
В защите помыслов небесной чистоты.

Николай Шумилин

Первый хлеб

И снова вспомнилась блокада:
С лица земли сметённый дом,
Солдат, вернувшийся из ада
Стоит над белым пустырём…
И огляделся, и не сразу
Походный «сидор» развязал,
И все нехитрые припасы
Рукам протянутым раздал.
Несу, не ем краюху хлеба —
Свой первый хлеб несу домой!
Он в руки мне не манной с неба —
Солдатской вложен был рукой.
Лишь мать заплакала тихонько
В линялый кутаясь платок,
И приговаривала только,
Мол, всё потом поймёшь, сынок.
И не был горек хлеб тот горький,
Тот хлеб военного пайка,
Но помню вкус шершавой корки
С глотком крутого кипятка.

Первая строка

Из всех известных на земле стихий
Одна есть – необузданная строчка,
С которой начинаются стихи —
Судьбы моей начало, а не точка.
Которая гудлива, как набат,
Как про запас припрятанное жало.
Строкой и словом побеждал Сократ,
Она частенько мужество венчала.
Живи и пой, начальная строка!
Живи и пой, войди в чужие судьбы…
Ночь для стиха безмерно коротка,
Когда рассветы строгие – как судьи.

* * *

От солнечных апрельских половодий,
От соловья, что пел зарю с листа,
Пришла сквозь зной грибных угодий
Осенняя причудливость куста…
Лоскутья луж дорогою остылой
Средь бела дня закованы во льды.
И сон земли, земли до боли милой,
Прикутан первым снегом молодым…
И стало явью всё, что было тайным:
Опавший лист и лес, прозрачный весь,
Всех удивит открытьем гениальным —
Черёд придёт и буйствовать и цвесть.

Свидание

Я долго шёл. Гудела непогода,
Снег бил в лицо и остужал виски,
И радость встречи, выстояв полгода,
Сжимала тело хрупкое в тиски.
Но, подчиняясь воле расписаний,
Под сердцем боль прощаний сберегу.
Недолюбив, недосказав признаний,
Следы разлуки ставлю на снегу.

* * *

Всё бродил, бродил по листопаду,
Бездорожьем вымотанный весь…
Лунный свет в притихшую прохладу
Нёс зарницы утреннюю весть.
Вот мой дом с притухшими огнями!
Ты уже проснулась, ты не спишь,
Говоришь беззвучными губами,
Что рассвет принёс я, говоришь…

* * *

Костёр в полудрёме – ночное:
На дальних дозорах – стога;
Две тени – две жизни, их двое,
И два между ними шага.
И робость меж ними стеною
Да робкая спелость полей.
Туманы струились в ночное
Средь редкого храпа коней…
…Косынка упала, светлело.
У всей у земли на виду
Две тени сближались несмело,
Две жизни сливались в одну.

Владимир Юрков

* * *

Мы умираем в одиночку.
Мы умираем по ночам:
Сознанье стягивает в точку,
Дрожь пробегает по плечам.
Мы вспоминаем торопливо,
Края подушки теребя,
То, что мы прятали стыдливо
И от других, и от себя.
Мы быть могли честнее, лучше!
Мы столько в мир могли вложить!
Но вот в окошке солнца лучик
Дарует свет и право жить.
И забываем мы беспечно
То, что пришлось нам превозмочь.
Мы всё успеем – жизнь-то вечна!..
Но впереди другая ночь.

* * *

Истоптаны до дыр
Стопервые штиблеты,
Но так же бьётся мир
Под краешком манжеты.
И снова невзначай
Засветится улыбка.
Улыбкой отвечай, —
Всё прочее так зыбко.
Всё прочее – как дым,
Так суждено от века,
Ведь именно таким
Бог создал человека:
С улыбкой на устах
И светлою любовью.
Пусть мы – увы, и ах! —
Дань отдали злословью,
Но зло не наш кумир,
И песни не допеты,
Покуда бьётся мир
Под краешком манжеты.

* * *

М.Трегеру

Я выбираю наугад
альбома старого страницу,
и на меня с неё глядят
друзей приветливые лица.
Альбом, историю храня,
её на кадры нарезая,
покажет прошлого меня, —
и я себя в себе узнаю!
Кадр – парашютное кольцо,
потянешь – купол развернётся,
и вот застывшее лицо
вдруг оживёт и засмеётся.
И рядом речка зашумит,
и где-то вдалеке – дорога.
В костре валежник так дымит,
что даже «ест» глаза немного.
Прыжок кончается. Суди
нас Бог за пройденные тропы.
Поют тихонечко в груди,
за сердце зацепившись, стропы.

* * *

Б.Окуджаве

Наш век ничуть не лучше и не хуже остальных,
понять легко – довольно оглядеться, —
всё так же люди делятся на добрых и дурных
с границей, проходящей через сердце.
Ах, гений, что нам гений? Да, он с вечностью «на ты»,
а где же шарм, изящность упаковки?
Взамен неясный образ непонятной красоты
и автор, в обращении неловкий.
Заставим Моцарта писать «на вынос» ерунду —
и вот зеваки руки потирают,
но Моцарт будет Моцартом лишь с совестью в ладу,
ведь моцарты иначе умирают.
Мотив летит над миром, строчка вьётся по листу,
колдует кисть над плоскостью холстины —
природе в унисон душа не терпит пустоту
и рвётся ввысь сквозь пошлость и рутину.

Саломея

1.

Я – как Рим-лицедей, выпускающий стрелы дорог.
Кто-то ступит на них и меня избежать не сумеет.
Стёрты плиты моих площадей миллионами ног,
но ещё не пришла, где-то пляшет моя Саломея.
Непомерную цену заплатят за страсти каприз
и плательщик, и жертва. Но, видимо, мир так устроен,
что опять без сомнения бросит влюблённый Парис
на весы олимпийских богов беззаботную Трою.
Что Парису Вселенная – лишь для портрета багет!
Дорогой древесины кусок, оттенивший Елену.
Бесполезен сосуд, если в нём содержимого нет.
Но закончен спектакль, и уборщик выходит на сцену.

2.

Саломеи не будет – у неё на сегодня больничный.
Снял тунику Парис – ждёт его за углом гастроном.
Реквизитор дороги смотал и маршрутом привычным
За Парисом вдогонку спешит за дешёвым вином.
На душе опустело. Ветхий сторож прошаркал до двери,
Глухо звякнул ключами, запирая висячий замок.
Саломея не спит, пьёт микстуру и всё-таки верит:
Кто-то ждёт появленья её. Он не должен…. Не мог….

* * *

Где-то нива золотится,
где-то горы прячет мгла;
от границы до границы
ширь безмерная легла,
а по избам закопчённым
безнадёга голосит.
Только песни да иконы
выживают на Руси.
Что ни век – война да смута.
То холера, то пожар
приучают поминутно
жить на лезвии ножа.
Ни управы, ни закона,
и пощады не проси!
Только песни да иконы
выживают на Руси.
Сколько это будет длиться
нас не спросят времена:
переносятся столицы,
исчезают имена,
изменяются каноны.
Если поднял крест – неси!
Только песни да иконы
выживают на Руси!

Екатерина Юрчик

Прости

1.

Прости, что меня не дождался,
Прости, солгала тебе я.
Ты в памяти милым остался,
А я уплыла, как ладья…
Ты спросишь меня, в чём причина,
К чему этот странный побег?
Но я промолчу, мой мужчина...
Растаял предутренний снег.

2.

Прости. Теперь не жду.
Прости. Но время лечит…
Прошедшую беду
Не вспомню я при встрече.
Об этом напишу
Лишь в тоненькой тетради.
Прощенья попрошу —
Не будет нашей свадьбы!
Не будет светлых дней
И праздничных нарядов…
Жену любил сильней,
Но был со мною рядом.

Галина Юрьева

* * *

Лепестки столетий опадают,
Затихает времени прибой:
Вечностью таинственно мерцает
Звёздный свет холодно-голубой…
Я – одна. Мне ничего не надо!
Льётся ночь в осенней тишине,
И плутает по дорожкам сада
Счастье, предназначенное мне.

* * *

Клубился пар над рыхлою землёю,
Распластываясь, таяли вдали
Перед вечерней бледною зарёю,
На север пролетая, журавли.
Весна дразнила предвкушеньем лета:
Разливом трав и клейкою листвой,
Черёмухою, под венец одетой,
И солнцем с непокрытой головой.
Весна звала, манила, билась кровью
В висках, звенела в воздухе густом,
Благословляя новые гнездовья
И нас – привычным, царственным перстом…

☼ Михаил Юхно

Стрела кипрея

Ещё последнего кипрея
Стрела лиловая торчит,
Ещё ручей, в дожде добрея,
По-журавлиному журчит.
Гудят осенние осины,
Как рой осиный перед сном.
Шагаю по зеркальной сини
Вселенной – в лужах, кверху дном.
Шагаю я, банальный смертный,
Не зная дня конца шагов,
И небо мерю той же меркой,
Что землю: снизу и с боков…
А мне б узнать, как в эту осень
Непостижимый Дух Святой
Рисует сон высоких сосен
И грусть под шубой золотой!
Все от тумана настрадались!
Туман дорог, туман пророк…
Но чем туманней Нострадамус,
Тем убедительнее Бог…
И компас мой: стрела кипрея,
Туман с просветом вдалеке
Да формула, как стать добрее…
На эфиопском языке.

Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовётся, —
И нам сочувствие даётся,
Как нам даётся благодать.
Фёдор Тютчев

Всеволод Азаров

* * *

Мой долг был труден, день тревожен,
Войною обожжён мой стих.
Нет, я ничем не отгорожен
От вслед идущих, молодых.
Не спрятан за чужой спиною,
Я жил с живыми. Шёл в моря.
Моё – оно всегда со мною,
Любовь моя и боль моя.
И если ты переиначишь
Иные замыслы – пускай.
Но нерешённые задачи
За нас и за себя решай.
Пусть электронные машины
Нашли разгадку древних слов,
Ты века моего былины
Узнаешь сам, из голосов —
Срывающихся, хрипловатых,
Где вперемешку смех и стон,
Сквозь орудийные раскаты
Врывающихся в микрофон.
Ты, девочка, на Поле Павших
С мечтою встретишься опять.
Здесь будут школьники всё так же
Дороги в жизни выбирать.
И только жаль, уже не будет
Нас, штурмовавших небеса,
Но и тогда услышат люди
Живые наши голоса.

Лев Алексеев

* * *

Затрещала по швам на проталинах снежная шуба,
никому не нужна одежонка с чужого плеча.
Рассупонится сердце, улыбкой овеются губы.
Зазвенит колокольчик ручья, и умолкнет печаль.
Я устал от зимы, её долгих ночей и капризов.
Как мальчишка, капели весенней несказанно рад.
Значит, всё ещё будет, и рано заказывать тризну.
Значит, всё ещё будет, не будет дороги назад.

* * *

Певице Ольге Вардашевой

Опустился занавес дождя,
разделивший день на До и После.
До – хмельное, выпитое в розлив,
после – поминальная кутья.
Опустился занавес дождя
между нашим будущим и прошлым.
В настоящем времени нам сложно,
разделил нас дождь на Ты и Я.
Странная загадка бытия,
мы в любви бываем одиноки…
Перед нами люди, а не Боги
опускают занавес дождя!

* * *

Горит луна молебною лампадой,
в объятьях темнокожей ночи я.
И пусть она лишь до утра моя,
чтоб стать счастливым – большего не надо!

Александр Алексеев-Гай

* * *

Опять необозримость океана
Да пенный след у судна по пятам.
На мостике помощник капитана
Поймать звезду старается в секстан.
Куда бы нас с пути ни относило,
Пусть берега безмерно далеки,
Но в мире есть небесные светила,
Для мореходов – те же маяки.
Созвездия, весь небосвод усеяв,
Нас под прицел берут со всех сторон.
Как «дабл’ю»[5], глядит Кассиопея,
И точно туз бубновый – Орион.
Вот – Близнецы, что двоеточьем, строго
Расставились от прочих вдалеке.
Вот – с ковшика Медведицы полого
Спускается Арктурус по дуге.
Опять необозримость океана…
И снова в бесконечность я влеком
И тёплой желтизной Альдебарана,
И Веги синеватым холодком.
Пусть не верна система Птолемея,
Но, глядя в эти звёздные поля,
Я будто бы и вправду разумею,
Что центром мироздания – Земля.

Семён Ботвинник

Первый окоп

Было немало губительных троп,
были пожары, снаряды и пули…
Где-то остался мой старый окоп —
рыл я его в сорок первом, в июле.
Новую жизнь открывала главу,
детство и юность ушли без возврата…
С чёрной землёй отвалил я траву —
в жёлтом песке заскрипела лопата.
Плотный, тяжёлый и влажный песок…
Взмокла спина, но копал я упрямо.
Был небосвод небывало высок,
в нём серебрилась немецкая «рама», —
значит, недолго осталось уже
до артобстрела, до грозного боя, —
будут на смертном плясать рубеже
чёрное, красное и голубое…
Кто-то из нас доживёт до седин,
кто-то пройдёт по горящей Европе,
ну, а пока что – один на один —
с этой землёй остаёшься в окопе:
с тоненькой тучкою над головой,
с каждой росинкой, явившейся глазу,
с каждой былинкой, песчинкой, травой —
ты их такими не видел ни разу…

Станислав Буров

В городе детства

Богатырский узорчатый шлем
в облаках, как вершина Монблана.
Мой собор настороженно нем,
только мне это вовсе не странно:
он меня не узнал, старина,
в одночасье лет сорок промчалось.
У меня на висках седина,
он таит вековую усталость…
Дальний луч золотит купола,
шпиль иглы золотит по соседству,
и несёт золотая игла
мой кораблик из зрелости в детство.

* * *

Зарёю вздыбился рассвет
и мелодично, с колокольни,
поплыли звоны, словно кони,
неся над Родиной привет.
Привет из дальней старины,
где были разные проблемы,
но только не было дилеммы
развала собственной страны.
Там жили: праведное слово,
Пожарский, Невский и Ермак,
и было поле Куликово,
и был разбит извечный враг…
Стою. Сжимаю кулаки,
и звон, как стон, над всей Россией…
Капитализм. Дожди косые
и гордый город у реки.

Сергей Быстров

Свидание

Пахнет детством в чистом поле —
Мёдом, скошенной травой…
Тётя Оля, тётя Оля!
Вновь увижу ли живой?
Вряд ли ждёт меня картошка
На загнётке в чугуне,
И не вылезет в окошко
Друг в отцовском зипуне.
Нет в саду осеннем вишен,
Во дворе – курей, утят,
Петушиный крик не слышен,
Половицы не скрипят.
Половик, побитый молью,
В будке – пса протяжный вой…
В се́нях вижу тётю Олю
Постаревшей, но
Живой.

* * *

В небе над Ладогой вешний журавль.
Зарево. День на исходе.
В белые ночи войду, как корабль
В тихую гавань заходит.
Молча присяду у кромки воды
Возле заснувшего сада…
Белые ночи, Нева и сады —
Большего счастья не надо.

Сергей Давыдов

* * *

Я видел кинофильм одной страны,
которая почти не воевала,
которая смеялась, танцевала,
пока мы задыхались от войны.
Я видел кинофильм одной страны, —
чтоб как-то отразиться ей в эпохе,
она сегодня собирает крохи,
которые кидала в пасть войны.
Вот эпизод: откопана винтовка.
Вот эпизод: наклеена листовка,
вот на дорогу брошено бревно…
Похоже всё, отснято очень ловко,
всё вспомнено, раздуто, зачтено.
Я не хочу обидеть их народа,
но если всё припомнит мой народ,
то будет фильм длиной в четыре года,
где страшен правдой каждый эпизод!

* * *

Тишины сосновая округа.
Солнце ходит на могиле друга.
Подожгло рябинку, как свечу.
Третий год разлука и разлука…
Я привык. Я больше не кричу,
не зову. Поверил. Всё напрасно.
И душа смирилась и согласна.
И теперь я даже не хочу
вспоминать застолья и дороги,
повторять над ним его же строки, —
боль такая мне не по плечу.
Постою… как будто на пороге,
в горле ком солёный проглочу…

Дмитрий Дадаев

Первый бой

Мы поднялись в атаку на рассвете
Навстречу смертоносному огню.
Я ничего страшней не знал на свете
И до сих пор всё в памяти храню.
Снаряды рвались с грохотом и воем
То вдалеке, то будто бы во мне.
Казалось, что погибло всё живое
На этой трижды проклятой войне.
Кольнуло в бок, но я, крича подранком,
Вдруг осознал, что выстоять могу.
И побежал вперёд за грузным танком,
Обманывая пули на бегу…

* * *

Я вижу:
В детстве дорогом —
Мой дед кроит ножом горбушки,
И говорит,
Светясь лицом:
«Держите,
Дети,
Поцелушки!»
Мы бережно тот хлеб берём,
И истово к губам подносим…
Съедим и…
Снова хлеба просим…
И пахнет солнцем отчий дом.

Николай Данилов

Ностальгия

А годы – словно санки с горок…
Ну, кто сказал, что мы стары?
Ведь нам всего чуть-чуть за сорок
От нашей свадебной поры.
Я вновь у памяти, как пленный,
О юных днях слагаю стих,
Когда казалась нам Вселенной
В ночи скамейка на двоих.
Опять я там, в таёжном мире,
Где повстречались две судьбы…
Где на любовь благословили
Нас «Красноярские столбы».
Там – годы юности благие…
Им век светиться, как огням.
И пусть живёт в нас ностальгия
По тем давно-давнишним дням.

* * *

С осенних туч на чёрном парашюте
Ночь опустилась к моему окну.
И я опять в объятьях тихой жути,
Опять у одиночества в плену.
Весь мир уснул – все от забот устали,
В безмолвии покой свой обрели.
Лишь я и ночь – вдвоём на пьедестале
Вращающейся медленно Земли.

Сергей Дроздов

Карельская волость
(Фотография столетней давности)

Серьёзнейшие ражие карелы
Да в нафиксатуаренных усах.
Проборов свежевыбритые стрелы —
Чтобы на фото не попасть впросак.
А рядышком – ядрёные карелки,
Упруги, но нисколько не толсты.
И можно смело ставить по тарелке
Туда, куда прикидываешь ты.
Да ребятишек шаловливо-кротких
На корточки присевший прыткий строй:
Тебе – и мореплаватель, и плотник,
А хочешь – академик и герой.
Бокастые пятнистые коровы
Пожёвывают спелые холмы,
И я не знаю, от какой хворобы,
На том же месте подыхаем мы?!
До самых майских праздников не тая,
Вцепился снег в помятые поля…
И дело ль мне до Штатов и Китая?! —
Я размышлял по слякоти руля.

Владимир Ковальчук

Зерно

Кружится северная вьюга,
как саван безысходен снег.
Россия. Ночь. Медвежий угол.
И на исходе чёрный век.
Люблю простое – хлеб да сало,
морозный дух седой зимы.
Но что в наследство нам осталось?
И что ж другим оставим мы?
Как птахе – мне присуще пенье.
Так неужели после нас
останется лишь запустенье,
безликость лиц, угрюмость глаз?
И всё-таки зима не вечна!
Мы ждём рассвет. Мы ждём весну —
ведь снег, летящий мне навстречу,
даст жизнь грядущему зерну!

День Победы

С прискоком весело и споро
промчался дождик у берёз.
Ах, день Победы, День, в котором
есть привкус горечи и слёз.
Прошли все мыслимые сроки,
но по весне и в листопад
ещё с надеждой на дороги
старухи древние глядят.
Ещё, когда грохочут грозы,
тревожны души и сердца,
ещё не выплаканы слёзы
у всей России до конца.

Евгения Ковалюк

Маме
перевёл с белорусского Виталий Летушев

Нет, не в этом твоя материнская сила,
Что рубашечки наши стирала и шила,
Что ладони в работе сводило до боли —
Это только твоя материнская доля.
Вспоминаю тебя в партизанских обозах,
Ты скрывала от нас набежавшие слёзы.
Помню день роковой – и отца вдруг не стало,
Только туже платок ты тогда завязала.
Вот таким мне запомнился образ твой милый.
Верно, в этом и есть материнская сила.

* * **перевёл с белорусского Виталий Летушев*

Да, на земле я только гость,
Моё дыхание слилось
Со всем, что дышит и живёт,
Что в мыслях и в душе поёт.
Пока живу я на земле,
Хочу для всех светить во мгле,
Чтоб каждый знал, кого ценить,
Кого лелеять и любить.
Ты тоже гость, как все мы здесь:
Волнуйся, если сердце есть.

Анатолий Коршунов

* * *

Мой друг,
Всегда,
В большом и малом,
В наш,
Склонный к переменам, век, —
Не изменяйте идеалам, —
Будь то хоть Бог,
Хоть человек!
А то становится противно
От льющихся с трибун речей.
Вчера он пел тирану гимны,
А нынче славит ловкачей…
Не верь лгунам, ханжам —
И точка!
Ищи в самом себе ответ,
Иначе станешь оболочкой,
Где ни ума,
Ни сердца нет!

* * *

Мысли катятся плавно,
Обегая свой круг,
А подумать о главном
Нам всегда недосуг.
Нет, пугает не сложность,
А беспечность… – Увы!
За которую можно
Не сносить головы…

Вячеслав Кузнецов

Костыли

Я этого парня запомнил навек —
в выцветшей гимнастерке,
с суровою складкой набрякших век,
с морщинкой в межбровье горькой.
Он костыли положил на траву,
скрутил себе «козью ножку»,
и было во взгляде его: «Живу!
Ещё… поживу… немножко».
И в этой военной разрухе, в пыли,
глаза его мне говорили:
«Ты смотришь и думаешь – костыли,
а это, браток мой, крылья!»

* * *

Эдуарду Талунтису

Когда есть смерть, бессмертье быть должно, —
не славы громкий путь, не сладостные враки,
нет, не награды за труды, – оно,
как антипод, как дерзкий свет во мраке!
Оно во мне сегодня говорит,
презрев тщету слов гордых и красивых.
Да, плоть мою природа растворит,
но душу растворить она не в силах.

Лев Куклин

* * *

Слова живут не на бумаге.
У них есть собственный секрет:
Они линяют,
словно флаги
Былых сражений и побед.
Они ветшают и хиреют,
И высыпаются из фраз.
Они уже сердца не греют
И забываются подчас.
Старенье стало незаметным.
Но кто же с этим незнаком? —
Мы с вами говорим газетным,
А чаще —
книжным языком…
Но там,
где в солнечных накрапах
Лежит земля,
густеет лес, —
Слова имеют цвет и запах,
Слова имеют звон и вес.
И иногда довольно мига,
Великого наверняка, —
Случайно их захватит книга, —
И станет вечною строка…

Семён Лаевский

* * *
(Отрывок из поэмы «Хлеб»)

Васильевский заснежен остров.
Меня на санках привезли.
И мыли долго, и скребли,
Соскабливая с ног коросту.
Мне так хотелось есть, признаться,
Я думать о другом не мог.
И мне налили суп в солдатский,
Помятый боем котелок.
Я обжигался влагой жадно,
Такой немыслимой еды,
Хоть состоял тот суп, пожалуй,
Почти что из одной воды.
Я ел! И не наелся, каюсь,
А повар заглянул в котёл,
Чего-то там найти пытаясь,
Но ничего в нём не нашёл.
Тогда он, усмехнувшись горько,
Засунул руку в свой карман
И вытащил сухую корку,
Сказал мне тихо: «На, пацан»…
С тех пор я много перевидел
Мордастых, толстых, будь здоров,
В парадном и в затёртом виде
И злых, и добрых поваров.
Но, как сейчас, того я вижу
В затёртом косо колпаке.
И хлеб, протянутый мне, – жизнь —
В солдатской худенькой руке.

Юрий Логинов

* * *

Люблю дубов державные стволы.
Мне клёны – братья, сёстры мои – сосны!
Как хорошо, когда кругом – свои!
Ломает смех кору тоски несносной.
Прольётся дождь – и смоет пыль с листвы,
Дохнёт зима – и умирают листья,
Но в мае снова – выше головы! —
Витают в кронах молодые мысли.
Я знаю место под одной ольхой,
Укромней нет во всей родной округе,
Там, всё простив в моей судьбе лихой,
Горит цветок желанных губ подруги.
Его не сжечь холодною росой,
Не погасить в осенний хмурый вечер,
Не загубить – ни стужей, ни грозой,
Не позабыть – ведь он, как юность, вечен.

* * *

Сколько нынче солнечного света,
Нынче столько синего тепла!
Роща – после зимнего запрета —
Первыми цветами расцвела.
Собирайся, да пора воочью
Порадеть зелёным жилкам трав,
Слышишь? – птицы зазывают в рощу,
Распевая с раннего утра.
Вместе с ними встанем спозаранку,
Прочь прогоним бред ночной беды,
Мы разыщем светлую полянку,
Где и нашей юности следы.

Всеволод Луговской

Вече

Погружённый в туманный вечер,
Город спал… Вдруг раздался звон:
Собирайся, народ, на вече!
Прёт беда с четырёх сторон.
Три столетья в слепой гордыне
Ты дремал, а теперь пора
Постоять за свои святыни
Ратной доблестью топора!
Нечисть дьявольская коварна
И хитра: пощадить врага —
Снова лезет неблагодарный
К тайнам русского очага.
Надо бить его так по морде,
Чтобы данный ему урок
Он всегда мог бы помнить твёрдо
В стороне от чужих дорог.
Надевай же, мужик, кольчугу,
Шлем на голову, в руки – меч
И топор боевому другу,
Чтобы в страхе не горбить плеч!
Будет долгой и тяжкой битва…
Помолись за родимый край!
Сил прибавит тебе молитва,
С нею только чертей карай!
Да опустится сила злая
На колени перед тобой!
Верой-Правдой благославляю
Дух народа на правый бой.
Люди слушали молча князя
И, дослушав, сказали так:
«Не упустим ни в коем разе.
Русский лапотник – не простак».
На уме он себе и смело
Ждёт пришельцев, веди же князь,
В битву нас за святое дело!
Супостата мы втопчем в грязь».
И пошли, прогремев щитами,
Вдаль под шелестами знамён…
Плыл в недобром вороньем гаме
С бабьим плачем тревожный звон.
И пошли, чтоб прийти обратно
Победителями, но мгла
Им грозила судьбой превратной:
Многих к гибели привела.
А повинны князей раздоры
В тех смертях. О, святая Русь,
И в мою роковую пору
Я с проклятой бедой борюсь!
Не поэтому ль каждый вечер
Вновь я слышу набатный звон:
«Собирайся, народ, на вече!
Нечисть прёт с четырёх сторон».

Виктор Максимов

* * *

Я о Пропащем поле, брат, —
его Отчизной прежде звали —
о хриплом беге на закат
за теми, кто до нас бежали.
И вот сменился тьмою свет,
и поперёк пути – могила…
Покоя нет и воли нет,
всё остальное было, было!
Была дорога за предел
и к небу близкая возвышенность,
и Божьих звёзд над тем, что пел,
стремительная неподвижность.

* * *

Как они кончились рано —
нынешние соловьи.
И до чего ж это странно —
стариться, други мои!
Торкаться бестолково,
сдуру седеть-бородеть,
и на себя вот такого
без сожаленья глядеть.
В сутолоке бренчащей,
в очереди к врачу
с грустной улыбкой всё чаще
«Господи, грешен!» – шепчу.
Как это сладостно, Авва,
там, где дурацкий смех,
слышать под ухом – справа —
тёплое, тихое «Эх!..»

Ирина Малярова

Мой серебряный век

Мой серебряный век, от меня отделённый,
Мой серебряный век, в коем я не жила…
Но кивают приветно и липы, и клёны —
Вот такие дела, вот такие дела.
И домашних театров живые картины,
И конёк у крыльца закусил удила…
И осенних дождей серебро паутины —
Вот такие дела, вот такие дела.
Акварельные краски смешаю не густо,
Лист бумаги почти раскалён добела…
А вдоль царской дороги поспела капуста —
Вот такие дела, вот такие дела.
И покуда ещё не устала влюбляться
В Царскосельских озёр голубые тела,
Обнимите меня, вы мои петроградцы, —
Вот такие дела, вот такие дела.
В некий кризисный час продала я Вертинского.
Что поделать, коль надо? Была не была.
Я в эфире ловлю золотые пластинки —
Вот такие дела, вот такие дела.
Не могу перечислить всех дальних соседей,
Жизнь моя незаметно на убыль пошла…
Только Анна с Мариной – мои собеседники,
Вот такие дела, вот такие дела.

Георгий Мороз

Чёрнолаковый черепок

Какой-то черепок… Зачем он и откуда?
«Я крымской был землёй. Потом – посудой стал.
Меня нашёл гончар, он дал мне форму блюда.
Он жёг меня в печи и лаком покрывал.
Во мне морская соль и горький дух полыни,
Пшеничная пыльца и сладкий рыбий сок.
Я солнце и лазурь храню в себе поныне,
Во мне ещё звучит Гомера звонкий слог.
Я нёс душистый хлеб. А душными ночами
По мне лилось вино… Вино алей крови!
Был воздух напоён бессвязными речами,
Я слышал громкий смех и тихий стон любви.
И руки помню я – прекрасные, живые.
Они меня несли, и я в них трепетал.
Потом – не стало их. Но в точности такие
Суровый человек из камня изваял.
Минуло много лет. Однажды чёрным годом
Над морем пронеслось дыхание зимы.
Скуластый человек, пропахший конским потом,
Скрываясь за холмом, смотрел на нас из тьмы.
Рассветный серый мрак разорван был огнями.
Хозяин мой упал и встать уже не смог…
Я долго пролежал, разбитый, под камнями.
И вот теперь я здесь – какой-то черепок».

Владимир Нестеровский

Признание городу

Крыльями Казанского собора
Я морозный город обниму.
Мне пригрезилось, что этот город
Предназначен мне лишь одному.
Между нами пролегают годы,
Гарь и паровозные гудки.
Стонущие медленные воды
Под скафандром ледяной реки.
Давние, погибшие мотивы,
Наводнений грозные валы.
На рассвете, как на негативе,
Проступает город мой из мглы.
Глоткою глубокой кашалота
Он к заливу Финскому приник.
А вокруг лишь топи да болота.
Не пойму, откуда он возник.
И какой рискованный правитель
Дал ему бессмертные права.
Сквозь столетья, как сквозь проявитель,
Проступает он для торжества.
Здесь зима на зиму не похожа:
Голые бульвары – как во сне.
Жухлый холод стягивает кожу,
Добывает из дыханья снег.
Толпы экскурсантов на помосте
У Исаакия творят свой суд.
Я боюсь: восторженные гости
Красоту по свету разнесут.
Над Невою звук трубы победный
Это Всадник взвился в небеси.
О Владыко, яростный и медный,
Город мой с собой не унеси.
Он мне нынче нужен до зарезу.
Здесь прикол, моих кочевий стан.
Голою щекой припав к железу,
Я смотрю, как горбится туман.

Мечтатель

Вновь город, утром осиян,
Ныряет слепо
В единый дымный океан
Земли и неба.
Туман, поднявшийся со дна,
Мосты качает,
Качает мягкая волна
Дворцы и чаек.
Ах, горожане, все века
Над головами
Кошачьим шагом облака
Идут за вами.
И с давних пор привыкли вы
Под облаками
Дышать туманами Невы,
Дышать стихами.
И, ровный, словно строчка, сам,
Сквозь дождь и холод
Плывет по белым небесам
Кошачий город.

Тамара Никитина

* * *

Любуешься полоской света,
Глядишь на радужный восток,
И вот уж – середина лета,
Как вдруг раскрывшийся цветок.
Повремени, костёр над пожней,
Летящая по ветру нить.
Так нынче горестно-тревожно
Приметы осени ловить
В кругу природы откровенной,
В разрывах суматошных гроз
Продлись, мой день благословенный,
В сиянье радостных берёз.

* * *

Счастье хрупкое наше —
Осторожно, не сдунь…
Снова парусом машет
Белокрылый июнь.
Груз тревоги отправлен —
Словно горюшко с плеч.
В приозёрные травы
Окунуться, залечь,
Залечить свои раны
На упругом ветру.
Встань ранёшенько-рано
Поутру.
Нет для радости меры —
И не ты ли виной?
От безверья до веры —
Шаг – с былинку длиной.

Алексей Полишкаров

* * *

Гул августа голубоват и густ,
Отшелестело, отсветило лето.
Наливом белым, розовым ранетом
Непрошенная назревает грусть.
Смотрю, как травостой стрижи стригут,
Река ракиты ревностно полощет,
Как затихает, тяжелея, роща,
Как в небе облака плывут, плывут...
Ничто не возвращается назад,
Уходит молчаливо, без ответа
В моей судьбе, как эта грусть и этот
Последний золотистый листопад.

* * *

Вечер тени на тропинки бросит,
Листьями опавшими шурша...
О моя задумчивая осень,
Горевая, тихая душа!
Блекнет ширь холодного заката,
Тихие туманятся сады,
На дороге,
На траве примятой
Гусениц тяжёлые следы.
Лист летит с рассвета до рассвета...
Я иные дни теперь зову.
Молодости медная монета,
Словно лист, летит в разрыв-траву.
Там, вдали, где отшептался колос
Зрелый, я поднялся и окреп...
Осень, понял я твой тихий голос,
Принял твой нелёгкий чёрный хлеб.

Вишнёвый звон

Радость ли, смирение ли, грусть ли
Отразила в зареве вода?
И звенят, как киевские гусли,
Над Днепром стальные провода.
Как люблю я над затихшим полем
Слушать с замираньем этот звон,
Полный силы и щемящей боли,
И вишнёвый – точно небосклон...

В дороге

В поезде ночью измаюсь.
Утром под стуки колёс
Гляну в окно, поднимаясь:
Ливень белёсых берёз!
Выйти бы, скинуть усталость…
Еду, а еду куда?
Еду по Родине в старость —
И навсегда, навсегда…
Вспомнятся грозди акаций,
Юность и пух тополей…
Мимо проносятся станции
Родины милой моей.
Снова собор и берёзки —
Так я ещё не глядел…
Много ли вдруг наберётся
Незабываемых дел?
Горько… Ложбины и горки,
Поле подсолнухов, ржи —
Прожито всё это… Сколько,
Сколько осталось, скажи?

Надежда Полякова

Первая стужа

Первой стужей просвечен до дна,
пруд затих, ожидая мороза.
Позолотой вплелась седина
в изумрудную стрижку берёзы.
Чей-то оклик над жухлой стернёй —
крик о помощи, песня иль шутка,
будто лось на дороге лесной
вдруг замрёт напряжённо и чутко.
И не голос твой – тайная дрожь
откликается дальнему крику,
будто зябкой рукою берёшь
мокрый груздь, рассыпную бруснику.

Минута слабости

Когда душа наполнена таким
невысказанным грузом старой боли,
как мы порой расслабиться хотим,
наплакаться, наговориться вволю.
Подобно повилике и плющу,
что обвивают дерево живое,
к высокому и сильному плечу
припасть лицом, прижаться головою.
Не осуждай. Будь терпелив и тих,
порыва моего не отвергая.
Ну а потом – не помни слов моих.
Той, слабою, была не я. Другая.

Николай Посысаев

* * *

Время! Тебя, как роскошную женщину,
Можно найти, а потом потерять.
Гроздьями звёзд ты бываешь увенчано,
Скрыв под венцом серебристую прядь.
Ты повседневно без тени смущения
Крутишь превратной судьбы колесо,
И беспристрастной руки мановением
Жизнь поглощаешь, как сор – пылесос,
Нам уготовив полёт и падение,
Взгорье и пропасть, позор и успех,
Счастье и горе, любовь и растление,
Свет целомудрия, пагубный грех.
Время! Тебя, как капризную женщину,
Не обмануть, не прельстить, не обнять
И невозможно, увы, беззастенчиво
Остановить, чтоб отправиться вспять.

* * *

Нам в жизни роль дана с рождением,
Как в шахматах, не без насмешки:
Кому-то предстоит стать гением,
Кому-то суждено быть пешкой.

Андрей Преображенский

* * *

За окном прохлада и ненастье,
За окном – ни солнца, ни тепла,
Но погоде неподвластно счастье,
То, что ты с собою принесла.
Губ твоих касаюсь осторожно
И любуюсь светом милых глаз.
То, что было раньше лишь возможно,
Воплотилось в явь на этот раз.
Время в талом воске преломляя,
Догорала на столе свеча,
И любовь жила во мне, не зная,
Как она сильна и горяча.

* * *

Белым снегом следы замело,
всё едино – что вправо, что влево,
журавли поднялись на крыло,
и не вышло у песни припева.
За восходом подкрался закат,
Снова – тысяча лет до рассвета,
Опустевшие улицы спят,
На иное – наложено вето.
Ни души, ни шагов за окном,
Лишь луна озаряет бесстрастно
Тротуар, мостовую и дом
Светом призрачным – чётко и ясно.
Миг – и вот, как в театре теней.
Все становится зыбким и странным,
А кругом – мириады огней
Тешат взоры сияньем обманным.
И как будто куда-то идём,
По дороге срывая тенета,
Ясной ночью и пасмурным днём
Повторяя движенье планеты.

* * *

Белая ворона, тёмная лошадка,
Как во время Оно, на ступеньке шаткой,
Что же ты за птица, что ты за созданье,
И с какой страницы книги Мирозданья?
Кто ты и откуда – рассказала мне бы,
Иль земное чудо, иль – посланье неба?
Ничего не знаю, ничему не внемлю,
Стала жизнь – иная, как сошёл на Землю.
Ты мне не ответишь – я и это знаю,
Даже не заметишь, как живу без сна я, —
Будешь молчаливой и такой нездешней,
Радостно-тоскливой и осенне-вешней.
Не прошу я боле слова и молчанья,
Сам – по доброй воле я ушёл в скитанья,
Ты в окно вагона не гляди украдкой
Белая ворона, тёмная лошадка.

Нина Сербаева-Семёнова

Мне подарили розу

Мне подарили розу,
Но жаль, что не мужчина,
А память встала в позу,
И в этом вся причина.
Ушёл мой возраст плавно,
И закружила вьюга,
А ко всему – недавно
Я потеряла друга.
И дарят мне ирисы,
Гвоздики и мимозы,
Пионы и нарциссы,
И очень редко – розы.

* * *

Путь одиночества не сладок,
Он одичанию сродни.
В душе давно уж непорядок,
И так мои проходят дни мои.
В тени ветвей берёз поющих
От счастья плакать не могу.
Я вспоминаю луг цветущий
За речкой той, на берегу!

* * *

Скажи мне, Господи, скорей,
Открой мне истину простую,
Увижу ль я своих друзей?
Поведай тайну неземную.

Игорь Смирнов

* * *

Я люблю Петербург вот в такую погоду:
дождик строчкой косой торопливых прохожих сечёт,
и повсюду огни опрокинулись в невскую воду,
а она – хоть бы что – величаво течёт и течёт.
Может быть, упрекнут, что надуманно всё это очень, —
нарочитая грусть, оптимизм на тоску променял…
Я люблю Петербург и в прозрачные майские ночи,
но в разлуки всегда я осенним его вспоминал.
Через дали морей он ко мне пробивался огнями,
им туман нипочём, и пурги не боятся они…
Ленинград, Петербург…
Мы ведь стали большими друзьями,
а друзья испокон познаются в ненастные дни.

* * *

Давненько мне не пишут писем…
Живу, и, вроде, ничего…
Стал как Россия независим,
не знаю только от кого.
По пенсионному капризу
хотел взлететь, увидеть Свет.
Но, говорят: «Достаньте визу!»
А как достать, коль денег нет?
Подался в лес бы я, пожалуй,
послушать птиц, вдохнуть озон…
Но нынче засуха. Пожары,
и лес закрыт. В том есть резон!
С утра встаю – весь день расписан.
Ждут внучки часа своего.
А я в делах. Я – независим.
Не знаю только, от кого.

Наталия Филиппова

* * *

А я любила не тебя.
А я любила эту осень…
Дождливый городской сентябрь,
Холодных луж стальную просинь.
Я прикасалась не к тебе,
А к солнцу. И в его объятьях
Я отдыхала от потерь
И преклонялась у распятья.
И ты расстался не со мной,
А с солнцем, с осенью, с распятьем…
Я это всё взяла с собой,
Тебя оставив, словно платье.

Прощёное Воскресение

В день Прощёного Воскресенья
как мне сладко тебя прощать!
Алых губ золотым тисненьем
наложу на тебя печать —
губы в губы, что не любили,
губы в пальцы, что не касались,
губы в волосы. Кольца вили,
да ко мне они не ласкались…
Губы в сомкнутые колени,
не встающие на колени,
губы в стопы, те, что не в плене
у дорог, где сердец биенье.
В день Прощения – я не внемлю
нелюбви – не приемлю зла!
Я целую чёрную землю
там, где тень от тебя легла.

Нина Чудинова

* * *

Отвага дерзких рук – бессильно тело
Стряхнуть великолепный этот плен!
Прислушайся, как бьётся ошалело
Живая грудь у дрогнувших колен.
Твой поцелуй – ожог на каждой жилке.
Не вырваться, не крикнуть – так слаба.
В моих глазах, моей полуулыбке
Ни «да», ни «нет» – одна мольба!

* * *

Мир медленней меняется, чем я.
Завидую земле, деревьям, скалам.
Как тыщи лет назад, кипят моря,
И солнце не утратило накала.
Но вдруг недолговечности моей
Дано преодолеть века земные,
В иных пространствах новых скоростей
Моей судьбы услышать позывные?
И неужели будет смерть права,
Когда придёт в назначенные сроки?
Душа моя дрожит, как тетива,
Не веря в жребий грубый и жестокий.
Меня слепит зарниц внезапный свет.
Он – тех миров далёких отраженье,
Где жизнь моя отыщет продолженье,
Куда сегодня мне дороги нет…

Юрий Шестаков

Предчувствие

Упруго почки в мир напряжены —
из тех глубин, что сопричастны сну…
Глубокое предчувствие весны
люблю я больше, чем саму весну.
Ещё у всей природы зимний вид,
но бродит сок в растении любом…
Высокое предчувствие любви
порою выше, чем сама любовь.
Но не вольны ни чувства и ни мысль,
ни память прояснить вопрос такой:
что мне милей – сама земная жизнь,
или её предчувствие душой?

Вокруг огня

Ликует мотылёк вокруг свечи.
Летит Земля вкруг центра огневого.
А мысль моя вокруг огня иного —
вкруг смысла бытия кружит в ночи.
Бесстрастно бездна звёздная следит,
как длится наша жизнь – такая малость,
вертясь в миру, копя в себе усталость,
срываясь со своих земных орбит.
Крылами пламя мотылёк обнял.
Земля влекома к пылкой массе Солнца.
А мысль моя погибнет иль спасётся
в объятиях ментального огня?

Вадим Шефнер

Вечерние мысли

Тайного не зная кода,
Без отмычек и ключей
Я всю жизнь стою у входа
В мир всеобщий и ничей.
Я не ведаю, откуда
И куда летит со мной
Неразгаданное чудо —
Тяжеленный шар земной.
И никто мне не ответит,
И нигде мне не прочесть,
Почему на этом свете
Существует всё, что есть.
Вдруг всё сущее прервётся,
Вздрогнет звёздная пыльца —
И грядущее начнётся
С неизбежного конца?

* * *

Живёшь ли, о себе трубя,
Или молчишь угрюмо, —
Припоминай, каким себя
Ты в юности задумал.
Ты можешь стать на склоне дней
Святым иль святотатцем, —
Но, может быть, всего трудней
Самим собой остаться.

Краткий биобиблиографический справочник[6]

Ольга АВДЕЕВА-МОКРАК

Мокрак Ольга Леопольдовна родилась 09.08.1956 в Кишинёве.

Основные публикации: Я птицу счастья за крыло поймала, 2001, СПб; Я вернусь к тебе, Петербург, 2003, СПб; Между Севером и Югом, 2008, СПб.

Всеволод АЗАРОВ (1913 – 1990)

Азаров Всеволод Борисович родился в 1913 году в Одессе.

Основные публикации: Мужество; Город моей юности; У двух морей; Открытые острова.

Основатель и руководитель ЛИТО «Путь на моря».

Лев АЛЕКСЕЕВ (1948 – 2010)

Алексеев Лев Алексеевич родился в 1948 в Ленинграде.

Основные публикации: Мне не вернуть счастливого вчера, СПб; Яблочный спас, СПб; Время золотых дождей, СПб.

Александр АЛЕКСЕЕВ-ГАЙ (1907 – 2001)

Алексеев Александр Николаевич родился 09.01.1907 в С-Петербурге. Друг и соратник Бурлюка и Мамина, поддерживал связь с Мандельштамом и Маяковским.

Основные публикации: Машинист Ухтомский, СПб, 1997; Право голоса, СПб, 2002.

Андрей VICTORIA АНДРЕЕВ

Андреев Андрей Викторович родился 25.08.1966 в Приморском крае.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Наталья АНДРЕЕВА

Андреева Наталья Николаевна родилась 16.02.1954 в г.Кинешма Ивановской области.

Основные публикации: Обновленная нежность, СПб, 2000; Душа, СПб, 2002; Жизнь – это самый серьёзный предмет, СПб, 2206.

Светлана АННЕНКОВА

Анненкова Светлана Вячеславовна родилась 18.01.1966 в г. Камышин Волгоградской области. Закончила Ижевский механический институт.

Основные публикации: Коллективные сборники.

Екатерина АСМУС

Асмус Екатерина Робертовна родилась 11.10.1967 в Ленинграде.

Основные публикации: Избыток подсознания, 2010, СПб; Рок, 2011, СПб.

Ольга АТАМАНОВА

Атаманова Ольга Викторовна родилась 25.06.1969 в Ленинграде. Окончила Политехнический университет.

Основные публикации: Каштановый месяц, Петергоф, 2003; Судьба канцлера Моора, СПб, 2008; Сад разбросанных камней, СПб, 2009.

Алина БАРТЕНЕВА

Бартенева Алина Тимофеевна родилась 12.03.1940 в Ростовской области.

Основные публикации: Чтоб не гасла свеча, 2004, СПб; Всё излечит любовь, 2005, СПб; Состояние души, 2008, СПб.

Ирина БАСОВА

Басова Ирина Владимировна родилась 25.01.1977 в Ленинграде.

Основные публикации: Лики осени, СПб, 2010; Баллада о старом доме, СПб, 2010; Девятый вал, СПб, 2010.

Наталья БЕВЗА

Бевза Наталья Валентиновна родилась 06.02.1963 в Республике Коми.

Основные публикации: Коллективные сборники.

Яна БЕРДНИКОВА

Бердникова Яна Александровна родилась 19.04.1995 в С-Петербурге.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая

печать.

Альмира БИККУЛОВА

Биккулова Альмира Талхаевна родилась 22.10.1929 в селе Калтаево Башкирской АССР. Доктор химических наук. Профессор. Действительный член ААН России. 400 рубайят переведены на ряд иностранных языков.

Основные публикации: Аманат, СПб, 2004; Рубайят в трёх томах на шести языках, СПб, 2006.

Людмила БОКШИЦКАЯ

Бокшицкая Людмила Викторовна родилась 07.05.1959 в г.Тосно.

Основные публикации: Остров жизни моей, 2007, СПб.

Анатолий БОНДАРЕНКО

Бондаренко Анатолий Николаевич родился 29.09.1946 в Курганской обл.

Основные публикации: Люблю людей, 2001, Уфа; Я приду к тебе с январём, 2003, СПб; Пережитое вечно в нас, 2010, Уфа.

Виктор БОНДАРЕНКО

Бондаренко Виктор Николаевич родился в 1953 году в Курганской обл. Доктор философских наук, профессор.

Основные публикации: «Времена жизни» (2000), «Мгновения жизни», «Ритмы одиночества и любви» (2001), «Книга перемен» (2008), «Небесные беседы с Лао-Цзы» (2010), «Тоскующий гений» (2012) и др. Живёт в Уфе.

Нелли БОРОДЯНСКАЯ

Бородянская Нелли Наумовна родилась 26.02.1974 в Ленинградской обл.

Основные публикации: Первая любовь, СПб, 2008.

Семён БОТВИННИК(1922 – 2004)

Ботвинник Семён Вульфович родился 16 февраля 1922 года в Петрограде. Лауреат премии Правительства Санкт-Петербурга в области литературы за 2000 год.

Основные публикации: «Объясняюсь в любви», «Времена».

Александр БРЫКОВ

Брыков Александр Борисович родился 14.04.1954 в Саратове.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Станислав БУРОВ (1944 – 2009)

Буров Станислав Николаевич родился 30.03.1944 в Ленинграде.

Основные публикации: Крестный путь, СПб 1997; Звёздный путь, СПб, 2001; Нити памяти, СПб, 2002.

Сергей БЫСТРОВ (1952 – 2007)

Быстров Сергей Владимирович родился 23.09.1952 в Карелии.

Основные публикации: Я неправильно живу, СПб, 1994; Я дома у себя в России, СПб, 2002; Мне снился флотский экипаж, СПб, 2007.

Виктор ВАСИЛЬЕВ

Васильев Виктор Николаевич родился 26.09.1933 в д. Реполка Ленинградской области.

Основные публикации: Встреча, СПб, 2002.

Светлана ВАСИЛЬЕВА

Васильева Светлана Викторовна родилась 20.01.1956 в Ленинграде.

Основные публикации: Благо очей, 2009, СПб.

Павел ВОЛЧИК

Волчик Павел Владимирович родился 30.09.1986 в Ленинграде.

Основные публикации: Пазлы, 2011, СПб.

Ольга ВОРОНЦОВА

Воронцова Ольга Вениаминовна родилась 28.12.1966 в Ижевске.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Валерия ВЬЮШКОВА

Вьюшкова Валерия Юрьевна родилась в Ленинграде.

Основные публикации: Патриотам, СПб, 2010; Надежда, СПБ, 2010; Выбор, СПб, 2011; Предсказание, СПб, 2011.

Анатолий ГАВРИЛОВ

Гаврилов Анатолий Семёнович родился 27.10.1940 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники.

Виктория ГИНЗБУРГ

Колесникова Виктория Александровна родилась в Ленинграде.

Основные публикации: Бенефис, СПб, 2010; коллективные сборники и периодическая печать

Юлия ГОРДЕЕВА

Гордеева Юлия Сергеевна родилась 20.04.1983 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники.

Юлия ГРЖИБОВСКАЯ

Гржибовская Юлия Ивановна родилась 06.02.1939 в Псковской обл.

Основные публикации: Весь пыл души моей, 2006, Калининград; Я пью из вашего сосуда, 2010, Калининград.

Виолетта ГРИНЕВИЧ

Гриневич Виолетта Васильевна родилась 03.03.1950 в Севастополе. Композитор.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Андрей ГРУНТОВСКИЙ

Грунтовский Андрей Вадимович родился 26.01.1962 в Ленинграде.

Основные публикации: Лирика, 1992, Ленинград; Моя родословная, 2002, СПб; Вострубили трубушки, 2007, СПб.

Тамара ГУСАРОВА

Гусарова Тамара Васильевна родилась 01.03.1952 в Курганской области.

Основные публикации: Владыка мятежной души, 1996, СПб; Психоло-гия жертвы, 1997, СПб; Мечтаний слепота, 2001, СПб.

Сергей ДАВЫДОВ (1928 – 2001)

Давыдов Сергей Давыдович родился 22 марта 1928 года на Алтае.

Ветеран ВОВ.

Основные публикации: «Ленинградец душой и родом», 1984.

Дмитрий ДАДАЕВ (1926 – 2000)

Дадаев Дмитрий Александрович родился 05.03.1926 в Волхове Ленинградской области. Ветеран ВОВ.

Основные публикации: Чёртов круг, СП. 1993; Дорога домой, СПб, 1995; Возвращение к себе, СПб, 1997.

Николай ДАНИЛОВ (1925 – 2008)

Данилов Николай Гаврилович родился 05.01.1925 в Новгородской обл. Ветеран ВОВ.

Основные публикации: Позывные сердца, СПб, 1997; Тревога, СПб, 2002.

Эдуард ДАНИЛОВ

Данилов Эдуард Николаевич родился 05.05.1951 в Новгородской обл.

Основные публикации: Ноты любви, СПб, 2002; Любовь бессмертна, СПб, 2004; Вёрсты поколений, СПб, 2010.

Виктор ДРАЧЁВ (1935 – 2011)

Драчёв Виктор Андреевич родился 15.03.1935 в Минской бласти.

Основные публикации: Без тебя мне всюду одиноко, 2005, СПб; Край ты мой равнинный, 2009, СПб; Твоё чарующее имя, 2010, СПб.

Анатолий ДРИДЗО

Дридзо Анатолий Александрович родился 04.09.1950 в Жданове, Донецкой области.

Основные публикации: Стихи, СПб, 1998.

Сергей ДРОЗДОВ (1951 – 2004)

Дроздов Сергей Александрович родился 9 мая 1951 года в Ленинграде.

Лауреат премии Ленинского Комсомола.

Основные публикации: «Предрассветные трубы» (1977г.).

Анна ДУБИНСКАЯ

Дубинская Анна Владимировна родилась 20.02.1958 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Елена ЕВСЕЕВА

Иванова Елена Евсеевна родилась 28.02.1963 в Ленинграде.

Основные публикации: Ручная тень, СПб, 2009.

Анна ЕФАНОВА

Ефанова Анна Александровна родилась 15.02.1957 в Новгородской обл.

Основные публикации: Я слушаю ночь, СПб, 2006; Песчинка среди прочих, СПб, 2010.

Ирина ЖИВОПИСЦЕВА (1928 – 2012)

Живописцева Ирина Васильевна родилась 12.03.1928 в Воронеже. Окончила Тбилисский ГУ, филологический факультет.

Основные публикации: Последняя любовь, СПб, 1997; Чаша жизни, СПб, 1999; Одна из вас, СПб, 2004.

Николай ЗАЙЧЕНКО

Зайченко Николай Григорьевич родился 21.03.1936 года в Сумской области, в Украине.

Основные публикации: Где ты, Русь Державная, СПб, 2003; Чужую помня доброту, СПб, 2007; Стоять на стороне добра, СПб, 2009; Если ты человек, СПб, 2011.

Сергей ЗАЛЯЖНЫЙ

Заляжный Сергей Михайлович родился 03.02.1956 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Леонид ЗАХАРОВ

Захаров Леонид Николаевич Родился 09.08.1950 в Ленинграде.

Основные публикации: Кот Васька, СПб, 2003; Притчи, СПб, 2004; Про знакомых незнакомых, СПб, 2010.

Галина ИЛЬИНА

Ильина Галина Александровна родилась 02.11.1959 в Ленинграде.

Основные публикации: Радуга в ладонях, 2005, СПб; Радужный дождь, 2005, СПб; Разноцветная галька, 2010, СПб.

Наталья ИЛЬИНА

Ильина Наталья Васильевна родилась 08.01.1962 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Ирбис РУА

Основные публикации: Рассыпанная мелочь звёзд, 2005, СПб; Подкидыш любовь, 2009, СПб; Плюшевое яблоко, 2011, СПб; Родословная бессонниц, 2012, СПб.

Пётр КАМЧАТЫЙ

Петров Владимир Васильевич родился 10.03.1948 в Ленинграде.

Основные публикации: Моя лаборатория – каюта, 2000, СПб;

Любимые-нелюбимые, 2001, СПб; Ах, ты Ладога-вода, 2006, СПб.

Алексей КАПРАНОВ

Капранов Алексей Васильевич родился 11.11.1947 в Ленинграде.

Основные публикации: Дотянуть до капели, 2005, СПб; Не теряй золотое сегодня, 2006, СПб; Мы здесь мгновение одно, 2008, СПб.

Елена КИРИЛЛОВА

Кириллова Елена Сергеевна родилась 06.03.1959 в Волхове. Живёт в Ленинграде.

Основные публикации: Дева осень, СПб, 2001; Времена года, 2003, СПб.

Галина КЛИМИНА

Климина Галина Борисовна родилась 07.12.1945 в Ленинградской обл.

Основные публикации: Золотая щука, 2006, СПб; Дамы и кавалеры, 2008, СПб; Влюблённый козёл, 2009, СПб.

Евгений КЛЮЧНИКОВ

Ключников Евгений Владимирович родился 03.10.1962 в Ленинграде.

Основные публикации: Периодическая печать, альманахи…

Владимир КОВАЛЬЧУК (1939 – 2004)

Ковальчук Владимир Григорьевич родился в 1939 году в Ленинграде.

Основные публикации: Копейка, СПб, 1992, Избранное, СПб, 2003.

Евгения КОВАЛЮК (1934 – 2007)

Ковалюк Евгения Трофимовна родилась 13.03.1934 в Гродненской области (Белоруссия).

Основные публикации: Молчаливые сокровища, 1966, Минск; Капля янтаря, 1974, Минск; Акварели памяти, 2005, СПб.

Татьяна КОЖУРИНА

Кожурина Татьяна Евгеньевна родилась в Москве.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Маргарита КОНСТАНТИНОВА

Константинова Маргарита Андреевна родилась 19.01.1971 в Ленинграде.

Основные публикации: Ночной самолёт, 1998, СПб.

Зинаида КОРОЛЕВА

Королева Зинаида Николаевна родилась 21.06.1941 в Тверской области.

Основные публикации: А я завидую реке, 2002, СПб; Окно воспоминаний, 2003, СПб.

Анатолий КОРШУНОВ (1931 – 2001)

Коршунов Анатолий Фёдорович родился 12.03.1931 года в г. Кулебаки Нижегородской области.

Основные публикации: Заветный берег, Л., 1962; Любовь всегда права, Л., 1976; Откровенный разговор, СПб, 2000.

Ольга КРУПЕНЧУК-ВОЗНЕСЕНСКАЯ

Крупенчук-Вознесенская Ольга Игоревна родилась 06.07.1961 в Ленинграде.

Основные публикации: Лого-рифмы, СПб, 2000; Учим буквы, СПб, 2003; Бумажные мосты, СПб, 2004.

Вячеслав КУЗНЕЦОВ (1932 – 2004)

Кузнецов Вячеслав Николаевич родился в 1932 на Пензенской земле. Лауреат премии им. А.Прокофьева. Секретарь Союза писателей России.

Основные публикации: Марафон, М, 1972; Ступени, Л, 1984; Звезда в роднике (избранное в 2 томах), СПб, 1998; Летопись, СПб, 2002.

Лев КУКЛИН (1931 – 2004)

Куклин Лев Валерьянович родился 17 августа 1931 года в г. Новозыбкове, Брянской области. Неоднократный лауреат Международных и Всесоюзных конкурсов песни. Автор более 50 книг.

Лора КУТУЗОВА

Кутузова Лариса Владимировна родилась в Забайкалье.

Основные публикации: Жасминовый май, 2010, СПб.

Светлана КУТУЗОВА

Кутузова Светлана Афанасьевна родилась 05.03.39 в г.Ворошиловск-Уссурийске.

Основные публикации: Жизнь моя, СПб, 2008; Сердечные метели, СПб, 2012.

Семён ЛАЕВСКИЙ (1932 – 2009)

Лаевский Семён Давыдович родился 26.06.1932 в Ленинграде.

Основные публикации: Мартовский зелёный лёд, 2004, СПб; Жасмин хорошенький цветочек, 2006, СПб.

Александр ЛАЗАРЕВ

Лазарев Александр Владимирович родился 07.06.1967 в Ленинграде.

Основные публикации: Подарок, 2007, СПб.

Алла ЛЕВАНОВА

Леванова Алла Владимировна родилась 29.11.1966г. в Ленинграде. Учится в СПГУ Культуры и искусств на факультете библиоинформации.

Основные публикации: Чернильный дождь, 2000, СПб; Петербургские сны, 2002, СПб; Золотая Русь, 2004, СПб.

Татьяна ЛЕСТЕВА

Лестева Татьяна Андреевна родилась 13.02.1941 в Воронежской обл.

Основные публикации: Аутодафе, 2005, СПб; О, сердце… От начала до конца, 2008, СПб.

Виталий ЛЕТУШЕВ

Летушев Виталий Николаевич родился 02.02.1939 в Ленинграде. Главный редактор альманаха «Русское слово».

Основные публикации: Снег черёмухи, СПб, 1998; Летний ветер, СПб, 2001; Замок в горах, СПб, 2002; Серебряная нить, СПб, 2005.

Светлана ЛИЗУНОВА

Лизунова Светлана Юрьевна родилась 25.04.1962 в п.Невская Дубровка.

Основные публикации: Детский альбом, 2002, СПб; Сашка-первоклашка, 2003, СПб.

Юрий ЛОГИНОВ (1935 – 2001)

Логинов Юрий Иванович родился 13.06.1935 в Иркутске. Окончил Литературный институт им. А.М.Горького, руководил ЛИТО «Нева» (г. Пушкин), работал в журнале «Нева»

Основные публикации: Тайна, Л., 1992; Крона, СПб, 1995; Светотени, СПб, 1998.

Наталья ЛУБЯНКО

Лубянко Наталья Борисовна родилась 27.04.1966 в Ленинграде.

Основные публикации: Карамель, 2010, СПб.

Всеволод ЛУГОВСКОЙ (1935 – 2000)

Луговской Всеволод Васильевич родился 10.08.1935 в Ленинграде.

Основные публикации: Избранное, СПб, 2001.

Евгений МАКАРОВ

Макаров Евгений Всеволодович родился 17.06.1945 в Смоленске.

Основные публикации: Театр Живого Слова, 2001, СПб; Мартын-Балалай Питерский, 2002, СПб.

Виктор МАКСИМОВ (1942 – 2005)

Максимов Виктор Григорьевич родился 20.10.1942 в Иваново. Лауреат многих литературных премий.

Основные публикации: Открытие, Л., 1966; Полустанки высоты, М., 1984; Русские баллады, СПб. 2000.

Ирина МАЛЯРОВА (1934 – 2002)

Малярова Ирина Александровна родилась 17.06.1934 в Ленинграде. Руководила ЛИТО в г. Сланцы. работала методистом по клубной работе в Обществе книголюбов.

Основные публикации: Месяц-рыболов, Л., 1963; Горсть голубики, Л.,

1990; Дожить необходимо, СПб, 1998.

Елизавета МАНГУТОВА

Мангутова Елизавета Ивановна родилась 03.08.1972 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Ванда МЕДВЕДЕВА

Медведева Ванда Александровна родилась 02.05.1938 в Ленинграде. Ведущая радиопередач «В гостях у Ванды».

Основные публикации: Отзвук Вселенной, 1993, СПб; Всегда с тобой, 2003, СПб; Что нужно мне?., 2008, СПб.

Михаил МЕЛЬНИКОВ-СЕРЕБРЯКОВ

Мельников-Серебряков Михаил Сергеевич родился 16.06.1949 в Москве.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Софья МИРОЛЮБОВА

Миролюбова Софья Леонидовна родилась 05.11.1955 в Николаеве.

Основные публикации: Стихи обо мне, 2009, СПб.

Анатолий МОЛЧАНОВ

Молчанов Анатолий Владимирович родился 05.08.1932 в Ленинграде.

Основные публикации: Мы из блокады, 2002, СПб; Героическая оборона Ленинграда, 2003, СПб; Задумайся народ, 2006, СПб.

Георгий МОРОЗ (1928 – 2006)

Мороз Георгий Иванович родился 20.10.1928 в г. Наровля в Белоруссии.

Основные публикации: «Книга странствий, СПб, 1997; На земле остаются слова, СПб, 2003; Памяти воздушные мосты, СПб, 2005.

Анатолий МОХОРЕВ

Мохорев Анатолий Леонович родился 31.12.1953 в Карелии.

Основные публикации: Годы летят, 2002, СПб; Годы моих мгновений, 2004, СПб.

Татьяна НЕПОРАДА

Непорада Татьяна Станиславовна (псевдоним – Тать Яна Непорада) родилась 29.05.1961 в Ленинграде. По её сценариям были поставлены два художественных фильма: «Полёт аиста над капустным полем» (2004 г.) и «Джоник» (2006 г.).

Основные публикации: Книга первая, 2009, М; Разбойница, посланная Богом, 2010, М.

Владимир НЕСТЕРОВСКИЙ (1940 – 2003)

Нестеровский Владимир Мотелевич родился 19.92.1940 в Сумской обл. Окончил Московский педагогический институт.

Основные публикации: Царица Мысль, Л., 1989; Азбука города, Л., 1990.

Тамара НИКИТИНА (1929 – 2001)

Никитина Тамара Александровна родилась 25.01 1929 в Ленинграде. Окончила Ленинградский институт им. Горького. Работала сотрудником нескольких газет и журналов.

Основные публикации: Майский снег, Л., 1963; Два корня, СПб, 1997; Серебряная тетрадь для зимы, СПб, 1999.

Татьяна НИКИФОРОВА

Никифорова Татьяна Евгеньевна родилась 21.12.1957 в Тверской обл.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Любовь НОВИКОВА

Новикова Любовь Сергеевна родилась 19.03.1947 в Свердловской обл.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Александр НОВОСЁЛОВ

Новосёлов Александр Иванович родился 26.03.1942 в Коми АССР.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Александр ОБЕРЕМОК

Оберемок Александр Николаевич родился 23.10.1973 в Иркутске.

Основные публикации: Пьяные стихи, 2012, Новокузнецк.

Татьяна ОРЕХОВА

Орехова Татьяна Ивановна родилась 29.07.1964 в Ленинграде.

Основные публикации: Я – ромашка твоя, Россия, 2002, СПб;

Бабочка в янтаре, 2008, СПб.

Олимпиада ОСКОЛКОВА

Козлова Лимма Ильинична родилась 16.12.1951 в Семипалатинске.

Основные публикации: Горлинка, СПб, 2000; Неторопливая беседа, СПб, 2002; Духом превыше, СПб, 2004.

Ирина ОСТРОУМОВА

Остроумова Ирина Ильинична родилась в Ленинграде.

Основные публикации: День рождения, 2005, СПб.

Светлана ПЕТРОВА-АМБРАСОВСКАЯ

Петрова-Амбрасовская Светлана Викторовна родилась в Ленинграде.

Основные публикации: Аквариум города, 2007, СПб.

Виктор ПЛИЕВ

Плиев Виктор Владимирович родился 03.08.1944 под Магаданом.

Основные публикации: Серебряные струны, 1998, СПб; Матрица суждения, 2007, СПб; Михайло Ломоносов, 2010, СПб.

Мария ПОДАЛЕВИЧ

Рахманова Мария Викторовна родилась 29.06.1962 в Ленинграде.

Основные публикации: Периодическая печать и альманахи.

Алексей ПОЛИШКАРОВ (1934 – 2006)

Полишкар Олекса Федотович родился 23.03.1934 в Николаеве.

Основные публикации: Хлеб и соль, Л., 1975; Мы дети твои, Украина, Киев, 1992; Возвращение, СПб, 2004.

Надежда ПОЛЯКОВА (1923 – 2007)

Полякова Надежда Михайловна родилась 15 декабря 1923 года в Новгородской области. Одна из самых ярких, талантливых и любимых народных поэтесс XX-XXI веков.

Автор 50 книг поэтических сборников.

Евгений ПОПОВ

Попов Евгений Георгиевич родился 25.09.1929 под Барнаулом.

Основные публикации: Рябиновый закат, СПб, 2007; Когда плакали камни, СПб, 2008; Париж-73, СПб, 2008; Стихи рождаются в тиши, СПб, 2012.

Елена ПОПОВА

Попова Елена Петровна родилась 18.05.1948 в Ленинграде.

Основные публикации: Живу в предчувствии любви, 2003, СПб; Всё было будто не со мной, 2004, СПб.

Николай ПОСЫСАЕВ (1945 – 2005)

Посысаев Николай Александрович родился 10.12.1945 на Алтае.

Основные публикации: Поиск истины, 2000, СПб; Зеркало души, 2000, СПб; Волшебной музыки полёт, 2003, СПб.

Андрей ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ (1961 – 2003)

Преображенский Андрей Борисович родился 21.02.1961 в Ленинграде.

Основные публикации: А дорога зовёт, 1994, СПб; Если бы всё было так, как хотелось, 2000, СПб.

Виталий ПРОХОРЕНКО

Прохоренко Виталий Федосович родился 20.09.1934 в Брянской обл..

Основные публикации: Небожители, СПб, 1992; Улетают в небо самолёты, СПб, 1997; От жизни той не отрекусь, СПб, 2002.

Наталия ПУНЖИНА

Пунжина Наталия Викторовна родилась в 1976 в Новгороде. Закончила филологический факультет НовГУ.

Основные публикации: А в душе зажигалась надежда, М., 1993; Глаза-незабудки, Великий Новгород, 2004.

Диана РАДЕС

Иванова Диана Петровна родилась 28.09.1943 в Архангельской области.

Основные публикации: В круге следствий, 2000, СПб; Движение души, 2008, СПб; Венок любви, 2009, СПб.

Ольга РАСТВОРОВА (1933 – 2010)

Растворова Ольга Григорьевна родилась 11.07.1933 в Ленинграде.

Основные публикации: Девочка из блокады.

Андрей РОДОССКИЙ

Родосский Андрей Владимирович родился 20.10.1957 в г. Ленинграде. Окончил филфак ЛГУ. Редактор альманаха «Сфинкс». Внесен в энциклопедию «Лучшие люди России».

Основные публикации: Избранные переводы, СПб, 2000; Глагол времен, СПб, 2004.

Владимир РУДНЕВ

Руднев Владимир Александрович родился 10.07.1919 в Тульской обл.

Основные публикации: Наши праздники, 1966, Москва; Слово о князе Владимире, 1988, Москва, Река времён, 2010, СПб.

Татьяна РУДЫКОВСКАЯ

Рудыковская Татьяна Валерьевна родилась 16.04.1932 в Ленинграде.

Основные публикации: Огонь, 1999, СПб; Бег времени, 2007, СПб; Память войны, 2010, СПб.

Алла САДОВСКАЯ

Альшина Алла Андреевна родилась 08.08.1975 в Ленинграде. Главный редактор литературно-информационной газеты «Слово поэта» и сатирического журнала «Ёрш».

Основные публикации: Траектория любви, 2006, СПб.

Виталий СЕВРЮГИН

Севрюгин Виталий Константинович родился 29.04.1939 в Ташкенте.

Основные публикации: Пилигрим, СПб, 2004; Лагуна грёз, СПб, 2007; Ожерелье чувств, СПб, 2010.

Юрий СЕМИЛЕТНИКОВ

Семилетников Юрий Борисович родился 04.02.1984 в Ленинграде.

Основные публикации: Одноименная книга, СПб, 2003.

Нина СЕРБАЕВА-СЕМЁНОВА (1925 – 2007)

Сербаева-Семёнова Нина Романовна родилась 18.06.1925. Руководитель ЛитО «Правый берег» (2002 – 2006). Редактор сборников «Второе призвание» и «Звёздный дом».

Основные публикации: Судьба моя, 2002; Просто любить, 2010, СПб.

Владимир СИМАКОВ

Симаков Владимир Сергеевич родился 07.03.1952 в г.Ленинграде. Окончил Институт культуры им. Н.Крупской. Главный редактор областного издательства «Вести».

Основные публикации: Третья стража, СПб, 1999; Крылатый крест, СПб, 2000; Зимние журавли, СПб, 2003; Акценты, СПб, 2009.

Сергей СИТКЕВИЧ

Ситкевич Сергей Семёнович родился 09.06.1960 года.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Марина СКОРОДУМОВА

Скородумова Марина Валерьевна родилась 11.01.1956 в Тихвине Ленин-градской обл.

Основные публикации: периодическая печать.

Игорь СМИРНОВ (1923 – 2009)

Смирнов Игорь Александрович родился 31.08.1923 в Ярославле. Окончил Военно-морскую академию им.А.Крылова, доктор технических наук, включён в энциклопедию «Лучшие люди России».

Основные публикации: Штормовой маршрут, Л, 1960; Избранная лирика, СПб, 1998; Бытие, СПб, 2005.

Наталья СНЕТКОВА

Снеткова Наталия Анатольевна родилась 10.03.1957 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники.

Ольга СОКОЛОВА

Соколова Ольга Николаевна родилась 08.05.1955 в Москве.

Основные публикации: От света к Свету, 2004, СПб; Дожди ожиданий, 2008, СПб.

Александр СОКОЛОВСКИЙ

Соколовский Александр Михайлович родился 11.01.1924 в Ленинграде. Участник ВОВ.

Основные публикации: Первая шеренга, 1984, Москва; Моя жизнь, или неужели это было?., 1999, СПб; Состоялось, 2010, СПб.

Геннадий СТАРКОВ

Старков Геннадий Иванович родился 20.12.1940 в Ленинграде. Автор известных песен, в том числе «Звенят колокола».

Основные публикации: Колючая душа, 2001, СПБ.

Александр ТЕМНИКОВ

Темников Александр Петрович родился 28.01.1950 в Башкортостане.

Основные публикации: Меж ударами сердца, 2000, СПб; Снежное равенство, 2004, СПб; Вертикаль души, 2006, СПб; Надежда на свидание, 2010, СПб.

Сергей ТОПИЛЬСКИЙ

Топильский Сергей Анатольевич родился 18.08.1967 в Сибири.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Ирина ТУЛЬСКАЯ

Тульская Ирина Ивановна родилась в Воронежской области.

Основные публикации: Я собираю пустяки, 2012, СПб.

Галина ТЫЧИНА

Тычина Галина Георгиевна родилась 14.12.1948 в Ленинграде. Закончила высшие Литературные курсы в СПб.

Основные публикации: Песня родника, 2005, СПб; Среди аллей уединён-ных, 2008, СПб; Августовский свет, 2012, СПб.

Николай УЛАНОВ

Уланов Николай Максимович родился 22.11.1927 в Астрахани.

Основные публикации: Осенний аккорд, 1992, Л; Грани судьбы, 1995, СПб; Разве забудешь, 2010, СПб.

Ирина УСТИНОВА

Устинова Ирина Олеговна родилась 26.10.1964 в Ленинграде. Закончила исторический факультет СпбГУ.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Галина УФИМЦЕВА

Уфимцева Галина Николаевна родилась 24.04.1947 в Калининской обл.

Основные публикации: Алое моё цветение, 2012, СПб.

Галина ФЕДОРОВА

Федорова Галина Николаевна родилась 08.03.1952 в Курганской обл.

Основные публикации: И навеки мне город родной, 2002, СПб.

Наталия ФИЛИППОВА (1967 – 2004)

Филиппова Наталия Владимировна родилась 24.02.1967 в Ленинграде.

Основные публикации: Паутинка, СПб, 1999; Старушка-веснушка, СПб, 2002; Радуга в снегу, СПб, 2003.

Лев ФУНЧИКОВ

Фунчиков Лев Леонидович родился 07.01.1937 в Ленинграде.

Основные публикации: Антиквариат, 2006, СПб; О Родине и о себе, 2006, СПб; Монро. История одной гибели, 2011, СПб.

Юлия ХРИСАНФОВА

Хрисанфова Юлия Вячеславовна родилась 28.01.1950 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Алевтина ЧЕВОКИНА

Чевокина Алевтина Константиновна родилась 10.06.1929 в Ленинграде.

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Нина ЧУДИНОВА (1954 – 2003)

Чудинова Нина Анатольевна родилась 17.01.1954 в Ленинграде. Окончила Ленинградский библиотечный техникум.

Основные публикации: Деревья на ветру, Л., 1990; Светотень, СПб, 1995; Дорогами моей судьбы, СПб, 1997.

Мария ШЕРЕМЕТ

Вощилко Майя Евгеньевна родилась 12.05.1932 в Ленинграде.

Основные публикации: Боль и гнев, 2009, СПб; Пятое время года, 2010, СПб; Осенние листы, 2012, СПб.

Юрий ШЕСТАКОВ (1949 – 2010)

Шестаков Юрий Михайлович родился 13.01.1949 в с. Богословка Курской области. Окончил Ленинградский технологический институт им. Ленсовета. Лауреат Всероссийской премии им. А.Фета.

Основные публикации: В начале дня, Л., 1983; Волны земли, М., 1992; Пристальное небо, М., 1998.

Вадим ШЕФНЕР (1915 – 2002)

Шефнер Вадим Сергеевич родился 12 января 1915 года в г. Петрограде.

Издано около 60 книг стихов и прозы.

Анна ШИШКИНА

Шишкина Анна Иосифовна родилась 22.09.1949 в Курской области. Технический редактор альманаха «Голоса Петербурга».

Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Николай ШУМИЛИН

Шумилин Николай Михайлович родился 23.11.1940 в Пушкине.

Основные публикации: Точка опоры, 1960, Ленинград.

Владимир ЮРКОВ

Юрков Владимир Викторович родился 26.09.1957 в Ленинграде.

Основные публикации: От А до Я, 2011, СПб.

Екатерина ЮРЧИК

Юрчик Екатерина Юрьевна родилась 31.03.1967 в Ленинграде.

Основные публикации: На крыльях любви, 2009, СПб; А любви все гроздья алые, 2011, СПб.

Михаил ЮХНО (1938 – 1999)

Юхно Михаил Михайлович родился 14.03.1938 в Курской области.

Основные публикации: Стрела Кипрея, 2009, СПб.

1 Геркулесовы столпы (Геркулесовы столбы): 1) две скалы у Гибралтарского пролива, на европейском и африканском берегах, согласно античным мифам, воздвигнутые Геркулесом на краю мира; 2) перен. крайний предел, граница чего-либо, крайность в чём-либо.

2 Лариса (греч.) – чайка, сладкая.

3 Клянусь Аполлоном, врачом Асклепием (начальные слова клятвы Гиппократа, лат.)

4 Ныне – епископ Выборгский.

5 «дабл’ю» – W [`dΛbl`ju:]

6 Работа над двухтомной антологией «Поэтический форум» началась в мае 2010 года. Произведения некоторых авторов опубликованы как в 1-м томе антологии, так и во 2-м. Сведения об этих авторах приведены в биобиблиографическом справочнике 1-го тома и здесь не повторяются.

Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2

Лилия Абдрахманова

Сила жизни

* * *

* * *

Спираль

* * *

Анестезия

Кундалини

* * *

* * *

Ольга Авдеева-Мокрак (г. Кишинёв)

* * *

* * *

* * *

Нина Агафонова

* * *

* * *

Странники

Монолог осени

Лариса Александрова

В Крыму

Совет

Победитель

Андрей Victoria Андреев

Дай умереть…

Нос к носу

Пробегусь по парапету

* * *

Наталья Андреева

Старые письма

* * *

Разлуки

* * *

Чёрная речка

Иллюзия

Светлана Анненкова (г. Ижевск)

* * *

* * *

Екатерина Асмус

* * *

* * *

Ольга Атаманова

* * *

Кризис сорокаСонет

* * *

Михаил Балашов

* * *

* * *

Татьяна Баканова

По Миллионной

Давиду Самойлову

* * *

* * *

Алина Бартенева

Аннушка

* * *

Ирина Басова

* * *

* * *

Наталья Бевза

Там, где лес просыпается...

Я прожила чужую жизнь...

Окно

Белый свет

Яна Бердникова

Навстречу солнцу

Не подарок

Над рекою

Задыхаюсь

Альмира Биккулова

Любовь материПеревод с башкирского Николая Михина

Родной языкПеревод с башкирского Николая Михина

Людмила Бокшицкая

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Анатолий Бондаренко

Кризис сорока
Сонет

Любовь матери
Перевод с башкирского Николая Михина

Родной язык
Перевод с башкирского Николая Михина