Витязь в тигровой шкуре
                    
Четырестрочия вступительные
- Он, что создал свод небесный, он, что властию чудесной
 - Людям дух дал бестелесный, – этот мир нам дал в удел.
 - Мы владеем беспредельным, многоразным, в разном цельным.
 - Каждый царь наш, в лике дельном, лик его средь царских дел.
 
- Бог, создавший мир однажды. От тебя здесь облик каждый.
 - Дай мне жить любовной жаждой, ей упиться глубоко.
 - Дай мне, страстным устремленьем, вплоть до смерти жить томленьем,
 - Бремя сердца, с светлым пеньем, в мир иной снести легко.
 
- Льва, что знает меч блестящий, щит и копий свист летящий,
 - Ту, чьи волосы – как чащи, чьи уста – рубин, Тамар, —
 - Этот лес кудрей агатный, и рубин тот ароматный,
 - Я хвалою многократной вознесу в сияньи чар.
 
- Не вседневными хвалами, я кровавыми слезами,
 - Как молитвой в светлом храме, восхвалю в стихах ее.
 - Янтарем пишу я черным, тростником черчу узорным.
 - Кто к хвалам прильнет повторным, в сердце примет он копье.
 
- В том веление царицы, чтоб воспеть ее ресницы,
 - Нежность губ, очей зарницы и зубов жемчужный ряд.
 - Милый облик чернобровой. Наковальнею свинцовой
 - Камень твердый и суровый руки меткие дробят.
 
- О, теперь слова мне нужны. Да пребудут в связи дружной.
 - Да звенит напев жемчужный. Встретит помощь Тариэль.
 - Мысль о нем – в словах заветных, вспоминательно-приветных.
 - Трех героев звездосветных воспоет моя свирель.
 
- Сядьте вы, что с колыбели тех же судеб волю зрели.
 - Вот запел я, Руставели, в сердце мне вошло копье.
 - До сих пор был сказки связной тихий звук однообразный,
 - А теперь – размер алмазный, песня, слушайте ее.
 
- Тот, кто любит, кто влюбленный, должен быть весь озаренный,
 - Юный, быстрый, умудренный, должен зорко видеть сон,
 - Быть победным над врагами, знать, что выразить словами,
 - Тешить мысль как мотыльками, – если ж нет, не любит он.
 
- О, любить! Любовь есть тайна, свет, что льнет необычайно.
 - Неразгаданно, бескрайно светит свет того огня.
 - Не простое лишь хотенье, это – дымно, это – тленье.
 - Здесь есть тонкость различенья, – услыхав, пойми Меня.
 
- Кто упорен в чувстве жданном, он пребудет постоянным,
 - Неизменным, необманным, гнет разлуки примет он.
 - Примет гнев он, если надо, будет грусть ему отрада.
 - Тот, кто знал лишь сладость взгляда, ласки лишь, – не любит он.
 
- Кто, горя сердечной кровью, льнул с тоскою к изголовью,
 - Назовет ли он любовью эту легкую игру.
 - Льнуть к одной, сменять другою, это я зову игрою.
 - Если ж я люблю душою, – целый мир скорбей беру.
 
- Только в том любовь достойна, что, любя, тревожно, знойно,
 - Пряча боль, проходит стройно, уходя в безлюдье, в сон,
 - Лишь с собой забыться смеет, бьется, плачет, пламенеет,
 - И царей он не робеет, но любви – робеет он.
 
- Связан пламенным законом, как в лесу идя зеленом,
 - Не предаст нескромным стоном имя милой для стыда.
 - И, бежа разоблаченья, примет с радостью мученья,
 - Все для милой, хоть сожженье, в том восторг, а не беда.
 
- Кто тому поверить может, что любимой имя вложит
 - В пересуды? Он тревожит – и ее, и с ней себя.
 - Раз ославишь, нет в том славы, лишь дыхание отравы.
 - Тот, кто сердцем нелукавый, бережет любовь, любя.
 
- Той, чей голос – звон свирели, нить свивая из кудели,
 - Песнь сложил я, Руставели, умирая от любви.
 - Мой недуг – неизлечимый. Разве только от любимой
 - Свет придет неугасимый, – или, Смерть, к себе зови.
 
- Сказку персов, их намеки, влил в грузинские я строки.
 - Ценный жемчуг был в потоке. Красота глубин тиха.
 - Но во имя той прекрасной, перед кем я в пытке страстной,
 - Я жемчужин отсвет ясный сжал оправою стиха.
 
- Взор, увидев свет однажды, преисполнен вечной жажды
 - С милой быть в минуте каждой. Я безумен. Я погас.
 - Тело все опять – горенье. Кто поможет? Только пенье.
 - Троекратное хваленье– той, в которой все – алмаз.
 
- Что судьба нам присудила, нам должно быть это мило.
 - Неизменно, чтоб ни было, любим мы родимый край.
 - У работника – работа, у бойца – война забота.
 - Если ж любишь, так без счета верь любви, и в ней сгорай.
 
- Петь напев четырестрочно, это – мудрость. Знанье – точно.
 - Кто от бога, – полномочно он поет, перегорев.
 - В малословьи много скажет. Дух свой с слушателем свяжет.
 - Мысль всегда певца уважит. В мире властвует напев.
 
- Как легко бежит свободный конь породы благородной,
 - Как мячом игрок природный попадает метко в цель,
 - Так поэт в поэме сложной ход направит бестревожный,
 - Ткани будто невозможной четко выпрядет кудель.
 
- Вдохновенный – в самом трудном светит светом изумрудным,
 - Грянув словом многогудным, оправдает крепкий стих.
 - Слово Грузии могуче. Если сердце в ком певуче,
 - Блеск родится в темной туче, в лете молний вырезных.
 
- Кто когда-то сложит где-то две-три строчки, песня спета,
 - Все же – пламенем поэта он еще не проблеснул.
 - Две-три песни, он слагатель, но, когда такой даятель
 - Мнит, что вправду он создатель, он упрямый только мул.
 
- И потом, кто знает пенье, кто поймет стихотворенье,
 - Но не ведает пронзенья, сердце жгущих, острых слов,
 - Тот еще охотник малый, и в ловитвах небывалый,
 - Он с стрелою запоздалой к крупной дичи не готов.
 
- И еще. Забавных песен в пирный час напев чудесен.
 - Круг сомкнётся, весел, тесен. Эти песни тешат нас.
 - Верно спетые при этом. Но лишь тот отмечен светом,
 - Назовется тот поэтом, долгий кто пропел рассказ.
 
- Знает счет поэт усилью. Песен дар не бросит пылью.
 - И всему он изобилью быть велит усладой – ей,
 - Той, кого зовет любовью, перед кем блеснет он новью,
 - Кто, его владея кровью, петь ему велит звучней.
 
- Только ей – его горенья. Пусть же слышит той хваленья,
 - В ком нашел я прославленье, в ком удел блестящий мой.
 - Хоть жестока, как пантера, в ней вся жизнь моя и вера,
 - Это имя в ток размера я поздней внесу с хвалой.
 
- О любви пою верховной – неземной и безгреховной.
 - Стих об этом полнословный трудно спеть, бегут слова.
 - Та Любовь от доли тесной душу мчит в простор небесный.
 - Свет сверкает в ней безвестный, здесь лишь видимый едва.
 
- Говорить об этом трудно. Даже мудрым многочудна
 - Та Любовь. И здесь не скудно, – многощедро, – пой и пой.
 - Все сказать о ней нет власти. Лишь скажу: земные страсти
 - Подражают ей отчасти, зажигая отблеск свой.
 
- По-арабски кто влюбленный, тот безумный. Точно сонный,
 - Видит он невоплощенной уводящую мечту.
 - Тем желанна близость бога. Но пространна та дорога.
 - Эти прямо, от порога, досягают красоту.
 
- Я дивлюсь, зачем, бесправно, то, что тайна, делать явно.
 - Мысль людская своенравна. Для чего любовь – стыдить?
 - Всякий срок здесь – слишком рано. День придет, не тронь тумана.
 - О, любовь – сплошная рана. Рану – нужно ль бередить?
 
- Если тот, кто любит, плачет, это только то и значит,
 - Что в себе он жало прячет. Любишь, – знай же тишину.
 - И среди людей, средь шума, об одной пусть будет дума.
 - Но красиво, не угрюмо, скрытно, все люби одну.
 
1. Сказ о Ростэване, царе арабском
- Был в Арабии певучей царь от бога, царь могучий,
 - Рати сильного – как тучи, вознесенный Ростэван.
 - Многим витязям бессменный знак и образ несравненный,
 - Птицезоркий, в зыби пенной все увидит сквозь туман.
 
- Был красивым он и в слове. Дочь имел, дитя любови:
 - Солнце – очи, ночи – брови, вся – звезда среди светил.
 - Петь о деве пышнокудрой может разве только мудрый,
 - Облик девы чернокудрой многих вмиг поработил.
 
- Кто на это солнце глянет, вдруг ее рабом он станет,
 - Сердце, душу, ум заманит та, чье имя Тинатин.
 - Да навек пребудет славным, средь столетий полноправным,
 - Это имя, солнцеравным, будет имя – властелин.
 
- Царь, когда красы царевны в возраст влились полнопевный,
 - Созвал знатных и, безгневный, посадил вокруг себя.
 - Молвил: «Вот предмет совета. Роза знает время цвета.
 - Отцвела, – нет больше лета, – сохнет, венчик свой дробя.
 
- Солнце всходит и садится. Село, смотрим, тьма дымится.
 - Ночь безлунная клубится. День исчерпан мой сполна.
 - Потускнела позолота. Старость – груз. Нет горше гнета.
 - Вот умру – одна забота. И дорога всем – одна.
 
- Где же свет, что тьму просветит? Пусть ваш разум мне ответит.
 - Пусть венец чело отметит светлой дочери моей».
 - Все ответили, вздыхая: «Речь твоя зачем такая?
 - Роза, даже отцветая, всех душистей и светлей.
 
- И ущербный месяц ясен. Луч звезды вполне прекрасен, —
 - Спор звезды с луной напрасен. Так, о, царь, не говори.
 - От тебя и злое слово – всем нам крепкая основа.
 - Лик же солнца золотого, дочь твоя, светлей зари.
 
- Дай ей царство, дай царенье. Быть женой ей назначенье.
 - Но от бога смысл правленья ей указан с вышины.
 - Отлучался ты когда-то, – и сияла без заката.
 - Уж когда в пещере львята, – львица, лев вполне равны».
 
- Автандил вождя был сыном. Он в изяществе едином
 - Кипарисом по долинам между стройными блистал.
 - Как хрусталь был знаменитый, звездной шествовал орбитой,
 - С Тинатин мечтою слитый, без нее он увядал.
 
- Как цветок среди тумана, страсть была в нем скрытой раной.
 - Роза страсти, вновь румяна стала, чуть предстал пред ней.
 - О, любовь есть истязанье. Тот, кто любит, весь – терзанье.
 - Все ж он жаждет приказанья углем стать среди огней.
 
- В час как деве безгреховной царь велел, беспрекословный,
 - Власти дар приять верховный, веселился Автандил:
 - «Тинатин – как блеск запястья. Ей пристойно полновластье.
 - Видеть солнце, – это счастье, лик ее – источник сил».
 
- Царь, как мрак дробя алмазом, повелел своим приказом:
 - «Да пребудет царским глазом, царской волей Тинатин.
 - Приходите все арабы. В похвалах не будьте слабы.
 - Здесь – сверканье, и когда бы ночь была, она – рубин».
 
- Все арабы приходили. Знатных блеск умножен в силе.
 - Видит крепость в Автандиле многотысячность бойцов.
 - Весь порядок воинств явлен. И когда был трон поставлен,
 - Всем народом он прославлен: «Свет его превыше слов».
 
- Тинатин, лицом сияя, воле царской послушая,
 - Вся горела, золотая, и венец он возложил,
 - Скипетр дал он чернобровой, дал ей царские покровы,
 - И она звездою новой воссияла средь светил.
 
- Царь ушел, воздав почтенье. Вознеслись благословенья.
 - Были молвлены хваленья. Звон кимвалов с звуком труб.
 - Новый царь с лицом царицы был как в тучке лик денницы —
 - Цвета ворона – ресницы, пурпур зорь – изгибы губ.
 
- Мнится ей, что недостойна трон отца занять, и стройно
 - Стан склоняет, беспокойно слезы льет, как дождь в саду.
 - И отец, увещевая, молвит: «Чадо – жизнь двойная.
 - Мне равна ты, дочь родная. Я в огне, и я в бреду.
 
- Ты не плачь, как цвет в долине. Царь Арабии ты ныне.
 - Горный замок на вершине. Будь же зоркой и цари.
 - День ко всем выходит алым. Так и ты будь доброй к малым.
 - Кто наклонится к усталым, тот умножит алтари.
 
- Будь открытой милосердью. Будь как бы щедротной твердью.
 - Знай, что доброму усердью подчиняются сердца.
 - Свяжет вольных – свет во взоре. Будь такою же, как море, —
 - Реки скрыв в своем просторе, влагу жертвуй без конца.
 
- Расточая вдвое, втрое, расцветешь ты как алоэ,
 - Это древо вековое, чье в Эдеме бытие.
 - Щедрость – власть, как власть закала. Где измена? Прочь бежала.
 - Что ты спрячешь, то пропало. Что ты отдал, то твое».
 
- Дева слушает с вниманьем те слова, что дышут знаньем,
 - Всем отцовским увещаньям у нее привет один.
 - Царь и пьет, и веселится. Нет причин ему затмиться.
 - Солнцу хочется сравниться в блеске с светлой Тинатин.
 
- За своим дворецким старым шлет, чтоб шел он с пышным даром,
 - Чтоб в даяньи щедро – яром истребил сполна казну.
 - «Все неси. Всего мне мало». И без меры раздавала.
 - Не гадала, не считала. «Никого не обману».
 
- Все дары, что знала с детства, собирала с малолетства,
 - Все блестящее наследство в день единый раздала.
 - Ей отцовская наука – достоверная порука.
 - Как стрела летит из лука, так поспешною была.
 
- «Всех мулов, ослов ведите». Повелела пышной свите:
 - «Дорогих коней явите». Топот, ржанье, кони тут.
 - Блещет шелк. Толпой солдаты, царской милостью богаты,
 - Веселятся, как пираты, как разбойники берут.
 
- Точно турок в горных срывах бьют, – и нет числа счастливых.
 - Рой арабских пышногривых легконогих мчат коней.
 - Разметалась, отдавая, словно буря снеговая: —
 - Стар ли, дева ли младая, были все богаты в ней.
 
- День прошел. Был пир веселый. Пили, ели, точно пчелы.
 - На цветах. Один, тяжелой думой царь был омрачен.
 - С наклоненной головою он сидел перед толпою.
 - Шепот шумной шел волною: «Отчего печален он?»
 
- Крася ликом пир медовый, властный в бой вести суровый,
 - И как лев скакнуть готовый, солнцеликий Автандил
 - Был с Согратом знатным рядом, и его проворным взглядом
 - «Почему так чужд отрадам царь?» он быстро вопросил.
 
- «Верно, мысль пришла какая, неприветная и злая», —
 - Отвечал Сограт, вздыхая: «Горя – нет, и весел – час».
 - Автандил сказал: «Так спросим. Слово шуточное бросим.
 - Мы без пользы тяжесть носим. Почему стыдит он нас?»
 
- Автандил с Согратом встали, кубки полные им дали,
 - И веселые упали на колени пред царем.
 - Говорит Сограт шутливый: «Царь, ты точно день дождливый,
 - Нет улыбки, нет красивой на немом лице твоем».
 
- И добавил он лукаво: «Впрочем, сердце в скорби право:
 - Дочь твоя – она забава, все богатства роздала.
 - Не давай ей пышной части, и, лишивши царской власти,
 - Упасешься от напасти и уволишься от зла».
 
- Усмехнулся царь. Такого ожидать не мог он слова.
 - На советчика скупого все же глянул он светло.
 - «Я ценю твое раченье. И достоин ты хваленья.
 - Но скупое попеченье никогда ко мне не шло.
 
- Нет, не в том моя забота. Старость близится, дремота.
 - И остаться не охота без достойного бойца.
 - Дней увяло все цветенье, и не передал уменья
 - Быть бойцом без посрамленья никому я до конца.
 
- Это правда, дочь имею, холил дочь, обласкан ею.
 - Все ж я сына не лелею. Не дал бог. И нет уж сил.
 - Кто здесь луком отличится? Или в мяч со мной сразится?
 - Автандил едва сравнится, ибо я его учил».
 
- Гордый, юный, весь – стремленье, слушал эти восхваленья.
 - И с улыбкою смиренья затаил он торжество.
 - Как улыбка та пристала к лику юного, где ало
 - Рот горел, – как снег блистала белизна зубов его.
 
- Царь спросил: «Чего смеешься? И чего ты робко жмешься?
 - Ну, зачем не отзовешься? Или я тебе смешон?»
 - Юный молвил: «Разрешенье дай сказать мне, в оскорбленье
 - Не вменяя дерзновенье. Да не буду осужден».
 
- Царь ответил: «Молви слово. Не приму его сурово.
 - Скрепа клятвы – святость крова, имя светлой Тинатин».
 - Автандил сказал: «Так смело молвлю: хвастаться не дело,
 - Но моя б стрела поспела в цель верней, о, властелин.
 
- Под твоими я ногами прах. Но, меряясь стрелами,
 - Буду первый, – пред полками эту клятву я даю.
 - Кто со мной в стрельбе сравнится? Ты сказал. Тут что ж судиться.
 - Может этот спор решиться лишь с мячом, с стрелой, в бою».
 
- Царь сказал: «Не будем вздорить, на словах не стану спорить.
 - Дайте лук. Чье имя вторить будут после, так решим.
 - Пред свидетелями в поле будем мы на вольной воле,
 - Там о нашей молвят доле: кто ловчей, победа с ним».
 
- Автандил повиновался. И на том их спор прервался.
 - Каждый весел был, смеялся. Чуждым был им взгляд косой.
 - Был заклад меж них скрепленный: тот, кто будет побежденный,
 - С головою обнаженной, три он дня ходи такой.
 
- И двенадцать слуг примерных царь призвал для этих верных
 - Состязаний беспримерных, чтоб давали стрелы им.
 - «Пусть двенадцать их за мною за любой следят стрелою.
 - Шермадин один с тобою, хоть один, он несравним».
 
- Ловчим молвил: «По равнинам, как гроза стадам звериным,
 - Соберитесь, и единым обоймите их кольцом.
 - Пусть помогут вам солдаты». Пир окончен, пир богатый.
 - Были вина, ароматы, и веселье за столом.
 
- Автандил, чуть солнце встало, был одет уж в цвет коралла,
 - Лик рубина и кристалла в золотом горел огне.
 - Под покровом златовейным, весь он был цветком лилейным.
 - Так явился чудодейным он на белом скакуне.
 
- Царь разубран знаменито. Весь народ кругом как свита.
 - Поле воинством покрыто. Всяк охоту видеть рад.
 - Многоокая облава. Смех, и шутки, и забава.
 - На кого-то глянет слава? Будут биться об заклад.
 
- Царь велит готовить стрелы, чтоб во все послать пределы.
 - Счет велит им делать смелый, всех ударов верный счет.
 - И рабов двенадцать верных ждет тех выстрелов примерных.
 - Будут стрелы в козах, в сернах. Отовсюду дичь идет.
 
- Без числа стада, как тени. Быстроногие олени.
 - Скачут козы в белой пене. Мчатся дикие ослы.
 - Чудо видеть – и какое! Бег напрасен, – бьют их двое.
 - Тетиве не спать в покое, многократен свист стрелы.
 
- Топчут конские подковы пыль. Покров встает суровый.
 - Солнце скрыл. А в жертве новой, просвистав, дрожит стрела.
 - Кровь течет по шерсти белой. Новый свист, несутся стрелы,
 - Дрогнет зверь и, онемелый, рухнет, – сразу жизнь ушла.
 
- Если ж кто стрелой лишь ранен, прочь бежит, но бег обманен,
 - Нет исхода, неустанен этот ток разящих стрел.
 - И не зеленью, не новью, все поля покрылись кровью,
 - Бог, исполненный любовью, в небе гневом возгорел.
 
- Кто смотрел на Автандила, как рука его стремила
 - Ход стрелы, как верно била, как к нему кругом все шло,
 - Видя зрелище такое, сердце словом тешил вдвое:
 - «Он прекрасен, как алоэ, что в Эдеме возросло».
 
- Минул день, зверям печальный. Смерян бег равнины дальной.
 - На краю поток хрустальный об утес волну дробил.
 - В темной чаще звери скрылись. Кони там бы не пробились.
 - Отдыхали, веселились Ростэван и Автандил.
 
- Нет предела их утехам. И один сказал со смехом:
 - «Метче я!». Другой же эхом: «Метче я!» – сказал в ответ.
 - И зовут двенадцать верных. «Чьих же больше стрел примерных?
 - Счет чтоб был из достоверных. Правда – сплошь, а лести – нет».
 
- Отвечают: «Затемненья правде нет, и, без смягченья,
 - Ты не выдержишь сравненья, царь, тебе враждебен счет.
 - Хоть убей нас, нет нам дела, но тебе мы скажем смело:
 - Где его стрела летела, зверь ни шагу там вперед.
 
- Всех две тысячи убили. Двадцать лишку в Автандиле
 - Смерть нашли. В той меткой силе промах луку незнаком.
 - Как наметит, так уж строго – зверю кончена дорога.
 - А твоих собрали много стрел, рассыпанных кругом».
 
- Царь смеется, смех кристален. Злою мыслью не ужален,
 - Он ничуть не опечален. «Что ж, победа не моя».
 - За приемного он сына рад, в том счастье, не кручина.
 - Любит сердце – что едино, любит роза соловья.
 
- Миг вкушая настоящий, вот сидят они у чащи.
 - Как колосьев строй шуршащий, смотрит воинов толпа.
 - Возле них двенадцать смелых, ни пред чем не оробелых.
 - Видно, как в лесных пределах вьется водная тропа.
 
2. Сказ о том, как царь арабский увидел витязя, одетого в барсову шкуру
- На опушке, над потоком, в тоскованьи одиноком,
 - Странный витязь был, в глубоком размышленьи над рекой.
 - За поводья вороного он коня держал, и снова
 - Слезы лились из немого сердца, сжатого тоской.
 
- Как небесными звездами, все сияло жемчугами,
 - Млели нежными огнями и доспехи и седло.
 - Был как лев он, но стекали слезы, полные печали,
 - По щекам, где розы вяли, а не искрились светло.
 
- Был в кафтан одет он бурый, сверху ж барсовою шкурой,
 - И сидел он так, понурый, в шапке барсовой склонясь.
 - Толстый хлыст в руке был зримым. Так сидел он нелюдимым.
 - Точно был окутан дымом, весь – волшебный, весь – томясь.
 
- Раб идет к нему с вопросом от царя, но пред утесом
 - Вид тех слез, подобных росам, точно стать ему велел.
 - Пред такою силой горя замолчи, или не споря,
 - Плачь, как плачет в пропасть моря дождь, узнавши свой предел.
 
- Раб в великом был смущеньи, трепетаньи и сомненьи,
 - И смотрел он в удивленьи на печального бойца.
 - «Царь велит прийти», – сказал он наконец, вздыхал и ждал он.
 - Витязь нем, и не слыхал он, не поднимет вверх лица.
 
- С наклоненным книзу ликом, весь в забвении великом,
 - Не внимал окружным крикам, изливал с слезами кровь.
 - Длил он странные рыданья, трепетал в огне сгоранья,
 - Нет терзаньям окончанья, слезы льются вновь и вновь.
 
- Свеян ум его куда-то. Мысль его свинцом объята.
 - Раб идет путем возврата, не добившись ничего,
 - Снова царское посланье повторял, но нет вниманья,
 - Никакого нет вещанья розоцветных губ его.
 
- Раб вернулся без ответа: «На мои слова привета
 - Он был глух. Мой взор от света солнца яркого погас.
 - Я жалел его невольно. Сердце билось больно-больно.
 - Вижу, ждать уже довольно, протомился целый час».
 
- Царь дивился. Дивованье перешло в негодованье.
 - Изрекает приказанье он двенадцати рабам:
 - «Вы оружие берите, всей толпой к нему идите
 - И скорее приведите мне того, кто медлит там».
 
- Исполняя приказанье, вот рабы идут. Шуршанье
 - Слышно ног, звенит бряцанье их доспехов. Витязь встал,
 - Весь в слезах еще. Но взором вскинул. Видит, тесным хором,
 - Люди с воинским убором. Вскрикнув: «Горе!» замолчал.
 
- Вытер он глаза руками, укрепил колчан с стрелами,
 - Меч с блестящими ножнами. Вот на быстром он коне.
 - Что ему – рабы, их слово? Направляет вороного
 - Прочь куда-то, никакого им ответа, – он во сне.
 
- Тут, его схватить желая, вмиг – к нему толпа живая,
 - Вот рука, и вот другая устремилась. Смерть им в том
 - Одного он о другого раздробил, рукою снова
 - Чуть махнул, убил, иного до груди рассек хлыстом.
 
- Пали трупы вправо, влево. Царь кипит, исполнен гнева.
 - Он кричит рабам, но сева Смерти – жатва собрана.
 - Юный даже и не глянет на того, кого он ранит.
 - Кто домчится, мертвым станет, участь всем пред ним одна.
 
- Царь разгневан, горячится, на коня скорей садится.
 - С Автандилом вместе мчится, чтоб надменного настичь.
 - Но, как в искристом тумане, как на сказочном Мерани,
 - Не принявши с ними брани, он сокрылся, кличь не кличь.
 
- Увидав, что царь в погоне, что за ним несутся кони,
 - Он, в мгновенной обороне, вдруг, хлестнув коня, исчез.
 - Точно в пропасть провалился или в небо удалился,
 - Ищут, нет, и след сокрылся. Ничего. Как в мгле завес.
 
- Хоть следов копыт искали, – нет, исчез в какой-то дали.
 - Словно призрак увидали, призрак был один лишь миг.
 - По убитым плачет кто-то. И о раненых забота.
 - Молвил царь: «Пришла работа. Видно, злой нас рок настиг».
 
- Он сказал: «Всех дней теченье было только наслажденье.
 - Бог изведал утомленье – видеть счастье без конца.
 - Вот и стал восторг обманен, – как и все, непостоянен, —
 - Я всевышним насмерть ранен, отвратил он свет лица».
 
- Так вернулся он, угрюмый, затенен печальной думой.
 - Вмиг забыты были шумы состязаний и пиров.
 - Стон кругом сменялся стоном. Грусть царя была законом.
 - Не приученный к препонам, дух легко упасть готов.
 
- Ото всех сокрытый, в дальней царь сидел опочивальне,
 - Размышлял он все печальней, что погас веселья свет.
 - Видел только Автандила. Все рассеялись уныло.
 - Арфа вздохи не струила, стук не слышен кастаньет.
 
- Тинатин о той потере счастья слышит. В полной мере
 - Чувство в ней. Она у двери. И к дворецкому вопрос:
 - «Спит ли он или не спит он?» Тот в ответ: «В тоске сидит он.
 - И ни с кем не говорит он. Стал он темен, как утес.
 
- Автандила лишь как сына приняла его кручина.
 - Витязь в этом всем причина, странный витязь на пути».
 - Тинатин рекла: «Уйду я. Но коль спросит он, тоскуя,
 - В тот же час к нему приду я, как велит к себе прийти».
 
- Царь спросил: «Где та, в которой ключ живой, что точит горы,
 - Свет любви, что тешит взоры?» Был ответ ему тогда:
 - «К бледной, к ней, достигло слово, что печаль в тебе сурова.
 - Здесь была. И будет снова. Лишь скажи, придет сюда».
 
- Царь сказал: «Скорей идите, и ко мне ее зовите.
 - Лишь в одной жемчужной нити красота всегда светла.
 - Пусть отцу вернет дыханье. Пусть излечит тоскованье.
 - Ей скажу, о чем терзанье, отчего вдруг жизнь ушла».
 
- Вняв отцовское веленье, Тинатин, как озаренье,
 - Полнолунное виденье, перед ним блестит красой.
 - Он ее сажает рядом, смотрит полным ласки взглядом,
 - И целует, и к отрадам вновь открыт своей душой.
 
- «Почему не приходила? Или звать мне нужно было?»
 - Дева кротко возразила: «Царь, когда нахмурен ты,
 - Кто дерзнет к тебе явиться? Пред тобой и день затмится,
 - Пусть же ныне разрешится этот скорбный дым мечты».
 
- Он сказал: «Родное чадо! Быть с тобой моя услада.
 - Грусть прошла, ты радость взгляда, точно зелья ты дала,
 - Чтоб рассеять муку властно. Но, хоть я терзался страстно,
 - Знай, не тщетно, не напрасно мысль к печальному ушла.
 
- Повстречался мне безвестный витязь юный. Свод небесный
 - Был красой его чудесной словно радугой пронзен.
 - Я не мог узнать причины слез его, его кручины.
 - Хоть в красе он был единый, но меня разгневал он.
 
- Чуть ко мне метнувши взором, вытер слезы, скоком скорым
 - На коня вскочил, – я спорым овладеть велел, но вмиг
 - Разметал моих людей он. Кто он? Дьявол? Лиходей он?
 - Я без слова был осмеян. Вдруг исчез, как вдруг возник.
 
- Был ли он иль нет, не знаю. Горький ад на смену раю
 - Я от бога принимаю. Прошлых дней погашен свет.
 - Этой скорби не забуду, не бывать такому чуду,
 - Сколько дней я жить ни буду, мне веселья больше нет».
 
- В голос звук вложив напева: «Соизволь, – сказала дева,—
 - Слово выслушать без гнева. Обвинять нам хорошо ль
 - Этот промысел всезрящий? Бог и к мошке добр летящей.
 - Если он раскинул чащи, разве в них он дал нам боль?
 
- Если витязь был телесным, не видением чудесным,
 - На земле другим – известным он, конечно, должен быть.
 - Встанет весть, придет к нам слухом. Если ж он лукавым духом
 - Был и скрылся легким пухом, что ж тоской себя губить.
 
- Вот совет мой, повелитель: над царями ты правитель.
 - Зри кто хочет, – где тот зритель, чтобы твой измерил свет?
 - Так пошли людей, – пусть ищут, целый мир пускай обрыщут.
 - Уж они ответ отыщут, смертный это или нет».
 
- Царь зовет гонцов проворных, между лучшими отборных,
 - Чтобы в поисках дозорных не жалели ни труда,
 - Ни стараний, ни усилий, чтобы каждого спросили,
 - Где тот витязь, гордый в силе, и чтоб шли скорей туда.
 
- Вот гонцы в далекой дали. Целый год они блуждали.
 - Никого не увидали, кто бы витязя встречал.
 - Все напрасны вопрошанья. Бесполезны их исканья.
 - Были долги их блужданья, – был успех их вовсе мал.
 
- Пред царем рабы предстали. Преисполнены печали,
 - Так его оповещали: «Хоть искали мы везде,
 - Труд бесплоден был, хоть честен, – нам скорбящий лик уместен,
 - Никому он неизвестен. Укажи, искать нам где?»
 
- Молвил царь: «Мне дочь сказала правду. В скорби смысла мало.
 - Здесь змея являла жало, – это был нечистый дух.
 - Мне мой враг был с неба свеян, это им я был осмеян.
 - Да блудит среди затей он, – чист мой взор и волен слух».
 
- Позабыт им дух лукавый. Снова игры и забавы.
 - Песнопевец ищет славы. Закрутился акробат.
 - Юным царь велел и старым веселиться. Светлым чарам
 - Нет предела. Царским даром не один опять богат.
 
- Автандил – полуодетый. Вкруг него играют светы.
 - Арфы звон и песни спеты. Вдруг гонец от Тинатин,
 - Черный раб в его покое: «Та, чей образ – лик алоэ,
 - Шлет веление такое: к ней иди, о, господин».
 
- Светлой вестью очарован, Автандил встает, взволнован.
 - Тот наряд, что облюбован, самый лучший, он надел.
 - Видеть розу, быть с любимой, в том восторг незаменимый.
 - С красотою несравнимой быть – пленительный удел.
 
- Автандил идет к ней смело. Ни пред кем не оробела
 - Мысль его. И пусть горела много раз слеза о ней,
 - Хочет видеть лик певучий той, чье пламя – свет горючий
 - Молний, рвущихся из тучи, кто горит луны сильней.
 
- Та жемчужина жемчужин. С горностаем свет тот дружен.
 - Смотрит взор обезоружен. Ткань на нежной – без цены.
 - Сердце жгущие ресницы – словно ночь вокруг зарницы.
 - Шея млечна у царицы, косы тяжкие черны.
 
- Хоть одета в свет коралла, но печали не скрывала,
 - Автандила привечала, сесть велит ему она.
 - Юный сел пред ней смиренно. Сердце любит, сердце пленно.
 - Взор во взор глядит забвенно. Мысль усладой зажжена.
 
- Витязь молвит: «Ты, златая, светишь, страхи рассевая.
 - Вот, я нем. В зарю вступая, месяц солнцем вмиг сожжен.
 - Я не мыслю на досуге. Я не вихрь на вольном луге.
 - Но в каком волшебном круге, чем твой грустный ум смущен?»
 
- Вот изящными словами, выбрав их, как меж цветами
 - Те, что ярче лепестками, привлекают больше глаз,
 - Дева молвит: «Хоть со мною не одною ты стеною
 - Разделен, но я, не скрою – страх твой странен мне сейчас.
 
- Но скажу сперва пред другом, чем терзаюсь, как недугом.
 - Помнишь день, когда над лугом, близ утеса, над рекой,
 - Над водой реки хрустальной некий витязь был печальный,
 - Как слезу с слезой хрустальной лил он, мучимый тоской,
 
- С той поры томлюсь всегда я. Мысль о нем, не уставая,
 - Жалит, жалит, точно злая быстролетная оса.
 - Знаю я, что ты из смелых. Так ищи его в пределах.
 - Всей земли – до тучек белых, что восходят в небеса.
 
- Сердце в чувстве сердцу радо. Хоть меж нас была преграда,
 - Но без слов, лишь силой взгляда, увидала ясно я,
 - В одиноком отдаленьи, что в любовном ты плененьи,
 - Что горишь в изнеможеньи, и дрожит душа твоя.
 
- Видим зорко мы друг друга. Будет мне твоя услуга
 - Точно витязю кольчуга, – и к тебе идет она.
 - Ты ведь витязь несравненный. И, любя, ты любишь, пленный.
 - Витязь тот – твой брат забвенный. Мысль искать его должна.
 
- Ты любовь мою удвоишь. Скорбь мою ты успокоишь.
 - Злого демона укроешь. И фиалками маня,
 - Свеешь розы, расцветишься. И потом ты озаришься.
 - Лев, ты к солнцу возвратишься, встречу, встретишь ты меня.
 
- Так ищи же мне в угоду. Трижды год уйдет пусть к году.
 - Но не канул же он в воду. Если ты найдешь его,
 - Приходи, увенчан славой. Если ж нет, он дух лукавый.
 - К розе нежной холод ржавый зла не свеет своего.
 
- Мой расцвет не затемнится. О, клянусь, любовь продлится.
 - Пусть хоть солнце воплотится, мужем став, – с ним сердце слив,
 - Преисподняя пусть злая отсечет меня от рая,
 - В сердце мне любовь, терзая, смертью внидет, нож вонзив».
 
- Витязь молвил: «Лик денницы! Почему дрожат ресницы?
 - Почему агат царицы в трепетаньи огневом?
 - Заслужил ли подозренье? Смерти ждал, – и жить веленье
 - Получил. В повиновеньи буду я твоим рабом».
 
- Он сказал еще: «Златая! Ты заря, ты солнце рая.
 - Бог всевышний, создавая, быть тебе здесь солнцем дал.
 - Ты велишь, – идут планеты. Весь тобой я в блеск – одетый.
 - Мой цветок, живые светы взяв в себя, пребудет ал».
 
- Луч – к лучу, и к слову – слово. Вот они клянутся снова.
 - Сердце нежное – медово, и любовь подтверждена.
 - Все минувшие печали чем-то очень легким стали.
 - Зубы белые блистали, как от молний – вышина.
 
- О, какая им утеха – быть вдвоем, как с эхом эхо,
 - Средь веселья, шуток, смеха, говорят о ста вещах.
 - Молвит он: «Тебя, златая, можно знать – лишь ум теряя.
 - Сердце вспыхнуло, сгорая, сердце – пепел, жгучий прах».
 
- Но пришел конец усладам. Он прильнул к кристаллу взглядом.
 - Побледнел, и слезы градом. Хоть ушел, да не ушел.
 - Незнакомое с обманом, сердце он, в гореньи рьяном,
 - Отдал сердцу. Так к румяным розам льнут касанья пчел.
 
- Он сказал себе: «Златая! Вот уже разлучность злая.
 - И рубин мой, увядая, стал желтее янтаря.
 - Без тебя как быть в разлуке? Но стрела готова в луке.
 - В честь любимой сладки муки. Смерть приму – тобой горя».
 
- Он в постели, сны мятутся. Брызги слез обильно льются.
 - Так листки осины бьются, как, скорбя, он трепетал.
 - Странен уху шорох каждый. Дух его исполнен жажды.
 - Стала пытка пыткой дважды, – сон о ней он увидал.
 
- В том терзаньи отлученья – ревность, помыслы, мученья.
 - Слез горячих истеченье – словно нитка жемчугов.
 - Но тревожный сон напрасен. Брезжит день, – он снова ясен.
 - На коне своем, прекрасен, едет, путь принять готов.
 
- За дворецким в зал приемный посылает, и хоть скромный,
 - Но в стремленьи неуемный, он царю реченье шлет:
 - «Мысль мою, о, царь, не скрою: Ты царишь над всей землею.
 - Весть о славе, взятой с бою, да ко всем кругом придет.
 
- В путь пойду и не устану. Воевать с врагами стану.
 - Если недруг, в сердце рану нанесу в честь Тинатин.
 - Непокорный да смутится, а покорный веселится.
 - Ток даров не прекратится. Да горит огнем рубин».
 
- Изъявив благодаренье, царь ответил: «Лев! Стремленье
 - Рук твоих – всегда в сраженье. Смелость молвит твой совет.
 - В путь иди, в страну чужую, позволенье я дарую.
 - Но, коль ты разлуку злую будешь длить, мне счастья нет».
 
- Пред лицом царя представши и почтение воздавши,
 - Витязь молвит: «Услыхавши звук похвал, я изумлен.
 - Сколько счастья в этом звуке. Легче с ним – расстанья муки.
 - Бог уменьшит час разлуки. Светлый лик твой – мне закон.
 
- Мысль свидания лелею». Царь упал к нему на шею.
 - С полной нежностью своею в нем он сына целовал.
 - Нет таких, как эти двое. Бьется сердце в них благое.
 - Засветило ретивое в Ростэване слез кристалл.
 
- Вот уходит витязь смелый в чужеземные пределы.
 - Двадцать дней уж день он белый с черной ночью слил в одно.
 - В ней, златой, восторг вселенной, клад сокровищ сокровенный,
 - С Тинатин он мыслью пленной, ею сердце зажжено.
 
- Входит в горы, входит в долы. Чуть он где, там пир веселый.
 - Речи вьются, точно пчелы. Все приносят щедрый дар.
 - Солнцеликим, светловзорым, в переходе этом скором,
 - Слух склоняя к разговорам, он не медлит в свете чар.
 
- У него была твердыня. Замок горный на вершине.
 - Три он дня там медлит ныне. Шермадин – как верный с ним.
 - Вся душа его, вся сила, сердце все – для Автандила.
 - Но ему безвестно было, тот горит огнем каким.
 
- Витязь молвит Шермадину: «Стыдно мне, но стыд содвину.
 - Я скрывал свою кручину. Но теперь откроюсь, верь.
 - Были пытки, были грозы. Я ронял несчетно слезы.
 - Но от той жестокой розы – луч отрады мне теперь.
 
- К Тинатин моя истома. К ней любовь, о ней вся дрема.
 - Без конца у водоема слезы к розе лил нарцисс.
 - Боль открыть не мог доныне. Я томился как в пустыне.
 - Но теперь конец кручине. Упованья мне зажглись.
 
- Мне сказала: «Неустанный, ты ищи, где витязь странный.
 - А когда вернешься, жданный, сердцем все возьмешь свое.
 - Ты как цвет к цветку над лугом. Лишь тебя возьму супругом».
 - Пусть утрачу счет услугам. Раб, да вознесу ее.
 
- Я ведь витязь, – так прилично мне служить ей безгранично.
 - Верность трону лишь обычна. Раз слуга, служи вовек.
 - Взяв ее бальзам сладимый, стих пожар неукротимый.
 - Если ж в далях беды зримы, встреть их, встреть – как человек.
 
- Между всех кто подчиненный, ты один мне приближенный.
 - Связан дружбой неуклонной я с тобою. Потому
 - Над моею всей дружиной, ты, владыка, будь единый,
 - Лишь тебе тот рой орлиный я доверю одному.
 
- Правь же твердою рукою. Для бойцов, идущих к бою,
 - Ты пример являй собою. И к двору посланья шли.
 - И в дарах будь вне сравненья. Будь мое здесь повторенье,
 - Чтоб мое исчезновенье и заметить не могли.
 
- Мною будь в военной славе и в охотничьей забаве.
 - Так три года, честно правя, тайну свято сохраняй.
 - Может быть, мое алоэ будет цвесть себе в покое.
 - Если ж встречу роковое, плачь по мне, скорби, вздыхай.
 
- Шли царю оповещенье, что, увы, пришло затменье.
 - Будь как пьян от огорченья. «Нежеланна смерть, – скажи,—
 - В край, откуда нет возврата, он ушел». Сребро и злато,
 - Все раздай, чем жизнь богата, и ничем не дорожи.
 
- Так поможешь мне – отменно. Пусть погибнет то, что бренно.
 - Но про душу, неизменно помня, медли забывать.
 - Сон и смерть – в черте соседства. Вспомни наше малолетство,
 - И, мое воспомнив детство, сердцем будь ко мне как мать».
 
- Слышит раб – и весь слезами залился, как жемчугами.
 - Меркнет взор его, огнями беспокойными сквозя.
 - «Сердце ль будет веселиться, коль тебя оно лишится?
 - Но, когда твой дух стремится, удержать тебя нельзя.
 
- Мне велишь принять господство. У меня какое ж сходство
 - Есть с тобою? Превосходство вижу мысли я другой —
 - Будешь ты один, я внемлю. Лучше ж пусть уйду я в землю.
 - Но разлуки не приемлю. О, возьми меня с собой!»
 
- Витязь молвил: «Все сомненья прочь отбрось без промедленья.
 - Тот, кто любит, в ком томленье, пусть лишь в обществе своем
 - Он тоскует, бродит, бьется. Жемчуг даром ли дается?
 - Кто ж изменник, да сметется, в сердце раненный копьем.
 
- Тайны кто моей достоин? За тебя же я спокоен.
 - Будешь верным мне как воин. Укрепляй оплот твердынь.
 - Враг забудет приближенье. И, быть может, дней теченье
 - Принесет мне возвращенье. Боже, вовсе не покинь.
 
- Рок, губя, не знает счета, сто ли здесь, один ли кто-то.
 - Духов благостных забота не оставит. Верь судьбе.
 - Не вернусь я в срок трехлетний, – ткань надень темней, бесцветней.
 - Чтоб почтен ты был приветней, дам я грамоту тебе».
 
3. Грамота Автандила к его приверженным
- Пишет к верным витязь славный: «Вы, чей дух, всегда исправный,
 - Приказаньям, тенью равной, внявши, верил и служил, —
 - Здесь мой голос, полнозвучно, да прочесть не будет скучно,
 - Я пишу собственноручно, прах пред вами, Автандил.
 
- Вы, наставники, внемлите. Вы, приверженцы, склоните
 - Слух. Вы, юноши, спешите мне внимать, собравшись в круг.
 - Я хочу, на дней теченье, только петь, побыть лишь в пенье,
 - А дневное прокормленье – руки мне дадут и лук.
 
- Я одно замыслил дело. И до дальнего предела
 - Я один направлюсь смело. Буду странствовать я год.
 - Я прошу лишь о едином: если враг к моим дружинам
 - Подойдет разящим клином, – верный пусть отпор найдет.
 
- Повинуйтесь Шермадину все, как мне, как господину.
 - Как отец сияет сыну, будет солнцем он для вас.
 - С ним и роза не завянет, никого он зря не ранит,
 - Если ж злой кто, воском станет и растопится сейчас.
 
- Вам известно, как росли мы, тем же чувством единимы.
 - Он как брат мне, сын любимый. Он второй вам Автандил.
 - Рог – ему. Его веленья да свершат без промедленья.
 - Если ж нет мне возвращенья, пусть бы каждый погрустил».
 
- Свиток с выбором богатым слов, сияющих закатом.
 - Препоясался он златом, и чтоб ехать одному,
 - Приготовился. Дружины строй построили единый.
 - «Я поеду вдоль равнины», – молвил он, не ждал в дому.
 
- Он не хочет быть с бойцами. Расстается он с рабами.
 - Поспешает тростниками. Хочет быть теперь один.
 - Никого ему не надо. Грусть в пути ему услада.
 - Есть жестокая для взгляда солнце-роза, Тинатин.
 
- В ликованьи одиноком конь промчался полным скоком.
 - Вот уж он невидим оком. И кругом не взглянет он.
 - Кто бы с ним не повстречался, меч его не засвечался.
 - Ибо сумрак в нем качался, нежной грустью осенен.
 
- А бойцы его, в печали, все властителя искали,
 - Но нигде им не сверкали блески жданного лица.
 - Лица их в тоске бледнели. Где он? Где? В каком пределе?
 - И того, кого хотели, тщетно ищут без конца.
 
- Лев! Кого на месте львином бог поставит господином?
 - Шел тот возглас по дружинам. Ищут там и ищут тут.
 - Вопрошают, слышат вести: «Образец высокой чести,
 - Нет его, но был в том месте». И дружины слезы льют.
 
- Всех воителей отборных, благородных и придворных,
 - Для решений договорных Шермадин сзывает в круг.
 - Им он грамоту читает, каждый слышит и рыдает,
 - Каждый грудь себе терзает, точно в тяжкий впал недуг.
 
- Все сказали: «Без него мы – будем кем иным ведомы?
 - Он тебя в свои хоромы с должным правом посадил.
 - В чем ни будет повеленье, наше в нем повиновенье».
 - И решению хваленье воздают по мере сил.
 
4. Сказ о том, как Автандил искал Тариэля
- Есть свидетельство писанья, что достойно состраданья
 - Видеть тленье увяданья в розоцветных лепестках.
 - Роза нежная румяна – пред рубином Бадахшана,
 - Но от едкого тумана алый цвет – морозный прах.
 
- Автандил, в тоске беззвучной, по равнине едет скучной,
 - Стук копыт четырезвучный беглеца уносит вдаль.
 - За арабские пределы он уехал, онемелый,
 - Грусть его – как колос спелый. «Близ нее прошла б печаль».
 
- Свежий снег упал с морозом. Жало изморози – розам.
 - Сердце, отданное грозам, он хотел пронзить не раз.
 - «Рок умножил в девяносто раз печали, даже до ста»,
 - Он промолвил: «Это просто неизбывность. Горький час.
 
- Уж забыл я ликованье, арф и звонких лир бряцанье
 - И свирели напеванье, той, чье имя нежно, най».
 - Так в печали безответной вянет пламень розоцветный.
 - Но в сердечной мгле заветной молвил он: «Не унывай».
 
- Так не вовсе он туманным был в томленьи нежеланном.
 - По местам он ехал странным, не теряя час в домах.
 - Спросит тех, кто на пороге, и кого встречал в дороге.
 - Взоры грустного не строги – будит ласку он в сердцах.
 
- Ищет он того, чье горе током слез наполнит море.
 - Прах – постель ему в просторе, а подушкою – рука.
 - И в разлуке с дорогою мыслит: «Сердцем я с тобою.
 - Но желанней мне, не скрою, смерть, чем жгучая тоска».
 
- По всему лицу земному, по простору мировому,
 - По всему его объему он блуждал, не найден след,
 - И ни с кем он не спознался, кто б с тем витязем встречался.
 - Срок в три месяца остался, – и трех лет уж больше нет.
 
- Прибыл он к стране безлюдной, неприветливой и скудной.
 - Проезжал дорогой трудной. Не встречал он никого.
 - Только скорбь в стране пустынной. Только ряд сомнений длинный.
 - Вечный помысел кручинный об избраннице его.
 
- Он достиг в пути до склона мощных гор. Кругом – зелено.
 - Многолиственное лоно опускалося к воде.
 - Лес вокруг, а там равнина. Но пред ней бежит пучина.
 - Путь в семь дней возьмет ложбина. Но не виден мост нигде.
 
- Круговым путем блуждая, и со вздохом дни считая,
 - Счел, что в сроках всех до края – лишь два месяца ему.
 - И скорбит, томясь тоскою. «Как же тайну я открою?»
 - Не родишь себя собою. Не изменишь в солнце тьму.
 
- Он задумался в сомненьи. Стал в глубоком размышленьи.
 - «Есть ли смысл мне в возвращеньи? Что ж могу сказать звезде?
 - Столько дней на вольной воле я блуждал в широком поле.
 - Что же я узнал? Не боле, как что нет его нигде.
 
- Не вернусь же, будет нужно вновь искать мне, в честь жемчужной,
 - Снова долгий путь окружный, и длиннейший, совершать.
 - Дни меж тем свершатся срока. Будет плакать ум и око.
 - Шермадин, скорбя глубоко, будет смерть мою вещать.
 
- Он к царю пойдет. Заплачет. Нет меня, я умер, значит.
 - Мысль иная мне маячит, не хочу я скорби их.
 - Я везде искал, блуждая. Так не скроюсь, пропадая.
 - А вернусь». И он, рыдая, спутан в мыслях был своих.
 
- «О, зачем, – сказал, – со мною ты дорогою кривою
 - Ходишь, боже? Всей землею я обманут на пути.
 - Или я искал напрасно? Мысль – гнездо, где все злосчастно.
 - Уж не будет в сердце ясно. Уж печалям не пройти».
 
- Снова молвит: «Но терпенье лучше тяжкой мглы сомненья,
 - Смерть не ищет ускоренья. Да не давит грудь беда.
 - Что без бога здесь я значу? Лишь напрасно слезы трачу.
 - Если он не шлет удачу, не случится никогда.
 
- Все, какие есть, созданья видел я среди скитанья.
 - Но о витязе том знанья не имел никто из них.
 - Не достигнешь цели стоном». Он спускается по склонам.
 - Тихо едет по зеленым побережьям вод лесных.
 
- Ропот вод, дерев шуршанье будят в нем воспоминанье
 - О тщете его исканья. Он коня пускает в скок.
 - Сила длани истощилась. Гордость сердца замутилась.
 - Ширь долин пред ним открылась. Путь его еще далек.
 
- Он решает возвращенье. Но сердечное мученье
 - Вздохи льет, воскликновенья. Он глазами мерит путь.
 - Целый месяц все сурово. Лика нет нигде людского.
 - Звери там, и звери снова. Стрел не хочет в них метнуть.
 
- Но, хоть весь истосковался, сын Адама в нем сказался, —
 - Автандил проголодался. Застрелил дичину он.
 - Наземь сел над тростниками. Трав сухих сложил с сучками.
 - Высек пламень, огоньками для него костер зажжен.
 
- Он коня пустил кормиться. Мясо жарится, дымится.
 - Вот к нему отряд стремится странных всадников, их шесть.
 - Молвил: «Бег коней отличен. Вид безвестных необычен.
 - Он разбойникам приличен. Что-то скрытое здесь есть».
 
- Взял он в руку лук и стрелы, и предстал пред ними смелый.
 - Меж брадатых, онемелый, безбородый был ведом.
 - Он шатался, словно пьяный. Голова его от раны
 - Кровью искрилась румяной. Он казался мертвецом.
 
- Витязь молвил: «Братья, кто вы? Увидав, как вы суровы,
 - Думал я – к добыче новой здесь разбойники спешат».
 - «Помоги нам», отвечали. – «Будь без страха, и в печали
 - Будь нам друг, чтоб мы рыдали, видя твой грустящий взгляд».
 
- С опечаленными ими, как окутанными в дыме,
 - Речь ведет он. «Как вам имя?» Говорят они в ответ: —
 - «Без печали мы, три брата, жили-весело, богато,
 - Там, где крепость, ввысь подъята, в славном крае Кхатаэт.
 
- Слышим, зверь есть для ловитвы. Снарядившись, как для битвы,
 - Мы отправились в гонитвы, взяв бесчисленных бойцов.
 - Мы стреляли с звонким криком, и в веселии великом
 - Взгляд остря на звере диком, мчались возле берегов.
 
- Тех стрелков, что были с нами, мы срамили, не словами,
 - Метко бьющими стрелами. Утверждал любой из трех:
 - «Лучше я, чем ты, стреляю». – «Нет, я метче попадаю».
 - Спорам нет конца, ни краю. Кто же в споре будет плох?
 
- Нагрузив оленьи шкуры на бойцов, весь строй их хмурый
 - С грузом той добычи бурой отпустили мы домой.
 - Всех защитников отправив, луконосцев лишь оставив,
 - Сердце вдосталь позабавив, все ж мы тешились стрелой.
 
- Конским бегом пыль взметая, в зверя в скоке попадая,
 - Наша вся семья младая веселилась по лугам.
 - По лесам и по пещерам. Смерть оленям и пантерам.
 - Взвидим птицу в лете сером, вмиг падет, как камень к нам.
 
- Споры, шутки, смехи, шумы. Вдруг мы видим: полный думы,
 - Витязь мрачный и угрюмый, на коне он вороном.
 - Как на сказочном Мерани. Шкура барсова на стане.
 - Лик красивый, от сияний, небывалым бьет огнем.
 
- Мы глядим на лик блестящий. Трудно вынесть свет горящий.
 - «Это молний блеск летящий. Это солнце на земле».
 - Так шептали в изумленьи. И хотели в дерзновеньи
 - Взять того, кто в огорченьи слезы лить нам дал во мгле.
 
- Старший, я просил меньшого, пусть мне даст бойца лихого,
 - Средний просит вороного, младший просит боя с ним.
 - С младшим оба мы согласны. Да спешит он к схватке, страстный.
 - Витязь едет, весь прекрасный и ничем невозмутим.
 
- Щеки грустного – как розы. На увядших видны слезы.
 - Нет в глазах его угрозы. Не заводит с нами речь.
 - Едет, взор к нам не склоняя. Но тому, кто встал, дерзая,
 - Участь им дана Лихая, – хлыст его упал как меч.
 
- Отступив с дороги сами, мы смотрели, как пред нами
 - Едет он, – тут вдруг руками младший брат его схватил.
 - «Стой!» – вскричал он с дерзновеньем. Тот размеренным движеньем
 - Поднял хлыст, одним раненьем брата на земь покатил.
 
- С рассеченной головою пал он, кровь бежит струею,
 - Как земля он стал с землею, – он, как труп, к земле готов.
 - Так сражен был дерзновенный, с прахом был сравнен смиренный,
 - Он же скрылся прочь, надменный, – смел, и светел, и суров.
 
- Нет, чтоб к нам оборотился. Тихо ехал, тихо скрылся.
 - Вон там блеск его явился. Видишь, солнце и луна».
 - Видят очи Автандила: – он, чей лик есть лик светила.
 - Быстро грусть в нем проходила. Значит, правда найдена.
 
- Витязь молвит: «Бесприютный я скиталец, в поминутной
 - Грусти, с грезою попутной, я искал везде того.
 - Через вас он найден мною. Пусть господь своей рукою
 - Разлучит вас с скорбью злою. Сердцем так молю его.
 
- Встретил я мое желанье, вижу сердца упованье.
 - Пусть вам бог пошлет даянья. Пусть излечится ваш брат».
 - Свой уют им показал он, и еду свою им дал он.
 - «Брат ваш ранен, и устал он, отдохнуть здесь будет рад».
 
- Так сказал. С судьбой не спорил. Быстро он коня пришпорил.
 - Свой полет вперед ускорил, точно сокол в вышине.
 - Так луна горит младая, встречу солнца упреждая.
 - И заискрится златая радость солнца по луне.
 
- Но, подъехав, многодумный, он замедлился, бесшумный.
 - «Если речь начать, безумный может в ярость впасть вдвойне.
 - Мудрый трудное деянье совершит без колебанья,
 - И без спешки, твердость знанья выявляя в тишине.
 
- Если столь он ослепленный и в рассудке поврежденный,
 - Что и к речи, обращенной с добрым чувством, слеп и глух,
 - Мы, сойдясь, придем лишь к бою, – или я его рукою,
 - Или он сраженный мною, – вновь исчезнет он, как дух».
 
- Автандил сказал: «Продленье колебанья и мученья
 - Бесполезно. Нет сомненья, не живет он без гнезда.
 - Пусть исчезнет предо мною, хоть за плотною стеною,
 - Где очаг его, открою и приду к нему туда».
 
- День прошел и сумрак сходит. Полночь звезды хороводит.
 - Двое суток путь уводит их обоих все вперед.
 - И ни слова не сказали. И нигде не отдыхали
 - И не ели. Лишь в печали каждый витязь слезы льет.
 
- Вот с вечернею зарею скалы встали над скалою.
 - В них пещеры над рекою. Возле влаги камыши.
 - Не исчислить их, считая. И к утесам припадая,
 - Мощь деревьев вековая воздымается в тиши.
 
- В плащ одет пятнисто-бурый, витязь с барсовою шкурой
 - Въехал в мрак пещеры хмурой. Автандил же бег коня
 - Правит к древу, осторожен. Слез. Проворный конь стреножен.
 - Стал кормиться, бестревожен. Вздох послышался, стеня.
 
- Автандил на ветке древа. Смотрит вниз он. Как из зева,
 - Из пещеры вышла дева, в черной мантии она.
 - С кликом слезы проливала, с плеском волн свой стон мешала,
 - И скитальца обнимала, и печальна, и нежна.
 
- Грустный витязь молвил в горе: «О, сестра Асмат! В уборе
 - Ночи! Мост наш рушен в море. Не найти нам той, что жжет».
 - И рука его терзала грудь его. И слез немало
 - Дева с грустным проливала. Каждый стонет в свой черед.
 
- Рвут власы, и лес густеет. Юный кровью пламенеет.
 - Обнял деву и жалеет, а она о нем скорбит.
 - Стонут с плачем и мученьем. Стонет эхо повтореньем.
 - Автандил же с изумленьем на рыдающих глядит.
 
- Дева первая устала. И хоть в сердце было жало,
 - Вороного провожала в глубь пещерную коня.
 - Расседлала. Также другу помогла снимать кольчугу.
 - И печальному досугу предались с закатом дня.
 
- Автандил надивовался. Тут какой-то смысл скрывался.
 - «Как узнаю?» День занялся. Дева, в черном вся, как ночь,
 - Вышла, звякнула уздою, и воздушною фатою
 - Вытирает, не пустою хочет помощью помочь.
 
- Подает бойцу доспехи. Он не медлит здесь в утехе.
 - Здесь ни радости, ни смехи неизвестны никогда.
 - Обнялись. Поцеловала. Снова было слез немало.
 - И, одна, глядит устало, вся – печаль и вся – беда.
 
- Автандил бойца младого пред собой увидел снова.
 - Облик солнца золотого промелькнул, заря ушла.
 - Дух красавца – дух алоэ. В нем бесстрашно ретивое.
 - Льва убить ему пустое, – так, как льву загрызть козла.
 
- Тот же путь он выбрал ныне, что и раньше, по равнине.
 - Едет, дух предав кручине, проезжает тростники.
 - Автандил, смотря, дивился. Он меж веток древа скрылся.
 - «Бог на зов мольбы склонился. Здесь конец моей тоски.
 
- Тайну выявить наружу деву я, схватив, принужу.
 - Кто тот витязь, обнаружу. Тайну ей скажу мою.
 - Бог дарует указанье. Не вступлю я в состязанье.
 - Не приму меча касанье, и его я не убью».
 
- Полон кротости, не гнева, отвязал коня от древа,
 - Из пещеры вышла дева, услыхавши стук копыт.
 - Грустной деве показалось, это – солнце возвращалось.
 - Радость в лике отражалась, зарумянилась, спешит.
 
- Лик иной вдруг увидала. Сходства с прежним было мало.
 - С криком быстро побежала, чтобы спрятаться в скалах.
 - Витязь скок с коня проворно. Он схватил ее. Повторно
 - Слышен долгий крик. Упорно бьется птицею в сетях.
 
- И взглянуть ей даже гадко на него. Орлина хватка.
 - Но трепещет куропатка, убегая от орла.
 - Тариэля призывая, плачет дева молодая.
 - Витязь молит, убеждая, чтоб в себя она пришла.
 
- «Тише, – молвит, – нет здесь срама. Я же честный сын Адама.
 - Не грозит тебе здесь яма. Знаю я, как горячи.
 - Эти розы и фиалки. Знаю, как бледнеют, жалки.
 - Не жужжи, как ропот прялки. Умоляю. Не кричи.
 
- О, не будь же беспокойной. А скажи, кто этот стройный
 - Кипарис красою знойной?» Падал наземь Автандил.
 - А она в тревоге шумной повторяла: «Ты безумный.
 - Если ж нет, заметь, что гумны цепь ни разу не пробил.
 
- Сколь ты легок, вопрошая. Скрыта тяжесть здесь большая.
 - Но напрасно, поспешая, нудишь ты сейчас ответ.
 - Грусть чрезмерна, чрезвычайна. Стон не вырвался случайно.
 - И на зов: «Скажи, в чем тайна», – я одно промолвлю: «Нет».
 
- «Если б знала ты, откуда», – молвит он, – вникая в чудо,
 - Я пришел, тогда б отсюда не гнала с пустой рукой.
 - Пусть, тебе надоедая, я тесню тебя, но, зная,
 - Как молю я, убеждая, не робей же предо мной».
 
- Дева молвит: «Кто ты? Что ты? Этот гнет зачем заботы?
 - Скал угрюмых повороты солнце скрыли от меня:
 - Ты пришел, морозный холод. Долгой речью ум расколот.
 - Хоть моли, хоть бей, как молот, – здесь не выманишь огня».
 
- Вновь коленопреклоненья, уговоры, убежденья.
 - Тщетно все. От нетерпенья ярым гневом он зажжен.
 - На лице негодованье, крови брызнуло пыланье.
 - Деву за косы он дланью, к горлу нож приставил он.
 
- Восклицает витязь страстно: «Что ж, я плакал здесь напрасно?
 - Так зловолье безучастно? Нас обоих не губя,
 - Быть не дай в мученьи строгом. Или, вот клянуся богом,
 - Смерть врагу, и пред порогом смерть тебе, убью тебя».
 
- Дева молвит: «Цели силой добиваться – путь постылый.
 - Раз убил, – взята могилой. Тайну гроб укроет мой.
 - Почему, пока терзанья длятся, делать мне признанья?
 - Но убьешь, – для упованья заодно могилу рой».
 
- И еще она сказала: «Или горя было мало?
 - Для чего меня искало это сердце? Для чего?
 - В языке нет сил, ни знанья, чтоб сказать повествованье.
 - Я – прочтенное посланье. Увидал, – порви его.
 
- Знай, что смерть мне не лишенье. Прекратит тщету томленья.
 - В ней запруда для мученья. Что мне, если я жива?
 - Мир – мякина мне пустая. Но, тебя совсем не зная,
 - Как сказать мне, доверяя сокровенные слова?»
 
- Витязь мыслит: «Эти речи, может быть, другим предтечи.
 - Но они еще далече. Как сплести вернее нить?»
 - Сел, заплакал. Молвит деве: «На меня ты, знаю, в гневе.
 - Злое семя было в севе. Это мне не пережить».
 
- Дева в лике омрачилась. Еще сердце не смягчилось.
 - Витязь плачет. Все затмилось. Больше он не говорит.
 - Розоцветный сад светлеет. Нежный цвет росу лелеет.
 - Дева плачет и жалеет. Сердце грустному стремит.
 
- Жаль ей витязя. Но дума непокорная угрюма.
 - Туча так струит без шума на деревья мрак теней.
 - И с чужим сидит чужая. Витязь, все в ней замечая,
 - Видит – вот она другая. На колено стал пред ней.
 
- Говорит, склоняя вежды: «Рассердилась. Нет надежды.
 - Как без пищи, без одежды – здесь я. Вовсе не затми.
 - Мне шепнуло помышленье, что простишь ты прегрешенье.
 - Мы должны давать прощенье, и не раз, а до семи.
 
- Хоть мое начало службы было дурно, почему ж бы,
 - Пожалев любовь, ты дружбы не явила мне сейчас?
 - Мне помочь никто не может. Сердце жизнь тебе предложит.
 - Все возьми. Но пусть поможет мне сестра на этот раз».
 
- О любви его услыша, дева плачет, громче, тише.
 - Переменно так по крыше светлый дождь стучит весной.
 - Вырастает жалоб сила. Влага розу оросила.
 - Бог к желанью Автандила лик склонил приветный свой.
 
- Мыслит он: «Она, бледнея, уж не роза, а лилея.
 - Верно любит». И смелея, снова молвит: «О, сестра!
 - В ком любовь ярит горенье, жалость к тем – без исключенья.
 - Враг тут знает сожаленья. Смерть в любви – всегда пора.
 
- Я в любови, я влюбленный, словно разума лишенный.
 - Я, зарей моей зажженный, послан витязя найти.
 - Где я в поисках скитался, даже день не зажигался.
 - Сердцем я тебя дождался. Сердце дай мне обрести.
 
- В мысли, в тайне сокровенной, он живет запечатленный.
 - Лик его как лик священный. Света нет душе моей.
 - Мчусь безумный в мир суровый. О, разбей мои оковы.
 - Дай зажить мне жизнью новой, или, скорбь сгустив, убей».
 
- Чувства полная иного, уж не так теперь сурово
 - Дева, глянув, молвит слово: «Больше здесь теперь добра.
 - Ты вражду сейчас посеял, и вражду, печалясь, свеял.
 - Друга ты во мне взлелеял, я вдвойне тебе сестра.
 
- Если, помощи желая, говоришь, к любви взывая,
 - Я тебе сестра родная, верь в усердную слугу.
 - Если сердца не явлю я, обезумленный, тоскуя,
 - Ты погибнешь. Пусть умру я, но тебе я помогу.
 
- Так внимай моим внушеньям. Отнесись с повиновеньем
 - К указаньям и веленьям, и придет конец беде.
 - Если ж слушаться не будешь, состраданья не пробудишь,
 - Достиженья не принудишь, и, скорбя, умрешь в стыде.
 
- Хоть страдает сердце страстно, но другое – безучастно,
 - Если ты упрям напрасно. В чем твой долг, ты сам суди».
 - Витязь, речью довод строя, слово вымолвил такое:
 - «Где-то странствовали двое. Проходивший впереди
 
- Пал в колодец, не видавши. Задний, быстро подбежавши,
 - Вскрикнул: «Горе!» Повздыхавши, молвит другу: «Ты пожди,
 - Здесь помедли. Я же, ловкий, побегу, вернусь с веревкой,
 - И тебя моей сноровкой кверху вытяну, гляди».
 
- Тот в колодце дивовался, снизу громко рассмеялся:
 - «А куда бы я девался? Расскажи, куда пойду?»
 - Так веревкою своею ты, сестра, обвей мне шею,
 - Без тебя я не сумею разрешить мою беду».
 
- Дева молвит: «Речь угодна мне твоя, и с правдой сходна.
 - Витязь добрый, благородно мыслишь ты и говоришь.
 - Коль, блуждая в чужедали, знал такие ты печали,
 - Пусть тебе бы отдых дали, пусть ты боль свою смиришь.
 
- Коль в исканьи неустанном хочешь сердцем постоянным
 - Знать о витязе том странном, о себе он скажет сам.
 - Кто так долго ждал, дождется и того, что он вернется.
 - Роза снегом не затрется. Не давай ее слезам.
 
- Как зовемся здесь мы сами, знай, владея именами —
 - С безнадежными мечтами грустный витязь – Тариэль.
 - Я – Асмат. Всегда сгораю. Нет тоске конца, ни краю.
 - Вздох ко вздоху подбираю, и стенаю как свирель.
 
- О красивом, что на воле бродит, сетуя о доле,
 - Не могу сказать я боле, хоть желала б, ничего.
 - Тем кормлюсь, что беспокойный привезет с охоты знойной.
 - Может, вдруг вернется стройный. Может, долго ждать его.
 
- Подожди. Как возвратится, может, сердце в нем смягчится.
 - С ним смогу я сговориться, и полюбит он тебя.
 - Сам тебе он все расскажет, сердце скорбное покажет.
 - И венок – твой разум свяжет – той, о ком скорбишь, любя».
 
- Словно нежный звук напева, слушал он, как молвит дева.
 - Оглянулись, – слышен слева от прогалин всплеск воды.
 - Это месяц, весь лучистый, – приближался серебристый,
 - И они к пещере мглистой поспешают от звезды.
 
- Дева молвит: «Витязь, горе бог твое рассеет вскоре.
 - Горьких слез иссякнет море. Спрячься там внутри скорей.
 - Всяк ему да подчинится, или злое приключится.
 - Может, гневность в нем смягчится, овладеть сумею ей».
 
- В глубь пещеры Автандила дева в спешности сокрыла.
 - Витязь слез с коня. Светило стрел в колчане острие.
 - Меч его горит блестящий. Плачут оба. Чаще, чаще
 - Слезы льют. Поток дрожащий. Скорбь сильна. Не скрыть ее.
 
- Грустный витязь с девой черной в скорби плакали упорной.
 - Был печален стон повторный. Автандил из-за угла
 - Видит все, сокрыт стеною. Повод взяв своей рукою,
 - Вороного за собою дева молча увела.
 
- Автандил в тюрьме, но волен. Он уж больше не бездолен.
 - Здесь разгадка, – он доволен. Шкура барсова снята.
 - Он на ней сидит, суровый, витязь, знающий оковы
 - Тяжкой грусти вечно новой. Слез янтарна красота.
 
- Тех ресниц, того агата ткань сквозная кровью смята.
 - Но добыча дня богата. Дева жарит дичь ему.
 - Не смотря, кусок он сунул в рот себе, жевнул, отплюнул.
 - Он не свеял, он не сдунул тень, что клонит ум во тьму.
 
- Он прилег. Уснул. Но вскоре с болью тайной в разговоре,
 - Крик за криком, словно в хоре, устремляет он в борьбе.
 - Палкой в темя ударяет, камнем грудь обременяет.
 - Дева смотрит и терзает ногтем все лицо себе.
 
- Плача, дева молвит слово: «Почему вернулся снова?
 - Что в пути ты встретил злого?» Витязь молвит ей в ответ:
 - «Там охотничьи забавы, царь какой-то в блесках славы.
 - Ловчих целые оравы. Зверя выследили след.
 
- Вид людей мне был докучен. Крик людской был слишком звучен,
 - В лес я спрятался, измучен, прочь отпугнутый толпой.
 - Не погонятся за мною, – завтра выеду с зарею».
 - Дева с новою тоскою смотрит, взор блестит слезой.
 
- Говорит ему: «Лишь в чаще твой товарищ – зверь рычащий.
 - Степь кругом и лес молчащий. Горы в сумрачной тени.
 - В чем имеешь развлеченье? И кому свое томленье
 - Доверяешь в миг сомненья? Ты напрасно губишь дни.
 
- Сколь обширна ширь земная. Где же та душа родная,
 - Чтоб, тебя не раздражая, быть с тобою в беге дней?
 - И, впадая в раздраженье, не уменьшил ты мученья.
 - Коль умрешь, тут нет спасенья. Этим как поможешь ей?
 
- Он сказал: «Сестра, в певучей речи – свет, как свет есть в туче.
 - Но для этой раны жгучей на земле бальзама нет.
 - Пусть уж станет смерть пределом, чтоб душа рассталась с телом.
 - Стихну сердцем онемелым. Будет в этом нежный свет.
 
- Где под тою же планетой дух явился, в плоть одетый?
 - Песни, тем же звуком спетой, где знакомая игра?
 - Кто мои тяготы примет? Тяжесть доли приподымет?
 - Одного лишь не отнимет мрачный рок – тебя, сестра».
 
- Дева молвила с мольбою: «Если мне перед тобою
 - Суждено моей судьбою быть как визирем тебе,
 - Не могу скрываться, зная. В том, что крайность, сила злая.
 - Ты же все пределы края перешел в своей борьбе».
 
- Витязь молвит: «За твоими здесь словами все как в дыме.
 - Что сказать ты хочешь ими? Говори ясней со мной.
 - Как найти могу такого, чтобы в нем была основа?
 - От страдания немого сам я стал как зверь лесной».
 
- Дева молвит снова: «Знаю, я тебя обременяю.
 - Но тебя я вопрошаю: если б я нашла кого,
 - Кто своею доброй волей жить твоей хотел бы долей,
 - Жить с тобой среди раздолий, – ведь не ранишь ты его?»
 
- Отвечает: «Сердцем буду только радоваться чуду.
 - Той, которой не забуду, кем безумно брежу я,
 - С ним клянусь я быть любезным, не коснусь мечом железным,
 - Как звезде в луче созвездном – вот ему любовь моя».
 
- Дева вышла. Автандила ободряя, говорила:
 - «Он не гневен». Приходила вместе с ним рука с рукой.
 - Как звезда с луною ясной. Тариэль четой согласной
 - Восхищен: «Здесь лик прекрасный солнца с утренней зарей».
 
- Тариэль пред Автандилом как светило со светилом.
 - Свет по тучкам среброкрылым плавит солнце и луна.
 - Перед ними алоэ – точно дерево любое.
 - Семь планет в небесном рое – их краса нежна, сильна.
 
- В чем еще найти сравненье? Вот, не чувствуя смятенья,
 - Хоть чужие, без смущенья, будто были дружны встарь,
 - Обнялись, поцеловались, розы губ их раскрывались.
 - Гиацинты изменялись, обращен рубин в янтарь.
 
- Тариэль, схвативши руку Автандила, вылил муку
 - В токе слезном. Ту науку четко знал и Автандил.
 - Шепчет им Асмат внушенья, диво-слово утешенье:
 - «Да не будет вам затменья. Небо мертво без светил».
 
- Словно утренним морозом холод чуть прошел по розам
 - Тариэля. Все же грезам дух его еще открыт.
 - Говорит: «Ответь скорее. Кто ты? Что в уме лелея,
 - В мир пошел ты? Я, бледнея, даже смертью здесь забыт».
 
- Автандил ему, учтивый, в речи мерной и красивой,
 - Говорит ответ правдивый: «Тариэль! Смельчак и лев!
 - Я – араб и приближенный. Край арабов благовонный
 - Я оставил, весь сожженный, на огне любви сгорев.
 
- Дочь царя, царицу ныне, я люблю. Тебя в кручине
 - Видел я давно. В пустыне то случилося лесной.
 - Вспомни день, когда ты, сильный, смерти дал улов обильный, —
 - Устремивши в мрак могильный нападавших целый рой.
 
- На равнине ты томился. На тебя мой царь гневился.
 - В ссоре этот гнев излился. Звали мы, но медлил ты.
 - Звали мы тебя трикраты. За тобой пошли солдаты.
 - Расцветил ты цвет богатый, все кровавые цветы.
 
- Ты, меча не обнажая, лишь с плеча свой хлыст вздымая,
 - Ранил, череп рассекая, – свист, и пасть бойцы должны.
 - Царь в погоню, но в мгновенье ты сокрылся, как виденье.
 - Всех объяло изумленье. Были мы поражены.
 
- В скорби царь был ночи равен. Разум царский своенравен.
 - Захотел, чтоб был ты явен, обнаружен перед ним.
 - Розыск шел, и ходом ярым. Все старанья были даром.
 - И ни юным ты, ни старым не был ведом, был незрим.
 
- Тут она меня послала, та, пред кем и солнце мало,
 - Не вполне сияет ало, кто нежнее, чем эфир.
 - Говорит: «Узнай об этом солнцеликом». И с обетом —
 - «Все, что хочешь» – как с заветом, я пошел в широкий мир.
 
- Три мне года было срока. Без нее скорбел глубоко.
 - Я скитался одиноко. Но никто тебя не знал.
 - Повстречались мне три брата. И на них была подъята
 - Длань твоя. Страшна расплата. Старший все мне рассказал».
 
- Бой давнишний, что напрасно начат был, припомнил ясно
 - Тариэль, и все, согласно с точной правдой, влил в слова.
 - Молвил: «Четко помню дело. Хоть уж много пролетело
 - Дней с давнишнего предела, память их еще жива.
 
- Вы охотничьи забавы длили, полны гордой славы.
 - Утоптали всюду травы. Я же плакал над рекой.
 - Мыслил я о том, чья сила счастье сердца погубила.
 - Что вам трогать нужно было сердце, взятое тоской?
 
- В этом сумрачном пределе от меня чего хотели?
 - Сколь несхожи в самом деле смех – и слезы на щеках!
 - Вы схватить меня желали. К потонувшему в печали,
 - Вы рабов ко мне послали. Что же? Спят они в гробах.
 
- Раздались повсюду крики. Оглянулся, вижу лики.
 - Жаль царя мне, – и, владыки не коснувшись, скрылся я.
 - Конь бывает мой незримым. Он исчезнуть может дымом.
 - Как о нем, неукротимом, скажет лучше речь моя?
 
- Не моргнешь, в мгновенье ока вот уж я совсем далеко.
 - Те, напавшие, жестоко пострадали от меня.
 - Только дерзкие посмели, длань качнул я еле-еле,
 - Руки их оледенели, дерзновенный пал, стеня.
 
- Ты же с помыслом достойным, солнцеликим, солнцезнойным,
 - Кипарисом встал здесь стройным, ты, испытанный во днях.
 - Знаешь, что есть сердца смута. Но не каждая минута
 - Даст того, чье бремя пута – бог, забывший в небесах».
 
- Автандил сказал: «Меня ли будешь ты хвалить? В печали
 - Непоблекшему пристали все высокие хвалы.
 - Мне ль с тобой идти в сравненье? Лик небес, что пал в теченье
 - Дней земных, чрез помраченье ты прошел – не взявши мглы.
 
- Ныне та, чей блеск и сила сердце мне в любви затмила,
 - Мной забыта. Чтоб служила лишь тебе душа, хочу.
 - Гиацинт горит прекрасно. Но хочу эмали страстно.
 - Вплоть до смерти, полновластна, ты. С тобой служу лучу».
 
- Тариэль сказал: «Смущенный, пред тобой я – изумленный.
 - У тебя, в душе зажженной, вижу, огнь – ко мне зажжен.
 - Что в отплату ты имеешь? Ведь о милой пламенеешь.
 - Но влюбленного жалеешь, как влюбленный. В том – закон.
 
- Госпоже своей – примерный был слуга ты в службе верной.
 - Бог дорогой достоверной вел тебя. Мы здесь сидим.
 - Как же только я сумею поделиться той моею
 - Тайной? Чуть в словах я с нею, – буду пламя, буду дым».
 
- Тариэль молчал мгновенье. Был он весь воспламененье.
 - И Асмат его реченье: «Только твой со мной был лик.
 - Что ж меня так знаешь мало? Разве вынешь это жало?
 - Но – и в нем печаль пылала. Я пред витязем – должник».
 
- Он промолвил к Автандилу: «Посвящая брату силу,
 - Должно смерть принять, могилу. Здесь утрата не страшна.
 - Губит бог одной рукою, чтоб спасти кого другою.
 - Что бы ни было со мною, расскажу я все сполна».
 
- Он сказал Асмат: «Пока я буду, мысль свою терзая,
 - Речь вести, быть может, злая пытка чувств лишит меня.
 - Ты мне грудь облей водою. Труп же видя пред собою,
 - Плачь, стеная надо мною, плачь, могилой затеня».
 
- Стал готовиться он к речи. Расстегнулся. Наги плечи.
 - Был как солнце, что далече, с потухающей зарей.
 - Роза уст сверкнуть бессильна. Губы сжаты. Скорбь могильна.
 - Вскрикнул. Слезы льют обильно. Влажный огнь бежит струей.
 
- Простонал. «Любовь! Родная! Мысль моя! Виденье рая!
 - С древа жизни ветвь живая! Чьей ты срезана рукой?
 - Столько раз воспламенилось, сердце, ты. Так больно билось.
 - Как же не испепелилось до сих пор в борьбе такой!»
 
5. Сказ Тариэля о себе, когда он впервые сказал его Автандилу
- Так даруй же мне вниманье. Я скажу повествованье,
 - Чувства выявлю, деянья, – уж таких не будет вновь.
 - Я не жду от той покоя, кем я брошен в пламя зноя,
 - Ей безумен, мрак свой строя, изливаю током кровь.
 
- Знаешь ты, и всем известно, семь есть в Индии чудесной,
 - Семь царей. Но повсеместно Фарсадану – шесть корон.
 - Он властитель был великий, смелый, пышный, львиноликий,
 - Вождь царей и в битве дикой предводитель воинств он.
 
- Царь седьмой, и с нравом рьяным, был отец мой, Сариданом
 - Звался он. Пред вражьим станом не был, гибельный, вторым.
 - Кто имел бы дерзновенье, явно ль, тайно ль, оскорбленье
 - Нанести тому, чье зренье, как копье, пронзит и дым.
 
- Не любя уединенья, он любил охоту, пенье,
 - Принимал судьбы решенье, не заботясь ни о чем.
 - Но с грозой идут темноты, и к нему пришли заботы.
 - Вопросил себя он: «Кто ты?» И сказал: «Беру мечом».
 
- В крае все храню я части от врагов и от напасти.
 - Недруг прогнан. Тверд во власти я царю, и блеск мне дан.
 - Так пойду же к Фарсадану, пред властительным предстану.
 - Перед ним склонясь, я встану, новым светом осиян».
 
- Принимает он решенье. Фарсадану извещенье
 - Шлет: «Всей Индией правленье надлежит царю, тебе.
 - Сердцем всем и всей душою, ныне я перед тобою
 - Говорю: твоим слугою буду в славе и в борьбе».
 
- Фарсадан, услыша это, полон радости привета.
 - Слово шлет ему ответа: «Бога я благодарю.
 - Царь ты Индии венчанный, как и я. Когда нежданный
 - Дар мне шлешь, ты мне желанный. Молвлю брату и царю».
 
- Царством чтит его, как даром. Назначает амирбаром,
 - Также амирспасаларом, – полководец главный то.
 - Правя властью полноправной, царь он не самодержавный,
 - С главным в этом лишь не равный, а в другом над ним никто.
 
- Моего отца с собою равным царь считал. Порою
 - Молвил: «Горд моей судьбою: где такой есть амирбар!».
 - То в охоте беспокойной, то в войне и битве знойной,
 - Все вдвоем четою стройной. Знак был в нем особых чар.
 
- Я – не он. Хоть благородство есть во мне мое. Но сходства
 - Нет меж двух. И превосходство было в нем свое всегда.
 - Был бездетен царь с царицей, хоть лучистой, грустнолицей.
 - Оттого своей сторицей за бедой пришла беда.
 
- Горе! В час, огнем богатый, гроз готовятся раскаты.
 - Амирбару в день проклятый был дарован я как сын.
 - Царь сказал: «Того же рода он, что я, – одна природа.
 - Пусть он, – в этом мне угода, – возрастет как властелин».
 
- Царь меня с царицей взяли, как свое дитя. Печали
 - Я не знал. Меня качали, пели ласковый напев.
 - Люди мудрые учили, возвращали в царской силе.
 - И как солнце был я или как встряхнувший гриву лев.
 
- Я к Асмат сейчас взываю. Если ложно, что вещаю,
 - Ты скажи. Я утверждаю, что когда пяти был лет,
 - Нежной розой я светился, льва убить не тяготился,
 - Фарсадан уж не мрачился, что родного сына нет.
 
- Бледен. Крови в лике мало. Но Асмат рассвет мой знала,
 - Знает, как заря блистала, расцвечая юный день.
 - Хороша краса младая. Говорили: «Он из рая».
 - А теперь я что? Немая мгла того, что было. Тень.
 
- Пять годов – как свет зарницы. А у царской роженицы,
 - Дочь родилась у царицы». Юный горестно вздохнул.
 - Грустный взор блеснул слезою. Обомлел он, взят тоскою.
 - Грудь Асмат ему водою освежила. Отдохнул.
 
- Молвил: «Сила огневая, что горит во мне сжигая,
 - И тогда была златая. Мой бессилеет язык
 - В похвалах. Пред Фарсаданом, торжествующим, румяным,
 - Все цари – в усердьи рьяном. Многократный дар велик.
 
- От царей дары богаты. Светлой радостью объяты,
 - Принимают их солдаты. Гости – в празднестве живом.
 - Царь с царицей, нас лелея, смотрят вдвое веселее.
 - Имя той скажу, что, рдея, сердце мне сожгла огнем».
 
- Имя вымолвить он тщится. Взор сверкнет, и взор затмится.
 - Чувств лишится. Пот струится с побледневшего чела.
 - В пытке, с этой пыткой схожей, Автандил тоскует тоже.
 - Тот очнулся. Молвит: «Боже! Ныне смерть моя пришла.
 
- Девы, лик чей светит ало, что семи годов блистала,
 - Что луной и солнцем стала, имя – Нэстан-Дарэджан.
 - С нежной, с ней терпеть разлуку, как такую вынесть муку?
 - Защитишь алмазом руку, – сердцу ж где алмаз тот дан?
 
- Так в поре своей напевной возросла она царевной.
 - Я возрос, чтоб в бой стозевный устремить горячий взгляд.
 - Вновь к отцу попал я в руки. В мяч играл, был ловок в луке.
 - Силен в воинской науке. Львов сражал я, как котят.
 
- Царь воздвиг дворец. Как чара, в нем чертог из безоара,
 - Из рубинового жара, гиацинтов вырезных.
 - Для нее. А перед домом – садик малый с водоемом.
 - Розы в зеркале знакомом длили пламень грез своих.
 
- Днем и ночью, пряном зное, из кадильниц в том покое
 - Дымы синие алоэ, желтых пламеней игра.
 - То в саду она, где тени, то на башне, в сладкой лени.
 - В этой светлой мигов смене няня – царская сестра.
 
- Овдовевшая в Каджэти, с ней Давар. Не жестки сети.
 - Дева в ласковом привете научается уму.
 - В том чертоге озаренном, от других отъединенном,
 - Дева в мире благовонном провожает день во тьму.
 
- За завесой, как из дыма золотистого, хранима,
 - За парчой она незримо возросла, кристалл-рубин.
 - С ней Асмат и две рабыни. Вместе игры без гордыни.
 - Расцвела, как цвет в пустыне и как дерево долин.
 
- Мне пятнадцать лет уж было. Сердце было полно пыла.
 - Воля царская взрастила как царевича меня.
 - Силой лев и солнце взглядом, как взлелеян райским садом,
 - Предавался я отрадам: стрелы, меч и бег коня.
 
- С тетивы стрела летела, – бездыханно было тело
 - Птицы ль, зверя ли. И смело попадал я в цель мячом.
 - Пирование без срока. Но отдельно, волей рока,
 - Был от той, что огнеока, с светло-розовым лицом.
 
- Знают смерть и властелины. Умер мой отец. Кончины
 - Этой день был день кручины для верховного царя.
 - Скорбь застыла в Фарсадане. Умер – страшный в вихрях брани.
 - И восторг – во вражьем стане. Льва страшилися не зря.
 
- Уничтоженный судьбою, целый год я был тоскою
 - Омрачен, как цепкой мглою, неутешенный никем.
 - Вдруг придворные предстали, и приказ мне царский дали:
 - «Тариэль, не будь в печали. Уж конец рыданьям всем.
 
- Тосковали мы и боле о печальной нашей доле.
 - Не минуешь божьей воли. Всем приходит нам конец.
 - Траур кончен. С веком старым день приводит к новым чарам.
 - Будь отныне амирбаром, и служи нам, как отец».
 
- Вспыхнул я, воспламенился. По отце горел, томился.
 - Рой придворных преклонился, выводя меня из мглы.
 - И индийские владыки до меня склонили лики,
 - Как родители, велики, но любовны и светлы.
 
- Близ своих сажали тронов, возвещали власть законов,
 - Чтоб служил я без уклонов, долгу весь отдав свой жар.
 - Я упрямился, страшился заменять отца. Но длился
 - Спор недолго. Подчинился. Отдал честь – как амирбар».
 
6. Сказ Тариэля о том, как он полюбил, когда впервые он полюбил
- Подавив свои рыданья, он продлил повествованье.
 - «В некий день, – воспоминанье жжет, ему не скрыться прочь,
 - От забав, охоты дикой я домой пришел с владыкой.
 - Он сказал мне, светлоликий: «На мою посмотрим дочь».
 
- Руку взял мою… Ужели не дивишься в самом деле,
 - Что душа осталась в теле, вспоминая эти дни?
 - Сад увидел я блестящий. Голос птиц там был журчащий.
 - Не споет сирена слаще. Водомет струил огни.
 
- Ароматы розы сладки. Ткань над дверью. Златы складки.
 - Те лесные куропатки, что с охоты нес с собой,
 - Ей отдать – царя веленье. Тут мое воспламененье.
 - Здесь начальный миг служенья. Долг, назначенный судьбой.
 
- Чтобы сердце из гранита было чем-нибудь пробито,
 - Что найдешь? Но жало свито – адамантовым копьем.
 - Царь, я ведал, не желая, чтоб была его златая
 - Кем увидена, сдвигая ткань завесы, входит в дом.
 
- Я стоял в саду, пред домом, возле роз над водоемом,
 - Сердцем отданный истомам ожидания и чар.
 - Слышит ухо шелестенье, речь Асмат и повеленье
 - Дать царевне приношенье, что подносит амирбар.
 
- Колыхнулась ткань волною. За завесой той дверною,
 - Вижу, дева предо мною. В сердце мне вошло копье.
 - И Асмат взяла добычу. Я же вспыхнул. Вечно кличу:
 - «Жар! Горю!» Но возвеличу тем лишь рдение мое».
 
- Тот, что солнечного света ярче был, сказавши это,
 - Не найдя на всклик ответа, пал, издавши горький стон.
 - Автандил с Асмат рыдали, горы эхо повторяли.
 - В мрачной молвили печали: «Всех сражавши, сам сражен».
 
- Вновь обрызган он водою. Сел, объят кручиной злою,
 - Стонет. Льется за слезою щеки жгущая слеза.
 - «Горе мне!» – его реченье. – «Сколь великое волненье!»
 - Только вспомню, – помышленье, мысль о ней мне, как гроза.
 
- Я недаром горько плачу. Тот, кто верует в удачу,
 - Знал восторг – и скорбь в придачу: обольстит, – чтоб обмануть.
 - Мудрость тех скорей хвалю я, кто не жаждет поцелуя
 - От судьбы. Все доскажу я, коль смогу еще вздохнуть.
 
- Были взяты куропатки. Я ж, исполненный загадки,
 - Не бежал я без оглядки, – наземь рухнул бездыхан.
 - Как пришел в себя, рыданья вкруг меня и восклицанья,
 - Словно звуки провожанья, мой корабль – до дальних стран.
 
- В пышной я лежу постели. Царь с царицею сидели возле.
 - Плач – как звук свирели. Стоны слиты в долгий гул.
 - Щеки ранят. Кровь струею. И муллы сидят толпою.
 - Говорят, что надо мною колдовал Вельзевул.
 
- Увидав, что жизнь лелею я еще, меня за шею
 - Обнял царь рукой своею: «Сын! Хоть слово мне одно!»
 - Страхом взятый исступленным, снова чувств я был лишенным.
 - Кровь потоком разъяренным в сердце канула на дно.
 
- А в молчании глубоком все муллы следили оком,
 - Знак какой здесь послан роком. Был в руках у них коран.
 - «Недруг рода здесь людского», – таково их было слово.
 - Трое суток чуть живого, жег огонь, и был он рдян.
 
- Меж врачей опять сомненье и одно недоуменье:
 - «На такой недуг леченья – нет. Печаль владеет им».
 - Прыгал, как умалишенный. Речь была лишь бред сплетенный.
 - Слезы в горести бессонной льет царица. Дни – как дым.
 
- Трое суток во дворце я был, меж смертью-жизнью рея.
 - Ум вернулся. Разумея, что случилося со мной,
 - Я сказал: «Увы! Лишенный жизни, призрак я смущенный».
 - И в молитве вознесенной вскликнул я: «Создатель мой!
 
- Узри терны затрудненья, и услышь мои моленья.
 - Дай мне сил выздоровленья. Встать с постели дай мне сил.
 - Тайну здесь я ненароком расскажу в бреду глубоком».
 - Бог услышал. С должным сроком раны сердца закалил.
 
- Я сидел. К царю послали с вестью: «Кончены печали».
 - Царь с царицей прибежали. Смотрят с лаской на меня.
 - С головою непокрытой царь стоял, в молитве – слитый.
 - С ней, царицей, и со свитой. Бог щедротен, нас храня.
 
- Сели оба. Подкрепился пищей я. И оживился.
 - Молвил: «Царь! Возвеселился дух во мне. Я стал сильней,
 - Я хочу увидеть поле. На коне скакать на воле».
 - Царь со мной среди раздолий. Мчимся мы в простор полей.
 
- Конский дух исходит паром. По речным проехав ярам,
 - Мы вернулися к базарам. Возвратился я домой.
 - Царь простился у порога. Вновь недуг нахлынул строго.
 - «Что мне ждать еще от бога? Смерть нависла надо мной».
 
- То лицо, что было рдяно, стало ныне цвет шафрана.
 - В сердце режущая рана, десять тысяч в нем ножей.
 - Вот привратник в дверь вступает, к управителю взывает.
 - «Весть какую этот знает? Тот ли мне принес вестей?»
 
- «Раб Асмат пришел». – «Зови же». – Он вошел. Подходит ближе.
 - Поклонился низко, ниже. И посланье подает.
 - В буквах строк – огонь влюбленный. Я читаю изумленный.
 - В сердце я другом – зажженный. И в моем – огней полет.
 
- Возрастает удивленность. Как сумел зажечь влюбленность?
 - И откуда непреклонность – изъясненье в строки влить?
 - Надлежит здесь послушанье. Обвинила бы молчанье.
 - Написал в ответ посланье, свивши слов цветную нить.
 
- Дни пришли и миновали. В сердце, знающем печали,
 - Рденья пламени сгорали. Не ходил я в стан бойцов.
 - Не являлся ко двору я. Принимал врачей, тоскуя.
 - Мир, однако, жил, ликуя, дань беря моих часов.
 
- Ничего врачам не зримо. В сердце точно сумрак дыма.
 - Чем печальное палимо, не узнал никто из них.
 - «Кровь, – сказали, – в ней пыланье». Царь велел кровопусканье
 - Сделать мне. Чтоб скрыть страданье, дал коснуться рук моих.
 
- Кровь пустили, капли рдели. Грустный, я лежал в постели.
 - Раб пришел. Мол, речь о деле. – «Что такое?» – «Раб Асмат».
 - «Приведи». А про себя я размышляю, вопрошая:
 - «В этом всем она какая, и к чему ведет мой взгляд?»
 
- Раб вручает мне посланье. Весь исполненный пыланья,
 - Я читаю указанье: «Нужно мне сейчас прийти».
 - Отвечаю: «Поскорее. Час торопит. Не робея,
 - Приходи ко мне смелее и не медли на пути».
 
- Я сказал себе: «Сомненья для чего, когда стеченье
 - Всех минут дает решенье? Я же царь и амирбар.
 - Все индийцы мне подвластны. Так не буду я несчастный.
 - Коль узнают, бурей страстной не такой зажгут пожар».
 
- От царя гонец спешащий. Вопрошает: «Как болящий?»
 - «Кровь пустили. В настоящий час отрадней мне дышать.
 - Я к тебе хочу явиться. Мне пристало веселиться.
 - Лицезреньем насладиться будет радость мне опять».
 
- Ко двору пришел. «Уж боле, – царь сказал, – не будь в неволе».
 - На конях мы едем в поле. Без колчана, без меча.
 - Сокола летят как стрелы. Куропаток рой несмелый
 - Вьется рябью серо-белой. И стрелки спешат, крича.
 
- Тем, что были на равнине, дома пир веселый ныне.
 - Камень красный, камень синий многим дан, как дар, царем.
 - И конечно уж свирели в этот день не онемели.
 - Песнопевцы звонко пели. Шум веселия кругом.
 
- Я борьбу с самим собою вел, но взят тоской был злою.
 - В сердце огненной волною мысль о ней и мысль о ней.
 - Пламень – током беспокойным. Я сидел в кругу достойном.
 - Пил. Зовут – алоэ стройным. Пировал среди друзей.
 
- Вдруг я вижу казначея. Шепчет на ухо: «Робея,
 - И покровами белея, амирбара ждет одна,
 - Кто-то». Скрытность восхвалил он. Я велел, чтоб проводил он
 - В мой покой ее. Укрыл он там ее. И ждет она.
 
- Встал. Друзья хотят прощаться. Я прошу их не стесняться,
 - Пировать, увеселяться. «Я сейчас вернусь сюда».
 - Раб стоял в дверях на страже. Трепеща, как пойман в краже,
 - Я вхожу, и в сердце даже не могу унять стыда.
 
- Женский призрак, как виденье. Изъявляет знак почтенья.
 - Говорит: «Благословенье тем, кто может быть с тобой».
 - Я дивлюсь на восклицанье. «Нет уменья в ней и знанья,
 - Как любовное признанье скромно выразить душой».
 
- Говорит: «Изнемогая от стыда, пришла сюда я.
 - Мыслишь – мысль во мне есть злая. Но пришел сюда, спеша.
 - Уповаю я и верю, что простишь стыда потерю.
 - Этим спехом – счастье мерю. Успокоилась душа».
 
- Говорит: «Мое реченье ты прими без подозренья.
 - Исполняю повеленье – той, в чьем сердце страх тебя.
 - Госпожи моей желанье, вот откуда то дерзанье.
 - Принесла тебе посланье. Слово скажет за себя».
 
7. Первое послание, которое Нэстан-Дарэджан написала своему возлюбленному
- Я взглянул. Прочел посланье от нее, к кому пыланье.
 - Луч писал слова-сиянья: «Лев! Ты ранен. Рану скрой.
 - Я твоя. Не гасни в мленье. Ненавижу расслабленье.
 - Пусть Асмат мои реченья повторит перед тобой.
 
- Тоскованье, помиранье, это ль страсть, любви деянья?
 - Лучше – той, к кому пыланье, мощь свершения яви.
 - С Кхатаэти ждем мы дани. А они, таясь в обмане
 - И в зловольи, ищут брани. Эту дерзость оборви.
 
- Еще прежде помышленье мне внушало обрученье.
 - Не нашла для говоренья я минуты до сего.
 - Словно насмерть пораженным и ума совсем лишенным,
 - Зрела я тебя взметенным. Зол недуг. Срази его.
 
- В путь же. В бранные забавы. Да узнают их кхатавы.
 - И вернись в сияньи славы. Это лучше, говорю.
 - Так не плачь. Чтоб не снежила влага – роз. От солнца – сила.
 - Посмотри, я обратила ночь темнот твоих в зарю».
 
8. Первое послание, которое написал Тариэль своей возлюбленной
- Сам я видел эти строки. И ответ, не медля в сроке,
 - Написал: «О, свет высокий, проницавший синеву.
 - Лунноликое свеченье. Лишь тебя хочу в горенье».
 - Был я точно в сновиденьи. И не верил, что живу.
 
- Я сказал Асмат: «На это больше нет сейчас ответа.
 - Молви ей: «Ты солнце лета. Ты взошла, и светел я.
 - Мертвый, знаю воскресенье. В чем бы ни было служенье,
 - Позабыв изнеможенье, я служу. В том жизнь моя».
 
- Говорит Асмат: «Сказала мне она: «В том смысла мало,
 - Чтобы весть о том блуждала. Пусть не знают ничего.
 - Любит пусть тебя для виду, не вменяя то в обиду.
 - Он придет, к нему я выйду, встречу должно я его».
 
- Я внимал словам совета. Мне казалось мудрым это.
 - Та, что солнечного света не пускала в свой покой,