Стихотворения 1830-1840-х годов
В альбом Е. А. Карлгоф
- Вы новой жизнию дарили
- Меня в тот памятный мне час,
- Когда стихи мои хвалили
- Хвалой мне лестной в первый раз.
- Не дорожу я криком света,
- Весь мир мне холоден и пуст,
- Но мило мне из ваших уст
- Именование поэта.
- Итак, да буду я певец,
- Да буду возвеличен вами
- И мой сомнительный венец
- Пусть блещет вашими лучами.
Е. А. Карлгоф
- Не обиженный судьбами,
- Награжденный за мечты,
- Повергаю перед вами
- Вам знакомые цветы.
- Вы их, сирых, обласкали,
- Из безвестности немой
- К свету путь им указали
- Благосклонной похвалой.
- И теперь, чтоб вышел краше
- Скудный сбор стихов моих,
- Светлый вид улыбки вашей
- Отпечатайте на них.
1836Москва
(Дума)
- День гас, как в волны погружались
- В туман окрестные поля,
- Лишь храмы гордо возвышались
- Из стен зубчатого Кремля.
- Одета ризой вековою,
- Воспоминания полна,
- Явилась там передо мною
- Страны родимой старина.
- Когда над Русью тяготело
- Иноплеменное ярмо
- И рабство резко впечатлело
- Свое постыдное клеймо,
- Когда в ней распри возникали,
- Князья, забыв и род и сан,
- Престолы данью покупали,
- В Москве явился Иоанн.
- Потомок мудрый Ярослава
- Крамол порывы обуздал,
- И под единою державой
- Колосс распадшийся восстал.
- Соединенная Россия,
- Изведав бедствия оков
- Неотразимого Батыя,
- Восстала грозно на врагов.
- Почуя близкое паденье,
- К востоку хлынули орды,
- И их кровавые следы
- Нещадно смыло истребленье.
- Потом и Грозный, страшный в брани,
- Надменный Новгород смирил
- И за твердынями Казани
- Татар враждебных покорил.
- Но, жребий царства устрояя,
- Владыка грозный перешел
- От мира в вечность, оставляя
- Младенцу-сыну свой престол;
- А с ним, в чаду злоумышлении
- Бояр, умолк закона глас –
- И, жертва тайных ухищрений,
- Младенец царственный угас.
- Тогда, под маскою смиренья
- Прикрыв обдуманный свой ков,
- Взошел стезею преступленья
- На трон московский Годунов.
- Но власть, добытая коварством,
- Шатка, непрочен чуждый трон,
- Когда, поставленный над царством,
- Попран наследия закон;
- Борис под сению державной
- Недолго бурю отклонял:
- Венец, похищенный бесславно,
- С главы развенчанной упал…
- Тень убиенного явилась
- В нетленном саване молвы –
- И кровь ручьями заструилась
- По стогнам страждущей Москвы,
- И снова ужас безначалии
- Витал над русскою землей, –
- И снова царству угрожали
- Крамолы бранною бедой.
- Как божий гнев, без укоризны
- Народ все бедствия сносил
- И о спасении отчизны
- Творца безропотно молил,
- И не напрасно, – провиденье,
- Источник вечного добра,
- Из праха падших возрожденье
- Явило в образе Петра.
- Посланник боговдохновенный,
- Всевышней благости завет,
- Могучей волей облеченный,
- Великий рек: да будет свет
- В стране моей, – и Русь прозрела;
- В ряду его великих дел
- Звезда счастливая блестела –
- И мрак невежества редел.
- По мановенью исполина,
- Кругом – на суше и морях –
- Обстала стройная дружина,
- Неотразимая в боях,
- И, оперенные громами,
- Орлы полночные взвились, –
- И звуки грома меж строями
- В подлунной славой раздались.
- Так царство русское восстало!
- Так провиденье, средь борьбы
- Со мглою света, совершало
- Законы тайные судьбы!
- Так, славу Руси охраняя,
- Творец миров, зиждитель сил
- Бразды державные вручил
- Деснице мощной Николая!
- Престольный град! так я читал
- Твои заветные преданья
- И незабвенные деянья
- Благоговейно созерцал!
Январь 1837Молитва
- Творец! Ниспошли мне беды и лишенья,
- Пусть будет мне горе и спутник и друг!
- Но в сердце оставь мне недуг вдохновенья,
- Глубокий, прекрасный, священный недуг!
- Я чувствую, боже: мне тяжко здоровье;
- С ним жизни моей мне невидима цель.
- Да будет же в мире мне грусть – изголовье,
- Страдание – пища, терпенье – постель!
- Земная надежда, как призрак исчезни!
- Пусть мрачно иду я тропой бытия!
- Но в сладких припадках небесной болезни
- Да снидет мне в душу отрада моя!
- Когда же, отозван небес произволом,
- Меня он покинет – желанный недуг,
- И дар мой исчезнет, и стройным глаголом
- Не будет увенчан мой тщетный досуг, –
- Дозволь мне, о небо, упадшему духом,
- Лишенному силы, струнами владеть, –
- На звуки склоняясь внимательным слухом,
- Волшебные песни душой разуметь!
- С земли воздымаясь до горнего мира,
- Пророческий голос отрадой мне будь!
- До сердца коснется знакомая лира –
- Увлажатся очи и двигнется грудь!
1838 или начало 1839Совет
- Когда судьба тебя послала
- В тернистый, трудный жизни путь
- И пищей скорби упитала
- Твою взволнованную грудь,
- И если небом заповедан
- Тебе священный крест любви, –
- Живи один! Кому ты предан –
- С собой в путь мрачный не зови!
- Пусть тяжко с милым нам созданьем
- Не разделить судьбы своей,
- Но верь: стократно тяжелей
- Его терзать своим страданьем!
Весна 1839Беглец
- От грусти-злодейки, от черного горя
- В волненье бежал я до Черного моря
- И воздух в пути рассекал как стрела,
- Злодейка догнать беглеца не могла.
- Домчался я, стали у берега кони,
- Зачуяло сердце опасность погони…
- Вот, кажется, близко, настигнет, найдет
- И грудь мою снова змеей перевьет.
- Где скроюсь я? Нет здесь дубов-великанов,
- И тени негусты олив и каштанов.
- Где скроюсь, когда после яркого дня
- Так ярко луна озаряет меня;
- Когда, очарованный ночи картиной,
- Бессонный, в тиши, над прибрежной стремниной
- Влачу я мечтой упоенную лень
- И, малый, бросаю огромную тень?
- Где скроюсь? Томленьем полуденным полный,
- Уйду ль погрузиться в соленые волны?
- Тоска меня сыщет, и в море она
- Поднимется мутью с песчаного дна.
- Пущусь ли чрез море? – На бреге Тавриды
- Она меня встретит, узнает, займет
- И больно в глубоких объятьях сожмет.
- Страшусь… Но доселе ехидны сердечной
- Не чувствуя жала, свободный, беспечный,
- Смотрю я на южный лазоревый свод,
- На лоно широко раскинутых вод
- И, в очи небес устремив свои очи,
- Пью сладостный воздух серебряной ночи…
- Зачем тебе гнаться, злодейка, за мной?
- Помедли, беглец возвратится домой.
- Постой, пред тобою минутный изменник,
- Приду к тебе сам я – и снова твой пленник,
- В груди моей светлого юга красу
- Как новую пищу тебе принесу
- И с новою в сердце скопившейся силой
- Проснусь для страданья, для песни унылой.
- А ныне, забывший и песни и грусть,
- Стою, беззаботный, на бреге Эвксина,
- Смотрю на волнистую грудь исполина
- И волн его говор твержу наизусть.
29 июня 1839ОдессаК А. П. Гартонг
- В стране, где светлыми лучами
- Живее блещут небеса,
- Есть между морем и горами
- Земли цветущей полоса.
- Я там бродил, и дум порывы
- Невольно к вам я устремлял,
- Когда под лавры и оливы
- Главу мятежную склонял.
- Там часто я, в разгуле диком,
- В свободных, царственных мечтах,
- Вас призывал безумным кликом, –
- И эхо вторило в горах.
- О вас я думал там, где влага
- Фонтанов сладостных шумит,
- Там, где гиганта Чатырдага
- Глава над тучами парит,
- Там, где по яхонту эфира
- Гуляют вольные орлы,
- Где путь себе хрусталь Салгира
- Прошиб из мраморной скалы;
- Там, средь природы колоссальной,
- На высях гор, на ребрах скал,
- Оставил я мой след печальный
- И ваше имя начертал,
- И после – из долин метались
- Мои глаза на высоты,
- Где мною врезаны остались
- Те драгоценные черты.
- Они в лазури утопали,
- А я смотрел издалека,
- Как солнца там лучи играли
- Или свивались облака…
- Блеснет весна иного года,
- И, может быть, в желанный час
- Тавриды пышная природа
- В свои объятья примет вас.
- Привычный к высям и оврагам,
- Над бездной дола, в свой черед,
- Татарский конь надежным шагом
- Вас в область молний вознесет;
- И вы найдете те скрижали,
- Где, проясняя свой удел
- И сердца тайные печали,
- Я имя ваше впечатлел.
- Быть может, это начертанье –
- Скалам мной вверенный залог –
- Пробудит в вас воспоминанье
- О том, кто вас забыть не мог!
- Но я страшусь: тех высей темя
- Обвалом в бездну упадет,
- Или завистливое время
- Черты заветные сотрет,
- Иль, кроя мраком свет лазури
- И раздирая облака,
- Изгладит их ревнивой бури
- Неотразимая рука…
- И не избегну я забвенья,
- И, скрыта в прахе разрушенья,
- Бесценной надписи лишась,
- Порой под вашими стопами
- Мелькнет не узнанная вами
- Могила дум моих об вас!
Сентябрь – октябрь 1839Авдотье Павловне Гартонг
(На память прогулки в Парголове 8-го августа 1840 г.)
- Наш край и хладен и суров,
- Покрыто небо мглой ненастной,
- И вместо солнца шар чуть ясный
- Меж серых бродит облаков.
- Но иногда – вослед деннице, –
- Хоть редко, хоть однажды в год,
- Восстанет утро в багрянице,
- И день весь в золоте взойдет,
- И, пропылав в лазурных безднах,
- Утонет в пурпурной заре,
- И выйдет ночь в алмазах звездных
- И в чистом лунном серебре.
- Счастлив, кого хоть проблеск счастья
- В печальной жизни озарил!
- Счастлив, кто в сумраке ненастья
- Улыбку солнца захватил!
- Суров наш край. Кругом всё плоско.
- В сырой равнине он лежит.
- В нем эхо мертвое молчит
- И нет на клики отголоска.
- Без обольщения окрест
- Скользят блуждающие взгляды.
- Но посреди сих скудных мест
- Есть угол воли и отрады.
- Там рощи скинулись шатром
- И отразились озерами,
- И дол, взволнованный холмами,
- Широким стелется ковром;
- Под светлым именем Парнаса
- Пригорок стал среди холмов,
- И тут же сельского Пегаса
- Хребет оседланный готов.
- Блажен, кто там хотя однажды
- С своею музою летал
- И бурный жар высокой жажды
- Стихом гремучим заливал!
- Суров наш край, повит снегами, –
- И часто, вскормлены зимой,
- В нем девы с ясными очами
- Блестят безжизненной красой.
- Но есть одна… зеницу ока
- Природа жизнью ей зажгла
- И ей от Юга и Востока
- Дары на Север принесла.
- Блажен, кто мог ей, полн смиренья,
- Главой поникшею предстать
- И гром и пламя вдохновенья
- Пред ней как жертву разметать!
- Счастлив и тот, кто, полн смущенья,
- Покорно голову склоня,
- Принес ей бедное творенье
- На память золотого дня,
- Когда, в пучину светлой дали
- Из-под клубящейся вуали
- Летучий погружая взор
- И рассекая воздух звонкой,
- Она летала амазонкой
- По высям парголовских гор, –
- И как на темени Парнаса,
- В прохладе сумрачного часа
- Сама собой озарена,
- Под темным зелени навесом
- Она стояла – и за лесом
- Стыдливо пряталась луна!
Август 1840Дружба
- Любовь отвергла ты… но ты мне объявила,
- Что дружбу мне даришь; благодарю, Людмила!
- Отныне мы друзья. Освобожден от мук,
- Я руку жму твою: благодарю, мой друг!
- С тобой беседуя свободно, откровенно,
- Я тихо приклонюсь главою утомленной
- На дружескую грудь… Но что я вижу? Ты
- Краснеешь… Вижу стыд и робость красоты…
- Оставь их! Я в тебе уже не властелинку,
- Но друга признаю………..
- …………………
- В любви – остерегись: для ней нужна ограда;
- А мы, второй пример Ореста и Пилада,
- Должны быть запросто. Условий светских груз
- Не должен бременить наш искренний союз.
- Прочь робкие мечты! Судя и мысля здраво,
- Должны любовникам мы предоставить право
- Смущаться и краснеть, бледнеть и трепетать;
- А мы… Да осенит нас дружбы благодать!
- На долю нам даны лишь пыл рукопожатий,
- …………………
- Да, как бы ни было, при солнце иль луне,
- Беседы долгие… в тиши… наедине.
1841К товарищам детства
- В краю, где природа свой лик величавый
- Венчает суровым сосновым венцом
- И, снегом напудрив столетни дубравы,
- Льдом землю грунтует, а небо свинцом;
- В краю, где, касаясь творений начала,
- Рассевшийся камень, прохваченный мхом,
- Торчит над разинутой пастью провала
- Оскаленным зубом иль голым ребром;
- Где – в скудной оправе, во впадине темной,
- Средь камней простых и нахмуренных гор
- Сверкает наш яхонт прозрачный, огромный –
- Одно из великих родимых озер;
- Где лирой Державин бряцал златострунной,
- Где воет Кивача «алмазна гора»,
- Где вызваны громы работы чугунной,
- Как молотом божьим – десницей Петра;
- Где след он свой врезал под дубом и сосной,
- Когда он Россию плотил и ковал –
- Державный наш плотник, кузнец венценосный,
- Что в деле творенья творцу помогал, –
- Там, други, по милости к нам провиденья,
- Нам было блаженное детство дано
- И пало нам в душу зерно просвещенья
- И правды сердечной святое зерно.
- С тех пор не однажды весна распахнулась
- И снова зима пролегла на Руси!
- Не раз вокруг Солнца Земля повернулась
- И сколько вращалась кругом на оси!
- И сколько мы с ней и на ней перемчались
- В сугубом движенье, по жизни – вперед!
- Иные уж с пылкими днями расстались,
- И к осени дело! И жатва идет.
- Представим же колос от нивы янтарной,
- Который дороже весенних цветов, –
- Признательность, други, души благодарной –
- Один из прекрасных, чистейших плодов.
- Пред нами единый из сеявших семя;
- На миг пред своими питомцами он;
- Созрелые дети! Захватим же время
- Воздать ему вкупе усердный поклон!
- И вместе с глубоким приветом рассудка
- Ему наш сердечный привет принести
- В златую минуту сего промежутка
- Меж радостным «здравствуй» и тихим «прости»
- И родине нашей поклон и почтенье,
- Где ныне, по стройному ходу годов,
- За нами другое встает поколенье
- И свежая зреет семья земляков, –
- Да здравствует севера угол суровый,
- Пока в нем онежские волны шумят,
- Потомками вторится имя Петрово
- И бардом воспетый ревет водопад!
13 февраля 1841Ты холодна
Авдотье Павловне Гартонг
- Тебе не нужно звонких слов,
- Ни гимнов жертвенных поэта,
- Ни звуков лестного привета –
- Нет! И клянусь огнем стихов, –
- С тех пор, как я тебя завидел
- И петь и славить возлюбил, –
- Тебя я лестью не обидел,
- Пустой хвалой не оскорбил!
- Чуждаясь неги бесполезной,
- Тебе был внятен и не дик
- Мой тяжкий ямб, мой стих железный
- И правды кованый язык.
- Я не хотел к тебе приблизить
- Любви лукавую мечту
- И вялой нежностью унизить
- Суровой думы высоту.
- Небес заветных в край лазурный
- Себе полет я воспретил
- И стон – порою слишком бурный –
- Не раз в груди остановил.
- Ты жизнь уму, а сердцу – кара, –
- Знать, так назначено судьбой!
- Ты холодна… но холод твой
- Милей полуденного жара.
- Устав от душной суеты,
- Отрадно горю и томленью
- Найти приют под свежей тенью
- Твоей разумной красоты.
- Тому, кто вырвется из ада
- Житейских дел, где тяжело
- Проклятьем сдавлено чело, –
- Сладка эдемская прохлада!
- Но если – к раю приведен –
- Проникнуть вдаль помыслит он,
- Отколь блаженства воздух пашет, –
- Твой острый взор тогда над ним
- Подъят, как меч, которым машет
- Привратник рая – херувим!
- Спасен, кто в сфере испытанья,
- Испив твой взор, вкусивши речь,
- Успел от вечного страданья
- Остаток сердца уберечь!
- Ты холодна… Так видит око!
- Ты вся как мраморный кумир,
- Но сердце женщины глубоко, –
- В нем можно спрятать целый мир.
- Трудна извитая дорога
- К тому, что скрыто в этой мгле.
- Тайн много на небе у бога,
- Но тайны есть – и на земле!
23 февраля 1841Подражание персидскому
- Не мечи из-под ресницы
- Стрел разящих на меня!
- Под огнем твоей зеницы
- Уж и так повержен я.
- Ты красою всемогущей
- Всех богаче в сей стране –
- Я убогий, неимущий, –
- Дай же милостину мне!
1842Маленькой Женин
- Вместо куклы в модном платье,
- Женни, вот тебе занятье:
- Я принес мои стишки!
- Ждать ли мне за это ласки?
- Рада ль ты? Горят ли глазки?
- Шевелятся ли ушки?
- Лепечи пока, малютка,
- Рифмы легкие шутя!
- Скоро будешь институтка,
- Скоро вырастешь, дитя!
- Расцветешь, как цвет махровый.
- И к тебе – не знаю кто –
- Уж поэт напишет новый,
- И напишет уж не то!
- Ты успеешь в той поэме
- Тайну милую постичь;
- Вспомни, Женни, в это время
- Я уж буду старый хрыч
- Иль косой саженью глубже
- Буду тлеть в земле сырой.
- Не забудь же – приголубь же
- Хоть надгробный камень мой.
- Пусть над ним головку склонит
- Женни резвая слегка
- И приветная рука
- Ветку зелени уронит
- На могилу старика!
1842Калиф и Раб
- Ум свой в думы погрузив,
- За столом сидел калиф.
- Пред владыкой величавым
- Раб трепещущий его
- Блюдо с пышущим пилавом
- Опрокинул на него.
- Грозен, страшен, как судьба,
- Посмотрел он на раба;
- Тот, готов расстаться с светом,
- Прошептал полуживой:
- «Рай обещан Магометом
- Тем, кто гнев смиряет свой».
- «Не сержусь», – сказал калиф,
- Укрощая свой порыв.
- Ободряясь, отирает
- Раб холодный пот с чела.
- «Рай – и тем, – он продолжает, –
- Кто не памятует зла».
- «Забываю». – Веселей
- Стал калиф, а раб смелей:
- «Надо в светлый рай для входа
- И за зло платить добром».
- – «Раб! Дарю тебя свободой
- И осыплю серебром».
- От восторга раб едва
- Мог опомниться сперва,
- Пораженный этим чудом, –
- А калиф смотрел, признав
- Самым вкусным сердцу блюдом
- Опрокинутый пилав.
Между 1835 и 1842На кончину А. Т. Корсаковой 11 декабря 1842 года
- Она угасла – отстрадала,
- Страданье было ей венцом;
- Она мучительным концом
- Достигла светлого начала.
- Грустна сей бренной жизни глушь,
- В ней счастья нет для ясных душ, –
- Их мучит тяжко и жестоко
- Невольный взгляд на море зла,
- На вид ликующий порока
- И света скучные дела, –
- И, гордо отвергая розы
- И жизни праздничный сосуд,
- Они на часть себе берут
- Святые тернии и слезы.
- Отрада их в житейской мгле
- Одна – сочувствовать глубоко
- Всему, что чисто и высоко,
- Что светит богом на земле.
- Удел их высших наслаждений
- Не в блеске злата и сребра,
- Но посреди благотворении,
- В священных подвигах добра!
- Так, перейдя сей дольней жизни
- Добром запечатленный путь,
- Она взлетела – отдохнуть
- В своей божественной отчизне.
- Тяжелый опыт превозмочь
- Судьба при жизни ей судила, –
- Она давно невесту-дочь
- В тот мир нетленный отпустила.
- И, переждав разлуки срок,
- Спеша к родимой на свиданье,
- Она другую на прощанье
- Земле оставила в залог,
- Чтоб там и здесь свой образ видеть
- И, утешая лик небес,
- Земли печальной не обидеть,
- Где светлый быт ее исчез!
11 декабря 1842Монастыркам
При выпуске 1842
- Вот он, муз приют любимый,
- Храм наук, обитель дев,
- Оком царственным хранимый
- Вертоград страны родимой,
- Счастья пламенный посев,
- Юных прелестей рассадник,
- Блага чистого родник,
- Неземных даров тайник,
- Гроздий полный виноградник,
- Небом дышащий цветник!
- Это – мир, где жизнью вешней
- Веет, дышит круглый год;
- Это – мир, но мир не здешний,
- В нем гроза цветов не рвет,
- Вихрь не зыблет сей теплицы,
- Терн не входит в сей венец, –
- Чисты белые страницы
- Этих бархатных сердец.
- Здесь тлетворное страданье
- Не тревожит райских снов,
- Здесь одно лишь – обожанье,
- Тайнам неба подражанье.
- ………….
- Срок придет, и под крылами
- Разлучительных минут
- Пред несметными очами
- Многоцветными лучами
- Девы белые блеснут;
- Группой радужно летучей
- Промелькнут, волшебный клир
- Морем трепетных созвучий
- Обольет прощальный пир;
- И из райского чертога
- Разлетится племя роз,
- Оставляя у порога
- В благодарность перлы слез.
- Так, до дня миросозданья,
- В слитный сплавлено венец,
- Рдело божие сиянье,
- Но едва изрек творец,
- И творения убранство,
- Звезды, перлы естества,
- Вспыхнув, брызнули в пространство
- С диадемы божества;
- И, простясь одна с другою
- И облекшись в благодать,
- Стали розно над землею
- Миру темному сиять;
- И во мгле земного быта
- Есть для каждого одна, –
- Тайна жизни в ней сокрыта
- И судьба заключена.
- Так, но грозный миг разлуки, –
- Чуя славу впереди,
- Сжаты огненные звуки
- В поэтической груди;
- Зреют, спеют молодые,
- Долго на сердце лежат –
- Срок наступит, и родные
- Крупным хором задрожат,
- Хлынут звонкою слезою,
- И, рассыпаны певцом,
- Эти звуки под грозою
- В мир уходят за венцом!
- Срок настал: из врат науки,
- Из священной глубины
- Излетайте, божьи звуки,
- Звезды русской стороны!
- Свет проникнут ожиданьем, –
- Взвейтесь, дивные, в эфир
- И негаснущим сияньем
- Очаруйте бедный мир!
1842После чтения А. П. Гартонг
- Когда в ее очах небесных пламень блещет
- И полный, звонкий стих в устах ее трепещет,
- То бурно катится, сверкает и звучит,
- То млеет, нежится, струится и журчит, –
- Я жадно слушаю страстей язык могучий
- И таю под огнем пронзительных созвучий;
- Всё глубже ноет грудь, и сердцу горячей,
- И просится слеза из каменных очей.
Конец 1830-х- начало 1840-х годовПорыв
- Нет, милые друзья, – пред этой девой стройной
- Смущаем не был я мечтою беспокойной,
- Когда – то в очи ей застенчиво взирал,
- То дерзостный мой взор на грудь ее склонял,
- Любуясь красотой сей выси благодатной,
- Прозрачной, трепетной, двухолмной, двураскатной.
- Роскошный этот вид и гордость на челе
- Являли мне тогда богиню на земле.
- Я вас не понимал, – мне чужд был и несроден
- Ваш чувственный восторг. От дум земных свободен,
- Я чувство новое в груди своей питал:
- Поклонник чистых муз – желаньем не сгорал
- Удава кольцами вкруг милой обвиваться,
- Когтями ястреба в пух лебедя впиваться –
- Нет! – Жрец изящного – я мыслил: в этот миг
- К чему мне звуков дар, гремучий мой язык?
- О, если бы теперь, сим видом упоенный,
- Я был сын древности, ваятель вдохновенный!
- Блеснул бы в этот миг мне Фидия венец,
- Луч яркий божества во грудь мою проникнул,
- «Вот перси дивные! – тогда бы я воскликнул. –
- Подайте мрамор мне! Подайте мне резец!»
- И с мраморной скалы я б грубый череп скинул,
- И перси из нее божественные вынул,
- И жизнью облил их. Казалось бы, оне,
- Сокрыв огонь страстей в бездонной глубине,
- На миг оцепенев под искусом желанья,
- Наполнились волной мятежного дыханья,
- И, бурный вздох в себе стараясь удержать,
- Готовы – закипеть, хотят – затрепетать;
- И всё, что в них влекло б к земному обольщенью,
- Слегка полузакрыв кудрей волнистых тенью,
- Богини чистый лик я вывел бы светло
- И думу строгую ей бросил на чело,
- Лоб смертный, подходя, вдруг вспыхивал, как пламень,
- И, дерзкий, мнил обнять богоподобный камень.
- Но, взоры возведя на светоносный лик,
- Мгновенно б головой преступною поник,
- Молитву произнес в ограду от волнений
- И, бледный, преклонил дрожащие колени.
1845Она была добра
- Забуду ли ее? – Она вилась, как змейка,
- Сверкая искрами язвительных очей,
- А всё ж была добра мне милая злодейка,
- И за свою любовь я благодарен ей.
- Мою докучливость она переносила,
- Мое присутствие терпела; даже грусть,
- Грусть вечную мою, глубокую – щадила,
- Страдать позволила и говорила: «Пусть!
- Пускай он мучится! Страдание полезно.
- Пусть любит он меня, хоть любит нелюбезно!
- Пускай надеется! Зачем ему мешать
- И вдохновляться мной, и рифмы совершать?
- Для песен пламенных ему я буду темой,
- И он потешит нас гремучею поэмой!»
- Я пел, – и между тем как с легкого пера
- Катился бурный стих, мучительный и сладкой,
- Она, лукавая, смеялась… но украдкой –
- Итак, – не правда ли? – она была добра?
1846Цветок
- Есть цветок… его на лире
- Вечно славить я готов.
- Есть цветок… он в грустном мире
- Краше всех других цветов.
- То цветок не однолетний:
- Всё милее, всё приветней
- Он растет из году в год
- И, дивя собой природу,
- По семнадцатому году
- Полной прелестью цветет.
- Он подъемлется так статно,
- Шейка тонкая бела,
- А головка ароматна,
- И кудрява, и мила.
- Он витает в свете горнем,
- И, пленительно живой,
- Он не связан грязным корнем
- С нашей бедною землей.
- Не на стебле при дорожках
- Неподвижно одинок –
- Нет, – на двух летучих ножках
- Вьется резвый тот цветок.
- От невзгод зимы упрямой
- Жизнь его охранена
- За двойной ревнивой рамой
- Светозарного окна, –
- И, беспечный, он не слышит
- Бурь, свистящих в хладной мгле:
- Он в светлице негой дышит,
- Рдеет в комнатном тепле.
- Непонятное растенье!
- Нежен, хрупок каждый сгиб:
- Лишь одно прикосновенье –
- И прелестный цвет погиб!
- Увлекая наши взоры,
- Слабый, ищет он опоры,
- Но страшитесь! Он порой,
- Томный, розово-лилейный,
- Дышит силой чародейной,
- Колдовством и ворожбой.
- Полный прелести, он разом
- Сердце ядом напоит,
- Отуманит бедный разум,
- Обольстит и улетит!
1848Догадка
- Когда ты так мило лепечешь «люблю»,
- Волшебное слово я жадно ловлю;
- Оно мне так ново, и странно, и чудно;
- Не верить мне страшно, а верить мне трудно.
- На праздное сердце певца твоего,
- Быть может, ты кинула взгляд сожаленья
- И, видя в нем глушь, нищету, запустенье,
- Размыслила: «Дай я заполню его!
- Он мил быть не может, но тихо, бесстрастно
- Я буду ласкать его сирый порыв;
- Не боле, чем прежде, я буду несчастна,
- А он – он, быть может, мной будет счастлив!»
- И с ангельским, кротким, небесным приветом
- Ко мне обратился твой дружеский взор,
- И в сердце моем, благодатно согретом,
- Мечты и надежды воскресли с тех пор.
1848Л. Е. Ф.
- Есть два альбома. Пред толпою
- Всегда один из них открыт,
- И всяк обычною тропою
- Туда ползет, идет, летит.
- Толпа несет туда девице –
- Альбома светлого царице –
- Желаний нежные цветы
- И лести розовой водицей
- Кропит альбомные листы.
- Там есть мечты, стихи, напевы
- И всякий вздор… Но есть другой
- Альбом у девы молодой, –
- Альбом тот – сердце юной девы.
- Сперва он весь как небо чист,
- Вы в нем ни строчки не найдете,
- Не тронут ни единый лист
- В его багряном переплете.
- Он – тайна вечная для нас,
- Толпа сей книжки не коснется, –
- Для одного лишь в некий час
- Она украдкой развернется, –
- И счастлив тот, кто вензель свой,
- Угодный ангелу-девице,
- Нарежет огненной чертой
- На первой розовой странице!
Между 1842 и 1850Как хороша!
- Перед нею умиленьем
- Свято теплилась душа,
- И, проникнут упоеньем,
- Я шептал с благоговеньем:
- «Боже мой! Как хороша!»
- Но чрез миг, пред милым ликом
- Страстным пламенем дыша,
- Задрожав в восторге диком,
- Пал я ниц с безумным криком:
- «Черт возьми! Как хороша!»
Между 1842 и 1850Ужин у кардинала Ришелье
Комната в гостиницена дороге из Парижа в Рюэль, где находится загородный дом кардинала-министра. Вкаминеразведен огонь. Пожилой человек сидит у камина и просушивает измокшую свою одежду. Это – Гоше, незначительный парижский ремесленник из улицы Сен-Дени. От времени до времени видны проблески молнии и слышны раскаты грома.
Гоше (один)
- Какая буря! Черт возьми!
- Досадно! Вот и остановка!
- Вот так-то с бедными людьми
- Всегда бывает, – всё неловко,
- Всё не под стать, везде беда.
- Сам бог немилостив к ним – да!
- Где нужно вёдро – шлет им бурю.
- Знать, не для бедных создан свет!
Молния и гром.
- Ишь как блестит, гремит! Да нет!
- Уж я глаза себе зажмурю
- И уши наглухо заткну,
- А до Рюэля донырну,
- Хоть в море обратись дорога!
- Чай, мул мой отдохнул немного
- Теперь в конюшне – свежих сил
- Себе подбавил. В самом деле,
- К чему ж заране я уныл?
- Ведь к сроку буду ж я в Рюэле!
Входит проезжий в мокрой одежде.
Незнакомец (не видя Гоше)
- Э! Время терпит. Отдохну
- В гостинице.
- (Подойдя к камину и увидя Гоше.)
- Ах, извините!
- Я думал: к один здесь…
Гоше
- Ну!
- Так что ж такое? – Стул берите,
- И сядем вместе у огня.
- Ведь вы проезжий здесь, я – тоже,
- Вы не помеха для меня.
- Притом я тотчас еду…
Незнакомец
- Боже!
- В такую бурю?
- (В сторону.)
- Как он мил,
- И прост, и вежлив в обращенье!
Гоше
- Что ж делать? Я бы не спешил,
- Когда б не крайность. Приглашенье
- Такое важное! Вовек
- Не ожидал… да вот – поди же!
- Да придвигайте стул поближе!
Незнакомец (в сторону)
- Ужели знатный человек?
- В нем вовсе нет дворянской спеси,
- Я думал – он из нашей смеси
- Простонародной.
Гоше
- Я спешу
- В Рюэль, и вас сказать прошу:
- Куда ваш путь?
Незнакомец
- Да я – туда же –
- В Рюэль. Притом скажу вам даже –
- И я по крайности почти.
Гоше
- Так вот – нам вместе б по пути!
- Я – человек нецеремонный,
- И если вы так благосклонны…
Незнакомец (в сторону)
(Вслух.)
- Весьма
- Приятно ваше предложенье,
- Но – этой бури кутерьма
- Меня пугает. Приглашенье,
- Сказали вы, торопит вас.
- Меня ж в Рюэль влечет приказ.
- Я тороплюсь по тяжкой службе,
- Которой сил нет выносить.
- А вы?.. Могу ли вас спросить?..
Гоше
- Да как сказать-то вам? – По дружбе
- Недавней, новой для меня.
- В Рюэле, с нынешнего дня,
- Каким-то случаем, мне темным,
- Попасть я должен в знатный круг.
Незнакомец
- Позвольте… Быть боюсь нескромным
- Через такой вопрос… Ваш друг…
- Он кто такой?
Гоше
- Не бойтесь! – Тайны
- Тут нету. Это так – случайно
- Всё вышло. Переход мой быстр.
Незнакомец
Гоше
- Кардинал-министр,
- Сам Ришелье. Да.
Незнакомец (встает)
- Извините!
- А я так запросто…
Гоше
- Сидите!
- Всё вздор! Не лезть же мне в князья
- Иль графы! Выслушайте: я
- Мещан лишь знаю – нашу братью
- И не якшался век со знатью.
- Куда мне? Боже упаси!
- У герцогов Монморанси
- Служили, правда, поварами
- Отец и дед мой, – вот вся связь
- Моя со знатными домами –
- И та злой казнью прервалась
- Над герцогом. Я просто – скудный
- Ремесленник парижский. Тут,
- Я говорю вам, случай чудный –
- И только. Вдруг мне подают
- Записку. Развернул – зовут
- Меня… Не знаю – видно, нужен
- Я кардиналу стал… на ужин
- К нему сегодня. Боже мой!
- Всё закружилось в околотке, –
- Кричат, разинулись все глотки:
- «Смотрите! Экой ведь какой
- Гоше счастливец-то на свете!»
- Я одурел. Жена и дети
- Засуетились и сейчас
- Давай мне туалет мой ладить,
- Скоблить и чистить, мыть и гладить;
- Всё приготовили как раз.
- Гляжу – ну просто чародейство!
- Вы понимаете? У вас,
- Быть может, также есть семейство,
- Которое вас любит, ждет…
Незнакомец
Гоше
- Ну вот,
- Как нас судьба во всем сближает!
- Так ваше сердце понимает,
- Что чувствует теперь мое!
- Да, быть кому господь назначил
- Отцом… Позвольте – как я начал
- Рассказ-то? – Да! Мой фрак, белье –
- Всё приготовлено, и стекла
- Очков протерты – ну, взглянуть,
- Так любо! Снарядился в путь –
- И вот – извольте! – всё промокло
- Насквозь. Чай, бедная жена
- И дочери теперь в тревоге.
- Но я не стану на дороге –
- Нет, я до цели доберусь,
- Хоть мокрой курицей явлюсь
- На приглашенье кардинала
- С ним ужинать. Такая честь,
- Вы согласитесь, ведь немало
- И пользы может мне принесть
- Существенной: мои делишки
- Поправятся, теперь нужда
- И недостатки – а тогда,
- Надеюсь, будут и излишки.
- Тогда и ближним услужу,
- Жену, детей принаряжу;
- Гордиться, право, я не буду,
- И вас, поверьте, не забуду
- При случае.
- (Подает Незнакомцу руку.)
- Коль у двора
- Упрочу я себе местечко –
- В виду имейте человечка!
- Однако мне пора, пора!
- Прощайте! Продолжать беседу
- Мне больше некогда. Я еду.
(Гоше надевает на себя верхнюю одежду, берет шляпу, встряхивается и оправляется, а между тем Незнакомец рассуждает сам с собою.)
Незнакомец
- Мне жаль его. Какой добряк!
- За что погибнет он? Конечно,
- За вздор! И как бесчеловечно
- Смеются! Ужинать бедняк
- Готовится и ожидает
- Великих милостей; семья
- Его с восторгом провожает
- В дорогу… Боже мой! И я
- Быть должен гибельным орудьем
- Подобных дел! И правосудьем
- Зовут их! Нет, не потерплю!
- Нет! Я его остановлю.
- (Громко, к уходящему Гоше.)
- Послушайте! эй, воротитесь!
Гоше (остановясь в дверях)
Незнакомец
- Не торопитесь!
- Два слова выслушайте!
Гоше (возвращаясь)
Незнакомец
- Душа моя
- Полна невольным к вам участьем.
- Не думайте, что вас за счастьем
- Зовут в Рюэль! На ужин там
- Людскою кровью хлебы месят.
- Туда опасно ехать вам.
Гоше
Незнакомец
Гоше
- О, это слишком уж… За что?
Незнакомец
- Да так. Быть может, и за то,
- Что вы Монморанси жалели
- Казненного.
Гоше
- О, слова нет!
- Жалел. Ведь мой отец и дед
- При кухне герцогов имели
- Места и должность, и всегда
- Превозносили их. О, да!
- Как не жалеть! Притом казненный
- Такой был добрый, благосклонный
- К нам – беднякам.
Незнакомец
- Быть может, вслух
- Вы сожалели, хоть невольно!
Гоше
- Да, помнится, но лишь при двух
- Иль трех приятелях.
Незнакомец
Гоше
- Неужель
- Из этого весь случай вышел?
- Я говорил тайком.
Незнакомец
Гоше
Незнакомец
Гоше
- Помилуйте! Ведь каждый дышит,
Вздыхает…
Незнакомец
Гоше
- Да разве страшен я ему?
- Что мой ему ничтожный говор?
- Я говорил лишь потому,
- Что мой отец – любимый повар
- Был герцога. Поплакал я,
- Ручей из глаз невольно вытек.
- А то мне что? Я не политик
- И дел их хитрых не судья.
- Что мне политика? Да рухни
- Она совсем!
Незнакомец
- А иногда
- У кардинала не чужда
- Она ни поваров, ни кухни.
- Он зорко смотрит и туда,
- И там всё чует, слышит, видит.
- Вы плакали, – он ненавидит
- И смех, и слезы. Ни того,
- Ни этого, и ничего –
- Не нужно.
Гоше
- Знаете его,
- Как видно, вы весьма подробно.
Незнакомец
- Да. Мне рассматривать удобно
- Его с изрядной высоты
- При зрелищах его любимых.
- Его трудов неутомимых.
- Я вникнул в красные черты.
Гоше
- Но кто ж вы? Мне понять вас трудно.
- Всё это странно мне и чудно,
- Я столько вижу тут задач
- Мудреных. Боже мой! Откройтесь!
- Скажите: кто вы?
Незнакомец
Гоше в ужасе отступает.
- Нет, это ничего, не бойтесь.
- За откровенность вашу я
- Вам заплачу теперь своею.
- Действительно, судьба меня
- Сближает с вами. Я имею,
- Как вы, призвание в Рюэль.
- В одну и ту же метя цель,
- 2 От общей бури мы укрылись
- В одной гостинице, – и вот
- Мы здесь сошлись, разговорились,
- И сердце сердцу весть дает.
- Скажу, откинув лицемерье, –
- Мне кажется, я вам доверье
- К себе внушил, и вы мне тож.
- При первом взгляде узнаешь
- Иного и готов до гроба
- Ему служить. Семейны оба
- Мы с вами, счастливы в семьях
- И в небольших живем кругах –
- В простонародье, но со знатью
- Подчас знакомят нашу братью.
- Вот вы на ужин собрались
- Блестящий, где меж господами
- Сидеть предполагали сами;
- Но – вы мечтою увлеклись
- И были б жертвой вероломства;
- Мои ж со знатными знакомства
- Известны всем. Кровавый путь
- Назначен мне судьбой моею:
- Пред ними все сгибают шею –
- Я ж должен сам им шеи гнуть
- Моими рабскими руками.
- Мы оба с челядью в смеси:
- Отец и дед ваш поварами
- У герцогов Монморанси
- Служили; сам я был в работе
- При герцоге, на эшафоте
- Ему служа в последний раз.
- Теперь в Рюэль – вы всё сравните –
- Вы быть повешенным спешите.
- Туда ж я призван вешать вас.
- Но – нет! Я лучше сам в удавку
- Пойду! Уж я давно хотел
- Проситься в чистую отставку
- От множества нечистых дел.
- Злодеев истинных немало, –
- Пусть их бы. Обществу служить
- Ведь надо ж чем-нибудь – и жить
- С семейством; но у кардинала
- Такие прихоти порой,
- Что я не в силах… Он игрой
- Считает это!.. Поезжайте
- Скорей в Париж – в обратный путь,
- А там и дальше как-нибудь,
- И никому не открывайте,
- Что здесь вы виделись со мной,
- Ни даже искреннему другу, –
- Иль я погибну за услугу,
- Кадош-палач.
Гоше (с чувством пожимая ему руку)
(Поспешно удаляется.)
Между 1842 и 1850
Два клада
- Старый Ян имел два клада,
- Не доступных никому,
- И одна была отрада
- В них на старости ему.
- Первый клад, что рыцарь в латах,
- Был – окованный сундук,
- Где чистейшее в дукатах
- Береглось от хищных рук.
- Клад второй была младая
- Светлоликая жена,
- Чистотою – ангел рая,
- Обольщеньем – сатана.
- Два голкондские алмаза –
- Глазки, глазки – у! – беда!
- Грудь – фарфоровая ваза,
- Зубы – перлы в два ряда.
- И ценя такие блага,
- И не ведая утрат,
- Посвятил им старый скряга
- Хилых дней своих закат.
- Заберется ль в кладовую –
- Он целует все места,
- Пыль глотает золотую.
- Золотит свои уста.
- Всё сочтет, – сундук заветный
- Закрепит тройным замком,
- Подрожит – и, неприметный,
- Ускользает вон тайком.
- После старческие ласки
- Он жене своей дарит,
- Подойдет, ей взглянет в глазки
- И лукаво погрозит.
- То, как ценный самородок,
- Кудри взвесит на руке,
- То возьмет за подбородок
- Иль погладит по щеке.
- Клад и этот цел – он видит,
- И старик безмерно рад,
- Подрожит и, скорчась, выйдет,
- Но замкнет и этот клад.
- Между тем проходят годы,
- Он дряхлеет каждый миг,
- И могильный зов природы
- Слышит трепетный старик.
- Жалко старому два клада
- Бросить в мире – приуныл.
- Первый клад он в угол сада
- Ночью снес и там зарыл.
- Не ходи в людскую руку!
- Спи тут! Дело решено…
- Но – куда другую штуку
- Скроешь? – Вот что мудрено.
- Как бы женку-то припрятать?
- Как бы эту запереть,
- И замкнуть, и запечатать,
- А потом уж умереть?
- Вот давай ее он кликать:
- «Душка! Эй, поди сюда!
- Жаль мне – будешь горе мыкать:
- Я умру – тебе беда!
- Попадешь в чужие люди, –
- Ведь тебя не сберегут,
- Пух твоей лебяжьей груди
- Изомнут и изорвут.
- Ты слыхала ль от соседок?
- Ведь другие-то мужья
- Жен своих и так и эдак…
- Уж совсем не то, что я!
- Ты была мне что невеста
- От венца до этих пор,
- Я тебе и честь, и место,
- Да и двери на запор.
- А умру – подобной чести
- Не дождешься никогда.
- Знаешь что? – Умрем-ка вместе!
- Смерть ведь, право, не беда.
- Согласись, мой розан алый!
- Средство мной уж найдено», –
- Та в ответ ему: «Пожалуй!
- Хоть умрем – мне всё равно»,
- «Ну, так – завтра. Ты покайся
- Прежде мне, открой себя, –
- Ведь сосед-то наш, признайся,
- Подговаривал тебя?»
- «Что. таить, коль дело к смерти?
- Я не отопрусь никак».
- – «Ишь соседи! Эки черти!
- Я уж знал, что это так.
- Он хотел тебя, как видно,
- Увезти, скажи, мой свет!»
- – «Да; но мне казалось стыдно…
- У него ж деньжонок нет;
- Сам раздумает, бывало,
- Да и скажет: «Подождем!
- Ведь у скряги-то немало
- Кой-чего – мы всё возьмем»».
- «Ах, бездельник голоперый!
- Ишь, так вот он до чего!
- Человек-то стал я хворый,
- А не то – уж я б его!»
- «Успокойся же, папаша! –
- Яну молвила жена. –
- Вспомни: завтра участь наша
- Будет смертью решена.
- Ты и сам, быть может, грешен.
- Как меня ты запирал
- И замок тут был привешен –
- Ты куда ходил?» – «В подвал».
- «Может, душенька какая
- Там была… признайся, хрыч!
- Тяжкий грех такой скрывая,
- Адской муки не накличь!
- Ведь из аду уж не выдешь!
- Что ж там было?» – «Ну… дитя…»
- – «Незаконное! – вот видишь!
- Говори-ка не шутя!
- Грешник! Бог тебя накажет».
- – «Что ты, дурочка? Мой сын
- Мной не прижит был, а нажит –
- Не от эдаких причин».
- Призадумалась в кручине
- Женка Яна, а супруг
- Продолжал ей речь о сыне,
- Разумея свой сундук:
- «Мой сынок в пыли валялся,
- Был в оковах, мерз зимой,
- Часом звонко отзывался,
- Желтоглазый был такой;
- Не гульбу имел в предмете,
- На подъем нелегок был, –
- И уж нет его на свете:
- Я его похоронил».
- Тут порыв невольный взгляда
- При улыбке старика
- Обратился в угол сада
- На могилу сундука.
- «Что туда ты смотришь зорко? –
- Подхватила вдруг жена. –
- Там – в углу как будто горка, –
- Не могилка ль там видна?
- Не сынок ли твой положен
- Там, куда ты так взглянул?»
- Ян замялся – и, встревожен,
- Помолчав, рукой махнул:
- «Всё земля возьмет. И сами
- Мы с нее в нее пойдем.
- После все пойдут за нами:
- Те все порознь, мы – вдвоем.
- Завтра кончим!» Но настало
- Божье утро, Ян глядит:
- Женки словно не бывало,
- Угол сада весь разрыт.
- Что-то хуже смерти хлада
- Он почуял и дрожит.
- Вдруг пропали оба клада.
- На столе письмо лежит.
- Ужас кровь ему морозит…
- То рука жены его:
- «Твой сосед меня увозит
- С прахом сына твоего».
Между 1842 и 1850Звездочет
На острове Гюэне, близ Копенгагена, находилась обсерватория Тихобраге, устроенная для него королем Фридрихом II. Здесь знаменитый астроном занимался наблюдениями в течение двадцати лет. По смерти Фридриха Тихобраге должен был искать другого пристанища. Через 50 лет и следов огромного здания обсерватории уже не было, но остался еще один старец, который показывал любопытным место, где-то здание находилось, и рассказывал об астрономе, которого помнил.
- Супротив столицы датской
- Есть неважный островок.
- Жил там в хижине рыбацкой
- Седовласый старичок –
- Стар-престар. Приезжих двое,
- Путешественники, что ль,
- Кличут старого: «Позволь
- Слово молвить!» – «Что такое?»
- – «Ты ведь здешний старожил,
- Объясни ж нам: здесь каменья –
- След какого-то строенья.
- Что тут было? Кто тут жил?»
- – «Рассказать вам? Гм! Пожалуй!
- Человек я здесь бывалый.
- Был тут, видите, дворец!» –
- Старец молвил наконец.
- «Как? Дворец?» – «Ну да, чертоги
- С башней. Было тут тревоги,
- Было всякого труда
- При постройке. Сам тогда
- Здесь король быть удостоил;
- Фридрих наш Второй и строил
- Всё своей казною». – «Вот!
- Кто же жил тут?» – «Звездочет.
- Весь дворец с огромной башней
- Был ему что кров домашний,
- Я прислуживал ему;
- Вырос я в простонародстве,
- А уж тут и в звездочетстве
- Приучился кой к чему.
- Служба всё была средь ночи.
- Часом спать хочу – нет мочи,
- А нельзя, – звезда идет!
- Иногда, бывало, грезишь,
- А за ним туда же лезешь:
- Уж на то и звездочет!
- Только он ее завидит –
- Дело кончено! Тогда
- Просто наша та звезда
- Уж, сердечная, не выдет
- Из-под глазу – нет! Куда?
- Хоть с другими вровень светит,
- А уж он ее заметит
- И включит в свой список – да!
- Нам, бывало, с ним в привычку
- От поры и до поры
- Поименно перекличку
- Звездам делать и смотры.
- Был я словно как придверник
- Неба божьего, а сам
- Что хозяин был он там –
- Уж не то что как Коперник!
- Тот, вишь, выложил на план,
- Что Земля вкруг Солнца ходит.
- Нет, шалит он, колобродит –
- Как не так! Держи карман!
- Вот! Ведь можно упереться
- В Землю, – как же ей вертеться,
- Если человек не пьян?
- Ну, вы сами посудите!
- Приступал я и к нему –
- Звездочету своему:
- «Вот, мол, батюшка, скажите!
- Не попасться бы впросак!
- Говорят и так и так;
- Мой и темный разум сметил,
- Что молва-то нас мутит.
- Ведь – стоит?» И он ответил
- Утвердительно: «Стоит».
- У него ведь как в кармане
- Было небо, лишь спросить;
- Он и сам весь мир на плане
- Расписал, чему как быть.
- Я своими сам глазами
- Видел план тот. Эх, дружки!
- Всё круги, круги с кружками,
- А в кружках опять кружки!
- Я кой-что, признаться стыдно,
- Хоть и понял, да не вплоть;
- Ну, да где ж нам?.. Так уж, видно,
- Умудрил его господь!
- Нам спроста-то не в примету,
- В небе, чай, кругов не счесть,
- Смотришь так – кажись, и нету,
- А ведь стало быть, что есть.
- Да чего! Он знал на мили
- Смерить весь до Солнца путь
- И до Месяца; смекнуть
- Всё умел. Мы вот как жили!
- Да к тому же по звездам
- Рассчитать судьбу всю нам
- Мог он просто, как по пальцам,
- Наверняк. Не для того ль
- Здесь его и постояльцем
- Во дворец пустил король?
- Умер Фридрих – и прогнали
- Звездочета, приказали
- Изломать его дворец.
- Я прощался с ним, – мудрец
- 0 Был спокоен. «Жаль, ей-богу, –
- Снарядив его в дорогу,
- Я сказал. – Вам до конца
- Жить бы здесь! Теперь такого
- Не добыть уж вам другого
- Видозвездного дворца!
- Просто – храм был!» Он рукою
- Тут махнул мне и сказал:
- «Этот храм всегда со мною!» –
- И на небо указал.
- 1 Грустно было мне. Остался
- Я как будто сиротой.
- После ночью просыпался,
- Смотришь – нет уж башни той,
- Где и сон клонил, бывало;
- Тут – не спится, дашь глазам
- Чуть лишь волю, – те – к звездам!
- Все знакомки ведь! Немало
- Я их знал по именам,
- Да забыл теперь; и входит
- Дума в голову: наводит,
- Чай, теперь свой зоркий глаз
- Там он, звездочки, на вас!
- На которую – не знаю…
- Вот смотрю и выбираю, –
- А узнать дай силу бог, –
- Так бы вот и впился глазом,
- Чтоб смотреть с ним вместе – разом;
- Может, я б ему подмог
- И отсюда!.. Глупой мысли
- Не посмейтесь, господа!» –
- И рассказчик смолк тогда,
- Две слезы с ресниц нависли
- И слились исподтишка
- По морщинам старика.
Между 1842 и 1850
