От редакции
Древний сборник индийских басен «Панчатантра» («Пять книг») был составлен в наиболее ранней редакции в III—IV вв. н. э. неизвестным автором. Первоначально он служил педагогическим целям — это была «наука житейской мудрости», по которой обучались юноши.
Каждая из пяти книг памятника представляет собой самостоятельный рассказ, герои которого по ходу действия рассказывают басни, иллюстрирующие обычно то или иное поучение. Текст изобилует стихотворными вставками. Сборник написан хорошим литературным языком и является одним из лучших образцов прозы классического санскрита. Известен ряд версий «Панчатантры»: Кашмирская версия, Джайнская версия, версия Пурнабхадры и т. д.
Созданная свыше полутора тысяч лет назад, «Панчатантра» является выдающимся памятником не только индийской, но и мировой литературы. Она давно уже вышла за пределы своего первоначального назначения и стала одной из популярнейших и любимых книг в Индии, где легла в основу ряда позже возникших индийских сборников рассказов («Хитопадеша» и др.). В многочисленных обработках и пересказах этот памятник получил широкое распространение и за пределами Индии. Уже в VI в. делается перевод «Панчатантры» на пехлеви. Арабский пересказ последнего, широко известный под заглавием «Калила и Димна», в свою очередь, подвергается многочисленным переделкам. Благодаря греческому переводу «Стефанит и Ихнилат», эта книга стала в XIII в. известна на Руси, а латинский перевод познакомил с ней Западную Европу. Достаточно сказать, что насчитывают свыше двухсот переводов «Панчатантры» более чем на шестидесяти языках.
Недавняя постановка в Индии балета «Панчатантра», представляющего собой инсценировку второй книги сборника, — еще одно свидетельство популярности, которой по сей день пользуется этот памятник у индийцев.
До настоящего времени на русский язык была переведена лишь часть «Панчатантры»[1]. Данное издание, предпринимаемое Академией наук СССР, содержит первый полный перевод на русский язык этого выдающегося памятника индийской литературы. Оно поможет нашим читателям еще лучше ознакомиться с замечательной культурой дружественного нам великого индийского народа.
От переводчика
Светлой памяти матери Мириам Вениаминовны Сыркиной-Нейман посвящаю свой перевод
Настоящий перевод сделан с текста одной из наиболее полных версий «Панчатантры» — версии Пурнабхадры, критически изданной И. Хертелем (The Panchatantra. Text of Purnabhadra, ed. I. Hertel. Harvard Oriental series. Vol. 11—12, Cambridge Mass., 1908—1912).
Ставя себе задачей дать по возможности точный литературный перевод памятника, а не подстрочник, переводчик отказался в большинстве случаев от сохранения характерного для санскритского строя предложения порядка слов, позволил себе разбить некоторые чрезмерно длинные периоды на отдельные предложения (например, в описании царствования Пингалаки). При передаче отдельных неясных мест подлинника, не преодоленных до конца и другими переводчиками (Das Pancatantram, iib. von R. Schmidt, Leipzig, 1902; The Panchatantra, transl. by A. Ryder, Chicago, 1942), были учтены толкования и конъектуры Т. Бенфея, О. Бётлингка, И. Хертеля.
Некоторые слова переведены условно. Это относится, например, к передаче ряда слов из животного и растительного мира. Там, где найти приблизительный эквивалент в русском языке оказывалось невозможным, имена остались без перевода, с ссылкой на примечания. Не удалось передать и богатую синонимику языка подлинника в названиях животных (слон, лев, шакал, верблюд, змея и т. д.). Принципы перевода стихов изложены ниже в «Объяснении стихотворных размеров». Здесь отметим лишь, что передача отдельных поэтических приемов (например, в 50-м и 147-м стихах I книги, целиком построенных на игре слов, или в 69-м и 234-м стихах I книги, представляющих собой сплошную звукопись) была не под силу переводчику, и все такие случаи приведены и разобраны в примечаниях.
В примечаниях также дается перевод собственных имен, как правило, прозрачных по этимологии и часто связанных с характеристикой героя (в особенности в 17-й и 26-й баснях I книги и 4-й басне V книги). В самом тексте собственные имена не переводятся.
Настоящий перевод «Панчатантры» был начат во время занятий санскритом в Московском Государственном университете под руководством проф. Михаила Николаевича Петерсона, которому переводчик приносит свою глубокую благодарность.
А. Я. Сыркин
Вступление
Достойно! Ом! Слава божественной Сарасвати![2]
Вот как все произошло. Есть в южной стране город под названием Махиларопья[5]. Жил там царь по имени Амарашакти[6], сведущий во всех науках житейской мудрости[7]. Множество драгоценных камней из диадем лучших царей покрывали сиянием его ноги, и несравненного уменья достиг он во всех искусствах. Было у него три необычайно глупых сына: Васушакти, Уграшакти и Ананташакти[8]. И видя, что они отвернулись от наук, царь созвал министров и сказал: «Увы! Известно вам, что сыновья мои отвернулись от наук и лишены разума. Гляжу я на них, и даже царство, избавленное от врагов, не радует меня. Хорошо ведь говорится:
А также:
Поэтому надо найти какой-нибудь способ пробудить их разум».
Тогда они стали говорить друг за другом: «Божественный![9] Ведь двенадцать лет изучают грамматику. Когда она с трудом пройдена, то изучают науки закона[10] и житейской мудрости. Тогда-то и пробуждается разум» Тогда выступил среди них советник по имени Сумати[11] и сказал: «Божественный! Не вечно длится эта жизнь. Много времени уходит на изучение науки речи[12]. Поэтому как можно скорее надо придумать что-нибудь, чтобы они пробудились. Сказано ведь:
Есть здесь брахман[14] по имени Вишнушарман, прославленный за своесовершенство во многих науках. Передай их ему. Наверно, он быстро пробудит их разум». Услышав это, царь призвал Вишнушармана и сказал ему: «О блаженный! Если можешь сделать так, чтобы дети мои превзошли остальных в науке житейской мудрости, то исполни это из милости ко мне. Сотней даров награжу я тебя». Тогда Вишнушарман ответил лучшему из царей:«Божественный! Послушай мою правдивую речь. И за сотню даров не продам я знание. Но если через шесть месяцев они не станут сведущими в науке разумного поведения[15], то я откажусь от своей славы. К чему много слов? Пусть услышат мой голос, подобный рыку льва. Не ради корысти я говорю. Мне восемьдесят лет, я оставил все чувственные побуждения, — откуда же у меня может быть стремление к выгоде? Но, чтобы исполнить твое желание, я примусь за ремесло Сарасвати. Поэтому пусть запишут сегодняшний день. Если через шесть месяцев дети твои не превзойдут других в науке разумного поведения, пусть божественный покажет мне дорогу богов»[16].
Услышав это необычайное обещание брахмана, удивленный царь, окруженный министрами, передал ему сыновей и почувствовал полное успокоение. А Вишнушарман, взяв детей, пошел к себе домой, сочинил для них пять книг: «Разъединение друзей», «Приобретение друзей», «О воронахи совах», «Утрата приобретенного» и «Безрассудные поступки» и дал царским детям прочитать эти книги. И изучив их, они стали такими, как было обещано. С тех пор эта наука разумного поведения, называющаяся «Панчатантрой»[17], служит в мире для обучения юношей. Одним словом:
Таково вступление к повествованию.
Книга I. Разъединение друзей
Здесь начинается первая книга под названием «Разъединение друзей». Вот ее первый стих:
Вот что произошло. Есть в южных странах город под названием Махиларопья, соперничающий с городом Пурандары[19], одаренный всеми достоинствами, лучшее сокровище земли, подобный вершине Кайласы[20]. Его городские ворота и сторожевые башни наполнены разнообразным, искусно сработанным оружием и повозками. Сами ворота, огромные и очень прочные, подобны по величине горе Индракила[21] и снабжены засовами, листовидными створками и задвижками. На площадях и перекрестках его много прекрасно устроенных храмов, много в нем конюшен, и подымающийся ввысь круг стен, схожий видом с Гималаями, опоясывает его. Жил там купец по имени Вардхамана[22]. Своим благочестивым поведением в прошлом существовании он заслужил множество богатств и был наделен всевозможными достоинствами. Как-то среди ночи он впал в раздумье, и думы его были таковы: «Даже великое добро тает, словно глазная мазь, если тратить его, и даже малое растет, как муравейник, если его приумножать. Итак, пусть даже дорогой ценой, надо увеличивать его. Не добытое добро надо добывать, добытое — охранять, сохраненное — приумножать, а умноженное богатство пусть достается владельцу. Но многочисленны бедствия, и, как ни охраняй добро, оно всегда может внезапно погибнуть. Не пользоваться богатством, когда придет нужда, — все равно, что не иметь его. Поэтому, приобретя добро, надо хорошо его охранять, приумножать и пользоваться им. Сказано ведь:
Поразмыслив так, он приготовил ценные товары для посылки их в Матхуру[23] и в благоприятный день, под счастливой звездой, с позволения родителей вышел из города вместе со свитой. Его сопровождали родственники, и в пути перед ним играли на раковине и турье[24]. Дойдя до берега, он отпустил друзей и отправился дальше.
Повозку его тянули два быка, которых звали Нандака и Сандживака[25]. Они были отмечены счастливыми признаками, белоснежны, как облака, и золотые колокольчики опоясывали их груди. Так достигли они леса, который радовал сердце своими деревьями дхава, кхадира, палаша, шала[26] и многими другими, тесно растущими и приятными для глаз, и наводил великий страх множеством слонов, гайялов[27], буйволов, антилоп, яков, кабанов, тигров, пантер и медведей. В нем набралось много воды, стекающей со склонов гор, и он изобиловал пещерами и непроходимыми местами. И тут у одного из этих быков — Сандживаки — нога завязла в трясине, что возникла от воды падавшего вдали водопада. Измученный негодной повозкой и чрезмерным грузом, он разорвал упряжь и упал. Видя, что он свалился, встревоженный возница слез с повозки, поспешно подошел к находившемуся поблизости купцу и, почтительно сложив ладони, сказал ему: «Сын благородного! Утомленный дорогой, Сандживака упал в трясину». Услышав, это, купец Вардхамана сильно опечалился. На пять ночей прервал он свое путешествие и, видя, что тот не поправляется, передал его слугам, имевшим при себе пищу, и сказал: «Если выживет Сандживака, возьмите его с собой, а если умрет, похороните его и возвращайтесь».
Приказав так, он, как и намеревался, отправился в глубь страны. А те, боясь оставаться в лесу, изобилующем опасностями, на следующий же день вернулись к господину и солгали ему: «Умер Сандживака. Мы похоронили его, совершив сожжение и другие установленные обряды». И услышав это, купец погоревал некоторое время, совершил из благодарности к быку погребальную церемонию и другие обряды и беспрепятственно достиг Матхуры.
Между тем волею судьбы изможденный Сандживака, которому суждено было остаться в живых, подкрепив свое тело каплями воды от водопада, потихоньку спустился на берег Ямуны[28]. И там, поедая кончики побегов молодой травы, подобные смарагдам, он стал через несколько дней жирным, как бык Хары[29], высоким и сильным. Каждый день он разрывал муравьиные кучи остриями своих рогов и стал похожим на слона.
И как-то раз лев по имени Пингалака[30], окруженный всеми зверями, спустился на берег Ямуны напиться воды и услышал могучий рев Сандживаки. Слыша его, он сильно встревожился сердцем и, скрыв свое состояние, поместился под образующей окружность смоковницей в положении, которое называется «четыре круга».
Вот как называются круги в положении «четыре круга»: лев, свита льва, трусы и неосторожные[31]. Во всех городах, столицах, селениях, деревнях, торговых местах, поселках, пограничных землях, участках, пожалованных брахманам, монастырских участках и колониях лишь кто-нибудь один занимает положение льва. Некоторые находятся в свите льва, в том числе соглядатаи. Трусы — в середине толпы. Неосторожные живут на окраинах леса и делятся на три группы: высшие, средние и низшие.
Что же касается Пингалаки, то он, окруженный советниками и друзьями, без страха и забот, высоко неся голову, наслаждался царской властью в лесу. Он воздерживался от чрезмерного употребления зонтов, опахал[32], вееров, колесниц и не злоупотреблял наслаждениями. Он возвышался безыскусственным и разумным поведением и необычайной отвагой. Он в избытке был наделен гордостью и безупречным достоинством и не терпел высокомерия. Царская власть не знала цепей, и ей охотно подчинялись. Не слышно было жалобных речей простых подданных. Нетерпимость, гнев, беспокойные желания и высокомерие исчезли, и великодушие стало всеобщей целькью. Ладони были сложены вместе. Не было ни печали, ни страха, и лесть не была в ходу. Процветали решительность, отвага, чувство своего достоинства и настойчивость. Подданный был предан одной цели, не зависел от других и, вместе с тем, заботился не об одном себе. Плодом мужественных поступков была радость от помощи ближнему. Отчаяние, бедность и унижение исчезли. Пришедшие в упадок крепости заботливо восстанавливались, а обилие богатств не ставилось ни во что. Не было противоречий и зависимости. Достижение чрезмерной власти считалось опасным. Никто не думал о шести способах ведения войны[33] и не украшался оружием. Пищи было необычайное изобилие. Ничего не делалось за спиной, и не из-за чего было беспокоиться. Крики негодных женщин, следовавших по пятам, оставлялись без внимания. Некого было упрекать. Метательные орудия не употреблялись, и никого не обучали пользоваться ими. Желания не встречали преград, и подданные были удовлетворены, получая, независимо от своего положения, пищу и жилье[34]. Сказано ведь:
И также:
Было у него два шакала, которых звали Каратака и Даманака[36], дети советников, отстраненные им от службы. Они начали советоваться друг с другом, и Даманака сказал: «Дорогой Каратака, ведь наш господин Пингалака отправился отсюда за водой. Почему же он остановился здесь в подавленном состоянии?» Тот ответил: «Дорогой, какое нам до этого дело? Сказано ведь:
Даманака спросил. «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ первый
«Есть в одной стране город. Недалеко от него в роще некий купец строил храм. Ежедневно в полуденное время зодчий и все рабочие отправлялись в город за едой. И как-то раз стая обезьян приблизилась к этому наполовину выстроенному храму. А один работник оставил там большое полурасколотое бревно из дерева анджаны[37], вставив в него клин из кхадиры. Обезьяны начали весело играть, где им хотелось: на верхушках деревьев, на возвышающихся частях постройки и на кучах поленьев. И тут одна из них, близкая к гибели, безрассудно уселась на бревно. «Кто вставил этот клин в неподходящее место?» — подумала она и, схватив обеими лапами, начала его вытаскивать. Между тем яйца ее попали в щель полу расколотого бревна, и ты поймешь без лишних слов, что произошло, когда она вытащила клин.
Поэтому я и говорю, что разумные должны остерегаться неподходящих дел». Затем он сказал: «Мы ведь поддерживаем жизнь лишь тем, что поедаем остатки пищи». Даманака ответил: «Неужели ты служишь повелителю из-за одной только пищи, не стремясь к отличию? Хорошо ведь говорится:
И еще:
Или же:
Каратака сказал: «Мы ведь невысокого звания. Какое нам до этого дело?» Тот ответил: «Дорогой, и невысокий может возвыситься с течением времени. Сказано ведь:
А также:
Каратака спросил: «Что же ты хочешь сказать?» Тот ответил: «Ведь наш господин испугался, испугалась его свита, и он пребывает в смятении». Тот спросил: «Откуда ты это знаешь?» Даманака сказал: «Да разве это не ясно?
А также:
Поэтому сегодня же я подчиню его себе силой своего разума». Каратака сказал: «Ты ведь не искушен в служебных обязанностях. Объясни же, как ты подчинишь его себе?» Тот ответил: «Дорогой, как же я не знаком со службой? Да ведь я изучил все обязанности подданных, изложенные у великого мудреца Вьясы[39] в рассказе о вступлении пандавов в город Вираты[40]. Сказано ведь:
Каратака сказал: «Как бы он не стал презирать тебя, когда ты займешь неподобающее место». Тот ответил: «Ты прав. Однако я умею выбирать подходящее место и время. Сказано ведь:
А также:
И еще:
И также:
И кроме того:
И еще:
И также:
Послушай же, как надо служить:
Каратака сказал: «Как же ты начнешь разговор, придя к нему? Расскажи об этом». Тот ответил:
И еще:
Сказано ведь:
Каратака сказал: «Но трудно одолеть царей. Сказано ведь:
Тот ответил:
«Это правда. Но все же:
Все же:
Каратака сказал: «Если таково твое желание, то иди к стопам царя. Счастливый путь[46]! Да исполнятся твои замыслы!
И тот, поклонившись ему, отправился к Пингалаке. Увидев подходящего Даманаку, Пингалака сказал стражу: «Убери камышовую трость[47]. Это Даманака. Он сын нашего старого министра и может беспрепятственно входить. Пусть же он войдет, как принадлежащий ко второму кругу». И Даманака вошел, поклонился Пингалаке и сел на предложенное место. А тот протянул к нему правую лапу, украшенную когтями, подобными громовым стрелам, и, свидетельствуя уважение, сказал: «Здоров ли ты? Почему тебя давно не видно?» Даманака ответил: «Если и нет до меня нужды стопам божественного[48], все же я должен говорить, когда приходит время. Нет такой вещи, которая не смогла бы пойти на пользу царю. Сказано ведь:
И, кроме того, я ведь по наследству служу стопам божественного и даже в несчастьях следую за ним. Нет у меня другого пути. Сказано ведь:
И еще:
А если господин говорит, что меня давно не было видно, то пусть выслушает причину:
К тому же особенности слуг зависят от достоинств господина. Сказано ведь:
И если меня презирают из-за того, что я шакал, то это несправедливо. Сказано ведь:
А также:
И кроме того:
Пингалака сказал: «Не надо так говорить. Ты ведь сын нашего старого министра». Даманака ответил: «Божественный! Мне надо кое-что сказать». Тот ответил: «Дорогой, поведай, что лежит у тебя на сердце». Даманака сказал: «Почему господин, отправившись за водой, вернулся и остановился здесь?» Пингалака, скрывая свое состояние, ответил: «Даманака, тут нет ничего особенного». Тот сказал: «Божественный! Если не следует этого рассказывать, да будет так.
Вслед за этими словами Пингалака подумал: «По-видимому, он может принести пользу. Поэтому я открою ему свое намерение. Сказано ведь:
О Даманака! Слышишь ли ты издали могучий рев?» Тот ответил: «Господин, я слышу. Что же тут такого?» Пингалака сказал: «Дорогой, я хочу уйти из этого леса». Даманака спросил: «Почему?» Пингалака сказал: «Ведь в наш лес проникло какое-то необычайное существо, могучий рев которого мы слышим. Его природа должна соответствовать его реву и сила должна соответствовать природе». Даманака сказал: «Неужели из-за одного только рева господин впал в страх? Сказано ведь:
Не годится ведь, чтобы господин вдруг оставил лес, который приобрели его предки и которым он владеет по праву наследства. Ведь:
К тому же здесь слышны всякого рода звуки, и это всего лишь звуки, а не причина для страха. Слышны ведь звуки грома, флейт, лютен, панав, мриданг[55], раковин, цимбал, повозок, дверных засовов, всяких сооружений и другие звуки, которых нечего бояться. Сказано ведь:
А также:
А также:
А также:
Зная это, господин должен действовать смело и решительно. Нечего бояться одного лишь рева. Сказано ведь:
Пингалака спросил: «Кто это?» Даманака рассказал:
Рассказ второй
«Жил в одной местности шакал с исхудавшей от голода шеей[58], который, бродя в поисках пищи, увидел в лесу место, где царь дал сраженье. Остановившись там на мгновенье, он услышал громкий звук. Слыша его и сильно встревожившись сердцем, он глубоко опечалился и сказал: «Увы! Несчастье обрушилось на меня. Теперь я погиб. Чей это звук? Что это за существо?» Когда же он последовал дальше, то увидел барабан, похожий на верхушку горы, и подумал: «Возникает ли этот звук сам собой или вызван чем-нибудь другим?» Между тем барабан этот издавал звуки, когда его касались кончики травы, колеблемые ветром, а в другое время был беззвучен. Видя, что барабан ни к чему не пригоден, он приблизился к нему, сам от любопытства стал ударять по обеим сторонам и радостно подумал: «Да! Наконец-то мне попалась еда. Несомненно, эта вещь окажется наполненной мясом и жиром!» Подумав так, он разорвал его в одном месте и проник внутрь. Барабан был обтянут грубой кожей, от чего он едва не сломал себе зубов. И вот, потеряв надежду и видя там остатки дерева и кожи, он прочел стих:
Тут он выбрался наружу и, смеясь про себя, сказал: «Сначала показалось мне...».
Поэтому я и говорю, что не следует тревожиться из-за одного только рева». Пингалака сказал: «Увы! Ведь свитой моей овладел страх, и она хочет бежать. Как же я проявлю стойкость и отвагу?» Тот ответил: «Господин, они в этом не виноваты, потому что слуги походят на своих господ. Сказано ведь:
Прояви же стойкость и мужество и оставайся здесь, пока я не вернусь, узнав, что представляет собой это существо. Тогда надо будет действовать сообразно обстоятельствам». Пингалака сказал: «Неужели ты отважишься пойти туда?» Даманака ответил: «Разве станет сколько-нибудь сомневаться хороший слуга, исполнять ему или не исполнять приказ господина? Сказано ведь:
Пингалака сказал: «Дорогой! Если так, то иди. Счастливый путь!»
И Даманака, поклонившись ему, отправился туда, откуда раздавался рев Сандживаки. Когда же Даманака ушел, Пингалака, испытывая в сердце страх, подумал: «Ах! Плохо сделал я, что доверился ему и рассказал о своем намерении. Может быть, за то, что его отстранили от службы, этот Даманака причинит мне зло, извлекая выгоду с обеих сторон. Сказано ведь:
Поэтому перейду-ка я на другое место и останусь там, чтобы узнать, каковы его замыслы. Может быть, Даманака вернется вместе с ним, чтобы погубить меня? Сказано ведь:
Поразмыслив так, он перешел на другое место и остался там один, наблюдая за дорогой, по которой пошел Даманака. Между тем Даманака приблизился к Сдндживаке и, увидав, что это бык, с радостью подумал: «Да! Вот счастье привалило! Сделав их друзьями или посеяв между ними раздор, я, таким образом, подчиню Пингалаку своей власти. Сказано ведь:
С такими мыслями он отправился к Пингалаке. А Пингалака, видя, что тот возвращается, вернулся на прежнее место, чтобы скрыть свое состояние. И Даманака приблизился к Пингалаке, поклонился и сел. Пингалака спросил: «Дорогой, видел ли ты это существо?» Даманака сказал: «Видел, благодаря милости господина». Пингалака сказал: «Правда ли это?» Даманака ответил: «Как я могу сказать неправду у стоп господина? Сказано ведь:
А также:
А также:
Пингалака сказал: «Должно быть, ты действительно видел его. Великие не гневаются на ничтожных. Сказано ведь:
Даманака сказал: «Я и раньше знал, что господин так скажет. К чему много слов? Я приведу его к стопам божественного». И когда Пингалака услышал это, радость выразилась на его лице, подобном лотосу, и он исполнился высшего душевного удовлетворения.
А Даманака, снова подойдя к Сандживаке, презрительно окликнул его: «Иди, иди сюда, негодный бык! Тебя зовет наш господин Пингалака. Почему ты то и дело понапрасну ревешь, не боясь его?» Услышав это, Сандживака сказал: «Дорогой, кто это такой — Пингалака?» Услышав это, Даманака с удивлением спросил: «Как! Ты даже не знаешь нашего господина Пингалаку?» И, негодуя, он продолжал: «Ты узнаешь его по тому, что постигнет тебя. Ведь он окружен всеми зверями. Он находится под смоковницей, образующей окружность. Его сердце возвеличено гордостью. Он господин жизней и богатств. Это и есть великий лев по имени Пингалака!» И слыша это, Сандживака счел себя уже погибшим, глубоко опечалился и сказал: «Дорогой, ты кажешься приятным в обращении и искусным в речах. Поэтому, если необходимо отвести меня к нему, ты должен доставить мне безопасность и милость у господина». Даманака ответил: «О, ты сказал правду. Это соответствует правилам разумного поведения. Ведь:
Поэтому оставайся здесь, а я склоню его на милость и после этого приведу тебя к нему».
Затем Даманака подошел к Пингалаке и сказал так: «Господин, это — не обычное существо. Это—упряжное животное великого Махешвары[61]. Вот что ответил он на мой вопрос: «Милостивый Махешвара разрешил мне поедать кончики травы в окрестностях Калинди[62]. К чему много слов? Этот лес отдан мне владыкой для развлечений». Пингалака со страхом сказал: «Теперь мне понятно. Лишь по милости божества станут травоядные без страха бродить в диком лесу, издавая такой рев. Как же ты на это ответил?» Даманака сказал: «Господин, я ответил так: «Лес этот является владением Пингалаки, упряжного животного Чандики[63]. Ты здесь — гость. Поэтому иди к нему. Пусть проходит у вас вместе время в братской любви, в еде, в питье, в развлечениях и совместном житье». Он со всем этим согласился и сказал: «Пусть господин обещает мне безопасность». Пусть же решает теперь господин».
Услышав это, Пингалака с радостью сказал: «Хорошо, умница! Хорошо! Ты ответил так, посоветовавшись с моим сердцем. Я обещаю ему безопасность. Приведи его скорей, но после того, как и он даст мне клятву. Хорошо ведь говорится:
Также:
А Даманака, направившись к Сандживаке, подумал: «Да! Господин милостив ко мне и склоняется к моим речам. Так нет никого счастливее меня! Ведь:
И, подойдя к Сандживаке, он почтительно сказал: «О друг! Я склонил господина на милость к тебе и побудил его пожаловать тебе безопасность. Поэтому можешь спокойно идти. Но, удостоившись царской милости, живи в согласии со мной и не веди себя высокомерно, достигнув могущества. А я, вступив в должность советника, по соглашению с тобой понесу на себе все бремя царских дел. Тогда оба мы будем наслаждаться счастьем царской власти. Ведь:
А также:
Сандживака спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ третий
«Есть здесь на земле город под названием Вардхамана[67]. Жил там купец по имени Дантила, поставленный над всем городом. Он исполнял и городские, и царские дела и радовал всех жителей этого города. К чему много слов? Такого умелого человека никто еще не видал и не слыхал. Хорошо ведь говорится:
Так жил он, и как-то раз справлялась у него свадьба дочери. Он пригласил на нее всех жителей города и приближенных царя, оказал им внимательный прием, накормил их и пожаловал им одежды и другие подарки. После свадьбы он ввел в дом царя с его гаремом и выразил ему свое почтение.
А у этого царя был дворцовый подметальщик по имени Горабха[68]. Придя в этот дом, он уселся на неподобающее ему место, впереди царского советника, и, когда это увидели, его выгнали в шею[69]. Сердце его опечалилось от этого унижения, и с тех пор он даже ночью не мог успокоиться и размышлял: «Как бы мне лишить этого купца царской милости? А иначе, зачем я напрасно изнуряю свое тело, раз не могу ему ничем повредить? Хорошо ведь говорится:
И как-то на рассвете, подметая возле ложа чуть задремавшего царя, он сказал: «Да! Такова дерзость Дантилы, что он обнимает первую супругу царя». И слыша это, царь вскочил в сильном возбуждении и сказал ему: «Эй, эй, Горабха! Правда ли то, что ты пробормотал? Неужели Дантила обнимает царицу?» Горабха сказал: «Божественный! Увлекшись игрой в кости, я не спал эту ночь, и, хотя усердно подметал, ко мне подступил крепкий сон. Поэтому не ведаю я, что сказал». Царем овладела ревность, и он подумал: «Ведь он беспрепятственно входит в мой дворец. Так же и Дантила. Должно быть, он увидел как-то царицу в его объятиях. Сказано ведь:
А также:
Да разве можно сомневаться, когда дело касается женщин?
А также:
А также:
Так, причитая на все лады, он лишил Дантилу своей милости. К чему много слов? Тому запретили входить в ворота дворца.
А Дантила, видя, что повелитель без причины лишил его милости, подумал: «Увы! Хорошо ведь говорится:
А также:
Водь я ни во сне, ни единым словом не причинил зла ни этому царю ни кому-либо другому. Так за что же владыка отвернулся от меня?»
И как-то раз, видя, как Дантилу отгоняют от ворот дворца, подметальщик Горабха со смехом сказал привратникам: «Эй, эй, привратники! Ведь этот Дантила испорчен царской милостью и собственноручно распределяет наказания и награды. Если вы прогоните его, то еще чего доброго вроде меня сподобитесь подзатыльников».
Услышав это, Дантила подумал: «Несомненно, это дело рук Горабхи. Хорошо ведь сказано:
Так горюя, устыдившись в душе и обеспокоившись, он вернулся домой, призвал в начале ночи Горабху и, почтив его парой одежд[72], сказал: «Дорогой! Не по собственному желанию я выгнал тебя. Ведь ты уселся на неподобающее место, впереди домашнего жреца[73], и, увидев это, тебя унизили» А тот, приняв эту пару одежд, словно небесное царство, ощутил высшее блаженство и сказал ему: «О начальник купцов! Я простил это. За такой почет ты скоро увидишь царскую милость и другие награды». Сказав это, он с радостью удалился. Хорошо ведь говорится:
И на следующий день этот Горабха, придя в царский дворец и подметая возле чуть задремавшего царя, сказал: «Да! Такова рассудительность нашего царя, что он кушает огурцы во время отделения нечистот». Услышав это, царь в удивленье вскочил и сказал ему: «Эй, эй! Горабха! Зачем ты говоришь несуразные вещи? Помня, что ты исполняешь домашние дела, я не стану губить тебя. Неужели ты видел меня когда-нибудь за подобным делом?» Тот сказал: «Божественный! Увлекшись игрой в кости, я не спал эту ночь, и, хотя стал подметать, мной овладел крепкий сон. Поэтому, что пробормотал я, того не ведаю. Пусть же господин будет милостив ко мне, находившемуся во власти сна». Царь подумал: «Да я от роду не съел ни одного огурца, занимаясь такого рода делом. Несомненно, что и про Дантилу этот дурак сказал такую же несообразную чепуху, как и про меня. Поэтому несправедливо поступил я, что лишил милости этого несчастного. У таких людей не может быть ничего подобного. Из-за его отсутствия запущены и царские и городские дела».
Поразмыслив и так и этак, он призвал Дантилу, одарил его украшеньями со своего тела и одеждами и восстановил его в прежней должности.
Поэтому я и говорю: «Кто из-за гордости своей...». Сандживака ответил: «Дорогой, ты сказал правду. Так и надо поступать».
Вслед за этими словами Даманака, взяв его с собой, пришел к Пингалаке и сказал: «Божественный! Я привел Сандживаку. Теперь божественный должен решить». А Сандживака, почтительно поклонившись, скромно остановился перед ним. Тогда Пингалака протянул к нему свою неодолимую правую лапу, толстую, округлую, украшенную когтями, подобными громовым стрелам, и сказал: «Здоров ли ты? Почему ты живешь в этом безлюдном лесу?» И расспрашиваемый им Сандживака рассказал о том, как он отстал от купца Вардхаманы, и о случившемся вслед за тем. Услышав это, Пингалака сказал: «Друг, не надо бояться. Живи, как тебе нравится в этом лесу, хранимом моими лапами. И кроме того, всегда находись рядом со мной, потому что лес этот наполнен многочисленными хищниками и изобилует опасностями». Сандживака ответил: «Как будет угодно божественному».
Вслед за этими словами повелитель зверей спустился на берег Ямуны, вдоволь искупался, напился воды и свободно вернулся обратно в лес.
Так каждый день во взаимной дружбе проходило у них время. Благодаря Сандживаке, изучившему многие науки и мудрому в суждениях, Пингалака, хоть и был наделен ограниченным умом, в короткое время приобрел рассудительность. Оставив лесные нравы, он стал жить по-сельски. К чему много слов? Каждый день Сандживака и Пингалака уединялись и вели беседы друг с другом.
А вся остальная свита зверей находилась поодаль от них. Что же касается тех шакалов, то они не могли даже входить к царю. И лишившись покровительства льва, все звери и те шакалы оставались на одном месте, мучимые голодом и болезнями. Сказано ведь:
А также:
И затем:
Ибо весь этот мир, существующий ради взаимного пожирания, держится на четырех способах[74], из которых первый — дружба. И происходит это так:
И вот Каратака и Даманака, чьи шеи исхудали от голода, лишенные милости господина, стали советоваться друг с другом. Тогда Даманака сказал: «Благородный Каратака! Ведь мы оказались в подчиненном положении. Этот Пингалака, поддавшись речам Сандживаки, забросил свои дела, и вся свита разбрелась кто куда. Что же делать?» Каратака сказал: «Даже если господин не внимает твоим речам, все равно надо говорить с ним, чтобы снять с себя вину. Сказано ведь:
А также:
Ведь соединив этого поедателя травы с господином, ты словно стал таскать своими руками горячие угли». Даманака сказал: «Это правда. Здесь виноват я, а не господин. Сказано ведь:
Каратака спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ четвертый
«В одной стране в уединенной местности находился монастырь. Жил там нищенствующий монах по имени Девашарман[77]. Он продавал тонкие одежды, подаренные ему многочисленными жертвователями, и со временем у него накопилась большая сумма денег. Никому не доверяя, он ни днем ни ночью не выпускал их из-под мышки. Право же, хорошо говорится:
И как-то один жулик по имени Ашадхабхути[78], похищавший чужое добро, заметил у него под мышкой деньги и подумал: «Как бы мне похитить у него это добро? Ведь стена здесь в монастыре сложена из крепких камней, и проломить ее нельзя. Нет и входа через ворота: так высоко они расположены. Поэтому я завоюю его доверие с помощью речей и стану его учеником. Тогда, доверившись мне, он очутится в моей власти. Сказано ведь:
Решив так, он подошел к нему и произнес: «Ом! Слава Шиве!», совершил восьмичленный поклон[79] и смиренно сказал: «Господин, ничтожен этот мир. Точно течение горного потока наша юность. Горению травы подобен остаток жизни. Теням облаков подобны наслаждения. Сновидению подобна связь с детьми, друзьями, слугами и женами. Все это я постиг. Что же сделать мне, чтобы переправиться через океан сансары[80]?» Слыша это, Девашарман почтительно сказал: «Дитя! Счастлив ты, что уже в раннем возрасте стал равнодушен к существованию. Сказано ведь:
А также:
И если ты спрашиваешь о средстве переправиться через пучину сансары, то слушай:
Услышав это, Ашадхабхути обхватил его ноги и смиренно сказал: «Господин! Будь же милостив и наложи на меня обет»[85]. Девашарман сказал: «Дитя! Я помогу тебе, однако ты не должен проникать ночью внутрь монастыря, потому что отшельники, как и мы с тобой, восхваляют одиночество. Сказано ведь:
Поэтому, приняв обет, тебе надо будет лежать наверху у ворот монастыря в травяном шалаше». Тот сказал: «Господин! Пусть будет по твоему указанию. Ведь этим я достигну того мира». После этого, условившись о месте для лежания, Девашарман оказал ему милость посвящения и взял в свои ученики. И тот доставлял ему высшую радость, растирая руки и ноги, принося листья для письма и оказывая другие услуги. Но несмотря на это, тот не выпускал денег из-под мышки.
Так проходило время, и как-то Ашадхабхути подумал: «Увы! Ведь он не оказывает мне никакого доверия. Что если умертвить его кинжалом, пусть даже днем, или дать ему яда, или убить, как скотину?»
Пока он так размышлял, из деревни пришел один сын ученика Девашармана, чтобы передать ему приглашение, и сказал: «Блаженный! По случаю праздника Павитрароханы[86] приди в мой дом». Услышав это, Девашарман отправился в путь вместе с Ашадхабхути. И когда он шел, ему впереди повстречалась река. Увидев ее, он вытащил деньги из-под мышки, тайком спрятал их в платье и, поклонившись божеству, сказал Ашадхабхути: «Ашадхабхути, тщательно охраняй это одеяние наставника[87], пока я не вернусь, совершив отделение нечистот». Так сказав, он ушел, а Ашадхабхути, лишь тот скрылся из виду, забрал деньги и поспешно скрылся.
Между тем, когда Девашарман сидел, восхищенный многочисленными достоинствами ученика и полный доверия, он увидел, как в стаде баранов два барана вели битву. Отступая и вновь сходясь, они в ярости так сталкивались лбами, что на землю обильно лилась кровь. Увидавший это шакал, исполненный надежды, из жадности к мясу поместился между ними и наслаждался их кровью. Когда Девашарман заметил это, он подумал: «Да! Безрассуден этот шакал. Как бы то ни было, если он очутится между их лбами, то, по-моему, неминуемо погибнет». И в другой раз, когда тот, стремясь насладиться кровью, не отошел, он очутился между их столкнувшимися головами и был убит. Тогда Девашарман сказал: «Шакал баранами убит...». И, пожалев его, он отправился за деньгами.
Когда же он постепенно приблизился, то не увидел Ашадхабхути. С нетерпением совершив очищение, он поглядел на одежду и не нашел в ней денег. Тогда, бормоча: «Ой, ой! Обокрали меня!», —он без чувств упал на землю. И вскоре снова придя в сознание, он поднялся и начал кричать: «Эй, эй, Ашадхабхути! Куда ты ушел, обманув меня? Дай мне ответ». Так, причитая на все лады, он произнес: «Мне горе из-за жулика» и медленно пустился в путь, отыскивая следы его ног.
И вот в пути Девашарман увидел некоего ткача, идущего вместе с женой в соседний город выпить хмельного питья, и сказал: «Эй, дорогой! Я приблизился к тебе, как гость, приведенный заходящим солнцем. Здесь в деревне я никого не знаю. Исполни же закон гостеприимства. Сказано ведь:
А также:
А также:
Услышав его, ткач сказал жене: «Милая, иди домой вместе с этим гостем. Почти его омовением ног, пищей, ложем и другими услугами и оставайся там. Я принесу тебе много вина и мяса». Сказав так, он пошел дальше.
А эта распутная жена, взяв с собой Девашармана, отправилась домой, улыбаясь и думая в сердце о Девадатте[91]. Хорошо ведь говорится:
А также:
И вот, войдя в дом, она указала Девашарману на сломанную кровать и сказала: «Эй, эй, блаженный! Оставайся в нашем доме и будь внимателен, а я тем временем поговорю со своей подругой, возвратившейся из деревни, и скоро вернусь». Сказав так, она надела украшения и пошла к Девадатте, но встретилась лицом к лицу со своим супругом. От опьянения тот не владел своими членами, волосы его были растрепаны, он спотыкался на каждом шагу и держал в руках сосуд с вином. Увидя его, она как можно скорей вернулась назад, вошла в дом, сняла украшения и приняла прежний вид, А ткач, еще раньше слыхавший дурные речи о ней, видя ее бегущей в украшениях, вошел в дом с обеспокоенным сердцем и охваченный гневом, сказал ей: «Эй, негодница! Распутница! Куда это ты отправилась?» Она ответила; «Я никуда не выходила после того, как ушла от тебя. Зачем же ты, напившись, говоришь несуразные вещи. Хорошо ведь говорится:
А также:
А он, услышав эту дерзкую речь и заметив, что она переменила одежду, сказал: «Давно уже, распутница, я слышу о тебе дурные речи. Сегодня я сам убедился в этом и как следует накажу тебя». Подумав так, он избил ее дубинкой, привязал крепкой веревкой к столбу и заснул, обессилев от опьянения.
Между тем ее подруга, жена цирюльника, видя, что ткач спит, пришла и сказала: «Дорогая, Девадатта ожидает тебя в том месте. Иди же скорей». Та ответила: «Погляди, в каком я состоянии. Как я пойду? Пойди и передай любимому: «Как нам встретиться с тобой в таком положении?» Жена цирюльника сказала: «Дорогая, не говори этого. Не так поступают неверные жены. Сказано ведь:
А также:
А затем:
Та сказала: «Если так, то скажи, как пойду я, связанная крепкой веревкой. К тому же рядом находится мой негодный муж». Жена цирюльника ответила: «Дорогая, он обессилел от опьянения и проснется, лишь когда его коснутся лучи солнца. Поэтому я освобожу тебя и сама займу твое место. Ты же побудь с Девадаттой и скорей возвращайся». Через некоторое время, когда это было исполнено, ткач, у которого немного прошел гнев, поднялся и сказал ей в опьянении: «Эй, эй, дерзкая! Если с сегодняшнего дня ты перестанешь выходить из дому и говорить дерзости, я отвяжу тебя». А жена цирюльника, боясь, как бы ее не выдал голос, ничего не ответила. Он снова повторил ей то же самое и, когда она не дала ответа, то, разгневавшись, взял острый нож, отрезал ей нос и сказал: «Оставайся теперь так, развратница. Больше я не буду угождать тебе». Пробормотав это, он снова заснул. А Девашарман, у которого после потери денег исхудала от голода шея и пропал сон, видел все эти женские проделки.
Между тем жена ткача, досыта вкусив радость любовного наслаждения с Девадаттой, вернулась через некоторое время домой и спросила жену цирюльника: «Эй! Все ли у тебя в порядке? Не вставал ли этот злодей, пока я уходила?» Жена цирюльника ответила: «Все тело у меня в порядке, не считая носа. Скорей же освободи меня от веревки, пока он не проснулся, чтобы я пошла домой, а то он еще хуже накажет меня: обрежет уши или сделает еще что-нибудь».
Тогда жена ткача, освободив жену цирюльника, заняла прежнее положение и с презрением сказала: «Тьфу, тьфу! Великий глупец, способный насильничать и калечить меня, уважаемую и преданную жену! Пусть же услышат хранители мира[93]:
Если я добродетельна, пусть эти боги снова сделают мне нос такой же, как был прежде. Если же я хоть в мыслях пожелаю другого мужчину, пусть они обратят меня в пепел». И, произнеся эти слова, она снова обратилась к нему: «Эй, злодей, посмотри: силой моей добродетели нос стал таким же, как прежде». И когда он взял головню и поглядел, то увидел у нее такой же самый нос, а на земле — большую лужу крови. Тогда в изумлении он освободил ее от веревки и начал услаждать сотнями ласк.
А Девашарман, видя все это, произнес с изумленным сердцем:
А также:
Так размышляя, этот странствующий монах кое-как провел ночь.
А сводня с отрезанным носом подумала, придя домой: «Что теперь делать? Как скрыть эту большую рану?» Пока она так размышляла, муж ее проводил ночь, занятый делами, в царском дворце. На заре он пришел домой и, озабоченный многочисленными делами, предстоящими ему в городе, сказал ей, остановившись в дверях: «Дорогая, скорей принеси футляр с бритвенным ножом — я отправляюсь в город по делам». А она, стоя внутри дома с отрезанным носом, сохранила присутствие духа и бросила ему в лицо один только нож. Тогда цирюльник, разгневанный, что не получил ножа вместе с футляром, кинул ей нож в лицо. И вслед за этим дурным поступком злодейка выбежала из дома с воздетыми руками и завопила: «Ах! Глядите, этот злодей отрезал нос у меня, ведущей добродетельную жизнь! Защитите!»
В то же мгновенье явились царские служители, сильно избили цирюльника, связали его крепкой веревкой и вместе с безносой повели на место суда. И вот судьи спросили его: «Почему ты так жестоко поступил со своей женой?» И когда, ошеломленный от удивления, он не дал ответа, сидящие в собрании произнесли согласно с законом:
А также:
И затем:
Поэтому он кажется человеком дурного поведения. За насилие над женщиной полагается казнь. Пусть же его посадят на кол».
Между тем Девашарман, видя, как того ведут на место казни, подошел к судьям и сказал: «Эй! Несправедливо осужден этот бедный цирюльник, ведущий достойный образ жизни. Выслушайте мою речь:
Тогда те судьи сказали ему: «Эй, блаженный! Как это?» И Девашармаы подробно рассказал им обо всех трех происшествиях. И выслушав его, все они, изумившись, отпустили цирюльника и сказали:
Ведь по собственной вине ей отрезали нос. Пусть же в наказание от царя ей отрежут и уши». И когда это было исполнено, Девашарман, укрепив свое сердце двумя этими примерами, отправился в свой монастырь.
Поэтому я и говорю: «Шакал баранами убит...». Каратака сказал: «Что же нам делать в таком тяжелом положении?» Даманака ответил: «Несмотря на подобное стечение обстоятельств, я разлучу Сандживаку с господином благодаря блеску своего разума. К тому же наш господин Пингалака предается очень дурной наклонности. Ведь:
Каратака сказал: «Какой же дурной наклонности предается наш господин Пингалака?» Даманака ответил: «Имеется семь дурных влечений. Это:
Это составляет одну дурную наклонность, называющуюся «привязанностью и состоящую из семи членов». Каратака спросил: «Как это: «одна дурная наклонность?» Разве есть еще другие?»
Даманака сказал: «Ведь имеется пять основных дурных наклонностей» Каратака сказал: «Какая между ними разница?» Тот ответил: «Это — «недостаток», «возмущение», «привязанность», «мучение» и «ошибки в способах ведения войны». Первую, называющуюся «недостатком», следует видеть в недостатке одной из составных частей государства: господина, министров, подданных, крепостей, казны, войска, союзников. Когда составные части чужой или составные части собственной страны порознь или все вместе приходят в волнение, то эта дурная наклонность — «возмущение». О «привязанности» сказано уже раньше: «Охота, жены, кости, хмель...». Здесь женщины, игра в кости, охота и пьянство — группа влечений, порожденных любовью, а оскорбление речью и остальные — группа влечений, порожденных гневом. При этом люди, отвернувшиеся от влечений, порожденных любовью, склоняются к влечениям, порожденным гневом. Легко понять те влечения, которые порождены любовью. Те же, которые порождены гневом, делятся на три вида и называются различными именами. У того, кто стремится оскорбить другого и, не подумав, наделяет его несуществующими пороками, — оскорбление речью. Такие жестокие и неподобающие действия, как калечение, связывание, нанесение ран, — оскорбление насилием. Бессердечная жадность к имуществу — посягательство на чужое богатство. Такова семичленная дурная наклонность, называющаяся «привязанностью». «Мучение» состоит из восьми членов: мучения, посланные богами, огненный жар, наводнение, недуг, чума, бегство, голод и дождь Асури[100]. Необычайно сильный дождь называется дождем Асури. И эта дурвпая наклонность должна считаться «мучением». Затем говорится об «ошибках в способах ведения войны». Когда в шести способах ведения войны: мире, раздоре, походе, остановке, союзе и двуличии происходят ошибки, то во время мира ведут военные действия, а во время раздора — соединяются. Если и в остальных способах войны происходят ошибки, то эта дурная наклонность — «ошибки в способах ведения войны».
А наш господин Пиигалаки предается самой первой дурной наклонности — «недостатку». Ведь попав под влияние Сандживаки, он не обращает внимания ни на министров и других подданных, ни на один из шести способов ведения войны. Он же совсем почти усвоил нравы и обычаи травоядных. Что тут долго говорить? Так или иначе, Пингалаку надо разлучить с Сандживакой. Когда нет светильника, нет и света».
Каратака сказал: «Ты ведь бессилен. Как же ты их разъединишь?» Тот ответил: «Дорогой, хорошо сказано по этому поводу:
Каратака спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ пятый
«В одной стране росло большое баньяновое дерево[101]. Жили на нем ворон с женой, свившие себе гнездо. И черный змей[102], пробираясь туда через дупло дерева, поедал рождавшихся птенцов, когда те были совсем еще маленькими. А ворон, даже несмотря на это мучительное бедствие, не мог оставить давно принадлежащий ему баньян и переселиться на другое дерево. Потому что:
И вот однажды ворона упала в ноги супругу и сказала: «Господин, много птенцов съел у меня этот злой змей. И теперь, измученная несчастьем с птенцами, я хочу хоть куда-нибудь уйти. Поэтому поселимся на другом дерево. Потому что:
И кроме того:
Ведь мы живем так, подвергая жизнь опасности». Тогда ворон, сильно страдая от печали, сказал: «Дорогая, давно мы живем на этом дереве и не можем его оставить. Ведь:
И, несмотря на это, с помощью хитрости я погублю этого злого и сильного врага». Ворона сказала: «Очень ядовит этот змей. Как же ты ему повредишь?» Он ответил: «Дорогая, если я и бессилен причинить ему зло, то все же у меня есть ученые друзья, сведущие в науке разумного поведения. Обратясь к ним, я применю хитрость и сделаю так, что этот злоумышленник погибнет в недалеком будущем». Гневно произнеся это, он отправился к другому дереву, почтительно позвал своего любимого друга — шакала, жившего под деревом, поведал ему все свои горести и сказал: «Дорогой, что хорошего придумаешь ты при таких обстоятельствах? Ведь из-за убийства птенцов мы с женой сами как убитые». Шакал ответил: «Дорогой, я все обдумал. Тебе тут нечего печалиться. Этот злой черный змей из-за своей низости сам, должно быть, близок к гибели. Ведь:
И говорят ведь:
Ворон спросил: «Как это?» Шакал рассказал:
Рассказ шестой
«В одной местности на берегу пруда жила когда-то цапля. Состарившись и желая без труда поедать рыбу, чтобы поддерживать свою жизнь, она оставалась на берегу того пруда, делая вид, что полна беспокойства, и не поедая даже близко подплывавших рыб. А там среди рыб жил один рак. Приблизившись к ней, он сказал: «Тетушка[103], что же ты сегодня не ешь и не развлекаешься, как прежде?» Та ответила: «Когда я была сыта и довольна, поедая рыбу, то приятно проводила это время, наслаждаясь твоим обществом. Однако теперь вас ожидает большое несчастье. Из-за него на старости лет прервется этот приятный образ жизни. Вот я и печальна». Тот спросил: «Тетушка, что это за большое несчастье?» Цапля ответила: «Сегодня много рыбаков прошло мимо пруда, и я услышала их разговор: «В этом большом пруду много рыбы. Сегодня мы пойдем к тому озеру, что возле города, а завтра или послезавтра закинем сети и сюда». Когда все это произойдет и вы погибнете,- то погибну и я, потому что прервется мой образ жизни. Опечалившись этим, я потеряла сегодня охоту к пище». И услышав эту зловещую речь, все обитатели воды, боясь за свою жизнь, обратились к цапле: «Тетушка! Матушка! Сестрица! Подружка! Умница! Где слышат о несчастье, там знают и средства против него. Поэтому ты должна вырвать всех нас из пасти смерти». Цапля сказала: «Я птица и не могу бороться с людьми. Однако у меня хватит сил перенести вас из этого пруда в другой глубокий пруд». Тогда они, обманутые этой лживой речью, заговорили: «Тетушка! Подружка! Бескорыстная родственница! Меня, меня понеси первого! Разве ты не слыхала?
Тогда эта злодейка, втайне посмеявшись, подумала про себя: «Завладев этими рыбами благодаря своему уму, я с удовольствием съем их». Подумав так, она согласилась на просьбы стаи рыб, подняла их клювом и, принеся в другое место — на поверхность одной скалы, съела их. Так ежедневно она насыщалась и испытывала высшую радость, а приходя к рыбам, успокаивала их каждый раз лживыми сообщениями.
И вот рак, чувствуя в сердце страх перед смертью, стал все время просить ее: «Тетушка! Ведь ты должна вырвать и меня из пасти смерти». Тогда цапля подумала: «Надоело мне все одно и то же рыбье мясо. Наслажусь-ка я и его мясом, совсем новым и особенным». Подумав так, она подняла рака и полетела по воздуху. Когда, миновав все водоемы, она хотела нести его к сверкающей скале, рак спросил ее: «Тетушка, где же тот глубокий пруд?» Тогда она со смехом ответила: «Погляди на эту широкую сверкающую скалу. Все обитатели воды обрели здесь блаженство. Обрети же и ты теперь блаженство». Тогда рак поглядел вниз и, увидя большую скалу, страшную из-за покрывавшей ее груды рыбьих костей и служившую местом для убийства, подумал: «Увы!
Также:
Несомненно, она съела этих рыб, от которых повсюду остались груды костей. Что же мне теперь делать, раз пришло время? Да что тут раздумывать?
Также:
Поэтому, пока она не бросила меня сюда, схвачу-ка я ее за шею четырьмя острыми клешнями». Когда он так и сделал, цапля полетела было дальше, но по своей глупости не знала, как ей избавиться от рака, обхватившего ее клешнями, и тот отрезал ей голову. Затем, взяв шею цапли, похожую на корень лотоса, рак потихоньку вернулся в тот пруд к рыбам. Те спросили: «Братец, почему ты вернулся?» Тогда он, показав им в подтверждение ту голову, сказал: «Все обитатели воды, обманутые ее лживой речью и затем унесенные, были брошены на поверхность скалы недалеко отсюда и съедены. Так как мне суждено было остаться в живых, я узнал, что она — убийца тех, кто ей доверился, и принес с собой ее голову. Поэтому довольно тревожиться. Теперь среди всех обитателей воды настанет мир».
Поэтому я и говорю: «Немало съела цапля рыб...». Ворон ответил: «Дорогой, скажи, как придет к гибели этот злой змей?» Шакал сказал: «Отправляйся в то место, где живет повелитель, возьми там у какого-нибудь невнимательного богача золотую цепочку или нитку жемчуга и брось ее к змею, чтобы его убили, когда возьмут эту цепочку».
Ворон и ворона тотчас же полетели, каждый куда ему захотелось. И достигнув одного пруда, ворона увидела, как в середине его играли в воде гаремные женщины некоего царя, оставив золотые цепочки, нити жемчуга, одежды и украшения около воды. Тут ворона взяла одну золотую цепочку и направилась к своему дереву. Тогда смотрители женских покоев и евнухи, видавшие, как она унесла ее, схватили дубинки и поспешно бросились за ней. А ворона бросила золотую цепочку в дупло, где жил змей, и уселась подальше. Когда царские слуги забрались на это дерево, то там в дупле лежал черный змей с раздувшимся капюшоном. Тогда они убили его ударами дубинок, взяли золотую цепочку и, как намеревались, отправились обратно. А ворон с женой зажили в полном счастье.
Поэтому я и говорю: «Где не хватает сил твоих...».
А также:
Ведь для разумных нет ничего неодолимого. И сказано ведь:
Каратака спросил: «Как это?» Даманака рассказал:
Рассказ седьмой
«В одной местности в лесу жил опьяненный гордостью лев по имени Мандамати[104]. Без устали уничтожал он зверей и, лишь завидя зверя, уже не щадил его. И вот все рожденные в этом лесу антилопы, кабаны, буйволы, гайялы, зайцы и другие животные собрались, полные тревоги, встали на колени и, склонив головы, стали смиренно умолять владыку зверей: «Божественный! Покончи с беспричинным уничтожением всех существ. Действие это враждебно тому миру и чрезвычайно жестоко. И говорят ведь:
Также:
И к тому же:
Зная это, ты не должен уничтожать наш род. Оставайся на своем месте, а мы тогда каждый день по очереди будем присылать по одному лесному жителю в пищу господину. Таким образом питание божественного не нарушится и род наш не погибнет. Пусть же исполняется эта царская обязанность! Сказано ведь:
Услышав эту речь, Мандамати ответил: «Да! Вы сказали хорошо. Я останусь здесь, но если ко мне не будут присылать по одному животному, то без сомнения я съем всех вас». Тогда они согласились с ним и, наслаждаясь покоем, стали без страха бродить в том лесу. И ежедневно в середине дня из каждого рода по очереди в пищу ему посылали кого-нибудь одного, достигшего старости, утомленного жизнью, охваченного печалью или боящегося смерти детеныша или жены.
Так чередовался род за родом, и вот как-то пришла очередь зайца. И когда все стаи зверей указали ему на это, он подумал: «Как погубить этого злого льва? Да ведь:
Так я погублю льва». И медленно-медленно он пустился в путь, оттягивая время и с тревогой в сердце обдумывая способ погубить льва. И в конце дня он направился к нему. А лев, у которого за прошедшее время исхудала от голода шея, полный гнева, подумал, облизывая уголки рта: «Да! Утром мне надо будет перебить всех зверей». Пока он так думал, заяц медленно-медленно подошел к нему, поклонился и стал перед ним. И видя, как поздно тот пришел и каким он оказался маленьким, пылающий гневом лев грозно сказал: «Эй, ничтожный! Будучи маленьким, ты пришел один и к тому же с опозданием. За это, убив тебя, я уничтожу утром все породы зверей». Тогда склонившийся заяц почтительно ответил: «Господин, ни я, ни другие звери не виноваты в этом. Выслушай, какова причина». Лев сказал: «Скорей же рассказывай, пока не очутился между моими клыками». Заяц рассказал: «Господин, сегодня все звери, видя, что в чередовании родов настал мой черед, послали вместе со мной еще пять зайцев, потому что я оказался очень маленьким. Когда мы были в пути, из большой ямы в земле вылез лев и сказал: «Куда вы идете? Вспомните вашего бога-хранителя»[106]. Тогда я ответил: «Согласно договору мы посланы в пищу нашему господину льву Мандамати». Он сказал: «Если так, то знайте, что этот лес принадлежит мне. Поэтому согласно договору все звери должны иметь дело со мной. Этот Мандамати похож на вора. Поэтому позови его и скорее возвращайся. Кто из нас окажется царем по своей силе, тот и съест всех этих зверей». Тогда, получив от него приказание, я пошел к господину. По этой причине я и опоздал. Теперь пусть решает господин». Услышав это, Мандамати ответил: «Дорогой, если так, то скорей покажи мне этого мошенника-льва. Тогда я вымещу на нем свой гнев на зверей и успокоюсь. Сказано ведь:
Заяц сказал: «Господин, ты прав. Ведь воины вступают в бой за свою землю, когда их оскорбляют. Однако он живет в крепости. Ведь и послал он меня, выйдя из нее. Трудно одолеть врага, укрывающегося в крепости. Сказано ведь:
Услышав это, Мандамати сказал: «Дорогой, даже если он находится в крепости, покажи мне этого вора, чтобы я его погубил. Сказано ведь:
А также:
Заяц сказал: «Это так. Но все же он показался мне сильным. Не следует идти господину, не зная его сил. Сказано ведь:
А также:
Мандамати сказал: «Какое тебе до этого дело! Покажи мне его, даже если он находится в крепости». Заяц ответил: «Если так, пусть господии идет». Сказав это, он пошел вперед и, достигнув колодца, обратился ко льву: «Господин, кто же может вынести твой блеск? Ведь даже издали завидя тебя, этот вор забрался в крепость. Подойди же, чтоб я показал тебе его». Услышав это, Мандамати сказал: «Дорогой, покажи скорее». И тот показал ему этот колодец. А лев, совсем лишенный разума, увидев в воде свое отражение, издал рев. Тогда благодаря эху из колодца послышался рев вдвое громче прежнего. Услышав этот рев и подумав: «Он очень силен», лев бросился вниз и лишился жизни. А довольный заяц обрадовал всех зверей и, прославляемый ими, счаетливо зажил в том лесу.
Поэтому я и говорю: «Разумен кто, тот и силен...». Каратака сказал: «Это вроде сказки о вороне и плоде пальмы[110]. Хоть заяц и достиг успеха, все же человек, лишенный могущества, не должен обманывать великих». Даманака сказал: «И могучий и немощный — всякий должен быть решительным в своих усилиях. Сказано ведь:
К тому же сами боги сопутствуют тому, кто всегда предприимчив. Сказано ведь:
И кроме того:
Каратака спросил: «Как же это благодаря уверенно и ловко проведенному обману был достигнут успех в предприятии?» Тот рассказал:
Рассказ восьмой
«Есть в стране гаудов[113] город под названием Пундхравардхана. Жили там два друга, ткач и тележник, каждый из которых достиг совершенства в своем ремесле. Они без конца тратили заработанные ими деньги, носили мягкие, пестрые и чрезвычайно ценные одежды, украшались цветами и бетелем[114] и благоухали ароматом камфары, алоэ и мускуса. Проработав три четверти дня, они в последнюю четверть обычно украшали тело и гуляли вдвоем по площадям, храмам и другим местам. Обойдя различные зрелища, собрания, посетив праздники по случаю рождений и другие людские сборища, они возвращались в сумерки к себе домой. Так проходило у них время. И как-то в один большой праздник все городские жители, нарядившись кто как мог, стали бродить вокруг храмов и других мест. И вот наряженные ткач и тележник, глядя на разукрашенные лица собравшихся повсюду людей, увидели дочь царя, сидевшую на большом балконе верхнего этажа дворца и окруженную подругами. Область сердца ее была украшена парой упругих и выдающихся вперед грудей, цветущих первой молодостью. Ее округлые ягодицы отличались пышностью, и талия ее была стройна. Волосы ее, темные, как грозовая туча, были мягкие, умащенные и волнистые. Золотые украшения, покачивающиеся в ее ушах, соперничали со сладостными качелями бога любви. Лицо ее было прекрасно, как недавно распустившийся нежный цветок лотоса, и, подобно сну, она овладевала глазами, всех людей.
И видя эту несравненную красоту, ткач, со всех сторон пораженный в сердце пятью стрелами Манасиджи[115], скрыл, сохранив присутствие духа, свое состояние и кое-как добрался до дому, всюду видя перед собой царскую дочь. Испуская длительные и горячие вздохи, он упал на непокрытую постель и остался на ней. Представляя царевну такой, какой она явилась, ему, и думая о ней, он, находясь в таком состоянии, прочел стихи:
И также:
И также:
Так с возбужденным умом он причитал на все лады, пока, наконец, не настала ночь. На следующий день опять в условленное время тележник нарядился и пришел в дом ткача. Он увидел ткача лежащим на нспостланной постели с вытянутыми руками и ногами, испускающим длительные и горячие вздохи, с бледными щеками и проливающим слезы. Видя его в таком положении, он сказал: «Эй, друг! Отчего сегодня твое тело в таком состоянии?» И когда тот, снова спрашиваемый им, ничего не ответил от стыда, то тележник, охваченный печалью, прочел стихотворение:
И затем, умея разбираться во внешних признаках, он приложил руку к его сердцу и другим частям тела и сказал: «Приятель, как мне кажется, это состояние вызвано у тебя не лихорадкой, а любовью». Когда же таким образом он сам дал ему возможность говорить, тот, усевшись, прочел стихотворение:
Сказав так, он поведал ему все о своем состоянии, начав с того, как увидел царскую дочь. Тогда тележник, подумав, сказал: «Ведь царь этот — кшатрий. Не боишься ли ты совершить нечестивый поступок? Ты ведь вайшья[121]». Тогда тот ответил: «По закону кшатрий может иметь жен от трех каст. Наверно, она — дочь вайшийки. Поэтому я и чувствую к ней склонность. Сказано ведь:
Тогда, узнав его решение, тележник сказал: «Приятель, что же теперь делать?» Ткач ответил: «Почем я знаю? Я рассказал тебе как другу». Сказав это, он умолк. Тогда тележник обратился к нему: «Встань, умойся, поешь и перестань горевать. Я придумаю для тебя такое средство, благодаря которому ты сможешь непрерывно вкушать с ней радость любовного наслаждения».
Тогда ткач, возрожденный обещанием друга, поднялся и взялся за все обычные дела. И на следующий день тележник взял только что сделанное им из дерева сооружение в виде Гаруды, раскрашенное разными красками и поднимавшееся вверх с помощью клина, пришел к ткачу и сказал ему: «Приятель, если ты влезешь на него и вставишь клин, то сможешь отправиться, куда захочешь. Когда же ты вытащишь клин, сооружение опустится. Поэтому возьми его. Сегодня ночью, когда люди уснут, прими облик Нараяны, украсив свое тело, и, сев на Гаруду, созданного силой моего знания, опустись на крышу дворца в покои девушки и поступи с царской дочерью, как пожелаешь. Я убежден, что царевна спит одна на крыше дворца».
Сказав это, тележник ушел, а ткач провел остаток дня, обуреваемый сотней желаний. Когда же наступила ночь, он, благоухая от ароматной воды, курений, пудры, притираний, бетеля, благовоний для рта, цветов и других средств, надев разнообразные венки и одежды и блистая диадемой и другими украшениями, так и поступил. И когда царская дочь, чье сердце лишь слегка затронул Мадана[122], лежала одна на постели на крыше дворца, залитой лунным блеском, и с улыбкой глядела на месяц, она внезапно увидела ткача в облике Нараяны, сидящего на Вайнатейе[123]. Увидя его, она в волнении поднялась с постели, почтительно приветствовала его и спросила: «Божественный. По какой причине почтена я здесь твоим приходом? Укажи поэтому, как мне поступить». Когда царевна сказала так, ткач медленно ответил ей глубоким нежным голосом: «Дорогая, ради тебя явился я сюда». Она сказала: «Я ведь дочь человека». Он ответил: «Ты — моя прежняя супруга, изгнанная из-за проклятия. Долгое время охранял я тебя от сношений с мужчиной и поэтому теперь женюсь на тебе по обряду гандхарвов»[124]. Тогда, подумав: «Это ведь такое недосягаемое желание», она согласилась, и он взял ее в жены по обряду гандхарвов.
Так проводили они время, с каждым днем все больше любя друг друга и вкушая радости любовного наслаждения. В конце каждой ночи ткач влезал на искусственного Гаруду, говорил ей на прощание: «Я отправляюсь на небо Вайкунтха»[125] и, незамеченный, возвращался в свой дом.
И однажды стражники женских покоев заметили на теле царевны следы наслаждений с мужчиной. Боясь, как бы им не лишиться жизни, они в страхе обратились к господину: «Божественный! Соверши милость, даровав нам безопасность. Мы должны кое-что сообщить». Когда царь согласился, хранители женских покоев рассказали: «Божественный! Несмотря на то, что покои усердно охраняются от доступа мужчин, царевна Сударшана[126] выглядит так, словно ею наслаждается мужчина. Мы здесь ничего не можем сделать. Пускай здесь решает божественный».
Получив такое известие, царь с тревогой в сердце подумал:
Также:
Также:
И вот, размышляя и так и этак, он пришел к царице и сказал: «Божественная! Пусть тебе в точности сообщат, о чем говорят слуги. На кого теперь гневается Кританта[127], что послал такое зло?» И когда те рассказали, что произошло, царица с обеспокоенным сердцем поспешно отправилась в покои девушки и увидела, что губы ее дочери искусаны, а тело исцарапано ногтями. Тогда она сказала: «Эй, негодница, позорящая свой род! Зачем ты нарушила добродетель? Кто это, отмеченный Критантой, приходит к тебе? Раз такое дело, скажи правду». И та, опустив лицо от стыда, рассказала ей всю историю про ткача в облике Вишну.
Услышав это, царица с улыбающимся лицом и с поднявшимися на всем теле волосками[128] поспешно отправилась к царю и сказала: «Радуйся, божественный! Ведь сам блаженный Нараяна каждую полночь приходит к девушке. Она стала его женой по обряду гандхарвов. Так этой ночью мы с тобой пойдем к окну и в полночь должны увидеть его. Ведь он не разговаривает с людьми». Услышав это, царь возрадовался сердцем и с трудом провел этот день, показавшийся ему за сто лет. И вот, когда ночью царь с женой, спрятавшиеся у окна, обратили взор на небо, они увидели, как тот, отмеченный подобающими знаками, сидя на Гаруде и держа в руках раковину, диск и палицу[129], спускался из воздушного пространства. Тогда царь, чувствуя себя погруженным в нектар, сказал царице: «Никто другой в мире не сравнится с нами счастьем. Ведь нашу дочь посещает и услаждает сам блаженный Нараяна. Исполнились все желания наших сердец. Теперь, благодаря могуществу зятя, я покорю всю землю».
Между тем прибыли к нему за ежегодными свидетельствами почтения послы живущего на юге славного Викрамасены[130], под властью которого находилось девять миллионов девятьсот тысяч деревень. А царь, гордясь своим зятем Нараяной, не оказал им почтения, как бывало прежде. Тогда они с гневом сказали: «О царь! Ведь миновали дни, назначенные для приношения. Почему же ты не послал должных свидетельств уважения? Или ты неожиданно получил откуда-то необычайную силу, что гневаешь великого и славного Викрамасену, подобного огню, ветру, ядовитой змее и Кританте?» Когда они сказали так, царь показал им дорогу богов[131]. И вернувшись в свою землю, они рассказали о происшедшем, преувеличив его в сто тысяч раз, и разгневали своего господина. Тогда, окруженный могущественной свитой и войском из четырех частей[132], он двинулся на него, гневно произнеся при этом:
И затем, двигаясь непрерывным маршем, Викрамасена достиг той страны и опустошил ее. Тогда спасшиеся от смерти жители пришли к дворцу царя Пундхравардханы и подняли крик. Но слыша их, он даже нисколько не опечалился.
И на следующий день, когда подошли войска Викрамасены и осадили город Пундхравардхану, министры, домашний жрец и знатные люди сообщили царю: «Божественный! Сильный враг приблизился и осадил город. Почему же божественный остается спокойным?» Тогда царь сказал: «Будьте и вы спокойны. Я придумал способ уничтожить этого врага. Завтра утром вы увидите, что я сделаю с его войском». Сказав так, он приказал хорошо охранять стены и ворота. Затем, позвав Сударшану, он почтительно сказал ей ласковым голосом: «Дитя, надеясь на мощь твоего супруга, я начал войну с врагом. Так скажи сегодня ночью блаженному Нараяне, когда тот придет, чтобы утром он уничтожил нашего врага».
И ночью Сударшана подробно передала тому всю речь отца. Услышав это, ткач с улыбкой сказал: «Дорогая! Что значит эта война между людьми? Ведь в былые времена я, играючи, убил Хираньякашипу, Кансу, Мадху, Кайтабху[134] и тысячи других великих демонов, наделенных волшебной силой. Пойди же и скажи царю: «Не тревожься. Утром Нараяна уничтожит своим диском войско твоих врагов». И пойдя к царю, она с гордостью все ему рассказала. Тогда в великой радости он приказал стражнику объявить по городу с барабанным боем: «Те, кто в утренней битве захватят драгоценности, хлеб, золото, слонов, коней, оружие и другую добычу, находящуюся в лагере убитого Викрамасены, получат их в свое владение». И услышав под барабанный бой это объявление, обрадованные горожане советовались друг с другом и говорили: «Сколь бесстрашен наш господин, который не тревожится даже, когда подошли вражеские силы. Несомненно, утром он погубит противника».
Между тем ткач, оставив начатые любовные наслаждения и чрезвычайно обеспокоившись, подумал в своем сердце: «Что мне теперь делать? Если я сяду на это сооружение и улечу в другое место, то не встречусь больше с этой женщиной-сокровищем. Ведь Викрамасена убьет моего тестя и возьмет ее из женских покоев. Если же я вступлю в битву, то смерть положит конец всем желаньям. Но и без нее мне смерть. К чему много слов? Ведь в обоих случаях здесь смерть. Так лучше действовать мужественно. К тому же, увидя, как я вступаю в бой верхом на Гаруде, враги, может быть, примут меня за Васудеву[135] и обратятся в бегство. Сказано ведь:
И когда ткач решил таким образом вступить в битву, Вайнатейя сообщил Вишну на небе Вайкунтха: «Божественный! На земле, в городе под названием Пундхравардхана, ткач, принявший облик божественного, наслаждается царевной. И вот более сильный царь южной страны пришел истребить царя и повелителя Пундхравардханы. Ткач решил помочь тестю. Поэтому вот что следует сообщить: если тот погибнет в битве, то в мире смертных пойдет молва, что царь южной страны погубил блаженного Нараяну, и вслед за тем прекратятся жертвоприношения и другие обряды. Существующие храмы будут разрушены неверующими. Преданные блаженному аскеты с тремя палками[136] оставят свое отшельничество. В таком положении пусть божественный решит». Тогда блаженный Васудева, тщательно подумав, ответил ему: «Царь птиц! Справедливо это. Бог воплотился в этом ткаче. Он должен убить того царя. Вот средство для этого: раз мы с тобой должны помочь ему, то я вселюсь в его тело, ты вселишься в его Гаруду и мой диск вселится в его диск». «Да будет так»! — согласился Гаруда.
Между тем ткач, воодушевленный Нараяной, указал Сударшане: «Дорогая, когда я вступлю в бой, пусть совершат все, что принесет мне благословение, начиная с огненной церемонии». Сказав так, он совершил надлежащую огненную церемонию, украсился воинским убранством и принял горочану[137], черную горчицу, цветы и другие почетные приношения. И вот, когда взошло великое светило, друг лотосного водоема, украшение на девичьем лике восточного небосклона, наделенное тысячью лучей, когда забили в барабаны, предвещающие победу, когда царь, выйдя из города, достиг поля боя, когда оба войска выстроились в боевом порядке на своих местах и пехота вступила в сражение, ткач сел на Гаруду, раздавая золото, драгоценности и другие богатые дары, поднялся с верхнего этажа дворца в воздух на глазах у любопытных горожан, почтительно приветствовавших его, и, находясь за городом над своим войском, затрубил в громкозвучную раковину Панчаджанья[138].
Услышав звук раковины, слоны, кони, возницы и пешие в страхе бросились бежать. Одни из них неоднократно обмочились, другие издавали ужасные крики, третьи, чье тело разбила немощь, катались по земле, а некоторые в испуге остановились на месте, неподвижно устремив взор к небу.
Тогда все боги собрались из любопытства посмотреть на битву, и Девараджа[139] сказал Брахме: «Брахма! Неужели здесь должен быть убит какой-нибудь полубог или демон, раз сам блаженный Нараяна, сев на Нагари[140], вступил в битву?» Вслед за этими словами Брахма подумал:
Что же это за чудо?» Так даже Брахма пришел в изумление. Поэтому я и говорю:
В то время, как боги с любопытством думали об этом, ткач метнул диск в Викрамасену. И тот, разрубив этого царя надвое, снова вернулся в его руки. Увидя это, все цари спустились со своих колесниц, склонились в почтительном приветствии и обратились к принявшему облик Вишну: «Божественный! Погибло войско без вождя. Подумай об этом и пощади наши жизни. Укажи, что нам следует делать». Когда вся толпа царей сказала так, принявший облик Вишну ответил: «Отныне вы в безопасности. Исполняйте все без промедления, что прикажет вам Супративарман[142]». Все цари ответили: «Как велит господин», и подчинились этому приказанию. Вслед за тем ткач сам отдал во власть Супративармана людей, слонов, колесницы, коней, драгоценности и всю другую, вражескую добычу и, прославленный победой, зажил, наслаждаясь полным счастьем с царевной.
Поэтому я и говорю: «К исполненным решимости...». Услышав это, Каратака сказал: «Если и ты твердо решил, то иди к желанной цели. Счастливый путь!» И после этих слов тот пошел ко льву. Когда он поклонился и сел, лев спросил: «Почему тебя давно не было видно?» Он ответил: «Божественный! Сегодня у меня есть к господину важное дело. Несмотря на то, что оно неприятно, я пришел рассказать о нем ради твоего блага. Хотя подданные и не желают того, все же о подобных вещах рассказывают из боязни потерять время в неотложном деле. Сказано ведь:
А также:
Вслед за этой речью, внушающей доверие, Пингалака почтительно спросил его: «Что ты хочешь сказать?» Тот ответил: «Божественный! Сандживака, замышляющий зло против тебя и вошедший к тебе в доверие, будучи наедине со мной, доверчиво сказал мне, когда представился удобный случай: «Хоть твой господин и трижды силен, я выведал его сильные и слабые стороны. Поэтому я убью его и сам легко захвачу царскую власть». Сегодня этот Сандживака хочет исполнить свое намерение. Вот я и пришел сообщить об этом тебе, господину моего отца».
И услышав эту невыносимую речь, подобную удару грома, ошеломленный Пингалака чрезвычайно встревожился сердцем и ничего не ответил. А Даманака, видя его состояние, сказал: «Ведь министры в особенности отличаются этим большим пороком. Хорошо ведь говорится:
И поэтому:
А также:
Этот Сандживака беспрепятственно участвует теперь по своему желанию во всех делах. Поэтому подходят сюда следующие слова:
И такова природа владык. Как говорят:
Услышав это, Пингалака сказал: «Но он ведь мой слуга. Как мог он перемениться ко мне?» Даманака ответил: «Слуга он или не слуга, — здесь нет ничего исключительного. Сказано ведь:
Лев ответил: «Дорогой! Несмотря на это, сердце мое не враждебно к нему. Ведь:
А также:
Даманака сказал: «Это и есть дурная сторона возвышения, что тот, на кого господин, оставив всех других зверей, обратил свое внимание, сам теперь устремился к господству. Сказано ведь:
И даже если он любим тобой, надо покинуть его потому, что он приносит вред своей порочностью. Право же, хорошо говорится:
А если ты думаешь, что он принесет пользу, обладая огромным телом, то и это неверно. Ведь:
Несомненно, стопы божественного жалеют его. Но и это не годится. Ведь:
И также:
И еще:
А также:
Лев сказал: «Дорогой! Все же не говори так. Ведь:
Ведь когда он раньше прибег к моей защите, я даровал ему безопасность. Как же может он оказаться неблагодарным?» Даманака сказал:
И еще:
А также:
Также:
И еще:
И также:
Поэтому господин ни в коем случае не должен оставлять без внимания мои полезные слова. К тому же послушай:
Лев спросил: «Как это?» Даманака рассказал:
Рассказ девятый
«Жил в одном селении брахман по имени Яджнядатта[148]. Его жена, подавленная бедностью, каждый день повторяла ему: «Эх, беспомощный и жестокосердный брахман! Разве не видишь ты, как дети мучаются от голода, что остаешься беззаботным? Отправляйся куда-нибудь в путешествие, найди какой-нибудь способ добыть пищи, сколько сможешь, и скорее возвращайся обратно». И, устав от этих речей, брахман отправился в далекое путешествие. Через несколько дней он достиг большого леса. Блуждая в этом лесу и исхудав от голода, он пустился на поиски воды. И вот в одном месте он увидел большой колодец, поросший травой. Когда он заглянул туда, то увидел в нем тигра, обезьяну, змея и человека, и они тоже увидели его. Тогда тигр подумал: «Это человек» и обратился к нему: «Эй, эй, великодушный! Спасти живое существо — великая заслуга. Подумай об этом и вытащи меня, чтобы я смог встретиться с любимыми друзьями, женой, детьми и родственниками». Брахман ответил: «Даже услышав твое имя, все живые существа ощущают страх. Конечно, и я боюсь тебя». А тигр снова сказал:
И снова он сказал: «Я клянусь тройной клятвой, что ты не потерпишь от меня зла. Будь же сострадателен и вытащи меня». Тогда дваждырожденный подумал про себя: «Если и случится несчастье из-за спасения живых существ, все же это принесет пользу». Подумав так, он вытащил его. Тогда обезьяна сказала: «О добрый человек! Вытащи и меня». Услышав это, дваждырожденный вытащил и ее. Тогда змей сказал: «О дваждырожденный! Вытащи и меня». Услышав это, брахман сказал: «Ведь люди трясутся, даже услышав твое имя. Как же тут трогать тебя?» Змей сказал: «Нет у нас своей воли. Мы не кусаемся, когда нас к этому не вынуждают. Клянусь тройной клятвой, что тебе не будет от меня зла». Услышав это, он вытащил и его. Тогда они сказали: «Каждый человек — вместилище всех пороков. Подумав об этом, не вытаскивай того человека и не доверяй ему». И снова тигр сказал: «Вон виднеется гора с множеством вершин. В северной ее части среди пещер и непроходимых мест — мое логово. Туда ты должен прийти один раз из милости ко мне, чтобы я отблагодарил тебя и, свободный от бремени неисполненного долга, вступил в будущее существование». Сказав это, он отправился в логово. Тогда обезьяна сказала: «Там у логова, вблизи водопада,—мое жилище. Приходи ко мне туда». Сказав это, она ушла. Змей сказал: «Когда у тебя будет неотложное дело, вспомни обо мне». Сказав это, он отправился туда, откуда пришел.
Между тем человек, находящийся в колодце, снова и снова кричал: «Эй, брахман, вытащи и меня!» И дваждырожденный почувствовал жалость и, подумав: «Он — сородич», вытащил его. Тогда тот сказал: «Я — ювелир я живу в Бхригукаччхе[149]. Если тебе понадобится обработать какую-нибудь золотую вещь, приходи ко мне». Сказав это, он отправился туда, откуда пришел.
А брахман бродил, но так ничего и не нашел. И вернувшись домой, он вспомнил слова обезьяны. Он пошел к обезьяне и увидел ее. Она поделилась с ним плодами, сладкими, как нектар, и они оживили его. Затем обезьяна сказала: «Всегда приходи сюда, когда тебе понадобятся плоды». Дваждырожденный сказал: «Ты исполнила все. Теперь покажи мне тигра». Она повела его и показала ему тигра. Узнав его, тигр дал ему в благодарность искусно сделанное шейное украшение и другие сокровища и сказал: «Один царевич, унесенный лошадью, оказался рядом со мной, и я убил его. Все, что ему принадлежало, я тщательно спрятал и оставил для тебя. Возьми это и иди, куда хочешь». И взяв эти вещи, брахман вспомнил о ювелире. «Он окажет мне услугу и продаст это», — подумал он и отправился к нему. А ювелир с уважением принял его, предложил ему воду для омовения ног, почетное сиденье, еду, питье, угощения и, оказав всевозможные знаки внимания, сказал: «Пусть господин укажет, что мне делать». Дваждырожденный сказал: «Я принес золото, и ты должен продать его». Ювелир сказал: «Покажи золото». Когда тот показал его, ювелир, увидя золото, подумал: «Ведь я обработал его для царевича». Подумав так про себя, он сказал: «Оставайся здесь, а я его кое-кому покажу». Сказав так, он пошел в царский дворец и показал его царю. Увидя золото, царь сказал: «Где ты достал это?» Тот ответил: «В моем доме находится брахман, который это принес». Тогда царь подумал: «Несомненно, этот злодей убил моего сына. Так я покажу ему, что за это следует». И он приказал стражникам: «Свяжите этого негодного брахмана и, когда пройдет ночь, посадите его на кол».
И вот связанный ими брахман вспомнил о змее. И едва он вспомнил о нем, тот явился к нему и сказал: «Какую услугу оказать тебе?» Дваждырожденный сказал: «Освободи меня от этих оков». Тот сказал: «Я укушу любимую жену царя и не исцелю ее от яда, несмотря на заклинания великого заклинателя и целебные противоядия других врачей. Лишь прикосновением твоей руки я исцелю ее от яда. Тогда ты будешь освобожден». Дав такое обещание, змей укусил царицу. Тогда в царском дворце поднялся плач, и весь город пришел в смятение. Были созваны врачующие oт яда заклинатели, волшебники, люди, сведущие в тайном учении[150], и врачи, живущие в разных странах. Но, несмотря на все их усердие, ничьи усилия не могли освободить ее от яда. Тогда стали ходить и бить в барабан. И услышав это, дваждырожденыый сказал: «Я исцелю ее от яда». Вслед за этими словами его освободили от оков, повели и доставили к царю. Тогда царь сказал: «Исцели ее от яда». И тот, подойдя к царице, одним прикосновением руки исцелил ее от яда.
И видя, что она снова ожила, царь отнесся к нему с уважением и вниманием и почтительно спросил его: «Расскажи правду. Каким образом получил ты это золото?» Тогда дваждырожденный рассказал, как произошло все случившееся с самого начала. И узнав о происшедшем, царь наказал ювелира, подарил брахману тысячу деревень и назначил его своим министром, И приведя свою семью, окруженный друзьями и родными, вкушая всевозможные наслаждения, приобретя множество заслуг благодаря обильным жертвоприношениям и управляя с заботливостью, простиравшейся на все царство, он счастливо проводил свою жизнь.
Поэтому я и говорю: «Тигр, обезьяна и змея...». И снова Даманака сказал:
Божественный! Он ведь изменник. И все же:
Также:
И также:
Поэтому, если общение с Сандживакой приносит несчастье, то стопы божественного лишатся трех благ[151]. Теперь божественный, обученный многим вещам, живет, как ему хочется, не обращая внимания на мои слова. И когда в будущем придет несчастье, нельзя будет обвинять слугу. Сказано ведь:
Лев сказал: «Дорогой, если так, то надо ли предупредить его?» Даманака ответил: «Разве надо его предупреждать? Что это за образ действий? Ведь:
Пингалака сказал: «Он ведь поедает траву, а я — мясо. Как же сможет он мне повредить?» Даманака ответил: «Это так. Он питается травой, божественный — мясом. Он является пищей, божественный — пожирателем. И все же, если сам он не причинит зла, то заставит сделать это другого. Сказано ведь:
Лев спросил: «Как же?» Тот ответил: «Ведь от сражений с многочисленными слонами, пьяными от страсти, гайялами, буйволами, кабанами, тиграми и пантерами тело твое все время покрыто ранами от их клыков и когтей. А он, постоянно живя рядом с тобой, оставляет навоз и мочу. Со временем в них заведутся черви. И, находясь около тебя, они проникнут через раны внутрь твоего тела. Тогда ты и погибнешь. Сказано ведь:
Тот спросил: «Как это?» Даманака рассказал:
Рассказ десятый
«В покоях одного царя стояло несравненное ложе, наделенное всеми достоинствами. И там в одном месте покрывала жила вошь по имени Мандависарпини. Окруженная многочисленным потомством и наследниками — сыновьями, детьми сыновей, дочерями, детьми дочерей, —она все время питалась кровью спящего царя. И от нее она стала упитанной и приметной. Так она жила там, и вот однажды занесенный ветром клоп по имени Дундука[153] упал на это ложе. И увидя это необычайно мягкое и благоуханное ложе, покрытое превосходным тончайшим покрывалом, с двумя подушками и подобное широкому песчаному берегу Джахнави[154], он достиг высшей радости. Прикосновение к нему похитило его разум, и как-то, бродя взад и вперед, он по воле судьбы повстречался с Мандависарпини. Она сказала: «Как ты попал в это жилище, предназначенное для царя? Скорей уходи отсюда». Тогда он ответил: «Почтенная! Не говори мне так. И вот почему:
А я — твой гость. Ведь, разного рода кровью наслаждался я: брахманов, кшатриев, торговцев и шудр. Она у них соленая, слизистая и не насыщает. Напротив, у того, кто находится на этом ложе, кровь, несомненно, услаждает сердце и подобна нектару. Он ведь не страдает от болезней, ибо постоянно и усердно принимает лекарства и другие целебные средства, предписанные врачами, и ветры, желчь и флегма[155] у него не несут ущерба. Он полон сил благодаря приятным, жидким, искусно приготовленным кушаньям, крепким от примеси сахара, граната и трех приправ[156] и состоящим из превосходного мяса обитателей земли, воды и воздуха. Впитавшая все это кровь кажется мне подобной жизненному эликсиру. Потому я и хочу отведать ее по твоей милости: ведь она приносит радость и насыщение, благоуханна и сладка». Та ответила: «Невозможно это для тех, кто, обладая, подобно тебе, огненным ртом, живет благодаря укусам. Сказано ведь:
Тогда, упав к ее ногам, он снова начал умолять ее. И с великой милостью она сказала: «Да будет так!», выразив этим свое согласие. Потому что, когда царю читали однажды рассказ Карнисуты[157], она, находясь на своем месте в покрывале, услышала, что ответил Муладева[158] на вопрос Девадатты[159]. А именно:
И вспомнив эти слова, она согласилась и сказала: «Но ты не должен приближаться к нему для питания в неподходящем месте и в неподходящее время». Он спросил: «Каковы же подходящие место и время? Я только что пришел и не знаю этого». Она ответила: «Когда телом царя овладеет опьянение, усталость или сон, ты можешь осторожно кусать его ноги. Вот — место и время». И он согласился с ней. И вот как-то вечером, не зная подходящего времени и мучимый голодом, он укусил едва задремавшего царя в спину. А тот, словно обожженный раскаленным камнем, словно ужаленный скорпионом, словно тронутый головней, мгновенно вскочил, схватился за спину и сказал, повернувшись: «Ой! Кто-то укусил меня. Изо всех сил ищите в кровати это насекомое». Услышав слова царя, испуганный Дундука убежал и залез в щель кровати. Тут пришли исполнители царских приказаний и, по приказу господина, взяв светильник, изо всех сил стали искать. Волею судьбы они настигли Мандависарпини, спрятавшуюся в шерсти одежды, и убили ее вместе с родственниками.
Поэтому я и говорю: «Не следует давать приют...». И кроме того, не подобает стопам божественного покидать своих наследственных слуг. Ведь:
Пингалака спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ одиннадцатый
«Жил некогда шакал по имени Чандарава, обитающий в пещере в окрестностях города. Однажды, бродя с исхудавшей от голода шеей в поисках пищи, он, дождавшись ночи, вошел в город. Живущие в городе собаки искусали все его тело остриями своих зубов, и с дрожащим от их страшного лая сердцем он пустился в бегство, спотыкаясь на каждом шагу, и вбежал в дом какого-то ремесленника. Там он упал в большой котел, наполненный индиго, и свора собак вернулась назад. А он из последних сил выбрался из котла с индиго и ушел в лес. И когда все живущие поблизости стаи зверей увидели его тело, выкрашенное индиго, то сказали: «Что это за существо незнакомого цвета?» И жмуря глаза от страха, они убежали и рассказали остальным: «Увы! Откуда-то явилось незнакомое существо. Неизвестно нам, каковы его повадки и какова его сила. Поэтому давайте уйдем подальше. Сказано ведь:
А Чандарава, видя, что страх привел их в смятение, сказал им: «Эй, эй, дикие звери! Почему вы дрожите и убегаете, завидя меня? Ведь узнав, что у диких зверей нет господина, Акхандала[162] помазал на царство меня, чье имя Чандарава. Живите же счастливо, огражденные моими лапами, подобными громовым стрелам». Услышав эту речь, стаи львов, тигров, пантер, обезьян, зайцев, газелей, шакалов и других зверей склонились перед ним и сказали: «Господин! Укажи, что нам делать». Тогда он поручил льву должность министра, тигру — охрану ложа, леопарду — шкатулку с бетелем, слону — должность привратника и обезьяне поручил держать зонт. А всех своих сородичей шакалов, бывших там, он выгнал в шею. Так наслаждался он радостью царствования, в то время как львы и другие звери приносилв добычу и клали ее перед ним. А он раздавал ее, по-царски деля между всеми.
Так проходило время, и однажды, придя в царское собрание, он услышал воющую неподалеку стаю шакалов. Волоски поднялись на его теле, глаза его от радости наполнились слезами, он поднялся и завыл пронзительным голосом. Тогда львы и другие звери, услышав это, подумали: «Это — шакал» и, на мгновенье склонив головы от стыда, сказали: «Ох! Ведь шакал этот властвовал над нами. Так надо его убить». А он, услышав это, захотел бежать, но был разорван тигром на куски и погиб.
Поэтому я и говорю: «Кто, бросив родичей своих...». Пингалака сказал: «Как же я узнаю, что он замышляет зло? И каким способом он сражается?» Тот ответил: «Обычно он приближается к стопам божественного с расслабленными членами. Если же сегодня он станет боязливо подкрадываться, намереваясь нанести удар остриями своих рогов, то пусть знает божественный, что он замыслил зло».
Сказав это, Даманака поднялся и пошел к Сандживаке. Медленно подойдя к нему, он сделал вид, что полон нерешительности. Тогда тот сказал: «Дорогой, хорошо ли тебе?» Он ответил: «Как может быть хорошо подчиненному? По какой причине?
Также:
И во всяком случае:
Услышав речь Даманаки, скрывающего в сердце свои замыслы, Сандживака сказал: «Дорогой, поведай, что тебе хочется сказать». Тот ответил: «Ты ведь — мой друг, и мне необходимо сообщить нечто полезное для тебя. Ведь наш господин Пингалака разгневан на тебя. Сегодня он сказал: «Убив Сандживаку, я смогу насытить всех плотоядных». Услышав это, я глубоко опечалился. Поэтому делай теперь то, что следует делать». И услышав эту речь, подобную удару грома, Сандживака глубоко опечалился. Слова Даманаки всегда внушали ему доверие, и от этого сердце его сильно обеспокоилось. Сандживакой овладел величайший страх, и он сказал: «Хорошо ведь говорится:
Увы! Горе мне, горе! Что же со мной случилось?
И также:
Увы! Что плохого сделал я своему господину Пингалаке?» Даманака сказал: «Приятель, цари любят вредить без причины и ищут в других недостатки». Тот ответил: «Это так. Хорошо ведь говорится:
Но все же я сам виноват, что стал служить у плохого друга. Сказано ведь:
Даманака спросил: «Как это? Сандживака рассказал:
Рассказ двенадцатый
«В окрестностях одного леса находился просторный пруд. Жил там гусь оо имени Мадаракта[163]. Много времени провел он во всевозможных забавах, и вот однажды пришла к нему приносящая конец смерть в образе совы. Увидя ее, гусь спросил: «Как ты оказалась в этом пустынном лесу?» Она ответила: «Я пришла, услышав о твоих достоинствах. Ведь:
А также:
Услышав эти слова, гусь согласился с ней и, ответив: «Да будет так!», сказал затем: «О верный друг! Живи, как тебе нравится, вместе со мной здесь у этого большого пруда, в лесу, приятном для посещения». Так стали они проводить время, наслаждаясь дружбой. И однажды сова сказала: «Я отправляюсь в свое жилище, которое называется «Заросли лотоса». Когда я смогу быть тебе полезной или ты почувствуешь любовь ко мне, обязательно приходи как гость». Сказав так, она отправилась в свое жилище.
И вот однажды гусь подумал: «Оставаясь здесь, в этом жилье, я состарился и не знаю даже никакого другого места. Пойду-ка я теперь к любимому другу — сове. Там у меня будет совсем новое место для развлечений и разнообразная пища». Подумав так, он отправился к сове. Он не нашел ее в «Зарослях лотоса» и когда стал усердно разыскивать, то увидел ее в каком-то дупле, ничего не видящую днем, и сказал: «Выходи, дорогая, выходи! Это я пришел, гусь, твой любимый друг!» Слыша это, она сказала: «Я не летаю днем. Мы встретимся, когда зайдет солнце». Услышав это, он долго ждал сову и ночью встретился с ней. Он рассказал ей о своем житье и o других вещах и заснул там, утомленный дорогой.
А у этого пруда остановился большой торговый караван. И когда настало утро, начальник каравана поднялся и раковиной дал сигнал к выступлению. Тогда сова, издав громкий и неприятно звучащий крик, залезла в яму около реки. А гусь так и остался на месте. Между тем начальник каравана, чье сердце встревожилось из-да дурного предзнаменования, послал одного лучника, попадавшего в цель по одному лишь звуку. Тот поднял свой крепкий лук, до уха натянул тетиву и убил гуся, находившегося рядом с гнездом совы.
Поэтому я и говорю: «Старайтесь избегать ненужных действий...». И Сандживака продолжал: «Ведь раньше наш господин Пингалака был медоречив, а теперь сердце его уподобилось яду. Во всяком случае:
И я пережил, как это бывает:
А также:
Горе! О горе! Как мог я, поедающий траву, вступить в общение с этим львом, поедающим мясо? Хорошо ведь говорится:
Сказано ведь:
Несомненно, в этом виноваты достоинства. Ведь:
Во всяком случае, попав в окружение низких, я лишился жизни. Сказано ведь:
Даманака спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ тринадцатый
«Жил в одном городе купец по имени Сагарадатта[168]. Нагрузив на сотню верблюдов ценные одежды, он отправился в одну страну. И верблюд его по имени Виката[169], изнуренный непомерным грузом, лишился сил и упал, неспособный двигаться. Тогда купец разделил нагруженные на него одежды, взвалил их на других верблюдов и, подумав: «Опасна эта лесная местность. Нельзя останавливаться на этом месте», отправился дальше, покинув Викату. И когда начальник каравана ушел, Виката, еле-еле передвигаясь, начал поедать траву. Так через несколько дней к нему вернулись силы.
А в этом лесу жил лев по имени Мадотката[170], которому служили леопард, ворон и шакал. И бродя по лесу, они увидели этого верблюда, отставшего от начальника каравана. Увидя это дотоле незнакомое по виду существо, вызывающее смех, лев обратился к ним: «Спросите у этого невиданного в нашем лесу существа, кто он». Тогда ворон, знавший, в чем дело, сказал: «Это — верблюд, хорошо известный в мире». Лев спросил: «Эй, откуда ты?» И тот рассказал, как он отстал от начальника каравана. Тогда лев, пожелав помочь, даровал ему безопасность. И как-то после этого лев в битве со слоном был изранен его клыками и должен был оставаться в пещере. Так прошло пять или шесть дней, и лев со своими слугами впал в сильную нужду из-за недостатка пищи. Увидя, что они ослабели, лев сказал: «Из-за этой болезненной раны я не могу, как прежде, доставлять вам пищу. Так приложите усердие ради самих себя». Тогда они ответили: «Что нам пользы насыщаться, когда стопы божественного находятся в таком состоянии?» Лев сказал: «Так! Вы ведете себя как хорошие подданные и преданы мне. Поэтому приносите мне пищу, пока я нахожусь в таком состоянии». И когда они ничего не ответили, он сказал: «Ну, довольно! Не робейте! Выследите какое-нибудь животное, и, несмотря на такое состояние, я доставлю пищу вам и себе».
Тогда те четверо стали бродить. Когда же они не нашли никакого животного, ворон и шакал стали советоваться. Тогда шакал сказал: «Эй, ворон! К чему долго бродить? Этот Виката доверяет нашему господину. Поэтому, убив его, мы добудем средства для поддержания жизни». Ворон ответил: «Ты верно сказал. Но ведь господин даровал ему безопасность и не может убить его». Шакал сказал: «Это верно. Все же я поговорю с господином и сделаю так, что он замыслит убить его. Поэтому оставайтесь здесь, а я тем временем пойду домой и принесу вам оттуда ответ господина». Сказав так, он быстро отправился к господину. И придя ко льву, он сказал: «Господин! Мы обошли весь лес и теперь, охваченные голодом, не в силах даже пошевелить ногой. А божественному нужна подходящая пища. Поэтому, если будет на то воля божественного, употребим для очередной трапезы мясо Викаты». Услышав эту жестокую речь, разгневанный лев сказал: «Тьфу, тьфу, низкий негодяй! Если ты еще раз повторишь это, я немедленно убью тебя. Как я могу сам убить его, когда даровал ему безопасность? Сказано ведь:
Услышав это, шакал ответил: «Господин! Если, даровав ему безопасность, ты убьешь его, то будешь виноват. Если же он сам из преданности отдаст свою жизнь стопам божественного, то нет на тебе вины. Поэтому, если он сам предоставит себя для убийства, надо будет убить его. Иначе придется съесть одного из нас. Ведь господин нуждается в подходящей пище и вступит в другое состояние, если не утолит голода. Какая же польза тогда от наших жизней, если они не смогут принести пользу господину. Если со стопами божественного случится что-нибудь нежеланное, мы должны следовать за ним, пусть даже в огонь. Сказано ведь:
Услышав это, Мадотката ответил: «Если так, поступай, как тебе нравится». Услышав это, тот быстро пошел и сказал им: «Увы! Господин на грани гибели. Его жизнь стоит у кончика носа. Кто без него станет защищать нас в этом лесу? Пойдемте же и сами отдадим ему свои тела, раз голод посылает его в другой мир. Тогда мы отплатим господину за его милости. Сказано ведь:
Тогда глаза их наполнились слезами, они все подошли к Мадоткате, поклонились и сели. И видя их, Мадотката сказал: «Эй, эй! Поймали вы или видели какое-нибудь животное?» Тогда ворон ответил: «Господин! Мы обошли все места, но не поймали и не видали никакого животного. Поэтому пусть господин поддержит сегодня свою жизнь, съев меня. Тогда божественный насытится, а я достигну неба. Сказано ведь:
Услышав это, шакал сказал: «Ты невелик телом, и, съев тебя, господин не сможет даже поддержать жизни. Кроме того, будет совершен проступок. Сказано ведь:
Ты уже проявил преданность гоподину и приобрел почет в обоих мирах[171]. Отойди же, чтобы я поговорил с господином». Вслед за тем шакал почтительно поклонился и сказал: «Господин! Поддержи сегодня свою жизнь моим телом, чтобы я достиг обоих миров. Сказано ведь:
Услышав это, леопард сказал: «Эй, хороша твоя речь. Однако и ты невелик телом, и нельзя ему тебя есть, потому что ты принадлежишь к той же породе и сражаешься когтями. Сказано ведь:
Ты показал уже свою преданность. Хорошо ведь говорится:
Отойди же в сторону, чтобы я умилостивил своего господина». Вслед за тем леопард поклонился и сказал: «Господин! Воспользуйся сегодня моей жизнью, чтобы поддержать свою жизнь. Доставь мне вечное обиталище на небе. Распространи по земле великую славу обо мне. Нечего здесь сомневаться. Сказано ведь:
Услышав это, бедный Виката подумал: «Ведь они произнесли прекрасные речи и ни один не был убит господином. Обращусь-ка и я к нему, раз подошло время, чтобы эти трое возразили мне». Решив так, он сказал: «Эй, хороши твои слова. Но ведь и ты сражаешься когтями. Как же съест тебя господин? Сказано ведь:
Отойди же в сторону, чтобы я поговорил с господином». Вслед за тем Виката выступил вперед, поклонился и сказал: «Господин! Ведь ты не можешь съесть их. Пусть поэтому моя жизнь поддержит твою, чтобы я достиг обоих миров. Сказано ведь:
Вслед за этими словами леопард и шакал с позволения льва распороли: ему живот, ворон выклевал у него глаза, и бедный Виката лишился жизни. А они, мучимые все сильным голодом, съели его.
Поэтому я и говорю: «И мудрый, если низок он...». И закончив рассказ, Сандживака снова обратился к Даманаке: «Дорогой, этот царь, окруженный низкими, не доставляет счастья подданным. Пусть лучше царствует коршун, окруженный гусями, чем гусь, окруженный коршунами. Ведь у господина, окруженного коршунами, появляется множество пороков, и они достаточны для гибели. Вот почему следует предпочитать, чтобы из этих двух царствовал первый. Царь, обманутый дурными речами, не способен к размышлению. И говорят ведь:
Каратака спросил: «Как это?» Сандживака рассказал:
Рассказ четырнадцатый
«Жил в одном городе тележник по имени Девагупта[173]. Обыкновенно, захватив с собой еду, он шел с женой в лес рубить большие стволы анджаны. А в этом лесу жил лев по имени Вимала[174], которому служили двое плотоядных — шакал и ворон. И как-то, бродя один в лесу, он увидел того тележника. А тележник, увидя этого необычайно страшного льва, то ли счел себя погибшим, то ли сохранил присутствие духа, но решил, что лучше всего смело приблизиться. Он подошел к нему, поклонился и сказал: «Подойди, подойди, друг! Ты должен вкусить сегодня пищу, которую принесла жена твоего брата». Тот ответил: «Я ведь питаюсь мясом и не поддерживаю жизни вареной пищей. Однако из дружбы к тебе я все же попробую, что это за неведомая еда». Когда лев сказал так, тележник досыта накормил его ладдукой, ашокаварти, кхадьякой[175] и другими разнообразными превосходными яствами, приправленными сахаром, маслом, виноградным соком и четырьмя веществами[176]. А благодарный лев даровал ему безопасность и разрешил беспрепятственно бродить по лесу. Тогда тележник сказал: «Приятель, приходи сюда каждый день, но только один. Не приводи ко мне никого другого». Так в дружбе проходило у них время. Каждый день лев получал таким образом разнообразную пищу и, насыщаясь ею, перестал даже развлекаться охотой. Тогда живущие чужой добычей шакал и ворон обратились к нему, охваченные голодом: «Господин! Куда это ты ходишь каждый день и, уйдя, возвращаешься в радостном настроении? Расскажи нам». Тот ответил: «Я никуда не хожу». Тогда те с великой почтительностью стали расспрашивать его, и он сказал: «В этот лес каждый день приходит мой друг. Жена его изготовляет множество превосходных кушаний, и я наслаждаюсь ими по праву друга». Тогда они сказали: «Пойдем туда, убьем тележника и долго будем насыщаться его кровью и мясом». Услышав это, лев сказал: «Эй! Я пожаловал ему безопасность. Как можно даже в мыслях готовить ему такую злую участь? Но я достану и вам от него разнообразную превосходную пищу». Тогда те согласились, и они отправились к тележнику. И увидев издали льва, сопровождаемого злыми спутниками, тележник подумал: «Меня не ждет ничего хорошего» и быстро влез с женой на дерево. А лев подошел и сказал: «Дорогой, почему, видя, что я подхожу, ты влез на дерево? Ведь это я, твой друг, лев, по имени Вимала. Не бойся». Тогда тележник, оставаясь там, сказал: «Шакала вижу я с тобой...».
Поэтому я и говорю: «Царь, окруженный низкими, не доставляет счастья подданным». И, закончив рассказ, Сандживака снова сказал: «Кто-то восстановил Пингалаку против меня. Ведь:
Как же теперь следует поступать в таких обстоятельствах? Что остается, кроме борьбы? Сказано ведь:
А также:
А также:
Услышав эти слова, Даманака подумал: «У него острые рога, и он очень упитанный. Вдруг по воле судьбы он еще убьет господина? А это не годится. Сказано ведь:
Поэтому, благодаря своему уму, я заставлю его отказаться от битвы». И он сказал: «Дорогой, это неверный способ. Потому что:
Сандживака спросил: «Как это? Даманака рассказал:
Рассказ пятнадцатый
«На берегу большого моря, изобиловавшего джхашами[179], макарами[180], черепахами, крокодилами, дельфинами, жемчужницами, улитками и множеством других животных, жила в одном месте пара титтибх. Титтибху звали Уттанапада[181], а жену его — Пативрата[182]. И как-то после очищений она понесла, и пришло ей время класть яйца. Тогда она сказала титтибхе: «Поищи какое-нибудь место, где бы я положила яйца». Титтибха ответил: «Ведь это место приобретено нашими предками и приносит счастье. Здесь и клади яйца». Она сказала: «Оставим это опасное место. Здесь вблизи море, и его вал, подымающийся вдали, унесет когда-нибудь моих птенцов». Тот сказал: «Дорогая, оно знает меня, Уттанападу. Никогда великое море не сможет вступить со мною в такую непримиримую вражду. Разве ты не слыхала:
И также:
Когда он сказал это, жена, знавшая, какова его сила, засмеялась в сказала: «Хорош этот стих и подходит ко многим:
Как же ты сам не знаешь своих сильных и слабых сторон? Сказано ведь:
И хорошо ведь говорится:
Титтибха спросил: «Как это?» Она рассказала:
Рассказ шестнадцатый
«Жила в одном пруду черепаха по имени Камбугрива[184]. Были у нее двое друзей, гуси, которых звали Санката[185] и Виката. И вот однажды настала двенадцатилетняя засуха. Тогда у обоих возникли такие мысли; «Иссякла вода в этом пруду. Пойдем в другой водоем. Однако надо проститься с нашим дорогим другом Камбугривой, которого мы давно знаем». Когда это произошло, черепаха сказала: «Почему вы прощаетесь со мной? Я ведь водяной житель. Теперь от недостатка воды и от печали, вызванной разлукой с вами, я здесь скоро погибну. Поэтому, если вы сколько-нибудь любите меня, то должны вырвать меня из пасти смерти. Вы ведь испытываете только недостаток и пище в этом мелководном пруду, я же здесь мгновенно умру. Так подумайте, чего тяжелей лишиться: пищи или жизни». Тогда они сказали: «Мы ведь не можем взять тебя, бескрылого водяного жителя». Черепаха ответила: «Есть средство. Принесите деревянную палку». Когда это было исполнено, черепаха ухватилась за середину палки, зажав ее зубами, и сказала: «Возьмитесь за нее клювами с обеих сторон, поднимитесь вверх и летите рядом по воздушной дороге до другого, лучшего водоема». Тогда они ответили: «Этот способ сопряжен с опасностью. Если как-нибудь ты заведешь хоть небольшой разговор, то перестанешь держаться за палку, упадешь с большой высоты и разобьешься на куски». Черепаха сказала: «С этого момента я даю обет молчать, пока мы будем лететь по воздуху». Так и было сделано. Гуси вынули черепаху из пруда и с трудом понесли ее. И вот, когда над соседним городом их увидели люди, внизу поднялся беспокойный крик: «Что это, похожее на повозку, несут по воздуху две птицы?» И слыша это, черепаха, близкая к гибели, неосторожно сказала: «О чем болтают эти люди?» И с этими словами глупая потеряла опору и упала на землю. И тут же люди, жаждущие мяса, разрезали ее на куски острыми ножами.
Поэтому я и говорю: «Кто преданных друзей своих...». И она продолжала:
Титтибха спросил: «Как это?» Она рассказала:
Рассказ семнадцатый
«В одном обширном пруду жили три большие рыбы: Андгатавидхатар, Пратьютпаннамати и Ядбхавишья[186]. И как-то один из них, Анагатавидхатар, подслушал там слова рыболовов, проходивших по берегу: «Много рыбы в этом пруду. Завтра мы будем ловить здесь рыбу». Услышав это, Анагатавидхатар подумал: «Тут нет ничего хорошего. Несомненно они придут сюда завтра или послезавтра. Поэтому, захватив Пратьютпаннамати и Ядбхавишью, я укроюсь в другом пруду, воды которого безопасны». Затем он позвал и расспросил их. Пратьютпаннамати сказал: «Давно жинем мы в этом пруду и нельзя в одно мгновенье покидать его. Если сюда придут рыбаки, я оберегу себя каким-нибудь подходящим к случаю способом». А Ядбхавашья, близкий к гибели, сказал: «Есть ведь другие, еще более просторные пруды. Кто знает, придут они сюда или нет. Так не следует из-за одних подобных слухов покидать пруд, где мы родились. Сказано ведь:
Поэтому я не уйду. Таково мое решение». И видя, что те двое стоят на своем, Анагатавидхатар отправился в другой водоем. И на следующий день, после того как он ушел, рыбаки вместе с помощниками запрудили воду и, закинув сети, поймали всех рыб без остатка. И в это время Пратьютпаннамати, находившийся в сетях, притворился мертвым. Тогда они подумали: «Эта большая рыба сама умерла», вытащили его из сетей и положили на берегу. И тогда он снова забрался в водоем. А Ядбхавишья, попавший головой в отверстие сети, начал биться. Тогда они избили его многочисленными дубинками, и он отошел в небытие.
Поэтому я и говорю: «Кто был предусмотрителен...». Титтибха сказал: «Дорогая, почему ты думаешь, что я похож на Ядбхавишью?
Не бойся. Кто сможет повредить тебе, когда я охраняю тебя?» Тогда самка положила яйца, а море, слушавшее этот разговор, подумало: «Да! Хорошо ведь говорится:
Так я узнаю, какова его сила». И на следующий день, когда те отправились за пищей, оно из любопытства далеко протянуло свои руки-волны и унесло их яйца. Когда самка, возвратившись, увидела гнездо пустым, она сказала супругу: «Погляди, что случилось со мной, несчастной. Сегодня море унесло яйца. Не раз говорила я тебе, чтобы мы ушли в другое место, но ты, неразумный, как Ядбхавишья, не пошел. Теперь, опечаленная гибелью своего потомства, я брошусь в огонь. Таково мое решение». Титтибха сказал: «Дорогая, ты увидишь мою силу, когда я высушу своим клювом это злое море». Самка сказала: «Сын благородного! Как сможешь ты бороться с морем? Сказано также:
Титтибха сказал: «Милая, не говори мне этого.
Поэтому, высушив всю воду этим клювом, я превращу море в сухую землю». Самка сказала: «О, дорогой! Ведь непрерывно вливаются сюда Джахнави и Синдху[188], принявшие в себя девятижды девятьсот рек. Как же ты высушишь его клювом, вмещающим каплю? Зачем говорить невероятные вещи?» Титтибха сказал:
Ведь:
Самка сказала: «Если ты во что бы то ни стало должен сражаться с морем, то делай это после того, как созовешь и других птиц. Сказано ведь:
А также:
Самец спросил: «Как это?» Она рассказала:
Рассказ восемнадцатый
«В чаще одного леса жила пара воробьев, свивших гнездо на ветке тамалы[189]. С течением времени воробьиха положила яйца. И вот как-то один дикий и пьяный от страсти слон, мучимый жарой и стремящийся к тени, приютился под этой тамалой. Ослепленный страстью, он потянул концом хобота ветку, на которой жила пара воробьев, и сломал ее. Когда она сломалась, разбились воробьиные яйца. А пара воробьев, которой суждено было остаться в живых, с трудом избегла смерти. Тогда воробьиха, подавленная горем из-за гибели своих детей, стала сетовать. И тут, услышав сетования, к ней пришел ее лучший друг дятел и, опечаленный ее несчастьем, сказал: «Дорогая, зачем напрасно горевать? Сказано ведь:
А также:
И кроме того:
Воробьиха сказала: «Это так, но что из того?» Злой слон уничтожил в опьянении мое потомство. Поэтому, если ты мне друг, придумай какое-нибудь средство уничтожить этого большого слона — тогда прекратится горе, причиненное гибелью потомства. Сказано ведь:
Дятель ответил: «Хорошо ты сказала. Сказано ведь:
А также:
Узнай же силу моего разума! Однако и у меня есть друг — комар но имени Винарава[190]. Я позову его и приду с ним, чтобы погубить этого негодного злого слона». Затем он пришел с воробьихой к комару и сказал: «Дорогой, это — мой друг, воробьиха, опечаленная злым слоном, который разбил ее яйца. Поэтому, когда я употреблю средство, чтобы погубить его, ты должен мне помочь». Комар ответил: «Дорогой, что можно сказать в таком случае? Но у меня есть лучший друг — лягушка по имени Мегхадута[191]. Позвав ее, мы сделаем, что следует. Сказано ведь:
Затем они втроем пошли к Мегхадуте и рассказали ей обо всем, что произошло. Тогда она сказала: «Что значит этот бедный слон перед разгневанной толпой? Ты, комар, лети к этому опьяненному и жужжи ему в ухо, чтобы, услышав твой голос, он зажмурился от удовольствия. Тогда дятел клювом выколет ему глаза. Когда же его начнет мучить жажда, он услышит мой голос, а я буду находиться на краю ямы. Подумав, что там водоем, он пойдет вперед, достигнет ямы, упадет в нее и отойдет в небытие». И когда это было исполнено, тот опьяненный слон зажмурился от сладкого жужжания комара, дятел выколол ему глаза, и бродя в полночь, мучимый жаждой, он последовал за голосом лягушки, достиг большой ямы, упал в нее и погиб»
Поэтому я и говорю: «Лягушка, дятел и комар...». Титтибха сказал: «Пусть будет так. Вместе с друзьями я высушу море». Решив так, он созвал всех птиц и рассказал им о своем горе — о том, как у него похитили потомство. И, чтобы отомстить за причиненное ему зло, они стали бить море крыльями. Тогда одна птица сказала: «Не исполнятся таким путем наши желания. Давайте лучше наполним море комьями земли и песком». Вслед за этими словами все стали наполнять море, захватывая клювами комья земли и много песка. Тогда другая сказала: «Все же неспособны мы бороться с великим морем. Поэтому я посоветую, как здесь следует поступить. Есть один старый гусь, живущий у баньянового дерева. Он даст нам подходящий и полезный совет. Пойдем же и спросим его. Сказано ведь:
Птицы спросили: «Как это?» Она рассказала:
Рассказ девятнадцатый
«В одном месте в лесу росла смоковница с развесистыми ветвями. Жила там стая гусей. И вот под этой смоковницей выросла лиана, называющаяся кошамби[192]. Тогда тот старый гусь сказал: «Эта лиана, которая поднимается по нашему дереву, очень опасна для нас. Надо удалить ее, пока она слаба и легко ломается». А те не обратили внимания на его слова и не сломали лиану. И со временем эта лиана обвилась со всех сторон вокруг дерева. И однажды, когда гуси отправились за едой, один охотник поднялся с помощью лианы на смоковницу, прикрепил сети к гнездам гусей и пошел к себе домой. И когда гуси после еды и развлечений вернулись ночью домой, то все попались в сети. Тогда старый гусь сказал: «Ведь это несчастье, связавшее нас сетями, случилось оттого, что вы действовали, не слушаясь моих слов. Поэтому все мы теперь погибли». Тогда те гуси сказали ему: «Благородный! Раз так случилось, что теперь надо делать?» Тогда он сказал: «Если вы хотите послушаться меня, то притворитесь мертвыми, когда придет этот охотник. Тогда охотник подумает: «Они мертвы» и выбросит всех вас на землю. А вы, упав, тотчас взлетайте, пока он будет спускаться». И когда наступило утро и подошедший охотник поглядел на них, все они были точно мертвые. Тогда, поверив этому, он высвободил их из сетей и выбросил на землю всех одного за другим. И видя, что тот собрался спускаться, все они, следуя совету, данному старым гусем, одновременно взлетели вверх.
Поэтому я и говорю: «Ученость старцев велика...». И когда рассказ был окончен, все птицы пришли к старому гусю и рассказали ему о несчастье, — о том, как было похищено потомство. Тогда старый гусь сказал: «Над всеми нами, над птицами, царит Гаруда. Вот что надо сделать в подобном случае: все вы должны привести в ужас Гаруду, испуская одновременно горестные крики. И тогда он уничтожит нашу печаль». Решив так, они пошли к Гаруде. А Гаруда был призван блаженным Нараяной, чтобы участвовать в битве богов с асурами[193]. И в это время те птицы рассказали своему господину, царю птиц, о горестной разлуке по вине моря, которое похитило потомство: «Божественный! В блеске твоего могущества мы живем лишь тем, что может унести наш клюв, и море, презирая нас за скудность нашей пищи, похитило наших детей. И говорят ведь:
Гаруда спросил: «Как это?» Старая птица рассказала:
Рассказ двадцатый
«Жил в одном месте в лесу баран, отставший от своего стада. Наделенный густой шерстью, свисавшей с его шеи, рогами, подобными решетке, и могучим телом, бродил он по лесу. И как-то лев, окруженный всеми зверями, увидел его там в лесу. И глядя на это невиданное дотоле существо, шерсть на котором постоянно топорщилась во все стороны, так что нельзя было даже рассмотреть его тела, лев ощутил тревогу в сердце и со страхом подумал: «Несомненно, он гораздо сильней меня: он ведь беззаботно бродит здесь». Подумав так, он потихоньку удалился. И на следующий день, увидев в лесу, как баран этот поедает на земле траву, лев подумал: «Да он питается травой! Наверно, сила его должна соответствовать его пище». Подумав так, он мгновенно набросился на барана и убил его.
Поэтому я и говорю: «В уединенье надо есть. ...». Пока они так разговаривали, второй раз пришел вестник Вишну и сказал: «Эй, Гарутман! Господин Нараяна приказал сообщить тебе, чтобы ты быстро явился к нему и отправился в Амаравати[194]». Улышав это, Гаруда с гордостью сказал ему: «Эй, вестник! На что господину такой плохой слуга, как я?» Вестник ответил: «О Гаруда! Разве говорил тебе когда-нибудь блаженный неподобающие слова? Почему же ты высокомерно ведешь себя по отношению к блаженному?» Гаруда сказал: «Море, служащее местопребыванием блаженного, похитило яйца у моего слуги титтибхи. Поэтому скажи господину, что если я не накажу море, то не буду слугой блаженного». И узнав из уст вестника, что Гарутман склонен к гневу, Вишну подумал: «Да! Сильно разгневав Вайнатейя. Поэтому я сам пойду, обращусь к нему и приведу его, оказав ему уважение. Сказано ведь:
А также:
Поразмыслив так, он поспешно отправился к Гаруде. А тот, увидев своего господина, пришедшего к нему в дом, опустил голову от стыда и, поклонившись, сказал: «Погляди, блаженный! Возгордясь тем, что оно служит твоим местопребыванием, море нанесло мне оскорбление, похитив яйца у моего слуги. Из-за стыда перед блаженным я медлил, а иначе сегодня же превратил бы его в сушу. Сказано ведь:
Вслед за этими словами блаженный сказал: «О Вайнатейя! Ты сказал правду. Ведь:
Иди же, чтоб, взяв у моря яйца и обрадовав титтибху, мы отправились в Амаравати исполнять божественные дела». Когда тот согласился, блаженный положил на лук огненную стрелу и, грозя морю, сказал: «Эй, негодное! Верни яйца этому титтибхе, иначе я превращу тебя в сухую землю». И услышав это, охваченное страхом и дрожащее от края до края море взяло эти яйца и на глазах блаженного передало их титтибхе.
Поэтому я и говорю: «Глупец, затеявший вражду...». И поняв, в чем суть дела, Сандживака спросил: «Приятель, расскажи, каков его способ сражаться». Тот ответил: «Обычно он лежит на каменистой почве, как всегда расслабив свои члены. Если же сегодня он первым делом подожмет хвост, сложит вместе все четыре лапы, навострит уши и уже издали будет глядеть прямо на тебя, ты сможешь узнать, что он враждебно настроен к тебе».
Сказав это, Даманака пошел к Каратаке. Тогда тот спросил: «Что ты сделал?» Он ответил: «Я разлучил их». Каратака спросил: «Правда это?» Даманака ответил: «Ты узнаешь по последствиям». Каратака сказал: «Что же тут удивительного? Сказано ведь:
Даманака сказал: «Во всяком случае, вызвав раздор, следует позаботиться о собственной выгоде. Сказано ведь:
Каратака сказал: «Но в действительности нельзя из этого извлечь для себя пользы. Ведь:
Даманака сказал: «Ты не знаешь путей государственной мудрости, извилистых по своей природе и служащих источником наград для того, кто зовется министром. Эта мудрость говорит:
И кроме того, этот Сандживака принесет нам пользу, когда его убьют. Ведь:
Каратака спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ двадцать первый
«Жил в одном лесу лев по имени Ваджраданштра. Его сопровождали министры — волк, шакал и верблюд, которых звали Кравьямукха, Чатурака и Шанкукарна[196]. Однажды, после битвы с опьяненным слоном, разорвавшим его тело остриями своих клыков, льву пришлось уединиться. И тогда, измученный семидневным постом, с телом, исхудавшим от голода, он сказал своим советникам, которых также терзал голод: «Найдите в лесу какое-нибудь существо, чтобы я, даже находясь в таком состоянии, смог насытить вас». И едва он приказал, они стали бродить по лесу, но ничего не нашли. Тогда Чатурака подумал: «Если будет убит Шанкукарна, все мы в течение нескольких дней будем сыты. Однако из-за дружбы с ним господин не станет убивать его. И все же с помощью своего разума я так подействую на господина, что он убьет его. Сказано ведь:
Подумав так, он сказал Шанкукарне: «О Шанкукарна! Лишенный подходящей пищи, господин мучается от голода. Если же не станет господина, то мы несомненно погибнем. Поэтому я скажу кое-что для твоей пользы и для пользы господина. Послушай же». Шанкукарна сказал: «О дорогой, скорей говори, чтобы я без колебания внял твоим словам. Кроме того, когда творится добро господину — творится сотня добрых дел». Чатурака сказал: «О дорогой! Доставь себе двойную прибыль, чтобы тело твое удвоилось и господин смог поддержать жизнь». Услышав это, Шанкукарна сказал: «Дорогой! Если так, то ведь это — и моя цель. Скажи об этом господину. Пусть так и будет сделано. Однако в таком случае надо призвать в поручители Дхармараджу[197]».
Решив так, все они пошли к царю. Тогда Чатурака сказал: «Божественный! Мы не нашли сегодня никакого существа, а блаженное солнце уже клонится к закату». Услышав это, лев сильно опечалился. Тогда Чатурака сказал: «Божественный! Вот Шанкукарна говорит: «Если господин вернет мне обратно тело вдвое увеличенным, представив поручителем Дхармараджу, я отдам ему свое тело». Лев сказал: «Дорогой, это прекрасно. Пусть так в будет сделано». И когда с этим согласились, лев поразил Шанкукарну лапой, волк с шакалом разорвали его внутренности, и тот отошел в небытие. После этого Чатурака подумал: «Как бы мне одному съесть его?» Раздумывая так, он увидел, что члены льва запачканы кровью, и сказал: «Пусть господин пойдет к реке, чтобы омыться и почтить божество. А я останусь с Кравьямукхой стеречь эту пищу». Услышав это, лев отправился к реке. Когда же лев ушел, Чатурака сказал Кравьямукхе: «О Кравьямукха! Ты голоден. Ешь же мясо этого верблюда, пока не вернулся господин. Я сделаю так, что ты будешь невиновен перед господином». И когда тот, следуя его словамv поел немного мяса, Чатурака сказал: «Эй, Кравьямукха, отойди подальше. Возвращается господин». Когда же вернувшийся лев увидел, что у верблюда вынуто сердце, он в гневе сказал: «Эй! Кто превратил этого верблюда в объедки? Я и его убью!». После этих слов Кравьямукха глянул на Чатураку, но как бы говоря: «Скажи же что-нибудь, чтобы он успокоился». Тогда Чатурака засмеялся и сказал: «Эй, что ты глядишь на меня, когда сам съел сердце верблюда?» Услышав это и боясь за жизнь, Кравьямукха пустился бежать в другое место. А лев, немного пробежав за ним, подумал: «Не следует мне убивать сражающегося когтями» и вернулся назад.
Между тем по воле судьбы той дорогой двигался большой караван нагруженных верблюдов, производивших звон большими колокольчиками, привешенными к их шеям. И услышав издали сильный шум колокольчиков, лев сказал шакалу: «Дорогой, узнай, что это за страшный шум». Услышав это, Чатурака немного углубился в лес и, поспешно вернувшись, с беспокойством сказал: «Уходи, уходи, господин, если можешь уйти!» Тот ответил: «Дорогой, зачем ты так меня пугаешь? Скажи, что это?» Чатурака сказал: «Господин, это идет разгневанный на тебя Джармараджа. Вот что он решил: «Раз, призвав меня в поручители, он убил в неподходящее время моего верблюда, я верну себе своего верблюда в тысячекратном размере». И вот, сильно разгневанный из-за верблюда, он хочет искать здесь даже его отца и предков. Он находится невдалеке и уже подходит сюда». И услышав это, лев оставил мертвого верблюда и убежал, боясь за свою жизнь. А Чатурака долгое время питался понемногу мясом того верблюда.
Поэтому я и говорю: «Желанной цели кто достиг...».
Между тем, когда Даманака ушел, Сандживака подумал: «Что мне делать? Ведь если я уйду в другое место, меня убьет другое жестокое существо, потому что лес этот пустынен. Нет никакого выхода, когда гневаются господа. Сказано же:
Так лучше я приближусь ко льву. Может быть, он подумает: «Он искал убежища» и пощадит меня». Решив так про себя, он медленно-медленно отправился в путь с встревоженным сердцем и, увидя льва таким, как ему описал Даманака, присел в другом месте и подумал: «Увы! Каково непостоянство владык! Сказано ведь:
А Пингалака, увидя, что бык выглядит так, как сказал Даманака, тотчас напал на него. Острия его когтей, подобных громовым стрелам, разодрали тело Сандживаки, а тот, вонзив ему в живот острия своих рогов и с трудом отступив от него, снова приготовился к битве, намереваясь убить его рогами.
И видя, как оба они, подобные цветущим деревьям палаша[198], стремятся убить друг друга, Каратака с упреком сказал Даманакс: «О глупец! Нехорошо ты сделал, что поселил между ними раздор. Ведь весь этот лес ты привел в смятение. Поэтому ты не знаешь сущности разумного поведения. Сказано ведь:
Эх, неразумный:
Эх, глупец! Ты стремишься к должности министра, а сам незнаком даже с дружеским обращением. Итак, напрасно это твое стремление, потому что оно проявляется в насилии. Сказано ведь:
И также:
И кроме того:
А если, подумав: «Я — сын министра», ты чересчур возгордился, то это — твоя собственная гибель. Сказано ведь:
Ведь здесь, в книгах учения, излагается наставление в пяти частях. Вот они: способ начинать дела, нахождение пригодных людей и вещей, правильное использование места и времени, противодействие несчастью и достижение цели. Большая опасность грозит теперь господину. Поэтому, если есть у тебя сила, подумай, как противодействовать этому несчастью. Ведь разум министров испытывается, когда надо примирить враждующих. Глупец! Ты неспособен это сделать, потому что наделен извращенным умом. Сказано ведь:
Да и не ты виноват в этом, а господин, который внял словам такого скудоумного, как ты. Сказано ведь:
И видя, что господин находится в опасности, Каратака глубоко опечалился: «Горе, горе случилось с господином из-за неразумного совета. Хорошо ведь говорится:
Глупец! Ведь всякий идет на службу к господину, обладающему достойным окружением. Как же сможет господин радоваться достойным спутникам, имея такого дурного советника, как ты, подобного скотине и умеющего лишь разлучать? Сказано ведь:
А ты, вероятно, ради своего благополучия желаешь, чтобы царь был одинок. Глупец! Разве ты не знаешь:
А также:
И нехорошо, что ты печалишься даже при виде чужого счастья и могущества. Не годится поступать так по отношению к друзьям, достигшим своего назначения. Ведь:
Также:
И кроме того, кто пользуется милостью господина, тем более должен быть скромным. Сказано ведь:
Ты же легкомыслен по натуре. Сказано ведь:
Ведь сам господин виноват в том, что, не обращая внимания на достижение трех благ[201], он стал советоваться с подобными тебе; ты же — министр лишь на словах и совершенно незнаком с шестью способами ведения государственных дел. Хорошо ведь говорится:
Известен же хороший рассказ. Сказано ведь:
Даманака спросил: «Как это?» Каратака рассказал:
Рассказ двадцать второй
«Есть в стране кошалов город под названием Айодхья[203]. Жил там царь по имени Суратха[204], чья скамья для ног была отполирована венцами многочисленных вассалов, склоненных перед ним. И как-то хранитель леса сообщил ему: «Господин! Отпали все цари лесных областей. Во главе их — лесной житель по имени Виндхьяка. Пусть божественный решит, как научить его скромности». Услышав это, царь призвал советника Балабхадру и послал его наказать их. И когда тот отправился, в конце жаркого времени года в город вошел обнаженный нищенствующий монах[205]. Благодаря науке разрешения вопросов[206], гороскопу, гаданью по птицам, по точке захода солнца, по трети зодиака, по его девятой, двенадцатой и тридцатой частям и предсказанию жизни по исчезновению теней, по кулакам, металлам,- кореньям, глоткам, бобам и другим астрологическим способам[207], он в несколько дней завладел всем населением, словно купил его. И услышав о нем такого рода молву, любопытный царь призвал его однажды в свое жилище, предложил ему сиденье и спросил: «Правда ли, что учитель — знаток чужих мыслей?» Тогда тот ответил: «Ты убедишься в этом по последствиям». Так, благодаря услышанным рассказам, царь этот проявил сильнейшее любопытство.
И однажды, пропустив назначенное для посещения время, тот вошел после полудня во дворец царя и сказал: «О царь! Я сообщу тебе очень приятное: сегодня утром, находясь в келье, я оставил свое тело. Наделенный другим телом, приличествующим миру богов, и зная, что все бессмертные вспоминают меня, я отправился на небо и снова вернулся. Там боги сказали мне: «Спроси от нашего имени этого владыку о его благополучии». Слыша это, ошеломленный и испытывающий величайшее любопытство царь спросил: «Учитель, как же ты идешь на небо?» Тот ответил: «Великий царь! Каждый день я иду на небо». И царь этот, поверив ему по своей глупости, забросил все царские занятия и гаремные дела, думая лишь о монахе.
Между тем Балабхадра освободил лесное царство от врагов и вернулся к стопам царя. Он увидел, что господин совсем оставил свиту министров и, пребывая наедине с тем обнаженным монахом, произносил, словно учитель, какие-то заклинания, в то время как лицо его походило на распустившийся лотос. Тогда, узнав в чем дело, он поклонился и сказал: «Пусть побеждает божественный, любимый богами!» Тогда царь расспросил министра о его здоровье и сказал: «Знаешь ли ты этого учителя?» Тот ответил: «Как может быть неизвестен этот учитель из учителей, подобный Праджапати? Слыхал я и о посещении этим учителем мира богов. Правда ли это?» Царь сказал: «Все, что ты слыхал — правда». Тогда нищий монах сказал: «Если этот министр испытывает любопытство, пусть он посмотрит». Сказав так, он вошел в келью, закрыл дверь на засов и остался там. И спустя лишь мгновенье министр сказал: «Божественный! В какое время он вернется?» Владыка ответил: «Что ты спешишь? Он ведь оставил в келье свое тело и возвратится с другим, божественным телом». Тот сказал: «Если это правда, пусть принесут кучу топлива, чтобы я поджег эту келью». Царь спросил: «Для чего?» Советник ответил: «Божественный! Чтобы, когда сгорит это тело, он с телом, посещающим мир богов, пребывал рядом с тобой. Рассказывают ведь:
Рассказ двадцать третий
Жил в городе Раджагриха[208] брахман по имени Девашарман[209]. Его жена, не имевшая детей, сильно горевала, видя мальчиков соседа. И однажды брахман сказал: «Дорогая! Перестань печалиться. Послушай же: когда я приносил жертву, чтобы родился сын, то отчетливо услышал слова какого-то невидимого существа: «Брахман! Будет у тебя сын, который превзойдет всех людей красотой, мужеством и счастьем». После этих слов сердце брахманки исполнилось высшего блаженства, и она произнесла: «Да окажутся правдивыми его слова!» Со временем она понесла и, когда настали роды, родила змея. И видя его, окружающие все без исключения сказали: «Надо его бросить». Но она не обратила на это внимания и, любя детеныша, взяла его, вымыла, уложила в большую чистую корзинку, стала укреплять его тело молоком, свежим маслом и другой пищей, и через несколько дней тот вырос. И однажды, когда брахманка увидела, как празднуется свадьба соседского сына, слезы потекли по ее лицу, и она сказала супругу: «Все же не уважаешь ты меня, раз не думаешь отпраздновать свадьбу моего сына». Услышав это, брахман сказал: «Благородная! Неужели мне следует отправиться в самую преисподнюю и просить Васуки[210]? Кто же другой, глупая, выдаст свою дочь за этого змея?» Сказав это, он увидел, что брахманка сильно опечалилась, и решил утешить ее. И вот он захватил с собой большой запас пищи на дорогу и из любви к жене отправился в другую страну. Через несколько месяцев он достиг селения под названием Куткутанагара[211], находившегося в отдаленной местности. Там, почтенный омовением, получив пищу и окруженный услугами, он провел ночь в доме одного родственника, у которого мог найти хороший приют, потому что оба они знали достоинства друг друга. Наутро он приветствовал того брахмана, и, когда собрался в путь, тот спросил его: «Для чего ты пришел сюда? Куда ты пойдешь?» На эти слова он ответил: «Я пришел, чтобы найти подходящую жену для своего сына». Услышав это, брахман сказал: «Если так, то у меня есть очень красивая дочь. Ты — мой повелитель. Возьми же ее для своего сына». И вслед за этими словами брахман взял его дочь вместе с ее служанками и вернулся в свой город. И, видя, что она в избытке наделена необычайной красотой, одарена высшей прелестью и чудесными достоинствами и что глаза ее широко раскрыты от любви, люди говорили ее спутникам: «Как можете вы отдать эту девушку-сокровище змею?» Слыша это, все ее старшие родственники, чувствуя тревогу в сердце, сказали: «Надо увести ее от этого парня, одержимого злым демоном». Тогда девушка сказала: «Довольно этих насмешек. Послушайте. Ведь:
А также:
Тогда все они спросили: «Кто это такой Пушпака?» Девушка рассказала:
Рассказ двадцать четвертый
«Был у Индры попугай по имени Пушпака, наделенный высшей красотой и прекрасными достоинствами, чей разум был неодолим благодаря знанию многих наук. Однажды, находясь на ладони великого Индры и испытывая блаженство от сладостного прикосновения, он произносил различные хорошие изречения. Тут он увидел Яму, который в назначенное время приблизился исполнить свою обязанность, и отлетел. Тогда все собрание бессмертных спросило: «Почему ты отлетел, увидев его?» Попугай сказал: «Он ведь приносит зло всему живому. Как же можно не удаляться от него?» Услышав это, все они, чтобы прогнать его страх, сказали Яме: «Несомненно, вняв нашим речам, ты не убьешь этого попугая». Яма сказал: «Я не знаю. Здесь властвует Судьба». И тогда, взяв попугая, они пришли к Судьбе и сказали ей то же самое. Тогда и Судьба сказала: «Это знает Смерть. Обратитесь к ней». И когда это произошло, попугай при виде Смерти отошел в небытие. И видя это, все они, с тревогой в сердцах, спросили Яму: «Что это произошло?» Тогда Яма сказал: «От вида Смерти суждена была ему гибель». Услышав это, они отправились в свое жилище.
Поэтому я и говорю: «Коль смерть судьбой нам суждена...». Кроме того, да не смогут упрекнуть моего отца в лживости дочери». Вслед за этими словами она с согласия окружавших вышла замуж за змея. И затем, полная заботливости, она стала прислуживать этому змею, давая ему молоко, питье и оказывая другие услуги. И как-то ночью змей этот вышел из просторной корзины, стоящей в спальне, и поднялся на ее кровать. Тогда она сказала: «Кто это такой в облике мужчины?» И подумав, что это чужой мужчина, она встала, дрожа всеми членами, открыла дверь и намеревалась уйти, когда тот сказал: «Останься, дорогая! Я — твой супруг». И чтобы убедить ее, он проник в тело, находящееся в корзине, и снова вернулся, выйдя оттуда. А она, видя, что он украшен высоко поднимающейся диадемой, серьгами, запястьями, браслетами и кольцами на плечах, упала к его ногам. И затем они вкусили сладость любовного наслаждения. А его отец, брахман, видевший это, встал пораньше, взял то змеиное тело, лежащее в корзине, и, подумав: «Пусть не войдет он снова в него», положил его в огонь. И, утром, полный радости, он показал всем людям своего сына, предававшегося вместе с женой любовным занятиям и ставшего прекрасным юношей».
Приведя царю этот пример, Балабхадра сжег келью, в которой находился обнаженный монах.
Поэтому я и говорю: «Монаха Балабхадра сжег...». Глупец! Вот какими бывают министры, которые не похожи на тебя, не являются министрами на одних лишь словах и сведущи в путях разумного поведения. Во всяком случае, своими дурными поступками ты ясно показал унаследованную тобой непригодность к должности министра. Должно быть, и отец твой был в том же роде. Ведь:
А в ученых, наделенных глубокими знаниями, даже много времени спустя не обнаруживаются присущие им слабости, если, сохраняя глубину, они не показывают недостатков своего рассудка. Ведь:
Как бы то ни было, нечего наставлять тебя, наихудшего. Сказано ведь:
Даманака спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ двадцать пятый
«В окрестностях одного леса жила стая обезьян. И однажды зимой, совсем обессиленные, они заметили с наступлением ночи светлячка. Увидев его, они подумали: «Это — огонь», осторожно взяли его, покрыли сухой травой и, приблизив к нему руки, плечи, животы и груди, стали почесываться, как бы в действительности наслаждаясь счастьем желанного тепла. И была там одна в особенности мучимая холодом обезьяна, которая то и дело поддувала траву, вся поглощенная этим. Тогда птица по имени Сучимукха спустилась, гонимая судьбой, с дерева и на свою погибель сказала ей: «Дорогая, не трудись. Это не огонь, это — светлячок». А обезьяна, не обращая внимания на ее слова, снова начала дуть и не прекращала этого, несмотря на неоднократные уговоры птицы. К чему много слов? Приблизившись к самым ее ушам, птица так досаждала ей, что обезьяна, наконец, схватила ее и раздробила ей ударом о камень клюв, глаза, голову и шею, так что та отошла в небытие.
Поэтому я и говорю: «Не может гнуться дерево...».
Также:
Несомненно, ты — неудавшийся сын. Сказано ведь:
Хорошо ведь говорится:
И еще:
И хорошо ведь говорится:
Даманака спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ двадцать шестой
«Жили в одном городе два друга, сыновья купцов, которых звали Дхармабуддхи и Душтабуддхи[216]. Чтобы нажить добро, они отправились в отдаленную страну. И там, вследствие восхода своей счастливой звезды, тот, кого звали Дхармабуддхи, нашел оставленный раньше каким-то добрым человеком горшок с тысячей динаров. Он посоветовался с Душтабуддхи, и решив: «Мы достигли цели. Пойдем в свою страну», они вернулись назад. И около их города Дхармабуддхи сказал: «Дорогой! Половинная доля принадлежит тебе. Возьми ее, чтобы, придя теперь домой, мы с блеском были встречены перед лицом друзей и врагов». Тогда Душтабуддхи, чье коварное сердце жаждало увеличить свое богатство, сказал ему: «Дорогой! Пока это добро будет у нас общим, до тех пор не прервется наша преданная любовь. Поэтому возьмем по одной сотне, зароем остальное в землю и пойдем домой. Пусть, уменьшаясь или возрастая, богатство это явится испытанием нашей добродетели». Тогда Дхармабуддхи, не разгадавший из-за врожденного благородства эту тайную злонамеренность, согласился с этим, и оба они, взяв кое-что, зарыли остальное в землю и вошли в город.
И вот Душтабуддхи, делавший ненужные расходы и потакавший дурным страстям, истратил из-за непрочности своего счастья принадлежавшую ему долю. Тогда они снова поделились, взяв каждый по второй сотне. И затем в течение года она исчезла у него таким же образом. Тогда Душтабуддхи подумал: «Если мы снова поделимся, взяв по сотне, то что пользы, если мне и удастся похитить оставшиеся незначительные четыре сотни? Так я унесу все шесть сотен». Подумав так, он один унес деньги и сравнял землю в том месте. И едва прошел месяц, он сам явился к Дхармабуддхи и сказал: «Дорогой, поделим поровну оставшееся богатство». Сказав это, он пошел вместе с Дхармабуддхи в то место, и они начали копать. Когда же, выкопав землю, они не увидели добра, Душтабуддхи в своем бесстыдстве стал ударять себя по голове пустым горшком и сказал первый: «Где это сердце Брахмы?[217] Несомненно, ты, Дхармабуддхи, похитил его. Возврати же мне половину, а иначе я обращусь в царский дворец». Тот ответил: «О злодей! Не говори этого. Я действительно добромыслящий и не занимаюсь подобными воровскими делами. Сказано ведь:
Так, споря, оба они пошли в суд и рассказали о том, как было похищено добро. Услышав это, судьи решили подвергнуть их божественному правосудию[218]. Тогда Папабуддхи сказал: «Увы! Неправильным кажется это решение. Сказано ведь:
А в этом деле у меня есть свидетель — лесное божество. Оно вам объявит, кто из нас прав и кто неправ». Тогда они ответили: «Хороши твои слова. Сказано ведь:
Мы также чувствуем большое любопытство к этому делу. Завтра утром оба вы должны пойти с нами в то место леса». И, взяв с них залог, они отпустили их домой.
И, придя домой, Душтабуддхи попросил отца: «Батюшка! Эти динары — в моих руках. Теперь они ждут одного лишь твоего слова. Поэтому сегодня ночью я незаметно посажу тебя в дупло дерева шами[219], находящегося вблизи того места, откуда я раньше вырыл сокровище. Утром в присутствии судей ты должен будешь представить свидетельство». Тогда отец сказал: «Сын! Мы погибнем, потому что это — неверный путь. Хорошо ведь говорится:
Душтабуддхи спросил: «Как это?» Отец рассказал:
Рассказ двадцать седьмой
«В окрестностях одного леса росла смоковница, служившая приютом для стаи Цапель. И там в дупле жил черный змей, который проводил время, поедая детенышей цапли, прежде чем у тех отрастали крылья. И вот одна цапля, уставшая от жизни, потому что змей поедал ее детенышей, подошла к берегу пруда и остановилась там с опущенной головой, проливая горькие слезы. Бидя ее в таком состоянии, один рак спросил ее: «Тетушка! Отчего ты сегодня так плачешь?» Цапля сказала: «Дорогой! Что мне делать? Я несчастна. Змей, живущий в дупле смоковницы, поедает моих детенышей и детей моих родственников. Вот я и плачу, опечаленная этим горем. Поэтому скажи мне, какое есть средство, чтобы погубить его?» Услышав это, рак подумал: «Ведь она — прирожденный враг нашего рода. Поэтому я дам ей такой полезный и в то же время вредный совет, чтобы погибли и другие цапли. Сказано ведь:
И он сказал: «Тетушка! Если так, то разбросай куски рыбьего мяса от входа в нору ихневмона до змеиного дупла, чтобы, идя этим путем, он погубил злого змея». Когда это произошло, ихневмон, следуя по дороге, где лежали куски рыбы, убил того злого змея, а затем постепенно съел и всех цапель, живущих у этого дерева.
Поэтому я и говорю: «Коль думаешь о пользе ты...». А Душтабуддхи, не обратив внимания на речь отца, тайно посадил его ночью в дупло того дерева. И вот утром Папабуддхи, омывшись и надев чистую накидку, подошел, сопровождаемый Дхармабуддхи, вместе с судьями к тому шами и громким голосом произнес:
Блаженное лесное божество! Скажи, кто из нас вор?» Тогда находящийся, в дупле отец Папабуддхи сказал: «О! Дхармабуддхи похитил это богатство». Услышав это, все царские слуги вытаращили от удивления глаза. И пока они размышляли, какому бы наказанию, установленному согласно закону за кражу имущества, им подвергнуть Дхармабуддхи, тот вложил в дупло шами горючее вещество и поджег его. И когда разгорелся огонь, из дупла шами выскочил, жалобно крича, отец Паппабудхи с наполовину сожженным телом и полопавшимися глазами. Тогда все они спросили: «Эй! Что это?» На это он ответил: «Все это — проделки Папабуддхи». Тогда царские слуги повесили этого Душтабуддхи на ветке шами и прославили Дхармабуддхи, порадовав его царской милостью и другими дарами.
Поэтому я и говорю: «Известны оба мне они...».
И когда рассказ был окончен, Каратака продолжал: «Тьфу, глупец! Излишней мудростью ты погубил собственный род. Хорошо ведь говорится:
И кроме того, кто доверится человеку, у которого в одном рту два языка! Сказано ведь:
Поэтому даже во мне возник страх от твоего поведения. Потому что:
И еще:
И такова ведь природа негодяев. Сказано ведь:
Поэтому, во всяком случае, вступать в общение следует, произведя испытание. Сказано ведь:
Ты ведь стремишься теперь не только к гибели собственного рода, но также и к гибели господина. Для тебя, доведшего господина до такого положения, другое существо — все равно, что сухая трава. Сказано ведь:
Даманака спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ двадцать восьмой
«Жил в одном городе купец по имени Надука[222]. Истратив свое состояние, он задумал отправиться в другую страну. Ведь:
А также:
А дома у него были весы, сделанные из тысячи пал[223] железа, доставшиеся ему в наследство от предков. И, отдав их на хранение начальнику купцов Лакшмане[224], он отправился в другую страну. Долго бродил он по собственному желанию в других странах и, снова вернувшись в свой город, обратился к тому начальнику купцов: «О Лакшмана! Верни мне весы, отданные на хранение». Тогда Лакшмана ответил: «О Надука! Твои весы съели мыши». Услышав это, Надука сказал: «Не виноват ты, Лакшмана, в том, что их съели мыши. Таков ведь круговорот этой жизни. Ничто здесь не вечно. Однако я пойду к реке совершить омовение. Так пошли со мной своего сына по имени Дханадева[225], чтобы он понес принадлежности для омовения». А этот Лакшмана, обеспокоенный своим мошенничеством, сказал сыну Дханадеве: «Дитя! Этот Надука, брат твоего отца, пойдет к реке совершить омовение. Иди же вместе с ним, захватив принадлежности для омовения». Да! Хорошо ведь говорится:
А также:
И вот обрадованный сын Лакшманы пошел вместе с Надукой к реке, захватив принадлежности для омовения. А Надука, омывшись в реке, посадил сына Лакшманы Дханадеву в горную пещеру, загородил вход в нее большим камнем и вернулся в дом Лакшманы. Тогда Лакшмаиа спросил его: «О Надука! Скажи, где остался сын мой Дханадева, который ушел с тобой?» Надука ответил: «О Лакшмана! Сокол унес его с берега реки». Лакшмана сказал: «О лживый Надука! Как мог сокол унести Дханадеву, который велик телом?» Надука сказал: «О Лакшмана! Неужели мыши съели весы из железа? Так верни мне весы, если тебе нужен сын». Так, споря, оба они подошли к воротам дворца. Там Лакшмана громким голосом произнес: «Увы! Несправедливость, несправедливость совершается! Этот Надука похитил у меня сына Дханадеву». Тогда судьи сказали Надуке. «Эй, верни сына Лакшманы». Надука ответил: «Что мне делать? На моих глазах сокол унес его с берега реки». Они сказали: «О Надука! Неправду ты говоришь. Как может сокол похитить пятнадцатилетнего мальчика?» Тогда Надука сказал, смеясь: «О, послушайте мои слова:
Те спросили: «Как это?» И Надука рассказал им историю с весами. Услышав ее, они со смехом вернули одному весы, а другому — мальчика.
Поэтому я и говорю: «Где может маленькая мышь...». И Каратака снова сказал: «Глупец! Ты сделал это, не будучи в силах выносить милости Пингалаки к Сандживаке. Потому что хорошо ведь говорится:
Также:
Также:
Того следует наставлять, кто с первого раза схватывает сказанное. А ты, словно камень, бессердечен и отличаешься косностью. Зачем же тебя учить? Да с тобой, глупец, и жить-то вместе не следует. Еще как-нибудь связь с тобой принесет и мне несчастье. Сказано ведь:
Хорошо ведь говорится:
Тот спросил: «Как это?» Каратака рассказал:
Рассказ двадцать девятый
«В одном месте на горе самка попугая положила яйца, и у нее родились два попугая. И однажды, когда она отправилась за пищей, охотник унес обоих птенцов. Одному из них по воле судьбы кое-как удалось улететь. Другого же посадили в клетку и стали учить говорить. Между тем первого попугая увидел странствующий отшельник. Он взял его, принес в свое жилище и вскормил. И вот с течением времени некий царь, унесенный лошадью от своего войска, достиг того места в лесу, где жили охотники. Увидев приближающегося царя, сидящий в клетке попугай тотчас поднял беспокойный крик: «Эй, эй, господин мой! Приближается какой-то всадник. Так свяжи его, свяжи! Убей, убей!» Услышав эти слова попугая, царь быстро погнал коня в другую сторону. И достигнув другой отдаленной части леса, царь увидал жилище отшельников. И там сидящлй в клетке попугай произнес: «Подойди, царь, подойди! Отдохни! Отведай прохладной воды и сладких плодов. Эй, эй, отшельники! Окажите ему достойный прием под этим деревом, дающим прохладу, и поднесите ему воды для омовения ног». Услышав это, царь широко раскрыл глаза и, изумившись, подумал: «Что это?» И он сказал попугаю: «Ведь в той части леса я видел еще одного попугая, похожего на тебя. Вот что сказал он с жестоким видом: «Свяжите его, свяжите! Убейте, убейте!» И услышав эти слова царя, попугай рассказал ему о случившихся с ним событиях.
Поэтому я и говорю: «... Общенье достоинства родит в нас и пороки». Итак, нехорошо даже общаться с тобой. Сказано ведь:
Даманака спросил; «Как это?» Каратака рассказал:
Рассказ тридцатый
«Был у одного царя сын, друживший с сыном торговца и с сыном ученого. Они радостно проводили каждый день, прогуливаясь по площадям и садам и предаваясь веселью, развлечениям и играм. И день за днем царевич пренебрегал искусством стрельбы из лука, ездой на слонах и конях, не правил колесницей и не развлекался охотой. И однажды отец высмеял его и сказал: «Ты отвернулся от занятий, приличных царю». Тогда он рассказал своим друзьям об обиде, нанесенной его достоинству, и они ответили: «Также и нам, забросившим свои занятия, отцы постоянно болтают чепуху. Осчастливленные дружбой с тобой, мы столько дней не замечали этого горя. Теперь же, видя, что и ты опечален этим горем, и мы сильно опечалены». Тогда царевич сказал: «Ведь не подобает, чтобы мы, будучи унижены, оставались здесь. Поэтому, опечаленные общим горем, уйдем все отсюда и направимся в какое-нибудь другое место. Ведь:
Вслед за тем они подумали: «Куда же следует идти?» Тогда сын купца сказал: «Нигде ведь нельзя достигнуть желанного, не имея денег. Отправимся к горе Рохана[226]. Достав там сокровища, мы насладимся всем желанным». Все согласились с этим подходящим планом и отправились к горе Рохана. И там по воле судьбы каждый нашел по бесценному и несравненному камню. Тогда они начали размышлять: «Как нам сохранить эти драгоценности, когда мы отправимся по лесной дороге, изобилующей опасностями?» Тогда сын ученого сказал: «Я же сын советника. Вот я и придумал способ. Понесем их, отправив в свои желудки. Так мы не привлечем к себе внимания караванщиков, воров и других людей». Решив так, они положили их в куски пищи и проглотили во время еды. А пока это происходило, некий человек, отдыхавший у подножья горы и незамеченный ими, увидел их и подумал: «Да! Много дней и я искал драгоценности на горе Рохана, но, лишенный удачи, ничего не нашел. Пойду-ка я вместе с ними, чтобы, когда они заснут в дороге от усталости, разрезать им животы и унести все три драгоценности». Решив так, он спустился с горы и, следуя за ними по пятам, обратился к ним: «Эй, эй, почтенные люди! Не могу я один перейти этот большой страшный лес и достичь своей страны. Поэтому я присоединюсь к вашему обществу и пойду с вами». А они, желая увеличить число друзей, согласились и пошли вместе с ним.
А в этом лесу находилась деревушка Бхилла[227], расположенная возле дороги в окрестностях непроходимых гор. В доме начальника этой деревни держали для забав разного рода птиц, и, когда путники проходили мимо, одна старая птица, сидевшая в клетке, издала крик. Тогда этот начальник деревни, разбиравшийся во всех птичьих голосах, поразмыслил над тем, что мог означать этот крик, и, ощутив радость в сердце, сказал своим слугам: «Ведь вот что, несомненно, говорит эта птица: «У этих путешественников, идущих по дороге, находятся сокровища огромной ценности. Возьмите же их, возьмите!» Поэтому задержите и приведите их». И когда это было исполнено, начальник деревни сам усердно обыскал путников и ничего не нашел. Он отпустил их, и они отправились в путь, прикрытые лишь повязкой вокруг бедер. Тогда та птица снова издала тот же самый крик. Услышав это, начальник деревни снова вернул их и, со всей тщательностью обыскав, снова отпустил. Но когда они пошли, та птица еще громче произнесла то же самое, и, слыша это, начальник деревни спросил их: «Ведь птица эта всегда была достойна доверия и никогда не лгала. Она говорит, что у вас есть драгоценности. Где же они?» Тогда те ответили: «Если бы у нас были драгоценности, неужели вы не нашли бы их даже после тщательного обыска?» Начальник деревни сказал: «Если птица эта снова и снова говорит об этом, то, несомненно, драгоценности находятся в ваших животах. Теперь уже наступили сумерки. Утром я обязательно распорю вам животы, чтобы найти драгоценности». Произнеся эту угрозу, он бросил их в тюремное помещение.
Тогда вор подумал: «Несомненно, когда начальник деревни распорет им утром животы и обнаружит такие драгоценности, то этот злодей, исполненный жадности, обязательно распорет живот и мне. Тогда, что бы ни случилось, я погиб. Что же мне теперь делать? Сказано ведь:
Так лучше я первый дам ему распороть свой живот и спасу тех, кого сам хотел убить. Ведь когда этот злодей, тщательно осмотрев сначала мой распоротый живот, ничего в нем не найдет, то исчезнет его уверенность в существовании драгоценностей, и, несмотря на свою бессердечность, он из жалости, естественно, не станет распарывать им животы. Когда же это произойдет, я, даровав им жизнь и даровав богатства, прославлюсь в этом мире за благодеяния и удостоюсь чистого рождения в другом мире. Ведь такая смерть по собственному побуждению в надлежащее время походит на смерть мудреца».
И когда прошла ночь и настало утро, начальник деревни приготовился распарывать им животы. Тогда грабитель, сложив ладони, обратился к нему: «Я не могу видеть, как будут распарывать животы моим братьям. Будь же милостив: пусть мне первому распорют живот». Тогда начальник деревни согласился из сострадания к нему и, когда живот того был распорот, не нашел в нем никаких драгоценностей. Тогда он стал сокрушаться: «Горе! Увы, горе! В своей жадности, укрепленной одним лишь размышлением о птичьем крике, я совершил великое зло. Как у него в животе, так и у остальных, я ничего не найду». Сказав это, он отпустил их невредимыми, и быстро пройдя лес, они достигли одного города.
Поэтому я и говорю: «Вор отдал жизнь за жертв своих... Пусть лучше будет умный враг».
И в этом городе они послали сына купца продать те три драгоценности. Он принес большую сумму денег и положил их перед царевичем. А тот назначил сына ученого на должность советника и, решив, как ему уничтожить власть правителя той страны, поручил сыну купца должность казначея. И платя двойную цену, этот царевич собрал большое количество превосходных слонов, коней, пехотинцев и затем с помощью своего министра, сведущего в шести способах ведения войны, начал войну, убил в сраженье царя, захватил ту страну и стал царем. Взвалив на двух друзей все бремя забот о царстве, он стал проводить жизнь в веселье, вкушая радость и наслаждения. И однажды, отдыхая в гареме, он забавы ради взял себе в приближенные обезьяну, жившую возле конюшни. Ведь попугаи, чакоры[229], горлицы, бараны, обезьяны и некоторые другие животные по природе своей бывают приятны царям. И с течением времени обезьяна, получая от царя различные кушанья, выросла и стала пользоваться почетом у всех царских слуг. И царь из-за необычайного доверия и любви к ней поручил ей носить свой меч.
А около царского дворца находился лес для развлечений, украшенный группами разнообразных деревьев. И как-то с наступлением весны, увидя, что лес этот наполнен роями пчел, поющих славу Мадане[230], благоухает ароматом многочисленных цветов и восхищает сердце, царь, полный страсти, вошел в него вместе с первой супругой. Вся же свита осталась у входа. А царь бродил по этому лесу, предназначенному для развлечений, с любопытством рассматривал его и, устав, сказал обезьяне: «Я усну на мгновенье в этом цветочном покое. Внимательно и усердно стереги, чтобы никто не потревожил меня». Сказав это, царь заснул. Между тем пчела, привлеченная запахом цветов и ароматом мускуса и других благовоний, приблизилась и села ему на голову. Видя это, обезьяна с гневом подумала: «Как? На моих глазах это низкое существо жалит царя!» и стала отгонять ее. И затем, когда пчела, несмотря на то, что ее отгоняли, снова и снова подлетала к царю, обезьяна, ослепленная гневом, вытащила меч и ударила им по пчеле. И удар этот расколол царю голову. Тогда спящая вместе с ним царица в страхе поднялась и, увидев такое немыслимое дело, стала горевать и сказала: «Ах ты, глупая обезьяна! Что ты сделала с доверчивым царем?» И обезьяна рассказала, что произошло. Тогда все собравшиеся люди выругали и прогнали ее.
Потому и говорится: «Не следует заводить глупого друга... Ведь царь обезьяною убит». Поэтому я и говорю:
И Каратака снова сказал:
А также:
Также:
Сказано ведь:
И также:
И когда это было сказано, Даманака вследствие лживости своего ума счел за яд эту речь, соответствующую путям государственной мудрости, и удалился.
Между тем Пингалака и Сандживака, чей разум был ослеплен гневом, снова вступили в бой. И затем, убив Сандживаку, Пингалака, гнев которого утих, ощутил жалость при воспоминании об их прежней дружбе и, вытирая обагренной кровью лапой мокрые от слез глаза, произнес с раскаянием: «Увы! Горе! Это — тяжелое преступление! Ведь убив Сандживаку, который был словно моим вторым телом, я причинил вред самому себе. Сказано ведь:
И видя, что Пингалака проявляет слабость, Даманака в своей чрезмерной дерзости потихоньку приблизился к нему и сказал: «Господин! Какая это мудрость проявлять малодушие после убийства соперника? Сказано ведь:
И также:
И царю ведь не закон то, что свойственно простым людям. Сказано ведь:
И еще:
И тогда Каратака подошел к Даманаке, который не возвращался к нему, и сказал ему, сев возле льва: «Не умеешь ты исполнять должность министра. Ведь когда двое наслаждаются взаимной привязанностью, то разрушающий ее прибегает к разлучению. Когда же министры, стремясь к целям, достижимым с помощью ласковых речей, подкупа и разлучения, подвергают господина опасности, советуя ему вступить в борьбу с собственным слугой, то это неправильный образ действий. Сказано ведь:
И также:
Поэтому министр никогда не должен советовать господину вступать в битву. Сказано ведь:
И поэтому:
И также:
И кроме того, господин должен по отдельности расспрашивать министров. Когда же они спрошены, пусть он сам обдумает все, сказанное ими: кто сказал полезное для него, кто — бесполезное, и что лучше. Ведь часто заблуждается наш разум, и вещи представляются нам иными, чем в действительности. Сказано ведь:
И еще:
Итак, господин не должен внимать речам слуги, отступившегося от мудрости, по той причине, что ради достижения своей цели коварные слуги с помощью разнообразных речей представляют господину события иными, чем они есть на деле. Вот почему господин должен браться за дело, поразмыслив о нем. Сказано ведь:
Пусть поэтому рассудок господина не затмевается чужими речами. И при всех обстоятельствах господину следует хорошо поразмыслить о разнице между людьми, подумать о том, что полезно и что бесполезно, о вопросах и ответах, об изменчивости времени и, сохраняя здравый рассудок, самому всегда браться за всевозможные дела».
И здесь окончена первая книга под названием «Разъединение друзей», первый стих которой гласит:
Книга II. Приобретение друзей
Достойно!
Здесь начинается вторая книга под названием «Приобретение друзей». Вот ее первый стих:
Царевичи спросили: «Как это?» Вишнушарман рассказал:
«Есть в южной стране город под названием Прамадаропья[235]. Недалеко от него стояло баньяновое дерево, очень высокое, с большим стволом и ветвями, дававшее всем приют. Сказано ведь:
И жил там ворон по имени Лагхупатанака[236]. Как-то утром он отправился в город за едой и увидел, как к дереву подошел один охотник, живший в том городе и вышедший на ловлю птиц. Страшный на вид, с исцарапанными руками и ногами, крепкими икрами, очень грубой кожей на теле, глазами, налитыми кровью, высоко подвязанными волосами, сопровождаемый собаками и с сетью и дубинкой в руках, он был — к чему много слов? — точно второй Кала[237] с петлей в руке, точно воплощение греха, точно средоточие несправедливости, точно наставник во всех дурных делах, точно друг смерти. И видя его, ворон подумал с обеспокоенным сердцем: «Что задумал этот злодей? Мне ли грозит бедой или у него какое-нибудь другое намерение?» Так, полный любопытства, он полетел за ним по пятам и остановился. А охотник расставил там в одном месте сеть, рассыпал зерна и спрятался неподалеку. И тогда находившиеся там птицы, удержанные предостерегающей речью Лагхупатанаки, сочли эти рисовые зерна за смертельный яд и остались на своих местах.
Между тем бродящий в поисках пищи царь голубей по имени Читрагрива[238], окруженный сотнями голубей, уже издали увидел эти рисовые зерна. Тогда, несмотря на предостережения Лагхупатанаки, он из-за своего ненасытного языка опустился на ту большую сеть, чтобы съесть их, и едва успел спуститься, как тут же вместе со спутниками попал в западню. Так ведь и случается при неблагоприятной судьбе. Нет за ним никакой вины. Сказано ведь;
А также:
Тогда, радуясь сердцем, охотник побежал к ним с поднятой дубинкой. А Читрагрива, попавший со своими спутниками в сеть и опечаленный этим несчастьем, сохранил присутствие духа, видя, как тот подходит, и сказал голубям: «Эй, не бойтесь! Не бойтесь! Ведь:
Так будем единодушны и унесем сеть, взлетев все в одно время. Иначе, не действуя одновременно, нельзя унести сеть. А неединодушных ждет смерть. Сказано ведь:
Голуби спросили: «Как это?» Читрагрива рассказал:
Рассказ первый
«Жили здесь в одном озере птицы под названием бхарунда. У каждой из них был один живот и две шеи. И как-то одна из этих птиц, бродя, где ей хотелось, достала одной своей шеей нектар. Тогда вторая сказала: «Дай и мне половину». И когда та не дала, то вторая шея, найдя где-то яд, в гневе съела его, и из-за общего живота обеих постигла смерть.
Поэтому я и говорю: «Живот — один, а шеи — две...». Ведь сила — в единстве». Услышав это, голуби, желавшие сохранить жизнь, подняли одновременно сеть, взлетели вверх на высоту полета стрелы и, образовав в воздухе балдахин, смело пустились в путь. А задравший голову охотник увидел, как птицы уносят сеть, и, подумав с полным изумления сердцем: «Когда это было видано!», прочел стих:
Подумав так, он стал следовать за ними. А Читрагрива, видя, что этот злодей преследует их, и зная его намерение, сохранил спокойствие духа и стал лететь над трудно проходимыми горными и лесистыми местами. Тогда Лагхупатанака, дивясь разумному поведению Читрагривы и злобной решимости охотника и постоянно глядя то вверх, то вниз, оставил мысль о пище и полный любопытства последовал за стаей голубей, думая: «Что сделает этот великодушный и что — этот злодей?» И вот охотник, видя, что стая голубей отделена от него непроходимой дорогой, потерял надежду и повернув назад, сказал:
И также:
Итак, надо оставить охоту на дичь. Даже сеть эта, поддерживавшая жизнь семьи, пропала у меня».
Между тем Читрагрива, видя, что тот потерял надежду и повернул назад, сказал голубям: «Эй! Летите спокойно. Злой охотник ушел. Поэтому теперь нам лучше всего отправиться в город Прамадаропью. Ведь там в северовосточной части живет мой любимый друг — мышь по имени Хиранья[244]. Она без промедления перегрызет сети и сможет спасти нас от несчастья» И после его слов все они, желая видеть мышь Хиранью, достигли ее укрепленной норы и опустились на землю. Ведь:
И при таких обстоятельствах Хиранья, чье сердце встревожилось от шума хлопающих крыльев, отползла в глубь своей укрепленной норы так, чтобы ее не могла достать кошачья лапа и, подумав: «Что это?», стала наблюдать. А Читрагрива, став у входа в нору, сказал: «Дорогая Хиранья! Скорей иди сюда. Погляди, в каком я состоянии».
И услышав это, Хиранья сказала, оставаясь в убежище: «Дорогой, кто ты? Зачем пришел? Что у тебя за несчастье? Расскажи». Слыша это, Читрагрива сказал: «О! Я — царь голубей по имени Читрагрива, твой друг. Скорей подойди!» Услышав это, она с поднявшимися на теле волосками и обрадованным сердцем сказала, поспешно выходя:
И видя, что Читрагрива вместе со спутниками связан сетью, она с печалью сказала: «Дорогой! Что это? Из-за чего? Расскажи». Тот ответил: «Дорогая, зачем ты спрашиваешь меня, когда сама знаешь? Сказано ведь:
И также:
И еще:
И также:
Вслед за этими словами Хиранья начала перегрызать сеть Читрагривы, но тот удержал ее и сказал: «Дорогая! Неправильно это. Перегрызи сначала сеть не у меня, а у моих спутников». Услышав это, рассерженная Хиранья ответила: «Эй! Неверно ты говоришь. Ведь слуги — вслед за господином». Тот сказал: «Дорогая! Не говори так. Оставя других, все эти бедняги служат мне. Неужели я не окажу им даже такой почести? Сказано ведь:
А также:
Кроме того, у тебя еще заболят зубы, когда ты перегрызешь у меня сеть или подойдет этот злодей охотник. Тогда я несомненно попаду в ад. Сказано ведь:
Услышав это, Хиранья сказала: «О! Знаю я эту обязанность господина, но говорила так, чтобы испытать тебя. Теперь я у всех перегрызу сеть. А у тебя благодаря им будет много приверженцев. Ведь:
Сказав это и перегрызя у всех сети, Хиранья обратилась к Читрагриве: «Друг! Лети теперь к себе домой». И Читрагрива вместе со спутниками отправился к себе домой. Хорошо ведь говорится:
А Лагхупатанака, видевший все — как Читрагрива был пойман и освобожден, подумал с изумленным сердцем: «Каков разум у этой Хираньи! Какова сила! Сколь совершенное убежище! Поэтому следует и мне заключить дружбу с Хираньей. Пусть у меня непостоянный нрав, пусть я никому не внушаю доверия и никем не могу быть обманут, — все равно следует завести друга. Сказано ведь:
Подумав так, он слетел с дерева, приблизился к входу в нору и позвал Хираныо, чье имя он узнал еще раньше: «Дорогая Хиранья, выйди сюда!»
Услышав это, Хиранья подумала: «Что это? Еще какой-нибудь попавший и сети голубь, который призывает меня?» И сказала: «Эй! Кто ты?» Ворон ответил: «Я — ворон по имени Лагхупатанака». Услышав это, Хиранья ответила, тщательно укрывшись: «Дорогой! Уходи с этого места». Тот возразил: «Я пришел к тебе по важному делу. Поэтому мне надо увидеть тебя». Хиранья сказала: «Мне не следует с тобой общаться». Тот ответил: «О! Видя, как благодаря тебе Читрагрива освободился из сетей, я почувствовал большое доверие. Так ведь когда-нибудь и я, попав в сети, смогу освободиться благодаря тебе. Так заключи со мной дружбу». Хиранья ответила: «О! Ты — поедатель, а я — пища. Какая же у нас с тобой дружба? Сказано ведь:
Так уходи же». Ворон сказал: «О! Я уселся у входа в твое убежище, вели ты не станешь со мной дружить, я перестану поддерживать свою жизнь». Хиранья сказала: «О! Как я с тобой, врагом, стану дружить? Сказано Ведь:
Норон сказал: «О! Откуда вражда? Мы даже не виделись с тобой. Зачем же ты ведешь неподобающие речи?» Хиранья ответила: «О! Вражда бывает двоякая: природная и случайная. А у нас с тобой — природная вражда. Между том:
Ворон сказал: «О! Я хочу услышать о признаках двоякой вражды». Та ответила: «О! Случайная возникает по определенному поводу. Поэтому, если оказать должное благодеяние, она прекратится. Естественную же никак нельзя прекратить. И вот между ихневмонами и змеями, травоядными и хищниками, водой и огнем, богами и дайтьями[249], собаками и кошками, женами-соперницами, львами и слонами, охотниками и газелями, воронами и совами, умными и глупыми, верными женами и распутницами, добрыми и злыми царит вечная вражда. И если даже ни у кого никто никого не убил, все равно они стремятся лишить друг друга жизни». Ворон сказал: «Это ничего но значит. Послушай мои слова:
Хиранья сказала: «Как могу я общаться с тобой? Послушай о сущности разумного поведения:
А также:
Ворон сказал: «Это—правда. Однако послушай:
А также:
И еще:
И во всяком случае я правдив. Кроме того, клятвами я освобожу тебя от страха». Хиранья сказала: «Не верю я твоим клятвам. Сказано ведь:
А также:
А Лагхупатанака, услышав это и ничего не ответив, подумал: «Как надежны ее суждения, касающиеся разумного поведения. Поэтому-то я и желаю дружить с ней». И сказал:
Вступи теперь со мной в дружбу. Иначе здесь же на месте я расстанусь с жизнью». Вслед за этими словами Хиранья подумала: «Не видно по его речам, чтобы он был глуп:
Поэтому я непременно должна вступить с ним в дружбу». Поразмыслив так, она сказала ворону: «Дорогой! Ты внушил мне доверие, и я говорила так, только чтобы испытать твой разум. Теперь я кладу свою голову теби на грудь». Сказав так, она начала выходить, но, едва выйдя наполовину, снова остановилась. Тогда Лагхупатанака сказал: «Неужели и теперь есть у тебя основание не доверять мне, раз ты не выходишь из убежища?» Она ответила: «Узнав твои мысли, я не боюсь тебя. Но когда-нибудь, доверившись, я погибну от твоего нового друга». Тогда тот сказал:
Услышав это, она поспешно вышла, и оба почтительно приветствовали друг друга. Спустя мгновение Лагхупатанака сказал Хиранье: «Иди в свое жилище. Я поищу еды». Сказав это, он покинул ее, углубился немного в чащу леса и, увидев там убитого тигром дикого буйвола, досыта наелся, взял с собою кусок мяса, подобный цветку киншука[259], вернулся к Хиранье и позвал ее: «Выходи, выходи, дорогая Хиранья! Покушай мяса, которое я принес». А она, тоже будучи внимательной и заранее приготовив ему много проса и рису, сказала: «Дорогой! Покушай рис, который я достала, как могла». И они, несмотря на то, что были сыты, стали есть, чтобы показать взаимную дружбу. Ибо это — зерно дружбы. Сказано ведь:
И сердце этой мыши так было восхищено его услужливостью, что она постоянно забиралась ему под крылья и оставалась там.
И вот однажды ворон с полными слез глазами пришел и сказал, запинаясь: «Дорогая Хиранья! Мне надоела эта страна. Поэтому я отправлюсь в другие места». Хиранья спросила: «Дорогой, почему она тебе надоела?» Тот сказал: «Дорогая, послушай: в этой стране настала большая засуха и все горожане, мучимые голодом, не могут даже совершать жертвоприношений. Кроме того, и каждом доме расставлены сети для ловли птиц. Мне суждено было остаться в живых, и я не попал в сети. Вот я и проливаю слезы, уходя на чужбину. Вот почему я отправлюсь в другую страну». Хиранья сказала: «В таком случае расскажи, куда ты отправишься». Тот ответил: «Есть в южной стране в чаще леса большое озеро. Там живет мой лучший друг, даже больший, чем ты, — черепаха по имени Мантхарака[260]. Она даст мне легко перевариваемые куски рыбы. Наслаждаясь радостью общения с ней и хорошими изречениями, я счастливо буду проводить время. Не могу же я смотреть на подобное уничтожение птиц. Сказано ведь:
Хиранья сказала: «Если так, то и я пойду. Ведь и у меня большое несчастье». Тот спросил: «Какое несчастье?» Хиранья ответила: «О! Тут долго рассказывать. Придя туда, я все тебе расскажу». Ворон сказал: «Я ведь двигаюсь по воздуху, а ты — по земле. Как же ты пойдешь со мной туда?» Она ответила: «Если есть польза в сохранении моей жизни, то подними меня на свою спину и неси потихоньку». Услышав это, ворон с радостью сказал: «Если так, то я счастлив. Нет никого счастливее меня. Пусть так и будет сделано. Я ведь знаю восемь способов полета, первый из которых — совместный полет. Поэтому я легко понесу тебя». Хиранья сказала: «О! Я хочу услышать названия полетов». Ворон сказал:
Тогда, услышав это, Хиранья взобралась на его спину, и он отправился «совместным полетом». Так постепенно она добралась с ним до того озера. Между тем умевшая вести себя сообразно месту и времени Мантхарака увидела ворона с сидящей на нем мышью и, подумав: «Кто это?», поспешно залезла в воду, А Лагхупатанака опустил Хиранью в дупло стоявшего на том берегу дерева, взлетел на кончик ветки и сказал громким голосом: «Эй, Мантхарака, подойди! Я — твой друг, ворон, после долгого времени пришел с тоскующим сердцем. Так подойди и обними меня. Сказано ведь:
Услышав это и окончательно узнав его, Мантхарака, с поднявшимися на теле волосками и глазами, полными радостных слез, поспешно вышла из воды и, сказав: «Прости мне мою вину. Я не узнала тебя», обняла спустившегося с дерева Лагхупатапаку. И после объятий оба они, с поднявшимися на теле волосками, уселись под деревом и рассказали друг другу о том, чго с ними раньше произошло.
А Хиранья, поклонившись Мантхараке, тоже уселась там. Тогда, увидя ее, Мантхарака спросила Лагхупатанаку: «Эй, кто эта мышь и почему ты поднял ее на спину и принос сюда, хотя она служит тебе пищей?» Слыша это, Лагхупатанака сказал: «О! Эта мышь по имени Хиранья — мой друг, и она для меня словно вторая жизнь. К чему много слов?
Мантхарака спросила: «Какова причина ее равнодушия к миру?» Ворон сказал: «Еще там я спросил ее, но она ответила: «Тут долго рассказывать. Придя туда, я расскажу», и не сказала мне. Так поведай нам сейчас, дорогая Хиранья, причину твоего равнодушия к миру». Хиранья сказала:
Рассказ второй
«Есть в южной стране город под названием Прамадаропья. Недалеко от него стоял храм Махешвары[262]. Рядом с ним в келье жил нищенствующий монах по имени Бутакарна[263]. Во время сбора милостыни он наполнял сосуд для подаяний превосходными яствами из того города, содержащими сахарный песок, патоку и гранаты, маслянистыми, текучими и приятными, а возвратившись в келью, поддерживал, согласно предписанию, свою жизнь, прятал остававшуюся пищу в сосуд для подаяний и вешал его на колышек в стене для приходящих утром слуг. А я жила там вместе с товарищами. Так проходило время. Несмотря на то, что сосуд заботливо вешали на место, я ела оттуда, и монах, которому надоело это, из страха передо мной перевесил его со старого места на новое, более высокое. И все равно я без усилий достигала его и насыщалась. И вот однажды пришел туда гость, аскет, по имени Брихатспхиг[264]. Бутакарна приветствовал его, оказал ему почтительный прием и прогнал его усталость. Вслед за тем ночью оба они улеглись на одно ложе и стали рассказывать благочестивые истории. Между тем Бутакарна, чьи мысли были заняты тем, как бы отогнать мышь, постукивал расщепленным тростником по сосуду для подаяний и дал Брихатспхигу, рассказывавшему благочестивую историю, бессмысленный ответ. Тогда этот гость сильно разгневался и сказал ему: «О Бутакарна! Хорошо я тебя узнал: прошла твоя дружба. Поэтому ты без радости говоришь со мной. Так, несмотря на ночь, я покину твою келью и уйду в другое место. Сказано ведь:
И кроме того:
Итак, приобретя одну лишь келью, ты из гордости перестал любить друга и не замечаешь, что твоя жизнь в келье — одна лишь видимость, а на самом деле ты заслужил ад. Сказано ведь:
Глупец! Ты возгордился тем, что следует оплакивать». И, слыша это, Бутакарна с дрожащим от страха сердцем ответил: «О блаженный! Не говори так. Нет у меня другого друга, равного тебе. Так выслушай причину моей невнимательности в разговоре. Эта негодная мышь достигает одним прыжком сосуда для подаяний, несмотря на то, что он находится на высоком месте, и поедает остаток милостыни. Из-за его отсутствия лишенные пропитания слуги не совершают уборки и не выполняют других своих обязанностей. Поэтому, чтобы испугать мышь, я то и дело постукиваю этой тростью по сосуду для подаяний. Нет другой причины. К тому же любопытно, как смогла эта злодейка превзойти в прыжках даже кошек, обезьян и других животных?» Брихатспхиг сказал: «Но известно ли, в каком месте ее нора?» Бутакарна ответил: «О блаженный! Не знаю». Тот сказал: «Несомненно, ее нора находится над кладом. Благодаря жару, исходящему от клада, она, должно быть, и прыгает. Сказано ведь:
А также:
Бутакарна спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ третий
«Как-то в некотором городе я попросил приюта у одного брахмана, чтобы провести в доме дождливое время года[265]. Тогда брахман предоставил мне прпют. Там я жил, занятый почитанием божества и другими делами. И однажды, проснувшись рано утром, я с вниманием стал слушать разговор брахмана с брахманкой. Брахман сказал: «Брахманка! Сегодня утром будет безмерно благодетельное летнее солнцестояние[266]. Поэтому я пойду в деревню принять подношения. А ты в честь солнца должна по силам угостить какого-нибудь брахмана». И услышав это, брахманка ответила, понося его бранными словами: «Откуда ты, бедный брахман, достанешь угощение? Да разве тебе не стыдно так говорить? Ведь:
Слыша это, дваждырожденный, дрожа от страха, с трудом ответил: «Брахманка! Не следует так говорить. Сказано ведь:
А также:
Зная это, даже бедняки должны в надлежащее время наделять достойного хотя бы самым малым. Сказано водь:
А также говорят некоторые:
Брахманка спросила: «Как это?» Брахман рассказал:
Рассказ четвертый
«Жил в некоторой стране один пулинда[269]. Отправился он на охоту и встретил в пути кабана, подобного вершине горы Маханджана[270]. И видя его, он натянул до уха тетиву и прочел следующий стих:
И поразил его острой стрелой. А вепрь, полный ярости, острием клыка, сияющего, как молодой месяц, разорвал живот пулинды, и тот бездыханным упал на землю. И убив охотника, вепрь сам отошел в небытие от боли в ране, нанесенной стрелой. Между тем один близкий к смерти шакал, бродя взад и вперед, подошел к тому месту. И когда он увидел кабана и охотника, обоих отошедших в небытие, то с радостью подумал: «Благосклонна ко мне судьба. Она доставила мне это неожиданное пропитание. И хорошо ведь говорится:
А также:
Поэтому я так буду питаться, что много дней у меня будет чем поддерживать жизнь. А пока я возьму в лапы эту тетиву и понемногу стану есть ее с конца. Сказано ведь:
Подумав так, он взял в рот конец лука и начал грызть тетиву. И когда жила была разорвана, конец лука разорвал ему нёбо и вышел из головы, словно хохолок. А он от причиненной этим боли лишился жизни.
Поэтому я и говорю: Желаний всех не подавляй...». И снова сказал: «Брахманка, разве ты не слышала:
И получив такое наставление, брахманка ответила: «Если так, то у меня дома есть немного сезама. Я помелю его и угощу брахмана сезамовой мукой». Услышав ее слова, брахман отправился в деревню. А она растерла тот сезам в горячей воде и, очистив его, положила на солнцепек. Между тем, пока она занималась домашними делами, какая-то собака помочилась на этот сезам. Увидя это, она подумала: «Ах! Поглядите на коварство отвратившей свой лик судьбы, которая даже этот сезам сделала несъедобным. Возьму-ка я его, пойду в чей-нибудь дом и обменяю очищенный сезам на неочищенный. Ведь всякий даст на таких условиях». И положив его в плетеную корзинку, она стала ходить из дома в дом, говоря: «Эй! Кто возьмет очищенный сезам за неочищенный?» И затем она с сезамом пришла в дом, в который я пришел за милостыней, и повторила прежние слова. Тогда та хозяйка, обрадовавшись, изяла очищенный сезам за неочищенный. И когда это произошло, пришел ее муж. Он спросил ее: «Дорогая, что это?» Она сказала: «Я достала дешевый сезам: очищенный за неочищенный». Тогда, подумав, он спросил: «Кому принадлежит этот сезам?» Тут его сын Камандаки сказал: «Матушке Шандили». Тот сказал: «Дорогая! Она очень хитра и ловка в сделках. Поэтому надо выбросить этот сезам. Не без причины Шандили дает очищенный сезам...».
Поэтому, несомненно, она способна так прыгать благодаря жару от клада». Сказав это, он снова произнес: «А известно ли ее поведение?» Бутакарыа сказал: «Известно, блаженный. Она ведь приходит не одна, а окруженная стаей». Брихатспхиг спросил: «Эй, есть ли какой-нибудь маленький заступ?» Тот ответил: «Конечно, есть. Вот лопатка, вся из железа». Гость сказал: «В таком случае мы с тобой должны проснуться рано утром, чтобы вдвоем пойти по ее следам на полу, загрязненном отпечатками ног». А я, услышав речь этого злодея, подобную удару грома, подумала: «Увы! Я погибла. Ведь его слова звучат решительно. Несомненно, как выведал он про клад, так и разузнает, где мое жилище. Это видно из его намерения. Сказано ведь:
А также:
Итак, с дрожащим от страха сердцем я свернула с дороги в убежище и вместе со спутниками направилась по другой дороге.
И вот большая кошка, оказавшаяся впереди, увидев перед собой нашу стаю, прыгнула к нам в середину. И уцелевшие от избиения мыши, ругая меня за то, что я пошла по плохой дороге, направились в то убежище, обагряя землю кровью. И хорошо ведь говорится:
И я одна пошла в другое место, остальные же по своей глупости забрались в то убежище. А отшельник, видя, что земля покрыта каплями крови, пришел по этой дороге к убежищу и начал рыть лопаткой. И так, роя, он достиг того клада, над которым я всегда жила и благодаря жару которого я достигала даже труднодостижимых мест. Тогда с обрадованным сердцем гость сказал: «О Бутакарна! Спи теперь спокойно. Благодаря жару этого клада мышь будила тебя». Сказав так и взяв клад, он отправился в келью. А я, когда вернулась туда, не могла даже смотреть на то безрадостное, вызывающее печаль место. И подумала: «Увы! Что мне делать? Куда идти? Как успокоить свое сердце?» Так размышляя, я в большой печали провела этот день.
И когда зашло солнце с тысячами своих лучей, я вместе со спутниками, опечаленная и бессильная, проникла в ту келью. Тогда, услышав, как шумят мои спутники, Бутакарна снова и снова начал постукивать расщепленным тростником по сосуду для подаяний. Тогда тот гость сказал: «Друг! Почему и сегодня ты не можешь спокойно заснуть?» Тот ответил: «Блаженный! Несомненно пришла негодная мышь со своими спутниками. Из страха перед, ней я делаю это». Тогда гость ответил, улыбаясь: «Друг! Не бойся. Вместе с богатством пропала у нее способность прыгать. Таков ведь путь всех существ. Сказано ведь:
И услышав это, я, полная гнева, изо всех сил прыгнула к сосуду для подаяний, но, не достигнув его, упала на землю. Тогда, увидев меня, мой враг сказал Бутакарпс: «Друг! Гляди, гляди на это удивительное зрелище! Сказано ведь:
И хорошо ведь говорится:
Слыша это, я подумала: «Увы! Правду сказал мой враг. Ведь нет у меня теперь сил прыгнуть и на длину пальца. Будь она проклята, жизнь человека, лишенного богатства! Сказано ведь:
Так горюя, лишившись сил и видя, что клад мой сделали подушкой, я пошла утром в свое убежище.
И тогда слуги мои, сойдясь, стали все говорить: «Эй! Не может она наполнить наши желудки. Следуя за ней по пятам, мы только станем жертвами кошек и подвергнемся другим несчастьям. К чему тогда ее милость? Сказано ведь:
И услышав по дороге их слова, я забралась и убежище. Когда же никто из спутников не вошел вместе со мной из-за отсутствия клада, я стала размышлять: «Увы! Будь проклята эта бедность! И хорошо ведь говорится:
А также:
Да ведь:
К чему же подобным мне богатство, приносящее такие плоды? Да лучше уж, лишившись добра, я поселюсь теперь в лесу. Ведь сказано:
И затем я подумала: «Смерти подобно горе нищеты. Ведь:
И также:
А также:
И кроме того:
И еще:
И как же еще можно жить при таких обстоятельствах? Что пользы воровать? Поступать так — еще хуже, от того что присваивается чужое. Ведь:
Но, может быть, мне насыщаться чужой едой? Горе мне! О горе! И это подобно вратам смерти. Сказано ведь:
Поэтому я непременно верну себе клад, который похитил Брихатспхиг. Ведь я видела ларец с кладом рядом с подушкой этих злодеев. Пусть уж лучше я погибну, унося свое добро! Ведь:
Поразмыслив так, я направилась туда, когда им овладел сон. Но лишь проделала я в ларце отверстие, как тот отшельник проснулся и ударил меня по голове расщепленной тростью. И я едва избежала гибели, потому что мне суждено было остаться в живых. Ведь:
Ворон и черепаха спросили: «Как это?» Мышь рассказала:
Рассказ пятый
«Жил в одном городе купец по имени Сагарадатта[274]. Сын его достал книгу, купив ее за сто рупий[275]. И в ней было написано:
«Что суждено, то и получит смертный».
Увидев ее, Сагарадатта спросил сына: «Мальчик, за какую цену ты достал эту книгу?» Тот ответил: «За сто рупий». Услышав это, Сагарадатта сказал: «Тьфу! Дурак ты, что за сто рупий достал книгу, в которой написана лишь часть стиха. Как ты наживешь богатство с таким разумом? Не смей входить в мой дом с сегодняшнего дня». Так отругав, он прогнал его из дома. А тот с печалью отправился в другую отдаленную страну и, достигнув одного города, остановился в нем. И через несколько дней какой-то горожанин спросил его: «Откуда ты пришел? Как тебя звать?» Тот ответил:
«Что суждено, то и получит смертный».
Затем, спрошенный другим, он ответил то же самое. И когда кто-нибудь спрашивал его, он давал один и тот же ответ. Так и сделался он известен под именем «Что суждено»[276].
И вот однажды царская дочь по имени Чандрамати[277], наделенная красотой ранней юности, в сопровождении подруги осматривала город. И по воле судьбы ей попался там на глаза некий царевич, наделенный необычайной красотой и прелестью. И только она увидела его, как, пораженная стрелой Кусумабаны[278], сказала подруге: «Дорогая! Постарайся сегодня же сделать так, чтобы я с ним встретилась». Услышав это, подруга быстро подошла к тому и сказала: «Меня послала к тебе Чандрамати. Она говорит тебе: «В самое тяжелое состояние поверг меня Манобхава[279] от того, что я тебя увидела. Поэтому, если ты быстро не придешь ко мне, я погибла». Услышав это, он ответил: «Если необходимо мне идти туда, скажи, каким способом следует проникнуть?» Тогда подруга сказала: «Ты должен подняться туда ночью по крепкому ремню, спускающемуся с крыши дворца». Он сказал: «Если таково твое решение, я так и сделаю». Порешив так, подруга пошла к Чандрамати. Когда же настала ночь, этот царевич подумал про себя:
Кроме того:
Так правильно рассудив, он не пошел к ней. Между тем «Что суждено», бродя ночью, увидел ремень, висящий около дворца, и с сердцем, полным любопытства, ухватился за него и поднялся наверх. А та царская дочь подумала доверчиво: «Это — он», почтила его омовением, едой, питьем, одеждами и другими знаками внимания, взошла с ним на ложе и, в то время как волоски на ее теле поднялись от блаженства прикосновения к нему, сказала: «Полюбив тебя с одного лишь взгляда, я отдалась тебе. Даже в мыслях не будет у меня другого супруга. Почему же, зная это, ты не разговариваешь со мной?» Тот сказал:
«Что суждено, то и получит смертный».
И услышав это, она с остановившимся сердцем быстро спустила его вниз по ремню. А он пошел и лег спать в разрушенном храме. Между тем начальник стражи назначил там свидание с одной распутницей и, придя, увидел его, еще раньше заснувшего там. Тогда он спросил, чтобы сохранить тайну: «Кто ты?» Тот ответил:
«Что суждено, то и получит смертный».
Услышав это, начальник стражи сказал: «Этот храм пуст. Поэтому иди и спи в моей постели». Тот согласился с ним, но по ошибке лег спать в другую постель. Между тем у этого начальника стражи была взрослая дочь по имени Винаявати[280], наделенная красотой молодости; она была влюблена в одного человека и, назначив ему свидание, спала на этой постели. Тогда, видя, что тот пришел, она, обманутая густым мраком ночи, подумала: «Это — он, мой любимый», поднялась и вышла за него замуж по обряду гандхарвов. И находясь с ним в постели, она, чьи глаза и лицо уподобились распустившимся лотосам, спросила его: «Почему даже теперь ты не говоришь доверчиво со мной?» Тот ответил:
«Что суждено, то и получит смертный».
Услышав это, она подумала: «Подобные плоды приносит неосмотрительно выполненное дело». С такими мыслями, обеспокоенная, она отругала и прогнала его.
И когда тот пошел по улице, ему вышел навстречу под шумные звуки музыки жених по имени Варакирти[281], родом из другой страны. Тогда «Что суждено» стал идти вместе с ним. И когда при наступлении благоприятного сочетания созвездий[282] дочь купца в приносящих счастье праздничных одеждах стояла у снабженных беседкой и алтарем дверей купеческого дома расположенного на главной улице[283], пьяный от страсти слон, убивший наездника и убежавший под беспокойные крики людей, пугая народ, достиг того места. Увидя его, все спутники жениха вместе с женихом разбежались в разные стороны. И в этот момент, видя оставленную одну девушку с тревожными от страха глазами, «Что суждено» смело стал ободрять ее , говоря: «Не бойся. Я — твой защитник», и взял ее за руку правой рукой, угрожая слону дерзкими словами. Итак, когда по воле судьбы слон удалился и Варакирти вместе с друзьями и родственниками вернулся, пропустив благоприятное сочетание созвездий, девушка стояла, взятая за руку другим. Видя это, Варакирти сказал: «Эй, свекор! Неправильно поступил ты, выдав обещанную мне дочь за другого». Тот ответил: «Да ведь я сам убежал, испугавшись слона, вернулся вместе с вами и не знаю, что тут произошло». Сказав так, он стал спрашивать дочь: «Дитя! Нехорошо ты поступила. Так расскажи, что тут произошло». Та ответила: «Он спас меня от смертельной опасности. Поэтому, пока я жива, никто, кроме него, не возьмет моей руки». Так в этом удивительном событии прошла ночь.
И утром, когда собралось много народу, царская дочь услыхала об этом удивительном событии и пришла к тому месту. Также и дочь начальника стражи, узнав об этом по слухам, пришла туда. Вслед за тем и сам царь, услышав о большом сборище народа, пришел туда и спросил «Что суждено»: «Расскажи без утайки, что тут произошло». Тот ответил:
«Что суждено, то и получит смертный».
Тогда царская дочь, вспомнив, сказала:
«Сам бог ему препятствовать не в силах».
Затем дочь начальника стражи сказала:
«Вот я и не дивлюсь, и не печалюсь».
И слыша все это, дочь купца сказала:
«Что нам дано, не перейдет к другому».
Тогда царь даровал им всем безопасность, подробно расспросил о происшедшем и узнав суть дела, с большим почетом отдал ему свою дочь вместе с тысячей деревень и, подумав: «Нет у меня сына», помазал его в наследники престола. И тот жил в счастье со своей семьей, наслаждаясь многочисленными радостями.
Поэтому я и говорю: «Что суждено, то и получит смертный...». И снова Хиранья сказала: «Подумав так, я избавилась от ослепления деньгами. Право же хорошо говорится:
Также:
И еще:
И когда, поразмыслив так, я отправилась в свое жилище, ко мне в то же мгновение пришел Лагхупатанака и предложил переселиться сюда. Так вместе с ним я пришла к тебе.
Вот я и поведала вам причину своей печали. И хорошо ведь говорится:
И слыша это, Мантхарака стала успокаивать ее: «Дорогая! Не следует проявлять слабость, если ты покинула свою родину. Зачем же, несмотря на свой разум, ты заблуждаешься, занимаясь недостойным делом? Ведь:
Поэтому, дорогая, надо всегда проявлять величайшее усердие. Куда уйдут тогда деньги и наслаждения? Ведь:
А также:
А также:
И еще:
И ты не должна думать:
Ведь это трусы считают, что:
А для мужественных нет никакой разницы между своей страной и чужбиной. Сказано ведь:
Поэтому, если ты и лишена богатства, то зато наделена знанием и отвагой и не похожа на обыкновенных людей. Ведь:
И также:
И еще:
Также:
И во всяком случае, словно пузыри на воде, недолговечны богатство и юность. Ведь:
Поэтому, приобретя преходящее богатство, разумный должен с пользой истратить его на подаяния и наслаждения. Сказано ведь:
И еще:
А также:
И как бы то ни было, все здесь решает судьба. Ведь сказано:
Поэтому лучшее достояние—это то, что ты здорова и удовлетворена. Сказано ведь:
А также:
И не следует так думать: «Как стану я существовать, лишившись имущества?» Ведь богатство непрочно, а мужество постоянно. Сказано ведь:
К чему много слов? Выслушай суть дела: Одни люди вкушают здесь наслаждение от денег, другие стерегут деньги. А также сказано:
Хиранья спросила: «Как это?» Мантхарака рассказала:
Рассказ шестой
«Жил в одном городе ткач по имени Сомилака. Он изготовлял разнообразные красивые одежды, пригодные для царских слуг, однако никак не мог заработать больше денег, чем нужно было на пищу и одежду. И видя, что другие ткачи, делающие грубые одежды, наделены большими богатствами, он сказал жене: «Дорогая! Посмотри, какое множество богатств приобрели эти выделыватели грубых тканей. Поэтому не могу я выносить этого города и пойду в другое место». Его жена сказала: «О дорогой! Напрасно говорят, что ушедшим в другое место достаются деньги. Сказано ведь:
И еще:
И также:
Поэтому оставайся здесь и занимайся своим трудом». Он сказал: «Дорогая! Неправильно ты сказала. Дело не приносит плодов, если нет решительности. Сказано ведь:
А также:
И также:
И еще:
Поэтому я непременно пойду в другую страну». Сказав так, он пошел в город Вардхаману[293]. Там он пробыл три года, заработал триста золотых монет и снова отправился к себе домой.
И вот на половине пути, когда он шел по большому лесу, блаженное солнце зашло. Тогда, боясь за себя, он забрался на крепкий сук смоковницы и, когда уснул, то услышал в полночь сквозь сон разговор двух людей с красными от гнева глазами. И вот один сказал: «Эй, Картар![294] Много раз говорили тебе, что этот Сомилака не должен иметь имущества сверх пищи и одежды. Поэтому ты никогда не должен наделять его. Зачем же ты дал ему триста золотых монет?» Тот сказал: «О Карман! Непременно должен я наделять усердных соответствующим их усердию плодом. А исход зависит от тебя. Так унеси это!» Когда, услышав их, ткач проснулся и заглянул в узелок с золотом, то увидел его пустым и подумал: «Увы! С таким трудом приобрел я добро и потерял его в одно мгновение. Как явлюсь я после напрасных трудов нищим перед женой и друзьями?» Решив так, он снова пошел в город Вардхаману. И всего за год он добыл там пятьсот золотых монет и снова отправился домой по другой дороге.
И когда зашло солнце, он достиг той же самой смоковницы. Тогда он подумал: «Горе! Увы! Горе! Что предпринял я, гонимый судьбой? Снова пришел я к этому ракшасе[295] в образе смоковницы!» И он хотел лечь спать на ее ветви, когда увидел тех же двух людей. Один из них сказал: «Картар! Зачем дал ты этому Сомилаке пятьсот золотых монет! Разве ты не знаешь, что он не должен иметь ничего сверх пищи и одежды!» Тот сказал: «О Карман! Непременно должен я наделять усердных. А исход зависит от тебя. Зачем же ты порицаешь меня»? Услышав это, Сомилака стал искать в узелке и увидел, что тот пуст. Тогда, охваченный великим отвращением к миру, он подумал: «Увы! К чему мне жить, лишившись имущества? Поэтому я повешусь на этой смоковнице и расстанусь с жизнью».
Решив так, он сделал веревку из травы дарбха[296], надел петлю на шею, влез на ветку и, привязав веревку, собрался броситься вниз, когда некий человек, находящийся в воздухе, сказал: «Эй, Сомилака! Не поступай так опрометчиво. Ведь это я похитил добро и не потерплю, чтобы у тебя была хоть ракушка[297] сверх пищи и одежды. Поэтому иди домой. Все же не напрасно ты увидел меня. Попроси поэтому желанный дар». Сомилака сказал: «Если так, даруй мне большое богатство». Тот ответил: «Дорогой! Что ты сделаешь с деньгами, не идущими на наслаждения и подаяния? Ведь нет у тебя наслаждений сверх пищи и одежды». Сомилака сказал: «Если даже не дано мне наслажденье, пусть все равно будут деньги. Сказано ведь:
А также:
Человек спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ седьмой
«Жил в одном городе бык по имени Праламбавришана[298]. От избытка семени он покинул стадо и стал бродить в лесу, разрывая рогами берега реки и вволю поедая кончики травы, подобные смарагдам. А в том лесу жил шакал по имени Пралобхика[299]. Как-то раз он беззаботно сидел с женой на берегу реки. В это время бык Праламбавришана спустился к тому берегу испить воды. И видя у него пару свисающих ядер, шакалка сказала шакалу: «Посмотри, господин, как висят у этого быка два комка мяса. Ведь через мгновенье или часа через три они упадут. Зная это, ты должен следовать за ним по пятам». Шакал сказал: «Дорогая! Неизвестно, упадут они когданибудь или нет. Зачем же ты поручаешь мне напрасную работу. Сидя здесь, мы с тобой будем поедать мышей, приходящих за водой. Ведь тут их дорога. Если же, напротив, я последую за ним, кто-нибудь другой придет сюда, и займет место. Поэтому не следует так поступать. Сказано ведь:
Та сказала: «Эх, ты, трус! Достигнув малого, ты уже доволен. Неправильно это. Человек всегда должен прилагать особенное усердие. Сказано ведь:
А также:
И если ты говоришь: «Упадут они или нет?», так и это неправильно. Сказано ведь:
Кроме того, мне так надоело мышиное мясо. А эти комки мяса, по-видимому, скоро упадут. Поэтому ни в коем случае не следует поступать иначе». И слыша это, он оставил место, где ловил мышей, и пошел следом за Праламбавришаной. Хорошо ведь говорится:
А также:
Так, следуя с женой за ним по пятам, он провел много времени. А те все не падали. И когда пошел пятнадцатый год, он с отчаянием сказал жене:
Поэтому не упадут они и в будущем. Пойдем-ка туда, на дорогу, где есть мыши».
Поэтому я и говорю: «Хоть вяло оба свесились...». Ведь каждый богатый человек бывает предметом зависти. Так дай мне большое богатство». Человек сказал: «Если так, снова иди в город Вардхаману. Живут там два купеческих сына: Дханагупта и Бхуктадхана[301]. Узнай их поведение и избери себе образ жизни одного из них». Сказав это, он скрылся из виду. А Сомилака, с сердцем, полным изумления, снова пошел в город Вардхаману.
И к вечеру, утомленный, он спросил, где дом Дханагупты, с трудом отыскал его и вошел. Затем, несмотря на брань жены, детей и других домочадцев Дханагупты, он вошел во двор дома и уселся там. Когда настало время еды, он получил пищу, поданную без любви, и там же уснул. И вот ночью он увидел, как совещаются те же два человека. Один сказал: «Эй, Картар! Почему ты вызвал на лишний расход этого Дханагупту, когда он дал поесть Сомилаке? Неправильно ты поступил». Второй ответил: «О Карман! Не моя это вина. Я должен посылать добычу и принуждать к расходам. А исход зависит от тебя». И когда он встал, Дханагупте, мучающемуся несварением желудка, пришлось на следующий день поститься.
Тогда, выйдя из этого дома, Сомилака пришел в дом Бхуктадханы. Тот оказал ему большой почет, встав с места, накормив, одарив его одеждами и проявив другие знаки внимания, и он заснул в его доме на удобной постели. И ночью он увидел, как те же двое людей совещаются друг с другом. Один сказал: «Эй, Картар! Сегодня этот Бхуктадхана сделал большие расходы, угостив Сомилаку. Как же он отдаст свой, долг? Ведь все это он принес из дома ростовщика». Тот сказал: «О Карман! Это должен был совершить я. А исход зависит от тебя». И наутро явился один из царских слуг, неся деньги — знак царской милости, и передал все Бхуктадхане.
Видя это, Сомилака подумал: «Этот Бхуктадхана, хоть и лишен богатства, лучше того жадного Гуптадханы. Сказано ведь:
Пусть же блаженный Видхатар[303] сделает меня раздающим богатство и наслаждающимся им (Бхуктадханой). Не следует мне быть прячущим богатство (Дханагуптой)». И вслед за этими словами Видхатар сделал его таким.
Поэтому я и говорю: «Приобретя богатство, он...». И вот, зная это, дорогая Хиранья, ты не должна печалиться из-за богатства. Сказано ведь:
И также:
И еще:
А также:
И еще:
И еще:
И хорошо ведь говорится:
Подумав об этом, следует размышлять о высшем благе. А также сказано:
Поэтому удовлетворенность всегда является высшим благом.
И еще:
К чему много слов. Здесь — твое жилище. Спокойно и без тревог ты должна проводить время в дружбе со мной». И слыша эту речь Мантхараки, согласную с ученьем многих книг, сияющий Лагхупатанака сказал, полный радости: «Дорогая Мантхарака! Ты обладаешь прекрасными достоинствами, на которые можно положиться. Высшая радость возникла в моем сердце от того, что ты дружески приняла Хиранью. Сказано ведь:
И еще:
Так, погруженная в море бедствий, она спасена тобой благодаря этим полезным наставлениям. И так и должно быть:
И кроме того:
Хорошо ведь говорится:
И пока они так беседовали, газель по имени Читранга[305] с сердцем, дрожащим от летящих вслед за ней стрел охотника, и томимая жаждой, приблизилась к тому месту. И видя, как она подходит, Лагхупатанака взлетел на дерево, Хиранья забралась в тростник, а Матхарака нашла убежище в воде. Между тем Читранга, боясь за себя, остановилась неподалеку от берега. Тогда Лагхупатанака, взлетев вверх, осмотрел местность на йоджану в окружности, снова опустился на дерево и позвал Мантхараку: «Выходи, выходи, дорогая Мантхарака! Здесь не видно никакой опасности для тебя. Я хорошо осмотрел этот лес. Тут только эта газель, пришедшая к озеру за водой». Вслед за этими словами они снова собрались втроем. Тогда расположенная к гостю Мантхарака сказала той газели: «Дорогая! Напейся и выкупайся. Вода здесь превосходна и прохладна». И поразмыслив над этими словами, Читранга подумала: «Ни малейшая опасность не грозит мне с их стороны. Ведь черепаха сильна, когда она в воде, а мышь и ворон питаются мертвечиной. Поэтому я подойду к ним». Подумав так, она приблизилась к ним. А Мантхарака со свидетельствами уважения почтительно приветствовала Читрангу и сказала ей: «Хорошо ли тебе? Расскажи нам, как ты забралась в эту лесную чащу». Тогда та сказала: «Надоело мне бродить так против своего желания. Теснимая отовсюду всадниками на конях, псами и охотниками, напуганная, я с великой быстротой оставила их всех позади и пришла сюда за водой. Поэтому мне хочется заключить с вами дружбу». Услышав это, Мантхарака сказала: «Мы невелики телом. Не годится тебе вступать с нами в дружбу. Ведь дружить следует с тем, кто способен оказать помощь». Услышав это, Читранга сказала:
И зачем упрекать самого себя, говоря: «Невелик телом или велик телом»? Однако говорить такие речи приличествует достойным. Поэтому мне необходимо теперь заключить с вами дружбу. И ведь говорят:
Мантхарака спросила: «Как это?» Читранга рассказала:
Рассказ восьмой
«Есть на земле одно место, где люди, дома и храмы были уничтожены. Издавна там жили мыши, которые вместе с рождавшимися у них сыновьями, детьми сыновей, детьми дочерей и другими потомками населяли отверстия в постройках, сделав себе жилища в непрерывном ряде стоящих по соседству домов. Так в праздниках, свадьбах, еде, питье и других удовольствиях проводили они время, предаваясь высшему счастью.
Между тем, окруженный тысячей слонов, их владыка пустился в путь со своим стадом на водопой к озеру, воду которого он перед этим заметил. Двигаясь среди мышиных жилищ, этот владыка слонов, по мере того как ему попадались мыши, давил им лица, глаза, головы и шеи. Тогда оставшиеся стали размышлять: «Эти негодные слоны убивают нас на своем пути. Если они еще раз придут сюда, то некому будет даже продолжать наш род. И ведь:
Поэтому надо подумать теперь, какое средство применить». И придумав средство, несколько мышей отправились к тому озеру и, поклонившись владыке слонов, почтительно сказали: «Божественный! Недалеко отсюда находится наше жилище, переходившее в нашем роду из поколения в поколение. Там, благодаря непрерывному рождению детей и внуков, мы достигли процветания. И вот, когда вы пришли сюда за водой, тысячи из нас погибли. Если вы еще раз пойдете этой дорогой, то некому будет даже продолжать наш род. Поэтому, если есть у вас сострадание к нам, идите другой дорогой. Ведь даже подобные нам существа, несомненно, могут принести со временем пользу». Слыша это, владыка стада подумал про себя: «Пусть будет так, как говорят эти мыши, а не иначе» и согласился с этим.
И с течением времени некий царь приказал охотникам на слонов поймать слонов. И запрудив воду, они поймали владыку стада вместе со стадом, в течение трех дней вытянули их оттуда крепкой привязью, сделанной из канатов и других приспособлений, и привязали в том лесу к деревьям с крепкими стволами. И когда охотники на слонов ушли, владыка стада стал думать: «Каким образом и от кого будет мне освобождение?» И вспомнил: «Нет у нас другого средства спастись, кроме этих мышей». И тогда начальник стада приказал своей служанке, слонихе, не попавшей в то место, где были пойманы слоны, и еще раньше знавшей, где живут мыши, рассказать мышам о происшедшем несчастье — о своем пленении. А те, услышав это, собрались тысячами и пошли к тому стаду, чтобы оказать помощь. И видя начальника стада, связанного вместе со стадом, они разгрызли — каждая на своем месте — петли, взобрались на стволы деревьев, перегрызли канаты, которыми слоны были привязаны к стволам, и освободили их от оков.
Поэтому я и говорю: «Полезны сильные друзья...». Услышав это, Мантхарака сказала: «Дорогая! Пусть будет так. Не бойся. Это — твой дом. Поэтому живи здесь, как тебе хочется, со спокойным сердцем».
Так, по своему желанию они отправлялись на поиски пищи, сходились в полдень около большого озера в тени густых деревьев и проводили время во взаимной любви, беседуя о законах, о житейской мудрости и различных других науках. И подходит к этому:
А также:
И однажды Читранга не пришла в установленное время. Не видя ее и чувствуя тревогу в сердце из-за случившегося в то время неблагоприятного предзнаменования, они стали думать, что с ней произошло несчастье, и пребывали в нерешительности. Тогда Мантхарака и Хиранья сказали Лагхупатанаке: «Дорогой! Мы медленно двигаемся и не в состоянии разыскать нашего любимого друга. Поэтому поищи и узнай, не съел ли ее лев, не опалил ли лесной пожар, не поймал ли охотник или еще кто-нибудь. Сказано же:
Поэтому непременно пойди, разузнай, что случилось с Читрангой, и скорее возвращайся». Услышав это, Лагхупатанака пролетел небольшое расстояние и, увидев возле небольшого водоема Читрангу, попавшую в крепкие силки, привязанные к колышку из кхадиры, печально сказал: «Дорогая! Как с тобой случилось это несчастье?» Та сказала: «Друг! Сейчас не время медлить. Послушай мои слова. Как говорят:
Поэтому прости, если во время бесед я, рассердившись, сказала что-нибудь обидное для друга. Передай также и Хиранье с Мантхаракой от моего имени:
Слыша это, Лагхупатанака сказал: «Дорогая! Не надо бояться, имея таких друзей, как мы. Я возьму с собой Хиранью и быстрей возвращусь, чтобы разорвать твои петли». Сказав так, он прилетел с возбужденным сердцем к Мантхараке и Хиранье, рассказал, каким образом попалась в плен Читранга, и, взяв клювом Хиранью, снова вернулся к Читранге. И видя ее в таком состоянии, Хиранья с печалью сказала: «Дорогая! У тебя всегда пугливое сердце и опытный глаз. Как же случилось с тобой это несчастье, что ты попала в плен?» Та ответила: «Друг! К чему этот вопрос? Ведь судьба могущественна. Сказано же:
Поэтому, достойная, тебе известны прихоти судьбы. Так разгрызи быстрей петли, пока не пришел сюда жестокий охотник». Хиранья сказала: «Не бойся, пока я рядом. К тому же в сердце моем глубокая печаль. Удали ее, рассказав, что с тобой случилось. У тебя опытный глаз. Как же ты попала во власть этих сетей?» Та ответила: «Если тебе непременно надо услышать это, то послушай, как, еще раньше вкусив горечь плена, я снова попала в сети по воле судьбы». Она сказала: «Расскажи, как ты в первый раз вкусила горечь плена. Я хочу подробно услышать обо всем». Читранга рассказала:
Рассказ девятый
«Раньше, когда мне было шесть месяцев, я из ребячества резвилась перед своим стадом и развлекалась, уходя далеко от него и поджидая его. А у нас есть два способа бега: «высокий» и «прямой». Из них я знала «прямой», а «высокого» не знала. И как-то раз, гуляя, я не увидела рядом стаи газелей. С сильно обеспокоенным сердцем я подумала: «Куда они ушли?» и, оглядевшись вокруг, увидела их впереди. «Высоким» бегом они перепрыгнули через сеть и стояли все за ней, глядя на меня. А я, не зная «высокого» бега, попала в охотничью сеть и когда, желая приблизиться к своему стаду, потянула сеть, то свалилась вниз головой на землю, связанная со всех сторон охотником. А стадо газелей ушло, отчаявшись спасти меня. Когда же пришел охотник, в нем родилось сострадание, и подумав: «Это дитя пригодно для одних забав», он не подверг меня смерти. Заботливо отведя домой, он отдал меня царевичу для развлечений. И увидя меня, этот царевич очень обрадовался, вознаградил охотника и стал услаждать меня умащиванием, притираньями, купаньем, едой, благовониями, мазями, ласками и подходящими, радующими сердце угощениями. Однако, находясь среди полных любопытства гаремных женщин и детей, передававших меня из рук в руки, я очень мучилась оттого, что они хватали меня за шею, глаза, передние и задние ноги и уши. И однажды во время дождя, пребывая под ложем царевича и слыша гром, сопровождаемый молнией, я с тоскующим сердцем вспомнила свое стадо и сказала:
Тогда царевич подумал: «Кто это сказал?» И с дрожащим сердцем, глядя во все стороны, увидел меня. Видя меня, он подумал: «Это сказал не человек, а газель. Здесь какое-то чудо. Как бы то ни было, я погиб». Так, словно в него вселился демон недуга, он, спотыкаясь, вышел кое-как из дома. И считая себя одержимым злым духом, он призвал за большое вознаграждение волшебников, заклинателей и других людей и сказал: «Тому, кто изгонит из меня болезнь, я окажу великий почет». Между тем люди, действующие без раздумья, стали избивать меня, ударяя кусками дерева, кирпичами и дубинками. Тогда один добрый человек сказал: «Зачем убивать это животное?» и спас меня, потому что мне суждено было остаться в живых. И узнав причину моего возбуждения, он сказал царевичу: «Дорогой! Томясь во время дождя, она вспомнила свое стадо и сказала:
Зачем же без причины началась у тебя лихорадка?» Услышав это, царевич освободился от лихорадочного возбуждения и, придя в прежнее состояние, сказал своим людям: «Омойте получше голову этой газели водой и отпустите в тот лес». И они так и сделали.
Так, еще раньше претерпев плен, я снова попалась по воле судьбы». В это время Мантхарака, гонимая сердечной любовью к другу, пришла туда следом за ними, топча на своем пути тростник, кусты и кушу[307]. И видя, что она пришла, они ощутили сильное беспокойство в сердце. Тогда Хиранья сказала Мантхараке: «Дорогая! Нехорошо ты сделала, что пришла, оставив свое убежище. Ведь ты не сможешь защититься от охотника. Мы для него недостижимы, потому что, когда я перегрызу сеть, Читранга при приближении охотника убежит и скроется из виду, Лагхупатанака взлетит на дерево, а я, благодаря небольшому телу, залезу в отверстие пещеры. Что же станешь делать ты, попав ему на глаза?» Слыша это, Мантхарака сказала ей: «Не говори мне так. Ведь:
А также:
Дорогая! Ведь:
И еще:
Между тем подошел охотник с луком в руке. Тогда Хиранья перегрызла на его глазах сеть и, как сказала раньше, забралась в отверстие. Лагхупатанака поднялся в воздух и улетел, а Читранга быстро убежала. А охотник, видя газель с разорванной сетью, сказал с изумленным сердцем: «Ведь никогда газели не разгрызают сетей. Несомненно газель эта перегрызла сеть по воле судьбы». И увидев черепаху, находившуюся на неподходящем для нее месте, он подумал, как это свойственно людям: «Если и ушла по воле судьбы газель, перегрызя сеть, то зато я нашел эту черепаху. Сказано ведь:
Поразмыслив так, он срезал ножом кушу, сделал прочную веревку, вытащил лапы черепахи, крепко привязал ее и, повесив веревку на конец лука, направился туда, откуда пришел. И видя, как ту уносят, Хиранья с печалью сказала: «Горе! Увы, горе!
А также:
Отчего же судьба непрерывно преследует меня? Ведь сначала я лишилась богатства, и родные стали презирать меня за бедность. Опечаленная этим, я покинула родину. И теперь судьба разлучает меня с другом. Сказано ведь:
И кроме того:
И хорошо ведь говорится:
О горе! Разлука с другом убила меня. Даже от родных своих нет пользы. Сказано ведь:
И еще:
А также:
А также:
И пока Хиранья, полная горя, говорила так, Читранга и Лагхупатанака, испускавшие жалобные крики, подошли к ней и собрались вместе. Тогда Хиранья сказала им: «Пока Мантхарака не скрылась с наших глаз, есть еще средство спасти ее. Ты, Читранга, иди перед охотником, так чтобы он не заметил тебя, и, достигнув местности, расположенной рядом с водой, упади и притворись мертвой. А ты, Лагхупатанака, расставь ноги в ограде рогов Читранги и сделай вид, будто выклевываешь у нее глаза. Тогда этот низкий охотник непременно подумает, охваченный жадностью: «Это — мертвая лань!» и, чтобы взять ее, пойдет туда, бросив черепаху на землю. А я, только он отойдет, мгновенно освобожу Мантхараку от привязи, чтобы она укрылась в находящемся поблизости водяном убежище, и заберусь в тростник. А затем, когда снова приблизится этот низкий охотник, надо будет постараться убежать». И когда план был выполнен и охотник увидел на берегу реки мертвую с виду лань, которую клевал ворон, то, обрадованный, он бросил на землю черепаху и побежал туда, подняв дубинку. Между тем Читранга, узнав по звуку шагов, что охотник подошел близко, помчалась изо всех сил и скрылась в чаще леса; Лагхупатанака взлетел и сел на дерево; черепаха, после того как Хиранья разгрызла веревку от привязи, залезла в водяное убежище, а Хиранья скрылась в тростнике. Тогда охотник счел это обманом чувств и, подумав: «Что это?», пошел, потеряв надежду, к тому месту, где была черепаха. И там он нашел веревку от привязи, длиной всего в палец и разгрызенную на сто частей. Тогда, видя, что черепаха, словно волшебник, скрылась с глаз, он начал сомневаться в себе самом и, глядя с возбужденным сердцем по сторонам, быстрей пошел из этого леса к себе домой. А те четверо, оставшись невредимыми, снова собрались вместе и, считая себя словно вновь родившимися, счастливо зажили во взаимной любви. Поэтому:
И здесь окончена вторая книга под названием «Приобретение друзей», первый стих которой гласит:
Книга III. О воронах и совах
Достойно!
Здесь начинается третья книга под названием «О воронах и совах», повествующая о мире, сражении и других делах. Вот ее первый стих:
Царевичи спросили: «Как это?» Вишнушарман рассказал:
«Есть в южной стране город под названием Притхвипратиштхана[311]. Недалеко от него стояло большое баньяновое дерево, снабженное многочисленными ветвями. Жил там царь ворон по имени Мегхаварна[312], окруженный многочисленными воронами. Там проводил он время, построив жилище. И еще жила в своей крепости в горной пещере окруженная несчетным множеством сов большая сова по имени Аримардана[313]. И когда царь сов, бродя повсюду, встречал какую-нибудь ворону, то в силу старой вражды он убивал ее и уходил. Постоянно действуя так, он постепенно со всех сторон окружил это баньяновое дерево убитыми воронами. И ведь так бывает. Сказано же:
И вот Мегхаварна созвал всех советников и сказал: «Ох! Могуч этот наш враг, полон рвения и знает, когда действовать. Ведь каждый раз он приходит с наступлением ночи и губит наших приверженцев. Как же ему противодействовать? Ведь ночью мы не видим и к тому же не знаем, где его крепость, чтобы пойти туда днем и сразиться. Что же здесь подходит: мир, сражение, поход, остановка, союз или обман?» Тогда те ответили: «Хорошо сказал господин, задав этот вопрос. Сказано ведь:
Поэтому сейчас следует уединиться и держать совет».
Тогда Мегхаварна стал по очереди спрашивать пятерых наследственных министров: Удждживина, Сандживина, Анудживина, Прадживина и Чирадживина[314]. И первым среди них он спросил Удждживина: «Дорогой! Что думаешь ты при таких обстоятельствах?» Тот сказал: «Божественный! Не следует вести войну с сильным. А он силен и вовремя наносит удар. Поэтому надо помириться с ним. Сказано ведь:
А также:
А также:
А также:
А также:
И услышав это, он сказал Сандживину: «Дорогой! Хочу я послушать и твое мнение». Тот сказал: «Божественный! Мне кажется иначе: если он жесток, жаден и лишен добродетели, ты тем более не должен вступать с ним в союз.
Сказано ведь:
Поэтому с ним надо бороться. Таково мое мнение. Сказано ведь:
Кроме того, он презирает нас. Поэтому, если вы заговорите о мире, он разгневается и еще больше покажет свою силу. Сказано ведь:
А если тот говорит: «Враг силен», то это неосновательно:
И затем:
А также:
Услышав это, он спросил Анудживина: «Дорогой! Скажи и ты свое мнение». Тот ответил: «Божественный! Он зол, необычайно силен и не знает границ. Поэтому с ним не следует ни мириться, ни сражиться. Необходим только поход. Сказано ведь:
И кроме того: отступление производят, принимая во внимание его цель и основание. Таково разумное поведение. Сказано ведь:
И затем:
Также:
Поэтому при нападении сильного не время для мира или сражения, а удобный случай отступить».
И выслушав его речь, он сказал Прадживину: «Дорогой! Скажи и ты свое мнение». Тот сказал: «Божественный! Все три способа: мир, сражение и поход не нравятся мне, и в особенности — поход. Ведь:
И затем:
Сказано ведь:
И выслушав его, он сказал Чирадживину: «Дорогой! Скажи и ты свое мнение». Тот сказал: «Божественный! Из шести способов мне нравится союз. Поэтому следует заключить его. Сказано ведь:
Поэтому, оставшись здесь, ты должен взять какого-нибудь сильного союзника, который отомстит врагам. Если же, напротив, ты уйдешь, оставив свое место, то никто не поможет тебе ни единым словом. Сказано ведь:
Но прибегать к помощи сильного — это не единственный выход. Даже союз со слабым приносит защиту. Сказано ведь:
Если же в союзники берется наилучший, то что здесь говорить? Сказано ведь:
Итак, божественный, без союза никак нельзя отомстить. Поэтому следует заключить союз. Таково мое мнение».
И вслед за этими словами Мегхаварна поклонился старому, дальновидному, сведущему во всех науках разумного поведения советнику своего отца по имени Стхирадживин[322] и сказал: «Отец! Если я спросил их в твоем присутствии, то это для испытания, чтобы ты, выслушав все, указал мне, что подходит». Тот сказал: «Дитя! И они сказали все, что содержится в науке разумного поведения, и каждое из этого подходит в свое время. Теперь, однако, время для двуличия. Сказано ведь:
Таким образом, те, кто сами недоверчивы и проявляют усердие, легко уничтожают доверившегося врага. Сказано ведь:
А также:
И потом:
К тому же, если у него появится какой-нибудь недостаток, то, разузнав об этом, ты его погубишь». Мегхаварна сказал: «Отец, я не знаю, где его жилище. Как же узнаю я его недостатки?» Стхирадживин ответил: «Дитя! Не только место жилища, но и недостатки обнаружу я с помощью соглядатаев. Ведь:
А также сказано об этом:
Мегхаварна сказал: «Отец! Кто эти доверенные лица? Сколько их? Какие тайные соглядатаи? Расскажи обо всем». Тот ответил: «Ведь еще Нарада[323], спрошенный Юдхиштхирой, сказал, что во вражеской партии — восемнадцать доверенных лиц, а в своей партии — пятнадцать. О них следует узнавать при помощи трех тайных соглядатаев для каждой стороны, и благодаря им держатся в подчинении своя и чужая стороны. Сказано ведь:
Название «доверенное лицо» означает здесь должность служащего. Если он достоин порицания, то ведет господина к гибели, а если безупречен, то доставляет царю успех. В чужой партии это: советник, домашний жрец, главнокомандующий, наследник, привратник, гаремный сторож, наставник, сборщик налогов, слуга, представляющий ко двору, главный судья, конюший, казначей, надсмотрщик над слонами, член совета, военный министр, комендант крепости, старший слуга, лесничий и другие. Если враг вступит с ними в раздор, его легко победить. А в своей партии это: царица, мать царя, смотритель женских покоев, садовник, хранитель царской опочивальни, начальник соглядатаев, звездочет, врач, водонос, поставщик бетеля, наставник, телохранитель, располагающий войска на постой, держатель зонта и наложница. По их вине может прийти к гибели собственная партия. И затем:
Лагхупатанака спросил: «Отец! По какой причине между воронами и совами царит смертельная вражда?» Тот ответил: «Послушай:
Рассказ первый
Однажды в былые времена гуси, цапли, кокилы, павлины, чатаки, совы, голуби, горлицы, куропатки, голубые сойки, стервятники, жаворонки, карайики, шьямы[324], дятлы и другие птицы собрались стаями и начали советоваться: «Хоть и есть у нас повелитель Вайнатейя, но, занятый услужением святому Нараяне, он не заботится о нас. Так что толку в бесполезном господине, который не защищает нас, когда мы попадаем в сети и страдаем от других несчастий? Сказано ведь:
А другой — лишь по имени господин. Как сказали:
А также:
Поэтому надо поискать какого-нибудь другого царя птиц». И вот, увидев сову, внешность которой сулила счастье, они все сказали: «Пусть эта сова будет нашим царем. Пускай же принесут главные принадлежности из всего, что необходимо для помазания на царство». И вот они принесли воду из священного источника, приготовили смесь из ста восьми корешков чакранкиты, сахадеви[326] и других растений, установили трон, сделали изображение земного круга с нарисованными на нем семью островами[327], морями и горами, разостлали тигровую шкуру, наполнили золотые кружки пятью ветками, цветами и неочищенным зерном, приготовили почетные дары. Запели лучшие из певцов; жрецы, сведущие в изречениях четырех вед, читали священные тексты; толпа молодых девушек пела сладкие песни, предвещавшие благополучие. Приготовленный перед тем сосуд с неочищенным зерном украсили белой горчицей, поджаренными зернами, неочищенными зернами, рочаной[328], гирляндами цветов, раковинами и другими принадлежностями, приготовили все необходимое для очищения и других церемоний и забили в праздничные барабаны. И вот, когда сова приготовилась принять помазание на троне, стоявшем в середине алтаря[329], украшенного ячменем и спицами, в их собрание явился откуда-то ворон, оповещая о своем приходе страшным карканьем. И он подумал: «Да! Что это за собрание всех птиц и что за большой праздник?» Тогда те птицы, увидя его, сказали друг другу: «Он слывет очень мудрым среди птиц. Так надо послушать и его речь. Сказано ведь:
И кроме того:
Подумав так, птицы сказали ворону: «Эй! Нет у птиц никакого царя. Поэтому все птицы решили помазать в цари над всеми пернатыми эту сову. Дай же и ты свое согласие. Ведь ты пришел вовремя». Тогда он со смехом сказал: «О! Не годится, что помазывают эту уродину, ничего не видящую днем, когда есть гуси, павлины, кокилы, чакоры, чакраваки, хариты, журавли[331] и другие превосходные птицы. Не согласен я с вами. Ведь:
Также:
И кроме того, зачем нужна она, если господин — Вайнатейя? Пусть она наделена достоинствами, все равно, когда есть один владыка, не следует брать другого. Сказано ведь:
Даже благодаря его имени вы недосягаемы для врагов. Сказано ведь:
Сказано ведь:
Птицы спросили: «Как это?» Ворон рассказал:
Рассказ второй
«Жил в одной части леса царь слонов по имени Чатурданта[333], окруженный многими слонами. Так проводил он время, охраняя стадо слонов. И вот наступила как-то двенадцатилетняя засуха, от которой высохли водоемы, пруды, лужи и озера. Тогда все слоны обратились к начальнику стада: «Божественный! Одни наши слонята погибли, измученные жаждой, другие — близки к смерти. Найди же какое-нибудь средство утолить жажду». Тогда он послал в восемь сторон света очень быстрых слуг, чтобы они разыскали воду. И те из них, которые отправились на восток, заметили по дороге, недалеко от обители отшельников, озеро под названием «Лунное». Гуси, журавли, морские орлы, утки, чакраваки, балаки[334] и другие обитатели воды населяли его; множество разнообразных деревьев, ветви и побеги которых сгибались под тяжестью цветов, росло поблизости, и оба берега его были украшены зеленью. Обильная пена, возникшая из массы светлых волн, гонимых ветром и стекающих по берегам, покрывала его края, и вода в нем благоухала от сочащейся по слоновьим вискам мускусной влаги, от которой отлетают пчелы, когда могучие слоны погружаются в воду. Деревья, растущие на берегах, образовали своей густой листвой сотни зонтов, постоянно защищавших от солнечного зноя. Глухой шум издавали многочисленные волны, которые ударялись о тела купающихся пулиндских девушек и огибали округлости их пышных бедер, ягодиц и грудей. Озеро это было наполнено чистой водой, и густые заросли распустившегося лотоса украшали его. К чему много слов? Части неба было подобно оно. И видя его, слуги как можно быстрей вернулись и сообщили о нем царю слонов.
И услышав это, Чатурданта поспешно пришел с ними к Лунному озеру. И спускаясь со всех сторон к легко доступному озеру, они раздробили на тысячи кусков головы, шеи, передние и задние лапы зайцев, которые еще раньше построили себе жилища на том берегу. Напившись и искупавшись в воде, начальник стада повернул назад и пошел вместе со спутниками к себе в лесную чащу. Тогда оставшиеся в живых зайцы стали размышлять: «Что нам теперь делать? Узнав дорогу, они будут приходить каждый день. Надо найти средедство удержать их, прежде чем они вернутся сюда». Тогда зайчик по имени Виджайя[335], видя, что зайцы испуганы, что их дети, жены и родные растоптаны и что ими овладела печаль, сказал с состраданием: «Вам не следует бояться. Я уверен, что они больше не придут сюда. Ведь Кармасакшин[336] оказал мне милость». И слыша это, царь зайцев по имени Шилимукха[337] сказал Виджайе: «Дорогой! В этом нет сомнения, потому что:
И еще:
И пусть я буду далеко, слоны узнают о моей тройной силе, видя мощь твоего разума. Ведь:
Сказано ведь:
И если пойдешь ты, то это все равно, что я сам бы пошел. Потому что:
И еще:
Так иди, дорогой! Пусть это дело будет у тебя вторым Кармасакшином». И, пойдя, он увидел того владыку слонов, направлявшегося к озеру. Тело его было окрашено в красновато-желтый цвет обильной цветочной пыльцой от подстилки, сделанной из бутонов с кончиков ветвей цветущего дерева карникары[338]. Он был подобен полной воды туче, отягщенной всем блеском молний, и его страшный, словно идущий из глубины рев звучал, как столкновение множества могучих и стремительных молний, сверкающих во время дождя. Прекрасный, как обилие лепестков безупречного голубого лотоса, он, равный величием Айравате[339], обладал хоботом, извивавшимся словно могущественный Бхуджагендра[340], и парой превосходных, гладких и больших клыков медвяного цветка. Лик его вызывал восхищение благодаря стаям жужжащих пчел, слетевшихся на благоухающий аромат мускусной влаги, стекающей по его вискам, и тысячи начальников стад, усиленно обмахивающиеся своими ушами, подобными ветвям, окружали его. И тогда Вижайя подумал: «Не могут подобные мне общаться с ним. Ведь, как сказано:
Даже коснувшись, слон убьет...[341].
Как бы то ни было, я покажусь ему с того места, где он не сможет мно повредить». Подумав так, он залез на груду высоких неровных камней и сказал: «Повелитель слонов! Хорошо ли тебе?» Слыша это и внимательно глядя, владыка слонов сказал: «Кто ты?» Зайчик ответил: «Я — посланец». Тот спросил: «Кем ты послан?» Посланец сказал: «Блаженною луной». Царь слонов сказал: «Расскажи о своей цели». Зайчик ответил: «Ведь известно тебе, что посланцу, передающему поручение, нельзя причинять вреда. Ибо все цари говорят устами своих посланцев. Сказано ведь:
Так и я обращаюсь к тебе по повелению луны: «Разве можно, смертное существо, причинять другому зло, не рассчитав своих и чужих сил? Сказано ведь:
Так и ты нечестиво оскорбил известное под нашим именем Лунное озеро, убив там зайцев, которых мы должны охранять и которые принадлежат к роду царя зайцев, служащего нашей приметой и любимого нами. Не годится это. К тому же, разве не знаешь ты, что в мире я известна под именем Шашанка?[342] К чему долго говорить? Если ты не прекратишь это дело, мы покараем тебя, причинив большое несчастье. Если же с сегодняшнего дня ты прекратишь это, то удостоишься великого отличия, потому что тело твое вдоволь насладится лунным светом, находящимся в нашей власти, и ты, радуясь вместе со спутниками, будешь вдоволь бродить по этому лесу. А иначе мы удержим свои лучи, тело твое спалит зной и ты вместе со спутниками погибнешь».
Услышав это и сильно обеспокоившись в сердце, царь слонов сказал после длительного размышления: «Дорогой! Правда это. Я нанес вред блаженной луне. Но больше я не буду враждовать с ней. Поэтому скорей покажи мне дорогу, чтобы я пошел туда и умилостивил блаженную луну». Заяц ответил: «Иди один, тогда я покажу тебе». Сказав так, он пошел к Луиному озеру и показал ему ночную луну, отражавшуюся в воде. Ее великолепная блистающая окружность лила приятный свет; планеты, созвездие Саптарши[343] и множество других звезд, сиявших на широком небосводе, окружали ее, и она представляла собой полный диск, благодаря собранию всех шестнадцати частей[344]. И сказав при виде ее: «Я очищусь и совершу поклонение божеству», тот опустил в воду хобот, который едва смогли бы обхватить два человека. Тогда диск луны, словно находящийся на колесе, задвигался взад и вперед в потревоженной воде, и появилась тысяча лун. А Виджайя поспешно отступил назад и с обеспокоенным сердцем сказал царю слонов: «Божественный! Горе, горе! Ты вдвойне разгневал луну». Тот ответил: «Отчего же прогневалась на меня блаженная луна?» Виджайя сказал: «От прикосновения к этой воде». И слыша это, царь слонов, с поникшими ушами и склоненной к земле головой, умилостивил поклонами блаженную луну. И снова сказал Виджайе: «Дорогой! Согласно моим речам, во всех делах склоняй блаженную луну на милость ко мне, а я больше не приду сюда». Сказав это, он отправился туда, откуда пришел.
Поэтому я и говорю: «Кто назовет великого...». И кроме того, эта негодная злодейка низка и не способна охранять подданных. Так далеко она от того, чтобы защищать нас, что от нее можно даже ждать опасности. Сказано, ведь:
Птицы спросили: «Как это?» Ворон рассказал:
Рассказ третий
«Жил я раньше на одном дереве. И под этим деревом жила одна птица, куропатка. Так, живя рядом друг с другом, мы заключили нерушимую дружбу. Каждый день после еды и развлечений мы проводили вечернее время, рассказывая много хороших изречений из Пуран[345] и других книг, задавая вопросы и загадки и предаваясь другим занятиям. И однажды куропатка отправилась с другими птицами за пищей в одно место, богатое свежим рисом, и не вернулась вовремя. Тогда, опечаленный разлукой с ней, я подумал: «Увы! Почему мой друг куропатка не вернулась сегодня? Неужели она попалась в какую-нибудь западню или убита?» Так с обеспокоенным сердцем я провел много дней. И однажды заяц по имени Шигхрага[346] залез на заходе солнца в то дупло, а я, отчаявшись в возвращении куропатки, не удержал его. Между тем та куропатка, сильно разжирев от питания рисом и вспомнив о своем убежище, вернулась туда на следующий день. Ведь хорошо сказано по этому поводу:
И увидя, что в дупло забрался заяц, она с упреком сказала: «Эй, эй, заяц! Нехорошо ты сделал, что проник в мое жилище. Поэтому уходи поскорей». Тот ответил: «Глупая! Разве не знаешь ты, что жилищем можно пользоваться, лишь пока занимаешь его?» Куропатка сказала: «Если так, давай тогда спросим соседей. Сказано в книгах закона:
А также:
Тогда заяц ответил: «Глупая! Разве не слыхала ты слов предания[348], гласящих:
К тому же, глупая, ты не знаешь мнения Нарады:
Поэтому, если это — твое жилье, все равно я занял его, когда оно пустовало. Итак, оно — мое». Куропатка сказала: «О, если ты упоминаешь предание, то пойдем со мной. Мы спросим знатоков предания. Пусть они отдадут жилище тебе или мне». Решив так, они отправились разрешать свой спор. А я подумал: «Посмотрю, что тут будет» и с любопытством последовал за ними. И пройдя немного, заяц спросил куропатку: «Дорогая! Кто же разрешит наш спор?» Та ответила: «Кто же, если не кот по имени Дадхикарна[350], полный сострадания к живым существам, ревностно исполняющий обет поста и воздержания. Он живет на берегу блаженного Ганга, громко шумящего от ударов быстрых разбивающихся волн, поднимаемых сильным ветром». И вот, видя его, заяц возразил ей, трепеща внутри от страха: «Оставь этого низкого. Сказано ведь:
А Дадхикарна, скрывавший свои прирожденные свойства, чтобы легким способом добывать средства к жизни, услышал эти слова. И чтобы вызвать в них доверие, он поспешно обратил морду к солнцу, уселся на задние лапы, поднял вверх передние, зажмурил глаза и, желая обмануть их благочестивыми мыслями, произнес такое добродетельное наставление: «Увы! Бесплодна эта сансара. Мгновенна бренная жизнь. Сновидению подобно общение с любимыми. Сетям Индры[351] подобна жизнь с семьей. Нет поэтому другого пути, кроме добродетели. Сказано ведь:
А также:
И затем:
И услышав его добродетельное наставление, заяц сказал: «О куропатка! На этом берегу реки стоит отшельник, произносящий благочестивые речи. Так спросим его». Куропатка ответила: «Ведь по своей природе он — наш враг. Поэтому спросим его, став подальше». И оба они начали его спрашивать: «Эй, отшельник, наставник в законе! У нас возник спор. Дай же нам совет, согласный с учением закона. Кто говорит неправду, пусть будет съеден тобой». Тот ответил: «Дорогие! Не говорите так. Я отвернулся от жестоких дел, указывающих дорогу в ад. Сказано ведь:
И даже те, которые при жертвоприношении убивают скот, не знают в своей глупости высшего смысла священных книг. А если кем-то сказано: «Следует приносить в жертву коз», то «козы» означает там семилетние зерна риса, которые, как это само собой понятно, не дают всходов[352]. Сказано же:
Поэтому я никого не съем. Однако я стар и плохо слышу издали ваш разговор друг с другом. Как же определю я победу и поражение? Зная это, подойдите ближе и расскажите мне о вашей тяжбе. Тогда я скажу свое слово, зная, и чем суть спора, и не наложу на себя оков в том мире. Сказано ведь:
А также:
Поэтому доверьтесь мне и отчетливо говорите прямо в мое ухо». К чему много слов? Этот низкий вызвал в них такое доверие, что они приблизились к нему. И тогда он одновременно схватил одного из них лапой, а другого зубами, схожими с пилой. Так оба они лишились жизни и были съедены.
Поэтому я и говорю: «Когда злодей свершает суд...». Так и вы, взяв в судьи эту злодейку, слепую днем, и сами слепые ночью, пойдете путем зайца и куропатки. Поэтому подумайте и делайте, что надлежит». И выслушав его речь, все птицы сказали: «Хорошо он говорил». И со словами: «Мы еще раз сойдемся для избрания царя и посоветуемся друг с другом», они отправились туда, откуда прилетели. Одна сова, сидевшая на почетном сидении и ожидавшая помазания, осталась там вместе с крикаликой[353] и сказала: «Кто, кто здесь? Эй! Неужели и теперь не будет совершено помазание?» Услышав это, крикалика ответила: «Дорогая! Ведь ворон нашел средство помешать твоему помазанию, и те птицы разлетелись в разные стороны. Один только этот ворон почему-то остался здесь. Поднимись же скорей, чтобы я отвела тебя в твое жилище». Услышав это, опечаленная сова сказала: «Ах, ты злодей! Чем я обидела тебя, что ты помешал помазать меня на царство? Поэтому с сегодняшнего дня между нами вражда. Сказано ведь:
И когда она с крикаликой ушла в свое жилище, ворон подумал: «Увы! Своими речами я вызвал напрасную вражду. Сказано ведь:
А также:
И также:
И поразмыслив так, ворон покинул то место.
И вот, таким образом, дитя, у нас наследственная вражда с совами». Мегхаварна спросил: «Отец! Что нам делать в таком положении?» Тот ответил: «Даже в таком положении есть другое надежное средство, кроме шести способов. Применив его, я сам пойду, чтобы одержать победу, и, обманув этих врагов, сделаю так, что они погибнут. Сказано ведь:
Мегхаварна спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ четвертый
«Жил в одном городе брахман по имени Митрашарман[355], заботившийся о поддержании жертвенного огня. Как-то раз в месяце магха[356], когда веял приятный ветерок, небо было покрыто облаками и Парджанья[357] посылал тихий-тихий дождик, он отправился в одну деревню, чтобы попросить жертвенное животное, и попросил какого-то жертвователя: «Эй, жертвователь! В наступающую ночь новолуния я буду приносить жертву. Дай же мне одно животное». И тот, согласно закону, дал ему откормленное животное. А брахман, видя, что оно пригодно и бегает взад и вперед, взвалил его на плечи и отправился в свой город. И когда он шел по дороге, его встретили три жулика с исхудавшими от голода шеями. Тогда, видя взваленное на его плечи откормленное животное, они сказали друг другу: «Эй! Если мы съедим это животное, то не повредит нам сегодняшний снегопад. Так возьмем у него обманом жертвенное животное и защитимся от холода». И вот один из них, переменив одежду и встретив его на боковой дороге, сказал блюстителю священного огня: «Эй, эй, хранитель огня! Зачем совершаешь ты смешное, запретное у людей дело, неся поднятую на плечи нечистую собаку? Сказано ведь:
Тогда, полный гнева, тот ответил: «Разве ты ослеп, что принимаешь жертвенное животное за собаку?» Тот ответил: «Брахман! Не следует тебе гневаться. Иди как хочешь». И когда он прошел немного дальше по дороге, то встретил его второй жулик и сказал: «Увы! Горе, горе! Если и любишь ты, блаженный, этого мертвого теленка, все равно не следует поднимать ею на плечи. Сказано ведь:
Тогда он с гневом ответил: «Эй! Разве ты ослеп, что называешь жертвенное животное теленком?» Тот сказал: «Не гневайся, блаженный. Я сказал это по неведению. Иди поэтому как тебе нравится». Еще немного углубился он в лес, и тут третий жулик, переменивший одежду, встретился с ним и сказал: «Эй! Не годится, что ты взвалил на плечи осла и несешь его. Сказано ведь:
Оставь же его, пока никто другой не увидел». Тогда решив, что это — ракшаса в образе жертвенного животного, он от страха бросил его на землю и побежал к своему дому. А те трое сошлись вместе и, взяв это животное, исполнили свое намерение.
Поэтому я и говорю: «Кто полон знаний и ума...». Хорошо ведь говорится :
К тому же даже со слабыми не следует затевать вражду, если их много. Сказано ведь:
Мегхаварна спросил: «Как это?» Стхирадживин рассказал:
Рассказ пятый
«Жил в одном муравейнике большой черный змей по имени Атидарпа[360]. Как-то он оставил дорогу, ведущую из норы, и стал выползать через другое маленькое отверстие. И вот по воле судьбы, выползая, он из-за своей величины и узости отверстия поранил тело. И вот муравьи, следуя по запаху крови, текущей из ран, окружили его со всех сторон и начали беспокоить. Одних он убил, другим нанес увечья, но так как их было необычайно много, они искусали все его тело, и от многочисленных раскрывшихся ран Атидарпа отошел в небытие.
Поэтому я и говорю: «Коль многочисленны враги...». И кроме того, божественный, мне надо кое-что сказать и это следует обсудить, обдумать и исполнить». Мегхаварна сказал: «Отец! Поведай, что лежит у тебя на сердце». Стхираджвин ответил: «Дитя! Если так, слушай. Кроме тех способов, первый из которых — дружба, я придумал следующий пятый способ: поступи со мной, как с недругом, выругай самыми бранными словами, обмажь меня принесенной для этого кровью, чтобы вызвать доверие соглядатаев, посланных врагом, и, бросив под этот баньян, отправляйся на гору Ришьямука[361]. Там ты должен оставаться вместе со спутниками, пока я с помощью хорошо задуманного плана не вызову доверия у врагов, исследую внутренность их крепости и погублю их, ничего не видящих днем. Поразмыслив, я убедился, что в их крепости не окажется даже выхода. Сказано ведь:
А ты не должен проявлять ко мне сострадания. Сказано ведь:
Поэтому ты не должен удерживать меня в этом деле. Ведь:
И сказав это, он стал делать вид, что ссорится с царем. Тогда другие слуги, видя, что Стхирадживин безудержно дерзит царю, бросились, чтобы убить его, но Мегхаварна сказал им: «Эй, отойдите! Я сам накажу этого злодея, перешедшего на сторону врагов». Сказав так, он взобрался на него, нанес ему легкие удары клювом, обмазал приготовленной для этого кровью и, как тот ему советовал, отправился со спутниками на гору Ришьямука.
Между тем крикалика, бывшая вражеским соглядатаем, отправилась к царю сов и рассказала ему о несчастье, постигшем советника Мегхаварны. И услышав это, повелитель сов вместе со спутниками приготовился на заходе солнца в поход, чтобы убить ворон, и сказал: «Эй, торопитесь, торопитесь! Испуганный враг обратился в бегство, и его легко захватить. Сказано ведь:
С этими словами они направились со всех сторон к баньяновому дереву. Когда же там не было найдено ни одной вороны, обрадованный Аримардана поднялся на ветку дерева и, прославляемый певцами, сказал: «Эй! Известен ли путь их похода? Какой дорогой они бежали? Пока они не достигли крепости, я перебью их, следуя за ними по пятам».
И в это время Стхирадживин подумал: «Если эти враги, узнав, что с нами произошло, уйдут туда, откуда пришли, то я ничего не сделаю. Сказано ведь:
Так лучше не начинать дела, чем оставлять начатое. Поэтому я подам голос и покажусь им». Поразмыслив так, он издал слабый-слабый звук. И слыша это, те совы устремились, чтобы убить его. Тогда Стхирадживин сказал: «Эй! Я — советник Мегхаварны, по имени Стхирадживин. В такое состояние привел меня Мегхаварна. Сообщите об этом вашему господину. Мне надо многое сказать ему». И когда царю сов передали это, он с удивлением подошел к нему, покрытому рубцами от ран, и сказал: «Эй! Как пришел ты в такое состояние? Расскажи об этом». Стхирадживин ответил: «Послушай, божественный. Вчера, увидя, что вы убили много ворон, этот злодей Мегхаварна с мыслями, полными гнева и печали, направился к вашей крепости. Тогда я сказал: «Не следует тебе идти туда. Ведь они сильны, а мы лишены сил. Сказано ведь:
Поэтому следует заключить мир, поднеся ему дары». Услышав это и подозревая, что я перешел на твою сторону, он, подстрекаемый дурными подданными, привел меня в такое состояние. Поэтому теперь мое прибежище у твоих ног. К чему много слов? Пока есть у меня силы двигаться, я поведу тебя в его жилище и погублю всех ворон».
Услышав это, Аримардана стал советоваться с министрами, перешедшими к нему по наследству от отца и деда. А было у него пять министров: Рактакша, Круракша, Диптакша, Вакранаса и Пракаракарна[362]. И вот он спросил первым Рактакшу: «Дорогой! Как следует поступить при таких обстоятельствах?» Тот ответил: «Божественный! Что тут думать? Убей его, не размышляя. Ведь:
И к тому же есть в мире поговорка: «Счастье, само пришедшее к тебе, уходя, приносит проклятие». Сказано ведь:
И говорят ведь:
Аримардана спросил: «Как это?» Рактакша рассказал:
Рассказ шестой
«Жил в одном городе некий брахман, проводивший время в бесплодных занятиях земледелием. Однажды в конце жаркого времени года измученный зноем он лег спать в тени дерева посреди своего поля. И видя, как недалеко от него над муравейником страшный змей протягивает свой большой вздутый капюшон, он подумал: «Наверное, я ни разу не почтил это божество поля. Вот и не приносит мне плодов занятие земледелием. Поэтому я окажу ему почет». Подумав так, он попросил в одном месте молока, налил его в тарелку, подошел к муравейнику и сказал: «О хранитель поля! Все это время я не знал, что ты здесь живешь, и поэтому не оказывал тебе почета. Будь же теперь милостив». Сказав это и предложив ему молока, он пошел домой. И когда, придя утром, он поглядел на то место, то увидел на тарелке один динар. Так он приходил туда каждый день, давал ему молоко и получал по одному динару.
И однажды брахман поручил сыну нести к муравейнику молоко, а сам отправился в деревню. А мальчик принес туда молоко, поставил его и вернулся домой. Когда же на следующий день он пришел туда и увидел один динар, то подумал: «Несомненно, этот муравейник наполнен динарами. Поэтому я убью змея и все возьму себе». Решив так и принеся на следующий день молоко, сын брахмана ударил змея дубинкой по голове. А тот, еле оставшись в живых по воле судьбы и разгневавшись, так укусил его своими остроконечными зубами, что он сразу отошел в небытие. Тогда родственники его сложили груду поленьев недалеко от поля. И на второй день вернулся его отец. Узнав от родственников о причине смерти сына и поразмыслив об этом, он сказал:
Люди спросили: «Как это?» Брахман рассказал:
Рассказ седьмой
«Жил в одном городе царь по имени Читраратха[363]. Был у него пруд под названием «Лотосный», зорко охраняемый воинами. Там жило много гусей из золота, которые каждые шесть месяцев теряли по одному перу из хвоста. И как-то пришла к тому пруду большая золотая птица. Тогда они сказали: «Ты не должна жить среди нас, потому что мы получили этот пруд, давая за него плату по одному перу из хвоста каждые шесть месяцев». К чему здесь много слов? Началась обоюдная вражда. Тогда та прибегла к защите царя и сказала: «Божественный! Вот как говорят эти птицы: «Что сможет сделать нам царь? Никому не отдадим мы жилища». Я же сказала: «Нехорошо вы говорите. Я пойду и передам это царю». Пусть же божественный решит при таких обстоятельствах». Тогда царь сказал слугам: «Эй! Идите туда, убейте всех птиц и скорей принесите их». И вслед за приказом царя они отправились. Тогда, видя царских слуг с дубинками в руках, одна старая птица сказала: «О родные! Случилось несчастье. Будем же все единодушны и быстро поднимемся вверх». И они так и сделали.
Поэтому я и говорю: «Кто с ищущим убежища...». И сказав это, брахман снова взял на рассвете молоко, пошел туда и, чтобы вызвать доверие змея, сказал: «По собственной вине отошел мой сын в небытие». Тогда змей отиетил: «Гляди: пылает вот костер...».
Поэтому, убив его, ты без усилий освободишь свое царство от врагов».
И выслушав его речь, он спросил Круракшу: «Дорогой! Что же думаешь ты?» Тот ответил: «Божественный! Безжалостно то, что он сказал, потому что нельзя убивать ищущего убежища. И право же, хорош этот рассказ:
Аримардана спросил: «Как это?» Круракша рассказал:
Рассказ восьмой[364]
Ведь несомненно:
И снова она сказала:
И говорят ведь:
Потому что:
Так, исполненный радости, он поднял ее па небесную колесницу, заключил в объятья и счастливо стал жить с ней. А охотник, ощутив высшее отвращение к миру и стремясь к смерти, углубился в дремучий лес.
Поэтому я и говорю: «Преданье есть о голубе...». Услышав это, Аримардана спросил Диптакшу: «Что думаешь ты при таких обстоятельствах?» Тот сказал:
А вор ответил:
Аримардана сказал: «Кто это та, которая не обнимает, и кто этот вор? Я хочу подробно услышать». Диптакша рассказал:
Рассказ девятый
«Жил в одном городе старый купец по имени Каматура[365]. После смерти своей жены он потерял рассудок от любви и женился на дочери бедного купца, дав большой выкуп. А она, охваченная печалью, даже видеть не могла этого старого купца. Ведь сказано по этому поводу:
А также:
И как-то раз, когда она, отвернувшись, лежала с ним на одной постели, в их дом забрался вор. И увидев этого вора, она, охваченная страхом, обняла даже своего старого супруга. А он с поднявшимися по всему телу волосками подумал в изумлении: «Да! Что это она теперь обнимает меня?» И когда он внимательно посмотрел, то увидел в одном углу дома вора и подумал: «Несомненно она обнимает меня, напуганная им». И обнаружив это, он сказал тому вору: «Будь счастлив, благодетель мой! Бери что хочешь у меня...». А вор ответил: «Не вижу, что мне взять сейчас...».
Поэтому даже о приносящем пользу воре хорошо думают. Что же говорить о прибегшем к защите? И кроме того, он обижен ими и поэтому сможет принести нам пользу и показать их слабые места. По этой причине его не следует убивать».
Услышав это, Аримардана спросил другого советника, Вакранасу: «Дорогой! Что следует делать теперь при таких обстоятельствах?» Тот сказал: «Божественный! Не следует его убивать. Ведь:
Аримардана спросил: «Как это?» Вакранаса рассказал:
Рассказ десятый
«Жил в одном селении бедный брахман, все имущество которого состояло в одном подаяньи. Всегда лишенный изысканных одежд, мазей, благовоний, венков, украшений, бетеля и других предметов роскоши, покрытый длинными волосами на голове и теле, отрастивший бороду и ногти, он изнурял плоть холодом, зноем, дождем и другими лишениями. И вот кто-то дал ему из сострадания пару телок, а брахман вырастил их, еще маленьких, и откормил, давая им сливочное и сезамовое масло, ячмень и другую пищу. И видя это, один вор сейчас же подумал: «Утащу-ка я у этого брахмана пару коров».
Решив так, он взял ночью петлю для связывания, но, когда отправился, встретил на полпути существо с редкими острыми зубами, носом, вытянутым словно тростник, неровно посаженными глазами, с множеством жил, выступающих на теле, с высохшими щеками и с телом и бородой красновато-коричневого цвета, словно огонь хорошей жертвы. И видя его, вор спросил, дрожа от сильного страха: «Кто ты?» Тот ответил: «Я — брахмаракшаса[367] Сатьявачана[368]. Назови и ты себя». Тот сказал: «Я — вор Круракарман[369], отправился, чтобы увести пару коров у бедного брахмана». Тогда, почувствовав доверие, ракшаса сказал: «Дорогой! Я принимаю пищу раз в три дня вечером[370]. Поэтому сегодня я съем этого брахмана. Как хорошо! Ведь у нас — одна цель». Тогда оба пошли туда и остановились в уединенном месте, поджидая удобного времени. И когда брахман лег спать, ракшаса отправился съесть его. Видя это, вор сказал: «Дорогой! Неправильно это. Съешь брахмана после того, как я уведу пару коров». Тот сказал: «А что, если этот брахман проснется от эха? Бесполезным окажется тогда мое предприятие». Вор сказал: «Да ведь и ты, принявшись за еду, можешь встретить какое-нибудь препятствие, и я не смогу тогда увести пару коров. Поэтому сначала я уведу пару коров, а потом ты съешь брахмана». Так, споря кому из них быть первым, они поругались и своими криками разбудили брахмана. Тогда вор сказал ему: «Брахман! Этот ракшаса хочет съесть тебя». А ракшаса сказал: «Брахман! Этот вор хочет увести у тебя пару коров». Услышав это, брахман поднялся и, внимательно посмотрев, спас себя от ракшасы размышлением о боге-хранителе, а пару коров от вора — поднятой дубинкой.
Поэтому я и говорю «Даже враги полезны нам...». И еще:
Несправедливо поэтому убивать прибегающего к защите».
И обдумав его речь, он спросил Пракаракарну: «Скажи, что ты сейчас думаешь?» Тот ответил: «Божественный! Не следует убивать его, потому что, сохранив ему жизнь, можно будет впоследствии счастливо проводить с ним время во взаимной любви. Сказано ведь:
Аримардана спросил: «Как это?» Пракаракарна рассказал:
Рассказ одиннадцатый
«Жил в одном городе царь по имени Девашакти[372]. У сына его в животе, словно в муравейнике, жил змей, и у того с каждым днем истощалось от этого все тело. И вот из-за отвращения к жизни этот царевич ушел в другую страну. Он собирал подаяние в одном городе, а оставшееся время проводил в большом храме. А в том городе жил царь по имени Бали. Были у него две молодые дочери. И одна из них, подходя каждый день к стопам отца, говорила: «Побеждай, великий царь!», а другая — «Вкушай то, что суждено, великий царь!» И вот, услышав это однажды, разгневанный царь сказал: «Эй, советники! Отдайте эту дочь, ведущую дурные речи, какому-нибудь чужестранцу, чтобы она вкусила то, что суждено». И министры согласились, сказав: «Да будет так!», дали ей небольшую свиту и выдали за того царевича, жившего в храме.
А она, радуясь сердцем, приняла этого супруга, словно бога, и пошла с ним в другую страну. И затем в окрестностях одного отдаленного города на берегу пруда она поручила царевичу охранять жилище, а сама вместе со спутниками пошла купить сливочного и сезамового масла, соли, риса и другую еду. Когда же она вернулась, совершив покупки, царевич этот спал, положив голову на муравейник, и изо рта его высовывался змеиный капюшон, вбиравший воздух. И там же из муравейника выполз другой змей и делал то же самое. Когда они увидели друг друга, глаза у них покраснели от гнева, и змей в муравейнике сказал: «Эй, злодей! Зачем ты так мучаешь царевича, прекрасного с ног до головы?» Находящийся во рту ответил: «А почему, злодей, ты осквернил пару кружек, полных золота?» Так открыли они слабые стороны друг друга. И снова находящийся в муравейнике сказал: «Эй, злодей! Неужели никто не знает, что если выпить горчицы, то ты погибнешь от этого средства?» Тогда находящийся в животе сказал: «А разве никто не знает, что ты погибнешь от горячей воды?» А царевна эта, стоя за кустом и слыша их разговор друг с другом, так и поступила. Излечив супруга и добыв большое богатство, она отправилась в свою страну и, с почетом принятая отцом, матерью и родственниками, счастливо зажила, достигнув предназначенных ей благ.
Поэтому я и говорю: «Кто слабости взаимные...».
И услышав это, Аримардана на том и порешил. И видя, что произошло, Рактакша снова сказал, скрывая насмешку: «Горе, горе! Погубили вы господина своим неразумием. Сказано ведь:
А также:
Советники спросили: «Как это?» Рактакша рассказал:
Рассказ двенадцатый
«Жил в одной местности тележник. Его распутная жена пользовалась у людей дурной славой. И подумал он о том, что ее надо испытать: «Как бы мне ее испытать? Сказано ведь:
А я знаю по людской молве, что она неверна. Сказано ведь:
Подумав так, он сказал жене: «Милая! Утром я пойду в другую деревню и проведу там несколько дней. Поэтому приготовь мне какую-нибудь подходящую пищу на дорогу». А она, слыша его слова, возбужденная и с радостью в сердце, оставила все дела и приготовила превосходную еду, изобилующую маслом и сахаром. И хорошо ведь говорится:
И вот, поднявшись на заре, он вышел из дому. А та, видя, что он ушел, кое-как провела этот день, с улыбкой украшая свое тело. И затем, придя в дом еще до этого знакомого ей любовника, она сказала ему: «Мой негодный муж отправился в другую деревню. Приходи поэтому ко мне домой, когда люди уснут». А пока это происходило, тележник, проведя день в лесу, проник вечером в свой дом через боковую дверь и спрятался там под кроватью. Между тем тот Девадатта[376] пришел туда и забрался на постель. Увидя его, тележник подумал с сердцем, полным гнева: «Не подняться ли мне сейчас и убить его или одним ударом уничтожить их обоих, когда они заснут? Или погляжу я пока на ее поведение и послушаю разговор с ним». Между тем она осторожно закрыла дверь дома и поднялась на постель.
И поднимаясь, она задела ногой голову тележника. Тогда она подумала: «Несомненно, негодный тележник сделал так, чтобы испытать меня. Что ж, я покажу, что знакома с женскими повадками». Пока она думала так, Девадаттой овладело желание коснуться ее. Тогда, сложив ладони, она сказала: «О великодушный, ты не должен касаться моего тела». Тот ответил: «В таком случае, зачем же ты позвала меня?» Она сказала: «О! Сегодня на зари я пошла в храм Чандики[377], чтобы увидеть божество. И там неожиданно раздался голос в воздухе: «Что мне делать, дочь? Хоть ты и преданна мне, все равно через шесть месяцев станешь вдовой по воле судьбы». Тогда я сказала: «Блаженная! Если ты знаешь о несчастьи, то знаешь и как предотвратить его. Есть ли поэтому какое-нибудь средство, чтобы супруг мой прожил сотню лет?» Тогда она ответила: «Есть и такое средство, и оно зависит от тебя». Услышав это, я сказала: «Богиня! Укажи, и я сделаю так, пусть это будет стоить мне жизни». Тогда богиня сказала: «Если, взойдя с чужим мужчиной на одно ложе, ты отдашься ему, то смертельная опасность, грозящая твоему супругу, перейдет на него, а супруг проживет еще сто лет». Поэтому я и попросила тебя. Так делай же то, что хочешь делать. Ведь нет сомнения, что неизменны слова божества». И тогда с лицом, сияющим от сдерживаемого смеха, он поступил соответствующим образом.
А этот глупый тележник, слышавший ее речь, вылез из-под кровати и с поднявшимися на теле волосками сказал: «Хорошо, преданная! Хорошо, радующая свой род! Мое сердце обеспокоили речи дурных людей, и, чтобы испытать тебя, я притворился, будто иду в деревню, а сам спрятался здесь под кроватью. Подойди же, обними меня!» Сказав это, он обнял ее, посадил себе на плечо и обратился к тому Девадатте: «О великодушный! Благодаря моим заслугам ты пришел сюда. По твоей милости я достиг столетней жизни. Поднимись же и ты на мое плечо!» И хотя тот упирался, он силой посадил его на плечо и, танцуя, начал подходить к дверям домов всех родственников.
Поэтому я и говорю: «Пусть ясно видит зло глупец...». И как бы то ни было, мы вырваны с корнем и уничтожены. Право же хорошо говорится:
А также:
И вот все они, не обратив внимания на эти слова, подхватили Стхираджшшна и повели его к своей крепости. Тогда Стхирадживин, которого они вели, сказал: «Божественный! Зачем теперь забирать меня с собой, когда я ничего не способен сделать и нахожусь в таком состоянии? Поэтому я хочу войти в пылающий огонь. Ты должен почтить меня даром огня». Тогда Рактакша, разгадав его тайные замыслы, сказал: «Почему ты хочешь броситься в огонь?» Тот сказал: «Ради вас претерпел я от Мегхаварны это несчастье. Поэтому я хочу стать совой, чтобы отомстить им за вражду». Слыша это, сведущий в царской мудрости Рактакша сказал: «Дорогой! Ты коварен и искусен в лживых речах. Даже вступив в племя сов, ты все равно высоко будешь чтить свое воронье племя. Известен ведь этот рассказ:
Тот спросил: «Как это?» Рактакша рассказал:
Рассказ тринадцатый
«На берегу Ганга, чьи волны пестрят белой пеной, возникшей от плеска рыб, которые пугаются, заслышав шум воды, бьющейся о неровные, каменистые берега, стояла обитель. Наполнявшие ее отшельники усердно исполняли предписания йоги, произносили молитвы, предавались умерщвлению плоти, самоистязанию, изучению Вед и посту. Они стремились брать отмеренные порции чистой воды, истощали свое тело, питаясь луковицами, корнями, плодами и шайвалой[378], и покрывались одной мочальной повязкой вокруг бедер. Жил там старейшина рода по имени Яджнявалкья. Однажды, когда он омылся в Джахнави и начал полоскать рот, в его ладонь упала мышка, выпавшая из клюва сокола. Увидев ее и положив на баньяновый лист, он снова омылся, ополоскал рот, совершил искупление и другие действия и силой своей святости обратил эту мышку в девочку. Затем он взял ее с собой, вступил в обитель и сказал бездетной жене: «Возьми ее, дорогая. Она досталась тебе как дочь, и ее надо заботливо растить». И та стала растить и лелеять ее. Когда же ей исполнилось двенадцать лет, то, видя, что она пригодна для брака, мать сказала: «О супруг! Неужели не видишь ты, что у нашей дочери проходит время, пригодное для брака?» Тот ответил: «Ты хорошо сказала, милая. Сказано ведь:
Поэтому я выдам ее за равного. Сказано ведь:
Также:
Поэтому, если ей нравится, я призову блаженное солнце и выдам за него». Она сказала: «Где же здесь грех? Сделай это». Тогда отшельник призвал Савитара[382]. И немедленно явившись, тот сказал: «Блаженный! Зачем ты позвал меня?» Он ответил: «Вот стоит моя дочь. Возьми ее в жены». И сказав это, он обратился к своей дочери: «Дитя! Нравится ли тебе этот блаженный, озаряющий три мира?» Дочка сказала: «Отец! Он слишком жгуч по природе. Не хочу я его. Так позови кого-нибудь другого, лучше его». И услышав ее слова, отшельник сказал светилу: «Блаженный! Есть ли кто-нибудь сильнее тебя?» Светило сказало: «Сильнее меня — облако. Когда оно покрывает меня, я скрываюсь из вида». Тогда отшельник призвал облако и сказал девушке: «Дочка! Я выдам тебя за него». Та ответила: «Оно черное и холодное по природе. Так вместо него выдай меня за другого, получше». Тогда отшельник спросил облако: «О облако! Есть ли кто-нибудь сильнее тебя?» Оно ответило: «Сильнее меня — ветер». Тогда, призвав ветер, он сказал: «Дочка! Я выдам тебя за него». Та ответила: «Отец! Он слишком непостоянен. Так приведи кого-нибудь сильнее его». Отшельник сказал: «О ветер! Есть ли кто-нибудь сильнее тебя?» Вихрь ответил: «Сильнее меня — утес». Тогда отшельник призвал утес и сказал девушке: «Дочка! Я выдам тебя за него». Та сказала: «Отец! Он тверд по природе и неподвижен. Так выдай меня за другого». Отшельник спросил утес: «О царь гор! Есть ли кто-нибудь сильнее тебя?» Утес сказал: «Сильнее меня — мыши». Отшельник призвал мышонка, показал ей и сказал: «Дочка! Нравится ли тебе этот мышонок?» А та, увидя его и подумав: «Он — мой сородич!», сказала с поднявшимися на теле волосками: «Отец! Преврати меня в мышку и выдай за него, чтобы я исполняла обязанности хозяйки, установленные для моего рода». И силой своей святости он превратил ее в мышку и выдал за него.
Поэтому я и говорю: «Отвергнув солнце, облако...».
И затем, не обратив внимания на слова Рактакши, они ввели Стхирадживина в свою крепость на погибель собственного рода. И когда его ввели, Стхирадживин подумал, смеясь про себя:
Поэтому, если бы они послушались его, даже маленькое несчастье не постигло бы их». И вот, достигнув входа в крепость, Аримардана сказал: «Эй, эй! Предоставьте этому доброжелателю Стхирадживину то место, какое он захочет». Услышав это, Стхирадживин подумал: «Я ведь должеи найти средство погубить их и не смогу достичь этого, находясь внутри, потому что они изучат все мои повадки и будут внимательны. Поселившись же у входа в крепость, я исполню задуманное». Решив так, он сказал царю сов: «Божественный! Хорошо то, что сказал господин. Однако и я знаком с разумным поведением и желаю тебе добра. Даже тот, кто предан и чист, все равно не должен жить в крепости. Поэтому, оставшись здесь, у ворот крепости, я каждый день буду нести службу, очищая тело прахом от твоих ног, подобных лотосам». И когда с этим согласились, слуги повелителя сов каждый день, вдоволь насытившись, по приказанию царя сов приносили Стхирадживину превосходную мясную пищу. Так через несколько дней oн стал сильным, как павлин. И видя откормленного Стхирадживина, Рактакша с изумлением сказал собранию министров и царю: «Увы! Глупцы все эти министры и ты сам. Таково мое мнение. Сказано ведь:
Те спросили: «Как это?» Рактакша рассказал:
Рассказ четырнадцатый
«В окрестностях одной горы росло большое дерево. Жила там одна птица, помет которой превращался в золото. Как-то раз пришел в ту местность некий охотник. И птица эта выпустила перед ним помет, который в момент падения превратился в золото. Видя это, удивленный охотник подумал: «Да! С самого детства занимаюсь я ловлей птиц и за восемьдесят лет ни разу не видел золота в птичьем помете». И он привязал сеть к этому дереву. А та глупая птица, полная доверия, села туда, как всегда, и в то же мгновение попалась в сеть. Тогда охотник освободил ее из сети, посадил в клетку и, принеся к себе домой, подумал: «Что мне делать с ней, несущей опасность? Ведь если кто-нибудь когда-нибудь узнает, какая она, и скажет царю, то, несомненно, жизнь моя подвергнется опасности. Поэтому я сам расскажу царю о птице». Решив это, он так и сделал. А царь, чьи глаза при виде этой птицы уподобились распустившимся лотосам, достиг высшей радости и сказал: «Эй, стражники! Хорошенько охраняйте эту птицу. Давайте ей еду, питье и все, что она захочет». Тогда советник сказал: «К чему эта птица, которую мы взяли, вняв одним лишь словам охотника, недостойного доверия? Разве бывает когда-нибудь золото в птичьем помете? Так освободите эту птицу из плена клетки». Когда же вслед за словами министра царь освободил ее, она уселась на высокую створку двери и выпустила золотой помет. И затем, прочтя стих: «Сначала я была глупа...», улетела по воздушному пути куда ей хотелось.
Поэтому я и говорю: «Сначала я...». Но даже и тогда, гонимые враждебной судьбой, они опять не обратили внимания на полезную речь Рактакши и продолжали давать тому много мяса и другой разнообразной пищи.
Тогда Рактакша тайно собрал своих приверженцев и сказал: «Увы! Конец приходит благополучию нашего владыки и его крепости. Я наставлял его так, как подобает наследственному советнику. Давайте же отправимся теперь в другую горную крепость. Сказано ведь:
Те спросили: «Как это?» Рактакша рассказал:
Рассказ пятнадцатый
«Жил в окрестностях одного леса лев по имени Кхаранакхара[383]. Как-то, бродя взад и вперед с исхудавшей от голода шеей, он не нашел никакой добычи. И достигнув к вечеру большой горной пещеры, он вошел в нее и подумал: «Несомненно, ночью в эту пещеру должно прийти какое-нибудь существо. Поэтому я останусь здесь, спрятавшись». И вот хозяин пещеры, шакал по имени Дадхимукха[384], начал кричать у входа: «Эй, нора! Эй, нора!» Сказав это, он замолчал и снова произнес: Эй, разве ты забыла, что мы с тобой заключили договор? Когда я возвращаюсь, то должен снаружи окликнуть тебя, а тебе следует меня позвать. Раз ты не зовешь меня сегодня, я пойду в другую нору, которая будет потом звать меня». И услышав это, лев подумал: «Несомненно, нора эта всегда приветствует его, когда он возвращается. Сегодня же из страха передо мной она молчит. Ведь сказано по этому поводу:
Поэтому я буду приветствовать его, чтобы он последовал на зов, вошел сюда и послужил мне пищей». Решив так, лев приветствовал его. И пещера эта наполнила эхом от львиного рева все окрестности, напугав даже далеко живущих других обитателей леса. А убегающий шакал прочел этот стих: «Спокоен тот, кто о грядущем думает...».
И вот, подумав об этом, вы должны идти вместе со мной». Решив так, Рактакша, сопровождаемый свитой своих приверженцев, отправился в другую отдаленную местность.
Когда же Рактакша ушел, Стхирадживин подумал, сильно обрадованный: «Да! Счастье для меня, что ушел Рактакша. Ведь он дальновиден, а они безрассудны. Поэтому мне легко их уничтожить. Сказано ведь:
И хорошо ведь говорится:
Подумав так, он каждый день стал приносить к своему гнезду по одному куску дерева из леса, чтобы сжечь их пещеру. А те глупые совы не знали, что он увеличивает свое гнездо, чтобы сжечь их. И хорошо ведь говорится:
И вот, когда под видом гнезда у входа в крепость была собрана куча дерева, Стхирадживин на восходе солнца, когда совы перестали видеть, быстро достиг Мегхаварны и сказал: «Господин! Я приготовил к сожжению пещеру врагов. Поэтому иди вместе со спутниками, каждый из которых пусть возьмет из леса по одному пылающему куску дерева и бросит их в мое гнездо у входа в пещеру, чтобы все враги погибли от этого бедствия, словно в аду Кумбхипака»[385]. Услышав это, обрадованный Мегхаварна сказал: «Отец! Расскажи, что с тобой произошло. Давно я не видел тебя». Тот ответил: «Дитя! Сейчас не время для разговоров. Еще какой-нибудь вражеский лазутчик расскажет, что я пришел сюда. Тогда, узнав это, слепой удалится в другое место. Поэтому спеши, спеши! Сказано ведь:
А также:
Ведь когда ты убьешь врагов, я вернусь домой и все спокойно расскажу».
И выслушав его слова, он и его спутники захватили концом клюва, каждый по одному, пылающие куски дерева и, достигнув входа в пещеру, бросили их в гнездо Стхирадживина. И тогда все совы, вспоминая слова Рактакши, получили удел, подобный аду Кумбхипака. А Мегхаварна, искоренив врагов, снова вернулся в свою крепость на баньяновом дереве.
И сидя на троне среди собрания, он с радостью в сердце спросил Стхирадживина: «Отец! Как проводил ты время, находясь среди врагов? Ведь:
Услышав это, Стхирадживин ответил: «Дорогой!
Мегхаварна сказал: «Отец! Я думаю, что совместная жизнь с врагом подобна обету «лезвие меча»[394]. Тот ответил: «Это верно. Однако нигде я не встречал такого сборища дураков. Не было там мудрых, кроме очень умного Рактакши, никем не превзойденного во многих науках. Ибо он узнал, какие у меня были замыслы. Что же до остальных министров, то это — великие глупцы, являющиеся министрами лишь на словах и лишенные истинного знания. Им даже не известно, что:
И хорошо ведь говорится:
Поэтому, царь, общаясь с врагом, я словно исполнил обет «лезвие меча». То, что ты сказал, я испытал на себе. Сказано ведь:
Мегхаварна спросил: «Как это?» Стхирадживин рассказал:
Рассказ шестнадцатый
«Жил в одной местности старый черный змей по имени Мандавиша[395]. Мысли его были таковы: «Как бы мне легким способом добывать средства к жизни?» И вот он подполз к пруду, где жило много лягушек, и притворился, что полон нерешительности. И когда он там находился, одна лягушка приблизилась к краю воды и спросила его: «Дядя! Почему ты сегодня не бродишь в поисках пищи, как прежде?» Тот сказал: «Дорогая! Откуда может быть стремление к пище у меня, гонимого судьбой? Ведь сегодня ночью, бродя в поисках вечерней пищи, я увидел одну лягушку и поспешил за ней, чтобы поймать ее. Тогда, видя меня и страшась смерти, она скрылась среди брахманов, погруженных в чтение Вед, а я не заметил, куда она ушла. И вот рассудок мой был обманут сходством, и я укусил сына одного брахмана за большой палец, находившийся у края воды на берегу пруда. Тогда он тотчас отошел в небытие. А его опечаленный отец проклял меня: «Злодей! За то, что ты укусил моего невинного сына, ты будешь возить на себе лягушек и жить тем, что они дадут тебе по своей милости». Вот я и приполз сюда, чтобы возить вас».
Тогда та рассказала об этом всем лягушкам, а они с радостью в сердце пошли все к царю лягушек по имени Джалапада[396] и сообщили ему это. Тогда, подумав: «Как необычайно!», он, окруженный министрами, поспешно вылез из пруда и забрался на капюшон Мандавиши. Все же остальные, стар и млад, влезли ему на спину. К чему много слов? Те, которым не нашлось места, бежали вслед за ним. А Мандавиша, стремясь насытиться, показывал им всевозможные особые приемы ползанья. Тогда Джалапада, испытывая удовольствие от прикосновения к его телу, сказал ему:
И на следующий день, чтобы обмануть его, Мандавиша стал ползти медленно-медленно. Видя это, Джалапада сказал: «Дорогой Мандавиша! Почему сегодня ты везешь не так хорошо, как прежде?» Мандавиша сказал: «Божественный! От недостатка в пище нет у меня сегодня сил возить». Тогда тот сказал: «Дорогой! Поедай маленьких лягушек». Услышав это и всем телом дрожа от радости, Мандавиша поспешно ответил: «Ведь этому проклятию и подверг меня брахман. Оттого я радуюсь твоему повелению». Так он беспрепятственно стал поедать лягушат и через несколько дней стал сильным. Тогда, радуясь и смеясь про себя, он сказал:
А Джалапада, чей рассудок был обманут лживой речью Мандавиши, ничего не замечал. Между тем в то место пришел другой большой черный змей. И видя, как тот возит лягушек, он удивился и сказал: «Приятель! Те, которые служат нам пищей, катаются на тебе. Необычайно это!» Мандавиша сказал:
Тот спросил: «Как это?» Мандавиша рассказал:
Рассказ семнадцатый
«Жил в одном селении брахман по имени Яджнядатта[397]. Его распутная жена, привязанная всем сердцем к другому, постоянно готовила для своего любовника пирожки с сахаром и маслом и за спиной супруга относила их ему. И как-то муж заметил это и спросил: «Дорогая! Что ты готовишь и кому ты постоянно относишь это? Скажи правду». А она, сохранив присутствие духа, ответила супругу лживыми словами: «Есть здесь неподалеку храм блаженной Деви[398]. Совершая пост, я отношу туда жертвенные подношения, состоящие из изысканных и превосходных кушаний». И взяв это, она на его глазах отправилась к храму Деви, потому что подумала: «Благодаря этому рассказу о Деви мой муж решит: «Моя брахманка постоянно относит блаженной отборную пищу». И затем, придя к храму Деви, она спустилась к реке для омовения. Когда же она совершала омовение, муж ее, придя туда другой дорогой, стал, незамеченный, за статуей Деви. А брахманка, искупавшись, подошла к храму Деви, совершила омовение, умащивание, воскурения, жертвоприношенья и другие обряды и, поклонившись Деви, сказала: «Блаженная! Как сделать, чтобы муж мой ослеп?» Услышав это, брахман, стоявший за спиной Деви, сказал, изменив голос: «Если ты постоянно будешь кормить его маслянистыми пирожками и другими кушаньями, он скоро ослепнет». Тогда развратница с сердцем, обманутым его лживой речью, стала постоянно угощать брахмана. И вот однажды брахман сказал: «Дорогая! Я плохо вижу». Услышав это, она подумала: «Вот — награда Деви!» И тогда милый ее сердцу любовник, думая: «Что сделает мне этот слепой брахман?», стал безбоязненно приходить к ней каждый день. И вот однажды, видя, что тот вошел и приблизился к ней, брахман схватил его за волосы и до тех пор избивал дубинкой и ногами, пока тот не отошел в небытие. А ту порочную жену он прогнал, отрезав у нее нос.
Поэтому я и говорю: «Известно, что не должен я...». И затем, смеясь про себя, Мандавиша снова сказал: «Эти разнообразные лягушки служат мне для насыщения». Тогда, услышавши это, Джалапада подумал, сильно обеспокоенный в сердце: «Что это он сказал?» И спросил его: «Дорогой! Что за враждебные слова ты сказал?» А тот, чтобы скрыть свои замыслы, ответил: «Ничего». И так Джалапада, чей рассудок был обманут этой лживой речью, не заметил его злого замысла. К чему много слов? До того он истребил всех лягушек, что некому было даже продолжать их род.
Поэтому я и говорю: «Коль нужно это мудрому...». Так вот, царь! Как Мандавиша силой разума погубил лягушек, так и я погубил всех врагов. И хорошо ведь говорится:
Мегхаварна сказал: «Это так. И еще:
Тот сказал: «Это так. Сказано ведь:
Божественный! Счастлив ты, которому удается все начатое. Ведь не только отвагой достигают цели, но и то, что делается со знанием, также приносит победу. Сказано же:
Поэтому те, кто наделен знанием и отвагой, без труда достигают своей цели. Ведь:
Поэтому у того — власть, кто разумен в поступках, наделен щедростью и отвагой. Сказано ведь:
Мегхаварна сказал: «Несомненно, наука разумного поведения быстро приносит плоды. Ведь действуя согласно с ней, ты проник к Аримардане и истребил его вместе с подданными». Стхирадживин сказал:
И кроме того, к чему, господин, те речи, которые не претворяются тут же в дело и не приносят счастья? Хорошо ведь говорится:
И даже в незначительных делах разумные не должны проявлять беспечность. Ведь:
Поэтому, победив врагов, мой повелитель сможет уснуть сегодня, как прежде. И говорят ведь:
А также:
Итак, окончив начатое дело, я радуюсь в сердце. Поэтому, охраняя своих подданных, в величии зонта и трона[399], незыблемо переходящих из поколения в поколение к сыновьям и внукам, долго наслаждайся теперь царством, свободным от врагов. И ведь:
А также:
И не допускай, чтобы опьянение славой овладевало твоей душой при мысли: «Я получил царство!» Ведь непостоянно царское могущество. Словно тростник, с трудом поднимается счастье царя, а падает в мгновение, и трудно удержать его тогда даже сотней усилий. Как хорошо ни охраняй его, оно обманчиво под конец. Переменчиво оно, как мысли обезьяньего племени, держится непрочно, как вода на лепестке лотоса, меняется, как направление ветра, кратковременно, как союз с неблагородным; с ним трудно обращаться, как с ядовитой змеей; оно красиво лишь на миг, как очертания вечерних облаков, недолговечно по природе, как вереница пузырей на воде, неблагодарно, как все, наделенное плотью, и мгновенно исчезает, как груда богатств, явившихся во сне. И ведь:
И никто не защищен от прихода несчастий. Сказано ведь:
И еще:
И еще:
Итак, достигнув царского счастья, подвижного, как уши опьяненного слона, наслаждайся им, преданный одной только мудрости».
И здесь окончена третья книга под названием «О воронах и совах», повествующая о мире, сражении и других способах ведения государственных дел. Первый стих ее гласит:
Книга IV. Утрата приобретенного
Достойно!
Здесь начинается четвертая книга под названием «Утрата приобретенного». Вот ее первый стих:
Царевичи спросили: «Как это?» Вишнушармап рассказал:
«Росло около моря большое дерево джамбу[415], всегда покрытое плодами. Жила на нем обезьяна по имени Рактамукха[416]. И однажды дельфин по имени Викараламукха[417] вышел из морской воды и улегся под этим деревом на краю берега, покрытого очень мелким песком. Тогда Рактамукха сказала: «Ты — гость. Отведай поэтому плодов джамбу, подобных нектару, которые я даю тебе. Сказано ведь:
А также:
И ктоме того:
Сказав это, она дала ему плоды джамбу. А тот, поев их и насладившись продолжительной радостью общения с ней, снова отправился к себе домой. И так обезьяна с дельфином счастливо зажили, проводя время в тени джамбу и постоянно ведя разнообразные достойные беседы. А оставшиеся от еды плоды джамбу дельфин, приходя домой, отдавал своей жене. И вот как-то раз она спросила его: «Где ты достаешь такие плоды, подобные нектару?» Он ответил: «Дорогая! У меня есть лучший друг — обезьяна по имени Рактамукха. Из дружбы она дает мне эти плоды». Тогда та сказала: «Кто постоянно питается такими нектарными плодами, у того сердце должно состоять из нектара. Поэтому, если ты ценишь меня, свою супругу, то принеси мне ее сердце, чтобы, съев его и освободившись от старости и других бед, я наслаждалась с тобой». Он сказал: «Дорогая! Ведь, во-первых, эта обезьяна стала нашим братом. Затем она дает нам плоды. Поэтому нельзя ее убивать. Оставь же свое бесполезное желание. Сказано ведь:
Та сказала: «Ведь ты никогда не поступал вопреки моим словам. Так, наверное, эта обезьяна — женщина. Из любви к ней ты даже проводишь там весь день. Поэтому ты не хочешь выполнить мое желание. По этой причине, соединяясь со мной ночью, ты обычно испускаешь вздохи, горячие, как пылающий огонь, и вял, когда сжимаешь меня в объятиях и целуешь. Так, несомненно, в твоем сердце находится другая женщина». Тогда, сильно обеспокоенный, он сказал своей жене:
А она, услышав его речь, ответила ему, заливаясь слезами:
Кроме того, если ты ее не любишь, то почему не хочешь убить ее, хотя я прошу тебя об этом? Если же это — мужчина, то что у тебя с ним за дружба? К чему много слов? Если я не съем того сердца, то перестану принимать пищу и погибну из-за тебя».
Тогда, узнав ее решение, он, охваченный беспокойными мыслями, сказал: «Увы! Хорошо ведь говорится:
Что же мне делать? Как совершить это убийство?» И думая так, он пришел к обезьяне. А обезьяна, видя, что он поздно пришел и обеспокоен, сказала с беспокойством: «О друг! Почему ты пришел сегодня в позднее время? Почему не говоришь радостно и не произносишь разных хороших изречений?» Тот ответил: «Друг, сегодня жена твоего брата сказала мне суровым голосом: «О неблагодарный! Не показывай мне своего лица. Ведь каждый день ты проводишь со сбоим другом и в ответ не даешь ему даже взглянуть на двери твоего дома. Поэтому нет тебе искупления. Сказано ведь:
Поэтому в знак благодарности приведи в дом моего деверя. Иначе мы свидимся с тобой на том свете». И вслед за ее словами я пришел к тебе. Вот у меня и ушло столько времени, пока я ссорился с нею из-за тебя. Приходи же в мой дом. Жена твоего брата приготовила почетное место для гостя, одела надлежащие одежды, драгоценности, рубины и другие украшения, увешала двери почетными венками и с нетерпением ждет тебя». Обезьяна сказала: «О друг! Хорошо сказала супруга моего брата. Ведь:
Однако я — лесной житель, а твой дом — в воде. Как же я могу идти: туда? Поэтому приведи сюда супругу моего брата, чтобы мне поклониться ей и выслушать ее желанную речь». Тот ответил: «Друг! Дом наш — на краю моря у прекрасного берега. Поэтому ты можешь легко взобраться мне на спину и без страха пуститься в путь». А та, слыша это, с радостью сказала: «Дорогой! Если так, то поспеши. К чему медлить? Вот я уже на твоей спине».
И когда это произошло, обезьяна, видя, как тот плывет по бездонному морю, сказала с дрожащим от страха сердцем: «Брат! Плыви медленней. Морские волны омывают мое тело». Услышав это, дельфин подумал: «Ведь перестав держаться за мою спину, она не проплывет и пяди из-за глубины моря. Раз она в моей власти, я расскажу ей о своем намерении, чтобы она вспомнила бога-хранителя». И сказал: «Друг! По приказанию жены я принес сюда для убийства тебя, поверившую мне. Вспомни же бога-хранителя». Та сказала: «Брат! В чем моя вина перед нею или тобой, что меня задумали погубить?» Дельфин ответил: «О! Она жаждет съесть твое сердце, столь сладостное от питания плодами, полными нектарного сока. Поэтому я и сделал так». Тогда, сохранив присутствие духа, обезьяна сказала: «Дорогой! Если так, почему ты еще там не попросил меня взять с собой мое столь сладкое сердце, лежащее в дупле джамбу? А так ты напрасно принес меня сюда без сладкого сердца, с пустотой вместо сердца». Услышав это, дельфин с радостью сказал: «Друг! Если так, дай мне это сердце, чтобы моя дурная жена съела его и перестала поститься. А я доставлю тебя к тому дереву джамбу».
Сказав так, он повернул назад и поплыл к тому дереву. А обезьяна, шепча сотни молитв разным божествам, кое-как достигла морского берега, большими-большими прыжками взобралась на дерево джамбу и подумала: «Да! Спасена моя жизнь! И хорошо ведь говорится:
Поэтому сегодня у меня словно день второго рождения». Дельфин сказал: «О друг! Дай мне сердце, чтоб жена твоего брата съела его и перестала поститься». Тогда, смеясь и браня его, обезьяна сказала: «Тьфу, дурак! Предатель! Разве есть у кого-нибудь второе сердце? Уходи же в свое жилище и не приходи больше под это дерево джамбу. Сказано ведь:
Слыша это, дельфин со стыдом подумал: «Увы, почему я, дурак, открыл ей свой замысел? Но если она как-нибудь снова прислушается к моим словам, то я еще раз овладею ее доверием». Подумав так, он сказал: «Друг! Ей не надо никакого сердца. Я сказал так в шутку, чтобы узнать, какие у тебя в сердце замыслы. Приходи же как гость в наше жилище. Супруга твоего брата ждет тебя, полная нетерпения». Обезьяна сказала: «О злодей! Уходи сейчас же отсюда. Я не пойду. Ведь:
Дельфин спросил: «Как это?» Она рассказала:
Рассказ первый
«Жил в одном колодце царь лягушек по имени Гангадатта. Однажды, когда родичи стали притеснять его, он постепенно выбрался из колодца, поднявшись в ковше водочерпального колеса. Тогда он подумал: «Как бы мне отомстить этим родичам? Сказано ведь:
Думая так, он увидел ползущего в нору черного змея по имени Приядаршана. И увидя его, он снова подумал: «Приведя этого черного змея туда в колодец, я погублю всех родичей. Сказано ведь:
Поразмыслив так, он подошел к входу в нору и позвал его: «Иди сюда, Приядаршана, иди!» Услышав это, змей подумал: «Тот, кто зовет меня, — не из моего рода. И это не змеиный голос. Ни с кем же другим в мире смертных я не общаюсь. Поэтому я останусь здесь и узнаю, кто он такой. Сказано ведь:
Что, если это какой-нибудь заклинатель или знаток волшебных кореньев, который призовет меня и заключит в оковы? Или это какой-то человек, живущий во вражде, зовет кого-нибудь в союзники?» И он спросил: «Кто ты?» Тот ответил: «Я — повелитель лягушек по имени Гангадатта и пришел к тебе, чтобы заключить дружбу». Услышав это, змей сказал: «О! Невероятно это, чтобы трава заключила дружбу с огнем. Сказано ведь:
Гангадатта сказал: «О! Это правда. По своей природе ты — наш враг. Однако я пришел к тебе из-за оскорблений. Сказано ведь:
Змей спросил: «Кто же оскорбил тебя?» Тот сказал: «Родичи». Змей спросил: «Где же твое жилище: в озере, колодце, пруде иль водоеме?» Тот ответил: «Мое жилище — в колодце». Змей сказал: «Тогда я не могу влезть туда. Если же я влезу, то не останется места, где я мог бы убивать твоих родичей. Поэтому уходи. Сказано ведь:
Гангадатта сказал: «О! Пойдем со мной. Я сделаю так, что ты легко влезешь туда. У края воды в нем имеется превосходное углубление. Находясь там, ты шутя сможешь настичь этих родичей». Услышав это, змей подумал: «Я ведь стар и с трудом ловлю одну мышь, да и то не всегда. И хорошо ведь говорится:
Поразмыслив так, он сказал ему: «О Гангадатта! Если так, то веди меня, чтобы мы достигли того места». Гангадатта сказал: «О Приядаршана! Я легко приведу тебя туда и покажу место. Но ты должен щадить моих слуг. Следует поедать только тех, на кого я укажу». Змей сказал: «Дорогой! Теперь ты стал моим другом. Поэтому не бойся. Что ты хочешь, то я и сделаю». Сказав так, он выполз из норы, обнял Гангадатту и отправился вместе с ним. И вот, дойдя до колодца, змей с помощью ковша водочерпального колеса достиг вместе с ним его жилища. Тогда Гаягадатта поместил черного змея в углубление и показал ему тех родичей. И мало-помалу он всех их съел. Когда же их не осталось, он потихоньку уничтожил даже некоторых доверившихся ему приверженцев Гангадатты. Тогда змей сказал: «Дорогой! Твои враги уничтожены. Доставь же мне какую-нибудь пищу. Ведь ты привел меня сюда». Гангадатта ответил: «Дорогой! Ты исполнил долг дружбы. Так возвращайся теперь тою же дорогой с помощью ковша». Змей сказал: «О Гангадатта! Нехорошо ты сказал. Как я вернусь туда? Нора, которая была моею крепостью, окажется занятой другими. Давай мне, живущему здесь, по одной лягушке, хотя бы из твоих слуг, а не то я съем всех». Слыша это, Гангадатта подумал с обеспокоенным сердцем: «Увы! Что я наделал, приведя его! Ведь если я откажу ему, он всех съест. И хорошо ведь говорится:
Поэтому я буду давать ему каждый день по одной, пусть даже она будет моим другом. Сказано ведь:
А также:
А также:
И решив так, он ежедневно указывал ему на одну из лягушек, а тот, съев ее, съедал за его спиной еще одну. И хорошо ведь говорится:
И вот однажды, поедая лягушек, он съел сына Гангадатты, лягушонка по имени Сунадатта[427]. Увидев это, Гангадатта стал громко сетовать. Тогда его жена сказала:
Поэтому теперь же подумай, как уйти отсюда или как убить его». И вот с течением времени все лягушки были уничтожены. Остался один Гангадатта. Тогда Приядаршана сказал: «Дорогой Гангадатта! Я голоден, а лягушки все уничтожены. Дай же мне какую-нибудь пищу. Ведь ты привел меня сюда». Тот ответил: «О друг! Не беспокойся об этом, пока я жив. Если ты пошлешь меня, я приведу сюда из других колодцев всех лягушек, которые мне доверятся». Он сказал: «Ведь я не могу тебя съесть, потому что ты мне словно брат. Если же сделаешь это, то будешь тогда словно отец». И так, придумав способ, тот выбрался из колодца, а Приядаршана, оставшись там, с нетерпением ожидал его прихода.
И спустя много времени Приядаршана сказал ящерице, жившей в другом углублении того колодца: «Дорогая! Окажи мне небольшую услугу. Ведь давно ты знаешь Гангадатту. Так пойди к нему в один из водоемов и передай по моему поручению: «Приходи скорее хоть один, если другие лягушки не хотят идти. Не могу я жить здесь без тебя. Если же я причинил тебе зло, то добрые дела моей жизни — твои»». И послушавшись его, ящерица очень быстро нашла Гангадатту и сказала ему: «Дорогой! Твой друг Приядаршана с нетерпением ждет тебя. Скорей же возвращайся. Кроме того, за причиненное тебе зло он дает в залог добрые дела своей жизни. Так возвращайся со спокойным сердцем». Услышав это, Гангадатта сказал:
И сказав так, он отослал ее обратно.
Поэтому, о злой обитатель воды, и я, как Гангадатта, ни за что не пойду туда». Услышав это, дельфин сказал: «О друг! Не следует так поступать. Так или иначе освободи меня от греха неблагодарности, придя в мой дом. Иначе я перестану из-за тебя принимать пищу». Обезьяна сказала: «Глупец! Неужели, даже видя опасность, я сама пойду туда, чтобы погубить себя, подобно Ламбакарне?»[428] Дельфин сказал: «Кто это Ламбакарна? Как погиб он, видя опасность? Расскажи мне об этом». Обезьяна рассказала:
Рассказ второй
«Жил в окрестностях одного леса лев по имени Каралакесара[429]. Был у него всегда следовавший за ним слуга — шакал по имени Дхусарака[430]. И однажды, сражаясь со слоном, лев получил очень тяжелые ранения. Из-за них он не мог даже шевельнуть лапой. А из-за его неподвижности ослабел и Дхусарака и однажды, с исхудавшей от голода шеей, сказал ему: «Господин! Мучимый голодом, я не в состоянии даже отодвинуть одну лапу от другой. Как же смогу я служить тебе?» Лев сказал: «О Дхусарака! Разыщи какое-нибудь существо, чтобы я убил его, несмотря на такое состояние».
Услышав это, шакал отправился на розыски и, подойдя к одной близлежащей деревне, увидел осла по имени Ламбакарна, насилу поедавшего у края озера редкие ростки дурвы. Тогда, подойдя близко, он сказал: «Дядя! Прими мое почтение. Давно я не видел тебя. Почему ты стал таким слабым?» Ламбакарна ответил: «О племянник! Что делать? Безжалостный красильщик изнуряет меня непомерным грузом и не дает ни горсточки пищи. И вот, поедая здесь одни ростки дурвы, смешанные с пылью, я не могу насытиться». Шакал сказал: «Дядя! Если так, то имеется прекрасное место, где протекает река и в изобилии растут побеги травы, подобные смарагдам. Иди и оставайся там, наслаждаясь счастьем общения со мной и хорошими изречениями». Ламбакарна ответил: «О племянник! Хорошо ты сказал. Однако лесные жители убивают деревенский скот. Какая же польза в этом прекрасном месте?» Шакал сказал: «Не говори так. Это место охраняется оградой моих лап, и никто другой не может туда проникнуть. Кроме того, там живут три ослицы, как и ты измученные красильщиком и лишенные супруга. Став там упитанными и находясь в расцвете юности, они сказали мне: «О дядюшка! Пойди в какую-нибудь деревню и приведи нам подходящего супруга». Поэтому я ж пришел увести тебя». Тогда, слыша речь шакала, Ламбакарна, чье тело мучила любовь, сказал ему: «Дорогой! Если так, веди меня. Скорей пойдем туда. Хорошо ведь сказано по этому поводу:
И вот вместе с шакалом он подошел ко льву. А лев, увидев, что осел в своей чрезмерной глупости приблизился к нему на расстояние прыжка, от сильной радости перепрыгнул через него и упал далеко за ним. Осел же счел это за удар грома и, думая: «Что? Что это?», еле ускользнул от него, оставшись невредимым по воле судьбы. Когда же он посмотрел назад, то увидел неизвестное ему существо с налитыми кровью глазами, свирепое и внушающее великий страх, и быстро убежал в город, охваченный ужасом.
Тут шакал сказал льву: «Эй, в чем дело? Я видел твою силу». Тогда удивленный лев ответил: «О! Я не приготовился к прыжку. Что же мне делать? Даже слон, на которого я прыгну, не сможет уйти». Шакал сказал: «Оставайся теперь здесь и готовься к прыжку, а я снова приведу его к тебе». Лев сказал: «Дорогой! Как сможет снова прийти сюда тот, кто ушел, увидя меня в лицо? Приведи же какое-нибудь другое существо». Шакал ответил: «К чему тебе заботиться об этом, когда я проявляю здесь усердие?» И сказав так, шакал пошел следом за ослом и увидел его, бродящим на том же месте. А осел, видя шакала, сказал: «Эй, племянник! В том прекрасном месте, куда ты привел меня, я по воле судьбы едва не погиб. Так скажи, что это за ужасное существо, удара которого, подобного грому, я избежал?» Услышав это, шакал со смехом сказал: «Дядя! Это ослица, охваченная великой любовью, поднялась, увидя тебя, чтобы со страстью обнять. А ты струсил и убежал. Тогда, чтоб удержать тебя от бегства, она протянула копыто. Нет здесь иной причины. Иди же. Она решила из-за тебя воздерживаться от пищи и сказала: «Если Ламбакарна не станет моим супругом, я брошусь в огонь, или утоплюсь, или приму яд. Ведь не могу я вынести разлуки с ним». Поэтому будь милостив и иди туда, а не то ты будешь повинен в смерти женщины и прогневаешь Манматху[431]. Сказано ведь:
И тогда, поверив его речам, он снова пошел вместе с ним. Хорошо ведь говорится:
И вот осел, обманутый сотней лживых речей, снова близко подошел ко льву, заранее приготовившемуся к прыжку, и в то же мгновение был убит, И убив его, лев оставил шакала для охраны, а сам пошел к реке совершить омовение. Тогда из-за чрезмерной жадности шакал съел уши и сердце осла. Когда же лев, омывшись и совершив положенные обряды, вернулся, то увидел, что у осла нет сердца и ушей, и с душой, полной гнева, сказал шакалу: «Эй, негодный! Зачем совершил ты неподобающее дело, съев у осла уши и сердце и превратив его в объедки?» Шакал смиренно ответил: «Господин! Не надо так говорить. Ведь у него и не было ни ушей, ни сердца. Как же иначе он снова бы пришел сюда после того, как уже был здесь, сам видел тебя и в страхе убежал? Потому и говорят:
И почувствовав доверие к словам шакала, лев поделился с ним и со спокойным сердцем съел осла.
Поэтому я и говорю: «Я не осел Ламбакарна...». Итак, глупец, ты задумал обман, но он расстроился, как у Юдхиштхиры, благодаря правдивой речи. Хорошо ведь говорится:
Дельфин спросил: «Как это?» Обезьяна рассказала:
Рассказ третий
«Жил в одном селении некий гончар. Как-то раз пьяный он побежал с большой скоростью и упал на острый край черепка от разбитого горшка. Острие черепка поранило ему лоб, и он с трудом поднялся, весь залитый кровью. И затем от неумелого лечения рана от черепка приняла безобразный вид. И однажды, когда страну мучил голод, он, исхудавший от недоедания, пошел с несколькими царскими слугами в другую страну и сделался слугою царя. А царь тот, видя на его лбу безобразный рубец от черепка, подумал: «Должно быть, это какой-нибудь храбрый человек. Ведь рана у него спереди, на лбу». Подумав так, он стал выделять его среди всех особой милостью, награждая его дарами и другими почестями. А те раджапутры[434], видя эту чрезмерную милость, хотя и терпели крайнюю зависть, но из страха перед царем ничего не говорили. И вот однажды, когда были собраны герои, снаряжены слоны, запряжены лошади и проводились испытания воинов, владыка спросил при случае того гончара: «Эй, раджапутра! Как тебя зовут? Кто ты родом? В какой битве получил ты эту рану на лбу?» Тот ответил: «Божественный! Родом я — горшечник[435] и зовут меня Юдхиштхира. А рана эта не от меча. В моем дворе лежало в одном месте много черепков, и однажды, ослабев от хмельного питья, я побежал и упал на черепок. И затем рана от черепка приняла безобразный вид». Тогда царь сказал: «Увы! Обманул меня гончар, принявший вид раджапутры. Пусть же его прогонят в шею». И в это время горшечник сказал: «Божественный! Не делай так. Посмотри, как ловка моя рука в сражении». Царь ответил: «О! Ты — кладезь всех достоинств, но вес равно уходи. Сказано ведь:
Гончар спросил: «Как это?» Царь рассказал:
Рассказ четвертый
«Жила в одной местности пара львов. И как-то львица родила двух детенышей. А лев постоянно убивал газелей и других животных и приносил их львице. И однажды, бродя в лесу, он ничего не поймал. Между тем блаженное солнце опустилось за вершину Асты[436]. Тогда он отправился домой и встретил на дороге детеныша шакала. И подумав: «Это — малыш», он из жалости осторожно взял его клыками и, принеся живым, дал львице. Тогда львица сказала: «О любимый! Принес ли ты что-нибудь поесть?» Лев сказал: «Дорогая! Сегодня я никого не поймал, кроме этого детеныша шакала. Я подумал: «Ведь и он нашего рода и к тому же малыш» — и не убил его. Сказано ведь:
Теперь же сделай себе приятное, съев его. Завтра я принесу что-нибудь другое». Она сказала: «Любимый! Ведь при мысли: «Это — малыш», ты не убил его. Как же я погублю его ради своего живота? Сказано ведь:
Поэтому он будет у меня третьим сыном». И сказав так, она заботливо вскормила его молоком своей груди. Так эти три детеныша, не зная о разнице в своем происхождении, проводили свое детство в одинаковых занятиях и забавах. И как-то в тот лес пришел бродячий дикий слон. Увидя его, оба львенка, разъяренные и жаждущие убийства, двинулись на него. Тогда сыв шакала сказал: «Эй! Этот слон — враг нашего рода. Так не следует идти на него». И сказав это, он побежал к себе домой. А те, видя трусость старшей брата, также лишились отваги. Хорошо ведь говорится:
А также:
И затем оба брата пришли домой и со смехом рассказали родителям о поведении старшего брата: «Даже издали увидя слона, он скрылся». Когда же тот услышал это, сердце его наполнилось гневом, нижняя губа, подобная молодому ростку, задрожала, глаза стали темно-красными, брови наморщились, образовав три складки и, угрожая, он дерзко заговорил с ними. Тогда львица отвела его в уединенное место и стала уговаривать: «Дитя! Никогда не говори так. Ведь они — твои братья». А он, еще больше разгневавшись из-за ее успокаивающих слов, сказал: «Разве я уступаю им в отваге, красоте, познаниях, в науках или в ловкости, что они смеются надо мной? Поэтому мне непременно надо убить их». Тогда, слыша это и желая сохранить его жизнь, львица, смеясь про себя, сказала:
Слушай же меня внимательно, дитя: полная жалости, я вскормила тебя, сына шакалки, молоком своей груди. Поэтому уходи поскорей и живи среди своих соплеменников, пока сыновья мои еще не знают из-за своей молодости, что ты — шакал. А иначе, убитый ими, ты пойдешь дорогой смерти». Тогда, услышав это, он с сердцем, полным страха, потихоньку ушел оттуда и присоединился к своим соплеменникам.
Поэтому и ты поскорей уходи, пока эти храбрые воины не узнали, что ты горшечник. А иначе ты подвергнешься оскорблениям и умрешь». И услышав это, горшечник быстро убежал.
Поэтому я и говорю: «Когда обманщик вдруг начнет...». Тьфу! Дурак ты, что из-за женщины взялся за это дело. Ведь ни в коем случае нельзя доверять женщинам. Право же, хороший рассказывают рассказ:
Дельфин спросил: «Как это?» Обезьяна рассказала:
Рассказ пятый
«Жил в одном селении некий брахман. Была у него жена, любимая им больше жизни. Каждый день не уставала она ссориться с его родными, и брахман этот, не в силах выносить ссор, покинул из любви к жене свою родню и пошел с брахманкой в другую, отдаленную страну. И когда они находились в большом лесу, брахманка сказала: «Сын благородного! Меня мучает жажда. Принеси же откуда-нибудь воды». И когда, слушаясь ее, он достал воду и вернулся, то увидел ее мертвой. От безмерной любви к ней он предался печали и, когда сетовал, услышал в воздухе голос, говорящий: «Брахман! Если ты отдашь половину своей жизни, то твоя брахманка будет жить». Услышав это, брахман совершил очищение и произнеся три слова, отдал половину своей жизни. И как было сказано, брахманка его ожила. Тогда, выпив воды и поев лесных плодов, они отправились в путь. Так постепенно вошли они в цветочный сад в окрестностях одного города, и тут брахман сказал жене: «Дорогая! Оставайся здесь, пока я не вернусь, добыв пищу». Сказав так, он ушел. Между тем один хромой, вертевший в этом цветочном саду водоподъемное колесо, запел песню божественным голосом. И услышав его, она, пораженная Кусумешу[437], подошла к нему и сказала: «Дорогой! Если ты не полюбишь меня, то будешь виновен предо мной в убийстве брахмана». Хромой сказал: «Что ты сделаешь со мной, изнуренным болезнью?» Она ответила: «Зачем так говорить? Во что бы то ни стало ты должен соединиться со мной». Услышав это, он так и сделал. И после любовного наслаждения она сказала: «Отныне я отдалась тебе на всю жизнь. Зная это, иди и ты вместе с нами». Тот сказал: «Пусть будет так».
Между тем брахман достал пищу, вернулся и принялся с ней за еду. Тогда она сказала: «Этот хромой голоден. Дай же и ему немного пищи». И когда так было сделано, брахманка сказала: «Брахман! Когда, лишенный спутника, ты уходишь в другую деревню, мне даже не с кем поговорить. Возьмем же этого хромого и пойдем». Тот ответил: «Я и сам-то не могу тащиться. К чему еще этот хромой?» Она сказала: «Я посажу его в корзину и понесу». И тогда сердце его поддалось ее лживой речи, и он согласился. Когда же это произошло и брахман отдыхал однажды на краю колодца, она, привязанная к хромому человеку, толкнула брахмана, и он упал в колодец. А она взяла хромого и пошла в один город. И там царские слуги, бродившие повсюду для сбора пошлины и охраны от воров, увидели у нее на голове корзину и, силой отняв ее, принесли к царю. Когда же царь приказал открыть ее, то увидел хромого. А брахманка эта с плачем пришла туда следом за царскими слугами. Тогда царь спросил ее: «Что случилось?» Она ответила: «Это — мой супруг. Его изнурила болезнь, измучили многочисленные родственники, и с сердцем, полным любви, я подняла его на голову и принесла к тебе». Слыша это, царь сказал: «Ты — моя сестра! Возьми две деревни и живи счастливо с супругом, вкушая наслаждения».
Между тем по воле судьбы один добрый человек вытащил того брахмана из колодца, и, блуждая, он пришел в тот город. Тогда, увидев его, та злая жена сказала царю: «Царь! Это пришел враг моего супруга». И вот, приговоренный царем к смерти, тот сказал: «Божественный! Она взяла нечто, принадлежащее мне. Если ты любишь справедливость, то заставь ее отдать». Царь сказал: «Дорогая! Если ты взяла что-нибудь, принадлежащее ему, то отдай». Та ответила: «Божественный! Я ничего не брала». Брахман сказал: «Отдай мне половину моей жизни, которую я тремя словами отдал тебе». Тогда из страха перед царем она пролепетала три слова: «Жизнь мной отдана» и лишилась жизни. Тогда удивленный царь спросил: «Что это?» А брахман рассказал ему все, что перед тем произошло.
Поэтому я и говорю: «Покинул я своих родных. ...». И снова обезьяна сказала: «И еще рассказывают хороший маленький рассказ:
Дельфин спросил: «Как это?» Обезьяна рассказала:
Рассказ шестой
«Жил-был прославленный за силу и мужество царь по имени Нанда[439], владевший землей, окруженной морем. Диадемы многочисленных владык покрывали сетью блеска его скамью для ног, и слава его была незапятнана, как лучи осенней луны. Был у него советник по имени Вараручи[440], до самого конца постигший все науки. Жена советника была разгневана из-за любовной ссоры, и хотя он с необычайной любовью всеми способами услаждал ее, она не успокаивалась. И вот супруг обратился к ней: «Дорогая! Скажи, как умилостивить тебя. Я непременно сделаю это». Тогда, наконец, снизойдя к нему, она сказала: «Если ты обреешь голову и падешь к моим ногам, я склонюсь на милость». И когда это было исполнено, она удовлетворилась.
Между тем и супруга Нанды тоже разгневалась, хотя ее склоняли на милость. Тот сказал: «Дорогая! И мгновенья не могу я прожить без тебя. Вот я ищу милости, лежа у твоих ног». Она сказала: «Если я вложу тебе в рот уздечку, взберусь на твою спину и стану погонять тебя, а ты побежишь и заржешь, как лошадь, то я удовлетворюсь». И это было исполнено.
И вот утром Вараручи вошел к царю, сидевшему в собрании. Увидев его, царь спросил: «О Вараручи! Почему ты обрил голову не в лунный день?» Тот ответил: «Чего не сделают мужья...».
Так же и ты, дурак, словно Нанда и Вараручи, попал во власть женщины. Ведь из-за ее слов ты стал усердно искать средство погубить меня. Однако это обнаружилось благодаря твоей речи. И хорошо ведь говорится:
А также:
Дельфин спросил: «Как это?» Обезьяна рассказала:
Рассказ седьмой
«Жил в одном, селении красильщик по имени Шуддхапата[442]. Был у нега один осел, который совсем ослабел от недостатка пищи. И вот, бродя по лесу, тот красильщик увидел мертвого тигра и подумал: «Вот счастье привалило! Надену я ночью на осла эту тигровую шкуру и выпущу его в ячменное поле. А сторожа поля, подумав, что это — тигр, не станут гнать его». И когда так было сделано, осел стал вволю наедаться ячменя, а на заре красильщик снова отводил его домой. Так с течением времени он откормился, и трудно даже стало вести его к стойлу.
И однажды осел услышал издали крик ослицы. Едва услыхав его, он сам начал кричать. Тогда те сторожа поля, узнав, что это — переодетый оссм, убили его ударами дубинок, камнями и стрелами.
Поэтому я и говорю: «Хоть в шкуре тигра был осел...». И когда обезьяна говорила с ним так, пришел туда один водяной житель и сказал: «О дельфин! Твоя супруга умерла, воздерживаясь от пищи». А тот, слыша это, стал горевать со скорбью в сердце: «Увы! Что случилось со мной, несчастным! Сказано ведь:
Поэтому, друг, прости, если я в чем-то провинился перед тобой. Разлученный с нею, я войду в огонь». Слыша это, обезьяна ответила со смехом: «О! Я еще раньше знала тебя: ты подчиняешься женщине и находишься в ее власти. Теперь же есть и доказательство. Глупец ты, что впадаешь в печаль, даже когда приходит радость. Ведь когда умирает подобная жена, следует устроить праздник. Сказано ведь:
Дельфин сказал: «О! Это так. Но что мне делать? Два несчастья постигли меня: одно — гибель дома, другое — ссора с другом. Впрочем, так и бывает с теми, кто гоним судьбой. Сказано ведь:
Обезьяна спросила: «Как это?» Дельфин рассказал:
Рассказ восьмой
«Жил в одном селении землепашец с женой. И та жена землепашца из-за старости супруга постоянно думала о других и никак не могла спокойно сидеть дома, стремясь лишь к чужим мужчинам. И вот заметил ее один вор, похищавший чужое добро, и заговорил с ней: «Прекрасная! Жена моя умерла, я, видя тебя, я мучаюсь от любви. Надели же меня всеми дарами любовного наслаждения». Тогда она ответила: «О прекрасный! Если так, то у моего супруга много денег. Он же от старости неспособен даже двигаться. Поэтому я возьму их и приду к тебе, чтобы, уйдя в другое место, мы вкусили радость любовного наслаждения». Тот сказал: «Мне тоже это нравится. Быстрее приходи на это место на заре, чтобы мы пошли в какой-нибудь хороший город и сделали с тобой плодоносным этот мир живых существ». Она согласилась, сказав: «Да будет так!» и с улыбающимся лицом пошла к себе домой. Ночью же, когда уснул супруг, она взяла все деньги и пришла на рассвете к условленному месту. Тогда вор велел ей идти впереди себя, и они отправились к югу. Так, вкушая с ней радость приятных бесед, жулик прошел две йоджаны и, увидя впереди реку, подумал: «Что мне делать с нею, наполовину состарившейся? К тому же может еще кто-нибудь следует за ней, и тогда со мной случится большая беда. Возьму-ка я только ее деньги и уйду».
И подумав так, он сказал ей: «Милая! Трудно переправиться через эту большую реку. Поэтому я перенесу на тот берег только деньги и вернусь, чтобы поднять тебя одну на спину и легко переправить через реку». Она сказала: «Прекрасный! Делай так». Вслед за этими словами он взял все деньги без остатка и снова сказал: «Дорогая! Дай мне свое покрывало и нижнюю одежду, чтобы тебе легко было войти в воду». И когда это было сделано, вор ушел туда, куда задумал, взяв с собой деньги и одежду.
А та, обхватив руками шею, с тревогой села на берег реки. В это время туда подошла какая-то шакалка, неся кусок мяса. И когда она осмотрелась, придя туда, то увидела на берегу реки большую рыбу, которая выскочила из воды и лежала там. И видя ее, она выпустила кусок мяса и побежала к той рыбе. Между тем какой-то коршун схватил с воздуха кусок мяса и снова взлетел. А рыба, увидев шакалку, забралась в воду. И тогда голая со смехом сказала той шакалке, глядящей на коршуна после напрасных трудов:
Услышав это и видя, что она лишилась супруга, денег и любовника, шакалка с насмешкой сказала:
И когда он рассказывал это, снова пришел другой морской житель и сказал: «Эй! Твой дом захватил другой большой дельфин». Услышав это, он с великой печалью в сердце стал думать, каким способом выгнать того из своего дома: «Увы! Поглядите, как враждебна ко мне судьба! Ведь:
И хорошо ведь говорится по этому поводу:
... Коль уязвим ты, нет предела бедам![443].
Может быть, мне вступить с ним в сражение или же удалить из дому, убедив мягкой речью? Посеять ли раздор или подкупить его подарком? Но лучше я спрошу своего друга обезьяну. Сказано ведь:
Подумав так, он снова спросил ту обезьяну, влезшую на дерево джамбу: «О друг! Погляди, как я несчастлив. Ведь даже дом мой захватил теперь сильный дельфин. Вот я и спрашиваю тебя. Скажи, что мне делать? Какому из способов, начиная с дружбы[444], здесь место?» Та ответила: «О неблагодарный! Зачем ты снова следуешь за мной, хотя был прогнан? Тебе, дураку я даже не стану давать совета. Сказано ведь:
Дельфин спросил: «Как это?» Она рассказала:
Рассказ девятый
«Жила в одном лесу пара птиц, свивших гнездо на ветке дерева. И однажды в месяце магха какая-то обезьяна, избитая в ненастье дождем и градом, дрожа всем телом от холодного ветра, подошла к этому дереву. Чрезвычайно подавленная, она стучала зубами и вся съежилась. И тогда воробьиха с жалостью сказала ей:
А та, услышав это, подумала: «Да! Самодоволен мир живых существ, если даже эта ничтожная воробьиха так много о себе думает! И сказано по этому поводу:
И подумав так, сказала ей:
И когда, несмотря на это запрещение, воробьиха снова и снова продолжала беспокоить обезьяну, советуя построить дом, та взобралась на это дерево и на куски разнесла ее гнездо.
Поэтому я и говорю: «Опасно каждому глупцу...». Услышав это, дельфин ответил: «О друг! Если я и причинил тебе зло, вспомни прежнюю любовь я дай мне полезный совет». Обезьяна сказала: «Я не буду говорить с тобой, потому что по просьбе жены ты унес меня, чтобы бросить в море. Как бы сильно ни любили жену, разве станут по ее просьбе бросать в море друзей, родных и других близких?» Слыша это, дельфин сказал: «Если и так, друг, то все же «дружба — на семи шагах»[446]. Подумай об этом и укажи мне что-нибудь полезное. Сказано ведь:
Поэтому как бы то ни было, несмотря на мою вину, окажи мне милость, подав совет. Сказано ведь:
Слыша это, обезьяна сказала: «Дорогой! Если так, то пойди туда и вступи с ним в битву. Сказано ведь:
Дельфин спросил: «Как это?» Она рассказала:
Рассказ десятый
«Жил в окрестностях одного леса шакал по имени Махачатурака[447]. Однажды он набрел в лесу на слона, умершего своей смертью. Однако, обходя его со всех сторон, он не мог разорвать грубой кожи. Между тем в этот момент один лев, бродя повсюду, пришел в то место. И видя, как тот подходит, шакал коснулся поверхности земли пучком волос на голове, образующим круг, соединил лотосы рук и смиренно сказал: «Господин! Я — носитель твоего жезла. Для тебя я охраняю этого слона. Пусть же господин съест его». Тогда лев ответил: «О! Я никогда не ем того, кто убит другим. Поэтому я жалую тебе этого слона». Услышав это, шакал радостно сказал: «Так и подобает относиться господину к своим слугам».
И когда лев удалился, пришел один тигр. Видя его, тот подумал: «Одного злодея я отогнал, припав к его ногам. Как же теперь отгоню я другого? Несомненно, этого героя никак нельзя победить, не поссорив его с другим. Сказано ведь:
К тому же, всяким можно овладеть при помощи разъединения. Сказано ведь:
Подумав так, он подошел к тигру и, слегка вытянув шею, поспешно сказал: «Дядя! Как забрался ты сюда — в пасть смерти? Ведь слона этого убил лев и, поручив мне охранять его, пошел совершить омовение. Уходя, он сказал мне: «Если какой-нибудь тигр придет сюда, ты должен будешь потихоньку сказать мне об этом, чтобы я освободил этот лес от тигров. Ведь однажды какой-то тигр превратил в объедки убитого мною слона, оставленного без присмотра. С того дня я разгневан на тигров». И услыша это, тигр с дрожью сказал ему: «О племянничек! Подари мне жизнь и, даже если он не скоро вернется сюда, ничего не рассказывай ему обо мне». Сказав так, он поспешно скрылся.
И когда тигр убежал, пришел туда один леопард. Увидя его, тот подумал: «У этого леопарда крепкие зубы. Поэтому с его помощью я разорву кожу слона». Решив так, он сказал ему: «О племянник! Почему тебя давно не видно? Почему ты выглядишь голодным? Ты — мой гость. Сказано ведь:
...Пришедший вовремя к нам гость.
Вот лежит слон, убитый львом, который поручил мне охранять его. Но все равно отведай мяса этого слона и, насытившись, быстрее уходи, пока тот не вернулся». Тот сказал: «Дядя! Если так, то не подходит мне его мясо. Ведь:
... Живущий видит всюду сотни радостей.
И как бы то ни было, следует наслаждаться тем, что нам подходит. Поэтому я уйду отсюда». Шакал сказал: «О малодушный! Доверься мне и ешь. Я предупрежу тебя о его возвращении, когда он еще будет далеко». И вслед за этим, когда шакал увидел, что леопард разорвал кожу, шакал сказал: «О племянник! Уходи, уходи! Возвращается лев». Слыша это, и леопард убежал подальше.
И вот, когда тот ел мясо через проделанное в коже отверстие, подошел другой шакал, сильно разгневанный. Видя, что тот одинаковой силы с ним, он прочел стих: «Коль враг сильнее — подчинись...», напал на него, искусал своими зубами и прогнав на край света, сам долгое время с радостью вкушал мясо слона.
Так же и ты должен победить в битве своего врага-сородича и прогнать его на край света. А иначе он прочно укрепится и погубит впоследствии тебя самого. Сказано ведь:
И говорят ведь:
Дельфин спросил: «Как это?» Обезьяна рассказала:
Рассказ одиннадцатый
«Жила в одном селении собака по имени Читранга[448]. И вот настал там продолжительный голод, во время которого собаки и другие существа стали вымирать от отсутствия пищи. Тогда испуганная этим Читранга с исхудавшей от голода шеей ушла в другую страну. И там в одном городе из-за небрежности жены некоего домохозяина она каждый день проникала в дом и, поедая всевозможные блюда, достигала полного насыщения. Однако, когда она выходила из того дома, ее со всех сторон окружали другие опьяненные высокомерием собаки и рвали ей все тело своими зубами. И вот она подумала: «Уж лучше своя страна, где даже во время голода живется легко и где никто не затевает драки! Поэтому я лучше пойду в свое селение». И подумав так, она пошла в свои места.
И когда она вернулась из чужой страны, родственники спросили ее: «Эй! Расскажи, что это за страна? Какие обычаи у людей? Какая пища? Как там проводят время?» Она ответила: «Что рассказывать о стране? Немало вкусной там еды... ».
И выслушав этот совет, он решил умереть, если придется, и попрощавшись с обезьяной, достиг своего жилища и вступил в бой с тем, кто проник в его дом и угрожал его жизни. Опираясь на свою непоколебимую отвагу, он убил его и, заняв свое жилище, счастливо жил там долгое время. Хорошо ведь говорится:
И здесь окончена четвертая книга под названием «Утрата приобретенного», первый стих которой гласит:
Книга V. Безрассудные поступки
Достойно!
Здесь начинается пятая книга под названием «Безрассудные поступки». Вот ее первый стих:
Царевичи спросили: «Как это?» Вишнушарман рассказал:
«Есть в южной стране город под названием Паталипутра[449]. Жил там начальник купцов по имени Манибхадра[450]. И предаваясь делам, ведущим к добродетели, богатству, любви и освобождению[451], он по воле судьбы лишился своего состояния. Тогда, терпя непрерывные унижения из-за потери имущества, он ощутил крайнюю печаль и как-то ночью подумал: «Увы! Будь проклята эта бедность! Сказано ведь:
И поразмыслив так, он снова подумал: «Поэтому я голодом лишу себя существования. К чему мучения бесполезной жизни?» Решив так, он уснул.
И вот во сне перед его взором предстал клад лотоса[452] в образе нищенствующего джайны[453] и сказал: «О начальник купцов! Не приходи в отчаяние. Я — клад лотоса, заслуженный твоими предками. Поэтому утром я в этом же виде приду в твой дом. А ты должен будешь убить меня, ударив дубинкой по голове. Тогда я превращусь в неистощимое золото».
И вот, проснувшись утром, он стал думать об этом сне: «Да! Неизвестно, исполнится этот сон или не исполнится. Должно быть, он ложен, потому что день и ночь я только и думаю о богатстве. Сказано ведь:
Между тем к жене его для чистки ногтей пришел некий цирюльник. И когда он чистил ей ногти, внезапно появился нищенствующий джайна. Тогда, увидев его, Манибхадра с радостью в сердце ударил его по голове лежавшей рядом деревянной палкой. И в это же мгновение тот упал на землю, став золотым.
Тогда, поставив его посреди дома и порадовав цирюльника, тот купец сказал: «Дорогой! Никому не следует говорить, что произошло в нашем доме». А цирюльник, согласившись с его словами, подумал, придя домой: «Несомненно, все эти монахи превращаются в золото, когда их ударяют по голове деревянной палкой. Поэтому утром я приглашу их побольше и убью дубинками, чтобы получить много золота». Так размышляя, он с трудом провел этот день и ночь.
Когда же настало утро, он встал, пошел в монастырь нищенствующих джайнов, покрылся верхней одеждой, трижды обошел слева направо[454] изображение Джины[455], прополз на коленях по земле, вложил в отверстие рта краешек верхней накидки и, сложив ладони, громким голосом прочел следующий стих:
И кроме того:
Так и на много других ладов прославляя его, он подошел к главному джайне, коснулся земли коленями и ступнями и произнес: «Да будет слава! Приветствую!» Затем, приняв благословение для умножения добродетели и получив совет наложить на себя в молодости обет целомудрия[456], он с уважением сказал: «Блаженный! Соверши сегодня вместе со всеми отшельниками прогулку в мой дом». Тот ответил: «О ученик! Зачем ты говоришь так, зная закон? Разве мы, брахманы, что ты приглашаешь нас? Ведь мы постоянно странствуем, чтобы поддержать существование в этом мире, и видя ученика, исполненного благочестия, заходим в его дом. Поэтому уходи и больше так не говори». Услышав это, цирюльник сказал: «Блаженный! Я знаю это и сделаю так. Однако многие ученики воздают вам почет. Вот и я приготовил лоскуты материи, подходящие для завертывания книг, и отложил деньги писцам для переписывания книг. Поэтому во что бы то ни стало вы должны сделать это в надлежащее время». Сказав так, он отправился в свой дом.
И придя домой, он приготовил дубинку из кхадиры и поставил ее в углу за дверью. Когда же прошла половина стражи[457], он снова пошел к воротам монастыря и остановился там. И затем всех, постепенно выходивших оттуда, он по просьбе настоятеля повел в свой дом. А те из жадности к лоскутам и деньгам оставили даже преданных и испытанных учеников и с радостью пошли все за ним. И хорошо ведь говорится:
И затем, введя в дом, цирюльник стал избивать их дубинками. И подвергаясь избиению, одни из них отошли в небытие, другие, с разбитыми головами, подняли крик. Между тем слуги начальника городской охраны, услышав шум от их воплей, сказали: «Эй! Что это за громкие крики посреди города? Идемте же, идемте!» С этими словами они все поспешили к тому месту и увидели, как из дома цирюльника выбегают залитые кровью нищенствующие джайны. Тогда они спросили; «О! Что это?» И те рассказали о случившихся у цирюльника событиях. Тогда они связали цирюльника крепкой веревкой и вместе с уцелевшими от избиения джайнами привели его в суд. Там судьи спросили: «Эй! Почему совершил ты это злодеяние?» Он ответил: «О! Что мне делать?» И сказав так, передал им, что случилось у Манибхадры.
Тогда они послали одного человека за Манибхадрой. И когда тот пошел и привел его, они спросили: «О начальник купцов! Почему ты убил какого-то нищенствующего джайну?» Тут он рассказал им всю историю с джайной. И тогда они сказали: «Эй! Пусть посадят на кол этого злого и безрассудного в действиях цирюльника».
И когда это было исполнено, они сказали:
И хорошо ведь говорится:
Манибхадра спросил: «Как это?» Они рассказали:
Рассказ первый
«Жил в одном селении брахман по имени Девашарман, жена которого родила сына и ихневмона. И любя детей, она наравне с сыном ухаживала и за ихневмоном: кормила его грудью, умащивала, купала и всячески заботилась о нем. Но, несмотря на это, она думала: «Из-за своей злой природы он может причинить зло моему сыну» и не доверяла ихневмону. Хорошо ведь, говорится:
И однажды она заботливо уложила сына в постель, взяла кувшин для воды и сказала супругу: «О учитель! Я пойду за водой. Охраняй сына от ихневмона». А когда она ушла, брахман оставил дом пустым и сам пошел куда-то за милостыней.
Между тем черный змей вылез из норы и по воле судьбы подполз к ложу мальчика. Тогда ихневмон, почуяв в нем своего природного врага и беспокоясь за жизнь своего брата, бросился между ними, вступил со злым змеем в сражение и, разорвав его на куски, далеко разбросал их. И затем, радуясь своей отваге, с залитым кровью ртом он вышел навстречу матери, чтобы та узнала о его поступке. А мать его, видя, что он подходит сильно возбужденный и что рот его увлажнен кровью, подумала с обеспокоенным сердцем: «Должно быть, этот злодей съел моего младенца» и, не размышляя, в гневе бросила в него кувшин с водой. Когда же, не обращая внимания на ихневмона, сразу лишившегося жизни от удара кувшином, она пришла к себе домой, то ребенок лежал на своем месте, а около ложа она увидела большого черного змея, разорванного на куски. Тогда, скорбя сердцем из-за безрассудного убийства сына-благодетеля, она стала бить себя в голову, грудь и другие места. Между тем, когда брахман, побродив и получив в одном месте пену от вареного риса, вернулся, то увидел, как сетует брахманка, пораженная скорбью по сыну: «Увы, увы! Полный жадности ты не послушался моих слов. Вкушай же теперь горький плод от древа твоих злых поступков — смерть сына. Впрочем, так ведь и бывает с теми, кто ослеплен чрезмерной жадностью. Сказано ведь:
Брахман спросил: «Как это?» Брахманка рассказала:
Рассказ второй
«Жили здесь в одном городе четверо брахманов, крепко друживших друг с другом. Однажды, пораженные чрезмерной бедностью, они стали держать совет: «Увы! Будь проклята эта бедность! Сказано ведь:
А также:
Поэтому лучше смерть, чем бедность. Сказано ведь:
Поэтому во что бы то ни стало надо стремиться приобрести богатство. Сказано же:
А богатство люди добывают шестью способами. Это: нищенствование, царская служба, земледелие, приобретение знаний, ростовщичество и купеческое дело. Но из всех них лишь купеческое дело беспрепятственно доставляет богатство. Сказано ведь:
И это купеческое дело приносит доход семью путями. Это: взвешивание неправильными весами, назначение неверной цены, прием на хранение под заклад, привлечение знакомых покупателей, деятельность товарищества купцов, торговля благовониями и вывоз товара в другую страну. Сказано ведь:
И кроме того:
Также:
И еще:
А вывоз товара в другую страну подходит богатым. Сказано ведь:
И также:
Поразмыслив так, те четверо решили отправиться в другую страну и, покинув дом и друзей, пустились в путь. Хорошо ведь говорится:
И так постепенно достигли они страны Аванти[461]. Там они искупались в водах Сипры, поклонились великому богу Махакале[462] и, когда пошли дальше, повстречали владыку йогинов по имени Бхайравананда[463]. И приветствовав его, как полагается брахманам, все они пошли с ним в его монастырь. Тогда йогин спросил их: «Откуда вы? Куда идете? С какой целью?» И они ответили: «Мы — искатели волшебной силы. А идем туда, где нас встретит наслаждение богатством или смерть. Таково наше решение. Сказано ведь:
А также:
Поэтому укажи нам какой-нибудь способ добыть богатство: проникание в пещеру, овладение шакини[465], пребывание на кладбище, продажу человеческого мяса[466] или что-нибудь еще. Ведь ты слывешь великим волшебником, а мы полны решимости. Сказано ведь:
Тогда тот, видя, что они достойны быть его учениками, сделал четыре волшебных светильника, дал каждому по одному и сказал: «Ступайте в страну, лежащую к северу от Гималаев. Где у кого упадет светильник, тот непременно найдет там клад».
И вслед за тем в дороге у того из них, кто шел впереди, светильник упал на землю. И когда он стал копать на этом месте, то земля оказалась полной меди. Тут он сказал: «Эй! Возьмем вволю этой меди». Тогда те ответили: «Эх, глупец! Какая в ней польза? Ведь даже обилие меди не уничтожает бедности. Поэтому встань и пойдем дальше». Он ответил: «Вы идите, а я дальше не пойду». И сказав так, он взял медь и первый пошел назад.
А остальные трое отправились дальше. И вот они еще немного прошли, как у того, кто шел впереди, упал светильник. И когда он начал копать, то земля оказалась полной серебра. Тогда он сказал, обрадовавшись: «Эй, возьмем вволю серебра. Не надо идти дальше». Те ответили: «Эх, дурак! Позади земля полна меди, перед нами земля полна серебра, а дальше, наверное, будет полна золота. Ведь даже обилие серебра не уничтожает бедности». Тогда тот ответил: «Вы идите, а я не пойду». Сказав так, он взял серебро и пошел назад,
И когда те пошли дальше, у одного из них упал светильник. Когда же он начал копать, то земля оказалась полной золота. Увидев его, он с радостью сказал второму: «О! Возьмем вволю золота. Нет ведь ничего лучше его!» Тот ответил: «Глупец! Разве ты не видишь? Сначала — медь, потом — серебро, потом — золото. Несомненно, еще дальше будут алмазы. Поэтому встань и пойдем вперед. Какая польза даже в нем? Тяжело ведь на вес золото, когда его много». Нашедший золото сказал: «Ты иди, а я остануюсь здесь, и подожду тебя».
И вот тот пошел один и с телом, опаленным лучами летнего солнца, и помутившимся от жары рассудком начал блуждать взад и вперед по дорогам волшебной земли. И блуждая, он увидел на возвышении человека с обагренным кровью телом и вертящимся колесом на голове. Тогда он поспешно подошел к нему и сказал: «Эй! Почему ты стоишь так с вертящимся колесом, на голове? Скажи мне, есть ли здесь где-нибудь вода. Меня измучила жажда». И когда он сказал это, колесо мгновенно перескочило с головы того человека на голову брахмана. Он спросил: «Дорогой! Что это?» Тот сказал: «Таким же образом вскочило оно и на мою голову». Брахман сказал: «Так скажи, когда оно сойдет? Мне очень больно». Тот ответил: «Когда кто-нибудь, как и ты, подойдет сюда с волшебным светильником в руке и заговорит с тобой, то оно перескочит на его голову». Он спросил: «Сколько времени ты стоишь здесь?» Тот сказал: «Кто теперь царь на земле?» Несущий колесо ответил: «Царь Винаватса[468]». Человек сказал: «Когда царем был Рама, я, мучимый бедностью, как ты, пришел сюда с волшебным светильником в руке. И увидев, другого человека, несущего на голове колесо, я обратился к нему с вопросом. И когда я спрашивал, как ты, колесо с его темени перескочило на мою голову. Другого счета времени я не знаю». Несущий колесо спросил: «Дорогой! Как же ты тогда, стоя так, добывал пищу?» Человек ответил: «Дорогой! Боясь, что у него похитят клад, Дханада[469] создал для волшебников эту опасность, чтобы никто не приходил сюда. Если же все равно кто-нибудь придет, то, свободный от голода и жажды, не зная старости и смерти, он будет лишь испытывать подобную боль. Отпусти же теперь меня. Ты освободил меня от большой беды, и теперь я пойду в свои места». Сказав так, он ушел.
Между тем овладевший золотом подумал, когда тот ушел: «Как медлит мой спутник» и, желая отыскать его, отправился по его следам. И когда он немного прошел по дороге, то увидел своего спутника, с залитым кровью телом и мучимого болью от острого колеса, вертящегося на его голове. Тогда, подойдя близко, он со слезами спросил: «Дорогой! Что это?» Тот ответил: «Игра судьбы». Он сказал: «Так расскажи, что произошло». И спрошенный им, тот рассказал ему все, что случилось с колесом. Услышав это, он с упреком сказал ему: «Увы! Неоднократно я удерживал тебя, но, лишившись рассудка, ты не внял моим словам. И хорошо ведь говорится:
Несущий колесо спросил: «Как это?» Овладевший золотом рассказал:
Рассказ третий
«Жили в одном городе четверо брахманов, друживших между собой. Трое из них достигли пределов всех наук, но были лишены рассудка, а один отвернулся от наук, но был рассудителен. И вот однажды собрались они и стали советоваться: «Какая польза в знании, если мы не идем в другую страну, чтобы склонить к милости властителей и добыть богатство? Поэтому во что бы то ни стало пойдем все в другую страну». И когда они немного прошли по дороге, старший из них сказал: «Один из нас четырех — невежда и наделен лишь рассудком. А одним рассудком без знания нельзя добиться милости у царей. Поэтому не будем давать ему доли в том, что мы приобретем. Пусть же он повернется и пойдет в свой дом». Тогда второй сказал: «Эй, рассудительный! Ты лишен знаний. Иди же домой». Тогда третий сказал: «Эй! Не следует так поступать. Ведь с самого детства мы играли вместе[470]. Поэтому пусть он, великодушный, пойдет с нами и получит долю в богатстве, которое мы приобретем».
И когда это произошло, они, проходя по дороге, увидели в лесу кости мертвого льва. И тогда один сказал: «Эй! Испытаем полученные нами прежде знания. Вот лежит какое-то мертвое животное. Так давайте оживим его силой приобретенной мудрости». И тогда один сказал: «Я знаю, как соединить кости». Второй сказал: «Я дам ему шкуру, мясо и кровь». Третий сказал: «Я его оживлю». И вот один соединил кости, а другой наделил его шкурой, мясом и кровью. Когда же третий хотел оживить его, то рассудительный удержал ого и сказал: «Это — лев. Если его оживить, он всех нас убьет». Тогда он ответил: «Эх, дурак! Я не стану носить в себе бесплодные знания». Тот сказал: «Тогда подожди минуту, пока я не взберусь на ближнее дерево». И когда это произошло, то воскресший лев вскочил и убил всех трех. Когда же лев ушел с этого места, тот рассудительный слез с дерева и пошел домой.
Поэтому я и говорю: «Рассудок лучше знания...». Услышав это, несущий колесо сказал: «Увы! Не в этом причина. Ведь даже великие мудрецы гибнут, пораженные судьбой, и даже лишенные разума радуются, когда судьба охраняет их. Сказано ведь:
Овладевший золотом спросил: «Как это?» Несущий колесо рассказал:
Рассказ четвертый
«Жили в одном водоеме две рыбы по имени Шатабуддхи и Сахасрабуддхи. И с ними подружилась лягушка по имени Экабуддхи[471]. Так они втроем проводили некоторое время у берега реки и, насладившись общением друг с другом и хорошими изречениями, снова забирались в воду. И вот однажды, когда они так собрались, пришли на заходе солнца рыбаки с сетями в руках и, видя этот водоем, сказали друг другу: «Да! Видно, много рыбы в этом пруду и мало воды. Поэтому придем сюда утром». И сказав так, они пошли к себе домой. А те, услышав эти слова, подобные удару грома, стали советоваться друг с другом. Тогда лягушка сказала: «О дорогие Шатабуддхи и Сахасрабуддхи! Что тут следует делать: бежать или оставаться на месте?» Слыша это, Сахасрабуддхи со смехом сказала: «О друг! Не бойся, услышав всего одни лишь слова. Нечего даже ожидать их прихода. Если же они придут, то я оберегу тебя и себя силой своего разума. Ведь я знаю много способов плавания в воде». Слыша это, Шатабуддхи сказала: «О! Хорошо говорила «Сахасрабуддхи. Ведь:
Поэтому не следует, услышав одни лишь слова, покидать доставшееся нам в наследство от отцов место, в котором мы родились. Не надо никуда идти. Я оберегу тебя силой своего разума». Лягушка сказала: «У меня всего лишь один свой разум, который советует мне бежать. Поэтому я сегодня же уйду с женой в какой-нибудь другой водоем».
И сказав это, лягушка дождалась ночи и ушла в другой водоем. А утром на следующий день пришли рыболовы, подобные слугам Ямы, и протянули через весь водоем сети. Тут все рыбы, черепахи, лягушки, раки и другие водяные жители попались в сети. И как Шатабуддхи и Сахасрабуддхи ни оберегали себя, плавая особыми способами, они запутались в сетях и были убиты. Затем после полудня обрадованные рыбаки отправились домой. Один из них взвалил на голову Шатабуддхи из-за ее тяжести, другой понес Сахасрабуддхи, привязав ее за веревку. И тогда сидящая у края пруда лягушка сказала, обращаясь к своей супруге: «Погляди, погляди, дорогая:
Поэтому я и говорю: «Решает не только разум». Овладевший золотом сказал: «Если даже и так, все равно не следует пренебрегать словами друга. Но что же произошло? Хоть я и удерживал тебя, ты не остался из-за чрезвычайной жадности и гордости своими знаниями. И хорошо ведь говорится:
Несущий колесо спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ пятый
«Жил в одном селении осел по имени Уддхата[472]. Днем он перевозил тяжести у красильщика, а ночью бродил, сколько ему хотелось. И как-то раз, бродя ночью по полям, он заключил дружбу с шакалом. Сломав забор на поле с огурцами, они пробирались туда, досыта наедались овощами и утром расходились по домам. И однажды, стоя посреди поля, опьяненный гордостью осел сказал шакалу: «О племянник! Погляди, какая ясная ночь. Поэтому я спою песнь. Какую же рагу[473] мне выбрать?» Тот сказал: «Дядя! К чему напрасно вызывать несчастье? Ведь мы заняты воровством. А воры и любовники должны вести себя тихо. Сказано ведь:
Кроме того, неприятно твое пение, схожее с ревом раковины[475]. Даже издали услышат его сторожа поля и, поднявшись, поймают и убьют тебя. Поэтому ешь себе и не шуми». Слыша это, осел ответил: «О! Ты говоришь так, потому что живешь в лесу и не знаешь красоты пения. Сказано ведь:
Шакал сказал: «Дядя! Это так. Но ты ведь издаешь грубый рев. Зачем же противоречить собственной цели?» Осел сказал: «Тьфу, тьфу, дурак! Неужели я не знаю пения? Послушай же о его разделах:
Как же ты говоришь, что я не знаю этого и удерживаешь меня?» Шакал ответил: «Дядя! Если так, то я стану у ворот изгороди, чтобы следить за сторожами поля, а ты пой, сколько захочешь».
И когда это произошло, осел вытянул шею и начал кричать. Тогда сторожа поля, слыша крик осла, стиснули от гнева зубы, схватили дубинки и побежали туда. И сбежавшись, они до тех пор били его, пока он не упал спиной на землю. Тогда, привязав ему на шею ступку с отверстием, сторожа поля заснули. А у осла прошла боль, и, как это свойственно его породе, он в то же мгновение поднялся. Сказано ведь:
И растоптав изгородь, он пустился бежать вместе с той ступкой. Между тем шакал увидел его издали и со смехом сказал:
Так же и ты не остался, хоть я и удерживал тебя». Слыша это, несущий колесо сказал: «О друг! Это правда. И хорошо ведь говорится:
Овладевший золотом спросил: «Как это?» Несущий колесо рассказал:
Рассказ шестой
«Жил в одном селении ткач по имени Мантхара. Как-то сломались у него все прядильные колышки. Тогда, взяв топор, он стал бродить в поисках дерева и достиг морского берега. И увидев там большое дерево шиншапа[482], он подумал: «Это, видно, большое дерево. Поэтому, если срубить его, то будет много орудий для пряжи». Подумав так, он замахнулся на него топором. А на том дереве жил один дух[483], который сказал: «О! Это дерево — мой приют. Во всяком случае, пощади его. Ведь я живу здесь в высшем блаженстве, ибо тело мое овевает ветерок, берущий прохладу от морских волн». Ткач сказал: «О! Что же мне делать? Без дерева, приносящего мне необходимое, семья моя страдает от голода. Поэтому скорей уходи в другое место, а я срублю его». Дух сказал: «О! Я доволен тобой. Попроси, чего желаешь, и пощади это дерево». Ткач сказал: «Если так, то я схожу домой, спрошу своего друга и жену и вернусь». Тогда дух согласился на это; и ткач повернул назад к своему дому. Когда он входил в селение, то увидел своего друга цирюльника и сказал ему: «Эй, друг! Я овладел одним духом. Так скажи, чего мне попросить». Цирюльник ответил: «Дорогой! Если так, то попроси царство, чтобы ты стал царем, а я министром, и оба мы, вкусив счастье в этом мире, были счастливы и в другом мире», Ткач сказал: «О друг! Да будет так. Однако я спрошу и супругу». Цирюльник сказал: «Не следует советоваться с женщинами. Сказано ведь:
А также:
И также:
Ткач ответил: «Если даже так, все равно она преданна супругу, и следует ее спросить».
И сказав ему так, он поспешно пришел к жене и обратился к ней: «Дорогая! Сегодня мы подчинили одного духа, и он исполнит желание. Вот я и пришел посоветоваться с тобой. Скажи поэтому, чего мне просить. Мой друг цирюльник говорит: «Попроси царство». Она ответила: «Сын благородного! Что понимают цирюльники? Не следует слушаться его. Сказано ведь:
К тому же эта царская должность, представляющая цепь великих страданий, полна забот о мире, сражении, походе, остановке, союзе, двуличии и других делах и никогда не приносит человеку счастья. К тому же:
Ткач сказал: «Ты сказала правду. Так посоветуй, что мне попросить». Она ответила: «Ты ведь всегда производишь по одному куску ткани, которого хватает на оплату всех расходов. Теперь же попроси себе еще пару рук и голову, чтобы и спереди и сзади производить по одному куску ткани. Тогда благодаря цене одного куска оплатятся домашние расходы, а благодаря цене второго ты станешь проводить время, совершая необычайные дела и прославляемый родными». И выслушав ее, он с радостью сказал: «Хорошо, преданная супруга! Хорошо ты сказала! Так я и сделаю — вот мое решение». И вот ткач пошел и попросил духа: «О! Если ты исполняешь желание, то дай мне вторую пару рук и голову». Едва он сказал это, как в то же мгновение у него стало две головы и четыре руки. И когда, обрадованный, он пошел домой, то люди подумали: «Это — ракшаса» и до смерти избили его дубинками и камнями.
Поэтому я и говорю: «Кто разума совсем лишен...». И несущий колесо снова сказал: «Ведь всякий человек, опутанный дьяволицей несбыточных и дурных надежд, становится посмешищем. И хорошо ведь говорится:
Овладевший золотом спросил: «Как это?» Он рассказал:
Рассказ седьмой
«Жил в одном городе брахман по имени Свабхавакрипана[486]. Был у него горшок, наполненный крупой, остававшейся от еды, которую он получал в милостыню. Повесив этот горшок на гвоздь в стене и поставив под ним кровать, он не сводил с него глаз. И однажды ночью он подумал: «Горшок этот доверху наполнен крупой. Если случится голод, я выручу за него сотню рупий. И затем на эти деньги я куплю пару коз. Каждые шесть месяцев они будут давать приплод, и так у меня будет стадо коз. Затем за коз я получу коров. Когда коровы дадут приплод, я продам их потомство и получу затем за коров буйволиц, за буйволиц — кобылиц. От приплода кобылиц я получу множество коней. Продав их, я добуду много золота. На золото я выстрою дом с четырьмя покоями[487]. И затем придет кто-нибудь в мой дом и выдаст за меня прекрасную дочь с приданым. От нее родится сын. Я дам ему имя Сомашарман. Затем, когда его уже можно будет качать на коленях, я возьму книгу и, сев за конюшней, стану ее изучать. Между тем Сомашарман увидит меня с колен матери и, желая качаться на коленях, подойдет близко к лошадям. Тогда я в гневе скажу брахманке: «Возьми, возьми дитя!» А она, занятая домашними делами, не услышит моих слов. Тогда я вскочу и ударю ее ногой...». И тут, увлекшись этими мыслями, он так ударил ногой, что разбил горшок и стал белый от бывшей в горшке крупы.
Поэтому я и говорю: «Кто, думая о будущем...». Овладевший золотом сказал: «Это так. Ведь:
Несущий колесо спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ восьмой
«Жил в одном городе царь по имени Чандра. Чтобы забавлять своего сына, он держал стаю обезьян. Постоянно питаясь разнообразными кушаньями, они стали упитанными. И еще было у его мальчика для забавы стадо баранов. Один из них из-за своей прожорливости днем и ночью проникал в кухню и поедал все, что видел. Тогда повара стали бить его палками и всем, что попадалось им на глаза. И вот, видя это, вожак стаи обезьян подумал: «Увы! Этот раздор между бараном и поварами принесет гибель обезьянам. Ведь баран этот падок на сладкое, а повара сильно гневаются и бьют его всем, что попадется под руку. И если как-нибудь, не найдя ничего другого, они ударят его головней, то покрытый шерстью баран загорится даже от небольшого огня. Загоревшийся, он проникнет в находящуюся поблизости конюшню и подожжет ее — ведь она полна соломы. Тогда лошади получат ожоги от огня. А в Шалихотре[489] говорится, что, когда лошади пострадают от ожогов, их лечат обезьяньим жиром. Поэтому, несомненно, нас ожидает смерть». Решив так, он созвал всех обезьян и сказал:
А также:
Поэтому оставим этот дом и уйдем в лес, пока всех нас не постигла гибель».
И услышав его речь, те со смехом ответили ему, опьяненные гордостью: «Эй! От старости у тебя ослабел рассудок, что ты так говоришь. Не станем мы бросать превосходные кушанья, подобные нектару, которыми кормят нас из рук царевичи, чтобы питаться там, в лесу, вяжущими, острыми, горькими и солеными плодами с деревьев». Слыша это, вожак стаи сказал с печалью во взоре: «Ах, вы дураки! Не видите вы исхода этого благополучия. Ведь лишь на первый взгляд сладко это благополучие, а на исходе оно будет, словно яд. Поэтому не стану я смотреть, как погибнут мои родичи, и теперь же уйду в лес. Сказано ведь:
И сказав так, вожак стаи оставил их всех и ушел в лес.
И когда он ушел, то баран проник однажды в кухню. Тогда повар, ничего не найдя, схватил полусожженную палку и стал бить его. Тут половина его тела воспламенилась от ударов, и с блеянием он проник в находившуюся поблизости конюшню и стал по ней метаться. Тогда из-за обилия соломы там повсюду поднялись языки пламени. У одних из привязанных в конюшне лошадей лопнули глаза, и они отошли в небытие; другие разгрызли привязь и, наполовину сожженные, перепугали весь народ своим ржанием. Между тем обеспокоенный царь призвал врачей, сведущих в Шалихотре, и сказал: «Назовите какое-нибудь средство вылечить этих лошадей от ожогов». А те, вспомнив науки, сказали: «Божественный! По этому поводу блаженный Шалихотра говорит:
Пусть же применят это целебное средство, чтобы они не погибли от болезни». И услышав это, он приказал убить обезьян. К чему много слов? Все были убиты. А вожак стаи не видел своими глазами, как погиб его роду но слух об этом дошел до него, и он не мог спокойно этого перенести. Сказано ведь:
И вот этот старый вожак[491], мучимый жаждой, в своих скитаниях достиг где-то озера, украшенного густыми зарослями лотоса. И когда он посмотрел внимательно, то увидел там след, ведущий в озеро, но не нашел обратного следа. Тогда он подумал: «Несомненно, здесь в воде должен жить злой хищник. Поэтому я возьму стебель лотоса и стану пить воду издали». И когда это произошло, оттуда вылез ракшаса с шеей, украшенной жемчужным ожерельем, и сказал ему: «Эй! Я съедаю тех, кто проникает в эту воду. Нет никого хитрее тебя, раз ты пьешь воду таким способом. Поэтому я удовлетворен. Проси, чего желает твое сердце». Вожак сказал: «Эй! Сколько ты можешь съесть?» Он ответил: «Тех, кто проникает в воду, я съедаю сотнями, тысячами, десятками и даже сотнями тысяч. А на суше меня одолеет и шакал». Вожак сказал: «Между мной и владыкой — непримиримая вражда. Если ты дашь мне это жемчужное ожерелье, то я искусной речью пробужу в нем жадность и даже вместе со свитой заставлю его войти в озеро». И тогда ракшаса передал ему жемчужное ожерелье.
И вот вожак, украсив шею жемчужным ожерельем, стал прыгать по верхушкам деревьев. Тогда люди увидели его и спросили: «Эй, вожак стаи! Где ты был столько времени после того, как ушел? Где достал ты такое жемчужное ожерелье, затмевающее своим блеском даже солнце?» Тот ответил: «Есть в одном месте в лесу тщательно укрытое озеро, созданное Дханадой. Если кто-нибудь погрузится в него в воскресенье, когда наполовину взойдет солнце, то по милости Дханады он выйдет из него с подобным жемчужным ожерельем, украшающим шею». И услышав об этом от людей, повелитель призвал обезьяну и сказал: «Эй, вожак стаи! Правда ли это?» Тот ответил: «Господин! Свидетельство этому — жемчужное ожерелье, которое ты видишь на моей шее. Если и тебе нужно такое, пошли со мной кого-нибудь, чтобы я ему показал». Слыша это, царь сказал: «Если так, то я сам пойду со свитой, чтобы получить много жемчужных ожерелий». Вожак сказал: «Господин! Хорошо это».
И вот, полный жадности к жемчужным ожерельям, царь со свитой отправился в путь. Что же до обезьяны, то сидевший на носилках царь держал ее на коленях в знак уважения. И хорошо ведь говорится:
А также:
И достигнув на заре того озера, вожак сказал царю: «Божественный! Тем, кто входит сюда, когда наполовину взойдет солнце, сопутствует успех. Поэтому скажи всей свите, чтобы она одновременно вошла сюда. А затем войдем и мы с тобой, чтобы, достигнув замеченного прежде места, я показал тебе многочисленные жемчужные ожерелья». И вот все те люди вошли в озеро и были съедены ракшасой.
Между тем, видя, что они медлят, царь сказал обезьяне: «О повелитель стаи! Почему медлит моя свита?» Услышав это, вожак поспешно взобрался на дерево и сказал: «Эй, злой царь! Твою свиту съел ракшаса, живущий в воде. Ты погубил мой род, и я отомстил тебе за обиду. Уходи же. Помня, что ты — господин, я не дал тебе войти туда. Сказано ведь:
И вот ты погубил мой род, а я — твой».
Слыша это, полный печали царь поспешно вернулся туда, откуда пришел. Когда же тот царь ушел, удовлетворенный ракшаса вышел из воды и с радостью сказал:
Поэтому я и говорю: «Тот, кто охвачен жадностью...». И овладевший золотом снова сказал: «О! Отпусти меня. Я пойду к себе домой». Несущий колесо ответил: «Как ты уйдешь, оставив меня в таком положении? Сказана ведь:
Овладевший золотом сказал: «О! Это верно, если наделенный силами покидает, когда можно помочь. А здесь люди не могут помочь, и никогда не найдется силы, которая бы освободила тебя. К тому же, чем дольше я гляжу на твое лицо, искаженное болью от вертящегося колеса, тем больше вижу, что должен быстрее уйти отсюда, с этого места, чтобы еще и со мной •как-нибудь не случилось этого несчастья. И хорошо ведь говорится:
Несущий колесо спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ девятый
«Жил в одном городе царь по имени Бхадрасена[493]. Была у него дочь по имени Ратнавати[494], наделенная всеми счастливыми признаками. И вот юдин ракшаса захотел похитить ее. Приходя ночью, он постоянно наслаждался ею, но не мог ее похитить из-за окружавших стражников. А она во время наслаждения с ним испытывала дрожь, лихорадку и все, что возникает от близости с ракшасой. И как-то раз, стоя в углу дома, ракшаса показал себя царевне. Тогда она сказала подруге: «Посмотри, подруга! В часы вечера постоянно приходит этот ракшаса и мучает меня. Есть ли какое-нибудь средство отогнать этого злодея?» Слыша это, ракшаса подумал: «Должно быть, кто-то другой, по имени Викала[495], так же, как и я, все время лриходит сюда, чтобы похитить ее, но и он не может ее унести. Поэтому я приму пока вид лошади и, стоя среди лошадей, посмотрю, как он выглядит и какова его сила».
И когда это произошло, ночью в дом царя проник один конокрад. Осмотрев всех лошадей и видя, что лошадь-ракшаса лучше других, он вложил ему в рот удила и сел на него. В это время ракшаса подумал: «Наверно, это тот, по имени Викала, который считает меня злодеем и, разгневавшись, пришел убить меня. Что же делать?» Пока он думал так, конокрад ударил его кнутом. Тогда, дрожа от страха, тот пустился бежать. И вот, ускакав далеко оттуда, вор начал останавливать его, натягивая поводья, потому что конь слушается поводьев. А тот лишь скакал все быстрей и быстрей. Тогда, видя, что натягивание поводьев не сдерживает его, вор подумал: «Да! Не такими бывают кони. Несомненно, это — ракшаса в образе коня. Поэтому, если я увижу песчаную почву, то упаду там, а иначе мне не жить». И пока конокрад думал так, вспоминая своего бога-хранителя, тот ракшаса в образе лошади прискакал под смоковницу. А вор ухватился за воздушный корень смоковницы и повис на нем. И тут, разъединившись, оба они обрели надежду сохранить жизнь и исполнились высшей радости.
Между тем на той смоковнице жила одна обезьяна, друг ракшасы. И видя убегающего ракшасу, она сказала: «Эй! Зачем ты бежишь в напрасном страхе? Это — человек, твоя пища. Так съешь его». Услышав ее слова и приняв свое обличье, он с обеспокоенным сердцем и помутившимся рассудком повернул назад. Между тем, слыша, что обезьяна призвала того, вор в гневе схватил ртом свешивающийся хвост сидевшей над ним обезьяны и изо всех сил стал кусать его. А обезьяна, решив, что он сильней ракшасы, ничего не сказала от страха, но, сильно мучимая болью, лишь зажмурилась и стиснула зубы. А ракшаса, видя ее в таком состоянии, прочел стихи:
И овладевший золотом снова сказал: «Отпусти меня. Я пойду к себе домой. А ты оставайся здесь и вкушай плод от древа своего дурного поведения». Несущий колесо сказал: «О! Не в том дело, разумен человек или неразумен, потому что радость и горе приходят к людям по воле судьбы. Сказано ведь:
Овладевший золотом спросил: «Как это?» Несущий колесо рассказал:
Рассказ десятый
«Есть в северной стране город под названием Мадхупурам[496]. Жил там царь по имени Мадхусена[497]. Как-то родилась у него трехгрудая дочь. И услышав, что она родилась трехгрудой, царь позвал смотрителя женских покоев и сказал: «Эй! Оставь ее в лесу, чтобы никто не узнал». Услышав это, смотритель сказал: «Великий царь! Известно, что трехгрудая дочь приносит несчастье. И все же следует призвать брахманов и спросить их, чтобы не совершить проступка в обоих мирах. Сказано ведь:
Царь спросил: «Как это?» Смотритель женских покоев рассказал:
Рассказ одиннадцатый
«Жил в одном лесу ракшаса по имени Чандакарман[498]. Как-то, бродяя он встретил одного брахмана. Тогда он влез ему на плечи и сказал: «Эй, иди вперед». И брахман с дрожащим от страха сердцем пошел, неся его. И видя, что ноги его нежны, как внутренность лотоса, он спросил его: «Эй! Почему у тебя такие нежные ноги?» Ракшаса сказал: «Ведь я никогда не касаюсь земли, не омыв ног[499]. Таков мой обет». И думая, как бы ему спастись, брахман достиг озера. Тогда ракшаса сказал: «Эй! Никуда не уходи с этого места, пока я не выйду из озера, совершив омовение и поклонившись богу». И когда это произошло, брахман подумал: «Несомненно, после поклонения богу он съест меня. Поэтому уйду-ка я подальше. Ведь не омыв ног, он не последует за мной». И когда он сделал так, ракшаса, боясь нарушить обет, не стал следовать за ним.
Поэтому я и говорю: «Когда разумен человек...». Тогда, выслушав его речь, царь созвал брахманов и сказал: «О брахманы! Родилась у меня трехгрудая дочь. Так есть ли какое-нибудь средство против нее или нет?» Они ответили: «Божественный! Послушай:
Поэтому пусть божественный избегает видеть ее. Если же кто-нибудь возьмет ее в жены, то, выдав ее, прикажи им покинуть страну. Сделав так, ты не совершишь проступка в обоих мирах». И выслушав их речь, царь объявил под барабанный бой: «Эй! Кто возьмет в жены трехгрудую царевну, тому царь даст сто тысяч золотых и прикажет покинуть страну». И пока так объявляли под барабанный бой, прошло много времени, но иикто не брал ее в жены. Так, находясь в тайном месте, она встретила юность.
А в этом городе жил один слепой. Был у него поводырь, горбун по имени Мантхарака[500], водивший его за палку. И услышав барабан, они стали советоваться друг с другом: «Если мы коснемся этого барабана[501], то получим девушку и золото. А получив золото, мы станем счастливо проводить время. Если же по вине девушки нас постигнет смерть, то настанет конец этому страданию, рожденному бедностью. Сказано ведь:
И посоветовавшись так, слепой подошел к барабану и, коснувшись его, сказал: «Я возьму в жены эту девушку». Тогда царские слуги пошли и сказали царю: «Божественный! Какой-то слепой коснулся барабана. Пусть же решит божественный, что делать по этому поводу». Царь сказал: «О!
И вслед за приказом царя те царские слуги отвели трехгрудую на берег реки и, дав сто тысяч золотых, выдали ее за того слепого. Затем, посадив их на судно, они сказали рыбакам: «Эй! Увезите этого слепого с горбуном и женой в другую страну и доставьте их в какой-нибудь город». И когда это было исполнено, те трое достигли другой страны и, купив дом в одном городе, стали счастливо проводить время. Слепой все время только лежал на кровати и спал, а горбун исполнял домашние дела.
И вот с течением времени трехгрудая нарушила свою добродетель с горбуном и сказала: «О прекрасный! Если как-нибудь погубить этого слепого, то мы счастливо будем проводить время. Найди же где-нибудь яд, чтобы, дав ему и погубив его, я была счастлива». И на следующий день горбун нашел где-то мертвого черного змея. Взяв его, он с радостью в сердце пришел домой и сказал ей: «Прекрасная! Я нашел этого черного змея. Так разрежь его на куски, снабди вкусными приправами и, сказав, что это — рыба, дай его лишенному глаз, чтобы он скорей погиб». И сказав это, Мантхарака снова отправился по дороге к рынку. А она разрезала на куски черного змея, положила в горшок с пахтаньем и водой, поставила сосуд на кухонную печь и, занимаясь сама домашними делами, ласково сказала слепому: «Сын благородного! Сегодня я принесла рыб, которых ты так любишь, и готовлю их. Поэтому возьми ложку и помешай их, пока я занята другими домашними делами». А он, с радостью в сердце слыша это и облизывая уголки рта, поспешно встал, взял ложку и начал помешивать. И когда он помешивал, то от прикосновения насыщенного ядом пара с глаз его малопо-малу начала сходить пленка. А он, видя в этом целебное средство, с усердием подставил глаза под пар. И вот когда, уже ясно видя, он посмотрел, то увидел в горшке лишь куски черного змея. Тогда он подумал: «Ох! Что это? Ведь мне было сказано, что тут рыба, а это — куски черного змея. Поэтому я пока разузнаю получше, сделала ли это трехгрудая, замыслил ли это Мантхарака, чтобы погубить меня, или кто-нибудь другой». Подумав так, он скрыл свое состояние и продолжал делать работу, как слепой. Между тем пришел Мантхарака и без боязни начал наслаждаться с трехгрудой объятиями, поцелуями и другими ласками. А слепой, видя все это и не найдя никакого оружия, как прежде, словно ослепший от гнева, подошел близко, схватил Мантхараку за ноги и, повертев его над головой, благодаря своей силе, ударил им трехгрудую в сердце. Тогда от удара телом горбуна ее третья грудь вошла внутрь, а горбун, ударясь спиной о ее грудь, стал прямым.
Поэтому я и говорю: «Слепому, и горбатому...». Овладевший золотом сказал: «О! Это ты сказал правду. Счастье всегда приходит по благосклонности судьбы. И все же, признавая судьбу, человеку не следует оставлять рассудительность, как ты оставил ее, не послушавшись моих слов».
Сказав так, овладевший золотом простился с ним и вернулся к себе домой».
И здесь окончена пятая книга под названием «Безрассудные поступки»,, первый стих которой гласит:
С ее окончанием окончена наука разумного поведения «ПАНЧАКXЬЯНАКА»[502], называющаяся также «ПАНЧАТАНТРА».
«Панчатантра»
Немногие книги оказали такое глубокое воздействие на литературу всего мира, как сборник рассказов и басен «Панчатантра», созданный в Индии в первой половине I тысячелетия н. э.
Художественное значение «Панчатантры» несоизмеримо с теми практическими задачами, которые ставил перед собой ее автор. Книга была задумана как наглядное руководство для правителей, излагающее основы жизненной мудрости в притчах, стихотворных изречениях и прозаических повествованиях.
Поучения для правителей неоднократно составлялись в древней Индии. Наиболее раннее из них принадлежит легендарному Каутилье (Вишнугупте), советнику царя Чандрагупты. Сочинение Каутильи «Каутильяшастра» (Каutiliyaçāstra) послужило одним из источников для автора «Панчатантры». Само имя создателя «Панчатантры» Вишнушарман, по мнению большинства ученых, указывает на связь этой книги с сочинением Вишнугупты.
В трактате Вишнугупты, как и в других древнеиндийских рассуждениях об искусстве правителей, подробно перечисляются различные науки, знание которых необходимо для властелина. Наибольшее значение придавалось изучению нравственного закона (dharma), житейской пользы (artha) и любви (kāma).
О божественном происхождении системы обучения, состоящей из этих трех частей, повествуется уже в древнеиндийской эпической поэме «Махабхарата» (XII, 59).
В стихотворных афоризмах «Панчатантры» главные правила науки житейской мудрости выражаются в четких формулах, иногда точно совпадающих с изречениями законов Ману и других древних сводов правил[503]. Эти мысли иллюстрируются иносказаниями и прозаическими рассказами, объединенными в пяти частях сборника. Каждая часть излагает и иллюстрируем одно из основных положений науки о правильном поведении (житейской и государственной мудрости — nīti). Это, по-видимому, отражено и в самом заглавии, так как санскритское tantra в названии «Панчатантра» (как и в сочинении Каутильи) может иметь значение — «основное положение» (откуда позднейшее значение — «раздел, излагающий одно из основных положений»)[504], соответственно Pancatantra — «пять назидательных книг» (излагающих пять основных положений nīti).
Назидательный характер книги отнюдь не означает, что она состоит из морализаторских рассуждений. Автор стремился преподать правителям уроки политической мудрости, часто резко расходящейся с требованиями нравственности. Во многих рассказах он показывает, что только хитрость и обман могут привести к удаче. Одним из наглядных примеров может служить сюжет третьей книги, где повествуется о гибели сов, вызванной хитростью их врага. Стихотворные рассуждения о значении соглядатаев в этой части «Панчатантры» служат как бы реальным комментарием к аллегорическому рассказу о борьбе ворон и сов.
В своем стремлении изобразить подлинную сущность государственной деятельности автор «Панчатантры» не скован никакими обязательными канонами морали. Его внимание сосредоточено не столько на нравственном законе (dharma), сколько на непосредственной выгоде, приобретении, пользе (artha). Поэтому и последствия хороших поступков, и плоды недобрых дел расцениваются им прежде всего с практической точки зрения. Достоинства настоящей дружбы проявляются прежде всего тогда, когда друзья выручают друг друга из беды.
В первой книге «Панчатантры» доверчивость льва и быка, поверивших клевете шакала, приводит их к несчастью.
Изображение реальных жизненных отношений сочетается в «Панчатантре» с язвительным разоблачением показной нравственности, прикрывающей громкими словами преступления и пороки. В третьей книге мы видим хищника, который возвышенными речами, начиненными нравственными заповедями, обманывает свои жертвы и затем убивает их. Как показная нравственность противопоставляется действительным правилам житейской мудрости, так и ложная ученость развенчивается благодаря столкновению ее со здравым смыслом. В пятой книге «Панчатантры» познания осла в области теории музыки не спасают его от наказания. Всего ярче противоречие между бессмысленными научными знаниями и практическим пониманием жизни обнаруживается в басне о воскрешении льва — в пятой книге. Научные познания, благодаря которым можно оживить мертвого льва, оказываются бессильными, когда хищник воскресает. Здравый смысл того, кто предвидел последствия злоупотребления наукой, торжествует над ученостью, применение которой было ненужным и опасным.
Вместо проповедей и научных сведений, непригодных в житейской практике, автор «Панчатантры» развертывает перед читателем картины повседневной жизни во всей ее сложности и противоречивости. Рядом с иносказаниями и баснями мы встречаем в «Панчатантре» искусные реалистические новеллы, изображающие действительность с непревзойденным мастерством. Индолог XX в. Ф. Эджертон был прав, когда указывал на то, что не все рассказы «Панчатантры» (даже в ее первоначальной редакции) преследовали непосредственную политическую цель[505]. Но каждый из этих рассказов был необходимой составной частью того изображения человеческого общества, которое вся книга в целом должна была дать читателю.
Перед нами проходят люди различных каст и профессий, сцены семейной жизни и картины политической деятельности. Мы посещаем то келью отшельника, то царский дворец, то дом ремесленника, то хижину земледельца. Острый взгляд автора «Панчатантры» обнаруживает жадность монахов, глупость и коварство правителей, суеверие брахманов. Беспощадность реалистического разоблачения действительности, ее лаконическое и язвительное изображение сразу же напоминает читателю итальянские новеллы Возрождения. Эта аналогия является не случайной, потому что «Панчатантра» была родоначальником ряда произведений восточной литературы, послуживших прообразом для «Декамерона».
С присущим ему реализмом автор «Панчатантры» передает причины, которыми вызываются поступки действующих лиц книги. Во многих рассказах главной темой является погоня за деньгами, собственностью, от которой зависит жизненный успех. Почти целиком этой теме посвящены стихи и рассказы пятой книги «Панчатантры». С обычной сдержанной иронией автор рассказывает о монахах, чья алчность позволила цирюльнику обманом завести их к себе, о цирюльнике, убивающем монахов в надежде превратить их в золото, о кладоискателях, один из которых из-за своей жадности оказывается обреченным на долгие мучения. Еще отчетливее тщетность погони за деньгами обрисовывается в рассказе о ткаче во второй книге «Панчатантры». Осуждая жажду наживы, автор «Панчатантры» показывает, что житейская польза, приобретение (artha) достигается не стяжательством и корыстолюбием, а разумным поведением, избавляющим человека от всех невзгод.
Действующие лица «Панчатантры» наделены характерными чертами, связывающими их с определенной страной и временем. Наличие в книге элементов фантастики не противоречит этому общему впечатлению, а лишь усиливает его. Поверия о волшебствах и демонах были настолько распространены в Индии, что книга, передающая все стороны индийской жизни, не могла не включать в себя и отражения этих поверий.
В «Панчатантре» предания и мифы входят в реалистическое повествование как его необходимое звено. Столкновение действительности и суеверия в некоторых рассказах служит основой для построения сюжета. Одна новелла пятой книги начинается с рассказа о волшебстве (превращение монаха в золото), после чего следует реалистическое повествование. Цирюльник узнает о том, что монах, если его ударить по голове, может превратиться в золото, и приглашает к себе множество монахов. Но настоящие монахи не превращаются в золото, а умирают. Обратный случай построения сюжета находим в третьей книге. Трем мошенникам удается убедить брахмана в том, что он несет на спине демона, и тем самым заставить его расстаться со своей ношей.
Черты реальности присущи и басням «Панчатантры», где действующими лицами являются животные. В изображении отношений между персонажами, выступающими в качестве животных, отражены тонкие наблюдения над жизнью человеческого общества. Рассказы первой книги о дворе льва служат едва скрытым иносказательным описанием двора индийского правителя первого тысячелетия н. э. В других баснях описание человеческой жизни переплетается с рассказами о животных, которые благодаря этому приобретают особенно реальный характер. Такова басня о вши или повествование о мыши, досаждавшей отшельнику. Иногда с этой целью сообщается лишь какая-нибудь одна подробность, прикрепляющая басню к индийской почве и придающая ей черты того наивного реализма, которым наполнена вся «Панчатантра». Так, только в индийской басне змея может бояться выползти из норы, чтобы не попасть в руки к заклинателю змей.
Смешение людей и животных, преданий и бытовых рассказов, повествований о волшебниках и политических наставлений создает неподражаемую прелесть «Панчатантры». Этой пестроте содержания книги как нельзя лучше отвечает ее сложная и свободная композиция с чередованием основного повествования и вставных эпизодов, диалогов и монологов действующих лиц и авторского текста, стихотворных рассуждений и прозаических периодов. Как показывает самое название «Панчатантра», сборник состоит из пяти (санскритское panca «пять», родственное русскому «пять») назидательных книг (tantra, см. выше о значении этого слова). Между собой эти пять книг связаны только единым замыслом политического наставления правителям, которое состоит из нескольких главных разделов.
Каждая книга «Панчатантры» состоит из большого числа эпизодов, нанизанных на нить основного повествования. Стержневой рассказ в первых трех книгах выступает вполне отчетливо: в первой книге — история льва и быка, во второй — судьба четырех друзей, в третьей — борьба ворон и сов. В четвертой книге действие основного рассказа быстро иссякает после того, как обезьяне удается обмануть дельфина и вернуться к себе на дерево. Фоном для нанизывания дальнейших эпизодов в четвертой книге является беседа обезьяны и дельфина. Так же построена и пятая книга «Панчатантры», отличающаяся этим от первых трех и сближающаяся с четвертой. В начале пятой книги отдельные рассказы связываются друг с другом без единой обрамляющей истории. Вторая половина этой книги обрамляется разговором кладоискателей, рассказывающих друг другу целую серию эпизодов.
Во всех пяти книгах «Панчатантры» строго проводится один и тот же композиционный прием включения отдельных рассказов в общее повествование. Каждому рассказу предшествует небольшое стихотворение, в котором обычно содержится краткое назидание и намек на последующий рассказ. Этот намек вызывает вопрос у одного из действующих лиц, а другой персонаж, отвечая на вопрос, рассказывает очередной эпизод. После рассказа снова повторяется стихотворение, содержащее намек на этот рассказ. Поскольку одно и то же стихотворение предшествует рассказу и завершает его, оно носит в древнеиндийской поэтике название «охватывающего» (kathasamgraha). Чередование стихов и прозы в «Панчатантре» связано и со сложным композиционным построением всего произведения, и с сочетанием прямых назиданий и иносказаний. Стихотворения, в которых формулируются правила житейской мудрости, служат вместе с тем поводом для введения в ткань повествования новых и новых вставных эпизодов, иллюстрирующих эти правила. Стихотворные фрагменты как бы прикрепляют вставные новеллы к основной нити повествования.
Введение в прозаический текст небольших стихотворений, содержащих не вполне ясный (а иногда и вовсе загадочный) намек на какую-либо басню или рассказ, наблюдается уже в древнейших индийских прозаических сочинениях[506]. Чередование более пространных рассказов в прозе и кратких стихотворений на ту же тему характерно и для буддистских сборников притч (джатак), имеющих много общего с «Панчатантрой». Прием повторения до и после прозаического рассказа одного и того же назидательного стихотворного намека на содержание этого рассказа мы находим в сочинении о государстве, написанном Каутильей (Kauṭilya). Это представляет особый интерес потому, что труд Каутильи мог быть одним из источников для автора «Панчатантры»[507].
Чередование прозаических рассказов и стихов было, следовательно, отличительной чертой древнеиндийской литературной традиции. Но в «Панчатантре» этот прием приобретает особое значение, потому что стихотворение, обычно не вполне ясное, служит мотивировкой для введения нового рассказа, который призван раскрыть стихотворный намек. Смена стихотворений, басен и новелл оказывается необходимой для развертывания повествования. Поскольку каждый новый рассказ вдвигается в сборник, как вставной ящик, границы «Панчатантры» могут расширяться и включать (в различных редакциях) новые и новые эпизоды.
Построение новелл «Панчатантры» отличается большим разнообразием, не сводимым к единой формуле[508]. Во многих рассказах простая сюжетная схема усложняется благодаря неожиданной концовке, свидетельствующей о большом искусстве повествователя. Рассказ об обманутом муже, тайком вернувшемся для того, чтобы убедиться в неверности супруги, получает неожиданное завершение, когда жена находит нравственное объяснение своей измены и благодаря этому вдвойне обманывает своего мужа. Такое усложненное построение характерно не только для новелл «Панчатантры», но и для многих басен и сказок, входящих в сборник. Так, басня о птице, поссорившейся с морем, явственно делится на две части, что отмечал еще А. А. Потебня в своем исследовании по теории басни[509]. Первая часть, где море уносит волною яйца высокомерной птицы, представляет собой обычную басню с простым сюжетом. Вторая же часть, где рассказывается о вмешательстве богов Вишну и Гаруда, превращается в сложное мифологическое повествование, выходящее за рамки простой басни.
Усложнение обычных басенных или сказочных мотивов и введение реалистических подробностей стирает грань между басней, сказкой и новеллой. О многих рассказах «Панчатантры» трудно сказать, к какому жанру их следует отнести. Возникает особый тип повествования, где на равных правах выступают очеловеченные животные, мифологические существа и обычные люди. Басни отчасти утрачивают условный и отвлеченный характер, но вместе с тем и реалистическим новеллам «Панчатантры» сообщаются черты назидательности, присущей басням.
Назидательный характер сборника особенно отчетливо проявляется в том, что отдельные действующие лица часто оказываются воплощением одного лишь качества, обычно обозначаемого уже самим именем персонажа, так как большинство имен действующих лиц в «Панчатантре» имеет ясное значение, отражающее главные черты героя и его назначение в рассказе! Но несмотря на скупость красок, которыми рисуется психология персонажей, характер большинства из них изображен очень живо. Наглядность зарисовок бытовых сцен и поэтических описаний индийской природы делает осязаемым и тот фон, на котором развертывается действие новелл и басен.
Стиль «Панчатантры» не является единообразным. В одних рассказах преобладает сжатость в изложении событий и разговор действующих лиц немногословен. В других же рассказах мы встречаемся с риторическими украшениями, игрой слов, звукописью и вычурной образностью. Как и другие памятники санскритской литературы, «Панчатантра» отличается удивительным разнообразием синонимов.
Как установлено исследователями XX в., оригинал «Панчатантры» написан на санскрите. Выбор этого языка не случаен. Многообразие литературных языков Индии первого тысячелетия н. э. было связано с различиями в религиозных воззрениях. В первом тысячелетии н. э. разговорные среднеиндийские языки использовались в произведениях, проповедовавших буддизм и джайнизм, тогда как древнеиндийский язык — санскрит — оставался литературным языком брахманов. Автор «Панчатантры» был брахманом (вопреки мнению многих ученых XIX в., связывавших «Панчатантру» с буддизмом). Поэтому книга была написана на классическом санскрите. Этот язык, сохранявший основные свойства древнеиндийского, в то же время обладал некоторыми особенностями, отчасти объясняющимися воздействием на него грамматического строя разговорных среднеиндийских языков.
Отличительными чертами классического санскрита, отраженными в «Панчатантре», было обилие сложных слов (иногда состоящих из очень большого числа основ) и многочисленность именных предложений. Обе эти черты характеризуют не столько стиль произведения, сколько грамматику позднего санскрита, на которую повлияли некоторые особенности среднеиндийских языков. В поздних вариантах «Панчатантры» можно обнаружить и следы лексического влияния разговорных языков Индии. В частности, в той редакции «Панчатантры», с которой сделан настоящий перевод, имеется целый ряд заимствований из пракритов и старого гуджарати. Эти заимствования относятся уже ко времени составления данной редакции памятника, т. е. к началу второго тысячелетия н. э.
Хотя «Панчатантра» как самостоятельный сборник появляется только в первом тысячелетии н. э., зарождение отдельных рассказов, вошедших в этот сборник, следует отнести к гораздо более раннему времени. Некоторые басни о животных, по-видимому, могут восходить к культурному наследию древнейшего доарийского населения Индии. Письменность населения индийских городов долины Инда III тысячелетия до н. э. еще не расшифрована, но изучение изображений на печатях, найденных в этих городах, показывает, что уже в то время существовали некоторые рассказы о животных и божествах, находящие аналогии в позднейшей индийской литературе, в том числе в буддийских джатаках (нравоучительных рассказах), имеющих много общего с «Панчатантрой»[510]. Позднее на эти древнейшие доарийские предания наслоились легенды, принесенные арийскими завоевателями. Уже в VII и VIII мандалах (песнях) «Ригведы» и в других памятниках ведической литературы обнаруживаются следы рассказов о животных, которые предвосхищают басни «Панчатантры». Война ворон и сов, составляющая содержание третьей книги «Панчатантры», упоминается еще в «Махабхарате». Но наибольшее сходство с «Панчатантрой» можно обнаружить в буддийских джатаках, где широко отражен общеиндийский (добуддийский) цикл сказок и басен о животных[511]. Сюжет первой книги «Панчатантры» находит точное соответствие в джатаке (№ 349), где рассказывается о льве, быке и шакале. В двух джатаках (№ 57 и № 208) повествуется о дельфине и обезьяне, история которых служит фоном для всей четвертой книги «Панчатантры». Рассказ об осле, надевшем львиную шкуру, сохранившийся в джатаке (№ 189), также имеет аналогию в «Панчатантре».
Широкие аналогии в различных памятниках индийской литературы (начиная с ведических сочинений и вплоть до «Махабхараты», законов Ману, буддийских и джайнистских текстов) находят и изречения, содержащиеся в «Панчатантре».
Как мы уже видели, истоки в древнейших произведениях индийской лптературы имеют не только отдельные басни и изречения «Панчатантры», но и составляющий основу композиции «Панчатантры» прием чередования стихотворных изречений, содержащих намеки на басни, с самими баснями.
Появление «Панчатантры» было итогом длительного развития разных жанров литературы древней Индии, объединенных в этом исключительно своеобразном произведении. Его создание относится ко времени расцвета древнеиндийской литературы и искусства в первой половине первого тысячелетия до н. э., — к так называемой эпохе Гупта (около 350—450 гг. н. э.), которую часто называют «золотым веком» древней Индии. Это было время бурного развития ремесел и торговли, когда изделия индийских мастеров высоко ценились в Передней и Центральной Азии, Китае, Индонезии. Ремесленники напряженно трудились, купцы составляли себе состояние, отправляясь в далекие путешествия, правителей обогащали пошлины и налоги. Рука об руку с расширением производства и торговли шло расслоение общества, увеличение имущественного неравенства и социальных противоречий. Китайский буддист Фа Сян, посетивший в это время Индию для изучения буддийских рукописей в индийских монастырях, описывает резкое разделение каст и полное отчуждение париев.
В «Панчатантре» мы находим изображение общественных противоречий этого времени, отчасти восполняющее отрывочность исторических сведений об эпохе Гупта. В книге постоянно повторяются мечты бедного человека о богатстве, рассказывается о путешествиях, которые предпринимаются ради обогащения. Дух времени сказывается в той погоне за состоянием, которая ведет к жажде приключений, определяющей не только содержание многих новелл «Панчатантры», но и построение их сюжета. Подобно этому, тысячелетие спустя эпоха великих открытий наложила свою печать на литературу Европы.
Дата и место создания «Панчатантры», как и личность ее автора, не под даются точному определению. Имя Вишнушарман было, по-видимому, псевдонимом того брахмана, который составил этот сборник. И. Хертель полагал, что автор «Панчатантры» был брахманом вишнуистского толка, так как в древних версиях книги содержатся язвительные замечания но только относительно буддистов и джайнистов, но и по поводу брахманов-шиваитов. Однако вишнуистский характер взглядов автора трудно доказуем, как показал Ф. Эджертон, не согласный с Хертелем в этом вопросе.
В «Панчатантре» брахманы являются советниками царей, тщательно исполняются старинные брахманистские обряды, брахманизм во многих рассказах описывается как господствующая религия. Поэтому создание книги можно приурочить к эпохе Гупта, когда брахманизм, как показывают памятники изобразительного искусства, вновь укрепляется и распространяется в ряде областей Индии. Эта датировка соответствует и другим данным. В древнейших вариантах «Панчатантры» встречается название монеты dīnāra «денарий». Эта форма (с ī в первом слоге) была заимствована из греческого санскритом после изменения ē (η в δηνάρια) в i (δινάρια в надписи, датируемой второй половиной II в. н. э.). Поскольку это изменение можно отнести ко II в. н. э., заимствованное слово dīnāra могло появиться в санскрите около III в. н. э. Другим фактом, позволяющим определить приблизительно время создания «Панчатантры», является то, что в VI в. н. э. существовал вариант книги, отличный от первоначального. В свете всех этих данных появление «Панчатантры» можно отнести примерно к IV в. н. э. (по мнению многих ученых, «Панчатантра» создана около 300 г. н. э.).
Еще более сложным является вопрос о том, в какой части Индии была написана «Панчатантра». Гипотеза Хертеля, согласно которой автор «Панчатантры» жил в Кашмире, основана главным образом на изучении географического распространения животных (в частности, верблюда), упоминаемых в «Панчатантре». Однако анализ географических названий, встречающихся в книге, скорее позволяет думать, что автор ее жил в Декане[512]. Действие пятой книги связано с Бенгалией, но этот вывод нельзя распространить на все произведение.
Решение вопроса о времени и месте создания «Панчатантры» и о личности ее автора осложняется тем, что первоначальный текст книги до нас не дошел. О нем можно судить только на основании сличения позднейших вариантов, каждый из которых значительно отдалился от первоисточника.
Хертель, считавший Кашмир родиной «Панчатантры», подчеркивал, что древний текст лучше всего сохранился в той версии, которая создана около V в. н. э. в Кашмире и дошла до нас в написанной кашмирским письмом śāradā рукописи под названием Tantrākhyāyika (сложное слово, состоящее из tantra и ākhyāyika — рассказ, содержащий главы со стихотворными резюме в начале каждой главы). Позднейшие исследования показали, что Хертель в своих работах о кашмирском варианте «Панчатантры»[513] несколько преувеличил его близость к первоначальному тексту[514]. По-видимому, кашмирская версия была лишь одной из древних редакций «Панчатантры», уже заметно отличавшейся от первоначального текста сборника. Еще больше отклоняется от древнего первоисточника второй кашмирский вариант «Панчатантры», относящийся к более поздней эпохе и содержащий некоторые нововведения по сравнению с первым кашмирским вариантом. Во второй кашмирский вариант были вставлены некоторые места из других версий, отсутствовавшие в первом кашмирском тексте[515].
Наряду с кашмирским Tantrākhyāyika к числу древних редакций «Панчатантры» относится версия, послужившая основой для южноиндийского текста памятника. Этот текст сохранен в многочисленных рукописях, встречающихся в разных местах Южной Индии[516]. Близкий к нему вариант, возможно, восходящий к несохранившемуся северо-западному индийскому тексту, лег в основу самостоятельного сборника «Хитопадеша», получившего широчайшее распространение в Индии и за ее пределами.
Свободной переделкой одной из старых версий «Панчатантры» явилась редакция, принадлежащая неизвестному джайнистскому монаху, жившему приблизительно в XI в. н. э. Этот автор внес в «Панчатантру» некоторые черты, связанные с джайнистской религией. Так, в рассказ о монахах и цирюльнике в пятой книге сборника было введено указание на то, что речь идет о монахах-джайнистах, и в связи с этим были добавлены строки, прославляющие Джину — пророка джайнизма. Однако подобные изменения коснулись лишь отдельных мест «Панчатантры», в целом сохранившей свой прежний характер назидания правителям. Джайнисты для поддержания своего влияния при дворах индийских правителей использовали выработанные брахманами правила «разумного поведения», хотя и пытались истолковать их в духе джайнизма.
Автор первой джайнистской переделки «Панчатантры», по-видимому, был сведущ в государственных делах, так как он вставил в текст много новых строф, касающихся науки о государстве (nitiçāstra). Прозаическая часть «Панчатантры» была дополнена рядом новых эпизодов, тогда как часть прежних рассказов была устранена. Весь прозаический текст был написан заново; эта редакция сборника отличалась простым и ясным стилем. Вариант книги, носящий заглавие Pancākhyāiraka («состоящая из пяти рассказов»), в европейской науке получил название textus simplicior. Нашему читателю он известен по переводу избранных рассказов, выполненному Р. О. Шор[517].
Первая джайнистская версия «Панчатантры», получившая в Индии широкое распространение, послужила вместе с кашмирской Tantrākhyāyika основой для второй джайнистской обработки «Панчатантры», с которой в сделан настоящий русский перевод.
В отличие от многих других вариантов «Панчатантры», эта редакция, известная в европейской науке под названием textus ornatior (или textus amplior), не является анонимной. В послесловии (praçasti) к труду автор сообщает не только свое имя и имя своего могущественного покровителя, заказавшего ему эту работу, но и точную дату окончания версии. Эта версия «Панчатантры» была написана джайнистским монахом по имени Пурнабхадра (Pūrnabhadra) по повелению министра Шри-Сома (Çrl-Soma), чьим потомственным занятием (kulavidyā) была наука о государстве (nītiçāstra). Пурнабхадра закончил свой труд 17 января 1199 г. Область Индии, где жил Пурнабхадра, не указана в его сочинении, но наличие в сборнике заимствований из гуджарати свидетельствует о гуджаратском происхождении Пурнабхадры. Возможно, что Пурнабхадра был также автором двух других сочинений, написанных через 30 лет после окончания его работы над «Панчатантрой». О принадлежности Пурнабхадры к джайнистской секте шветамбаров (çvetāmbara) свидетельствует тот факт, что в его версии «Панчатантры» имеется ряд мест, направленных против другой джайнистской секты — дигамбаров (digambara).
В послесловии к своему труду Пурнабхадра сообщает, что «Панчатантра» утратила свой первоначальный вид. Этот вывод свидетельствует о наблюдательности Пурнабхадры, который проделал кропотливую работу, сличая; разные варианты «Панчатантры». Помимо первого джайнистского варианта (textus simplicior) и кашмирской версии «Панчатантры» Пурнабхадра использовал и некоторые другие редакции сборника, которые до нас не дошли[518]. Особая ценность текста, составленного Пурнабхадрой, заключается именно в том, что его труд является итогом исследования многочисленных вариантов, к которым Пурнабхадра относился критически. О правильности некоторых заключений, к которым пришел Пурнабхадра, говорит то, что он восстановил прежнюю последовательность эпизодов в третьей книге сборника. Эта последовательность сохранялась в одном из двух основных источников Пурнабхадры — в кашмирском Tantrākhyāyika, но была нарушена автором первой джайнистской абработки (textus simplicior), который переместил часть рассказов третьей книги в четвертую, для того чтобы уравновесить эти части «Панчатантры». То, что Пурнабхадра вернулся к старой композиции, показывает, что он иногда предвосхищал достижения современных текстологов, восстанавливающих первоначальную структуру сборника. Но вместе с тем Пурнабхадра почти целиком взял из первого джайнистского варианта «Панчатантры» пятую книгу, которая была частично написана заново безымянным автором этой редакции. В других же случаях сам Пурнабхадра изменял старый текст, вставлял новые рассказы и стихотворные строфы. Иногда Пурнабхадра вводит вставные эпизоды в рассказы, которые в свою очередь обрамлены другими рассказами. Благодаря этому композиция «Панчатантры» еще более усложняется.
Две джайнистские обработки «Панчатантры» вскоре вытеснили все другие ранее существовавшие версии сборника. В дальнейших санскритских вариантах «Панчатантры», появляющихся во II тысячелетии н. э., чаще всего объединяются разные части двух джайнистских редакций. Эти же две редакции послужили основой для большинства переводов «Панчатантры» на разговорные языки Индии.
Главным средоточием джайнистских общин был Гуджарат, где расцветала повествовательная литература, не находившая равной соперницы в других частях Индии. Эта джайнистская литература широко использует разговорный язык гуджарати. Не случайно санскрит джайнистских обработок «Панчатантры» носит явные следы влияния гуджарати. Естественно, что на гуджарати появляются переводы и переделки «Панчатантры»[519]. Они весьма разнообразны. Один перевод сделан малообразованным человеком, плохо понимавшим санскритский текст и во многих случаях опиравшимся на устные пересказы. Другой перевод, напротив, был сделан ученым, превосходно владевшим санскритом и стремившимся точно передать особенности оригинала в переводе на гуджарати. Появляются и стихотворные переложения «Панчатантры» на гуджарати, сделанные монахами-джайнистами. Можно думать, что в XVI в. в Гуджарате существовала целая школа джайнистских поэтов, писавших на разговорном языке. К этой школе принадлежали переводчики «Панчатантры» Ратнасундра из города Сананд (близ Ахмедабада) и Вачхараджа, переложивший книгу размером caupaī.
Возникают варианты «Панчатантры» и на языке маратхи. «Панчатантра» переводится и на дравидийские языки Южной Индии. Благодаря переложениям на разговорный язык, «Панчатантра» становилась все более известной широким кругам народа. Образы «Панчатантры» становятся достоянием индийского фольклора[520]. Истоки «Панчатантры» лежат в индийских народных преданиях многотысячелетней давности, и в конце своего долгого и сложного пути из сборника наставлений для царей, написанного искусственным литературным языком брахманов, «Панчатантра» снова превращается в стихи, которые поют для народа, в рассказы, которые люди из народа повествуют друг другу.
Необычайный успех «Панчатантры» на родине сопровождался ее триумфальным шествием по другим странам. Она была переведена более чем на 60 языков и известна более чем в 200 вариантах; ее влияние можно обнаружить в литературах всех частей света[521].
Одна из поздних южноиндийских версий «Панчатантры» послужила основой для переложений, сделанных в Юго-Восточной Азии. Этот вариант сборника известен в Сиаме, Индо-Китае и Индонезии в пересказах на яванском языке, языках лаосском и таи. В литературе таи имеется также и другой сборник рассказов, сохраняющий явные следы подражания «Панчатантре».
Движение «Панчатантры» совершалось не только в направлении на юговосток от Индии, но и на север и северо-восток. Через посредство центральноазиатских вариантов сборника он вошел в монгольскую литературу, как установил академик Б. Я. Владимирцов[522].
Но наибольший успех выпал на долю того варианта «Панчатантры», который отправился в путешествие из Индии на запад. Начало этому путешествию, по преданию, положил легендарный персидский правитель Хосрой Ануширван (531—579 гг. н. э.), прослышавший о том, что в Индии существует книга, полезная для царей, и поручивший придворному врачу Барзуи перевести ее. Согласно легенде, Барзуи, ездивший в Индию, привез оттуда «Панчатантру» и перевел ее на среднеперсидский (так называемый пехлевийский) язык. Перевод этот не сохранился, но о нем можно судить по переводам на другие языки, сделанным в свою очередь с перевода Барзуи. Вскоре после того, как книга (получившая в новом варианте название «Калила и Димна») была переведена на пехлевийский язык, появляется перевод с пехлевийского на сирийский. Этот перевод был сделан около 570 г. сирийцем Будом, принадлежавшим к числу несториан, изгнанных из Византии и поселившихся в Персии. Сирийский перевод Буда, по-видимому, точно передавал пехлевийский текст «Калилы и Димны», но он не имел существенного культурно-исторического значения, в отличие от позднейшего арабского перевода, сделанного в VIII в. н. э. на основе того же пехлевийского источника.
Автором арабского пересказа «Калилы и Димны» был Абдаллах Ибн аль-Мукаффа родом из Персии, первоначально зороастриец, позднее принявший ислам. Жизнь его оборвалась трагически: он был казнен по повелению калифа. Возможно, что именно боязнь того мусульманского общества, среди которого он жил, вынудила его внести в текст «Калилы и Димны» некоторые изменения, в частности, присоединить к первой книге «Панчатантры» нравоучительную концовку, в которой клеветник-шакал подвергается наказанию[523]. Аль-Мукаффа был искусным писателем. Его книга вызвала живой отклик в арабской литературе. Появляется ряд новых арабских вариантов «Калилы и Димны», среди них несколько стихотворных.
Европа познакомилась с «Панчатантрой» через арабский вариант книги, который был переведен на несколько европейских языков. В конце XI в. в Византии Симеон Сиф переводит «Калилу и Димну» на греческий язык, причем из-за ошибочного толкования собственных имен сборник получает новое название «Стефанит и Ихнилат» (Στεφανίτης χαί Ίχνηλάτης). Эта греческая книга переводится на славянские языки и проникает на Русь. В Западной Европе к числу первых переводов «Калилы и Димны» принадлежали староиспанский перевод, сделанный в середине XIII в., и относящийся примерно к тому же времени первый перевод на древнееврейский язык. Еврейская литература средневековья имеет первостепенное значение в истории европейской культуры уже потому, что она была звеном, связывавшим европейские литературы с литературой Востока (прежде всего с арабской). Древнееврейская версия «Калилы и Димны» сыграла очень существенную роль в распространении этого сочинения в Европе, так как с древнееврейского текста был сделан перевод на латинский язык. Латинский же перевод стал широко известен по всей Европе и послужил основой для немецкого, второго испанского, итальянского и чешского вариантов «Калилы и Димны». В середине второго тысячелетия до н. э. — через тысячу лет после создания «Панчатантры» — эта книга начинает жить новой жизнью в Европе, где многое в это время оказывается созвучным той картине общества, которая изображена в «Панчатантре». В лучших произведениях европейской литературы этой эпохи можно найти отдаленные следы влияния восточного сборника басен и новелл.
С индийским оригиналом «Панчатантры» Европа познакомилась много позднее. Если в арабской передаче «Панчатантра» оказала воздействие на художественную жизнь Европы, то в XIX в. изучение подлинника «Панчатантры» обогатило европейскую науку. В развитии истории литературы эпоху составило исследование Бенфея о «Панчатантре», где на материале этого сборника был убедительно показан факт миграции сюжетов, передающихся от народа к народу. Несмотря на то, что многие частные положения Бенфея устарели, положительное значение открытия Бенфея не может вызывать сомнений у ученых, опирающихся па реальные факты.
Для дальнейшего исследования истории «Панчатантры» необходимо было внимательно изучить различные индийские версии памятника. Этому посвящены труды И. Хертеля, который в многочисленных образцовых изданиях рукописей, монографиях и статьях дал тонкий текстологический анализ разных вариантов «Панчатантры». В предисловии к своей обобщающей работе об истории «Панчатантры» Хертель писал, что он считает важнейшей задачей индологии создание таких филологических трудов, которые дадут возможность впоследствии построить подлинную историю, индийской литературы[524]. Несомненно, что цикл его исследований о «Панчатантре» имеет значение не только для истории текста этой книги, но и в целом для индийской филологии, так как впервые было проведено столь широко задуманное текстологическое исследование. Несмотря на то, что другой крупный индолог XX в. — Ф. Эджертон выступил с критикой многих выводов Хертеля, его работа о древнейшем тексте «Панчатантры» по своему характеру продолжает разыскания Хертеля.
В русской филологической науке «Панчатантре» уделялось значительное внимание. Основатель русской санскритологии Петров внимательно изучал текст первой джайнистской версии сборника (textus simplicior). Академик Веселовский отводил «Панчатантре» видное место в своих блестящих построениях в области сравнительной истории литератур. Истории «Панчатантры» неоднократно касался в своих статьях академик С. Ф. Ольденбург, справедливо называвший ее сборником, «которому было суждено после Библии стать одной из самых распространенных в мире книг»[525].
Проф. Р. О. Шор со свойственным ей сочетанием филологического таланта и художественного вкуса перевела некоторые рассказы «Панчатантры», сопроводив их сжатым и оригинальным предисловием[526]. Судьбой «Панчатантры» в монгольской и арабской литературах занимались академики Б. Я. Владимирцов и И. Ю. Крачковский.
Перевод арабской версии книги на русский язык издавался неоднократно. Индийский же первоисточник полностью не был известен нашему читателю. Настоящее издание ставит целью восполнить этот пробел и познакомить читателей с одним из наиболее распространенных произведений индийской и мировой литературы.
В. В. Иванов