© Редакция журнала «Плавучий мост», 2016
© Verlag an der Wertach, 2016
© Авторы публикаций, 2016
Поэзия и время
Виталий Штемпель
Кому и что должна поэзия
Спор о том, какой должна быть поэзия, что в ней можно, что нельзя, слишком давний, чтобы надеяться на его разрешение. Надежды же на то, что она подчинится неким принудительным нововведения, представлениям меньшинства или даже большинства просто нет: она будет такой, какой её видит и слышит Поэт. Полагаю, именно поэтому тайна её очарования сохранится до тех пор, пока Поэт будет оставаться тем единственным, кто не знает как стихи пишутся. Пусть это знают критики и даже читатели – но не поэт. Мандельштам, видевший в символизме начало новой поэтической эры, всё-таки заключил: «Какой должна быть поэзия? Да может, она совсем не должна, никому она не должна, кредиторы у неё все фальшивые!» И – совершенно неожиданное и малоутешительное: «Ничего так не способствует укреплению снобизма, как частая смена поэтических поколений при одном и том же поколении читателей. Читатель приучается чувствовать себя зрителем в партере, перед ним дефилируют сменяющиеся школы. Он морщится, гримасничает, привередничает. Наконец у него появляется совсем уже необоснованное сознание превосходства – постоянного перед переменным, неподвижного – перед движущимся». Не это ли самое сознание превосходства подвигло читателя на большее: худо-бедно освоив законы стихосложения, он сам взялся за дело. С некоторых пор писание стихов стало терапией масс. Дискредитирован ли при этом Поэт или сама Поэзия? Ни в коем случае! Читателей поубавилось. Тиражи поэтических сборников упали с десятков тысяч до нескольких сотен. Но именно эти несколько сотен востребованных книг настоящей поэзии и сохраняют надежду: поэзия есть и будет. Пушкин вложил в уста книгоиздателя слова, характеризующие его время: «Наш век – торгаш; в сей век железный / Без денег и свободы нет». Великий поэт будто заглянул в наше время. Что изменилось? Да ничего. Сегодня, как и прежде, денежные знаки правят этим миром. И не поэзия в том виновна. И всё-таки – может быть, именно честности и ей недостаёт. Той самой честности, которая сближает её с читателем и которую можно ещё назвать «прекрасной ясностью» (М. Кузмин). И совсем уж как напутствие следующим поколениям поэтов звучат – его же – слова: «Друг мой, имея талант, то есть – уменье по-своему, по-новому видеть мир, память художника, способность отличать нужное от случайного, правдоподобную выдумку, – пишите логично, соблюдая чистоту народной речи, имея свой слог, ясно чувствуйте соответствие данной формы с известным содержанием и приличествующим ей языком, будьте искусным зодчим как в мелочах, так и в целом, будьте понятны в ваших выражениях».
Гейне когда-то сделал в записной книжке такую запись: «Die Welt wundert sich, dass einmal ein ehrlicher Mann gelebt – die Stelle bleibt vakant». (Мир удивляется тому, что однажды жил честный человек – это место остаётся вакантным). Блок, в своей знаменитой речи «О назначении поэта» заключил: «…роль поэта – не лёгкая и не весёлая, она трагическая.» В трагическую же минуту своей жизни Пастернак написал мужественные строки, в чём-то повторив мысль своих предшественников:
Именно: вакансия поэта не занимается по указке сверху. А если это случается – то она пуста, то есть не представляет ценности. Мне ни в коем случае не хотелось бы вносить элемент полемики в журнал, поставившего своей целью скромную и вместе с тем нелёгкую задачу: отражать на своих страницах современную русскую поэзию – такой, какая она есть, давать слово авторам самых разных поэтических школ и направлений, не взирая при этом на географическое местоположение автора. Я охотно соглашусь с двумя противопложными мнениями о существе поэзии. Ибо каждое имеет право на жизнь. Но проводником её был и остаётся (подчеркну – всегда!) только Поэт.
Наш журнал прожил два года. Мы не вышли в первые ряды и не остались на задворках. Скажу больше: в самом факте нашего существования нет никакой логики. Ибо мы нигде не состоим и никому ничего не должны. Те, кто этот журнал делает, – делают это из доброй воли, не имеют от этого никаких дивидентов. Те, кто в нём публикуется, – публикуются из любви к поэзии. А значит торгашеский дух нашего века всё-таки относителен. И если это то единственное, что своим существованием доказывает наш журнал, то так ли это мало?
Примечание:
Виталий Штемпель – поэт, редактор. Живёт в Германии.
Берега
Геннадий Русаков
Стихи разных лет
Русаков Геннадий Александрович родился в 1938 году, воспитывался в Суворовском училище, учился в Литературном институте им. А. М. Горького. Работал переводчиком-синхронистом в Секретариате ООН в Нью-Йорке и Женеве. Автор семи книг стихотворений. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе Национальной премии «Поэт» (2014). Живет в Москве и Нью-Йорке.
«Опять горячий дождь насквозь пронизан светом…»
«В межтамбурном проходе…»
«Не нужно принимать себя всерьёз…»
Снимок
«Ничего мне, граждане, не надо…»
«Да, жизнь как жизнь: круженье пустяков…»
Поговорим о странностях любви.
А. С. Пушкин
«Из ресторана тянет щами…»
«Мне нужно, чтоб звала, мне нужно, чтоб кричала…»
«Не надо показывать старых актрис…»
«Полуслепые зимние погоды…»
«Проходит онемение удара…»
«На бумажке свой год запишу…»
«Единство ночи – мелко блёклых звёзд…»
Только этого мало.
А. А. Тарковский
«Когда благопристойное веселье…»
«Бог забирает лучших среди нас…»
«О чём между собой беседуют коты?..»
Чекко
«Когда-нибудь я напишу стихи…»
«Я помню день в базарном гам…»
«Все мои дожди отморосили…»
Илья оганджанов
Стихотворения
Род. в 1971 г. в Москве. Закончил Литературный институт им. А.М. Горького, Московский государственный лингвистический университет, Международный славянский университет. Поэт, писатель, переводчик. Публикации: журналы «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», «Октябрь», «Урал», «Сибирские огни», «Крещатик», «День и ночь», «Черновик», «Вавилон»; антологии и альманахи. Переводы: с английского – Т.С. Элиот, Роберт Фрост, Сильвия Плат, Уолт Уитмен, Филип Ларкин; с китайского – Ду Фу. Автор книги стихов «Вполголоса». Живет в Москве.
«Плыть и плыть бы за облаком…»
«Сегодня как и вчера…»
Сегодня как и вчера как наверно и завтра ветви бегут от корней теряя листья золотые рыбки скользят по воздуху и тонут ветер учит их мёртвых говорить слушай и запоминай бежит ручей в тревожной траве колокольчик воды ни с чем не спутать мы так часто умирали от жажды вчера как наверно и завтра в тревожной траве золотые листья слушай ветер качнул занавеску невидимый кто-то входит за ветром приносит в дом опавшие листья учит нас говорить колокольчиком жажды звенит ручей в зеркальной воде невидимый кто-то холодно руку твою пожимает мёртвые листья приносит домой и учит нас говорить сегодня как и вчера как наверно и завтра.
«Послушай как бьётся сердце…»
Игра в прятки
…я не знаю, что было, когда не было дерева.
Е. Кулиева
Ты говоришь мне: я тебя вижу, ты стоишь за деревом. плечи видны из-за ствола. дерево уже тебя в плечах, поэтому я тебя вижу. и ещё я знаю, что за словом «дерево» стоит вот это дерево, за которым стоишь ты, а что стояло за словом, когда ещё не выросло дерево и ты не стоял за ним, я не знаю.
Теперь мой черёд: ты стоишь за деревом, и пусть я тебя не вижу, но точно знаю, что ты там, потому что когда ты пряталась, я подглядывал. а за словом «дерево» стоит не только это дерево, но и много других деревьев, за которыми мы могли бы спрятаться, и тех, за которыми мы никогда не спрячемся. я это знаю, не потому что видел все деревья на свете, а потому что читал об этом в книгах. а когда не было этого дерева и никакого другого тоже не было, за словом стоял Бог, как он сейчас стоит за нашим деревом, мальчик, приехавший из чужого города, с ним никто не хочет водиться, и он играет в прятки сам с собой. я давно за ним подглядываю.
«После грозы…»
«Стог сена в осеннем поле…»
«По рельсам вен грохочет скорый поезд…»
«Провожаю взглядом облака…»
«в небе колодцы света…»
В небе колодцы света человек умирает от жажды мартовский дождь обрюхатил деву – вот тебе дева абонемент в планетарий мать укачивает в коляске разбитое зеркало бедуин пересыпает из века в век сутры пустыни за щекой у ребёнка солнечная карамель океан насмехается над нашим пронырливым взглядом вернувшимся из дальних стран с пустым обозом переводные картинки вечности – врачи рекомендуют от неврозов нам не одолеть когорты закованных в пену волн, но мы согласны на вечность в умеренных дозах: введите мне в вену десять кубиков океана, и вот я – Христофор Колумб или Кортес, неважно – под ногами Америка, какой-никакой, а материк
– Что может сказать кролик об удаве, сидя у него в брюхе и нащупывая останки своего предшественника? – Да здравствует пищеварение!
меня тошнит врачи рекомендуют траве готовиться к сенокосу мальчик готовится стать солдатом ты ложишься спать с кем попало и всегда встаёшь ровно в восемь колыбельную спой мне на завтрак жизнь проходит доброе утро здесь были мы: Маша плюс Саша равно Коля плюс Оля равно икс плюс игрек
«Дым и пепел…»
«Я говорю…»
Палимпсест (первая страница)
Дачный посёлок причаливает к берегам июля ты стоишь на крыльце на капитанском мостике и ведешь свои мысли по глади летнего утра шмель возится в цветке шиповника твой сосед пётр иваныч обходит огород дневным дозором и ты приветствуешь его улыбкой давно живущей на твоих губах ровные волны зеленеющих грядок куст шиповника – буек душистый дачные домики в гавани полдня тень соседа точно спущенный парус проплывают в мареве мимо тебя и шмель гундосит твой сосед пётр иваныч прося на водку и всплеск лучей о волнорез его улыбки куст шиповника и ты в карманах и в тени колючей шаришь протягиваешь розу шиповника петру иванычу и он разглаживает лепестки и просит два рубля ещё добавить
Палимпсест (четвёртая страница)
юноша спешит на свидание зажав в кулаке пригоршню мотыльков для своей возлюбленной ангелы маршируют по брусчатке сознанья их шаги отливаются в литеры и детонируют в твоём мозгу это буки идут войною на веди шрапнель поцелуев и судьба покидает окоп твердо слово ея аки обры обрящете бороны смерти оттаявшие по весне любовники присягают в верности осязанью лепестки нарциссов и крылья мотыльков врачует жена в ожидании мужа азъ добро есть черви гложут глаголь в мозжечке детонируют ангелы горсть мотыльков бросает вдова на могилу супруга
Палимпсест (страницы с пятой по восьмую)
спатьспать повернуться набок вывернуть взгляд наизнанку и спать будильник лузгает семечки секунд ты сплёвываешь шелуху пустую колыбель качает мать взрослый сын плачет у неё за спиной мамамама страшный сон мне приснился он и сейчас стоит лишь закрыть глаза шевелится под веками
мальчик на фотографии которую я показываю знакомым приговаривая этоякогда ма-ма мы-ла ра-му на его-моём лице улыбка-раковина поднятая со дна речки Онеги и вскрытая перочинным ножиком и вот ямальчикнафотографии поравнявшись со мной какойясейчас тем же ножиком которым взрослые вскрывали его-мою улыбку-раковину пырнул меня в самое горячо в сплетение солнечного и лунного затмений
спатьспать незнаюкакойясейчас и которыйчас жена плеснула под боком теплой речной волной плеснула и отхлынула прошуршав ворчливым песком унося его в глубь себя в гугнивую тишь там покоятся мальчики на затонувших фотографиях улыбки-раковины тронутые первой ржавчиной перочинных ножей там покоится многоемилоесердцу некогда тело её предстояло на ложе вышедшей из берегов Онегой Онегой страстно текущей как отрадно было бросаться с разбега в бурный поток или поёживаясь осторожно ступать в прохладные воды плыть по теченью нырять и плескаться точно школьник во время каникул ныне же с хлебным обозом по Ладоге мёрзлой правишь опасливый путь свой бурлаки за волосы тянут тебя по обмелевшей Онеге тянут-потянут эхухнут и тянут до изнеможения до затмения солнечного и лунного сплетений до незнаюкакойясейчас и которыйчас И УСПИ ДАЛИДА САМСОНА НА КОЛЂНЂХЪ СВОИХЪ: И ПРИЗВА СТРИГАЧА
на стрелках будильника набухают почки иных миров чтоб завести весенние часы слетаются скворцы скво-рцы скво-рцы кузнечик тревожно стрекочет за циферблатом взрослый сын из-за спины матери заглядывает в пустую колыбель словно прохожий в окно выпуская голубя сизого дыма сизые голуби дыма сливаются с тучами и облаками проплывают под веками тучи точно беременные женщины и облака словно складки обрюзгшего женского тела беременные тучи и обрюзгшие облака беременные и обрюзгшие женщины проплывают над миром над пустой колыбелью проплывают под веками
этоякогда учительница была строгая и несчастная а мы волчата-лакомки лузгали семечки секунд столпившись у карты мира и скалясь на освежёванные туши материков и пока строгая и несчастная смачивала свои губы в водах Онеги приговаривая повторяйте за мной ма-ма мы-ла ра-му мы переправлялись парами на другой берег и смотрели оттуда как она одиноко водит указкой по синей струйке реки и было неясно рука ли дрожит ли река от истока до устья и которыйчас и какойясейчас
И УСПИ ДАЛИДА САМСОНА НА КОЛЂНЂХЪ СВОИХЪ: И ПРИЗВА СТРИГАЧА, И ОСТРИЖЕ СЕДМЬ ПЛЕНИЦЪ ВЛАСЪ ГЛАВЫ ЕГО
будильник тикает тикает гнойная ранка это скворцы не вернулись в скворечню сердца кузница стрёкота за циферблатом стрелки провисли под тяжестью плодов сочный опыт грусти передаешь собеседнику вазу с фруктами он выбирает яблоко или виноград или что больше нравится его подруге и гладя её самое горячо нет-нет это чужая подруга моя ваза с фруктами глядя на неё через плечо понимаешь скворцы не вернутся в скворечню сердца и выбегаешь на улицу бросаешься к первому встречному прохожему голубю сизому дыма и бросаешь ему навстречу крошки шёпота крошки шёпота гули-гули
этоякогда в свои права вступает эвридэй и тонкострунные девы фальшивят в твоих заскорузлых объятьях и ты сидишь на берегу Онеги червячок на крючке удишь-глядишь садится стрекоза на поплавок твоей печали мальчик на фотографии выплывает на середину реки его голос зовущий на помощь обгоняет волну налегая на вёсла дыханья и причаливает к берегу слуха твоего ты поднимаешь веки набухшие словно вата приложенная к гнойной ранке поднимаешь веки и прерванный сон твой словно сын покидающий мать устремляется к устью иных миров туда куда улетели скворцы скво-рцы где небо чаяний наших туда где жив Господь и ты живчеловек жив-курилка живчик ямальчикнафотографии незнающий какойясейчас и которыйчас ты щупальца всех пяти чувств своих тянешь-потянешь эхухнешь и тянешь в едином отчаянье к ОнегеЛадогемерзлой к лопнувшим почкам иных миров к Господихлебнашнасущный и говорит Господь повторяй за мной МА-МА МЫ-ЛА РА-МУ
мамамама страшный сон мне приснился
И УСПИ ДАЛИДА САМСОНА НА КОЛЂНЂХЪ СВОИХЪ: И ПРИЗВА СТРИГАЧА, И ОСТРИЖЕ СЕДМЬ ПЛЕНИЦЪ ВЛАСЪ ГЛАВЫ ЕГО: И НАЧА СМИРЯТИСЯ, И ОТСТУПИ КРЂПОСТЬ ЕГО ОТ НЕГО.
Август
