© ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик». Издание, оформление. 2016
Виктор Владимирович Хлебников (1885-1922)
Свояси
В «Деньем боге» я хотел взять славянское чистое начало в его золотой липовости и нитями, протянутыми от Волги в Грецию. Пользовался славянскими полабскими словами (Леуна).
В. Брюсов ошибочно увидел в этом словотворчество.
И «Детях Выдры» я взял струны Азии, ее смуглое чугунное крыло и, давая разные судьбы двоих на протяжении веков, я, опираясь на древнейшие в мире предания орочей об огненном состоянии земли, заставил Сына Выдры с копьем броситься на солнце и уничтожить два из трех солнц – красное и черное.
Итак, Восток дает чугунность крыл Сына Выдры, а Запад – золотую липовость.
Отдельные паруса создают сложную постройку, рассказывают о Волге как о реке индоруссов и используют Персию как угол русской и македонской прямых. Сказания орочей, древнего амурского племени, поразили меня, и я задумал построить общеазийское сознание в песнях.
В «Ка» я дал созвучие «Египетским ночам», тяготение метели севера к Нилу и его зною.
Грань Египта взята – 1378 год до Р. Х., когда Египет сломил свои верования, как горсть гнилого хвороста, и личные божества были заменены Руковолосым Солнцем, сияющим над людьми. Нагое Солнце, голый круг Солнца, стал на некоторое время волею Магомета Египта – Аменофиса IV единым божеством древних храмов. Если определять землями, то в «Ка» серебряный звук, в «Девьем боге» золотой звук, в «Детях Выдры» – железно-медный.
Азийский голос «Детей Выдры», славянский «Девьего бога» и африканский «Ка».
«Вила и Леший» – союз балканской и сарматской художественной мысли.
Город задет в «Маркизе Дэзес» и «Чертике».
В статьях я старался разумно обосновать право на Провидение, создав мерный взгляд на законы времени, а в учении о слове я имею частые беседы с
«Крымское» написано мольным размером.
Мелкие вещи тогда значительны, когда они так же начинают будущее, как падающая звезда оставляет за собой огненную полосу; они должны иметь такую скорость, чтобы пробивать настоящее. Пока мы не не умеем определить, что создает эту скорость. Но знаем, что вещь хороша, когда она, как камень будущего, зажигает настоящее.
В «Кузнечике», в «Бобэоби», в «О, рассмейтесь» были узлы будущего – малый выход бога огня и его веселый плеск. Когда я замечал, как старые строки вдруг тускнели, когда скрытое в них содержание становилось сегодняшним днем, я понял, что родина творчества – будущее. Оттуда дует ветер богов слова.
Я в чистом неразумии писал «Перевертень» и, только пережив на себе его строки: «Чин зван мечем навзничь» (война) – и ощутив, как они стали позднее пустотой: «Пал, а норов худ и дух ворона лап», – понял их как отраженные лучи будущего, брошенные подсознательным «Я» на разумное небо. Ремни, вырезанные из тени рока, и опутанный ими дух остаются до становления будущего настоящим, когда воды будущего, где купался разум, высохли и осталось дно.
Найти, не разрывая круга корней, волшебный камень превращений всех славянских слов одно в другое, свободно плавить славянские слова – вот мое первое отношение к слову. Это самовитое слово вне быта и жизненных польз. Увидя, что корни лишь призрак <и>, за которыми стоят струны азбуки, найти единство вообще мировых языков, построенное из единиц азбуки, – мое второе отношение к слову. Путь к мировому заумному языку.
Во время написания заумные слова умирающего Эхнатэна «Манч! Манч!» из «Ка» вызывали почти боль; я не мог их читать, видя молнию между собой и ими; теперь они для меня ничто. Отчего – я сам не знаю.
Но когда Давид Бурлюк писал сердце, через которое едут суровые пушки будущего, он был прав как толкователь вдохновения: оно – дорога копыта будущего, его железных подков.
«Ка» писал около недели, «Дети Выдры» – больше года, «Девин бог» – без малейшей поправки в течение двенадцати часов письма, с утра до вечера. Курил и пил крепкий чай. Лихорадочно писал. Привожу эти справки, чтобы показать, как разнообразны условия творчества.
«Зверинец» написан в Московском зверинце.
В «Госпоже Ленин» хотел найти «бесконечно малые» художественного слова.
В «Детях Выдры» скрыта разнообразная работа над величинами игра количеств за сумраком качеств.
«Девий бог», как не имеющий ни одной поправки, возникший случайно и внезапно, как волна, выстрел творчества, может служить для изучения безумной мысли.
Так же внезапно написан «Чертик», походя́ на быстрый пожар пластов молчания. Желание «умно», а не заумно понять слово привело к гибели художественного отношения к слову. Привожу это как предостережение.
Законы времени, обещание найти которые было написано мною на березе (в селе Бурмакине, Ярославской губернии) при известии о Цусиме, собирались десять лет.
Блестящим успехом было предсказание, сделанное на несколько лет раньше, о крушении государства в 1917 году. Конечно, этого мало, чтобы обратить на них внимание ученого мира.
Заклинаю художников будущего вести точные дневники своего духа: смотреть на себя как на небо и вести точные записи восхода и захода звезд своего духа. В этой области у человечества есть лишь один дневник Марии Башкирцевой и больше ничего. Эта духовная нищета знаний о небе внутреннем самая яркая черная Фраунгоферова чёрта современного человечества.
Закон кратных отношений во времени струны человечества мыслим для войн, но его нельзя построить. Для мелкого ручья времени отдельной жизни отсутствуют опорные точки, нет дневников.
В последнее время перешел к числовому письму, как художник числа вечной головы вселенной, так, как я ее вижу, и оттуда, откуда ее вижу. Это искусство, развивающееся из клочков современных наук, как и обыкновенная живопись, доступно каждому и осуждено поглотить естественные науки.
И ясно замечаю в себе спицы повторного колеса и работаю над дневником, чтобы поймать в сети закон возврата этих спиц.
В желании ввести заумный язык в разумное поле вижу приход старой спицы моего колеса. Как жалко, что об этих спицах повтора жизни я могу говорить только намеками слов.
Но, может быть, скоро мое положение изменится.
Весна 1919
Стихотворения
1. Птичка в клетке
2. «И я свирел в свою свирель…»
3. «Россия забыла напитки…»
4. «Немь лукает луком немным…»
5. «Там, где жили свиристели…»
6. «Я славлю лёт его насилий…»
7. «Из мешка…»
8. «Времыши-камыши…»
9. «Жарбог! Жарбог!..»
10. «Огнивом-сечивом…»
11. Крымское. Записи сердца. Вольный размер
12. «Вечер. Тени…»
13. «В пору, когда в вырей…»
14. «Мне спойте про девушек чистых…»
15. «Мизинич, миг…»
16. «Любил я, стенал я, своей называл…»
17. «когда казак с высокой вышки…»
18. Скифское
19. Заклятие смехом
20. «О, достоевскиймо бегущей тучи!..»
21. «Бобэоби пелись губы…»
22. «Кому сказатеньки…»
23. Кузнечик
24. «Чудовище – жилец вершин…»
25. «С журчанием, свистом…»
26. Вам
27. Опыт жеманного
28. «Вы помните о городе, обиженном в чуде…»
1
2
29. «Я не знаю, земля кружится или нет…»
30. «Я переплыл залив Судака…»
31. Мария Вечора
32. «Полно, сивка, видно, тра…»
33. Трущобы
34. Змей поезда. Бегство
Посвящается охотнику за лосями, павдинцу Попову; конный, он напоминал Добрыню. Псы бежали за ним, как ручные волки. Шаг его – два шага простых людей.
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
35. «Мы желаем звездам тыкать…»
36. Алферово
37. «Слоны бились бивнями так…»
38. «Люди, когда они любят…»
39. «Мои глаза бредут, как осень…»
40. Сон лихача
41. «Как два согну́тые кинжала…»
42. «Очи Оки…»
43. «Наш кочень очень озабочен…»
44. «Когда над полем зеленеет…»
45. «Снежно-могучая краса…»
46. Ирония встреч
47. «Зеленый леший – бух лесиный…»
48. «Когда умирают кони, дышат…»
49. «Закон качелий велит…»
50. «Сон – то сосед снега весной…»
51. «Когда рога оленя подымаются над зеленью…»
52. Па-люди
53. «Я победил: теперь вести…»
54. «Гонимый – кем, почем я знаю?..»
55. Из песен гайдамаков
56. Числа
57. Перевертень (Кукси, кум мук и скук)
58. Семеро
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
59. «Ночь, полная созвездий…»
60. «Где прободают тополя жесть…»
61. «Небо душно и пахнет сизью и выменем…»
62. «Мне мало надо!..»
63. «О, черви земляные…»
64. «И смелый товарищ шиповника…»
65. Бех. Басня
66. Перуну
67. Утренняя прогулка
68. В лесу. Словарь цветов
69. «Меня проносят <на> <слоно>вых…»
70. Написанное до войны
71. Песнь смущенного
72. Ночь в Галиции
Русалка
Витязь
(Уходит.)
Песня ведьм
Русалки
(поют)
Русалки
(держат в руке ученик Сахарова и поют по нему)
Похороны опришками товарища
Русалка
Русалки
Ведьмы
(Вытягиваются в косяк, как журавли, улетают.)
Разговаривающие галичники
73. «Сегодня снова я пойду…»
74. Курган
75. Тризна
76. «Годы, люди и народы…»
77. Воспоминания
78. Суэ
79. Смерть в озере
80. Бог XX века
81. «В холопий город парус тянет…»
82. «Усадьба ночью, чингисхань!..»
83. «Ни хрупкие тени Японии…»
84. Зверь + число
85. «И снова глаза щегольнули…»
86. Пен пан
87. «Моих друзей летели сонмы…»
88. «Моя так разгадана книга лица…»
89. «О, если б Азия сушила волосами…»
90. «Вновь труду доверил руки…»
91. «Где, как волосы девицыны…»
92. «Татлин, тайновидец лопастей…»
93. «Веко к глазу прилепленно приставив…»
94. «Ласок…»
95. «Сегодня строгою боярыней Бориса Годунова…»
96. «Народ поднял верховный жезел…»
97. Огневоду
98. «А я…»
Л. Г.
99. Харьковское Оно́
100. «Сияющая вольза…»
101. «Ветер – пение…»
102. О свободе
103. Жизнь
104. «В этот день голубых медведе́й…»
105. «Весны пословицы и скороговорки…»
106. «Весеннего Корана…»
107. «Над глухонемой отчизной «Не убей!»…»
108. Случай
109. «Точит деревья и тихо течет…»
110. «И черный рак на белом блюде…»
111. Мои походы
112. «Собор грачей осенний…»
113. Праотец
114. Кормление голубя
115. «Сыновеет ночи синева…»
116. Город будущего
117. Слово о Эль
118. «Москвы колымага…»
119. Праздник труда
120. Горные чары
121. Каракурт
122. Алеше Крученых
123. Саян
124. Море
125. «Как стадо овец мирно дремлет…»
126. «Люди! Над нашим окном…»
127. Самострел любви
128. «Тайной вечери глаз знает много Нева…»
129. «Девушки, те, что шагают…»
130. «Люди! Утопим вражду в солнечном свете!..»
131. «Помимо закона тяготения…»
132. Моряк и поец
133. «И вечер темец…»
134. «“Э-э! Ы-ым!” – весь в поту…»
135. Пасха в Энзели
136. Новруз труда
137. Кавэ-кузнец
138. Иранская песня
139. «С утробой медною…»
1
2
140. Ночь в Персии
141. Дуб Персии
142. «Ночи запах – эти звезды…»
143. «Ручей с холодною водой…»
144. «Я видел юношу-пророка…»
145. «Ра – видящий очи свои в ржавой и красной болотной воде…»
146. Союзу молодежи
147. Я и Россия
148. 1905 год
149. «Детуся! Если устали глаза быть широкими…»
150. «Золотистые волосики…»
Ю. С.
151. «Песенка – лесенка в сердце другое…»
152. «Звенят голубые бубенчики…»
153. «На родине красивой смерти – Машуке…»
154. Голод
155. Трубите, кричите, несите!
156. Обед
157. «Волга! Волга!»
158. «В тот год, когда девушки…»
159. «Сегодня Машук, как борзая…»
160. «Перед закатом в Кисловодск…»
К. А. Виноградовой
161. «Русь зеленая в месяце Ай!..»
162. «Завод: ухвата челюсти, громадные, тяжелые…»
163. «Вши тупо молилися мне…»
164. «Цыгане звезд…»
165. Москва будущего
166. Бурлюк
167. Крученых
168. «Русь, ты вся поцелуй на морозе!..»
169. Одинокий лицедей
170. «Пусть пахарь, покидая борону…»
171. «На глухом полустанке…»
172. «Москва, ты кто?..»
173. «Трижды Вэ, трижды Эм!..»
174. «Если я обращу человечество в часы…»
175. Признание. Корявый слог
176. «На нем был котелок вселенной…»
177. Отказ
178. «Ну, тащися, Сивка…»
179. Не шалить!
180. «Я призываю вас шашкой…»
181. Кто?
182. «Оснегурить тебя…»
183. «Приятно видеть…»
184. «Участок – великая вещь!..»
185. «Солнца лучи в черном глазу…»
186. «Народ отчаялся. Заплакала душа…»
187. «Есть запах цветов медуницы…»
188. Ночной бал
189. «Трата и труд, и трение…»
190. Всем
191. «Святче божий!..»
192. «Не чертиком масленичным…»
193. «Я вышел юношей один…»
194. «Еще раз, еще раз…»
Поэмы
195. Зверинец
Посв<ящается> В. И.
О, Сад, Сад!
Где железо подобно отцу, напоминающему братьям, что они братья, и останавливающему кровопролитную схватку.
Где немцы ходят пить пиво.
А красотки продавать тело.
Где орлы сидят подобны вечности, означенной сегодняшним, еще лишенным вечера, днем.
Где верблюд, чей высокий горб лишен всадника, знает разгадку буддизма и затаил ужимку Китая.
Где олень лишь испуг, цветущий широким камнем.
Где наряды людей баскующие.
Где люди ходят насупившись и сумные.
А немцы цветут здоровьем.
Где черный взор лебедя, который весь подобен зиме, а черно-желтый клюв – осенней рощице, немного осторожен и недоверчив для него самого.
Где синий красивейшина роняет долу хвост, подобный видимой с Павдинского камня Сибири, когда по золоту пала и зелени леса брошена синяя сеть от облаков, и все это разнообразно оттенено от неровностей почвы.
Где у австралийских птиц хочется взять хвост и, ударяя по струнам, воспеть подвиги русских.
Где мы сжимаем руку, как если бы в ней был меч, и шепчем клятву: отстоять русскую породу ценой жизни, ценой смерти, ценой всего.
Где обезьяны разнообразно злятся и выказывают разнообразные концы туловища и, кроме печальных и кротких, вечно раздражены присутствием человека.
Где слоны, кривляясь, как кривляются во время землетрясения горы, просят у ребенка поесть, влагая древний смысл в правду: «Есть хоцца! Поесть бы!» – и приседают, точно просят милостыню.
Где медведи проворно влезают вверх и смотрят вниз, ожидая приказании сторожа.
Где нетопыри висят опрокинуто, подобно сердцу современного русского.
Где грудь сокола напоминает перистые тучи перед грозой.
Где низкая птица влачит за собой золотой закат со всеми углями его инжира.
Где в лице тигра, обрамленном белой бородой и с глазами пожилого мусульманина, мы чтим первого последователя пророка и читаем сущность ислама.
Где мы начинаем думать, что веры – затихающие струи волн, разбег которых – виды.
И что на свете потому так много зверей, что они умеют по-разному видеть бога.
Где звери, устав рыкать, встают и смотрят на небо.
Где живо напоминает мучения грешников тюлень, с воплем носящийся по клетке.
Где смешные рыбокрылы заботятся друг о друге с трогательностью старосветских помещиков Гоголя.
Сад, Сад, где взгляд зверя больше значит, чем груды прочтенных книг.
Сад.
Где орел жалуется на что-то, как усталый жаловаться ребенок.
Где лайка растрачивает сибирский пыл, исполняя старинный обряд родовой вражды при виде моющейся кошки.
Где козлы умоляют, продевая сквозь решетку раздвоенное копыто, и машут им, придавая глазам самодовольное или веселое выражение, получив требуемое.
Где завысокая жирафа стоит и смотрит.
Где полдневный пушечный выстрел заставляет орлов посмотреть на небо в ожидании грозы.
Где орлы падают с высоких насестов, как кумиры во время землетрясения с храмов и крыш зданий.
Где косматый, как девушка, орел смотрит на небо, потом на лапу.
Где видим дерево-зверя в лице неподвижно стоящего оленя.
Где орел сидит, повернувшись к людям шеей и смотря в стену, держа крылья странно распущенными. Не кажется ли ему, что он парит высоко над горами? Или он молится? Или ему жарко?
Где лось целует сквозь изгородь плоскорогого буйвола.
Где олени лижут холодное железо.
Где черный тюлень скачет по полу, опираясь на длинные ласты, с движениями человека, завязанного в мешок, и подобный чугунному памятнику, вдруг нашедшему в себе приступы неудержимого веселья.
Где косматовласый «Иванов» вскакивает и бьет лапой в железо, когда сторож называет его «товарищ».
Где львы дремлют, опустив лица на лапы.
Где олени неустанно стучат об решетку рогами и колотятся головой.
Где утки одной породы в сухой клетке подымают единодушный крик после короткого дождя, точно служа благодарственный – имеет ли оно ноги и клюв? – божеству молебен.
Где цесарки – иногда звонкие сударыни с оголенной и наглой шеей и пепельно-серебряным телом, обшитые заказами у той же портнихи, которая обслуживает звездные ночи.
Где в малайском медведе я отказываюсь узнать сосеверянина и вывожу на воду спрятавшегося монгола, и мне хочется отомстить ему за Порт-Артур.
Где волки выражают готовность и преданность скошенными внимательно глазами.
Где, войдя в душную обитель, в которой трудно быть долго, я осыпаем единодушным «дюрьрак!» и кожурой семян праздных попугаев, болтающих гладко.
Где толстый блестящий морж машет, как усталая красавица, скользкой черной веерообразной ногой и после падает в воду, а когда он вскатывается снова на помост, на его жирном могучем теле показывается усатая, щетинистая, с гладким лбом голова Ницше.
Где челюсть у белой высокой черноглазой ламы и у плоскорогого низкого буйвола и у прочих жвачных движется ровно направо и налево, как жизнь страны.
Где носорог носит в бело-красных глазах неугасимую ярость низверженного царя и один из всех зверей не скрывает своего презрения к людям, как к восстанию рабов. И в нем притаился Иоанн Грозный.
Где чайки с длинным клювом и холодным голубым, точно окруженным очками, оком имеют вид международных дельцов, чему мы находим подтверждение в прирожденном искусстве, с которым они подхватывают на лету брошенную тюленям еду.
Где, вспоминая, что русские величали своих искусных полководцев именем сокола, и вспоминая, что глаз казака, глубоко запавший под заломленной бровью, и этой птицы – родича царственных птиц – один и тот же, мы начинаем знать, кто были учителя русских в военном деле. О, сокола́, побивающие грудью цапель! И острый протянутый кверху клюв ее! И булавка, на которую насекомых садит редко носитель чести, верности и долга!
Где красная, стоящая на лапчатых ногах утка заставляет вспомнить о черепах тех павших за родину русских, в костяках которых ее предки вили гнезда.
Где в золотистую чуприну птиц одного вида вложен огонь той силы, какая свойственна лишь давшим обет безбрачия.
Где Россия произносит имя казака, как орел клекот.
Где слоны забыли свои трубные крики и издают крик, точно жалуются на расстройство. Может быть, видя нас слишком ничтожными, они начинают находить признаком хорошего вкуса издавать ничтожные звуки? Не знаю. О, серые морщинистые горы! Покрытые лишаями и травами в ущельях!
Где в зверях погибают какие-то прекрасные возможности, как вписанное и часослов Слово о полку Игореви во время пожара Москвы.
Лето 1909, 1911
196. Журавль
В. Каменскому
197. Лесная дева
198. И и Э. Повесть каменного века
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
Послесловие
Первобытные племена имеют склонность давать имена, состоящие из одной гласной. Шестопер – это оружие, подобное палице, но снабженное железными или каменными зубцами. Оно прекрасно рассекает черепа врагов. Зой – хорошее и еще лучше забытое старое слово, значащее эхо. Эти стихи описывают следующее событие средины каменного века. Ведомая неясной силой, И покидает родное племя. Напрасны поиски. Жрецы молятся богу реки, и в их молитве слышится невольное отчаяние. Скорбь увеличивается тем, что следы направлены к соседнему жестокому племени; о нем известно, что оно приносит в жертву всех случайных пришельцев. Горе племени велико. Наступает утро, белохвост проносит рыбу; проходит лесное чудовище. Но юноша Э пускается в погоню и настигает И; происходит обмен мнениями. И и Э продолжают путь вдвоем и останавливаются в священной роще соседнего племени. Но утром их застают жрецы, уличают в оскорблении святынь и ведут на казнь. Они вдвоем, привязанные к столбу, на костре. Но спускается с небес Дева и освобождает пленных. Из старого урочища приходит толпа выкупать трупы. Но она видит их живыми и невредимыми и зовет княжить. Таким образом, через подвиг, через огонь лежал их путь к власти над родными.
1911–1912
199. «Любовь приходит страшным смерчем…»
I. Тень в саду (поет)
(Кончает играть.)
II. Голос из сада
III. Другой голос
IV. Первый голос
V. Второй голос
VI. Второй голос
VII. Первый голос
VIII
IX
X
200. Гибель Атлантиды
1
2
Рабыня
Жрец
Жрец
Рабыня
Жрец
Рабыня
Жрец
3
Прохожий
201. Вила и Леший. Мир
Голос с реки
202. Шаман и Венера
203. Марина Мнишек
204. Хаджи-Тархан
205. Сельская дружба
206. Каменная баба
