Глава первая
Из жизни художника Альберта
Абсолютный стих
- Кого-то лепили из глины,
- А вас, безусловно, из теста.
- Над вами вам пели былины
- О белом царе и невесте
- И в душу немного изюма,
- И капельку рома с Ямайки,
- Что ночью стащили из трюма.
- Я третий на снимке без майки.
- P. S. Абсолютный встал.
- Абсолютный сел.
- Абсолютный стих.
«Я сделал все наоборот…»
- Я сделал все наоборот:
- Мой пианист стреляет первым,
- Он, как умел, играл фокстрот.
- Он, как хотел, лечил вам нервы.
- Тогда вы были при князьях,
- Хрустальный шар сиял при свите.
- Маэстро вспомнил о друзьях,
- О Вессоне и Смите.
- Менялось время на часах,
- Где циферблат без стрелок.
- Раввин сказал, что был Пейсах,
- Сметая все с тарелок.
- А пианист играл фокстрот,
- Играл его наоборот.
«Если пес-то лунный…»
- Если пес-то лунный,
- Если друг-то милый,
- Если враг-то гунны
- За спиной Аттилы.
- Шляпа и гитара,
- Куртка на диване.
- Накопилась тара
- И чужая в ванне.
- Мотыльки летают,
- От свечи огарок,
- Тени нарастают
- В свете желтых арок.
- И под строчкой нота
- Личного протеста
- Да на стенке фото,
- Где она невеста.
- Где оркестр струнный,
- Диксиленд нехилый,
- Там, где друг не лунный,
- Там, где пес не милый.
«Вот бы иметь столько рук…»
- Вот бы иметь столько рук
- И попросить третий глаз.
- Было бы меньше разлук
- И неоконченных фраз.
- Вас просвещаю, пока
- Заняты боги судьбой,
- Держит за хвост облака,
- Шива шестою рукой.
- Держит за хвост облака,
- Некогда руку подать
- Смотрит как будто с тоской
- И говорит: Так держать!
«По протоке тонкой…»
- По протоке тонкой,
- Управляя джонкой,
- О тебе пою.
- Как за горизонтом
- Атмосферным фронтом
- Баю ночь твою.
- Или каплей звонкой
- По щеке румяной,
- Словно колокольчик
- Тройки резво-рьяной.
- Баю ночь твою,
- Баю и пою.
Охота
- Ведь будешь франки предлагать,
- Шептать противно: «Обними»,
- И прессе что-то нагло врать…
- Да ври, конечно,
- Черт с ними.
- Иль сбрось
- С тебя хандру —
- Наряд невежды,
- Слепую глиняную рать.
- С короной пышные одежды
- На Александрову кровать.
- А мне зевать, Мадам, охота!
В беседке
- В беседке миленькая вслух
- читала Фета.
- Соседская сирень над вечною
- весной склонилась.
- Нет, мне не послышалось,
- Она сказала:
- «Света. Я вас прошу уйти,
- Пожалуйста, со мной.
- Я брошу вас монеткою
- на счастье
- В небесно-голубой фонтан
- Мечты.
- Чтоб вспоминать порою
- в час ненастья
- Твои черты, твои черты».
«От грозы шагала прочь…»
- От грозы шагала прочь
- Дева краем сада.
- Жуткий вой наполнил ночь,
- Словно стон из ада.
- И босая, без платка,
- Чадо прижимая,
- Оглянулась и стоит
- Белая, немая.
- Смотрит в волчие глаза
- И, забыв о страхе,
- Хлопнула разок-другой
- По своей рубахе.
- Он дитя ее лизнул,
- Мордою прижался.
- Не заметил, как уснул
- И во сне остался.
Грусть
- Много лет понедельник,
- Много лет вечереет.
- Много лет враг-бездельник
- На диване стареет.
- Что нам даты и числа —
- Календарное бремя.
- Мы без всякого смысла
- Примирились на время.
- Что нам жизни-идеи
- Когда подвиги-будни.
- Если дети-злодеи,
- Если женщины-блудни.
- Верно, встретимся вновь
- Мы порою весенней.
- Закипит в жилах кровь
- И придет воскресенье.
«Zоrrоастрийка беглая дикая…»
- Zоrrоастрийка беглая дикая
- По-персидски всегда многоликая,
- Над кострами ночами парящая,
- В злобной ласке ночами кричащая.
- Непокорная и не битая
- И местами шилом бритая.
- Вся в орнаментах и наколочках,
- Вся в булавочках и иголочках.
- И на улицах Красной Пресни
- Ты поешь невеселые песни.
- Под гитару-подругу из детства,
- Про судьбинушку с малолетства.
- Где в могилке ты приземленная
- И настолько в меня влюбленная.
«Под кистью Куинджи рождается лето…»
- Под кистью Куинджи рождается лето,
- Белеет краса среднерусских равнин.
- Как жаль, что Дега не увидел все это,
- Не видел Веласкес, рисуя менин.
- Ты чей-то «caprise», нe лишенный
- тревоги.
- Ты сказка под утро и легкая тень,
- Бегущая с ветром по пыльной
- дороге
- Навстречу рассвету и чья-то
- мигрень.
«Вдохни огонь на Шангри-Ла…»
- Вдохни огонь на Шангри-Ла,
- Лиши монаха оберега.
- Там в трех лучах летит стрела
- И птица Вещего Олега.
«Давай постоим под июльским дождем…»
- Давай постоим под июльским дождем,
- Синий зонт выбросив в клевер.
- Продрогнем до судорог и подождем
- Дю Солей, уходящий на север…
- …вместо мокрого платья чье-то трико,
- Ты позируешь ночью Пикассо
- На мяче у костра, и бутылка Клико,
- И в руке моей нож. Асса.
«Стих не родится, локон не вьется…»
- Стих не родится, локон не вьется,
- Нету унылой картины в окне.
- Бабочка больше о лампу не бьется,
- Мирно лежит на зеленом сукне.
- Ваши обиды желтеют в конверте,
- Джинном в нем бродит сюжетная нить.
- Жаль, не читал, но я рад – вы поверьте,
- Будет зимою, чем печь растопить.
Это Архипов
Александру Архипову
- Затвор передернут, финка в груди,
- Кровью залиты горные хаты.
- По хрен. Бегу. Враг впереди
- И сейчас я его аты-баты.
- Встал на мину. Перепрыгнул забор,
- С АГСом полет страшен.
- Вновь кольнуло – в спине топор,
- «Муху» взвел. Сарай мозгами окрашен.
- Фески красные вьются вокруг.
- Из себя вынимаю финку.
- Сколько было голов. И, конечно же, рук,
- Время – «час». На бегу ем грудинку.
- Вот бы с Лиговки Нинку.
«Лет двадцать примерно бомжую…»
- Лет двадцать примерно бомжую,
- Рюкзак дарит форму и стать.
- И, как подобает буржую,
- На рубль могу загулять:
- На 10 копеек – цыгане,
- За 20 до Лиговки свищем.
- На 30 кутил в балагане,
- А прочее – нищим.
«Склонилась ветка…»
- Склонилась ветка
- сливы розовой
- Над ручьем,
- Несущим цветок сирени
- У горы Машук.
Самурай и неверная жена
- Съешь в моей пагоде все,
- Только бамбук не грызи.
- Только изыди и лесом иди
- У горы Фудзияма.
«Мой маленький и злобный азиат…»
- Мой маленький и злобный азиат,
- Венец Эпохи Вырождения,
- Певец былых проказ и ад,
- Натуры мертвой взлет падения.
- Крапивных слов седая скука,
- Рептильных глаз болотный цвет,
- И воском залитое ухо,
- И по плечам янтарный свет.
«Из-за угла подошли мы…»
- Из-за угла подошли мы,
- Стоп-гоп,
- Взяла на себя много ты,
- Стоп-гоп, у горы Фудзияма
«Псом виляет лунный хвост…»
Ольге Ушаневой
Светлане Вайвод
Группе «Лунный пес»
- Псом виляет лунный хвост,
- Мы идем на встречу солнца
- В направлении норд-ост,
- С отражением в оконцах
- Чьих-то запертых домов,
- Со следами светских сплетен,
- Вдоль нечитаных томов,
- Без которых мир конкретен,
- В даль, над речкою ночной,
- Где под веткою вишневой
- Пил единорог ручной
- В сказке Ольги Ушаневой.
Эскиз № 1
- Настроение «Завтра» вечером.
- Настроение «Ждал» целый день.
- Выпил ром. Спать ложусь.
- Делать нечего. Оглянулся. А зря. Моя тень.
Эскиз № 2
- На холсте сырая осень,
- С мастихина льют дожди.
- Жду ее уже дней восемь,
- Ученицу Джона Ди.
- В черном зеркале покажет
- Шамаханский дивный сад,
- По руке моей расскажет
- О работе на Моссад.
- Нитью жемчуга стреножит
- Для полета наяву.
- В арбалет стрелой уложит
- И натянет тетиву.
- Проведет тропой Трояна
- Меж неведомых земель,
- Где слагалась Рамаяна,
- Где бессилен Ариэль.
Эскиз № 3
- Гоню иллюзии с концами,
- Как тройку по Владимирской Руси,
- Летящую по тракту с бубенцами.
- Чтоб я так мчался? Боже упаси!
- Гора не стала ближе к Магомету,
- А бросила лишь что-то на плетень.
- Так поклоняйся завтра амулету.
- Я буду прост. Я прихвачу кистень.
Проходимке
- Не знаю, как благодарить
- За смелый взгляд усталый.
- Могу строкою озарить,
- Но лучше «шпалы-шпалы»,
- Где мчится поезд по спине,
- Везет зерно и ласки,
- Где кто-то скажет обо мне:
- «О, сказочник… о, сказки».
И(деал)огия
- – А как же та?
- – А ей. Ей. Богу.
- Такие строчки напишу,
- Что только с ней я в путь-дорогу,
- Мне только ту.
- Мне только ТУ-154,
- Воздухоплаванья костюм,
- Чтоб жить, как рыжему коту
- На стареньком речном буксире,
- И доступ в трюм.
«Ирисы вишневой ночью…»
Ольге Ушаневой
- Ирисы вишневой ночью
- В созвездии Тельца.
- Ты в белой рубахе. Воочию.
- С рыжим котом у крыльца.
- Все мурлыкаешь тихо на ушко
- Обо мне белоснежный романс.
- Васильковая чудо-подружка
- И ирисовый чудо-нюанс.
Анютины глазки
- – А что было дальше?
- – Могу и об оном.
- Потом генеральша,
- Притом с пансионом.
- Деревня – душ триста,
- Венки, хороводы.
- Под звездами пристань,
- В огнях пароходы.
- То ярмарка в Туле,
- То в пятницу гости.
- Стреляю в загуле
- Ворон на погосте.
- А вниз, за рекою —
- Анютины глазки…
- Махнула рукою:
- «Рассказывай. Сказки…»
«Ты* взлетела одна…»
- Ты* взлетела одна,
- Видишь* вечность без дна,
- Небо га*снет и манит узором.
- А*риадна не в счет,
- коль беспечен полет,
- Бездну* дразнишь
- пленительным взором
- у горы Фудзияма
«Пальцы легли руной света…»
- Пальцы легли руной света,
- Древо, как дева Vиктория.
- Снимок, где девочка эта,
- В никуда не плывет которая.
Глава четвертая
Он стоит у окна
Не было шести. Он стоял у окна и смотрел на раскисший Бремен. Город не встретил его этой ночью. Раздавленный небесным свинцом, он вымучивал сны, он видел себя высоким и стройным, озаренным солнцем и смехом женщин…
Утро. Они встречали его у ворот тюрьмы, все. Полтора года за нападение на полицейского. С того дождливого утра прошло много лет. Полтора года за нападение на полицейского…
Они стояли, как сестры, стояли молча и не замечали, как ненавидят друг друга. Одна была с цветами. Лица не вспомнить, но, кажется, Хелен. Он никогда не помнил ее лица, только черное платье с ниткой жемчуга. Духи? Она не пахла. С цветами Хелен. Хелен фон Кравиц, аристократка, красавица, хозяйка антикварного салона на Фридрихштрассе. Старый друг Хелен, скупившая две трети его картин, сделавшая его богатым и свободным. Хелен, платившая ему пятьсот марок за ночь…
5.37. Бремен не встретил его. Берлин не проводил. Любимый ночной Западный Берлин не заметил его бегства, проиграл его в рулетку, пропил в дешевом борделе, Берлин проколол его в вену. Еще три часа и все изменится. Конечно же, Хелен первая обнаружит его пропажу, первая бросится к телефону и они опять станут сестрами. Они перевернут полицейские участки, больницы, морги. Они устроят красивое шоу.
Часы показывали без четверти шесть. Маленькая комната. Чемодан и этюдник брошены на кровать. Сырость и полумрак. В Бремене дождь.
Весной он записался в фольксштурм. Их рота стояла на Лейпцигштрассе, и он успел подбить два танка. Потом был плен. Потом….
5.52. Ему показалось, что дождь усиливается, дом напротив растаял, в руке щелкнула зажигалка. Полумрак.
Они стояли, как сестры. Кто был еще? Лицо с родинкой на щеке, прямые белые волосы… Рита, журналистка из «Шпигель». Огонек сигареты отразился в окне. Еще левее фрау Шиманн, организатор той выставки, на которую он пришел во взятом у Марека за пятьдесят марок костюме. Он уходил знаменитым, его несли… Это потом он набил морду Мареку, то ли поляку, то ли еврею, и порвал его костюм. Марек умер десять лет назад, и на его могилу приходил только он, с букетом хризантем… Здесь похоронен Марек Лебовски.
