Книги

Жанры

Вход

Регистрация

Читать онлайн Сон в Лазареву субботу бесплатно

Сон в Лазареву субботу

Поэт

1.

Узник, забытый всеми,
не ждёт свиданья,
но превращает время
в предмет страданья.

В клетке, читая сонник,
томится пленник.
Вновь зацветают донник
и подмаренник,

густо-зелёный шпорник,
чабрец, душица…
Знаешь ли ты, затворник,
на что решиться?

Тело твоё, как воду,
прольют на сушу,
выпустят на свободу
живую душу.

Будешь не заключённым —
царём, эмиром,
будешь в костюме чёрном
парить над миром.

Ты — не последний грешник,
не богохульник —
скажешь: созрел орешник,
зацвёл багульник…

2.

Жизнь освобождается от груза,
выучив страдания азы,
и опять летит к поэту муза
в виде легкокрылой стрекозы.

Ивы спят, загадочны, как инки,
как ацтеки, дремлют тополя…
Сядет стрекоза на лист кувшинки —
и возьмёт кукушка ноту «ля».

Хор лягушек, чтобы не фальшивить,
остудил в воде ненужный пыл.
Не спугни сегодня музу — ты ведь
стрекозу, как и меня, забыл.

* * *

Что ж ты пригорюнился,
дурачок?
Ты поймай мелодию
на крючок,

ты её, голубушку,
зацепи,
а потом держи её
на цепи.

На цепи мелодия
не страшна, —
ведь у покупателя
пуста мошна:

он, поэт и праведник,
стал левшой
с непонятной музыкой
за душой…

Ты забудь о прошлом,
спокойно спи,
Но держи мелодию
на цепи —

пусть она, как солнце,
идёт в зенит,
но при этом цепью
своей звенит!

* * *

На просеках влажных, на светлых опушках
сидели в своих разноцветных избушках
стрекозы и бабочки, пчёлы, шмели…
В их крохотных домиках розы цвели.

Топились в избушках голландские печки,
на окнах стояли прозрачные свечки,
на солнечных стенах висели сачки,
в которых сидели и пели сверчки.

Берёзы как белые храмы стояли,
играл богомол на огромном рояле,
и там, где рождался таинственный мрак,
его разноцветный топорщился фрак.

* * *

Анатолию Борисовичу Сучкову

Ласточка щебечет: «Где мой суженый?», —
и зовёт его что было сил.
На пригорке храм стоит разрушенный,
в нём живёт Архангел Михаил.

Ходят молча мимо храма жители
с детским чувством страха и вины.
Знаю я, что и мои родители
в этом храме были крещены.

Здесь венчались и встречали праздники,
отпевали родичей, как встарь,
а сегодня воробьи-проказники
залетают с улицы в алтарь.

Но в пространстве, где светло и ветрено,
вдруг возник Нерукотворный Лик,
а между Богдановкой и Жедрино
чудотворный стал журчать родник.

Да и мы — уставшие, как водится,
видим в небе как бы сквозь туман
Рождество Пречистой Богородицы
и Её Введение во храм.

* * *

Елене Кувшинниковой

1.

Хлеб с моей руки клюёт синица,
в речке просыпается налим,
а в аду Иуде снова снится
Вход Господень в Иерусалим.

Есть ли миг меж действием и словом
или нет таинственных преград
между Воскресением Христовым
и Его сошествием во ад?

2.

В волнах Волги рыб мелькают спинки,
в гнёздах птицы вывели птенцов,
а народ вдыхает в Крытом рынке
запах сыра, мяса, огурцов.

И солдатик с пачкою «Казбека»
овощной обходит молча ряд,
чтоб купить у старого узбека
символ воскресения — гранат.

* * *

Я хочу рассказать, как один аксакал
По вселенной ходил, человека искал.

Он по миру скитался с большим фонарём.
Для живущих он был и слугой, и царём.

Для усопших он воду живую носил —
поливал огород, выбиваясь из сил.

Мы не знаем теперь — был хорош или плох
тот Эзоп, Демокрит, Гераклит, Архилох,

или нет — Диоген. Он сегодня, как встарь,
тихо в бочке сидит, обнимая фонарь.

В твёрдой памяти старец и в здравом уме.
И фонарь его вечный мерцает во тьме.

* * *

Татьяне Кан

1.

В этой жизни, яростной и жалкой,
всё мы плачем и чего-то ждём…
Пахнет ночь сиренью и фиалкой,
пахнет липа мёдом и дождём.

Будущее — в дымке и тумане,
прошлое тяжёлый груз влачит.
Но с небес, как прежде, — слышишь, Таня? —
музыка нездешняя звучит.

Шмель в бутоне, словно брошь в шкатулке,
опьянённый музыкой, уснул,
и каштаны в Мирном переулке
тоже слышат некий тайный гул.

Что ей нужно, музыке нездешней?
Душу мучит, сердце бередит,
а в траве меж вишней и черешней
бабочка-капустница сидит.

2.

Кто-то чистит на кухне картофель,
кто-то плавленый режет сырок…
Жизнь прекрасна, как пушкинский профиль,
проступивший сквозь марево строк.

В том, что прожито, в том, что забыто,
музыкальная скрыта струя:
даже в мелких подробностях быта
отражается суть бытия —

детство, радость, зажившая рана,
тополь в мантии, белый как лунь,
Моцарт, Пушкин, Онегин, Татьяна,
удивительный месяц июнь.

Сон в Лазареву субботу

Смерти просты законы.
Взгляд у неё безгневный.
Смотрит на нас с иконы
Лазарь Четверодневный.

Сердце больное ноет:
нет ему в мире места…
Мама тарелки моет,
бабушка месит тесто.

Ставим на стол бутылки:
в сером пальто из драпа
в дом из бессрочной ссылки
нынче вернулся папа.

Руки и ноги целы,
снова он вместе с нами,
только повито тело
белыми пеленами.

Он головой качает,
спрашивает: не ждали?
Бабушка отвечает:
— Где же твои медали?

Видишь, как покосился,
высох и сполз к оврагу
дом твой, пока ты бился
за Сталинград и Прагу?

— Смерть — не моя забота,
Есть от неё спасенье —
Лазарева суббота,
Вербное воскресенье…

* * *

У шиповника колючки —
как железные крючки…
Доживём мы до получки,
купим в дом половички,

домотканые, рябые,
как ручей, бегущий с гор…
Под обои голубые
их положим в коридор.

Там часы гоняют стрелки,
из пространства лепят шар —
так, что звякают тарелки
и бушует самовар.

Так проходят дни и годы.
Жизнь — мгновений череда.
В платье, вышедшем из моды,
стала я как часть природы —
сныть, полынь и лебеда.

Но пока не ставлю точки:
смотрит око, дышит грудь…
Может быть, мои листочки
прочитает кто-нибудь?

Саратов

Регистрация
Вход

Внимание! Ошибка!