Kelly McCullough

Magic, Madness, and Mischief

Copyright © 2018 by Kelly McCullough

© Автор изображения на обложке Ксения Грибанова

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2020

Посвящается, как всегда, Лауре. И моей матери Кэрол, которая много работала, чтобы отдать меня в Свободную школу Сент-Пола, где я смог стать самим собою.

Глава 1

Дитя огня

Огонь являлся во сне и каждый раз вовлекал меня в одну и ту же игру в догонялки, из которой мне никак не удавалось выйти победителем. Я гнался за его сиянием, чувствуя, как под ногами хрустит сухая земля. Хитрец подпускал меня совсем близко. Я протягивал к нему руки и ловил… пустоту. Несмотря на все неудачи, я почему-то знал, что однажды всё равно завладею огнём и стану его полновластным хозяином.

Как правило, такие сны совпадали с датами важных событий. Пламя являлось все восемь раз, когда мы переезжали на новое место жительства, потом когда я переходил в новую школу и, наконец, когда мама вышла замуж за Оскара.

Я проснулся и посмотрел на часы. 3:08. Будильник раздражающе громко тикал в темноте. Этот анахронизм прошлого века придётся терпеть ещё два года. На пятнадцать лет мама обещала купить телефон. Во всём, что касалось быта, мама была ужасно консервативна. Она сама до сих пор читала бумажные газеты, ни за что не признавая их электронных собратьев. Я вздохнул и подумал, что было бы неплохо выпить стакан молока и почитать.

Я попытался нашарить тапочки. Под ногами противно заскрипели мелкие крупинки, напоминающие манку или песок.

Что за чёрт?

Пришлось включить лампу. Я увидел, что ноги стали чернее чёрного. На ощупь порошок, в который я вляпался, оказался шершавым и тут же перепачкал всё, к чему я имел неосторожность притронуться. Пятна остались на простыне, одеяле и даже подушке. Настоящий трубочист! И тут меня осенило – это сажа. Но откуда она взялась в моей комнате? Я искал ответ, не находил и в конце концов страшно разозлился, потому что не мог понять, с какой стороны подойти к разгадке этого ребуса.

Видно, я здорово переволновался, потому что внезапно прихватило живот. Выскочив в коридор, я заметил, что на кухне горит свет. Мама, одетая в длинное красное платье, закинув ногу на ногу, сидела за кухонным столом. Она расставила перед собой все наши комнатные растения и тихонько напевала, помахивая в такт совочком:

– Дэйзи, Дэйзи, как мне быть? Я прошу совета…

При виде меня она удивлённо подняла брови:

– Кальван, ты почему не спишь? А я тут, видишь, цветы пересаживаю.

«В три часа ночи?» – язвительный вопрос так и вертелся на кончике языка. Однако я сдержал первый порыв. Кому-кому, а мне-то было известно, что с мамой происходят и куда более странные вещи… Предательски заурчал живот. Игнорируя боль, я быстро спросил:

– Что ты пела?

– «Дэйзи Белл», или «На велосипеде для двоих». Мне нравится петь для цветов. Они слушают очень внимательно. Но самое главное, что в благодарность лучше растут.

С этими словами мама притянула меня к себе и пристально поглядела в глаза:

– Возможно, стоит петь почаще и для тебя… Я фыркнул, что означало: нет уж, увольте, Женевьева Монро. Вы и так возвышаетесь надо мной своими ста восьмьюдесятью сантиметрами. Мама подавляла меня изяществом фигуры, блеском длинных чёрных волос, а главное, белизной кожи, на фоне которой моя собственная выглядела ещё смуглее. Все утверждают, что я вылитый отец. Только глаза мамины – необычного янтарно-карего цвета.

По правде говоря, мою мать многие считали весьма странной особой. Судите сами – разве станет нормальная женщина, облачившись в вечернее платье, рассаживать цветы посреди ночи? То же происходило и с моим образованием. Где бы мы ни жили, она умудрялась пристроить меня в самое нестандартное учебное заведение. В этот раз её выбор пал на Демократическую школу в Сент-Поле, где считали, что традиционное образование душит творчество.

– Что это там, на полу?

Перехватив её взгляд, я увидел дорожку чёрных следов, тянущихся из моей комнаты. Мама присела на корточки, провела по следу пальцем, поднесла к носу и принюхалась. Платье огненным кольцом обвило её ноги.

– Пыль и пепел…

Вид у мамы был такой, словно она случайно наткнулась на знакомого из далёкого прошлого.

– Пыль и пепел… Как же там было?

Явно стараясь что-то вспомнить, она запела:

Наверное, не совсем точно…

– Мам?

Она вздрогнула.

– Прости, задумалась.

– Откуда эти строчки?

– Ниоткуда. Просто песенка, которую твоя бабушка Элиза напевала мне перед сном. Была ещё одна, которую она пела только в день равноденствия на стыке времён года. Она уверяла, что очень важно следить за сменой Северной Короны. А слова, кажется, были такие:

Да, что-то в этом духе. Однако, похоже, я снова витаю в облаках. – Она взглянула на меня с лёгкой улыбкой. – Сходи в душ, а я пока здесь приберусь. Вряд ли отчим оценит пепел твоих сгоревших снов. Да поторопись, завтра в школу.

Я уже почти засыпал, когда вернулась паника. Откуда мама знает, что эта сажа из моих снов? У неё явный талант успокаивать. Рядом с мамой невольно начинаешь нормально относиться к необычному, а что-то причудливое воспринимать лишь как странное. Временами это пугает.

Иногда мне кажется, что мама родом из другого мира. Забрела сюда из моих книг о волшебниках, эльфах и туманных землях, где обитают феи. Её хрупкость одновременно восхищает и раздражает. Порой я мечтаю о том, чтобы стать частью её мира, её защитой, а порой – о нормальной семье. Я хотел обдумать всё как следует, однако сон оказался сильнее. Я провалился в туман сновидений.

Резкий звонок будильника – как укол вилкой в переносицу. Чтобы поскорее его отключить, я практически вывалился из кровати. Сказать, что я люблю ранние пробуждения, – примерно то же самое, что заявить, будто в Миннесоте тёплые зимы. Вставать рано утром и гулять в лютый мороз – вполне сопоставимые страдания.

Я всегда специально ставлю будильник на верхнюю полку в другом конце комнаты, как можно дальше от кровати. Если я смогу до него дотянуться, не вставая, то так и сделаю. И продолжу спать. Я несколько раз стукнул по кнопке будильника, чтобы наконец его вырубить. Взглянул на время: 6:15 утра!

А вот это плохо. Автобус подходит в 6:20, я точно не успею пройти пять кварталов до остановки… Погоди минутку, Кальван, надо всё взвесить. Сигнал будильника сработал в 6:15, верно? О чём ты вообще думал?… Я тряхнул головой, стараясь разорвать паутину дурных мыслей. Ни о чём. Я опоздал на автобус.

В комнату заглянул мой отчим Оскар:

– Вставай, Кальван. Мама уже ушла, завтрак на столе. Нужно выйти без пятнадцати семь.

– А? – Я сонно таращил глаза.

– Живо! – рявкнул отчим.

На мой взгляд, он вообще по-человечески разговаривать не умел – постоянно рявкал, кричал, огрызался или ворчал. Оскар был вспыльчивым и нетерпеливым. Ко всему прочему из-за высокого роста и крепкого сложения здорово походил на тролля. Утром эта иллюзия усиливалась игрой света, при котором лицо мужчины казалось вырезанным из гранита, а глаза столь жёсткими и холодными, словно туда вставили пару голубых стеклянных шариков. Я моргнул и потёр глаза. Красный свет вспыхнул языками танцующего пламени. Почудилось, что пахнет дымом. Когда я снова посмотрел на Оскара, его сходство с каменной глыбой только усилилось. Он нахмурился. Казалось невероятным, что эта гранитная фигура способна двигаться.

– Давай быстрее, – пробурчал Оскар и скрылся за дверью.

Его слова прозвучали как приказ, и я немедленно приступил к исполнению. Достал из шкафа чистую одежду и прошмыгнул в душ, захватив по дороге сэндвич с яйцом. Пока вода нагревалась, я с аппетитом на него накинулся.

Через несколько минут пришла мысль, что я веду себя как послушный зомби. Раздражение усилилось, но я решил пока не лезть на рожон. Особенно с утра, когда соображается хуже обычного. Не сомневаюсь, что смогу переспорить отчима, если быстро придумаю удачные аргументы… Но иногда победы над ним бывают хуже поражений.

Через пять минут я прыгал на одной ноге, пытаясь натянуть джинсы на влажное тело. Теперь майка и носки. Пока чистил зубы, потерял ещё несколько драгоценных минут. Когда я вышел из ванной, Оскар нетерпеливо расхаживал по гостиной, но теперь выглядел куда человечнее. Он работал в строительной фирме, специализирующейся на дорожных проектах, поэтому в рабочее время всегда носил светоотражающий жилет.

Я окончательно проснулся и вспомнил, как появилась возможность встать позже обычного. Сегодня Оскар работает недалеко от школы и может меня подбросить. Это экономило целый час: не надо было тащиться на автобус и до начала занятий ещё оставалось время.

– Наконец-то! Никак не пойму, – он кинул мне рюкзак, который я тут же надел на плечо, – почему твоя мать разрешает тебе так долго спать? Ты почти всегда опаздываешь.

Потому что она и сама привыкла спать долго и просыпаться когда удобно? Она знает, как важно для меня поваляться подольше, как лишние пятнадцать минут сна могут скрасить целый день. В конце концов, потому что она просто лучше тебя. Я не стал говорить это вслух.

Лучше не бесить Оскара, иначе он сорвётся на мне сейчас и чуть позже на маме. Поэтому я взял куртку и открыл перед ним дверь. Мы не особо ладим, и я не понимаю, что мама вообще в нём нашла. Скорее всего, ей нужна хоть какая-то стабильность в жизни, а Оскар – сама стабильность и предсказуемость. Эдакий Гранд-гейзер в Йеллоустонском национальном парке[1] – по его извержениям можно сверять часы.

Всю дорогу мы молчали. Оба давно поняли, что наши утренние разговоры ничем хорошим не заканчиваются. Я развалился на пассажирском сиденье и уставился в книгу. К счастью, поездка была недолгой – до школы рукой подать. Когда я вышел из машины, уборщик ещё только отпирал двери. Он улыбнулся, глядя, как сонно я бреду.

Одно очко в пользу нестандартных школ. В обычной я бы ожидал учителя в кабинете, но здесь всё было по-другому. В Демократической школе ценили личное пространство и возможность выбора. Я поднялся в экспериментальный театр и вздремнул в кресле-мешке минут сорок.

Во время обеда я обычно выхожу на улицу подышать свежим воздухом. В этот раз ноги сами понесли меня на игровую площадку позади старого здания средней школы. Я отправился туда в компании других подростков. Одни несли боксы с обедом, чтобы перекусить на солнышке. Другим хотелось поиграть в баскетбол.

Во время обеда в Демократической школе можно заниматься чем угодно. Если вы ходите в обычную школу, то вряд ли знакомы с такой системой. Она основана на том, что распорядок дня каждый составляет для себя сам, а затем согласовывает его с педагогами и родителями. Вы обязаны пройти всю школьную программу, выбирая по собственному усмотрению порядок изучения предметов и класс. Например, если сдать экзамен по любимой литературе заранее, то курс обучения можно продолжать с теми, кто на год, а то и два старше.

Ещё у нас есть большая перемена. Она длится целый час. Это замечательное время, когда можно размяться, отдохнуть и немножко повалять дурака.

Возле площадки я заметил своего лучшего друга Дэйва. Он сидел на широких бетонных перилах с книжкой в руках. Книги были нашим общим увлечением. Дэйв тоже увидел меня, махнул в знак приветствия рукой и улыбнулся. Мы общаемся уже три года. Среди моих знакомых Дэйв – самый позитивный человек. До встречи с ним я не верил в силу заразительной улыбки. Белоснежные зубы приятеля так сияют на фоне смуглой кожи, что рядом с ним невольно начинаешь улыбаться.

– Привет, Кальван, ты уже закончил?

Я уныло покачал головой:

– Вторая неделя в школе, а меня уже подбешивает. Куда делось лето?

– Знаешь, – щёлкнул пальцами Дэйв, – уверен, мы могли бы его ненадолго вернуть… – И он сделал выразительный жест в сторону холма.

Я сразу понял, о чём он. В прошлом году мы нашли идеальное место, где можно было почитать или просто поболтать в солнечный денёк. По правде говоря, я и сам думал туда улизнуть. В полдень всегда суматоха. Ученики старших классов ходят на занятия в местном колледже. Все носятся как сумасшедшие. Лучшего времени для побега не найти.

Я запрыгнул на перила поближе к Дэйву и вынул из рюкзака книгу. Мы притворялись, что читаем, а сами наблюдали за преподавателем Питом, который следил за площадкой. Когда учитель стал разнимать конфликт баскетболистов, я скатился вниз, схватил рюкзак, пересёк лужайку и спрыгнул в ров за школой. Дэйв последовал за мной.

Ров окружает крутой склон, на котором стоит школа. Он защищает здание от затопления, а заодно создаёт удобный маршрут для побега. Со стороны спортзала обзор ограничен, поэтому вероятность, что тебя заметят, невелика. Оставалось только пересечь ров, нырнуть за угол, перелезть через изгородь и…

– Кальван, Дэйв, здравствуйте.

Я оцепенел. Сворачивая за угол, мы едва не врезались в нашего директора! Аарон Вашингтон был высоким импозантным мужчиной. Он казался моложе своего возраста, даже несмотря на наметившиеся залысины.

– Куда направляетесь?

Даже видя его улыбку, я понимал: не придумаем ответ – возникнут проблемы.

– Мы ищем тихое место, чтобы позаниматься, – соврал я и в доказательство предъявил ему книгу.

Горло обожгло. По ощущениям это напоминало обжигающий вкус какао холодной ночью или жар костра в темноте.

– Надеюсь, вы не планировали побег?

Я собирался изобразить невинность, но язык не желал повиноваться.

– Вообще-то планировали, – широко улыбаясь, выпалил я, словно жар из горла перешёл на язык и губы.

Дэйв дёрнулся. «Что ты делаешь?!» – словно говорил его взгляд, но я уже не мог остановиться:

– Мы не собирались уходить далеко, Аарон.

Сначала меня немного коробило требование обращаться к учителю только по имени. Потом я понял, что таким образом школа пытается разрушить привычные стереотипы в отношениях учитель – ученик. Директор поднял бровь, но ничего не сказал.

Я заговорщически понизил голос:

– За светофором у здания суда есть короткий путь до холма. – И показал на вершину крутого лесистого склона, виднеющегося за школой. – Там просто идеальные условия для занятий. – Я слегка потряс книгой.

Брови Аарона изумлённо взлетели вверх, Дэйв тоже выглядел совершенно потрясённым.

– Это очень… честно с вашей стороны. Полагаю, вы уже бывали там раньше.

Я лучезарно улыбнулся и кивнул:

– Да, Эвелин, преподаватель актёрского мастерства, проводит там занятия нашего театрального кружка. Она утверждает, что на свежем воздухе легче перевести мысли в другое русло, отвлечься от школьных правил. А ещё заставляет нас собирать мусор в рамках общественных работ.

Одна из главных целей Демократической школы – научить брать на себя ответственность. Любой, кто провёл здесь хоть какое-то время, быстро осознаёт, что ответ на вопрос «Кто, если не я?» – почти всегда «я». Это один из аспектов нашего девиза: «Свобода – это ответственность».

– Мы хотели немного прибраться, а потом почитать. Да, Дэйв?

Дэйв смущённо кивал, пока я доставал из рюкзака полиэтиленовый пакет.

– Если бы мы хотели сбежать за территорию, чего мы, конечно, делать не собирались без вашего ведома… Говорю так не потому, что вы нас поймали, – вновь лучезарная улыбка, – а потому, что это было бы безнравственно.

Я смотрел на него невинными щенячьими глазами. Аарон едва сдерживал смех:

– Пожалуй, это самая очаровательная ложь, которую я слышал от ученика за последние десять лет. Эвелин – отличный преподаватель актёрского мастерства, и теперь я понимаю, почему ты один из её любимчиков.

Он взглянул на Дэйва:

– Хотите что-нибудь добавить?

Дэйв ослепительно улыбнулся и покачал головой:

– О нет. Кальван уже достаточно наговорил.

– Мудрый ход.

Аарон вновь повернулся ко мне и принял суровый вид:

– И всё же я не могу допустить, чтобы вы покидали территорию. Наша школа поощряет отдых, чтобы расширить кругозор и сделать из вас достойных членов общества. Однако законодательство штата не позволяет студентам покидать территорию школы в учебные часы без письменного разрешения.

– Понимаю, Аарон.

Огонь всё ещё не отпускал.

– Хорошо. Я продолжу прогулку. Надеюсь, вы не сбежите, как только я удалюсь. Также надеюсь, что пакет с мусором окажется в баке рядом с моим кабинетом не позже шести. Вы меня понимаете, Кальван, Дэйв?

Директор говорил строго, но в глазах светились озорство и лукавство.

– Конечно. Было приятно пообщаться, Аарон. Спасибо, что спасли нас от проблем. И нет, мы не побежим, как только вы отвернётесь. Мы спокойно перейдём улицу на зелёный сигнал светофора и отправимся на склон. Верно, Дэйв?

– Абсолютно.

– И не будем собирать мусор, – добавил Аарон.

– Конечно, нет.

– Рад, что мы друг друга поняли, – заключил Аарон и повернул за угол.

– Ты что, свихнулся?! – набросился на меня Дэйв.

– Без понятия.

Я не знал, как рассказать про пламя, которое во мне зажглось. Дэйв явно собирался продолжить, но я покачал головой:

– Дай хотя бы собраться с мыслями.

Когда мы перелезли через изгородь, я попробовал разобраться в происходящем. Да, у меня неплохо получается избегать проблем при общении со взрослыми, но не настолько. Это прямо магия какая-то! Я был совершенно сбит с толку. При этом ещё приходилось контролировать напор огня, который продолжал разгораться.

Добравшись до основания склона, мы нырнули в заросли. За ними следовал ещё один подъём. Дэйв наклонился, поднял пластиковую бутылку и передал её мне.

– Убери в пакет.

– Надо всё обдумать.

– Не знаю, что произошло возле школы, но, если мы не наберём пакет мусора, боюсь, возникнут большие проблемы. – Голос приятеля звучал хрипло.

Дэйв достал ингалятор от астмы и коротко вдохнул.

Мы быстро наполнили сумку и устроились в небольшой лощине на гребне холма. Дэйв бросил на меня любопытный взгляд:

– И всё же, что это было?

Я долго молчал, потому что не хотел врать другу. А правда прозвучала бы безумно. Наконец решился:

– Ты же в курсе про мою маму?

Вопрос был риторический. Тема безумия сблизила нас, когда мы с Дэйвом только начали общаться. Мне не нравится употреблять слово сумасшедшая по отношению к матери, но так понятнее. Она скорее полусумасшедшая. Или психически неуравновешенная, если вы любитель всяких терминов. Дэйв понимал это, как никто другой: его отец страдал биполярным расстройством и принимал специальные препараты, хотя и не всегда добросовестно. Мама Дэйва выгнала его отца, опасаясь, что он навредит детям. Тем не менее он по возможности старался принимать участие в их воспитании. У моей мамы, может, и не было официального диагноза, но Дэйв не раз приходил к нам в гости и всё понимал. Подобное трудно объяснить человеку, который, как говорится, не в теме, и только с Дэйвом можно было обсудить ситуацию с родителями.

– И?…

– Когда Аарон поймал нас, я вдруг осознал… что способен выпутаться из любой ситуации. С помощью огня внутри… меня. Звучит безумно, да?

Дэйв выглядел подавленным:

– Если честно, да… Прости, Кальван, но это напоминает папин бред во время приступа.

Лучше бы он меня ударил. Видимо, эта мысль тут же отразилась у меня на лице, потому что Дэйв, оправдываясь, поднял руки.

– Я хотел сказать… Папа более дёрганый в такие моменты. А ты выглядел очень спокойным. Не помню, чтобы раньше ты выкручивался так уверенно. К тому же… – Он нахмурился и замолчал.

– Что? – заторопил я. – Говори.

Когда-то мы заключили договор: если у одного из нас поведение становится похожим на родительское, то другой обязан вернуть его в реальность.

– Не знаю. Со мной тоже что-то творилось. Я буквально чувствовал каждое слово внутри себя. Ты выглядел убедительнее собственных слов. Аарон казался загипнотизированным… – Дэйв покачал головой. – Подозрительно это всё, Кэл, вот что, – выдохнул он. – Давай сменим тему?

– Ладно, но если бы я стал похожим на маму, ты бы не стал это скрывать?

– Конечно, мы же заключили сделку, – торжественно кивнул Дэйв.

– Спасибо. Для меня это важно.

– Слушай, – сказал Дэйв, – к тебе тоже пристаёт Эвелин с поиском своего предназначения в жизни? Всё утро меня доставала.

Я был рад уйти от щекотливого объяснения:

– Ага. Что за бред? Нам только по тринадцать.

– Ну, – усмехнулся Дэйв, – это ведь Демократическая школа. Здесь ты сам определяешь жизненный путь, и никогда не поздно начать изучать свои возможности. Я прав?

Я рассмеялся и кивнул. Точно! Можно определиться и когда подрастём.

– Я объяснил ей, что сегодня меня гораздо больше волнует обеденное меню. Она так зыркнула! – Дэйв изобразил недовольный взгляд сквозь воображаемые очки. – Бьюсь об заклад, ей польстило, что я хочу стать актёром. Надеюсь, на некоторое время она оставит меня в покое.

– Могу себе представить.

Актёрское мастерство было моим любимым предметом. Но на фоне утренних событий меньше всего я хотел бы, повзрослев, напоминать маму. Актёрская игра увлекательна, но как профессия весьма эксцентрична. Иногда хочется быть просто нормальным.

Правда, это не совсем честное заявление. Нормальным быть скучно. А я плохо справляюсь со скукой. Когда появляется свободное время, я начинаю слишком много думать, совсем как мама.

Раньше я часто прогуливал учёбу. В Демократической школе было лучше, чем в прежних: я мог ходить на некоторые занятия с учениками постарше. Это мотивировало на учёбу. Но не всегда. Спасали любимые предметы: чтение, исследовательские работы или спорт.

Следующие полчаса мы делали вид, что совершенно забыли тему щекотливого разговора. И всё же «призрак» отца Дэйва не исчезал. Зазвонил телефон.

– Пора. Мне нельзя пропускать следующий урок. – Дэйв вскочил на ноги. – Ты со мной?

– Иди, я ещё здесь побуду. Тест сдан, так что вполне могу пропустить несколько занятий по естествознанию.

– Ладно, увидимся!

– Давай.

Прошло минут десять. Я оторвался от страницы, потому что заметил яркую красную вспышку возле сиреневых зарослей. Сперва показалось, что это лиса. Однако ни у одной лисы на свете нет таких длинных ушей и такого маленького хвостика. Кролик? Похож, но уж слишком большой и длиннолапый. Скорее всего, заяц, только очень необычного цвета.

– Разве ты не прелесть? – прошептал я, стараясь не спугнуть его. – Я никогда не видел такого красивого зайца. Хочешь кусочек кекса? – Я осторожно вынул из рюкзака припасённый с обеда маффин.

Заяц наклонил голову:

– Зависит от того, с каким он вкусом.

– Банановый с орехами, – машинально ответил я. – Погоди-ка, ты действительно спросил про вкус кекса?

– Конечно, нет, – пояснил заяц мужским голосом с ноткой сарказма. – Ты отлично знаешь, что зайцы не умеют разговаривать. А теперь давай сюда кекс.

Глава 2

Огненный заяц и прочие хлопоты

Он был абсолютно прав: зайцы не разговаривают. Я покорно разломил кекс и протянул ему половинку. Если представить, что он не говорил со мной, то можно не переживать, что закончу, как моя мама.

Заяц схватил кекс обеими лапками и кивнул:

– Спасибо, бро! Пусть грядущие сезоны принесут тебе удачу.

Внезапно зверёк вспыхнул ярко, как спичка. Пришлось зажмуриться. Когда я открыл глаза, обнаружил, что он исчез, оставив почерневший кусочек кекса, который превратился в пепел, когда я до него дотронулся.

Пора сваливать. Я быстро собрал вещи и помчался вниз. Стоило вернуться в школу и сделать вид, что ничего необычного не произошло. Правда, пробраться на территорию сейчас будет куда сложнее. К тому же урок вряд ли отвлечёт от дурацких мыслей. Такое под силу только спорту или любимым занятиям. В противном случае я зацикливаюсь на больной теме, и мозг начинает себя пожирать… В общем, ничего хорошего. Что же предпринять?

Я решил, что идти до моста и спускаться к Музею естественных наук далековато – около мили пути. Есть немного денег. Лучше всего забежать в пекарню за печеньем или шоколадными рулетиками. Пожалуй, это как раз то, что надо. Сладкий кайф для улучшения настроения. Да… Но тут я увидел свою половину кекса. Пожалуй, на сегодня хватит хлопот с выпечкой.

Нужно что-то другое… Точно! Меня осенило: пора исследовать тоннели! Из-за холодных зим в Миннесоте большинство правительственных зданий соединяют подземные ходы. В солнечный осенний день там пусто. Служащие иногда оставляют двери открытыми, поэтому можно спокойно прогуляться. Вот оно – идеальное развлечение.

Я пошёл к зданию суда. Оно охранялось, но без фанатизма. По крайней мере, нам, детям, всегда удавалось отыскать лазейку. Я пошёл с блокнотом и ручкой к металлоискателю, делая вид, что выполняю школьный проект. Положил рюкзак на ленту и собирался пройти через раму, когда охранник потребовал:

– Блокнот!

– Простите, меня послать послали, а предупредить забыли. – Я кивнул в сторону школы.

Охрана Капитолия привыкла к тому, что наши ученики постоянно везде разгуливают. Соседство с государственным учреждением приносило свои плоды: ребята посещали слушания, проходили стажировки, короче, получали бесценный опыт. Ещё раз извинившись, я как ни в чём не бывало миновал металлоискатель. Промчался по лестнице и, оказавшись возле тоннелей, почувствовал себя как дома. Ну, почти. Здесь работали камеры, дежурили полицейские, но без повода никто не придирался.

Я бродил минут двадцать, прежде чем заметил, что одна из потайных дверей приоткрыта. Она давно возбуждала моё любопытство, но всегда была заперта. И тут такая удача! На всякий случай я огляделся и прошмыгнул внутрь.

Там начинался тоннель с гладкими серыми стенами и низкими потолками, вдоль которых тянулись толстые кабели и провода. Тускло светили красные лампочки. Зато в помещении было тепло и сухо.

Чтобы не удариться головой о трубы под потолком, я согнулся практически пополам. Лямки рюкзака пришлось накинуть на оба плеча. Но это мелочи по сравнению с тем драйвом, который я испытывал! Что может быть лучше приключения в узком тоннеле?

Я двигался вперёд, натыкаясь руками на двери и замечая люки в потолке. Коридор вильнул в сторону и уткнулся в узкую металлическую лестницу, ведущую вниз. Бетонные стены сменились известняковыми, и я тут же перепачкался.

Постепенно проход становился шире и выше. Я шёл уже почти не сгибаясь, но всё ещё с опаской косился на трубы. Вдоль левой стены лежала груда ящиков. Надписи красного цвета сообщали: «УБЕЖИЩЕ ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ». Потом я увидел огромный стальной люк в полу. Из него выглядывала лестница, конец которой терялся в темноте. Это походило на кино про военные корабли. Жаль, что я не запасся фонарём. Без него спуститься вниз было невозможно.

Я вытащил из пакета с мусором пустую бутылку и бросил в люк, ожидая звук от удара. Тишина. Досчитав до тридцати и ничего не услышав, я решил, что бутылка упала на что-то мягкое. Ну что ж. Пойду дальше. Внезапно стало жутко. Я был готов поклясться, что рядом проснулось что-то огромное и заметило меня. Я прижался к стене и замер.

Сердце грохотало, словно собиралось выпрыгнуть из груди, а губы свело, будто я набил рот конфетами. Ещё ни разу мне так сильно не хотелось оказаться в другом месте. Но знакомый путь обратно лежал мимо люка, в котором кто-то был.

Я хотел броситься от люка наутёк, но словно прикипел к месту. Разум вступил в спор с неким внутренним голосом, который нашёптывал: «А что, если… Что, если дальше тупик? Что, если придётся возвращаться и опять мучительно думать об этом? Что, если впереди ждёт что-то похуже? Что, если ЭТО только и ждёт, что ты побежишь?»

Я не знал и не хотел знать, что ЭТО такое, но единственный верный способ выбраться отсюда – повернуть назад. Собрав волю в кулак, я шаг за шагом начал двигаться к опасному месту. Главное – не смотреть вниз. Не оказаться в ловушке чёрного глаза дракона, или ночного кошмара, или чего-то ещё более ужасного. Стараясь отогнать страх, я продолжал медленно двигаться мимо люка.

Мужества хватило ненадолго: через пару метров я стремглав бросился прочь. Раздался громкий хохот. Он доносился из-под земли, а возможно, звучал лишь в моей голове. Но это не имело значения. Важно было другое: я точно знал – существо из темноты меня ненавидит.

Беги, дитя огня. Удирай без оглядки. Свободным тебе всё равно не стать. Ты и сам знаешь, что тебе просто некуда скрыться.

Смех становился всё громче и раскатистее. Казалось, я оглохну или со стен обрушатся камни. Я кинулся к лестнице, ведущей наверх, больно ударился коленом, ободрал кожу, но упорно продолжал лезть. Я с бешеной скоростью нёсся к выходу. К счастью, там никого не было, иначе я сбил бы его с ног.

У выхода из Капитолия требовалось успокоиться и вести себя как ни в чём не бывало. Мне совсем не улыбалась перспектива провести остаток дня в кабинете Аарона, отвечая на дурацкие вопросы. Или, что ещё хуже, встретиться с мамой и Оскаром в полицейском участке Капитолия.

Я часто бывал в Капитолии, поэтому отлично ориентировался и знал все короткие и безопасные пути отступления. Поэтому, выбравшись на залитую солнцем улицу, я шёл не останавливаясь, пока не оказался возле рва позади гимнастического зала. По моим подсчётам я пропустил перемену и урок по праву. Значит, до следующего звонка ещё сорок пять минут. Есть все шансы пробраться на территорию, не вызывая подозрений. Я нашёл безветренное солнечное место и раскрыл книгу.

Это был роман в жанре фэнтези про жутких эльфоподобных существ, обитавших под землёй. Их кожа была твёрдой, как камень. Я начал читать и почувствовал, что снова яростно застучало сердце. Может, существо в тоннеле – всего лишь плод моего воображения? Дочитался… Я был настолько мнителен, что с лёгкостью себя в этом убедил. Стало легче. Я спокойно дошёл до школы и выбросил пакет с мусором возле кабинета Аарона.

Версия с галлюцинациями нравилась мне больше, чем реальность. Говорящий огненный заяц и огонь в груди во время разговора с директором наводили на мысли о маме. Этого я боялся больше всего на свете. С другой стороны, если я сойду с ума, кто позаботится о маме? Оскару я бы её не доверил. Мысль о маме терзала, как изнуряющая зубная боль.

Пожалуйста, оставайся собой. Не становись мамой…

– Проснись и пой, Кальван! – вернул меня к реальности мелодичный и напыщенный, хорошо поставленный женский голос.

Так могла говорить только Эвелин Хаслинг, преподаватель актёрского мастерства и мой куратор.

Стоп, что? Я заморгал, пытаясь разлепить веки, и вспомнил, что сегодня меня пораньше привёз Оскар. Я зашёл в кабинет и нечаянно задремал. Хорошо, что появилась Эвелин, а то бы проспал начало урока. Надеюсь, этот понедельник будет не таким странным, как прошлый.

– Доброе утро, Эвелин! Как дела?

– На дворе прекрасное сентябрьское утро. «Но тише, что за свет блеснул в окне? О, там восток! Джульетта, это солнце!»[2] Птицы щебечут за окном, словно вернулась весна. Что тут скажешь? Я счастлива быть живой! – Она выразительно сложила руки и продефилировала к столу.

Типичная Эвелин. Изъясняется, как королева, а при ходьбе топает, как солдат на параде. Эта женщина не просто преподавала актёрское мастерство – она сама постоянно им жила, перенося волшебство вымысла на почву реальности. За это я её обожал, ведь она спасала меня от самого себя.

Я мечтатель. Воображение делает меня рассеянным. Иногда настолько, что я просто не в силах отличить реальность от вымысла. В этом не было бы ничего страшного, если бы не история с болезнью мамы. Она не просто рассеянна, она будто случайный гость в этом мире. Лет до десяти я не понимал, как это возможно, а когда осознал, то мои собственные полёты фантазии стали пугать. Вдруг я такой же?

Вряд ли это понятно тем, у кого в детстве не было рядом человека вроде моей мамы. Это тяжело. Даже ужасно. Не знаю, что могло произойти, не окажись рядом Эвелин. Я пришёл в ее театральный кружок, когда осознал всю тяжесть маминого заболевания и начал переживать.

Всё началось три года назад во время упражнения на импровизацию… Эвелин стояла на сцене.

– Ребята, следующее упражнение направлено на развитие креативного мышления и поможет оказаться в местах, о которых вы даже не подозревали. Я включу музыку, а вы отпустите свои мысли! Дайте им разгуляться и создать какой-нибудь сюжет. Первый, кто его придумает, поднимется на сцену и начнёт играть. Мы сделаем это столько раз, сколько потребуется для того, чтобы каждый смог создать свой спектакль. – Она улыбнулась. – Театр – это не только творчество, но и обмен энергиями, опытом. Я хочу, чтобы вы присоединялись к спектаклю, что бы в нём ни происходило. Один начнёт, другой подхватит, и они продолжат рука об руку. Сюжет будет развиваться, так как всё больше людей будет участвовать в его создании. Если зайдёте в тупик, то просто спуститесь и освободите место товарищу. Готовы?

Мы кивнули. Эвелин сошла вниз и включила музыку. Я всегда был немного стеснительным, поэтому задание ошеломило. Но Дэйв, сидевший рядом, улыбнулся, сияя белыми зубами, и прошептал:

– Ты здорово сочиняешь истории для игр. Драконы, рыцари, космонавты… У тебя точно получится!

Я сомневался. Однако трагические ноты мелодии вызвали знакомые образы. Я вспомнил одну видеоигру, действие которой происходило в эпоху Средневековья, невольно встал и подошёл к сцене.

Я представлял, что подкрадываюсь сбоку и пытаюсь открыть ставни на окне. Конечно, никакого окна не было, но в моей голове всё было как наяву, по-настоящему. Через минуту девочка постарше, которую звали Милли, подхватила игру, притворившись стражником замка.

Потом добавились остальные. Сюжет в конце концов превратился во что-то современное с погоней и перестрелкой. Меня «подстрелили», и я упал со сцены. Было очень весело, а главное – удалось забыть обо всех грустных мыслях. Когда урок закончился, Дэйв признался, что было здорово. Только тут я осознал, насколько сильно во время спектакля слился с собственной идеей, и ужасно испугался.

Эвелин заметила перемену моего настроения. Тогда она ещё не была моим куратором, но уже понимала, как много у меня проблем с восприятием реальности. Я сразу вспотел – от недавней уверенности не осталось и следа. Казалось, всё плохо.

– Кальван?

– Э-э, да, Эвелин?

Сейчас начнётся…

– Ты большой молодец. Не припомню, чтобы кто-нибудь из твоих ровесников первым вышел на сцену и сумел всех завести! Ты играл очень убедительно. Я поверила, что ты хочешь ворваться в здание. Отличный старт и пример для остальных. У тебя определённо актёрский талант и творческое мышление. Это редкий дар, поэтому хочется, чтобы ты его развивал. Скоро начнётся отбор на школьный спектакль. Обещай, что придёшь на прослушивание.

Я кивнул. Она широко, по-театральному улыбнулась:

– Буду ждать с нетерпением!

Я хотел уйти, но что-то не давало.

– Ты правда считаешь, что это моё?

Она кивнула.

– Просто обычно мне не советуют так делать…

– Как? Потакать своему воображению? Тратить время на мечты, забывая о реальном мире? Витать в облаках?

– Да. Отчим постоянно твердит, что я витаю в облаках.

– Это не так, – отрезала Эвелин. Она опустилась на одно колено, и её лицо оказалось на одном уровне с моим. – Творчество делает нас людьми. Некоторым его недостаёт. В тебе – много, и это чудесно! Не знаю, останешься ты в театре или выберешь другой вид искусства, но будь уверен: ты рождён творить, и миру это нужно. Не позволяй никому убеждать себя в обратном.

На следующий день мы снова импровизировали. Я старался избавиться от робости и дать воображению действовать свободно. Эвелин снова поддержала меня. К концу семестра я стал воспринимать своё воображение как дар, а не как первые признаки сумасшествия. Поэтому предложение перейти в класс Эвелин принял с восторгом.

Конечно, я всё ещё боялся стать похожим на маму, но страх перед собственным воображением отступил. И всё благодаря Эвелин. Однако в последнее время я снова начал переживать. Слишком часто блуждал по вселенным фантастических романов. «Гарри Поттер», «Лев, колдунья и платяной шкаф» – я вечно находился где-то там. Странная проблема, да?

Ещё меня бесит, что герои постоянно тратят уйму времени на размышления о реальности магии. С другой стороны, я ведь не в книге… По крайней мере, мне так кажется. В жизни я ни разу не сталкивался с магией, зато тысячу раз – с заблуждениями. Поэтому скорее поверю в последнее.

В нашем классе четырнадцать человек. В таком небольшом коллективе легче создать атмосферу семейного уюта. Собственно, и вся наша школа была невелика. В ней училось примерно триста человек – от детсадовского возраста до двенадцатого класса. В группе Эвелин мы с Дэйвом – самые младшие. Но разница в возрасте видна только в сравнении с самым старшим учеником. Ежедневно – 15 минут по утрам и полчаса днём – для нас проводили консультации. Раз в неделю вся школа собиралась на двухчасовое собрание. Были ещё праздники, вечеринки… Короче, все друг друга знали и в лицо, и по имени. Конечно, полностью избавить учащихся от конфликтов всё же не удавалось. Но ссоры больше смахивали на добродушные семейные неурядицы, и до открытой травли кого-то из учащихся никогда не доходило.

После собрания мы направились в столовую и по дороге встретили Алету, которая шла на завтрак с подружкой. Алета помахала мне и приостановилась, но я кивнул в ответ и прошёл мимо.

Алете семнадцать, и она выполняет роль моей наставницы. Однако без особой необходимости беспокоить её не хочется. Наставника из старшеклассников у нас прикрепляют к новичку. Считается, что двум подросткам легче понять друг друга. Система действительно хорошая, и не только с точки зрения психологов.

Наставник проводит с новеньким полный курс молодого бойца, объясняя школьные правила и как их обойти без печальных последствий. Я благодарен Алете за то, что она раскрыла мне много всяких хитростей и уловок. Именно с её лёгкой руки я знаю, что можно незаметно прогулять пару уроков, просидев в спортивном зале.

Я перекусил хлопьями, бананом, выпил стакан молока и прямо из кафетерия свернул в спортзал. Хотелось побыть одному и привести мысли в порядок.

Спортивный зал находился в отдельно стоящей пристройке, попасть в которую можно было через коридор и несколько лестниц. По утрам, когда физрук преподавал свой второй предмет – математику, зал пустовал и был отличным местом, где можно спрятаться от посторонних глаз. Главное – знать, как туда пробраться. Этой хитрости Алета научила меня, когда убедилась, что я умею держать язык за зубами.

В спортзале почти нет окон, поэтому там очень темно. И довольно страшно, особенно у дальней стены. Однако обычных выключателей в пристройке нет – только специальные слоты с особыми ключами. Алета объяснила, как включать освещение с помощью обыкновенного гвоздя.

Переключатель находился за стальной дверью пожарного выхода между главным зданием и коридором. Я нащупал в темноте спрятанный на радиаторе гвоздь. Вставил его в слот для ключа и…

ВШШШХХ!

За вспышкой последовал удар, будто по руке врезали молотком, во рту что-то зашипело, в голове полыхнуло…

Глава 3

С зайцем буду я повсюду

Вам знакомо чувство, когда события происходят так стремительно, что в какой-то момент уже невозможно понять, что же собственно произошло, кто ты и на каком свете находишься? Оно меня накрыло. В глазах рябило и двоилось. Во рту ощущался странный медный привкус.

– Что за… – пробормотал я и вздрогнул: слова вылетали изо рта, как маленькие жар-птицы и, расправив крылышки, растворялись в клубах дыма под потолком.

ПУФ-Ф-Ф, ПУФ-Ф-Ф…

Потребовалось ещё какое-то время, чтобы зафиксировать: потолок прямо надо мной, а сбоку видны ступеньки. Судя по всему, я свалился с лестницы. Проморгавшись, я попытался вспомнить, что случилось. Так, сначала помахал Алете, подумал про спортзал, а потом… Не помню. Ох. Сел, осмотрелся. Я находился у подножия лестницы рядом с выключателем, который, кажется, перегорел, потому что на стене сохранился огромный чёрный след пепла. Если кто-нибудь сейчас зайдёт, то, боюсь, меня ожидает масса проблем. Это плохо, но не самое главное. На выключателе, зацепившись ушами, висел ярко-красный кролик. Он скрестил на груди лапы, всем своим видом демонстрируя полнейшее презрение. А в глазах читалось такое, что немедленно захотелось провалиться сквозь землю. Однако деваться было некуда.

– Привет! – помахал я кролику. Нет, зайцу. Я был уверен, он – тот самый.

– Ну не придурок ли? – отозвался зверёк, подтверждая догадку.

– Что?

– Я сказал, что ты придурок.

– Я… э, могу тебе помочь?

– Хороший вопрос. Конечно, нет. Обожаю висеть на ушах, особенно там, где кто угодно способен меня увидеть. А то и шкуру содрать. А так всё хорошо, ага.

– О, ладно, рад, что у тебя все хор… – Я замолчал, заметив, как он саркастически закатывает глаза.

Обычно я чувствую такие вещи сразу благодаря индивидуальному способу воспитания Оскара, но сейчас я пребывал в шоке. Причём как в прямом, так и переносном смысле.

– Извини. Давай попробую помочь. – Я поднялся, в глазах тут же завертелись пурпурные круги, голова закружилась. Чтобы не упасть, пришлось ухватиться за перила.

Кое-как я поднялся по лестнице и только тут разглядел, что уши зайца прижаты к стене крючком, в который превратился расплавленный гвоздь. Он защемил края колечек из красного камня в ушах моего знакомого.

Если честно, я слабо понимал ситуацию.

– Случайно не подскажешь, как тебя освободить?

Он снова закатил глаза:

– Заклинанием, естественно. Заколдуй и отрекись от меня. Не понимаю, чему только сейчас детей учат?

– А? – Я осознал, что стою с раскрытым ртом, и срочно закрыл его.

– У тебя в ушах вата, пацан? Или ты настолько тупой, что слов не понимаешь?

– Нет-нет, я тебя слышу. Знаю, что такое заклинания и колдовство. – Я ведь читал книги, где вызывали джиннов, демонов и других необычных персонажей.

– Тогда покончим с этим. Ты меня вызвал. Но будь уверен: получишь сполна, когда я верну независимость.

– Независимость?

– Ты уверен в своей психической полноценности? – поинтересовался заяц. – За время нашего общения у меня на этот счёт возникли сомнения.

– Но я никого не вызывал! – произнёс я и почувствовал, как жалко звучит это оправдание.

– Ага, и что я, по-твоему, тут тогда делаю?

– Не знаю. А как ты оказался на холме в прошлый раз?

– Что за… подожди. Ты не шутишь.

Заяц выругался. По крайней мере, мне так показалось. Язык был незнакомый, но возбуждённые и сварливые интонации сомнений не вызывали: ругается. Он отвёл душу и, немного успокоившись, поинтересовался:

– Что ты делал до того, как я украсил эту стену, с которой открылся великолепный вид на идиота, принявшего позу мешка с картошкой?

– Точно не скажу. Последнее, что чётко помню, – это обед в столовой.

Заяц стиснул зубы. Открыл и снова закрыл рот. Вздохнул.

– Напряги память. Думаю, ты и раньше здесь бывал. Как ты сюда проник? – Он развёл передними лапами.

Я объяснил про спортзал, гвоздь и переключатель, отметив, что свет всё-таки удалось включить.

– А как ты тут оказался?

– Услышал взрыв. Кто-то в режиме вызова назвал моё настоящее имя. Подойди ближе, хочу изучить тебя. – Заяц внимательно осмотрел меня с ног до головы. – Дай правую руку.

Только протянув ему руку, я заметил, что подушечки пальцев обожжены, хотя ничего не болело. Заяц понюхал ладонь и хмыкнул.

– Открой рот и скажи «а-а-а». – Он буквально засунул голову мне в рот. – Ага, так и есть. Это всё из-за тебя.

– Да что всё-то?

– Заклинание. Дым и дуб, огонь и пепел.

– Что, прости?

Заяц не ответил, а только покачал головой и вздохнул.

– Каковы шансы, чувак? Каковы шансы?

Я прислонился к ближайшей стене, опустился на пол и машинально положил подбородок на колени.

– Ничего не понимаю. – Скорее всего, я просто сошёл с ума.

– Ясно! – выдохнул заяц и даже немного смягчился. – Видимо, ты пришёл сюда и, как идиот, воткнул гвоздь в электрическую арматуру, после чего получил удар током. Ожидаемый сценарий для любого здравомыслящего человека.

– Значит, это всё – галлюцинация? – с надеждой спросил я. – Это же не расценивается как сумасшествие, если меня ударило током, верно?

– К сожалению для нас обоих, нет. Будь ты обычным человеком, тебя бы уже отправили в больницу. Если бы, конечно, успели найти живым.

– Не понимаю.

– Ну разумеется, я ведь ещё не закончил. И не закончу, если будешь перебивать.

– Извини.

– Извинения уместны. И не только за это. В моём затруднительном положении виноват именно ты. Так, о чём я говорил? Что ты идиот, а ещё полный придурок, безумный и удачливый дурак.

– Удачливый дурак?…

Заяц недовольно посмотрел на меня, и я закрыл рот.

– Электричество – коварный брат огня. Хоть ты молодой повелитель пламени и находишься в процессе становления, это вовсе не значит, что тебе позволено играть с молнией когда вздумается. А ты именно этим и занимаешься, поэтому схлопотал удар током. Падая с лестницы, ты по воле Удачи или Судьбы выкрикнул моё настоящее имя. И вот я здесь.

– Я?… Но… как? И почему?

– Удачу я мог спровоцировать сам… Тогда ты моё наказание. Ну да не впервой. А если это Судьба… Даже думать об этом боюсь, тем более сейчас, когда осенний пар опустился на землю. Но в любом случае я застрял здесь из-за тебя, так что освобождай давай.

– Каким образом?

– Опять?! Да что с тобой такое? Это же я подвешен за уши и ослеплён головной болью. Говори заклинание и отрекайся от меня. Что непонятного?

– Я готов, но как?

– Боже, ты серьёзно? Мне всё делать за тебя? Нет, не отвечай, это и так очевидно. – Он вздохнул. – Подними руку и скажи: «Заклинаю и клятвенно отрекаюсь от тебя». В конце назови моё настоящее имя.

Я поднял руку и осёкся:

– Подожди, мне неизвестно твоё имя. Назови его, если хочешь получить свободу.

Заяц выглядел ошеломлённым.

– Как же, сказал я тебе. Нет. Если я назову имя, ты сможешь заставить меня служить тебе до конца жизни.

– Больно надо.

– Это ты сейчас так говоришь. А окажись у тебя власть? Где гарантии твоих намерений? Не доверяю я тебе.

– Ну не верь. Тогда как прикажешь тебя освободить?

– Заклинаю и… Да чтоб тебя! Вот ведь головоломка. И это всё твоя вина! – Заяц снова сердито скрестил лапки и сжал челюсти.

Заурчало в животе. Я вспомнил, что в рюкзаке, который валялся у подножия лестницы, есть еда.

– Куда ты?! – крикнул заяц.

– Перекусить.

– А я? Освободить меня не хочешь?

– Понятия не имею, как это сделать. И вообще, не уверен, что ты настоящий. Будут идеи, поставь в известность. А до тех пор…

Я пожал плечами. Необходимо было хоть что-то съесть. Еда приносила удовольствие, по крайней мере не болтала почём зря и не рассказывала, что я какое-то дитя огня.

– Банан будешь?

Заяц вздохнул:

– Нет, спасибо. Хотя… давай. – Он протянул было лапку, но замер на полпути. – Нет, это не сработает. Хотя… Уж точно не отменит призыв и не сделает меня свободным…

Я послушно стоял и слушал его бормотания.

– Но вдруг получится снять меня со стены? Это решит хотя бы одну проблему… Что ты знаешь о применении имён?

– Абсолютно ничего.

– Так, ладно. Думаю, скоро выучишь. Учитывая, как всё началось… Да, всё получится. Зови меня Спаркс.

– О’кей, Спаркс, – кивнул я.

Повисло неловкое молчание. Спаркс закрыл лицо лапами и покачал головой, насколько позволяли сколотые уши. Наконец скомандовал:

– Повторяй за мной: заклинаю и клятвенно отрекаюсь от тебя, Спаркс. Огнём и дымом, пеплом, и дубом, и пламенем в темноте, которое пробудило силы.

– Хорошо.

Надеюсь, если это сработает, глупый заяц исчезнет из моей жизни, и я снова смогу притворяться, будто ничего не произошло.

Я повторил слово в слово, однако всё осталось по-прежнему. Заяц сердито поднял лапу:

– Заклинаю и клятвенно отрекаюсь от тебя, Спаркс. Приди сейчас и выполни мой приказ.

Я в точности повторил заклинание, после чего блеснула вспышка, раздался резкий хлопок – и заяц исчез со стены, тут же появившись передо мной на полу.

– Аллилуйя! Сработало!

Внезапно освобождённый узник подпрыгнул так резво, словно за ним гнались все духи ада. Пол заходил ходуном, когда заяц ударился головой о стену. Заяц отскочил и вытянулся на полу. Он выглядел таким ошеломлённым, словно вокруг его головы кружились мультяшные птички.

– Ты в порядке?

Я опустился на колени и хотел дотронуться до него, но не посмел.

– Что, пламя тебя подери, сейчас было?

– Ты врезался головой в стену, как полный придурок, и отскочил от неё. Ожидаемый сценарий для любого здравомыслящего человека.

– Где-то я уже это слышал, – ответил заяц. – Угомонись. Чтоб ты знал: я дух огня и не подчиняюсь правилам вашего материального мира. При нормальных обстоятельствах…

– Тогда что это было со стеной, умник?

– Понятия не имею!

– Помочь тебе?

– Ещё чего! – Резким движением заяц вскочил на лапы.

– Может, стоит всё обсудить? – Я указал в сторону спортзала.

– Почему бы нет? Только и мечтаю скоротать время за болтовнёй с идиотом, который заключил меня в магическое рабство. Мы, духи стихий, просто обожаем такие вещи. Это прямо любовь и…

Он смолк и смущённо покосился в мою сторону:

– Перебор?

– Есть немного. В конце концов, это же просто случайность!

– Ладно, чего уж там, – заяц примирительно поднял лапы, – нет смысла ныть из-за случившегося. Пойдём всё обсудим.

Мы прошли по коридору, в конце которого находилась ещё одна дверь. Как только я открыл её, огненно-красное пятно скользнуло мимо.

– Увидимся, сосунок! Ай!

Заяц пробежал метров десять и резко остановился, как собака, которую дёрнули за поводок. Я подбежал к нему – ушастый лежал на спине и снова ругался на странном языке, полном шипящих, резких звуков и хлопков.

– Ты в порядке?

– Нет, я не в порядке!

Голос зайца звучал так хрипло и грубо, будто его правда дёрнули за ошейник.

– Безумие! Я связан со смертным колдуном, который жжёт и губит меня!

– Ты же знаешь, я не…

– Не связывал? – прорычал он. – Конечно, нет.

– Нет. Я никакой не колдун.

Мне казалось, что я медленно схожу с ума.

– Хочешь сказать, ты не пытался привязать духа огня? Но ведь именно из-за твоего заклинания я не могу уйти.

– Я… Честно? Даже не знаю, что на это ответить.

Он поднял лапку, как ученик в классе.

– Что? – спросил я.

– Просто скажи «да». Потому что я уверен: ты колдун, причём определённо не из добрых.

– Извиняюсь! Я сразу тебя отпущу, если скажешь, как это сделать и своё настоящее имя.

– Этому не бывать, парень. Давай проведём эксперимент? Сегодня паршивый день, и я хочу знать, к чему в дальнейшем готовиться.

– Да, конечно. Что нужно делать?

– Я лягу на пол и попробую нормально дышать. Потому что сейчас у меня такое чувство, будто я проглотил ежа. А ты шагай обратно по коридору к той двери. Но не слишком далеко и не очень быстро. Понял?

– Да, но…

– Будь любезен, просто иди.

Я пожал плечами и пошёл. Дойдя до двери, обернулся, чтобы убедиться, что всё правильно. Он утвердительно кивнул, и я продолжил путь. Перекинув через порог ногу, я почувствовал, что в обожжённых пальцах есть что-то, похожее на тонкую верёвку. Мне показалось, что Спаркс идёт за мной, но полной уверенности не было.

– Стой! – крикнул заяц. – Вернись.

Сделав несколько шагов, я услышал знакомое бормотание.

– Я в аду, я в аду. И он выглядит точь-в-точь как обычная американская школа. Кто-нибудь удивлён? Да уж, не думал…

Я опустился рядом с ним на корточки.

– Надеюсь, теперь ты готов обсудить ситуацию?

– Как скажешь. Только ничего хорошего из совещания двух «безмозглых духов» всё равно не выйдет.

– Как знать. Учителя не раз повторяли, что в спорах рождается истина.

– Конечно, повторяли, – ответил заяц. – Они же все такие правильные: по утрам едят кашку и обнимаются. Ещё наверняка они обожают избитые фразочки типа: «конструктивный диалог» и «доверять своим чувствам». Фу, тошнит от этого!

Я подумал, что он может болтать бесконечно, поэтому вместо ответа пожал плечами и пошёл в самый дальний угол коридора. Там стоял стол и висели металлические полки. С их помощью я добрался до потолка и отодвинул одну из плиток. За ней открывался ход в вентиляционную шахту, которая соединяла холл и раздевалку. Спаркс проворно, как кот, следовал за мной. Я вернул плитку на место, и мы оказались в полной темноте. На всякий случай я нащупал в кармане фонарик, который после истории в тоннеле Капитолия всегда носил с собой. Впрочем, фонарь был не очень нужен, потому что я знал это место как свои пять пальцев. Стены прочно заросли пылью и паутиной. Опорой мог служить только потолок. Это создавало некоторые трудности, но мне всё равно нравились такие места – шкаф, пространство под моей кроватью, скрытое ящиками, низкие тоннели через подлесок на холме – тесные, секретные и защищённые.

Я поднял потолочную плитку с другой стороны и спустился на шкафчики в раздевалке. На одном из них была оторвана дверца, поэтому спускаться было удобно, почти как по лестнице. Спортивный зал тускло освещался несколькими высокими и грязными окнами. Я подумал, что не стоит ещё раз рисковать с выключателями, поэтому поднялся на верх трибун, где освещения хватило бы даже для чтения. К тому же наверху, за сиденьями, проще спрятаться, если кто-то решит заглянуть в спортзал. Никто из учителей не потащится проверять весь зал.

Я положил куртку на пол между двумя верхними скамьями, удобно устроился на ней, прислонившись спиной к боковой стенке. Спаркс уселся поблизости.

– Это твои пять центов.

– Что?

Я опять запутался. Заяц вздохнул.

– Около миллиона лет назад, когда сотовые телефоны ещё не захватили землю, везде стояли таксофоны, из которых можно было звонить с помощью монетки… Ладно, не забивай голову. Ты слишком молод, чтобы сравнивать времена. Для тебя это смешно. К тому же ты хотел поговорить. Говори. – Он откинулся на спинку сиденья и, нетерпеливо скрестив лапки, приготовился слушать.

– Ну… я… Что бы ты сказал волшебному зайцу, в реальность которого не совсем веришь?

– Вот даже как. Ты всегда так прямолинеен и многословен? Или мне счастливый билет достался? Так у меня своих предостаточно – целых четыре кроличьи лапки. Бадам-тсс!

Я не ответил, и заяц покачал головой.

– Да ладно тебе, малыш, это же шутка. Я даже звук ударных изобразил. Посмеялся бы.

– Настроение не то.

– С чего бы это? Или тебя совесть замучила, что ты, злой колдун, держишь меня в плену? И с моими способностями явно что-то не так, раз я не могу проходить сквозь стены, чтобы спасти свою пушистую шкуру. Это я должен расстраиваться.

Наступила моя очередь вздыхать.

– Есть два варианта. Возможно, я просто схожу с ума, как моя мама. Однако против этой версии выступает тот факт, что я не настолько умён, чтобы мои галлюцинации были как ты – одновременно смешными и абсурдными.

– Либо? – Заяц выставил вперёд ухо.

– Либо ты настоящий. И магия реальна.

– Странно, что ты постоянно сомневаешься. Дети же любят Гарри Поттера, верно? Ну и ты, получается, мальчик-волшебник.

Я фыркнул:

– Это скорее мамины книжки. Хотя она и меня заставила их прочитать. И они мне очень понравились. Но если магия реальна, то придётся поверить в кучу других вещей. Некоторые из них довольно жуткие.

Я вспомнил существо из тоннеля под Капитолием, и по телу пробежала неприятная дрожь.

Спаркс кивнул.

– Бесспорно, в мире – и под землёй, и под водой, и на суше – полно всяких чудовищ. Они были, есть и будут, не важно, веришь ты в это или нет. По крайней мере, ты можешь почувствовать их приближение и по возможности предотвратить скверные последствия. В отличие от тех, кто магией не владеет.

Если магия реальна, то и существо из тоннеля тоже; выходит, я рисковал сильнее, чем предполагал.

– В книгах добро всегда побеждает зло.

– С тобой всё понятно, – пожал плечами заяц.

– Я… О, чёрт!

Взглянув на часы, я подскочил как ужаленный. Времени прошло куда больше, чем мне показалось. Через пять минут звонок, а мне ещё нужно отсюда выбраться. Следующий урок – математика. Это один из тех предметов, в которых я хромаю, поэтому пропускать его никак нельзя. Надо поторопиться, чтобы успеть до второго звонка. Кроме того, нужно обойтись без свидетелей. Если хоть кто-нибудь заметит меня рядом с чёрным пятном на стене, объясниться будет непросто.

Схватив рюкзак, я буквально скатился с трибун.

– Постой, парень! Разве мы не должны всё обсудить? К чему такая спешка?

– Потом. Мне пора на занятия!

Я поскользнулся и чуть не упал, когда спускался из вентиляционной шахты, но удержался и понёсся дальше. Почти добежав до главного здания, я почувствовал, что кто-то дёрнул меня за штанину. Это был Спаркс.

– Эй, малявка, подожди!

– Я же говорю, некогда! Не хватало выйти из спортзала у всех на глазах. И меня зовут Кальван, а не малявка!

– О’кей, расслабься. Прикинь реакцию, если нас сейчас увидят вдвоём?

Я встал как вкопанный:

– Разве другие способны тебя видеть? – Мне казалось вполне очевидным, что это моя прерогатива.

– Вообще нет. Но обычно я и сквозь стены могу спокойно пройти и от того, кто меня призвал, не завишу. Так что, пока не проверим, не узнаем наверняка, видят ли меня смертные. Хочешь проверить?

– Нет. – Хотя так можно было бы проверить, насколько всё происходящее реально. – Определённо нет. Давай так. – Я открыл рюкзак и предложил: – Прыгай.

– Издеваешься?

– Мне некогда с тобой спорить. Нужно идти.

Заяц с большой неохотой полез в рюкзак.

Чтобы поторопился, я дал ему пинка под зад. Наверняка он со мной ещё за это поквитается.

– Эй! – возмутился Спаркс, но я уже застегнул молнию.

– Можешь бурчать на меня сколько угодно, но только после уроков. Сейчас лучше помолчи.

– Ты ещё пожалеешь об этом, малявка. Или я буду не я.

Тут прозвенел звонок, и я ускорил шаг. Только бы ни на кого не нарваться…

Вот же чёрт! Этот урод, Джош Райнер.

Глава 4

Мы с тобой одной стихии

– Опа, шмальван, ты чё в спортзале забыл? Пытаешься хоть раз в жизни выиграть в вышибалы?

Он явно провоцировал на конфликт. Главное – не поддаться. Я ненавидел это прозвище, но сейчас куда важнее не выдать своих эмоций. Иначе Джош точно ни за что не отцепится.

Он подошёл ближе:

– Чё в рюкзачке, а, Шмальван?

Ох, знал бы ты только. Тут Джон выхватил рюкзак.

– Он что, шевелится? Принёс в школу мамочку, чтобы она тебе сопли подтирала, Шмальван?

Упоминание о маме сработало как красная тряпка на быка. Глаза налились огнём. Весь мир запылал. И я изо всех сил врезал Джошу по носу.

– Ах ты…

– В мой кабинет оба, живо!

Директор как из-под земли вырос.

– Аарон… – начал было я, хотя в глазах ещё горел огонь.

– В кабинет, – отрезал он.

Я опустил глаза:

– Да, сэр.

Джош молча последовал за ним. Он зажал нос руками. Я заметил на пальце кровь и почувствовал некое торжество. Он был на два года старше и вдвое выше меня. И всё же меня ждут о-о-очень серьёзные проблемы.

Директор вздохнул:

– Я не сэр, Кальван. Я Аарон.

– Даже сейчас?…

Прекрати плестись, Кальван.

– Хорошо, Аарон.

Он кивнул:

– Даже сейчас. Тем более сейчас, когда у вас проблемы. Задача нашей школы – научить вас мыслить независимо, даже под давлением авторитетов. Мы хотим, чтобы вы выросли самостоятельными. Понимаете, о чём я, ребята?

Джош молча кивнул, из носа капнула кровь. Аарон вытащил из кармана носовой платок и протянул ему.

– А ты понимаешь, Кальван?

– Думаю, да, – неуверенно ответил я.

– Мы хотим помочь становлению личности будущих творцов и мыслителей. Обществу нужны люди, способные изо дня в день выполнять монотонную работу и не задавать лишних вопросов. Таких воспитывают многие школы. Но социуму также нужны бунтари: те, кто способны грести против течения, те, кто смогут сказать толпе «нет».

По дороге к кабинету директора был мужской туалет. Мы остановились возле него, чтобы Джош мог умыться и заткнуть ноздри бумажной салфеткой. Аарон посмотрел на него и сказал:

– Сначала ко мне, потом отправишься к медсестре.

– А можно сразу к медсестре? – с наигранным страданием проскулил Джош.

Он явно переигрывал.

– Позже. Нос точно не сломан. Я видел тебя и в худшем состоянии. Марша посмотрит тебя, но попозже.

Джош хмуро кивнул, а когда Аарон отвернулся, смерил меня ледяным взглядом. Казалось, его мутно-зелёные глаза затягивают, как болото.

В кабинете директор указал на стулья:

– Садитесь.

Я поставил рюкзак в ноги.

– Рассказывайте, что произошло. Сначала ты, Кальван.

Сердце забилось быстрее. Вечная дилемма во время разборок с родителями и учителями: как скомбинировать правду, ложь и недомолвки, чтобы не схлопотать по полной и при этом не выглядеть полным идиотом.

Ни за что на свете нельзя рассказывать ему про Спаркса и магию. Это исключено. А то ещё отправят на психологическую экспертизу. Вдруг я услышал звук молнии – мой рюкзак расстёгивал себя сам! Я тихонько пнул его, но молния продолжала шевелиться. Аарон кашлянул, привлекая моё внимание.

Да, всему своё время. Сначала разберусь с директором, а потом – с волшебным кроликом. Учитывая след от выключателя на стене, я определённо не хотел рассказывать Аарону про спортзал. Но нужно понять, будет ли Джош стучать на меня. Вряд ли. Он старательно завоёвывал репутацию хулигана и не захочет прослыть стукачом. С другой стороны, мне тоже нет смысла притворяться ангелочком. Аарон видел, как я врезал Джошу, да и разбитый нос говорит сам за себя.

Итак, начнём со лжи, которая не должна навредить слишком сильно. Будем надеяться, что Спаркс не разрушит мою жизнь в следующие десять секунд.

– Я боялся опоздать на математику. Я не очень в ней силён, поэтому не хотелось раздражать преподавателя Скотта. Я слишком заторопился и налетел на Джоша. Я был невнимателен и готов полностью признать свою вину.

Я почувствовал умеренную жару в горле и на языке, как будто сидишь у камина осенним вечером. Вот только с животом происходило что-то неладное: его охватила холодная, тупая боль, которая появилась сразу после ледяного взгляда Джоша.

Аарон взглянул на него – тот утвердительно кивнул. Я постарался сконцентрироваться, чтобы не выдали бегающие глаза, и принял уверенный вид. Когда кому-нибудь врёшь, желательно смотреть прямо в глаза – этому полезному навыку меня научила Эвелин. Правда, не уверен, что сейчас она бы одобрила моё поведение.

– Продолжай, – потребовал Аарон.

– Джош толкнул меня и заорал: «Смотри, куда прёшь!» В ответ я обозвал его долбаным придурком.

– Думаешь, это достойный ответ, Кальван?

– Нет. – Я опустил голову и увидел, как из рюкзака показались красные уши. Чёрт!

– Я налетел на Джоша и должен был извиниться, но ему тоже не следовало толкать меня. – Я постепенно начинал верить в свою же ложь.

– Безусловно, нет. Джош?

Джош отвёл взгляд от моего рюкзака. Он выглядел ошарашенным и диким. Я почти слышал, как движутся шестерёнки в его голове, пока он пытался придумать ответ.

– Прости, что толкнул тебя, Кальван. Но это не повод меня бить!

– Тогда ты не должен был дурно говорить о моей матери!

Я не заметил, как сорвался.

Аарон наклонился вперёд:

– Что ты сказал о матери Кальвана?

Я боялся смотреть на Джоша. Наступил решающий момент, когда враньё либо поддерживается вместе, либо всё рушится. Я перевёл дыхание. У Джоша не было причин делать мне одолжение, хотя это помогло бы мне избежать многих неприятностей. Но если я выдам правду, то проблем у него тоже прибавится.

Интересно, что бы они сказали, узнав, что у меня в рюкзаке сидит огненный заяц? Я глянул вниз и увидел, что Спаркс высунул голову и свирепо смотрит на парня. Потом он показал лапой на себя, затем на Джоша, явно давая понять: я слежу за тобой. Чего он хотел добиться и какой будет реакция Джоша, я даже думать не хотел. Но возможности повлиять на ситуацию не было.

Джош глубоко вздохнул и пробормотал:

– Да ничего особенного, Аарон. После слова «мать» Кальван сразу меня ударил. Видимо, у него сработал рефлекс.

Он говорил уверенно, и я чувствовал, как отпускает мой желудок. Всё не так страшно, как я напридумывал. Я кивнул, и Спаркс, к моему удивлению, тоже.

– Ясно. Джош, ты лишаешься свободного времени на следующей неделе. Вместо этого ты будешь помогать Джен выполнять всякие мелкие поручения. А ещё напишешь сочинение о том, почему следует держать свой норов под контролем. Оно должно лежать на моём столе к следующей пятнице. Ты меня понял?

– Да, Аарон, – кивнул тот. – Теперь можно к медсестре?

– Да, иди.

Джон встал и вышел. Аарон повернулся ко мне, Спаркс всё ещё сидел под столом, совершенно не скрываясь, чем жутко меня раздражал. Я пнул рюкзак, но заяц не отреагировал.

– Кальван, ты в этом кабинете не впервые. Правда, до этого ты просто прогуливал уроки, в крайнем случае сбегал за территорию… Но в этот раз ты применил к своему товарищу насилие. Я очень в тебе разочарован.

– Простите. Признаю свою вину и готов взять на себя ответственность.

Брать на себя ответственность в Демократической школе поощряется. Эдакие волшебные слова.

– Хорошее начало, – резюмировал Аарон.

Я глубоко вздохнул и посмотрел на стол.

– Не хочу оправдываться или прятаться от наказания. Но хотел, чтобы вы поняли…

В ожидании реакции я сделал паузу. Нет смысла продолжать, если собеседник ещё не готов.

– Слушаю.

Умение выслушать тоже считалось очень важным.

– Понимаю, что не должен был бить Джоша, но мама – моя больная тема, потому что… – Это всё, что я смог из себя выдавить.

Я хотел сказать больше. Иногда просто необходимо поделиться своими переживаниями хоть с кем-то. Рассказать о маме. О том, как боюсь стать похожим на неё. О том, как хочу её защитить. И ещё столько всего! Но я не мог.

Тепло исчезло, горло свело. Подступили слёзы. Ещё слово, и я разревусь. Этого нельзя допустить.

Поэтому я просто покачал головой.

– Я поступил неправильно. Постараюсь исправиться.

Послышался звук отодвигаемого стула, но я не мог заставить себя поднять глаза. Только когда Аарон поравнялся со мной, я вспомнил про Спаркса и бросил лихорадочный взгляд на рюкзак. Слава богу, заяц догадался спрятаться.

– Кальван. – Аарон нежно положил руку мне на плечо. – Всё в порядке, правда. У всех есть проблемы, из-за которых мы злимся или переживаем. Я знаком с твоей мамой. Она мне симпатична. Да, немного… хрупкая. И я понимаю, почему ты стремишься её защитить. Но насилие не лучший выход.

– Я правда понимаю, Аарон. Я просто… даже подумать не успел. Сначала ударил его, а уже потом понял, что сделал.

– Так бывает, когда задевают за живое. Но надо учиться контролировать свои реакции. Вот.

Он положил передо мной тоненькую книжку «Как сохранить спокойствие: руководство по разрешению конфликтов без насилия для подростков».

– Я хочу, чтобы ты взял это домой и в ближайшие дни прочитал. Книга небольшая, а ты быстро читаешь. Когда закончишь, напиши сочинение на пятьсот слов о том, что ты мог сделать, вместо того чтобы бить Джоша. Подумай и напиши свои лучшие варианты. Только не тяни дольше двух недель.

Я взял книгу:

– Спасибо. Можно вопрос?

– Почему я назначил Джошу более суровое наказание?

– Да. Как вы догадались? Я имею в виду, что… в этой ситуации я виноват сильнее.

– Рад, что осознаёшь это. Всё просто: ты тут из-за насилия первый раз и, надеюсь, последний. Джош же… он постоянно дерётся.

Я запутался ещё больше.

– Тогда почему его наказание не такое уж и строгое? И, если он такой агрессивный, почему его до сих пор не исключили?

– Мы надеемся, что он изменится. Под маской буйства и агрессии прячется хороший ребёнок, оказавшийся в трудной ситуации. Он умный и талантливый молодой художник. Ещё один принцип, в который мы здесь верим, – это раскаяние. Теперь возьми записку для Скотта и шагом марш на математику.

Я взял бумажку, убрал книгу в рюкзак и направился к двери.

– Да, Кальван…

Я остановился у порога.

– На этой неделе мы беседуем уже второй раз. Постарайся не доводить до третьего, ладно? Я терпеливый человек, а ты хороший ученик. Однако у любого терпения есть границы. Мне бы не хотелось вызывать твоих родителей.

– Понимаю, Аарон. Постараюсь больше не нарываться.

– Было бы замечательно. Не забудь закрыть за собой дверь.

Не успел я выйти в коридор, как по рёбрам крепко врезали.

– Не сейчас! – прошипел я, но молния уже открывалась.

– У тебя десять секунд, – заявил голос из рюкзака.

Забежав в пустой мужской туалет, я от греха подальше спрятался в кабинку и расстегнул рюкзак.

– Что с тобой не так?!

– О чём ты, болван? Для справки: я веду чёрный список, он очень длинный, но ты в нём на первом месте!

– Я про то, что произошло в кабинете. О чём ты вообще думал? Джош видел тебя!

– Не сомневаюсь! Только, если бы не я, неприятностей у тебя было бы в три раза больше. Упусти я момент, и тебя вывернуло бы наизнанку прямиком на директорский стол. Заклинание.

– Я… Погоди, что?!

– Этот чувак собирался тебя заколдовать. Если бы я не вмешался, тебя бы вырвало.

– Джош?

Я был сбит с толку, хотя помнил, что живот и правда болел.

– Ты разве не видел на нём знак горькой воды?

– Горькой воды? На Джоше?

– Ты решил эхом заделаться? Он – дитя воды, по горло увязшее в болоте.

– В болоте? – уточнил я и вспомнил мутные зелёные глаза своего противника.

– Эхо… эхо… эхо… – Заяц умудрился издать звук, похожий на щёлканье пальцами. – Очнись, дитя огня. В этом мире у тебя есть враги, просто потому что ты – это ты. Если не на учишься их распознавать, то будешь страдать, как слепой котёнок.

– Я не… подожди, а тебя-то почему это волнует?

– Забыл, что я открыл тебе, глупое дитя? Я привязан к тебе. Раздавят тебя – раздавят и меня. Именно поэтому я слежу за тем, чтобы нам ничто не навредило.

– Ты про Джоша?

– В какой-то степени. Если он наметит тебя, то может подогнать проблемы посерьёзнее. От самой Русалки, например. Она могущественна, к тому же сейчас Корона на Её стороне.

– Бред какой-то! У меня нет времени на всякую ерунду. Я ничего не знаю о русалках. И вообще мне всё равно. Джош – обыкновенный лоботряс и хулиган, а не грозный колдун горькой воды, или как ты там сказал.

– Это совсем не так, дитя огня. Следи за языком.

– Ты о чём?

– О даре убеждения, который ты использовал во время общения с директором. У тебя мощные способности, но не переусердствуй. Если ты вкладываешь в лживые слова огонь своей души, может случиться непоправимое.

– Ничего не понимаю.

Он уткнулся мордочкой в лапы.

– Ну конечно, не понимаешь. Скажу проще. Когда ты что-нибудь говоришь, то можешь заставить других слушаться. В том числе поверить в откровенную ложь. Это дар огня. Пока ты не научишься правильно им управлять, чары будут проявляться каждый раз, когда ты попытаешься привлечь чьё-то внимание. С одной стороны, такой талант делает жизнь проще. С другой, как и сама сила огня, может выйти из-под контроля. Если ты станешь что-то внушать слишком часто, то в какой-то момент сам начнёшь верить в собственную ложь и утратишь связь с реальностью.

Слова Спаркса напугали меня так сильно, что я тут же постарался выкинуть их из головы.

– Слушай, надо спешить. Я пропустил почти всю математику. В записке Аарон написал, во сколько я ушёл из его кабинета, так что, если я не появлюсь в классе в ближайшее время, возникнут очередные неприятности. Поэтому сейчас я забываю о магии. Вернёмся к разговору вечером, а сейчас тебе нужно залезть в рюкзак, заткнуться и сидеть спокойно.

Заяц пожал плечами.

– Как хочешь. Но, когда неприятности начнут сыпаться одна за другой, не говори, что я не предупреждал.

Я слушал его вполуха. Куда больше меня волновала другая проблема – не сделанное домашнее задание по математике. Дурацкое домашнее задание! В Демократической школе никто не заставляет его делать, но учителям нравится, если ты проявляешь заинтересованность в предмете. Иногда я игнорирую задания, ссылаясь на то, что хорошо знаю предмет или недавно посмотрел документальный фильм. Но учителя всё равно бывают недовольны.

«Кальван – блестящий ученик, и я горжусь им. Но он мог бы достичь больших успехов, если бы приложил усилие. У него определённо есть талант, но он не старается. Надеюсь, в следующем году он будет учиться лучше». И бла-бла-бла.

Оскар такой же. Отчима вечно раздражало, что я не цепляюсь за любую возможность подстричь газон или подмести пол. Как будто он сам в детстве никогда не увиливал от занудных обязанностей. На полном серьёзе рассказывает, как каждый день торопился из школы к старой вонючей газонокосилке, чтобы покосить одуванчики.

Правда, мама на меня не давит. Ей бы, конечно, не понравилось, что у меня по математике завал, но она понимает, как важно заниматься тем, что любишь. Отчасти потому, что мама и реальный мир – понятия несовместимые…

– Эй, мелкий, ты пропустил переменную.

Я вздрогнул и повернулся к зайцу:

– Что?

Спаркс закатил глаза:

– Начинаю думать, что у тебя в ушах вата. Ты пропустил переменную в своей задаче.

– Ты что, знаешь алгебру?

– Немного. Но я лучше разбираюсь в вычислениях.

– Ты просто кролик.

– Огненный заяц, говоря между нами.

– Всё равно кролик. Откуда ты разбираешься в математике?

– Я многому научился у одного араба, который меня вызывал… очень давно. Он увлекался вычислениями, утверждал, что эту штуку изобрёл один из его прапрадедов. Исчисление появилось позже, но оно мне больше по душе.

Я потёр лоб:

– Не могу поверить, что мы об этом разговариваем.

Спаркс фыркнул:

– Диалог бы не состоялся, если бы кто-то правильно решал задачу.

Мама приоткрыла дверь и заглянула в комнату.

– Милый, с кем ты беседуешь?

– Эмм… ну… я…

Я не знал, что ответить… Спаркс молча смотрел на маму.

Мама перевела взгляд на полку, где он сидел.

– Я жду.

– Мам, это Спаркс. Он кролик.

– Огненный заяц, если быть точным. Приятно познакомиться, мэм.

Я закатил глаза:

– Ладно, заяц. В общем… Он помогает мне с алгеброй.

– Здорово! Спасибо, Спаркс. Приятно познакомиться. – Мама перевела на меня взгляд. – Я знаю, что у тебя проблемы с математикой. А все попытки Оскара помочь заканчиваются тем, что вы потом несколько дней молча хлопаете дверями. Кстати, ему лучше ничего не рассказывать – он не любит домашних животных.

– Домашних животных?! – рявкнул Спаркс.

Мама пожала плечами:

– Животные, компаньоны, друзья – как хочешь. Ему такое не понравится.

– Тебя не смущает, что у меня галлюцинации? – растерянно поинтересовался я.

– Конечно, нет. Я бы ни за что не окончила школу, если бы не встретила одного очень полезного ёжика. – Она загадочно улыбнулась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Спаркс откинулся на спинку стула и потёр подбородок лапкой.

– Ёжик, серьёзно? Они обычно плохо разбираются в грамматике, не говоря уже о том, что редко ладят с огнём.

– Я… Грамматика… что?

– Грамматика – важная наука. Чему вас там учат в этой школе хиппи?

– Я знаю, что такое грамматика. При чём тут ёжики? В каком смысле они не ладят с огнём? Какое отношение это всё имеет к моей матери?

Заяц громко потянул носом воздух:

– Ты ведь на самом деле не слушаешь, что тебе говорят, да? Сколько раз можно повторять, что ты дитя огня? – Спаркс указал на дверь. – Парень, огонь, от которого ты зажёгся, только что вышел. Она горит очень ярко.

– Она же сумасшедшая!

Слова сами вырвались, хотя я никогда не произносил их вслух. Я инстинктивно закрыл рот ладонью, будто это могло вернуть ужасные слова обратно.

Но Спаркс просто кивнул, словно я сказал что-то обыденное.

– Одни вещи огонь зажигает. Другие – поглощает.

Глава 5

Готовься, целься, огонь!

После этих слов я почувствовал, как земля уходит из-под ног.

– Хочешь сказать, что этот внутренний огонь может свести меня с ума?

Спаркс пожал плечами:

– В данный момент таких признаков не наблюдается. Хотя как знать, такое маловероятно, но возможно.

– Звучит вполне «обнадёживающе».

– С чего я должен тебя успокаивать? Кстати говоря, ты мне не очень-то нравишься.

– Но ведь я смогу с этим справиться?

Кажется, ещё никогда мне не было так страшно.

– Ты только начал познавать свои способности и движешься в правильном направлении. Теперь самое важное – научиться грамотно их использовать и контролировать. Проблема в том, что мозг работает не по магическим законам. Это скорее вопросы химии, биологии… Удачи, в конце концов! Ты не в силах контролировать мозг, как, к слову, и болезни, которым подвержен ваш вид.

Я открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но меня опередил мамин возглас.

– Кальван, ужин на столе!

Несмотря на то что мама уже знала про Спаркса, я попросил его остаться в комнате. Вдруг Оскар тоже его увидит? Мне бы точно не хотелось посвящать отчима в свои дела.

Когда я вошёл, мама протянула поднос:

– Ты не мог бы отнести отчиму еду, пожалуйста? Он в подвале, работает над срочным проектом, поэтому сегодня не сможет поужинать с нами.

Вот блин! Только не это…

Но я послушно взял поднос и направился к Оскару.

Обычно запертая дверь в подвал сейчас была открыта. За толстой дубовой дверью показалась длинная металлическая винтовая лестница, ведущая в темноту. Подвал был старше самого дома. Оскар рассказывал, что в восемнадцатом веке здесь находилась пивоварня и в подвале хранили бочки, которые затем отправлялись в местные бары.

Спаркс! Как я мог забыть! Ему может стать плохо… Но возвращаться было поздно.

Подвал всегда действовал на меня угнетающе. Всё здесь казалось мёртвым и пугающим, несмотря на высокие потолки и достаточно просторное помещение. Возможно, дело в том, что наш подвал был намного глубже любого другого. В нём постоянно поддерживалась одна и та же температура. Ни лучик солнца, ни порыв ветра сюда не проникали. Такая тишина и темнота доводила до мурашек. Спасали только современные светодиодные ленты, которые Оскар установил по периметру потолка, и плитка с подогревом. Отчим вечно мёрз. Стены из известняка он обил каким-то прозрачным пластиком, из-за чего они казались скользкими. В центре комнаты на потолке виднелся забитый люк, через который раньше доставали бочки с пивом.

Ровно по центру уже много лет возвышалась подробная трёхмерная модель Сент-Пола, занимавшая чуть ли не половину подвала. Оскар сидел за одним из столов, работая над картой города. Отчим либо не видел меня, либо игнорировал, но, когда я приблизился, скомандовал:

– Ставь на стол.

Я так и сделал, собираясь тут же уйти. Он поднял голову. Лицо было мрачнее обычного, но губы растянулись в подобии улыбки:

– Спасибо, Кальван.

– Не за что, Оскар.

Мне даже в голову никогда не приходило назвать его папой. Между нами повисла тишина. Я хотел уйти, но решил, что стоит ещё раз попробовать подружиться с отчимом, даже если это просто очередная отчаянная попытка. Я стал рассматривать проект.

– Проблемы на работе?

Оскар мне не нравился, но он дорог маме, а это для меня многое значит. Если он делает мамину жизнь лучше, я обязан дать ему шанс.

Оскар приподнял бровь, тяжело вздохнул и нахмурился.

– Да, и серьёзные. Необходимо выровнять большую часть холма, чтобы обновить старую окружную дорогу. В основном там песчаник, раскапывать который совсем нетрудно. Но сегодня утром мы обнаружили скелет и другие артефакты, возможно, принадлежавшие коренным американцам.

– Круто! – выпалил я и только после этого понял, что совершил ошибку. Но было поздно.

Едва наметившийся контакт захлопнулся, как захлопывается ловушка. Дружелюбная улыбка исчезла.

– Нет, Кальван, это не круто. На урегулирование проблем по закону и оформление документов уйдёт несколько недель. Мы можем сорвать все графики. А это жуткая головная боль.

Он замолчал и отвернулся, продолжив возиться с проектом. Я понял, что, пока не дошло до скандала, пора выметаться, и пошёл к лестнице.

По пути мне всегда нравилось рассматривать модель города. Но в этот раз вышло иначе. Я поймал себя на мысли, что, глядя на миниатюрную копию Капитолия, вспоминаю чудовище из тоннеля. Вернулось жутко пугающее ощущение некоего присутствия. Я смотрел на модель, и мне казалось, что она… изучает меня. Я застыл в ужасе, не в силах ни пошевелиться, ни закричать. Время будто остановилось. Не знаю, сколько я так простоял, но тут меня дёрнули за плечо. Я посмотрел Оскару в глаза, тёмные и холодные, словно нечеловеческие. Он снова показался мне каменным монстром, статуей, которая лишь притворятся человеком.

– Кальван, ты должен немедленно вернуться наверх и дать мне возможность спокойно закончить работу.

Голос звучал гораздо ниже и темнее, чем обычно. В нём ощущалась угроза.

Снова эти командные нотки. Одновременно я с ужасом осознал, что ноги сами несут меня к лестнице. Добавился дикий зуд в ступнях. Но как только я оказался наверху, всё прошло. Я помчался в свою комнату. Хорошо, что кухня была по пути, иначе я бы точно забыл поесть. За ужином я пробормотал маме несколько общих фраз про школу. Когда она стала рассказывать о своём новом проекте, связанном с подготовкой книг для ежегодного аудита, перешёл в режим «ага-угу». Я был счастлив вернуться в свою комнату.

– Дэйв, знакомься. Это Спаркс – огненный заяц. Спаркс, это Дэйв, мой лучший друг.

После десятка репетиций, сама идея знакомства казалась мне всё безумней.

– Расслабься.

Спаркс удобно разлёгся под кустом на склоне холма.

– Я хорошо изучил его во время утренней консультации. Там намёка нет на магические способности. Не исключено, что он даже не увидит меня.

– Тоже мне помощник…

Я легонько стукнулся лбом о дерево. Спаркс только появился, а уже доставляет массу проблем.

– Дэйв должен помочь мне понять, не галлюцинация ли ты. Если он не сможет тебя увидеть… – Мне захотелось что-нибудь пнуть.

Прошли уже сутки с тех пор, как я… Что? Вызвал его? Ничего я такого не делал, что бы он там ни утверждал. Вызвать саркастичного критика, который будто цепью ко мне прикован? Можно назвать это явление Проклятием Пылающего Кролика.

Я уставился на зайца.

– Ты для меня – серьёзная проблема, – резюмировал я.

– Кто кого вообще вызвал?

– Не вызывал я тебя!

От возбуждения я даже подпрыгнул:

– Я не волшебник, ясно?! Я обыкновенный ребёнок с гиперактивным воображением!

– Ты же не собираешься опять сделать вид, что я галлюцинация? Уже надоело, честное слово.

– Нет. – Я подфутболил комок грязи. – Понятия не имею, как с тобой обращаться. Сама мысль, что я какое-то дитя огня… – Я развёл руками. – Просто абсурд какой-то!

Спаркс пожал плечами:

– Может, и абсурд. Но ты такой, какой есть. Я чувствую зарождающуюся силу огня.

– Неправда!

– Правда-правда.

– Нет!

– Серьёзно, всё именно так и есть.

– Тогда почему я не могу стрелять огненными шарами? Или изрыгать пламя, как дракон?

Я требовал объяснений.

– А ты пробовал? Судя по твоему острому язычку, у тебя может получиться.

– Что?! – Я чувствовал, как в груди разгорается гнев, сконцентрировавший всё, что случилось в последнее время. Переживания из-за матери и Оскара, мои неконтролируемые страхи, возмущение тем, что мне тринадцать и мной командуют все подряд.

– Может, стоит просто открыть рот – и появится огонь? Или что ты предлагаешь?

Спаркс округлил глаза:

– Считаю, что это было бы очень глупо. Контролировать силу ярости практически невозможно.

– Бред! – Я злился всё сильнее. – Ты всё выдумываешь, лишь бы казаться умнее!

– Не-а. Только пытаюсь удержать тебя от необдуманных поступков.

– Да всё это просто-напросто невозможно! Смотри!

Я сделал глубокий вдох и разом выдохнул накопившуюся ярость.

И тут, вопреки ожиданиям, изо рта вырвались языки пламени – красные, золотые, синие и зелёные. Спаркс лежал под кустом, который, загоревшись, стал похож на гигантскую спичку.

Вот. Чёрт.

Не успел я осознать происходящее, как огонь перекинулся на соседние деревья и кусты, хотя ветра не наблюдалось. Он был неуправляемым и поджигал всё на своём пути. В считаные секунды полыхала уже вершина холма, но жар и дым словно не касались меня.

Спаркс отпрыгнул от огня подальше.

– Парень, ты идиот!

– Как его погасить? – прошептал я.

– Никак!

– Что?! Вокруг полно зданий!

Только сейчас я осознал весь ужас того, что натворил. К горлу подступила тошнота. Тем временем языки пламени начали меня окружать. Стало страшно.

– Ты выпустил огонь ярости и гнева. Его теперь с помощью нашей магии не остановишь.

– Что же делать?

– Нам? Ничего. А вот ты, возможно, ещё сможешь что-то исправить. Сдерживай пламя, пока оно само не утихнет или пока не приедут пожарные. Ты ведь этого хочешь?

Я кивнул. Вдали уже слышались звуки пожарной сирены.

Это моя ошибка. Я обязан её исправить.

– Подскажи, что делать.

– Чтобы понять свою магию и научиться её контролировать, ты должен прислушиваться к собственным эмоциям.

Накатил очередной приступ гнева. Мне требовался практический совет, который я смог бы применить прямо сейчас, а не очередная бессмыслица «магистра Йоды»[3]. В тот же миг пламя усилилось.

– Это я делаю?

– Нет, я. Конечно, ты.

Возникло ощущение, что Спаркс хочет мне врезать, но сдерживается. Его голос звучал спокойно и ободряюще. Он указал на пламя:

– Всё это – огонь твоего сердца, твоей души. Не научишься держать себя в руках – никогда не сможешь управлять пламенем.

Я стиснул зубы и попытался успокоиться. Тяжеловато. Я бы даже сказал – невозможно, учитывая обстоятельства.

– Слушай, тут такая напряжённая обстановка…

– Отпусти это на мгновение и просто дыши.

– А дым?

Приближающиеся звуки сирен напомнили школьную лекцию, которую проводила спасательная служба. Дым может убить быстрее огня.

Спаркс проигнорировал вопрос.

– Вдох. Выдох. Дыши. Вдох. Выдох.

На самом деле у меня от дыма даже глаза не слезились, поэтому я просто попытался следовать совету Спаркса.

– Хорошо. Теперь коснись огня.

– Как?

– Душой. Ты любишь свою маму. Я видел это. Продолжай дышать. Вспомни, что ты чувствуешь, когда она рядом. Вспомни, как вы близки, какая сильная связь между вами. У тебя с огнём такая же. Твоё сердце способно управлять им.

– Но я не знаю, как… – К горлу подступал комок, когда я видел, как огонь пожирает одно из моих любимых мест. И в этом виноват я.

– Слушай, мы ведь иногда ссоримся с теми, кого любим, правда? Тут что-то похожее. Продолжай дышать. Вдох. Выдох. Ты ведь мечтал, чтобы мама стала другой, когда злился на неё? Попробуешь прямо сейчас?

– Я… Наверное.

Я не был уверен, что до конца понимаю Спаркса, но стоит попытаться. Я подумал о маме, и меня немного отпустило. Хоть и смутно, но пламя ощущалось. Я протянул руку:

– Что-то чувствую. Я к чему-то прикасаюсь, Спаркс.

– Молодец! У тебя получается. Вижу твою магию. Пожелай, чтобы огонь не распространялся. Скажи ему, чтобы он сжёг лишь ту землю, которую ты уже подарил.

При мысли, что я что-то подарил огню, замутило. Но я старался не думать об этом и наладить связь с пламенем.

Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

– Работает! – воскликнул Спаркс. – У тебя получается. Попроси его остановиться.

Остановись. Пожалуйста. Хватит.

– Да! Он останется на холме и не распространится дальше. А теперь нам нужно убираться отсюда. Быстро и незаметно.

– А?

– Я немного знаком с вашими человеческими порядками. Если тебя найдут здесь рядом с пожаром… Не думаю, что тебе это понравится.

Как бы подкрепляя его слова, сирены звучали всё ближе. Я представил, как пытаюсь объяснить людям случившееся. Пожарным, полиции, Аарону, маме, Оскару… Боже.

Меня снова затошнило. Контроль был утрачен. Я не видел ничего, кроме пламени. Пахло дымом. Огонь снова стал разрастаться.

Глава 6

Отвлекающий манёвр

Я стоял в самом сердце пожара. В моём сердце тоже бушевал огонь. Мы слились в одно целое. Мы будем гореть, пока не иссякнут силы, а затем вместе погаснем. И я ничего не мог с этим поделать.

По крайней мере, это единственное, во что сейчас верилось. Острая боль в ноге вернула в реальность.

– Что…

Я посмотрел вниз и увидел, что из поцарапанной ноги течёт кровь, а Спаркс поднял лапу, готовясь снова напасть.

– Эй! – Я отскочил от него.

– Отлично, ты вернулся.

– Что случилось?

– Ты очарован огнём. Но сейчас некогда объяснять. Пора уходить, пока не явились пожарные.

– Но куда?! – взвыл я.

– Не знаю, – признался Спаркс. – Пожарные машины уже наготове. Знаешь другой путь для спуска?

Я снова запаниковал, но быстро взял себя в руки. Думай, Кальван, думай. Наверх нельзя… Вниз тоже. Налево? Нет. Направо? Да, это, пожалуй, сработает.

– Правее находится небольшое ущелье. Идём!

Я сделал шаг, но тут же остановился. Нужно было обогнуть холм справа, но пламя обступило нас вплотную.

– Не дрейфь. Этот огонь – всего лишь часть тебя. Он не причинит боль, если будешь держать себя в руках. Дыши!

Вдох. Выдох. Я шагнул в пламя и… ничего не почувствовал. Это было самое странное ощущение в моей жизни. Я будто проходил сквозь жидкий свет, или любовь, смешанную с яростью, или… такое словами не передашь. Я чувствовал жар, но он не обжигал, а лишь давал понять, что он здесь и что он – часть меня… Худшие порывы души превратились в нечто вполне реальное и осязаемое.

Сейчас я знаю наверняка только одно – мне не хочется больше никогда испытывать нечто подобное.

Мы вышли из пламени. Спаркс вдруг остановился, прижавшись к ноге.

– Бр-р-р, снова этот парень горькой воды.

– А?

Я посмотрел вниз. В ущелье у подножия склона протекал ручеёк, питаемый родником с вершины холма. На камне, опустив ноги в воду, сидел Джош.

Он взглянул на меня и ухмыльнулся. У меня сразу зачесались руки.

– Хорошая работа! – сказал он, кивнув в сторону пожара.

– Я не хотел этого делать!

Джош пожал плечами.

– И всё же красиво. Прекрасное волшебство, даже несмотря на то, что ты драгоценный маменькин сынок и не можешь совладать с огнём.

Я ощетинился, но не мог дать волю ярости снова. Я и так столько всего натворил. Дыши.

– Тебе нравится огонь? – поинтересовался Спаркс у Джоша, когда мы спустились в овраг.

Я неловко приземлился и, кажется, подвернул левую лодыжку. Пришлось закусить губу, чтобы не заплакать. Не хотелось, чтобы Джош видел, как мне больно.

– Не сказал бы, что я в восторге, – ответил Джош, покосившись на Спаркса, – но зато предвкушаю последствия. Так и вижу, как Кальван погряз в проблемах и его отправляют в исправительную школу.

Прихрамывая, я приближался к Джошу, проигрывая с самим собой внутренний диалог.

Вдох. Выдох. «Кальван, именно злость привела тебя сюда. Не делай ещё хуже». Вдох. Выдох.

Мы прошли мимо Джоша и стали выбираться из ущелья, постепенно удаляясь от пожарных машин.

Но только я начал успокаиваться, как проход у ручейка стал скользким, будто покрылся ледяной плёнкой. Из-за больной лодыжки я не смог удержаться и упал на четвереньки. За спиной засмеялся Джош. Мне даже не надо было ничего спрашивать: я был уверен, что он причастен к моему падению. Теперь главное заставить себя не обращать внимания, подняться и продолжить путь. Я здорово хромал, но упорно двигался вперёд, счищая кусочки грязи из ободранных ладоней.

Спаркс внимательно посмотрел на Джоша. Подождав, пока мы отойдём достаточно далеко, заяц сообщил:

– Этого парня ждёт длинная, как река, полоса неудач. Посмотрю я на него, когда сезоны переменятся и Корона вместе с ними.

Я молча кивнул. После приключений с огнём я осознал, что не имею права кого-то критиковать или обсуждать. Мы каким-то чудом выбрались из ущелья, избежав столкновения с прибывшими на место происшествия пожарными и полицейскими.

– Что случилось?

Когда я подошёл, Дэйв стоял возле игровой площадки и наблюдал за пожаром, поглазеть на который собралась добрая половина школы. Он заметил меня, когда я выглянул из кустов. При первой же возможности приятель проскользнул мимо учителей (в целом сделать это было несложно, учитывая пожар) и подбежал ко мне.

– Ты грязный и пахнешь костром… Только не говори, что это ты поджёг лес. Страшно представить, что тогда с тобой сделают.

– Ну, это… я, да, но всё не так, как ты думаешь. Слушай, это долгая история.

Дэйв закатил глаза:

– Тебе всё же придётся рассказать. Но сначала давай приведём тебя в порядок.

Он задумался:

– Айда в спортзал! Спрячься у прохода, а я займусь окном.

Я кивнул:

– Спасибо.

Окна были большими и тяжёлыми, со старомодными створчатыми ставнями. Их давно следовало заменить, как и множество других предметов в школе. Ставни так и норовили прижать пальцы. Я с трудом протиснулся в узкую щель.

С разодранной рукой и вывихнутой ногой лезть было так больно, что я бы наверняка разревелся, если бы не Дэйв. Спаркс тихо сидел в моём рюкзаке. Дэйв помог забраться по трибунам наверх. Я был ему благодарен. Порезы невыносимо саднили. И я ещё не был готов к откровенному разговору.

Дэйв поджидал меня:

– Я стащил для тебя футболку.

Он протянул мне зелёную спортивную майку с логотипом школы, изображавшим древнегреческого героя Икара, летевшего слишком близко к солнцу, из-за чего его восковые крылья расплавились. Майка оказалась с дыркой, зато чистая.

– А твои шорты я простирнул. Думаю, это доставит некоторый дискомфорт, пока не подсохнут. Но от них жутко воняло дымом. Да, ещё я нашёл бинт для твоих ран.

– Спасибо.

Дэйв перевязал мои ободранные ладони. Потом я оделся и засунул ноги в мокрые сандалии. Как же хорошо, что сейчас ещё не очень холодно. С тёплой одеждой возникло бы гораздо больше проблем.

– Теперь я твой должник.

– Неужели? Тогда рассказывай.

– Что именно?

Дэйв закатил глаза:

– Сначала ты сразу после утренней консультации куда-то пропадаешь, едва успев поздороваться. А потом сваливаешься, весь в крови и саже. А за школой горит холм. Какого чёрта, я спрашиваю? Ты что, играл со спичками? Потому что, если это ты устроил пожар…

– Нет. Я…

Я хотел было сообщить, что не виноват в случившемся, но ведь это неправда.

– Понимаешь, всё сложно.

Дэйв посмотрел мне прямо в глаза:

– У меня есть время. Слушаю.

Судя по всему, репетиции закончились.

– Ладно, пошли.

Я взял рюкзак, и мы полезли в самый дальний угол на трибуны – подальше от чужих глаз.

Однако, когда наступил момент объяснений, сделать это оказалось труднее, чем я предполагал.

– Последние дни были странными, – неуверенно начал я.

– Слушаю.

Выражение лица Дэйва стало угрюмым и напряжённым. Мне очень не хватало его заразительной улыбки.

Я глубоко вздохнул:

– Этот семестр начался с размышлений о том, что я схожу с ума, совсем как мама.

– Да, помню, мы говорили об этом на прошлой неделе. Но потом ты вроде успокоился. Думаешь, это правда?

Меня снова затошнило.

– Я… я думаю, нет. Но, если честно, не знаю. Ты знаешь, если бы я знал…

Дэйв слегка улыбнулся:

– Наверное, хорошо, что ты отдаёшь себе в этом отчёт. Но почему ты не посоветовался со мной? Ты же в курсе, что я тебя всегда прикрою.

– Всё получилось странно и произошло слишком быстро.

– Неужели? – Дэйв скептически склонил голову набок.

– Думаю, проще показать.

Я расстегнул на рюкзаке молнию, отчаянно надеясь, что Дэйв всё-таки сможет увидеть зайца.

– Эй, Спаркс, вылезай.

Повисла тишина. Дэйв выглядел взволнованным. Из рюкзака показались уши.

Дэйв дёрнулся и чуть не свалился со стула.

– Откуда у тебя гигантский кролик?

– Огненный заяц, – поправил Спаркс. – Почему все путают?

На этот раз Дэйв упал со стула, провалившись в проход между рядами.

– Гигантский говорящий кролик!

– Ага.

Я наклонился и протянул Дэйву руку:

– Добро пожаловать в мой запутанный мир.

Через несколько секунд, когда стало казаться, что я потерял друга, Дэйв взял меня за руку:

– Запутанный – это точно. Рассказывай.

Я выдал ему всю историю, которую коротко комментировал Спаркс. Дэйв слушал молча, изредка задавая уточняющие вопросы. Например, про нечто под Капитолием и про вызов.

Когда я закончил, приятель издал длинный глухой свист.

– Ты что же, правда способен дышать огнём?

– Выходит, да.

– Когда-нибудь я бы хотел убедиться в этом сам.

– Нет уж.

Голос Спаркса прозвучал особенно чётко и даже жёстко:

– Это чрезвычайно опасно. Чудо, что никто серьёзно не пострадал. К тому же вряд ли он сможет повторить такое, даже если попробует. Это за пределами его тренировок.

– Так у меня не было никаких тренировок, – возразил я.

– Вот именно!

Спаркс так и сверлил меня глазами:

– Не знаю, сколько придётся с тобой куковать, но если больше пятнадцати минут, то мы должны научиться тебя контролировать. Ты выглядишь как ходячая петарда, которая только и ожидает одного неверного движения. Утратив контроль в следующий раз, ты рискуешь спалить свой собственный дом, например.

– Я… ох.

У меня не было времени как следует обдумать случившееся.

– Я больше никогда не стану дышать огнём, обещаю.

– Хорошо.

Спаркс немного расслабился:

– Будь благоразумным. Но не зарекайся: возможно, когда-нибудь придётся сделать выбор между тем, чтобы выпустить огонь или позволить ему поглотить тебя.

Это прозвучало угрожающе.

– Хорошо, что мне нужно делать?

– Учиться контролировать, – вздохнул Спаркс. – По воле Рока и Удачи именно мне придётся учить тебя этому. Идём за мной.

– Удачи, – пожелал Дэйв. – Кэл, конечно, бывает тугодумом, но нечасто.

Я покосился на него:

– Чёрт возьми, Дэйв, я так рад, что ты здесь, со мной.

– Я тоже. Надеюсь, правда, что это всё не галлюцинации и я не свихнулся.

Он невесело рассмеялся:

– Теперь понимаю, почему ты так боялся правды. Ведь я мог и не увидеть Его Крольчишество.

– Его Крольчишество?!

Спаркс вскочил на задние лапы:

– Его Крольчишество?!

– Ой, да расслабься.

Я повернулся к Спарксу спиной:

– Могла получиться весёлая компания.

Дэйв улыбнулся:

– Всё вышло иначе. Я скорей поверю во все эти магические штучки, чем в то, что окончательно свихнулся и это происходит только в моей голове. Если всё же последнее, не говори мне хотя бы несколько дней, ладно?

– Ладно. Но не переживай. Всё реально.

Дэйв усмехнулся:

– Без обид, чувак, но ты не самый достоверный источник в этом вопросе. Может, он всего лишь плод твоего воображения.

– Я не выдумка, – возмутился Спаркс. – Ни крыльев, как у бабочки, ни рогов, да и уши у меня короткие. И чему вас в школе учат?

– Это шутки у него такие? – спросил Дэйв, кивнув на Спаркса.

– Иногда трудно понять, шутит он или нет.

Спаркс выглядел озадаченным.

– Вы что, никогда не слышали про летающие плоды воображения? Они похожи на всякие рогатые штучки, которые изобрели люди.

Лапками он изобразил рога.

– Нет?

– Убедился? – заметил я. – Никогда не поймёшь, что он придумает, чтобы меня запутать.

На сцену вышла Эвелин:

– Сегодня мы попробуем кое-что посложнее.

Я пнул зашевелившийся рюкзак. За последние дни это превратилось в рефлекс. В театре было темно, и вряд ли кто-то обратит внимание на подёргивания сумки, но перспектива пускаться в объяснение про магического зайца мне явно не улыбалась…

Эвелин продолжала:

– Мы концентрировались на импровизации для того, чтобы вы смогли найти подход друг к другу.

Шло третье занятие в продвинутом классе, куда мечтали попасть все старшеклассники. Для этого требовалось получить специальное приглашение от Эвелин. Мы с Дэйвом были единственными допущенными семиклассниками. Из восьмого класса присутствовала только одна девочка – Дэви, которая ушла из художественного класса в конце прошлого года. Джош тоже припёрся и сидел на пару рядов дальше. Он сверлил взглядом мой затылок, словно туда повесили мишень.

Эвелин, привлекая внимание, хлопнула в ладоши.

– Теперь, когда все познакомились, попробуем сделать кое-что посложнее. В конце первой недели занятий я раздала вам по короткому отрывку из классического репертуара и попросила с ним ознакомиться. Уверена, вы все выполнили задание, а кто-то наверняка даже выучил свою часть.

Краем глаза я заметил, как кивает Дэйв, и поморщился. Несколько раз я прочитал отрывок, но потом появился Спаркс и совершенно выбил меня из колеи. Я даже не уверен, что у меня с собой нужный листок. Пока Эвелин говорила, я слегка расстегнул молнию и приоткрыл рюкзак.

– Сегодня мы попробуем исполнять роли, – сказала Эвелин. – Это непростое задание, поэтому я не жду от вас блестящего результата с первого раза. Мы начнём работать со сложным языком и чужим текстом. Дэйв, ты первый. Думаю, в этот раз мы пойдём по классам. Во время семестра последовательность будем менять.

Значит, я второй! О нет. На лбу выступил пот, когда на сцену вышел Дэйв. Будет позор. Я наклонился пониже и прошептал:

– Не представляю, сможешь ли ты отыскать в такой темноте листочек с текстом из пьесы?

– Уже.

Спаркс тоже понизил голос и протянул мне скомканную бумагу. Я был так рад, что позабыл об осторожности.

– «Генрих V», отличная пьеса.

– Ты её знаешь?

– О да, люблю Шекспира. Великий был писатель и человек хороший.

– Можешь помочь?

На сцене Дэйв уже начал читать. Что-то из Оскара Уайльда.

– Каким образом?

– Не знаю…

Тут я обратил внимание, что Эвелин сверлит меня взглядом, и притих.

Через несколько минут подошла моя очередь. Я не уловил ни слова из выступления Дэйва. Обсуждение тоже прослушал, поэтому чувствовал себя немного виноватым. Эвелин позвала меня. Я в душе запаниковал. Но, старясь выглядеть как можно спокойнее, надел приоткрытый рюкзак на плечо и направился к сцене. Обычно я не беру его с собой, но сейчас не мог отойти от зайца дальше, чем на десять метров, иначе могло случиться что-то плохое. И ещё я надеялся, что Спаркс поможет справиться с ролью, хотя плохо представлял, как именно.

Когда я проходил мимо, Алета похлопала меня по плечу.

– Давай, Кэл, сделай это!

Нет. Я не смогу. Никогда ещё, поднимаясь на сцену, я не чувствовал себя так паршиво. Колени предательски дрожали.

Ладно. Я был обречён.

Дрожащими руками я развернул листок и начал читать:

– «Генрих V», акт III, сцена I. Франция. Перед Гар… Гарфлером[4].

Мой голос дрогнул, и я услышал противный смешок Джоша, долетевший из зала. На висках проступил пот.

Боже, это провал, провал. Я едва понимал, что читаю, не говоря уже об интонациях и выражении.

Я споткнулся на «скромном нраве» и замолчал. Джош хихикнул, и Эвелин на него шикнула.

Спаркс тихо прошипел из рюкзака:

– Давай же, дитя, соберись! Это речь, призывающая армию биться несмотря ни на что. Вспомни фильм «Властелин колец». Теоден наставляет Рохиррим перед атакой орков в битве за Гондор. Арагорн уже у стен Мордора.

Я чуть не спросил: «Это разве об этом?» Но вовремя спохватился и продолжил:

Я читал не так уж плохо, но голос звучал слабо и неуверенно. Я знал, что никогда не выступал хуже. Эвелин зря поверила в меня, позволив быть самым юным учеником в классе. Как будто я в одну секунду предал то доверие, которое она демонстрировала по отношению ко мне. Мне хотелось смыться со сцены и больше никогда на неё не возвращаться.

Я должен постараться.

Я не подготовился и не понимал, что несу. Спасти меня могло только чудо.

Чудо… Или магия?

Разве Спаркс не утверждал, что я обладаю силой красноречия? Дар огня. Я могу заставить людей слушать меня, если захочу. Неужели так сложно не использовать силу? В последние дни мы со Спарксом только и пытались не использовать магию. Он уверял, что сначала нужно научиться ничего не делать, а уже потом пробовать колдовать. Но сейчас стоит позволить своему внутреннему огню немножко сорваться с поводка… Произнося следующую строку, я почувствовал в горле жар.

О, вот как это должно быть! В тексте говорится про разъярённый взгляд. Значит, и у меня должен быть разъярённый взгляд и свирепый вид…

Для меня это всё не имело никакого смысла, но я представлял, что веду за собой армию, пытаясь разгорячить их, и в горле становилось теплее. Я видел, как ребята выпрямляются и начинают вслушиваться.

О да, у меня получается! Я приподнял подбородок и заговорил громче, стараясь, чтобы услышали с любого места. Огонь разгорелся внутри, и я увидел, как встал с места Дэйв, а затем Алета.

Я чувствовал, как их внезапная вера в мои слова растёт вместе с моей собственной. Один за другим ребята поднимались с мест. Речь была блестящей. Я не просто произносил слова – я жил ими. Я был Генрихом V, я должен был вести свои войска в бой! Вера, исходящая от одногруппников, поддерживала меня и наполняла неведомой силой. В тот момент я был их королём.

Я потерял счёт словам, которые произнёс. Мы на битве! Мы разобьём врагов и сожжём города!

Я заметил, как Джош вскочил со своего места и бросился к двери, закрывая уши руками. Здесь сам враг! Я указал на Джоша:

– УНИЧТОЖИТЬ ЕГО!

Весь класс повернулся к Джошу и завопил, как это делают охотничьи собаки, готовые броситься на добычу. Это триумф!

Глава 7

Ондатра, воришка, или Дайте зайцу кость

Внутренний голос кричал: «Нет, нет, нет! Ни в коем случае не делай этого! Остановись!» Однако воинствующий рыцарь, оттеснив его в сторону, уже захватил моё сердце. Кровь стучала в висках. Я посмотрел в листок и прочитал последние строки:

Этого оказалось достаточно, чтобы вся моя «армия» в едином порыве повернулась к «врагу»…

Боль была такой сильной, словно по голове сильно ударили молотом и раскололи череп. Это Спаркс внезапно ударил меня обеими лапами по затылку. Мир стал фиолетовым и мутным. Я больно упал на колени и сразу осознал происходящее.

Если немедленно ничего не предпринять, то одноклассники накинутся на Джоша и в полном смысле слова разорвут его на части. Но я не имею ни малейшего представления, как всё исправить!

– Что я наделал? – прошептал я.

Спаркс соскочил на сцену и приземлился рядом со мной.

– Густую кашу вы с Шекспиром заварили, придётся вам и расхлёбывать. Всё, что я сейчас произнесу, может показаться странным, но обещай повторять за мной СЛОВО В СЛОВО, используя всю силу убеждения и красноречия.

Я кивнул.

Тогда он закричал:

– Довольно!

Я повторил.

Толпа резко остановилась. Спаркс одобрительно кивнул. Затем он начал декламировать, чётко и ясно, соблюдая паузы. Я вторил ему, словно эхо:

Я узнал отрывок из пьесы Шекспира «Сон в летнюю ночь»[5]. Эвелин давала её почитать в прошлом году. В данной сцене герой пьесы Пак убеждает людей, что все события, свидетелями которых они стали, – всего лишь сон.

Я чувствовал, как посылаю импульсы силы, а сам с каждым произнесённым словом становлюсь слабее.

На более глубоком уровне вера аудитории, очарованной огнём, объединяла меня с Паком. Я плёл своё заклинание, заключая события в рамки сна. Потому что знал – одноклассники и Эвелин не вспомнят, что было на самом деле, убеждённые в том, что это лишь причудливые театральные фантазии. Все мы связаны единой силой моего красноречия.

Когда я закончил, то почувствовал, что ноги стали ватными, а слушатели один за другим опускаются на свои места и засыпают. Получилось. Благодаря Спарксу я исправил ужасную ошибку. Никто даже не вспом… Не успел я додумать, как увидел Джоша, который выбегал из театра, зажав уши руками.

– Ты… – сердито зашипел Спаркс. – Нужно поговорить наедине. Немедленно.

Я прихватил рюкзак, и мы отправились за кулисы. Класс блаженно дремал. Пока я закрывал дверь в гримёрку, Спаркс вскочил на туалетный столик и отпрыгнул назад так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

– НИКОГДА! НИКОГДА БОЛЬШЕ ТАК НЕ ДЕЛАЙ!

– Я…

Спаркс резко хлопнул лапами и потряс головой:

– Заткнись! Я ещё не закончил. Ты один из самых сильных юных идиотов, с которыми мне приходилось нянчиться. Но у тебя абсолютно нет самоконтроля. АБ-СО-ЛЮТ-НО. Это ненормально. Я уже дважды спасал тебя, несмотря на трудности. Такими темпами ты можешь убить кого-нибудь. Если у тебя подобных намерений нет, то возьми себя в руки. Ясно?

– Я…

Лапа снова взлетела вверх, и я замолчал.

– Не желаю ничего слышать. Скажи просто «да» или «нет». Ты меня понял?

Я кивнул:

– Да.

– Я только начал. Ты жаждешь кого-то убить?

– Нет. – Я хмуро покачал головой.

– Итак, будешь меня слушаться? Перестанешь играть с опасной магией?

– Да.

– Тогда ладно. Не буду просить тебя обещать что-то конкретное, потому что ты либо делаешь, что говоришь, либо нет. Обещания – тонкая штука. Слова способны обладать огромной силой. Ты можешь использовать рифмы и заклинания, чтобы контролировать порывы пламени, но пока ты к таким урокам не готов.

Он поморщился:

– У тебя такой вид, словно тебе череп пробили. А ведь это только начало. Сейчас мы вернёмся назад и всех разбудим. Потом ты продекламируешь отрывок самостоятельно, не прибегая к магии. Пусть это будет провал, раз ты не готовился. Зато честно. Понятно?

– Да.

Это было моё худшее выступление. Эвелин казалась разочарованной. Пришлось извиниться и пообещать подготовиться к следующему разу.

Однако неприятности на этом не закончились. От мамы пришла эсэмэска, где она просила меня дождаться Оскара. И мы все вместе поедем ужинать.

– Хочешь, подожду с тобой? – предложил Дэйв. – Меня тоже должен забрать отец. Только вряд ли он появится.

Я сжал его плечо:

– Мне жаль, правда.

– Ничего страшного. Мама на всякий случай дала немного денег на еду и такси.

Мы примостились на перилах возле игровой площадки, где обычно встречаемся с родителями. Но утреннее происшествие не давало мне покоя.

– Дэйв.

– Да? – Повисла долгая пауза. Наконец Дэйв приподнял бровь. – В чём дело?

– Слушай… Что ты помнишь из сегодняшнего урока по актёрскому мастерству?

– Кроме твоего провала?

– Ага, кроме этого.

Он усмехнулся:

– Своё выступление помню…

Внезапно он забеспокоился:

– Да ладно тебе, Кэл. Это было не так уж плохо. Уверен, в следующий раз выйдет лучше.

– Дело не в этом… Я… На самом деле я использовал магию, но что-то пошло не так… Так вышло, что ты тоже в этом участвовал. Прости…

– Головой стукнулся? Ничего такого не было.

– Было, ты просто ничего не помнишь про магию. Хочешь, открою тебе правду? Я скажу, даже если ты после этого меня возненавидишь.

Когда я закончил рассказ, Дэйв долго смотрел на меня, словно оценивал.

– Это и есть твоя правда?

– Да.

– Хах!

Дэйв закатил глаза:

– Ты меня ненавидишь?

Он засмеялся:

– Не смеши. Конечно, это жутковато и по идее я должен быть напуган. Но я больше склоняюсь к тому, что иметь такие способности, наверное, очень удобно. Вот бы ты и меня научил!

– В принципе так не положено, – ответил мой рюкзак. – Но нет ничего невозможного.

– Класс!

Он хотел добавить что-то ещё, но тут подъехал Оскар на своей большой серой машине. Я похлопал Дэйва по плечу и побежал к переднему сиденью. Прежде чем я успел присесть, Оскар отрицательно покачал головой и кивнул назад. На его лице словно было написано: «У меня был очень плохой день». Очки с голубыми зеркальными стёклами недобро поблёскивали. Ну и пожалуйста.

Я захлопнул дверь и перешёл назад. Мне там совсем не нравилось, потому что изначально машина была полицейской, поэтому открыть двери изнутри было невозможно. Потом сетку между сиденьями убрали, и появилась возможность выбираться.

– Ну как, разобрался с проектом? – поинтересовался я.

– Нет, – сказал он, словно отсёк глыбу в каменоломне.

– Жаль. Отстаёте от графика?

– Да. – Он притормозил и повернулся ко мне. – Я устал и не хочу ничего об этом слышать. Ты ведь тоже не хочешь, так что давай обойдёмся без пустой болтовни.

– Эм, да, конечно… Я просто…

Он кивнул и отвернулся. Я тоже замолчал. Только сейчас я разглядел, что блёклые голубые стёкла очков идентичны цвету его глаз и отлично отображают сущность Оскара.

Следующие несколько недель прошли вполне нормально. Если можно назвать нормальными походы в школу с говорящим зайцем в рюкзаке. К тому же приходилось посещать все занятия, потому что я постоянно сталкивался с директором. Вряд ли это случайность. Новых происшествий пока не было. Я даже сделал приличную работу по математике: Спаркс учил меня точной науке не хуже, чем магии. Добавился ещё один большой плюс: Джош всеми силами старался избегать встречи, шарахаясь от меня, как от чумного.

Незаметно подкралась первая неделя октября. Холодная сентябрьская слякоть превратилась в роскошную золотую осень. Не хотелось торчать целый понедельник в классе и пропускать такую хорошую погоду, тем более что скоро зима.

Я рассказал Спарксу о планах прогулять школу. Он неодобрительно покачал головой, но запрещать не стал. Наверно, ему надоело постоянно прятаться в рюкзаке. Ну и замечательно. После урока математики я выбрался за территорию и направился к Капитолию.

Не хотелось приближаться к тоннелям, но по лужайке Капитолия дорога всё же безопаснее. К тому же здесь меня вряд ли заметят. Я подумал, что ребёнка, который в одиночестве бредёт по городу, наверняка остановит полицейский, поэтому пошёл через городские каньоны на юг, к Миссисипи. Пересёк мост, свернул на запад и зашагал вдоль берега к лесистому обрыву за холмом.

От школы до леса было неблизко, но в такую погоду прогуляться – одно удовольствие. Достигнув обрыва, я свернул на одну из многочисленных тропинок. Для застроек здесь был слишком крутой склон, поэтому эта часть города считалась островком дикой природы. Я остановился и открыл рюкзак, освобождая Спаркса.

– Пламя меня подери, ненавижу эту сумку.

Он спрыгнул на тропинку и принюхался:

– Чую перемену ветра, чую мороз и опавшие листья. Грядёт смена Короны, ей уже неуютно в своей корзинке.

– Что за Корона? – поинтересовался я, когда мы двинулись дальше.

С морозом и листьями вопросов не возникало, но это был уже третий или четвёртый раз, когда Спаркс упоминал о Короне и смене сезонов.

– О чём ты?

– Северная Корона.

Его голос звучал загадочно, будто он вспоминал что-то из далёкого прошлого. Хотя так оно и есть, ведь Спарксу не одна сотня лет, иногда речь выдаёт его с головой.

– Четыре месяца она на стороне Зимы и четыре – на стороне Лета. Сейчас, когда Лето уже миновало, а Зима ещё не пришла, Корона отдыхает.

– Надо же, я считал, что Северная Корона – это созвездие. Мы проходили такое на мифологии. И мама говорила что-то похожее…

– Всё верно. Семь звёзд на небе создают Северную Корону. Тусклую и чёрную, когда её надевают Король или Королева Зимы, зато яркую и сияющую на тёплом лбу Лета. А земли пребывают в гармонии с силами… – Он встряхнулся, словно возвращаясь в реальность. – По крайней мере, так должно быть. Но последние годы… прошли неспокойно.

– Почему?

– Не знаю. Короли и Королевы произошли от вашего народа очень давно. Но многим существам не нравится, что Северная Корона в руках человека – хитрого и капризного.

– А почему она в руках человека?

– Ваш вид становится всё более многочисленным, в то время как другие уменьшаются. Вера, как ты сам мог убедиться, способна на многое. Она питает магию. А человечество до мозга костей верит в себя. Когда так много умов мечтает об одном и том же, кому ещё встать у власти?

– Хм…

Это стоит обдумать.

– Судьба Вселенной связана с Миннесотой?

Спаркс фыркнул:

– Ерунда. Корон очень много во всех частях света. Некоторые из них сезонные, некоторые отвечают за ветры и приливы. Единственная истинная Северная Корона парит в небе, не тронутая ни единой душой на планете. А Корона, которая правит верховьями великой реки, – он кивнул в сторону воды, – лишь отражение небесной силы, пусть и весьма могущественное.

– Послушай, но Миссисипи начинается в Айтаске.

Спаркс хлопнул себя ладонью по лицу:

– Да, конечно, малец, но земли управляются оттуда, где сила реки наиболее велика. Поэтому очень важно, кто носит Корону.

– А кто её носит?

– Мне это неизвестно. Знаю лишь, что она в руках человека уже на протяжении нескольких циклов. Если прочитать знаки, то сразу видно, какие они мрачные и тревожные.

Спаркс поднялся на задние лапы, приложил лапу к уху и прислушался:

– Тише, парень. Тени в пещерах пробудились, и они голодны. Ты ещё не контролируешь свою силу, поэтому нам не следует здесь идти.

Я замер, потому что знал о пещерах и тоннелях на утёсе. Все они были созданы человеком. Несколько лет назад у нас прошла экскурсия по некоторым открытым местам. Экскурсоводы рассказывали, что в пещерах долгие годы хранили и выращивали грибы. Ещё их использовали для организации нелегальных баров во времена сухого закона. Сегодня большинство из них запечатали, но, по словам моей наставницы Алеты, сохранились и открытые. Иногда подростки устраивают там тусовки.

– Может, стоит вернуться? – спросил я.

Заяц покачал головой:

– Не думаю. Позади присутствие ощущается сильнее. Нужно продвигаться, но тихо. Шагай за мной и не вздумай использовать магию.

– Ты в курсе, что я не знаю, как колдовать, – парировал я.

– Ага, до сих пор тебе это не мешало. Просто… ничего не делай, ладно? Я бы не хотел стать ужином для какого-нибудь монстра, если тебе не всё равно, конечно.

Следующие пятнадцать минут мы еле тащились на запад вдоль реки. Я хотел отправиться вглубь или спуститься к берегу, но Спаркс покачал головой и замахал лапами, призывая к молчанию. Наконец, когда береговая полоса свернула к югу, мы спустились вниз по склону и оказались на краю болота.

– Что дальше?

Я никогда не уходил так далеко на запад. Мы прошли чуть больше километра, а я совсем не знал эту местность.

Спаркс указал на ряд небольших деревьев и кустарников, росших по обеим сторонам дамбы.

– Железная дорога. С её помощью мы можем перейти болото и, возможно, великую реку, хотя я бы не хотел оказаться к Ней так близко.

Мне тоже не очень-то нравилась идея переходить реку по железной дороге, но другого моста не наблюдалось. Если в пещерах водится чудище, похожее на монстра из Капитолия, то лучше оставаться на поверхности. Мы обогнули болотце и забрались на железнодорожные пути, ведущие к реке.

Примерно на середине пути мы достигли самого широкого места в дамбе. В яме тлели дрова, оставленные кем-то с ночи. Я бы просто прошёл мимо, но Спаркс спрыгнул в яму. Судя по оставшемуся мусору, ночью здесь неплохо повеселились. На земле валялась куртка, несколько пляжных полотенец и пустые бутылки из-под пива.

Спаркс легонько пнул ближайшее бревно.

– Ещё живы. Если немного помочь, то огонь не скоро потухнет. Подбрось туда ещё брёвен.

Я послушно исполнил задание, но не удержался от вопроса:

– Зачем?

– Для подстраховки. Дурное предчувствие разрастается внутри меня, как зрачки в темноте. Нам следует всегда иметь под рукой огонь.

Через несколько минут костёр разгорелся. Спаркс снова направился к железнодорожным путям.

– Подожди, мы же не можем оставить всё так? А если ветер?

Спаркс пожал плечами:

– Так будет даже лучше для нас.

Я не сдвинулся с места. Тогда Спаркс подскочил ко мне сам:

– Хорошо. Я свяжу огонь с ямой, чтобы этому прекрасному болоту ничего не угрожало.

Он очень быстро что-то произнёс на языке огня, который я всё ещё не понимал. И хотя Спаркс не обучил меня даже нескольким словам, мне казалось, что скоро я сам начну всё понимать. Когда заяц замолчал, из костра вырвался маленький клубок дыма, покружился вокруг и исчез. Визуально ничего не изменилось, но я чувствовал, что огонь послушался. Весьма странные ощущения.

– Доволен? – уточнил Спаркс.

Я кивнул.

– Хорошо. Тогда идём дальше.

Мы прошли вдоль железнодорожного полотна ещё метров сто и почти достигли края болота, когда моё внимание привлёк громкий всплеск справа. Там, на грязном пригорке, сидела самая большая ондатра, которую я когда-либо видел.

Мы встретились глазами. Она присела на корточки и помахала лапой:

– Привет, дитя.

Женский голос, низкий и немного хриплый. По спине пробежали мурашки.

– Игнорируй её, – посоветовал Спаркс.

Но я не послушался:

– Здравствуйте… леди?

– Она не леди, малец.

Спаркс нетерпеливо топнул:

– Надо двигаться дальше. У нас нет времени на разговоры с шелки[6].

– Шелки? Кто это? – удивился я.

– Это мы. – Голос был высокий и звонкий, как колокольчик.

Вторая ондатра высунула голову из ряски:

– Я – Сильвия, а это моя сестра Саманта.

– Восхитительно! – воскликнул я, ощутив неестественное желание во всём с ними соглашаться. И опять внутри меня завязалась борьба.

– Э-э, глупый вопрос, наверное, но чем вы отличаетесь от ондатр?

Саманта хихикнула:

– Кроме того, что умеем разговаривать, глупое дитя?

Щеки у меня вспыхнули от презрения, с которым это произнесли. Хотелось раствориться на месте, но вместо этого я кивнул. Краем глаза я заметил, что Спаркс смотрит в небо и грустно качает головой.

– Да, конечно.

К разговору присоединилась третья ондатра, сидевшая неподалёку.

Её голос словно объединял первые два: получалось довольно мягкое и пушистое звучание. Выходя из воды, она тряслась, как собака, но брызг не было. Ондатра стала расти, размываясь в очертаниях. Через мгновение она превратилась в девушку, маленькую и смуглую, одетую в неприлично короткое платье из коричневого меха. Я покраснел ещё больше и отвернулся, глядя на воду.

– Ах, Сьюзен, смотри, ты смутила принца Чарминга[7], почему бы тебе не…

Голос Сильвии оборвался, а я ощутил резкий жар в икрах и коленях, словно кто-то плеснул слишком много жидкости для розжига на угли в гриль.

– Замолчи! – рявкнул Спаркс голосом, полным огня.

Я обернулся и увидел, что ярко пылающий заяц стоит между одетой в меха девушкой и мной. Она фыркнула, пожала плечами и снова превратилась в ондатру.

– Прощай, принц Чарминг. Если бы не этот старый глупый кролик, мы могли бы…

Мех Спаркса вспыхнул, и шелки отшатнулись к краю хребта.

– Валите своей дорогой…

Она закончила фразу на языке пламени.

Прежде чем ей ответить, заяц выругался на быстром и плавном языке, который напомнил мне о волнах и пляже.

– Ты бы дала ему номерок, Сьюзи, – засмеялась Саманта. – Его обезьянку лучше оставить в покое.

– Замолчи! – огрызнулась Сьюзен. – Ты не… ой!

Неожиданно она нырнула под воду и исчезла.

– Что это с ней? – удивилась Сильвия, посмотрела за наши спины, пискнула и нырнула за подругой.

Я обнаружил, что третья тоже пропала. Подступил резкий приступ тошноты. Послышался хруст гравия. В нашу сторону кто-то двигался по железной дороге.

– Так-так, это же мой юный друг Кальван.

Я поднял голову и увидел Джоша Райнера, остановившегося в нескольких метрах от нас.

Вот чёрт.

– Ты не настолько силён, чтобы шелки испуганно попрятались… – сказал Спаркс. – Что…

Вода вокруг Джоша начала гудеть и колыхаться, будто в глубине двигалось что-то громадное.

Спаркс коротко свистнул:

– Нехорошо.

– Что это? – спросил я.

– Думаю, Она.

Джош кивнул. Его губы скривились в мечтательной улыбке:

– Это действительно Она.

Спаркс резко меня ударил:

– Бежим!

Глава 8

Нет зайца без огня

– Я сказал, БЕЖИМ!

С этими словами Спаркс бросился обратно к железнодорожным путям. Я кинулся за ним.

Позади раздались плеск и грохот, будто что-то огромное и ужасное выходило из болота.

– Быстрее! – завопил Спаркс.

– Стоять!

Голос был женственный, глубокий и водянистый.

Ноги перестали меня слушаться. Я резко затормозил, но тело по инерции ещё летело вперёд, словно я на бегу споткнулся о бревно. Хорошо, что успел выставить вперёд руку и закрыть лицо, зато всей грудью рухнул на гравий. Возникло ощущение, что из лёгких выбили весь воздух. Спаркс свалился рядом.

Казалось, сил не хватит даже на то, чтобы хоть чуть-чуть пошевелиться. Но бездействовать было опасно. Собрав всю волю в кулак, я повернулся и посмотрел назад. Из воды встал огромный замок. Точнее, он сформировался из неё. Зубчатые стены и башни соткались из жидкости коричневого и зелёного цветов, напоминающих болото или воды мутной реки. Туда-сюда возле ворот плавал огромный сом, время от времени исчезавший в глубине. Замок походил на гигантский аквариум без стекла, одновременно пугающий и восхищающий.

Понадобилось несколько минут, чтобы различить женщину, стоящую на стене над воротами, – высокую и стройную, с зелёными волосами и одеждой цвета грязных вод Миссисипи. Выражение её лица казалось отрешённым и величественным. На идеально красивом лице жила холодная улыбка. Глаза… В них можно было утонуть. Глубокие, тёмные и опасные, как водоворот.

Никогда в жизни мне не было так страшно.

Красавица обратилась ко мне:

– Смертное дитя, зачем ты обидел моего сподвижника?

Только теперь я заметил Джоша, притаившегося в тени ворот, по ту сторону гибельной водной обители.

– Я не… – начал было Джош, но Русалка жестом оборвала его.

– Ты мой. На тебя напали. Они должны за это ответить.

Над ухом кто-то прошептал:

– Не отвечай ей, дитя огня.

Спаркс!

Поскольку я всё ещё не мог нормально дышать, то и ответить не вышло. Но в душе я был невероятно благодарен Спарксу. Конечно, он бывал сварливым и саркастичным, иногда чересчур откровенным, но за несколько недель я стал доверять ему. Он помогал освоиться в новом для меня мире магии, с которым я только налаживал контакт.

– На самом деле обсуждать нечего. Земля, на которую мы ступили, очень ненадёжна. Малейший шаг в неверном направлении, и Русалка поглотит тебя.

Я догадался, что Спаркс общается со мной на языке пламени, звучащем более формально, чем английский. По крайней мере, вначале. Но стоило подумать, что я всё понимаю, не зная языка, как я снова перестал понимать Спаркса. Остальные фразы показались лишёнными всякого смысла и прозвучали как шипение дымящихся углей.

Я потряс головой, стараясь максимально освободиться от мыслей и настроиться на волну Спаркса. Похоже, это сработало, потому что смысл снова начал доходить до сознания. Будто пытаешься припомнить что-то давно забытое.

Спаркс продолжил:

– Встань на ноги, дитя. Низко поклонись и начни отступать. Медленно. Костёр всего в пяти метрах, и он ярко горит.

Я выполнил всё, что сказал заяц. На мой поклон женщина… нет, Русалка склонила голову набок, словно чего-то ожидала. Шаг назад. Второй. Теперь Спаркс находился между мной и водным замком, его мех жарко и ярко пылал. Он напомнил мне кота, выгнувшего спину. Я сделал ещё один шаг и замер, когда Русалка протянула руки, словно держа перед собой блюдо. Стало слышно, как вода с обеих сторон начала булькать и закручиваться.

Спаркс на языке воды произнёс что-то длинное и холодное. Оно звучало испуганно и сердито. В ухе раздался огненный шёпот:

– Ещё два шага, потом надо развернуться и прыгнуть.

На спине зайца полыхало пламя, на полметра возвышаясь над ним.

Шаг. Раздался шум, похожий на скольжение воды по песку, когда волна обрушивается на берег, а затем отступает. Ещё шаг. Взревев, вода поднялась, образуя высокие зелёные стены по обе стороны дороги.

– ВРЕМЯ! – взвизгнул Спаркс.

Он подскочил вверх и, разворачиваясь в воздухе, снова напомнил мне испуганного кота.

Я поймал его, как футбольный мяч, в воздухе, развернулся и прыгнул в жёлто-малиновое пламя, которое принеслось сквозь заросли и вело к яме с костром. Зелёные стены рухнули прямо на меня. Не размышляя ни секунды, я нырнул в огонь. Всё вокруг завертелось красно-зелёной рождественской спиралью, и я решил, что умираю.

Последовала вспышка, за ней раздался грохот, словно рушился горящий дом. Я в ужасе зажмурил глаза. Когда я их снова открыл, то увидел, что нахожусь в другом месте. Возможно, в каком-то дворе, окружённом низкой каменной стеной. Вокруг толпились люди в обычной одежде, на их лицах застыл испуг. Некоторые пятились от стены. Одна женщина, отвернувшись, закрыла лицо руками и закричала. Лишь тогда я догадался, что стою в костре, а вокруг пляшут языки пламени.

– Беги, идиот! – завопил Спаркс.

Я побежал, прижимая к груди горящего кролика. Проскочил мимо женщины, которая в ужасе попятилась. Другие прохожие, уступая дорогу, кинулись врассыпную.

– Левее! – хрипло и устало скомандовал Спаркс.

Я повернулся и бросился в пустоту между двумя кустами сирени, боясь, что подожгу их. Но пламя начало стихать. Позади ещё кричали люди. Я понёсся ещё быстрее.

Через несколько минут Спаркс снова заговорил, на этот раз спокойнее и на человеческом языке:

– Думаю, можно остановиться.

Пытаясь отдышаться, я опустил зайца на землю. Присел и положил руки на колени.

– Где мы?

– Комо-парк, костровая яма.

Голос Спаркса звучал слабо, хотя и довольно резко.

– Там, где я смог найти ближайшее несвязанное пламя.

Я вдруг вспомнил это место. Я часто играл в подобных ямах, когда мы жили недалеко отсюда. Комо считался самым большим парком в Сент-Поле.

– Значит мы около леса на западе. Дай сообразить, сумею ли я найти дорогу домой.

Спаркс кивнул. Но одна мысль не давала мне покоя.

– Если всё это время мы могли перемещаться по огню, зачем нам понадобился железнодорожный мост?

– Затем, что дорога огня не так легка, как кажется, – объяснил заяц.

Сообщив это, он как-то аккуратно сполз вниз и растянулся на траве.

– Спаркс!

Заяц не отвечал. Он едва дышал, а его мех поседел под цвет пепла.

– Спаркс?

Я наклонился и дотронулся до его плеча, он не ответил. Его тело было намного холоднее обычного. Меня охватила дрожь, к горлу подступила тошнота. В поисках помощи я стал оглядываться по сторонам.

И тут до меня донёсся голос бабушки Элизы. Она умерла, когда мне едва исполнилось пять лет, но её улыбка и голос остались со мной навсегда. Я помнил её как добрую и сильную, хотя и хрупкую женщину. Она всегда давала нам с мамой хорошие советы. Я вспомнил слова, которые бабушка говорила мне и которые до этого момента не имели никакого смысла: «Когда-нибудь, дитя, ты увидишь, как что-то пошло не так, и подумаешь: кто-то должен помочь! Запомни: этот кто-то – ты сам».

Я взял Спаркса на руки и направился в глубь леса, в поисках места, которое видел раньше, но всегда избегал. Через некоторое время я нашёл небольшую скалистую впадину с крошечной полянкой, защищённой горным хребтом. Здесь часто ночевали бездомные, поэтому я сюда не совался. Но сейчас было кое-что поважнее моего страха.

Я опустил Спаркса на полянку – он стал заметно холоднее. Рядом высилась кучка палок и прутьев, припасённых теми, кто разбил лагерь. Я мысленно пообещал себе вернуть дрова, которые использую, при первой же возможности. Ещё одно влияние моей бабушки. Она ненавидела тех, кто брал чужое без спроса и потом не возвращал. Её версия «Златовласки» заканчивалась тем, что девушку-воровку съели и она «получила по заслугам».

Я укрыл зайца ветками, и тут до меня дошло, что нечем зажечь огонь. Я посмотрел на Спаркса и увидел, что зверёк не дышит. На глаза навернулись слёзы, когда я подумал о том, что он погиб, спасая меня. Тогда я решил, что пришло время дышать огнём. Да, я был напуган, но не зол. Эмоции нужно держать под контролем, иначе всё может плохо кончиться.

Рассудок, а не ярость. Я ещё не очень хорошо разбирался в том, чему Спаркс пытался меня научить. Я только учился не устраивать своим дыханием больших пожаров или не заставлять людей верить в мою ложь. Он даже не начал учить меня заклинаниям, которые, по его словам, пока мне не пригодятся.

Если бы только я… Стоп, что за стихотворение когда-то читала мне мама? Которое бабушка ей пела? Может ли оно быть заклинанием?

Может.

Это всё, что я знал, но этого было недостаточно. Требовалась концовка. Думай!

– Огонь даёт тепло, огонь несёт добро…

Ничего.

Без паники. Думай!

Ой! Может, всё проще?

Заставляя себя думать не о словах, а о смысле, я повторил попытку. В этот раз – на языке огня, и, когда закончил, сложенные палки вспыхнули. Только бы помогло…

Время шло, но ничего не менялось. Надежда стала угасать, и по щекам тихо заструились слёзы. Я не шевелился, не предпринимал попыток убрать ветки, а просто со страхом смотрел на расплывающийся погребальный костёр.

И тут – нет, не померещилось – до меня донёсся слабый кашель. Струйка тёмно-зеленого дыма вылетела изо рта Спаркса, его грудь начала потихоньку вздыматься. Других признаков жизни заяц не подавал, но огонь загорелся сильнее. Я решил собрать ещё веток, чтобы подбросить в костёр.

Не знаю, сколько прошло времени: огонь ярко и сильно пылал, я бегал туда-сюда, подкидывая дрова. В конце концов, когда пламя набрало силу, Спаркс поднялся и уселся в самом сердце костра.

Он начал потягиваться, но, застонав, прекратил.

– Больно. Как будто меня заморозили, сковав суставы льдом, – сообщил он на языке пламени.

Я ответил на нём же:

– Не слишком далеко от истины. Ты был холодным и серым, когда я принёс тебя. Скорее пепельный заяц, чем огненный.

Он перешёл на человеческий:

– Значит, я обязан тебе жизнью.

– Мы квиты. Я просто отплатил тебе за спасение от Русалки.

Заяц кивнул:

– Меня зовут Шакхарра.

Он произнёс имя на языке пламени, с тремя трескучими паузами.

– Скажи, как тебя освободить.

Заяц выпрыгнул из пламени:

– Может быть, позже. Для начала я хочу посмотреть, что из тебя получится.

Я подумал, что стоит вернуться в школу, хотя уже поздно, а дом – намного ближе. Но вначале я убедился, что внутри никого нет, потом спокойно вошёл.

Я выпустил Спаркса из рюкзака, чтобы найти перекус, и обследовал запасы холодильника. В морозилке нашлось несколько вафель, оставшихся после воскресного завтрака.

– Что ты делаешь? – изумился Спаркс.

– Ем вафлю…

– Замороженную?

– Они домашние.

– Но вы же их заморозили!

– Мне нравится хруст.

Я откусил ещё кусочек.

Заяц вздрогнул и с отвращением поморщился:

– Люди!

Не обращая внимания на его реплики, я продолжил жевать вафлю. Я привык есть холодное или разогревать еду самостоятельно. И вообще научился заботиться о себе до того, как мама встретила Оскара. Оскар, конечно, был большой проблемой, но готовил вкусно. Лучше, чем мама. Поэтому обедать мы стали регулярно. И всё же он очень странный… Этот его подвал…

– Кальван!

– Да… – пробормотал я.

– Ты здесь?

Я моргнул:

– В смысле?

– Ты уже минуты три не ешь эту ужасную вафлю и смотришь в никуда.

– Я?

Вафля начала таять. Я доел эту и взял ещё одну. Подтаяв, они стали даже вкуснее. Перекусив, я стал чувствовать себя значительно лучше. Видимо, топливо требовалось не только Спарксу.

– Я думал, прошла секунда.

– Сегодня у тебя достаточно приключений. Неудивительно, что ты зависаешь. – Он говорил как обычно, но тон заметно смягчился.

Я показал ему язык:

– Вафли сделал Оскар.

– Очень рад за него. Ещё можно воспользоваться тостером, и они снова станут свежими. Как думаешь?

– Тут до меня дошло, что дома мы совершенно одни. И в запасе у нас имеется несколько часов.

Обычно мама работала дома и постоянно находилась со мной.

– И-и-и?

Я нырнул в коридор и посмотрел на большую старинную дверь, ведущую в подвал. Я ненавидел ходить туда и при более спокойных обстоятельствах, но всё равно дёрнул за ручку. Конечно, заперто. Я повернулся к Спарксу, который последовал за мной в коридор.

– Как у тебя с замками?

– Имеешь ввиду со взломами?

Он присел на корточки и скрестил на груди передние лапы.

– У меня же нет пальцев, если ты не заметил. А что?

Я вспомнил связь, которую почувствовал между моделью города в подвале и существом в тоннеле. Ещё и разговоры Спаркса о голодных тенях в пещерах возле склона… Любопытно, может ли отчим держать в мастерской что-то подобное? Оскар, конечно, сильно осложнял мне жизнь, однако я терпел его из-за мамы. Но Оскар – тёмный колдун… это другое дело. Однако ничего этого я не сказал. Вдруг выяснится, что это ошибка и я накручиваю себя на ровном месте. Никто не хочет выглядеть идиотом перед собственным волшебным кроликом.

– Просто надо, – сказал я.

Спаркс закатил глаза, но последовал за мной, когда я прошёл через кухню, вытащил из рюкзака светодиодный фонарик и направился в столовую. Под парадной лестницей стоял необычный маленький шкаф. От предыдущего владельца в нём сохранились полки. Верхние мы использовали для полотенец и постельного белья.

Когда я был помладше, то обожал тут прятаться. Вторая полка была очень глубокой, поэтому на ней всегда оставалось место. Я прятался за сложенными полотенцами, закрывал дверь и читал на старом планшете комиксы.

В этот раз я пробирался сквозь коробки со всякими праздничными украшениями. Добравшись до задней стенки шкафа, отодвинул небольшой сундук, стоявший на люке в полу. Я потянул за кольцо, чтобы открыть люк. Оно двигалось медленно и неохотно.

Спаркс от скрипа поморщился:

– Какой противный визг! Как будто Банши[8] одно ухо защемили велосипедной цепью.

Я удивлённо взглянул на него. Спаркс пожал плечами.

– Однажды услышав такое, уже не забудешь. К тому же один раз её ничему не научил…

Наконец я поднял дверь. За ней – тёмная пустота. Я посветил в дыру фонариком. До пола метра два. Повсюду висела паутина. Между балками – куча труб и проводов.

Я взял лежавшую рядом старую метлу и смахнул паутину. Отодвинув два больших фанерных листа, обнаружил что-то вроде бетонного колодца. Он был огромный, а стены представляли собой крупные каменные глыбы. На полу валялась старая тряпка.

Как бы туда спуститься… Я мог легко прыгнуть, но назад уже не выбраться. Я осветил верхние балки. В этой части дома они соединялись шестерёнками, поэтому их можно было разобрать. Я знал, что пол в столовой тоже разбирается, но для этого необходимо сдвинуть обеденный стол, поднять ковёр – в общем, совершить множество манипуляций. Последний раз мы делали это несколько лет назад.

Через люк, который раньше использовали для перемещения пивных бочек, Оскар опускал в подвал большие модели. Мне вспомнилось одно из предыдущих исследований, и я направил фонарик вверх. Да! На другой стороне, рядом с воздуховодом, болталась верёвка, закреплённая на одном из болтов.

Я дотянулся до неё. Верёвка оказалась толстой и прочной, как у альпинистов. Когда я за неё потянул, она распустилась до самого пола. Кто-то сделал на ней узлы, с помощью которых было удобно спускаться. Джекпот!

– Это самый странный дом, который я видел за последние сто лет, – сообщил Спаркс, когда я стал спускаться в колодец.

– Возведён на руинах старой пивоварни, – объяснил я. – Она была на том месте, где сейчас подвал.

Спустившись, я потянул за угол коврика. Под ним лежали толстые дубовые доски. Я хотел поднять их и отодвинуть, но внезапно Спаркс зашипел:

– Не трогай доски!

– Почему?

– Сумеешь, не прикасаясь к дереву, побольше отодвинуть коврик?

– Конечно.

Я сделал, как он попросил. Спаркс тихо присвистнул. Но я не понимал, что его смущает.

– Да в чём дело?

– Выключи на секунду свет, увидишь.

– Эм, ладно, но…

Если я выключу фонарик, станет совсем темно… Была не была.

Магия – дело таинственное. Вдоль деревянного пола по кругу была начерчена грубая коричневая линия. Вторая линия виднелась примерно в метре от первой. Между ними был нарисован ряд волнообразных символов. По идее, в темноте их не должно быть видно, но они светились. Хотя нет, не совсем точное слово. Представьте, что вы изобразили коричневый круг на белоснежном листе бумаги. При ярком солнечном свете видно всё богатство цвета. А если залить рисунок чёрной краской? Он потускнеет, но коричневый всё ещё будет заметён. Следы выглядели примерно так.

– Что это?

– Знак земли, защитный и мощный. Я не силён в этих вопросах. Я говорю на языке земли, но не чувствую его так, как огонь. Одно можно сказать точно – здесь задействована очень опасная магия.

Глава 9

Дитя озорства

Несколько секунд я всматривался в символы.

– Как их обойти?

– Не уверен, что это возможно. Честно говоря, я бы не стал пытаться их обойти. Символы могут находиться здесь столетиями и не вызывать никаких проблем. Зачем их тревожить?

Я снова включил свет, чтобы видеть Спаркса.

– Подвал принадлежит Оскару.

– Твоему отчиму, от которого ты меня прятал?

– Да. Не уверен, что он встретил бы тебя с распростёртыми объятиями. Даже если бы поверил, что ты обыкновенный кролик. Из-за Оскара у нас нет домашних животных. Он уверяет, что у него аллергия на живность, хотя я никогда не замечал у него аллергической реакции. Думаю, он просто терпеть не может животных.

– Коим я не являюсь.

– Знаю. Но чутьё подсказывает, что духи ещё меньше ему по душе. Сомневаюсь, что он вообще кого-то любит, кроме, может быть, моей мамы. Он постоянно твердит, что верить можно лишь в то, что видел и трогал сам, лично. Когда я был маленьким, мы с мамой стали посещать церковь или храм, или что-то в этом роде. Там собирались почти такие же свободолюбивые хиппи, как в Демократической школе. Но как только мама стала встречаться с Оскаром, всё прекратилось. Его лозунг гласит: «Всякий раз, когда встречаешь священника, покрепче держи свой кошелёк».

– Не поспоришь. Но как это связано с тем, что мы здесь? Может, наконец объяснишь?

– Извини. Оскар… Что ж, придётся рассказать тебе, что он из себя представляет.

Я показал на люк и выложил всё, что знал про модель в подвале, а также про возвращение ужаса от ощущения чьего-то присутствия. Спаркс уже давно был в курсе моих приключений в тоннеле под Капитолием. Во время монолога я вспомнил об утреннем впечатлении от Оскара, когда он показался каменным, поэтому упомянул и об этом.

Спаркс присел на корточки.

– Это меняет дело. – Он снова глянул на доски. – Не нравится мне всё это. После твоего откровения мне бы совсем не хотелось знать, что находится по ту сторону. Сумеешь аккуратно убрать коврик, не касаясь дерева?

– Без проблем.

Я выключил фонарик, чтобы видеть символы. Хотя и магия, и заклинания сильно пугали меня. Поэтому, закончив, я поспешно зажёг свет. Спаркс сидел наверху, на краю колодца, и внимательно изучал рисунок.

– Может, помочь тебе спуститься? – поинтересовался я минут через десять. – Рассмотришь всё как следует.

Он покачал головой:

– Не поможет. Кстати, не стоит подходить слишком близко. Там может находиться камера или что-то другое, что нас заметит.

Я посмотрел на доски, и меня накрыла новая волна беспокойства.

– А как же я? Я ведь уже здесь.

– Переживать уже поздновато. Я почти уверен, что ты ничего внизу не потревожил. – Он пошевелил ушами. – Судя по всему, оно не слишком чувствительное, зато совершенно точно очень мощное. Не знаю, как нам обойти символы. Думаю, придётся отступить и поискать другой путь.

– Нет.

Я не собирался ничего говорить, однако слово вырвалось откуда-то из самой глубины сердца.

Спаркс наклонил голову:

– Что «нет»? У тебя есть идеи?

– Нет, но такой способ должен быть.

Я вспомнил, как учили в Демократической школе: «Если вы не видите решения проблемы, то, скорее всего, вы просто неправильно на неё смотрите».

– Я весь внимание.

– Принцип Александра Македонского.

Спаркс приподнял бровь:

– Продолжай.

– Гордиев узел. Мифология утверждает, что в древние времена существовал узел, который никто не мог развязать из-за невозможности отыскать конец. Тогда Александр просто достал меч и разрубил узел. Он нашёл новое решение проблемы, рассмотрев её под другим углом зрения. Так говорил учитель.

Заяц скрестил передние лапы на груди:

– Хорошо, умное дитя. Делать-то что будем?

Я поник:

– Не знаю. В чём всё-таки проблема?

– В символах, из-за которых мы не можем продолжить путь.

– А поконкретнее? В чём принцип их действия?

Спаркс пожал плечами:

– Я не настолько разбираюсь в знаках земли, чтобы ответить точно. Но ясно одно: если сдвинуть доску, она разорвёт круг, и демоны вырвутся на свободу.

– Понятно, – кивнул я. – Разорвать круг мы не можем. Какие риски ещё существуют?

– Если кто-то коснётся досок, получится то же самое. Не знаю, что именно произойдёт, но последствия будут ужасны.

– Ты же ходил по коврику, когда надписи были под ним, и всё было в норме.

– Зато так ты не сможешь попасть в подвал.

Я выключил свет и осмотрел внешний круг.

– Он не доходит до края, верно?

– А?

– Круг ведь не распространяется на камни в колодце? В темноте плохо видно, поэтому я не вполне уверен.

– Не распространяется, – сообщил Спаркс. – Это играет какую-то роль?

Я снова включил свет, чтобы видеть зайца.

– А если поднять все доски вместе, как дверь люка? Это выпустит духов?

Спаркс задумался. Потом произнёс:

– Скорее всего, нет. Но только как это сделать? Доски большие и тяжёлые, их нечем подцепить.

– Понял, – ответил я. – Есть идея!

Я забрался по верёвке наверх и провёл Спаркса через дом в гараж. Оскар работал инженером, поэтому в доме хранились разные инструменты, пиломатериалы и всевозможное оборудование для проектов. Он даже установил систему вентиляции для больших электроинструментов, таких как брусовальный станок. Всё это лежало в гараже, а не в подвале из-за кучи опилок, набившейся в ходе производства.

Я выбрал несколько досок, винтов, дрель на батарейках с резьбовым наконечником и лобзик – поршневая пила подошла бы больше, но выглядела она устрашающе. Вооружившись инструментами, я направился обратно к дому. Чтобы всё унести, потребовалось несколько заходов.

– Ты умеешь всем этим пользоваться? – удивился Спаркс. – Мне казалось, что ты скорее ботаник.

– Плоды Демократической школы. Чтобы перейти в следующий класс, мы должны продемонстрировать владение жизненными навыками. Мы обязаны изучать хотя бы один курс «жизненных навыков» каждый семестр. Так что я умею шить, продавать, обрабатывать металл, готовить… Вначале было страшновато, особенно с электрическими приборами. Но в конце концов практика развивает прикладное мышление, как утверждал наш учитель. Конечно, требуется сноровка. Но если действовать с умом, продуманно, то всё получится.

Через час я вспотел, под ногтем засиял трудовой чёрный синяк, оставленный дрелью, зато из досок получалось что-то похожее на дверь люка. И сделал я это без всяких заклинаний. Я обнаружил, что мне не хватает материалов: нужна ещё верёвка, шкив, болт с кольцом… или лучше два. А времени оставалось мало – скоро вернётся мама.

В итоге я всё-таки закончил работу, отыскав в гараже недостающие детали. Развернул коврик и сдвинул фанеру на место. Пока всё было в порядке. Я ещё не знал, сработает ли моя идея, смогу ли я попасть в подвал. Что, если доски закреплены снизу? Что, если у меня не хватит сил их поднять? Что, если… если… если?

Я услышал, как открывается входная дверь, и едва успел выползти из шкафа.

– Кальван, ты дома?

– Да, мам, в столовой.

Я тихо закрыл шкаф. Мгновение спустя из кухни вышла мама.

– О боже, Кальван, ты такой чумазый, будто откапывался из собственной могилы!

– Что?

Я посмотрелся в зеркало и увидел себя в пыли и паутине. А колени штанов до дыр протёрлись от ползания по бетону.

– Ой, – я виновато посмотрел на линию следов, ведущих из шкафа, – я…

– Больше ни шагу! Снимай кроссовки. Затем в душ. Брось обувь в стиральную машину и запусти её, когда будешь выходить из ванной. А я приберусь здесь, пока Оскар не вернулся.

Она посмотрела на Спаркса:

– К тебе это тоже относится – ты весь в грязи!

Спаркс поморщился, выставив вперёд передние лапы:

– У меня аллергия на душ, честно.

– Тогда почисти шерсть с помощью огня. Только не в моём доме – ненавижу запах горелой пыли. Пошевеливайтесь оба!

– Всё ещё не кажется странным, что ты разговариваешь с кроликом? – поинтересовался я.

Спаркс закатил глаза:

– С зайцем.

Мама покачала головой:

– С чего бы? Он весьма красноречив и куда вежливее, чем пылесос, который непременно всё выскажет по поводу беспорядка. А теперь бегом!

По пути в душ я сунул грязную одежду в стиральную машинку и посмотрел на Спаркса.

– Как думаешь, наш пылесос способен разговаривать?

Я был почти уверен, что знаю ответ. Но мало ли.

– Если использовать нужное заклинание, то такое возможно. Но… А где он хранится?

– В шкафу возле маминой комнаты.

– Не в подвале?

Я помотал головой:

– Нет, определённо нет.

Спаркс вздохнул. Он выглядел огорчённым.

– Тогда нет, ваш пылесос не разговаривает. Ни один предмет в твоём доме не заколдован чарами такого масштаба. Я бы это почувствовал. – Он на несколько секунд замолчал. – Жаль. Я знаю, что ты беспокоишься о ней и…

Я чувствовал себя избитым.

– Ты ни при чём. Она всегда была такой. Я… нет, ничего, забудь.

Даже со Спарксом мне не хотелось обсуждать свои чувства и желания защитить маму.

– Слушай, тебе бы тоже не мешало помыться.

Я открыл окно, чтобы Спаркс мог вылезти на улицу и вернуться обратно, а сам зашёл в душевую кабину и включил горячую воду. Когда я закончил мыться и вышел, передо мной на куче свежей одежды сидел абсолютно чистый заяц. Я запустил машинку и оделся. На кухне стояла тарелка с фруктами и сыром. Дверь в кабинет мамы была открыта, как бы приглашая зайти, поэтому я взял тарелку и вошёл.

Мамин кабинет был когда-то самой маленькой спальней в доме. Теперь там стояли два стола и шесть стеллажей с картотеками. Большую часть пространства на рабочем столе занимали три компьютера с пятью мониторами. Мама внимательно изучала огромную электронную таблицу на самом большом мониторе.

Я уселся спиной к двери и засунул в рот кусок сыра.

– Как прошёл день?

– Да-да, это очень близко… – ответила она. – 990 не привязан к аудиту, главным образом потому, что FASB 116 и 117 требуют больших затрат. Поэтому они отражены в отчёте о прибылях и убытках, а не в доходе по программе в 990 году.

– Ты понимаешь, что в этом нет смысла? – заметил я.

– Ага. А вытекающие отсюда расходы означают, что функциональные расходы кажутся завышенными в управлении и администрации, что приведёт к снижению расходов по программе ниже стандартного соотношения.

Я вздохнул, обнял её за плечи и вышел. Мама была настолько сконцентрирована на своей работе, что не слышала ничего вокруг. Я не понял ни слова из её объяснений, хотя знал от её коллег, что она прекрасно справляется со своими обязанностями. Я в этом не сомневался. Мама, несмотря на то что часто выпадала из реальности, являлась одним из самых умных людей, которых я когда-либо встречал.

Спаркс вскочил на тумбочку:

– И часто она так меняется?

– Постоянно. Но знаешь, что хуже всего?

– Без понятия.

– Если я сейчас отчитаюсь ей обо всех событиях дня, то никакой ответной реакции не последует. Будто со стеной беседовал. Кажется, что ни слова не услышала. Однако если я обижусь на такое невнимание, то мама чуть не слово в слово повторит мой рассказ. Несколько раз мы спорили на эту тему – и я всегда проигрывал.

– То есть она всё-таки слушает?

– Не думаю. Во всяком случае, не так, как все. Предполагаю, что информация врезается в её память, обходя сознание. Уверен, если никто не поинтересуется, что сейчас было, она и не вспомнит. Зато когда спрашиваешь, она словно нажимает кнопку умственного воспроизведения. Это сводит меня с ума.

– Это безумие.

Я закатил глаза:

– Как будто я не слышал этого раньше.

Пламя горело, не нанося никакого вреда. Я стоял в середине огненного сада с миллионами цветов и свечей, исполняющих вокруг меня неистовый танец. Преобладали красные и жёлтые оттенки, но были также сине-зелёные и ярко-фиолетовые. Пространство огромного театра Демократической школы расцвело – ад Данте, если в двух словах.

Я стоял на сцене, в самом центре, – звезда пьесы, строки из которой не мог вспомнить, чтобы спасти свою душу. Это было пари: моя душа против пламени. Эвелин сидела в первом ряду, ярко светилась и произносила слова, которые я так отчаянно хотел сказать. Но когда я попытался прочитать по её губам, то понял, что она говорит по-английски, а я понимаю только язык пламени.

Я приближался, пытаясь вникнуть в суть, но оркестровая яма под ногами внезапно превратилась в зияющую пустоту, заполненную той же злобой, что и существо в тоннеле. Оно жаждало, ненавидело и рассматривало меня. Попятившись назад, я споткнулся и упал, ударившись головой о сцену. Огни закружились и разрослись. Показалось, что смогу вырваться.

Откатившись в сторону, я свалился с кровати, приземлившись на руки и колени. Когда я поднялся, то стопы провалились в сажу. Мои сны, связанные с огнём, снова перетекли в реальный мир.

Внимание привлекло тихое шипение, доносящееся из ящика возле изголовья кровати. Я притянул его к себе и заглянул в кроватку, которую соорудил для Спаркса. Заяц дёргался и извивался, как кошка, которой снится кошмар. Я осторожно тронул его за плечо.

Спаркс проснулся, резко поднял голову и посмотрел на меня.

– Твои сны глубоки и темны, как ловушка для неосторожных фамильяров[9].

Он впервые употребил это слово, так хорошо знакомое мне по фантастическим романам.

– Ты теперь фамильяр? И служишь мне, мальчику-колдуну?

– Не совсем. Фамильяр наполовину, поскольку вызов был неполный.

– Но ты видел мой сон. А это?

Я поднял ногу, демонстрируя на стопе сажу.

Заяц несколько раз моргнул, потом лапой коснулся большого пальца на моей ноге.

– Интересно…

– Что интересного?

– Ты бродишь во сне или они преследуют тебя в нашем мире?

Он понюхал свою лапу, затем щёлкнул ушами, будто плечами пожал.

– Ответа нет. Никаких снов и капелька магии.

Он улёгся на спину:

– Теперь, когда все спят, может, попробуем ещё разок пробраться в подвал?

Я и сам размышлял об этом.

– Отличная идея!

Я достал припрятанное под кроватью полотенце и вытер ноги. Когда мне было пять или шесть, я часто прятался под кроватью. Сидел на полотенце, а проход прикрывал ящиком. Так удавалось побыть одному. Я люблю людей, но время от времени мозгам нужен отдых. Поэтому лучше всего спрятаться и отвлечься.

Я наспех оделся, и мы рванули к колодцу. Минут через десять я уже убирал с пути фанеру и закреплял канаты. И вдруг – БАБАХ! – верёвка выскользнула из рук и, словно извивающаяся змея, с шумом упала на дно.

– Спаркс, беги к лестнице, слушай, не проснулся ли кто, быстро! Предупреди, если услышишь шаги.

Заяц бросился к люку, а я попытался вернуть ковёр на место. Неизвестно, разбудил ли шум маму с Оскаром, но, боюсь, даже мёртвые пробудились бы от такого грохота. Как хорошо, что ближайшее кладбище далеко. Значит, пробуждение мёртвым не грозит.

Над головой замаячил огонёк, и я услышал голос Спаркса:

– Кто-то идёт. Сваливаем!

Глава 10

Длинный день зайчика, плавно переходящий в ночь

Я карабкался с такой скоростью, что ободрал ладони о канат. Морщась от боли, всё же закрепил его и полез дальше. Послышались тяжёлые шаги.

Казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Стараясь действовать как можно тише, я закрыл люк и практически телепортировался к дверям шкафа. Но было слишком поздно. Выходя в столовую, я услышал, что дверная ручка в гостиную поворачивается. Вот и всё, мне конец. Конец.

Я замер, лихорадочно перебирая планы: лучше рассказать историю, как я шёл из ванной (в майке и джинсах), или залечь в кровать, надеясь, что Оскар меня просто не заметит. В конце концов, притвориться мёртвым.

Ручка закончила поворачиваться… но дверь осталась закрытой. Сердце снова зачастило.

Слава богу! Дверь оказалась заблокированной – такое иногда случалось с нашим механизмом. Снаружи доносились крики Оскара. Непонятно, есть ли у него ключи или ему придётся за ними идти. Это было уже не важно. Главное – я спасён! Я на цыпочках пробрался в спальню, скинул одежду и скользнул под одеяло.

Судя по звукам, дверь наконец открыли. Под Оскаром заскрипели ступени. Он прошёлся над столовой, топая, как слон, и спустился по задней лестнице. Через минуту его голова просунулась в мою комнату. Я лежал неподвижно, стараясь дышать ровно, несмотря на то, что здорово саднило ладони.

Через минуту Оскар вышел. Слышалось, как открываются и закрываются двери в другие комнаты. Я молился, чтобы Оскар не пошёл к люку и не заметил, что фанера не на месте. Слава богу, он не полез в шкаф, а вернулся в комнату и громко улёгся в кровать.

Облегчённо выдохнув, я отыскал пижаму. Придётся подождать, пока Оскар заснёт, чтобы обработать ссадины. Вернулся Спаркс и запрыгнул на кровать рядом со мной, чтобы я мог разглядеть его в тусклом свете уличного фонаря.

– Повезло, что дверь заперта, – шепнул я.

– Ага, кроличья лапка приносит удачу.

Спаркс улыбнулся и, выпустив когти на передней лапке, любовно отполировал её о мех.

– Это был лёгкий заряд. Обращайся.

– Спасибо огромное! Ты меня спас.

– Что теперь?

Я пожал плечами:

– Следует взять паузу, пока дом не перейдёт в наше распоряжение хотя бы на несколько часов. Ещё нужно вернуться в школу, ведь я пропустил весь вчерашний день. Если прогулов накопится слишком много, то разборок не избежать. Быть тринадцатилетним – сплошные проблемы.

– Эй, Кальван, пора вставать.

Нежное прикосновение мамы дорогого стоит.

– А? В чём дело?

Я разлепил глаза и увидел над собой её лицо.

– Прости, что разбудила так рано, но сегодня я сама отвезу тебя в школу.

– Классно!

Я думал, это сделает Оскар.

– Сколько у меня времени?

– Как оденешься. Я могу немножко опоздать.

В животе похолодело.

– Что-то случилось?

– У Оскара проблемы с проектом, ему нужно исправить их как можно скорее.

– Он ушёл?

Это фантастика: подвал мой!

– Нет, всё только на этапе проектирования. Оскар предупредил, что запрётся в подвале и не выйдет оттуда ближайшие две-три недели. Он даже перетащил туда спальный мешок, чтобы не тревожить меня по ночам. Одевайся. – И она вышла.

Спаркс немедленно высунулся из ящика:

– Плохи дела.

– Да уж…

Оскар хоть и не поймал нас, но явно что-то подозревает. Там точно хранится что-то очень важное для него. Что-то такое, о чём я даже не подозреваю. И вряд ли это что-то хорошее.

Иногда школа становится серьёзной помехой приключениям. Ведь даже в такой, как наша, существует предел для пропусков. Я, конечно, умный. Очень умный. Знаю, звучит нескромно, но это правда. Из-за этих способностей мне многое сходит с рук. Все учителя жалуются, что я не полностью раскрываю потенциал. Но поскольку я могу хорошо учиться, то, даже когда веду себя как ленивый придурок – а такое происходит большую часть времени, – они проявляют ко мне снисходительность.

Но сейчас отношение ужесточилось, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы восстановить репутацию хорошего ученика. Три недели Оскар провёл в подвале, а я посещал все занятия. И даже во время большой перемены делал домашние задания. В результате я снова был на коне.

Что же касается магической стороны жизни, то Спаркс заставлял меня практиковаться в языке пламени, используя заклинание, с помощью которого мне удалось его спасти, а также несколько других. Ещё заяц стал обучать меня письменности, которая оказалась невероятно сложной. Каждое слово имело свою идеограмму, как в китайском языке, так что не получалось просто сложить слово из букв – его приходилось запоминать.

Это было увлекательнее, чем не использовать магию вообще, хотя обычно именно этим мы и занимались. Долгое время я просто сидел и контролировал дыхание, прислушиваясь к внутреннему «я» и стараясь прочувствовать себя самого. «Итак, Кальван, сейчас я помещу тебя в этот огонь. Хочу, чтобы ты не гасил его. Просто позволь себя омыть». Такие упражнения были даже интересными, но получались неважно.

Я ужа-а-асно расстраивался: хотелось биться головой о стены и жевать побелку. Вместо этого после обеда мы с Дэйвом отправились в библиотеку, потому что по вторникам оставалось свободное время, чтобы заняться домашкой. Минут десять я прилежно выписывал цифры. Потом внезапно прорвало:

– Ненавижу!

Алета, сидевшая неподалёку, погрозила пальцем:

– Кальван, потише можно?

Но тише не получалось. Я психанул. Скомкал записи и выбросил их в окно. Потом сложил учебники в сумку и выскочил из библиотеки.

– Кальван!

Я не обернулся на зов Алеты. Требовалось побыть одному, насколько это вообще возможно, учитывая постоянное присутствие саркастичного говорящего зайца, привязанного девятиметровым невидимым поводком. Я отправился в театр.

Обошёл стороной главный вход, расположенный в коридоре второго этажа на всеобщем обозрении, направился к двери за сценой и громко постучал – два медленных удара, три быстрых и ещё два медленных.

Примерно через минуту оттуда высунулась голова Джоша Райнера.

– Ты?!

Я испугался, что он захлопнет дверь у меня перед носом. Однако театр был для студентов, изучающих искусство, нейтральным местом. Джош мог ненавидеть меня сколько угодно, но перемирие в театре – дело святое.

Поэтому враг просто отпустил дверь и отвернулся. Я, не дав ей захлопнуться, ступил в бархатную тьму главной сцены, где Морган и Лиза, две девушки из группы Роба, занимались танцами. Слева, устроившись в креслах, читали школяры разного возраста. Несколько старшеклассников репетировали на балконе. Дверь в гримёрку оказалась приоткрыта, и Джош за ней скрылся.

Наша школа унаследовала своё здание от некогда богатого среднего технического учебного заведения. Там основное внимание уделялось практическим навыкам учеников, которые не хотели идти в колледж. По неизвестным причинам в школе имелся огромный театр со зрительным залом и гримёркой – практически такими же просторными, как в Университете Миннесоты, куда нас водила Эвелин. Театральный класс – любимое место отдыха после спортзала, правда не такое спокойное.

Я подошёл к сцене, сел на пол и прислонился спиной к стене. По обе стороны располагались специальные панели для передачи воздуха на сцену. Я открыл одну из них, на которой была сломана планка. Панель крепилась с помощью петель, поэтому открывалась, как дверца. Я проскользнул внутрь и закрыл её за собой.

Небольшое пространство под сценой было покрашено в чёрный цвет. Свет туда почти не проникал. Двигаться между нагромождением опор и стульев без фонарика казалось непросто. Но это было моё место, я знал его как свои пять пальцев.

Здесь я выпустил Спаркса. Пространство под сценой, достаточно высокое, чтобы держать там декорации, создавало что-то вроде комнаты для актёров. Сюда можно было спуститься через люк и посидеть в потрёпанном кресле.

Я уселся, а Спаркс отправился исследовать тёмное пространство под сценой. Блаженство! Я был один, действительно один впервые за целую неделю, даже больше. Вынул из рюкзака старый научно-фантастический роман и уткнулся в книгу. У меня в запасе всего полчаса, и на это время я хотел дать мозгам небольшую передышку.

Однако не прошло и десяти минут, как Спаркс вскочил на подлокотник кресла и положил на плечо лапу.

– Что случилось?

– Хочу тебе кое-что показать. Только тихо.

– Уходи.

Я вернулся к чтению. Мордочка Спаркса буквально повисла передо мной:

– Но это важно.

– Ладно!

Я отложил книгу на сумку.

– В чём дело?

– Сюда.

Я последовал за ним вдоль задней стены к углу, где воздуховод перекрывался стальной сетчатой панелью. Раньше она всегда была заперта, но теперь вместо тяжёлого замка высилась кучка пепла.

– Твоя работа? – поинтересовался я.

Спаркс приложил к губам палец и кивнул. Затем шагнул внутрь, жестом пригласив следовать за ним. Мы осторожно забрались в воздуховод. Идти приходилось аккуратно, рассчитывая каждый шаг. Вскоре узкий канал вывел нас наверх. Спаркс показал на решётку и встал на задние лапы. Пришлось составить ему компанию.

Я заглянул внутрь и увидел гримёрку. Хотя она была сильно загорожена столом, я разглядел Джоша. Он стоял перед мольбертом с большим холстом. Мольберт был повёрнут так, что никто из вошедших в комнату не смог бы понять, что именно рисует Джош.

Я тут же пожалел о своём любопытстве. Джош писал автопортрет. Он изобразил себя под проливным дождём в переулке, в рваных джинсах и футболке, прислонившимся к кирпичной стене.

Каждый сантиметр полотна излучал настоящую боль. Тёмно-синий фингал наполовину скрывал левый глаз. Тротуар под босыми ногами Джоша был перепачкан кровью. Художник передал настроение с такой ясностью и артистизмом, которого я никак не ожидал от агрессивного, отвратительного парня, каким я всегда воспринимал Джоша.

Захотелось отвернуться. В первую очередь потому, что это был не тот Джош, которого я знал. Не хватало ещё проникнуться сочувствием к человеку, которого ненавидишь и который всеми силами старается испортить тебе жизнь. Вдобавок я вдруг осознал, что есть ещё одна причина отвернуться. Я не должен этого видеть. Джош не приглашал меня в свидетели. Выходит, я лезу не в своё дело, нарушая его личное пространство. Но увиденного не сотрёшь ластиком.

Пока я размышлял, Спаркс взобрался мне на плечо и, коснувшись носом уха, прошептал:

– Обрати внимание на то, что за плечом мальчика на картине.

С трудом оторвавшись от портрета, я сфокусировал взгляд на заднем плане и едва не закричал. Сквозь стену проливного дождя проглядывал высокий зелёный замок из воды – точь-в-точь как тот, с которым мы столкнулись несколько недель назад. На его вершине стояла Русалка. Её руки были призывно протянуты вперёд. Изображение лица казалось не больше точки, но каким-то невероятным образом с помощью нескольких крошечных мазков кисти Джош сумел передать выражение сострадания и приветствия. Это был не монстр, чуть не убивший меня. Это была королева, благосклонная к ребёнку, который отчаянно в этом нуждался.

Нос зайца коснулся уха.

– Теперь посмотри вниз: на полу за мольбертом есть ещё одна картина.

– Барсук в бандольере?

Мой голос прозвучал так низко, что я едва себя расслышал. Но Спаркс понял и отрицательно махнул головой.

– Не больше барсук, чем я – заяц. Скорее даже меньше, потому что я выбрал форму, которая более-менее соответствует оригиналу. Это делвер. Обрати внимание на его руки и на то, что он стоит на двух ногах.

После объяснения я и сам разглядел ряд отличий делвера от барсука. Во-первых, у него имелись большие пальцы, а сам он выглядел раз в десять крупнее любого барсука. Во-вторых, он стоял на двух ногах, хотя мог передвигаться и на четвереньках. Существо имело морду барсука и тяжёлые когти, которыми удобно рыть землю, ко всему прочему, он носил широкий патронташ. Настоящий патронташ – пояс с отделениями для хранения пуль.

– Почему я никогда не слышал о делверах? – поинтересовался я, когда мы выбрались из вентиляции. – Нет, я, конечно, и об огненных зайцах до тебя не слышал, но про русалок и шелки хотя бы читал.

Спаркс усмехнулся:

– Может, ты и читал о них… но то, что ты читал, мало совпадает с реальностью. В отличие от меня, делверы, шелки и Она изначально родились здесь. Я же несколько столетий назад прибыл на корабле из Европы. И хотя я зову местных именами, знакомыми с детства, тем не менее знаю, что у них есть и другие названия, которые они получили до прихода белого человека. Прежде Её звали просто Миссисипи.

– Оу.

Я был озадачен.

– Тогда почему те женщины-ондатры отзывались на прозвище шелки?

– Об этом лучше у них спросить. Подозреваю, дело в том, что мы говорили на человеческом языке. На нём их название звучит именно так. Большинству духов наплевать, как их называют люди на разных языках. Человеческая речь меняется так быстро, что вряд ли стоит тратить на это силы. На наших языках перепутать друг друга невозможно.

Я заморгал:

– Неужели у делверов нет аналогов в человеческом языке? Никаких мифов?

– Имеется небольшое сходство с легендами о гномах. Делверов очень много. Некоторые напоминают гномов или троллей, но большинство выглядят как наш знакомый с картины. Но что ещё важнее: ты заметил значок у него на груди?

– Какая-то корона?

– Да, Северная Корона. Делвер, которого нарисовал мальчик горькой воды, служит Короне.

– И что?

Спаркс закатил глаза:

– Известно, что сейчас Корона в руках человека. Её владыки сменяются в зависимости от времён года. При нормальных обстоятельствах ни один элементаль не стал бы мечтать о власти. Мы живём слишком долго для такой эфемерной ерунды.

– Понятно. Только я всё равно не понимаю, почему это важно.

– Глупое дитя! Это значит, что с равновесием что-то не так! Так быть не должно.

– Насколько это плохо?

– Смотря что именно происходит. Если магическое равновесие нарушится слишком сильно, то может начаться наводнение, торнадо, эпидемии…

– Серьёзно? И как скоро?

– Трудно сказать. Корона не должна задерживаться в одних руках более одного раза. Потребуется всего несколько лет, чтобы создать необратимые последствия. Вряд ли в ближайшие три года вас настигнет катастрофа, однако больше десяти лет вы не протянете. Времена года должны меняться, а Корона вместе с ними, повторяя циклы, но не дублируя их. Если один человек узурпирует всю власть, беды не миновать.

Глава 11

Дым и духи

Представьте, что перед вами огромный пирог с банановым кремом. Если с размаху ударить по этому кулинарному шедевру, то хруст взломанной корки сменится отвратительным, чавкающим звуком, словно нога проваливается в мшистую, болотную грязь на краю озера. Мир тут же становится белым, потому что тонкие струйки крема взлетают высоко вверх, забрызгивая стены и всех окружающих. Просто представьте.

Я представил. И тут же мощная сила отбросила меня назад. Я споткнулся, упал, перевернулся на спину и, наконец, улёгся на живот.

Освещённая комната за сценой театра взорвалась смехом. Неловко поднявшись, я убрал остатки пирога с глаз и моргнул. В это время Дэйв запустил в меня ещё одним пирогом. Нокаут. Я упал и остался лежать. Через несколько минут бодрая музыка из проигрывателя Эвелин смолкла. Появился Дэйв и подал мне руку:

– Это было чертовски красиво, бро. Я почти увидел этот пирог!

– Я тоже.

Я изобразил, как вытираю крем с глаз, и мы оба расхохотались.

– Последние спектакли получились отличными.

Мы с Дэйвом изображали клоунов в шекспировской пьесе. В ходе постановки в меня запустили аж десять пирогов, которые щедро предоставил отец одного из учеников, владеющий пекарней.

– В хорошем пироге всегда есть что-то приятное, даже если он воображаемый.

– Неужели? Помню, ты жаловался во время репетиций.

Я фыркнул:

– Довольно мерзкие ощущения. Так бывает, пока не выучишь правила. Новичку всегда приходится сталкиваться с пирогом «лицом к лицу».

Дэйв улыбнулся:

– Закрой глаза и подыши ртом.

Мы спрыгнули со сцены и уселись на полу. Стала готовиться к импровизации следующая группа. Было грустно. Психоз настолько усилился, что я не мог смотреть другие выступления, потому что сегодня кое-что произошло.

Этим утром Оскар впервые за несколько недель отправился работать. И я планировал пропустить вторую половину дня, то есть уйти из школы сразу после репетиции. Сбежать с первого урока непросто, особенно если его ведёт ваш наставник, с которым вы перед завтраком виделись. Кроме того, это мои любимые уроки, на которых Эвелин помогает мне прийти к душевному равновесию.

Я записан на все занятия, которые она ведёт. Но больше всех обожаю групповые импровизации. Есть в них какая-то особая свобода, ни на что другое не похожая. Её создаёт совокупность воображения, общения с актёрами и зрителями. Через них открывается такая глубина, что аж дух захватывает.

Это реальная возможность расширить свой кругозор и освободиться от проблем. Стоя на сцене, я полностью забываю об отчиме, маме или магии, которая уже превратилась в реальную часть жизни.

Если вы всё правильно делаете, то единственное, что имеет значение, – это сцена и то, как происходящее на ней влияет на зрителей. Иногда это эмоционально и пугающе. Другое дело, когда получается глупо, но весело и смешно.

Во время дурдома на перемене я подошёл к Дэйву и прошептал ему на ухо:

– Сегодня взламываем подвал Оскара. Ты обещал помочь.

Это было важно. Я понимал, что не подниму крышку один. Кроме того, Оскар меня почти поймал в прошлый раз.

– Ты в деле?

– Когда думаешь уйти?

– Минут через десять.

– Сейчас у меня тест. Подождёшь?

Я кивнул:

– О’кей. Времени хватит. Встречаемся возле кустов у дальней стены спортзала.

– Принято.

Я направился к двери, когда меня окликнула Эвелин:

– Кальван, можно тебя на минутку?

– Да?

Я подошёл к столу.

– Ты выглядишь хмурым, хотя импровизация прошла блестяще. Собственно, ты весь семестр выглядишь очень беспокойным. Дома проблемы?

Я секунду помялся, соображая, как ответить, не упоминая, что отчим – злой колдун и мне нужно спасти от него маму. Эвелин застала меня врасплох: вряд ли удастся сочинить правдивую историю. Какой же я идиот. Следовало догадаться, что она заметит даже малейшее изменение в своих учениках. Иногда кажется, что она с другой планеты. На самом деле она, как любая хорошая актриса и режиссёр, была увлечена наблюдением за людьми и окружающим миром.

– Всё как обычно, – слукавил я.

Похоже, пауза затянулась.

– Ты наконец-то справился со своей магией, – вдруг сказала она.

– Я… что?

В меня будто без предупреждения пирогом запустили.

– Твоё волшебство. Догадывалась, что у тебя дар. Стоит лишь взглянуть на тебя и твою маму. Наверно, это огонь. Мне сложно говорить об этом, ведь я ничем подобным не обладаю.

Она ласково взяла меня за подбородок:

– Закрой рот, Кальван, птичка влетит. Невозможно преподавать в таком месте, как Демократическая школа, где магия царит повсюду, и ничего не видеть. Думаю, обеспечить безопасное место мыслителям, художникам и волшебникам – одна из причин создания школы.

– Даже не знаю, что ответить.

– Не волнуйся, твой секрет в безопасности. Но я бы посоветовала рассказать обо всём Тане.

– Она же учитель химии!

– И танцовщица ветра. Она, стоя на земле, постоянно витает в облаках. К тому же обладает особой чуткостью.

– Я… Ладно, может быть.

– Можешь на меня положиться. Если захочется поговорить, приходи в любое время. Чем смогу, помогу, хотя не имею такого практического опыта, как Таня.

– Там действительно всё покрыто заклинаниями?

Дэйв показал пальцем на дно колодца. Спаркс кивнул:

– Некоторые из них отвратительны. Правда, при таком освещении их трудно разобрать даже с фонариком.

Я привязал нейлоновую нить к болту с кольцом и закрепил доски.

– Подойди и дай мне руку. Держи этот кончик.

Я принёс немного масла и смазал болты, чтобы ничего не скрипело. Но доски, задевая каменные стены, всё равно трещали. Если бы дома кто-то был, нас бы сразу заметили. Боюсь, что даже соседи могли услышать шум. К счастью, в это время все находились на работе. Дэйв был очень кстати, потому что сам я бы вряд ли справился.

Когда щель настолько расширилась, что в неё можно было пролезть, мы закрепили доски. Я включил фонарик и осветил пространство. Ничего не видно, кроме большой модели города. Отсюда она выглядела не так страшно. Тем не менее следующий шаг делать совсем не хотелось.

– Может, выждем и посмотрим, что будет? – предложил я.

Спаркс фыркнул. Дэйв внимательно на меня посмотрел. Но спорить не стали. Время шло. Из щели никто не появлялся, и никто не спускался в люк, чтобы нас остановить. Наконец я вздохнул и протянул Дэйву фонарик. Потом стал опускать в темноту верёвку. Через несколько секунд она коснулась модели. Снова ничего не произошло, и я продолжил.

Когда верёвка полностью опустилась, я встал на край:

– Спаркс, пора.

Заяц забрался в рюкзак, и я закинул его на плечи. Зажав фонарик зубами, я начал спуск вниз. Узлы на верёвке мешали скольжению, и опускаться оказалось легко. Внезапно я его ощутил – ужас пополз по телу. Мышцы словно одеревенели. И я буквально завис в воздухе над центром модели.

Страх был таким сильным, что я чуть не выпустил верёвку. Не хватало ещё рухнуть вниз и разнести модель или себя на миллион кусочков. Я удержался, но задрожал. Фонарик свалился на модель, оставил на ней трещину и закатился куда-то в центр. Стало совсем темно. Я не знал, сколько смогу продержаться, но понимал, что точно не смогу подняться обратно.

И тут вмешался Спаркс. Голос из рюкзака резко приказал:

– Замри, дитя!

Я ощутил, что рюкзак стал легче. Потом услышал, как заяц приземлился на стол. Гипнотическое действие присутствия мгновенно ослабло. Я всё ещё его чувствовал, но между нами будто вырос щит. Я хотел рвануть наверх, но не мог выглядеть трусом перед Дэйвом.

Я несколько раз глубоко вдохнул. Я могу это сделать. Я сделаю это. Впереди самое страшное – перенести вес на модель. Вдруг я её сломаю?

Тогда сразу станет ясно, что здесь кто-то был. Я осторожно поставил кроссовку на одну из улиц к востоку от здания суда, прямо перед Демократической школой. Удерживая большую часть веса на верёвке, я медленно двигался к краю модели. Зацепился ногой за стол и спрыгнул на пол. Даже ничего не сломал!

– Твоя очередь, Дэйв. Я буду крепко держать верёвку, чтобы было полегче.

Через несколько минут мы оба находились в безопасности на полу, в то время как Спаркс застрял где-то в центре стола.

– Всё в порядке? – окликнул его я.

– Жив, но не могу двигаться, – мрачно откликнулся заяц. – Эта штука слишком сильна.

– Мы можем помочь? – спросил Дэйв.

– Не знаю. Это похоже на две силы – землю и тень. Включите свет.

– Держись, сейчас отыщем фонарик. Выключатель возле лестницы, а там ничего не видно. Я вряд ли смогу дотянуться до него, не взбираясь на модель.

– Это чрезвычайно плохая идея! – выдохнул Спаркс.

Настораживало, что в том месте, куда упал фонарик, темно. Я чувствовал эту тьму, словно она была живой, хотя и в полудрёме. Я подумал, что ЭТО могло «проснуться» и невольно содрогнулся. Меньше всего я хотел иметь с ним дело, но выбора не оставалось. Я глубоко вздохнул и стал карабкаться на край стола.

– Подожди.

Дэйв вытащил из кармана мобильник и включил свет:

– Так лучше?

Свет был очень тусклым. Его едва хватало на то, чтобы немного рассеять тьму, но в ту секунду для меня это был самый лучший свет на земле.

– Ты настоящий спаситель, Дэйв. Идём.

С фонариком мы быстро добрались до лестницы, включили освещение и вернулись обратно.

Спаркс ожидал нас на краю стола, держа в лапах мой светильник.

– Так намного лучше. Но мне всё равно придётся быть рядом, чтобы сдерживать это. Не знаю, как оно называется, но оно не любит пятен.

Он показал наверх:

– В эти лампы вмонтирован какой-то элемент, похожий на солнце.

– Мне кажется, они напоминают лампочки в оранжерее, – предположил Дэйв.

– Они ярче других. У мамы аффективное сезонное расстройство, и она использует их на кухне и в гостиной, чтобы легче переживать зимы.

Я забрал фонарик и выключил.

– Спасибо, Спаркс, без тебя я бы не справился. Но что это?

Хотя давление значительно уменьшилось, я всё ещё чувствовал присутствие тёмного существа в центре модели.

Заяц покачал головой:

– Не знаю. Прежде чем что-либо предпринимать, надо разобраться. Оно не слишком разумно, и я его сдерживаю. Но если оно связано с существом, которое ты встречал в Капитолии, и достаточно умно, чтобы запомнить тебя и донести отчиму, то тебе опасно долго тут оставаться и подходить слишком близко.

Такая мысль никогда не приходила мне в голову. Я тяжело сглотнул. Снова возникло желание убежать.

– Насколько реальна опасность?

– Пока трудно сказать. Ясно одно – сейчас я в ловушке.

Я перевёл взгляд на модель и похолодел. Приблизиться к этому – последнее, чего мне хотелось, но другого выхода не было.

Я всё ещё пытался понять, на что решиться, когда откуда-то из-под стола донёсся голос Дэйва:

– Так я и думал.

– Что?

– Папа тестирует подобные модели. Иногда он приглашает меня на показы. В таких моделях внизу всегда есть отверстия, чтобы можно было добраться до середины города, ничего не испортив, как Годзилла.

Минутой позже лужайка у здания суда оказалась перевёрнута. Дэйв стоял над куполом и внимательно разглядывал его.

– Похоже, фасад этого здания открывается.

– Не торопись! – подпрыгнул Спаркс. – Позволь я подстрахую.

– Это точно безопасно? – забеспокоился я.

– Безопаснее для него, чем для тебя, – сообщил Спаркс. – Если в нём имеется какая-то магия, то она ещё не расцвела. Для таких существ, как я, или для модели, он, конечно, не невидимка… но его гораздо сложнее распознать.

– Если во мне есть магия? – Голос Дэйва прозвучал гораздо задумчивее, чем я ожидал. – Такое возможно?

Спаркс кивнул:

– Да. Даже если ты не родился колдуном, существует немало способов пробудить в себе магию.

Спаркс двинулся вперёд и, тараторя на языке огня, передними лапами дотронулся до миниатюрного здания. Ощущение присутствия изнутри отступило, хотя одновременно стало сильнее и агрессивнее. Как будто оно наконец осознало, что мы здесь. Показалось, что тьма способна пробудиться. Я молился, чтобы свет не погас.

Спаркс немного отступил:

– Это удержит его, но ненадолго.

Дэйв протянул руку к одному из столбов возле суда. Послышался щелчок. Левое крыло здания откинулось в сторону. Я закусил губу, чтобы не закричать или не выругаться. Внутри стояла голова манекена с лицом моей матери.

– Что за…

Прежде чем я закончил, Дэйв открыл восточную часть здания, откуда показался другой манекен, с лицом Оскара.

– Ничего не понимаю.

Спаркс поднял лапу, чтобы мы замолчали:

– Теперь середину.

Передняя часть миниатюрного здания сложилась. Внутри оказалась тонкая серебряная корона с крупным ярким бриллиантом, сияющим, как звезда. Со всех сторон его окружали по три бриллианта меньшего размера. Корона покоилась на подушке из чёрного бархата.

– Это…

– Северная Корона, – выдохнул Спаркс.

Дэйв осторожно поднёс руку к короне, но заяц шлёпнул его и закричал:

– Не трогай!

Дэйв испуганно отдёрнул руку:

– Почему?

Спаркс огляделся:

– Дело в том, что под короной вовсе не подушка. Кальван, дай карандаш.

Я подбросил карандаш. Заяц подхватил его лапами:

– Смотрите.

Медленно и осторожно он наклонился вперёд, коснулся края подушки карандашом и отскочил назад, выпустив его из лап. Тот повис в воздухе. Неожиданно возник чёрный дымок. Он полностью окутал карандаш, ставший похожим на указательный палец самой ночи.

Затем тьма отступила, а карандаш, если он ещё существовал, растворился в подушке.

– Что это? – выдохнул я.

– У него куча имён, хотя большинство из них для тебя – пустой звук. Страх перед тёмными временами живёт в людях глубоко. Это не иррациональная реакция, а телесная память. Воспоминание о временах, когда ваш вид ещё не подружился с огнём. Когда он и его многочисленные братья с сёстрами охотились на вас в темноте. Вы можете думать об этом как о простой боязни темноты, но это не так. На самом деле вы боитесь того, что держит Корону. Вы боитесь Тьмы.

Глава 12

Вулканцы приближаются

Когда Спаркс замолчал, я испуганно попятился от стола.

– Тьмы?

Он кивнул.

– Сейчас его чаще называют Ночным Кошмаром. Это мощный, древний и смертоносный враг и твоего, и моего рода.

– Но он такой маленький…

Дэйв выглядел менее напуганным, чем я. Может, потому, что он не чувствовал присутствия, затаившегося в миниатюре Капитолия.

– Нет.

Заяц покачал головой. Его голос приобрёл тот официальный тон, который появляется, когда мы рассуждаем о давно и хорошо знакомых вещах.

– Так может показаться. Но только потому, что его бóльшая часть находится в другом месте. А та, которая здесь, сдерживается светом и силой моего огня. Но если бы он проснулся до того, как зажгли свет, или предстал перед вами во всей своей мощи… Всё могло быть куда плачевнее.

– Значит, на него я наткнулся в тоннеле, – заключил я. – Основная часть находится там.

Спаркс кивнул:

– Скорее всего. Тьма заключила союз с силами земли с самого начала времён. Солнце – величайший враг Тьмы. Любому Ночному Кошмару остаётся только лежать глубоко под землёй и прятаться, пока день смотрит на мир своим огромным жёлтым глазом.

– И как с этим бороться? – спросил Дэйв. – Найти светильник помощнее?

Заяц опустился на корточки и разочарованно взглянул на Дэйва.

– Это всё равно что тыкать в медведя острой палкой.

– Если взять большую палку, то речь пойдёт уже о копьё.

Дэйв выглядел так, словно готовился покорить весь мир. Мне захотелось его обнять.

– Если верить древним историям, то с помощью копья победили не одного медведя.

Спаркс легко повёл ушами:

– Телевидение постоянно транслирует небылицы об исторических событиях, свидетелем которых я был лично. Увы, источников света таких размеров, чтобы нам помочь, просто не существует. Без серьёзной магической поддержки нам точно не справиться. К тому же сейчас не лучший момент, чтобы что-то предпринимать. Сегодня двадцатое октября. Завтра коронация Владыки Зимы. Растущая сила Северной Короны будет очень велика в течение нескольких дней. Так же сильна, как во время солнцестояния.

Спаркс указал на манекен:

– Если Оскар – обладатель сил земли, то время правления Короля Зимы – не лучшее, чтобы бросать ему вызов. За несколько часов мы не успеем подготовиться, даже если поймём, что делать. Поэтому сейчас лучше всего скрыть все следы нашего присутствия и молиться, чтобы нас не раскрыли, пока не появится ясность, что делать дальше.

Мне не понравилась его идея. Хотя бы потому, что манекен изображал мою маму. Выражение лица Дэйва свидетельствовало, что ему такая идея нравится ещё меньше. Но Спаркс был главным. Кроме того, я чувствовал силу этой штуки под Капитолием. Думаю, начнись сражение сегодня, оно бы больше напоминало схватку с драконом, чем с медведем.

Не считая небольшой вмятины, оставленной упавшим фонариком на здании торгового центра, уборка прошла быстро и легко. Дэйв, используя инструменты Оскара, сумел исправить поломку. Я вспомнил, что он часто помогал строить декорации для школьных спектаклей.

Когда мы закончили, я с грустью посмотрел на люк в потолке.

– Выбираться отсюда будет ещё веселее…

Ужасно не хотелось зависнуть в темноте над моделью.

Дэйв с улыбкой посмотрел на меня:

– Почему бы нам не подняться по лестнице и не выйти через дверь? Кажется, она защёлкивается автоматически.

Несколько секунд я тупо смотрел на Дэйва.

– Потому что я идиот!

Его рот растянулся в улыбке впервые после того, как мы спустились в люк, напряжение отступило.

– Может быть, мой друг, всё может быть… – весело поддразнил меня Дэйв.

Ночью, когда мама поцеловала меня, пожелала спокойной ночи и вышла, я вскочил с кровати и включил свет. Впервые, не считая раннего детства, я боялся спать в темноте. Чтобы Оскар этого не заметил, поставил будильник пораньше. Во сне меня преследовали ночные кошмары – огонь и тени.

Невзирая на тревожные предчувствия, я поднялся до того, как зазвонил будильник. Спаркс сидел на полке и пристально следил за мной и дверью одновременно. Заметив, что я проснулся, он немного засмущался и запрыгнул в рюкзак. Оскара я в тот день не видел. Мама сообщила, что он в командировке. Я был свободен и напуган одновременно, причём сильнее, чем когда-либо. Ведь он вернётся уже Королём Зимы.

Следующей ночью мне показалось, что на окно давит какая-то сила и на нём вот-вот появятся трещины. Я зажёг свет и долго не мог заснуть. К счастью, была пятница. Я заснул только на рассвете и проспал почти всё воскресенье. Мама была слишком занята, чтобы это заметить. Она всегда казалась немного странной, но сейчас складывалось впечатление, что она в своём сознании открыла дверь в другой мир…

В понедельник в школе я чувствовал себя измученным и продрогшим. Ночью поднялся сильный ветер и на улице похолодало. Если бы не возможность подремать во время большой перемены, я мог спокойно уснуть на ходу. Дома я снова вздремнул, и мама померила мне температуру. Оскар вернулся поздно. Он пребывал в великолепном расположении духа. Обычно такое настроение приводило к неожиданным и крупным подаркам. Например, прошлой осенью он притащил мне новый ноутбук, а на Рождество подарил приставку.

Спустя несколько дней Дэйв снова спустился в подвал. На этот раз со Спарксом на груди. Заяц сидел в переноске для детей, а я освещал путь самым мощным фонарём, который только смог купить. Он добрался до центра модели и остановился. Больше ничего не требовалось – мы узнали достаточно. Манекен с маской Оскара оказался перемещён в центр. На лбу у него красовалась потускневшая чёрная корона. В пустых глазницах пряталась Тьма.

Оскар стал Королём Зимы. А значит, все те ужасные события, которых так боялся Спаркс, стали сбываться. Возможно, они начались в самом сердце моей семьи. Этой ночью я так и не сомкнул глаз.

– Эй, Кальван, просыпайся! – Голос матери звучал нежно и взволнованно.

– А? – Я потёр глаза и сел на кровати. – Пора в школу?

Она щёлкнула меня по кончику носа:

– Нет, глупыш, пора на воскресный ужин. Только переоденься и прими душ.

– О, точно, прости. Я хотел немножко вздремнуть, но вырубился крепче, чем планировал. Встаю.

Но мама присела на краешек кровати и сказала:

– Не торопись. Сначала ответь, ты в порядке?

После этих слов я проснулся окончательно.

В её вопросе могла таиться опасность. Особенно сейчас, когда Оскар стал Королём Зимы.

– Да, конечно, почему ты спрашиваешь?

– В последнее время ты спишь при свете… Если вообще спишь. Завтра День Всех Святых (так бабушка называла Хеллоуин, мама продолжила эту традицию), а ты ни словом не заикнулся о костюмах или розыгрышах.

– Мне тринадцать, мам! Тебе не кажется, что я из этого вырос?

Её лицо стало грустным.

– Даже не верится, что ты так быстро вырос, – вздохнула она. – Можешь пропустить розыгрыши. Только вряд ли ты разлюбил сладкое. Думаю, многие придут в школу в костюмах. Уверен, что не хочешь надеть что-то особенное?

Честно говоря, из-за странностей, которые заполнили мою жизнь, я совершенно забыл про Хеллоуин. Но признаваться не хотелось.

– Просто оденусь в чёрное, словно вампир или типа того.

– Такой наряд не похож на карнавальный. Но ты уже подросток, хотя мне не хочется это признавать. И это твоё решение. Если всё же захочешь костюм поинтереснее, то у нас не так уж много времени. Подумай и давай ещё раз обсудим после обеда… который мне надо приготовить. А тебе пора под душ.

Она наклонилась и прижалась своим лбом к моему:

– Я люблю тебя, детка.

– Мама.

Она поднялась и ненадолго задержалась в дверях:

– Да, и не думай, что я забыла о свете, который ты теперь не выключаешь. Думаю, нам стоит обсудить твои проблемы…

Она вышла, а я взял халат и начал раздеваться. Спаркс запрыгнул на кровать и взглянул на меня исподлобья:

– Ты не должен надевать чёрное на День Всех Святых и уж тем более изображать вампира.

Я замер на полпути:

– Что? Какое это имеет значение?

Спаркс закрыл мордочку лапами:

– Клянусь всем силам, чем бы я ни заслужил такое наказание, как ты, я целиком и полностью раскаиваюсь. Подтверди, что в тебе не меркнет свет. Пожалуйста. Иначе моё сердце не выдержит.

– Я не понял ни слова, зайчик-попрыгайчик.

Он вздохнул:

– Хорошо, скажу проще. День Всех Святых, или Самхейн, как его называют в волшебном мире, – это время великой силы. Чёрный цвет – цвет Ночных Кошмаров и Зимней Короны. Дитя огня не должно в такой праздник, как Самхейн, надевать чёрное. Это плохое предзнаменование. Тем более если ты находишься в противостоянии с Королём Зимы. Не стоит наряжаться в вампира, который символизирует зиму и смерть.

– Это меняет дело.

Спаркс закатил глаза:

– И озарился мир светом, и принёс маленькому негодяю мудрость и остроумие. Но маловато.

– Но что тогда нужно надеть? Костюм?

– Да. В символе великая сила. Ты должен выбрать наряд, противостоящий зиме и в оттенках огня: золотой, оранжевый, красный! Если сумеешь зажечь в себе огонь, это принесёт пользу.

– А если я наряжусь вулканцем?

Спаркс моргнул:

– Это из «Звёздного пути»?[10] Не уверен, что в нём скрыт смысл…

– Нет, я хочу выглядеть как на Зимнем карнавале Сент-Пола. Вулканцами у нас называют парней, которые пляшут вокруг костра в красных одеждах во время Зимнего карнавала. В конце фестиваля они прогоняют Борея, Короля Ветров.

Скорее всего, моё заявление прозвучало довольно странно. Но, если вспомнить, что я вырос в Сент-Поле, с его ледовым дворцом и традиционными играми, то вопросы отпадут.

– Ты здесь давно. Неужели ни разу не слышал о Вулканусе Рексе?

Спаркс ударил себя по мордочке:

– Кошмар, я превратился в дряхлого старика! Глупец! Можешь кинуть меня в кастрюлю и приготовить рагу из тушёного кролика.

– Скорее тушёного зайца! – уточнил я. – Ты сейчас о чём?

– Очень забавно, дитя. О вашем Зимнем карнавале, конечно. Совсем из головы вылетело. Ведь обычно, как только выпадает снег, я сваливаю на юг. Хорошо, что вспомнили, это важно. Этот серьёзный ритуал призван ослабить власть Короля Зимы и настроить его на летнюю передачу Короны. Настоящего Короля Зимы. Не этого Борея, а того, который зимой носит Северную Корону. Держу пари, в тот раз у них тоже был плохой Король Зимы.

– Когда?

Спаркс постоянно перескакивал с темы на тему, и я не успевал следить за ходом его мыслей.

– В год, когда они создали миф о Борее. Это гениально. Слишком гениально для людей. Интересно, у них имелся огненный заяц-консультант?… Полагаю, да. И как я мог так долго игнорировать этот праздник? Мы должны всё узнать о вашем Зимнем карнавале.

– Хорошо, давай после ужина погуглим. Так я могу быть вулканцем?

Заяц снова закатил глаза:

– Бесспорно, глупый мальчишка. Что тут может быть непонятного?

Из кухни донеслось:

– Кальван, в душ!

– Уже иду, мам!

Я вскочил и поспешно добавил:

– Я всё-таки хотел бы выбрать костюм на День Всех Святых. Съездим после обеда?

– С удовольствием.

Дэйв приподнял бровь:

– Странный костюм для Хеллоуина, чувак.

Я пожал плечами:

– Объясню позже, но виноват кролик.

Хеллоуин в Демократической школе был несколько… сюрреалистичным. Все уроки отменяли, и в каждом классе проходили праздничные мероприятия. Класс Эвелин превратил чёрный ящик в мини-дом с привидениями. У них были мозги из холодной лапши и глазные яблоки из маринованного лука. Лабораторию заполнили разными склянками, которые пузырились, грохотали и светились. Я победил в конкурсе на самый нелепый костюм. Второе место досталось парню, изображавшему оленя Рудольфа с красным носом. Эдакие изгои сплочённого школьного коллектива.

Если переодевание в вулканца и принесло какую-то пользу, кроме красной ленточки и сладостей, полученных в качестве приза, то я этого не заметил. Однако после школы я сразу свернулся калачиком возле ноутбука и принялся исследовать Зимний карнавал Сент-Пола.

Чуваки! Там происходят прикольные события: в конце января Король Ветров Борей и Вулканус Рекс, бог огня, устраивают на улицах Сент-Пола настоящие войны. После охоты за сокровищами из ледяных блоков сооружается огромный замок, который потом тает в течение нескольких недель. Не верите? Поищите, и сами во всём убедитесь.

Ещё в 1986 году, к столетию карнавала, построили дворец, высота башни которого составляла почти сорок метров. На это ушло десять тысяч блоков льда! А в нынешнем году создатели ледового дворца планировали превзойти прежний рекорд за счёт достижений в области компьютерного проектирования и крупного анонимного пожертвования. Они собирались построить замок в пятьдесят метров высотой.

Чтение оказалось вдвойне занимательным из-за реакции Спаркса. Он обожал любые знания. Его поражало, что простые люди сумели придумать столь великий ритуал. Во время чтения я обнаружил параллели между нашим фестивалем и Марди Гра в Новом Орлане[11], пасхальными торжествами и возрождением весны.

Я изучал ссылку с прошлогодними подсказками к охоте за сокровищами, когда в дверь постучала мама:

– Эй, Кальван, не хочешь поиграть в «кошелёк или жизнь»? Знаю, на улице холодно, но мы могли бы сходить в окрестности Саммита…

Я задумался. Саммит-Хилл – это исторический район Сент-Пола. Там всегда есть чем поживиться. Конечно, я вырос из таких игр, но поездка в Саммит сулит кучу конфет. Кроме того, мы уже давненько туда не ездили. Оскар всегда бесился, что там сложно найти парковку, поэтому постепенно после его женитьбы на маме поездки сошли на нет. Я всё ещё был в красных брюках и толстовке. Оставалось надеть чёрные сапоги, красный плащ и шлем. Всё это мама притащила вчера вечером.

– Конечно! Дай мне пять минут.

Я могу взять детскую переноску, которую раздобыл Дэйв, и спрятать туда Спаркса.

– Жди здесь, – сказал я зайцу, натягивая шлем. – Я скоро вернусь. Только прихвачу наволочку для конфет.

Я прошёл примерно полкоридора, когда из подвала возник Оскар. Мы практически столкнулись.

– Прости, Оскар, я…

– ТЫ ЧТО НАДЕЛ?! – проревел Оскар, и его лицо исказилось от гнева.

Я невольно попятился:

– Это костюм на Хеллоуин, мама собиралась отвезти меня…

– НИЧЕГО ПОДОБНОГО! Я УЗНАЮ ПРОКЛЯТОГО ВУЛКАНЦА, Я НЕ СЛЕПОЙ!

Его лицо приобрело ужасный серо-коричневый оттенок старого кирпича. Внезапно он стал ещё больше, напоминая раздувшуюся лягушку.

У нас с Оскаром случалось немало стычек с тех пор, как он женился на маме. Он вспыльчивый и часто кричит, но никогда ещё я не видел его в таком гневе. Храбро глядя на сжатые кулаки, я ожидал удара. И он, скорее всего, врезал бы, если бы не мама, которая практически телепортировалась с кухни и встала между нами.

– Оскар! – резко заговорила она. – Прекрати немедленно, ты пугаешь Кальвана.

Мгновение Оскар был на грани насилия. Его глаза сверкали, как наконечники копий из обсидиана. Затем ярость перешла во что-то холодное и гораздо более страшное. Багровый отблеск его кожи стал серым и холодным. Он снова превратился в гранитного монстра, каким я запомнил его однажды утром.

– Ты имеешь к этому какое-то отношение?

Его голос звучал остро и почти смертоносно. Мама кивнула:

– Конечно, прошлой ночью я говорила тебе, что забрала из магазина костюм.

– Но это не костюм на Хеллоуин! Это… просто какая-то языческая ерунда!

Голос Оскара всё ещё звучал зло и холодно, но он старался держать себя под контролем, хотя выплёвывал слова, как одна из кобр, стреляющих в жертву ядом.

– С плащом всё получилось легко, – ответила мама мечтательно, словно загипнотизированная; это заставило меня вздрогнуть. – Подошла часть наряда дьявола. С головным убором пришлось тяжелее – мы взяли пластиковый шлем римского гладиатора и покрасили его из баллончика.

– Ты же знаешь, как сильно я ненавижу Зимний карнавал, – процедил Оскар.

– Дедушка наряжался вулканцем ещё в пятидесятых. И на карнавале встретил мою прабабушку. – Мама взглянула на меня через плечо. – Ты знал об этом, Кальван?

– Я… нет.

Разговор ушёл в сторону. Мама витала в космосе, а Оскар всё ещё выглядел безумным и готовым на убийство.

– Так и было. Затем он стал Рексом. Прабабушка хранила костюм в сундуке. Перед смертью она оставила всё моей маме, которая поклялась хранить память. Когда и она умерла, я думала, всё перейдёт мне, но нигде не могу найти сундук. Может, стоит как следует обыскать чердак…

Мама повернулась и, не глядя ни на меня, ни на Оскара, начала подниматься по лестнице. Я попятился в сторону кухни. Оскар перехватил мой взгляд и покачал головой. Когда дверь на чердак захлопнулась, он ткнул в меня пальцем:

– Ты наказан. На две недели. Ступай в свою комнату, сними этот дурацкий наряд, положи в сумку и принеси мне. После этого сразу приступай к выполнению домашнего задания. Уверен, там достаточно работы. Ты меня понял?

Я кивнул. Страсти противостояния раздирали меня изнутри, но в голосе Оскара и его блестящих глазах читалась такая сила, что у меня явно не было ни малейших шансов выиграть спор. Я просто пошёл и сделал то, что мне приказали, игнорируя вопросы Спаркса, пока не закончил уничтожать костюм и делать домашнюю работу.

Несколько часов спустя я стал потихоньку приходить в себя. Пересказал всю ситуацию Спарксу и закончил фразой:

– Не понимаю, что со мной произошло.

Спаркс объяснил:

– Это была сила Короля Зимы.

Словно подтверждая его слова, за окном зашумел ветер и по стеклу застучали градины.

Глава 13

Плохая погода и пылающий мех

Я проснулся от трескотни радио в столовой – далёкий голос зачитывал список школ, которые сегодня не работают. Я разлепил веки. Комната была залита ослепительным светом. Я отодвинул занавеску и увидел мир, захваченный властью льда и снега. Холодный, яркий и резкий свет отражался от поверхностей.

Поднимаясь, я продолжал слушать сообщение: «…неожиданно сильная метель обрушилась на город. Хуже была только буря на Хеллоуин в 91-м г оду».

Через несколько минут, услышав, что наша школа тоже закрыта, я с наслаждением вернулся в вертикальное положение.

Но мозг уже включился – вспомнился вчерашний день, когда Оскар подавил мою волю. Я невольно поёжился. В морозном утреннем свете всё казалось ещё ужаснее. Особенно после того, как я осознал, что такое случалось и раньше: он приказывал, а я подчинялся. Но тогда всё быстро заканчивалось и не давило с такой силой.

Я ещё обдумывал ситуацию, когда улыбающаяся мама неожиданно вошла в комнату и принесла завтрак:

– Доброе утро, Кальван. Я напекла вафель и решила побаловать тебя завтраком в постель.

Она водрузила поднос на подлокотник и по-турецки примостилась на постели у меня в ногах.

– Когда-то в такую холодную морозную погоду твой отец любил приносить завтраки мне в постель. Это согревало.

Если она и помнила вчерашние события, то виду не подавала. Ради её спокойствия я включился в игру:

– Где Оскар? – осторожно поинтересовался я.

– Думаю, в подвале, а может, укатил в главный офис. Не знаю, здесь ли он. Кажется, есть следы в гараж и обратно. Но я ещё не выходила на улицу, поэтому не могу сказать наверняка, уехал он или нет. Давай лучше есть вафли, пока они горячие и свежие.

Она положила вафли с клубникой и взбитыми сливками на тарелку. Я сделал то же самое. Ещё мама поставила маленькую тарелку – для Спаркса. Несколько минут мы наслаждались этой вкуснотищей. Потом мама заговорила:

– Боюсь, ты находишь это странным.

– Что?

Я уже научился быть осторожнее с такими вопросами, особенно когда их задавала мама.

– Что я не знаю, где Оскар.

– Не совсем.

Меня никогда не волновало, где именно находится Оскар. Хотелось лишь убедиться в том, что далеко от меня.

Хотя это не совсем точно. Бывали ситуации, в которых отчим неплохо выполнял роль отца. По крайней мере, пытался. Например, когда брал меня на хоккей или учил правильно пользоваться электрическими инструментами. К сожалению, у нас было мало общего. Мне никогда не нравились спортивные соревнования или походы по магазинам, даже с пользой. Думаю, окажись на моём месте другой мальчик, Оскар мог бы стать ему настоящим папой. Но я всегда был… другим. Не настолько, как мама, конечно, но всё же.

Мама опустила глаза и прошептала:

– Это мило с твоей стороны, Кальван, однако не стоит притворяться ради меня. Мы оба знаем, что у тебя с Оскаром проблемы. Даже если вы слишком любезны друг с другом у меня на глазах. Также мы с тобой знаем, что… я не всегда в этой реальности.

Кто-то сжал моё сердце.

– Мам…

Она сделала упреждающий жест:

– Я ещё не закончила. Это одна из тех причин, по которой я вышла замуж за Оскара. Просто я не уверена, что всегда смогу о тебе позаботиться. Я люблю его, даже если он бывает груб и с ним трудно поладить. Но он… поддерживает меня. В нём есть что-то невероятно прочное, как скала. Я привыкла плыть по течению, когда твой отец… ушёл.

Это была одна из тех тем, которые я не хотел обсуждать. Я хранил несколько детских воспоминаний об отце. Всего лишь короткие вспышки. Вот ко мне склоняется бородатое лицо, а в тёмной глубине его серёжки с огромным сапфиром сверкает звезда. Или как глубокий голос читает сказки про барсука по имени Фрэнсис. Ещё вспышка – меня сажают на плечи. Увы, на этом воспоминания обрываются. Я ничего не знал о его уходе. Не было скандалов, выяснения отношений. Он просто исчез из моей жизни, и я до сих пор не знаю почему.

Мама затеребила подол юбки.

– Когда я встретила Оскара, мне показалось, что я снова смогу подняться. Отыскать безопасное место в водовороте жизни. Не скрою, иногда он бывает тяжёлым, даже жёстким. Но, с другой стороны, он помогает мне выстоять… – Она вздохнула и отпустила юбку. – Ладно. Думаю, я уже и так много наболтала.

– Я люблю тебя, мам. – Я просто не знал, что ещё сказать. – Я могу тебе помочь?

– Ты должен быть собой.

Я моргнул:

– Не понимаю.

– Ты сильнее, чем думаешь, Кальван. И уж точно сильнее, чем я. Ты больше похож на бабушку. Когда тебе было четыре года, мы ходили на игровую площадку с большой спиральной горкой. Ты для своего возраста был крупным, выше большинства детей и мог бы этим воспользоваться – пройти на горку без очереди или кого-то оттолкнуть. Но ты всегда следил, чтобы самые маленькие дети успели покататься.

Я растерялся:

– Это ты к чему?

– Однажды на площадке появились трое детей постарше, лет по шесть или семь. Они начали толкать малышей. Ты сказал им, что это нехорошо. Тогда один сбил тебя с ног. Я вскочила, чтобы помочь, но не успела сделать и нескольких шагов, как ты поднялся и врезал ему по носу. Ты не колебался ни секунды и готовился к драке, хотя они выглядели гораздо сильнее.

– Совсем не помню, – ответил я. – А что было дальше?

– Мы с другими родителями остановили драку. Однако мне пришлось буквально тащить тебя домой. Ты рвался и хотел догнать и наказать обидчиков. Ты злился и твердил, что это неправильно. Знаешь, какой урок я извлекла?

Я покачал головой:

– Без понятия.

– Я в тебя верю.

– А?

– У тебя храброе сердце, Кальван, – улыбнулась мама. – Вот чувство самосохранения, возможно, паршивое, но сердце храброе. Поэтому я отдала тебя в Демократическую школу.

– Ничего не понимаю. Я думал, что из-за конфликтов с учителями в прежних школах.

– Из-за этого тоже, но в основном из-за характера. Ты не сможешь прогибаться, будучи уверен, что прав. Это принесёт пользу, когда ты вырастешь, но сейчас это опасно.

– Что? Почему?

– Потому что мир заточен против маленьких бунтарей, не желающих прогибаться под взрослых. Школа создана не для того, чтобы воспитывать академиков. Её сверхзадача – лепить людей по шаблону. Но ты не прогибаешься. Большинство учебных заведений не готовы принять независимость. А ты недостаточно силён, чтобы с ними справиться. – Она снова улыбнулась. – По крайней мере, пока.

– Серьёзно?

– Абсолютно, – кивнула она. – Причина в твоей искренности. В мире нет ничего сильнее. Не знаю, каким ты станешь, когда вырастешь, но верю, что удивительным. Единственное, чему тебе стоит научиться, – это слушать своё сердце.

Я не знал, что ответить. Внутри разливалось тепло, и я чувствовал, как щёки начинают пылать.

– Спасибо, мам. Я… просто спасибо.

– Не за что, Кальван. Возможно, это не совсем то, что ты бы хотел услышать, но мне важно, чтобы ты это услышал. Теперь более конкретная просьба: помоги найти на чердаке вулканский костюм твоего прадедушки. Он много значил для бабушки, и я очень хочу его отыскать.

Она мечтательно улыбнулась, явно предаваясь приятным воспоминаниям:

– Дедушка был очень хорош собой. И рост у тебя примерно такой же. Думаю, ты будешь просто фантастически выглядеть в его красном наряде. – Улыбка перешла в усмешку. – Мы должны его найти! У нас много времени, ведь тебе не надо торопиться в школу. А я даже не попытаюсь сесть сегодня за руль. – Она кивнула на окно.

Следующие несколько часов мама, Спаркс и я провели на чердаке. Предыдущий владелец дома хотел сделать из него отдельную квартиру и даже навёл там порядок. Но он не заботился о деталях: отсутствовала дверь в ванную комнату, не было розеток, выключателей, облицовки окон. Поэтому мы использовали чердак как кладовку.

Когда бабушка Элиза умерла, все её вещи просто собрали и перенесли на чердак. Каждый раз, когда Оскар предлагал что-то изменить, мама отдалялась, уходила в прострацию и пребывала в таком состоянии несколько недель. Поэтому вещи пылились здесь годами. Мы перекопали огромный ворох вещей, пытаясь отыскать деревянную коробку, которую описала мама. Она утверждала, что коробка напоминает китайскую шкатулку, но ничего подобного не попадалось.

Костюм как в воду канул. Зато отыскалось много других сокровищ из маминого детства. В какой-то момент Спаркс прошептал, что на некоторые стоит взглянуть ещё разок, но не сейчас, когда они вряд ли пригодятся.

К обеду мы сдались. Если Оскар и находился где-то неподалёку, то явно избегал нашего общества и не вышел из подвала. Мы потеплее оделись и прошли несколько кварталов до любимого мексиканского ресторанчика. Намело огромные сугробы, было очень холодно, однако ресторан работал, благо семья, которая им управляла, жила в доме через переулок.

Это был первый из множества морозных дней. Получив власть, зима разгулялась не на шутку. Над Сент-Полом повисла огромная тёмно-синяя туча. При этом зима на остальной территории страны оказалась рекордно тёплой. Синоптики без умолку твердили о полярном вихре и арктической вспышке. Может, в этом и крылась доля правды, но мы со Спарксом знали, что истинной причиной стал гнев Короля Зимы.

Мы потратили уйму времени, пытаясь понять, как правильно поступить с Оскаром, его контролем над Северной Короной и этой штукой из подвала. Дэйв всегда находился рядом. Снова и снова мы размышляли о том, что в конце пути ожидает только холод и пустота. Спустя некоторое время я стал спать спокойнее, но слишком часто с включённым светом. Мы топтались на месте, а до Рождества оставалось всего ничего.

Портрет мальчика с кроликом. Вторник, двадцатое декабря. Последний день перед зимними каникулами. Мы со Спарксом, окружённые реквизитом, сидим под главной сценой школы и очень переживаем за завтрашний день.

– День зимнего солнцестояния особенный, – сообщил Спаркс. – Самая длинная ночь в году и пик сил зимы. Опасное время для таких, как мы, – рождённых под огненной стихией. Будь у меня выбор, я бы сбежал на юг как минимум неделю назад. Но раз я тут застрял, то предлагаю залечь на дно на неделю или две, пока давление не спадёт, и притвориться, будто не знаем, что твой отчим – Король Зимы.

Я замотал головой:

– У меня каникулы. Большую часть дня дом будет в нашем распоряжении. Впервые в этом году появится идеальная возможность проникнуть в подвал незаметно.

Моё беспокойство росло. Казалось, что очень скоро должно что-то произойти и нужно успеть вовремя это что-то предотвратить.

– Мы должны использовать любой шанс.

Спаркс поднял лапу:

– Как? То, что мы знаем, не вселяет надежды на возможность победы. Ребёнок-маг и на три четверти обессиленный огненный заяц вряд ли одолеют Короля Зимы на пике славы на родной земле.

– Давай расширим круг поисков.

– Опять же, как?

– Не знаю! – огрызнулся я.

– Зато я знаю.

Голос звучал тихо и спокойно, но я отлично знал, что за этим скрываются холод и злость.

– Джош?

В ответ зашевелилась грубая пенопластовая горгулья. Она вдруг стала переливаться, как лунный свет на морской глади, и превратилась в мальчика. Он сидел, закинув ногу на ногу.

– Я не выпускал вас из виду с того дня, когда вы застукали меня за рисованием.

Меня затопило чувство стыда.

– Мне правда жаль. Спаркс хотел, чтоб я увидел в картинах магию. Я тогда плохо осознавал, что нарушаю чьи-то личные границы. Я уже не смогу забыть картину, где ты с синяком. Искренне сожалею. Врежь мне, если хочешь…

При других обстоятельствах я бы прикусил язык. Но сейчас чувство вины пересилило самосохранение.

Джош пожал плечами:

– Ерунда. Когда я стану взрослым, то предъявлю эту картину всему проклятому миру. Эту и все остальные, потому что они и похуже поступали. Пока я не могу этого сделать, но пусть все знают, что за люди мои родители.

Его голос всё ещё звучал спокойно, тихо и очень сердито. Я не знал, что ответить. Наши отношения с Оскаром были плохими, но…

– Я… прости, Джош. Это всё неправильно. Может, я могу…

– Заткнись!

Внезапно в нём закипела ярость. Я приготовился к удару.

– Ты меня бесишь, Кальван. Мне не нужны ни твоя жалость, ни глупые советы. Служба защиты детей на время забирала меня у родителей, но приёмный дом оказался ещё хуже. Мне осталось подождать всего несколько лет. Тогда я смогу отомстить. Я мог бы сделать это сейчас. Миссис Сиппи предлагала мне это много раз. Ей нравятся утопленники, но я никогда не вернусь в приёмную семью.

– Я… – начал я снова.

– Заткнись, Кальван. Вряд ли она утопила бы тебя в тот раз у железной дороги. Но если бы она так сделала, я бы скорбел не дольше пяти минут. И уж точно не тогда, когда ты практически натравил на меня весь класс, используя свой дьявольский язык.

Я был настолько ошарашен, что лишился дара речи.

Джош продолжал:

– Когда тебе удалось сбежать, Миссис Сиппи удивилась. Более того, это привело Её в ярость. Она не просто заинтересовалась тобой, а приложила немалые усилия, чтобы узнать больше. Река древняя и очень могущественная. И если Она захочет что-то узнать, то будь уверен – всё выяснит. Поэтому я сейчас здесь. Если бы твою судьбу доверили мне, я бы тебя уничтожил. Но Она считает, что вас объединяют какие-то общие интересы. Если хочешь узнать, как решить проблемы с родителями, я отведу тебя к Ней.

Спаркс категорично замотал головой, но я уточнил:

– Когда?

– Завтра. В полдень. Встретимся на железнодорожном мосту на берегу реки.

После этих слов Джош поднялся, выпрямился, насколько позволяли низкие потолки, развернулся и зашагал к выходу.

– Мы никуда не пойдём, – зашипел Спаркс.

– По фигу, – кинул через плечо Джош. – Будете вы там или нет. Но на твоём месте я бы пошёл. Она очень хочет видеть тебя, а если разозлится, то способна утопить вас обоих.

– Будем, – пообещал я.

– Я предупреждал, что появляться рядом с Русалкой – ОЧЕНЬ плохая идея?

Голос Спаркса из рюкзака звучал приглушённо – он был закутан в тёплое одеяло. Даже в полдень температура опускалась ниже нуля, а с реки дул холодный пронизывающий ветер, от которого нигде невозможно было укрыться.

– Всего лишь одиннадцать тысяч раз.

Я легонько похлопал по рюкзаку, который висел у меня на груди.

– Тогда это одиннадцать тысяч первый раз. Она очень опасна для таких, как мы с тобой. Это ненормально. Из той же оперы, где мыши отправились бы к коту на чай с печеньками.

– Нам сделали предложение, которое опаснее отвергнуть, чем принять.

Спаркс вздохнул:

– Есть над чем поразмыслить.

– Как ты думаешь, почему Джош называет её Миссис Сиппи?

Молния в верхней части рюкзака расстегнулась. Высунулась возмущённая морда Спаркса.

– Мы думаем рискнуть шкурой и душой, вступая в контакт с самым опасным водным духом на этой стороне Верхнего озера. А ты циклишься на такой мелочи?!

– Да. Имя имеет значение. Оно способно рассказать всё об уважении и восприятии, личной и групповой идентичности. Я имею в виду, Она сама себя так называет? Или это Джош? Или? Это важно.

Глаза Спаркса на секунду загорелись, причём в буквальном смысле, но он глубоко вдохнул и выдохнул.

– Пра-а-авильно. Я постоянно забываю, насколько вас развратили неженки, управляющие школой хиппи, и что ты абсолютно серьёзен, когда утверждаешь подобные вещи.

– Конечно, – кивнул я. – Итак, я задал вопрос. Почему Миссис Сиппи?

– Потому что Она никому не хозяйка, – ответил Джош, выходя из-за дерева возле реки.

– Что это? – Я указал на длинную узкую сумку, которая болталась на его плече. Ремень врезался в ткань куртки.

– Дверной молоток.

– Что?

Я ничего не понял.

– Увидишь. Идём.

Он вышел на мост.

– Одиннадцать тысяч второе, – проворчал Спаркс. Было заметно, как он дрожит. Однако возвращаться в рюкзак заяц не торопился.

Я отстал от Джоша. Страх и холод вызвали нежелание следовать за ним. Хотя я и проигнорировал совет Спаркса, это не значило, что я его не слушаю и нисколько не боюсь. Чёрт возьми, я был настолько напуган, что написал маме записку и отправил её Дэйву с условием, что он передаст её, если я не вернусь. Мы дошли до середины Миссисипи. Второй раз на моей памяти она замёрзла и покрылась льдом.

– А если нас здесь засекут?

В центре ледяного белого моря мы выделялись двумя чёрными пятнами.

– Не дрейфь, – ответил Джош. – Я завесил нас иллюзией снегопада.

– Иллюзией? – уточнил я.

– Вроде того, – отозвался Спаркс тоном, который я называю учительским. – Магия воды играет со светом и отражением.

– Пришли.

Джош так внезапно остановился, что я почти в него врезался.

– Почему здесь?

Я не видел никакой разницы в толщине покрытия реки.

– Здесь тонкое место. Подожди.

Он скинул с себя рюкзак и вытащил связку металлических прутьев, собранных в пучок. Сердце колотилось, словно собираясь выскочить из груди. Стараясь потянуть время, я ляпнул первое, что пришло в голову:

– Ты же не собираешься бросать это с моста?

– Именно что собираюсь.

Джош смотрел на меня, как на идиота:

– Чтобы поговорить с Ней, нужно разбить лёд.

– Отсюда?

– В другом месте вряд ли получится. Но, если бы и вышло, мы бы не стали этого делать.

Я мотнул головой:

– Не понимаю.

– Есть немало мест, где можно пробить лёд молотком. Однако ни одно из них не прилегает к берегу или каналам достаточно близко. Чем больше удаляешься от спокойных вод, тем меньше вероятность, что Она захочет общаться с тобой, как с личностью, а не…

– А не?…

Мой голос предательски захрипел, но я постарался казаться спокойным.

– А не с игрушкой, – ледяным голосом отрезал Джош.

Спаркс шлёпнул меня ушами по подбородку:

– Она – одна из величайших элементалей. В ней нет ничего человеческого или куда меньше, чем во мне или в любом из делверов.

Он перевёл взгляд на Джоша:

– Она заботится о тебе, не так ли?

Тот кивнул:

– Надеюсь, что так.

– Всё равно ты здорово рискуешь, выходя на лёд в одиночку. Что, если однажды Её природа возьмёт верх над воспитанием? Скажешь, я не прав?

– Всё равно Она лучше моих родителей и предупреждает, где лёд тонкий. Но хватит пустой болтовни.

Джош вынул связку прутьев и скинул с моста.

Та с грохотом ударилась об лёд, пробила его и исчезла в тёмной бездне. Наверх вырвался фонтан чёрных брызг. Он поднимался всё выше и выше, затем стал обретать формы. На уровне моста появились голова и туловище красивой женщины с длинным рыбьим хвостом, напоминающим тело огромного угря. В глубине Её головы и груди мерцали пескарики, похожие на серебряные монеты среди зелёных сорняков.

Она протянула руку и коснулась моей щеки, подбородка, носа. По коже побежал холод. Из Её глаз смотрел всепоглощающий голод. Я хотел заговорить, но стоило открыть рот, как он тотчас же наполнился водой.

Я тон ул.

Глава 14

Снова тону?

Мне было лет пять. Отец уже ушёл от нас, а Оскар ещё не появился, когда мама повезла меня на север, в гости к бабушке. Та жила в доме возле озера, принадлежавшего другу семьи. Большую часть того дня я провёл на мелководье, пытаясь поймать крошечную солнечную рыбку. Всё складывалось удачно. Я дошёл до спуска, где быстрый поток, питающий озеро, впадал в канал поглубже.

Я побежал по воде, которая едва доставала до колен, и вдруг резко провалился. Автоматически раскрыл рот, чтобы позвать на помощь, а он наполнился водой. Я запаниковал и задёргался. Я был слишком мал, чтобы реально осмыслить происходящее, но организм отреагировал мгновенно. Моё тело осознавало, что я опущусь ещё ниже и уже не смогу подняться. Моё тело понимало, что тонет.

Если бы место оказалось глубже, так бы, наверное, и случилось. Я не доставлял хлопот несколько часов, поэтому мама с бабушкой ослабили бдительность. В панике я опустил ногу на дно, сильно оттолкнулся, и голова вырвалась на поверхность. Сделал вдох, начал кашлять и хрипеть… Я закричал, встал на дно – вода доходила до рёбер.

Бабушка примчалась через несколько секунд. Она подхватила меня, гладила, говорила ласковые слова. Потом принесла к тому месту на берегу, где стояла испуганная и растерянная, как ребёнок, мама. По её щекам текли слёзы.

Я бросился к ней в объятия.

– Всё нормально, мамочка. Я в порядке.

На самом деле всё было отнюдь не нормально. Тело тряслось от кашля, от внутреннего мандража, спровоцированного пережитым ужасом, лихорадило. Но мама выглядела такой потерянной, что подсознание подсказало – она нуждается в помощи и поддержке гораздо больше, чем я. Это было новое ощущение, которое в корне изменило моё отношение к миру. С одной стороны, обретя чувство ответственности, я сразу стал мужчиной. С другой – взросление произошло быстро, слишком быстро, чтобы обойтись без открытых ран, которые из-за отсутствия лекаря зарубцевались уродливыми шрамами.

Хотя я усердно посещал уроки плавания и знал, как грамотно себя вести в критических ситуациях, страх воды не исчез. Он свернулся клубочком и дремал где-то очень глубоко внутри. Ужасное прикосновение Русалки его разбудило, заставило распрямиться и поднять голову.

Кажется, я кричал. По крайней мере, силился. Однако горло, которое от холода свело судорогой, не издало ни звука. Заметив моё состояние, Русалка быстро убрала руку. Я сделал только один глоток. Но и его оказалось вполне достаточно, чтобы вызвать панику. Я неловко попятился назад, споткнулся о рельсы и с размаху упал на спину.

Мир стал однообразно серым и закружился. Рот заполнила густая, шипящая слюна с металлическим привкусом, словно я одновременно жевал старые монетки и девятивольтовые батарейки.

Послышался резкий, как карканье вороны, хохот Джоша. Бешено забилось сердце, руки сжались в кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Врезать бы сейчас по его ухмыляющейся физиономии! Но, увы, каждое движение отдавалось резкой болью в спине. И тут тенью из-за угла выскочила предательская мыслишка: «Что, если просто замереть, не двигаться, не шевелиться. Покой даст передышку…»

Внезапно надо мной повис Спаркс и заговорил на языке огня:

– Дитя, ты должен немедленно встать. В идеале – ещё две минуты назад.

– Больно.

– Всё равно лучше, чем утонуть в ледяной воде. Это и случится, если ты не начнёшь двигаться. Ты не имеешь права проявлять слабость перед таким духом, как Русалка. Вставай, если хочешь жить.

Я заморгал. Потом медленно, с большим трудом перевернулся и встал на четвереньки. Весело. Потом поднялся, хотя перед глазами всё плыло. Повернувшись к Джошу и Миссис Сиппи лицом, я увидел в Её глазах голод, подтверждающий предупреждение Спаркса.

Я не имею права позволить себе ни малейшей слабости. Я выстою. Я смогу. Я уверен. Точно. Собрав все силы, я попытался улыбнуться, приблизился к Русалке и заглянул в самую глубину Её голодных глаз.

Если бы события развивались в одной из моих книжек, то между нами произошёл бы долгий, многозначительный, бессловесный диалог, после которого Она бы отвернулась первой. К сожалению, зимой в Миннесоте ситуация была абсолютно реальной. После пятнадцатисекундной попытки пересмотреть элементаля, стоя лицом к ледяному ветру, мои глаза заслезились, и я моргнул.

Когда зрение вернулось, Русалка уже стояла подальше, но к голоду добавилась насмешка.

– Ты очень забавный ребёнок. Такой смелый, оделся на Хеллоуин в пламенный костюм. Мне это нравится. Сегодня оставлю тебя в живых. Даже собираюсь тебе помочь. Зато потом, если, конечно, переживёшь остальное, возможно, и убью. А может, и нет. Многое зависит от настроения.

Ура?

– Вечная дилемма, где в конце концов поставят запятую: казнить нельзя помиловать.

В горло возвращалось тепло. Вместе с ним увеличивались мои силы. Теперь главное – не выдать, что прихожу в норму. Это насторожит Русалку. А к открытому сражению с ней я ещё не готов. Значит, стоит прибегнуть к хитрости и попробовать заключить взаимовыгодный договор.

– Я поддерживаю идею, что расправу стоит отложить. Зато последующая перспектива, мягко говоря, настораживает. Я готов пойти навстречу, но с одним условием – хотя бы притворитесь, что будете благосклонны.

Вода, из которой состояло тело Русалки, замутилась. В ней было полно ила и скрытых опасностей. Спаркс сполз по моей груди в сумку, так что оттуда виднелись только глаза и макушка. Я заметил, как Джош медленно убирается в тень.

– Как ты смеешь произносить столь дерзкие речи, дитя?

Её голос звучал холодно и жёстко.

– Почему бы мне не прикончить тебя сейчас?

– Потому что у тебя проблемы с Королём Зимы. Ты жаждешь, чтобы я их решил.

Внезапно я всё понял:

– Он блокирует твою силу, не так ли?

– Что? – Русалка выглядела поражённой.

– Лёд. Вот почему Джошу пришлось пробивать его сверху. Ты не смогла бы сделать это сама, когда поверхность настолько застыла. Полагаю, что на глубине не лучше. Многие ручьи промерзают до самого дна. Тебе эта погода нравится ещё меньше, чем нам, людям. Намного меньше. Ты хочешь мне помочь, чтобы взамен я освободил тебя от ледяных цепей.

Полупрозрачные веки опустились, закрыв такие же глаза. Но когда Русалка снова их открыла, Её взор был ярким и сверкал, как иллюминатор. Она откинула голову и громко рассмеялась. Её смех напоминал звук ручья, бегущего по камням.

– А ты молодец, дитя. Ты не только забавный, но и умный. Однако всё не так просто. Это скорее воля льда, чем внешние обстоятельства.

Тогда я вспомнил, что Спаркс в октябре говорил о Северной Короне и великой реке.

– Северная Корона даёт моему отчиму власть над тобой. И дело не только в ледяном покрывале. Это тебя сжигает.

– Более-менее верно, но не совсем точно. Я Миссисипи, смена сезонов для меня – ничто. Но твой Оскар желает большего. Он жаждет стать Королём Зимы навсегда, быть им круглый год. Пока сил ему явно не достаёт. Но чем дольше он контролирует Северную Корону, тем могущественнее становится его господство и тем труднее будет его остановить. Он представляет угрозу для меня и для моего народа. Однако сейчас это наша общая проблема, не так ли?

– Это мелочь. – Я пренебрежительно махнул рукой, хотя было очень страшно и я вспотел под пристальным взглядом Русалки. – Важно то, что Король Зимы контролирует нас обоих, но ты хочешь, чтобы первый шаг сделал именно я. Думаю, поэтому тебе лучше играть по правилам.

– Мы с тобой – огонь и вода и сейчас разыгрываем скверный фарс. Но твои доводы убедительны. Я сделаю вид, что благодарна, и красиво солгу, заверив, что наш союз на долгие века, а не кратчайшее перемирие между древними врагами.

Спаркс совсем исчез в глубине сумки, но я протянул руку:

– Идёт!

Русалка ответила мокрым рукопожатием и улыбнулась:

– Отлично. Когда мы увидимся в следующий раз, я буду приветствовать тебя с распростёртыми объятиями. Со мной ты будешь в такой же безопасности, как и в своей постели, за которой следят твои любящие родители.

Она подчеркнула слово «родители», и по спине у меня пробежал холодок – один балл в пользу древнего элементаля.

– Теперь к делу. Чего ты хочешь? Или точнее: какую помощь ты мне окажешь, чтобы я тебе помог?

Она снова засмеялась:

– Честно говоря, небольшую. Если бы я могла предложить тебе заклинание или силы, я бы это сделала. Но таким путём вода не способна помочь огню. Этот брак всегда заканчивается быстрым разводом или практически мгновенным убийством. Поэтому только совет.

– О, это наверняка поможет.

Спаркс в сумке вздрогнул, но благоразумно промолчал. Потому что я мог бы на него накричать, напомнив наставнику, что это именно он призывал меня к бесстрашию. Русалка заговорила. Её слова звучали в моём сердце, потому что Она говорила на языке огня – красивом и ярко сверкающем. И хотя на человеческом всего смысла донести невозможно, я постараюсь это сделать.

– Ничего не понимаю.

– Я сказала тебе всё, что могу. Твоя задача – найти ответ.

С этими словами красавица утратила человеческий облик. Ещё через мгновение узкий столб чёрной воды повис в воздухе перед нами и упал обратно в реку.

– Ха, – усмехнулся Джош, – а я так надеялся, что она тебя прикончит. Придётся подождать.

Он развернулся и направился к замёрзшему болоту. Мне хотелось ненавидеть его, но я не мог. Теперь, когда я узнал о семье Джоша, то понимал его, хотя Оскар никогда меня не бил. Какое счастье, что я встретил Спаркса, а не кого-то вроде Русалки, когда впервые пробудилась моя магия.

Из-за ветра глаза начали слезиться. Я проморгался и понял, что дрожу. Не знаю, от холода или включилась замедленная реакция на страх. Я пошёл в противоположную от Джоша сторону, на берег. Из центра города ходит автобус, на котором можно добраться до дома. Жаль, что я живу не рядом со скоростной железной дорогой.

Через некоторое время Спаркс высунулся из сумки:

– Как мы и надеялись, всё прошло хорошо.

Я скептически приподнял бровь:

– Ты серьёзно?

– Мы всё ещё живы и вдобавок получили новую информацию, которую стоит обдумать.

– Согласен. Глупые загадки определённо помогут, когда мы пойдём против Оскара и Тьмы под Капитолием.

– Загадки, может, и не помогут, а вот ответы на них… ладно, это уже другая история.

– Ты знаешь, что скрывается за всей этой болтовнёй?

Спаркс покачал головой:

– Не всё. Но из первой загадки понятно, что мы не можем обезвредить Короля Зимы сейчас, на пике его власти. Мы должны залечь на дно. Это позволит выиграть время, чтобы разобраться с остальным. Хочу заметить, я вчера об этом уже говорил.

– Да, да, да. Говорил. Никто не любит побеждать наполовину.

Я вздохнул:

– И что теперь?

– Нужно затаиться. Держись подальше от Оскара. Не используй магию. Притворись на недельку обычным мальчиком, который наслаждается каникулами. Сегодня зимнее солнцестояние и самая длинная ночь в году. Это значит, что с завтрашнего дня начнёт становиться светлее. Поэтому отбрось на время все тёмные и серьёзные вещи. Это пойдёт на пользу твоему сердцу. Ведь лучший способ разгадать загадку – не думать о ней слишком много.

– Хорошо. Наконец-то смогу воспользоваться пропуском в кинотеатр.

Музей Науки штата Миннесота – настоящее сокровище Сент-Пола, с великолепными экспонатами и огромными Аймакс/Омнимакс-кинотеатрами. Музей располагался всего в нескольких минутах ходьбы от Демократической школы. Туда нам часто устраивали экскурсии, а ученики старших классов проходили там стажировку.

Моя семья купила абонемент много лет назад, поэтому я мог посещать музей столько, сколько мне захочется, не оплачивая входной билет. Отличный вариант, когда требуется прогулять пару уроков зимой и не замёрзнуть до смерти. По абонементу пропускали и в кинотеатр с круглым куполом и панорамным экраном. Мама напомнила, что стоит использовать последнюю возможность в этом году.

Шоу было посвящено Исландии. Много аэрофотоснимков вулканов и струящейся лавы, от прикосновения которой взрывались предметы. Спарксу очень понравилось, поэтому мы остались на второй показ. Было весело, и в какой-то момент я сумел следовать его советам и не думать о загадке. Если вы когда-нибудь пытались специально не думать о чём-то, то знаете, что это гораздо сложнее, чем кажется.

Рождество наступило и прошло без ссор между мной и Оскаром. Это радовало, хотя подарки разочаровали. Мне надарили кучу скучной одежды. Порадовала только зимняя шапка, похожая на колпак шута. Многие вещи были рассчитаны на вырост. Ещё я получил бесполезный до весны, но классный велосипед и много игр для приставки. Но, когда в твою жизнь вторгается настоящая магия, такие игрульки уже особо не впечатляют.

Я много тренировался в изучении языка пламени, рисовал идеограммы тех слов, которые употреблялись чаще всего.

До наступления Нового года мы не брались за разгадку подсказки, которую дала Русалка. Сначала мы поняли, что надо ждать, когда станет светлее. Но что дальше?

Примерно через полчаса Спаркс сердито положил лапу на бумагу с загадкой.

– Два замечания. Во-первых, ужасная стихотворная структура. Понятия не имею, почему Русалка выбрала что-то столь неуклюжее. Во-вторых, у тебя отвратительный почерк. Кто учил тебя писать? Неграмотные панды?

Я сразу возмутился:

– Во-первых, я писал это заиндевевшими руками и такими же чернилами. А во-вторых, в наши дни никто не пишет вручную. Печатаю я отлично, а это сейчас намного важнее. Ты же не ругаешь меня за то, что я не могу опоясать лошадь.

– Запрячь!

Попался.

– Как угодно, старикашка. Увы, ты расстроишься, конечно, но производители кнутов ушли из бизнеса.

– Вздор и… Ты что делаешь?

Я дёргал его за лапу.

– Говорят, это приносит удачу.

– Хватит! Оставь, я сказал! Вздор и чепуха!

Я улыбнулся:

– Теперь, когда мы с этим разобрались, давай попробуем снова разгадать Русалкин ребус.

Я ткнул в лист:

– В первой подсказке говорится, что сейчас мы не справимся и стоит дождаться нужного момента. Зато ни слова, чего и сколько ждать. Есть идеи?

Спаркс потёр подбородок:

– Вряд ли Она хотела, чтоб мы дожидались конца сезона, когда закончится правление Короля Зимы. Это могло бы помочь в следующем году, но сейчас не спасёт. К тому же Она не столь терпелива. Нет, Она имела в виду что-то непосредственное, но не соображу что. Может, если мы разгадаем вторую загадку, это поможет найти ответ на первую? Поймём, какое древнее сокровище необходимо отыскать.

– Она упомянула дуб и ясень. Это, скорее всего, связано с огнём.

Я стал вспоминать разные фантастические романы и волшебные вещи, которые могли помочь в победе над Королём Зимы.

– Возможно, огненный меч? Вот было бы здорово!

Я взял воображаемый меч и поднял его высоко над головой:

– Предки, дайте мне сил!

Спаркс усмехнулся:

– Сомневаюсь, что будет настолько драматично. Ты вряд ли одолеешь Короля Зимы в поединке. Даже не принимая в расчёт разницу в магических способностях, видно, что Оскар в два раза больше тебя. Полагаю, речь идёт о чём-то маленьком и мощном, вроде кольца или кулона…

– Волшебных мечей не будет? Никакого кайфа, – вздохнул я.

Но, скорее всего, Спаркс прав.

Мы потратили ещё час на обсуждение загадок, но так ни в чём и не разобрались ни в тот, ни на следующий день. Мы показали загадку Дэйву, но он тоже ничего не понял.

– Боюсь, мы упускаем какую-то важную подсказку, – выдохнул Спаркс, когда мы в сотый раз перечитывали строки.

Так оно и оказалось. Но нашёл я её лишь спустя несколько недель. И даже тогда это произошло скорее случайно. В воскресенье утром я проснулся раньше всех, пошёл в гостиную и сел за игру на большом экране телевизора. В это время почтальон подбросил к входной двери газету. Я вышел и подобрал её. 22 января – день открытия Зимнего фестиваля. На первой странице была подсказка для охотников за медальоном. Ниже помещалась статья о том, как сильные холода помогают строительству ледяного дворца небывалых размеров. Взглянув на подсказку, я узнал рифмованную структуру.

Я выругался и помчался в дом.

– Спаркс!

Заяц выскочил и замахал на меня передними лапами:

– Тише, парень! Или ты собираешься разбудить Оскара и рассказать, что у тебя есть огненный заяц? Что за пожар?

Я показал газету, и он начал тихо, хотя и виртуозно, ругаться на языке огня.

– Но это как раз то, что нам нужно, – удивился я. – Почему ты расстроен?

– Хочется верить, что я умнее среднестатистического зайца. Теперь, когда ответ найден, я чувствую себя дураком, потому что не догадался раньше. Конечно же, ключ – это Зимний карнавал. Весь город собирается, чтобы разыграть двухнедельный ритуал изгнания зимы. Нам нужно только использовать эту силу в своих интересах. Вопрос в том, как. Теперь мы знаем время: сейчас. Но что означает вторая загадка?

Я снова постучал по бумаге:

– Может, правда медальон? Ты предполагал, что это что-то маленькое. Это определённо сокровище, ведь его создавали годами.

Спаркс нескольких секунд задумчиво чесал подбородок. Потом помотал головой:

– Я так не считаю. Скорее это что-то скрытое и напрямую не связанное с огнём.

И тут меня осенило:

– Униформа вулканца моего прадеда! Вот почему Оскара так возмутил тот костюм. Вот почему он не хотел, чтобы я имел хоть какое-то отношение к мифу о вулканцах. Он назвал это языческой ерундой. Но это не ерунда, это то самое недостающее звено. И он увидел в нём угрозу. Мама сказала, что в последний год жизни её дедушка был Вулканусом Рексом. Она наверняка имела в виду, что он получил Северную Корону и стал Королём Лета.

– С чего ты взял?

– Она упоминала только об одном костюме. И добавила, как бы круто я смотрелся в красной униформе своего прадеда. Вулканцы носят красное. А их лидер – чёрное.

– Думаю, в чём-то ты прав, Кальван. Но тогда правомерен вопрос: где униформа?

– Явно не на чердаке. Мы провели там кучу времени и ничего не нашли. Оскар наверняка спрятал её в безопасном и хорошо охраняемом месте.

Не сговариваясь, мы посмотрели вниз. Похоже, предстоит встретиться со страхом Тьмы лицом к лицу намного раньше, чем было запланировано.

Глава 15

Внизу – пожар

– Пусто.

Я посветил фонариком под столом, на котором стояла модель, надеясь найти на одном из зданий потайные двери. Мы осмотрели всё, но ничего не нашли.

– Продолжим!

Спаркс рылся на столе, наблюдая за большим картонным кольцом, которое мы поместили вокруг модели Капитолия и внутренней Тьмы.

Исходя из прошлого опыта, в этот раз мы подготовились более тщательно. В том числе соорудили кольцо – своего рода переносной защитный круг, – удерживающее Тьму в миниатюрной коробке здания. На его создание ушло несколько дней, поэтому набег отложили до пятницы.

В этот раз мы пошли без Дэйва, который заболел. Открывать люк было очень тяжело. Однако признаюсь, что даже если бы Дэйв был здоров, я вряд ли рискнул бы взять его с собой. Сейчас, когда Оскар стал Королём Зимы, он был намного могущественнее. Одно дело рисковать собственной шкурой, и совсем другое – лучшим другом.

Минуты уходили, а нам не удавалось отыскать ничего похожего на вулканские регалии. Когда я закончил осмотр под столом и выполз оттуда, ко мне спрыгнул Спаркс.

– Что дальше?

Я осмотрелся. Между столами и шкафами было много мест, подходящих для тайника.

– Давай попробую поискать признаки магии. В прошлый раз все силы ушли на сдерживание Тьмы, я не мог отвлекаться. Но сейчас защитный круг вполне с ней справляется.

– Давай, а я пока осмотрю кладовку.

Единственная внутренняя стена в подвале делила площадку рядом с лестницей, на которой стояли печь и водонагреватель. Хотя пространство было большим, я не нашёл ничего, кроме пыли и пауков. Поэтому занялся шкафами. В них хранились разные заправки для принтера, тонны старых моделей, а также ножи, краски, кисти и блоки для шлифования.

Пока Спаркс всё обнюхивал в поисках магии, я медленно двигался к столу, где под огромным настенным телевизором, который служил монитором, стоял компьютер Оскара. Рядом дремала старомодная чертёжная доска, которой при мне никогда не пользовались.

Когда Спаркс присоединился ко мне, я открывал большой стальной сейф с геодезическим снаряжением.

– Лучше этот.

Заяц указал на соседний шкаф. Я распахнул дверцу и увидел, что всю полку занимают каменные ножи. Именно такие ассоциировались у меня с жертвоприношениями. От их энергетики в животе возникло ощущение, что я наелся червей. На нижней полке стояли лозы и палочки. На верхней хранились кристаллы, минеральные камни и куски полированного камня.

Спаркс тихо присвистнул. Я наклонился, чтобы увидеть, на что именно он смотрит. Дно шкафа заполняли десятки грубо вырезанных каменных фигур. Некоторых я не узнал, зато ясно разглядел несколько барсуков-делверов. Хотя фигурки выглядели грубыми, они передавали невероятное чувство жизненной силы и присутствия. Казалось, они могут ожить в любой момент. Внутри что-то дрогнуло. Я инстинктивно попятился назад.

Спаркс закрыл лапой дверцу шифоньера:

– Попробуй другую дверь. Тут нет того, что мы ищем. Зато лежат вещи, которые лучше не будить.

Шкаф рядом со столом напоминал гардероб. Там висели халаты и капюшоны разных цветов. Внизу стояли сапоги. Спаркс заставил меня вытащить ботинок и проверить подошву. Я с удивлением обнаружил, что она вырезана из настоящего красного гранита, по оттенку напоминающего кожу. В ближайших к столу шкафах ничего, кроме канцелярских принадлежностей, не оказалось.

– Ты почувствовал магию? – спросил я Спаркса. – Среди мебели?

– В большинстве моделей она низкого уровня, но это не то, что мы ищем. Точнее, не совсем то. Давай вернёмся к столу.

Спаркс лёгким прыжком приземлился рядом с компьютером.

Стол был огромный с ультрасовременными хромированными подставками и массивной каменной рабочей поверхностью. Я не думал, что на нём можно было спрятать шлем вулканца, но других мест уже не осталось, а Спаркс был экспертом. Я уселся в кресло Оскара и придвинулся к столу. Хотел открыть ящик, но руки словно приклеились к каменной столешнице, за которую я схватился. Я не мог пошевелить даже пальцем.

– Спаркс! – позвал я.

В ответ – ни звука. Я догадался, что он тоже «окаменел» с того момента, как попал на стол.

Это открытие заставило меня похолодеть. Кончики пальцев заныли, будто я прикоснулся ко льду. Холод из ладоней перетёк на запястья, стал подниматься наверх по рукам и, казалось, возле сердца ускорился. Я снова попытался закричать, но рот не подчинялся. Лёд сковал ноги. Я с трудом посмотрел вниз, потому что шея практически не двигалась. Раньше я не замечал, что коврик под стулом был сделан не из бетона, а из того же ледяного камня, что и стол.

Неожиданно коврик растопился. Ноги скользили по каменному полу под ним. Ещё мгновение, и они стали погружаться в гранит. Меня медленно засасывало со стула вниз и дальше – в пол. Спаркс тоже стал тонуть. Он был наполовину в столе. Я почувствовал, как во мне нарастает ещё один крик. Ужасный холод достиг груди и заморозил звук. Лёд добрался до шеи, коснулся челюсти и… всё прошло.

Огонь нёсся сквозь бесконечную ночь, и я бежал сквозь огонь. Я был в тёмном месте, глубоко под землёй, в какой-то пещере. Несмотря на яркость пламени, я видел только случайные отблески света, отражающиеся от каменных стен и потолка. Тьма будто была живым существом, которое поглощало свет до того, как он смог бы продолжить своё путешествие.

Тьма казалась древней, злой и ужасно тяжёлой – живая сила, которая отчаянно хотела меня сокрушить. Но огонь, который держал меня, сдерживал и тьму. Я ощущал её как огромный кулак, который пытается сжаться в углях. Воля держалась, однако плоть не могла терпеть боль ожогов слишком долго.

– Где я?

– Мы между ними, – ответил Спаркс. Казалось, его голос доносится отовсюду.

– Между чем?

– Именно!

Он произнёс это тем саркастическим тоном, который иногда употребляют учителя, чтобы уязвить тупицу. И я с трудом подавил желание огрызнуться.

Но, прежде чем я сформулировал ответ, Тьма исчезла, унеся с собой огонь. Где я? Холод всё ещё пронизывал тело. Казалось, он ползёт вдоль… спины. Я осознавал, что лежу на спине на чём-то вроде грубой каменной плиты. Сверху, на расстоянии вытянутой руки, тоже виднелся камень. Неизвестно откуда исходило тусклое серое свечение… Это грибки-крошки.

Надо повернуть голову. С огромным усилием мне наконец удалось наклонить её вправо и… Если бы у меня хватило сил, я бы тут же рванул назад. Там был Оскар. Он сидел на массивном каменном стуле в одежде цвета жёлтого золота. На голове красовалась Северная Корона. Его позу можно было бы сравнить со скульптурой «Мыслителя»[12], если бы не гнев, исказивший черты лица. Сходство с тираном усиливал крепкий кулак, которым Оскар подпирал волевой подбородок.

– Что же мне с тобой делать, Кальван?

– А?

Это была самая остроумная фраза, которую я смог из себя выдавить. В голове мелькнуло: «Конец».

– Ты доставляешь слишком много проблем.

Он поднялся со стула, подошёл и в упор уставился на меня. Его лицо выглядело твёрдым и холодным, как камни вокруг. Ещё никогда его вид не был так далёк от человеческого.

– Я заколдовал тебя на Хеллоуин. Подчинил своей воле с той же силой, что и раньше, на всю ночь. Однако действие прошло через несколько часов. Я чувствовал, как оно трескается и сползает. Этого не должно было случиться.

– Наш парень полон сюрпризов.

Голос донёсся откуда-то снизу, и я почувствовал возле правого бедра что-то тёплое.

– Спаркс?

– Я в порядке. – Он не произнёс это вслух. Голос зайца звучал испуганно и одновременно сердито.

– У нас с Королём Зимы, пока мы ждали твоего пробуждения, состоялся небольшой диалог.

Оскар снова заговорил:

– С самого Хеллоуина я пытался разобраться, как тебе удалось разрушить моё заклинание. Влияние, которое я оказал на тебя в ту ночь, было направлено на огонь. И не просто на огонь, а на костры из ясеня и дуба – древнего пламени вашего дома. Ты просто не мог его разрушить, тем более так быстро. По крайней мере не тогда, когда я заполучил обновлённую Корону Севера.

Оскар коснулся пальцем белого камня в центре короны.

– Но ты избавился от него. И не только тогда. А ещё три раза. Когда я застукал вас с зайцем, то подумал, что это он развеял мои заклинания. Но эксперименты, проведённые за последний час, доказали, что это не так. Что-то глубоко в твоём сердце сопротивляется камню сильнее, чем любой огонь.

– Может, ты плоховато колдуешь?

Послышался вздох Спаркса. Оскар зашипел резко, как злая змея.

– Нет, это не моя вина. Ошибка кроется здесь!

В его руке, словно из ниоткуда, появился длинный каменный нож. Он вонзил его прямо мне в сердце, которое тут же замерло.

– Ответ достать?

«Вот и всё, – со странным чувством отрешённости подумал я. – Последняя остановка для Кальван-экспресса». Но Оскар вытащил нож, и тот исчез так же внезапно, как появился.

– Если бы всё было так просто. Нет, Кальван. Две вещи работают на тебя в данный момент. Первый и самый важный пункт – твоя мать. Узы крови между вами скрепили узы огня. Если ты умрёшь, она узнает об этом в то же мгновение. А она слишком хрупкая, чтобы пережить это так, как мне требуется.

– Зачем она тебе?

Оскар засмеялся:

– Всё дело в том, что Женевьева – моя Летняя Королева. Ты и твои знакомые бились над разгадкой тайны Короны ещё в октябре, хотя и скрывали свои штучки достаточно ловко. Но сегодня, когда ты наконец попался в мою ловушку, этому пришёл конец.

Я догадался:

– Когда закончится зима, ты передашь маме Корону, а потом убедишь передать её тебе навсегда?

Он кивнул:

– Именно так. Я близок к тому, чтобы найти способ получше, но, если сейчас Женевьева сломается, это создаст большие проблемы. Вот первая причина, по которой не стоит тебя убивать. К тому же, когда я окончательно разберусь со второй причиной, убивать тебя не будет нужды.

– И в чём вторая причина?

Спаркс фыркнул. Я представил, как он закатывает глаза.

– Он жаждет выяснить, как ты разрушил его колдовство, чтобы использовать заклятье посильнее и поймать тебя в ловушку, как твою мать. Ты станешь его запасным планом.

Оскар перевёл взгляд на зайца, и в его руке снова возник нож.

– Ты бы лучше помнил, что ни одна из этих причин не мешает мне убить тебя.

Я попытался протянуть руку, выбить орудие смерти, но осознал, что всё ещё не способен двигаться, хотя холод почти отступил.

– Оставь его!

Нож исчез.

– Хорошо, но только потому, что убийство фамильяра может негативно отразиться на мастере. Но тебе, мой мальчик, стоит запомнить, что твой питомец – дух огня, со всем его бесконечным разнообразием и жизненной силой. А это значит, что я смогу сделать с ним очень многое, кроме убийства. Сотрудничайте, и он будет избавлен от театра боли.

– Что угодно!

Пот выступил у меня на лбу и покатился по виску. Я не должен показывать Оскару, что Спаркс на самом деле не совсем мой фамильяр. Это было равносильно подписанию смертного приговора близкому другу.

– Хотел бы я поверить, что ты серьёзно, – заметил Оскар. – Это бы решило ряд проблем. Но мы оба знаем, что, как только я перестану следить, ты нарушишь данное слово. Это лишь временное преимущество. А мне важно преодолеть твоё сопротивление силе камня. Так что, пока всё не выяснится, придётся вывести тебя из игры.

– Убрать меня? Думаешь, мама не заметит, что я исчез?

– Пока ты жив и я кормлю её хорошими историями, моё влияние должно сохраняться. У твоей матери дикая сила огня, но она поглотила её изнутри. На данный момент у неё нет контроля и очень мало истинной магии. Она не будет беспокоиться о тебе. А вспомнит, что ты отправился в ежегодную поездку в Вашингтон, организованную Демократической школой.

– Но семестр закончился, и я играю в спектакле!

– Если ты правда думаешь, что твоя мать настолько осознаёт реальность, чтобы помнить об этом, то ты ещё глупее, чем я думал.

Я всё ещё пытался найти подходящий ответ, когда Оскар сжал руку, державшую нож. Я узнал маленькую каменную фигурку из кабинета – делвер.

– Цетиус, приди ко мне! Ты мне нужен.

Оскар поставил статуэтку на плиту рядом со мной, отвернулся и пошёл прочь. Пока он кружил вокруг меня, каменные подошвы его ботинок сливались с полом. Я всё ещё не соображал, где нахожусь. Хотя меня волновали другие вещи.

– Ты уничтожил форму моего деда вулканца, да?

По крайней мере, в подвале её точно не хранили. Оскар смерил меня знакомым взглядом разочарованного отчима.

– Это самая банальная уловка, которую я когда-либо слышал. Ты очень умный мальчик, хотя хлопот от тебя предостаточно. Я ожидаю от тебя большего.

– Мы с тобой знаем, что ты разоблачишь меня, даже если я попробую придумать что-то поумнее. Зачем же играть умно?

Я ощутил в горле слабый жар.

– Или ты ответишь, где находится костюм вулканца, или нет. Всё остальное – просто потраченные впустую усилия.

Оскар фыркнул:

– Уже лучше. Я в любом случае не собираюсь открывать тебе, где он. Это забавно: ты находился так близко к нему и в то же время оказался невероятно далеко.

Он засмеялся:

– Не уверен, что знание местоположения сильно облегчило бы тебе задачу. Он очень хорошо защищён.

Итак, костюм всё ещё существует! Хотя бы что-то удалось выяснить. Я почувствовал облегчение. Уверен, что Русалка не отправила бы меня по следам того, что уже уничтожено. Однако вероятность этого давила всё больше и больше, когда мы искали и не могли найти форму. Кроме того, теперь я знал, что это было место, куда, по мнению Оскара, я не смогу добраться. Так что вряд ли это подвал…

Я хотел продолжить, но вдруг откуда-то снизу у моих ног раздался противный скрежет. Я с трудом поднял голову. В тусклом свете едва удалось разглядеть место, где тёмная стена стала ещё темнее, открывая вход в пещеру. Мгновение спустя из темноты возникла низкая, неуклюжая фигура.

– Что угодно, Ваше Величество? – низким хриплым голосом спросил уродец.

– Лад д’Равен, я рад, что ты готов помочь.

– Цетиус сделает всё что может без лишней болтовни, Ваше Величество. Для формальностей у нас просто нет времени.

Оскар кивнул:

– Вам необязательно обращаться ко мне «Ваше Величество» только потому, что я ношу Корону этой зимой.

Фигура вышла на свет, и я впервые увидел делвера во плоти. Он был покрыт шерстью и напоминал огромного барсука – метра четыре в высоту и три в длину. Шея отсутствовала. Бёдра скорее человеческие, чем барсучьи, а руки – длинные, с короткими, но аккуратными кистями.

Он фыркнул:

– Пятую зиму, если посчитать, Оз. Я тот, кто служит вам много лет.

– Никогда не служил, Цетиус. Будем откровенны: ты с детства мой самый верный союзник.

Делвер кивнул и выражение его лица смягчилось.

– Хорошо.

Всё происходящее больше напоминало хорошо отрепетированный спектакль, чем обычный разговор. Я представил, сколько раз они проходили через это и зачем повторяют. Мне требовалось посоветоваться со Спарксом.

– В чём проблема? – Цетиус не дремал.

– Узнаёшь мальчика? – Оскар указал в мою сторону.

– Твой пасынок. Он разрушил твоё колдовство, верно?

Цетиус повернулся и посмотрел на меня. Его голова была размером с плиту, на которой я лежал.

– Странно, что от него столько неприятностей, даже если ему помогает Шахара.

Он коверкал слова на языке пламени. Они выходили холодными и тусклыми, хотя должны звучать жарко и потрескивая.

– Он сильнее, чем кажется на первый взгляд, – сообщил Оскар. – Даже на второй. За последний час я перепробовал ряд заклинаний. Ни одно из них не дало желаемого результата. У него твёрдый стержень, который противостоит земле, как ни один огонь.

– Любопытно. – Цетиус прищурился. – Хочешь разобрать его и посмотреть, как выглядит его сердце?

– Увы, пока это несбыточная мечта. Ради его матери я хочу, чтобы он не пострадал, а только утратил возможность двигаться. По крайней мере до тех пор, пока не станет ясно, можно ли его использовать. Я бы предпочёл владеть его сердцем и душой, но если не получится, то просто уничтожу. Из его костей можно соорудить голема. Делвер фыркнул:

– Они слишком ненадёжные.

Оскар пожал плечами:

– Настоящий ум надолго не обманешь. Однако с учётом влияния, которое я оказываю на милую Женевьеву, мне удастся заставить его служить нам несколько лет.

– Неплохо.

Цетиус указал на Спаркса:

– Что насчёт Шахара? Они довольно вкусные, но живьём их чертовски трудно удерживать.

Спаркс ответил ему на языке огня в самых резких выражениях. Оскар сделал вид, что ничего не слышит, и сказал Цетиусу:

– Умерь аппетит. Сейчас он слишком ценный рычаг давления на мальчика. Но тебе не стоит беспокоиться о побеге. Я уже решил эту проблему.

Оскар водрузил на стол тяжёлый каменный фонарь из японского чайного сада в Комо-парке.

– О’кей, – отозвался Цетиус. – Хочешь посадить его сам или поручишь мне?

– У меня получится мягче.

Следующие несколько предложений Оскар произнёс на языке камня.

В конце раздался резкий звук, напоминающий взлёт ракеты. Спаркса засосало в лампу. Если обычно он выглядел как ярко-рыжий заяц с редкими струйками пламени, вьющимися сквозь мех, то теперь это был яркий огонь, совсем не похожий на зайца. Через минуту, когда Оскар задвинул каменные ставни, отрезав внутренний свет, даже этого нельзя было различить.

С мерзкой улыбкой Оскар повернулся ко мне: – Если что-то случится с этой лампой, то огонь твоего приятеля погаснет навсегда. Любые попытки открыть её без помощи ставней погасят огонь. Это не разобьёт мне сердце, так что дерзай, не стесняйся. Но помни – последствия лягут на твою совесть.

Глава 16

Огненное сердце

Цетиус на языке земли прочитал заклинание, и из пещеры вышло ещё около десяти делверов. Они обступили меня, как гробовщики на похоронах. Толстые руки потянулись и ухватили края платформы, на которой я лежал. Когтистые пальцы делверов вонзились в камень так легко, будто это была глина. Со скрежетом, напоминающим звук ломающейся кости, камень качнулся и приподнялся на несколько сантиметров.

Они направились к устью тоннеля. Я оглянулся и увидел огромный блок красного гранита. На нём ли стояла моя плита или делверы откололи кусок во время подъёма, понять было сложно. Однако интуиция подсказывала, что эти барсуки-делверы способны ломать любые камни так же легко, как я – ветки.

Ещё несколько секунд виднелись Цетиус с отчимом, но, когда мы свернули, всех поглотила тьма. Не знаю, сколько мы шли сквозь вечную ночь, правящую под землёй, но в итоге вышли к ряду тоннелей, слабо освещённых фосфоресцирующими грибами.

Метров через сто делверы остановились у ниши в стене. Там в ожидании томилась ещё пара красавчиков. Они переговорили на языке земли, после чего «хозяева» впечатались в каменную стену и раздвинули огромные ставни, как театральный занавес. В скале образовалась маленькая комната без окон. Меня внесли внутрь и опустили на пол. Секунда – и каменная ловушка захлопнулась.

Наступила кромешная темнота. Стало трудно дышать. Я открыл рот, пытаясь закричать, но не смог. Вместо этого в меня ворвалась грязная тьма, наполняя лёгкие, забивая рот, нос и глаза. Казалось, я тону в паутине. Сознание угасло на несколько часов, а возможно, даже дней. Память о свете ушла из моего сердца. Казалось, что в тишине и глубокой ночи заперты века.

К жизни меня вернул внезапный грохот. Вначале звук был слабым, словно ветерок, мягко постукивающий в окна старого дома. Но по мере приближения настолько усилился, что окна задребезжали где-то совсем рядом. Я хотел что-то сделать, и только тогда понял, где нахожусь и что в комнате нет окон.

Сковывающий тело паралич отступил. Я сел и настроился на источник шума. Он находился где-то внизу, у ног. Я принялся его искать.

Пальцы нащупали тяжёлый камень. Одновременно я вспомнил о Спарксе, которого заточили в фонарь. Я нащупал ставни и открыл их.

Свет разогнал тьму, в сердце пробудилось пламя. Огонь вернул к жизни. Когда лёгкие наполнил яркий воздух и натиск тьмы исчез, я вернулся к полноценному существованию. Снова стал живым ребёнком огня, полным света, жизни и такой бурлящей радости, которую никогда прежде не испытывал. Внутри зажглась такая сила, что я понял, что готов к любому противостоянию.

Я был. Нет, я есть. Рождённый огнём. Наполненный огнём. Сам огонь.

Поднявшись на ноги, я протянул ладони к каменной завесе, через которую вошёл сюда, и открыл своё сердце. Языки пламени вырывались из рук, поджигая стену, по которой бежали огромные красно-золотые потоки. Это был не тот драконий огонь ярости, который разрушил мой приют на холме. Новый огонь горел чище и гораздо сильнее. Пламя не сопротивлялось, а повиновалось мне. Огненное сердце. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем пламя вспыхнуло.

Оно ревело, горело и ломалось! Падало и отступало.

Пламени не удавалось покорить камень. Даже огня сердца оказалось недостаточно. Во всяком случае, сейчас. Пламени не хватало для выполнения этой задачи. Сердце закрылось, а я упал на колени, истощённый, но не побеждённый. Я не смог сломить стену, зато знал, что и тьма не способна сломить меня, пока во мне жив огонь. Пока жив я.

– Дитя огня столкнулся с тёмными силами.

Слова, произнесённые на языке пламени, исходили от фонаря, в котором томился заяц.

– Ты проснулся. В этот раз по-настоящему. Пробудился, чтобы понять, кто ты на самом деле. Тебе ещё многое предстоит узнать о контроле, но это было прекрасно. Огонь, который служит, а не господствует.

Я грустно улыбнулся в ответ:

– Мило. Дай ему доллар, и он, наверное, сможет даже купить мне газировку. К сожалению, вряд ли это поможет нам освободиться.

Он покачал головой, в усах заплясало пламя:

– Увы. Сила камня ещё слишком велика. Но есть и другие способы побега.

– Я весь внимание.

– Настала моя очередь, дитя.

Спаркс подмигнул и залился счастливым смехом.

– Ты выглядишь чересчур бодрым для зайчика, заточённого в лампу смерти.

– Это потому, что я знаю то, что неизвестно человеку, поместившему меня сюда.

Я ещё не понимал.

– И что же?

– Что на самом деле я не твой фамильяр.

– И?

Спаркс усмехнулся:

– Пока что.

– Что?

– Я не твой фамильяр… пока что. – Он выжидательно посмотрел на меня.

– Объясни.

Спаркс закатил глаза:

– Клянусь, именно тогда, когда я начинаю верить, что ты превращаешься в яркого молодого колдуна и у тебя большой потенциал, как ты вдруг открываешь рот, и все мои иллюзии мгновенно рассеиваются.

Я приподнял бровь.

– Так и быть, – смилостивился Спаркс. – Объясню.

Он сделал паузу.

– Это игра слов, дитя. Заклинание как магия. Заклинание как написание… О, не важно. Смотри, я призван только наполовину. Значит, заклинание, связывающее меня с тобой, – это некая магическая неопределённость. Моя лампа – очень неприятная штука. При других обстоятельствах никто, кроме Оскара, не смог бы безнаказанно извлечь меня отсюда. Я не могу это сделать изнутри, а вмешательство извне меня бы уничтожило.

– Это и так ясно. Ты как кот Шрёдингера.

Одно ухо он выставил вперёд, а другое откинул назад.

– Это та странная квантовая физика, когда кошка либо жива, либо мертва внутри коробки, потому что ты пока туда не смотрел?

Я кивнул. Так вот в чём секрет!

Спаркс вздохнул:

– Нет. Даже близко нет. Это физика. Магия же больше напоминает математику. Это символы и доказательства того, что то, что может произойти, – это то же самое, что происходит. Думай обо мне как о переменной в одной из алгебраических задачек про поезда. Пока пример не решён, ты не знаешь, какое значение принимает X, а X определяет положение поезда. В данной же ситуации вызов решает, где должен быть Х.

У меня разболелась голова.

– Я плохо разбираюсь в алгебре.

– Зато я отлично. Можешь мне просто довериться.

– Хорошо. Я тебе доверяю. Что дальше?

– Ты вызываешь меня. Появляется потрескивающий шум, я выхожу, мои силы восстанавливаются. Лампа взрывается, и мы выбираемся из этого места. Как-то так.

– Погоди! Разве ты сам не противился моему вызову, не желая оказаться у меня под полным контролем?

– Так было, пока лампа не сдала меня во власть Оскара. Если выбирать между вами двумя, я бы предпочёл, чтобы ты был моим Проклятым Мастером.

– Твоим Проклятым Мастером?

Звучало ужасно. Он развёл ушами, словно плечами пожал:

– Ага. Например: «Какова ваша воля, о Проклятый Мастер?» Боюсь, это классический термин и ничего нельзя изменить.

– Если я тебя вызову, мы изменим форму общения. Я не чей-то мастер, и не важно – проклятый или нет. – И я скрестил на груди руки.

– Так вот твой камень преткновения?! Не то, что я застряну здесь навсегда? Не то, что я буду связан твоей властью, пока ты жив? А всего лишь обращение Проклятый Мастер?

Он с такой силой вцепился в собственные уши, что, казалось, вот-вот оторвёт.

– Ладно, согласен на переговоры по поводу Проклятого Мастера, но не мог бы ты сначала вытащить меня отсюда. Пожалуйста.

– Если я тебя вызову и ты станешь моим фамильяром, всё останется по-прежнему? Ты правда не против?

Я выступал против рабства. Возможно, вначале мы плохо понимали друг друга. Но теперь, когда мы стали друзьями, мне не хотелось становиться его повелителем. Я так и сказал. Спаркс вздохнул:

– По правде говоря, меня тоже не очень привлекает подобная перспектива. Но сейчас не время диктовать условия, дитя. Мы сидим в глубокой-преглубокой яме и не сможем выбраться, если у меня будет половина силы, а у тебя – половина ума. Извини за дешёвый каламбурчик. Если серьёзно, то это единственный способ, который я знаю, чтобы выбраться из лампы. Это пугает меня до чёртиков, но мы должны решиться, и немедленно. Ты со мной?

– Хорошо, но с условием, что я дам тебе волю, как только мы выберемся отсюда.

Спаркс не ответил, и я внимательно на него посмотрел:

– Или ты чего-то не договариваешь?…

Он твёрдо покачал головой:

– Э-э. Мне важно, чтобы ты сосредоточился на вызове. Это сложнее и опаснее, чем кажется. Особенно при сложившихся обстоятельствах. Ты пока не в совершенстве владеешь языком пламени. Не хочу, чтобы ошибка превратила меня в хомяка.

– Я так не играю. Ты можешь там сгнить.

– Плохой вариант. Если я зависну в лампе, ты останешься в камере, и мы всё равно будем обречены. А так есть шанс.

Я не двигался.

– Послушай, – предложил Спаркс. – Давай заключим сделку. Ты вызовешь меня. Клянусь своим именем, что расскажу тебе всё, как только выберусь из этой коробки.

Я вздохнул, потому что знал: другого варианта не будет.

– Идёт. Но как только мы выберемся отсюда, я тебя отпущу.

– Я бы предпочёл немного подождать, потому что у тебя очень важная работа. Если я останусь в твоей власти, это значительно облегчит её. Но если это твой выбор, то я… ладно, не буду спорить. Так мы договорились?

– По рукам.

Спаркс выглядел спокойным. Я поднял палец:

– Один вопрос. Почему ты раньше не учил меня использовать огонь сердца?

– Научить использовать огонь сердца невозможно. Его можно открыть, только заглянув в себя. Ты же не считаешь, что я заставлял тебя учиться волшебным приёмам ради развлечения?

– Может быть. Хотя не могу сказать, что было весело. Полагаю, ты прав.

Спаркс вздохнул:

– Конечно, прав. Можем двигаться дальше? Нужно, чтобы ты всё внимательно выслушал. У нас есть только один шанс сделать всё правильно.

Дальше события развивались стремительно. Я нашёл на гранитной плите острый край и сделал на пальце надрез. Потом кровью начертил на камне двухметровый круг и несколько идеограмм по краям. Спаркс объяснил, что сперва необходимо подготовить место для его призыва, иначе заклинание не сработает. Я радовался, что не зря потратил столько часов на изучение письменности языка огня. В конце я открыл душу и обвёл диаграмму, используя внутренний огонь, чтобы дотла сжечь кровь и связать её с камнем. Время пришло.

Я встал перед кругом на колени и заговорил на языке огня:

Я ощутил, как каждое слово, прежде чем слететь с моих губ, вспыхивает на языке.

«Пепел» вылетел изо рта и превратился в яркое пламя свечи. Оно парило в воздухе на другой стороне круга. Мерцающая слеза огня и идеограмма слова «пепел» соединились в языке огня. «Пыль» заняла позицию напротив.

«Солнце» двигалось слева, а «звезда» справа, соединяя четыре точки компаса с двумя горящими идеограммами. «Ветер» дул на северо-запад, а «дым» дрейфовал на северо-востоке. «Ясень» появился на юго-западе, а «дуб», как столб, маячил на юго-востоке.

Мгновение восемь огненных символов висели передо мной над кругом. Затем опустились на соответствующие идеограммы, начертанные кровью и привязанные к камню огнём сердца. Они шипели и взрывались, подобно огромному фейерверку или бекону на сковороде.

Шррррр!

Пшшш!

Хррррр!

Буууум!

Шипение. Вспышка. Треск.

Огни идеограмм погасли одновременно. В каменной тюрьме Спаркса пламя сверкнуло ярче молнии. Секунду спустя заяц трансгрессировал в центр круга. В фонаре образовалась огромная дыра. Густая дымка заполонила комнату и лёгкие.

Ослеплённый. Оглушённый. Задыхающийся в плотных чёрных облаках… таким я должен был себя чувствовать. Но с удивлением осознал, что дышать дымом оказалось легче, чем чистым воздухом. Глаза сияли ярким пламенем. В ушах звенело, словно там во всю мощь били церковные колокола. В кругу передо мной стоял Спаркс.

Я хотел обнять его, но до окончания ритуала не имел права. Я сдавил палец, чтобы кровь текла лучше, и, подняв руку над центром круга, отсчитал три капли на голову зайца. Они зашипели и испарились, как вода на раскалённой сковородке.

Слова сорвались с моих губ, как пламенные идеограммы, и воспарили над кругом, в котором сидел мой товарищ.

– Кровь сердца и огонь души свяжут тебя со мной.

Я ненавидел последнюю часть, посвящённую его служению. Особенно сейчас, когда я практически вытащил его из лампы. Но Спаркс предупредил, что это имеет решающее значение для успеха всей операции. Незавершённый ритуал способен вызвать самые катастрофические последствия для нас обоих.

Слова выходили изо рта, как пылающая цепь. Она свернулась в воздухе передо мной, обернувшись одним концом вокруг шеи зайца, а другим – вокруг моей руки. Удар сердца – и цепь соединила нас звеньями пожара. Затем, ярко вспыхнув, обожгла болью ладонь и растаяла.

Спаркс присел на корточки и заглянул мне в глаза:

– Вот и всё. Теперь я с тобой связан.

Сквозь звон в ушах его слова доносились нечётко. Чтобы их разобрать, потребовалось время.

– Я обещал освободить тебя, когда всё закончится.

– Я бы предпочёл, чтобы ты этого не делал.

В словах Спаркса не было обычной лёгкости, и я заподозрил неладное.

– Почему? Это то, о чём ты раньше не хотел говорить?

Он кивнул. Его пламя потускнело, хотя полностью не погасло.

– Говори, – потребовал я.

– Конечно, я же обещал. В отличие от людей, мы, духи, не разбрасываемся словами и держим даже случайные клятвы. Ты бы сначала выпустил меня из круга, а то я как под колпаком.

Я провёл ещё кровоточащим пальцем по пепельному кругу, символически нарушая черту. Спаркс глубоко вздохнул и заметно расслабился.

– Так намно-о-о-ого лучше. Поставь себе галочку.

В три прыжка он долетел до ближайшей стены и прижался лбом к камню. Он засунул голову внутрь так легко, будто это была вода. Спаркс постоял так пару секунд и вернулся.

– Как здорово стать самим собой!

Я скептически посмотрел на него:

– И?

– Ты не в силах меня освободить. – Он через плечо кивнул на место, куда рухнула лампа. От неё остался потухший обсидиановый шар величиной с яйцо. – Иначе я снова вернусь туда.

– Почему? Ты же только что сумел пройти сквозь стену.

Я подобрал шар и покрутил в руках. Он был гладким, тяжёлым и очень холодным.

– Так почему?

– Потому что это разрушенная духовная ловушка. Она создана специально для таких существ, как я, чтобы уничтожать, если они захотят улизнуть. С помощью призыва она отключается, но не становится безопаснее. Если ты освободишь меня от службы, я вернусь в ловушку и умру.

Я с силой сжал шар. Хотелось разбить его на куски, но не хватало сил.

– Почему ты не предупредил?

Спаркс поднял бровь:

– Если бы я сказал, ты бы вызвал меня?

– Конечно, нет!

Я бросил шар через комнату.

– Вот поэтому.

Он поднял лапу, словно предупреждая моё возмущение:

– Ещё я не сказал, что, если бы во время призыва ты ошибся, я бы умер. Я вообще не был до конца уверен, что, если мы всё сделаем правильно, я останусь жив.

– Спаркс, как ты мог?!

– Кальван, прости. Я ничего не сказал, потому что было куда важнее, чтобы ты меня вытащил. Для этого нужно быть спокойным и сосредоточенным. Есть ещё кое-что, о чём я смолчал. Лампа меня разрушала, что намного хуже смерти. Смерть – это дверь. Не та, через которую я хочу пройти в ближайшее время, но тем не менее дверь. Путь вперёд. Не знаю куда, но не конец. А там – конец. – Он указал на пустой каменный шар. – Неизвестно, сколько времени ушло бы на разрушение. Часы? Дни? Недели? – Он пожал плечами. – Определённо не больше месяца, а возможно, и гораздо меньше. Лампа была предназначена для мощного духа огня. Такого, как я сейчас, – призванного и целого. А не такого, каким я был две минуты назад – забитым, тусклым и без половины сил. Не таким, каким я был со времени того инцидента с выключателем, который превратил меня в слабую тень, загнанную в ловушку.

Я опустил глаза, не в силах вынести его взгляда.

– Я… Я не знал. Я никогда этого не хотел. Я не сделал бы этого… Я бы не стал…

– Знаю, что ты не собирался заманивать меня в ловушку. Прощаю тебя за это. Хотя в первые несколько дней моего зла хватило бы на то, чтобы поджарить тебя на медленном огне. Не твоя вина, что Судьба или Удача решили, что мы должны стать партнёрами. Я не виню тебя за это. На самом деле теперь я даже не особенно злюсь… Потому что очень сильно полюбил тебя.

Я поднял шар и протянул ему, всё ещё боясь встретиться глазами.

– Можно что-то исправить?

– Можно попробовать, но результат не гарантирую. Сначала нам нужно разобраться с твоим отчимом. Потом попробуем. Если не выйдет, то… я и так уже достаточно побегал.

Тут я всё же взглянул на него:

– Что ты имеешь в виду?!

– Теперь моя жизнь связана с твоей. Я могу оставаться твоим фамильяром только пока ты, мой хозяин, жив. Но когда ты умрёшь, вернусь в камень. Не смотри на меня так. Ты ещё молод, и до этой двери пока далеко. В конце концов, и лошадь может научиться петь.

– Что?

Заяц вздохнул:

– Это старая история. Злой король приговорил одного смекалистого человека к смерти. Когда подошло время казни, мужчина обратился к королю с такой речью: «Если вы пощадите меня и дадите год, я научу вашу любимую лошадь петь». Король приказал отпустить приговорённого.

Спаркс улыбнулся и продолжил:

– Через месяц палач зашёл на конюшню, чтобы посмотреть, как лошадь учится петь. Картина выглядела мирно. Конь жевал овёс, а новоиспечённый дрессировщик потягивал из фляги вино. «Как успехи?» – спросил палач. К его удивлению, заключённый только плечами пожал: «Впереди ещё одиннадцать месяцев. За это время всякое может случиться. Может, король умрёт, а может, и лошадь научится петь…»

– Там, где есть жизнь, всегда поселяется надежда?

Заяц кивнул:

– Вроде того. Теперь давай выбираться отсюда.

– Как?

Спаркс усмехнулся:

– Понятия не имею. Лампа была моим палачом, а ты – лошадью.

– Издеваешься?

Я был в ужасе:

– Ты правда не знаешь?

– Эй, я зараз могу научить петь только одну лошадь.

Глава 17

Возвышение Красного Зайца

– Что у меня в карманах?

Спаркс кивнул:

– Да, именно это я и хочу узнать.

В ответ я вытащил кошелёк, несколько монет, нитку, расчёску и маленький светодиодный фонарик, сохранённый после приключений в подвале Оскара.

– И ещё вот.

На пол упали ключи.

– Я разочарован.

Пламя, пляшущее на мехе Спаркса, потускнело. Стало хуже видно.

– Надеялся, я кирку достану?

– А что, было бы неплохо. Но попробуем обойтись тем, что есть.

– Предлагаешь покопаться в песке пластиковой расчёской и ключами?

Спаркс прошёлся и остановился возле узкого прохода между камнями в метре от задней стены нашей маленькой камеры. К счастью, в этот момент стражи там не оказалось.

– Здесь? – уточнил я.

– Думаю, да.

– Всё очень понятно, Спаркс.

Он махнул лапой:

– Считаю, это возможно. Потребуется магия и большие пальцы. Иди сюда.

– Хочешь сказать, что подкоп ляжет на плечи большой обезьянки?

Спаркс одарил меня дьявольской улыбкой:

– Потому что ты ярче, чем выглядишь? Точнее, должен быть, разве нет?

– Да, да. Очень смешно. Что я должен сделать?

– Как думаешь, кольцо брелока от ключей налезет на фонарик?

Кольцо подошло, но ключи торчали.

– Что дальше?

– Бери расчёску и используй огонь своего сердца так, чтобы она расплавилась вокруг лампы и ключа и связала их намертво.

– Разве пластик полностью не оплавится? Вдруг заодно и меня прихватит?

Спаркс покачал головой:

– Всё получится, если будешь действовать по правилам.

– Значит, главное не облажаться?

– Именно!

Он улыбнулся:

– Не устаю повторять: контроль, дитя моё, всё дело в контроле.

– Смею заметить, что в новом качестве – моего фамильяра – ты сохранил прежние замашки.

– А с чего ты решил, что будет по-другому? Шахара – духи, которые славятся не только огненным мастерством, но и лукавством. Это каждому известно.

– Не знал.

Иногда он просто бесил меня.

– Ты что, никогда не слышал историю о Братце Кролике и шиповнике?[13]

– Да нет, слышал.

Спаркс кивнул:

– А видел фильм «Харви»?[14]

В голове закрутились смутные воспоминания о том, как мы с мамой смотрели старые фильмы по кабельному телевидению.

– Что-то о гигантском невидимом кролике?

– На самом деле он был огненным зайцем, который только притворялся кроликом. Но да, это про него. Мой вид – обманщики. Капризные, непостоянные, иногда злые.

Он запрыгнул ко мне на колени и улёгся на спину, задрав вверх лапы.

– А теперь: ВЕСЬ ТВОЙ. Ну и не счастливчик ли ты?

– Ещё какой.

Я сбросил его на пол.

– Это сарказм? – спросил он.

– Считай, что да.

Тогда я щёлкнул его по носу:

– А ты не только вредный, но и проницательный. А ещё хороший. Это делает меня вдвое удачливее, разве нет?

– Хватит болтать. Бери лучше расчёску, малец.

На этот раз я внял его совету.

– Неплохо, мой Проклятый Мастер. Очень неплохо. Настало время для хитрой части.

Я с трудом подавил желание выругаться. После второй попытки расплавить расчёску я вспотел и почернел от сажи. Большой палец покрылся волдырями. На руку попал кусочек расплавленного пластика и застыл, как раскалённый докрасна клей. А мы ещё не добрались до самой сложной части?

– Продолжай, – потребовал я.

– Знаешь, как кузнецы закаляют сталь для мечей и другого оружия?

Я осторожно кивнул:

– По крайней мере, читал и видел в кино. Мы делаем что-то в этом роде?

– Не совсем, но финальный результат очень похож.

Я поклялся. Скоро на моём импровизированном инструменте появилось несколько пламенных идеограмм с мерцающим блеском, видимые только тем, у кого есть второе зрение.

Я понял его:

– Это самый ужасный магический предмет.

– Проблема в том, что ты видел их только в фильмах и видеоиграх. Браслеты и всякие безделушки для идиотов. Реальная магия создаёт то, что можно использовать. Помню, один Проклятый Мастер, с которым я был знаком в XVIII веке, превратил стиральную доску в заколдованный щит, а метлу – в копьё.

– Серьёзно?

– Разве я смею тебя обманывать?

Спаркс широко распахнул невинные глаза.

– Не сомневаюсь, что именно этим ты и занимаешься. Лучше давай к делу. Где копать?

Спаркс подвёл меня к дальней стене и подпрыгнул, коснувшись пятна примерно в полутора метрах от пола.

– Тут.

Я осторожно прижал кончики ключей к песчанику. Не хватало ещё, чтобы это сломалось в самый неподходящий момент. На удивление, кончики легко вошли в камень, и, когда я отступил назад, из стены выпал кусок камня размером со сливу.

Спаркс глубоко выдохнул:

– Ради всего святого, работает!

– Ты сомневался?

– Я надеялся… но не ожидал, что результат будет именно таким.

Тем не менее он выглядел обеспокоенным, хотя и замахал лапами:

– Не бери в голову. Продолжай. Но прежде надень на запястье ремешок и не бросай «экскаватор», когда пробьёшь проход.

Это мало напоминало копание в грязи – слишком хрупким был материал. Но резьба по песчанику оказалась проще, чем я думал. Она скорее напоминала разрезание песочных монстриков, обсыпанных пудрой, которые обычно украшают рождественский стол. Мама готовит их, потому что они нравились бабушке. Она считает, если на тебя из тарелки не пялилось бледное печенье, то праздники не состоялись.

Через пять минут маленький копатель врезался в…

– Ты с ума сошёл, Спаркс?!

– Ничуть? Это выведет на поверхность.

– Ты что! Это не проход…

Я засунул голову в дыру и глянул вниз:

– Бездонная яма, вот что это такое.

Спаркс тут же запротестовал:

– Она не бездонная. Мы очень близко к реке. До неё метров сорок, не больше.

– Отлично, значит, я шлёпнусь и утону.

– Ты никуда не шлёпнешься и не утонешь.

Спаркс закатил глаза:

– Стены шахты находятся на расстоянии не более двух футов друг от друга. Обопрись с одной стороны спиной, а с другой – руками и ногами и забирайся по ней, как по дверной раме. Я сто раз наблюдал, как ты проделываешь это в шкафу, доставая что-нибудь с верхней полки.

– Ага, только там не сорок метров до земли и посветлее!

– Хватит ныть! Принцип такой же.

– Но разница есть. Знаешь ли: если я сорвусь и упаду в своей комнате, то приземлюсь на задницу, хоть и буду чувствовать неловкость. Если же свалюсь здесь, меня ждёт смерть.

– Если хочешь дождаться делверов, которые обнаружат, что я вырвался из лампы, а ты вырыл яму в стене, то пожалуйста, жди. Но не думаю, что Оскар снова будет с нами столь любезен. Он и так запланировал, если не удастся сломить волю и захватить душу, скормить тебя делверам, а из костей сделать голема.

Я поморщился:

– Неужели другого выхода нет?

– Есть путь, по которому мы вошли. Но тогда придётся идти мимо стражников и деревни делверов. Полагаю, это займёт всего неделю, может, три. Сколько там Оскар собирался выяснять, как ему разобраться с тобой? Несколько дней?

Ругаясь, я втиснулся в дыру и начал пробираться в шахту.

– Куда она ведёт?

Спаркс заскочил на плечо и посветил внутрь мерцающим красным светом:

– Наверх.

– Очень информативно. Сам бы ни за что не догадался.

Я поднял руку, чтобы нащупать новый выступ. Постепенно взбираясь наверх, я находил всё новые выступы, которые облегчали путь.

– Куда именно она приведёт?

– Узнаем, когда доберёмся.

Я покосился на зайца:

– Почему-то кажется, ты знаешь, куда она ведёт. Там, случаем, нас не ожидает другая лошадь, которую нужно научить петь?

– Ты чересчур подозрителен.

– Конечно. Раньше я был доверчивым и любезным, но потом встретил одного огненного зайчика, у которого заразный плохой характер и который любит врать.

Нога соскользнула, и я, больно ударившись затылком, еле удержался от крика. Скольжение прекратилось, но было очень больно, потому что я сильно ударился об осколок камня. Я отчаянно хотел пошевелиться, но не мог, пока не закрепил ноги в удобном положении. По большому счёту камень, впившийся в голову, оказался единственным спасением от падения.

– Насколько всё плохо? – спросил я Спаркса, когда мы продолжили путь наверх.

– Повезло, что твои волосы впитали большую часть крови.

– Нормально так повезло…

– Зато не испачкал одежду. Но я не об этом. Повезло, что этот камень впился тебе в голову. При другом раскладе исход мог оказаться летальным.

– Ты же обещал, что я не упаду и не утону, – прорычал я.

– Кроме этого, ещё предупредил, что вру.

– Ничего подобного! Ты сказал: «Могу ли я тебя обманывать?»

Заяц расхохотался:

– Думаешь, что я имел в виду?

– Что ты бы соврал… О! Прекрасно! Будь по-твоему.

Я тоже рассмеялся.

– Обычно я так и делаю. Кстати, пришло время обучить пению следующую лошадь.

– В смысле? – спросил я.

– Мы сейчас наверху шахты, а над головой большая грязевая пробка. Тебе придётся подтянуться, но при этом не упасть и не задохнуться.

Я вздохнул:

– Хорошо, что я оставил «экскаватор» на запястье.

– Так и было задумано. Начинай копать в эту сторону, а я поднимусь наверх и стану рыть с другой, пока не встретимся. Ты в курсе, что зайцы отлично копают тоннели?

– Читал «Обитателей холмов».[15]

Спаркс спрыгнул с плеча и исчез в каменной стене. Следующие несколько минут показались адскими. После ухода зайца я оказался в кромешной темноте. Ноги и руки устали и болели. Вес держался на ногах и спине. В ногах уже начинались предательские дрожь и жжение. Когда я взялся за мягкую почву над собой, шахта наполнилась облаком пыли, которое душило и попадало в глаза. Палки, камешки и грязь, отскакивающие от горной породы, щёлкали по голове и залетали под футболку. По телу проползло несколько жуков и червяков. Но я смог остановиться, только встретившись со Спарксом. Через несколько секунд удалось выползти наверх. Тут на меня обрушилась груда снега. Я засмеялся. Или заплакал – не знаю. Смогу ли я перестать плакать, если начну?

Когда я пробился к яркому зимнему солнечному свету, в глазах Спаркса заплясали чёртики:

– Ты в порядке, дитя?

– Всё отлично! Почему ты спрашиваешь?

– Хотел убедиться, что это не начало истерики. Я уже имел дело с парочкой истерик у Проклятых Мастеров в прошлом, и мне это не по душе. Славно, что ты в порядке. Однако теперь следует убраться отсюда как можно дальше, пока делверы не заметили нашего исчезновения. Они не очень любят свет, но могут и потерпеть. К тому же в это время года темнеет рано.

– Хорошо.

Я встал и чуть не упал снова – свело правую ног у.

– Ай!

Согнувшись, я растёр мышцу. Похоже, идти будет «весело».

– Созрело два вопроса.

– Жги! – ухмыльнулся Спаркс. – Понял? Я огненный заяц, и я сказал: жги. Смешно же! Это шутка, сынок.

Я фыркнул:

– Так себе, если честно. Во-первых, куда нам идти? Во-вторых, почему я ещё не замёрз до смерти? Я по колено в снегу, а на мне только футболка и джинсы.

Это было первое, о чём я подумал, оказавшись на улице. В Миннесоте быстро усваиваешь, что надо одеваться тепло, если не хочешь замёрзнуть до смерти.

– Сначала второй вопрос: на него проще ответить. Отчасти из-за того, что ты открыл в своём сердце огонь. Теперь тебе проще согреться даже в самые холодные дни. Ещё у тебя теперь есть полный сил фамильяр, способный помочь огню твоего сердца бороться с холодом.

Последовало долгое молчание, прежде чем я напомнил:

– А как же первый вопрос?

– Не в курсе.

Он указал куда-то за мою спину:

– Здесь долго оставаться нельзя. Близко река. Нужно быстрее её преодолеть. Недалеко болота, где осенью мы встретились с шелки, а значит, можно пойти по железной дороге и перейти мост. Что дальше?… – Он пожал плечами.

Я тоже не знал, поэтому стал действовать наугад. Болото замёрзло и покрылось снегом. Шелки не показывались. Мы перешли реку и дошли до центра города, когда в облачном небе стало гаснуть солнце.

Сказочный замок на острове Харриет стал заметнее. Проходя мимо Музея науки, я засмотрелся на световое шоу, что давали в прозрачных стенах ледяного дворца. В этом году команда разработчиков Зимнего карнавала отлично постаралась. С помощью лазеров и компьютеризированной системы управления они создали армию ледяных гигантов и других мифических существ. Синие воины, словно белые медведи, катались у стен, а феи со снежными крылышками порхали возле верхушки центральной башни.

Засмотревшись на эту красоту, я на несколько секунд забыл обо всём на свете. Потом заметил охранника, который глазел на меня в окно. Он был не первым. По пути я собрал на себе целую кучу неодобрительных взглядов. Впрочем, обижаться было глупо. В грязной и обтрепавшейся одежде, с окровавленными волосами, я выглядел как беглец из самого ада. Охранник потянулся к рации, и я понял, что пора уносить ноги.

Несмотря на это, нам удалось пройти весь путь до здания Демократической школы благополучно. Нас не арестовали и не захватили в плен. Обсудив ситуацию, мы пришли к выводу, что варианта лучше, чем спрятаться в школе, не найти. Занятия уже закончились. Я укрылся на парковке, дождался, пока уйдёт уборщик, затем скользнул мимо игровой площадки. Двери оказались заперты, но Спаркс прошёл сквозь стену и открыл засов изнутри.

Я бывал в школе вечером на репетициях, но вокруг всегда находились люди и горел свет. Впервые здесь было темно и пусто. Коридоры казались намного длиннее и выглядели одиноко. Пока я хромал по плиточному полу, любой шум отзывался странным эхом. Но я не решился включить свет так поздно в пятницу и брёл до театра в темноте. Спаркс снова отпер двери. В костюмерной я нашёл штаны и рубашку, более-менее адекватные для реальной жизни. Затем побрёл к спортивному залу принять душ.

Первым желанием было содрать с себя грязную одежду и выкинуть её. Я уже стянул рубашку и свернул её в клубок, когда в голову пришла одна мысль. Я застыл.

Спаркс вопросительно улыбнулся:

– Ты в порядке?

– Сомневаюсь, – покачал я головой. – По мнишь, ты спросил, не истерика ли у меня, и я ответил «нет»? Так вот, кажется, я начинаю менять мнение.

– Объясни.

– Это из-за футболки. Я хотел выбросить её, но потом понял, что не знаю, когда попаду домой и смогу ли вообще туда вернуться и переодеться в своё. Пока Оскар владеет силой Короля Зимы и мамой, я почти бездомный!

– Надеюсь, до этого не дойдёт. Ты же хотел попробовать позвонить маме со школьного телефона?

– Считаешь, это поможет?

На глазах выступили слёзы.

Спаркс вздохнул и покачал головой:

– Я не хотел поднимать этот вопрос, чтобы избежать истерики. Я всё ещё против неё. Знаю, у тебя хватает поводов для волнения, но это делу не поможет. По крайней мере пока. Давай заключим сделку. Тебе холодно, ты голодный и весь в грязи – в таком настроении ничего дельного не придумаешь. Когда будешь чистым и сухим, мы найдём еду и место для сна, можешь полностью сорваться.

– В чём твоя выгода?

– Наблюдение.

Я фыркнул сквозь слёзы, которые уже заструились по щекам.

– Шутка!

Ничего смешного в шутке не имелось, зато я отвлёкся и немного собрался.

Я включил душ, взял рубашку и шагнул под тёплую воду. Сначала я постирал джинсы и помыл кроссовки, потому что в одежде было легче смыть грязь. Потом разделся и стал мыться. Дойдя до волос, я вспомнил о большой ране на затылке и несколько раз выругался.

После душа Спаркс осмотрел мою голову и совершил болезненные магические манипуляции с раной. Я не видел, что он делает, но ноздри трепетали от запаха палёных волос, а уши слышали обещания, что я ещё не раз скажу спасибо своему лекарю. В конце мы совершили налёт на учительскую и забрали несколько батончиков с гранолой и полкоробки с чёрствыми пончиками. Ничего вкуснее я ещё в жизни не ел.

После этого я позвонил маме.

– Алло-о-о-о-о, это… Женевьева.

Начало не очень – голос такой, будто она на другой планете.

– Привет, мама, это Кальван.

– О, прекрасно… Какой Кальван?

Мне хотелось кричать и плакать, но я стараюсь оберегать маму. Поэтому я сдержался, глубоко вдохнул и, стараясь сохранять спокойствие, пояснил:

– Кальван, твой сын.

Последовала долгая пауза.

– А, то-о-очно. Извини, Кальван. У меня жуткая мигрень, и Оскар дал таблетки. После них я немного не в себе. – Ещё одна пауза. – Как там в Вашингтоне?

– Я не там, мама. Я в школе.

– Не болтай глупости, дорогой. Сейчас почти восемь часов, пятница. Школа уже несколько часов как закрыта.

Ещё один глубокий вдох.

– Да, мам. Поэтому я надеялся, что ты приедешь и заберёшь меня.

– Извини, Кальван, но ты знаешь, я не могу водить машину после приёма лекарств. Особенно до самого Вашингтона. Хочешь, я попрошу Оскара встретить тебя?

– НЕТ! – заорал я, и мама охнула.

Я мысленно себя пнул.

– Мам, прости. Я не хотел грубить, просто не жажду видеть Оскара. Мы… снова сильно поссорились. Пожалуйста, ничего не говори ему обо мне.

– Хорошо. О-о-о-ой, кажется, комната немного кружится. Мне лучше снова лечь. Хорошо провести время в Вашингтоне.

Потребовалось собрать все силы, чтобы снова не закричать.

– Мама, я же сказал, я не в Вашингтоне.

– Не в Вашингтоне?… Вашингтон. Что-то мне это напоминает. Ах да. Дэйзи…

Я повесил трубку. Спаркс положил обе лапы мне на ногу:

– Мне очень жаль, Кальван. Ты в порядке?

– Не совсем.

К горлу подкатил ком, и я с трудом подавил тошноту.

– Ладно. Думаю, что сумею сохранить спокойствие. Учительская – не место для истерики.

Как хорошо, что сейчас выходные: видеться ни с кем не хотелось.

Я уселся в кресло под главной сценой, укрылся бархатными занавесками, как одеялом, и зарыдал. Спаркс, закончивший чертить магический круг вокруг стула, взобрался мне на грудь и сунул голову под подбородок. Обычно он не слишком-то чувствителен, но сейчас, большой и тёплый, он утешал уже одним своим присутствием.

Я крепко его обнял.

– Спасибо, Спаркс, – сквозь слёзы бормотал я.

– Всё наладится, Кальван. Обещаю.

И он замурлыкал.

– Не знал, что кролики мурлычут.

– Зайцы. И мы не мурлычем. Я просто быстро говорю, как кошка. И опыт подсказывает, что это помогает.

– Помогает. Спасибо.

– Всегда пожалуйста, Проклятый Мастер, всегда пожалуйста.

Продолжая под его мурлыканье всхлипывать, я не заметил, как заснул.

Глава 18

Глубоко внутри

– Ай… – пробормотал я.

Возникло странное чувство, будто кто-то закрасил глаза, а остатки краски вылил в нос. Потом выкопал яму и по шею зарыл меня в песок.

– Что за чёрт…

Левый глаз не хотел открываться. Кромешная тьма. Ужас мгновенно разогнал сон. В памяти всплыли клетка в тоннеле, делверы… Я подскочил. Спаркс вспыхнул и свалился с груди вместе с бархатными занавесками, вес которых я принял за песок.

Ярко пылающий заяц грохнулся на пол.

– Кажется, ты проснулся?

Мы встретились глазами и его голос смягчился:

– Спокойно, Кальван. Всё хорошо. Мы в школе под сценой и свободны от всех цепей, по крайней мере пока.

Я потёр глаза и тыльной стороной запястья вытер нос.

– Чувствую себя ужасно.

– Ты плакал во сне.

Вновь обрушилась боль. Я бездомный, отчим – чудовище, захватившее мою мать. В уголках глаз заблестели слёзы. Горло перехватило, будто туда сыпанули горсть битого стекла. Спаркс запрыгнул на подлокотник кресла и положил передние лапы мне на грудь.

– Кальван…

Сдерживая рыдания, я несколько раз глубоко вдохнул и выдавил:

– Всё в порядке. Через минуту буду в норме.

– Сомневаюсь.

Я фыркнул и вытер нос:

– Возможно, ты и прав. Но давай хотя бы сделаем вид, что я в норме. Это придаст сил для восстановления.

Требовалось снова принять душ. И поесть.

– Надеюсь, что это поможет быстрее вернуть форм у.

Спаркс расправил уши и пожал плечами:

– Валяй! Хуже точно не будет.

Я помылся. В кошельке отыскалось восемь долларов пятьдесят центов. Этой суммы хватило на десять шоколадных батончиков, столько же клубничных пирожных, восемь маленьких пирожков и две буханки хлеба. Я не собирался покупать хлеб, но Спаркс настоял. Клерк хоть и покосился на мои разборки с рюкзаком, всё же решил благоразумно промолчать.

Три пирожка и два пирожных я умял сразу по дороге обратно. В школе Спаркс сварганил бутерброд с арахисовым маслом, позаимствованным из учительского холодильника.

– Отпустило? – уточнил он, когда я покончил с едой.

– Немного. Просто каждый раз, когда я вспоминаю, что происходит с Оскаром и мамой…

Спаркс сочувственно кивнул:

– К сожалению, именно об этом мы и обязаны думать.

– Знаю. Теперь либо он, либо я, верно?

– Боюсь, есть ещё вариант: оставить маму и бежать отсюда как можно дальше.

Я вздрогнул.

– Необходима помощь. Надо позвонить Дэйву.

Вероника Харрис почти сразу сняла трубку:

– Алло?

– Привет, Вероника. – Она настаивала на том, чтобы я, как и учителей, звал её по имени. – Это Кальван. Можно Дэйва?

– Конечно, дорогой. Уверена, что он уже встал. Сейчас отнесу ему телефон. Подожди секунду.

– Кальван? – Голос Дэйва звучал болезненно и глухо. – Что случилось?

– Я немного не в себе…

Я вдруг услышал себя со стороны и, осознав, что говорю с надрывом, попытался собраться:

– Вчера утром я снова спустился в подвал Оскара.

– Без меня? Не круто, чувак. Вообще не круто.

– Если тебя это утешит, Оскар меня поймал. Пришлось несладко.

Я даже думать боялся, что могло случиться с Дэйвом, окажись он с нами. Веских причин оставлять моего друга в живых у Оскара не было.

– Из-за этого я несколько не в себе.

– Это потому что ты в одиночку попёрся! Ладно. Давай рассказывай.

Когда я закончил, Дэйв только присвистнул и закашлялся. Потом выдавил:

– Ди-и-ичь.

– Чувствуешь?

– Минутку, я спрошу у мамы, можно ли тебе побыть у нас несколько дней.

– Подожди!

Мне очень не хотелось его останавливать, но…

– Что? Почему?

– Включи мозги. Что ты ей скажешь?

– Скажу, что у тебя дома проблемы. Она видела твою маму, сама была замужем за папой – она поймёт.

Это звучало мило, мне очень хотелось согласиться, но…

– Нет. Оскар прекрасно знает, что ты мой лучший друг и где ты живёшь. Он придёт к вам в первую очередь.

– По-твоему, в школе безопаснее?

– Мы со Спарксом надеемся, что так.

Это была одна из причин, по которой мы выбрали школу.

– Спаркс считает, что школа хранит все мои приходы и уходы. В магическом смысле это отлично работает.

– Ладно, согласен. Но в понедельник начнутся занятия: где гарантии, что Оскар не позвонит в школу или не придёт за тобой?

– Ты прав. Об этом стоит подумать.

– У тебя сохранилось членство в научном музее?

– Отличная идея!

Напряжение спало. Молодчина Дэйв! В один момент решил проблему, над которой я так долго бился.

– Видишь, и я на что-то сгодился. Ты, конечно, умный – мозги аж из ушей лезут. Зато у тебя напрочь отсутствует житейское, уличное мышление.

Я засмеялся. Сразу легче, когда ты не один.

– С этим не поспоришь.

– Даже не пытайся, друг мой. Даже не пытайся.

– По рукам. Быстрей выздоравливай и возвращайся в строй. Тогда сможешь помочь не только советом.

– Ладно. Я выберу подходящую одежду и оставлю под сценой. Держу пари, что об этом ты тоже не подумал. До связи.

Огонь согрел сердце; яркое и жаркое пламя заструилось по венам. Тени выходили через горло и нос. Свет боролся с тьмой, медленно наполнявшей мои лёгкие. Я тонул в темноте. Нет. Во Тьме!

– Это оно! – вскрикнул я и проснулся.

Спаркс, свернувшийся калачиком на моей груди, скакнул до сцены.

– Я проснулся! Я проснулся! Квадратный корень из отрицательного числа! «Друзья, римляне, земляки!» Из какашек единорога получается отличная мазь для излечения волшебного обморожения!

– Не понял…

– Извини.

Заяц цокнул языком:

– Жизнь в школе возвращает меня во времена учёбы в колледже Блэксток.

Шёл вечер вторника. Два дня мы прятались в музее, а по ночам возвращались в школу.

– Ты имеешь в виду колледж для огненных зайцев?

– Насмешил. Слишком специализированно. Колледж Блэксток создан для духов всех стихий. Во всяком случае, так было, когда я учился. С тех пор прошло несколько веков. Думаю, у ассоциации выпускников ещё записан мой лондонский адрес.

Смысл его слов доходил до меня с трудом.

– Ты посещал настоящий колледж?

– Да, Оксфорд. Учился у профессора Медеус. Ужасное существо, но с блестящим когтем и сильным даром.

– Когтем?

– В то время она была вороной – элементалем тени, – не знаю, что с ней сейчас.

Я отбросил мысль об элементалях-животных в Оксфорде и сказал:

– Бог с ней. Есть дела и поважнее.

– Может, ты хотел сказать повеселее?

Его позабавил мой гневный взгляд.

– Это снова шутка, сынок. Посмейся!

– Ха-ха-ха! Теперь мы можем стать серьёзными?

– Вряд ли… Мне ничего не стоит притвориться, если пожелаешь, Проклятый Мастер. Что с тобой сегодня?

– Извини, просто ты грубо вырвал меня из глубокого сна. Дай несколько секунд, чтобы толком проснуться.

Спаркс не скрывал насмешки:

– Скажи спасибо. Не знаю, что тебе снилось, но вопил ты от души. Что-то вроде: «Это оно». Помнишь?

– Что?

– Ну, то, о чём ты сигнализировал.

– А, это. Я врубился, где спрятана форма моего прадеда вулканца. Оскар упомянул, что это место, куда мы никогда не сможем добраться. И я наконец врубился.

Спаркс приободрился, и я продолжил:

– Её нет в нашем подвале. Форма лежит в тоннеле под настоящим Капитолием! Именно поэтому он особо оговорил, что мы были очень близки и всё же невероятно далеки от цели. Мы двигались по верному курсу, но отвлеклись и отклонились в сторону. Поэтому он сделал вывод, что мы никогда не сможем пройти мимо стража.

– Ведь под Капитолием обитает Тьма – настоящая Тьма, а не просто тень, как в модели.

Спаркс поморщился:

– Будет непросто.

Я закусил губу:

– Думаешь, стоит позвать Дэйва?

Спаркс покачал головой:

– Он ещё не готов. Только первый день как поправился и вернулся в школу. Такое приключение отберёт у него все силы. Ты же помнишь его слабый голос?

– Я обещал больше ничего от него не скрывать.

– Вали всё на меня.

В этот раз я с ним не согласился:

– Дэйв не заслужил такого отношения.

Всего спустя несколько минут после того, как мы добрались до тоннеля, Дэйв тяжело дышал и выглядел измотанным. Он действительно ещё не восстановился. Я хотел предложить ему вернуться в школу. Но он держался молодцом, а главное, так верил в мои силы, что я успокоился.

Мы подошли к маленькой двери в подвале. Здесь поджидала первая неприятность: она оказалась заперта.

– Спаркс, – прошептал я. – Сумеешь её открыть?

Он выпрыгнул из рюкзака и проскользнул внутрь. Через несколько секунд показалась его голова:

– Придётся сжечь замок. Обещаю много дыма.

– Не годится.

Дым мог активировать пожарную сигнализацию и привлечь охрану.

– Что же делать?

Дэйв поморщился и вздохнул:

– Давай я попробую.

– Ты что-то надумал? – спросил я.

– Отвлеку охрану. В волшебстве я не силён. Зато легко могу открыть противопожарную дверь и выманить туда большую часть охранников.

– А вдруг тебя поймают?

Он помрачнел и пожал плечами:

– Это моя проблема. А ты, пока я буду отвлекать охрану, отыщи укромное место поближе к проходу.

Спаркс занимался замком, когда заревела сирена. Я прятался в нише коридора и хорошо видел, как раскалённое пятно расползается вокруг замка. Внезапно дверь распахнулась. Я рванул к ней и, схватившись за ручку, обжёг пальцы.

Я вошёл и старательно притворил дверь, стараясь замаскировать следы взлома. Что дальше? Трёхметровый тоннель с трубами и кабелями казался бесконечным. Продвигаться вперёд было невероятно трудно. При мысли о предстоящей встрече с чудовищем желудок наполнялся горечью. В прошлый раз путешествие казалось занимательной прогулкой, приключением… Тогда я и предположить не мог, насколько реальна магия и опасен монстр, дремлющий под землёй.

– Выбрось страхи из головы.

Спаркс уже скакал рядом со мной.

– Мудрая мысль.

– Обращайся, – парировал Спаркс.

– Это всего лишь сарказм, мистер Забавный Кролик.

– Я бы оценил его на троечку с минусом.

– Ты самый вредный фамильяр!

Неловко махнув рукой, я ударился костяшками пальцев о трубы.

– Ай! Я… Ты… Ррр!

Спаркс быстро отскочил.

– Молодец.

Кровь ударила мне в голову. Спаркс поскакал по коридору вперёд. Я помчался за ним.

Он продолжал издеваться, держась на безопасном расстоянии.

– Вижу, что ты дошёл до нужной кондиции и перестал распускать нюни. Давай, давай, нас ждут великие дела! Не зря же Дэйв принял удар на себя!

– Стой! Ты что же это… Ты специально выводил меня из себя?

– А то!

Он не останавливался.

– Паршивец! Мы с тобой ещё поквитаемся!

– Сначала поймай!

Но весь боевой задор слетел, когда мы приблизились к маленькой лестнице, ведущей в старый тоннель. Страх снова поднял голову. Тем не менее я упорно шёл вперёд. Теперь главное – не останавливаться. Знаете, существует инерция страха. Стоит затормозить, и мотор заглохнет. Так же трудно остановиться и бегуну. Пока я двигаюсь, инерция работает на меня. Вперёд!

Если Тьма уже знала о нас, то, к счастью, хорошо это скрывала. Не уверен, что смог бы идти под напором ненависти, которая витала здесь в прошлый раз. Не исключено, что в этом месте Тьма отдыхает в самую яркую часть дня. Именно поэтому Спаркс и Дэйв выбрали для набега полуденное время. Они надеялись, что даже здесь, глубоко под землёй, монстр оценивает вес света, приходящего с солнца, и что этот свет ослабляет его силу.

Мы вышли в нижний тоннель. Разум требовал передышки. Ещё лучше было бы развернуться и со всех ног удрать от ужасного места. Но я собрал силы и спустился на нижний уровень. Бетонные стены сменились известняковыми, а воздух наполнил запах сырости.

Ещё пятьдесят метров я двигался словно во сне и остановился только над большим круглым люком в полу, низ которого терялся в темноте или во Тьме. Одной рукой я достал маленький фонарик, включил его и, придерживаясь другой рукой, стал спускаться вниз. Когда голова скрылась в люке, Спаркс запрыгнул на плечо.

Одновременно с его весом я ощутил вес присутствия. Будто Тьма наконец заметила меня. Однако ЭТО не давило вниз, ЭТО меня толкало, как вода, которая сдавливает со всех сторон. Время повернулось вспять: мне снова было четыре года. Я плескался в озере и, потеряв равновесие, провалился под воду, понимая, что в этот раз меня вряд ли спасут. Бабушка давно умерла, а мама… моя мама осталась на берегу, потерянная и не способная помочь.

Пытаясь закричать, я открыл рот, и тогда Тьма вместе со вздохом холодным, медленным ядом ворвалась внутрь. Яд, горький и чёрный, через лёгкие перешёл в вены. Я почти проиграл битву ещё до её начала, даже не осознав всей опасности. Потянулся к стене и едва не отпустил перекладину. Едва не упал. Удержался почти чудом.

Меня спасло то же воспоминание, которое раньше чуть не утопило. Мама одна стоит на берегу – потерянная и плачущая. Она не смогла прийти на помощь в тот роковой день. Она не способна даже себя спасти. Если я утону, кто ей поможет? Этот вопрос удержал меня в темноте. Ничтожно малая мысль, за которую может зацепиться утопающий. Но именно она бывает самой важной. Тонкая соломинка вдруг смещает приоритеты с бездумной реакции на активную мысль. Кто спасёт её от Оскара?

Только я. Я вцепился в ступени и всей силой воли выдохнул Тьму из лёгких. Чтобы не утонуть, снова вдохнул Тьму вместе с воздухом. Опять выдох. Теперь вдох. Я не стал хозяином Тьмы, не подчинил её своей воле, даже не победил. Зато я не позволил ей победить себя. Прошёл первое испытание и осознал, что могу, хотя бы временно, выдержать Тьму внутри.

Я открыл глаза, осознав, что закрыл их под напором первой ледяной волны Тьмы. В бледном свете фонарика виднелась тень от решёток на известняковых блоках стены. Я продолжил спуск. По стене двигались тени, но, несмотря на давление Тьмы, тело подчинялось.

Время ускользало с каждой пройденной ступенькой. В конце концов я настолько приноровился к давлению, что смог думать о другом. Как долго я спускаюсь? Казалось, годы. Боль в ногах и руках росла, стали неметь пальцы ног. Сколько ступеней я прошёл? Сотню? Тысячу? Стоит ли считать? Как далеко я должен идти?

Говорят, нельзя смотреть вниз. Никогда не смотри вниз. Я посмотрел. И… это не имело вообще никакого значения. Фонарик должен был освещать лестницу хотя бы на два метра, но не удавалось различить даже собственные колени. Ржавая стальная лестница может уходить ещё на сотни метров вниз. Но шанса выяснить это нет, пока не достигну дна. Если достигну. Если дно вообще существует…

Постепенно свет начал тускнеть. Так медленно, что я едва понял это по исчезновению теней на стене. Небольшие кусочки темноты влились в великую Тьму вокруг меня.

– Спаркс, ты это видишь?

– Что?

– Свет гаснет. Батарея разрядилась? Неужели мы спускаемся так долго?

Казалось, что очень долго.

– Свет в порядке, – сообщил заяц. – Тьма усиливается. Ночь сжалась во тьме бездны и убивает свет, как океан поглощает пловца, заплывшего слишком глубоко.

Я представил это и задрожал.

– Спасибо. Очень обнадёживает.

– Сам спросил.

– Виноват. Нас оно тоже убьёт? Если мы зайдём слишком глубоко?

Я чувствовал растущее давление темноты, но надеялся, что это всего лишь плод разыгравшегося воображения. Теперь…

– Нет, если мы этого не допустим.

– Хорошо. Отлично. Рад слышать. Есть идеи, как это сделать?

– Понятия не имею. – Спаркс казался взволнованным. – Боюсь, это на тебе.

– Отлично.

Когда я опустился ещё на несколько ступеней, свет потух окончательно. Я поморщился.

– Это плохо? Кажется, что плохо.

– Это определённо плохо.

Я понял, что уже не различаю даже тусклого огненного сияния, исходящего от Спаркса.

– Как насчёт тебя? Можешь ли ты зажечься чуть сильнее? Я даже не могу понять, в огне ли ты.

– Я горю так ярко, как могу.

– Этого я и боялся.

Тогда в голову пришла действительно ужасная мысль.

– Мы будем спускаться вечно. Какое-то время я считал ступени, но сдался на стопятидесятой. Это намного больше, чем должно быть здесь. Наверное, Тьма способна играть со временем и пространством.

– Это, безусловно, возможно, но зачем? Есть идеи?

Я кивнул:

– Есть одна, но очень глупая.

– Говори.

– Думаю, лучше показать. Держись крепче.

– Что?! Стой!

Я разжал пальцы и нырнул во тьму. В этот момент я прошёл второе испытание: признал, что правила мира Тьмы не совпадают с правилами мира солнечного света и звёзд. Точно так же, как и то, что если бы я отпустил руки раньше, то лежал бы сейчас в крови у основания лестницы. Теперь же я был свободен и готов оказаться в самом сердце Тьмы.

Это напоминало плавание в сиропе – густом, медленном и тяжёлом. Опускаясь всё глубже и глубже, я чувствовал её давление. И без того огромный груз становился всё тяжелее и тяжелее. В какой-то момент давление оказалось настолько сильным, что, казалось, вот-вот раздавит меня. По крайней мере, пыталось. Но в какой-то момент я достиг той глубины, где сила давления настолько велика, что почувствовал: я не смогу пережить её в своей привычной земной форме…

Это было третье испытание. Если бы я мог найти ответ…

Глава 19

Ночной заяц в середине зимы

Я не позволил тьме меня уничтожить.

Когда Оскар захлопнул ловушку, то в порыве радости выдал, что я принадлежу к числу тех цельных натур, справиться с которыми очень трудно. Благодаря прочному стержню внутри, нам нелегко менять точку зрения и прогибаться под обстоятельства. По этой же причине невозможны компромиссы с совестью, даже под тяжестью магии камня. В поединке с Тьмой я выдержал её натиск потому, что действовал вполне осознанно, опираясь на своё настоящее внутреннее «я». И точка опоры меня не подвела. Я осознал, что просто не имею права сдаваться.

Теперь я убеждён, что именно этот внутренний стержень удерживает меня на плаву. Именно его сила вытолкнула меня на сцену, хотя от страха тряслись коленки. Она сподвигла успокаивать маму, хотя по идее эта миссия должна была принадлежать ей. И эта же особенность натуры привела меня навстречу Тьме, хотя я не знал, как её победить. Мама утверждала, что это и есть моё истинное сердце.

Для победы требовалось собрать телесную и внутреннюю сущности в единый кулак нерушимой воли. Раньше я считал, что такое невозможно. Теперь ситуация изменилась. Я родился с сердцем огня. Огонь – мерцающий и мимолётный – постоянно меняет форму. В один миг перевоплощение стало для меня самой естественной вещью в мире.

Оставалось только раздуть тусклую, угасающую искру пламени, которая ожидала команды, как ястреб на перчатке сокольника, и слиться с ней. У Спаркса была другая форма огня. Пламя сливалось и разделялось так же легко, как вода.

«Спасибо…»

Голос Спаркса прозвучал прямо… в моей душе? Нет. Тогда невозможно было определить, где заканчивается одна душа и начинается другая. Скорее он говорил из моей души.

«Добро пожаловать».

«Подожди, я не закончил».

Голос души Спаркса звучал неуверенно.

«Я хотел сказать спасибо, но… пожалуйста, больше так не делай. Быть тобой не совсем комфортно. Ведь мы сейчас – это ты? Мы оба. Единое целое».

Неожиданно я физически ощутил, что агрессивно размахиваю лапами.

«Есть способ остановить наше абсолютное слияние в одну личность?»

«Не знаю. Процесс остановился, но вокруг ещё темно, и я понимаю, что нужно ещё что-то сделать. Скорее всего, пройти финальное испытание».

«Как ты думаешь, что это может быть?»

«Трудно сказать. Мы достигли сердца Тьмы и выжили. Я не…»

И тут я врубился. Это случилось благодаря душе Спаркса, пребывающей в моём теле, – испуганной, но полной мудрости и проницательности, которые он скрывал под маской сарказма и цинизма.

Я всё понял! Я больше не боюсь Тьмы.

И никогда больше не буду бояться. Потому что знаю, как её победить.

Сияние!

Я распахнул сердце. Свет моей души осветил Тьму. Он независим от наших страхов и ран. Он живёт в каждом существе из плоти и духа и обязательно вырвется наружу, если мы сумеем его разбудить.

За это Тьма ненавидит нас. За это Тьма боится нас. И поэтому Тьма никогда не победит.

У каждого из нас есть внутренний свет, способный разрушить любые преграды. Они падут, как пала стена между мной и Спарксом. Главное, чтобы мы сами этого хотели.

МЫ СВЕТИМСЯ.

В тот же миг раздался ужасный крик, и я всем своим существом ощутил, как Тьма разрушается, рассеивается, отступает. Вот он – долгожданный триумф. И тут же в душе откликнулся голос Спаркса: «Победа – это качели». Как бы ярко ни горел Свет, ему никогда не уничтожить Тьму. Её можно лишь прогнать на некоторое время. Сейчас я могу и буду с ней бороться. Но, когда мой свет погаснет, Тьма возвратится снова.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем я увидел, как всё вокруг изменилось вместе со мной. Я лежал на спине на холодном бетонном полу. Тело казалось бесконечно уставшим, жёстким и старым. Фонарик на запястье освещал только металлические перекладины потолка. Сил двигаться не было. Хотелось одного – закрыть глаза и вздремнуть.

– Никогда больше так не делай, – заговорил Спаркс.

– А?

Я повернул голову: совсем рядом лежал на спине заяц. Он задрал лапы вверх, и они горели жёлтым огнём. Спаркс выглядел как самая странная пасхальная свеча в мире.

– Вы слышите меня, Проклятый Мастер?

Впервые с тех пор, как он начал называть меня Проклятым, я уловил в его голосе настоящий яд. Он ужалил меня.

– Было бы лучше оставить тебя тонуть в Темноте? – проворчал я.

– Нет, но… Он дрожал.

– Давай без но. Согласен, что так провести среду оказалось не слишком комфортным. Предлагаю больше никогда не возвращаться к этой теме. По рукам?

– Идёт. Это точно не тот опыт, который хочется повторить. Что дальше?

Он вздохнул:

– Встаём и начинаем искать то, зачем пришли.

– Даже не вздремнём немного?

– Нет.

– Уверен?

– Хватит ныть, обезьянка.

– Уговорил. Сон отложим на потом.

Я с трудом перевернулся на живот.

– Ух-х.

Ноги послушались не сразу.

– Кажется, в другой раз я с удовольствием сдамся Тьме. Наверняка это будет не так больно.

– Большой ребёнок. Я готов утереть твои слюни платочком.

– Может, взвесим, чей вклад больше, мистер Прыг-Скок?

– Уступаю почётное место тяжеловеса. – Спаркс со свойственным ему сарказмом похлопал в ладоши.

– Достаточно? Или требуется медаль за отвагу?

– Медаль бы не помешала. Неужели сам не видишь?

– Твоё желание – закон, – отсалютовал заяц. – Позабочусь об этом во вторник сразу после никогда. Этот ответ вас устроит, мой Проклятый Мастер?

Такой Спаркс мне нравился куда больше.

– Вполне.

Я посветил фонариком вокруг. Луч выхватил огромное сводчатое пространство со стальным гофрированным потолком, напоминающим ангар для самолёта. Изогнутая поверхность была однородной глянцево-серой, примерно на три оттенка светлее бетонного пола. На уровне головы виднелось пятно. Что-то красное. Я направил туда свет и на металлической стене разглядел табличку: «Гражданская оборона».

– Бомбоубежище, – заключил Спаркс.

– Угу.

Я стал освещать стены и обнаружил сотни вощёных картонных коробок с надписью «Гражданская оборона».

– Как думаешь, не здесь ли спрятана форма моего прадедушки?

– Отличная ставка.

– Проверим, в какой именно?

Однако идея открывать каждую коробку мне явно не улыбалась.

– Погоди-ка…

Спаркс прыгнул к стеллажам и начал их обнюхивать. Через несколько минут он опустил лапы на ящик в нижнем ряду.

– От этого веет древним огнём.

Мы распаковали коробку и убедились, что он прав.

– Ясень и дуб.

Спаркс дотронулся до передней стенки небольшого деревянного футляра:

– Именно из этого он и сделан.

Больше всего футляр напоминал головоломку, в которой не было даже намёка на дверь или замок. На верх указывало лишь расширение на одной стороне.

– Есть идеи, как раскрыть его секрет? – спросил Спаркс.

– Я не… подожди.

Я приоткрыл своё сердце и на кончиках пальцев зажёг танцующий огонёк.

– Надеюсь, сработает.

Когда руки приблизились к дереву, то там, где по идее находились ручки, появилась пара обугленных идеограмм. Под кончиками пальцев передняя часть корпуса раскрылась, явив содержимое. Внутренний отсек был разделён на три части. На самом верху лежал шлем вулканца с высоким гребнем. Его фиксировали бархатные рельсы. Ниже находилась полка, обитая плотной красной шерстью. На дне чернел остов кожаного ботинка, из-под которого выглядывал носок другого.

Бинго!

– Пора, – заторопил меня Спаркс.

Я и сам это чувствовал, хотя обратный путь с тяжёлым ящиком казался настоящей голгофой. Но выбора не было. Правда, крутилась одна мыслишка: достать форму и бросить контейнер. Но я сразу её отогнал. Я снял ремень, чтобы тянуть ящик, и направился за Спарксом к лестнице.

Тридцать ступеней.

Тридцать!

Ровно столько их было на лестнице. Я вспомнил сто пятьдесят, которые насчитал, спускаясь вниз. Снова повеяло леденящим холодом. На этом и завершился последний урок, из которого стало окончательно ясно: Тьма лжёт.

– Так вот ты какая, форма!

Дэйв сложил руки наподобие рамки.

– Чёрт возьми, спасибо!

Я потянул за огромный рукав.

Одежда прадедушки подходила мне примерно так же, как воробью перчатка, и смотрелась неуклюже. Для своего возраста я был высоким, но всё же в два раза меньше её предыдущего владельца. В лучшем случае.

– Да ладно, – пожал плечами Дэйв. – Типичный бомж.

Но тут же спохватился:

– Ох, чувак, прости. Глупость сморозил.

Я только рукой махнул и улыбнулся, стараясь пересилить неприятный холодок внутри.

– Всё о’кей.

– Сомневаюсь, – отрезал Дэйв. – Честно говоря, это совсем не смешно. Оказаться на улице – настоящая трагедия. Я должен лучше соображать, тем более что мой отец… Учителя не раз о нём вспоминали. Мне правда жаль.

Он порывисто обнял меня:

– Обиделся?

– Я и не думал обижаться. Форма действительно выглядит довольно нелепо.

Я посмотрелся в зеркало. Шёл четверг, второе число. Дэйв задержался после школы, чтобы встретиться со мной и посмотреть костюм. Ему удалось ускользнуть из Капитолия через запасной выход и отвлечь внимание охранников.

– Что теперь? – полюбопытствовал он.

– Трудно сказать. Сначала хотелось всё закончить сегодня. Но Спаркс считает, что это невозможно до последнего дня карнавала. Именно тогда вулканцы свергают Короля Зимы.

– Почему? – Дэйв перевёл взгляд на огненного зайца.

– Вера.

– А?

Дэйв был явно озадачен.

– Зимний карнавал – это двигатель веры.

Спаркс развалился на сиденье и изобразил на морде важное выражение:

– Вера усиливает магию. Вы оба убедились в этом, когда Кальван использовал дар красноречия, читая отрывок из «Генриха V».

– Ты же в курсе, что я этого не помню, – смутился Дэйв.

Спаркс кивнул:

– Опять же из-за веры. Во время карнавала происходит что-то подобное: люди начинают верить в миф о Вулканусе Рексе и Борее. Поэтому их участие становится частью магии.

– Поверю на слово, – кивнул Дэйв.

– Кроме моего слова есть свидетельство Русалки: «Кто хочет Зиму победить, Тот терпеливым должен быть».

Я заволновался:

– Я надеялся, что мы пойдём за Оскаром сразу, как только добудем костюм. Единственной причиной, которая помешала мне сделать это вчера, стала жуткая усталость после столкновения с Тьмой. Я и сейчас ощущаю себя старым ботинком.

– Опять скулишь, – заметил Спаркс. – Тебе важно научиться терпению.

– Кстати, – сообщил Дэйв. – Дома меня ждёт мама. Я бы и рад остаться, да не могу. Держи.

Он протянул двадцать долларов.

– К чему это? – удивился я.

– Купи нормальной еды вместо шоколадных батончиков. Возьми бургер или несколько.

Невольно на глаза навернулись слёзы.

– Я не могу их взять.

Я знал, что у семьи Дэйва серьёзные финансовые затруднения. Для них двадцать долларов – приличная сумма.

– Ты бы сделал для меня то же самое.

– Дэйв…

– Вернёшь потом, когда всё закончится.

Я хотел поспорить, понимая, что позже может и не случиться. Но вместо этого просто взял деньги. Одна мысль о еде вызвала обильное слюноотделение. Подкрепиться действительно нужно. И это пугает.

– Спасибо.

– Спаркс, ты что-то сделал с костюмом?

После обеда я снова примерил мундир вулканца – он выглядел тёплым и чистым, хотя и был не по размеру. В нём и заснул. Теперь, проснувшись в пятницу, я увидел, что костюм… изменился.

– Нет, а в чём дело?

– Так… Вот! Смотри!

Я потянул за рукав. Он больше не был длинным. Одежда сидела практически по размеру. Костюм казался свободным, но если раньше я в нём чувствовал себя газелью в наряде слона, со всеми его морщинами и складками, то теперь походил на первоклассника в форме на вырост. Вдобавок наряд уже не выглядел сильно потрёпанным, хотя и хранил аккуратно сшитые заплатки.

– Ага! – почесал затылок Спаркс.

– Что происходит?

– Вера.

– Объясни. Только вчера ты расписывал, как необходимо дождаться окончания карнавала. Изменение наряда говорит об обратном?

– Скорее это подтверждает догадку. Нужно ждать. Если я не прав, то завтра мы узнаем об этом точно. Ещё один день не имеет значения.

– Круто!

Дэйв взял красную кожаную перчатку.

Воскресное утро сияло, как отполированный чайник. Будто специально для меня, как и костюм, который теперь сидел идеально. От ботинок до шлема вся форма выглядела сшитой по заказу. В четверг, чтобы ноги не болтались, мне пришлось засовывать в носки ботинок салфетки. В пятницу утром ботинки сели как влитые, хотя и немножко натирали. Ночью исчезли последние заплатки.

В субботу, хотя я всё ещё не выглядел как с картинки, прикид стал таким ярким, словно так же, как и я, готовился к предстоящим событиям. Не зря Спаркс заставил меня дожидаться заключительных событий карнавала. Именно в этот день свержение Короля Зимы Вулканусом Рексом будет иметь серьёзные и важные последствия.

Наконец преобразование завершилось: старая мешковатая шерсть на брюках и пиджаке выровнялась и заблестела, словно униформа для соревнований на сноубордах. Грубый плащ приобрёл мягкость. Со своими зазубренными краями он выглядел так, словно его сшили из живого огня. Шлем, напоминавший дешёвый театральный реквизит, стал столь блестящим и красивым, что даже римский воин с гордостью надел бы его в бой.

Прежде я воспринимал вулканцев клоунами карнавала. Сейчас, наблюдая своё отражение в зеркале, я даже удивился, что мне в голову могла прийти подобная мысль. Я видел супергероя из популярного фильма, аватара огня. Ещё удивительнее было то, как наряд замаскировал напуганного тринадцатилетнего подростка. Если одежда способна изменить человека, то обновлённая форма вулканца создала чемпиона с реальными шансами на победу над Королём Зимы.

Если.

«Если» – страшное слово. Если одежда способна изменить человека. Если наряд всего лишь скрывает мою слабость. Если бы я был настолько силён, чтобы встретиться с Оскаром лицом к лицу. Если бы я выбрал бой, я бы не смог выиграть. Если бы я мог уничтожить его и спасти маму. А если бы я умер, пытаясь сделать это, то подвёл бы и её. Если бы, если бы, если бы…

Наступило воскресенье, а с ним приблизился и конец карнавала. Я буквально дрожал от страха. Пришёл Дэйв, положил на плечо руку. Он встал рано и уговорил маму отпустить его в центр города, чтобы увидеть свержение Борея. Теперь он сможет меня поддержать.

– Ты справишься, – заверил он.

– Ты правда так думаешь?

Он промолчал. Его выдавало выражение лица: Дэйв боялся не меньше, чем я. Спаркс хранил молчание. От этого становилось ещё страшнее – я ни разу не видел зайца таким подавленным.

Я забрал у Дэйва перчатку и надел на руку.

– Кажется, пора?

– Врубайте драматическую музыку, – улыбнулся Дэйв, – пора сносить головы.

И тут возникла первая трудность: как добраться до места, если тебе всего лишь тринадцать? Автобусы по воскресеньям ходят не часто. Путь до дома занял минут двадцать. Он выглядел тёмным и пустынным. Дверь оказалась заперта и никаких намёков на то, куда ушли мама с Оскаром, не имелось.

Более того, возникло ощущение, что в доме никого не было уже довольно долго. Возможно, с тех самых пор, как я сбежал от делверов, а значит, больше недели. Спаркс заметил, что здесь пахнет пустотой. После приготовлений к бою с противником я чувствовал себя таким же холодным и пустым, как этот дом.

– И что теперь? – спросил Дэйв.

Я пожал плечами:

– Трудно сказать. Это в сценарии не прописано.

Приятель поморщился:

– Кто бы мог подумать, что самая большая проблема – отыскать злодея?

– Наши ожидания не всегда соответствуют реальности, – заметил Спаркс.

– Речь не об ожиданиях и проблемах, а о моей маме.

Паника медленно перерастала в отчаяние. Боюсь опоздать.

– Мы разыщем их, – заявил заяц, но я ему не поверил.

– Думаю, стоит поискать в Капитолии. Надеюсь, он открыт.

Капитолий был заперт, но Спаркс проник внутрь и, осмотревшись, понял, что Капитолий свободен даже от Тьмы. Это был второй удар. Ещё одним местом, которое пришло в голову, была пещера под рекой Миссисипи, где меня держали. Выглядело сомнительно, но других идей не имелось, поэтому мы просто пошли туда.

Последний день Зимнего карнавала был в самом разгаре. Город заполнили тысячи гуляк. Нас постоянно останавливали, чтобы сфотографироваться с вулканцем. Хотелось кричать, чтобы не мешали и скорее пропустили, но я держался, отдавая себе отчёт, что ни к чему хорошему это не приведёт. К тому же я не знал точно о порядках игры в вулканца. Однако ни малейшего желания вникать в такие подробности у меня не было.

Правда, радовало, что тёплый костюм и огонь моего сердца хорошо согревали в один из самых холодных дней года. Но Дэйв… Спаркс сел ему на плечо и старался согреть. Теперь, когда силы зайца вернулись, он снова стал невидимым для обычных людей.

Мы шли вдоль берега реки на запад, рассчитывая перейти железнодорожный мост. Я посмотрел на замёрзшую реку.

– Ледяной дворец!

Разве не в нём нужно искать Короля Зимы?

Как только в голову пришло откровение, я сразу ощутил присутствие Короля, словно с цепи сорвался холодный ветер.

– Спаркс!

Заяц кивнул с плеча Дэйва:

– Я тоже его чувствую.

Дэйв, хранивший молчание, наконец улыбнулся:

– Давайте сделаем это!

Мы свернули налево, к мосту, ведущему на остров к Оскару. Толпа становилась всё гуще. Мы приближались к самому сердцу праздника. Число желающих сфотографироваться всё увеличивалось. Это было невыносимо. Я кривил фальшивые улыбки и старался выглядеть добрым. Одна женщина поинтересовалась, почему я ещё не на острове.

– Что?

Женщина неодобрительно повела плечами:

– Большое противостояние между Вулканусом Рексом и Королём Зимы началось ещё полчаса назад. Разве вы не должны находиться с другими вулканцами?

Я сразу понял, что имела в виду Русалка, выделяя главный час, и побежал, продираясь сквозь толпу. Дэйв немного отстал. Я понятия не имел, что произойдёт, если я пропущу нужный момент, и не хотел знать.

Минут через пятнадцать мы добрались до острова. Путь стал легче после того, как Спаркс предложил выкрикивать «Дорогу вулканцу!» и «Нас ждёт горячая встреча с Королём Зимы!».

Когда мы достигли края толпы, опоясывающей дворец, я увидел Короля Зимы и его придворных ветров – на большой сцене перед главными воротами. Что бы там ни происходило, Вулканус Рекс ещё не появился, а значит, у нас было немного времени передохнуть. Вместо того чтобы идти к сцене, мы устремились в сторону дворца. Меня не интересовал король карнавала – я хотел настоящего, а он на сцене отсутствовал. Он находился где-то внутри. Я чувствовал его присутствие там, которое пронизывало до костей, словно серебряный холод.

Никто не сомневался, что у внешней ледяной стены дворца нас остановит охрана. Однако, когда я приблизился к боковым арочным воротам, женщина просто улыбнулась и помахала.

– Спешишь, чтобы появиться из дворца? Будет отлично выглядеть, но поторопись!

Дэйв направился за мной, но она его остановила:

– У тебя есть пропуск? Если нет, придётся топать к главному входу.

Я хотел поспорить, но Дэйв остановил:

– Ступай! На разборки нет времени. Я уже слышу сирену. Разберусь сам.

Хорошо, что Дэйв напомнил. Вулканус Рекс и его свита всегда ехали по городу на большой старинной пожарной машине, и сирена могла обозначать только одно.

Я не хотел оставлять Дэйва, но выбора не оставалось.

– Спасибо!

Когда я прорвался, Спаркс перепрыгнул с плеча Дэйва на моё.

Дворец был очень разумно спроектирован для одностороннего движения. Посетители карнавала входили через главные ворота. Внутри никого не было, зато снаружи все могли наблюдать за большой битвой Короля и Вулкануса. Я помчался к внутренним воротам.

Где же Оскар? Я обыскал весь дворец. Не обнаружив никаких следов его или маминого пребывания, стал впадать в отчаяние. Что происходит? Раздался оглушительный рёв. Сирена замолчала. Вулканус Рекс прибыл.

– Что будет?

Я умоляюще взглянул на Спаркса:

– Я чувствую его, но не могу найти. А время уже пришло!

– Не знаю…

Спаркс выглядел растерянным.

– Он где-то рядом.

Где может скрываться Король Зимы? Я напряг мозги, пытаясь найти подсказки. Стойте-стойте! Где должен быть король? На троне, конечно! Но где трон? Я посмотрел на массивную башню в центре замка. В интернете писали, что её внутренняя часть закрыта. Из-за большой высоты строители не осмеливались ослаблять конструкцию дверями или другими отверстиями.

Итак, застывшее сердце ледяного дворца, центра зимнего праздника, казалось, полностью отделено от внешнего мира. Но Оскар не обычный человек, он мог попасть туда, куда другие даже не мечтают. Если бы он сумел проникнуть в башню, то где бы установил трон? Я повернулся и осмотрел комнаты дворца в поисках места основания башни.

– Что? – спросил Спаркс. – Ты знаешь, где Оскар?

– Может быть.

Не успел я договорить, как мы увидели то, что искали:

– Смотри сюда!

– Что там?

– Стены везде прозрачные. Однако единственное, что я вижу сквозь фундамент башни, – это тьма.

– Он там! – заключил Спаркс. – Вместе со своим союзником.

– Да.

Я возложил руки на лёд и распахнул двери сердца.

В тех местах, которых касался огонь, лёд стал стремительно таять. Руки входили всё глубже и глубже. Вскоре образовалась дыра метра в три. Основание башни оказалось толстым. Пришлось карабкаться на коленях, растапливая путь вперёд. Я даже успел подумать, что Дэйв ещё не догнал нас, но не мог ждать.

В холодной воде я быстро промок. Она стекала по рукам и телу, впитывалась в штаны и ботинки. Огонь сердца боролся с ознобом. Но льда было так много, что казалось, будто кожу скоблят ледяные бритвы.

Я продвигался всё глубже и слышал в стенах зловещий треск. Строители опасались вырезать здесь проходы. А я проложил тоннель без всякого дополнительного оборудования.

Чем больше я думал об этом, тем сильнее боялся. Наконец руки пробились сквозь последний слой льда, и я свалился в башню. На мгновение Тьма заполнила пространство вокруг, но я ответил ей светом души. Тьма рассеялась. Я поднялся на ноги.

Внутренняя комната оказалась большой и квадратной. В ближайшем углу уходила глубоко под землю спиральная лестница из камня. У дальней стены возвышались два трона – один изо льда, а другой – из обугленной коряги.

На ледяном троне сидел Оскар, одетый в белое. На лбу красовалась Северная Корона. Он холодно и жестоко мне улыбнулся. В его взгляде сквозила насмешка. Но мне было не до него. Я смотрел на второй трон, где сидела мама. Её густые пепельные волосы выглядели спутанными и были украшены сухими листьями и хрустящими ветками. Безумная улыбка коснулась её губ, а маленькое пламя плясало в складках красного бархатного платья и на подлокотниках её почерневшего трона.

Она повернулась и посмотрела на меня. В её глазах я не нашёл даже намёка на тепло или узнавание. Оно не выразило ни приветствия, ни облегчения. Ничего, кроме бурного хаоса необузданного огня и его неуправляемого аппетита к разрушению.

Мама выглядела как в моих ночных кошмарах: сожжённая собственным неконтролируемым огнём. Сердце разбилось. Я в отчаянии рухнул на колени.

Глава 20

Сквозь лёд и пламя

Грянул хохот. Обмораживающий, как лёд. Неумолимый, как камень. Безжалостный, словно зимнее небо. Торжествующий хохот Оскара.

Он поднимался к потолку и эхом отдавался в ушах, когда я, сломленный духом, измученный и ошеломлённый увиденным, рухнул перед ледяным троном на колени. Оскар поднялся и не спеша направился в мою сторону. Его голос звучал почти весело.

– Ты слишком увлёкся сказками, Кальван. А волшебство – тонкая наука. Нужно уметь привлекать его на свою сторону. Ты ворвался на мою территорию, надеясь, что я задрожу перед пугалом в красном тряпьё и немедленно сдам позиции? Глупышка.

– Время действовать, – донёсся с плеча тихий, но очень настойчивый приказ Спаркса. – Ещё пять минут – и будет поздно.

Но кандалы отчаяния ещё сковывали сердце.

Оскар подошёл ближе:

– Посмотри на свою мать повнимательней, Кальван. Загляни в её глаза. За ними – выгоревшее поле надежд. Поэтому я и есть её жизнь. Единственный, кто способен обеспечить ей нормальное существование, якорь в её тихой гавани. Ты проиграл. Даже в такой удачный день, когда на тебя работает древний ритуал изгнания Зимы, твои шансы на победу равны нулю.

И он небрежно ткнул пальцем в ту сторону башни, откуда неслись весёлые крики толпы, подбадривающей вулканцев.

– Надеюсь, у тебя хватит ума просто сложить оружие. Слишком силён риск, слишком высока цена – ведь, одолев Короля, ты уничтожишь и его Королеву.

Лапа Спаркса стала настойчивее.

– Очнись, пора действовать!

Глаза Оскара загорелись яростью:

– Снова ты, Шахара… Цетиус, разберись с ним!

Земля под ногами отчима разверзлась, и оттуда вырвался делвер:

– С большим удовольствием, Оз!

Он метнулся к Спарксу, однако заяц, опередив его, соскочил с моего плеча и, приземлившись в нескольких метрах от нас, вспыхнул ярким пламенем.

Делвер в бешенстве зарычал и бросился в погоню. Заяц едва успел увернуться от его острозаточенных каменных когтей. Я понимал, что должен вмешаться. Моё бездействие стремительно приближало наше полное поражение, но я не мог сдвинуться с места. Я смотрел в глаза матери и чувствовал, что, проваливаясь в них, как в бездну, теряю последние силы. Да, я пришёл, полный решимости сразиться с Оскаром и спасти маму, но он опередил меня… Даже не пошевелив пальцем, он вышел победителем из этой схватки. Всё было кончено. Оставалось только сдаться на милость победителя.

– Кальван, – вывел меня из оцепенения голос матери – слабый и тихий, зато свободный и настоящий…

Я опять заглянул ей в глаза. Они оставались мутными.

– Кальван!

На этот раз интонация стала острее и настойчивей. Я слышал голос не ушами. Он доносился откуда-то изнутри, из кладовой подсознания, а может, из снов.

– Я в тебя верю.

Я на миг зажмурил глаза, и тут же перед внутренним взором восстановился день, который мы провели в поисках костюма. Сейчас наряд на мне. Его действие до сих пор казалось нейтральным, но сейчас он, словно разбуженный мамиными словами, заряжал меня новой энергией, придавал силы.

– У тебя благородное сердце, Кальван. В мире нет ничего сильнее. Ты должен слушать своё сердце.

Я открыл глаза и увидел, что Оскар глыбой навис надо мной. Что моё сердце могло сообщить об отчиме? О человеке, который, чтобы справиться со мной, не побрезговал воспользоваться болезнью своей жены, моей матери… Эта мысль, словно дыхание ветра, воспламенила в душе гаснущий огонь. Я понимал своё сердце. Поступок Оскара заслуживал осуждения. Его требовалось остановить. Причём немедленно, прямо здесь и прямо сейчас. И я единственный, кто на это способен.

Подошло время применить на практике один из главных принципов Демократической школы, где на вопрос «Кто, если не я?» советовали выбирать второй вариант – отвечаю за всё я. Теперь вопрос только в цене этой ответственности. Не буду смотреть сейчас на маму. Она уже вынесла свой вердикт: «Слушай своё сердце».

– Оскар! – окликнул я отчима.

– Да, Кальван.

Я резко вскочил с колен и припечатал к его груди ладонь:

– Ступай в ад!

И распахнул своё сердце, чтобы открыть Оскару волю пламени.

Из рук вырвалась пылающая струя и поглотила отчима. Если бы он был обычным человеком, то умер бы сразу. Но я бы никогда не направил огонь в нормального человека.

Оскар был тяжеловесом. Глыбой. Почти непробиваемым. Порождённым лютым морозом Королём Зимы. Мужчиной, обладающим нечеловеческой силой. Когда огонь заревел, он успел отшатнуться, прикрыв лицо и грудь каменными руками. Это спасло ему жизнь. Сгорели только волосы да, вспыхнув, обуглился мех на мантии.

В следующий миг под ногами содрогнулась и стала расходиться земля. Это сработало заклинание, защищающее Хозяина. По идее, я должен был рухнуть в яму, однако, вопреки всем законам физики и математики, оставался на прежнем месте, заливая окружающий мир огнём своего сердца. Вскоре всё помещение наполнилось пламенем.

Твёрдые, холодные стены перестали служить разделителем пространства. Я легко прошёл сквозь них. Потом сумел ассоциировать Оскара с камнем в углу камина.

Горячее, яркое, наполненное светом пламя внутри большого костра выдало присутствие Спаркса. Холодное, дымчатое и безумно грустное горение выдало маму.

Я чувствовал Цетиуса, который, удирая, бросился в глубокую яму. И Дэйва, ожидающего у тоннеля. Он не смел шагнуть в огонь и терпеливо ожидал своего часа, чтобы вступить в большую игру.

Две воли – моя и Оскара – наконец скрестили свои шпаги. Взмах клинка. Отражение. Ещё удар – жёсткий, расчётливый, мощный. Его мощь значительно превышает мою. В другой ситуации мне бы ни за что с ним не справиться. Но сейчас я бился не один. На моей стороне была вся мощь ритуального карнавала, в котором летние вулканцы одерживали верх над зимними бореями, – мощь, поддерживаемая энергией веселящейся толпы.

Внезапно с отчаянным криком, в котором воедино слились боль и ярость, Король сорвал с головы Корону и швырнул её мне прямо в лицо. Он очень точно выбрал оружие. Менее могущественный талисман вряд ли смог бы пройти сквозь огонь. Корона ударила меня чуть выше левого глаза. Резкая, жгучая боль, после которой потоком хлынула кровь, на мгновение ослепила. За это время Оскар успел развернуться и броситься вниз по спиральной лестнице, которая загоралась в местах его прикосновений.

В тот же миг, когда огонь погас, Дэйв ворвался внутрь и кинулся к трону моей матери. Он крепко схватил её за руку и потащил к проходу. Он не мог помочь мне справиться с отчимом, зато отлично знал, зачем я сюда пришёл. Я приоткрыл ворота сердца и пустил по ступенькам ревущий огонь, чтобы придержать Короля, пока Дэйв уводил маму по образовавшемуся тоннелю.

С вершины лестницы я разглядел лежащего внизу Оскара. Нас разделял каменный щит. При такой хлипкой защите я мог расправиться с ним за считаные секунды.

Однако он успел меня опередить и запел:

Он сжал кулак, и земля втянула его внутрь. Рухнувшие ступени завалили дыру и преградили мне путь. По воле отчима башня обрушилась. Но стало ли это его концом? Или концом его правления? Или произошло что-то уже совсем для меня непонятное? В одно мгновение тридцать тысяч блоков, из которых состоял ледовый дворец, растаяли и обвалились, вовлекая меня в свой водоворот.

Чёрная вода холоднее смерти и тяжелее камня. Она давила со всех сторон. Я понимал, что и в этот раз меня совершенно некому спасти. В этот раз мне действительно конец. Я отчаянно барахтался, но с каждым новым взмахом силы покидали тело. Наконец я сдался водам…

– Не в этот раз.

– Что?

Странный голос не принадлежал моей матери. Но звучание шло из сердца и казалось очень знакомым. Я снова подумал:

– Что?

– Возможно позднее, но точно не сегодня.

– Не сегодня что?

Ответа не последовало, однако давление стало спадать. Я разглядел, что ко мне приближается светлое пятно, напоминающее факел. Или это я приближался к нему? Через секунду Миссисипи выплюнула меня через дыру во льду. Я взлетел вверх на гейзере из тёмной воды. Он аккуратно поставил меня на ноги на железнодорожном мосту.

В башне из воды проступило лицо Русалки:

– Сегодня я перед тобой в долгу. А завтра… Она засмеялась и скрылась, оставив меня одного.

Но ненадолго. Не успел я пройти и десять шагов, как откуда-то с неба свалилось огненное пламя. Из него выпрыгнул сердитый Спаркс:

– Никогда больше так не делай!

– Слушаюсь.

– Что?

Заяц выглядел растерянным.

– Так точно, говорю. Я никогда-никогда не буду снова так делать. Потому что это лучшее предложение в моей жизни. Что тут непонятного?

– Всё ясно. Просто я думал, что ты, как обычно, начнёшь спорить.

– Тонуть не очень-то комфортно. Вряд ли мне захочется повторить этот опыт. Так с чего бы спорить?

Спаркс снова рассердился:

– Да хотя бы с того, что ты несносный мальчишка! К тому же настоящая заноза. Когда рухнула башня, а ты притворился, что тонешь, мы с Дэйвом спасали твою мать.

– Это я-то несносный?

– Именно это я и сказал, – кивнул Спаркс.

– Тогда это точно правда.

– Разумеется.

– Глупый кролик!

– Глупый заяц!

– Прекрасно, глупый заяц.

– Проклятый Мастер.

– Где мама?

– Дэйв успел её вытащить прежде, чем обрушилась башня. Я отведу тебя к ним.

– С ней всё в порядке?

– Да, всё как обычно.

Ужасная мысль вдруг пронзила меня.

– А как толпа?

– Замёрзли, промокли, но в остальном – полный порядок. Как я уже говорил, удовольствие купания досталось одному тебе.

– Кальван!

Я уже уходил, когда из кабинета выглянула Женевьева Монро.

– Да, мам.

– Я приготовила обед.

– Спасибо! Где он?

– Всё как ты любишь: бекон, бекон, бекон, салат и томатный хлеб. Я испекла его в полночь.

– И?

Я не уловил связи между бутербродом и полуночью.

– Я как раз пересаживала паучий цветок. Лучше всего это делать при лунном свете.

Я кивнул:

– Ты уже говорила.

– В общем, когда я закончила пересадку, то неожиданно ощутила такой сильный голод, что сама съела твой бутерброд.

– Ну и на здоровье. Только зачем ты мне всё это рассказываешь?

– Не знаю.

– Всё отлично. Люблю тебя, мама. Мне пора на автобус. Пока.

Я быстро чмокнул её в щёку.

– Кальван!

– Да.

Я старался не выдать своего раздражения.

– Я очень в тебя верю.

– Знаю, мам. Знаю.

Я отвернулся, чтобы она случайно не заметила предательски набежавшие на глаза слёзы, и помчался к школьному автобусу. Потому что когда тебе тринадцать, то прежде всего заботиться нужно именно о таких вещах.

Наша жизнь постепенно входила в норму. Разница лишь в том, что из неё, надеюсь, что навсегда, исчез Оскар. Северную Корону бережно уложили в специальный чехол и спрятали в укромном месте вместе с карнавальным костюмом прадедушки. Хотя теперь он по полному праву принадлежал мне. Это подтверждало и то обстоятельство, что наряд вулканца – одновременно восстановленный и обновлённый – сидел на мне как влитой. Мама, благодаря бережному отношению и теплоте моих друзей, вновь обрела силы и стала совсем прежней.

Что же касается лично меня, то и здесь можно подвести некоторые итоги. Я сумел объединиться с Миссисипи, растопил ледяной дворец и, познав самого себя, стал хозяином огня своей души. Можно ещё добавить, что, несмотря на все приключения, меня не выгнали из школы. Ни на грамм не слукавлю, уточнив, что именно моя школа – самое замечательное учебное заведение на свете. Можете назвать место, где директор способен закрыть глаза на твои прогулы, куратор спрятать в собственном кабинете волшебного зайца, а учитель химии преподать уроки магии?

Но самое главное, самое важное, что именно в этих стенах я встретил настоящего, неподкупного и преданного друга. Каждое утро я радуюсь нашей предстоящей встрече и уверен, что он тоже ожидает меня с нетерпением.

– Торопись, Спаркс, нужно успеть на автобус!

Мгновенная вспышка, толчок в плечо – и заяц рапортует:

– Слушаю и повинуюсь, мой Проклятый Мастер!

От автора

Прототипом описанной здесь Демократической школы послужила реальная Свободная школа Сент-Пола. Тем не менее все персонажи и события этой волшебной истории вымышлены. Хочу особо отметить, что одиннадцать лет, проведённые в Свободной школе оказали поистине судьбоносное влияние на всю мою дальнейшую жизнь и творчество художника. Без этой школы я стал бы совсем другим человеком. Я очень многим обязан своему учебному заведению, его основателям, учителям и сокурсникам. Спасибо огромное вам всем. Без вас я бы не состоялся как цельная творческая личность, не стал бы таким, как сейчас.

Стоит также заметить, что центр Сент-Пола, изображённый в этой книге, сильно отличается от того, как он выглядит сегодня. Прошло уже тринадцать лет с тех пор, когда я играл на центральных улицах города. Сент-Пол, нарисованный мной, – скорее смесь воспоминаний детства и фантазий, поддерживающих дух истории.

Что же касается темы психического заболевания и его преодоления, которая затронута в книге, то я не могу говорить об этом подробно, не нарушая частной неприкосновенности персон, которых очень люблю. Но вскользь замечу, что сам время от времени принимаю успокоительные и к тому же вырос в одном доме с личностями, имеющими серьёзные нейропсихические заболевания. Например, такие, как параноидальная шизофрения и депрессия. И сейчас в моём окружении есть дорогие мне люди, которые страдают психическими отклонениями. Поэтому я подошёл к рассмотрению этого вопроса глубоко изнутри и постарался проявить в его освещении максимальную деликатность.

Благодарности

Отдельное спасибо хочется сказать Лауре Маккаллоу, Джеку Бёрн, Холли Вест, Джейн Фейвел и Сиэне Мёрфи.

Также большое спасибо моему веб-гуру Бену; моей семье: Кэрол, Паулю и Джейн, Локвуду и Дарлене, Джуди, Кэт, Сиану и всем остальным; моей группе поддержки: Мэтту, Мэнди, Майку, Сэнди, Киму, Джонни, Линне, Михаэлю, Стефу, Тому, Анне… и многим другим. Огромная благодарность моему «близнецу» Бетани за искажённый бухгалтерский отчёт.

«Фэйвел» и «Макмиллан», людям прошлого и настоящего, которые помогают моим книгам становится лучше и добиваться успеха: Илане Форрель, Бетани Рэйс, Киму Вэймеру, Лизе Сабле, Рику Диасу, Лизе Дрезнер, Дэйву Барретту, Николь Либовитз Молэйсен, Лаурену Бёрниаку, Анне Роберто, Кристине Барселлоне, Эшли Вудфолк, Моргану Дубину, Джереми Россу и Ксении Винники.