Вертоградари над лозами
Умру, умру, благословляя,
А не кляня:
Ты знаешь – какого рая
Достигнул я
(М. Кузмин)
Marions nos mains pour chanter et danser une ronde, oublids de I’inquisitcur, a la splendour magiques des girandoles de cette nuit rieuse comme le jour . . . . . . Dansons et chantons, nous qui n’ avons rien a perdre, et tandis que, derriere le rideaux ou se dessine l’ennui de leurs fronts penches, nos patriciens jouentd’un coup de cartes palais et mattresses
(A. Bertrand)
«Воздвигайте длань святую, вертоградари мои…»
(I)
ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ ПЕРВАЯ КНИГА, ПОСВЯЩЕННАЯ ПАМЯТИ ШАРЛЯ ВАН ЛЕРБЕРГА
…Alors qu’un bibliophile s’avise d’exumer cette oeuvre moisie et vermoulue, il у lira i la premiere page ton nom illustre qui n’aura point sauvd le mien de l’oubli
(A. Bertrand)
A la memoire glorieuse de Charles Van Lerberghe
Поэты… это свободные гости, чьи золотые ноги ступают безшумно и чье присутствие безвольно развертывает у всех крылья
(Новалис)
Encore un printemps, – encore une goutte de rosde qui se bercera un moment dans mon catice amer, et qui s’echappera comme une larme
(A. Bertrand)
Тропинка
En се moment Saturne reparuf Il tenait dans ses mains, comme dans une coupe, quelque chose qui scentillait.
«– Maitre, dtt il, c’est tous ce que nous reste, ce petit verbe qui tremble dans mes mains, comme une larme et bat comme le coeur d’un olseau de paradis; c’est j’Aspire»
(Ch. van Lerberghe)
За Москвой
Весна на реке
С. В. Ш.
Les bienfaits de l'amour
V
Осенние печали
Н. Н. Асееву
Осень, 1911
Петровский парк, у дворца
Предчувствие
Сергею Раевскому
Фонарики
К. С.
Великий Четверг 1912.
Очарование
Не разбивается ли всегда усталое сердце под чуждым небом?
(Новалис)
Печальный закат
Какой горючий пламень!
(А. Фет)
День
О, Ночь! в твоем небе и в твоем свете – Любимая!
(Новалис)
Поэту
1911
Розовый сад
Н. С. Гончаровой
Где небом дышит сельный крин
Разоблачится сад небес
(Вяч. Иванов)
На реке
Г. А. Рачинскому
Гроза
. . . . . . . . Перуны,
В которых спит судьба моя
(Е. Баратынский)
1912
Красная Поляна
Рассвет
Откройте, откройте и не бойтесь, – хорошие, радостные вести!
(Т. Гофман)
Сад
Вот Маша Штальбаум, дочь очень почтенного советника
(Т. Гофман)
Март 1912
На завтра
Красная Поляна,
13 июня 1912
Жизнь
Жизни я служу, а существам не верен.
(Ив. Коневской)
1912
Милый рок
Поток
Памяти Ивана Коневского
– Скоково
ЗДЕСЬ КОНЧАЕТСЯ ПЕРВАЯ КНИГА
(II)
ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ ВТОРАЯ КНИГА
Laissons venir la Muse,
Elie osera chanter;
Et, si le jeu t’amuse,
Je veux te la preter…
(T. Согbiere)
Сам повторю я Святославу,
Что пел Сиане молодой
(Н. Языков)
Стрела
К. С.
…quc j’aimais urc mortclle,
boudeuse ct depitcc…
(A. Bertrand)
Пряхи
Если б я была царица,
Третья молвила девица…
(А. Пушкин)
Земли бытие
П. Ю. Бартеневу
Тапиры
Т. Ч.
Шуты Эразма Грассера
Je sufs le nain de
Monseigneur le roi
(A. Bertrand)
Источник юности
Посейдон
VIII
На острове Схерии
К. С.
Мы ж утратим юность нашу
Вместе с жизнью дорогой
(А. Пушкин)
Апрель 1912
Бродяга
А. А. Сидорову
Мятеж
– Ville briitce!
– Bourgeois pendus!
(A. Bertrand)
Маркитантка
В музее
После книги
Ainsi je voudrais, une nuit… etc
(Ch. Baudelaire)
Histoire
Сентиментальное путешествие
– Нет, сказал Дик, разбивши третью кружку, – пусть будет проклят однажды и навеки «Зеленый Медведь», где меня угостили медовой настойкой, вместо древнего хереса, о коем был столь прекрасного мнения Фальстаф, мой друг, – клянусь Вакхом!
И, ударив кинжалом в грудь графа ди Триньяно, разбойник выпрыгнул в окно и побежал по пустырю, заряжая на бегу пистолет
(Koodstayl)
Сказки
«И воскликнул: – О, небесное, божественное существо… – и проч.»
(Т. Гофман.)
Мгновение
…На миг очарованьем,
На краткий миг была мне жизнь моя
(Е. Баратынский)
Смятение
Сон
И. М.
Yadwigha dans un beau rive
(H. Rousseau)
Совет
Je voulus l’embrasser pourlui termer la bouche. mais elle me bouoait encore
(G. de Nerval)
Опал
Pro Doma Mea
A la maniere de Louis Bertrand
Ю. П. Анисимову
Игорю Северянину
Друзьям
Радушно рабствует поэту
Животворящая мечта
(Н. Языков)
Послание к другу стихотворцу
Н. И. Асееву
Завет
Зажег ты солнце во вселенной,
Да светить небу и земле,
Как лен, елеем напоенный,
В лампадном светит хрустале
(А. Пушкин)
ЗДЕСЬ КОНЧАЕТСЯ ВТОРАЯ КНИГА
(III)
ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ ТРЕТЬЯ КНИГА
Je sentis amerement que j’dtais un passant dans ce monde a la fois etranger et cheri
(G. de Nerval)
Freres humaias qui apres nous vivez,
N'aiez le coeur centre nous endurcie
(Fr. Villon)
Рыдания
Раб
Я раб греха
(Вл. Соловьев)
Побег
Mourir au fleuves barbares
(A. Rimbaud)
Спутник
Б. А. Садовскому
Не улетай, не улетай!
Живой мечты очарованье:
(Н. Языков)
Тленность
С. Я. Рубановичу
Каменная баба
Б. Н. Бугаеву
Arabesque divine
М. М. С.
Звезда развалин!
(Вяч. Иванов)
Письмо Перегринусу Тиссу
Quant il faisait beaux temps au paradis perdu
(T. Согbiere)
Война
ЕГО КОРОЛЕВСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ КОРОЛЮ ЧЕРНОГОРСКОМУ НИКОЛАЮ I
Музыка
Eine alte geschichte
Гостья
Дай мне погибнуть от отчаянья!
(Т. Гофман)
Горе
Валерию Брюсову
Музыка и поэзия
Э. К. Метнеру
Da la inusique avant toute chose…
De la Poesie apres toute chose…
К портрету Ф. И. Тютчева
Горделивый и свободный,
Чудно пьянствует поэт!
(Н. Языков)
Бегство
Весна
И я, как жил, в стране чужой
Умру рабом и сиротой
(M. Лермонтов).
Земля
Е. М.
L’asur! l’asur! l’asur!
(St. Mallarme)
Игра в кости
Н. А.
О счастии с младенчества тоскуя…
(Е. Баратыиский)
Борение
И так я измучен душою
(Ив. Коневской)
Сад Господень
Аще забуду тебя, Иерусалиме, забвеиша буди десница моя
(Псалом СXXXVI)
1911
ЗДЕСЬ КОНЧАЕТСЯ ТРЕТЬЯ И ПОСЛЕДНЯЯ КНИГА
Примечания
Нередко встречающиеся в моих ямбах хореические стопы (например, стр. 41 и др.) суть, в большинстве случаев, хориямбы паузной формы «с» (см. Андрей Белый «Символизм», стр. 278). Это не нововведение. Не часто но хориямбы «с» встречаются в русской поэзии; так, например, у Языкова: «Змеи ужасные шипят», у Тютчева: «И беспомощней и грустней», у него же: «В кустах зелени поет»[1] etc.; аналогичный ход в хорее – у Брюсова: «Иду скоро в дом свой я» etc. Существованием таких хориямбов решается ритмический спор о необходимости указания паузной формы обыкновенного (формы «b» – «Пурпуровый свод отразишь») хориямба; ибо, раз существуют хориямбы иных чем «b» форм, то они всегда должны быть оговорены. Несомнительно, что для решения этого спора, количество таких хориямбов значения не имеет. – Возможны хориямбы «d» и «d1», например: «Радуйся, милый, день настал» и – «Сладостные твои огни», – Относительно благозвучия: – вряд ли какая нибудь «a1» благозвучней хориямба «c». Однако же долгие хориямбы расширяют формальные поэтические возможности, а в том, на наш взгляд, лежит оправдание их существования. (Сие блистательно доказано – относительно свободного стиха – Валерием Брюсовым в предисловии его к первому изданию «Urbi et Orbi»).
В трехдольном паузнике автора интересовала главным образом, трибрахоидная пауза на второй стопе (_ _ – II _ _ –), чем и объясняется обилие таких строк.
Некоторые стихотворения, довольно длинные, представляют из себя одну фразу. В иных случаях это преднамеренно. Автор полагает, что такое строение ясней утверждает единство формы и содержания, являясь средним между ортодоксально понимаемыми формой и содержанием. – Стихотворения, претендующие на принадлежность свою к Символической школе, нередко массой своих метафор построяют некую иную – «большую», из всего стихотворения возникающую, метафору (эта метафора получает сие название лишь при формальном ее разборе); она одна; ею, для нее и через нее существует стихотворение(и обратно); но в случае многих отдельных фраз-строк, читатель получает как бы ряд точек, на которых он и должен построить желаемую стихотворцем геометрическую фигуру (большую метафору). Но на трех точках окружности можно построить и круг, и треугольники
Получая три точки, чтец строит треугольник, строит к точкам наклонные и получает пирамиду. Если же дан непрерывный ток возникающих течек (но и исчезающих; – в этом слабость метода), они сами строят круг и чтец своим творчеством утверждает на нем конус. Но конус совершенней пирамиды. – Таким образом чтец, казалось бы, стесняется в своем противутекущем творчестве, но это не так. – Лирические (и иные) ассоциации чтеца остаются незатронутыми.
Так о навязывании (которое всегда присутствует, и которое эмпирически есть цель поэзии – и самая первая, и самая последняя) в грубом смысле нельзя говорить, ибо стихотворец не властен над аперцепцией чтеца. – Но единства друг к другу влекущихся творчеств – чтеца и автора – от этого выигрывают, а это есть кардинальный критерий всякой формы, ибо лирическое познание базируется на сих единствах.
В стихотворении «Предчувствие» (стр. 17) внутренняя форма сонета разрушена внедрением в первый терцет двух строк, продолжающих тезу сонета; таким образом, это стихотворение сонетом не является и потому напечатано сплошь.
В стихотворении «А la maniere de L. Bertrand» автор пытался применить хитрый метод Бертрана, – метод, так сказать, двойного действия, нарушающий единство времени и места. Возможно углубить понятие его. И тогда он станет более высоким и героическим. И так его утончая – е – м: – «Житейская философия кота Мура» Гофмана, сказки Новалиса, «Озарения» Римбо, «Строитель Сольнес» Ибсена и «Орелия» Жерара де Нерваля. У Гофмана прием сей нарочит и не на лирические часто цели направлен, у Бертрана он тоньше.
Автор предвидит упреки в сложности и нарочитости синтаксиса. Но его запутанность (нередко, между прочим, зависящая от инструментовки) в большинстве случаев есть лирический прием возмущения известной стихии, для принятия доминирующих букв и образов. Нередко он есть лишь даяние и разрешение диссонанса. В известной мере, автор мог бы сослаться на синтаксис Баратынского, Тютчева, Павловой, Фета. Вообще же «простота» синтаксиса есть почти всегда принадлежность (весьма симптоматическая) мадригальных, не лирических стихотворений.
Стихотворение «Игра в кости» написано пол влиянием построений Д. – Г. Россетти.
Москва январь, 1913.
Приложение (о новой иллюстрации)
Прилагая к книге своей иллюстрации, которые Вы, Милостивый Читатель, только что рассматривали «с любовью иль злобой», автору естественно желательно оправдать такое украшение книги в глазах тех, кто пожелал бы спросить о причине и цели таковой затеи.
О том и будут говорить дальнейшие строки. – Но автор должен оговориться: они не предназначены для немногих – увы – приверженцев и любителей живописи, которым и без них хорошо понятно и дорого значение работ Наталии Гончаровой в русском искусстве.
– Нужны ли иллюстрации вообще?… Вопрос такой часто ставился и ставится, но прямого ответа на него не может быть – ибо возможны различные принципы иллюстрирования.
Обыкновенная, привычная нам иллюстрация всяких романов действительно вещь глубоко ненужная и лишь вводящая издателя в лишние расходы. В самом деле: как поможет мне уразуметь глубокие волнения души Онорэ Бальзака – рисунок стиля Бугро и почему автор его столь уверен, что мужчина, на нем изображенный, именно дядюшка Горьо? Таким был сей персонаж в его представлении? – Но это дурнейший импрессионизм. – Такая иллюстрация прощена быть может: в случае глубины художественной ее ценности. Но тогда, – почему (и зачем?) она иллюстрация?
И это было понято, – появилась иллюстрация другого типа: книголюбительского, назначение которой – лишь украсить страницы книги. Она порывала со стремлением что либо объяснить читателю.
Художнику давалась книга, содержание ее было ему безразлично, лишь бы оно вязалось с прелестной формой. И заканчивать эту форму брался художник; то же делал и типограф. Принципиальной разницы между устремлениями обоих не было. Попутно художник сказывал и свое, – оно вовсе не было связано с содержанием пьесы: – разве Уайльд хоронил куколку Саломею, оттанцевавшую танец розочек в пудреницу, – Нет. Мастер Бирдслей уверял читателя:
«– Спрячьте куколку в пудреницу, друг мой, до нового чтения».
Теперь: есть ли путь для иллюстратора?
Он должен явно отбросить первый, – он ничего не дает: Путаницу воздвигает перед читателем; далее – ему не все доступно, – как подойти с ним к чистой лирике? – как иллюстрировать по старому стихотворение Баратынского: «Всегда и в пурпуре, и в злате, в красе негаснущих страстей…»?
Второй путь: та же лирика выносит ему смертный приговор. Он вполне бессилен перед ней, – подходя к излияниям лирическим, он может лишь создавать свою собственную лирику легкими чертами. Но его пафос – упоение книгой. Но не книгой упоялся Языков, пишучи: «Поэта пламенных созданий не бойся, дева…» Что же может дать здесь художник-библиофил?.. Но здесь вырастает некоторое оправдание книголюбительской иллюстрации и в том оно, что она оживила старый прием: – Аллегорию.
Аллегория, формально определяемая, есть метафора, пространственно распространенная (в сущности, и лирически распространенная… но это в сторону). Это, конечно, совсем не по существу и уж вовсе аллегории не оправдывает. Но где «чутьчуть», там уже и оправдание начинается: – конечно, аллегория выросла из метафоры, никак не наоборот, но несомненно, что обращенная вспять аллегория’ неизбежно к метафоре придет. Метафора, как таковая, невозможна в живописи; живопись по существу своему метонимична (и чем более живописна, тем более метонимична: Пикассо метонимичней Манэ и так далее). Но может существовать метонимическая метафора. С другой стороны аллегория возвращается в метафору. Этим путем живопись бесконечно приближается к творчеству метафорическому, приближается к символизму[2] так сказать с двух сторон. Присущий ей искони метонимизм здесь соединяется с завоеванным аллегоризмом. Обладая этими возможностями, иллюстрация открывает себе новое, где ей возможно развиться с большей силой чем ранее.
Новая иллюстрация, созданная Н. С. Гончаровой, М. Ф. Ларионовым и их единомышленниками, избрала именно этот путь, который нам кажется единственно верным. Хороший «дурной символизм», как ни странно звучит это выражение, вот тропа, идя по которой иллюстрация перестанет быть второстепенным в книге или импрессионистической болтовней на темы писателя.
Теперь два слова о самом методе работы нового иллюстратора Образы поэта остаются неприкосновенными. Цепь поперечных и продольных линий, введенных в живопись футуристами и развитых лучизмом Ларионова дает подобие лирических движений в поэме. Повторяемость контуров и плоскостей – о том же. И центр нового в том, что аналогичность устремлений поэмы и рисунка и разъяснение рисунком поэмы достигаются не литературными, а живописными средствами.
С. Б.
