ЛЕТИТ НАД ПАРИЖЕМ ФАНЕРА
Магические числа
- Не гарцуешь ты, как я, на Пегасе.
- Всё, что скажешь — мне по нервам, по нервам…
- Твой IQ — как у меня в третьем классе.
- Даже, может, во втором.
- Или в первом.
- Ты не в силах поддержать разговора,
- даже если он никчёмный и жалкий.
- А как ляпнешь что-нибудь из фольклора —
- вянут уши, как в пустыне фиалки.
- Ты не знаешь Уленшпигеля (Тиля)
- и не смотришь фильмы Вендерса (Вима).
- Оттого — нехватка вкуса и стиля,
- да и прочие проблемы, вестимо.
- Но я всё же угодил в эти сети,
- что, по сути, объясняется просто:
- три числа мне всех дороже на свете:
- 90. 60. 90.
Манеры
- Как всё-таки приятно есть руками! —
- об этом без стесненья говорю;
- и жир ронять на книгу Мураками
- (без разницы, Харуки или Рю).
- Как радостно трудяге и Поэту,
- певцу надежды, счастья и весны,
- одной рукою в рот пихать котлету,
- другую вытирая о штаны!
- Приятно пальцы в кетчуп помакать и
- с урчанием довольным облизать,
- и простодушно высморкаться в скатерть,
- беззлобно поминая чью-то мать,
- стать добрым, непосредственным парнишкой,
- запить обед бутылкой «Божоле»
- и огласить окрестности отрыжкой,
- достойной Эпикура и Рабле;
- и — отрубиться от такой нагрузки,
- чтоб отдохнули тело и душа…
- Нельзя! —
- супруга.
- Угорь по-бургундски.
- Дворецкий.
- Пара вилок.
- Три ножа.
Хомяк
- Намедни от меня сбежал хомяк;
- покинул дом, кормушку и гамак,
- привычный быт, воскресную газету,
- поилку, беговое колесо —
- покинул равнодушно вся и всё.
- Ушёл, не попрощавшись. Канул в Лету.
- Кормил его зерном я — первый сорт,
- создав ему немыслимый комфорт,
- себя стесняя грызуну в угоду.
- Он весь лоснился. Выглядел как франт.
- Но всё равно решил, как эмигрант,
- покинуть клетку, предпочтя свободу.
- Он внутренним поверил голосам
- и бросил самку — жирную, как сам,
- для мужа щеголявшую в бикини.
- Он не стерпел нетрудный груз оков.
- Он был из Настоящих Хомяков.
- А их — не проведёшь на хомякине.
American Beauty
- Она взглянула на меня —
- мне влился в жилы жар блаженства.
- Она затмила краски дня
- спокойным совершенством жеста.
- Подобной дивной красоты
- я прежде никогда не видел…
- Такая б растопила льды
- в далёкой снежной Антарктиде.
- Такая б вызвала самум,
- цунами, оползни, торнадо;
- была б властительницей дум,
- хозяйкой рая или ада.
- У этих бесподобных ног
- лежали бы в руинах царства…
- Ради Такой — любой бы смог
- пойти на беды и мытарства.
- И от волшебных этих глаз
- любой бы тронулся умишком…
- Но триста долларов за час?!
- Простите, леди, это слишком.
Тётя Рая, Блок и я
- Притомясь, я внимал тёте Рае,
- под которой кряхтела тахта:
- «О, весна без конца и без краю —
- без конца и без краю мечта!».
- В тётираином томном вокале
- вечной страсти курился дымок…
- Я ж про чёрную розу в бокале
- в сотый раз уже слушать не мог.
- Умирал от дремотной тоски я
- и глядел в заоконный закат,
- понимая: нисколько не скиф я
- и, наверное, не азиат.
- Так и маялись оба фигнёю
- на краю догоравшего дня.
- Тётя Рая была мне роднёю,
- а ведь это святое — родня.
- Тётираин взволнованный локон,
- тенью став, танцевал на стене…
- С той поры отношение к Блоку
- у меня, как у Блока ко мне.
Баллада об упорном еврее
- Однажды в студёную зимнюю пору
- гляжу я, как медленно (мог бы быстрей!),
- кряхтя и ворча, поднимается в гору
- невзрачный мужчина. По виду еврей.
- Не развит физически (только духовно).
- Мешают идти простатит и стеноз.
- Он с присвистом дышит и выглядит, словно
- лошадка, везущая хворосту воз.
- Он циник. И, значит, не верит в примету,
- возникшую как-то в пустой болтовне:
- что если гора не идёт к Магомету,
- то к Хаиму, дескать, могла бы вполне.
- Пусть умники трижды измыслят причины,
- откуда у парня семитская грусть,
- но путь его в гору достоин мужчины,
- и если насмешники скалятся — пусть!
- Причислим мужчину к упрямой породе:
- ему наплевать в этом трудном пути,
- что умные вроде бы в гору не ходят,
- имея возможность её обойти.
- Он станет в пути и сильней, и мудрее;
- как юный атлет, закалится душа…
- «Так вот же какие бывают евреи…» —
- подумал я, водку привычно глуша.
Любовь поэта
- Он был влюблён. Влюблён в Неё
- душой горячей и нетленной.
- Забыл футбол, кино, йо-йо,
- светился, жил в другой Вселенной.
- Бродил у речки, у ольхи,
- с надеждой уравнял печали
- и начал сочинять стихи
- бессонно-звёздными ночами.
- Сверкал жемчужно лёгкий слог,
- был каждый звук хрустящ и лаком…
- В гробах заволновались Блок
- и Заболоцкий с Пастернаком.
- А он пронзал стихами тьму —
- да так, что восхищались боги.
- Любовь торила путь ему
- и освещала все дороги.
- В дому любимой, как всегда,
- безгрешно стыл диван из плюша…
- Она давно сказала «да».
- А он не слышал.
- И не слушал.
Физподготовка
- Когда, пройдя ступенек восемь,
- ты притомился и зачах,
- когда пришла на сердце осень,
- стрельну́в противной резью в пах,
- когда тебе уже не любы
- нескромны контуры девиц,
- когда твои синюшны губы,
- и ты почти что рухнул ниц,
- когда пульсирует аорта
- в районе бока и пупка —
- для экстремальных видов спорта
- ты не созрел ещё пока.
Разведчик
- Всё время на страже. Какие к чертям друзья!..
- Опасной тропы всё затейливей виражи…
- Одним доверяться не можно, другим нельзя.
- Провалено множество явок, а он всё жив.
- Извечно в строю и всегда на язык остёр,
- свой козырь последний он ловко зашил в рукав.
- А ежели спросят, не нужен ли билетёр —
- ответит, что здесь продаётся славянский шкаф.
- Он знает дзю-до и баритсу, на-на, кун-фу;
- на память запомнил коды для старта ракет.
- Портрет Маты Хари в его платяном шкафу;
- в кустах у него — и рояль, и радистка Кэт.
- Сливаясь с рельефом, он сбросил апломб и спесь.
- Цианистый калий в зубе. Тревожна даль.
- А паспорт Республики Конго истрёпан весь,
- вдобавок еще боливийский просрочен. Жаль.
- Не сменишь планету. Возможно, лишь континент.
- Но так или этак, а страшно во тьме ночей…
- Профессии нету страшней, чем двойной агент.
- Особенно если не очень-то помнишь, чей.
Двухстопный ямб
- Люблю красивых слов фонтан,
- их страсть и жар:
- Самед Вургун. Уруз-Мартан.
- Вазир-Мухтар.
- Себя бессмыслицей кормлю,
- звучаньем пьян:
- Виктор Гюго. Альбер Камю.
- Мишель Легран.
- Двухстопный ямб. Чеканка. Вес.
- Для уха — рай:
- Эвксинский Понт. Пелопоннес.
- Бахчисарай.
- Какое пиршество души,
- схожденье смет! —
- Бабрак Кармаль. Туркменбаши.
- Назым Хикмет.
- Слова стоят прочнее стен,
- со всех сторон:
- Жюстин Энин. Жискар д'Эстен.
- Шарлиз Терон.
- И смотрит грустно, как Гомер,
- на век, в толпу
- не попадающий в размер
- Владимир Пу…
Фанера
- Денёчком октябрьским рыжим,
- как будто над сельвой орлы,
- фанера летит над Парижем,
- и слышится с неба «курлы…».
- Неясной причудой осенней
- неся и восторг, и печаль,
- она отражается в Сене
- и тенью ползёт на Версаль.
- Над вихрем случайного сквера,
- над мсье и над мадмуазель —
- летит над Парижем фанера
- куда-то на юг, на Марсель.
- Порой так бывает на свете
- в растительной долгой судьбе:
- деревья бросают на ветер
- не листья, а лист ДСП.
- В пространстве пожухлом и рваном
- пугливо галдит вороньё…
- Порою фанера нужна нам
- не только, чтоб петь под неё.
- Живою мечтой Монгольфьера,
- неспешной небесной арбой
- летит над Парижем фанера,
- а я остаюся с тобой.
- Полётом разбужены Музы
- на несколько долгих минут…
- Рождённые ползать французы
- навряд ли такое поймут.
Митинги
- Растения пахнут пьяняще-душисто;
- резвятся детишки, простившись со школой…
- На площади митинг. Идут секс-меньшинства —
- мужчины, фанаты любви однополой.
- Навстречу — экологи шумной толпою…
- Они как лесные, но мирные, братья,
- твердят, что важны нам сегодня с тобою
- природоохранные мероприятья.
- Шагают колонны, народные массы…
- А чуть в стороне, под раскидистым клёном,
- припомнил строку ветеран седовласый:
- «Всё стало вокруг голубым и зелёным».
Угол зрения
- Полезность спорта и вред курения
- зависят жёстко от точки зрения.
- И бодро движется по планете
- марш несогласных со всем на свете.
- Мы вышли кожей с тобой и рожею.
- Как получилось, что мы несхожие?
- Я чую розы, ты — вонь сортира.
- Ну, как нам выкурить трубку мира?!
- Ты видишь бабу с пустыми вёдрами —
- я вижу бабу с крутыми бёдрами;
- и невдомёк нам с тобою даже,
- что эта баба — одна и та же.
Могли
- Она валилась в обморок в горах;
- боялась и зубной, и прочей боли…
- А он был спец в торпедных катерах,
- геологоразведке и футболе.
- Она бродила, как в лесу юннат,
- по галереям Питти и Уффици.
- Он матерился вслух, и был фанат
- любого пива и грошовой пиццы.
- Она была с дипломом МГУ,
- стажировалась в Беркли и Сорбонне;
- а он в подъезде морду бил врагу
- под облаками сигаретной вони.
- Он Тайсона любил, она — Дали;
- она была как ангел, он — как йети…
- Они могли бы встретиться. Могли.
- Но — обошлось. Ведь есть же Бог на свете.
Не снится
- Не снятся мне ни Минск, ни Рим, ни Ницца,
- ни Царское Село, ни Тюильри.
- Мне совершенно ничего не снится.
- Мне ничего не снится, хоть умри.
- Не снятся мне враги, друзья, соседи,
- локальные бои Добра и Зла.
- Не снятся мне закаты цвета меди
- (с восходами такие же дела).
- Не снится запах «докторской» и рома,
- в дому отцовском — кухня да чулан,
- совсем не снится рокот космодрома,
- зелёная трава и прочий план.
- Не снятся папарацци мне и наци,
- не зрю во сне работу и родню…
- Мне совершенно женщины не снятся.
- Ей-богу. Ни одетые, ни ню.
- Ужель настолько чуждо мне людское,
- что в жизни никогда, едрёна мать,
- я с возгласом: «Приснится же такое!»
- не намочу от ужаса кровать?!
- Ни пьянка, ни служение Отчизне
- не снятся ни подробно, ни слегка…
- И если сон есть отраженье жизни,
- то значит, жизни не было пока.
Абсурдный романс
- Ты покоряла статью женской,
- надежды сладкой не тая.
- Но я не создан для блаженства,
- ему чужда душа моя.
- По мне, так поздно. Слишком поздно.
- Я превратился в глыбу льда.
- Нет, для блаженства я не создан,
- ему душа моя чужда.
- В религиозном ли каноне
- нам жить, дыша, но не греша?
- Блаженства для я создан, но не
- чужда ему моя душа.
- Враждебны море, лес, поляна
- и мебель в собственном дому.
- Блаженства я не создан для, но
- душа моя чужда ему.
- И вновь горят над нами звёзды,
- о вечной о любви моля…
- Чужда моя блаженства создан —
- ему душа я, но не для.
Орден
- Когда всё будет спето и исхожено,
- и все, кто были «против», станут «за»,
- и этот мир, досмотренный таможенно,
- приветливо заглянет нам в глаза,
- когда нам разрешат любые выходки —
- иди себе в цари или в ворьё, —
- когда уйдут логические выкладки
- в забытое ненужное старьё,
- когда польётся с неба дождь из олова
- по воле неземного волшебства,
- когда перевернутся с ног на голову
- привычный быт, привычные слова,
- когда всё в мире станет обесценено —
- Господь усмешку спрячет в бороде,
- и мне вручат тевтонский орден Ленина
- за неуспехи в жизни и труде.
Вослед Смелякову
- Когда-то, мечтаниям вторя,
- с весенним томленьем в груди
- я имя твоё на заборе
- дрожащим мелком выводил.
- Удачи сменяли невзгоды,
- ветвились дороги-пути…
- Любя тебя годы и годы,
- я так и не смог подойти.
- Утратив надежду и веру,
- тянул глупой жизни канат…
- Хорошую сделал карьеру,
- был трижды удачно женат.
- И, вбитый в землицу по пояс,
- судьбе говорю я: «Прости
- за то, что стоял бронепоезд
- всю жизнь на запасном пути».
- Лысею. Теряю либидо.
- Свисает к коленям живот…
- Прости меня, девочка Лида,
- что в доме напротив живёт.
Человек со странностями
Инертный к проходимцам и занудам,
терпим я к тем, кто любит кутежи,
и к тем, кто ежедневным занят блудом,
и к тем, кто дня не выдержит без лжи.
Готов терпеть сбивающихся в стаю,
орущих в чьи-то спины «у-лю-лю!»…
Я жадных не люблю, но понимаю.
Скромняг не понимаю, но терплю.
Не проклинаю тех, кто у кормила
(и в их числе придурков и воров).
Не осуждаю даже некрофилов —
они больны. А кто сейчас здоров?
Но будучи натурою культурной,
я люто ненавижу много лет
тех, кто бросает мусор мимо урны
и тех, кто, уходя, не гасит свет.
Ль
У меня есть приятель с фамилией Кугель,
он читает журнал под названием «Шпигель»,
в водоёме на даче разводит белугель,
фарширует её и уходит во флигель.
У кого-то на ужин морошка да ягель,
на кого-то воздействуют Гегель и Бебель
Ну, а кто-то и вовсе терзает бумагель,
запродав с голодухи последнюю мебель.
Кто-то где-то ведёт через штормы корабель,
и по тундре бредёт естества испытатель
А пред кем-то девицы слагаются в штабель,
хоть могли бы слагаться и в шницель, и в шпатель.
Где-то занят бухгалтер, считающий прибыль,
на копейках с трудом экономящий рубель.
Ну, а Кугель всё жрёт фаршированный рыбель
в тихий час, когда солнце уходит на убыль.
На восьмой день весны
- Зима поводья отпустила,
- и в мир явился, как домой,
- желток прохладного светила:
- весна повсюду. День восьмой.
- Уходит из сердец кручина,
- и в руки просится баян…
- Бредёт по улице мужчина.
- Он отвратителен и пьян.
- Прямохожденья древний навык
- исчез в потоке мутных дум.
- Цветастый галстук сбился набок,
- помят подержанный костюм.
- Бредёт мужчина, взором дикий,
- но всё ж для нас важней всего,
- что: а) в руке его гвоздики
- и б) он помнит, для кого.
Скандал
- И вот стоишь ты, руки-в-боки,
- и мечешь молнию и гром,
- порвав мой парус одинокий
- в тумане моря голубом;
- и я тону дырявой лодкой,
- ненужной, как металлолом.
- Ты раскалилась сковородкой.
- Вулканом. Адовым котлом.
- Сгустился в доме воздух влажный.
- Твой норов яростен и дик.
- Я б заплатил суду присяжных
- за оправдательный вердикт.
- Но я расплющен силой Слова;
- виновен в том, что был рождён,
- виновен, что под Ватерлоо
- был побеждён Наполеон.
- Ты светоносна, как эпиграф;
- логична, словно Птолемей —
- укоротительница тигров.
- Запеленательница змей.
- Ты пригвождаешь спичем острым
- меня к позорному столбу…
- В недобрый час с подобным монстром
- связала ты свою судьбу.
- А я молчу, совсем не грубый,
- себя в понурый кокон скрыв,
- и жду, когда пойдёт на убыль
- твой наступательный порыв,
- когда настанет монологу
- конец. Когда спадёт жара.
- И я воскликну: «Слава богу!».
- Поскольку ужинать пора.
О любви
- Я всё люблю. И всё приемлю,
- высокой страстью обуян.
- Люблю я сушу (в смысле, землю)
- и воду (в смысле, океан).
- Люблю зверей и человеков,
- люблю Замбези и Неву.
- Люблю славян, евреев, греков,
- абхазцев, хутту и мордву.
- Люблю Майн Рида и Дюма я,
- тугое брюшко снегиря,
- люблю грозу в начале мая
- и снег в начале января.
- Люблю я дождь, летящий косо,
- и полный сталактитов грот,
- поля в период сенокоса,
- деревья лиственных пород,
- и молчуна, и краснобая,
- и хлеб, и кашу, и лапшу…
- Но почему-то лишь тебя я
- и на́дух не переношу.
Дважды
- Я крут. Люблю ходить по краю.
- Я запиваю водкой плов
- и дважды слов не повторяю.
- Не. Повторяю. Дважды. Слов.
- Не говорю я, а итожу
- всерьёз, в упор, глаза в глаза.
- Но дважды чтоб одно и то же?!
- Одно и то же?! Два раза́!
- Не вторь себе. Не будь нескладен,
- не будь дебилен, как баран.
- А я поехал в Баден-Баден
- послушать там «Дюран-Дюран».
Обломы
- Твой сквозь пустыню марш-бросок
- послужит доблести гарантом.
- Но ступишь не туда в песок —
- а там тарантул.
- Бредёшь леском. Везде покой.
- Уходят прочь печаль и мука…
- Но куст раздвинешь ты рукой —
- а там гадюка.
- Хорош собою, статен, крут,
- одним июльским утром ранним
- нырнёшь ты с головою в пруд —
- а там пираньи.
- Суровой русскою зимой,
- когда вовсю бушует вьюга,
- ты даму приведёшь домой —
- а там супруга.
Ударения
- У нас с тобой не то, что было встарь.
- Любовь ушла, настало время прений.
- Ты говоришь: «Углу́бить». «Кинова́рь».
- Как больно. Ты не знаешь ударений.
- Меж нами истончилась счастья нить;
- былого не вернуть, как ни пытайся…
- Я «до́говор» ещё могу простить,
- но в горле ком от слова «ходата́йство».
- Не говори, что это лишь слова.
- Ведь люди мы. И не пришли со свалок.
- От слова «ква́ртал» я дышу едва,
- и убивает начисто «ката́лог».
- Я мог бы, видно, стать и глух, и нем,
- и притворяться долго и умело…
- Я в целом терпеливый, но зачем,
- скажи, зачем ты заберемене́ла?!
Однажды в Японии
- Япония загадочна немного…
- И как-то раз на острове Хонсю
- ложась в постель, решительно и строго
- жена сказала мужу: «Не хосю!».
- О, этот мир под восходящим солнцем,
- ну, как его неместному понять?!
- Муж женщины был правильным японцем
- и, молча помянув япону мать,
- oн встал. Оделся. Вышел. Стыли тучи.
- Он сел в «Тойоту». Снова. Как всегда.
- Ведь где-то в префектуре Оябучи
- его заждались гейши хоть куда.
- Они полны порывов и горений,
- добры и жизнерадостны они;
- им не присущи никогда мигрени.
- Минуют их критические дни.
- Они глядят задорно и влюблённо,
- готовы исключительно на всё,
- они включают диски с Йоко Оно,
- цитируют Мисиму и Басё.
- Япония живет легко и мудро,
- как и не снилось ни тебе, ни мне…
- Мужчина возвращается под утро
- к заботливой проснувшейся жене.
- Он — радостный, хотя не отдохнувший.
- В его душе, свободной от невзгод,
- то расцветают яблони и груши,
- то ароматно сакура цветёт.
- Потом, при полном деловом фасоне
- в рассветную уходит полутьму.
- Его работодатель, фирма «Сони»,
- зарплату платит славную ему.
- И так вот от рассвета до заката,
- уже не первый месяц или год
- живёт себе семейство Херовато.
- Не так уж плохо, в принципе, живёт.
Путаница
- Давным-давно (назад почти что век),
- воспитанный взыскательно и строго,
- я был интеллигентный человек.
- Я много знал. И нынче знаю много.
- Отдать бы всё ненужное врагу! —
- но я ужасно не любил делиться…
- И вот всё перепуталось в мозгу:
- и время, и события, и лица.
- Опять брожу я, памятью влеком,
- там, где Атос для женщин пишет рондо,
- и где Манон торопится леском
- поспеть к балету Паулса «Раймонда»,
- где Ниловна — доныне чья-то мать,
- где Шахразада бредит об ифрите,
- где Аннушка Каренина опять
- льет маргарин под ноги Маргарите,
- где в Фермопилах, как ни посмотри,
- спартанцев — миллион, а персов — триста,
- где стать мечтает Эмма Бовари
- любовницею графа Монте-Кристо,
- туда, где Лиссабон не стоит месс,
- хоть город азиатский он и древний,
- где пишет Ванька Жуков СМС
- Арине Родионовне в деревню…
- Ненужных знаний всё безумней плен,
- сюжеты всё абсурднее, больнее…
- Вот так ведь и помрёшь, как Гуинплен
- в объятиях Тобосской Дульсинеи.
Перекличка с соседями
- Я пишу о любви. И слова прорастают, как зёрна,
- или даже летят к небесам, как бесстрашные птицы…
- А соседи мои шумно смотрят немецкое порно,
- в коем стайка девиц ждёт услад от разносчика пиццы.
- Ой вы, ямб да хорей, заповедный удел одиночек!
- Вы — последний платёж в кем-то свыше назначенной ссуде…
- У соседей безумствует с дамою водопроводчик,
- оснащённый гораздо богаче, чем прочие люди.
- Я пою небесам, как Шевчук про последнюю осень,
- и текстура стиха излучает сиянье, как страза…
- У соседей уже шесть на шесть или восемь на восемь,
- и не важен ни пол, ни строение малого таза.
- Ставлю точку, воспев свою Самую Лучшую Леди,
- распахнув свое сердце, как будто бы форточку — настежь!
- И, практически в такт с эпохальным крещендо соседей,
- я, прочтя то, что создал, подумаю:
- Das Ist Fantastisch!
Двухфазная любовь
- В начале двадцать первого столетия
- на вечеринке, в дискотечном дыме
- они друг друга неслучайно встретили —
- и воздух заискрился между ними.
- Друзья их улыбались: «Перебесятся!».
- На них дивились многие в округе…
- А им плевать. Четыре долгих месяца
- они души не чаяли друг в друге.
- Они в кино, в гостях, в театрах, прачечных
- общались, как герои «жёлтых» хроник.
- От их страстей, безумных и горячечных
- трещал то стул, то стол, то подоконник.
- Но ведь любовь трудней добычи радия.
- Она растёт — пойми, с какого сора…
- В какой-то миг физическая стадия
- перетекает в фазу разговора.
- Вот в тот момент как раз-то всё и кончилось,
- не стало ни Ромео, ни Джульетты.
- Любовь пожухла, съёжилась и скорчилась,
- истёрлась в пыль, упала в воды Леты.
- Над ними призрак быта одинокого
- маячит вновь. И гладь небес свинцова…
- Она читает раннего Набокова.
- Ему милее поздняя Донцова.
БАБУЛЯ НАДВОЕ СКАЗАЛА
(избранные одностишия)
***
Дай Бог нам сдать зачёт по атеизму!..
***
Ваш вес в кг — как рост мой в сантиметрах…
***
Любой ценой — но только чтоб бесплатно…
***
«Винченцо! Ты б сходил в сельмаг за луком…»
***
У Чебурашки гены крокодильи…
***
Я не коньяк, чтоб становиться лучше…
***
Здесь замолчит и психоаналитик…
***
Не в тех я упомянут завещаньях…
***
Вам этот килт немного мал, мужчина…
***
О, что ты нёс по пьянке, Нострадамус!..
***
Как можно быть таким исчадьем, Рая?!..
***
Съев молодильных яблочек, скончался…
***
Ты скрытная… Ты носишь сельдь под шубой…
***
Как сладко быть единственным для многих!..
***
Что, сладок плод запретный, диабетик?!..
***
В здоровом теле дух стоял чесночный…
***
Вам место в лепрозории, проказник…
***
Вослед ему перекрестился доктор…
***
Чем шире грудь, тем больше змей пригреешь…
***
Вечерний звон нам больше не наводит…
***
Я Вас люблю, но сдачу всё ж верните…
***
Строителям дают подряд, я слышал…
***
Ты близок мне… Ты страшно недалёкий…
***
Он дал слабинку, но её не взяли…
***
С таким лицом нельзя Вам в ряд калашный…
***
Сегодня Вы, Каплан, совсем не funny…
***
Уж лучше я бы на мигрень сослался…
***
Желанный гость! Признай, что дома лучше…
***
Зачем же ноги ты скрестил, Мичурин?!..
***
Он жёстко настоял на компромиссе…
***
Сынок, зачем зовёшь ты папу Пием?..
***
Нахрап неплохо сходит за харизму…
***
Мой ультиматум Вы сочли за просьбу…
***
А на каком пути наш поезд, Броня?..
***
Зря одолжил я скальпель Чингачгуку…
***
Ты молод, конь. Вишь — борозду испортил…
***
Как Вам к лицу подгузник от Армани!..
***
«Ой, гой еси!» — в сердцах сказал Альтшулер…
***
А не пошёл бы всяк сюда входящий?!..
***
Ужель Вы гугенот, Варфоломеев?!..
***
Безмолвствует народ. Но дышит шумно…
***
А кто не с нами — тот порой не против…
***
С немытыми руками — и в чекисты?!..
***
Семь раз подумав, всё же не обрезал…
***
Я ссылку Вам на Шушенское кинул…
***
Да, нам не привыкать. Но мы привыкли…
***
Опять за мной с косой пришла Рапунцель…
***
Ходил по струнке — и сломал гитару…
***
Палач, бабуля надвое сказала…
***
Ты зря, ремонтник, не чинил препятствий…
***
Зачем вы замочили Ихтиандра?!..
***
Дурное дело оказалось хитрым…
***
Давно не отвечает ум за разум…
***
Я понял в бане: Вы танцор неважный…
***
Я сдал костюм в этническую чистку…
***
Губы раскаты всё слышней и ближе…
***
И он, как бы резвяся, доигрался…
