Глава 1. Знакомство

– Да, Лотар, неприятная ситуация. Кстати, меня зовут Руво.

Первая половина фразы показалась ему разговором с самим собой, но вторая привела его в полное оцепенение. Еще не успев до конца понять, что произошло и сколько он был без сознания, этот необычный голос (какой-то детский, с легкой хрипотцой, но в то же время по-взрослому спокойный) заставил его пропотеть полностью в доли секунды, так что испарина со лба залила широко открытые глаза и вызвала небольшую резкую боль.

Память довольно резво начала возвращать последние события. Суббота, 27 февраля 1943 года, ночь на воскресение, коридор второго подземного этажа, едва слышный скрежет около двери складского помещения, вокруг ни души, приглушенный свет. Открыв дверь склада, Лотар не сделал и трех шагов, как произошел этот взрыв, а затем тяжелый удар и потеря сознания.

– Где я и что произошло?

– Ты там, куда пришел. На складе. Когда бахнуло, выход засыпало камнями, досталось и тебе. А отключился ты, по-вашему, часов на пять.

Вторая волна смеси страха и недоумения, к которой невозможно привыкнуть, снова сковала все тело Лотара. Кромешная тьма, странный голос и эта фраза «по-вашему», кроме трепета, его психическому состоянию не приносило ничего. «Наверно, в свои 26 лет я сошел с ума. Черт, как рано», – пролетела мысль от которой не становилось лучше.

– Повторяю, меня зовут Руво, и с тобой все в порядке.

– Черт побери, ты кто?

Страх Лотара затмила ярость и злость, которые по своей врожденной доброте он всегда пытался избегать, но только не в этот момент.

– Черт побери, я повторяю: ты кто и откуда ты меня знаешь?

– Ну, во-первых, успокойся, и я отвечу на все твои вопросы или почти на все. Поверь, времени будет предостаточно. Здесь, в Норвегии, нас называют «потерявшиеся дети», но чтобы было понятно, скажу проще, мы подземные люди, и заметь, ко мне спустился ты, а не наоборот. Давай, Лотар, не будем выяснять отношения. Это ни к чему. Некоторое время мы проведем здесь вместе, пока нас не освободят из этой ловушки, каждого со своей стороны. Уверен, в детстве тебе читали сказки про нас, и ты свято верил в наше существование, так что поверь и сейчас.

И ровным спокойным голосом, без всяких эмоций, Руво начал убаюкивающий рассказ о своем народе, и Лотару ничего не оставалось, как принять всё это.

– Несколько веков назад мы жили вместе с вами, так сказать, по соседству. Вы, в своих шумных селениях, а мы, под покровом природы в лесах и горах. Ваши короли часто обращались к нам узнать, что их ждет в будущем, называя нас провидцами. Сотни лет продолжалось это сотрудничество, пока у князей не появился страх перед тем, что они никак не могут влиять на будущее, а мы – единственные, кто это знали, и поэтому сразу стали для них врагами. От нас решили избавиться. Война был лишней, и мы ушли под землю, где нас не могли достать. Вот уже тысячу лет наш народ находится здесь, и в этом есть большой плюс. Люди не видят нас, а мы знаем о них всё.

– Видите будущее? Расскажи это кому-нибудь другому, – Лотар саркастически ухмыльнулся.

– А я и не сказал, что мы его видим, мы его чувствуем, как волк опасность. Звериный инстинкт у нас остался до сих пор, благодаря ему и существуем. Бывает, ошибаемся, но очень редко. Попытаюсь объяснить. Если сейчас услышишь мурлыкание, ты будешь уверен, что это кошка, и в большинстве случаев будешь прав, но, возможно, совершишь ошибку, так как это может оказаться и белка, и кролик. Вот так, что касается будущего, можем заблуждаться и мы, но это больше исключение, чем правило. Я думаю, что для первого нашего общения тебе хватит этой информации. Обдумай услышанное и свыкайся с мыслью, что все это происходит действительно с тобой. Ладно, я устал и хочу спать, так что времени и тишины у тебя будет предостаточно переварить это. Об одном прошу, не мешай мне и не делай глупости.

– Спокойной ночи…, Руво, – в голосе Лотара был букет из смятения, усталости и отрешенности.

Глаза так и не привыкли к этой непроглядной тьме, но он почувствовал, как это «потерявшееся дитя» слегка улыбнулось. Прикрыв глаза, хоть это ничего не изменило визуально, но так гораздо легче было погрузиться в библиотеку своей памяти, Лотар начал доставать письмена воспоминаний.

Глава 2. Весна в Берлине

В 1940 году апрель полностью оправдывал свое название «согреваемый солнцем». Весь Берлин напоминал немецкого рекса, пригревшегося под теплотой лучей, а шум города был его урчанием. Война, казалось, где-то далеко, и берлинцы свято верили в легкую победу на всех фронтах, полностью поддерживая Гитлера в его стремлении вернуть Германии свое величие после «версальского» унижения.

Лотар Логдэ в черной мантии, как северный ворон с синим отливом, стоял на пороге церемониального зала Берлинской высшей технической школы. Радость вместе с волнением охватывала каждую клетку его тела. Он смотрел на происходящее вокруг, не думая ни о чем.

– Прошу всех занять свои места, – командный голос ректора Эрнста Сторма сбил с него всю эйфорию, и как первокурсник он послушно двинулся в зал с небольшой дрожью в коленях. Через несколько минут, когда все присели и воцарилась тишина, руководитель высшей школы тихим голосом начал свою речь:

– Я не хочу вас поздравлять, потому что вы еще ничего не сделали. Я поздравлю нашу профессуру с таким талантливым выпуском, как вы. Им есть чем гордиться. Делиться знаниями очень приятно, но в то же время больно, если они уходят в пустоту. Здесь я благодарен вам. Ни один из присутствующих в этом зале не принёс нам эту боль, и я верю, что вы оставите след не только в истории нашей школы, но и в истории Великой Германии. Именно сейчас она нуждается в вас как никто. Мы сделали настоящее, а ваша цель, сделать грандиозное будущее, и пусть каждый отдаст все силы для покорения этой вершины, чтобы потомки навсегда вписали ваши имена в манускрипты истории. Сейчас я смотрю на вас, и мое сердце может сгореть от огня, который вижу в ваших глазах. Умоляю, не тушите его. Этот огонь – жизнь. Если он потухнет, останется лишь оболочка, пустая сущность из клеток, как обычное бревно, которое лежит годами у дороги без движения, поедаемое термитами. Да, в моих словах нет радости, потому что мне действительно очень грустно прощаться с вами. И хоть я делаю это каждый год, привыкнуть к этому невозможно. Но эта печаль, она прекрасна. Вы все видите, что наш фюрер сделал для нас всех. Вспомните свое детство и оглянитесь вокруг. Германия преобразилась из гадкого утенка в прекрасного лебедя. И это сотворил не волшебник, это сотворил Адольф Гитлер. Помните это и отдайте всё, не жалея ничего ради Великой Германии. Один народ, одна страна, один вождь! Да здравствует Гитлер!

Зал взорвался аплодисментами и все выпускники, как по команде, поднялись со своих мест. Речь ректора произвела глубокое впечатление, и овации продолжались несколько минут, постепенно утихая. Жестом руки Эрнст Сторм попросил тишину и продолжил:

– А сейчас мы перейдем к тому, зачем вы сюда пришли. Плоды вашего труда за годы учебы в стенах нашей Высшей школы уже созрели, и с огромным удовольствием я готов их раздать.

Началось вручение дипломов и Лотара опять охватило сильное волнение, что он даже не услышал, как назвали его имя и фамилию.

– Лотар Логдэ! – ректор чуть резче повторил приглашение. Сосед слева толкнул его в плечо и взглядом показал в сторону трибуны. Мгновенно поднявшись и направившись в сторону сцены, Лотара не покидала мысль, что он забыл кое-что сделать. Приближаясь к трибуне, он увидел, как за спиной Эрнста Сторма, его секретарь фрау Штерн правой рукой над головой показывала жестом, напоминая требуемое действие. Это была старая традиция, при которой выпускник, если он бакалавр, должен был перекинуть лирипип1 с правой стороны на левую, что означало окончание учебы. «Фрау Штерн, что б я без вас делал. Большое спасибо», – мысленно поблагодарил Лотар и на ходу перебросил кисточку практически перед самой трибуной. Глаза ректора улыбнулись, видя это секундное замешательство, но в остальном он не подал и вида.

– Я поздравляю вас с получением ученой степени бакалавра. Желаю всего наилучшего, – и тихим голосом, который слышал только Лотар, добавил, – я думаю, мы скоро встретимся. Будьте в Берлине.

Сдав мантию и шапочку (их выдавали в школе непосредственно на церемонию), он ещё раз полюбовался дипломом и аккуратно положил его в папку. Во дворе технической школы ему казалось, что даже солнце улыбается, как на поздравительных открытках, которые дарили в детстве на дни рождения. Выйдя на Шарлоттенбургское шоссе, названное в честь супруги короля Пруссии Фридриха I Софии Шарлотты Ганноверской, правда, в 1935 году переименованное в Восточно-западную ось, Лотар продолжил путь в сторону излюбленного места всех берлинцев. Это был парк Тиргартен. Через несколько десятков метров выйдя на мост через канал Ландвер, он остановился полюбоваться красотой каменного величия этого сооружения. Несмотря на небольшие для моста размеры, создавалось впечатление, что вокруг тебя площадь, так как его ширина была больше длины. Пройдя мимо колонн, Лотар направился к Шарлоттенбургским воротам, которые были жемчужиной одноименного моста и составляли с ним единое целое. Построенные в 1908 году в стиле необарокко, они противопоставляли себя более знаменитым Бранденбургским воротам, которые находились с восточной стороны Тиргартенского парка. Каждый раз, когда Логдэ проходил под ними, он чувствовал в себе прилив сил, энергии и вдохновения. Создавалось ощущение, что ты переходишь какую-то непонятную грань, которая заставляет творить.

Парк встретил его легким шелестом молодой листвы, а в спину бронзовым взглядом провожали пятиметровые статуи Фридриха I и Софии Шарлотты. Не преувеличивая, это был настоящий лес в центре города, и жители не без оснований называли этот парк «легкими» Берлина. Какой город еще мог похвастаться таким зеленым островом? Свернув на одну из лесистых аллей, Лотар направился к озеру Нойер. Там на берегу находилось его излюбленное место, где он постоянно проводил свободное время, наслаждаясь чистотой живой природы вокруг, а внутри себя освежающим вкусом шипучего пива Berliner Weisse2. Это место носило очень простое название – «Кафе у озера Нойер». Но больше всего ему нравилось то, что за одним из столов в этом пивном саду когда-то, как он сейчас, отдыхал за широким стаканом эля сам Вернер фон Браун. Человек, которого он не знал лично, но уважение к нему не имело границ.

В 1934 году Вернер фон Браун стал самым молодым доктором технических наук в Германии, ему было всего 22 года и, в столь юном для ученого возрасте, он получил то, к чему многие научные головы идут всю жизнь, часто не доходя. Это была тщательно охраняемая лаборатория в 30 километрах к югу от Берлина под названием «Испытательная станция Вест», расположенная между двумя артиллерийскими полигонами Куммерсдорфа в редком сосновом бору провинции Бранденбург. Фюрер не оставлял без внимания и высоко ценил тех, кто мог создать оружие будущего, поэтому Вернеру фон Брауну был выдан патент на все ракетные разработки. Чем на данный момент занимался фон Браун, Лотар знал только по слухам, но прекрасно понимал, что однозначно это нечто великое, что заставит весь мир смотреть на Германию с почтением. Как же Логдэ хотел делать историю, как ее делает Вернер фон Браун!

Все эти мысли совершенно непринужденно сбила белка, прыгнув с одной ветки каштана на другую прямо над его головой. Подняв глаза вверх, он улыбнулся и подумал: «Этот день надо запомнить. 18 апреля. Суббота. 1940 год». Выйдя из пивного сада и направившись к одиноко стоящим лавочкам на берегу озера, он не поверил своим глазам. Почти четыре года Лотар не видел ее, и забыть эти прекрасные черты лица был не способен. Всё чаще думая, что больше никогда не увидит её среди четырёх миллионов жителей Берлина, но эта встреча произошла. Случайно. «Точно этот день запомню на всю жизнь», – и чуть неуверенным голосом окликнул ее.

Он боялся, что ошибся, но обернулась ОНА. Сколько раз, представляя эту встречу, она всегда происходила по-разному, но картины с озером Нойер в этих вариациях не было.

– Лиона, здравствуй! Даже не знаю, с чего начать, – неуверенно сказал Лотар, чувствуя, как внутри все перевернулось.

– Привет! Я очень рада тебя видеть! – она ослепила его своей самой красивой в мире улыбкой и поднялась с лавочки навстречу ему, а ветер, словно желая подчеркнуть её красоту, легким дуновением немного растрепал светло-каштановые волосы и всколыхнул легкое белоснежное весеннее платье.

Глава 3. Лиона

Впервые они встретились, как казалось Лотару, уже в далеком 1936 году в середине июня, попав вместе в одну команду добровольцев-волонтеров при Национальном олимпийском комитете Германии. За подготовкой к Олимпийским играм очень пристально смотрело высшее руководство НСДАП, и поэтому проведение столь значимых соревнований должно было пройти не просто идеально, а более чем идеально. Такого размаха олимпийское движение еще не знало. Пройдя несколько жестких отборов в течение недели, Лиона и Лотар были определены в команды сопровождений, где впервые и увидел ее на репетиции. Если есть любовь с первого взгляда, то это была именно она. Это был тот самый редкий случай, когда выстрел Амура насквозь одновременно поразил оба сердца одной стрелой. Он всегда пытался найти ее глазами и очень злился, если не мог увидеть на этих, как ему казалось, бесконечных тренировках. Но только за то, что она находилась где-то рядом, Лотар был готов чеканить шаг еще полдня. Он чувствовал, что Лиона также тайком искала его взглядом, и в те короткие мгновения, когда их глаза встречались, Логдэ видел в них, как ему казалось, осуждение и грусть.

Утром 14 июня в олимпийский комплекс привезли тысячи новых костюмов для торжественной церемонии открытия XI Летних игр. При разгрузке, стоя в цепочке из волонтеров, они оказались рядом совершенно случайно, как казалось со стороны, но на самом деле поставил их на эти места тот самый магнит, который притягивал Клеопатру и Марка Антония, Джейн Эйр и Эдварда Рочестера, Шерлока Холмса и Ирен Адлер. Магнит, силу которого в истории человечества так никто и не смог сдержать. А те, кто всерьез думал, что это у них получилось, глубоко ошибались. То, что они принимали за магнит, на самом деле была обычная намагниченная стальная пластина, которая, как говорят физики, теряет свои свойства при отключении внешнего поля.

– Привет, меня зовут Лиона, – непринужденно с легкостью сказала она, повернувшись в очередной раз к нему и протянув руки, принимая следующую упаковку костюмов. Конечно, конечно, Лотар знал, как ее зовут. Еще он знал, что она принимает участие в группе, которая встречает и сопровождает иностранные делегации, прибывающие в Берлин со всего мира. Как же хотелось узнать о ней больше!

– Очень приятно. Меня зовут Лотар, – он смущенно ответил и по игриво моргнувшим серо-зеленым глазам понял, что его имя для нее тоже не было новостью. Она, как бы невзначай, принимая следующий пакет с одеждой, коснулась его руки ладонью и непонятный, но очень приятный разряд пробежал по всему телу Логдэ. Мгновенно подняв глаза, он успел поймать ее взгляд. В нем опять была печаль. Теперь ему не казалось.

Через сорок минут был объявлен перерыв на полчаса, и Лотар предложил провести его вместе в одной из беседок. Предложение было принято, чему он несказанно обрадовался. Он не знал, с чего начать этот долгожданный разговор и лишь спросил, как и зачем Лиона пошла в волонтеры Олимпиады. Где-то в глубине души он проклинал себя за этот вопрос, будто его задал следователь, но на тот момент это было просто искрой для начала беседы.

– В 27-м году, когда мне было 10 лет, мои родители решили, что занятия спортом будут очень полезны для меня, так как была маленькой и хрупкой девочкой. Отец дал мне право самой выбирать, чем я хочу заниматься. Мне очень нравилась верховая езда, но для нашей семьи это было дорогое удовольствие. И совершенно случайно я увидела в спортивном зале тренировку фехтовальщиц. Мне, маленькой девочке, тогда понравилось всё. Эта белоснежная форма, рапира, эти движения, эта молниеносная реакция, эта гибкость, эти выпады. Отец всеми руками был за и не забуду, как после одного из занятий по фехтованию, купив мне мороженое, он сказал: «Сегодня, Лиона, ты полностью оправдала свое имя. Ты была тем маленьким гордым львенком, который не подпускал к себе никого, кто пытался его ужалить. И с грацией кошки ты жалила сама. Доченька, я горжусь тобой!». Затем он поднял меня над собой и прокрутил в воздухе вокруг себя несколько раз. Я очень любила своего отца.

Она задумалась на несколько секунд, посмотрела на идеально чистое небо, и продолжила:

– Тренер постоянно ставил нам в пример Хелену Майер, которая за год до этого стала чемпионом Германии в 15-летнем возрасте, а на Олимпийских играх 1928 года и вовсе взяла золото. И тогда участие на Олимпиаде стало моей на тот момент заветной мечтой. Но в 1931 году скоропостижно умер отец, и мне пришлось искать работу, чтобы мы с мамой как-то сводили концы с концами. О фехтовании уже не было и речи. Я устроилась на кухню напротив своего дома помощником кондитера, и мое детство закончилось в 14 лет. Когда узнала, что проводят набор волонтеров на Олимпиаду в Берлине, моя детская мечта проснулась и я решила, что хоть таким способом буду участвовать в ней. Как плакала, когда мне отказали без всяких веских причин. Но я догадывалась, что дело в социальном положении моей семьи. Лотар, как было больно. Целый день я просидела в своей комнате на кровати, поджав под себя ноги и уткнувшись головой в колени, вспоминая подруг из нашей фехтовальной команды. Ты не поверишь, но я услышала в своей голове голос отца: «Маленький гордый Львенок не сдается». Вся депрессия исчезла за секунды и уже через сорок минут я открывала двери, которые не видели меня пять лет. Фехтовальный зал абсолютно не изменился за это время, и с порога я увидела своего тренера, общающегося (я не могла поверить своим глазам) с Хеленой Майер. Он очень рад был меня видеть и даже пошутил, сказав, что если бы не семейные трудности, то сегодня у женской сборной Германии по фехтованию был бы другой капитан, кивнув на меня. Вот так, Лотар, я познакомилась с кумиром детства. Они выслушали меня, и Хелена очень уверенно сказала, что это не проблема. И действительно, на следующий день меня зачислили в волонтеры Олимпиады. Я думаю, что ответила на твой вопрос, но свой задать не успею, по-моему, перерыв закончился.

Действительно, все начали собираться. Никогда до этого время не пролетало для него так быстро, как эти полчаса. «Да, беседы не получилось, но я готов был слушать её еще, еще и еще, – думал Лотар. – Ее отец прав, она – Львенок». Больше в этот день они не виделись, как и в следующие две недели. Лиона уехала встречать очередную делегацию, а он до вечера отрабатывал проход по беговой дорожке новой гордости Берлина – Олимпийского стадиона, торжественное открытие которого должно было состояться 1 августа 1936 года. Также сегодня Логдэ узнал и свою миссию в этом празднике спорта. Он будет нести табличку с названием одной из команд-участниц во время церемонии открытия и закрытия Олимпийских игр. Как окажется позже, это будет сборная Венгрии.

В эти дни олимпийский комплекс напоминал муравейник, в котором каждая группа предельно четко выполняла свои функции и поставленные задачи, а с высоты птичьего полета всё казалось полнейшим хаосом. Место под него было заложено в 1912 году, когда Берлин получил право провести VI Летние Олимпийские игры, но они были отменены через два года из-за начала Первой мировой войны. Гитлер стремился показать всему миру, как бы этого не хотели, превосходство арийской нации. Всё, что делают немцы, всегда должно быть лучше, мощнее, красивее. Любую неудачу фюрер воспринимал как собственное поражение и тот размах, с каким воздвигался олимпийский комплекс, полностью показывал его амбиции. В центре «Олимпиапарка», точно как император, непоколебимый и великий, заняло свое место 100-тысячное поле битвы – красавец «Олимпиаштадион». На севере сверху, словно корона расположился плавательный бассейн, где 18 тысяч пар глаз под открытым небом могли наблюдать за состязанием лучших пловцов мира. Также олимпийский парк пополнился хоккейным и конным стадионами. Западная часть комплекса, Майское поле и дальше на запад «Открытый театр Дитриха Эккарта», построенный в древнегреческом стиле, уже мало имели отношение к спорту и созданы были для идеологического воспитания германского народа. Но, правда, надо заметить, что игры не прошли мимо них – олимпийские соревнования по гимнастике проходили в этом современном амфитеатре. А на севере «Олимпиапарк» граничил с Немецким спортивным форумом. Это был комплекс зданий в виде подковы, который являлся организационным штабом и этим летом стал для Лотара практически вторым домом. Весь Берлин, да что там весь Берлин, вся Германия с предвкушением ожидала начало состязаний, и он ловил себя на мысли, что во всей этой царящей эйфории вспоминал о Лионе только вечерами, когда уставшая, но довольная собой столица расстилала постель и, успокаиваясь, крепко засыпала после тяжелого дня.

Глава 4. Олимпиада

Наступила долгожданная суббота 1 августа 1936 года. Лотар прекрасно понимал, он всего лишь маленький винтик в этом сложном механизме, но мысль о том, что какую-то пару минут он будет на виду у 100-тысячной толпы, вызывала дрожь в коленях. Сотни раз он проходил эти четыреста метров наяву и десятки раз во сне, что вполне мог вслепую отчеканить всю дистанцию. Но волнение не делало ни одной попытки исчезнуть и Логдэ, стоя перед входом в кипящую и заполненную до краев чашу стадиона, не обращал внимания, как табличку с надписью «Венгрия» постоянно перекладывал из руки в руку. Его беспокойство заметил венгерский знаменосец и, аккуратно подойдя к нему, сказал на довольно неплохом немецком: «Друг, успокойся, всё будет хорошо. Я верю, ты принесешь нам удачу».

На стадион начала выходить сборная Турции, вслед за которой должна была следовать команда Венгрии. Лотар, после сказанных ему слов, взял себя в руки и пристально смотрел на одного из организаторов шествия, который давал команду на старт. Увидев сигнал, он кивнул и довольно спокойно сделал первый шаг, будучи теперь абсолютно уверенным, что все пройдет на отлично. Поворачивая на беговые дорожки, почувствовал это мощнейшее давление толпы и не мог даже себе представить, как многие спортсмены умеют сохранять спокойствие под таким натиском. «Воистину железные люди с сердцем из титана», – подумал Логдэ, и резко вздрогнул от поднявшегося шума трибун. Сначала он не понял причину этого гула и последовавших за ним аплодисментов, но, бросив взгляд на ближайшую трибуну, увидел десятки трепыхающихся флажков с крестами Св. Георгия, Св. Андрея и Св. Патрика. Сразу стало все понятно, на «Олимпиаштадион» после Уругвая выходили потомки рыцарей круглого стола. Заканчивала представительное появление сборных хозяйка этого праздника команда Германии. Весь стадион поднялся со своих мест и поднял под сорок пять градусов правую руку с распрямленной ладонью, приветствуя своих героев. Когда выход национальных команд закончился и все заняли свои места на футбольном поле, к микрофону подошел Адольф Гитлер. Стадион погрузился в тишину, которая у некоторых людей может вызывать трепет, а для кого-то и вовсе быть пыткой.

– Объявляю одиннадцатые Олимпийские игры в Берлине, игры новой эры, открытыми!

Стадион взорвался аплодисментами, стоя наблюдая, как поднимается огромный олимпийский флаг и в небо взлетают тысячи белых голубей как символ дружбы всех стран и народов, как знак времени, когда прекращаются все войны и политические разногласия. Через минуту на центральных ступенях, ведущих к беговым дорожкам, появился Фриц Шильген, который заканчивал первую и ставшую в будущем традицией современных игр эстафету олимпийского огня. Зажженный 20 июля в Олимпии, факел прошел 3 075 километров через всю Юго-Восточную Европу: Афины, Дельфы, Софию, Белград, Будапешт, Вену и Прагу. Первого августа в 11 часов 42 минуты его встретили в Берлине.

В полном безмолвии Фриц Шильген бежал к чаше олимпийского огня и, непринужденно поднявшись к ней, повернулся к зрителям, вытянув факел в приветствие, которое узнавали уже во всем мире. Он был именно тем идеальным арийцем, являвшим собой чистоту германцев по представлению национал-социалистов. Через несколько секунд над стадионом светилось пламя Олимпиады, которое подарит миру две недели полных слез радости и разочарований, две недели ожиданий и волнений, две недели бьющихся в унисон тысяч сердец.

Первый день соревнований закончился, и Лотар, психологически выжатый как лимон, уставшей походкой вышел из здания Спортивного форума, наслаждаясь вечерней прохладой августовского заката.

– Привет! – этот голос он запомнил уже на всю оставшуюся жизнь.

Обернувшись, в свете заходящего солнца он увидел её, и вся сегодняшняя усталость исчезла, как колода карт в руках фокусника.

– Здравствуй, Лиона! Очень рад встретить тебя! Как дела?

– У меня все хорошо, а вот ты сегодня очень переживал. Я стояла у входа на стадион, метрах в тридцати от тебя, и всё видела. Мне очень хотелось подойти к тебе, как-то подбодрить, но я побоялась, что сделаю еще хуже.

– Как ты могла такое подумать? Ты не создана делать хуже, – ответил Лотар, тут же поймав себя на мысли, что она права. Действительно, зная, что Лиона рядом, он бы волновался ещё больше.

– Но ты молодец, ты собрался и прошел лучше всех! А что тебе сказал венгр? Я видела, как он подошел к тебе.

– Ой, что-то насчет удачи, я уже точно не помню.

– Но, значит, на тот момент это были нужные слова. Как хорошо, что есть такие люди, которые всегда могут поддержать в такой момент даже незнакомого им человека.

– Лиона, разреши проводить тебя? – с надеждой спросил Лотар, но по её взору понял, что вопрос был неуместен. Он уже хотел извиниться и набрал в легкие воздуха, как она ответила:

– Мне очень надо домой, я действительно спешу. У меня болеет мама, и мне сейчас не до променадов. Мы обязательно с тобой еще поговорим, и будем видеться. Мы же друзья.

Они встретились взглядами. Друзья так друг на друга не смотрят. И снова Лотар уловил в ее глазах печаль и вину. Они как бы извинялись перед ним, и он ничего не мог понять, но знал только одно, что рано или поздно ему все откроется.

– Рада была тебя видеть, мне надо бежать. Желаю удачи.

– И тебе только удачи, Лиона! – пожелал он и еще долго задумчиво смотрел ей вслед, а солнце к этому моменту уже желало всем спокойной ночи.

***

Теперь они виделись каждый вечер, так как в конце дня их собирали в Спортивном форуме для разбора полетов и анонсировали задачи на следующие сутки, но их общение между собой в основном сводилось к банальным «привет» и «как дела». Логдэ чувствовал, что она сдерживает себя и поэтому не хотел напрягать её, форсируя события. А спортивные арены Берлина в эти дни пылали от накала нешуточной борьбы за каждый сантиметр длины и высоты, за каждую сотую долю секунды, за каждый грамм чемпионского веса, за каждый точный удар по воротам соперника.

Вечером четвертого августа, покидая здание форума, он встретил Лиону, которая ждала его на улице и с непринужденной приветливой улыбкой подошла к нему.

– Привет, Лотар! Помнишь, я тебе рассказывала о Хелене Майер, чемпионке, которая помогла мне?

– Конечно, кстати, здравствуй, – ответил он и про себя подумал: «Не то, что помню, я благодарен ей очень. Ведь без нее не встретил бы тебя».

– Вот и хорошо. Сейчас на собрании услышала, твоя группа завтра будет находиться в Форуме. А что завтра будет в Форуме? – игриво спросила она.

– Львенок. Можно я буду тебя так называть?

– Конечно, мне будет очень приятно.

– Честно сказать, я прослушал, думал о другом.

– Или о другой?– и встретив его осуждающий взгляд, сразу добавила, – я пошутила. Но все равно очень интересно, о чем ты думал.

– Да ничего существенного,– соврать у него не получилось, стесняясь сказать, что, когда они находятся рядом, он думает только о ней. Заглянув ему в глаза, Лиона все поняла и кротко улыбнулась.

– Так вот, завтра здесь будут проходить финальные соревнования среди фехтовальщиц. Давай вместе посмотрим и будем болеть за Хелену.

– Конечно, я подойду, – в его голосе была нескрываемая радость. Он хотел увидеть Хелену Майер, но еще больше он хотел быть вместе с ней.

– Вот и замечательно, тогда договорились. Извини, мне надо бежать, до завтра!

В который раз он провожал ее взглядом, и в который раз она растворилась, как дымка над водой в вечерней прохладе.

Наступило завтра. Перед началом соревнований он с огромным интересом узнавал у Лионы всё о правилах и нюансах фехтования, а она, в свою очередь, очень живо и с большим желанием проводила этот экскурс. Как приятно было её слушать! Лотар узнал, чем рапира отличается от шпаги и был очень удивлен, что все команды во время поединка судья отдает на французском языке. Насколько красиво она их проговаривала, а затем, также по-французски произнесла фразу. Увидев вопросительный взгляд, она рассмеялась и легко потрепала его волосы.

– Извини, но ты не видел сейчас свое лицо. Ты смотрел на меня, как будто я по веревке спустилась с луны. Эти слова принадлежат великому Мольеру и они стали девизом – «Фехтование – это искусство наносить удары, не получая их взамен». Понимаешь, чтобы победить, ты должен заставить оружие дышать вместе с собой. Рапира – это не какая-то острая палка, это продолжение твоего тела, твоей души.

– Ты молодец, Лиона. После твоей яркой лекции я начал смотреть на фехтование совсем иначе. Раньше считал, что поединки на шпагах не больше чем пережитки прошлого, но ты открыла мне другую сторону… прекрасную сторону этого вида спорта. Слушая тебя, я понял одно, фехтование плачет по тебе.

– Спасибо, – в её голосе было удовлетворение и гордость, что она сумела произвести на него впечатление своим рассказом. И как бы в подтверждение этому Лотар продолжил:

– Я всё понял. Рапира перестала быть продолжением твоего тела, но осталась продолжением твоей души. Без шуток, ты сейчас меня поразила.

В финальную стадию соревнований попали восемь спортсменок, которые, чтобы выявить чемпиона, должны провести поединки между собой. Победителем поединка считается та, кто первая сделает пять точных уколов, а чемпионом становится, соответственно, у кого будет больше побед в семи поединках. При равенстве будет считаться количество точных уколов в финальной стадии.

Как сказала Лиона, сегодня небо рухнет вниз, а рапиры будут раскалены докрасна, и была права. Три чемпионки, три самых сильных фехтовальщицы мира, три непримиримых соперницы будут бороться за звание лучшей из лучших. Непобедимая последние два года Илона Элек из Венгрии, олимпийская чемпионка 1932 года в Лос-Анджелесе австрийка Эллен Прайс и та, которая для одного маленького человечка стала кумиром, Хелена Майер. Логдэ никогда не думал, как завораживают поединки фехтовальщиц. Он не мог оторвать взгляд от происходящего на дорожке. Лиона иногда поглядывала на него и была счастлива, видя, как он полностью внутренне окунулся в этот водоворот событий.

Первый свой поединок Хелена Майер проводила с Эллен Прайс. Две олимпийские чемпионки заставили молчать всех вокруг, выдав до предела напряженный и захватывающий бой. Как жаль, но кто-то должен был проиграть. Хелена уступила со счетом 5:4, но следующие пять встреч она выиграла практически вчистую. А Прайс неожиданно для всех споткнулась, проиграв немке Хедвиг Хасс, которая не хватала звезд с небес, но всегда считалась крепким орешком, со счетом 5:4. Второе поражение Эллен Прайс получила от Илоны Элек, и табло показывало 5:3. Но всех удивила Хедвиг Хасс, справившись и с Илоной. Перед последним поединком этого вечера между харизматичной Хеленой Майер и очаровательной венгеркой Илоной Элек еще ничего не было ясно. У каждой из них было 5 побед и одна неудача. А закончившие соревнования Эллен Прайс и Хедвиг Хасс имели в своем активе пять побед против двух поражений, но по количеству точных уколов Прайс была впереди.

Когда Хелена и Илона вышли на дорожку, от царившего напряжения в зале казалось, что вылетят стекла из окон. Лиона правой рукой взяла его ладонь и, не замечая этого, сдавила со всей силы. Поединок начался более чем непредсказуемо. Илона Элек с присущей ей скоростью и грацией легко повела в счете 4:0. При таком положении Хелена не могла претендовать даже на бронзу. На лице Лионы появились слезы, которые очень быстро начало сушить возрождавшееся сияние в ее глазах. 4:1? 4:2?! 4:3!! 4:4!!! Действительно, можно было сойти с ума. Кто сделает последний укол? В тот момент на этот вопрос не ответил бы никто во всей вселенной. Лотар посмотрел на Лиону и увидел, что она закрыла глаза.

– А друа! – прорезала зал команда судьи и Лиона, не подняв веки, всё поняла. Эта команда обозначала, что укол присуждается фехтовальщице, находящейся справа от судьи. Справа была Илона Элек. Новый олимпийский чемпион. Хелена стала серебряной, а Эллен Прайс взяла бронзу.

Спустя некоторое время, когда все немного успокоились, хотя заряд этого финала продолжал гулять по телу, он подошел к Лионе, и с благодарностью сказал, что ещё никогда не испытывал такую гамму ощущений и это был прекрасный спектакль, где нет проигравших, где есть только победители. А уже вечером, пожелав удачи, она опять растворилась в тени деревьев.

***

Лотар полюбил футбол в девятилетнем возрасте, когда старший брат приводил его на матчи чемпионата Германии с участием берлинской «Герты». Атмосфера, царящая на стадионе, просто завораживала, и ему маленькому всегда нравилось, как после очередной победы взрослые мужчины, радуясь, превращались в детей, скидывая с себя пальто из десятков лет с полными карманами проблем и невзгод. Уже тогда было понятно, эта игра завоюет сердца миллионов. Четыре сезона кряду начиная с 1926 года «Герта» доходила до финала чемпионата Германии и проигрывала. Но самое обидное поражение было в 1927 году, так как финал проходил в Берлине и «Герта» уступила ФК «Нюрнберг» на глазах у своих преданных болельщиков, пропустив два безответных гола. «Капля камень точит», – сказал пару тысячелетий назад римский поэт Овидий и был абсолютно прав. В 1930 году «Герта» в пятый раз подряд дошла до финала чемпионата Германии и, наконец-то, вершина была покорена в тяжелейшем матче, где не было место для компромиссов, против «Хольштайна» со счетом 5:4. На следующий год берлинцы повторили свой успех, победив, опять не без труда, одноименную команду из Мюнхена, ответив на два пропущенных тремя забитыми мячами. После реорганизации чемпионата Германии «Герта» добивалась успехов только на локальном уровне, у себя в лиге «Берлин – Бранденбург».

Когда Лотар смог достать билет на четвертьфинал Олимпийских игр по футболу, где Германии противостояли викинги из Норвегии, его радости не было предела. Матч должен был состояться 7 августа 1936 года на поле «Постштадиона», а красавец «Олимпиаштадион» принимал только полуфиналы и финал. Наступил долгожданный день, и Логдэ не мог найти себе места, предвкушая, как ему казалось, легкую победу немцев. В половину шестого вечера британский арбитр Артур Бартон дал свисток к началу матча, и ликующая толпа взорвалась таким ревом, что он не слышал собственного голоса. Трибуны «Постштадиона» еще никогда в жизни не испытывали такой нагрузки. Они впервые держали на своих плечах 55 тысяч зрителей, среди которых, как объявили перед матчем, были Джозеф Геббельс, Герман Геринг, Рудольф Гесс и сам Адольф Гитлер. Фюрер не любил футбол, потому что он не мог гарантировать победу Германии. Здесь нельзя подогнать результат с помощью различных манипуляций, так как футбольная команда это очень тонкий инструмент, состоящий из одиннадцати струн, каждая из которых особенная и не похожая на остальные, со своим характером и харизмой. А задача тренера настроить их так, чтобы при ударе по ним прозвучал аккорд, который не будет резать слух, а наоборот, захочется слушать его еще, еще и еще. Но уже на седьмой минуте норвежцы вылили ушат ледяной воды на головы немецких болельщиков, заставив стадион умолкнуть. Полузащитник викингов Магнар Исаксен завершил быструю контратаку своей команды хорошим и плотным ударом, заставив в полной тишине шевелиться сетку ворот сборной Германии. От шока немцы оправились очень быстро и, взяв под полный контроль круглого, начали массированно штурмовать норвежскую цитадель. Но грамотно и, главное, эффективно защищаться у северян было в крови. Сколько раз их предки, проигрывая противнику в численности, выдерживали напор, а потом разбивали в пух и прах. В количестве бойцов на поле был, конечно, паритет, но в мастерстве немцы были предпочтительней. И в этом ритме подошел к концу первый тайм. На трибунах бурно обсуждали события последних 45 минут, и только ленивый не делал свой прогноз на второй тайм. Никто из немецких болельщиков не догадывался, что главный тренер норвежцев Асбьорн Халворсен в своем роде опередил время. Обладая завидной тактической проницательностью, он предугадывал каждый ход своего оппонента и, прекрасно понимая, что на классе он не сможет соперничать с Германией, подвел свою команду к самому пику физической формы накануне матча. Также Халворсен полностью поддерживал формулу «отца» всех немецких тренеров, как его назовут в будущем, Рихарда Гирулатиса, ставшую девизом: «Для победы на поле должно быть 11 друзей».

Второй тайм начался, и зрители безудержно гнали своих любимцев вперед. Атака за атакой катилась на редуты северян и затихала при входе в штрафную площадь. Это напоминало, как бурлящие волны Северного моря превращались в штиль, заходя в норвежские фьорды. Где-то с семидесятой минуты Лотар заметил, что каждый рывок немецких игроков становился все тяжелее, и атакующая динамика сборной Германии явно снижала обороты. Силы терялись на глазах, и подтверждением этому были струи пота, катившиеся по всему телу футболистов. Норвегия, словно мангуст, вымотала противника и, почувствовав его усталость, начала готовиться к решающему удару, отодвинув игру ближе к центру поля. Долго ждать не пришлось. На 83-й минуте все та же «десятка» Магнар Исаксен заставил вратаря немцев Ганса Якоба снова вытаскивать мяч из сетки, оформив дубль. Это конец. Разочарованию не было предела, и, как позже узнал Лотар, сразу после второго гола Гитлер в гневе покинул стадион. Он не любил футбол, а футбол не любил его.

Вы когда-нибудь видели реку из 55 тысяч человек? Медленно вытекая из чаши стадиона в полном безмолвии, она производила очень удручающее впечатление. Никому и в голову не приходила мысль что-то сказать. Все шли, опустив головы, смотря себе под ноги, и понимали, что сегодня они не просто бесславно проиграли. Это было унижение гордости каждого из них, это было посрамление всей нации. Спустя сорок лет тренер «Ливерпуля» Билл Шенкли скажет: «Многие люди полагают, что футбол – это вопрос жизни и смерти. Я очень расстроен такой трактовкой этого вопроса. На самом деле футбол гораздо, гораздо важнее».

Лотар провел в молчании весь остаток дня, сильно переживая за сегодняшнее поражение и проклиная норвежцев. Если бы он знал, что это было далеко не последнее знакомство с ними… Хотя в глубине души понимал, что виной была слишком высокая самооценка или, наоборот, недооценка противника и полная уверенность в легкой победе.

А Олимпиада продолжала свое шествие по Берлину. Все сильнее, все выше, все быстрее. Германия уверенно лидировала по количеству завоеванных медалей, и все иностранные журналисты в унисон расхваливали организацию и масштабность этих игр. Действительно, до этого мир не видел ничего подобного. Более сорока радиовещательных компаний вели свои репортажи во все уголки мира. Впервые в истории была применена телевизионная трансляция, для просмотра которой в Берлине оборудовали 25 специальных кинозалов и по два в Лейпциге и Потсдаме. Пятнадцать иконоскопов3 было установлено на «Олимпиаштадионе» и в плавательном бассейне. Теперь зрители могли видеть пловцов не только сверху, но и под водой. А через два года миру был представлен документальный фильм Лени Рифеншталь «Олимпия», удостоенный призом за лучший фильм на Венецианском международном кинофестивале.

Неумолимо приближалось 16 августа, день закрытия Олимпийских игр. Лотар боялся этого дня, боялся того, что Лиона опять растворится в наступающих сумерках и навсегда исчезнет из его жизни. Нет, сегодня он не даст ей просто уйти. Он обязательно дождется ее у выхода из Спортивного форума и поведает о своих чувствах. Он так решил. Он не отпустит ее. Он так думал.

Церемония закрытия также была проведена с размахом и показательной мощью Германии. Но Логдэ уже не испытывал ту эйфорию, которая была при открытии. Накопившаяся усталость за эти два месяца давала о себе знать, притупляя чувства. Вполне возможно, что и не только усталость, но и переживания по поводу предстоящего разговора с Лионой не повышали уровень серотонина, так называемого гормона радости, в организме Лотара. Он не знал, чем закончится их встреча. Как сказал Альфред де Мюссе: «Неизвестность – самая мучительная из всех пыток». Единственное, что он точно ведал, они обязательно поговорят, и обязательно сегодня вечером.

Берлин прощался с Олимпиадой красиво и величественно. Корона из 32 столпов света, исходящая от «Олимпиаштадиона» и взлетевшая в темное небо, создавала впечатление рождения новой звезды. А постепенно угасающий олимпийский огонь на фоне этих лучей наводил грусть и, в конце концов, затух, как бы говоря словами Шекспира: «Ничто не вечно под луной». Пока все наслаждались этим незабываемым зрелищем, к Лотару сбоку подошел знаменосец венгерской сборной и, не отрывая взгляда от светового представления, негромко сказал:

– Я редко ошибаюсь, и ты действительно принес нам удачу. Мы стали третьими на этой Олимпиаде, и для нас это грандиозный успех. Я видел тебя на финале по фехтованию, где, может, ты и не хотел, но принес удачу нашей Илоне Элек. С тобой была девушка. Поверь мне, она любит тебя.

И так же бесшумно, венгр вернулся назад. Его слова придали ему веру, но отнюдь не уверенность. Печаль в глазах Лионы, которую он иногда ловил в её взгляде, рождала сомнения. Он хотел верить, что это связано с состоянием ее матери, но где-то в глубине чувствовал, что здесь кроется другое, и не в его пользу. В конце концов, все становится явным. Абсолютно все.

В Спортивном форуме царила веселая и оживленная атмосфера. Представители национального олимпийского комитета, собрав всех в большом зале, благодарили за проделанную работу в организации и успешном проведении Олимпиады. Также волонтеры были приятно удивлены, узнав, что все они награждены памятной медалью. Как-никак, а тоже Олимпийская медаль. Толпа шумела, шутила, и везде было слышно, как кто-то обязательно рассказывал о каком-нибудь веселом случае на играх. В этой суматохе Лотар потерял Лиону из вида и поспешил на улицу. Встав сбоку от парадного входа, он неотрывно смотрел на выходящих из здания людей, боясь пропустить ее. Прошло минут двадцать, и Логдэ уже начал бояться, что она проскочила раньше, чем он занял этот пост.

Тут появилась Лиона. Быстрой, в то же время легкой походкой она выпорхнула из дверей, резко остановилась и начала смотреть по сторонам. Лотар сделал шаг из своего укрытия, и она, повернув голову в его сторону, посмотрела на него, а затем быстро отвела взгляд. Он ничего не понял. Создалось впечатление, что он мешает, а она не хочет его видеть. Постояв еще пару-тройку секунд, Лиона, все той же воздушной походкой направилась в другую сторону. Он увидел, что на её пути встал парень, вышедший из тени ясеня. По знакам отличия было видно, что это гауптшарфюрер СС, а по осанке и внешности угадывался выпускник «Школы Адольфа Гитлера». Он выглядел старше Лионы, и Лотару очень хотелось, чтоб это оказался ее старший брат или другой родственник. Сделав пару шагов навстречу Лионе, он поймал её за талию, поднял и прокрутил в воздухе вокруг себя. Затем мягко поставил на землю и, взяв ее руки в свои, нежно поцеловал. Теперь он стоял спиной, а через его плечо Лиона смотрела на Лотара. Это был удар. Удар, после которого люди уходят в себя, теряя веру в лучшие чувства и превращаясь просто в механизмы. Кто-то, как хороший боксер, отходит от пропущенного удара и способен вернуть в свою жизнь эту гамму ощущений через определенное время, а кто-то – уже никогда.

Он не знал, что делать, и машинально пошел назад в здание Форума. Зайдя в холл, не обращая ни на кого внимания, подошел к окну и пустым взглядом уставился в темное небо, а за спиной все собирались в компании и бурно обсуждали, куда пойдут отмечать это событие. Лотар поймал себя на мысли, что нет ни злобы, ни ненависти, никаких эмоций, один лишь вакуум, одна лишь пустота.

– Лотар! – это был ее голос, и он резко повернулся, опустив глаза вниз, стараясь не смотреть на нее. А Лиона быстро продолжила:

– Молчи и не задавай вопросы. Я попытаюсь все объяснить, а дальше ты сам решай, кто я для тебя. Это мой жених, через год, когда ему будет 25 лет, мы поженимся. Раньше нельзя, он на службе. Я встретила его три года назад, и он очень помогал мне и моей матери. Год назад я дала согласие на свадьбу и не могу ничего отменить. Лотар, если бы ты знал, как я ненавижу себя, что не сказала тебе об этом раньше. Но если вернуть эти два месяца назад, я бы поступила точно так же. Мне очень приятно было общаться и находиться рядом с тобой. Может, я делаю ошибку, но у меня нет выхода. Забудь меня, пожалуйста, забудь. У тебя все будет хорошо… мне надо бежать. Я сказала Рихарду, что кое-что забыла и через пять минут вернусь.

Он поднял глаза, и они встретились взглядами. Молча смотря друг на друга, еле сдерживали себя от проникающих в каждую клетку чувств. Это было невыносимо и чтобы не мучить никого, она развернулась и, не оглядываясь, пошла к выходу. «Забудь. Какое простое слово, но насколько сложное действие. А зачем вообще забывать, это были прекрасные моменты! Нет, Лиона, не дождешься, я тебя не забуду!» – уверенной поступью прошла эта мысль, и пустота исчезла.

– А вот и наш венгр! – Лотар услышал оклик и понял, что это по его душу. Все в их команде шутливо называли друг друга по табличкам с названиями стран, которые сопровождали на Олимпиаде.

– Швед, куда без тебя денешься!

– Пойдем праздновать, я научу Венгрию любить пиво!

Шумной веселой компанией они вышли на улицу и устремились в пивной ресторан. В этот вечер Лотар напился.

Глава 5. Вопросы и ответы

Руво пошевелился, и, представив, как он потянулся после сна, Логдэ улыбнулся.

– Я вижу, ты не спишь, – и Лотара снова передернуло, но уже не вызывая того страха, когда он первый раз услышал этот голос.

– Ладно, ты меня видишь в этой тьме. Это я могу понять. Но откуда ты знаешь немецкий? – спросил он и, шутя, продолжил, – У вас под землей репетиторы иностранных языков?

– Честно сказать, я думал, тебя будут волновать вопросы посерьезнее. Но если тебе так интересно, то я, конечно, расскажу, – и Руво повторил последнюю фразу на английском, русском, французском и испанском. – Мы понимаем, о чем воет волк, мы понимаем, о чем кричит ворон, мы даже понимаем, о чем молчит рыба. И ты удивляешься, откуда мы знаем ваш язык. В Европе, у вас только один язык. Все остальное – разновидности. Вы до сих пор не в состоянии понять собаку, а она с вами тысячи лет ходит вместе. Мы просто умнее вас, и с этим тебе надо будет согласиться.

– Но если вы настолько умнее нас, почему вы не летаете в космос, почему не создаете энергию?

– Нам этого не надо. Мы берем только то, что непосредственно требуется для существования.

– А вот нам, людям, надо. Мы стремимся к открытиям… – Лотар не договорил, так как Руво резко перебил его.

– Полет в космос, это не открытие, это вторжение на чужую территорию, куда вас не звали. Вы по своей, я скажу мягко, наивности, идете, куда вам показывают, а не куда вам надо. Вся проблема человечества в дисбалансе наличия серых клеток среди людей. Более изощренный ум начинает вести за собой менее здравомыслящих людей, составляющих подавляющее большинство. И когда это стадо с радостью уходит на бойню, это и есть победа развитого ума, а оружием является сказка, которую вы называете «пропаганда». Смотри, Лотар, самой умной игрой вы считаете шахматы. Объясни мне, в чем прелесть этой игры? Вся партия построена на уничтожении фигур соперника, и цель одна, это убить короля. Самое комическое здесь, когда происходит ничья. Один король стоит против другого, как и в начале игры, но уже без подданных, то есть произошла бессмысленная бойня. И ты считаешь, это разумно. Разумно, когда соперники согласятся на ничью, не сделав ни одного хода. А эталоном были бы шахматы, начинавшиеся с двух королей на поле и заканчивавшиеся, как я сказал тебе раньше, всеми фигурами на своих местах и соглашением на мировую.

– Но ведь не все согласны на ничью? Какая, к черту, может быть ничья, если коммунисты хотят захватить весь мир со своим Интернационалом? А это зло, и с ним надо бороться! – эмоционально высказался Лотар и чуть успокоившись, добавил. – Скажи мне, что опять ошибаюсь.

– Конечно, вы без этого не можете. Не существует коммунизма, монархии, капитализма, вашего национал-социализма. Есть только власть или ее отсутствие. Как ветер рождается из-за разности давлений в слоях атмосферы, и чем выше это различие, тем он сокрушительней, так и власть появляется, как я уже тебе сказал, из-за дисбаланса серых клеток среди людей. И как у ветра, чем выше эта разница, тем глобальней ущерб. Все должно быть сбалансировано.

– Руво, я так понимаю, ты говоришь о равенстве. Но это утопия. Люди настолько разные, что не могут быть равны.

– Ты меня не понял. Ни о каком равенстве я не говорю. Каждый должен получать по заслугам. У нас есть старейшины, но они не обладают властью, она им не нужна, они обладают мудростью. Они дают советы, а мы все вместе решаем, как ими пользоваться. Я уверен, тебе не нужна власть, и ты ее не хочешь. Объясни мне тогда, почему она нужна другим? Стремление к власти это удел людей, пораженных неизлечимо завистью, а в этом смысле ты абсолютно здоров.

Лотар не знал, что ответить, и в образовавшейся тишине вдруг услышал едва заметный скрежет. Напрягая слух, он никак не мог понять природу этого звука. Руво также замолчал и спустя минуту удовлетворенно произнес:

– Ну, наконец-то. Это за мной. Ещё далеко, так что времени поболтать у нас предостаточно.

И в этот момент Лотару стало не по себе. Почему никто не спасает его? Неужели про него забыли? И, читая его мысли, дитя природы сказало:

– Тебя здесь никто не ищет. Ты сам бы искал себя в здании пустого склада под землей? Поверь, они не собираются его даже откапывать, но я помогу тебе, после того как вытащат меня. А, как ты слышишь, за мной уже идут.

– Согласен, в это время мне нечего было здесь делать, но тогда у меня вопрос: а что привело тебя сюда?

– Любопытство…, любопытство. Всё хотелось точно узнать, чем это закончится. Первый раз у них не получилось.

– Что это? – нервно спросил Лотар, его начинали бесить эти фразы-загадки. – Я догадываюсь, что это была диверсия. Ты её имеешь в виду?

– Скажу тебе даже больше. Эта спецоперация носила название «Ганнерсайд», по-вашему «Мелководье». Это длинная история и если ты захочешь, я расскажу тебе её позже.

– Откуда, ты это знаешь?

– Мы следим за вами, потому что вы склонны делать непоправимые вещи. Мало того, уничтожаете себя, это нас не сильно волнует, вы нехотя приносите беду и нам. А вот это уже тревожит, и поэтому нам приходится наблюдать за вами и по возможности мешать.

– Интересно, что вы можете такое сделать, чтобы помешать? Мне мало верится, что знание языка зверей сильнее наших технологий. Или я опять ошибаюсь? И у вас под землей целые заводы производят что-то сверхъестественное?

– Здесь ты прав. Заводов у нас нет. Все, что нам надо для существования, мы берем у вас.

– Так вы просто паразиты! Жить за счет других и при этом учить их жизни. Вот это ваша мудрость, Руво! – воскликнул Лотар, чувствуя в душе небольшую победу, и на ажиотаже продолжил. – Нет, я опять ошибаюсь, вы не паразиты, вы просто мелкие воришки!

– Иногда, может быть, мы и действуем как мелкие воришки. Но насчет жизни за счет других, ты не прав. Все ваши сооружения, города, заводы стоят как деревья, пустив корни в глубину земли. Что будет, если дерево оставить без корня? Оно упадет. Вот так стержни ваших городов вы сами дали нам в руки, и в любой момент, если мы решим, что так будет правильно, обрушить любые ваши строения не составит никакого труда. Согласись, слишком большая сила для паразитов.

– Ты тоже говоришь о разрушении. Так чем вы лучше нас? – почти переходя на крик, не мог успокоится Лотар.

– Ты так и не понял. Мы не уничтожаем себе подобных, – спокойно ответил Руво, – вот главное отличие.

Они оба замолкли, и Логдэ, задумавшись, пытался найти несостоятельность в его утверждениях. Он неплохо знал историю Нового времени, и быстро пробежал по ней, вспоминая крупные военные конфликты. Ливонская, Англо-испанская, 30-летняя, Северная, хождение Наполеона по Европе, n-ое количество Русско-турецких и, в конце концов, Первая мировая. А потом ещё с десяток менее значительных войн. Лотар искал оправдание всем этим столкновениям, но не нашел ни одного действительно веского. Похоже, Руво прав, говоря о подавляющем количестве скудоумных людей. Недаром Отто фон Бисмарк сказал, что глупость – это дар божий, но нельзя им злоупотреблять. И его самого начали терзать сомнения по поводу. Он никогда не считал себя глупцом. У всех кто знал Лотара, несмотря на различные отношения, не поворачивался язык даже в его отсутствие назвать недалеким. Но, по утверждениям Руво, он примкнул к стаду. И не только он. Ректор технической школы Эрнст Сторм с 1932 года был членом НСДАП. Вспомним и Вернера фон Брауна. Нет, эти люди не могут поддаться на сказки и быть толпой, значит, дело в другом. Окунаясь дальше в эти размышления, Лотар понимал, что ответ не так уж близок. Всё равно сейчас ничего не изменить, война в разгаре, и нужно полностью отдать себя Родине. И на данный момент это будет правильно. Он не смог понять малого, что отрицание влияния пропаганды на себя, это первый признак, что она сработала, только более искусно. В руках мастера, коим являлся Йозеф Геббельс, даже умная пешка превращалась в обычную, не подозревая об этом. Вопросы возникали только с мудрыми пешками, но эта проблема решалась с помощью вывода их из шахматной композиции и замены простыми.

Руво прекрасно понимал дилемму в его голове и поэтому молчал, давая спокойствие его рассуждениям, выжидая, когда он задаст, очередной вопрос. Тишина продолжалась, и он, чувствуя, что Лотар не может найти ответа, решил перевести разговор на более позитивную тему:

– Ты не уснул? – шутя спросил Руво, естественно, зная ответ. – Некоторые вещи вы делаете, поверь, что мы завидуем. Я скажу больше, это небесно красиво.

– Да неужели, хотелось бы узнать по подробнее! – в Логдэ опять проснулось раздражение. Сосед начинал его нервировать, но он понимал, что не прав, и ничего не мог сделать со своим я. Всегда раздражает, когда из тебя делают примитивность. Но, с другой стороны, он знал, что только глупец считает себя умным. И лишь здравый рассудок может полагать, что он ещё ничего не знает. Всегда приятно смотреть, как дурачатся умные люди, и очень тоскливо, когда умничают дураки.

– Ваше искусство, например. Ты не поверишь, но я безумно люблю «Шутку» Баха, «Каприс» Паганини и, это само собой, «В пещере горного короля» Эдварда Грига.

– А как ты относишься к джазу?

– Никогда такого не слышал, – и, пропустив этот вопрос, продолжил, – если появлялась возможность, то я обязательно приходил в Норвежский национальный театр. Естественно, без билета. Когда начиналось действие и тушили свет, я поднимался снизу, спокойно становился за кулисы и слушал, слушал, слушал. А потом так же тихо возвращался. Был однажды забавный случай. На одном из представлений, если не ошибаюсь, «Победа во тьме» Лагерквиста, как всегда, занял свое излюбленное место в темном углу за кулисами и наслаждался игрой актеров. Закончился первый акт, началась подготовка декораций ко второму, и в этом движении меня никто не замечал. Я был похож на неприглядную тень, никому не нужную. Не знаю точно, что там случилось, но на сцене начал появляться дым. Прибежал пожарный с фонарем, пытаясь отыскать очаг. Так интересно, вокруг была огромная суета, и при этом тихо. Все перешептывались, чтоб не испугать зрителей. И вдруг пожарный резко развернул фонарь в мою сторону, полностью осветив меня. Мне ничего не оставалось, как застыть замертво, прикидываясь куклой. Не сильно присматриваясь ко мне, укротитель огня приказал, чтобы «этого страшного деревянного карлика» отнесли в сторону. Честно сказать, я обиделся, он тоже был далеко не красавец. Круглый, на коротких ногах, и этот шлем, который не налазил на его голову, смотрелся как железная чашка на глобусе. Двое актеров подбежали ко мне, взяв по бокам за прижатые руки, перенесли как дверь и поставили напротив метрах в пяти. Меня это начало веселить. В течение пары минут они справились с источником дыма, там начала тлеть какая-то мелочь, и вся труппа, выдохнув и успокоившись, вместе с пожарным молча стояла на сцене. И в этот момент я топнул ногой. Когда они посмотрели все в мою сторону, не понимая, откуда этот звук, я уже на их глазах стукнул по полу еще раз и походкой Чарли Чаплина пошел в их сторону. Ты не видел эти лица! Пройдя по сцене сквозь них, они расступались, я в полной тишине вышел за кулисы и направился восвояси. Правда, на двери комнаты пожарного я не удержался и написал «Сам ты страшный деревянный карлик». Жаль, так и не глянул второй акт.

Смех Лотара начинал расти по ходу рассказа и, представляя эту картину, превращался в хохот. Он не мог остановиться, рисуя в своем воображении глупо удивленное лицо нагнувшегося пожарного, читающего несколько раз надпись на двери, сделанную на уровне живота.

– Да ты, шутник, – успокоившись, после глубокого вздоха, произнес Лотар. – И часто так веселимся?

– Это было как-то спонтанно. Мне после этого досталось. У нас не приветствуются открытые встречи с вами.

– Интересно, а какие приветствуются? – перебил Лотар и тут же извинился за бестактность.

– У нас не везде есть уши, и мы находим людей, которые могут добыть для нас что-нибудь интересное. Ты не представляешь, на какую низость способны многие из вас за пригоршню золотых монет. А у нас этого добра – горы. Вот с ними мы и встречаемся в темных глухих места. Я уже говорил, мы следим за вами.

– А если я, когда выберусь отсюда, расскажу о своей встрече и разговоре с тобой? – неуверенно спросил Логдэ. – Вы сделаете так, что я пропаду без вести?

– Ты не тот случай, потому что тебе никто не поверит. Все спишут на шок и галлюцинации. Уверен, ты даже сейчас не до конца веришь в происходящее. Вы не можете полностью принимать информацию без визуального контакта, а он как раз сейчас отсутствует.

И действительно, Лотар поймал себя на мысли, что, может, это просто игра его пассивного воображения. «Шутка», «Каприс», «В пещере горного короля», конечно, он знал все эти произведения, и мозг мог их достать у себя на полке, но «Победа во тьме» Лагерквиста была необъяснима. Он даже не знал такой пьесы, но не слышал и о таком авторе. Ему рассказывали, что достаточно беглого взгляда на предмет и это навсегда останется в памяти. Возможно, эту пьесу он видел на одной из многочисленных афиш в Берлине? Может быть. Но были сомнения. Лотар обладал хорошей зрительной памятью и считал, что однозначно запомнил бы эту фамилию. Он не знал о запрете изданий и постановок пьес этого шведа из-за его отрицательного отношения к Германии после Первой мировой войны. На афишах Берлина в то время Лагерквиста никогда не было. Также Руво сказал, как называлась спецоперация. «Ганнерсайд». Он точно не слышал этого слова. Значит, это не галлюцинации и напротив него в этой тьме действительно находится существо, зовущее себя Руво. Математический склад холодного ума и сильное логическое мышление мешали ему принять данную ситуацию как вполне реальную, но Логдэ мог рассмотреть происходящее и с другой стороны. Будучи физикохимиком, в отличие от математиков, он отлично знал, что два плюс два не всегда будет четыре. Все зависит от условий, в которых происходит сложение. В итоге может быть и ноль, а может быть и десять. Если в науке для него с условиями было все понятно (изменения температуры, давления) и их влияние на происходящие процессы, то здесь он не мог определиться. Но это не было причиной отрицать существование таких, как Руво. В конце концов, ему было приятно это общение, хоть иногда оно его и злило. Интерес побеждал, и Лотар задал следующий вопрос:

– Как я понял, вы не любите нашу науку, но цените наше искусство. А что еще мы делаем прекрасное в вашем понимании?

– Нет разницы между наукой и искусством. Это все ваша активность, а вот она уже различается. Либо созидание, либо уничтожение, ну и, вспоминая о дураках, просто бессмысленная. И здесь появляются, как ты видишь, между мной и тобой разногласия. То, что ты считаешь творением, я считаю разрушением. Задайся вопросом, что ты делаешь в Веморке? Я знаю, ты ответишь, что человечество стоит на пороге открытия великой энергии, а ты в этом процессе далеко не последнее звено и, вероятно, войдешь в историю.

– Ты прав, я именно так и ответил бы, но добавлю еще, понимая, к чему ты клонишь. Да, атомная энергия может принести смерть и уничтожение. И, скорей всего, принесет. Но сколько с ее помощью можно будет сделать полезного. Гораздо больше, чем плохого.

– Смотря, в чьи руки вы ее отдадите. Но дело не в этом. Зачем расщеплять атом, когда вокруг вас один сплошной клубок энергии? Солнце, ветер, вода и, в конце концов, ее величество гравитация. Но нет, вам надо разрушить атом. А могли бы просто поймать за хвост молнию и оседлать ее. И хватило бы на всё и всех. Толька та энергия может быть чистой, которую дает природа вам просто так. Но…, чувствую, я тебя все равно не переубедил.

– Руво, давай каждый останется при своем мнении в этом вопросе, и поменяем тему. Мне так понравилась твоя история о театре, что очень хочется узнать, где ты еще был. Например, видел ли ты Эйфелеву башню? Я шучу.

– Видел, и я не шучу.

– Но как ты попал в Париж?

– Вот это, кстати, вообще не проблема. Спрятаться в трюме корабля и доплыть хоть до Америки, нет ничего проще. А потом залезть в почтовый вагон и доехать куда угодно, где есть рельсы.

– Всегда мечтал увидеть это творение Эйфеля не на картинках. Никогда не понимал людей, которые считают эту башню уродливой.

– В какой-то мере, Лотар, я с ними согласен. Люблю сооружения из камня или дерева, потому что в них есть жизнь, а железо мертво, и от него веет холодом, поэтому Эйфелева башня для меня это просто большая железяка. Обычный одноэтажный каменный домик нравится мне больше, чем любая стальная конструкция. Согласись, железо не вписывается в картину рядом с морем, лесом или горами. Природа его как бы отторгает. Как прекрасна каравелла в лучах заката на волнах океана и как уродлив танкер в том же свете.

Задумавшись, Лотар соглашался с его доводами. Может, действительно Эйфелеву башню лучше смотреть на картинках? Он хотел возразить, что по свойствам железо намного практичнее камня и тем более дерева, но осекся, вспомнив пирамиды, Великую китайскую стену и амфитеатр, которые выдержали натиск тысячелетий. А вид железного хопеша4, который он увидел в Новом музее, не производил впечатление хорошо сохранившегося, несмотря на весь уход за ним. Вода и воздух дарят человеку жизнь, а у железа, наоборот, забирают. Интересно получается.

– А что ты думаешь насчет стекла?

– Стекло – замечательный материал. И вы умеете с ним красиво работать. Чего стоят витражи Эмануэля Вигеланда здесь, в Осло, в Кафедральном соборе. Тончайшая работа. А теперь вы из него делаете крышу для зимних садов, значит, в будущем будут и стеклянные дома, и стеклянные мосты. Ты только представь себе мост, но не из обычного бесцветного стекла, а из переливающегося всеми красками витража. Как он сказочно будет играть на солнце! Мне кажется, что, наступив на такой мост в яркий день, можно почувствовать себя в другом, очень прекрасном мире на пути в Асгард.

– Да ты романтик, Руво!

– Нам не чуждо ничто человеческое, в конце концов, мы тоже люди, но только сильно отличаемся от вас….

Он затих, немного расстроившись, что не получилось вывести Лотара на разговор о религии, несмотря на тонкий намек о Кафедральном соборе и Асгарде. Ему очень хотелось поговорить на эту тему. Логдэ ему нравился, как нравится учителю, в хорошем смысле, дотошный ученик с пытливым умом.

– А что ты делал в соборе? Уверен, у вас другие боги,– Лотар не видел, как, довольный собой, улыбнулся Руво.

– И какие они, по твоему мнению?

– Я не знаю, к какой религии близок ваш народ. Христианство? А может, ислам? Или буддизм?

– Если это тебя так интересует, я, конечно, отвечу, – слукавил он. Ему самому очень хотелось провести лекцию на эту тему.

– Занятно было бы узнать, каким богам вы молитесь.

– Я не заставлю тебя ждать. Смотри, до нашей эры вы уже знали, что есть Индийский океан. Спустя пятьсот лет – Атлантический. А через 15 веков были в курсе насчет Тихого океана. Но на то, чтобы понять, что это одно целое, у вас ушло еще четыре века. И вот только недавно в 1917 году русский географ Юлий Шокальский объединил их и назвал «Мировой океан».

– Руво, я никогда об этом не слышал. Откуда ты все это знаешь? – искренне удивился Лотар.

– Чтобы перечитать небольшую городскую библиотеку, у меня уйдет около года. Больше времени теряется, чтобы взять, а потом вернуть книгу на место. Как ты там сказал, «мелкие воришки»? Но по-другому не получается. Не сбивай меня. И вот люди наконец-то дошли до того, что прекрасно понимают акулы: вода одинаковая, и океан один. Просто где-то теплее, а где-то холоднее. Развитие религий, я буду говорить о буддизме, христианстве и исламе, поскольку ты назвал их, началось просто с веры в себя, никаких богов. Ты понял, я говорю о буддизме. Но если каждый верит в себя, то этих людей практически нельзя подчинить, кроме как силой. Это порождает обратную реакцию, и никто не знает, чем это столкновение закончится. Поэтому некто, больной властью, решил подчинить себе людей с помощью богов. Человек начинал верить в бога, а этот некто стал посредником и, соответственно, обзавелся властью над верующими, говоря им, что только бог делает человека сильнее. Но как можно стать сильнее, перестав верить в себя? Многие это начали понимать и решились на отречение. И вот тут становится интересно. В буддизме нет отречения от бога, поскольку он отсутствует, точнее, оно носит другой характер, это уход от мирской суеты. В христианстве тебе скажут, что ты волен уйти, но это ничего не решает, так как на тебе стоит «неизгладимая печать». То есть мягко намекнут, что власть над тобой остается. А вот ислам, который моложе, пошел дальше христианства, и за отречение тебя ждет смерть. Это апогей власти. Но теперь вернемся к акулам. Представь эти три религии как три океана, а вода – это их устав, состоящий из заповедей и грехов, что в принципе одно и то же. Я не спорю, там написаны важные, мудрые вещи, и, заметь, они одинаковы в самом основании, как вода у берегов Индии и Кубы. Ну что, продолжишь мою мысль?

– Конечно, я понял, к чему ты ведешь. Создание единой мировой религии на базе основных заветов без права властвовать над человеком. Твои суждения пересекаются с мыслями Ницше.

– В этом нет ничего удивительного. Фридрих был мудрый человек. Мой дедушка любил с ним общаться, – и, чувствуя, как напрягся Лотар, Руво с улыбкой добавил, – это была шутка, успокойся. И теперь вопрос. Через сколько веков вы дойдете до этого?

– А ты уверен, что это правильный путь?

– Я скажу больше, он единственный верный.

– И, наверно, ты уже знаешь, как она будет называться?

– Не поверишь. Но я об этом никогда не задумывался, а сейчас как раз тот момент.

Наступила тишина, и Лотару было очень интересно, до чего же додумается Руво. Вдруг он обнаружил, что исчез скрежет за стеной. «Видно, все ушли на сиесту. В конце концов, они тоже люди», – про себя улыбнулся он. Казалось, что Руво уснул, и он решил не окликать его, а дать возможность самому немного поспать. Логдэ даже не заметил, как забыл о ране и застывшей крови на волосах после удара камня. Да, в этот день на голову была большая нагрузка, как извне, так и внутри. Его глаза начали закрываться под тяжестью усталости и темноты.

– Не спать! Я придумал!

– Ну, говори, потому что я уже очень хочу вздремнуть, – тихим голосом ответил Лотар, скрывая зевоту.

– Потерпи еще немного. Время нашего общения подходит к концу, а ты еще не задал самый важный для тебя вопрос…. А теперь о мировой религии. Вот что я придумал. Пальцы рук, держащие хрустальный шар, очень напоминают меридианы, обхватывающие землю. Длина меридиана везде одинакова, как и будет единая религия для любой точки земли. Меридиан обозначает «полуденный», то есть солнце в зените, высшая точка. Поэтому новая неделимая мировая религия вполне обоснованно может носить название – Меридианство. Как тебе, такое имя?

– В принципе, не вижу ни одного против, – произнес Логдэ, а сон побеждал, и он ничего не мог с этим сделать, – Руво, я буду засыпать. А тебе, наверное, не хочется? Ты же недавно спал.

– Из-за нехватки кислорода здесь, под землей, мы спим очень часто, стараясь не тратить его попусту. Поэтому мы стали маленькими, чтобы организму его хватало. Но ты должен и сам это прекрасно знать.

– Я физикохимик, а не биолог. Спокойной ночи.

– Лучше бы ты был биологом, – ответил тихо с грустью Руво, но Лотар уже отключился и не слышал его.

Глава 6. Весна в Берлине (продолжение)

Лиона подошла, и он не мог пошевелиться. Насколько эта встреча была для него долгожданной, ровно настолько она стала неожиданной. С какой легкостью он проделал путь от Высшей школы до озера, а теперь не мог пройти и пару метров навстречу ей. В горле все пересохло, не оставив и намека на выпитый недавно широкий стакан эля, и только глаза выдавали весь спектр чувств, светившихся у него внутри. Она внимательно посмотрела на него и весело пропела:

– Я не привидение, Лооотар! Выглядишь отлично!

Он прекрасно понимал, что выглядит по-идиотски, но ничего не мог с собой поделать и продолжал молчать. Она помахала рукой перед его глазами и улыбнулась.

– Хорошо, я привидение. И это привидение хочет знать, что у нас в папке.

Наконец-то это глупое оцепенение прошло, и Лотар, сделав большой глоток чистого воздуха, раскрыл папку, доставая оттуда диплом бакалавра.

– Лиона, ты не поверишь, но я получил его два часа назад. Сегодня особенный день во всех смыслах.

Он протянул диплом и заметил, что на безымянном пальце её левой руки не было обручального кольца. Вначале он не поверил себе, думая, что показалось, снова бросив взгляд на ее пальцы. Она поймала его взор и тихо сказала:

– Пойдем на лавочку, где я сидела, поболтаем. Я думаю, нам есть о чем поговорить. Или ты спешишь?

– Я свободен был до этой минуты, а теперь полностью в твоих руках, привидение, – ответил с улыбкой Лотар, и они направились к скамейке под тихий плеск воды озера Нойер. Присев, Лиона с интересом начала разглядывать диплом и как бы между прочим тихо сказала:

– Рихарда убили в Польше в ноябре 39-го местные партизаны. К этому времени он уже был оберштурмфюрером СС. Они выследили его, когда он ночью возвращался с задания в комендатуру, и двумя выстрелами сзади не оставили ему никакого шанса. Так мне рассказал его сослуживец, но, честно сказать, я верю в это с трудом. Мне кажется, все было по-другому. За два года замужества я узнала его очень хорошо.

– Мои сочувствия, Лиона, – проговорил Лотар, но она быстро перебила его.

– Не стоит. Может, это будет выглядеть неправильно, но перед тобой я не хочу играть роль несчастной безутешной молодой вдовы. До свадьбы он был совершенно другим человеком, но все резко изменилось, когда получил звание унтерштурмфюрера СС. Рихарду казалось, что он схватил судьбу за горло. Появился новый круг общения, и, поверь, как мне было противно сидеть с ними за одним столом у нас дома, когда он приводил их в гости, угощая шнапсом. Слушать постоянно пьяные разговоры о том, что только они способны поднять Германию, а люди не больше чем инструмент, который, если они захотят, можно выкинуть на свалку. Честно, мне было страшно. И в один момент я сказала об этом Рихарду. Сколько было крику о том, что он сделал для меня, как вытащил из убогости, какая я ничего не понимающая дура, а они – элита Третьего рейха, и живу только благодаря ему. И все это приходилось держать в себе. Мама умерла через два месяца после свадьбы, и мне просто не с кем было поговорить.

– Лиона, неужели ничего нельзя было сделать?

– Что я могла, оставшись абсолютно одна? Это было как замкнутый круг. Сколько раз я думала, что сказал бы мне отец. Он никогда не представил бы, что я сдалась. А я сдалась. Во мне стала жить такая апатия. Уже не обращала никакого внимания на его походы с друзьями в бордель. Он даже не пытался это скрывать от меня. Дальше стало еще хуже. После так называемой «хрустальной ночи» он приехал домой на грузовой машине и, довольный собой, сказал, что мы переезжаем в новую квартиру на Регенсбургер Штрассе. Я не спорю, это была очень хорошая квартира, о которой можно только мечтать, и не спрашивала, откуда она появилась, но чувствовала что-то нехорошее. Вскоре я узнала, что здесь жила еврейская семья. А в ту холодную ноябрьскую ночь мой муж вместе с друзьями из СА прямо из постели вывел их на улицу вместе с детьми. У них было две девочки, шесть и десять лет. Посадили в кузов грузовика и увезли неизвестно куда. Как позже рассказывали соседи, все это время они молчали, даже дети. А потом, как выпьет, таскал меня по комнатам и кричал, что это все для меня. Как я хотела в эти моменты его заколоть. Представь, Лотар, как мне живется в этой квартире. Я сейчас сдаю две комнаты, и мне этого хватает, даже больше. Но чувство, что я тоже причастна к этому, не покидает. Поэтому, я не верю, что он возвращался с задания. Скорей всего, той ночью он шел пьяный от какой-то девицы. Ладно, хватит о плохом. Расскажи, что у тебя?

Логдэ было сложно переключиться на другую тему после услышанного.

– Сорняки растут в каждом огороде. Но почему он достался именно тебе? Как жаль, что нельзя вернуть время обратно.

– Если бы мы могли всё делать дважды, то всё обстояло бы намного лучше, – ответила Лиона пословицей и повторила вопрос. – А как там у тебя?

И он поведал, как все эти четыре года постигал волшебный мир химических реакций. До каких высот дошла наука и что человечество стоит на пороге величайших открытий. Старался как можно реже произносить научные термины, но получалось у него это с трудом. Слов из песни не выкинешь. Моментами Лиона вообще не понимала, о чем он говорит, но ей очень нравилось, с какой легкостью Лотар выдавал эти сложные названия. Она с большим интересом слушала его, вглядываясь в глаза, полные жизни. Как же по-разному прошли эти четыре года у них. Она столкнулась с грязью, низменностью, предательством и постоянными упреками. Иногда ей казалось, что другая жизнь со сбывающимися мечтами и просто спокойствием бывает только в книгах, читая которые, она пыталась сбросить с себя этот груз. А сейчас чувствовала, что Лотар, словно теплый южный ветер, приподняв штору, ворвался в ее пространство, принеся с собой новые запахи и свежесть. Ей хотелось его слушать и слушать. Единственное, что она не могла понять, как он изменился. Она ощущала, что в нем произошли перемены, но объяснить их не могла. Наверное, он просто возмужал.

Лиона посмотрела на часы и с нотками извинения тихо сказала:

– Мне надо идти. Я обещала квартирантке присмотреть за ребенком. Здесь недалеко. Не надо меня провожать. Просто в их глазах я молодая безутешная вдова. Они ничего не знают, а я не хочу им что-то объяснять. Не обижайся. Я надеюсь, ты понимаешь.

Он не успел задать вопрос, как она, продолжив, сразу ответила на него:

– Последнее время я каждый день около двенадцати прихожу на это место. Мне здесь очень нравится. Завтра мы можем увидеться.

– Конечно, Лиона, я обязательно подойду.

В который раз в своей жизни он провожал ее взглядом, но впервые знал точно, что завтра они встретятся, и им никто не будет мешать.

Лотар вернулся в пивной сад и взял себе еще эля. Размышляя о том, какую силу над людьми имеет господин Случай и как он благодарен ему за сегодняшнюю встречу, не заметив опустошил стакан, попросив официантку принести еще. Легкий хмель приятно обострял положительные эмоции, а природа и обстановка вокруг заставляли просто быть счастливым. К соседнему столику подошла семья, и мальчик лет семи, подняв руки вверх и раскачиваясь, грозным голосом спрашивал у отца, похож ли он на медведя. Конечно, как же он сам не догадался. Завтра они посетят это царство животных. Лотар не преувеличивал. Берлин мог легко похвастаться своим зоосадом перед любой столицей мира. Если и был человек, способный создать рай для диких животных, то это Генрих Бодинус. Став в 1869 году директором зоопарка, за почти двадцать лет он провел впечатляющие преобразования. В каждом его детище чувствовалось, с какой любовью он относился к живой природе. Многим казалось, что звери, будь то хищники или травоядные, принимали его за своего. Оно и понятно. Любое живое существо ощущает любовь к себе и отвечает тем же. А некоторые считали, что его любят даже камни. Ту экзотику, в которую он погрузил атмосферу зоопарка, очень сложно передать словами, её надо было лицезреть.

Проведя еще немного времени в кафе, слушая восторженный голос мальчика за соседним столом, он не спеша встал и направился в сторону зоосада. Обойдя озеро Нойер и купив два билета, счастливый возвратился домой. Лотар жил по северную сторону Тиргартена, а Лиона, как оказалось, с южной. Классический пример. Два любящих сердца, и по разные берега. Только воды холодной реки в этой истории заменял уютный зеленый лес, дыханием которого наслаждался весь Берлин. «Я сделаю всё, чтобы завтра эти четыре года для Лионы начали превращаться в обычный неприятный сон, который со временем уходит из памяти», – думал Лотар, поудобнее пристраиваясь на подушку. Он не догадывался, что первый шаг сделан был уже сегодня, и за последнее время Лиона впервые уснула с улыбкой на лице.

Логдэ проснулся около семи утра, и стрелки на часах, как бы издеваясь, передвигались не быстрее улитки. Берлин пробуждался и оживал, показывая, что время продолжает свой ход и полдень не за горами. Чтобы убить время (дома это не получалось), он решил прогуляться к Бранденбургским воротам. Затем, обойдя Тиргартен с востока и далее с юга, направился к озеру Нойер. Как и вчера, погода не могла не радовать своей теплотой. Лотар подошел к лавочке и взглянул на часы. Было двадцать минут двенадцатого.

– Привет! Не смотри на время, я уже здесь, – услышал он за спиной её веселый голос и обернулся.

– Привет, но ведь еще не полдень?

– Но ты тоже здесь, – она игриво улыбнулась и продолжила, – когда я вчера возвращалась домой, подумала, не посетить ли нам завтра зоопарк, и купила два билета.

Доставая их из сумочки, Лиона не заметила, как он вытащил из кармана свои, держа по одному в каждой руке. Встретившись взглядами, они разбудили дремавших рядом птиц своим звонким хохотом.

– Значит, сам Бог велел! – рассмеялась она и, развернувшись, направилась в сторону зоосада. Лотар шел чуть сзади и не сводил с нее глаз. Зайдя на мост через канал Ландвер, она посмотрела на него и снова улыбнулась, увидев билеты в его руке. Теперь на них обратили внимание двое детей, скорей всего, брат и сестра, кормивших с моста уток.

– Малыши, не хотите в зоопарк? Там тоже есть кого покормить, – спросил Лотар и, не дожидаясь ответа, протянул билеты. Их не пришлось долго уговаривать. Мальчик смело подошел, взял билеты и с серьезным лицом начал внимательно их рассматривать, переворачивая в руке, словно опытный оценщик в ломбарде. Потом, крикнув сестре, что слона будет кормить только он, побежал по мосту. Девочка, попрощавшись с утками и поблагодарив его, ринулась за ним. А следом, наслаждаясь присутствием друг друга, неспешно последовали два учащённо бьющихся сердца.

Знаменитые слоновьи ворота, сделанные в виде пагоды, притягивали своим видом посетителей, как бы приветствуя их легким индийским поклоном. Прогуливаясь от вольера к вольеру, Лотар поймал себя на мысли, что они созданы так, как будто их главная функция не защитить людей от диких животных, а совсем наоборот – охранять зверюшек от посягательств человека. Видя, какое спокойствие и безмятежность царят у животных, наверное, оно так и было. Этот природный покой нарушали только детские восторженные возгласы, а взрослые тихо обменивались впечатлениями. Единственными, кому слово «покой» только снится, были макаки. Каждая была чем-то занята. И только она сама знала, что делает. Наблюдая, что они вытворяют, это не могло не вызывать улыбку, Лиона задумчиво спросила:

– Неужели Дарвин прав? Это какой-то кошмар. Мы не можем быть от них.

– Ты же не будешь отрицать, что собака произошла от волка. А теперь представь мордочку немецкого шпица, которому показали волка и сказали, что он произошел от него.

Она открыла сумочку, достала зеркало и, взглянув в него, весело сказала:

– Зачем её представлять, я на нее смотрю!

– Лиона, не обижайся, я не это имел в виду. Извини. Я хотел сказать, что… – он не договорил и рассмеялся, видя, как она с большим трудом сама сдерживает смех.

– Всё, хватит. Пойдем дальше, потому что, глядя на макак, мне тоже хочется начать корчить им рожицы, – успокоившись, но все так же весело произнесла она и начала отходить от вольера.

– Честно сказать, я на это посмотрел бы с удовольствием, – ответил Лотар, поймав на себе игриво-обиженный взгляд.

– Не дождешься!

Продолжая свой путь, они рассуждали, насколько богата природа в своих проявлениях и как разнообразна фауна. Логдэ неплохо ориентировался в зоологии и рассказывал разные интересные факты о животных. Следующей затяжной остановкой стал вольер со львами. Окруженный с одной стороны рвом с водой, а с другой, гладкой неприступной скалой, он напоминал полуостров, покрытый кустарниками, валунами и деревьями. В каждом неспешном движении львов ощущались мощь и величие королей животного мира. Это завораживало. Абсолютно не обращая внимания на людей, показывая всем своим видом, что они выше этого, львы просто отдыхали.

– Лиона, посмотри, это ты, – окликнул Лотар и рукой показал в левую часть вольера.

Там из-за камня, потягиваясь, вышел львенок. Маленький, с большими карими глазами и торчащими в разные стороны ушами, слегка пошатываясь, он, осмотревшись по сторонам, непринужденно присел и зевнул.

– Это просто чудо, – пропела она.

Лотар взял ее руку в свою и молча они наблюдали за львенком, который, подняв голову вверх, широко открытыми глазами что-то изучал на дереве. Если бы они знали, что через пять лет, когда весь Берлин будет разрушен от нескончаемых бомбардировок, артобстрелов и уличных боев, из всех львов выживут только два… И один из них будет именно этот львенок, ставший к тому времени взрослым.

Вот так незаметно пролетело время, которое утром просто ползло. Они вышли из зоопарка, остановились и молча смотрели друг на друга.

– Лотар, мне надо идти. Я обещала квартирантке, что всю неделю, пока она подрабатывает по вечерам, буду смотреть за ребенком. Ей больше некого попросить. Спасибо тебе, сегодня был замечательный день.

– Тогда завтра на том же месте в тот же час.

– Конечно, и в таком же настроении!

– Лиона, последнее. Выбор завтрашнего променада будет за мной.

– Не возражаю и полностью доверяю твоему вкусу. До завтра! – она улыбнулась и, поцеловав его в щеку, направилась домой.

Логдэ решил не изменять вчерашнему маршруту, а холодный эль обязательно подскажет, куда пойти завтра. С этими мыслями он снова оказался в пивном саду у озера Нойер. Официантка узнала его и, улыбнувшись, спросила:

– Здравствуйте, вам как вчера?

Он утвердительно кивнул и через пару минут уже наслаждался свежим пивом, раздумывая о том, куда пойти завтра, выбор остановился на двух варианта. Либо Музейный остров, либо театр Шиллера. Альтернатива для него стал трудной задачей и, в конце концов, он решил подбросить два пфеннинга. Пусть всё решит монета. Пока она вертелась в воздухе, Лотар поймал себя на мысли, что он идиот. Лиона вечерами сидит с ребенком квартирантки. О каком театре может идти речь? Значит, только Музейный остров.

Из пяти музеев на острове он был только в Новом, но самое большое впечатление, как он слышал от тех, кто посетил все, являлся Пергамский. Алтарь Зевса не мог оставить равнодушным никого, кто мог представить себе этот грандиозный объем выполненной работы по восстановлению, длившейся 23 года. Это была настоящая головоломка для реставраторов. 113 метров мраморного барельефа со сценами битвы греческих богов с титанами пришлось возрождать с нуля. Единственной подсказкой для хранителей старины были надписи с именами богов сверху фриза, то есть известно было только расположение хозяев Олимпа на барельефе. Все остальное было гигантским пазлом. Но немцы не были бы немцами, если со скрупулезной точностью и методичностью не смогли бы восстановить алтарь и открыть музей в 1930 году.

– И что вам сказала монета? Еще стакан эля? – улыбнувшись, спросила официантка.

– Нет, про пиво она молчала. Но я с удовольствием выпил бы еще один, – улыбнувшись, ответил Лотар и подумал, а успеет ли он к закрытию музея, чтобы купить билеты? Конечно, это можно будет сделать и завтра, но ему очень хотелось прогуляться.

В конце концов, от озера Нойер до Музейного острова около четырех километров, или час спокойной ходьбы. Стрелки показывали четверть пятого. Если музей будет работать до шести вечера, то можно и пройтись. Так рассуждал Лотар, не заметив, как уже подошел к колонне Победы и, повернув направо в сторону Бранденбургских ворот, направился к реке Шпрее. Шесть часов назад он уже был здесь, а казалось, не прошло и часа. В поединке между любовью и временем нет интриги. Любовь всегда побеждает с разгромным счетом.

Он оказался прав. Пергамский музей работал до шести вечера, и, приобретя билеты, также пешком возвратился домой. Эта вечерняя прогулка вызвала хорошее желание выспаться, и на следующее утро Лотару не пришлось постоянно смотреть на стрелки часов, проснувшись в половине десятого утра.

Лиона снова пришла раньше и, смотря на него пытливым взглядом, шутливо спросила:

– Куда сегодня поведет меня мой рыцарь?

– Я не скажу, пока кто-то не поздоровается так, как вчера прощался.

Она улыбнулась, подошла ближе к нему, поднялась на носочки и поцеловала в щечку.

– Ваше задание выполнено, – и её очаровательная улыбка осветила прекрасное лицо.

Пергамский музей впечатлил очень сильно. Как сказала Лиона, она как будто побывала в машине времени. Пристально рассматривая барельеф, стараясь не пропустить ни одной мелочи, по ходу задавала вопросы, на которые Лотар не всегда мог найти ответы. Греческая мифология не была его сильной стороной. Посетителей было немного, и музейный гид, седовласый мужчина лет шестидесяти с благородным лицом и мягким приятным баритоном, смог уделить Лионе повышенное внимание, отвечая более чем подробно. Хоть он это рассказывал тысячи раз, по нему было видно, что ему нравится общение с умной девушкой. Посмотрев все сцены этой эпической битвы (как оказалось, мужчина не был экскурсоводом, а работал хранителем музея), он предложил Лотару и Лионе посидеть на ступеньках Пергамского алтаря, чтобы полностью окунуться в тайные воды истории. Минут через десять хранитель поднялся к ним и, спросив разрешение, присел рядом.

– Простите, пожалуйста, можно задать вам один вопрос? – спросил он Лотара.

– Да, конечно.

– Понимаете, когда я рассказывал вашей девушке про алтарь, у вас в глазах виден был скептицизм. Хотелось бы узнать, кто вы по специальности?

– Физикохимик. Специализация – строение атома.

–Тогда все понятно. В научном мире мы по разные стороны баррикад. Точные науки не воспринимают историю, так как в ней нет доказательной базы. Квинтэссенция истории не в точности даты событий, а в определении истинных причин произошедшего. Когда начинаешь это понимаешь, можешь заглянуть в будущее. Точно также как вы, соединяя два атома водорода с атомом кислорода, знаете, что получится вода, потому что до вас это делали и доказали. Так и мы, соединяя два события, знаем, что получится, потому что до нас это происходило, а значит, результат известен. А даты не более чем день в календаре. Спасибо, что выслушали меня. Мне очень приятно было провести экскурс в историю такой замечательной паре, как вы. Мне надо идти. Всего наилучшего.

–Какой приятный мужчина, – сказала Лиона, и он не мог с этим не согласиться.

Через несколько минут они покинули музей и вышли на набережную.

–Лотар, давай завтра никаких посещений, а просто погуляем по аллеям Тиргартена. За эти три дня столько событий и информации, что мне надо это принять. Ведь просто прогулка, это же тоже хорошо?

–Конечно. Прогулка, это замечательно.

Так и прошли дни до Майского праздника. Встречаясь, они каждый день посвящали только себе. Катаясь на речном трамвайчике по Шпрее, кормя белок в Тиргартене, смеясь на каруселях, совершая прогулки на велосипедах и сидя на лавочке, вспоминая Олимпиаду. Они просто были влюблены.

Глава 7. Захват фьордов

Эти апрельские дни в Осло были полной противоположностью весне в Берлине. В конце апреля южная часть Норвегии была полностью под контролем вермахта, сопротивление было частичным, и немецкая машина подавляла его, не неся серьезных потерь. Разница в технологии вооружения была разительна. По большому счету Норвегия и не готовилась к войне, так как правительством было принято решение сохранять нейтралитет. Никто не мог подумать, что практически безобидное производство аммиака для удобрений на одном из заводов «Норск Гидро» в Веморке способно было заинтересовать нацистский режим.

Даже не само производство аммиака, так называемый процесс Габера, а его составляющая – получение водорода из воды в электролизных установках. Открытые в 1932 году Гарольдом Юри молекулы тяжелой воды (оксид дейтерия), в принципе, никакого прорыва в науке на тот момент не сделали, кроме того, что (проще говоря) атомы водорода не все одинаковые, есть и потяжелее. Затем в 1933 году Гилберт Льюис получил их в чистом виде. Сам процесс не отличался оригинальностью. Это была обычная перегонка воды, только с помощью электролиза. Именно таким способом на заводе в Веморке производили водород, не подозревая, что остаток это уже немного утяжеленная вода. Прогнав его электролизом еще раз, она становилась тяжелее. И так пока чистота оксида дейтерия не достигала свыше 99 %. Понятно, что для производства больших объемов тяжелой воды при такой переработке требовалось огромное количество электроэнергии. Но когда вместе находятся электролизные установки и гидроэлектростанция, это уже было не так проблематично.

В декабре 1938 года немецкие физики впервые в мире искусственно расщепили ядро атома урана, и уже через четыре месяца военные, после письма профессора Гамбургского университета Пауля Хартека, занялись этим вопросом. Их удалось убедить, что первообладатель урановой машины (так назвали ядерный реактор) будет иметь абсолютное превосходство над остальными. А, как известно, слово «превосходство» для Гитлера и компании имело чуть ли не сакральное значение. И в сентябре 1939 года Управление армейских вооружений провело совещание, на котором присутствовали ведущие физики Германии в этой сфере. Генералам трудно было понять суть механизма, о котором говорили ученые умы, но то, с какой уверенностью они представляли этот проект и перспективы, не оставляло военным сомнений по поводу целесообразности проведения и финансирования работ в этом направлении.

Первая задача – полный запрет на упоминание проекта прямым или косвенным образом. Вся документация должна проходить под грифом особой важности5. Остальные задачи касались сугубо организационных вопросов: обеспечение, разработка и создание. По расчетам Вернера Гейзенберга, для реактора требовалось два компонента: обогащенный уран и тяжелая вода в качестве теплоносителя и замедлителя. Снабжением проекта ураном должен был заняться химический концерн «ИГ Фарбениндустри». Это не было большой проблемой, так как залежи урановых руд есть в самой Германии, а также был заключен контракт на поставку их из Конго. С тяжелой водой ситуация была безальтернативной. Только Норвегия. Только Веморк. Других заводов, способных в промышленных объемах производить тяжелую воду, просто не существовало, а строительство нового требовало немало ресурсов, которые у Германии были, и времени, которого не было.

Завод в Веморке делал на тот момент около 12 килограммов в месяц. Просто для лабораторных исследований большего не требовалось. Урановый проект нуждался в объемах, где счет шел на тысячи. Представители «ИГ Фарбениндустри» прибыли на завод договориться об увеличении производства и готовы были заплатить цену выше рыночной. Вернувшись назад в Германию, они предстали перед рейхсминистром вооружений Фрицом Тодтом.

– Господин генерал-майор, доводим до вашего сведения, что…

– Господа, – перебил Фриц Тодт, – обойдемся без официоза. Все равно не умеете докладывать по форме, при всем уважении к вам, вы не военные. Расскажите, что видели и слышали.

– Мощности завода способны обеспечить необходимое количество тяжелой воды. Даже не видя документации, для вывода нам хватило одного беглого взгляда. Руководство «Норск Гидро» было гостеприимно, и по нашему предложению как такового отказа мы не услышали. Нам рассказали об износе оборудования и устаревшей линии электропередач, которая при полной нагрузке просто не выдержит. Они всем видом старались показать, что им очень жаль отказываться от контракта на такую сумму, но на данный момент он невозможен. Цену, которую мы предложили, не заплатит никто, кроме нас.

– Так, может, мы сможем им помочь? – спросил рейхсминистр.

– Господин генерал-майор, у них не самое современное оборудование, но мы с ним хорошо знакомы. Это рабочие лошадки, которые при должном уходе способны работать как минимум еще пару десятилетий.

– Что вы хотите этим сказать?

– Если мягко, то они лукавят, а по правде, нагло врут. Вернувшись в Осло, за некоторую сумму местный клерк с железнодорожной станции предоставил нам полный список заводских грузопотоков за последние три месяца. И оказалось, что неделю назад во Францию было вывезено 185 кг тяжелой воды. Это небольшое количество, но они об этом молчали. Наше мнение: норвежцы чего-то выжидают и поэтому не идут на сотрудничество.

– Спасибо, господа, за проделанную работу. У нас появилась проблема, и её надо решить, желательно быстрее.

– Господин генерал-майор, в этой папке более детальный отчет и выводы о нашей поездке.

Когда представители химического концерна покинули кабинет, Фриц Тодт несколько минут задумчиво смотрел на папку, потом бегло пролистал и еле слышно произнес: «Это, норвежцы, вы зря». Затем, покинув здание министерства, молча сел в черный «Мерседес 500» 1936 года выпуска. Водитель прекрасно знал, если рейхсминистр молчит, значит, адрес один: улица Тирпиц-Уфер, 74, Верховное командование вермахта.

Через два часа этот доклад внимательно выслушал Гитлер. Ни разу не перебивая, он только менялся в лице. Все присутствующие хорошо знали фюрера и понимали, что точка кипения вот-вот будет достигнута. Когда Фриц Тодт закончил, никто не сводил глаз с Верховного главнокомандующего. Выдержав театральную паузу, Адольф Гитлер с присущим ему напором начал речь:

– Норвегия? Да что они возомнили о себе? Или независимость им надула голову? Так независимость – это дело поправимое, а нейтралитет не больше чем самоуспокоение. Слишком часто я слышу о ней. Если они считают, что переиграют всех и останутся не у дел в этой войне, как в Первой мировой, а на крайний случай Англия и Франция им помогут, то это не только наивно, но и безрассудно. Этот трусишка Чемберлен и галльский петух Лебрен скоро сами будут просить о пощаде. Норвегия делает глупость, а за ошибки надо платить.

Гитлер посмотрел на Вильгельма Кейтеля и продолжил:

– Я надеюсь, вы все прекрасно понимаете важность решения норвежского вопроса для нас. Поэтому приказываю, – он снова посмотрел на военного министра, – разработать план захвата Норвегии и предоставить мне через пять дней.

Фюрер подошел к карте Европы и пристально начал смотреть на страну фьордов. Через пару минут, повернувшись к присутствующим на совещании, он добавил:

– Меня интересует юг Норвегии и все крупные порты с выходом в Северное море. Также Нарвик и Тронхейм. В будущем нам понадобится перекрыть Норвежское море. Министру пропаганды Йозефу Геббельсу поднять агентурную сеть в Норвегии для проведения работы с местным населением. Цель, убедить, что мы приходим защитить их от английской оккупации.

– А что насчет Дании, мой фюрер? – спросил Кейтель.

– На нее не стоит обращать внимание, – уверенно, как всегда, ответил Верховный главнокомандующий.

В конце февраля на стол Адольфа Гитлера лег подробный план захвата Дании и Норвегии. С точки зрения военного искусства, он был разработан безукоризненно. Оставалось самое сложное, так же безукоризненно выполнить. Для того времени это был прорыв в тактике. Основной ударной силой должен был стать десант, как с воздуха, так и с моря, направленный на стратегические объекты: аэродромы, мосты, порты, энергетические узлы и промышленные центры.

Девятого апреля 1940 года в двадцать минут пятого утра немецкие войска перешли границу Дании и без особого сопротивления двинулись вглубь страны. С моря десант захватил остров Зеландию, а пехотный полк без проблем высадился в порту Копенгагена и направился к Цитадели. Через три часа после вторжения король Дании Кристиан Х приказал прекратить какое-либо сопротивление. Гитлер был прав, на Данию не стоило обращать внимание.

В одно время с событиями в Дании корабли военно-морского флота Германии, вышедшие за неделю до этого в Северное море, практически без усилий захватили порты Нарвик, Тронхейм и Берген. Пока план выполнялся по максимуму. Проблемы начались при захвате Осло.

К столице Норвегии вел стокилометровый водный коридор, достигая ширины в некоторых местах тридцати, с одноименным названием Осло-фьорд. Своего рода норвежский морской Гранд-Каньон. Географы называли его заливом, но это были их заботы. Для норвежцев он был символом суровой и в то же время очень живописной красоты их страны. Можно смело без преувеличения именовать его королем фьордов. Пролив Дробак соединял внешний фьорд с внутренним, на северном берегу которого расположился Осло. Вход во внутренний фьорд как немой страж охранял форт Оскарборг, расположенный на двух небольших островах – Южном и Северном Кахольме. Пятьдесят лет назад в 1890 году крепость была укреплена крупнокалиберной артиллерией и подводной батареей торпедных аппаратов, что делало её тем стержнем, не вынув который, попасть в Осло морским путем было практически невозможно. Подводные барьеры вынуждали любой корабль становиться легкой мишенью, лишая его маневра.

Всё тем же девятым апрелем за час до рассвета в Осло-фьорд зашла эскадра, флагманом которой был тяжелый крейсер «Блюхер». Гордость немецкого флота, спущенный на воду в 1937 году и вошедший в строй осенью 39-го, он должен был продемонстрировать всю силу и мощь Германии в порту Осло.

Это был первый боевой поход «Блюхера», а компанию ему составил еще один тяжелый крейсер «Дойчланд», в начале года переименованный в «Лютцов», и легкий крейсер «Эмден», а также три торпедных и восемь катеров-тральщиков. Две тысячи десантников расположились на крейсерах в ожидании прибытия в столицу Норвегии.

Воды фьорда в своей истории еще не видели ничего подобного, а холмистые берега мрачным взглядом провожали проплывающую на север эскадру. Внешний фьорд был преодолен в серой дымке рассвета без особых препятствий. Около пяти утра корабли кригсмарине вошли в пролив Дробак. Комендант форта полковник Биргер Эриксен знал о прибытии немецкого флота, но никаких приказов о дальнейших действиях при встрече с ним не получил. В высших правительственных кругах Норвегии царил хаос. Никто не знал, что делать.

Погасив навигационные огни, северяне заставили немцев сбросить скорость до семи узлов, и по приказу полковника Эриксена, который сам принял решение, единственно верное, как для настоящего солдата, произвели залп по «Блюхеру» с расстояния десяти кабельтовых. Три 280-мм орудия, прозванных на форте библейскими именами Арон, Джошуа и Моисей, двумя попаданиями застали команду «Блюхера» и присутствующего на крейсере контр-адмирала Оскара Кумметца врасплох. Несмотря на серьезные повреждения, флагман продолжал свой ход и уже с расстояния пятисот метров был накрыт огнем 150-мм пушек береговой артиллерии. Полтора десятка попаданий также не смогли остановить крейсер, который уже прошел южный остров форта, несмотря на выход из строя рулевой машины. Поравнявшись с северным островом, в этот момент немецкие моряки полагали, что они прошли линию обороны и этот ад закончился, прогремели два подводных взрыва. Ад только начинался. Конечно, остальная группа эскадры всеми силами пыталась помочь флагману и вела непрекращающийся огонь, но он не приводил к должному результату из-за отличной маскировки и защиты артиллерийских батарей. Две торпеды, выпущенные в «Блюхер», похоронили его. Если в этой игре на смерть и был козырный туз, то им оказалась батарея торпедных аппаратов, спрятанная внутри скалы практически на уровне воды. Накренившись, флагман заставил умолкнуть всех. Немцев от шока, а норвежцев, от усталости за хорошо проделанную работу. Тишина длилась недолго. На «Блюхере» начали детонировать снаряды. Казалось, сам крейсер хочет добить себя, чтобы этот кошмар быстрей закончился. В свои 65 лет полковник Эриксен чувствовал, что после сражения помолодел лет на двадцать. Он гордо смотрел вслед уходящим «Лютцов» и «Эмден», затем развернулся и уже не мог отвести взгляд от шедшего ко дну «Блюхера».

– Добро пожаловать в Норвегию, – прошептал он и взглянул на часы. Они показывали 7 часов 23 минуты утра девятого апреля 1940 года. Для форта Оскарборг и крейсера «Блюхер» этот бой стал первым и последним в их истории. Со щитом был форт, на щите был «Блюхер».

Это не было ударом для Гитлера, это была звонкая пощечина. Каплю масла в огонь добавлял тот факт, что «Блюхер» был уничтожен благодаря немецкому оружию. 280-мм орудия были изготовлены пятьдесят лет назад на заводах «Крупп», о чем агент разведки вермахта в Осло просто забыл доложить, передав характеристики защитных коммуникаций, находящихся непосредственно в столице Норвегии. Сообщение о гибели «Блюхера» привело фюрера в бешенство, а узнав, что контр-адмирал Оскар Кумметц спасался с тонущего крейсера вплавь, спустя время и, успокоившись, сказал ему: «В следующий раз, когда захочешь поплавать, иди в бассейн, крейсер топить для этого не обязательно». Ну а сейчас, будучи в гневе, он требовал только одно – форт Оскарборг должен быть уничтожен.

Уже через два часа эскадрилья бомбардировщиков «Хенкель 111» обрушила на остров такой удар, что земля больше часа содрогалась в радиусе нескольких километров. Форт был превращен в руины. Но эта гибель была почётна. И хоть в середине дня морской путь в Осло был уже открыт, первыми в столицу Норвегии вошли пехотинцы. Непобедимым на тот момент воздушным флотом Германа Геринга был захвачен аэродром вблизи Осло. Уничтожив с помощью штурмовой авиации и подошедшего десанта зенитные точки норвежцев и тем самым освободив подход к посадочной полосе транспортным самолетам, немцы высадили пехотный полк, который в десять утра маршем прошел по центральным улицам столицы. Тогда Гитлер не знал, что поражение в Осло-фьорде дало время норвежскому правительству и королевской семье вылететь в Британию, переправив с собой пятьдесят тонн золотого запаса страны, и в дальнейшем создать правительство в изгнании, единственное признанное.

Захват столицы никоим образом не повлиял на моральный дух норвежского сопротивления. Несмотря на колоссальное превосходство немцев в живой силе и технике, на помощь северянам приходила сама природа. Узкие извилистые дороги среди гор становились идеальным местом для организации засад и завалов, а огромное количество взорванных мостов через небольшие речки было для немцев серьезной проблемой. Норвежские партизаны, как бы издеваясь, подрывали мосты перед самым носом гитлеровцев.

***

Этот диалог между молодым солдатом и ветераном Первой мировой состоялся на одном из привалов в центральной части Норвегии через пару суток после вторжения.

– Не понимаю я норвежцев, – сказал молодой и продолжил, – ведь они прекрасно видели, что мы подходим к мосту, и взорвали его перед нами. Но лучше было бы дать небольшой группе перейти его и в этот момент сделать бабах. Затем спокойно перестрелять ту группу и забрать оружие. А те, кто провалились с мостом, все равно не поднялись бы на эту скалу. Ты видел, какая там глубина?

– Да, не поднялись бы, – ответил ветеран, затягиваясь сигаретой Mokri Superb.

– Я бы сделал именно так, – продолжал молодой, представляя себя где-то в глубине души великим военным тактиком.

– Молод ты учить их воевать, – сквозь клубы табачного дыма проговорил старый вояка.

– Так расскажи, в чем я не прав, – не унимался юноша.

– В следующий раз, когда ты наступишь на мост, зная, что они наблюдают за тобой, тебе будет страшно. Вот чего они добиваются, – ветеран достал вторую сигарету и начал разминать.

– Зачем им это надо?

– Они охотники и поступают с нами как с дикими хищниками. Если волк повадился ходить к его дому, он не убьет его, но покажет, что это очень легко сделать. Волк умный, он все поймет, – медленно проговорил старый воин и подкурил сигарету. – Сейчас я расскажу тебе одну историю.

Кто был рядом, подсели поближе. Послушать байки на привале, это такая же необходимая вещь, как перекусить, закурить и чуть вздремнуть.

– Эту историю пару месяцев назад рассказал мне один швед в порту Киль. Этой зимой он был добровольцем в Финляндии и воевал против русских. Был бой в лесу, и они заставили красных отступить, но небольшая группа отстала от основной. Не зная местности, русские вышли на большую заснеженную поляну. Их было семь человек. Шведов с финнами было не больше десяти. Перестрелять красных, которые были как на ладони, для охотников было проще простого. Они явно не умели двигаться по снегу. И знаете, что они сделали? – ветеран обвел всех взглядом. Никто не промолвил и слова. Тогда он продолжил:

– Выскочив друг за другом на лыжах из леса, они стали кружить вокруг русских как можно быстрее и при этом молчали. Как рассказывал швед, коммунисты встали спиной к спине, держа винтовки в руках. А они полчаса катались на лыжах вокруг них метрах в тридцати. Оружие держали на спине, и русские не начали стрелять, а просто смотрели, не понимая, что происходит. Слышно было только скольжение лыж. А потом охотники, так же внезапно, как они выскочили из леса, покинули поляну. Так вот, юноша, я задал ему такой же вопрос, и ответ меня поразил своей мудростью. Если бы мы их убили, начал объяснять мне швед, на их место пришли бы другие, и так без конца. А теперь в их теле живет страх. Гораздо легче воевать против тех, кому страшно. Поэтому их и оставили в живых. И поверь мне, салага, норвежцы точно такие же. Мы сейчас сидим, и я уверен, что парочка зорких глаз наблюдает за нами из того леса. А если они увидят, что мы их не боимся, они нас будут убивать. Страх они чувствуют, как собаки.

Все, кто слушал эту историю, машинально начали оглядываться по сторонам. Ветеран рассмеялся и сказал:

– Они вас не тронут, страх уже в вашем теле.

– Батя, ну а ты боишься? – спросил молодой.

– Я столько уже повидал, что страха больше нет, – ответил старый воин и достал следующую сигарету.

На следующий день ветеран был убит одним выстрелом, проводя разведку перед идущей колонной.

Англия и Франция послали в Норвегию экспедиционные войска. По большому счету, это не было полноценной войной. Локальные сражения на море проходили с переменным успехом. Немцы впервые в истории уничтожили эсминец с помощью пикирующих бомбардировщиков, и в дальнейшем эта тактика приносила свои плоды. Королевский флот Англии ни в чем не уступал германскому, а в некоторых аспектах даже превосходил, но ключевое слово осталось за асами Геринга. Мощь люфтваффе на тот момент была неоспоримой. В принципе, этот месяц морских баталий можно поставить в зачет британским львам. Те потери, которые они нанесли кригсмарине, так и не были восполнены до конца войны. Несколько английских полков высадились на побережье Норвегии, где вели бои плечом к плечу с потомками викингов. Пропаганда Геббельса имела нулевой результат среди северян. Грубо говоря, из ста норвежцев только двое поддерживали гитлеровцев, восьмерым было все равно, а девяносто в любой момент готовы были сражаться. Вторжение Германии 10 мая 1940 года во Францию привело к выводу экспедиционных войск из Норвегии, что было расценено как предательство, и один за другим полки северян начали сдаваться гитлеровцам. Чемберлен подал в отставку, и премьер-министром Великобритании стал Уинстон Черчилль, пообещавший своему народу кровь, пот и слезы. В Европе разгорался пожар Второй мировой войны.

На завод в Веморк в начале мая снова прибыли представители «ИГ Фарбениндустри». Теперь норвежцы не были так гостеприимны, но были более сговорчивы. Трудно не принять условия, когда в лабораторной чистоте среди электролизных установок в грязных солдатских сапогах рассредоточился взвод автоматчиков. Вся мощность завода обязана была перейти только на производство тяжелой воды. Допуск на завод должен был строго контролироваться. Единственный путь, ведущий в Веморк, был через подвесной мост, где и установили контрольно-пропускной пункт и круглосуточную охрану.

Вернувшись, они снова сидели в кабинете Фрица Тодта и докладывали о результатах. Все сводилось к тому, что проект будет в полном объеме обеспечен тяжелой водой, но для этого необходим полный контроль над соблюдением технологии. Судя по настроениям у местного населения, полагаться на норвежцев не стоит. Вполне возможны диверсии и саботаж.

Глава 8. Весна в Берлине (окончание)

Приближался Майский праздник, который германцы всегда ждали с нетерпением. Природа после холодной долгой зимы как будто начинала новую жизнь, и немцы весело и шумно поздравляли её с днем рождения. Окунувшись в атмосферу Средневековья, этот праздник сумел соединить в себе языческие обряды и церковные каноны. Очень сложно остаться равнодушным, когда вокруг тебя радуются сотни людей, забывших о житейских трудностях, будто кто-то невидимой рукой выключил их на время. Это стоило того особого предвкушения, с каким берлинцы ожидали приход мая.

Прогуливаясь по набережной канала Ландвер, Лиона обратилась к Лотару:

– Знаешь, никогда не была в Шпандау. Может, на Майский праздник съездим в Старый город?

– Обязательно, кстати, прожив всю жизнь в Берлине, я тоже ни разу не был в этом уголке истории.

Став двадцать лет назад одним из округов Берлина, к чему так и не привыкли местные жители, Шпандау мог гордиться своей тысячелетней историей. Стены его крепости видели множество сражений, но сумели сохранить и передать те славные времена. Правда, в 1940 году любоваться Цитаделью можно было только со стороны. Вход в крепость был строго воспрещен, так как на ее территории пять лет назад была создана химическая лаборатория, печально известная своим продуктом: газом «Циклон Б», использованным нацистами в камерах лагерей смерти. И если в эти дни Цитадель никак не менялась, то Старый город, расположенный на острове, оживал вместе с природой. Размеренная тихая жизнь местных обитателей исчезала с приходом теплых майских дней. Начиналась приятная всем праздничная суета.

Ремесленники из пригородов и просто любители всевозможных поделок ехали в Шпандау на других посмотреть да себя показать. Любой товар на праздничной ярмарке всегда находил своего покупателя. Сделанный своими руками, он мог и не приносить пользы, все дело было в процессе торга или просто на память. Особое соперничество всегда присутствовало среди пивоваров. Для немцев пиво не обычный национальный напиток, это своего рода религия или философия, а человек, разбирающийся в пиве, способен был разобраться во всем. Каждый небольшой городишко обязательно имел свою пивоварню с присущим именно ему вкусом, и любой желающий всегда мог найти то, что ему по душе. Поэтому качество пива определялось не ощущением его смака, а только одним простым способом. На деревянную лавку выливали пиво, и пивовар в кожаных штанах садился на это место. Если он вставал и скамья поднималась вместе с ним, пиво было отменное. Если нет, это был позор. Конечно, никакая ярмарка не обходилась без бродячих артистов. Шпильманы, как их называли в Германии, уже давно были профессиональными музыкантами, но на ярмарке их сложно было отличить от их средневековых предшественников, что, конечно, придавало празднику оттенок старого доброго прошлого. Актеры уличных театров с их нарядами и постановками также вызывали большой интерес у посетителей ярмарки. Ну а количество разных конкурсов не давало просто пройти мимо. Церковь святого Николая, вокруг которой будут происходить все эти действия, создавала впечатление воспитателя, следившего за своими непоседливыми детьми с улыбкой на лице.

Около десяти утра первого мая, встретившись на своем излюбленном месте около озера Нойер, Лотар и Лиона направились по каштановой аллее через парк к остановке автобуса, гадая, какие сюрпризы их могут ожидать сегодня в Старом городе. Желтый даблдекер6 не заставил себя долго ждать. И, разместившись на второй палубе, они двинулись в путь. Когда минут через пятнадцать водитель объявил, что следующая остановка «Олимпиаштадион», они, взглянув друг на друга, без слов взялись за руки и поспешили к выходу.

События четырехлетней давности как кадры кинохроники пробегали перед их глазами.

– А помнишь, Лотар, как ты переживал перед выходом на стадион и вертел табличку? А я стояла вон там, – Лиона показала рукой чуть левее от центрального входа.

– Конечно. И помню того венгра-олимпийца, который успокоил меня. Кстати, на закрытии мы снова с ним встретились, и он тогда мне сказал… – он запнулся, она, вопросительно посмотрев, мягко, с ноткой сожаления проговорила.

– Не хочешь, не рассказывай.

И Логдэ рассказал, что он видел их вдвоем на финале по фехтованию, и та девушка, которая была с ним, любит его. Со стороны оно виднее. Лиона многозначительно посмотрела и с улыбкой проговорила:

– Я не помню ту девушку, которая сидела справа от тебя, но насчет той, что была слева, он, наверное, прав.

Лотар нежно обнял её и поцеловал. А спустя немного времени они сидели в той самой беседке, где, впервые оставшись вдвоем, общались.

– Если бы мне месяц назад сказали, что первого мая буду сидеть здесь вместе с тобой, я посчитал бы этого человека сумасшедшим, – тихо, задумавшись, проговорил он.

– У меня те же самые ощущения, – ответила Лиона, – не хочется уходить отсюда, но нас ждет Старый город.

Решив продолжить свой путь пешком, они спустя час вышли на мост через реку Хафель, перейдя который, попадаешь в сердце Шпандау.

Все островитяне, несмотря на размер и отдаленность их острова от большой земли, всегда выделялись своим отношением и любовью к своей земле. В отличие от многих жителей материков, они себя считают хозяевами, поэтому им сложно навязать то, что им не нравится. Остров – это их дом, и только они сами знают, что ему нужно. Старый город был ярким тому примером. Маленькие мощеные улочки с аккуратными трёхэтажными домами, ярко подчеркнутые музейной чистотой, и никакого намека на пропаганду и максимализм, так популярный в то время в Берлине.

Ярмарка уже раскрылась, как дикий цветок, а стоящий торговый шум напоминал пчелиный гул. Влюблённые не спеша переходили от одного прилавка к другому, внимательно рассматривая и искренне восхищаясь красотой ручной работы. Выбор украшений не имел границ: золотые, серебряные, янтарные, и, как полагается девушке, Лиону это обилие не оставляло равнодушной, в отличие от Лотара, который очень заинтересовался пивными кружками. Они были просто произведениями искусства. Керамические, фарфоровые, металлические и деревянные с обязательной оловянной крышкой, служившей защитой от упавшего листка или неосторожной мухи, и на любой выбор рисунками.

– Молодой человек не хочет выиграть приз для своей очаровательной фройлен? – спросил хозяин тира, когда они проходили мимо.

– Почему бы и нет. С удовольствием, – откликнулся Лотар и они подошели к стойке.

У Логдэ был небольшой опыт общения с оружием. Два раза в год, будучи студентами, их вывозили на стрельбище в тир. Это объясняли только патриотизмом, что даже профессор должен был уметь обращаться с винтовкой, чтобы защитить, когда понадобится, Германию от врагов. На этих стрельбах он показывал довольно хорошие результаты, обладая зорким глазом, а также твердой рукой, поэтому довольно смело взял в руки старенькую пневматическую винтовку «Куакенбуш» и уверенно спросил:

– Куда надо попасть?

Хозяин тира, хитро прищурив глаза, достал пять пулек и показал, куда должен выстрелить Лотар, чтобы выиграть приз. Напротив, на стене с мишенями с левой стороны висели пять планок, расположенных друг под другом под небольшим наклоном, каждая следующая в другую сторону. На верхней полке находился стальной шарик, который удерживала выносная круглая мишень размером не более 50-пфеннинговой монеты. Попав в неё, шарик скатывался и падал на планку ниже, где его останавливала следующая мишень. Пять попаданий, и он с нижней направляющей падал в корзину, которая, опускаясь под тяжестью, приводила в действие хлопушку, соединенную с ней.

Лотар сделал первый выстрел, и шарик скатился на другую планку.

– Хорошее начало, – похвалил владелец тира и уже через пару минут сдувал конфетти с других мишеней. Взрыв хлопушки, восторг Лионы и аплодисменты случайных зрителей сделали хорошую рекламу маленькому стрельбищу. Хозяин показал рукой на полку, где стояли призы, и небрежно сказал:

– Выбирай!

Лиона не знала, на чём остановиться, как вдруг рядом раздался голос торговца украшениями с соседнего прилавка:

– Ганс, я всегда говорил, у тебя плохие призы, – и обратился к ней, – фройлен, уверен, у меня вы найдете то, что вам по душе. Ганс мой младший брат, и мы с ним разберемся.

Она окинула взглядом прилавок, остановив его на кулоне с зеленым сапфиром.

– Он ваш, фройлен, – улыбнулся торговец и протянул его.

– Львенок, а ты не хочешь попробовать пострелять? – спросил Лотар.

– Я не люблю оружие, – её ответ был полон серьёзности.

– И это говорит мушкетер!

– Лотар, рапира – это совсем другое. А пуля, выпущенная из ружья, мне кажется, это как-то нечестно. Пойдем дальше, тут ещё много интересного.

Она надела кулон и посмотрелась в зеркало на прилавке. Зеленый цвет отдавал магией, и, без всяких сомнений, он был сделан только для неё. Дальше они остановились около фокусника, который завораживал своими движениями, создавая иллюзию, затем посмотрели на танец трёх пар под аккомпанемент губных гармошек и, решив, что уже нагуляли аппетит, направились в таверну, расположившуюся под открытым небом. Переходя площадь перед церковью, их внимание привлек звонкий голос зазывалы уличного театра, который готовился к представлению:

– Всем, всем, всем, кто пришел сюда!

Историю расскажем мы про короля

И о его любви, разбойниках, добре,

А вы гадайте, было или нет.

И, увидев, с каким интересом Лиона наблюдала за ним, он обратился к ней:

– Такая красивая фройлен просто обязана посмотреть наш спектакль, и только в первом ряду. Ждем вас через двадцать минут.

Она рассмеялась и кивнула, а зазывала начал снова:

– Всем, всем, всем…

Присев за деревянный столик в таверне, Лиона заказала творожный пирог со сливами и бокал красного столового вина, а её рыцарь не прочь был отведать утиный рулет с кружкой светлого пива.

– Лотар Логдэ! Здравствуй, – раздался за спиной женский голос. Он сразу узнал эту интонацию и, обернувшись, с радостным почтением сказал:

– Фрау Штерн, здравствуйте! Я очень рад вас видеть. Как дела в Высшей школе? Как поживает Эрнст Сторм?

– Лотар, ты как минимум ведешь себя невоспитанно. Во-первых, знакомство с твоей… – фрау Штерн запнулась и с вопросом взглянула на него.

– Девушкой, – слегка смутившись ответил он.

– Я продолжу, знакомство с твоей девушкой никоим образом не повредит нашей беседе, а только сделает её более открытой.

– Я всё понял, виноват. Фрау Штерн, знакомьтесь – это Лиона. Лиона, это фрау Штерн, секретарь ректора Берлинской высшей технической школы.

– Я надеюсь, вы не будете возражать, если я составлю вам компанию?

– Конечно, нет. Это будет честью, – ответил Лотар.

– Тогда я пойду и тоже выберу что-нибудь перекусить, – сказала фрау Штерн и направилась на кухню.

– Она строгая, – тихо проговорила Лиона.

– Поверь, она доброй души человек, а без строгости с нами было нельзя. Сколько раз она нам помогала. У нас была присказка: если не знаешь, что делать, для этого здесь работает фрау Штерн. А между собой называли её «серым кардиналом» нашей школы.

– Сразу заметно, что хорошая женщина. Она здесь живет?

– Насколько я знаю, у нее квартира в районе Панков. Наверное, как и мы, приехала на Майский праздник.

– Не похоже. Только что ей почтительно кивнули два человека, а повар, увидев фрау Штерн, широко улыбнулся как старой знакомой. Её здесь все знают.

– Шерлок Холмс! Даже не знаю, что сказать, – рассмеялся Лотар, а она в ответ одарила его своей прекрасной улыбкой.

Через пару минут вернулась фрау Штерн и, присев за столик, спросила, чем занимается после вручения диплома. Он начал рассказывать о посещении Музейного острова, как на всю площадь снова раздался зычный голос зазывалы:

– Всем, всем, всем, мы начинаем.

Дня вам доброго желаем.

Кто себя найдет в рассказе,

Тот богаче станет сразу,

Не деньгами, а душой

И сердечной теплотой.

Где та фройлен, где она,

Что кивнула мне тогда?

Неужели обманула?

Нет, не верю, не могла.

Лиона аккуратно перебила Лотара:

– Я прошу прощения, фрау Штерн, извините, это он звал меня. Я обещала, что посмотрю их спектакль. Можно я вас покину?

– Конечно, мы будем здесь, – улыбнувшись, ответил он.

И Лиона, встав из-за стола, еще раз извинилась и пошла к уличному театру. В этот момент повар лично принес заказ фрау Штерн, пожелал приятного аппетита, и, услышав в ответ благодарность, вернулся на кухню.

– Она очень милая, – сказала фрау Штерн, – но мне интересно, Логдэ, как у тебя получилось так быстро? Не прошло и двух недель, как получил диплом и покинул стены школы. Сколько я тебя помню, ты допоздна сидел в библиотеке, в отличие от многих сокурсников, которые сразу после лекций летели прогуляться с девушками по Тиргартену.

И он рассказал всё. Как познакомились в 1936 году, попав в команду олимпийских добровольцев-волонтеров. Какое было расставание на закрытии Олимпиады. Как эти четыре года уже не верил, что увидит её, и поэтому часами сидел в библиотеке, копаясь в энциклопедиях и справочниках, стараясь хоть временами перестать думать о ней. Как не поверил своим глазам через два часа после церемонии вручения дипломов, встретив её на берегу озера Нойер. Что случилось с Лионой во время её замужества, и как он решил, что больше не позволит им расстаться.

Он говорил и не мог остановиться. Все эти годы держать это в себе было непростой задачей. Скорей всего, не встретив Лиону, он так и продолжал бы жить, не давая никому прикоснуться к его чувствам, но всё сошлось в одной точке, рядом с ним Она и человек, который умеет хранить тайны. Поэтому Логдэ не выдержал. Фрау Штерн внимательно слушала и смотрела на своего бывшего студента. Зная этого человека несколько лет, она не могла поверить, что все это время он нес такой груз с собой. Будучи по образованию психологом, фрау Штерн считала это своей ошибкой. Когда Лотар закончил, она долго молчала, а потом медленным и уверенным, но в то же время тихим голосом сказала:

– Теперь слушай меня и не перебивай. Видишь за моей спиной трехэтажный бежевый дом с бордовой крышей? На первом этаже аптека, – он кивнул в ответ, – а на втором, под номером три моя квартира. Сегодня постояльцы уезжают на месяц, и я приехала забрать ключи.

Фрау Штерн полезла в сумочку, достала их и положила на стол перед ним.

– Я не могу их взять, – нерешительно сказал Логдэ.

– Во-первых, не вижу ни одной причины, а во-вторых, я просила не перебивать. Поживете вместе месяц, денег мне не надо. Район тихий и спокойный. Соседи добрые и отзывчивые. Поверь, ко всем моим квартирантам всегда хорошее отношение, потому что знают: я имею дело только с воспитанными людьми. Теперь, Лотар, я слушаю тебя. В чем проблема?

– Я не знаю, как мне об этом ей сказать. Вдруг она поймет неправильно.

– Прямо, Логдэ, прямо. Она взрослая женщина, и ты уже далеко не мальчик.

Он взял ключи и оглянулся в сторону уличного театра. Представление только что закончилось, и довольные зрители неспешно расходились в разные стороны. Лотар не мог найти взглядом Лиону и привстал из-за стола.

– Не переживай, бежит твоя любовь, – улыбнулась фрау Штерн.

Он полностью развернулся и увидел её, которая спрятала обе руки за спиной. Подойдя к столу, она достала фарфоровую пивную кружку с изображением льва.

– Я видела, как ты её рассматривал. Это мой подарок. Какая же она тяжелая!

– Спасибо, Львенок, – сказал он и нежно поцеловал её в щеку.

– Честно скажу, глядя на вас, просто становится радостнее, но мне надо идти. Лиона, приятно было познакомиться. Лотар, запомнил? Прямо, только прямо.

Ещё немного проведя время в таверне, влюблённые решили вернуться домой. Праздник удался. Весь обратный путь они делились массой полученных за сегодня впечатлений. Им смело можно было позавидовать. Многие люди такое количество впечатлений собирают за несколько лет, а здесь каких-то шесть часов. Уже через сорок минут они шли по той же аллее, с которой начиналось их сегодняшнее приключение. Только присев на лавочку рядом с озером, они ощутили сильную усталость, но, черт побери, как она была приятна.

– Кстати, Лотар, а что фрау Штерн хотела сказать, когда прощалась с тобой? – многозначительно спросила Лиона.

Как он не хотел услышать этот вопрос именно сейчас. Ему надо было подготовиться, подобрать нужные слова, а для этого требовалось время. В какой-то момент он хотел соврать, что это вроде девиза, который был у них в технической школе, но в голове как метроном стучали слова фрау Штерн: «Прямо, Лотар, прямо». Сквозь сомнения он практически слово в слово повторил то, что она сказала ему.

Лиона молчала, а он не мог найти себе места, считая, что испортил этот прекрасный день. Это угнетало. Затем она встала и еле слышно произнесла:

– Лотар, мне надо отдохнуть, я очень устала.

Оставшись наедине, его мучила неопределенность, придет завтра Лиона или нет. В том, что он обязательно будет здесь, не было никаких сомнений, а вот ОНА… В этих раздумьях он не заметил, как уже заходил в свою квартиру. Достав из бумажного пакета пивную кружку, он поставил ее на полку перед книгами. Здесь она будет всегда на виду. А на улице продолжались гуляния и были слышны песни, сопровождаемые радостным смехом. Берлинцы умели праздновать Майский день, да и не только его.

Это был тот случай, когда тело требовало сна, а мозг лихорадочно работал, не давая уснуть. В конце концов серому веществу в его голове это надоело, и была дана команда «отбой». Утро вечера мудренее.

Погода просто баловала в эти дни, что придало Лотару уверенности. Выйдя из дома, он зашел в цветочный магазин. Этот букет сразу бросился в глаза, и он решил лишить себя такой пытки, как выбирать. Большая, сливочного цвета лилия, окруженная белыми розами с нежно-зеленым оттенком. Он уже не видел, как девушка из цветочного зала провожала его слегка завистливым взглядом. В начале одиннадцатого Лотар смотрел на плавающих по озеру уток, но это не помогало, и с каждой минутой волнение усиливалось, как он ни старался себя успокоить. Просто сидеть на лавочке не удавалось, и он начал бродить вдоль берега, положив аккуратно букет на травку в тени возле старого дерева. Он решил не смотреть на часы, хотя давалось ему это нелегко, как вдруг вдалеке на аллее, идущей вдоль берега, между деревьев промелькнуло белое платье. Его сердце задало такой ритм, что он не мог унять небольшую дрожь в пальцах. Лиона ещё издали помахала ему рукой и, ускорив шаг, на ходу весело поздоровалась:

– Привет! У меня есть для тебя новость.

– Можно вначале я? – перебил Лотар с просьбой в голосе. – Мне очень…

– Нет, нельзя. Скажешь, когда я закончу. Сегодня утром я сказала своим квартиранткам, что завтра уезжаю на месяц погостить к родственникам в Шпандау. Поможешь мне перевезти некоторые вещи? Там их немного. У меня всё. Что ты хотел сказать?

Он не мог поверить, что услышал именно это, и, придя в себя, крепко обнял Лиону и тихо проговорил:

– Я люблю тебя, Львенок. Совсем забыл, – и через секунды уже протягивал букет, – это тебе.

– Красивая композиция. Спасибо огромное. Но не мне его надо было дарить, а фрау Штерн.

– И ей обязательно, и точно такой!

В пятницу, на следующий день, Лотар снова утром зашел в цветочный магазин и попросил собрать ему такой же букет, какой он приобрел вчера. Девушка-флористка за десять минут воссоздала его, и он, поблагодарив, решил пешком прогуляться до Берлинской высшей технической школы. Праздник продолжался, но Логдэ прекрасно знал, что фрау Штерн на работе. А девушка-флористка снова проводила его взглядом, в котором уже чувствовалась непонятная ревность.

Его не было в школе две недели, а создавалось впечатление, что он не появлялся здесь два года. Даже проснулась небольшая ностальгия. Он подошел к двери приемной ректора, негромко постучал и заглянул. Лотар не ошибся, фрау Штерн сидела на своем месте за столом и заполняла бумаги. Она подняла голову и, увидев его, улыбнулась.

– Можно? – спросил разрешения Логдэ.

– Если ты принес ключи, то нет, – уже без улыбки ответила она.

Он зашел в приемную, достал из-за спины букет и положил на стол.

– Фрау Штерн, спасибо, это вам.

Она поднялась, взяла цветы и поставила их в вазу.

– Сейчас я сделаю чай, и ты мне всё расскажешь.

Выслушав, как все прошло, фрау Штерн рассудительно сказала:

– Честно, я так и думала. Лионе надо было немного времени, и повела она себя как умная женщина. Вряд ли, Логдэ, ты бы влюбился в глупышку. Удачи вам, и спасибо за цветы. Они великолепны.

Уже вечером этого дня бьющиеся в унисон сердца вместе прогуливались по Старому городу. И этой звездной ночью тоже были вместе. Любовь опять переигрывала время с крупным счетом. Полностью поглощенные друг другом, они купались под дождем той вечной и чистой любви, не замечая никого, будто находились на другой планете, а Земля была где-то далеко со своими днями и неделями.

В один из этих незаметных только им дней, пока Лиона не хотела просыпаться, нежась в постели под приглушенными светло-коричневой шторой лучами солнца, Лотар решил пройтись в магазин и купить сладкого к утреннему кофе.

Он не видел Алекса Линге семь лет и сначала не узнал. Тот стоял в компании, о чем-то живо рассказывая, перебирал пальцами по воздуху. Как и все творческие люди, Алекс не мог даже обыденную вещь или ситуацию объяснить просто. Общепринятые понятия нагоняли на него тоску. Когда в шесть лет родители отдали его на уроки по классу фортепиано, он влюбился в этот инструмент, и музыка для него стала отдушиной, которую некоторые люди не могут найти всю жизнь. Большинству детей уроки музыки приносили мучения, но только не ему. Его талант был заметен сразу. Из года в год он становился лауреатом всевозможных конкурсов. Хотя их увлечения отличались довольно разительно, они умели находить общие темы для разговоров. В то время как Алекс сводил с ума соседей километрами проигранных гамм, арпеджио и аккордов, Лотар, играя частенько во дворе в футбол, тоже не радовал их разбитыми окнами и испачканным мячом бельем, которое сушилось на улице. А когда Линге было шестнадцать лет, его заметили и пригласили в Высшую школу музыки имени Листа в Веймаре. С тех пор Логдэ его не видел. Нет, Алекс не изменился. Та же жестикуляция, та же манера поведения, та же небольшая сутулость. Такой же высокий и худощавый, он полностью оправдывал свою фамилию – Линге в переводе означало «длинный».

Лотар окликнул его, и друг детства, обернувшись, был искренне рад этой встрече.

– Алекс, привет! Ты давно в Берлине?

– Привет, дружище! Да нет, может, полгода. Живу здесь, в Шпандау, на Блуменштрассе. Я чувствую, нам есть о чем поговорить.

– С удовольствием, но мне надо сейчас идти. Давай встретимся сегодня вечером, посидим, и я познакомлю тебя со своей девушкой. Мы тоже сейчас обитаем в Шпандау. Здесь недалеко.

– Тогда пойдем другим путем. Сегодня вечером мы играем джаз, и я буду очень рад вас видеть. В восемь вечера, бар на перекрестке Цеппелин и Фалькензеерштрассе. Ты слышал что-нибудь о свинге?

– Честно сказать, немного, – ответил Лотар.

Он знал только о свингюгендах, и то понаслышке. Говорили, что это молодежь, которая хочет только танцевать под звуки свинга и больше ничего не делать. Алекс пристально посмотрел на старого друга и сказал:

– Не делай никаких поспешных выводов. Просто приди и посмотри. Поверь, это здорово.

– Мы обязательно придем.

– Смотри, Лотар, на входе будет стоять пара наших парней, чтобы не попал никто чужой. Это закрытая вечеринка. Скажешь, что вас пригласил я, и они пропустят. Я их предупрежу.

На самом деле все вышло гораздо проще. Когда они вечером подошли к бару, Алекс стоял на улице у входа и курил сигарету, медленно выпуская струю дыма. Как всегда в своих мыслях, немного расхлябанный, в очках, он со стороны напоминал Лотару его преподавателей профессоров. Никогда нельзя было угадать, о чем они думают в данный момент. Увидев их, он выкинул окурок в урну и, небрежно махнув рукой, подошел.

– Я очень рад, что вы пришли. Меня зовут Алекс, – представился он Лионе и продолжил, – Лотар, я забронировал столик и поэтому встречаю вас, чтобы провести к нему. Оттуда отлично виден наш оркестр. Пойдемте за мной.

В зале было довольно много людей, чего никак не ожидал увидеть Лотар. Лиону это тоже поразило. Подавляющее большинство присутствующих были чуть моложе или ровесниками. Алекс подвел их к столику, за которым уже сидела, как оказалось позже, его девушка, и познакомил с ней. Избранницу звали Анна. На танцевальную площадку начали выходить пары, и все их глаза были направлены на оркестр. Это показалось лавиной. Вместе, задав сногсшибательный по быстроте ритм, заиграли ударные, фортепиано и контрабас, а уже через пару тактов к ним присоединились саксофон и трубы, взорвав танцевальную площадку. Лотар смотрел на танцующих и не мог понять, откуда берется столько энергии. Какой-то дикой и поэтому завораживающей. В одну из мимолетных пауз тишины Лиона удивленно спросила:

– Я не могу понять, как они не сталкиваются?

А Анна все это время не сводила взгляда с Алекса, который, чувствуя это, играл с таким воодушевлением, что, казалось, белоснежный рояль Bechstein сегодняшний вечер не переживет.

Три часа пролетели в этом темпе абсолютно незаметно. Когда танцевальный вечер подошел к концу и уставшая, но крайне счастливая публика начала расходиться, Алекс, взъерошенный, с каплями пота на лбу, подошел и обратился к ним:

– Вы сегодня для меня очень дорогие гости. Пожалуйста, не уходите. Я сейчас приведу себя в порядок, мы спокойно посидим и поговорим.

Лиона с Анной тихо с интересом общались между собой на какие-то свои, только им известные темы, а Алекса первое, что интересовало, понравилось Лотару или нет.

– Даже не знаю, что сказать, – ответил Логдэ, – для меня это настолько новое и непонятное. Но мне не противно, в этом что-то есть. Я пока, Алекс, не могу подобрать слова. Мне было очень интересно, и, надо признать, под столом я выбивал ногой ритм. Сложно было удержаться.

– Знаешь, за этой музыкой будущее. Она уже покорила полмира. Джаз – это революция. Хотя я не люблю слова, связанные с политикой, но другое не приходит сейчас на ум.

– А где ты познакомился с джазом?

– Пару лет назад в Гамбурге. На одном из конкурсов во время своего выступления я напрочь забыл текст. Пальцевая память в тот момент, наверное, вышла покурить, – Алекс улыбнулся, – и мне осталось только одно – импровизация. Она получалась так легко, что я даже вошел в кураж. Когда отыграл, зал молчал и смотрел на меня, а потом взорвался аплодисментами. И уже вечером меня пригласили послушать выступление джазового оркестра. Там я влюбился в этот стиль. Он настолько индивидуален, как любой, кто считает себя человеком. Но, честно скажу, всегда скучал по Берлину и в октябре того года вернулся. Здесь, в столице, сложнее организовать джазовый оркестр, но, как видишь, у меня получилось. Гитлер считает джаз американским влиянием. А ненависть фюрера к США всем известна. Хотя, может, он и прав. Если бы не Америка, Германия не проиграла бы Первую мировую. Но музыка здесь при чем? Она вне политики, и мне очень жаль, что многие, кто приходят сюда, противопоставляют себя гитлерюгенду, то есть другая сторона одной монеты. Они, не замечая того, сами становятся зависимыми. Не станет гитлерюгенда, и всё, нет противника. И дальше что? Искать следующего. А джаз в первую очередь – это полная свобода твоих действий в границах семи с половиной октав, и меня это полностью устраивает. А Гитлер играет на другом инструменте, который для меня очень далек и не интересен.

Лотар, прекрасно зная старого друга, полностью понимал его философию. Для него не существовало границ и разницы в цвете кожи. Но с таким мировоззрением очень сложно было находиться у себя на родине в это время. Алекс задумался и ответил, что он это отлично понимает и максимум, куда смог уехать, где было бы спокойнее, это Шпандау.

Затем Логдэ рассказал немного о себе, чем удивил Алекса, который, не мог и подумать, что он станет физикохимиком. Он видел своего друга только в спорте. Ещё немного поболтав на отвлеченные темы, они разошлись по домам.

Лиона задумчиво шла всю дорогу и уже перед подъездом остановилась и тихо мечтательно произнесла:

– Знаешь, никогда не могла себе представить, что в Берлине есть и такая жизнь. Это было весело. Спасибо тебе.

Субботним утром 18 мая Лотар обнаружил записку, адресованную ему и вставленную в дверь. Раскрыв её, он сразу в подъезде начал читать.

«Здравствуй, Лотар. Не хотела вас будить, поэтому написала записку. В понедельник в девять утра ты должен быть в кабинете у Эрнста Сторма. Причины не знаю. Он поручил тебя найти, и, как ты понимаешь, я прекрасно знала, где ты сейчас.

С уважением, фрау Штерн»

Он сразу вспомнил слова ректора на вручении диплома, чтобы никуда не уезжал и оставался в Берлине. Мысли просто вертелись как карусель, теряясь в догадках, и Лотар решил не идти в магазин, а тихо вернулся в квартиру, пройдя на кухню, чтобы не разбудить Лиону. Аромат заваренного кофе пробудил Львенка.

– Любимый, завари, пожалуйста, и мне, – услышал он голос пробудившегося ангела, – я сейчас поднимусь.

Она зашла на кухню в своем чуть великоватом для неё светло-сиреневом халате. Сосредоточенный взгляд Лотара, смотрящий сквозь полку с посудой, не мог не броситься в глаза.

– Что-то случилось? – в её вопросе была тревога.

Он без слов протянул ей записку и, не отрывая глаз, смотрел на ставшее для него самым красивым на планете лицо. Она присела за стол, сделала небольшой глоток горячего кофе и тихо спросила:

– Лотар, не знаю, радоваться мне или нет.

– Я думаю, это работа. И по специальности. Поэтому что-то плохое в этом вряд ли может быть. Давай не будем гадать и подождем до понедельника.

– Да, ты прав. Просто, когда месяц назад мы встретились, в моей жизни всё заиграло такими светлыми красками, что любая неизвестность у меня вызывает страх. Я очень люблю тебя и боюсь потерять.

Он поднялся из-за стола, подошел сзади к ней, положил руки на плечи и, наклонившись, прошептал на ушко:

– Я тоже тебя очень люблю, Львенок.

Эти выходные озабоченность не сходила с её лица, несмотря на все бессмысленные попытки Лотара как-то отвлечь.

Без десяти минут девять в понедельник Логдэ постучался в приемную ректора и вошел. Как всегда, фрау Штерн очень приветливо встретила его.

– Присаживайся, Лотар. Он сейчас занят, но скоро освободится. Ты знаешь его пунктуальность. Подожди десять минут, – и, не спрашивая, налила ему стакан чая. – Только заварился.

Из кабинета никто не выходил, и ровно в девять часов фрау Штерн, подняв трубку, доложила:

– Герр Сторм, Лотар Логдэ.

Услышав ответ, она глазами показала на дверь. Он кивнул и направился в кабинет ректора. Этот большой дубовый стол, покрытый лаком, в виде буквы «Т» и темно-красный ковер с длинным ворсом всегда заставляли Лотара чувствовать себя неловко. Справа от стола в темноте, у зашторенного окна, на одном из стульев сидел мужчина лет сорока в офицерской форме. Насколько разбирался Логдэ, он был в звании оберста.

– Здравствуй. Садись за стол, – голос Эрнста Сторма никогда не предполагал возражений. – Нас интересует главный вопрос. Готов ли ты работать во славу своей Родины, нашей с тобой Германии?

– Для меня это будет огромная честь, герр Сторм, – уверенно отчеканил он.

Ректор переглянулся с незнакомцем и продолжил:

– Хорошо, этот вопрос мы закрыли. Теперь я хочу поговорить о том, чему мы тебя учили. Что ты знаешь о тяжелой воде?

Лотар даже немного расстроился, так как он ожидал вопрос посложнее. Но если их интересует оксид дейтерия, то он полностью сможет удовлетворить их интерес. Внимательно слушая его, Эрнст Сторм и штабной офицер постоянно переглядывались, не перебивая и давая высказаться до конца. Минут через семь он закончил и посмотрел на ректора как ученик на экзамене, давший исчерпывающий ответ. Эрнст Сторм выдержал паузу и сказал:

– Впечатляет, Логдэ. Я вижу, что для тебя это было не сложно. Тогда ещё вопрос. Теория теорией, а на практике ты смог бы?

Из уст ректора это прозвучало как высшая похвала, и Лотар, полный уверенности в себе, ответил:

– Я думаю, практическое выполнение не составит мне значительных трудностей.

А внутри себя он хотел сказать просто – «легко». Он не заметил, как оберст уверенно кивнул Эрнсту Сторму.

– Что же, я очень рад, что ты оправдал мои ожидания. Теперь перейдем к организационным вопросам.

Открыв папку у себя на столе, он достал и протянул билет на поезд.

– Теперь слушай внимательно, Логдэ. Послезавтра в среду в полдесятого утра с Гамбургского вокзала отправляется поезд. Это билет на него, – начал рассказывать ректор, но его перебил штабной офицер:

– Герр Сторм, прошу прощения. Разрешите, я все объясню, – он присел за стол напротив Лотара и, не сводя с него глаз, продолжил, – во-первых, на вас возложена важная миссия, и поэтому прошу отнестись с полной ответственностью. На этом поезде вы должны прибыть в Гамбург, где на вокзале вас встретят. Время прибытия в 14 часов 45 минут. Затем вас на машине доставят в порт города Оденсе. Это Дания, там всё под нашим контролем. Вас проведут на сторожевой катер, который следует в Осло. Здесь, Лотар Логдэ, вы останетесь один.

Оберст посмотрел на Эрнста Сторма и попросил, чтобы фрау Штерн заварила чай, так как разговор будет долгим. Пока все сидели и молчали, у Лотара всё перевернулось внутри. Неужели «Норск Гидро», неужели Веморк? Нет, не то чтоб Лотар боялся, даже наоборот, это был вызов ему, который он готов принять, но Лиона… И вот на этом месте он не знал, что думать. Фрау Штерн принесла на подносе три чашки чая, которые насытили кабинет бодрящим ароматом бергамота, и офицер продолжил:

– Он отплывает в 21 час. Около трех часов дня 23 мая он прибывает в Осло, где вас будет ожидать представитель Йозефа Тербовена. Это рейхскомиссар Норвегии. Все следующие инструкции вы получите от него лично. В случае нештатной ситуации, – оберст достал из кармана кителя сложенную вдвое бумагу и протянул Лотару, – положите в паспорт, назовем это сопроводительным документом. Теперь попрошу вас всё повторить, и очень медленно.

Логдэ обладал хорошей памятью, и для него не стало проблемой четко, с расстановкой повторить слова штабного офицера. Тот удовлетворенно кивнул и спросил:

– Теперь я слушаю вопросы.

Лотар наклонил голову вниз, затем медленно поднял и спросил таким тоном, как будто он уже знал ответ:

– Моя конечная станция – это Веморк?

– Вы абсолютно правы. Кстати, это должен был вам сказать Йозеф Тербовен, но скажу я, коль вы уже все поняли. Переписка полностью запрещена.

– Тогда разрешите ещё вопрос?

– Конечно.

– Сколько я там буду, и в чем заключается моя задача? – спросил Лотар.

– Мы направляем вас куратором всего технологического процесса на заводе, поэтому всё зависит только от вашей трудоспособности. Мне кажется, вы справитесь, – и, видя, что ответ не до конца удовлетворил его, добавил. – Я думаю, не больше года. Ещё есть вопросы?

– Нет, я всё понял.

– Вот и отлично. Лотар Логдэ, желаю удачи. Вы можете идти.

Когда он вышел из кабинета, фрау Штерн остановила его и тихо спросила:

– Что-то серьезное?

Лотар слегка потерянным взглядом посмотрел на нее и ничего не ответил.

– Сегодня в пять вечера я к вам зайду, – провожая, сказала фрау Штерн.

А в кабинете на столе у Эрнста Сторма уже стояли две полные рюмки французского коньяка.

– Надо признать, хорошие у тебя выпускники. Сказать честно, я ничего не понял, когда он рассказывал об этом, как его, дейтерии, – рассмеялся штабной офицер. – Видно, парень неплохой, давай пожелаем ему удачи.

И тепло коньяка сразу сняло напряжение в кабинете ректора.

Лиона ждала его дома, не находя себе места, и Лотар догадывался об этом, но ему нужно было время, чтобы всё разложить по полкам. В Старый город он решил пойти пешком той же дорогой, которой они прогулялись на Майский праздник. Как же тяжело соединить несовместимое! Точнее, невозможно. На одной чаше весов он был горд за себя. Все эти годы учебы не прошли даром, на него возложили ответственное задание. Это не просто протирать пробирки в лаборатории и рассказывать детям о простейших химических реакциях. Логдэ чувствовал, что прикасается к великому открытию. Пусть даже не в первых рядах, но он то звено, без которого невозможно создать что-либо значимое. Дело было не в тщеславии, просто хотелось оставить свой след в истории, а это был именно тот шанс. Он даже поймал себя на мысли, что идет на это ради науки, а потом уже Германии, или, по крайней мере, одинаково.

На другой чаше лежало то самое светлое чувство на свете. Но он же не предаёт Лиону! Она будет с ним, пусть не рядом, но в его сердце. В конце концов, это всего лишь год, и потом он никогда не оставит её одну.

В этих раздумьях он не заметил, как подошел к той самой беседке около Спортивного форума. Присев на пару минут, Лотар вспомнил о сложенной бумаге, которую дал штабной офицер и сказал положить в паспорт. Достав, он развернул её и начал внимательно изучать. Сразу в глаза бросилась свежая печать Министерства вооружений и боеприпасов. Сверху были его паспортные данные, а ниже текст, от которого у Лотара пробежала приятная дрожь по телу.

«Предъявителю данного паспорта в случае обращения, всем службам вермахта обеспечить содействие и помощь.

Рейхсминистр вооружений и боеприпасов

Тодт Фриц»

Ниже была его размашистая подпись.

«Оказывается, всё уже было решено до этой встречи. Но они выбирали и остановились на моей кандидатуре. Значит, я чего-то стою», – думал он, а под мостом, как будто гнались друг за другом, бежали волны реки Хафель.

***

Лиона слушала Лотара, и его спокойный голос внушал ей, что не произошло ничего страшного. Один год пролетит очень быстро, и это именно та ситуация, когда просто надо подождать. В какой-то степени она соглашалась с ним, но глубоко внутри тревога шептала, что не может быть всё хорошо. Она пыталась сдерживать этот голос, но здесь была бессильна.

– Лотар, купи бутылку вина и сыра. Все-таки к нам придет фрау Штерн, – Лиона задумалась и улыбнулась. – Скорей к себе домой, а в гости к нам.

Не успел он закрыть за собой дверь, как её глаза наполнились слезами, сдерживать которые было выше всяких сил. Через несколько минут она заставила себя успокоиться и пошла в ванную комнату привести себя в порядок. Когда Лотар вернулся, Лиона как ни в чем не бывало наводила чистоту в квартире, но покрасневшие глаза любимой не скрылись от его взора. Он всё прекрасно понял и чувствовал свою вину. Крепко обняв её, тихо, пытаясь скрыть возникшую дрожь в голосе, проговорил:

– Львенок, я очень люблю тебя. Мы обязательно будем рядом.

На её глазах снова проступили слезы, и она своими маленькими кулачками легко ударила его по плечам.

Пунктуальности фрау Штерн могли позавидовать самые вежливые короли. Без двух минут пять Лотар через открытое окно услышал, как соседи почтительно приветствовали её. Он открыл дверь и встречал уже на пороге. Фрау Штерн не заставила себя ждать, и через пять минут они сидели за скромным, но со вкусом накрытым столом.

– Ты понимаешь, я женщина и поэтому по природе любопытна, – она посмотрела на Лиону. – Девочка, я всё понимаю, но это вызов не только ему, это испытание и для тебя. Письмо тоже может согревать.

– Фрау Штерн, переписка запрещена, – с грустью сказал Лотар. – Как я понял, это закрытый объект.

– Это что, настолько серьезно?

Он показал фрау Штерн сопроводительный документ и она, пристально изучив его, спросила:

– Это, конечно, не мое дело, но я не понимаю, при чём тут Министерство вооружений и боеприпасов?

– Я догадываюсь, но не уверен на все сто процентов, – ответил Лотар.

– Всё, хватит, – командным голосом, как у неё это отлично получается, твёрдо сказала фрау Штерн. – Логдэ, поухаживай за дамами, разлей вино, а я сейчас поставлю пластинку.

Комнату наполнили веселые ноты пасодобля «Рио-Рита» в исполнении оркестра под управлением Отто Добриндта.

Для Лотара это стало открытием, когда фрау Штерн начала рассказывать о себе. Он не мог поверить, что она провинциалка и родилась в маленьком городке Фюссен у подножия Альп, находящемся на юге Баварии. По своим манерам она казалась чистокровной жительницей Берлина, но самое главное, никакого баварского акцента. На его вопрос о произношении фрау Штерн улыбнулась и пропела: «Mia, san mia». Это был девиз баварцев, означающий «Мы такие, какие мы есть». Она рассказала, что столичный акцент ей давался нелегко, но если Лотар, будучи коренным берлинцем, не заметил разницы, значит, труды были не напрасны, и что её дочка Кристина растет настоящей фройлен из Берлина. Как правило, время в хорошей компании пролетает незаметно, и этот вечер не стал исключением. Когда фрау Штерн собралась уходить, Лотар поблагодарил её за всё, что она для них сделала, а ключи от квартиры он завтра занесет в школу.

– Не надо, тебе завтра много чего придется сделать. Отдашь на перроне, я обязательно приду пожелать счастливого пути, – возразила она.

Проснувшись утром, Лиона нежно обняла Лотара и долго смотрела ему в глаза, пытаясь полностью погрузиться в их глубину, а затем, не сводя взгляда, шепотом спросила:

– Ты же меня не забудешь?

– Львенок, я перестану тебя любить, когда слепой художник нарисует звук лепестка розы, падающего на стеклянный пол дворца, которого нет, – тихим голосом ответил он словами Фридриха Ницше.

– Милый, как я полюбила этот Старый город и эту квартиру. Почему в жизни всё, от чего начинает петь душа, так быстро заканчивается? Нам пора собираться. Вставай и в бой, Лотар Логдэ, – улыбнулась Лиона. – Тебя ждет большое дело, и ты должен его выполнить. Я всё прекрасно понимаю.

Она не хотела, чтоб квартирантки видели её с Лотаром, и они расстались за пару кварталов, не подозревая, что соседи давно заметили тот самый блеск, появившийся в глазах, когда Лиона выходила прогуляться по Тиргартену.

Вчера, когда Лотар пошел в магазин, он дозвонился матери в Гамбург, где она занималась наладкой новой автоматической телефонной станции и только на выходные приезжала домой. Он не вдавался в подробности, а просто сказал, что по заданию Эрнста Сторма будет проездом в Гамбурге и послезавтра они могут встретиться там на перроне. По возвращении домой он начал не спеша складывать свои вещи в чемодан, по несколько минут разглядывая каждую и вспоминая, что с ней связано. В этой голубой рубашке он пришел в Спортивный форум, где впервые увидел Лиону, а на эти бежевые легкие брюки перелил стакан пива после закрытия Олимпиады, когда они группой волонтеров праздновали медали, полученные за вклад в организацию Олимпийских игр. Гардероб Лотара был небольшим, поэтому собрать вещи не заняло много времени. Больше его ушло на выбор литературы, как научной, так и классической, и поиск коробки для пивной кружки со львом. Он мог бы оставить всё, но её подарок обязательно должен быть всегда рядом.

Впервые за этот месяц в Берлине было пасмурно. Иногда срывался небольшой дождь, и серые облака постепенно, как по команде небесного тренера, менялись на свинцовые тучи, пока не накрыли всю столицу. Непогода никак не влияла на вокзальную суету, только местные уличные коты и собаки попрятались в свои убежища, чувствуя приближающуюся грозу. Ожидающих на перроне было немного, большая часть находилась в здании вокзала, боясь промокнуть под дождем, который мог хлынуть с минуты на минуту, а резкие порывы ветра заставляли Лотара с большим усилием удерживать зонт, под которым, прижавшись и уткнувшись в плечо, стояла Лиона. Это был обычный, но всегда трогательный сюжет для картины под названием «Прощание», где главные герои выходят на передний план среди остальных и сразу бросаются в глаза, поэтому фрау Штерн не потеряла много времени на их поиск.

Поезд медленно, как большой червь, подползал к перрону и, глубоко выдохнув, остановился. Они стояли уже втроем, и в распоряжении оставалось не больше десяти минут. Фрау Штерн желала удачи и быстрейшего возвращения, а у Лионы плохо получалось сдерживать слезы, которые пошли одновременно с дождем. Лотар не мог на это смотреть и прижал её к себе, не в силах сам остановить капли печали. Когда проводник поторопил пассажиров и объявил об отправке, он невнятно сказал, что ему надо идти, и прошептал: «Я люблю тебя». Подняв чемодан с земли, Логдэ резко развернулся и быстрым шагом, не оглядываясь, направился к вагону. Он хотел, чтоб эта пытка для них закончилась как можно быстрее. Уже в вагоне он остановился у окна и посмотрел на Лиону. Она стояла, прикрытая зонтиком фрау Штерн, не двигаясь, безвольно опустив руки вниз и направив пустой взгляд на двери вагона, в которых несколько секунд назад исчез он. Тепловоз начал свое движение, и Лиона, опустив голову, медленно направилась к зданию вокзала, не замечая никого и ничего вокруг. Фрау Штерн шла рядом и прекрасно понимала, что любые слова сейчас – это лишнее. Уже на привокзальной площади она предложила пойти и где-нибудь посидеть, боясь оставлять её одну в этом состоянии.

– Спасибо, фрау Штерн, я хочу домой и побыть наедине. Пожалуйста, не провожайте меня, – сквозь слезы отрешенно ответила Лиона. – Я сама доеду домой, со мной ничего не случится. Еще раз спасибо вам за всё.

«И вот еще один человечек, который, неизвестно, сколько времени, всё будет носить в себе», – подумала фрау Штерн, провожая взглядом Лиону, которая шла и не обращала никакого внимания на дождь, опустив зонтик вниз.

А поезд «Берлин – Гамбург» уже набрал ход и мчался навстречу северному ветру.

Глава 9. Конечная станция – Рьюкан

К Лотару долго стучалась, и, в конце концов, он отогнал от себя эту мысль, встать на следующей станции и вернуться. Одно он уже решил точно. Мать не узнает, что его ждут в Норвегии, и он расскажет про работу простым инженером в строящейся химической лаборатории где-нибудь на севере Германии. У проводника оказалась довольно подробная карта, и Логдэ довольно быстро придумал себе место работы. Пусть это будет небольшой остров Боркум. Он не хотел врать матери, но ещё больше не желал её расстраивать и пугать своей дальней поездкой в страну, где идет война. Придумав эту легенду, он успокоился и погрузился в свои мысли, не замечая, как километры от дома из десятков переходили в сотни. Лотар не хотел думать, что его ждет в Веморке, он будет просто выполнять свою работу, а книги там станут лучшими друзьями. Пять часов перестука колесных пар тепловоза пролетели очень быстро, и вот он уже выходил из вагона на перрон главного вокзала Гамбурга.

Погода во втором по величине городе Германии была полной противоположностью берлинской. Здесь, абсолютно не стесняясь, вовсю светило солнце, да так, что Лотару пришлось прищурить глаза. Не успев пройти и двух метров от вагона, он услышал, как его окликнул мужской голос по фамилии и имени. Логдэ обернулся и увидел военного офицера, который быстрым шагом направлялся к нему.

– Прошу следовать за мной, машина… – он не успел договорить, как с другой стороны прозвучал голос матери:

– Лотар, сынок, я здесь!

Он посмотрел на военного и, не ожидая от себя, сказал голосом, которым не просят, а ставят перед фактом:

– Мне надо попрощаться с матерью.

– У вас есть пятнадцать минут. Я буду ждать вас там, – ответил офицер и кивнул в сторону центрального входа.

Лотар подошел к матери и сказал, что времени у них мало, его ждет машина.

– Сынок, так куда ты едешь?

Он рассказал придуманную им в поезде историю, и хоть мать знала своего сына наизусть, она поверила, потому что Логдэ в принципе не врал. Он просто поменял название места и кое-что недоговорил. Мать внимательно выслушала и сказала:

– Ты стал взрослым, Лотар, и это твоя жизнь. Я очень рада, что Эрнст Сторм выбрал тебя. Ты же у меня умный мальчик. Если появится возможность, сразу пиши. Сынок, будь молодцом.

Он обнял мать и кинул взгляд на офицера, который, поймав его, постучал двумя пальцами по часам.

–Всё, мама, меня ждут. Я побежал.

Лотар всегда мечтал проехать в этом автомобиле. Он вспомнил, как вместе с сокурсниками всегда провожал взором Эрнста Сторма, у которого был точно такой Horch 830 черного цвета со светло-коричневыми дверями и крыльями. Офицер, как полагается, не был разговорчив, и Лотару показалось, что он даже зол на него, как будто отвлекает от важного дела. Он не ошибся. Офицер не мог понять, почему в Оденсе этого юнца, который даже не военный, он должен сопровождать лично. Вполне хватило бы и его водителя. А теперь домой в Гамбург он попадет только на рассвете. Но, честно сказать, Лотара абсолютно не волновало его отношение к нему. В конце концов, в каком-то смысле он тоже выполняет приказ. Логдэ сел за его спиной и прикрыл окно шторкой. Он устал и хотел спать, а ровное мягкое урчание двигателя зазвучало для него как колыбельная. Он не просто уснул, он провалился в свои грезы, проспав два блокпоста, где их машину пропускали без лишних вопросов, видя удостоверение его сопровождающего. Салон наполнил запах морской свежести, который и пробудил его. Открыв шторку, он взглянул в окно автомобиля. Ещё не до конца проснувшись, его чуть отбросило назад от увиденного. Такое количество воды он лицезрел лишь на картинах и фотографиях. И ни одного берега. Создавалось впечатление, что он летит над водной гладью в свете заходящего солнца. Это был всего лишь мост, соединяющий полуостров Ютландия с островом Фюн, а то, что Лотар принял за море, оказалось проливом Малый Бельт. Логдэ не мог представить себе мост больше километра. Он взглянул на часы, и стрелки показали ему половину восьмого вечера, а значит, они на подъезде к Оденсе. Офицер, как бы читая его мысли, сказал, что на причале они будут через час. Логдэ уже не хотел спать, и последний отрезок пути наслаждался равнинными видами острова. Старинные особняки, мельницы, аккуратные домики, стены которых были полностью покрыты живой зеленью, всё это казалось ненастоящим и напоминало ему театральные декорации сказочной страны. Теперь стало понятно, что вдохновило Ганса Христиана Андерсена на его произведения, ведь всё свое детство он провел здесь. Сам Оденсе был очень похож на Старый город в Шпандау, где ещё вчера утром он обнимал Лиону, а сейчас они находились уже в разных странах. Грусть опять взяла сердце в тиски, а ведь не прошло и дня, как они не виделись.

При въезде в порт Оденсе на пропускном пункте за всю поездку у Лотара впервые потребовали документы. Он через окно отдал паспорт с сопроводительным документом и с любопытством смотрел на проверяющего. Ему была интересна его реакция. Раскрыв паспорт, солдат достал эту сложенную вдвое бумагу, внимательно прочитав, он начал пристально изучать паспорт. По всему было видно, что с таким документом он ещё не сталкивался. Сложив всё аккуратно назад, он протянул Лотару документы и, вытянувшись, отдал честь, приложив правую руку к голове с пожеланиями счастливого пути. Всё это действо произвело большое впечатление на военного офицера, хоть он и пытался не подать вида. Половину обратного пути они вместе с водителем гадали, кого же доставили в Оденсе. Версий было много, но ни одна не была даже рядом с настоящей. Сошлись на том, что это сынок кого-то из нового руководства Норвегии и едет спрятаться под крыло папаши. Ну а мать на вокзале, скорей всего, в разводе. И, успокоившись этим выводом, офицер спокойно спал до самого Гамбурга.

По сравнению с речными трамвайчиками Берлина, этот военный катер типа «Раумбот» казался ему огромным. Командир катера, в отличие от хозяина «Хорьха», был довольно веселым и доброжелательным человеком лет сорока пяти. Видя, что Лотар одет по гражданке, он сразу перешел в разговоре с ним на обычный язык, представившись без званий и должностей, а просто сказав, что его зовут Филипп, а поскольку это имя обозначает «любитель лошадей», то негласно катер носит название «Жеребец», официально у них только номера. Чувствовалось, что он гордится своим маленьким боевым кораблем, а команда, в своём большинстве ровесники Лотара, принимает за честь служить под его командованием.

– Будь спокоен, сынок. Доставим тебя в Осло в лучшем виде. «Жеребец» – это маленькая крепость, способная дать отпор любому, кто захочет обидеть нашу лошадку, – сказал Филипп и провел небольшой экскурс по вооружению катера. Лотар с большим интересом слушал всё, что рассказывал старый морской волк.

– Кстати, если ты хочешь спать, я тебе выделю свою каюту там, где ты оставил чемодан, – предложил капитан.

Логдэ поблагодарил его и ответил, что не хочет пока ложиться, так как выспался по дороге сюда, и с огромным удовольствием постоял бы на носовой части катера.

– Держись только крепче, – посоветовал командир, – это прекрасное ощущение. Море сейчас тихое, так что наслаждайся. Если что, я в ходовой рубке и буду видеть тебя. Возникнут вопросы, просто помаши рукой.

Насчет ощущений капитан не обманул. Для Лотара, который впервые выходил в открытое море, вид бескрайней водной глади, рассекаемой носом катера на скорости 20 узлов, поражал воображение. Он чувствовал себя викингом, который отправился в неизвестную даль без страха и сожалений, легко преодолевая все трудности опасного путешествия, а самая яркая звезда в ночном небе указывала путь. Когда окончательно стемнело, он уже начал замерзать и поднялся в ходовую рубку.

– Сынок, иди в каюту, отдохни, – сказал Филипп. – Побереги глаза до завтра, сейчас ты не увидишь всей красоты, а утром не сможешь оторваться.

На столе командира катера Логдэ увидел фотографию молодого матроса, черты лица которого очень сильно напоминали капитана. Не надо было быть Эркюлем Пуаро, чтобы догадаться, кем этот юноша является Филиппу. Погасив свет, он пытался уснуть, но только сейчас поймал себя на мысли, как завертелся идеально настроенный механизм военной машины. Сколько людей было задействовано, чтобы доставить его в Осло быстро, без задержек и осложнений. Очень поразило Лотара, что никто не пытался узнать ничего о нём и причины его поездки. Чувствовалось, что приказ шёл высоко сверху. Бесспорно, это тешило его самолюбие, но, с другой стороны, он начал понимать всю свою ответственность в этой миссии. Нет, он не подведет, чего бы ему этого ни стоило! Вот только свежий морской воздух, насытив его тело, перебил эти мысли, подарив крепкий здоровый сон.

В шесть часов утра он уже умывался, а затем поднялся в ходовую рубку.

– Доброе утро, Лотар, – весело пожелал Филипп и спросил, – как спалось? «Жеребец» не сильно брыкался?

– Спасибо, спал как младенец. Вам тоже доброе утро, герр Филипп, – пожелал в ответ Логдэ. Фамилию капитана он не узнал, в принципе, и не стремился, а называть просто по имени не позволяло воспитание.

Лотар встал рядом с ним и так же пристально начал вглядываться вдаль. Слева по борту далеко он увидел землю. Командир катера, уловив его взгляд, ответил сразу на все возникшие у него на данную минуту вопросы:

– Это мыс Гренен. Можно сказать, середина нашего пути. Самый север Ютландии и граница между проливами Каттегат и Скагеррак. Как видишь, коварный Каттегат мы прошли. Этот пролив не зря назвали кошачьей дверью. Лотар, ты, наверное, видел, как кот проходит препятствие. Очень аккуратно, мягко ставит лапу, обдумывая каждый шаг. Точно так же себя надо вести на Каттегате. Стоит расслабиться, и ты уже сидишь на мели. Но мы его прошли и сейчас ускорим ход.

За штурвал катера взялся старпом, а капитан ушел к себе в каюту, решив отдохнуть пару-тройку часов. Утренний вид открытого моря был так же прекрасен, как и вчера вечером. Лотар снова встал на носу катера, и ветер, как будто разговаривая с ним загадками, нес что-то неизвестное и непонятное, а ностальгия, опять не спрашивая разрешения, заглянула внутрь, и он, перейдя на корму, долго смотрел строго на юг. Смотрел туда, где осталось то, что не может быть ещё ближе. Спустя время он не заметил, как так же без спроса она покинула его, и Лотар с большим интересом стал наблюдать за слаженными действиями команды катера. Четкость и скорость выполнения команд напомнили его подготовку к открытию Олимпиады. Время пролетело незаметно, и уже около одиннадцати часов утра «Жеребец» входил в воды Осло-фьорда. Он заметил, что поведение капитана Филиппа изменилось. Старый моряк явно чего-то ждал, и это заставляло его нервничать, хотя всем своим видом старался показать спокойствие. Через пару часов причина нервозности капитана открылась Лотару, когда катер подошел к проливу Дробак. Засмотревшись на приближающуюся разрушенную крепость Оскарборг, он услышал командный голос Филиппа:

– Малый вперед, – и через минуту, – стоп, машина.

Катер проплыл по инерции несколько десятков метров и остановился практически напротив острова Северный Кахольм. Капитан вышел на левый борт катера, держа в руке венок, а затем бросил его в воду, мрачно вглядываясь в глубину фьорда. К Лотару, который стоял в нескольких метрах и не сводил глаз с командира, незаметно сбоку подошел старпом и тихо начал рассказывать:

– Полтора месяца назад, а точнее, девятого апреля, на этом месте был потоплен тяжелый крейсер «Блюхер», на борту которого находился его сын. Это был для него первый боевой поход. Старина Филипп очень гордился службой своего сына на флагмане и просто мечтал, чтобы «Жеребец» попал в состав катеров сопровождения. Но у нас было другое задание. После трагедии он только и думал, как побывать здесь. Каждый раз, когда мы проходили мимо Осло-фьорда, он неотрывно смотрел в бинокль, а потом уходил к себе в каюту, где разговаривал с ним. Когда поступил приказ доставить тебя в Осло, Филипп не находил себе места, ожидая этого дня.

– Я видел фотографию на капитанском столе, – сказал Лотар, и старпом, кивнув головой, продолжил:

– Через полчаса он поднимался в рубку, как будто ничего не случилось, но мы всё знали и догадывались.

Он задумался, и в наступившей тишине Лотар спросил:

– Как его звали?

Старпом внимательно посмотрел и ответил:

– Поверь, капитан очень не любит чужих на борту, но к тебе отнесся очень хорошо. Сначала мы подумали о том, что благодаря тебе он попадет сюда. Но когда узнали, как тебя зовут, всё стало ясно. Ты очень напомнил ему сына, его тоже звали Лотар. Я не верю в чудеса, но для Филиппа, тебя прислала судьба за все его мольбы побывать здесь.

До Осло оставалось около часа ходу, и всё это время Логдэ думал о том, что рассказал старпом. Он ошибался, считая, что Германия вошла в Норвегию практически без боя. Нигде, ни в газетах, ни по радио, он не слышал о потопленном тяжелом крейсере «Блюхер». Было несколько сообщений об уничтоженных кораблях Британии, а здесь, оказывается, всё происходило не так просто. Норвежцы давали отпор, хотя на данный момент всё было более чем спокойно. Никаких признаков войны, разве что разрушенная крепость на острове, которая уже вошла в историю.

Тысячи островов, как казалось Лотару, здесь, на подходе к порту Осло, просто выглядывали посмотреть на них, прячась друг за другом. Капитан Филипп очень внимательно следил за движением катеров, лодок и яхт, аккуратно ведя «Жеребца» к причалу. Они пришвартовались в бухте Пипервика, а Лотар, взяв чемодан, уже собрался попрощаться и выйти на причал, как его остановил старый морской волк.

– Не спеши, тебя должны встретить, а катер покинешь, когда за тобой придут, – командным, но в то же время по-отцовски заботливым голосом сказал капитан.

Логдэ и так не хотелось покидать судно, одиноко застыв в ожидании на причале. Сейчас его окружали люди, которые говорили на родном немецком языке, а скоро всё изменится. Абсолютно всё.

По причалу твердой походкой в сторону «Жеребца» направлялся мужчина в штатском, и, поравнявшись с катером, он посмотрел на номер, а затем перевел взгляд на Филиппа.

– Я встречаю Лотара Логдэ, – уверенно сказал он.

Услышав своё имя и фамилию, Лотар развернулся, прекратив рассматривать гавань, взял свои вещи и подошел к мостику. Капитан Филипп пожал ему руку и с предупреждением проговорил:

– Следи за собой и береги себя, сынок. Эта земля не любит чужаков. Будь осторожен. Только удачи.

Он крепко обнял его, и Логдэ в ответ поблагодарил, пожелав семь футов под килем и попутного ветра.

Несмотря на конец мая и вполне солнечный день, погоду в Осло трудно было назвать теплой, поэтому свитер, подаренный матерью на день рождения, сейчас был в самый раз. Представитель Йозефа Тербовена оказался норвежцем, неплохо говорящим на немецком, поскольку несколько раз был в Германии, где проходил обучение и стажировку от «Национального единения» Квислинга. Эта партия поддерживали национал-социалистов, но не имела никакого веса у себя на родине. Покинув причал, они направились пешком в здание парламента, которое находилось недалеко от порта. Это было большое красивое сооружение, которое объединило в себе несколько архитектурных стилей, впоследствии названных эклектизмом.

За это путешествие Лотар впервые почувствовал, что смертельно голоден, и спросил, где он может перекусить. Норвежец улыбнулся и ответил:

– Герр Логдэ, вы ошибаетесь, считая нас негостеприимными. Мы уже обо всём позаботились. Потерпите, пожалуйста, пятнадцать минут. Обед уже ждет вас.

По количеству охраны здания сразу ощущалось, кто здесь «прописался». Помощник рейхскомиссара Норвегии провел его в столовую парламента и, усадив за стол, подал знак на кухню. На первое, как узнал Лотар позже, был сливочный форелевый суп. Настолько сочный и душистый, что он просто уничтожил его, но больше всего поразило одно – никакого вкуса рыбы. Горячим блюдом был лосось (ну куда же в Норвегии без него) в соусе, вкус которого он так и не определил. Представитель Йозефа Тербовена выглядел очень довольным, наблюдая, с каким аппетитом этот загадочный немецкий гость пополнял запасы калорий в своем организме.

Проведя Лотара до кабинета, где уже стоял его чемодан, помощник показал расположение ванной и спальной комнат. Затем рассказал, что рейхскомиссар приедет поздно вечером, поэтому они встретятся завтра в девять утра, а сейчас пусть отдыхает от долгого пути, и, если надо, здесь есть отличная библиотека с книгами на немецком языке. Положив на стол номер внутреннего телефона в случае какой-либо нужды, он оставил его одного. Кабинет впечатлял высотой потолков и размером окон, что Лотар почувствовал себя гномом, вошедшим в хоромы великана. Интересно, кто и какие вопросы решал в этом кабинете? Для него это останется загадкой до конца жизни.

Он сел за небольшой письменный стол у окна и смотрел на улицу, где мимо умиротворенно и с железным спокойствием делали свою работу желтые открытые трамваи, перемещая людей из одного района столицы в другой. И никакой войны. Лотар ошибался – война была везде. Просто вместо привычных для неё звуков выстрелов, клацающих затворов, свистящих бомб, ударов сапог по брусчатке, громких команд, рёва ползучих и летающих железных машин, здесь она молчала. Она ушла в подполье, где ты не видишь врага, который держит тебя на прицеле, не сводя глаз днём и ночью. Война не закончилась – она спряталась.

На следующее утро помощник провел Лотара в кабинет Йозефа Тербовена, который сухо поприветствовал и сразу перешел к делу:

– Давайте я введу вас в курс происходящего. На нас возложена задача максимально увеличить объем производства тяжелой воды на заводе «Норск Гидро», который находится при гидроэлектростанции Веморк. Как мне сообщили, вы отличный специалист в этом вопросе, а я отличный организатор. Этого вполне хватит для успешного выполнения задачи, третьего не надо. На заводе вы будете являться куратором технологического и производственного процесса со всеми вытекающими отсюда полномочиями, несмотря на то, что там уже работает группа инженеров «ИГ Фарбениндустри». Скажу честно, ваше присутствие – это наша перестраховка. У компании «ИГ Фарбениндустри» большая доля американского капитала, а чью сторону примет Рузвельт, не знает никто. Складом готовой продукции и транспортировкой занимаюсь уже непосредственно я. Пока всё понятно?

Лотар утвердительно кивнул, и рейхскомиссар продолжил:

– Все возникшие вопросы и проблемы, касающиеся производства тяжелой воды, обсуждаются, а также решаются лично со мной. На заводе расположен охранный гарнизон, подчиняющийся непосредственно мне. Командир гарнизона Михаэль Штенц. Говорите ему, что вам нужна встреча со мной, и он организует. Михаэль – смышленый малый. Вся переписка категорически запрещена. Здесь все понятно?

Лотар опять наклонил голову в знак согласия.

– Вот и хорошо, – сказал Йозеф Тербовен, – тогда перейдем к бытовым вопросам. В шести километрах к востоку от Веморка находится небольшой городок Рьюкан, вы будете проезжать его по пути на завод. Там для вас мы сняли небольшой домик. На заводе будет ваш личный кабинет со всеми удобствами. Ключи от квартиры и кабинета выдаст Михаэль. Ваш оклад составит 300 рейхсмарок в месяц, это около пятисот норвежских крон. Поверьте, в тех местах вам хватит этого с головой. Надеюсь, сейчас возник хоть один вопрос?

– Где бы я смог подтянуть свой, мягко говоря, плохой норвежский язык? – улыбнулся Лотар.

– Везде. Не поверите, здесь все говорят на норвежском, – рассмеялся Йозеф Тербовен, – а если серьезно, обратитесь к Михаэлю Штенцу. Он что-нибудь придумает.

Расстояние от Осло до Рьюкана составляло 180 километров, где следы деятельности человека, это сама дорога и несколько небольших городков. Выехав за пределы столицы Норвегии, Лотара сразу поразила безмятежность местной природы, у которой был свой особый мир, не запачканный глупой активностью людей. Он сразу понял, человек здесь не делает окружающую природу под себя, наоборот, он делает себя под природу. На одном из поворотов извилистой дороги он попросил помощника рейхскомиссара, который был за рулем, остановиться. Сначала Лотар подумал, что ему показалось, а выйдя из машины, был поражен. На большой ветке старого, судя по толщине ствола, дуба сидел ворон, без преувеличения, размером с собаку. Если есть на планете цвет темнее черного, то это был его. Ворон, опустив и чуть наклонив голову, смотрел на него, как бы спрашивая у себя, кого сюда занесло и почему я его не знаю, всем видом демонстрируя, что незваный гость явно помешал его размышлениям. Глядя на его размеры, Лотар улыбнулся, поймав себя на вопросе, какие тогда здесь волки?

– Ворон, как дела? – весело спросил он, а черная птица в ответ гордо отвернула голову в другую сторону, открыто показывая, что его присутствие ей надоело.

Логдэ снова улыбнулся, сел в машину, а ворон так и не соизволил повернуть голову в его сторону, пока они не скрылись за близлежащим холмом, где расположился небольшой городок Саннвика. Помощник Йозефа Тербовена весь пройденный путь молчал, поглядывая в зеркало заднего вида на своего спутника, пока они не прибыли в город Драммен, находящийся на берегу одноименного фьорда с выходом в Осло-фьорд, и, сбавив скорость, тихо проговорил:

– Здесь моя родина. Не забуду, как, будучи детьми, мы с соседскими мальчишками катались на троллейбусе, цепляясь сзади за небольшую лесенку. Большего счастья, чтобы так прокатиться, я не мог и желать. А сколько здесь озер. Их сотни, и большие, и маленькие. Сделаем удила из веток и счастливый, чувствуя себя добытчиком, несешь домой пару форелей. Даже не могу назвать любимое озеро, они все по-своему красивы. Одно прячется в лиственном лесу, второе забралось на горное плато, а третье разлеглось на зеленой равнине.

Лотар слушал, а память рисовала ему картину только одного озера, конечно, это Нойер с лавочкой на берегу, которое было для него уже далеким, но осталось всё таким же близким.

Далее дорога пролегала среди горной возвышенности и тень от огромных валунов всё чаще ложилась на неё. Первобытность окружающей природы, в отличие от городской суеты, заставляла думать о чем-то бесконечном и представлять картины прошлого. Лотар даже не удивился бы, увидев за следующим поворотом отряд викингов, отдыхающих на привале, которые своим громогласным хохотом заставляли подпрыгивать камни, а отблеск их топоров и мечей слепил глаза пролетающим птицам. Большие сильные кони в сторонке неторопливо жевали траву, не обращая никакого внимания на своих шумных хозяев, рассказывающих о проделках Локи и ратных подвигах на чужих берегах. Несмотря на смех и дружеские издевки, один хвастался своим драккаром, который способен обогнать молнию, что он делал несколько раз, а другой рассказывал о том, как в одной очень далекой стране в него влюбилась местная принцесса и от страсти сошла с ума. Только ярл молча с улыбкой наблюдал за своими воинами, представляя их на пиру у Одина, где тот соберет всех лучших для последней битвы.

Лотар отвлекся от игры воображения, когда перед ним во всей своей красе открылось озеро Тинншё. Дорога шла по западному берегу, и он уже не отрывал взгляд от темной, как ему правильно казалось, очень холодной воды.

– Какой странный корабль, – сказал Лотар, увидев вдалеке судно с двумя трубами.

– Это железнодорожный паром. С завода в Веморке вагоны прибывают сюда. На берегу паром стыкуется с рельсами и принимает до двенадцати вагонов. Затем по прямой доставляет их на противоположный берег озера, где снова стыкуется с рельсами, после чего вагоны продолжают свой путь.

– Значит, мы уже подъезжаем?

– Абсолютно верно, тут осталось чуть больше десяти километров. Как заедем в ущелье, там нас и встретит Рьюкан, – ответил помощник.

Этот городок с населением около десяти тысяч человек можно было смело назвать рабочим поселком, ведь он вырос на пустом месте только благодаря строительству завода по производству селитры в 1911 году. Далее в шести километрах от Рьюкана сама природа, а точнее, одноименный водопад, пена которого стелилась словно туман, откуда и произошло название «Дымящийся», подсказала основателю компании «Норск Гидро» Самуэлю Эйде использовать всю мощь 104-метрового водного каскада. И в 1934 году на этом месте была построена самая большая гидроэлектростанция в мире – Веморк, а рядом семиэтажное здание завода по производству водорода в электролизных установках. Единственное, что связывало Рьюкан и Веморк, это извилистая горная дорога, проходящая по склону ущелья долины Вестфьорддален, полностью заросшей лиственными деревьями, которые с одной стороны наваливались на тебя, а с другой убегали вниз на дно ущелья, где текла река Мана, истоком которой был водопад Рьюканфоссен. Непосредственно уже перед гидроэлектростанцией, которая находилась на другой стороне ущелья, был установлен подвесной мост, проходя по которому в первый раз, у всех без исключения сжималось сердце от вида со стометровой высоты. Другого подхода к Веморку не существовало, и поэтому весь упор охраны был сконцентрирован на этой висячей дороге.

Их явно ждали, так как, не успев подъехать к мосту, навстречу вышел командир гарнизона Михаэль Штенц. Обменявшись парой фраз с помощником Йозефа Тербовена по-норвежски, он поприветствовал Лотара.

– Всё, я могу ехать обратно в Осло. Теперь ты, Михаэль, отвечаешь за него головой. Приятно было пообщаться, – сказал помощник и, сев за руль, развернулся, просигналив пару раз, надавил на педаль газа.

Михаэль Штенц сразу вызвал у Логдэ симпатию. Пока его глаза с нескрываемым интересом и любопытством рассматривали прибывшего гостя, морщинки на лице четко говорили, что это добрый веселый человек. Но что больше всего понравилось Лотару это родной берлинский акцент, а значит, будет, о чем поговорить.

– Пойдемте за мной, – сказал Михаэль, – я введу вас в курс местной жизни и ещё расскажу кое-какие нюансы.

– Михаэль, давайте на ты. Я здесь не на один день, – предложил Лотар, на что командир гарнизона, улыбаясь, кивнул.

Рядом с заводом находилось несколько домиков, в одном из которых жил Михаэль Штенц, где одна из комнат была сделана под рабочий кабинет. Предложив присесть и чашечку кофе, от чего Лотар не отказался, он, закурив сигарету, сказал:

– Давай начнем с главного, – и, открыв сейф, достал два ключа. – Этот от твоего кабинета, он находится в здании завода на четвертом этаже. Позже я тебя туда проведу, а другой, от небольшого домика в Рьюкане. Насколько, Лотар, мне известно, ты приехал один, так что места тебе хватит с запасом. Кстати, недалеко есть маленький уютный бар, где всегда утолишь жажду бокалом свежего пива. Конечно, не немецкого, но пить можно. В пятнадцать часов главный инженер завода Йомар Брун соберет весь персонал, чтобы представить тебя. Сейчас четверть третьего. Допиваем кофе, и я проведу тебя к нему. Дам тебе совет: не набивайся к нему в друзья, он нас здесь не приветствует. Я это чувствую.

Йомар Брун, как человек был уважаем и хорошо воспитан, но не мог полностью скрыть свою неприязнь к молодому немецкому ученому. И хоть Логдэ пришел без автомата, а оружием для них обоих была доска с мелом, само присутствие непрошеного чужеземца нервировало и заставляло злиться. Лотар не понимал к себе такого отношения, ошибочно полагая, что они делают одно дело. Он обязательно покажет себя отличным специалистом физико-химических процессов и заставит относиться к нему с уважением. Когда Йомар Брун спросил, какие вопросы его интересуют, ответ Логдэ не заставил себя долго ждать:

– В первую очередь мне нужны полная документация и чертежи электролизной установки. Свойства электродов, то есть, из какого металла они изготовлены, расстояние между ними, их форма и площадь. Также интересует концентрация щелочи в электролите и его температура подачи в установку. Вопросы энергоемкости процесса пока меня не волнуют, так как с этим, насколько я понимаю, проблем нет, когда рядом гидроэлектростанция, – уверенно и немного нагло сказал Лотар на одном дыхании, а затем продолжил. – Я надеюсь, пару дней вам легко хватит, чтобы предоставить мне эту информацию. Я хочу заняться кое-какими расчетами.

Он специально говорил с главным инженером в таком тоне. Логдэ привык относиться к людям так, как они относятся к нему. В конце концов, чем быстрее он произведет нужное количество тяжелой воды, тем раньше вернется в Берлин. А там Лиона. Йомар Брун почувствовал, насколько холодно с ним пообщался гость, и уже довольно миролюбиво произнес:

– Давайте не будем начинать наше сотрудничество с негативных ноток. Нам вместе здесь работать, и я не против того, чтобы производственные отношения были на высоком уровне. Два дня это много. Завтра в 10 утра вся требуемая документация будет лежать у вас на столе. А сейчас пройдемте, я познакомлю вас с персоналом.

Встреча с рабочим коллективом прошла очень спокойно. Как показалось Лотару, подавляющему большинству было абсолютно всё равно, кто он такой и откуда. У них закончилась смена, и рабочие хотели скорее вернуться домой, где их ждут любимая жена, ужин, а после, бокал пива.

Логдэ понравился кабинет, из окон которого можно было наблюдать за подвесным мостом и наслаждаться видом ущелья. Посидев немного за столом и чуть привыкнув к креслу, он направился к домику Михаэля Штенца, который позвал его в гости, когда всё закончится.

– Поехали в Рьюкан. Солнце спрячется за горами, и скоро станет совсем темно, а я ещё не показал тебе домик.

В машине, когда Лотар ехал сюда, он ощущал себя гораздо спокойней, чем находясь в коляске мотоцикла с чемоданом на коленях. Михаэль оказался лихой водитель, и ему было сложно оставаться спокойным, когда в метре от тебя был обрыв. Зато Штенцу такая поездка явно приносила удовольствие.

– Скажу честно, этот домик выбирал я. Из него отличный вид на гору Гаустатоппен. По слухам, с неё видно чуть ли не половину Норвегии. Но я не верю. Ладно, обживайся, а завтра я заеду за тобой в половину восьмого утра. Приятно было познакомиться. До завтра.

– Спасибо за всё, Михаэль. Желаю удачи, – Лотар закрыл дверь и услышал, как Штенц не хотел давать спокойной жизни двигателю мотоцикла.

Действительно, на улице стемнело очень быстро, как будто просто выключили свет, и он, разобрав вещи, долго, словно скучающий кот, неотрывно смотрел в окно. Поездка закончилась, и в голове прозвучал металлический голос, который часто слышал в метро: «Конечная станция – Рьюкан».

Глава 10. Начало

Первую неделю Лотар пристально изучал все тонкости и нюансы промышленного производства тяжелой воды, которое отличалось от лабораторных условий, но не кардинально. Поэтому для него не было больших проблем полностью вникнуть в данный процесс. Параллельно вечерами, исходя из полученных днём данных и документации, он производил расчеты по усовершенствованию электролизной установки и ещё через неделю обещал предоставить полный список всего необходимого Йозефу Тербовену. Права на ошибку у него не было, по крайней мере, он так думал, и поэтому все расчетные результаты перепроверял несколько раз. На бумаге всё смотрелось очень неплохо. Лотар в самом начале надеялся минимально увеличить производительность на десять процентов. Для этого он вдохнул жизнь в одну старую электролизную установку, стоявшую без дела уже несколько лет, и на ней начал проводить свои исследования. Результат не заставил себя ждать. Расчеты не только оправдались полностью, но и превзошли все ожидания.

Он подготовил полный отчет и сообщил Михаэлю, что ему нужна встреча с рейхскомиссаром. Главный инженер Йомар Брун, который вначале очень скептически выслушивал мысли Лотара, увидев конечный результат, был если не поражен, то крайне удивлен обширными знаниями Логдэ в этой области. И теперь его отношение к молодому немцу носило двойственный характер. Он также продолжал воспринимать его как чужака, чья страна пришла в его дом с оружием, но, как к физику-химику, проникся уважением. Инженеры компании «ИГ Фарбениндустри» держались обособленной группой, и все диалоги с Логдэ носили только рабочий характер. В конце концов, он будет отвечать за всё и это их устраивало.

Лотар в свою очередь был приятно удивлен, как незаметно для себя и довольно быстро он начал говорить некоторые фразы по-норвежски и также понимать, правда, пока очень простые, предложения. Язык викингов оказался грамматически очень похож на немецкий, проблема была только в произношении. Вначале ему было очень сложно выставлять правильно акценты, но он не сомневался, что со временем эта проблема пройдет сама собой. По крайней мере, в маленьком магазинчике его понимали, и на лице продавца уже не было той улыбки, которая присутствовала вначале, когда Лотар пытался объяснить, что ему нужно.

Ответ Йозефа Тербовена пришел довольно быстро. Когда они встретились всё там же в здании парламента, рейхскомиссар внимательно изучил отчет, а затем долго рассматривал чертежи установки и новой электродной пластины, рассчитанной Лотаром.

– То, что вы просите, для нас ничто. Скорей бы, я посоветовал вам не спешить, всё перепроверить, ведь прошло только две недели, а ошибки у нас не прощают. Но в вашем отчете написано, что вы уже создали одну такую установку и, по сравнению с используемыми на заводе в данный момент электролизёрами, её эффективность выше на 22 процента. Признаюсь честно, это впечатляет. Но больше всего мне импонирует, с каким напором вы начали свою работу. Сегодня же вашу заявку, Лотар Логдэ, я отправлю в Берлин. Когда требуемые детали будут изготовлены и доставлены в Осло, без секунды промедления я переправлю их в Веморк. Понадобятся ли вам специалисты по монтажу?

– Нет, спасибо, рейхскомиссар. На заводе хватает людей, кто смог бы этим заняться.

– Как хотите. А кстати, как дела с норвежским языком? – спросил Йозеф Тербовен и усмехнулся, вспомнив их первый разговор.

– Кое-что уже получается, – улыбнулся в ответ Лотар.

– Вот и отлично. Не хочу говорить наперед, но повторюсь: начало вашей работы мне понравилось. А хорошее начало, это уже полдела. Желаю успехов.

Только к вечеру он вернулся в Рьюкан и, смыв дорожную пыль, не смог сидеть дома. Разговор с рейхскомиссаром Норвегии принес глубочайшее удовлетворение, и явно довольный собой, он не знал, чем себя занять, решив просто прогуляться. Ведь за эти две недели он так и не осмотрел окрестности, кроме магазинчика, полностью погруженный в работу. Но сейчас для этого была хорошая причина. Просто немного отдохнуть. Для такого маленького городка, как Рьюкан, появление Лотара не могло пройти незаметно. Он даже не догадывался, что его затворничество стало темой для стольких слухов и домыслов, которые вызвали бы у него только веселый смех. Рабочие рассказывали, что он целыми днями ходит среди установок, но работает только с одной, в ней он получает золото из воды и его боится сам Йомар Брун. В какой-то мере они были правы. Тяжелая вода на тот момент для Германии была дороже золота, а главный инженер действительно пытался обходить его стороной и не мешать, но только не из-за боязни. Естественно, женская половина Рьюкана также не могла не уделить его своими любопытными и оценивающими взглядами, которые пытались скрыть за шторкой окна, или просто оборачиваясь и смотря вслед. А, как известно, самое откровенное выражение глаз, женщины всегда прячут за стеклами солнцезащитных очков, чего тоже было предостаточно. Так что желание Логдэ прогуляться, для городка стало бы небольшим событием. Взглянув на пивную кружку со львом, которая, как и в Берлине, стояла на самом видном месте, он вспомнил слова Михаэля о небольшом баре поблизости и решил заодно посетить его. Так как каждый день, выезжая из дома в Веморк, он не видел этот бар, Лотар решил пройтись в другую сторону по течению реки Мана. Справа очень красиво светилась вершина горы Гаустатоппен, принимая на себя свет солнца, которое уже покинуло Рьюкан. Действительно, Михаэль не обманул, бар оказался совсем рядом. Название Kornsnok было написано прописью в виде оранжевой змеи с красными пятнами, окруженными черными полосами. Он догадался, что речь идет о маисовом полозе, которого видел в террариуме Берлинского зоопарка. Да и название с немецким было очень схоже.

Бар находился в двухэтажном доме, а обстановка внутри оказалась довольно уютной и приятной. Лотар оглянулся по сторонам и, увидев, что все столики заняты, собрался уходить. Он заметил, как посетители, взглянув на него, шепотом обменялись фразами.

– Если наш гость из Берлина желает выпить бокал пива, то он может составить мне компанию, – услышал он позади громкий голос и оглянулся на него. За столом в одиночестве сидел молодой человек, добродушно улыбаясь и указывая на свободный стул.

– Извините меня за мой немецкий, просто давно не практиковался, – весело сказал он.

Логдэ было очень приятно услышать родной язык от местного, и недолго сомневаясь, подошел к столику и протянул руку.

– Очень приятно познакомиться. Меня зовут… – парень, веселясь, перебил его.

– Поверь, здесь все уже знают, как зовут тебя и, впрочем, как зовут меня. Хельг Бьернсон. Очень приятно. Присаживайся, – пожимая руку, ответил он.

Лотару понравилась его простота в общении. Чувствовалось, что этот человек не способен на подлость.

– Льот, принцесса наша, принеси, пожалуйста, два бокала пива. Мне и нашему гостю, – снова громко на весь зал попросил Хельг.

Девушка лет двадцати, как оказалось позже, была в этом заведении и бухгалтер, и бармен, и официант. Она мечтала открыть подобное заведение, но отец дал добро на использование первого этажа их дома только с одним условием – заниматься всем этим хозяйством будет сама. Вот так Льот и крутилась как белка в колесе, но ей это дело было по душе. В будущем она мечтала открыть ресторан в Осло, а для этого надо было много работать.

– Интересное название… Kornsnok, – произнес Лотар, пригубив норвежского пива, которое не было таким мягким, как берлинское, а вкус хмеля был ярко выражен.

– Это длинная история, – рассмеялся Хельг, – бокала на три. Если ты никуда не спешишь, я тебе сейчас её расскажу.

– С удовольствием послушаю, – ответил Логдэ, – но давай обойдемся двумя бокалами.

– Как скажешь, но, думаю, не хватит, – и Бьернсон начал рассказывать. – Я водитель, и у меня есть собственный старенький грузовичок, на котором каждые два дня я мотаюсь в Осло. Привожу товары в Рьюкан. Как ты думаешь, откуда это пиво здесь? Сегодня я доставил его прямо с пивоварни Aass в Драммене. И когда людям что-то надо, например, редкие таблетки, набор ножниц для нашего цирюльника или собачий поводок, чего не достать в Рьюкане, они обращаются ко мне, поэтому здесь меня знают все. Вот так пару лет назад, когда этого бара ещё не было, ко мне подошла Льот и попросила привезти сделанный по её заказу аквариум из Осло. Когда мне грузили в кузов машины этот большой стеклянный ящик, я проклял всё, понимая, что ехать мне теперь придется двадцать километров в час, чтобы его не разбить. Конечно, он был защищен, но всё равно. Вот так еле-еле, очень медленно я ехал, что, проезжая деревни, местные лошади смотрели на меня и думали, зачем люди придумали эту машину. Иногда мне казалось, что они жалеют меня и плачут. Уже не помню, сколько длилась эта дорога, но, в конце концов, я доехал. И теперь меня посетила мысль, от которой настроение не поднялось, как я буду ехать, когда Льот попросит привезти ей живых рыбок в этот аквариум? И вот я стучу в эту дверь, – Хельг развернулся и показал пальцем, – как она сразу открылась. Льот увидела из окна, что я приехал, и вышла. Вдвоем мы достали этот аквариум из кузова и занесли в дом. Я как бы невзначай поинтересовался о рыбках. Она улыбнулась и пошла наверх, а я начал снимать картон со стекол. И представь, Лотар, картину. Стою, наклонившись над этим аквариумом, и сзади Льот говорит: «Вот, Хельг, моя рыбка, познакомьтесь, её зовут Шуша». Оборачиваюсь, а на её шее змея. Я с перепуга упал, продавил одно из стекол на этом аквариуме и порезал руку. Поверь, в тот момент мне было не до шуток. Успокоившись, я, конечно, вместе с Льот хохотал. Стекло в этот же день я вырезал у себя в гараже, и террариум снова стал как новый. Как ты уже понял, это оказался полоз. Он, видите ли, вырос из своего старого террариума. А год назад, когда она думала, какое дать имя заведению, я вспомнил эту историю и предложил такое название. Как видишь, со мной согласилась.

Бьернсон был прав, протяженность истории была ровно три бокала пива. Норвежский хмель уже дал о себе знать, и Лотар обратился к новому знакомому:

– Хельг, большое спасибо за компанию. История просто замечательная, но я хочу на воздух и немного ещё прогуляться.

– Как знаешь. Каждую пятницу в пять вечера я уже здесь, и если тебе что-то понадобится, ты теперь знаешь, к кому обратиться. До следующей встречи!

Звезды в небе над Рьюканом были настолько яркие, что он очень долго рассматривал их, присев на берегу реки. Нет, определенно, в этой стране есть что-то такое завораживающее и недоступное.

На следующий день с утра, хотя не было веской причины, Лотар пошел пешком на завод, так как дома было одиноко и захотелось развеяться. При всей чистоте воздуха в Тиргартене он не мог сравниться с тем, какой присутствовал здесь. Лёгкие с таким аппетитом поглощали его, как будто впервые попробовали что-то до этого неизвестное, но безумно вкусное. Пройти шесть километров в гору для него не было большой проблемой, но все-таки веселее этот путь будет преодолевать на велосипеде. Вот о чём он поговорит с Хельгом Бьернсоном.

– Лотар, привет! Почему не сказал, что сегодня тебе надо на завод? Я думал, у тебя выходной, а так бы заехал за тобой.

– Михаэль, спасибо! Просто не знал, чем себя занять, и решил пройтись, полюбоваться красотой местного пейзажа, – ответил он, пожимая руку. – А воздух здесь, просто песня со своей особенной мелодией.

– Согласен с тобой, но зато наше пиво лучше. Ты уже попробовал местное? – спросил Штенц, и в ответ Логдэ вкратце рассказал о своей встрече с Йозефом Тербовеном, а также о посещении бара Kornsnok.

– Говоришь, хотел полюбоваться красотой местного пейзажа? Здесь есть канатная дорога, ведущая на плато выше. Пойдем, я тебе покажу. Вот оттуда действительно видна вся прелесть здешней природы как на ладони.

Оставив за спиной станцию и завод, они подошли к канатке. Логдэ, посмотрев вверх, удивленно спросил:

– А что находится на том плато?

– Как мне объяснили, когда я попал сюда, там солнце. Не делай такое выражение лица, сейчас всё расскажу. Я сам-то приехал за месяц до тебя и ещё с этим не сталкивался. Говорят, что с октября по февраль сюда не попадает ни один луч солнечного света и Веморк в эти месяцы спрятан в тени от гор, а Рьюкан , тот вообще с сентября по март.

– Какая-то полярная ночь получается, – усмехнулся Лотар.

– Да, что-то вроде этого. Так вот, я недосказал. Наш врач говорит, что это очень плохо влияет на организм со всех сторон. Начинается депрессия, ухудшается обмен веществ, проблемы с зубами, но, правда, успокоил, сказал, что распишет наш рацион в этот период полностью и проблем не будет. А канатную дорогу сделали, чтобы получить хоть маленькую порцию солнечного света, поднимаясь в свободное время наверх.

– Никогда бы не догадался, – искренне удивился Лотар. Вот о чём ещё можно будет поговорить с Хельгом Бьернсоном.

Если высокие стены кабинета в здании парламента, где ночевал Лотар, заставляли ощущать себя маленьким, то плато и раскрывшийся вид для тех, кто впервые ступил сюда, давали это непередаваемое чувство полета. Теперь всё вокруг было крохотным, а центром этой маленькой вселенной был только ты. Это завораживало. Он вспомнил, как когда-то в детстве летал во сне, а теперь было наяву. И пусть это нельзя было назвать полетом, но высота просто сама приравнивала тебя к птицам. Он хотел поделиться своими мыслями с Михаэлем и, повернувшись к нему, увидел, что он смотрит на небо, где в восходящих потоках теплого воздуха во всей своей красе парил беркут, гордо показывая, что у него всё под контролем.

– Какой красавец, не правда ли? – спросил Михаэль, и с этим трудно было не согласиться. – Ты знаешь, Лотар, что он видит зайца за два километра? На моей службе такое зрение не помешало бы.

– На твоей службе и летать не помешало бы, – улыбнулся Логдэ. Смех заставил обратить на них внимание беркута, который, издав звонкий клёкот, приблизился и начал парить непосредственно над ними.

– Охраняет свою территорию и не догадывается, что я здесь делаю то же самое, – философски сказал Штенц и предложил зайти к нему в гости, согреться чашечкой кофе, потому что, несмотря на июнь и солнечный день, холод этой северной земли заставлял не забывать о нём.

Лотар с интересом смотрел, что он делает и, не выдержав, спросил:

– А что это будет?

– Этот рецепт мне показал один норвежец пару дней назад. Они так заваривают кофе, и, ты знаешь, в этом что-то есть. Мне понравилось.

Если кофе с медом для Лотара не был новостью, то добавление в напиток куриного яйца стало открытием. Вспомнив прекрасный вкус сливочного форелевого супа, который он запомнил навсегда, теперь с нетерпением хотел попробовать и кофе по-норвежски. Михаэль разлил через ситечко этот бодрящий напиток, и Логдэ пригубив, ещё раз был приятно удивлен норвежской кухней.

– Всегда хотел у тебя спросить по поводу твоего берлинского акцента.

– Да, ты прав. Я родился в Берлине и до двенадцати лет жил в районе Кёпеник недалеко от озера Мюггельзе. Это восточный Берлин. Мой отец был кадровый военный, и его перевели служить в Эссен, где он руководил охраной оружейных заводов Круппа. Там он познакомился с Йозефом Тербовеном, который уже стал гауляйтером. Он часто бывал у нас дома в гостях. Как сам понимаешь, я пошел по стопам отца и тоже посвятил себя охранному делу. А в конце апреля Йозеф Тербовен уже знал, что его назначат рейхскомиссаром Норвегии, и предложил мне руководить гарнизоном здесь, в Веморке. Для меня это была честь, и, конечно же, я с радостью согласился. Семья осталась в Эссене, моя Анна и сын Константин. Честно сказать, уже очень сильно скучаю по ним. Ну а ты, Лотар, уже соскучился по кому-нибудь?

Он не хотел говорить о своей личной жизни, и дело было не в Михаэле. Он считал, что это должно жить только внутри него и делиться ни с кем не собирался. Просто тогда это перестанет быть тем тайным огнем, который не дает превратиться в кусок льда и заставляет верить в лучшее, несмотря на тоску, которая приходит к тебе, как всегда, без стука.

Михаэль внимательно посмотрел на него и сказал:

– Не отвечай, не надо. Я всё прекрасно понимаю, это только твоё. Молчание иногда говорит больше, чем слова.

***

Затем Лотар провел немного времени на заводе и вернулся домой. Теперь дорога шла вниз, и он снова вспомнил о велосипеде, представив, как, не крутя педали, он будет возвращаться в Рьюкан, следя только за тем, чтобы не разогнаться. Подходя к дому, он услышал сигнал клаксона и обернулся. К нему подъехал старенький грузовичок Volvo LV 63 с номерным знаком АН 19 30, из деревянной кабины которого, широко улыбаясь, выглядывал Хельг Бьернсон.

– Здравствуй, мой немецкий друг. Я как раз вспомнил о тебе. Ты вчера так быстро ушел, что я забыл предложить съездить покупаться на озеро Тинншё. Сейчас я направляюсь именно туда. Составишь компанию? – весело спросил Хельг.

– Почему бы и нет. Кстати, я сегодня тоже вспоминал тебя. У меня есть пара вопросов.

– Вот и хорошо. Сколько можно стоять? Садись в машину.

Лотар узнал, что этому грузовичку одиннадцать лет, и надо отдать должное Хельгу, выглядел его Volvo гораздо моложе. Уход за машиной чувствовался во всём. Четкая работа двигателя, никаких стуков, скрипов, ухоженный салон, где всё было на своём месте, и ничего лишнего.

Когда Логдэ вышел на каменистый берег озера Тинншё, присев на корточки, он попробовал рукой воду и сразу отдёрнул.

– Она очень холодная, – посмотрев на Хельга, проговорил он.

– Ну, извините, другой не бывает. Градусов пятнадцать, не выше, – с видом знатока ответил новый знакомый. Затем, быстро сняв с себя одежду, он с криком, который Лотар не смог перевести, бросился в воду. От этого вида его передёрнуло. Спустя несколько секунд Хельг уже спокойно плавал, явно не испытывая дискомфорта.

– Эй, смелее! Не позорь германцев в моих глазах, – кричал из воды Бьернсон, и Логдэ ничего не оставалось, как последовать за ним.

Тело в прямом смысле вначале обожгло холодом так, что на какое-то мгновение оно перестало его слушаться. Затем сердце погнало кровь по организму с такой скоростью, что стало даже жарко, и, перейдя на кроль, он поплыл вдаль от берега. Метров через пятьдесят он оглянулся и увидел, что Хельг уже стоит на берегу, махая ему рукой. В спокойном темпе он доплыл назад и, только выйдя на берег, понял, насколько он замерз. Бьернсон протянул ему теплое полотенце, и Лотар начал интенсивно растираться.

– Ты знаешь, не ожидал. Ты хорошо плаваешь, – сказал Хельг и протянул руку в знак уважения.

– Скажу тебе честно, мне понравилось. Как часто ты здесь бываешь?

– В основном, когда возвращаюсь из Осло, делаю остановку и обязательно немного поплаваю. Только всё это удовольствие до начала августа, потом действительно уже очень холодно.

Озеро Тинншё по своей форме очень отличалось от представлений Лотара об этих водоёмах. Оно больше напоминало вырезанный огромный кусок фьорда. Продолговатое, над водами которого склонялись горы одна за одной, как строй солдат по обе стороны. Он был потрясен, узнав, что там, куда заплыл, глубина метров восемьдесят, а в середине озера достигает четырехсот. Эти цифры для него были огромными.

Расположившись на одном из прибрежных камней, он задумчиво вглядывался в холодные и глубокие воды озера, пока его не окликнул Хельг.

– Хватит молчать. Дома помолчишь. Что ты хотел у меня узнать?

– Кстати, да. Ты сможешь мне достать велосипед?

– Вообще не проблема. Но, поверь мне, здесь лучше иметь лыжи, – улыбнувшись, ответил Хельг.

– Не спорю, но одна загвоздка. На велосипеде я умею ездить, а на лыжах нет, – и он рассказал, как в детстве в первый раз встал на лыжи и начал спускаться с небольшого холма. Прямо на его пути оказалось дерево. Как он ни пытался свернуть в сторону, лихорадочно отталкиваясь палками, всё было бесполезно. В итоге маленький Лотар просто врезался в это дерево и сломал одну лыжу, но сам остался целый. После этого он понял – лыжи не для него.

– Так оно и понятно, – сказал Хельг, – лыжи не велосипед, где с горки спустился один раз и уже можешь кататься. На них стоять вначале надо научиться.

– А ещё хотел узнать у тебя вот что. Мне сказали, что с сентября по март в Рьюкан не попадает солнечный свет. Как вы к этому привыкаете?

– Вот здесь вопрос не ко мне. Я два или три раза в неделю езжу в Осло и столько же раз возвращаюсь назад, поэтому свет от меня никуда не прячется. Вообще стоит только выехать из ущелья Вестфьорддален, – Хельг развернулся и показал рукой, – и снова здравствуй, солнечный день.

Они стали собираться и Лотар ещё раз напоследок посмотрел на озеро. Какое разительное отличие между Нойер, которое было само миролюбие, и Тинншё, где скрывалась огромная природная сила, мощь и непонятная тайна.

– В понедельник я еду в Осло, а на следующий день вернусь. Так что во вторник вечером у тебя будет новенький велосипед. Желательно купить и пару камер, не ехать же за ними опять в Осло, если ты их пробьешь. Всё остальное можно будет отремонтировать у меня в гараже. Я думаю, 120 норвежских крон хватит с головой.

– Заедем ко мне домой, я отдам деньги.

Когда Лотар возвращался к кабине, держа в руке 12 банкнот, на водительской двери он увидел надпись небольшим шрифтом по-норвежски.

– Хельг, переведи, что у тебя написано? – спросил он, внимательно всматриваясь в слова.

– Нет ничего лучше, чем взять в дорогу, мудрость житейскую. Нет ничего хуже, чем пивом опиться, – ответил Бьернсон и, улыбнувшись, с гордостью продолжил, – это речи Высокого. Ты его знаешь как Одина. Он всегда всё видит, даже одним глазом.

Хельг, как и три часа назад, ударил по клаксону, и его табун из пятидесяти шведских тяжеловозов, слегка подпрыгнув, тронулся дальше.

День оказался очень насыщенным и Лотар, перекусив, взял книгу, но, не прочитав даже пяти страниц, уснул прямо в кресле, уронив её на пол. Как уже в далёком детстве, он снова летал во сне, но теперь был не один. Рядом с ним парил золотой беркут, а насыщенная тёмно-синим цветом вода озера Тинншё поглощала их отражения в своих глубинах.

Воскресенье он провел дома, занимаясь хозяйством и сделав небольшую перестановку мебели под себя. А уже во вторник вечером прокатился на новеньком велосипеде DBS. Хельг не взял денег за доставку, и Лотар решил, что в пятницу пиво будет за его счёт. Бьернсон абсолютно не возражал.

Преодоление подъёма на велосипеде в Веморк, окруженный утренней прохладой, давало очень хороший бодрящий заряд на целый день, а спуск домой приносил отдых организму. Если физическая усталость приходит постепенно, то от умственного труда она появляется незаметно резко, только стоит снизить скорость и объём мыслительных процессов, питающихся от груза ответственности, где ты не замечаешь, как она уже закрывает тебе глаза, переводя работу нервной системы в щадящий режим.

Неделя пролетела незаметно, и в пятницу Лотар к пяти часам вечера зашел в бар Kornsnok. Хельг уже сидел за тем же столиком и, судя по полному бокалу пива, пришел совсем недавно. Льот улыбнулась и кивнула в знак приветствия, указав на бокал.

– Как велосипед? – спросил Бьернсон.

– Честно сказать, не нарадуюсь, ещё раз огромное спасибо!

– Спасибо это слишком много, три бокала пива будет в самый раз, – рассмеялся Хельг и, подняв своё, добавил, – первый пошёл.

– Ты знаешь, а твой немецкий становится всё лучше. Кстати, а где ты его выучил?

– В сорока километрах на северо-восток от Осло есть небольшой городок Йессхейм, в котором я окончил народную школу Ромерике. Там и изучал немецкий язык, как видишь, неплохо. Вообще, Лотар, я родился в Осло, и мои родственники все там. Как ты думаешь, где я ночую в столице? У своего двоюродного брата. Его зовут Лангместур Карлсен. Он чуть старше меня и тоже окончил школу Ромерике. Конечно, не буду врать, иногда ночую у одной своей хорошей подруги. Ты меня понимаешь.

– Почему тогда школа не в Осло?

– Если честно, мы из пригорода Осло, это Фрогнер, и поэтому Йессхейм был как-то ближе. Та же провинция, что и мы.

– А как ты попал в Рьюкан? – спросил Лотар.

– Тут всё просто. Я очень люблю водить машину и научился это делать ещё в четырнадцать лет. Две подушки под зад, еле дотягиваясь до педалей, но, главное, уже едешь сам. А в 34-м году мне уже было девятнадцать, здесь началось строительство завода. Очень многим людям требовалось попасть сюда и перевезти личные вещи. Двоюродный брат Лангместур помог арендовать грузовичок, который я выкупил уже через год. Буду честным, это был тяжелый год. Пришлось много работать. Каждый день из Осло сюда и обратно, несмотря на все пакости погоды. И, в конце концов, я остался в Рьюкане. Пока меня всё устраивает. Самое главное, я чувствую себя здесь нужным. А что ещё надо?

Логдэ поймал себя на мысли, что он тоже чувствует себя здесь нужным, но только не для них, а для Германии.

Посетители уже начали расходиться, и Хельг предложил выпить по последнему бокалу. Льот принесла пиво и, повернувшись к Лотару, сказала:

– Никогда не видела, чтобы она на кого-нибудь так смотрела.

Он ничего сначала не понял, а Хельг, рассмеявшись, всё объяснил.

– Оглянись назад. Её зовут Ада. Это кошка, которая гуляет сама по себе и иногда заходит сюда что-нибудь выпросить.

На полу в двух метрах от Лотара сидела дикая кошка (эту породу потом назовут лесной норвежской) и, не отводя взгляда, смотрела на него. Кошка была очень красива. Шерсть с серебряным переливом и темные большие карие глаза.

– Привет, Ада! – сказал Лотар, а она в ответ издала звук, слабо похожий на «мяу».

– Это она с вами поздоровалась, – перевела с кошачьего языка Льот.

Когда он, попрощавшись, отправился домой, Льот сказала Хельгу:

– Он хороший человек. Ада пошла его провожать, а она никогда такого не делала. Кошки в людях разбираются.

– Только маленькие, а большие различают людей по вкусу, – сострил Бьернсон и, увидев её осуждающий взгляд, извиняющимся тоном добавил, – это была шутка, шутка неудачная. Я к вечеру всегда так шучу.

Укладываясь спать, Лотар даже не подозревал, что в какой-то сотне метров в доме, похожем на его, только с зашторенными окнами, через которые свету требовалось много сил, чтобы пробиться, сейчас шёл разговор о нём. Он также не знал, что Ада впервые уснула на крыльце его жилища.

Глава 11. Подполье

– Какие новости из Британии? Что говорит наш король? – спросил Йомар Брун.

За столом сидело ещё двое мужчин, один из которых сегодня тайком приехал в Рьюкан из Осло. Его звали Якоб. Будучи работником столичного порта, в мирное время он являлся одним из лидеров профсоюзного движения, а сейчас собирал всю информацию, которая касалась любой деятельности немецких оккупантов. Имея обширные связи, и зная порт, как свои пять пальцев, он без проблем мог собрать любые сведения, правда, не всегда понимая, какие на данный момент важнее. Но чутьё подсказывало, в Веморке происходит что-то особенное. Целый месяц через своего человека на заводе, это был третий участник разговора, он присматривался к главному инженеру Йомару Бруну. И вот эта встреча состоялась.

– Я слушал по радио выступление короля. Хокон VII сказал, что они теперь будут называться «правительство в изгнании» и призывают весь норвежский народ продолжать борьбу и не сдаваться. В свою очередь, там, в Британии, он будет делать всё возможное, чтобы как можно скорее на норвежской земле снова задул ветер свободы. Честно скажу, речь была очень вдохновенная. Но собрались мы здесь не гимны петь. Йомар Брун, нас очень интересует, что происходит на заводе. Не могу сказать, что англичане проявили к этому большой интерес, но задача мне поставлена. Максимум информации. Вы, как никто, владеете этим.

– Я с гордостью готов служить Норвегии и королю, но мне нужны гарантии, что, если тучи надо мной сойдутся, вы поможете покинуть страну и перебраться в Швецию или Англию.

– Конечно, это даже не обсуждается. Я вас внимательно слушаю, Йомар Брун. Постарайтесь поподробнее. Сами понимаете, важна любая мелочь. Заранее извиняюсь, если буду перебивать вас своими вопросами, – и, положив руки на стол, подавшись чуть вперед, Якоб всем видом показал, что он готов внимательно слушать.

– Ещё до войны, осенью прошлого года немцы хотели заключить с нами контракт на поставку тяжелой воды и предложили хорошую цену. Мы не согласились. Работать на нацистов значит нарушить нейтралитет. Тяжелая вода в нашем производстве аммиака была побочным продуктом, и мы её использовали только для лабораторных работ. Никаких особенных свойств оксид дейтерия не показал, поэтому вывод здесь только один, немцы знают то, чего не знаем мы. Я много думал об этом, но так и не нашел ответа. Во время оккупации Норвегии, сразу после вторжения, они снова прибыли на завод. Здесь мы уже ничего не решали. Через неделю в Веморк прибыл гарнизон охраны, человек 250–300. Везде были выставлены посты, так что на завод без разрешения не пробежала бы и мышь.

– Кто руководит охраной, и что вы можете рассказать о нём? – спросил Якоб.

– Некто Михаэль Штенц. Честно, ничего о нём не знаю. Единственное, он близко знаком с Йозефом Тербовеном.

– Хорошо, продолжайте дальше, – сказал Якоб.

– Затем в Веморк приехали инженеры химического концерна «ИГ Фарбениндустри», и нашему коллективу была поставлена задача: все установки и мощности завода должны перейти на производство только тяжелой воды. Я общался с ними, это обычные лаборанты-химики, которые сами не знают, по крайней мере, мне так показалось, для чего всё это надо. А вот около месяца назад в Веморк, кстати, привезли его на машине Йозефа Тербовена, прибыл молодой ученый Лотар Логдэ. Вот на него, я думаю, вам стоит обратить внимание.

– Слушаю внимательно, – с металлом в голосе произнес Якоб.

– Ему дали безграничные полномочия для всего, что касается производства тяжелой воды. И с самого начала он уже разработал методику, как увеличить эффективность наших электролизных установок.

– Какое количество этой воды, по-вашему, завод сделает до конца года, и известно ли вам, сколько её надо нацистам? – озадаченно спросил Якоб.

– Я думаю, что до конца года это будет около одной тысячи литров без усовершенствования оборудования. А требуемое количество мне неизвестно.

– Как вы думаете, это имеет отношение к химическому оружию?

– Сильно сомневаюсь, – уверенно ответил Йомар Брун. – Это что-то абсолютно новое.

– Давайте вернемся к этому Лотару Логдэ.

– Мне кажется, он единственный здесь, кто знает, для чего всё это. Или догадывается. Я заходил в его кабинет и такое количество справочников по физике и химии видел только в библиотеке. Для него это не просто книжки, он знает, что с ними делать. Скажу честно, в другой обстановке мне было бы приятно с ним поработать.

– Вы говорите, он молодой ученый, – начал подготавливать свой вопрос Якоб, – заранее извиняюсь за бестактность, но я не могу понять одного. Почему, по вашим словам, он, по крайней мере, догадывается, что происходит, а вы с вашим опытом не можете сделать ни одного предположения?

– Если вы намекаете, что у меня слабое образование, то в какой-то мере вы правы. Я окончил Норвежский технологический институт в 1926 году. За эти четырнадцать лет вы не представляете, куда шагнула наука. То, что мне рассказывали в последний год учебы, сейчас уже знает любой первокурсник. Все эти годы я занимался химической промышленностью, а не научной деятельностью, и, соответственно, отстал от последних открытий в химии и физике. У меня не слабое образование, оно устаревшее. Я ответил на ваш вопрос? – язвительно спросил Йомар Брун.

– Пожалуйста, не злитесь. Просто мне было это непонятно. Теперь всё встало на свои места. Ещё раз прошу, не злитесь, – насколько можно миролюбивым тоном, который явно не подходил к волевому обветренному лицу, сказал Якоб и, выдержав паузу, продолжил, – я думаю, нашу первую встречу на этом можно закончить. Очень приятно было познакомиться. Собирайте информацию. Вы понимаете, сейчас нас интересует абсолютно всё касаемо завода, но, главное, не переусердствуйте. Будьте предельно аккуратны. Поверьте, у нас очень опасный враг, и недооценка будет роковой ошибкой. Желаю вам удачи.

Йомар Брун встал из-за стола, и они крепко пожали руки друг другу, а через час в Британии уже знали о существовании Лотара Логдэ.

Ранним утром, отправляясь в Осло, Якоб уже знал поставленные перед ним задачи. В радиосообщении выразили благодарность за выход на контакт с Йомаром Бруном и дали указание не распыляться, направив всё внимание на Веморк. Каждый шаг немцев относительно завода должен быть передан в кратчайшие сроки. Он в хорошем настроении прибыл в столицу, где его люди в порту и на железной дороге получили установку полностью просматривать и докладывать обо всех грузопотоках, осуществляемых в сторону Рьюкана. Двумя часами ранее точно такое же задание было поставлено на причале города Драммен. Теперь на завод, помимо беркута, за которым наблюдал Лотар, пристально взирали не только немцы, но и способные остудить кровь одним взглядом холодных глаз, норвежские подпольщики. Если разговор в Драммене для Якоба прошёл спокойно, то в Осло был повышенный тон. Некоторые не понимали, почему они должны сидеть и бездействовать.

– Якоб, я не хочу переписывать эти чертовы поезда и корабли. Я хочу их пускать на дно и под откос. Можно будет и парочку казарм подорвать. Наша земля должна гореть под их ногами. Что толку от всех этих бумажек?

– Питер, послушай меня внимательно. Я тоже горю желанием отправить на тот свет хоть пару десятков гитлеровцев. Но у нас есть руководство, которое решает, что на данный момент делать. Поверь, им виднее. Если они хотят, чтобы мы сейчас были их глазами и ушами здесь, значит, так надо. Нам категорически запрещают какие-либо диверсии. Сейчас они ни к чему не приведут, а только ухудшат обстановку, – и, положив руку ему на плечо, Якоб добавил, – придет время и, я уверен, мы потопим какое-нибудь их, как ты сказал, чертово судно.

Спустя десять дней в Веморк прибыли рассчитанные Логдэ пластины, и целую неделю он не появлялся в Рьюкане, контролируя полностью их установку. Не только в Берлине, но и здесь уже тоже скучали по нему. Ада несколько раз в день обходила его дом и неизменно ночевала на крыльце. Спрятав нос в сложенные лапы, она не теряла внимание, вслушиваясь в каждый шорох вокруг и вглядываясь в темноту.

После окончания работ по установке он должен был встретиться с Йозефом Тербовеном. Озадаченность рейхскомиссара сразу передалась Логдэ, в Берлине требовали увеличить производство тяжелой воды.

– Я вижу только один способ, – ответил Лотар, – это удвоить количество электролизных установок с девяти до восемнадцати. На большее мощностей не хватит. В прошлый раз в моём докладе были все требуемые чертежи для их производства.

– Хорошо, я сообщу о твоем предложении в Берлин.

– Герр Тербовен, разрешите один вопрос, – с опаской спросил он и после молчаливого согласия продолжил. – А сколько её требуется?

Рейхскомиссар внимательно посмотрел и тихо ответил:

– Десять тонн в год.

– Это невозможно. Извините меня за дерзость. Я понимаю, что для фюрера нет такого слова, но не могу обещать того, чего не выполню. При восемнадцати установках максимально, на что мы будем способны, это четыре с половиной тонны в год.

Йозеф Тербовен со скрытыми нотками понимания в голосе ответил:

– Логдэ, я ни грамма не сомневаюсь в вашей компетенции, но цифру вы услышали. Возвращайтесь на завод. Желаю удачи.

Выходя из здания парламента, Лотар отчётливо понимал только одно, Веморк станет его домом на несколько лет. Та серьезность, которая была на его лице, прибавила ему годы и не скрылась от зоркого взгляда человека в легкой куртке, который всем своим видом показывал полное безразличие ко всему происходящему, спокойно затягиваясь сигаретой. Машина с Лотаром проехала всего в двух метрах от него, и, повернувшись ей вслед, Якоб подумал: «Много бы я сейчас отдал, чтобы узнать, о чём вы там говорили».

Весь обратный путь в Рьюкан он смотрел в окно, не замечая ничего и думая только о Лионе. Как же ей сообщить? Затем, придя к выводу, что времени предостаточно, как-никак, а прошло только полтора месяца, он решил не спешить. Что-нибудь да подвернётся. Надо будет поговорить с Михаэлем Штенцем, и, успокоившись на этой мысли, он уснул.

– Где вы живете? – слова водителя разбудили его, и, указав, где остановиться, вышел из машины, направившись к дому. Уже у двери он опять услышал звук, слабо похожий на «мяу». «Это она с вами здоровается», – вспомнил Лотар слова Льот и оглянулся. Из травы на него смотрели большие красивые кошачьи глаза.

– Привет, Ада! Пришла в гости? Ну, заходи.

Грациозно, по-кошачьи, она прыгнула через траву и побежала в открытую дверь с гордо поднятым хвостом рысцой, а потом, как подобает настоящему криминалисту, не спеша, с расстановкой начала изучать комнаты. Он с улыбкой наблюдал за этим процессом. Тумбочка около окна, накрытая сверху куском мягкой материи, привлекла её внимание, и, запрыгнув туда, она несколько раз покрутилась на одном месте и улеглась.

– Нашла себе место. Теперь оно твоё, – сказал Лотар, рассматривая огромные карие глаза этой маленькой рыси.

***

Вчера в Осло он отправился прямо с завода, и поэтому велосипед остался там, так что утром пришлось идти пешком. Ада, как преданный страж, шла рядом до самой окраины Рьюкана, а затем исчезла в лесистом склоне ущелья. Хищник вышел на охоту.

То же самое можно было сказать о Якобе. Для него началась своё сафари. Второй день перед ним стояла дилемма, с одной стороны, он нужен здесь в Осло, с другой, Веморк очень далеко, и это затрудняет выполнение задания по заводу. Нет, однозначно он должен быть там, а в столице вместо себя можно оставить Питера. Пусть парень горячий, но зато надёжный и не глупец, а хладнокровие и осторожность в такое время приходят быстро. Это он знал по себе. Естественно, этот вопрос мог решить только Йомар Брун, и на следующий день он уже разговаривал с ним на эту тему.

– Этот вопрос, конечно, решаем, но на данный момент ваше появление на заводе может вызвать подозрение. Давайте подождём. Я чувствую, скоро будут какие-то перемены, и под их завесу вас можно будет устроить на завод, – размышлял вслух Йомар Брун.

– С чего вы взяли насчёт перемен? – спросил Якоб.

– Помните немца, молодого ученого, о котором я вам говорил…

– Лотар Логдэ…, – перебил Якоб.

– Да, он самый. Так вот, последние несколько дней его поведение изменилось. Он явно чем-то сильно озабочен. Не знаю причину, но мне кажется, это связано с производством на заводе.

– Вроде картина проясняется, – сказал Якоб, вспомнив лицо Лотара, когда он выходил из здания парламента, – скоро мы всё узнаем.

«Скоро» наступило через два месяца, когда на завод поступили первые три установки. Глаза Логдэ горели, когда новенькие электролизёры встали на свои места. С какой скоростью процесс набирал обороты, с такой же увеличивался знак вопроса у норвежского сопротивления. Йомар Брун сдержал своё слово, и Якоб уже работал на заводе, внимательно наблюдая за всем происходящим. Но больше всего его интересовал этот молодой немецкий ученый.

Англичане с каждым радиосообщением из Веморка так же пристально следили за производством тяжелой воды. Ученик Вернера Гейзенберга, принявший восемь лет назад английское гражданство, немецкий ученый Рудольф Пайерлс сумел убедить Уинстона Черчилля в разработке ядерного оружия. Но на тот момент Британия не могла позволить себе, в отличие от Германии, полномасштабной работы в этом направлении. Тогда их волновало только одно, не дать появиться на острове отпечаткам колес немецкой техники. Если Гейзенберг и его группа уже приступили к созданию урановой машины, то Пайерлс занимался расчетами. Когда ему задали вопрос по поводу тяжелой воды и сказали, что немцы серьезно занялись её производством, надо признать, это его поставило в тупик. Несомненно, тяжелую воду можно использовать в ядерном реакторе как замедлитель, но гораздо практичней было бы применение дешевого и доступного графита. Вот это не давало ему покоя. Он не верил, что Вернер Гейзенберг просчитался. С другой стороны, может, заблуждался он. Как оказалось впоследствии, ошибался третий. Профессор Вальтер Боте участвовал в немецком «урановом проекте» и летом этого года доказал, что использование идеально очищенного графита как ничто подходит для решения данной задачи. Через полгода был проведен повторный опыт с заказанным специально для него чистейшим электрографитом. Эксперимент не удался. Это было фиаско, и Вернер Гейзенберг остановился только на тяжелой воде. Лишь в 1945 году удалось обнаружить ошибку. В графите было ничтожное количество азота, попавшего из воздуха, но время, как известно, не возвращается. Уже было поздно.

Для Лотара лето пролетело быстро. Занятый увеличением производства и полностью посвятив этому всё свое время, он не замечал, что каждый его шаг на заводе фиксировался и каждое его движение обязательно было под наблюдением. Тем более он не мог знать, какая опасность уже висела над ним. Дабы сорвать производство тяжелой воды, Якоб предлагал англичанам избавиться от Логдэ под видом несчастного случая, на что был получен категоричный запрет. Немцы никогда не поверили бы в случайную его смерть, а под удар ставилась вся агентурная сеть на заводе. Поэтому, даже не хотя этого, Якобу наоборот приходилось следить, чтобы с Лотаром ничего не случилось.

Уже около месяца он не был в Рьюкане, проводя ночи в кабинете, а днем во время отдыха поднимался на плато по канатной дороге глотнуть свежего воздуха и в очередной раз понаблюдать за беркутом. Он чувствовал усталость и, понимая, что к хорошему это не приведет, сегодня решил посетить Kornsnok. На календаре была пятница, а в баре свежее пиво, привезенное Хельгом, и… кроткая улыбка Льот.

Глава 12. Второй дом

В эти дни солнце уже покинуло Рьюкан, и мало кто из жителей праздно прогуливался без дела по городку. Но даже в это время здесь присутствовала непередаваемая красота. Чего только стоила светящаяся отраженным от вечных снегов солнцем вершина горы Гаустатоппен.

– Давно не было Лотара, – сказал Хельг, когда Льот принесла бокал пива.

– Говорят, он целыми днями на заводе, – ответила она и уверенно добавила, – мне кажется, он сейчас придет. Посмотри на Аду.

Эта маленькая рысь уже как пару часов мирно спала после своей охоты на склонах у стенки рядом со стойкой, а сейчас резко поднялась и неотрывно смотрела на дверь.

– Это точно он. Она никогда не ошибается, – твердо сказала Льот, и через секунду открылась дверь, в которую вошел Лотар. Он сразу взглянул на столь знакомый ему столик и, увидев широкую улыбку Хельга, направился к нему.

– Привет, дружище! – поздоровавшись, почувствовал, как кто-то касается его ноги ниже колена, машинально опустив голову вниз. Там сидела Ада и лапой, не выпуская когтей, мягко стучала по икроножной мышце. Он наклонился и погладил её, а она, посчитав, что ритуал приветствия выполнен полностью, отошла чуть в сторону и легла, не сводя с него глаз. И Льот, с улыбкой наблюдая за этим действием, довольная, что оказалась права, уже набирала бокал пива.

– Какие планы на завтра, мой немецкий друг? – спросил Бьернсон.

– Не знаю, что ты задумал, Хельг, но купаться в Тинншё я точно не поеду. Уже очень холодно.

– И хотя моя фамилия переводится как «сын медведя», поверь, для меня сейчас там тоже холодно. В конце концов, я бурый медведь, а не белый, – рассмеялся в ответ Хельг и продолжил, – Наоборот, предлагаю согреться. Ты, когда едешь сюда из Осло, перед тем как повернуть к озеру, проезжаешь небольшое селение Грансхерад. Помнишь такое?

Лотар немного задумался и ответил:

– Это не там, где справа от дороги футбольное поле?

– В самую точку. Не хочешь завтра поиграть в футбол? Сборная Рьюкана против сборной Грансхерада. Местные жители там молодцы и играют неплохо. Скажу больше, мы ещё ни разу у них не выиграли. Им есть, где тренироваться. Они себе и поле сделали. А у нас, как видишь, темно. Вот мы раз в полгода собираемся и едем туда кости размять, но а выиграть у них, это уже дело принципа.

– С огромным удовольствием, – весело ответил Лотар, – чувствую, завтра будет хороший день.

– День хвали вечером, жён на костре,

Дев после свадьбы, меч после битвы,

Лёд, коль выдержал, пиво, коль выпито, – голосом строгого учителя, подняв указательный палец вверх, гордо процитировал Бьернсон.

– Дай я угадаю, – весело спросил Лотар, – речи Одина?

– Он самый, – довольный, как кот, который только что съел две украденные форели у рыбака и не попался, а вместо этого сытый развалился на солнце, ответил Хельг. – Сборы завтра здесь, в восемь утра.

– Да, совсем забыл. У меня нет футбольных ботинок, – в голосе Логдэ прозвучало разочарование.

– Что-нибудь да найдем, – в ответе была сама уверенность.

Лотар чувствовал, это как раз то, что ему надо на данный момент. Физическая разрядка способна очень легко снять то внутреннее напряжение, накопившееся за этот месяц. Допив третий бокал пива и скопировав Хельга, подняв указательный палец вверх, он громко произнёс:

– Пиво хвали, коль выпито. Всё, надо готовиться к завтрашнему матчу, – и, попрощавшись с Льот и Бьернсоном, посмотрел на Аду, – пойдем, маленькая рысь, место у тебя уже есть.

***

Лотар проснулся около семи утра, услышав шум двигателя знакомой ему Volvo. Быстро собравшись, он вышел на улицу в сопровождении своей усатой подопечной. Хельг, нырнул в кабину и, достав футбольные ботинки, протянул их ему. Выглядели они далеко не новыми, но на ноги сели, как влитые.

– Извини, Ада, но на тебя у меня ботинок нет, – и, переведя взгляд на нового друга, спросил. – Ну как, ноги не сотрёшь?

– Всё отлично, спасибо, – ответил Лотар, переминаясь с ноги на ногу.

Начали подходить местные игроки. Пару человек он видел на заводе, кого-то в баре, кого-то в первый раз. Даже быстрое знакомство выдавало у некоторых признаки антипатии к нему. Через двадцать минут открылась дверь бара, и Льот, окликнув всех, торжественно сказала:

– Забирайте лавочки, чемпионы. Желаю удачи.

Рассмеявшись, они вынесли из бара две длинных скамьи и поставили в кузове.

– Это наш драккар. Садись в кабину, – тихо сказал Хельг и тут же весёлым криком разбудил всё близ живущие население. – Боги северного ветра, да влейте нам силу!

И команда в кузове затянула только им понятную песню, а старенький грузовичок, на тот момент импровизированный драккар, поплыл в сторону озера Тинншё, поднимая за собой волны пыли. Прошло чуть больше часа, и они прибыли в Грансхерад, где на поле их уже ждали соперники, делая небольшую разминку. Сборная Рьюкана поприветствовала своих визави и, также разогрев мышцы, тоже были готовы броситься в бой.

– Лотар, давай слева, а я в центре защиты, – сказал Хельг.

Поле было меньше принятых на то время стандартов, но не намного. Все было по правилам, кроме того, что на поле был один судья, кто-то из местных. Хозяева поля сразу решили показать, кто есть кто, и на удивление Лотара, как для такой провинции, демонстрировали довольно быстрый футбол. Минут через пятнадцать после начала игры он прекрасно видел, что на поле у соперников нет ни одного игрока, который смог бы его догнать, ну а пока, играя в защите, от него никто не мог убежать. Свою скорость он демонстрировал на разрушение, а не на созидание. Это заметил Хельг, часто хлопая его за удачный перехват. Но все-таки в районе тридцатой минуты хозяева дожали, воспользовавшись суматохой в штрафной, и протолкнули мяч мимо вратаря. На перерыв, за свои ворота, сборная Рьюкана ушла, проигрывая этот один мяч. Логдэ смущало другое, они не создали ни одного момента за весь первый тайм.

– А у тебя хорошая скорость, – обратился к нему Хельг. – Может, пойдешь вперед?

– Без проблем. Только, парни, играйте не мне в ноги, а метров на 5–10 вперед, и у нас всё получится, – ответил Лотар, полностью уверенный в своей стартовой скорости.

Первый же заброс на него стал выходом один на один. Отставая от последнего игрока метра на два, через семь шагов он опережал его уже на корпус и, не сближаясь с вратарем, пробил обводящим в правый нижний угол. Радости не было предела. Соперник, видя, что один защитник не справляется, откомандировал к нему центрального полузащитника, чем снизил давление на команду из Рьюкана. Минуте на восьмидесятой Лотар опять ушел в отрыв, и был сбит в штрафной своим опекуном, поймав его на ложном замахе. Пенальти был настолько очевиден, что даже местный судья без всяких раздумий показал на точку. Приговор вышел исполнять Хельг Бьернсон, и, долго не задумываясь, пробил, что есть мочи. Мяч пролетел в метре выше плеча голкипера с такой силой, что он даже не отреагировал.

– Десять минут! Десять минут! – кричал Хельг. – Выстоять! Выстоять!

Хозяева всей командой пошли вперед, и Лотару пришлось вернуться помогать обороне. Усталость уже обрушилась на обе команды, но количество адреналина в крови рьюканцев явно было больше, и на последней минуте он снова зацепился за мяч в центре поля и прокинув его себе вперёд, тем самым обрезал всю команду соперника. Он уже не видел, что сзади него все остановились и просто смотрели. Показав вратарю, что он готовит опять обводящий удар в правый угол, Лотар, выдержав паузу, переложил мяч под левую ногу и, посмотрев на завалившегося направо от него вратаря, спокойно внутренней частью левой стопы катнул круглого в ворота. Это была победа, свисток судьи не заставил себя ждать.

Готовясь к отъезду и отдыхая перед дорогой, они сели за ворота, обсуждая матч. Хельг просто сиял от радости и, взглянув на него, громогласно сказал:

– Вот он, наш герой! Один немец сегодня был лучше двадцати одного норвежца!

Лотар, рассмеявшись, весело ответил:

– Это вам за Олимпиаду, – и тут захохотала вся команда.

Уже в машине он рассказал, как смотрел матч Германия – Норвегия в 1936 году на стадионе в Берлине во время Олимпиады. Хельг с большим интересом выслушал:

– Знаешь, а я тоже помню тот день. Мы вместе с братом в Осло, чуть ли не обняв радиоприёмник, слушали репортаж. До последнего не верил в нашу победу, а когда всё закончилось, мы пошли праздновать. Я тогда проспорил Лангместуру, но всё равно был счастлив. Да что я, вся Норвегия пела песни.

А Лотар вспоминал, как им всем хотелось плакать за то унижение, но сейчас они с Хельгом были в одной команде, и она победила.

Когда Бьернсон въехал в Рьюкан, все в городке догадались, что сегодня они выиграли. Клаксон в ритм отбивал песню, которую затянула команда, и жители выглядывали из открытых окон. Кто-то радовался за них, кто-то считал, что не время сейчас веселиться и есть вещи поважнее, куда надо потратить свои силы. Льот с улыбкой встретила на пороге, и пока заносили лавки, она пригласила всех прийти отпраздновать эту победу. В эту субботу Kornsnok был шумным, а Лотар даже на какое-то время стал по-своему героем Рьюкана. Уже здесь, за столом, он ближе познакомился с вратарем Палем Раудсеном, от которого в отношении к нему ещё утром веяло холодом, а сейчас они весело шутили, вспоминая моменты матча.

Вечер быстро пролетел до закрытия бара и, вернувшись домой, Ада встречала его у двери. Ночами уже было довольно прохладно, и она сразу заняла своё место, уткнув красивую мордочку в лапы.

На следующий день крепатура дала о себе знать, и он, чтобы её унять, сделал легкую пробежку, с огромным трудом поборов лень.

Врач гарнизона был прав. Как Лотар ни старался, но отсутствие прямого солнечного света все-таки совершенно не поднимало настроение, а депрессия не входила в его планы. К октябрю уже были установлены все новые электролизеры, и производство вышло на более высокий уровень. Всё работало как швейцарские часы, и он иногда действительно не знал, чем себя занять. Жизнь приняла размеренный характер. С понедельника до пятницы Логдэ был в Веморке, общаясь только с Михаэлем. С остальными разговоры носили только рабочий характер. В одну из таких встреч с ним, которому, по его признанию, тоже нелегко было переносить постоянно спрятанное за горами солнце, он, стоя на спасительном плато, спросил:

– Михаэль, у меня есть проблема, и я не знаю, как её решить.

– Слушаю тебя внимательно.

И Лотар поведал, что после разговора с Йозефом Тербовеном понял, ему здесь придется находиться не год, как говорили с самого начала, а гораздо больше. В Берлине его ждут, и он не знает, как сообщить, что задержится здесь ещё надолго. Переписка запрещена, и Рьюкан станет на некоторое время его вторым домом.

– Кстати, не хотел тебе говорить, но месяц назад бомбили Берлин, – тихо, почти шёпотом сказал Штенц.

Внутри всё перевернулось. Он не мог поверить этому, но, зная Михаэля, понимал, что это правда. В голове мысли пролетали как молнии и, уставившись в одну точку, он стоял в полном ступоре.

– Кто? – так же шёпотом спросил Лотар.

– Англичане, кто ж ещё.

– Это же тысяча километров, и всё по нашей территории. Я не могу понять. Как они долетели? – он непроизвольно повысил голос.

– По небу, друг мой, по небу. Успокойся. Я тоже, когда узнал, был поражён, – ответил Михаэль.

Они не знали, что в этой бомбардировке с Британских островов вылетел 81 самолет, а назад вернулось только 22. Англичанам она обошлась очень дорого.

– По поводу твоей просьбы. Ничего не могу обещать, но буду держать это в голове. Может, кое-что и подвернется. Давай прогуляемся по плато, а то ноги уже застоялись, – и, пройдя несколько шагов, Михаэль продолжил, – знаешь, я всё чаще ловлю себя на мысли, что я здесь делаю? От кого я охраняю этот завод? Смотрю на этих норвежцев и вижу, да, они нас не любят, но никто из них не хватается за оружие. Лотар, зачем мы здесь?

– Здесь тихо, пока об этом никто не знает. И дай бог, чтоб не узнали, потому что, возможно, и твой гарнизон уже ничего не сможет сделать.

– Ты считаешь, завод могут разбомбить?

Логдэ многозначительно промолчал. Если они уже прилетают в Берлин, то добраться сюда для них вообще не проблема. Михаэль знал о противовоздушной защите Веморка всё и решил, что он зря волнуется. Небо было под контролем.

И так каждый в своих раздумьях спустился назад в тень.

Новый 1941-й Лотар встретил дома в Рьюкане совершенно один. Хельг уехал в Осло к брату, и без особой радости, выключив свет в комнате, он смотрел в окно, гадая, что принесет наступивший год и какими будет богат событиями. Прекрасно понимая, что не увидит Лиону, все-таки надеялся на Михаэля, который обязательно что-нибудь придумает. Спустя три месяца он очень будет жалеть, что не подготовил письмо заранее, а ведь времени было предостаточно.

***

В конце марта после работы, находясь дома, Лотар услышал под окнами шум мотора мотоцикла. Не успев полностью открыть дверь, в неё ворвался Михаэль и без спроса, не разуваясь, уселся на диван. Сделав пару больших глотков воздуха, он посмотрел на его удивленное лицо и быстро, сбиваясь на отдышке, начал говорить:

– У тебя пять минут. Пиши письмо и адрес, кому передать в Берлине. Всё остальное расскажу потом. Не буду тебе мешать.

Лотар в этот момент хотел себя убить. Не то, что письмо, слово не могло родиться. Он не знал, с чего начать, и, бросив ручку на пол, на нервах выпалил:

– Ничего не получается. Всё как-то очень внезапно. Я не знаю, что писать!

– Хорошо. Напиши только адрес в Берлине и человека, которому передать, что ты останешься здесь надолго.

Он сразу начал писать адрес Лионы, но тут поймал себя на мысли, что она подумает, когда к ней придет незнакомый человек, которого не знает даже он, и скажет, что Лотар останется в Веморке надолго? Почему он не смог написать письмо? Почему? Почему? Почему? Он отбросил этот листок и взял следующий. Успокоившись, твердо написал на бумаге.

«Восточно-западная ось. Берлинская высшая техническая школа. Секретарь ректора фрау Штерн».

Протянув бумагу Михаэлю, он неуверенно проговорил:

– Пусть найдет эту женщину. Она знает, что делать, – и, немного сомневаясь, тихо спросил, – а послание точно дойдет?

– Если с ним ничего не случится по дороге в Берлин. А так обязательно дойдет. Он мне должен. Я два часа назад спас ему жизнь. Ладно, мне надо мчаться. Завтра я тебе всё расскажу. Заехать утром за тобой? – абсолютно спокойно, как будто ничего не произошло, спросил Штенц.

– Спасибо, да, – ответил Лотар.

Утром Михаэль выглядел очень уставшим, и уже ближе к полудню, когда Логдэ зашел к нему в домик около завода, в его глазах появилась острота. Сделав так полюбившийся кофе по-норвежски, он начал рассказывать, что произошло здесь вчера вечером.

– Один из моих солдат услышал шум около ущелья и пошел проверить, что там происходит. Уже стемнело, и, по его словам, он поскользнулся на самом краю склона и начал скатываться вниз. Всё закончилось бы совсем плохо, если бы он не попал в расщелину. Пытаясь вылезти, он зацепился за уступ в камне, который стоял на краю этой трещины, и это даже не смешно, сдвинул его с места и тот упал на него, зажав в этом капкане и придавив руку. До сих пор не могу понять, как он сумел сделать выстрел из винтовки, но это его спасло. Хлопок услышал караульный и доложил мне. Он показал сторону, откуда донеся выстрел, а сам по моему приказу пошел сделать проверку состава. Кирстен, так звали бедолагу, к этому моменту уже потерял сознание от боли. Я фонариком освещал всё вокруг, но везде было тихо. Караульный и еще солдат десять подошли минут через пять, и он доложил, что не хватает Кирстена. И тут в луч света попали поломанные ветки кустарника. Я направил фонарик вниз, но свет просто пропадал в темноте. Минут через десять принесли веревку, и, обмотавшись, начал спускаться в ущелье. Поверь, Лотар, было страшно, но другого выхода не было. Метров через двадцать я увидел эту расщелину, на краю которой явно выделялся свежий след, как ты понимаешь, от этого камня. Посветив туда, я увидел Кирстена без сознания с опущенной головой и зажатой рукой. Попробовал сдвинуть камень, бесполезно, он был неподъёмный. Я залез в расщелину, снял с себя веревку и обмотал этот проклятый валун. Потом крикнул наверх, чтобы начали вытягивать, а я скажу, когда остановиться. Освободив руку Кирстена, дал команду ничего не делать, а так и держать, начал поднимать его из расщелины. Честно сказать, пришлось попотеть. Затем вылез сам и крикнул, чтоб чуть опустили веревку. Камень занял своё новое место в этой трещине и, обрезав веревку, снова обмотал себя, положив на плечо Кирстена, держа его одной рукой, а в другой бечёвку. Затем крикнул, чтобы начали вытягивать. Через полчаса врач, ощупав руку, сообщил, что у этого бойца служба закончилась. Приведя его в чувства и наложив гипс, он подошёл ко мне и сказал, что Кирстена, если есть такая возможность, надо срочно отправлять домой в Германию, ему предстоит долгое и серьёзное лечение. Здесь нет для этого условий. Я в быстром темпе начал оформлять бумаги и тут в личном деле увидел, что он проживает в Берлине. Я вспомнил тебя и понял: другого шанса уже может и не быть. Вчера, когда я вечером заехал к тебе, Кирстен уже был на пути в Драммен, и у меня не было много времени. Я догнал их и уже вместе с ними был в Драммене, где всё объяснил Кирстену. Он сказал, что будет очень рад сделать что-нибудь для меня.

– Михаэль, ты герой.

– Ты на моём месте сделал бы по-другому? Очень сомневаюсь, – улыбнулся Штенц.

***

Через три недели Кирстен сидел в приемной ректора Берлинской высшей технической школы и не знал, что рассказывать фрау Штерн, которая просто засыпала его вопросами.

– Извините, фрау Штерн. Я здесь, потому что так сказал сделать командир, который спас мне жизнь, но я ничего не знаю о Лотаре Логдэ. Я видел его за год всего раз двадцать, и то со стороны. А письмо, как мне сказал командир, не было времени написать. Я передал всё слово в слово. Вот что он только успел, – Кирстен махнул взглядом в сторону лежащей на столе бумаги с адресом школы, – ещё раз извините. Ничем не могу помочь.

Фрау Штерн не хотела отпускать его, пытаясь выведать хоть ещё что-нибудь, но, видя, что больше ничего не получится узнать, поблагодарила, и они попрощались. Обладая хорошей памятью, она сразу вспомнила, что рассказывал Лотар об их встрече после защиты диплома. Парк Тиргартен, озеро Нойер, и где-то там на берегу лавочка. «В принципе, не должно быть сложно найти Лиону. В конце концов, это рядом, если, конечно, за этот год не случилось ничего плохого, – подумала она. – Как же незаметно пролетело время».

Лиону она узнала сразу. Это была пятая или шестая прогулка фрау Штерн по Тиргартену в её поисках. Как и год назад, когда они встретились с Лотаром, она сидела на лавочке и смотрела на озеро, а погода не давала повода усомниться в своей и её красоте. Разительное отличие было в том, что тогда, двенадцать месяцев назад, ей не хотелось вспоминать своё то недавнее прошлое, а сейчас, не скрывая от себя, она с радостью воспроизводила те яркие моменты, связанные с Лотаром. Это её согревало.

– Лиона, девочка, здравствуй! – слегка растягивая слова, проговорила фрау Штерн.

От неожиданности она резко обернулась и не могла поверить своим глазам. Быстро поднявшись, подошла к ней и обняла.

– Фрау Штерн, как я рада вас видеть. Вы не поверите, но я только что вспоминала ярмарку и наше знакомство. И тут вы… – Лиона запнулась, на её глазах появились слёзы, и, с тревогой посмотрев на фрау Штерн, она тихо спросила. – Вам что-то известно о Лотаре?

– Успокойся. Всё хорошо. Давай присядем в кафе. Мне очень хочется утолить жажду чем-нибудь холодным и свежим. Там и поговорим.

Они прошли к одному из столиков на улице и фрау Штерн рассказала о солдате, который десять дней назад пришёл в приемную ректора. Лиона глотала каждое слово, умоляя глазами её рассказывать и рассказывать. Она закончила своё повествование, и Лиона не могла найти слов, чтобы отблагодарить её.

– Знаешь, прогуливаясь в эти дни здесь по Тиргартену, я вот о чём подумала, – как бы размышляя вслух, начала говорить фрау Штерн, – если Лотар сумел передать сообщение из Веморка, то я очень сильно постараюсь найти выход на него. И мы не повторим его ошибку.

Она открыла сумочку и достала чистый лист со штампом Берлинской высшей технической школы. В следующее мгновение в её руке оказалась ручка Parker Vacumatic, подаренная студентами.

– Пиши, девочка, письмо. Пока у нас есть время. Если у меня получится передать его в Норвегию, пусть в этот момент оно будет при мне.

Лиона, пытаясь сдержать дрожь в руках, начала медленно выводить буквы:

«Здравствуй, Лотар!

Пишет тебе просто твоя подруга. У меня всё хорошо, а у тебя? Пишу я тебе вот по какому поводу: случился со мной один случай. Как-то ранним утром пошла я на улицу, смотрю по сторонам, а там… (ты не представляешь) стоит, как ты думаешь, кто? Ты! Вот такая была со мной история. Целую».

Она подняла влажные глаза и сказала:

– Не знаю даже, что писать. Как-то нескладно получилось, – и протянула письмо фрау Штерн, которая, не читая, сразу положила его в приготовленный уже конверт.

– Девочка, самое первое, что пришло тебе в голову, это из самой глубины сердца. Не переживай и подпиши конверт, – слегка командным голосом (это была бы не она) сказала фрау Штерн.

– Спасибо вам за всё, что вы сделали и делаете для нас. Ещё раз спасибо.

– Держись. В жизни так бывает, что, нехотя этого, у тебя появляется второй дом. Вот так и у Лотара им сейчас стал Веморк.

– Фрау Штерн, а можно мне взять ту бумагу, где он написал, как вас найти?

– Конечно, она должна быть только с тобой.

Лиона возвращалась домой в смешанных чувствах. Но если быть честной перед собой, она с большим трудом верила в то, что Лотар вернется через год. Просто надеялась, и поэтому сегодняшняя новость не стала для неё столь жестким ударом, а разрушение надежды очень смягчила фрау Штерн. Любовь стоит того, чтобы с грустью наблюдать в окно, как пролетают дни.

Глава 13. Улыбка Черчилля

Когда Михаэль Штенц сказал ему, что Германия объявила войну Советскому Союзу, Лотар не мог этого понять. Зачем?

– Да. Мы сильны как никогда, и фюреру виднее, но почему Россия? – спрашивал он. – СССР, это бездонная бочка, которая сможет поглотить всё и всех. Бисмарк не мог ошибаться.

– Ты знаешь, – отвечал Михаэль, – может, русские не так и сильны, как нам рассказывали, ведь в Первую мировую они сдались, так что время покажет, кто был прав.

– У них тогда революция была, там не до войны было.

– Может, ты и прав.

– Но война на два фронта снизит твой энергетический потенциал в четыре раза. Извини, Михаэль, но я рассуждаю как физик. Если силу тока уменьшить в два раза, то есть, открыв второй фронт, то во столько же станет слабее магнитное поле, и энергия, соответственно, снизится в четыре раза.

– Вот сейчас я ничего не понял, что ты мне сказал, – улыбнулся Штенц, – но мне кажется, что физика не имеет никакого отношения к стратегии.

– Стратегия заключается в достижении конечного положительного результата в длинном ряде событий, и только знание доказанных теорем и законов может привести к этому, – не унимался Лотар.

– Всё, хорошо. Закончится война, и ты обязательно напишешь по этому поводу, как вы это называете, научную работу, что ли? Мы маленькие звенья в этой бесконечной цепи и не нам решать, что делать. Пойдем лучше на плато, посмотрим на беркута. Как по мне, так он нарушает все законы физики, но летает. Цель достигнута.

Они оба рассмеялись, не заметив, как Якоб проводил их взглядом, в котором сложно было уловить и намёк на доброжелательность. Судя по тому, какие данные просили в Британии, он отлично понимал, что Веморк уже нанесен на карту и обведен красным карандашом в каком-нибудь важном кабинете. Чутьё его подводило редко.

И хоть рядовые британцы не ощутили сразу изменение обстановки к лучшему в связи с нападением Германии на Советский Союз, Черчилль прекрасно понимал, что хватка немцев будет только слабеть и английский бульдог обязательно дождется своего шанса на смертельную атаку. Разведка всё больше докладывала о разработках немцев в создании ядерного оружия, и Уинстон в это время создал все условия для группы Рудольфа Пайерлса в Бирмингеме. Естественно, все сообщения из Веморка носили строго засекреченный характер. А последние донесения, в которых сообщалось об увеличении производства тяжелой воды в несколько раз, вызывали нешуточные опасения.

Якоб уже более недели собирал данные о защите завода. Наличие зенитной батареи и 20-мм скорострельных автоматических пушек прикрывало Веморк от атаки с воздуха. Минные поля, заградительные сооружения, замаскированные огневые точки и само расположение завода делали его неприступной цитаделью. Вопрос Веморка Уинстон Черчилль хотел решить предельно просто. Атака с воздуха, и забыть об этом названии навсегда. Но после тщательного изучения, где специалисты по баллистике пришли к выводу, что бомбардировка ни к чему не приведет, даже если пройти противовоздушную оборону, они не смогут разрушить бетонные перекрытия цеха, находящегося в цокольном этаже завода, отказались от этой идеи. Ещё одной причиной отказа от атаки с воздуха был протест норвежского правительства в изгнании. При бомбардировке могло произойти разрушение цистерн с жидким аммиаком, которое уничтожило бы всё живое в ущелье, то есть Рьюкан. Норвежцы этого не простили бы, и Черчиллю пришлось с этим согласиться. Завод может остаться целым, а тысячи мирных жителей погибнут. Такое действительно не прощают, и решение этого вопроса было передано в Управление специальных операций.

Так как Веморк перестал быть для британцев загадкой и вопрос о его уничтожении стал просто делом времени, Якобу пришло задание доставить Йомара Бруна в Швецию, но с одним условием. Главный инженер завода должен будет вывести всю документацию. Так требовало Управление специальных операций.

Одним осенним вечером 1941 года они встретились в уже знакомом им доме.

– Йомар, – Якоб давно перешел на “ты” в личных разговорах с главным инженером, – в Лондоне считают, что ты отлично работал весь этот год, и они готовы принять тебя. Но для этого нужен ещё один шаг. Все проектные чертежи завода, оборудования и гидроэлектростанции. Это будет самое трудное для вас задание. Готов его выполнить?

– Если меня поймают, они будут допрашивать, а затем расстреляют, – тихо ответил Йомар Брун, рисуя перед собой картину допроса, понимая, что он его не выдержит.

– Абсолютно верно. Можешь не сомневаться. Но это твой единственный билет в Англию, – и, выдержав паузу, добавил, – тебе это сделать в десять раз легче, чем любому на этом заводе. Выкинь сомнения.

– По большому счету, у меня и выхода нет, – в голосе Йомара Бруна появились нотки уверенности, – лишь один вопрос беспокоит, англичане узнали, зачем гитлеровцам требуется такое количество тяжелой воды?

– Думаю, да. А более подробно, может быть, расскажут в Британии. Сам-то я не знаю, – ответил Якоб.

Управлению специальных операций явно не хватало информации, и они ожидали новостей из Веморка. К этому времени подпольщики норвежского сопротивления объединились в организацию «Милорг», и разрозненные саботажи по всей стране превратились в четко спланированные акции. Эти действия, в которых явно чувствовалась рука Лондона, не могли не настораживать немцев. Англичане были прекрасно осведомлены обо всех перемещениях военно-морского флота Германии, и по всей Норвегии прошли облавы, где оккупанты очень жестко расправлялись с попавшими под подозрение местными жителями. Но в основном это всё касалось прибрежных городов с крупными портами, поэтому для жителей Рьюкана многочисленные аресты по стране прошли незаметно, и жизнь здесь продолжалась без особых изменений. Единственное, что их коснулось, это изъятие всех радиоприемников.

Йомару Бруну в этой обстановке не составило большого труда добыть требуемую информацию, и через месяц он снова общался с командиром местного подполья.

– Отличная работа, – сказал Якоб, рассматривая планы и чертежи завода, – это то, что нужно. Теперь у нас только один вопрос. Как ты думаешь, кто будет после тебя на заводе и можно ли с ним иметь дело?

Главный инженер задумался, поднял глаза и неуверенно сказал:

– Думаю, это будет один из моих помощников, Альф Ларсен.

– Что он собой представляет?

– Он всем видом показывает, что вне политики и просто делает свою работу. Но как бы Альф ни скрывал это, я вижу, он очень недоволен работать на немцев. Скажу честно, я не разговаривал с ним на эту тему. Сам понимаешь, здесь все боятся попасть на агента Йозефа Тербовена, поэтому никто ни о чем ни с кем не разговаривает, впрочем, как и я. Но мне кажется, с ним можно будет иметь дело. Альф Ларсен очень осторожный человек, значит, недоверчивый, и любые свои действия, я сужу по его работе, он просчитывает несколько раз. То, что Альф – патриот, это без сомнения, но пойдет ли он на контакт, вот это вопрос. Даже бывая в гостях друг у друга, мы так и не стали близкими друзьями. Просто хорошие знакомые по работе.

Якоб внимательно выслушал Йомара Бруна, ухмыльнулся и сказал:

– Что-то подобное мне рассказывали о тебе. С тобой всё получилось, получится и с ним.

***

В начале 1942 года бумаги, которые достал Йомар Брун, уже лежали на столе Чарльза Хэмбро, месяц назад возглавившего Управление специальных операций. А в Веморке к этому времени уже закончили полный монтаж новых электролизных установок, и завод вышел на максимально возможное производство.

Докладывая своему другу Уинстону Черчиллю, Чарльз Хэмбро не мог сдержать радости от того, что с ними здесь работает бывший главный инженер завода Йомар Брун, чьи консультации в планировании диверсии в Веморке просто бесценны.

– Теперь мы знаем о них всё, вплоть до того, где находятся двери туалетов и на каких этажах. Я создал британско-норвежскую группу для планирования операции. У нас есть всё для её удачного выполнения, – бойко рапортовал он.

Английский бульдог внимательно выслушал доклад и, затянувшись своей любимой кубинской сигарой, улыбнулся. На тот момент в истории Британии, улыбка Черчилля была равносильна если не победе, то её началу.

Глава 14. Под прицелом

Если 1942 год был полон событиями как в восточной Европе, так и на туманном Альбионе, то по другую сторону Северного моря про ад войны слышали только по редким слухам. Когда с неба на тебя не падают бомбы и ты не вздрагиваешь от разрывов, а единственное, что напоминает о войне, это чужие люди в военной форме, то, в конце концов, чувство опасности притупляется. Можно так сказать, это становится привычкой, на которую уже не обращаешь внимания. Тебя уже не бесят эти чужеземцы, они просто вызывают вполне переносимый дискомфорт. Приблизительно такие чувства ощущали жители Рьюкана. Лотар уже часто видел вполне доброжелательные улыбки и приветствия в свою сторону. Он не стал там своим за эти два года и не станет, но и чужим уже не был. В отличие от большинства немцев, он пришел сюда без оружия, поэтому отношение к нему в городе было другое. Именно об этом очень часто говорил Хельг Бьернсон, когда кто-нибудь из местных предъявлял ему претензии в дружбе с немцем. Лотар уже свободно общался на норвежском языке и каждую пятницу посещал Kornsnok, где Льот наливала свежее пиво в столь дорогую для него кружку со львом. Ему не нравилось, что на полке в доме, где она стояла, покрываясь пылью, он всё реже обращал на неё внимание, как бы постепенно забывая Лиону. Ловя себя на мысли, что не думал о Львенке пару дней, он чувствовал себя предателем, поэтому спросил разрешения принести свою кружку в таверну, чтобы в эти вечера Лиона была с ним. Хозяйка полоза любезно согласилась, как всегда, кротко улыбнувшись. Кружка очень понравилась ей, и она нашла для неё самое видное место на полке бара.

Сорок второй год также шел размеренно, как и предыдущий. Лотар отчётливо понимал, чем быстрее будет произведено нужное количество тяжелой воды, тем раньше он покинет Норвегию. Где-то в глубине души он уже проклинал её.

Пятница 20 ноября 1942 года заставила шуметь весь город. Рьюкан ещё не видел такого количества солдат вермахта. Руководитель СС и полиции Норвегии Вильгельм Редисс лично приехал в Веморк и встретился с Лотаром. Втроём, вместе с Михаэлем Штенцем, они поднялись на плато, и, внимательно рассматривая окрестности, он вкратце рассказал, что произошло:

– Сегодня ночью разбились два британских планера с диверсантами на борту. Один в районе Эгерсунда вместе с буксировочным самолетом, а второй в двадцати километрах восточнее Ставангера. На борту планеров были только британцы, по группе из 17 человек в каждом. На месте крушения были обнаружены значительные средства диверсионной деятельности.

Вильгельм Редисс открыл офицерский кожаный планшет, достал карту и показал места, где это произошло. Штенц, посмотрев на карту, с сомнением спросил:

– Это двести километров от Веморка. Значит, цель была другая.

– Я тоже так вначале подумал, – ответил Вильгельм и достал ещё одну карту. – Её мы нашли у одного из диверсантов, жалко, он уже был неразговорчивый.

Лотар вместе с Михаэлем быстро разобрались, что было изображено на ней, и одновременно повернули головы на северо-запад. Это была карта плато Хардангер, видом которого они часто наслаждались.

– Теперь, вы понимаете, почему я здесь. Мне придется задать вам некоторые вопросы. Больше они будут касаться охраны объекта, но я не исключаю диверсий внутри завода. Поэтому, Логдэ, я хочу пообщаться и с вами.

Они спустились с плато и направились в дом Михаэля, где продолжили беседу. Штенц очень подробно описал всю защиту Веморка и внимательно выслушал рекомендации Вильгельма Редисса по поводу увеличения количества заминированных участков. Затем очередь дошла и до Лотара.

– Как, по вашему мнению, исчезновение в начале года Йомара Бруна имеет отношение к происшедшему, и если да, то насколько сильно?

Теперь пришлось задуматься ему. Когда тебе задаёт вопрос руководитель СС, ты невольно боишься сказать что-то не так, и поэтому приходится подбирать каждое слово. Медленно он начал отвечать:

– Герр Редисс, я думаю, что имеет самое непосредственное отношение. Здесь, в Рьюкане, никто не знал завод так, как Йомар Брун. Все его слабые и сильные места. Вы говорите, что погибшие были британцы. Не зная ничего о Веморке, кроме того, где он находится на карте, они не смогли бы сюда даже подойти, значит, у них был очень подробный план завода. В Британию он мог попасть только с Йомаром Бруном.

– То есть я так понял, что англичане знают не только подходы к заводу, но и всё, что происходит внутри. Значит, обнаружить и вывести из строя установки для них не составит большого труда? – хмуро спросил Вильгельм Редисс.

– Боюсь, что именно так, – ответил Лотар.

– Тогда, Михаэль Штенц, срочно усилить гарнизон, а вам, Логдэ, я рекомендую пожить здесь, на заводе, некоторое время. Боюсь, что возможны диверсии изнутри. Йомар Брун не мог действовать в одиночку.

Они вышли из дома и направились к подвесному мосту, где увидели подъезжающую машину Йозефа Тербовена. Сухо поздоровавшись со всеми, он учтиво поинтересовался у Вильгельма Редисса:

– Есть что-нибудь новое?

– Никак нет. Дал рекомендации и указания.

– Хорошо, подробнее на обратном пути, – проговорил рейхскомиссар и, повернувшись к ним, устало спросил, – вам всё понятно? Вопросы есть?

И, не дав даже доли секунды на ответ, резко развернулся и вместе с шефом СС быстрым шагом направился к машине.

– Одного не могу понять, – сказал Лотар, – их должен был кто-то встречать из местных.

– Я тебе скажу больше, этот кто-то сто процентов с завода.

Михаэль ошибался. На плато Хардангер ровно месяц назад высадилась группа из четырёх норвежских солдат, уроженцев Рьюкана, прошедших подготовку в Управлении специальных операций. Они и должны были встретить британский десант. Так начались события, вошедшие в историю как «Битва за тяжелую воду».

Англичане были шокированы полным провалом операции, но не смирились с поражением. Построив макет завода, они скрупулезно подготавливались к новой диверсии, тщательно рассматривая все возможные варианты событий. Надо было спешить. Четверо связных на плато Хардангер не могли ждать долго без еды в эту суровую норвежскую зиму.

***

Лотар уже два месяца не был в Рьюкане. Только благодаря общению с Михаэлем он как-то держался, чтобы не впасть в уныние. Не страх, а предвкушение чего-то не хорошего настолько засело в его голове, что иногда он резко дергался при безобидном скрипе двери. Он, как и Михаэль, прекрасно понимал, англичане не оставят в покое. Что-то будет. Веморк под прицелом.

***

В начале февраля 43-го года в его жизни произошло событие, после которого вся отвратительная ему депрессия исчезла, как глупая мысль в разумной голове.

Он сидел в кабинете, когда услышал шаги в коридоре, бегом направляющиеся к его двери. Лотар встал с дивана и не успел подойти к двери, как в неё постучали. На пороге стоял совсем молодой солдат и, не отдышавшись, быстро проговорил:

– Герр Логдэ! Вас срочно зовут к пропускному пункту на мосту.

Не задавая никаких вопросов, Лотар накинул пальто и в сопровождении рядового двинулся в сторону единственного въезда на завод. Ещё издалека он увидел так хорошо знакомый ему грузовичок Бьернсона, который стоял на той стороне ущелья. Хельг, облокотившись на крыло, спокойно смотрел на направленные в его сторону два винтовочных ствола.

– Опустить оружие, – услышал Лотар сзади себя командный голос Михаэля Штенца, который тут же тихо спросил, – ты его знаешь?

– Да, это мой сосед.

Он не знал, что привело сюда Хельга, но был очень рад его видеть. Улыбнувшись друг другу, они крепко пожали руки, и Бьернсон с наигранным возмущением произнес:

– Ну и законы у вас тут. Чуть что, сразу за винтовку.

– Хельг, мне тоже приятно тебя лицезреть, – рассмеялся Лотар и уже весело спросил. – Какая причина привела потомка Одина в Веморк?

– Эта причина будет тебе стоить как минимум три бокала пива.

– Согласен. Извини, не могу пригласить тебя к себе на завод. Сам понимаешь, закрытая зона. Давай в кабине поговорим.

– Мне там будет даже удобнее, – и, разместившись в машине, Бьернсон начал свой рассказ, – сегодня утром ко мне в Осло подошел один твой, как он сказал, знакомый. Ты знаешь Отто Рихтера?

Лотару явно было знакомо это имя, но он никак не мог вспомнить, кто это. Видя его небольшое замешательство, Хельг продолжил:

– Он сказал, что учился с тобой вместе в Берлинской высшей технической школе.

– Точно, – Логдэ постучал себя пальцами по лбу, – на гуманитарном факультете.

– Так вот, он просил передать, что это очень важно и тебе послание от фрау Штерн. Завтра этот Отто будет ждать в полдень, где мы с ним сегодня встретились.

У Лотара всё перевернулось внутри и волнение так захлестнуло, что он не мог сдержать небольшую дрожь. Кирстен передал послание. Это был ответ.

– Хельг! Кровь из носу, мне завтра надо быть там.

– Надо? Будешь. Я для этого сюда и приехал, – спокойно ответил Бьернсон.

***

И хоть Отто Рихтер никогда не был ему хорошим знакомым, иногда пересекались на семинарах, встречались в библиотеке и, кроме дежурного приветствия, ни о чем никогда не разговаривали, Лотар был настолько рад его видеть, как будто встретил старого закадычного друга. В этот момент перед ним стоял человек, который приехал из того самого мира, который стал для него последние годы только воспоминаниями.

Хельг поехал к брату и сказал, что вернется через час, а выпускники Берлинской школы зашли в ближайшее кафе, и Отто начал свой рассказ:

– После окончания высшей школы я остался на кафедре. Специальность – литературовед. Это было моё. Каждый день я погружался в тишину библиотеки, изучая работы литературных критиков. Начал писать свою работу, но тут после нового года снова произошла мобилизация, которая уже не прошла мимо меня. Лотар, какой из меня солдат? С моим-то зрением! Я готов служить Германии, но на фронте от меня не будет никакого толку. Рассказал об этом фрау Штерн, которая обещала помочь мне попасть в Норвегию. Это всё-таки не восточный фронт. Поверь, там ад. Не знаю, как у фрау Штерн это получается, но, как видишь, я здесь, в Осло. При штабе. Одним словом, она серый кардинал. Тяжелее ручки ничего не поднимаю. Когда я хотел отблагодарить фрау Штерн, даже не представляя, как я могу это сделать, она сказала, что надо найти тебя и передать вот этот пакет. И это будет самая большая признательность. Я очень рад, что нашел тебя. Поверь, это было непросто, но, в конце концов, мне показали этого парня, который привез тебя, и сказали, что он из Рьюкана. Я не мог отдать пакет ему, только обязательно тебе в руки.

Ему просто не терпелось разорвать этот склеенный прямоугольный кусок бумаги, но он решил вскрыть его, когда попрощается с Отто. Ещё немного времени они беседовали о Берлине и о том, что там сейчас происходит. Лотар поблагодарил его, и они разошлись. Оставшись за столиком один, он взглянул на часы, до приезда Хельга оставалось двадцать минут. Вскрыв пакет, достал конверт с печатью Берлинской высшей технической школы. Письмо, словно лист на ветру, дрожало в его руках, пробивая всё его тело тем разрядом, который заставляет жить. «Фрау Штерн всё-таки нашла Лиону. Святая женщина», – думал он, в сотый раз перечитывая текст, который запомнил на всю жизнь с первого взгляда.

Хельг, как всегда, был пунктуален, и обратная дорога встретила их падающим снегом.

***

Михаэль встретил Лотара и сразу увидел, как он изменился. Глаза горели, движения стали более легкими, и никакой усталости на лице. Если последние месяцы улыбка на его лице получалась натянутой, то сейчас она излучала свет.

– Пойдем ко мне, расскажешь, как всё прошло.

Выслушав, Штенц сказал, что очень рад за него и тому, что имеет к этому непосредственное отношение, так как всё получилось очень хорошо.

Нервозность исчезла, и Лотар спокойно продолжал работать, но чувство долга перед Хельгом заставило покинуть Веморк. В пятницу 26 февраля он пришел в Kornsnok, где, как всегда вечером, уже сидел Бьернсон, который не спеша с довольным от наслаждения вкусом холодного пива лицом, медленно делал небольшие глотки.

– Пришел отдать долг потомку Одина, – улыбнулся Лотар, и норвежский друг в ответ важно и одобрительно с серьезным выражением кивнул.

– Вас ещё не было в этом году. Как ваши дела? – услышал он за спиной приятный голос Льот, которая держала в руке его бокал со львом, наполненный свежим пивом.

– Большое спасибо. Всё хорошо. Я тоже соскучился по вашей улыбке. Как ваши дела?

– У нас тоже всё хорошо, – ответила она и, как всегда, очаровательно кротко улыбнулась.

– А где Ада? Как поживает этот маленький лев?

– Позавчера она заходила к нам, а сейчас, наверное, на охоте. Хищник, как-никак, – весело пропела хозяйка бара.

После трёх месяцев пребывания в Веморке, Лотар действительно соскучился по Рьюкану, какой никакой, но на данный момент, это был дом. Все-таки на заводе всегда чувствовалось напряжение, а здесь просто хотелось гулять, не думая ни о чем. Подойдя к заснеженному крыльцу своего дома, он достал лопату, стоявшую в нише за углом, и принялся убирать снег. В темноте блеснули глаза, и Лотар без тени сомнений, спокойно прошептал:

– Ада, я знаю, это ты. Пришла, заходи.

Маленькая рысь не заставила себя уговаривать, и уже через пару минут дом наполнился громким её урчанием. Уткнувшись в Логдэ, она всем видом показывала, что очень скучала.

В субботу он проснулся около 11 утра. Это можно было понять только по часам и ощущению, что наконец-то выспался. С новыми силами собрался на завод, и уже в два часа дня шёл по подвесному мосту, до которого впервые так далеко его провожала Ада.

Это был обычный день, как и все до этого. Лотар проверил состояние электролизных установок. Всё работало в штатном режиме. Капля за каплей пополнялся объём тяжелой воды, и уже в девять часов вечера он сидел с книгой на диване у себя в кабинете с зашторенными плотно окнами. Царившая вокруг тишина со слегка слышным размеренным шумом генераторов всегда клонила его ко сну, но в этот день он выспался. Веморк был полностью погружен в темноту, опасаясь атаки с воздуха. Единственные лучи света исходили от фонариков караула. Как часто бывает в такие моменты, у Лотара родилась одна мысль по усовершенствованию электролизера, и он направился в цех высокой концентрации проверить свою догадку. За стеной доносился непонятный шум, как оказалось позже, он исходил из кабельного тоннеля. Не разобравшись, откуда и что это за звук, он спустился в подвал, где находилось несколько складских помещений, которые уже не использовались. Включив свет в коридоре, точнее, одну лампочку на весь подвал, Лотара не покидало ощущение, что он здесь не один. Посмотрев на часы, стрелки которых расположились прямой линией, показывая 12 часов 33 минуты ночи, он начал обход. Первые два складских помещения были закрыты, и в этой гробовой тишине явно слышался тихий скрежет, который принял за крысу. Он аккуратно подошел к следующей двери, она была открыта, и сделал два шага. В этот момент сверху прозвучал взрыв, и обвалившиеся куски стены закрыли выход, а один из них попал в голову, заставив потерять сознание.

***

Присутствие Руво и общение с ним, его мировоззрение, всё это стало для Логдэ непонятным открытием, которое, как ему казалось, привело в движение мозг. Создавалось впечатление, что его извилины шевелятся, словно черви. Несмотря на это, он выспался, даже не представляя, сколько прошло времени. Подземный человечек уже проснулся и, услышав, как изменился ритм дыхания соседа по завалу, обратился к нему:

– Судя по твоему сердцебиению, ты очень спокоен и я уже не вызываю у тебя волнение. Это меня радует.

Лотар уже ничему не удивлялся и легко отшутился:

– А судя, Руво, по твоему счастливому голосу, ты долго ждал, когда опять начнешь меня учить. И вот время пришло.

– Наверное, ты прав. Но теперь я хочу только отвечать на вопросы. Ты не забыл? За мной идут, и времени у нас мало, – ответил он, и Лотар услышал уже знакомый тихий скрежет за стеной напротив.

Логдэ не знал, о чем спрашивать, так как ему казалось, что они обсудили уже практически все вопросы. Единственное, что его цепляло, так это его способность чувствовать будущее. Он очень хотел спросить об этом. Его не интересовало только своё будущее, он думал лишь об одном, будет оно вместе с Лионой или нет.

Руво также молчал, прекрасно понимая, о чём думает Лотар. Нет, он однозначно дождется этого вопроса. Ему даже стало интересно, насколько его хватит. А шум за стеной был слышен все отчетливее.

Логдэ упорно не задавал ни одного вопроса, и в этой тишине он подпрыгнул от неожиданности, когда услышал напротив звук осыпающейся штукатурки.

– Всё, за мной пришли, и тебя тоже отсюда вытащат, я обещал, – сказал Руво, и Лотар, уже не в силах больше сдерживать этот вопрос, задал его.

– Подожди немного, – проговорил он, не видя, как это «потерявшееся дитя» обернулось в ожидании и слегка улыбнулось. – Я буду с ней рядом?

– Люди могут быть рядом только тогда, когда важные вещи они делают вместе.

– Слушай, сказал бы просто «не знаю». Это не ответ, – с разочарованием проговорил он и подумал, что, наверно, это к лучшему.

– Хорошо. Буду точнее. Вы будете рядом, и это будет не Берлин…. Всё, мне надо идти. Ты был хорошим собеседником.

Через пару минут закончилось копошение, и Логдэ даже не заметил, как снова наступила тишина, раздумывая о том, что сказал Руво. Если не Берлин, то где они могут встретиться? А с другой стороны, какая разница? Главное, они будут рядом, а место встречи это уже мелочи. Эти слова убили тот страх, который нашел себе место в его сердце, и он мысленно, сотый раз прочитал письмо Лионы, помня каждый завиток пера в этих дорогих ему словах.

Тишину резко нарушил стук металла о бетон, который исходил снизу. Удары звучали очень мощно, и не надо было быть гением, чтобы понять, это дело рук Руво. А уже через несколько минут Лотар услышал движение за завалом, после которого сразу прекратились удары. Он хотел начать разбирать камни со своей стороны, но темнота не давала такой возможности, и просто сидя в ожидании, он опустил голову.

– Лотар, это ты? Откликнись! – услышал он крик Штенца и уже хотел ответить, но горло пересохло, издав глухой непонятный звук.

Через сорок минут, держа крепко под руки, Штенц вывел его в коридор. Лицо Михаэля светилось от счастья, в то время как Логдэ чувствовал себя опустошенным настолько, словно кобура без пистолета. Даже этот небольшой свет от лампочки очень больно бил в глаза, что их пришлось закрыть. Только сейчас Михаэль увидел кровь на его голове и, открыв флягу, намочив платок, начал вытирать застывший сгусток.

– Дружище, ты как? Не молчи, – уже теребя за плечи и всматриваясь в потерянное лицо, кричал Штенц.

– Спасибо, что вытащил меня. Всё хорошо, только немного болит голова.

– Пойдем, я тебя проведу в кабинет, – Михаэль взял его под руку и уже на пороге спросил, – а чем ты так стучал? Я там ничего такого не нашёл.

– Это не я…, – тихо, без эмоций, ответил Лотар, – это….

Он замолчал, и его спасатель, печально взглянув на друга, печально пропустил мысль: «Это шок. Ему нужен отдых. Тяжелый был для него день, но держится молодцом, а врача я ему всё-таки пришлю». Доктор не нашел ничего опасного для его здоровья, дал успокоительного, обработал рану на голове и вместе с Михаэлем уложил его спать. Часы на стене показывали 18:55.

В девять утра в кабинет к Лотару постучались гости. Он к этому моменту уже приводил себя в порядок и был поражен, открыв дверь. На пороге стояли Йозеф Тербовен, Вильгельм Редисс и командующий немецкими войсками в Норвегии генерал фон Фалькенхорст. События вчерашнего дня казались неприятным сном, который не заканчивается.

– Логдэ, здравствуйте, – сказал Йозеф Тербовен, -нам надо поговорить. Попробуйте вспомнить каждую секунду той ночи. Не нервничайте. К вам у нас претензий нет.

Рассказ Лотара разочаровал, поскольку, кроме шума и дальнейшего взрыва, он ничего не видел и не слышал.

– Я могу посмотреть, что они сделали? – попросил он разрешения.

Спустившись в цех высокой концентрации, Логдэ внимательно обошел и осмотрел все электролизные установки и цистерны. За эти три неполных года они стали его детищем, которое сейчас напоминало просто кучу металлолома. Это был прицельный удар. Диверсанты прекрасно были осведомлены, какую часть электролизера требуется вывести из строя, чтобы нанести максимальный ущерб. Вся взрывчатка была прикреплена к днищу установок.

– Сколько потребуется времени для восстановления? – строго спросил Йозеф Тербовен.

– Я думаю, порядка пяти месяцев.

– Сколько воды они уничтожили?

– Готовой на 95 процентов около 520-ти литров, – сразу прикинул Лотар.

– Я вас понял. На восстановление три месяца, и ничего не хочу слышать, кроме того, чем могу помочь.

Логдэ вышел вместе с ними и провел высоких гостей до подвесного моста, где увидел Михаэля, вид которого явно не говорил о том, что всё хорошо. Вся вина за диверсию легла на него. Когда высшее руководство уехало, они вместе поднялись на плато полюбоваться солнцем.

– Михаэль, как это произошло? Кто они? Их поймали? – Лотар не знал, с чего начать. Он только сейчас начал понимать, насколько это всё очень серьезно.

– Вчера ночью в половине первого прозвучали взрывы. Ты не поверишь, но они выглядели как хлопки. Ни огня, ни дыма, а бетонные стены заглушили звук. Только через пятнадцать минут мы поняли, что произошло. Весь гарнизон подняли на ноги, но они исчезли.

– Как они попали в цех? Там же охрана, которая видела меня, а я видел их.

– Через кабельный тоннель. Ты представляешь, насколько они хорошо знали план завода? Я думаю, без Йомара Бруна здесь не обошлось. Но дело в другом, как они попали на завод? Сегодня утром я это узнал. У меня в гарнизоне служат два егеря, которые могут найти любые следы и распознать их. В семь утра я взял их, и мы начали от входа в тоннель. Ты помнишь Кирстена, которому зажало руку в расщелине?

– Конечно, помню.

– Так вот, они поднялись сюда около того места ночью, без фонариков. Сегодня я спустился туда в ущелье с веревкой и поднялся наверх, а егеря проделали этот путь без страховки. И вот они мне сказали, что диверсанты поднялись именно так. Это чертовски сложно днём, а ночью они бы в жизни на это не пошли. А теперь слушай ещё. Поднявшись сюда, они устроили здесь привал и перекусили, а затем уже спустились в тоннель. Нормальный человек может себя так вести? Я не знаю.

– Михаэль, может, твои егеря ошибаются? – Лотару с трудом верилось в то, что рассказал Штенц.

– Исключено. Когда мы поднимались по склону, они показали мне следы, как один из них поскользнулся и оставил отпечатки на камне, за который ухватился, плюс сломанные ветки.

– А почему ты вчера не поговорил со своими егерями, а только сегодня?

– Здесь уже, дело в тебе. Вчера, пока ты находился в завале, Йозеф Тербовен рвал и метал. Это сегодня он уже немного успокоился. Ты же сам говорил, охрана видела тебя в цеху. А через пятнадцать минут взрыв, и тебя никто не может найти. Ты исчез. Сам подумай, какие мысли лезут в голову. Скажу честно, я до последнего не верил, что это ты. И когда тебя освободили, естественно, я сразу доложил, что Лотар Логдэ жив и находится на заводе. А сегодня они допросили всех, кто видел, как тебя вытаскивали, и только потом, удостоверившись, что ты здесь ни при чём, они пошли к тебе в кабинет.

– Если всё было, как ты говоришь, Михаэль, это очень отчаянные ребята.

– Не побоюсь этого слова, Лотар, это черти, которым очень широко улыбнулась удача.

Они не знали, что на поиски этой группы было брошено 2 800 человек, которые оказались безрезультативными, а сама операция, носившая название «Ганнерсайд», была признана самой блестящей диверсией за всю Вторую мировую войну. Считая, что это сделали англичане, они ошибались. Подготовка и план были действительно разработаны британским Управлением специальных операций, а выполнили её норвежцы. Но Михаэлю Штенцу от этого было не легче. Это на всю жизнь стало для него личным поражением, и потом, после войны, он очень не хотел вспоминать Веморк, стараясь сделать невозможное – забыть. Нельзя сказать, что случившее подорвало и Лотара, даже напротив, он полностью погрузился в работу по восстановлению производства тяжелой воды, и через три месяца цех уже работал на 90 процентов своей мощности. Весна 43-го года пролетела незаметно, и он даже не знал, что после диверсии в Рьюкане было арестовано 30 местных жителей по подозрению в содействии норвежскому сопротивлению. Среди них был и Хельг Бьернсон. Только в начале лета, когда Лотар вернулся в городок, он узнал об этом. Хельга и всех остальных держали месяц, который в застенках СС длится годами. Когда немцы поняли, что здесь действовали профессионалы, они отпустили мирных жителей.

Охрану завода усилили так, что повторная диверсия была уже невозможна, но все прекрасно понимали, что никто их не оставит в покое. Напряжение просто витало в холодном воздухе Веморка, и Лотар поймал себя на мысли, что купание в озере Тинншё легко снимет его.

Вернувшись в Рьюкан, он нашел Хельга и предложил съездить на озеро. Бьернсон был не против этой прогулки, и в ближайшую субботу они направились поплавать в темных водах Тинншё. Прошло три года, когда он был здесь первый и последний раз, но для него ничего не изменилось. Казалось, что время здесь стоит на месте. Об этой мысли он сказал Хельгу, который, улыбнувшись, ответил:

– А по-другому и быть не может. Это земля бессмертия, и время здесь бессильно. Если оно и идет здесь, то так медленно, что ты не замечаешь перемен. Я уверен, что тысячу лет назад здесь было всё точно так же.

– Хельг, можно один личный вопрос? – Бьернсон утвердительно кивнул, и Лотар задал его. – Я не могу понять, ты цитируешь Одина, всячески показывая свое отношение к нему, и в то же время крестишься как истинный христианин. Кто ты?

– Хороший вопрос, и я обязательно отвечу. Христос пришел после того, как погиб Один, и поэтому эти религии не пересекаются, они продолжают друг друга, и, веря одновременно в каждую из них, я не предаю ни одну. Просто, когда на твоей земле мир, ты вспоминаешь Христа, но когда к тебе пришли, чтобы её отобрать, без Одина здесь не обойдешься. Пойдем, поплаваем, Лотар. Вода – прелесть.

В этот раз озеро не казалось ему таким холодным, и он, расслабившись, просто лежал на воде, раскинув руки в стороны, наслаждаясь синевой небесного купола. Логдэ очень хотел поговорить с Хельгом насчет того, кого он встретил в завале, но не решился, боясь, что его не поймут. Бьернсон уже вылез из воды и, как в прошлый раз, расположился на камне.

Где-то очень далеко послышался рокот моторов, и Лотар не сразу понял, откуда доносился звук. Посмотрев на Хельга, который повернул голову в сторону Рьюкана, он поплыл к берегу, и уже вдвоем они всматривались в небо, несущему этот зловещий шум. Это был первый рейд Королевских военно-воздушных сил Великобритании. Они смотрели и молча слушали, как вместе с выстрелами противовоздушных орудий зазвучали разрывы сбрасываемых бомб. Атака закончилась быстро, и за одним из бомбардировщиков потянулся шлейф черного дыма. Спустя сорок секунд где-то очень далеко прозвучал глухой взрыв.

– Быстро одеваемся и едем. Я думаю, наша помощь сейчас не помешает.

Хельг выжимал из своей старенькой Volvo всё, на что она способна, и через 15 минут они влетали в Рьюкан. Городок был абсолютно неповрежденный, даже казалось, что ничего не было, только испуганные и напряженные лица местных жителей говорили о происшедшем. Они заметили Льот, которая стояла на берегу реки и не могла сдержать слёз, прижав руки к лицу. Увидев своих лучших посетителей, которые уже давно стали для неё родными, она опустила руки и дрожащим голосом начала говорить:

– Хельг, Лотар, что происходит? Это было очень страшно.

– Принцесса, с тобой всё в порядке? Ты целая?

– Да, со мной всё хорошо. Просто ужас, – и, снова закрыв лицо руками, она зарыдала.

Не только для неё, но и для остальных десяти тысяч жителей это был шок, от которого сложно отойти. Ни один мирный человек на Земле никогда не сможет понять, за что на него сбрасывают бомбы. Кто-то проклинал завод, кто-то немцев, а кто-то англичан. С этой минуты жизнь в Рьюкане изменилась. Красивая лошадь, которая паслась на своём маленьком поле, увидела стаю волков, и в глазах появился трепет, а походка перестала быть гордой и грациозной, потому что теперь постоянно приходилось оглядываться.

Лотар взял велосипед и поехал в Веморк. Уже на подъезде он увидел следы от разрывов. Главное, что мост был целый. Гидроэлектростанция и завод не пострадали. Он наблюдал из окна своего кабинета, как Михаэль расставляет караулы, занимаясь организацией охраны, и когда Штенц пошёл к себе в дом, решил зайти к нему.

– Привет, Михаэль! Увидел, ты освободился, думаю, пройдусь к тебе.

– Здравствуй! Я рад тебя видеть. Рад, что ты опять не залез чёрт знает куда и тебя снова не пришлось откапывать, – выдавил из себя улыбку Штенц и, выдержав паузу, с гордостью добавил, – наши зенитчики – красавцы. Ты видел, как он пылал?! Пусть знают. Нечего сюда лезть.

– Да, видел. Незабываемое зрелище. Ты думаешь, они больше не прилетят?

– Боюсь, что это только первый и не последний раз. Но мы дадим отпор.

Лотар снова увидел в его глазах тот блеск бойца, который пропал после февральской диверсии.

– За это надо выпить, – и Михаэль достал из своего сейфа бутылку норвежского шнапса и, довольный собой, произнёс немецкий тост. – Всегда радуйся жизни! С каждым днём мы скорей мертвы, чем живы!

Так они просидели до вечера, вспоминая разные забавные истории, происходившие в их жизни или со знакомыми, а затем мечтали о том, чем будут заниматься, когда закончится война. И хвалили северян, которые тоже умеют делать шнапс, даже не подозревая, что это название переводится с норвежского языка, как «пей залпом».

***

Михаэль был прав: это оказался не последний рейд. Через три недели снова над Веморком был слышен рёв бомбардировщиков. После первой атаки плато, на котором находились завод и гидроэлектростанция, немцы оборудовали дымовыми генераторами, которые выполнили свою задачу полностью, закрыв Веморк непроглядным облаком. Бомбометание было неприцельным, но в этот раз досталось Рьюкану. Большинство жителей, услышав приближающийся гул, спрятались в подвалах, но немногие решили, что атаковать будут только завод и, как в прошлый раз, город отделается только испугом, не догадываясь, что не только пуля – дура, но и бомба тоже. Королевским ВВС эти налеты обошлись дорого, теперь было потеряно два бомбардировщика.

Через неделю Лотар был в Рьюкане и наблюдал за похоронной процессией. С четырнадцатью людьми, погибшими при бомбардировке, прощались всем городком. Он был поражен, узнав, что их ещё не предали земле. С достоинством, сдерживая эмоции, закаленные северным ветром, норвежцы со свойственным им спокойствием провожали своих близких, друзей и соседей в последний путь. Лотар смотрел со стороны на закрытые гробы, не в силах подойти ближе, чувствуя в их смерти и свою вину. Косвенно, но какая разница! Он поймал себя на мысли, что за три года, проведенных здесь, ни разу не видел похороны. Как же для него всё это было непонятно. Если бы не закрытые гробы, которые несли родственники, то он подумал бы, что весь город собрался на праздник. Одетые в бюнад7 жители Рьюкана не выглядели людьми, в жизни которых произошло трагическое событие. Хельг был прав, рассказывая, как они совмещают две религии, где одна служит продолжением второй. С одной стороны, смерть викинга – это всегда был пир, потому что, в отличие от других, он обретал новую жизнь, и оставшиеся в живых, здесь, на земле, радовались за него. А с другой стороны, все затраты на похороны брала на себя христианская церковь. «Только норвежцы могли это совместить, наверно, это и есть первый шаг», – с восхищением подумал он, вспомнив слова Руво о единой мировой религии.

Когда процессия прошла, Лотар подошел к берегу реки Мана и, уже стараясь не думать ни о чём, просто смотрел на каменистое дно сквозь абсолютно прозрачную воду. Справа он услышал всплеск и оглянулся. На берег мокрая, держа в зубах маленькую ручьевую форель, которая продолжала сопротивляться, вышла Ада и гордой походкой, делая вид, что не обращает никакого внимания на него, понесла добычу под небольшой обрыв. Логдэ знал точно, сегодня она придет.

– Привет! Видел, как ты смотрел на похороны, и на обратном пути, думаю, зайду, поговорим. Не видел тебя с того раза, когда были на озере. Как у тебя дела? – услышал он за спиной голос Хельга.

И Лотар поделился своими мыслями и вопросами, которые возникли у него при виде похоронной процессии. Единственное, не упомянул Руво. Ещё он рассказал, что на душе образовался осадок в виде вины перед погибшими и он его очень гнетёт. Хельг внимательно, не перебивая, выслушал и, усмехнувшись, сказал:

– Наконец-то, мой немецкий друг, ты начал что-то понимать. Помнишь, я тебе сказал там, на озере, это земля бессмертия. Здесь умирают только чужеземцы, а кто понимает всю её суть, они не умирают, они меняют адрес. И знаешь, Лотар, мне кажется, ты начинаешь понимать эту сущность. Вообще, я скажу тебе честно, ты изменился после того, как тебя вытащили из-под завала.

– Откуда ты знаешь, я же не рассказывал! – удивился Лотар.

– Поверь, мне не надо быть на заводе, чтобы знать, что там происходит. Рьюкан – очень маленький город, и о таких событиях здесь узнают даже младенцы.

– Хельг, ответь, пожалуйста. Я смотрел на заросший склон ущелья напротив, и у меня возник такой вопрос. Там есть пещеры?

– Если это гора, в ней однозначно есть пещеры. Скажу честно, я никогда не был на этом склоне и не видел их, как и на другом.

В этот момент из-под обрыва вышла Ада и, присев на берегу, умываясь, начала облизывать передние лапы.

– Вот кто там был и всё знает. Сто процентов, – взглянув на маленькую рысь, сказал Хельг. – Она, может, хотела бы рассказать, но мы ничего не поймем.

И Лотар который раз за сегодня вспомнил Руво, утверждавшего, что они знают даже то, о чём молчит рыба.

– Но кто-то, кроме Ады, тоже был? – не унимался он.

– Погода хорошая, времени хватает. Расскажу тебе одну историю, которая стала легендой, но мне она кажется правдоподобной. Человек, с которым это случилось, работал на строительстве гидроэлектростанции Веморк в 1909 году. Тогда не было канатной дороги на солнечное плато, ты понял, о чём я говорю, и он решил подняться по склону. Наверх он так и не дошёл, но и назад на стройку тоже не вернулся. Его начали искать, но всё было безрезультатно. И вот через двое суток он вышел около небольшой деревни Омотсдаль. Потеряв память, полностью седой, он несколько дней боялся открыть глаза, крича, что ненавидит солнце. Его приютили в местной церкви, и когда он немного успокоился, рассказу этого рабочего никто не мог поверить. Память понемногу возвращалась к нему, и он уже вспомнил, как его зовут, что он работает на строительстве гидроэлектростанции. За начальником приехала сюда машина, и тот, взяв с собой одного из его друзей, так как близко этого бедолагу не знал, поехал в Омотсдаль. Рабочий рассказал, что, когда он поднимался на плато, увидел вход в пещеру, заваленный не полностью ветками. Любопытство взяло своё, и он залез туда. Через несколько шагов он оглянулся посмотреть на вход, где ещё виднелся серый свет, и в этот момент провалился вниз. Летел недолго и приземлился, упав на бок. Не зная, что делать, он начал кричать. И, по его словам, рядом раздался голос, который сказал, что, мало того, никто не звал сюда, ещё и кричит. Он вскочил на ноги и побежал в полной темноте, держа левую руку впереди себя, а правой стуча по стене пещеры. Дальше он не помнит, сколько прошло времени. Помнит, что думал только о погоне за ним и не останавливался. Врачи подтвердили полное истощение организма и проблемы со зрением. Он действительно два дня был в полной темноте и, увидев небольшой свет, уже не смог открыть полностью глаза, а просто побежал на него. Таким его нашли около пещеры. Расстояние, кстати, между Веморком и Омотсдаль по прямой линии сквозь горы около тридцати километров. А начальник стройки, вернувшись в Веморк, категорически запретил подниматься на плато. Вот что я могу тебе рассказать о здешних пещерах.

– Да, очень интересная история, – проговорил Лотар, вспоминая, как его обездвижила первая фраза Руво, когда он пришел в себя. Ну а что ты сам думаешь по этому поводу?

– А у меня, только одна мысль. К чёрту все эти пещеры, незачем там лазить. Мне и здесь места хватает.

***

Ада не заставила усомниться в себе. Не ожидая, когда Лотар позовет, а смело, как всегда с гордо поднятым хвостом, запрыгнула на своё место и, прокрутившись несколько раз, улеглась спать.

В отличие от неё, британцы не собирались успокаиваться и через две недели совершили следующий рейд. Земля бессмертия приняла ещё семь своих сыновей и дочерей, а Веморк в очередной раз выстоял, снова отправив в пике один бомбардировщик.

Глава 15. Начало конца

19 августа 1943 года на левом берегу реки Св.Лаврентий в канадском городе Квебек состоялась встреча Уинстона Черчилля и президента США Франклина Рузвельта, на которой было заключено секретное соглашение между странами касаемо объединения усилий по созданию ядерного оружия. Разработки британских ученых в этой сфере были на несколько шагов впереди работ их американских коллег, но отсутствие средств очень тормозило данный проект. На тот момент только США могли позволить себе эти колоссальные вложения, и Черчиллю, как бы он этого не хотел, пришлось с этим смириться. Британские физики-ядерщики были переправлены в небезызвестный Лос-Аламос – сердце «Манхэттенского проекта». Там же, в Квебеке, Франклин Рузвельт узнал, что так необходимая немцам тяжелая вода производится в Норвегии на заводе «Норск Гидро». Уинстон Черчилль подробно, не без гордости, рассказал об операции «Ганнерсайд», когда было уничтожено полтонны оксида дейтерия, но уже с сожалением добавил, что немцы полностью восстановили производство и дальнейшие рейды Королевских ВВС ни к чему не привели.

– Мы должны уничтожить этот завод. Это их самое слабое место в разработке ядерного оружия, – затягиваясь своей любимой сигарой, без эмоций, как часто он говорил в парламенте, а вполне спокойно сказал Черчилль.

– Не переживайте, если надо, уничтожим. Это я беру на себя, – безмятежно ответил Рузвельт. – Кстати, чуть не забыл, это вам.

Президент США подал знак секретарю и тот внес в кабинет, держа в обеих руках коробку кубинских сигар “Romeo y Julieta”.

Главы стран-союзников даже не догадывались, что производство тяжелой воды было запущено в Маренго на севере Италии. Но через двадцать дней после их встречи в Квебеке, американские войска высадились на Апеннинский полуостров, и Веморк снова стал единственным источником оксида дейтерия.

Уже на следующий день перед руководством ВВС США стояла четко сформулированная задача: завод в Веморке стереть с лица земли.

Как и подобает американцам, к этому вопросу они подошли с присущим им размахом.

Если предыдущие бомбардировки у жителей Рьюкана вызывали страх, который они пытались побороть, то события 16 ноября 1943 года пробудили животный ужас и окончательно изменили жизнь города навсегда. Небо было превращено в сплошной инверсионный след, исходивший из 140 тяжелых бомбардировщиков В-17 «Летающая крепость» ВВС США. Завод полностью окутала маскировочная дымовая завеса, и Лотар спокойно спустился в так знакомый ему подвал. Уже привычные очереди зенитных орудий слились вместе с раскатами разрывов бомб. Вокруг всё содрогалось с такой силой, что он понял, этот рейд отличается от других. Казалось, этому не будет конца. Он просто стоял, сохраняя равновесие от вибрации бетонных стен завода, прикрыв уши руками. Если бы в тот момент у него спросили, сколько длилась бомбардировка, Лотар не ответил бы. Время для него не то, что тянулось, оно остановилось. Вдохнув поднявшуюся пыль, он начал отхаркиваться чуть ли не до рвоты. И в этот момент наступила тишина, от которой в ушах наступает свист. Отряхнувшись, он начал подниматься наверх. Цех высокой концентрации абсолютно не пострадал, что вызвало у него улыбку. Но когда вышел на улицу и через рассеивающийся дым с пылью осмотрелся вокруг, это был уже не шок. Лотар безутешно осознал, это конец. Весь завод выше цеха с электролизными установками был разрушен полностью. Ничего хорошего нельзя было сказать о гидроэлектростанции, и он направился к подвесному мосту, в который тоже было одно попадание. Вся земля вокруг была перепахана воронками, из которых продолжал подниматься небольшой дымок. Он посмотрел в сторону Рьюкана и понял, дела там тоже плохи.

– Рад тебя видеть живым, – голос Михаэля звучал очень подавленно, – от твоего этажа ничего не осталось, и начал думать о худшем.

– Я спустился в подвал, когда всё только начиналось.

– А что с цехом? – с интересом спросил Штенц.

– Не поверишь, но он абсолютно не пострадал. Я зашел туда, когда поднялся наверх, -ответил Лотар, и Михаэль нервно рассмеялся.

– Слушай, может, он заколдованный? Ладно, шучу. Как ты считаешь, что будет дальше?

– Не мне решать, но думаю, этот завод надо закрывать. Такими темпами нам не дадут даже восстановить гидроэлектростанцию. Михаэль, мне надо попасть в Рьюкан. Я смогу пройти по железной дороге с этой стороны склона?

– Если пропуск с собой, то конечно. Все равно тебя все мои знают. Главное, иди строго по шпалам. Вокруг всё заминировано.

Часть завода, склады, которые находились в Рьюкане, пострадали очень сильно, приняв на себя основной удар. Картина мало чем отличалась от того, что было в Веморке. Это напоминало нокаут, при котором судья не отвел противника в противоположный угол ринга, а оставил стоять над тобой. И он в любой момент готов был добить окончательно.

Лотар увидел главного инженера Альфа Ларсена, который, обняв жену, стоял около своего полностью разрушенного дома. Восточная часть Рьюкана пострадала не так сильно, а в глазах жителей он видел только ненависть и возмущение, чувствуя, что всё это было обращено не к нему. Семьсот бомб в Веморке и около ста в Рьюкане сбрасывал не он, и они это понимали. Логдэ медленно перешел мост через Ману и так же не спеша направился к своему дому. Только теперь, взглянув на себя в зеркало, он увидел своё измазанное замершей смесью пыли и пота лицо. Рьюкан погрузился в темноту, и только мерцание свечей в некоторых домах говорило о продолжающейся здесь жизни. Этот вторник был чёрным. Не зная, что делать, он бесцельно лежал на диване и смотрел в потолок, когда в дверь сильно постучали.

– Ты дома? Открой. Это Хельг, – за дверью прозвучал возбужденный голос Бьернсона и Лотар удивился, что не услышал шум двигателя его машины.

– Да! Иду, – ответил он, поднимаясь с дивана и зажигая свечу.

Хельг влетел в дом и присев за стол, не переводя дыхание, сказал:

– Расскажи мне всё, что тут было. Я находился в Драммене, когда мне сказали, что несколько минут назад разбомбили и Веморк, и Рьюкан. Не молчи.

И Лотар, не вдаваясь в краски, сухо, как по протоколу, без всяких эмоций рассказал всё, что он видел, от начала и до конца. Бьернсон слушал, и было видно, как сводятся скулы на его лице.

– Ты говоришь, это были американцы? Каким боком они здесь? Им-то что надо? – спокойствие в этот вечер не было его спутником.

Лотар не знал, как ответить. Он знал, что сказать, но не мог. Хельг внимательно посмотрел на него и спросил:

– Я прекрасно понимаю все эти ваши военные тайны, секреты. Неужели это того стоит?

– Хельг, этот вопрос не ко мне. Я мирный человек, как и ты. И для меня это тоже всё неправильно. Я такой же заложник ситуации, как и вы все здесь, – он начал повышать интонацию, чем успокоил Бьернсона, который очень миролюбиво проговорил.

– Не заводись и извини меня. Нервы не выдерживают. Двадцать минут назад я проезжал мимо “Kornsnok”, где увидел Льот, которая стояла на улице и смотрела в небо, боясь зайти в дом, потому что оттуда она не увидит приближающийся самолет. Она плакала и сказала, что отец всё решил. Это была последняя капля, и весной они переедут в Осло. Поверm, они будут не единственные, кто покинет Рьюкан. Этому городку уже ничего не светит, а я его очень полюбил.

В этот момент они услышали царапание в дверь, и Хельг, выдавив улыбку, произнес:

– Пришла твоя Ада. Смена караула. Желаю удачи, и, кстати, как насчет встречи Рождества вместе?

– Почему бы и нет, – без радости, уставшим голосом ответил Лотар.

– Тогда не пропадай подолгу у себя на заводе, мой немецкий друг. А, я же забыл, твой кабинет разбомбили, теперь и посидеть негде. Ещё раз удачи.

Смена караула произошла мгновенно. Дверь не успела открыться, как Ада уже сидела на своём месте и преданно вопросительно смотрела на него.

Несмотря ни на что, завод продолжал работать, но объемы производимой тяжелой воды были ничтожно малы из-за нехватки электроэнергии и у Лотара создавалось впечатление, что о Веморке забыли.

Наступивший декабрь прошел очень спокойно. Он всё чаще был в Рьюкане, который понемногу отходил от шока. Жизнь продолжалась, и в пятницу 17-го числа он решил зайти в “Kornsnok”. Бар был абсолютно пустой, и только Льот, сидящая за столом, встретила его своей скромной улыбкой, оторвавшись от книги. Он улыбнулся в ответ и поздоровался.

– Как ваши дела?

– Очень тихо. Как видите, нет никого, – ответила она и сполоснув кружку со львом, начала наливать пиво.

– А где этот потомок Одина и Тора? Куда он пропал? Надо ставить ему прогул, – шутливо справился он о Бьернсоне.

– Сегодня в полдень привез пиво. Сказал, что вечером будет.

Лотар присел за столик. Сказать честно, пива ему не очень-то и хотелось. Всё-таки мороз на улице, и надо было немного отогреться. Затем он перевел взгляд на стол, где лежала книга, которую читала Льот.

– Можно поинтересоваться, кто автор? – спросил он.

Она молча взяла книгу, протянула ему и присела за столик. Это была дилогия Джека Лондона про двух ирландских терьеров – «Джерри-островитянин» и «Майкл, брат Джерри». Увидев его одобрительную улыбку, она поинтересовалась:

– Вы читали эти повести?

– Да, хорошие книги, от корки до корки. Когда мне было лет четырнадцать, скажу честно, плакал. Особенно «Майкл, брат Джерри».

– Пожалуйста, ничего не рассказывайте дальше, – попросила Льот, – я только начала читать «Джерри-островитянин».

Поток холодного воздуха влетел в зал из резко открывающейся двери, в которую вошёл Хельг. Сделав грозный вид, он посмотрел на них и заговорщицки спросил:

– Секретничаете без меня? Да? Я тоже хочу знать тайну! Но сначала пиво. Это важнее, – и все трое рассмеялись.

– Ты чуть не заработал прогул!

– Не дождетесь. Пропустить пару-тройку бокалов в пятницу вечером, это то же, как сходить утром в туалет. Организм без этого не может, а я его уважаю. Ладно, хватит, ближе к делу.

Бьернсон поднял бокал, как всегда, выдал только ему известный тост на древнескандинавском диалекте и продолжил:

– Через неделю Рождество, и сегодня я привез две бутылки замечательного аквавита. Улавливаешь связь?

– Я прекрасно помню, о чем мы говорили месяц назад. Всё в силе, – ответил Лотар.

– Вот и замечательно. Остался только один вопрос. Где будем отмечать? У тебя или у меня?

И пока Логдэ задумался, что ответить, Льот нежным голосом тихо пропела:

– Мальчики, а давайте здесь? Я буду очень рада. Родители уедут на торжественный прием в Осло, и мне будет очень скучно. А с такой компанией, как вы, думаю, это будет лучшее Рождество в моей жизни.

– Ты понял, мой немецкий друг? Как всё быстро решается. Был вопрос, и нет его. Я только за!

– Лучшего и придумать нельзя, – ответил Лотар, поднимая свою кружку. – С тебя тост, Хельг!

Бьернсон задумался, улыбнулся и четко, с расстановкой, произнёс:

– Пусть хорошо нам будет вместе… и не очень плохо врозь!

Когда кружки пива коснулись стола, Хельг, чувствуя себя как минимум капитаном драккара, начал давать указания:

– Завтра с утра мы поедем за ёлкой. Знаю одно местечко, они там все как на подбор. Льот, пиши продукты, которые надо будет достать, а свежее рождественское пиво я привезу из Драммена. Прямо с завода.

Эту неделю Рьюкан было не узнать, весь город готовился к Рождеству. Каждый хозяин приводил свой дом в порядок, и когда Лотар возвращался из Веморка, он с большим удовольствием наблюдал за всей этой праздничной суетой. В Сочельник, за день до Рождества, вернувшись с завода, он был поражен, не встретив никого на улицах. Все жители ушли на службу в церковь, а многие были на могилах своих родственников, где возлагали цветы.

Вечером к нему зашёл Хельг с целой охапкой злаковых колосьев и с присущим ему оптимизмом и весельем сказал:

– Так, за работу. Сейчас будем вязать сноп, который завтра повесишь около дома. Он должен висеть высоко, поэтому готовься с раннего утра лезть на дерево.

Зимой Лотар по деревьям ещё не лазил и с небольшой надеждой спросил:

– А это обязательно?

– Я тебе скажу даже больше. Придется на два дерева залазить. Второе находится у дома Льот. Ты же ближе живешь. Так что вяжем снопы.

– Понял, – с наигранной грустью ответил он, – а снопы какие делать?

– Чем больше, тем лучше. Из всего, что я принёс, надо сделать два. Мой сноп уже дома.

В шесть утра, когда Лотар начал залезать на дерево, он понял, что веселого в этом будет мало. Прижав сноп одной рукой к плечу, он аккуратно, несколько раз проверяя каждую ветку на прочность, поднимался вверх со скоростью ленивца. В конце концов, цель была достигнута, и сноп водрузился на свое место, которое ему вчера показал Хельг. Отдышавшись, он с тоской посмотрел на вторую связку колосьев и, взяв её в охапку, направился к дому Льот. Дерево у бара Kornsnok не внушило ему доверие сразу. Минут десять он смотрел на него, прокладывая мысленно себе маршрут. Ближайшая ветка была на высоте не менее двух метров, и ему ничего не оставалось, как попытаться закинуть сноп повыше на дерево. С четвертой попытки у него это получилось, и он начал своё восхождение. Дерево явно было моложе предыдущего, скрипя и играя под его весом. Сноп был установлен, и он начал спускаться обратно. Одна из веток не выдержала второго пришествия Лотара и, предательски стрельнув под его ногой, провалилась вниз. Падение было быстрым и не очень приятным. Снег, конечно, смягчил приземление, но уже не хотелось вставать, и он просто развалился на земле, смотря на звездное небо, выглядывающее из-за висящего снопа.

– Лотар, это ты? С тобой всё в порядке? – рядом раздался голос Льот, которая, услышав шум, вышла из дома.

– Да, со мной всё хорошо, – ответил он, поднимаясь со снега и отряхиваясь.

– А что ты тут делаешь? Что случилось?

И он, показав на верхушку дерева, где висел сноп, рассказал, что Хельг дал ему такое задание. Она слушала, еле сдерживая смех, и тоном учителя проговорила:

– Вообще-то, мы уже несколько лет привязываем сноп к шесту, который лежит за домом, а потом вставляем его во вкопанную трубу. Вон там. Отец специально её для этого сделал.

У Лотара не было слов, но, увидев, как Льот пытается подавить улыбку, рассмеялся сам, и тут уже не выдержала она. Кто-то из соседей проснулся от их веселого хохота.

В который раз он был опять удивлен норвежской кухней. Это блюдо нельзя было описать. Льот вынесла его, когда они с Хельгом уже выпили одну бутылку аквавита. Лютефиск – это желеобразное тело трески, пропитанное щелочью, с острым и, мягко сказать, неприятным запахом. Уговоры Бьернсона сделали своё дело, и он, закрыв глаза, съел один кусок. В голове, сквозь неприятный запах и остроту, пролетела только одна мысль – это кошмар. И хоть лютефиск был с горчицей и большим количеством красного перца, а следом за ним в желудок последовал кусочек бекона, ему все равно казалось, что этот вкус уже никогда ничем не убить. Только следующая рюмка аквавита привела его в нормальное состояние.

– Льот, скажи, пожалуйста… Ладно, с этим потомком Одина, с ним всё понятно, но как ты, девушка, можешь такое есть?

– А я его и не ем! – весело ответила она. – Это Хельг сказал сделать. Традиции, как-никак. Сейчас я принесу другое блюдо. Оно называется Риббе.

– Принцесса! Мне уже страшно, – к Лотару вернулось умение улыбаться.

Различие по вкусу между блюдами было настолько разительно, что это показалось переходом из кулинарного ада в поварской рай. Нежные свиные рёбрышки с хрустящей корочкой, картофель и рождественские сосиски заставили его забыть об этом ужасе под названием «лютефиск».

– Кстати, а как ты с дерева упал? – аквавит поднимал настроение Хельгу не на шутку.

– Если бы ты знал, какими словами я тебя вспоминал, когда Льот сказала, что этот сноп всю жизнь цепляли на шест.

– Не обижайся, дружище. Я действительно об этом забыл. Но теперь будет что вспомнить. Ты представь лицо её отца, когда он увидит, что кто-то додумался на это дерево залезть! – и вся троица весело рассмеялась так, что тени от свечей затанцевали на стенке.

Льот вынесла на улицу миску каши с маслом и пивом для Ниссе8. Вернувшись, она сказала, что на улице погода очень хорошая, и жаль, что сегодня нельзя выходить, потому что все существа неизвестного нам мира поднялись на поверхность.

– Принцесса, ты же взрослая девочка. Неужели ты в это веришь? – спросил Хельг.

– Даже не знаю, – ответила она, а Лотар, вспомнив свою встречу с Руво, поймал себя на мысли, что он уже в это верит.

Как и всё под луной, этот праздничный вечер тоже закончился. Прощаясь, Логдэ с большой теплотой поблагодарил Льот и Хельга. Это Рождество было незабываемо, как и всё, что с ним происходило на этой земле.

***

Гидроэлектростанции требовалось полное восстановление. Но исходя из того, что об этом месте и заводе уже знали все, в январе 1944 года вермахтом было принято решение собрать наработанные запасы и переправить их в Германию. Британцы были уверены, что проблема Веморка решена окончательно, и новость о том, что тяжелая вода не была уничтожена, для них стала очередной неожиданностью. Сначала они даже не поверили сообщению норвежского сопротивления, и было дано указание всё перепроверить ещё раз. Данные подтвердились, и перед Якобом была поставлена сложная задача: узнать время отправки, маршрут и количество оксида дейтерия. Учитывая, какие меры охраны были приняты в Веморке, это задание казалось невыполнимым.

Глава 16. Прощай, тяжелая вода, или Встреча

Весь январь 44-го года Лотар занимался полным учетом остатков, проверяя процентное содержание тяжелой воды в каждой из электролизных установок и сортируя её в отдельные бочки с записью в журнале. Концентрация оксида дейтерия была от 0,01 процента до 99,5. Из общих пятнадцати тонн тяжелой воды, чистая составляла около пятисот килограммов. Весь оксид дейтерия был помещён в 48 бочек, каждая под своим номером и со своей концентрацией, что он указал в своём специальном журнале, за которым сильно охотился Якоб, но так и не смог его достать.

Логдэ считал свою миссию выполненной только тогда, когда плоды его работы достигнут берегов Германии. Он решил, что будет сопровождать этот груз до конца. По-другому не могло и быть.

Слух о закрытии завода напоминал ураганный ветер. Он пронесся по Рьюкану с той же скоростью и с теми же опустошительными разрушениями в мыслях местного населения. Когда не представляешь, что тебя может ждать в будущем, в голове остается только пустота, и ты живешь, используя одни инстинкты. Это коснулось большинства жителей. Без завода, Рьюкан возвращался в девятнадцатый век. Единственная, кто этому была безумно рада, зализывая раны, природа.

Лотар не вдавался в подробности этой «эвакуации». Михаэля он видел за эти дни пару раз. Штенц был занят организацией охраны по маршруту транспортировки тяжелой воды, и на самом заводе он был редко. Логдэ только знал, что она начнется 18 февраля. Сколько раз за эти дни он представлял встречу с Лионой, вглядываясь в скалистое ущелье, которое скрывала темнота, и рисуя воображением её прекрасное лицо в холодном воздухе Веморка. После Рождества он только однажды посетил Рьюкан, точнее, “Kornsnok”. Сидя вдвоем с Льот, они разговаривали о книге Джека Лондона, которую она уже закончила читать.

–Знаешь, Лотар, когда я перееду в Осло, то обязательно заведу себе ирландского терьера и назову его Майкл… или Джерри. Сама ещё не знаю. Кстати, ты кружку заберёшь сейчас? Давай я её помою.

– Нет, спасибо, не надо сейчас. Семнадцатого февраля я обязательно зайду и возьму её, когда начну собираться.

– Как хочешь. Здесь она будет в полной сохранности. Скажу честно, я не видела красивее пивного стакана, чем твой.

– Ещё раз спасибо, Льот. Мне надо идти. Хельгу привет, – и, обернувшись у выхода, он добавил, – я бы назвал Джерри.

В Веморке после последнего воздушного удара, когда от его кабинета ничего не осталось, Михаэль нашёл ему небольшую сторожку, где Лотар и ночевал. Крыша над головой, свет, тепло и кровать, что ещё надо? Но поздно вечером пятнадцатого февраля ему этого было мало. В эти дни бессонница стала его подругой, и он вышел на улицу, пытаясь нагулять сон. В отличие от него, ветер в этот момент спал, а большие хлопья снега мягко ложились на голову и плечи. Только шум водопада нарушал эту полную тишину и безмятежность. Он неспешно проходил мимо гостевого домика, где сейчас жил главный инженер Веморка, когда рядом с ним проскользнула тень человека. Это был Якоб. Лотар, находясь в полной темноте, был незаметен для него, и тот, подойдя к двери домика Альфа Ларсена, очень тихо выстучал дробь пальцами. Чувствовалось, что это был условный сигнал и его ждали. Дверь чуть приоткрылась, и Якоб нырнул туда. Логдэ направился к дому и, увидев приоткрытое окно, подошел к нему. За плотной шторой он услышал треск горящих поленьев в камине и тихий голос главного инженера:

– Почему я должен вам верить?

– Ваш предшественник Йомар Брун работал со мной. Он устроил меня на завод в конце 40-го года, и я лично организовал его уход в Швецию, а оттуда наши люди доставили его в Британию. Он говорил, что вы очень осторожный человек, но так же ненавидите немцев, хоть скрываете это, как и Йомар Брун. Сейчас только вы обладаете той информацией, которая нам нужна. На крайний случай можете достать. Я думаю, Альф, вы прекрасно осведомлены о том, как немцы хотят вывезти тяжелую воду. Пора поработать и на Норвегию. Если думаете, что немцы здесь надолго, вы ошибаетесь. Русские освободили Киев и сняли блокаду Ленинграда. Они уже на Балтике. Любой здравомыслящий человек понимает, их уже не остановить. Американцы вошли в Рим. Скажите, Альф, сколько времени осталось Гитлеру? Год? Ну, может, чуть больше.

Лотар не мог в это всё поверить. Ему казалось, что он уснул здесь, прямо на улице, и это самый дурной сон в его жизни. По голосу он узнал Якоба, вспомнив, что несколько раз видел его на заводе, абсолютно ничем не примечательного рабочего, но, как оказалось, лидера норвежского сопротивления. Всё начинало становиться на свои места. Голос Якоба прервал его мысли, и он уже не мог отойти от окна, в шоке ловя каждое слово.

– Альф, вам нечего бояться. Через несколько дней их не будет здесь в Веморке, а через некоторое время, и во всей Норвегии. Я не хочу вас шантажировать, просто подумайте, кем вы станете в будущем? Человеком, который работал на немцев, или вам будет, что рассказать внукам с гордостью в голосе? Мне кажется, ответ очевиден.

– Что вы хотите узнать? – Лотар услышал, как в голосе главного инженера появились ноты решительности.

– Всё, абсолютно всё, что касается перемещения тяжелой воды. Все известные вам детали. Прошу, не упустите ни одной мелочи.

– Восемнадцатого февраля ранним утром весь запас тяжелой воды вывезут по железной дороге к озеру Тинншё, где её переправят паромом на другой берег. Куда и как она направится дальше, я не знаю, – Альф замолчал, ожидая следующего вопроса.

– Каковы шансы уничтожить тяжелую воду, пустив под откос составы? Я хочу услышать ваше мнение, вы всё-таки инженер, – не заставил себя ждать Якоб.

– Это, конечно, возможно. Во-первых, мы уничтожим составы, но не уничтожим тяжёлую воду. А цель, я так понимаю, именно она. Во-вторых, железная дорога и состав находятся под такой охраной, что, мне кажется, это самоубийство, поэтому… – Альф Ларсен резко замолк, и его собеседник понял причину этой паузы.

– Единственный вариант, потопить паром, – продолжил его слова Якоб.

Несколько секунд они оба молчали, отчётливо понимая, что на пароме будут мирные жители. А Лотар, глотая каждое слово, не мог оторваться от окна. Он стоял и слушал, не зная, что делать. Первым тишину нарушил командир подполья:

– Это будет очень тяжелое решение, и кто-то нам этого не простит никогда. Но, мне кажется, другого пути нет.

– Единственное, что я могу сделать, это перенести дату отправки груза на двадцатое число. В воскресенье на борту парома всегда самое малое количество мирных людей.

Якоб задумался и после небольшой паузы ответил:

– Это самый оптимальный вариант. Плюс ко всему, у нас будет достаточно времени основательно подготовиться. Я завтра, – он взглянул на часы, – а точнее, уже сегодня буду на пароме и проведу все замеры по времени. Один вопрос, как вы перенесете дату отправки?

– Это механизмы, а у них есть свойство ломаться в самый неподходящий момент. Если я сказал, что это сделаю, значит, так оно и будет, – Ларсен был сама твердость, и та осмотрительность, которая была с ним все эти последние четыре года, испарилась в дымоходе камина. Якоб сумел разорвать защитную оболочку под названием «будь осторожен».

– Ещё один вопрос. Все данные о количестве и концентрации тяжелой воды.

– Вот здесь я могу сказать лишь приблизительно. Точные числа здесь знает только Лотар Логдэ. Он занимался этим вопросом, и где находится учетный журнал, без понятия, – ответил Альф.

– Ну, тогда хотя бы примерно сколько её в готовом чистом виде? – спросил Якоб и, поймал себя на мысли, что, в принципе, это без разницы.

– Я думаю, в районе полутонны.

– Интересно, это много или мало? Я в этом ничего не понимаю, – в его вопросе чувствовалось обычное любопытство.

– Сказать честно, мне эти цифры тоже ни о чём не говорят. Но исходя из того количества тяжелой воды, которую мы отправили в Германию за эти годы, а это как минимум тонн десять, данная партия очень мала. Не знаю, но мне так кажется.

Альф Ларсен ошибался, даже не представляя, насколько. После войны на допросе руководитель уранового проекта Германии Вернер Гейзенберг на вопрос следователя, чем вы занимались, ответил, что создавал урановую машину, для запуска которой не хватило пятисот литров оксида дейтерия. Англичанин, проводивший дознание, тогда поймал себя на мысли, что очень интересно, какой из городов стал бы первой жертвой этой адской машины – Лондон или Москва.

Лотар понимал, что просто обязан помешать всему, о чём говорили в комнате. Не зная пока, что делать, он решил вернуться к себе в сторожку. Рукав пальто, которым он облокотился на подоконник, за это время немного примерз, и, убирая руку, издал негромкий звук, отрываясь от поверхности. Этого вполне хватило, чтобы быть услышанным в комнате. Пара секунд у него имелось, чтобы скрыться в темноте, но бегать от кого-то было не в его правилах. Штора резко отдернулась, и Ларсен встретился с ним взглядом.

– Не уходи. Я сейчас выйду, нам надо поговорить, – тихо сказал он и, отпустив штору, через несколько секунд появился на улице, накидывая на ходу пальто. Он подошел к Лотару и, взяв его под локоть, спокойно и доброжелательно сказал:

– Я так понимаю, ты всё слышал. Значит, нам есть что обсудить. Пойдем, пройдемся, ночь замечательная.

– Не против, давай прогуляемся, Альф. Только, знаешь, мне мало верится, что ты меня переубедишь. Я не могу допустить того, о чём вы говорили.

Снег в эту ночь не останавливался, и Веморк с удовольствием покрывал себя этими белыми листьями, как бы укрываясь теплым одеялом, чтобы наконец-то выспаться и отдохнуть, понимая, что всё закончилось. Они пошли в сторону водопада и только там продолжили свою беседу. Говорить пришлось почти криком, так как шум летящей вниз воды заглушал голоса.

– Лотар! Я с большой симпатией отношусь к тебе как к патриоту своей родины, но ты должен понимать, что Германия сделала очень большую и дорогую ошибку. Гитлеру скоро конец. Забудь то, что ты слышал. Это всё равно уже ничего не изменит.

– Откуда ты знаешь, Альф? Может, это последний шанс Германии, и ты хочешь, чтобы я лишил её этого, сделав вид, что ничего не знаю? Это мой тебе совет, уезжай завтра, точнее, уже сегодня, отсюда подальше, – довольно резко ответил Лотар, отчего главного немного передернуло.

– Не горячись. То оружие, которое вы создаете с помощью тяжелой воды, может пойти, по твоим словам, на спасение Германии, но оно может уничтожить и мир. Ты же ученый, для тебя не должно быть границ. Определись, что ты хочешь сохранить, Германию или мир?

– Одно другому, абсолютно не мешает. Я повторяю, у Германии есть шанс, и она обязана им воспользоваться ради своего народа, но при чем здесь уничтожение мира? Ты взял слишком высоко. Давай честно, ты просто это делаешь, чтобы, когда всё закончится, на тебя не показывали пальцем и не называли пособником немцев. А я, мистер Ларсен, это делаю не для себя, а для своей Родины. И это не высокие слова, это то, что есть на самом деле. Ещё раз говорю, уезжай сегодня отсюда или… – внезапный удар и боль в теле оборвали речь Лотара, и, обернувшись назад, он увидел силуэт Якоба в нескольких метрах с вытянутой рукой, сжимающей пистолет.

Тело начало тянуть вперед, и ноги, пытаясь сохранить равновесие, начали движение, стараясь догнать его, тем самым набирая скорость и не в силах остановиться. В глазах потемнело, и он уже не видел, что следующий шаг был сделан в пропасть. Лотар понял, что падает в ущелье, и в этот момент время для него остановилось. Вся жизнь, особенно последние восемь лет, словно альбом с фотографиями, была перед глазами. Лиона, фрау Штерн, Алекс Линге, Эрнст Сторм, Михаэль Штенц, Хельг Бьернсон, Льот, снова Лиона и вдруг… Руво, точнее, его голос. Он открыл глаза и начал всматриваться в скалу, пытаясь увидеть его. Он чувствовал, Руво где-то здесь. Он не падал, он медленно летел вниз. Он даже видел, как его обгоняют снежинки. Так и не найдя глазами, он начал проклинать его, задаваясь только одним вопросом: почему он ошибся именно с ним, вспоминая слова, что касательно будущего они могут заблуждаться, но это маленькая доля. Почему эта маленькая доля выпала на него? Почему?! Он же говорил, что они встретятся. Лучше бы он его тогда не спрашивал. Почему, Руво, почему?!

Лотар упал в ледяную заводь, но молодое, ещё живое тело абсолютно не ощущало холода. Он медленно погружался под воду, широко открыв глаза. И даже в этой полной темноте увидел свою кровь, поднимавшуюся к поверхности, как клубы табачного дыма. Не было боли, не было холода. Ему казалось, что он просто засыпает. Глаза закрывались…, прошла злость на Руво…, и вскоре безмолвие полностью овладело им.

В эти же минуты, после двух недель затишья, к Берлину приближался 891 бомбардировщик «Ланкастер» Королевских ВВС. Рейды британцев не приносили должного эффекта, так как ночные бомбардировки не были прицельными и в основном на земле разрушались дома мирных жителей. Этот рейд не отличался от других. Только на этот раз бомба прямым попаданием влетела в дом Лионы. И только в этот раз, услышав звук сирены, она не побежала в убежище, а, закрыв голову подушкой, перевернулась на другую сторону постели и крепко спала, не обращая никакого внимания на свистящий шум в небе. Она устала бегать и хотела покоя. И он пришёл, не разбудив её. Всё случилось мгновенно. Взрыв – это быстрое действие.

Руво ещё раз посмотрел вниз на дно ущелья, затем поднял голову вверх, развернулся и не спеша, раскачиваясь из стороны в сторону, побрел в расщелину, с тихим возмущением бормоча себе под нос: «Глупые люди, вот вы и будете рядом, потому что сделали важную вещь вместе. Там жизнь только начинается». Затем обернулся и позвал Аду, которая продолжала стоять на обрыве.

– Пойдем. Я знаю, ты его полюбила. Он был хороший человек.

Руво не ошибся. Они встретятся, и это будет не Берлин.

Эпилог

Война закончилась, и не было человека во всей Европе, кто об этом пожалел бы.

Фрау Штерн, несмотря на то, что в 1942 году Эрнст Сторм был уволен с должности ректора, а следующие не задерживались и больше года, продолжала работать секретарем, ещё раз оправдывая своё прозвище «серый кардинал». Она узнала, что официально Лотар погиб и утонул в озере Тинншё при взрыве на пароме, который перевозил тяжелую воду. О судьбе Лионы фрау Штерн рассказали её соседи по улице.

Алекс Линге после запрещения свингюгендов был отправлен в концлагерь, так сказать, на переобучение. После освобождения американцами вернулся в Берлин, где создал, и в будущем под его руководством играл джазовый радиооркестр.

Михаэль Штенц вернулся в Эссен к семье, где принял участие в восстановлении заводов Альфреда Круппа и впоследствии работал обер-мастером на адъюстаже в прокатном цеху.

Хельг Бьернсон переехал в Осло к двоюродному брату Лангместуру Карлсену, где они образовали компанию, занимающуюся грузовыми перевозками.

Льот также обосновалась в столице и открыла свой ресторан. Конечно, она назвала его Kornsnok, и каждую пятницу в семнадцать часов вечера Хельг заходил туда, где для него уже было забронировано место на высоком стуле около стойки бара.

– Привет, принцесса! Как дела?

– Всё отлично, Хельг. Джерри стал понимать команды «сидеть» и «дай лапу».

– Это, конечно, замечательно. Я шёл сюда и только об этом и думал. Господи, когда же это случится? – рассмеялся он. – У меня есть подарок в твою коллекцию.

Хельг достал из сумки пивную кружку и гордо произнес:

– Прямо из Стокгольма!

Это была уже восьмая кружка в её коллекции, а на самой верхней маленькой полке совершенно одна стояла та, что была со львом. Бьернсон посмотрел на неё и с грустью сказал:

– А Лотар, всё-таки мог бы найти время и попрощаться.

– Не знаю, Хельг. Мне кажется, что-то случилось. Он говорил, что зайдет за кружкой, но так его и не было. А ты сам знаешь, как она ему была дорога. Хотя если он был на пароме, то времени было предостаточно. С другой стороны, ты помнишь, какая была суета?

– Я тебе уже говорил. Не верь никому. Его там не было. Я был на причале за час до отплытия и видел всех, кто поднимался на паром. Его там не было.

– Тогда почему он не забрал кружку?

– Может, действительно суета, забыл.

– Может, и забыл…, – опустив глаза, с большим сомнением ответила Льот.

2017 год

– Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.