Дизайн обложки, художник и фотохудожник, составитель, верстка Елена Владимировна Сомова
Фотограф Владислав Андреевич Макаров
© Елена Сомова, 2024
© Владислав Андреевич Макаров, фотографии, 2024
ISBN 978-5-0059-2445-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Елена Сомова. Фото Владислав Макаров.
Мир выше небес
«Чтобы хоть как-то держаться, прямо стоять на земле…»
Детскими голосами
…Революция видов
не тронула нас, бессловесных,
не коснулась она
тех, кто может дышать
под водой… (Виктор Коркия)
Элегии борьбы и примирения
2
«Ласточка горней выси…»
«Мечты отвяли, наступил регресс…»
Отцы и дети
«Выпиливают правильных поэтов…»
«Живя в дыре, обрастать грязью, как все?..»
«Обманут менеджментовой свирелью…»
«Как мы сильно обмануты, видно по рылам свиней…»
«Люди – это инструменты…»
«Роботы капитала…»
«Волкодавы родительского конгломерата …»
«Бороться тщетно с призраками сил…»
«Выжить можно только так…»
«Из города вся сволочь упорхнула…»
«Устала от всего, особенно от дряни…»
«Бессмертные полки в погибшей карусели…»
«В городе опущенных глаз…»
«Сиди на закрылках и клювом долби пирожок…»
Памяти поэта Юрия Кузнецова
Сила сопротивления
«Безличные мышиные слова…»
«Недосягаемость мечты…»
«Надо быть терпеливым в ожидании результатов…»
«Современности дух не в этом, прости, о Боже…»
Из книги заблуждений
«Нутро официоза под рентген…»
«Старость во мне вызывает магический ужас…»
«В борьбе за деньги, славу и вино…»
«Стая диких собак продолжает свой гадкий сюжет…»
«По змеиной тропе, давя одноглазых гадюк…»
«Безлико дни проносятся в молчанье…»
«Колбасные культуры менеджмента…»
Вам не найти заступников святым
«Господа импотенты…»
«Хищник обыкновенный…»
За что?..
«Здесь каждый лепесток любви в крови…»
«На белом небе развевались птицы…»
«Затяни хоть какой новомодный мотив…»
Во имя света
Психологическое фото
Опера нищих
«Зима, мандарины, козлы…»
ОПЕРА НИЩИХ или РОЖДЕННЫЕ ИЗ КЛЯКС. Рисунок Елены Сомовой, 2022 год.
«Весь удавочный комитет человекозавоевателей…»
«Мир в дреме, в дреме…»
«Свиная лазерная пушка…»
«Брошенные имперской знатью…»
Из сна
Легкий завтрак Пети в семейном лайнере
Сегодня день осеннего равноденствия Солнца.
Солнце пересекает небесный экватор.
Пересекая земной экватор, Петя с женой ругаются матом:
Все так не просто в люкс-классе босса,
Тяжесть глотания яств в кресле
Так не легка, что слышит Люфтганза,
Как его рвет носками под Брестом,
Ухаря Петю. Он пишет стансы.
Интеллигент с банным тазом глубоким,
С веником жизни голубооким.
Петя удобно сместил экватор,
Как и его сместили когда-то.
Были на службе толстые тети,
Грязные дяди шли с жирной упряжкой
Русых гнедых секретарш. Вы поймете,
Что значит рядом смачные пряжки
С гипсовых слепков наследников Коти,
Серого Коти в синей Тойоте.
С матом легчает жизнь вне багажной
Недоэссенции счастья поклажи.
Не в кабаке хвост русалки-селедки, —
Чай в самолете на жизни излете —
Это вам не имбирем по рису
В пленке от рыбьей шкуры – не крысы.
Слава всему достославному рису!
Дайте жене половиночку миски, —
Это вердикт. Знак восторга и икса.
Прямо почти в салате редиска!
– Ешь, только быстро.
23 сен. 22 г.
«Поэтов, как котиков гладят…»
«Нам, толстым, не везет…»
«Доблестный критик не разбирает нот…»
Елена Сомова. Рисунок из цикла «Критики».
Экскаватор
Раздолбаями полон расчетливый мир.
Бред сумятицы и мирового восторга
Отодвинуты, словно борьба за эфир.
Всем понятное лето. Грибница парторга.
Он натырил с народа, что мог, и теперь
рвет клубникой от не состыковки металла
и характера, в коем лишь страсть отобрать
и по матрице жрать образцы, как сметану.
Хищный спрут, он талантливо врал и подлил,
тихой сапой под юбкой жены укрываясь
пред натурой, с которой рвал жилу, искрил,
пыль пуская в глаза, надрывал стыда алость,
как билеты в театр иль талон отрывной,
за которым рвались вороватые пальцы
и мусолили, сок выжимая. Засранцы
так всегда поступают, борясь с сатаной,
но они-то и есть он. В подвале души
расскребёт свою дверцу наверх, – и в восторге
от содеянной подлости. Варвар при торге.
Знаменателен финиш повисшей лапши.
Всем понятное – лето, малина, укроп,
Земляничный сироп в облепиховой давке.
Нюхай, деятель зла, вороную удавку,
В коей жизни губил. Вот пожатый твой сноп, —
Забирай и отваливай в царство вранья
с хвастовством, подрекламленным сквозь паутину
мирового господства убогих кретинов,
проповедников лжи ради денег. Свинья
пустомелит и жатву гребет под себя.
И очнувшись, еще больше хапает смело.
Так бы совесть с охапкой лжецов осмелела
и ударила в бубен отваги, звеня
пограбленьями, вырванными у людей
их деньгами на жизнь. Экскаватор гребет
и гребец выжимает и камень и лед.
Вот и вся экономика грязных свиней.
27 июн. 22 г.
Сады Семирамиды
Богиня тщеславия
Изысканно откинув темную прядь с плеча, дама презрительно повернула головной отросток прямо, и неожиданно осклабилась. Ее губы выражали одновременно и неотвратимое презрение и сожаление, нечто похабное проскальзывало в ее лукавстве и резких жестах, ладонях ее рук, более похожих на холодное оружие, нежели на матерински нежные с пухлыми подушечками руки женщины.
Последний жест, над которым всплакнул бы режиссер Товстоногов, был наряд в цвет стула. Это была точка накала: темное бордо платья отливало отчаянием и наглостью в сочетании с такого же, цвета театральных портьер, стула, возвышающегося над плечами. Этот унизительный трон снежной королевы с примесью запаха провинциальных помоек, не иначе, был поставлен специально для офисного спектакля, с помощью которого она выразила свою карьерную прыть.
Не голословно и непременно в такт кивания головы, которую она с удовольствием бы поместила на плечо некоего орла, хваткого, игривого и готового пасть к ее ногам и смотрящего, как на пещеру Аладдина, в ее рот, изрекающий приказы высшего порядка.
– Вы идите, а я останусь! – гордо вскинула она плечи, готовая сразиться с монстром капитала. И в темно-серых, подернутых пеплом, глазах запылал восторг труда.
– Прощайте, мадам, – ловко вскинул бы фальшивыми эполетами, расшаркиваясь со снежной королевой, капитан ее гвардии, но задел рукой, несомой к виску для отдачи воинской чести, канделябры пальцев ея несогласия с его готовностью испариться из этой преисподней ее театральной гримерки, где она впаривала в мозги постулаты Проперция всем посетителям.
Но перед выходом на свежезагазованный воздух, мумифицированный ее памятью орел воскликнул вдруг в восторге единения мечты о былых страстях, исковерканных сильными мира сего:
– Клюква в сахаре, мадам!
И протянул широким жестом коробку лакомств.
Шары ея величества выкатились почти на плечи и напоминали базедову болезнь. Даме стало явно не по себе, и бесподобный вопль алкающий сладко-кислого, огласил просторы офисного склепа:
– Какая няма!
Снежная королева слегка привскочила на стуле, схватила коробку с ягодой, собранной на отечественном болоте и осахаренной в антисанитарных условиях, и припустила прыть всеядства.
«Оставалось только объять ее труп», – думал беженец, расталкивая несчастных в коридоре почетной гвардии будущих ее трупаков, ежедневно насилуемых ею бравурными мечами рекламы.
Снежная королева еще готова была толочь песок ее стеклянных речей, и долго любоваться собой издалека. Она думала о своей начитанности правилами и догмами, и о своей неотразимости в зеркалах глаз кавалера, выбранного ею для отработки щитовой рекламы на пластинке ее единственной извилины, неукоснительно следующей постулатам, высиденным в яичной кладке нового трудового кодекса. Ее беглую жертву покоробила судорожная готовность вцепиться в его личную жизнь, и волочить его за собой, подобно тройке лошадок в упряжке.
«Куда вы?..» – мелькнуло в кинематографической памяти поколений любителей синематографа.
«К морям! К морям и океанам моих слез…», – отыгрывала она сухой огонь своих слез, высохших в углах глазных впадин.
Министр ея величия разлегся, как пьяный факир в подножии сцены, и ковыряя пальцем пол рядом с креслами зрителей, тронул нос крысы, шаркающей хвостом в подполье.
Она не напугалась, играя, – привыкла, видимо, к переменам внимания ее партнера в противоположную строну. Там было венецианское стекло колец на ее пальцах. Кольца змеи из тухлого сундучка ее покоев огибали сознание жертвы и магически завораживали, напрочь лишая воли и ведя к полному беспамятству.
Воплощаясь в зрителях, дама снежной воли щекотала невидимой стенкой, отгораживаясь от призраков страсти. Натыкаясь на эту стенку, ее невольные зрители брали антракт и бежали к морям, расположенным подальше от ее окальцинированного дома души, – суть палатки над пропастью дел ради заработка и уважения, а может, страха перед нею.
Когда она снимала грим и возвращала себя кровати, мелкая дрожь хватала ее и влекла в бездну лекал, по которым она кроила людей и выносила их за скобки, подводя черту под их судьбами.
Под всеми сразу и одновременно. Только так она могла раскрепоститься и уснуть. А жертвы ее самолюбия мечтали о том, чтобы она не проснулась никогда, и тогда им не пришлось бы до резей в мочевых пузырях, засиживаться перед нею, сочиняя подарок-избавление. Когда надумывали спиртное, она резво хватала бутыль за горло, и душила несчастный пузырек ея мечт, терзаемая жаждой. Но чаще это были конфеты, и она ела их быстро и жадно, как память о любви.
«Ох, скорей бы заткнулась и отпустила», – думали жертвы богини тщеславия, а она мастерки прощупывала своим лазером ветерана трудовых боев за цивилизационный комфорт бытия, и влекла жертв в комфорт подобострастия.
2 июля 2023 г.
Малыш всегда прав!
«Малыш и Карлсон», сказка жизни, навеянная любовью к радости, эта вечная перипетия несоответствия желаний и возможностей рождает желание полёта над глупостью бытия многоклеточных организмов.
Каждый нашел себе клетку по своим устремлениям, и гасит факел творчества, – это угодно для правителей, удобно расположившихся на трупах творцов и вырабатывающих свои консорциумы по убиению душ, конгломераты духовного насилия и своей желчи для пропитывания ею документов и правил жизни.
Что с ними делать, обезглавленными головешками личного счастья в узкой норке…
С плотно зажатыми зубами, они приращивают нёбо к языку, и разжимают рты для поддакиваний госслужащим и потребления корма для обескрыленных варваров, уничтожающих ауру искусства и дух творчества.
«Счастливая мама» ведет на веревочке сына в свой рай для членистоногих изымать чешуйку творческого начала, прилипшую от неба.
Весело и легко они шагают в тупик бытия к кастрюлям и помойному ведру.
И только Карлсон в виде бабушки ставит мост для побега мальчугана из рабского плена изуверов.
У мамы осталось только нёбо, и она отнимает небо, и Малыш это видит.
Там, где «никаких плюшек» – чистилище и ад для рабов.
Изгнанные из творчества маленькие гении и их большие тени погибают на помойке, – так зачем убегать от себя?..
Этот вопрос Малыш поставил на классном часе. Теперь его ведут на расправу. Его керамических клоунов выбросили, и эти клоуны плачут не керамическими слезами, и земля впитывает их кровь. Малыш всегда прав!
Только Малыш всегда прав!
Мама, запомни, прабабушка была права, когда не обижала клоунов взрослого мальчика. Эти клоуны – выражение печали по разуму, которого лишают Малыша в коррекционной школе, не давая знаний, скрывая их от него в пособие по недоразвитию, выраженное в бесплатном питании. Тяжело в стране идиотов добиться знаний, скрытых за дверью кабинета чиновников.
Пока Малыш дерзит в керамике, – и слава Богу, что в керамике. Только пластика массы готова принять душу Малыша, понять его и простить миру его рождение.
Малыш – не «подошва для любимых ботинок» его карателей!
Справедливость в коммерции – секира палача. Сколько топоров несут на площади в День поминовения усопших интеллектов…
2 июля 2023 г.
Символ борьбы
Биомасса, кишащая стремлением тебя опровергнуть, готовится стать истерикодромом в ощущении нового старта для активности. Пока ее бурление может забавлять или раздражать, оттого что захлебываясь алчностью забрать себе лучшее от мира, биомасса разрушает его токсичностью своих намерений: ничего не давать от себя, а только впитывать и кипеть, создавая иллюзию самовыражения.
Укусы реальности ярче вселенских звезд, самое безобидное из этих издержек фатального несоответствия моей крупицы, затерявшейся в атмосфере, это игнорирование створки – скорлупки бытия, дающей веноток моего кислорода, питания для жизнедействия. Не может жемчужина развиваться в купе с другими, она одна в раковине обрастает перламутром, видимо, это и есть причина дисгармонии веточек с висящими на них скворечнями. Величина несоответствий фатальна: ищешь ветку, чтобы спеть на ней о любви и доброте, а тут вдруг, откуда ни возьмись, вольный стрелок разучивает меткость, и в череде непопаданий – точный бросок в тебя, даже не в твою корзину.
Так перья превращаются в прочный хитин, а хитин – в панцирь. Это мне знакомо. Неуязвимость – важнейшая черта тех, кто выстоял, подобно памятнику своей правоты. В результате хищные спруты окажутся картонными фигурами на лысом поле с полустертыми квадратами, определяющими местоположение субъективаторов. Думаешь, ну чтоб ты сдох, волчара немытая! – а волчара на пять минут превращается в овцу и блеет на диалекте, – и разве имеет он право слова в твоем мире? Чудовищное искажение дает плоскостное вИдение твоего пространства для биомассы, а ты можешь только изолироваться и выключить их всех своим открытием. Ты снова пускаешься в странствия души, подлезающей под груз, пытаешься его немножко пронести, сбрасываешь: а на что мне сдался твой старый валенок! – и летишь, озирая окрестности…
В поисках самовоплощения шорох мгновения превращается в музыку, лиственные веера создают иллюзию заботы о тебе, а обращенный в тебя хитиновый коготь с ястребиной хваткой вырывает из потока силы узел сознания. И уже не движешься, а ищешь направление движения: не сам поток этого движения, а направление. В начале кажется, что ты самостоятелен до умопомрачения, до личного пространства – королевства, потом импульсы надежды слабеют, соприкоснувшись с потоком, в который вольешься мелочью, а свой вектор движения позабудешь, так как сила тока, идущая от волны движения масс прямо пропорциональна твоим устремлениям, но выйти из потока ты не можешь, оттого что становишься частью биомассы и начинаешь следовать законам стаи.
Время выкрутилось в обратную сторону, и Лист Мебиуса показывает, откуда ты вернулся и куда пришел, и это оказывается важнее того, что ты сделал. Шкала ценностей отменяется, так как импульс не варьируется: он или есть, или его нет. Раз ты вошел в поток и растворился в нём, то ничего уже не значат векторы твоего развития. Память лишь иногда торкает, взбрыкивает воля, питание от пуповины пространства перестает снабжать кислородом артерии твоих устремлений, но смерти не наступает, – ты же несом биомассой, и она сама за тебя решит проблему твоего существования. И казусы ее восприятия идут от инерции, следовательно, от инерции зависит и твое существование, если ты движок биомассы.
