Книги

Читать онлайн Оэльфийский свет. Терний поцелуй бесплатно

Оэльфийский свет. Терний поцелуй

ISBN 978-5-0060-8679-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не созданное небо

До ветреных касаний миллиметр,
До повторений линий лишь дыханье,
Живых рисунки вырезанных Петр,
Акрополи страстей всеполыханье.

Божественное рядом… тихо, ниш
Блажится пустота преднаполненья,
Взлетающих сердец с горячих крыш
До бесподобнолонного волненья.

Прикосновения рождаемого явь
В немых движеньях образом творится,
И это воспаренье, пленье, плавь,
Обязанное токами излиться.

Приближен если… то ли повтори,
Начертанное вечными холстами,
Свеченьем нежным утренней зари,
Прикрытыми стыдливыми листами.

Предощути истрепетность глубин,
Поверхности истомного соблазна,
Разучивая бесконечность длин,
Лучащих тайны поклоненья стразно.

Живой вселенной время окартинь
Застывшим и сияющим мгновеньем,
Тут формы нет, искусственность отринь
Предвосхищённым тонущим движеньем.

И сотвори… как будто вторишь снова
Не созданное небо не тобой,
Как будто поцелуй живого слова,
Которым обесценится любой.

Лунный раж

Пирую с древними и в них я нахожу
Единственные, верные ответы,
Роняют свет любовные сонеты,
Но я в полях иных давно брожу.

Не чувствовать душой, такой смешной и юной,
Родившейся как будто бы сейчас,
В ней бьётся страстный беспокойный глас,
Но я покою страсть наукой умной.

Вот, старики… дельцы и мудрецы,
Разделали печали и горенья
Сердец иных… и мелки песнопенья,
Где в счет не идут горе-подлецы.

Я наслаждаюсь музыкой сатир,
Сентенциям клоню ночную запись,
И ярких поэтично-трельных трапез
Не облекаю в повременный пир.

Мне дорог словом мой мудрец убогий,
Прогнивший весь донельзя в перегной,
Он будто щурясь гонится за мной
По вытоптанной чувствами дороге.

И я беру его на карандаш,
Мне так легко внушать им легковерье,
Я жалкий шут, поэт и подмастерье,
Лишь иногда входящий с музой в лунный раж.

Танцующий призрак

Не жалуйся на жал мягчайших иг,
Повёрнутых сьедобьем поначалу,
И на надежд сливающихся лиг
И на ветру коварному мочалу.

Короче путь, он длинен не длиной,
Не временем, бросай скорей монету,
В ней больше решек, славных не виной,
Орлов-подкидышей, порёбрышей по свету.

Неимоверие вот чудо из чудес,
Приткнись скорей к кормушке или плахе,
Там чмокает небесполезный бес,
К исподней прилепившийся рубахе.

Во искушение избавь не от лукавств,
Кто ведает умом страстные страсти,
И яд первоначальных альных яств
Сродни пресыщенной соблазнами напасти.

Не обессудь усилия творца,
Сосуда-чаши вылитого слова,
Присутствия томимого лица,
Не обретающего образа иного.

Не путь земной граничит с тишиной
Ни первого ни вынутого крика,
Он terra in… покинутой страной
Мертвит мерцанье содранного лика.

Не словом не поступком не рукой,
Взметнувшейся прощанием при встрече,
Как в поле над изогнутой рекой
Уже крестов шумит ночное вече.

И нет сегодня, в прошлом снова был,
А в будущем не призрак ли смеётся,
Который всю дорогу гадко ныл,
А вот уже танцует и плюётся.

Зима

«…не те»
Е. Евтушенко

Не вес ни обнаженья ни зеркал,
Какие тающие не слезами хлопья,
Причины-следствия без умного торопья…
А за окном сверкающий коралл.

Иконный… масла страстоцвет,
Душе угодны праведные лики,
За временем бесчувственное «нет»,
А здесь сердечных звуков блики.

Вот здесь, вон там, твоих ли рук
Опущенность любовного распятья,
Или движенья сладострастных мук
Опять печать грядущего проклятья.

В чем грех неутоленности бытья,
Ты на губах таишь снежинки формул,
В природе нет природного чутья,
Она и волк и рем и мира ромул.

Ты обними меня… ведь я не вечна,
А эта дрожь….в ней судорога чувств,
В ней боль, душа так быстротечна
Тобой… изысканных безумств.

Не продолжение, не райских кущ слова,
Такие жалкие, в них опошленья очи,
Оставь… глазница не нова
Истекшей и порочной ночи.

Не задержись как хлопья в высоте,
Их плач так белоснежен и прекрасен,
Летающие, тающие, те,
Им каждый миг безвременен и часен.

Гефсиманский сад

– гиозное рели кт… не из тени
шагов не принимаемая суть,
всепоглощающа я лажь зми иной лени,
уми- творяющая ро (зо) ватый путь,
свет (ящийся) сур (динками) лит- вами
мо- прихотливостей пот ливостей души,
сечений вырезаемых словами,
на пролежнях без житого грош и,
и осиянье не прикосновенья
не дуновенья… ласки не природ,
придатель вергнутого из- благоговенья,
очеловеченных -целуями по род,
про никни! (сь) духом ухом hom (o) vulgar-
is чадия презентовый гомун-
cool ус крутящий гонорящим pulgar,
родящим живо- жал и скри пы рун
личия ве- истекшего гоморрой,
харибд (ami) откормленного зла,
под гефсиманской пол у вечной ссорой,
вос крес (т) ной у до каинного -тла.

Золотое корыто

Плывешь ли духом, мнишь, летишь,
Его вбираемая сущность,
Он выше сатанистских крыш,
Он ниже дна, заборов плющность.

И крайность, ложная вина,
И золотая середина,
И совесть, нищенством дурна,
И заблужденья паладина.

Какая брешь полуживых
И мёртвых, выцепленных сеткой,
И затаившихся иных,
И меченых порочной меткой.

Как в клетке кающийся вор,
Взывает мир избыть напрасно
И несмываемый укор
И безнадежье сладострастно.

Так и душа в поминках дел
Ниспровергается безвольно,
В безвременьи песочных тел,
Жизнь искушая сердобольно.

Её ли путь земной не сыт
Не облаченьями смиренья,
А бисер золотых корыт
Омыт соблазном воскуренья.

Её ли слабость не за грош
Не исповедует моленья,
Когда прикормленная ложь
Насилует долготерпенье.

Её ли святость не во грех
Ввергает чаянья во имя,
И не немилосердный смех
Крестоступлениями стынет.

Неиспорочна и мрачна,
Полуневерна и преклонна,
Не суеверием точна,
И не пророчествами сонна.

Тут, рядом, цепкость, зов… порыв, отчаянье, заложье… рык, крик, молчанье, ров… и лицедейство и безбожье… и иность, щемь, порушье, блазн… опутство, веянность, укорье… разлеп, рассор, сор непролазн… нестыж, поруг, коробен, морье.

Двоичных личностей катрен
Успокоенье не предскажет,
Один из них на вечный плен,
Другой на вынужденной страже.
Полузмеиная стезя
Извивом непорабощенным,
Всё воскрешённое нельзя
Избыть не Духом не прощенным.

Что чувство? 9

«Что дружба?…»
А. С. Пушкин

Что чувство… молодости буйство,
Максимализм души иной,
И многолетнее холуйство
Её же грешною виной.
* * *

Что близость… час преобладанья,
Любви заветные гроши,
И похотливые страданья
Умом измученной души.

* * *

Что совесть… тухлая водица
Души, не смеющей летать,
Полубезгрешная царица,
Блаженных мачеха и мать.

* * *

Что поцелуй… дыханье сердца
Прикосновение души,
Божественный любви сестерций,
Предательств сребреных гроши.

* * *

Что женщина… соблазн чувства,
Змеиный яд пустой любви
Или божественность искусства
Молитв храма на крови.

* * *

Что ревность… грешная забава
Вмиг обезумевших страстей,
И полудикая расправа
Обезображенных костей.
* * *

Что счастье… эфемер заблудших,
Эдем постельного скота
Или свечение не худших
У допотопного плота.

* * *

Что вера… жалкий путь возмездья,
Испепеляющая блажь
Иль путеводное совездье,
Души измученной кураж.

* * *

Что слава… сладкая отрава,
Цепей приобретенных груз,
Трофеев золотых канава
Под смех божественнейших муз.

Ты что, зима!

Ты что, зима! Ты проявила
Порочных слабостей дурман,
Ты плавишь нежностей обман
Теплом сокрытого Ярила.
Не твой ли холод обещал
Грехов грядущих омовенье,
И отмороженно стращал
Тоской предутреннего бденья,
Когда душа как первоцвет
Летит лучом на подоконник,
И признаки весенних мет
Целует как смешной поклонник.
Ты что трепещешь неживой,
Полупритворством убивая,
Томя лежалый снежный вой,
И отдаваясь не вставая.
Ты приготовилась навзрыд
Невинностью играть безбожно,
Смотри, зима, природ не сыт
Изыск, что беспорочен ложно.
Не верю в искренность твою,
И понимаю близость мести,
И по тебе судьбу крою
Без обещаний… честь по чести.

Душонка-масть

Скользить поверхностями… надо ли где глубже,
Открытия сокрытого ума,
Котомка, золотник, кошель, сума,
Будь, Моисей! Раздвинь распады, ну же!

Как мило понятое… исповедь зеркал,
Исчувствованность прежнего, броженье,
Ты искус само- amo выраженья,
Разменный coin, безцифирный нал.

Цена всему, лишь бестелесной Веге,
Арктур, Центавра… вычерпни же ночь,
Склонись, склонись….ты нижешь звезды неге,
Тебе ли вылюбить, тебе ли превозмочь.

Одну… и одного… в них счет неведом,
Границы лица образы не те,
Ты постигаешь, чтобы не убиться,
Ты видишь больше света в темноте.

На ощупь поцелуй… его глазница
Вселенным мраком близит, – возлюби,
Она не есть, жизнь, это смерти снится
Харона по-над Летой «let it be».

Ты ближе к расставанью первой встречей,
Не временем бессчастие искать,
Какие острые судьбы костлявой плечи,
Какая мягкая прокрустова кровать.

Куда идёшь… камо грядеши, душка,
Душонка-масть, не падшая скрижаль,
Не бейся оземь, прошлого полушка,
Не бойся невозможного не жаль.

По щучьему веленью

Куда уходит женщина…
В отчаянье, смирение… кристалл
Блистал огранкой чистого мгновенья,
Опал.

Тускнеет взор, привычатся желанья,
А новых… исчезает бледный след,
В ней будто гаснет бесконечный свет,
Ненужный никому и не опасный.

И понимает это… пристает
К себе же, неприученной к вопросам,
Как стрекоза, теперь уж не поет,
И грезит снова злобным муравьесом.
Куда уходит женщина, когда
Она уже себя не замечает,
И вроде горе даже не беда,
Но на глаза никто не отвечает.

Толстеет время, скука за углом,
И воздух сердца так порой разрежен,
Что опостылевший и неудобный дом
Как извращенец сатанистски нежен.

И забирает мертвая вода
Прискорбья бесполезных омовений,
И вроде не в грехе, да не сюда,
А щучьих не предвидится велений.

Четвертое желание

Это счастье одно… так оно ли знакомо,
Поведаньем опущенных в трепет ресниц,
И сердец опаленных исструп глаукома,
И недвижность когда-то речивых ли лиц.
Зов ли дух не змеи… ползунком греховодна,
Опривыченных миг, – ты зажгись, небосвод,
Сыт ли млечности путь или звёздность голодна,
А бывает ли устным пресыщенный рот.
То ли крик то ли вой по пустыням исстрастным,
Тут гордыня, тут падш… там аскеза любви,
Ненасыть этот пост нареченьем балластным,
Отрекаясь от тока бурлящей крови.
Этот берег крушений, – хлебать упокоя,
Или лучше на буре проспать миражи,
Или твари по паре заветом у Ноя
Расплодили родов вековых стеллажи.
Какое ещё не взрастишь выделенье
Ума ли, души, погребенные тлеть,
И чувств, маринованных ранок соленья,
Разложишь на жизнь в календарную клеть.
Ты вторишь, ты ищешь, ты тычешься носом,
Ох, браво, ковид, ты и запах стащил,
Новины проблем стихотворены росам,
А быль шелухи ты давно налущил.
Кольнет ли печаль, – вот корыта старуха,
Придет ли рыбак, весь в руках золотой,
И крикнут опять ему в старое ухо, —
Пошел-ка ты к морю, – бараном не стой.

Светлый херувим

Не стоишь ты любви, ты не волненье
Раскиданных по краю жизни дней,
Твоё разумное, привычное терпенье
Сродни изобличенью мертвых пней.
И нет былой теплолюбивой ласки,
Измученной нехваткой бытия,
И вечной полузимней сказки,
Искрящейся исснежностью витья.
И хватит… сыр не в мышеловке
Заранее чреватостью убит,
Он не собой соблазном слюнным сыт,
Бессмертностью изжеванной обновки.
И будет Дух, коварный, непокорный,
Не требухи набитой сточной власть,
Измызганнный, пороченный и торный
Тот путь, который непокоя сласть.
Не рук опущенных, распятых незаметно,
Не глаз увитых тернием венца,
Их воскресит нетленно и неветно
Желание небесного Отца.
Но долгим словом, чистым и печальным,
Возникнет образ, – светлый херувим,
И чувством, бесподобным и венчальным,
Предощутишь… покоен и храним.

Немного мазохизма

Немного мазохизма… чувствам польза,
Не всё же им оркестрами играть,
И расставаний жёсткая кровать
Грядущих обладаний новых воль за.

Сожмет ли грудь дешёвая печаль
Иль дорогая… время незабвенно,
Всё прошлого искрошенная даль
И суета сует и тленом тленно.

Я твой исток ли, юности апрель,
Ты снова искушаешь покаяньем,
Как звон колоколов твоя капель,
Стучащая оскоминным преданьем.

Вот волшебство материальных мук
И возрождения и мертвенного срока,
Чудовище-стоглаз из тысяч рук
Является из ангела порока.

Иль очищается самозабвенный Дух
Предательством и жертвенностью слова,
Что, поцелуй… бездействие иного
Слепит глаза и умертвляет слух.
Как мёртва, страшна истина… нага
Её неодебелая наущность,
В кореньях зла безудержно строга,
В природе фальши ангельская сущность.

Гляжу, коснусь… огнем ли душу жечь,
Игривой страстью распинать вполсилы,
Стезя земная это та же речь,
Не ей ли жизнь приподнимать на вилы.

Не снежи ночкой

Я иду вперёд,
сердце катится,
день мой мимолёт-
но прикается.

Задержись, судьба,
не снежи ночкой,
счастье не каба-
лой-златиночкой.

Я не story я,
не истец-момент,
по колени я
реческих календ.

Им и вер кладу
пре стояния,
и себя краду-
чась зрю знание.
Не велик урок,
да поведанный,
не в слезах промок-
ший, но беданный.

И открытий о-
бычных нижется
не каре старо-
модных книжица.

Пусть хрупка скрижаль,
но вся светится,
не тенями саль-
ными метится.

Вот уж точно не
не оставь раз ум,
два не исполне-
ний привычных дум.

Я видел королев

Я видел королев из деревень,
Простушек в городском неадеквате,
Смешливых тенью на пустой плетень
И ушлых в неиспользованном хвате.

В сухом остатке горький оселок
Всё тех же неисчезнувших сомнений,
Осадок убедительных не мнений
И памяти пожухнувший брелок.

Награды неиспользованной встречи
И вылитые выгребные речи.
Всё не избыток поданного чувства

На блюде обольщений и надежд,
И приснопамятности брошенных одежд
Лишь жалкий слепок грешного искусства.

Апостол

Немилосердие ни опытов ни строф,
Страстных усилий тернии колючи
Не тельных неиспытанных голгоф,
Пути, где не по сеньке шапок кручи.
Но был бы он… и верен и раним,
Не кровь ласкает жеваные раны,
Апостол-дух и горек и гоним,
Да всё не кинет мысленные станы.
Не спит больной до третьих петухов,
Всё чертит смыслы на песке горючем,
И вспоминает шествие волхвов
На языке своем и древнем и могучем.
В нём гневный слог изыденных мытарств,
В нём вечери предательской паскудство,
В нём человеческих полупродажных барств
Распятое священным звуком блудство.
Храни, святой, звезду и небеса,
Дарованных божественною вестью,
В них слёз пролитых чистая роса
И «возлюби», рождённое не местью.
Терзай, так лучше, и не успокой
Ни счастьем горшим ни бедой приветной,
Ты не махнешь блаженною рукой,
Но и не станешь тенью незаметной.

Неверна

Уходишь, время… ты не бесконечно,
У каждого свой имоверный круг,
Ты, может быть, для легковерных вечно,
Но для неверных позволенье мук.

Ты гонишь волн безопытную прихоть,
А опытной снедаешь берега
Бесчеловечных лет и их же вихрить
Пытаешься в советника-врага.

Ты почему-зачем и есть ли души
У не коснувшихся твоих железных рук,
Они умеют бессердечье слушать,
Его, как твой, непохоронный стук.

Его незримые, не божеские ласки
И в темя-время страшный поцелуй,
Когда ты рвешь прижившиеся маски
И шёпотом скрежещешь, – «Не балуй».

Твоя абстракция «неверны» мне знакома,
Ты тень несостоявшихся богов,
Готовая уйти и вечно дома,
Любительница адовых кругов.

Но ты ли дух подводишь под распятье,
Но ты ли крестишь, – «Боже, им прости»,
Когда роняешь смертные проклятья
На временно кончаемом пути.

Ведь нет тебя! И кто божествен больше,
Последний вздох, распнувшийся молчать
Иль небеса живых, их не бывает горше,
Когда клеймит их мертвая печать.

Распятый стих

Что мне делать с твоим телом,
Между делом,
Между делом,
С нерасцвеченной душой,
Рисовать задачки мелом,
Где и в частности и в целом
Выбор, в общем, небольшой.

Что мне делать в перерывах,
Где на ивах,
Где на ивах
Сон туманов над рекой,
Где на стихотворных нивах,
В исжеланных переливах
Сердце светится строкой.

Что мне делать на бестелье,
Где на мелье,
Где на мелье
Бьётся одинокий чёлн,
И дрянное пустомелье,
Будто раковин безделье
Не вылюбливает волн.

Что мне делать не с тобою,
Не любою,
Не любою,
Виноватой без греха,
Расставаться меж собою
Не рабом и не рабою
До распятого стиха.

Живая и мертвая

Поэт, поэт… ты пуст и малоценен,
Ты на поверку брошенности слов,
Ты для себя и потрошён и венен,
А для других воспоминанья снов.
Необязателен, не грозен, не практичен,
Ты сотрясаешь terrости пустынь,
В которых умерла людская стынь
Душ, чей посыл и нагл и эпичен.
Ты кажешься, а им бы быть потреб
И спелно и насытно и утробно,
Каких ты служишь непотребных треб
Иль приторных иль вовсе несъедобных.
Ты сам в себе рождаешь эпохал
Вселенных дней, не звездами рождённых,
Ты чаще слов густых язвительный нахал,
И этим оживляешь утомлённых.
Но есть иная, бедная стезя,
В ней путь наверх почти умалишённых,
Там с истиной не согрешить нельзя,
И собственно, посты там отрешённых.
Но только там касание огня
Иль вод живых, словами только мёртвых,
Ночей там нет и не бывает дня,
Но как там много правд, больных и черствых.

Открытое мгновенье

Есть неприятие открытий… мир суров,
Рядится в тоги пурпурных надежд,
И затмевает день мираж воров,
Которым по сердцу заношенность одежд.
И первый вор, – наивная судьба,
Как под копирку писаная вязь,
Там к месту и приходы и мольба,
И не претит пути земная грязь.
Второй всегда на заданной тропе
Готов и подстеречь и обмануть,
Там бестолку изведывать толпе,
И очень сильно там сжимает грудь.
Вор третий… очень горек, нелюдим,
Частенько бьёт тебя исподтишка,
Он будто бы не женщиной родим,
И сразу с сердцем получил грешка.
Но есть и хуже… горя бытия,
Там где-то падший ангел побывал,
Прозрения собачьего чутья,
Который человеком изнывал.
Какой он, дух… не тронут, не избыт,
Пока не обратится в откровенье,
Пока не будет временем забыт,
И не отверзнется в открытое мгновенье.

Матрешкин грех

Я себя ли не знаю наветом,
Я тебя ли не выдумал сном,
Всё проходит зимою и летом,
Терпких лет неиспитым вином.

Ты дотронешься губы смакуя,
Я сниму этот грех языком,
Чтобы с музой о вечном воркуя
Вновь сказать, – я с тобой ли знаком.

Чтобы вновь потерять не жалея,
Чтобы вновь обрести не тая,
Одиночеств глухая аллея
Пусть поплачет слезой янтаря.

Но не рощам же богу молиться,
Человечнее будет печаль,
Если насмерть бедой не убиться,
Паутиной не станет вуаль
Неприученных прегрешений,
Незабытых со временем слов,
Этих новых любви подношений,
У которой юродивый кров.

Ей ли быть до слащавости верной,
Ей ли слыть проматрешкою клятв,
В полуистинах дурой манерной,
В полулжи искусителем яств.

Тебя нет… ты далёко так близко,
Я стараюсь уже не дышать,
Разве так превозносятся низко,
Разве так на судьбе не решать.

Разве это земное виденье,
Разве тронуть рукой божество,
Кто не камень, брось грехопаденье,
Кто живой, во плоти естество.

Утренний рулетик

Я не люблю слащавость мужиков,
И женская претит мне благоверность,
В которых бес безнравственных коров
Гоняет как свою закономерность.

И перезрелость «качества» любви
Томит таких присяжным отреченьем,
Вареное полезней, а печеньем
И черт без чувств утопится в крови.

Ну, где же ты, златая серединка,
И пониманий и судьбы сурдинка.
Тебя ведь не злословием сыскать.

Ты льдина дней или смешная льдинка,
На языке моем не расплескать
Твоих касаний, скользкая невинка.

Раз битый час

Из неосознанных невед
Слагаю быль скоромных лет,
И бдению дней отрывных
Бросаю пепел чувств срамных,
Освобождаю не мораль
От слов, закрученных в спираль,
И оживаю не живя
В себе двуличное давя,
Преисполняюсь не беря
Вчерашний писк календаря,
А на сегодняшний гляжу,
И в общем, смысл не нахожу
Закономерный, не пустой,
В котором замер на постой,
Не потому и не подчас,
А просто он не ноль, а раз
Пока ещё, но этот счёт
Не нищета и не почет…

И вновь молчу и не молчу
Как будто бедную свечу
Своим не зрением свечу,
А под сердечьем палачу
Необезвременьем плачу,
Ведь время мне не по плечу,
На голос «облно» не рычу,
Не потому, что не хочу
И не терпение точу,
А сам себя скорей лечу,
Когда в себя же и мечу
Что размышленьем корочу
Для не себя…

Иной ли счёт
Растянет жизнь на не сейчас,
Когда сверхзолотистый мёд
Прольется на пчелиный пляс,
Когда необнаженность губ
Сорвет с цветка гудящий хмель,
И ерихонских звучных труб
Заглушит гулом тучный шмель.
Когда падет на лист рука,
Зелёный разметая шум,
И все прошедшие века
Затмит испепеленный ум,
Когда скользнет не в облаках
Весь мир любовью донных глаз,
И на раскинутых руках
Вновь оживёт раз битый час.

Под-апрелье

Мне приснилась любовь, без неё как без рук,
Сладких нежностей полуистома,
Удивительный вкус удивительных мук,
И не где-то в раю, прямо дома.
Ну за что наказанье, за что мазохизм
Лицезренья ночного блаженства,
А затем не поэзия, а поэтизм
Полусказочного полуженства.

Ну-ка, ну-ка, наяды, богини мои,
Я приду к вам, оборванный слухом,
Прекращу на мгновенья земные бои,
Притворившись невинным не пухом.

Я присяду у вашего у камелька,
Помолчу безъязык и безгласен,
Чтоб уже от любовного не уголька
Был не образен и не образен.

Что с того, что я знаю и некогда знал
Путеводных скрижалей рулады,
Что как жерло вулкана был огненно ал,
Изливая кипенья баллады.

Что лекарство богинь, поцелуй не за грош,
Ветра след на щеке обгорелой,
Или сна не весна разрезающий нож
По бесчувственной коже дебелой.

Что смеётесь, подружки, и мне ведь смешно,
Ну-ка, ближе давайте, я грешен,
Человек, ведь, без чудный, без временный, но
Под-апрельем как котик утешен.

Весна на оборот

Чем не Весна восходит на престол,
Оставленный (надеждами) храненный,
Не ей как Савской поднимать подол
И быть царями ль нищими пленённой.

Со прикоснуться словом вопреки,
Не возжелать изжитого, иного,
У Гераклитовой не обрести реки
Навеки то, что протекает снова.

И праздника божественную новь
Не расцвести в полях не лугоцветных,
Где те же, тоже навсегда и вновь
Ни вылюбленных ждут ни беззаветных.

Судьба на оборот, Весна красна
Стыдом первоначального привета,
Но ей ли отрекаться ото сна,
Похожим на желания навета.

Её ли голос, звонкий и прямой,
Таит небесподобия чреватость,
И ей ли, девице, красавице самой
Знакома душ дурная угловатость.

Не примитивна вёсен круговерть,
Нанизанная на пустой избыток,
Зимы замученной истаявшая смерть
Лишь жалкий жанр ненастоящих пыток.

В них жизнь горит, умершая предать
И поцелуй холодный расставанья,
И чувств безмолвие, сумевших не страдать,
Когда уже ни слёз ни упованья.

Умеют ли кричать слова

Умеют ли кричать слова,
Шептать и мелководить,
Им бесполезность не нова,
Им сонное не гробить.
Струна натянутых разлук,
Верёвка бельевая,
Невычитаемости мук,
Слезинка перьевая.
Где громкость слов, где их надрыв,
Ведь голыши с рожденья,
А поэтический порыв
Болезни наважденья.
Пузырики не спящих чувств,
В замыленных одежках,
То в опьянённости до буйств,
То на куриных ножках.
Умеют ли не быть слова
Пустыми не напрасно,
И их дурная полова
Ни нужна ни опасна.
Какая грусть, какая боль
Высвечивает сердце,
И их божественная роль
Сильнее вольт и герца.
Каким бесчувственным умам
Даны пре ро га ти вы,
А словосилосным кормам
Великие мотивы.
Кто выдувает Дух Земли,
А кто при о ри те ты,
Мели, земелюшка, мели,
Из Логоса галеты.
Вначале было волшебство,
Тусклее нет занудства
Как олимпийское родство
Словесить пирром блудства.
Искать доступности, хватать
Невинности звучанья,
Как впрочем и бросать в кровать
Их редкие венчанья.
В них столько нежности, любви,
Но крепость их прозрачна,
Ты видишь, их сердца в крови,
И искренность невзрачна.
Но не пробьешь ты то стекло
Без Веры и Надежды,
Оно давно уж истекло
Безвременьем одежды.
Оно давно уже само
Венец духотворенья,
Кому-то звучное дерьмо,
Кому миро творенье.

Прирученный стих

Я открою не смыслы, куда мне до них,
Я почувствую словом израненный стих.

А иной мне не нужен не без хвастовства,
Ведь не так поэтичен рай без озорства.

И капели напели апрельские трели,
Потому что напеть о беде не сумели.

Потому что живая из мертвых вода
Смывает кладбищенские города.

Живое к живому так ластится, жмется,
Да что же о горюшке песнь не поется.

Да что же унылая прелая весень
Как яркая буйная сытная плесень.

Чреватость словесья из рыхлистой думки
Оценят безвременные недоумки.

А боли не любят прирученный стих,
Который на миг в изумленьи затих.

Ну ладно, бедняга, придет твой черед,
И новая рифма как льдина попрет.

Согретая тающим режущим чувством,
Да, пусть назовется каким-то искусством.

Терпсихора

Нет тепла… это чувство непреодолимо,
Этот странный не детский изыск,
Надоевший беременный писк,
Разродившийся склабиной мима.

Ты вода… исповедуешь норы,
Их не вытечешь new пустотой,
Крикнешь, – «Время, хоть рядом постой,
Позой выпляснувшей Терпсихоры».

Я гляжу на тебя… не божеств
Лицезреть обнаженностью взгляда,
Крик молчащий живучего яда
Эшафот поэтичных торжеств.
Что дарую беря… тот ли жестом
Чертит жизнь со-вращающий круг,
Муз моих, полуночных подруг,
Предаёт тишине тем ли местом.

Ждёшь как манны… небес ниспослать
То ли выпрошенной, жидкой гущи
То ли быть и того зрее, пуще,
Выминая всё ту же полать.

Нет тепла… полусном, полусловом
Утоми низошедшую грусть,
Есть бессмыслицы верное, – пусть
Всё останется прежним и новым.

Дровяные муки

Вижу, человеки, измеряют горе,
Это значит волны разгоняют море.

Жалкие надежды рушатся безбожно,
Это значит громы глушат осторожно.

Вот и расставанье – одиночеств вечность,
Это у секиры молнии заплечность.

Милы-бесподобны образы-сравненья,
Матушки-природы тайны-уравненья.

Вот и дождик плачет, и гроза слезится,
Водопадик скачет, да лавина мчится.

Во-одушевленье мертвого живого,
Будто-то для чего-то, странного, иного.

Не хватает силы, обмануть, не милый,
Будешь и дымящий, будешь и сивиллый.

Не хватает мести разлюбиться вместе,
Будешь извергаться на каленом месте.

Онемели страсти, омертвели руки,
Это буратинисто, дровяные муки.

Неопродолженье -вечного гаданья
чело положенья в позе -поведанья
ис проникновений кожного железа,
и не бес толково и не бес полеза.

Отпускают с воды миро подношенья,
Это значит дождик прекратил сношенья.

Отмирает слезность капель на щеке,
Это значит льдинка тает на реке.

И снежинка просит, прекрати, забудь, —
Это значит было? Человеком будь.

Лестница

А счастья нет… задумаешься тут,
Великих истин истинный статут,
Хоть обухом хоть горлом, – всё зазря,
Домашний цензор – лист календаря,
«И опыт – сын…» и парадоксы квеста
Заумного, а жизнь всё как невеста.
Сезонится, блазнится, покоряет,
Ну, а потом старухой укоряет,
Травинкой жухлой, стылою капелью,
Сродни кухонному капусто-пустомелью,
Привычится… привычица! вот, слово,
Дней испохоженных бесплатная обнова,
Ступенька вниз, а есть наверх, простите,
Её вы мною шагом угостите,
Я на пути, я не присел устало,
Я знаю Илию, не лестниц мало,
Возьмите Дух, он непокоен… к счастью!
Его, земное, придано ненастью,
Но душенька-душа, ты мной свободна,
Коряжки рук я прячу благородно
И лишь тебя послушаю-привечу,
Не вечерей, конечно, а под вечер,
Сложу из истин малых домик-чашу,
И пригублю ничью-то откровенность, нашу.

Твоей любви

Мы жили чувствами когда-то, безрассудно,
Живыми были кожицей в просвет,
Бутылочно, стаканисто, посудно
И было сорок бед один ответ.

В глаза глядели донные подолгу,
А те нам открывали целый мир,
Теперь мы по расчету и по долгу
Закатываем их, платя за пир.

Мальчишкой золотой песок лопаткой
Сгребал в песочнице, как будто бы игра,
Теперь дорогостоящей манаткой
Просчитываем жизнь, – опять икра.
И чувствами былыми не робея,
Желаньями старуху рыбоблёд,
Пытаемся златого скарабея
Намазать на янтарно-сладкий мёд.

Выискивая -кристовы пещеры
Монте! давно нашел и отомстил,
Разбил свои тюремные химеры,
Хотя спасаясь чуть не утопил.

Химерам место, тянут за живое,
Грызут пушные мягкие бока,
Заходятся в привычном диком вое,
Пока бежит недвижная река

Событий тех же, шкуркой побронзовей,
Слов не избыть, всё та ж сковорода,
И взгляд и взгляд всё бычей и коровей,
Хотя казалось бы не те ещё года.

Остановись, мгновенье, ты напрасно
Летишь звездой из гаснущих кострищ,
Пусть их не будет сотен, тыщ,
Но пусть одно… стосветно и прекрасно.

Ты задержись забытою звездой,
Что как и прежде над волхвами светит,
Быть может ее кто-то не заметит
И не заденет вечною уздой.

Ты просвети тоннельки червоточин,
Зарвавшегося пресного ума,
Ведь приговор распятия не точен,
Когда любви твоей пуста сума.

С теплышкой сердца

Как мало надо, солнце, градус
И ручейком душа запела,
День золотистый шоколадус
Ещё не теплого апрела.

Апрелька будет, вот мурлыка,
Он прыгнул сам на подоконце,
И не улыбка, а ублыка
Пока растягивает солнце.

Он по траве талит чернявым
Кудрявым пролежнем-снежитком,
И голоском ещё тусклявым
Сугробит лужи пережитком.

Но выхолащивает -прель
А) жухловатые стожёнки,
Б) юнноватая капель
Заприпозднилась до продлёнки.

Иное время, будто враз
Исчезновение исчезло,
Замёрз колдун, растаял сглаз
И всё живучее полезло.

Открылось, взмылось, занялось,
А говорят дючес нет в тевсе,
Багрянородному далось
То, что по роду в басилевсе.

На вид -мешной с теплышкой сердца,
У таивает про себя,
Душою рыцарь, духом герцог,
Не веществует не любя.

Заяц, старуха, поп…

«Тройка, семёрка, туз…»
Пиковая дама

Сильнее обстоятельств крошка веры
И… суеверия, при знания гроши,
Судьба не раздает веса и меры,
А зайчик-жизнь… для чувственной души.

Старухи тень как парок молчаливых
Невидимая, грозная напасть,
Беззубая готовящая пасть
Открыть без истин скорбище глумливых.

И проповедник, попусту чужой,
Уже не нужный на исподнем прахе,
Когда урочной страшною межой
Курочат сердце дьяволы на плахе.

Мгновенье на любовь…

И нет стиха… и нет падений, кручи,
Нет невозможности, уткнувшейся в себя,
Какое странное и не земное, – лучше,
Какое вечное и краткое… любя.

Мгновенье на любовь… на свет летящих,
Сгорающих, – живьём на огонёк,
Себя же выгоранием манящих,
Где поудобнее кострище там и лёг.
Слепец глазастый… выбери монету,
Бросать ли звон, златить ли барельеф
Твоих химер… и глупость эту
Переносить на нерождённых дев.

И нет незыблемости склонного рассудка
Не убеждая… вынуть чувства нищ
И бремениться ангельски и жутко,
Съедая духом плоть бескровных пищ.

Остановиться… нечем, вызволить- не дело,
А перейти… не пропасть Рубикон,
Ведь заглянуть поддьявольски сумела
Туда душа, где вырождают сон.

А значит ей идти… и нет той прежней силы,
Которая покинула смердя,
Пророчеств лик… кривы уста Сивиллы,
Судьба не ублажается рядя.

Как странно… с ней… не по пути, наверно,
Не поводок, не вера, и не сказ,
Стерня-подрез на ощупь, время-стерно,
И вперившийся в душу мертвый глаз.

Эфемерка

Переживаешь… глубину, а может водомеркой
Скользишь безопытно пролазной эфемеркой,
Калькируешь, касабельно, словейно,
То благо родно, то благо говейно.
И тщишься сам и поделом огрехи,
Души на мотанной на ус и не ус пехи,
Вкусил кусил и за кусил дила у-,
Ли мистер ли, ли мисс, ли фройляйн, фрау,
При близился хотя бы верхней ноткой
К царю царей и песни песней глоткой,
Сорвал ли голос, вымолчал мгновенье
Где слово первое как Духа дуновенье,
Остановил поток сейчас, я ЭТО вижу,
И счастье? нет, я обнаженье нижу
Готовых форм и их не сочетанье,
Полуоткрытий не грехопитанья,
Воды творённой жданного со бытья,
Как часторедкого любовного наитья,
Я ино стас, я происк, лома ветка,
Изогнутая ветрено и метко,
Я твой не дуг из радуг сердцем воткнут,
В которых неслучившиеся молкнут,
Взгляни, не трожь, игра в глазакасанье,
Костей прижавшихся подкожьем зависанья,
Материализующихся чувством,
С таким проникновеннейшим искусством,
Теряющим последние пределы,
Где чернь кромешна и белезней мелы,
Где иноходец звука со творящ,
И выглубен и вылюблен и вящ.

Караван

Собаки лают… караван
Души моей небрежность,
Я открываю иностан
Слов выскользнувших нежность.

Крою многотерпимый лист
И сяк и наизнанку,
Мой небожитель, мой хорист
Стихов латает ранку.

Целебность… выдохшийся звук,
Он нивелир… и терпкость,
Вот ломкость предуховных мук,
И вязкость и каверность.

Слова утопленники прошл
Всплывают без мучений,
Им мирф (рифм) волнения ни пошл
Ни искрен без свечений.

Тату не тел не роспись длин
Времянкою рассудка,
Словоохотие причин
Перед пристрелкой чутко.

Вынежнивать не счастье ж глупь,
Вмирая благовейно,
Стихотворенческая струпь
Жестокостей лелейна.

О том и речь… и караван
Собачится образно,
Души и мот и игахран,
Кочующий экстазно.

Изгиб ли линий…

Изгиб ли линий, полунедвиженья,
Соперничество звуков, полустрасть,
Томленье первого безумного сближенья,
И полюбовная греховная напасть.
А не греховной так ли уж кончаться,
Небес не вес пузырится лазурь,
Не ей ли каплями не в сини обливаться,
И пожинать земные летья бурь.

Как необуздана бессмысленна исчувством
Естественная томная волна,
Которая бушующим искусством
И бережлива и полуверна.

И как потом вдруг проявившим нравом
И требует и бродит и велит,
Как будто обладает неким правом,
И гнев ее неправедный сулит
И тяжесть убегающего неба,
И дробь полутускнеющих дождей,
И корочку черствеющего хлеба
Тех манн несуществующих вождей.

И разближенье истин полумертвых
Как тело холодно, как лунная слеза,
Как смыслица общений полустёртых,
И бес- полезная забытая греза.

И жалкий ход конечностей привычных,
И не огонь растеплившихся душ,
Какой то пепел слов, пустых, обычных,
И долгая вневременная сушь.

И рот забот, спасительно-затейных,
То ступорно то «помнишь?», – тишина,
И среди мыслей редких, неврастейных
И не поймёшь вина иль не вина.

Куполок

Заброшенные церкви как кресты
На кладбищах, прогнившие с годами,
Их горькие последние версты
Приговоренных адскими судами.

И камень мертвый в поле одинок,
Хладит былье разбитыми руками,
Державшими когда-то куполок,
Над белыми плечистыми боками.

Порог прискорбного глухого забытья,
Таинственен и нем и искорёжен,
Грехами безрассудного бытья
И колесован и главой низложен.

И нет тропы к нему и не идут
Как к смертнику на прежнюю молитву,
Он проиграл бессмысленную битву,
И молот испытав и бодрый кнут.

Лишь кости-камни во поле лежат,
Да остов среди сумерек томится,
Воспоминаньями к земле сырой прижат
И на стенах раскрошенные лица.

Фантасмагория и духа и души,
Среди руин встречающихся чудом,
Глядящих друг на друга из тиши,
На удивленье позабытым грудам.

Тень

Слова лишь тень, отброшенная донцем
Или поверхностью… преложное, молчи,
Не всё чревато тороватым лонцем,
И эхо в нём глухое, не кричи.

Есть шепот гула, гром не поднебесный
Умерших звуков в памяти живых,
И мир им до скончанья века тесный
И боль не оприходует иных.

Но кто услышит « дольней прозябанье»,
Меж струек исповедуя ковчег,
Тому земли святой обетованье
Из рая бед и мазохистских нег.

Тому не страшен ропот многокрылый
И языкастый и коснодурной,
Его не лики, образ тупорылый,
Его не смех, без тени стороной.

Ножом не режь, острее слова нету,
И пуля столько армий не возьмет,
И даже на прискорбную монету
Не разменяешь мысленный полёт.

А значит, это слово было,
Которое живее всех живых,
Оно лишь ожиданием изныло
Последних истин в памяти немых.

Ангельские хоры

Невозможные святые облака,
Изразцы придуманного чувства,
Льющие прискорбье молока
Опытом коварного искусства.

Небо… или дьявол или бог
Оскоромил нежностью надежды,
Прикормив божественностью тог,
Их же сбросив, подраспнув одежды.

Уместив в создание себя
Светлый образ, неисповедимый,
Ближнего прощеньем возлюбя
Белым облаком от вещенья гонимый.

Тут же, рядом светость синевы,
Тут же воспарение бредущих,
То ли покаянные не вы,
То ли не любви голгоф плывущих.

Вынечеловечиванья род,
На ущербность поголовья хлипкий,
Вытекший немертвенностью вод
Из овечей вымазанной зыбки.

Неолицемерился подняв
Грех очей на ангельские хоры,
Лишь невинности полунебесной вняв,
Распечатав выслепшие поры.

Педии Сати

Если тянет к словам как к напитку,
Может это не музыка сфер,
Дань неписанному пережитку
Из религий, молитв и вер.

Не бесчувствен… бесчувствен крикливый,
Им не грызть хлебосолие букв,
Год на год, словно образ сонливый
Усыпляет сусальности лукв
Золотых… в облаках куполами
Ими плыть, забывая не вес
Поминаний, пустыми делами
Заменяя иссини небес.

Оприходован белой страницей
Будто странник на долгом пути,
И короткими рифмами в лица
Исполняешь педии Сати.

Не спеша гимны молча шлифуешь,
Обгоняя и время и торг,
Одиноко и тайно пируешь,
Оставляя ненужный восторг.

Приближаясь к себе в тленной маске
И теряя былые черты,
Ты черкаешь пером без опаски
Каждый раз у последней черты.

И лишь там, где не видно слепому,
Где не слышит глухой шёпот эх,
Где забудешь любви аксиому,
Прекратится безжизненный смех.

Жизнь смешна? Что фантомы рассудка,
Иссловессных уродливых форм,
Не ценна поэтичная шутка,
Но претят и счастливости норм.

Запертые двери у домов…

Ozluyorum (Nil Karaibrahimgil)
Скучаю (Ниль Караибрахимгиль)

Запертые двери у домов,
Как случилось это непонятно,
Вирус вылез вдруг из всех углов,
Не до шуток, убивает знатно.

Эта скука, скука по друзьям,
Мама, папа я по вас скучаю,
Не брожу я и не замечаю
Взглядов и по ним я так скучаю.

Сколько же терпеть от карантина,
Ты не знаешь… знаешь, Валентина,
Вот уж и цветы цветут чудесней,
И весне нет дела до болезней.

Эта скука, скука по друзьям,
Мама, папа я по вас скучаю,
Не брожу я и не замечаю
Взглядов и по ним я так скучаю.

Дни пройдут, пройдут… и только память
Как и всё всегда на сердце замять,
Станем в чём-то, может быть, сильнее,
И слабее… это не убавить.

Рядом быть – по этому скучаю,
Обнимать – по этому скучаю…

NasIl oldu biz de anlamad; k
Birden evlerimize kapand; k
D; nyay; bir vir; s m; ne sarm;;
;ld; r; rm;; hi;;akas; yokmu;
;zl; yorum arkada; lar; m;
Annemi babam;;zl; yorum
Sokaktan ge; en yabanc; lara
Omzumla; arpmay;;zl; yorum
Nereye kadar bu karantina
Sen biliyor musun Valentina?
;i; ekler a;;yorlar d;;ar; da
Bahar; n da hi; haberi yokmu;
;zl; yorum arkada; lar; m;
Annemi babam;;zl; yorum
Sokaktan ge; en yabanc; lara
Omzumla; arpmay;;zl; yorum
Ge; ecek bu g; nler de ge; ecek
Her; ey gibi an; s; kalacak
Herkesin bir yan; g;;lenecek
Herkesin bir yan; solacak…
Yanyana durmay;;zl; yorum
Size sar; lmay;;zl; yorum

Мы не поняли, как так случилось
Вдруг мы оказались запертыми в домах
Мир охватил вирус или что там
Он убивает, и этим не шутят
Я скучаю по своим друзьям
По родителям скучаю
Незнакомых людей на улице
Задевать плечом – и по этому скучаю
Когда уже закончится этот карантин?
Ты не знаешь, Валентина?
Цветы распускаются снаружи
И весне всё это невдомёк
Я скучаю по своим друзьям
По родителям скучаю
Незнакомых людей на улице
Задевать плечом – и по этому скучаю
Пройдут, и эти дни пройдут
Об этом, как обо всём, останется память
Все станут в чём-то сильнее
Все станут в чём-то слабее…
Быть вместе, обнимать вас —
По всему этому скучаю

Вода вод

Если ты не здоров ты болен,
Если ты не влюблён ты пуст,
Чувствами обездолен,
Грустями -лимый куст.

Где-то табун пасётся
Гривою по степи,
Где-то волна поётся, —
Чуточку потерпи.

Ну а кому, дело,
Птице ли небосвод,
Что родилось стлело,
Грех ли вода вод.

Падали листья в осень,
Выцвела вся сирень,
Полунебес просинь
Смотрит зрачком в пень.

Не раз очарований
Глупостей подсобрать,
Милое – упований
Время соборовать.

Чем обложить душку
В -ручниках на прас-
Но чью подать кружку
Шёпота сто глас.

Жало сть родной кро «ви
Се ля» пот ок жрнов,
Той материнской зови
Вычерпан свет снов.

Стояще ль настояще
В правд суховатых слёз,
Как это, – терь обряще
По не любви желёз.

Этот инертный хохот,
Эхом не быть в звук,
Лет пустозвон грохот,
Если не крест мук.

Лаокоон

Я вижу безнадежье, ком в душе,
Когда вдруг ощущаешь полукожьем,
Вокруг погоды, образы, клише,
А ты подчас изобличён тревожьем.
Всё линии, всё судьбы, всё времён
Спиралька изощрённого -ханизма
Ме шающего человечий дёрн
До, видимо, какого-то там «изма».

И странен вопль о счастье, как же так,
Накормлен дух ли голодом посулов,
Когда греховный и извечный брак
Змеится выживаемостью мулов.

Не свет очей, даны же испокон
С рождения светящиеся лица,
Не жрец судьба, её Лаокоон,
И гаснущих надежд полутемница.

Невинных нет, но нет и праотцов
Распятых, изувеченных, гонимых,
Лишь языки змеиные льстецов,
Да душ исчадья неохерувимых.

И трётся кожей ласковый дракон,
Сдирая жизнь, мертвеющую коркой,
Опустошая не вечерний звон
Над человечьей и забытой норкой.

Неунывающий Эрот

Ведь вдохновение сродни Эроту,
Как он необычайно шаловлив,
И не любви своей презлую квоту
Так часто не меняет на мотив
И радости земной и незабвенной
Строки парящей в образе богинь,
И рифмы, на полет благословенной,
Куда-то в поэтичнейшую синь.

Пари, необразумившийся мальчик,
Твоих ли опасаться горьких стрел,
Твой непослушный и курьезный пальчик
Лишь в цель попасть божественно сумел.

Смерть наступила, прежнего и
скольких
Ты оживил проклятой тетивой,
По-детски не сложив в смешные дольки,
Сложившиеся мятою травой.

Тебе ли дело… чувств беремененье
Определяет дух (материи гулять!),
И мать наук, тяжёлое сомненье,
Уже ни обмануть ни потерять.

Лети, строка… не мной живородяща,
Я вытащу эфиров свет и грусть,
Ты так свята, порочно не плодяща,
Я вдохновлён твоим бессмертным «пусть».

Я выносил стрельбищенские кровы,
Сокрытые предательским «нельзя»,
Не время продиктует vita новы,
Меня куда-то прошлого везя.

Его ведь нет, кому пустырь наука,
Где спит неунывающий Эрот,
Умеющий не то стрелять из лука,
Не то блажить весь человечий род.

К. Райности 6

Ты не рай ли земной… неответна
Разливная, глухая печаль,
Не любовь ли собой беззаветна,
Вымеряя умершую даль.

Жалок лист на поверхности глади,
Он не стоек, его унесёт,
То ли он мертвым мертвое гладит,
То ли это живого черёд.

Умирая воскреснет ли ново
Отошедшее водам иным,
Попрощаться смертельно и снова
Окунуться в безжизненный дым.

Распиная страстные голгофы,
Извиваясь душой на листе,
И гвоздя многолетние строфы,
Не сними рубищ вер на кресте.

Не продолжи, тебя не отпустит,
Не постой, не открестишься сам,
Не прощанье былое бесчувствит,
Не прощенье омилует храм.

* * *

Когда ты уже там был,
Когда ты идёшь дальше,
Ты падал, полз, плыл,
И знаешь, – всё раньше.
Инстинкт это груз тел,
Желания перестарки,
У времени нет дел,
Какие глаза ярки.

Изыденность не от бед,
Изыскренность так вредна,
Вот беличье, круг лет,
И труб тишина медна.

Склонись, ты один глас,
Умолкнувший не для мира,
Он первый последний час
Судьбы рокового пира.

Прощание так лжи
Заплесень не величава,
Колосья живой ржи
Сердечнее лун лава.

Ты был ли, кому дан
Ей ли, ему в тени,
Кто там считает ран
Выбитые колени.

* * *

Спокойствие не рая ли туман,
И пресловутый, каверзный, манящий,
Замена ли… неугомонных ран
Ничто в сравнениях, не призрак ли летящий.

Я параллель… нечертанная явь,
Привязанная ли не пупа виной
К чему, кому… не пробуравь
Излишком святости… по счастью хворостиной.

Вот отприродное… расчеловечь глаза
Разутым до опустошенья взглядом,
Зальёт пространства пустошей слеза,
С ней легче… она здесь и рядом.

Смирение… смирись… осмысленна в слогах
Пропущенная прожитая радость,
Не чувства ли растаяли в богах,
Не так глумлива ли завещанная чадость.

Горшок земной… на обжиг, под кровать…
Ты так смешна, дарованная в ручку,
Не линия… её не отыскать,
Ну не себе же не судьбой охотить случку.

С умом ли духом… восприяв
Не истины… они успокоенье,
Не отношеньем отношенье вняв,
Не одиночеством приходуя склоненье.

* * *

Духоволной… то мрак то промельк,
Предощущение, предо-
Неостижимого подобельк,
И достижимого недо.

Земного ли вкусить заветно,
А не заветное гурме,
Так ли бесславье незаметно,
Так ли предшествие акме.

Я вижу беспробудных буден
И полу прочерк полу неб
Неочертанья… неподсуден
Им не преломленности хлеб.

И им же страстно полуземье,
Пре вознесения не с глаз,
Слепящее, но мелкотемье…
Его ли орассветит час.

Втирает в сердце, в очи, уши
Громоподобье тишины,
Молчание умеешь слушать,
Быть виноватым без вины.

Как долог путь короткой Леты,
Обёрнутой наоборот,
Там говорящие испеты,
Здесь благовествующий род (2).

* * *

Пойму ли этот дух высокий.
Когда -надежно, вопреки,
Я стану и «отверз» и «окий»
У нескончаемой реки.
Не обрету ни тверд ни нычек
Земных ни попадя ни вмест
И оглупляющих привычек
Изношенный, подложный крест.
Не обет (аемых) дорога
Среди безумствующих стад,
Или пасущихся убого
Или нашедших райский ад.
И устранить и устраниться
Покоем заповедных дум,
И одиночеством напиться,
Испепеляя жаркий ум.
Не вынося и не даруя
Исхоженность былого сна,
И сердце вновь не очаруя
Касанием страстного дна.

* * *

Вылез человек
Из дурных привычек,
Винн до рези век
В бочке без затычек.

Полюбил любя
Не себя и снова
Чувство огребя
Грешного улова.

Только поборол
Скуки расставанье,
Вроде бы корол
О не чарованья.

Толп не одинок
Раньше выделялся,
А теперь замолк,
Отмолил, отклялся.

Замер тишиной,
Отделил пространства,
С виду не смешной,
Духом без веганства.

Всё глядит окрест
Виды полоняя,
Свой восточный вест
Севером пеняя.

Это шутит так,
Внутренне, убого,
Выжженный простак
На пути у Бога.

Мятовая новь

Любовь… ты больше чем любовь,
Ты больше чувства,
Ты сердце облекаешь вновь
В купель искусства.

Ты ожидание и явь
Неимоверий,
Льдов многооопытности плавь
И лицемерий.

Раскинься, близь… не до тебя,
Уйми стяжанье,
Любовь не вылюбить любя,
Не обожанье.

Не обнимаемая суть
Безмерной меры,
Невыцелованная жуть
Блажной химеры.

Ворота ада… ты ли быль
Былого сонма,
Златая, золотая пыль,
Темна и томна.
Невыучаемая " …изм»
Недотношений,
И вырождаемых харизм
Из голошений.

Люблю тебя… ты полова
На сгибах счастья,
Ты голубая лом-трава
В губах ненастья.

Ты ищущая не за грош
Грехи (рас) тенья,
Ты жатвы духа мягкий нож
Под средостенье.

Ты и сама то не в шелку,
В порог метанья,
Кто выжил на твоём веку
В крови латанья.

Живородяща не любовь,
А та в отместку,
Какая мятовая новь
Шлёт снова вестку.

И шепчет дикие слова
На злобу мира,
Я дам тебе небес права,
Кумира.

Золотистая мель

Не поверить в одну, одного…
Это значит злосчастьем родиться,
Не коснуться её ль берего-
в не его ли волнения влиться.

Ты утонешь, душа, для чего
Тебя дно со вращения манит,
Когда прежнее ничего
Пережитым и топит и ранит.

Ты взлетаешь наивно навзрыд,
Ты полощешь стальные верёвки
У разбитых лежалых корыт
Былью сказок до пошлой издёвки.

Что ты ищешь, не счастье же рай,
Милота низко ромного быта,
Эта terra incognita край,
Где хотя бы со житница сыта.

Ты не мена, не доля, не цель,
Верхо водье полошного чувства,
Не тебе золотистая мель
Бес пардонного чело искусства.

Ты сама божество без одежд
Ни амурных и ни златотканных,
Сколько ты обнажила надежд,
Промолчав в расставаниях странных.

Ты и есть третий лишь ний на месте,
Вы рождающий страждущий дух,
Подраспнув человеческих бестий
В нелюбовь облетающий пух.

Стезя, грезя

Какая не любовь как спица,
Отыщет слабость, пустоту,
Искрутит клювом горе-птица,
Рвя то ли долю то ли мзду.

Какое горькое свиданье
Случится никогда, никак,
И стихотворное преданье
Предаст приблизив ни на шаг.

Какая чистая страница
Грязней невылюбленных дней,
И жизнь родившись не родится
В не необузданных коней.

И не случившись не одарит
Беда с любовью пополам,
И ангельских небесных арий
Не превратит в отжитый хлам.

Не огрешит не осчастливит,
Не соблазнит не удивит,
Не растворит не онаивит
Расходный мимоиндивид.

Который выпростан желаньем,
Опустошен богатством дна,
И саможертвенным закланьем
Лишён со чувственного сна.

Иди, ходок, хи хи хи меры,
Не поклоняющейся веры,
В не ожидании палач
Еще не слышит сердца плач,
Казненных несопоставима
Стезя, грезя, неуловима,
И их извечный эшафот
Как фальшь непрозвучавших нот,
Лишь деки замерший аванс
Под резонансный диссонанс.

Прямая речь

Прямая речь… старо и ново,
Как будто выплеснуть готова
И примитивы -мулировок
Фор мальных слов-боеголовок,
И приснопамятную муть,
И лакированную суть.

Не бриллиант… хотя алмаз
Ценней погрешностей и страз,
Его незыблемость готова
Каратом вновь блеснуть, основа
Поползновенья красоты,
Его коварные листы
Всё в предвкушении огранки,
Кровоточат живые ранки,
Но появляется на свет
Неописуемый букет
Многообразья совершенства,
Глаз и истока и блаженства,
Как будто розовый коралл
Всем цветом жизни заиграл.

Благое слово… ты не ново.
Но как твоя трещит основа,
Как в этих звуках -«я люблю»
И ненавижу и молю.
Вместилище необитаний,
Невысказа, воспоминаний,
Ты будто рождено опять,
Чтоб одиноко умирать,
Тебя как будто бы забыли,
Тобой играли и остыли,
Но ты цеплюче как репей,
Ты только с горя не запей,
Тебя люблю… ты восполнимо,
И очень, очень мной любимо,
Ты помнишь, есть игра в тебя,
Тебя не имут пригубя.

Ускользающие ночи

Ты не вкушаешь верхние миры,
Ты всё в полуземной обновке,
Которой полумертвые дары
Сулят растленье в приторной издёвке.

И всё распад и лет не благодать,
Чем краше, тем длиной короче,
И эти ускользающие ночи,
Готовые весомое украть.

Доколе сказка не осядет былью,
Чудесное заполнит пустоту,
И золотистой бессловесной пылью
Укроет всеблаженных чистоту.

Кому рядить, кому вотще скитаться,
И одиночество, молчания залог,
Кто словоблудьем грешным изнемог,
А кто готов «не в рифму» ковыряться.

Сегодня ты кумир, а завтра тлен,
Сорваться в жизнь, не лишне ли задирой,
Банальщина, встают упав с колен,
И единицы, обрамлённых лирой.

Кусочек счастья вытертый поднос,
Крупинки сердца выжженная память,
Нравоученья бестолковый нос,
Сократовское установки хаять.

Тут каждый и философ и поэт,
И что …не засветился, так при деле,
И в бисере раскиданном эстет,
И Андерсен и щуке и Емеле.

Томила бы поменьше не существ-
иное, то ли росно то ли в зорьку,
И доставалово приевшихся веществ
Не превращала б жизнь в безлик-исторьку.

И кто сказитель (ныне), бард, пророк,
Отец духовный, столь охочий келье,
Кому любовь «не возлюби» урок,
Ну, а кому и слово пустомелье.

Сакральная харизма

Я принимаю листья невпопад,
Не ветер шевелит мои ношенья,
И чувств расцветших позабытый сад
Покоит благозвучья утешенья.
Я сам эдем и ад …не мой восток
Таит не нарисованную нежность,
И тянущийся облаком поток,
Явивший непрожитую безбрежность.

Я сторона открытая в не свет,
И там не обретающая млечность,
Не мне считать не бесконечность лет,
И мнимую смертельную беспечность.

Я близость её знаю, не желанн
Телесный суррогат земного рая,
И одарённости глубин сердечных ран
Искусности духовного сарая.

Изъян, изьянь, изынь философизма
В угоду не беременных потерь,
Эмоции сакральная харизма
Стремящихся, чувствительных тетерь.

Неожидающие, брошенные оземь,
Распнувшие и чаянья и крест,
Как невозможен, неслучаем, грозен
Не колокольный духа благовест.

Не ход приближен встреч во исполненье,
Не слово в губы… ты меня прости,
И даже не извечное моленье,
Которым не благое обрести.

А провиденье, глупое такое,
Не человечное скорее, где уж там,
Какое то исчадие покоя,
Не счастье, нет, чистилище листам.

Смешные сны

Смешные сны… в них чист и непорочен,
И сладкою грезой и утомлён и ночен,
И всё в ней волшебство, рисунок линий,
И тающих препон досадный иней,
Потуги совершенства, обращенья,
И чувств живых духовные ращенья….
К чему…
Химер невосполнимая колодезь,
В воспоминаниях и яви злая опись,
Какие падшие играют в неразумья,
Ведя за нос полночные безумья,
Спасённых ад земного притяженья
Дарует мир немого обнаженья,
И слов молчания в открытые признанья,
А поутру дешёвые познанья
Кому…
Углов дневных оббитая трепливость,
Телес иных и… непереносимость,
Дежурность закисающего чувства,
Хлебающего… эзии искусство,
И перебраги ожиданий сна,
Единственного чувственного дна,
В котором и порок и вдохновенье
Как «мимолетно-чудное» мгновенье,
В котором сны… в них чист и непорочен…

Святый боже

Обратка веры нетерпимость,
Её же верный фанатизм,
В ней вековой параллелизм,
Достойный образа, – судимость.

«Да не судимы…", – что с того,
Непритязательная мера,
Пред восхищающих манера,
Но не для всех, для одного.

Его ли трон превознесённый
Ни постулатом ни тельцом
Дарует светоч осененный
Над покосившимся крыльцом.

Но если не пророк, то кто же
Скрижали вынесет на свет,
Не обезумевая лет,
Не потакая, – «Святый боже».

Лазоревое тленье

Полтысячи стихов… и много и немного,
Полуитог, полуступень, дорога…
Как у любви… в ней есть две ипостаси,
Родная кровь и масечки и маси.

Какая крепче… стих ли освященный
И горьким опытом и глупою надеждой,
Той, что скрывала хохот позлащенный
Под королевской голою одеждой.

Или не страстное, но свечечное чувство,
За вспышкой первой горнее горенье,
Далёкое от ложного искусства
Всевоскрешать лазоревое тленье.

Многолетний блиц

Необитание… и необетованных,
Как бренна и погибельна стезя,
Которую не избежать нельзя,
Вот истинно, по жизни мало званных.

Умнеешь поздно или рано свет
Зажег ни с чем не расставаясь,
Оглядываясь и совсем не каясь,
Научен ли себе же дакнуть «нет».

Так близко чёрное, так ночь опять черна,
Каким же языком ещё не безрассудить,
Довымолчать, до быть, до слова студить
И помыслы и исконечность дна.

В рою неис (по) хожены границы,
Но рано или поздно будет край,
Как это странно, безнадежный рай,
И миг земной из многолетий блица.

Болотных счастий верная скрижаль,
Хотя бы ей в остатке научиться
Тому, кто не в сметане ли всю жизнь привык сучиться,
Всё причитая, ах как мало, жаль.

Как выбирает боль немилосердно
Без разницы, бес страстно, без вины,
У плачущей, но каменной стены
Расправы, выверив усердно.

И просто подмахнув, рукой ли, сном,
Прощание… как это не неимоверно,
Как это ложно, пошло, тошно, терно
И дико опрокинувшимся дном.

Пробники души

Исконное, иконное и онно,
Обрящещь ли, иным не куковать,
Как ежедневна площадна кровать,
И торовата выспанная бонна.

Себя щемить разлукой ли строкой,
Не описав предсумрачную пустошь,
Отчувствовав безоблачную сутошь
Опущенной беспомощной рукой.

Первее первых… не гневи досаду,
Да и досада ли до сада не в повтор,
Как неумолчный стихотворный ор
В сухом остатке -стивостей -риада

Ми ношенностей… пробники души,
Какой не свет не выслепит глазницы,
И слух и звук не раскурочат лица