II. AMORI ARASACRUM[3]
Маргарите Васильевне Сабашниковой
«Я ждал страданья столько лет…»
- Я ждал страданья столько лет
- Всей цельностью несознанного счастья.
- И боль пришла, как тихий синий свет,
- И обвила вкруг сердца, как запястье.
- Желанный луч с собой принес
- Такие жгучие, мучительные ласки.
- Сквозь влажную лучистость слез
- По миру разлились невиданные краски.
- И сердце стало из стекла,
- И в нем так тонко пела рана:
- «О, боль, когда бы ни пришла,
- Всегда приходит слишком рано».
Декабрь 1903
Москва
«О, как чутко, о, как звонко…»
- О, как чутко, о, как звонко
- Здесь шаги мои звучат!
- Легкой поступью ребенка
- Я вхожу в знакомый сад…
- Слышишь, сказки шелестят?
- После долгих лет скитанья
- Нити темного познанья
- Привели меня назад…
<1903>
«Спустилась ночь. Погасли краски…»
- Спустилась ночь. Погасли краски.
- Сияет мысль. В душе светло.
- С какою силой ожило
- Всё обаянье детской ласки,
- Поблекший мир далеких дней,
- Когда в зеленой мгле аллей
- Блуждали сны, толпились сказки,
- И время тихо, тихо шло,
- Дни развивались и свивались,
- И всё, чего мы ни касались,
- Благоухало и цвело.
- И тусклый мир, где нас держали,
- И стены пасмурной тюрьмы
- Одною силой жизни мы
- Перед собою раздвигали.
<Май 1902>
ПОРТРЕТ
- Я вся — тона жемчужной акварели,
- Я бледный стебель ландыша лесного,
- Я легкость стройная обвисшей мягкой ели,
- Я изморозь зари, мерцанье дна морского.
- Там, где фиалки и бледное золото
- Скованы в зори ударами молота,
- В старых церквах, где полет тишины
- Полон сухим ароматом сосны, —
- Я жидкий блеск икон в дрожащих струйках дыма,
- Я шелест старины, скользящей мимо,
- Я струйки белые угаснувшей метели,
- Я бледные тона жемчужной акварели.
1903
Москва
«Пройдемте по миру, как дети…»
- Пройдемте по миру, как дети,
- Полюбим шуршанье осок,
- И терпкость прошедших столетий,
- И едкого знания сок.
- Таинственный рой сновидений
- Овеял расцвет наших дней.
- Ребенок — непризнанный гений
- Средь буднично-серых людей.
1903
«Сквозь сеть алмазную зазеленел восток…»
- Сквозь сеть алмазную зазеленел восток.
- Вдаль по земле таинственной и строгой
- Лучатся тысячи тропинок и дорог.
- О, если б нам пройти чрез мир одной дорогой!
- Всё видеть, всё понять, всё знать, всё пережить,
- Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
- Пройти по всей земле горящими ступнями,
- Всё воспринять и снова воплотить.
1904
Париж
ПИСЬМО
1
- Я соблюдаю обещанье
- И замыкаю в четкий стих
- Мое далекое посланье.
- Пусть будет он как вечер тих,
- Как стих «Онегина» прозрачен,
- Порою слаб, порой удачен,
- Пусть звук речей журчит ярчей,
- Чем быстро шепчущий ручей…
- Вот я опять один в Париже
- В кругу привычной старины…
- Кто видел вместе те же сны,
- Становится невольно ближе.
- В туманах памяти отсель
- Поет знакомый ритурнель.
2
- Вот цепь промчавшихся мгновений
- Я мог бы снова воссоздать:
- И робость медленных движений,
- И жест, чтоб ножик иль тетрадь
- Сдержать неловкими руками,
- И Вашу шляпку с васильками,
- Покатость Ваших детских плеч,
- И Вашу медленную речь,
- И платье цвета эвкалипта,
- И ту же линию в губах,
- Что у статуи Таиах,
- Царицы древнего Египта,
- И в глубине печальных глаз —
- Осенний цвет листвы — топаз.
3
- Рассвет. Я только что вернулся.
- На веках — ночь. В ушах — слова.
- И сон в душе, как кот, свернулся…
- Письмо… От Вас?
- Едва-едва
- В неясном свете вижу почерк —
- Кривых каракуль смелый очерк.
- Зажег огонь. При свете свеч
- Глазами слышу Вашу речь.
- Вы снова здесь? О, говорите ж.
- Мне нужен самый звук речей…
- В озерах памяти моей
- Опять гудит подводный Китеж,
- И легкий шелест дальних слов
- Певуч, как гул колоколов.
4
- Гляжу в окно сквозь воздух мглистый.
- Прозрачна Сена… Тюильри…
- Монмартр и синий, и лучистый.
- Как желтый жемчуг — фонари.
- Хрустальный хаос серых зданий…
- И аромат воспоминаний,
- Как запах тлеющих цветов,
- Меня пьянит. Чу! Шум шагов…
- Вот тяжкой грудью парохода
- Разбилось тонкое стекло,
- Заволновалось, потекло…
- Донесся дальний гул народа;
- В провалах улиц мгла и тишь.
- То день идет… Гудит Париж.
5
- Для нас Париж был ряд преддверий
- В просторы всех веков и стран,
- Легенд, историй и поверий.
- Как мутно-серый океан,
- Париж властительно и строго
- Шумел у нашего порога.
- Мы отдавались, как во сне,
- Его ласкающей волне.
- Мгновенья полные, как годы…
- Как жезл сухой, расцвел музей…
- Прохладный мрак больших церквей…
- Орган… Готические своды…
- Толпа: потоки глаз и лиц…
- Припасть к земле… Склониться ниц…
6
- Любить без слез, без сожаленья,
- Любить, не веруя в возврат…
- Чтоб было каждое мгновенье
- Последним в жизни. Чтоб назад
- Нас не влекло неудержимо,
- Чтоб жизнь скользнула в кольцах дыма,
- Прошла, развеялась… И пусть
- Вечерне-радостная грусть
- Обнимет нас своим запястьем.
- Смотреть, как тают без следа
- Остатки грез, и никогда
- Не расставаться с грустным счастьем,
- И, подойдя к концу пути,
- Вздохнуть и радостно уйти.
7
- Здесь всё теперь воспоминанье,
- Здесь всё мы видели вдвоем,
- Здесь наши мысли, как журчанье
- Двух струй, бегущих в водоем.
- Я слышу Вашими ушами,
- Я вижу Вашими глазами,
- Звук Вашей речи на устах,
- Ваш робкий жест в моих руках.
- Я б из себя все впечатленья
- Хотел по-Вашему понять,
- Певучей рифмой их связать
- И в стих вковать их отраженье.
- Но только нет… Продленный миг
- Есть ложь… И беден мой язык.
8
- И всё мне снится день в Версале,
- Тропинка в парке между туй,
- Прозрачный холод синей дали,
- Безмолвье мраморных статуй,
- Фонтан и кони Аполлона.
- Затишье парка Трианона,
- Шероховатость старых плит, —
- (Там мрамор сер и мхом покрыт).
- Закат, как отблеск пышной славы
- Давно отшедшей красоты,
- И в вазах каменных цветы,
- И глыбой стройно-величавой —
- Дворец: пустынных окон ряд
- И в стеклах пурпурный закат.
9
- Я помню тоже утро в Hall'e,
- Когда у Лувра на мосту
- В рассветной дымке мы стояли.
- Я помню рынка суету,
- Собора слизистые стены,
- Капуста, словно сгустки пены,
- «Как солнца» тыквы и морковь,
- Густые, черные, как кровь,
- Корзины пурпурной клубники,
- И океан живых цветов —
- Гортензий, лилий, васильков,
- И незабудок, и гвоздики,
- И серебристо-сизый тон,
- Обнявший нас со всех сторон.
10
- Я буду помнить Лувра залы,
- Картины, золото, паркет,
- Статуи, тусклые зеркала,
- И шелест ног, и пыльный свет.
- Для нас был Грёз смешон и сладок,
- Но нам так нравился зато
- Скрипучий шелк чеканных складок
- Темно-зеленого Ватто.
- Буше — изящный, тонкий, лживый,
- Шарден — интимный и простой,
- Коро — жемчужный и седой,
- Милле — закат над желтой нивой,
- Веселый лев — Делакруа,
- И в Saint-Germain l'Auxerroy —
11
- Vitreaux[4] — камней прозрачный слиток:
- И аметисты, и агат.
- Там, ангел держит длинный свиток,
- Вперяя долу грустный взгляд.
- Vitreaux мерцают, точно крылья
- Вечерней бабочки во мгле…
- Склоняя голову в бессильи,
- Святая клонится к земле
- В безумьи счастья и экстаза…
- Tete Inconnue![5] Когда и кто
- Нашел и выразил в ней то
- В движеньи плеч, в разрезе глаза,
- Что так меня волнует в ней,
- Как и в Джоконде, но сильней?
12
- Леса готической скульптуры!
- Как жутко всё и близко в ней.
- Колонны, строгие фигуры
- Сибилл, пророков, королей…
- Мир фантастических растений,
- Окаменелых привидений,
- Драконов, магов и химер.
- Здесь всё есть символ, знак, пример.
- Какую повесть зла и мук вы
- Здесь разберете на стенах?
- Как в этих сложных письменах
- Понять значенье каждой буквы?
- Их взгляд, как взгляд змеи, тягуч…
- Закрыта дверь. Потерян ключ.
13
- Мир шел искать себе обитель,
- Но на распутьи всех дорог
- Стоял лукавый Соблазнитель.
- На нем хитон, на нем венок,
- В нем правда мудрости звериной:
- С свиной улыбкой взгляд змеиный.
- Призывно пальцем щелкнул он,
- И мир, как Ева, соблазнен.
- И этот мир — Христа Невеста —
- Она решилась и идет:
- В ней всё дрожит, в ней всё поет,
- В ней робость и бесстыдство жеста,
- Желанье, скрытое стыдом,
- И упоение грехом.
14
- Есть беспощадность в примитивах.
- У них для правды нет границ —
- Ряды позорно некрасивых,
- Разоблаченных кистью лиц.
- В них дышит жизнью каждый атом:
- Фуке — безжалостный анатом —
- Их душу взял и расчленил,
- Спокойно взвесил, осудил
- И распял их в своих портретах.
- Его портреты казнь и месть,
- И что-то дьявольское есть
- В их окружающих предметах
- И в хрящеватости ушей,
- В глазах и в линии ноздрей.
15
- Им мир Рэдона так созвучен…
- В нем крик камней, в нем скорбь земли,
- Но саван мысли сер и скучен.
- Он змей, свернувшийся в пыли.
- Рисунок грубый, неискусный…
- Вот Дьявол — кроткий, странный, грустный.
- Антоний видит бег планет:
- «Но где же цель?»
- — Здесь цели нет…
- Струится мрак и шепчет что-то,
- Легло молчанье, как кольцо,
- Мерцает бледное лицо
- Средь ядовитого болота,
- И солнце, черное как ночь,
- Вбирая свет, уходит прочь.
16
- Как горек вкус земного лавра…
- Родэн навеки заковал
- В полубезумный жест Кентавра
- Несовместимость двух начал.
- В безумьи заломивши руки,
- Он бьется в безысходной муке,
- Земля и стонет и гудит
- Под тяжкой судоргой копыт.
- Но мне понятна беспредельность,
- Я в мире знаю только цельность,
- Во мне зеркальность тихих вод,
- Моя душа как небо звездна,
- Кругом поет родная бездна, —
- Я весь и ржанье, и полет!
17
- Я поклоняюсь вам, кристаллы,
- Морские звезды и цветы,
- Растенья, раковины, скалы
- (Окаменелые мечты
- Безмолвно грезящей природы),
- Стихии мира: Воздух, Воды,
- И Мать-Земля и Царь-Огонь!
- Я духом Бог, я телом конь.
- Я чую дрожь предчувствий вещих,
- Я слышу гул идущих дней,
- Я полон ужаса вещей,
- Враждебных, мертвых и зловещих,
- И вызывают мой испуг
- Скелет, машина и паук.
18
- Есть злая власть в душе предметов,
- Рожденных судоргой машин.
- В них грех нарушенных запретов,
- В них месть рабов, в них бред стремнин.
- Для всех людей одни вериги:
- Асфальты, рельсы, платья, книги,
- И не спасется ни один
- От власти липких паутин.
- Но мы, свободные кентавры,
- Мы мудрый и бессмертный род,
- В иные дни у брега вод
- Ласкались к нам ихтиозавры.
- И мир мельчал. Но мы росли.
- В нас бег планет, в нас мысль Земли!
Май 1904
Париж
СТАРЫЕ ПИСЬМА
А. В. Гольштейн
- Я люблю усталый шелест
- Старых писем, дальних слов…
- В них есть запах, в них есть прелесть
- Умирающих цветов.
- Я люблю узорный почерк —
- В нем есть шорох трав сухих.
- Быстрых букв знакомый очерк
- Тихо шепчет грустный стих.
- Мне так близко обаянье
- Их усталой красоты…
- Это дерева Познанья
- Облетевшие цветы.
<1904>
ТАИАХ
- Тихо, грустно и безгневно
- Ты взглянула. Надо ль слов?
- Час настал. Прощай, царевна!
- Я устал от лунных снов.
- Ты живешь в подводной сини
- Предрассветной глубины,
- Вкруг тебя в твоей пустыне
- Расцветают вечно сны.
- Много дней с тобою рядом
- Я глядел в твое стекло.
- Много грез под нашим взглядом
- Расцвело и отцвело.
- Всё, во что мы в жизни верим,
- Претворялось в твой кристалл.
- Душен стал мне узкий терем,
- Сны увяли, я устал…
- Я устал от лунной сказки,
- Я устал не видеть дня.
- Мне нужны земные ласки,
- Пламя алого огня.
- Я иду к разгулам будней,
- К шумам буйных площадей,
- К ярким полымям полудней,
- К пестроте живых людей…
- Не царевич я! Похожий
- На него, я был иной…
- Ты ведь знала: я — Прохожий,
- Близкий всем, всему чужой.
- Тот, кто раз сошел с вершины,
- С ледяных престолов гор,
- Тот из облачной долины
- Не вернется на простор.
- Мы друг друга не забудем.
- И, целуя дольний прах,
- Отнесу я сказку людям
- О царевне Таиах.
Весна 1905
Париж
«Если сердца горит и трепещет…»
- Если сердце горит и трепещет,
- Если древняя чаша полна… —
- Горе! Горе тому, кто расплещет
- Эту чашу, не выпив до дна.
- В нас весенняя ночь трепетала,
- Нам таинственный месяц сверкал…
- Не меня ты во мне обнимала,
- Не тебя я во тьме целовал.
- Нас палящая жажда сдружила,
- В нас различное чувство слилось:
- Ты кого-то другого любила,
- И к другой мое сердце рвалось.
- Запрокинулись головы наши,
- Опьянились мы огненным сном,
- Расплескали мы древние чаши,
- Налитые священным вином.
1905
Париж
«Мы заблудились в этом свете…»
- Мы заблудились в этом свете.
- Мы в подземельях темных. Мы
- Один к другому, точно дети,
- Прижались робко в безднах тьмы.
- По мертвым рекам всплески весел;
- Орфей родную тень зовет.
- И кто-то нас друг к другу бросил,
- И кто-то снова оторвет…
- Бессильна скорбь. Беззвучны крики.
- Рука горит еще в руке.
- И влажный камень вдалеке
- Лепечет имя Эвридики.
Весна 1905
Париж
ЗЕРКАЛО
- Я — глаз, лишенный век. Я брошено на землю,
- Чтоб этот мир дробить и отражать…
- И образы скользят. Я чувствую, я внемлю,
- Но не могу в себе их задержать.
- И часто в сумерках, когда дымятся трубы
- Над синим городом, а в воздухе гроза, —
- В меня глядят бессонные глаза
- И черною тоской запекшиеся губы.
- И комната во мне. И капает вода.
- И тени движутся, отходят, вырастая.
- И тикают часы, и капает вода,
- Один вопрос другим всегда перебивая.
- И чувство смутное шевелится на дне.
- В нем радостная грусть, в нем сладкий страх разлуки…
- И я молю его: «Останься, будь во мне, -
- Не прерывай рождающейся муки»…
- И вновь приходит день с обычной суетой,
- И бледное лицо лежит на дне — глубоко…
- Но время, наконец, застынет надо мной,
- И тусклою плевой мое затянет око!
Лето 1905
Париж
«Мир закутан плотно…»
- Мир закутан плотно
- В сизый саван свой —
- В тонкие полотна
- Влаги дождевой.
- В тайниках сознанья
- Травки проросли.
- Сладко пить дыханье
- Дождевой земли.
- С грустью принимаю
- Тягу древних змей:
- Медленную Майю
- Торопливых дней.
- Затерявшись где-то,
- Робко верим мы
- В непрозрачность света
- И прозрачность тьмы.
Лето 1905
Париж
«Небо в тонких узорах…»
- Небо в тонких узорах
- Хочет день превозмочь,
- А в душе и в озерах
- Опрокинулась ночь.
- Что-то хочется крикнуть
- В эту черную пасть,
- Робким сердцем приникнуть,
- Чутким ухом припасть.
- И идешь и не дышишь…
- Холодеют поля.
- Нет, послушай… Ты слышишь?
- Это дышит земля.
- Я к траве припадаю.
- Быть твоим навсегда…
- «Знаю… знаю… всё знаю», —
- Шепчет вода.
- Ночь темна и беззвездна.
- Кто-то плачет во сне,
- Опрокинута бездна
- На водах и во мне…
Лето 1905
Париж
«Эта светлая аллея…»
- Эта светлая аллея
- В старом парке — по горе,
- Где проходит тень Орфея
- Молчаливо на заре.
- Весь прозрачный — утром рано,
- В белом пламени тумана
- Он проходит, не помяв
- Влажных стеблей белых трав.
- Час таинственных наитий.
- Он уходит в глубь аллей,
- Точно струн, касаясь нитей
- Серебристых тополей.
- Кто-то вздрогнул в этом мире.
- Щебет птиц. Далекий ключ.
- Как струна на чьей-то лире
- Зазвенел по ветке луч.
- Всё распалось. Мы приидем
- Снова в мир, чтоб видеть сны.
- И становится невидим
- Бог рассветной тишины.
Лето 1905
Париж
«В зеленых сумерках, дрожа и вырастая…»
- В зеленых сумерках, дрожа и вырастая,
- Восторг таинственный припал к родной земле,
- И прежние слова уносятся во мгле,
- Как черных ласточек испуганная стая.
- И арки черные, и бледные огни
- Уходят по реке в лучистую безбрежность.
- В душе моей растет такая нежность!..
- Как медленно текут расплавленные дни…
- И в первый раз к земле я припадаю,
- И сердце мертвое, мне данное судьбой,
- Из рук твоих смиренно принимаю,
- Как птичку серую, согретую тобой.
1905
Париж
ВТОРОЕ ПИСЬМО
- И были дни, как муть опала,
- И был один, как аметист.
- Река несла свои зеркала,
- Дрожал в лазури бледный лист.
- Хрустальный день пылал так ярко,
- И мы ушли в затишье парка,
- Где было сыро на земле,
- Где пел фонтан в зеленой мгле,
- Где трепетали поминутно
- Струи и полосы лучей,
- И было в глубине аллей
- И величаво и уютно.
- Синела даль. Текла река.
- Душа, как воды, глубока.
- И наших ног касалась влажно
- Густая, цепкая трава;
- В душе и медленно, и важно
- Вставали редкие слова.
- И полдня вещее молчанье
- Таило жгучую печаль
- Невыразимого страданья.
- И, смутным оком глядя вдаль,
- Ты говорила:
- «Смерть сурово
- Придет, как синяя гроза.
- Приблизит грустные глаза
- И тихо спросит: „Ты готова?“
- Что я отвечу в этот день?
- Среди живых я только тень.
- Какая темная обида
- Меня из бездны извлекла?
- Я здесь брожу как тень Аида,
- Я не страдала, не жила…
- Мне надо снова воплотиться
- И крови жертвенной напиться,
- Чтобы понять язык людей.
- Печален сон души моей.
- Она безрадостна, как Лета…
- Кто здесь поставит ей межи?
- Я родилась из чьей-то лжи,
- Как Калибан из лжи поэта.
- Мне не мила земная твердь…
- Кто не жил, тех не примет смерть».
- Как этот день теперь далёко
- С его бескрылою тоской!
- Он был как белый свет востока
- Пред наступающей зарей.
- Он был как вещий сон незрящей,
- Себя не знающей, скорбящей,
- Непробудившейся души.
- И тайны в утренней тиши
- Свершались:
- «Некий встал с востока
- В хитоне бледно-золотом,
- И чашу с пурпурным вином
- Он поднял в небо одиноко.
- Земли пустые страшны очи.
- Он встретил их и ослепил,
- Он в мире чью-то кровь пролил
- И затопил ей бездну ночи».
- И, трепеща, необычайны,
- Горе мы подняли сердца
- И причастились страшной Тайны
- В лучах пылавшего лица.
- И долу, в мир вела дорога —
- Исчезнуть, слиться и сгореть.
- Земная смерть есть радость Бога:
- Он сходит в мир, чтоб умереть.
- И мы, как боги, мы, как дети,
- Должны пройти по всей земле,
- Должны запутаться во мгле,
- Должны ослепнуть в ярком свете,
- Терять друг друга на пути,
- Страдать, искать и вновь найти…
1904–1905
Париж
В МАСТЕРСКОЙ
- Ясный вечер, зимний и холодный,
- За высоким матовым стеклом.
- Там в окне, в зеленой мгле подводной
- Бьются зори огненным крылом.
- Смутный час… Все линии нерезки.
- Все предметы стали далеки.
- Бледный луч от алой занавески
- Отеняет линию щеки.
- Мир теней погасших и поблеклых,
- Хризантемы в голубой пыли;
- Стебли трав, как кружево, на стеклах…
- Мы — глаза таинственной земли…
- Вглубь растут непрожитые годы.
- Чуток сон дрожащего стебля.
- В нас молчат всезнающие воды,
- Видит сны незрячая земля.
- Девочка милая, долгой разлукою
- Время не сможет наш сон победить:
- Есть между нами незримая нить.
- Дай я тихонько тебя убаюкаю:
- Близко касаются головы наши,
- Нет разделений, преграды и дна.
- День, опрозраченный тайнами сна,
- Станет подобным сапфировой чаше.
- Мир, увлекаемый плавным движеньем,
- Звездные звенья влача, как змея,
- Станет зеркальным, живым отраженьем
- Нашего вечного, слитного Я.
- Ночь придет. За бархатною мглою
- Станут бледны полыньи зеркал.
- Я тебя согрею и укрою,
- Чтоб никто не видел, чтоб никто не знал.
- Свет зажгу. И ровный круг от лампы
- Озарит растенья по углам,
- На стенах японские эстампы,
- На шкафу химеры с Notre-Dame.
- Барельефы, ветви эвкалипта,
- Полки книг, бумаги на столах,
- И над ними тайну тайн Египта —
- Бледный лик царевны Таиах…
Осень 1905
Париж
ВОСЛЕД
- Мысли поют: «Мы устали… мы стынем…»
- Сплю. Но мой дух неспокоен во сне.
- Дух мой несется по снежным пустыням
- В дальней и жуткой стране.
- Дух мой с тобою в качаньи вагона.
- Мысли поют и поют без конца.
- Дух мой в России… Ведет Антигона
- Знойной пустыней слепца.
- Дух мой несется, к земле припадая,
- Вдоль по дорогам распятой страны.
- Тонкими нитями в сердце врастая,
- В мире клубятся кровавые сны.
- Дух мой с тобою уносится… Иней
- Стекла вагона заткал, и к окну,
- К снежней луне гиацинтово-синей
- Вместе с тобою лицом я прильну.
- Дух мой с тобою в качаньи вагона.
- Мысли поют и поют без конца…
- Горной тропою ведет Антигона
- В знойной пустыне слепца…
Февраль 1906
Париж
«Как Млечный Путь, любовь твоя…»
- Как Млечный Путь, любовь твоя
- Во мне мерцает влагой звездной,
- В зеркальных снах над водной бездной
- Алмазность пытки затая.
- Ты слезный свет во тьме железной,
- Ты горький звездный сок. А я —
- Я помутневшие края
- Зари слепой и бесполезной.
- И жаль мне ночи… Оттого ль,
- Что вечных звезд родная боль
- Нам новой смертью сердце скрепит?
- Как синий лед мой день… Смотри!
- И меркнет звезд алмазный трепет
- В безбольном холоде зари.
Март 1907
Петербург
IN MEZZA DI CAMMIN…
- Блуждая в юности извилистой дорогой,
- Я в темный Дантов лес вступил в пути своем,
- И дух мой радостный охвачен был тревогой.
- С безумной девушкой, глядевшей в водоем,
- Я встретился в лесу. «Не может быть случайна, —
- Сказал я, — встреча здесь. Пойдем теперь вдвоем».
- Но, вещим трепетом объят необычайно,
- К лесному зеркалу я вместе с ней приник,
- И некая меж нас в тот миг возникла тайна.
- И вдруг увидел я со дна встающий лик —
- Горящий пламенем лик Солнечного Зверя.
- «Уйдем отсюда прочь!» Она же птичий крик
- Вдруг издала и, правде снов поверя,
- Спустилась в зеркало чернеющих пучин…
- Смертельной горечью была мне та потеря.
- И в зрящем сумраке остался я один.
16 мая 1907
Москва
III. 3ВEЗДА ПОЛЫНЬ
Александре Михайловне Петровой
«Быть черною землей. Раскры покорно грудь…»
- Быть черною землей. Раскрыв покорно грудь,
- Ослепнуть в пламени сверкающего ока,
- И чувствовать, как плуг, вонзившийся глубоко
- В живую плоть, ведет священный путь.
- Под серым бременем небесного покрова
- Пить всеми ранами потоки темных вод.
- Быть вспаханной землей… И долго ждать, что вот
- В меня сойдет, во мне распнется Слово.
- Быть Матерью-Землей. Внимать, как ночью рожь
- Шуршит про таинства возврата и возмездья,
- И видеть над собой алмазных рун чертеж:
- По небу черному плывущие созвездья.
Сентябрь 1906
Богдановщина
«Я шел сквозь ночь. И бледной смерти пламя…»
Одилону Рэдону
- Я шел сквозь ночь. И бледной смерти пламя
- Лизнуло мне лицо и скрылось без следа…
- Лишь вечность зыблется ритмичными волнами.
- И с грустью, как во сне, я помню иногда
- Угасший метеор в пустынях мирозданья,
- Седой кристалл в сверкающей пыли,
- Где Ангел, проклятый проклятием всезнанья,
- Живет меж складками морщинистой земли.
<1904
Париж>
КРОВЬ
посвящение на книге «Эрос»
- В моей крови — слепой Двойник.
- Он редко кажет дымный лик, —
- Тревожный, вещий, сокровенный.
- Приникнул ухом… Где ты, пленный?
- И мысль рванулась… и молчит.
- На дне глухая кровь стучит…
- Стучит — бежит… Стучит — бежит…
- Слепой огонь во мне струит.
- Огонь древней, чем пламя звезд,
- В ней память темных, старых мест.
- В ней пламень черный, пламень древний.
- В ней тьма горит, в ней света нет,
- Она властительней и гневней,
- Чем вихрь сияющих планет.
- Слепой Двойник! Мой Пращур пленный!
- Властитель мне невнятных грез!
- С какой покинутой вселенной
- Ты тайны душные принес?
- Зачем во тьму кровосмешений,
- К соприкасаньям алых жал
- Меня — Эдипа, ты послал
- Искать зловещих откровений?
1907
Петербург
САТУРН
М.А. Эртелю
- На тверди видимой алмазно и лазурно
- Созвездий медленных мерцает бледный свет.
- Но в небе времени снопы иных планет
- Несутся кольцами и в безднах гибнут бурно.
- Пусть темной памяти источенная урна
- Их пепел огненный развеяла как бред —
- В седмичном круге дней горит их беглый след.
- О, пращур Лун и Солнц, вселенная Сатурна!
- Где ткало в дымных снах сознание-паук
- Живые ткани тел, но тело было — звук,
- Где лился музыкой, непознанной для слуха,
- Творящих числ и воль мерцающий поток,
- Где в горьком сердце тьмы сгущался звездный сок,
- Что темным языком лепечет в венах глухо.
1907
Петербург
СОЛНЦЕ
Б.А. Леману
- Святое око дня, тоскующий гигант!
- Я сам в своей груди носил твой пламень пленный,
- Пронизан зрением, как белый бриллиант,
- В багровой тьме рождавшейся вселенной.
- Но ты, всезрящее, покинуло меня,
- И я внутри ослеп, вернувшись в чресла ночи.
- И вот простерли мы к тебе — истоку Дня —
- Земля — свои цветы и я — слепые очи.
- Невозвратимое! Ты гаснешь в высоте,
- Лучи призывные кидая издалека.
- Но я в своей душе возжгу иное око
- И землю поведу к сияющей мечте!
1907
Петербург
ГРОТ НИМФ
Сергею Соловьеву
- О, странник-человек! Познай Священный Грот
- И надпись скорбную «Amori et dolori».[6]
- Из бездны хаоса, сквозь огненное море,
- В пещеры времени влечет водоворот.
- Но смертным и богам отверст различный вход:
- Любовь — тропа одним, другим дорога — горе.
- И каждый припадет к сияющей амфоре,
- Где тайной Эроса хранится вещий мед.
- Отмечен вход людей оливою ветвистой —
- В пещере влажных нимф, таинственной и мглистой,
- Где вечные ключи рокочут в тайниках,
- Где пчелы в темноте слагают сотов грани,
- Наяды вечно ткут на каменных станках
- Одежды жертвенной пурпуровые ткани.
1907
Коктебель
РУАНСКИЙ СОБОР
РУАH 24 ИЮЛЯ 1905 Г
Анне Рудольфовне Минцловой
1 НОЧЬ
- Вечер за днем беспокойным.
- Город, как уголь, зардел,
- Веет прерывистым, знойным,
- Рдяным дыханием тел.
- Плавны, как пение хора,
- Прочь от земли и огней
- Высятся дуги собора
- К светлым пространствам ночей.
- В тверди сияюще-синей,
- В звездной алмазной пыли,
- Нити стремительных линий
- Серые сети сплели.
- В горний простор без усилья
- Взвились громады камней…
- Птичьи упругие крылья —
- Крылья у старых церквей!
1907
2 ЛИЛОВЫЕ ЛУЧИ
- О, фиолетовые грозы,
- Вы — тень алмазной белизны!
- Две аметистовые Розы
- Сияют с горней вышины.
- Дымится кровь огнем багровым,
- Рубины рдеют винных лоз,
- Но я молюсь лучам лиловым,
- Пронзившим сердце вечных Роз.
- И я склоняюсь на ступени,
- К лиловым пятнам темных плит,
- Дождем фиалок и сирени
- Во тьме сияющей облит.
- И храма древние колонны
- Горят фиалковым огнем.
- Как аметист, глаза бессонны
- И сожжены лиловым днем.
1907
3 ВЕЧЕРНИЕ СТЕКЛА
- Гаснет день. В соборе всё поблекло.
- Дымный камень лиловат и сер.
- И цветами отцветают стекла
- В глубине готических пещер.
- Темным светом вытканные ткани,
- Страстных душ венчальная фата,
- В них рубин вина, возникший в Кане,
- Алость роз, расцветших у креста,
- Хризолит осенний и пьянящий,
- Мед полудней — царственный янтарь,
- Аметист — молитвенный алтарь,
- И сапфир, испуганный и зрящий.
- В них горит вечерний океан,
- В них призыв далекого набата,
- В них глухой, торжественный орган,
- В них душа стоцветная распята.
- Тем, чей путь таинственно суров,
- Чья душа тоскою осиянна,
- Вы — цветы осенних вечеров,
- Поздних зорь далекая Осанна.
1907
4 СТИГМАТЫ
- Чья рука, летучая как пламень,
- По страстным путям меня ведет?
- Под ногой не гулкий чую камень,
- А журчанье вещих вод…
- Дух пронзают острые пилястры,
- Мрак ужален пчелами свечей.
- О, сердца, расцветшие, как астры,
- Золотым сиянием мечей!
- Свет страданья, алый свет вечерний
- Пронизал резной, узорный храм.
- Ах, как жалят жала алых терний
- Бледный лоб, приникший к алтарям!
- Вся душа — как своды и порталы,
- И, как синий ладан, в ней испуг.
- Знаю вас, священные кораллы
- На ладонях распростертых рук!
1907
5 СМЕРТЬ
- Вьются ввысь прозрачные ступени,
- Дух горит… и дали без границ.
- Здесь святых сияющие тени,
- Шелест крыл и крики белых птиц.
- А внизу, глубоко — в древнем храме
- Вздох земли подъемлет лития.
- Я иду алмазными путями,
- Жгут ступни соборов острия.
- Под ногой сияющие грозди —
- Пыль миров и пламя белых звезд.
- Вы, миры, — вы огненные гвозди,
- Вечный дух распявшие на крест.
- Разорвись, завеса в темном храме,
- Разомкнись, лазоревая твердь!
- Вот она, как ангел, над мирами,
- Факел жизни — огненная Смерть!
1907
6 ПОГРЕБЕНЬЕ
- Глубь земли… Источенные крипты.
- Слышно пенье — погребальный клир.
- Ветви пальм. Сухие эвкалипты.
- Запах воска. Тление и мир…
- Здесь соборов каменные корни.
- Прахом в прах таинственно сойти,
- Здесь истлеть, как семя в темном дерне,
- И цветком собора расцвести!
- Милой плотью скованное время,
- Своды лба и звенья позвонков
- Я сложу, как радостное бремя,
- Как гирлянды праздничных венков.
- Не придя к конечному пределу
- И земной любви не утоля,
- Твоему страдающему телу
- Причащаюсь, темная земля.
- Свет очей — любовь мою сыновью
- Я тебе незрячей отдаю
- И своею солнечною кровью
- Злое сердце мрака напою.
1907
7 ВОСКРЕСЕНЬЕ
- Сердце острой радостью ужалено.
- Запах трав и колокольный гул.
- Чьей рукой плита моя отвалена?
- Кто запор гробницы отомкнул?
- Небо в перьях — высится и яснится…
- Жемчуг дня… Откуда мне сие?
- И стоит собор — первопричастница
- В кружевах и белой кисее.
- По речным серебряным излучинам,
- По коврам сияющих полей,
- По селеньям, сжавшимся и скученным,
- По старинным плитам площадей,
- Вижу я, идут отроковицами,
- В светлых ризах, в девственной фате,
- В кружевах, с завешенными лицами,
- Ряд церквей — невесты во Христе.
- Этим камням, сложенным с усильями,
- Нет оков и нет земных границ!
- Вдруг взмахнут испуганными крыльями
- И взовьются стаей голубиц.
1907
ГНОСТИЧЕСКИЙ ГИМН ДЕВЕ МАРИИ
Вячеславу Иванову
- Славься, Мария!
- Хвалите, хвалите
- Крестные тайны
- Во тьме естества!
- Mula-Pracriti —
- Покров Божества.
- Дремная греза
- Отца Парабрамы,
- Сонная Майа,
- Праматерь-материя!
- Греза из грезы…
- Вскрываются храмы.
- Жертвы и смерти
- Живая мистерия.
- Марево-Мара,
- Море безмерное,
- Amor-Maria[7] —
- Звезда над морями!
- Мерною рябью
- Разбилась вселенная.
- В ритме вскрывается
- Тайна глубинная…
- В пенные крылья
- Свои голубиные
- Морем овита,
- Из влаги рожденная —
- Ты Афродита —
- Звезда над морями.
- Майею в мире
- Рождается Будда.
- В областях звездных
- Над миром царит.
- Верьте свершителю
- Вышнего чуда:
- Пламя, угасшее в безднах,
- Горит!..
- Майа, принявшая
- Бога на крест,
- Майа, зачавшая
- Вечер — Гермеса.
- С пламени вещих
- Сверкающих звезд
- Сорвана дня
- Ледяная завеса.
- Мы в безднах погасли,
- Мы путь совершили,
- Мы в темные ясли
- Бога сложили…
1907
Петербург
КИММЕРИЙСКИЕ СУМЕРКИ
Константину Феодоровичу Богаевскому
1 ПОЛЫНЬ
- Костер мой догорал на берегу пустыни.
- Шуршали шелесты струистого стекла.
- И горькая душа тоскующей полыни
- В истомной мгле качалась и текла.
- В гранитах скал — надломленные крылья.
- Под бременем холмов — изогнутый хребет.
- Земли отверженной — застывшие усилья.
- Уста Праматери, которым слова нет!
- Дитя ночей призывных и пытливых,
- Я сам — твои глаза, раскрытые в ночи
- К сиянью древних звезд, таких же сиротливых,
- Простерших в темноту зовущие лучи.
- Я сам — уста твои, безгласные как камень!
- Я тоже изнемог в оковах немоты.
- Я свет потухших солнц, я слов застывший пламень,
- Незрячий и немой, бескрылый, как и ты.
- О, мать-невольница! На грудь твоей пустыни
- Склоняюсь я в полночной тишине…
- И горький дым костра, и горький дух полыни,
- И горечь волн — останутся во мне.
1907
<Петербург>
2
- Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель…
- По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре.
- По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль,
- И лежит земля страстная в черных ризах и орарях.
- Припаду я к острым щебням, к серым срывам размытых гор,
- Причащусь я горькой соли задыхающейся волны,
- Обовью я чобром, мятой и полынью седой чело.
- Здравствуй, ты, в весне распятый, мой торжественный Коктебель!
1907
Коктебель
3
- Темны лики весны. Замутились влагой долины,
- Выткали синюю даль прутья сухих тополей.
- Тонкий снежный хрусталь опрозрачил дальние горы.
- Влажно тучнеют поля.
- Свивши тучи в кудель и окутав горные щели,
- Ветер, рыдая, прядет тонкие нити дождя.
- Море глухо шумит, развивая древние свитки
- Вдоль по пустынным пескам.
1907
4
- Старинным золотом и желчью напитал
- Вечерний свет холмы. Зардели красны, буры
- Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры.
- В огне кустарники и воды как металл.
- А груды валунов и глыбы голых скал
- В размытых впадинах загадочны и хмуры.
- В крылатых сумерках — намеки и фигуры…
- Вот лапа тяжкая, вот челюсти оскал,
- Вот холм сомнительный, подобный вздутым ребрам.
- Чей согнутый хребет порос, как шерстью, чобром?
- Кто этих мест жилец: чудовище? титан?
- Здесь душно в тесноте… А там — простор, свобода,
- Там дышит тяжело усталый Океан
- И веет запахом гниющих трав и иода.
1907
Коктебель
5
- Здесь был священный лес. Божественный гонец
- Ногой крылатою касался сих прогалин.
- На месте городов ни камней, ни развалин.
- По склонам бронзовым ползут стада овец.
- Безлесны скаты гор. Зубчатый их венец
- В зеленых сумерках таинственно печален.
- Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?
- Кто знает путь богов — начало и конец?
- Размытых осыпей, как прежде, звонки щебни,
- И море древнее, вздымая тяжко гребни,
- Кипит по отмелям гудящих берегов.
- И ночи звездные в слезах проходят мимо,
- И лики темные отвергнутых богов
- Глядят и требуют, зовут… неотвратимо.
1907
Коктебель
6
- Равнина вод колышется широко,
- Обведена серебряной каймой.
- Мутится мыс, зубчатою стеной
- Ступив на зыбь расплавленного тока.
- Туманный день раскрыл златое око,
- И бледный луч, расплесканный волной,
- Скользит, дробясь над мутной глубиной,
- То колос дня от пажитей востока.
- В волокнах льна златится бледный круг
- Жемчужных туч, и солнце, как паук,
- Дрожит в сетях алмазной паутины.
- Вверх обрати ладони тонких рук —
- К истоку дня! Стань лилией долины,
- Стань стеблем ржи, дитя огня и глины!
1907
Коктебель
7
- Над зыбкой рябью вод встает из глубины
- Пустынный кряж земли: хребты скалистых гребней,
- Обрывы черные, потоки красных щебней —
- Пределы скорбные незнаемой страны.
- Я вижу грустные, торжественные сны —
- Заливы гулкие земли глухой и древней,
- Где в поздних сумерках грустнее и напевней
- Звучат пустынные гекзаметры волны.
- И парус в темноте, скользя по бездорожью,
- Трепещет древнею, таинственною дрожью
- Ветров тоскующих и дышащих зыбей.
- Путем назначенным дерзанья и возмездья
- Стремит мою ладью глухая дрожь морей,
- И в небе теплятся лампады Семизвездья.
1907
Коктебель
8 MARE INTERNUM[8]
- Я — солнца древний путь от красных скал Тавриза
- До темных врат, где стал Гераклов град — Кадикс.
- Мной круг земли омыт, в меня впадает Стикс,
- И струйный столб огня на мне сверкает сизо.
- Вот рдяный вечер мой: с зубчатого карниза
- Ко мне склонился кедр и бледный тамариск.
- Широко шелестит фиалковая риза,
- Заливы черные сияют, как оникс.
- Люби мой долгий гул, и зыбких взводней змеи,
- И в хорах волн моих напевы Одиссеи.
- Вдохну в скитальный дух я власть дерзать и мочь,
- И обоймут тебя в глухом моем просторе
- И тысячами глаз взирающая Ночь,
- И тысячами уст глаголящее Море.
1907
9 ГРОЗА
- Див кличет по древию, велит послушати
- Волзе, Поморью, Посулью, Сурожу…
- Запал багровый день. Над тусклою водой
- Зарницы синие трепещут беглой дрожью.
- Шуршит глухая степь сухим быльем и рожью,
- Вся млеет травами, вся дышит душной мглой
- И тухнет, гулкая. Див кличет пред бедой
- Ардавде, Корсуню, Поморью, Посурожью, —
- Земле незнаемой разносит весть Стрибожью:
- Птиц стоном убуди и вста звериный вой.
- С туч ветр плеснул дождем и мечется с испугом
- По бледным заводям, по ярам, по яругам…
- Тьма прыщет молнии в зыбучее стекло…
- То, Землю древнюю тревожа долгим зовом,
- Обида вещая раскинула крыло
- Над гневным Сурожем и пенистым Азовом.
1907
Коктебель
10 ПОЛДЕНЬ
- Травою жесткою, пахучей и седой
- Порос бесплодный скат извилистой долины.
- Белеет молочай. Пласты размытой глины
- Искрятся грифелем, и сланцем, и слюдой.
- По стенам шифера, источенным водой,
- Побеги каперсов; иссохший ствол маслины;
- А выше за холмом лиловые вершины
- Подъемлет Карадаг зубчатою стеной.
- И этот тусклый зной, и горы в дымке мутной,
- И запах душных трав, и камней отблеск ртутный,
- И злобный крик цикад, и клекот хищных птиц —
- Мутят сознание. И зной дрожит от крика…
- И там — во впадинах зияющих глазниц
- Огромный взгляд растоптанного Лика.
1907
11 ОБЛАКА
- Гряды холмов отусклил марный иней.
- Громады туч по сводам синих дней
- Ввысь громоздят (всё выше, всё тесней)
- Клубы свинца, седые крылья пиний,
- Столбы снегов, и гроздьями глициний
- Свисают вниз… Зной глуше и тусклей.
- А по степям несется бег коней,
- Как темный лёт разгневанных Эринний.
- И сбросил Гнев тяжелый гром с плеча,
- И, ярость вод на долы расточа,
- Отходит прочь. Равнины медно-буры.
- В морях зари чернеет кровь богов.
- И дымные встают меж облаков
- Сыны огня и сумрака — Ассуры.
1909
12 СЕХМЕТ
- Влачился день по выжженным лугам.
- Струился зной. Хребтов синели стены.
- Шли облака, взметая клочья пены
- На горный кряж. (Доступный чьим ногам?)
- Чей голос с гор звенел сквозь знойный гам
- Цикад и ос? Кто мыслил перемены?
- Кто, с узкой грудью, с профилем гиены,
- Лик обращал навстречу вечерам?
- Теперь на дол ночная пала птица,
- Край запада лудою распаля.
- И персть путей блуждает и томится…
- Чу! В теплой мгле (померкнули поля…)
- Далеко ржет и долго кобылица.
- И трепетом ответствует земля.
1909
13
- Сочилась желчь шафранного тумана.
- Был стоптан стыд, притуплена любовь…
- Стихала боль. Дрожала зыбко бровь.
- Плыл горизонт. Глаз видел четко, пьяно.
- Был в свитках туч на небе явлен вновь
- Грозящий стих закатного Корана…
- И был наш день — одна большая рана,
- И вечер стал — запекшаяся кровь.
- В тупой тоске мы отвратили лица.
- В пустых сердцах звучало глухо: «Нет!»
- И, застонав, как раненая львица,
- Вдоль по камням влача кровавый след,
- Ты на руках ползла от места боя,
- С древком в боку, от боли долго воя…
Август 1909
14 ОДИССЕЙ В КИММЕРИИ
Лидии Дм. Зиновьевой-Аннибал
- Уж много дней рекою Океаном
- Навстречу дню, расправив паруса,
- Мы бег стремим к неотвратимым странам.
- Усталых волн всё глуше голоса,
- И слепнет день, мерцая оком рдяным.
- И вот вдали синеет полоса
- Ночной земли и, слитые с туманом,
- Излоги гор и скудные леса.
- Наш путь ведет к божницам Персефоны,
- К глухим ключам, под сени скорбных рощ
- Раин и ив, где папоротник, хвощ
- И черный тисс одели леса склоны…
- Туда идем, к закатам темных дней
- Во сретенье тоскующих теней.
17 октября 1907
Коктебель
«Зеленый вал отпрянул и пугливо…»
- Зеленый вал отпрянул и пугливо
- Умчался вдаль, весь пурпуром горя…
- Над морем разлилась широко и лениво
- Певучая заря.
- Живая зыбь как голубой стеклярус.
- Лиловых туч карниз.
- В стеклянной мгле трепещет серый парус.
- И ветр в снастях повис.
- Пустыня вод… С тревогою неясной
- Толкает челн волна.
- И распускается, как папоротник красный,
- Зловещая луна.
«Вещий крик осеннего ветра в поле…»
- Вещий крик осеннего ветра в поле.
- Завернувшись в складки одежды темной,
- Стонет бурный вечер в тоске бездомной,
- Стонет от боли.
- Раздирая тьму, облака, туманы,
- Простирая алые к Ночи руки,
- Обнажает Вечер в порыве муки
- Рдяные раны.
- Плачьте, плачьте, плачьте, безумцы-ветры,
- Над горой, над полем глухим, над пашней…
- Слышу в голых прутьях, в траве вчерашней
- Вопли Деметры.
1907
«Священных стран…»
- Священных стран
- Вечерние экстазы.
- Сверканье лат
- Поверженного Дня!
- В волнах шафран,
- Колышутся топазы,
- Разлит закат
- Озерами огня.
- Как волоса,
- Волокна тонких дымов,
- Припав к земле,
- Синеют, лиловеют,
- И паруса,
- Что крылья серафимов,
- В закатной мгле
- Над морем пламенеют.
- Излом волны
- Сияет аметистом,
- Струистыми
- Смарагдами огней…
- О, эти сны
- О небе золотистом!
- О, пристани
- Крылатых кораблей!..
1907
ОСЕНЬЮ
- Рдяны краски,
- Воздух чист;
- Вьется в пляске
- Красный лист, —
- Это осень,
- Далей просинь,
- Гулы сосен,
- Веток свист.
- Ветер клонит
- Ряд ракит,
- Листья гонит
- И вихрит
- Вихрей рати,
- И на скате
- Перекати-
- Поле мчит.
- Воды мутит,
- Гомит гам,
- Рыщет, крутит
- Здесь и там —
- По нагорьям,
- Плоскогорьям,
- Лукоморьям
- И морям.
- Заверть пыли
- Чрез поля
- Вихри взвили,
- Пепеля;
- Чьи-то руки
- Напружили,
- Точно луки,
- Тополя.
- В море прянет —
- Вир встает,
- Воды стянет,
- Загудёт,
- Рвет на части
- Лодок снасти,
- Дышит в пасти
- Пенных вод.
- Ввысь, в червленый
- Солнца диск —
- Миллионы
- Алых брызг!
- Гребней взвивы,
- Струй отливы,
- Коней гривы,
- Пены взвизг…
1907
Коктебель
«Над горестной землей — пустынной и огромной…»
Поликсене С. Соловьевой
- Над горестной землей — пустынной и огромной,
- Больной прерывистым дыханием ветров,
- Безумной полднями, облитой кровью темной
- Закланных вечеров, —
- Свой лик, бессмертною пылающий тоскою,
- Сын старший Хаоса, несешь ты в славе дня!
- Пустыни времени лучатся под стезею
- Всезрящего огня.
- Колючий ореол, гудящий в медных сферах,
- Слепящий вихрь креста — к закату клонишь ты
- И гасишь темный луч в безвыходных пещерах
- Вечерней пустоты.
- На грани диких гор ты пролил пурпур гневный,
- И ветры — сторожа покинутой земли —
- Кричат в смятении, и моря вопль напевный
- Теперь растет вдали.
- И стали видимы средь сумеречной сини
- Все знаки скрытые, лежащие окрест:
- И письмена дорог, начертанных в пустыне,
- И в небе числа звезд.
1907
«Возлюби просторы мгновенья…»
Ек. Ал. Бальмонт
- Возлюби просторы мгновенья,
- Всколоси их звонкую степь,
- Чтобы мигов легкие звенья
- Не спаялись в трудную цепь.
- Ах, как тяжко бремя свободы,
- Как темны просторы степей!
- Кто вернет темничные своды
- И запястья милых цепей?
- Что рук не свяжете?
- Ног не подкосите?
- На темной пажити
- Меня не бросите?
- Не веют крылия
- Живых вестей
- Здесь, на развилии
- Слепых путей.
- Не зови того, кто уходит,
- Не жалей о том, что прошло:
- Дарит смерть, а жизнь лишь уводит…
- Позабудь и знак, и число.
- Ах, как дики эти излоги!
- Как грустна вечерняя муть!..
- Но иди: в полях без дороги
- Пусть неверен будет твой путь.
- Край одиночества,
- Земля молчания…
- Сбылись пророчества,
- Свершились чаянья.
- Под синей схимою
- Простерла даль
- Неотвратимую
- Печаль.
1908
Париж
