Информация о переводе:

Название: Четвертый долг

Автор: Пэппер Винтерс

Серия: Погрязшие в долгах #5

Переводчики: Oliv, ded_mityaj, Goji, Марина

Редактор: viki_k_n

Вычитка и оформление: viki_k_n

Переведено для группы: Белль Аврора| Пэппер Винтерс| Калли Харт (vk.com)

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Любое копирование без ссылки на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

ПРОЛОГ

Вон

Забавно, как жизнь порой любит подшутить над нами.

Ведь последние пару дней были всего лишь долбанной шуткой, да?

Ибо не было никакого логического объяснения тому, что я видел, слышал, и тому, как жил последние семьдесят два часа.

Моя сестра.

Она — мой лучший друг и близнец.

Вот так она жила всё это время? Вот так с ней обращались?

Вот сюда она хотела вернуться?

Какого хрена? Какого хрена Нила хотела вернуться в этот дурдом?

Мы росли в неполной семье, прикованные к империи, которая поглотила нас с самого рождения. Но мы были в безопасности, были окружены теплом и заботой. Мы вместе выросли и делились всем.

Но сейчас… я не имел ни малейшего понятия, кем была моя сестра.

А потом появилась она.

Женщина, о существовании которой я даже не догадывался.

Самое потрясающее создание, которое я когда-либо видел.

Только она не пришла ко мне, ступая легкой походкой, и не прилетела на крыльях, словно ангел. Она вкатилась в мою жизнь и потребовала помощи.

И к лучшему или к худшему…

Я помог ей.

ГЛАВА 1

Нила

— Отпусти!

Вцепившись пальцами в мою руку, и хихикая, словно бешеная гиена, Дэниель, не сбавляя шага, тащил меня всё дальше и дальше от гостиной, уводя в самую глубь дома.

Я не хотела идти. Никуда не хотела идти с ним.

— Отведи меня обратно!

Он не мог умереть!

Ведь то, что Джетро не двигался и истекал кровью, совсем не значило, что он был мёртв.

Именно это и значило.

Покачав головой, отбросила губительные мысли. Он жив. По-другому быть не может.

Я не вынесу иного ответа. Я отказываюсь жить в мире, где зло главенствует над добром. Это неправильно — жизнь не может быть настолько жестока.

Хотя, она всегда была жестока.

Память услужливо подбросила образы матери. Отчаяние отца. Поломанное детство. Зло водило нас за ниточки, словно марионеток, с самого первого дня. Почему сейчас должно всё измениться?

Он не умер!

Я проглотила рвущиеся наружу рыдания.

Пожалуйста, не умирай…

Рванувшись со всей силы, крикнула:

— Дай мне его увидеть. Ты не можешь так поступить!

— Продолжай умалять, Уивер. Тебе это не поможет! — заржав ещё громче, сказал Дэниель.

Он не умер!

Я упёрлась ногами, сопротивляясь с каждым шагом.

— Стой! — Оглянувшись назад, посмотрела на дверь в гостиную, которая казалась такой далёкой, словно луч маяка в тёмных морских просторах. — Они же были твоими братьями, ты, больной ублюдок! Неужели ты не чувствуешь ничего?!

Пожалуйста, отпусти меня к нему. Он должен быть жив…

Только бы ещё был жив мой брат…

Пусть всё это окажется лишь ночным кошмаром!

Я не могла смириться с убийством Джетро, а если они ещё убили и Ви, я определённо сойду с ума.

— Почему же, чувствую — облегчение. Отныне я не должен терпеть их мелочное дерьмо, — оскалившись, сказал он. — Кат сделал нам всем одолжение.

Кат умрёт.

Он был истинным воплощением зла и заслуживал самой мучительной смерти.

Я отказываюсь верить в их смерть.

— Я сказала, стой! — Вырываясь изо всех сил, добилась лишь того, что Дэниель ещё сильней сжал пальцы на моей руке. Мурашки побежали по телу, в то время как леденящая волна медленно замораживала кровь. Каждая секунда казалась нескончаемой пыткой. Я не смогу жить без Джетро.

Всё не может закончиться вот так!

— Тебе не победить, Уивер! — Дэниель потянул меня сильнее. — Прими, бл*дь, то, что, наконец, произошло и подчинись мне.

Обрушившееся онемение, после того как Кес и Джетро замертво рухнули на пол, не продлилось долго. Как только Кат отдал меня Дэниелю, в тот самый момент, как вручил мою жизнь своему невменяемому сыну, густой туман оцепенения, укрывающий меня, развеялся.

Мука, страшнее которой я раньше никогда не испытывала, разбила сердце на тысячу мелких осколков. Мысли пропитались кровью убийства и смертью. Я выла в унисон с Жасмин. А проклятия и крики Вона заглушила скорбь.

Это был замкнутый круг.

Он мёртв.

Мёртв.

Его больше нет.

Он умер.

Оставил меня.

Боже, я хотела остановить всё это. Хотела, чтобы всё это закончилось, чтобы на сцену опустился занавес, и режиссёр крикнул: «Снято». Чтобы всё это оказалось понарошку.

Но что, если это правда?

Он мёртв.

Мёртв.

Он меня бросил.

Я повисла в хватке Дэниеля, атакованная парализующей скорбью. И если Джетро был мёртв, разве что-то другое имело значение? Почему меня должно волновать грядущее, когда больше не за что бороться?

Вон… борись ради него.

Текс… борись ради него.

Дыхание перехватило. Я могу бороться ради них, но в конечном итоге они во мне не нуждались. Не так как Джетро. Он, наконец, открылся мне, наконец, впустил меня, и в его любви я обрела новый дом. А сейчас я была снова изгнана, снова беспризорна, и эта пустота внутри была просто невыносима.

Он мёртв.

Мёртв.

Его нет…

Я оступилась — скорбь непосильным весом давила на плечи и тянула к земле. И я даже не попыталась поймать равновесие. Сейчас мне хотелось свернуться клубком где-нибудь в углу и пролежать там до скончания веков.

Он… умер…

— Ё* твою мать. — Дэниель поднял меня на ноги. — Соберись и топай! Делай, что говорю, или…

— Нет! — мой крик, наполненный ледяным страхом, разрезал пространство коридора. Каким-то образом горе трансформировалось в ярость, плетью раздирая всё нутро. — Я никогда не буду делать, как ты говоришь. Тебе проще закончить всё прямо сейчас, ибо я отказываюсь слушать мразь вроде тебя! — Вцепилась ногтями в его руку, оставляя глубокие следы, но совсем как Кат, когда волок меня из комнаты Джетро, он не ответил и даже не поморщился. — Никогда! Ты меня слышал? С меня хватит!

Отчаяние разрывало рассудок на куски. Мне хотелось рухнуть рядом с Джетро на колени, собирая его кровь в ладони и вливая её обратно в его раны, чтобы снова вернуть любимого к жизни. Мне хотелось обнять брата и сказать ему, что всё будет в порядке, чтобы прогнать его беспокойство. И мне хотелось сказать «прощай» Кестрелу, чтобы отправить его на небеса, бесконечно благодаря за то, что он сделал для меня.

Но я не могла сделать ничего из того, что так хотела.

Дэниель вцепился в меня мёртвой хваткой, обещая погибель в своих ядовитых объятиях.

Ублюдок.

Двинутый на всю голову ублюдок.

Самообладание треснуло, характер решил проявить себя, и впервые в жизни я не стала сопротивляться, а поддалась порыву. Раскрыла объятия и подалась навстречу торнадо из ненависти и отвращения, и, набрав в лёгкие побольше воздуха, закричала во всё горло:

— Пошёл ты, Дэниель! Пошёл ты в пи*зду! Ты и твой ё*аный папаша, и все вы вместе взятые!

Земля остановилась.

Дэниэль замер.

Меня затрясло.

И затем он меня ударил.

Голову мотнуло в сторону, щёку украсил огненный отпечаток его руки, и всё закрутилось с бешеной скоростью.

— Ах ты, маленькая прошмандовка, — дёрнув меня вперёд, прошипел Дэниель. Инерция не оставила мне шансов, и я врезалась прямо в него. — Продолжай свою маленькую истерику. Давай, кричи и разыгрывай тут спектакль одного актёра. Но это ничего не изменит. — Провёл кончиками пальцев по горящему следу на моём лице, прошептав: — Ты само противоречие. Сначала говоришь, что никогда и ни за что не будешь подчиняться мне, а затем посылаешь в… — он ухмыльнулся. — Я приму твоё «пошёл в п*зду» в буквальном смысле. — Ухватив за подбородок, с силой надавив на щёки пальцами, поцеловал. — Чтобы я тебя трахнул, ты не обязана слушать меня. Ты даже не должна подчиняться. Какой бы властью и влиянием ты не обладала по отношению к моим братьям — оно закончилось, Уивер. Вот увидишь.

Джетро…

Отпустив моё лицо, Дэниэль, схватив меня за руку, вновь поволок по коридору.

Всё дальше и дальше от Джетро, Кестрела и Вона.

Всё ближе и ближе к вратам Ада.

Он умер…

Умер…

Его нет…

Внутри меня всё бунтовало против этой мысли. Он не мог умереть. Просто не мог. Мне нужно увидеть его снова. Как я смогу жить дальше, не веря в то, что произошло несколько минут тому назад? Как смогу дышать и существовать, когда всё, чего хочу, это сдаться так же, как сдался он?

Проглотила новый поток слёз. Моя душа не верила, но обстоятельства говорили об обратном. Вот она моя жизнь теперь — бесконечное страдание.

— Тебе это не сойдёт с рук.

— Не сойдёт с рук что? — бросив взгляд через плечо, хмыкнул Дэниель.

Моё загубленное будущее.

Каждый загубленный шанс обрести счастье.

— Всё.

Только вот… это столетиями сходило им с рук.

С каждым шагом я умирала всё больше, оставляя своё всё ещё бьющееся сердце рядом с остывающим телом Джетро. Чем больше становилось расстояние между нами, тем меньше оставалось во мне человеческого. Будто бы трос, связывающий нас вместе, резко лопнул, оставив меня одиноко барахтаться в океане страданий и горя.

Он умер.

Он… умер…

Вот и всё…

Холодные слёзы потоками текли по щекам, остужая ожог от пощёчины.

Тело плавно обволакивала апатия. Сон… он манил меня. Хотелось лишь упасть в его мягкие объятия и раствориться.

Дэниэль тащил меня всё дальше, вглубь дома, мимо вестибюлей и ниш, в крыло, в котором я не бывала ранее.

Каждый шаг, словно босиком по стеклу, каждый вдох, словно горящие угли в лёгкие. Я шла, не отрывая взгляда от ковра под ногами, украшенного монограммой. Очень хотелось сдаться, но неуёмная жажда драки не отступала. Я заставляла себя противостоять ему, и не важно, что, в конечном счёте, это будет бессмысленно.

— Твой отец только что убил двух членов своей семьи. Не боишься, что то же самое он сделает и с тобой? Слишком много людей в курсе, Дэниель. СМИ, онлайн рес…

— Думаешь, что пара сраных «твиттов» и несколько постов в соцсетях смогут остановить нас? — Он резко дёрнул меня вперёд, заключив в объятия. — Я думал, ты перестала бредить, — изогнув губы в глумливой ухмылке, сказал он. — А ещё ты вернулась обратно по собственной воле, что говорит о том, какая ты недалёкая, и вполне заслуживаешь того, что грядёт.

Я пришла за ним.

Но он ушёл.

Дёрнулась в его руках, отпрянув. Последняя надежда, ещё теплившаяся в моём сердце, исчезла совсем. У меня на глазах погибла любовь всей жизни, и я стала свидетелем двух убийств и нескольких разбитых судеб. Мне не по силам… мне столько не выдержать.

Я пала духом.

Сдалась.

Выгорела изнутри.

Я в полном шоке.

Усмехнувшись, Дэниель потащил меня дальше по незнакомому коридору. Я перестала уделять внимание окружающей обстановке, следуя за ним, как послушная овца на заклание, лишь споткнувшись о порог комнаты, в которой не бывала ранее.

— Добро пожаловать в твой новый дом, сучка, — толкнув меня в спину, сказал он.

Запнулась, размахивая руками, пытаясь удержаться от падения, одновременно борясь с приступом вертиго.

За спиной громко хлопнула дверь. Дверь — тюремная решётка.

Я, тяжело дыша, развернулась. Внутри не осталось ни сил, ни слов. Жалкая, испуганная, с разорванным в клочья сердцем. Но, не смотря на всё это, я была абсолютно бесчувственна.

Я приняла судьбу, признала правду, и, наконец, увидела всё в истинном свете.

Он на самом деле, действительно мёртв.

Дэниель шагнул ближе ко мне.

Я машинально отступила — тело неосознанно искало безопасное место.

На самом деле мне было плевать, что случится дальше. Будто я наблюдала за собой со стороны: откуда-то сверху, из безопасного места, глядела вниз на несчастную Уивер, больше не заботясь о том, что станет с плотью и кровью, когда моя душа покинет их.

Он мёртв.

Умер.

Я хочу пойти за ним.

Дэниель преследовал меня по пространству комнаты, словно волк, загоняя в угол свою добычу. Затуманенным от страха взглядом, я выхватила дорогую парчовую ткань изумрудного цвета на его кровати с балдахином, бесценный антиквариат и стены цвета мха. Все эти оттенки зелёного создавали впечатление, будто из помещения мы переместились в лесистую местность.

Нет, он не был волком, он был охотником с ружьём наизготове и понурой ланью на мушке.

И той ланью была я.

Протянув ко мне свои ручищи, и не скрывая маниакальной похотливой улыбочки, Дэниель сказал:

— Теперь ты моя, Уивер. Заперта в моей комнате, связана моими правилами, вся в моей власти. Бл*дь, это будет крышесносно.

Его голос ранил слух. Его облик причинял боль глазам. Я хотела уйти — отправиться вслед за Джетро к звёздам. Самоубийство не в счёт. Забрав свою собственную жизнь, я отправлюсь в другое место. Вопрос был не в том: жить или умереть, забрать чужую жизнь или любой ценой остаться в живых, вопрос был в том, чтобы отправиться из одного мира в другой.

Он не умер.

Он просто… эволюционировал.

И я не хотела, чтобы он ушёл без меня.

Мы были парой. Дуэтом.

Я покончила с этим существованием.

Мозг отключился, я стала рассеянной и медлительной. Но тело всё ещё боролось за жизнь. Мои ноги безо всякой ловкости сами отступали назад, когда Дэниель делал шаг вперёд. Я двигалась словно робот, вышедший из-под контроля.

Из моего убежища сверху, под потолком, я жалела эту помешанную девицу. Почему я отступала? Зачем оттягивала неизбежное? Чем быстрее Дэниель поймает меня, тем быстрее причинит боль и, наконец, отправит вслед за Джетро.

Брось.

Позволь этому случиться.

Внутреннее оцепенение, конечно же, приглушит внешнюю боль.

И это было лучшим решением, чтобы закончить всё и просто перестать быть. Перестать думать, перестать дышать, перестать бороться за жизнь.

Я перестала отступать, решительно замерев на месте.

Дэниель вздёрнул бровь, замешкавшись, когда я отказалась продолжать наш ненормальный танец. Склонив голову набок и явно заподозрив неладное, он спросил:

— Так быстро сдаёшься, шл*ха?

Я не ответила. Ни шёпота, ни жеста, ни даже полувзгляда. Ни малейшего намёка на сопротивление. Я смотрела прямо сквозь него, в свежую перспективу, которая манила и обещала новое начало нашей с Джетро жизни и конец всем страданиям.

Дэниель тихо зарычал:

— Ты на самом деле взяла и сдалась? — Резко подлетев ко мне, схватил за волосы, сжав пряди в потных ладонях. — И даже не собираешься сопротивляться мне, как сопротивлялась моему брату?

И так и было.

Никакой боли. Никаких страданий или беспокойства.

Ноль эмоций.

— Борись! В чём прелесть состязания, если ты просто сдаешься?

Он потянул меня за волосы, заставляя поднять взгляд. Если сосредоточиться, я смогу увидеть его гнилую рожу. Меня бы перекосило от острого строения его лица, маленькой чёрной козлиной бородки и зализанных назад тёмных волос. И если бы мои органы обоняния работали, я услышала бы запах его возбуждения с нотками мускуса, которое невозможно замаскировать густым ароматом лосьона после бритья. Если бы работали мои органы осязания, я почувствовала бы, как жар его тела заражает меня, просачиваясь, словно болезнь.

Но все мои чувства отключились, поэтому я не уловила ничего.

Я видела, слышала и чувствовала лишь вакуум — ничего, кроме бесшумного дыхания перед лицом и пустоты передо мной.

— Хер с тобой, Уивер. Ты теперь моя. Есть, что сказать в свою защиту?

Кожа головы горела огнём, и эта боль заставила высохнуть холодные слёзы на щеках. Сердце остановилось в момент, как пуля сразила любовь всей моей жизни. Если он хочет ответной реакции, он круто обломается.

Не в этот раз, ты, ублюдок.

Ничего.

Я не дам тебе ничего.

— Мои братья мертвы. Что ты чувствуешь по этому поводу?

Ничего.

Ничего я не чувствовала.

— Отвечай мне, ты, п*зда! Скажи, как сильно ты не хочешь, чтобы я касался тебя. Как сильно ты меня боишься!

Никак не боюсь.

Плевать на всё.

Джетро больше нет. Я не видела смерти прежде. Никогда не была на похоронах и не видела, как погибает домашнее животное, даже моя собственная мать скорее исчезла, чем умерла. Моё первое столкновение со смертью оказалось связано с двумя мужчинами, которые пленили меня и превратили в совершенно другого человека.

Старая Нила умерла, войдя в Хоукскридж. А эта, новая Нила, была поблекшим фото, исчезающим капля за каплей, пока её любимый, так же капля за каплей, истекал кровью на бесценный ковёр.

Дэниель отшвырнул меня.

— Приди в себя!

Вертиго приняло меня в свои тошнотворные объятия. Впервые я не боролась с приступом. Рухнула на ковёр, позволив головокружению и дурноте забрать меня — спасибо моему повреждённому мозгу. В обычных обстоятельствах это было худшим наказанием, но сейчас это было лучше предоставленной мне реальности.

Вибрация шагов по ковру известила о приближении Дэниеля. Со злым выражением лица он навис надо мной.

— Слушай меня, Уивер! — Его нога, обутая в дорогой ботинок, словно комета, врезалась мне в живот, одним ударом вышибив весь воздух из лёгких.

Боль привела меня в чувство. Боль, которой я не хотела, ведь она напоминала, что я всё ещё жива и… несвободна. Что я всё ещё здесь, в этой бессмысленной игре безумия и обмана.

Он мёртв.

Мёртв.

Я совсем одна.

Он снова ударил меня ногой в живот, посылая мучительную волну боли вверх, к груди.

Боль.

А вместе с болью пришла жажда жизни.

Ты не одна.

Вон. Отец. У меня всё ещё есть семья — люди, которые дороги мне. Люди, которых я не могу бросить.

Я — жива.

Слабость для меня непозволительная роскошь.

Джетро и Кес убиты человеком, который слишком долго топтал эту бренную землю. Я обещала своим предкам закончить всё это. И повторяю это обещание сейчас.

Я убью твою семью.

Я закончу это раз и навсегда.

Широко распахнув глаза, почувствовала, как энергия электрическими волнами разливается по телу. Боль сделала меня безрассудной, даруя обманчивую храбрость. Я сильнее всего этого. И разве всё пережитое не является тому доказательством? С каждым долгом я превращалась из наивной девочки в женщину.

Я — храбрая.

Стараясь как можно больше увеличить расстояние между собой и следующим ударом Дэниеля, я отползла назад.

А он, уперев руки в бока, равнодушно рассмеялся:

— Наконец решила поиграть, а? Ты долго собиралась.

Закашлявшись и прижимая руку к ноющему животу, заставила себя подняться.

Он не приближался, давая мне время, чтобы собраться с силами. Урод наслаждался от борьбы со мной — я нужна была ему живой и кричащей от ужаса.

Ублюдок.

— Я убью тебя, — прошептала, корчась от боли при каждом вдохе.

— Что ты сказала? — хохотнул он, двигаясь в мою сторону.

Выпрямившись, я встретилась с ним взглядом. Рёбра ныли от побоев, но в голосе звучала сталь:

— Я сказала, что убью тебя.

Улыбнувшись, он провёл рукой по своим тёмным волосам. Злоба, наполняющая чёрное сердце этого мужчины, душила его — он не был красив, несмотря на хорошее сложение тела и сексуальную привлекательность. Мне он казался троллем, вонючей кучей дерьма.

— Я с удовольствием бы посмотрел. — Он сократил дистанцию между нами всего лишь за один шаг.

— Ты даже глазом моргнуть не успеешь, — парировала я в ответ.

— Чтобы сделать это, ты должна оказаться очень близко, — подмигнув с намёком, ответил он. — Тебе нечего мне противопоставить.

— Это случится, когда ты меньше всего будешь готов, — оскалилась я.

— Этого никогда не произойдёт, — театрально поиграв мускулами, ответил Дэниель. — Я неуязвим.

— Но ты всего лишь человек.

Что делает тебя смертным.

Каждое произнесённое мною слово придавало сил. Убеждение и вера отодвинули в сторону оцепенение и скорбь. Джетро и Кес погибли, но для меня это был ещё не конец. У меня было предназначение. И я должна его исполнить.

— Хочешь знать, зачем я вернулась? Почему не сбежала и не спряталась? — Осколки льда в крови потихоньку пробирались по венам к сердцу. — Я вернулась, чтобы вас уничтожить. — Рот наполнился слюной. И если бы я была смелее, плюнула бы ему в лицо. — Я вернулась за ним, но его больше нет.

И, помоги мне, Господь, я отомщу за него. И за Кестрела. И за себя. И за брата. За маму и бабушку, и за всё поколение женщин семьи Уивер.

Это было начало конца.

Долг по наследству был недоказуем — Кат за этим строго следил. Пришло время истребить Хоуков и уничтожить династию экзекуторов. Каждая секунда делала меня всё сильнее, наполняя странным принятием. Счастью больше со мной не по пути, только разрушению. И я буду его инструментом — молотом.

Дэниель покачал головой, буквально излучая безумие.

— Вернулась посмотреть, как он сдохнет? Какая забота.

— Ошибаешься. Я вернулась, чтобы закончить всё это. — Тьма наполняла душу, окончательно затмевая оставшийся там свет.

Он мёртв.

Мёртв.

Но я сдержу обещание.

Я может и не могла спасти Джетро, но точно не могла его предать.

— Я поклялась себе. — Прищурилась, благодарная, что из глаз перестали катиться слёзы, и теперь я могла смотреть на него с силой во взгляде, а не страхом. — Хочешь знать, в чём была та клятва?

Дэниель напрягся.

— Ничего не хочу о тебе знать, Уивер, — облизнув губы, ответил он. — Опусти это. Я хочу знать только три вещи, и всё.

Меня передёрнуло от отвращения.

— Я поклялась уничтожить вас. Твоего отца, тебя. Не важно, насколько вы могущественны…

Метнувшись вперёд, он накрыл ладонью мне рот, заставляя замолчать. Казалось, сердце вместо крови в этот момент качало ненависть.

— Ай-яй-яй, как невоспитанно. Ты ведь хотела поинтересоваться, какие именно три вещи я хочу знать, а не нести всякий бред, — сказал он, сверкнув взглядом своих золотых глаз — таких похожих на глаза братьев. — Ну, так давай… спрашивай.

Он сильнее сжал пальцы на моих щеках, когда я покачала головой. Я не могла говорить, но могла кричать каждым атомом своего тела.

Ни за что!

Его самообладание давало трещину, и напряжение в воздухе вокруг нас нарастало.

— Ну и ладно. Мне и не нужно, чтобы ты спрашивала, потому что я всё равно расскажу. — Приблизившись вплотную, Дэниель прижался ко мне всем телом. — Итак, три вещи, сучка. Я хочу знать, насколько сильно твои крики будут ласкать мне слух. — Он убрал руку, оставляя солёный след на моих губах. — Я хочу знать, насколько сильны удары этих тоненьких ручек, когда ты будешь сопротивляться. — Он повёл пальцем вниз по моему горлу, поверх бриллиантового ожерелья, опускаясь к груди.

Я закрыла глаза, чувствуя его прикосновения всё ниже и ниже, и ниже.

А когда он своими погаными пальцами накрыл мой лобок, прикусила нижнюю губу. Тоненькие трусики и футболка, надетые мной после того, как мы с Джетро выбрались из постели, совершенно не защищали.

— И я хочу знать, какова твоя киска на вкус.

Рывком он схватил меня, приподняв над ковром, и швырнул об стену.

Ударившись плечом о натюрморт, я грохнулась на колени. Боль вспыхнула яркими искрами, страх накатил волной, а вертиго делало своё дело, стараясь выкрасть меня из этой реальности.

Он мёртв.

Мёртв.

Даже думать не смей о том, чтобы сдаться.

— Я докажу, что всегда получаю то, чего хочу. Я, бл*дь, научу мне подчиняться, — сжав руки в кулаки, произнёс Дэниель, нависая надо мной. — Что ты думаешь обо мне? Что я бракованное отродье, которого и заделали-то случайно? Что я всегда был недостаточно хорош для этой семьи или недостаточно хорош для того, чтобы получить на растерзание свою собственную Уивер? — Вместе с нарастающей злостью, его голос становился всё ниже: — Я видел этот видеомонтаж, Нила.

Не отрывая глаз от его обуви, я пыталась подняться.

Дэниель стоял, приосанившись, готовый снова ударить.

— Я всегда знал, что Кес дурища, но никогда не думал, что он долбанный фантазёр. Любой мог сказать, что не ты была там с Катом. И полным издевательством было предполагать, что я куплюсь на плохо склеенные кадры меня с какой-то шл*хой. Он даже не смог нормально наложить твоё лицо на её тело. Не говоря уже о том, что я прекрасно помню ту ночь, когда изуродовал ту суку, а Джетро пытался её спасти.

Ублюдок вытянул руку, схватив меня за волосы.

— Он мог бы её спасти, если бы только постарался. Но он её убил, сказав, что после того, что я сделал, это единственное, чего она хотела. А я называю это бредом. — С совершенно безумными глазами Дэниель покачал головой. — Он всегда был ссыклом, а Кес всегда был тупицей. Кат заставит тебя выплатить Третий долг. Кес облажался с этой низкокачественной халтурой, и даже если бы это был лучший фильм во всём чёртовом Голливуде, я бы всё равно не купился. Знаешь, почему? — медленно поднимая меня на ноги, прошипел Дэниэль.

Кес был верным другом. Джетро был истинным возлюбленным.

Они мертвы.

Они оба мертвы.

Два друга ушли.

Сердце снова зашлось от нестерпимой боли, но вместо того, чтобы погрузиться в пучину отчаяния, произошло нечто иное. Стал нарастать гнев, становясь ярче и сильнее, заглушая скорбь.

Что-то менялось… выстраиваясь, эволюционируя.

— Отвечай! — встряхнув меня, проорал Дэниель. — Скажи, почему я бы никогда не повёлся на это дерьмово сделанное видео?

Гнев превратился в ярость, а ярость перетекла в бешенство, генерируя бурлящее варево возмездия.

Я стояла перед ним гордая и несломленная.

— Я знаю, почему. Потому что ты больной и невменяемый извращенец, который помнит вещи вроде изнасилования и пыток.

Он разразился смехом в ответ.

— Ну, ты, бл*дь, понимаешь.

С каждым вздохом я сдавалась кипящему внутри гневу. Я отказалась от невинности, обменяв всё подобие добра и чистоты, позволяя тьме поглотить меня.

Джетро сбил меня с толку, заставив думать, что Долги можно выплатить, оставшись в живых. Что, в конце концов, мы победим, потому что заслужили это. Его доброта превзошла жестокость, делая его поступки трудночитаемыми.

Но Дэниель.

Тут всё совершенно ясно.

Как только взойдёт солнце, Дэниель изнасилует, искалечит и убьёт меня. В нём не было ни сострадания, ни душевности.

Никаких иллюзий насчёт него.

И вместе с пониманием этого меня осенило. Я больше не хотела разрываться между ненавистью и любовью, болью и нежностью.

Я собиралась встретиться с Дэниелем в преисподней и убить его прежде, чем он убьёт меня.

— Я знаю достаточно, чтобы уничтожить тебя, Дэниель Хоук.

Стукнув в последний раз, сердце замерло в попытке защитить себя от того, что я собиралась сделать. Я никогда не планировала становиться преступницей. Но также никогда не планировала потерять свою вторую половинку.

— Ты покойница, — рыкнул Дэниэль. Сжав моё горло под бриллиантовым ошейником, он прижал меня к стене. — Свои последние деньки на этой бренной земле ты проведешь, задыхаясь. Вот увидишь. Будешь молить меня о смерти прежде, чем я закончу с тобой.

Я захрипела. Инстинкты вскричали, призывая бороться — дать отпор удушающему захвату его цепких пальцев. Но я не стала умолять или просить. Онемение обернулось холодностью, и я ясно осознала всю тяжесть затруднительного положения, в котором оказалась.

Я — убийца.

Мне просто нужно оружие для убийства.

— Баззард!

Дэниель замер, обернувшись к двери. Руку с моего горла он так и не убрал, и я чувствовала, как с кончиков его пальцев сочится злоба, проникая в меня. Не в состоянии повернуть голову, периферическим зрением я уловила свою вторую цель. Человека, которого убью после того, как отправлю его младшего сыночка к праотцам.

Брайана Хоука.

— На секундочку отпусти её. Давай, ты же хороший мальчик, — сказал Кат, постучав ключом по подбородку. Ключом, который, несомненно, открыл дверь в комнату Дэниеля. Медленно переступив через порог, мужчина появился в поле моего зрения.

Дэниель дёрнул меня на себя, развернув, и прижал спиной к своей груди. Обдавая дыханием ухо, схватил и сжал мою грудь, будто бахвалясь трофеем.

Мне же было плевать. Моё тело было также бесчувственно, как и душа.

Я распахнула глаза от удивления, когда позади отца, с красным зарёванным лицом, появилась Жасмин. И если бы моя боль не была заперта на десять замков, я бы разразилась слезами и разделила бы с ней горе.

Зачем она здесь? Как она может оставаться рядом со своим отцом после того, что он сделал?

Он убил двоих её братьев.

Половина её семьи сгинула благодаря человеку, который, наоборот, должен был защищать их от всего на свете.

И он пытался убить её, а она добровольно дышит с ним одним воздухом.

Почему?

— Что ты делаешь? — фыркнул Дэниель, лапая меня за грудь. — Ты же сказал…

— Я знаю, что сказал. — Кат приблизился, выхватывая взглядом мои совершенно сухие глаза и руки, сжатые в кулаки. Желваки на его лице заходили, но это было единственное проявление эмоций. — Тут кое-что выяснилось.

Жасмин уставилась на меня. Что-то было не так. Скулы слишком выделялись через бледную кожу, а обычно идеально уложенный «боб» был всклокочен. А в её разговоре о непредсказуемости была почти сводящая с ума… одержимость.

Он мёртв.

Мёртв.

Ей не справиться.

— Выметайтесь! — Дэниель отступил на шаг назад, увлекая меня за собой. Я запуталась в его ногах, но сопротивляться не стала. Я могу его убить, но для этого нам нужно остаться наедине. Только так и никак иначе.

— Баззард, послушай… — сунув ключ в карман, начал было Кат.

— Нет, послушай теперь меня. — Толкнув колёса инвалидного кресла, Жасмин протиснулась из-за Ката и подкатилась к нам, словно пуля. — А ну, бл*дь, отпусти её, Дэн!

Дэниель вздрогнул.

Жасмин материлась как-то неправильно, будто делала это впервые в жизни. Она слишком идеально выглядела для этого.

Однако по шальному блеску в её карих глазах и бледному лицу совсем не было видно, что на глазах у этой девушки погибли два брата.

Она скорее выглядела злой, нежели убитой горем.

Что происходит?

Дэниель стрельнул взглядом в Ката.

— Какого хрена проис…

— Делай, что она говорит, — приказал Кат.

Я сглотнула комок отвращения, когда Дэниель сжал мой сосок.

— Хрен вам. Она моя. Мы всё решили.

— Слушай своего отца, сынок. — Появился ещё один участник — Бонни. Она вошла в комнату, и встала, опершись обеими руками на трость.

Вот чёрт, они все здесь.

Я насторожилась.

Погружаясь в пучину тоски и вновь поднимаясь на волну ярости, я совсем забыла о Бонни. Посчитала только две цели. Двух мужчин, которые будут гнить в сырой яме, кормя червей.

Но у меня их три.

Я должна забрать всего три жизни, чтобы отомстить за все те, что они забрали.

Дэниель отступил на шаг, волоча меня за собой.

— Без вариантов. Проваливайте. Все вы. Дверь, вообще-то, была закрыта не просто так.

— Брось её. Не заставляй меня повторять, — рыкнула Бонни, словно медведица, которая учила своих медвежат послушанию.

Брось её? Будто какую-то игрушку для собаки.

Внутри вскипела тьма, нашёптывая броситься на старуху и разодрать ей горло. Мне хотелось видеть, как её порченная кровь лужей растекается у моих ног.

Так же, как растекалась его.

Кровь Джетро окропила стены этого дома.

С ней должно быть так же.

— Чушь собачья, — выплюнул Дэниель, отталкивая меня. И как только я оказалась свободна, Жасмин оказалась рядом, схватив моё запястье холодными пальцами.

Под ложечкой отчаянно засосало.

Мне совсем не нравился такой поворот вечера. Не хотелось, чтобы всё запуталось ещё больше. С Дэниелем всё было совершенно ясно, с ним всё делилось на чёрное и белое. И мне было всё совершенно понятно. Жизнь или смерть — третьего не дано. Разворачивающееся сейчас действо перемещало меня в серую зону, и если я сейчас растеряю весь свой кровожадный настрой, продолжить не смогу.

Он мёртв.

Он умер.

Он не вернётся.

Скорбь снова волной начала подниматься, угрожая утащить меня на дно.

— Она моя. Теперь я старшая, — сказала Жасмин, крутанув кресло, разворачивая меня лицом к Бонни и Кату. — Ты согласилась. Скажи ему.

Я посмотрела через плечо на Дэниеля — тот факт, что это мелкое дерьмо сейчас стояло позади, нервировал, и терять его из вида совсем не хотелось.

Ты труп, Баззард, просто пока не знаешь об этом.

Воображение наполнилось картинками: как я своим сворованным кинжалом протыкаю этого козла, как перерезаю ему глотку, отрезаю ему яйца.

— У тебя есть веский аргумент, Жасмин, — кивнула Бонни. — И мы это обсудим, как только сегодняшний бардак закончится.

Я подавилась воздухом. Сегодняшний бардак? Она говорила об убийстве двух своих внуков, как о мелкой неприятности.

Боже, кто эти люди?

— Нет, я хочу услышать, что она теперь моя прямо сейчас, — потребовала Жасмин, вцепившись в мою руку так, что её ногти прорезали кожу, оставляя маленькие полумесяцы.

Я даже не поморщилась.

Жас встретилась со мной взглядом. И он был так же мёртв и безжизненен, как и мой. В нас обеих словно выключили свет, заставив блуждать в потёмках в этом новом мире.

— Ты принадлежишь мне, Нила Уивер. Из-за тебя два моих брата погибли. — Дёрнув меня вниз на уровень своих глаз, она прошипела: — Ты заплатишь. Я заставлю тебя заплатить самую высокую цену за то, что ты сделала.

Что?

Меня поглотил ужас.

Там, в гостиной, она потеряла всё. Даже себя.

Кто же эта женщина? Конечно, Жасмин никогда не была со мной слишком приветлива. Вообще-то, в последний раз, когда я приходила к ней в комнату, она просила меня умереть, чтобы спасти её брата. Но я никогда не видела, чтобы кто-то настолько замкнутый так резко изменился.

И опять же, чего я ожидала? Зачем ей сейчас со мной нежничать, если всё самое худшее уже случилось?

Кат вмешался:

— Мы обсудим это более подробно. Но я согласен, Дэниель не получает на неё всех прав. Ты моя дочь и будущий матриарх. Ты знаешь нашу империю от и до, тогда как Дэниель ещё только учится. Будет справедливо, если ты разделишь Последний Долг и ту боль, что она понесёт.

Я прикусила губу, не в силах оторвать взгляда от Жасмин.

Что это значит? Что мне следует вырыть четыре могилы вместо трёх? Я никогда не хотела убивать Жасмин, но определённо сделаю это, если она меня вынудит.

Теперь я против них. И я не отступлюсь.

Хватит с меня мучений.

Настал их черёд.

Шагнув вперёд, Дэниель, словно маленький мальчик, вскинул руки в истерике:

— Ты же, бл*дь, обещал!

— Я ничего не обещал, — фыркнул Кат. — Ты всё ещё наследник, и так как в последнее время я нарушаю все нормы, возможно, будет двойное наследование. С правом первородства покончено. Я пересматриваю устои.

— Но это не честно. Ведь есть законы, контракты!

— Да, и если бы я следовал правилам, хрен бы ты её получил, неблагодарный засранец, — отрезал Кат. — Мне нужно пару дней, чтобы разложить всё это дерьмо по полочкам. И как только в документы будут внесены поправки, мы сможем корректно подойти к остальным вопросам.

Стойте. Документы? Какие ещё поправки?

Дэниель рассмеялся, скользнув мне за спину и запустив пятерню в мои волосы. Обмотав длинные пряди вокруг руки, он сделал идеальную верёвку и дёрнул, оттаскивая от Жасмин.

Только вот она не отпустила. Вцепилась ногтями мне в руку, сделав заложницей между дерущимися родственничками.

— Отпусти её! Она моя! — Жас ударила по тормозам каталки.

— Получишь её, когда я заберу то, что мне причитается. — Дэниель дёрнул меня ближе.

Я вскрикнула, перетягиваемая, словно канат двумя Хоуками.

Ох, боже мой.

Словно пиньята на празднике враждующих родственничков, где её тянут, дёргают, и, наконец, бьют палкой, пока она не порвётся и не рассыплет содержимое на пол, погибнув в итоге.

Осознав всю нелепость происходящего в комнате, я громко расхохоталась.

Жасмин была такая же двинутая, как и её оставшаяся семейка. Ей следует также покинуть этот мир.

Он мёртв.

Мёртв.

Он единственный был человеком среди этой мерзости.

— Заткнитесь! — гаркнул Кат в то же самое время, как Бонни проскрипела:

— Угомонитесь!

Хоуки мгновенно перестали собачиться, словно невоспитанные малолетки. Тяжело дыша, мы замерли, переведя взгляды на Ката и Бонни, запертые в этом театре абсурда.

— Да ё* вашу мать! — воскликнул Кат, прикрыв лицо ладонью. — Ведёте себя будто двухлетки. Следует вас обоих отходить ремнём. — Он вперился тяжёлым взглядом в своих детей, прожигая в каждом по огромной дыре. — Девка будет заперта, пока мы не соберём семейный совет. И затем мы решим, кто получит её первым, и разделим наказания.

— Вот видишь, Дэн. Пусти её, — прошипела Жасмин.

— Отпусти первой ты.

— Боже, ты просто придурок. — Жасмин разжала пальцы. Тут же кровь, из оставленных ею царапин, тонкими дорожками украсила запястье.

— А ты покалеченная старая дева, — оттолкнув меня, ответил ей Дэниель. — Тебе всё всегда доставалось легко. С тех пор, как с тобой случилось это «недоразумение».

Я превратилась в слух. Налёт таинственности вокруг Жасмин становился только толще. Мне хотелось узнать об этой женщине всё, прежде чем я прикончу её. Также как я хотела узнать всё о Бонни, Кате и Дэниеле, чтобы хранить их прошлое, словно талисман. Я буду последним человеком, узнавшим истории их жизней, перед тем, как они канут в вечность.

— Ты просто бесишься, что твоя жалкая сестра-калека взяла вверх. Теперь я старшая, а, следовательно, последнее слово за мной.

— Не беги впереди паровоза, Жас, — сказал Кат.

Дэниель слова Ката пропустил мимо ушей.

— Ты ошибаешься, сестричка. — Опустив ладони на поручни колёс инвалидного кресла Жасмин, он практически загнал её в угол. — А вместо одной бабы в моём чёрном списке их теперь две. — Дэниель провёл пальцем по горлу. — На твоём месте, я бы почаще оглядывался.

Резко выпрямившись, он намеренно оттолкнул плечом Ката, посмотрел исподлобья на Бонни и вылетел из комнаты.

Как только он исчез, меня затрясло всем телом. Я каким-то невероятным образом избежала страшного. Погрузившись с головой в болото ужаса и кошмара, я выбралась из него, готовая убить. И отдана ещё одному ненавидящему меня Хоуку.

— Они, бл*дь, никогда не научатся, — покачав головой, вздохнул Кат, посмотрев на мать.

— Так же, как и ты, милый. Не всё сразу, — рассмеялась та в ответ.

Он приобнял её за тонкие плечи, сказав:

— Не могу представить, что был когда-то так же невыносим.

От увиденной сцены, казалось бы, нормальных отношений, я сжала руку в кулак, почувствовав, как ногти впились в ладонь. Как у зла может быть столько лиц? Как в один момент всё столь очевидно, а в другой — всё вновь сокрыто семейными узами и иерархией?

— Ты ведь не забыл о том, что натворил, правда? Ибо я вынуждена тебе сообщить кое-что: ты был хуже. Гораздо хуже, — постучав концом трости между ступней Ката, сказала Бонни. Чуть двинувшись вперёд, она высвободилась из его объятий. — Но я разобралась с тем бардаком. Я всё исправила. Уверена, что и ты тоже всё исправишь.

— Да, мама. Так и будет. — Кивнул Кат в ответ. Его взгляд стал жёстче, и, если бы не пара изъянов во внешнем лоске, я бы никогда не догадалась, что он только что пристрелил двоих своих сыновей.

Он мёртв.

Мёртв.

И всё из-за меня.

Приблизившись к Жасмин на несколько сантиметров, я прошептала так тихо, чтобы только она могла услышать:

— Он пытался пристрелить тебя, но Джетро тебя спас. Неужели не стыдно?

Она встретилась со мной взглядом. Мысли и эмоции оживили её лицо, но она промолчала.

Предательство этой женщины поражало. Джетро и Кес любили её. Они погибли за неё. Кто клянётся в ответной любви к братьям, продолжая жить под одной крышей с человеком, спустившим на них курок?

Под ложечкой засосало.

— Ты мне противна.

Она крепко сжала ободья колёс своего кресла. Прикрыла веки, но так и не удостоила меня ответом. Слёзы просились наружу, но сказать мне больше было нечего. Лишь одно обещание, которое она должна была услышать, чтобы знать, кто по-настоящему любил её брата:

— Я убью тебя за это. Так же, как я убью их.

Жасмин выпрямилась в кресле. Приковав ко мне взгляд своих глаз, холодно произнесла:

— Полагаю, это мы ещё посмотрим, правда? — Повысив голос, указала на дверь: — В ближайшее время мы обсудим твоё дальнейшее будущее и объявим о решении. Иди в свою комнату. Оставь нас.

Я потёрла запястье, размазывая кровь из ран, что оставили её ногти. И когда я не пошевелилась, она начала подталкивать к выходу, направляя на меня своё инвалидное кресло.

— Я сказала, уйди. — Она не останавливалась, толкая меня между Катом и Бонни.

Меня бросило в холодный пот, когда Кат потянулся, прижимая к себе ближе. Отодвинул пряди тёмных волос, прилипших к щекам, и глаза его светились властью.

— Боюсь, с твоим появлением в этом доме наши временные рамки ускорились. Эмма была под моим контролем в течение восхитительно-длительного периода времени. Я надеялся, что Джетро сможет сделать то же самое. Но… я вырастил хиляков и теперь должен надеяться, что дочь справится лучше.

— Отпусти её, отец, — слегка подтолкнув меня сзади под колени, сказала Жасмин. — Ей следует преподать урок послушания. — Ноги её были по-прежнему укрыты розовым пледом, а на щеках разлился гневный румянец. — В этом была её проблема с Джетом. Она никогда не слушала. Я буду учить её иначе.

Как я могла так сильно ошибаться в человеке? Всё это время я считала Жасмин может и немного свихнувшейся, но опорой для брата, а по силе духа сильнее, чем все они вместе взятые. Но она такой же дьявол.

— Если кто-то и сможет это сделать, так это ты, Жасмин. — Кат отпустил меня. — Не сомневаюсь.

Бонни улыбнулась, опершись на свою трость.

— Жасмин — примерная ученица. Она выполнит эту задачу.

— Никогда не сомневайся во мне, отец, — От ледяного тона Жасмин вдоль хребта поползли мурашки. — Я стою десятерых таких, какими были мои братья.

Кто эта женщина? Этой бессердечной гарпии плевать на всё. Как она может сидеть здесь и разговаривать с человеком, совсем недавно убившим её братьев, тем более обсуждать пытки, которым меня могут подвергнуть.

Он мёртв.

Мёртв.

Он освободился от этого кошмара.

Я больше не могла сдерживаться. Слова потекли быстрее мыслей.

— Вы все просто чудовища. Все вместе и каждый по отдельности. Вы все заплатите.

— Вам сказали уйти, мисс Уивер, — вздохнул Кат. — Я советую прислушаться.

— Шевелись, маленькая оборванка. — Бонни пристукнула тростью мне по голым икрам.

— Подожди, бабуля, — Жасмин выкатилась передо мной, сделав всего пару отработанных движений, — я хочу сказать ещё кое-что.

Мы все замерли в ожидании, и, казалось, даже воздух застыл.

Её взгляд, пустой и безжизненный, встретился с моим.

— Ты, Нила Уивер, причина, по которой умер мой лучший друг. Ты причина тому, что теперь я сестра всего лишь одному брату. И ты причина тому, что наша семья трещит по швам. — Её лицо потемнело: идеально выщипанные брови нависли над злыми глазами. — Однажды я попросила тебя позволить идти Долгам своим чередом. Я просила тебя отдать за него свою жизнь — сделать так, как это было всегда. Но ты не послушала.

Откатившись в сторону, она махнула на дверь.

— Ступай в свою комнату и подумай об этом. Ибо в этот раз я не дам тебе выбора. В этот раз я заставлю тебя заплатить.

ГЛАВА 2

Нила

Я БОЛЬШЕ не сомкну глаз.

Пока Дэниель бродит по коридорам, а Кат держит мою жизнь на волоске, буду начеку. Пока они дышат, буду настороже. Буду держать оборону, пока они планируют мою погибель.

А пока они замышляют недоброе, я тоже не буду сидеть, сложа руки.

Мы встретимся в аду, и мне уже откровенно всё равно, кто победит. Как только я с ними покончу, с радостью отдам свою жизнь на справедливый суд.

Двенадцать часов минуло.

Двенадцать часов, как моё сердце истекало кровью по Джетро, с каждой каплей всё больше стирая его след из этого мира.

Двенадцать часов, как я совсем одна.

Я не видела никого, кроме Фло. Постучав в мою дверь около девяти вечера, он принёс тушёной оленины и свежий хрустящий багет. И выглядел мужчина также паршиво: пронзительные глаза ввалились от усталости, а тёмные волосы были жутко всклокочены. Он был просто отражением неверия и отчаяния. Я хотела, чтобы он остался и защитил меня, если вдруг Дэниель решит нанести неожиданный визит, но как только ужин оказался на столе, мужчина покинул комнату.

У еды был привкус тлена, но я заставила себя есть. Откусывая маленькие кусочки и тщательно пережёвывая, обеспечивала энергию своему телу — единственному оружию, на которое могла положиться. Съев всё до крошки, уселась посреди кровати, скрестив ноги и сжав в кулаке усыпанный рубинами кортик.

Я не могла прилечь — его запах пропитал простыни.

Не могла сомкнуть глаз — его прекрасное лицо отпечаталось на веках.

Не могла расслабиться, ибо должна была быть готова к драке, если кто-либо из Хоуков явится за мной.

Другой вариант меня устраивал больше — если не явится никто и никогда.

Рассвет принёс чуточку покоя, осветив Хоуксридж, вновь загоняя зло, выползающее по ночам, в тёмные углы и под кровати.

Щёки щипало от соли пролитых слёз, а голова раскалывалась из-за обезвоживания. Всего на одно разрывающее сердце мгновение, я позволила себе уткнуться лицом в подушки. В те самые, на которых Джетро поведал мне сокровенное. Я разрешила горю обнять меня своими крепкими руками и задушить слезами.

Тело всё ещё помнило его прикосновения и поцелуи, раня видениями о том, как он скользил внутри меня, говоря в первый раз слова любви. Сжимая в руке нож и вдыхая последние оставшиеся от него воспоминания, я умирала.

Ни единой фотографии, ни любовного послания.

Всего лишь пара сообщений и то, что отпечаталось в моём сознании.

Всё это не стоило и гроша, а в один миг стало самым ценным моим сокровищем.

Вдоволь умывшись слезами, и вконец опьянев от тонкого аромата любимого мужчины, я вытащила себя из кровати и направилась в душ. Отдать своё тело на откуп горячим струям было словно предательство по отношению к Джетро — будто смывала прошлое и отправлялась в новое будущее без него.

Я думала, что слёз больше не осталось, но там, под каскадом воды, меня вновь накрыл катарсис, а вместе с ним пришло очищение. Оно солью стекало по щекам и, смешиваясь с потоком, исчезало в канализации.

Я убью их.

А потом станцую на их могилах.

***

За закатом наступил рассвет, один час сливался с другим, всё дальше унося меня от воспоминаний о Джетро.

Я пыталась уйти. Тело ослабло и требовало пищи, так же, как и моё ноющее сердце. Но ручка двери не поддалась.

Они заперли меня внутри.

Может, я могла бы сломать её? Разнести в щепки? И следует ли мне тратить драгоценную ярость на ни в чём неповинную дверь, тогда как только Кат и Дениель заслуживают, чтобы на клочки разорвали их?

Поэтому я сделала единственное, что могла. Уселась в кресле, зажав телефон ледяными пальцами, и стала молиться о чуде.

Напиши мне, милый.

Докажи, что всё это просто огромное недоразумение.

Снова и снова я повторяла слова, словно заклинание, но чёртов телефон упорно молчал. Он оставался немым, впустую расходуя жизненно важный заряд батареи. Эта борьба за сохранение иссушит меня до дна.

Я могла бы позвонить и попросить о помощи. Могла бы набрать тот же отдел полиции, в который забрали меня отсюда после выплаты «Второго Долга». Но как только я дала интервью «Вэнити Фейр», вся информация обо мне была стёрта. Я могу криком кричать, но мне никто не поверит, тем более что большинство из служителей закона куплены Катом.

А ещё я не могу оставить Вона. Я не могу дать им карт-бланш для расправы с ним.

Вместо того чтобы зацикливаться на своём несчастном будущем, я погрузилась в воспоминания, открывая каждое присланное им сообщение, вновь переживая кайф, трепетное томление и тоску от запретной переписки.

Кайт007: Мы с моей блуждающей рукой скучали по тебе.

Упоительное незнание, что это ОН.

Кайт007: Если бы я сказал, что хотел бы одну ночь абсолютной честности, без экивоков и другого дерьма, что бы ты ответила?

Первая трещинка в его ледяной оболочке, раскрывающая глубину этого мужчины.

Кайт007: Я чувствую то же, что и ты. Будь то поцелуй или пощёчина, или смертельный удар. Я хотел бы не испытывать этого, но ты моя. И посему мой недуг.

Первая капля правды, когда он загадкой рассказал о своей болезни.

Кайт007: Не броди одна по тёмным улицам, крошка Уивер. Во мраке прячутся монстры, и твоё время официально вышло.

Проявление его не лучшей стороны, которая полностью исчезла в ту ночь, когда мы раскрыли друг другу души.

Рассказали все сокровенные тайны.

Казалось, каждую букву и запятую можно было пощупать, тогда как автор этих строк растворился в истории. Я бы всё отдала, чтобы он снова появился здесь — обернул время вспять и вернулся ко мне из небытия.

Джетро…

Сгорбившись над телефоном, я вновь отпустила свои эмоции.

Душащие рыдания разрывали грудную клетку, а моя медленно погибающая душа кричала о том, что уже ничего и никогда не будет прежним.

Он мёртв.

Он…

умер.

***

В обед появился Фло.

Мой единственный гость, но я не имела ни малейшего понятия, был ли он другом или же врагом.

В последнее время я часто пялилась в одну точку, представляя ужасные способы покончить со всем этим.

Я больше не могла плакать.

Больше не могла читать сообщения Кайта.

Все, что я могла делать, — продолжать существовать в комнате, в которой витал аромат любви, смешанный с мерзким запахом войны, который все сильнее укоренял во мне ненависть.

Фло не проронил ни слова, он только доставил еду, которая состояла из салата и вяленой ветчины. Затем с глазами, полными грусти, он удалился из моей комнаты и запер наглухо дверь.

У меня заняло чуть больше часа, прежде чем я смогла собрать остатки энергии, чтобы сдвинуться с места, которое было покрыто смятыми простынями, ко всему прочему насквозь промокшими от слез. Наряду с отчаянием, завладевшим мной от горя, я всячески подавляла чувство голода, что помогало мне совершенно не нуждаться предметах первой необходимости.

Меня била крупная дрожь, но мне не было холодно.

Мой живот урчал, но я не была голодна.

Мое сердце продолжало стучать, но жизнь покинула мое тело.

Я больше не была человеком. Я была убийцей, который жаждал первой крови.

Крови.

Только одна мысль о том, что пущу алую, липкую кровь Ката и Дэниеля, наполнила энергией мое тело. Моя ладонь сжала кинжал, когда я подползла по ковру к подносу и ткнула им в еду.

Ешь.

Оставайся сильной.

Убивай.

Вкус ветчины коснулся моих рецепторов на языке, словно солоноватый бетон. Процесс поглощения еды больше не являл собой ни удовольствие, ни насыщение голода. Этот процесс помогал лишь накопить энергию, чтобы я могла противостоять предстоящей борьбе.

Минута за минутой мой гнев усиливался. Семейство Хоуков считало себя неприкасаемыми на протяжении долгого времени. Они верили, что никакое предательство или мятеж не может свергнуть их.

Они заблуждались.

Время их правления подошло к концу. Пришло время нового лидера. Того, кто стоял на стороне справедливости и правды, а не на стороне долгов. Того, кто бы отомстил за тех, кого этот лидер потерял.

Они недооценивали меня.

И они погибнут из-за этой ошибки.

Тьма мягкими лапами неспешно пробиралась по ковру.

Нежное покрывало тьмы неспешно вытягивало свет из блестящих поверхностей, проникая своими когтистыми лапами в глубокие складки темного бархата на стенах. Каждое следующее мгновение, мрачные когтистые лапы незаметно пробирались от окна к кровати, напоминая мне, что мой мир мог бы прекратить свое существование еще вчера, но остальной части мира было на это глубоко плевать.

Солнце все еще поднималось.

Луна все также опускалась с наступлением тьмы.

А мое сердце, несмотря ни на что, продолжало биться в моей грудной клетке.

Мои уши неприятно потревожил звук ключа, поворачивающегося в замочной скважине из противоположной части комнаты. Я уселась на кровати, потирая глаза, сжимая в руке кинжал.

Дверь распахнулась.

Я резко встала на колени, держа к руке кинжал. После того, как я вчера приняла душ, переоделась в черные леггинсы и свободный кардиган кремового цвета. Но независимо от того, сколько бы слоев одежды не надевала на себя, во сколько бы одеял ни куталась, я не могла избавиться от холода одиночества, что пробирал меня до самых костей.

В моих ушах все еще звучали выстрелы.

Мой разум все еще возвращался в то мгновение, когда Кес бездыханно упал, и на его рубашке стало расплываться пятно крови, а Джетро бросился защитить сестру.

Сестра, которая не заслужила спасения.

Моя челюсть сжалась.

Жасмин.

Ненависть к ней была равнозначна той, что я испытывала к Дэниелю. Хотя она была во сто раз хуже. Она всегда создавала впечатление доброй девушки, которая ни в коей мере не была похожа на свою долбанную семейку, тогда как на самом деле она была провокатором и плела интриги сдвинутой на голову Бонни.

Но появился Фло.

Смотря на него из-за двери, я увидела, что он был одет в свою привычную одежду: черную футболку и жилетку с нашивкой «Блэк Даймонд». Его взгляд в то же мгновение устремился на кинжал в моей руке, приподнимая вопросительно бровь, он спросил:

— Если ты не хочешь, чтобы у тебя отобрали это, я бы на твоем месте хорошо припрятал эту штуку.

Мои руки охватила бесконтрольная дрожь.

— Почему ты здесь?

Я не видела в его руках подноса с едой, а вариант о визите из вежливости я сразу отмела. Приподнимаясь чуть выше, я сузила глаза.

— И вообще, какая тебе разница до того, заберут ли у меня кинжал или нет?

Он провел ладонью по своим волосам, распахивая дверь шире.

— Ну, мне не доставляет эта ситуация никакого удовольствия или радости так, как и тебе. Так что мы все заложники ситуации, всем нам есть что терять, поэтому я просто исполняю свою роль.

Его голос звучал громко и бесстрашно, раскрывая все секреты. Это был первый раз, когда я разговаривала с кем-то с тех пор, как была посажена под замок; я забыла, как это делать.

Мое сердце сжалось от боли.

— Ты тоже по ним скучаешь?

Джетро.

Кес…

Единственные, кого не затронула скверна безумия семьи Хоук.

Он отрывисто кивнул.

— Кес был моим другом долгие годы. Я не часто общался с Джетом до недавнего времени, но он доказал, что является хорошим парнем. Таким же, как и его брат.

Слова Фло ненамеренно задели мои чувства. Для меня Джетро был лучшим из всех. Но опять же, мое сердце вело себя предвзято. Оно любило лишь Джетро, тянулось лишь к нему одному, даже когда его собственное больше не билось. Кестрел являлся добрым и заботливым другом, который жертвовал чем-то ради людей гораздо чаще, чем они того заслуживали.

Включая меня.

Я крепче сжала в руке свой кинжал, упиваясь мыслью, что смогу пролить кровь Ката.

— Он был лучшим. Его смерть никому не сойдет с рук. И кровь виновных обязательно прольется.

Фло подошел ближе, негромко ступая по изумрудному ковру.

— Такие слова могут обернуться неприятностями.

Я провела кончиком пальца по лезвию кинжала.

— Меня не волнует это. Единственное, чего я хочу, чтобы они все умерли.

Он прочистил горло.

— Не могу сказать, что я не понимаю и не чувствую твоей боли, но лучше перестать говорить такие вещи. — Подойдя ближе к кровати, он протянул руку. — Мне сказали, чтобы я привел тебя.

Я резко вскинула голову.

— Что?

В последний раз, когда приходили забрать меня, то горничная заставила одеть меня в сетчатую рубашку и портки, затем привела меня на худшую покерную ночь.

Я крепче сжала кинжал.

— Я никуда не пойду с тобой.

Он нахмурился.

— Не усложняй.

Я быстро отодвинулась, переползая на противоположную сторону кровати.

— Скажи мне, почему я должна идти с тобой?

— Почему? Что это за такие вопросы?

Мое сердце забилось быстрее, почти так же быстро, как Мот неслась в тот день, когда Кес меня отвел меня на конную прогулку. Мне следовало быть к нему добрее. Быть менее подозрительной.

Я оскалилась.

— Если ты пришел за мной, чтобы они могли исполнить еще раз «Третий Долг», то я не пойду. Я убью тебя быстрее, чем сможешь исполнить их приказ.

Моя угроза не была пустой. Я кипела от желания сделать это — чтобы доказать, что я покончила со слабостью.

Фло сунул руки в задние карманы. Это действие заставило его казаться более располагающим к себе и менее угрожающим.

Но я не купилась на это.

Он был там, в ту первую ночь, когда Джетро украл меня из Милана. Он был свидетелем того, что они делали со мной в те месяцы, когда я была в «Хоуксбридже».

— Мне ничего не сказали. Я полагаю, тебе нужно просто пойти и выяснить это самой.

— Передай Кату, пусть сам придет за мной.

Мои глаза стремительно осмотрели комнату. У меня было оружие: иглы, ножницы, скальпели для создания кружева. Если бы я могла заманить Ката в мою комнату, то могла бы напасть на него с помощью инструментов, которыми я знала, как пользоваться.

У него не осталось бы ни шанса.

— Послушай, — он пожал плечами, — мне сказали не говорить тебе, а пошло все на хрен. Они в библиотеке, и у них гости. Я сомневаюсь, что они сделают что-нибудь… касательно этой семейной штуки… перед аудиторией.

Нет, но они хранят все доказательства моего унижения.

Их смелость, граничащая с дерзостью в хранении воспоминаний о боли моих предков приводила меня в бешенство. После того, как я их убью, я соберу все видео и документы и сожгу. Я уничтожу все улики и освобожу души моих предков.

Но почему не отнести их в полицию?

Я вздрогнула. Мысль о людях в костюмах — о мужчинах, которым Хоуки платили на протяжении такого долгого времени, чтобы те закрывали глаза, — просматривали бы видео о мучениях моей матери, практически вводила меня в состояние потери сознания от головокружения.

Стискивая простыни в ладонях, я позволила головокружению сойти на нет и восстановиться четкому видению.

Фло не двигался. Он выглядел словно расслабленный работник, который знал, что в конечном итоге у меня не было другого выхода, кроме как повиноваться.

— Почему я должна тебе доверять? Что мешает тебе лгать?

Возможно, он и был другом Кеса, но он все еще оставался членом «Блэк Даймонд». И им нельзя было доверять.

— Потому что я могу быть последним оставшимся другом в этом богом забытом месте.

Его лицо на мгновение напряглось, на нем проскальзывали мысли, которыми он отказался делиться со мной.

— Тебе нужно еще больше? Хорошо. Я знаю, что гости — адвокаты. — Протянув руку, он сказал: — Довольна? Теперь пошли.

— Адвокаты? — Я покачала головой. — Но зачем?

Какого хрена тут делали адвокаты?

Фло улыбнулся мне.

— Вместо игры в сто вопросов, почему бы тебе самой не узнать это?

Я не желала двигаться, но не могла не согласиться с его логикой.

Бросив на него последний злой взгляд, я спустила ноги с кровати и направилась к нему. Комната накренилась и грозилась закружиться перед моими глазами от такого быстрого подъема, но моя жажда лишить жизни Ката заставила меня сосредоточиться на моем якоре.

Джетро больше не был моим якорем.

Я снова была лишь дрейфующим кораблем в океане неудач.

Фло указал взглядом на мой кинжал.

— Ты планируешь взять это с собой?

— У тебя какая-то проблема с этим?

Я ждала, что он заберет его у меня из рук. Отнимет мою единственную защиту, но вместо этого он лишь поджал губы.

— Я не нахожусь в твоем черном списке.

— Сейчас нет, ты не входишь в него.

Он сделал вдох.

Откровенное неподчинение и сила в одно мгновение пронеслись по моей крови. Я не доверяла Фло, но он не был моим врагом. Выдерживая зрительный контакт, я приподняла подол своего свободного кардигана, засовывая кинжал за пояс, тем самым скрывая его от посторонних глаз.

Он не произнес ни слова.

Я играла с огнем. Он был на их стороне. Этот мужчина мог сказать им, что у меня есть оружие, и оставить меня без защиты, но в то же время мне пришлось оттолкнуть сомнения в самый дальний угол и искать союзников.

Фло был добр ко мне всякий раз, когда мы пересекались. Он провожал меня до моей комнаты поздно вечером, если Дэниель подкарауливал меня на кухне. Он был там всякий раз, когда я заходила к Кестрелу, смеялся и казался нормальным и беззаботным.

Любой, кто дружил с Кесом, не мог быть плохим — Кес не потерпел бы этого.

И я поняла это на своем горьком опыте.

Он мертв.

Как и его брат.

Мое сердце застучало сильнее, грозясь вырваться из груди. Независимо от того, насколько сильной я пыталась казаться, я не могла остановить вспышки горя. Это было похоже на блуждающую волну, то и дело захлестывающую мою душу и старающуюся утащить меня на глубину.

Фло скрестил руки на своей мощной груди, с вызовом плескавшимся в его взгляде.

— Ты же понимаешь, что кинжала будет не достаточно?!

— Понимаю.

Он поднял голову.

— Тогда к чему все эти проблемы?

Проводя руками по волосам, я скрутила их и перекинула через плечо.

— Потому что они этого не ожидают. Элемент неожиданности может превратить крошечный кинжал в меч.

Он рассмеялся.

— Глубоко. Звучит, как один из афоризмов Конфуция или какой-то другой метафорической фигни.

Я пожала плечами.

— Не имеет значения. Я знаю, что я имею в виду. Я знаю, на что я способна и что сделаю. — Мой тон перешел на лед. — И я предлагаю тебе держаться подальше от этого всего и держать рот на замке.

Он тихо рассмеялся.

— Эй. Пока ты держишься от меня подальше, у меня нет никаких проблем. Всегда знал, что все изменится. С тех пор, как Кес рассказал мне, что Джетро планировал делать на свое тридцатилетие. С того самого времени я знал, что мой образ жизни уже закончился.

Я замерла.

Но он не дожил до этого возраста.

Ему всегда будет двадцать девять, его мертвое тело навсегда замерло в этом возрасте, а душа останется бессмертной и неизменной.

— Что? Что он планировал?

— Он не рассказал тебе? — Мужчина опять скрестил свои сильные руки. — Я думал, что между вами было все серьезно. Именно поэтому все это вышло из под контроля.

Я тяжело задышала, сглатывая печаль.

— Нет, он мне ничего не говорил.

Фло смягчился.

— Прости.

Я спешно вытерла лицо, уничтожая любой намек на слезы.

— Так что он планировал?

Он был мертв. Но как ни странно, его дух был все еще здесь… он держал меня в своих объятьях, направлял мня.

Узнавать больше о Джетро, хотя он уже покинул этот мир, было очень горько, и в тоже время вызывало весь спектр противоречивых эмоций.

Фло бросил взгляд на открытую дверь, что находилась позади него. Его лицо потемнело, и на мгновение я подумала, что он не скажет мне его планов, но затем он понизил голос:

— Как только все бы стало принадлежать ему, он планировал разорвать действующие контракты и отказаться от всех этих Долгов. Покончить со всем.

Мои глаза распахнулись.

— Навсегда?

— Ага.

— Он обладал такой силой?

Фло напрягся всем телом, его мысли устремились к тому, что не особо доставляло ему удовольствие.

— Конечно. Он был Хоук. Они сами и создали этот контракт, поэтому в их же силах было положить этому конец, что Джет и планировал сделать, как только придет к власти. Джетро планировал разделить поместье поровну между своими братьями и сестрой и лишить Ката и Бонни земель, а так же возможности появляться здесь. — Он потер подбородок. — Я знаю только то, что сказал мне Кес, что через пару лет они могли уже не перевозить груз, потому что эти грузоперевозки прекратили бы свое существование.

— Он больше не хотел заниматься контрабандой?

Вау. За все это время мы сблизились с Джетро, но никогда не делились нашими мечтами и не строили планы на будущее. Никогда не лежали в постели и тихо не бормотали о том, что бы мы хотели или о чем мечтали.

Потому что будущее было размытой картиной.

Нас ждали лишь: смерть для меня — разбитое сердце и страдания для него. Зачем сосредотачиваться на фантазиях, когда реальность то и дело прилагала все усилия, чтобы уничтожить нас?!

Фло двинулся к двери.

— Продолжала бы ты делать что-то незаконное, когда у тебя было бы больше денег, чем ты могла бы потратить за сотни жизней?

Его глаза потемнели от ностальгии по друзьям.

— Когда бы поместье разделили, каждый мог бы пойти своей дорогой. Кес планировал взять отпуск на несколько лет и потратить все время на проживание в Африке, вкладывая часть денег, взятых со своей земли, обратно в население. — Он вздохнул. — Как я уже говорил, он был хорошим человеком.

Положив ладонь на дверную ручку, он склонил голову.

— Хватит болтать. Они будут ждать. Лучше доставить тебя туда, прежде чем они что-то смогут заподозрить.

Холодная сталь кинжала прижалась к моей спине. Это придало мне смелости, но не могло остановить мою внезапную дрожь, что сотрясла мое тело.

— Ты даешь мне слово, что не отведешь меня туда, где эти психопаты могут вновь причинить мне боль?

Его челюсти сжались.

— Я только что рассказал тебе закрытую информацию, за которую меня могут убить, если ты проболтаешься кому-то. Разве это не заслуживает хоть толику доверия?

— Засуживает, если это было сказано из понимания, а не от желания манипулировать. Я покупалась на добрые слова, которые оказались фальшью больше раз, чем мне бы этого хотелось.

Фло нахмурился.

— Поможет ли установить доверие, что я тебе даю мое полное разрешение ранить любого ублюдка из этой семейки, кто попробует причинить тебе вред вновь?

Мое сердце отчаянно застучало в груди.

— Разрешение? Ты думаешь, что мне нужно твое разрешение?

Я приблизилась к нему, чувствуя терпкие нотки его лосьона после бриться и запах кожи от его жилетки. — Дай мне что-то получше, чем твое разрешение, Фло.

Он выпрямился.

— Например?

— Например — свободу. — Я махнула рукой в сторону окна. — Я могла бы сбежать. Я постаралась бы найти способ выбраться с их земли и исчезнуть, но они держат в заложниках моего брата. Приведи ко мне Вона, и мы сбежим. Я заберу мою семью, и мы исчезнем.

А затем бы я вернулась к ним, пока они спали, и забрала их жизни во сне.

Его глаза вперились в мои.

— Тебе известно, я не могу сделать этого.

— Получается все твои разговоры о лучшем будущем и хороших людях, это что… просто лишь пустые слова?

Он нахмурился.

— Тут происходят вещи, о которых ты не имеешь не малейшего понятия.

Я вскинула свои руки в воздух.

— Что, серьезно? Забавно, что никогда не слышала о них.

Вновь какие-то мысли отразились на его лице, какие-то секреты сделали его взгляд более мрачным.

— Если все так, как ты говоришь, тогда расскажи мне, что это!

Он отвел взгляд в сторону.

— Я не могу ответить на этот вопрос.

Я рассмеялась болезненным смехом.

— Нет, конечно, ты не можешь.

— Это не честно.

Мое терпение подошло к концу, и я взорвалась.

— Это не честно? — Я ткнула его пальцем в грудь. — А что насчет того, что я обязана терпеть сумасшествие Хоуков? А может честно, что любовь всей моей жизни застрелили перед моими глазами? Или как насчет того, что жду когда, наконец, мне отрубят голову?

Его ладони сжались в кулаки.

— Знаешь, что? С меня достаточно. — Я покачала головой и прошла мимо него в коридор. — Просто отведи меня к ним, как хороший прислужник, которым ты и являешься, и убирайся с моих глаз.

Он прорычал себе под нос:

— Не смей судить меня! Не смей судить о моих действиях по тому, что ты не можешь видеть! — Преграждая мне дорогу и резко разворачиваясь, он бросил через плечо: — Я знаю, кто я, и знаю, что я поступаю правильно.

Противостояние потрескивало между нами.

Я молча следовала за ним по коридору к крылу, где я провела большую часть времени с Кестрелом. Мы прошли комнату и направились в зал, где находилась библиотека. Мой разум вернулся в то время, когда Кестрел нашел меня и спросил, видел ли Джетро меня после того, как выполнил Первый Долг.

В то время его вопрос не был слишком необычным. Но теперь это приобрело совершенно новый смысл. Он не спрашивал обо мне. Он спрашивал о своем брате — хотел знать, как причинение мне боли повлияло на его сочувствующего брата.

Господи, как отвратительное чувствовал себя Джетро? Насколько сильно мои мысли разрушили его?

— Сюда. — Фло остановился около библиотеки.

Так много воспоминаний несло это место. Так много страшных срывов, истерик, но также и замечательного момента взросления и превращения меня из девушки в женщину.

Не смотря мне в глаза, он пробормотал.

— Они уже ожидают тебя. Лучше сразу заходи. — Не произнося больше ни слова, он развернулся и направился на выход.

Вид его удаляющейся фигуры раскроила меня вновь. Он был последним мостиком, что связывал меня с добротой Кестрела и великими планами, о которых мечтал Джетро.

Вернись…

Моя душа сжалась сильнее, когда призраки Джетро и Кестрела не прекращали атаковывать стены особняка. За последние двадцать четыре часа я прошла через периоды: тяжелой утраты, неверия, шока, отчаяния, ярости… Я сомневалась, что когда-нибудь получу признание, но я приняла свой гнев, создавая барьер, который очистил мой разум и наделил мою душу хладнокровной яростью.

Но я и не желала испытывать какие-то другие эмоции, когда меня ожидала встреча с Катом и Дэниелем.

Легко задевая рукоятку кинжала, чтобы наполнить тело силой и решительностью, я выпрямила спину и рывком отворила двери в библиотеку.

Мои глаза расширились, когда я вошла в царившее очарование старого мира библиотеки и переплетов книг, которые были написаны в письмах о том, что произошло. Большие кресла-мешки, где Кес как-то обнаружил меня спящей, все ее стояли на своих местах. Подоконники ожидали утреннего солнца и человека, который бы с упоением читал, сидя на них, увлекательную книгу, которая бы погружала и увлекала в сказку, что творилась на их страницах.

Это место было храмом историй и воображения. Но затем мой взгляд опустился на антихриста, который осквернил святость этого мира.

— Очень мило с твоей стороны, наконец, почтить нас своим визитом, Нила. — Кат махнул рукой в сторону единственного свободного места за дубовым столом.

Я стиснула зубы, но не ответила.

— Подойди. — Он щелкнул пальцами. — Сядь. Мы и так прождали тебя целую вечность.

Ты сможешь сделать это.

Повинуйся, пока не представится возможность.

А потом…

УБЕЙ.

ЕГО.

Я направилась вперед под взглядами глаз, что так тщательно следили за моими действиями.

Бонни, Дэниель, Жасмин, Кат, а так же четверо мужчин, которых я не могла узнать, но которые явно ждали момента, когда я к ним присоединюсь.

Я подошла ближе к столу.

Даниэль поднялся, обнимая меня за талию.

— Скучал по тебе, Уивер.

Влажно поцеловав меня в щеку, он прошептал:

— Что бы ни случилось сегодня вечером, это ни хрена не значит, слышишь меня? Я достану тебя, и мне все равно, что они скажут.

Все мое тело сотрясло от отвращения.

Избавившись от презрения в голосе, на его лице растянулась фальшивая улыбка.

— Сядь. — Проявляя галантность, он выдвинул стул и пригласил меня присесть. — Присаживайся, это будет долгая встреча.

Я желала прикоснуться к его руке и услышать, как бьется его пульс, желала получить удовольствие от сознания, что каждый его удар сердца мог быть последним, что его дни были практически сочтены.

Скоро Дэниель, скоро…

Крепко стиснув челюсть, я не произнесла ни слова, за которые могла бы понести наказание.

Мужчины в похожих строгих костюмах не сводили своих глаз с меня. Их возраст варьировался от шестидесяти лет с легкой сединой в волосах до тридцати, судя по светлым волосам, в которых не было ни одного седого волоска.

Дэниель с такой силой задвинул стул, что мой живот с прижался к краю стола. Я сделала вдох, выпрямляя спину, при этом испытывая крайний дискомфорт, чтобы терпеть неудобную позу.

Его золотистые глаза встретились с моими, смотря на меня самодовольно с толикой тщеславия.

Я сотру это мерзкий взгляд с твоего лица.

Мои пальцы дернулись, желая обхватить рукоятку кинжала.

Дэниель уселся рядом со мной, в то время как раздалось шипение с другой стороны от меня:

— Не смей открывать свой рот, пока тебя не попросят об этом. Поняла?

Мой взгляд нашел Жасмин. Ее руки покоились на столе, вокруг ее среднего пальца красовалось симпатичное золотое кольцо, а инвалидное кресло находилось на небольшом деревянном возвышении, таким образом ее кресло находилось в одной линии со стульями других гостей. Она выглядела как наследница, одетая в черную блузу с черной лентой вокруг горла. Она была воплощением горюющей сестры.

Я не куплюсь на это.

Я недооценила ее — думала, что она была преданной и заботливой. Она сыграла свою партию лучше всех.

Отводя взгляд от нее, я посмотрела на остальное семейство Хоуков. Как и Жасмин, они были одеты во все черное. Бонни выглядела так, словно заковала свое старушечье тело в черные кружева, дополняя это блестящей бриллиантовой брошью. Кат был одет в безупречный костюм из черной рубашки и галстука. Даже Дэниель идеально вписывался в весь этот спектакль, затянутый в ансамбль из черного оникса и атласного жилета.

Я никогда не видела столько тьмы как внутри, так и снаружи. Они сняли свои кожаные жилеты, облачив себя в траурные одежды.

И все для чего?

Чтобы вызвать сочувствие окружающих? Чтобы сыграть идеальную роль горюющей семьи, даже несмотря на то, что они были теми, кто совершил убийство?

Я ненавижу тебя.

Я презираю всех вас.

Кат прочистил горло.

— Теперь, когда мы все собрались, вы можете начинать, Маршалл. — Его взгляд был обращен к более старшему незнакомцу. — Я ценю, что вы пришли во вне рабочие часы, чтобы мы смогли разобраться как можно скорее с тем, что произошло.

Бонни подалась вперед в своем стуле.

Каждый раз, когда я смотрела на старую клячу, у меня было ощущение, что именно затеяла все это. Именно она была причиной того, что Кат был таким, каким он был. Она была причиной того, что Жасмин была инвалидом, а Джетро и Кес были мертвы. Мне также казалось, что именно она была причиной того, что Джетро никогда не упоминал свою мать.

Я пребывала в их жизни на протяжении долгого времени, и ни разу никто не произнес ни одного слова о миссис Хоук.

Если конечно она на самом деле существовала, а Кат не создал своих детей из своих костей, или может в их распоряжении был какой-то злой колдун, который воссоздал ему четырех детей.

Где она сейчас?

Образы того, как Кестрел и Джетро воссоединяются со своей матерью на небесах, заполнили мое сознание, наделяя меня в равной степени отчаянием и комфортом.

Если она на самом деле была мертва.

Она могла быть заточена в этом доме, на каком-нибудь нижнем этаже, в тайной комнате, скрытой от посторонних глаз. Она даже могла быть жива и не знать, что ее мерзкий муж убил двух ее сыновей!

Господи, это было ужасно…

Незнакомец кашлянул, отвлекая мое внимание на него.

— Спасибо, Брайн. — Он переместил свою авторучку таким образом, что она лежала рядом с его папками, прежде чем перевести свое внимание на коллег. — Пожалуй, я начну, джентльмены.

Его серые глаза смотрели на меня, не давая мне сдвинуться с места.

— Вы, должно быть, и есть мисс Уивер. Мне не представлялось удовольствия познакомиться с вами до сих пор.

Я выпрямила спину, напрягаясь.

Мужчина, который изучал закон и помогал избегать Хоукам ответственности за их дела, тем самым помогая совершать их страшные преступления, не был тем человеком, с которым я хотела пообщаться или же просто познакомиться.

Дэниель толкнул меня плечом.

— Поприветствуй важных людей, Нила.

Я с силой стиснула губы.

— Да ладно тебе. Ты же не хочешь грубо обращаться со мной. — Мерзко захихикал он. — Эти парни повидали многих Уиверов. Не так ли, Маршалл?

Мне сердце замедлило свой бег, полностью прекращая биться.

Что… Что это могло значить…

Маршалл коротко кивнул.

— Так точно, мистер Дэниель. Я удостоился удовольствия знать вашу маму, мисс Уивер. Она была хорошей молодой женщиной, которая безмерно любила вас.

Я наивно полагала, что смерть Джетро разрушила мой разум и уничтожила мои чувства, сломила меня, как личность, до основания. Что больше не было ни части меня, которую можно разрушить.

Но я заблуждалась…

Только одно упоминание о моей матери заставило меня испытать разрушительную агонию боли. Рыдания обернули свои мокрые щупальца вокруг моих легких.

Не смей плакать. Не смей.

Я больше никогда не пророню ни слезинки. По крайней мере, пока эти люди живы. Я не дам им такого удовольствия.

— Я убью вас всех. Я зарежу вас, как жалких свиней!

Жасмин снисходительно повернула голову.

— Вместо того чтобы пытать девушку и дальше, давайте уже просто приступим к своим делам, м? — Ее глаза блестели, как крошечные драгоценные камешки. — Оставьте мне право эмоционально измываться над ней, потому что как только мы закончим с юридическими вопросами, я приступлю к этому делу со всей тщательностью.

Кат рассмеялся, смотря на свою дочь совершенно по-новому, нескрываемое удивление царило в его холодном взгляде.

— Жасмин, должен признать, что никогда не думал, что ты такая способная.

Бонни горделиво скинула голову, словно заботливая мамочка.

— Это все потому, что я занималась ее воспитанием.

Белые пряди волос выбились из ее шиньона, рассыпаясь в беспорядке по голове в слабо освещенной комнате.

Мой желудок грозил опустошить его содержимое, но разум желал разрушить ее тело на части. И то, и это устраивало меня.

Как кто-то, кто должен быть добрым и нежным в таком возрасте, мог быть настолько бессердечным и жестоким?

Жасмин слегка качнула головой, принимая комплимент, как принцесса, достойная своего титула, обращая вновь всеобщее внимание к убийце, душегубу и похитителю душ, адвокату самого дьявола.

На морщинистом лице Маршалла растянулась гаденькая улыбочка.

— Будет, как вы пожелаете, мисс Жасмин. — Подавая знак рукой своим партнерам, он проговорил: — Мисс Увивер, прежде чем мы приступим, мы должны соблюсти исполнение некоторых обязательств. Начнем с того, что я представлюсь вам. Я главный директор фирмы «Маршалл, Бэкхем и Коул». Многоуважаемую семью Хоуков мы представляли на протяжении нескольких поколений. Мой отец имел честь оказывать юридические услуги для отца мистера Хоука, а мой дед для его отца. Нет никакого дела, о котором бы нам не было известно. — Он сузил глаза. — Ты понимаешь, о чем я сейчас пытаюсь сказать?

Я прекратила дышать.

Он был в курсе всего? Был частью этого кошмара наяву?

Так люди, не состоявшие в родстве с Хоуками, тоже все знали? Они были в курсе того, что говорилось за этими стенами? Адвокатам было известно, что подразумевает под собой Долг по наследству, и они не были против происходящего?!

Мне тело запульсировало от еще одной волны гнева.

Теперь уже я не просто хотела отнять всего лишь три жизни, но и их тоже. Коридоры Хоуксбридж Холла будут наполнены кровью, когда я уничтожу всех этих людей, когда я закончу свою миссию. Их внутренности будут покрывать каждый миллиметр Хоуксбриджа, а кости будут гнить вместе их мерзкими идеалами.

Вот что будет с ними.

Богатые, напыщенные, красноречивые убийцы, которые прикрываются и прячут свое мошенничество за контрактами, документами и подписями. Это те, кто они есть.

Подпишут ли они новый контракт, даруя мне право разрезать их глотки и разорвать их сердца в уплату за то, что совершили предки?

Это не имело значения.

Мне не нужно было их разрешение.

Я вновь сосредоточилась на столе, на вихрях и водоворотах деревянной текстуры, а не на его выражении лица. Если бы я подняла взгляд вверх, то я не смогла бы сдержать себя на месте.

— Вы имеете в виду, что руководили казнями моих предков? Что помогали скрывать правду, чтобы защищать этих больных выродков?

Кат прокричал, вскакивая на ноги:

— Нила! Заткнись.

Я проигнорировала его, мои острые ногти вонзилась до боли в ладони.

— Так вы говорите о том, что помогали изменить закон, чтобы помочь связать руки одной семье для того, чтобы другая могла разрушать ее? Вы говорите, что приложили руку к тому, что убили моих предков? Я вас так поняла?

Я резко отодвинула свой стул назад, мой голос поднялся вверх на одну октаву:

— Вы говорите мне все это, а сами сидите здесь, говорите со мной, запудриваете мне мозги очередным дерьмом, зная, что у них есть право отрезать мне голову, и вас нет никаких проблем с этим?

Жасмин дернула меня за запястье.

— Ради всего святого, опусти свою проблемную задницу на место!

— Отцепись от… — закричала я, когда Дэниель схватил меня за волосы и толкнул вперед. Я потеряла равновесие, с силой ударяясь лицом о поверхность стола. В ту же секунду кровь хлынула из моего носа, а боль с сильной пульсацией отдалась в моем черепе.

Головокружение омыло меня, подпитывая болью.

— ОТПУСТИ ЕЕ, ДЭНИЕЛЬ! — раскатистый крик Ката сотряс комнату.

В тот же миг пальцы Дэниеля освободили мои волосы, позволяя мне встать и опуститься на стул. Жасмин оказала сопротивление своему брату, отпихивая его в сторону, вкладывая каждую крупицу силы в свой удар.

— Не смей трогать ее. Что я сказала? Власть в моих руках. Я самая старшая!

Мои глаза наполнились слезами, когда больше крови хлынуло из моего носа. Я не думала, что он был сломан, но комната неудержимо трудилась, повышая вероятность приступа вертиго.

Господи, о чем я думала?

План заключался в том, чтобы я вела себя тихо и незаметно, ожидая, когда мне подвернется идеальный шанс.

А теперь я не могла связно соображать из-за пульсирующей боли.

— У тебя нет никакой власти, Жас. Она принадлежит мне. — Дэниель указал на Маршалла. — Скажи ей. Подтверди это, чтобы моя сестренка, наконец, заткнулась насчет правил.

Маршалл перевел взгляд на Ката.

— Сэр?

Кат провел рукой по лицу, неспешно откидываясь назад.

— Нет, тот разговор еще в силе. — Его уголки губ приподнялись в зловещую улыбку, когда он наблюдал, как увеличивалось кровяное пятно. Каждая красная капелька крови, что падала на стол или украшала мой кардиган, дарила ему отличное настроение. — Ради всего святого, может кто-то даст ей салфетку?

Жасмин спешно достала из своего инвалидного кресла белый носовой платок и протянула его мне.

— Держи.

Вручая мне платок, в ее глазах проскользнула толика сочувствия.

Это только разозлило меня сильнее.

Сминая материал, я прижала его к носу, получая извращенное удовольствие от того, что порчу белоснежный материал. Заложенность носа после удара не позволила мне нормально дышать. Когда мои глаза скользнули к уголкам платка, я задрожала, когда увидела инициалы на нем.

ДКХ. (Джетро Кайт Хоук*)

Я уронила платок.

О господи.

Моя ладонь оставалось раскрытой, каждый миллиметр кожи покалывал от красной липкой жидкости, которая покрывала татуировки на моих пальцах. ДКХ.

Жасмин хранила платок своего брата.

Но зачем ей это? Чтобы посмеяться над моей открытой раной или же сохранить напоминание того, как она обвела его вокруг пальца?

Я встретилась с ней взглядом, вкладывая каждую унцию ненависти в свой взгляд.

— Ты заплатишь за то, что совершила. — Переводя взгляд на Бонни и Ката, я прошипела: — И вы заплатите за все!

Маршал деликатно откашлялся, прочищая горло.

— Я полагаю, что данное небольшое представление все-таки подошло к концу? Можно нам продолжать?

— Да, конечно, — фыркнула Бонни. — Никогда в своей жизни не видела кого-то настолько неуправляемого. — Фыркнув, она опустила подбородок. — Еще одно слово из твоего рта, Уивер, и тебе не понравятся последствия.

Дэниель застонал от досады.

— Но бабушка.

— Базард, закрой рот, — прорычал Кат. — Оставайся с нами или же вали отсюда. Но не смей больше открывать рот.

Дэниель что-то пробормотал себе под нос, но, несмотря на это, опустился на стул.

Жасмин схватила материал, пропитанный кровью, и толкнула мне под нос.

— Держи это и закрой рот, и не влезай в еще большие неприятности.

Перепалка прекратилась; никто не двигался.

Тишина тяжелым покрывалом накрыла стол.

Единственным звуком было тяжелое тиканье старинных часов, которые располагались у золотистой витиеватой лестницы, что вела к редкой коллекции, которая висела над ней. Боковые лампы были включены, наполняя огромное пространство теплым светом, в то время как тяжелые шторы полностью препятствовали проникновению солнечного света в комнату, во избежание того, чтобы лучи не тронули старинные бесценные книги, слова которых представляли такую важность для этого семейства.

Наконец Маршалл вздохнул. Он вновь покрутил в руках свою авторучку.

— Теперь, когда мы все поняли друг друга, я продолжу. — Посмотрев на меня, он сказал: — На протяжении всей этой встречи вы можете обращаться ко мне — Маршалл или по имени Колин. Это — мои коллеги.

Указав на человека, который сидел рядом с ним — на пузатого лысого парня с водянистыми глазами, — он продолжил:

— Это Хартвелл Бэкхем, возле него Сэмюэль Коул и мой сын Мэтью Маршалл.

Мой нос болел, но, к счастью, кровотечение прекратилось, оставив меня с заложенным носом. Я взглянула на мужчин. В их взглядах не было ни капли милосердия. Отлично, потому что во мне его не осталось в тот момент, когда Джетро испустил свой последний вздох.

Они были здесь, чтобы выполнить порученную им работу. Их верность была непоколебима. Их намерения неизменны. Так же, как и мои: смерть за смерть — была моим приоритетом.

Сомневаюсь, что эти люди рассматривали меня в качестве человека — просто пункт в контракте и не более.

Даниэль пихнул меня под столом.

— После твоего маленького трюка, меньшее, что ты можешь сделать — это быть милой и послушной. — Его голос стал тише: — Поприветствуй этих мужчин.

Еще один способ заставить меня повиноваться. Он не заботился о хорошем тоне или воспитании, только о том, чтобы заставить меня подчиниться каждой его детской прихоти.

Я уселась прямее.

Я не собираюсь делать ничего такого.

Жасмин подтолкнула меня локтем.

— Если ты собираешься слушать его — не надо, но исполни это ради меня.

Я стрельнула в нее злобным взглядом.

— Да что ты? С чего бы мне это делать!

— Потому что ты принадлежишь ей, неблагодарная корова. — Схватив свою трость, Бонни с силой ударила ей по ножке стула, так будто ее стул мог превратиться в лошадь и поскакать галопом по первому ее требованию. — А ты быстро приступай к делу, хватит тянуть.

Маршалл поспешно приступил к действиям.

— Конечно, мадам Хоук. Мои извинения. — Хватая и открывая папку перед собой, его партнеры последовали за его действиями. В одно мгновения документы открылись и ручки были готовы к записям.

— Позвольте мне еще раз выразить вам мою благодарность, что для нас большая честь снова служить вашей безупречной семье, — протараторил Маршалл, как шут.

Кат издал болезненный стон, сцепляя пальцы.

— Заканчивай со своим подхалимством. Ты принес документы или нет? И, в конце концов, заканчивай тратить наше время.

В ту же секунду на стол опустились документы, они усыпали стол, словно белоснежные снежинки, напоминая мне лед и холод, которым Джетро укутывал себя, чтобы защититься от своей ненормальной семейки. Но даже арктическая прохлада не смогла защитить его от таяния, которое вызвала в нем моя любовь.

Боль вновь отдалась в сердце.

Он мертв!

Мертв!

Старайся не думать об этом.

Наконец, Маршалл остановился на определенной странице.

— Я все выполнил. — Взглянув на своего сына — светловолосого ублюдка, — он указал кивком головы на коробку, что располагалась у входа в комнату. — Можешь подать ее, Мэтью?

Мэтью в ту же секунду подскочил на ноги.

— Конечно, отец. — Сопровождаемый тихим шуршанием кашемирового костюма, он направился к большой белой коробки.

Любопытство разбирало меня узнать, что же там такое. Но в то же время мне было глубоко наплевать.

Еще больше дерьма. Еще больше гребанных игр.

Ничего из этого больше не имело никакого значения, потому что я играла в другую игру. Никто из них ничего не поймет, пока не станет слишком поздно.

Жасмин немного откатила свое кресло-коляску назад, предоставив Мэтью доступ к столу.

Он одарил ее кроткой улыбкой, располагая большую и тяжелую коробку на столе перед его отцом. Маршалл поднялся на ноги и раскрыл коробку, в то время как его сын уселся вновь на стул.

Я сделала резкий выдох, стараясь освободиться от засохшей крови, что скопилась в ноздрях. Из-за сильной головной боли все стало нечетким, расплывчатым. Я приложила все силы, чтобы оставаться в сознании и сохранять четкость мысли.

Никто не произносил ни слова, когда Маршалл раз за разом доставал документы, складывая их в аккуратные стопки на столе. Чем больше он доставал, тем потрёпанней и старее становилась бумага. Первая стопка была чисто белого цвета с аккуратными краями и ворд-текстом.

Следующая стопка документов имела кремовый оттенок, в то время как листы были тонкими и потрепанными, с размытыми краями и нечеткими блоками текста от пишущей машинки.

Что происходит?

Третий документ был пожелтевший от времени и сморщенный, потертый с рваными краями и витиеватым наброском человеческого почерка.

Последняя стопка документов была потрёпана до такой степени, что в некоторых местах зияли дыры, цвет бумаги был почти кофейного цвета, а аккуратный каллиграфический почерк был словно реликвия, которая была давно утрачена.

Этот оттенок…

Документ Долга по наследству был похожего кофейно-коричневого оттенка, который Кат мне давал на приветственном обеде.

Был ли это тот же документ?

Все мое внимание сосредоточилось на Кате.

— Рискнешь догадаться, что это такое, Нила?

Я втянула судорожный вдох от того, с какой отеческой манерой Кат произнес мое имя, так, словно это было каким-то семейным нравоучением. Словно это было чем-то, что вызывало в нем гордость от участия в данной процедуре.

Мне даже не нужно было строить догадки.

Я вскинула подбородок.

— Нет, не стану.

Он тепло рассмеялся.

— Да ладно тебе, я уже вижу по твоим глазам, что ты поняла, что это такое.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

Жасмин фыркнула:

— Господи, будь хоть раз честной в своей жизни. — Ее голос перешел на жесткий шепот: — Не усугубляй ситуацию, ради всего святого.

Вот это да…

После всего того, что она сделала. После того, как она бросилась к отцу, когда он застрелил Кеса и Джетро, и после того, как пообещала наказать меня за то, что именно я виновата в этой трагедии, она имеет наглость говорить, что я неблагодарная и не иду на встречу?

Больше это ей не сойдет с рук.

Пошло все в задницу, пошло нахер мое молчание и покладистость.

Я устала от этого.

Я взорвалась.

Поворачивая свое лицо к ней, я ощетинилась, мои когти, которые я отрастила за время нахождения тут, вновь показались, и я не желала ничего более, как расцарапать этими когтями ей лицо.

— Следи за тем, что ты мне говоришь… сука.

Комната стала похожа на темную дыру, словно в один момент весь воздух исчез, все покрылось льдом, и смертельное молчание накрыло всех.

Ругательство, произнесенное мной, висело между нами, тяжесть не исчезала, наоборот, она только усугублялась по мере того, чем дольше затягивалось молчание.

Я никогда не произносила ругательства. НИКОГДА. Я никогда не оскорбляла людей матерными словами и не опускалась до уровня, когда нужно применять словесный абьюз. Но с того момента, как Джетро был убит, меня постоянно сопровождало состояние, в котором я постоянно хотела всех унижать и оскорблять. Сила этого слова подстегнула мою смелось, увеличивая ее в тысячу раз.

Я обожала, какую силу оно мне дало.

Я обожала то, в какой шок повергло всех.

Жас пораженно распахнула рот.

— Как ты… назвала меня?

Я улыбнулась, как будто у меня был полный рот приятной сладости.

— Сука. Я назвала тебя сукой. Чертовой сукой, и я думаю, ты сама догадываешься, насколько это имя подходит тебе.

Бонни ударила своей тростью по столу, ослабив ощутимое напряжение.

— Следи за своим языком, неблагодарная. Или я вырву его, прежде чем ты сможешь…

Жас подняла руку.

— Бабушка, позволь мне разобраться с этим. — Ее глаза сузились, напоминая бронзовые лезвия. — Позволь мне спросить, ты меня назвала сукой? Я — сука, потому что так сильно люблю своих братьев, что теперь хочу отомстить за их смерть, убив человека, который их забрал? Я — сука, потому что я отдала Джетро все, пожертвовав даже своими ногами, и теперь не заслуживаю почтить его память тем, что заставлю тебя страдать?

Ее лицо стало ярко красного цвета.

— Прошу простить меня, если по твоему ограниченному мнению я не достойна этого, мисс Зазнайка. А постойте-ка, может нам убить твоего брата и посмотреть, кем ты станешь?

Мое сердце разорвалась на миллионы кусочков от упоминания, что она может навредить моего брату.

— Не смей… Не смей делать этого! Не смей даже прикасаться к нему.

— Обращайся ко мне, как полагается, и тогда мы посмотрим. Может и не трону твоего брата. — Жасмин приблизила свое лицо к моему. — Веди себя, как тебе подобает, и тогда твой братик уйдет на своих ногах, когда ты сдохнешь. Или можешь и дальше вести себя, как конченая мразь, какой ты и являешься, и тогда его голова падет с плеч и будет в корзине еще до того, как там окажется твоя!

Ох… О, господи.

Я не могла дышать.

Я не могла произнести ни слова, издать ни звука от ужаса того, что она говорила.

— Только попробуй прикоснуться к нему…

— И что ты мне сделаешь, сука? Ага, конечно. — Жас закатила весело глаза. — Как будто кто-то верит, что ты способна на это, маленькая Уивер. Даже Джетро знал, что ты никогда не причинишь ему вред, поэтому он….

Я с силой захлопнула ладонями уши.

— ПРЕКРАТИ!!! ПРЕКРАТИ!!!

Дэниель мерзко захихикал:

— Что ж, черт бы меня побрал. Сестричка, ты вроде как крута.

Жас перевела взгляд на своего младшего брата. Жестокий огонек в ее глазах разгорался все сильнее и сильнее, как и ее злость.

— Ты даже не представляешь насколько, братик.

Кат хлопнул в ладоши, прекращая их разговор.

— Маршалл, продолжай. Скоро моей матери нужно идти отдыхать, а нам предстоит еще много работы. Не обращай внимания на последующие всплески недовольства и истерии, просто продолжай делать свою работу.

Маршалл кивнул.

— Да, конечно, сэр.

Жасмин отвернулась прочь от меня, разворачиваясь к юристам. Ее дыхание было спокойным и размеренным, не было ни единого намека на то, что на нее как-то повлияла наша словесная перепалка.

Адвокаты складывали и доставали новые документы, занимаясь спокойно своим делом. Никто не был обеспокоен тем, что Жас только что сообщила все отвратительные и мрачные детали. Что она призналась, что удерживала меня и моего брата в заложниках, или, что они жестоко спланировали двойное убийство.

Но и с чего бы им выглядеть удивленными или ошеломленными?

С рождения Хоуки принадлежали телом, сердцем и душой дьяволу.

Маршалл указал на стопки старых документов.

— Мистер Хоук сказал мне, что вам были показаны оригиналы документа Долга по наследству. Это так?

Мои мышцы дрожали от необходимости сбежать и в то же время кинуться в драку, дать им всем отпор.

Мой разум наполняли только самые отвратительные ругательства и проклятья.

Пошел на х*й, урод.

— Ответь ему, Нила, — резко проговорил Кат.

— Вы и так знаете, что это правда.

Маршалл, наконец, справился со своей задачей, получив ответ на один своих многочисленных вопросов, и это даже не привело к концу света.

Господи, как же я хочу, чтобы Джетро был тут. Сидел рядом со мной, даруя мне силу и смелость.

Но я была совершенно одна…

***

— Превосходно. Этот документ — первый из многих, с которыми вы скоро ознакомитесь.

Положив руку на самую старую на вид стопку, он понизил голос:

— Это оригинальные документы, прошедшие через нашу фирму и наши связи с Хоуками, чтобы сохранить безопасность и защиту. Здесь каждая заметка, поправка и каждый оговоренный пункт обновленной информации. Они были составлены в соответствии со временем и людьми, находящимися у власти, минуя всех королей, королев и, в конечном счете, премьер-министров и дипломатов.

Моя головная боль вернулась от всей чепухи, которую он нес.

— Вы хотите сказать, что люди, которые были у власти, продолжали подписывать… они все время знали, что происходит?

Голос Хартвела Бэкхема звучал густо, как полированная медь, когда он ответил:

— Не стоит недооценивать силу фамильного герба или авторитет старейшей юридической фирмы Англии. Мы веками пользовались расположением, и наши клиенты подписывают то, что мы предлагаем. Они доверяют нашему суждению, и у них нет времени на такие трудоемкие дела, как чтение каждого документа, который попадется им на глаза.

Его слова были настолько неправильными, это поразило меня.

— Вы хотите сказать, что…

Маршалл прервал меня, сделав то, что сказал ему Кат, в ответ на мое возмущение:

— С годами долги по наследству должны были… как бы это сказать? Корректироваться.

Я не могла спорить. Я не могла победить.

Все, что я могла сделать, это сидеть и молча кипеть от негодования.

— Во все контракты в тот или иной период вносятся изменения, и этот не является исключением.

Маршалл снял колпачок со своей ручки.

— Надеюсь, это не требует пояснений, поэтому я могу перейти к следующей теме.

— Нет, это требует пояснений, — прорычала я. — То есть, вы хотите сказать, что все эти договоры, высеченные на камне, и законопослушная фирма на самом деле… просто переписывали все в соответствии с вашими интересами без участия моей семьи?

Мой желудок скрутило от несправедливости. Как они могли изменить правила и нести их над нашими головами, как Евангелие? Как они могли что-то нотариально заверить без согласия обеих сторон?

Кто были эти коррумпированные, жаждущие денег, адвокаты?

Кат пробубнил себе под нос:

— Не заставляй меня затыкать тебе рот, мисс Уивер.

Его глаза потемнели, как будто я оскорбила его моральный кодекс.

Какой моральный кодекс?

Он был мразью.

— Все, что мы делаем, находится в рамках, установленных нашим действующим законодательством. Мы позаботились о том, чтобы ничего не было сделано до тех пор, пока это не будет написано, подписано и засвидетельствовано.

— Даже изнасилование и убийство?

Бонни наклонилась вперед.

— Следи за своим языком.

Кат сжал пальцы.

— Я позволю тебе задать последний вопрос. Возможно, если ты, наконец, поймешь, что все это скрупулезно зафиксировано, то перестанешь настраивать себя против меня и страдать от несправедливости.

Выпрямившись в кресле, он принялся полировать ногти о манжету.

— Вещи, выходящие за рамки понимания, могут быть утверждены, если они подготовлены и согласованы. Как ты думаешь, Нила, что такое война? Это контракт между двумя странами, который подписывают люди в своих уютных офисах. Одной подписью они предоставляют бесчисленные ресурсы и подписывают смертный приговор огромному количеству жизней. Это убийство. И все это делается без всякой компенсации, потому что у них был контракт, в котором говорилось, что они в полной мере используют жизни рядовых солдат ради жадности, денег и власти.

Я ненавидела то, что в его словах был смысл; ненавидела то, что соглашалась со своим заклятым врагом. В этом отношении мир всегда был извращен. Отправлять людей на войну только для того, чтобы они умирали в тот момент, когда приземлятся на вражескую землю… Затем посылать еще больше людей на то же самое поле боя, зная, что результатом будет смерть.

Это было убийство в глобальном масштабе по неосторожности, и власть имущие никогда не платили за свои преступления.

Я молчала.

Кат улыбнулся, понимая, что каким-то образом достучался до меня.

— Когда я говорю, что все было сделано по закону, я имею в виду все. — Он кивнул на стопки бумаг. — Там ты найдешь все отклонения от долга по наследству, а также подпись Хоуков и Уиверов.

Мое сердце болезненно сжалось.

— Ты хочешь сказать, что моя семья подписывала это? — фыркнула я. — Я в это не верю. Вы принуждали их силой?

Маршалл фыркнул:

— Ни в коем случае моя фирма не согласилась бы на такое. У нас есть надежные записи, которые защищают репутацию наших клиентов. У нас есть доказательства, подтверждающие, что подписание поправок не было принудительным.

Как будто я ему поверю. Он позволял убийцам безнаказанно совершать преступления в течение шестисот лет.

Выдернув листок из четвертой стопки, он протянул его мне.

— Посмотрите.

Часть меня хотела скомкать листок и бросить ему в лицо, но я сдержалась.

Я спокойно взяла листок и посмотрела на него.

Обрывки, которые Кат дал мне ранее, были взяты из этого документа. Долг по наследству был описан в полном объеме.

Мои глаза выделили некоторые строки, вспоминая нелепый контракт.

«За поступки, совершенные Перси Уивером, его судят и хотят наказать».

Даже я согласилась с этим после того, как он послал невинную девушку на смерть с помощью позорного стула, и мальчика, которого насиловали в течение двенадцати часов.

«Беннетт Хоук требует публичного извинения, денежного возмещения, но, прежде всего, телесного возмездия».

Сколько денег заплатил Уивер? Было ли их достаточно, чтобы Хоуки каким-то образом покинули Англию, нашли свои алмазы и стали неприкасаемыми благодаря богатству?

«В соответствии с законом, обе стороны согласились, что документы являются обязательными, нерушимыми и неоспоримыми отныне и навсегда».

В эту часть я не верила, но спорить было бесполезно. Хоуки были убеждены, что Уиверы должны погрязнуть в долгу.

Но Джетро положил бы этому конец.

Мы могли быть последним поколением, которому когда-либо приходилось иметь дело с этой жестокой ерундой.

«Перси Уивер торжественно клянется подарить своего первенца, Соню Уивер, сыну Беннета Хока, известного как Уильям Хок. Это сведет на нет все волнения и неприятности до тех пор, пока не придет новое поколение».

Значит, мальчик, которого изнасиловали из-за карточных долгов Уиверы, был тем, кто получил первый долг по наследству? Получил ли он удовольствие, причиняя боль дочери своего врага, или он ненавидел это так же сильно, как и Джетро?

«Этот долг будет связывать не только нынешнее владение 1472 года от Рождества Христова, но и каждый последующий год».

То, что продолжалось так долго, было свидетельством вражды и недовольства богатых безумцев.

Как только я прочла страницу до конца, Маршалл протянул мне еще одну.

— Это была последняя поправка к контракту перед сегодняшней встречей.

Сделав паузу, я просмотрела новый документ. Страница была белой и современной… всего несколько лет, а не десятилетий.

«В случае последних из рода Альфреда «Орла» Хоука и Мелани Уоррен наследство Долга перейдет к Брайану «Стервятнику» Хоуку вместо его недавно умершего брата Питера «Скопа» Хоук».

Я нахмурилась, вникая в юридический жаргон.

Что это значит?

Я посмотрела в самый низ листа, втянув в себя воздух, дважды проверив женскую размашистую подпись.

Нет.

Подпись моей матери.

— Что…

Я прочитала документ еще раз. Как бы мне ни хотелось, чтобы это было неправдой, это было так. На бумаге стояла подпись моей матери, чопорная и правильная, в точности такая, какой я помнила ее стиль письма.

Рядом с ней были мужские каракули Ката.

В голове у меня все перемешалось, я уставилась на Ката.

— Ты не был первенцем.

Кат лукаво улыбнулся.

— Я никогда не говорил, что был.

Красные губы Бонни растянулись в презрительной усмешке.

— Печальный день для всех вовлеченных. — Она постучала пальцами по столу. — Я вырастила своего первенца достойным наследником. Питер был бы хорошим лидером, но обстоятельства, которые я не предвидела, раскрылись.

Она прищурилась, бросив на Ката взгляд полный упрека и воспоминаний.

Кат пожал плечами.

— Небольшой несчастный случай. Только и всего.

Бонни закашлялась.

— Называй это как хочешь. Я еще не простила тебя.

Кат лишь рассмеялся.

Что же произошло в том поколении? Что насчет возраста мужчин? Как ему удалось заявить права на мою мать? Почему у нее были дети? Услышав, что первенец Хоук умер, она поверила, что не связана долгами?

Если это так, то почему мне ничего не сказали, почему я ничего не знала о будущем, пока Джетро не появился в Милане? Текс скрыл это от меня. Эмма была предупреждена заранее.

Так много вопросов. Так много сценариев.

Когда умер Питер Хоук?

Если он умер, когда моя мать была маленькой, возможно, поэтому она так сильно влюбилась в моего отца. Опьяненная мыслью о свободе, она завела семью намного моложе, чем могла бы, думая, что мы все… в безопасности.

Какая ужасная, ужасная шутка!

Так много вопросов крутилось у меня на языке. Я выбрала случайный, но самый острый.

— Что произойдет, когда у вас закончатся Уиверы для пыток? У меня не будет детей. Вон тоже не собирался их заводить. Что тогда?

Дэниель рассмеялся.

— Помнишь ту сестру, о которой я шутил?

О, боже мой! Это правда?

Кат прервал его:

— У тебя нет других братьев и сестер, Нила. Я бы сказал тебе, если бы это было так. Просто фарс.

Дэниель нахмурился.

— Спасибо, что испортил мое гребаное веселье. Она верила в это месяцами.

Я не верила в это… Но мне было интересно.

— Так это все чепуха?

Кат покачал головой.

— Не совсем. У тебя есть троюродная кузина, и она все еще носит имя Уивер. Мы будем рассматривать все варианты, если этого потребует будущее.

Бедная кузина.

Меня переполняла ярость.

— Ты когда-нибудь слышал себя? Ради бога, ты говоришь о людях.

Даже если Кат пойдет за моей неизвестной кузиной, это не объяснит предыдущие поколения, у которых не было детей, или они были убиты, прежде чем продолжить род. Почему это продолжалось так долго, если рождение ребенка никогда не было гарантией?

Я знала, почему. Они внесли поправки. Подправили так называемый нерушимый контракт, чтобы он соответствовал безумным идеалам Хоуков.

Маршалл вырвал листок из моих рук.

— Кажется, мы отклонились от темы, мисс Уивер. — Помахав листом, он сказал: — Давайте сосредоточимся на сегодняшних темах. Теперь вы счастливы, увидев доказательства собственными глазами?

— Счастье — это больше не то слово, которое мне известно. — Я оскалила зубы. — Она не подписала бы этот документ, если бы ей не угрожали. Меня не интересует, что вы говорите.

Словно вспышка, мне вспомнился тот день, когда мама вернулась домой, ее шею украшал бриллиантовый ошейник, и она очень крепко обнимала меня. Она была напугана, но смирившаяся. Сломленная, но сильная. Тогда я ничего не понимала, но теперь понимала.

Она достигла той же стадии, что и я. Стадии, когда ничто не имело значения, кроме мести, и требования справедливости.

В этой встрече есть смысл.

Мое сердце замерло, понимая.

— Уверяю, я ничего не буду подписывать. С таким же успехом ты можешь собраться и свалить, потому что я разорву на куски все, что ты положишь передо мной.

Жасмин зарычала, Кат просто усмехнулся.

— Я уверен, что если ты сделаешь это, Дэниель будет самым счастливым человеком.

Дэниель обнял меня одной рукой.

— О, пожалуйста, Уивер. Сделай это для меня. У тебя есть мое благословение отклонить поправку и исключить Жас из нового соглашения.

— Черта с два она сделает это, — агрессивно сжав пальцы в кулаки, сказала Жасмин. — Ты подпишешь, Нила. Не сомневайся.

Я не ответила, вместо этого уставилась на стол.

Маршалл зашуршал бумагами.

— Ладно, давайте продолжим.

Взяв верхний лист из другой стопки, подтолкнул его ко мне.

— Это последняя поправка, и она требует вашей подписи.

Моя кровь побежала по перегретым венам.

— Я же сказала…

— Заткнись. — Жасмин схватила листок и ткнула им в мою грудь, ожидая раскола моей жизни. — Сделай это. Это твой единственный выбор.

Наши взгляды встретились. Я ненавидела ее не только за то, что она сделала и как жестоко обманула меня, но и за то, что была так похожа на него.

Джетро.

Форма ее носа. Изгиб ее скул. Она была больше всех похожа на него, и было больно ненавидеть кого-то, кто был так похож на мужчину, которого я любила.

— Я же сказала. Я ничего не подпишу.

Щеки Жас вспыхнули. Я бы не удивилась, если бы она дала мне пощечину. На самом деле я хотела, чтобы она это сделала, тогда у меня был бы повод подраться с девушкой в инвалидном кресле. Смогу ли я ее убить? Смогу ли вонзить клинок в ее сердце, зная, что Джетро заботился о ней?

Его обманули… так же, как и меня.

Я бы почтила его память, уничтожив еще одного человека, который предал его.

Хартвелл заерзал на стуле.

— Вы еще не знаете условий. Послушайте, прежде чем спешить с решением.

Жасмин отвела свой взгляд от моих глаз и уставилась на адвоката.

— Условия заключаются в том, что я имею полное право на Уиверов — Нилу и Вона. Взамен Дэниель может получить все имущество и деньги, полученное от наследства.

Я вздрогнула от внезапной ледяной ненависти к ней.

— Это уже обсуждалось, мисс Жасмин. Я чувствую, что вы будете удовлетворены договоренностями.

Жасмин надменно фыркнула.

— Обсуждения — это не выводы. По этому вопросу не будет никаких переговоров. Я хочу получить Четвертый и Последний долг. Это мое право.

— Жасмин, успокойся. Я уверен, что ты будешь довольна новыми договоренностями.

Кат протянул руку.

— Дай мне контракт, Хартвелл. Позволь мне проверить, что все было внесено, прежде чем мы сделаем его официальным.

Маршалл выхватил у меня лист и положил на стол.

Кат взял его; он не торопливо читал, его глаза метались по мелкому шрифту.

Я тяжело дышала, испытывая сокрушительную тяжесть горя и отвращения.

Он мертв.

Это не так.

Почему Кат и Бонни не умерли вместо Джетро и Кестрела?

Потому что жизнь никогда не бывает справедливой, и я должна добиться справедливости.

Жасмин оставалась неподвижной, пока Кат, наконец, не поднял глаза и не бросил контракт через гладкое дерево стола в нашу сторону.

— Меня устраивает это. Четвертый долг будет выплачен немного иначе, чем остальные, но это уже другой разговор. — Его глаза встретились с глазами детей. — В этом случае потребуется три подписи — Нилы, Дэна и Жас.

Это прозвучало так, как будто нам всем разрешили весело поиграть.

Я фыркнула, закатив глаза.

Кат строго посмотрел на меня.

Сэмюэл Коул, который не издал ни звука с тех пор, как я приехала, заговорил:

— В таком случае, мой долг сообщить всем вам, что этот новый пункт будет навсегда известен как поправка 1-345-132.

Мои глаза расширились. Сколько поправок было внесено, чтобы оправдать такое сумасшедшее число?

Судя по стопкам бумаг… много. Слишком много. Осталось ли что-нибудь от первоначального контракта?

Мистер Коул продолжил:

— Из-за прискорбной смерти первенца Джетро Хоука…

Боль пронзила меня.

Агония разрывала мне сердце.

Несчастье превратило меня в пыль.

Джетро.

Господи, как бы я хотела, чтобы ты не бросал меня.

Я не могла сидеть прямо; завывающие порывы горя разрывали меня на части. Я сгорбилась, держась за грудную клетку, чтобы не разрыдаться.

Мне удалось справиться с эмоциями.

Но Жасмин не смогла.

Ее губы дрожали, по щекам текли слезы. Она сломалась, но это продолжалось недолго. Глубоко вздохнув, она потянулась к маленькой сумке, прикрепленной к инвалидному креслу, и вытащила еще один носовой платок.

Склонив голову, она вытерла глаза.

Мои губы скривились от отвращения.

— Я не верю в твои крокодиловы слезы. Не устраивай спектакль, когда я знаю, что ты с самого начала участвовала в этом убийстве.

Ее голова резко поднялась. Наши взгляды схлестнулись, между нами вспыхнула ненависть.

Коул откашлялся.

— В случае гибели первенца может произойти следующее: долг по наследству может быть признан недействительным, в результате чего мисс Уивер может родить и предоставить нового наследника для оплаты долга или, если обе стороны согласны, выбрать нового наследника. В случае гибели Джетро «Кайта» Хоука, следующим в очереди был, Ангус «Кестрел» Хоук, который также безвременно ушел.

Боже, сколько будет продолжаться этот кошмар?

Я вжалась в кресло, беззвучно скорбя. Меня распирало от слез словно река, но я отказывалась показывать свою боль.

Жасмин высморкалась, ее щеки блестели от слез.

Мне хотелось собрать каждую лживую каплю и запихнуть их в ее лживое горло. Дэниель ухмыльнулся, не выказывая никаких других эмоций.

— Думаю, эта ситуация делает меня счастливым.

Коул проигнорировал его.

— В данном случае нас попросили разработать следующую схему для защиты интересов всех сторон и продвижения

Надев пару серебряных очков на нос, он взял идентичную копию контракта.

— С этого дня долг по наследству будет выполняться оставшимися родословными семьи Хоук против преступлений, совершенных Уиверами. Жасмин Даймонд Хоук будет нести единоличную опеку и ответственность за благополучие Нилы Уивер до тех пор, пока не будет востребован Последний долг.

Дэниель заерзал на стуле.

— Что за х*йня? Но…

— Дай ему закончить, — приказала Бонни.

— К своему тридцатилетию Дэниель «Баззард» Хоук получит деньги и множество поместий, империи Хоук, и станет следующим бесспорным наследником, как поместья, так и будущих долгов. Его обязанностью будет предоставление первенца мужского пола, или следующее поколение будет освобождено.

Я обмякла, обретая лучик надежды.

По крайней мере, больше не будет Уиверов из моей родословной, у которых можно было бы взимать долги… и Дэниель был бы мертв. Мне было жаль потомков моей кузины, если бы у Хоуков появился еще один наследник, но у меня никогда не будет детей, и Вон не был настолько глуп. Он никогда не позволит никому из нашей семьи пройти через то, что прошли мы. Хоукам придет конец. Они полностью сжигают мосты.

Коул продолжил своим ровным голосом:

— Последнее замечание, которое следует отметить, — это вопрос о том, кто будет выполнять Четвертый долг.

В комнате повисло напряжение.

— Жасмин будет контролировать Последний долг, Брайан Хоук отклонил запрос на исполнение четвертого долга и предоставил его мистеру Дэниелю.

Напряжение срикошетило от вспышки жестокости.

— Ни за что! — Жасмин сердито посмотрела на Ката. — Отец, мы же договорились. Ты сказал, что она моя. Я доказывала это снова и снова. Отдай ее мне.

Кат сцепил пальцы домиком, ничуть не смущенный ее истерикой.

— Есть препятствие, из-за которого ты не можешь выполнить Четвертый долг, Жасмин.

Его внимание привлек Маршалл.

— Заканчивайте, пожалуйста, чтобы мы могли перейти к следующему пункту контракта.

Следующий пункт?

Боже, что еще они могут обсуждать?

Я только что узнала, что принадлежу Жасмин с лазейками для Даниэля, чтобы причинить мне вред.

Разве я не имею права голоса в этом вопросе?

Дэниель хихикнул, схватив мою руку и притянув ее к себе на колени.

— Думаю, у нас все-таки будет свидание, маленькая Уивер. — Поднеся мою руку к губам, он поцеловал костяшки моих пальцев. — Включая вопрос об окончании Третьего долга.

Я содрогнулась.

Кат усмехнулся.

— О да. Неоконченное дело. — Его глаза сузились. — Не думай, что мы забыли об этом, Нила. У тебя еще нет метки, потому что он не завершен. Мы вернемся к этому чуть позже. Дадим тебе время привыкнуть.

Кончик моего пальца с инициалами Джетро чесался. Его метка все еще существовала в отличие от него. Буду ли я по-прежнему отмечаться его именем за исполненные долги или вместо этого буду отмечена ДВХ?

Собравшись с духом, я усмехнулась:

— Боже, спасибо. Так мило с твоей стороны.

Дэниель сжал мою руку.

— Следи за своим языком.

Каждая мельчайшая часть меня хотела вырваться из его гнусной хватки.

Коул заерзал в кресле, пронзая воздух враждебности презрительным взглядом.

— Могу я продолжить?

Кат кивнул.

— Конечно.

Бонни усмехнулась, ее бриллиантовые броши сверкали, как лучи смерти.

Коул снова посмотрел на контракт.

— Первая часть Четвертого долга будет выполнена по усмотрению Ката.

Первая часть?

— Вторая часть, известная как Пятый долг, будет выполнена Дэниелем Хоуком в связи с характером и требованиями долга.

Всегда ли существовал пятый долг или он новый?

Я дрожала при мысли о новой боли, но странным образом радовалась. Это означает, что у меня есть больше времени, чтобы убить их, прежде чем они убьют меня.

— Физически здоровый человек должен получить выплату, так как… — Он посмотрел на Жасмин, в его взгляде светилась жалость, — …предстоит путешествие, не подходящее для человека в состоянии мисс Хоук.

Моя спина напряглась от его взгляда… взгляда, который я видела у многих людей, которым повезло меньше, чем им.

О чем я думаю?

Кому повезло меньше? Жасмин имела больше денег, чем она могла потратить. Она происходила из рода, который объединялся и защищал свою родословную, чего бы это ни стоило. То, что она не могла ходить, было недостатком, но не мешало ей и не делало ее более приятным человеком в ее борьбе.

Жасмин ударила кулаком по столу. Я не знаю, было ли это от неуместных сочувствий или гнев от отказа.

В любом случае, я рассмеялась себе под нос, не в силах сдержать свое насмешливое разочарование.

— Не жалейте ее.

Коул виновато отвел взгляд.

Жас бросила на меня холодный взгляд.

— Не смей говорить за меня.

Я повернулась к ней лицом, готовая к войне между нами. Я думала, что найду в себе мужество схлестнуться в схватке с Дэниелем или Катом. Только не с Жасмин. Я надеялась, что мы сплотимся в женской солидарности. Я надеялась, что она будет на моей стороне.

Глупая надежда. Глупые, глупые мечты.

Маршалл передал мне ручку, прерывая напряженное противостояние.

— Будьте так любезны, подпишите внесенные поправки, и я прослежу, чтобы все было в целости и сохранности.

Они не слушали, что я говорю. Вновь рассматривая меня как пункт, который нужно исправить, поправку, в которую нужно внести изменение.

На долю секунды я обрадовалась, что Джетро и Кес мертвы.

Они были свободны от этого. Свободны от еще большего безумия.

Мое сердце сжалось, когда Джетро завладел моим разумом. Его блестящие волосы, золотистые глаза и невыносимая многогранность.

Он мертв.

Мне не оставалось ничего другого, как играть в их игру, пока не будет победителя и проигравшего.

Я буду победителем.

Я взяла ручку. Твердыми руками щелкнула авторучкой, и внезапно у меня возникла мечта сломать ее пополам и залить чернилами, так называемый контракт.

В моей голове мелькали мысли о матери. Сидела ли она в этом самом кресле, подписывая предыдущую поправку? Почему Кат стал наследником, и что случилось с его братом?

Он и его убил?

Я враждебно уставилась на него.

Кат свирепо посмотрел в ответ.

Я хотела получить ответы, но не знала, как?

Дневник Уивер?

Может ли в дневнике содержать правдивая информация, а не чушь для промывания мозгов, в которую Кат хотел, чтобы я поверила? Это меня не беспокоило, потому что каждый раз, когда я касалась его страниц, ощущение зла заставляло меня держаться подальше.

Ложь, несчастье и обман.

Я подозревала, что Кес дал его мне, чтобы я не питала иллюзий, читая о невзгодах моих предков… стремясь быть лучше, чтобы избежать подобных ситуаций… но что, если он дал его мне по другой причине? Что, если он пытался помочь мне с самого начала?

Почему я не изучила эту чертову штуку?

Потому что была поглощена Джетро. Влюблялась, посещала матчи по поло и принимала лошадей в качестве подарков.

Боже, я такая глупая.

— Мисс Уивер. — Маршалл ударил ладонью по столу, прерывая мои мысли. — Будьте так любезны…

Жас застыла в кресле.

— У нас нет времени, ты же знаешь. — Вырвав у меня лист, она схватила ручку и подписала под своими инициалами и датой.

Оттолкнув меня, она подвинула контракт и ручку Дэниелю.

— Видишь, Нила? Это было не трудно.

Дэниель ухмыльнулся.

— Посмотри еще раз, как это легко. — Он подписал неразборчивыми закорючками. Подписываешь контракт своей жизни, буквально. Забавно, не так ли? — Он положил передо мной ручку и лист. — Твоя очередь.

— Я удивлена, что ты не ожидаешь, что я подпишу кровью.

Бонни перестала быть молчаливой матроной и продемонстрировала свой раздражающий характер.

— Черт возьми, глупая девчонка! Будь благоразумна!

Стол застыл.

Мое сердце билось с неприязнью. Она хотела поссориться? Я могу обеспечить ей гребаный бой.

— Я веду себя разумно. Вы ждете, что я умру за вас. Было бы разумно заставить меня расписаться кровью, я уверена, что ты получишь удовольствие от этого, ведьма.

Я улыбнулась, горя от негодования. Во время одной из встреч я назвала Жасмин сукой, а ее бабушку ведьмой. Неплохо, учитывая, что в прошлом я была застенчива и боялась конфликтов. Даже головокружение давало мне передышку, сохраняя меня уравновешенной и сильной.

Бонни от ярости покраснела.

— Почему ты, маленькая…

Маршалл вскочил, размахивая руками прекращая перепалку.

— Мы не ожидаем подписи кровью. Подписи ручкой будет более чем достаточно.

— А если я этого не сделаю?

— Не сделаете чего?

Коул нахмурился.

— Если не подпишу контракт, я твержу это с тех пор, как приехала сюда. Что тогда?

Маршалл бросил быстрый взгляд на Ката. Его челюсть напряглась, их глаза обменивались сообщениями выше моего понимания. Наконец он склонил голову.

— Тогда будет использован определенный тип убеждения.

Я громко рассмеялась.

— Убеждение? Вы имеете в виду пытки? Я думала, вы должны придерживаться нейтралитета. Разве вы только что не сказали, что у вас есть доказательства того, что все документы были подписаны без… как вы выразились… принуждения?

Маршалл сгорбился.

— Ну… э… в некоторых случаях…

— Подпиши эти гребаные бумаги, неблагодарная!

Бонни с трудом поднялась, держа в руке трость.

— Нила, бл*дь… — прорычал Кат.

— Заткнитесь! Вы все.

Внезапно Жас обхватила мои руки, сжимая ручку. Проведя рукой по бумагам, она пробормотала,

— Я это, бл*дь, сделаю.

— Подожди, что ты сделаешь?

Я боролась, но обнаружила, что она, возможно, и не может использовать свои ноги, но в ее руках была сила, с которой я не могла справиться.

— Я положу этому конец. Я потратила слишком много времени, чтобы справиться с этим.

Она прижала ручку к бумаге.

— Нет, подожди!

Впившись ногтями в мою руку, она взяла ручку и написала печатными буквами имя.

Мое имя.

Подписала и засвидетельствовала поправку о наследовании долга.

— Какого черта ты наделала?

Она отпустила меня.

— Я сделала то, что должна.

Мой стул со скрежетом отодвинулся назад, когда я нависла над ней.

— Что с тобой, бл*дь, не так?

Она отвернулась от стола, слегка наклоняясь вперед.

— Что с тобой, бл*дь не так? — Она ткнула меня пальцем в живот. — Ты тянешь время, когда знаешь, что выхода нет. — В ее глазах блеснули слезы. — Он мертв. Они оба мертвы. Чем скорее ты это примешь, тем лучше.

Мое сердце упало вниз. Голос Джетро, прикосновения, запах, поцелуи — все это обрушилось на меня.

Он мертв.

Он мертв.

Боже, как больно.

— Я бы хотела, чтобы это была ты! — закричала я. — Ты никогда не была достойна его. Ты должна была умереть вместо него. Он заслонил тебя собой, чтобы спасти, и вот что ты делаешь, чтобы отплатить ему! Я надеюсь, дьявол…

— Достаточно! — Кат вскочил со стула, его глаза метали золотые искры. — Жасмин, успокойся. Нила, немедленно заткнись. — Он развел руки, словно мессия, ищущий мира. — Дело сделано. Очень жаль, что случилось это несчастье, но…

— Смерть моих братьев несчастье, отец? — Щеки Жас покраснели. — Я тебе скажу, что означает несчастье… иметь дело с этим дерьмом! — Ее руки вцепились в хромированные колесные диски. — Меня тошнит от всего этого. Я хочу, чтобы она ушла. Сейчас же! Я хочу, чтобы это закончилось!

Адвокаты вскочили на ноги.

— Думаю, нам пора уходить.

Стопки бумаг быстро исчезли в коробках.

Мужчины поклонились.

— Рад снова быть вам полезным. Мы свяжемся с вами, как только… э-э… как только состоится заключительная часть наследства.

Заключительная часть?

Заключительная часть?

Это была моя заключительная часть… последняя капля для моей силы воли.

Я сломалась. Я была девушкой, а теперь превратилась в монстра.

С меня хватит.

Довольно!

Обойдя вокруг стола, я встала на пути Колина Маршалла. Его глаза вспыхнули. Моя ладонь дернулась. И я ударила этого ублюдка по щеке.

Моя рука горела огнем, но мне это нравилось.

Я погрузилась в эту боль.

Я полностью отдалась ярости.

Его рот приоткрылся.

— Какого черта? Мисс Уивер!

Стулья заскрипели, когда Хоуки вскочили на ноги. Я проигнорировала их.

— Послушай меня, — я наступала, а Маршалл отступал. — Заключительная часть, о которой ты так небрежно упомянул, — это моя смерть. Тот день, когда они отрубят мне голову и заберут свое ожерелье с моего обезглавленного тела. — Я просунула пальцы между шеей и бриллиантовым ошейником. — Как ты можешь стоять здесь и обсуждать мою жизнь, как простую деловую сделку? Как ты можешь вычеркнуть из жизни двух людей… двух людей, которые положили бы конец этому безумию и думать, что отстаиваешь закон? Как кто-то из вас может дышать тем же воздухом, что и я, и не быть сбитым с ног дьяволами, которыми вы являетесь?

Мои руки внезапно заломили назад, и прижали к нижней части спины. Пальцы Дэниеля крепко сжались.

— Мы так не поступаем с адвокатами, Нила. — Отойдя назад, он не оставил мне выбора, кроме как отступить вместе с ним. — Ты заплатишь за это, и я с большим удовольствием научу тебя хорошим манерам.

Я слишком далеко зашла, чтобы беспокоиться.

Маршалл потер щеку. Поклонившись в последний раз Кату, он высокомерно продолжил:

— Как я уже сказал, мы свяжемся с вами. — Прикоснувшись к волосам, он улыбнулся Бонни. — Рад был увидеть вас, мадам Хоук.

Накрашенные губы Бонни сжались.

— Не могу ответить взаимностью.

Дэниель не отпускал меня, пока четверо мужчин собирали свои портфели и коробки и не вышли из комнаты в море черных костюмов и фиолетовых галстуков.

В тот момент, когда они исчезли, Жасмин соскользнула вниз по пандусу и сердито посмотрела на брата.

— Отпусти ее. Она не твоя, чтобы с ней играть.

Не сказав больше ни слова, она повернула колеса своей коляски и исчезла вслед за адвокатами.

Мое сердце перестало биться. Я приготовилась к боли. Мой срыв ранее наполнил комнату эхом кровопролития, но… невероятно, Дэниель меня отпустил.

Кат провел рукой по лицу, глядя на мать.

— Ну что, это не было миролюбиво, не так ли?

Бонни не отводила от меня взгляда.

— Нет. Совсем не так.

Дэниель рассмеялся, обнимая меня за плечи.

— Ты свободна, маленькая Уивер. Но не заходи слишком далеко. — Он поцеловал меня в щеку, как любовник или влюбленный. — Не забудь, что я сказал о нашей приватной встрече.

По моему телу прошла дрожь.

Приватная встреча превратится в войну.

Я превращаюсь в убийцу; пути назад не было.

Не оглядываясь, повернувшись на каблуках, я вылетела за дверь.

Мне нужно было пространство, чтобы подумать и расставить все на свои места. Мне нужно было время, чтобы подготовиться и принять решение.

Дэниель умрет первым.

Выйдя из библиотеки, я свернула за угол и резко остановилась.

Моя грудь поднималась и опускалась, когда я прижалась к стене, наблюдая за тем, что происходило передо мной.

Я оставалась в тени, пока Жас вытирала слезы.

Она была не одна.

Перед ней на корточках сидел мужчина, положив руку ей на колено, и что-то быстро и тихо говорил. Она кивнула, переплетая их пальцы. Они склонили головы друг к другу; она схватила мужчину за лацкан его жилета «Блэк Даймонд».

Ее измученное, бледное лицо оживилось от его тихого шепота.

Они не заметили меня, Жас притянула мужчину ближе и заговорила ему на ухо.

Я была скрыта в тени, когда мужчина кивнул.

Он что-то сказал, что заставило ее вздрогнуть, и снова хлынули слезы.

Мое сердце замерло, когда мужчина обнял ее.

Мужчина…

Это был Фло.

ГЛАВА 3

Нила

Дневник. Емма Уивер.

Сегодня я узнала, что случилось с братом Брайана. Не думаю, что он собирался рассказывать мне, но я поняла, как манипулировать им, и иногда он пробалтывается. Я бы не стала писать об этом, но завтра… завтра всё закончится. Я видела. Видела, где они сделают это. Бонни с превеликим удовольствием заставила меня сплести корзину, в которую упадёт моя голова. Не могу больше думать о том, как мерзко и ужасно всё это. Я сделала всё возможное. Притворялась, что забочусь о Кате. Заставила его поверить, что влюблена в него. Я добровольно делила с ним ложе и изображала женщину, которая без ума от его семейки. Но это всё было ложью.

Ты слышишь, злобный кусок дерьма? И если ты читаешь это, что ж, читай на здоровье. По крайней мере, больше ко мне не прикоснёшься. Сомневаюсь, что стал бы откровенничать, зная, что каждый раз, когда ты ко мне притрагивался, я желала одного ― разорвать тебя голыми руками. Ты не позволил бы мне пробраться в твоё каменное сердце, зная, что с каждым твоим толчком в моём теле я продавала свою душу дьяволу только за одно обещание.

Сейчас ты выиграл. Наслаждайся своей последней победой. Однажды твои грехи придут за тобой. Моя дочка, хоть и ещё совсем маленькая, но она уже сильнее меня. И если ты явишься за ней ― это будет последнее, что ты сделаешь в своей жизни. Клянусь всеми известными мне богами. Ты умрёшь, Брайан Хоук. Помяни моё слово ― ты умрёшь…

За дверью раздался какой-то шум.

Сердце пропустило удар. Дыхание сбилось. Я переживала боль моей матери, пытаясь расшифровать «Дневник женщин Уивер». Она писала эти строки не чернилами, она писала их отчаянием и разочарованием. Её чувства буквально выплёскивались со страниц, зажимая моё сердце в ледяных тисках. А ещё вызывая злость. Нет ― ярость, что не могу обернуть время вспять и спасти её.

Она сделала то же, что и я.

Влюбила в себя Ката ― так же, как и я Джетро, ― чтобы управлять им.

Только, в отличие от Джетро, Ката было нелегко обвести вокруг пальца.

Он довёл до конца «Последний долг». Он убил женщину, которую любил.

И ради чего?

Звук раздался снова.

Пульс подскочил. Трясущимися руками закрыла тетрадь и спрятала её под покрывало.

После встречи с адвокатом, я побывала на кухне и запаслась провизией. Мне было неизвестно, как часто они будут запирать меня в этой комнате. В этом новом мире без Джетро.

Он мёртв.

Мёртв.

Он… не придёт.

Сжав руки в кулаки, отогнала скорбь.

Не важно, как часто я думала о нём, я всегда думала о нём, как о живом, всего лишь в нескольких шагах по коридору. Мой мозг просто играл со мной. Лишь только стоило скрипнуть старому Хоукскриджу, как я слышала шёпот своего имени, отскакивающего от стен.

Лишь стоило ветру со свистом закрутить мои шторы, как я слышала мольбу пойти и найти его.

Я медленно сходила с ума.

Нет. Ещё рано. Есть у меня одно незаконченное дельце.

Я направила всё внимание на дверь своей комнаты, прислушиваясь к звукам за ней. После набега на кухню я притащила заначку еды в своё жильё. Повар дал мне холщовый мешок для консервированных фруктов, вяленого мяса, печенья в упаковке и хлопьев. Я спрятала еду в шкаф, в котором хранила швейные принадлежности: иголки, нитки и ленты.

И если они задумали устроить мне ловушку, по крайней мере, не умру с голоду. Я смогу оставаться полной сил, чтобы внезапно атаковать.

Подготовившись к войне, я задумалась над тем, как отправить сообщение отцу. Так хотелось сказать ему, как сильно я его люблю. И что мы везунчики, ведь скоро всё это закончится.

Если мы с Воном умрём… не останется больше Уивер. Не будет больше детей для этих безумных пыток.

Для нашего рода Долг по наследству закончится ― заплатит кто-то другой из бедных родственников.

Не хотелось, чтобы так случилось, но такое развитие событий имеет место быть, и мне нужно как-то ужиться с таким выводом.

Джетро.

Сердце сжалось, но я удержалась от слёз.

И снова этот шум.

Слабый, но мне точно не показалось.

Какое-то шуршание и поскрёбывание.

Крысы?

Или какая-то конкретная крыса.

Меня бросило в холодный пот.

Дениель.

Пришёл исполнить обещанное? Или хотел встретиться с глазу на глаз без ведома Жасмин и Ката?

Я посмотрела на окна, кромешная тьма которых отражала в своих стёклах мою комнату с идеальной симметрией, перекашивая в них цветные ткани, смешивая их и превращая в какое-то калейдоскопичное произведение искусства. С тех пор я не выключала свет, читая, завладевший моим вниманием, дневник женщин Уивер.

Только избранным было позволено писать в эту большую книгу. Моя мать не была столь исполнительна, и некоторые события были опущены. И это заставило задуматься, возможно, Хоуки давали возможность выплеснуть на бумагу правду, не пытаясь использовать её против авторов этих строк. Это не было требование ― это был выбор.

Взгляд метнулся к часам, расположенным над аквариумом.

Одиннадцать ночи.

Чёрт!

Выбравшись из кровати, бросилась через всю комнату. Ступни тонули в ворсе толстого ковра. Леггинсы и кардиган, что я носила весь день, изрядно помялись. Спина и мышцы болели после упражнений, которые я пережила после возвращения в комнату.

Я не была на пробежке, но проработала каждую мышцу в своём теле.

Как? Защищаясь.

Дверь внезапно открылась, ударившись о комод, который я с таким усердием опустошила и очень долго толкала тяжёлую бандуру по ковру. Древнее дерево весило, наверное, целую тонну, и я потратила пару часов, чтобы доставить его в нужное место, но это так, к слову.

Я подпрыгнула на километр, когда дверь ударилась о комод снова, и из-за неё послышался раздражённый вздох.

Возможно у него и есть ключ, чтобы запереть меня, но мой замок понадёжней будет. И прикоснётся он ко мне только тогда, когда я буду готова к этому. И тогда это будет последнее, что он сделает.

Думаю, что следует поблагодарить ублюдка за предупреждение. Это позволило мне подготовиться к визиту ночного гостя.

Я не только приволокла комод к двери, но и нашпиговала кусочки ткани швейными иголками, смастерив что-то наподобие кастета.

Пересчитала ножницы и прикинула, какие ещё инструменты я смогу использовать для самообороны, и какое из них самое опасное.

Свой арсенал я припрятала по всей комнате. Кое-что притаилось в прикроватном столике, кое-что под рабочим столом и даже в кармашках, которые я пришила к одеялу. Моя одежда так же претерпела модификацию: в подолы и манжеты я аккуратно пришила всё те же швейные иглы и скальпели.

И как только комод был передвинут, я вернула на место ящики и тяжёлые мотки ткани, лежавшие там до этого. Теперь уж точно никто не сможет сдвинуть его с места. Ну, если только они не привлекут с десяток братьев «Блэк Даймонд».

И я бы не стала отбрасывать такой вариант.

Джетро нет. Но это совсем не значит, что я должна уйти по-тихому.

Я готова, ты, говнюк.

Только сунься!

И как по команде, дверь снова распахнулась, ударившись о комод с оглушительным треском. И вслед этому звуку, в наступившей тишине раздались ругательства: тот, кто находился за дверью, дёрнул ручку, а затем раздался ещё один удар.

А позади этого дверного полотна стояла я и тряслась, держа наготове кортик.

Дениелю понадобится динамит, чтобы сдвинуть комод, но это не значит, что я в безопасности. Мне же неизвестно, вдруг в эту комнату есть тайные лазы. Поместья вроде Хоукскриджа всегда имели кроличьи норы, расположенные в тайных нишах, невидимые неосведомлённому глазу.

Дверь ударилась о комод снова, силой хлопка выдавая явное раздражение посетителя.

Приняв боевую стойку, я готовилась атаковать, и проткнуть руку этого ублюдка, как только он просунет её в щель. А на языке так и вертелись проклятия и ругательства, готовые вот-вот соскочить. И я была намерена воспрепятствовать ему любой ценой.

― Нила, открой эту чёртову дверь.

Я замерла.

Это не Дениель.

Секунды тянулись, заставляя чувствовать дискомфорт.

― Нила… это я.

Я?

Голос принадлежал женщине. Нежный и мягкий, но слегка приглушённый и обеспокоенный.

Не мужчина, жаждущий насилия, а сестра, поглощённая скорбью.

Сестра, которую я не могу видеть.

Я холодно рассмеялась.

― Значит, вынудить меня подписать контракт с тобой сегодня днём недостаточно, да? ― Сильнее сжала клинок в руке. ― Пришла ещё поразвлечься, совсем как твоя двинутая семейка?

Приблизилась к двери на несколько сантиметров, чувствуя, как бурлит кровь от нервного напряжения.

― Просто открой дверь. Сейчас.

― Что? О, мы, должно быть, устроим пижамную вечеринку и будем красить друг другу ногти? ― фыркнула я. ― Это вряд ли, Жасмин. Ты предала своих братьев ― такая же змеюка, как и твоя дражайшая бабуля. ― И, собрав весь яд, что копился внутри, выплюнула: ― Ты такая же, как они. Не хочу с тобой иметь никаких дел.

― У тебя выбора нет. Впусти меня, чёрт бы тебя побрал.

Он мёртв из-за тебя. Он умер, потому что любил тебя.

Я сжала зубы. Господи, если бы она сейчас стояла передо мной, я бы распорола её и выпотрошила.

― Иди на хрен.

― Впусти меня.

― Без вариантов. Следующий раз, когда мы встретимся лицом к лицу, не закончится ничем хорошим. Предлагаю тебе убраться с глаз долой.

Жасмин то ли врезала по двери кулаком, то ли врезалась в неё коляской ― звук, говоривший о вспышке гнева.

― Ой, твою мать! И что он только в тебе нашёл? ― Снова наткнувшись на дверь, она продолжила: ― Нужно поговорить.

― Я не разговариваю с предателями.

― Ты хочешь, чтобы я позвала кого-нибудь на помощь? Ведь я это сделаю. И последствия тебе не понравятся.

Я занесла руку, в которой держала клинок, и свет лампы в моей комнате многообещающе поцеловал его лезвие.

― Делай, что хочешь, но знай, что это тебе не понравятся посл…

― Прекрасно!

Наступила оглушающая тишина.

Враждебность пульсировала в воздухе, затихая вместе с затянувшейся паузой.

И наконец, глухой шёпот достиг моего слуха:

― Только две минуты. Просто выслушай. Ты можешь это сделать? Или я прошу слишком много?

Я замешкалась.

Две минуты для целой жизни ― ничто, но для меня эти две минуты непозволительная роскошь. Я взяла у времени в долг.

― И почему мне следует это сделать? ― Невольно шагнула к двери.

― Потому что… это очень важно.

Неподдельная искренность в её голосе всё же подтолкнула меня вперёд. Она казалась более настоящей и правдивой в эти секунды, чем весь сегодняшний день.

Наклонившись над комодом, я выглянула в образовавшийся проём.

Видно было немного, но лицо Жасмин отчётливо просматривалось в темноте коридора. Красные глаза, искусанные губы и ввалившиеся щёки ― совсем нездоровый вид.

На самом деле, с того момента, как я видела её сегодня днём, она постарела лет на десять. Как если бы последние пара часов высосали из неё буквально все соки.

Мне захотелось стукнуть себя.

Не верь!

Это всё игра. Игра первоклассной мошенницы, которая пытается заставить меня ей поверить видом измученной страдалицы.

― Это не сработает, ты же знаешь. ― Нахмурилась я. ― Я не поведусь на эту скорбную сценку. Уж точно не после того, что ты сделала.

Жасмин взглянула на меня ― обессиленная и изнурённая.

― Знаю, что ненавидишь меня. Чувствую это. Но ты должна отодвинуть это на задний план и выслушать.

Если бы нас не разделяла дверь, я бы одним махом перерезала ей глотку, чтобы она подавилась своими словами, и совершенно не важно, что она хотела сказать.

― Даже и не собираюсь.

Она потянулась к двери.

Я отступила назад, поднимая клинок.

― Не смей, если не желаешь, чтобы твоих прекрасных пальчиков стало на парочку меньше.

― Боже, почему ты не можешь просто послушать?!

― Потому что не верю ни единому твоему слову!

― А ты слушай не ушами, тупая овца.

― Отличный способ заставить меня слушать, ― рассмеялась я. ― Ещё раз назови меня тупой овцой, и мы посмот…

― Неужели Джетро ничему тебя не научил?

Я застыла.

Лютая ярость накрыла с головой, ядом проникая в ноги, руки, голову.

― Не смей никогда…

― Говорить о нём? Он мой брат! И он был моим подольше твоего!

По ушам резануло от настоящего времени.

― Был, ты хотела сказать? Он был твоим. Его больше нет. И он не принадлежит ни одной из нас, а всё из-за тебя.

Она вздохнула и потёрла лицо ладонями.

― Ну почему ты такая упёртая?

― А почему ты такая странная? ― И только сейчас я обратила внимания на её наряд.

Я замолчала, наморщив лоб.

Чёрное одеяло покрывало её ноги, а её тело было облачено в чёрную толстовку, на руках были чёрные же перчатки. Либо она дошла до крайности в своём трауре и соорудила свою пижаму в темноте, либо…

― А что происходит, Жас?

Она выпучила глаза.

― Ну, наконец-то! Наконец-то ты задаёшь правильный вопрос. ― Она оглянулась, посмотрев через плечо. ― Впусти. Я расскажу.

― Нет. Этого не будет, ― покачала головой я.

― Я не могу расшаркиваться всю чёртову ночь, Нила. Впусти меня, пока ещё не слишком поздно.

Сердце пропустило удар.

― Что это значит? Слишком поздно?

― Расскажу, если откроешь дверь.

― Расскажи прежде, чем я открою дверь.

Я больше не наивная дурочка. Больше не попаду ни в одну ловушку, расставленную Хоуками.

У неё есть свои мотивы и секреты ― так же, как и у всех остальных. Вот только что она сказала насчёт того, чтобы слушать… что она имела в виду? Слушать интуицию? Своё сердце? Что она может рассказать такого, чего я не знаю?

Эта бессердечная сука должна была умереть, а не её брат.

Она хмурилась, и её всегда идеально гладкий боб был заколот на затылке. И чем дольше я на неё смотрела, тем быстрее стучало моё сердце. Я что-то упускаю, что-то было не так.

Она вырядилась, как ниндзя, собравшийся на серийное ограбление.

И по её виду казалось, что она что-то знает.

Сейчас она выглядела так, словно всё, через что она прошла за последние пару часов, было понарошку. А то, что происходит сейчас ― правдой.

Это было реальностью.

― Что… что происходит? ― опустив нож, спросила я.

В ответ она слабо улыбнулась, и из глаз её хлынули слёзы.

― Ты поверишь мне? Выслушаешь, наконец?

Мурашки побежали по рукам.

Сглотнув ком, кивнула.

Она обмякла в своём кресле, будто, наконец, разделила бремя, которое несла.

― В таком случае…. ― вздохнула. ― Мне нужна твоя помощь.

Мне потребовалась целая вечность, чтобы набраться храбрости. Ибо знала, что с той самой секунды, как ответ сорвётся с губ, мой мир снова перевернётся.

― Почему? ― прошептала я.

Потянувшись через щель в двери, она схватила меня за руку.

Её глаза лихорадочно блестели.

Её губы дрожали.

Её голос буквально расколол меня надвое.

― Мне нужна твоя помощь… потому что…. ― Она сжала мои пальцы, и радость разлилась на её бледном лице. ― Нила, он жив.

ГЛАВА 4

Джетро

Смерть хуже, чем я себе представлял.

Я надеялся, когда придёт день, смерть будет нежна со мной ― мягкий укол в моё старое сердце и всё ― лёгкий переход из одного мира в другой. И не важно, что я никогда не верил, что доживу до старости… то была прекрасная фантазия.

И, тем не менее, если бы я знал, что это будет настолько мучительно, настолько длительно и болезненно, избавил бы себя от страданий ещё несколько лет назад.

Почему? Потому что ничего ужасней я ещё не испытывал.

Это был совсем не рай. Господи, да это был даже не ад.

Я пребывал в агонии на земле, цепляясь за жизнь ― неважно, насколько это было больно.

― Ты ещё…. ― Я закашлялся, не в силах продолжить. Лёгкие отяжелели, а тело горело. Я существовал на грани. На грани вечного сна.

Я не был обезвожен или голоден.

Я был согрет и укрыт.

Но ни одна из этих простых человеческих потребностей не могла меня спасти. Я выпал из времени и пространства, теряясь в догадках: какой недуг меня убьёт?

Кровотечение?

Абсцесс?

Пулевое ранение?

Такое обилие выбора, что мне оставалось только предполагать. Я думал, что ещё несколько часов назад отдал Богу душу, наконец, сдавшись боли.

Но нет.

Я всё ещё цеплялся за жизнь, болтаясь над пропастью, ― слишком слаб, чтобы выбраться, и слишком слаб, чтобы разжать руку и рухнуть вниз.

Боже, пожалуйста, будь милосерден, прекрати это!

Вздрогнул, глубоко вздохнув.

Дышать… забавно, как я сейчас любил и ненавидел этот базовый рефлекс.

Ненавидел, потому что благодаря следующему вдоху, я проживу ещё пару лишних минут. Любил, потому что ещё один вдох означал, что я пока существую ради неё. Ради Нилы.

Нила…

В воображении вспыхнул образ темноволосой швеи, пленившей меня. Сердце, было, пустилось вскачь, но смогло лишь жалко сжаться.

Простонав, будто под тяжестью тысячи кинжалов, я посмотрел на койку напротив моей, находящуюся на противоположной стороне подземелья.

Как мы сюда попали, я и понятия не имел.

Почему у нас стояли капельницы, были заботливо подоткнуты одеяла, и была оказана первая медицинская помощь ― это казалось совершенной мистикой.

Кто это сделал?

Давно мы здесь?

Сколько прошло времени?

Может это чистилище?

Промежуточный пункт, в котором застревают только худшие из людей, чтобы влачить жалкое существование, неся свою эпитимию.

Мы вероятно мертвы. Или всё же нет?

Свет, дрожащий в углу пещеры, удерживал вампиров склепа на расстоянии, но не давал тепла ― малейшей пощады от древнего холода, проникающего в мои кости из богом забытых катакомб.

Я рассеянно уставился на фигуру человека, укутанного в одеяло. Только он не двигался, не стонал, и вообще не издавал не малейшего звука вот уже несколько часов. Мой дар ― нет, скорее, моё проклятье ― больше не работал.

Здесь со мной был кто-то ещё. Вот только он не думал, не боялся и не умолял.

И как бы мне не хотелось признавать этого, но мой брат… скорее он был мёртв, чем жив… И всё же я должен был попытался вернуть его на эту сторону. Должен был напомнить ему, что я здесь ради него. Ради того, чтобы он не сдавался, даже если бездна так заманчива и так притягательна и жажда соскользнуть в эту пропасть с каждой минутой становилась только сильнее.

― Ты… Ты ж-жив, К-Кес?

Ответа я так и не услышал.

Выдавив эти несколько слов, я впал в прострацию, которая продлилась бог знает сколько времени. Безразличие укрыло своим тёплым одеялом, и я погрузился в сон, плавно перетекающий в ночной кошмар, который в свою очередь сменял полнейший бред.

Вот я несусь через лес на Вингсе.

И вдруг я уже в этой злосчастной комнате причиняю боль Жасмин, чтобы исправить себя.

Потом я уже занимаюсь любовью с Нилой, погружаясь в её горячее тело.

И вот я уже убегаю из Хоукскриджа, дрожа от холода, и мне четырнадцать.

С каждым часом я становился всё слабее. С каждым часом всё больше погружался в вязкую темноту забвения.

И если бы не страх за Нилу, которую оставил в том гнусном мире, который же и помог создать, я просто сдался бы и исчез.

Ох, как же я хотел исчезнуть.

Я хотел освободиться от страданий.

Укрыться от этой муки.

Я не был силён для этой пытки.

Но неважно, насколько обжигающей стала боль. В каком бы бреду я не находился, я не мог умереть.

Я отказывался, твою мать, покидать этот мир.

Я не мог. Не мог, пока живы они.

Мой долг ― покончить с ними. Покончить с этим безумием с наследством, где убийства веками сходили с рук.

Лишь однажды я нашёл балансир между добром и злом, и смог расслабиться.

Лишь однажды я спас ту, что спасла меня, и смог сказать «прощай» и провалиться в забвение.

Время от времени сердце сбивалось с ритма, теряя силу, ― будто распознав смерть, жаждало обрести покой в её холодных объятиях. Но я заставил этот глупый орган качать кровь, заставил удержать меня на краю могилы. Ещё вроде не мертвец, но я был в гробу, осталось только закопать.

Прищурившись в тусклом свете, вгляделся в очертания тела брата.

Он так ни разу и не пошевелился.

Время текло здесь довольно странно. Возможно, прошло с десяток лет, как я спросил его, жив он или мёртв, или всего секунда. Я мог повернуться к нему, ожидая увидеть окровавленное тело, но вместо этого столкнуться лицом к лицу с запылённым годами скелетом.

На пороге смерти возможно всякое.

Сквозь невыносимую боль я заставил свои умирающие лёгкие сделать всё возможное, чтобы, набрав воздуха, произнести имя брата.

― К-Кес…

Минуты тянулись, а может и часы, но, наконец, он шевельнулся. Его стон агонии эхом отскочил от стен.

Я был не один.

Пока не один.

***

Время шло.

И я не мог отследить его ход.

С трудом оторвав голову от грубой подушки, я посмотрел на железные решётки.

Нашим гробом оказалось подземелье, приютившее на веки прах наших предков. Каменная клетка, в которой Дэниель избивал меня по команде Ката. Подземелье, в котором я и начал принимать пилюли, которые заглушали чувства.

Воспоминания были остры и обидны. Но в данный момент туманны и далеки.

Впрочем, как и все мои воспоминания.

Сердцем я больше не слышал голос Нилы. В ушах больше не стоял звон обещаний Жасмин. Жизнь стёрлась, будто мне не позволено было перенести какие-то определённые её моменты из этого мира в другой.

Я не хотел забывать.

Я не хочу забывать!

И я заставил свой истощённый мозг работать. Заставил вспомнить, как мы сюда попали. Как ночь близости и любви в один момент перевернулась и превратилась в ночь моего убийства.

Но как бы я ни напрягался, вспомнить не смог.

Только вспышки слайдов и разрозненные картинки.

Ослепляющая боль.

Крик Жасмин.

Ворчание Бонни.

Рыдания Нилы.

И затем снова боль. И ещё больше боли, закручивающей меня в тёмную воронку сознания.

Кровь словно разбавили агонией, и она потеряла свою густоту и силу. Но моя сломленная душа всё же отказывалась покидать тело, которое вот-вот укроет чёрный саван вечного сна.

Нам помогут…

Решётки закрыты. Не выбраться.

Да и будь они открыты настежь, всё равно не было бы никакой чёртовой надежды уйти… уползти.

Мы были мертвы.

А тот факт, что мы до сих пор держались, просто формальность.

Прошло ещё немного времени, и я перестал даже пытаться фиксировать его. То я дрейфовал в пространстве, то меня скручивало от боли, то я проваливался в забытьё…

Уже недолго осталось.

Но удивительный прилив сил вдруг позволил сказать мне то, что я должен был говорить постоянно в прошлом. То, что я принимал, как должное.

― Я-я люб-блю т-тебя, Кес.

Внезапный приступ кашля сотряс меня, десятикратно увеличивая боль.

И когда лихорадка ледяной волной омыла моё тело, а лёгкие захлебнулись хрипом, я сдался. Я попрощался. Я сделал то, что было нужно.

Мысленно скользнув через всю комнату к моему умирающему брату, я всё же удержался на краю. Надеюсь, что мы снова встретимся. Надеюсь, что снова верну Нилу, когда стану достойным её и расплачусь за свои грехи.

Надеюсь, что там, в другом мире, всё будет намного лучше.

Прости Нила. За всё прости.

Брат в обмен на брата. Одна душа в обмен на другую.

Здесь меня больше ничего не держало.

Я закрыл глаза.

И прыгнул в пропасть.

ГЛАВА 5

Нила

Я не могла за ней угнаться.

Он жив!

Борясь с вертиго, бежала по следу инвалидной коляски. Недоверие наряду с подозрением неустанно проникали в мысли, пытаясь развеять в прах это опьяняющее чувство счастья.

Он жив.

Жив.

Это чудо.

Никто ещё не произносил таких потрясающих слов, словно хирург разрезал своим голосом мою грудную клетку, вынул моё несчастное сердце, перезапустил его и настолько безжалостно вживил в него надежду, что я боялась вдохнуть, не потеряв равновесие в этом опасном новом мире, и в итоге узнать, что мой любимый мёртв.

Мне хотелось плакать. Кричать. Смеяться.

Он живой.

И я прибавляла шаг, когда ускорялась Жасмин.

Я никогда не дружила с человеком с инвалидностью. Мне хотелось думать, что я не предвзята и отношусь ко всем одинаково, но общество всё ещё расставляло позорные метки равенства.

Жасмин напрочь перевернула всё моё представление о ней.

Я предполагала, что мне придётся тащиться следом. Но нет ― мне приходилось бежать, чтобы поспевать.

Думала, что придётся открывать двери и помогать на крутых поворотах. Но снова нет ― Жас маневрировала креслом, легко преодолевая дверные проёмы, и справлялась с дверными замками быстрее, чем я могла себе только представить.

Яростная и решительная, даже несмотря на то, что эта женщина казалась такой маленькой и слабой, в этом своём кресле, но сила её личности поражала.

Я была её бледной тенью.

Он жив.

Но как?

Сестра Джетро мне ничего так и не объяснила. Как только она сообщила мне о том, что мой любимый жив, я опустошила комод, оттащила его с дороги, и пошла за ней без лишних вопросов.

Может это ловушка? Жестокая шутка?

Возможно всё, но я не могу упустить шанс в спасении моего мужчины. Мне нужно прекратить эту муку, пока она первая не прикончила меня.

Наконец выслушав Жасмин, я кое-что переосмыслила. Я перестала слушать ушами и доверилась голосу сердца. Я была так слепа, что не замечала очевидных вещей. Она, несомненно, любила своих братьев. Её подкосила их боль. Но вместо того, чтобы ненавидеть меня… она… она пыталась спасти меня.

Такое возможно?

Неужели всё, что произошло ― борьба за право собственности, поправки к договору, всё это было ради него?

Он её попросил об этом?

Чтобы защитить меня.

― Ты же не собираешься меня подставить, правда? ― прошептала я, устремляясь вперёд по ещё одному лабиринту из коридоров. Свет везде был выключен, а камеры под потолком не мигали своими привычным огоньками. Ни одного красного глаза, указывающего на то, что наш полуночный побег был записан и вскоре предъявлен.

Я понятия не имела, как она их отключила. Понятия не имела, откуда она знала, что Джетро жив. Я не знала ничего.

Шла за ней, словно слепой котёнок.

― Ты вовремя догадалась, ― пробормотала она, устремляясь вперёд. ― Не сомневалась в твоих умственных способностях.

Молчаливые гобелены на стенах выглядели угнетающе. Бездушные портреты монархов одаривали нас презрением, когда мы бесшумно, словно мыши, пробегали мимо них. Пугающее ощущение, что я стою на пороге абсолютной неизвестности, заставляло мое сердце сжиматься. Мне хотелось задать так много вопросов, но что-то сдерживало меня.

Он жив.

И я хочу, чтобы так и оставалось.

― А с чего мне было догадываться? Ты была так…

― Убедительна? ― бросив взгляд через плечо, она неустанно подталкивала своё кресло вперёд. ― С волками жить ― по-волчьи выть. У меня хорошие учителя.

Наступило неловкое молчание, в котором мы продолжили погружаться в темноту.

Жасмин первая нарушила эту хрупкую паузу:

― И что же заставило тебя сомневаться?

Я замешкалась с ответом. Задавала себе тот же самый вопрос. И единственным выводом, к которому я пришла, было то, что теперь я слышу, а не слушаю.

Я промолчала, а затем ответила вопросом на вопрос:

― Всё, что произошло на той встрече… было притворством?

Жасмин улыбнулась какой-то загадочной улыбкой.

― Ты уже знаешь ответ.

― Я уже больше ничего не знаю.

― Это подтверждает мои отличные навыки планирования, ― тихонько рассмеялась она.

Мы прошмыгнули под ещё одной камерой слежения.

― Ты не боишься, что они нас засекут?

Она улыбнулась.

― Неа.

― А Кат не посмотрит записи?

Жас улыбнулась ещё шире.

― Неа.

Я не стала настаивать. Она что-то сделала. И полагаю, мне никогда не узнать, что именно.

Блуждать по лабиринтам старинных коридоров было непросто даже с моим уровнем физической подготовки, но Жасмин не сбавляла скорость. С каждым ударом сердца меня питала единственная мысль, кажущаяся невообразимой.

Он жив.

Жив.

Скорее к нему.

Пока я старалась не отставать от облаченной в черное и стремительно передвигающейся Жасмин, мой разум атаковало множество вопросов. Где она была все эти дни? Как оказалась тут? Как ей удалось держать все это в секрете?

― А как ты перемещаешься с первого этажа наверх?

Ее глаза расширились, по всей видимости, от того, что мой вопрос был весьма неожиданным.

― Для этого у меня есть лифт, расположенный в центре дома. Он помогает мне перемещаться между этажами.

Их несколько?

― Да ладно тебе, ― фыркнула Жасмин. ― Разве ты не видела размер этого места? Должно быть ещё сотни комнат, в которых ты не была.

Темницы, спальни и тайные комнаты, полные сокровищ.

Может ли мать Джетро скрываться в одной из них? Что если там скрыты тайны, которое только и ждут, чтобы вырваться на поверхность?

По спине пробежал холодок.

― Скажи, что происходит? Где Джетро?

― Ты просто должна довериться мне. ― Покачала головой Жасмин.

― Я уже сделала это.

То, что я отбросила в сторону все лишнее и последовала за Жасмин, доказывает две вещи: во-первых, я доверила ей свою жизнь, а во-вторых, не собиралась пасовать ни перед чем, чтобы спасти ее брата.

Он жив.

Жив.

Это ещё не конец.

― Всё, что тебе нужно знать ― он пока держится, и мне нужна твоя помощь.

― Всё, что угодно. Я сделаю всё, что от меня потребуется.

― Я надеялась, что ты так скажешь. ― Взгляд её потеплел. Маска слетела, и под видом собранной и всё контролирующей женщины оказалась боящаяся за жизнь братьев сестра.

― Кес. Он тоже жив? ― Сердце ёкнуло.

И я вся превратилась в камень, ожидая услышать плохие новости. Новость о воскрешении Джетро казалась невероятной, и было страшно услышать что-то другое про его брата.

Жасмин тяжело вздохнула.

― Да. Пока что.

― Что значит «пока что»? ― сжав руки в кулаки, спросила я. Захотелось бежать, бежать быстрее.

Ее взгляд был устремлен вперед, а на лице читалось напряжение.

― Мы спрятали их до того, как Кат смог бы избавиться от них. Мы сделали все, что могли, но и этого оказалось мало. ― Она судорожно сглотнула. ― Медлить нельзя.

Мы…

Она и Фло?

― Где они сейчас?

― Есть лишь одно место, которое не контролируется.

― Что за место?

― Не важно, ― понизив голос, ответила она. ― Ты со мной не пойдёшь.

Под ложечкой засосало. Я должна его увидеть. Должна обнять, поцеловать его и сказать, что люблю и никогда не перестану любить.

― Ты обратилась ко мне за помощью. Я иду с тобой.

Жасмин поджала губы.

― Я сказала ― нет. Всё нужно провернуть сегодня. Сейчас. И чем дольше ты препираешься, тем меньше времени у нас остаётся и тем же хуже будет всем нам. Ясно?

Мне хотелось поспорить: стукнуть её, позволив всей беспомощности и злости расправить крылья и вырваться наружу. Но вместо этого, усмирив свой пыл, я прошипела:

― Хорошо.

Но как только он будет в безопасности и с ним всё будет хорошо, я заберу его. Он мой, не твой.

С лёгкостью обогнув угол, Жасмин прошептала:

― Теперь тихо. Все ответы потом.

Эта часть дома просто дышала древностью.

Нас больше не окружали роскошные убранства гостиных, комнат отдыха и библиотек.

Эта часть здания дышала аурой таинственности.

Аурой заброшенности.

Атмосферой тревожности и смерти.

Отсутствие портретов демонстрировало выцветшие потрепанные стены. С потертых ковров поднимались клубы пыли, когда наши шаги нарушили первозданное запущение, а кардигана и леггинсов на мне явно было недостаточно для того, чтобы укрыться от пробирающего до костей холода, исходящего от стен.

Безусловно, поместье Хоук существовало в одном ритме с его обитателями, но здесь… все словно одичало, годясь лишь для обитания всяческих гадов и грызунов.

Я подула на свои руки, стискивая зубы от дрожи.

― Это здесь. ― Жасмин внезапно остановилась. ― Та самая комната.

Я резко притормозила, уставившись на массивную дверь, закрытую на медный засов, украшенный гравировкой изображающей ласк и горностаев.

― Что это за место?

― Раньше здесь жила прислуга, до того момента, как сотню лет назад произошла авария с водопроводом, которая привела здесь все в негодность. Мой дед так и не удосужился устранить последствия, и с тех пор на это крыло все забили.

Это не удивляло. Казалось, что Хоуков заботили только те, кто был полезен им в достижении их целей и удовлетворении потребностей. Как только они получали то, что хотели, они списывали их со счетов.

В моем поле зрения промелькнула юркая мелкая тень. Я неуверенно приблизилась к креслу Жасмин. Я бы непременно воспользовалась возможностью запрыгнуть к ней на колени, если вдруг сюда наведаются крысы.

― Что мы здесь забыли?

Он жив.

Он жив.

Естественно, она не держала его здесь.

Ее бронзовые глаза сверкнули в полумраке.

― Пожертвовать одним, чтобы спасти другого.

Дрожь, вызванная вовсе не холодом, пробежала по моей спине.

― О чем ты?

Последнее время я только и делаю, что задаю этот вопрос.

Она отвернулась, расправляя черное одеяло на ногах.

― Поймешь.

Достав винтажный ключ, Жасмин вставила его в замок.

С протяжным стоном проржавевший механизм, не без сопротивления, поддался, и массивная отсыревшая дверь со скрипом распахнулась.

Внутри послышался шум ― едва уловимый, похожий на тихий вздох от испуга.

― Вперед. ― Жасмин провернула колеса, передвигаясь из коридора в комнату. Как только мы ступили за порог, она закрыла за нами дверь. ― Включишь свет? Выключатель находится слева от тебя.

Я пошарилась рукой в темноте, скользя по холодной стене, и нащупала ветхую выпуклость, которая, по моим предположениям, и служила выключателем.

Я нажала на кнопку.

На потолке зажглась одна единственная затянутая паутиной люстра. Теперь я могла рассмотреть комнату. Из всех помещений, которые я видела в поместье, это выглядело наиболее удручающе. Стены вокруг покрыты облупленной, местами выцветшей краской мятного оттенка. Бежевый ковер, застилающий пол, изъеден молью и поражен плесенью.

И очень холодно.

Я обняла себя за плечи, пытаясь спастись от ледяного дыхания зимы.

В этом месте словно царило именно это время года. Ни центрального отопления, ни какого-либо другого источника тепла, чтобы побороть мороз и снег.

Бывал ли Джетро в этом месте? Может быть, именно оно воспитало в нем присущую ему холодность?

Он жив…

― Кто… кто здесь?

О, боже, нет!

Все внутри меня сжалось, а от головокружения потемнело в глазах.

Но мне и не нужно было видеть, чтобы понять.

Этот голос я бы узнала в любом случае.

― Это я. ― Я сорвалась с места, пересекая пространство комнаты по направлению к единственной койке, установленной возле стены. Конденсат стекал по холодной поверхности, подобно леденеющим слезам, а одинокое окно абсолютно не защищало от воздействия внешних факторов. Великолепное витражное полотно превратилось в изрешеченную мишень. Замысловатые цветочные узоры были частично разбиты, свободно пропуская свистящие сквозняки, обнимающие изображения ромашек и одуванчиков и непрошено проникающие внутрь комнаты.

Рухнув у кровати на колени, я потянулась к лицу столь дорогого мне близнеца.

― Это я, Ви.

― Ниточка? ― Он перевернулся на спину, являя взору распухшие скулы, поврежденную челюсть и рассеченную губу. Его руки были связаны и зафиксированы на животе, а половина лица скрыта под темной повязкой, хлопающей по носу при каждом вдохе.

― Боже, я оторву им яйца! ― Я просунула руку ему под голову. ― Подайся вперед, я сниму с тебя это.

Он подчинился и, застонав, приподнялся с подушки.

Вцепившись в узел, я ослабила его и сдвинула повязку.

Открыв глаза, он несколько раз моргнул. Теперь я видела его покрытое кровоподтеками лицо. Мое сердце вновь кольнуло от осознания чудовищности избиения, которому он подвергся от рук Ката и Даниеля.

В один из дней Кат чуть ли не расправился с моим братом и его сыновьями. И все же, несмотря на всю причиненную боль, он не сделал этого.

Возможно, еще есть надежда.

Добро восторжествует над злом.

Одолеет его.

Стоит подождать и все станет ясно.

Как только Вон совладал со зрением, его лицо исказилось от нахлынувших эмоций.

― Ниточка. Черт побери, как я рад тебя видеть. ― Он попытался сесть, но тут же взвыл от боли. Его пальцы имели нездоровый розовый цвет, а губы были белесо-синими от пребывания в этой арктической тюрьме.

― Полегче. ― Я слегка толкнула его в плечо. ― Давай я развяжу тебя.

Поднявшись с колен и переместившись на край кушетки, я переключилась на веревки, сковывающие его запястья. На моих глазах выступили слезы, когда затянувшиеся раны на его руках вновь начали кровоточить. Веревки пропитывались свежей алой влагой, делая узел слишком скользким и не позволяя развязать его.

― Проклятие, ― прошипела я.

― Возьми это. ― Прямо перед моим носом мелькнуло лезвие ножа, и я инстинктивно отпрянула. В этой суете с братом, я совсем позабыла о Жасмин.

― А ты кто, черт возьми? ― рявкнул Вон, сверля ее взглядом.

Я взяла нож.

― Спасибо.

Кинжал на моем поясе упирался мне в живот, заставляя меня проклинать себя за то, что я не догадалась воспользоваться им.

Жасмин окинула взглядом моего изувеченного близнеца. Ее взгляд оставался безэмоционально холодным, но голос стал заметно теплее.

― Вскоре ты все узнаешь.

Как только я расправилась с веревкой и освободила Вона, она понимающе откатилась назад, предоставляя нам немного уединения.

Как только Вон получил хоть какую-то свободу движений, он приподнялся и обнял меня. Его мускулистое тело абсолютно не излучало привычного тепла, так как холод в помещении сделал свое дело, и я почувствовала себя словно в объятиях мраморной статуи.

Он крепче прижал меня к себе.

― Боже, Ниточка. Что тут, в конце концов, творится?

Я просто растворилась в нем.

Вон был жив.

Джетро был жив.

Даже Кес был жив.

Три повода для счастья, но я хотела лишь разрыдаться.

― Это долгая история. ― Я втянула носом столь родной аромат лосьона для бритья.

Он вздрогнул, касаясь подбородком моей макушки. Нет, он не отпустил меня, а только крепче прижал к себе.

― Господи, я был уверен, что они убили тебя. ― Вон замотал головой. ― Эти выстрелы. Этот гребаный убийца. Какого черта это было?

Я взяла себя в руки.

― Я же уже говорила, это долгая история.

Ярость захлестнула его.

― Где во всем этом чертовы копы?! Они пришли за тобой. Они вернули тебя домой. Но ты все равно транслировала прессе всякую ересь и все испортила. Из-за твоей лжи, Ниточка, все мы оказались в дерьме…

― Успокойся, прошу тебя. Я признаю, что совершила несколько вещей, которые не поддаются логике. Даю себе отчет, что выставила всю семью на посмешище, опровергая все ваши слова, отчего полиция умыла руки, но все это уже не имеет значения. ― Одарив его неуверенной улыбкой, я вытерла глаза, стараясь не терять самообладания. ― Важно, что ты еще жив. Что со мной все в порядке, и что мы готовы нанести ответный удар.

Его челюсть напряглась.

― Ты права, они ответят за все. Я жажду, чтобы каждый их Хоуков был мертв.

― Не каждый из них заслуживает смерти, ― от тона Жасмин повеяло холодом.

Я посмотрела на нее, тепло улыбнувшись.

― Только самые гнилые из них.

Он жив.

Он жив.

Наши братья еще с нами.

― Они все напрочь прогнившие. Все до единого, ― прорычал Вон.

Жасмин нахмурилась.

У нас не было времени на пререкания.

― Мы обсудим это позже. А сейчас, скажи мне, с тобой все в порядке? Нет переломов или чего-то в этом роде?

Вон вздохнул, вновь прижав меня к себе. Сила объятий свидетельствовала о том, что, если не брать в расчет несколько синяков, он в порядке.

― Я сильнее, чем может показаться, сестренка.

Вон беспрестанно касался меня, заправляя мои волосы за уши, скользя пальцами по моим щекам и рукам. Это было наполнено нежностью, но не продиктовано любовью или потребностью в единении.

С тех пор, как нашу маму забрали Хоуки, Вон залечивал мои раны. Находил меня распростёртой после атаки вертиго у подножия лестницы, и закрывал пластырем царапины на моих ладонях. Каким-то невероятным образом он всегда оказывался рядом, если я падала и расшибалась ― и всегда при нём были бинты и обезболивающие для его непутёвой сестрёнки.

Он так привык к тому, что я постоянно травмировалась, что выработал какую-то свою систему. Свой ритуал.

Если ты упадёшь, можно солгать, что тебе не больно, просто отмахнуться, словно это пустяк. Но прикосновение всегда выдаст правду о том, насколько серьёзна рана. Пальцы почувствуют жар от нового синяка, или воспаление от перелома.

Даже поранившись сам, он всё равно в первую очередь старался помочь мне и защитить меня.

― Я в порядке, Ви. Честное слово, ― оттолкнув брата, сказала я.

― Нам нужно вытащить тебя отсюда. ― Вон спустил ноги с кровати. ― Сегодня. Сейчас.

― Ты никуда не пойдёшь.

Мы одновременно посмотрели на Жасмин. Она подкатилась ближе и сложила руки на коленях, будто сама невинность. Но я ни на секунду в это не поверила. Под своим покрывалом эта женщина могла прятать целый арсенал.

― Я предоставила вам возможность увидеться, хотя могла этого и не делать. А теперь ты пойдёшь со мной.

― С тобой я никуда не пойду. ― Напрягся Вон, с силой сжав мою руку. ― Я забираю сестру, и мы уходим.

― Нет. ― Жасмин изменилась в лице. ― Ты сделаешь так, как скажу я.

Я замерла. Я снова на распутье. Ведь раньше я целиком и полностью принадлежала Вону. Он моя кровь. Он практически моя копия. Но его место в сердце занял другой мужчина.

Который умер, но восстал из мёртвых.

И мы уже никогда не будем так близки с братом, потому что никогда не будем нуждаться друг в друге, как прежде.

Это было грустно, но в то же время приносило некое освобождение.

― Так и есть, Ви. Мы не можем уйти. Пока что.

― Что это, нахрен, значит? ― выпучив глаза от возмущения, воскликнул Вон, а потом, ткнув пальцем в Жасмин, произнёс: ― Погодите-ка… кто ты такая? ― Голос его упал до шипения. ― Ты одна из них? Потому что если так, убереги Господь, я сверну тебе шею и не посмотрю, девчонка ты или нет.

Жасмин не отступила. Она даже не вздрогнула.

― Если ты спрашиваешь Хоук ли я, то ответ будет ― да. Если ты спрашиваешь, люблю ли я своих братьев так же сильно, как ты любишь свою сестру, то ответ будет ― да. Но если ты спросишь, на чьей я стороне ― ответить будет не так-то просто.

Вон отпустил меня, встал с кровати и навис над женщиной в инвалидном кресле. Его немного качало, но и это не помешало ему глубоко вдохнуть и заставить пространство в комнате вибрировать от напряжения.

― Если всё сказанное тобой правда, то, наверняка, ты знаешь, что я чувствую, и что сделаю всё для того, чтобы защитить сестру. И никогда я не поставлю твои желания вперёд её. Никогда.

Жасмин сжала зубы, а в глазах вспыхнуло разочарование наряду с беспокойством за Джетро и Кеса. Чем дольше мы препираемся, тем меньше времени у нас остаётся.

Мы им нужны. Срочно. Пока не слишком поздно.

― Вон, послушай…

― Нет, Нила, это ты послушай. Я не знаю, как она промыла тебе мозг, но на этом закончили. Они все ― скверна и потому должны умереть. ― Он сделал шаг к Жасмин. ― И если ты, нахрен, не откатишь с моего пути, будешь первая, кто отправится к праотцам.

Она практически пригвоздила его взглядом, вызывающе вытянув тонкую шею.

― Я расскажу вам кое-что, мистер Уивер, что вы наверняка не знаете. А затем мы увидим, будете ли вы делать то, о чём вас просят.

Вон фыркнул, но Жасмин проигнорировала этот выпад.

― Твоя сестра выживает в моей семье уже практически полгода. Она единственная, кто дал отпор. Она единственная, кто спасла моего брата только потому, что поверила в него. Она могла его уничтожить, но не стала. И, думаю, она заслужила убить тех, кто должен умереть. ― Жас тяжело сглотнула, заставляя себя продолжать: ― Тяжело наблюдать за вами двумя. Близнецы в полном смысле. Мы с моими братьями разного возраста, но нас кое-что объединяет не менее сильно ― стремление к свободе. И я не позволю отнять это у нас.

Она перевела взгляд на меня.

― Ты сказала ему, Нила? Сказала, кто для тебя Джетро? Или ты дальше позволишь полоскать ему имя моего брата в СМИ, когда нас покинешь?

Я вздрогнула.

Она была права.

Оказавшись в западне Хоукстриджа, я вкусила жизнь гораздо больше, чем когда-либо в Лондоне. У меня не хватило смелости взглянуть в глаза моему близнецу или отцу и признаться им в том, что я влюблена в Хоука. Что я принадлежу ему, а он мне. Что предала свою фамилию.

― О чем это она, Ниточка? ― Ярость искрила в глазах Ви вперемешку с легким испугом. ― Скажи мне.

― Ви, я…

Как я могла сказать ему о том, что люблю Джетро так же сильно, как его? Как объяснить ему, что между нами теперь не все так просто?

― Она отняла его у меня, Вон, ― вкрадчиво произнесла Жасмин. ― Она влюбилась в моего брата, и я в одночасье отошла в его жизни на второй план, ― она ухмыльнулась, глядя на меня, вроде как и принимая эту истину, но в тоже время отвергая. ― Он больше не принадлежит мне, как и она тебе.

Вон заметно напрягся и провел рукой по своим темным волосам. Борода, которой он щеголял в Лондоне, была коротко острижена, но несколькодневная щетина затеняла его подбородок.

― Я не… не понимаю…

― В один прекрасный день и ты станешь принадлежать тому, кого любишь. Но сейчас ты принадлежишь мне. Я та, кто пришла, чтобы спасти тебя. Та, от кого зависит твоя жизнь. И ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу.

― Не уверена, что это лучший способ побудить его помочь тебе.

Жас одаривает меня суровым взглядом.

Я пожимаю плечами.

Я сама стала жертвой целеустремленности Жасмин ― ее идеального обмана. Она была чрезвычайно изобретательна и способна дать жизнь любой лжи. Она мастерски одурачила меня при встрече, и я никогда не стану недооценивать ее. Ненависть внутри меня еще была жива. Но Жасмин абсолютно не знала моего брата и того, насколько он может быть упрямым, особенно когда ему пытаются указывать, что делать.

Вон посмотрел на меня.

― Так, Ниточка, это… правда? Ты влюбилась в этого ублюдка? ― Его лицо исказилось. ― Поэтому ты спала с ним?

Жасмин вздохнула, наблюдая за нами, словно за событиями в мыльной опере.

Я поднялась на ноги.

― То, что она сказала, правда. Я люблю его, Ви. И у нас мало времени. Жасмин нуждается в твоей помощи. Я хочу, чтобы ты помог ей. Ради меня. Прошу тебя, ― прошептала я, положив ладонь ему на грудь.

От моего прикосновения его сердцебиение участилось, а его глаза встретились с моими.

― Это сейчас не сон? Ты влюблена в мерзавца, который собирался убить тебя? ― На его лице читалось недоумение. ― Неужели ты настолько глупа?

― Он бы никогда не смог сделать этого. ― Жасмин подкатила кресло ближе. ― Он влюбился в нее раньше, чем она в него. Я поняла это еще тогда, когда даже он еще не признал.

Она притормозила и встретилась с Воном взглядом.

― Если ты не хочешь помочь мне, потому что я требую, то помоги мне, потому что я прошу. Не дай ему умереть. Не губи свою сестру и не осуждай моего брата, когда он единственный, кто может положить всему этому конец раз и навсегда.

В воздухе зависла самая долгая пауза, и мы все затаили дыхание в ожидании, что Вон уступит и согласится помочь. Но вскоре его плечи заметно напряглись, и он замотал головой.

― Я не верю ни одной из вас. Мне кажется, что вы обе облажались, и нам просто нужно убираться куда подальше из этой чертовой дыры.

Схватив меня за запястье, он потащил меня к двери.

Для человека, побывавшего в драке и оказавшимся запертым в холодильнике, он передвигался крайне стремительно.

― Ви! Отпусти меня. ― Головокружение снова дало о себе знать, когда я следовала за ним.

― Вон, прислушайся к ней, ― Жасмин резко развернулась, костяшки пальцев, вцепившихся в диски колес, побелели. ― Ты не можешь уйти.

Вон проигнорировал ее и потянулся к дверной ручке.

― С чего это вдруг? Как не странно, но я ухожу.

У меня перехватило дыхание.

― Ви, я никуда с тобой не пойду. Если ты не хочешь нам помочь, дело твое. Но я не собираюсь оставлять его…

― Да, не хочу. Потому что я делаю то, чего никогда не делал он. ― Наши носы соприкоснулись, когда он притянул меня ближе к себе. ― Спасаю твою задницу.

― Ты просто не понимаешь!

― Нет, Ниточка, это ты не понимаешь. Они удерживали тебя здесь, чудовищно обращаясь с тобой на протяжении нескольких месяцев. Они сломали твою психику и заставили тебя страдать от этого, мать его, Стокгольмского синдрома. Теперь все кончено. Мы едем домой.

Его рука опустилась на дверную ручку, дергая ее из стороны в сторону.

Заперто.

Вон устремился в сторону Жасмин, таща меня за собой, словно пленницу.

― Ключи. Сейчас же, ― угрожая кулаком, прорычал он.

Она гордо вздернула подбородок.

― Ни за что. Пока ты не согласишься мне помочь.

― Не дождешься. Дай сюда ключи. ― Он навис над ней, обезумев от ярости. ― Я не собираюсь упрашивать.

― Это я не собираюсь упрашивать. Я просто заставлю тебя помочь мне.

Вон замахнулся.

― Стой! ― Я вырываюсь вперед, преграждая путь для удара. ― Не надо!

Вон разинул рот.

― Ты всерьез защищаешь ее, Ниточка? После всего, что ее семья сотворила с тобой?

Мне тоже с трудом верилось в это. Если бы это случилось сразу после встречи с адвокатами, я бы собственноручно зарядила пистолет и вложила его в руку брата. Но так было бы до того, как я начала слушать ― по-настоящему прислушиваться. Жасмин была на нашей стороне.

Он жив.

Но как долго это продлится?

― Хватит! Да, я на ее стороне. Да, я влюблена в Джетро. И нет, я никуда не пойду с тобой, пока не буду уверена, что он в безопасности, ― размахивая руками, выплеснула я, стараясь сдерживать эмоции, прежде чем посмотреть через плечо в сторону Жасмин.

Она держалась невозмутимо, сжимая в руке черный пистолет, который прятала под одеялом.

Я так и знала! Я предчувствовала, что у нее там скрывается целый арсенал.

Мы встретились взглядами.

Я могла бы заострить свое внимание на оружии или же сосредоточиться на более насущных проблемах.

Джетро и Кес…

― Какой у нас план? Чем мой брат может помочь? ― поинтересовалась я, игнорируя пистолет в ее руках.

― Мистек Уивер отвезет меня туда, куда нужно, и сделает все, что я ему скажу.

― С хрена ли… ― вмешался Вон.

― Ви! ― Я нахмурилась. ― Просто… выслушай, хорошо?

― Мне не по силам провернуть это в одиночку и, Нила, тебе придется вернуться в свою комнату.

Я отрицательно замотала головой.

― Я пойду с тобой. Я не собираюсь возвращаться…

― Не важно, что хочешь ты. Это необходимо. Мы отлучимся ненадолго. Мне нужно, чтобы ты солгала ради меня, если это понадобится.

― Солгала ради тебя?

― Тебе нужно взять мое кресло и сказать, что эту ночь я провела с тобой. ― Она перевела взгляд на Вона, который метался по комнате, словно дикий зверь. ― Пока он будет моими ногами и силой, ты станешь моей защитой. Мне нужно, чтобы ты выдумала какую угодно историю, лишь бы сохранить правду о том, что мои братья живы, в тайне. Мне плевать, что ты наплетешь, главное, сохрани все в секрете.

Я совершенно растерялась, понятия не имея, что я буду делать, если Даниэль или Кат объявятся.

― А почему вам понадобился именно я? ― спросил Вон, не скрывая своего недовольства. ― С какого хрена я должен рисковать своей жизнью?

Жасмин скользнула взглядом по его изувеченному лицу и окровавленной футболке.

― Вы хотите детей, мистер Уивер?

Брови Вона взметнулись вверх.

― Что? Черт подери, это тут причем…

― Ответьте на мой вопрос. Да или нет.

Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди в ожидании ответа. Я выросла вместе с Воном, но мы никогда не делились планами на будущее. Мы никогда не говорили о том, как видим нашу будущую семейную жизнь, будучи слишком увлеченными продвижением и планированием деятельности компании, которая была по большей части важна нашим родителям, нежели нам самим.

Брат тяжело вздохнул.

― Ранее, возможно, я и лелеял подобные мечты, но сейчас ― нет. Не после того, что случилось с Нилой. ― Он перевел взгляд на меня. ― Или с нашей мамой.

― В этом и суть. Моя семья слишком долго омрачала жизнь вашей. Ты имеешь право реализоваться, как отец, будучи уверенным, что твои дети будут в безопасности до конца своих дней. ― Она продвинулась ближе, а в ее тоне читалась уверенность в собственных словах. ― Мне нужна твоя помощь, чтобы это стало реальным.

Я напрягалась, предвкушая очередной всплеск эмоций и брани.

Но мрачный взгляд она встретился с моим, впитывая мою невысказанную мольбу о помощи. В его силах было не только спасти человека, которого я любила, но и наше будущее.

Наконец он отступил.

― Если я помогу тебе, ты защитишь мою сестру? Ты проследишь за тем, что все действительно закончилось?

Жасмин прижала кулак к сердцу.

― Обещаю. Если ты сохранишь жизнь моим братьям, то, клянусь, все это останется в прошлом.

Вон сделал шаг ей навстречу, на мгновение задержав взгляд на кресле Жасмин, прежде чем, поколебавшись, протянуть ей руку.

― В таком случае, считай, что мы договорились.

На глазах девушки выступили слезы, она опустила пистолет и вложила свою руку в руку Вона.

― Спасибо. Моя благодарность к тебе несоизмерима.

Я не хотела прерывать этот внезапное проявление нежности, но мое сердце работало, как часы, отсчитывая минуты, наполненные тревогой.

Он жив.

Он жив.

Нужно спешить.

― Что мы делаем дальше? ― осторожно спросила я.

Губы Жасмин дернулись в улыбке.

― У нас с Воном свидание в склепе.

Вон в недоумении уставился на нее.

Жасмин достала ключ и направилась к двери.

― Это наш последний шанс.

― О каком шансе речь? ― Я рванула с места, окрыленная надеждой и верой в справедливость.

Она вставила ключ в замок.

― О последнем шансе спасти Кеса и Джетро и доставить их в больницу до того, как они отдадут концы.

ГЛАВА 6

Джетро

― Черт, ты все делаешь не так.

― Не мешай, женщина. Уверен, что я лучше разбираюсь, как управляться с газовым резаком.

― Очевидно, это не так. Ты не открыл предохранительный клапан.

Ругань, скрежет, затем громкое шипение.

В моем затуманенном воображении вырисовываются образы извивающихся змей: кобр, схлестнувшихся в схватке. Какого черта происходит? Неужели я наконец-то покинул бренную землю и рухнул в преисподнюю, кишащую рептилиями и драконами?

Что-то агрессивно яркое разрезало царящую темноту.

Я напрягся.

Да, сто пудов, это ад.

Они жаждут заполучить меня.

Языки пламени из их огнедышащих ртов атакуют пробирающий до костей холод.

― Теперь ты слишком усердствуешь. Сбавь обороты, придурок.

― Придурок? Советую попридержать оскорбления. Иначе тебе придется поискать другого козла отпущения, который вызовется помочь.

― Просто… Дай-ка мне… ― послышалась какая-то возня, а затем последовала очередная волна тепла и света.

Голоса отдавались эхом, словно преодолевая какие-то пещеры. Мужской и женский ― обволакивающий и переливистый.

С каких это пор драконы говорят?

― Какого хрена вообще у тебя оказалась именно эта штуковина?

Шипение и скрежет стали громче, а искры осветили пространство вокруг.

― Друг оставил ее здесь. Единственное, что нашлось у нас в поместье, чтобы вскрыть этот чертов замок.

― А об элементарном гребаном ключе он никогда не слышал?

Еще больше света. Снова шипение и скрежет.

― Это его просчет. Он захлопнул дверь, чтобы обезопасить их, не подумав, что ключ всего один.

― И воспользоваться им ну никак нельзя? Наверное, это слишком просто? Захотелось поиграть в Джеймса Бонда?

Снова словесная перепалка, за которой последовал настоящий водопад искр, похлеще любого фейерверка.

― Не неси чушь. Если хочешь знать, то достать ключ просто не получилось.

― Но почему? У драгоценного папочки он же по любому есть?

Свистящий звук, за которым последовала очередная вспышка тепла.

― Да, ― проворчала девушка.

― Никогда еще не встречал никого, кого бы так держал в ежовых рукавицах какой-то старик.

Кратковременная тишина, а затем громкое ругательство.

― Вот что может случиться, когда болтаешь о вещах, о которых даже представления не имеешь. А сейчас просто заткнись и займись делом. Вытащи оттуда моих братьев, пока я тебе снова не врезала.

― Тебе когда-нибудь говорили, что ты необыкновенно злая?

― Постоянно говорят. А теперь займись делом.

Разговоры стихли, сменившись затяжной песней огня и искр.

Я абсолютно выпал из реальности происходящего. Больше не ощущал себя человеком. Ни боли, ни смерти.

Просто растворился во времени.

Никаких чувств и воспоминаний. Лишений и душевных терзаний. Только время, отсчитывающее секунды чего-то нежеланного и неощутимого.

Я стал ничем… никем… отпустил себя.

― Ради бога. Дай эту штуковину мне. Я, черт подери, все сделаю сама.

― Я справлюсь, женщина! Сколько, мать твою, раз я должен тебе это повторять?

― Ты слишком медлишь.

От растущей интенсивности свет стал из желтого белым, маня меня к себе, суля лучшее существование, нежели я тащил сейчас.

Мне тянуло к нему, и я прищуривался, когда вспышка становилась все больше, притягивая меня к себе, словно сгусток энергии.

Я никогда не видел ничего более ослепительно праведного ― будто передо мной ядро солнца или те самые врата в рай.

Но достоин ли я рая, по большому счету?

― Поторопись. Нам нельзя медлить.

― Женщина, дай мне еще минуту, ладно?

Свет сиял, словно сверхновая звезда. Децибелы звука нарастали до такой степени, что эхом отдавались от моих зубов. Фонтаны искр словно заряжали мои мышцы, постепенно возвращая меня к жизни. Я попытался подняться, чтобы посмотреть, что за дьявольская сила обладает таким действием, но мое тело отказывалось подчиняться. Оно было слишком ослаблено, измотано и уже не отзывалось на подобные манипуляции.

Мое сознание плыло: разрозненные обрывки мыслей и сменяющие друг друга вспышки образов тускнели с каждым стуком моего слабеющего сердца.

Я не понимал, почему продолжаю цепляться за свое никчемное существование.

Это нельзя было назвать жизнью.

Просто проклятие.

― Дерьмо, дальше не идет.

― Само собой, не идет. Ты делаешь ни хрена неправильно!

― Если ты настолько, мать твою, всезнайка, то сделай правильно.

Моя голова затрещала от этих бесконечных препирательств.

Голос мужчины был мне не знаком, а вот голос девушки напомнил мне мою сестру. Малышка, которую я обожаю с детства, несмотря на то, что она мастер потрепать нервы. Она постоянно таскала мои игрушки и прятала их в тех местах, где я никогда не додумался бы их искать.

Она не давала проходу мне и Кесу. Сводила нас с ума, раз за разом демонстрируя, что демонстрации любви недостаточно, чтобы сдержать разъяренную сестру от возмездия, как правило, за жаб в ее постели и насекомых в ее хлопьях на завтрак.

Я даже попытался улыбнуться, вспоминая о тех беззаботных деньках.

Свет погас, и снова послышалась какая-то возня.

― Просто поверни этот датчик влево, а тот вправо. Видишь, линии сошлись… идеальное соотношение.

― Окей. Сделано. И что дальше?

― А теперь я хотела бы поорудовать этой штуковиной.

― Что? Ну уж нет.

Что-то лязгнуло о стены подземелья. Мои уши напряглись, напоминая, что они все еще на месте, хотя некоторые части тела не всегда давали о себе знать. Я уже давно перестал чувствовать капли пота на своем лбу или вздрагивать, когда очередная волна лихорадки прокатывалась по моей коже.

― Подними меня, а потом подай эту штуковину. Понял?

― Боже, какая же ты заноза в заднице.

― Крайне мило, что ты это отметил. А теперь… давай, подними меня.

― Но это я должен…

― Это почему же? Потому что ты мужик, а электроинструмент ― это мужская игрушка?

Тяжелый вздох.

― Нет… Просто…

― Послушай, я изначально хотела сделать все сама. И если бы ты не выступал здесь и не выпячивал «мужика», они бы уже давно были на свободе и на полпути в Лондон.

Снова тишина.

На какой-то период я словно выпал из потока происходящего, поймав себя на странном ощущении, что время словно остановилось, хотя часы по-прежнему вели свой отсчет.

― Вероятно, они уже мертвы. Они не подали никаких признаков жизни с тех пор, как мы все это начали.

Гнетущее проклятие повисло и в без того затхлом воздухе.

― Если это так, то наша сделка не имеет смысла. Я обещала, что Нила будет в безопасности, если мы спасем моих братьев. Если они мертвы… то почему я должна держать обещание?

Нила…

Это имя…

Ангельское.

Нила…

Мое сердце внезапно проснулось, отгоняя смерть и посылая застоявшуюся кровь по моим венам.

Нила.

Моя.

Девушка, которую я хотел видеть своей, но облажался.

― Ниточка уйдет отсюда ― и не важно, живы они или нет.

― Думаю, что единственный способ убедиться в исходе, ― это вытащить отсюда моих братьев, пока не стало слишком поздно.

Я тщетно втягиваю в себя воздух, но получаю лишь порцию могильной пыли.

Раньше я был полностью поглощен пустотой, окружающей меня, безэмоциональной и лишенной каких-либо чувств. Но эти двое? Черт. В них скрывалось столько всего невысказанного. Девушку буквально разрывало от безысходности и отчаяния, но она маскировала это за грубостью и яростью. А этот мужчина… он был настолько же сломлен и повержен, но тонул в ореоле сомнений и недоверия.

― Ладно, хорошо, я тебя понял. ― Раздалось шарканье шагов по грязному полу. ― Что я должен сделать сейчас?

Воздух пронзил саркастический смех, способный разогнать всех призраков и монстров.

― Я должна объяснять тебе, как? Берешь меня под колени и усаживаешь себе на плечи. Не бойся, я не сломаюсь.

― Хорошо, просто я слышал, что у таких, как ты…

― Таких, как я?

― Черт, я просто хотел сказать, что у людей с…

― С инвалидностью… Это ты хотел сказать? Что «такие, как я» лишены чувствительности ниже пояса?

Неловкое покашливание.

― Я лишь о том, что ты легко можешь получить синяк, который не так просто вылечить, как у нормального…

― Ого, ты просто жжешь. То есть хочешь сказать, что я какая-то «ненормальная»?

― Да что ж такое, черт…

― Послушай. Мне сейчас не до этого. Просто подними меня, дай мне эту гребаную штуковину и помолчи к чертовой матери. Как только они будут в безопасности и в больнице, мы сможем обговорить наиболее толерантные и корректные способы обсуждения моего состояния. Договорились?

Удрученный вздох.

― Конечно.

Ничего не понимаю.

Что вообще происходит?

Мое сознание играет со мной злую шутку? Держит меня в томительном напряжении, но ради чего? Чтобы просто держать меня в сознании? Или эти двое действительно намереваются спасти меня?

― Вот так. Ты в порядке?

― Буду в порядке, как только мы вытащим их отсюда. Давай мне сюда эту штуковину.

Пауза.

― Отлично. Подними меня повыше.

Через несколько мгновений снова раздалось шипение. Я порывался поднять голову и посмотреть, что происходит, но все, что я смог сделать, это немного погреться в лучах скудной надежды, которую дарил этот звук, и вновь потерять связь с реальностью.

Неожиданно яркая вспышка пробилась сквозь мои веки, ударив прямо в глаза. Никаких разговоров, никакой ругани, только огненные языки, прорывающиеся сквозь преграды.

Время снова сбилось с заданного ритма, словно неисправная пластинка со скрежетом, перепрыгивающая с дорожки на дорожку и никогда не воспроизводящая композиции по порядку.

― Ты почти сделала это, ― произнес мужской голос.

И словно по сигналу раздался щелчок, за которым последовал звук, подобный призрачному стону.

― Вот видишь. А ты в меня не верил.

Снова какая-то возня.

― Беру свои слова обратно. Ты девушка, но ты отлично обращаешься с инструментами.

― Да, черт возьми, кто бы сомневался.

Голоса снова затихли, и слышны были только неуверенные шаги и металлический скрежет.

Я выдохнул, когда бурлящие вокруг меня страсти поутихли, а взаимодоверие и совместная победа взяла над этими двоими верх. В этом замкнутом пространстве воцарился мир, и я оставил попытки держаться.

Напряжение спало, и я вновь ощутил свое тело, промерзшее, истощенное и пронизанное болью.

Я был готов отпустить себя. Был готов уйти.

Но вдруг во мне пробудилось иное чувство.

Осязание.

― Ты меня слышишь?

Нежнейшее тепло коснулось моего лица.

С моих губ сорвался стон, говорящий им о том, что я не сдался, несмотря на то, что молил о том, чтобы все закончилось.

― Все хорошо. С тобой все будет в порядке.

Тепло скользнуло по моей груди, по руке.

― Я с тобой, Джет. Теперь ты в безопасности. Главное, держись, ― прошептал мне на ухо полный заботы голос.

ГЛАВА 7

Нила

― Она в ванной.

― Она плохо себя чувствует и не может подойти.

― У меня её кресло… Видите? Конечно она здесь, со мной.

― Она ещё спит. Мы ночевали вместе, и ещё валяемся.

Я застонала, потерев ладонями лицо.

― Это полный провал.

Слова повисли в пустоте комнаты. Хоук не услышит моего вранья.

С того момента, как я оставила Жасмин и Вона в коридоре, ведущем на кухни, я училась лгать. Правдоподобно. Проблема была в том, что у меня ничего не получалось. Моя ложь оставалась ложью. После явной ненависти и неприязни между нами на встрече с адвокатами, никто не купится на ночёвки с девчачьими разговорами и «мило проведённым временем вместе».

Полная безнадёга.

Единственное, на что я могла надеяться, что ко мне никто не придёт, и Ви и Жас вернутся в ближайшее время.

Мысли плавно перетекли к прошлой ночи.

По спине пробежал холодок, вспомнив, как в темноте Ви наклонился и нерешительно поднял Жасмин с её кресла. Я никогда не видела её ног. Они всегда были скрыты мешковатой пижамой или покрывалом. И картина, представшая передо мной, повергла в шок: ноги Жас безвольно свисали, болтаясь, на руках Ви.

А когда-то она могла бегать, и кататься верхом на лошадях, и играть в догонялки с братьями.

Теперь же она вынуждена полагаться на брата врага, чтобы он стал её средством передвижения.

Жестокая цена за плату, но за что она заплатила, я не знала.

От взгляда, брошенного Ви, прежде чем он повернулся спиной ко мне, оставив в пустом коридоре с пустой коляской в руках, сжалось сердце и перехватило дыхание. Помощь одному из Хоуков шла вразрез с его пониманием. Он полагал, что предал то, во что верил, что нарушил всю выстроенную схему с шантажом через соц сети, обличая Хоуков и отстаивая имя нашей матери и моё.

И вот он здесь, бросает свою сестру, чтобы помочь другой спасти её брата.

И сейчас мой брат показал, сколько в нём преданности, сколько силы ― я столько никогда не видела. Исчез самоуверенный шутник, соблазняющий женщин одной улыбкой. Исчез легкомысленный кутила, который работал не покладая рук, но умудрялся баловать себя, не отказывая себе ни в чём.

Я смотрела на его удаляющийся в темноте силуэт, и за это мгновение для меня он вырос из мальчика и стал мужчиной, и мне хотелось броситься за ним и благодарить. Благодарить за то, что спасает моего любимого, за то, что в очередной раз ставит на первое место моё счастье, не своё, и делает то, что я прошу.

Мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не побежать следом. Сжав ручки кресла Жасмин, я развернулась и покатила его в противоположном направлении.

Они идут за тобой, Джетро.

Они тебя спасут.

И то, что я не могла быть там, умолять его жить, забирать его боль, убивало меня. Но с другой стороны справедливо, что это право принадлежит Жас. Джетро пожертвовал своей жизнью ради сестры, и вполне понятно, что она сейчас делает то же самое ради него.

Но опять-таки, она втянула моего брата в эту историю. И нельзя было точно сказать, что по задумке Жасмин, какой бы она ни была, всё пройдёт гладко. И никто не давал гарантий, что они останутся живы.

Если Кат всё узнает, Жасмин накажут, Джетро и Кеса добьют, а Вона снова изобьют. И, несомненно, будут делать это, пока он не станет молить о смерти.

И всё из-за чего? Из-за моей проклятой крови.

Перестань думать об этом.

Я перевела взгляд на коляску, спрятанную в тени двери. Она казалась такой пустой и одинокой без своей хозяйки. Металлическое устройство словно оплакивало свою пассажирку, больше не желая выполнять предназначенную ей функцию.

На горизонте замаячил рассвет.

Всполохи розового и фиолетового раскрасили небо, прогоняя прочь темноту.

Уже, наверное, в пятидесятый раз я посмотрела на часы.

Шесть тридцать семь утра.

Я вернулась в комнату в десять минут первого. Уже больше шести часов назад.

Где они?

Что они делали?

Джетро, ты ещё жив?

Ты в безопасности?

Я не спала и не могла расслабиться. Да и как это возможно, когда они были там. Пробирались где-то тайком под выключенными камерами и спасали того, кто, как полагал Кат, вроде бы должен быть мёртв.

Тяжёлый комод вернулся на место у двери, прижав её крепко и надёжно. Но это не останавливало моё нарастающее волнение. Ведь с каждым часом вероятность разоблачения возрастала.

― Что значит Жасмин пропала? Чушь! Она здесь… она в ванной. И, конечно же, нет, вы не можете её увидеть.

Я простонала, расхаживая взад и вперёд в изножье кровати. Так не пойдёт. Если она в ванной, ей нужно её кресло. Однозначно.

― Она дремлет, не хочу беспокоить её.

Кату нужно всего лишь как следует постучать в дверь, чтобы понять, что тревожить тут, кроме меня, больше некого.

― Боже, полнейшая чушь.

Пожалуйста, скорее!

Луна обратилась солнцем, лучи которого зайчиками запрыгали по металлическому основанию кресла Жасмин. Казалось, будто я не одна. Будто неодушевлённый предмет каким-то образом ожил и стал полноправным гостем в этой комнате ― призрак Жасмин, оставивший свой след здесь, со мной, пока сама она участвует в рискованной авантюре с моим братом.

Что вы сейчас делаете?

Всё ли пошло по плану?

Сколько ещё ждать?

Я не могла перестать думать об этом. Страшно бесило, что меня оставили за бортом, наедине с паникой и жуткими теориями и домыслами о том, что могло случиться.

Я бы всё отдала за возможность быть там, с ними.

Он не умер.

Он жив!

Радость пузырьками от шампанского пронеслась по телу и ударила в голову.

Прижав руку к груди, постаралась унять волнение. Рано радоваться. Слишком рано полагать, что его спасли. Побоявшись сглазить, не хотела верить в лучшее, когда худшее всё ещё могло произойти.

Время шло, минуты тикали, страх превращался в уныние.

Что, если Жасмин переоценила свои возможности? Что, если они опоздали? Что, если? Если что? Что?

Посмотрев на часы, я прикусила губу ― стрелки показывали семь утра. В Хоукскридже не просыпались рано, но Жасмин ходила по краю. Она должна вернуться, причём очень скоро. И она должна привести моего брата.

Вышагивая по толстому ковру, я прислушивалась, вздрагивая от каждого скрипа старого дома, а от скрежета и бульканья старой сантехники сердце пускалось в галоп.

Она должна была это сделать.

Она должна была спасти его.

И тут послышался стук, настолько слабый, что было подумала, показалось.

Я резко остановилась, обшаривая взглядом потолок, стены, окно, дверь.

И снова стук.

А затем еле слышный голос:

― Ниточка, открой.

Наверное я нашагала по этой комнате километры, обкусала до основания ногти, и вот, наконец, они вернулись.

Подскочив на месте, я рванула к двери.

С непонятно откуда взявшейся силой оттащила комод и открыла её.

― Впусти. Скорее. ― Голос Вона был хриплый и уставший, но, самое главное, брат был жив.

Спасибо, господи.

Я шагнула в сторону. Темнота коридора хорошо скрывала моих посетителей, пока они не шагнули внутрь освещённой комнаты. Вон аккуратно пронёс Жасмин, наступая на лужицы солнечного света, и направился прямо к её креслу.

Я быстро закрыла дверь, раздумывая, вернуть ли комод на место или пока оставить, как есть.

Жас обнимала брата за шею, и, казалось, абсолютно расслабилась в его руках. Что-то определённо изменилось.

Семь часов назад, когда Вон забирал её отсюда, эти двое вели себя неловко и скованно. Теперь у них было кое-что общее ― миссия, к которой меня не приобщили.

Было видно, как под новой футболкой перекатывались мускулы на спине брата, когда он бережно усаживал Жас в её средство передвижения на колёсах. Я внимательно его оглядела. На нём определённо была другая одежда прошлой ночью. Я точно помню окровавленную синюю рубашку, сейчас же её сменила тёмно-серая футболка, со спортивным лейблом на груди ― такое бы мой брат точно не надел.

Сердце стукнуло, предчувствуя какую-то тайну. Что же они видели вместе и что делали? Как достигли взаимопонимания? И почему я не смогла стать частью этого?

Я сжала зубы, увидев, как Жас улыбнулась Ви.

Он поставил её немощные ноги на подставку и отступил назад.

― Ты как?

― Хорошо, спасибо, ― кивнула она в ответ.

Я шагнула вперёд, чувствуя поступившие слёзы. Меня словно не замечали.

Она на нашей стороне. Она сделала всё возможное, чтобы спасти человека, которого мы обе безумно любим, но, тем не менее, я не могла забыть, какой мерзкой Жасмин могла быть. То, с каким усердием она притворялась, чтобы я возненавидела её, вызывало диссонанс во мне. Она вроде бы и нравилась мне, но какая-то часть меня всё ещё была настороже.

Она просила умереть за её брата.

Но… неужели я не попросила бы о том же, будь это Ви?

Сглотнув обиду и скрестив руки на груди, наконец, спросила:

― Ну, как всё прошло?

Прошу, скажите, что успешно.

И снова эти чувства ― обида, что не позволили разделить с ними риск, и грусть от того, что не смогла увидеть Джетро. Мне стало бы легче, если бы я знала, что они сейчас в руках тех, кто сможет помочь ему и Кесу.

Вон шагнул назад, а Жасмин поудобнее устроилась в кресле.

― Мы отвезли их в больницу, ― посмотрев мне прямо в глаза, ответила Жасмин.

― Ох, слава богу! ― Сердце чуть не выскочило из груди. ― Что говорят доктора?

― Нужно много рассказать, Ниточка. ― Вон подошёл ближе и крепко обнял.

На глаза накатили слёзы.

Я даже не осознавала, насколько одинока была, чувствуя себя как на иголках всю ночь.

Позволив брату меня обнять, я быстро вывернулась. Съедала ревность от того, что я не была с ними в тот момент. И утешения в его объятиях я найти не могла, слёзы были слишком близко.

― Расскажите, наконец. Всё расскажите!

Ви отпустил меня.

― Мы оставались в больнице так долго, как только могли. Привезли их туда, заполнили бумаги и ушли, как только парней забрали в хирургию, но ждать вердикта врачей у нас не было времени.

В животе у брата громко заурчало, оживляя звуком напряжённую атмосферу.

― Но им помогут? Их спасут?

У Вона снова заворчало в животе. Почувствовав свою пригодность, направилась к тайнику в шкафу с тканями.

Вон перевёл взгляд на Жас.

Она выглядела осунувшейся. А её чёрная толстовка и леггинсы делали эту женщину похожей на вора, проникшего в дом ночью для дельца. И если бы кто-то увидел её в данном наряде, Жасмин пришлось бы объясняться, и правдоподобно.

― Им начали оказывать помощь, когда мы уходили, и сейчас они в руках профессионалов. Всё, что мы можем ― надеяться.

Не желая снова впадать в пропасть отчаяния, я постаралась сфокусироваться на одном сценарии.

Врачи сделают это.

Рывком открыв шкаф, вытащила коробку батончиков мюсли. Посмотрев на Жас, спросила:

― Как тебе удалось поддерживать их так долго? И где? ― Вскрыв упаковку, кинула один батончик Ви, а второй Жасмин. Они оба их поймали.

Жасмин, благодарно улыбнувшись, сунула свой в сумку инвалидной коляски. Ви же наоборот, разорвав зубами упаковку, проглотил его практически, не жуя.

― Ох бл*, кажется, я не ел вечность.

Его что, не кормили? Сердце покрылось коркой льда, а ненависть к Кату и Бонни стала острее тысячи кинжалов. Я хотела убить их медленно и мучительно ― сделать с ними то же, что они делали с невинными людьми.

― Я бы одна не смогла. Мне помогли, ― ответила Жасмин.

― Конечно же, помогли. ― Подмигнул Ви. ― Это был я.

Она улыбнулась, и улыбка эта разбавила её хмурый взгляд.

― Нет, красавчик, ― и посмотрев мне в глаза, продолжила, ― это был Фло.

Я замерла. Так и знала!

В памяти всплыл наш разговор. Что-то о том, что я не осуждаю его, и что он неплохой человек.

― Он помог? Но как?

Вчера в коридоре.

Они шушукались… обсуждая Джетро.

― Я была раздавлена, когда Кат застрелил их, ― вздохнув, ответила Жасмин. ― С тех пор, как потеряла способность ходить, мне всегда хотелось хоть шаг сделать, но в ту секунду я хотела уметь летать. Мне хотелось пролететь через комнату и вырвать его чёртово каменное сердце из его чёртовой груди.

― Я тебя понимаю, ― с силой сжав коробку с батончиками, ответила ей.

― Позже, Бонни отвела меня наверх и попыталась успокоить. Дальше я не особо помню, помню только, что Фло поручили прибраться там. ― Девушка сглотнула, взгляд её потемнел. ― А он… он заметил, что они всё ещё дышат.

― Но там у них были капельницы и… всякие медицинские приборы, ― перебил Вон. ― Кто это сделал?

― Опять же Фло. Он бросил медицинский колледж после того, как узнал, сколько денег приносят бриллианты, и что это гораздо выгоднее, чем зашивать людей. У нас имелось оборудование, но он никому об этом не сказал. Фло перенёс братьев, оказал первую помощь и пришёл ко мне, когда я была одна. Всё шло по плану, пока не захлопнулась дверь темницы.

Это происходило в тот момент, когда Жасмин пришла и спасла меня от лап Даниеля.

Как ей удалось всё спланировать так быстро? И почему Кат послушался её и выполнил требования, как старшего ребёнка?

Мысли понеслись галопом.

― Так значит… Фло сохранил им жизни?

― Если бы не он, парни истекли бы кровью там, на ковре. ― Кивнула Жас.

― Но там было столько крови. И они были без сознания. ― Покачала головой я.

Жас подъехала ближе.

― Он сотворил чудо, Нила, и я буду вовек ему благодарна за это. Но никаких гарантий, что парни справятся. Врачи старались быть оптимистичными, когда мы приехали, но…

― Ты бы видела лица докторов, Ниточка, ― подхватил Вон с того места, где Жас замолчала. ― Можно сказать, что они не внушали надежды.

Чувство радости от осознания, что Джетро и Кестрел спасены, было испорченно. Оно моментально сдулось, словно шар, проткнутый булавкой.

― Так они всё ещё могут… ― я не смогла закончить страшное предположение.

― Давайте настроимся на позитив, ― сказала Жасмин, натянуто улыбнувшись, а в глазах её блестели непролитые слёзы. ― Они вдалеке от Хоукскриджа, с людьми, знающими своё дело. Пока это всё.

Упала гробовая тишина, словно полог, отделяющий нас от Джетро и Кеса.

― Почему они были там? ― наконец пробормотал Вон, нарушив тишину. ― Это же, бл*дь, темница.

Ход его мыслей помог переключиться на другую тему.

Жасмин поспешила с ответом, словно ей было невыносимо то молчание, которое наталкивало нас всех на одну единственную мысль: «Что, если..?»

Что, если им не смогут помочь?

Что, если мы слишком долго мешкали?

― Это единственное место в Хоукскридже, в котором нет камер. Все комнаты, ванные, погреба ― всё мониторится. Мы не могли рисковать и позволить Кату увидеть их.

Я вытянулась в струну.

― А что насчёт камер прошлой ночью?

Девушка запустила руки в волосы и расстегнула заколку. Её гладкий боб рассыпался, обрамив лицо.

― Пару месяцев назад Кес научил меня, как запустить вирус, который приводит камеры в спящий режим на несколько часов. Через какое-то время они перезагружается и работают дальше, как ни в чём не бывало. Если кто-то заметит и попытается «исправить» их, вирус проникнет на жёсткий диск и удалит все данные за последние два месяца. ― Она пожала плечами. ― В общем, либо подумают на техническую ошибку, либо спишут на повреждённый жёсткий диск.

― Интересно, ― потерев лицо ладонями, сказал Вон. ― Ты должна показать мне этот фокус. ― Его живот снова заурчал, только ещё громче.

Я не могла помочь Джетро в его восстановлении, но могла помочь другому мужчине, которого любила. Снова вернувшись к шкафу, вытащила несколько яблок, хлебцев и ещё одну упаковку с батончиками и, передав их брату, сказала:

― На, вот, держи. ― Затем ринулась к гардеробной и вытащила три свитера оверсайз, которые любила носить с плеча с ремнём, и тоже отдала ему. ― И вот ещё. Чтобы согреться.

Жас подкатилась ближе.

― Это хорошая мысль. В той комнате холодно. ― Её плечи поникли. ― Ви, с тобой было не просто поладить, но ты был великолепен. Помог перетащить Джета и Кеса, сел за руль автобуса, заполнил бумаги в больнице. И не подумай, что я не благодарна, это не так. Но…

― Но ты должна вернуть меня обратно, ― откусив смачный кусок от хрустящего яблока, ответил Вон.

Жас кивнула в ответ.

― Нет, я уверена, ты можешь отпустить его… ― встав между ними, возмутилась я.

― Нельзя ли сменить комнату? ― проглотив свой завтрак, спросил Вон. ― На какую-нибудь, в которой нет разбитого окна?

― Извини, ― печально улыбнувшись, ответила ему девушка. ― Всё должно выглядеть, как будто так и было. Кат не должен узнать, что ребята живы. Смена комнаты или твоё исчезновение вызовут подозрение. Однако я сделаю всё от меня зависящее, и в ближайшие пару дней тебя переведут.

Я встала перед Ви, отрезав Жас.

― Я не позволю дальше держать его здесь. ― Положив руки на бёдра и сверкнув глазами, я продолжила: ― Почему просто нельзя отпустить его? Вы же покидали сегодня поместье. Просто позволь ему вернуться в Лондон и пусть он спрячется, пока всё это не закончится. Если у Ката возникнут подозрения, он может обвинить во всём меня.

― Думаешь, я пойду на это? ― схватив меня за плечи, сказал Вон. ― Сбегу и брошу тебя здесь?

Я сбросила его руки.

― Если тебя здесь не будет, они не смогут давить на меня. И я буду вольна делать то, что мне нужно.

― Не будь дурой, Ниточка. ― Вон свернул глазами. ― Я никуда без тебя не пойду. И конец разговора.

― Ты хоть понимаешь, ― застыв, произнесла Жасмин, ― говоря «когда всё закончится», ты, получается, соглашается со своей смертью, так?

Я застонала. Прекрасно. Именно это нужно было сказать перед сверхопекающим братом.

― Что? ― взревел Ви. ― Что это, бл*дь, такое?

― Я не соглашаюсь на смерть, ― закатив глаза, попыталась исправить ситуацию. ― У меня есть свой собственный план, как всё это закончить. В любом случае, нужно чтобы тебя, Ви, здесь не было.

Жас внезапно рванула вперёд, схватив меня за руку.

― Не поступай опрометчиво, Нила. Я дала обещание Джетро присматривать за тобой, и я не могу его нарушить.

― Когда ты успела? ― распахнув глаза от удивления, спросила я.

Черты её лица смягчились.

― В этом доме происходит много чего, что ты не видишь и не слышишь. В тот день, после исполнения «Второго долга», когда за тобой приехала полиция, я уже знала, что брат стал другим. Ты его изменила. Он напрочь выбросил меня из жизни, и чтобы я поняла это, говорить мне было не нужно.

― Сколько же здесь херни происходит, о которой я не знаю, ― проворчал Вон. ― Может немного просветите? Кто-то должен рассказать мне о том, что я пропустил. Что за «Второй долг»?

Жас и я его проигнорировали.

Сердце пустилось в галоп, прокачивая захмелевшую от мыслей о Джетро кровь. Я представила его живым и совершенно счастливым. А тот факт, что он рассказал своей сестре обо мне… что его сестра знала, что он ко мне чувствует, делал нашу любовь ещё более реальной. Даже если она была запретной.

Понизив голос до шёпота, спросила:

― Ты такая же, как он… да?

― Как кто? ― набив рот печеньем, промычал Вон.

― Он тебе рассказал? ― опустив взгляд, Жас переадресовала свой вопрос.

Голос её был испуганный и в тоже время немного расстроенный.

― Ты обиделась? ― Я не смогла скрыть нотки неприязни в своём голосе.

Покачав головой, Жасмин ответила:

― Обида? Нет. Скорее удивление. Но… я знала, что он влюблён в тебя. Я чувствовала это в нём.

― Чувствовала? ― стряхивая крошки с футболки, спросил Ви. ― Странно прозвучало.

Повернувшись к нему, я пояснила:

― Она эмпат. ― После того, как Джетро на днях объяснил мне этот термин, я чувствовала себя чертовски самоуверенно. Термин для описания заболевания, встречающегося настолько часто, что оно стало обычным недостатком, по мнению общества.

― Что это ещё такое? ― поморщившись, спросил Ви.

Жас усмехнулась:

― Нет. И Нила ошибается. Я чувствительная к эмоциям, но не так сильно, как Джетро. И иначе я себя не называю, просто слишком восприимчива к брату ― так же, как вы друг к другу. ― Она махнула рукой в нашу сторону. ― Вы ― близнецы. Несомненно, внешне вы разные, но, в целом, в вас заложено достаточно генетической информации, чтобы чувствовать друг друга более глубоко.

― Такие уж близнецы, ― Кивнул Вон.

― Близнецы и эмпаты, ― улыбнулась Жасмин.

Вдруг, в нескольких комнатах от нас, что-то громко хлопнуло.

Мы застыли.

Жители Хоукскриджа начали просыпаться.

Меня, конечно, не радовало, что придётся ждать, чтобы получить ответы, но если нас поймают, рискую их не получить вовсе.

― Как бы ни хотелось продолжить нашу беседу, полагаю… пора расходиться.

― Ты права, ― кивнула Жасмин, направив коляску к двери. И, не оборачиваясь, продолжила: ― Ви, пойдём, я провожу тебя в твою комнату.

Сердце ёкнуло от того, как она непринуждённо назвала прозвище моего брата. Захотелось сказать ей, что права такого она не имеет. Но опять-таки, я украла брата у неё. Ворвалась в его жизнь и заменила Жасмин собой.

И тут я поняла Жас: я нравилась ей, так как подходила Джетро, и в тоже время она презирала меня за то, что я забрала его у неё.

Бросившись вперёд, приоткрыла дверь, выставив при этом ногу, чтобы немного задержать Жас. Нагнувшись к ней, прошептала:

― Хочу сказать тебе спасибо. Даю слово, что не причиню ему боли… больше никогда. Я теперь с ним до конца, и, надеюсь, ты понимаешь, что я не заберу его у тебя полностью, ― улыбнулась. ― Я умею делиться.

― Делиться чем? ― спросил Ви, опустив ладони на плечи сестры Джетро.

Этот непроизвольный жест, после всего одной авантюрной ночи, говорил больше, чем любые слова. Они вели себя расслабленно и непринуждённо в присутствии друг друга. И что бы ни произошло между ними за этот вечер, они стали доверять друг другу быстрее, чем мы с Джетро.

Я… Я, похоже, ревную.

Но в тоже время, кажется, я рада.

― Ничем. ― Попятилась я, улыбнувшись Ви и освобождая дорогу.

Но Жас поняла.

Она пожала плечами, заставив Ви убрать руки.

― Думаю, у нас с тобой ещё есть надежда, Нила Уивер. ― И, похлопав меня по руке, выкатилась в коридор.

Ви последовал за ней, остановившись, чтобы поцеловать меня в щёку. Свитера, что я дала ему, брат перекинул через плечо, а еду бережно прижал к груди.

― Увидимся как-нибудь, полагаю.

Скорее раньше, чем позже.

― Всё будет хорошо. Вот увидишь. ― Я сжала его руку.

― Я надеюсь, ― громко вздохнув, сказала Жасмин. ― Если Кес и Джет справятся, надежда появится у нас всех. ― Наши взгляды встретились, и на дне её глаз я увидела невысказанные мрачные мысли. ― В одном я уверена. Больше не будет противостояния Хоуков и Уивер. Мы ― новое поколение. И мы унаследовали грехи наших предков.

― И мы те, кто изменит историю.

ГЛАВА 8

Джетро

Нила рассмеялась.

Я оторвался от отчёта о последней контрабандной партии алмазов, и тут же зажмурился от ослепительного света позади неё.

Она стояла в ореоле, словно богиня, которой я ежедневно поклонялся, сотканная из эфира. Такая волшебная… и моя.

― Чего смешного?

Она подскочила ко мне и взяла за руку, и тут же сердце застучало, как сумасшедшее. Даже после стольких лет вместе, даже после того, как наши жизни плотно сплелись, я оставался безнадёжно влюблён в эту женщину. Она моя королева ― хранительница моей души, как я и обещал, уступив ей в ту ночь и рассказав обо всём.

Нежно мне улыбнувшись, Нила положила мою ладонь на свой довольно большой живот.

Я сжал челюсти от внезапно нахлынувших чувств любви, гордости и жажды защитить.

Она носит под сердцем моего ребёнка.

Мы вместе создали это чудо.

Половина от неё, половина от меня. Уивер и Хоук. Швея и контрабандист.

Наш малыш.

― Он толкается.

― Правда? ― Я сильнее прижал ладонь.

Малыш затих.

― Перестал, ― поникшим голосом, ответила Нила.

Притянув её ближе, оставил поцелуй на покрытом хлопком футболки животе.

― Ты постоянно говоришь «он». Мы, ведь, ещё не знаем пол. Это может быть и девочка.

Она покачала головой, тряхнув волосами. Её волосы. Как же я любил её волосы. Длинные и чёрные. Они словно впитывали в себя энергию солнца и отдавали её Ниле.

― Это мальчик.

Усадив её на колени, поцеловал в губы. Эта женщина поражала меня.

― А что, если я не хочу мальчика? Что, если я хочу девочку, такую же красивую, как ты?

― Он приходит в себя.

― Отойдите, пожалуйста.

Слух разорвал громкий писк. В тело ворвалась боль и тяжесть. Агония накрыла с головой.

Вот, бл*дь! Остановите это!

Мне здесь не нравилось. Хочу обратно. Туда, где всё залито солнечным светом, и моя жена беременна.

Ещё больше боли. Я сдался.

Бл*дь, остановите… Больно!

Сердце забилось, как бешеное, отправляя меня обратно, в мой прекрасный сон.

Вздохнув, я отпустил своё бренное тело, игнорируя зов того, что пыталось вернуть меня к жизни, и ушёл.

― Так ты хочешь девочку?

― Больше всего на свете, ― кивнул я.

― А если я хочу мальчика?

― Ну, тебе придётся подождать.

― Подождать? ― хихикнула Нила.

Я прижал её ближе, вдыхая нежный аромат полевых цветов и лета.

― Пока мы не решимся на ещё одного.

― Мистер Эмброуз. Ну же, давай.

Живая иллюзия снова схлопнулась.

Я напрягся, ожидая, когда же боль поманит меня в свои объятия. Но боли больше не было. Только туман. Железный занавес отгородил моё сознание от лихорадки и агонии. Впервые за целую вечность я мог мыслить, не задыхаясь от мук.

И когда дискомфорт исчез, открылось понимание.

Я устал. Тело словно налилось свинцом. Кости отяжелели.

Не хотел быть здесь.

Я скучал по своему наваждению. По своему выдуманному миру, где всё было наполнено солнечным светом и улыбками, вдали от воспоминаний, осколками, пробивающимися через грань осознания.

Я хочу забыть… ещё ненадолго.

Сон захватывал разум, затягивая в воронку сознания, возвращая обратно к Ниле.

― Ещё одного? ― хлопнув меня по груди, рассмеялась Нила. ― Ты начинаешь жадничать, тебе так не кажется?

― Жадничать? ― прижавшись к её шее, пробормотал я. ― Я бы так не сказал.

Уста Нилы приоткрылись, когда я положил дорожку из поцелуев вверх по её шее, затем по подбородку, остановившись у рта. Дыхание её стало хриплым и прерывистым, в предвкушении поцелуя.

― Да? А как бы сказал?

Я замер у её губ. Так сильно хотелось поцеловать её. Хотелось пить её вкус, смешивая его с моей любовью и напитывать этим соком мою женщину. Я так отчаянно желал исцелить её. Заставить забыть о прошлом, и напомнить, что всё закончилось. Что мы теперь были свободны.

― Я сказал бы, что это вложение в наше прекрасное будущее.

Нила наклонила голову, и я схватил её за затылок, контролируя движения. Рот наполнился слюной, но я всё ещё держался в миллиметре от её сладкого рта.

― И сколько? ― прошептала она прямо в мои губы.

Я скользнул языком в её рот. Наши языки сплелись, исполняя танец, который выучили наизусть. Я узнаю Нилу, даже если все органы моих чувств отключатся. Я узнаю её, даже если ослепну, оглохну и стану нем. Я всегда узнаю её потому, что просто почувствую. У её любви особый вкус, как у изысканного игристого вина, который опьянял, каждый раз, когда я опускал свои стены и напивался её чувствами, и проживал с ней их.

― Столько, сколько сможем, ― пробормотал я.

― Мистер Эмброуз, вам нужно открыть глаза.

Снова этот проклятый голос. И что за имя…? Не моё имя.

И снова я попытался проигнорировать просьбу, желая провалиться в сон, но в этот раз кротовая нора захлопнулась. Спать не хотелось.

Я парил где-то между мирами: темнота становилась менее насыщенной и плотной, а всё окружающее медленно обретало форму.

Боль всё ещё была заглушена, усталость не так поглощала, но вокруг было много всего странного.

Странные запахи.

Звуки.

Люди.

Где я?

― Вот так, просыпайтесь. Мы не кусаемся.

Стало не по себе от фальши в голосе ― слишком оптимистично. Я терпеть не мог лукавства, и тот, кто знал меня, всегда тщательно скрывал свои истинные мысли.

Моя способность раньше других органов чувств вернулась в полной мере, пожирая человека, стоящего рядом ― человека, который переживал, заботился и диагностировал. Я был под его опекой. Мой прогресс и моё выздоровление ― об этом мог волноваться только один человек.

Доктор.

Незнакомое место и незнакомые запахи. Вдруг всё это скомпоновалось и обрело смысл.

Свет стал ярче, и что-то глубоко в венах держало боль на поводке.

Наркотики.

Я не мог двигаться, говорить. И еле дышал.

Но я был жив.

И меня по ошибке называют мистером Эмброуз.

Писк стал сильнее, громко извещая всех о моём возвращении в бренное тело. Я почувствовал пальцы на руках. На ногах. Странно, словно надеваешь дорогой кашемир после того, как неделями ходил в одежде из колючей шерсти. Словно ты дома.

― Он приходит в себя.

― Вот так. Мы здесь. Не нужно бояться. Вы в безопасности.

Голос доктора проник сквозь сгустки тьмы в моей голове, вытаскивая на поверхность. Веки отекли и казались неподъёмными.

Волной разочарования меня вышвырнуло из мглы и вернуло в тело, в котором я больше не хотел быть.

Я открыл глаза.

― Отлично. Прекрасная работа, мистер Эмброуз.

И зажмурился. Комната казалась слишком яркой, слишком чёткой.

― Подождите пару секунд, и дискомфорт пройдёт, ― сказал кто-то, тронув меня за плечо. По телу резонансом прошла волна, пробуждая каждый мускул.

Я попробовал снова открыть глаза, прищурившись на этот раз, стараясь ограничить количество света.

Передо мной начала складываться картина. Сначала словно из мазков акварели, приобретая более и более чёткие формы.

Я знал этот мир. Хотя не знал этих людей.

Я снова был в своём раненом теле, на грани жизни и смерти. Мне было холодно и тошнило, и я устал. До смерти устал. Я бы предпочёл остаться в своём выдуманном мире, где Нила была в безопасности, мы были счастливы, и не было никакого зла, пытающегося разлучить нас.

Доктор сжал мою руку, ту, которая не была истыкана иглами для капельницы.

Я попытался её вырвать, но мозг не среагировал на сигнал тела.

― Вы нас здорово напугали, мистер Эмброуз.

Сглотнул, попытавшись смазать сухую глотку.

― Э-э…это не м-м-моё. ― И, оборвав себя на полуслове, замолк.

Меня зовут… А как меня зовут?

Всего доля секунды, и я вспомнил.

Меня зовут Джетро Хоук. Наследник Хоукскриджа, первенец, недавно застреленный собственным отцом. Мои прошлые воспоминания об испытаниях, и о моей любви к Ниле, словно кирпичики, встали на свои места, делая сознание ясным.

Мой отец думает, что предназначенная Жасмин пуля прикончила меня. И кто бы ни привёз меня в больницу ― он на моей стороне. А поддельное имя сохраняет мне жизнь.

Вспышка боли пробилась таки через обезболивающие, что мне вкололи, заставив сфокусироваться на важном.

― К-кто в-вы?

Врач изучающе на меня посмотрел. Каштановые усы, взъерошенные волосы и мягкость рукопожатия совсем не вязались с его мрачным больничным светло-зелёным халатом. Он больше походил на чудаковатого фермера, выращивающего цыплят, нежели на специалиста, достающего людей с того света.

― Меня зовут Джек Луиль. Я ваш хирург. ― Он перевёл взгляд на мой живот, покрытый белыми накрахмаленными простынями. ― Мы вас прооперировали. Операция была не сложной, не долгой и успешной. Вы хорошо её перенесли.

― П-почему о-о-операция?

Лицо доктора засияло, и меня накрыло волной эмоций, исходящих от него: гордость от хорошо проделанной работы и удовлетворение результатом.

― Я не знаю, как много вы помните. Вас подстрелили.

― Я-я, я п-прекрас-сно всё пом-мню. ― И чем больше я говорил, тем легче мне это давалось.

― Ох, это, несомненно, прекрасные новости. Тогда вы знаете, что пуля пробила вам бок. ― Он слегка склонился надо мной. ― И, наверное, мне не нужно говорить, что она прошла очень близко к жизненно важным органам. Травма живота может привести к разрыву кишечника, печени, селезёнки и почек. А ещё могут быть задеты крупные артерии, повреждение которых практически всегда ведёт к летальному исходу, особенно в вашем случае, поскольку вы сразу не могли обратиться за помощью.

Почему?

Я никак не мог вспомнить.

Треск огня и медленно тянущееся время… причём здесь эти воспоминания? И Кестрел рядом…

Кес!

Я подался вперёд схватив доктора за руку. Боль агонией разлилась по телу, но мне было плевать.

― В-второй мужчина. Он т-тоже з-здесь? ― Я намеренно не назвал его имя. Сомнительно, что он под своим настоящим именем.

Доктор Луиль замешкался. Счастье от моего восстановления омрачили безрадостные мысли.

― Ваш брат пока ещё с нами, но… мы не знаем, сколько он ещё продержится. Его ранения очень тяжёлые, и он перенёс сложную операцию. ― Врач прокашлялся. ― Чуть позже я расскажу о его состоянии. Но сначала, позвольте рассказать о вашем предстоящем лечении, а затем вам нужно поспать. Время ещё будет.

Нет, времени, нет!

И если у Кеса дела плохи, мне нужно увидеть его, пока не стало слишком поздно.

Мне нужен мой брат. Мой друг.

― Таких, как вы, я называю необыкновенные везунчики, ― улыбнулся доктор Луиль. ― Однажды у меня был пациент, который поскользнулся в ванной и разбил окно. Стекло разрезало парню горло, но не задело ярёмную вену и сонную артерию. Вы хоть представляете, насколько это невероятно? Просто он везунчик. У меня было немало таких случаев. Вроде человек должен был погибнуть, но по каким-то причинам остался жив. ― Он легонько похлопал меня по плечу. ― Вы один из последних везунчиков. Пуля вошла в верхнюю часть живота через мышцы, окружающие жизненно важные органы, не попав в брюшную полость. Вы могли потерять сознание от избытка адреналина и боли и истечь кровью. Но вас привезли к нам.

В висках застучало.

Меня привезли к ним.

Мне дан второй шанс.

Не прогнил настолько, чтобы заслужить смерть. Не заработал ещё пока билет в один конец на поезд в ад.

И шанс я этот впустую тратить не намерен.

Свою новую жизнь я проживу исправляя ошибки, и докажу, что я заслужил её.

― Д-давно я т-тут?

Доктор Луиль, пригладив усы, ответил:

― В операционной вы провели три часа, и три дня в реанимации. Органы достаточно восстановились, чтобы уменьшить количество препаратов и позволить природе справиться самой.

Три дня?

Три, бл*дь, дня!

Чёрт, что с Нилой?

Сердце застучало, как бешеное, и меня накрыло волной адреналина. Рывком поднявшись, я схватился за край кровати. Боль, будь ты проклятая. И эта рана тоже.

Три дня!

― Я… мн-не нужно и-идти.

Луиль схватил меня за плечи и прижал обратно к матрасу.

― Что, чёрт возьми, вы делаете? Я вам только что рассказал, какой вы везунчик, и вы пытаетесь всё испортить?

Я практически видел, как убегает песок в часах, приближая Нилу к смерти, и боролся изо всех сил.

Нила!

Три дня!

Что они сделали с ней за это время?

― От-отпустите!

― Без вариантов, приятель. Вы мой пациент и будете следовать моим правилам. ― Врач крепко держал меня. ― Успокойтесь, или вас привяжут. Хотите?

Я замер, дыша тяжело и хрипло. Живот, словно когтями, разрывала мучительная боль.

Три дня…

Силы резко покинули, и накатила тошнота. Ох, бл*дь. Комната закружилась.

― Тошнота пройдёт, ― сочувственно сказал доктор Луиль, отпуская меня. ― Это из-за морфина. Просто полежите спокойно, и всё пройдёт.

Но сейчас я мог думать только о Ниле, и о том, что бросил её.

Вот бл*дь!

― Молли, увеличь немного дозу мистеру Эмброузу и дай успокоительное.

― Нет! ― Я уже потерял много времени. И больше терять его не намерен. Мне нельзя спать, мне нужно исцелиться и бежать спасать мою женщину.

В поле моего зрения попала девушка на заднем плане. Блондинка, волосы которой были закручены в тугой пучок. В руках она держала планшет для бумаг. Её эмоции считать было невозможно, ей будто было всё равно, она едва меня замечала. Либо девушка хорошо умела прятать эмоции, либо тошнота перекрыла мою чувствительность и свела её до минимума.

Стараясь остаться в здравом уме, по-крайней мере, пока доктор не уйдёт, и я смогу начать планировать свой побег, спросил:

― Как долго мне нужно здесь находиться?

― А что? Планируете покататься на лыжах в Швейцарии? ― рассмеявшись, ответил доктор Луиль. Но заметив моё каменное выражение лица, смущённо откашлявшись, постарался реабилитироваться. ― По моим оценкам, недели три до полного восстановления. Две недели, чтобы зажила рана, и ещё одна, чтобы рассосались внутренние гематомы. Двадцать один день, мистер Эмброуз, а затем я подпишу бумаги о выписке и пожелаю вам счастливого пути.

Три недели?

Вот, бл*дь, у меня нет столько времени.

Я чуть не сошёл с ума, узнав о прошедших трёх днях.

― Я не могу б-быть з-здесь так д-долго. ― Покачал головой я.

Нила, не отказывайся от меня.

Я должен быть там, чтобы спасти её. Нельзя, чтобы она подверглась ещё большему ужасу, особенно в руках моего ублюдка-папаши и такого же братца.

П*здец, нах*й, бл*дь.

От мысли, что Нила там одна совершенно беззащитна, в груди кольнуло, и будто по венам потекла кислота, прожигая внутренности.

― Простите, мистер Эмброуз, но вы не можете уйти, пока я не разрешу. ― И, направив своё внимание на медсестру, подозвал её, сказав: ― Дай-ка мне тот номер. Нам лучшее сообщить семье, что он очнулся.

Сердце стукнуло, чуть не пробив грудную клетку.

― К-какой семье?

Только не говорите моему отцу.

Иначе, ещё до конца дня меня либо отравят, либо прирежут.

Доктор Луиль потянулся к телефону, лежащему на прикроватной тумбочке. В палате практически всё было белое или из стекла, либо светло-голубое. На стене контрастом висел прямоугольник; плазменного телевизора, а в углу примостились маленький столик и пара кресел.

― Женщине, что привезла вас сюда, конечно. ― Прикусив нижнюю губу, он набрал номер и поднёс аппарат к уху. ― Да, здравствуйте, мисс Эмброуз? Это доктор Джек Луиль.

Молчание.

― У меня для вас хорошие новости. Он только что очнулся. Даю ему трубку.

Прикрыв ладонью микрофон, доктор передал мне аппарат. Мысли понеслись вскачь, подкидывая различные варианты. Я покачал головой. Что, если это ловушка? Что, если на том конце провода Бонни?

Увидев моё колебание, доктор не отступил, а лишь пояснил:

― Это ваша сестра. Она звонит каждый час в течение последних трех дней. Честно говоря, это немного раздражает, скажите уже, что с вами всё в порядке. ― Вложив трубку мне в ладонь, док продолжил: ― Поговорите с сестрой и отдыхайте. Позже я зайду, чтобы ответить на вопросы, которые у вас ещё, возможно, возникнут. И ещё нужно будет посмотреть, уменьшить дозу обезболивающих или, наоборот, поднять. И оставайтесь в постели, иначе ата-тат.

Я крепко сжал в руке гаджет.

Не обещаю.

Я сбегу, как только смогу дышать без желания заблевать всё вокруг.

Меня затрясло от накатывающей тяжёлым валуном усталости, и от мысли, что вот-вот я поговорю с кем-то, кто сейчас находится в Хоукскридже, с кем-то любимым. С кем-то, кого я сильно подвёл. Так же сильно, как подвёл Нилу.

Дождавшись, когда за доктором и медсестрой закроется дверь, я поднёс телефон к уху:

― Ал-алло?

Тишина в трубке резала слух.

― Ал-алло? Ты там?

На том конце провода послышался вздох:

― Ну наконец-то, засранец.

Сердце ускорило ход.

Я может и подвёл Нилу.

Я, может, уже был бы мёртв.

Но Жасмин совершила невозможное. Она сохранила мне жизнь, и я мог быть уверен, что она то же самое сделает и для Нилы.

― Ты в-всегда была уп-пёртая, Жас.

― Боже, это действительно ты, ― голос её сорвался, и Жасмин разревелась.

Потом сестра рассказала, что она сделала и как спасла нас. Как Фло поддерживал в нас жизнь, пока не удалось тайком вывести нас из поместья. Как они прятали нас в склепе, как пытались лечить, оставив медленно превращаться в скелеты под домом, в котором прошла вся моя жизнь. Как они пытались обмануть время, чтобы успеть перевезти нас в безопасное место, пока не стало слишком поздно.

Я в огромном долгу перед Фло, и щедро отплачу ему. И теперь я больше не буду недооценивать сестру или принимать её как должное. Поверить не могу, что она добровольно покинула Хоукскридж.

После посвящения всей своей жизни поместью, ей удалось завладеть одной из многих машин в нашем гараже и, каким-то образом, доставить нас с Кесом в больницу. Судя по словам врачей, это был героический поступок. Час или два и Кестрел был бы мёртв, а вскоре после него и я.

Я понятия не имел, как ей это удалось. Телефонный разговор был кратким, тихим… довольно быстрым, чтобы Бонни не смогла подслушать. Ее облегчение было искренним, но она что-то скрывала от меня.

Что-то, что я хотел выяснить.

После того, как я повесил трубку, медсестра появилась в палате и вопреки моему желанию ввела капельницу успокоительного.

Я не мог избежать этого. Я не мог оценить, насколько слаб. Все, что мог, это погрузиться в глубины сна, словно накаченный наркотой придурок. Нила не навестила меня в этот раз, и через несколько часов я проснулся, испытывая боль и ярость.

После пробуждения все мои мысли были посвящены Кестрелу. Мое сердце было разбито из-за моего брата.

По словам дока, он все еще не пришёл в себя, и находился в реанимации, погруженный в искусственную кому. Пуля, от которой я спас Жаз, прошла «навылет». Луиль сказал, что я был «везунчиком», счастливой случайностью, е*аным чудом. Кости не раздроблены, органы не повреждены. Одно входное и выходное отверстие, оставляющее кровотечение и заражение, но в остальном я был нетронут.

Но если я был чудом, то у меня были определенные обязательства и привилегии.

Привилегии, которыми я непременно воспользуюсь, чтобы покончить с человеком, который убил меня.

И обязательства, которые я намеревался выполнить теперь, когда был свободен.

Я восстал из мёртвых.

И я навлеку адский гнев на своих врагов.

ГЛАВА 9

Нила

Запись в дневнике, Эмма Уивер.

Он сказал мне сегодня вечером. Лежа в моих объятиях, полагая, что он в безопасности, он рассказал, что сделал со своим братом. С одной стороны я могу понять это ― провести всю жизнь, зная, что ты на втором месте, только чтобы сорваться, когда то, чего ты хочешь больше всего на свете, мучает тебя. Но с другой стороны я никогда не смогу понять, потому что никогда не была такой эгоистичной, эгоцентричной или жестокой. Одно я знаю точно ― его дети прокляты. Даже те, кто не заражен его безумием, погибнут из-за того, что их отец сделал с их матерью и дядей.

Пронзительный звон нарушил мою концентрацию.

Нет!

Я должна была выяснить, что сделал Кат. Почему были прокляты Джетро, его братья и сестра? Что, черт возьми, произошло много лет назад?

Прошло три дня. Три ночи, я спала на простынях больше не пропитанных ароматом Джетро. Три утра я расхаживала, волновалась и умоляла. Дениель был в отъезде, оставив меня наедине со скукой, а не с пытками. Я не видела ни Вона, ни Ката, меня держали в изоляции, запертой в своей комнате, как истинную пленницу.

Провести три дня в подвешенном состоянии ― святотатство. Я хотела отомстить. Однако мой разум не мог перестать беспокоиться. Джетро, Джетро, Джетро. Все остальное не имело значения.

Беспорядочный звон не прекращался; я оторвала взгляд от пустой страницы. Больше ничего не было. Моя мать оставила эту тайну неразгаданной.

Дневник Уивер был единственной вещью, способной отвлечь меня от повторяющихся мыслей о Джетро. Однако чтение дневника вызвало у меня странное ощущение, ― как будто я приподняла завесу, погрузившись в капсулу времени, и взглянула на Хоксридж ― «тогда и сейчас». Слышать о Джетро, когда он был маленьким, о Брайане, влюбленном в мою маму, и даже о том, как Бонни благодарит Эмму за то, что та шьет ей платья, ― это было нереально.

Неправильно.

Звон. Звон. Звон!

Отбросив дневник, я выбиралась из постели. Преодолевая препятствия в комнате, я всматривалась в ярды абрикосовой шерсти, ища источник звона. Отодвинув ткань и открыв небольшую каморку внутри шкафа, я нашла источник.

Какого черта? Почему я раньше не видела этого?

Срывая телефонную трубку с потускневшей базы, я поднесла ее к уху.

― Алло?

Мгновенно, женский голос начал говорить:

― Он очнулся.

Мои колени подкосились.

Ударившись о комод, схватилась за его край. Прилив адреналина пропитал мой организм, как тропический ливень. Неважно как сильно я молилась и надеялась, что он останется в живых, на самом деле я в это не верила.

― Ты… ты уверена? ― Мой голос был тихим, как мышь. ― Почему ты так уверена в этом?

Не давай мне ложной надежды. Я не смогу этого пережить.

― Я уверена, ― Жасмин радостно фыркнула. ― Я разговаривала с ним.

Мое сердце затрепетало, ликуя от радости. Наклонившись вперед, я уткнулась лбом в дрожащие руки.

― Слава богу.

Жасмин не сказала ни слова.

Я тоже молчала.

Мы обе шумно дышали, испытывая счастье, доставшееся нам с огромным трудом.

Все изменится к лучшему.

Позволив информации осесть, я сосредоточилась на другом человеке в своем сердце.

― Ви… ты его перевезла?

― Да. Он в другой комнате. В тепле и с регулярным питанием. ― Она замолчала. ― Я присмотрю за ним. Обещаю.

Я зажмуривалась.

― Спасибо.

Повисла неловкая пауза, усиливая нашу негласную потребность поговорить о Джетро.

Джетро все еще наследник. Он положит этому конец. Я знаю, что так и будет.

― Жасмин? Как… как долго…

Как долго он будет отсутствовать?

Я была ненасытной. Он очнулся всего несколько минут назад, но я хотела его сейчас. Я хотела прикоснуться к нему, поцеловать, обнять ― убаюкать в своих руках. Но это была не единственная причина. Настоящая причина была как зловещий крах моей радости. Как долго мне придется терпеть капризы Ката?

Последние три дня мне везло. У меня не было иллюзий, что удача продлится долго.

Жасмин читала между строк.

― Не имеет значения, как долго. Ты моя. Я сделаю то, что обещала, Нила.

На глаза навернулись слезы.

― Я знаю.

Ты сделаешь все, что в твоих силах, но, в конце концов, я одна.

Так же, как я была одна, когда Джетро управлял моей судьбой. Ничего не изменилось. Я должна вырезать их мерзкие сердца.

― А Ке… ― я оборвала себя.

Используй загадки и коды. Кто знает, какие линии прослушиваются, и у каких стен есть уши.

― Другой… он очнулся?

Жасмин тяжело вздохнула.

― Нет.

Единственное слово дрожало от печали, не оставляя места для вопросов.

Громкий шум, затем быстро:

― Я должна идти.

Через секунду раздался громкий и протяжный гудок.

Оттолкнувшись от шкафа, я положила телефонную трубку обратно. Ее звонок заставил меня прыгать от радости и скорбеть от горя. Я хотела, чтобы они оба пришли в себя ― слышать, что только Джетро очнулся, было горькой радостью.

Он очнулся!

Я обхватила себя руками.

Он не бросил меня.

Медленно подошла к кровати, на которую положила дневник Уивер. В последний момент я передумала. Я не могла читать о древних заговорах и боли. Мне нужно было очистить мысли чем-то, что я могла полностью контролировать.

Поменяв направление, я пошла к шезлонгу, перевернула корзину, с набивным дамасским панно и грузинским кружевом.

Он очнулся.

Эти два слова теперь были моими любимыми в английском языке. Я разгладила дамасское панно и вытащила иглу из подушечки для булавок.

Он очнулся.

Лучше, чем живой.

Он очнулся.

Судьба наконец-то была благосклонна ― все, наконец, изменится.

Теперь все будет по-другому.

Кат, Дениель и Бонни займут место Джетро и Кестрела в земле. Баланс добра и зла будет восстановлен. И мы с Воном будем продолжать мечтать о том, о чем мечтали, без висящей над нашими головами гильотины.

Включив еще одну лампу с другой стороны, я принялась за кропотливую работу ― реставрацию кружева. Было еще не поздно, солнце село несколько часов назад, и Хоксридж скрипел со всех сторон, погружая обитателей в ночь. Рев мотоциклов сотряс зимний воздух, «Блэк Даймондс» исчезли, чтобы организовать очередную контрабандную доставку.

Я сосредоточилась на тонкой, изящной работе, погружаясь в беспорядочные мысли. Спасательная операция Жасмин и Вона осталась незамеченной. Фло сделал невозможное. Джетро обманул смерть.

Мы победили.

Догадывается ли Кат? Почувствует ли он, что его сыновья живы?

Это не имеет значения.

Его высокомерие погубит его.

Тик-так. Тик-так.

Его время на исходе.

***

― Она зовет тебя, Нила.

Я резко вскинула голову.

Моя комната больше не была пустой. В ней появился посетитель, пока я дремала в шезлонге. Кружево, над которым я работала, валялось на ковре, а игла впилась в мою джинсовую юбку, торча вверх, как крошечное копье.

Фло направился ко мне, засунув руки в карманы.

― Ты меня слышишь?

Я моргнула.

Днем я оставляла шкаф отодвинутым от дверного проема на случай, если законнорожденному потомству потребуется, чтобы я быстро открыла дверь. Но ночью я придвигала тяжелый шкаф, создавая ложное чувство безопасности.

Как долго я спала?

Солнце сверкало на горизонте, дневной свет приглушал лампу сбоку от меня.

О боже, я проспала всю ночь?

Я не чувствовала себя отдохнувшей. Я чувствовала усталость и заторможенность.

Джетро…

Он был в моих мыслях весь день. Всю ночь. Всю мою жизнь.

Он очнулся!

Я так скучала по нему ― по его золотистым глазам, его неуверенной улыбке. Мне не хватало прозрения, когда он, в конце концов, сломался и позволил мне снова собрать его.

Я скучаю по тебе…

― Нила… ты спишь или ходишь во сне?

Фло щелкнул пальцами у меня перед носом.

Я вздрогнула.

― Я не сплю. Извини, просто заторможена.

― Когда ты в последний раз нормально спала?

Я пожала плечами, выдернула иголку из юбки и воткнула ее в подушечку для булавок.

― Не могу вспомнить.

Мои глаза горели от усталости, я ощущала головокружение.

Он нахмурился.

― Ты же понимаешь, что они в безопасности. Ты можешь немного расслабиться, без печали, омрачающей твой сон.

Я встала, мое тело заломило ото сна в шезлонге. Я споткнулась от головокружения, мой телефон с глухим стуком упал на ковер у моих ног

Хм. Не помню, чтобы я брала его с кровати.

Фло молчал, пока я пыталась сдержать свое недомогание и взять себя в руки. Должно быть, я взяла его во сне, в надежде на сообщение.

Написал ли он сообщение?

Я проверяю телефон.

Ничего.

Ни сообщений. Ни звонков. Ни писем.

Я была совершенно забыта.

Какая-то часть меня надеялась, что теперь, когда Джетро очнулся, он напишет мне. Что впервые за несколько месяцев мы поговорим так, как разговаривали до того, как началась вся эта история. Кайт с Ниточкой.

― Он выходил на связь?

Фло взглянул на мой телефон.

Мои легкие опустошаются, я качаю головой.

― Нет, ― откинув с глаз выбившиеся волосы, ответила я, ― но я слышала, что он очнулся. Ты?

Легкая улыбка коснулась его губ.

― Да. Она мне сказала.

Я улыбнулась в ответ. Я пришла в Хоксридж, полагая, что вокруг меня враги. Оказалось, лишь несколько человек достойны этого звания. Большинство были добрыми и благородными, погруженными в свои проблемы, но в конечном итоге великодушными и такими же, как любой незнакомец, ― пугающие и таинственные, пока граница отсутствия знакомства не превратилась в дружбу.

Кес доказал это. Потом Жасмин. А теперь и Фло.

Я всегда знала, что смогу завоевать Джетро.

Отчасти, я думаю, что знала, он принадлежал мне с самого детства.

Когда все закончится, я хочу узнать, сколько раз мы встречались. Сколько раз мы говорили в детстве, ― когда нас готовили к нашим ролям.

― В любом случае. ― Фло покачнулся на каблуках. ― Я здесь не для светского визита. Мне поручено доставить тебя к ее величеству.

Мои глаза расширились.

― Что?

― Не к королеве Англии, ― ухмыльнулся он. ― Королеве Хоксбриджа.

Засунув руки в карманы, его глаза потемнели.

― Она хочет поговорить.

― Поговорить или избить? ― Я схватила телефон. ― Разговор со старой летучей мышью наедине не входит в список моих приоритетов.

Но если вы наедине, то ты можешь убить ее.

Эта мысль приковала меня к ковру.

― Я бы не советовал тебе называть ее «старой летучей мышью» в глаза.

Я погрузилась в свои мысли, забыв о существовании Фло. Единственный способ убить тех, кто должен быть мертв, ― действовать стратегически. Я не могла делать это рядом с другими. Я не могла сделать это на виду. Я должна быть подлой, хитрой и умной.

Каждую ночь я всматривалась в темноту, используя черную пустоту как доску для своих планов. Жаль, что у меня в комнате не было беговой дорожки. Бег всегда помогал мне решать проблемы. Но даже если мое тело оставалось неподвижным, это не значило, что мой разум бездействовал.

Никогда раньше я не была так очарована смертью и увлечена гипотетическим убийством.

По телевизору я видела, что, если заколоть своих жертв ножом, будет обильное кровотечение и борьба. Я также знала, что сила ничего не будет значить против Ката и Дениеля, поэтому мне нужно иметь элемент неожиданности.

Пистолет решил бы мои проблемы, но шум и отсутствие опыта в прицеливании потенциально могли привести меня к неудаче.

Все приводило к одному выводу… я должна действовать быстро и тихо. Я должна быть безжалостной. И это должно выглядеть как несчастный случай или оставаться тайным достаточно долго, чтобы украсть три жизни, прежде чем я буду убита в отместку.

Я не могу убить Бонни.

Пока нет. Сначала я должна убить Дениеля или Ката… потом ее.

Она будет моей последней.

― Тебе лучше идти. Я сомневаюсь, что она закроет глаза на опоздание, даже если ты не вписала встречу в свой календарь. ― Голос Фло сочился сарказмом. ― Новый день. Новая психологическая чума, которую нужно лечить.

Я прищурилась.

― Ха-ха. Не смешно.

Глубоко вздохнув, я положила телефон на край кровати.

― Думаю, у меня нет выбора.

Повернувшись к нему лицом, я собрала свои длинные волосы и завязала их в неряшливый хвост резинкой с запястья.

― Она хотя бы сказала, зачем?

― Разве я выгляжу так, будто распиваю с этой гребаной женщиной чай с пышками? ― Фло закатывает глаза.

― Все, что мне сказали, доставить тебя. ― Он поднял руки. ― И нет, у меня нет внутренней информации, как у юристов. На этот раз ты сама по себе.

Его взгляд скользнул по моему белому джемперу с филигранным морским коньком и джинсовой юбке.

― Я, эээ… не должен напоминать тебе о том, что то, что произошло несколько дней назад, должно оставаться в тайне… неважно, что она, эээ… сделает?

Мое сердце закрутилось в штопор.

― Что ты имеешь в виду? Она будет пытать меня?

Мне была знакома боль, но преднамеренное извлечение информации через мучения? Как долго я смогу это терпеть?

Он напрягся.

― Если она узнала, что ты что-то не договариваешь,… Я бы не стал исключать этого. ― Фло приблизился, вокруг его рта и глаз преобладало напряжение.

Я не единственная, кто страдает от бессонницы.

― Мне не нужно объяснять тебе…

― Насколько важно, чтобы те, кого нельзя называть, оставались мертвыми? Да, я понимаю.

Я положила руку ему на плечо.

― Я не буду сплетничать. То, что ты сделал, чтобы помочь им, заслужило мою преданность. Мой рот на замке.

Атмосфера в комнате стала тяжелой от серьезности.

― Я бы понял, если она сделает что-то, что заставит тебя рассказать.

Я побледнела.

― Думаешь, я сломаюсь? Я влюблена в него. Я, черт возьми, ни за что на свете не подвергну опасности их жизни.

Его плечи поникли.

― Хорошо. Извини, что давлю на тебя. Моя жизнь тоже на кону.

Я опустила руку.

― Я знаю. Ты сделал все возможное… только…

Я наморщила лоб. Детали часто были основной причиной грядущего краха. Фло и Жасмин освободили их, но теперь Джетро и Кес были в руках врачей, медсестер и людей, которые могут болтать.

― Только что? ― подсказывает Фло.

― Как тебе это удалось?

Он поджал губы.

― Что?

Я понизила голос до шепота.

― Перевезти их в подвал. Как…

― Легко. ― Он провел рукой по волосам, морщась от воспоминаний. ― Не думаю, что ты знаешь, сколько тайн живет в поместье. Сколько существует животных… которых разводят для разных целей.

― Что ты имеешь в виду?

― Ну, ты же видела фазанов для охоты, лошадей для верховой езды, собак для охоты. Но я сомневаюсь, что ты видела свиней.

Я делаю шаг назад. Свиней?

― Свиньи ― отличный способ избавиться от вещей, которые ты больше никогда не захочешь найти.

Мой рот приоткрывается.

― Прошу прощения?

За те месяцы, что я прожила в Хоксридже, я не видела ни одной свиньи.

― Где?

― Они скрыты для дела. Иметь несколько свиней при отсутствии свинофермы подозрительно в наши дни, благодаря фильмам о гангстерах, где подают, скажем, так, «альтернативную еду».

Я заломила руки.

― Ты хочешь сказать, что Кат скармливает своих врагов свиньям?

Мой желудок сжался, желая избавиться от этой информации.

― Дерьмо, он варвар.

Хуже того ― у него вместо души нечистоты.

Фло поднял бровь, не подтверждая и не опровергая этого.

― Что бы ты ни думала, это удобно.

Его голос понизился до шепота:

― Короче, Кат попросил меня избавиться от их тел. Только Кес и Джетро пришли ко мне в первую очередь. Они знали, что нечто подобное может случиться. В конце концов, они несколько месяцев играли со своими жизнями. Мы договорились, что я останусь в милости у Ката и сделаю все, что в моих силах, чтобы дать им второй шанс.

Я старалась говорить тихо, скрываясь от микрофонов, пытающихся записать наше предательство:

― Почему он не заметил, что они живы?

Он нахмурился.

― Что ты имеешь в виду?

Отойдя, я нахмурилась.

― Разве он не спрашивал, мертвы ли они? Разве он не опустился на колени, чтобы проверить, убил ли он своих сыновей?

Даже вопросы об этом превращали мою слюну в тошнотворную пасту. Как мог отец не помолиться над телами своих детей или не попрощаться с ними? Как он мог передать их останки слуге, не оглядываясь назад?

Потому что он чудовище.

Фло ухмыльнулся, в его глазах появился расчетливый блеск.

― Разве ты не рада, что он этого не сделал? Если бы он это сделал, результат был бы совсем другим.

Кровь застыла в моих жилах. Он прав.

С одной стороны хладнокровие Ката погубило Кеса и Джетро, с другой ― спасло их.

― Как только я вытащил их из гостиной, мне не составило труда доставить их туда, куда нужно. Кат не стал меня расспрашивать. Вообще-то, насколько мне известно, Жасмин отвлекла его и Бонни, крича о том, что желает отомстить тебе, ― его глаза потеплели. ― Эта девушка быстро соображает. Это был хороший отвлекающий маневр.

Да, она спасла меня от полного долга наследства.

Я должна быть добрее с Жасмин. Риск, на который она пошла, заставил бы замолчать любую женщину. Она была сестрой Джетро ― сильная, грозная и немного пугающая своим характером.

― После того, как я установил медицинское оборудование и вернулся из укрытия, доложил Кату, что дело сделано.

Он почесал затылок.

― Единственное, что его волновало, ― почистил ли я ковер.

Мое сердце разбилось под напором враждебности.

Кат больше беспокоился о предмете, чем о душах своих сыновей.

Абсолютная сволочь. Больной, извращенный урод.

Кто научил его этим качествам? Его милая старая матушка.

Бонни ― женская версия дьявола.

***

Мои руки сжались.

― Я услышала достаточно.

Бонни вызвала меня. Она пугала и запугивала меня, но ей не справиться с моей безмерной ненавистью. Мне хотелось бросить ее в котел и смотреть, как ее кости испаряются. Я хотела обезглавить ее и увидеть, как ее тело корчится в предсмертных судорогах.

Это станет реальностью ― моргнуть не успеешь.

― Отведи меня к ней. Нам пора поговорить.

― Чертовски вовремя, ― фыркнула Бонни, когда мы с Фло переступили порог.

Как только мои ноги в носках коснулись бледно-розового ковра владений Бонни, Фло вскинул на прощание подбородок и оставил меня, закрыв за собой дверь.

Совсем одни.

Возможность или невыгодное положение?

Она не могла причинить мне боль. Имен и оскорблений было уже недостаточно, чтобы подчинить меня.

К черту неожиданность и тайны.

Если у меня будет возможность, я ею воспользуюсь.

― Что ты можешь сказать в свое оправдание, девочка? Опоздание ― это несмываемый грех, который должен быть упразднен.

Бонни постучала своей тростью, как кошка взмахнула хвостом.

Независимо от того, сколько времени я провела в поместье, я сомневалась, что когда-нибудь смогу исследовать все комнаты и этажи, находившиеся здесь. Комната Бонни стала еще одним сюрпризом. Фло вел меня вверх по каменной лестнице, где располагались комнаты Жасмин и Ката, только чтобы спуститься к другому коридору и подняться по другой лестнице, покрытой извилистой красной ковровой дорожкой с созвездием единорога.

Расправив плечи, я опустила взгляд на сморщенную старуху передо мной.

― Мне нечего сказать в свое оправдание. Я была занята кое-чем важным. Я не могла позволить простому вызову выбить меня из колеи.

Она издала странный хриплый звук ― как ветер над пшеницей или призраки над кладбищем.

― Ты наглая маленькая…

― Беспризорница. Да, я слышала это раньше.

Я двигаюсь вперед, не спрашивая разрешения, осматриваю ее владения. Каждая клетка моего тела дрожала. Я была зла, напугана, в ярости, в ужасе. Лежа в темноте, поддерживая свое мужество и разжигая ненависть, я не была готова к очной схватке. Это было по-новому ― воплотить мои мысли в жизнь.

Теперь, когда я знала, что Джетро жив, мне было чем рисковать.

Будущим.

Джетро жив.

Я жива.

Мы можем жить вместе ― подальше отсюда.

Если я стану слишком дерзкой, то могу разрушить свои планы и свое будущее. Но если не буду противостоять им, то могу не заметить следующего долга ― точно так же, как я не обратила внимания на третий долг, пока не стало слишком поздно.

Я должна была сильной, но подготовленной, мстительной, но умной ― это было утомительно.

Комната Бонни оказалась не такой, как я представляла. Стены персикового цвета, белый камин и розовые цветы на потолке ― все говорило о соблюдающей законы бабуле, пекущей печенье.

Как может комната иметь стереотипное представление о пожилой бабушке, когда женщина все что угодно, кроме этого?

Отделка блестит золотыми обоями, вышитые крестиком картины украшают каждый дюйм стены, изображая шмелей, стрекоз и разноцветных бабочек.

Я ожидала увидеть на стенах орудия пыток и кровь ее многочисленных жертв.

Не это…

Я ненавидела эту комнату, потому что она заставляла меня сомневаться. Была ли она когда-то милой? Неужели стала таким жестокосердным динозавром из-за своего прошлого? Что сделал Кат с братом, чтобы превратить мать в такое чудовище?

Потому что это должно быть его рук дело. Что бы ни случилось с его братом, это попахивало мятежом и подлым предательством.

Это не имеет значения.

Она такая, какая есть.

И она заплатит за то, что сделала.

Бонни не произнесла ни слова, наблюдая за мной с характерной для Хоук внимательностью. Комната пульсировала от силы; покорение, исходящее от нее, и восстание ― от меня. Если бы наша воля могла сражаться, напряжение задохнулось бы от невидимых столкновений.

Я остановилась над каким-то овалом, пытаясь понять, богомол это или палочник.

― Жасмин сделала их для меня. ― Голос Бонни был сладко-ядовитым. ― Такая замечательная, послушная внучка. Это было частью ее обучения этикету.

Мои глаза расширились.

― Она все это сделала?

Бонни кивнула.

― Не только ты умеешь обращаться с иголкой и ниткой, девочка.

Щелкнув пальцами, так отчетливо напомнив мне своего внука, который находился в какой-то больнице, она сказала:

― Подойди ближе. Я не хочу кричать. И тебе нужно быть внимательной.

Мои носки легко скользнули по бледно-розовому полу, утопая в маленьком коврике из овчины, прежде чем остановиться рядом с Бонни Хоук. Мой нос сморщился от знакомого запаха розовой воды и слишком сладких кондитерских изделий. Мне не нужно знать ее диету, чтобы предположить, что она любит десерты.

Она была гнилой… как и ее зубы от употребления слишком большого количества сахара.

Мысленно я проклинала и проклинала ее, но внешне была спокойна и молчалива.

Делай что хочешь, ведьма. Этого будет недостаточно.

Она прищурилась, осматривая меня с головы до ног. Я позволила ей это, обратив свой взгляд в окно. Ее кресло стояло возле длинного стола, напротив свинцового стекла (прим. пер.: Свинцовое стекло ― особый вид стекла, содержащий не менее 24 % окиси свинца), с видом на южные сады Хоксриджа. Из фонтанчика для питья с изображением двух оленят, играющих на трубе, разлетались брызги. Красочные анютины глазки и другие цветы, которые расцвели буйным цветом, когда я только приехала, давно отцвели, сменившись скелетообразными кустарниками и серыми буднями зимы.

― У тебя есть какие-нибудь навыки в этой области?

Бонни указала на предметы, разложенные по столу. Множество сухих и свежесрезанных цветов украшали стол радугой из тычинок и лепестков. Розы, тюльпаны, лилии, орхидеи. Ароматы умирающей флоры помогали нейтрализовать тошнотворный запах Бонни.

― Нет. Я никогда не составляла букеты, если ты об этом.

Она поджала губы.

― Леди, не годящаяся для общества. Какими навыками, кроме шитья, ты владеешь? Просвети меня. ― Потянувшись за хрустальной вазой, она отломила кусочек зеленого пенопласта и засунула его на дно. ― Ну… давай, девочка. Не заставляй меня повторять дважды.

Какого черта здесь происходит?

Последние несколько дней были очень странными, как будто я застряла в зыбучих песках. Если я двигалась, они засасывал меня глубже в свои когти, но если оставалась неподвижной, они обращались ко мне, как к другу, ― держа меня на плаву в своих алчных частичках.

Что она имеет в виду?

Моя спина напряглась, но я заставила себя оставаться дружелюбной.

― У меня своя линия одежды. Я могу сшить любой предмет одежды. Мое внимание к деталям…

― Заткнись. Это все один навык. Один единственный талант. Легкомысленная карьера для такой шлюхи, как ты.

Не принимай ответные меры. Не попадайся на ее удочку.

Если ее целью было заставить меня сорваться, чтобы наказать, то она не достигла цели. Я училась у них, как вести боевые действия.

Я потерла поясницу, проверяя, на месте ли мой кинжал и готов ли к использованию.

Разве сейчас не самое подходящее время, чтобы расправиться с ней?

Мы были одни. За закрытыми дверями. Несмотря на то, что ранее я решила убить сначала Ката и Дениеля, я не могла упустить такую возможность.

Моя рука напряглась в согласии.

Сделай это.

Как будто почувствовав мои мысли, Бонни проворковала:

― О, Маркиз? Не мог бы ты зайти сюда, пожалуйста?

Тут же открылась невидимая мне дверь, замаскированная обоями в тон. Появился Маркиз, брат «Блэк Даймонд», с плечами, похожими на подводную лодку, и длинными сальными волосами, стянутыми в конский хвост.

― Да, мадам.

Дерьмо.

Глаза Бонни сверкнули.

― Ты не мог бы составить нам компанию, дорогой? Просто сиди тихо и не мешай. Там, хороший парень.

― Нет проблем.

Он бросил на меня быстрый взгляд.

Я скрыла свой угрюмый взгляд, Маркиз сделал так, как она велела, и уселся своим громадным телом на изящный резной стул. Я была удивлена, что крошечные ножки не сломались под его весом.

― Итак, что мы обсуждали?

Бонни похлопала по губам свежей розой.

Я не знаю, как ей удается так хорошо читать язык моего тела, но это поставило меня в тупик. Я сглотнула, отпуская кинжал. Схватив лилию, я покрутила ее в руке.

― Ничего важного.

Бонни сверкнула глазами.

― О, вот тут ты ошибаешься. Это было очень важно.

Обрезав конец розы острыми ножницами, она воткнула стебель в зеленый пенопласт на дне вазы.

Она поймала мой взгляд.

― Это называется оазис (прим. пер. Оазис ― флористическая пена (губка)). Основа для создания букетов. Если бы ты приложила усилия, ты бы знала это.

Мою кожу покалывало. Зажатая между Бонни и Маркизом, я была лишена возможности действовать, а мой рот успешно заткнут.

Будь ты проклята, ведьма.

― Приложила усилия? Я работала до десяти вечера почти каждый день до того, как мне исполнилось двенадцать. Я окончила школу и колледж ― у меня не было свободного времени, чтобы иметь бесполезные увлечения.

Бонни повернулась на стуле. Ее глаза потемнели, щеки побелели.

― Следи за своим языком. Я не потерплю подобных оскорблений.

Ее маленькое тело было величественным и жестким. Не прерывая зрительного контакта, она встала со стула и двинулась вперед. Я стояла на месте, хотя каждая часть меня вибрировала от желания разбить о ее голову хрустальную вазу. Мы не разговаривали, расстояние между нами сокращалось. Для старухи она не была согнутой и дряхлой. Она двигалась медленно, но целеустремленно. Карие глаза острые и жестокие, красная помада намазана на тонкие губы.

― Ты получишь урок за свой рот, теперь, когда ты на попечении моего младшего внука.

Нет, если сначала я убью его.

Я сжала руки, высоко держа подбородок, Бонни ходила вокруг меня, как дряхлый хищник. Остановившись позади меня, она схватила мои длинные волосы.

― Отрежь их. Они слишком длинные.

Сжав колени, я по-прежнему стояла с прямой спиной. Она утратила способность запугивать меня.

― Это мои волосы, мое тело. Я могу делать с ним все, что захочу.

Она дергает за пряди.

― Подумай еще раз, Уивер.

Отпустив меня, она продолжила движение, остановившись передо мной. Ее взгляд остановился на моем подбородке. Разница в росте помогла мне смотреть на нее сверху вниз ― буквально и в переносном смысле.

Эта женщина была также искривлена, как ветви древнего дерева, но, в отличие от него, ее сердце почернело и высохло. Она прожила достаточно долго. Пора ей покинуть мир, оставив прошлое в прошлом.

Ее дыхание хрипело в старых легких, звучало ржаво и неправильно.

Шли минуты, мы наблюдали друг за другом, ожидая первого шага. Я была первой, кто сломался, но только потому, что у меня не хватило терпения в отношении Бонни.

Джетро жив.

Чем скорее я избавлюсь от Бонни, тем скорее смогу снова думать о нем.

― Говори уже.

Она замерла.

― Что говорить?

Мой позвоночник изгибается, приближая наши лица. Запах сахара и цветов вызывал рвотный рефлекс.

― Чего ты хочешь от меня?

Ее взгляд напрягся.

― Я очень многого хочу от тебя, дитя. И твое нетерпение не заставит меня ускорить процесс.

Схватив меня за запястье, она взяла со стола колючую розу и проткнула мою ладонь дьявольским цветком.

Я закусила губу, когда хлынула кровь.

Она усмехнулась.

― Это за то, что ты не умеешь составлять букеты.

Она отпустила меня. Вместо того чтобы бросить розу, я обхватила ее рукой, вонзая шипы глубже в свою плоть. Если я не могу выдержать дискомфорт от маленького укола, как я смогу выдержать большее?

Это мое оружие.

Приучая себя к боли, чтобы она не контролировала меня.

Кровь, теплая и липкая, потекла из сжатого кулака. Глубоко вздохнув, я протянула руку рядом с Бонни и изящно поместила розу в оазис, открыв ладонь и разбрызгивая капли крови на девственные лепестки и скатерть.

― Ууупс.

Лицо Бонни почернело, когда я вытерла оставшуюся багровую кровь о шикарный клочок ленты.

― Любой может собирать букеты, но нужна швея, чтобы превратить кровь в узор. ― Мой голос понизился, вспоминая, сколько ночей я резала себя ножницами или колола иглами. Я привыкла к боли в процессе творения.

Это не было исключением.

Мне было больно в процессе чего-то благородного ― борьба за свою жизнь.

― Ты больше не можешь меня пугать. ― Подняв вверх ладонь, показываю ее ей. ― Меня не пугает кровь. Меня не пугают угрозы. Я знаю, кто ты, слабая старуха, которая прячется за безумием, как будто это какая-то мистическая сила.

Маркиз встал со стула у стены.

― Мадам?

Взглянув на него, снисходительно улыбаюсь.

― Не вмешивайся в разговор двух женщин. Если она не может справиться с глупой маленькой ткачихой, то не имеет права делать вид, что это не так.

― Сядь, Маркиз.

Бонни тяжело дышала, глядя на меня.

― Я никогда не встречала кого-то настолько грубого и неотесанного.

― Ты, очевидно, никогда не обращала особого внимания на свою внучку.

Она грубая, как наждачная бумага, и жесткая, как сталь.

Жасмин могла лгать лучше любого из них, под всем этим шелком и глянцевым фасадом она превосходила меня силой характера в десять раз.

Зачем говорить об этом Бонни? Заткнись.

Бонни ткнула пальцем мне в лицо.

― Не говори о ней. Жасмин ― женщина красноречивая. Она умеет говорить на трех языках, играть на пианино, вышивать, петь и управлять старым поместьем. Она выше тебя рангом во всех смыслах.

Она одурачила тебя таким же чудесным образом, как и меня.

Мое восхищение Жасмин увеличилось в сто раз.

Если кто-то из нас и играл в эту игру лучше всех, так это Жасмин. Она была истинным хамелеоном, вешающим лапшу не только бабушке, но отцу и брату.

Она могущественный союзник.

Я не смогла сдержать гордыню и раздражение, чтобы не взболтнуть лишнего:

― Жаль, что ты не только дряхлая, но и сумасшедшая.

Тонкая рука Бонни ударила меня по щеке. Удар ее ладони о мою плоть ощущался как шлепок. Может, она и обладала силой речи и жестокостью, но когда дело доходило до физической расправы ― Бонни была хрупкой и слабой.

― Моя семья во всех отношениях затмевает твою. Жаль, что у тебя не было такого воспитания. Возможно, ты была бы более приятной компанией, если бы…

Я больше не могла слушать ее кудахтанье.

―Ты права. Жаль, что у меня не было никого, кто научил бы меня делать макияж, печь пироги или играть на музыкальных инструментах. Я уверена, что была бы счастливее и разностороннее, если бы росла с матерью. Но ты отняла ее у меня. Не искажай мое прошлое и не создавай впечатление, что я какая-то обездоленная девушка, которая здесь по милости твоей семьи, потому что это не так. Я твоя пленница и ненавижу тебя.

Я отступила от стола.

― Я ненавижу тебя, и ты заплатишь за то, что сделала.

Ее лицо исказилось от ярости.

― Ты неблагодарная маленькая…

― Я согласна. Я неблагодарная. Я была неблагодарна за то, что влюбилась в хорошего человека только для того, чтобы ничего не получилось. Я была неблагодарна за брата, которого обожаю, за отца, отчаявшегося после похищения жены. Но я не могу быть неблагодарной. Я обрела, бл*дь, твердость характера и собираюсь использовать его.

Маркиз шагнула вперед.

― Мадам. Только прикажите.

Я бросаю на них язвительный взгляд.

― Ты доказываешь, что Бонни слишком слаба, чтобы наказать меня.

― Хватит!

Бонни с громким стуком опустила трость на стол.

― Не смей называть меня по имени без моего разрешения!

― Тогда скажи мне, чего ты хочешь, чтобы избавить меня от твоего вида. Я не хочу оставаться здесь ни единой минуты.

Не заходи слишком далеко.

Бонни содрогнулась. Ее лицо побагровело, и на мгновение я понадеялась, что она умрет, ― просто упадет от повышенного кровяного давления или разрушенного эго.

Не дай себя убить из-за мелочности.

Мне предстояло достичь гораздо большего.

С трудом сглотнув, Бонни взяла трость обеими руками. Ее плотные юбки зашуршали, а древнее тело ощетинилось.

― Отлично. Я буду получать огромное удовольствие от этого.

Боже, меня тошнит. Я не хочу знать.

― Просто позволь мне уйти. С меня достаточно.

Бросившись к двери, я попыталась повернуть ручку, но она оказалась заперта. Воздух стал густым, слишком жарким. Я пропитала свой организм слишком большим количеством адреналина и теперь расплачивалась за это.

Расхаживая по кругу, я провела руками по волосам.

― Ты слышишь меня? Меня тошнит от тебя, и если ты меня не выпустишь, я начну блевать в твоем драгоценном кабинете.

Надвигалось головокружение, отбрасывая меня в сторону.

Джетро жив.

Он жив.

Мне тоже нужно оставаться живой.

Я сглотнула, мне нужен свежий воздух. У меня никогда не было клаустрофобии, но стены приближались, вызывая новую волну головокружения, заставляя меня наклоняться вперед, чтобы сохранить спокойствие.

Бонни, прихрамывая, подошла ближе.

― Ты никуда не уйдешь. Хочешь знать, зачем я тебя вызвала? Пришло время выяснить это.

Каждая клеточка призывала меня отступить, но я стояла, как вкопанная. Я отказывалась поддаваться страху. Сдержав тошноту и головокружение, я стиснула зубы.

Бонни указала тростью на стену позади меня.

― Давай. Посмотри туда. Ты хочешь, узнать, о чем я говорю? Ответы там.

Подозрение и злоба свирепствовали в моей крови, но я нашла в себе мужество повернуться к ней спиной, лицом к стене. Моя кожа покрылась мурашками, когда Бонни оказалась у меня за спиной ― как гадюка, готовая напасть, но потом мой взгляд остановился на нескольких нечетких фотографиях цвета сепии (прим. пер.: Сепия ― светло-коричневое красящее вещество, цвет присущий старым черно-белым фотографиям. Натуральная сепия изготавливалась из чернильного мешка морских моллюсков, каракатиц, кальмара). Фотографии, судя по их потрепанности, были очень старыми. Намного старше, чем Бонни.

Подойдя ближе, я осмотрела изображения. В коричневых и оранжево-желтых цветах нечеткой фотографии был изображен мужчина в меховой шубе с трубкой, из которой валил дым. Снежные сугробы скрывали часть Хоксриджа, делая его похожим на какой-то фантастический замок.

В нем что-то есть.

Я пристальнее вгляделась в лицо мужчины и замерла.

Боже мой!

Джетро?

Этого не может быть. Фотография была древней. Это не мог быть он.

Бонни встала рядом со мной, вытирая нос платком.

― Заметила сходство?

Я ненавидела то, что она заинтриговала меня, я ничего не хотела больше, чем притвориться незаинтересованной и безразличной. Мои губы сжались, отказываясь спрашивать то, что ей не терпелось сказать.

― Это прапрадедушка Джетро. Они похожи. Ты так не думаешь?

Похожи?

Они выглядели как один и тот же человек.

Густые блестящие волосы зачесаны назад со скульптурных скул и высоких бровей. Губы чувственные, но мужественные, тело величественное и сильное, даже руки мужчины были похожи на руки Джетро, нежно обхватившие трубку, словно это была женская грудь.

Моя грудь.

Мои щеки покрыл румянец, когда я подумала, какие у Джетро умелые руки. Каким хорошим любовником он был! Каким жестоким он мог быть, но и крайне нежным.

Мое сердце бешено колотилось, влюбляясь снова и снова, когда воспоминания обрушились меня.

Джетро, я скучаю по тебе.

То, что они были похожи, сделало нашу разлуку более болезненной. Кончики моих пальцев чесались, я хотела оставить отпечаток на фотографии, желая передать ему объятие ― дать ему знать, что я не забыла его. Что борюсь за него, борюсь за наше будущее.

Бонни влажно кашлянула.

― Ответь мне, дитя.

― Да, они похожи. Ужасно.

Мой взгляд остановился на других фотографиях, скрытых среди картин, вышитых крестиком. На одной фотографии весь домашний персонал стоял в порядке распределенной важности на крыльце перед Хоксриджем. Дворецкие и экономки, горничные и лакеи. Все смотрят в камеру, мрачные и ожесточенные.

― Это несколько оставшихся снимков после досадного пожара несколько десятилетий назад.

Бонни медленно двигалась вместе со мной, пока я переходила от фотографии к фотографии. Я не знала, почему меня это волнует. Это не было моим наследием. Но что-то подсказывало мне, что я собираюсь узнать нечто бесценное.

Я была права.

Еще две фотографии, прежде чем я поняла, о чем говорила Бонни.

Мой взгляд остановился на женщине, окруженной темной тканью, как будто она плавала в океане. Ее собранные в пучок волосы ниспадали с макушки благодаря белой ленте, глаза сияли от ее мастерства. В руках она держала иголку с ниткой, кружево рассыпалось вокруг нее, как снег.

Мне казалось, что я смотрю в зеркало.

Нет…

Мое сердце дрогнуло, отвергая этот образ, я не могла понять, как это возможно. Не в состоянии остановиться, одна рука потянулась к фотографии, обводя лоб и губы загадочной женщины, в то время как другая исследовала мой лоб и рот.

Я была абсолютной копией этой незнакомки. Зеркальное отражение.

Она ― это я… Я ее… В этом нет никакого смысла.

― Знаешь, кто это? ― самодовольно спросила Бонни.

Я отрицательно покачала головой. Не было ни даты, ни имени. Только женщина, находящаяся в гармонии, шьет.

― Это твоя прапрабабушка, Элиза.

Бонни погладила фотографию опухшими пальцами. Я хотела ударить ее по руке. Она была моей семьей, а не ее.

Не прикасайся к ней.

Почему в наших семейных альбомах нет фотографий Элизы? Почему мы не сохранили никаких записей или всеобъемлющей истории того, что случилось с нашими предками? Были ли мы настолько слабым родом, что предпочитали прятать головы в песок, чем учиться на ошибках прошлого и сражаться?

Кто мы?

Опустив руки, я глубоко вздохнула.

― Что ее фотографии делают на твоей стене?

― Чтобы напоминать мне, что история не в прошлом.

Я повернулась к ней лицом.

― Что ты имеешь в виду?

Взгляд карих глаз Бонни был острым и жестоким.

― Я имею в виду, что история повторяется. Достаточно просмотреть несколько фотографий разных поколений, чтобы видеть одного и того же человека, снова и снова. Пропускается несколько родословных; скулы другие, цвет глаз меняется, тела эволюционируют. Но потом появляется потомок, который бросает вызов логике. Он не похож на своих нынешних родителей и характерные черты не изменяются. О нет. Появляется точная копия того, кто жил более века назад.

Она оглядела меня с ног до головы, сморщив нос.

― Я не верю в реинкарнацию, но верю в аномалии, а ты, дитя мое, ― точная копия Элизы, и я боюсь, что у тебя такой же темперамент.

По коже побежали мурашки.

― Ты говоришь так, будто это плохо.

Я снова посмотрела на фотографию. Она выглядела свирепой, но довольной ― покорной, но сильной.

Она усмехнулась:

― Да, если ты знаешь историю.

Схватив меня за локоть, Бонни подтолкнула меня вперед, следуя хронологии фотографий Элизы и прапрадеда Джетро.

Когда я увидела двойника Джетро на снимках рядом с Элизой, по моей коже побежали мурашки.

― Как его звали?

― Оуэн.

Она остановилась у одной, где Элиза и Оуэн строго смотрели в камеру, позади них весенние бутоны, кусты роз и цветущие яблони в саду. Они оба выглядели обезумевшими, пойманными в ловушку, напуганными.

― Оуэн Харриер Хоук.

У тебя было такое же состояние, как у Джетро, Оуэн? Ты был первым, кто возненавидел свою семью? Почему ты ничего не сделал, чтобы изменить свое будущее?

Бонни отпустила меня.

― Я могла бы рассказать о том, что случилось с этими двумя, но пусть фотографии говорят сами за себя. Кроме того, что такое слова? Лучше один раз увидеть?

Она тихонько рассмеялась, когда я оттолкнулась от нее, впитывая образ за образом.

Медные и кофейные тона вели меня из одного конца комнаты в другой, следуя жалкой временной шкале истины.

Бонни была права. Фотографии говорили в тысячу раз больше, и, видя, что она навсегда запечатлена, заключена в тюрьму и увековечена, мое сердце еще больше погрузилось в отчаяние.

Элиза медленно менялась на каждой из них.

Я ахнула, наткнувшись на первый долг. Изображение цвета охры, где кровь была не красной, а обожженной бронзой, капающей из отметин от ударов плетью на нежной спине Элизы.

Как будто время сыграло со мной злую шутку, ударив меня по лицу, зная, что моя жизнь повторяется ― само мое существование идет по стопам другого человека, независимо от того, насколько уникальной я себя чувствовала.

Как тогда, когда Джетро пришел за мной.

В ту ночью в Милане, когда я узнала, что моя жизнь никогда мне не принадлежала. Что Джетро такой же должник, как и я. Что мы оба были пленниками запутанной предопределенной судьбы.

Мои конечности дрожали, когда я двинулась дальше.

На потускневшей фотографии был изображен Оуэн, стоящий с кнутом в руке после первого долга, мука искажала его лицо. Он был больше, чем предком Джетро ― он мог быть его идентичным близнецом. Вид другого мужчины, выглядящего таким противоречивым, вызвал слезы на моих глазах. Он попытался скрыть это, но выражение сожаления и привязанности вспыхнули сквозь нечеткую фотографию.

Мы были не единственными, кто влюбился.

Оуэн и Элиза бросили вызов границе между Уивер и Хоук и влюбились без памяти.

Фото за фото.

Суд за судом.

Их любовь углубляется и расцветает, но медленно разрушается со временем.

Второй долг и позорный стул. Элиза болталась на том же стуле, к которому была привязана я, под ней блестело черное озеро.

Третий долг в игорном доме. Оуэн сжал в кулаке игральные карты, рот плотно сжат и непреклонен, глаза умоляли об отсрочке.

Среди выплаченных долгов были личные фотографии. Фотографии шьющей Элизы, сидящей в саду, водящей пальцами по фонтану, смотрела в затянутое облаками небо, словно собиралась улететь. Были также тайные снимки, на которых Оуэн засунув руки в карманы, наблюдал за ней, на его лице застыло выражение извинения, печали, страдания.

Мы живем их историей.

Точная копия жизни двух людей, которая произошла несколько десятилетий назад.

Еще один пример того, что я ничем не отличалась от своих предков. У меня нет никакой надежды, чтобы изменить свою судьбу.

Я вздрогнула, когда Бонни отвела мои волосы, ее горячие, опухшие пальцы прижались к моему горлу.

― Видишь, дитя. Ты думаешь, что ты другая. Ты думаешь, что победила, завоевав сердце моего внука, но я была предварительно уведомлена.

Она взмахнула рукой в сторону временной шкалы, смело размещенной на ее стенах, словно драгоценности.

― Я видела, что случилось с моими предками до твоего появления. В тот день, когда я увидела сходство между Джетро и Оуэном, я изучила все материалы. Вооружилась задолго до того, как ты пришла к нам. Я знала, что ты не будешь вести себя хорошо. Знала, что это поколение не будет простым, я планировала должным образом.

Ее улыбка была игривой.

― Нет победителей, Нила. Обе наши семьи обречены на такие испытания, и только достойные могут наследовать.

Я потеряла дар речи.

Взяв меня за запястье, она подвела меня к последним семи изображениям, заключенным в одну замысловатую позолоченную раму.

― Изучи это хорошо, дитя. Это то, что случилось с Элизой, когда Оуэн был наказан за его нарушения. И это то, что случится с тобой.

Я зажала рот рукой.

Оуэна наказали? Его тоже убили?

Мои глаза горели, когда фотографии цвета сепии запечатлелись в моем мозгу.

Пытка за пыткой.

Несчастье за несчастьем.

Методы, о которых я не знала.

Варварские предметы, которые я даже не могла назвать.

На каждом изображении Элиза превращалась из свирепой, убитой горем женщины в призрак, покидающий мир.

Она ужасно страдала, подвергаясь травле, никто не мог долго это терпеть.

Моя душа оплакивала ее. Мой гнев вспыхнул из-за нее.

Бедная женщина. Бедная девушка.

Была ли это моя судьба? Стану ли я ею?

Сломаюсь ли я, в конце концов?

Бонни указала на нижнюю фотографию, где единственной видимой частью Элизы была ее голова. Ее тело окружал большой бочонок с шипами по бокам.

― Каждый из них… как мы это назовем… дополнительный сбор, который ты должна оплатить. Непослушание недопустимо ― ни от Уивер, ни от Хоук. Элиза наблюдала за смертью Оуэна и пыталась вернуть долг, убив его отца.

Она постучала по моему носу.

― Я подозреваю, что ты тоже хочешь так сделать.

Я задыхалась.

Нет… как она могла…

― Ты планируешь убить мою оставшуюся семью, Нила? ― Голос Бонни опустился до шипения. ― Позволь тебе сказать, ты никогда не добьешься этого. Только не мое мертвое тело.

Мой пульс взорвался в сверхзвуковых ритмах, кровь текла, готовая к бегству.

Беги!

Я должна быть как можно дальше. Далеко, очень далеко, где они больше не смогут прикоснуться ко мне.

Ее рука хлестнула меня по щеке, удар принес тепло и ясность.

― Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, дитя.

Выпрямившись во весь рост, она посмотрела мне в глаза.

― У меня есть новости для тебя. Какие бы планы ты ни строила, какую бы твердость характера, по твоему мнению, ты ни приобрела, и какую бы месть ты ни планировала ― забудь обо всем. Ты закончила, слышишь меня? Джетро мертв. Кестрел мертв. Здесь нет никого, кто спасет тебя, ― включая тебя саму. С завтрашнего дня ты начнешь расплачиваться за свои грехи. Ты покаешься, чтобы твоя душа была чиста, чтобы заплатить последний долг. Ты проиграешь, мисс Уивер. Так же, как Элиза проиграла много лет назад. Ты уже труп, и ты ничего, абсолютно ничего не можешь с этим поделать.

ГЛАВА 10

Джетро

ЧЕТЫРЕ ДНЯ.

Девяносто шесть часов прошло с тех пор, как я очнулся после операции.

Вечность смотрю на небесно-голубой потолок с изображением жизнерадостного щенка, сходя, бл*дь, с ума от беспокойства о Ниле.

Что они с ней делали?

Как она справляется?

Жасмин сказала, что сделает все, что в ее силах, чтобы защитить ее, но как бы я не доверял и не любил свою сестру, я знал, на что способны мои брат и отец.

Там она в опасности.

Я должен ее вытащить.

Я также знал, на что способна Бонни, и это пугало меня до смерти.

Глубоко вздохнув в затхлой комнате, я стиснул зубы и встал. Мне надоело лежать плашмя. Я был зол из-за того, что мне указывали, что я могу делать, а что нет. И мне надоело менять одно заключение на другое.

Луиль ежедневно угрожал мне, что свяжет меня. Особенно после того, как он нашел меня на полу на следующий день после операции, истекающего кровью из-за того, что я пытался выбраться из постели, полагая, что достаточно исцелился и готов к бою.

Я был глуп, пытаясь… но я должен был. У меня не было выбора.

Я не мог просто валяться здесь. Это не вариант. Нила нуждалась во мне. И я не подведу ее снова.

Пришло время, бл*дь, все делать, по-моему. Иначе будет слишком поздно.

Первые три дня Луиль был чертовым нацистом, когда я предпринимал попытки ходить. Я знаю, что он отвечает за мою жизнь. Он сделал свою работу и залатал меня, чтобы я прожил еще один день. Но чего он не понял, так это то, что я не хочу прожить ни одного гребаного дня, если Нилы не будет со мной.

Это моя ответственность, черт возьми.

Я не подведу ее. Никогда больше.

Вчера я выиграл одну битву. Я определенно презирал свое нынешнее положение ― я как кусок разлагающегося мяса, лежу в кровати с дренажем в боку и катетером в моем гребаном члене.

Я доказал, насколько здоров, с помощью неприглядной сцены, удалением катетера и дренажа. Время было одновременно и врагом, и другом. Каждое мгновение Нила оставалась без моей защиты, но каждое мгновение исцеляло меня, чтобы я мог исправить свои ошибки.

Хотел бы я иметь волшебное устройство, которое остановило бы время в Хоксбридже и ускорило мое существование, чтобы я мог снова стать сильным.

Подожди меня, Нила.

Останься живой ради меня, Нила.

Перекинув ноги через край кровати, посмотрел на стерилизованный, покрытый линолеумом, пол. По крайней мере, я чувствовал себя больше человеком, чем растением. Последние несколько дней были ужасными, но мне становилось лучше… неважно, насколько был слаб.

Я ненавидел быть таким чертовски слабым. Слишком слаб, чтобы быть полезным.

Я не мог бороться с усталостью и болью в своем теле, несмотря на все разочарование. Все заживало так быстро, как могло. Мне просто нужно было научиться терпению.

Я фыркнул. Да, конечно. Терпение, когда моя ненормальная семья забрала мою женщину. Как будто это когда-нибудь, бл*дь, случится.

У тебя нет выбора.

Если бы я мог восстановиться быстрее.

Глубоко вздохнув, оттолкнулся от кровати. Мои босые ноги шлепали по прохладному полу. Комната поплыла, напоминая мне о Ниле и ее дисбалансе. Мы созданы друг для друга. Оба немного сломаны. Оба слегка порочны. Но совершенно идеальны, как только мы позволим нашим сердцам стать единым целым.

Пальцы ног впились в гладкий линолеум, удерживая меня в вертикальном положении. Тыльная сторона моей руки заболела, когда потянулась капельница. Я застонал, вытирая выступивший на лбу пот.

Я на собственном горьком опыте убедился, когда впервые попытался зайти в ванную, что мне нужно катать эту штуку, питающую мою капельницу; в противном случае игла в моей руке дергала меня назад.

Это больно. Но несравнимо с болью в моем сердце, когда я думал о Кесе, все еще сражавшимся за жизнь. Он не умер: неважно, как убежден был доктор Луиль в том, что он может никогда не очнуться.

Не думай о нем.

У меня было слишком много причин для беспокойства. Нахождение в общественном месте с интенсивным движением означало, что мои эмоции иссякли. К счастью, у меня была отдельная комната, но это не мешало чужим эмоциям просачиваться сквозь стены.

Обрывки горя и неуместной радости проникали под мою дверь от членов семьи, навещающих своих близких. Ужасная боль и жажда смерти дрейфовали, как волны запахов от пациентов, исцеляющихся от травм.

Я, бл*дь, ненавижу больницы.

Я должен уйти ― если не ради Нилы, то ради себя.

И смогу вылечиться намного быстрее вдали от людей, которые высасывают из меня жизнь.

Стиснув зубы, я поплелся вперед. Широкая повязка на животе поддерживала сломанное ребро, но боль все равно чувствовалась. По моей просьбе доктор Луиль сократил дозу анальгетиков. Мне нужно было знать правду ― контролировать свое восстановление и быть в состоянии справляться с беспокойством на своих условиях.

Потому что три недели п*здец как долго.

Я не собираюсь ждать столько времени.

В ту минуту, когда я смогу добраться до ванной, не потратив на это пятнадцать проклятых минут, я выписываюсь, и мне плевать на мнения остальных.

Каждый шаг питал энергией атрофированные мышцы.

Каждое движение заставляло мое тело оживать.

И каждая запинка гарантировала, что я смогу уйти намного раньше.

***

Одиннадцать минут.

Улучшение по сравнению с шестнадцатью минутами вчера.

Не самое лучшее достижение ― дойти от кровати до ванной, ― но я сократил время на пять минут чуть менее чем за двадцать четыре часа. Я исцелялся быстрее, ― этому способствовала моя безжалостная нагрузка.

Покачиваясь, я направился обратно к презренному матрасу, остановился в центре комнаты. Мысль о том, чтобы снова лечь на накрахмаленные простыни и снова уставиться в небесно-голубой потолок без какой-либо долбаной цели, кроме как мучить себя образами Нилы, не вдохновляла меня.

Я не готов помочь ей. Я должен быть рассудительным и исцелиться, прежде чем спасти ее, но я не мог лежать здесь, не разговаривая с ней. Не говоря ей, как сильно люблю ее, забочусь о ней, скучаю по ней, жажду ее. Я нуждался в ней. Мне нужна была ее улыбка, смех, прикосновения, тело.

Ты нужна мне, Нила, так, бл*дь сильно.

Мы с Жасмин договорились в первый же день, что наше общение будет редким и на расстоянии. Было тяжело не знать, что происходит в Хоксбридже, но Кат не знал, что мы выбрались живыми. Мой дорогой любящий отец думал, что наши с Кесом кости были свиным дерьмом на заднем дворе поместья.

И я хочу, чтобы так оно и оставалось.

Жас сделала все, что могла, чтобы скрыть наше воскрешение от всех. Врачи и медсестры называли меня мистер Джеймс Эмброуз. Никто не знал, кто я на самом деле. Она отвезла нас в больницу, в которой мы никогда раньше не были, ― бойкотируя нашу обычную медицинскую бригаду в пользу незнакомцев, которые не раскроют наши личности.

Однако это не значит, что я кому-то доверяю.

Я рисковал анонимностью, если бы связался с Нилой, но больше не могу отказываться от этого. Мысль о том, чтобы послать ей сообщение, как мы делали это в прошлом, когда я заявил, что она заставила мое сердце биться сильнее, а кровь течь быстрее.

Она была моим лекарством, а не таблетки и врачи. Я был глуп, избегая контакта с ней так долго, когда все, что я хотел, это притянуть ее в свои объятия и защитить навсегда.

Обхватив себя рукой за талию, усиливая давление на пульсирующую рану, я босиком вышел из комнаты, волоча за собой капельницу на колесиках.

Я гребаный инвалид.

В больнице было тихо.

Никаких чрезвычайных ситуаций. Никаких посетителей.

Это была приятная передышка от дневных часов, когда мне приходилось полностью сосредоточиться на зуде от швов и боли в ребрах, чтобы свести на нет всепоглощающий поток эмоций от такого оживленного места.

Я не знал, который сейчас час, но яркие неоны были приглушены, создавая иллюзию покоя и сонливости. Однако нездоровое безмолвие смерти прервало ложную безмятежность, притаившуюся во тьме, ожидая прикончить свою последнюю жертву.

Двигайся дальше, смерть. Ты не возьмешь ни меня, ни моего брата, ни Нилу.

Не в этот раз.

Мои мысли вернулись к фотографиям, которые Бонни показывала мне месяц или около того назад. Ее кабинет всегда был фестивалем цветов и рукоделия, но когда она пригласила меня на чай, у нее появилось новое приобретение.

Фотографии.

Изображения Уивер, которая выглядела точь-в-точь как Нила, и мой прапрадед.

Я знал, что похож на Оуэна Хоука. Кат говорил мне несколько раз, в детстве. Но это был первый раз, когда я услышал, насколько история Оуэна и Элизы похожа на мою жизнь.

Это должно было напугать меня. Держать в узде и показать, что произойдет, если я пойду по этому пути.

Меня это не остановило.

Я фыркнул себе под нос.

И это сбылось.

Оуэна убили, как и меня. Но на этом сходство заканчивалось. Оуэн умер и оставил Элизу страдать.

Я все еще жив и спасу Нилу.

Мой лоб покрылся испариной, и я тяжело задышал, когда, наконец, поплелся по коридору к стойке регистрации реабилитационного крыла. Медсестра, которую видел пару раз, оторвалась от клавиатуры.

Заплетенные в косу темные волосы венчали ее голову, на лице не было макияжа. Ей было за пятьдесят, она вела себя как почтенная матрона и придерживалась строгого дресс-кода, и выглядела так, как будто больше заботилась о других, чем о себе. Несмотря на отсутствие драгоценностей и украшений, ее глаза светились заботой. Одним взглядом она подарила мне больше материнской любви, чем когда-либо в моем детстве.

Впервые за долгое время в моих мыслях появилась мама.

Мое сердце тяжело забилось от такого воспоминания. Мне не нравилось думать о ней, потому что не мог переварить воспоминания, которые приходили вместе с этим. Она была хорошим человеком, просто застряла в плохом месте. Она сделала все возможное, родила четверых детей, прежде чем силы покинули ее, оставив свое единственное наследие.

Какое-то время я ненавидел ее за такую слабость.

Но теперь я понял ее.

Мне стало ее жалко.

Медсестра вскочила со стула, когда я, спотыкаясь, двинулся вперед, хватаясь за стол для равновесия.

― Мистер Эмброуз, Вам не следует вставать с постели.

Метнувшись за перегородку, она обхватила меня рукой за талию, моя рана дала о себе знать.

Одетая в халат с низким вырезом и проявляя заботливые инстинкты, разочарованная тем, что непослушный пациент встал с постели, я отмахнулся от нее.

― Просто дайте мне минутку. Я в порядке.

― Вы не в порядке.

Я сузил глаза, игнорируя ее высказывания и сосредотачиваясь на своих мыслях.

― Честно. Я обещаю, что не упаду и не умру в вашу смену.

Медсестра фыркнула, но отошла, оставаясь на расстоянии вытянутой руки. Я надеялся, что моя задница не торчит из этого отвратительного халата.

Прислонившись спиной к столу, чтобы она не видела мою задницу, я мрачно улыбнулся. ― Мне нужно подышать свежим воздухом и сменить обстановку.

Это не все, что мне нужно.

Она кивнула, как будто это имело смысл.

― Я часто это слышу. Хорошо, комната отдыха там, внизу. ― Она указала дальше по коридору. ― Я могу взять инвалидное кресло и отвезти вас, если хотите? Много DVD-дисков, чтобы развлечь полуночника.

Я склонил голову набок, делая вид, что обдумываю эту идею.

― Звучит заманчиво. Но знаете, что я хотел бы сделать?

Она поджала губы.

― Что?

― В здании есть круглосуточный магазин? Где я могу купить телефон? Что-то, что можно подключить к интернету и совершать обычные звонки?

Она нахмурилась.

― На нижнем этаже рядом с кафе есть небольшой магазинчик, но я не могу позволить мам спуститься туда, мистер Эмброуз. Это четвертый этаж и уже поздно. И я сомневаюсь, что он открыт в это время.

Мое сердце сжалось от ужаса.

Нила.

Я должен поговорить с ней.

Я не мог ждать. Схватив медсестру за руку, бросил взгляд на табличку с ее именем. Придав своему голосу как можно больше очарования, я пробормотал:

― Эдит, мне, правда, нужен телефон. Вы можете мне помочь?

Она потянула меня за руку, моргая.

― Хм, это противоречит больничным правилам, помогать пациентам с просьбами, не относящимися к медицинским запросам.

Я усмехнулся, вздрогнув, когда мои мышцы возвестили о новой волне агонии.

― Я не прошу вас принести мне гамбургер или что-то вредное для моего здоровья.

Она тихо рассмеялась.

― Конечно, спуститься вниз и купить мне телефон ― это нормально?

Я наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза.

― Я буду вечно у вас в долгу.

Долг…

Дерьмо, я ненавижу это слово.

Никогда в жизни Нила не будет в долгу. Я бы избавился от этого гребаного слова навсегда, как только все закончится. Без особой причины, моя семья делала с Уиверами то, что они делали. То, что начиналось как месть, превратилось в развлечение.

Скуку.

Это стало причиной. Должно быть.

Мои предки не готовы были иметь дело с огромным богатством, и не придумали ничего лучшего, чем отрывать крылья у невинных бабочек и причинять боль тем, кому повезло меньше.

Это было так, как будто слишком большое количество времени превратило их в бессердечных монстров.

Эдит прикусила щеку изнутри.

― Я не знаю. ― Она посмотрела в коридор в сторону моей комнаты. ― Знаешь что, возвращайся в постель. Ты можешь утром обсудить это с управляющим, посмотрим, что они могут сделать.

Мой живот сжался.

Это должно произойти сегодня вечером.

― Нет. Я не могу так рисковать. Вы здесь. Одна просьба, и я оставлю вас в покое. Что скажете?

К черту этот халат с открытой спиной и отсутствие нижнего белья.

Я привык возвышаться над людьми в дорогих льняных, сшитых на заказ костюмах, и иметь в кармане кошелек, набитый деньгами. Деньги всегда дают то, что ты хочешь. Наличные соблазняют людей говорить «да».

Это была палка о двух концах (прим. пер.: То, что может повлечь за собой как положительные, так и отрицательные последствия).

― Если ты согласишься, я заплачу тебе втрое больше, чем стоит телефон.

Все ее тело напряглось.

Дерьмо, не следовало так говорить.

― Я не беру взяток, мистер Эмброуз.

Боль пронзила мой организм, заливая меня потом. Я больше не мог оставаться в вертикальном положении. Мои плечи опустились в знак поражения.

― Пожалуйста, Эдит. Я бы не спрашивал, если бы это не было очень важно.

Идя против всех инстинктов, я взмолился:

― Пожалуйста. Мне нужно кое с кем поговорить. Они думают… они думают, что я умер. Я не могу позволить им продолжать беспокоиться обо мне. Это несправедливо.

Сказал я сквозь зубы, горячая волна дискомфорта сковала меня, я пробормотал:

― Вы бы не поступили так с любимым человеком, правда? Позволить ему сидеть дома и ожидать худшего?

Ее лицо вытянулось.

― Нет, конечно, ты прав.

Слава богу.

Внезапно она обошла стол и схватила фиолетовую сумочку. Порывшись внутри, протянула мне телефон старой модели.

― Вот. Напиши им сейчас. Моя смена почти закончилась. Я принесу тебе телефон завтра, когда вернусь на работу.

Это было не идеально, но попрошайки не могут выбирать.

Моя рука дрожала, когда я потянулся за ним.

― Не знаю, как и благодарить.

Она отмахнулась.

― Не думай об этом.

В тот момент, когда я взял телефон, мне захотелось убежать в свою комнату. Услышать голос Нилы. Попросить у нее прощения. Знать, что с ней все в порядке. Я проигнорировал боль, держа в руках подарок и зная, что, наконец-то, могу с ней связаться. Ненавидя, что не могу украсть телефон Эдит и уединиться, я немного отошел и провел пальцами по старому устройству. На главном экране мигнуло время.

Два часа ночи.

Где ты, Нила?

Ты в постели? Улизнула, чтобы покататься на Мотыльке, чтобы найти покой, как я делал раньше? Твой телефон заряжен?

Мое сердце заныло от беспокойства и вопросов.

Кат сказал, что ее жизнь не изменится, но это было до того, как он застрелил нас. Кто знает, какие безумные правила он установил, когда нас не стало.

Если он прикоснется к ней, я заставлю его заплатить.

Меня трясло слишком сильно, когда открыл новое сообщение. Моя память подводила меня, когда вводил ее номер. Я очень надеялся, что все ввел правильно. Я отправил ей сотни сообщений, но не нашел времени, чтобы запечатлеть ее номер.

Пожалуйста, пожалуйста, пусть все будет правильно.

Используя кнопки, я набрал:

«От одного должника другому: ты не забыта. Я люблю тебя. Я скучаю по тебе. Я думаю только о тебе».

Я нажал «отправить», прежде чем смог переборщить. Это слишком многое выдало, особенно если Кат забрал ее телефон.

С другой стороны, это был незнакомый номер. Это будет выглядеть, словно репортер, выискивает историю или рекламный трюк. Даже после нашего интервью «Vanity Fair», отбросы из журналов пытались оживить уже давно вышедшую сказку, собирая воедино сфабрикованные факты.

Это была еще одна проблема лечения в больнице, где нечего делать. Дневных передач было достаточно, чтобы сгноить любой мозг… сумасшедший или нет.

Я не написал свое имя. Другое тоже не написал.

Но она должна узнать.

Она поймет.

Она будет знать, что я иду за ней.

***

Следующим вечером Эдит выполнила свое обещание.

Ее смена начиналась в 22:00, и к половине десятого она появилась в моей комнате с подарком в виде новенького телефона.

Не в силах вымолвить ни слова, я взял коробку и впился пальцами в целлофан. Чертовы слезы навернулись на мои глаза при мысли о том, что, наконец-то, я смогу связаться с Нилой.

Бл*дь, мне нужно услышать ее голос.

Мои эмоции захлестнули Эдит. Гордость за помощь сломленному человеку. Сострадание к моему затруднительному положению. И влечение, смешанное с чувством вины из-за разницы в возрасте.

Чувствуя огромное облегчение, я улыбнулся. Одним поступком Эдит дала мне силы сесть ровнее и выздоравливать быстрее.

Я скоро уеду. Я скоро покончу с этим.

Взяв ее за руку, я сжал ее.

― Вы даже не представляете, как много это значит для меня.

Она покраснела.

― Думаю, у меня есть идея. ― Освободившись, она отвела взгляд. ― Она счастливая молодая леди.

А я чертовски везучий ублюдок.

Я молчал.

Неловкость исходила от нее, отражая мою собственную. Как бы я ни ценил помощь Эдит, мне хотелось побыть одному. Сейчас.

Одна мысль пронзила мой мозг.

― О, вы получили ответ?

Эдит склонила голову набок.

― Прошу прощения?

― На сообщение, которое я отправил вчера вечером?

― О… эээ.

Ее эмоциональное заикание омрачалось горем от того, что у нее не было хороших новостей.

Черт побери!

Мне не нужно было, чтобы она озвучивала то, что подсказывало мне мое чутье. Нила не ответила.

Почему?

С ней все в порядке?

Эдит покачала головой.

― Нет, мне очень жаль.

Я тяжело вздохнул.

Что это значит?

Нила не видела сообщения?

Она ранена, лишена свободы и страдает?

Бл*дь!

Мое сердце билось о ребра, подпитывая тревогой и без того напряженную нервную систему. Жас сказала, что будет беречь ее. Пожалуйста, Жас, сдержи свое слово.

Мое внимание покинуло Эдит, не в силах больше ждать. Разорвав пластик, я развернул коробку, как избалованный ребенок на Рождество, и схватил телефон. Дрожащими пальцами я разорвал упаковку SIM-карты и аккумулятора и вставил их в устройство.

Я нажал на кнопку питания, ожидая, когда он загрузится.

― О, чуть не забыла. ― Эдит протянула мне квитанцию с кодом для пополнения счета. ― Это даст вам доступ в интернет и неограниченные звонки в течение месяца.

Черт, я забыл про предоплату. Раньше оплатой моего телефона, наряду с другими платежами, занимался наш личный бухгалтер.

― Спасибо. ― Я взял квитанцию, с тревогой вводя код, как только телефон ожил. ― Я вам отдам деньги сегодня вечером.

Я понятия не имел, как это сделаю, поскольку у меня не было ни документов, ни банковских карточек, ни возможности покинуть больницу, но я заплатил бы кругленькую сумму за такую доброту.

Она отмахнулась.

― Когда сможете. Не к спеху.

Улыбнувшись в последний раз, она направилась к выходу.

Мой разум немедленно забыл о ней, поскольку я полностью сосредоточился на телефоне. Пришло сообщение о том, что код ваучера принят и номер готов к использованию.

Волна нерешительности от Эдит и легкий скрип двери заставили меня поднять голову.

― Что-нибудь еще?

Эдит побледнела, ее брови сошлись на переносице.

― Я хотела кое-что спросить, но это не мое дело.

Меня убивала пауза, когда я был так близок к тому, чтобы связаться с Нилой, но слегка улыбнулся.

― Вы заслужили право спрашивать меня о чем угодно.

Она прикусила губу.

― Вы знаете? ― Ее взгляд метнулся к полу. ― В вас стреляли. Информация о происшествии засекречена, и только есть один номер ближайшего родственника.

Я ждал, но она не продолжала. Только легкий импульс любопытства от ее допроса.

― Каков вопрос?

Она пригладила свои заплетенные в косу волосы.

― Как я уже сказала, это не мое дело. Но я хотела знать… знаете ли вы человека, который это сделал?

Я замер. Что я должен ответить? Притвориться, что у меня амнезия и скрыть еще одну сторону моей жизни?

Мне надоело прятаться.

Всю свою проклятую жизнь я прятался от своего положения, от своих обязательств, от своего будущего.

Мне надоело притворяться.

― Да, я знаю, кто это сделал.

Ее рука сжала дверную ручку. Волна несправедливости к моему положению омрачила ее лицо.

Я ухмыльнулся, позволяя потворствовать своему состоянию без последствий.

― Отвечая на ваш следующий вопрос, да, я заставлю их заплатить.

Ее глаза широко раскрылись.

― Откуда вы узнали, что я спрошу об этом?

Ее удивление напомнило мне о шоке Нилы, когда мы провели вместе ночь, когда я потерял бдительность и почувствовал ее спутанные мысли.

Кто-то вроде меня обладал способностью, казалось, читать мысли. Идеальный мистик, способный читать по ладони и говорить с мертвыми… вся информация, которую вам когда-либо нужно было знать о человеке, была готова быть ощутимой, если бы было использовано больше внимания и сочувствия. Жаль, что человечество было так поглощено собой, что забывало думать о других.

― У меня есть талант.

Эдит снова покраснела.

― Вы очень интересный пациент.

Мне удалось держать себя в руках, пока она вибрировала от смущения.

― В любом случае, мне пора начинать обход.

Бросив на меня последний взгляд, она проскользнула за дверь и исчезла.

Я вздохнул с облегчением, когда в комнате стало тихо, дверь ограждала меня от внешнего мира. В тот момент, когда у меня не было зрителей, мое сердце сжалось. Я стиснул зубы, чтобы не дать всепоглощающей боли поглотить меня заживо.

Только эта боль была не от пули, а от ужасного страха, что Нила была ранена.

Она не ответила на мое предыдущее сообщение.

Она должна была понять, что это я.

Я сглотнул, чтобы не чувствовать новой волны агонии. Как бы мне хотелось почувствовать ее издалека ― настроиться на ее мысли и выяснить, в безопасности ли она, как обещала Жасмин, или нуждается в моей помощи, прежде чем я ей понадоблюсь.

Мои мышцы дрожали, когда я возился с меню телефона, вводя ее номер и открывая новое сообщение. Я не хотел быть безрассудным, но и лежать, опасаясь за ее безопасность, тоже не мог.

Долги, которые она пережила, не шли ни в какое сравнение с тем, что ждало ее впереди. Мне необходимо убить отца, прежде чем это случится. До того, как он заберет ее у меня. Нила не знала, сколько долгов она должна заплатить, и, честно говоря, я читал документы, где добавлялись долги, а иногда уменьшались, в зависимости от того насколько ленивыми или жестокими были мои предки.

Приближался четвертый долг. Но пятый долг…

Я вздрогнул.

Этого не случится. Я никогда не позволю этому случиться.

Вздохнув, заставил себя думать позитивнее и напечатал сообщение.

Неизвестный номер: Ответь мне. Скажи, что ты в порядке. Я в порядке. Мы оба в порядке. Мне нужно услышать тебя. Мне нужно знать, что ты все еще моя.

Я нажал «отправить».

ГЛАВА 11

Нила

Я перестала отсчитывать часы. Время стало соизмеряться в днях.

День.

Два.

Три.

Четыре.

Больше ничто не важно.

Я думала, что как только стану покладистой и начну играть в их жестокие игры, они больше не смогут причинить мне боль. Думала, что смогу спокойно спланировать свою месть и продержаться, пока Джетро не придёт за мной.

Ох, какой же глупой я была.

И Бонни доказывала это снова и снова. Ломая меня, уничтожая моё мужество, сжигая ненависть, пока не осталось ничего кроме горстки пепла. Пепла и отчаяния.

Пять дней, или, может, уже шесть…

Сколько прошло? Я потерялась в этом аду.

Да уже и не важно. Они так медленно ломали мою волю, разрушая уверенность в том, что я могу выйти победителем из этой схватки. И всё же Джетро не покидал меня. Я слышала его голос, чувствовала его всем своим сердцем и душой. Он заставлял меня оставаться сильной, даже когда я не видела конца этому ужасу.

И если бы осень не переходила в зиму, сменяя очередной сезон, я бы подумала, что время остановилось. Тиканье часов прерывалось только болью. Ночи и дни проходили под причитания и капризы Бонни.

Я гибла.

В самые тяжёлые минуты, я думала, что умерла. В моменты просветления, я снова и снова представляла, как умирают они. И это было единственное, что помогло пережить ту адскую неделю, которой меня подвергли.

Моя ненависть ожила, задышала. Во мне не осталось ничего, кроме отвращения.

Что ещё можно чувствовать, живя с чудовищами?

Память услужливо мучила воспоминаниями о счастливых временах… Мы с Воном хохочем, и отец так нами гордится, а ещё это сладкое удовольствие, которое я получала от шитья.

Я хотела покончить с этим. Хотела домой.

Каждый раз, возвращаясь мыслями к Джетро, я закрывалась. Боль была невыносимой. С каждым прожитым днём я всё меньше верила, что он выживет, и против воли предполагала самое худшее. В моей параллельной реальности он был мёртв, и я в это поверила.

Жасмин старалась уберечь меня от самого страшного.

Она отвергла «Дыбу».

И наотрез отказалась от «Колыбели Иуды».

Но было и другое, чему она не могла противостоять, ― она не могла пойти против бабушки, и не важно, что глаза Жасмин молили о прощении, и наша молчаливая связь становилась крепче.

Джетро рядом больше не было, но была его сестра.

И я научилась одновременно любить и ненавидеть её за то, что помогала мне.

Помощь не в виде любви, поцелуях и нежностях тайком. Нет. Её помощь была в том, что она выбирала те наказания, через которые я смогла бы пройти, оставшись в живых. Пусть это и разрывало мою душу, но продлевало мою жизнь и давало возможность найти выход из этого безумия.

Самой ужасной частью этих наказаний было то, что Вон наблюдал за всем этим.

Он был свидетелем всех зверств Хоуков.

И теперь он воочию увидел, на что способен извращённый ум этих людей.

Ни гогот Бонни, ни самодовольные смешки Ката, ни даже дебильное хихиканье Дэниеля не влияли на меня так, как беспомощные крики Вона ― они уничтожали.

Любовь ранила сильней всего.

Она разрушала окончательно.

И не важно, как сильно я старалась отстраниться… Я просто не могла.

― Ты раскаиваешься, Нила? Согласна выплатить «Последний долг»?

Я задыхалась от ужаса, вырываясь, закованная в каналы, пока Дэниель вёл меня к гильотине. А вокруг стояли призраки моих убитых предков. Головы их были отрублены, и будто парили над телами.

Над пустошью раздался вой. Так звучит смерть? Или надежда?

Скоро узнаю.

― Нет, не раскаиваюсь!

Кат подошёл ко мне. Его лицо скрывала чёрная маска палача. И в его руках, словно в колыбели, покоился тяжёлый и острый, отполированный топор, жаждущий моей крови.

Подавшись чуть вперёд, он поцеловал мою щеку и произнёс:

― Поздно. Ты уже умерла.

― Нет!

― О, да, ― хмыкнул Дэниель, подтолкнув меня вперёд. Гильотина из обычного подвижного механизма с корзиной превратилась во что-то кошмарное.

Я упала на колени, захлёбываясь слезами.

― Не надо. Прошу. Не надо!

Никто не слышал меня.

Бонни надавила на плечи, заставляя наклониться над люнетом, упёршись взглядом в плетёную корзину, поставленную с той стороны. В ту самую корзину, в которую покатится моя голова.

― Нет! Нет! Остановитесь! Не надо!

― Прощай, Нила Уивер.

Солнце поцеловало лезвие взметнувшегося вверх топора.

И он обрушился вниз.

Меня разбудил звонок.

Крохотный звон в тяжелой пелене тьмы. Мое сердцебиение, словно ударившиеся друг о друга музыкальные тарелки, и мои руки взметнули к горлу.

― Нет…

Бриллианты продолжали держать меня в плену. Моя шея была цела.

― О, слава богу.

Я все еще жива.

Всего лишь сон.

Или это предчувствие?

Я закашляла, отгоняя эти мысли.

Из-за лихорадки у меня было много галлюцинаций за последний день или два: образ Джетро, входящего в мою комнату. Смех Кестрела, когда он научил меня запрыгивать на Мот. Невозможные вещи. Отчаянно желанные.

А также страх и смятение. Пытки не прекращались после того, как Кат повеселился…

Мой разум продолжал распинать меня, когда я оставалась одна.

Снова раздался звонок.

Я знаю этот звук… но откуда.

Я была уставшей и больной. Я больше не хотела двигаться, но глубоко внутри мне удалось найти в себе силы вырваться из уютного постельного белья и залезть под подушку.

Неужели?

Мои пальцы вцепились в телефон, а сердечный ритм сменился с музыкальных тарелок на барабанную дробь. Ритм неуверенно звенел, пропитанный болезнью и изо всех сил стараясь сохранить мне жизнь. Нос был заложен, глаза слезились, тело болело.

Я была больна.

Наряду с моей надеждой, мое тело сдалось, подхватив ужасные микробы и сковав меня еще одной слабостью.

Четыре дня назад я заболела гриппом. Через день после того, как Бонни рассказала мне, что произойдет. Спустя двадцать четыре часа после того, как я увидела, что случилось с Элизой на этих ужасных фотографиях. Но все это не имело значения, если звонок оповещал о том, в чем я так отчаянно нуждалась.

Несколько дней я надеялась получить известие от него. Но каждый день меня ждало разочарование. Аккумулятор разряжался от того, как много раз я освещала себя мягким синим светом, желая, чтобы появилось сообщение.

Я прищурилась в темноте, истощенная и ослабшая от пережитого. К счастью, сегодня утром температура спала. Я успела принять теплый душ и сменила постельное белье. Я была слабой и неустойчивой, но все еще цеплялась за обещание Джетро.

Я жду тебя. Я все еще здесь.

Экран засветился. Мое сердце зародилось новой жизнью, и я улыбнулась впервые за вечность.

Неизвестный номер: Ответь мне. Скажи, что ты в порядке. Я в порядке. Мы оба в порядке. Мне нужно с тобой поговорить. Мне нужно знать, что ты все еще моя.

Я уронила телефон.

И разрыдалась.

Так долго мир за пределами Хоксриджа был темным. Никаких сообщений от отца. Никаких писем от моих помощников. Я уже была мертва… недостойна вибрации или сигнала сообщения.

Но я не была мертва.

Еще нет.

Независимо от того, сколько раз я умирала в своих ужасных кошмарах, я все еще была здесь.

Джетро нашел способ написать мне.

Сопя и вытирая слезы тыльной стороной ладони, мне потребовалось несколько минут, прежде чем я смогла заставить себя ответить.

Ниточка и иголочка: Я в порядке. Более чем в порядке, теперь я знаю, что ты в порядке.

Я нажала «Отправить».

Моя болезнь и лихорадка больше не имели значения. Если я проигнорирую их, они исчезнут. Сейчас у меня не было времени болеть, Джетро дал мне стимул чувствовать себя лучше.

Он придет за мной?

Может ли все закончиться?

Я так много хотела сказать, но внезапно мне стало нечем поделиться. Я не могла рассказать ему о последних днях. Я бы никогда не поделилась, потому что не хотела причинять ему еще больше боли.

Мой разум погрузился в прошлое, заставляя заново пережить ужас, который я испытала после того, как Бонни показала мне судьбу Оуэна и Элизы.

Моя дверь открылась.

Жасмин сидела с одной рукой на дверной ручке, а другой на ободе колеса.

― Нила…

В тот момент, когда я увидела ее, я поняла, что вот-вот произойдет что-то ужасное. Мой позвоночник сжался, и вышитая бисером ткань, над которой я работала, выпала из моих рук.

― Нет. Что бы это ни было, я этого не сделаю.

Она опустила глаза.

― У тебя нет выбора.

Я вскочила на ноги.

― У меня есть выбор. Выбор по доброй воле. Что бы эта ведьма ни думала, что может сделать со мной, она не может!

Жасмин съежилась в кресле ― со странной смесью извиняющегося разочарования.

― Она может, и она это сделает.

Ее бронзовый взгляд встретился с моим.

― Я держала тебя подальше от Дэниеля, но я не могу уберечь тебя от Бонни. Я сделала все, что было в моих силах.

Она отвернулась, ее голос внушал чувство тревоги.

― Будет только хуже, Нила. Мне никогда не рассказывали точных подробностей о долгах ― я не мужчина, и поэтому Бонни настаивала на защите меня от такого насилия, ― но я знаю, что Кат замышляет что-то грандиозное. Мне нужно найти способ спасти тебя, прежде чем…

Я не хотела слушать, но ее боль придала мне сил.

― Тебе нужно, чтобы я заткнулась, уступив…

― Да. ― Она тяжело вздохнула. ― Прости меня, но у меня нет выбора, как и у тебя. Независимо от того, что ты думаешь.

У меня не было ответа. Но у моего тела был. Последняя попытка к бегству.

Мои ноги двигались сами по себе, отступая, пока я не остановилась у стены. Я хотела кричать и драться. Хотела вытолкнуть ее за дверь и запереться навечно.

Но спрятаться было негде. Никто не мог спасти меня. Только время могло это сделать. Время, которого не было ни у Жасмин, ни у Джетро, ​​ни у Вона, ни у меня.

― Ты что-нибудь слышала о нем?

Мои руки сжались в кулаки на обтянутых джинсами ногах. Большой серый свитер, который был на мне, не мог растопить лед вокруг моего сердца. В моей голове постоянно складывались образы Джетро и Оуэна. Элизы и меня.

Их кончина была ужасной ― особенно ее.

Бонни сказала мне, что мое наказание начнется немедленно. Она не солгала.

― Нет. ― Она переехала через порог. ― Мы договорились о минимальном контакте. Это к лучшему.

Это имело смысл, несмотря на то, что это было сложнее всего.

Если бы я только могла поговорить с ним. Это сделало бы меня намного смелее.

― Нила, пойдем со мной. Не показывай ей свой страх больше, чем нужно. Будет больно, но это не причинит тебе вреда. Я даю тебе слово. Ты выдерживала и худшее.

― Я выдерживала худшее, потому что знала, что Джетро причиняет мне боль. Это придавало мне сил.

Она грустно улыбнулась.

― Я знаю, что его здесь нет, чтобы разделить твою боль, но я здесь. Я не оставлю тебя. Повернув коляску к двери, она протянула руку.

― Я займу его место. Мы вместе пройдем через это.

Мои плечи поникли.

Какой у меня выбор?

Я дала обещание остаться в живых, ожидая возвращения Джетро. Его сестра была на моей стороне. Я должна была доверять ей.

Молча я последовала за Жасмин прочь из покоев Уивер к столовой.

Мы вошли, не говоря ни слова.

Колеса Жасмин скользили по толстому ковру, пока мы обходили большой стол. В отличие от времени приема пищи, в красной лакированной комнате не было ни еды, ни людей. Портреты Хоуков смотрели масляными глазами-бусинками, пока Жасмин проводила меня к вершине большого пространства, где стояли Кат и Бонни.

Они спокойно улыбались, зная, что снова выиграли.

Между ними стоял стул.

Бонни сказала, что первое наказания будут легким.

Вновь я была глупа и наивна.

Стул передо мной веками использовался для извлечения информации и признательных показаний. Мучительное орудие для любого ― невиновного или виновного. Это было обычное приспособление, но абсолютно смертельное в зависимости от его использования.

Бонни подозревала, что я что-то скрываю?

Но что?

Была ли это ее попытка раскрыть мои секреты?

Она никогда их не раскроет.

Мое сердце заколотилось быстрее. Кровь свернулась в моих жилах.

Стул не был гладким или хорошо обтянутым велюром или атласом. Не приветствовал удобной отсрочки. На самом деле дизайн высмеивал саму идею роскоши.

Каждый дюйм был покрыт крошечными шипами и гвоздями, вбитыми в дерево. Сиденье, спинка, подлокотник, подставка для ног. Каждая точка блестела в лучах вечернего солнца. Каждая игла злобно острая, только и ждет, чтобы проткнуть плоть.

Я тяжело сглотнула, заставляя себя скрыть ужас. Жасмин была права. Их удовлетворение было результатом моей реакции. Я была сильнее… чем они.

Я не позволю получить удовольствие от моей боли.

― Знаешь, почему ты платишь эту пошлину, Нила?

Мои глаза метнулись к Кату. Он стоял, уперев руки в бока, и его кожаная куртка впитывала лучи заходящего солнца.

Я отрицательно покачала головой. Сила голоса покинула меня.

Все мое мужество убить их исчезло, как предатель.

― Это потому, что ты должна быть избавлена от своих мерзких замыслов и желаний навредить нам. Это потому, что ты стала причиной смерти двух Хоуков. ― Бонни подошла ближе, постукивая тростью по ужасному стулу. ― Наряду с погашением «Третьего долга», ты должна выполнить несколько дополнительных расходов… чтобы ты правильно осознавала свое место в нашем доме.

Я вздрогнула, когда распухшие пальцы Бонни сократили расстояние и погладили мой бриллиантовый ошейник.

― Ты уже полгода пользуешься нашим гостеприимством. Самое меньшее, что ты можешь сделать, ― это проявить немного благодарности. ― Схватив прядь моих длинных волос, она подтолкнула меня к варварскому приспособлению. ― А теперь сядь и будь благодарна.

Жасмин встала рядом со мной, протянув руку, чтобы помочь мне опуститься на шипы. Я поблагодарила свою предусмотрительность за то, что надела джинсы. Толстая джинсовая ткань в какой-то степени защитит меня.

Немного дрожа, я повернулась, чтобы сесть.

К сожалению, Кат, должно быть, прочитал мои мысли.

― Ах, ах, Нила. Не так быстро. ― Схватив меня за локоть, он снова поднял меня. ― Это было бы слишком просто.

Мое сердце замерло.

Смеясь, он потянул меня за пояс.

― Сними одежду.

Жасмин сказала:

― Отец, шипы будут достаточно болезненными…

― Недостаточно. ― Его взгляда было достаточно, чтобы испепелить ее.

Вздохнув, Жас повернулась ко мне.

― Сними их. ― Вытянув руку, как временную вешалку, она сузила глаза. ― Быстро.

Стиснув зубы, я нащупала край свитера. Я должна была чувствовать себя комфортно голой рядом с этими людьми ― такое случалось достаточно часто, ― но когда меня попросили раздеться, на глаза навернулись яростные, унизительные слезы.

Тяжело дыша, я стянула свитер и расстегнула джинсы. Спустив их вниз по ногам, я вздрогнула от пронизывающего воздуха. В огромном камине в столовой горел огонь, но пламя не погасило зимнего холода.

Позади меня раздался громкий глухой удар.

О, нет!

Взгляд Ката упал на инкрустированный рубинами кинжал, лежащий на виду.

Мне хотелось свернуться калачиком и умереть. Я так привыкла к тому, что он прижимается к моей спине, что забыла о ноже.

Кат одарил меня лукавой улыбкой и наклонился, чтобы поднять его.

Быстро!

Присев на корточки, я подобрала клинок, прежде чем он успел это сделать. Его глаза расширились, когда я помахала им перед его лицом.

― Не прикасайся ко мне.

Он усмехнулся.

― На твоём месте, я бы не стал этого делать, Нила.

Мой рот наполнился слюной от мысли, что я смогу каким-то образом, пронзить их сердца одним ударом.

Рассекая воздух между Катом и мной, я прорычала:

― Я должна была сделать это несколько месяцев назад. Я должна была убить тебя, как только встретила.

Его тело напряглось.

― Попробуй. ― Его глаза метнулись ко мне. ― У тебя есть два варианта. Попробовать напасть на меня и заплатить. Или отдать нож и заплатить.

― Я лучше убью тебя и одержу победу

― Да, хорошо, но этого никогда не случится. ― Щелкнув пальцами, он приказал: ― Колор, возьми нож.

Я резко обернулась, но было слишком поздно. Колор, брат из «Блэк Даймонд», которого я видела один или два раза, выдернул кинжал из моей руки, словно погремушку у младенца. Мои пальцы пульсировали от пустоты, когда Колор протянул клинок, Кату.

Моя борьба сошла на нет.

Я пыталась.

Мой единственный мятеж завершился, и какова была моя награда?

Боль и унижение.

Спасибо, Колор.

Колор кивнул, отступая в своё укрытие у камина. Большой камин в стиле рококо почти полностью скрывал его из виду, создавая иллюзию уединения.

Кат размахивал лезвием перед моим носом.

― Довольно интересное приспособление, чтобы носить его в джинсах, Нила. ― Проводя острым краем по моему ошейнику, его лицо потемнело. ― Ты не только нарушитель общественного порядка, но и вор.

Засунув кинжал за пояс, он злобно улыбнулся.

― Я запомню это для будущих выплат.

Стоя в черном лифчике и трусиках, я зажмурилась. Все шло не так, как я планировала. Где было мое мужество, ― вера в то, что я воткну этот клинок в его сердце, как только представится такая возможность?

Мой шанс был упущен.

― Избавься от лифчика, ― сказал Кат. ― Если только ты не хочешь, чтобы я воспользовался ножом и помог тебе.

Мои руки взлетели между лопаток, хватая застежку.

Бонни закашлялась.

― Нет, я так не думаю. Не снимай нижнее белье.

Мои глаза распахнулись.

― Что? ― Кат нахмурился.

Она сморщила нос.

― Вид голой помойной крысы испортит мне аппетит.

Кат усмехнулся.

― У тебя странные идеалы, мама.

Она фыркнула.

― Извини, если я предпочитаю наслаждаться едой, не испытывая отвращения. ― Снова стукнув тростью по стулу, она добавила: ― Садись. Заткнись. И подумай о том, что ты сделала.

Жасмин подтолкнула меня вперёд, идеально играя роль врага.

От холода у меня стянуло кожу, сердце забилось сильнее, пальцы ног покалывало, когда я согнула колени и села. Я сдержала крик, когда тысячи шипов пронзили мою задницу и бедра.

Мои ноги дрожали, когда я медленно опускалась, делая все возможное, чтобы оставаться на весу и парить над острыми, колющими иглами.

― Перестань бороться с неизбежным, Нила. ― Кат встал за спинку стула.

Я напряглась.

Потом я взвизгнула, когда он надавил мне на плечи, безжалостно прижимая меня прямо к шипам. Притянув меня к себе, он обнял меня сзади за плечи.

Его горячее дыхание коснулось моего уха.

― Больно, правда? Чувствуешь, как тысячи булавок медленно впиваются в твою кожу?

Я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме миллионов крошечных вспышек, медленно пробирающихся сквозь мою плоть.

Бонни схватила меня за запястья, дернула вперед и прижала к остроконечным подлокотникам. Весь стул переполнен оружием и агонией.

― Остановись! ― Я боролась с ней, но Жасмин заняла место своей бабушки, прижав мою руку к шипам и обернув вокруг меня кожаные наручники.

Она не смотрела мне в глаза, возясь с пряжкой.

― Это не для того, чтобы убить тебя, так что узы не будут тугими. Это для того, чтобы ты не двигалась.

Непрошеные слезы потекли по моим щекам, каждый дюйм пульсировал от боли и напряжения. Я не могла расслабиться, ― я заблокировала каждую мышцу, чтобы не погрузиться дальше на шипы.

― Не сопротивляйся, Нила. ― Жасмин проверила наручники, прежде чем откатиться. ― Так будет намного легче.

Легче?

Каждый дюйм моей кожи болел. Мое осязание пошло наперекосяк, перескакивая со спины на предплечья, икры и задницу. Я не могла различить, какая часть тела болит сильнее. Не могла сказать, кровоточат ли некоторые участки или проколоты, или шипы затупились с возрастом и только смягчаются, а не колются.

В любом случае, это было ужасно. Что касается оборудования для пыток, то я хотела немедленно покинуть стул. Я бы снова согласилась на «Первый долг», потому что, по крайней мере, боль накатывала волнами и быстро заканчивалась, ― это… это лишало меня разума, пульсация за пульсацией, пока я не превращусь в дрожащее месиво агонии.

Задыхаясь, я дышала через нос. Мой рассеянный разум метался, как своенравный мячик для сквоша, не позволяя мне успокоить свою тревогу.

Кат усмехнулся и присел передо мной на корточки.

― Начало, самая легкая часть, ― вставая, он нежно поцеловал меня в щеку. ― Просто подожди и увидишь, что произойдет, когда стрелки часов начнут двигаться вперёд.

Он посмотрел на Бонни.

― Как долго, мама?

Бонни посмотрела на изящные золотые часы на запястье.

― Элиза страдала два часа во время ужина.

Кат усмехнулся.

― Отлично. Пусть будет три.

Я вернулась в настоящее, громко кашляя. Мои пальцы нащупали целебные струпья, усеявшие, словно созвездия, заднюю часть моих бедер, спину и руки. По мере того, как мое тело заживало, язвы переставали пульсировать и просто зудели, но шипы помечали меня гораздо больше, чем поверхностно.

Даже сейчас, несколько дней спустя, я все ещё чувствую жгучую боль.

Я заснула, вонзившиеся в меня шипы казались плодом моего воображения, проснувшись, тяжело дыша, и мечтая оказаться запертой в гробу, пронзённым миллионами игл.

Три часа в этом кресле были худшими тремя часами в моей жизни.

Я полагаю, что для меня должно быть честью то, что они изо всех сил старались уничтожить меня. Я оказалась аномалией, проблемой, которой они не ожидали. Я испортила их грандиозные планы и привела в действие вещи, которые никто не должен терпеть.

И это было только начало.

Той ночью, после «Железного Стула» я заболела сильнейшим гриппом.

У меня не было резервов. Почти не ела. Не хватало солнечного света и любви.

Жизнь с таким злом и негативом лишила меня иммунитета, вызвав у меня озноб и боль в теле.

И некому было ухаживать за мной, чтобы стало лучше.

Вон был изгнан из моего поля зрения. Жасмин пропала.

Все остальное превратилось в размытое пятно, когда я забилась в пропитанную потом кровать и дрожала.

В моей комнате был постоянный холод. У меня не было сил разжечь огонь, а если бы и были, мне не давали дров, чтобы разжечь его.

Я замёрзла, проголодалась и отчаянно хотела уйти. Я попыталась вспомнить, какой была моя жизнь до Хоксриджа, до ухода Джетро, до смерти матери. Но безуспешно. Все эти счастливые воспоминания исчезли.

Неизвестный номер: Бл*дь, я скучаю по тебе. Знать, что ты в порядке… Не могу выразить, как я тебе благодарен. Это правда? Она охраняет тебя?

Мое сердце ухнуло вниз, разбрызгивая адреналин по моим конечностям. Я была в порядке. Я была сильнее, чем выглядела, но не была такой храброй, как мне казалось.

Я снова закашлялась, дрожа от боли.

Джетро, я хочу рассказать тебе все.

Рассказать, что ты значишь для меня.

Рассказать, что они сделали со мной.

Я хотела поплакать на его плече и разделить с ним свои тяготы, чтобы искоренить то, через что я прошла, чтобы смогла отпустить и забыть. Вместо этого, я заперла все внутри себя и сохранила свои секреты.

Ниточка и иголочка: Да, я в безопасности. Она была замечательной. Они не трогали меня. Не беспокойся обо мне. Просто поправляйся.

Скрыть правду от Джетро было наименьшим, что я могла для него сделать. Я вздрогнула, не в силах избавиться от воспоминаний о том, что произошло, когда я была прикована к железному стулу.

Братья из «Блэк Даймонд» в течение часа наблюдали за моими пытками. Они смотрели на меня с сочувствием, но не оспаривали приказ Ката ― оставить меня в покое. После стрельбы я не разговаривала ни с кем из братьев, кроме Фло. Им приказали держаться на расстоянии, изолируя меня от любого союзника, которого я могла бы найти.

Ужин был подан, и я извивалась, когда вес моего тела медленно толкал меня на шипы. Ожог каждого расплылся в одно одеяло болезненного ужаса.

Кровь залила подлокотники кресла, и я не осмеливалась взглянуть на пол, чтобы увидеть, не капает ли она на ковер. Меня бросало, то в жар, то в холод, моя кожа покрывалась потом и мурашками. Мои мышцы сводило судорогой; каждое подергивание посылало дикий огонь через мой организм.

А потом появился Вон.

Его глаза встретились с моими.

― Ниточка! ― Он чуть не потерял сознание от ярости. ― Бл*дь! Отпустите ее! ― Ворвавшись в комнату, Ви двигался так быстро и яростно, что успел нанести Кату удар кулаком в челюсть прежде, чем кто-либо среагировал.

― Ви, не надо! ― С одной стороны я была в восторге от того, что он получил возможность ударить Ката. С другой, я была в ужасе. ― Я в порядке. Не делай так, чтобы тебя…

― Прекрати причинять ей боль, гребаный ублюдок! ― Ви снова замахнулся, но промахнулся, когда Кат пригнулся и щелкнул пальцами, чтобы «Блэк Даймонд» схватили Ви.

― Оставь его в покое!

Мои крики не помогли.

Волнение превратилось в хаос. Мужчины отодвинули стулья. Размахивали кулаками. Послышалось ворчание.

― Остановитесь! Пожалуйста, остановитесь!

Они не остановились.

Мало того, что миллионы крошечных гвоздей застряли в моем теле, я была вынуждена смотреть, как моего близнеца били и пинали, и бросили задыхаться у моих ног.

Это заняло всего несколько минут.

Но наказание было суровым.

Я застонала, хлопнув себя по лбу.

Перестань думать об этом.

После «Железного стула» меня заперли в комнате без бинтов и лечебной мази. Мне не разрешали видеть Вона, и я лечила свои раны в теплой ванной, из которой у меня не было сил выбраться.

Я очень устала.

Они нашли способ, который может сломить меня навсегда.

Неизвестный номер: Я вернусь, как только смогу. С каждым днем я ​​становлюсь сильнее. Еще немного, и все закончится. Обещаю.

Я вздохнула, сворачиваясь вокруг телефона. Моя лихорадка вернулась, все внутри меня заледенело. У меня было намерение дать отпор. Я причиню им боль. Я заставлю их заплатить.

Так или иначе, я сдержу свою клятву.

Еще немного времени? Это звучало так, будто время ничего не значило, ― такая легкомысленная фраза, небольшой отрезок мгновений, ― но для меня это была бесконечная вечность.

У меня мало времени, Джетро.

Только не с выходками Бонни. Каждый день она придумывала, что-то похуже.

Я на самом деле была Элизой, увядающая час за часом, умирающая от мучений.

Глотая слезы, влажно кашляя, я написала:

Ниточка и иголочка: Я буду ждать тебя здесь. Каждую ночь я мечтаю о тебе. Мечтаю о более счастливом времени… времени, которое еще не наступило. Но наступит.

Как будто судьба хотела изгнать эти мечты, чтобы доказать мне, что я должна была сдаться несколько месяцев назад, это вызвало воспоминания о том, что произошло на следующий день после «Железного стула».

Меня вызвали на кухню, веря, что у Фло есть хорошие новости для меня или что Вон получил свободу. Мне потребовались все мои силы, чтобы дойти до кухни. Возможно, повар дал бы мне немного горячего куриного супа и лекарства от гриппа.

Вместо этого я обнаружила там Бонни.

― Раз ты отказалась признать свои грехи на Железном стуле, ты заплатишь другую цену.

― Признать мои грехи? ― Я закашляла. ― Не в чем признаваться. Ты делаешь это ради своего больного удовольствия.

Она усмехнулась.

― Должна признать, это очень приятно. ― Подойдя ближе, она схватила меня за руку и потащила через кухню к небольшой нише, где росли травы и маленькие растения.

Моя лихорадка превращала все в туман. Мой заложенный нос и забитые носовые пазухи превращали все в страшный сон.

Кат вышел из-за угла, вертя, что-то в руках.

― Доброе утро, Нила.

Я напряглась, выдергивая руку из хватки Бонни. Глядя на них, я пыталась понять, к чему это приведет. То, что было в руках Ката, сверкало зловещим серебром и варварством.

Моя кожа все еще была в ранах от пребывания на «Железном стуле». Я едва держалась на ногах.

― Я больна. Хоть раз сжалься и отпусти меня в постель. ― Я кашляла, чтобы доказать свою правоту. ― Ничего хорошего, если я умру раньше, чем ты хочешь.

Кат усмехнулся.

― Твое физическое здоровье больше не является моей главной заботой. ― Он поднял блестящую маску, размахивая ею из стороны в сторону. Его золотистые глаза горели надменным самодовольством. ― Знаешь, что это?

Нервные мурашки пробежали по моей спине. Их ролевые игры и игры постепенно заставляли меня съеживаться, даже когда я стояла перед ними, испытывая ярость. Жасмин здесь не было. Дэниеля здесь не было. Казалось, что старшее поколение взяло все под свой контроль.

― Хватит тратить время. ― Я снова закашляла в поисках выхода из травяного алькова. ― Я не хочу играть в угадайку…

Меня прервал громогласный чих.

― Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

Бонни похлопала по моим бедрам.

― Ничего подобного, потаскушка.

Мое сердце затрепетало от страха, а желудок словно наполнился камнями. Противостояние им сопровождалось своеобразной пыткой, мимолетным возбуждением бунта, за которым быстро следовало удушающее сожаление.

Независимо от того, что я сделала бы все, что в моих силах, чтобы убить их, я не могла остановить их власть надо мной.

Они забрали мой нож.

Я ненавидела быть беззащитной.

Я ненавидела быть такой слабой из-за моего собственного тела.

Будь проклята эта болезнь!

Кат подошел ближе.

― Нила, раз уж ты отказываешься подыгрывать, это называют «Маска Позора».

Он поднял предмет, ослепляя меня лучом света, поймавшим серебро, сделав все белым.

― Это дают шлюхам и сплетникам за распространение лжи. Им затыкают рот и лишают способности говорить, пока они не усвоят урок.

Все мои инстинкты кричали бежать.

Кого я обманываю? Я не могла бежать с лёгкими, тонущими в слизи.

Кат двигался позади меня, наклоняясь, чтобы держать серебряную маску перед моим лицом.

― Позволь объяснить, как это работает.

Я пошатнулась, пытаясь вырвать из его хватки. Как ему удалось так легко поймать меня в ловушку?

Простуда превратила все в мерзкое и туманное… замедляя время, используя его против меня.

Я уставилась на маску, все понимая. В учебнике, который показывал мне Вон, когда мы были маленькими, был похожий предмет. В отличие от средневекового предмета в книге, этот был довольно гладким и утонченным.

Это не сделает его более приятным.

Два отверстия для глаз, отверстие для носа, все остальное ― сплошь из серебра. Там, где должно было быть отверстие для рта, был серебряный шип, довольно широкий и острый, который ждал, чтобы вклиниться в мой язык, чтобы заставить замолчать или заклеймить мой рот. Оборотная сторона была изогнута, чтобы удерживать череп жертвы, захватив всю ее голову в мерзкие объятия.

Кат прижался к моей спине, вдыхая запах моих волос.

― Ты уже знаешь, как это работает, не так ли? ― поднеся маску ближе, он усмехнулся. ― Хорошо. Это избавит от ненужных разговоров.

― Надень на нее маску, Брайан ― Бонни двинулась вперед

Мое сердце забилось быстрее, когда серебро приблизилось.

― Нет, подождите! Я не смогу дышать! Мой нос заложен.

― Да, сможешь. Открой пошире. ― Кат крепче сжал руки, когда я попыталась сбежать. ― Сделай это. Иначе я буду причинять тебе боль, пока ты этого не сделаешь.

В моих легких клокотало, когда Кат загнал меня в угол. Я дралась и кричала, но это не помогло.

― Остановись, пожалуйста.

Мир окунулся во мрак, когда ледяной металл опустился на мое лицо

― Нет!

Я сжала губы, не позволяя шипу попасть мне в рот.

Но Бонни все испортила, ударив меня тростью по голени.

― Ааа!

Боль заставила мои губы раскрыться, приветствуя серебряный клин.

Меня затошнило, и я рванулась прочь, врезавшись спиной в Ката. Холодный металл на моем языке вызвал судороги по всему телу. Я задыхалась, на глаза навернулись слезы.

Его локти уперлись мне в плечи, удерживая на месте.

― Не сопротивляйся, Нила. В этом нет смысла.

Я боролась.

Но он был прав.

В этом не было смысла.

Все, что я могла сделать, это проигнорировать то, что мое тело умоляло заткнуться и сделать все возможное, чтобы дышать.

Бонни завела заднюю часть маски мне за голову, закрепив ее маленьким замком у моего уха.

В тот момент, когда он был заперт, меня охватила самая ужасная клаустрофобия, которую я когда-либо испытывала. Головокружение погрузило во тьму, вращая мой мозг, притянув меня на пол. Меня снова затошнило.

Я была напугана. Деградировала. Я была в ловушке.

Нос заложило еще сильнее.

Голова раскалывалась.

В ушах звенело.

Страх поглотил меня

Я.

Потеряла.

Контроль.

Я кричала.

И кричала.

И кричала.

Кат отпустил меня.

Я больше не видела, не слышала, не обращала ни на что внимание.

Мои крики громким эхом отдавались в ушах. Я хрюкала, кашляла и звала на помощь. Мой заложенный нос препятствовал поступлению кислорода; я вдыхала и выдыхала через давление серебряного язычка, превращая свои крики в поток отравленного воздуха.

Я задыхалась.

Я запаниковала.

Я впала в безумие.

Мой мир погрузился во тьму. Хоксридж-Холл с его огромными портиками (прим. пер.: Портики ― проход, навес. В классической архитектуре ― выступающая часть здания, крытая галерея, образованная колоннадой или аркадой, имеющей собственное перекрытие) и акрами земли превратился в одну крошечную серебряную маску. От моего дыхания быстро образовался конденсат. Меня тошнило снова и снова.

Я утратила все, что делало меня человеком.

Мои крики превратились в хныканье.

Я умираю.

Каждый вдох был хуже предыдущего. Я падаю на бок, головокружение усиливается.

К горлу подступила тошнота.

Не блевать.

Если бы я это сделала, то захлебнулась бы. Не было выхода, никакого отверстия во рту. Только два крошечных отверстия в носу, которые не давали достаточно кислорода.

Вернулись образы «Позорного Стула».

Это было так же плохо. Так же отвратительно.

Клаустрофобия стала сильнее, тяжелее, прожигая дыры в моей душе.

Я этого не вынесу.

― Выпусти меня!

Слова ясно звучали в моей голове, но затычка, которая давила на мой язык, заставляла их искажаться и ломаться.

Слабые звуки смеха перекрыли шипящие звуки и галоп моего неистового дыхания.

Мои руки метнулись к замку, борясь, дергая. Я рвала на себе волосы и царапала шею, изо всех сил стараясь освободиться. Я сломала ногти, цепляясь за висячий замок. Крики, стоны и звериные вопли продолжали вырываться наружу.

Я не могла произнести ни слова, но это не мешало мне выразить свой ужас.

Бонни пнула меня, смеясь еще громче.

― Я думаю, что час или два в «Маске Позора» пойдут тебе на пользу. Теперь будь хорошей девочкой и прими свое наказание.

Крошечный звон спас меня.

Мое сердце снова сжалось, вспомнив плотный жар, всепоглощающую панику испытанную в маске. Я никогда не хотела снова пережить это. Никогда.

Ты свободна. Все кончено.

Я не думала, что это возможно, но маска была хуже стула. Даже воспоминания, об этом, деформировало стены, держа меня в напряжении.

У меня появился новый недуг ― клаустрофобия.

Неизвестный номер: Я чувствую, что ты что-то недоговариваешь. Помнишь, как я тебя называл? Моя непослушная монахиня? Боже, я был такой задницей. Я влюбился в тебя уже тогда. Думаю, я был влюблен в тебя еще до того, как увидел.

Все былые страхи и недомогания прошлой недели исчезли. Страх был сильной эмоцией, но он не имел ничего общего с любовью.

Новые слезы потекли по моим щекам.

Ты не представляешь, как сильно я хочу вернуться к той невинности.

Чтобы беспокоиться только о коллекциях одежды и неоплаченных заказах, или о том, заказал ли Вон достаточно серо-коричневых пуговиц. Такие легкомысленные проблемы ― такие легко решаемые проблемы.

Не то, с чем я имею дело сейчас.

Мое сердце снова разбилось. Наказание за насилие постепенно превращало мой разум и тело в руины, пригодные только для сна или смерти.

Ниточка и иголочка: Я так сильно тебя люблю.

Неизвестный номер: Я люблю тебя больше. Я люблю тебя каждым своим вздохом и каждым ударом сердца. С каждым днем я люблю тебя все больше.

Мурашки пробежали от головы до пальцев ног.

Ниточка и иголочка: Как бы мне хотелось, чтобы ты был здесь. Я бы поцеловала тебя, прикасалась к тебе и засыпала в твоих объятиях.

Неизвестный номер: Если ты заснешь в моих объятиях, я буду обнимать и защищать тебя всю ночь. Я бы вторгся в твои сны и убедился, что ты принадлежишь мне, и дал бы тебе будущее, которого ты заслуживаешь.

Ниточка и иголочка: Чего я заслуживаю? Какое будущее ты себе представляешь?

Неизвестный номер: Ты заслуживаешь всего, чем я являюсь и даже больше. Ты заслуживаешь счастья на вершине счастья. Ты заслуживаешь защиты и обожания, и знания, что мы никогда не расстанемся. Ты заслуживаешь многого, и я, бл*дь, хочу дать тебе все это.

Я вздохнула, чувствуя, как меня накрывает самое теплое и мягкое одеяло. Джетро, возможно, не был здесь физически, но духовно он был здесь. Его слова были объятиями, а забота ― сладчайшим из поцелуев.

Ниточка и иголочка: Просто скажи мне, что мы с этим справимся. Скажи мне, что мы будем вместе, состаримся вместе и построим такую жизнь, которую никто больше не сможет у нас отнять.

На ответ ему потребовалось некоторое время, но когда зазвонил телефон, он каким-то образом дал мне все, что его семья отняла у меня. Он удалил ужасные события и дал мне надежду.

Неизвестный номер: Я не только хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной, но и хочу, чтобы ты стала моей женой. Я хочу, чтобы ты стала матерью моих детей. Я хочу, чтобы ты была моей любовницей и лучшим другом. Мы пройдем через это. Скоро все закончится. И когда это произойдет, все изменится к лучшему. Я собираюсь провести остаток своей жизни, заглаживая свою вину перед тобой, Нила, и доказать, что ты встретила труса и заставила его захотеть стать героем. Твоим героем.

Мои губы дрожали от радостных слез.

― Я люблю тебя, Кайт, ― прошептала я.

Глядя на свой телефон, я читала и перечитывала его сообщения. Как бы я ни хотела их распечатать и уснуть, погрузившись в его слова, мне пришлось их удалить.

Я не могла рисковать, чтобы Кат их обнаружил.

У меня не было выбора.

Умри или убей.

Борьба или поражение.

Меня убивало перенесение всего нашего диалога в корзину и последующее его удаление.

Приди и спаси меня поскорее.

Давай, покончим с этим, пока не стало слишком поздно.

Мое счастье внезапно испарилось, стены давили со всех сторон. Мой разум рикошетом вернулся назад, исследуя старые воспоминания.

Я не могла подняться с пола алькова. Я не знала, в какую сторону идти. Я не могла дышать. Я не могла говорить. Все, что я могла делать, это держаться за плитку и кататься на волнах головокружения и клаустрофобии.

Мое бешено бьющееся сердце исключило несколько лет жизни ничем не прикрытой паникой.

Я потеряла сознание.

Это было благословением.

К тому времени, когда Бонни вернулась, чтобы расстегнуть замок, я ничего не понимала.

Покачав головой, я потерла лицо.

Сколько пыток перенесла Элиза, прежде чем она была «очищена»?

Неизвестный номер: Проклятье, Нила. Ты мне так нужна. Мне нужно показать тебе, как сильно я тебя люблю. Как сильно я по тебе скучаю.

Без него мое сердце было разбито вдребезги.

Ниточка и иголочка: Ты мне тоже нужен. Так сильно. Слишком сильно. Когда мы снова будем вместе, я собираюсь…

Шум заставил меня вскинуть голову.

Нет!

Мой взгляд упал на не заблокированную дверь.

Пожалуйста, нет!

Самое ужасное было в том, что я была так больна, и у меня не было сил подвинуть комод, чтобы обезопасить себя.

Телефон ожил в моих руках, требуя внимания.

Входящий звонок с неизвестного номера. Ответить?

Устройство настойчиво вибрировало, умоляя меня принять его вызов.

Джетро…

Моя душа плакала. Мне очень-очень-очень сильно хотелось ответить.

Но я не могу.

Заблокировав экран телефона, я засунула его под подушку.

Ты не удалила последние сообщения.

Дверь распахнулась.

Слишком поздно.

Появился Дэниель, злорадный и дерзкий.

― Пришло время для еще одной игры, Нила. И мы не должны опаздывать.

ГЛАВА 12

Джетро

Я склонился над телом брата.

С этими трубками и кардиомонитором он был похож на некое творение Франкенштейна, собранный по кусочкам. Человек, которого я когда-то называл своим другом, удерживался здесь, казалось, колдовством и чистой удачей.

Кожа его слегка пожелтела, губы потрескались и пересохли. Изо рта торчала трубка, вставленная в горло.

Доктора сделали всё возможное: заштопали и заставили сердце биться ровно. Теперь дело за ним.

Полторы недели минуло. Десять мучительных дней. И если бы не регулярная переписка с Нилой, я бы слетел с катушек от беспокойства.

Её сообщения помогали оставаться при уме.

С каждым часом я становился всё сильнее. Заставлял своё тело работать, пока боль не становилась совсем нестерпимой, улучшая свою выносливость. Каждую минуту я обдумывал план игры, и каждую секунду в мои мысли проникала Нила.

Она отвечала ночью. Мы оба находились под одним небом, писали под одними звёздами, посылая друг другу запретные послания. Сейчас она находилась в мире, в котором раньше жил я, а я, в свою очередь, находился в могиле, куда был отправлен собственным родителем.

И всё же, ничто не могло нас разлучить.

Скоро мы оба станем свободны.

Однако её сообщения были не такие, как раньше. Находясь дома с отцом и братом, Нила была застенчивой, её было так легко смутить. Безумно сладкая и невыносимо соблазнительная своей невинностью. Но сейчас в её сообщениях было что-то не так. Она многого не договаривала, рассказывая лишь то, что я хотел услышать.

И это было очень неприятно.

Почему ты не отвечаешь на звонки, Нила?

Каждый раз, пытаясь дозвониться до неё в промежутках между нашими письмами, она игнорировала меня и будто исчезала. Как если бы лгала мне по каким-то своим внутренним убеждениям.

Мне нужно поговорить с ней. Нужно выяснить правду.

Хотя на самом деле, самым важным сейчас было выбраться отсюда.

Бок болел, напоминая, что не нужно сходить с ума от нетерпения, и я пока не готов к схватке.

Чёрт побери.

Монитор сердечного ритма Кеса издавал непрерывный монотонный писк. Я так хотел, чтобы он участился, демонстрируя хоть какой-то признак улучшения его состояния.

Сжав его руку, сказал:

— Я здесь, дружище. Не сдавайся.

Другой рукой провёл по своему торсу, осторожно ощупывая ребра. Луиль сказал, мне повезло, что пуля прошла так точно. Он не смог объяснить её траекторию, пропустившей жизненно важные органы, но я мог. Полет по воздуху, изгибаясь, чтобы спасти сестру, сохранил мне жизнь.

Пуля не нашла свою главную цель.

Проведя пальцем по морщинистой коже сквозь тонкую хлопчатобумажную футболку, которую мне дали, я стиснул зубы. Сегодня утром мне сняли швы. Отменили антибиотики и сообщили хорошие новости.

Я быстро шёл на поправку.

И я согласен, что это очень хорошая новость.

Но Луиль рассмеялся, как будто меня следовало отправить в психушку, а не на реабилитацию. Его эмоции били через край, он был доволен моим раздражением — это доказывало, что он преуспел в своей профессии лекаря, — но убеждал, что я не умру, если подожду еще несколько дней.

Чего он не знал, так это то, что его слова были очень близки к истине.

С другой стороны, Кестрел…

Я снова сжал его ладонь. Брат не приходил в себя. Он находился в искусственной коме вот уже почти две недели для того, чтобы дать раненому телу возможность выздороветь. Пуля прошла через его грудь, продырявив левое лёгкое и сломав несколько рёбер. Осколки костей застряли в тканях, а это означало, что Кесу на восстановление потребуется больше времени, чем мне.

Его левое легкое полностью поражено, выкачено и залито кровью. Он был на аппарате искусственной вентиляции легких с момента прибытия. Луиль сказал, что если он подхватит воспаление легких из-за того, что его организм ослаблен, они не смогут ничего сделать.

Я не мог думать о том «что, если бы».

А пока он дышал. А значит жил.

Ты сможешь, братишка. Я уверен.

Он всегда был сильнее.

Луил также сказал, что Кес был жив благодаря пуле небольшого калибра, которую использовал Кат, и ребру, которое выдержало большую часть выстрела. Он сказал, что убить кого-то из пистолета на удивление сложно — несмотря на рассказы, — и поведал мне сказку на ночь — совершенно непрошеную — о войне банд на юге Лондона. В шестнадцатилетнего мальчика было выпущено пять пуль — одна застряла в черепе, другая повредила сердце, но он остался жив и исцелился.

Кес тоже должен. Мне необходимо сохранить эту надежду.

Тихий шипящий свист, поддерживающий жизнь в искалеченном теле моего брата успокаивал меня. Несмотря на то, что он еще не очнулся, я составлял ему компанию и предлагал поддержку.

Нахождение рядом с ним было не только для компании.

У меня была цель.

Эмоции поглощали меня, я ожидал, повлияют ли его мысли или эмоции на мое состояние. День за днем я надеялся, что он очнется. Мои сенсорные ощущения растягивались, ища любую боль или страдание — если я мог чувствовать его, то он был достаточно бодр, чтобы излучать свои чувства.

Однако, как и вчера, я не чувствовал ничего, кроме пустоты

Вздохнув, я пригладил его непослушные волосы.

— Ты поправишься. Вот увидишь. Ты никуда не уйдешь, Кес. Я этого не допущу.

ГЛАВА 13

Нила

Маленькой игрой Даниеля оказались крестики-нолики.

Вот только победителей не было ни при каких обстоятельствах.

Сначала я отказывалась играть, но скоро он научил меня, что вариантов нет. Жасмин ничего не могла поделать. Она была зрителем, а я — пешкой для развлечения.

Бонни называла это ночью семьи.

Вечер проходил в игорном зале, где была предпринята попытка получить Третий долг. Они беззаботно играли в «Скраббл», «Монополию» и карты.

Кат самодовольно улыбался всякий раз, когда я вздрагивала от воспоминаний о той ночи, разглядывая стены и ковер в шахматную клетку.

Кестрел был таким добрым и благородным. Джетро — раздосадован и обижен.

Жасмин изо всех сил старалась держать меня в неприкосновенности, но в ту ночь Дэниелю дали полную свободу действий. Его правила: сыграть в игру, которую он хотел, или же подчиниться поцелую.

И не просто поцелую. А неприятному влажному хлюпу с его языком, ныряющим и вызывающим рвотный рефлекс, и руками, лапающими мою грудь.

После второго поцелуя я перестала бунтовать и начала играть.

Кат лишь рассмеялся.

Бонни кивнула, как львица, обучающая своего детеныша играть с едой.

Что-то глубоко внутри треснуло. Моя душа разлетелась на куски в попытке защитить остатки моей силы и выносливости.

Мои воспоминания, мое счастье, моя страсть… все медленно иссякало по мере того, как я пила их яд.

Это произошло. Они победили. Я была так близка к тому, чтобы уступить.

Они хотели, чтобы я подчинилась, играя в эту тупую игру? Хорошо.

Они победили.

***

Неизвестный номер: Ты здесь? Я хочу поговорить с тобой.

С тех пор, как мы начали переписываться на прошлой неделе, он спрашивал уже в седьмой раз.

Сколько дней прошло с тех пор? Четыре? Пять? Я потеряла счет времени.

Каждое утро было новым испытанием, чтобы сломить меня. Два дня назад Кат дал мне ведро ледяной воды и велел скрести крыльцо Хоксриджа, пока снежинки украшают воздух. Вчера Бонни вызвала меня к себе, заставив снять мерки и сшить ей новое платье.

Я предпочитала драить крыльцо, а не шить этой ведьме платье, пользуясь теми навыками, которые она принижала.

Они делали и другие вещи.

Мое сердце наполнилось гневом и яростью — желанной после стольких слабостей и горя.

Нет! Не думай об этом.

Я отказывалась запятнать ими свой разум, когда, наконец, обрела минутный покой. Я бы не стала омрачать это драгоценное время с Джетро воспоминаниями о его демонической семье.

Стиснув зубы, я ответила:

Ниточка и Иголочка: Это небезопасно. Любой может меня услышать. Только переписка… так проще.

Отправив сообщение, я вздохнула.

Легче солгать тебе, чтобы ты не знал, насколько все плохо.

Неизвестный номер: Чушь собачья! Я позвоню тебе прямо сейчас. Если ты не возьмешь трубку, я попрошу Жасмин притащить тебе телефон, чтобы ты больше не могла от меня прятаться.

Дерьмо!

Сидя неподвижно на своих подушках, я подпрыгнула, когда телефон зажужжал от входящего вызова.

Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

Как я могла с ним разговаривать? Как могла притворяться, что я все та же женщина, когда превратилась в кого-то, кого не узнала? Как могла говорить спокойно и лгать сквозь зубы?

Я всегда была ужасной лгуньей.

Телефон подпрыгнул и заплясал в моей руке. Вибрация повторяла то, что я и так знала: лгу-нья, лгу-нья.

У тебя нет выбора.

Проведя рукой по спутанным волосам, я нажала «принять». Глубоко вздохнув, поднесла телефон к уху.

— Алло?

— Черт. — Ругательство, прошептавшее себе путь в мое сердце, согревало меня, пробуждая счастье, которое я забыла, как чувствовать. — Нила… слава богу, ты взяла трубку.

Он.

Мой друг. Моя родственная душа.

Почему я боялась говорить с ним? Почему ждала так долго?

Свернувшись в клубок, я вздохнула:

— Джетро…

— Черт, я скучаю по тебе.

Мои глаза закрылись, борясь с нахлынувшей печалью.

— Я тоже по тебе скучаю.

Так невероятно сильно.

— Ты в порядке? Скажи мне правду. Я знаю, что ты что-то скрываешь от меня.

Не делай этого со мной, Кайт…

Я попыталась отвлечься, переводя разговор на него. Мое сердце перевернулось от трагедии.

— Я в порядке. Как твои дела? Врачи хорошо к тебе относились?

— Не меняй тему. Скажи мне, Нила. Не заставляй меня умолять. — Он судорожно втянул в себя воздух. — Слышать тебя, знать, что ты там, а я нет — это чертовски убивает меня. Самое меньшее, что ты можешь сделать, — успокоить меня правдой.

Успокоить его правдой? Я чуть не рассмеялась. Не было бы никакой уверенности — только ложь могла бы сделать это. Ложь и вопиющая нечестность.

— Кайт… честно, я в порядке. Жасмин проделала потрясающую работу. Она заставила урезать долговое наследство, чтобы иметь полный контроль.

Лгунья.

Половина контроля. И не над долгами.

Последние пару недель мне везло. Да, мне было больно, и я мучилась, но не было никакого упоминания о Долге. Никакого изъятия Третьего или намека на Четвертый.

Пусть это продлится долго.

— Что они с тобой сделали?

Все.

— Ничего. Честно, я жива и жду тебя. Я так рада, что ты в безопасности.

— Нила… ты врешь.

Я смахнула предательскую слезу.

— А как же Кес? — Я сохраняла голос на уровне неразборчивого бормотания. — Ему уже стало лучше?

Я каждый день спрашивала в сообщениях, но никаких изменений не было.

Джетро вздохнул.

— Черт возьми, ты меня бесишь. — Он замолчал. — Нет, он все еще без сознания.

— Мне очень жаль.

— Ты можешь загладить свою вину, рассказав мне, как ты на самом деле.

Я посмотрела через всю комнату на тропический аквариум с существами с плавниками, плавающими без помех в своей идеальной среде. У них была свобода быть счастливыми. А у меня нет. И я отказывалась делать кого-то несчастным, когда они ничего не могли сделать.

— Не приставай ко мне, Джетро.

Не будь такой, как они.

Я опустила голову.

— Я жива. Это правда. Я не счастлива. Еще одна правда. Но что толку рассказывать тебе, что они сделали, если ты ничего не можете сделать, чтобы исправить это? — мой голос стал жестче. — Просто прими, что со мной все в порядке, и двигайся дальше, хорошо?

Тишина.

Мое сердце бешено колотилось о ребра.

— Джетро?

На том конце наступила заминка.

— Мне очень жаль. Так чертовски жаль.

Я растаяла.

— Я знаю. Но это не твоя вина.

— Я заставлю их заплатить.

— Я знаю. Мы сделаем это вместе.

— Жаль, что не могу обнять тебя. Поцеловать тебя. Мои руки пусты без тебя.

Я чувствовала ту же самую пустоту — ужасную пустоту, разрывающую меня на части своей ноющей необъятностью.

— Я бы все отдала, чтобы быть с тобой.

Мы оба замолчали. Что было говорить, когда мы не могли говорить о том, что нам нужно? Какие слова могут принести утешение, когда ожидает только боль?

— Как скоро? — наконец прошептала я. — Сколько еще пройдет времени, прежде чем я смогу поцеловать тебя снова?

— Очень много, — Джетро вздохнул. — Они сказали три недели, но я почти готов. Я не собираюсь ждать так долго. Это уже слишком. Я отказываюсь оставлять тебя там хоть на час дольше, чем это необходимо.

Его страсть успокаивала меня, хотя я и не верила ему.

Он думал, что успеет вовремя.

Я всеми фибрами души желала, чтобы он был прав.

Но внутри меня было что-то чудовищное… что-то, что заглатывало меня все глубже, говорило мне, что мое время истекает. Я не знала, откуда взялся зверь обратного отсчета, но он рычал все громче и громче.

Жасмин была права. Кат задумал что-то грандиозное. Дэниель знал это. Бонни знала это. Я знала это.

Моя жизнь быстро заканчивалась.

Поторопись, Джетро.

Поторопись.

Пока не стало слишком поздно…

ГЛАВА 14

Джетро

Девятнадцать часов с тех пор, как я разговаривал с Нилой.

Я ждал до темноты, чтобы написать ей снова; меня почти разрывало на части от нетерпения. Единственное, что удерживало меня в больнице и не давало угнать мотоцикл и помчаться к Хоксриджу, — это затяжная пульсация в боку.

Мне было лучше, но не на сто процентов.

Не то чтобы мне нужно было быть цельным, чтобы уничтожить своего отца, но на этот раз я не буду глуп.

Не хочу испортить сюрприз.

Наконец, после ночного осмотра и отвратительного больничного ужина, можно было спокойно написать Ниле, не опасаясь, что ее поймают.

Неизвестный номер: Мне нужно поговорить с тобой еще раз. Я хочу прикоснуться к тебе — даже если не могу этого сделать физически. Позвони мне.

Услышав ее восхитительный голос прошлой ночью, я завелся, и нервы мои были на пределе. Я чувствовал себя так, словно над моей головой висело лезвие гильотины — наказанный желанием защищать и любить ее.

Мой член был твердым всю ночь, но я отказывался заниматься самоудовлетворением.

Я хотел дождаться Нилу.

Мы можем предложить друг другу тот самый необходимый нам комфорт.

У меня никогда раньше не было секса по телефону, но если бы это дало хоть каплю удовлетворения в нашей разлуке, я бы попробовал.

Мое сердце сжалось.

Сообщения Нилы были такими бескорыстными. В них было столько беспокойства о Кесе и обо мне. Она почти не говорила о себе, сколько бы я ни умолял. Вчерашний разговор с ней только подтвердил мои подозрения. Она уклонялась от многих ответов. И мне это чертовски не нравилось.

Нила что-то скрывает от меня.

После десяти минут пустоты я попытался снова.

Неизвестный номер: Позвони мне. Ты нужна мне.

Ни ответа.

Никаких уведомлений.

Ничего.

Мое сердце пустело, истекая кровью с каждым тиканьем разочаровывающих часов.

Неизвестный номер: Ответь мне. Ты в порядке?

Ответа по-прежнему не было.

Снег хлестал по моей душе, все быстрее подталкивая меня к ужасному заключению.

Нила… что произошло?

Стационарный телефон рядом с моей кроватью нарушил тишину.

Звон, имитировавший ужасную тревогу, разрывал мои барабанные перепонки.

Сорвав трубку с рычага, я бросил мобильник на простыни.

— Да?

— Джет… ты можешь говорить?

Мое тело мгновенно напряглось. Черт. Я сел слишком быстро, мое ребро запульсировало.

— Жас… что случилось?

Она слишком долго молчала.

Что-то пошло не так.

Нила!

Что было, то было. Я больше не мог исцеляться. Мое тело отдыхало достаточно долго. Я закончил с этим чертовым местом.

Свесив ноги с кровати, я вскочил, стараясь не поддаваться нахлынувшей боли. Я не позволял своему телу управлять мной.

С меня хватит. Я покончу с этим.

— Выкладывай, Жас. Прямо сейчас, бл*дь.

Мне нужно уходить. Я достаточно силен, чтобы убить Ката и выкрасть Нилу.

Жасмин громко фыркнула.

— Поговори со мной!

В ее голосе тут же зазвучали слезы.

— Я… я пыталась, Джет. Я сделала все, что могла.

Моя кровь превратилась в лаву.

— Что они с ней сделали?

Не Третий долг. Черт, если они ее тронули..!

Голос Жас был полон печали и горя.

— Они обманули меня. Сказали, что я буду присутствовать при каждом наказании. Сегодня я узнала, что это неправда.

— Какие наказания, Жас?

Мое сердце бешено забилось.

— Что они сделали?

— Бонни заблокировала лифт для обслуживания. Я не могла спуститься вниз, Джет. Я… — У нее вырвался громкий всхлип.

К черту все это.

— Что они сделали?! Она жива? Черт возьми, поговори со мной!

— Они мучили ее, Кайт. Мне так жаль! Так жаль.

Зимней одежды у меня не было. Ничего, на что можно было бы поменять тренировочные брюки и футболку, которые мне дали. Мне было все равно.

Если бы пришлось, я бы побежал в Хоуксридж голышом.

— Немедленно приведи сюда Фло. Пусть он принесет одежду и припасы. Я хочу, чтобы он был здесь через час. Ты меня слышишь?

Она подавила рыдание.

— Я… я скажу ему. Кайт… они использовали старое оборудование. Они использовали его на Элизе, как на тех фотографиях. Помнишь?

Замерев, я уставился на линолеум.

— Что, черт возьми, они использовали?

Жас замолчала.

— Что они использовали, Жасмин?!

— Стул ведьмы, Ведьмина узда, тиски, — она снова заплакала. — Мне так жаль, Джетро. В большинстве случаев я была там. Я сделала все возможное, чтобы утешить и поддержать ее. Но я не могла сказать «нет». Не могла рисковать, чтобы они узнали, что ты…

Снова слезы.

Меня пронзали противоречивые эмоции. Мне очень не нравилось, что она не смогла спасти Нилу. Но в то же время я понимал. Это было слишком много для моей искалеченной сестры. Слишком много для тех, кто живет в этом сумасшедшем доме.

Моя душа опустилась еще ниже.

— Что еще, Жас?

Ее голос дрожал.

— Сегодня вечером… они причинили ей боль. Я пыталась остановить это, но не смогла. Я даже не поняла, пока не стало слишком поздно.

Мое сердце разбилось на куски.

— Вечером. Черт, Жас. Что случилось сегодня вечером?

Она громко шмыгнула носом.

— Они использовали вилку еретика. Она… не устояла.

— Черт!

Вилка была смертельной. Одно неосторожное движение — и смерть. В голове у меня поплыли образы висячего ремня на шее обвиняемого, заставляющего его сутками держать голову высоко. Смертоносные острые зубцы вонзались в грудину и горло, ожидая, когда усталость или падение дернут голову вниз и пронзят сердце и челюсть.

— Это… это еще не самое худшее, — пробормотала она.

Мое тело превратилось в лаву и ненависть.

— Черт побери! Что еще они могли сделать?!

— Часть «Четвертого Долга». Они… они… — Жас не могла закончить.

Нет.

Нет.

Бл*дь, нет!

Я сорвал больничный браслет и превратился из пациента в гневного мстителя.

Им это с рук не сойдет.

Больше нет

Они, мать их, мертвы.

— Приведи сюда Фло. Я возвращаюсь домой.

ГЛАВА 15

Нила

Несколькими часами ранее…

― Хорошо, что ты присоединилась к нам, Нила.

Кат сцепил руки и положил их перед собой на чёрные джинсы. Его тёмные с проседью волосы блестели, освященные светильниками, развешенными по всей комнате.

Дэниель толкнул меня вперёд. Я споткнулась о кроваво-красный ковёр в центре комнаты. Кашляя, осмотрелась вокруг, мы находились в части поместья, в которой я раньше не была.

Янтарные шторы с бронзовым оттенком. Памятные вещи времён войны и несколько стеклянных шкафов с пистолетами «Люгера» и окровавленными лентами битвы, произошедшей давным-давно. Пылинки зависли в воздухе, медленно кружась из-за тепла, исходящего от камина. Низкий потолок и темно-оранжевые стены делали пространство довольно уютным, наполненное историей и экспонатами.

― Пришло время перейти к следующему этапу… ты так не думаешь? ― Кат потягивал коньяк из бокала. ― Ты оплатила несколько мелких грехов, но мы отстаём от моего графика, и я больше не могу откладывать предстоящий сюрприз.

Головокружение пыталось одолеть меня, но я сумела сдержаться. Яростные слёзы застыли в моих глазах, сверкая, словно кинжалы, но не осмеливаясь упасть.

Я не буду плакать.

Не из-за них.

Не из-за кого-либо.

― Ты насладишься сюрпризом, Уивер. ― Дэниель рассмеялся, кружа вокруг меня, словно стервятник. ― Скоро мы отправимся в небольшое путешествие.

Путешествие?

Куда?

Зачем?

Бонни сидела в кресле рядом с камином. Шерстяной плед покрывал ее узловатые колени.

― Не порть сюрприз, Баззард. Она скоро все узнает.

От недоверия и ненависти меня затошнило.

― Что бы вы не планировали, надеюсь, это ваши похороны.

Кат подавился ликером; Дэниель расхохотался. Обняв меня за плечи, он прошептал:

― Ты такая забавная. Мне нравится это в тебе.

― Что тебе нравится во мне? То, что мне наплевать на тебя?

Моя болезнь делала меня слабой, а Джетро вселял в меня силу. Его послания и заверения о том, что у нас есть будущее, позволило мне бороться, даже если эта борьба была бесполезна.

Проведя своим мерзким языком по моему подбородку, Дэниель склонил голову набок.

― Нет, мне нравится, когда ты притворяешься, что тебе все равно, но на самом деле, это не так.

Его пряный лосьон для бритья заполнил пространство.

Было поздно, и я думала, что мне удалось избежать ещё одной ночи в этом змеином гнезде. Когда он пришел за мной, я планировала, как покончу со всем этим. Сидя на кровати, одетая в ночную рубашку, я больше не тратила время на бесполезные мысли. В моем тканевом ящике спрятан большой кусок чёрного хлопка, на котором мелом изображено то, как я убью каждого Хоука.

Отравление.

Выстрел.

Побои.

Я изучила все варианты, Жасмин предложила мне воспользоваться ее пистолетом. Она сказала мне, что, если Кат умрет неестественной смертью, поместье и будущее его детей умрет вместе с ним. Она сказала, что его последняя воля и завещание практически всех поимели. Однако она верила, что я смогу придумать способ аннулировать то, что написано мелким шрифтом и как-то спасу их.

Наши отношения превратились во взаимную связь. Я полагалась на неё, она на меня.

― Знаешь, зачем мы пригласили тебя сюда, Нила? ― Улыбка Ката отражалась в доспехах. ― Угадай, какую цену ты заплатишь сегодня вечером?

Нет…

Джетро…

― Прежде чем мы начнём, позволь рассказать и показать кое-что. ― Дэниель отошёл от меня и направился к маленькому столику, покрытому темной тканью. ― Я уверен, как только ты увидишь, что находится здесь, ты поблагодаришь грёбаные звёзды за то, что у тебя есть возможность остановить нас от их использования.

Мое сердце бешено заколотилось, кровь помчалась по венам.

― Что за возможность?

― Подчиняйся и делай, что мы говорим, и они исполнят исключительно декоративную функцию. ― Подняв ткань, Дэниель взял что-то и спрятал за спиной. ― Знаешь, что это, Нила?

Я ненавидела такие вопросы.

Каждый раз, когда я слышала что-то подобное, это приводило к ещё большим страданиям.

Я хотела, чтобы мне прекратили задавать подобные вопросы. Я больше никогда не хотела слышать этот бессмысленный набор слов.

Не глядя на него, я высоко подняла голову.

― Тебе лучше ответить на мой вопрос, Нила.

Дэниель подошёл ближе, остановившись передо мной. Его голос словно забивал гвозди в мой гроб.

Я посмотрела в его пылающие глаза, ноздри раздувались от гнева. Я сжала и разжала кулаки, надеясь использовать их, как оружие.

― Нет, я не знаю, что это такое, и мне плевать. Ты словно чертов ребенок, ищущий одобрения родителей.

Бонни усмехнулась.

― О, сегодня я преподам тебе урок за всю эту болтовню.

― Отведи меня обратно в мою комнату. Меня тошнит от этих игр.

Дэниель засмеялся, схватил меня за запястье, прижав к себе.

― Не так быстро, Уивер. ― Поглаживая мой сосок через белую ночную рубашку, он прошептал: ― Ты забыла, кто остановил все прошлой ночью? Ты устала. Я знаю. Тиски свели бы тебя с ума, если бы я не вмешался. ― Он ущипнул меня. ― Это я расстегнул железную маску и освободил тебя.

Он прав.

Его беспокойство о моем благополучии можно было принять за доброту и заботу… Если бы он не был тем, кто бил меня ивовой палкой, пока я была склонена и скована ужасными тисками.

Ему поручили научить меня хорошим манерам после того, как я отказалась есть с ними. Ему велели заставить меня истекать кровью.

Как ни странно, он этого не сделал.

Он был счастлив, просто размазывая мои слёзы.

Но, по словам Ката, я портила все удовольствие.

Тиски использовались, чтобы уничтожать жертвы. Склонив мою голову к коленям, железные прутья мучительно медленно затягивались, превращая меня в смертельное оригами.

― Чего ты хочешь от меня? Благодарности? Награды за пощаду? Чего?

Дэниель прищурился, протягивая скрываемый ранее предмет.

― Я хочу, чтобы ты подыграла мне, Нила.

Я фыркнула, не в силах скрыть отвращение.

― Подыгрывать, пока ты будешь истязать меня? Конечно, и почему я не подумала об этом?

Я посмотрела на предмет в его руке. На этот раз я понятия не имела, что это. Не припоминаю, чтобы видела что-то подобное в книге пыток, принадлежащей Ви, и я не могла сопоставить все данные.

Выпрямившись, сказала:

― Я же говорила. Не имею понятия, что это. Выкладывай и перестань тыкать этим мне в лицо.

Он проигнорировал мою команду, улыбаясь, словно Чеширский кот.

― Отлично. Это дает мне шанс научить тебя чему-то полезному.

Ты многому научил меня, Баззард.

Как ненавидеть.

Как желать смерти.

Как планировать твою смерть.

Дэниель засмеялся, поглаживая круглое медное устройство со штопором в центре и лепестками, скреплёнными с маленькой округлой ручкой. Оно было красиво в старомодном варварском стиле.

― Это «Груша Страданий». ― Он пихал его мне под нос. ― Когда-нибудь видела такое раньше?

― Я только что сказала, что не знаю, что это.

Он просиял.

― Позволь показать, как это работает. ― Я отпрянула, когда он взял грушу и повернул маленький рычаг внизу. Медленно лепестки расширились в разные стороны. ― Это гениальное устройство, его применяли в трёх случаях.

Я с трудом сглотнула, пока он продолжал расправлять лепестки.

― Первое: на лжецах и подстрекателях. Грушу вживляли им в горло и медленно раскрывали, пока не ломалась их челюсть.

Я содрогнулась.

― Второе: на геях и священниках, нарушивших свою веру. Ее засовывали им в задницу и раскручивали до тех пор, пока она не разрывалась, ― он рассмеялся, раскрывая грушу до упора. ― Третье: на женщинах. Блудницах и монахинях, которые лгали о своей девственности Богу или верным супругам. Грушу засовывали им в п*зду, и только после того, как их достаточно растягивали, они признавались раскаявшимися и достойными «Колыбели Иуды» или «Медного Быка».

Я закрыла глаза. Я не хотела представлять себе остальные устройства пыток. Слишком много радости в причинении такой сильной боли. Я не могла этого вынести. Я видела фотографии «Медного Быка» ― несчастного человека погружали в бронзовую статую и разжигали под ним костер. Жертва заживо поджаривалась, дым их обугленных останков выходил через ноздри быка.

Я вздрогнула.

Его пальцы ласкали мою щеку.

― Не волнуйся. Я не буду использовать ее сегодня. Просто рассказываю и показываю, помнишь?

Хихикая, он положил «Грушу Страданий» на стол и взял устройство, похожее на щипцы.

― Веди себя хорошо, Нила. Один неверный шаг, и мы используем эти игрушки на тебе. Поняла? ― спросил Кат.

Я нахмурилась. Не удосужившись ответить ему.

Джетро…

Буду думать о нем.

Что бы они ни планировали сегодня вечером, это будет терпимо, если мой разум найдет способ быть свободным.

Дэниель размахивал перед моим лицом другим предметом.

― Есть какие-нибудь идеи?

Я покачала головой, ненавидя его все больше с каждой секундой.

― Это «Резак для груди». ― Дэниель раскрыл щипцы, которые представляли собой два ужасных шипа. ― Между ними зажимают женскую сиську, пронзая ее.

Мои соски заныли от прилившей крови.

― После этого дергали быстро, изо всех сил. ― Он продемонстрировал резкий рывок. ― И сисек больше нет. ― Погладив ужасное устройство, он рассмеялся. ― Женщинам было нелегко в средневековой Англии. Ты согласна?

С этим я была согласна.

Я кивнула.

Я ожидала больше мучений, но Дэниелю стало скучно.

Бросив «Резак для груди», который звякнул о «Грушу Страданий», он посмотрел на Ката.

― Могу я начать, или ты хочешь, чтобы я сделал что-то ещё?

Что происходит?

Что бы это ни было, он предупреждал меня. Я могла бы использовать в своих интересах эти знания. Мой разум заполнился ужасными видениями. Если бы я слетела с катушек, то могла бы использовать «Резак для груди» на нем, после воткнуть «Грушу Страданий» в горло Бонни. Кату придётся подождать… или я могла бы проткнуть его кочергой, которая была рядом с камином из чёрного мрамора.

Кат сцепил пальцы.

― Можешь начинать, Баззард.

Дэниель хлопнул в ладоши.

― Слышала, Нила? Разрешили. Гребаная сестра сделала все возможное, чтобы держать тебя подальше от нас, но сегодня она не приглашена, ― он ухмыльнулся. ― Также она не приглашена на тайный сюрприз, который мы приготовили для тебя. Будем только ты, я и Кат. Жасмин думает, что она победила. Но она не будет присутствовать. ― Его золотистые глаза потемнели. ― И это означает, что меня никто не сможет остановить.

Мерзкое отвращение пронзило мое тело.

Он говорит о третьем долге.

― Заканчивай, Дэн, ― пробормотала Бонни.

Дэниель ходил вокруг меня.

― Не торопи меня, бабушка. Я получаю удовольствие.

Он собрал мои длинные волосы, играя с ними.

Я не могла пошевелиться, словно приросла к ковру.

― Ты очень красивая, Нила. Я могу понять, почему Джетро думал членом, а не головой. ― Заплетя мне косичку, он вздохнул. ― Но в отличие от моего сломленного брата, я могу иметь ясную голову, находясь рядом с тобой.

Его тело источало жадность и пресыщенность ― не едой или деньгами, а властью над чужой жизнью.

Моей жизнью.

Он отпустил мои волосы, схватив меня за запястья.

― Из-за этого я не доверяю тебе. И сегодня ты научишься послушанию.

Я ахнула, когда он завёл мои руки за спину и связал их веревкой, которую я не заметила. Я извивалась в его хватке, пытаясь избежать дальнейшего.

Вот и весь план их убийства.

― Не делай этого. ― Мой голос полон ярости.

Не забирай меня у Джетро, когда я снова обрела его. Иметь такую любовь и поддержку, а затем лишиться всего этого, было верхом жестокости. Я ненавижу свою судьбу. Я презираю свою карму.

Дэниель громко засмеялся, его баритон заполнил всю комнату.

― Не волнуйся. Сегодня ты полностью контролируешь ситуацию.

― Ты все время это повторяешь. Что ты имеешь в виду?

Развернув в своих объятиях, он погладил меня по щеке.

― Я имею в виду, что у тебя будет выбор того, что произойдет.

― Если у меня есть право выбора, тогда я хочу, чтобы все это закончилось. Немедленно.

Он усмехнулся.

― Не все так просто, Уивер.

Я пыталась освободить запястья от веревки. Пыталась не обращать внимания на дискомфорт и быстро нарастающий страх. Мое состояние не имело никакого значения для Дэниеля. Он видел только то, что хотел ― девушку, которую необходимо пытать с одобрения его отца.

Все кончено.

Джетро воскрес. Но было слишком поздно.

Выпрямившись, Кат поставил свой бокал на стол.

― Ты готова начать, Нила? Готова заплатить «Четвёртый долг»?

Что я могла ответить? Я превратилась в тупицу. Не могла вымолвить ни слова, в любом случае слова никогда не помогали мне. Только действия, но я не могла пошевелиться. Мои руки были связаны.

Дэниель толкнул меня. Кат подхватил, я не смотрела на него. Вместо этого уставилась за его плечо, выпрямив спину и высоко подняв голову.

Золотистые глаза Ката засияли.

― Я буду считать, что это «Да», ― усмехнувшись, он погладил мой бриллиантовый ошейник. Наклонился ближе, так, что почувствовала его дыхание у своего уха. ― Это новый этап жизни, Нила. И я не могу дождаться, чтобы поделиться с тобой своими секретами, когда мы доберемся до места назначения. Сегодня ты заплатишь самую легкую часть Четвертого долга. Позже… ты расплатишься за остальное.

Я вздрогнула. Глубокая депрессия, которую мне удалось преодолеть, накатывала с новой силой. Я должна быть сильной, даже если не чувствовала этого.

― Куда мы собираемся?

― Ты узнаешь, когда мы будем на месте. Но я скажу тебе название… «Алмаси Кипанг».

Я поморщилась. Это не дало ни малейшего намека.

― Что это, черт возьми?

Он улыбнулся.

― Ты все поймёшь.

Бонни встала. Стук ее трости звучал, словно третья нога, когда она направилась к своей семье и жертве. Ее карие глаза встретились с моими.

Без чёрного пледа, прикрывавшего ноги, можно рассмотреть ее наряд: бордовая юбка и темно-коричневый жакет. Циничные мысли одолели меня. На ее одежде не будет видна кровь.

Мое сердце сбилось с ритма, беспорядочно колотясь.

Какого черта они собираются делать?

Бонни улыбнулась, обнажая пожелтевшие зубы, слишком самодовольная и возбужденная.

― Ну что же, давайте начнём?

Дэниель намотал мои волосы на кулак, притягивая к себе. Длинные пряди обвились вокруг его запястья, соединяя нас воедино.

― Я только за.

Ужас замедлил мою реакцию, лишив меня разума.

Думай.

Должно же быть хоть что-то…

Есть кое-что.

Я могла бы позвать Жасмин. Могла бы изо всех сил кричать протеже Бонни и молить Бога, чтобы она меня услышала.

Но тогда я разрушу и ее жизнь.

Сколько еще людей должно умереть, прежде чем все закончится? Кестрел умирал. Джетро исцеляется. Жасмин заплатила больше, чем можно себе представить.

Бонни щелкнула пальцами. Дверь позади меня открылась, послышались шаги, оповестившие о том, что у нас гости. Я затаила дыхание, пока вошедшие направлялись к камину.

― Нет…

Мое сердце замерло, когда Вон остановился передо мной, любезно доставленный злобным здоровяком Маркизом. Его темные глаза встретились с моими, и между нами произошёл безмолвный диалог, свойственный близнецам. Возможно, наш последний разговор.

Мне так жаль, Ниточка.

Мне так жаль, Ви.

Я люблю тебя.

Я тоже тебя люблю.

― Мистер Уивер поможет нам получить первую часть Четвёртого долга, ― сказала Бонни, прихрамывая, подходя ближе. ― Ты заплатила первый, второй и третий ― ну, не полностью, но мы вернёмся к этому позже, ― ты заплатила долги за нашего предка, его дочь и сына. Но ещё ты должна заплатить за его жену.

― О чем бы ни шла речь, оставьте ее в покое.

Вон пытался освободиться от пут, идентичных моим. Руки за спиной, запястья сцеплены вместе ― я чувствовала родство с ним, чего не чувствовала в других долгах.

Все это время я была сама по себе. Джетро был рядом со мной, но он не был членом семьи.

Это личное.

Мой брат увидит, с чем я имею дело.

Я ненавидела это, но в то же время была благодарна.

Его присутствие придаст мне сил, если это возможно.

Джетро… прости, что солгала тебе.

Кат откашлялся.

― Дэниель преподаст тебе урок истории и после этого мы начнем. Ты согласишься оплатить этот долг, Нила. Так же, как и остальные.

― Прекратите. Подождите! Оставьте ее в покое. ― Вон боролся с Маркизом, его глаза пылали от бешенства. ― Что бы вы ни собирались делать. Бл*дь, прекратите это. Она достаточно настрадалась, черт возьми!

Бонни вздохнула.

― Маркиз.

Здоровяк приподнял бровь, держа моего брата, словно он шарик, привязанный к верёвочке.

― Да, мадам?

― Заткни его.

― Конечно. ― Маркиз держал Ви одной рукой, другой порылся в заднем кармане. Грубо прижал моего брата к своей мускулистой груди засунув чёрную бандану ему в рот.

― Подождите! ― Я рванула вперёд, но Дэниель дернул меня к себе. ― Это только, между нами. Отпустите его.

Бонни усмехнулась:

― О, хорошо, он будет отпущен.

Мое сердце превратилось в свинец.

― Что ты имеешь в виду?

Пожалуйста, не говори о смерти. Пожалуйста!

― Я имею в виду, что, если ты все сделаешь правильно, Вон отправится домой сегодня.

Мое сердце наполнилось надеждой.

― Правда?

Могу ли я им доверять?

В недоумении покачала головой, но я верила, что это может быть правдой.

Бонни улыбнулась.

― Выполни все, о чем тебя просят, и он вернётся домой нетронутым. Он вернется к своей семье из-за твоей жертвы во имя любви.

Вон бормотал что-то неразборчивое из-за кляпа.

― Однако если ты откажешься, он останется здесь. Он будет страдать вместе с тобой, и мы положим конец его существованию в тот же момент, когда мы покончим с тобой.

Он умрет вместе со мной.

Этого никогда не случится. Я не могу нести ответственность за смерть брата.

― Даю слово, что сделаю все, как вы хотите. Немедленно отправь его домой. Не нужно использовать его, чтобы заставить меня вести себя хорошо.

Я не могла смотреть на Вона, пока обменивала свою жизнь на его. Его бы переполняло чувство вины и ярости из-за того, что не смог остановить меня.

Кат провел рукой по губам.

― Если ты будешь хорошей девочкой, Нила, а он вернется домой, не думай, что он будет неприкасаемым. Не думай, что это пощада, или что мы упустим его из виду, если он продолжит сеять хаос в нашем мире. Это шах и мат в игре, которую ты слишком глупа, чтобы понять.

Вопрос обжигал мою грудь. Мне необходимо знать ответ, но в то же время это приведет к путанице.

― Почему?

Кат сделал паузу перед тем, как ответить.

― Почему? Я только что сказал, почему… если ты не подчинишься…

― Нет, я не об этом. ― Не могу поверить, что делаю это. ― Почему вы его отпускаете? Я думала, вы не отпустите его, пока я не заплачу…

Мой голос затих.

Я знаю, почему…

Кат усмехнулся.

― Ты сама ответила на свой вопрос, не так ли?

Моя голова стала тяжелой, словно вместо неё был шар для боулинга.

Вон отправлялся домой, потому что я туда никогда не вернусь. Каким бы ни был сюрприз Ката… это был Последний долг. Каким-то образом, он верил, что может держать полицию на расстоянии. Что моему брату не удастся разрушить их империю. Что он в безопасности, чтобы продолжать убийства.

Идиот.

Из злобного он превратился в безумца.

Вон пытался вырваться из захвата Маркиза. Он брыкался и извивался, крича во все горло, бессмысленные проклятия вырывались из его заткнутого кляпом рта.

― Заткни его, ― рявкнула Бонни.

Маркиз зажал рукой нос и рот Вона, лишая его воздуха.

― Остановись!

Я извивалась в объятиях Дэниеля.

― Не заставляй меня причинять тебе боль до того, как мы начнем, Уивер.

Я не могла оторвать взгляд от брата, его лицо порозовело, глаза выпучились, он не мог дышать.

Кат посмотрел на свои золотые «Ролекс».

― Хорошо, давайте начнем. Сегодня вечером у меня назначена встреча.

Дэниель отпустил меня, а Маркиз разжал руку. Вон, хрипя, жадно втянул воздух, когда Дэниель встал между мной и Воном.

― Бабушка, игральные кости?

Бонни наклонилась вперёд, артрит сковывал ее движения. Вытащив из кармана пиджака игральную кость, она протянула ее внуку. Зрительно приказав повиноваться и не делать ошибок, она отступила.

Дэниель выпятил грудь.

― Как тебе известно, Нила, ты заплатила долги за первородную семью Хоук, но не заплатила за связующее звено семьи. Мать стала причиной, по которой мы стали богаче и могущественней вашей семьи. Прежде чем ты узнаешь, что она сделала, чтобы это произошло, ты должна узнать, через что ей пришлось пройти, чтобы сохранить жизнь своей семье.

Кат с гордостью кивнул, привлекая внимание Дэниеля.

В каком-то смысле урок истории был отсрочкой. Рассказ монстра перед тем, как он съест меня на ужин.

― Ты не мать, поэтому я сомневаюсь, что ты поймешь, но эта маленькая игра покажет, как далеко она готова зайти, чтобы спасти своих детей.

Дэниель поднял игральную кость.

― После каждого броска у тебя будет два выбора. Первый ― ты можешь спасти себя. Второй ― ты можешь спасти своего брата. Ты познаешь глубину сострадания моего предка. Она не была мученицей… она была гребаной святой. Поставив всех, кто был ей дорог, на первое место.

Дэниель перекатил фишку в пальцах.

― Если бы дело было в еде, она бы накормила свою семью, а сама голодала. Если бы дело было в укрытие, она бы позаботилась о том, что ее дети находятся в тепле, пока она замерзает. Если бы речь шла о боли, она поставила бы своих близких на первое место и приняла наказание. Она была женщиной, достойной подражания.

Его голос стал глубже.

― А твои е*аные предки воспользовались ее добросердечием. Они пытали ее, шантажируя жизнями ее детей. Они делали все возможное, чтобы заставить ее страдать. Уивер использовал кости, похожие на эту, всякий раз, когда хотел, добиться чего-то от нее. Трахать его или спать в свинарнике. Ползать на коленях или голодать. Она была самым сильным представителем нашего рода, потому что ее невозможно было сломить, и она собственноручно уничтожила авторитет Уиверов, подружившись с государем, и обеспечила Хоукам статус одних из самых страшных и богатых в одночасье.

Он рассмеялся.

― Чертовски сильная женщина, да? ― Его глаза потемнели. ― Держу пари, ты хотела бы быть хотя бы наполовину такой же сильной, как она.

Он был прав. Эмоциональное и физическое состояние последних нескольких недель оставляло желать лучшего. Я позволила им сломить меня. Я сломлена, если не сказать разрушена.

Я слаба.

Знание того, что я происходила из такой ужасной родословной, делало меня виноватой в нашем богатстве и успехе. Наше процветание было построено на нищете других, точно так же, как корона и церковь терроризировали свой народ, дворяне ― низший класс. Это было неправильно, но тогда было другое время. Развращенная власть и свобода для пыток.

Я не должна платить за их грехи. Никто не должен. Это было развитие от варварства к лучшему.

Дэниель усмехнулся.

― Каковы основные материнские инстинкты? Что необходимо для защиты детей?

Я поджала губы. Мои глаза были прикованы к Вону.

Защищать от людей, которые хотят причинить им вред. Так же, как я буду защищать Ви от вас.

Дэниель продолжил:

― Мы все знаем, что предназначение матери ― жертвовать собой ради своих детей. Давай посмотрим, сможешь ли ты быть самоотверженной ради своего брата. Он сунул кость мне в лицо. ― Это необычная кость. Никаких чисел. Видишь?

Я вздрогнула.

― Только два цвета. Красный и черный. Хочешь знать, что означают эти цвета?

Господи, пожалуйста, пусть это закончится.

― Красный цвет означает кровь ― это плата, которую тебе придется заплатить, чтобы твой брат избежал наказания за тебя, ― он усмехнулся. ― А черный ― психологический ― для принятия сложных решений, где нет правильного ответа, а лишь гамма дерьма.

― Закругляйся, Дэн, ― сказал Кат. ― Давай покончим с этим.

Дэниель кивнул.

― Хорошо. ― Он перебросил игральную кость с ладони на ладонь. ― Каким должно быть твоё первое испытание, Уивер? Что-то простое или сложное?

Вон рьяно боролся с Маркизом.

Я игнорировала его. Речь не о нем. Я пыталась защитить его. Хоуки знали, что я выполню любое задание, неважно, какое. Это не выбор, а необходимость. Справиться с болью возможно, смотреть, как мой близнец проходит через это… невообразимо.

Потирая подбородок, Дэниель пробормотал:

― Я думаю, что первый бросок мой…

Встряхнув кость, он выпустил ее. Пластик отскочил от толстого ковра и остановился на чёрном.

Черный… психологическое.

Я напряглась, когда его лицо озарила новая идея, злобно глядя на Вона, он сказал:

― У тебя два варианта, Нила. Первый, ты остаёшься на месте и смотришь, как Маркиз наносит два удара в живот твоему брату. Или…

Я выступила вперёд.

― Или что?

― Или… делай то, что наша родоначальница должна была делать каждую ночь. Она должна была трахать своего работодателя.

В животе все перевернулось от отвращения. Во рту пересохло от ужаса.

― Я… Я… Нет.

Дэниель схватил свой член.

― Сможешь трахнуть меня за Третий долг. Можешь привыкать к этому, сука.

Меня затошнило.

Вон извивался и стонал в своих оковах.

Видения того, как я добровольно подчиняюсь Дэниелю на глазах моего брата, вызывали слёзы. Я не могла… не могла?

Невероятно, но Бонни пришла мне на помощь.

― Я не буду смотреть как кто-то спаривается. Поцелуй его, мисс Уивер. Остальное оставь для комнаты, в которой не будет меня.

Мое сердце забилось, словно испуганный кролик.

Дэниель оскалил губы.

― Не отменяй мои требования. Я заставлю ее делать все, что, бл*дь, захочу.

Кат скрестил руки на груди.

― Не сегодня. Ты получишь ее. И это будет гораздо лучше, чем быстрый трах на полу. ― Приблизился ко мне, его глаза засветились тайным светом. ― Мы будем там, где тебя никто не тронет. И ты будешь делать все, что мы скажем.

Вон боролся изо всех сил, когда Кат запечатлел мимолетный поцелуй на моих губах.

― А теперь иди и поцелуй моего сына, чтобы твой брат не был избит, и тогда мы сможем двигаться дальше.

Дэниель заворчал:

― Хорошо, поцелуй меня, шлюха. Но я хочу не просто поцелуй, а что-то, что заставит меня поверить, что ты хочешь этого.

Ви дернулся в захвате Маркиза, стон в его груди говорил о том, что он готов принять наказание. Неужели он не видит? Я не смогу жить с этим, если не избавлю его от большей боли.

Поцелуй ― это ничто. На поцелуй я способна.

Небольшая плата за благополучие моего брата.

Я сжала руки вместе, сильнее, чем веревка. Высоко подняв подбородок, я повернулась к Дэниелю.

Он приподнял бровь заинтригованный и нетерпеливый. Его глаза медленно наполнялись похотью, когда я пересекла небольшое пространство и встала перед ним на цыпочки. Он опустил подбородок, приоткрыл губы, но не сократил разделяющее нас расстояние.

Он предоставил это мне.

Он ждал, что я поцелую его, я поклялась, что этого никогда не произойдёт… неважно, как сильно они пытались сломить меня.

Невероятно, но я чувствовала, что изменяю Джетро.

Прости.

Затаив дыхание, пыталась преодолеть рвотный рефлекс, я прижала свои губы к его. Он был тёплым и немного соленым на вкус, он не заставил меня углубить поцелуй и не засунул язык мне в горло.

Все зависело от меня.

Он должен был поверить.

Иначе все было напрасно.

От отвращения сработал рвотный рефлекс. Мне хотелось отстраниться. Но я крепче прижалась губами к его, зажмурив глаза, пыталась представить, что целую другого.

Я сильнее этого.

Собравшись из последних сил, я облизнула нижнюю губу Дэниеля.

Он застонал, когда я скользнула языком ему в рот. Я не сомневалась и не колебалась. Я научилась целоваться благодаря великолепию Джетро, стремящегося добиться моего желания.

Если Дэниель хочет, чтобы я заставила его поверить, я заставлю его поверить, черт возьми.

Его грудь поднималась и опускалась, касаясь моих сосков, напоминая мне о том, что Джетро делал со мной.

Гнев внутри него, казалось, остановился, убаюканный магией, которую я использовала против него.

У меня перехватило дыхание, я задыхалась.

Я исчерпала свой лимит.

Отстранившись, я плюнула на ковёр у его ног.

― Ты поверил мне. Ты не можешь этого отрицать.

У меня перехватило дыхание, когда я торжествующе уставилась на его брюки.

― Есть признаки, которые ты не можешь скрыть, Баззард. ― Я склонила голову набок, глядя на приподнятый, словно палатка, материал. ― Ты не можешь прикасаться к нему. Я сделала то, о чем ты просил.

Мягкость, с которой он брал то, что я давала, исчезла. Взбесившись, он схватил меня за волосы. Встряхнул, ярость омрачила его лицо.

― Подожди, пока мы заставим тебя вернуть Третий долг, шлюха. Ты пожалеешь об этом.

Вон снова начал рычать, но никто не обращал на него внимания.

Бонни молчала, позволяя своему младшему внуку делать то, что он хотел.

Отпустив меня, Дэниель поднял игральную кость с пола. Встряхнув, он снова бросил ее на пол.

Красный.

Боль.

Я с трудом сглотнула, изо всех сил стараясь не показать страха.

Вон не очень хорошо справился. Он боролся и извивался, получив удар в живот… даже после того, как я поцеловала Дэниеля, чтобы предотвратить это.

― Не смей! Я заплатила проклятое требование!

Кат щёлкнул языком.

― Маркиз. Она права. Не бей его, пока она не откажется.

Вон согнулся, пополам повиснув в руках Маркиза.

Дэниель указал на кость.

― Боль, Нила. ― Постукивая по подбородку, он притворился, что задумался. ― Что я могу заставить тебя сделать?

― Подожди, на этот раз я заявляю право на выбор. ю ― пробормотал Кат.

Я напряглась.

Он склонил голову в мою сторону.

― Нила заплатит мне без всяких жалоб, но только тогда, когда мы доберёмся до места назначения. Так ведь, Нила?

Мои глаза метнулись к Ви.

Голос Ката окружил меня.

― Ты будешь знать, что я хочу, и ты выполнишь это безоговорочно. Потому что, если ты этого не сделаешь, я убью твоего брата и покончу со всем этим.

Ви зарычал. Я молчала. В эту игру я играла дольше, чем он, и теперь знаю, как справиться с Катом.

Прищурившись, я спросила:

― Зачем тянуть? Почему бы не убить меня сейчас?

Кат сжал челюсть.

― Если ты об этом спрашиваешь, значит, ты не очень внимательна. ― Он шагнул вперёд. ― Согласись на то, о чем я тебя только что попросил, и ты узнаешь обо всем.

Я не могла дать другого ответа. Я нахмурилась.

― Хорошо.

Он ухмыльнулся.

― Хорошая девочка.

Дэниель надулся, но попытался скрыть разочарование, поднял кость.

― О, ну, снова моя очередь. ― Встряхнув ее, он захихикал. ― Готова? ― Он потёр губы в похотливом напоминании. ― Может, в следующий раз, я попрошу тебя отсосать мне.

Кислота пропитала мои внутренности.

Дэниель бросил кость. Ужасная штука отскочила от ковра и остановилась на красном.

Дерьмо.

Я тяжело вздохнула.

Ты можешь это сделать. Сделай это для Ви.

Дэниель усмехнулся.

― Красный, да? Боль… ― Его взгляд скользнул к столу, на котором лежала «Груша Страданий»

Боже, нет!

Подойдя к столу, он достал ужасно выглядящее устройство из-под чёрной ткани.

― Это подойдёт.

Я задрожала, когда он подошёл ко мне, размахивая оборудованием для пыток, точно так же, как Кат «Маской Позора»

― Это должно быть болезненно.

Я уставилась на кожаный ошейник и длинный металлический прут спереди. На каждом конце было два острых зубца.

― Знаешь, что это такое?

Снова этот проклятый вопрос.

К сожалению, в этот раз я знала ответ.

― Это «Вилка Еретика»

Это был особняк гребаного Тауэра в Лондоне? (прим. пер.: Тауэр ― одна из главных достопримечательностей Великобритании, в течение девяти веков королевский Замок Тауэр был мрачным символом жестокого судейства, тюремного заключения, пыток и казней). Где они хранят эти варварские устройства?

― Умная девочка. ― Дэниель усмехнулся. ― И ты знаешь, как это работает?

Я совершила ошибку, посмотрев на Вона. Из-за кляпа по его подбородку текла слюна. Глаза сияли от горя.

Я отвернулась.

― Это привязывали к горлу обвиняемого, и вилка заставляет человека держать высоко голову, чтобы зубцы не впились в грудь и горло.

Бонни улыбнулась.

― Наконец-то ты проявила хоть какие-то способности, мисс Уивер. ― Склонив голову набок, она приказала: ― Пристегни его к ней, Дэниель.

― С удовольствием. ― Поток безумия, который инфицировал Ката, светился в глазах Дэниеля, когда он двигался позади меня. Его холодные руки откинули мои волосы назад, когда он поднёс эту ужасную штуку к моему подбородку. ― Подними голову.

Глаза защипало от слез, подняв подбородок, уставилась в потолок. Пытаясь отвлечься, я смотрела на квадратные деревянные панели, когда вилка обвилась вокруг моего горла и бриллиантового ошейника.

Моя шея выгнулась, защищая нежную кожу от ранения. У меня заболели зубы от того, что я их сильно сжала, а голова раскалывалась от быстро распространяющейся боли.

Ты снова терпишь неудачу. Не сдавайся.

Я сморгнула слезы, выпрямляя спину, как будто это могло придать мне смелости.

Ты сломлена. Они побеждают.

Хотела бы я избавить свой разум от подобных мук. Хоуки сделали достаточно, чтобы я вышла из строя.

Как только пряжка была надежно закреплена, Дэниель осмотрел свою работу.

― Ты выглядишь весьма величественно. Думаю, я не смогу заставить тебя отсосать мне в этом раунде, иначе ты можешь убить себя, всасывая. ― Он засмеялся над своей безвкусной шуткой.

Вон застонал позади меня, но я не оглянулась.

Я позволила своему зрению расфокусироваться, предоставляя небольшую отсрочку исполняемому приговору.

Пожалуйста, пусть это поскорее закончится.

Шлёпнув меня по заднице, Дэниель приказал:

― Пройди несколько кругов. Покажите мне, как хорошо ты двигаешься с высоко поднятой головой и связанными запястьями.

Мое сердце тяжело забилось, когда мой злейший враг явился во плоти.

Нет, только не сейчас!

Комната вращалась от головокружения. Тошнота затуманила голову, и я потеряла чувство равновесия.

Не упади!

Я бы убила себя.

Застонав, я сделала все возможное, чтобы выровняться.

Это не помогло.

Комната погрузилась во тьму; я споткнулась, падая, падая.

Кто-то закричал:

― Держи ее!

Руки обернулись вокруг моего тела, когда я начала падать. Резко остановившись, я повисла в ненавистных объятиях, пока мир вокруг кружился и вращался. Медленно угнетающая тьма сменилась на оранжевый кабинет.

С трудом сглотнув, я пыталась избавиться от приступа.

― Я… Я в порядке.

Дэниель поставил меня на ноги.

― Жаждешь, бл*дь, смерти, Уивер?

Я хотела прояснить голову, но не получалось. Дрожа, застыла на месте, страдая клаустрофобией. Моя шея напряжена до предела, до боли.

― Опять упадёшь в обморок?

Я успокоила дыхание.

― Я не падала в обморок. Это головокружение, идиот.

― Она страдает им с тех пор, как приехала, ― сказал Кат. ― Три круга, мисс Уивер. Пройди через это, и мы уберём вилку.

Три круга. Три жизни.

― Можешь развязать мне руки?

― Нет. ― Дэниель толкнул меня вперёд. ― Давай, будь хорошей гарцующей лошадкой и покажи нам, на что ты способна.

Мои колени дрожали, но я двинулась вперёд. Я недостаточно хорошо знала комнату, чтобы избежать пуфиков и маленьких журнальных столиков. Я не видела, куда иду. Я была практически слепа.

Их пристальные взгляды прожигали меня, пока я шла по периметру комнаты и как только смогла, направилась вдоль стены. Диваны вынудили меня ходить по кругу; я ударилась коленом о журнальную стойку, а пальцем ноги о стол.

Я чувствовала себя призовой лошадью на дорожке для скачек ― высоко держала голову, гарцевала высоко, поднимая колени, спасая свою жизнь, только чтобы потерпеть неудачу и быть застреленной за свои усилия.

Потребовалось много времени, чтобы сориентироваться, из-за головокружения я потеряла чувство баланса. Мне пришлось пару раз остановиться, неловко покачиваясь. К тому времени, как я в третий раз прошла мимо Ви, из моих глаз полились слезы, я была на грани срыва.

Я хотела покончить с этим. Я хотела быть свободной. Я хотела сбежать.

Беги. Беги. Беги.

Головокружение снова одолело меня, гнусно нападая, переворачивая все с ног на голову, я словно кружилась на карусели.

Дерьмо!

Я упала, споткнувшись о что-то и хватаясь за воздух. Я не могла ни за что ухватиться, ничто не могло уберечь меня от смерти.

Время словно остановилось, пока я падала вперёд. Я пыталась освободить руки от веревки, а разум визжал, давая указания.

Не опускай голову! Не опускай подбородок!!

Мои руки были связаны. Я не могла прекратить двигаться. Все, что я могла, ― это молиться, чтобы выжить.

Толстый ковёр смягчил удар моих коленей, когда я упала на пол. Ссутулившись, я закричала в агонии, когда зубцы впились в челюсть и грудь, пронзая мою плоть.

Я мертва?

Я не знала.

Боль пронзала все тело.

Тень заслонила меня, когда Кат наклонился ко мне.

― Уууупс. ― Его губы растянулись в ужасающей улыбке. ― Прости, вмешалась моя нога.

Вот из-за чего это произошло.

Это была последняя капля, которая делала практически невозможным мое движение.

Я прекратила борьбу. Меня будто засасывало в бездну. Ненависть испарилась. Надежда умерла. У меня ничего не осталось. Я ничего не чувствовала. Пульсирующая боль не беспокоила, потому что мои чувства отключились.

Наступил момент, когда мое тело перестало чувствовать боль. Рецепторы устали подавать сигналы… которые я игнорировала.

Я слишком долго не заботилась о своём теле, и теперь оно подводило меня.

Кат замолчал на полуслове, понимая, что я достигла дна. Не говоря ни слова, он отстегнул вилку и оставил меня в покое на полу.

В кабинете воцарилась тяжелая тишина. Никто не шевелился.

Мне было все равно, даже если я никогда больше не сдвинусь с места.

Вы выиграли.

Мне плевать, что вы делаете.

Они лишили меня невинности. Мести. Любви. Жизни.

Мне не к чему было возвращаться. Не было цели.

Застывшая. Застряла в настоящем, я больше не могу ни жить, ни терпеть.

― Вставай, Уивер. ― Дэниель подошёл ко мне.

Я встала.

― Иди сюда. ― Он щелкнул пальцами.

Я пошла.

― Давай ещё пройдёмся, хорошо?

Я кивнула.

Ужасные и бессвязные мысли. Это все, что от меня осталось.

Я не заметила, когда Дэниель бросил кость.

Я не смотрела, как кость остановилась у моей ноги. Мне было все равно, когда она не завалилась набок, застыв в ожидании на грани… ни чёрного, ни красного, как физическая, так и психологическая боль.

Что касается долгов, до тех пор, пока их веселье продолжается, я буду расплачиваться.

У меня не было будущего. Какое мне дело до моего настоящего?

Дэниель наклонился, чтобы поднять кость.

― Как будто призрак нашей прабабки управляет им.

Бонни кивнула.

― Это довольно странно.

Кат шагнул вперед, вытаскивая из заднего кармана большие ножницы.

― Вот, держи, сынок.

Его глаза встретились с моими, но он снова отошёл в сторону. В глубине его светло-карих глаз мелькнуло беспокойство. Он почувствовал, что я сдалась. Его лишили удовольствия.

Дэниель поднял ножницы.

― Знаешь, для чего они нам пригодятся?

Я была нема.

― Знаешь, для чего я их использую?

Я отвергала все его насмешки.

― Для того чтобы забрать кое-что у тебя. Что-то, что они забрали у моей прабабки. ― Обернув свою руку вокруг моего плеча, он направил ножницы в сторону Вона. ― Женщина-Хоук делала все, что было в ее силах, чтобы прокормить свою семью. Она продала все свои активы, пока у нее не остался последний. Знаешь, что это было?

Покрасневшие глаза Ви заслезились от сожаления.

Я попыталась проявить участие, но не смогла.

Ви будет двигаться дальше.

Я останусь здесь.

Запертая в мире с игральной костью и Хоуками.

Дэниель схватил меня, пытаясь вызвать реакцию.

― Это были ее волосы. Она отрезала волосы, чтобы сохранить жизнь своей семье еще на несколько дней. ― Его голос превратился в гравий. ― Теперь твоя очередь жертвовать. Твой выбор прост. Позволить мне отрезать твои волосы ― пострадать психологически, ― и все это для того, чтобы спасти брата от болезненного увечья.

Я продолжала смотреть в пустоту.

Возьми то, что хочешь.

Мне уже все равно.

― Маркиз, подними его руку, ― приказала Бонни.

Маркиз повернулся лицом к Ви и растопырил его пальцы. Я посмотрела на его опухшие посиневшие пальцы из-за того, что их очень сильно связали. Мои пальцы чувствовали то же самое ― онемение и недостаток крови.

― Волосы или его палец, Нила. Вот в чем выбор.

Его голос пронзил меня, словно серп. Но я не двигалась.

Дэниеля затрясло от ярости.

― Волосы или палец, сука. ― Он лязгнул ножницами. ― Одно из двух. У тебя есть десять секунд, чтобы принять решение.

Я не нуждалась в десяти секундах.

Я приняла решение.

Я не была достаточно тщеславной или достаточно живой, чтобы беспокоиться.

― Волосы. Отрежь мои волосы.

Дэниель нахмурился.

― Куда испарилась твоя борьба? Ты ведешь себя, как долбаная рыба на суше.

Было что-то волшебное в игнорировании его.

Он больше не мог меня мучить.

Никто из них не мог.

Я не думала ни о Джетро, ни о Жасмин, ни о доме. Я вообще ни о чем не думала. Ни о чем.

Крадучись позади, он собрал мои волосы в кулак.

― У тебя такие красивые волосы. Последний шанс передумать, Уивер.

В моём голосе не было страха или возражений. Если бы мой голос имел цветовую гамму, он был бы бесцветным.

― Делай, что хочешь.

Я никогда не стриглась.

Никогда.

Это была глупая причина, но я делала это для своей матери. Ей нравилось играть с ними. Заплетать косы, украшать цветами и лентами ― выставлять меня своей маленькой принцессой.

Это было мое последнее воспоминание о ней, Дэниель украл и его тоже.

― Я срежу каждую прядь с твоей головы, ― пообещал Дэниель. Он потянул меня за волосы, скручивая их в веревочку. ― Готова попрощаться?

Мое сердце не ощущало боли. Глаза не пылали.

― Не отвечай, бл*дь. Меня это не волнует.

Пальцы Дэниеля дернулись сильнее, и ржавый зев ножниц зазвенел у меня в ушах.

Я закрыла глаза, когда первый щелчок ножниц превращал меня в незнакомку.

Физически я не чувствовала боли, но в духовном смысле я выла от боли. Было больно. Было так больно, что такую важную часть меня украли без боя, крика, я не защищала то, что делало меня мной.

Второй щелчок сломил меня.

Больно, больно, больно.

Третий щелчок разрушил меня.

Остановись, остановись, остановись…

Четвёртый щелчок полностью меня уничтожил.

Не было пути назад.

― Не могу выразить, как это приятно, ― рассмеялся Дэниель, без малейшего изящества срезая густые черные пряди.

Я была одинока.

Одинока и обезображена, словно животное для бойни.

Все, что я могла сделать, это молча скорбеть.

Чик, чик, чик.

Завеса черных волос исчезала с каждым щелчком ножниц. Густые чёрные пряди, срезанные и мертвые, падали на кроваво-красный ковер. Я отдала последнюю часть себя ― последняя плата за свободу моего брата.

Я делаю это ради него, ради любви, ради семьи, ради надежды.

Я прощалась.

Со своей юностью.

Своим детством.

Чик, чик, чик…

Это был конец.

Чик, чик, чик.

Все кончено.

ГЛАВА 16

Джетро

Я стал кем-то доселе неизвестным.

Монстром

Мстителем.

Героем, которым и должен был стать.

Никто не прикоснётся к ней больше.

Ни я.

Ни моя семья

Даже боль не посмеет коснуться её.

Я ступил на землю Хоукскриджа. На мою землю. Это моё наследие.

Я пришёл за тобой, Нила.

Я всё исправлю.

Я надеюсь, что ещё не опоздал.

ГЛАВА 17

Нила

СОН.

Это был единственный покой для меня в эти дни.

Покой для моей разбитой души. Покой от разрушения.

Они победили.

Они, наконец, сломали меня. Окончательно доказали, что ни у кого нет неограниченных ресурсов, чтобы оставаться сильным. Что мы все ломаемся, в конце концов.

Я не гордилась собой.

Я ненавидела то, что проиграла.

Но, по крайней мере, Вон был в безопасности. По крайней мере, я поступила правильно.

У меня не было оружия, чтобы защититься. Не было сил отодвинуть комод и защитить себя. Моя вера в то, что я могу их уничтожить, развеялась, как прах.

Больше ничего не имело значения.

Я принадлежала им, они могли делать то, что хотели. И мое сердце было официально пустым.

Мое отражение в зеркале ванной комнаты показало ужасную трансформацию. На моих щеках образовались впадины, вокруг глаз залегли тени, а кровь на груди пылала алым огнем.

Но больше всего мне было больно из-за того, что у меня пропали волосы.

Оборванные и остриженные, мои блестящие черные пряди теперь были в лохмотьях. Они висели у меня над ушами, все разной длины, изрезанные ножницами Дэниела. Я больше не была похожа на Нилу Уивер, дочь Текса, сестру Вона, императрицу компании, стоимостью миллионы. Я выглядела как беглянка, рабыня, девушка, которая видела смерть, похожая на мертвеца.

Я выгляжу готовой заплатить последний долг.

Я чувствую, что готова заплатить окончательную цену.

Во мне не осталось сил.

Глядя в свои черные глаза, я вздрогнула от собственной апатии.

Они не позволили мне попрощаться.

В тот момент, когда последняя прядь упала на пол, Маркиз вывел Вона из комнаты. Я никогда не видела Ви таким безумным и беспомощным.

Через две секунды он исчез.

Мне хотелось плакать, рыдать, сдаться.

Но я просто стояла там, пока Кат не разрешил мне уйти.

Меня разорвало на миллиард кусочков.

Как мне найти дорогу обратно, когда у меня больше нет клея, чтобы починить себя?

Склонив голову, я возненавидела незнакомый, холодный ветер, свистящий мне в затылок. Моя голова была легкой, как воздух, и переполненной, словно грозовая туча.

Я потеряла все. Мою опору. Мою веру. Они украли у меня больше, чем просто тщеславие — они украли мое право на саму себя.

Я не отворачивалась, пока мыла и обрабатывала себя. Я не могла оторвать глаз от своего нового лица.

У меня не было добрых слов, чтобы поддержать свое мужество. У меня нет никакой надежды залатать мое страдающее сердце. Все, что у меня было, это пустота и глубокое желание заснуть и забыться.

Используя оторванный кусок ситца, я как могла, промыла рану. Вода смывала кровь, но ничто не могло смыть грязь, существующую во мне.

Я сдалась.

Я исчезла так же уверенно, как Кат победил.

Со мной покончено.

Спотыкаясь, я вышла из ванной, оставив позади последнюю оставшуюся часть себя. Я попрощалась с женщиной, которую когда-то знала, и упала лицом в постель.

Никаких мыслей.

Никаких желаний.

Просто пустота.

Я позволила сну поглотить меня.

***

Джетро улыбался, прижимая меня к себе.

Тепло его тела, обычно незначительное с его низкой температурой, ревело от любви и исцеления.

— Теперь ты у меня в руках, Нила. Все в порядке. Я заставлю все это исчезнуть.

То, что кто-то заботился обо мне после стольких лет, не высушило мои слезы, я упала в его объятия.

— Я так по тебе скучала. Я старалась быть сильной. Я пыталась. — Я заплакала еще сильнее. — Старалась быть сильной, но этого недостаточно. Никогда ничего не будет достаточно. Я пуста. Я заблудилась. Я не знаю, как вернуться.

Джетро поцеловал меня в лоб.

— Ты такая сильная. Ты поправишься. Тише. Я с тобой. Все будет хорошо. Тише.

Он укачивал меня, гладил мои волосы, не отпуская.

— Я больше не могу, Джетро. Я не могу.

Я сжалась в его объятиях, желая исчезнуть и остановить все.

— Ничего не осталось. У меня ничего… ничего!

Он поцеловал мои волосы… мои прекрасные, длинные волосы. Низкое рычание застряло в его горле.

— Тебе и не придется. Я покончу с этим. Я собираюсь спасти тебя. Скоро все это закончится.

Сон развеялся, когда меня разбудил стук в окно.

Пустое отчаяние пульсировало внутри меня, но сон собрал меня воедино, позволив продержаться еще немного. Объятия Джетро во сне соединили воедино исчезающие кусочки настолько, чтобы я не разрыдалась.

Что бы ни делали со мной Хоуки, какие бы страдания я ни испытывала, каким бы опустошенным ни становился мой разум, я все еще существовала… все еще жива.

Я не исчезну, пока не умру. И даже тогда я бессмертна.

Помни об этом и будь сильной.

Стук повторился, направляя мой взгляд к темному окну.

Тяжелые изумрудные шторы из бархата закрывали окно от потолка до пола. Они заслоняли ночное небо и любой намек на таинственный шум.

Тук-тук-тук.

Неужели упало дерево? Может быть, Фло бросает камни в окно, чтобы привлечь мое внимание?

Любопытство пересилило мою скованность, вынудив меня выбраться из теплого сна. Отодвигаю одеяло, комната завертелась от головокружения. Дисбаланс был еще хуже, потому что я сдалась. Я больше не могла с этим бороться. Позволила черной волне захватить меня, схватившись за матрас, пока она не исчезла. Порез на груди пылал, когда я тяжело и медленно дышала.

Стук стал быстрее, громче.

Неуверенно поднявшись на ноги, я пересекла комнату и отдернула шторы.

Мои глаза опустились на подоконник в поисках ответов.

Я отшатнулась.

Что…

Что-то пернатое и неуправляемое отскочило в сторону, но тут же взмыло обратно и постучало по стеклу. Я ожидала увидеть оторвавшуюся ветку или какие-нибудь обломки, застрявшие у рамы.

Такого я не ожидала.

Неужели какой-то посланник Бога пришел, чтобы дать мне пощечину за то, что я заблудилась? Было ли это загадкой матери-природы, сказавшей, что она верила в меня?

Я не одинока…

Мое сердце переполнилось, когда появилась потерянная надежда.

Люди, с которыми я жила, могли не заботиться обо мне… но другие заботились. Я не могла перестать бороться, потому что меня любили. Где-то там меня любили люди, которые имели значение.

Мое сердце сжалось, когда я наклонилась ближе, чтобы осмотреться.

Хищная птица стучала клювом в окно, запрыгивая на подоконник. Ее черные глаза-бусинки пронзили меня насквозь, как будто с первого взгляда она поняла, с чем я столкнулась и как была близка к концу.

Ты понимаешь меня, птичка. Ты мой спаситель?

Отступив от окна, я сжала кулаки.

Тебе не нужен спаситель… если бы ты только снова поверила в себя…

Ну и что, что твоих волос больше нет? Ну и что, что твоего брата нет? Ну и что, что Джетро нет?

Ты есть.

Так что борись!

Птица бросилась к стеклу, яростно стуча клювом.

Я замерла.

Зима слишком быстро прогнала осень. Паутинное кружево инея украшало углы стекла. Излучаемый холод прорезал мою хлопчатобумажную ночную рубашку, как ножи.

Бедняга.

Мне было невыносимо думать о том, что бедняжка на холоде. Ни одно животное не должно оставаться без крова.

Я двинулась вперед и открыла кованую железную задвижку. Приоткрыла окно, птица тут же запрыгнула внутрь.

Без страха. Без колебаний.

Откуда, черт возьми, взялась птица?

Я застыла, когда хищник расправил крылья, пробежал через внутреннее окно и прыгнул мне на руку.

— Ох!

Я отдернула руку. Когти птицы острые, а клюв смертоносный. Я достаточно натерпелась от рук человеческих ястребов (прим. пер.: Хоук — в переводе с английского языка — ястреб), чтобы позволить пернатому причинить мне боль.

Птица выпятила грудь. Ее клюв злобно сверкнул, когда она склонила голову и уставилась на меня умными глазами.

Она видит меня насквозь.

Она видит, как я сломлена. Как устала. Как одинока.

Это заставило меня утонуть в чувстве вины за свою слабость.

Не прошеные слезы навернулись на глаза.

— У меня ничего нет для тебя. Сомневаюсь, что хлопья произведут впечатление на такого хищника, как ты.

Птица зачирикала.

Шум пронесся по комнате, заставляя мои глаза метнуться к двери. Я не хотела давать Дэниелу повода навещать меня. Он сделал достаточно. Сделал слишком много.

Отступив назад, я прогнала ее.

— Давай… убирайся отсюда.

Вместо того чтобы улететь, она подпрыгнула ближе, снова нацелившись на мою руку.

— Нет, подожди…

Она не слушала. Одним взмахом она спрыгнула с подоконника и приземлилась на костяшки моих пальцев. Ее крылья распахнулись для равновесия, когти вонзились в мою плоть.

Мой бицепс напрягся под ее тяжестью, я постаралась приготовиться к его непрошеному присутствию. Чешуйчатые лапы перемещались, делая все возможное, чтобы оставаться на одном месте. Сжалившись, я сжала пальцы, создавая несовершенный насест. Чирикнув, она обхватила меня своими острыми когтями. Вес был на удивление тяжел, оперение плотное с перьями медного и латунного цвета.

— Привет.

Склонив голову набок, птица снова зачирикала.

Сквозняк со свистом влетел в щель открытого окна. Я двинулась, чтобы закрыть его, но птица клюнула меня в костяшки пальцев.

— Ай.

Я хотела стряхнуть ее, но мой взгляд упал на лапу.

Ястреб или пустельга (прим. пер.: Пустельга (по англ. Кестрел) — название нескольких видов птиц рода Соколы), взмахнул крыльями, сбрасывая негодное перо, которое упало на ковер. Каким-то образом птица знала, что я видела послание.

Мое сердце перестало биться, когда я посмотрела в окно, вглядываясь в темноту. Кто его прислал? Они все еще там?

Ни тени, ни намека на полуночных посетителей.

— Кто тебя послал? — пробормотала я, глядя на белый пергамент, обернутый вокруг лапки. Потянувшись к красному банту, я развязала его.

Птица взвизгнула, нетерпеливо подпрыгивая вверх и вниз. Ее внезапное возбуждение заставило меня дернуть сильнее. Послание из бумаги упало на подоконник.

Держа тяжелую птицу в одной руке, я сделала все возможное, чтобы развернуть свиток и прочитать.

Однако хищник не стал ждать. Выполнил долг — передал послание. Не оглядываясь, слетел с моей руки и, словно крылатый демон, проскользнул через оконную щель в небо. Мгновенно птица, сияя крыльями, исчезла на фоне мерцающих звезд.

Мое сердце постепенно увеличивало свой темп, дыхание стало прерывистым. Сжимая записку, я разгладила ее до тех пор, пока самая прекрасная, дразнящая, самая чудесная фраза, которую я когда-либо видела, не отпечаталась в моем мозгу.

Приходи в конюшню.

Мои колени задрожали.

У моего сердца выросли крылья.

Джетро.

Он здесь.

Он вернулся за мной.

Я не забыта.

ГЛАВА 18

Джетро

Моя жизнь больше не принадлежала мне.

Она принадлежала ей.

Ей.

Ей.

Я сказал ей об этом, но не думаю, что она мне поверила. Но теперь я вернулся. Я был жив, готов и ох*енно зол. Нила была моей, я должен был ее защищать и обожать, но до сих пор подводил ее.

Я не должен был приводить ее сюда. Я должен был иметь гребаный хребет и покончить с этим, когда Кат убил Эмму. Я должен был получить помощь в ту ночь, когда причинил боль Жасмин. Я должен был положить конец их злу в тот день, когда моя мать не смогла справиться.

Так много историй, уроков и решений. В то время я играл в эту игру… ждал, учился и молился.

Но было глупо думать, что есть другой выход.

Потребовалась Нила, чтобы разбудить меня пощечиной, поразить мое сердце электрическим током своей храбростью и показать, что внутри я хороший человек. Что мысли, от которых я страдал… о пытках и разрушении… были не моими. Что ужасы, которые я совершил во имя семейных ценностей, не сделали меня монстром, каким меня воспитывали.

Я сам себе хозяин.

И пришло время показать Ниле, какую трансформацию я претерпел.

В тот момент, когда она появилась на хребте, я с трудом дышал.

Нила…

Лунный свет заливал ее серебром, когда она спускалась с небольшого холма, ее кремовые ноги сверкали под белым подолом ночной рубашки. Длинное черное пальто окутывало ее тело, а капюшон закрывал голову, развеваясь вокруг лица. Нила не бежала. Она скользила по сверкающей инеем траве.

Я хотел, чтобы она воспарила ко мне. Лети.

Но что-то было не так. Она двигалась слишком медленно. Как женщина, потерявшая огонь.

Мое сердце разбилось вдребезги, когда она медленно приблизилась. Нила выглядела волшебной, мистической и драгоценной, чтобы ее можно было приручить.

Но я ее приручил. И она приручила меня.

Быстрее, Нила.

Поторопись.

Мои руки сжались, поскольку она не ускорила шаг. Я остался на месте, прячась в тени и выжидая.

Мое тело вибрировало, чертовски сильно желая броситься к ней. Схватить ее на мягкой траве и целовать до бесчувствия под звездами. Я не мог вынести ни секунды без нее в своих объятиях.

Я шагнул на вымощенный булыжником двор.

Не надо.

Здравый смысл заставил меня снова отступить в тень. Я не мог покинуть безопасную конюшню… не мог рисковать, что кто-нибудь увидит меня из поместья.

Подожди.

Каждая секунда была гребаной пыткой.

Она двигалась как настоящая пустельга, которую я ей послал.

Кес.

Его имя и память были пятном на моей радости.

Мой брат должен был выжить, потому что он заслужил увидеть будущее. Он и Жасмин должны были жить более счастливой жизнью, чем та, что выпала на нашу долю.

Я хотел, чтобы они были рядом, когда я познакомлю Нилу с Хоксриджем и покажу ей, что это место не было добрым к ней, но как только оно станет моим, оно станет нашим личным убежищем.

Иди. Быстрее. Беги.

Мое сердце грохотало в беспорядочном ритме.

Нила заскользила вниз по небольшому склону, сверкая блестящими балетками, ловя лунный свет.

Каждый шаг приближал ее. Я тяжело вздохнул. Пульсация в моем ребре исчезла; боль от недавно снятых швов исчезла. Впервые с тех пор, как я очнулся в больнице, я почувствовал себя по-настоящему здоровым. Мое тело исцелилось, но без нее моя душа была бы навсегда разорвана.

Сменив траву на булыжники, туфли Нилы тихонько стучали, сокращая расстояние между нами. Ее дыхание было хриплым… как будто она была больна, но выздоравливала, а капюшон скрывал ее потрясающие длинные волосы.

Мою кожу покалывало, когда она обошла монтажный блок и проплыла через двойные двери конюшни.

Наконец-то.

Я схватил ее.

Нила закричала, когда мои руки обвились вокруг нее, поймав в ловушку ее вибрирующее тело, передавая привет эхом сердцебиения. Развернув ее в своих руках, я схватил ее за бедра и повел спиной к стене.

Я не переставал двигаться.

Толкая, толкая, разваливаясь на куски из-за того, что она у меня в руках. Наши глаза встретились. Ее страх исчез, поглотив меня лавиной любви.

— Боже мой… это правда… ты здесь.

Я улыбнулся, полностью открыв себя. Я питался ее счастьем, наслаждаясь тем, как сильно она заботилась обо мне. Я не мог этого вынести. Я не заслуживал такого безоговорочного признания. Но что-то ее преследовало. Она выглядела… другой… более спокойной. В ней не было обычной искры, живой воли.

Моя душа зарычала при мысли о том, что она уйдет от меня.

Я верну ее обратно.

Верну.

Ее спина ударилась о кирпичную стену, мои руки взлетели от ее бедер к щекам, и все остальное, бл*дь, не имело значения.

— Господи, как же я соскучился по тебе.

Наклонив голову, я захватил ее губы в жестоком поцелуе.

Живи ради меня. Дыши ради меня. Вернись к жизни ради меня.

Мои губы были в синяках от того, как сильно я ее целовал. Я не хотел быть таким грубым, но Нила взорвалась. Страсть и свирепость внезапно возродились в ней.

Я застонал, когда ее руки исчезли в моих волосах, хватая их в кулаки, притягивая меня ближе. Она таяла и боролась; ее язык проник в мой рот.

Нила захныкала. Мой поцелуй был грубым, необходимо было доказать, что это реально. Что она действительно в моих объятиях и все еще борется, все еще выживает.

Наши головы наклонились, меняя направление поцелуя. Ее пальцы сильнее потянули меня за волосы. Я поцеловал ее глубже.

— Ты здесь, — я изливал слова поцелуями, не зная, говорю я или кричу. — Бл*дь… ты действительно здесь.

Наши языки переплелись, ее грудь сильно сжалась, когда она сделала несколько быстрых вдохов. Мой бок болел, но ничто не мешало мне целовать ее до потери сознание от удовольствия.

Нила вернулась ко мне, но внутри все еще оставалась спокойной, нерешительной и неуверенной.

— Я здесь. — Быстрый поцелуй. — Ты жив. — Ее пальцы впились сильнее. — Боже, Джетро… ты в порядке.

Ее голос сорвался, и мир перестал существовать.

Просто вкус любви и тепла.

Плотина ее эмоций захлестнула меня, и я закричал, когда она перевоплотилась в моих руках. Бл*дь, я скучал по ней. Бл*дь, я волновался за нее.

Она была жива.

Она все еще была моей.

Ее руки яростно скользнули по моей спине. Она вздрогнула, когда я втянул воздух, когда она скользнула по моему заживающему ребру. Нила ахнула.

— Мне жал…

Я откинул ее голову назад, схватившись за капюшон, заставляя посмотреть на меня. Ее распухшие губы блестели в темноте.

— Ты не сломаешь меня, Нила.

Я снова поцеловал ее, не в силах вынести переполняющих эмоций в ее глазах. Она открылась мне, предлагая взять все, что я захочу. Через несколько секунд я был пьян. Опьянен ее вкусом — всем моим дальновидным мышлением, претворения в жизнь моих планов… все это могло подождать.

Потому что эта богиня не могла.

Я не мог.

Я не мог насытиться ею. Я никогда не смогу насытиться ею.

Мы спотыкались, мой разум был переполнен желанием, мое тело и руки были совершенно неуправляемы. Мое плечо врезалось в стойло, когда Нила потеряла равновесие и упала на меня. Я развернул ее, прижимая к новому препятствию, целуя сильнее.

Она застонала, и мы снова зашатались, сталкиваясь и борясь, но не прерывая поцелуй.

Без остановки.

— Не могу поверить, что ты жив.

Нила крепче схватила меня за волосы, удерживая мое лицо в своих руках.

— Каждую ночь я молилась, чтобы ты был жив.

Я пригнулся, чтобы схватить ее за горло, целуя подбородок, сердито глядя на сверкающие бриллианты, украшающие ее шею.

Независимо от того, что случится, и какая бы свобода нас ни ждала, Нила всегда будет носить этот ошейник. Я ненавидел его, но предпочел бы видеть, как она носит его каждый день в течение следующих восьмидесяти лет, чем видеть, как он восседает на своем пьедестале в хранилище, ожидая своей следующей жертвы.

Я укусил ее за шею, наслаждаясь ее вкусом, вдыхая каждую частичку ее тела.

Я хотел выбросить эти образы из головы. Навсегда.

Она застонала, когда я схватил ее за грудь, сжимая ее прекрасную плоть через ночную рубашку.

— Джетро…

Бл*дь, мой член наполнился желанием, я был твердым как камень. Я должен был быть внутри нее. Только тогда эта безумная потребность поглотить ее прекратится.

Не сейчас.

Нужно было кое-что обсудить.

Это отняло у меня все силы, я оттолкнулся, проведя рукой по лицу.

Нила стояла, прижавшись к стойлу, ее грудь поднималась и опускалась, пальто распахнулось, обнажив сжатые от возбуждения соски. Чертов капюшон не позволял мне видеть дальше ее рта и глаз.

Наши глаза встретились в темноте, слезы блестели на ее ресницах.

— Почему… почему ты остановился?

Я не мог оторвать взгляд от ее губ. Такие пухлые, красные и мокрые.

Я сделал это. Я практически съел ее живьем.

Желание сделать это снова сводило меня, бл*дь, с ума.

— Мы должны поговорить.

Мой голос был как сено и пыль, треснувший и сухой.

— Ох.

Она посмотрела вниз, теребя пальцами пальто. Проклятый капюшон скрывал ее лицо в тени. Ей было так же больно, как и мне. Больно от страсти. Больно от похоти.

Дерьмо.

Я зажмурил глаза, отключив зрение, давая больше восприятия другим чувствам. Моя кожа умоляла соединиться с ней. Наши сердца забились в унисон. И мой гребаный член наказывал меня за то, что я не был внутри нее.

— На х*й все.

Я сдался.

Упав на нее снова, она ахнула, когда я с силой толкнул ее к стойлу.

— На х*й разговоры. — Я поцеловал ее губы, подбородок, щеки. — Ты нужна мне, Нила. Мне нужен каждый дюйм тебя.

— Возьми меня, — вскрикнула она, когда моя рука собрала ее ночную рубашку и накинула ее на бедро. — Пожалуйста… пожалуйста, не останавливайся.

— Я никогда не хотел никого так сильно, как тебя, — простонал я, когда она раздвинула ноги. — Никого не любил так сильно, как тебя.

Нила ахнула, когда я схватил ее за колено и перекинул через свое бедро. Что-то порвалось — подол или пальто… мне было все равно. Ее пятка впилась в мою задницу, когда она терлась о мой член.

Я вздрогнул. Моя рука хлопнула по стойлу, чтобы мое тело не раздавило ее.

— Не останавливайся.

Обняв меня за шею, она притянула меня обратно к себе. Бок болел, лоб покалывало от боли, но мне было все равно. Мой член управлял мной сейчас, и он хотел быть внутри нее в это гребаное мгновение.

Пошарив одной рукой, я расстегнул ремень и стянул джинсы и боксеры. Одежда была любезно предоставлена Фло вместе с поездкой обратно в Хоксридж, клятвой молчания и запиской для передачи Жасмин.

Мой член выскочил из брюк, пульсируя от желания и липкий от предэякулята. Сжимая основание, я качнулся к ней, отчаянно пытаясь найти ее вход.

Ее пальцы вцепились в мои плечи, притягивая меня ближе, но в то же время удерживая.

— Подожди… подожди.

— Я не могу ждать.

— Но в тебя стреляли… тебе, наверное, не следует…

Ее руки опустились, поглаживая мои обнаженные бедра, впиваясь ногтями в мою плоть.

— Ты сможешь сделать это?

Я снова поцеловал ее.

— Я собираюсь показать тебе, насколько я в порядке, занимаясь с тобой любовью.

Она покачала головой.

— Подожди!

Ее внимание переключилось к моему торсу в поисках ран. Я не собирался снимать футболку и показывать ей повязку, скрывающую мою рану, или упоминать о сломанном ребре.

Разве она не понимает? Все это не имеет значения, потому что она была лучшим болеутоляющим.

Я никогда не чувствовал себя так хорошо, когда она была в моих объятиях, побеждая смерть, побеждая невозможное.

— Еще раз поспоришь со мной, и я заставлю тебя кончать снова и снова, пока ты мне не поверишь.

— Но…

— Прекрати. — Прижав палец к ее губам, я заставил ее замолчать. — Тихо. — Кончик моего члена нашел ее тугое тепло. — Если ты остановишь меня, я умру. У меня буквально будет сердечный приступ.

Ее голова откинулась назад, когда я поддразнил ее, паря так близко, но не беря ее. Я придвинулся ближе, мы задрожали от удовольствия. Я склонил голову, прижимаясь к стойлу позади нее, изо всех сил стараясь держать все под контролем. Мои бедра сжались, когда взревел каждый инстинкт, чтобы войти в нее.

— Ты так нужна мне, я едва могу дышать.

Ее эмоции сводили меня с ума.

Похоть.

Страх.

Вопросы.

Любовь.

— Перестань так усердно думать, ты меня отвлекаешь. — Глядя ей в глаза, я провел пальцем по ее щеке, успокаивая буйные мысли. — Все, что я хочу чувствовать от тебя, Нила, — это желание. Все остальное… мы можем поговорить об этом позже.

Я нежно поцеловал ее.

— А теперь замолчи, перестань думать и позволь мне трахнуть тебя.

Она вздрогнула и повиновалась.

Ее эмоции переключились на одну мысль: желание, чтобы я обладал ей.

Я рад подчиниться.

Согнув ноги, я подался вверх.

Ее спина выгнулась, когда я скользнул в ее жидкое тепло. Все выше и выше, растягивая ее.

— Боже, Джетро… да!

Я прижал ее к себе, крепко держа, пока забирался глубже. Только когда она полностью обхватила меня, я сделал толчок.

Наши губы слились, и мы оседлали друг друга.

Мы не были ни ритмичны, ни чувственны.

Скорее как животные и первобытные люди.

— Я не продержусь… я не смогу долго.

— Мне все равно. — Ее киска напряглась, когда я ускорился. — Просто докажи мне, что ты жив.

— Это я могу сделать.

Это не заняло много времени.

У моего тела не было выносливости, и время, проведенное порознь, означало, что Нила околдовала меня, заставляя взорваться слишком быстро.

С каждым толчком удовольствие становилось катастрофическим; мои яйца сжимались.

— О, бл*дь… — Молниеносные осколки выстрелили из моего члена, пульсирующего внутри нее. — Да, черт возьми.

Волна освобождения истощила меня, когда я входил в женщину, которую всегда хотел. Я прикусил губу, мои ноги не двигались, мой член пронзал ее снова и снова.

От последнего рывка у меня закружилась голова, это был самый быстрый, крутой и самый приятный оргазм в моей жизни.

— Черт возьми, рад тебя видеть.

То, что я держал ее в объятиях, обладал ею, зная, что мы снова вместе, это помогало мне избавиться от беспокойства и просто существовать.

***

— А где Мот и Вингс?

Голос Нилы окутал меня, словно одеяло, возвращая меня обратно к ней. Прохлада в конюшне исчезла благодаря тепловым лампам, которые я включил.

Я повернулся к ней лицом; мой расстегнутый ремень и джинсы звякнули. Каким-то образом после того как я кончил, мы, спотыкаясь, прошли по коридору конюшни и рухнули на один из тюков сена в запасном стойле. Нила потеряла туфли, ее черное пальто было покрыто грязью и пылью от трения о стену, но она никогда не выглядела прекрасней. Она еще не сняла капюшон, и странные эмоции сочились из нее — скрытые и тихие, — пугая меня все больше по мере того, как проходили минуты.

Я прекрасно понимал каждую ее мысль, а также глубоко осознавал, что Нила не кончила.

Я хочу исправить это.

Ее разум лихорадочно работал, посылая во все стороны вспышки идей и вопросов. Я позволил им пронестись сквозь меня, не желая пока фокусироваться на реальности.

Возможно, это единственный раз, когда мы можем украсть такое совершенство до того, как все закончится.

Я хотел потворствовать этому так долго, как только смогу.

— Они в загоне на неогороженной территории для охоты. Если они не нужны для обычной верховой езды, их выпускают.

Нила расслабилась.

— О, это хорошо. У меня была ужасная мысль, что они могли повредить Вингсу… потому что ты уме… ну… — она улыбнулась. — …Ты был мертв.

Я прижал ее к себе, нас окутал приятный запах свежего сена.

— Я все еще мертв по мнению моего отца. Кес тоже.

Я нахмурился, думая о брате. Он должен очнуться. Находиться вдали от больницы противоречило моему желанию присматривать за ним, но я должен был верить, что доктор Луиль знает, что делает. Что, в конце концов, как только Кат умрет и все будет улажено, Кес проснется, и я смогу побить его за то, что он пропустил всю тяжелую работу.

Очнись, брат. Не оставляй меня, когда мы так близко.

— Как он?

Я взглянул на Нилу. Незамысловатая красота ее ониксовых глаз и сексуальных губ снова заставила мой член дернуться.

— Он все еще жив.

Мой голос повис в застойной тишине. Лошадей сегодня не стреножили… собаки спали во дворе, а ведьмин час (прим. пер.: Ведьмин час — с 3 до 4 часов ночи) дал нам возможность уединиться от реальности, спрятав нас от кошмаров.

Нила сорвала клетчатое одеяло, которое я накинул на тюк сена.

— Он останется в таком положении?

Мое сердце сжалось. Я надеюсь, что это так.

— Останется, если узнает, что для него хорошо.

Нила улыбнулась, но не засмеялась, слишком грустная, чтобы веселиться. Настроение не улучшалось… не тогда, когда умирал брат и друг.

Сменив тему, я переплел наши пальцы.

— Можно тебя кое о чем попросить?

Она медленно кивнула.

— Конечно.

— Ты можешь снять капюшон? Я хочу увидеть тебя. Ты в слишком большой тени.

Ее эмоции мгновенно перемешались. Пропитанные страхом, за которым следует отчаяние. Сев, она покачала головой.

— Я бы предпочла его не снимать. Мне холодно.

Чтобы повысить ценность своей лжи, она плотнее запахнула пальто и обхватила себя руками.

Я взлетел вверх.

— Херня. Я знаю, когда ты лжешь. Так же, как знал, что ты лжешь в большинстве сообщений, которые ты посылала.

Ее плечи ссутулились. Ее руки легли на капюшон, плотно прижимая его к лицу. Двигаясь перед ней, я потянул за черную ткань.

— Нила… сними капюшон.

— Нет.

— Нила… — мой голос упал до рычания. — Что ты от меня скрываешь?

Слезы застилали ее глаза.

Мое сердце раскололось.

— Нила, пожалуйста. Я терпеть не могу, когда ты не говоришь мне правду.

Мои руки снова потянулись, борясь с ее хваткой.

Одинокая слеза скатилась по ее щеке.

— Пожалуйста… не заставляй меня.

Мое сердце перестало биться.

— Что с тобой случилось? Когда я увидел тебя, ты была словно призрак. Я чувствую, что ты возвращаешься к жизни, но что-то изменилось. — Мой голос стал тяжелым. — Пожалуйста, Нила. Позволь мне все исправить. Что бы ни случилось, позволь мне попытаться помочь.

Слезы беззвучно потекли по ее лицу. Она отвела взгляд.

— Я… я была слаба. Я сдалась. Я не думала, что во мне что-то осталось. — У нее перехватило дыхание. — Но потом я увидела тебя и вспомнила, почему сражалась. Ты снова дал мне цель. Ты напомнил мне, что обо мне все еще заботятся, и это мой долг. Не ради себя, а ради тебя. Ты уже помог, даже больше, чем думаешь.

— Бл*дь… Нила… — Моя грудь сжалась, когда ее печаль охватила меня. — Что я могу сделать, чтобы все исправить?

Она слабо улыбнулась.

— Ты уже сделал. Я снова собираю себя по кусочкам. Теперь мне лучше. Я вспомнила, кто я. — Ее пальцы сжались. — Только… пожалуйста, не проси меня снять капюшон.

Я не мог этого вынести. Мой гнев усилился.

— Сними его. Я должен знать.

Она покачала головой.

— Не заставляй меня отрывать его от тебя. Ты должна мне показать. Мы вместе, помнишь? Это значит делиться своей болью и говорить правду.

Ее плечи поникли. Она колебалась слишком долго. Наконец она склонила голову.

— Пожалуйста… пожалуйста, не считайте меня уродиной.

— Что? — Я громко выдохнул. — Почему ты вообще просишь об этом?

Прерывисто вдохнув, она отпустила капюшон.

Мое состояние поглощало ее мысли — отчаяние, боль, противоречие, гнев. Но больше всего парализующая безысходность. Моя душа превратилась в пыль, когда я медленно скользнул темной материей вниз и увидел то, что она пыталась скрыть.

Я не мог говорить.

Я не мог думать.

Все, что я мог делать, это смотреть и наполняться такой яростью, такой гребаной ненавистью, что слезы выступили у меня на глазах.

Она не могла смотреть на меня, ее плечи уныло сгорбились.

— Я… я… — Нила сдалась, спрятав лицо в ладонях и отпустив свою печаль.

Ее потрясающие волосы были разной формы и длины. Растрепанные пряди каскадом падали ей на руки.

Они заплатят. Они, бл*дь, заплатят за это.

Дрожа от ярости, я притянул ее к себе и сжал в объятиях.

— Эти е*аные ублюдки.

Она повернулась в моих объятиях, обхватила меня руками и тихо заплакала, уткнувшись мне в шею. Я гладил ее спину, шею, растрепанные пряди волос. Это было так необычно, так странно.

Вот что было неправильно. Почему она чувствовала себя так.

Ее мужество было потеряно, как и ее прекрасные волосы.

Я должен это исправить.

Я понятия не имел, как, но не мог позволить ей страдать.

Отпустив ее, я прошествовал в конец конюшни и схватил ножницы из кладовки. Отойдя назад, сел позади нее на тюк сена и, не говоря ни слова, расчесал пальцами растрепанные пряди и поцеловал ее в шею.

С тяжелым молчанием между нами, я обрезал несовпадающие концы.

Я изливал в нее свою любовь и преданность с каждым срезом, жертвуя собой за каждую прядь, которую отрезал.

Мое сердце бешено забилось, когда ее волосы упали на сено, переплетая золото и черное. Нила вздрогнула и икнула со слезами на глазах, но не остановила меня. Во всяком случае, ее плечи расслабились, и она позволила мне исправить агонию, вызванную моей семьей.

Я не торопился.

Я гладил ее, как любую сломанную кобылку, напоминая, что я забочусь о ней, обожаю и никогда не причиню ей вреда. Мягкая густота ее волос скользнула сквозь мои пальцы, становясь все более однородной по мере того, как я исправлял все.

Я не только привел в порядок ее волосы, но и душу. Я почувствовал, как она преображается, склеивает разбитые кусочки, превращаясь в Нилу, которой поклоняюсь и знаю.

Я влюбился в нее еще больше с той силой, которая потребовалась, чтобы вернуться с грани потери себя.

И она сделала это ради меня.

Под моим прикосновением она ожила.

Благодаря моей силе воли она вздохнула свободно и с капелькой счастья.

Это не заняло много времени; обхватив ее подбородок, я расчесал черные пряди. Закончив, откинулся назад, впитывая ее, заново знакомясь с этой новой женщиной, которая держала мое сердце так же твердо, как и та, которую я оставил.

Обхватив ладонями ее лицо, я откинул в сторону длинной до подбородка волосы и нежно поцеловал ее.

— Ты еще красивее, Игла.

У нее перехватило дыхание.

Прозвище, которое я использовал в наших сообщениях, легко соскользнуло с моего языка. Слово символизировало все, что я любил в ней. Все, что я обожаю.

Ее губы приоткрылись, приглашая меня углубить поцелуй.

Я застонал, когда скользнул языком в ее рот, забирая печаль и делая все возможное, чтобы она увидела правду.

Я никогда не смогу освободиться от нее. Никогда.

Мы молча легли на сено, лицом к лицу, нежно целуясь. Мои пальцы скользнули в ее волосы, массируя кожу головы, удерживая ее в моих руках, а не с мучительными мыслями.

Время шло, а мы все целовались и существовали. Тихо и безопасно, влюбляясь снова и снова. Мы дали друг другу ощущение нормальности, которого у нас никогда раньше не было… притворяясь, что это наш мир, где ничто никогда не сможет коснуться нас.

Наконец, я отстранился, поглаживая ее щеку костяшками пальцев.

— Я так понимаю, Бойнс передал мое сообщение.

— Бойнс?

— Пустельга.

Лицо Нилы просияло впервые с тех пор, как я ее увидел. Боль от остриженных волос немного утихла.

— Да. Я понятия не имела, что хищных птиц можно обучить этому.

Я плюхнулся на спину, скрывая гримасу боли. Трахать Нилу стоя не совсем рекомендуется для исцеления.

— Они могут делать все, что угодно.

Мои губы дернулись, вспоминая, что мы делали с Жасмин, когда были моложе. Я слишком оживился, чтобы развлечь Нилу, делая все возможное, чтобы забыть о ее волосах и наслаждаться нашим миром вместе.

— Например, Кес однажды научил ястреба залетать в комнату Жасмин и каждый вечер доставлять ей дохлых полевок, просто чтобы позлить ее. Она визжала и гналась за птицей до конного дрова.

— Конного двора?

— Вольер. — Я махнул рукой в сторону псарни. — По последним подсчетам, у нас в поместье было шесть хищников. Они живут на переоборудованном чердаке псарни. Птица, которую я послал тебе, вернется домой после передачи сообщения.

Нила играла с сеном, все еще тише обычного.

— Во-первых, я впервые узнаю, что здесь прячутся свиньи, а теперь еще и птицы. Чем дольше я живу в Хоксридже, тем больше понимаю, как мало я знаю.

Ты хочешь узнать больше?

Как бы я ни ненавидел иерархию отца, я любил это поместье. Хоксридж не держал меня — он мог превратиться в развалины, но я любил эту землю. Акры свободы, заповедников и дикой природы.

В конце концов, когда зло будет искоренено, я надеялся, что Нила примет это место как свое и сделает его таким же чистым, как она.

Это мысли после того, как все это закончится.

Я нахмурился, сосредоточившись на другой части ее предложения.

— Свиньи?

Ее лицо напряглось.

— Забудь об этом.

Я хотел возразить, но она вздернула подбородок, и мой взгляд скользнул вниз по ее горлу к маленькому пятну на ночной рубашке. Несколько алых капель просочились сквозь белый хлопок.

— Что это за чертовщина?

Я резко выпрямился. Моя боль не могла помешать мне чувствовать ее. Я позволил своему состоянию укрепиться, ища ее секреты, пытаясь узнать, как она получила травму.

Я знаю, как.

Мои кулаки сжались.

Нила тут же приложила руку к порезу на груди.

— Ничего.

— Как, бл*дь, ничего. — Отбросив ее руку, я нахмурился. — Кто это сделал?

Холодная ярость охватила мою душу. Ее напряжение и тайны просыпались вокруг меня.

— Кто это сделал, Нила? Отвечай. — Ее лицо исказилось, она отвела взгляд.

— Как я уже сказала, это не имеет значения. Ты видел мои волосы… это было ничто по сравнению с этим.

Схватив ее за подбородок, я поднял ее лицо, встретившись с ней взглядом.

— Это, бл*дь, важно для меня. Все, что я хотел сделать, это ворваться в Хоксридж и несколько раз ударить своего отца ножом в гребаное сердце. Я хотел, чтобы он почувствовал боль смерти. Я хотел, чтобы он страдал вечно.

— Кат?

Она зажмурилась. Ее захлестнули новые эмоции — страх, болезнь, слабость, чувство вины. В чем, черт возьми, она была виновата?

Взглянув на два глубоких пореза, портивших ее совершенство, я понял, что Жасмин права. Следы могли быть нанесены только одним аппаратом.

— Этот е*анный членосос. Он воспользовался трезубцем Еретика.

Она вздрогнула.

— Как ты…?

— Что еще они с тобой сделали, Нила? Твои волосы, твоя кожа.

Я потер лицо, не в силах избавиться от отвращения к себе за то, что оставил ее в руках отца и брата.

— Ты должна была написать мне, рассказать, что они делают.

Она села.

— Как ты догадался о трезубце Еретика?

Я нахмурился.

— По крайней мере, один человек говорит мне правду, а не пытается скрыть ее, чтобы я почувствовал себя лучше.

Она отвела взгляд, в ее глазах вспыхнул гнев.

— Жасмин.

— Да, Жасмин. — Схватив Нилу за запястье, я заставил ее посмотреть на меня. — Сестра, которой я поручил охранять тебя. Женщина, которой ты должна была доверять и сказать, нужна ли тебе помощь или защита. — Мне захотелось встряхнуть ее. — И все же ты этого не сделала. Ты терпела и лгала мне, что все в порядке…

Она вырвала свою руку из моей хватки.

— А что мне оставалось делать, Кайт? Я думала, ты умер. Я стала кем-то, кого не узнаю. А потом услышала, что ты жив, и пообещала, что останусь такой, чтобы мы могли покончить с этим вместе.

Она опустила глаза, обрывая меня.

— Кроме того, я пережила и худшее. У меня просто был момент слабости перед тем, как прийти сюда сегодня вечером, вот и все.

— Это еще не все, и ты это знаешь. — Я тяжело сглотнул, когда ее эмоции кричали очевидное, а ее рот отказывался говорить. — Ты на грани, Нила. Я чувствую это. — Схватив ее за плечи, я встряхнул ее. — Черт возьми, ты сильнее их. Не дай им победить. Обещай мне.

Она пережила худшее от моих рук.

Позорный стул. Порка.

Но больше боли я причинил ей тем, что не был рядом.

— Боже, Нила.

Я поднял колени, вцепившись в них. Эта позиция была предпочтительной, когда я был ребенком. Колени подняты, руки скрещены, голова опущена — небольшая крепость от непреодолимой силы, которую я не мог преодолеть.

— Я никогда не прощу себе того, что сделал.

Мои глаза горели от ярости на то, кем я позволил себе стать. За то, что был так чертовски слаб.

Нила упала на колени, прижимаясь ко мне.

— Прекрати. Тебе не нужно прощение. Мы прошли через это.

— Я никогда этого не забуду. Пока живу.

Глядя в ее черные глаза, я поклялся: я никогда не перестану делать это для тебя.

Она грустно улыбнулась.

— Здесь не о чем говорить. — Обхватив мою щеку, Нила провела большим пальцем по моей нижней губе. — После того, что ты только что сделал для меня… подстриг мне волосы, вернул то, что я потеряла, — мы в расчете. Ты вернулся из мертвых ради меня, Кайт. Ты доказал, что способен на большее, чем слова.

Вырвавшись, я обхватил ее рукой, крепко прижимая к себе.

— Я не могу снова чувствовать твою боль. Это, бл*дь, калечило меня раньше, но сейчас убивает.

Она покачала головой.

— Единственная боль, которую я когда-либо почувствую, Джетро, — это если ты снова умрешь. — Она тихо фыркнула, изо всех сил стараясь разрядить обстановку. — Так что обещай, что не будешь этого делать, и все остальное будет хорошо.

— Единственная боль, которую я хочу терпеть, это боль, которую я терплю, защищая и заслуживая тебя.

— Что это значит?

Это означает, что у меня есть план покончить с этим, но в войне есть потери с обеих сторон.

— Ничего. — Откинув ее короткие волосы, я уткнулся носом в ее шею. — Я больше не хочу об этом говорить.

Между нами воцарилась тишина. Нила хотела задать еще несколько вопросов, колючки любопытства впились в мою кожу, как шипы, но она проглотила их.

— Ты не спросил меня, как я сбежала, чтобы увидеть тебя. — Вывернувшись из моих объятий, она легла на спину, похлопывая по одеялу рядом с собой. — Теперь они держат меня взаперти, чтобы я не могла сбежать через холл.

Снова откинувшись, я незаметно держался за заживающий бок, испытывая дискомфорт от усиливающейся боли.

— Как же ты выбралась?

Ее зубы блеснули в темноте.

— Я вскарабкалась по водосточной трубе возле своей ванной и использовала заросли на башне, чтобы спуститься на землю.

Я застонал.

— Черт, Нила.

Хоксридж эволюционировал на протяжении веков: внутренняя сантехника была новым дополнением с неприглядными трубами, разрушающими красоту фасада. Мои предки делали все возможное, чтобы скрыть их с помощью травы, выращивая лоскутное одеяло на здании. Это был бы легкий подъем, но не для тех, кто страдает головокружением.

— Это было глупо.

Если бы я знал, что ей придется красться, рискуя сломать себе шею, я бы не вызвал ее.

Кого ты обманываешь?

Я бы пошел за ней, если бы она не получила мою записку. Находясь в поместье — так близко, но так далеко, — я не мог этого вынести.

— Ты могла упасть. — Я провел пальцем по ее красивой шее под бриллиантовым венком. — Ты могла навредить себе ни за что.

— Ни за что? Ты вряд ли ничто. — Она вздрогнула от моего прикосновения. — Я бы прилетела сюда со сломанными крыльями, просто чтобы быть с тобой.

Воздух стал наэлектризованным.

— Ты делаешь меня лучше. — Прижавшись, друг к другу мы легли нос к носу. — Я хочу заслуживать тебя каждый гребаный день.

Ее губы приоткрылись, взгляд впился в мой рот. Ее мысли переключились с разговоров на секс, увлекая меня все глубже в свои чары.

Я пережил годы ужаса.

Прошел через столько стадий отрицания.

Изо всех сил старался вспомнить, кем я был под наплывом команд от Ката. Но одним взглядом Нила разорвала меня на куски и пролила свет на человека, о существовании которого я забыл. Человек, который нашел счастье в животных, а не в людях. Человек, который так старался угодить, но только сломался. И мальчик, который встретил девочку в прошлом, который был воспитан ненавидеть ее, сказал, что будет пытать и убьет ее, только чтобы найти в себе мужество любить ее вместо этого.

— Я хочу тебя. — Я наклонился, чтобы поцеловать ее. — Я всегда хочу тебя.

Наши губы соприкоснулись; ударные волны пробежали по моему позвоночнику. Мой член стал толще, и Нила снова взяла меня в заложники. Ее дыхание прерывалось, легкие хрипели. Я отстранился. Она была больна, и ей некому было помочь. Сколько еще гребаных секретов она скрывала от меня?

— Ты заболела?

Она покраснела.

— Ничего страшного. Просто простуда. Я в порядке.

Это была не просто простуда, и она была не в порядке. Я снова подвел ее. Но как бы я ненавидел ее ложь, я любил ее еще больше за то, что она была такой самоотверженной.

Я не заслуживаю этой женщины.

Нила снова прошептала мне в губы:

— Кроме того, сейчас все это не имеет значения. Ты вернулся. Мы можем бежать.

Я замер.

Бежать?

Больше некуда было бежать.

Она отстранилась, ее лицо медленно погрузилось в отчаяние.

— Подожди… ты ведь здесь ради меня, не так ли? — Ее голос дрожал. — Мы покидаем это место. Сегодня вечером мы бежим. Мы вылечим тебя и покончим с этим, когда ты будешь достаточно сильным. Ты должен забрать меня отсюда, Джетро. Я не могу вернуться. Я не могу.

Мое сердце сжалось. Я хотел вырезать свою душу, чтобы она поняла.

— Я здесь ради тебя, Нила. Тысячу раз здесь ради тебя.

Она попятилась назад, но я поймал ее запястье.

В ее глазах блестели слезы.

— Но сегодня ты не собираешься меня спасать?

Я собираюсь спасти больше, чем тебя. Неужели ты не понимаешь?

Так много жизней зависело от моих поступков… так же, как всегда.

— Мы не можем бежать. Я не собираюсь убегать снова.

Она вытерла слезу, отказываясь смотреть на меня.

Я застонал, проводя пальцем по полупрозрачной коже ее запястья.

— Бегство больше не вариант. Если я побегу зализывать раны, он снова победит. Сейчас у нас есть элемент неожиданности. Они думают, что я мертв. Это дает мне прекрасную возможность положить этому конец. Быть свободным. Это должно произойти сейчас.

— Но ты недостаточно здоров.

Взяв ее за руку, я положил ее себе на бок. Стиснув зубы от вспышки боли, я зарычал:

— Я доказал тебе, что жив, трахнув тебя. Я здесь, чтобы спасти тебя; это мое последнее слово. Но есть и другие, кого я должен спасти.

Она выдохнула, зная, что я прав, но не готовая принять это. Ее эмоции стали эгоистичными, она хотела оставить меня для себя. Она уже согласилась, что мы не можем сбежать, — это было написано на ее лице, — но это не остановило ее от обманчивого момента.

— Но если бы мы сбежали, то были бы свободны. — Нила подняла глаза и произнесла слова, которые не имела в виду. — У тебя есть деньги. У меня есть деньги. Мы могли бы исчезнуть. — Ее убежденность и эгоизм исчезли, как только она закончила.

Она вздохнула, ее сердцебиение замедлилось.

Я заправил короткие пряди ей за ухо, моя душа снова проклинала смерть ее великолепных волос.

— Ты уже знаешь, что я собираюсь сказать, и согласна со мной, но я все равно скажу. Бежать — не вариант. Вон все еще здесь. Текс. Компания твоей семьи. Ты хочешь сказать, что оставишь все это позади, когда всего через несколько дней все закончится навсегда? Почему мы должны убегать, если мы боремся за свою жизнь? Наше будущее здесь. Наши семьи здесь. Я никуда не уйду, и ты тоже.

Она поджала губы.

— Они отпустили Вона. Он вернется к моему отцу и, надеюсь, будет достаточно умен, чтобы спрятаться. Мы могли бы убежать. — Ее эмоции были переполнены страданиями.

— Мне нужно уйти, Джетро. Я не могу вернуться. Я не могу. Я сломаюсь. Я так близка к тому, чтобы сломаться. Я недостаточно сильна. Я не могу…

Я схватил ее, удерживая дрожащее тело.

— Успокойся. Я не прошу тебя возвращаться надолго. — Хотя это убивало меня, но я добавил: — Ты действительно веришь, что они освободили Вона? Они еще не сделали ничего хорошего; зачем им начинать сейчас?

Она замерла.

— Единственное, что мы можем сделать, чтобы обеспечить безопасность твоей семьи, — это сражаться. Ты самый храбрый человек из всех, кого я знаю, Нила. Ты доказала, что я достаточно силен, чтобы сделать то, что нужно. И я сделаю то, что нужно. Но для этого мне нужно, чтобы ты была рядом. Мне нужно, чтобы ты была со мной, а это значит, что мы не сбежим. Мы останемся здесь и будем бороться.

Нила покачала головой, хотя была полностью согласна со мной.

Я поцеловал ее в макушку.

— Ты такая невероятная, Игла. Такая красивая и сильная. Я покончу с этим, хорошо? Тебе просто нужно еще немного поверить в меня.

Она тихо плакала, прижимаясь ко мне. Она не могла выразить это словами, но дала мне разрешение. И я, бл*дь, любил ее за это. За то, что она была достаточно сильна, чтобы согласиться. За то, что была со мной, даже когда я так много просил.

Я понизил голос, и прошептал:

— Нила… я люблю тебя. Я больше никогда не причиню тебе боли. Однозначно, глубоко, полностью — мое сердце и душа принадлежат тебе. Я все исправлю, обещаю.

Взяв ее руку, я поцеловал костяшки пальцев.

— Ты же все еще доверяешь мне, да?

На ее губах промелькнула соблазнительная улыбка, а из глаз потекли слезы.

Вернулись воспоминания о том, как я спрашивал ее, доверяет ли она мне, когда я делился своими секретами. В самом начале она сказала «Да», хотя ее сердце кричало «Нет». Но к тому времени, когда я показал ей свою силу и занялся с ней любовью, она полностью мне доверяла.

В темноте ее кожа казалась бледно-кремовой. Мои губы жаждали поцеловать ее снова. Мой член рвался, чтобы оказаться внутри нее.

Ее глаза пронзили мою человечность и ту часть меня, которая была вечной.

— Я тебе доверяю.

Я не мог остановиться.

Я толкнул ее на спину и забрался на нее сверху. Ее короткие волосы развевались веером, словно черный нимб, спутываясь с сеном. Нила не остановила меня, когда я навалился на нее всем своим телом. Ее ноги раздвинулись, руки подняли ткань ночной рубашки, и она приветствовала меня, чтобы я втиснулся между ее восхитительных бедер.

Я застонал, когда ее тело расслабилось. Мой член напрягся в боксерах, желая снова наполнить ее.

Как бы мне ни хотелось оказаться внутри нее, я не хотел торопить события. Мои пальцы запутались в ее волосах, удерживая ее на месте. Нила извивалась, смягчаясь подо мной.

Закусив нижнюю губу, ее пальцы коснулись моего пояса.

— Если ты достаточно силен, чтобы сражаться сейчас, даже после того, как тебя подстрелили, докажи это снова. — Ее пальцы погрузились в мои боксеры, обхватывая член. — Докажи, что я могу тебе доверять.

Моя эрекция подпрыгнула в ее руке. Ее бриллиантовый ошейник сверкнул, когда я поцеловал ее грудь.

— Ты сводишь меня с ума.

— Хорошо. — Ее дыхание участилось. — Я хочу, чтобы ты был без ума. Без ума от меня. Одурманен.

Я взял ее за руку.

— Уже.

Тень пересекла ее лицо, принеся с собой мимолетные мысли, которые я не уловил.

Приподнявшись на локтях, я уставился на нее. О чем она думает? Неужели она мне не доверяет? Разве не поверила мне, когда я сказал, что никогда больше не допущу, чтобы с ней что-то случилось?

— В чем дело? — спросил я, мое сердце бешено колотилось. — Скажи мне, чего ты не договариваешь.

Она глубоко вздохнула, глядя в потолок.

— Ничего. Все идеально. — Ее пальцы сжали мой член. — Я хочу тебя, Кайт.

В ее голосе звучала любовь, но я не позволил ей сбить меня с толку. Не в этот раз.

— Скажи мне. Ты меня ненавидишь? Неужели ты втайне ненавидишь меня за то, что я сделал?

Я не смогу с этим жить.

— Как я могу загладить свою вину? — Мой голос стал прерывистым. — Как я могу доказать, что говорю правду? Что мне, бл*дь, жаль. Что ничто больше не будет…

Она заставила меня замолчать, прижав палец к моему рту.

— Ты больше ничего не можешь сделать. Я верю тебе.

Она говорила одно, а думала совсем по-другому.

Я ненавидел, когда люди лгали. Это запутывало меня в гребаные узлы, когда я пытался понять истинное значение. Это было проблемой с самого детства. Кат приказывал мне делать одно, но его хладнокровная жестокость заставляла меня делать другое. Кестрел с самого раннего возраста научился не лгать мне. Мне нужна была предельная честность, чтобы выжить в семье с таким количеством противоречивых идеалов и иерархий.

— Ты не можешь лгать мне, Нила.

Моя кровь сгустилась от надвигающейся катастрофы. Что она скрывает? Уничтожит ли меня, то, что она скрывает? Я прижался лбом к ее лбу.

— Ты не можешь ничего от меня скрывать. Я знаю, что ты что-то недоговариваешь, и пока не прояснишь ситуацию, это затмит все вокруг, пока не сведет меня с ума.

Ее лицо напряглось.

— Твое состояние может быть настоящей болью, знаешь об этом?

Я криво усмехнулся.

— Ты только сейчас заметила?

Юмор не уменьшил напряжения между нами.

— Выкладывай. Сейчас.

Одна слеза сбежала по ее щеке.

Бл*дь.

— Нила… не надо.

Нежно я слизал соленую каплю, взяв на себя ее грусть и поклявшись превратить ее в бесконечное счастье. Она заслужила столько счастья. Вечное счастье.

И я дам его ей.

Моя грудь была вскрыта от эмоций.

— Мне очень жаль, Нила. — Зарывшись лицом в ее волосы, я крепко сжал ее. — Прости меня за все… за то, кем я являюсь, за то, что требую от тебя, за то, что не могу исправить.

Ее руки обвились вокруг меня.

— Тебе не нужно ничего исправлять, Джетро. Ты каждый день испытываешь воздействие. Ты такой сильный, проведя детство здесь. Ты создал механизмы, чтобы защитить себя. Только…

— Только? — Я провел кончиком пальца по ее щеке. — Продолжай…

Она напряглась, нерешительность и нежелание просачивались из нее. Глубоко вздохнув, она выпалила:

— Я знаю, что люблю тебя. Я никогда не была ни в чем настолько уверена, но не могу не задаться вопросом, любишь ли ты меня.

Я отпрянул от нее.

— Что?

Она не смогла бы причинить мне больше боли, даже если бы попыталась.

— Как ты вообще можешь думать о таком? Что я только что сказал? Ты думаешь, я тебе врал? — Я скатился с нее, дрожа от ярости. — Что это, бл*дь, значит?

Она села, сцепив пальцы.

— Я просто хочу сказать… ты чувствуешь то же, что и другие. Может быть, ты отражаешь то, что я чувствую к тебе? Откуда ты знаешь, что реально, а что нет? Это заставляет меня задуматься, не заставила ли я тебя полюбить меня. Что любая женщина, которая заботилась бы о тебе после жизни с Катом и Бонни, заставила бы тебя влюбиться, — не влюбиться, а отразить ее привязанность. — Ее глаза блестели от непролитых слез. — Как я могу быть уверена, что ты знаешь, что чувствуешь, а не я вкладываю эти мысли в твою голову?

Я оттолкнулся от тюка сена, не в силах усидеть на месте.

— Бл*дь, я не могу в это поверить.

Как она могла быть такой невежественной? Было так бессердечно говорить, что я настолько потерян, что не знал своих собственных желаний и мечтаний. Как она могла спросить об этом после того, как я постриг ей волосы и чуть не заплакал от ее боли?

— Я человек, Нила. У меня те же мысли и чувства, что и у остального населения.

Она опустила голову, темные волосы закрыли ее лицо.

— Да, но у тебя их гораздо больше. Твое положение, Джетро, — то есть, когда ты привел меня в Хоксридж, у меня была одна цель: заставить тебя полюбить меня, чтобы я могла использовать тебя, чтобы освободить меня. — Она сглотнула, ее глаза зажмурились от признания. — Что, если мне это удалось?

Конечно, тебе это удалось.

Но я влюбился в нее по собственной воле.

Я должен быть потрясен, но на самом деле… я знал это с самого начала. Я чувствовал ее заговор, она подталкивала меня впустить ее. Дело в том, что… ей не нужно было заставлять меня любить ее. Это было… задолго до того, как она начала свои игры. Еще до того, как заставила меня поцеловать ее, я отдал ей свое сердце, не зная об этом.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— Нет? С тех пор, как ты сказал мне, кто ты, мне стало интересно. Когда ты умер, меня убивала мысль, что я никогда не узнаю правды. Никогда не узнаю, чувствовал ли ты ту глубину, которую я испытываю к тебе… или боль, которую испытала, когда тебя у меня отняли.

Проведя руками по волосам, я чувствовал, что мой бок горел от боли. Ее слова хлестали меня, как тысяча пуль. Как эмпат (прим. пер. Эмпатия — осознанное сопереживание текущему эмоциональному состоянию другого человека без потери ощущения происхождения этого переживания), я ежедневно подвергался сотням эмоциональных волнений. Каждую секунду я был на волосок от потери рассудка.

Но это не означало, что я копировал самые сильные эмоции. Это не означало, что я слаб и не могу думать самостоятельно. Во всяком случае, мое состояние сделало меня сильнее. Я не только подвергал перекрестному анализу каждое мнение и чувство, но и научился ограждать свои собственные выводы от того, чтобы их порочили другие.

Мои истинные эмоции были в крепости, нетронутые и чистые, и я точно знал, что чувствовал к ней, — несмотря на то, что она солгала мне.

Она не доверяет мне.

Я перестал метаться, повернувшись к ней лицом.

— Это то, о чем ты думала все время? Что я не люблю тебя по-настоящему?

Ее кожа покрылась мурашками; она отвела взгляд.

— Честно говоря, я не хотела думать. Мне хотелось верить в фантазию, а не разрывать наши отношения. Последний месяц был сущим адом, не стану этого отрицать. В те первые дни, когда я думала, что ты мертв, я тоже хотела умереть. Но когда ты вернулся… все это кажется прекрасным, чтобы быть правдой. Как я могу верить, что ты здесь ради меня? Что ты спасешь меня? Покончишь с этим?

Ее глаза сузились, глядя на меня.

— Ты хочешь сделать это для меня или для себя? Потому что если это для меня, то как ты можешь выбирать свою семью вместо девушки, которая заставила тебя полюбить? Как ты можешь даже думать о том, чтобы убить своего отца — как бы ужасно он не поступал с тобой, — если ты не можешь быть уверен, что я не манипулировала тобой так, как Кат все эти годы.

Я отступил.

Она успешно разрезала мою душу на ленты, заставив меня усомниться в том, что ее чувства ко мне были искренними. Неужели все это было притворством, чтобы привлечь меня на ее сторону?

Не верь в это.

Нила смутила меня, — разорвала на части единственное, что было правдой в моей жизни, и заставила усомниться.

Будь она проклята! Будь проклято все это.

Сознательно я потерял бдительность и позволил своему состоянию дотянуться до нее, попробовав ее коктейль похоти и паники.

Я сделал все возможное, чтобы найти нить лжи. Чтобы убедиться, что ее привязанность ко мне не полная херня. Но в отличие от моего отца и его редких моментов товарищества и уважения, здесь не было угрюмого подтекста или пассивно-агрессивного контроля.

Нила была честна и правдива. Она любила меня. Возможно, она не собиралась меня любить, но это все равно случилось.

Вздохнув, я опустился перед ней на колени.

— С тобой все наоборот, Нила.

Она покачала головой.

— Я не виж…

— Ты не видишь, потому что не до конца понимаешь.

Я посмотрел на желтое сено, желая, чтобы мы оказались в безопасном и ярком месте. Этот разговор породил между нами тени, которые не имели права существовать.

— Да, на меня больше влияют эмоции других людей, но я все еще сам по себе. У меня все еще есть право выбора и размышления. Я был среди женщин. Я был рядом с друзьями и врагами. Я жил нормальной жизнью, как и любой мужчина, и мог бы найти счастье, если бы захотел.

Она вздрогнула. Ее пальцы теребили ночную рубашку.

Улыбнувшись, я сжал ее трепещущие пальцы.

— Но, Нила, я управляю своим сердцем. Я позволил тебе влиять на меня? Нет. Я впустил тебя, потому что видел, какая ты сильная и храбрая. Я впустил тебя, потому что вспомнил девушку, с которой познакомился, и то, что чувствовал рядом с ней. Я впустил тебя, потому что увидел кого-то потерянного и такого же контролируемого, как и я, когда впервые послал тебе сообщение.

Она ахнула, дрожа в моих руках.

Я не закончил.

— Я завидовал тому, что девушка, которой суждено умереть за грехи своих предков, оказалась более храброй, чем я когда-либо мог быть. Я влюбился в твое упорство. Твое бесстрашие. Твои недостатки. Я влюбился в тебя, потому что ты научила меня доверять себе — верить, что у меня есть сила стать лучше.

Поднявшись с колен, я обхватил ладонями ее лицо, мой голос дрожал от правды.

— Ты сделала меня лучше, показав, а не заставив. Я влюбился в тебя, потому что ты для меня единственная. Не потому, что ты была женщиной в моем доме и постели. — Я сел рядом с ней. — Как низко я пал в твоих глазах, если ты думаешь, что я могу опуститься до такого уровня?

Мое сердце перестало биться. Сможем ли мы когда-нибудь обрести счастье, или всегда будут сомнения, омраченные обстоятельствами и прошлым?

Она думает, что я бессилен.

Что я не боролся за нее так же, как она за меня.

И она права.

Я запер свои истинные желания в пользу повиновения отцу. Я позволил ему контролировать мою жизнь, когда должен был взять на себя ответственность за свои поступки. Но теперь я знал это. Теперь я был достаточно силен.

Из-за нее.

Осторожно перевернул ее на спину, снова забрался на нее сверху и скользнул между ее бедер.

— Ты веришь мне сейчас? — Я поцеловал ее. — Ты веришь, что мои мысли принадлежат мне? Что мое сердце знает, что это мое решение, а не твои манипуляции? — Я снова поцеловал ее. — Что все правильно между нами. Вот увидишь. Я докажу тебе, что мои чувства не является побочным явлением моего состояния или чем-то, что я не могу контролировать. Я докажу тебе, что добровольно отдал тебе свою душу еще до того, как ты узнал меня.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что показал мне, насколько я глупа.

Я усмехнулся, снова становясь твердым, желая ее так сильно.

— Просто доверься мне.

Она застонала, ее рот искал мой.

— Я доверяю тебе. Я буду доверять тебе.

В тот момент, когда наши губы соприкоснулись, мы забылись.

Мы поглотили друг друга, отчаянно желая подтвердить сказанную правду телесной любовью. Между нами было слишком много неверно истолкованных выводов. Мне нужно было показать ей, что я имею в виду каждое слово. И тогда реальность должна вмешаться. Придется рассказать ей о своих планах и подготовить ее к тому, что произойдет дальше.

— Можно? — Я скользнул рукой по ее ночной рубашке, отодвигая хлопок.

Ее бедра задрожали под моим прикосновением. Она судорожно вздохнула, когда мои пальцы коснулись ее сердцевины.

— Да…

Ее разрешение заставило мой член дернуться от желания. Я стиснул зубы, проводя пальцем по ее складкам.

— Теперь, когда мы прояснили ситуацию, я хочу знать кое-что очень важное.

Она выгнулась, когда татуированный кончик моего пальца «ННУ» приподнялся, чтобы прижаться к ее клитору.

— Ох? И что же это?

Я прикусил ее нижнюю губу.

— Ты скучала по мне?

Я медленно ввел в нее один палец.

Она открыла рот и скользнула своим языком по моим губам.

— Очень сильно.

— Как сильно?

Пальцами она скользнула в мои волосы, крепко сжимая их. Она поцеловала меня изо всех сил, которые у нее были. Мое дыхание участилось, мой бок горел.

Отпустив меня, Нила застенчиво улыбнулась.

— Вот так.

Я не сводил с нее глаз, пока вводил палец, растягивая ее внутренние мышцы, заявляя на нее права.

— Хороший ответ.

Она дернулась, когда я просунул в нее второй палец.

— Не могу дождаться, чтобы заполнить тебя. Чтобы доказать, что то, что я чувствую, реально.

Нила была так напряжена, ее тело сопротивлялось моему вторжению.

Большим пальцем я погладил ее клитор. Она задрожала от удовольствия, ее руки схватили мою футболку.

— Еще…

Мой рот наполнился слюной, я хотел почувствовать ее вкус. Я был опьянен и хотел поклоняться ей. У нас не было времени. Я должен был обеспечить ей безопасность и подождать, пока все это закончится, но не мог остановиться.

— Я дам тебе больше.

Скользнув вниз по ее телу, я задрал ее ночную рубашку выше талии, открывая ее блестящую киску.

Ее глаза широко раскрылись, когда я заключил ее бедра в свои руки и склонил голову над ее темными кудрями.

— Кайт…

Мое сердце подпрыгнуло. Я усмехнулся.

— Я когда-нибудь говорил тебе, как мне нравится, когда ты меня так называешь?

Прежде чем она успела ответить, я засосал ее клитор в рот.

— О боже!

Ее ноги судорожно сжались вокруг моей головы.

Я наслаждался ее вкусом, сводя нас обоих с ума. Она извивалась на одеяле, пытаясь освободиться от моего ищущего языка.

Я не позволил ей.

— Кайт, О… ты мне нужен.

Я улыбнулся.

— Это можно устроить.

Я отчаянно погрузил в нее свой язык.

— Вот дерьмо!

— Ты не уточнила, какая часть меня тебе нужна, так что я позволю себе вольности, если ты не возражаешь.

Я снова погрузил в нее свой язык, облизывая, пьянея… именно так, как хотел.

Мой член пульсировал, подергиваясь внутри боксеров.

— Я хочу тебя… всего тебя!

Я усмехнулся, проводя языком вверх, кружась вокруг ее клитора, прежде чем снова войти в нее.

— Я уже весь твой.

Нила схватилась за сено, ее ноги крепко сжались, когда я стал лизать ее сильнее.

Ее вкус одурманил меня. Мне нужно было больше. Мой темп увеличился, кружась, показывая ей, что я, бл*дь, жив и здесь, и никогда не причиню ей боль снова.

У меня заломило зубы от желания укусить ее.

Мои бедра раскачивались, желая войти в нее, но я не прекращал доставлять ей удовольствие — пока нет. Пока она не кончит и не примет мой подарок. Дар всего, чем я был.

Ее ногти вцепились мне в волосы.

— Довольно. Мне нужен твой член.

Я покачала головой, посасывая сильнее.

— Еще нет.

Снова дразня ее вход, я выдохнул:

— Каждую ночь разлука была долбаной пыткой. Каждый раз, когда закрывал глаза, я мечтал о тебе. — Мой палец заменил язык, пока я играл с ее клитором, даря ей неземное наслаждение.

— Ты хочешь знать, какие фантазии были у меня, пока я исцелялся?

Она застонала.

— Я приму это как «да».

Засунув два пальца в ее киску, я промурлыкал:

— Я не представлял тебя так, как ты думаешь. Да, я становился твердым, представляя тебя, привязанной к моей кровати и принимающей все, что я тебе даю. Я мучил себя образами твоих твердых сосков и раскрасневшейся кожи.

Нила застонала, когда я качнулся сильнее.

— Но не эти образы сводили меня с ума. — Я поцеловал внутреннюю сторону ее бедра. — Знаешь, что это было?

Она посмотрела вниз, встретившись со мной взглядом.

Затем кивнула.

Я улыбнулся, вновь выполняя свою задачу — поклонение этой женщине.

— Это был сон, который дал мне надежду. Сон, в котором мы делаем обычные вещи. Говорим об обычной жизни. Не только любовники, но и друзья. Я хочу знать тебя как свои пять пальцев, Нила. Я хочу знать о тебе все.

Ее ноги дрожали вокруг моих плеч. Ее ониксовый взгляд соответствовал темноте конюшни.

— Я тоже этого хочу.

Она захныкала, когда я укусил ее. Со злым влажным облизыванием я закинул ее ногу себе на плечо, давая лучший доступ и глубину.

Ее кожа горела, пылая вожделением. Часть меня хотела довести ее до оргазма. Испить каждую каплю, когда она кончит мне на язык. Но другая хотела, чтобы Нила уютно устроилась в моих объятиях, ее ноги обвились вокруг моих бедер, наши тела давали, брали, вели, жаждали.

— Я хочу, чтобы ты вечно была моей.

— Вечно.

Ее бедра непроизвольно выгнулись, ища большего.

Я положил руку ей на низ живота, удерживая, пока поглощал ее своим ртом.

— Джетро… пожалуйста.

— Чего ты хочешь?

— Тебя. Я хочу тебя. Всего тебя. Каждую часть тебя. Только тебя.

Во рту пересохло. Я не мог ей отказать.

Ее глаза были безумными, когда я убрал пальцы и начал пробираться вверх по ее телу. Не отводя взгляда, я слизнул ее влажность с пальцев и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы.

— Попробуй себя на мне. Знай, что я полностью принадлежу тебе

Она застонала, соблазняя меня своим доверием.

— Я хочу, чтобы ты был внутри меня. Я хочу почувствовать тебя глубоко, ты сводишь меня с ума.

Она была моей последней фантазией, ставшей реальностью. Темные волосы, гибкое тело, порочная сила и неоспоримая мощь. Я облизывал ее, но вместо того, чтобы чувствовать, что отдал ей часть себя, я чувствовал, как будто она дала мне больше. Намного больше.

Схватив ее за запястья, я зажал их над ее головой. Сено хрустело под одеялом, кололо колени, щекотало незащищенную кожу. Но это была лучшая чертова кровать в мире, потому что здесь были только мы. Никаких камер. Никаких замков. Никакого страха.

— Боже, я хочу тебя, — мой голос был грубым, я был одержим ею.

Ее губы были красными и опухшими, под цвет сосков, просвечивающих сквозь белый хлопок. Я никогда не видел ее такой сексуальной.

— Я хочу, чтобы ты стонала, — мне нужны те невероятные звуки, которые ты издаешь, когда я скольжу в тебя.

Ее губы приоткрылись

— Я сделаю все, что ты хочешь, если ты перестанешь болтать и трахнешь меня.

Я засмеялся.

— Твое желание для меня закон.

Устроившись над ней, я стянул джинсы и боксеры до колен и уперся локтями по обе стороны от ее головы. Я должен был больше поддерживать свой вес, но мне нужно было чувствовать ее под собой. Чтобы она знала, что мое тело и душа окутывают ее, — что я буду защищать ее вечно. Что она — моя.

— Впусти меня, — прошептал я, толкаясь широкой головкой члена в ее киску.

Нила дернулась в моих руках, когда я толкнулся вверх, проскальзывая сквозь ее возбуждение, овладевая ею так же уверенно, как она мной. Мои руки задрожали, когда она схватила меня за задницу, притягивая меня к себе.

Я не мог этого вынести. Это было слишком хорошо. Слишком интенсивно. Так, бл*дь, дико.

Я застонал, уткнувшись лицом в ее шею. Без предупреждения рванулся вверх, полностью пронзая ее своей толстой длиной.

Благодаря своей влаге она приняла без помех каждый дюйм.

— Господи, Нила.

Я прижался к ней бедрами, когда она захныкала.

— Еще. Еще!

Отчаяние в ее голосе взяло меня в заложники. Я сделал это. Я сломал ее, будучи застреленным, и заставив усомниться в моей привязанности к ней.

Я принадлежал ей целую вечность. Я бы провел остаток своей жизни, заставляя ее поверить в это.

Ее горячая влажность сжималась вокруг меня, сводя с ума. Я толкнулся сильнее.

Мы быстро перешли от занятий любовью к траху, — стараясь, изо всех сил, поглотить друг друга, движимые потребностью причинить боль, и доставить удовольствие.

Ее губы коснулись моего подбородка.

Мгновенно я приблизил свой рот к ее губам, соприкасаясь с ней, имитируя движение наших бедер.

Я застонал.

— Когда я увидел, что ты идешь к конюшне, я влюбился в тебя еще больше. — Я толкнулся сильнее. — Когда ты позволила взять то, что я хотел, когда ты позволила доставить тебе удовольствие своим ртом, я отдал тебе последний кусочек своего сердца.

Нила откинула голову назад, пот блестел на ее шее.

Я слизнул его, избегая ледяных бриллиантов.

— Такая красивая. Настолько идеальная.

Мой желудок сжался. Я сжал пальцы вокруг ее запястий, наслаждаясь быстрым биением ее пульса.

— Я никогда тебя не отпущу.

Ее глаза затуманились похотью.

— Я не знаю, кто я без тебя. — Она выгнулась, целуя меня, постанывая от моих толчков. — Я верю в тебя.

Я хотел осыпать ее поцелуями.

— Я никогда не привыкну к тому, что ты хочешь меня.

— Хочу тебя? — Ее глаза вспыхнули. — Джетро, я — это ты. Без тебя я не полноценный человек.

Я вздрогнул, когда ее слова сжали мое сердце.

— Бл*дь, Нила.

Прижав ее ближе, погрузился глубже.

Она застонала, ее внутренние мышцы напряглись.

— Черт, это так хорошо.

Нила закрыла глаза, прижимаясь грудью ко мне, напоминая мне, что мы все еще одеты, все еще заперты от полной свободы.

— Ты так глубоко.

— Я могу войти глубже.

Она застонала, когда я начал трахать ее быстрее. Мой бок болел с каждым толчком, но оргазм закручивался спиралью. Мои яйца вспыхнули, и восхитительное нарастающее давление в основании позвоночника сжало мою челюсть.

— Я, бл*дь, так сильно хочу кончить.

— Тогда кончай.

— Я хочу кончить на тебя, в твою киску, в твой рот. Я хочу тебя всеми возможными способами. Я хочу от тебя всего.

— Я тоже этого хочу.

— Я хочу, чтобы ты была на спине, на коленях, на животе, прислонившаяся к стене, везде. Я мог бы трахать тебя всю оставшуюся жизнь, и все равно этого не было бы достаточно.

Я целовал ее, посасывая ее язык, превращая каждый шепот и прикосновение в заряд эротической страсти.

— Боже, я близко.

Нила ответила на мой поцелуй, влажный и страстный — ее губы кружили, снова похищая мою душу. Ее бедра сжимали мои бедра, заключая меня в тюрьму, пока я входил в нее снова и снова.

— Я кончаю… Боже, я кончаю.

Я толкнулся сильнее, отдаваясь блаженству и звездам.

— Кончай. Бл*дь, я хочу, чтобы ты кончила.

— Кончи со мной.

— Это было бы моим гребаным удовольствием.

Все остальное не имело значения. Ничего, кроме блаженства и единения.

Мы сдались.

Наши движения стали дикими, стремясь к одной цели, пожирая друг друга в порыве греха.

— Трахни меня. О, Кайт. Люби меня. Трахни меня. Наполни меня.

Я больше не мог держаться. Зарывшись коленями в сено, я дал ей то, что она хотела. Жил в ее просьбах и трахал быстрее, пока раскаленная боль не пронзила мой организм.

Я погрузился в нее, наши стоны заглушали звуки траха.

Ее тело напряглось.

Я качнулся сильнее, создавая трение о ее клитор. Мои яйца ударились об изгиб ее задницы, сено покалывало, как крошечные иглы. Наши тела сражались друг с другом… идеальный выход для бурных эмоций.

Я толкался снова, и снова, и снова.

— Бл*дь, я кончаю.

Ее спина выгнулась, ее сердцевина сжалась, мне не хотелось больше нигде быть.

Ее ноги крепко обвились вокруг моей талии. Я вскрикнул, когда ее колено задело мою травму.

— Да!

Она кончила жестко и яростно, сжимаясь вокруг меня, вытягивая болезненное удовольствие из каждого дюйма.

Оргазм накрыл меня без предупреждения, взрываясь, как гроза, сквозь каждый мускул. Словно молнии и капли дождя, я извергал в нее свою гребаную душу.

Одно можно было сказать наверняка: я не просто кончил. Я был разрушен.

И только Нила была способна собрать меня воедино.

ГЛАВА 19

Нила

Время ― мой злейший враг.

Оно никогда ничего хорошего не приносило.

В мгновение ока пролетали хорошие моменты и счастливые воспоминания. И бесконечно долго тянулись неприятные переживания и несчастные обстоятельства.

Сейчас больше всего мне хотелось заснуть в теплой конюшне с Джетро, обернутым вокруг меня, и окутанной свежим запахом сена, но все, на чем я могла сосредоточиться, было… ограниченное время.

Мы выкроили все, что могли, и теперь все кончено.

Я посмотрела на Джетро. Моя новая прическа щекотала подбородок. Мое сердце замирало от любви к нему и от того, что он сделал.

Он в одиночку вернул меня с края пропасти, вернул мне самооценку, придал сил… на некоторое время.

Джетро натянул джинсы и застегнул их. Не говоря ни слова, встал с тюка сена и помог мне подняться. Мы не говорили о том, что произойдет дальше, но я уже знала. Он хотел отправить меня обратно.

Он снова меня бросает.

Печаль и страх покалывали мой позвоночник.

Я не могу вернуться.

Но у меня не было выбора.

Я сломаюсь.

Но должна оставаться сильной.

Я не могла смотреть на него, пока он разглаживал мою ночную рубашку, поправлял пальто и выдергивал непослушные ветки соломы из моих волос.

Скажи это. Скажи мне, что после всего, что случилось, мы расстаемся.

Джетро напрягся, явно чувствуя мое разочарование и ужас.

Время снова встало между нами. Я возненавидела его еще больше.

— Нила… прекрати. — Обняв меня, он поцеловал меня в щеку. — Ты уже знаешь, что я собираюсь сказать. Я чувствую это.

Я прижалась к нему, несмотря на то, что хотела оттолкнуть его. Все эти разговоры о моей безопасности, и все же он ожидал, что я вернусь в логово монстра без него.

Пожалуйста, не делай этого… возьми меня с собой.

— Что ты собираешься делать?

Я ощутила аромат его кожи, вздрогнув от странного запаха антисептика и мускуса. Обычно от него так вкусно пахло, но сейчас он напоминал мне о смерти и страдании.

— Что бы ты ни задумал, не делай этого. Мы все еще можем уехать. Сегодня вечером.

Время больше не хочет нас разлучать. И это прекрасно.

Я хотела создать свое собственное пространство, где мы бессмертны и живем вечно в безопасности и счастье.

Но ты же знаешь, что он прав.

Как бы мне ни хотелось, я не могла оставить Вона, а он не мог оставить Жасмин. И если Кестрел когда-нибудь очнется, Джетро должен был вернуть его в безопасный дом. Как бы мне ни хотелось кричать и умолять, я подавила свою слабость. Я была на его стороне… и сделаю все, что он попросит, даже если бы это было самым трудным из того, что я когда-либо делала.

Проклятые обязательства и здравый смысл. Разве я не заслужила какой-нибудь нереальной фантазии, в которой мы могли бы сбежать в закат и жить долго и счастливо?

Почему жизнь не может быть, как сказка?

Джетро вздохнул, крепко обнял меня. Его мышцы вибрировали, сердце бешено колотилось. Он был жив, в моих объятиях, и его оргазм высыхал на внутренней стороне моего бедра.

Он жив.

Я должна была верить, что он останется таким, чтобы осуществить то, что задумал.

— Мне нужно положить этому конец, Нила. — Джетро отстранился, глядя мне в глаза. — Ты не хуже меня знаешь, что мы не можем быть свободны, пока не разберемся с этим.

Раны на моей груди вспыхнули, соглашаясь с ним. Мы достаточно настрадались… настала их очередь.

Мой взгляд упал на его талию. От моего внимания не ускользнуло, что он отказался снять футболку. Однако он не мог скрыть небольшое кровавое пятно, пробивающееся через светло-серый материал.

Я потянулась к нему.

Обхватив себя рукой, он отшатнулся — пристально глядя на меня, заставляя усомниться в его убежденности в том, что он достаточно силен, чтобы сделать задуманное.

— Один день, самое большее два. Все будет кончено, и мы наконец-то будем счастливы

Я отрицательно покачала головой.

— Что-нибудь случится. Так всегда бывает.

Навернулись слезы. Я ненавидела свою слабость, но не могла отрицать этого… мысль о возвращении в Хоксридж в одиночку превращало меня в камень.

— Я не могу вернуться, Кайт. Пожалуйста, не заставляй меня.

Я словно попрошайка.

— Они причинили мне боль. Они почти победили. Я знаю, что ты веришь в меня, но я, честно говоря, не верю в себя. Пожалуйста… пожалуйста, не заставляй меня возвращаться.

Я не могла унять дрожь. У меня не было сил вернуться туда.

Джетро поцеловал меня в макушку.

— Ты была чертовски сильной… намного сильнее меня. Я отправил Жасмин записку, в которой рассказал о своих планах. Я попросил ее придумать предлог, чтобы задержать тебя в своей комнате. Она будет присматривать за тобой. Она скажет, что ты учишь ее шить или что-то в этом роде — Его голос понизился от любви. — Она позаботится о том, чтобы в течение двух дней ты была в безопасности и не попадала в их руки.

У меня не хватило духу сказать ему, что сила Жасмин минимальна и с каждым днем все больше ускользает. У Бонни были способы ограничить Жасмин. Я не забуду, что старая ведьма отравила ее за то, что она пошла против дорогой бабушки.

Если Бонни узнает, что Жасмин против нее…

— Что ты собираешься делать? Два дня слишком много.

Опять время.

Враг для всех нас.

Игра со смертью.

— Я собираюсь обратиться за помощью.

Челюсть Джетро дернулась, как будто мысль о признании того, что ему нужна помощь, разочаровывала его.

— К кому?

Он нахмурился.

— Предоставь это мне. Не беспокойся об этом.

— Скажи мне. Я хочу знать.

— Тебе нужно вернуться, пока они не обнаружили, что ты пропала. — Он сузил глаза. — Не лезь по водосточной трубе. Пройди через парадную дверь и попроси Жасмин дать тебе ключ. Утром она сотрет запись с камер.

Я сделала шаг назад, мне нужно было отстраниться, чтобы уйти, не становясь на колени и не умоляя его забрать меня с собой.

— Ты меняешь тему. Расскажи мне, что ты задумал.

Джетро вышел из стойла, заставив меня последовать за ним по проходу.

— Что ты хочешь знать?

Почему он не может понять, что, попросив меня о доверии и добровольном возвращении в поместье, он обязан мне всем?

Я делаю все, чтобы не показать тебе, как я напугана. Как одинока. Как сломлена. Ты должен дать мне что-то, за что я могу зацепиться. Что-то, что сделает меня сильной.

— Я хочу знать, что ты собираешься делать.

Оглянувшись через плечо, Джетро схватился за бок.

Мне показалось или его кожа стала бледнее? У него лихорадка?

Я хотела привязать его к кровати и ухаживать за ним, пока он полностью не поправится. Ему предстояло пройти еще долгий путь, — каким бы непреклонным он ни был.

Его золотистые глаза блеснули в темноте.

— Хорошо, я позвоню Киллу. Парню, с которым ты познакомилась в Алмазном переулке. Я собираюсь заручиться его помощью.

— Он поможет?

— Скажем так, у нас есть соглашение. Он поможет.

— Но он же в Штатах. Ему понадобится два дня, чтобы добраться сюда.

Джетро резко развернулся и положил руки мне на бедра.

— Я планирую связаться кое с кем еще. Тем, кто участвовал в заговоре в последний месяц. Тем, кому надоело все это так же, как и мне.

Мое сердце екнуло. Вон?

— Кто это?

Джетро поцеловал меня в щеку, нежно откинув волосы.

— Твой отец.

Я замерла.

— Текс?

Он кивнул.

— Последние несколько недель Арч был занят. Пока лечился, я наблюдал за ним. Он собирает армию, Нила, — на этот раз не просто средства массовой информации, а настоящую команду. Он готов к охоте, и я дам ему идеальную цель.

— Как… откуда ты знаешь?

Его зубы блестели от гнева и решимости.

— Я изучил его биографию. Потянул за пару ниточек, чтобы выяснить, не было ли непоследовательных расходов на его счетах.

— Вау…

— Э, Джет?

Из темноты появилась фигура.

Я подпрыгнула. Однако вместо того, чтобы прятаться за спиной Джетро, как я сделала бы несколько месяцев назад, ища защиты, я бездумно встала перед ним. Мои руки подняты, кулаки сжаты, зубы вызывающе оскалены.

Возможно, я почти сломлена, но защищала тех, кого любила.

Горбун подошел ближе, прячась в тени.

— Впечатляющая поза, Нила. Но если ты хочешь довести дело до конца ударом, убедись, что большой палец находится снаружи кулака. Иначе ты его сломаешь.

Я прищурилась, когда фигура сбросила две сумки с плеч на булыжники. Громко хлопнув ими о насыпь в ночной тишине.

— Фло?

Низкий смешок достиг моих ушей, когда он вышел из темноты.

— Привет, Нила.

Его глаза скользнули по мне, расширяясь от понимания того, чем мы с Джетро занимались.

Джетро обнял меня сзади и поцеловал в щеку.

— Я не думал, что смогу любить тебя больше. Но сейчас ты доказала, что я ошибаюсь. Спасибо, что защитила меня

Мое сердце разрывалось.

Отпустив меня, он обошел вокруг и протянул руку.

— Еще раз ты заслужил мою благодарность.

Фло кивнул, пожимая руку Джетро.

— Жасмин сказала. У меня есть то, о чем ты просил, и никто не догадывается. — Его взгляд упал на меня. — Я могу отвезти тебя обратно в поместье, Нила. Обеспечу алиби, если кто-нибудь встанет в этот безбожный час. — Порывшись в кармане, он вытащил ключ. — У меня есть ключ от твоей комнаты.

Джетро потер подбородок.

— Это неплохая идея. Придумай достойное оправдание. — Он прищурился и посмотрел в мою сторону. — Ты болела гриппом, — ты не можешь этого отрицать, — я слышу его в твоих легких. Используй это как повод для полуночных блужданий. Тебе нужно было лекарство. — Его лицо потемнело. — Сомневаюсь, что ты просила об этом, пока болела.

Я отвела взгляд.

— Что я делаю, когда тебя нет рядом, — мое дело. Точно так же, как твоим делом было получить пулю и заставить нас всех поверить, что ты мертв.

Слышишь, что я говорю? Я больше не жертва, — я могу за себя постоять, независимо от того, поможешь ты мне или нет.

Джетро стиснул зубы.

Фло рассмеялся.

— Неприятности в раю, да?

Ворча себе под нос, Джетро сменил тему.

— Тебе удалось его поймать?

Фло ухмыльнулся, его сильная челюсть была покрыта темной щетиной.

— Сначала он был словно черт, но ничего такого, с чем не справилась бы горсть овса.

Указав на сумки, он добавил:

— Здесь медикаменты, вода и еда, этого хватит на неделю. Одежда, палатка и все необходимое для выживания. Сомневаюсь, что ты захочешь развести огонь, чтобы они увидели дым, поэтому принес газовый обогреватель, чтобы согреться и для приготовления еды, электрическое одеяло, работающее от солнечной энергии.

Мои глаза расширились.

— Подожди, зачем ему все это?

Джетро повернулся ко мне.

— Потому что, возможно, я и сказал, что ты вернешься в поместье одна, но я обещал, что никогда больше не оставлю тебя.

Он взял меня за руку, уводя от Фло на улицу, туда, где луна заливала двор. Раньше здесь было пусто и тихо. Теперь Вингс терпеливо стоял, ждал своего хозяина, со скукой подняв заднее копыто.

Увидев черного зверя, я снова наполнилась надеждой.

Я обернулась в объятиях Джетро.

— Ты будешь рядом?

— Да. Остаюсь на территории.

Его глаза потемнели, когда он вытащил серебристый телефон.

— Я буду посылать тебе сообщения. Вчера я послал тебе пару, ты не ответила на них. У тебя забрали телефон?

Нет, я просто была поймана в ловушку трезубцем еретика и мучилась.

Я отрицательно покачала головой.

— Я не проверяла. Я спрятала его… на всякий случай.

— Теперь ты должна поддерживать постоянный контакт со мной, — прорычал он. — Мне нужно знать, где ты, что с тобой все в порядке. Иначе я, бл*дь, сойду с ума.

Мое сердце отреагировало, как влюбленный подросток.

— Должна признаться, я очень впечатлена, что ты запомнил мой номер.

Джетро ухмыльнулся, первая беззаботная реакция с тех пор, как он вернулся.

— Я ничего не забыл о тебе.

Я закатила глаза.

— Полагаю, это справедливо, потому что я тоже помню твой номер. Я повторяла его снова и снова перед сном.

На первый взгляд, обычные свидания, тайные сообщения и восхитительная радость от того, что человек, в которого ты влюблен, чувствует то же самое.

Он, правда, любит меня.

Это не было отражением моей любви. Ни зеркало, ни мираж.

Это правда.

Я никогда не была так благодарна.

Джетро подошел ближе, прикрыв глаза.

— Я могу рассказать о тебе все. Если бы кто-нибудь спросил меня, какова ты на вкус, я бы точно описал. Если бы мне сказали перечислить все твои веснушки, я бы сказал точное их количество. Если бы кто-то захотел узнать, насколько ты великолепна… или услышать о твоих достижениях, — я мог бы говорить об этом часами. — Он обнял меня. — Я никогда ничего не забуду, потому что именно мелочи делают тебя настоящей.

Фло усмехнулся.

— Боже, чувак, у тебя нет стыда.

Я хотела, чтобы он ушел. Мое сердце раскалывалось, мое нутро сжималось от желания, чтобы Джетро снова оказался внутри меня.

Я была влажной от желания.

Джетро рассмеялся.

— Честно говоря, впервые в жизни мне не стыдно. Эта женщина моя. Я люблю ее, и мне, бл*дь, плевать, кто об этом знает.

Я покраснела. Моя душа болела при мысли о его уходе. Он не мог оставить меня. Не сейчас. Не сейчас, когда мы были честны и наконец-то поговорили о долгах и боли.

— Не уходи… мы можем придумать что-нибудь еще. Останься… пожалуйста.

Улыбка Джетро погасла, печаль окутала его.

— Я должен. Еще один день или около того, и мы будем в безопасности, сможем делать все, что захотим, идти куда захотим. — Взяв меня за руки, он крепко их сжал — А теперь иди, Нила. Мне нужно, чтобы ты вернулась.

Оглянувшись через плечо, он протянул руку.

Фло шагнул вперед и бросил ключ ему в ладонь.

Джетро дал его мне.

— Если подумать, будет лучше, если ты пойдешь одна. Скажи им, что Жасмин дала тебе ключ, потому что у нее часто есть для тебя задания, выходящие за рамки требований Ката. Его голос дрогнул от разочарования.

— Видит Бог, я бы не хотел заставлять тебя делать это. Но обещаю, что все это скоро закончится.

— Кат был чертовски счастлив пару недель, — пробормотал Фло. — Он был гораздо снисходительнее к братьям «Блэк Даймонд». Сомневаюсь, что он доставит неприятности в ближайшие два дня.

Джетро усмехнулся.

— Думаю, убийство его проблемных сыновей делает его мир ох*енно крутым.

Поцеловав меня в последний раз, он подтолкнул меня к поместью.

— Иди. Я сообщу тебе, когда все будет готово, и скажу, куда идти.

Я открыла рот, чтобы возразить — потребовать, чтобы он взял меня с собой. Куда бы он ни шел, я заслуживала быть рядом с ним.

— Джетро…

Я не думаю, что смогу это сделать…

Он застонал, притягивая меня к себе.

— Боже, я буду скучать по тебе. — Грубым поцелуем, он прижался к моим губам. Так же внезапно, как он притянул меня, он оттолкнул. — Уходи. Я люблю тебя.

Как бы мне ни хотелось возразить, отчаяние в его взгляде заставило меня подчиниться.

У меня не было другого выбора.

Я достаточно сильна, чтобы сделать это.

Он защитит меня.

Я доверяю ему.

Чтобы доказать это, я повернулась к нему спиной и в одиночестве вернулась в Хоксридж.

***

Я не оглянулась.

Я должна была оглянуться.

Я сделала, как он просил.

Мне не следовало делать то, о чем он просил.

Я взобралась на небольшой холм и вернулась в ад.

Рассвет практически сменил луну; земля блестела от мороза. Когда я поднялась к парадному входу, мое сердце превратилось в комок снега.

Это была самая сложная для меня просьба — добровольное возвращение.

Я не знала, смогу ли когда-нибудь простить его, если он предаст мое доверие.

Если что-то случится…

Я отрицательно покачала головой.

Ничего не случится.

Два дня… это мелочь.

Остановившись на крыльце поместья, я мимолетно оглянулась.

Там, на горизонте, виднелись неясные очертания черной лошади и ее всадника, исчезающего в лесу.

Джетро исчез.

Я не должна была его отпускать.

Мне следовало бежать в противоположном направлении.

Я повиновалась, потому что доверяла ему.

Мне не следовало доверять ему.

К сожалению, я была права.

Два дня — это слишком долго.

Через два дня моему миру придет конец.

ГЛАВА 20

Джетро

МОЙ НОВЫЙ ДОМ.

На следующие тридцать часов или около того.

Я осмотрел свой лагерь. Вингс был привязан к дереву, а моя палатка стояла на небольшой лощине. Ее установление заняло час или около того, — на это ушло бы меньше времени, если бы мое тело не ломило, и боль от раны не давала о себе знать.

Расплата за игнорирование предупреждающих знаков при доказательстве Ниле, что я сильный, готов и заслуживаю ее доверия.

У Луилля был бы гребаный припадок, если бы он узнал, что я сделал через несколько часов после выписки из больницы.

Я выругался себе под нос, надавливая пальцем на свежее кровавое пятно на боку. Швы сделали свое дело и соединили меня воедино, но на самом краю кожа слегка разошлась. Пульсирующая боль распространялась от ребра к легкому.

Что ж. Это был хороший тест, оценки моих способностей.

Не говоря уже о том, что я бы сделал это снова и снова, даже если бы мой бок лопнул в процессе. Нила поглощала каждую мою мысль, каждое мое чувство. Я был вдали от нее всего шестьдесят минут, но скучал по ней, как будто прошло шестьдесят лет.

Открыв молнию на рюкзаке, я вытащил болеутоляющие. Взяв несколько штук, проглотил их без воды и вернулся к закреплению последнего колышка палатки.

Я не знал, почему так беспокоился. Я не хотел спать. Не мог успокоиться, зная, что Нила была в поместье, подвергалась моральным и физическим пыткам.

Как они, бл*дь, посмели воспользоваться трезубцем Еретика и отрезать ей волосы? Как они, бл*дь, посмели думать, что имеют на это право?

Все они безумны.

Если бы я был сильнее и имел больше шансов, то сегодня бы ночью штурмовал Хоксридж и убил своего отца в его постели. Но на его стороне были «Блэк Дайманд». У него была армия, которой не было у меня.

Я не собирался умирать из-за глупости.

Я и так достаточно долго вел себя глупо.

Я был дома.

Это была моя империя, и я был сыт по горло безумием моей семьи.

Бросив маленькую сумку в палатку, я залез вслед за ней. Этот лагерь был мне знаком. Я провел много ночей вдали от поместья, в долине… вдали от воплей, наполненных чувством вины оправданий и гневных требований.

Когда Кат выбросил меня, чтобы добраться до границы в разгар зимы, я бы не выжил, если бы уже не научился строить укрытие, охотиться и ориентироваться. Мне нравилось мое маленькое убежище. Если бы у меня хватило сил подняться наверх, я бы отказался от хрупкой палатки и взобрался на ветки древнего дуба, на котором в юности построил крепость.

Я водил туда Кеса и Джас, пока мы не стали достаточно взрослыми, чтобы понимать свои обязанности.

До того, как жизнь погубила нас.

Только рассветало, но к завтрашнему утру я надеялся изменить будущее Хоксриджа. Я хотел не только мира и безопасности; я хотел получить все поместье.

Наконец-то у меня будет то, что принадлежит мне.

Никакого ожидания тридцатилетия. Никакого подчинения психопату.

Больше нет.

Двадцать четыре часа, чтобы спланировать всю мою жизнь.

Еще несколько часов на реализацию этого плана.

Я обещал Ниле два дня. Я сдержу это обещания.

Глубоко вздохнув, забрался на раскладушку. Фло очень помог мне. Он даже упаковал небольшой генератор, чтобы я мог зарядить свой телефон и поддерживать легкий свет от медленно ползущего рассвета.

Мое тело покрывали мурашки, скрытые под толстой паркой, которую Фло дал мне в больнице. Зима по-настоящему овладела мной, решив напомнить мне, что когда-то я приветствовал мороз. Я подражал зиме, поглощая ее холод и делая все возможное, чтобы заморозить другие эмоции.

Это было похоже на старого друга, нового врага, члена семьи, в помощи которого я больше не нуждался.

Взяв небольшой электрический обогреватель, находящийся на дне сумки, подключил его к генератору и поставил у ног. У моего тела не было резервов, необходимых для поддержания тепла, в то время как большинство моих клеток сосредоточились на исцелении.

Мои мысли вернулись к Ниле.

Она благополучно добралась до своей квартиры? Было ли ей тепло в постели, думала ли она обо мне, вспоминала ли мои пальцы внутри нее, мой язык, скользящий по ней?

— Дерьмо.

Покачав головой, сделал все возможное, чтобы отогнать эти мысли. Мой член был слишком нетерпелив и готовился к третьей попытке.

Не сработало.

В моей голове эхом отдавались стоны Нилы. Ее голос вибрировал в моих ушах, когда она призналась, что любит меня.

Как мне сосредоточиться?

Образ Нилы сменили мысли о Кесе… умирающего в одиночестве в незнакомой больнице. Потом отец заполнил мои мысли, смеясь, мучая.

Он никогда не перестанет быть избалованным ребенком, — как и Дэниель.

Я не знал всей истории о том, как мой отец стал наследником, но моя мать намекала. Эмма тоже — когда была жива. Кат мог быть кем угодно, но он рассказал Эмме некоторые из своих самых темных секретов, зная, что они умрут вместе с ней без каких-либо последствий

Ярость разогрела мои вены лучше, чем любой обогреватель.

Теперь он заплатит.

И я точно знал, как.

Вытащив телефон, отправил сообщение Ниле.

Неизвестный номер: Я люблю тебя с каждым вздохом и сердцебиением. Оставайся верной себе. Доверься мне. Ты сильная, храбрая. Ты — мое вдохновение, чтобы покончить с этим. Не бросай меня, Нила. Два дня — и все кончено.

Я не стал дожидаться ответа. Ужасные выводы поглотили бы меня. Я должен был верить, что Жасмин защитит Нилу и позволит мне делать то, что нужно.

Сунув руку в сумку, я вытащил маленькую черную записную книжку, которую прятал в своей комнате. Я дал Фло указания, где ее взять. В наши дни записная книжка — пережиток прошлого, замененная телефонами и компьютерами, но я никогда не был так благодарен за старомодные методы.

Я понятия не имел, где мой старый телефон. Это были мои последние записи.

Листая потрепанные страницы, я вздохнул с облегчением, благодарный за контакты, на которые мог положиться. Люди, которых встречал и которые были преданы мне, а не моему отцу. Люди, которые были безжалостны. Люди, которые могли помочь мне победить Ката и его законы.

Мои глаза пропускали номера знакомых, которых я встречал на контрабандных маршрутах. Преступники и первопроходцы, капитаны танкеров и подкупившие береговую охрану.

Возможно, в будущем они мне понадобятся, но не сейчас.

У меня был на примете один человек.

Вот он.

Артур «Килл» Киллиан, МК «Чистая Порочность».

Я сомневался, что многие наследники английских семей имеют личные контакты с президентом американского мотоклуба.

Но, слава яйцам, у меня были такие связи.

Набрав номер, я нажал кнопку вызова и поднес трубку к уху.

Линия потрескивала, — в лесу не было надлежащего сигнала — изо всех сил пытаясь соединить Бакингемшир с Флоридой.

Гудки прекратились, за ними последовал громкий крик:

— Вы позвонили Киллу.

Я крепче сжал телефон.

— Это Хоук.

Пауза, за которой последовало шарканье.

— Подожди. Дай мне уединиться.

— Конечно.

Я ждал, пока стихнут слабые голоса; Киллиан снова взял трубку.

— Что случилось?

— Мне нужна твоя помощь. У тебя есть надежные братья в Великобритании?

— Возможно. А что?

— Мне нужна твоя помощь, чтобы свергнуть кое-кого. Дай мне несколько человек, не задавая вопросов, и наш союз будет укреплен во всем, что бы тебе ни понадобилось в будущем. Бриллианты, контрабанда — что угодно. Это твое.

Сейчас не время упоминать, что, когда я буду у власти, то планирую прекратить эту часть бизнеса. Для меня бриллианты были залиты кровью и смертью. Я не хотел участвовать в этом.

На мгновение воцарилась тишина.

— Дай мне несколько часов, — проворчал Килл. — Я посмотрю, что можно сделать.

Он повесил трубку.

Первый этап завершен.

Следующая часть моей стратегии будет более сложной, но у меня нет выбора. У меня не было разделения на план А или Б. У меня была единственная попытка.

Это сработает.

Обновив экран, я набрал другой номер — по которому никогда раньше не звонил, — но знал наизусть из-за одностороннего общения.

Он звонил и звонил.

Телефонный звонок на рассвете никому не понравился бы, но если бы он знал, что для него хорошо, он бы ответил.

Наконец сонный, почти пьяный голос ответил:

— Алло?

Мое сердце сжалось при мысли, что моя семья превратила этого гордого владельца бизнеса в бесхребетного скорбящего отца, которым он стал. Мы разрушали его семью — больше раз, чем я мог сосчитать.

— Текс Уивер?

Он сделал глубокий вдох. Послышался шорох, его голос утратил туманность.

— Ты. У тебя, бл*дь, хватило наглости позвонить мне после того, что ты сделал. — Он задохнулся от гнева. — Я, бл*дь, убью тебя голыми руками. Где мой сын? Моя дочь?

— Именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

— Время для разговоров прошло, — бушевал Текс. — Мне это надоело. Надоели все твои угрозы и обещания. Ты забрал мою Эмму, но я не позволю тебе забрать наших детей. — Тяжело дыша, он прорычал: — Я кое-что предпринял, Хоук. Я покончу с этим. Раз и навсегда.

Я поднял дубовый лист с пола палатки.

— Я знаю, что ты сделал, Текс.

— Не имеет значения. Это меня не остановит. Не в этот раз. Ты не сможешь запугать меня, как это было с Эммой. Я скорее умру, чем позволю тебе причинить боль моим детям.

— Я надеялся, что ты это скажешь.

Он сделал паузу

— Что… что ты имеешь в виду?

Наклонившись вперед, я посмотрел сквозь щель палатки на лес вокруг меня. Это был мой офис, мой штаб, и пришло время организовать батальон для боя.

— Я на твоей стороне. Я хочу тебе помочь.

— Я не верю тебе.

— Ты не обязан мне верить. Это правда.

— Что ты сделал с моими детьми? Если ты обидел Нилу…

— Сэр, это она причинила мне боль.

Текс глубоко вздохнул.

— Хорошо. Надеюсь, она вырвет твое гребаное сердце.

Я усмехнулся.

— Я влюблен в Нилу, мистер Уивер. Я не собираюсь позволять ей вырвать мне сердце.

Гнев Текса пронзил мое ухо.

— Но ты с радостью обезглавишь ее, как и ее мать! Что ты за больной хрен?

— Ты не слышишь, что я тебе говорю.

— Я прекрасно тебя слышу, сукин сын, но ты больше не можешь запугивать меня извращенными телефонными звонками. Твой отец играл в ту же игру. Звонил, чтобы сказать мне, что Эмма слишком мила, слишком чиста, чтобы умереть… что он найдет способ положить этому конец. Только чтобы позвонить мне накануне ее смерти и сказать, что все это ложь! Он уничтожил меня, а теперь ты уничтожаешь то, что осталось.

Что-то грохнуло на заднем плане.

— Скажу прямо… я не слушаю. Я приду за тобой, Хоук, и заставлю тебя, бл*дь, заплатить.

Мой гнев вскипел, встретившись с его.

— Ради Христа. Послушай меня. Я влюблен в Нилу. Я положу конец этой вражде. Ты не должен мне верить. Просто послушай. Я предлагаю тебе все, что ты хочешь… твоего сына, твою дочь… внуков, которых не отнимут за какую-то нелепую вендетту. Ты этого хочешь? Ты рискнешь поговорить со мной, чтобы мы могли работать вместе, чтобы покончить с этим?

Тишина.

Молчание.

А чего я ожидал? Наши семьи были воспитаны в ненависти друг к другу. Арчибальд потерял жену из-за моего отца — конечно, он ненавидит меня.

Я справлюсь без него.

Может быть, он поверит мне, когда я скажу, что Нила теперь моя, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить ее.

Я вздохнул:

— Послушай…

Текс прервал:

— Чего ты ждешь от меня, Хоук?

Мои плечи опустились от облегчения.

Он был у меня в руках.

— Я ожидаю, что ты поможешь мне спасти женщину, которую мы оба любим.

ГЛАВА 21

Нила

ГОБЕЛЕНЫ СМОТРЕЛИ НА МЕНЯ так, словно я уже мертва.

Воздух покалывал мою кожу от дурного предчувствия.

Хоксридж-Холл окутал меня, втягивая обратно в свое болезненное зло. С каждым шагом мне хотелось плакать. С каждым вздохом мне хотелось выбежать за дверь и никогда не возвращаться.

Я не могу сделать это снова…

Я не могу…

Сила, которую я обрела в объятиях Джетро, быстро растворилась, трещины и расколы от того, что они сделали со мной, разрушили мою решимость.

Мое мужество истекало кровью, расплываясь кровавым пятном по мере того, как я продвигалась по коридору.

Больше не было счастья, только мучения и отчаяние. Я не знала, как проживу еще один час, не говоря уже о двух днях.

Ты можешь это сделать.

Смогу ли я?

Я не была уверена.

Идя по коридору, я подавила вздох, когда Дэниель вышел из-за угла.

Нет!

Его мокрые волосы были зачесаны назад. Его маленькая козлиная бородка исчезла, лицо было по-детски гладким, а глаза светились от возбуждения, а не затуманены сном.

Еще не рассвело.

Почему он так рано встал? Какую омерзительную шутку сыграла судьба?

Нет, этого не может быть. Разве я недостаточно страдала?!

Дэниель резко остановился, на его лице отразилось удивление.

Я застыла, желая каким-то чудом стать невидимой.

Его грудь раздувалась от радости, он ухмыльнулся.

— Так, так, так.

Он сделал шаг ко мне, затем еще один.

Я не могла пошевелиться.

Время бежало быстрее сквозь ненавистные песочные часы, засасывая меня в свой песок.

— Куда ты, бл*дь, крадешься?

Он продолжал подбираться ко мне крошечными шагами, маленькими шагами, создавая иллюзию, что я могу сбежать, прежде чем он меня поймает.

Беги!

Послание выстрелило мне в ноги, и я побежала.

Но было слишком поздно.

Ноги Дэниеля загрохотали по ковру, он приподнял меня, притягивая к себе, прежде чем я успела сделать несколько шагов.

— Отпусти меня!

Он усмехнулся, крепко прижимая меня к себе. Его эрекция впилась мне в поясницу, и его дыхание эхом отдавалось в моем ухе.

— Без шансов. Никогда больше не отпущу тебя, маленькая Уивер.

Он рывком разжал мои пальцы, обнажив ключ, зажатый в кулаке.

— Где, бл*дь, ты его взяла? — Выхватив ключ из моих рук, он сжал его в ладони. — Не то чтобы это имело значение.

Я извивалась в его хватке, изо всех сил стараясь ударить его в нос своей головой.

— Отпусти меня!

Ты меня не сломаешь. Не снова.

Он громко засмеялся.

— Ох, я буду этим, бл*дь, так наслаждаться.

Поставив меня на ноги, он ударил меня по щеке рукой, держащей медный ключ.

Толстый металл обрушился на мою скулу, из глаз брызнули горячие слезы.

Я схватилась за лицо, тяжело дыша. Короткие волосы развевались вокруг моего лица.

Не плачь. Не показывай слабость.

Дэниель сжал рукой мое горло, притягивая к себе.

— Знаешь что, Уивер, меня не волнует, что ты вышла из своей комнаты без разрешения. Меня не волнует, какие дерьмовые махинации ты затеяла или как получила ключ. Все это не имеет значения.

Откинув голову назад, я закричала так громко, как только могла.

— Жасмин!

— О, нет, бл*дь, нет. — Зажав мне рот рукой, он прошептал: — Ты не принадлежишь Жасмин для следующей части, шлюха. — Его язык обвел горячий отпечаток ключа на моей щеке. — Ты принадлежишь мне. Помнишь, что сказал Кат вчера вечером? О сюрпризе… ну, сюрприз! Приготовься заплатить за все свои грехи одновременно.

Я боролась изо всех сил, крича сквозь его ладонь.

Таща меня по коридору, он рассмеялся холодным, как глубины ада, смехом.

— Теперь тебя никто не спасет, Нила. Знаешь, почему?

Я снова закричала, пиная все, что могла.

— Через несколько минут ты отправишься в небольшое путешествие, и там ты узнаешь все, что нужно знать о нас. Ты, наконец, поймешь, как мы победили твою семью. Как мы выиграли, а вы проиграли. Как все это, бл*дь, закончится.

Дэниель погладил меня по щеке.

— Наш первый совместный отпуск. Разве это не будет весело? — Его голос стал хриплым. — И первое, что я заставлю тебя сделать, когда мы приедем, — это выплатить третий долг.

Прижав меня к стене, он схватил мою руку и положил ее на свой толстый член.

— Я собираюсь трахнуть тебя. Мой отец собирается трахнуть тебя. А потом… ты заплатишь долг, который мы держим в секрете. Тот, который свяжет все это воедино. Пятый долг. Ты, наконец, поймешь.

Ярость вспыхнула в моей крови. Я боролась в его объятиях.

— Я не хочу понимать! Просто отпусти меня!

Он ухмыльнулся.

— Ты никогда больше не будешь свободна. И ты поймешь, почему. Все это будет иметь смысл. Ты будешь, пи*дец как страдать, но, по крайней мере, ты, наконец, узнаешь, как мы победили.

Крепко поцеловав меня, его гнилой язык прорвался сквозь мои губы.

Меня затошнило.

В попытке неповиновения я укусила его.

Отпрянув назад, он сильно ударил меня.

В ушах зазвенело, а перед глазами вспыхивали яркие огни. Боль ощущалась везде, но все, о чем я могла думать, — Джетро.

Вернись!

Приди и забери меня!

Спаси меня!

Встряхнув меня, Дэниель прорычал:

— У тебя есть шесть дней, сука. Шесть дней, чтобы расплатиться с оставшимися долгами. И я, бл*дь, развлекусь в эти дни.

Я плюнула ему в лицо.

— Иди к черту, Баззард. Ты умрешь раньше меня.

Он снисходительно вздохнул, кипя от самоуверенности.

— Нила, Нила, Нила, это бред. Ты не обращаешь внимания на то, что я говорю. Никто не сможет спасти тебя. Никто не услышит твой крик. Шесть дней. Вот сколько тебе осталось жить. Мы уезжаем в Алмаси Кипанг прямо сейчас — в эту еб*ную секунду.

Его зубы блеснули в темноте.

— Ты понимаешь? Ты понимаешь, что это значит? Мы везем тебя в Южную Африку, на наши алмазные рудники, туда, где все началось. Это будет последнее, что ты увидишь и услышишь в своей жизни. И ты проживешь свои последние минуты на чужой территории.

Мое сердце сжалось.

Нет, нет. Боже, нет.

Дэниель превратился из человека в монстра, омрачая мое будущее, мою душу, мою надежду.

У меня не было двух дней.

У меня не было даже двух часов.

Джетро!

Они увозят меня.

Они крадут все!

Даниэль вел меня от жизни к смерти, смеясь на каждом шагу.

— О, и еще кое-что, о чем я должен упомянуть. Это маленькое путешествие… оно будет для тебя последним, поскольку ты не вернешься живой.

— Нет!

После всего, через что мы прошли. После всего, что мы обещали и планировали.

Все было напрасно.

Время снова поимело нас…

…

Джетро,

ты

опоздал.

Конец пятой книги.