Предисловие
Когда молодая поэтесса Надежда Лохвицкая начала печататься, читателям уже была известна ее сестра, Мирра Лохвицкая. К тому же ей хотелось найти себе яркое и интересное имя, которое принесло бы удачу. Так и появился псевдоним – Тэффи. И он действительно принес удачу своей обладательнице: она стала одним из известнейших писателей Серебряного века, но только не поэтом-лириком, а блистательным сатириком и юмористом.
В ее честь назвали духи и шоколадные конфеты. Она печаталась в «Сатириконе» и «Ниве», ее рассказами зачитывалась даже императорская семья.
Но в 1918 году Тэффи поехала, как она думала, на литературные гастроли. Ни в Петербург, ни в Россию она уже не вернулась.
В 2022 году исполнилось 150 лет со дня рождения Тэффи. Этот спецвыпуск «Российского колокола» посвящен памяти писательницы.
Приятно видеть, что современный юмор живет, развивается и радует разнообразием. Александра Мазуркевич восхищает парадоксальностью рассказа, Татьяна Хамаганова – насмешливой мудростью, Ольга Новикова – тонкой иронией. Ксения Петрова изящно играет словом в прозе, Анатолий Пичугин – в стихах, Алексей Черепанов шутит крепко и очень прямо, Светлана Бугримова обращается к притче с легкой ноткой пародии. Людмила Лазебная пишет поэтические басни, а также демонстрирует свой широкий творческий диапазон: в книге представлены поэзия для детей и взрослых, сказка и мистика, зарисовки о былом.
В выпуске в целом много обращений к прошлому, тоже очень разных по настрою. Это исторический экскурс Александра Зубрицкого, воспоминания Ирины Листвиной, более строгая, но тоже прочувствованная проза Эдуарда Дипнера, улыбка Сергея Шубина, тоскующая лирика Михаила Чикина, патриотическая поэзия Николая Позднякова. Ханох Дашевский объединяет прошлое и настоящее – в выпуске представлены фрагмент романа «Рог Мессии» и публицистический очерк.
О современности творческому человеку тоже есть что высказать. Борис Губанов и Николай Ювица избирают для этого сатиру, Людмила Безусова – гражданскую лирику. Поэзии на самые разные темы, самых разных стилей, в выпуске тоже немало: нежная лирика Вероники Бодряги, Марии Веселовской-Томаш, проникнутая фольклором поэзия Александра Чернова, стихи Дениса Григорьева и Олега Штельмана о вечном, о вере. Неповторимо и ярко раскрывают вечные темы стихи Владимира Сивцова, Ольги Пономаревой, Елены Полонской, Виктора Медведева, Веры Коломейцевой, Ксении Крымской.
Интересно строится рассказ Натальи Власовой – произведение с примечательным названием и необычным сюжетом, а также повесть Станислава Ластовского, написанная ретроспективно.
Спецвыпуск «Российского колокола» подарит читателям много интересных литературных знакомств и приятно проведенного времени.
Людмила Безусова
Родилась 22 мая 1955 года в городе Лабинске Краснодарского края. Воспитывалась в Армавирском доме ребенка до 3 лет и до 7 лет в Отрадненском детском доме. Школу окончила в Новокубанской школе-интернате. В 1978 году окончила лечебный факультет Кубанского медицинского института им. Красной Армии, с 3-го курса была Ленинским стипендиатом. В 1980 году окончила клиническую ординатуру по хирургии. Девять лет работала врачом-хирургом в Лабинской ЦРБ. С 1990 года по настоящее время работает врачом-трансфузиологом, заведующая отделением, имеет высшую квалификационную категорию.
Первое стихотворение написала в 9 лет. С 2013 года член Союза журналистов России. С 2014 года член Союза российских писателей. В 2015 году – лауреат национальной премии «Поэт года» в номинации «Выбор издательства». Автор 31 сборника стихов. Член Международной академии русской словесности с 2019 года. Член Академии российской литературы с 2019 года. Лауреат Международного фестиваля им. А. С. Пушкина в номинации «Поэзия» III степени в 2019 году. Лауреат Международного конкурса им. П. П. Бажова в номинации «Поэзия» II степени в 2019 году.
Я вернусь…
К событиям в специальной военной операции на Украине, апрель 2022 года
Ангелы Украины
К событиям на Украине,
2014–2022 гг.
Уже поздно
К событиям на Украине,
март 2022 г.
Вперед, Россия!
Рикошет
К событиям в Донецке
14 марта 2022 года
(специальная военная операция России на Украине)
Нет важней
К событиям в Мариуполе
16 марта 2022 года
(специальная военная операция России на Украине)
Зло будет наказано
О событиях в марте 2022 года
в ходе специальной военной операции России на Украине
Победы час придет!
К событиям на Украине,
апрель 2022 г.
Во имя прадедов и дедов!
Вероника Бодряга
Родилась 1 февраля 1979 года в городе Донецке. В 1996 году окончила среднюю школу с золотой медалью. Окончила с отличием Донецкий национальный университет (ДонНУ), физический факультет. Работает старшим преподавателем кафедры компьютерных технологий физико-технического факультета ГОУ ВПО «Донецкий национальный университет».
Работы печатались в газете «Шумный двор». Позже – «Поэт года» (2012, 2013, 2019, 2020), «Георгиевская лента» (2020, 2021), «Русь моя» (2020, 2021), в местных изданиях Клуба творческой интеллигенции Донетчины. Награждена медалями «Анна Ахматова – 130 лет», «Сергей Есенин – 125 лет», «Афанасий Фет – 200 лет», «Иван Бунин – 150 лет», «Георгиевская лента – 250 лет».
Природа
Лист
Светлана Бугримова
Проживает почти четверть века в Нью-Йорке, но связь с Россией и чувство любви к месту, где она родилась 12 апреля 1964 года, не потеряла.
Свои работы Светлана пишет и публикует, проводя мероприятия на основе своего творчества, с 2004 года (www. focusonbeautyus.com, www.justonelittlestarptoject.com). Что касается художественных работ, то она делала персональные выставки в США, России и в Украине, а также заочно участвовала в международных конкурсах и выставках. Является дипломантом и лауреатом многих из них. В 2021 году в конкурсе АЕА (Art Excellence Awards) стала лауреатом и дипломантом сразу в нескольких номинациях как с художественными работами, так и с литературными. В 2021 году стала членом МАСИ, является членом Пушкинского общества в Америке, членом СПСА (Союза писателей Северной Америки) и кандидатом в члены Интернационального Союза писателей.
Девочка в красном платье и красный дракон
Посвящается пассионариям, людям,
которые меняют мир, – иногда к лучшему, порой нет…
Но все же это их сумасшедшие мечты заставляют
Землю вращаться и поезд жизни лететь вперед
Эта история могла приключиться когда угодно, но уже ближе к нашим временам. Чудесная история о дружбе. И о том, как вдребезги разбиваются навязанные страхи, если они попадают в поток любви и доверия. Ну, все по порядку.
За городом, на склоне горы, была старая пещера. Когда-то оттуда вывозили камни, чтобы укрепить улицы городка. И до сих пор некоторые улицы в городе вымощены гладкими булыжниками, и ничего им не делается через века. Лежат себе и лежат. Все по ним ходят, ездят, а булыжники только красивее и глаже становятся.
Да, когда-то люди делали все на века, из хороших, прочных материалов. А сейчас так себе их работы, лишь бы быстро и дешево. Никто и не считает, сколько потом средств на переделку уходит. Ну да ладно, вернемся к нашей пещере.
Пещера была очень глубокая и темная. Там даже остались вагонетки с прошлых времен, чтобы вывозить камни из глубины. Но сейчас уже люди не ходили в заброшенную пещеру, а детям и подавно не разрешали, боясь, что они пропадут там. А как можно остановить кого-то?.. Правильно. Надо его напугать. Страх, он полностью парализует все нормальные функции в человеке. Он очень близок по своей низкой вибрации к полной остановке жизни и умиранию.
Ну так вот, взрослые запугивали детей города, рассказывая истории о жутком красном драконе, который якобы живет в пещере, и не дай бог попасть ему в когти. Они просто хотели уберечь своих детей. Они его придумали. Ведь взрослые не верят в то, что драконы когда-то жили на поверхности Земли и преспокойненько летали себе и кружились над ее поверхностью.
Но дело в том, что внутри пещеры, очень глубоко, и на самом деле жил старый красный дракон. Его окрас от времени стал более тусклым, а от постоянной темноты он был подслеповат. Но крылья его были в полном порядке, потому что по ночам он выбирался из пещеры и летал высоко над городом, соревнуясь по скорости с самолетами.
Днем дракон спал, чтобы не нарваться на беду, подальше от людских глаз. И ему постоянно снился один и тот же сон, как он легко и свободно парит в голубом небе, а на его спине сидит темноволосая девочка в красном платье и от ветра свободно развеваются ее волосы, а красное платьице пламенем полыхает на солнце. Дракон всегда просыпался счастливым, когда видел этот сон.
Однажды он подумал: «Интересно, эта девочка и правда существует или мне это только мерещится? Как бы я хотел ее встретить! Надо поискать ее в городе». И он отправился на поиски этого прекрасного живого сокровища.
А эта девочка и правда жила в городе с папой и мамой в многоквартирном доме, на пятом этаже. Родители у нее были чудесные, но так же, как и другие родители, опасаясь за жизнь своего ребенка, рассказывали ей страшную историю о драконе.
А девочка про себя думала: «Как бы я хотела с ним встретиться! Я бы его попросила покатать меня на спине. Мы бы летали над городом, и у меня бы захватывало дух от счастья!» Она, как, впрочем, и все дети, была любопытна и бесстрашна. А как еще получить жизненный опыт, хочу я вас спросить, если только не отправиться на поиски приключения, доверившись потоку жизни? И она каждый вечер выходила перед сном на балкон в надежде увидеть дракона, летящего над городом в звездном небе.
Ну, конечно же, их встреча была неизбежна. Он искал ее, она ждала его, нужен был только момент совпадения во времени и пространстве. И чудо свершилось, они встретились!
После краткого знакомства дракон предложил ей покататься у него на спине, она же не раздумывая согласилась. Так они и встречались каждую ночь и летали, задыхаясь от счастья, над городом. А родители преспокойненько спали себе за стенкой ее комнаты, думая, что их ребенок в полном порядке: напуганный до смерти историями о драконах, спит сладко в своей кровати. Много чего не знают родители о своих детях…
Однажды, когда они совсем уже подружились, девочка спросила дракона:
– А когда у тебя день рождения?
– Не знаю, – ответил дракон. – Не помню уже. А их, моих, никого не осталось, чтоб напомнить и отметить его со мной. В детстве день рождения отмечали, но я уже смутно помню. Время стерло давние воспоминания.
– Ой, как жаль! – искренне посочувствовала девочка. – Ну, ничего страшного. Это же можно исправить. Мы можем придумать новую дату и отметить день рождения вместе!
У детей всегда находятся простые и быстрые решения. Интересно, почему?
– Ты серьезно? – спросил дракон с легким недоверием.
– Ну конечно же! А чего тебе больше всего на свой день рождения хотелось бы получить? Какой подарок?
– А можно?.. – И дракон рассказал девочке о своем сне.
На следующий день люди города увидели дивное зрелище: над городом летал красный дракон, широко расправив крылья, а на спине его сидела девочка в ярком красном платьице, крепко держась за драконью холку, и ее темные волосы свободно развевались на ветру.
На столе в ее комнате лежала записка: «Мама, папа, не волнуйтесь. Мы с моим драконом летаем над городом. У него сегодня день рождения! Я вас позже познакомлю».
Интересно, эта история и правда произошла или всем все приснилось?..
Снеговик и заяц
Зима в этом году началась рано. Снег падал и падал, как будто где-то там, наверху, перину небесную выбивали. Хлопья летели огромные, похожие на японских танцующих журавлей, и опускались медленно и мягко на землю, на деревья в лесу, на крыши домов в деревне и на заячье убежище – продолговатую ямку с крышей-наростом из замороженного снега.
Заяц жил на краю леса, недалеко от деревни. К зиме он совсем побелел, и его трудно было различить в снегу даже такой хитрюге, как лиса. Да и следы он умел хорошенько запутать, прыгая на своих сильных лапах как на лыжах. К тому же из укрытия, где он тихо лежал и грелся весь день, выбирался только ночью. Выбирался лишь затем, чтоб подкрепиться и поглодать нежную кору с молодых осин и березок.
Но сегодня ночью он выходить не собирался. Было морозно. А в его домике тепло и уютно. К тому же у него была припасена морковка, которую он нашел сегодня в деревне.
Деревня была совсем рядом с опушкой леса, и деревенские дети частенько приходили сюда играть. Вот и сегодня весь день возились рядом с его жильем. Играли в снежки, катались на санках, валялись в снегу и, похоже, лепили снеговика. Иногда зайцу казалось, что сейчас обрушится потолок его укрытия от их возни.
Но уже наступил поздний вечер. Дети ушли по своим домам. Был канун Нового года, и все жители деревни как раз собирались за праздничными столами. А лесные обитатели или прятались по своим норам, или только готовились выйти из укрытий на ночную охоту. Было время полного затишья. Лишь, мягко шурша, падал снег.
Заяц начал засыпать, когда услышал наверху что-то вроде всхлипываний. Он навострил уши. Да, так и есть: там, наверху, кто-то горько плакал. Заяц не очень хотел вмешиваться в чужую драму. У него все было хорошо: тепло, безопасно и морковка рядом. Но всхлипывания продолжались и, раздражая его, нарушали заячий покой.
«Ладно, так не пойдет. Придется выбраться и посмотреть, что там происходит и кто так горько плачет. Все равно покоя не будет».
Высунув уши и мордочку на поверхность, заяц воскликнул в восхищении:
– Ох, красота!
Лес утопал в мягком снегу, который к этому времени уже стих. Небо прояснилось, и вышел месяц, освещая зимнюю сказку и заставляя все сверкать и искриться.
Рядом с заячьим укрытием стояла елка, наряженная игрушками и сверкающей мишурой, – дети днем постарались. И стоял слепленный… хотя нет, на снеговика он не совсем был похож, чего-то в нем не хватало.
– Ты чего? – спросил заяц. – Это ты тут ревешь?
– Я-я, – всхлипнул полуснеговик.
– А в чем беда? – снова поинтересовался заяц.
– А ты разве сам не видишь? – продолжал всхлипывать снеговик.
– Да, что-то не так, но не пойму, что именно. – Заяц озадаченно покрутил головой.
– У меня нет носа! – уже навзрыд заплакал полуснеговик. – Дети забыли вставить мне нос… а скоро Новый год. И как я в таком виде покажусь на празднике? Ой-ой-ой!
Зайцу вдруг очень жалко стало несчастного снеговика.
– Ладно, не реви. Что-нибудь придумаем.
И заяц начал думать.
Минут десять спустя он выкрикнул:
– Эврика! Придумал! У меня есть морковка. Я вообще-то сам собирался ее съесть, но тут такое дело… Тебе морковка в виде носа подойдет?
– Да, – кивнул слегка полуснеговик. – Думаю, пойдет. Она у тебя органик или ГМО? Я бы предпочел органик.
Заяц понятия не имел, что это такое и в чем разница. Морковка и есть морковка.
«Вот уж эти получеловеки! Вечно чего-нибудь понавыдумывают. Чушь какая-то». Но на всякий случай, чтобы успокоить и так накаленную ситуацию, закивал головой, тряся длинными ушами:
– Органик, органик! Конечно, органик. А как же еще?
И нырнул в укрытие за морковкой.
Снеговик наконец-то обрел свое истинное лицо, если можно так сказать, когда заяц воткнул ему нос-морковку. Он весь сиял от счастья и готов был пуститься в пляс.
– А как же ты? – из приличия спросил он зайца, не собираясь расставаться со своим новым чудесным носом.
– А, не волнуйся. Я поем коры с деревьев. Дело к ночи. Скоро Новый год. Давай, что ли, проводим старый.
И заяц начал весело барабанить по пеньку передними лапами. А снеговик стоял у елки и весело размахивал руками-ветками барабанному бою в такт.
Белка высунулась из своего дупла-норки в дереве:
– Заяц, ты чего там шумишь, спать не даешь?
– Какое спать?! Спускайся к нам! Мы со снеговиком будем Новый год отмечать. Присоединяйся!
– Сейчас! Орешки захвачу только к праздничному столу!
Лесной люд начал собираться к елке на веселье. И все несли что-то вкусненькое к праздничному столу, у кого что было. Даже медведь вылез из берлоги, прервав свой зимний сон на несколько часов, и принес сладкого меду. Но главное, что всем было уютно и весело у новогодней елки.
Уже за полночь, после праздника, когда звери разошлись по своим лесным убежищам и утихомирились, заяц, мирно засыпая в своем домике, сытый после праздничного фестиваля и счастливый, думал, уплывая в мир сладких грез: «А хорошо все-таки, что я не съел свою морковку…»
Лесной люд начал собираться к елке на веселье. И все несли что-то вкусненькое к праздничному столу, у кого что было. Даже медведь вылез из берлоги, прервав свой зимний сон на несколько часов, и принес сладкого меду. Ох, лучше б уж он этого не делал! Оказалось, пока он спал, мед превратился в сладкую вкусную брагу. И как же шибанула она новогодним гостям по мозгам!
Что тут началось! Опьяневший медведь потащил всех в хоровод вокруг елки и, зацепившись об нее, выволок, несчастную, вместе с корнями из земли. Белка щедро раздавала орехи, предварительно разгрызая их, чтоб похвалиться крепостью своих зубов. Вся полянка была закидана ореховой скорлупой. Енот хотел посостязаться с белкой и, поломав все зубы, весь вечер горько и хмельно проплакал. Волк утащил лису в кусты, и она неистово хохотала и визжала из темноты. Все ржали, орали, топали и кувыркались на полянке в лесу. А звезды лишь удивленно моргали глазами, и месяц криво ухмылялся на небе.
Когда наконец все разбрелись кто куда и заяц остался на поляне один, он медленно доплелся до снежной кучи, которая раньше была снеговиком.
– Ах, – вздохнул заяц, вытаскивая морковку из сугроба, – вот это отметили Новый год… Всего этого могло бы и не быть, – заяц оглядывал растерзанную поляну, – съешь я ее в своей норке сам…
И он горестно отгрыз кусок оранжевой вкуснятины.
– А интересно, она органик или ГМО?
Денис Григорьев
Родился в Евпатории, в 237 метрах от Чёрного моря. Значительную часть детства провел в воронежской глубинке, среди лесов и рек, опекаемый бабушками и дедушками, сохранившими уклад степенной крестьянской жизни еще с царских времен. Там же был крещен втайне от идейных, на тот момент, родственников, занимавших военные посты. В седьмом классе начал сотрудничать с городской газетой как внештатный корреспондент, вел свою колонку.
После окончания средней школы и прохождения службы в армии отправился в Испанию, где получал образование в сфере туризма. В настоящее время проживает в Валенсии, занимается дизайном поверхностей из натурального камня и мрамора, воспитывает троих детей и администрирует телеграм-канал о новомучениках и исповедниках Церкви Русской.
Путь поэта
Локоны
Воронеж. Личное
Море
Моей сударыне
Духовному другу
Юбилей иконописца
Борис Губанов
Автор как депутат Ленсовета в 90-х написал 24 статьи в газетах. На пенсии в 2017 году опубликовал мемуары на сайте «Проза. ру» под общим названием «Жатва». Анонсы к ним опубликованы в альманахах «Мемуары» и «Фантастика» (2017–2018), «Антология русской прозы – 2018». В издательстве Altaspera Publishing в 2019 году они изданы в виде 16 брошюр. Сонеты «Венок на холмике любви» напечатаны в спецвыпуске альманаха «Российский колокол» (2020). В 2020 году в издательстве «Ридеро» издана серия из 11 книг этих воспоминаний. Особо – фантастическая часть: «Жатва после смерти». В «Антологии русской прозы – 2019» представлен анонс к книге по дневникам 1903 года. В 2021 году в альманахе «Российский колокол» изданы «Дедские стишки», а в сборнике «Отражение» – «Притча о грибковом лесочке». В «Ридеро» опубликована драма о блокаде «Ленинградцы». Награжден 4 медалями РСП.
ДРАКОША
Подражание Беранже
(можно петь на музыку песни Даргомыжского «Червяк»)
Прощальная песнь к ОТВАЛЬНОЙ главы муниципального совета Лисьего Носа от местного стихоплета Бориса Гуанова
Куплеты Дона Гадика из оперы Руссини «Лисиносовский ночальник»
На музыку арии служанки Берты из «Севильского цирюльника» Россини
Мария Веселовская-Томаш
Родом с севера Молдавии. Окончила Бельцкий государственный педагогический институт (русско-английское отделение филологического факультета). Живет в Москве. Начало литературной деятельности – январь 1987 года. Член Российского авторского общества (РАО, 1999), Международного союза славянских журналистов (2006), Союза журналистов РФ (2014), Союза писателей России (2016).
Дипломант VII Международного Пушкинского конкурса (Нью-Йорк, 1997), лауреат Международного интернет-конкурса «Страницы семейной славы» (т. 1–4 альманаха «Алтарь Отечества»), победитель конкурса «Поэзия Осени – 2019» (Кумертау, Башкирия), победитель конкурса «Поэзия Весны – 2021» (Кумертау, Башкирия). Автор поэтических сборников «В плену у грусти» (1999, 2003), «Два крыла» (2003); музыкально-поэтических – «Прикасаясь к Пушкину» (1999), «Зажгите свечи» (2000, 2003), «Притихли фанфары, труба заиграла» (2006); документально-художественной повести «Неиспитая чаша любви» (спецприз конкурса «Спасибо за жизнь!», 2005); поэзии и прозы – сборник «Вкус счастья» (2009), книги «Благодарю, Судьба!» (2017), «Весна по имени Победа» (2019), «Как же хочется мира!» (2021), «Эхо взорванной тишины» (2022).
Зима же чувствует: уходит время
Байкал[1]
Баллада
А встречи нет
Заневестилась осень
А земля под снегом будто спит
Еще туман не кутал зори
Неразделенная любовь
Осени золотые простыни
Осень к нам шагает не спеша
Плакучие березы
Наталья Власова (Альтаир)
Проживает в Краснодаре. Много лет работала врачом анестезиологом-реаниматологом, в том числе в течение 7 лет в качестве заведующего отделением реанимации в больнице скорой медицинской помощи г. Краснодара.
Имеет странички https://stihi.ru/avtor/mismay и https:// proza.ru/avtor/mismay под псевдонимом Наталья Альтаир.
Публикации: альманах «Золотая строфа» (2010, стр. 49); аудиокнига (издательство «Равновесие», Москва).
Номинант премии «Поэт года» (2021), член Российского союза писателей, член Интернационального Союза писателей.
Лейкоцитарная формула
Теперь, когда моя жизнь подходит к концу, хотелось бы узнать: в чем был ее смысл? Мне постоянно твердили о чувстве долга, о воинской чести и героической смерти. Все это так. Когда я был молодым, то, как и все молодые воины, проходил тренинг в специальном лагере, где нас обучали рекогносцировке, маскировке и тактике ведения боя. Мы проходили и курсы политической подготовки, где в нас воспитывали боевой дух и говорили, что смерть во имя высшей цели, которой является нормальное функционирование Организма, и есть высший смысл. А какова цель самого Организма? У него тоже должна быть какая-то цель… Но об этом наши инструкторы ничего не говорили. Наверное, сами не знали. Я спрашивал об этом Алекса. Но он тоже не знал.
Наш враг был коварным, многочисленным и хорошо организованным. У него имелись небольшие отряды разведчиков, которые выискивали и вынюхивали наши слабые места, дефекты в оборонительной линии. Если им удавалось незамеченными преодолеть наши пограничные посты, то они начинали быстро множиться, используя средства передачи информации, которые было трудно обезвредить. Их способность к размножению была просто чудовищной. И тогда возникали локальные войны. Некоторые из наших врагов были особенно мелкими, а потому их было очень сложно обнаружить и уничтожить, они могли проникать в наши информационные системы, где хранился секретный информационный код, внедрять в него свои программы и перестраивать наше производство таким образом, чтобы, используя наше сырье и наши технологии, вырабатывать многочисленные копии наших противников. Враги множились в геометрической прогрессии, захватывая все новые и новые территории. Тогда борьба с ними начинала приобретать глобальный характер: само существование Организма как единого целого находилось под угрозой, и требовались огромные усилия и огромные жертвы ради единственной цели – Победы над врагом. Потом наступал длительный и тяжелый период восстановления всех разрушенных структур.
Надо отдать должное нашим врагам, их многочисленности, тысячекратно превосходящей нашу, их разнообразию и способности быстро меняться как чисто внешне, так и стратегически, умению оперативно вырабатывать все новые и новые средства агрессии. Их фантазия была неистощима. Иногда они совершали мелкие диверсии, небольшими партиями прячась в наших продуктах питания и так проникая на нашу территорию. Они могли атаковать с воздуха и проникать вместе с водой.
То вдруг они начинали усиленно и бесконтрольно размножаться, как саранча, и тучами наползали, сметая все на своем пути. Их было крайне трудно остановить. То они резко меняли лозунги на своих знаменах и из сравнительно безобидных соседей превращались в агрессивных захватчиков, разливая очень ядовитую жидкость, которая растворяла наши заградительные сооружения и убивала наших солдат. А мы не имели ни средств личной защиты против этой жидкости, ни способов ее нейтрализации.
Иногда на нас налетали крылатые вампиры, которые кусали наших солдат и мирных тружеников, а затем внедрялись в их тела. Сначала казалось, что ничего не происходит, и мы с тревогой и надеждой наблюдали за нашими товарищами. Однако через какое-то время их хорошо знакомые черты расплывались, становились неузнаваемыми, они увеличивались в объеме, приобретая уродливые гигантские размеры, а затем начинали бесконтрольно делиться и множиться. Они не подчинялись командирам, пожирали пищу в огромном количестве, от этого становясь физически очень сильными. Их приходилось уничтожать, и делать это было и сложно, и больно. Нашим командирам трудно было принять решение о ликвидации наших бывших соратников, они медлили и выжидали, в результате оптимальный момент обычно бывал упущен и ликвидация превращалась в локальный внутренний конфликт со значительными потерями с нашей стороны.
Мы находились в постоянном стрессе. Нельзя было расслабляться ни на минуту. Однако в последнее время резко ухудшилась наша экология. Периодически в наши ирригационные системы неизвестно откуда в огромных количествах попадала очень токсическая жидкость, она испарялась, ядовитый туман поднимался в воздух, мы все были отравлены. Видимость резко падала, и нам было просто невозможно следить за противником. Потом мы долго приходили в себя. Эти ядовитые наводнения случались все чаще и чаще. Мы не знали, что нас ждет, но догадывались, что ничего хорошего. Мой друг Алекс считал, что приближается конец света. Одним словом – Апокалипсис. Всю свою жизнь мы защищали Организм, у меня на глазах на поле боя погибли тысячи моих друзей, однако похоже на то, что Организм все равно погибнет. Видимо, Алекс прав. Но что мы можем сделать? Ничего. Остается одно – умереть достойно.
Теперь, когда моя жизнь подходит к концу, хотелось бы знать: в чем был ее смысл? А жизнь определенно подходила к концу. Алексей взглянул на себя в зеркало. На желтый цвет лица наслоился отчетливый серый. Щеки ввалились. Руки и ноги похудели. Зато живот увеличился. За счет жидкости. Асцит. Пуговица на джинсах перестала застегиваться. Тошнит. Болит голова. Однако в ней рождаются мысли, оформляются в слова, подчиняясь элементарной логике.
Так в чем все-таки был смысл, если был? Алексей вспомнил выпускной вечер в медицинском институте. Музыка. Танцы. Он молодой и талантливый. Маша худенькая и воздушная. Подруги завидуют: «Надо же, как Маше повезло!» Образ Маши расплывается. Он никак не может вспомнить цвет ее волос. То ли пепельный, то ли русый. Да и зачем напрягаться? Сейчас у нее наверняка другой. Красит волосы – не будет же ходить седой? Подруги ее жалеют: «Надо же, как Маше не повезло!» Муж – алкоголик.
Так в чем же был смысл жизни? В любви? Мысль о Маше вызвала раскаяние. Какое-то аморфное, застарелое, которое окутывало, как вата, усиливало головную боль. Зато мысль о Пашке уколола острым чувством вины. Кто виноват? Конечно же, он, Алексей. Кто же еще? И что теперь делать? Надо умереть достойно. А это как? Если жил недостойно, то можно ли умереть достойно? И какой в этом смысл? Есть ли смысл в смерти, если его не было в жизни? Нет, уже ничего не сделаешь. Нет времени. Кстати, о времени. Сколько его осталось?
Алексей с трудом поднялся и взял с полки «Справочник практического врача». Книга сама раскрылась, текст расплывался перед глазами, но шрифт был крупный, и Алексей прочитал даже без очков: «Прогноз плохой. После появления асцита продолжительность жизни в среднем составляет 120 дней. Причины смерти – печеночная недостаточность, кровотечение из варикозно-расширенных вен пищевода, присоединение инфекции из-за сниженного иммунитета».
Почему-то сознание упорно фиксировалось на слове «иммунитет». Умирать от какой-то инфекции было особенно обидно. Алексей представил миллиарды лейкоцитов, пожирающих микробы. Как будто в окуляр очень мощного и объемного микроскопа, он увидел, как лейкоцит продвигается по направлению к группе кокков, напоминающих грязные комочки ваты. Вот на поверхности лейкоцита образуются выросты, они увеличиваются, удлиняются и наподобие щупалец окружают микробов со всех сторон. Лейкоцит как бы натягивает на микробов свое тельце и поглощает их… Кокки оказываются внутри его протоплазмы. Теперь он напрягает все силы и резко активизирует свой метаболизм. Его лизосомы начинают интенсивно работать, выделяя вещества типа перекиси водорода. Их концентрация возрастает, достигает критической точки. Меняется цвет лейкоцита, из желтоватого он становится раскаленно-белым, и тогда происходит миниатюрный атомный взрыв. Лейкоцит вместе с поглощенными кокками разваливается на части. Гибнет.
Мог ли он не делать этого? Мог. Алексей даже вспомнил, как это называется: незавершенный фагоцитоз. Лейкоцит мог заглотить микробов, носить их внутри себя и жить с ними спокойно до глубокой старости. Эдак дней пять. После окончания его жизни мембрана лейкоцита лопнет. Содержимое цитоплазмы выльется в окружающие ткани вместе с микробами. Некоторым из микробов удастся пережить этап нахождения в тельце лейкоцита и сохранить свою вирулентность. Именно из-за незавершенного фагоцитоза инфекция переходит в хроническую форму… А этот лейкоцит погиб. Он выполнил свой долг. Это был свободный выбор крошечного живого существа. Оказывается, он, Алексей, виноват не только перед Машей и Пашкой, но и перед миллиардами этих микроскопических созданий, которые умирали, чтобы он жил. Он вспомнил фантастические фильмы о параллельных мирах. Параллельные миры – над нами, под нами, внутри нас.
Ханох Дашевский
Поэт, переводчик, писатель и публицист. Член Интернационального Союза писателей (Москва), Союза писателей XXI века (Москва), Союза русскоязычных писателей Израиля (СРПИ), Международного союза писателей Иерусалима, Международной гильдии писателей (Германия), Российского отделения Международного ПЕН-клуба. Родился в Риге. С 1988 года проживает в Израиле. Автор шести книг поэтических переводов и трех книг прозы. Лауреат премии СРПИ им. Давида Самойлова, премии «Русское литературное слово», конкурсов-премий им. Ф. М. Достоевского, Н. С. Лескова, Ш. Бодлера. Номинант на премию Российской гильдии мастеров перевода. Президиумом Российского союза писателей награжден медалями им. И. А. Бунина, А. А. Фета, Ф. М. Достоевского и Н. А. Некрасова.
Не судите…
Беспрецедентные санкции, которые Запад наложил на Россию, не только нанесли удар по экономике и финансовому положению миллионов российских граждан. Под бойкотом оказались русский язык, русская культура, и стало небезопасно называться русским или россиянином. Вам это ничего не напоминает? Мне – да. Потому что точно так же нацисты устроили в 1933 году всегерманский бойкот еврейского населения. Под него попали не только магазины и предприятия, не только имущество и деньги. Сам народ был объявлен вне закона. Писателей перестали публиковать, артистам, музыкантам и спортсменам запретили выступать и уволили из театров, оркестров и спортивных коллективов. А что мы видим сейчас по отношению к русским за рубежом? Да то же самое. Осталось только закрепить официально: принять аналог нюрнбергских законов о расовой или иной чистоте.
Ничего удивительного. Лицемерный Запад на своем уровне. Потеряны фундаментальные основы, на которых возникла и зиждилась западная цивилизация. Но общество, где уже нельзя называть вещи своими именами, где извращения и пороки возведены на уровень добродетели, – такое общество не имеет никакого морального права присваивать себе статус защитника свободы. Общество, где отменяют половые различия и нормальную семью, – такое общество не может насаждать свою меру ценностей, стараясь навязать ее силой. Ибо это общество современных идолопоклонников, бездуховное общество крайнего гедонизма.
Что такое одинокий голос? Его не слышно в общем хоре шельмования и демонизации, но как писатель, думающий и пишущий по-русски, я протестую против преследования носителей великого языка и великой культуры и выражаю поддержку всем, на кого обрушился неоправданный гнев «прогрессивно мыслящих». А тем, кто взялся судить, хотелось бы напомнить: «Не судите, да не судимы будете»!
В Литовской дивизии
отрывок из романа «Рог Мессии»
Выходец из Литвы, в прошлом состоятельный коммерсант Юда Айзексон против своей воли в 1942 году попадает в формирующуюся Литовскую дивизию Красной Армии. Его семья уничтожена литовскими нацистами, и это обстоятельство, подкрепленное рассказами других, помогает Юде стать настоящим солдатом.
Несколько дней спустя эшелон Юды Айзексона прибыл в Балахну. Начались солдатские будни, и были они, хоть и тыловые, гораздо тяжелее для Юды, чем в армии Андерса. За день он так уставал, что к вечеру подгибались ноги, и только окружающая обстановка помогала переносить трудности. В Литовской дивизии на десять тысяч человек личного состава приходилось почти три тысячи евреев, и Юда чувствовал себя так, словно не покидал Каунас. На учениях, политзанятиях, в нарядах – всюду звучала еврейская речь, и литовцы, даже командиры, воспринимали это совершенно естественно. Они к такому привыкли. Непривычно было остальным видеть это и слышать.
Литовская дивизия являлась единственным подразделением Красной Армии, где еврейский язык имел почти те же права, что литовский и русский. Ораторы на собраниях говорили на идиш, еврейские песни звучали на маршах, а религиозные солдаты собирались в миньяны[4]. Было что-то неуловимо похожее на польскую армию Андерса, только с советским уклоном. Но если попав к Андерсу, Юда был счастлив, когда стал каптенармусом, то теперь, сам себе удивляясь, он не стремился занять подобную должность. Что-то случилось с Юдой, он отважно постигал непривычную и трудную для него солдатскую науку и уже с переменным успехом стрелял из винтовки, которую вначале боялся брать в руки. Но не эти учебные стрельбы сыграли с ним злую шутку, а занятия по штыковому бою. Набросившись на соломенное чучело, Юда промахнулся, потерял равновесие и, пытаясь удержаться, машинально схватился голой рукой за штык. Подбежавшему сержанту оставалось только смачно выругаться:
– И какой же это му…ила руками за штык хватается?! А приклад у тебя для чего?!
Сержант был русским, одним из многих, специально направленных в Литовскую дивизию, где не хватало военных специалистов. Добавив несколько крепких выражений, он сам отвел Юду в санчасть. Рану зашили, и черноволосая медсестра с симпатичным, но каким-то застывшим лицом еще долго после этого возилась с неудачником. Юде показалось, что она улыбнулась, и это подобие улыбки он истолковал по-своему. Конечно, над таким недотепой посмеяться не грех.
Но оказалось, что черноволосая и не думала смеяться. Ее лицо и взгляд говорили о гнездящейся в сердце тоске, только Юда, который стискивал зубы, чтобы не застонать, был не в состоянии разобраться.
– Терпите, – не меняя выражения лица, сказала медсестра. – Вы же солдат.
«“Вы”, – несмотря на боль, подумал Юда, ощущая себя стариком рядом с этой интересной, но странной медсестрой. – Сколько же ей лет? Наверно, двадцать пять, не больше…»
Вернувшись к себе, Айзексон почувствовал, что его охватывает знакомое волнение, приходившее всегда, когда ему нравилась женщина. Он все еще думал о ней, когда дня через два медсестра сама показалась в роте.
– Что же вы на перевязку не пришли? – с укором сказала она, поднимая на Юду печальные глаза. – А если рана загноится?
Юда и впрямь забыл, что должен был явиться на перевязку. Он с радостью устремился в санчасть.
– Мое имя Шейна, – поменяв повязку, неожиданно сказала медсестра. – А ваше?
– Юда. Я из Каунаса.
– А я из Шауляя. Там меня звали Ше́йнеле.
– Отличное имя. Мне нравится. А как вы попали в дивизию?
– Как и многие из нас. Добровольно. А вы?
Юда неопределенно пожал плечами.
– Давайте встретимся вечером, – предложил он. – Я вам все расскажу.
Ему показалось, что Шейна смутилась. Несколько минут она молчала и лишь потом ответила:
– Хорошо.
Из-за раненой руки Юда в общих занятиях не участвовал. Зато его назначили дневальным, и как раз в этот вечер он должен был дежурить. Юда понимал: надо что-то придумать, нельзя откладывать встречу, и подошел к Грише Марго́лису. Гриша, парикмахер из Плу́нге, никогда не бравший в руки даже охотничьего ружья, знакомый лишь с ножницами и бритвой, в военном деле делал успехи и уже стал командиром отделения.
– Гриша, подмени на часок. Очень надо.
Юда был уверен, что Гриша не откажет, но тот покачал головой:
– Не получится. Зверь в роте.
Зверем прозвали командира роты лейтенанта Гриба́ускаса. Тот служил в довоенной литовской армии и славился на всю дивизию требовательным и жестким характером. Юде от него пока еще не доставалось. Поранив руку, он ожидал разноса и очень удивился, когда лейтенант, не сказав ему ни слова, обратился к Марголису:
– Научи своих бойцов винтовку держать, иначе сам будешь каждый день штыковой бой отрабатывать.
Юда сник. Если Зверь здесь, с мечтой о санчасти можно распрощаться. На перевязке он сегодня уже был. Неожиданно грозный лейтенант, ни на кого не глядя, быстрым шагом прошел к выходу. Проводив его взглядом, Юда решился.
– Если что, скажешь: мол, рука разболелась, – бросил он Грише, выскакивая на улицу.
Уверенный в том, что его ждут, Юда почти бежал и был неприятно удивлен, увидев Шейну, беседующую с каким-то мужчиной в белом халате, по виду врачом. На Юду она не обратила внимания, и тот замешкался, не зная, как быть. Спустя несколько минут он осмелился кашлянуть. Медсестра обернулась.
– Я скоро. Пройдите в перевязочную, – официальным, ничего не выражающим голосом сказала Шейна. – Это боец, которому ты ладонь зашивал, – пояснила она собеседнику. – На перевязку пришел.
Юда вспомнил молодого доктора, зашивавшего руку, и расстроился еще больше. Возомнил, старый дурак. Захотел понравиться. Да ведь она, эта Шейна, моложе Дарьи! И с врачом на «ты». А он? Кому он такой, как сейчас, нужен?
Хотя дверь была открыта, разговора Юда не слышал. Наконец доктор встал, и Юда увидел, что Шейна улыбнулась.
«Значит, умеет», – подумал он. Юду не покидало ощущение какой-то двусмысленности. Он подозревал, что Шейна ведет себя неискренне, и если она не готова раскрыться, то зачем ему раскрываться перед ней? Но эта молодая женщина нравилась Юде все больше, и он не знал, как быть. Задумавшись, Юда не видел, что Шейна вошла в перевязочную, и очнулся, услыхав свое имя:
– Юда!
Взяв стул, Шейна придвинулась к нему:
– Вы обещали рассказать, как попали сюда.
Юда неуверенно посмотрел на Шейну. Он не узнавал себя. Где решительность, напористость, умение подчинить? Ничего не осталось. И с Дарьей спасовал тогда. Неужели и теперь так же будет? Тогда что-то вообразил и сейчас. А впрочем… Ведь не забыла же она про его обещание. Значит, ей интересно.
Рассказ Юды Шейна выслушала молча, без всякого выражения на застывшем лице. Юда даже усомнился, слушала ли она, но Шейна сказала все тем же бесцветным, монотонным голосом:
– Я тоже видела, как убивали евреев. Так же близко, как ваша Рива.
– Она не моя… – начал было Айзексон.
Но Шейна, не слыша его и не меняя тона, стала рассказывать.
Части вермахта прошли через Шауляй не задерживаясь. Контрудар, который попытались нанести отступавшие советские войска, не удался, и путь на Ригу был открыт. Поэтому в городе осталось лишь небольшое количество немцев, а расправлялись с евреями главным образом повстанцы из Фронта литовских активистов. Врывались в еврейские дома, забирали все ценное, а жильцов или убивали на месте, или уводили в лес на расстрел. На третий день белоповязочники пришли в квартиру родителей Шейны, где она жила с мужем и годовалой дочкой. Подгоняя прикладами, выгнали всех на улицу. Братья и сестры Шейны, жившие с семьями неподалеку, тоже были в толпе. Лишь одной сестры не хватало – Рины. Уже несколько лет она жила в Палестине, и там случилась беда: началось арабское восстание против англичан и евреев, и ее мужа убили.
– В семье у нас говорили: «Зачем поехала? Чтобы Зелику перерезали горло, как какому-нибудь петуху?» Разве знали мы, что нас самих ждет?
Пристрелили нескольких глубоких стариков и инвалидов, которые не могли идти, остальных погнали в лес. Шейне было плохо. Она не могла смириться с тем, что скоро умрет, во всем винила мужа, который отказался уходить с русскими, и, почти теряя сознание, чуть не уронила ребенка. Сестра взяла у нее девочку. На подходе к лесу колонна остановилась: несколько евреев стали громко молиться, конвоиры кинулись к ним, и в этот момент муж Шейны неожиданно резким и сильным движением столкнул ее в придорожный овраг. Оглушенная, она видела, как убили молившихся, остальные повернули в лес. Когда хвост колонны скрылся за деревьями, Шейна с трудом вылезла из оврага и, прячась за кустами, добралась до большой поляны. Обреченные уже находились там, и несколько молодых евреев рыли одну большую – на всех – могилу.
– Отбирали троих-четверых, ставили на край, – рассказывала Шейна, – выстраивали «композицию»: специально подбирали или стариков со старухами, или молодых – юношей и девушек, которых заставляли раздеваться догола и лизать друг другу гениталии, или только подростков. Насиловали женщин. На детей поменьше не тратили пуль: разбивали прикладом голову. А мою дочку подбросили, как мячик, и какой-то литовец поймал ее на штык.
Она по-прежнему говорила тусклым, унылым голосом, и Юда решил, что Шейна уже давно выплакала все слезы, похоронила своих мертвых. На ее глазах убили родителей и сестер, братьев, племянников и других многочисленных родственников, но глаза эти были сухими, только боль, навсегда застывшая в них, делала их непроницаемыми. Во время расстрела литовцы пили, но стреляли почти без промаха. А беззвучно рыдавшая Шейна потеряла сознание. Очнулась ночью. Надо было двигаться, но Шейна не знала, куда идти. Пошла наугад. На краю какой-то деревни постучала в дом. Открывшая дверь пожилая хозяйка сразу все поняла, дала хлеба и молока, но у себя не оставила.
– И тебе, и мне смерть, – сказала она, показывая рукой на восток, – туда иди. Может, выберешься еще…
По лесу Шейна скиталась две недели. Она сама не понимала, как ей удалось выжить. Ела ягоды, сырые грибы. Вышла снова к какой-то деревне. Впустивший в дом человек говорил по-русски, и Шейна узнала, что она в Белоруссии. Здесь ей позволили переночевать на сеновале, накормили и отправили дальше. Никто не решился, рискуя жизнью, укрывать долгое время еврейку, и она бродила по лесам еще несколько дней, пока не наткнулась на выбиравшихся из окружения красноармейцев. Командовал молодой офицер, а кто – тогда еще Шейна не разбиралась в званиях. Кажется, у него было три зеленых квадрата. То ли она ему приглянулась, то ли он ее пожалел, но этот командир разрешил Шейне идти с ними, предупредив обо всех опасностях. На это Шейна ответила, что ей уже все равно, и рассказала о том, что происходило в Литве.
Военные верили с трудом. Они еще не видели настоящих ужасов, а Шейна побывала в аду. Ей было неуютно, много раз она ловила на себе голодные мужские взгляды, хотя сильно исхудала. Тем не менее никто ее не тронул, и где-то за Смоленском они удачно перешли линию фронта. Оттуда Шейну отправили в тыл. Она была в плохом состоянии, лежала, не вставая, и, наверно, умерла бы от голода, если бы, собрав всю свою волю, не пошла на курсы медсестер. Шейна стремилась на фронт: ничто не держало ее в тылу, а смерти она не боялась. И еще ей хотелось убить хотя бы одного немца. Несмотря на то, что ее близких расстреливали литовцы, немцы их направляли, поощряли и позволили убивать, потому что именно они решили истребить всех евреев. Это Шейна хорошо понимала.
Слушая Шейну, Юда снова переживал рассказ Ривы. И хотя от Ривы он узнал о гибели семьи, то был рассказ со счастливым концом. Рива с ребенком не погибли, им удалось спастись, а Шейне повезло меньше. Она уцелела, но казнила себя сама, ибо видела гибель своей семьи и осталась после этого жить. Как только у нее рассудок не помутился? Нет, она человек нормальный, вот только голос и взгляд…
Юда встал. Шейна продолжала сидеть не двигаясь, а затем покачнулась, уронила голову и неожиданно для Юды пронзительно и горько зарыдала. Успокаивающим, как ему казалось, движением Юда ладонью провел по ее волосам, но Шейна сбросила его руку. Понимая, что ничем не может ей помочь, он вышел за дверь и побрел не разбирая дороги, пока не вспомнил, что должен вернуться в роту. Хотя время было позднее, лейтенант Грибаускас, словно специально кого-то поджидая, стоял у входа. Юда знал, что ему несдобровать, но случилось невероятное. Взглянув на Юду, Зверь посторонился и молча дал ему пройти. Сам же Юда не видел своего лица, но если бы увидел – все понял.
Эдуард Дипнер
Родился в Москве. Окончил Уральский политехнический институт (заочно). Инженер-механик. Работал начиная с 16 лет рабочим-разметчиком, затем конструктором, главным механиком завода. С 1963 года работал главным инженером заводов металлоконструкций в Темиртау Карагандинской области, в Джамбуле (ныне Тараз), в Молодечно Минской области, в Первоуральске Свердловской области, в Кирове, а также главным инженером концерна «Легконструкция» в Москве. С 1992 по 2012 год работал в коммерческих структурах техническим руководителем строительных проектов, в том числе таких, как «Башня 2000» и «Башня Федерация» в Москве, стадион в Казани и др.
Пишет в прозе о пережитом и прочувствованном им самим.
Остров Мечты
рождественский рассказ
Самолет резко опустил левое крыло, и земля далеко внизу пошла ему навстречу, круто накренившись, и закружилась в плавном, медленном движении, отчего у Герки в восторге захватило дух. Земля была бугристой, кремнистой, выжженной солнцем, лишенной жизни. Самолет закончил разворот, покачав крыльями, а горы внизу расступились широкой дугой, и в эту дугу ворвалась голубизна водной глади.
«Океан, Атлантический океан», – понял Герка.
Он сидел у левого окна, уткнувшись носом в прохладный пластик, и старался не пропустить ни одной детали, запечатлеть в памяти каждый штрих фантастического полета. Люся уступила ему место, ей было неинтересно четыре часа таращиться на небо и облака, и она уткнулась в книжонку, купленную накануне в Москве, книжка была о здоровом сердце. Не очень увлекательно, но хоть чем-то можно заполнить долгие часы полета.
Прозрачная голубизна внизу густела, в нее добавили синьки и усеяли белыми крупинками манки. Коротенький обрезок спички прилип к ней, оставляя за собой тоненькую белую ниточку шлейфа. Время остановилось, самолет, как попавшая в паутину муха, висел неподвижно в центре гигантского голубого кокона без границ и ориентиров. Но вот впереди, там, где небо смыкалось с океаном, появилась расщелина, она росла, заполняя горизонт, и из нее вылепился темный конус. Ровный, мерный гул самолета стал глуше, самолет клюнул носом, и навстречу с ускоряющейся стремительностью понеслись скалы, одетые белой пеной. Уставший самолет весело пробежался по посадочной полосе и лихо подкатил к невысокому зданию аэропорта. Герка вышел на причаленный трап, вдохнул сказочно-теплый, наполненный дивными ароматами воздух и узнал его. Это был воздух Острова Мечты, мечты его далекого детства.
Среди плоской казахстанской степи затерялся поселок Трудовой – кучка мазанок, прилепившаяся к речушке Шидертинке, ближайшая станция железной дороги – в двадцати восьми верстах. Ветер, родившись далеко на юге, в Заилийском Алатау, ничем не задержанный, гуляет по безбрежной степи, поднимая фонтанчики пыли, высушивая каменистую почву; осенью он гоняет стеблистые шары перекати-поля, или курая по-местному, и они катятся вперегонки, чтобы рассеять свои мелкие семена. Эти семена взойдут будущей весной, короткой и ветреной. Серо-зеленые побеги вцепляются в бесплодную каменистую почву, чтобы осенью высохнуть и сорваться в безумном нескончаемом беге. А зимой ветер поднимает снег, скупо выпавший в степи, и несет его плотными струями. Тяжко приходится путнику, попавшему в степной буран. Ветер заметает дорогу, превращает окружающий мир в сплошное белое полотно, сечет лицо, забивает глаза, валит с ног. В ровной, как стол, степи нет дорог, негде укрыться от беспощадного ветра.
Ветры революций, войн и репрессий реяли над страной, срывали людские судьбы с привычных, заселенных предками мест и несли их по бескрайним просторам пустынных земель нелепо огромной страны. И катились, как перекати-поле, людские судьбы, задерживаясь лишь вышками лагерей и сетью военных комендатур. В двадцать девятом сюда привезли с Северного Кавказа и выбросили в безлюдную, голую степь несколько семей кубанцев и осетин, умелых и старательных земледельцев, обрекли на гибель, такие не были нужны советской власти. Но они выжили.
Рыли землянки в сухой, каменистой земле, научились выращивать хлеб и овощи в бесплодной почве, развели скот, организовали колхоз «Трудовой», ставший со временем лучшим в районе. Но вихри репрессий доносили сюда все новые обломки людских судеб и трагедий. Тридцать первый год, тридцать седьмой, сорок первый, сорок четвертый… Казаки с Дона, московские немцы, чеченцы и ингуши жили теперь здесь бок о бок. Их соединяло чувство несправедливости, причиненной всем им.
Он носил, как гирю, тяжеловесное нерусское имя Герман. Как обреченный пушкинский герой. Он чувствовал себя неловко под гнетом этого имени и откровенно завидовал мальчишкам с простыми, понятными именами: Иван, Петро, Грицко. Дед Иосиф Михайлович, выходец из немецкого Поволжья, был терзаем романтическим духом Шиллера и Гёте и давал своим внукам звучные литературные имена: Альфред, Виолетта, Инесса. Наверное, он считал, что звучные и нарочито красивые имена сделают их жизнь необычной, возвышенной. Русские невестки Иосифа Михайловича сопротивлялись как могли, но тесть был непререкаемым авторитетом в семье. Избежала этой участи лишь старшая, Нина. Она родилась в Баку, где проходил военную службу отец, Иосиф Иосифович.
Семья Герки, восемь человек, включая дедушку и бабушку, была выслана из Москвы в августе сорок первого и после долгих скитаний через полстраны поселена в этом степном поселке. Крохотная мазанка с земляным полом, три глиняных ступеньки с улицы вниз, в небольшое оконце низко над землей видны только ноги проходящих мимо. Вся мебель – это нестроганые доски нар, а трое малышей сгрудилась на полатях печки, обогревавшей мазанку. Все удобства для справления нужды – на улице, за кучей мусора, а вода – в жестяном ведре на колченогом табурете, принесенная из колодца, в двухстах метрах по улочке поселка.
Горькое ощущение несправедливости, совершенной над ним и его семьей, будет сопровождать Герку всю жизнь. Он понимал, что шла война, что немцы-гитлеровцы вероломно и несправедливо напали на его страну.
«Но ведь мама у нас русская, мы все считаем себя русскими и готовы защищать нашу страну, – думал он. – Когда началась война, старшие сестра и брат по ночам дежурили на крыше, чтобы тушить зажигательные бомбы, которые фашисты сбрасывали на Москву. За что же нас, как врагов, выселили из нашей столицы и загнали в эту землянку?» Вернуться в Москву, исправить несправедливость – стало его затаенной мечтой.
Он вернется в столицу как главный инженер крупного всероссийского промышленно-строительного объединения… спустя сорок семь лет. Он пройдет путь от рабочего-разметчика до инженерных высот. На этом пути будут взлеты и падения, решимость и отчаяние, заводы, которые нужно было ему вытаскивать из бедственных положений, бессонные ночи и тяжкий, от взятой на плечи ответственности, труд.
А пока над затерянным в степи поселком завывает буран. Ветер яростно бросает в низкое, над землей, оконце горсти снега, растет сугроб за окном, и землянка погружается в снежную могилу. Вот уже завалено окошко, сугробом завалена дверь, вся семья сидит, тесно сгрудившись, слушая завывания ветра в печной трубе. Наступает время чтения.
Герке семь лет, он тощий, золотушный и болезненный от бескормицы, но уже читает бегло и назначен главным чтецом. Книжек было три: «Жизнь на льдине» Папанина, «Рассказы о животных» Сетона-Томпсона и «Водители фрегатов» Н. Чуковского. Одна из московских семей привезла с собой самое ценное, что у них было, – связку книг, и Гер-ка, тщательно вымыв руки и нос, отправлялся в этот дом с просьбой дать почитать. Взамен приносил томик Пушкина и «Жизнь животных» Брема, что привезла с собой старшая сестра Нина.
Четверка героев – Папанин, Фёдоров, Ширшов и Кренкель, – высадившись на дрейфующую льдину на Северном полюсе, стойко сражается с полярными морозами и метелями, изучает Северный Ледовитый океан, чтобы советские ледоколы смогли плавать в этом океане и чтобы Северный полюс был нашим, советским. Они живут в палатке, засыпаемой снегом, и по радио сообщают в Москву о своих исследованиях. У них есть электрический движок, и неярким светом горит в палатке лампочка.
В мазанке, где живет Герка, нет электричества и зажигается коптилка. В блюдечко налито чуть-чуть черного мазута, который принесла из тракторной бригады мама, – она работает там учетчиком-заправщиком, – из мазута высовывается ватный фитилек, от крошечного трепетного пламени тянется к потолку нить копоти. Когда Герка читает, зажигаются еще два фитилька, чтобы было светлее. Все сидят тихо, зачарованно глядя на горящие язычки, и начинается волшебство. Раздвигаются стены, уходит вверх низкий закопченный потолок. В прерии Куррумпо выходит на охоту старый седой великан-волк Лобо, наводя страх на ковбоев. Охотник Ян идет по следу оленя, вожака оленьей стаи, и маленькая отважная куропатка Красношейка защищает своих птенцов от злой лисицы.
Но самой увлекательной и чудесной была книжка «Водители фрегатов». Отважные капитаны Джеймс Кук, Жан Лаперуз, Дюмон Дюрвиль выводили из гаваней свои крутогрудые фрегаты, отправляясь на поиски новых земель в безбрежных водах, и свежие ветры наполняли их белоснежные паруса. Они покидали Европу и плыли на юг по Атлантическому океану. Их трепали штормы, но они смело продолжали свой путь. Неделя за неделей плыли они по водным просторам, сопровождаемые резвыми дельфинами, летучими рыбами и фонтанами китов на горизонте, пока наконец от дозорного матроса, сидевшего в корзине на топе самой высокой мачты – грот-мачты, не доносился крик: «Земля-я-я!» И вся команда фрегата высыпала на палубу, наблюдая, как на горизонте вырастает конус острова. Берега острова были круты, и снежно-белый прибой разбивался о скалы. Но, обогнув остров, они попадали в тихую бухту и бросали якоря, чтобы запастись свежей водой и едой, набраться сил и продолжить затем свое отважное плавание.
Герка был там вместе с мореплавателями, вместе с ними он ступал на берег, где с гор бежали кристально чистые ручьи, пальмы склоняли широкие перистые листья к океанскому прибою и диковинные птицы кричали пронзительными голосами, а свирепые туземцы гуанчи прятались за скалами и переговаривались свистом. Самое удивительное было то, что они были белокожими, эти гуанчи. И рыжими, как Герка. Герка обязательно научится свистеть, как гуанчи. Шорохом листвы и журчаньем воды звучало волшебное название острова – Те-не-ри-фе.
Конечно, он понимал, что это – волшебная, недостижимая сказка, и даже не мечтал о том, что можно очутиться на этом острове. Но уж очень красивой и сладкой была сказка.
Как всегда, договор подписывается тогда, когда почти не остается времени на работу. Две недели подбирал материалы, считал расходы, разрабатывал узлы, рассчитывал ветровые нагрузки, ломал голову, как провести и смонтировать конструкции, вытягивал из архитекторов их условия и спорил с ними. Уже сделал перечень болтов, гаек, грунтов, эмалей, тросов; начертил рабочие чертежи, составил договор. Кажется, все предусмотрел. До Нового года рукой подать, а заказчик все тянет время, не подписывает договор, торгуется из-за каждого рубля.
Только десятого декабря наконец объявляется разгоряченный Юра Рубцов:
– Все, договор подписан, аванс перечислен!
Герман работал главным инженером строительной фирмы «Стройсталь» у своего давнего приятеля Валентина Рубцова. Это только на бумаге он был главным, а на деле все приходилось делать самому. Фирма была небольшая, лишних людей Валентин не держал, все работали напряженно, занимаясь своими строительными объектами.
В начале девяностых Герман и Валентин работали главными инженерами концернов в одном крупном министерстве – Минмонтажспецстрой СССР. Вот такое вот было мудреное название, сразу и не выговоришь. Встречались по работе, хорошо знали друг друга. В девяносто третьем лопнуло, как мыльный пузырь, всемогущее министерство, и оба они ушли в свободное рыночное плавание. Валентин Рубцов основал строительно-монтажную фирму «Стройсталь» на Большой Садовой, у Кудринской площади, сохранил лучших специалистов своего концерна. А Герман вместе с товарищами по работе организовал товарищество на паях «Лемекс». Но так случилось, что в товарищах согласья не стало, товарищество распалось, и Валентин Рубцов позвал Германа на работу к себе. Валентин был мудрым человеком, он постепенно отходил от дел, передавая руководство своему сыну Юре.
Накануне, в середине ноября, Юре позвонила Марина Черненко:
– Есть интересная работа, приезжайте посмотреть.
Марина работала ведущим инженером дизайнерской фирмы «Эдельвейс». Ей удалось собрать интересных, творческих и остроумных ребят, они закупили в Европе хорошие дизайнерские программы и работали с современной светотехникой – светодиоды и схемы управления ими.
Несмотря на романтическое имя, «Эдельвейс» размещался на скромных задворках бывшей промышленной Москвы, на Сигнальном проезде, что в Отрадном. В бывшей ремонтной мастерской пахло канализацией, на столах стояли современные мощные ноутбуки, а на стене красовалась любовно оформленная стрелка с надписью «Tualett» (сортир). Марина ждала Юру с Германом в своей каморке на втором этаже. На экране ее компьютера красовалась картина: устремленный в небо конус рождественской елки, переливающейся разноцветными огнями в окружении четырех шарообразных деревьев, горящих синим и голубым сиянием.
– Вот, – сказала Марина, – мы выиграли в правительстве Москвы конкурс на новогоднее оформление Манежной площади. Хотите принять участие? Наш дизайн и вся электроника, ваше – железо и монтаж. Но вы должны понимать, это центр Москвы, это высочайшая ответственность, все нужно сделать высочайшего качества и в срок. Иначе нам голову с плеч, да и вам не поздоровится. Ну как, беретесь?
Юра пытливо посмотрел на Германа.
– От таких заказов нельзя отказываться, – ответил тот. – Это работа высшей категории. Конечно, возьмусь, но при условии: мне предоставляются все полномочия по этой работе и все мои требования должны исполняться в первую очередь.
До Нового года оставалось двадцать дней, а предстояло сделать… о-го-го! И началась погоня за упущенным временем. Нужных труб не находилось на складах в Москве, обещали привезти в течение недели. Но этой недели не было у Германа! Приходилось идти на замены, исправлять чертежи. Деревья были огромными – высотой шесть метров, четырех, четырех с половиной и пяти метров в диаметре, а елка была вообще громадиной – тридцать метров в высоту, шесть метров в ширину. Везти таких гигантов в центр Москвы по суматошным, забитым предпраздничной суетой улицам столицы было, конечно, невозможно, все предстояло собирать на месте. Конструкции взялись изготовить в короткий срок ребята из подмосковного Королёва на заводе «Энергия». Еще совсем недавно этот завод работал напряженно, без отдыха и выходных делал ракеты, а теперь в его цехах было пусто и гулко. Но остались рабочие руки, которые умели делать все. Для этих ребят главным было не зарабатывание денег, а сделать работу точно и красиво.
– Где? На самой Манежной площади будет стоять? Не волнуйтесь, сделаем все в лучшем виде! Везите быстрей металл.
Герману предстояло выдержать войну с завгаром Коваленко и обязательно победить! Коваленко был начальником автотранспортного цеха «Стройстали», чрезвычайно гордился этим пышным титулом и обижался, когда его запросто именовали завгаром. Вальяжный, золотозубый, он до Рубцова работал в гараже министерства, умел подать черную «Волгу» к подъезду точно «ноль в ноль» и услужить жене замминистра по интимному звонку. Работа завгаром была совсем ему не по душе. Доставание запчастей, латание потрепанных ЗИЛов, рассылка их по строительным объектам – это была проза, недостойная Коваленко.
– Всем давай машины! – орал он в телефонную трубку. – А Коваленко один! Я вам рожу, что ли, эти машины? Еще и кран вам нужно?
Единственным авторитетом для него был Рубцов-старший, вызывавший Коваленко время от времени на ковер для пропесочивания. После очередного вызова Коваленко в три дня доставил весь металл в Королёв, а Герман приобрел злейшего врага.
В десять дней конструкции были изготовлены, заварены, зачищены, зашпаклеваны, аккуратно упакованы и сверкали эмалью после сушки в печи. Предстояло доставить их на место. Въезд в центр Москвы грузовой техники разрешался по спецнаряду с десяти часов вечера до шести утра.
Страшенными словами ругался Коваленко с Германом.
– Где я вам найду длинномер, да еще ночью? – кричал он в телефонную трубку. – Да еще автокран с сорокаметровой стрелой? Да еще автобус на всю ночь для рабочих? Доставайте сами!
Герман выслушал весь сопроводительный мат и терпеливо настаивал:
– Да, длинномер, и кран, и автобус, и еще разрешение ГАИ на въезд.
Когда голос завгара достиг высот визга, подключился Юра:
– Вот тебе час, чтобы был здесь, в офисе!
Коваленко появился через полтора часа, получил от Юры деньги на непредвиденные расходы и, матерясь под нос, уехал.
Двадцать пятое декабря, решающий день. С десяти часов вечера Герман дежурит на Манежной площади. Надрываются мобильные телефоны. В одиннадцать приезжает автобус с монтажниками и бригадиром Кравчуком. Коля Кравчук был родом из Тернополя, с Западной Украины, оттуда же были его монтажники. Украинские западэнцы работали у Рубцова уже много лет, и Герман не встречал рабочих лучше их. Они месяцами жили в общежитии в Болшево, зароблiвалы грошi для своих оставленных на Украине семей и были безупречно надежны и трудолюбивы. А Мiкола Кравчук, ставший в России просто Колей, двадцати пяти лет, уже стал россиянином. Украинская жена его умерла три года тому назад, Коля женился на русской дiвчiне и получил гражданство России.
Включены прожекторы, и все в ожидании. Ох уж это ожидание! Не умел Герман набраться терпения и ждать. В одиннадцатом часу Юра сообщил ему по мобильнику: «Машина загрузилась конструкциями и направилась в Москву, но у Коваленко телефон не работает, он вообще со сложной техникой не ладит, то ли забыл включить, то ли разрядился. Ну я ему задам на ближайшей оперативке!» Время движется со скоростью улитки, только доносится время от времени бой часов на Спасской башне. Москва не спит в предпраздничный вечер, мимо Манежной по Моховой густыми рядами движется автомобильное стадо. А машине с конструкциями предстоит пройти по Ярославке. Ярославское шоссе для Германа – самая ненавистная магистраль с вечными пробками, с постоянными ремонтами мостов и путепроводов. Где она, эта машина? Застряла в пробке? Сломалась по дороге? Попала в аварию? Что только не лезет в голову, когда сам не можешь ничего изменить! Две недели напряженной работы – и все летит под откос, потому что завтра будет поздно, не успеют! Молча, терпеливо ждут в автобусе монтажники. Куранты на Красной площади пробили полночь. Может быть, послать машину по пути следования большегруза? Но Юра уже отключил на ночь свой мобильный телефон. Переживет ли Герман эту бесконечную ночь?
Машина появилась, когда уже исчерпался предел терпения, когда он собирался сесть в машину и ехать искать грузовик в бесконечной суматошной Москве. В половине первого, тяжело ревя мотором, огромная машина выруливает на площадь, из кабины вываливается сам Коваленко и, возбужденно брызгая золотой слюной, кричит, что в гробу видел эти приключения, что «три раза откупался от гаишников, по пятьсот рублей, меньше не берут!» Кто его проверит? Но главное сделано! Всё на месте, и все включаются в работу. Конструкции аккуратно, мягкими стропами, разгружены, разложены на подкладках, и начинается сборка и монтаж. Работа идет круглосуточно, две бригады работают по двенадцать часов, сменяя друг друга, и Герман по пятнадцать часов на площадке, объясняя, проверяя каждую мелочь. Хотя в этой работе нет мелочей и нет права на ошибку. Подключаются к работе монтажники из «Эдельвейса», привозят горы светодиодов, проводов, монтируют схему управления.
Морозное солнечное утро тридцать первого декабря. Высоко в небо устремилась стилизованная елка с треугольниками лап и разноцветными гирляндами, спиралями поднимающимися к вершине, на которой горит рождественская звезда. Огромные снежно-белые сквозные шары деревьев парят в искристом воздухе. Последние, заключительные работы: натяжка крепежных тросов, прогонка в маршевом режиме электрических цепей, отчего все загорается огнями в сказочном беге. Все сошлось, все получилось. Ожила рукотворная сказка, чтобы две недели радовать москвичей. Приезжают какие-то городские комиссии, и Юра Рубцов, солидно разводя руками, что-то им объясняет и показывает. А для Германа главная комиссия – это жена Люся, он привез ее из дома.
– Ух! Какое все огромное! – восхищается Люся. – Я думала, все будет меньше. И как только ты сумел – всю эту громадину!
Сегодня морозно, мерзнут руки и ноги, приходится отплясывать, чтобы согреться.
– Гера, я совсем окоченела, давай спустимся в торговый центр. Кстати, стыдно признаться, уже три года как открылся, а мы живем в Москве и ни разу там не были.
Внизу, под площадью, ярко и празднично. В общем-то, это никакой не торговый центр, это витрина столицы, рассчитанная… Герман не понял, на кого это рассчитано. Здесь никто ничего не покупает. Зеваки, такие же случайные, как наши герои, бродят здесь, рассматривая диковинное заграничное тряпье и не менее диковинные цены. Длинноногие продавщицы, точно сошедшие со страниц глянцевых журналов, с привычно-безразличными лицами, подобны манекенам и отличаются от них только скукой на лицах.
Герман давно уже стащил в головы шапку, расстегнул свою утепленную куртку и чувствовал неуклюжесть и неуместность своего строительного костюма среди этого нарочитого великолепия. Озираясь на очередную витрину, он чуть не натолкнулся на столик в углу.
– Извините, – пробормотал он девице, сидевшей за столиком.
– Ничего-ничего, – ответила та, – вы попали в самый раз. У нас разыгрывается предновогодняя бесплатная лотерея.
Бесплатная лотерея! Ну уж увольте. Он знал уловки московских мошенников. Сначала обещание выигрыша, халявы, а потом тебя, расслабившегося, обведут, как последнего лоха. Недавно на эту удочку попалась сестра Нина, приехавшая погостить из Караганды. На выходе из метро вот так же ей предложили поучаствовать в совершенно бесплатной лотерее, и она тут же выиграла телевизор. Но вдруг оказалось, что случайно, по ошибке на один телевизор оказалось двое выигравших. Второй счастливец сыскался тут же, он мялся, топтался на месте, и, чтобы не обидеть хорошего человека, Нине предложили дать ему отступного, сущую безделицу, двести рублей, и телевизор – вот он! – остается за ней. Конечно, она согласилась, и после этого, пока Нина застегивала сумочку, мгновенно испарились все участники этой аферы вместе с телевизором.
– Спасибо, – сказал Герман, – я не играю в азартные игры. Мне в них никогда не везло.
– Но вы ничем не рискуете, – обаятельно улыбнулась девица. – И потом, знайте, перед Новым годом случаются чудеса. Вдруг вам повезет? Рискнем?
Герман твердо знал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Но сегодня был особенный, удачливый день. Его работа там, наверху, успешно завершалась, и он решительно крутанул лотерейный барабан, стоявший на столике. Ему не повезло и на этот раз, его номер оказался пустым, и Герман облегченно вздохнул.
– Не отчаивайтесь, – сказала девица, – может быть, повезет вашей спутнице?
Люсю не нужно было упрашивать, и пластиковый барабан тут же выдал ей счастливый билетик.
– Вы выиграли фотоаппарат! – воскликнула фея за столиком. – Пойдемте получим ваш выигрыш. Это рядом, напротив.
Напротив размещалось небольшое бюро с надписью «Туристическое агентство Tropicana travel», и голубенькие волны омывали песчаный берег с пальмами на его афише. Внутри вкусно пахло кофе и чем-то еще особенным, тропическим, а за столом, заваленным проспектами, сидела еще одна фея.
– Садитесь, пожалуйста, – ласково улыбнулась она. – Меня зовут Наташа. Можете раздеться. Пока разыщут и принесут ваш выигрыш, я расскажу немножко о нашей компании. Она не очень большая, но всемирно известная. Мы предоставляем нашим клиентам лучшие места отдыха по всему миру. Вы можете познакомиться с предложениями в наших проспектах. Это частная компания, у ее владельца, англичанина, в собственности комплекс апартаментов на острове Тенерифе…
Тенерифе! Тонкая электрическая игла пронзила Герку. Тот самый Те-не-ри-фе, сказочный остров, который являлся ему в мечтах в далеком-далеком детстве! Сегодня у него был особенный день, он чувствовал, он понимал это.
– У нас неделя предновогодних скидок, скидки большие, до тридцати процентов, – продолжала Наташа, – и сегодня – последний день, так что у вас есть шанс осуществить свою мечту.
Как она угадала? Как она узнала о его, Геркиной, затаенной мечте? Несомненно, Провидение говорило сегодня с ним голосом Наташи, и сопротивляться Судьбе было бесполезно.
– Я вижу, вы решились. Вам помочь c выбором? – продолжала очаровывать Германа волшебница за канцелярским столом.
– Да нет, выбор для меня очевиден, это Тенерифе. Только… А завтра нельзя? У меня с собой нет ни денег, ни документов, а съездить домой я не успею.
– Завтра нельзя, завтра мы не работаем, и сегодня – последний день скидок. Но это решаемая проблема. Вы живете в Москве? Я вам дам машину, она отвезет вас домой и привезет обратно. Вы оплачиваете аванс, а остальную сумму вносите в течение пяти дней. Договорились? А пока вы ездите, мы с вашей очаровательной женой подготовим договор.
– Подожди, Гера, не торопись, – дергала его за рукав Люся. – Нужно подумать, обсудить…
Но остановить Германа было уже невозможно. Через два часа он уже подписывал договор: апартаменты на Playa Adehe, Tenerife, two weeks.
Людмила, конечно, отлично знала о свойстве мужа совершать скоропалительные и необдуманные поступки, но такое…
– Так не бывает, – шептала она, – тебя уговорили и обманули, провели вокруг пальца…
Кстати, выигранный Люсей фотоаппарат оказался детской игрушкой, правда, действующей, и его подарили внуку Антону.
В конце февраля они улетали из снежно-слякотной, серой Москвы. Летели на сказочный остров в тропическом океане, где их ждали теплое море, шорох пальм и журчанье чистых ручьев.
Детские сказки иногда становятся явью, но для этого нужно ждать, терпеть, работать, стиснув зубы, много-много лет.
Александр Зубрицкий
Родился в г. Северо-Курильске Сахалинской области в семье медиков. Окончил 11 классов вечерней школы рабочей молодежи, Свердловский государственный медицинский институт и интернатуру по патологической анатомии. Работал санитаром, врачом, заведующим отделениями больниц и являлся главным внештатным патологоанатом Свердловской железной дороги. В настоящее время неработающий пенсионер.
Автор более 260 публикаций без соавторства, в том числе 22 книг (13 в бумажном формате, 9 в электронной версии), пособий и справочника. Среди них автобиографический очерк «Глухая стена» (на русском и английском языках), «Mesotheliomas – Synonyms and Definition, Epidemiology, Etiology, Pathogenesis, Cyto-Histopathological Features, Clinic, Diagnosis, Treatment, Prognosis», «Кто есть кто в патологической анатомии в России», 6 монографий в электронном формате «Памятные даты патологоанатомов России» (2015–2020) и «Юбилейные и памятные даты патологоанатомов России за 4 года» (2018).
Сергей Семёнович (Симеонович) Абрамов
(14.09.1875 – 21.08.1951) – к 70-летию со дня смерти
реферат
Представленная работа повествует о трудном, но интересном жизненном и творческом пути российского патологоанатома и бактериолога, доктора медицины, профессора патологической анатомии и бактериологии Сергея Семёновича (Симеоновича) Абрамова (14.09.1875 – 21.08.1951), который родился в г. Нахичевани-на-Дону[5]в семье чиновника. Окончив гимназию и переехав в Москву, он завершил свое высшее образование в Московском университете, получив степень лекаря с отличием, где в последствии состоялась защита его докторской диссертации. Сферой его научных интересов были общая патология, патологическая анатомия, бактериология, проблемы иммунитета. Обладая огромным трудолюбием, целеустремленностью и любовью к научной деятельности и несмотря на судьбу скитальца, которая забрасывала его в разные уголки как России, так и зарубежья, он всегда находил себя в роли талантливого организатора с большой педагогической способностью и широкой научной эрудицией. С. С. Абрамов был заметным ученым-патологоанатомом, энтузиастом внедрения бактериологических и других лабораторных методов исследования трупа, а также издания русских переводов книг, но одной из его главных заслуг было то, что он вошел в историю мировой медицины с эпонимом «миокардит Абрамова-Фидлера» (библ., 12 источников).
Ключевые слова: Сергей Семёнович (Симеонович) Абрамов, ученый-патологоанатом и бактериолог.
21 августа 2021 г. исполнилось 70 лет со дня смерти российского патологоанатома и бактериолога, доктора медицины, профессора патологической анатомии и бактериологии Сергея Семёновича (Симеоновича) Абрамова.
Он родился 14 сентября 1875 г. в г. Нахичевани-на-Дону в семье чиновника. Прадед С. С. Абрамова – Иван Абрамович Абрамов (Ованес Абрамян), дворянин, уроженец г. Кафы (Феодосия), суворовский офицер, участник русско-турецких войн и дипломатических миссий, один из основателей Новой Нахичевани и ее первый градоначальник [2, 8, 10]. Супругой С. С. Абрамова была Любовь Ивановна Абрамова (урожденная Дестеревская) – певица, педагог, профессор по классу пения в Софийской музыкальной академии и в Русской консерватории в Париже, организатор проведенного там музыкального вечера Русского академического союза, одновременно преподаватель в музыкальной школе Русского народного университета [9, 11].
После окончания гимназии в Ростове-на-Дону Абрамов поступил на медицинский факультет Харьковского университета, но проучился здесь всего два года – с 1894 по 1896-й. Затем он перебрался в Первопрестольную, в 1899 г. окончил Московский университет со степенью лекаря с отличием и был оставлен там стипендиатом для совершенствования образования.
В 1905 г. Абрамов защитил диссертацию на степень доктора медицины по теме «Материалы к изучению патогенеза желтухи. Об изменениях печени при разных видах желтухи». В 1909–1911 и 1913 гг. Сергей Семёнович находился в заграничной командировке в Германии, Австрии, Франции и Швейцарии с целью ознакомления с постановкой преподавания патологической анатомии и бактериологии, а в 1910 г. во Франкфуртском институте экспериментальной терапии у нобелевского лауреата, профессора Пауля Эрлиха успешно завершил работу по изучению влияния реакции среды на феномен связывания комплемента [6].
До 1901 г. Сергей Семёнович работал на кафедре патологической анатомии под руководством профессора М. Н. Никифорова, получив последипломную специализацию [4]. С февраля 1901 по 1905 г. он – прозектор Николаевской городской больницы в Ростове-на-Дону, построивший за свой счет на ее территории современный клинический городок Ростовского медицинского университета и организовавший, а также оборудовавший первый так называемый патологоанатомический кабинет, ставший первой прозекторской в Ростове и, вероятнее всего, на всем юге России.
В 1906 г. избран приват-доцентом Московского университета по кафедре патологической анатомии и в том же году назначен сверхштатным ассистентом. В 1906–1908 гг. читал курс патологической анатомии заразных болезней, а с 1908 г. дополнительно и курс бактериологии. Одновременно в 1908–1912 гг. работал прозектором в детской больнице Святой Софии; в 1912–1918 гг. – в Московском генеральном военном госпитале; в 1915–1920 гг. – в Московском воспитательном доме; в 1913–1917 гг. – профессор патологической анатомии и бактериологии в Московском женском медицинском институте; в 1909–1919 гг. – заведующий отделением экспериментальной патологии и испытания сывороток в Московском бактериологическом институте имени Ф. М. Блюменталя, где занимался получением и испытаниями противодифтерийной сыворотки, противотуберкулезным иммунитетом, при этом опубликовав серию работ по бактериологии и серологии, включая весьма ценное, переизданное несколько раз в нашей стране и за рубежом практическое руководство «Патогенные микроорганизмы» [5]; в 1918 г. – заведующий лабораторией Главного военно-санитарного управления Красной Армии и параллельно ученый секретарь медицинского университета; в 1918–1920 гг. – совмещение обязанностей профессора кафедры бактериологии Государственной Московской высшей медицинской школы (бывший Женский медицинский институт, позднее – 2-й Московский медицинский институт) с обязанностями профессора кафедры патологической анатомии медицинского факультета Московского университета. В сферу научных интересов С. С. Абрамова входили общая патология и патологическая анатомия, бактериология, проблемы иммунитета [1].
Следующий этап жизненного и творческого пути С. С. Абрамова начался с эмиграции, поскольку последствия Гражданской войны в России сделали дальнейшую научную работу практически невозможной, тем более что в архивах сохранилась его эмигрантская анкета, где он обосновал свое решение необходимостью продолжить научную деятельность в более способствующих этому условиях. Поэтому в 1920 г. он через советско-польский фронт перебирается в Берлин, где в течение года работает в университетском Патологическом институте, изучая патоморфологию экзантем на материале, обильно поставляемом эпидемиями военных лет, и даже публикует статью на эту тему. В Германии он редактировал русскоязычный журнал «Врачебное обозрение» и сотрудничал с издательством «Врач». Именно это русско-немецкое издательство несколько раз переиздавало его руководство и атлас патогенных микроорганизмов, выпустило в его переводе с немецкого учебник патологической анатомии Г. Шмауса [12]. В этот период выходят его брошюры, посвященные современным проблемам иммунологии и органотерапии как средству омоложения в геронтологии. В эмиграции Сергей Семёнович занимался главным образом изданиями переводных и оригинальных источников – учебников по патологической анатомии, которые он переводил на русский язык. Эти переводные издания направлялись в Россию для русских врачей и студентов и долгие годы пользовались большим спросом у патологоанатомов нашей страны. В 1921 г. С. С. Абрамов избирается ординарным профессором Софийского университета, где основывает первую в университете кафедру общей патологии и патологической анатомии, которой заведует до 1924 г. В Болгарии на болгарском языке публикует «Патологични процеси» – первый в истории этой страны учебник по патологии – и избирается председателем правления Союза русских врачей. В 1921–1923 гг. – член редколлегии и редактор журналов «Врачебное обозрение» и «Врачебный вестник».
Условия для научной деятельности складывались не самым благоприятным образом, следовательно, в 1925 г. ученый с супругой переехал во Францию, где преподавал на русском факультете Парижского университета [9]. С. С. Абрамов входил в правление Общества русских врачей имени Мечникова и Общества бывших воспитанников Московского университета. Для пополнения кассы взаимопомощи Общества русских врачей организовывал ежегодные вечера, сочинял для них скетчи, оперетты, пародии. Читал лекции на курсах ухода за больными в Русском народном университете при Русском студенческом христианском движении. Выступал с докладами на собраниях Общества русских врачей-участников Великой войны. В 1936 г. в Париже на съезде Объединения русских врачей за границей С. С. Абрамов был избран председателем его правления. Основал лабораторию медицинских анализов и руководил ею.
Сергей Семёнович был заметным ученым-патологоанатомом, энтузиастом внедрения бактериологических, иммунологических и других лабораторных методов исследования, а также издателем книг по специальности «патологическая анатомия», переведенных с немецкого и французского языков на русский. С. С. Абрамов особенно прославился тем, что вошел в историю мировой медицины с эпонимом «миокардит Абрамова-Фидлера» [7]. Считается, что он описал дилатационную кардиомиопатию раньше, чем Фидлер – миокардит.
В 1941–1945 гг. жил и работал патологом в Германии. После 1945 г. уехал в США [3].
С. С. Абрамов скончался 21 августа 1951 г. в возрасте 75 лет в небольшом городке Хэтхауне (США).
1. Абрамов Сергей Семёнович (Симеонович). Летопись Московского университета (дата обращения – 15 сентября 2017 г.).
2. Армянская энциклопедия фонда «Хайазг». Абрамов Иван Абрамович. Доступно по ссылке: http://ru.hayazg. info/Абрамов_Иван_Абрамович (дата обращения – 17 октября 2014 г.).
3. Армянская энциклопедия фонда «Хайазг». Абрамов Сергей Семёнович. Доступно по ссылке: http://ru.hayazg. info/Абрамов_Сергей_Семёнович (дата обращения – 17 октября 2014 г.).
4. Волков В. А., Куликова М. В. Московские профессора XVIII – начала XX веков. Естественные и технические науки. – М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2003.
5. Зубрицкий А. Н. Сергей Семёнович (Симеонович) Абрамов: к 145-летию со дня рождения. Клиническая патофизиология, 2020. 26 (3): 69–72.
6. Крылов-Толстикович А. Н. Русские врачи XVIII – начала XX веков. Доступен по ссылке: http://www.proza.ru (дата обращения – 17 октября 2014 г.).
7. Лазовскис И. Р. Справочник клинических симптомов и синдромов. 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Медицина, 1981.
8. «Википедия». Нахичевань-на-Дону: https://ru.wikipedia. org/wiki/Нахичевань-на-Дону (дата обращения – 27 июня 2020 г.).
9. Российское зарубежье во Франции (1919–2000). Биографический словарь в 3 томах под общ. ред. Л. Мнухина, М. Авриль, В. Лосской. – М.: Наука, 2008–2010. Интернет-ресурс: https://dommuseum.ru/old/?m=dist.
10. «Википедия». Ростов-на-Дону: https://ru.wikipedia.org/ wiki/Ростов-на-Дону. Дата доступа 28.06.2020.
11. Справочник коллекционера. Авт. – сост. В. В. Малинин. – Новосибирск: Независимый ПЕН-клуб «Лидар»; Сиб. гос. геодез. акад., 1997.
12. Churilov L. P. Your epoch is not for trying. It’s for living and for dying… Psychiatria Danubina, 2016. 28 (2): 191–208.
Вера Коломейцева
Поэт, также автор прозы, драматургии, философских произведений, автор музыки. Родилась в Москве в семье потомственной интеллигенции. Окончила с отличием факультет русского языка и литературы Московского педагогического института. Отлично окончила Государственные курсы иностранных языков. Работала преподавателем, переводчиком. В 1998 году вышла первая книга стихов «Праздник зимы», а в 2015 году автором было осуществлено ее исправленное и уменьшенное переиздание. В 2017 году была напечатана книга «Избранное. Поэзия. Философия. Критика».
Художественное творчество разворачивается в двух направлениях: литературном и музыкально-поэтическом, также исполнительском.
Из собрания «В предчувствии С. Н.»
Ранняя осень
Осень
И. А. С-вой
В конце ноября
Ксения Крымская
Родилась в Черниговской области, в пос. Любеч (в прошлом древнерусский город на Днепре, основанный в 882 году). Окончила Прилукское педагогическое училище им. И. Я. Франка (отделение «воспитатель дошкольных учреждений»), Нежинский государственный университет. им Н. В. Гоголя (филологический факультет). Проживает в Крыму, работает в сфере туризма. В 2021 году окончила литературные курсы им. Чехова.
Член Интернационального Союза писателей. Работы автора вошли в сборники «Иллюзориум», «Городские строки», «Новые писатели России», «СовременникЪ» (№ 22). Стихи Ксении Крымской на постоянной основе публикует районное сообщество. Финалист конкурса, посвященного «200-летию А. А. Фета».
Павшим в бою
Песня[6]
Припев: